Сегодня в очередной раз я проснулся с именем Билл на губах. Оно для меня священно подобно мантре. У меня начался жар, и с моих губ срывалось хриплое "Билл". Мне приснилось, что мама ведет меня в детский дом, а я прошу отдать мне моего малыша Билла. Я накрылся одеялом с головой, и позволил себе слезы. Я позволил себе быть просто слабым, коим я на самом деле и являюсь. Я просто зову того, кто слишком сильно нужен мне. Но я не могу понять, кем он мне является, что я на протяжении всего своего нахождения, кричу именно его. Я закрываю глаза и вижу маму. Пощечина. Вспышка, и вновь пустота, я проваливаюсь в темноту. Вновь засыпаю. Засыпаю с мыслями о том, что я совершенно одинок и мне не к кому идти, когда мне больно.
Tom"s POV
Я стоял к нему совсем близко, ощущая, как гулко бьется сердце у него в груди. Так, что, кажется, я мог бы сосчитать, сколько именно ударов оно отсчитало, и насколько оно отставало от моего сердца. Я бы взять его в руку, чтоб разорвать в клочья. Мог бы, если б только пожелал. Я бы мог сделать так, чтоб ему было больно, ведь я знаю, куда ударить, чтоб навсегда разбить его защитный щит на груди. Я бы мог добиться боли во взгляде, но что бы мне это дало. Иногда мне кажется, что я неосознанно причиняю людям боль, чтоб отомстить за то, что однажды моя родная мать лишила меня абсолютно все, выбросив на улицу, избавившись как от мусора. Мстил каждому, кто был искренне счастлив, потому что мне было слишком больно, что кому-то Господь Бог дал все, а у кого-то отнял все, чтоб я почувствовал одиночество в полной мере. Я бы мог надавить на то место, которое сломало бы его окончательно, но по отношению к нему я просто не решился бы так поступить. Я ощущал, как напрягается каждая клеточка его тела, болезненно реагируя на мое присутствие рядом с ним, вздрагивая. Страшно выдохнуть, боясь нарушить невидимую стену между нами, разрушить целостность нашей неприязни и ненависти друг к другу. Никогда ничего не боялся, а быть рядом с ним было подобно пытке. Не знаешь, на что он способен. Не знаешь, что может произойти буквально в следующую же секунду. Это неведение отпугивает, в то же самое время жутко привлекает к себе. Словно сейчас вся власть над тобой в руках совершенно неизвестно человека, и только он будет решать, как дальше развернется ваш разговор, и в какое именно русло его можно будет перенаправить. Напрягался от каждого моего движения, направленного на него, с единственной лишь целью, чтоб дать ему понять, что он тут чужой, и ему лучше не показывать свой нрав. Не нарываться на неприятности, хотя я уверен, что он в этом мастер и делал все возможное, чтоб вывести меня из себя. Ненавижу его невозмутимость и равнодушие. Словно его ничем невозможно задеть, или вывести из себя. Слишком, даже можно сказать, подозрительно спокоен. Буквально через несколько минут, я смог отметить для себя, что он на самом деле смелый. Его смелость иногда, словно граничит с маниакальным желанием доказать, что он может со всем справиться один, не думая о последствиях. Обычно люди боятся нашего Энди, потому что он на самом деле жесток, и его агрессия в общей своей массе просто неуправляема, и заткнуть его просто невозможно и слишком проблематично. Он не управляем, когда разъярен. Но в его взгляде, даже не было намека на страх. Уверенный в себе, возможно, даже слишком. Но это определенно располагает к нему, доказывая, что он не тряпка. Но он был прав, решив, что я считаю его слабаком. Внешний вид вводит в ступор, а за всей этой женственной красотой скрывается невероятная сила. Сила, которой он не научился пользоваться до самого конца. Его невозможно сломать, но можно ранить, почти что смертельно. Я знаю таких как он. Просто в нем я вижу себя, собственные страхи, о которых никто не знает, и не должен знать. Не должен, чтоб не воткнуть мне нож в спину, предав. Небольшое расстояние между нами. Я даже закусил губу, когда ощущал, что он так близко ко мне. Это не физическое влечение, ведь мне никогда не нравились парни. Это не было возбуждение, это нечто иное, что определенно сводит с ума, заставляя раз за разом прокручивать момент этой близости в голове. Это подобно первому поцелую, также волнительно. И ты заранее знаешь, что сколько бы лет не прошло, ты сможешь рассказать о нем в мельчайших подробностях, даже сможешь прочувствовать те же самые эмоции, которые ощутил, когда губы впервые коснулись теплых женских губ, в надежде сохранить ее вкус и тепло навсегда, Заставляет прикрывать веки, вспоминая, что я впервые к кому-то проявил такое внимание, не считая моей Джанин. Это была словно опасная близость, когда ты ощущаешь, что еще одно мгновение и может произойти непоправимая ошибка, о которой обязательно будешь жалеть. Его тело оседало подобно сливкам в горячем кофе, находившись рядом со мной, после слишком длительного напряжения. Напряжение оттого что мы оба не привыкли быть так близко с человеком твоего же пола. Слишком близко, чтоб можно было расслышать хрипловатое дыхание, отдающееся невероятным теплом внутри тела. Слышно, как он нервно сглатывает, выдавая свое волнение из-за происходящей ситуации. Можешь даже ощутить, как его кадык продел небольшой путь вверх и вниз, под тонким слоем кожи в районе горла, при попытке сглотнуть образовавшийся ком. Он, наверное, испугался, что я хочу ему вмазать, как следует, раз затащил за собой в подсобку. Хотя надо признать, что эта мысль посетила меня в первую очередь, как только он вышел из своей шикарной машины, и направился к зданию нашего детского дома. В голове пульсировала только несколько вопросов и одно единственное желание. Какого черта этот кретин забыл здесь? Неужели ему было мало одного посещения нашего заведения. Словно в цирк на мартышек пришел посмотреть. И единственное, возникшее желание - хочется подойти к нему и врезать так, чтоб искры из глаз полетели, и он навсегда забыл дорогу в наш детдом. Да, и агрессия по отношению к этому человеку просто зашкаливала в данном случае. Он раздражает, не прилагая к этому никаких усилий. Ему стоит просто появиться на моих глазах, как начинаю закипать. Еще не один человек не вызывать во мне подобных по своему эмоциональному накалу ощущений. Выводит из себя своим присутствием. Своим внешним видом, и наглым выражением лица. Хочется одним ударом стереть самодовольную ухмылочку с мордашки, подобной кукле Барби. Самоуверенная походка, говорящая о том, что он явно сможет постоять за себя. Я заметил, как многие парни сглотнули, при виде его задницы. Да, даже самые законченные натуралы не смогли устоять перед ним. Я даже удивился, увидев его, без постоянного боевого раскраса. Был другой человек, менее вульгарный, но при этом броню которого просто невозможно пробить. Возможно, это всего лишь маска подонка, но он прекрасно справляется со своей ролью. Умеет вывести из себя, заставив ненавидеть всеми фибрами своей души. Умеет заставить потерять "равновесие". Разговор с ним мне напоминает ходьбу по канату, когда от одного твоего следующего шага зависит вся твоя жизнь. Либо ты сорвешься, не сумев сдержать себя ровно на середине, либо ты соскочишь, и тогда уже все будет кончено. Ему мастерски удается вызывать отвращение, примешанное с огромным количеством заинтересованности в его личности. Хотелось разукрасить его размалеванное как у девчонки личико, хотя сегодня не было этой "дикой" укладки и такого огромного количества "штукатурки", как на него накладывают обычно. Мне никогда еще не хотелось так сильно сделать всего лишь один шаг навстречу к совершенно незнакомому человеку, чтоб почувствовать, что именно он ощущает, когда находится в таком странном контакте с совершенно чужим тебе человеком. Который для тебя не значит ровным счетом ничего, еще один из толпы, который должен будет забыться буквально через несколько минут, после того, как ваши пути разойдутся навсегда, и даже если однажды вы встретитесь, то пройдете мимо, потому что не запомнили друг друга и не запали в душу. Нарушить невидимую границу, но такую осязаемую всего лишь одним прикосновением к идеальному силуэту в темной подсобке детского дома. Стереть все ограничения, которые сами же установили для себя при первой встрече, испытав зашкаливающее чувство ненависти и презрения. Перейти на другую сторону, чтоб почувствовать, что ни одному тебе так неловко оттого, что ты не разговариваешь с ним, как это делаешь обычно с друзьями, а наклоняешься к его уху, раздвигая границы дозволенного. Переходишь на новый, прежде неведомый уровень общения, который ты и сам не понимаешь, как истолковать. Словно ищешь оправдание собственному поведению. Чувство, которое слишком сильно зашкаливает, заставляя кровь в венах бурлить, поднимаясь из глубин души и, порываясь вылиться наружу в виде новых оскорблений, либо еще одного "контакта". Возможно, я просто вспомнил про его брата, и представил, как он на самом деле одинок. Ведь я его прекрасно понимаю, когда каждый день ты хранишь небольшое воспоминание из детства, потому что именно с ним связана твоя прошлая жизнь и начало небольшого падения на самое дно. Именно с того самого момента чьей-либо смерти, или как ты потерял семью, ты словно берешь свою собственную точку отсчета. Ты поднимаешься либо ввысь, либо падаешь туда, откуда просто невозможно выбраться. Новая отрывная полоса старта, откуда нужно будет вновь вести свою линию жизни. И главное - выбрать верный путь, не свернув на неправильный перекресток. Развилок слишком много, и возможность ошибиться слишком велика. Отбираешь самые трепетные воспоминания, запирая их у себя в душе, чтоб никто не посмел их осквернить, разрушив все, подобно призрачному замку иллюзий. Боишься очередного порыва ветра, который способен разрушить в одночасье, даже то, что выстраивалось многие годы. Боишься перемен, потому что ты уже не веришь в том, что следующий перекресток обязательно принесет тебе духовное равновесие и спокойствие. Уже не веришь ни во что, потому что слишком часто всаживали нож, тогда, когда ты этого совершенно не ожидаешь. Он выстроил для себя святыню, в которой и хранит все, что связано с его близнецом. Маленький храм, в который не допускаются посторонние люди, которые способны натоптать внутри, оставив после себя разруху и осколки прежнего мира. Это то потайное место в его душе, куда он никогда и ни за что не подпустит чужого человека. Также я храню свои воспоминания о матери, в надежде, что она приведет меня и к другим подробностям из моего детства. Он готов бороться за свои эмоции и чувства, ведь не может допустить того, чтоб память о брате канула в лету. Ему нужно, чтоб его брат был жив. Я понимаю, каково ему все эти годы было хранить память о близнеце. Хотелось нарушить все запреты, перейдя невидимые границы. Начать успокаивать его, говоря, что все обязательно наладиться, но я не стал. Не могу, ведь это ложь. Я не могу пообещать ему, что все будет хорошо. Да, и кто я, собственно говоря, такой, чтоб он поверил моим словам. Ведь никто и никогда не сможет оживить его мертвого близнеца, воскресив его из мертвых. Это, к сожалению, никому из простых смертных ни под силу. Не стал успокаивать, ведь, в конце концов, мы с ним слишком разные, чтоб найти общие точки соприкосновения. Мы словно с разных планет, которые ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах не должны были пересекаться, но у нас все произошло почему-то иначе. Мы встретились. Я рад, что завтра последний раз, когда я его увижу. Мне нужно было сделать всего лишь один маленький шаг назад, не разрушая равновесия, которое должно сохраняться между нами. Я чувствовал, что от него пахнет дорогим парфюмом, а от волос чем-то, напоминающим запах сандалового масла. Запах моего детства, я слишком хорошо его запомнил. Так пахли волосы моей матери, когда она забрала меня из детского садика, и взяла на руки. Я зарылся носиком в ее волосы и ощутил этот запах. Я как можно сильнее прижался к ее телу, чтоб не замерзнуть, и ощутить тепло родного человека. Тепло, которое способно согреть тебя, вопреки законам природы. Захотелось плакать, но я подавил в себе это желание, надев свою маску как можно крепче на свое лицо. Ни один человек не должен видеть, как мне больно от этой болезненной для меня близости. Есть в этом аромате что-то настоящее и искреннее. Ни капли лжи и фальши. Хочется прикоснуться к волосам, чтоб понять, что ты не один, кто любит этот запах. Не один, кто любит детство и воспоминания о нем, которые дарят боль. Боль, которая доказывает, что я еще жив, и не стал слишком равнодушным ко всему, что окружает меня. Возможно, я мог бы подружиться с этим человеком, если б между нами не было этой огромной пропасти. Прости, длиною в два разных мира. У нас нет ничего общего, ни единой пересекающейся линии. Мы две параллельные линии, которые никогда и ни за что не смогут идти нога в ногу. Ничего. Да, и это, собственно говоря, уже неважно, и даже к лучшему. Неважно, потому что я в свою очередь выполнил свою задачу, ту, о которой меня попросила фрау Шванне. Она сказала, что я единственный, кого ребята послушаются и не будут его задирать. Она попросила, чтоб в эти два дня, я сделал все возможное, чтоб с ним ничего не случилось. А злить фрау Шванне мне не очень-то хотелось, потому что я проверял на себе, какая она в гневе. Я предупредил его, если он не хочет, чтоб его мордашку разукрасили, то он не будет идти с ними на контакт, а вернее выводить из себя, что у него слишком хорошо выходит, это я смог ощутить на личном опыте. Иначе ему придется завязать с модельным бизнесом, потому что никому не нужен манекенщик с переломанным носом и рассеченной бровью или губой. Ему это явно ни к чему, ведь он слишком сильно дорожит свом личиком. Надо признать, что выводить его на эмоции огромное удовольствие для меня. Правда его слез, мне совершенно не хотелось. Не хотелось говорить о том, что способно выбить его из колеи. Все же я сам знаю, что ощущаешь, когда посторонний человек задевает за живое, затрагивая те темы, которые никого кроме тебя самого не должны касаться. Я надавил на его больное место. Когда он оттолкнул меня, мне показалось, что он сделал это только потому, что ему было по-настоящему страшно, что кто-нибудь увидит его слабым и уязвимым, без защитной маски на лице, с пробитой броней. Я его прекрасно понимаю, но у меня есть Джанин, с которой я не боюсь, а наоборот даже люблю быть слабым. Нравится показывать, что я тоже сделан не из камня и способен чувствовать. Она никогда не смеется надо мной, когда я показываю свои слабые стороны. Но единственное, что я, наверное, никогда не смогу ей доверить - так это собственные слезы. Она лишь крепко прижимает меня к себе и говорит, что слезы помогают нам выжить, выплескивая все свои эмоции. Нужно просто дать им волю. И я верю ей. Верю, потому что любимые люди не предают и не выбрасывают твое сердце, подобно надоевшему котенку. Потому что я всегда помню о том, что мы в ответе за тех, кого приручаем. Я доверяю ей, потому что именно она никогда не сможет причинить мне боль, заставив страдать. Ей не нужна власть над моим сердцем, потому что она итак прекрасно знает, как именно может влиять на меня. Одно ее словно способно вселить меня в надежду, даже если мне кажется, что уже ничего не изменить. Я верю ей, и для меня доверие куда важней слов любви, признаний в том, что ты никогда не уйдешь. Ты словно отдаешь человеку всего себя, не боясь, что он воспользуется тем, чем обладает, но не так, как следовало бы, чтоб "убить".
Я только не могу понять сам себя, и зачем я только побежал за ним. К чему это было? Он мне никто, и я забуду о его существовании, как только он в последний раз переступит порог нашего здания, чтоб навсегда покинуть эти стены, и больше никогда здесь не появляться. Хотел успокоить? Но мне то это зачем? Ведь это, в конце концов, его личная боль, в которую я не должен влезать. Я боюсь, что его душа даже для него самого потемки, и мне нет смысла рыться в том, что его гложет, ведь я все равно никогда не смогу ему помочь. Ведь он не подпустит к себе никого. Он волк-одиночка по жизни, впрочем, как и я. Просто мне удалось найти свою волчицу, которая дополняет меня, и без нее я уже никогда не смогу бороться за свое будущее. А, может, мне просто захотелось еще раз дотронуться до него, вызвав различную смесь эмоций. Снять маску и увидеть живого человека? Увидеть, что он не полностью состоит из воска, как фигура куклы. Понять, что где-то там за слоем брони из косметики, скрывается что-то отдаленно напоминающее человека, страдающего из-за потери человека. Хочется вновь ощутить, как под подушечками пальцев вновь бьются узоры из чуть синеватых вен, расползаясь под тонким полотном кожи, подобно маленьким змейкам, или червячкам, во время дождя, ищущим укрытие под слоем грязной земли. Когда рука ложится на нежную кожу. Пальцы ощущают чуть влажные капельки пота, на пульсирующей от страха и всхлипывания, коже. Видимо все же слишком нервничает. Сглатывать, ощущая соленые потные капли, словно ты лично пробуешь их на вкус, размазывая по губам и языку. Резко разворачиваю его к себе. Зачем? Ведь можно было просто извиниться, чтоб причинил боль, даже не дотрагиваясь, и уйти. Уйти, пока не решился вновь взглянуть в эти глаза, которые видел однажды в журнале, и всего лишь раз, в течение секунды в помещение детского дома. Подготовиться, чтоб быть уверенным в правильности принятого решения. Сделать глубокий вдох, чтоб ощутить, что сердце все же бьется, хоть и слишком учащенно. Сосчитать буквально до трех. Мысленно отругать себя за то, что вообще побежал за этим крашенным кретином, который еще недавно клеил твою любимую девчонку. Увидеть глаза, и затаить дыхание, забыв, как нужно дышать. Решиться на разговор, который все равно ничего уже не изменит. Но сделать всего лишь один шаг на встречу, чтоб простил. А нужно ли мне его прощение? Нужно, раз я побежал за ним. Раз, впервые в жизни прошу у кого-либо прощение. Пусть будет так, все равно об этом никто не узнает. Никто не узнает, что я назвал себя кретином, лишь бы увидеть, как уголки губ расползаются в совершенно глупой, но такой счастливой улыбке. Заметить, как его глаза вновь усмехаются надо мной, потому что нормального общения между нами все равно невозможно. Уже слишком мы не похожие. Да, и я, честно говоря, рад данному факту. Я не хотел бы иметь сходства с этим человеком. Вижу, как взгляд вновь меняется на привычную боль и страх. Боится, что я пришел, чтоб добить. Но мне не нужно, по крайней мере, не сегодня. Я не хочу победы грязным путем. Не хочу, чтоб в этом битве были победители и проигравшие. Пусть сегодня будет ничья. Пускай сегодня я не смогу упиваться своей победой над ним. Но такая победа мне не нужна. Слишком мерзко.
Мимолетное дыхание - напряжение.
Учащенный пульс - волнение.
Сбивчивое дыхание - неуверенность.
Прозрачные капли слез - нестерпимая боль.
Прикосновение к запястью - искра.
Взгляд глаза в глаза - разряд.
Рваное дыхание прямо в губы - ток.
Хрипловатый голос - влечение.
Мысль о запретном - страх.
Отпустить руку, чтоб не попасть в ловко расставленные сети. Этот по - щенячьи грустный взгляд, просящий о том, чтоб больше не причиняли боль. Я не знаю, откуда это во мне, но я всегда не любил слезы других людей, они словно обезоруживали меня, делая более слабым. Не люблю слезы, с которым я не способен справиться. Я не знаю, что способно его успокоить. Ноя не буду пытаться выглядеть его другом, потому что, не смотря ни на что, мы враги. Не смотря ни на что, для меня он всего лишь богач, а я для него грязь под ногами. Все закономерно. Я привык к такому обращению людей к себе. Бывает, богатенькие людишки обходят тебя стороной, боясь за свои кошельки. Я никогда не забуду тот день, когда я сбежал из детского дома. Уж слишком сильно на меня давили эти детдомовские стены, которые были для меня самой настоящей тюрьмой, из которой я так отчаянно желал выбраться. Желал убежать куда-нибудь, где меня наконец-то будут воспринимать серьезно. Просто с тех пор, как я стал старше, я сразу поставил себя в роли главаря, и за мной так и закрепилось это прочное звание "Лидер". Во мне все видели подобие вожака, но не человека, и мне хотелось просто переписать свою жизнь, начать ее заново. Я жил на улицах, пытаясь устроиться на работу. Однажды ко мне подошел человек и, схватив меня за шкирку, крикнул мне прямо в лицо:
-Ты всего лишь мусор под ногами, и не думай, что однажды станешь единицей, и сможешь перестать быть жалким нулем. - Все оказалось слишком просто. Банально и так погано на душе. Он швырнул меня на землю, отчего я содрал кожу на ладонях. Прохожие лишь фыркали, глядя на меня, перешептывались, мол, очередной малолетний наркоман, который ворует деньги ради очередной дозы. Ни один человек не подошел ко мне, чтоб поднять меня с земли. Ни один человек не был способен проникнуться к такому как я. Ведь я всего лишь очередная точка на карте земного шара. Без меня никто ничего не потеряет. Я помню, что тогда ко мне подошел маленький мальчик и дал мне яблоко. К нему подбежала мама и отдернула, залепив ему пощечину за то, что он подошел ко мне. Он всхлипнул, приложив ладонь к пылающей после удара щеке. Я вспомнил, как меня мать также ударила по лицу, отводя в детский дом.
-Зачем ты приблизился к нему. Ты что не видишь, какой он. Да, он же ничего из себя не представляет. Он же просто...
-Он человек, мама, такой же человек, как мы с тобой. - Мальчик перебил мать. Тогда я поел впервые за несколько дней. Мне врезались в память его голубые глаза с длинными пушистыми ресничками, обрамляющими прекрасный взгляд. Словно прекрасное довершение, последний мазок для завершения шедевра. Он единственный, кто сказал мне о том, что я человек. Не вещь, не игрушка и не мусор. Он показал, что и меня можно уважать. После этого, я больше никогда не видел его, никогда не замечал человека с подобным взглядом, за исключением этого чертова Билла. Вот почему для меня стали так важны глаза и взгляд. Я ищу человека внутри глаз. И у него я их видел. Его глаза были так похожи на глаза того мальчика, давшего мне надежду, что все будет хорошо. На Маркуса. Кажется, именно так его назвал мать, когда уводила от меня, и продолжала кричать за то, что он, видите ли, решил заняться благотворительностью. Она запихнула его в шикарную машину, и уехала прочь. Он смотрел мне вслед, взобравшись с ногами на заднее сидение. Странно, что кому-то может быть дело до потерянного человека. До того, кто перестал верить, ждать и надеяться. Я потерял сознание на улице, а очнулся вновь в своей постели. У меня был жар, и я постоянно звал какого-то Билла. Кричал, просил, чтоб он пришел за мной. Но за мной, больше никто и никогда не приходил, и никто мне после того мальчика не говорил, что я в первую очередь человек. Я везде пытался найти этот взгляд, в котором я мог бы увидеть не жалость, и надежду. И в его взгляде, черт побери, я это увидел. Не хотел, но смог разглядеть. Почему? Возможно, просто в нем также как и во мне, никто не видит ничего положительного, кроме маски.