Уже похолодало. В детской комнате под одеялом лежали Билли и Томми, так ласково их называла родная мать. Она рассказывали друг другу смешные истории, которые зачастую были понятны только им обоим. Младший жутко боялся темноты, а старший был словно его защитником. Он крепко прижимал его к себе, говоря, что никто не посмеет их разлучить, пока они держатся за руки. И тогда младший близнец хватал старшего близнеца за запястье и притягивал к своим губам, пытаясь поцеловать совсем незаметные паутинки вен на белоснежной, почти молочной коже. Они всегда были вместе, иногда казалось, что невозможно понять, где брал свое начало Билли, и заканчивался Томми. Если б известным скульпторам понадобилось бы изобразить нечто идеальное, то они бы взяли в качестве натуры маленьких близнецов, так искренне, принадлежащих друг другу. Они брали с собой под одеяло небольшой, совсем крохотный фонарик, чтоб им не было совсем страшно. Ведь если быть честными, то они оба, как и всякие дети, жутко боялись темноты, и тех образов, что подбрасывало им их воображение, когда в комнате появлялись странные тени, исходившие от обычных деревьев, склонявшихся возле их окон. От каждого случайного шороха они вздрагивали, и иногда и взвизгивали. Но от этого они становилось еще милей, и вызывали в родителях проявление более трепетных чувств. Иногда папа любил залезать к ним под одеяло руками, и одновременно начинать щекотать их пяточки. Они от страха залезали под одеяло, как можно дальше, прижимаясь к спинке кровати. Их трясло, но они не переставая, держали друг друга за руку. Это было по истине волшебное зрелище. Наблюдать за маленькими близнецами, которые так отчаянно старались скрыть друг друга от чужих глаз. Они были по-настоящему счастливы, только будучи рядом, когда больше никто не пытался ворваться в их маленькую вселенную, в которой им было так комфортно и спокойно. Каждую ночь, мама, либо отец читали им сказки. Бывало такое, что один никак не хотел ложиться спать, и чаще всего таким был именно старший близнец, в силу своего веселого нрава, ему постоянно хотелось веселиться. И тогда младший близнец прибегал к запрещенному удару. Он брал с кроватки свою маленькую детскую подушку и слезал с кровати, направляясь к выходу.
-Ты куда?
-К маме с папой!
-А как же я? - Говорил со слезами на глазах, старший брат.
-А ты не хочешь спать, вот я и ухожу. - Он демонстративно просился к маме на ручки, доказывая, что они в правду так просто сможет уйти от своего любимого братишки.
-Не надо. - Его голос срывался из-за рыданий, и словно как по цепной реакции, из глаз Билла брызнули слезы. Он никогда не мог выносить слез брата, они причиняли ему неимоверную боль. Ему хотелось подойти к Тому и слизать его слезинки кончиком острого детского язычка. Томми вскочил с кровати, поранив ножку о гвоздь, который до сих пор почему-то не вытащили из дощатой поверхности кроватки, на которой спали двое близнецов. Денег на раздельные кровати в семье не было, а братья были очень рады данному факту. Ведь для них это означало только то, что они всегда могут быть вместе, не только днем, во время игры в песочнице, но и ночью, когда на город опускалась темная тягучая, подобная патоке ночь. Им неважно было, что в детский сад они шли практически голодные, иногда замерзали, потому что не было теплых шерстяных носочков, но они грели друг друга, перетирая ладошки между собственных рук. Он упал на колени, прямо перед своей мамой Симоне, у которой в руках был маленький Билл. - Отдай. Он мой. Только мой. - Иногда могло показаться, что они относятся друг к другу, как к красивым игрушкам, но это было не так. Они просто слишком сильно были связаны между собой. Казалось, что их просто невозможно разлучить. Уж слишком крепкой была их любовь. - Отдай. Мое. Никому не отдам. Билли мой. Поняла? - Мальчик начал бить маму по коленям, ей было совершенно не больно. - Билли, ты больше не хочешь ко мне?
-Хочу, только если ты пообещаешь, что не будешь расстраивать маму, и мы сейчас же ляжем спать.
-Хорошо, ты только больше не бросай меня, и не пугай так. - Мама отпустила Билла на пол, и он тотчас же оказался в объятиях старшего близнеца. Том крепко сжал Билла, и начал кусать его за подбородок, кончик носа, показывая, что и ему было очень больно находиться без брата. Мама лишь умилялась их связи, восторгаясь такой чистой любовью.
-Ну, все. Не плачь, мужчины не должны.
-А я не мужчина, я ребенок.
-Угу, мой маленький малыш. Иди ко мне. - Он усадил брата рядом с собой и начал щекотать его, пробираясь ручками под его детскую пижамку. - Ну, что теперь будешь спать?
-Да, только не уходи. Мне без тебя страшно. - Маленький Томми мог признаться в своих страхах только младшему близнецу, ведь это было то же самое, что разговаривать с самим собой. Только с той лишь разницей, что твое отражение молчало, стараясь тебя выслушать, и не повторяло за тобой все твои движения, стараясь изобразить их без видимого искажения. Это отражение имело другой голос, интонацию, другое мнение, но они всегда сходились на одном и том же, что друг без друга им просто не справиться. Билл взял своего братишку за ладонь и потянул в сторону кроватки. Они оба взобрались на нее с ногами и легли, повернувшись, лицом друг к другу. Одновременно закрыли глазки, и чему-то искренне заулыбались. Мама не понимала причину их улыбок, но была рада, что от слез не осталось и следа. Одна поцеловала каждого из них в щечку и вместе с Йорком удалилась из комнаты. Последний раз, взглянув на своих малышей, она еле слышно закрыла дверь и отправилась спать, ведь буквально через несколько часов ей нужно будет идти на собеседование о приеме в больницу, которая находится в Магдебурге, совсем недалеко от их дома. Ей нужно было хорошенько выспаться, чтоб произвести должное впечатление на приемную комиссию.
Все же ей было необходимо найти вторую работу помимо того, что она выпекала самые вкусные булочки в местной булочной. Ей ведь было просто необходимо тащить на своих плечах семью. Она не могла перестать бороться, ведь дети верили в нее, иногда называя маму "супер герой". Она лишь улыбалась, прикрывая веки, чтоб в очередной раз не показать, что на самом деле она слаба, и не хочет, чтоб малыши видели ее слезы. Каждый раз, укладывая детей спать, она закрывалась в ванной и рыдала. Рыдала, закусив кулак, чтоб не разбудить близнецов и мужа, который из-за болезни итак слишком плохо спал. Любой шорох и он мгновенно просыпался, и все оставшееся время уже просто был не в состоянии заснуть. Она смотрела на себя в зеркало, и старалась успокоить себя тем, что скоро эта полоса закончится и на ее смену придет светлая. Скоро, совсем немного осталось ждать, и тогда жизнь наладиться. Каждую ночь Симоне рыдала от безысходности осознания того, что она не может помочь своей любимой семье. Она просто хотела, чтоб ее дети ни в чем не нуждались, и у них всегда была еда на столе, именно для малышей. Она не могла покупать им дорогое детское питание, которое им было так необходимо в их возрасте. Не могла одевать их в теплую одежду, когда на улице было -15 градусов. Тогда она расстегивала свое пальто и по очереди грела под ним каждого из близнецов. Было тяжело, но она с самого начала дала себе слова, что поборется за свою семью. Она не могла допустить, чтоб ее лишили детей. Она должна была доказать в первую очередь себе, что достойная мать, и она сможет "поднять их на ноги".
Однажды маленький Билл, сидя у нее на коленях, спросил:
-А, это правда, что нас с Томом могут разлучить?
-С чего ты взял?
-В садике сказали, что у нас нет денег.
-Глупенький, никто не посмеет вас разлучить, ты, что такое говоришь. Ну-ну, не плачь, котенок. - Мама прижала к себе подрагивающего от рыданий сына, и поцеловала ласково в макушку.
-Нет, не отдам. Никому. Они не смогут, ведь я... - мальчик добавил уже шепотом: - люблю. Я хочу, чтоб моего Томми оставили рядом со мной. Пожалуйста. Только не отбирай его. Мы что такие плохие? - Он начал еще сильнее всхлипывать и тогда в комнату ворвался счастливый Том, вращая в руках фотографию, которую сделали неделю назад в их детском саду.
-Смотри, что я принес. - Он подбежал к близнецу, и протянул ему свои руки.
-Не хочу. Мне не нужна фотография, мне нужен ты. - Он ткнул пальчиком в животик брата, так как они сидели на полу. Том немного отшатнулся и вновь приблизился максимально близко к своему маленькому близнецу. - Слышишь, именно ты мне нужен, а не клочок бумаги. Дурак. - Он стукнул его кулачком по макушке и демонстративно отвернулся, надув совсем по-детски свои губки.
-Значит так, да?
-Да, именно так. Отстань от меня. - Он еще сильнее прижался к маме, показывая, что не намерен продолжать разговаривать со своим близнецом. Тогда Том кинул Биллу фотографию, а сам выбежал из комнаты.
-Ну, и пусть идет, он мне не нужен, раз он не понимает, что мне не нужен клочок бумаги, а мне нужен он сам. Полностью. Знаешь, как обычно хотят игрушку не на время, а чтоб она постоянно была твоей. А он не понимает. Он другой. Не любит меня.
-Сынок, не говори глупостей. Ты просто еще многого не понимаешь в жизни. И поверь мне, ты и сам без него просто-напросто не сможешь. Разве это только что не твой любимый Томми ушел за эту дверь?
-Мой и только мой. Знаешь, а я бы его даже тебе не отдал, потому что ты не сможешь любить его как я. - Симоне не обиделась на эти слова, потому что знала, что они абсолютно правдивы и в них нет и намека на ложь. Они были настолько искренними детьми, что мама зачастую боялась того, что в дальнейшем их доверчивостью могут воспользоваться, и ее малыши будут страдать. В эту ночь старший близнец спал в кровати у родителей, а малыш Билли спал один. Гордость. Их общая черта характера, не позволяющая обоим пойти на примирение. Всю ночь они оба ворочались в кроватках, но не могли уснуть. Примерно в 02:38:35 они оба выбежали из спален и столкнулись в коридоре, больно ударившись лбами. Они около минуты смотрели друг на друга, а затем Том взял Билла за руку и потащил в их детскую.
-Я скучал.
-Я тоже по тебе скучал.
-Ты больше не уйдешь?
-А ты хочешь, чтоб я вернулся?
-Да, я даже нарисовал для тебя небольшую картинку. - Билл протянул Тому листочек бумаги, на котором карандашом было нарисовано два человечка, держащихся за руку. - Это ты, смотри, а это я. - Он ткнул поочередно пальчиком на каждого из человечков, разъясняя Тому, кто из них кто.
- А ты бы мог стать художником, как наша мама.
-Спасибо. - Младший братик смутился, ведь не привык, что кто-то хвалит его детские рисуночки, в которых для него было скрыто очень много смысла. - Я пойду рисовать, но только вместе с тобой. Ты будешь рисовать меня, а я буду изображать тебя.
-Хорошо, только рисовать я совсем не умею. - Так, взявшись за руки, они все же легли спать.
-Я люблю тебя.
-И я тебя люблю.
-Зачем ты убежал, мне было страшно?
-А ты не хотел брать мою фотографию, она ведь для нас. На ней мы с тобой.
-Прости, больше не злишься?
-Нет, только сначала поцелуй. - Младший близнец своими тоненькими ручками обвил шею старшего близнеца и начал звонко покрывать поцелуями его лицо, щеки, губы и нос. А заснули они как всегда в обнимку, чтоб быть ближе, и потому что было жутко холодно, даже камин, горевший в гостиной, не способен был согреть этих крохотных созданий.
***
Tom"s POV
Целый день я хожу сам не свой. Со мной такого прежде никогда не было. Я словно перестал ощущать почву под ногами. Сердце учащенно бьется. А руки до сих пор сжаты в кулаки с единственным желанием вернуться обратно в главный корпус нашего детского дома, и задать жару этому размалеванному птенчику. Хотелось посмотреть ему в глаза, просто хотелось вновь поставить его на место, заставив смутиться. Странно, но я не видел выражение его лица, когда публично оскорбил, обозвав самой настоящей шлюхой. Но я словно почувствовал, что ему нечего сказать. Хотя было видно, что он не из таких людей, кто привык быть снизу, он привык быть сверху. И неважно будь то жизненные позиции, или положение во время секса. Всегда лидер. Самоуверенный, самовлюбленный, размалеванный как баба. И что в нем находят девочки. Да, что вообще можно разглядеть за слоем его непробиваемой штукатурки. Но черт. Я ведь увидел. Помимо крашеной мордашки, что-то плескалось на глубине его глаз. Боль? Скорее всего. Но почему меня это волнует? Почему последний час у меня он не выходит из головы. Я не могу понять, чего больше во мне по отношению к нему: ненависти и презрения, или же интереса. А, скорее всего, тут все в купе. Просто для меня он относится к той категории людей, которые не способны оставить тебя равнодушным. И уже совершенно неважно, будь то ненависть или самое настоящее восхищение. Конечно, восхищаться им мне пока нет никакого смысла, да и причин тоже. И почему это я говорю пока, как будто собираюсь продолжить с ним знакомство.
У меня до сих пор не выходит из головы этот кретин, который посмел дотронуться до моей малышки. Я, конечно, понимаю, что он считает себя супер звездой, но он видимо забыл, что будет выступать не только перед кучкой богатеньких сутенеров, которым он мог бы предложить свой зад, но и перед нами. Но у меня из головы не выходит его голос. Чертов ублюдок. Чуть выше моего, с еле заметной хрипотцой, видимо, тоже любитель успокоиться при помощи сигарет. Он так по-хозяйски положил ей свои руки на талию, что у меня было всего лишь одно желание - врезать этому клоуну как можно сильнее, чтоб он больше не распускал свои руки, и не смел к ней приближаться. Когда я оттолкнул его, дотронувшись до его плеча, сквозь тело словно прошел электрический ток. Приятно, и в тоже самое время немного страшно. Страшно, что мне бы хотелось повторить это прикосновение, вернее ощущение от соприкосновения, но только не с ним. Мне даже показалось, что если не будь, надета, на моем теле толстовка, то проступили бы следы от ожогов. Я успел только заметить красивый миндалевидный разрез глаз, с черными, словно маслины, глазами. Глубокий взгляд. Безусловно, красивые глаза, но меня взбесило, что он посмел обнять ее, словно это его девушка. Я даже не заметил, как ко мне подсела Джанин. Я прижал ее к себе, как можно сильнее.
-Ты о чем задумался?
-О Билле. - Странно, но сейчас его имя не прозвучало из моих уст как издевка или желание унизить его. Слишком мягко. Черт! Неужели теряю хватку.
-Да, забудь ты о нем, просто еще один выскочка с деньгами, решил показать, что ему может достаться любая девушка. Но я ведь не все, ты же знаешь.
-Да, нет, я в тебе и не сомневаюсь. Просто он странный, вернее... Вообщем забудь.
-Неужели он настолько выбил тебя из колеи. Ты целый день ходишь сам не свой, загруженный какой-то.
-Просто, наверное, я устал. - Нежно целую ее в губу, глядя ей в глаза. Снова голос этого кретина звенит в ушах, когда он знакомится с моей Джанин, делая ей комплименты. Господи, это уже похоже на сумасшествие.
-Малыш, может, тебе стоит лечь спать.
-Скажи, а что ты почувствовала, когда он положил тебе свою руку на талию?
-Ничего, кроме отвращения. Просто я не люблю, когда не пойми, кто дотрагивается до меня.
-Это хорошо, ты же знаешь, как сильно я люблю тебя, и я жутко ревнив.
-Ну, тогда тебе нечего переживать, самоуверенные ублюдки явно не в моем вкусе. Хотя.
-Что?
-Он никогда не будет таким как ты, но я не могу не признать того, что у него...
-Красивые глаза?
-Как ты догадался?
-Просто я слишком хорошо тебя знаю, и помню, ты мне однажды сказала, что самое главное в человеке его глаза, а вернее сам взгляд. - Лгу, просто мне самому запомнился его взгляд. Хотя я видел его всего лишь долю секунды, и именно глаза, но мне этого хватило, чтоб меня словно парализовало. Глубина, тоска. - Джанин, ты не против, если я пойду немного посплю? Просто он меня взбесил своим поведением, словно он тут хозяин. Приехал, и все должны были принять его с распростертыми объятиями, прыгая перед ним на передних лапках. Как бы не так.
-Конечно, малыш, увидимся. - Она выходит из комнаты, оставляя меня одного. Встаю с кровати и иду в кабинет к нашей директрисе.
-Фрау Шванне, простите, как вам можно зайти?
-Конечно, Томми, проходи. У тебя что-то случилось?
-Нет, просто я хотел спросить про Билла Каулитц, кажется, так его фамилия правильно произносится. А почему именно он был выбран для благотворительного вечера?
-Ну, он ведь родился совсем недалеко от Магдебурга. Так что для него это было возвращением в родные края.
-А что-нибудь еще вам известно про него?
-Ну, я знаю только то, что у него погиб брат, когда он был совсем ребенком. Больше мне про него ничего неизвестно, да и он если честно не очень, то любит распространяться на тему семьи. Все же это его личная жизнь, и в принципе никто не имеет права влезать в нее.
-Но, все же вам ведь это стало известно.
-Да, потому что я читала одно интервью про него. Какой-то очень жадный до денег журналист провел собственное расследование с целью того, чтоб узнать хоть что-нибудь о его семье. Могу сказать, что это был огромный скандал, ну, и журналист добился-таки своего. Стал популярным, и довел мальчика до нервного срыва. Все же он не любит, когда касаются темы его погибшего брата, потому что это самое святое, что было, есть и будет в его жизни. Он очень дорожит своей памятью о нем. Поэтому я тебя хочу попросить, чтоб ты отнесся с пониманием к тому, что он будет моделью на нашем вечере, и еще пусть твоя маленькая банда держится от него подальше. Нам не нужны неприятности, да и ему тут будет очень трудно. Все же он вернулся туда, откуда так отчаянно старался вырваться.- Теперь я понял, откуда я видел эту непреодолимую тоску в его взгляде.
-С чего вы решили, что я решил с ним конфликтовать?
-Ох, Томми, ну кому ты будешь рассказывать, я то тебя знаю. Так что прошу тебя, держитесь от него подальше. И свои шуточки в его адрес, прибереги для более удачного случая, не надо создавать ненужные проблемы, которые могут сорвать наше мероприятие.
-Я не думал, что он такой.
-Какой? Ты не думал, что у него может быть горе, раз у него есть миллионы? Ты не думал, что этот человек может быть одинок, потому что ему достается все самое лучшее. В конце концов, ты не мог даже и представить себе то, что, не смотря на всю его "сладкую" жизнь, он может страдать?
-Да, нет, просто... - Понимаю, что она ведь права. Ведь я считал его всего лишь размалеванной шлюхой, которая только шикарно виляет бедрами и по первому зову раздвигает ноги перед богатыми ублюдками. Считал его всего лишь зажравшимся ублюдком, которому все слишком просто достается в этой жизни. Словно ему все преподносят на блюдечке с голубой каемочкой, и у него не может быть никаких проблем в жизни, ведь он звезда. Топ-модель, черт бы побрал этого Билла Каулитц. Ведь он красивый, и очень соблазнительный, в этом своем женском обличии. Как девушка он был бы просто идеален. Поэтому я уверен, что ему уже поступали подобные предложения, и не раз. Думаю нашлись бы те, кто с удовольствием бы насладился его телом, и в очень даже грубой форме. Пресекаю собственные мысли, пока они не довели меня до критической отметки.
-Вот именно, Том. Ты не знаешь о нем ровным счетом ничего, поэтому прошу тебя, не надо влезать с ним в конфликты, а я знаю, что ты у нас по этим делам просто специалист. Любого выведешь из себя. Если ты так заинтересован этим молодым человеком, то почему бы тебе после благотворительного вечера, у него не спросить об этом лично?
-Нет, фрау Шванне, я просто не хочу, чтоб кто-то знал о том, что я интересовался этим парнем.
-Ну, он вообще-то тоже спрашивал про тебя.
-Что?
-Ну, я чувствую, что вам еще будет о чем поговорить. А вы случайно не знакомы?
-Нет, вы что. Просто мне вдруг стало интересно, кто он такой, к тому же он...
-Да, да, я уже поняла, ты приревновал Джанин, ну то знаешь, что она вообще ни на кого не смотрит кроме тебя.
-Да, просто.... Вообще спасибо вам большое, фрау Шванне. До свидания.
-Если тебе что-нибудь понадобится, то я всегда рада тебя видеть у себя, и еще больше я рада, когда ты здесь появляешься не из-за драк.
-Стараюсь меняться. - Поднимаюсь с кресла и направляюсь к выходу. Как всегда выхожу на улицу и сажусь на ступеньки. Делаю большую затяжку. Поднимаю глаза на ночное небо. Делаю глубокий вдох, чтоб не разреветься. Никто не должен знать, что я слаб. Слаб, ведь мне просто хочется вновь узнать, что ощущаешь, когда у тебя есть твоя настоящая семья. Хочется узнать, что ты ощущаешь, когда ты кому-либо искренне нужен.