Абдуллаева Наталья Васильевна : другие произведения.

Исповедь счастливой женщины

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.28*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Книга о взаимоотношениях мужчины и женщины, встретивших друг друга в зрелом возрасте. Имеющим за плечами по неудачному браку, детей и родственников. Мужчина воспитывался во время войны в московском детском доме, пережил ашхабадское землетрясение, многое повидал в жизни, но не утратил романтичности. Разница в возрасте почти в двадцать лет, разные национальности и вероисповедание не помешали им создать уголок Нежности, Доверия и Доброты на двадцать лет. В книге есть размышления, высказывания известных личностей, немного мистики, но в целом она конечно о "создании" формулы Счастья, Любви и Доверительности.

ИСПОВЕДЬ СЧАСТЛИВОЙ ЖЕНЩИНЫ

  

Светлой памяти моего мужа

Абдулаева Ибрагима Эфендиевича,

посвящается

  
   Сегодня, 2 февраля 2007 года, я впервые за последние шесть месяцев, увидела Тебя во сне. Это можно назвать самым безоблачным пробуждением за все время моего небытия. Я благодарна Тебе. Но почему Ты приснился мне первый раз, именно сегодня? Ведь, каждый вечер, укладываясь спать, и прежде чем закрыть глаза, я молю, чтобы Ты явился хотя бы во сне. Может сегодня какой-то особенный день? - задаю я себе вопрос. Долго перебираю праздники... День Сурка, христианские и буддистские праздники... не то... не то... Все не то...
   Как же можно было забыть, такой день? - наконец, припоминая череду наших светлых дней, поражаюсь я.
   Мы не отмечаем его. У нас и без того немало празднований. То, что мы вместе - уже праздник. Второе февраля,... а ведь именно этот день можно назвать Главным Днем в нашей жизни. День, нашей первой встречи ... двадцать лет назад.
  

1987 год

  
   Все случилось, как чаще всего и происходит в нашей жизни, довольно банально. В целях сокращения штатов, объединяют наши организации, относящиеся к одному ведомству. Странно то, что проработав в одном здании, только на разных этажах, более семи лет, мы не встретились раньше. Наверно, не один десяток раз видели друг друга, но "не встретились". Как это можно объяснить? Единственное объяснение - так было предопределено свыше. Мы жили каждый своей собственной, будничной жизнью, даже не подозревая о существовании другого. А судьба придержала для нас Встречу, которая четко поделила наши жизни на две части. Все, что совершалось в нашей жизни до этого дня, мы так и называем, это было ДО. Это было раньше, это было в прошлом, это было в иной жизни. А может, это было и не с нами.
  
   2 февраля 1987 года. В нашей организации, до объединения, я работала начальником отдела кадров. И, хотя никогда не относилась к самоуверенному типу людей, но почему-то "рассчитываю", что меня и при слиянии оставят в этой должности. Высшее педагогическое образование, девять лет стажа по работе с кадрами, различные курсы повышения квалификации и возраст позволяют мне надеяться на это. Но начальником назначают пожилого мужчину, военного пенсионера, из вашего института.
   Проблем в личной жизни у меня к этому времени накопилось - воз и маленькая тележка. Несколько лет назад развелась с мужем. На руках трое детей. Два сына подростка и дочка, которой недавно исполнилось два года. Кручусь как белка в колесе. Работа, печатание диссертаций, а дома уже ждут стирка, уборка, готовка, проверка уроков, общение с детьми. Даже материальные проблемы были не самыми главными в этом круговороте. Главное - ВСЕ НАДО решать самой. Уставала не от физической работы, а морально. Позже я буду гордиться собой в этом периоде.
  
   Утверждены штаты нового института. Меня перевели на должность заместителя начальника отдела кадров. В объединенном из трех организаций институте, штат составляет тысячу человек. В отделе кадров трое: Матвей Михайлович - наш начальник, я и Фера. Мы с Ферой к этому времени работаем вместе уже шесть лет.
   Начинается "переселение" в новые кабинеты. Нам с Ферой, предлагают выбрать кабинет на третьем этаже, неподалеку от кабинета начальника. Мы с ней осматриваем две комнаты, но по каким-то причинам они нам не подходят. Одна очень большая и мы убеждены, что для нас двоих не выделят комнату, где может поместиться целый сектор из пяти-шести человек. Другая слишком узкая, да еще летом, палящее солнце целый день будет светить в окно.
  
   Фера, поднялась на четвертый этаж, за какими-то документами, а я решила, не теряя времени осмотреть третью комнату, расположенную как раз напротив кабинета нашего будущего начальника. Открываю дверь и вижу: в комнате работают двое пожилых мужчин. Мы уже бегло просмотрели все личные дела сотрудников и теперь точно знаем возраст каждого.
   И хотя оба мужчины подтянутые и даже по-своему элегантные, но одному за пятьдесят, а другому около семидесяти. В общем, уже пенсионеры. Но это определение для того времени, когда я еще не знала Тебя. Сейчас я бы просто сказала, мужчины в солидном возрасте.
   Наверно, у меня что-то не ладилось в этот день, а может, еще не совсем смирилась с тем, что не меня, назначили начальником, но не было обычного "куража". Хотя я скептик, а может в некоторой степени и меланхолик, но всегда стараюсь быть в хорошем настроении, даже когда хочется рыдать. Так сказать, существо спокойное, терпеливое, и очень долгое время ничто не может вывести меня из равновесия. Можно вылить на голову ушат холодной воды, броситься с кулаками, орать во все горло, доказывая свою правоту, попытаться загипнотизировать - все будет напрасно. Если я уверена в чем-то, то меня никто не сумеет переубедить. Но и спорить я тоже не люблю. Просто остаюсь при своем мнении.
   Все свои домашние заботы и проблемы я оставляю дома. А на работе я оптимистка, и если бы присуждали приз за смех, шутки и хорошее настроение, то первое место по праву, разделили бы мы с Ферой. Но в этот момент у меня почему-то не было сил даже на это легкое, безобидное притворство.
   Приоткрываю дверь, и с порога, не заходя в комнату, по-хозяйски, оглядываю ее. Вслух, но больше самой себе, произношу:
   - Да, эта комната подойдет. Здесь есть место, где поставить столы и пишущую машинку...
   Ты тихим и очень спокойным, выдержанным голосом, делаешь мне замечание.
   - Воспитанные люди, даже просто приоткрыв дверь в комнату, говорят: "Здравствуйте". Вы что-то хотели? - продолжаешь Ты. - Проходите.
   Смутившись и тихо пробормотав: "Извините", я закрываю дверь.
  
   На следующий день снова захожу в этот кабинет. На этот раз в комнате Ты один.
   - Здравствуйте, - произношу наигранно приторно-вежливым тоном. - Извините меня за вчерашнее поведение.
   - Здравствуйте, - спокойно отвечаешь Ты. - Проходите, пожалуйста. Присаживайтесь. Признаться, Вы действительно, вчера меня несколько удивили. Интересная, молодая женщина, даже не заходя в кабинет, буквально с порога, без предисловий, сразу начинает обсуждать, где какая мебель будет стоять.
   - Спасибо за комплименты, - присаживаясь на стул, отвечаю я. - Но что поделаешь? Такая уж я некультурная. И вообще, у меня куча недостатков, - по привычке, немного кокетничая, добавляю я.
   - Людей без недостатков, как известно, в природе не существует, - голосом учителя по этике, продолжаешь Ты. - Хотя я и считаю себя культурным человеком, но недостатков и у меня немало. Но все-таки, наверно, была какая-то особая причина Вашей озабоченности? Дело ведь не только в выборе комнаты? Я прав? Понимаю, что в связи с объединением у Вас очень много работы. Но возможно, произошло что-то еще?
   - Да, нет. Все в порядке. А по поводу моего поведения? Что можно ожидать от малообеспеченной, одинокой женщины, да еще с тремя детьми? - продолжаю кокетничать я. - Если Вы разрешите, я подожду здесь Феру? Она сейчас подойдет. Нам выделили эту комнату, и мы хотим, с Вашего позволения, посмотреть, как нам лучше расставить мебель, - я специально делаю ударение на всех словах учтивости.
   - Конечно. Мне будет очень приятно. А почему Вы сказали одинокой женщины? - словно ненароком задаешь Ты вопрос. - Вы, не замужем?
   - Да, разведена.
   - Извините, за любопытство. Безусловно, это Ваша личная жизнь, но как председатель профсоюзного комитета, я просто обязан знать все о сотрудниках. Так Вы разведены? С трудом могу представить мужчину, который оставил такую женщину. А понять его тем более. Я бы ни за что не ушел, в крайнем случае, ночевал бы, у ее дверей.
   - Мне кажется у Вас сегодня день бесплатной раздачи комплиментов, - отвечаю я с улыбкой. - Вы, сказали у дверей? Но мне не нужна у дверей... - на несколько секунд задумываюсь я, - ... еще одна половая тряпка.
   - Он пил? - с едва заметным проблеском интереса, уточняешь Ты.
   - Нет, что Вы, - горячо протестую я. - Не пил, не курил, все деньги приносил домой. Варил, стирал, занимался с детьми, ходил на базар и так далее и тому подобное. И вообще красавец, настоящий Микель Плачидо, сходство потрясающее, на зависть всем женщинам. Быстро перечисляю все достоинства своего бывшего мужа, боясь упустить хоть одно. Почему-то уверена, что если у женщины был такой положительный во всех отношениях муж, значит, она тоже чего-то стоит.
   - В общем, масса достоинств и ни одного недостатка, - завершаю я свою тираду.
   - Совершенно не понимаю...
   Ты снимаешь очки и медленно подносишь их дужку к губам.
   - Должна же существовать какая-то причина, почему вы расстались? - задумчиво произносишь Ты.
   - А мне не о чем было с ним разговаривать, - с непонятным самой себе вызовом, объясняю я причину.
   - Не понимаю...
   Ты уже начинаешь покусывать дужку, и внимательно смотришь на меня, ожидая продолжения объяснений.
   - Пока дети были маленькие, было не до разговоров, - поясняю я. - А потом мне вдруг пришла в голову "блажь": захотелось поговорить. И вот результат...
   - Первый раз встречаю женщину, которая разводится с мужем только из-за того, что ей не о чем с ним поговорить.
   - Полностью с Вами согласна, нормальная женщина бы не развелась. Но я уже предупредила Вас, что не совсем нормальная. Этого никто не понимает и, очевидно, не поймет.
   - Почему не поймет? - Ты делаешь глубокомысленое выражение лица и продолжаешь. - Я, например, тоже разошелся с женой по этой причине.
   В кабинет заходит Фера, и наш диалог сменяется, практическими советами по расстановке мебели.
  
   Вот и весь наш разговор двадцать лет назад. Позже Ты скажешь, что уже более двух месяцев, хотел поговорить со мной. Искал только подходящего повода. И вдруг, как-то само собой, словно по заказу, представился такой случай, как "председателю профсоюзного комитета". Конечно, если бы я почувствовала Твою личную заинтересованность, "обычный" интерес мужчины к женщине, я бы как всегда, просто отшутилась. Но, я этого не заметила. Только спустя какое-то время, я узнала, что Ты просто мастер надевать "маску непроницаемости". А у меня в тот момент было только желание каким-то образом сгладить свое "некорректное" поведение накануне. Что-что, а уж бескультурной меня никто, даже при желании, назвать бы не смог.
   В этот период вся моя жизнь до такой степени заполнена проблемами с детьми и добыванием денег, что в ней уже не остается ни места, ни времени, для чего-то еще. Того, что называется личная жизнь. Есть работа, которая мне очень нравится. На работе я тоже, как и все, постоянно ношу свою маску - очень счастливой и уверенной в себе сильной женщины. Никто и представить не может, как мне тяжело успевать везде и всюду.
   Прав Шекспир сказав, что жизнь - это театр. Если хорошенько разобраться, то маски носят все. Отличие состоит в том, что в театре роль предлагает режиссер, а в жизни каждый сам выбирает ее себе, самостоятельно, по своему желанию. Кто-то играет роль оптимиста и жизнелюба - как я, кто-то неудачника, горемыки, страдальца. В театре, очень часто за артистом, сыгравшим на сцене несколько похожих ролей, закрепляется определенное амплуа. Так и в жизни многим людям не всегда хватает силы воли, а иногда просто желания выйти из созданного ими же самими образа.
  
   Сколько у меня хлопот, может понять только тот, у кого есть ребенок. А у меня их трое. Мальчики: четырнадцати и десяти лет, и двухлетняя дочка. Надо проверить уроки, приготовить обед, поиграть с дочкой. А сколько стирки на четверых! Я всеми силами стремлюсь дать детям как можно больше. Читаю детские книги, леплю с ними из пластилина забавных зверушек, разучиваю песни из мультфильмов. Такая большая разница в их возрасте, не дает мне скучать. У старших одни вопросы и проблемы, у дочки совсем другие.
   Хорошо помню, что в это время я ни разу даже пятнадцати минут не уделила просмотру телевизионных передач. Единственное исключение из правил я делаю для фильма "Свинарка и пастух". Этот фильм обычно транслируют по телевизору не чаще одного раза в два года.
   И тогда я откладываю все свои дела, "выпроваживаю" всех из комнаты, чтобы мне никто не мешал и, затаив дыхание, смотрю на Мусаиба. Мой немеркнущий и неувядаемый идеал Мужчины. А когда он с жаром истинного горца, сверкая горящими глазами, произносит слова: "А как ты мало о ней сказал!" - у меня, буквально, перестает биться сердце.
   - Господи, - мысленно говорю я, - если бы эти слова предназначались мне! Я бы не пожалела отдать за такие слова, да еще произнесенные с таким восхищением, всю жизнь. Я бы пошла за таким мужчиной не только на край света, но и за край.
   Мне не пятнадцать лет и, увы, далеко не двадцать пять. Я прекрасно понимаю, что это всего лишь красивая сказка о Любви. Но я тоже очень хочу сказки.
   "...И не нужно сказки, очень уж надолго
   Нам бы час прожить как в сказке, да и только.
   Нам бы только прикоснуться к ней чуть-чуть
   Аромат ее вдохнуть и снова в путь".
   На полтора часа я сама становлюсь Глашей Новиковой. И только для меня одной, далеко-далеко в высокогорном ауле, скрытом за облаками, седой ашуг сочиняет свои стихи, больше похожие на песни Орфея. Полтора часа медитации. За это время я полностью очищаю от "накипи" свою душу. Причем здесь пластическая хирургия? Без применения всех современных методов омоложения, песня ашуга среди седых гор Кавказа уменьшает мой возраст на пять-шесть лет. Наверно, в моей душе еще жива женщина. Я очень стараюсь об этом забыть, и только этот фильм приоткрывает мне истину. Я еще могу влюбиться. Рассудок, конечно, как ему и положено по закону, немного охлаждает мою пылкость:
   - Такие джигиты бывают только в романтических фильмах, - сердито выговаривает он мне.
   - Но может, где-то высоко-высоко в горах, еще есть мужчины, умеющие загипнотизировать взглядом и речами? - тихо шепчет моя неугомонная душа. - Мужчины, которые все еще продолжают считать женщину, нуждающейся в нежности, верности, защите и всегда могут подставить ей свое плечо. До них просто еще не дошли "слухи" о том, что женщина по всем показателям равна мужчине. А где еще могут сохраниться такие редкие экземпляры, если не в горах, на льдине, еще в каком-нибудь экзотическом и затерянном мире? Пусть даже мне не посчастливится встретить такого, но можно просто верить, что они существуют. А иначе, мир потеряет краски.
  
   Мне на память приходит маленькая зарисовка Феликса Кривина.
   "Былинка полюбила Солнце...
   Конечно, на взаимность ей трудно было рассчитывать: у Солнца столько всего на земле, что где ему заметить маленькую неказистую Былинку! Да и хороша пара: Былинка - и Солнце!
   Но Былинка думала, что пара была б хороша, и тянулась к Солнцу изо всех сил. Она так упорно к нему тянулась, что вытянулась в высокую, стройную Акацию. Красивая Акация, чудесная Акация - кто узнает в ней теперь прежнюю Былинку! Вот что делает с нами любовь, даже неразделенная..."
   Но Былинка влюбилась в Солнце, а не в навозного жука. Любовь всегда должна звать и увлекать в Небо. А чтобы совсем не забыть, что она живет на свете, я пока влюблюсь в Мусаиба. Нельзя же женщине жить совсем без любви и идеала. Для жизни просто необходимо перманентное состояние влюбленности. Ну и что, что это глупо. Это просто стимул, чтобы всегда хорошо выглядеть, носить туфли на высоком каблуке, ходить в парикмахерскую. Что из того, что Мусаиб всего лишь киногерой? Это романтика. Мне нужно, как и Акации тянуться к идеалу. А мужчины рядом? Они всего... лишь рядом. Разве можно их сравнивать?
  
   "Женщина стала очень самостоятельным человеком. Ей мужчина нужен только в том случае, если она его любит. Если женщина его не любит, то он мешает ей жить. Отсюда возникают просто лишние хлопоты с ненужными мужчинами". В. Нарбекова
  
   Чего-чего, а хлопот мне, действительно, хватает и без мужчин. У меня есть одно замечательное качество: необычайная терпеливость. Могу годами не жалуясь, выносить физические и моральные напряжения. И чем сильнее напряжение, тем я упорнее и выдержаннее. Держусь, как принято говорить "на нервах". Но, постоянно пребывая в таком напряжении, я просто не имею права расслабиться, иначе заболею. Не могу объяснить почему, но когда-то я выбрала для себя такой девиз: "Чтобы все женщины завидовали, а не притворно сочувствовали". Наверно, это комплекс. И я всеми силами стараюсь от него избавиться. У меня получается. Многие завидуют, а некоторые просто ненавидят.
   На риторический вопрос, как правило, не требующий ответа: - Как дела?
   Мой ответ всегда один: - Лучше всех!
   Однажды Ты тоже спросил: - Как у Вас дела?
   По инерции, я ответила: - Лучше всех.
   У меня словно уже зафиксировался автоответчик.
   - Это чем-то напоминает пионерское приветствие: - Будь готов! - Всегда готов! - усмехнулся Ты.
  
   Обычно люди спрашивают: "Как дела?", просто по привычке и не ждут объяснений. Но для Тебя, конечно, был нужен более обстоятельный ответ. И поэтому Ты, сделав удивленный вид, продолжил:
   - Давно не встречались люди, у которых все хорошо. Женщинам всегда чего-то не хватает. Сущего пустяка: машины, дачи, поездки за границу. А без этой малости мир вокруг рушится и все становится очень-очень плохо. И обычно все начинают перечислять неприятности и болезни.
   - Но у меня, слава Богу, нет неприятностей и все живы и здоровы, - рапортую я, как пионер.
  
   Прошло несколько дней. Мы с Ферой уже полностью обосновались в этой комнате. Переходя в другой кабинет, Ты оставляешь нам красивую цветущую горшечную "колючку", цветную фотографию Софии Ротару из какого-то журнала, и небольшое зеркало без рамы, которое отныне всегда будет в моем рабочем кабинете. София Ротару всегда была Твоим идеалом женщины. И не только как певица, но и как человек. А так как Фера очень похожа на нее, портрет Ты даришь ей.
  
   Каждый рабочий день начинается с Твоего визита к нам. Опираясь на перегородку, положенную по инструкции в отделе кадров, "прилавок", как я его называю, Ты смотришь на меня ласковым взглядом олимпийского Мишки. Сколько же доброты могут излучать любящие глаза? Мужчина, с фигурой атлета под метр девяносто. Фигура, словно сошедшая с древнеегипетских фресок: широкие плечи и узкие бедра образовали почти идеальный треугольник... Такой мужчина, как Ты, - непроизвольно мелькает у меня мысль, - действительно может сделать счастливой любую женщину.
   Довольно резкие черты лица и хорошо очерченные брови. Переносица образует вместе с бровями букву Y, знак барана, знак силы и упрямства. Весь внешний вид говорит о крайней самоуверенности и эгоцентризме. Но Твой эгоцентризм не означает самовлюбленность, когда людям кажется, что весь мир вращается вокруг их особы. Твой эгоцентризм состоит в том, что Ты считаешь, что все можешь и за все в ответе. Но когда Твой взгляд устремлен на меня - это само обаяние и Ты напоминаешь школьника. Ученика седьмого-восьмого класса, который уже вымахал под два метра, но, впервые испытывая чувство влюбленности, еще не знает как себя вести и дергает за косичку.
   - Здравствуйте, молодежь! - с юношеским задором произносишь Ты.
   - Здравствуйте, - не чувствуя подвоха, спокойно отвечаю я.
   - Вообще-то я имел в виду Феру, - поддразниваешь Ты меня.
  
   Фере двадцать пять, мне тридцать шесть. Но я чувствую себя такой же молодой. Мы постоянно шутим или как сейчас говорят "прикалываемся". Тогда это называлось флиртом или кокетством.
   Вместо двухсот пятидесяти, теперь в нашей организации работает в четыре раза больше сотрудников. Внимательно "исследуем" их личные дела и делаем "соответствующие" выводы. Фера просматривает дело тридцатилетнего армянина и протягивает это дело мне:
   - Как раз для тебя,... - многозначительно говорит она.
   - Фера, он же на шесть лет моложе, - смеюсь я.
   - Зато у тебя трое детей, - парирует она.
   Так протекают наши дни на работе. У Феры множество поклонников и на работе и по соседству. Она молода и красива. Живет с дедушкой и бабушкой. Ее мать умерла, когда Фере было около семи лет, оставив пятерых детей. Отец женился во второй раз. Дедушка Феры - крымско-татарский муфтий. От предложений выйти замуж, у нее просто нет отбоя. Но она упорно продолжает ожидать Принца на белой "Волге" и со всеми перечисленными в анекдотах на эту тему "приложениями": "Что не пил, не курил и цветы всегда дарил и т.д. и т.п."
   Может показаться удивительным, но у меня тоже есть свои воздыхатели. Предложения поступают всевозможные. От просто "хорошо провести выходные дни", до более серьезных отношений. Но много поклонников - это, как ни странно, означает ни одного.
  
   А.. - обеспеченный одинокий мужчина делает мне предложение выйти за него замуж. Не получая серьезного ответа, с искренним недоумением говорит друзьям:
   - Что она о себе воображает, у нее же трое детей?
   Мне моментально передают эти слова по "женскому телеграфу", и я отвечаю:
   - Разве дети это недостаток, скорее это достоинство женщины. Думаю, что с тремя детьми меня замуж любой возьмет. Принять ли мне такое "лестное" предложение, начну думать, когда детей будет хотя бы пятеро.
  
   Б. уговаривает поехать в субботу к нему на дачу. Предупреждает, чтобы я взяла с собой тапочки, так как идти далеко, и по не асфальтированной проселочной дороге. У всех сотрудников, которые заходят к нам, по делам или просто "поболтать" на пять минут, я с самым серьезным видом интересуюсь:
   - Вы, случайно, не знаете, где сейчас можно приобрести красивые тапочки?
   - У тебя, что дома нет тапочек? - недоуменно спрашивают посетители. - И почему обязательно очень красивые?
   - Б. пригласил меня на дачу, - солидным тоном, объясняю я, - но просил обязательно захватить с собой тапочки.
   - Белые? - с иронией, спрашивают они.
   - Ну вот, сразу с белые! - напуская на себя возмущенный вид, отвечаю я. - Просто тапочки. Про цвет и фасон ничего сказано не было.
   - Разве у тебя совсем нет тапочек? - спрашивают другие.
   - Конечно, есть. Но ведь я пойду на свидание, да еще с Б. и поэтому нужны тапочки, ну прямо необыкновенные, - еле сдерживая смех, уже в который раз, поясняю я. - Прямо не знаю, что мне делать? Из-за каких-то тапочек, может сорваться свидание! А учитывая мой возраст, этого допустить нельзя ни в коем случае. Может, именно сейчас решается моя судьба? - сокрушенно продолжаю я. - И никто не хочет войти в мое положение.
   Вся организация пересказывает это как анекдот целую неделю.
  
   В. агитирует нас с Ферой, отправится на выходные дни на дачу к его другу. Друг, богатый художник и в полученном нами устном приглашении, особо подчеркивается, что на столе будет много разных деликатесов. Не откладывая в долгий ящик, мы сразу же выносим это предложение на обсуждение всего коллектива. Каждый сотрудник предлагает нам взять с собой еще и его родственников, которых желательно бы тоже накормить чем-нибудь вкусным.
   У Феры есть племянники, у меня "куча" детей, их мы просто обязаны взять с собой. Составляем подробный список сопровождающих, с учетом их самых изысканных гастрономических вкусов. О чем мы в пятницу и сообщаем автору приглашения. Несколько дней уже новый анекдот передается по всем отделам.
  
   Г. "окончательно и бесповоротно" настроен жениться. К нам в комнату являются сотрудницы его отдела, и горячо убеждают меня согласиться. Они дают своему начальнику замечательную характеристику. Он очень славный и добрый человек, эрудированный, любит и понимает музыку, кандидат экономических наук и так далее. И еще, добавляют они, немаловажная деталь - он армянин. То есть с Кавказа. Единственный недостаток - любит "немного" выпить. Но, заверяют они меня, он сразу бросит пить. Просто ему одиноко и его нужно понять. Выслушав внимательно, все их довольно убедительные и веские аргументы я отвечаю:
   - Спасибо, что вы цените меня и своего шефа. Но у меня целиком и полностью реализован материнский инстинкт. Троих детей мне более чем достаточно. А приниматься за перевоспитание, боюсь, моих сил уже не хватит.
  
   Это всего лишь несколько примеров. Ни один день не обходится без шуток и смеха. Самое веселое и если не очень счастливое, то все равно радостное время в моей жизни.
  
   Твоему другу Шухрату, моему ровеснику, очень нравится Фера. Он выбирает в "свахи", нашу сотрудницу, женщину лет за сорок, Веру Петровну. Просит убедить Феру выйти за него замуж. Вера Петровна, честно, но уж очень, я бы сказала беспристрастно, лаконично и монотонно, осуществляет возложенную на нее довольно ответственную миссию.
   - ... Фера, подумай, - почти ежедневно повторяет она заученные фразы. - Шухрат неплохой парень, у него есть свой дом. Вы сможете жить отдельно от всех родственников. Это же так хорошо. Ни от кого не будете зависеть.
   - Вера Петровна, он сам может мне сказать хоть что-нибудь? - в сотый раз отвечает Фера.
   - Шухрат очень серьезный, скромный и стеснительный парень, - находит "сваха" достойную отговорку.
   - И он так всегда будет стесняться? - уже с нескрываемой иронией переспрашивает Фера. - Для чего же тогда ему нужна жена?
   Когда эти разговоры, часто происходящие в моем присутствии, повторяются неоднократно, я интересуюсь:
   - Фера, в самом деле, почему ты не хочешь поговорить с Шухратом?
   - Шухрат может и хороший парень, но я не знаю, как с ним разговаривать, если он при мне всегда молчит, как рыба? - отвечает она. - Сядет напротив, помолчит, помолчит и уходит. Ну что я ему должна сказать? Не буду же я его забавлять шутками и разговорами? Серьезный парень, не спорю, но скучный.
  
   В это время Ты тоже начинаешь замечать, что Шухрат нередко, где-нибудь в уголке коридора, шепчется о чем-то с Верой Петровной и, спрашиваешь напрямик:
   - Шухрат, какие тайны появились у тебя с этой Верой Петровной? Она же лет на десять, а то и на пятнадцать старше тебя?
   - У Вас всегда на уме одно и то же, - отвечает он. - Вам уже пора о душе подумать.
   Единственная фраза, которую он когда-то позаимствовал у Тебя, и теперь повторяет при каждом, как ему кажется, удобном случае.
   - Она просто взяла шефство надо мной, - поясняет он.
   - И я об этом? - не унимаешься Ты. - А в каком смысле шефство, если не секрет? Любопытно, почему ты не хочешь поведать мне, какие у вас "общие дела", и в чем, конкретно, выражается "шефство"?
   - Ну, это просто так, ничего интересного, - стараясь уйти от разговора, отвечает Шухрат. - Мы просто беседуем. Вера Петровна лучше меня знает жизнь.
   - Дело твое. Хотя я знаю жизнь не меньше ее.
   На этом разговор заканчивается.
  
   Проходит четыре года. Вспоминая об этих годах и, само собой разумеется, о Фере, я рассказываю Тебе и об этом "сватовстве". Ты крайне удивлен:
   - Интересно, - задумываешься Ты, - почему Шухрат, в то время так тщательно, утаивал это от меня. Я бы сумел уговорить Феру. В принципе, он, действительно, неплохой парень. Единственно не могу понять, как люди могут обходиться без чувства юмора. Однажды я рассказывал ему анекдот:
   - Мужчина и женщина едут на ослике, - начал я, - из одного села в другое. Дорога длинная, однообразная. Женщина говорит: "Давай отдохнем, а ослик путь пощиплет травку".
   "Отдохнули". Едут дальше.
   - А они поели, - сразу поинтересовался Шухрат.
   - Подожди, - ответил я и продолжал рассказывать. - Едут, едут. Через какое-то время женщина опять свое: "Давай отдохнем, а ослик путь пощиплет травку".
   "Отдохнули". Едут дальше.
   - А сейчас они поели, - настаивает на ответе Шухрат.
   - Причем здесь, поели, не поели, - я уже начинаю раздражаться. - Слушай дальше. - Вдали уже виднеется село. А женщина опять: "Давай отдохнем, а ослик пусть пощиплет травку". Мужчина не выдерживает и резко отвечает: "Пусть лучше ослик отдохнет, а я пощиплю травку".
   - Я не понял, они так и не поели? - удивляется Шухрат.
   - Нет. Они совсем ничего не ели, - резко отвечаю я, уже жалея, что начал рассказывать ему этот анекдот.
   - Тогда надо было ехать быстрее, а не останавливаться, - продолжает он мыслить логически.
   - Ну, дураки они, что с них возьмешь, и я тоже, - добавляю я, не зная рассердиться мне или рассмеяться.
   - А это Вы, про себя рассказывали? - "добивает" меня своей "догадливостью" Шухрат.
   Когда мы рассказываем кому-нибудь этот анекдот, то обязательно с "комментариями" Шухрата.
  
   Как-то раз, Фера принимается пересчитывать своих поклонников. Я, разумеется, не отстаю и перечисляю своих "воздыхателей". Все, названные мной кандидатуры принимаются без замечаний. Но, когда я упоминаю и Твое имя, она вдруг начинает протестовать. Я, естественно, удивлена ее реакцией и более настойчиво утверждаю, что Ты ежедневно наведываешься к нам только из-за меня.
   - Не обижайся, - перебивает он меня, - но здесь ты явно переборщила. Видно, что ему интересно с нами "поболтать", но это еще ничего не означает. Ты хоть знаешь, сколько женщин за ним "охотится"? Когда Ибрагим Эфендиевич, вечером после работы только выходит из здания, все женщины из нашего служебного автобуса, достают зеркальце и начинают припудриваться или подкрашиваться. Он жил у своей сестры, и я ездила с ним в одном автобусе года два. Поэтому знаю, что говорю. Продолжай дальше, а эту кандидатуру убери из своего списка.
   Меня это почему-то задевает и неожиданно появляется азарт. Позже Ты назовешь это "комплексом толпы".
   Почему Фера мне не верит? Я чувствую, что не безразлична и нравлюсь Тебе. Правда, есть одно большое "но": все остальные "кандидатуры" старше меня на три, максимум на десять лет. Тебе уже пятьдесят пять. Девятнадцать лет... Огромная разница в возрасте. Целая жизнь.
   К чему лукавить? С Тобой приятно общаться. Интересный мужчина, высокий, с "обалденной" фигурой. Умный, интеллигентный, с прекрасным чувством юмора, с богатым внутренним миром и так далее. И еще одно достоинство, неоспоримое в моих глазах, которое почему-то всегда сражает меня наповал, с Кавказа. Но... девятнадцать лет!
   Фера, сама того не подозревая, бросила "искру". Остальное для "костра", видимо, было уже готово. Я уже "серьезно" обращаю на Тебя внимание и решаюсь... на дружеское общение. О каких еще отношениях может идти речь, когда у меня трое детей, а Тебе уже пятьдесят пять лет? Нам обоим не хватает общения? Почему бы и нет? "Костер" стремительно начинает разгораться, хотя я этого еще не замечаю, или, обманывая себя, не хочу замечать.
  
   26 марта. Твой день рождения. Тебе исполняется пятьдесят пять лет. Мной овладевает непонятное, но неудержимое желание обязательно и сию же минуту поздравить Тебя. Но идти с "пустыми руками" не хочется и нужно, что-нибудь подарить на память. Понимаю, что для этого необходимо что-то "нейтральное"... Без намеков, деловое. Нахожу симпатичный, но в то же время, солидный красный блокнот, с тремя неравными отрывными частями. (Он и сейчас лежит передо мной на рабочем столе). Фера пытается остановить мой порыв, толкует что-то о приличиях и сдержанности.
   - Фера, о чем ты говоришь? - протестую я против ее вполне справедливых убедительных назиданий. - Это всего лишь простой блокнот, а с круглой датой даже необходимо поздравление сотрудника отдела кадров. Поэтому, будь спокойна - все приличия соблюдены.
   Нужно пройти по коридору сорок-пятьдесят метров до вашего кабинета. Но, кто объяснит мне, почему вдруг так сильно забилось сердце? Что здесь такого? Я просто зайду поздравить с днем рождения сотрудника нашего института. И все. Это ничего не значит. Это абсолютно ничего не значит. Каждый день по работе, я захожу в десятки кабинетов, и в этом нет ничего необычного. Надо только, прежде чем открыть дверь, постоять несколько минут и немного успокоиться. Сейчас я глубоко вздохну два-три раза и войду. Сейчас. Еще одну минуту. Нет. Все. Сейчас я открою дверь, иначе у меня закружится голова.
   Захожу в вашу комнату. Говорю всем: "Здравствуйте". Кроме Тебя еще двое мужчин, такого же возраста. И их взгляды сразу обращаются в мою сторону. А может, мое волнение тоже заметно всем? Но я не успеваю подумать об этом.
   Твой стол стоит около двери. Увидев меня, с блокнотом в руках, Ты сразу все понимаешь и встаешь. При Твоей "легендарной" невозмутимости, в Твоих глазах вижу растерянность, взволнованность, удивление и еще что-то необъяснимое словами.
  
   Позже скажешь, что когда я вошла, Ты, словно увидел перед собой Ангела, спустившегося с неба. (Красиво говорить Ты умел всегда). Ведь я зашла не по служебным делам, а поздравить. Ты, конечно, сразу понял, что и поздравление и "подарок" служат всего лишь поводом.
   Еле справляясь с непонятно откуда вдруг накатившим сильным волнением, почти запинаясь, говорю какие-то стандартные слова поздравления и отдаю блокнот. Меня окатывает жаркая, удушающая волна. И я уже почти жалею о своем "дерзком" откровенном шаге.
   Ты обнимаешь меня, немного прижимая к себе, как старший брат, как отец. Кто сможет объяснить, почему меня тянет остаться навсегда в Твоих объятиях? От Тебя исходит теплая волна Нежности и Надежности. То, чего в жизни до сих пор я не испытывала и чего мне так не хватает. Мне инстинктивно очень хочется еще сильней прижаться к груди сильного Мужчины. Но Ты держишь себя в руках и отступаешь на шаг назад.
   И именно, тогда, в тот момент, я впервые, до слез, захотела почувствовать себя слабой. Оказалось, что я очень устала быть или казаться сильной. Ты еще раз благодаришь меня, наклоняешься и "галантно" целуешь руку.
   - У горцев не принято, - скажешь Ты позже, - целовать руку женщине. Но в этот момент, мне просто хотелось как-то отблагодарить тебя, и в присутствии других мужчин, я не мог придумать ничего другого.
  
   Теперь кроме обычного "Здравствуйте" каждый день скромные, но такие милые и трогательные знаки внимания. Несколько дорогих шоколадных конфет для нас с Ферой "просто к чаю", крошечный букетик придорожных цветочков, сорванных по дороге на работу, невероятных размеров сочное яблоко.
   Ты умеешь ухаживать удивительно красиво и романтично, но я ограничиваюсь общением на работе. У меня, действительно, совершенно нет свободного времени заниматься "чепухой". Не понимая моего отношения, особенно, после такого волнительного для нас обоих поздравления с днем рождения, Ты передаешь мне записку со стихами, в которых сравниваешь меня с высокой красивой горой, засыпанной снегом. От этой одинокой горы веет ледяным ветром, но главное, что ей холодно самой, хотя она упорно не хочет признаться в этом даже себе.
   В ответ пишу стихи Фазу Алиевой. Потом от Тебя я узнаю, что это известная дагестанская поэтесса.
  
   "В стихах ты меня называешь порой
   Высокой горой, недоступной горой.
   Спасибо. Приятна твоя похвала.
   Но нет недоступной горы для Орла.
   И как бы гора не была высока,
   Орел залетел бы и за облака.
   Гнездо себе свил бы и счастье обрел,
   Когда бы, то был Настоящий Орел".
  
   Спустя годы, мне однажды пришла мысль, что и это стихотворение попало мне на глаза не случайно. Почему вдруг именно это стихотворение на обрывке газеты, полуистертое, я хранила, до этого момента, несколько лет. Прочитав его первый раз, мне сразу понравились слова. Так объемно и в то же время кратко выражающие суть отношений мужчины и женщины. Какое лестное для обоих сравнение: женщины с недоступной горой, а мужчины с орлом. А после того, как Ты объяснил мне, что это стихи поэтессы Дагестана, впервые почувствовала какую-то мистику. Ведь фамилия Алиева очень распространенная и я никак не могла подумать, что она Твоя землячка. А Ты был заинтригован, откуда я знаю творчество поэтов Дагестана. Вот так случайно, а может, и нет, но стихотворение, этой поистине удивительной женщины и замечательной поэтессы тоже сыграло определенную роль в моей встрече с "Настоящим Орлом". Потом это стихотворение, мы часто будем цитировать, и вспоминать на наших семейных праздниках. Для меня это будет очередное "восхваление" Тебя. А Ты будешь сиять своей полуироничной улыбкой оттого, что есть женщина, которая, не смотря на возраст, до сих пор считает Тебя Орлом.
  
   На следующее утро приносишь букетик подснежников. И протягивая их, произносишь только одно слово:
   - Спасибо.
   - За что? - искренне удивляюсь я. - Это Вам большое спасибо за цветы.
   - Что такое цветы? - произносишь Ты взволнованным голосом, непонятную для меня фразу и быстро выходишь.
   Куда делись серьезность и солидность? Передо мной - просто влюбленный, который, как не пытается, не в состоянии скрыть своих чувств. Глядя в Твои глаза можно было потерять себя, можно было утонуть в этом море любви и покоя. Редкостный взгляд, в котором гармонично сочетаются спокойствие с пылкостью, доброта со строгостью, простота с мудростью.
  
   Срочное задание из Совета Министров. Задействованы все ведущие специалисты института, пишут какие-то отчеты и справки. Машинистки перегружены, и уже не в состоянии напечатать требуемый объем. Меня вызывает ученый секретарь института и просит помочь. Соглашаюсь. Он предлагает печатать дома, а отпечатанный материал можно будет принести утром в понедельник.
   Мы беседуем около приоткрытой двери Твоей комнаты, так как его кабинет располагается рядом.
   "Костер" разгорелся, хотя еще не пылает. Знаю, что Ты назначен ответственным за выполнение этого задания, и в субботу обязательно будешь на работе. Поэтому ученому секретарю отвечаю, что мне все равно надо выйти в субботу на работу по служебным делам.
   Через некоторое время Ты признаешься:
   - Когда я услышал, как Ты "убедительно" доказывала, что тебе просто жизненно необходимо выйти в субботу на работу, я еле сдерживался, что бы не рассмеяться.
   - Тебе было смешно? - немного обиженно, уточняю я.
   - Не скрою, мне было приятно. Хотя это слово мало, выражает то, что творилось у меня на душе. Мне казалось, что сейчас я запою. "Щас спою..." - вертелись у меня в голове слова Волка-пенсионера из мультфильма "Жил-был пес".
   - Наверно, подумал, ну все попалась? - делаю я предположение.
   - Попался я. А ты просто почувствовала мое отношение к тебе и не смогла остаться равнодушной. Поняла, что это настоящее чувство, - уже серьезно отвечаешь Ты.
   - Вообще-то, я тогда так не думала. Но, зачем лукавить, мне хотелось увидеть Тебя еще и в выходной день. Я же знала, что Ты обязательно придешь.
  
   Замечаю за собой удивительную особенность. Я бы даже сказала закономерность. Если влюблена, то могу потерять осторожность и благоразумие. Никакие советы друзей и родственников не смогут поколебать моего решения, пусть даже все в один голос уверяют, что предмету моей "увлеченности" я не пара. Это происходит из-за того, что мне может понравиться человек, только если все вокруг начинают твердить, какой это замечательный человек, как много у него всяческих достоинств. Разговоры обычно ведутся в моем присутствии, и, естественно, подразумевается, что я уж точно не могу составить достойную конкуренцию говорящим.
   В начале марафона я долго, часто даже принципиально не принимаю в нем участия Можно подумать, даю "фору" остальным участникам забега. Зачем мне это? Я не отвлекаюсь на "мелочи". Я перегружена семейными делами и проблемами с детьми, и у меня нет ни времени, ни сил на "романтические приключения".
   Но потом, через какое-то время, вдруг где-то внутри меня вспыхивает красная лампочка: "Что ты сидишь?". Я "включаю скорость" и вопреки всем прогнозам, на финише оказываюсь первой.
   Ты очень точно назвал это "комплексом толпы". Только когда все увлечены кем-то, меня начинает разбирать вечное женское любопытство. Что же может быть в этом мужчине такого, что он привлекает внимание всех женщин? Конечно, перед тем, как включиться в эту игру, я буду долго думать, размышлять. Не по мне очертя голову, бросаться в омут страсти. Но до сих пор не пойму, почему, если я все-таки, после долгих сомнений и колебаний, решила участвовать в забеге, то финишная ленточка обязательно достается мне.
  
   Суббота. Захожу в кабинет, чтобы получить черновики справок, которые нужно отпечатать.
   - Здравствуйте, - приветствую я Тебя. - Мне передали, что материал, который нужно отпечатать, я могу получить у Вас.
   И лишь после моей "вступительной" речи, Ты медленно поднимаешь голову и делаешь вид, что только что заметил меня.
   - Здравствуйте, - Ты даже делаешь немного удивленное выражение лица. - Значит, Вас тоже привлекли к этому заданию?
   - Да. Попросили.
   Сняв очки и, покусывая их дужку, Ты, с каким-то испытующим видом протягиваешь стопку исписанных листков бумаги и...
   - Вы не могли бы сегодня пойти со мной в кино? - мягким обволакивающим голосом спрашиваешь Ты. - Сейчас почти во всех кинотеатрах города идет новый, нашумевший фильм "Покаяние". Надеюсь, Вы еще не посмотрели это фильм?
   - А если я не откажусь? - быстро нахожу я ответ.
   - Я на это очень рассчитываю, - серьезно, но с едва уловимым блеском в глазах, говоришь Ты.
   - Хорошо. Я занесу отпечатанный материал, тогда и поговорим.
  
   В половине двенадцатого приношу сделанную работу. Кладу две стопки бумаг на стол. Но Ты молчишь...
   Говорю:
   - До свидания, - поворачиваюсь и иду к двери.
   Молчание. Ты делаешь вид, что не слышишь и не видишь, так как "очень" занят редактированием. Берусь за ручку двери...
   Потом Ты, смеясь, будешь всякий раз повторять, что я, НУ УЖ О-Ч-Е-Н-Ь медленно отходила к двери. Хотя мне тогда, так не показалось. Конечно, я ждала повторения приглашения, но "совершала отход" по-моему, на нормальной скорости.
   - Вы обещали мне пойти в кино, - наконец произносишь Ты
   - А Вы, не передумали? - наверно, слишком быстро переспрашиваю я
   - Конечно, нет. Если не возражаете. Я только, что узнавал, в кинотеатре "Искра" как раз идет этот фильм.
   Мы идем в кинотеатр. Но фильм, действительно "нашумевший". Он вызывал в то время очень много споров. Каждый хотел посмотреть эту картину, и иметь о ней свое собственное мнение. Поэтому на двенадцать часов билетов в кассе уже нет, а на два часа я пойти не могу: нужно забрать из садика дочку.
   Ты огорчен, и даже не скрываешь этого. Но берешь с меня обещание, что мы пойдем на показ этого фильма в следующую субботу.
  
   В пятницу, выходя из здания после работы, неожиданно встречаю своего бывшего мужа. Он уже давно живет у себя на родине, в Грузии. Но каждый год приезжает и начинает преследовать меня. Сначала уговаривает все начать сначала. Он все понял и не может без меня. Стараюсь молча, быстрее, уйти. Тогда вдогонку несутся оскорбления. Прохожие в недоумении оглядываются, но я делаю вид, что это касается не меня.
   В субботу прихожу на свидание ко Дворцу Искусств, панорамному кинотеатру. Настроение, хуже не бывает. Голова занята унылыми и безрадостными мыслями. Кто знает, сколько дней мне еще придется выдерживать унижения, скрываться? Иногда это длится целую неделю. Не понимаю, неужели, прекрасно зная, что все кончено и только для того, чтобы оскорбить меня, стоит проделывать такой путь? Но у каждого свое хобби. Да и билеты на самолет стоят недорого.
   Ты сразу замечаешь мое подавленное состояние и спрашиваешь:
   - Что-то случилось?
   Пытаюсь уйти от ответа, но Ты настойчив. Мне не хочется говорить Тебе правду, но и лгать нельзя. И я одним махом выпаливаю:
   - Муж приехал...
   Ты садишься на краешек фонтана и бледнеешь на глазах. Теперь уже я тревожно спрашиваю:
   - Что случилось? Что с Вами?
   - Кольнуло в сердце, хотя раньше этого никогда не было, - тихо отвечаешь Ты.
   До меня медленно "доходит", что Ты подумал: "Она может вернуться к мужу. Ведь у нее дети". Чтобы успокоить Тебя, начинаю объяснять:
   - Вы подумали, что я могу вернуться? Об этом не может быть и речи. Если бы я знала, то не стала бы говорить об этом. Просто совершенно не умею скрывать свои чувства и эмоции. Но я привыкла всегда очень долго обдумывать свои поступки. Мне приходится это делать, ведь у меня дети. Но зато потом, никогда ни о чем не жалею и не раскаиваюсь. И о разводе я тоже много думала, пока не пришла к выводу, что это будет правильное решение.
  
   Немного постояв на улице, мы заходим в зрительный зал. Фильм хороший, но немного политизированный. Один из первых фильмов начала так называемой, перестройки в Советском Союзе. И если я стараюсь вникнуть в суть сюжета, то Тебе намного важнее то, что я сижу рядом. Ты накрываешь мою руку своей, и по всем жилкам струится пьянящее тепло. Я до сих пор отчетливо помню это мягкое ощущение живительного тепла, исходящее от Твоей ладони.
   Это ухаживание времен Твоей молодости. Такое сейчас можно увидеть только в старых добрых кинофильмах пятидесятых-шестидесятых годов уже прошлого века. Первое касание руки. Начинаю понимать, как в эпоху Пушкина мужчины мечтали увидеть хотя бы краешек девичьей щиколотки. Сейчас ничего не осталось от той восторженности и того трепета. А ведь даже простое касание руки, похоже на таинство. Делайте это как можно чаще, и Вы ощутите, что действительно есть сила энергии, которая идет от сердца к сердцу и чудесным образом связывает сердца.
   К сожалению, таинство полностью исчезает из современной жизни. Теперь уже нет тайны даже в том, кто родится мальчик или девочка. УЗИ, при желании, покажет это вам на третий-четвертый месяц беременности, а то и раньше. О каком таинстве, можно говорить, если даже роды проводят в присутствии отца. Как шутит Михаил Жванецкий: "Отец присутствует при родах, потому, что не присутствовал при зачатии". Есть такое мнение, что женщина в этот момент чувствует поддержку мужа и это ей помогает. Но многие психологи стали отмечать, что после таких "родов вдвоем" возрастет количество разводов. Причем часто из-за импотенции. Наверно, не зря роды у всех народов и во все времена были окутаны тайной, и мужчины к ней не допускались.
   Вопрос, конечно, спорный. И я не претендую на истину в последней инстанции. Но мне кажется, что в таких случаях, женщина просто хочет "продемонстрировать" мужу, как она мучается и страдает.
   Неужели мужу нужно это доказывать таким способом? Это женщины из категории всегда "страдающих". Они найдут любую причину, чтобы вызвать жалость.
   Женщины, которые бьют на жалость, чтобы муж не оставил их. "Если ты уйдешь, я пропаду", "Если ты уйдешь, я покончу с собой" и так далее. Постепенно это становится нормой и стилем их жизни. Они забывают о том, что мужчинам это в конце концов надоедает и если они и не уходят от этой женщины, то всегда находят себе "защиту от постоянных жалоб жены на жизнь".
   О трепетности отношений между мужчиной и женщиной уже давно забыли. Все рассказали, все показали. Телевизионное вещание переполнено передачами типа "Про это", "Окна", "Дом-2" и откровенное западное кино. Да, у нас нет цензуры, но и тайн тоже больше нет. А вместе с тайнами исчезает и красота жизни, нежность и хрупкая доверительность отношений. Должна же быть какая-то вуаль, прикрывающая тайну. Тогда захочется заглянуть в эту тайну и увидеть, что-то волшебное, только тебе предназначенное. А потом гордиться тем, что это удалось, после долгих отчаянных попыток, только тебе одному, и никому больше.
  
   После просмотра фильма мы идем две или три остановки по весеннему Ташкенту, одетому в сверкающую, после прошедшего рано утром дождя, зеленую листву. Проходим набережную Анхора, по которой, не торопясь, прогуливаются парочки. В отличие от нас - это совсем молодые люди. Наверно, старшеклассники. Они встречают весну не только по календарю. Они встречают весну своей жизни. А мы? Да, мы намного старше их. У нас уже взрослые дети - ровесники этих ребят. Но душа не стареет, если в ней поселилась романтика и предчувствие большого светлого чувства. И если отвлечься от нашего, далеко не "комсомольского" возраста, то мы ничем не отличаемся от них. Просто мы еще бережнее, трепетнее и пронзительней относимся ко всему, происходящему с нами. Не только каждое слово имеет определенный смысл. Не меньшее значение заключает в себе взгляд и красноречивое молчание.
   Пересекаем парк около главной площади. Кажется, я бы смогла пройти так с Тобой с одного конца города до другого. Нам обоим не хочется расставаться. Но в детском садике меня ждет Карина и я должна забрать ее до двух часов. Хотя в субботу садик работает до пяти, я всегда забираю детей до двух, прежде чем их уложат спать. Почти все дети этого возраста не любят спать днем.
   Ты провожаешь меня до остановки маршрутного такси, и не в силах скрыть свои чувства, целуешь руку. Интересно, как это смотрелось со стороны, ожидавших "маршрутку", пассажиров? Почему-то я тогда не обратила внимания на их реакцию. Совсем как в старинных фильмах, благодаришь за прекрасно проведенное время. Наверно, если бы снимали сцену из жизни девятнадцатого века, то нам нужно было бы только заменить костюмы. Все эмоции, слова и жесты были безупречны и не потребовали бы дополнительного дубля. "Снято. Спасибо. Все свободны", - сказал бы нам самый требовательный режиссер.
   - А завтра мы сможем встретиться? - тихо и проникновенно спрашиваешь Ты.
   - Что Вы, конечно, нет, - без тени кокетства, искренно отвечаю я. - У меня куча дел. И потом только в субботу до обеда я более-менее свободна. Мальчики в школе, дочка в детском саду.
   - Да, я понимаю, - немного смутившись, произносишь Ты. - Простите, и еще раз спасибо.
  
   С 13 апреля у Тебя назначена командировка в Москву, на неделю.
   Значит, я целую неделю не увижу Тебя? И если два выходных дня стали почти бесконечными, несмотря на обилие домашней работы, то, как же долго будет тянуться эта неделя.
   Будучи хорошим психологом, Ты чувствуешь мое состояние и приглашаешь меня в субботу к себе домой. И я соглашаюсь.
   Не понимаю, что со мной творится? Еще два месяца назад была уверена, что все чувства, подобного рода, давно атрофировались за ненадобностью. Это, конечно, еще не Любовь. Наверно, влюбленность. Ты мне нравишься. Каждое утро просыпаюсь с мыслью, что увижу Тебя. Теперь я не только с удовольствием иду на работу. Так я хожу на работу, почти всегда. Но теперь я иду как на праздник, как на свидание. Увижу Тебя и получу такой огромный заряд Доброты и Нежности, что его хватит не только мне, но и останется передать моим детям. Певицей меня назвать нельзя, даже если очень захотите польстить. Но поет душа, и я тоже начинаю мурлыкать под транзистор вечером, когда стираю или мою посуду.
  
   У Тебя потрясающая способность слышать не только себя, но и своего собеседника. Общаться с Тобой для всех одно удовольствие. Блестящее красноречие и необычайная притягательность голоса.
   Чтобы как-то "заманить" девушек в свой отдел, молодые ребята просят Тебя хотя бы начать разговор. Приносят конфеты, пирожные и приглашают девушек на чай. Ты непринужденно шутишь, рассказываешь анекдоты, какие-то смешные случаи из жизни. Девчата от души хохочут. А после их ухода, ребята, почти с упреком говорят:
   - Мы их пригласили, накупили сладостей, а они на нас и не смотрели. Открыв рот, слушали только Вас. Как у Вас это получается?
   - Это секрет, - лукаво улыбаясь, отвечаешь Ты.
   Да, это притяжение. Магнетизм. Но в моем "клиническом" случае больше похоже на дуэт Удава и Кролика. Роль Кролика, естественно, исполняю я. Изо всех сил "пытаюсь" держаться, но Твой "гипноз" сильнее меня.
  
   11 апреля. Надеваю свое лучшее кашемировое югославское платье, сшитое в старинном "русском стиле", приглушенного цвета красного кирпича с рюшами из такого же материала, но с "деревенским рисунком" в мелкий цветочек. Маленькие рюши вместо стоячего воротника и большие манжеты с множеством пуговичек. Я наблюдательна, и уже успела заметить, что Ты всегда восхищенно смотришь на меня, когда я именно, в этом платье.
   Хотя только начало апреля, но на улице больше двадцати градусов тепла. Цветет вишня. Так и хочется произнести "цветет сакура". К слову "вишня" мы привыкли, а "сакура", что-то необычное. А в этот день для меня все необычно. Прохладный легкий ветерок. Весеннее солнце нежно ласкает изумрудную листву деревьев. Природа празднует свое рождение. А я? Еще неосознанно, но я тоже "возрождаюсь".
   Возможно, это предчувствие большого и настоящего чувства. Я не просто смотрю вокруг, я ВИЖУ. Вижу яркую зелень деревьев и красоту цветущих желтых одуванчиков, пробившихся сквозь асфальт вдоль дороги. А вот, посреди тщательно скошенной газонокосилкой полянки, нетронутая "клумба" с клевером. Может даже у садовника, дрогнула рука перед естественной красотой, и он обошел ее стороной. Над головой высокое чистое и ярко голубое небо с легкими перистыми облаками. Такое небо бывает в Ташкенте только ранней весной.
   В душе тоже весна и мне семнадцать. Хотя не помню, чтобы в семнадцать мне было так хорошо.
   Двадцать лет долой. Долой годы, долой огорчения, проблемы и невеселый груз прошлых лет. Я и обновленная, радующаяся солнышку природа - одно целое. Чувствую на себе взгляды, проходящих мимо мужчин. Но уже не "горблюсь", и не втягиваю голову в плечи, стараясь не привлекать внимания. Я открыта. Я сейчас, как никогда, открыта весне, солнцу, жизни и взглядам. Пусть смотрят. Девушка весной идет на свидание. Что же здесь удивительного?
   Кто даст мне сейчас мои годы? Кто скажет, что у меня трое детей? У меня талия шестьдесят сантиметров. И это без изнурительной гимнастики и тренажеров. Для чего делать утреннюю зарядку, когда каждый день около часа я стираю белье в ванной, без стиральной машины. Между прочим, отличное средство для похудания и выработки тонкой талии. Три часа домашней работы вечером после работы, вполне заменяют мне тренажерный зал.
   И когда сейчас, спустя двадцать лет, показываю фотографии того времени, на которых изображена женщина тридцати шести лет, имеющая троих детей, с параметрами восемьдесят семь на шестьдесят на девяносто, удивлению нет предела. А ведь это всего лишь труд, тяжелый, нескончаемый домашний труд.
   Я иду на свидание. Второе свидание в этом году. Романтика. Она в моих сияющих глазах.
   Как на первом же свидании узнать, вспыхнет ли между вами настоящая любовь? Ответ прост. Если женщина приходит на десять-пятнадцать минут раньше назначенного часа, а мужчина в это время уже полчаса с нетерпением поглядывает на часы. Я не понимаю девушек и женщин, опаздывающих на свидание к любимому. Ведь так можно потерять несколько минут любви и счастья. А если для Вас эти минуты ничего не значат, то честно спросите себя, а нужна ли вообще эта встреча?
   Хотя я иду, как мне кажется, очень медленно, все равно прихожу на пятнадцать минут раньше. Огромным усилием воли, я заставляю себя подождать еще пять минут. На большее ожидание терпения не хватает.
   Без десяти десять я у Тебя. На столе коньяк, фрукты, свежая зелень. Угощаешь меня дагестанским блюдом - Хинкал. Для этого блюда, из теста делаются ракушки (окури), варятся в бульоне с большим количеством свежей баранины, и как соус подается толченый чеснок с томатом.
   - Первый раз в жизни имел дело с мукой, - как бы оправдываясь, и в то же время, давая мне понять, что это было сделано только ради меня, говоришь Ты. - Но так хотелось угостить Вас нашим национальным блюдом. Поверьте, я очень старался. Это мое любимое блюдо, она помогает мне при всех недомоганиях, даже при простуде.
   Включаешь проигрыватель. Магнитофоны в то время были катушечные. Кассетные магнитофоны только начали появляться у перекупщиков, и были еще редкостью. Да и, не было таких песен на кассетах. Со старой пластинки звучит лирическая песня, наверно, еще пятидесятых годов:
  
   "...Без твоих голубых, ясных глаз я прожить не смогу.
   Ты во сне снишься мне незабудкой на вешнем лугу.
   Только вот на беду, нужных слов не найду,
   Но песня, но песня тебе все расскажет, о чем я сказать не могу..."
  
   Я, конечно, сразу догадываюсь, что пластинка, именно с этой мелодией, была приготовлена заранее. А я то думала, что романтика в наше время уже полностью испарилась из жизни, и встретиться с ней возможно только на экране в старых кинофильмах. Свое удивление я даже не пытаюсь скрыть.
   - Где, Вы смогли "откопать" эту пластинку?- спрашиваю я.
   - Вас удивляет только это? - внимательно следя за моей реакцией, произносишь Ты.
   - Ну, не только,... - медленно тяну я.
   - А что еще? - интересуешься Ты.
   - Ну, не знаю, как это выразить,...- я никак не могу подобрать слова, чтобы не называть вещи своими именами.
   - Не ожидали встретить романтичность в моем-то возрасте? - наконец напрямик спрашиваешь Ты.
   - Наверно, да, - честно подтверждаю я.
   - Не поверите, но я также был удивлен, когда "откопал" Вас.
   - Но я не египетская мумия, чтобы меня надо было откапывать, - улыбаясь, произношу я.
   - Мне казалось, что Женщины тоже исчезли, как и мумии.
   - Вообще-то мне нравится, когда меня хвалят, - пытаюсь я сменить тему разговора, которая с каждой минутой все заметнее усиливает блеск Твоих глаз. - Я же по восточному календарю кошка и люблю, когда меня гладят по шерстке.
   - Доброе слово и кошке приятно? - иронично отмечаешь Ты.
   - Конечно, - соглашаюсь я. - Но теперь, наверно, наступила моя очередь петь Вам дифирамбы?
   - Не торопитесь, - останавливаешь Ты меня. - Я еще должен заслужить это.
   - Я и не смогу. У меня с этим всегда проблемы. Я говорю то, что думаю. Могу, конечно, в шутку превознести до небес, но умный человек сразу поймет, что это всего лишь розыгрыш.
   - Говорить то, что думаешь? - несколько озабоченно озвучиваешь Ты мои слова. - Это, однако, опасное и неблагодарное занятие.
   - Нет, - пытаюсь я объяснить. - Если не могу найти какие-то хорошие качества в конкретном человеке, то просто промолчу.
   - Это уже легче, - вздыхаешь Ты. - Поэтому лучше попробуйте, что у меня получилось. Какой из меня вышел кулинар, я не знаю, но как уже говорил, очень старался. И просто послушаем хорошую музыку.
   Разговариваем обо всем и ни о чем конкретно. Нам очень хорошо вдвоем. Мне, кажется, мы знакомы уже целую вечность. А может, ждала встречи все эти годы, именно, с Тобой? Не смотря всего лишь на вторую встречу наедине, и то одну в зале кинотеатра, возникает особое чувство - Доверительность. Постепенно исчезает разница в возрасте. Остается только Уважение. Уважение не к возрасту, а к Твоим знаниям, опыту жизни и потрясающему умению рассказывать обо всем просто и без затей. Тонкий, роскошный юмор. И очаровывающий, укутывающий добротой мягкий баритон, идущий из души.
  
   Говорят, чтобы обладать таким голосом, как мужчине, так и женщине, необходимо иметь внутреннюю гармонию. Я чувствую себя совершенно свободно, нет никакого напряжения. С удовольствием откусываю кусок свежего сочного редиса. Вдруг Ты начинаешь целовать меня. Это так неожиданно, что в голове проносится целый рой мыслей. О, нет, я не против мужских теплых рук и мягких настойчивых губ. Но что мне делать с ломтиком откушенного редиса? Как же мне теперь проглотить его?
   Все последующие годы одиннадцатого апреля на нашем столе почетное место занимает редис. Это своего рода яблоко Евы. Редис - познания Любви. Так мы теперь всегда говорим о нем. Смешно? Может быть, я не спорю. Но ведь этот мир, наверно, и был создан для Радости, Любви и Смеха, а не для Боли, Страданий и Слез. Иначе, зачем существуют радуга, подснежники, щебетанье птиц? Для чего каждое утро восходит солнце? Если плакать можно и в темноте.
  
   Мы стали близки. Конечно я, как и положено, сопротивлялась, но не могла же я ударить Тебя чем-нибудь тяжелым или, как известный боксер Майк Тайсон, откусить кусочек уха? Ты скажешь потом, что я сопротивлялась как курица, которая бежит от петуха, а потом думает, а не быстро ли я бегу? Я не знаю, что Тебе ответить. Просто я была еще не готова к этому. Чувствуя, что мое сопротивление бесполезно, мелькает мысль из анекдота "Расслабься и получи удовольствие". Следующая мысль на конвейере: "Я все равно больше никогда (никогда не говори "никогда") не буду с мужчиной". Странно, но впервые я понимаю, что секс это не "обязанность". Перед тем как улететь, мелькает последняя мысль: "Что он теперь обо мне подумает?". Искательница приключений. Я ведь пришла просто поговорить. Ты так и не поверил, что мысли мои тогда были, действительно, чисты как у школьницы младших классов. Мысль, что Ты можешь плохо подумать обо мне, заслоняет все и не дает покоя. Я не выдерживаю:
   - Что Вы теперь обо мне подумаете? - спрашиваю я.
   И панически боюсь услышать не совсем лестный для меня ответ.
   - А чтобы ты подумала обо мне, если бы я тебя отпустил просто так? - серьезно отвечаешь Ты вопросом на мой вопрос. - Единственно, что не могу понять, - добавляешь Ты ласковым голосом, - за что аллах решил наградить меня еще в этой жизни.
   Я бы ничего не подумала, но крыть нечем. Счет один - ноль, в Твою пользу.
  
   В два часа я забрала Карину из детского садика и вернулась домой. Беспощадно ругаю себя. Ты сто, тысячу раз прав. Как же я могла, совсем потерять голову? На что рассчитывала? Пошла поговорить. Ха! Кто в это поверит? Конечно, никто об этом никогда и не узнает. Я почему-то абсолютно уверена в Твоей порядочности. Но будем знать я и Ты. Что Ты будешь думать обо мне теперь? Как я смогу поднять глаза, встретив Тебя? Я не против отношений, но они не должны развиваться так быстро и быть кратковременными. В жизни все может быть. Я не монашка и не ставлю на себе крест. Но главное условие для меня - должны быть чувства. Знаю, что нравлюсь Тебе. Ты тоже уже не безразличен мне. Но со дня нашего первого разговора прошло всего два с половиной месяца. Разве это срок, чтобы перейти на такие близкие отношения? Мы всего лишь один раз сходили в кино. Нет, - решаю я, - Ты просто обманул меня... Странно звучит из уст тридцатишестилетней женщины с тремя детьми, не правда, ли? Но, я наверно, не из двадцатого века. Есть люди, которые поторопились родиться, а есть, которые опоздали. К последним отношусь и я.
   ВСЕ. Только "Здравствуйте"... Только служебная этика... Обет молчания... сошла с ума,... посмотри, в паспорт, тебе тридцать шесть лет, у тебя трое детей. Тебе не хватает забот и проблем? Все! Все!! Все!!! Точка! Жирная точка! Неожиданно, против моего такого светлого, но разгневанного разума начинает выступать Тело.
   Оказывается, я до сих пор даже не догадывалась, что у Тела тоже есть Голос и Эмоции. Перекрывая, обличающий и обвиняющий меня голос Рассудка, оно кричит: "Мне хорошо. Я никогда не летало и не знало, какое на самом деле бывает Небо. Я даже не знало, что оно существует". Оно поет.
   Я отчетливо ощущаю каждый сантиметр своего тела, которого касались Твои ласковые руки или губы. Начинаю понимать "избитое" выражение: "Я боролась с собой". Душа, Рассудок и Тело - эта Троица живет в человеке до поры, как одно целое. Но сейчас я вижу, что у каждого из этой Троицы свои принципы, свои законы, свои эмоции и свой голос. В моем случае они ведут себя как Лебедь, Рак и Щука. Тело, как Лебедь, поет и рвется обратно в Небо. Разум, как Рак - он анализирует и твердит: "Надо отступать, назад, назад...". А Сердце - оно еще молчит, как Рыба.
   Позже я прочла у Л. Витгенштейна: "Человеческое тело - лучшая картина человеческой души", а В. Каннинг к этому гениально добавил: "Тело это великий предатель души".
  
   11 апреля мы считаем Главным Днем в нашей судьбе, Первым Днем нашей совместной жизни, рождением нашей семьи. У нас не было свадьбы, в обычном понимании этого слова. Но верно говорят, настоящие браки совершаются на Небесах. Наш брак из этого немногочисленного списка, утверждаемого Небесной канцелярией.
   Свадьбы всегда справляют, главным образом, для гостей. У нас они были тоже. Нашими гостями были Любовь, Тепло и Нежность. Они так и остались нашими самыми верными друзьями на всю жизнь. Они не обсуждали, что у нас на столе не было паюсной икры и не были приглашены известные артисты и музыканты. Они не предали нас в тяжелые дни испытаний, выпадающих на долю каждой семьи. Зато наши "гости" подарили нам очень ценные подарки: Доверие, Взаимопонимание и Гармонию во всем.
   Я считаю этот день своим вторым Днем Рождения. Ведь у женщины нет годов рождения, а есть мгновение, когда она встречает Любовь. И только тогда она рождается по настоящему. До этого дня она живет ожиданием. Также как любое рождение на Земле, она проходит через муки, сомнения, отчаяние. Но, только встретив Любовь - женщина становится Женщиной.
  
   Как найти Человека? - иногда спрашивают меня девушки.
   Вопрос, как говорят юмористы, конечно интересный. Одни сидят и ждут Его. Другие - дни напролет проводят в поисках. Я бы посоветовала:
   - Сиди пока на месте, читай книги, умные книги, лучше классику. Найди увлекательное хобби. Изучай что-нибудь. Ведь Принцесса должна быть не только красивой, но еще доброй и умной. И не беспокойся, твой Принц уже идет (едет, скачет, плывет, летит) по направлению к тебе. Поэтому ты должна быть на месте. Потому что есть Судьба. Чтобы там, не говорили противники фатализма.
  
   У меня было восемь дней. Восемь дней борьбы с собой, раздумий. Это только кажется, что восемь дней - "всего лишь" одна неделя. Это большой отрезок времени. Это очень долго, когда решаешь, стоит ли менять, пусть не легкую, но "устоявшуюся" жизнь. Страшно опять разочароваться. Ломая голову в поисках ответа, я так и не пришла ни к какому окончательному решению.
   И вот в один из таких дней, вернее в одну из ночей, я увидела странный сон. Маленькая комнатка, темная и мрачная, не проникает даже луч света, хотя есть окна и двери. Мне очень хочется вырваться на простор, увидеть свет. Но я не имею ни малейшего представления, как это можно сделать. И какой-то тихий голос, я даже не запомнила, кому он принадлежал: мужчине или женщине, подсказывает, что необходимо пролезть через канализационную трубу. Сначала я не могу даже вообразить себе, как я смогу это осуществить. "Но, - шепчет мне тот же голос, - это единственный выход на волю". И непреодолимое желание увидеть солнце заставляет меня спуститься в эту трубу и ползти в ней, довольно долго. В конце трубы мерцает маленькое светящееся круглое окошко. Оно далеко, но я терпелива. И преодолев этот путь, напоминаю, внутри канализационной трубы, я абсолютно чистая оказываюсь на воле. Вижу перед собой бирюзовое спокойное море без конца и края. Блестящая гладь моря, в котором отражается высокое лазурное небо. Это был до того завораживающий вид, что я была просто ошеломлена красотой и необозримостью открывшегося мне простора.
  
   Я все больше и больше утверждаюсь в мысли о том, что наше счастье зависит куда более от того, как мы встречаем события нашей жизни, чем от природы самих событий. Александр фон Гумбольдт
  
   20 апреля возвратившись из командировки, Ты выходишь на работу. Заходишь, как всегда, к нам, и все мои Обеты нарушены. Если бы я заметила в Твоем взгляде хоть крошечную капельку торжества Победителя, клянусь, это был бы конец нашим отношениям. Твое торжество было бы моим Унижением. Но... в Твоих глазах только Любовь и Нежность. И почти неуловимая тень страха, что в моих силах прервать все. Это окончательно перевешивает чашу весов в Твою пользу. И хотя разум все еще где-то ищет какие-то мелкие зацепки, но сердце уже побеждено.
  
   24 апреля - мой день рождения. Утром Ты протягиваешь мне очень красивую ветку махровой сирени, насыщенного темно розового цвета и коробку шоколадных конфет, с многозначительным названием "Желание".
   - С днем рождения, - тихо, но с выражением произносишь Ты. - Я очень хочу, чтобы ты была счастлива.
   А потом неожиданно добавляешь:
   - И я тоже.
   - Но ведь день рождения у меня? - шучу я.
   - Ты не хочешь, чтобы я был счастлив? - в тон мне переспрашиваешь Ты.
   - Хочу. Но...- я замолкаю, подыскивая слова.
   - Но причем здесь я?- продолжаешь Ты, не законченную мной фразу.
   - Я не это хотела сказать.
   - А я хочу сказать, именно это, - уже серьезно говоришь Ты. - У нас должно быть одно счастье на двоих.
   - Вы удивили меня, - резко меняю я тему разговора. - Откуда Вы узнали, что сирень я люблю больше всех цветов? Это Фера сказала?
   - Честное слово, я не спрашивал ее об этом, - растерянно отвечаешь Ты.
   - Тогда как Вы догадались? - искренне удивляюсь я, - Почему не розы или гвоздики?
   - Розы и гвоздики не подходят тебе, - Ты прикрываешь глаза, как будто представляешь упомянутые цветы рядом со мной. - А сирень - она, как и ты, - делаешь Ты небольшую паузу, подыскивая наиболее подходящее слово, - она... настоящая.
  
   Сейчас перебирая фотографии, чтобы сделать альбомы "ДО" и "ВМЕСТЕ", впервые обращаю внимание на то, что на всех фотографиях ДО, Ты выглядишь как "Денди лондонский" и только. Ты красив настоящей мужской красотой. Серьезный, всегда элегантный и аристократичный, но есть какая-то отрешенность и недоступность. А может это и называется одиночеством. Одиночеством души. Но вот передо мной общее фото. Субботник. 25 апреля 1987 года. Ты стоишь чуть в стороне, полы пиджака отлетели и напоминают крылья. Хотя нет никакого ветра. Все присутствуют на субботнике, а Ты в Небе. Солнечный и захватывающе счастливый. Портрет Ромео в сравнении с Тобой блекнет. На фотографии Орел, готовый взлететь за облака и обрести, наконец, свое счастье. У него есть силы на это, а еще больше желания. Но к фотографиям вернусь позже.
   Я постоянно твержу, что у меня трое детей и мне не до выстраивания новых отношений.
   - А разве я тебе буду мешать? - тихо и проникновенно спрашиваешь Ты.
   И опять мне не найти слов, чтобы возразить.
  
   Длительное время я не могу перейти на "ты".
   - Почему ты продолжаешь говорить со мной на "Вы", неужели я такой старый?- однажды не выдерживаешь Ты.
   - Нет.... Это просто уважение, - нахожу я отговорку.
   Хотя в действительности, меня удерживает именно возраст, а еще больше Твоя солидность.
   - Но мне хочется больше чем уважение. Я люблю тебя! - впервые произносишь Ты.
   - Я тоже, - говорю я немного поспешно и почти автоматически.
   Ты прекрасно разбираешься в нюансах и тут же даешь оценку моим словам.
   - Но ты любишь меня как Луна, а я люблю как Солнце. Твоя любовь лишь отсвет моей. Ты просто не можешь не ответить на мои чувства.
   С подкупающей честностью и трогательной правдивостью смотришь мне прямо в глаза. И мне кажется, что Твои глаза спрашивают:
   - Ведь ты меня искренне любишь, да? Мне так нужны твои ответные чувства. С тобой рядом я чувствую себя рыцарем, самым сильным, смелым и умным. Такое ты производишь на меня впечатление. У меня сразу расправляются плечи, и поднимается настроение. Наверно, очень важно, чтобы был на Земле человек, рядом с которым становишься рыцарем. Ты улыбаешься, и все встает на свои места. С тобой мне не надо играть какую-то роль. Я могу быть собой.
  
   Хотя я, под Твоим давлением, и перешла на "Ты", но по имени почему-то не называю, избегаю этого. Даже когда мы уже официально стали мужем женой, в присутствии кого-либо, я обращаюсь по имени отчеству. И это не простая демонстрация. Просто я понимаю, кто рядом со мной. Человек выше меня на голову, во всех смыслах. Для меня - Ты учитель по жизни. В этом выражается мое уважение. Прекрасно вижу, что душой Ты моложе многих моих ровесников. Твоей энергии можно по-доброму позавидовать.
   Только человек с большим опытом жизни, может выдержать эмоциональные перепады женского характера, да еще моего, с моими примерзшими "принципами". Но, важно, что Ты сам лишен таких перепадов. Поэтому, как это ни странно, для всех окружающих, у нас до сих пор существует любовь-дружба и любовь-страсть. Именно из-за разницы в возрасте. Потому что в Тебе есть то, чего нет во мне.
   Ты для меня авторитет. Ты так много знаешь, так много читал. Ты способен оценить что-то. Причем оценка будет именно Твоя, а не просто "модная" в данное время. Мне интересно с Тобой. И я очень стараюсь дорасти до Твоего уровня.
   В Тебе удивительным образом уживается реалист и идеалист. Редко кто может продемонстрировать такое упорство и силу духа, и вместе с тем мало кто бывает столь же поэтичен и так свято верит в любовь. Ты отдаешься, любви без остатка и даришь свою любовь с такой же пылкостью, искренне веря, что это и есть единственная любовь на свете. Разве Ромео и Джульетта умели так любить?
   Конечно, нет, - возразишь Ты. - Ведь они были еще детьми.
   В любви Ты чистейшей воды романтик, настолько, что не пропускаешь ни один мой вздох, взгляд или стон. Ты окутываешь наши отношения дымкой возвышенной поэзии. Куда уплывает в этот момент Твоя серьезность и солидность? Это всего лишь маска, за которой Ты скрываешь страстное сердце.
   - Когда я увидел тебя, что-то вспыхнуло во мне, но еще не знал, что это любовь, - признаешься Ты. - Я тогда думал, что это обыкновенное влечение мужчины к женщине. Мне хотелось все время смотреть на тебя, чувствовать твою близость. Разум, где-то вдалеке нашептывал мне: остановись, подумай. Но, наверно, чувство любви непобедимо никаким сознанием и разумом.
  
   Мы не афишируем наши отношения. Может, боимся еще раз обжечься. Хотя оба уже понимаем, что это больше чем флирт. Но разве можно скрыть Счастье Любви! Когда сходят с ума от любви - все завидуют. Надолго ли, но нам хорошо в сверкающем, хрустальном мире, где солнце разбито на сотни звуков и только музыка, музыка... Музыка и стихи наполняют всю нашу жизнь. Иногда, мы просто обмениваемся строками из стихов или песен. Природа, стихи, музыка. Сколько времени отпущено для счастья? Кто знает? Да и надо ли это знать? И потом счастье каждый понимает по-своему.
   Молодость относится к Любви более беззаботно, у нее впереди вся жизнь. И первая влюбленность, это только школа. А когда за плечами тяжелый груз разочарований, проблесков надежды и опять разочарований. Выбираешь другую программу и постепенно начинаешь находить в ней свои плюсы. Спокойствие, размеренность, все зависит только от тебя, ты сама распоряжаешься своей жизнью. Никто не смеет обидеть тебя. И, в конце концов, к тебе приходит самоуважение и самодостаточность. Да, это не полет! Это не седьмое небо! Решаешь, что лучше не летать, чем падать. Тем более, если никогда не ощущала радости полета и не представляешь что это такое. Как можно желать того, чего не испытывала?
   Это после встречи с Тобой, я знаю, что если будешь бояться падать, то никогда не взлетишь. Чтобы увидеть радугу, надо пережить дождь. В одной книге я прочла интересное изречение: "Все женщины рождены, чтобы летать. И если она встречает достойного мужчину, она научит летать и его. Даже, если мужчина обрежет ей крылья, она все равно будет летать. Но уже... на метле!"
   Только спустя некоторое время я пойму - наша встреча была особенной. Она была особенной с самого начала. Волшебной, как и положено, в сказках, когда по детски ждешь чуда. Этим чудом для меня стал Ты. Мы болтаем обо всем и ни о чем, мечтаем, вместе радуемся и грустим. Когда Ты стал незаменимым? Важно ли это сейчас. Самой важной для меня стала наша встреча. Незабываемые дни, которые потрясли мой тихий устоявшийся мир. Не будь в этом мире моих детей с их любопытством, любознательностью и непосредственностью, он был бы еще хмурым и серым. Мой спокойный мир был расцвечен только улыбками и какими-то новыми открытиями детей. Они практически никогда не доставляли мне хлопот. Были здоровы, хорошо учились, помогали по дому. За все время у меня никогда не было ни одного больничного листа по уходу за детьми. Просто они росли в атмосфере тишины и покоя. И это для меня всегда оставалось самым главным, первостепенным.
   Можно заставить себя не думать о Любви, когда ее нет даже на горизонте. Но, когда она стоит у твоего порога? Что делать тогда? Я хочу быть с Тобой и одновременно боюсь. Боюсь, что Счастья не бывает так много. Счастье - это улыбка судьбы, а судьба на улыбки скупа. А что потом? Я не одна, у меня дети и мне нужно очень осторожно подходить ко всем своим новым чувствам и отношениям.
  
   Раскладываю карты. Выходит, что Ты очень любишь меня. Но я знаю это и без карт. Перемешиваю и опять раскладываю. Так много черноты. Но, почему я должна в это верить? Тем более что сегодня понедельник. Значит, карты лгут? Конечно, лгут. Карты должны показывать только одно, что мы будем вместе, и у нас все будет хорошо. На то и существуют карты, чтобы предсказать, дальнюю дорогу и красивую верную любовь до конца дней.
   В древние времена все, что приближалось к совершенству, вызывало зависть богов, которые насылали несчастья - ведь они не хотели, чтобы люди достигли совершенства. И я чисто по-женски боюсь этого.
   "Будьте осторожны в ваших желаниях, они могут исполниться" - твердит восточная мудрость. Я чувствую, как бьется Твое сердце, целую, смотрю в Твои желто-коричневые глаза. Умираю от нежности. Обними меня крепко-крепко, и мы просто помолчим.
   Если мужчина может так сильно, в то же время нежно, прижать к себе, значит, он сможет защитить тебя от всего неприветливого мира. Но и мир меняется с нами. Он тоже становится добрее и красочнее. Как хорошо молчать вдвоем. Мы кормим, друг друга с рук, и я уверена, что никогда не ела ничего вкуснее. Я смотрю на Тебя и тихо улыбаюсь. Господи, сделай так, чтобы это никогда не кончалось. Возьми меня за руку, и мы пойдем вместе по дороге. Куда? Разве это имеет значение?
  
   Ты будешь рассказывать мне про свое детство, а я блаженно щуриться, замирая оттого, что мы идем рядом, оттого что дышу одним с Тобой воздухом. Оттого что весна, солнце и ветер треплет волосы. Мы едим мороженое и болтаем ни о чем. Ты даришь мне желтые одуванчики, их так много здесь сейчас, и смеешься, наблюдая мой восторг. "Женщине, которая умеет так радоваться, просто необходимо дарить цветы" - говоришь Ты. Хочется обнять, но я беру Тебя за руку. Мне так нравится к Тебе прикасаться.
   Похоже, я действительно влюбилась. Близость состоялась. Ведь секс и близость - разные вещи. Так сложились обстоятельства, что мы встретились поздно. Все в жизни можно объяснить. Или почти все.... Ты тихо шепчешь на ухо нежные слова, смотришь солнечными глазами, действительно, чайного цвета. Раскрываешь самые укромные уголки своей богатой души. Настоящий, близкий и родной мне человек. Я жадно, на одном дыхании впитываю Тебя, иногда боясь посмотреть в Твои глаза, такие они сверкающие от счастья. "А как ты мало о ней сказал" - вспоминается мне.
   Прошлое - пыль, будущее - ветер... Терять гораздо проще, чем находить. Зачастую мы не подпускаем близко к себе только потому, что боимся боли, которую нам могут причинить. Я тоже боюсь. Боюсь, что очень счастлива. Боюсь идти по самой яркой сверкающей белой полосе своей жизни. Мне страшно, оттого, что полоса может закончиться. Закрытая дверь моего сердца распахнута как никогда.
  
   - Ты как "золотая рыбка", - говоришь Ты.
   - Почему? - искренне удивляюсь я. - Ведь я не могу выполнить Твои желания.
   - Ты даешь мне возможность выполнить мои, самые невозможные и несбыточные, как я думал раньше, желания. Ведь прошло только чуть больше года, с того времени, когда мне даже жить не хотелось.
   - Ты не говорил об этом. Что-то случилось? - с тревогой спрашиваю я.
   - Я и сам до сих пор толком не знаю. У меня в организме, шел какой-то воспалительный процесс. Температура постоянно была около тридцати восьми градусов. РОЭ превышало все допустимые нормы. Более четырех месяцев я лежал в лучших больницах и стационарах города, но врачи ничего не могли обнаружить, не могли даже поставить точный диагноз. Меня лечили, обследовали, потом опять лечили. Горсти таблеток, несколько уколов в день. Но все было напрасно. Через каждые две-три недели меняли назначения. Начинали применять другие лекарства. Менялись больницы, менялись врачи. Но все оставалось по-прежнему.
   - У тебя что-то болело?
   - Нет. Просто была страшная слабость и температура. А обилие всевозможных лекарственных препаратов, как я потом убедился, до конца отравили мой организм. И теперь почти от любой таблетки у меня начинается аллергия.
   - Но была же какая-то причина заболевания? - допытываюсь я.
   - Говорят, что все болезни от нервов, - грустно произносишь Ты. - Мне, кажется, что истина, где-то рядом. Возможно, это было, как сейчас говорят врачи - психоматическое заболевание.
   - Ты перенес сильный стресс? - строю я догадки.
   - Даже не стресс, а просто однажды задумался и понял, что в моей жизни чего-то не хватает. Не хватает важного и главного. Была непонятная неудовлетворенность жизнью.
   - Но ведь ты прожил хорошую жизнь. Получил два высших образования, работал на интересной работе, побывал во многих городах, у тебя есть дети. Отчего могла возникнуть неудовлетворенность? - возражаю я.
   - Ты тоже думаешь, что я уже прожил свою жизнь? - с невеселой улыбкой переспрашиваешь Ты.
   - Ну почему, ты всегда ловишь меня на слове? - оправдываюсь я. - Скажем так. Прожил большую часть жизни. Тебя так устраивает?
   - Меня сейчас все устраивает. А тогда, я почему-то почувствовал, что жизнь заканчивается, но что-то я не сделал. Даже не знаю, как это можно объяснить. Наверно, это и был невроз. Я привык быть сильным. В детстве жизнь меня научила, что свои переживания, надо держать при себе. Я всегда старался следовать этому правилу. Если человек одинок, он должен быть сильным, иначе сломается. Еще с детского дома я вынужден был рассчитывать только на себя.
   Наоборот старался по мере возможностей помочь, кому это было нужно в данный момент. Когда в пятьдесят лет меня сняли с учета в военном комиссариате, я был просто в шоке. Я еще мог согнуть двумя пальцами пятак, а меня уже "списали за ненадобностью". Вышел из военкомата, как в тумане. Даже сейчас, когда вспоминаю об этом, становится не по себе.
   Так вот. Я отвлекся. Когда я уже совсем устал от лекарств, процедур и больничной обстановки, начали приходить мысли о ненужности, бессмысленности моего существования на этом свете. В больницах все видится по-другому. Там огромное количество свободного времени для любых мыслей. Ты не выбираешь посетителей. Это они выбирают, кому и когда придти. И мысли тоже посещают не по твоему желанию. В общем, я уже не хотел жить.
   - Ты хотел уйти из жизни? - с ужасом переспрашиваю я.
   - Нет. Я уверен, что до этого бы не дошло, - все также грустно отвечаешь Ты. - Ведь в том-то и вся соль, что самоубийство - удел как слабых, так и сильных. И здесь нет однозначности ни в чем. А потому лично я вполне солидарен с Эмилем Сьораном: "Не будь у меня свободы покончить жизнь самоубийством, я бы уже давно застрелился". Но в то же время помню слова Роберта Коди: "Имейте мужество жить. Умереть-то любой может". У меня есть дети, - продолжаешь Ты, - они бы никогда не пришли в себя после такого. Это была, как я сейчас понимаю, жуткая депрессия. И все-таки есть какое-то особенное чувство понимания, что можно уйти из жизни. Странное утешение в бесстрашном и честном переборе всех вариантов. Можно сказать себе: хватит, довольно. Попадая в больницу, как будто выскальзываешь из привычной жизни, и вступаешь на нейтральную территорию, в белую комнату, где умирание уже не кажется чем-то абсолютно неуместным. Может быть, совершая этот шаг, испытываешь чувство невероятного покоя и освобождения. Просто уйти, то есть сказать всем: я больше не могу; вы понятия не имели, что со мной происходит. Я не вижу дальнейшего пути. Как сказал Некрасов: "Все что мог, я уже совершил". Но я не мог расписаться в беспомощности, оказаться слабым. Никто бы и не понял, вроде бы все есть, всего достиг своим трудом.
   - И стало скучно? - пытаюсь я уточнить.
   - Что-то вроде этого, - с тоской отвечаешь Ты. - Начинать что-то новое, будто бы уже возраст не тот. А плыть по течению не привык. Все время к чему-то стремился, чего-то добивался. А сейчас как бы остался "у разбитого корыта". Есть все необходимое, но нет чего-то нужного.
   - Так грустно тебя слушать. На тебя это совсем не похоже.
   - Рассказать что-нибудь веселое? - все также печально улыбаясь, спрашиваешь Ты.
   - Лучше расскажи, как тебя вылечили?- пытаюсь я отвлечь Тебя от грустных мыслей о прошлом.
   - Ты же веришь в мистику и всякую "хиромантию"? - неожиданно спрашиваешь Ты.
   - Я верю, хотя знаю, что ты над этим постоянно посмеиваешься.
   - Так вот это тоже было из этой области. Я увидел во сне девушку, она сидела и плакала.
   - Красивая девушка? - подшучиваю я.
   - Этого не помню, - Ты даже не замечаешь моей шутки, полностью уйдя в воспоминания. - Помню, кто-то мне сказал, что я должен ей помочь.
   - И ты ей помог?
   - Не знаю, по-моему, я сразу проснулся. Но сон был очень отчетливый. И голос как будто указывал мне путь и что я должен делать.
   - А какая связь между твоим сном и выздоровлением? - не могу понять я.
   - На утреннем обходе, - продолжаешь Ты рассказывать, не обращая внимания на мой вопрос, - заведующий отделением сказал, что сам возьмет надо мной "шефство". Он отменил все процедуры и просил пить как можно больше минеральной воды, чтобы полностью очистить организм от лекарственных препаратов. Источник ташкентской минеральной воды, как раз был в этой больнице. Мне смерили температуру, и впервые почти за полгода она была нормальная.
   - Сразу? В это утро? - поражаюсь я.
   - Да в этом и мистика, что сразу и в это же утро, - подтверждаешь Ты.
   - А потом? - тороплю я.
   - Я пил минеральную воду и просто лежал, без всех медицинских процедур и назначений. Меня продержали еще одну неделю и выписали.
   - Так и не узнали, каков был диагноз?
   - Нет, - опять подтверждаешь Ты. - Да мне это и не было интересно. Все сразу пришло в норму. Я опять стал разводить баранов, кроликов. По утрам косил им травы. Набирал столько, что хватало на всю зиму. Соседи в конце зимы даже просили одолжить им немного сена.
   - А причем здесь сон и та девушка? - не унимаюсь я.
   - Во-первых, с этого дня я выздоровел и, причем сразу. Во-вторых, почему-то этот сон не выходил у меня из головы. Очень часто вспоминал о нем. Как будто меня оставили здесь, для какой-то цели. Указали путь, каким я должен идти дальше. Что я еще, что-то должен сделать в своей жизни.
   В конце декабря, когда нам объявили об объединении наших организаций, мне срочно понадобились какие-то бланки по кадрам. Нашего кадровика, почему-то в это время не было в своем кабинете, и я решил подняться к вам. Зашел, попросил бланки, и ты мне их подала.
   - Я об этом, только сейчас вспомнила.
   - Тогда ты тоже была чем-то озабочена. Но, для меня это было как вспышка, как озарение. Сердце вдруг затрепетало как бабочка, и какое-то особенное волнение охватило меня.
   - Любовь с первого взгляда? - иронизирую я.
   - Нет. Я бы так не сказал, - качаешь Ты головой. - Но что-то в тебе было такое, что мужчины иногда ищут всю жизнь и чаще всего не находят.
   - Вай. Почему я раньше этого не знала? - уже от души смеюсь я.
   - А ты думаешь, почему ты всегда окружена вниманием мужчин, несмотря на то, что рядом много женщин и девушек, моложе, красивее и, наконец, богаче, что сейчас тоже не маловажно?
   - Я над этим никогда не задумывалась, - искренне отвечаю я. - Знаю, что со мной интересно поговорить. У меня, наоборот, с детства был страшный комплекс неполноценности. Он и сейчас еще не прошел полностью. И вдруг меня назвали "золотой рыбкой". Теперь буду ценить себя на вес золота.
   - И правильно сделаешь. Каждый мужчина в душе мечтает встретить однажды такую женщину, которой хочется все отдать, от чистого сердца и бескорыстно, ведь она с благодарностью помнит о том, что было для нее сделано. Женщина, которая всегда поддержит и не бросит в беде, а любит просто за то, что ты есть.
   - Как ты красиво говоришь, - произношу я и томно закрываю глаза. - Знаешь, что женщины любят ушами, и научился "вешать им лапшу".
   - Я ведь журналист и потом поговорить-то я еще могу, - улыбаешься Ты.
   - Не скромничай.
   - Вот в скромности меня еще никто не обвинял, - шутя, протестуешь Ты. - Когда аллах раздавал эти качества, я, наверно, находился совсем в другом месте.
   - Так как насчет той девушки из твоего сна? - не могу я выбросить ее из головы.
   - Она не дает тебе покоя? - сразу понимаешь Ты.
   - Нет, просто хочу разобраться.
   - Когда я тебя увидел, то понял, что та девушка из сна и есть ты. И я остался жить только благодаря тебе. Наверно, не только ты нужна мне, но и я тебе нужен. Хотя ты в этом и не признаешься. Ты всегда хочешь казаться сильной.
   - Так легче жить, - уже без шуток, серьезно отвечаю я. - Но я хорошо помню слова Карла Маркса: "Сила женщины в ее слабости". И я тоже слабая и очень часто мечтаю быть ею. Просто не хочется всем показывать слабость. Не хочу жалости. Она на девяносто девять процентов неискренняя. Чаще всего это просто злорадство. Не знаю, может я и не права, но я не доверяю показной жалости женщин.
   - Всем женщинам? По этому поводу не огорчайся, - успокаиваешь Ты меня. - Еще Сенека сказал: "Интересуйся не количеством, а качеством твоих почитателей, не нравиться дурным - для человека похвально".
  
   В одном вопросе мужчины и женщины, безусловно, согласны между собой: и те и другие не доверяют женщинам. Г. Менкен
  
   - Конечно, есть исключения, - добавляю я, - это те женщины, которые живут счастливо. Не на показ. Они не уверяют всех в этом, а на самом деле счастливы. Их мало, но они есть.
   - Ты права, только счастливый человек может быть добрым и отзывчивым, - соглашаешься Ты - А ведь для счастья иногда нужно так мало. Знаешь, я до сих пор помню ощущение, когда я положил свою ладонь поверх твоей. Что-то поднялось в груди. Я тогда почти перестал дышать и готов был сидеть вечность в этом зале. Лишь бы ты не убирала свою руку. Казалось, в таком возрасте, меня трудно чем-нибудь удивить. Однако то было совершенно необъяснимое чувство при прикосновении, и еще большая странность происходила в голове. Мне хотелось увезти тебя далеко от всех и разобраться в своих чувствах. Поговорить о будущем. То, что у нас одно будущее, я понял за полчаса до сеанса, когда так сильно кольнуло в сердце об известии, о твоем муже.
  
   Дня три - четыре спустя, я разговорилась о чем-то с Павлом Антоновичем, мужчиной, который был вместе с Тобой в кабинете, когда я так "нетактично" повела себя. Сначала разговор шел о работе, а потом он вдруг спросил:
   - Наташа, ты еще молодая женщина, почему не выходишь замуж?
   - Что Вы, Павел Антонович, у меня трое детей. Да и за кого выходить? - немного с наигранным сожалением спросила я.
   - Это ты напрасно говоришь, - серьезно ответил он. - У нас в институте много одиноких мужчин. Например: Николай Иванович, Дантес Борисович, Ибрагим Эфендиевич. Нет... - он на минуту замялся. - Ибрагим не подходит.
   - Почему? - меня стало разбирать любопытство. - Ведь он тоже не женат.
   - Ибрагим очень больной человек. В прошлом году почти полгода провел в больнице. А тебе я искренне советую выйти замуж. Подумай и о себе. Дети вырастут, а ты останешься одна.
   - Спасибо. Я подумаю над Вашими словами, - поблагодарила я.
   - Подумай, Наташа, подумай. Потом ты поймешь, что я тебе даю хороший совет и от души.
  
   Пересказываю Тебе этот разговор, и Ты отвечаешь:
   - Хорошо, что я заранее рассказал тебе об этой болезни. А то получилось бы, что я скрываю, что-то серьезное.
   - А разве депрессия, не серьезная болезнь? Просто теперь не воображай, что ты самый-самый, - иронизирую я. - Тебя даже не могли предложить в мужья женщине с тремя детьми. Сразу сняли твою кандидатуру.
   - Ты тоже хочешь снять мою кандидатуру? - лукаво улыбаясь, спрашиваешь Ты.
   - Обрадовался. Уже не получится. Это же было до меня. И меня не касается.
  
   В те годы мы не увлекались гороскопами. Их не печатали так часто как в настоящее время. Это все считалось пережитками прошлого или как Ты называл "хиромантией". Позже познакомившись с характеристиками зодиакальных знаков, я подумала, что можно лучше понять человека, когда знаешь его положительные и отрицательные черты. Наверно, даже детей легче воспитывать и не стараться "подогнать" их под "прокрустово ложе". Ведь это опыт поколений и что-то в них полезное, безусловно, есть. Да, на определенный, краткий период гороскоп не всегда соответствует действительности, потому, что нужно учитывать много разных факторов. Да и составляют их, мне кажется, все кому не лень, работать в данный день. А зодиакальный портрет совпадает намного чаще. В крайнем случае, наши знаки соответствуют нам на все сто процентов.
   Я все равно еще "колеблюсь" - стоит ли менять что-то в своей жизни. Боюсь опять ошибиться и иногда начинаю потихоньку "отходить" в сторону. Мне страшно открыть душу, а потом опять остаться ни с чем. Мои дети, как они воспримут Тебя? Как сложатся ваши отношения? Может пока еще возможно, разрубить все, чтобы потом не страдать? И в это время какая-то неведомая сила подсказывает Тебе придти на работу в красной рубашке. Странно, но она действует на меня, как на быка красный плащ тореадора. Только через год, я все-таки, признаюсь Тебе:
   - Когда я видела тебя в красной рубашке, со мной что-то происходило, даже не могу выразить словами.
   - Хотелось броситься на меня?- от души смеешься Ты.
   - Ну, может не броситься, но ты был каким-то другим, - серьезно отвечаю я. - Как сейчас говорят - "Мачо". Как тебе это объяснить? Поясню на примере. Я смотрю испанский танец в исполнении Махмуда Эсамбаева и в тот момент, когда он резким взмахом руки кидает на пол свой плащ, внутри меня что-то обрывается. Или наоборот, сердце взлетает высоко-высоко. Это что-то... это фантастика, полет Словами это невозможно выразить. Когда я видела тебя в этой рубашке, у меня появлялось почти такое же состояние.
   - Почти? Или такое же? - уточняешь Ты.
   - Почти, - отвечаю я. - Все равно там было другое.
   - Почему ты не сказала об этом раньше? У меня две таких рубашки и я бы носил их по очереди, чтобы у тебя всегда было состояние полета. Если честно, я не люблю надевать яркую одежду, тем более на работу. Но иногда меня как будто интуиция подталкивала, заставляла выбрать именно их.
  
   Мой младший брат, Алексей в начале июня приезжает в Ташкент и, не заходя, домой, сразу приходит ко мне на работу. Приносит нам с Ферой пирожные.
   Алексей, полная противоположность моего старшего брата, и я называю его "показушником". Он может на последние деньги купить для девушки букет цветов. Остановить такси, даже если рядом с ним остановился нужный ему автобус, но на остановке стоит соседка. Потом он будет экономить на всем, но в его натуре всегда есть желание сделать "широкий жест".
   Возможно, эта его черта унаследована им от деда. Наш дед был известным закройщиком и портным по пошиву брюк. Он всегда хорошо зарабатывал и никогда не экономил. Наоборот, очень любил такие вот "широкие жесты". Например, заходя в автобус, он давал кондуктору бумажную купюру в три-пять рублей (при цене билета в пять копеек) и объявлял: "Пока я еду в этом автобусе с женщин денег не бери. Я плачу за всех женщин" В магазин он иногда намеренно, шел именно в обеденный перерыв. И едва увидев его в окне, продавцы наперебой бежали узнать "Что хочет купить Яков Ефимович?". Потому, что оплата была вдвое больше стоимости товара.
   Конечно, у меня никогда не было возможности сделать, что-либо подобное, тем более, когда есть дети. Но в душе я могу понять этих людей, если у них нет ни перед кем обязательств. Почему бы иногда не позволить себе маленький праздник. Ведь деньги существуют для нас, а не мы для них. Но опять таки, повторюсь, если человек один.
   Алешка на восемь лет младше меня, но парень здоровый и выглядит старше своего возраста. Мы втроем пьем чай с пирожными, а вечером идем с ним на остановку "маршрутки", чтобы доехать до дома. В это время нас, оказывается "засекает" Шухрат. И, естественно, как верный товарищ, сразу же доносит Тебе.
   - Наташа с каким-то мужчиной вышла из нашего здания, и они поехали домой вместе.
   - Наверно, это ее сын, - делаешь Ты предположение.
   - Нет, это не сын. Мужчина лет тридцати, может даже немного больше, - доказывает Шухрат.
   - Это точно была она? - еще раз недоверчиво уточняешь Ты.
   - Конечно, - заверяет он Тебя, - я не ошибся. Они прошли почти рядом со мной. Но так увлеченно о чем-то, беседовали, что на меня не обратили внимания.
   Проходит три-четыре дня, и Ты уже не выдерживаешь неопределенности:
   - А с кем ты во вторник уехала домой? - спрашиваешь Ты, голосом, в котором сквозит то ли ревность, то ли чувство собственника.
   - Во вторник? - пытаюсь я припомнить. - Одна.
   - Одна? - уже более жестко переспрашиваешь Ты.
   Тебе, наверно, начинает казаться, что я хочу скрыть, с кем я уехала домой. Ведь в душе каждого мужчины живет Отелло. И если я не отвечаю прямо, значит, есть, что скрывать.
   - А... - наконец до меня "доходит", кого Ты имеешь в виду, - ...с Алешкой. А кто тебе сказал?
   - Шухрат вас видел. Кто такой Алешка? - уже немного успокоившись, задаешь Ты следующий вопрос.
   - Мой младший брат. Он приехал из Карши на две недели, и сначала зашел ко мне на работу.
   - Брат? - недоверчиво переспрашиваешь Ты. - А ты мне ничего о нем не говорила.
   - Поэтому я тебе всегда твержу: "Давай поговорим", но у тебя на "разговоры" всегда не хватает времени. Для сведения: у меня еще есть старший брат, он живет в Ташкенте, но мы не общаемся.
   - Почему? - удивляешься Ты. - Вы поссорились?
   - Нет, не ссорились. Он даже когда-то мне очень помог. Но когда родилась Карина, он сказал, что нечего "плодить нищету". После этого мы и не стали общаться. Мать ездит к нему раз в месяц. А я не могу, потому, что получится, что приехала, что-то просить. Раньше, когда мы приезжали, он всегда встречал нас словами: "Жив я еще, жив"... Ну, в общем, это долгая история.
   - А мне можно будет придти к тебе в субботу? - спрашиваешь Ты, успокоившись, насчет моего "провожатого".
   - Конечно.
  
   Когда в субботу Ты подходишь к нашей двери, навстречу как раз выходит Алексей.
   - Здравствуйте.
   - Здравствуйте. Проходите, Наташа дома, а у меня дела. Я вернусь часа через три. Если есть время, подождите, поговорим, сыграем в нарды.
   - Хорошо. Спасибо.
   Алексей был просто поражен, увидев Тебя. Вечером он мне так и сказал:
   - Вот это мужик! Настоящий министр.
   - Ты думаешь, министров не бывает маленьких и щуплых? - ехидничаю я.
   - Я не знаю, какие бывают министры. Но он меньше, чем на министра не тянет. Естественно, не русский?- задает он провокационный вопрос.
   - Он из Дагестана.
   - Опять с Кавказа? - поражается брат.
   - Да. Наши женщины на работе, тоже удивляются, где я в Узбекистане их нахожу? И называют меня "специалистом по Кавказу". А я их не ищу вовсе, у меня и времени на это нет, это они меня находят.
   - Ну, мужик, конечно, что надо! - продолжает восхищаться Алешка.
   - Я вот тоже начинаю думать, что надо, - смеюсь я.
   - И он не женат? - недоверчиво спрашивает брат.
   - Нет. Он развелся восемь лет назад, - сообщаю я. - Семья у него в Махачкале.
  
   Мои дети Тебя принимают. Мальчишки помнят ежедневные выяснения отношений с их отцом, а дочка еще слишком мала. Как и для любой женщины - это для меня самое важное.
   - Мама, выходи замуж, - говорит старший сын.
   - Зачем? - делаю я удивленное лицо.
   - А, - медленно тянет он, - женщины, которые живут одни, потом становятся злыми как ведьмы, или попадают в психбольницу.
   - Какая страшная перспектива, - улыбаюсь я в ответ. - Тогда подскажи, за кого выходить?
   - За Ибрагима, - уверенно говорит Сергей. - Хороший же старик.
   - Ты сам говоришь, что он уже старик, - опять иронизирую я.
   - Мам, ну что ты? Он для меня старик. Для меня все, кто старше тридцати уже старики.
   - Значит я старуха, мне ведь больше тридцати? - продолжаю я в том же духе.
   - Мам, - отвечает сын, - не цепляйся к словам.
  
   В этом году на экраны кинотеатров выходит много прекрасных фильмов. Потом они заслуженно войдут в Золотую коллекцию советского кинематографа. Мы с Ферой обсуждаем каждый из них. Но нам, очень хочется каких-то красивых сказок о любви. Когда мы в очередной раз просматриваем репертуар кинотеатров, Ты заходишь "поздороваться". Заметив, что мы увлеченно, не обращая ни на кого внимания, рассматриваем что-то в газете, спрашиваешь:
   - И что молодежь нашла там интересного?
   - Смотрим, где какие фильмы идут, - отвечаю я.
   - И нашли, что-нибудь, заслуживающее вашего внимания?
   - Да. Теперь осталось только найти "кавалеров", - продолжаю я.
   - Ну, для таких очаровательных девушек, я думаю, это не составит труда, - делаешь Ты нам с Ферой комплимент.
   - Это только так кажется. Вот Вы, например, согласитесь составить нам компанию? - переходит в атаку Фера.
   Видно, что Ты совершенно не ожидал такого поворота.
   - Зачем молодым и красивым нужен старый, лысый сопровождающий?
   - Вот так всегда, - продолжаю я гнуть свою линию. - И нас расхвалят и себя раскритикуют, лишь бы не идти с нами в кино. Поговорить-то все могут. А как доходит до дела, так сразу в кусты.
   Ты "загнан" в угол. И быстро ищешь достойный выход.
   - И на какой же фильм вы хотите пойти?
   - Мне кажется, что главное не фильм, а то с кем идти? - рассуждаю я.
   - Вот. Нашла. Пригласите нас на "Анжелику", - подхватывает мою реплику Фера.
   - На "Анжелику"? Ну, вы меня уморили. Как раз для моего возраста. Только на "Анжелику" я еще не ходил. Хорошо же я буду там смотреться!
   Ты хохочешь и уходишь.
  
   Как-то случайно, на остановке нас встретила моя подруга, Гульсине. Увидев ее на следующий день, я, естественно, поинтересовалась ее мнением о Тебе:
   - Галочка, ты вчера видела Ибрагима. Скажи, по-твоему, сколько ему лет?
   - Он выглядит очень солидно, и, поэтому, кажется старше тебя.
   - Это не кажется, - говорю я. - Он на девятнадцать лет старше меня.
   - Не может быть, - удивляется моя подруга. - Ну, лет на пять-семь, не больше.
   Я пересказываю Тебе этот разговор и со смехом предупреждаю:
   - Если кто-нибудь скажет, что мы ровесники, или, не дай бог, ты младше меня, я больше не буду с тобой встречаться. Мне всегда говорили, что я выгляжу на пять-шесть лет моложе своего возраста. А теперь оказывается, что мы почти ровесники.
   - Произведя некоторые несложные математические расчеты, - Ты делаешь вид, что в уме, действительно, производишь какие-то вычисления, - выходит, что мне тридцать семь, да? Здорово! Значит, после нашей встречи, я каждый месяц, становлюсь на год моложе.
   - А я старше? - с упреком произношу я.
   - Нет, ты прекрасней! Влюбленность всегда красит женщину.
   Ты просто расплываешься в улыбке.
   - Но все равно ты старше меня, - тоном капризной девочки констатирую я.
   - Хорошо, - довольный соглашаешься Ты. - Договорились. Я немного старше.
   - А то прямо, ужас какой-то, - продолжаю я ворчать, - сказать, что ты старше меня всего на пять лет.
   - Ты, знаешь, - меняешь Ты тему, - меня давно интересовал один вопрос.
   - Какой?
   - Давно хотел спросить, ты не боялась остаться с тремя детьми без поддержки, одна? Рассчитывая только на себя. Только честно.
   - Нет. Для меня самое главное в жизни это спокойствие. А трудностей я не боюсь, они не дают времени "киснуть" или жалеть себя. На это даже сил не остается. А потом дети это всегда чудо. Конечно, они больше чудо лет до пяти. Я всегда шучу на эту тему. Говорю, что после пяти лет я бы меняла их на двух ребятишек по два года. Дети на самом деле дают нам намного больше, чем мы затрачиваем на них. И это не в деньгах, а в ощущении жизни. Искренности, восторженности, любознательности. В общем, если сказать одним словом: дети - это чудо.
   - Ты так любишь детей? - с интересом смотришь Ты на меня.
   - Я бы не сказала, что всех детей, - честно отвечаю я. - Но своих очень люблю. И даже никогда не доверяла соседкам подержать их на руках. Шутила, что если очень хочется, подержите Сергея. Его я могу доверить, потому что ему уже двенадцать лет.
   - Но ты не ответила на мой вопрос? Тебе не было страшно перед перспективой одной поднимать детей?
   - Хочешь, я расскажу тебе одну историю, и ты поймешь, почему передо мной никогда даже не возникал такой вопрос. История длинная, но она стоит того. И потом это для меня всегда было уроком, что никогда не стоит бояться трудностей.
  
   Жизнь учит лишь тех, кто ее изучает. В. О. Ключевский
  
   Это происходило во время войны в Белоруссии. Советские войска уже перешли в наступление, и бои шли за освобождение городов и поселков этой многострадальной республики.
   Одна женщина, лет тридцати пяти, работала в заводской столовой, мыла посуду, убирала со столов. Однажды вечером она шла домой. Транспорт в их городке еще не ходил, а дорога была не близкой. Она шла дорогой, которая казалась ей, намного короче других, через железнодорожные пути. В одной руке у нее был бидон с жидкой похлебкой, а в другой в авоське кусочки хлеба, вернее крошки, которые остаются при разрезании буханок и немного картофельных очисток. Она очень торопилась, ведь дома ее ждали шестеро полуголодных ребятишек. Перешагивая через рельсы, она невольно замедлила шаги, чтобы не споткнуться и не разлить содержимое бидона.
   Неожиданно, подошедший сзади мужчина предложил ей свою помощь. Страх, буквально парализовал эту бедную женщину. Ведь она несла эту еду из заводской столовой. Там готовили на определенное количество рабочих, которые не отходили от станков ни днем, ни ночью. Часто ночевали в цеху, чтобы не тратить время и силы на дорогу домой. Когда-то в мирное время этот завод выпускал сельскохозяйственную технику. Но теперь он выпускал продукцию для фронта, и считался засекреченным военным объектом. Все, кто работал на заводе, понимали, что они своим трудом тоже приближают долгожданную Победу. В основном, конечно, это были подростки и глубокие старики.
   Они и получали еду в столовой по рабочей карточке. Но если сами повара и обслуживающий персонал, еще могли съесть, положенную им норму, то уносить домой даже крошки считалось преступлением. И каралось по суровым законам военного времени. А за похлебку, которая плескалась на дне бидона, она вместе с детьми могла быть сослана в далекие сибирские лагеря.
   Все эти мысли пронеслись в ее голове со скоростью молнии. И из холода ее бросило в жар. Силы, почти сразу оставили ее, и их не хватало даже на то, чтобы обернуться. Но незнакомец уже поравнялся с ней. Это был мужчина средних лет в военной форме.
   От пережитого она даже не обратила внимания на знаки отличия. Хотя, как и все население страны, особенно проживающее в прифронтовой полосе, отлично разбиралась в этом. Это был полковник действующей армии.
   - Здравствуйте. Извините, я, кажется, напугал Вас? - произнес он тихим спокойным голосом.
   - Здравствуйте. Да немного. Я просто задумалась.
   Ей не хотелось вступать в разговор. Но и молчание могло быть расценено подозрительно. Поэтому она отвечало кратко.
   - Разрешите мне помочь Вам, - продолжал мужчина. - Донести Ваши сумки до дома.
   - Не стоит, - также тихо отклонила она предложение военного. - Спасибо. Они не тяжелые.
   - Хорошо. Не буду настаивать. Мне бы, только хотелось спросить, не знаете ли Вы случайно, кто-нибудь поблизости сдает комнату или угол дней на десять? У нас передислокация войск и мы пробудем в этом городке дней семь-десять. Точно не могу сказать
   Сдать угол? Это же огромное везение, да еще офицеру. Ведь командному составу полагается хороший паек, да еще плата за жилье. Неужели ей так повезло? Боясь спугнуть неожиданно посланную ей удачу, она тихо произнесла:
   - Я живу недалеко отсюда. И могла бы сдать угол. Но у меня шестеро детей и в доме никогда не бывает тишины.
   - Но это же чудесно, - улыбнулся полковник. - Днем у меня дела, а вечером будет приятно послушать детские голоса. Значит, Вы не будете возражать, если я завтра же перенесу свои вещи? Их у меня немного. Надеюсь, я не буду Вам в тягость.
   - Если Вас не пугает, что рядом будет столько детей, то я согласна, - просто ответила женщина.
   - Ну и отлично. Значит, договорились?
   - Да.
   Военный прожил у нее девять дней. Он приносил такие яства, как колбаса, различные консервы, а один раз даже плитку немецкого трофейного шоколада. У детишек округлялись глаза, при виде таких невиданных продуктов. Шестеро детей, шесть девочек. Старшей около двенадцати лет, младшей около двух. В небольшом домике из двух комнат было удивительно чисто и тепло. Но тепло шло не только от печи. Дрова экономили и топили не каждый день. Теплой была сама атмосфера этого дома.
   - Как же Вы одна управляетесь с таким большим "хозяйством"? - однажды спросил военный. - Ваш муж на фронте?
   - У меня нет мужа, - тихо ответила женщина.
   - Извините. Он погиб?
   - Нет, я разведена.
   - Но ведь у Вас шестеро детей, - в его голосе послышалось крайнее удивление.
   - Я была замужем пять раз, - почти резко ответила женщина. - И только две старшие девочки от первого мужа.
   - Пять раз? - удивление его возросло еще больше. - Они сильно выпивали? - не унимался полковник, пытаясь докопаться до сути.
   - Нет. Они были нормальными мужиками, когда я выходила замуж. Но после того как я рожала очередного ребенка, поведение их резко менялось. Они почему-то считали, что я уже их собственность. И с их стороны ко мне терялось всякое уважение. Наоборот, они могли унизить меня или даже поднять руку, хотя до побоев дело не доходило. Каждый из них думал, что если у меня много детей, я могу вытерпеть все что угодно.
   - Вы смелая и сильная женщина! - с восхищением сказал военный.
   - Нет, - возразила она ему. - Я слабая, как и любая женщина. Но в первую очередь, я думаю не о себе, а о детях. Дети никогда, ни при каких обстоятельствах, не должны видеть, как унижают их мать.
   Полковник не настаивал на близости и, испытывая огромное уважение к ней, даже не делал намеков. Но она видела, скорее даже женским сердцем догадывалась, что нравится ему и не только как женщина, но и как человек. Чувствовала не просто уважение к себе, а даже какое-то поклонение. По вечерам они долго разговаривали обо всем. Он рассказал, что все его родные погибли во время бомбежки под Москвой. Чтобы как-то отблагодарить его за продукты, заготовленные на всю зиму дрова, помощь в хозяйстве и хорошее отношение, однажды она сама пришла к нему ночью.
   Прошло девять дней. Военный заплатил за жилье, оставил им все деньги, имевшиеся при нем и продукты, которые смог получить. Ему пришлось уехать раньше, чем он предполагал, на целый день. Но война - есть война. Уехал днем, когда женщина была на работе. Даже времени заехать в столовую, уже не было. Они расстались, не сказав друг другу ни слова, даже простого "Прощайте".
   Шло время. Прошло почти два года. Война окончилась. Женщина по-прежнему работала в той же столовой. Девочки росли. Но их осталось только пятеро. Младшая, хохотушка, не получая хорошего питания, так необходимого для растущего организма, ослабла и не перенесла обычной простуды. Сгорела за один день. Они похоронили ее, поплакали, вспоминая ее забавные танцы и звенящий как колокольчик смех. Но жизнь продолжалась...
   Старшая девочка устроилась работать в ту же столовую уборщицей. Можно сказать, что жизнь налаживалась. В небе уже не летали чужие самолеты, от которых приходилось прятаться. Можно было не варить картофельные очистки. Первое время даже не верилось, что теперь их можно выбрасывать или отдавать соседке для свиньи. В магазинах появились сатин и ситец. И старшая девочка, сшив с помощью матери себе новое платье, уже не раз ходила в местный парк культуры на танцы.
   Наступил 1946 год. Теперь из шестерых членов семьи, двое работали. И хотя получали они очень мало, но питались в столовой и могли принести что-то малышкам. Все обязанности по дому были строго распределены, и в доме все также было чисто и светло. Светло от улыбок и смеха. Вечерами они рассказывали о своем прошедшем дне, и всегда старались найти в нем что-то веселое или забавное. Потихоньку женщина совсем забыла о той, теперь уже казавшейся очень далекой встрече с военным. Да и времени, предаваться воспоминаниям не было. Как бы не велика была помощь детей, работы было достаточно. И отработав днем в столовой, вечером у нее начиналась "вторая" смена. Когда она заканчивалась, можно было только догадываться. Несмотря на все трудности и заботы, она чувствовала себя счастливой. Девочки росли здоровыми и скромными, хорошо учились в школе, помогали по дому. Они жили очень дружно. По вечерам часто умудрялись выкроить время, чтобы поговорить. Разговоры шли не только об учебе, но и о том, какие сейчас фильмы "крутят" в клубе, и сколько раз "кавалеры" приглашали старшую на танцплощадку.
   Однажды в выходной день вечером у домика, проскрипев тормозами, резко остановилась "Победа" и грузовик, в котором было пять или шесть молодых солдат. В их маленьком районном городке служебную машину "Победа" имел только секретарь райкома партии. Но это была другая машина. Выглянув из окна, женщина увидела, как из легковой машины вышел военный с генеральскими погонами и, подойдя к забору, постучал в калитку. Калитка была не заперта. Да и забора, как такового не было. Просто несколько вбитых колышков, чтобы не забредали козы. Зачем закрывать дверь и кого бояться? Если в их доме, кроме душевного тепла, больше ничего нет. Такие дома не нуждаются в надежных замках и высоких заборах.
   Несмотря на то, что калитка была даже немного приоткрыта, мужчина продолжал нетерпеливо стучать. Набросив верхнюю одежду, так как была уже осень, женщина вышла из дома.
   - Здравствуйте, - с каким-то непонятным для нее чувством большого уважения, произнес генерал. - Вы Евдокия Коломейцева?
   - Добрый вечер! Да, это я.
   - Разрешите пройти в дом? Мне необходимо поговорить с Вами.
   - Да, пожалуйста. Прошу Вас.
   Они зашли в дом. Генерал оглядел комнаты, где, кажется, все пространство занимали кровати и топчаны. Больше из мебели, кроме самодельного большого стола и табуреток ничего не было.
   На выскобленном до желтизны неокрашенном полу были постланы самотканые дорожки. А на выбеленных стенах по углам висели красивые, расшитые красными петухами рушники.
   - Присаживайтесь, - проговорила женщина, - Мы как раз ужинаем. Угощайтесь. Не обессудьте, как говорят, что Бог послал.
   На столе были картофельные драники, политые кислым молоком. Но угощение было предложено от души, и генерал присел за стол. Попробовав пару драников, чтобы не обидеть хозяйку, он сказал:
   - Извините. Спасибо за угощение. Но у меня, к сожалению, очень мало времени. Я прошу Вас уделить мне несколько минут.
   - Да, слушаю Вас.
   - Видите ли, дело в том, что от Вашего мужа, военного атташе, находящегося сейчас в Китае, Вам пришло приглашение выехать к нему по месту службы. И Вам и всем детям, - уточнил генерал. - Самолет из Москвы в Пекин вылетает через три дня. Поэтому, если Вы согласны, солдаты сейчас погрузят вещи, которые Вы захотите взять с собой. Хотя как я вижу, - он еще раз оглядел комнатку, - их не будет много. Мы довезем Вас до железнодорожной станции к поезду, отправляющегося в Москву.
   Все расходы оплачены. Билеты и на поезд и на самолет выписаны, на Ваше имя. Номера в лучшей гостинице Москвы забронированы на семь человек. У Вас ведь шестеро детей? - опять уточнил военный.
   - Моя младшая девочка умерла в самом конце войны, - тихо сказала женщина.
   - Примите мои искренние соболезнования, - генерал привстал и слегка поклонился. - Но Вы не ответили. Вы согласны?
   - Да.
   - Вещи берите только самые необходимые, чтобы доехать до Москвы. Там Вы сможете купить себе и девочкам все, что потребуется.
   От неожиданности и удивления женщина даже не смогла расплакаться. Ведь от счастья тоже часто хочется плакать. Но для нее это был сон. Просто сон, который пройдет вместе с восходом солнца. Такого же не бывает наяву. Значит, и плакать тоже не было смысла.
   Как верно заметил генерал, собирать им действительно было нечего. Она взяла с собой только фотографии и самодельную игрушку, которую выточил из дерева для ее младшей дочери-хохотушки, тот постоялец. Она сама не смогла бы ответить, почему все эти годы хранила эту деревянную уточку, покрашенную простым желтым карандашом. Как воспоминание о дочери, или... все-таки, о госте? Но пора было заканчивать с воспоминаниями.
   Женщина и четыре девочки были усажены в "Победу", старшая в кабину грузовика. Генерал вместе с солдатами, которым не пришлось перетаскивать мебель и вещи, ехали в кузове. Приехав на вокзал, генерал прошел в вагон поезда, лично осмотрел места, которые предназначались для отъезжающих. Купейных вагонов тогда не было, или они не ходили по этой железнодорожной ветке. Но для женщины и девочек была отделена часть вагона. Два солдата занесли продукты на два дня пути, и поезд тронулся...
   Куда ехала эта женщина с детьми? К кому? К человеку, которого видела чуть больше недели? Любила ли она его? Даже на этот вопрос она бы не смогла дать однозначного ответа. Что ждет ее там, впереди? Не только в другом месте, но и в другой, далекой, чужой, почти мифической стране. Как сложится дальше ее жизнь с этим почти незнакомым человеком?
   Военный атташе при Посольстве Советского Союза в Китае и посудомойщица из заводской столовой заштатного районного городка, которого надо долго искать на карте. Задавала ли она себе такие вопросы? Я не знаю. Наверно, да. Потому что она ехала в неизвестность. Имея детей, женщина не может быть авантюристкой. Она обязательно тщательно обдумывает каждый свой шаг. Она несет ответственность не только за себя, но и за детей. Но там в этой неизвестности ее ждал Мужчина, который увидел в ней Женщину. И не посмотрел на то, что у нее шестеро детей, и она пять, раз была замужем. Для него она была самой достойной Женщиной, встреченной им на его жизненном пути.
   Они прожили долгую хорошую жизнь. Я не могу точно сказать сколько лет. Наверно, столько, сколько не было жалко отпустить Небесам. Ведь даже Небеса часто бывают, завистливы как люди. Но они прожили удивительную, и до краев наполненную Любовью, Нежностью и Доверием жизнь. У них не было общих детей. Но все девочки получили высшее образование, и вышли замуж. Всем им Отец купил кооперативные квартиры в разных городах Советского Союза.
   Одна из дочерей получила от Отца в подарок квартиру в Ташкенте, в центре города. Эта улица до землетрясения 1966 года называлась улицей Двенадцати тополей. Сейчас это проспект за центральным универмагом столицы. После землетрясения, хотя они и получили квартиру на новом проспекте, решили уехать в Воронеж. Она была учительницей русского языка и литературы, а ее муж работал директором школы и преподавал историю.
   Откуда я так хорошо знаю эту историю? Мой дядя, брат моего отца, во время войны был штурманом бомбардировщика. После войны его откомандировали на службу при Посольстве Советского Союза в Китай. Там он и познакомился с одной из этих девушек. А потом они поженились. Вместе с семьей некоторое время жили в Порт-Артуре, где родился их старший сын. А затем переехали в Ташкент. Здесь у них родилась дочь, которая работает директором школы в Воронеже.
   В 1961 году мы тоже переехали в Ташкент из Оренбургской области, и некоторое время жили у дяди. В это время там гостили и родители его жены. Они попеременно навещали своих дочерей.
   Я почему-то хорошо запомнила этого человека, хотя мне было в то время всего десять лет. Это был высокий, по военному статный, седой мужчина. Он был красив, как бывают, красивы степенные старики, умудренные и достойно прожившие большую часть своей нелегкой жизни. Женщину я помню смутно. Только то, что она была невысокого роста и едва доставала ему до плеча. Но память сохранила один эпизод. Когда накрыли стол для обеда, моя мать случайно присела на свободный стул около этого мужчины. Он тихо и очень спокойно сказал ей:
   - Клава, не обижайся, я тебя очень уважаю. Но всегда, всю мою жизнь рядом со мной за столом сидит моя Дуся.
   Несмотря на мой возраст, эти слова я запомнила на всю жизнь. А еще больше запомнила интонацию в голосе, которым эти слова были сказаны. Потом, через некоторое время я узнала эту историю.
   Можно, конечно, сказать, что это очередная сказка о Золушке. Но я вынесла из этой истории много того, чем стараюсь руководствоваться в своей жизни.
  
   - Действительно очень красивая история. И что ты вынесла из этой истории? - интересуешься Ты.
   - Это принцип пяти никогда.
   - Это секрет? - спрашиваешь Ты. - Или мне можно узнать, что это за принципы?
   - Это не секрет. Все очень просто.
   Никогда, ни при каких обстоятельствах, не допускай, чтобы мужчина унижал тебя. Даже если ты его очень любишь.
   Никогда не допускай скандалов и выяснения отношений при детях. Не говоря уже об использовании ненормативной лексики.
   Никогда не бойся расстаться с мужчиной, если поняла, что это не Принц. Принц не обязательно должен быть на белом коне или Мерседесе. Принц - тот, кто считает Принцессой тебя.
   Никогда не бойся, что с ребенком тебе не удастся устроить личную жизнь. Настоящий мужчина не побоится взять ответственность не только за тебя, но и за твоего ребенка или твоих детей.
   Никогда не бойся разорвать отношения, если они тебя в чем-то не устраивают. Попытайся во второй, третий, пятый раз. И ты обязательно встретишь Его. Ведь Он тоже ищет тебя. Освободи свое сердце для Него. И ты будешь счастлива. Ведь мир создан для Любви и Счастья.
   Как сказал Филипп Додридж: "Если вас никто не любит, будьте уверены - это ваша вина".
   - Железная логика. Не плачь, не бойся, не проси, - задумчиво перечисляешь Ты. - Только не у всех женщин хватит сил следовать твоим советам.
   - А я никого и не призываю. Это принципы только для меня.
  
   Продолжаю держаться независимо. Особенно это касается вопроса финансов. Моя позиция в этом вопросе тверда и однозначна. Любовь не должна соприкасаться с деньгами. Это разные понятия. Формулу: Деньги - Товар, никто не отменял. Понятно, что в данном случае является товаром. Сейчас это называется - спонсорство. Красивое слово, но раньше это называлось Содержанием. А женщина была содержанкой. И как бы это не называлось - суть остается та же: деньги - товар. Но не существует таких денег, за которые можно купить Любовь. Можно купить лишь "актрису", которая неплохо справится с ролью влюбленной женщины.
   Женщины - они ведь, в глубине души, все актрисы. Есть актрисы талантливые, есть посредственные. Поэтому и цена на них разная. Мужчина, может обмануть себя и поверить, что его любят. "Ах, обмануть меня не сложно, я сам обманываться рад". Или как в анекдоте. Посмотреть на себя в зеркало, а затем, бросив взгляд на красивую молодую девушку в постели, воскликнуть: "Это надо же, так любить деньги?". Но обман, всегда, рано или поздно, раскрывается. И как бы глубоко не была запрятана правда, на то она и Правда, что обязательно выйдет на свет. Женщина, как произведение искусства, как "Джоконда", не должна иметь цены в рублевом или долларовом измерении. И торг здесь не уместен. Купить можно и билет в трамвае, а потом, проехав несколько остановок, не задумываясь выкинуть его на обочину дороги или в урну. Любовь - это дар.
  
   Любовь есть дело ощущения, а не волнения, и я могу любить не потому, что я хочу, и еще в меньшей мере - что я должен любить; следовательно, долг любить - бессмыслица... И. Кант.
  
   В 2001 году проводили социологический опрос, в одной из европейских стран. Опросили ровно тысячу невест, которые, уже готовились поставить свою подпись в журнале регистрации брака. Неумолимая статистика, показала, что на вопрос:
   - Для чего вы выходите замуж?
   Девятьсот девяносто девять невест ответили:
   - Чтобы быть счастливой!
   И только одна из тысячи, скромно потупившись, тихо сказала:
   - Чтобы сделать счастливым своего мужа.
   Пусть мужчины "белой завистью" позавидуют этому юноше.
   Сейчас, мои взгляды сочтут устаревшими. Может и так. Я согласна, что на дворе двадцать первый век. Только почему, мужчины все чаще ищут в женщинах женственность, а женщины жалуются, что нет настоящих Мужчин? Наверно разгадка кроется в том, что совсем мало Женщин, рядом с которыми мужчинам захочется быть Рыцарями и Принцами.
   Иногда, ко мне обращаются с таким вопросом:
   - Где сейчас можно найти настоящих мужиков? Разве они еще существует? Или это уже как динозавры "вымерший класс"?
   - Если хорошенько покопаться, - отвечаю я, - то на свалке, особенно за городом, можно найти все что угодно. Даже какого-нибудь "завалящего" мужичонку. Если это Вас устраивает, то это Ваш выбор. А я Большой Любви, о Принцах, об Алых парусах, о Мечте. Мечта не живет около болота, там водятся лешие и кикиморы. Ее можно встретить только в полете. Поднимитесь над обыденностью и суетой. Научитесь летать, и Ваша встреча с Мечтой будет неизбежна.
  
   Так вот о деньгах. Даже если мне нужно что-то срочно купить, я могу взять взаймы у кого угодно, только не у Тебя. Хотя многие сотрудники в таких случаях обращаются именно к Тебе.
   Приходя по субботам, в гости, Ты всегда приносишь нам какие-нибудь продукты, гостинцы, и обязательно, свежие лепешки, которые так любит Карина. Перед уходом обычно спрашиваешь:
   - Карина, что тебе принести?
   Прячась за мою юбку, она тихо отвечает:
   - Лепешку.
   Мои дети питаются и одеваются хорошо, для этого я печатаю день и ночь. Но лепешки около нас продают очень редко, и поэтому чаще всего мы покупаем хлеб. А лепешки до сих пор остаются у нас воспоминанием, связанным с Твоим приходом.
   Ты знаешь о моих "железных" принципах и все что приносишь в качестве гостинца, остается в "разумных" пределах.
   Помощь мужчины-хозяина мне, конечно, очень нужна: то одно поломается, то другое. А у Тебя просто "золотые" руки. Сейчас это тоже большой дефицит. Но главное, что меня всегда приятно удивляет - нет необходимости о чем-либо просить. Мне кажется, что это вообще из области фантастики. Ты все замечаешь сам. Берешь инструменты и исправляешь, налаживаешь, прибиваешь...
  
   Карина стремится быть взрослой и очень любит ходить за хлебом. Продуктовый магазин, с огромными окнами, напротив нашего дома. Я вижу из окна, как она заходит в магазин, как берет хлеб, платит деньги и возвращается обратно. За хорошее поведение, я разрешаю ей вымыть пол в коридоре, и она очень старается заслужить это право. Я хочу быть с детьми на равных, чтобы они чувствовали себя взрослыми и самостоятельными. Принимали активное участие в разрешении каких-то вопросов. А может, просто боюсь, чтобы у них не возникли комплексы, как у меня.
   Дочка просто обожает кататься на самокатах. Я покупаю ей сначала маленький, потом побольше. Считаю, что это тоже спорт. Но потом, оказывается, что она так увлеклась этим катанием, что одно плечо стало немного выше. Хорошо, что это было замечено сразу и постепенно все исправилось.
   В воспитании детей передо мной стоит нелегкая задача: я должна одновременно быть и сильной и слабой.
  
   Зрелый человек объединяет в своей любви и материнское, и отцовское начало, несмотря на их полярность. Обладай он только отцовским началом - оказался бы злым и бесчеловечным. Руководствуйся лишь материнским, был бы склонен к утрате здравомыслия и не был бы способен помочь себе и другим в развитии. Эрих Фромм
  
   У нас в квартире входная дверь из двух фанерных щитов, которую за двадцать лет, несколько раз ломали. То забывали ключи, то она просто захлопывалась от сквозняка. Потом мы вообще перестали ее закрывать на замок. К счастью, в нашем районе "преступные элементы" никогда не показываются, потому, что, в основном, здесь живут работники милиции. Но вид у двери просто жалкий. Даю денег и прошу Тебя купить и поставить хорошую дверь.
   На работе говорю о том, что меня волнует в данный момент, то есть о двери. Мужчины советуют покупать дверь обязательно вместе с рамой, потому что в противном случае ее нельзя будет установить. Когда возвращаюсь домой после работы, Ты как раз занимаешься установкой новой двери. Дорогая дубовая дверь, но крепишь Ты ее в старую раму.
   Очень хочется, как любой женщине, рассказать Тебе о данных мне сотрудниками советах. Но я отлично знаю, что нельзя давать мужчине советы, тем более, когда он занимается делом. Поэтому молчу, чтобы не говорить "под руку", и иду готовить ужин. Менее чем через час Ты уже зовешь меня принимать работу. Дверь прекрасно "сидит", в дополнительно укрепленной, старой раме. И только тогда, я рассказываю о своих консультациях.
   - Почему же ты не сказала об этом сразу, когда зашла домой? - спрашиваешь Ты.
   - Не хотела огорчать, что ничего не получится.
   - Видишь, все получилось.
   Тебе вдвойне приятно, то, что я, выслушав советы, была убеждена, что ничего не получится, а Ты смог вопреки всем утверждениям справиться с "заданием", как Ты это называешь.
   - Да, мне, действительно, крупно повезло, - с восторгом произношу я.
  
   В конце июля из Карши приезжает свояченица Алексея, поступать в институт народного хозяйства. Алешка звонит мне на работу и просит, чтобы, я ее встретила. Так как мы друг друга никогда не видели, то подробно объясняю, в каком буду платье, чтобы она меня узнала. Встречаю ее в аэропорту местных авиалиний. Ко мне подходит девушка, больше похожая на "средний" пол, как говорят сейчас "унисекс". Увидев, ее я почему-то сразу подумала: "Интересно похожа ли она на свою сестру?".
   До конца рабочего дня еще три часа и я привожу ее к себе на работу.
   На следующий день Фера, немного смущаясь, говорит:
   - Наташа, прости меня, она, конечно, твоя родственница, но такая уж некрасивая. Об одежде я даже говорить не буду.
   - Фера, не извиняйся, - успокаиваю я ее. - Во-первых, она не моя родственница, а моего брата. Что теперь будешь делать? Поживет, пока будет поступать. Правда не знаю, если она поступит, где думает жить. Наверно, у меня? Хотя, если честно, мне бы этого не хотелось. У меня своих забот полон рот. А она все равно чужой человек. Ну да ладно, что загадывать. Поживем - увидим.
  
   Аня живет у меня. В ближайшую субботу я вместе с ней съездила в институт, для сдачи документов. Взрослый человек, поэтому, я ее не контролирую. Хотя ни разу не замечала, чтобы она взяла в руки какой-либо учебник. Да и привезла ли она их с собой? У нее была только маленькая сумочка и сетка, как я понимаю, с одеждой. Целый день она лежит на кровати и читает сказки. Я поражаюсь ее "подготовкой в институт", но никаких замечаний не делаю. Это меня не касается. Моя спальня в ее распоряжении. Сама я, как всегда, летом сплю на полу. Оставляю им с Саней деньги, и они почти все тратят на лимонады и мороженое. Аня не только не поможет мне по дому, но даже грязную посуду, вечером я мою сама или прошу Саню. Обычно Саня, до моего прихода выполняет почти всю домашнюю работу. Он и уберется и все по местам разложит, и пыль вытрет и полы помоет, причем лучше любой хозяйки. А сейчас, возможно, ему не хочется делать "женскую" работу при гостье.
  
   Однажды на работе из-за жары и нехватки свежего воздуха, мне стало очень плохо, и я потеряла сознание. Фера привела меня в чувство и, попросив у руководства машину, отвезла домой. На улице стало немного легче. Мы поднялись на четвертый этаж. Зашли в прихожую. Фера спросила:
   - Все нормально? Как ты себя чувствуешь?
   - Да, уже ничего. Вроде, нормально, - ответила я.
   - Тогда я попью водички и поеду на работу.
   - Может, выпьешь чаю? - предлагаю я.
   - Нет, не надо. Там внизу ждет служебная машина.
   Она проходит в кухню попить воды, а я опять теряю сознание и падаю на пол. Аня лежит на кровати и как всегда читает. Она даже не вышла посмотреть, не нужна ли мне помощь. Фера опять приводит меня в чувство, побрызгав водой. Теперь уже сама готовит для меня чай с сахаром. Напоив меня и убедившись, что теперь действительно все в порядке, возвращается на работу.
  
   Как всегда, в субботу приходишь Ты, ремонтируешь кресла, возишься с сантехникой. Мы все вместе обедаем, и Ты уходишь.
   Аня, естественно, проваливает первый же экзамен. Через день приезжает ее мать. Возвращаясь вечером с работы, я застаю плачущую Аню и разгневанную тещу Алексея.
   - Здравствуйте. Что произошло? - спрашиваю я.
   - А вот я бы вам здоровья не пожелала, - гневным голосом и на повышенных тонах отвечает мать Ани. - Почему вы не помогли моей дочери поступить в институт? Она мне сказала, что вы только один раз поехали с ней и то, только для того, чтобы сдать документы.
   - Как я могла ей помочь? - растерявшись, отвечаю я. - Я выделила ей отдельную комнату, для занятий, чтобы никто ей не мешал. Но я же работаю. Просто надо было серьезнее готовиться к сдаче вступительных экзаменов, - и немного осмелев, добавляю, - а не читать целыми днями сказки.
   - Наверно, не вам судить, чем должна заниматься девушка, - продолжает она кричать на меня. - А потом спрашивается, чем она у вас здесь питалась? Вы за все время ни разу не купили девочке винограда.
   - Я оставляла им деньги, - оправдываясь, тихо отвечаю я. - Сане, конечно, всего одиннадцать лет, но Аня уже взрослая девушка, могла бы сама купить все, что ей хотелось.
   - Вы просто обязаны были взять на это время отпуск и помочь ей в поступлении,- кипятится Анина мать. - Бедная девочка, и в институт из-за вас не поступила, да еще насмотрелась на такое, что я даже высказать не могу.
   - Не понимаю, о чем вы говорите? - недоуменно произношу я.
   - А то, как вас пьяную привозили с работы, - с огромным наслаждением выговаривает она мне, - Вы даже не помните об этом? По выходным постоянно приходят какие-то мужчины. Если бы я только раньше знала, о вашем поведении... Алексей говорил нам, что вы порядочная женщина, хотя и разведенная. - Она делает ударение на последнем слове - Поэтому я и послала к вам свою дочку. Мы сейчас же уезжаем.
   Конечно, я должна была сказать: "Скатертью дорога". А что говорю я? Да ничего не говорю, у меня, как всегда, в ответственный момент теряется дар речи. Все эти обвинения выливаются на мою голову, как ушат помоев. А я молчу.
  
   Все стены моей квартиры окрашены в салатный цвет. Сейчас у меня, наконец-то, возникает желание изменить не только личную жизнь, но и все вокруг. В моей жизни, наконец-то, забрезжил Свет. Я начинаю делать ремонт. Клею в коридоре красивые бежевые моющиеся обои. Покупаю стекла с рисунком для двери в кухне, окошек в ванной и туалете. На работе мне предлагают мастера, который может создать "неповторимый" дизайн. Я приглашаю его и договариваюсь, что он пока сделает ремонт в кухне, так как это самый "запущенный" участок Мастер советует сделать "кирпичную кладку". Соглашаюсь. Ребята красят стены в белый цвет, вырезают из коричневых обоев ровные "кирпичики". Долго измеряют до миллиметра. Когда все готово, приходит мастер, забирает "кирпичики" и обещает придти завтра. Через два дня он приносит "рваные" куски обоев и говорит, что будет лучше смотреться "художественный беспорядок". Я в растерянности и не знаю, что делать? Мне очень жалко труд моих мальчишек. Самая "отрицательная" черта моего характера - это растерянность перед наглостью. Совершенно не знаю, как быть. Даже с возрастом я не избавилась от этого. Наглость меня не злит, а именно обезоруживает.
   Смотрю, что будет дальше? "Мастер" берет свои "кирпичи", вернее обрывки бумаги, ходит по кухне, примеряется, долго смотрит, куда бы их приклеить и создает беспорядок. Увы, он очень далек от "художественности". Затем предлагает посмотреть под батареей отопления, как красиво там получилось. Смешно? Наверно, если бы не было так грустно. Да, теперь я всех буду просить, обязательно встать на колени перед созданным великим дизайнером "шедевром" под батареей центрального отопления. Указываю на сморщенный кусок обоев в середине комнаты.
   - А сюда, Вы что-нибудь повесите,...- предлагает дизайнер.
   Но даже моему терпению есть предел. Я говорю:
   - Спасибо, остальное мы сделаем сами.
   Хорошо, только то, что из этого извлечен, необходимый для жизни урок. Все надо стараться делать своими руками. Мы с ребятами делаем панели "под дерево", а верхнюю часть заново оклеиваем новыми "кирпичиками".
  
   Суббота. Утром наклеиваю обои в спальне. В двенадцать часов еду на базар. Захожу в "мой родной" магазин стройматериалов и... вижу обои намного красивее, чем мои. Покупаю их, набираю продукты и еду домой. Новые обои не дают мне покоя. Я срываю, наклеенные пять часов назад, и клею новые. Ребята в пионерском лагере, помогать некому. Доклеиваю. Девять часов вечера. Как же я забыла, ведь у меня есть, модные сейчас, фотообои. Очищаю одну стену. Клею фотообои. Да пейзаж, действительно, великолепен, но совершенно, здесь не смотрится. Одиннадцать часов вечера. Сдираю пейзаж и опять оклеиваю стену обоями. Всего-то, три часа ночи. Ура!!!
   На следующий день я подробно, в деталях, описываю Тебе свой субботний день. Ты потрясен. Этот "подвиг" тоже войдет в нашу летопись. Рассказывая об этом, Ты, как обычно, подтруниваешь надо мной:
   - Какие только подвиги совершались ради меня. Значит, я чего-то стою. Есть чем гордиться. А ведь раньше ее квартира вся была выкрашена в темно-зеленый цвет, - говоришь Ты знакомым.
   - В салатный,...- протестую я.
   - В темно-зеленый цвет, как тоска, - упорно настаиваешь Ты.
   - Ладно, в зеленый цвет, знаешь, что я не люблю спорить.
   - В темно-зеленый, мрачный и беспросветный, - улыбаешься Ты.
   - Сдаюсь. Против беспросветности возражать не могу.
  
   Мои мальчишки учатся в музыкальной школе по классу баяна. И когда Ты рассказываешь о своей учебе в московском интернате военно-музыкальных воспитанников, я начинаю проявлять к этому рассказу повышенный интерес. Затем узнаю, что в Ташкенте, оказывается, тоже есть подобный интернат, в котором можно получить хорошую специальность музыканта. Дисциплина и физическая подготовка на уровне военной, что немаловажно для подростков. В основном там учатся дети из детских домов или неблагополучных семей, а также дети, у которых родители, лишены родительских прав. Подаю заявление в комиссию по делам несовершеннолетних при районном исполкоме. Учитывая, что я одна воспитываю троих детей, мне дают такое направление. Саня успешно проходит отборочный конкурс и его принимают. В школе-интернате музыкальных воспитанников имени генерала Петрова готовят будущих музыкантов для военных духовых оркестров. Саня учится играть на валторне. Домой приезжает в субботу после обеда, а в понедельник рано утром возвращается в интернат. На выходные дни я всегда стараюсь купить что-нибудь вкусное, чтобы побаловать его. Хотя там хороший коллектив преподавателей и воспитателей, все равно это не дом. Но он быстро находит друзей и мне кажется, что ему там понравилось.
  
   В нашей трехкомнатной квартире, нас пятеро. Я с детьми и моя мать. Но мать, занимая одну комнату, живет как в коммунальной квартире. После того, как мне исполнилось восемнадцать лет, она сказала: "Свои обязательства перед тобой, я выполнила, теперь я отдельное государство". Она так и живет по этому принципу, и ее комната - отдельная территория, порог, которой мы не переступаем. Нет, мы не ссоримся. Мы просто хорошие соседи.
   Мне нужно поехать в интернат к сыну на родительское собрание, которое начинается в половине седьмого вечера. Я прошу мать, что делаю крайне редко, забрать из детского садика Карину. Детский сад располагается в соседнем доме.
   - Ладно, мне не тяжело, - голосом заводного робота отвечает она.
   - Спасибо, - благодарю я ее. - Я буду около девяти.
   - Ладно.
   Без четверти девять возвращаюсь домой. Смотрю на окна. В них нет света. Я не успеваю подумать, почему окна не освещены, как ко мне подбегает какой-то мальчик и спрашивает:
   - Вы, мама Карины?
   - Да. А что случилось? - предчувствуя, что-то ужасное спрашиваю я.
   - Ее из садика забрал какой-то дядя, - сообщает он.
   Свое состояние после этих слов я описать не в силах. Помню только, что я остановилась посередине дороги. Весь мир исчез, в голове вакуум... я в четвертом измерении... машины гудят, объезжают меня,... водители кричат мне все, что они думают о таких как я. Не знаю, сколько это продолжается, времени тоже не существует. Ко мне подходит соседка и что-то спрашивает. Кто она? Что она говорит? Я не могу разобрать даже ее слов. Она тормошит меня и, наконец, силой уводит с дороги.
   - Наташа, что случилось? - издалека доносятся ее слова.
   - Я не знаю...
   - Почему ты стоишь посередине дороги? - настойчиво пытается она "достучаться" до моего сознания.
   - Карина...
   Я произношу имя дочери. В голове какой-то сумбур, но я помню, что он связан с Кариной.
   - Что с Кариной? - она старается добиться от меня вразумительного ответа.
   - Ее... из садика... забрал какой-то мужчина,...- наконец заикаясь, медленно произношу я.
   - Кто тебе это сказал?
   - Мальчик.
   - Какой мальчик? - допытывается она.
   - Не знаю...
   - Идем к воспитательнице. Она не могла отдать девочку постороннему мужчине.
   Она ведет меня к ней домой. Дверь открывает воспитательница Карины, Фарида Махкамовна
   - Здравствуйте, - произносит соседка.
   И только потом здороваюсь я.
   - Здравствуйте. Я забрала Карину домой, накормила, она сейчас играет, - спокойно говорит воспитательница.
   - Огромное спасибо.
   Немного успокоившись, я рассказываю ей о мальчике.
   - Да что Вы, разве я могу отдать ребенка в чужие руки? - удивленно говорит воспитательница. - Как Вы могли так подумать?
   - Просто это было так неожиданно, что я потеряла способность думать. Еще раз спасибо и до свидания.
   - До свидания, Успокойтесь. Всего хорошего.
   Утром домой возвращается мать, и я спрашиваю у нее:
   - Мама, что случилось? Где ты была?
   - Ничего не случилось, - она говорит это таким тоном, как будто, действительно, не понимает, почему я спрашиваю. - Я ездила к сыну.
   - Но ты же должна была вечером забрать Карину из садика, - не выдерживаю я, - Ты обещала.
   - Я никому ничего не должна, - раздраженно бросает она мне. - Вы должны справляться сами.
   - Но я же была у Сани в интернате на родительском собрании.
   - Меня ваши дела не касаются.
   Она захлопывает дверь в свою комнату. Разговор окончен.
   Еще раз даю себе слово, не обращаться ни с какими просьбами. Дети мои и мне никто ничего не должен. Еще один "железный" принцип моей жизни.
  

1988 год

  
   В начале года у меня на удивление много заказов от будущих кандидатов и докторов наук. Я печатаю, можно сказать, круглосуточно, даже не прерываясь на обед. Перекусываю шоколадкой и... вперед. Тетя Феры, где-то "по блату" достает для племянницы, живущей в областном центре Гулистане, искусственную, но симпатичную и не дорогую шубу. Просит Феру, чтобы, она поехала навестить свою сестру Усние и показала той шубу. Перед тем, как забрать шубу домой, Фера уговаривает меня примерить ее. Я надеваю,... и уже не хочется снимать. Фера предлагает:
   - Завтра я повезу шубу к сестре. Но, мне кажется, ей она не нужна. Куда она там будет в ней ходить? И если Усние откажется ее купить, я привезу тебе. Ты возьмешь?
   - Конечно, возьму. Тем более скоро получу за диссертацию.
   - Если не хватит, я займу для тебя у дедушки. Тебе он всегда даст, сколько надо. Договорились?
   - Хорошо.
   Фера везет, эту громоздкую шубу в другой город. Там находит какие-то веские аргументы, отговаривает свою сестру от покупки, и привозит эту шубу мне. Получив деньги за печатание диссертации, я покупаю шубу.
   Обычно в Ташкенте зимы теплые и шубу не наденешь ни разу. Но зима 1988 года выдалась на редкость холодной. И я ношу ее почти целый месяц. На работе, подкалывая меня, женщины спрашивают:
   - Тебе шубу подарили?
   Я тут же, долго не раздумывая, выдаю ответ, более уместный в рекламе:
   - А разве, я этого не достойна?
   Женщины, делая из этого "правильный" вывод, начинают шушукаться между собой:
   - И что она воображает, ведь шуба не натуральная?
  
   Разговоры "о подарке", наконец, доходят и до Тебя.
   - Так эту, шубу я тебе подарил? - с усмешкой спрашиваешь Ты.
   - Эту самую, - улыбаюсь я. - Такой мужчина, как ты, может преподнести только хороший подарок. А откуда Ты знаешь? - заинтересованно спрашиваю я.
   - "Женское радио" донесло, - смеясь, объясняешь Ты. - Сначала женщины, осторожно и какими-то намеками часто говорили при мне о какой-то шубе. Но так как я абсолютно не понимал, о чем речь и поэтому, естественно, не реагировал, они решили спросить напрямик: "Вы знаете, а Наташе из кадров, какой-то "ухажер" подарил шубу?".
   Только после нескольких разговоров на "тему шубы" припомнил, что действительно, последнее время ты ходишь в шубе. Но нужно было что-то ответить на провокацию, и я уклончиво сказал: "Такой женщине можно сделать любой подарок".
   Они переглянулись и рассмеялись.
   - Вы настоящий джентльмен, - сказала одна из них.
   Но я все равно ничего не понял. И только, когда они вышли, мне в голову пришла мысль, что они под словом "ухажер" имели в виду меня.
  
   Я совсем "не воображаю", как говорят наши сотрудницы. Я просто живу. Впервые, за всю мою жизнь рядом со мной человек, который искренне любит меня, которому я нужна как любимая женщина.
   А я продолжаю искренне восхищаться Тобой. Ты можешь строить воздушные замки, но вовсе не для того, чтобы кого-то обмануть. Несмотря на возраст, Ты сам свято веришь в них. В характере нет ничего скрытного или сложного. Ты весь как на ладони. Также раним, как ребенок, почти столь же беззащитен. Все остальное всего лишь защитная маска. Ты сразу замечаешь, какое у меня настроение, искренне переживаешь со мной все "мои" неприятности. С Тобой интересно поговорить на любую тему, с удовольствием послушать и еще раз убедиться, как у нас совпадают взгляды на жизнь, искусство, воспитание и так далее. Получается сказка? Наверно, так оно и есть. Смысл каждой сказки всегда один.
   Каждая девушка (женщина) должна встретить своего Принца на белом коне (корабле с Алыми парусами), который без памяти влюбится в нее и увезет в чудесную страну, под названием Любовь, где они будут жить долго и счастливо. Самая желанная и часто самая несбыточная мечта любой женщины - встретить в жизни одного достойного человека, одного на всю жизнь.
  
   Когда-то, несмотря на все уговоры моего первого мужа, я не согласилась переехать жить в Грузию. Хотя с первого раза была покорена красотой и очарованием этого древнего края. Можно долго описывать красоты Грузии, красавицу Риони, чистейший горный воздух и целебные свойства родниковой воды. Но до меня это уже сделали гениальные писатели и поэты. И даже после серьезных разговоров с мужем о переезде, я все-таки отказалась. Что-то меня остановило. Сейчас можно назвать это предвидением, интуицией. Но это будет не совсем правдиво. Я боялась остаться там одна, без психологической поддержки. Одна среди красот, но без общения. А дети были еще совсем маленькие.
   Спустя годы, встретив Тебя, я опять, задала себе подобный вопрос. А смогла бы я с Тобой поехать в высокогорный аул Дагестана, совершенно оторванный от цивилизации? В чужую страну со своими обычаями и традициями? Ведь Дагестан более суровый край, чем Грузия. Это был скорее риторический вопрос. Мне просто было интересно разобраться в себе и в наших отношениях. Я долго думала над этим, и честно ответила себе: - Да. С Тобой я бы поехала.
  
   Когда у нас зашел разговор на подобную тему, я поделилась с Тобой своими размышлениями. И Ты в ответ рассказал мне историю, которую узнал, когда работал на телевидении в Махачкале.
   - Снимая сюжет для документального фильма о жителях высокогорных аулов Дагестана, мы с операторской группой телевидения посетили несколько таких селений, - начал Ты свой рассказ.
   Главной целью этой экспедиции было уговорить жителей спуститься в долину.
   Поднялись, как говорится, на заоблачную высоту. Казалось, совсем рядом, освещенные полуденным солнцем сияли белоснежные шапки горных вершин. Они действительно чем-то напоминают седобородых аксакалов, сидящих у въезда в каждый горный аул. И наверно, правильнее сказать, что вершины гор тоже увенчаны не шапками, а папахами.
   Припав к кремниевой поверхности совершенно отвесной стены, аул стекал с нее, как поток окаменевшей лавы, пролившейся, бог знает в какие времена. Защититься от врага, выбрав место, куда он попасть не сможет. Крутые склоны, недоступные скалы и дикие реки - вот защита дагестанцев: каждое селение начиналось и оставалось жить в самых невозможных для жизни условиях.
   Каждое селение находило свой способ защиты, аул Корода, который мы посетили перед этим - совсем особенный: он стоит на песчаном холме, и сакли его висят над отвесными осыпями. Попробуй враг взять приступом - аул Корода - ничего у него не получится. Сыпучий пьедестал селения - надежная его защита: стены, как вода потекут под руками захватчика, а камни сами рухнут на голову несчастного. Ловко придумано! Хотя зачем это все в наше время?
   В старых аулах стоят еще сторожевые башни. На что они теперь? На что и сама неприступность аулам. Башни служили когда-то убежищем: в старину они укрывали людей от кровной мести. Выдерживали осады врага, берегли покой горцев. Здесь на верхней площадке, наблюдатели, едва завидев опасность, мгновенно зажигали огонь. Заметив его, в другом селении, также мгновенно зажигали свой: огонь на башне - сигнал в горах. Весть об опасности летела быстрее коня, быстрее слова.
   Аул Гоор выбрал себе горделивую вершину. Снизу, за острыми зубцами гор. Аул не виден - его легко миновать не заметив. Заметив же - нелегко покорить. Теперь аул был покинут. Здесь держались несколько стариков, доживая последнее. А жители помоложе, уступаю уговорам, уже переселились ниже... на двести-триста метров. У подножия верхнего Гора раскинулся новый, но как же тяжело было добираться и до него!
   - Люди моего аула не умеют жить! - печально говорит сопровождающий нас горец.
   - Почему не умеют?
   - Если бы умели, разве поселились бы здесь?
   - А вы, уехали бы отсюда, - спрашиваем мы его.
   Он молчит и смотрит вдаль. Что видится ему там, за облаками? Покой цветущей долины или зеленый Каспий? Он молчит, и мы понимаем, что наш вопрос бестактен. Дагестанец без родного аула - сирота.
   Когда жителям селения Куруш, одного из самых высокогорных поселений Европы, предложили переселиться в специально построенный для них на берегу моря поселок Новый Куруш - преимущества жизни в долине очевидны, - они отказались.
   - Спускаться гор? Куда?
   - Вниз в долину. Там море. Земля хорошая и шоссе проходит.
   - А кто же здесь останется?
   - Зачем оставаться, - спросили их.
   - А зачем уезжать?
   - Но там же хорошо!
   - Если все с гор уйдут - в долине тесно будет.
   - Не будет. Берег большой - всем места хватит!
   - Всем?! Тогда горы опустеют.
   Каждый вечер старики Нового Куруша садятся лицом в сторону гор, к аулу, которого нельзя увидеть за перевалами, вершинами, среди облаков. Но они смотрят туда каждый вечер, пока не стемнеет. Живут. Но смирятся они со всеми удобствами не раньше третьего поколения.
   Но вот показался и предпоследний аул нашего маршрута.
   По округлым, обточенным водой, камешкам, журча, бежал звонкий ручеек с чистейшей водой. Вдали виднелись заросли кустарников: боярышника, терна, кизила. На зеленой лужайке с высокой луговой травой, словно скопированной с картины Пиросмани, паслись овцы. Воздух, наполненный божественным ароматом альпийских горных трав, казалось при каждом вдохе, возвращал молодость и силу.
   Чуть в стороне от отары стоял гордый козел. Ему было чем гордиться, ведь это он водит этих "глупых баранов" на пастбище. Весело кувыркаясь, играли щенки. Их мать, рослая и красивая кавказская овчарка лежала поодаль в тени густого орешника и лениво с чувством снисходительности, наблюдала за их игрой.
   Два пастуха играли в нарды, постоянно перебрасываясь ироничными шутками и "подкалывая" друг друга. Несколько мужчин с интересом наблюдали за их игрой и добавляли в их разговор свои шутки.
   - О, аллах, оказывается, Рай существует на Земле, - не сумев скрыть восторга от такой захватывающей красоты и умиротворенности, воскликнул я.
   - Да. В одной из легенд говорится, что аллах, пролетая над Землей, именно Дагестан избрал местом для своего отдыха, - сказал один из операторов. - Но, разбрасывая по Земле различные народы, он вдруг с удивлением, на дне своего кармана, обнаружил еще небольшое количество людей, говорящих на различных языках. Тогда собрав их в горсть, он осторожно опустил их на землю. Так, аллах подарил людям Дагестан. И сказал, что они должны всегда, держаться вместе как пальцы, собранные в горсть.
   - Горсть для друзей и кулак для врагов, - добавил один из пастухов.
   - Видя такую красоту, невольно думаешь, что еще нужно людям для счастья? - восторженно произнес кто-то из нашей группы.
   - Только любовь и музыку. Хотя это, наверно, одно и тоже - сказал я.
   - Ибрагим, теперь я понимаю, почему наши женщины любят смотреть твои музыкальные передачи, - со смехом заметил звукорежиссер. - Я обычно, вообще телевизор не смотрю. Надоедает на работе. Дома хочется от него отдохнуть. Но мать и жена, прекрасно зная это, все-таки иногда начинают настойчиво звать меня: "Иди, посмотри, хорошая передача". Подхожу, оказывается ведущий ты. Скажи честно, у тебя, наверно куча поклонниц?
   - Что есть, то есть, - серьезно отвечаю я. - Обычно встречает меня на улице девушка или молодая женщина и говорит: "А моя бабушка, просто влюблена в Вас. Вы так красиво и правильно говорите". Вот такие у меня поклонницы.
   Все думали, - даешь Ты мне пояснения, - что я окончил курсы дикторов радио и телевидения и поэтому у меня такая правильная речь. Ведь диктор должен не просто говорить - а говорить грамотно, правильно, он обязан быть образцом культуры речи для всего населения страны.
   - Ладно, не прибедняйся, - засмеялись мои товарищи в ответ.
   Шутки продолжались бы и дальше, но на краю полянки показалась женщина, которая несла на плече большой кувшин с водой.
   - Это наша Шуанат, - сказали, поднимаясь с земли, пастухи.
   - Шуанат? Редкое сейчас имя, прямо как у любимой жены Шамиля, - задумчиво пробормотал я.
   - Она жена нашего ветеринара, - пояснили пастухи.
   - Поэтому вы встаете при ее появлении? - с едва уловимой иронией спросил я.
   - При ее появлении встают даже столетние старцы, - сказал один из них.
   И даже в его голосе слышалось почтение.
   - Чем же эта женщина заслужила такое уважение? - удивился я.
   - Видите, вот там из-за поворота показался всадник? Это и есть наш ветеринар. Его сакля в этом ауле. Подождем его. Может он вам и расскажет обо всем.
   Действительно, по горной извилистой тропинке к нам на коне мчался, как мне показалось, молодой джигит. Но когда, он подъехал ближе и спешился, оказалось, что это уже взрослый мужчина лет тридцати пяти. Мы приветствовали его, он нас. А затем он пригласил нашу съемочную группу к себе на обед.
   - Шуанат на удивление, сегодня рано дома, так что будем, есть хинкал, - сказал хозяин.
   Когда мы, поднимались к нему между домиков, нас приветствовали местные жители и радушно приглашали к себе в гости. Мы подошли к сакле, прилепившейся как ласточкино гнездо к скале. Оттуда моментально выбежали два мальчика, примерно восьми и десяти лет. Один нес воду в маленьком кумгане, другой держал полотенце. Они протянули нам руки и поздоровались как настоящие мужчины. Затем помогли нам вымыть руки и тут же, как будто испарились.
   - Шуанат, у нас гости из Махачкалы. Они работают на телевидении, - сказал, обращаясь к жене, хозяин
   - Хорошо, сейчас все будет готово, - откликнулась жена.
   Когда мы зашли в комнату, на столе уже стояли восточные сладости, горячий чай и брынза. Пока мы разговаривали, о красоте этих мест и их труднодоступности, дыша ароматом, свежей баранины нас уже ждал хинкал. Плотно пообедав, мы вышли на улицу, чтобы установить камеры и сфотографировать аул, пока солнце совсем не скрылось за горой. И только здесь, когда мы фотографировали пастухов, отару овец и горянок в их своеобразных нарядах, я вдруг обратил внимание на прядь светлых волос, выбивавшиеся из-под платка и светло-голубые глаза Шуанат. Мужчине, тем более мусульманину не пристало интересоваться чужой женой, но хозяин успел перехватить мой удивленный взгляд.
   - Она не дагестанка, - просто сказал он.
   - Шуанат - не дагестанка? - искренне поразился я. - В таком высокогорном ауле?
   - Да. Она украинка и зовут ее Наталка. Это спустя несколько лет, после ее приезда в горы, наши аксакалы дали ей имя Шуанат. Действительно, назвали в честь любимой жены Шамиля. Старики знают эту историю, а молодежь привыкла, что она Шуанат-ханум и никто не обращает внимания на ее внешность.
   В горах всегда темнеет очень быстро. Только что светило солнце и через десять минут уже почти ничего не видно, кроме темных очертаний гор на фоне звездного неба. Мы решили заночевать в этом ауле, а уже утром перебраться в следующее село. Вечером сидя у костра вместе с пастухами, хозяин рассказал нам историю Шуанат. Я бы назвал ее легендой о любви, - сказал Ты, с каким-то неуловимым волнением в голосе.
   Парень из высокогорного аула, куда можно добраться только два-три месяца в году учился в Донецке на ветеринара. Там он встретил девушку, которая тоже была студенткой, но училась в медицинском институте. Молодые люди полюбили друг друга. Но вот пришла пора защиты дипломов и сдачи государственных экзаменов. Обучение закончилось и настало время решать, как им быть дальше. За несколько дней до защиты, у них наконец-то состоялся этот нелегкий разговор, который они постоянно откладывали. Но время для влюбленных летит со скоростью света, и парень, набравшись смелости, первый решился на разговор, который для них обоих был намного сложнее сдачи сессии в институте.
   Они думали тогда, что это самый трудный экзамен в их молодой жизни. Экзамен на проверку прочности и серьезности их зарождающегося чувства. И как у всех по-настоящему влюбленных, каждый больше переживал за другого, боясь причинить боль. Как часто бывало, они прогулялись по городу, поговорили ни о чем. Парень проводил девушку домой. Но, прощаясь и задержав ее руку в своей, он вдруг замолчал. Молчание длилось несколько минут, но им обоим казалось, что прошли часы. И вот, когда эта пауза уже не могла больше продолжаться, парень, наконец-то заговорил:
   - Наталка, через три дня я буду сдавать последний государственный экзамен. Затем я должен вернуться домой.
   - Я знаю, - не убирая руку и низко опустив голову, тихо ответила девушка.
   - У родителей я единственный сын. Я не могу оставить их одних в таком возрасте. До нашего аула добраться можно только в течение двух-трех летних месяцев в году. В остальное время года селение полностью отрезано от внешнего мира.
   - Ты мне рассказывал об этом, - еще тише сказала она.
   - В ауле нет ни телевизоров, ни кинотеатров. Нет горячей воды, а за родниковой водой надо идти по узким горным тропинкам почти километр. Женщины в моем ауле не носят туфли, а ходят в галошах, надетых на толстые шерстяные носки. Нет телефона, почты и даже врач всего один на несколько аулов. Там все тяжело: тяжелы огромные камни, нависшие или уже рухнувшие с вершин, тяжелы удары воды, кипящей камнями. Но если убрать их с дороги, то речушка перестанет петь. Тяжелы древние украшения - браслеты, которые обязательно носят наши женщины - подарок мужа. Тяжелы корзины с землей, которые нужно тащить вверх всякий раз, когда смывает огород, тяжелы оползни и мощные снега, тяжел и гром в горах, тяжела и сама жизнь.
   - Зачем ты повторяешь мне все это еще раз?- уже чуть не плача, спросила девушка.
   - Все женщины, независимо от возраста ходят в одинаковых длинных платьях и перевязываются большим теплым платком, - механическим голосом продолжал перечислять парень. - В этом же платке, за спиной они носят ребенка от рождения до тех пор, пока он не научится ходить самостоятельно. Там совершенно другой мир. Затерянный в поднебесье мир. Мир, в котором нет ничего, что есть здесь, к чему ты привыкла и уже просто не замечаешь. Но там моя родина и мои родители. Они ждут меня.
   - Я знаю. Об этом ты тоже говорил. Хотя раньше, больше рассказывал о красоте гор и близости звездного неба. Ты говорил, как легка походка жителей гор. А если это так , значит сильна их вера в свои дела, - убеждал ты меня, - значит, они хорошо знают, куда и зачем спешат. У тебя всегда загорались глаза, когда ты рассказывал мне о своем крае. Почему же сейчас в твоих словах звучит только грусть?
   - Да. Ты права. Мужчине не пристало ходить окружными тропинками. Буду говорить прямо. Я очень люблю тебя. Но, как уже сказал, должен вернуться к родителям. Больше всего на свете я хочу, чтобы ты стала моей женой. Но я сумею понять тебя, если ты не согласишься оставить своих родителей и привычный для тебя мир. Не торопись, хорошо подумай, прежде чем ответить. У нас в запасе еще есть две недели...
   - Я ждала этого разговора, - нетерпеливо прерывая его, сказала девушка. - И готовясь к нему, долго взвешивала все за и против. Каждый твой разговор о родном ауле я впитывала с жадностью губки. А, придя, домой иногда до утра не могла заснуть, все спрашивала себя, смогла бы я жить там. Это, действительно, для меня другая планета. Из всех твоих рассказов о Дагестане, и особенно о твоем родном далеком ауле, я старалась выделить именно трудности, которые меня там могут ожидать. И поняла только одно. Я тоже люблю тебя. И чтобы не ждало меня впереди, я смогу все принять и преодолеть, ведь ты будешь рядом. И значит, поможешь мне привыкнуть. Мы будем там вдвоем. Ты мог сомневаться во мне, но как ты мог сомневаться в наших чувствах? - не выдержав напряжения, расплакалась она.
   Так Наталка, став моей женой, оказалась в нашем ауле.
   - А почему ее теперь все называют Шуанат? Да еще пастухи сказали нам, что при ее появлении, в знак уважения встают даже седобородые старцы.
   - Это уже другая история. Но если вы не устали, я расскажу.
   - Конечно, нет, - горячо запротестовали мы, при упоминании об усталости. - Мы хорошо отдохнули, надышались чистым воздухом. За обедом съели, наверно, целого барана. Откуда может быть усталость? И потом, мы же снимаем документальное кино. Может один из рассказов тоже войдет в нашу программу.
   - Желание гостя - закон для хозяина. Слушайте.
  
   Получив дипломы, мы уехали на мою родину. Родители моей жены, конечно, поплакали, провожая дочь в неизвестность. Но они были мудрыми людьми и, увидев сияние любви в наших глазах, немного успокоились. "Значит, доченька, такая у тебя судьба. Будь счастлива и не забывай нас", - только и смогла выговорить сквозь слезы мать, обнимая ее.
   Но, мы еще не знали, что только по приезде в аул для нас начнутся настоящие испытания на прочность чувств и отношений. Трудности быта, которых я боялся, не вынесет Наталка, оказались детскими "страшилками", по сравнению с полным неприятием всеми сельчанами, моей жены. Отец к моему возвращению, можно сказать, сосватал за меня дочь своего лучшего друга, девушку из соседнего аула. И хотя, летом, приезжая домой на каникулы, я рассказывал о Наталке своим родителям, они посчитали это простым юношеским увлечением. Зная, что через год я заканчиваю учебу, первой начала разговор мать.
   - Сынок, мне хочется поговорить с тобой, - однажды вечером сказала она.
   - Да, мама я слушаю Вас.
   - Один ты у нас. Сестры твои вышли замуж и разъехались. Слава, аллаху, у них хорошие мужья, что еще желать. А ты уходишь из дома, дом и душа пустеют, возвращаешься - и двор и грудь полнятся радостью. А если бы жена была у тебя, да детки, легче было бы нам, старикам.
   - Вы хотите женить меня? - спросил я.
   - Пора подумать об этом, сынок. Многие в твоем возрасте женаты.
   - Невесту еще не подыскал, - попытался я отшутиться.
   - О, аллах, ты же бываешь на свадьбах в своем селе, в соседних аулах, неужели нет такой, которая остановила бы на себе твой взгляд?
   - Есть такая, - решился раскрыть тайну я, - только она живет в Донецке.
   - В Донецке? Лезгинка? - удивилась мать.
   - Нет, украинка, - честно ответил я.
   - Боже, избавь! - воскликнула мать. - Ты, что сынок, в своем уме? Отец ни за что не даст согласия.
   - А если она примет ислам? - продолжал допытываться я.
   - Все равно не нужна нам чужая.
   - Я полюбил эту девушку и другой мне не надо, - уже серьезно сказал я.
   - Послушай, свою старую мать, присмотрись к нашим девушкам, сравни.
   - Смотрел, сравнивал, нет лучше ее.
   - Теперь, - с обидой в голосе произнесла мать, - мне кое-что становится понятным. Вот почему ты так торопишься уехать обратно. Да и пока находишься здесь, мыслями ты далеко. Давно не видела тебя веселым, как раньше. Не надо было отпускать тебя учиться. Наверно, она приворожила тебя? Надо рассказать все отцу.
   - Не надо, мама, - остановил я ее, - я сам поговорю с ним.
   - О, аллах, за что ты сыпешь на наши головы такие наказания?- тяжело вздыхая, проговорила мать
   Я начал искать подходящего момента, чтобы поговорить с отцом. Но мать уже намекнула ему, что у меня есть девушка в городе.
   Помню после одного разговора о моем будущем, отец строго сказал мне:
   - Мальчик, ты еще очень молод, и не понимаешь, что в условиях гор может жить только настоящая горянка. Ни одна иноверка, не сможет приспособиться к нашей жизни. Выбрось из головы эту блажь, пока не поздно. Не убивай себя тоской и переживаниями. Ты поехал учиться, чтобы стать дипломированным ветеринаром, так и учись, как следует. Вернись хорошим специалистом. А девушку для тебя мы найдем такую, что даже луна позавидует.
   - Отец, я всегда с большим вниманием и уважением прислушивался к Вашим мудрым советам и никогда не противоречил, - ответил я. - Но мне не нужна другая девушка, даже если она своей красотой будет затмевать не только луну, но и звезды.
   - Сынок, пойми, та девушка не мусульманка. А у нас в горах, слава аллаху, еще сохранились строгие обычаи и традиции адата. Она не привыкнет к ним. У нее уже сложился характер, она скоро будет врачом с дипломом. Разве такая девушка, сможет жить в горах. Если не хочешь пожалеть меня, старого отца, пожалей девушку. Зачем напрасно подвергать ее таким суровым испытаниям.
   Посмотри вокруг. Какая замечательная девушка - Нафисат. Сколько молодых джигитов потеряли из-за нее покой. Сколько раз засылали сватов в их саклю. Но она всем отказывает и ждет тебя. А ведь ей уже скоро будет двадцать лет. В этом возрасте, у ее подружек уже есть семья и дети.
   - Отец, Вы правы. Нафисат - удивительная девушка и счастлив будет ее муж, если она полюбит его. Но при виде ее мое сердце молчит. И если и билось немного сильнее, то не пересыхало во рту, и не кружилась голова.
   - Не всегда надо руководствоваться сердцем, сынок, - строго произнес отец. - Нужно чаще слушать рассудок. Настоящий горец должен уметь смирять горячие порывы сердца, и иметь холодную голову. Не зря же на самых высоких вершинах наших гор всегда лежит снег. Как я буду смотреть в глаза людям, если ты приведешь в наш дом иноверку. От нас отвернутся все соседи. А хороший сосед всегда, лучше далекого родственника. Никто не придет к нам на праздник. Никто не разделит нашу радость или печаль.
   - Я все понимаю, отец. А как же любимая жена Шамиля? - решил я прибегнуть к последнему аргументу. - Она ведь тоже была иноверкой.
   - Ты говоришь о Шуанат? - переспросил отец. - Да, она была армянка и из-за любви к Шамилю по своей воле приняла ислам. Но она жила не в высокогорном ауле. И ты тоже, не имам Шамиль, - уже с сарказмом докончил он фразу.
   - Вы, как всегда правы, отец. Да, я не имам Шамиль. Но если Наталка согласится поехать со мной, я женюсь только на ней.
   - Ты упрям как осел, - рассердился отец. - Но может та далекая девушка, все же умнее тебя и сама откажется ехать в аул, затерянный среди гор. Ты же еще не говорил с ней? Кто знает, что она ответит тебе?
   - Отец, Вы задели самую больную струну моего сердца. Да, мы об этом еще не говорили. И хотя, как горец, я не боюсь ни волка, ни камнепада, но этого разговора, не буду от Вас скрывать, я страшусь.
   - Вот видишь. Тебя самого мучают сомнения, - с некоторым облегчением вздохнул отец. - Давай спать. Уже поздно.
   Так закончился мой разговор с отцом, за год до окончания института.
  
   Мы зарегистрировали наш брак в Донецке. Свадьбы, как таковой не было. Просто посидели в доме родителей Наталки. Было два товарища, с которыми я жил в общежитии и три подружки невесты. Но никакой пир на весь мир, нам был не нужен. От волнения мы не могли не только проглотить кусочек пирога, но даже выпить глоток домашнего кваса, которым, по моей просьбе, нам заменили вино.
   До аула мы добрались поздно вечером, когда было уже совсем темно. Наталка поправила платок на голове, и мы постучали в дом. Дверь открыла моя мать. Даже в полутьме дверного проема был виден ее внимательный, изучающий взгляд, которым она окинула свою невестку. Наталка стояла позади меня с низко опущенной головой. Молчание длилось около минуты, а мне, показалось, что прошли часы.
   Но вот мать, только чуть-чуть приникнув ко мне, шагнула навстречу невестке и, заплакав, обняла ее. Мое сердце вернулось на свое место. Но, теперь рядом со мной плакали уже две женщины. А я стоял и не знал что делать. Наконец вышел и отец.
   - Вы хотите своими всхлипываниями разбудить аул и всех собак в округе? - нарочито сердитым голосом проговорил он. - Ступайте в дом. О, аллах, зачем ты только создал женщин? По любому поводу они разводят сырость. А сырости в горах и без того хватает, - продолжал ворчать отец. - Мать, собери на стол.
   - Сейчас, - захлопотала она.
   Ужинали мы тоже почти молча. Наталка все время сидела, не поднимая головы. Я видел, как она медленно подносит ложку ко рту и с трудом находит в себе силы проглотить пищу.
   Отец расспрашивал, как мы добрались. Я односложно отвечал. Волнение не проходило, и хотя я был очень голоден, тоже ел мало и ждал когда отец встанет из-за стола.
   Отец поднялся.
   - Мать, постели молодым, - произнес он строгим голосом. - Они устали с дороги. Поговорим завтра.
   Так прошла наша первая встреча с родителями. Матери Наталка понравилась. Хотя, что скрывать, не о такой невестке она мечтала. Я потихоньку начал обучать жену своему языку. Наши мужчины служили в армии, и русский язык знали, а женщины говорили только на своем родном. Отношение отца к невестке было непонятным. Она, для него, как будто не существовала вовсе. Ни разу он не сказал мне о ней ни дурного слова, ни хорошего. Не зная языка с матерью общаться, Наталка тоже не могла. В это время она была похожа на затравленного зверька. Но ни слова упрека или сожаления не слетело с ее губ.
  
   Как специалист с высшим медицинским образованием, она по распределению была направлена в наш район. Ей сразу предложили должность заместителя главного врача в районной больнице. Врачей с высшим образованием у нас в районе тогда еще не было. Но она попросилась работать в поликлинику.
   - Больница находится в предгорьях. Я не могу жить так далеко от дома, - объяснила она. - А, работая в поликлинике, я каждый вечер буду возвращаться в свой аул. Ведь у нас пожилые родители и им нужна моя помощь.
   - Но в поликлинике работа намного тяжелее, особенно для женщины, - пытались отговорить ее в районном отделе здравоохранения. - Аулы разбросаны очень далеко друг от друга. И врач должен обходить их в любую погоду.
   - Я понимаю это, - твердо сказала она, - но все равно очень прошу поддержать мою просьбу.
   Телефонов у нас не было, а все сообщения передавали по рации, которые были почти в каждом ауле и у чабанов на отгонных пастбищах. Вставая задолго до рассвета, Наталка старалась сделать как можно больше работы по дому. Потом начинала обход селений. За день она по узеньким горным тропинкам обходила два-три аула. Осматривала всех больных. Все, что было хоть как-то связано с медициной, приходилось делать ей одной. Она стала и акушером, и гинекологом, и стоматологом, и терапевтом. Она принимала роды и лечила стариков. Вечером, у нее иногда даже поесть не было сил. Но она не позволяла моей матери стирать или носить воду из родника. Как, вы знаете, воду из родника у нас носят только женщины. Когда мои родители, пока я учился, оставались одни, а мать болела, за водой ходил отец. Но, в доме появилась невестка, и отцу уже нельзя было ходить за водой, иначе соседи его бы засмеяли. Такой уж у нас обычай. Воду носить стала моя жена, часто ей приходилось это делать ночью. Но, переделав все домашние дела, она опять брала в руки учебники по медицине, которые привезла с собой, и искала ответы на постоянно возникающие новые вопросы.
   Моя мать уже не просто полюбила ее, а постоянно хвалилась своей невесткой перед соседями. Но в аулах к ней все равно относились недоверчиво. Как будто ждали, когда же она не выдержит и уедет. Люди искали любую причину, любой повод, маленькую зацепку, чтобы сказать:
   - Что вы хотите? Она же не мусульманка.
   Я дивился ее терпению и отношению людей к ней. Ведь в каждую семью она несла помощь. Не было семьи, в которой, благодаря моей жене, не родился бы здоровый и крепкий ребенок. И если необходимо было сделать три укола в день старику, в самом дальнем от нас ауле, она ходила туда три раза в день. И при этом, казалось, что она летает, все делая с улыбкой. На мои вопросы о работе, всегда отвечала:
   - Все хорошо, дорогой. Я самая счастливая женщина на свете. Ведь лучший в мире мужчина - это мой муж. Чего же мне еще можно желать от жизни? Она и так дарит мне очень много. Я нужна здесь. Каждый день приношу кому-нибудь облегчение. Конечно, не всегда есть необходимые лекарства, часто нет нужных приборов. Но иногда человеку больше чем лекарства необходимо, чтобы его просто внимательно выслушали и посочувствовали, особенно старикам. И когда у меня на участке нет тяжелых больных, я присаживаюсь и слушаю их рассказы, хотя и не все слова еще понимаю.
  
   Так прошло почти три года. У нас родился сын. Когда мой отец, взял на руки внука, у него в глазах стояли слезы, и он поцеловал в лоб свою невестку. Но отношение людей к Наталке за все это время почти не менялось, оно по-прежнему оставалось вежливо ледяным.
   Я вас, наверно, уже утомил? У мусульман вообще не полагается рассказывать о своей жене посторонним мужчинам, а у горцев этот закон еще строже. Но я рассказываю так долго вступление, чтобы было понятно, что пришлось выдержать этой женщине. От меня помощи было мало, я тоже целыми днями "мотался" по пастбищам. Осматривал овец, делал прививки. Единственный ветеринар на весь район. Было еще трое юношей- помощников, но они только начали заочно учиться в техникуме. И полностью перекладывать на них работу я не мог, старался все контролировать сам.
  
   Ну, вот я и подошел к тому, о чем вы просили рассказать. Однажды произошел случай, который сразу изменил отношение всех, без исключения к моей жене на сто восемьдесят градусов.
   Была уже поздняя осень. Не переставая, шли холодные проливные дожди, часто со снегом. И вот так случилось, что мальчик, лет четырнадцати, перепрыгивая через какую-то расщелину, поскользнулся и, упав, сломал ногу. Дороги были уже все перекрыты. В горах часто случаются обвалы, камнепады и сели, особенно в ненастную погоду. Ни о какой поездке в больницу, не могло быть и речи. Наталка сделала все что могла, но из-за сильной влажности воздуха, рана не заживала и постоянно гноилась. И тогда, еще раз осмотрев рану мальчика, она позвала его родителей и сказала:
   - Мальчика нужно срочно доставить в больницу, иначе может развиться гангрена и, нужна будет ампутация. Он не только останется без ноги на всю жизнь, но есть большая вероятность заражения крови.
   - Но в это время года по горам даже ходить опасно, не то, что ехать на коне, - возразили ей. - Все тропинки размыты. Что же делать?
   - Нужно нести мальчика на руках, - твердо ответила она.
   - Пешком по скользким склонам нам понадобится почти трое суток пути. И то в случае, если погода будет хорошая. А в такое время года, на это рассчитывать не приходится. Дожди идут, не переставая уже больше недели. Солнце, как будто забыло о нас, грешных.
   - Идти нужно сейчас, не откладывая, - твердо сказала моя жена. - Через три-четыре дня помочь ему будет уже нельзя. Я боюсь, что очаг нагноения поднимется выше.
   - Хорошо, - наконец твердо сказал отец мальчика. - Если так говорит Ханум, значит нужно идти. Не будем больше рассуждать о погоде. Кто пойдет со мной?
   Вызвался идти дядя мальчика. А затем к ним присоединились еще двое молодых крепких мужчин. Они быстро приготовили носилки, взяли брезент, запасы еды и все что могло понадобиться в такой опасной дороге. Через час, помолившись, они зашли в саклю за мальчиком. Когда они вышли с ним на улицу, то увидели, что со своим чемоданчиком и с маленьким мешочком за плечами, около сакли их ждет врач.
   - Ханум, почему Вы сразу не зашли в дом? - спросил дядя мальчика. - Там Вам было бы удобнее еще раз осмотреть мальчика перед дорогой.
   - Я осмотрела его всего три часа назад, - возразила она, - перед тем как решила поговорить с вами о его доставке в районную больницу. А сейчас я сбегала домой и взяла все необходимое в дороге.
   - Ханум, неужели, Вы собираетесь идти с нами? - в крайнем изумлении спросил отец мальчика.
   - Да. Конечно, я же врач и не могу оставить тяжелобольного.
   - Ханум, Вы всего лишь слабая женщина, - вступил в разговор другой мужчина. - Взгляните. Даже мужчин мы выбирали покрепче. Спускаться с гор, с угрозой селя или оползня очень опасно. Мы благодарны Вам, за Ваше предложение сопровождать мальчика. Но подумайте хорошо, Ханум, У Вас дома маленький ребенок. На кого Вы оставите его? Мы сами, если на то будет воля аллаха, доставим мальчика в больницу.
   - Не волнуйтесь за меня. За моим сыном посмотрит мама. Я уже попросила ее об этом, и она согласилась отпустить меня с вами. Давайте не будем терять времени. Оно сейчас дороже золота.
   Чтобы описать этот путь, - прервал свой рассказ хозяин, - нужно рассказывать еще несколько часов. А уже поздно, и вы должны отдохнуть. Да и я за всю жизнь не говорил так много. Поэтому скажу кратко. Мальчик избежал ампутации и, пробыв в больнице, пока не открыли дорогу, вернулся в аул здоровым.
   Когда праздновали его свадьбу, Шуанат была приглашена самой первой, и ей предоставили самое почетное место. А недавно она принимала роды у его жены. И еще один джигит появился в наших горах.
   Я не буду рассказывать вам о том спуске и обратной дороге, но четверо мужчин, пораженные смелостью, решительностью и тем, что пришлось ей выдержать на этом пути, рассказали обо всем нашим старикам. Хотя, как я уже не раз упоминал, наши мужчины не привыкли разговаривать о чужих женах. Через несколько дней, после их возвращения, к нам в саклю зашли самые уважаемые седобородые аксакалы и мулла. Посидев за столом и выпив чаю, они попросили пригласить мою жену. Я позвал ее. Когда она вошла в комнату, одетая, согласно обычаям нашего народа, они встали и поклонились ей.
   - Ханум, мы уже довольно долго живем на этом свете, - сказал самый уважаемый житель нашего аула, которому недавно исполнилось сто два года. - Наш возраст дает нам право ни перед кем не склонять головы, кроме аллаха. Наши глаза много видели, а наши уши много слышали за время, которое аллах отпустил нам на этой грешной земле. Но будь благословенны твои родители, такой женщины мы не видели сами и не слышали от других. Мы все привыкли называть тебя просто Ханум, в знак твоей учености. Но, посоветовавшись, мы хотим, согласно законам шариата, дать тебе мусульманское имя.
   Спросив свое сердце, ответь нам, ты согласна?
   - Я очень благодарна вам за такое отношение ко мне, - ответила она. - Но я всего лишь выполняла свой долг. Долг врача. А насчет мусульманского имени? Я согласна принять его. Я, всей душой полюбила ваш край, привыкла и приняла ваши обычаи.
   - Если Ханум не возражает, отныне ее имя перед аллахом и людьми будет Шуанат. Так называли любимую жену нашего имама Шамиля. Тебе нравится это имя, женщина?- спросил мулла.
   - Да, - едва слышно прошептала она и, заплакав, убежала.
   Это были ее первые слезы за столько лет. Вот так моя жена стала Шуанат. И, действительно, когда она проходит мимо, в знак уважения к ней встают даже аксакалы.
  
   Все еще находясь под впечатлением от услышанного рассказа, я несколько минут молчала. Как будто эта правдивая история, больше, как Ты сказал, похожая на легенду, как-то перекликалась с теми вопросами, которые я себе часто задавала. Смогла бы я пойти за любимым на край света. И если до этого я думала, что смогла бы. То сейчас моя уверенность была сильно поколеблена.
   Дело, действительно не в трудностях быта, тяжелом физическом труде. Это можно выдержать, если вечером тебе улыбнется тот, кто дороже всех на свете. Но эта женщина, на долю, которой свалилось еще и не понимание, неприятие тех, кому она помогала. Это не просто героиня, не просто декабристка. История этой женщины потрясла меня.
   - А что было потом, - немного помедлив, спросила я.
   - Потом мы вернулись в Махачкалу и на основе отснятого материала показали по местному телевидению документальный фильм о жителях высокогорных аулов.
   - И рассказали эту историю? - поспешно интересуюсь я.
   - Всего в нескольких словах. Потому, что тема фильма была о красоте края и мужественности, населяющих его горцев.
   - А разве нельзя было отдельно снять фильм об этой женщине? - горячусь я. - Разве она не героиня, если даже старики, так уважительно относятся к ней. Этот фильм был бы даже интереснее, чем "Свинарка и пастух".
   - Ты все сравниваешь со своим любимым фильмом, - усмехаешься Ты.
   - Но я говорю правду. Там было только испытание разлукой, ожиданием. А здесь намного серьезнее. Испытание тяжелым трудом и терпением. Фильмы всегда кончаются свадьбой. А ведь настоящие испытания, чаще ждут после того, как отзвучит марш Мендельсона. Разве я не права?
   - Права, - уже серьезно подтверждаешь Ты. - У меня была мысль написать сценарий, положив в основу эту историю. Я даже побеседовал с мужчинами, которые вместе с Шуанат спускались в больницу. Они рассказали мне очень много интересного и поучительного. Этих впечатлений, действительно хватило бы если не на повесть, то на очерк.
   - А ты расскажешь мне об этом? - спрашиваю я, как маленький ребенок, который просит продолжения сказки
   - Конечно. Я очень долго обдумывал сюжет и композицию своего произведения. Но на телевидении постоянно были какие-то задания, юбилеи, праздники. Нужно было писать сценарии на определенную тему, соответствующую этим событиям. Времени не хватало. А потом как-то позабыл об этом. Это ты сейчас мне напомнила эту историю, своими рассуждениями о том, смогла бы ты поехать со мной в аул.
   - Жаль, - огорченно вздыхаю я. - Почему-то ставят памятники полководцам, ученым, а памятника такой женщине нет. Разве она не заслужила этого? В Дании, например, в Копенгагене поставили памятник героине сказки Ганса Христиана Андерсена, Русалочке. Памятник Любви. И теперь этот город знаменит своей сказочной Русалочкой, присевшей на камень у самой кромки воды старой гавани и безнадежно ждущей своего принца.
   - Странно, что ты помнишь почти все о Русалочке, но не упоминаешь о другом таком же знаменитом памятнике в этом же городе?
   - Более известном, чем Русалочка? - удивляюсь я.
   - Да. И мне больше нравится легенда о нем.
   - Расскажи, - прошу я. - Ты же знаешь, что я люблю легенды о любви.
   - Ну, эта легенда не совсем о любви, - снисходительно улыбаешься Ты. - На центральной площади Копенгагена находится постамент с двумя викингами - трубадурами. Легенда гласит, что они должны трубить, когда мимо проходит невинная девушка. Но пока трубы что-то молчат, - уже смеешься Ты.
   - Интересная легенда, - задумчиво произношу я. - А я почему-то не слышала о ней. Но я сейчас о героях. Безусловно, все герои заслужили памятники и память потомков. Но, мне кажется, что нужно обязательно ставить еще и такие памятники, которые заставят задуматься. Еще Роберт Рождественский в своей поэме "Монолог женщины", предлагал поставить памятник женщине, ожидающей любви и простого женского счастья.
   - А ты можешь представить себе такой памятник?- немного ехидно спрашиваешь Ты.
   - Ну, не знаю, - растерянно отвечаю я. - Не думала об этом. Может, женщина... у окна.
   - ... которая в полночь ждет загулявшего или пьяного мужа? - подхватываешь Ты, уже со смехом.
   - Ну вот, - обижаюсь я. - Все испортил. У меня в голове лирика, а ты перешел на прозу.
   - Я просто спросил, как ты представляешь себе такой памятник?
   - Можно объявить конкурс, - почему-то начинаю я серьезно думать над осуществлением этой затеи. - А потом выбрать лучший. Например, есть несколько памятников о журавлях, по стихам Расула Гамзатова. Видела некоторые фотографии этих памятников в журналах.
   Но у нас в Чирчике, памятник самый лучший. Теперь это уже достопримечательность. И все кто проезжает или проходит мимо, обязательно почувствуют легкую светлую грусть. Даже памятник, установленный в Махачкале мне не так понравился.
   - Чем же, конкретно?
   - Слишком стилизованный. А мне кажется, чувства не надо подгонять под модные течения.
   - Хорошо, что ты не критик, - смеешься Ты. - Но ты права, действительно, очень многое зависит от воплощения замысла.
   - А почему ты сейчас ничего не пишешь? Мне, кажется, у тебя бы получился хороший сценарий. Ты умеешь рассказывать.
   - Такие мысли мелькали часто. Даже, когда переехал в Ташкент. Хотел написать об Улугбеке.
   - Об Улугбеке? - переспрашиваю я. - Поэтому ты купил ковер с его изображением? Я еще очень долго удивлялась этому. Интересно, у кого еще в Узбекистане, дома на стене висит ковер с изображением Улугбека? Но почему, именно, о нем?
   - Я же историк и мне захотелось опять окунуться в какую-нибудь древнюю историческую эпоху.
   - Но ведь для этого нужно перелистать горы документов, - задумавшись, произношу я, - копаться в архивах.
   - А разве это не интересно? - Ты вопросительно смотришь на меня.
   - Интересно. Очень люблю исторические романы, но писать... нет, наверно, не смогла бы.
   - А ты хочешь что-нибудь написать? - теперь настала Твоя очередь удивляться.
   - Не смейся. У меня дядя был членом союза писателей. Отец тоже писал сатиру в стихах.
   - Ну, если у тебя такие гены, то я молчу, - деланно уважительным тоном произносишь Ты. - Просто ты часто повторяешь, что на пенсии будешь писать картины.
   - У меня до пенсии еще есть время подумать, чем я займусь.
   - А я уже сейчас знаю, чем займусь, - улыбаешься Ты. - Иди ко мне...
  
   Однажды молодые ребята спросили меня:
   - Где живет Любовь?
   И я решила ответить им так:
   - В своей стране. Помните, как поется в романсе: "Любовь - прекрасная страна и только в ней возможно счастье"?
   - А как найти туда дорогу?- не унимались они.
   - Дорога не всегда бывает легкой. Путь в страну Любви не просто труден, но и по-своему опасен. На пути постоянно будут встречаться перепутья с указателями: Налево пойдешь - потеряешь,... Направо пойдешь - потеряешь,... Прямо пойдешь тоже потеряешь...
   Видя, что они не понимающе смотрят на меня, я продолжила:
   - Вы спросите, что можно потерять? Многое. Можно потерять терпение, можно потерять силы, можно даже потерять друзей или родных. Но можно потерять голову, покой, память или силу притяжения. Сделайте свой выбор. Спросите себя, чем ты готов заплатить за великий дар Любви? И если ты готов, то вперед! "Любовь - прекрасная страна, ведь только в ней возможно счастье".
   - А если был там, но "кинули", - неожиданно спросил один из них. - Можно ли вернуться обратно?
   - Может, ты ошибся адресом? - сказала я. Ведь: "Любовь обманная страна". Иногда за нее принимают мираж. Иногда влюбленность. Это близко, но разница между ними огромна. Влюбленность - когда хочется быть вместе, а любовь - когда невозможно порознь. А, возможно, это был не твой путь.
   В эту страну не возвращаются. Каждый раз в нее приходят вновь. Это как в поговорке: "В одну реку нельзя войти дважды". Бывает, что один любит, а другой позволяет себя любить. Так тоже часто бывает, но помни, с одним крылом до этой страны не долетишь. И жить в ней можно только вдвоем. Удачи тебе.
  
   В Ташкенте открывается интернат, аналог суворовского училища. Сергей заканчивает восьмой класс и, как многие мальчишки в те времена, мечтает стать военным. Собирает нужные документы, сдает в приемную комиссию. Прием в "русскоязычную" группу всего десять человек. Заявлений - пятьсот. Строжайшая медицинская комиссия. Он проходит ее, с условием удалить гланды. Ради поступления, делает эту операцию, хотя никогда раньше проблем с гландами не было. После прохождения медицинской комиссии остается двести человек. Надо сдать четыре экзамена. Знания у него хорошие и он не только надеется, но на девяносто процентов уверен, что поступит.
   Но когда сдает все экзамены, оказывается, что в списке курсантов, его фамилии нет.
   - Мама, я сдал лучше всех, - с обидой в голосе жалуется он мне. - Сходи, пожалуйста, в училище, тебе они скажут причину.
   - Ты, действительно, уверен, что хорошо сдал экзамены? - уточняю я.
   - Да.
   Я иду с ним в училище. Конец августа, идет подготовка к первому учебному году. Перетаскивают столы, доски, ящики. Руководит какой-то мужчина, по виду и одежде - заведующий хозяйством.
   - А вон тот мужик, - спрашиваю я сына, - который всеми командует, может знать, где найти кого-нибудь из руководства интерната?
   - Мама, - шепотом произносит сын, - это заместитель директора по политической части. Он здесь самый главный.
   Настраиваю себя: я самая неотразимая, я самая обаятельная и привлекательная. У меня все получится. Сергей стоит в стороне, а я подхожу ближе.
   - Здравствуйте. Извините, пожалуйста. Вы не смогли бы подсказать, к кому я могу обратиться по поводу экзаменов?
   - Здравствуйте, - быстро окинув меня взглядом, произносит мужчина. - Вы по адресу. Я заместитель директора по воспитательной части и председатель экзаменационной комиссии. А кто у Вас сдавал экзамены?
   - Сын.
   - Видите ли, конкурс был очень большой...
   - Я знаю, - очень вежливо, но в то же время с достоинством прерываю я его - но хотела бы посмотреть письменные работы моего сына.
   Я произношу это уверенно, хотя и не знаю, имею ли я право смотреть экзаменационные работы.
   - У вас найдется время? - спрашивает замполит. - Через пять-десять минут я освобожусь.
   - Хорошо, - соглашаюсь я.
   Мы заходим в еще не полностью, оборудованный кабинет. Наверно, только после ремонта. Замполит достает увесистые пачки экзаменационных работ. Пока хозяин кабинета занят какими-то своими делами, я внимательно просматриваю их все.
   - Вы нашли работу своего сына? - освободившись, обращается он ко мне.
   - Да, но я просмотрела и все остальные работы, - я делаю акцент на последние слова. - У моего сына нет ни одного замечания, в то время как остальные буквально раскрашены красными чернилами.
   - Действительно так.
   Он смотрит работу Сергея, а затем бегло листает еще семь - восемь листочков других абитуриентов.
   - Странно, - растягивая это слово, неуверенно произносит он, - Ваш сын очень хочет учиться в этом интернате? - уточняет он.
   - Да, он даже, по рекомендации медицинской комиссии сделал операцию по удалению гланд, - отвечаю я, - чтобы поступить, хотя они у него никогда не болели. Потому что в остальном у него здоровье отличное.
   - Да я в курсе. Медицинская комиссия, действительно, была очень строгой и более половины ребят ее не прошли. Извините, а Ваш муж военный?
   - Нет, - отвечаю я, - я разведена и у меня трое детей. Сейчас у Сергея, как и у всех подростков, очень сложный возраст. Определив его в Ваше училище, я была бы за него спокойна.
   - Хорошо попробую добиться еще одного места. Через неделю пришлю Вам ответ.
   - Спасибо. До свидания.
   Через неделю приходит телеграмма, что Сергей зачислен и должен явиться в училище такого-то числа. Проходит еще дней десять и мне, как члену родительского комитета училища, Сергей привозит приглашение на спектакль в театр оперетты. Первый курс, под руководством замполита посещает все спектакли этого театра. Я также присутствую на всех спектаклях как член родительского комитета. Хотя совершенно не помню, чтобы меня кто-нибудь выбирал.
  
   Чтобы не было никаких секретов и тайн между нами, рассказываю Тебе обо всем с первого же дня. Ты внимательно слушаешь, но никакой реакции я не вижу. Наконец, не выдерживаю:
   - Это же "настоящий полковник", ты меня не ревнуешь?
   - Ты хочешь ревности? - с удивлением спрашиваешь Ты. - Странно, я думал, ты уже устала от нее. И тебя она может только обидеть. Но я все же отвечу на твой вопрос. Вот именно потому, что полковник, я и не ревную.
   - Интересно узнать, почему?
   - Я знаю военных. Особенно если это уже полковник. За время, пока он дослужился до этого звания, почти все военные перестают иметь свои мысли, разговаривать своими словами, иметь свое мнение. На все есть Устав. Как и многие актеры, которые чаще всего общаются репликами из спектаклей, в которых они играли. Не в обиду тебе, будь сказано, ты тоже часто вставляешь в свою речь фразы из стихов, песен или цитаты из книг, которые прочла.
   - Да. Это правда. Иногда я прочитываю всю книгу и нахожу всего одну фразу, две-три строчки, которые чем-то очень близки мне. Может настроением, может схожестью ситуации, в которой я нахожусь в данный момент. Тогда я несколько раз повторяю ее про себя, а иногда и вслух. Часто эта фраза дает мне ответ на какой-то, долго мучающий меня вопрос. И если из всей толстой книги, я нахожу всего несколько таких слов, считаю, что купила и прочла эту книгу не зря.
   - Вот видишь, я прав. У каждого своя область знаний. По этому поводу, хорошо сказал Осип Мандельштам: "У интеллигента, не биография, а список прочитанных книг". И хотя не все его стихи мне нравятся, но эту фразу я помню еще с университета. И также как ты не представляю себе и одного дня без книги.
   - А причем здесь военные? - уточняю я.
   - Военным просто некогда читать много художественной литературы, слушать музыку, я имею в виду классическую. У них все время отнимает служба и остается очень мало свободного времени. А если ты имеешь в виду, что военные получают хорошую заработную плату, то мне кажется, что я уже достаточно изучил твое отношение к деньгам. Они для тебя лишь приложение и не больше. Тем более, ты всегда стараешься заработать их сама. Поэтому по поводу полковника, как это ни странно, я совершенно спокоен. Конечно, всегда есть исключения. Но я верю в чистоту наших отношений.
   И я прекрасно понимаю Тебя. Знаю, что Ты не потерпишь не только подлинной измены, но даже моего легкого флирта с другим мужчиной. Ты любишь царить всюду и во всем, в том числе и в моем сердце. Хотя и тщательно скрываешь, но Ты страшный собственник и ревнивец. И если себе позволяешь перебрасываться шуточками с женщинами, то я подсознательно чувствую, что мне в этом отказано. Я тоже абсолютно уверена в Твоей верности. Все оживленные разговоры с другими женщинами не что иное, как дань светским приличиям и наивное "поддразнивание" меня. Ты вознес меня на пьедестал и почти молишься на меня, но мне теперь приходится постоянно этому соответствовать. Я не могу спуститься с Олимпа и даже сделать вид, что мне там не нравится. Просто Ты до того честен по натуре, что даже не можешь себе представить измены ни своей, ни моей. Это же просто невозможно. Ведь наша любовь до умопомрачения. Идеальный, возвышенный роман, предполагающий любовь до конца жизни.
  
   Говорят: любовь и ревность две стороны одной медали. Но ревность часто бывает унижением. Это своего рода "издевательство", когда другая сторона должна постоянно в чем-то оправдываться. Тебе могут бросить в лицо, какие угодно слова, оскорбления. Построить различные предположения. У ревнующей стороны может разыграться "буйная" фантазия на тему предполагаемой измены. И это все тоже называется ревностью. Да еще всегда наготове "уважительная причина" унижения - ревность. Ты знаешь, что я прошла через этот кошмар. И теперь знаю, что настоящая Любовь - это, прежде всего Доверие. Но Ты умеешь ревновать необременительно. Выбираешь две-три мишени. У меня это Мусаиб, из советской сказки "Свинарка и пастух" в исполнении Владимира Зельдина, Жан Маре и Гойко Митич. Ты "ревнуешь" меня только к ним. Ревнуешь без сцен и упреков. Ревнуешь как маленькую наивную девочку, которая тоже ждала Принца, капитана корабля с Алыми парусами. Девочка, которая одна "тащит" троих детей, но сумела остаться наивной Ассоль. Она все еще живет с огромным Доверием к миру и не согласна на серое существование.
   Потихонечку, очень осторожно, Ты "развенчиваешь" моих кумиров. "Мимоходом" сообщаешь, что Зельдин, бесспорно великий артист, и прекрасно сыграл роль дагестанца, но он не с Кавказа.
   - Хотя, - тут же подчеркиваешь Ты, - я и сам преклоняюсь перед его талантом, а еще больше, что он сумел сохранить молодость в душе и остаться таким же стройным и подтянутым как в молодости.
   Жан Маре - вообще не той ориентации, хотя в остальном, тоже вполне годится на роль моего кумира. И чтобы не показаться в моих глазах, предубежденным ревнивцем, почему-то совсем не критикуешь Гойко Митича. Постепенно я открываю в Тебе все те черты, которые так пленили меня когда-то в моих кумирах в кино. Ко всем другим моим мужским знакомствам Ты относишься со снисходительностью и уверенностью в себе. Я сохраняю и свою самостоятельность и приятную для любой женщины иллюзию того, что Ты - страстный, неистовый и ревнив как мавр.
   И если ДАЖЕ мои идеалы слегка "пошатнулись" на своих пьедесталах, то кто по сравнению с ними остальные?
  
   В конце сентября меня приглашают в училище на принятие Клятвы. Так как ребята еще не достигли восемнадцати лет, то вместо Присяги, они дают Клятву. Красивая форма, торжественная линейка на плацу. Знамена. Военные марши. Щемит где-то под сердцем. Мой сын уже вырос. Мне преподносят огромный букет, за проведение культурных мероприятий.
   Но в середине октября Сергей приходит домой и прямо с порога заявляет:
   - Я больше не пойду в училище.
   - Почему? - поражаюсь я. - Объясни толком. Ты же так хотел туда поступить. Делал операцию. Несмотря, на то, что у меня дома полно дел, только ради тебя я ходила на все ваши спектакли и концерты.
   - Я не могу это рассказать. Не спрашивай.
   - И что же теперь делать? - в полной растерянности, спрашиваю я.
   - Мама, пожалуйста, отнеси форму и забери документы, - просит он. - Я не хочу там больше появляться.
   Я еду в училище. Возвращаю форму. Забираю документы. Спрашиваю у замполита:
   - Что же все-таки случилось?
   - Не знаю, - он разводит руками. - Никаких ЧП не было. Пусть приходит. Пока я разберусь, он может ночевать в моем кабинете.
   - Большое спасибо. Я, конечно, еще раз переговорю с ним, но по непонятной мне причине, он категорически отказался возвращаться.
   У Сергея хорошие оценки, и, несмотря на то, что пропущено почти два месяца занятий его принимают в лучшие профессионально-технические училища Ташкента.
   - Мама, - обращается он ко мне, - есть одно престижное училище, недалеко от нашего дома, там, в основном обучаются иностранцы. Хорошие преподаватели, новые станки и все прочее.
   - И каким же специальностям там обучают? - спрашиваю я.
   - Слесарное дело, деревообработка, сварка и так далее.
   - Тебя не приняли? - уточняю я.
   - Мне сказали, что уже поздно. Но училище мне очень понравилось. Ты пойдешь, поговоришь?
   - Ты думаешь, если я пойду, то тебя примут?
   - Конечно, - уверенно отвечает он.
   - Ладно, попробую, - сдаюсь я перед этим натиском.
   В субботу с утра едем в это училище. Хорошо, что оно, действительно, находится всего в двух остановках от дома. Прохожу в кабинет директора.
   - Здравствуйте.
   - Здравствуйте. Присаживайтесь,
   - Спасибо. Я пришла к Вам, с просьбой, - начинаю я. - Мой сын почти на отлично окончил восемь классов. Поступил в суворовское военное училище. Но там произошли какие-то события, и он ушел оттуда. Ему необходимо продолжать учебу. Он обращался во многие училища, и его всюду принимают. Но Ваше училище считается лучшим в городе. И поэтому я убедительно прошу Вас принять его, несмотря на то, что пропущено два месяца. Я уверена - он нагонит программу.
   - Да, вспомнил, - говорит директор, - он, действительно, недавно приходил. Я разговаривал с ним. Правда, группы уже укомплектованы. Он, кажется, хотел учиться на сварщика? - спрашивает он меня.
   - На слесаря, - из коридора подсказывает Сергей.
   - Хорошо. Я напишу Вам две записки руководителям группы сварщиков и слесарей. Пусть подумает и с понедельника начинает обучение.
   - Спасибо большое. До свидания.
   - До свидания.
   Мы выходим из здания училища. Я протягиваю Сергею оба направления. Он тут же рвет их на кусочки.
   - Что ты делаешь? - восклицаю я в крайнем удивлении.
   - Теперь и в это училище меня тоже принимали, - спокойно отвечает он.
   - Чтоб ты пропал, - в сердцах произношу я. - Зачем ты уговорил меня просить директора, если не собирался там учиться?
   - Думал, примут или нет.
  
   Просто не узнаю себя. Неужели, это я? Та, которая упала в обморок от волнения на выпускном экзамене по литературе. Была близка к этому состоянию, когда надо было зачитать две строчки приказа на общем собрании коллектива. В магазине не могла заставить себя спросить продавца, сколько стоит товар. И если не было ценника, то просто уходила без покупки. Замечая обращенные на меня взгляды, обливалась жаром и "горбилась" еще больше. Никогда не могла поднять голову, выпрямить спину, высказать свое мнение. До двадцати лет родные (кому же верить, если не родным?), а потом муж упорно внушали мне, что я самая некрасивая, самая тупая (хотя училась на "отлично"), и ни на что не способна. Я никогда не смогу выйти замуж и так далее и тому подобное. Когда недавно, я прочла рассказ Павла Санаева "Похороните меня за плинтусом", я будто бы опять оказалась в своем "детстве". Прав, был Фрейд, когда утверждал, что все наши комплексы родом из детства.
  
   Мы с Тобой никогда не касались и не обсуждали наше прошлое. Прошлое в смысле наших браков, других мужчин и других женщин, в той нашей жизни. По этому вопросу, как и по многим остальным, у нас не было разногласий. Каждый из нас сказал сам себе: "Прошлое было ДО меня". Если бы был (была) я, все было бы по-другому. Это было в прошлой жизни. Лишь один, единственный раз, где-то после полугода наших встреч у нас все-таки произошел разговор на эту тему:
   - Прости, - сказал Ты очень тихо и ласково, - может тебе это будет неприятно, но я очень прошу тебя ответить на один вопрос. Поверь, любой твой ответ ничего не изменит. Если бы я не относился серьезно к нашим отношениям, я бы не стал спрашивать об этом.
   - Я знаю. Что ты хочешь узнать?
   - Ты была с кем-нибудь из нашей организации? Повторяю, это ничего не изменит. Просто я буду знать как мне себя вести.
   - Нет. У меня был муж, потом отец Карины. И больше никого.
   - Спасибо. И еще раз прости.
  
   Твоя помощь сильного, умелого мужчины всегда к моим услугам. Твое сердце полностью отдано мне. Но, хотя оба свободны, мы официально не оформляем наши отношения. Это советский период и "моральный облик строителя коммунизма" все еще в ходу. Естественно, всех женщин вокруг интересует вопрос "законности" наших отношений. Но иногда и меня тоже.
   Однажды Ты сказал мне: "Я люблю тебя" и теперь постоянно доказываешь это делом. Но почему не говоришь: "Выходи за меня замуж"? Есть какая-то причина. Но я долго не могу понять ее.
   В советское время, квартиры государство предоставляло бесплатно, в порядке очередности. Но если бы Ты переселился ко мне, квартиру Тебе уже не выделили бы. Но Ты мужчина, и ни за что не согласишься жить в моей квартире, да еще с моей матерью. Тебе нужен Свой дом, в который Ты приведешь меня. Дом, завершения строительства, которого так долго ждут, готовили к сдаче через один - два года. Потом Ты скажешь, что хотел сделать мне сюрприз и поэтому молчал. Но иногда я начинала теряться в догадках, почему Ты не предлагаешь мне оформить наши отношения. Да штамп в паспорте еще никого не удержал, штамп в паспорте не самое главное. Все так. Если бы я была одна, это бы меня не очень заботило, но у меня дети, причем уже подростки. И я совсем не хочу и не могу выглядеть в их глазах просто чьей-то любовницей.
   Ты это прекрасно понимаешь и никогда не остаешься у нас ночевать. К сожалению, этот период совпал с развалом Союза. Стройматериалы из России перестали поступать в Узбекистан, и строительство дома затянулось на целых пять лет. Но в наших отношениях все та же романтика. Если я скажу, что это был конфетно-букетный период, это будет неправдой. Конфетно-букетный период длится всю нашу жизнь. И каждый день. Все девятнадцать лет - это продолжение медового месяца и настоящий Мир Любви и Романтики.
  
   Мы живем встречами. Такой страсти я не встречала даже в голливудских фильмах. Никогда не узнать, что такое Огонь, если вас не согрело, а может, даже обожгло, его пламя. Однажды я засыпаю у тебя на руке. Просыпаюсь. И только тогда, Ты очень осторожно освобождаешь свою руку и долго-долго массируешь, потому, что она потеряла чувствительность и почти не действует.
   - Я долго спала? - еще находясь в состоянии полудремы, спрашиваю я.
   - Часы на стене показывают, что прошло больше часа, - улыбаясь, отвечаешь Ты.
   - Почему же ты не убрал руку? - удивляюсь я.
   - Боялся потревожить, - с какой-то блаженной улыбкой отвечаешь Ты. - Ты так сладко спала. А я смотрел на тебя и тогда ничего не чувствовал.
  
   По всем фильмам, рассказам, да и личному опыту знаю, все мужчины после секса отворачиваются и сразу засыпают. Странно, но с Тобой такого не было. Никогда.
   Когда однажды я, набравшись храбрости, все-таки спросила об этом, Ты ответил:
   - Потому что, то, о чем ты говоришь, это просто обыкновенный секс, а не Любовь и Желание. Часто мужчине даже смотреть не хочется на женщину, с которой он только что был близок. Возникает не просто отчуждение, а какое-то отталкивание, иногда даже брезгливость. Самое большое желание, чтобы она куда-нибудь моментально "испарилась". Это не подчиняется ни разуму, ни долгу. Можно, конечно, переломить себя и что-то сказать ей, через силу. Это можно сделать один - два раза, зато потом появится неприязнь. Будешь держать в голове мысль, что должен еще что-то сказать, а тебе не хочется этого делать. Наступаешь на горло собственной песне и постепенно уже начинаешь думать, что так и должно быть. Так положено. Что так происходит у всех. А это и есть самое страшное. Жизнь теряет краски и каждый серый день похож на другой. Засыпать можно с любой женщиной, но просыпаться хочется только с желанной.
   - Может это зависит от красивого белья, чистоты тела, запаха каких-то духов, еще чего-нибудь? - усиленно пытаюсь я понять.
   - Нет. Никто до сих пор не может объяснить, отчего это зависит. У нас в военном оркестре был генерал, так вот он разошелся с женой, холеной, ухоженной и женился на уборщице из солдатской столовой. Когда его "персональное дело разбирали" на парткоме, он сказал: "Я вырастил детей, а теперь хочу хоть немного побыть счастливым. Я люблю эту женщину, и даже если меня уволят из армии, я все равно останусь с ней". Мы тогда были молоды и не могли понять его поступка. Сейчас я его понимаю.
   Между "хотеть" женщину и "желать" именно эту женщину, разница как между Небом и Землей. Хотеть - это потребность мужчины, физиология. Желать - это мистика, тайна, Любовь.
   - Разница между Седьмым Небом и Землей? - с огромным удовольствием уточняю я.
   - Седьмым Небом на восьмом этаже и подземельем! - поддерживаешь Ты меня.
  
   Первое, что Ты приносишь в мою квартиру - свой портрет. Удивительный портрет, и это не только мое субъективное мнение. Карина всегда говорила, что на этом портрете, куда бы она ни шла, ты всегда внимательно провожаешь ее взглядом. Девушка, которая Тебя не знала, увидев этот портрет, тоже сразу обращает внимание, что на нем Ты меняешься. То улыбаешься, то смотришь серьезно, то с иронией. Она даже сравнила этот портрет с портретом Джоконды. А мне кажется, что это как портрет Дориана Грея. Ты всегда умел "держать лицо". По Твоему "непробиваемому" виду, никогда нельзя узнать или угадать, что у Тебя в душе. А Твои эмоции живут на этом портрете. И сейчас, в самые тяжелые дни моей жизни, я по нему определяю, правильно ли я думаю, правильно ли я поступаю.
  
   В советское время во всех учреждениях еженедельно проводятся политинформации. Делаются доклады, пишутся рефераты. Так как Ты окончил Высшую партийную школу, при ЦК КПСС в Москве, то руководишь одной из таких групп. Я не знаю, почему мы с Ферой попали именно в эту группу. Было ли это случайностью или все-таки это Твоя "заслуга"? Занятия проводятся в одной из комнат Твоего отдела. В отделе информации, которым Ты руководишь, работают одинокие женщины. Одна из них, страдая от одиночества, даже держит у себя в доме около пятнадцати кошек. То есть, я хочу сказать, что это неустроенные в жизни, несчастные женщины.
   Этот отдел в институте называют "змеепитомником". И теперь на этих политзанятиях мы с Ферой должны сидеть с ними в одном кабинете. Ощущение возникает, действительно как в "серпентарии". Их взгляды, буквально, прожигают нас насквозь. Я решаю игнорировать эти мероприятия, и Фера, как мой верный "оруженосец" соглашается со мной. На следующий день после нашего бойкота, меня вызывает наш начальник. Захожу. В кабинете вижу Тебя. Матвей Михайлович обращается ко мне:
   - Наташа, вот Ибрагим Эфендиевич, жалуется, что вы не посещаете политучебу.
   Я говорю, первое, что приходит мне в голову, глядя на Тебя в упор:
   - А я ухожу в отпуск.
   - Но в данный момент, Вы еще не в отпуске,- парируешь Ты с "пуленепробиваемой" маской на лице.
   - И вообще я собираюсь поступать в аспирантуру, - нахожу я следующий аргумент.
   Во мне уже начинает закипать злость. Как Ты можешь жаловаться на меня? Это уже переходит все границы. Ты очень спокойно, тихим, даже немного вкрадчивым голосом повторяешь:
   - Когда поступите в аспирантуру, Вы естественно будете освобождены. Но пока Вы не учитесь и не в отпуске, поэтому должны посещать занятия.
   Я просто задыхаюсь от ярости. Мне хочется взять какой-нибудь тяжелый предмет и "шарахнуть" по Твоему сверкающему нимбу, то есть лысине. Не в силах сдержаться, я молча поворачиваюсь и выхожу. Еще не остыв, я говорю Фере:
   - Все. Больше мы с ним не разговариваем и даже не здороваемся. Какая наглость, пойти и пожаловаться.
   Через несколько минут, в нашу комнату заходит начальник и очень корректно делает мне замечание:
   - Наташа, я был просто удивлен вашим поведением, - произносит он.
   - Матвей Михайлович, я не хочу заходить в тот отдел, - отвечаю я.
   - Успокойтесь, вы же знаете, что это обязательно.
   На следующее утро, встретившись с Тобой в коридоре, стараюсь сделать вид, что мне ужасно некогда, и я Тебя просто не замечаю. Но Ты за руку останавливаешь меня:
   - Здравствуй, - как обычно говоришь Ты, сияя от радости.
   - Здравствуйте, - предельно деловым тоном отвечаю я.
   Специально подчеркиваю, что теперь обращаюсь на "вы". И, высвобождая руку, стараюсь уйти
   - Что-то случилось? - тревожно спрашиваешь Ты.
   - Еще хватает нахальства спрашивать, - выговариваю я, не пряча эмоций. - Стоял и издевался надо мной с каменным лицом. Я теперь даже разговаривать не буду.
   - Неужели ты могла подумать, - расплываясь в улыбке, произносишь Ты, - что я просто так откажусь дополнительно видеть тебя еще два часа в неделю? Ты была просто великолепна, и мне так хотелось поцеловать тебя.
   - А мне хотелось стукнуть чем-нибудь по голове, - сердито отвечаю я.
   - Да, я это чувствовал. Но было очень интересно наблюдать за тобой.
   - Я не подопытный кролик.
   - Я это и не говорю. Просто использую каждую возможность видеть тебя.
   - Даже таким образом?
   - Увы, даже так, - вздыхаешь Ты.
  
   Ты просто не способен принять поражение. Это касается в основном взаимоотношений с людьми. На работе у Тебя тоже не может быть неудач. Ты в состоянии сидеть круглосуточно, если возникает необходимость решить какую-то проблему. Наоборот, тогда у Тебя появляется деловой азарт. А вот сидеть без дела у Тебя не получается. И если такой период затягивается, Ты идешь к руководству и предлагаешь свои рационализаторские идеи по поводу улучшения работы или смены имиджа фирмы. И хотя все проекты дельные, но кому, скажи, пожалуйста, хочется работать больше? Кому нужна лишняя головная боль? Ведь это только Твоя позиция, что работа должна быть сделана на отлично, а имидж у компании, в которой Ты работаешь, должен быть на самом высоком уровне. Но, увы, она не всегда совпадает с мнением руководства. А Ты по-прежнему "набиваешь шишки".
  
   Мне кажется, что больше всего на свете Ты любишь учиться. Поэтому и сменил столько профессий. Одно время, после окончания университета даже работал инспектором детской комнаты милиции в Ашхабаде.
   - Сколько себя помню, - рассказываешь Ты, - я всегда бежал в школу с мыслью, что сегодня я узнаю еще что-то новое. Это было в начальных классах школы, расположенной в соседнем ауле Хуно, за рекой. Потом в детском доме, университете, высшей партийной школе, где я спорил с академиком Кретовым о сущности и понимании национального вопроса, на примерах малых народностей Северного Кавказа. Тогда все смотрели на меня, как на ненормального. У академика Кретова, ни один человек не мог получить "отлично", наивысший балл был "хорошо". А я, сдавая ему экзамен, приводил и приводил примеры, почему в Дагестане национальная политика, должна отличаться от такой политики в других регионах Союза, что он "сдался", и, наверно, чтобы не затягивать наш спор до позднего вечера, все-таки поставил "отлично".
   Потом в университете, я так увлекся астрономией, что накупил по этой теме гору книг. Выучил названия десятков звезд и созвездий. Года полтора-два ходил в "тумане Млечного пути". Но потом, мне стало не по себе. Я ясно представил, насколько наша планета мала, по сравнению с Космосом. Просто пылинка. От осознания этого начинала болеть голова.
   - Да я тоже часто задавала себе два вопроса по астрономии, на которые никак не могла найти ответ.
   - Интересно, какие же?
   - Вселенная бесконечна. Так, утверждается в книгах. А я никак не могла представить, как это может быть. А если есть граница, то что-то должно быть за ней.
   - На этот счет я после "возвращения из Космоса" прочел один понравившийся мне афоризм.
   - Какой?
   - Сейчас постараюсь процитировать. "Согласно утверждениям современных астрономов, пространство конечно. Это очень утешительная мысль - особенно для тех, кто никогда не может вспомнить, куда он что-либо положил".
   - Здорово. Мне тоже понравилось.
   - А второй вопрос? - допытываешься Ты.
   - Вселенная существует вечно. Так же не может быть. А тогда, что было до этого?
   - В астрономии очень много таких вопросов. И когда начинаешь серьезно задумываться, то голова идет кругом.
   - Наверно, поэтому многие астрономы немного "того"?
   - Но я всего года два занимался ее изучением, - улыбаясь, говоришь Ты. - Неужели все равно заметно.
   - Совсем чуть-чуть, - смеюсь я в ответ.
   - А потом в университете я начал изучать латынь.
   - Но ведь латынь изучают только в медицинских институтах?
   - Я учился на историческом факультете. Можно было выбрать для изучения немецкий или французский язык. Но можно было изучать латынь. Профессор, который преподавал этот язык, очень красочно рассказывал о раскопках и часто приводил цитаты известных философов на латинском языке. Меня это так увлекло, что я сам вызвался изучать этот, как сейчас говорят, "мертвый" язык. Заучил наизусть на латыни сотни цитат великих людей. Правда, попутно заучивал все понравившиеся мне высказывания. А потом оказалось, что применить латынь негде.
   - А цитаты?
   - Их, конечно, я цитировал, но для этого нужен особый круг общения. Иначе люди будут думать, что просто хочешь показать какой ты "грамотный". А раньше слово "грамотный" употреблялось немного в другом смысле.
   - В смысле: "А еще грамотный, а еще очки нацепил, а еще шляпу надел"?
   - Вот именно. А у меня полный комплект. И очки и шляпа. Когда в армии я решил поступать в университет на заочное отделение, то все мои непосредственные начальники говорили с издевкой: "Что грамотным, хочешь быть? Не положено". Пришлось дойти до командира части.
   - Боже, сколько у тебя достоинств. И музыка, и танцы, и астрономия, да еще и латынь, - изображая задумчиво-восторженный взгляд, перечисляю я.
   - И это еще не все...
   - Есть еще что-то?
   - Конечно, есть. Но если все сразу рассказать, чем же я потом буду тебя удивлять?
   - Ну, есть еще... таланты, которыми, ты меня всегда поражаешь.
   - Вот это, ты правильно заметила, - самодовольно улыбаясь, соглашаешься Ты. - А ты все тянешь меня на разговоры.
   - Мне, действительно, очень нравится с тобой разговаривать.
   - Поговорить-то мы с тобой еще успеем, - повторяешь Ты свою любимую фразу.
  
   Начинаю замечать, что часто после звонка телефона, как только поднимаю трубку, звучит какая-нибудь песня. Чаще всего это "Лаванда" в исполнении Софии Ротару. Интересно, кто бы это мог быть? Я перебираю всех, кто "способен" на такую лирику и теряюсь в догадках. "Музыкальные" звонки продолжаются пару месяцев. И вдруг в разговоре Ты, как бы случайно, роняешь фразу:
   - Это тебе не "Лаванду" слушать...
   Моему изумлению нет границ:
   - Это ты?
   - Неужели ты так и не догадалась? - с упреком спрашиваешь Ты.
   - Но,...- я пытаюсь подыскать слова...
   - Да, после встречи с тобой я совсем забыл про свой возраст.
  
   Однажды Ты заходишь в наш кабинет, в то время, когда я слушаю новую песню "Ты", в исполнении Филиппа Киркорова.
   - Послушай, какая хорошая песня: "...Если ты меня разлюбишь, в тот же вечер я умру..."
   - Ничего хорошего в этой песне не вижу, - почти сердито произносишь Ты.
   - Что ты, Такая Любовь...- я начинаю горячо доказывать, что песня красивая, но главное, смысл этих этих слов.
   - Какая же это любовь? "...В тот же вечер я умру", - продолжаешь Ты настаивать на своем.
   - Но это же аллегория. Конечно, не обязательно умирать, - я подыскиваю слова, - но какие чувства...
   С огромным наслаждением Ты смотришь на мое замешательство. Я стараюсь объяснить, что это такие высокие чувства, а Ты делаешь вид, что не понимаешь этого. Но когда песня заканчивается, Ты, наконец, произносишь то, что я хочу услышать:
   - Я в том смысле, - медленно с огромными паузами говоришь Ты, - что он... еще будет ждать... наступления... вечера. Если ТЫ меня разлюбишь, я умру сразу.
   - Ты всегда так, - облегченно вздыхаю я, - сначала закрутишь, а потом начинаешь выворачиваться.
   - Но я говорю правду, какой тогда смысл жить? - серьезно объясняешь Ты. - Еще Омар Хайям сказал, что не влюбленный человек - это живой труп. "Нет любви - так зачем же и сердцу стучать?" И если это, не дай аллах, когда-нибудь случится, я опять буду живой труп.
   И так постоянно. Сначала Ты не соглашаешься со мной, противоречишь. Я начинаю горячо доказывать, и когда сдаюсь, потому что не люблю спорить, вдруг все переворачиваешь на сто восемьдесят градусов. И наоборот, преувеличиваешь то, что я ожидала услышать. После этого разговора, я тоже начинаю передавать Тебе песни. В основном, конечно, песня "Ты", которая, словно, стала нашим гимном и Стива Уандера "Я звоню, чтобы сказать, что люблю тебя".
  
   Сейчас в мире осталось мало Романтики. Намного больше, людей стали интересовать деньги и особенно, их количество. Но без Романтики жизнь становится блеклой и однообразной, как грязная посуда. А ведь в мире существуют изумительной красоты снежинки, стрекоза с прозрачными переливающимися всеми цветами радуги крылышками, первый луч солнца, деревья в зеленой весенней дымке. И только, когда захватывает настоящая любовь, начинаешь это видеть многоцветным.
  
   Тебя направляют в командировку в Самарканд. Хотя командировки всего на пять-семь дней, и бывают редко, мне уже начинает не хватать Тебя. Ты звонишь мне по несколько раз в день, но я все равно чувствую какую-то пустоту. И вот во время таких командировок, я случайно открываю для себя, что такое запах любимого человека. Доставая что-то из шифоньера, я обнаруживаю майку, которую Ты надевал, но я еще не успела ее постирать. До меня доносится слабый запах пота. Какой самый дорогой парфюм может сравниться с этим ароматом? Ароматом любимого человека. Если я была бы волшебницей, я бы сохранила навсегда именно, этот запах. Но после этого открытия, когда Ты уезжаешь в очередную командировку, я всегда держу рядом с собой какую-то вещь, которая хранит теплое воспоминание о Тебе.
  
   Задание для командировки объемное и с Тобой едут еще трое сотрудников. Начальник отдела, кореец, лет пятидесяти, и две женщины сорока и двадцати пяти лет.
   Вечером вы вдвоем гуляете по городу и заходите в магазин. В отделе игрушек большой выбор миниатюрных зверушек. Твой спутник долго выбирает и, наконец, обращается к Тебе за советом:
   - Ибрагим, как ты думаешь, что лучше купить для внука? Ему уже пять лет.
   - Лучше купить только собачек, - советуешь Ты, - но разных пород. Это будет и интересно и познавательно.
   Вечером женщины интересуются вашими покупками:
   - А почему Вы купили именно собачек? - спрашивают они у мужчины.
   И незамедлительно получают Твой ответ:
   - А что вы хотели от корейца?
   Все хохочут.
   - Значит, когда ты советовал мне их купить, - смеясь, удивляется тот, - ты уже знал, что потом "подколешь" меня?
   - Естественно, - односложно отвечаешь Ты.
   На назначенное число возвращения в Ташкент, билетов в кассе оказывается только два. Вы, как джентльмены, предлагаете их дамам. Но Галина вдруг сообщает, что ей нужно выполнить еще какое-то задание руководства и остается. Твой товарищ сильно простужен и вечером у него внезапно поднимается температура. Выбор сделан, и Вы с Галиной остаетесь еще на один день. Возвратившись, рассказываешь мне о командировке, собачках, Галине. Странно, но у меня, наверно, совершенно отсутствует чувство ревности. Над "твоими" женщинами мы всегда шутим вместе.
   - Ты меня совсем не ревнуешь? - спрашиваешь Ты.
   - Нет.
   - Почему? Не любишь или так уверена в моих чувствах? Иногда даже становится обидно.
   - Никогда нельзя быть полностью уверенной в мужчине, - отвечаю я. - Это уже самоуверенность. Нет, это, что-то большее, чем любовь и уверенность. Это выше. Наверно, именно это и называется Доверие. Ты же меня не ревнуешь? - задаю я встречный вопрос.
   - Ну, я тебе просто никогда этого не показываю. Знаю, что это тебя обидит.
   - Так, ты мне не договорил, - продолжаю я свое расследование, - выходит, она тебя соблазняла? Раз не уехала сразу.
   - Еще как пыталась, - нажимаешь Ты на последнее слово, - но я не поддался.
   - Интересно, а чем ты можешь доказать?
   - Тем, что я никогда не смогу причинить тебе боль. А это тоже, как ты говоришь, выше всего.
   - Даже, если я никогда об этом не узнаю? - любопытствую я.
   - Но это буду знать я, - уже серьезно отвечаешь Ты.
  
   Пройдет девять лет. Зимой мы прогуливаемся в обеденный перерыв по берегу Анхора и встречаем наших бывших сотрудников, которые занимаются "моржеванием", в том числе и Адэлию Севериновну, полячку, которая была в то время начальником отдела у Галины. Ты отошел поговорить с мужчинами, а мы с ней вспоминаем "минувшие дни".
   - ...Да, Наташа, никто не верил, что ты сможешь так "зацепить" Ибрагима. Конечно, он постоянно шутил с женщинами, но "поймать" его серьезно не получалось ни у кого. И все гадали, как это удалось тебе.
   - Это обсуждалось в отделах? - спрашиваю я.
   - Не только обсуждалось. Заключались пари.
   - На него спорили? - удивляюсь я. - На что? Что он женится?
   - Не так серьезно. Например, наша Галина спорила на бутылку армянского коньяка, что в командировке она обязательно "переспит" с ним. И проспорила. Поставила нам коньяк.
   На обратном пути я передаю Тебе этот разговор:
   - Вот тебе и доказательства, - спокойно отвечаешь Ты, - что меня "домогались", но я был тверд, как гранит.
   - А разве она не могла сказать, что выиграла? - недоуменно спрашиваю я.
   - Наверно, не могла.
  
   На годовщину нашей "свадьбы" - 11 апреля, Ты даришь мне миниатюрный томик стихов выдающейся узбекской поэтессы Зульфии "Лишь любовью одной...". Прекрасные, но такие грустные и печальные стихи. Я прочитываю их и прячу в свою "шкатулку драгоценностей". Я еще не знаю, что пройдет несколько лет, и я буду горько и безутешно рыдать, перечитывая их по несколько раз, а они помогать, мне выживать.
  
   Ремонт в квартире продолжается. Ремонт нельзя закончить, его можно только прекратить. Сергей укладывает кафель в ванной комнате и туалете. Кафель нам дает Дамир, муж Гульсине. Можно сказать, что они взяли шефство надо мной. Но делают это с такой тактичностью, что я с огромной благодарностью в сердце принимаю их бескорыстную помощь. Они продают мне белорусскую стенку почти в два раза дешевле, чем могли бы продать соседям. Да еще в придачу отдают отличный полированный раздвижной стол и стулья. Мало этого, Дамир перевозит все это на своей машине. Вечером после перевозки мебели, он спрашивает жену:
   - Как ты думаешь, что сейчас делает Наташа с детьми?
   - Спят, наверно, ведь уже одиннадцать часов.
   - Нет. Я уверен, что они раскладывают книги и посуду. Спроси, если увидишь ее, прав я или нет.
   Когда на следующий день после работы мы встречаемся с Гульсине на остановке "маршрутки", она передает мне этот разговор.
   - Да, Дамир прав, - отвечаю я. - Мы не могли заснуть, пока все не разложили. Легли спать только около двух часов ночи.
   - А Сергей закончил укладывать кафель?- спрашивает Гульсине. - Вам хватило?
   - Нет. Несколько штук не хватило, но в субботу поеду на базар и докуплю.
   - Не надо. Приходи вечером к нам, я еще немного положу.
   - Галочка, мне неудобно. Вы и так мне очень много помогаете.
   - Ничего. Правда, Дамир, привез кафель, чтобы обложить фундамент дома, но мы возьмем совсем немного. Обязательно приходи, я буду ждать.
   - Хорошо. Спасибо вам.
   Вечером я иду к ним домой. Как всегда она угощает меня продуктами, которые мне "не по карману". Заворачивает гостинцы для детей.
   - Представляешь, - жалуется она. - У нас кот не хочет есть простую колбасу, а просит только копченую. Где-то неделю тому назад, мы заметили, что у нас в кладовке завелась мышка. Мы его оставляли там, но он начинал орать, и мы его выпускали. А потом Дамир поймал мышь в мышеловку. Взял эту мышь и тыкал в нос коту, чтобы приучить его охотиться на мышей. Ты бы видела, с какой брезгливостью он отворачивался. Интересно, как можно научить его охотиться? Мы живем на земле, и к нам мыши иногда забегают. Мы ведь из-за этого и приобрели кота.
   - Галочка, - от души смеюсь я, - где ты видела таких дурных котов, которые после копченой колбасы будут ловить мышей?
   - Да, наверно, ты права - соглашается она. - Пойдем, я положу кафель.
   - Может не надо, - пытаюсь я сопротивляться. - Дамир ведь привез для дела. Да и без спроса, он может обидеться.
   - А, ничего. Несколько штук он даже не заметит.
   Мы выходим на улицу. Подходим к уложенному в коробку кафелю. Уже стемнело. Я держу сетку, а Гульсине накладывает кафель.
   - Галочка, хватит. Там же немного не хватает. И потом он тяжелый, я столько не унесу.
   - Положи еще, я донесу до дома, - произносит за моей спиной Дамир.
   Увлекшись укладыванием кафеля, мы даже не заметили, когда он подошел.
  
   Спустя какое-то время, разговаривая в ожидании "маршрутки", Гульсине спрашивает меня:
   - Наташа, ты сможешь помочь устроить Дамира к вам на работу?
   - Конечно, у него же высшее образование. Но почему ты хочешь, чтобы он работал у нас? Он отличный прораб, ему доверяют главные стройки Ташкента. Самые крупные и ответственные объекты сдает именно он.
   - Он поздно приходит, - объясняет она, - а потом еще дома сидит иногда до полуночи, работает. Рассчитывает что-то, возится с документами. А мне хочется, чтобы у него была спокойная работа с девяти до шести, как у всех нормальных людей. Чтобы мысли о нехватке кирпича или раствора не волновали и не беспокоили его, когда он дома. Чтобы выходные Дамир проводил со мной и детьми. Нам так не хватает общения, мы мало его видим. Поможешь?
   - Хорошо. Пусть приходит, - соглашаюсь я. - Я переговорю о нем, с начальником отдела по строительству. Думаю, все получится.
   - Спасибо. Я передам мужу.
   Через несколько дней к нам на работу приходит Дамир:
   - Наташа, здравствуй, - приветствует он меня.
   - Здравствуй. Сейчас я тебя провожу к начальнику отдела. Я уже говорила с ним о тебе. Когда побеседуете, зайди, пожалуйста, ко мне.
   - Хорошо. Спасибо.
   После непродолжительного собеседования, Дамир возвращается:
   - Как дела? Все в порядке? - спрашиваю я.
   - Да, спасибо, - тоскливо произносит он. - Начальник сказал, что меня примут на должность заведующего сектором.
   - А что ты такой невеселый? Хорошая должность. Такая работа не по тебе? - интересуюсь я причиной его какого-то "потухшего" настроения. - Ты привык быть в движении? Привык к "живой", а не к "сидячей" работе? Поэтому ты такой скучный?
   - Это так, - подтверждает мои догадки Дамир. - Но, Гала хочет, чтобы я работал здесь.
   - А тебе не нравится?- продолжаю я свой "допрос".
   - Если честно, то нет. Но, Гала,... - мнется он, -... я обещал ей.
   - Дамир, я поговорю с ней.
   - Ничего не получится, - обреченно говорит он. - Я приводил ей все аргументы против, но все напрасно.
   - Я тебе обещаю, уговорить ее, - пытаюсь я успокоить его.
   - Спасибо. Но это напрасно. Я приду с документами завтра. До свидания.
   - До свидания.
   Вечером того же дня, как всегда встречаю на остановке Гульсине.
   - Привет.
   - Привет. Дамир мне звонил, что его принимают на работу. Спасибо тебе.
   - Не за что. Галочка, - осторожно начинаю я, - а ты хорошо подумала, на счет его работы в нашей организации?
   - Конечно, - безапелляционно заявляет она, - я же тебе объясняла причины.
   - Я помню. Но ты моя подруга, - вкрадчиво продолжаю я гнуть свою линию, - и я должна тебя предупредить. Сейчас Дамир работает на стройке. Вокруг него вертятся только малярши, штукатурщицы, подсобницы. Не женщины, а просто... работяги. От них пахнет краской. У них нет маникюра, они одеты в заляпанную белилами одежду. Как у всех строителей, их речь на семьдесят процентов состоит из таких слов, услышав которые ты заткнешь уши или потеряешь сознание. У этих женщин пять-семь классов образования и поговорить с ними не о чем. Приходя, домой он встречает тебя - Женщину. В лучшем смысле этого слова. Ухоженная женщина, не уставшая, в красивом платье по моде. Она может сыграть на пианино, поговорить о стихах, о политике. Знает, какие спектакли идут в театрах, и какой концерт, в ближайшую субботу состоится в консерватории. Ты чувствуешь разницу?
   - Да, - тихо и неуверенно говорит она, не чувствуя подвоха. - Но не понимаю, что ты хочешь этим сказать?
   - А теперь представь себе работу в нашей организации, - я уже перехожу в атаку. - Женщины целый день проводят за столом. У них масса свободного времени, и они всегда следят за собой. Макияж, маникюр - все в полном порядке. Хорошо и модно одеты. Они могут блеснуть эрудицией и интеллектом. Есть еще командировки, в которые будут направлять, не всегда только мужчин, или только женщин. Девяносто процентов наших сотрудниц или одиноки или разведены, что по сути одно и то же. А мужчин, таких как Дамир, у нас раз-два и обчелся. На любого мужчину приходится как минимум, десять-пятнадцать женщин. И эти "Дианы - охотницы" всегда рядом. Я ничего не могу тебе гарантировать. Легче предупредить, чем лечить. Это относится и к теме нашего разговора. Подумай сама. Тебе это надо?
   Подходит наша маршрутка. Мы садимся и, чтобы не привлекать внимания пассажиров, которые, по сути, являются нашими соседями, переводим разговор на другие темы.
   Ни на следующий день, ни через пять, Дамир не появился. Я встретила его с Гульсине месяца через два. Поздоровавшись, он просто сказал мне "Спасибо". Это очень красивая и уверена, счастливая пара, что очень редко в наше время. Они счастливы и поэтому добры к людям. С ними легко общаться. Вспоминая о них, я всегда мысленно от всей души желаю им большого счастья, здоровья и удачи.
  
   Летом Ты уговариваешь меня на два выходных дня поехать в наш ведомственный дом отдыха, расположенный в предгорьях Чимгана. Путевки выдает Галибов. Ты звонишь ему, и говоришь, что тебе нужен коттедж, но, с условием, чтобы никого "не подселяли". Когда я прихожу за путевкой, Юрий Абрамович мне сообщает, что коттеджи все распределены, а есть только комната в корпусе. Мне все равно и я соглашаюсь. Однако он просит меня присесть на минутку. Звонит Тебе. Я слышу разговор только с одной стороны, но по реакции Галибова понимаю Твои ответы.
   - Ибрагим Эфендиевич, не смогли бы вы выделить одну комнату в коттедже?- мягко произносит Юрий Абрамович.
   - ..........
   - Понимаю, что вы будете работать. Знаю, что это задание Кабинета Министров...
   - ......
   - Прекрасно вас понимаю. Но все равно, убедительно прошу Вас...
   - .......
   - Выслушайте меня, - все таким же умиротворяющим тоном продолжает он.- Наша сотрудница кадров хотела поехать отдохнуть, а с маленьким ребенком ей, естественно, лучше было бы в коттедже....
   - .......
   - Большое спасибо, за понимание.
   Не зная о наших отношениях, Галибов старается устроить меня в коттедж. А так как все остальные коттеджи переполнены, то он решил все-таки, "подселить" к Тебе.
   Возвращаясь от него, я буквально, сталкиваюсь с Тобой в коридоре.
   - Что это ВЫ слишком быстро согласились "приютить" одинокую женщину? - с нескрываемой иронией спрашиваю я.
   - Ты же слышала, - серьезно, но с лукавинкой в глазах произносишь Ты, - как долго и убедительно я сопротивлялся. Но последний аргумент меня сразил. ТАКОЙ женщине, - Ты театрально разводишь руки, - я отказать не смог.
   Через два часа Галибов снова просит меня зайти к нему в кабинет.
   - Наташа, - сообщает он, - есть коттедж Заместителя Председателя. Вот тебе путевка в коттедж номер два. У Абдулаева тяжелый характер, и по правде сказать, я даже удивлен, что мне удалось уговорить его.
   Мои ребята остались с Кариной, и я поехала отдыхать. Приехав на место, я иду в свой коттедж. Включаю телевизор и увлекаюсь просмотром какого-то художественного фильма. И только после его окончания, направляюсь к Тебе. Ты не можешь дождаться меня в своем коттедже, и чтобы как-то скоротать время идешь купаться. В плавках около бассейна, Ты выглядишь как Морской Бог. Мы проводим вдвоем тридцать часов. Действительно, не важно ГДЕ, а главное с КЕМ ты. Разве можно было бы обменять эти тридцать часов на пятизвездочный отель в любом, самом экзотичном уголке Земли. Потому, что это был Рай. А Рай, как известно, находится на Небесах. Мы так долго находились там, что даже не заметили, что у Тебя через открытое окно, со стола украли часы. Обнаружив это, Ты шутливо замечаешь:
   - Потерял часы, зато не терял времени.
   Романтический ужин. Жареный кролик, деликатесы, зелень и чача.
   - Но я не пью чачу, - считая себя интеллигентной дамой, наигранно возмущенным тоном протестую я.
   - Раньше пила, а теперь вдруг не пьешь? - с усмешкой отвечаешь Ты.
   - Я никогда не пила ни водку, ни чачу, - уже серьезно отвечаю я.
   - А чем же я тебя угощал раньше?- продолжаешь улыбаться Ты.
   - Коньяком, - уверенно отвечаю я.
   - Просто сейчас у меня не было кофе.
   - Причем здесь кофе? - не понимаю я.
   - В чачу добавляют ложечку кофе, и получается "коньяк", - объясняешь Ты.
   - Значит, ты меня обманывал, уверяя, что это коньяк?
   - Не мог же я такой утонченной леди, предложить чачу? - иронизируешь Ты.
   - А сейчас можно, да? - я играю в возмущение.
   - Сейчас, ты понимаешь, что чача - это чистый продукт из виноградного вина. А коньяк, в настоящее время очень часто оказывается, просто подделкой.
   Эта поездка одна из жемчужин в золотом сундуке Твоих бесценных подарков. А может правильнее сказать Подарков Судьбы? Уверена только в одном, что скупая на подношения Судьба, за какие-то заслуги, решив сделать мне поистине королевский дар, подарила "светлое мгновение" - девятнадцать лет с Тобой.
  
   В кабинете, в котором Ты трудишься, работают еще двое мужчин почти такого же возраста. Один из них, до пенсии занимал должность директора крупного производственного комбината. Он скрупулезно следит за своим здоровьем. В обеденный перерыв, даже умудряется сходить искупаться на речку. Во время работы, чтобы запастись витаминами, часто хрустит сырыми овощами: лук, морковь и так далее. Однажды, когда я захожу по делам в ваш кабинет, он предлагает мне чай с полынью. Уверяет, что это очень полезно и даже подробно комментирует для чего конкретно. Ты с огромным интересом и нескрываемой иронией наблюдаешь за моим поведением. Мне хочется задержаться и,... я соглашаюсь. Делаю один маленький глоток, и рот обжигает страшная горечь. Но я мужественно допиваю весь стакан до конца. Ты по достоинству оцениваешь мой очередной "подвиг". Угощаешь меня своим чаем с конфетами. Выпиваю пиалу зеленого ароматного чая, съедаю две-три шоколадные конфеты, но горечь ничем нельзя запить или заесть. Теперь когда "любитель сырых овощей и здорового образа жизни", как вы его называете, пьет "свой" чай, Ты, считаешь своим долгом, позвонить мне:
   - Наташа, Вас приглашают на витаминизированный чай, - сообщаешь Ты по телефону.
   - Хорошо, спасибо, - отвечаю я.
   Прихожу. Выпиваю пиалу, "ну просто очень" полезного напитка. А за проявленное мужество и героизм Ты награждаешь меня конфетами.
   - Да. На какие жертвы ты шла из-за меня - будешь потом повторять Ты, вспоминая это полынный напиток.
   - А ты сам, пробовал его? - интересуюсь я.
   - Что ты! - машешь Ты руками, словно отгоняя даже мысли об этом напитке. - Мне хватало эмоций, наблюдая за тобой.
   - А ради меня, ты бы выпил? - продолжаю допытываться я.
   - Это же, действительно, очень полезно, - полушутя полусерьезно произносишь Ты. - Поэтому, твой вопрос "ради меня" просто не уместен. Ради тебя я всегда готов на любой подвиг. По сравнению, с которым, чай с полынью, просто ерунда.
   - Ну вот, теперь ты принижаешь мой героизм, - я делаю вид, что обиделась.
   - Ни в коем случае. Ради меня, никто и никогда не пил чай с полынью, - уже смеешься Ты.
  
   Хотя и говорят, что настоящее общение находится за пределами слов, но мне очень нравится говорить с Тобой. Ощущение близкого друга, который знает намного больше тебя. Но по эмоциональности, оптимизму и юношеской горячности Ты намного моложе меня. Лукавство и ирония постоянно с Тобой и часто Ты просто возвращаешь меня в детство. Мы можем разыгрывать сцены из какой-нибудь сказки. Правда, все игры быстро заканчиваются "победой Принца".
   - Давай просто поговорим,...- постоянно уговариваю я.
   - Мы еще успеем наговориться, - вечный Твой ответ на подобную просьбу. - Впереди у нас много времени на разговоры...
   Вода из наполненного до краев чайника, который мы забываем "не за разговорами", полностью выкипает. У чайника отваливается носик.
   - Даже чайник расплавился от моей страсти к тебе, - голосом театрального героя высокопарно произносишь Ты.
   - Заметь, у него отвалился носик,...- смеюсь я.
   - Это намек?- подхватываешь Ты.
   - Конечно.
   - Даже не знаю, сдерживаться мне теперь или лучше все-таки расплавиться, - с глубокомысленным видом произносишь Ты.
   - Решать тебе.
   - А тебе все равно?
   - Ну, может... не все равно. Но я ведь постоянно предлагаю просто поговорить.
   - Опять поговорить? - спрашиваешь Ты, делая ударение на слово "опять".
   - Все-все уже молчу. С Тобой невозможно разговаривать.

1989 год

  
   Саня заканчивает второй класс по музыке и шестой общеобразовательный. В интернате ему нравится. Мальчишеская среда. Прекрасный воспитатель, как говорят "учитель от Бога", Юрий Алексеевич. При общении с ним, я часто думаю, что в школах должно быть, как можно больше учителей-мужчин. Женщины необходимы в яслях и младших группах детского садика. Хотя и это вопрос спорный. Влияние мужчины на воспитание личности ребенка, поистине огромно. И не только на мальчиков. Девочкам, пример поведения настоящего мужчины, по большому счету нужен даже больше. У нее с малых лет должен сформироваться образ настоящего Мужчины, который будет в ее мечтах, а не дешевой подделки под образ супермена. Девушки, которым "повезло" с Отцом, более защищены от неудачного выбора спутника жизни. Они подсознательно ищут сходства с отцом. Знают, какие отношения должны царить в хорошей семье.
   В советское время, в этом очень помогало кино. Там всегда был положительный Герой. Справедливый, сильный, мужественный, рыцарь без страха и упрека и в то же время с трепетным отношением к женщине. Девочки могли на экране увидеть свою Мечту. Был капитан Грэй из "Алых парусов", был индеец Токи-Ито, в исполнении Гойко Митича, в которого я без памяти влюбилась в пятнадцать лет. Даже начала писать наивные стихи, кому-то очень похожему на него, еще не зная, кто ОН. И был Мусаиб - пастух из "красивой советской сказки" "Свинарка и Пастух", в исполнении Владимира Михайловича Зельдина, на долгое время ставшего моим идеалом Мужчины. И, которого спустя много лет, я все-таки встретила. Сейчас экраны кинотеатров, телевизоров и видео заполонили "супермены", "секс-символы" и тому подобное. Рекой льется кровь, вместе с антигероями погибает огромное количество невинных людей, но все это проходит мимо сознания и не уже задевает никаких чувств. В мужчинах преобладает жестокость, а не сила.
   Но страшнее другое. Если в изображении сильного пола, сохранился хотя бы какой-то эрзац мужественности, то женщина полностью утрачивает свою славу слабого пола. Она сама может расправиться со злодеями, иногда "покруче" мужчин. Всего лишь за одно поколение человечество создало, в своем представлении, на экране, и начинает успешно претворять в жизнь новое существо, так называемое "унисекс". И только в подсознании еще остается жить ностальгия о хрупких женщинах и былинных богатырях, готовых встать на защиту женщины, семьи и Родины. Не зря же все эти слова женского рода. Подростки всегда инстинктивно ищут Эталон, Идеал. Хорошо, если этот идеал они могут видеть дома. Увы,... сейчас вокруг, в основном "неполные" семьи. Но настоящая беда, когда есть, так называемый отец. Дети постоянно видят пьянство, ругань, унижение. Один философ заметил: "Самое лучшее, что может дать отец своим детям - это любить их мать". Мне кажется, что это и будет лучшим наследством для детей. Вынести из семьи - Тепло, Нежность, Доверие. А делать жизнь с кого? Кому подражать, на кого равняться? Дети, а особенно подростки всегда ищут и, в конце концов, найдут свой идеал. Но им может оказаться тот, "по ком плачет тюрьма". На эти размышления меня навел, в ходе наших бесед, именно, Юрий Алексеевич. Это - Учитель. В это слово я вложила все, что должно вмещать в себя это понятие. И я была очень рада, что Сане так повезло.
  
   Заканчивается учебный год. Впереди остается только сдача экзаменов. Вдруг звонок на работу. Юрий Алексеевич просит срочно приехать в интернат. Приезжаю. Он сообщает, что Саня сбежал.
   - Как сбежал? - я никак не могу придти в себя от такого невероятного известия.
   - Вчера с двумя одноклассниками.
   - Что же мне теперь делать? - в полной растерянности спрашиваю я.
   - Ничего. Они сбежали из интерната и поэтому мы уже поставили в известность милицию. Вы только не волнуйтесь. Вся милиция Ташкента предупреждена, их ищут. Вы просто сразу должны сообщить нам, если Вам что-то станет известно.
   Начинаются странные дни. Я ничего не могу сделать. Полная безысходность, когда от тебя ничего не зависит. Но в душе живет какая-то уверенность, что все будет хорошо.
   Это интуиция, я ей очень доверяю, и пока она меня ни разу не подводила. Она все-таки подведет меня однажды, но это случится позже. На третье утро, еще в полудреме, я вижу Саню, входящего ко мне в спальню. Я до сих пор не могу объяснить даже себе, сон ли это был, явь, или как сейчас говорят, осознанное сновидение?
   - Саня, ты, где был? Все нормально? - спокойно спрашиваю я.
   - Да, мама, все хорошо, - так же тихо и спокойно отвечает он.
   Видение исчезает. Через два часа мне сообщают, что "путешественников" нашли на пустой даче за городом. Их не было трое суток. Я еду в интернат.
   - Саша - хороший мальчик, - говорит Юрий Алексеевич, - у меня к нему никогда не было особых претензий. Но после сдачи экзаменов Вы должны забрать его домой. Поймите нас. Других "беглецов", мы отчислить не можем, они "отказные" дети. А у Саши есть мать.
   - Да, я все прекрасно понимаю. Мне очень жаль. И я благодарна Вам за эти два года.
  
   Эти долгие, почти бесконечные, три дня, Ты всегда был рядом. Находил необходимые для меня слова поддержки, вселял чувство уверенности, что это просто мальчишеские игры. Ребята захотели самостоятельности. Сердцем понимал, как мне трудно, просто ждать и ничего не предпринимать.
   Ты рассказываешь мне, как в четырнадцать лет, на поезде уехал без документов и с одним большим куском сахара из Махачкалы в Ашхабад.
   - Зачем? - спрашиваю я, понимая, что Ты хочешь как-то отвлечь меня от невеселых мыслей.
   - Мне кто-то сказал: "Там, на деревьях растут арбузы".
   - И ты поехал за арбузами? - печально спрашиваю я, поглощенная мыслями о сыне.
   - Мне было интересно, как могут на деревьях, расти большие арбузы.
   - И поехал один, через половину страны? - удивляюсь я, наконец-то представив себе этот путь
   - Да. Сначала в порту играл с мальчишками беспризорниками в "очко" на деньги. Выиграл. Я был один, а их шесть человек. Они бы избили меня и все равно отобрали бы выигранные деньги. Я это сразу понял, поэтому сам отдал им, выигранные мной деньги, и только попросил помочь "проникнуть" в порту на паром, пересекающий Каспийское море. Потом также без билета я пробрался в поезд, идущий в Ашхабад. На вторые сутки, мужчина средних лет, который ехал в этом же вагоне спросил:
   - Мальчик, ты куда едешь?
   - В Ашхабад, - ответил я.
   - А почему ты ничего не ешь?
   - Я ем.
   - Я наблюдаю за тобой уже второй день, - сказал мужчина. - Садись и поешь со мной.
   - Спасибо.
   - А к кому ты едешь? - интересуется он, зная как много в эти годы беспризорников.
   - К тете, - быстро нахожу я ответ.
   - Она тебя ждет? - уточняет мужчина.
   - Да.
   - А на какой улице она живет? - задает он последний вопрос.
   - На улице Ленина.
   В четырнадцать лет я уже знал, что в каждом населенном пункте обязательно есть улица Ленина. И уверенно назвал этот адрес. Когда поезд остановился на вокзале, я просто быстро убежал.
   Всю жизнь Ты помнишь этого мужчину, который в тяжелом 1946 году накормил Тебя, а главное, ему не было безразлично, правду ли Ты говоришь, насчет своей "тети", которая ждет племянника в Ашхабаде. И успокаивая меня, Ты вспоминаешь этот эпизод из своей жизни.
   - Это естественное желание всех мальчишек, отправиться в какое-либо путешествие. В подростковом возрасте они все авантюристы, - убеждаешь Ты меня.
   - Мне от этого не легче, - грустно качаю я головой.
   - Я прекрасно понимаю твое состояние, но давай надеяться на лучшее. Он не один, их все-таки трое.
   - Ты прав. Надо успокоиться, - соглашаюсь я. - Все равно мы ничего не можем сделать. Расскажи, что было дальше, когда ты приехал в Ашхабад. Нашел деревья с арбузами?
   - Я совершенно забыл на время об арбузах, - продолжаешь Ты свой рассказ, отвлекая меня. - Передо мной встали другие, более насущные вопросы. Мне надо было чем-то питаться, где-то ночевать. И я попытался устроиться в городской оркестр, который играл на летних эстрадах в парках культуры и отдыха. Я был тогда уже хорошим музыкантом. Я тебе рассказывал, что участвовал в Параде Победы, в июне 1945 года на Красной площади в отряде юных барабанщиков. Однажды на репетиции, я заснул на несколько минут.
   - Как это заснул?
   - Просто выключился. Это при таком грохоте барабанов. Причем я тоже стучал и в то же время спал.
   - Откуда ты знаешь, что стучал в барабан?
   - Дирижер подошел, тронул меня за плечо и я проснулся. Он и сказал, что я покачивался как-то неестественно, хотя даже умудрялся соблюдать ритм. Все время, когда смотрю документальную хронику тех лет, то пытаюсь увидеть на экране себя. А еще помню, что нам всем для этого Парада шили новые сапоги. И мы просили, чтобы они были поменьше размером.
   - Зачем?
   - Нам казалось, что так будет красивее. А когда нам выдали их, уже на Генеральной репетиции у нас, почти у всех появились мозоли. Но, конечно, на Параде мы забыли даже о боли. Чувствовали такую ответственность, что шли просто как роботы.
   Так что в четырнадцать лет у меня уже была специальность. Но без документов, меня естественно на работу не приняли.
   У меня уже начинала кружиться голова, темнело в глазах от жары, и я почти терял сознание от голода. Совсем отчаявшись найти работу, я пошел в военкомат и все рассказал о своей истории. Дежурные меня накормили. Там была какая-то скамейка, я присел и моментально заснул. Сотрудники ашхабадского военкомата созвонились с военной частью в Махачкале, куда я был прикомандирован. И не дожидаясь получения документов, направили служить в военный духовой ансамбль. Там я и прослужил несколько лет сначала срочной службы, а затем сверхсрочником.
   - Значит, тебе было всего шестнадцать лет, когда в Ашхабаде произошло это страшное землетрясение? - вдруг вспоминаю я про землетрясение, при упоминании Ашхабада.
   - Да, всего шестнадцать с половиной лет, - подтверждаешь Ты. - Оно же было в 1948 году. Но тогда взрослели быстро. Как раз, тогда я служил воспитанником в военно-духовом оркестре в Ашхабаде. Это было очень сильное и разрушительное землетрясение. Оно произошло в октябре, и с тех пор я почти всегда отмечаю этот день, как свое второе рождение.
   Как рассказывают за два дня до этой катастрофы к одному из партийных руководителей города пришли старики-туркмены:
   - Что вы хотите, аксакалы, - спросил он их.
   - Будет землетрясение, - кратко ответили они.
   - Откуда вы знаете?
   - Змеи и ящерицы ушли из нор.
   Аксакалов выпроводили, уверив, что примут их предупреждение к сведению. Не приняли. И через два дня произошло одно из сильнейших землетрясений двадцатого века.
   Впрочем, и люди оказываются не совсем бесчувственными к предупреждениям подземных стихий. Мне потом рассказывал один знакомый врач, что более чем за месяц до этого землетрясения резко возросло число посетителей в местных поликлиниках. Многие жаловались на боли в области сердца, однако кардиограммы не показывали никаких отклонений.
   - Оно тоже было ночью? - уточняю я, вспомнив о ташкентском землетрясении в 1966 году.
   - Да, началось после полуночи. Уже вечером было какое-то непонятное состояние природы. Все животные вели себя на удивление беспокойно. Как будто предчувствуя беду, жалобно выли собаки. Куры взлетали на крыши домов. Все ночь доносилось мычание коров. Всегда такие смирные, они начинали бодать друг друга. Но за день мы так устали, что моментально провалились в сон. Не знаю, сколько времени я спал. Вдруг послышался страшный гул, а затем сильный толчок потряс землю. На какое-то мгновенье воцарилась жуткая тишина. Но она была почти сразу нарушена душераздирающими криками раненых и громкими стонами придавленных, рухнувшей стеной. Казармы в то время были глинобитные. И когда случился самый первый огромной силы толчок, все стены сразу рухнули и рассыпались в пыль. Меня спасло только то, что стена, около которой я спал, упала не внутрь, а на улицу. Тех, кто спал на противоположной стороне, всех завалило. И почти никого не спасли.
   Сначала, спросонья никто ничего не мог понять. Только тогда, когда немного рассеялись темные тучи пыли, глазам представилась жуткая картина. Вместо города были завалы строительного мусора. Во время землетрясения в Ашхабаде погибло более ста десяти тысяч человек. И это только в городе, не считая пригородов. То есть, более семидесяти пяти процентов населения. Весь город лежал в руинах. Помощь от других стран, советское правительство принять отказалось. Это же был почти пограничный город. И даже упоминали о страшной трагедии очень редко. Только в народе осталась присказка: "Трясет, как Ашхабад".
   - Наверно, поэтому даже сейчас во многих справочниках данные о землетрясении 1948 года, в Ашхабаде отсутствуют.
   - Меня это всегда поражало, - соглашаешься Ты. - Погибло три четверти населения, и тишина. Я тоже как-то читал информацию о самых сильных землетрясениях двадцатого века, и там не было даже упоминания об Ашхабаде. До самой весны жители, откомандированные на восстановление из других городов Союза, и служащие воинских частей разгребали завалы и хоронили погибших в огромных "братских" могилах.
   - Неужели тебе не страшно было видеть распухшие трупы? Убирать их. Ведь ты был совсем мальчишкой, - поражаюсь я.
   - Страха не было. Было какое-то оцепенение, - припоминая, отвечаешь Ты. - Только первые три-четыре дня мозг еще на что-то реагировал. А потом, наверно, отключился. Потеряв многих родных, люди с окаменелыми лицами сидели у костров и были полностью безучастны ко всему происходящему. Всего за несколько дней люди разучились не только смеяться, но и плакать. Раненые тоже не стонали и не жаловались. Только тихим шепотом спрашивали о своих родных. Странно, было слышать этот шепот, как будто они боялись, что ответ будет слишком громким и убьет их надежду на спасение близких. Помню, нам показывали старушку, которая вынесла одна на улицу огромный старинный шифоньер. Никто потом в это не верил. Такой громоздкий шифоньер даже просто поднять одному, было не под силу даже крепкому мужчине
   А на улицах города были не только трупы, но отдельные фрагменты тел. Все это свозилось в кучи. Нам давали выпить по стакану спирта через каждые три-четыре часа. Для дезинфекции, да и на улице в октябре было уже довольно прохладно, особенно по утрам и вечерам. Но никто не пьянел. Просто чуть-чуть притуплялось сознание, и мы продолжали "работать". Руки мыли тоже только спиртом. Это был кошмарный сон. И не верилось, что это происходит наяву. Возможно, поэтому и страха не было.
   Потом, началось строительство, и мы подрабатывали по вечерам. В основном, таскали кирпичи. Хорошо платили, если кирпичи нужно было занести на верхние этажи. Однажды к нам на стройку привезли лебедку, и нам оставалось только укладывать кирпичи. Естественно работа пошла быстрее. Мы сначала очень обрадовались этому. И уже подсчитывали, сколько теперь заработаем за месяц. Но нам, как и следовало ожидать, заплатили намного меньше, чем в предыдущие месяцы и объяснили почему. На следующий день мы что-то подкрутили или наоборот отвинтили, но лебедка перестала работать. А так как техники на строительстве не хватало, то мы снова таскали кирпичи без "технических средств".
   - Но это же так тяжело! Таскать кирпичи на этажи. Пусть вы меньше получили с лебедкой, но это было намного легче.
   - Конечно, легче! Кто спорит? Но мы были молодые, по семнадцать-двадцать лет. Сила у нас была, а денег не хватало.
  
   Постепенно Ты рассказываешь мне о себе и своей жизни. Я внимательно слушаю Твои рассказы и ловлю каждое слово. Во-первых, Ты захватываеще-увлекательно рассказываешь. Но главное, я хочу знать о Тебе и Твоей родине все-все.
   - У нас в Дагестане говорят: "Среди камня рождается человек. Камень всегда был его оружием и защитой, камень - его жилище, камень - символ каждой прошедшей жизни". Камень на камень, камень на камень - так строится дом горца. Камень на камень - и следующий дом оперся на первый и встал выше. Камень на камень, камень на камень - веками складываются от подножия к вершине горные селения. Слышен звон - это обтесывают камень. Зачем? Для жилья, для очага, для дороги или для... смерти. И земля здесь - тоже камень.
   - Как не страшно так жить? - спрашиваю я.
   - Когда горец впервые видит большой город, - улыбаешься Ты, - где дома, как горы, улицы - ущелья, а грохот, как непроходящий горный обвал, - вах, думает, он, что за люди живут здесь, что за люди?
   Камень звенит, камень поет в ущельях, камень свистит на вершинах, камень нежно шуршит, стекая вниз осыпями; камень рушится, гигантской глыбой отвалившись от родной скалы, потому что настало его время или земля вздохнула. Камень! Всюду камень...
   Дагестан в переводе - страна гор. Это только кажется, что горы крепки и надежны. Лавины, обвалы, оползни, осыпи, снежные заносы, гололедица, ветры, ливни, потопы и даже землетрясения чередуются с самой мирной погодой - теплом, солнцем, и прекрасные пейзажи кажутся тогда обителью красоты и покоя. Но в горах можно найти все что угодно только не покой. Ничто так не обманчиво, как надежность гор...
   - Действительно, что за люди живут в этой стране?
   - Живут. Мужчины и женщины, старики и дети. Мужчина... Какой он мужчина, если его не боятся? Тысячи лет знал мужчина свое дело: он- гроза врагов, надежда народа, аула, семьи. Дерзкие, сильные, смелые - вот такие здесь всегда были мужчины. Вскочить на коня, драться до смерти или победы, вернуться домой победителем. Пир победителю, хвала победителю, все победителю.
   Тысячелетиями жил Дагестан опасностью. То арабы сюда приходили, то турки, то Персия, ближайший сосед - и все приходи войной.
   - А мальчик, а жена, а дочери?
   - Мальчик - надежда. Женщины? Спроси любого горца и он тебе ответит так: " Мужчина - полный хозяин дома, глава семьи, а женщина - все остальное". Она должна: родить детей и... носить воду, обслуживать мужа и... носить воду, обслуживать гостей мужа и... носить воду, растить детей и...носить воду, вести хозяйство - варить, сушить, вялить, печь, толочь, топить, стирать, шить, штопать, вязать, убирать... и носить воду, работать в поле, огороде, в саду, в магазине или на почте... и носить воду. Каждый день, иногда до десяти раз за день. Вниз - быстрой походкой - кувшин еще пустой. Вверх - медлить некогда. Обычно два кувшина сразу. И так всю жизнь.
   Водопровод в условиях Дагестана. Наверное, не проще сделать, чем в Древнем Риме. Но когда приходит он в селение - сразу исчезает многое, что связано было с источником веками. Для девушек источник был родником надежды: идя за водой, надевают нарядные одежды, потому что кто-то высматривает невесту. На камнях у источника было принято писать изречения о красоте жизни. О значении в ней воды, о добрых руках, открывших путь воде. Поэты и певцы восхваляли источник, дающий людям воду, но нельзя же петь хвалу водопроводному крану.
   - Боже, какая суровая жизнь!
   - Да. Суровая жизнь и поэтому эта суровая горская жизнь ищет утешения в красоте. Тяжкая обязанность девочек, девушек, женщин носить на себе воду из источника, поднимаясь с тяжелыми сосудами вверх к дому, стала и обрядом: прекрасные длинношеии кувшины держатся на расшитых помочах, с элегантной небрежностью перекинутых через плечи. Идя за водой, всегда надевают только что выстиранный белый платок.
   - Мне кажется родиться девочкой в Дагестане это просто невезение.
   - Может и так. Но наступит время, отшумит свадьба, и ей откроется тайна, ради которой стоило родиться девочкой - она становится матерью. А в Дагестане мать почитают почти как святую. Сколько радости и гордости принесет ее материнство! Уважать, любить мать, подчиняться ей - закон непреложный. Горе тому, кто попробует его нарушить! Не иметь детей считается большим несчастьем и позором. В добровольную бездетность ни один дагестанец не поверит так же, как если бы ему сказали, что человек шутки ради хочет отрубить себе руку.
   - Но почему, откуда эта странная привязанность в этой в чем-то трагической, неприветливой, суровой земле, желание утвердиться на ней, продлить свой род, именно в горах?
   - Слишком дорого она досталась, эта земля. Вечные войны тысячелетиями спорили с человеком: селения разоряли, сжигали; все выше и круче селились люди - все неприступнее выбирали места для жилья.
   - Еще до войны, отец увез нас с братом в Москву. Алил старше меня всего на полтора года. В то время, да и сейчас, каждый аул в Дагестане занимался своим, отличным от других ремеслом. Дагестан - это не только "страна гор", но и "страна языков". Не все знают, что на территории Дагестана живет свыше тридцати народностей: аварцы, даргинцы, лезгины, кумыки, русские, лакцы, табасаранцы, азербайджанцы, агулы, рутульцы, чеченцы, ногайцы и многие другие.
   Табасаранцы создают в своих коврах такие орнаменты, что, кажутся сказкой.
   Балхары - делают удивительную посуду, причем этим занимаются только женщины.
   Унукульцы - занимаются поделками из дерева, их называют аулом поющего дерева.
   Гоцатлинцы - работают по серебру и создают незабываемые узоры.
   Есть лакский аул канатоходцев Цовкра, и даже аул поэтов.
   Знаменитый аул Кубачи - аул ювелиров. Золотой аул Кубачи. Сакли его древни и крепки, как пещеры. Стены их толсты, как сами горы. В каждой сакле - камин, в каждой сакле - музей.
   - В каждой сакле? А сколько их?
   - Никто не считал. Сколько домов - столько музеев.
   - А что в музеях?
   Тут все есть: серебряные, медные, фаянсовые и золотые редкости, бронзовые котлы. Серебряные блюда и кувшины. Кубки и сосуды для вина, старинное оружие. Стремена, цепи, есть серьги, подвески, пояса, пряжки, браслеты, кольца, есть и древний восточный фаянс.
   - Откуда это?
   Кубачи никогда не был без мастеров. Человека не было, кто не знал бы ремесло. В семь-восемь лет уже получал ремесло и начинал работать. "Так было всегда, - сказал нам мастер Гаджибахмуд. Когда же началось это "всегда"? - спросили мы, когда посещали с группой телеоператоров этот аул. Давно. Еще до Александра Македонского.
   От отца к сыну. Эта цепь, не прерываясь, дошла до наших дней. Только теперь дети аула учатся в школе. Здесь же изучают кубачинское мастерство. А работать начинают не раньше окончания школы. В старину, когда мастер достигал совершенства, и хотелось ему показать свое мастерство дальше аула и даже дальше Дагестана, когда хотелось ему посмотреть самому на искусство других людей, отправлялся он в Грузию, Персию, Турцию или Египет.
   - А что брал с собой мастер?
   - Голову брал! Мало ли что ждет человека так далеко. Обман, вино, женщины. Голова нужна!
   - Но ведь деньги нужны в такой дальний путь?
   - Откуда у горца деньги? У него семья, дети. Руки - его деньги. Руки нужны и голова.
   Садился мастер на коня; голова - вот она, руки целы и кое-что умеет. Кинжал на боку. А что еще? Инструмент, который весь умещается на ладони. Легко ехать! Сколько увидит, услышит, узнает и потом долго будет рассказывать детям и внукам. И обязательно привезет из дальних стран, что-нибудь такое - прекрасное. А иначе кто ему поверит, что он там был? Может, он только хвастает, а сам просидел на базарной площади за перевалом?
   Привозил - хорошо. Никуда не ездил - свое оставлял. Так и хранятся лучшие работы сыновей, отцов, дедов и прадедов: гравировка по металлу, чеканка - чернь, зернь, скань и даже эмаль - все это дело рук кубачинских мастеров. У одних в музее персидский фаянс VI века, есть и бронзовые котлы XI века. Есть камин, которому пятьсот лет - ученые прочитали на нем надпись. Только камин этот не в музее - это обычный семейный очаг, где женщины сменяясь поколениями готовят пищу.
   Мне очень понравились прекрасные одежды кубачинских женщин! Все они носят легкие длинные шарфы - белые, расшитые золотой нитью. Яркие платья, пестрые вязаные джурабы - нарядные носки из овечьей шерсти. Кажется, что попал в большой театральный ансамбль, где все уже нарядились для выступления, но пока разбрелись по аулу. И кажется, что в Кубачи всегда праздник.
   Из поколения в поколение назначением и смыслом каждой жизни было одно - сберечь все, что оставили предки: образ жизни. Язык, веру, обычаи, обряды, предания, песни, жилища, одежды, ремесла, искусство - все сохранить, все передать детям, не дать исчезнуть, не дать раствориться...
  
   Наш аул Арчута - был аулом лудильщиков. Многие мастера из разных аулов весной отправлялись на заработки, а осенью возвращались с деньгами, и таким образом обеспечивали свои семьи. Вот и наш отец, забрав нас с собой, поехал на заработки в Москву.
   Помню, однажды, это было уже в Москве, отец ушел куда-то по делам, а мы с братом решили подзаработать и взялись лудить самостоятельно. Но использовали только свинец. Сделали все, как делал отец, и поставили "отремонтированную" кастрюлю на солнце. Время от времени отходили подальше и любовались своей работой. Кастрюля на солнце переливалась всеми цветами радуги. Мы были очень довольны, что стали "настоящими" мастерами. Когда вернулся отец, мы не стали хвалиться а, скрывая нетерпение, ждали, когда же он сам увидит, как хорошо мы починили кастрюлю. Но вместо предвкушаемой нами похвалы, он очень сильно отругал нас, потому что посуда была испорчена, И теперь нужно было заплатить хозяину за эту кастрюлю. До сих пор помню, как это было обидно. Мы ведь очень старались и с нетерпением ждали возвращения отца, чтобы он назвал нас своими помощниками.
   Как-то мы решили приготовить на ужин макароны "по-флотски". Нам они очень понравились, в столовой, куда нас иногда водил отец. Мы изрядно потрудились вдвоем, чтобы очень мелко нарубить мясо. Правда, мы рубили его вместе с костями. Поставили варить. А потом в кипящую воду закинули целую пачку макарон. Попробовав, что макароны сварились, сняли кастрюлю с огня и спрятали в угол комнаты под газету. Когда пришел отец, мы похвастались, что сегодня у нас будет ужин, как в столовой и даже лучше. "Давайте, показывайте", - сказал он. Сияя, мы водрузили кастрюлю на стол. Отец снял крышку, а мы замерли в ожидании его восторга. Но, увы, восторга не последовало. Мелкие косточки попали почти в каждую макаронину, и есть было невозможно. Отец не стал ругать нас, но наказать - наказал. Сам поел хлеба, а нас заставил все приготовленное съесть самим. Мы, честно, поковырялись в этом блюде. А на следующий день, когда отец ушел в мастерскую, выбросили все. И хотя целый день просидели голодные, вечером не показали виду. И ту еду, которую принес отец ели очень медленно и как будто нехотя.
   Война застала нас в Москве. По возрасту, а может по другой, неизвестной мне причине, отец не подходил для призыва в действующую армию. Но все, кто в то время находился в Москве, участвовали в строительстве оборонительных сооружений. От зари до зари работали старики, женщины и дети. Рыли противотанковые окопы, сообщающиеся траншеи, ямы, делали насыпи, завалы. Чтобы не оставлять нас без присмотра одних, отец отвел нас в детский дом.
   - Ты так рассказываешь, - не выдержав, перебиваю я, - что я словно воочию представляю, как вы, два маленьких мальчика девяти и десяти лет, с испуганными и одновременно любопытными глазами, стоите, крепко прижавшись к отцу.
   - Наверно, так оно и было, - грустно говоришь Ты, - У тебя хорошо развито воображение. Может, поэтому и ты падаешь в обморок?
   - Мне тоже так говорили. Но, ты рассказывай.
   - Мы не знали тогда, что больше уже никогда его не увидим. Что с этого момента нам предстоит самостоятельная жизнь. Так мы с братом оказались в детском доме. Отец был убит спустя несколько дней. Осталась только одна его фотография.
   - Та, которую я видела? - спрашиваю я.
   - Да, я все время возил ее с собой. Ведь это все, что у меня осталось на память от отца. Он погиб во время бомбежки на подступах к Москве. Об этом нам рассказал его друг, который работал в Постоянном Представительстве Дагестана в Москве. Он и передал нам эту фотографию отца. Мы сами сделали какую-то рамку и поставили ее на тумбочку, которая была между нашими кроватями. Еще полностью не осознавая, в таком возрасте, что такое на самом деле означает слово смерть, мы каждый вечер, говорили отцу, что вели себя хорошо. Друг отца принял большое участие в нашей судьбе. Он часто забирал нас к себе домой, кормил, угощал настоящими конфетами. Затем устроил в интернат музыкальных воспитанников. В детском доме мы тоже работали на фронт. Делали ложе для автоматов. Работали наравне со взрослыми по десять-двенадцать часов в сутки и даже получали еду по взрослой карточке. Чем очень гордились.
   - А теперь спустя много лет, когда всех ветеранов не только войны, но и трудового фронта чествуют на Праздник Победы, тебя обходят стороной, - печально говорю я,- Разве тебе не становится обидно в такие минуты? Ведь вы с братом работали всю войну.
   - Да, - так же печально подтверждаешь Ты, - а в свободное от учебы и работы время, которого было очень мало, мы еще дежурили на крышах и железными щипцами сбрасывали зажигалки. Иногда дежурство выпадало на ночь. И тогда мы гасили зажигательные бомбы.
   - Это же было страшно и опасно?
   - Об опасности мы в таком возрасте не думали. А вместо страха, мы, удачно сбросив очередную зажигалку, кричали "ура" и представляли себя героями.
   - Вы полной мерой "хлебнули" горечь и тяготы войны. И бомбежки и работу по двенадцать часов. Почему же у тебя нет никакого документа, подтверждающего, что ты во время войны работал и не где-нибудь в далеком тылу, а в Москве? - спрашиваю я. - Ведь всегда больше верят бумажке.
   - После войны, - продолжаешь рассказывать Ты, - в здании нашего детского дома разместилось посольство одной из социалистических стран. Я неоднократно обращался в разные инстанции, но никаких архивов не сохранилось. Может они сгорели, во время какого-нибудь пожара? Кто знает? Даже когда учился в Москве в Высшей партийной школе при ЦК КПСС, то опять долго и безуспешно искал архив детского дома. Затем сказал себе: "Главное - остался жить". И перестал заниматься поисками. Потом ветеранов становилось все меньше и для них прибавлялись различные льготы. И какое-то чувство несправедливости у меня, конечно, возникало. Особенно когда встречал людей, которые, я точно знал, просто "отсиживались" в тылу, не работали и не учились. Потом покупали себе такое удостоверение. А теперь, они вроде бы "заслуженно" принимают поздравление. Я бы не сказал, что мне обидно, просто неприятно находиться в обществе таких людей. Но, главное, я не смог бы постоянно жить с таким тяжелым грузом лжи и обмана, тем более связанном с памятью о войне. Это кощунство. Поэтому просто в жизни стараюсь избегать таких людей.
   - А как ты вспоминаешь жизнь в детском доме, да еще во время войны? Там, наверно, было очень тяжело, одиноко, голодно?
   - Странно, но воспоминания о детском доме у меня остались самые светлые.
   (Хотя я не очень верю, что в детском доме во время войны все было "отлично". Мне кажется, что Ты просто не хотел вспоминать и опять переживать тяжелые моменты того времени. Еще больше уверенности в этом, у меня появилось после прочтения повестей В. Приставкина "Ночевала тучка золотая" и "Мальчик и солдат", уже после Твоего ухода. Я сразу подумала, что эти книги, Ты прочесть бы не смог. Слишком много в них совпадений с тем, что пережил Ты. Начиная с того, что там были два брата-близнеца почти в таком же возрасте.)
   Почти все дети были сиротами, а мы были вдвоем с братом. У нас были замечательные воспитатели и учителя. Я помню их почти всех по именам. Нас всегда водили на Кремлевскую елку и давали подарки. Раза два или три к нам в гости приходил Маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный. Рассказывал, как здорово воюют советские войска и очень скоро фашисты будут все убиты. Мы залазили на стулья, повыше, и громко кричали хором: "Гитлер капут".
   - А почему вас с братом определили в интернат музыкальных воспитанников?- интересуюсь я.
   - Вообще-то мне всегда хотелось заниматься с деревом. Делать какие-то вещи, предметы. Мне, казалось, что дерево живое и нужно просто немного подправить его, чтобы получить удивительную вещь. Но, когда к нам пришли из профессионально технического училища по деревообработке, то сказали, что у меня нет данных. Я сейчас не помню, как проверяли, так называемую "профпригодность", но мне было очень обидно, что меня не взяли.
   - Поэтому ты сейчас, так много занимаешься с разными реечками, делаешь двери, рамы? Значит, тебе это нравится?
   - Да. Я все сейчас делаю с большим удовольствием. И не только потому, что это дерево, а потому, что мне хочется, чтобы в нашем доме было больше тепла, от собственноручно сделанных вещей. Они всегда несут тепло рук и души, того настроения, с которым работаешь. Я специально сам делал топчан и кресла.
   - Теперь я поняла. А то раньше все время думала, зачем ты мучаешься? Ведь можно купить если не в магазине, то в комиссионке. Извини, я прервала твой рассказ, пожалуйста, продолжай. Мне очень интересно.
   - Потом друг отца, попросил преподавателей из интерната проверить у нас с братом музыкальный слух. Это был интернат музыкальных воспитанников Советской армии. А музыку, имею в виду классическую, я первый раз услышал еще в детском доме, когда нас водили в театр оперы и балета.
   - Во время войны в оперный театр? - искренне поражаюсь я.
   - Да во время войны, - подтверждаешь Ты. - Потом, наверно, артистов эвакуировали, а может они выступали во фронтовых бригадах, но нас водили на многие спектакли. И первый раз, когда я побывал на опере Бородина "Князь Игорь", потом долго не мог заснуть. Ребята, сидя в зале, тихо шушукались между собой, а я почему-то боялся даже дышать. Меня так потрясло то, что происходило на сцене. Я даже не знаю, что удивило больше: декорации, костюмы или музыка. Это, первое посещение оперного театра, навсегда отчетливо врезалось в мою память. Было, что-то необычное.
   Рассказывая, Ты прикрываешь глаза и мне, кажется, что Ты унесся на крыльях воспоминаний на несколько десятилетий назад. Ты речитативом повторяешь одну из арий оперы "Князь Игорь", когда князь был в плену у половецкого хана Кончака.
  
   "Ни сна, ни отдыха измученной душе,
   Мне ночь не шлёт надежды на спасенье,
   Лишь прошлое я вновь переживаю
   Один в тиши ночей.
   И нет исхода мне,
   Ох, тяжко, тяжко мне!
   Тяжко сознанье бессилья моего..."
  
   - А у меня появляются слезы, слушая плач Ярославны, - вставляю я. - Когда она обращается к ветру, солнцу, Днепру с мольбой вернуть ей Игоря.
   - Да, это классика, - соглашаешься Ты. - Но это женская ария и поэтому она так трогает тебя. А мне, естественно, ближе ария Игоря.
   А потом продолжаешь:
   - Чтобы пойти в театр, нужно было ответить на вопросы викторины.
   - Какой викторины? - удивленно спрашиваю я.
   - Учительница по музыке проводила специальную викторину, - объясняешь Ты. - Она показывала портрет известного композитора, и нужно было назвать его фамилию. Кто правильно называл, того брали в театр. Конечно, всем хотелось пойти. Ведь во время войны никаких развлечений почти не было, а была только работа и учеба. Но откуда мне, десятилетнему мальчишке из далекого дагестанского аула, было знать фамилии композиторов, а тем более узнать их по портретам? Но у нас в группе был один мальчик, наверно, из интеллигентной московской семьи. Он знал всех композиторов, и все время поднимал руку. Я не выдержал и попросил его: "Слушай, ты все равно уже пойдешь в театр, подскажи мне фамилию этого композитора. Ведь я тоже хочу пойти". И он шепотом сказал мне: "Мясковский". Конечно, я не только не узнал бы его по портрету, но даже фамилии такой никогда не слышал. Я поднял руку и даже не дожидаясь, когда меня спросят, громко выкрикнул: "Мясковский". "Молодец, Ибрагим. Ты тоже пойдешь с нами в театр", - сказала учительница.
   - Тебя всегда звали Ибрагим? - почему-то удивляюсь я.
   - Да. Пытались, как в кино, называть и Гошей и Жорой и Игорем, но я, хотя мне было тогда всего девять лет, сказал, что я Ибрагим и все. Так меня назвали родители, и я Ибрагим.
   - Мясковский? - задумчиво произношу я. - Интересно. Фамилию слышала, но больше ничего о нем не знаю. Тоже не узнала бы по портрету.
   - Николай Яковлевич Мясковский написал несколько симфоний и был профессором Московской консерватории, - рассказываешь Ты. - Потом в 1948 году его и его учеников Арама Хачатуряна и Вано Мурадели после постановки оперы "Великая дружба" обвинили в антинародности. Это, конечно я узнал намного позже, когда начал вести музыкальные передачи на телевидении. Специально интересовался его творчеством и даже одна или две передачи были посвящены его творчеству. Но тогда в детском доме, в десять лет....
   - Наверно, в это время даже в детских домах не хватало еды? - перевожу я разговор, заметив блеск слез в Твоих глазах.
   - Да. Мы все были очень худыми и даже, наверно, не росли. Хорошо помню, что за год в детском доме, я не вырос даже на один сантиметр, а Алил вырос на всего на два. И потом у меня был очень большой живот. Сейчас таких детей рисуют в учебниках по анатомии и физиологии и называют рахитиками. Я начал расти уже в интернате. Но когда к нам привезли детей из блокадного Ленинграда, даже мы были поражены их видом. Один мальчик, очень долго не мог отойти от страха перед голодом. Даже, от скромной порции, он умудрялся сохранить кусочек хлеба, засушить, а затем спрятать в матрац. Когда это обнаружили воспитатели, то нашли там просто заплесневевшие крошки. Тогда все дети плакали, что пропало столько хлеба. И только повзрослев, и вспоминая этот случай, я постоянно поражался, какую же нужно было иметь силу воли, чтобы при постоянном чувстве голода, растущего организма, заставить себя оставить хотя бы маленький кусочек. И это в десятилетнем возрасте.
  
  
  
  
  
  
  
   Карине всего четыре с половиной года, но в выходные дни, она постоянно пропадает во дворе. Дома ее удержать, просто невыполнимая задача. Может, чувствует, что у нее есть защита - два "взрослых" брата. Весь двор виден с лоджии, и я очень прошу ее не уходить далеко. Но дети есть дети и каждые пять-десять минут, выглядывая во двор, проверяю, где она. Мы готовим обед и вдруг слышим громкий крик в подъезде. Я только, что видела, как Карина возилась с ведерком около песочницы. Все было нормально. Выглядываю снова. Ее не видно. А Ты уже несешься (если так можно сказать о солидном мужчине) по лестнице вниз. Хорошо, что у нас всего четвертый этаж. Через минуту заносишь ее на руках. Карина громко ревет.
   Я внимательно смотрю на нее, но причины для такого страшного рева не вижу.
   - Карина, что случилось? - спрашиваю я.
   - У меня К-Р-О-В-Ь, - продолжает она громко плакать. - Она сейчас... вся... вытечет
   Действительно, идет кровь из порезанного пальца. Ты заносишь ее в ванную, моешь руку, обрабатываешь одеколоном и перевязываешь. Немного успокоившись, Карина спрашивает:
   - Мам, а если вся кровь вытечет, я умру?
   - Да если вся.
   - Я боюсь, - еще продолжая потихоньку всхлипывать, говорит она.
   - Чего ты же боишься?
   - А если дядя Ибрагим не успеет меня донести до ванной? - спрашивает она.
   Ты улыбаешься, довольный, что Карина уже признает Тебя своим спасителем.
   - А ты не уходи далеко, - пользуясь подходящим моментом для воспитания, советую я. - Играй так, чтобы тебе было видно наш балкон. Тогда он успеет.
   - Правда? - спрашивает Карина у Тебя.
   - Конечно, - твердо и уверенно отвечаешь Ты.
   - А можно я опять пойду гулять?- забыв о своей "огромной потере крови", спрашивает дочка.
   - Сейчас покушаем и пойдешь.
   После этого случая, Карина уже никогда не уходит за пределы двора.
  

1990 год

  
   Проработав более трех лет в кабинете на третьем этаже со своими ровесниками, Ты вдруг "перебираешься" на четвертый, в помещение архива. Комната там очень большая, а в ней находятся только две молодые женщины. Лена - юрист и Саодат - заведующая архивом. Когда Ты только намекнул им о своем "переселении", они были решительно настроены против этого. Саодат, даже пошла к руководству и попыталась доказать, что по инструкции в архиве не должны находиться посторонние. Молодые женщины, зачем им в компанию такой серьезный, солидный пенсионер. Ведь каждый разговор надо будет обдумывать, можно ли говорить это при мужчине. Необходимо будет постоянно делать вид, что много работы, ведь "этот пенсионер очень серьезный". Потом я понимаю, что даже это было сделано из-за меня.
   У нас в организации был заведен такой порядок, что прежде чем мы представим директору на подпись проект приказа, на нем должна стоять виза юриста. Хотя за тридцать лет работы в отделе кадров, не встречала ни одного юриста, который бы хорошо знал даже трудовое право. Лена тоже относится к их числу. Если ей задают какой-либо вопрос, она, как правило, отвечает:
   - Я не могу давать консультации на ходу, в коридоре. Для этого мне нужна соответствующая обстановка. Заходите в кабинет.
   Там, на столе у нее большая стопка книг. Лена долго роется в кодексах и только затем выдает ответ. Я уверена, что если человек знает предмет, то он может ответить когда угодно и где угодно. Единственно, может быть, не сразу вспомнит номер соответствующей статьи.
   За несколько лет работы в республиканском комитете профсоюза Дагестана, Ты прекрасно разбираешься в трудовом праве. Иногда не выдерживая, сам даешь консультации, вместо юриста.
   - Ибрагим Эфендиевич, Вы портите мой профессиональный имидж, - обижается Лена.
   - Извините, Лена, я просто хотел Вам помочь отвязаться, от назойливого посетителя. Ведь у Вас и без него много работы.
   И хотя это далеко не так и все это хорошо понимают, но найден компромисс и все довольны. Так, путем недолгих притирок, вы быстро находите общий язык. Складывается отличная компания. Спустя полтора-два месяца, Саодат признается:
   - А ведь я ходила жаловаться, чтобы Вас не подселяли к нам. А теперь, когда Вас нет, уже вроде чего-то не хватает.
   - Видишь, иногда и со стариками, можно о чем-нибудь поговорить, - улыбаешься Ты.
   Я не сразу поняла, для чего нужно было менять кабинет. Но Ты продумал все заранее. Я прихожу визировать у юриста, очередной проект приказа. Иногда их бывает два-три за день. Естественно, я не собираю их вместе. Лены часто не бывает на рабочем месте. И тогда Ты в роли гостеприимного хозяина предлагаешь:
   - Подождите немного, она сейчас подойдет. Присаживайтесь, отдохните, поговорим. Саодат составит нам компанию. Тут же заваривается ароматный свежий чай, появляются конфеты.
   Фера продолжает напоминать о том, что мой интерес к Тебе уже становится, заметен всему коллективу. Но на это я отвечаю:
   - Он не женатый мужчина, а я свободная женщина. Что здесь необычного? Нам не от кого прятать свои чувства. Мы их не афишируем, но и не скрываем. Если не оформляем наши отношения официально, то это тоже никого не касается. Самое главное, что мы не нарушаем "моральный кодекс строителя коммунизма", - заканчиваю я.
   - Это я знаю. Когда меня начинают "пытать" о ваших отношениях, я всегда отвечаю, спросите у Наташи, она подробно расскажет все, что вас интересует.
   - Правильно, - поддерживаю я. - Пусть спрашивают у меня.
   - Но все говорят, - продолжает информировать меня Фера, - что у Ибрагима Эфендиевича было несколько женщин до тебя.
   - Естественно, - спокойно отвечаю я. - Не мог же мужчина быть отшельником восемь лет, после того как переехал в Ташкент. Но, во-первых, это было до меня. А во-вторых, зачем мне мужчина, который никому не нужен?
   - У тебя на все найдется ответ, - смеется она.
   - Но я же права. Если он до сих пор не женат, значит еще не нашел женщину, к которой испытывает серьезные чувства.
  
   Я поняла, что когда начинаешь что-то скрывать, что-то не договаривать или прятать, то в людях просыпается любопытство, и хочется обязательно докопаться до истины, найти ответ на мучающий вопрос. А когда не скрываешь, то обсуждать это шепотом за углом людям становится неинтересно. И они ищут другие темы и других людей, о которых можно посплетничать, типа: "А ты знаешь?", "Представляешь, что я сейчас узнала?". Если не хотите сплетен не скрывайте ничего. А в принципе, иногда даже интересно быть героиней дня, о которой все говорят, как о какой-то знаменитости. Но это как кому хочется. Внимание окружающих людей всегда можно не только держать под контролем, но и придавать ему тот оттенок, который вам нравится.
   Хотите, чтобы о вас шептались по закоулкам, придайте вашему облику таинственность и никого не посвящайте в ваши секреты. Даже если то, о чем шепчутся и передают строго "конфиденциально" и тайной то назвать сложно. Просто новость, событие, которое зачем-то конспирируется. А если повышенное внимание к вашей персоне и сплетни вам не нужны, то в двух словах расскажите, что происходит. И налет таинственности исчезнет, а с ним исчезнет тема обсуждения или осуждения. Людям всегда кажется, что если скрывают какую-либо тайну, то в этом есть что-то запретное, а то и "грязное". А если открыто отвечают, то значит скрывать нечего и все происходит "в рамках закона или нравственности".
  
   Однажды поднявшись на четвертый этаж, в коридоре вижу группу женщин, горячо обсуждающих какую-то очередную и естественно секретную "новость". Хочу пройти мимо. Но среди них замечаю Нину. Нина, моя ровесница, и мы часто беседовали с ней на различные темы, говорили о наших "женских проблемах". Она тоже разведена и у нее растет семилетний сын. Нина долго болела и вначале я даже не узнала ее, так сильно она изменилась. Мне, естественно, захотелось спросить как сейчас ее здоровье. Но когда я подошла ближе, то в это время разговор вела Флора, татарка, лет пятидесяти.
   - Наташа, здравствуй. Ты идешь к Саодат? - спрашивает она меня.
   - Да. Вернее к Лене.
   - Если не очень торопишься, постой с нами. Мы здесь, обсуждаем наших институтских мужчин.
   - Не тороплюсь, но времени для решения такого важного вопроса не очень много, - улыбаясь, отвечаю я. - Просто подошла поздороваться и спросить как у Нины здоровье.
   - Говорит, что все нормально, - отвечает за нее Флора.
   - А ком же идет речь, если не секрет? - интересуюсь я.
   - Говорим об Ибрагиме. Он уже года два буквально "пожирает" меня глазами, а сейчас даже решил перебраться на наш этаж, - сообщает она. - Но почему-то предпочитает молчать. Странно. Правда, мне и одной хорошо. Зачем мне лишние заботы?
   - Флора Кахрамоновна, - поддерживаю я ее. - Вы совершенно правы, зачем Вам это. А потом, по секрету, Павел Антонович сказал, что он очень больной человек. И года три- четыре тому назад почти полгода пролежал в больнице, с невыясненным до конца диагнозом, - с огромным удовольствием преподношу я эту "совершенно секретную" информацию. - Нина, потом зайдешь к нам? - спрашиваю я, обращаясь к подруге.
   - Да, Наташа, обязательно - отвечает она.
   Флора замолкает и начинает медленно "переваривать", мое "конфиденциальное" сообщение.
   Оставив женщин, обсуждать еще одну, подкинутую мной "новость" я иду за визой к юристу. Женщины ушли по своим делам и в комнате Ты один.
   - Здравствуйте. А Лены нет? - "для порядка" спрашиваю я.
   - Мои девочки "помчались" по магазинам и оставили меня одного. А она тебе, очень нужна? - усмехаешься Ты.
   - Вообще-то не очень, - откровенно отвечаю я. Это ты всем нужен, - немного раздраженно, сообщаю я.
   Ты бросаешь на меня удивленный взгляд.
   - Не понял?
   - Сейчас Флора собрала в коридоре почти весь женский коллектив института, - объясняю я, - и организовала познавательную лекцию, о том, как ты ей уже целых два года "строишь глазки", и из-за кого, на самом деле, ты перешел работать в другой кабинет на четвертый этаж.
   - У нее хороший вкус, - смеясь, повторяешь Ты свою излюбленную фразу. - Видишь, каким я пользуюсь успехом, а ты меня мало ценишь.
   Заходит Лена, и мы прерываем разговор.
  
   Возвращаясь к себе, опять встречаю Нину.
   - Нин, как у тебя здоровье? Я тебя сразу даже не узнала. Ты так долго пробыла в больнице? Давай немного посидим на улице, поговорим.
   Мы спускаемся во двор и садимся на скамеечку в тени большого дерева.
   - ...Да в больнице пролежала почти пять месяцев. А сейчас дали инвалидность.
   - О, Господи, что-то серьезное? Просто я думала, что у тебя проблемы с мамой. Ты говорила, что она перенесла инсульт.
   - С мамой тоже проблемы. А у меня не просто серьезно, а очень серьезно. Врачи поставили страшный диагноз - лейкемия.
   - Какой ужас! - восклицаю я. - Но раз выписали из больницы, значит, тебе хоть немного стало лучше?
   - Лучше, и я теперь верю в чудеса.
   - Излечить такую болезнь, это больше чем чудо, - поддакиваю я. - А в чем дело? Почему ты говоришь о чуде? Хорошие врачи?
   - Я расскажу. У тебя есть время? - спрашивает она.
   - Конечно, есть.
   - Ты же видела, - начинает свой рассказ Нина, - какая я была в последнее время, полгода назад. Еле ходила. Потом все-таки пришлось обратиться в поликлинику. А когда сдала анализы, меня сразу положили на полное обследование. Почти четыре месяца от меня скрывали диагноз. За это время я похудела до сорока килограмм. И у меня уже не хватало сил ни говорить, ни есть. Постоянно пребывала, как будто во сне. Лежала без мыслей, без желаний. Даже, когда совершенно случайно услышала свой диагноз, меня это не тронуло. Мне уже было все равно. Просто лежала и тихо умирала.
   - А что случилось потом? - тихо спрашиваю я.
   - А потом пригласили маму с сыном, проститься со мной, - спокойным голосом продолжает она. - Врачи сказали им: "Не волнуйте ее. Ей осталось жить один, от силы два дня. Просто спокойно посидите рядом. Поговорите. Только не надо плакать. И ничего не спрашивайте, у нее нет силы на разговоры". Но, даже эти негромкие слова, доносящиеся из коридора через полуоткрытую дверь, были для меня пустыми звуками, набором слов, ничего не выражающих и не обозначающих. Словно речь шла о постороннем человеке, а не обо мне. Врачи думали, что я, как всегда, нахожусь в забытьи. У меня была только страшная усталость и, хотелось одного, чтобы это быстрее закончилось. А если бы меня спросили, что именно закончилось, я бы даже не нашла вразумительного ответа. Просто смертельно устала и все.
   - Бедная, - почти шепотом сочувственно произношу я. - А нам ничего не говорили, когда мы звонили твоей маме. Говорили, что ты в больнице, а там карантин и посетителей не пускают.
   - Сначала я не хотела никого видеть и чтобы видели меня в таком состоянии, - объясняет она. - А потом уже врачи не пускали никого. Так вот. Через какое-то время, я не могу точно определить, сколько времени прошло, может, я задремала, зашла мама с моим сыном. Она была спокойной, только глаза были красные и опухшие. Она ласково гладила меня по голове и монотонно без перерыва говорила: "Доченька, все будет хорошо. Я присмотрю за нашим мальчиком. Мне уже намного лучше. Я уже могу потихоньку ходить по дому. Ты не переживай за нас. Андрюша хорошо учится и учительница его хвалит. Я ходила на собрание в субботу. Он не балуется и помогает мне по хозяйству. Ходит за хлебом и молоком. А вчера целый день учил стишок. А потом рассказал мне...". Она говорила и говорила, не останавливаясь, как будто боялась, что не успеет рассказать мне чего-то очень важного. Андрей держал меня за руку и просто смотрел на меня. В его широко раскрытых глазах застыл испуг. Я не знаю, понял ли он, о чем в коридоре больницы им говорил врач. Но он молчал. Сжимал мою руку и, не мигая, смотрел на меня. Только губы у него постоянно дрожали. Он иногда кусал их и тогда немного отворачивался. Может бабушка, наказала ему не плакать и он как "настоящий мужчина" изо всех сил старался сдерживать слезы.
   - Как же ты смогла перенести это?
   Я представляю эту сцену, и в моих глазах стоят слезы.
   - Я почти не реагировала на слова матери. Иногда на несколько минут впадала в забытье. Весь разговор для меня был просто фоном, я плохо разбирала слова, да и не прислушивалась. Была спокойна, хотя уже знала, что это конец. Но несколько раз, машинально взглянув на сына, я заметила его усилия "держаться" и не плакать. У меня полились из глаз слезы. Нельзя сказать, что я заплакала. Нет. Я была отдельно, а слезы отдельно. Даже сейчас не могу объяснить причину. Это не была жалость. У меня не было сил на жалость. У меня уже вообще ни на что не было сил. Последние дни меня кормили через зонд. Но слезы текли и текли. В палату заглянул врач и, увидев, что я плачу, попросил маму выйти. Она повернулась и медленно, опираясь на палочку, поплелась к двери. Я увидела ее сгорбленную худенькую фигурку, держащую за руку моего сына, который все время оглядывался и плакал. Эта сцена, как будто навсегда отпечаталась в моих глазах. Стоит только прикрыть глаза, и я опять отчетливо вижу две удаляющиеся фигуры. Когда закрылась за ними дверь, я сразу уснула и проспала до самого вечера. Проснувшись, почувствовала небольшой прилив сил. Может, это Андрей, оглядываясь, передал их мне? Впервые за эти долгие месяцы в больнице я задумалась. Моей матери уже семьдесят лет, полгода назад она перенесла инсульт, за ним последовал частичный паралич. Ей самой сейчас нужен уход. А сын? Ему только что исполнилось семь. Маленький мальчик. Откуда моя мать возьмет силы, чтобы поднять его? Да и сколько ей отпущено? Кто знает? А потом Андрей будет отправлен в детский дом. Он будет сиротой. Мой сын будет сиротой. А я ухожу. Разве мне безразлично, разве мне может быть безразлично, как дальше будет жить мой сын? Мне уже все равно живу я или нет. И сколько это еще протянется? Врачи сказали один - два дня. Они сами не знают. Мне не жалко себя. Но я оставлю мальчика одного в этом жестоком мире. Он останется один, и всю жизнь он будет один. А я уйду. Разве я имею право сейчас уйти? Уйти, когда мой сын остается сиротой. Нет. Я не могу, не имею права оставить его одного. Я мать и это моя обязанность вырастить его. И не надо надеяться на бабушку. Почему я должна рассчитывать на кого-то? Мне так легче? Но ведь я его мать, и не могу просто взять и уйти. Врачи сказали два дня. А что знают врачи? Они же не знают, что мне нельзя уходить. Я говорила и говорила... Я была в палате одна. Почему-то в больнице было мало больных и палаты были полупустыми. Потом опять уснула. А утром попросила кусочек хлеба. Горбушку хлеба. Врачи удивленно переглянулись, но медсестра принесла мне кусочек горбушки, как я и просила. Только предупредила, что много мне есть нельзя. В обед я самостоятельно выпила полстакана бульона. Так потихоньку, за неделю я немного окрепла и могла уже вставать с кровати самостоятельно. Через две недели меня перевели в общую палату. А через месяц выписали, правда, дали вторую группу инвалидности. Но это временно, всего на шесть месяцев. Так, что можно сказать, я побывала Там, но вернулась, - закончила она свой горестный рассказ.
   - Я много читала о подобных случаях и верила, что, действительно, можно побороть любую болезнь, если ты нужна здесь. Но сейчас после твоего рассказа, смотрю на тебя и не верю, что человек может пережить такое.
   - Почему?
   - Там, в рассказах, - пытаюсь я объяснить и Нине и себе, - были посторонние люди, а здесь ты. Значит, человек может вернуться, если у него остались какие-то невыполненные обязательства?
   - Наверно так, - задумчиво произносит моя подруга. - Ну, ладно я тебя задержала своими разговорами. Я принесла больничный. Теперь полгода работать не буду, а потом буду проходить переосвидетельствование. Там будет видно. Пока.
   - Пока. Теперь уже должно быть все хорошо. Самое страшное ты пережила. Звони.
   - Конечно.
   Мы перезванивались не очень часто, но раза два в месяц, обязательно. Ее здоровье быстро шло на поправку. Через полгода она устроилась в другое место на легкую работу. А через год пришла попрощаться.
   - Наташа, я выхожу замуж и уезжаю из Ташкента, - сообщила она. - У мужа дом близ города Николаева и он там организовал какой-то кооператив. Дела, чтобы не сглазить, идут очень хорошо. Говорит, чтобы я отдыхала и не работала, а занималась сыном. Маму тоже забираем с собой. Вот тебе адрес, приезжай. Ты же плохо переносишь жару, вот летом и приезжай с детьми. Место найдем. У нас домик на побережье. Обязательно приезжай, - несколько раз настойчиво повторила она. - И пиши. Хорошо?
   - Спасибо. Постараюсь приехать. Будь счастлива и удачи тебе, - от всей души пожелала я. - Я очень рада за тебя.
   Мы писали друг другу письма больше года, договаривались о моей поездке в Крым. А потом произошел развал Союза. И все в жизни изменилось.
  
   Курьером у нас работает молодая девушка, племянница Флоры. Родители у нее работают врачами. Она немного "странная" в том смысле, что открыто, может говорить на любые темы, независимо от окружающей ее аудитории. Гузаль полной комплекции, хотя и невысокого роста.
   Однажды поднимаясь по лестнице, Ты вдруг заметил, что она, теряя сознание, медленно "сползает" по стене. Ты успел подхватить ее на руки и занес в кабинет, где случайно оказалась и Фера. Пока женщины приводили ее в чувство, Ты все время находился рядом, чтобы в случае необходимости вызвать "скорую помощь". Когда все благополучно закончилось, и к счастью, помощь медиков не потребовалась, Фера вернулась на рабочее место. Она подробно, в ярких красках, особенно касающиеся Твоего участия, рассказала мне об этом происшествии. С этого дня у нас почти на месяц появилась еще одна тема для шуток. Утром до начала рабочего дня, Фера объявляла:
   - Пойду по лестнице, навстречу Ибрагиму Эфендиевичу, тоже притворюсь, что у меня обморок. Пусть донесет до кабинета.
   - Фера, но у нас ведь две лестницы, по обеим сторонам коридора. Как ты узнаешь, с какой стороны он будет подниматься? - смеюсь я.
   - Обычно, он поднимается с правой стороны, чтобы пройти мимо нашего кабинета. Пойду туда.
   - Ну и как? - интересуюсь я после ее возвращения.
   - Не получилось. Он встретил Шухрата, и они поднялись по другой лестнице.
   - Интересно, - делаю я шутливое предположение, - если все женщины будут падать при его появлении, как он будет добираться до своего кабинета? Ты хотя бы больше никому не говори об этом.
   Я рассказываю Тебе анекдот, о том, как Фера, якобы, караулит Тебя на лестнице, чтобы упасть в обморок. Хотя на самом деле точно знаю, что она просто ходит к подружкам в отдел.
   - Вы с Ферой из всего можете сделать спектакль, - смеясь, отвечаешь Ты. Но ты права, Гузаль, действительно, странная девушка, если не сказать больше. Ты знаешь, мой стол в архиве находится от стола Лены, в противоположном углу комнаты за заполненными документами и папками стеллажами. Вчера к нам зашла Гузаль и девушки втроем что-то бурно обсуждали. Я не прислушивался, мало ли о чем женщины могут беседовать. Занимался своими делами. Слышу, как они громко "зашикали" на Гузаль: "Тише, тише". И вдруг Гузаль, обращаясь ко мне, спрашивает:
   - Ибрагим Эфендиевич, я правильно говорю?
   - Правильно, Гузаль, правильно, - подтверждаю я, - хотя понятия не имею, о чем идет речь.
   Женщины на несколько минут затихли.
   - А мы думали, что Вы нас не слышите, - проговорила, наконец, Саодат. Мы же разговаривали очень тихо.
   - А о чем шел разговор, - заметив такую реакцию, теперь уже поинтересовался я.
   - Да так, женские дела, - уклончиво ответила Лена.
   - Ну, вы меня уже заинтриговали. Должен же я знать, что, конкретно потребовало моего подтверждения.
   - Лена рассказывала о своей знакомой, которая никак не может забеременеть, - начинает пересказывать мне Гузаль. - Они с мужем проверялись, но никакой причины врачи не нашли.
   - Гузаль, прекрати, - останавливает ее Лена.
   - А что ты сказала? - спрашиваю я у Гузаль.
   - Я просто подсказала, какие лучше позы надо принимать для того, чтобы забеременеть, а Лена с Саодат стали "шикать" на меня, чтобы я говорила еще тише, - не обращая внимания, объясняет Гузаль.
   - Гузаль, ты соображаешь, что говоришь, - Саодат вся залилась краской.
   - Ну и что тут такого? - поддерживаю я Гузаль.
   - Я им тоже так сказала. А потом спросила у Вас, правильно ли я говорю?
   - Конечно, правильно, - поддерживаю я ее.
   Мне было очень интересно наблюдать, как замужние женщины, имеющие детей, были пунцовыми. А Гузаль, довольная моей поддержкой победно глядела на них.
   - Кошмар, - произношу я. - Такие темы обсуждать в присутствии мужчины. Действительно странная девушка.
  
   Устраиваю Карину в музыкальную школу по классу фортепиано в подготовительный класс.
   Ее прикрепляют к учительнице Ольге Ильиничне. Считаю, что нам просто повезло. Это очень сильный педагог, замечательный человек, да и ко всему прочему еще и живет недалеко от нас. Карина ходит заниматься к ней домой. В музыкальную школу, которая находится через три автобусные остановки, ездит только на сольфеджио. Начинаю активные поиски, где можно купить пианино. Только что закончила печатать две докторские диссертации и половина стоимости пианино, естественно подержанного, у меня есть. Другую половину, я занимаю на работе. На первое время, сразу же покупаю дочке детское игрушечное пианино. Но через месяц оно уже не выручает. Просматриваю объявления в газетах. Все напрасно. Потом обращаюсь к соседке из следующего подъезда:
   - Люба, продай мне пианино. Тебе же нужны деньги.
   - Продавать не хочу, - отвечает она. - Пусть Карина ходит, занимается в любое время. У нас всегда есть кто-нибудь дома.
   - Это неудобно, - протестую я. - Мы будем вам мешать.
   - Не будете. Ты же знаешь, что у меня всегда открыта дверь.
   Да. Это так. У Любы тоже трое детей, почти ровесники моим. Две дочери и мальчик, года на два моложе Карины. Муж работает "дальнобойщиком", она в Министерстве внутренних дел. От этой организации она, как и мой отец, получила квартиру. Редкой души человек. У нее, не просто открыта дверь, а нараспашку душа. Единственная беда - алкоголь. В квартире почти ничего нет. Старшая дочь, Валя, в семнадцать лет вышла замуж, за парня, который тоже не прочь приложиться к бутылке. Родилась больная девочка. Пока я безуспешно пытаюсь найти пианино, мы ходим к Любе. Однажды приходим к ней домой, Люба из кухни говорит, чтобы мы проходили в комнату и занимались. Мы занимаемся около часа, выходим и сталкиваемся с хозяйкой. Она заплакана и одета во все черное.
   - Люба, что случилось? - с испугом спрашиваю я.
   - Внучка умерла. Сегодня забрали из больницы и похоронили.
   - Почему ты ничего не сказала? Какой ужас! А Карина играла. Прости меня, я, действительно, ничего не знала.
   - Да, ничего. Не переживай. Она была очень больна и почти все время находилась в больнице.
   - Это не имеет значения. Все равно, мне очень неловко. Мои соболезнования. Прости меня.
  
   Неделю мы с Кариной не ходим к ним. А в субботу Люба сама встречает меня около магазина:
   - Здравствуй. Почему вы с Кариной перестали ходить заниматься?
   - Здравствуй. Люба, мне очень неудобно. Я вроде нашла пианино. Надо завтра съездить и посмотреть. Извини за беспокойство и огромное тебе спасибо.
   - Наташа, я решила продать пианино, - сообщает она. - Мне срочно нужны деньги. Ты купишь?
   - Конечно, куплю. В понедельник найду грузчиков и заберу.
   Ты, в это время в командировке и, не можешь организовать перемещение инструмента. Но я приглашаю мужчин с работы. Руководство специально для них выделяет микроавтобус. Я договариваюсь, что они подъедут к часу и в обеденный перерыв спустят пианино со второго этажа моей соседки и поднимут на мой четвертый. Подробно объяснив, как найти мой дом и квартиру соседки, я уезжаю пораньше. Мы с Кариной идем к Любе и ждем, когда подъедут ребята.
   Вика, средняя дочка Любы, спрашивает:
   - Тетя Наташа, а можно я еще немного поиграю на пианино, пока не пришли его забирать?
   - Конечно. Какой разговор? Играй, а мы послушаем.
   Она садится за инструмент и играет что-то из классики.
   Люба поясняет:
   - Вика не ходила в музыкальную школу. Денег нет на это. Валя ходила года два, а Вика просто смотрела, как она играла. Иногда, если ей нравится мелодия, то она подбирает ее по слуху.
   У меня внезапно появляется странное чувство, которое трудно описать словами. Даже сейчас, спустя семнадцать лет, у меня подкатывает к горлу ком, и я чувствую, что слезы где-то, совсем рядом. Двенадцатилетняя девочка со слезами на глазах играет Грига, Моцарта, Чайковского. А я должна... забрать у нее пианино. Да, моей дочери необходим инструмент. Да, они все равно рано или поздно продадут его. Да, я не торгуюсь, я даю цену, которую они просят. Все так. Но... у меня нет слез на глазах, но сердце... оно же у меня есть. В мыслях я тороплю время, чтобы скорее приехали ребята. Иначе еще немного и я не смогу... я не смогу заставить себя забрать пианино. Карина сидит рядом со мной. Ей всего пять с половиной лет и моя девочка не может понять, почему я сначала крепко сжимаю ее руку, а потом сильно прижимаю к себе. Наконец, заканчивается эта пытка. Приходят мужчины и переносят пианино. Угощаю их бутербродами и благодарю. Мне говорят, что возвращаться сегодня на работу не нужно, и я остаюсь дома. Карина ходит около пианино и гладит его.
   - Мама, а можно я буду спать в этой комнате?- спрашивает она.
   - Почему? - не понимаю я.
   - Я хочу видеть пианино.
   - Ты думаешь, его кто-нибудь украдет? - улыбаюсь я. - Оно же тяжелое. Видела, сколько человек переносили его? Так что ложись и спокойно спи.
   Утром, только открыв глаза, Карина спрашивает:
   - Мама, а ты пианино не продашь?
   - Зачем же я его тогда покупала?
   - Но тетя Люба же продала? - приводит она веские доводы.
   - Тетя Люба продала, потому, что ей нужны были деньги, - объясняю я.
   - Но ты тоже всегда говоришь, что у нас нет денег, - настаивает дочка.
   - Ну и что? - не понимаю я.
   - А когда у нас опять не будет денег, ты его продашь? - хочет получить она окончательный ответ.
   - Каруся, пианино я не продам никогда, - заверяю я дочку. - Это подарок тебе. Хорошо. Ты же знаешь, что подарки нельзя продавать?
   - Да знаю, - задумчиво отвечает она.
   Карина вроде бы успокаивается, но все равно иногда спрашивает:
   - Мама, а у нас есть деньги?
   Наверно, впервые она поняла, что такое деньги.
  
   Дочка очень любит брюки. С самого ее рождения я пыталась "лепить" из нее "принцессу" и все ночные рубашки, платьица и трусики обязательно были с кружевами. Банты покупались всевозможных цветов и оттенков. Под каждое платьице подбирались туфельки, носочки и бантики. Но как только она сама смогла сказать, что наденет, она стала носить только брюки. Понимаю, что это гораздо удобнее. Но ведь она девочка. А иметь дочку было моей мечтой, наверно, когда я еще сама играла в куклы. Хотя кукол люблю и сейчас не меньше. Кукол с красивыми детскими личиками. И, конечно, немецких, резиновых кукол. Заставлять Карину, надевать из-под палки платья я не хочу. Если ей не нравится, она будет чувствовать себя скованно, у нее не будет настроения. Поэтому ограничиваюсь уговорами, которые редко помогают. Хотя все равно покупаю красивые китайские платьица, какие только могу "достать". Если мне приносят на выбор два-три платья разных фасонов или расцветок, я покупаю их все. Но однажды Карина приходит от учительницы по музыке и говорит:
   - Мама, знаешь, что спросила Ольга Ильинична?
   - Нет. И что она спросила?
   - Она спросила: "Мама устроила тебя в музыкальную школу. Купила пианино. Значит деньги у вас, хоть может и немного, но все-таки есть. Почему, она не купит тебе хотя бы одно платье? Ты постоянно ходишь в одних и тех же брюках".
   - Вот видишь, Карина, как ты меня подвела? - ласково упрекаю я дочку. - Что обо мне подумает Ольга Ильинична? А ведь у тебя этих платьев штук двадцать, а то и больше. Теперь на музыку будешь ходить только в платьях. Договорились?
   - Да, - соглашается она.
   Музыка три раза в неделю и каждый раз Карина надевает новое платье. Через месяц она сообщает:
   - Мама, знаешь, что сказала Ольга Ильинична?
   - Что на этот раз?
   - Твоя мама, наверно, ограбила магазин, - смеется она.
   - А, что ответила ты?
   - Что эти платья у меня давно. А она сказала "Посмотри, какая ты красивая девочка в платье. Почему ты не носила их раньше?".
   - Я тебе твердила это постоянно, - говорю я.
   Ты занимаешься с Кариной по музыке. Все мои познания ограничиваются названиями нот и их расположением на нотной бумаге. Хотя музыку очень люблю. Она так часто "вытаскивает" меня из плохого настроения. Находит отклик в моем сердце. Иногда мне хочется петь под нее, иногда плакать.
   Какая то строчка "застревает" в голове и дает толчок новым размышлениям. Не могу даже представить жизни без музыки. Она сопровождает меня всю жизнь. У меня постоянно включен радиоприемник и дома и на работе. Ты - другое дело. Более тридцати лет непосредственно был тесно связан с Музыкой. Сначала в московском интернате, затем в военно-духовом оркестре в Ашхабаде. Работал главным музыкальным редактором на телевидении в Махачкале. Вел передачи с самыми выдающимися музыкантами и артистами, приезжавшими на гастроли в республику. Много рассказываешь о гениальном Рихтере, Лили Ивановой, Радмиле Караклаич, Алле Йошпе и Стахане Рахимове, и, конечно, о моем любимом певце Рашиде Бейбутове.
   - Встречаться с такими людьми, - восторженно произношу я, - это же так здорово. А почему они приезжали к вам на гастроли? Ведь Дагестан - такая маленькая республика, и, наверно, не каждый зарубежный артист знал о ее существовании?
   - У нас были очень хорошие отношения с работниками Гостелерадио Союза, и они очень помогали нам в этом вопросе. А потом, надо же было показать гостям, а особенно гостьям, настоящих мужчин. А где еще можно было найти их, как не на Северном Кавказе, - уже смеешься Ты. - Но у нас в Махачкале были и свои известные актеры. Например, Смоктуновский. Правда, он был, до того, как я начал работать на телевидение.
   - Смоктуновский? - не верю я. - Он работал у вас в махачкалинском театре? Не может быть.
   - Да работал в русском драматическом театре, откуда был уволен за профессиональную непригодность.
   - Правда? - еще больше удивляюсь я. - А, ты еще говоришь, что у вас в Дагестане разбираются в искусстве. Такого актера уволить за профнепригодность.
   - Наоборот, - улыбаясь, говоришь Ты, довольный моим изумлением - у нас очень высокая планка для творческих людей. И если даже Смоктуновский, позже получивший мировую известность, был не самым лучшим в нашем театре, то представь какие у нас в театрах актеры.
   - Да, ...- только и могу произнести я в ответ.
  
   Какое-то время Ты работал ударником в симфоническом оркестре Дагестанского радио под управлением Мурада Кажлаева. В основном, как Ты уточняешь, играл на маракасах. В июле 2006 года по российскому каналу телевидения "Культура" повторяли в записи юбилейный концерт Кажлаева. У тебя на глазах были слезы. Чтобы как-то "развеселить" Тебя я спросила:
   - А сейчас в его оркестре хороший ударник?
   - Да, - задумчиво, не вникая в суть, ответил Ты. - А что? - поинтересовался, а потом "понял" мой вопрос и рассмеялся.
   - Подумала, что, наверно, он долго искал тебе достойную замену?
   - Это точно, - ответил Ты, копируя голос известного артиста шестидесятых годов Бориса Андреева.
  
   Ты объясняешь Карине нотную грамоту и следишь за правильностью исполнения произведений. Для меня, это, безусловно "китайская грамота". И только вы вдвоем понимаете, о чем идет речь. Надо сыграть какой-то сложный для нее отрывок. У Карины он долго не получается. Терпеливо объясняешь ей несколько раз, но она торопится и не выдерживает счет. Я на кухне занимаюсь приготовлением обеда. Вдруг раздается страшный рев. Я подбегаю:
   - Карина, в чем дело?
   - Дядя Ибрагим щелкнул меня по лбу, - всхлипывая, говорит она.
   - Сильно щелкнул? Тебе больно? - удивляюсь я.
   - Нет не сильно и совсем не больно, - уже спокойно с достоинством отвечает она, - но я же девочка. Меня нельзя обижать.
   В начала этой сцены Ты сидишь какой-то "огорошенный", совершенно не понимая, в чем дело. Что могло вызвать такой рев? Но, услышав ее ответ, пытаясь скрыть улыбку, серьезным тоном говоришь:
   - Карина, до этого отрывка, ты очень хорошо играла, как настоящий пианист, поэтому я даже забыл, что ты всего лишь маленькая девочка.
   - Я, правда, хорошо играла? - с удовольствием переспрашивает она.
   - Зачем мне тебя обманывать? - подтверждаешь Ты.
   - А теперь ты обиделся, что я на тебя нажаловалась? - сокрушенно произносит Карина.
   - А ты на меня обиделась, что я тебя щелкнул? - уже улыбаясь, спрашиваешь Ты.
   - Я нет. Ты же просто хотел, чтобы я лучше играла?
   - Конечно. Больше щелкать не буду. Мир?
   Ты протягиваешь руку. Она, из всех сил, хлопает по ней своей ладошкой.
   - Щелкай, - дает разрешение Твоя ученица, - я больше жаловаться не буду, я же не ябеда.
   - Ну, хорошо, что разобрались, - говорю я, молча, наблюдая сцену примирения, - а то напугали меня. Я уж подумала, что-то серьезное.
   - Нет. У нас все в порядке, - одновременно отвечаете вы.
  
   Перед выпускными экзаменами Ольга Ильинична заболела и Карина сдавала экзамены без преподавателя. Сдала на "отлично" за первый класс. По результатам экзамена ее перевели во второй класс. Но когда в начале сентября мы встретились с учительницей, и у нас произошел такой разговор:
   - Я знаю, что Карина сдала на отлично экзамены и переведена во второй класс, - сказала она. - Но я считаю, что ее знаний еще недостаточно. Если Вы хотите, чтобы она училась во втором классе, поговорите с директором школы, ее прикрепят к другому преподавателю.
   - Нет, что Вы, - отвечаю я, - Я была не в курсе, что она сдавала за первый класс. Просто очень приятно, что она получила хорошие знания. Нам некуда торопиться. Я буду очень рада, если она продолжит заниматься у Вас в первом классе.
  
   Сергея я, устраиваю на работу в нашу организацию, в информационно-вычислительный центр. У него нет среднего образования, и он продолжает учебу в вечерней школе. Но в то время для всех организаций существовала "разнарядка" по командированию сотрудников на сбор хлопка, строительные работы, покос травы и прочее. И чтобы не отправлять "ценных" работников, специально принимали на работу для таких целей, несколько молодых ребят, на должности лаборантов. Когда я попросила руководство, учитывая мое материальное положение, взять Сергея на работу, директор задал мне всего один вопрос:
   - Он будет ездить на сбор хлопка?
   - Конечно, - обещаю я. - На любые сельскохозяйственные и строительные работы.
   - Хорошо. Пусть пишет заявление, - соглашается директор.
  

1991 год

  
   14 января я просыпаюсь и никак не могу собрать воедино обрывки странного сна. Но эти обрывки так ярки, что, кажется, все происходило на самом деле. Я лежу еще несколько минут, и мне удается составить из них какое-то связное подобие рассказа. Мы с Тобой идем в какое-то огражденное пространство. Почему-то я уверена, что оно намного меньше того, где мы находились до этого. В углу находится крытая площадка, напоминающая эстраду в парках культуры и отдыха советских времен. Не темно, но яркости и веселья тоже нет. Люди одеты в серые одежды. Проходим рядом с этой "площадкой", где толпится много народа, занятых своими делами, и не обращающими на нас никакого внимания. Люди что-то говорят, горячо обсуждают. Но как в немом кино слов не слышно, есть только мимика и жесты. Мы садимся за маленький столик. На столе тоже нет разнообразия: только чай, разломанные кусочки лепешки и горстка карамели. Сколько времени мы сидим за этим столиком неизвестно. Оно как будто остановилось, как в телевизоре, когда пропадает сигнал и актеры "замирают" в какой-то позе на середине недосказанной фразы. Неожиданно я оказываюсь за этим столиком совершенно одна. Я в растерянности, и не знаю, что мне делать, ведь вокруг абсолютно чужие, посторонние мне люди. Но ко мне подходит маленький мальчик лет четырех-пяти, берет меня за руку и почему-то Твоим ласково-призывным голосом зовет за собой. Ничего, не осознавая, я медленно поднимаюсь и следую за ним. Мальчик идет впереди, не выпуская моей руки, лишь иногда с улыбкой оборачивается ко мне, как бы уговаривая идти смелее и не бояться. Так мы подходим к глиняному забору, похожему на старый дувал, где оказывается маленький проем. Перешагиваем через куски глины и самодельного кирпича, от этого разрушенного проема. Но сразу же перед нами оказывается другой забор, уже из металлической ограды. Я удивляюсь тому, что между заборами практически нет пространства. Их разделяет только расстояние в один - два шага. Зачем ставить два забора так близко друг от друга? - думаю я. Но и в этом заборе есть щель, в которую мы с этим мальчиком еле протискиваемся. Он все также уверенно шагает впереди и можно сказать, тащит меня за собой. Оказавшись по ту сторону второго забора, я ошеломлена и ослеплена красотой, открывшейся мне панорамы. Если существует рай, - думаю я, - то он может быть только таким. Потрясающая изумрудная зелень, простор и невероятно голубое небо с необыкновенно красивыми облаками. Справа, вдали виднеется не дом, а я бы сказала, усадьба. Но слов, описать эту красоту трудно, просто невозможно подобрать в человеческом языке. Даже во сне я понимаю, что это другой мир и спокойно спрашиваю мальчика:
   - Я умерла?
   - Нет, - отвечает он также Твоим голосом, что почему-то меня совсем не удивляет. - Это роман. Ты же любишь романы?! - то ли вопросительно, то ли утвердительно отвечает он, и тянет за руку на тропинку влево.
   Я так отчетливо видела этот сон, что и сейчас ясно помню эти великолепные краски. Но до сих пор полностью, не могу объяснить того, что мне тогда было предсказано этим явно "пророческим" сном.
  
   С января у нас на работе опять проходит реорганизация и соответственно следующее сокращение штатов. Феру переводят в другой отдел, и она потихоньку отдаляется от меня.
   Не совсем понимаю, в чем причина? Но у нее новые подруги, ее ровесницы, и я думаю, что ей должно быть интереснее с ними. Делюсь с Тобой своими размышлениями о том, что Фера очень изменилась. И Ты объясняешь мне, возможную, причину этого.
   - Пойми, Фере уже двадцать девять лет и она не замужем. Пока ее перевели в отдел, но без высшего образования она, в лучшем случае, так и будет работать лаборанткой. То есть ее положение, во всех смыслах, очень неустойчивое. Еще нет семьи, нет опоры. А у тебя, все-таки есть хоть какая-то стабильность. Есть работа, дети и человек, который тебя любит, - улыбаясь, произносишь Ты последние четыре слова.
   - Но мне все это далось не просто так, - говорю я. - Да и возраст у меня уже, слава Богу. Сорок лет. Страшная цифра. Я даже в мыслях, не могу принять такую огромную цифру.
   - А насколько ты себя чувствуешь? Какая цифра тебя бы устроила? - смеешься Ты.
   - Тридцать пять, - подумав несколько мгновений, произношу я. - Это куда ни шло. Хотя в душе я чувствую себя еще моложе.
   - А ты не спрашиваешь себя, почему моложе?
   - Не знаю. Мне хорошо и все.
   - Потому, что как бы тебе не было тяжело, ты уверенно стоишь на ногах. А Фера еще нет.
   - Но, неужели, она неосознанно "завидует" мне? Этого просто не может быть. Она всегда выручала меня, относилась как к старшей сестре. Я не верю и не могу поверить в это.
   Но постепенно, проанализировав, понимаю, наверно, Ты прав.
   Для Феры наступает совсем черная полоса. Погибает брат. Сердце бабушки не выдерживает, и она уходит вслед за внуком. Через некоторое время от цирроза печени умирает отец. Дедушку дети увозят в Крым, на родину. Но такой солидный возраст не для дальних переездов и очень скоро он тоже покидает этот суетный мир. В течение года она теряет почти всех самых близких людей. Да будет мир над их могилами. Практически, Фера остается одна. Есть еще сестра, но она живет с семьей в другом городе. Есть братья, но у них тоже свои семьи. Она привыкла, что в доме все есть. Не надо думать о быте, еде, каких-то платежах и так далее. В таком возрасте начинать учиться жить самостоятельно очень трудно. Кто-то из родственников знакомит ее с вдовцом, на двадцать лет старше, с двумя детьми - подростками. Узнав об этом, я спросила ее напрямик:
   - Фера, ты его, действительно, любишь? Ведь у него еще и двое детей, причем подростки. А я по своему опыту знаю, какой это невыносимый возраст. Тебе будет очень тяжело. Может не стоит торопиться?
   Ее ответ для меня был "шоком":
   - Он хороший врач, и у него всегда полный холодильник.
   Фера берет очередной трудовой отпуск и не появляется на работе. Только через две-три недели она заходит ко мне в кабинет и с ней начинается истерика.
   - Фера, что случилось? - спрашиваю я. - Успокойся. Расскажи мне.
   - Я не могу так больше. Он обращается со мной как с рабыней. Я не могу выйти из дома даже за хлебом. Все продукты он приносит сам. А я убираю квартиру, стираю и готовлю еду. Приходит мать его первой жены, и дает мне указания, как и что я должна делать. Даже сейчас смогла придти, потому, что надо написать заявление об увольнении. Он не разрешает мне работать. На обед приезжает домой, чтобы проверить, чем я занималась это время. Не представляешь, как обидно, что мне не доверяют. Однажды, на очередной упрек в чем-то, я возразила, что до него была девушкой. А он ответил, что как врач, прекрасно знает - какая это "несложная" операция. И если я не училась в институте, то чем же занималась двенадцать лет после окончания школы. Я просто не знаю, что мне делать.
   - Фера, успокойся, - повторяю я. - У тебя есть работа, отец оставил тебе квартиру. Если трудно одной, поживи у меня. Ничего страшного не случилось. Оставайся, вечером поедем ко мне.
   - Я не могу, - возражает она.
   - Почему?
   - Я уже не девушка.
   - Фера, о чем ты говоришь? Ты соображаешь? Тебе не пятнадцать лет.
   - Я уже успокоилась, - тихо произносит она. - Все хорошо. Я пойду. Муж стоит в коридоре, ждет меня. Пока.
   Фера родила еще двух мальчиков, но ее муж официально так и не оформил брак. Ее квартира была продана, а деньги отправлены его теще в Крым, которая, уехала на родину, чтобы построить там дом. Фера осталась ни с чем, но при "муже". Больше я никогда не слышала от нее сетований на жизнь. Наоборот, она при каждой нашей встрече, что случается крайне редко, всегда уверяет меня, что ей очень повезло. Муж ее очень любит и заботится. Мне, действительно, от души хочется в это верить. Ведь для меня она так и осталась то ли младшей сестренкой, то взрослой дочерью.
   Я позвонила ей в день рождения, чтобы поздравить:
   - Фера, привет, - начала я. - С днем рождения....
   - Спасибо. Это, ты....
   В трубке я услышала недовольный мужской голос:
   - Могу я позавтракать или нет? Хватит болтать по телефону. Я сейчас ухожу....
   Кладу трубку. Не звоню шесть лет. Не хочу портить ее отношения с мужем.
  
   На мой день рождения Ты приносишь мне домой большой ковер и палас, желто-коричневого цвета. Сочетание, которое мне очень нравится.
   - Это подарок? - спрашиваю я.
   - Конечно. Тем более что я тоже буду постоянно видеть их.
   Об этом ковре я всегда говорю "мой ковер". Ты не устаешь спокойно поправлять меня:
   - Это все наше.
   - Согласна, - отвечаю я. - Все наше, но этот ковер мой.
   Лишь недавно заметила, что на этом ковре закругленными линиями в центре как будто нарисовано сердце. Что-то подсказало Тебе купить именно этот ковер. Хотя Ты этих "сердечек" не замечал, иначе обратил бы на них мое внимание.
  
   В прошлом году у меня два раза было подозрение на беременность. Я ходила в женскую консультацию, и врач подтверждала это. Ты сдавал кровь (чтобы получить направление на аборт, в то время, нужно было сдать донорскую кровь). Но через три-четыре дня выяснялось, что это была всего лишь "ложная тревога". Уверения, что Тебе сдавать кровь полезно, и донорство понижает давление, меня не убеждают. Я решаю, что это возрастные изменения и успокаиваюсь.
   Неожиданно, одна сотрудница, внимательно окинув меня изучающим, как рентген, взглядом, спрашивает:
   - Наташа, ты беременна?
   - Нет. Откуда Вы взяли? - отрицаю я.
   Но когда остаюсь одна, меня словно поражает молния. Я, действительно, немного поправилась. Просто дело в том, что я очень хорошо переношу беременность. У меня никогда не бывает токсикоза. Может, показаться странным, но беременность идет мне на пользу, и девять месяцев, я просто летаю.
   При просмотре художественных фильмов, меня всегда удивляет, "обязательное" наличие у беременных токсикоза. Снова иду в женскую консультацию. Слова врача звучат для меня, как гром среди ясного неба:
   - Срок три месяца.
   - А что можно сделать?- спрашиваю я.
   - Аборт делать поздно, - констатирует врач. - А искусственные роды разрешены только при наличии троих детей после сорока пяти лет, или по медицинским показаниям.
   - Трое детей у меня есть, но мне только сорок.
   Врач меня хорошо знает, так как наблюдала меня двадцать лет и поэтому советует:
   - Если ты, действительно, не хочешь рожать, возьми справку в районной поликлинике, что у тебя есть противопоказания для родов.
   - У меня, вообще-то есть некоторые проблемы с сердцем, - бормочу я.
   - Принеси любую справку, - подсказывает мне врач, - без нее я не имею права выписать тебе направление.
   Я в растерянности. Если у меня в поликлинике нет даже анкеты, то кто мне даст "липовую" справку? Да еще о противопоказаниях. Родить в сорок лет? Не очень ко времени. Старшему сыну уже больше восемнадцати. Но решение должна принять я и как можно скорее. На раздумья у меня нет много времени. И я решаю... родить. Сыновья уже почти взрослые, а двое детей я подниму. Почему в такой момент я не думаю о Тебе? Потому, что во всех самых трудных ситуациях я привыкла рассчитывать только на себя. Жизнь такая непредсказуемая, тем более, сейчас. Женщина дает жизнь, значит, и думать должна она. Может, я слишком категорична, но мое главное жизненное правило: "Мне никто ничего не должен". Я приняла решение и как, это ни странно звучит, немного успокоилась. Хотя настроение уже далеко не безоблачное.
   Изменение моего настроения Ты замечаешь стразу, как только видишь меня.
   - Что-то случилось? - обеспокоенно спрашиваешь Ты.
   - Нет, ничего особенного, - твердым голосом отвечаю я.
   - Я же вижу, - настаиваешь Ты на ответе.
   - Это мои проблемы и не хочу об этом говорить, - уклончиво произношу я.
   - Не хочешь или не можешь? - с тревогой произносишь Ты.
   - Хорошо скажу, если ты настаиваешь. Я беременна. Уже три месяца, - выпаливаю я эти слова.
   - И что ты решила?
   - Буду рожать. Так, что ты свободен, - быстро выдыхаю я и эти несколько слов.
   - Странный и даже я бы сказал несколько оригинальный вывод? - с примесью некоторой раздражительности, замечаешь Ты. - Почему это я вдруг стал свободен? Ты соображаешь, что говоришь?
   - Потому, что я никогда не привязываю мужчину ребенком, - сердито говорю я, еле сдерживая подступившие к глазам слезы.
   - Опять твои "дурацкие" принципы? - Ты начинаешь сердиться уже по-настоящему. - Ну, почему ты расписала всю свою жизнь, по этим раз и навсегда установленным законам? Это же не устав в армии. Вечный и неизменный. Жизнь все время меняется. Я понимаю, что ты привыкла рассчитывать только на себя и не ждать ничьей помощи. Изо всех сил пытаешься казаться сильной и независимой. Но, кого ты хочешь этим обмануть? Себя? Ведь посторонним абсолютно безразлично, тяжело тебе или нет. Ты всегда делишь людей на хороших и плохих. Почему у тебя в палитре только две краски - черная и белая и никаких полутонов? Так легче жить?
   - А разве нет? - обороняюсь я. - Разве я не права? Ты тоже не можешь перевести близких тебе людей в другую категорию. Ты постоянно ищешь им оправдания, только бы не разочароваться.
   - Об этом я и твержу тебе. Люди не могут быть только белыми. Они, к сожалению, не ангелы. Да, это твой характер. Хотя в основном, ты приобрела его, постоянно находясь в противостоянии с жизнью. В тебе одновременно странным образом уживается реалист и романтик. В тебе так много поэзии, ты все еще очень любишь сказки и свято веришь в чудеса.
   - Где-то ты прав, - грустно соглашаюсь я. - Хотя это все и звучит романтично, но на жизнь я смотрю трезво. И твердо знаю, что я смогу, а что нет.
   - Просто, когда тебе особенно тяжело, ты превращаешься в ежа, и сразу выставляешь колючки, чтобы никто не попытался тебя погладить.
   - Наверно, я разучилась доверять? Сначала хотят погладить, а когда расслабишься, тут-то тебя и, накрывает предательство. Пусть лучше бьют по колючкам.
   - Значит, ты не доверяешь даже мне? - с обидой в голосе произносишь Ты. - Неужели, ты до сих пор не чувствуешь, что я очень люблю тебя? И больше всего на свете хотел бы, чтобы именно ты была матерью моих детей. Но мне уже шестьдесят лет.
   - Ну и что? - отчаянно говорю я.
   - Во-первых, подумай, каким может родиться ребенок. Прими во внимание, мой возраст, гипертонию. Ты думаешь, это не отразится на его здоровье? Ты уверена, что ребенок родится абсолютно здоровым? Сама постоянно твердишь, что самое страшное горе в жизни - это неполноценный, больной ребенок. Во-вторых, я просто не успею вырастить его. В-третьих, сейчас трудное время, и несколько лет будет еще хуже и тяжелее. Продолжать дальше?
   - Не надо, - проглатывая комок слез, отвечаю я. - Я сильная и справлюсь.
   - Понимаю, что тебе сейчас очень тяжело, но за что ты так больно ранишь меня своим недоверием? Чем я заслужил такое отношение? Ты очень сильная, и за это я тебя уважаю, но упрямое геройство здесь лишнее. Ты не можешь себе даже представить, как мне приятно, как льстит моему мужскому самолюбию, что ты хочешь оставить моего ребенка. Но надо смотреть на вещи и на жизнь реально, а не через розовые очки. Скажи, я что-то могу сделать, хоть чем-то помочь?
   - Достать справку из любой поликлиники, - немного сняв напряжение и, наконец, расплакавшись, отвечаю я.
   - Хорошо, я достану.
  
   Покупаешь необходимую справку и приносишь мне. Регистрирую ее в городском отделе здравоохранения и отношу в женскую консультацию своему врачу. Мне выписывают направление в родильный дом. Дома говорю: "...ложусь в больницу, чтобы подлечить сердце. Приходить ко мне не нужно. Навещать и носить передачи будет Ибрагим".
   И только Тебе одному я сообщаю правду:
   - Направление я получила. Завтра иду в родильный дом номер девять. Это просто для сведения. Приносить мне ничего не нужно, все необходимое возьму с собой. Если все будет нормально, выйду через три-четыре дня.
   - Тебя завтра проводить? - неуверенно спрашиваешь Ты.
   - Нет. На такое не провожают, - категорически возражаю я. - Я пойду одна.
   В больнице у меня забирают направление и начинают проводить стимуляцию родовой деятельности. Через двенадцать часов резко подскакивает температура до сорока градусов. Ставят капельницу. Температура падает до тридцати пяти. Пульс то еле прощупывается, то почти исчезает совсем. Так проходит трое суток. Лежу в какой-то маленькой комнатке, отдельно от других пациентов, уже под двумя капельницами. Не верится, что это я, которая падает в обморок даже при виде шприца или, ощущая слабый запах лекарств. Уколы делают через каждые двадцать-тридцать минут. Температура скачет от тридцати пяти до сорока одного, ни разу не останавливаясь на середине шкалы. Вызывают известного специалиста из Института акушерства и гинекологии. Врач приезжает с группой студентов. Меня окружают пятнадцать - двадцать человек студентов, которые внимательно слушают профессора, объясняющего на "исследуемом материале" действие препаратов, новейшие методы лечения и так далее и тому подобное. Меня это уже не касается. Разговор идет не обо мне, я просто полуживая "иллюстрация" к учебнику по гинекологии. В голове только одна мысль, если начали, надо продолжать, останавливаться уже поздно. Родив троих детей, я знаю, что обычно женщины даже в более легких ситуациях начинают проклинать мужчину или ругать себя. У меня не возникло даже тени таких мыслей. Может, уже не было сил. Но, я понимаю, что это просто "так случилось" и никто не виноват. Следующие сутки применяют какие-то новые методы, как я понимаю, по указанию профессора. Ситуация остается прежней. Температура вверх - температура вниз. Пульс есть - пульс прерывающийся, нитевидный. День - ночь. Жуткие качели жизни. Наступает время обеденного перерыва. Два врача, после очередного осмотра, медленно выходят из моей "кельи". По дороге они горячо обсуждают, что же делать дальше:
   - После обеда надо резать,...- говорит один.
   - Ты думаешь, она выдержит? - неуверенно произносит другой.
   - Не знаю, - медленно, наверно, в раздумье отвечает первый. - Но в таком состоянии оставлять уже нельзя. Может начаться,... - они произносят по латыни какую-то длинную и непонятную мне фразу.
   - Да, разные препараты...
   Врачи удаляются по коридору. Их шаги и голоса стихают. Но, и того, что я услышала достаточно. Это может быть конец. Но если у меня есть хоть немного времени я должна подготовиться. Но как?
   Я начинаю молиться. Нет, я не боюсь смерти. Много раз я была за чертой. Там совсем не страшно, там очень хорошо. Удивительное спокойствие и умиротворенность. Иногда, даже не хотелось возвращаться... Нет, я не читаю молитвы. Я не подбираю слова. Слова "моих молитв" летят в небеса прямо из души. Благодарю Бога, за то, что ОН послал мне хороших, здоровых детей. Прошу прощения за этот, совершаемый мной, грех. Никто не принуждал меня к этому. Это только Мой грех. Побоялась, что ребенок будет больным, будет страдать. Молю только об одном, чтобы ОН позаботился о моих детях. Ведь дочка еще совсем маленькая. Я говорю долго, слова наплывают друг на друга.... Я совершенно не помню слова моих "молитв". Помню, что в основном, это были слова благодарности. За посланных мне детей, за здоровье, за большую и красивую любовь, которую мне довелось испытать. Лишь изредка мелькают просьбы, не оставлять моих детей, помочь им в этой жизни.
   Говорю, не останавливаясь. Комната растворяется.... Нет потолка, нет стен. Ничего нет. Мы одни... Та, которая говорит, и ТОТ, КТО слушает.
   ... Ребенок выходит сам, тихо, без усилий и боли.... Через несколько минут входят врачи. Они измеряют температуру - тридцать шесть и шесть. Пульс в норме. На их лицах недоумение и крайняя растерянность. Они помогают мне потихоньку спуститься с высокой кровати, на которой я лежу и перейти на каталку, чтобы увезти меня в обычную палату... О, Боже! Наказание тут же настигает меня... Мой взгляд, падает на Твою уменьшенную копию.... Нет, мне никогда не снилось это по ночам. Может ТАМ, посчитали, что наказание было достаточным? Ответа я не знаю до сих пор.
  
   Еще два дня я нахожусь под наблюдением врачей, на третий день меня обещают выписать. Хотя я пришла в больницу в конце февраля, но на улице было по-весеннему тепло. Сейчас наступило резкое похолодание. Накрапывает мелкий дождик со снегом. Дует резкий пронизывающий ветер. Чтобы не простудиться, что в моем положении, чревато осложнениями, мне необходимы более теплые вещи, чем те, в которых я пришла в больницу. Я решаю позвонить, чтобы Ты утром принес их к моей выписке. Прохожу по больничному коридору, машинально смотрю, на вывешенные у входной двери списки больных, с информацией о температуре и общем состоянии здоровья. Списки прикреплены на внешней стороне входной двери и предназначены для посетителей. Моей фамилии... там нет. Ищу телефон. Выхожу из здания гинекологического отделения и захожу в приемный покой. Дежурному врачу кратко объясняю возникшую ситуацию и прошу разрешения позвонить домой. Врач спрашивает фамилию, смотрит в журнал регистрации больных. Моей фамилии он... не находит. Но любезно предоставляет мне возможность позвонить. Звоню несколько раз, никто не отвечает. Я не могу налегке долго задерживаться в приемном покое и возвращаюсь в палату. На следующее утро после выписки, беру такси и еду домой. Все хорошо, только ребята немного обижены, что я не сказала им, в какой больнице находилась так долго.
  
   На следующий день выхожу на работу. Без десяти девять раздается телефонный звонок:
   - Ты здесь? Все хорошо? Как здоровье? - голос, встревоженный, и в то же время чувствуется, что, услышав мой ответ "Отдел кадров" Ты вздыхаешь с облегчением.
   - К сожалению, здоровье у меня слишком хорошее, поэтому все нормально, - отвечаю я голосом робота.
   - Я сейчас подойду.
   - Зачем?
   - Не говори глупости...
   Когда Ты заходишь, делаю вид, что очень занята. Это скорее не обида, а женское желание, прижаться к сильному плечу, чтобы утешили, приласкали, пожалели. И делая вид, что мне некогда, я еле-еле сдерживаю слезы, чтобы не разрыдаться от всего пережитого. Я могу держаться перед посторонними, но рядом с Тобой, это просто невозможно.
   - Ты сказала, что тебя выпишут через три-четыре дня, - как бы оправдываясь, говоришь Ты. - Но, когда они прошли, я начал сильно волноваться. И три дня ездил в эту больницу, которую ты назвала. Перерыли журналы во всех отделениях, потому что я не мог назвать в каком именно ты можешь быть, но твоей фамилии нигде не было.
   - Это гинекология, - тоном автоответчика сообщаю, уже не нужные для Тебя сведения.
   - Это была безысходность, - взволнованным голосом продолжаешь Ты. - Я что-то должен был сделать, но ничего не приходило на ум. Пойми, я не оправдываюсь, но подумал, что в последний момент тебя могли направить в другую больницу. Даже начал обзванивать некоторые родильные дома. Потом в голову пришло, что у тебя же были с собой документы, значит, если не дай аллах, что-нибудь случилось, то сообщили бы родным. Ты сказала, чтобы никто не знал об этом, и поэтому я молчал. Но ты как будто испарилась.
   - Я знаю, - отчеканиваю я.
   - Что ты знаешь? - удивленно переспрашиваешь Ты.
   - Что меня не было в списках, - уточняю я. - Иначе я бы тебя не простила.
   Рассказываю, как узнала, что моей фамилии нет ни в списках, ни в журнале регистрации.
   - Но я все равно обиделась, - заключаю я.
   - И правильно сделала, - облегченно вздыхаешь Ты.
   Вечером звонок в дверь. Открываю, на пороге стоишь Ты и держишь шкуру белого медведя.
   - Подумал, что если ты меня не пустишь, то хоть шкуру возьмешь.
   - Почему ты думал, что я возьму шкуру, если я на тебя обиделась? Ты же знаешь, что меня нельзя купить?
   - Потому, что это не просто шкура, а шкура Белого медведя!
   - Пока я была в больнице, ты ездил на Северный полюс? - уже шучу я. - Видно, что зря времени не терял?
   - Да, ведь тебя я не нашел, поэтому и поехал куда подальше, - так же шутливо отвечаешь Ты. - Так, я могу войти?
   - Конечно, с такой шкурой тебе откроет дверь любая женщина. А я всю жизнь буду кусать локти, что упустила шкуру настоящего Белого медведя. Насколько, я помню, шкура белого медведя украшала римский дворец самой маркизы, Луизы Казати.
   - Вообще-то там была, по-моему, не одна шкура. Но это не важно. Если ты уж вспомнила о ней, то, наверно, помнишь, что она была самой богатой женщиной начала века и ее даже называли "золотой" маркизой. Я когда-то в Москве смотрел о ней фильм с Элизабет Тэйлор в главной роли.
   - А я читала об этом в книге Тенесси Уильямса. Была просто поражена, описанной там роскошью. А в фильме, это, наверно, вообще выглядит потрясающе? Но теперь я уже могу сравнить себя с этой маркизой? - смеясь, спрашиваю я.
   - На что я и намекаю.
   - И еще я помню, что очень любила черно-белые цвета.
   - Теперь придется подарить тебе еще и ожерелье из жемчуга - заключаешь Ты, уже со смехом.
   - Почему? - спрашиваю я. - Еще в чем-то провинился? О чем я не знаю. Признавайся, сразу. А то и шкура не поможет!
   - Потому, что основная деталь туалета, этой маркизы, если мне, конечно, не изменяет память - длинная нитка жемчуга, в несколько слоев, обвивавшая шею.
   - А что мне нужно сделать для того, чтобы получить ее? - тоже шутя, спрашиваю я.
   - Всего лишь пропустить меня из коридора в комнату, - отвечаешь Ты.
   - А ожерелье будет из натурального жемчуга? - допытываюсь я.
   - У тебя же богатое воображение и ты сможешь представить, что это самые дорогие жемчужины на свете.
   - Да, я смогу, - соглашаюсь я. - Наверно, у той маркизы не было так хорошо развито воображение, как у меня, и поэтому она просто вынуждена была покупать настоящий дорогой жемчуг.
   - Хорошо иметь дело с умной женщиной, - смеешься Ты и заключаешь меня в объятия.
  
   На работе прошу оформить мне отпуск без содержания на десять дней, по семейным обстоятельствам, так как не хочу предъявлять больничный лист. Во-первых, это будет темой обсуждения всего коллектива. Но, главное, об этом станет известно моему сыну. С января у меня новый начальник, смещенный с высокого поста министра, который он занимал до этого. Предвкушая, как я, подробно рассказав о неизвестной для него причине моего отсутствия, буду униженно просить подписать заявление об отпуске, он с огромным удовольствием, явно читающимся в его взгляде, решительно отказывает мне. Я не доверяю этому человеку, и, знаю, наверняка, что через два-три часа об этом будут судачить, все кому не лень.
   - Я не буду подписывать это заявление, пока вы не расскажете обо всем подробно, - категорически отказывает он мне.
   - Поймите. Я была в больнице. У меня есть больничный лист, но я не хочу предъявлять его. На это есть веская причина. Поэтому прошу отпуск без содержания.
   - Я поставлю в известность директора о вашем прогуле, - предупреждает он.
   - Хорошо, я сама пойду к директору, надеюсь, он мужчина, и сумеет понять меня.
   - По-вашему, я не мужчина? - с досадой спрашивает он.
   - Ваше поведение, это не подтверждает, - выговариваю я, и демонстративно выхожу из кабинета.
   Иду к директору. После того, что я пережила, мне уже ничего не страшно.
   - Здравствуйте. Разрешите войти?
   - Здравствуйте. Входите. Присаживайтесь. Ваш начальник говорит, что вы без причины почти две недели не были на работе.
   - Да. Я была в больнице, у меня есть больничный лист, который я не хочу предъявлять. Поэтому прошу предоставить мне отпуск без содержания.
   - Можно узнать причину? Обещаю Вам, это останется между нами.
   - Ничего особенного. Я делала аборт, к сожалению неудачный и поэтому была в больнице больше недели. Но здесь работает мой сын, и я не хочу это афишировать.
   - Хорошо. Я понял Вас. Давайте Ваше заявление, я подпишу.
  

1992 год

  
   Наконец сдают новый дом, и начинается долгожданное распределение квартир. Ты пытаешься получить вместе с матерью двухкомнатную квартиру. Но двухкомнатные квартиры уже распределены, и Тебе могут предложить только однокомнатную. Советского Союза тоже больше нет, и бесплатных квартир, предоставляемых в порядке очередности, уже не будет. Ты прекрасно понимаешь и это, и то, что Тебе уже шестьдесят. Странное совпадение, что ордер на получение квартиры выписан 26 марта.
   В стране стремительно меняется все. Да и страна уже другая. И теперь непонятно, то ли Россия является для нас заграницей, то ли мы живем за границей. Хотя по-прежнему, то, что происходит в России, говорим "у нас". Если во времена Советского Союза трудно было "достать" только хорошие импортные вещи или дефицитные продукты питания, то сейчас почти все дают по талонам, по месту жительства или распределяют по организациям. Самые необходимые продукты питания по фиксированным ценам выдают по талонам, а сверх положенной нормы можно купить только "на руках" в два-три раза дороже. По талонам также дают хлопчатобумажную ткань: ситец, сатин или бязь.
   Теперь, наравне с деньгами, нужны еще талоны, купоны или индивидуальные книжки для получения продуктов. Вместе с заработной платой на эту же сумму выдают купоны. В магазинах, оплату за товар принимают только при наличии этих купонов. Жизнь действительно резко меняется на сто восемьдесят градусов. Каждый день появляются новые правила, новые законы. Это конечно не "шоковая" терапия, которую применили почти все страны социалистического лагеря. У нас действует, так называемая, "мягкая" переходная экономика. Не знаю, да и не мне судить, что легче: одним ударом отрубить у кошки хвост, или каждый день по частям.
   Правы были древние китайцы, которые говорили: "Не доведи Господи, нам жить в эпоху перемен". Такие времена на Руси всегда назывались "смутными". Они, действительно, не только смутные, но и тяжелые и в материальном и в моральном плане. Мне просто повезло. Уже работал Сергей. У меня была Любовь. И, наконец-то, на горизонте замаячила определенность. Не для меня, а для остального "мира". До этого времени наши отношения больше подходили под определение "любовники", хотя мы оба были свободными людьми. Мне не нравится это слово, наверно, потому, что оно подразумевает, какой-то обман. Считается, что это пресловутый "любовный треугольник". И одна из его сторон, изменяет своей "законной" половине. У нас же была совершенно другая причина. Вернее, она была у Тебя. Тебя останавливало только отсутствие собственной жилплощади. Ты рассчитывал, что это займет не более одного - двух лет. И вот, через пять лет, Твое ожидание было вознаграждено.
  
   К Восьмому марта на работу привозят импортную косметику и парфюмерию. По каким-то делам я захожу в отдел, где на столах, разложен восхитительный и притягательный, для любой женщины товар.
   - Наташа, посмотри какие французские духи и по своей цене, - обращается ко мне женщина из профсоюзного комитета.
   Внимание всех моментально переключается на меня. Не в моих правилах говорить, что у меня нет денег. По своей цене такие духи достать нельзя. Сказать, что мне не нужны, французские духи тоже не могу. Какая же я после этого женщина? Надо как-то выкручиваться. Мысли проносятся со сверхзвуковой скоростью.
   - Ой, мы же получаем квартиру, - словно спохватившись, говорю я, - и поэтому нам сейчас нужно экономить.
   Наступает даже не тишина, а полнейшее безмолвие. Многие догадываются о наших отношениях, но мой откровенный ответ всех обескураживает. Просто никто не верит в серьезность наших чувств. Некоторых даже удивляет наш затянувшийся на пять лет роман. Наконец, кто-то говорит:
   - Кто получает квартиру? У тебя же есть квартира.
   - Тебя даже в списке очередников не было, - добавляет другая.
   - А какая разница, кто получает? - говорю я без комментариев, и выхожу из кабинета с видом победителя.
   Блеф, конечно, вещь хорошая. А если я не буду жить в этой квартире? Ведь, официально, мне никто не делал предложения. Если Ты и говорил о своей любви, то это, по законам жанра, не всегда предполагает совместное житье и штамп в паспорте. Не слишком ли я самоуверенна?
  
   Мужчины очень часто боятся пресловутого штампа. Особенно, после неудачного брака. Он, безусловно, любит. Просто, в его голове пульсирует вопрос - "Зачем?". Ведь, по его мнению, все у вас и так хорошо. Вы вместе достаточно долго. Вам известно, что вы - идеальная пара. Так - "Зачем?". Он вовсе не считает нужным торопиться обзаводиться статусом "женатого мужчины". Он боится где-то в глубине души, что романтичность отношений будет придавлена безжалостным штампом. Он знает с детства "страшилки" про "быт, который давит", про "жену в бигуди и мятом старом халате". И потому вопрос вызывает в его голове сигнал тревоги - "Внимание! На горизонте показалась жена в бигуди и в "затрапезном" халате!". Обычно после того, как вы зададите мужчине подобный вопрос, он постарается переключить внимание на что-нибудь другое. Вспомнит анекдот, расскажет смешную историю, приключившуюся с ним позавчера. Я прекрасно знаю это и поэтому обхожу стороной этот "скользкий" вопрос и не делаю никаких "прозрачных" намеков.
  
   Основные продукты, как я уже упомянула, тоже дают по талонам. Мы с детьми сахар не употребляем, но выкупаем полностью и поэтому его скапливается более двадцати килограммов.
   - Вы не представляете, как я выгодно женился. Мясо моя жена не ест. При таком дефиците, у нее полмешка сахара. Сахар, конечно, был последним и главным аргументом в моем решении жениться, - с хохотом рассказываешь Ты потом нашим гостям.
  
   Привозят импортную обувь. Выделяют каждому сотруднику по одной паре. Одни единственные ботинки сорок пятого размера распределяют в отдел Сергея. Ты откуда-то узнаешь это и, давая деньги, просишь меня выкупить их.
   - Сергей возьми у себя в отделе туфли для Ибрагима, - говорю я сыну, - а я куплю тебе сама. Такого большого размера, как у Дяди Степы, больше нет.
   - О чем разговор. Конечно, возьму. Тем более у нас и нет мужчин с таким размером ноги.
   Сергей выкупает и отдает их Тебе. Когда мы переезжаем в новую квартиру, я почему-то вспоминаю о них и спрашиваю:
   - А где твои португальские туфли? Сейчас еще прохладно, как раз можно их носить.
   - Я отправил их сыну в Махачкалу, - неохотно сообщаешь Ты. - А их украли на почте и положили вместо них какие-то тряпки.
   - Разве у Мурада тоже сорок пятый размер обуви? - удивляюсь я.
   - Нет, но я рассчитывал, что он сможет их продать по хорошей цене и купить себе что-нибудь на эти деньги.
   Разве я могу на это что-то возразить? Ведь это Твой сын.
  
   Воспоминания о детстве остаются у нас чаще всего по рассказам взрослых. И когда они часто повторяются, нам уже начинает казаться, что мы сами это хорошо помним. Но Твои воспоминания, к сожалению, не относятся в такому роду. Они целиком и полностью принадлежат только одному Тебе. Некому было рассказать: каким Ты был в детстве, что любил и чего боялся. Какое слово произнес первым. Когда сделал свой первый шаг. Спал ли ночью, перед тем, как пойти в первый класс.
   Аул в Дагестане. Самые первые Твои воспоминания в шесть-семь лет. Ты пасешь телят или гусей.
   - Коров пасти легче, - рассказываешь Ты. - Они более спокойные. А телята как дети постоянно разбегаются во все стороны. И пока гоняешься за одним, два-три убежали в противоположную сторону. Гусей пасти мне даже нравилось. Лежишь себе на зеленой травке, смотришь в небо. Наблюдаешь за облаками и сам витаешь где-то то там, рядом с ними.
   - Всегда боялась гусей, - вспоминаю я свое детство в деревне у бабушки.
   - А я люблю гусей. Они очень умные. И если мы когда-нибудь, если аллаху будет угодно, купим домик за городом, обязательно заведу гусей. Они лучше сторожа, чем собаки.
   - Ты имеешь в виду, что Гуси даже Рим спасли? - перефразирую я известную поговорку.
   - Вот именно. И еще хочу завести козу. Это моя мечта. Коза, гуси, кролики и природа.
   - А вокруг тишина,...- подтруниваю я над Твоими "безоблачными" мечтами, - а где же мое место в твоих мечтах?
   - Ты и есть природа, - отвечаешь Ты.
   - Выкрутился, - уже смеюсь я. - Как всегда. Я тоже мечтала, когда выйду на пенсию, куплю маленький домик в какой-нибудь заброшенной российской деревушке. Лишь бы была речка. И буду жить полгода там, полгода в Ташкенте. Когда мне было лет шестнадцать, так жили наши соседи пенсионеры. Всю летнюю жару они проводили в России, а на зиму приезжали в Ташкент. Как птицы. И вот с тех пор у меня была такая мечта.
   - А я даже место присмотрел в Подмосковье, - продолжаешь Ты повествовать о своих мечтах. - Но, никто не знает, что может завтра случиться. Теперь это уже другое государство.
   - Да все осталось неосуществимой мечтой, - задумавшись, вздыхаю я.
   - Но можно купить маленький домик и здесь, где-нибудь в горах...
   - Да. Когда выйду на пенсию, подумаем над этим. Там же надо жить постоянно, хотя бы полгода, а не "мотаться" туда - сюда. Подожди еще немного.
   - Куда я денусь с подводной лодки? - шутишь Ты. - Конечно, подожду.
  
   10 марта. Ты приглашаешь меня познакомиться с Твоей матерью. Первый раз я в "старом" городе, с его высокими дувалами, крохотными улочками и извилистыми закоулками. Такое можно увидеть только в хрониках дореволюционного времени. Ты открываешь калитку, и мы идем по двору. А когда подходим к дому, то дверь нам уже открывает Твоя мать. Она с нескрываемым любопытством и удивлением смотрит на меня, и я низко опускаю голову. Мне сорок один год, но я волнуюсь как семнадцатилетняя девчонка. Мать плохо знает русский язык, так как всю жизнь прожила в узбекской махалле. Ты что-то объясняешь ей по-лакски. Но по ее мимолетному взгляду, брошенному на меня, понимаю, что Ты сказал: "Это моя жена". Она обнимает меня, и я еле сдерживаю слезы. Заходим в комнату. Там Гуля, дочь Твоей сестры Райганат. Она уже более откровенно и даже, можно сказать, оценивающе разглядывает меня. Ты кормишь баранов, кроликов, потом мы все вместе обедаем и уходим.
   Гуля тоже возвращается к себе домой и рассказывает своей матери, во всех подробностях, о нашем визите. Всего лишь за один день Твои родственницы собирают на меня исчерпывающую информацию с обширными комментариями. Информация, которая, является, по их мнению, скорее компроматом. Сотрудники Интерпола, по сравнению с быстротой сбора всевозможных анкетных (и не только) данных, этими женщинами, просто зря получают заработную плату.
   Когда на следующий день вечером Ты снова заходишь к матери, она немного обиженным тоном упрекает Тебя:
   - Ибрагим, эта женщина мне понравилась, - говорит она. - Видно, что любит тебя. Но мне "донесли", что у нее четверо детей и все от разных мужей. Мне, конечно, все равно, если она нравится тебе. Но почему мне ты сказал, что у нее трое детей?
   - Мама, даже если бы у нее было шестеро детей, - отвечаешь Ты, не скрывая изумления о быстроте сбора информации, - я бы все равно женился только на ней. Но детей у нее всего трое.
   Твоей матери я действительно понравилась. Я тоже почему-то сразу это почувствовала. Мне кажется, это была Единственная женщина в Вашем роду, которая знала, что такое любовь и умела любить. И только ее, из всего Вашего рода я бы назвала счастливой. Я увидела ее в первый раз, когда ей было уже восемьдесят лет, но и тогда было видно, что в молодости она была очень красивой. Хотя, женщина всегда бывает красивой, когда Любовь в ее жизни не проходит мимо. Когда весной Ты вскапываешь огород, он выносит мне свою теплую кофту, чтобы меня не продуло. Я никогда не прихожу в гости с "пустыми руками". Всегда приношу что-нибудь в подарок: национальную плюшевую скатерть, меховую безрукавку, кашемировую "цыганскую" шаль... Как-то в Твоем присутствии, она, со вздохом сожаления обращается ко мне, старательно подбирая русские слова:
   - Ты хорошая невестка. Всегда делаешь мне подарки, а вот я тебе подарить ничего не могу.
   - О чем Вы говорите? - протестую я. - Вы мне подарили самый дорогой в мире подарок!
   - Да, да, конечно. Почему я сама об этом не подумала? - ответила она и звонко рассмеялась.
   Прощаясь, Ты всегда давал матери немного денег.
   - Зачем? - спрашивает она. - Деньги у меня есть.
   - На танцы сходишь, - серьезно объясняешь Ты назначение денег.
   - С удовольствием бы, да не с кем, - сокрушенно разводит она руками.
   - Тогда с подружками в кино.
   - Это можно, здесь, - она рассматривает бумажки, - даже на мороженое хватит.
  
   Домик, где живет Твоя мать и брат Абдул, построен еще до войны. Его строили специально для Твоего отчима методом хашара, в котором принимала участие вся махалля. Наверно, в то время это был хороший дом, хотя и из сырцового кирпича. До войны всех религиозных деятелей из районов Дагестана, Чечни, Крыма и других "неблагонадежных" районов Советского Союза выселяли в Казахстан или Среднюю Азию. Тогда и "переехали" в Ташкент Твоя мать с мужем, дедушка Феры и другие священнослужители. Здесь, в этом доме, родились и жили Твои сестры Райганат, Мунира и Роза. Потом они все получили квартиры и разъехались по разным районам Ташкента. В доме остался жить только Абдул с семьей.
  
   Твой отчим, Сиражуддин Алилов, действительно, был выдающимся человеком. Он являлся ближайшим помощником известного в мусульманском мире Зиявуддина ибн Эшона Бабахана. Принимал активное участие в создании отдела по международным связям и открытии издательства журнала "Шарк Мусолмонлари". Сначала учился, а потом некоторое время даже читал лекции в каирском университете "Аль-Азхар". Свободно владел языками Дагестана и народов Средней Азии. Занимал видное положение в Духовном управлении мусульман Средней Азии и Казахстана (САДУМ). А когда в Узбекистан с визитом приехал Гамаль Абдель Насер, Твоего отчима пригласили быть переводчиком. Так как арабским языком в то время мало кто владел в совершенстве. Они долго и, можно сказать, по-дружески беседовали с главой государства о религии и жизни мусульман в разных странах. Сиражуддин ага поведал о жизни мусульман Кавказа. Много было сказано и о толерантности народов Средней Азии. Не заметили, как проговорили до самого рассвета. Эти беседы были интересны и полезны обоим, и в память об этом Гамаль Абдель Насер подарил ему очень редкое старинное издание Корана. Когда Сиражуддин ага покинул этот мир в 1980 году, Зиявуддин ибн Эшон Бабахан лично присутствовал на его похоронах, хотя был уже в весьма преклонных годах, практически не видел и его под руки поддерживали ученики. В знак уважения к памяти Саражуддина Алилова все расходы по проведению похоронных обрядов взяло на себя Управление мусульман. Памятник на могиле с благодарственной надписью поставили его ученики.
   Когда Ты рассказываешь об этом человеке, то всегда с особым уважением и даже восхищением отзываешься о его необыкновенной трудоспособности.
   В возрасте восьмидесяти лет он спал всего три-четыре часа ночью, и лишь иногда ему удавалось около часа вздремнуть днем. Целый день с восхода и до заката к нему домой непрерывным потоком шли люди с думами, чаяниями, жаждущие истины и знаний. И не было случая, чтобы он отказал кому-либо в просьбе, сославшись на болезнь или усталость. "Я благодарен аллаху, что нужен людям и могу им помочь, если не делом, то хотя бы советом", - эти слова всегда оставались девизом его жизни.
   После его ухода все книги и рукописи, в числе которых были и старинные издания священных книг, мать передала в медресе. Тебе на память мать дала, яхтак - халат, который носят священнослужители. Этот халат, со своего плеча, подарил Твоему отчиму Зиявуддин Бабахан, когда тот вернулся из Каира. Этот халат, Ты берег и почти всегда надевал его, когда Тебе нездоровилось. Надевал, "заказывал" хинкал и болезнь отступала. Не знаю, было ли это самовнушение, или светлые души тех, на чьих плечах был когда-то этот халат, заговаривали болезнь.
   Этот домишко, который, сильно покосившись, стоит на берегу большого оврага, учитывая личность Твоего отчима, можно было бы превратить в музей. Мать занимает одну комнату и часть, примыкающей веранды. Брат живет со своей семьей в комнатах рядом. У него трое детей: сын и две дочери. Абдул внешне очень похож на тебя. А может это просто национальное сходство? Ведь для русского человека, все корейцы кажутся на одно лицо и наоборот. Хотя Абдул моложе на пятнадцать лет, разницы в возрасте не только не видно, но кажется, что, наоборот, это он старше года на три-четыре. Может это чувство Счастья и Любви "виновато" в Твоей молодости? Мне очень хочется в это верить. А, возможно мои глаза, затуманенные этими же чувствами, видят Тебя таким? Сказал же Экзюпери, что главного глазами не увидишь, зорко лишь сердце. Наверно, я тоже смотрю на Тебя сквозь розовые очки моего покоренного сердца. Но, мне это безумно нравится. Согласитесь, видеть мир в розовом цвете, в моем возрасте - это просто здорово.
  
   Мы втроем, вместе с Кариной навещаем мать, почти каждую неделю. Не знаю, почему, но она постоянно хвалит меня. Даже когда помогаю ей, лепить окури, уверяет, что у меня они получаются лучше. Может материнским сердцем чувствует, что ее сын счастлив, и благодарна мне за это. Настоящая бескорыстная мудрость матери. Чаще в таких случаях возникает ревность. А может, она сравнивает меня с другой невесткой, женой Абдула? Кто знает? Мать не общается с семьей Абдула. Ты объясняешь мне, что это из-за его жены Фаи. Меня не интересуют причины их размолвки - это их семейные проблемы. Но двор общий и я невольно наблюдаю за поведением Твоего брата и его жены. Меня, просто шокирует, что Абдул обращается к жене, предварительно выдав три-четыре нецензурных слова. А Фая спокойно отвечает, как будто эти слова означают "моя хорошая" или "моя красавица". Поражаюсь этому, главным образом потому, что такой, мягко говоря, семейный разговор идет в присутствии детей. Не в силах скрыть свое удивление, спрашиваю:
   - Почему Абдул разговаривает с женой, как будто находится в кругу алкашей или бомжей?
   - А что тебя так удивляет? Он же строитель, - спокойно объясняешь Ты.
   - У моей подруги тоже муж строитель. Но ты бы слышал, как они разговаривают между собой. Как в хорошем романе. Можно позавидовать.
   - А мы разве не как в романе? - слегка обиженно спрашиваешь Ты.
   - Конечно, как в романе, - подтверждаю я. - Просто хочу сказать, что стиль общения людей между собой не зависит от профессии. Тем более, как можно так выражаться при детях?
   - Хорошо. Давай зайдем с другой стороны, - пытаешься Ты объяснить мне поведение своего брата. - Кем работает твоя подруга?
   - Редактором в каком-то республиканском издательстве.
   - Вот видишь. Она понимает литературный язык. Поэтому и муж с ней общается на понятном ей языке. А Фая понимает тот язык, на котором с ней общается Абдул. Ты же сама заметила, она даже не протестует.
   - Но при детях так разговаривать нельзя, - настаиваю я на своем. - Согласна, что очень многое зависит от женщины. Правы евреи, - продолжаю разглагольствовать я, - когда утверждают, что более грамотной, интеллигентной и эрудированной должна быть именно женщина. Оказывается, когда в старину, в еврейской семье не хватало средств, чтобы отправить в школу всех детей, они выбирали девочку, как будущую мать. Может в этом и кроется разгадка того, что почти девяносто процентов всех ученых, врачей и других знаменитостей, именно евреи. А совсем недавно ученые-генетики открыли, что ум наследуется только по Х хромосоме. То есть по женской, материнской линии. Как, допустим, гемофилия только по мужской линии. Странно, что кроме евреев обычно, это никого не интересует. Никто над этим не задумывается. Парень ищет девушку красивую, с хорошей фигурой модели и молодую. Его родители стараются сосватать невесту из хорошего рода и желательно богатого. Забывая главное - это будущая мать их детей и внуков. Часто, даже наоборот стараются найти "поскромнее", чтобы невеста не имела образования вообще.
   - Не была "слишком грамотной" и не выступала, - продолжаешь Ты мою мысль.
   - Вот именно. Почему-то о детях при этом совсем не думают. Когда я, изучала в институте генетику и всегда интересовалась ею, но до сих пор не знала, что ум передается по материнской линии.
   Просто интуитивно чувствовала, что женщина должна быть интеллигентной и эрудированной. Ведь, именно ей воспитывать детей. Она должна иметь у них авторитет, и не только безоговорочный, как мать, но и как личность.
   - Ты мне прочитала на эту тему целую лекцию. Я знаю это. Увы, убедился на собственном опыте. Абдул, конечно, читает. Берет книги у знакомых. Когда не пьет с ним можно поговорить на какие-нибудь определенные темы. Если только он не начинает жаловаться, что ему никто не помогает или надеяться, что вдруг откуда-то на него посыпется манна небесная.
  
   Ожидание чего-то за ничего - самая популярная форма надежды. А. Глэз
  
   - Но о чем он будет разговаривать с Фаей? - продолжаешь ты. - По-моему, последнюю книгу она прочла еще в школе. У них и в доме нет ни одной книжки.
   - А где он ее нашел? - интересуюсь я.
   - Я сосватал, - обреченно сообщаешь Ты.
   - Ты? - удивляюсь я.
   - Абдул разошелся с первой женой и приехал в Махачкалу. Увидел Фаю и сразу загорелся. Она родственница моей первой жены, и уже зная их род, я попытался его отговорить. Но он твердил, что ему нужна только она. И чуть ли не на коленях умолял сосватать ее.
   - И что, у тебя получилось?
   - Я сосватал, даже, когда ее родители были в отъезде. Поговорил с ее родными, и дело было сделано. Теперь Абдул с Фаей постоянно скандалят, а я оказался виноват.
   - Самое неблагодарное дело сватать или разводить, - замечаю я.
   - Я это знал и раньше. Но он мой брат и очень просил меня.
   - Представляешь, что сказала твоя мать, когда я предложила ей завести собачку? - меняю я тему разговора.
   - Что?
   - Она ответила: "Зачем мне собачка, когда у меня есть Фая. Ее также слышно во дворе целый день"
   - Да, у матери есть чувство юмора, - соглашаешься Ты.
  
   Хорошая жена - многоценный мужу подарок, злая - злокачественная язва для него. Талмуд.
  
   26 марта. Твой юбилей и новоселье. Из Махачкалы прилетают Твои дети: Земфира и Мурад. Проводим торжество по-мусульмански, то есть без женщин. Да и женщин всего двое, я и Земфира. Целый день мы сидим на табурете в кухне. Уже почти полночь, а гости все не расходятся. Замечая, как устала Земфира, я говорю:
   - Если бы знала, что женщины здесь не нужны и все это будет длиться так долго, пригласила бы тебя к себе. Тем более у меня сын из армии приехал всего на один день.
   Утром она спрашивает у Тебя:
   - Действительно у Наташи сын из армии приехал всего на один день?
   - Да.
   - Она так любит тебя, что целый день простояла на кухне? - удивленно спрашивает Твоя дочь.
   - Она же моя жена, - спокойно отвечаешь Ты.
   Мы живем на два дома. Ночуем то там, то здесь. Карина учится в обычной и музыкальной школе. И, чтобы добраться до школы нужно проехать три-четыре остановки на автобусе. Сначала Ты провожаешь ее в школу, чтобы помочь сесть в автобус, но потом говоришь:
   - Пока я стараюсь, соблюдая все правила хорошего тона, протиснуться к дверям, она уже успевает занять место в этом переполненном автобусе.
  
   Каждое воскресенье я ходила в парикмахерскую. Это стало своего рода традицией. За двадцать три года я не пропустила ни одного воскресенья. Во-первых, это было какое-то отвлечение от будничных дел. Во-вторых, под феном я прогревала голову, а это, как я узнала из кинофильмов про разведчиков (шпионов) очень полезно. Но самое главное, у меня голова всегда была в порядке и я не нервничала по утрам. Даже спустя десять-пятнадцать лет женщины говорят мне: "Мы помним, какая ты была: всегда с прической, на высоких каблуках и с маникюром".
   Про маникюр, они, конечно, загнули. У меня никогда не было маникюра. Ежедневная стирка на четверых и прочие домашние дела никак не способствуют сохранению длинных и ухоженных ногтей. Наоборот, очень часто они стирались почти до основания. Но, о прическе и каблуках - это правда. Это стало еженедельным ритуалом. Даже когда мне нездоровилось, и я говорила детям:
   - Что-то мне очень плохо, наверно, умру.
   - Но ты же сначала должна посетить парикмахерскую. Ты забыла? - напоминал мне Сергей.
   Вообще-то у меня хорошие волосы и когда мы переехали в нашу "саклю" Ты попросил меня не стричься. Ездить к старому мастеру стало далеко, а парикмахерская рядом с домом мне не понравилась. Я согласилась. Тем более что в моду опять стали входить прически из длинных волос. Теперь, когда где-нибудь в компании речь заходит об "укрощении строптивых" жен, Ты, с преувеличенной гордостью заявляешь:
   - Я, например, запретил свой жене стричь волосы, и она меня послушалась, хотя раньше жить не могла без парикмахерской. Даже дала согласие, если я попрошу, носить национальные шальвары и чадру.
   Мои "подруги" приняв это "за чистую монету", наперебой начинают давать мне советы:
   - Ты что? Мужа нельзя слушаться во всем беспрекословно. Он потом сядет тебе на голову, - говорит одна.
   - Зачем тебе это надо? - спрашивает другая. - Жила спокойно, была сама себе хозяйка. Всегда как с выставки и прическа и каблуки...
   - А я бы назло постриглась еще короче, - предлагает третья.
   - Всегда знала, что он феодал. Нельзя выходить замуж за кавказцев. Они, вообще дикари. Еще прирежут. Не могу понять, где ты только их находишь?
   - Поэтому и жена с ним развелась. Да у него только и есть, что атлетическая фигура. Фигура, конечно, АХ. А так...
   Реплики сыплются со всех сторон, как из рога изобилия. Сначала я спокойно и молча выслушиваю все. Но останавливаться только на перечислении Твоих недостатков (в основном, самомнении и "показной" интеллигентности) и советах "от чистой души" по перевоспитанию мужей явно никто не собирается. Наконец-то они нашли возможность высказать свою точку зрения о Тебе и заодно всех мужчин вместе взятых. Уверенные, что в моем лице они нашли благодарную слушательницу, советчицы перебивают друг друга. Им очень-очень жалко меня. Нравоучения уже начинают меня раздражать. Ведь я прекрасно знаю, что это говорит в них, всего лишь женская зависть. Серая мышка с тремя детьми, которую никто не брал в расчет, вдруг выходит замуж, за самого завидного "жениха". И я отвечаю:
   - Если захочу, я могу постричься, и ничего не произойдет. Но ведь, он просит такую малость. Неужели из-за этого стоит ссориться? Вы терпите скандалы, побои, унижения, пьянки и гуляния "налево" и все равно не разводитесь. Ибрагим носит меня на руках и если ему приятнее будет это делать, когда у меня будут длинные волосы, я могу пойти ему навстречу в таком "жизненно важном" вопросе. Или вы считаете, что это очень серьезная причина для развода? Стоять на своем часто значит проявлять упрямство. Способность к разумным уступкам - свидетельство здравого смысла. Разве сложно для главного человека в своей жизни пожертвовать какой-нибудь мелочью. Он же не требует от меня продать мои идеалы или изменить моим принципам, потому что любит меня. Вместе с моими идеалами и принципами.
   Да, мой знак Телец, дает о себе знать. Передо мной долго размахивают красной тряпкой, и я не обращаю внимания. Но потом крошечная капелька... и чаша терпения переполнена. Тогда меня несет. Кто не спрятался, я не виновата...
  
   После получения квартиры и оформления пенсии Ты переходишь работать в страховую компанию. Это первая, совместная с иностранцами, страховая компания в Узбекистане. Заработная плата больше, но работы в начальный, организационный период еще больше. Как и все новое, чем Ты еще не занимался, работа нравится, и Ты отдаешь ей все силы и опыт. Твоя способность изучать новое для Тебя дело, просто удивительна. А дома Тебя ждет вторая смена. Ты все переделываешь, так как дом сдали в ужасном состоянии, даже окна не закрываются, не говоря уже о кривых стенах и прочее.
   - Меня всегда поражает, как можно сделать кривыми железобетонные панели, балки или стандартные оконные рамы? - говорю я. - Мне казалось, что ровные панели, сделать гораздо легче.
   - Но прямые оконные рамы - это банально. А умудрится сделать кривые железобетонные панели, это интересно и требует определенной сноровки. То есть почти невозможно. Но иногда это, как видишь, получается, - с грустной иронией отвечаешь Ты.
   Недоделки строителей Тебя не смущают. Ты даже не нервничаешь по этому поводу. Ты вьешь свое гнездо. Ты взлетел за облака. Наконец-то через пять долгих лет, Ты обрел свое счастье. У Тебя есть все для того, чтобы чувствовать себя Орлом. И совсем не важно, сколько Тебе лет. Ты молод, потому, что как часто повторяешь мне, только начал жить. В шестьдесят лет все начинать заново? Новая работа, новая квартира, семья. Но Тебя это ни сколько не тревожит. Ты в полете.
   Каждый день что-то строгаешь, пилишь, забиваешь. Каждый сантиметр площади нашей квартиры Тобой переделан. Перевешиваешь по несколько раз двери. Такой объем работы за день, под силу сделать только бригаде строителей из пяти-шести человек, причем старательных и естественно не пьющих. Квартира маленькая и я называю ее "саклей", как на Кавказе. Потихоньку Ты действительно, делаешь ее саклей, она вся устлана коврами. Сначала почти ежедневно покупаешь ковры, потом люстры.
   - Что теперь на очереди? - спрашиваю я.
   - А что еще нужно в сакле? Только ковры и свет.
   - Только ковры и свет? А Любовь?
   - Неужели ты чувствуешь дефицит Любви? - изумляешься Ты.
   - Конечно, нет. Просто подумала, что ты забыл упомянуть о главном.
   - О главном я никогда не забываю. Порог нашего дома первой переступила именно Любовь. А музыка всегда звучит в моем сердце. Иди ко мне, если не веришь и послушай.
   - Верю, верю, - пытаюсь я отшутиться.
   - Нет уж, теперь я просто обязан тебе это доказать, - смеясь, настаиваешь Ты. - Чтобы больше не возникало сомнений.
  
   Квартира однокомнатная, но зато большой балкон. Из балкона Ты умудряешься сделать столовую, кухню, да еще остается открытое пространство.
   - Это для фермы, по содержанию молодняка кроликов и зимнего сада, - поясняешь Ты.
   У нас получается малогабаритная трехкомнатная секция.
   Категорически не разрешаешь мне перевозить свою мебель.
   - Это все детям, мне нужна только ты, - целуя, повторяешь Ты.
   В мебельных магазинах, как их теперь именуют салонах, в это время цены поднимаются до невиданных высот. Ты делаешь топчан, который немного больше односпальной кровати. Остальную мебель покупаешь в комиссионных магазинах.
   - Восьмой этаж, это выше, чем Седьмое небо? - спрашиваю я.
   - Разумеется. Я и чувствую себя соответственно. Потому выбрал именно этот этаж.
   - Но кровать в зале, займет почти все пространство, - сетую я.
   - А кто тебе сказал, что эта комната - зал? - хитро прищурившись, задаешь Ты провокационный вопрос.
   - Но, ведь главная комната в квартире - уверенно отвечаю я, - это зал или гостиная.
   - Главная комната - это спальня! - безаппеляционно провозглашаешь Ты.
  
   Нашей сотруднице Флоре, которая уже тридцать лет, как разведена, выделяют квартиру над нами на десятом этаже. Наши квартиры, естественно, абсолютно идентичны. Но когда все новоселы перевозят вещи, она все равно напрашивается посмотреть именно нашу квартиру. Я в это время на работе, но женщину это обстоятельство нисколько не смущает. Почему-то она сразу обращает внимание на сделанный Тобой топчан. Предлагаю оценить вопрос к мужчине, женщины-мусульманки:
   - А как вы здесь помещаетесь? - интересуется она.
   - Когда Наташа придет с работы, можно будет продемонстрировать, - не теряешься Ты.
   Привозят электроплиты. Лифт еще не подключен, и Ты поднимаешь несколько штук на восьмой и десятый этажи, Флоре в том числе. А на вопросы, соседей, почему Ты переносишь плиты и замужним женщинам, отвечаешь:
   - Так ведь их мужьям уже по сорок лет. Разве они смогут поднять плиты по лестнице?
   В этом ответе - Твоя суть. Ты во всем и всегда остаешься Мужчиной с большой буквы. Я попыталась объективно охарактеризовать Тебя с помощью эпитетов, то насчитала их около сотни. Все они были в превосходной степени. Ты яростно борешься за правое дело и страстно бросаешься в бой с несправедливостью. Частенько, даже не задумываясь о последствиях. Пытаешься выяснить отношения с любым, кто посмеет Тебе в этом помешать. Позже можешь пожалеть о своей горячности, но в пылу сражения это просто не придет Тебе в голову. Обладаешь решительным характером и не подвержен сомнениям. На свете, наверно, нет ничего, что смогло бы надолго вывести Тебя из строя и испортить характер.
  
   Однажды, когда Ты еще работал в республиканском комитете профсоюзов в Махачкале и курировал детские пионерские лагеря и здравницы Дагестана, Тебя спросили:
   - Ибрагим, ты так тщательно, можно сказать изуверски, проверяешь подготовку лагерей к оздоровительному сезону, что на тебя уже отовсюду приходят жалобы. Сколько раз из-за какой-то мелочи, по сути ерунды, приходилось переносить дату открытия того или иного лагеря. Скажи, тебе это надо?
   - Мне лично нет. Но самое главное для меня, это здоровье детей, которых доверяют нам их родители, - был Твой ответ.
  
   Жизнь - она, действительно полосатая. У меня внезапно и вроде бы без всяких причин начинаются приступы боли, похожие на аппендицит. Сначала они бывают редко, и я их терплю. Потом все чаще. Но я как всегда, стараюсь не обращать внимания. Конец апреля. Утром меня настигает очередной приступ такой силы, что я буквально, катаюсь по полу. Приезжает "скорая помощь" и мы едем в больницу. Начинается посещение всех кабинетов в приемном покое. Ты очень представительный мужчина. Как сказал мой брат, у Тебя вид министра и все врачи кружатся около меня. Каждый врач тщательно осматривает и говорит, что по "его профилю" у меня ничего не обнаружено. Боль такая, что я не могу встать, меня моментально "скручивает". Тебе приходится носить меня на руках или поддерживать так, что это почти одно и то же. Ни один врач не может установить даже предположительный диагноз. Проходит целый день. Вечером около семи часов, приступ боли также внезапно прекращается. Но я так измотана, что уже ни на что не обращаю внимания, все становится безразличным. Меня усаживают на каталку и везут по длинному коридору хирургического отделения в операционную. Врачи оставляют каталку около дверей и уходят. Из приоткрытой двери выходящей в общий коридор до меня доносятся голоса. Мужчины громко спорят о чем-то. Я наслаждаюсь покоем и отсутствием боли, что не прислушиваюсь. Через некоторое время ко мне подходит врач и спрашивает:
   - Как Вы себя чувствуете?
   - Очень устала, - отвечаю я. - Но уже ничего не болит.
   - Вы можете потерпеть до утра? Мы оставим Вас в палате напротив операционной. Если опять будет приступ, позовите сестру.
   - Хорошо, - соглашаюсь я.
   Потом Ты передаешь мне краткое содержание, того громкого разговор в коридоре:
   - Вашей жене сейчас будем делать операцию, - сообщает Тебе врач.
   - Что у нее? Какой диагноз? - с волнением спрашиваешь Ты.
   - Не знаем, разрежем, будет видно, - отвечают врачи.
   Твой ответ дословно я не знаю, но могу представить.
   Когда все это было далеко позади, мы стали добавлять в ответ врачей одну фразу из "черного" юмора: "Вскрытие покажет". Но тогда, конечно, нам обоим было совсем не до шуток.
   На следующий день делают УЗИ, который показывает кисту яичника.
   Через два дня майские праздники, и врач советует мне подождать и провести операцию после праздников, так как персонала в праздники будет мало. Соглашаюсь. Боль отпустила, и я почти сразу пришла в себя. За этот день, после проведения УЗИ и сдачи многочисленных анализов, меня несколько раз переводили из одной палаты в другую. Вечером Ты оставил меня в хирургическом отделении около операционной. А на следующий вечер, после работы, снова ищешь меня по всем корпусам больницы. Ни в одной книге регистрации опять нет моей фамилии.
   Не обращая внимания на протесты и уговоры врачей Ты бесцеремонно заглядываешь во все палаты, пока не находишь меня. Тебя не узнать. Куда делся вчерашний солидный респектабельный мужчина? Только сутки назад Ты носил меня на руках из одного кабинета в другой. А после разговора с врачами, разгоряченный вышел на улицу, под мелкий весенний дождик. Тебя моментально продуло, и сразу же о Тебе вспомнил радикулит. Ты сгорблен и опираешься на какую-то толстую ветку дерева. На работе у Тебя тоже аврал. Начинается заключение первых договоров, надо завоевывать доверие и симпатии клиентов. Ты с гордостью сообщаешь, что Первый договор компании уговорил подписать клиента, именно Ты. После работы надо заехать на базар и что-нибудь купить мне и себе на вечер. Хотя я постоянно твержу, что мне ничего не нужно, Тебе хочется побаловать меня весенними ягодами и фруктами. Затем на трамвае Ты едешь в больницу.
   - Странно, - "глубокомысленно размышляешь" Ты, - но трамвай почему-то совсем не приспособлен для пассажиров с радикулитом.
   - Радикулит, можно было оставить дома, - шучу я. - А ты хочешь бесплатно провезти на трамвае еще и свой радикулит. Вообще, какая интересная болезнь. Как будто разрезали пополам, а потом неправильно соединили, - удивляюсь я Твоему состоянию. - А просто так не болит?
   - Просто так не болит. Но транспортировке не подлежит. Кантовать тоже не рекомендуется. А потом дома отопление отключили, я "сплю с утюгом", и уже прожег одеяло.
   - Тебя, оказывается, совершенно нельзя оставлять одного, - шучу я. - Ты сразу находишь с кем можно спать. Это только в анекдоте, когда спрашивают армянское радио: "Можно ли спать с открытой форточкой?", то получают ответ: "Можно, если больше не с кем". Но, чтобы спать с утюгом даже армянское радио не додумалось бы.
   - Я очень рад, что у тебя хорошее настроение.
   - Просто радуюсь, когда ты приходишь. Я целый день одна. Тебе хорошо у тебя есть утюг.
   - Скажи еще радикулит, - добавляешь Ты.
   - В общем, тебя окружает разнообразное общество, а я здесь совсем одна.
   Ко всем перечисленным трудностям прибавляется еще ежедневная гроза. Целый день светит солнце, тепло, а к пяти часам, неизвестно откуда, вдруг начинают собираться темные тучи. К Твоему приходу уже вовсю, как из ведра хлещет ливень.
   В больнице, в связи с эпидемией гриппа, установлен строгий карантин. Посетителей в здание больницы не пускают. И наши свидания проходят, через зарешеченное окошко. Если бы Ты приходил на "рандеву" один без радикулита, то это были бы неописуемо романтические встречи. Под сильным дождем, через решетку в окне, Ты гладишь мою руку и с неприкрытым желанием "пожираешь" меня глазами. Но, промокнув до нитки, Ты немного остываешь и тихо спрашиваешь:
   - Может, я завтра не приду? Отлежусь после работы.
   - Ладно, ... но я так жду тебя целый день, - словно маленький ребенок отвечаю я.
   - Конечно, приду. Куда я денусь? Эгоистка ты.
   - Наверно. Но может завтра не будет дождя, - с надеждой смотрю я на небо.
   Собирают еще какие-то анализы, снимают кардиограмму и назначают день проведения операции. Я знаю, что операция будет проходить под общим наркозом, и единственно чего боюсь, что наркоз не подействует. Но вот меня заводят в операционную. Я раздеваюсь и ложусь на операционный стол. На руки и ноги надевают бахилы. Страха нет. Состояние такое, как будто сейчас я буду участвовать в каком-то средневековом обряде тайного общества.
   - А наркоз подействует? - с сомнением, спрашиваю я врачей.
   - Конечно. У нас же приборы, они покажут, когда все будет готово. У Вас еще есть минут пять.
   Слово "пять" растягивается во времени и в пространстве, и я проваливаюсь в небытие. На следующее утро, очнувшись в палате, я никак не могу придти в нормальное состояние. Несколько минут непонимающе оглядываю потолок и опять "ухожу". Очень долго не могу отойти от наркоза. После операции еще неделю провожу в больнице. У меня постоянная слабость и головокружение. Через три-четыре дня набравшись смелости, наконец, заглянуть в зеркало, я совершенно не узнаю себя. Отражение показывает мне, что-то очень бледное с синеватым отливом. То ли привидение, то ли новый неизвестный науке вид медузы, то ли фантастическое существо со спутника Фобос.
   - Мне срочно надо написать и отправить свои фотографии в Голливуд, - говорю я, когда Ты приходишь меня навестить.
   - Теперь ты решила стать актрисой? - смеясь, спрашиваешь Ты. - На тебя так сильно подействовал наркоз?
   - Да и причем, это будет очень выгодное для кинокомпаний предложение. Меня можно снимать во всех фантастических или мистических фильмах и не тратить деньги на грим. Вот тебе, не страшно общаться со мной?
   - Для меня ты всегда самая красивая и желанная, - с чувством произносишь Ты в ответ.
   - Наверно, у тебя есть мазохистские наклонности. Ты никогда не замечал за собой, чего-нибудь подобного?
   - У меня сейчас только одна наклонность. Чтобы ты скорее вернулась домой. Но только когда разрешат врачи. А заведующий отделением, который оперировал тебя, и с которым я только что беседовал, очень убедительно рекомендовал оставить тебя в больнице на неделю. Он утверждает, что ты еще очень слаба и лучше, если еще недельку будешь находиться под присмотром врачей.
   - Сколько бутылок коньяка ты поставил ему, чтобы оставить меня здесь? - нарочито возмущенно начинаю выступать я. - Я уже целый месяц в больнице, а ты предлагаешь остаться еще на неделю? Решил, что спать с утюгом комфортнее? Все мужики такие, только оставишь их одних, они и рады. Сразу начинают чувствовать себя холостыми. Конечно, кому нужна больная жена? Правильно в народе говорят: "Муж любит жену здоровую, а брат сестру богатую" - "отчитываю" я Тебя, стараясь сохранить обиженный вид и не рассмеяться.
   - Ты даже не можешь себе представить, как я соскучился, - тоном, вобравшим в себя всю мировую скорбь, произносишь Ты. - Но решай сама. Если хочешь, то завтра тебя подготовят к выписке. Но ведь главное, что операция прошла успешно и все позади. Может стоить потерпеть еще неделю, послушать врача? Мне очень хочется забрать тебя домой прямо сейчас. Но со здоровьем шутить не надо.
   - Наверно, ты прав? - немного подумав, соглашаюсь я. - Просто мы так долго ждали квартиру, и когда, наконец, мы постоянно будем вместе. Поэтому сейчас так тяжело видеть тебя всего один час в сутки. Но я останусь. Ничего. Неделя - это всего лишь семь дней, хотя и очень долгих. Но с каждым новым днем эта цифра будет уменьшаться. Завтра останется всего шесть.
   - Мы выдержим еще и эти семь дней. Правда, радость моя? До завтра.
   - До завтра.
   Наркоз дает серьезное осложнение на уши. Одно ухо у меня совсем не слышит, второе немного. Глухота пройдет окончательно только через год.
  
   Сергей служит в Армии. На старой квартире живет Саня, но Ты боишься полностью оставить Карину, во время моей болезни, на попечение шестнадцатилетнего мальчишки. А в нашей новой квартире, девочка не может быть одна с семи утра до позднего вечера. Уговариваешь мою мать, чтобы она присмотрела за Кариной. Денег она выторговывает на полгода вперед. Для Тебя, сейчас самое главное мое спокойствие, и заняв деньги на работе, выкладываешь требуемую сумму. Когда Ты приезжаешь сообщить, что мне сделали операцию, и все прошло хорошо, мать отвечает:
   - Меня это не интересует. Неужели, вы думаете, что я прямо сейчас помчусь в больницу. Сделали и сделали. Лучше дайте еще денег на Карину. Я и так мучаюсь здесь с ней. Не собираюсь еще, и кормить ее на свою пенсию. Карина учится во втором классе и остается в школе в группе продленного дня до пяти часов вечера. Но Ты беспрекословно отдаешь все деньги, что имеешь при себе и уходишь. Потрясенный ответом моей матери, и не в силах скрыть своего удивления, передаешь весь разговор.
   - А что ты думал? - без тени удивления отвечаю я. - Моя мать - отдельное государство.
   - Но ведь она мать. Я специально в обеденный перерыв поехал сказать, что операция прошла успешно и можно не волноваться.
   - Она и не волновалась. Ладно, давай не будем об этом. Неприятная тема. Как Карина?
   - Хорошо. Спрашивала, когда заберем ее к себе. Я пообещал купить ей велосипед.
   - Велосипед? - задумываюсь я, вспоминая о самокатах. - Велосипед, наверно, можно. А то помнишь ее увлечение самокатами, до чего довело? Просто около нашего дома большая дорога и сильное движение.
   - Конечно, помню. И про самокаты и про дорогу помню. Но на велосипедах мы вдвоем с ней будем ездить за травой для кроликов.
   - Здорово. Я тоже когда-то училась ездить на велосипеде, но так и не смогла научиться тормозить. Просто спрыгивала и летела в одну сторону, а велосипед в другую. Со стороны, это было, наверно, неописуемое зрелище. Могли бы позавидовать каскадеры.
   - Ты намекаешь, что тебе тоже нужно купить велосипед? - спрашиваешь Ты.
   - Нет, что ты. Хватит двух спортсменов. А я просто буду счастливой женщиной.
   - А я буду самым счастливым мужчиной.
   - Вот и договорились.
   После выписки из больницы очень долго не заживает шов. Краснота практически не проходит, но иногда место, где проходит шов даже начинает мокнуть. Оставлять без внимания, это становится опасным, так как впереди жаркое лето. Радикулит еще не совсем оставил Тебя в покое, и Ты советуешь мне, одной сходить к Твоей матери за облепиховым маслом. В этот переходный период в аптеках почти нет лекарств, но главное очень много подделок.
   - У матери много знакомых, и в махалле ее все очень уважают, - говоришь Ты. - Она обязательно достанет настоящее масло.
   Прихожу и рассказываю ей, в чем дело. Мать, как в старых добрых сказках сначала угощает меня, укладывает на кровать отдохнуть и только потом уходит. Через час приносит бутылочку облепихового масла и кладет в сетку кучу гостинцев.
   - Что Вы! Не беспокойтесь, - останавливаю я ее. - Нам ничего не нужно, у нас все есть. Большое спасибо за лекарство. Вы и так из-за меня обошли половину махалли. Да и потом мне нельзя много поднимать.
   - Во-первых, я поболтала со своими подругами и вроде бы ходила по делу. Тебе положила все легкое, а потом своя ноша не тянет, - улыбаясь, говорит она, с удовольствием показывая свои познания в русском языке.
  
   Несколько дней спустя я долго жду Тебя с работы, готовлю ужин. Чувствуя себя еще очень слабой, ложусь отдохнуть, уверенная, что дверь не закрыта на замок, и, конечно, засыпаю. И только проснувшись утром, начинаю волноваться. Может, у вас было много работы? Или отмечали, какую-нибудь удачную сделку. Возможно, возникла необходимость срочно выехать в отдаленный район. Все может быть. Деньги так просто не сыпятся с неба, их надо заработать. А страхование, это работа волка, которого, как известно, кормят ноги. Дома телефона у нас еще нет, и я решаю позвонить Тебе со своей работы. Пребывая в раздумьях, я выхожу на лестничную площадку. Закрываю дверь, медленно подхожу к лифту. Нажимаю кнопку вызова, лифт открывается, и... выходишь Ты.
   - Что случилось?- взволнованно спрашиваю я.
   - Это я у тебя должен спросить, что случилось, - спокойно отвечаешь Ты. - После работы зашел к матери покормить баранов. Пришел домой - дверь закрыта. Стучал так, что выходили все соседи, узнать, в чем дело. Пришлось сочинить, что ты уехала к детям, а я забыл ключи дома. Рассказал, а потом опять ушел к матери. Она, еще не удержавшись, чтобы не "подколоть", посмеялась надо мной: "Что, молодая жена домой не пускает?"
   - Я ничего не слышала, - от удивления, широко раскрыв глаза отвечаю я.
   - Странно, весь дом слышал, а ты нет. Постой, а как ты спала? Наверно, на том ухе, которое слышит?
   - Не знаю,... может быть.
   - Оказывается, не всегда хорошо иметь глухую жену, - смеешься Ты.
   - А раньше всегда твердил, что лучшая жена - глухонемая, - подначиваю я.
   - Теперь понял, что ошибался. Немая еще, куда ни шло, но с глухой, оказывается тяжело.
   После перенесенной операции, врачи рекомендовали мне один месяц не поднимать ничего тяжелого и не заниматься физическим трудом. Более полугода все по дому Ты делаешь сам. Варишь, стираешь на троих. Меня не подпускаешь, даже к поднятию чайника, наполненного водой. На все мои уверения, что не надо делать из меня кисейную барышню, отвечаешь одинаково:
   - Ты должна набрать силы и полностью выздороветь. Ты мне нужна на всю жизнь.
   - Но могу же я что-нибудь делать по дому?
   - Конечно, можешь, - соглашаешься Ты. - Смотри телевизор и хвали обеды, которые я приготовил.
   - Так ты совсем разбалуешь меня.
   - Принимай это как подарок. Пока у меня есть силы, приятно побаловать любимую женщину.
  
   Заработки в страховой компании постепенно увеличиваются. Мы покупаем хороший холодильник, неслыханная по тем временам роскошь. Я плохо переношу жару, летом постоянно бывают обмороки. И поэтому вторая "крупная" вещь - японский кондиционер.
   - Зачем кондиционер? Он же такой дорогой! - ужасаюсь я, узнав о немыслимой цене.
   - Похоронить жену, мне будет стоить дороже. Я привык быть экономным и выбрал то, что обойдется дешевле.
  
   В моду опять входят кожаные вещи. Покупаешь по очереди куртку дочери, сыну, себе и только потом мне.
   - Почему мне всегда в последнюю очередь? - с иронией спрашиваю я.
   - Потому, что ты молодая и красивая. А я должен соответствовать, чтобы тебе не было стыдно идти со мной по улице.
   - Нашел отговорку. А если тебя уведут?
   - Без тебя я ничего не стою, - отвечаешь Ты.
   Не один голливудский "секс-символ" не сравнится с Тобой, особенно когда на Тебе кожаный плащ с белым шарфом. Как сейчас говорят - "полный отпад".
  
   Два-три раза в год Ты передаешь детям в Махачкалу по двести-триста долларов. Для Махачкалы (как для России) это не большие деньги, а для нас просто огромные. Но это Твои дети и этим все сказано. С самого детского дома, Ты всю жизнь мечтаешь иметь много родных.
   - Для меня родные и семья - это все, объясняешь Ты. - Хорошо помню, как однажды мы шли по улице строем. Это было еще в детском доме. Я увидел, женщину, которая вела за руку ребенка. Мальчику было, наверно, столько же лет, сколько и нам. Он закапризничал, стал плакать, чтобы мать купила ему петушка, леденец на палочке. Тогда это было самым большим лакомством. Но по каким-то причинам, мать не собиралась ему уступать и чуть ли не силой тащила его дальше. Ребенок плакал все сильнее и даже несколько раз пытался упасть на землю, чтобы мать отпустила его руку. Женщине было уже неудобно за его поведение перед прохожими. Она несколько раз, указывая, на нас повторила: "Посмотри, как хорошо ведут себя мальчики. Ничего не просят, не капризничают". Но на него уже не действовали никакие уговоры, и тогда женщина отшлепала его. Просто ладонью по попе. Я закусил губу. Мне очень хотелось расплакаться прямо здесь, на улице. Я еле сдержался. Женщина привела нас, детдомовских детей, в пример своему сыну. Откуда ей было знать, что мы просто не могли что-то просить и капризничать. Когда мы вернулись в детский дом, я не выдержал и сразу убежал на чердак. И там, захлебываясь слезами, долго рыдал. Рыдал, потому, что меня некому было отшлепать так, как это сделала та женщина со своим капризным сыном. Пусть бы меня били каждый день, говорил я себе, но зато был бы кто-то, кому я не был бы безразличен. Я бы никогда ничего просил, я бы вел себя лучше всех детей на свете. Меня некому отшлепать, но некому и пожалеть. Не знаю, сколько времени я пробыл на чердаке, но потом туда пришел Алил, и сказал, что меня уже ищут по всему детскому дому
  
   Понимая это, я никогда не обсуждаю Твоих родственников. У нас существует какое-то негласное правило: каждый имеет право критиковать только своих родных. И когда Ты уходишь на день рождения своей сестры Райганат, где я персона нон грата, я молча проглатываю это. Она - Твоя сестра. Но Твои родственники на этом не успокаиваются. Они не одобряют такой "неравный" брак брата "самой Райганат", заместителя председателя одного из государственных комитетов республики, с "какой-то машинисткой", да еще имеющей троих детей. Теперь я понимаю, КАК тяжело Тебе было разрываться между нами. Наверно, если бы еще я со своей стороны начала выяснение отношений, поставила вопрос я или они, не знаю, до чего бы это дошло. Но Твои отношения с Твоими родственниками для меня Табу. Так же как и мои отношения с моими. Мы - это мы, они - это они.
  
   Приближается Новый 1993 год. Ты на работе, а мы с детьми обсуждаем возможность поехать встречать Новый год в дом отдыха. Ребятам эта затея очень понравилась. Мы все продумали. Осталось только получить Твое согласие. Вечером я говорю:
   - Мы с ребятами думаем поехать на Новый год в дом отдыха. Как ты на это смотришь?
   - Раз ВЫ решили, поезжайте! - сердито отвечаешь Ты.
   - Ты не хочешь ехать? - пытаюсь я узнать причину Твоего настроения.
   - Нет. Вы же решили без меня.
   - Что-то случилось? Почему ты так отреагировал? - я никак не могу понять, что вывело Тебя из себя. - Просто тебя не было дома, - пытаюсь объяснить я. - Мы подумали, что будет интересно встретить Новый год на природе. Поиграть в снежки. Но последнее слово за тобой. Поэтому я и спрашиваю у тебя, ты не против?
   - Я буду встречать Новый год у Раи. А ты поезжай, - в голосе звучит металл. Это чужой голос, чужие слова и интонации.
   - Это же Новый год, - пытаюсь "достучаться" я. - Его всегда встречают в семье, с родными.
   - Вот я и встречу Новый год с родными. У Раи соберутся мои сестры и племянники.
   У меня на языке вертится один-единственный вопрос: "Если они родные. То кто же я для тебя? Я чужая?". Но я не произношу этих слов, потому что, очень боюсь услышать ответ.
   - Ты, наверно, шутишь? - у меня уже начинает дрожать голос. - Ты представляешь, как это будет выглядеть? Что я скажу детям?
   - Я, по-твоему, похож на клоуна, чтобы постоянно шутить?
   - Я ничего не могу понять. Но если ты уйдешь, то я тогда буду здесь одна. Потому, что Карина на той квартире. Ребята сказали, что если мы не поедем в дом отдыха, то они с ней, будут встречать Новый год втроем.
   Они уже работают и просили оставить им на праздники Карину, которая была этому очень рада.
   - Это ваши проблемы, - заявляешь Ты и начинаешь собираться.
   Я до конца не могу поверить, что Ты можешь так просто оставить меня одну в Новогоднюю ночь. Этого просто не может быть. Это неправда. Ведь нам до сих пор дорога каждая минута проведенная вместе. Я не могу понять, что происходит. Но чувствую, что-то творится за моей спиной. Это не другая женщина. Ты не стал бы притворяться. Теряюсь в догадках, строю различные предположения. Но молчу. Какое-то шестое чувство, женская интуиция, подсказывает мне, что нельзя начинать выяснять отношения. Сейчас не время для этого. Мне кажется, что какое-нибудь одно неосторожное слово, может сейчас порвать нить, связывающую нас. Я вспоминаю слова из Талмуда: "Зарождающая ссора подобна пробивающемуся сквозь плотину потока: как только он пробился, ты уже не удержишь его".
   А ведь, я была уверена, что наша плотина выдержит любое наводнение. Даже воды Мирового океана, не сумеют пробить брешь в гранитной стене из Любви и Нежности, которой мы с Тобой отгородились от всех неприятностей. Почему Ты выбираешь родственников? Конечно, я не поеду к детям. Как я смогу объяснить им, что Ты не с нами?
   Ты уходишь... Я остаюсь одна в Новогоднюю ночь. Наливаю себе шампанское и встречаю этот год со слезами и отчаянием. Почему Ты так поступаешь? Ведь Ты любишь меня...
  

1993 год

  
   В мае умирает Твой брат Алил, с которым вы вместе были в детском доме и интернате. Это огромное, не выразимое словами горе для Тебя. Он был старше всего на полтора года, и детство у вас было общим. Для Тебя он не просто родной брат, но он олицетворяет все Твое детство. Детство, когда вы были вдвоем. Два маленьких мальчика, затерявшиеся во время войны. Только брату Ты мог поведать свои детские секреты и поделиться какой-то недетской обидой. Вы всегда были поддержкой и опорой друг для друга. А потом, спустя годы, встретившись, делились воспоминаниями о жизни с отцом в Москве и годами, проведенными в детском доме. Ты часто рассказываешь о нем. О том, что очень хотел перевезти его в Ташкент. Он обещал Тебе и даже "в залог", как он сказал, отдал свой ковер. Но не переехал, потому что больше всего в жизни любил охотиться на сайгаков. Но сайгаки есть в Калмыкии, а не в Ташкенте. Я подсознательно чувствую, что любые слова утешения не помогут. Это слишком сильная рана в душе. Я просто прижимаюсь к Тебе и, глотая слезы, молчу. Что я могу сказать Тебе? Как можно помочь в таком горе? Как утешить? Увы, до сих пор не придуманы слова, которые могли бы, если не залечить, то хотя бы немного успокоить подобную Боль.
  
   Через несколько дней в нам приходит Твоя сестра, Мунира. Последний раз я видела ее, когда они с Розой год назад, "по пути" зашли на Твой юбилей, и подарили нам на новоселье три разнокалиберные тарелки с "эксклюзивной" надписью "Общепит".
   Я накрываю на стол и присаживаюсь рядом с Тобой. Тоном, которым в Индии в девятнадцатом веке обращались к людям из касты неприкасаемых, она произносит:
   - Наташа, выйди, нам нужно поговорить.
   Надо отдать ей должное, она не добавила слово "вон", хотя оно было бы здесь очень даже уместно. И вероятно подразумевалось.
   Я молча выхожу из комнаты, и внутри меня все закипает. Я не прислуга, чтобы со мной можно было так обращаться. (Через два года Мунира уедет в Турцию на заработки и устроится прислугой и сиделкой). О чем вы говорили тогда? Я этого уже никогда не узнаю. Да это и не важно.
  
   Проходит неделя.
   Ночью Ты был как-то особенно нежен со мной, а может, мне это показалось, перед ударом. Я встаю с постели в самом блаженном состоянии, в каком только может пребывать счастливая женщина. Медленно потягиваясь, подхожу к окну. Окно выходит на запад, но утренняя заря отражается в высотном здании из стекла и бетона и окрашивает все в розовый цвет. Скоро встанет солнце и опять будет хороший день. Уже проснулись птицы и заливисто щебечут, около клетки с кроликами. Наверно, подбирают у них зерно. Я оборачиваюсь к Тебе, чтобы еще раз увидеть Твою ласковую улыбку, перед тем как пойду готовить завтрак. Но Ты смотришь слишком серьезно и строго, а потом отводишь взгляд в сторону:
   - Я должен тебя попросить уехать на свою квартиру, - тихо говоришь Ты.
   Я совершенно не понимаю, сказанных Тобой слов. В моих глазах, обращенных на Тебя только немой вопрос.
   - На это есть причина, - также тихо продолжаешь Ты.
   - На сколько дней?- наконец, выдавливаю я из себя.
   - Я не знаю, но ты должна забрать все свои вещи. Я помогу тебе перевезти их.
  
   Когда люди слышат фразу "Удар ножом в сердце" они принимают это за метафору, эпитет, сравнение, все что угодно, только никто не представляет, что это правда. Ведь ножа то нет, а слова... это только слова, всего лишь слова. Поверьте, я ощутила, как узкое, длинное, ледяное лезвие ножа медленно-медленно, чтобы было еще больнее, вонзается сверху, чуть наискосок, в сердце. Как бы мне не было тяжело раньше, но такой резкой боли я не ощущала никогда. У меня часто бывают обмороки, но боли в сердце до этих слов я не знала. Только спустя несколько лет я узнаю причину, почему Ты нанес мне эту смертельную рану. Пойму, что Тебе было намного больней, чем мне. И мне станет опять мучительно больно, но уже за Тебя. Всю свою жизнь с первой минуты нашей встречи, Ты оберегал меня от Боли. Всегда подставлял плечо, старательно как мог, скрывал от меня все неприятности. Я даже не обиделась, а просто была в недоумении. Это была какая-то тайна. И потом, чтобы не вспоминать об этой боли, я никогда не возвращалась к этой теме в наших разговорах. Я запрятала эту Боль в самый глухой уголок "чердака" моей памяти.
   Как и положено, в исповеди, я прощаю этим "людям" причиненную мне Боль. Они и так наказаны всевышним. Но вопреки заповедям всех религий мира толкующим о всепрощении, НИКОГДА не смогу простить им Боль, которую испытал Ты, нанося мне этот удар.
  
   Наверно, по моему виду, Ты понимаешь, что потрясение было для меня слишком сильным. Ты произнес предыдущие фразы строгим голосом, чтобы я не задавала лишних вопросов. Подумал, что я просто обижусь и отвечу, что-нибудь типа: "Ну и, пожалуйста. Нашел чем пугать.
   Обойдусь и без тебя. Я сильная". Ты очень надеялся услышать что-то подобное. Но никак не ожидал, что я молча буду стоять перед Тобой бледная, как смерть, с остановившимся от боли взглядом и держаться за сердце. Как ужаленный ядовитой змеей, Ты вскакиваешь с топчана. Подбегаешь ко мне, чтобы успеть подхватить, если я вдруг упаду. Твоя напускная строгость мгновенно уступает место растерянности и страху. Подхватываешь на руки и укладываешь на кровать. Наклоняясь и нежно целуя, повторяешь как в бреду:
   - Поверь, мы все равно будем вместе. Мы всегда будем вместе. Но сейчас... так надо. Ты мне веришь? Мы всегда будем вместе, - быстро, скороговоркой повторяешь Ты. - Ты слышишь? Ты веришь мне? Всегда.
   - Но почему? - наконец выдавливаю я из себя эти два слова.
   - Ко мне... из Дагестана... приедут... родственники.... Сюда будут приходить с соболезнованиями, ... - заикаясь и медленно, неуверенно подбирая слова, говоришь Ты. - Поверь, мы будем вместе, мы всегда будем вместе. Ты веришь мне? Все будет хорошо. Мы все равно будем вместе. Так надо. Это не надолго. Ты же знаешь, я не могу без тебя.
   - Хорошо, - так ничего и, не поняв, отвечаю я.
  
   Мы перевозим вещи. Детям объясняю, что мы пока поживем здесь, так как Карине далеко ездить в школу. Каждый вечер Ты возвращаешься с работы ко мне и еще более внимателен и нежен. Ты со мной, а остальное меня не интересует и не волнует. Я не спрашиваю, почему гостей нельзя было разместить в гостинице или у Твоих сестер? Почему я должна была забрать свои вещи? Ты со мной. Ты любишь меня - это главное. Утром провожаешь меня на работу, потом садишься в троллейбус и едешь на работу к себе. На тихой пустынной улочке, по которой мы каждое утро идем вдвоем, Ты начинаешь целовать меня.
   - Ты с ума сошел! - отталкиваю я Тебя. - Открой свой паспорт, посмотри на вторую страницу...
   - Не могу, - задыхаясь от возбуждения, произносишь Ты. - Паспорт забыл дома. Интересно, а что там, на второй странице?
   - Там указан возраст, - тоном строгой учительницы произношу я.
   - Возраст? Нет, возраст я не помню. У меня склероз, - смеешься Ты.
   - Что люди подумают? - пытаюсь я Тебя образумить.
   - Они не будут думать, они будут завидовать, - сияя от счастья, произносишь Ты.
  
   Через три недели ко мне подходит парень, наш сосед по площадке, который работает у нас плотником.
   - Наташа-опа, извините, - вежливо говорит он. - Вы разошлись с мужем?
   - Нет. Откуда ты взял? - не совсем понимая, что он имеет в виду, отвечаю я.
   - Но в Вашей квартире живет какая-то женщина, - только начиная догадываться, что сказал что-то лишнее, продолжает он. - Она ходит ко всем соседям в гости. Красит им волосы и называет себя женой Ибрагима-ака.
   - Я не знаю. Мы просто сейчас живем в моей квартире.
   Вечером я спрашиваю напрямик:
   - Кто живет в твоей квартире?
   - Я же тебе говорил - родственники, - уверенно отвечаешь Ты. - Они скоро уезжают. А что такое?
   У Тебя возникает подозрение, что мне стало что-то известно. Но Ты не знаешь что именно. И уже совсем другим тоном осведомляешься дальше:
   - Почему ты вдруг спрашиваешь об этом?
   - Мне сказал соседский парень, что там живет женщина, называющая себя твоей женой, - отчетливо чеканя каждое слово, произношу я.
   - ... Понимаешь,... мои... дети... они ... просили, чтобы мы попробовали... начать... с их матерью... все снова... - Ты опять начинаешь делать огромные паузы между словами. - Я не смог... отказать детям. Она... приехала,... и живет там. Но я там не бываю, ты же знаешь, - уже уверенно и с чувством продолжаешь Ты. - Неужели ты не видишь, что мне никто не нужен кроме тебя?
   Таким растерянным, еле подбирающим слова с заиканием и долгими паузами я вижу Тебя, только, когда разговор заходит о нашей новой квартире. Как бы я ни была любопытна, как любая женщина, но я еще и очень терпелива. Что за тайны, Ты скрываешь от меня? Но ведь Ты со мной. По-прежнему влюблен и очень внимателен. А тайны? Обязательно ли нужно докапываться до истины? А может не стоит? Просто Ты не хочешь посвящать меня в них, чтобы лишний раз не травмировать, не огорчать, не расстраивать. Тайны никогда не бывают вечно покрыты мраком. Мрак рассеется, и тайны станут явными. Тогда я и узнаю все. Все это быстро проносится в моей голове, и я отвечаю:
   - Я знаю это и, конечно, чувствую, но все это... как-то странно.
   - Все будет хорошо.
   - Почему будет? Что-то еще?
   - Нет... надо немного подождать... Не бери в голову... Это мои проблемы. Для меня самое важное в этой жизни твое спокойствие. Поверь мне.
   - Хорошо. Но...
   - Ты веришь мне?
   - Да.
   - Спасибо.
  
   Сергей служит в армии в Бухаре. В это время мало, кто разбирался в компьютерах, даже на уровне пользователя. Принимая во внимание, что он почти два года проработал в Информационно-вычислительном центре нашей организации, его сразу определили в штаб войск МВД. Через полтора года перевели в Ташкент. Это был период, когда русскоязычное население и военные, в том числе, переезжали на постоянное местожительство в Россию. Когда Президент подписал Указ об увольнении военнослужащих срочной службы, Сергею объявили:
   - Если ты дашь согласие на сверхсрочную службу, со следующего дня после выхода в печати Указа зачисляем тебя на работу. Если нет, то будешь служить до двадцати четырех часов 31 декабря. Посоветуйся дома и решай. Ответ ждем завтра.
   Дома, пересказав весь разговор с руководством, Сергей спрашивает нас:
   - Вот такая ситуация. Что мне делать?
   Ты ему отвечаешь:
   - ...Сейчас ты, как говорят, попал "в струю". Во-первых, немного разбираешься в компьютерах. Во-вторых, массовый отъезд офицеров в Россию. У тебя есть все шансы быстро продвинуться. А, что ты будешь делать "на гражданке"? Специальности у тебя нет. Время сейчас такое, что с высшим образованием и стажем люди не могут найти работу. Через три-четыре года все изменится и у тебя уже не будет таких шансов. Взвесь все хорошенько. Не торопись. Ты просишь совета. Я говорю тебе свое мнение. Но, естественно, решать тебе
   На следующий день Сергей сообщил нам, что остается в армии. Его сразу направили на специальные курсы при Высшем военном училище. За шесть месяцев он экстерном сдал программу этого училища.
  
   Мы возвращаемся в нашу "саклю". Все встает на свои места. Правда соседки косятся на меня, или просто откровенно игнорируют. Но я привыкла, к такому отношению женщин ко мне и меня это не волнует. Мне некогда, да и совершенно нет желания "чесать язык", обсуждая других соседок или пускаться в длинные рассуждения о том, что можно приготовить на ужин и как правильно замариновать огурцы на зиму. У меня есть с кем общаться. Да и для разговора у нас совершенно другие темы. Вчера мы говорили о картинах Глазунова и Рериха. Сегодня мы обсуждаем удивительную и своеобразную музыку Грига. Завтра, возможно будем говорить о прекрасных, но таких разных танцорах века - Махмуде Эсамбаеве и Владимире Шубарине. А во время совместного приготовления ужина наизусть читать поэму Лермонтова "Мцыри". И если один забудет какое-то слово, то другой ему подскажет. Мы можем поговорить и о футболе и о фигурном катании и даже о боксере Мухаммаде Али. Да мало ли о чем можно говорить. А сколько можно рассуждать на тему Любви? Я никогда не думала, что мужчина способен испытывать такую "дикую, необузданную, какую-то демоническую" Любовь. Всегда была уверена, что любить, способны только женщины. Они более романтичны, чаще "витают" в облаках. Но Твоя любовь - это совершенно иное. Может именно, о такой любви мечтают девочки, когда читают романы. Это Романтичная Любовь зрелого, сильного, уверенного в себе Мужчины. Мне Твоя любовь напоминает лермонтовского Демона.
   - Давай официально оформим наши отношения, - неожиданно говоришь Ты.
   - Это, нужно понимать, как предложение руки и сердца?- смеюсь я.
   - Да, извини. Наверно, я должен встать на колени... и что-то еще? - подыгрываешь Ты.
   - Господи, у тебя, действительно, склероз. Ты даже не помнишь, что говорят в таких случаях?
   - Я никогда не делал предложение. Впервые я делаю его тебе. Так, мне встать на колени?
   Я делаю испуганное лицо и движение, как будто удерживаю Тебя. Хотя прекрасно знаю, что это игра.
   - Вот этого делать не надо. Где-то я читала, что Настоящие горцы, кроме молитвы, могут опуститься на колени, только перед водой родника и цветком. Опять прихватит радикулит, - смеясь, добавляю я - и мне придется поднимать тебя. Лежи спокойно.
   - Ты для меня и есть вода живительного родника и самый прекрасный цветок в жизни. Но, ты не ответила, - уже вполне серьезно продолжаешь Ты. - Понимаю, что нужно было сделать это давно. Но сначала стоял вопрос о квартире. Я думал, вот только получу квартиру, и сразу пойдем в ЗАГС. Но потом все закружилось как карусель. Твоя операция, какие-то непредвиденные обстоятельства. Я даже как-то и забыл об этом. А вчера вдруг подумал, что общество всегда определяет отношения по штампу в паспорте. А мы, увы, живем не на Небесах или на необитаемом острове, а в обществе. И когда в твоем паспорте будет стоять штамп, никто не посмеет сказать что-то о тебе.
   - Ты сам ответил, - тихо говорю я. - И если ты уверен...
   - Тебе я верю,... - так же тихо произносишь Ты, и немного задумавшись, добавляешь, - и себе.
  
   19 ноября мы договорились встретиться у ЗАГСа, чтобы подать заявление. Я, по своей "дурной" привычке никогда не опаздывать, прихожу на десять минут раньше и жду, когда Ты подъедешь с работы. Сотрудница ЗАГСа несколько раз поднимает на меня глаза от своих записей и журналов и, наконец, не выдерживая, спрашивает:
   - Женщина, что Вы хотели?
   - Подать заявление на регистрацию брака.
   - А где же ваш "жених"?- с иронией подчеркивает она последнее слово.
   - Сейчас подойдет.
   Она окидывает меня многозначительным взглядом. Кому, как ни ей знать, что если мужчина не пришел первым, значит, он уже не придет. Это закон, и он выполняется на девяносто девять процентов. Это мужчина должен ждать у дверей и волноваться. Но в моем случае это как раз тот один единственный процент, который является исключением. Ты появляешься через пять минут. Теперь уже в ее глазах мелькает удивление. "Этот... Зевс хочет жениться на этой пигалице? На богачку... она тоже не похожа..." Как видно по выражению ее лица, размышляет служительница Гименея. Мне, кажется, я читаю в ее глазах фразу: "Действительно, Пути Господни неисповедимы".
   Мы заполняем бланки и нам дают месяц "на обдумывание самого важного шага в нашей жизни". Так как девятнадцатого декабря воскресенье, нам говорят, что мы можем придти восемнадцатого. Уточняя это, я просто хочу подчеркнуть эту мистическую для нас цифру "девятнадцать".
   - На целый день меньше свободы!- нарочито удрученным голосом восклицаешь Ты, выходя из дверей ЗАГСа.
   - У тебя впереди еще целый месяц на серьезное обдумывание этого рокового шага, - иронизирую я
   - Да, целый месяц я буду, свободен и могу быть с любимой женщиной, - Ты продолжаешь играть сцену из спектакля: "Я лучше съем перед Загсом свой паспорт".
   - А потом? - хочу услышать я Твой ответ.
   - Потом это уже будет жена, - уныло, как и положено, по роли отвечаешь Ты.
   - А ты сделай из жены любимую женщину и все, - подсказываю я.
   - Так просто? - разочарованно протягиваешь Ты. - Почему я не додумался до этого сам. Поэтому и боялся записываться.
   - Раньше бы спросил и не мучился столько лет, - "утешаю" я Тебя.
   - Да, у меня, оказывается, будет не просто любимая, но еще и умная жена.
   - Тебе крупно повезло, - отвечаю я.
  
   Восемнадцатого декабря мы едем на автобусе в ЗАГС. За одну остановку я поднимаюсь с места и начинаю продвигаться к выходу. Ты сидишь, продолжая смотреть в окно. Я не выдерживаю:
   - Ты что сидишь?
   - А что? - вкладывая в свой вопрос, как можно больше наивности и удивления спрашиваешь Ты.
   - Мы выходим на следующей остановке, - выговаривая по слогам, довожу я до Твоего сведения.
   - Да? - разочарованно произносишь Ты, вставая с места. - А я так мечтал проехать мимо.
   - Уже не выйдет, - отсекаю я все Твои попытки.
   Заходим в ЗАГС. Нам подают бланки для заполнения. Мы заполняем, и вдруг Ты, заглядывая в мой листочек, спрашиваешь:
   - Какую фамилию ты пишешь?
   - Свою, - спокойно говорю я. - У меня дети на этой фамилии, и все документы. Ты против?
   - Я бы не возражал, если бы это была Твоя фамилия, - произносишь Ты.
   - Я поняла.
   Относим заведующей, заполненные бланки. Она указывает в журнале место для подписи. Замечая, что у меня дрожит рука, она крайне удивлена:
   - Вы что, волнуетесь? - интересуется она.
   Этим вопросом потом Ты постоянно "подкалываешь" меня.
   - А помнишь, как ты волновалась?
   - Помню, помню. Конечно, помню. Еще бы. "Отхватить" Такого Мужчину...
   Я закатываю глаза и воздеваю руки к небу.
   - ... и не волноваться.
   Ты получаешь тот ответ, которого ожидаешь и на Твоем лице, довольство кота, которому дали целую чашку сметаны.
   Выходя из ЗАГСа, спрашиваю:
   - А где же цветы? Все-таки сегодня Первый официальный день нашей семьи.
   На улице холодно, идет мелкий колючий снег с сильным ветром, и до цветов надо идти еще полчаса. Ты моментально находишь ответ:
   - Тебе придется выбирать или цветы сейчас, или цветы всю жизнь?
   - Конечно, хочется сейчас, но второе заманчивее. А что всю жизнь будет Первый день?
   - Ты сомневаешься?
   - И всю жизнь я буду выбирать из хорошего и лучшего?
   - Я буду очень стараться, чтобы так и было.
  
   22 декабря мы отмечаем день рождения Карины. За столом мы и дети. Сначала дружно желаем Карине, все, что только можно пожелать. А потом Ты просишь минуту внимания. Отходишь на пять минут и возвращаешься со свидетельством о браке. Разворачивая его, говоришь:
   - У нас есть для вас сюрприз. Почти семь лет я уговаривал Вашу маму выйти за меня замуж и она, наконец, дала свое согласие.
   Твои слова приводят Сергея в искреннее изумление и, единственно, что он может вымолвить:
   - Даже так?
   - Да, семь лет, конечно, большой срок, но я все-таки добился своего, - с гордостью произносишь Ты.
   Наши отношения не похожи на отношения мужа и жены, в бытовом, общепринятом смысле. Они напоминают отношения двух семнадцатилетних влюбленных. Нашей лодке, Слава всевышнему, удалось не разбиться о быт. У нас нет ни одного дня без шуток и смеха. Мы понимаем друг друга с полуслова и полувзгляда. А чаще всего даже без слов. Молчание у нас - не состояние тревоги и недосказанности, а гармоничное ощущение пребывания наедине с собой и собственным внутренним миром. Если Ты что-то говоришь, я ловлю себя на том, что просто не успела озвучить то же самое. Скучно? Я бы этого не сказала. Мы ведем себя как молодожены, когда нет родителей. Только роль родителей, у нас исполняют дети. Мне кажется, что если молодые живут под пристальным надзором старшего поколения, они вынуждены постоянно сдерживать свои эмоции и... не только эмоции. Потом улетучивается налет романтики, они постепенно впитывают строгую атмосферу родительского дома и очень много теряют в своих отношениях. Возраст их отношений становится равен возрасту отношений их родителей. И где-то остается тоска по свободе. А если есть тоска, то недолго и до измен.
  

1994 год

  
   27 марта, вечером, прочитав какую-то статью в журнале, о так называемых, неравных браках, я поинтересовалась:
   - Интересно, на мужчину разница в возрасте, действует чисто психологически?
   - О чем ты? - не сразу понял Ты.
   - Ты всегда, в шутку, повторяешь, что любишь меня немного больше, когда разница в возрасте между нами двадцать лет.
   - Нет, конечно. Это просто шутка. Может на кого это и действует, но не на меня. Для меня гораздо важнее другие твои качества. А разница в возрасте просто удачно совпала с твоими достоинствами.
   - А вообще ты чувствуешь, что у тебя жена на девятнадцать лет моложе? - допытываюсь я.
   - Меня родственники хотели женить на женщине еще моложе тебя, - неожиданно произносишь Ты.
   - Давно? - удивляюсь я. - До меня?
   - Нет. Недавно, - устало говоришь Ты.
   - У нее детей, еще больше, чем у меня? - иронизирую я.
   - У нее нет детей, и она даже не была замужем, - не меняя тона, продолжаешь Ты.
   - Как интересно. И сколько же ей лет?
   - Тридцать пять.
   - А почему твои родственники, вдруг так забеспокоились о твоей судьбе? Существуют, наверно, какие-то причины?
   - Во-первых, она лачка. Но, даже не это главное.
   - Ты меня заинтриговал. А что главное? То, что ей тридцать пять лет, и она не была замужем, это еще не достоинство. Между прочим, ты прекрасно знаешь, что когда женщины начинают ругаться, то "старая дева", считается серьезным оскорблением. Сильнее только одно - "А твой муж - железнодорожник". (Мой первый муж последние пять лет работал начальником дистанции в Управлении железной дороги). Так, что рассказывай.
   - Там подразумевался "родственный" обмен.
   - Теперь вообще ничего не понимаю. Знаю, что существует родственный обмен жилплощадью.
   - В Ташкенте живет очень богатый парень - лакец по национальности, - однотонно начинаешь Ты свой рассказ. - У него здесь и в Махачкале можно сказать дворцы, фонтан, бильярдная, бассейн, сауна и так далее и тому подобное. Рая хотела выдать за него замуж свою дочь. Тогда бы она была, по ее словам, как "шамаханская" царица.
   - А дальше?
   - Но Гуля ему не понравилась. Тогда Райганат предложила мне жениться на его сестре.
   - И что? Причем здесь Гуля? - недоумеваю я.
   - Расклад был такой. Если я женюсь на его сестре, мы будем жить в его доме, и Гуля, как моя племянница постоянно будет пропадать у нас. И что-нибудь,... как будто случайно, из этого... выйдет.
   Ты делаешь длинные паузы, чтобы я, наконец-то "поняла", на что Ты намекаешь.
   - Как интересно. Гуля бы его соблазнила, а потом Райганат заставила бы его жениться на "бедной, невинной" тридцатилетней девочке?
   - Именно это и подразумевалось.
   - Да... интересно,...- тяну я слова, не зная как к этому отнестись.
   - Тебе просто интересно, что меня уговаривали жениться на другой?
   - Но этого же не случилось, - отвечаю я - Если бы это, не дай Бог, произошло, мне было бы очень больно. Но, я почему-то уверена, что ты без меня не был бы счастлив, и это бы меня утешало.
   - Для тебя, главное, чтобы другому человеку, было плохо, - огорченно вздыхаешь Ты.
   - А ты хотел бы, чтобы мне было плохо, а тебе хорошо?- уже возмущаюсь я.
   - Если бы ты меня действительно любила, то хотела бы, чтобы мне всегда было хорошо, независимо с тобой я или нет, - воспитываешь Ты меня.
   - Я не могу поверить, что если любишь человека, можно радоваться, что он счастлив с кем-то другим, - честно отвечаю я. - Любовь, в конечном счете - это эгоизм. Если человек становится безразличен, тогда все равно хорошо ему или плохо.
   - Неужели совсем все равно? - уточняешь Ты.
   - Ты прав. Наверно, чтобы было не очень хорошо. Пусть пожалеет.
   - Нет, ты, действительно, эгоистка.
   - Это нормально. Какой-то классик сказал: "Сердце лучшей из женщин безжалостно к страданиям соперницы". А я не считаю себя лучшей, просто нормальной.
   - И ты бы не хотела, чтобы я был счастлив без тебя? - уже начинаешь иронизировать Ты.
   - Конечно, нет. Еще спрашиваешь, - возмущаюсь я. - А потом без меня ты не смог бы быть счастливым, - подвожу я "утешительный" для себя итог.
   - Это уже самоуверенность.
   - Нет. Теперь это уже уверенность. Но ты расскажи, что было дальше?
   - Да, ничего дальше и не было. Я отказался. Конечно, очень хотел помочь Гуле стать "шамаханской" царицей, все-таки она моя племянница. И потом я у них жил, когда приехал в Ташкент. Гуля росла на моих глазах.
   - Ты всегда готов для родственников на все, - с грустью говорю я.
   - Что поделаешь? Детдомовский комплекс, - так же отвечаешь Ты.
   - А почему в этом случае комплекс не сработал?
   - Было две причины.
   - Даже две?
   - Просто, до сих пор не знаю, какая важнее?
   - Скажи, я сама выберу.
   - Да нет, теперь я и сам могу сказать. Помнишь, я тебе говорил, что не смогу причинить тебе боль?
   - Помню.
   - Это была главная причина. Я много сил потратил, чтобы после всех своих разочарований, ты мне поверила. Ведь до меня ты жила как улитка в раковине. Закрытая внутри. И когда я сумел раскрыть твои чувства, сломать твою раковину, предать тебя было бы преступлением.
   - Как ты красиво говоришь. А вторая причина?
   - Вторая причина немного прозаичнее, не так красива, а может, даже эгоистична. Просто подумал, что я тоже живу один раз. Почему я не имею права быть счастливым, хотя бы еще пять-шесть лет?
   - Так пессимистично?
   - Прошлый год принес мне и тебе много головной боли.
   - Но он уже прошел. А мы с тобой оптимисты.
   - Да оптимисты. Но почему ты не говоришь: "Посмотри на вторую страницу в паспорте"?
   - Потому, что смотреть надо было раньше, а сейчас, посмотри на другую страничку, где штамп.
   - Где прописка?
   - Нет. Подожди. Сейчас посмотрю, на какой странице ставится штамп о браке.
   - Ладно. Сиди. Я вспомнил о штампе.
   - И каковы последствия, этого неудавшегося "родственного" обмена?
   - Ты сама видишь. Гуля в присутствии всех родственников заявила, что она больше не считает меня своим дядей и даже не придет на мои похороны. У мусульман, это считается хуже всякого проклятия. Рая сказала, что я променял родственников и богатство на "какую-то общипанную машинистку". А остальные родичи, сама знаешь, слушают Раю. Она для них царь и Бог. Ведь у нее есть деньги, и она занимает хорошую должность. Вот так все и закончилось.
   - А почему ты мне тогда это не рассказал?
   - Это было бы тебе неприятно. Ты бы все равно переживала. А сейчас ты сама начала этот разговор. И я решил облегчить свою душу. Просто, чтобы ты знала истинную причину разрыва с моими "родственничками".
  
   Никогда раньше не готовила завтраки. Ребятишки завтракали в садике, а потом в школе. Я вообще обходилась без завтрака. Но Ты приучил меня готовить на завтрак разнообразные каши. Ты можешь приготовить обед или ужин, особенно праздничный, но завтраки навсегда стали моей "обязанностью". А меня с моим низким давлением и моими постоянными обмороками заставил по утрам пить кофе.
   Я составила меню и чередую завтраки. Даже зову Тебя к завтраку по-разному. Если это овсяная каша, я громко провозглашаю, голосом дворецкого Бэрримора:
   - Ваша овсянка, сэр...
   Если это молочная лапша, то мое приглашение на завтрак звучит так:
   - Вы, к сожалению, не граф Толстой, чтобы я заново готовила Вам завтрак. Поэтому не ждите, пока остынет.
   - Иду. Уже вспомнил, что я не граф, - нарочно кряхтя, отвечаешь Ты.
  
   У Тебя очень часто подскакивает давление. Оно не просто высокое, а очень высокое. И иногда за завтраком Ты насыпаешь несколько крупинок кофе в свой зеленый чай "для запаха". Сейчас, когда я утром пью кофе и смотрю на Твой портрет, мне кажется, что Ты чувствуешь этот запах и улыбаешься мне. Именно Ты приучил нас собираться за столом, а не есть поодиночке. Ты сделал это красивой, семейной церемонией. Праздники для нас постепенно стали не просто "красным днем календаря", выходным днем, когда не надо идти на работу. Мы всегда стремимся сделать это настоящим Праздником. Кроме того, у нас так много личных торжеств, что Карина часто подсмеивается над нами:
   - Вы отмечаете все подряд, когда первый раз были в кино, когда первый раз промокли под дождем, когда первый раз вместе ходили на базар. (Да, я помню, это было 5 июня 1987 года) ... Может, будете отмечать, когда первый раз купили картошку или капусту для кроликов? Это тоже праздник?
   - А что, это идея, - подхватываешь Ты на лету шутку Карины. - Жаль, что не записали такое событие, как первая совместная покупка картошки. Без сомнения, это все праздники Может, я не всегда могу подарить твоей маме достойный ее подарок, но подать кофе в постель, приготовить ужин, - с чувством произносишь Ты, - поблагодарить ее за то, что она рядом со мной, я готов каждый день.
  
   На "корпоративных" вечеринках Ты как всегда тамада:
   - Знаете, какой единственный и самый дорогой подарок мечтает получить каждая женщина на праздник?- спрашиваешь Ты, внимательно и испытующе оглядывая присутствующих.
   Взоры всех обращаются к Тебе и раздаются различные предположения. Но, выдержав достаточную паузу, Ты сам и отвечаешь на свой вопрос:
   - Романтическую Ночь Любви.
   Мужчины тут же стараются перевести разговор на другие темы. Женщины замолкают. Их мечтательное выражение после Твоего вопроса, быстро сменяется тоской в глазах после ответа.
   Дома я потихоньку укоряю Тебя:
   - Зачем Ты это говоришь? Мужчины не понимают, или не хотят понять. У женщин портится настроение.
   - Я просто делаю тебе еще один подарок.
   - Мне? Какой? - удивляюсь я.
   - Тебе же нравится, когда женщины тебе завидуют? Представь, как позавидовали тебе после моих слов.
   - А если бы они знали, что у меня праздник каждый день, да еще иногда и кофе в постель,... - томно произношу я.
   - Нельзя же быть до такой степени жестокой, - смеешься Ты.
   - Почему жестокой? - не понимаю я.
   - Хорошо, если они не поверят. А женщины с богатым воображением? Ты о них подумала? Сразу возрастет число суицидов среди женщин. Ты сама недавно читала мне из какой-то газеты статистику, что более семидесяти процентов в психиатрических больницах составляют женщины после сорока лет.
   - Ну вот, а ты их еще больше расстраиваешь, вспоминая о ночах Любви. Мне кажется, сейчас все заняты добыванием денег. Все заслонило материальное.
   - Ну, без денег, тоже долго не протянешь,...- замечаешь Ты.
   - Так я же не о бедности, - оправдываюсь я. - Просто нельзя ставить на первое место деньги.
   - Меня ты можешь не агитировать. Я с тобой полностью согласен.
  
   На все праздники Ты даришь мне подарки. Когда Ты работаешь в страховой компании, то это золотые украшения или изделия кубачинских мастеров. Кубачи - это аул в Дагестане, известный на весь мир лучшими ювелирами. Свои работы они делают только на заказ. Ты познакомился с ними, когда работал главным музыкальным редактором на телевидении Дагестана.
   Даже рассказал мне такой случай. В советское время кубачинские умельцы делали на заказ, для подарка Первому секретарю Компартии Дагестана поднос с рюмочками для коньяка из золота, инкрустированного драгоценными камнями и с резьбой. А потом он подарил этот набор на День рождения Леониду Ильичу Брежневу, и сразу же получил Золотую Звезду Героя Социалистического труда. Изделия кубачинских мастеров, считаются произведениями искусства и вывоз их за границу ограничен, а в некоторых случаях даже запрещен. Но у меня браслетов и других украшений кубачинской работы, как у восточной принцессы. И я иногда чувствую себя соответственно.
   На Восьмое марта получаю в подарок духи с каким-нибудь особенным названием. Цветы я, действительно, как Ты и обещал когда-то, получаю очень часто и без повода. Единственные цветы "по поводу" - это сирень в день моего рождения. Рано утром, когда я еще сплю, Ты уходишь косить траву для кроликов и срываешь цветок у кого-нибудь в саду, или просто цветущую ветку. Просыпаясь, я вижу на тумбочке около своей кровати цветок в стакане с водой или ветку в трехлитровой банке. Потом, конечно, я обязательно убираю цветы в вазочку и ставлю на стол, где мы завтракаем. Мне очень повезло в жизни встретить настоящего Романтика. А может, Ты стал таким ради меня? А я очень стараюсь соответствовать. Если, утром подходя к моей кровати, Ты словно Принц из "Спящей Царевны", будишь меня поцелуем, то я ни разу не ответила на это:
   - Зачем ты меня разбудил, так рано?
   Я до конца играю свою роль. Я окидываю Тебя томным затуманенным взором и нежно обнимаю руками за шею.
   С этого года на Женский день, Ты решил мне дарить... новый веник с бантом. Объяснил это так:
   - В этот день мне, естественно, хочется завалить тебя цветами, но это неоригинально и... очень дорого. У тебя хорошее воображение, поэтому представь, что каждый прутик - это стебель экзотического цветка. И этот "букет" целый год, когда ты берешь его в руки, напоминает тебе о женском дне, как о празднике. А о том, что для меня Ты самая прекрасная и неповторимая женщина я стараюсь доказать тебе каждый день.
   - Теперь придется еще чаще делать уборку, чтобы почувствовать аромат "экзотических" цветов, - смеюсь я.
   Я не устаю искренне удивляться и восхищаться каждым знаком внимания. Это не стало для меня привычкой. Когда женщины привыкают к подаркам и цветам, полагая, что они этого "достойны", они теряют радость для себя и стимул для мужчины. Поверьте, "сильному полу" очень хочется видеть блеск в любимых глазах, и ради этого они и готовы совершать "безумства". Для меня не важно, что Ты принес на этот раз: не совсем распустившийся бутон розы или маленькую веточку цветущей яблони. Важно другое. Ты думал, чем меня обрадовать или удивить сегодня. Ты нес этот цветочек и уже представлял себе, мой восхищенный взгляд, когда я проснусь.
   Тебе хотелось пройти так тихо и осторожно, чтобы я не проснулась до того, как Ты нальешь воды в стакан, опустишь цветок, поставишь около меня. А потом будешь ждать моего пробуждения, и смотреть на мою реакцию. И Ты уверен, что в моих глазах обязательно вспыхнет этот огонек, которого Ты, затаив дыхание, ждал все утро. Ты изучил меня и знаешь, что я не буду притворяться. И восторг в моих глазах, будет не поддельный. Я даже не могу заставить себя выразить на лице то, что необходимо в какой-то ситуации. Я такая, как хочешь Ты. Я настоящая.
   Подарки.... Это, вообще отдельная тема. Сейчас мне кажется, что вся моя жизнь с Тобой, состояла из праздников, поздравлений и подарков. Чтобы подарить любимому, родному человеку? Родной... как много это слово в себя включает,... так хочется быть рядом с этим человеком каждую минуту.... А подарком может быть даже взгляд восхищенных глаз. Видеть его.... Смотреть в глаза... держать за руку. Разве это не лучший подарок друг другу? Чувствовать прикосновение губ. Слышать дыхание.... И, прикасаясь к его груди ...знать, что это Сердце - стучит для тебя, а твоё для него.... Самое великое счастье на Земле! Самый большой подарок Судьбы!
   Каждый пейзаж, который я видела, каждое путешествие, любое маленькое открытие или приключение были ценны для меня, когда в них присутствовал Ты. Стирки и уборки я всегда оставляла на тот момент, когда Ты уходил на базар, по делам. ... Потому что, если Тебя нет рядом, то и части жизни нет, и тогда можно заняться чем-нибудь неинтересным и повседневным. А когда я торопилась домой (чего совсем никто не понимал) с мыслями, что Ты дома и ждешь меня, внутри все пело. Мы приходили в восторг от всего: от дождя, прохладного ветерка, красивых облаков и просто оттого, что мы рядом. Но при всем этом, мы не утратили индивидуальности, и наши отношения сложились в ту близость, о которой все супружеские пары лишь мечтают. С самого начала у нас возникло безграничное доверие друг к другу. Даже легкое облачко сомнений не возникало между нами. Были мы и ... все остальное. Оказалось, что счастье - это когда два человека встречаются, влюбляются и становятся неким целым организмом, состоящим из двух половинок, которые могут думать об одном и том же, находясь далеко, друг от друга или, взглянув в глаза своего партнера, угадать его желание... Конечно это не полное определение счастья, но я думаю, что не такое уж и маловажное, и является одной из его составляющих...
  
   Летом Ты пришел домой и даже не переодеваясь, с порога объявил:
   - Представляешь, сегодня случайно на базаре встретил Ширвани. Он очень торопился. Я спросил: "Куда это можно, так спешить?". А он ответил, что сегодня вечером у него свадьба.
   - Свадьба? Сегодня? - переспрашиваю я.
   - Да, он женится на медсестре из больницы, где лежал месяца три назад, - сообщаешь Ты.
   - Так быстро? Он же ее почти не знает, - удивляюсь я.
   - А у него все быстро. Попал в больницу, увидел, женился, - перефразируешь Ты известную фразу Цезаря.
   - Ты что-то рассказывал о ней, когда ходил его навещать, - начинаю припоминать я.
   - Да. Она еще тогда сказала, что у меня аура хорошая.
   - Умная девица. Пока не вышла замуж, родственников надо хвалить.
   - А ты не согласна, что у меня аура хорошая? - интересуешься Ты.
   - Что ты? Конечно, согласна. У тебя даже нимб имеется?
   - Да? - заинтересованно переспрашиваешь Ты. - А почему ты никогда раньше не говорила этого? И когда его видно?
   - Когда жарко. Тогда лысина потеет и блестит, - смеясь, объясняю я.
   - И тогда я становлюсь почти святым? - поддерживаешь Ты мою шутку. - А я и не знал.
   - Я это знаю. Особенно, когда ты, прикосновением руки за десять минут снимаешь мою головную боль, - уже серьезно говорю я. - Так эта медсестра тебе понравилась?
   - Кто мне может понравиться, кроме тебя?
   - Я же спрашиваю в другом смысле.
   - Так ничего особенного, - высказываешь Ты свое мнение.
   - Значит, Ширвани пригласил тебя на свадьбу? - уточняю я.
   - Нет. Он сказал, что сегодня они будут праздновать с друзьями, а дня через два с родственниками. Тогда он приедет пригласить нас. Так что, теперь надо подумать о подарке.
   - Вот это свадьба на три дня! Хорошо живут! А о подарке я подумаю. На свадьбу нужен хороший подарок. Он же твой племянник.
   - Подумай. Я завтра должен получить премию, можно будет пройтись по магазинам.
   - Хорошо.
   Но приглашения на свадьбу мы так и не дождались. Твои родственники теперь уже нас обоих посчитали "персонами нон грата".
  
   Саня учится переделывать легковые машины, чтобы топливом служил не бензин, а газ. Наш гараж временно превращается в мастерскую по ремонту автомобилей. Вроде все идет хорошо. Гараж виден с балкона, и я часто хожу туда, якобы по делам. Теперь оба сына работают. Питаются намного лучше нас. Карина, часто "обитает" после школы у своих братьев. Когда я приезжаю "в гости" мне тоже нагружают целые сумки продуктов. Дамир дает Сане видеомагнитофон на продажу. Это все еще большая редкость и в магазинах их не достать.
   - Саня, мне принесли его по своей цене, - говорит Дамир. - Продашь и отдашь мне эту сумму, все что "сверху" твое. Купишь себе что-нибудь.
   - Спасибо, - отвечает Саня.
   Продав "видик", Саня решает набрать денег на крупную вещь и потом сразу расплатиться со всеми долгами. Берет в долг еще у двух-трех человек, добавляет заработанные деньги в гараже. И на эти деньги покупает мотоцикл "Ява". Когда мотоцикл отлажен и покрашен, вдруг оказывается, что он... ворованный. Мотоцикл забирает милиция. Хорошо еще, что следствие по угону мотоцикла не предъявляет нам никаких обвинений. Хозяин "уже успел" уехать в Россию. А у Сани остались только... долги. Мы с Сергеем стараемся расплатиться, потому, что каждый день ходят кредиторы. Сергей с зарплаты, я продаю два золотых кольца. И когда уже на горизонте виднеется конец выплатам, приходит Гульсине:
   - ... Наташа, я пришла сказать, что Саня не отдал деньги за видеомагнитофон. Я не тороплю, отдавайте понемногу, когда сможете.
   После оплаты долгов всем кредиторам, я уже нахожусь на стадии невроза. Услышав слова, моей подруги, на меня находит полуобморочное состояние, уже потихоньку подташнивает и начинается шум в ушах.
   - Хорошо, Галочка, мы отдадим, - стараясь при ней не упасть в обморок, говорю я
   - Не торопись, я просто сказала, чтобы ты знала.
   До прихода Гульсине, мы ничего Тебе не говорили. Но Ты заходишь домой через несколько минут после ее ухода и застаешь меня в состоянии "никто". Дальше скрывать от Тебя эту проблему уже невозможно. Я рассказываю Тебе все о "Санином бизнесе". Ты, как всегда, успокаиваешь меня:
   - Твоя подруга, тебя не торопит? - уточняешь Ты. - А это самое главное. Не волнуйся. Все будет хорошо.
   - Но это моя полугодовая зарплата. Таких денег достать невозможно. У меня даже нет вещей, которые можно продать на такую сумму.
   - Самое главное успокойся, - повторяешь Ты.
   На следующий день после работы Ты приносишь сразу всю сумму.
   - Где ты мог достать столько денег? - поражаюсь я. - Гала сказала, что может подождать. Можно отдавать понемногу.
   - Я занял у Шухрата. Отдай все сразу, чтобы этот вопрос для тебя был закрыт. Иначе постоянно будешь думать об этом.
   - Спасибо. Ты просто спас меня.
   - Это тебе спасибо. Я боялся, что ты опять начнешь перечислять свои "железные принципы".
   - О чем ты говоришь? Какие принципы? - чуть не плача, говорю я. - У меня голова лопалась от мыслей, где найти деньги.
  
   Просто жизнь меня научила, рассчитывать только на себя. Мне даже в голову перестали приходить мысли, что кто-то может помочь мне. И даже за семь лет, Ты не смог переубедить меня, что "мои проблемы" являются и Твоими. Вот всего лишь два примера того, как я пыталась попросить помощи:
   Я родила Карину очень холодной зимой 1984 года. Был сильный мороз и гололед. Позвонила старшему брату, чтобы он помог мне поймать такси, когда я выйду из роддома. Ответ был такой:
   - Надо было думать раньше, и вообще, нечего разводить нищету. Я сильно простужен и у меня температура.
   Я молча повесила трубку.
  
   Однажды в субботу в магазин привезли апельсины, а зарплату я должна была получить только в понедельник. Я попросила у матери три рубля до понедельника, чтобы купить детям два килограмма апельсинов. Она мне ответила:
   - Свои деньги надо иметь. Меньше ходить по парикмахерским. Обойдетесь и без апельсинов, это не хлеб.
   И хотя на сберегательной книжке у нее были деньги, даже на покупку автомобиля (деньги "сгорели" в 1991 году), она никогда не купила моим детям конфетки, даже на день рождения. И только для того, чтобы воспитать в детях уважение к старшим, я молчу и избегаю упреков. Хотя на свои деньги полностью оплачиваю все коммунальные услуги и делаю в квартире ремонт. Может, этого и не стоило писать. Но я назвала эту книгу "Исповедь" и прежде чем Высший суд будет взвешивать мои дела и поступки, я хочу проанализировать их сама.
  
   Ты вошел в мою жизнь, как Ангел, который девятнадцать лет всегда был рядом. Ты не был стеной, Ты был теплым, надежным, родным плечом, в которое можно было по-детски уткнуться и почувствовать себя укутанной нежностью, любовью, добротой и надежностью. Чувство надежности не меньше, чем чувство любви укрепляет фундамент семьи. В счастливых семьях супруги "ссорятся" деля дары волхвов, друг, другу оставляя лакомый кусочек. Мне очень трудно привыкнуть, что кому-то можно рассказать о своих проблемах и увидеть в глазах неподдельный интерес. Наверно, не зря поется: "Ведь в мире этом - в грехи одетом - нельзя без света любимых глаз". После привычных серых сумерек я встретила Свет, который озарил мою жизнь. Мне не надо было притворяться перед Тобой, что я сильная. Я получила возможность, наконец-то сбросить надоевшую мне маску и быть сама собой. Все, что я делала, вся моя бесконечная женская деятельность имела смысл и радость только тогда, когда она была оценена Тобой.
   Каждый год, по традиции, мы отдыхаем девять дней в доме отдыха. Уезжаем в субботу, а в следующее воскресенье возвращаемся. В этот год мы поехали очень рано, в конце мая. Сезон еще не открыт, так как в горах весна приходит намного позже. На всю территорию парка нас пятеро. Мы и дети. Ощущение Эдема. Погода стоит чудесная. Мы вдыхаем чудесный, свежий воздух, воздух сада. Замечательный воздух, такой прекрасный, что я не в силах его описать. Живой, наполненный запахами трав и цветущих деревьев и еще сотнями, тысячами таинственных, влажных запахов Просто фитотерапия. Днем уже тепло и дети купаются в бассейне. А мы чаще всего еще и рано утром. Вода сначала обжигает тело, но потом приходит чувство настоящего блаженства. Так как сезон не открыт, то столовая не работает. Кушать мы готовим по очереди, то мы с Тобой, то дети. Это наш медовый месяц. Хотя всю нашу жизнь Ты стараешься сделать медовой. Но здесь еще присутствуют горы и пустынный сад. Гуляем и говорим, говорим... Больше всего, нам нравится бродить по саду ночью. Освещения нет. Мы пробираемся сквозь какие-то кусты, падаем в какие-то ямы и смеемся, просто потому, что нам хорошо. Нам по пятнадцать лет и мы первопроходцы на другой планете, в затерянном мире. Во всей Вселенной только мы и звезды. Можно долго стоять, прижавшись, друг к другу, ощущая тепло тела и жар сердца. А можно присесть на мягкую траву в полутьме, тесно обнявшись, и чувствовать друг к другу такую нежность, что от страха разрушить ее, боязно пошевелиться. Слова - в сущности, вздор, все понятно и без них. Главное не упустить того, что окутывает нас сейчас. Пусть это продлится еще десять минут, еще пять, ну, пожалуйста, еще одну...
  
   Открывая свой ларец с драгоценностями, любуясь ими, я не могу выбрать какой из них дороже. Ведь только все вместе они составляют сверкающую мозаику нашей Любви и моего Счастья. Каждый кусочек этой мозаики несет в себе, что-то свое: упоительную нежность, всепоглощающую страсть, безграничное доверие, Твое желание оградить меня от всех трудностей жизни, сопереживание. Можно долго перечислять мои сокровища, которые сверкают, как бриллианты чистой воды. А можно всю мозаику назвать только одним словом - Любовь. Настоящая большая Любовь сильного, взрослого Мужчины. Это была неделя высокого полета. В советском художественном фильме "Золушка", где главную роль сыграла Янина Жеймо, есть эпизод, когда Золушка и Принц танцуя на балу, вдруг оказываются совсем одни среди звездного неба, вдали от всех гостей. Это были мы...
  
   Сезон открыт и в субботу приезжают другие отдыхающие. Шум, громкая музыка из магнитофонов... Такой резкий диссонанс, что Ты сразу предлагаешь вернуться домой. Ощущение, что тебя сонного окатили кипятком. Мы спускаемся на нашу "грешную" землю. Полет окончен.
   В этот же день Карина залазила на какое-то дерево и поранила ногу. Как всегда Ты оказываешь ей первую помощь. Днем мы идем купаться. Карина, естественно, не может усидеть на месте, она то прыгает, то подтягивается на перекладине. В конце концов, не выдерживая постоянного волнения за нее, Ты делаешь ей замечание:
   - Слушай, "хромоножка", посиди пять минут спокойно, а то и другую ногу поломаешь.
   Муж нашей сотрудницы, обращаясь к жене, тихо шепчет ей:
   - Какая жестокость. Как можно напоминать девочке об ее дефекте? Хорошая девочка и хромая. Бедняжка.
   - Да, она нормальная девчонка, просто егоза, - отвечает женщина. - Наверно, уже успела ободрать или порезать ногу. Поэтому и хромает.
   Карина на цыпочках, тихо подкрадывается к Тебе сзади и сталкивает в воду. Вы оба от души хохочете.
   Твои отношения с Кариной - это отношения любящих друг друга отца и дочери. Мне, несмотря на мою огромную любовь к ней, таких доверительных отношений достичь не удается. Но в то же время, для меня важнее именно ваши отношения. Если бы вышло иначе, не колеблясь ни секунды, мне пришлось бы выбрать дочь. Ты это знаешь. Но Слава всевышнему, передо мной не стоял этот выбор. Почти каждое утро вы совершаете прогулку на велосипедах за травой для кроликов. У нас действует неписанный, но строго выполняемый закон: то, что разрешаю Карине я, Ты имеешь право отменить. Хотя этим правом Ты не воспользовался ни разу. Но если я запрещаю, Ты можешь разрешить. В семье, для равновесия, всегда один должен быть "строгим", а другой "добрым". Ты не мог быть строгим, поэтому эту роль на себя взяла я. И Карина ходит за Тобой, "как хвостик". Женщины смеются:
   - Только начнешь флиртовать с Ибрагимом, как тут же, будто из-под земли, появляется Карина. Настоящая шпионка. Иногда мы специально говорим:
   - Карина, тебя мама зовет.
   А она отвечает:
   - Я не слышу.
  
   Мои дети, называют Тебя "дядя Ибрагим". Вы с Кариной большие друзья и она обращается к Тебе и на "Вы" и на "Ты". Но когда ей исполняется около десяти лет, она вдруг спрашивает Тебя:
   - Я не хочу называть тебя "дядя Ибрагим". А как мне можно называть тебя?
   - Как хочешь. Как тебе нравится, - немного смутившись, отвечаешь Ты.
   - Когда я плохо себя веду, ты называешь меня "дурила" или "тарантас", - рассуждает Карина, - а когда хорошо, то "Гуся". Можно я тоже буду называть тебя Гусей? - делает она вывод.
   - Если ты считаешь, что я себя веду хорошо, - удовлетворенно улыбаясь, отвечаешь Ты, - то конечно, называй Гусей.
   Ты почти сразу хотел официально удочерить Карину. Обратился в соответствующие органы, но необходимо было собрать огромную кучу справок. Несмотря на то, что у нас был уже официально оформленный брак, удочерить ее Ты так и не смог. Главное препятствие - возраст (более шестидесяти лет). Это совершенно ничего не меняло, просто у Тебя было такое желание.
   Покупать вещи для Карины вы с ней всегда ходите вдвоем. Дома договариваетесь, что будете покупать и приблизительную цену покупки. Выбор за ней. Но, когда эта "прогулка" затягивается, а она все еще в сомнении, ты ставишь "ультиматум":
   - Карина, еще "гуляем" десять минут. Я здесь кое-что присмотрел для себя. И если тебе ничего не нравится, то я уже знаю что мне купить. Засекаю время. Время пошло.
   Нужную вещь Карина находит, за три-пять минут. Довольные вы приходите домой, и хвастаетесь обновками. Теперь, по сценарию, настает моя очередь "выступать":
   - Ой, я же говорила, чтобы ты не покупал ей новые кроссовки, - ворчу я, - она их разбивает за две недели. Пусть бы еще походила в старых.
   - Карина мой друг и я не могу допустить, чтобы она ходила в рваных кроссовках, - ультимативно заявляешь Ты. - А разбивает потому, что хорошо играет в футбол...
   - И кошу траву для кроликов, - вмешивается Карина.
   - Да мы же с ней партнеры: разводим кроликов, косим траву, строим гараж... Так что вся физическая работа на нас. Естественно, что обувь изнашивается.
   - Еще про яму сказать забыли, - улыбаюсь я.
   - Да, совсем забыли. Карина идем в гараж, нужно вычистить клетки у кроликов. Ты пока занимайся домашними делами, а мы пойдем копать яму.
   - Вот так всегда, - продолжаю я ворчать, - опять мне одной заниматься "мокрыми" делами.
   Ты возвращаешься через пять-десять минут.
   - А что так быстро вернулся? - спрашиваю я.
   - Отпустил ее погулять, погода стоит чудесная.
  
   Мы опять играем в "строгую" маму и "доброго" Гусю. Конечно, все было решено заранее и я просто подыгрываю Тебе. Хотя дочка и очень быстро "разбила" обувь, покупать все равно надо. Все ее более серьезные "проделки" Ты тщательно от меня скрываешь. Во-первых, бережешь мои нервы. Во-вторых, у вас есть тайны от меня. А общие тайны, как известно, всегда сближают. Второе для меня намного важнее. Ты не просто относишься к ней КАК к дочери. Она - Твоя дочь. Даже будучи еще совсем маленьким ребенком, она уже чувствовала это и никогда не обижалась на Тебя.
   Однажды она так и сказала мне:
   - Гуся наказывает меня с любовью, а ты от злости.
   Это было для меня неожиданно. Я взглянула на Тебя, а Ты просто счастливо улыбнулся в ответ.
   Когда знакомые спрашивали, почему у вас с Кариной сложились такие прекрасные отношения, Ты по справедливости, отвечал:
   - Это целиком заслуга моей жены. Только очень мудрая женщина, могла так разделить роли. Она сказала мне, что мать всегда остается матерью. Но она будет еще счастливее, если полное взаимопонимание будет и у нас с Кариной. А потом я нисколько не притворяюсь, потому что это было бы напрасно. Ребенок всегда чувствует фальшь. Я, действительно люблю ее как дочь.
  
   Суббота. Карина в школе. Мы забываем закрыть за ней дверь на замок. Неожиданно в комнату входит Твоя мать. За "разговорами" мы ничего не слышали. Она моментально уходит в кухню. Ты одеваешься и выходишь к ней. Через десять минут заходишь за мной.
   - Я не выйду. Я не могу...- заикаясь, говорю я.
   - Почему? - удивленно поднимаешь Ты брови.
   - Мне стыдно.
   - Наоборот, матери должно быть приятно, что ее сын в таком возрасте еще на что-то годится.
   Я выхожу, можно сказать, краснея и дрожа от стыда. Но Твоя мать сразу просит меня заварить чай и принести чего-нибудь сладкого. Она настолько естественна, что я быстро прихожу в себя.
   Почему ни одна из трех ее дочерей, даже близко не напоминает ее? Потому, что они всю жизнь живут одиноко? Потому, что их никто никогда не любил так, как Ты меня? А может наоборот? Кто знает ответ?
   Когда Ты жил у Райганат, она однажды, стоя у зеркала, спросила Тебя:
   - Ибрагим, как ты думаешь, я могу осчастливить мужчину?
   - Ну, ты меня уморила, - расхохотавшись, ответил Ты. - К таким вопросам надо подготавливать очень долго и неторопливо. От такой неожиданной шутки, можно и инфаркт получить.
  
   Однажды я на что-то обиделась. Женщины любят обижаться, особенно, когда знают, что их любят. Молчу полчаса. Несмотря на такой "колоссальный" промежуток времени, Ты не обращаешь внимания. Я несколько раз молча прохожу мимо. Никакой реакции. Начинаю "громко" мыть посуду. Тишина. Роняю сковороду. Ты молчишь. Не выдерживаю и "роняю" казан. Наконец, Ты выходишь в кухню и по моему виду, сразу понимаешь, в чем дело.
   - А я думаю, что такое? - от души хохочешь Ты. - Ну, уронила один раз. Бывает. Но когда такой грохот, значит дело серьезное.
   - Мне надо было уронить казан около тебя, чтобы ты заметил?- обиженным тоном упрекаю я Тебя
   - Все. Я понял. Я виноват. Оставь в покое тарелки. Срочно надо снимать стрессовую ситуацию, пока в доме еще осталась посуда.
   Потом Ты рассказываешь мне анекдот на эту тему:
   - Муж пришел с работы. Ужин на столе. Жена подходит к нему с табличкой: "Я с тобой не разговариваю". Мужчина пожал плечами, поужинал и уселся смотреть телевизор. Проходит пять минут. Между ним и телевизором появляется жена с другой табличкой: "А знаешь, почему?".
   - А я не догадалась написать такую табличку, - смеюсь я.
   - Я специально рассказал тебе этот анекдот, чтобы зря не била посуду.
   Теперь мы вдвоем, вспоминаем, как я роняла казан, чтобы он упал на что-то железное и грохот был посильнее. О табличках. И хохочем до слез.
  
   Поздней осенью с базара приносишь хурму. Когда-то меня угостили хурмой, но, откусив два раза, я еле смогла вздохнуть. После этого, хурма тоже была исключена из моего списка продуктов.
   - Купил два килограмма, - говоришь Ты, протягивая мне сумку. - Помой, сейчас перекусим.
   - Помыть - помою. Но я не ем хурму.
   - Я понимаю, что ты не ешь холодец, потому, что он "трясется", - начинаешь Ты перечислять мои гастрономические вкусы. - Ешь только "молотый" шашлык. Потому, что в "настоящем" тебе в первый же раз попались жилы не по твоим зубам. Но почему ты не ешь хурму? - удивленно спрашиваешь Ты.
   - У меня сразу перехватывает дыхание. Наверно, мне ее нельзя.
   - Ты пробовала незрелую хурму.
   - Нет, она была ярко-оранжевой, - опровергаю я Твои доводы.
   - Ее надо есть, когда она уже мягкая. Попробуй.
   Выбираешь самую мягкую и протягиваешь мне. Все последующие годы, я покупаю хурмы, сколько могу унести, по семь-восемь килограммов, и почти все съедаю одна.
   Нашим гостям, подтрунивая надо мной, Ты со смехом жалуешься:
   - Ну, кто меня постоянно тянет за язык? Приучил, на свою голову, есть кроликов, шашлык, теперь еще и хурму.
  

1995 год

  
   Саня уезжает в Россию, к Алексею, в Оренбург. Несмотря на то, что у него нет гражданства, его призывают в российскую армию и направляют служить на границу Грузии с Абхазией, где уже тогда развивается конфликт между этими республиками. В конце июля Сане дают краткосрочный отпуск, и он приезжает в Ташкент. Рассказывает нам о своей службе. Говорит, что практически нет никакой связи с Узбекистаном. Поэтому у него не было возможности дозвониться. Почта тоже не функционирует. В этом я сама убеждалась не один раз. Однажды пришла телеграмма из Грузии, где меня приглашали на переговоры. Телефона у нас еще не было, и мы пошли на переговорный пункт. Ожидали связи более трех часов, но безрезультатно. Саня несколько раз был в гостях у своего отца, в Самтредском районе Грузии. Их часть располагалась не очень далеко от этих мест. В конце девяностых годов, чтобы получить российское гражданство, необходимо было представить доказательство, что кто-то из родителей родился на территории современной России. Саня отмечается в военкомате города Ташкента, берет с собой копию моего паспорта и уезжает. Через две-три недели я получаю заказное письмо от руководства действующей военной части, где служит Саня. В нем сообщается, что если мой сын в течение пяти дней не вернется в часть, его ждет трибунал. Сразу же направляю ответ, что он выехал к месту службы точно в указанный срок и больше никаких известий о нем я не имею. Около двух лет я не знала, где Саня и что с ним. Единственно, что меня успокаивало, это какое-то предчувствие, что он у отца в Грузии. Интуиция меня не подвела. Все было именно так. А потом он уехал в Петербург и женился.
  
   В газете за декабрь 1995 года, я прочла заметку: "В российскую армию набирали ребят, подходящих по возрасту и здоровью, даже не имеющих гражданства. Они служили не только на территории России, но иногда в пограничных и других специальных войсках. Был случай дезертирства из пограничных войск на границе Грузии и Абхазии солдата, не имеющего российского гражданства". Фамилии солдата указано не было. Я не могу поручиться, что речь шла именно о моем сыне. Может, это был не единичный случай.
  
   Однажды, возвращаясь из старой квартиры, на автобусной остановке я встретила Фариду Махкамовну, воспитательницу средней группы детского садика. Через ее добрые, ласковые руки "прошли" все трое моих ребятишек. Дети ее очень любили и иногда "воспитывали" меня:
   - А Фарида Макамова сказала, что лепешки нужно ломать руками, а не резать ножиком.
   - А Фарида Макамова говорит...
   Мы встретились в канун Женского дня - Восьмое марта. Я поздравила ее, пожелала всего, что обычно желают в таких случаях, и спросила:
   - Фарида Махкамовна, Вы собираетесь в гости?
   - Нет, Наташа, я еду в дом престарелых. Там есть женщина из нашего городка. У нее нет родных и вообще никого нет. Я хочу поздравить ее и везу немного гостинцев.
   - Да, мне всегда было жалко одиноких стариков, - сочувственно сказала я. - Это очень тяжело. Не дай бог, никому.
   - Так сложилась жизнь, - ответила она. - Но там есть старики, у которых недалеко живут дети. И эта женщина говорит, что им легче.
   - Мне казалось наоборот, - удивленно проговорила я.
   - Я тоже, раньше так думала. Но эта женщина объяснила так: "Когда эти старики собираются, то обсуждают невестку или зятя. Дочь хорошая, умница, добрая, но муж у нее ... Сын самый лучший на свете, и он так любит меня, но невестка... Все, конечно, понимают, что виноваты, прежде всего, дети, а не их супруги.
   Но никто не хочет обвинять своих детей. Тогда надо будет признать, что ты не сумела воспитать достойного человека. А достоинство, в первую очередь, определяется отношением к родителям. Ведь чаще всего родителям нужно всего лишь теплое слово, хотя бы раз в месяц, два-три раза в год. Если сын или дочка поздравят их с каким-нибудь праздником, остальное они с огромным удовольствием, досочинят сами. А я, - говорит она, утирая слезы, - даже этого лишена. Не могу успокоить себя, даже "святой" ложью. У меня нет этого права - обидеться. И если бы можно было повторить свою жизнь, я бы обязательно родила ребенка. Пусть бы в меня кидали грязь или камни"
   - Ты, Наташа, молодец, - добавляет Фарида Махкамовна, - одна растишь троих детей. И ребята у тебя хорошие, воспитанные.
   - Спасибо, но в этом есть и Ваша заслуга.
   - Я хочу пожелать тебе в этот день: пусть аллах поможет вырастить детей достойными людьми, а тебе желаю встретить хорошего человека.
   - Большое спасибо за пожелание. Вам тоже здоровья и радости в детях.
   - Спасибо. До свидания.
   - До свидания.
  
   Ты приносишь мне женское кожаное пальто. В моде длинные, в талию кожаные пальто с меховыми воротниками. Это же - прямое, чуть ниже колен, на два-три размера больше, и даже есть, правда не очень заметный, дефект. Ты отдал за него сто долларов, по нынешним временам астрономическая цифра. За такие деньги можно купить любое модное пальто. Не могу понять, почему Ты купил именно его. Ведь Ты всегда в курсе моды. Пальто немодное, безумно дорогое и просто огромного размера. Ты сбивчиво объясняешь, что хорошего качества кожа. Но я чувствую, что здесь что-то не так. На дворе конец марта и Ты предлагаешь мне отдать его летом на переделку.
   Летом приезжает в гости Земфира. Вы целыми днями ходите по магазинам, накупая кучу подарков. Когда она укладывает вещи, собираясь, домой, Ты выносишь это пальто и протягиваешь ей:
   - Земфира, возьми пальто, хорошая кожа...
   - Не надо. Оно не модно, - говорит она, даже не скрывая брезгливости.
   - Возьми, продашь в Махачкале, - умоляющим голосом просишь Ты.
   - Кому я его продам? - отговаривается она. - Отдай лучше своей жене. Оно как раз для нее.
   Я стою рядом... набираю побольше воздуха.... и молчу.
   Земфира всего на девять лет моложе меня. Пробыв полгода замужем, она развелась. Тебе очень нравился этот парень. Ты всегда с удовольствием вспоминаешь и рассказываешь мне о нем.
   Но Земфира выдвинула "вескую" причину - "Он не личность". Тридцать пять лет. Детей нет. Одинокая, несчастная женщина, ... и не мне на нее обижаться.
   Спустя некоторое время Ты все-таки раскрываешь мне причину этой "странной" покупки. Ширвани взял у Тебя в долг сто долларов и, естественно, не мог отдать. А из Турции его мать привезла это пальто и отдала ему для продажи. И Ты выручаешь его дважды, избавляя от пальто и погашая долг. Осенью я сама переделываю его, делаю манжеты и ношу в дождливую погоду. Через десять лет приходит мода на короткие кожаные плащи, и уже можно надевать его с брюками.
  
   Ширвани, единственный из Твоих родственников кто довольно часто бывает у нас. После несчастного случая, он попадает в больницу и там знакомится с медсестрой Оксаной. Как честный человек, (Твои слова), он сразу женится на ней. Мунира оставляет им свою квартиру, в довольно отдаленном районе Ташкента, и уезжает в Турцию. Оксане с первых же дней после регистрации брака не нравится абсолютно все: и квартира не в престижном районе и даже имя их ребенка. Ширвани назвал сына лакским именем. Она упорно называет его Денис. Постоянные ссоры по любым мелочам. Однажды Ширвани, не выдерживая постоянных склок и придирок, просит нас поговорить с ней. Мы соглашаемся, и в субботу они вдвоем приходят к нам в гости. Девица, конечно, ничего, но с огромным апломбом. Сначала, как принято, говорим на общие темы. Потом я прошу ее помочь мне на кухне.
   - Оксана, - начинаю я свою "воспитательную беседу", - пойми, сына всегда называет муж. Так положено. И это правильно. Во-первых, он считает сына своим наследником, продолжателем рода. Во-вторых, если назовешь ты, всегда могут возникнуть подозрения, в честь кого ты хочешь назвать именно так. В-третьих, если мужу приятно называть сына на родном языке он еще больше будет любить его. А, главное, ты же знала, что он "национальный" кадр. И нужно постараться полюбить народ, представителем которого является твой муж. Надо узнать их обычаи и традиции. Тем более, когда есть дети. Они должны знать свою историю, литературу, культуру, чтобы гордиться принадлежностью именно к этой национальности. И все знания об этом должна доводить до них ты. Если ты решила выйти замуж за человека другой национальности, другой веры, ты обязана знать абсолютно все, что связано с этим народом, даже больше чем муж. Поэтому межнациональные браки очень часто быстро распадаются. И виноваты в этом только женщины. Любовь - это только тонкая паутинка. А женщина должна из этой паутинки сплести прочный канат, который будет держать семью всю жизнь.
   - Да. Хорошо Я поняла, - отвечает она безразличным голосом, чтобы только быстрее "отделаться" от нравоучений.
   Дома Оксана сразу заявляет:
   - Кто они такие, чтобы давать мне советы? Я медсестра, у меня ребенок. Я взрослый человек и лучше их знаю, что надо делать и как мне себя вести.
   Через год их семья распадается.
  
   Как все восточные мужчины Ты очень любишь принимать гостей. Твои друзья почти каждую неделю бывают у нас. На стол, естественно, подается все, что есть в доме. Для гостей Ты всегда готовишь сам. Меня не привлекаешь, и я могу спокойно заниматься своими делами. Но я чувствую разницу между коллегами и товарищами. И пытаюсь доказать что это не друзья, а просто сослуживцы, которые хотят хорошо посидеть в домашней обстановке. Однажды они сидят очень долго. Квартира у нас маленькая, и как женщина Востока, я тихо сижу в другом уголочке. Но после их ухода я не выдерживаю:
   - Почему ты зажарил всех кроликов и все подал гостям? - раздраженно спрашиваю я. - Нам с Кариной не досталось даже маленького кусочка. Мы целый день сидим голодные. У нас крошечная квартира, неужели они не видят, что стесняют нас. Мы ничем не можем заниматься. Чувствуем себя скованно. Ты должен был подумать в первую очередь, о нас.
   - Ты, наверно, забыла, что замужем за кавказцем, - резко обрываешь Ты меня. - И знаешь, что гости у нас ценятся дороже жены и детей.
   - Я понимаю, когда эти гости - хорошие друзья, - доказываю я. - Но это не друзья. Друзья не будут ходить в гости два раза в неделю, в однокомнатную квартиру и стеснять хозяев
   - Ты ничего не понимаешь в мужской дружбе. И вообще женщина-мусульманка не должна спорить. Она во всем должна подчиняться мужу и молчать.
   - Хорошо я буду молчать, - со злостью выговариваю я.
   - И правильно сделаешь, - отвечаешь Ты.
   Если бы это было сказано, как всегда в шутливом, ироничном тоне, я бы не обиделась. Но Ты выговариваешь мне все с раздражением. Я перестаю с Тобой разговаривать.
   Ночью Ты обнимаешь меня.
   - Оставь меня в покое, - отталкиваю я Твою руку. - Ты хотел, чтобы я молчала? Я молчу, что Тебе еще от меня надо?
   - Ну, ладно, может, я был не совсем прав, - ласково шепчешь Ты.
   - Отвернись и не приставай, - еще более сердито продолжаю я.
   Ты послушно отворачиваешься, а я начинаю плакать
   Плач - самое страшное оружие женщины. Поэтому, каждой женщине, надо научиться пользоваться им не больше трех раз в жизни.
   - Что с тобой? - сразу поворачиваешься Ты ко мне.
   - Ничего.
   Плач переходит в рыдания. Ты уже спрашиваешь с тревогой:
   - Что-то случилось?
   - Ничего.
   - А почему ты плачешь?
   - Потому, что... ты... отвернулся.
   - Ты же сама сказала, чтобы я не приставал, - не понимающе произносишь Ты.
   - А ты обрадовался, - говорю я сквозь рыдания.
   Ты хохочешь так, что скатываешься с нашего топчана на пол. Я еще не совсем успокоилась, вытираю слезы и вдруг замечаю, что Тебя нет рядом.
   - Куда ты пополз? - шмыгая носом, спрашиваю я.
   Теперь мы хохочем уже вдвоем.
   - Ты же сказала Нет, - уточняешь Ты.
   - Я тебе сказала, Нет два раза, - с вызовом отвечаю я.
   - Хорошо, теперь я буду считать. Два раза Нет - это означает Да. А если три раза Нет? - смеясь, пробуешь Ты добраться до сути женской логики.
   - Тогда совсем Да, - немного успокаиваясь, разъясняю я.
   - И не уползать? - не в силах сдержаться, продолжаешь хохотать Ты.
   - Наконец-то понял, - сокрушенно произношу я. - Ох, и трудно мне с тобой. Все приходится объяснять.
   Как же я могла забыть о том, что мужчины не умеют читать мысли? И женщина всегда совершает большую ошибку, когда говорит одно, а подразумевает совсем другое, часто даже противоположное. И в следующий раз, я обязательно скажу что-нибудь, вроде: "Родной мой, если я начну плакать, обними меня и прижми покрепче к себе. Чтобы мои растрепанные перышки потихоньку улеглись".
  
   Летом, мы, как всегда едем на девять дней в дом отдыха. У нас много новых сотрудников, которые с Тобой не знакомы. Автобус заполнен до отказа. Три свободных места остались только на заднем сидении. Я очень плохо переношу дорогу, а тут еще и последние места. Ехать около двух часов. Меня потихоньку начинает укачивать. Креплюсь, стараюсь отвлечься, потому, что мне приятно сидеть рядом с Тобой. Но ничего не помогает. Становится все хуже. Еще раз, уже помутненным взором, окидываю салон автобуса, и вижу: в центре есть одно свободное места около мужчины. Спрашиваю у Тебя:
   - Можно, я перейду на то место?
   - Конечно, - сразу же отвечаешь Ты, - а я даже не заметил, что там есть свободное место.
   Я подхожу к мужчине. Оказывается, это новый начальник одного из отделов, лет пятидесяти, доктор наук.
   - Здравствуйте, - вежливо говорю я. - Разрешите мне занять место рядом с Вами? Я плохо переношу дорогу, и в конце салона меня укачивает.
   - Здравствуйте. Конечно, - учтиво произносит он. - Я буду только рад. Пожалуйста, присаживайтесь.
   Немного придвигаясь ко мне, чтобы лучше было слышно, так как в автобусе звенит музыка, он спрашивает:
   - Вы едете на два дня?
   - Нет, на неделю.
   - Сейчас в Акташе чудесная погода и уже можно купаться, - пытается он найти тему для разговора.
   - Да, - односложно отвечаю я, так как еще не совсем пришла в себя.
   - Говорят, что там уже поспели яблоки.
   - Да. Наверно.
   - А вы едете одна? - наконец, подходит он к интересующему его вопросу.
   - Нет.
   - Можно узнать с кем?
   - С дочкой и с мужем, - отвечаю я.
   - А где же Ваш муж? - он обводит взглядом сидящих мужчин.
   - Он на заднем сидении, в белой рубашке.
   - А он ничего не скажет, что я вот так с Вами беседую? - немного игриво, уточняет он.
   - Нет. Он с Кавказа, и просто зарежет, - отвечаю я спокойным будничным голосом.
   "Джентльмен" резко замолкает, отодвигается и всю оставшуюся дорогу внимательно разглядывает пейзаж за окном.
   Когда мы остаемся одни, Ты спрашиваешь:
   - Вы вначале так мирно беседовали. Интересно, что ты ему сказала, что он так резко отскочил к окну?
   Когда передаю содержание нашего диалога, Ты хохочешь.
   - Я смотрю, он так увлеченно что-то тебе рассказывает. Потом оборачивается, смотрит в мою сторону и моментально теряет к тебе интерес.
   - Наверно, решил, что жизнь все-таки дороже, - смеюсь я.
  
   Ты учишь меня плавать. Это проходит с шумом и смехом. Карину Ты обучил плавать еще года два-три тому назад, и теперь она постоянно подтрунивает надо мной. Здесь же около бассейна присутствуют Райганат с Гулей. Так как внимание окружающих приковано к нашим урокам плавания и моего постоянного "ныряния", Райганат не выдерживает:
   - Игра на публику, - тоном театрального знатока, вынужденного смотреть игру провинциальных актеров заявляет она, и демонстративно оставляет место действия. "Леди из высшего света" покидают плебеев.
   Плаваешь Ты, естественно, тоже лучше всех. Часто рассказываешь, как спас двух женщин, одну на Каспийском море, а другую на Волге. Ныряешь и долго плывешь под водой. Мальчишки около бассейна, открыв рот, наблюдают.
   - Утоп, - спокойно констатирует мальчуган лет шести.
   - Ты, что? Он плывет под водой, - объясняю я.
   - Нет, утоп. Я считал до сорока, и пузырей тоже нет, - убежденно настаивает он на своем.
   Мальчишки разделяются на два лагеря. Одни поддерживают мальчугана, другие просто молчат.
   Через несколько секунд Ты выныриваешь на противоположном конце бассейна. Мальчишки визжат от восторга и детской зависти. Мальчуган подходит к Тебе и очень серьезно спрашивает:
   - Вы будете моим другом?
   - Конечно, если хочешь, - отвечаешь Ты, без тени улыбки и протягиваешь руку.
   - Ты же сказал, что он утоп, - вмешиваюсь я.
   - Нет, он как Рэмбо, - парирует он, сосредоточенно пожимая Твою руку. - А Рэмбо все может.
   На следующее утро, гуляя по парку, мы встречаем на тропинке этого мальчугана с другим худеньким мальчиком. По возрасту, они ровесники, но Твой друг, более крепок и держится очень солидно, как настоящий мужичок.
   - Это тоже твой друг? - спрашиваешь Ты, первым подавая ему руку.
   Он жмет Твою руку и искренне удивляется:
   - Какой же это друг? Это же Аскар.
   Мы долго смеемся, над тем как избирательно мальчуган подходит к выбору своих друзей. Наверно, у него стоило бы поучиться, кого можно считать своим другом.
  

1996 год

  
   В январе в системе нашего министерства создается новая организация. Я перехожу на работу в эту организацию также на работу с кадрами. Штат маленький, всего двадцать пять человек. Заработная плата даже немного больше, чем на старом месте. Но, самое главное, что я буду подчиняться непосредственно руководству. Директором назначен наш сотрудник. Он набирает штат, в основном из нашей организации. Но со стороны ему дополнительно "скидывают специалистов", от которых хотят избавиться, под любым более-менее благовидным предлогом.
   Страховая компания, в которой Ты работаешь, уже получает солидные дивиденды. Сотрудничество с ведущими компаниями, а также крупнейшей российской компанией "Ингосстрах". В это время, Ширвани, как обычно перебивается случайными заработками. То он занимается распространением "гербалайфа", то каких-то пищевых добавок, то, как пишут в рекламе "не гербалайфа". Обычно, в конце его предпринимательства, у него в лучшем случае выходит по нулям. Чтобы перечислить то, чем он занимался нужно написать отдельную книгу, легче указать, то чем он не занимался. На регулярно проводимые "ну, просто очень убедительные" беседы по поводу обязательного наличия у женатого мужчины, к тому же имеющего детей, постоянной работы, он отвечает односложно: "Не хочу работать на кого-то". Ты относишься к Ширвани как к сыну. Вспоминаешь, как отвозил его мать Муниру в родильный дом. Как осторожно и бережно принимал из рук нянечки "вопящий сверток". На свою Первую дорогу Ширвани вступил на Твоих руках. Поэтому, когда представляется возможность, устроить его водителем в свою компанию, Ты прилагаешь для этого все усилия. Несмотря на его слабое зрение, помогаешь ему получить права. Но Ширвани, как и вся современная молодежь, не особенно придерживается правил дорожного движения. Летом Ширвани отвозит нас на служебной машине компании в дом отдыха. К этому времени он уже успевает расстаться с первой женой. Мы втроем размещаемся на заднем сидении. На переднем, рядом с Ширвани сидит девушка. Он представляет ее нам - Юля. Два выходных дня молодые проводят с нами. Уезжают поздно вечером в воскресенье. Провожая их в обратную дорогу, Ты наказываешь Ширвани вернуться за нами в следующее воскресенье в середине дня, чтобы к вечеру мы были дома.
   Еще одна неделя возвращения на природу.
   - Просыпайся, радость моя, - будишь Ты меня ранним утром. - Ты даже не представляешь, какая хорошая вода в бассейне. Я уже искупался. Но мне захотелось, чтобы ты тоже испытала такой же восторг.
   - Да, сейчас, - медленно произношу я. - Скажи, любимая, пойдем купаться, - прошу я, чтобы затянуть время и окончательно проснуться.
   - Любимая? - Ты пробуешь это слово на звук и на вкус, как диковинный фрукт. - Нет, - протестуешь Ты, - слишком часто употребляемое слово. Ты желанная. Это слово мне очень нравится. И именно оно точнее всего выражает мои чувства. Желанная - всегда, везде и постоянно. Это наваждение, безрассудство и в то же время огромное счастье для мужчины. Все время желать женщину, которая и так принадлежит тебе. Ты радуешься, когда женщины завидуют тебе. Но ты даже представить себе не можешь, сколько мужчин позавидовали бы мне, если бы я стал это обсуждать в мужской компании. Я понимаю, что это счастье, которое аллах даровал мне в конце жизни, нельзя скрыть. Даже мне дикому горцу, как ты говоришь, трудно это сделать. Это музыка.
   - Все, совершенно дикий горец, - прерываю я Тебя, - я уж готова идти купаться. А по дороге, ты можешь продолжить и свои восхваления и философию.
   Мы плаваем в бассейне, когда солнце еще только посылает свои самые первые лучи. Мы вдвоем и никого нет. Нет не только около бассейна, а в целом мире, во всей вселенной. Ведь мир существует только для нас. Мы в этом уверены.
   Но вот и прошел наш очередной отпуск. Мы хорошо отдохнули на природе, купались в бассейне, ходили в горы. Но всему свое время. Неделя пролетела. Наступает пора возвращаться в Ташкент. В воскресенье, пообедав, мы быстренько собираем вещи и ждем племянника. Так "на сумках" мы проводим время до самого позднего вечера. Когда часы показывают десять часов вечера, сомнений не остается. Он не приедет. В голову лезут мысли, далекие от розовой окраски. Время тянется медленно, мы уже как на иголках. С каждой минутой цвет наших мыслей становится все более мрачным и тревожным. Ты уже всерьез опасаешься, что могло что-то случиться в пути. Вспоминая его "крутизну" и невнимательность на дорогах, опять начинаешь упрекать себя, за содействие в приобретении прав на вождение. О том, что устроил на работу водителем. Вся ночь проходит в невеселых раздумьях и минорных предположениях. Неизвестность всегда мучительна. И то, что могло произойти на дороге, с каждым часом представляется нам все более страшным и непоправимым. Утром, в понедельник, мы договариваемся с отдыхающим молодым человеком, который тоже возвращается в Ташкент, подвести нас до города. У Тебя резко подскакивает давление. Домашнего телефона у Ширвани нет, и Ты боишься вернуться на работу и узнать правду. Но оказалось, что он просто "перепутал" воскресенье и понедельник. И когда Ты появился на работе, он как раз собирался ехать за нами. Всю неделю Тебя мучат страшные головные боли. Нашего отдыха, как не бывало. Всего лишь за один день мы потеряли весь, накопленный "заряд бодрости", который нам всегда хватал на весь год, до следующего лета.
   Руководитель компании начинает ежедневно жаловаться на лихачество Твоего племянника на дороге. Ты предлагаешь уволить его, потому что и сам устал жить в постоянном напряжении. Два раза у него отбирают права, и Ты все-таки помогаешь выкупить их. Принимая во внимание его "молодецкую удаль" на дорогах, Ты уже начинаешь серьезно опасаться за его жизнь. И когда в очередной раз он лишается прав, Ты с облегчением вздыхаешь.
  
   Вашу страховую компанию руководство постепенно разваливает до конца. Это очень тяжелый для Тебя удар, потому что, все силы, все дипломатические способности, все было отдано новому делу. Ты сумел привлечь к сотрудничеству самые известные крупные компании Ташкента. Тебя знают почти во всех посольствах. Именно Ты создаешь в Узбекистане Первое Аварийное Комиссарство. Работа на износ. Но Ты увлечен и переживаешь за судьбу компании, намного больше, так называемых друзей. Когда их привлекают к ответственности за махинации и дело доходит до суда, то Тебе предлагают возглавить по сути, уже не существующую, компанию. Естественно, Ты отказываешься. Тогда Твои "друзья" на всех "перекрестках" обвиняют Тебя во всех смертных грехах. Этот год очень тяжелый, потому, что дело, на которое потрачено столько сил рухнуло. А еще Ты понимаешь, что я, к моему большому сожалению, оказалась права. Это просто были сослуживцы, коллеги. Нельзя всех считать друзьями. Именно после всего пережитого, Ты говоришь Ширвани:
   - Нельзя СЛЕПО доверять ни родственникам, ни друзьям. Всю свою жизнь я стремился обрести и то и другое. Меня предали и родные и друзья. Из-за своих родных, я чуть не потерял Женщину, ради которой и из-за которой я еще живу. Друзья, которые живут одним днем, угробили дело, которое мне было по душе. Которое могло бы кормить всех, и их в том числе, до конца жизни. Только теперь я понял, что главное это семья. Но сейчас это слово означает для меня другое. Это, не просто люди, живущие с тобой в одном доме, а именно Семья. Дом, где всегда поддержат, поймут, где тебя любят и ждут. Мне крупно повезло. Такая семья у меня есть.
   В семейной жизни середины нет - это источник либо большого счастья, либо большого горя. Середина тогда, когда под одной крышей живут два чужих человека, повязанных привычкой или выгодой. Но это уже не семейная жизнь.
   Когда Ты говорил Ширвани о своих родных, я думала, что Ты имеешь в виду, ту Новогоднюю ночь, которую я встречала без Тебя. Но я ошибалась.
  
   В октябре Ты переходишь работать в нашу организацию. И мы опять вместе и на работе и дома. Мы идем на работу пешком, около часа. До этого я доезжала до работы на метро.
   - Почему ты не хочешь ходить пешком? - спрашиваешь Ты меня. - Это же очень полезно для здоровья, полезнее, чем бег. Ты устаешь?
   - Нет. Просто не привыкла.
   - Самое главное надо одеваться по погоде и чтобы была удобная обувь. А если ты хочешь носить туфли на каблуках, возьми их на работу.
   В обеденный перерыв, быстро перекусив, мы гуляем вдоль Анхора. Вечером вместе возвращаемся домой. Мы вместе десять лет.
   Но, как и раньше, при каждом удобном случае, Ты заходишь ко мне, и мы опять разговариваем. Бытовые темы в наших разговорах составляют ничтожно мало времени. Сотрудники, знающие нас все эти годы не просто удивлены, они поражены.
   - Как можно двадцать четыре часа в сутки быть вместе? О чем можно разговаривать?
   - О Любви, конечно. О чем еще можно говорить с женой? - отвечаешь Ты. - Жаль, что в сутках не двадцать пять часов. Нам не хватает еще двух-трех часов для общения.
   - Вы не надоели друг другу? - с недоумением спрашивают знакомые.
   - Нет. Мы просто не можем долго быть врозь.
   - Вы притворяетесь?- делают предположение другие.
   - Да, мы играем на публику, - вспоминаешь Ты слова Райганат. - И у нас, по-моему, неплохо получается.
  

1997 год

  
   На десятилетие нашей свадьбы Ты даришь мне пятитомник Расула Гамзатова. Это наш общий праздник и поэтому подарки мы делаем не индивидуальные, а просто что-то "совершенно лишнее", что будет согревать душу, поднимать настроение. У нас в квартире много таких милых, навевающих приятные воспоминания "штучек". Кто-то из философов сказал: "Я могу обойтись без необходимого, но без лишнего не проживу". Может там были немного другие слова, но смысл этот. Мы стараемся жить, именно, по этому принципу. Для нас важнее настроение, тепло для души. Бросив взгляд на игрушку, статуэтку, маленькую картинку с пейзажем, мы сразу вспоминаем, по какому поводу она появилась у нас. У нас нет случайных вещей. Нет предметов, которые не несут "нагрузки", желания доставить радость тому, кто дарит, и восторга, кто получает. Из-за этих маленьких, крошечных лучиков, у нас всегда царит атмосфера Добра, Нежности и Радости. И это сразу замечают все, кто приходит к нам. Мы не просто дарим подарки друг другу. Мы долго выбираем их, а когда дарим, стараемся "обыграть" этот предмет, как символ чего-то, как совершенно необходимую вещь.
   И протягивая мне книги Расула Гамзатова, Ты сопровождаешь их словами:
   - Знаю, что это твой любимый современный поэт. И дарю с пожеланиями, чтобы и дальше наша жизнь была Поэзией и Песней.
   - Спасибо. Я давно мечтала иметь полное собрание сочинений Гамзатова. У меня есть только маленький сборник стихов и какие-то вырезки из газет.
   - Здесь есть и проза.
   - У Гамзатова есть проза? - искренне удивляюсь я. - Никогда не встречала. Хотя всегда интересовалась его творчеством.
   - Да, есть книга "Мой Дагестан".
   - Здорово. Нигде не попадалось прозы о Дагестане, только несколько заметок в журналах. Даже в книгах о Шамиле, описания мало. Прямо не знаю, как тебя благодарить?
   - Благодарность всегда одна и та же, - насмешливо произносишь Ты. - По правде сказать, я сам обрадовался, когда увидел этот пятитомник в магазине. Сразу представил твою реакцию. И не ошибся.
   Ты указываешь мне, на юмор Абуталиба Гафурова, известного лакского поэта.
   - А еще я хочу прочитать тебе маленькую выдержку из этой книги, - перелистывая том и ища нужную страницу, говоришь Ты. - Вот слушай. Это о лакцах.
   Ты зачитываешь мне два абзаца.
   "В Дагестане есть небольшая народность - лакцы. На лакском языке говорит около пятидесяти тысяч человек. Малочисленны лакцы но, тем не менее, их можно встретить во многих уголках земного шара. Бедное существование на каменистой земле заставляло их бродить по белу свету.
   Все они прекрасные ремесленники, мастера-сапожники, златокузнецы, лудильщики, а некоторые ходили по земле и пели песни. В Дагестане говорят: "Осторожней разрезай арбуз. Как бы оттуда не выскочил лакец". Провожая сына в чужие края, мать-лачка наказывала: "Когда будешь есть кашу из городской тарелки, смотри, нет ли под ней нашего человека"
   - Оказывается, Ты все-таки не совсем единичный экземпляр? - смеюсь я.
   - Ошибаешься. Ты же слышала как мало на свете лакцев? А если они еще и рассеяны по всему миру...
   - то мне просто здорово повезло, - доканчиваю я Твою фразу.
   - Это точно, - стараясь говорить басом, медленно произносишь Ты.
  
   На дни рождения мы с Кариной обычно подписываем открытки. Я пытаюсь сочинить, что-то подходящее. Ты это называешь "прославляющее". Или переделываю, "подгоняю под Тебя" стихи известных поэтов. Однажды я спросила:
   - Почему ты не пишешь стихи? Ведь когда-то за литературно-музыкальную композицию о Дагестане, ты даже получил грамоту из Москвы. А в этой передаче, ты мне сам говорил, были использованы и твои стихи.
   - В Ташкенте я даже начинал писать роман об Улугбеке, - повторяешь Ты, - рылся в библиотеках, архивах, а потом почему-то бросил. Есть где-то две-три главы. А стихи пишутся в основном, когда человек страдает, переживает. А сейчас я счастлив, и значит ленив. Абуталиб, тоже начал писать стихи, когда с палкой и хурджуном в четырнадцать лет пошел собирать подаяние по аулам, и когда любимая им Хатимат, отвергла его, выйдя замуж за другого.
   - Ну, если все дело в этом, то лучше стихов не пиши. А тогда в Махачкале? - уточняю я.
   - Тогда было очень надо, чтобы не сорвать передачу. Были песни, но стихов совпадающих с музыкой было мало, поэтому я за ночь написал два или три стихотворения. Сначала даже не сказал редактору, что они мои. А когда получил грамоту, тогда похвастался. Да еще и денег мне добавили к гонорару за авторство. Но теперь я просто буду выбирать стихи Расула Гамзатова. Во-первых, тебе они нравятся. Во-вторых, всегда можно найти, что-то подходящее о женщине.
   - А ты был лично знаком с ним? - интересуюсь я.
   - Конечно. Мы несколько раз делали передачи с его участием. Но я больше общался с его братом. Братом Расула я искренне восхищался. Это был кристально честный, порядочный и принципиальный человек.
  
   Осенью 1995 года серьезно заболела Твоя мать. Ей уже больше восьмидесяти лет, но всю работу по дому она делает сама. Сначала она не показывала виду, скрывала от всех, но потом ей стало очень плохо и вы с Абдулом отвезли ее в больницу. При обследовании выяснилось, что у нее рак пищевода. Ее перевели в онкологическую больницу. Когда мы с Тобой пришли проведать на следующий день, я не узнала ее. Она стала совсем другой. И мне показалось, так подействовало само название больницы. При беседе с врачами вам объявили, что нужна операция, но в таком возрасте проводить ее очень опасно. Посоветовавшись, все родственники пришли к выводу: от операции необходимо отказаться. Матери объяснили, что в этой больнице проводили лишь обследование, рака у нее не обнаружили и поэтому выписывают домой. При выписке она выглядела заметно лучше, чем несколько дней назад.
   В эти дни Райганат еще раз потребовала (именно потребовала) у Тебя сделать окончательный выбор: родные или "эта машинистка", как они меня называют. Ты категорично и однозначно заявил, что женат и если родные не хотят признавать этого - это их проблемы. Ты сказал, что сделал окончательный выбор еще несколько лет назад. Я узнаю об этом разговоре тоже спустя десять лет. Твои "родственнички", как Ты стал их называть, полностью прекратили общение с Тобой. Через несколько дней, после выписки матери из больницы, я спросила:
   - Когда мы пойдем ее навестить?
   Ты сухо и односложно ответил:
   - Роза забрала мать к себе домой.
   Я поняла, что между вами произошел какой-то неприятный разговор, и больше эту тему не поднимала, хотя мне очень хотелось повидать мать. Через год Розе понадобились деньги на оплату учебы дочери в институте, и она тоже уехала в Турцию на заработки. Мать перевезли обратно в ее старый дом. Я не знаю, был ли ты в курсе этого. Мне, кажется, что нет. Две дочери были в Турции, а о том, чтобы ее могла забрать к себе Райганат с Гулей, не могло быть и речи. У них в трехкомнатной квартире на двоих было слишком "стерильно", чтобы там могла находиться старая больная женщина с "такой" болезнью.
   Я очень уважала, можно сказать полюбила Твою мать, хотя и знала ее очень короткое время. Она ласково приняла и всегда приветливо встречала меня. И если бы я знала о том, что она находится в своем доме, мы с Кариной тоже могли бы чаще навещать ее.
   Фая с детьми, в это время окончательно разругавшись с Абдулом, уехали от него на родину, в Махачкалу. Он один ухаживает за матерью. Райганат приходит один - два раза в месяц. Не заходя в комнату, где лежит мать, дает "ценные" указания брату и уходит. Так продолжается около полутора лет.
   В середине июня этого года, я почему-то с какой-то неосознанной тревогой, вспоминаю о Твоей матери и спрашиваю:
   - А ты можешь хотя бы узнать, как себя чувствует мать?
   - Мать умерла в конце мая, - отвечаешь Ты ровным ледяным голосом.
   В Твоем голосе звучит горький набор чувств: горечь, раздражение, обида, боль, гнев. Не разобрать чего там больше.
   Я потрясена:
   - ЧТО ты говоришь? Почему ты мне ничего не сказал?
   - ОНИ даже мне не сказали. Я узнал это, через несколько дней, случайно, встретив соседа на базаре.
   Сказать, что я была в шоке - это не сказать ничего. Я была в ужасе. У меня не было слов.
  
   Летом на отдыхе, я долго нахожусь на солнце. Так как в горах даже летом веет прохладный ветерок, жары я не ощущаю. Внезапно мне становится очень плохо, к горлу подкатывается тошнота. Ты подхватываешь меня и несешь в корпус. Вроде бы отпускает. Я начинаю потихоньку подниматься по лестнице на второй этаж... Очень медленно прихожу в себя. Сознание то немного проясняется, то опять проваливаюсь в темный туннель. Ты сидишь рядом с мокрым полотенцем в руках и брызгаешь на меня водой. В глазах слезы.
   - Опять обморок? - очнувшись, говорю я. - Наверно, перегрелась.
   - Ты страшно меня напугала, - голосом, полным отчаяния и боли почти шепотом произносишь Ты.
   - Я думала, ты уже привык.
   - К этому нельзя привыкнуть. Но на этот раз мне действительно стало страшно.
   - Почему? Так было уже несколько раз. Один-два раза в год. Часто я ничего не вижу. Иногда бывает что-то, вроде сна. И сейчас тоже вначале был какой-то гул, а потом через темный туннель попала в какое-то красивое сказочное место. Было очень хорошо. Потом опять пошел гул, какие-то отрывки. Мне не хотелось возвращаться. Но почему ты так сильно испугался? Ты, действительно, очень бледный, - замечаю я.
   - Потому что я видел, как умирают люди, - еле слышно говоришь Ты. - Идет хрип и пена изо рта. У тебя все это было. Я испугался, что ты уходишь.
   - Боялся или обрадовался? - иронично говорю я, пытаясь немного отвлечь Тебя.
   - Боялся, что ты оставишь меня одного, - тихим голосом повторяешь Ты.
   И вдруг, наверно заметив, что потихоньку ко мне стал возвращаться цвет лица, резко меняешь тональность:
   - А знаешь, сколько твоих врагов обрадуется! А сколько сразу баб ко мне сбежится! Ты об этом подумала?
   - Ты прав. Не подумала, - уже шутя, соглашаюсь я. - Как сказал блаженный Августин: "Надо жить на радость людям и врагам назло". Теперь буду сидеть только в тени. Обещаю.
  
   Весь мир обсуждает гибель принцессы Дианы. И ты приводишь мне ее семейную жизнь, тоже как пример, что для любви не имеет значения ни возраст, ни красота.
   - Посмотри, - говоришь Ты, - Диана, очень красивая женщина. Этого нельзя отрицать. Она была на двенадцать лет моложе своего мужа. Однако их брак все равно распался.
   - Да, - соглашаюсь я. - Она была настолько обаятельней Камиллы.
   - Сердцу не прикажешь, - повторяешь Ты самую известную фразу всех времен и народов. - Чарльз даже сказал в каком-то интервью: "Камилла - это единственная любовь всей моей жизни". Вот тебе еще один пример того, что ни разница в возрасте, ни внешность не играют решающей роли. Любовь - это таинство и только аллаху известно, кого он одарит ею.
  
   Я уже немного плаваю. Хотя все больше около трубы по краю бассейна. Как-то вечером Татьяна Андреевна, женщина лет пятидесяти, с которой вы работаете в одном кабинете, говорит мне:
   - Наташа, я первый раз в жизни УВИДЕЛА, как мужчина может любить. Я, действительно, очень завидую тебе.
   - В чем дело? Почему Вы так говорите? - не понимаю я.
   - Когда ты была в бассейне, Ибрагим сидел под навесом, рядом с нами. Разговаривал, смотрел на воду. Потом вдруг резко вскочил. При его смуглой коже, он мгновенно стал не просто бледным, а белым с каким-то даже зеленоватым оттенком. Я только успела подумать, что с ним плохо. Наверно, что-то с сердцем. Оказалось, что он на минуту отвлекся, а когда опять взглянул на бассейн, ты была уже в другом месте. Около нас, но из-за бордюра тебя не было видно. Когда увидел, что с тобой все в порядке, он сел и закрыл, глаза на две-три минуты. Я почему-то побоялась даже спросить, нужна ли ему помощь. Все это длилось несколько минут. Потом постепенно к нему стал возвращаться загар. Ты счастливая женщина, - со вздохом делает она вывод.
   - Да. Я знаю, - уверенно отвечаю я.
  
   Когда я задумалась над названием этой книги, я почему-то сразу вспомнила эти слова: ДА. Я ЗНАЮ. Я тогда призналась, что я СЧАСТЛИВАЯ женщина. Мне кажется, что если женщина когда-то пусть даже короткое время была по настоящему счастливой, она просто не имеет права, назвать себя несчастной. Этим она предает те годы, часы, минуты, а может и Того, Кто подарил ей ощущение полета наяву. И хотя мое состояние сейчас можно определить только одним словом - БОЛЬ, я не имею права назвать себя несчастной. Я просто смертельно ранена.
  
   Ссоримся ли мы? У нас просто нет причин, да и жалко тратить время на "выяснение отношений".Ведь поводов для ссоры, при желании можно найти тысячи. Я подчеркиваю, при желании. Но при желании их можно и не замечать. Нет не "проглатывать", а просто не замечать. Ты никогда не ворчишь, если вдруг недосолен или пересолен суп. Это просто означает: или я мало люблю Тебя, или уж очень сильно. В любом случае, как Ты говоришь, надо принимать соответствующие меры. У Тебя много одежды. И хотя Ты ежедневно меняешь все, кроме костюма, мне достаточно стирать два-три раза в месяц. Это у женщин, считается, что нечего одеть, если она не купила ни одной вещи за последний месяц. А у мужчины, всегда есть, что надеть, если в шифоньере висит хотя бы одна чистая и хорошо выглаженная рубашка. Ты считаешь, что я сама вижу, пора ли постирать шторы или вымыть окна. Если что-то пригорает, или выкипает чайник, говоришь:
   - Наверно, опять думала обо мне, и про все на свете забыла.
   Когда я сама ругаю себя за что-то, Ты "утешаешь" меня:
   - Какая же ты дурная, - ласково говоришь Ты.
   - Ну, почему, сразу дурная?
   - Такая уродилась. Теперь уже ничего не поделаешь, - обреченно вздыхаешь Ты, - Так, что не расстраивайся.
   При каких-то "временных несогласиях", мы никогда не переходим на личности, и не разбираем родственников, начиная от Адама и Евы. Заглядывая в прошлое, мы со смехом вспоминаем только наши шутки и различные "подвиги". Их мы помним все, и храним, как драгоценности. А то, что было не очень... Но, оно же было не очень,... Зачем же вспоминать о нем? Зачем сейчас искать виноватых в этом? Разве в этом есть какой-то смысл? Конечно, нет. Мы обсуждаем проблему. Если я не согласна с Твоим решением, я не спорю. Просто через некоторое время говорю:
   - Как ты считаешь, если сделать вот так, может, будет не плохо?
   Я не доказываю свою правоту, а просто советуюсь с Тобой. Не даю совет, а прошу его. Это огромная разница. Мужчины страшно не любят, когда им дают советы. Ты всегда прав - это не обсуждается. Ты МУЖЧИНА - и, естественно, решение принимаешь САМ. Но почему-то, в конце концов, все делается так, как хочу я. Мы летаем высоко в Небе, и то, что творится на Земле мелкого, с высоты Седьмого Неба, просто не разобрать.
  

1998 год

  
   Выбирая, от имени профсоюза, подарки женщинам на Восьмое марта, Ты покупаешь для меня букет искусственный Сирени.
   - На твой день рождения, - объясняешь Ты, - очень часто сирень уже отцветает. Я обхожу все магазины и рынки, но безрезультатно. И чтобы у тебя ВСЕГДА на День рождения была Сирень, я дарю тебе этот букет, просто, на случай, если не будет настоящей.
  
   27 марта нашему директору звонит Райганат и спрашивает, как найти Тебя. Ты удивлен и у Тебя, естественно, возникает вопрос, какова причина ее звонка. Сразу приходит на ум, как Ты потом мне скажешь, "наиглупейшая" мысль, что она хочет поздравить с Тебя Днем рождения.
   Но все оказывается, совсем не так возвышенно и поэтично. Она просто хочет продать свой дачный участок. Участки выделялись только работникам нашей системы, и продать их "посторонним" было нельзя. Я не знаю содержание вашей "беседы". Но это был Твой последний разговор со своей сестрой.
  
   Три года подряд с 1998 по 2000 годы, летом мы втроем выезжаем на две недели в горы, но уже в другой дом отдыха. Это местечко называется Кумушкан. В переводе с узбекского языка означает серебряные рудники. Когда-то в этом месте проходил Великий шелковый путь. И это одно из его ответвлений. Мы даже привезли домой кусочек такой руды, похожей на статуэтку. В первый же наш приезд, нам понравилось и место и питание. Так как здесь не было необходимости готовить самим и тратить на это время. Карина сразу стала участвовать во всевозможных экскурсиях и походах. А мы дикарями, вдвоем или с Кариной взбираемся на близлежащие горы, собираем лекарственные травы, в основном зверобой и душицу. Но самое главное наслаждаемся тишиной и покоем. Здесь хороший бассейн и летний кинотеатр с непременными семечками.
   Утром, после завтрака, мы поднимаемся в горы, возвращаясь только к обеду. Вечером, после ужина спускаемся к речке. Лето жаркое и вода от тающих высоко в горах ледников по дороге успевает испариться. Реку можно перейти вброд, хотя вода все равно холодная. Даже в самых глубоких местах она не доходит до колен. Облюбовав большие и с гладкой поверхностью валуны, мы садимся рядышком, тесно прижавшись, друг к другу. Кажется, мы стремимся слиться в одно целое, на фоне Вселенной. И тогда и сердца, и кровь в жилах и наше дыхание все живет в одном ритме. Счастливом ритме самой природы. Тихий шепот воды, медленно струящейся по камням, не мешает тишине. Он просто ненавязчиво подчеркивает, что это не сказка. Не понять, то ли мы замерли перед величием и красотой летнего вечера, то ли природа боится спугнуть нашу Нежность. Медленно за горизонт уходит солнце, успевая на прощание окрасить облака во всевозможные оттенки розового и алого цветов. Мы провожаем его молча, но с благодарностью в сердце за то, что завтра оно опять придет к нам на свидание. И так будет всегда. Еще четыре-пять лет и мы обязательно купим маленький домик в этих красивых, сказочных местах. И будем проводить здесь все лето. У нас, обязательно будут гуси, коза кролики. А вечером мы также как и сейчас будем провожать солнце на покой, зная, что утром встретим его снова. И начнется новый счастливый день. Ведь для счастья не нужно повода. Поводы нужны для горя и несчастья. А счастье, мы с Тобой отлично знаем это - просто естественное состояние.
  

1999 год

  
   Когда стал вопрос о гараже, вернее о сарае, где можно было бы держать кроликов, ваши с Кариной велосипеды и прочее, я попросила Тебя разобрать гараж около моего дома. Он сделан из железобетонных плит, и бесцельно стоит там более пятнадцати лет. Хотя моя идея не очень понравилась, но я смогла Тебя уговорить. Вы с Ширвани поехали посмотреть, как лучше это сделать. Конечно, как всегда, Ты можешь организовать все сам, но Тебе хочется, привлечь именно Ширвани. Научить его ответственности.
   - Ширвани, посмотри внимательно, как все собрано, - говоришь Ты ему. - Сможешь ли ты полностью разобрать гараж и перевезти?
   - Какой разговор, - самоуверенно отвечает он, - У меня много друзей и мы за день все сделаем.
   - Не торопись. Ты уверен, что справишься? - спокойно спрашиваешь Ты еще раз. - Кроме разборки, еще нужна машина-панелевоз.
   - Не волнуйтесь, все будет в порядке, - заверяет он.
   - Хорошо. Вот тебе деньги ребятам за работу и на машину.
   - За машину деньги я возьму, а ребята - мои друзья, они все сделают бесплатно.
   - Мне не надо бесплатно, - настаиваешь Ты. - Мне нужно, чтобы все было перевезено полностью. Вот деньги, здесь на все хватит.
   - Хорошо, - соглашается он.
   Естественно, он привез только половину. Эти пять плит из семи и ворота, как говорится, ни туда, ни сюда. Тебе приходится покупать шлакоблоки и платить мастерам за укладку и бетон. От старого гаража были использованы только три плиты на крышу и ворота.
   - Да, мне дорого обошелся "твой" гараж, - устало говоришь Ты, имея в виду еще и моральную усталость.
   - Мне очень жаль, - искренне говорю я. - Но, кто же знал, что так получится.
   - У меня почему-то сразу не лежала душа к "этому проекту".
   - Да лучше ВСЕ делать самому, - не удержавшись от "укола", отвечаю я.
   - Еще одна попытка и опять неудачно, - произносишь Ты, имея в виду своего племянника.
  
   Человеческие существа, почти уникальные в своей способности учиться на чужом опыте, также замечательны своим очевидным нежеланием, делать это. Дуглас Адамс
  
   В гараже вы с Кариной начинаете рыть яму. Я так и не поняла, для чего она. Может хранить зимой овощи или картошку? Но каждый раз, когда я говорю:
   - Карина, давай сделаем уборку.
   Ты отвечаешь:
   - Нам некогда. Мы идем рыть яму в гараже.
   - Вы уж скоро докопаете до самой Америки, - шучу я.
   - Нет, мы скоро найдем клад, - с уверенностью отвечаешь Ты.
   - Карина, надо помыть посуду и постирать.
   - Мам, ну не заставляй меня, пожалуйста, - с тоской в голосе просит она, - заниматься "мокрыми" делами.
   - Но вся работа в доме, связана с водой. Значит "мокрыми" делами, должна заниматься только я?
   - Что поделаешь! У нас более серьезные дела, - встаешь Ты на ее защиту. - Правда, Карина?
   - Да, - с радостью подтверждает Твой верный партнер по бизнесу.
   Карина довольна. Ты освободил ее от таких нелюбимых "мокрых" дел. Не знаю, оправдал ли себя гараж в материальном плане? Скорее всего, нет. Но то, что он стал "бесценным" в смысле общения вас с Кариной - это бесспорно. Вы вдвоем покрываете крышу толью, заливаете смолой. Заготавливаете сено на зиму. Убираете за кроликами. Если их, было, много продаете на базаре. Это - ваша территория. У вас свои дела, свои планы, свои тайны. А я остаюсь убираться. Я счастлива вашей искренней дружбой и "ворчу", как Ты прекрасно понимаешь, только для вида. Когда вы уходите, я включаю музыку и, занимаясь уборкой или стиркой, мне хочется смеяться и петь.
   У вас в гараже свои разговоры:
   - Гуся, ты отпустишь меня гулять в двенадцать часов? - спрашивает Твоя помощница.
   - А что такое? - интересуешься Ты.
   - Ну, мне очень надо, - ноет она.
   - Хорошо, если очень надо, конечно, отпущу. Но сначала вычисти еще одну клетку. Договорились?
   - Да.
   Без пяти минут двенадцать раздается крик, едущего на ослике, арбакеша:
   - Б-у-т-ы-ль-к-а п-и-р-н-и-м-а-е-м. - Б-у-т-ы-ль-к-а п-и-р-н-и-м-а-е-м.
   Ты с серьезным видом поворачиваешься к Карине и говоришь:
   - Карина, ну почему ты не сказала сразу, что у тебя назначено свидание с арбакешем. Я бы отпустил тебя пораньше.
   Она хохочет до слез. Затем мы смеемся над этим вместе. Потом это тоже становится нашим семейным анекдотом. Мне кажется, что мы все, что могли, делали для того, чтобы наша маленькая семья, могла называться идеальной. Семья как оазис любви и добра в пустыне житейского зла.
  

2000 год

  
   Как-то мы, ради развлечения, смотрели тесты, касающиеся реинкарнации. Мы ответили на все вопросы, и оказалось что, прожив на Земле, пять жизней я всегда была колдуньей и неоднократно была сожжена на костре. Странно, подумала я, что всегда интересовалась оккультными науками. Какими-то гаданиями или приметами. В последнее время занялась изучением фэн-шуй и нумерологией. И если очень сильно чего-то желала, то мои желания со временем всегда исполнялись. Однако с возрастом я поняла и поверила в восточную мудрость: "Бойтесь исполнения своих желаний". Не надо идти против течения жизни. Поэтому после сорока лет я начала очень осторожно относиться к пожеланиям. А что касается, того, что меня в прошлых жизнях сжигали, то я и сейчас выбрала бы кремацию. Мне кажется, что это наиболее "чистый" способ ухода. Хотя, прочитав, некоторые исследования, утверждающие, что тело перед дверцей печи начинает испускать сигналы тревоги, я задумалась...
   Относительно Тебя мы тоже получили, подходящий ответ. В предыдущий свой приход на Землю Ты был лучшим охотником за мамонтами. Но так устал, что для отдыха понадобились тысячелетия. Мы долго смеялись над тем, насколько ответы соответствовали нашим характеристикам. И если требовалось уточнить, что какое-то событие происходило очень давно, я всегда говорила:
   - Это было, наверно, еще тогда, когда ты охотился на мамонтов. Ты сам хоть это помнишь?
   - Да. Было дело, - задумчиво, напрягая плечевые мышцы, с гордостью демонстрируя свою, даже в этом возрасте атлетическую фигуру, отвечаешь Ты. - Завалишь огромного мамонта, и все племя на неделю обеспечено мясом. Хорошие были времена, - мечтательно произносишь Ты.
   - Но я прошу тебя, пожалуйста, сейчас много не работай, чтобы не уставал. А то опять пропадешь на тысячи лет.
   - Ты думаешь не надо, - с иронией спрашиваешь Ты.
   - Конечно, не надо. Ведь я возвращусь намного раньше. Я так думаю, - говорю я, имитируя голос Фрунзика Мкртчяна.
   Я подхожу сзади к Твоему креслу и, обнимая, шепчу:
   - Как мне повезло, что у меня есть ты. Не представляю как бы я жила без тебя!
   Ты лукаво улыбаясь, спрашиваешь:
   - А как же твой индеец, Токи Ито?
   - Но он просто в своем времени. А если бы я увидела как ты, охотишься на мамонтов то, безусловно, он отошел бы на второй план.
   - Да, жаль, что ты этого не видела. Это было потрясающее зрелище!
   Ты встаешь, опять напрягаешь мышцы предплечья, и многие культуристы, с их накачанными анаболиками "кирпичиками" от обиды пошли бы пить пиво.
   В этом спектакле я играю роль женщины, сраженной Твоей мужественной красотой. Еле сдерживая смех, положив руку на сердце, чтобы показать, что оно разбито, падаю на кровать.
   - Ты и сейчас сомневаешься, что я был в племени главным охотником? - сурово спрашиваешь Ты.
   - Нет. Просто соображаю, какая женщина могла бы подойти такому дикарю?
   - Только настоящая колдунья, - отвечаешь Ты.
   - А вы бы сожгли ее на костре?
   - Нет. Зачем ее сжигать. Она сама сгорит,... - Ты делаешь продолжительную паузу.
   Я вопросительно жду продолжения.
   - Не поняла? - удивляешься Ты. - Она должна гореть не на костре, а в пылу страсти. Сейчас, я покажу, как это бывает!
   - Ой, не надо, - останавливаю я Тебя. - Мне еще надо помыть посуду.
   - Мясо мамонтов едят без посуды, - делая грозное лицо, Ты шагаешь мне навстречу, - а вот вдохновить охотника необходимо. Иначе, просто не будет удачи...
   Наверно, поэтому у нас и возникло редкое взаимопонимание, что у обоих не было детства, как такового. Детства с игрушками и сказками на ночь. И мы, как могли, старались компенсировать все это. Покупали игрушки. Смеясь, разыгрывали сценки из сказок, легенд или фильмов.
  
   Карине исполняется шестнадцать лет, и она должна получить свой Первый паспорт. Хотя она и очень самостоятельная, но почему-то попросила меня пойти вместе с ней в паспортный стол.
   - Здравствуйте, - обращается она к паспортистке. - Мне уже шестнадцать лет и мне надо получить паспорт. Вот мои документы. Но я хочу у Вас спросить, можно мне паспорт выдать на фамилию Абдуллаева?
   - А в свидетельстве о рождении у тебя какая фамилия? - спрашивает паспортистка.
   - Шенгелия, - отвечает дочка.
   - Красивая фамилия. А почему ты хочешь поменять ее?
   - Я хочу быть Абдуллаевой, потому, что мама носит эту фамилию и еще,...- не находя нужных слов, чтобы объяснить свое желание, она опять спрашивает. - Можно поменять?
   - Да. Но это будет не скоро. Надо собрать много документов и сменить свидетельство о рождении, - терпеливо объясняет паспортистка.
   - Хорошо. Напишите, пожалуйста, какие нужны документы, - просит дочка.
   Когда мы выходим, я спрашиваю:
   - Карина, ты хорошо подумала? Ведь еще надо ходить по различным инстанциям и собирать справки.
   - Мама, я очень хорошо подумала, - убежденно отвечает дочка. - Я хочу быть Абдуллаевой. Как ты думаешь, Гусе это понравится?- спрашивает она.
   - Безусловно, - уверенно подтверждаю я. - Ведь он тебе как отец.
   - Мама, не "как", а лучше, - поправляет она меня. - Я разговаривала со многими своими сверстниками, и никто не мог похвалиться отцом. Родным отцом, - уточняет она, - А Гусей, я могу. Ты дашь мне деньги на оформление, - спрашивает Карина, - только чтобы Гуся не знал?
   - Конечно. И пока ничего не говорить? - догадываюсь я.
   - Да. Это пока наш секрет.
   Через две недели Карина получает паспорт и сначала протягивает его Тебе.
   - Поздравляю, - от души говоришь Ты, - теперь ты уже совсем взрослая и имеешь паспорт. А я ведь помню, как ты пряталась за мамину юбку и просила принести лепешку. Мы с мамой приготовили праздничный стол. Переодевайся и пойдем.
   - Гуся, подожди, - останавливает Тебя Карина. - Открой паспорт, посмотри.
   Ты открываешь, и Твои губы начинают мелко подрагивать. Прижимаешь ее к себе и Твой контроль над слезами потерян. Второй раз за четырнадцать лет я вижу Твои слезы. А ведь Тебя трудно назвать сентиментальным. За столом Ты начинаешь произносить тост:
   - Карина, а ты знаешь, какая это фамилия...
   - ...в Узбекистане каждый третий Абдуллаев, - прерывая, ехидничаю я.
   - Слышишь, что твоя мамаша говорит?- смеешься Ты.
   - Мало ли что она говорит, - отмахивается верный адъютант. - Я знаю, что ты Абдуллаев и хочу быть на тебя похожей во всем.
  
   Через день к нам приезжает моя мать. Она живет сейчас одна. Два-три раза в месяц к ней ездит навестить Карина. Раз в месяц она приезжает к нам. Я набиваю ей сумку продуктами, даю немного денег. Каждый визит начинается с сообщения, когда она ездила к старшему сыну и что подарила своей внучке Кате. Катя на полтора года младше Карины. Обычно этот разговор происходит без Карины, и я просто не обращаю внимания. Мать подробно описывает, какую на этот раз подарила золотую цепочку, какое колечко или серьги. В этот раз она приехала на шестнадцатилетие Карины и сидя за праздничным столом с упоением рассказывает об очередном подарке Кате. Карина сидит спокойно, как будто не слышит. Но когда дочка уходит к подруге, я не выдерживаю:
   - Зачем ты это говоришь? - резко выговариваю я. - Ты даже ничего не пожелала Карине на словах.
   - Я что хочу, то и говорю, - усмехаясь, произносит мать. - А если ты насчет подарков, то это мои вещи и я могу их просто выбросить.
   - Никто у тебя ничего не просит, - стараясь говорить как можно спокойнее, продолжаю я. - Можешь выкинуть, но чтобы я больше не слышала таких разговоров, особенно в присутствии Карины.
   - А почему тебя это так разозлило?- с ехидством спрашивает она. - Ты, в крайнем случае, от меня ничего не получишь. Я уже все отдала Кате. Тебе я ничем не обязана, скажи спасибо что вообще не оставила тебя где-нибудь на вокзале.
   - Мне ты можешь говорить что угодно, я привыкла, - еще раз повторяю я, - но не при Карине.
   Я совершенно не понимаю, за что она так ненавидит меня. И, только проанализировав ее жизнь, понемногу начинаю догадываться. Ни одного ребенка она не родила по желанию. Старший сын появился, чтобы не идти на фронт. Хотя своего первого мужа, она, наверно, любила. Не зря же назвала его именем своего сына и даже вопреки моему желанию, моего Саню. Я появилась на свет, потому, что мой отец поставил условие, что если она сделает еще один аборт, он не будет с ней жить и тем более регистрировать брак. Моего младшего брата, Алексея, потому, что врач строго предупредил, что если не удастся родить, то она проживет не более трех-пяти лет. Дети должны быть желанными. И это закон. Их нужно любить не только до рождения, но даже до беременности. Ребенок должен быть Подарком судьбы. Это не убежище от одиночества, не повод удержать мужа или просто любимого мужчину. Нельзя рожать, чтобы было кому подать стакан воды в старости. Желанный ребенок всегда дарит нам больше, чем мы отдаем ему. У них нет "долга" перед нами. Мы дали им жизнь по- нашему собственному желанию (или обстоятельствам), значит, это у нас есть долг перед ними. И если мы сможем воспитать их хорошими людьми, то они отдадут "свой долг" нашим внукам. Я долго искала причины ненависти ко мне моей матери. Потом на глаза мне попались высказывания известных психологов. Внимательно, прочитав, их я согласилась с их рассуждениями по этому поводу.
   Материнская любовь - это данность, и требуется только одно: быть ее ребенком. Но все не так безоблачно в этой "гарантированной" любви. Ее не нужно заслуживать, но ее нельзя добиваться, тем более контролировать. Либо она есть - и это равно блаженству, либо ее нет, и жизнь лишается всех своих прекрасных красок, но ничего нельзя изменить, ибо невозможно материнскую любовь искусственно воссоздать. Лишь женщина, находящая счастье в том, чтобы отдавать, а не брать, состоявшаяся как личность, любящая своего мужа, других детей, ближних своих, может оставаться действительно любящей матерью и тогда, когда ее повзрослевший ребенок начнет отделяться от нее. Э. Фромм
   В норме отцовскими чувствами к дочери руководит уважение к ее юности и невинности. Если он сексуально счастлив с женой, его привязанность к дочери свободна от бессознательной сексуальной вины. Но в сексуально несчастной семье девочка невольно становится объектом, на который отец проецирует свое неисполненное сексуальное влечение, а мать - сексуальную вину. Мать начинает видеть в дочери проститутку, а отец - принцессу. Александр Лоуэн
  

2001 год

  
   В начале года, утром создавая прическу, я как-то пожаловалась, что возможно у меня стала часто болеть голова оттого, что я стягиваю волосы и от шпилек. Ты ответил:
   - В чем вопрос? Остриги.
   - Ты же не хотел? - удивилась я.
   - Да мне нравились твои длинные волосы тогда и сейчас тоже, - подтвердил Ты. - Но если тебе так удобнее, то о чем речь?
   - Тогда сам и остриги, - сказала я. - Ты же стрижешь Карину "под Мирей Матье" и неплохо получается. Мне просто хочется, чтобы это был какой-то ритуал. Когда-то я обещала тебе не стричь волосы и сдержала обещание, пока ты сам не сделал это. Ритуал покорности. Правда, красиво звучит?
   - Красиво, но мне не нравится, - подумав, ответил Ты. - Мне больше нравится ритуал понимания.
   Вообще, мне кажется, что с годами отношения супругов, действительно, обретают ритуальный характер. У одних - это ритуал любви, у других - ритуал ненависти, у третьих - ритуал присутствия.
  
   На Твой день рождения приходит Ширвани с Юлей и их старшим сыном Шамилем, которому около четырех лет. Юля на девятом месяце беременности. Первый раз у нас в гостях Зарема, дочь Розы. Я помню ее еще в десятилетнем возрасте, когда мы приходили к Твоей матери. Тогда вы с Заремой и Кариной играли в волейбол, бадминтон, "боролись". Сейчас, Зарема, уже взрослая красивая девушка восточного типа. Учится в Университете мировой экономики и дипломатии. Просматривая фотографии, сделанные в это время я опять вспоминаю, как Ты был счастлив. Вокруг Тебя молодежь: Карина и племянники.
   Ты купил в комиссионке очень красивые шахматы, подарочный вариант.
   - Последние шахматы советского периода, - говоришь Ты, предлагая племяннице сыграть с Тобой. - Зарема, если ты выиграешь, я подарю эти шахматы тебе, - подзадориваешь Ты ее.
   Но она замечает Твои попытки поддаться и не принимает их.
   - Давайте играть честно, - предупреждает она.
   - Хорошо. Я согласен.
   Выиграть Зареме не удалось, и от подарка она категорически отказалась.
   - А как твои планы в личной жизни? - спрашиваешь Ты.
   - Через год оканчиваю университет, и выхожу замуж.
   - Можно узнать, кто жених? - осторожно интересуешься Ты.
   - Он оканчивает университет в этом году, - рассказывает она. - Это сын прославленного поэта в Узбекистане (она называют фамилию).
   - Конечно, это очень известная фамилия, но главное, чтобы человек он был хороший.
   - Он очень хороший, - проникновенно отвечает она.
   - Тогда счастья тебе, - от души произносишь Ты. - Ты заслужила его и своим характером и огромным трудолюбием
   - Спасибо, - тихо отвечает Зарема.
   Зарема выйдет замуж, за этого парня, но через четыре года. Пройдя через много испытаний.
  
   Отвергнутый родными, Ты изо всех сил стараешься сохранить хотя бы общение с племянниками. Но остается только Ширвани. Когда я начинаю говорить, что Ширвани неплохой парень и мне нравится с ним общаться, но он, несмотря на тридцатилетний возраст совершенно безответственный, Ты всегда отвечаешь одно и то же:
   - Если, не дай аллах, что случится, кто нам поможет, кроме него?
   - Понимаю, как обидно и больно, приложив столько усилий обрести родных, у Тебя так ничего и не получилось.
   - Это так, - с горечью отвечаешь Ты.
   - А почему Ширвани официально не оформит свои отношения с Юлей?- чтобы не расстраивать Тебя увожу я разговор в другую сторону. - Ведь совсем скоро родится второй ребенок.
   - Он говорит, что Оксана не дает ему развод.
   - Но это же неправда, - со знанием дела, уверенно отвечаю я. - Если есть несовершеннолетние дети, то суд может дать три-четыре месяца на примирение. Потом признает брак расторгнутым, даже без согласия второй стороны. А у него уже во второй семье скоро будет двое детей.
   - Мне тоже, кажется, что он сам не хочет оформлять развод, - задумчиво говоришь Ты. - Я знаю, он часто бывает в той семье.
   - Но там же его ребенок, он должен общаться с ним.
   - Но он старается скрыть это, - объясняешь Ты. - Поэтому заходит к нам и отсюда звонит Юле. А если все-таки Юля узнает о его посещении той семьи, то ссылается, что просил развод у Оксаны.
   - В общем, всем тяжело и везде обман. Мне непонятно другое. Если он надеется возвратиться к Оксане, тогда зачем еще один ребенок? Было бы честнее сказать об этом Юле.
   - Юля сама хочет второго ребенка, чтобы упрочить свое положение. Не оставит же он ее с двумя детьми. А сейчас у нее равные шансы с первой женой.
   - Какие-то средневековые мусульманские законы, - недоуменно произношу я. - Тогда уже надо признать, что у него две семьи. Да и понять женщин, которые хотят с помощью ребенка удержать мужчину, тоже не могу. У меня почему-то всегда выходило наоборот. Когда я впервые задумалась о разводе, то побоялась остаться с одним ребенком. Подумала, не дай Бог, что случится. Один ребенок - это страшно. И хотя муж был против и не хотел больше детей, я родила Саню и только потом рассталась с ним. То же самое и с Кариной.
   - Но, ты себя не бери в пример, - останавливаешь Ты меня. - Ты всегда поступаешь вопреки устоявшемуся "здравому смыслу". Женщины даже с одним ребенком всегда боятся остаться без мужа.
   У Ширвани отец работает врачом в одной из африканских стран по линии Красного Креста. Мать работает в Турции. И в год один - два раза они посылают ему по пятьсот-семьсот долларов. Для Узбекистана это более чем солидная сумма. Семьсот долларов это моя годовая заработная плата. Кроме того, Мунира полностью содержит его старшего сына от Оксаны и присылает одежду сыну и внукам. Однако все присланные деньги моментально исчезают в неизвестном направлении. Не наше дело считать деньги в чужом кармане. Но их семья с двумя маленькими детьми постоянно сидит "на мели". Один раз Ширвани дал деньги в долг под большие проценты, естественно без расписки, и как следствие этого, без отдачи. В другой раз одолжил соседу на лечение, его, страдающей алкоголизмом жены. Хотя мы оба сильно сомневаемся в правдивости этих рассказов.
   - Ширвани, ты не думаешь, что немного денег надо откладывать? Ведь у тебя маленькие дети, - проводишь Ты очередную, бесперспективную воспитательную беседу.
   - А зачем? - изумленно он. - У нас иногда бывает столько денег, что мы с Юлей ходим по базару и думаем, куда бы их потратить.
   - Тогда тебе можно позавидовать. Я всегда хорошо зарабатывал, но у меня никогда не было такого, чтобы я не знал, куда потратить заработанное, - говоришь Ты, делая ударение на последнем слове.
   - А я так вообще растягивала деньги от зарплаты до зарплаты, - подхватываю я. - Потому, что растила одна троих детей. Ни от кого помощи не ждала, надеялась только на себя. Год не получала даже алиментов. А потом получала такую сумму, что перед пенсионерками было стыдно ее получать.
   Но Ширвани, как и Абдул считает, что все должны ему помогать и наши "разумные беседы" ни к чему не приводят. Вечером после его ухода Ты признаешься мне:
   - Я уже устал его воспитывать. Вижу, что ему надоело выслушивать мои нотации и если продолжать дальше, он совсем перестанет ходить к нам.
   - Ты прав. Ему тридцать лет и трое детей. Воспитывать уже поздно. И как ты сам видишь бесполезно.
  
   В апреле отмечаем мой юбилей. Ты даришь мне золотые серьги и кольцо с бирюзой. Спустя два года я спрашиваю у своей подруги Светы, что ей на юбилей подарили ее мужчины (муж и двое сыновей):
   - Чайник "Тефаль", - уныло отвечает она.
   - Почему ты говоришь таким тоном? - спрашиваю я.
   - Обидно, когда в тебе в первую очередь видят домохозяйку, а не женщину.
   - Чайник - нужная вещь, тем более такой, - без тени сарказма и иронии, утешаю я подругу.
   - Не издевайся, я же знаю, какие подарки тебе делает Ибрагим Эфендиевич.
   - Ну.... - только и могу вымолвить я.
   - Вот именно, что ну, - обиженно произносит она.
   На следующий год, поздравляя ее с днем рождения, вопрос о подарках, я дипломатично обхожу стороной.
   Но она сама сообщает, просто, чтобы пожаловаться:
   - Ты не представляешь, что мне подарили дома?
   - Скажи. Наверно, учли опыт прошлого года?
   - Наоборот. Они подарили мне... шелковую занавеску в ванную комнату.
   Света - моя подруга. Всегда от души радуюсь ее удачам и искренне огорчаюсь, когда у нее случаются какие-либо неприятности. Но, кто бы, на моем месте не почувствовал тайного удовлетворения. Я бы очень хотела посмотреть на эту женщину.
  
   В это время Тебе предлагают работу, связанную с распределением сельскохозяйственной техники. Когда Заместитель Премьер Министра, звонит к нам на работу и просит срочно дать номер Твоего телефона, наше руководство просто в шоке. Ты очень уважаешь этого человека. А он, в свою очередь, зная Твою честность и порядочность, говорит, что ему нужен человек, которому он смог бы доверять как себе. Это для Тебя очень высокая оценка. Однажды на какой-то корпоративной вечеринке, он произнес фразу, которую Ты помнишь все годы:
   - Ибрагим Эфендиевич, - сказал он. - Я ценю Вас как специалиста. Но еще больше я уважаю Вас как человека. Не люблю произносить красивые дежурные фразы. Но Ваша удивительная честность и совесть чище снегов самых высоких гор Вашего Дагестана.
   Ты не можешь отказать этому человеку и увольняешься. Это Твое решение. Я тоже думаю, что Тебе там будет намного интереснее. Ты любишь начинать все с нуля. Я спрашиваю лишь о том, что меня в данный момент беспокоит больше всего:
   - А как же я теперь буду ходить на работу пешком?
   - Как ходила, так и будешь, - отвечаешь Ты.
   - Одна? - удивляюсь я. - Но ведь идти нужно более сорока минут.
   - Одной даже лучше. Погода и природа каждый день меняются. Ты идешь и мечтаешь, думаешь, читаешь стихи. Попробуй и я уверен, что тебе понравится. Представь, что ты не на работу идешь, а просто гуляешь. Не каждому удается утром погулять целый час. Во всем нужно обязательно находить положительные моменты. Вот, допустим, несешь тяжелые сумки с базара, а ты представь, сколько калорий ты затрачиваешь и одновременно худеешь.
   - В этом что-то есть, - задумчиво произношу я.
   - Не работает лифт, опять можно порадоваться, - продолжаешь Ты, - это самая полезная гимнастика. Правда, с большим грузом, подниматься при слабом сердце и стенокардии нельзя. Но тогда, если вдруг не работает лифт, ты просто останавливайся отдыхать на каждом этаже. А утренняя прогулка - это вообще роскошь.
   Ты так настроил меня на удовольствие от прогулки, что мне действительно понравилось.
  
   Как всегда с головой окунаешься в работу. Работаешь по двенадцать часов в сутки и без выходных. Если бы меня попросили назвать только одно слово, которое для Тебя в жизни было самым главным, так называемое жизненное кредо - это слово было бы Совесть. Как сказал наш известный артист Михаил Ульянов: на первом месте Совесть, на втором месте - Совесть и на третьем - тоже Совесть. Совесть и Справедливость. Вот то, что Ты считал самым важным и главным в жизни. Наверно, излишне прямолинеен, особенно, если это касается работы. Тебе совершенно не свойственны лживость и уклончивость. Твоя визитная карточка - прямота и исключительная честность. Хотя, надо заметить эти качества не всегда являются положительными. Иногда они доставляют много проблем и головной боли.
   Трактора, различным хозяйствам республики выдают по талонам за Твоей подписью. Ты стараешься распределять их в порядке очередности. Но существуют звонки и указания, которые с Твоими принципами справедливости не совпадают. Письменных резолюций нет, а звонок к делу не пришьешь. Эти три недели стали Кошмаром и для Тебя и для меня. Ты приходил домой в десять - одиннадцать часов вечера. Уставал физически, а особенно морально так, что без ста граммов не мог есть. Я видела, как Ты в уме постоянно "прокручиваешь" весь свой рабочий день, как Тебе тяжело.
   - Увольняйся и сиди дома. Всех денег не заработаешь, - наконец, не выдерживаю я.
   - Но я хотел еще немного поработать. Слава аллаху, пока есть здоровье.
   - Вот и береги его. И мое, кстати, тоже. Ты уже на пенсии проработал девять лет. Пожалуйста, я очень прошу тебя, увольняйся. Я не в силах ежедневно видеть, как ты устаешь на работе.
   - Ну, если ты так ставишь вопрос, то, наверно, я так и сделаю. Иногда и жену можно послушать, - горько и устало улыбаешься Ты.
   - Особенно, если она говорит умные вещи, - смеюсь я, довольная, что мне удалось уговорить Тебя.
  
   С этих пор я становлюсь настоящей Принцессой. Моими обязанностями остаются только завтраки и стирка. Вечером меня ждет горячий ужин, который подает мне Лучший мужчина в мире.
   У нас на работе, знакомые с Тобой мужчины, часто спрашивают меня:
   - Как Ибрагим Эфендиевич?
   - Нормально, - отвечаю я.
   - А где он сейчас работает? - интересуются они.
   - Он не работает, - информирую я.
   - Он же такой здоровый мужчина, - удивляются сотрудники.
   - Вот именно это мне и нужно. Здоровый мужчина. И почему он должен работать, если у него есть жена? - уже шутливо заканчиваю я.
   Никто не признает, что Тебе уже почти семьдесят лет. А я не из тех женщин, которые выжимают из мужчин все без остатка. Дома Ты не скучаешь на диване, так как не привык сидеть без дела. Вы разводите с Кариной кроликов.
   Ты умеешь все: починить обувь, наладить электроприборы, врезать замок, сшить меховую шапку и так далее. Перечислить все, что Ты умеешь, причем на профессиональном уровне не хватит десятка страниц. Но главное, что Тебя не надо просить, напоминать. Ты настоящий Хозяин. Сейчас я вижу это еще яснее. Каждый день, сталкиваясь с тем, что так незаметно делал Ты. Тебе нравилось смотреть на мою реакцию, когда неожиданно я находила "сюрпризы". Даже после того, Твоего ухода, я все еще продолжаю находить их. Они вызывают у меня слезы благодарности Тебе и Судьбе. А может это одно и то же?
  
   Лето, как и всегда, очень жаркое. Карина, приняв душ, раскинув руки, стоит около кондиционера. Вечером температура у нее поднимается до сорока. Я начинаю ругать ее. Ведь не маленькая девочка - уже шестнадцать лет. Должна понимать, что можно делать, а что нет. Ты подходишь, молча обнимаешь меня за плечи и уводишь в другую комнату. Также молча меряешь температуру, поишь Карину горячим чаем. Затем идешь в аптеку. Приносишь лекарства и шприцы. И спокойно говоришь:
   - У Карины воспаление легких. Я купил лекарства, буду делать ей уколы.
   - Ты умеешь делать уколы? - удивляюсь я следующему Твоему сюрпризу.
   - Конечно, - довольный, отвечаешь Ты. - Я даже себе делал.
   - Не надо уколы, - из другой комнаты кричит Карина. - Мне будет больно.
   - А кто тебя будет спрашивать, - отвечаешь Ты. - Не хочешь делать уколы дома, вызову "скорую помощь", будут делать уколы в больнице.
   - Нет, в больницу тоже не хочу. Но я боюсь уколов.
   - Я делаю уколы совсем не больно. Ты еще потом просить будешь.
   Проводишь весь курс, по три укола в день. Можно в это не поверить, но Карина в восторге от уколов, а может оттого, что ей так много уделяют внимания. За полчаса до назначенного Тобой срока, она уже спрашивает:
   - Гуся, ты не забыл про укол?
   - Нет, конечно, осталось еще два.
   - И все? Может надо еще сделать, чтобы совсем выздороветь?
   - А кто боялся? - смеешься Ты. - И вообще лекарства и шприцы стоят дорого, чтобы просто так переводить деньги на всяких "дурил". Еще раз будешь стоять около кондиционера, уколы делать не буду, а сразу отправлю в больницу.
  
   Ты уже несколько лет мечтаешь купить японских перепелок, которых называешь "пим-пирим". Я их раньше никогда не видела. В августе приносишь домой пять штук перепелок. Увидев, я буквально влюбляюсь в них. У них такие милые "мордочки". Я составляю рецептуру питания, Ты делаешь клетки. Но перепелки плохо переносят жару и начинают погибать. Ты уже готов отказаться от их содержания. Но мне они так нравятся, что я выдумываю все новые и новые методы их спасения. Постепенно мы доводим их количество до двадцати. Перепелки начинают нести яйца, и мы их подаем на завтрак по две-три штуки. Но больше всего мне нравится "купать" их. Перепелки "купаются" в песке. И когда сажаешь их в ведро с песком, они начинают быстро-быстро, как вентилятор махать своими крылышками. Самое забавное, как они томно закрывают глаза. Для них это настоящий "кайф". Другое слово не подберешь. Мы держали их три года, но потом у меня не стало хватать времени ухаживать за ними. Они стали съедать свои яйца, разжирели, и мы их зажарили. Но я все время твердила, что когда мы оба будем на пенсии, я обязательно заведу, хотя бы штук пять перепелок.
   Несмотря на заботу о них, они снимали с нас стресс и поднимали настроение. Они подарили намного больше хорошего настроения, чем мы потратили физических сил на уход за ними.
  
   Карина заканчивает школу. Собирается поступать в институт. Мы целый год занимаемся с ней по сборникам тестов для поступающих в высшие учебные заведения. Изучаем историю, литературу и русский язык. Английским языком она занимается самостоятельно. Когда встает вопрос о выборе института, она останавливается на самом престижном в нашей республике - Университете мировой экономики и дипломатии. Наверно, это Твое влияние. Ты всегда вспоминал и хвалил Зарему, что она сумела поступить в этот институт.
   - Карина, в этот институт невозможно поступить, - заранее начинаю уговаривать я - Говорят, что все поступают в него только за деньги. Конкурс невероятный. Да еще вне конкурса принимаются спортсмены или победители на республиканских олимпиадах. Выбери другой.
   - Мам, если я не поступлю, то в УМЭД, а не на какой-нибудь факультет "консервных крышек" сельскохозяйственного или "бери больше, кидай дальше" строительного, куда и конкурса то нет. Туда я, просто из принципа поступать не буду.
   - Любить так королеву, воровать так миллион, - поддерживаешь Ты свою помощницу.
   В этом же году поступают в ВУЗы еще четверо детей наших сотрудников. Как раз их она и имела в виду, когда говорила, что будет поступать только в самый лучший институт. Готовясь к поступлению, все занимались по два-три года с репетиторами. Но у нас не было на это денег. И потом я была уверена, что моя методика оправдает себя. Оставался под вопросом только английский язык. Когда-то, в школе, я знала его "на отлично", но прошло более двадцати лет. За это время и родной язык можно позабыть.
   Высший результат по тестам составляет двести шестнадцать баллов. Все четверо детей наших сотрудников, набрав от пятидесяти до ста пятидесяти баллов, поступили в институты. Я решила поехать узнать результаты тестирования вместе с Кариной. Мне было интересно, сколько баллов набрала она. Результат меня просто ошеломил... 206,7 балла. Группа - десять человек. Из них пять человек, вне конкурса, спортсмены и победители на олимпиадах. Она на двенадцатом.
   - Карина, ты молодец, - от души говорю я. - С такими баллами на следующий год ты прекрасно поступишь в любой институт. Тебе всего шестнадцать лет, так что время у тебя есть.
   - Я опять буду поступать только сюда. Чтобы ни говорили, теперь я точно знаю, что можно поступить без блата и денег, если хорошо подготовиться.
   И хотя Карина не поступила, я была очень довольна и горда ее знаниями.
  
   Но теперь передо мной встает другая задача. Бюджетных мест на каждом факультете пять-шесть. Теперь обучение платное. А в хорошем институте стоит около пятисот долларов в год. Это как раз мой годовой доход. Денег, у нас, кроме моей заработной платы и Твоей пенсии нет. С 10 августа, когда я узнала о результатах тестирования, это стало моей проблемой номер один. Я должна ее решить. Я ДОЛЖНА найти деньги. Можно взять кредит в банке. Но за четыре года сумма вырастет вдвое. А денег все равно не предвидится. Да еще надо предоставить залог. Мою квартиру под залог не возьмут. В ней живет моя мать. Если я даже продам все, что есть ценного, можно заплатить только за один год обучения. Мне необходимо полторы-две тысячи долларов. Никогда ни до, ни после я так долго и мучительно не думала о деньгах. Не просто о деньгах, а о конкретной сумме. Я была готова на все, но не хотела делиться этими раздумьями с Тобой. Ты все равно ничем бы не смог помочь. От чувства безысходности было бы только хуже и Тебе и мне. От этих мыслей у меня опять начались сильные головные боли.
  
   Как всегда, хотя бы раз в год, у меня случается глубокий обморок. К тому же стоит жара, воздух накалился, и температура далеко за сорок градусов. В кабинете невыносимо душно. Почувствовав приближение тошноты, я встала, чтобы взять нашатырный спирт и обтереть лицо водой.... Очнулась я от дикой боли в левом предплечье. Мне казалось, что руку перекручивают так, как выжимают белье. Оказалось, что, падая, я ударилась о край сейфа, набила себе огромную шишку на голове, к тому же рядом со мной валялся разбитый большой горшок с цветком. Может, это он упал мне на голову? Странно, что хотя дверь была только прикрыта, никто в это время не вошел. Не знаю, сколько времени я пролежала без сознания. Чувствовала только ужасную, нестерпимую боль в левой руке. Я тихонько подползла к двери и закрыла ее на ключ. Полежала на полу еще минут десять, пока окончательно не пришла в себя. Затем потихоньку встала, убрала разбитый горшок и открыла дверь.
   Два месяца я безуспешно искала пути, по которым могут придти деньги. Думала устроиться куда-нибудь уборщицей. Но когда, даже молодые девушки не могут найти работу, где уж мне предлагать свои услуги. У меня в голове были только тесты и поиск денег. Как бы я ни уставала, как бы у меня после работы ни болела голова, мы с дочкой все равно полтора-два часа вечером занимались. Через несколько лет Ты скажешь Ширвани:
   - У нее тогда в голове были только занятия: история, литература и так далее. Мне иногда было даже обидно, что на меня у нее не хватает ни времени, ни сил.
  
   Когда я уже не видела никакого просвета, мне вдруг пришла мысль позвонить отцу Карины и попросить денег. Мы не общались уже более пятнадцати лет. Когда виделись последний раз, он был проректором института. Потом "женское радио" донесло, что он занимает пост заместителя председателя райисполкома. Где его искать теперь я не знала. У всех наших общих знакомых за пятнадцать лет уже несколько раз поменялись номера телефонов, многие уехали из республики.
   Мой мозг работал почти круглосуточно. И этим я НЕ МОГЛА поделиться с Тобой. Я понимаю, что Ты явно чувствовал, что-то творится со мной. Ты имел полное право обидеться и, в конце концов, спросить, в чем дело? Но ни разу не спросил. А в моей голове стучал маятник. Деньги - тесты. Тесты - деньги. Все остальное просто перестало меня интересовать.
  
   Я прошу у Тебя прощения за эти месяцы. Продолжая пользоваться Твоим теплом и доверием, я ничего не давала взамен. Я была, как натянутая струна. Твой немой вопрос носился в воздухе. Он читался в Твоих любящих глазах. Наверно, Ты понимал, что дело не только в занятиях. Но как же была велика Твоя любовь, если Ты смог выдержать мое как, наверно, Тебе казалось "отчуждение"? Единственно, в чем я почти уверена, что Ты не подумал тогда, что виной этого был другой мужчина. Потому что за эти годы Ты изучил меня и знал, что я никогда не буду притворяться. Просто не умею этого делать.
  
   В середине декабря, исчерпав все свои возможности найти "спонсора" я решила позвонить в грузинское посольство.
   - Здравствуйте. Моя фамилия Шенгелия, - я специально называю свою прежнюю грузинскую фамилию, зная, что так мне будет уделено больше внимания. - У меня к Вам большая просьба.
   - Здравствуйте. Слушаю Вас.
   - Мне нужно найти Х. Владимира Кирилловича. В конце декабря ему исполняется пятьдесят лет. Он много сделал для меня, и я бы очень хотела поздравить его с юбилеем. Не могли бы Вы подсказать какие-либо его координаты?
   - Владимир Кириллович? - удивленно переспрашивает мужской голос. - Он был у нас Председателем Грузинского национального культурного центра. А сейчас он Вице - Президент Российской Академии в Москве. Одну минутку. Сейчас я продиктую Вам его телефоны.
   - Большое Вам спасибо. До свидания.
   - Не стоит. Это Вам спасибо. Мы даже не знали, что у него скоро юбилей. До свидания.
  
   21 декабря, пятница. Я звоню в Москву, чтобы проверить, не изменились ли телефоны.
   - Здравствуйте. Это Академия? - уточняю я.
   Думала, что трубку возьмет секретарь. Но, наверно, ее не было на месте, и трубку взял он сам.
   - Здравствуйте. Да, это Академия...
   Бросаю трубку. Меня обдает жаром и начинает неистово колотиться сердце. Минут двадцать уходит на то, чтобы успокоиться. Я нашла его.
  
   24 декабря, понедельник. Я звоню через каждые два часа. Но никто не отвечает. Наконец, после обеда я дозваниваюсь. Хотя он почти на год моложе меня, я всегда с иронией обращаюсь к нему на "Вы".
   - Владимир Кириллович, здравствуйте. С Днем рождения...
   - Здравствуй. Спасибо. Почему ты бросила трубку в пятницу?
   - Вы узнали меня?
   - Конечно.
   - Я от души желаю Вам здоровья, душевного тепла и всего самого наилучшего, - с легкой ироничностью произношу я поздравления.
   - Спасибо, что вспомнила.
   - Как не вспомнить? Такая дата!
   - Какая - же дата? - также иронически спрашивает он.
   - Ну,... пятьдесят лет.
   - Вы ошибаетесь. Мне тридцать.
   - Прекрасно, значит мне тоже тридцать? - подыгрываю я.
   - Тебе всегда двадцать пять, - отвечает он.
   - Как приятно это слышать. Но у тебя какой-то шум, наверно, пришли поздравить? Можно я перезвоню завтра?
   - Что-то случилось?
   - Нет. Просто у меня есть к тебе разговор.
   - Это срочно?
   - Нет. Я перезвоню завтра. Пока.
   - Хорошо. Спасибо за поздравление.
   На следующий день я звоню снова:
   - Привет.
   - Привет. Что у тебя случилось?
   - Карина поступала в институт, - я сразу перехожу к деловому разговору, - на факультет "Международные отношения". У нее очень хорошие знания и занималась она самостоятельно, без репетиторов. Немного не добрала баллов. Но дело не в этом. Бюджетных мест на каждый факультет четыре-пять. И конечно, на бюджетный она не попадет, а учеба стоит около пятисот долларов в год. Для нас здесь, это заоблачная цифра, больше чем моя годовая заработная плата. Я хотела спросить, сможешь ли ты оплачивать ей учебу?
   - Хорошо. А когда нужны деньги?
   - Если поступит, то в сентябре следующего года.
   - На следующий год? А почему ты говоришь об этом сейчас? - удивляется он.
   - Я должна быть уверена, что будут деньги. Иначе и поступать не стоит.
   - Я понял. Позвони, когда будет надо.
   - Спасибо. До свидания.
   - До свидания.
   После этого разговора я опять звоню в посольство.
   - Здравствуйте. Это Шенгелия. Я хочу еще раз поблагодарить Вас, за внимание.
   - Здравствуйте. Не стоит. Вы грузинка? - спрашивает мужчина.
   - Нет. Это фамилия мужа.
   - А у Вас есть дети?
   - Да. Трое.
   - Взрослые?
   - Сыновья взрослые, а дочери недавно исполнилось семнадцать.
   - Мы устраиваем Новогодний вечер и если Вы не возражаете, хотели бы пригласить Вашу дочь?
   - Спасибо. Я передам.
   На этом вечере Карина знакомится с Георгием, который прилетел из Соединенных Штатов к отцу на Рождество. Потом целый год он часто звонит Карине.
  

2002 год

  
   Теперь у меня остается только одна забота - занятия с Кариной. Я знаю не только тесты и ответы на них, но и какие ответы она знает хорошо, а какие не очень. По дороге на работу я, как Ты и предсказывал, не скучаю, а прокручиваю в голове тесты и каждые две недели придумываю новую методику занятий. Все деньги уходят на покупку новых сборников тестов или новых учебников по истории. Программа, по которой училась Карина, была другая. Все тесты по истории, составлены по новым учебникам. Кроме изучения новых учебников по истории, нужно повторить всю школьную программу. Заново перечитать всю художественную литературу. Моя библиотека осталась в старой квартире, так как просто не поместилась бы в однокомнатной "сакле". И когда встает вопрос о повторении произведений, я прошу Карину.
   - Ты все равно часто ездишь навестить бабушку, привози хотя бы по шесть-семь нужных книг.
   Но в первый же день, возвратившись, она сообщает:
   - Бабушка сказала, что ни одной книги нет. И она не знает, куда они делись.
   - Такого не может быть, там целая библиотека, две тысячи томов, - поражаюсь я.
   - Я не знаю. Она так сказала.
  
   Мне очень жаль, свою библиотеку, которую я собирала всю жизнь, иногда отказывая себе, в самом необходимом. Но покупка новой книги часто перевешивала и покупку обновки и лишнее мороженое, которое я до сих пор очень люблю. Книги всегда были моими лучшими друзьями. И перечитывая их, я находила там ответы, на многие вопросы, которые в данный момент волновали меня. Пристрастия менялись, в зависимости от настроения или какого-то этапа моей жизни. Помню, когда была беременна Кариной, то у меня был сильнейший "токсикоз" на заумные книги. Я еще раз прочла Чернышевского, Маркса, Добролюбова. Сама поражалась этому. Но токсикоз, он и есть токсикоз, потому что не поддается логическому объяснению.
   Теперь мне приходится ходить по букинистическим магазинам и заново покупать всю художественную литературу по школьной программе, для подготовки Карины к вступительным экзаменам. Как потом оказалось, все книги были спрятаны на антресоли и рассованы по закрытым ящикам шкафов. Карина, просто поверила на слово и не стала искать. Чтобы не экономить на продуктах для семьи, я экономлю на своих обедах. В обед пью чай, а остальное время просто сижу с закрытыми глазами. Занимаемся мы, ни смотря, ни на что регулярно. И вот уже приближаются вступительные экзамены.
   - Гуся, а ты купишь мне три палочки шашлыка, если я поступлю? - спрашивает Карина.
   - Конечно, куплю. Даже четыре. Это для тебя самый лучший стимул?
   - Да.
  
   Карина заново подает документы в институт. И только за день перед сдачей экзаменов, она сообщает мне:
   - Мам, знаешь, я сдала документы не в УМЭД, а в институт востоковедения, но на тот же факультет.
   - А почему ты мне не сказала сразу? Хороший серьезный институт. Считается вторым после университета мировой экономики и дипломатии.
   - Вот потому, что второй и не сказала. Мы ходили сдавать документы с Гусей. Он тебе ничего не говорил?
   - Нет. Вы же заговорщики, - смеюсь я.
   - Просто у меня, почему-то была уверенность, - говорит дочка, - что если я пойду с ним сдавать документы, то обязательно поступлю.
   - Значит так и будет, - убежденно отвечаю я.
   Смотреть результаты тестирования, Карина в этот раз пошла одна. Она приходит домой с покрасневшими глазами.
   - Карина, что случилось? - спрашиваю я, и теперь уже боюсь, что опять год потерян.
   - Я поступила. Седьмое место.
   - Что же ты плачешь?
   - Не знаю. Я когда увидела свою фамилию на седьмом месте, расплакалась. Села на скамейку и плачу. Какая-то женщина, наверно, хотела меня успокоить, сказала: "Не расстраивайся, девочка. Сюда поступают только за деньги". А я, сквозь слезы ответила: "Я поступила".
   Ты сидишь в кресле, внимательно слушаешь и не вмешиваешься в наш разговор. Но когда мы замолкаем, спрашиваешь Карину:
   - Ты поступила на бюджетное место?
   - Нет. На платное, - отвечает она. - Там всего пять бюджетных, а у меня седьмое.
   Теперь Ты уже обращаешься ко мне:
   - А как вы намерены платить?- тоном строгого экзаменатора спрашиваешь Ты.
   - Ну,... мы... нашли... деньги,... - заикаясь, произношу я, смутно надеясь, что дальше расспросы не последуют.
   - Интересно узнать, где? - в голосе уже звучит холодный металл.
   - Ну,... это... не важно,... - я не знаю, что сказать Тебе в ответ.
   Я не готова и мысленно умоляю Тебя, не продолжать.
   - Потом, родной мой, потом. Не сейчас. Я потом придумаю, как правильно объяснить тебе, - твержу я про себя. - Ведь раньше ты понимал меня без слов.
   - Не важно, где моя жена может найти деньги? - Ты говоришь уже таким тоном, что у меня не остается даже тени сомнений: "дикие горцы" могут зарезать.
   - Я позвонила,... - набираю побольше воздуха и отвечаю - ... отцу Карины, и он обещал оплатить учебу.
   - А раньше ты это сказать не могла? - все так же сердито говоришь Ты, но я начинаю верить, что кинжал останется висеть над ковром.
   - Зачем? - я потихоньку успокаиваюсь. - Может, она бы не поступила. Ты же знаешь, что я бы пошла ради Карины на все. Я не думаю, что совершила преступление.
   - Нет, конечно. Я тебя понимаю, - но теперь в голосе у Тебя звучат уже скорбные нотки.
   Я понимаю, как Тебе это неприятно и тяжело слышать. Это для Тебя двойной укол. Во-первых, что мне пришлось обратиться за помощью, да еще к отцу Карины. Во-вторых, что у Тебя нет денег. Хотя эти причины можно поменять местами. Просто Первое для Тебя больнее. Но, не смотря на это, Ты смог понять меня и мой поступок. Прекрасно зная, что, даже питаясь сухарями или стоя с протянутой рукой около автобусной остановки, я бы никогда не обратилась к кому-нибудь за помощью. Но речь идет не обо мне, а о будущем Карины. На одной чаше весов моя гордость, а на другой учеба моей дочери. Я сумела наступить на горло своей Гордости и своим "железным принципам".
  
   Мы идем на базар и покупаем всем по пять палочек шашлыка. Потом Карина сообщит, что двум ее однокурсницам родители подарили автомобили, многим дорогие мобильные телефоны и так далее.
   - Карина, никому, за успешное поступление в институт, - грустно иронизируешь Ты, - не купили пять палочек шашлыка. Так, что не завидуй.
   - Я никогда не завидую. Просто говорю. Гуся, ты прав, шашлык, по-моему, за поступление в институт, не купили никому.
  
   За свою жизнь я не раз убеждалась в том, что добро и зло всегда возвращаются к тому, кто их послал. Как будто зеркала приставлены к поступкам людей. Причем, вместо обычных стекол, стоят увеличительные. Раньше утверждали: поступки человека создают карму его потомкам. Но со временем скорости увеличиваются не только на Земле, но и в сообщениях с Космосом. Потому, что возврат стал осуществляться намного быстрее. Примеров можно привести много, но я хочу привести только один. В нашей организации работала женщина, пенсионерка, более тридцати лет занимавшая должность главного товароведа в центральном универмаге. У нее находились общественные деньги для оплаты нашим интервьюерам. В организации было только два сейфа: у меня и в бухгалтерии. Эта женщина попросила разрешения хранить эти деньги в моем сейфе. Складывала их в конверт и по мере надобности то добавляла, то брала, то одалживала своим знакомым. Я к этому не касалась, просто доставала конверт и отдавала ей. Потом опять запирала в сейф. Однажды пересчитав деньги, она сказала:
   - Здесь не хватает три тысячи.
   Средняя заработная плата тогда составляла двадцать тысяч сум.
   - Значит, Вы отдали их кому-нибудь в долг, - ответила я, не придавая особого значения ее словам.
   - Здесь на бумажке написана сумма, - продолжала она. - Если бы я их взяла, то записала бы.
   - Что Вы хотите этим сказать, - спросила я, все еще не конца воспринимая ее слова.
   - Наташа, может, ты их взяла на время, - неожиданно произнесла она, - а потом забыла положить?
   - Я не брала и вообще не знаю, сколько там было денег, - ответила я. - И были ли они там вообще? Я видела только конверт из крафт бумаги.
   - Но эти деньги были в твоем сейфе, - многозначительно сказала она и, забрав конверт, ушла.
   Я была в шоке. Ты уже был на пенсии, а Карина только, что поступила в институт и расходы были большие. Три тысячи для меня были серьезной суммой. Меня почти трясло от незаслуженной обиды. Я достала из сумки три тысячи, отложенные на оплату коммунальных услуг и пошла в комнату их отдела.
   - Софья Харисовна, - проговорила я, изо всех сил стараясь быть спокойной, - я этих денег не брала. Да, эти деньги были в моем сейфе. Но, пусть Бог рассудит, кто из нас прав. И хотя для меня сейчас, это большая сумма, я отдам ее Вам. Но теперь никто не будет хранить свои деньги в моем сейфе.
   - Наташа, ты просто забыла. Ведь никто больше не мог их взять, - слащавым голосом проговорила она, забирая деньги.
   - Не пройдет и сорока дней как будет ясно, кто на самом деле взял эти деньги, - "в сердцах" сказал я при сотрудниках этого отдела, и вышла из комнаты.
   Сначала я очень сильно переживала потерю этих денег, но постепенно успокоилась. Решила, что сама виновата. Не надо было брать на хранение чужие деньги. Просто очередной урок моей доверчивости. На сороковой день, как я потом высчитала, позвонила дочь этой женщины и сказала, что мать поскользнулась, упала и сломала правую руку. Ту, которой она взяла у меня деньги. Три раза кости руки срастались неправильно. Два раза ей заново ломали кость и накладывали гипс. Она не выходила на работу ровно три месяца. После этого случая в нашей организации, меня стали считать чуть ли не колдуньей. Почему-то я думала что, вернувшись на работу, она извинится передо мной и вернет деньги.
   Ведь по сравнению со мной, она очень богата. Но, по своей наивности, я ошибалась. Через три месяца у нас сменилось руководство, а еще через три, ей пришлось уволиться.
   Было еще несколько подобных случаев и со мной и с близкими мне людьми. Наказание, действительно бывает во много раз больше, чем причиненное зло. Иногда даже становится жалко, если расплачиваются за таких людей близкие и родные им люди, которые ни в чем не виноваты. Обычно я не держу долго ни на кого обиды. Просто перестаю замечать этих людей. Если приходится с ними встречаться по работе, то свожу общение до минимума. А помню несколько случаев, потому, что они произошли тогда, когда мне и без того было очень тяжело.
  
   Можешь ли ты разумно негодовать на человека, одержимого каким-нибудь отвратительным недугом? Чем он виноват, что его соседство тебе противно? Точно также относись и к нравственным недугам. Марк Аврелий.
  
   Если случается, что-либо подобное, я просто несколько раз перечитываю эту цитату. И потихоньку успокаиваюсь. Это просто урок, повторяю я себе. Который я подзабыла, и жизнь потихоньку напоминает, не будь наивной и, доверяя людям, все-таки будь немного осторожнее. Странно, что когда зло возвращалось через десятки лет, а то и, минуя несколько поколений, люди боялись лишний раз причинить кому-либо боль. А сейчас, когда все знают, видят и признают, как быстро настигает человека расплата, никто этого не боится. В чем же причина? Живут одним днем? Я не могу понять этого.
  
   В начале декабря кто-то из Твоих знакомых лакцев едет в гости в Махачкалу.
   - Хочу передать Мураду на день рождения вот эту золотую печатку. Пусть останется на память. У нас сейчас денег свободных нет, да ничего ценного не осталось, - говоришь Ты
   - А я? - чтобы отвлечь от грустных мыслей, пытаюсь шутить я.
   - Ну, это бесценно, - понимая мои усилия поднять настроения, немного более оптимистическим тоном отвечаешь Ты. - Я о другом. Хочется сделать подарок, а денег у нас тоже в обрез. Поэтому завтра отвезу лакцам кольцо, пусть поздравят Мурада. У него день рождения через 5 дней. Как раз успеют.
   - Конечно. Но обручальное кольцо оставь, - предупреждаю я.
   - Обручальное кольцо, оставлю, - соглашаешься Ты.
  
   На Новый 2003 год приезжает из Соединенных Штатов Георгий и уже остается в Ташкенте.
  
  
  

2003 год

  
   По выходным дням теперь мы постоянно ходим на базар вдвоем, и называем это прогулкой. Ты долго торгуешься и оплачиваешь товар, а я стараюсь держаться "по-мусульмански" немного в стороне.
   Покупаем не очень много, тем более что все необходимое Ты приобретаешь в течение недели. Главное, что мы гуляем вдвоем. С годами, нам еще больше хочется быть как можно чаще вместе и терять даже эти часы становится обидно.
   Как-то в конце зимы, уже на выходе с базара, вдруг отчетливо слышу:
   - Здравствуй, брат!
   Это звучит, совсем рядом. Я оглядываюсь, чтобы увидеть встретившихся людей, потом перевожу взгляд на Тебя. Ты продолжаешь бесстрастным голосом, что-то мне рассказывать и никакой реакции. Не может быть, чтобы Ты не слышал. Это было сказано довольно громко и мне показалось, было обращено именно к Тебе. Несколько шагов я иду под впечатлением этих слов. Странно, почему меня так затронули эти слова? Но не задаю вопросов и, заинтересовавшись Твоим рассказом, забываю об этом. Когда мы возвращаемся домой и раскладываем покупки, Ты неожиданно спрашиваешь:
   - Ты слышала там, на базаре? Это был Абдул.
   - Конечно, слышала, - отвечаю я. - Я даже оглянулась, а потом посмотрела на тебя. Но ты был невозмутим, и я решила, что это было сказано кому-то другому.
   - Теперь он вдруг вспомнил, что у него есть брат, - с нескрываемой горечью произносишь Ты. - Обо мне всегда вспоминают, когда надо решить какие-нибудь свои проблемы. У них опять появились трудности с сыном. Да и с девочками тоже не все в порядке.
   - Я видела девочек, когда мы ходили к матери. У Абдула ведь трое детей? - уточняю я.
   - Да, две дочери и сын. У старшей дочери, Камиллы, уже есть ребенок. Но она не замужем. А сын Абдула, Магомет пьет и постоянно ввязывается в драки. До этого он уже два раза был осужден. Первый раз в Ташкенте, еще подростком. А когда Фая с детьми уехала в Махачкалу, то и там, он умудрился подраться, и опять был осужден. Сейчас, соседи говорят, снова находится под следствием.
   - Дочек Абдула я видела, а его сына нет, - припоминаю я. - Хорошо помню, девочки тогда еще с завистью смотрели, как вы с Кариной во дворе играли в бадминтон. Даже удивилась, почему ты не пригласишь их поиграть? Они тоже не подошли, а только наблюдали издали. Но ты же знаешь, я не вмешиваюсь в семейные дела.
   - Девочки с удовольствием бы поиграли. Но Абдул, а тем более Фая, категорически запретили им даже подходить к нам.
  
   Проходит две недели. И когда мы опять идем с базара, то встречаем Абдула с Фаей уже около нашего дома. Абдул раскрывает объятия. На минуту возникает некоторая напряженность. Но, вот Ты делаешь шаг ему навстречу и тоже обнимаешь его. Я очень рада, что Ты вновь обрел брата.
   Теперь, когда Ты один, в рабочие дни, гуляешь по базару, всегда заходишь к нему поговорить и отдохнуть. Абдул там ремонтирует обувь и точит ножи.
  
   В следующую же субботу к нам в гости приходит Фая с Камиллой. Я начинаю собирать на стол, но Фая останавливает меня:
   - Не надо мы всего на одну минутку. Ибрагим, - обращается она к Тебе, - ты знаешь, арестовали Магомета, сейчас он под следствием. Была драка, он вообще-то там оказался совершенно случайно. Просто ходил в магазин за хлебом и сахаром. Но все задержанные откупились, а у нас на это нет денег. Поэтому он сейчас находится в камере предварительного заключения.
   - А я чем могу помочь? - с удивлением спрашиваешь Ты.
   - Дело в том, - продолжает Фая, - что у Магомета обнаружили начальную стадию туберкулеза, и мы пришли просить тебя поговорить со следователем, чтобы его определили на поселение.
   - Почему вы сами не поговорите? - спрашиваешь Ты. - Если необходимо, пусть проведут дополнительное обследование.
   - Я посоветовалась со своими сестрами в Махачкале, - сладким голосом произносит она, - и они мне посоветовали, чтобы мы обратились за помощью к тебе. Ты такой солидный, интеллигентный и сумеешь добиться послабления для нашего мальчика.
   - Хорошо. Я попробую, - обреченно отвечаешь Ты.
   Когда гости уходят, я спрашиваю:
   - Ты пойдешь?
   - Да, - устало отвечаешь Ты.
   - Но ведь, ты понимаешь, что тебя расхваливали, потому, что ты им нужен, Слишком грубая лесть.
   - Ты думаешь, я это не понимаю? Прекрасно понимаю, и никогда бы не пошел. Но дело в том, что они знают, чем меня можно зацепить. Они оповестили всех родственников в Дагестане. И теперь, если я не пойду, все будут думать, что я отказал в такой ничтожной просьбе. Что будут думать обо мне мои дети? Как я буду выглядеть в их глазах? Придется пойти, - вздыхаешь Ты.
  
   В понедельник надеваешь свой кожаный плащ, длинный белый шарф. При виде Тебя в таком "прикиде", на Джеймса Бонда, женщины бы даже не взглянули.
   Вечером сообщаешь:
   - Все, что можно было сделать, я добился.
   - Кто бы сомневался? Интересно, а следователь был мужчина? - чтобы немного отвлечь Тебя от усталости, интересуюсь я.
   - Почему ты спрашиваешь об этом? - удивляешься Ты. - Причем здесь это?
   - Я боялась, что будет женщина, и тогда сразу все вопросы ты не решишь. Она бы назначила тебе еще несколько встреч, - шучу я.
   - На твое счастье, это был мужчина, - смеешься ты. - Ты ревнуешь?
   - Ты такой видный мужчина, что если ревновать ко всем, можно "сдвинуться". Поэтому потихоньку сумела выработать иммунитет, - со смехом отвечаю я.
   Твоей усталости, как не бывало, и Ты сияешь, как будто только что, из моих рук, получил "Оскар".
  
   На день рождения я дарю Тебе длинный мужской темно-фиолетовый махровый халат.
   - С днем рождения, дорогой, - ранним утром ласково произношу я, подавая Тебе подарок. - Ты дважды в день принимаешь душ, и я подумала, что именно такой халат тебе необходим. Примерь. Мне понравилось, что в нем нет синтетики.
   - Спасибо. Он очень теплый и мягкий, - отвечаешь Ты.
   - И в нем, - я оглядываю Тебя в этом халате со всех сторон, - ты напоминаешь мне графа Монте-Кристо, в исполнении Жана Маре.
   - Тогда я буду надевать его не только после душа, - смеешься Ты, - но и перед твоим приходом с работы.
   - Я рада, что тебе понравился мой подарок.
  
   В конце апреля, когда я прихожу после работы, Ты встречаешь меня новостью:
   - Представляешь, я сегодня поймал попугая.
   - Как это поймал? У нас же не Австралия, - удивляюсь я.
   - Очень просто. Попугайчик сидел около кроликов. Когда я подошел, он, естественно, сразу улетел. Но я почему-то был уверен, что он прилетит опять. Взял большую тряпку и затаился. И попугайчик действительно вернулся. Я набросил тряпку и поймал. Правда, когда пересаживал в коробку, он меня здорово клюнул. Но я все равно его не выпустил, - гордишься Ты, своей ловкостью. - Посмотри в коробке. Прилетел прямо к твоему дню рождения. Я чуть-чуть приоткрываю крышку. Там сидит волнистый зеленый попугайчик. На следующий день Ты идешь на базар и покупаешь маленькую клетку. Посоветовавшись с продавцом, и узнав, что это самочка, покупаешь самца ярко желтого цвета. Это начало нашего разведения попугаев. В это время у нас уже настоящий живой уголок. Кролики, перепелки, а теперь еще и попугаи.
   Кроликов разных возрастов, у нас штук пятнадцать. Всех, кроме самых маленьких с "мамашей" Ты держишь в гараже. И там у Тебя появляется друг. Это большой совершенно черный одноглазый кот. Очень самостоятельный и с огромным чувством собственного достоинства. Когда Ты начинаешь открывать гараж, он сидит рядом на заборе и внимательно наблюдает, как долго Ты копаешься с замком. Как только гараж открыт, он спрыгивает и, не обращая ни на кого внимания, важно, задрав хвост, заходит в гараж. На кроликов, которые желают с ним "познакомиться" он презрительно глядит своим единственным горящим глазом. Если же они начинают надоедать, он потихоньку шлепает их лапой и фырчит. Кот ловит крыс в гараже, которые съедают корм, а иногда, пробираясь сквозь решетки клеток и новорожденных крольчат. Почему-то Ты сразу почувствовал в нем "родственную" душу и вы подружились. Несколько раз соседи забирали его к себе домой, даже увозили за несколько остановок, пытаясь приручить. Но через некоторое время он все равно появляется около гаража. Покормив кроликов, Ты обязательно говоришь ему "до свидания" и закрываешь гараж.
   Кот остается "на охоту". В гараже есть отверстие для проветривания и через него кот выбирается на улицу. Но входит он только в ворота. Причем, сначала порог переступает кот, а уж потом Ты. И только в таком порядке. Ты всегда с большим удовольствием и, действительно, как о своем друге рассказываешь мне о нем. По настоящему скучаешь, когда его долго нет. Искренне радуешься, когда он возвращается. Спустя некоторое время, я уже сама спрашиваю вечером, видел ли Ты своего друга. И Ты, подробно описываешь вашу встречу, или огорчаешься, что его почему-то долго нет. Видя, Твое отношение к коту, я предлагаю:
   - Давай возьмем его домой.
   - Что ты, - протестуешь Ты, - он не сможет жить в четырех стенах. Ты просто его не видела. Если бы увидела, даже не предлагала бы. Сразу поняла бы, что это "личность".
   После таких слов, мне еще больше захотелось посмотреть на Твоего друга. И вот однажды, перед тем как идти на базар, мы пошли к гаражу, покормить кроликов. Кота еще не было. Он появился тогда, когда Ты только начал вставлять ключ в замок. Я потихоньку стала отступать в сторону, чтобы не спугнуть его. Но это было совершенно напрасно. Потому, что я была для него всего лишь "пустое место". Он совершенно не обратил на меня внимания и первым важно "прошествовал" в гараж. О нем нельзя сказать: прошел, проскользнул, а тем более пробежал или прошмыгнул. Он именно прошествовал. Только с Тобой он держался на равных. Остальные владельцы соседних гаражей для него не существовали. Но пока, Ты возишься с замком, он и на Тебя смотрит с нетерпением и какой-то скрытой иронией. Я никогда не замечала, чтобы у животных, так ярко были выражены оттенки эмоций. Все остальные люди, для этого кота, как и кролики, просто "фон". Удивительно, но когда мы встречаем его к нам обязательно, приходит удача. Вообще-то я не люблю кошек. Хотя по Знаку Зодиака - сама Кошка. Но этот кот особенный. О нем даже нельзя сказать: "он мне понравился". Это слово совершенно не подходит к нему. Всем своим видом и поведением он вызывает только одно - уважение.
  
   Карине часто звонят по телефону. Она почему-то отделывается двумя-тремя фразами и кладет трубку. Я, естественно, интересуюсь:
   - Карина, кто звонит?
   - Ошиблись, - отвечает она.
   Но однажды раздается звонок, когда Карина в институте. Снимаю трубку и говорю:
   - Да.
   - Карина, это ты? - спрашивает мужской голос.
   - Нет, это не Карина, - отвечаю я.
   - Вы мама Карины? - интересуется мужчина.
   - Да.
   - Я очень хотел с Вами поговорить.
   - Слушаю.
   - Мне очень нравится Ваша дочь, - без предисловий сообщает он. - Но Вы почему-то не разрешаете ей со мной встречаться.
   - Карина уже взрослая девушка и сама решает с кем ей встречаться, - отвечаю я.
   - Но она утверждает, что Вы заставляете ее все время заниматься и совсем не отпускаете на улицу.
   - Конечно, ей нужно много заниматься, чтобы получить высшее образование. Но у нее есть достаточно свободного времени. Может, дело в том, что она сама не хочет встречаться с Вами? - делаю я предположение.
   - Вы, конечно, уже взрослый человек, - продолжает он разговор. - Но у Вас другие представления о современной жизни, чем у молодежи.
   - Вы хотите сказать отсталые взгляды?- иронизирую я.
   - Нет. Я не это хотел сказать, - парень понимает, что перестарался. - Но, знаете сейчас совершенно необязательно иметь высшее образование, тем более девушке.
   - Я так не считаю. Образование всегда в цене, в любую эпоху, - сообщаю я свою точку зрения на это вопрос, - А для девушки оно тем более, очень важно.
   - Зачем? - удивляется он. - Она выйдет замуж и может не работать, а заниматься детьми.
   - Чтобы, как Вы говорите, заниматься детьми и нужно иметь образование, настаиваю я на своей позиции.
   - Может, Вы не разрешаете своей дочери видеться со мной, потому что я узбек? - делает он другое предположение.
   - Для меня национальность не имеет значения, - совершенно искренне отвечаю я.
   - Поймите, я хочу встречаться с Кариной, с серьезными намерениями. Она отличается от современных избалованных девушек. Она скромная и серьезная.
   - Спасибо, за хорошее мнение о моей дочери. Но я Вам повторяю, что она сама в состоянии решать свои личные дела. Ей уже восемнадцать лет и она совершеннолетняя.
   - Значит, Вы не возражаете? - еще раз уточняет он.
   - Нет. Решайте эти вопросы с ней вдвоем. До свидания.
   - До свидания.
   Когда Карина возвращается из института, я спрашиваю у нее:
   - Что это за парень тебе звонит? Говорит, что я тебя постоянно держу дома, чуть ли не под замком и не разрешаю даже на улицу выходить?
   - А, придурок, - отмахивается дочка.
   - Почему? - уточняю я. - Он нормально разговаривал.
   - Он хочет, чтобы я сразу вышла за него замуж и сидела дома, - поясняет она.
   - А где ты его нашла? - интересуюсь я.
   - Я стояла на остановке автобуса. Он подошел и вежливо спросил маршрут какого-то автобуса. Я ответила. Потом мы познакомились. Он показался мне симпатичным парнем, и я дала ему номер нашего телефона. Но на второй день он опять ждал меня на остановке.
   - Ну и что? Если ты ему понравилась.
   - Да, он сразу сказал, что хочет познакомить меня со своими родителями. И если я им понравлюсь, то он женится. Я не буду ни работать, ни учиться, а буду только присматривать за его родителями.
   - И что тебя не устраивает в этом предложении? - задаю я Карине провокационный вопрос.
   - Потому что моего мнения он не спрашивает. Зачем мне в восемнадцать лет сидеть дома и ухаживать за стариками. И вообще я не хочу рано выходить замуж.
   - Ну и хорошо, - облегченно вздыхаю я
  
   Карина учится в институте. У них на факультете всего одна группа с изучением английского и французского языка, в остальных группах изучают восточные языки. Карина удачно попала именно в эту группу. Еще она с увлечением занимается бегом. Даже выступает на городских соревнованиях. Получает различные призы: майки, кружки, еще какие-нибудь сувениры. Майки вручают больших размеров, и она дарит их Тебе. Ты аккуратно складываешь их на отдельную полку, ведь они так дороги Тебе.
   Но Закон жизни неумолим. Светлая полоса, обязательно сменяется более темной. И происходит это как всегда вдруг. Только, начинает казаться, что все устоялось, наладилось. Тишь и гладь. Обязательно, неожиданно, что-нибудь сваливается на голову. Карина начинает пропадать у "подруг" - двух сестер-погодков, живущих в нашем доме. Об этих девицах, ходят не очень хорошие слухи. А дыма без огня, как известно, не бывает. Карина ходит для них за хлебом, гуляет с собакой, делает уборку в их квартире. Когда Ты увидел, как она во дворе моет их ковер, у Тебя подскочило давление.
   - Карина, почему ты ведешь себя, как их служанка или домработница. Если ты работаешь на них, пусть платят, - пытаешься Ты узнать правду.
   - Они мои подруги, - однозначно отвечает она.
   - А почему ты мыла им ковер?
   - Я же могу помочь подружкам.
   - Тогда почему не взяла помыть хотя бы один наш?
   Так продолжается долгое время. Мы не можем понять, в чем дело? Дома она становится дерзкой.
   Одежду, которую мы ей покупаем, она меняет на какое-то тряпье. Хотя все вещи мы выбираем вместе. Покупаем только то, что понравится ей. Она буквально "выскальзывает" из рук. Девицы нахально смеются мне в глаза. Ты, пересилив негативные эмоции, все-таки разговариваешь с ними, чтобы понять, что же происходит на самом деле. У меня наоборот резко падает давление, и опять начинаются обмороки.
   На все Твои уговоры, пожалеть мать, Карина не реагирует. Временами мне начинает казаться, что она просто ненавидит меня. На ум приходят различные версии. Вроде бы не наркотики. Но тогда что? Я не могу без слез видеть девушек, которые проходят мимо меня по улице, когда утром иду на работу. Что с Кариной? На нервной почве, у меня "отнимается" правая рука. Я могу даже писать, но не могу ее поднять. Не могу надеть или снять одежду. Повесить или снять белье. Ты мне помогаешь одеться и раздеться. Ты вешаешь, постиранное белье и снимаешь высохшее. Странно, что рука у меня совершенно не болит, просто я не могу ее поднять, как будто внутри сломался какой-то "определитель высоты". На работе этого даже не замечают. Потому, что если необходимо подать какую-нибудь бумагу, я встаю и подаю левой рукой. Наступает критический предел, и я жалуюсь Тебе:
   - Я уже не выдерживаю, у меня часто возникает желание умереть.
   - Понимаю тебя, но не знаю чем помочь? - печально произносишь Ты.
   - У меня есть еще одно средство немного успокоиться, - говорю я. - Я сейчас буду... рыдать. Пожалуйста, не успокаивай меня. Включи телевизор громче, или заткни уши. Боюсь, сердце не выдержит, оно стало так сильно сжиматься и часто мне не хватает воздуха. Иногда по три- пять минут я не могу вздохнуть. Хватаю ртом воздух. Но глубокого вдоха не получается, только поверхностный. Если хочешь, погуляй.
   - Нет, - отвечаешь Ты. - Я побуду здесь, но мешать не буду. Говорят, что женщинам это помогает.
   Я сажусь и начинаю рыдать с причитаниями. Высказываю все, что у меня накопилось. Прошу помощи свыше. Умоляю Небеса подсказать, что нам делать. Я не могу понять, почему у Карины так сильно и, причем без видимой причины изменилось отношение к нам. Мы ее очень любим. У нас была такая дружная семья. Я рыдаю больше часа. Наконец, у меня просто иссякают силы. Я почти доползаю до кровати, ложусь поверх покрывала и моментально проваливаюсь в сон.
   Ты сказал мне единственную фразу, когда я проснулась:
   - Последнее время часто ловлю себя на мысли, что хотя я очень люблю своих детей, но, чувствую, что за Карину я переживаю гораздо сильнее.
  
   И только через год я узнаю, причину негативного отношения Карины к нам. Мать с нескрываемым злорадством, повторит мне все, что она постоянно внушала моей дочери, когда я отправляла Карину навестить ее. Какой грязью она поливала меня, пытаясь рассорить нас всех. А дочка была всего лишь подростком, и ей было трудно разобраться. И от непонимания взрослой жизни и взаимоотношений, она просто искала "убежище", чтобы куда-то спрятаться. Хорошо, что на ее пути не попались наркотики или какая-нибудь религиозная секта, которых так много "расплодилось" в последнее время. Это был, как я считала тогда, самый тяжелый период в моей жизни. Период полной безысходности. Об этом я тоже, всеми силами стараюсь забыть и никогда не вспоминать.
  
   Лучше конец дела, чем начало дела, лучше терпение, чем гордыня: не спеши скорбеть, ибо скорбь обитает в груди глупцов, не говори: "Как случилось, что прежние дни были лучше этих?", - ибо не от мудрости ты спросил об этом. Экклезиаст
  

2004 год

  
   Очень люблю игрушки. Это просто моя маленькая слабость. И как бы тяжело не было с деньгами, раз в год, я позволяю себе купить одну мягкую игрушку - символ наступающего года. У нас в коллекции есть уже почти все животные. Были даже дракон и змея, которых Ты сразу отдал детям Ширвани. Есть рыжий кролик, символ моего года, в натуральную величину. И если я меняю его местоположение, то в первый момент, Ты принимаешь его за настоящего. Но в этом году я ищу обезьяну. Ведь это - Твой год. Она должна быть какой-то необычной и чем-то напоминать Тебя. Ищу очень долго, несколько выходных трачу на поиски, той единственной, которая бы мне понравилась. И вдруг мое внимание привлекает совсем обычная обезьянка. Размером с ладонь, китайская заводная обезьянка-барабанщик, в красных штанах с барабаном, на котором написано "Happy". Тебе барабанщик тоже сразу понравился, и Ты долго смеялся, глядя как старательно, он стучит палочками. Теперь, когда мы идем по делам или хотим купить какую-то большую вещь, мы, обязательно перед выходом из дома, заводим ее "на счастье". А утром, просто для создания хорошего настроения. И пока барабанщик, слегка покачиваясь в такт, выбиваемой им дроби, бьет в барабан, мы смеемся и радуемся как дети. Теперь я понимаю, что мы просто пытались компенсировать недополученные в детстве радости от простых детских игрушек.
  
   Мы живем в такое время, когда ненужные вещи - единственное, в чем мы нуждаемся. О. Уайльд
  
   4 марта. Вечером, за ужином я говорю:
   - ...матери завтра исполнится восемьдесят лет. Хотя всегда ездит Карина, давай поедем с Тобой. Все-таки такая дата.
   - О чем разговор? - поддерживаешь Ты меня. - Зажарим кролика, возьмем чачу, вино, купим остальное на базаре и поедем.
   Утром Ты, по всем правилам кулинарного искусства, жаришь кролика. Мы идем на базар, накупаем салатов, зелени и фруктов.
   - Почему-то не я не видела корейской капусты?- замечаю я.
   - Ты хочешь корейской капусты? - удивляешься Ты.
   - Нет. Просто мать ее очень любит. Но нет, так нет.
   - Подожди, я посмотрю в других рядах.
   - Не надо, - пытаюсь я отговорить Тебя опять возвращаться в торговые ряды. - Итак, набрали достаточно.
   - Я быстро, - уже на ходу говоришь Ты.
   Через пятнадцать минут Ты приносишь корейскую капусту и лимоны.
   Приезжаем. Выкладываем гостинцы на стол. Выпиваем по рюмке за ее здоровье с пожеланиями долгих лет жизни. Уже собираясь уходить, я решила спросить мать:
   - Ты не знаешь, что происходит с Кариной? Она последнее время сильно изменилась. Стала какой-то нервной и замкнутой. Нашла себе подруг, которые тоже дурно влияют на нее.
   - Не знаю, - отвечает она и, спустя две-три минуты добавляет. - Она сказала только, что выходит замуж.
   - Замуж? - поражаюсь я такому неожиданному известию. - За кого?
   - Какой-то большой начальник в аэропорту, - опять заминка на несколько минут. - Правда, ему около пятидесяти лет. Ну, я думаю, что ничего страшного в этом нет. - В ее голосе ясно чувствуется, намек на нашу разницу в возрасте.
   - Ты что говоришь? - не могу поверить я. - Этого не может быть.
   - Она просила не говорить вам об этом, - спокойно отвечает мать.
   - Какой кошмар! - восклицаю я.
   Ты потихоньку трогаешь меня за руку.
   - Успокойся. Ничего еще не ясно, - говоришь Ты почти шепотом.
   - Ладно, мы пойдем, - прощаемся мы и уходим.
  
   Потом я найду запись в ее "дневнике": "Приходила эта с Эфендиевичем. Принесли поесть. Наверно, хотели посмотреть, жива ли еще. А я еще и их переживу. И про Карину специально сказала, путь помучается, может удар хватит. По ней ведь не скажешь, что у нее порок сердца. Вся светится и разодета как артистка". Прочитав несколько тетрадей, подобных "дневников", я старательно рву их на мелкие кусочки. Но даже эти клочки бумаги, то ли обжигают, то пачкают мне руки. Мне кажется, что если я просто выброшу эти обрывки, они так и будут нести ненависть. И тогда я беру старую кастрюлю, собираю туда все обрывки бумаги, сжигаю, и пепел смываю в унитаз. Несколько дней у меня перед глазами стоят эти строчки. Но со временем, я забываю об этом. То есть, просто забрасываю и закапываю в самом дальнем углу "подвала" моей памяти.
  
   На Восьмое марта Ты, по традиции, даришь мне духи. Как обычно с символическим названием. На этот раз они называются "Единственной". Вместе с коробочкой духов, протягиваешь мне, размером с ладошку, подсвечник. Металлический подсвечник, изображающий фигурку коленопреклоненной женщины, держащей в руке чашу для свечи. Эта женщина - олицетворение домашнего очага. Мне нравится. И я полагаю, что это был бы прекрасный подарок для моих подруг.
   - Какая прелесть! Где ты купил этот подсвечник? - спрашиваю я. - Можно было бы взять еще пару на подарок.
   - Странно, я тоже об этом подумал, но он там был один. А потом понял, что это удачно сочетается с названием духов. Потому, что ты - Единственная. И даже хорошо, что он был один. Если бы у всех твоих подруг были такие, это не было бы так символично.
   Мы находим место для этого подсвечника перед большой, очень искусно выполненной из дерева, фигурой Орла, только, что вернувшегося из полета, и еще даже не успевшего сложить свои могучие крылья, около своего гнезда. Его я купила за месяц до рождения Карины, вместе с маленьким красивым настенным зеркальцем в старинном русском стиле. Как будто уже тогда у меня было неосознанное предчувствие, что я все-таки встречу своего горного Орла. Орел, приблизительно в четыре- пять раз крупнее фигурки женщины, и это тоже, мне кажется символичным.
   Сейчас этот подсвечник стоит перед Твоим портретом. Теперь он означает, мое преклонение перед Тобой, светлой Памятью о Тебе и горячими молитвами о Твоей чистой и доброй Душе. В этом светильнике я вижу себя, всего лишь женщину. Женщину, благодарную Тебе за Любовь, Нежность и Доброту. А Ты так и остался для меня - Светом.
  
   Тебе на день рождения дарю фирменную джинсовую рубашку. Сначала Ты недоверчиво рассматриваешь ее.
   - Джинсовая рубашка? Мне?
   - Тебе, тебе. Надень. Я очень долго искала твой размер. Ты же знаешь, что это совсем не просто, найти сорок шестой размер воротника.
   - Это точно. Но...
   - Не спорь.
   - Не спорю, - сдаешься Ты, - уже примеряю.
   - Вай! Тебе, действительно, очень к лицу. В ней Ты похож на героя американского вестерна.
   - Главного героя, надеюсь?
   - Героя-любовника, - подтверждаю я. - Ты это хотел услышать?
   - А что? - Ты оглядываешь себя со всех сторон в зеркале. - Действительно здорово.
   - Я это и твержу тебе уже двадцать минут. Причем ее можно носить куда угодно и в любое время, кроме летних дней, когда очень жарко.
   - Спасибо. Теперь все женщины будут мои, - как обычно поддразниваешь Ты меня.
   - А еще сопротивлялся, - удовлетворенно произношу я. - Надо купить еще хорошие джинсы. Но их ты будешь выбирать сам. Я в них ничего не понимаю
   - Куда денешься от любимой жены? Я согласен и на джинсы, - со счастливой обреченностью в голосе соглашаешься Ты.
   - Вот и не трепыхайся, - произношу я голосом строгой учительницы.
   - Не буду, - еще раз вздыхаешь Ты.
  
   Юля поступает учиться на курсы бухгалтеров, которые расположены недалеко от нашего дома.
   - Юля, ты хочешь быть бухгалтером? - спрашиваю я.
   - Нет. Просто хочу закончить курсы.
   - Но ведь бухгалтер - хорошая профессия. А потом, окончив курсы, нужно работать по специальности, чтобы не потерять квалификацию.
   - Нет, я просто хочу окончить эти курсы, но работать бухгалтером не буду.
   Так как Сиражуддин еще не ходит в детский садик, Юля приезжает с ним и оставляет Тебе на два-три часа. Хотя, с таким маленьким ребенком Ты, естественно устаешь, но внешне даже молодеешь. Тебе всегда не хватает детского смеха, возни, наивных вопросов. Глядя на Тебя в это время, мне часто приходят одни и те же мысли. Почему мы не встретились еще раньше? Хотя бы на те восемь лет, когда были так близко друг от друга. Всего лишь на разных этажах одного здания.
   Да, мы немного опоздали встретиться.
  
   "Опозданием мы наказаны,
   Что слова любви прежде сказаны.
   Что совсем другим доверялись мы,
   За полчаса до Весны".
  
   Наконец-то, я нашла слово, которое означает, определяет наше "ДО". Это было "до меня", это было "до Тебя", - говорили мы. Вся наша жизнь до 1987 года была ДО, всего лишь "за полчаса ДО... ВЕСНЫ".
  
   Ты всегда хотел иметь настоящую: большую и дружную семью. Я безмерно благодарна судьбе, что вы подружились с Кариной. Но у Тебя такое большое и доброе сердце, что оно могло бы вместить всех Твоих родных и друзей. А Ты, как и я в эти скорбные дни, стоишь с протянутой рукой. Ты тоже не просишь денег или другой помощи. Ты сам хочешь оказывать ее и оказываешь всем, кто в ней нуждается. Приятно, когда тебе дарят, но во сколько раз чувствуешь себя счастливее, когда даришь ты сам - это Истина. Но от Тебя ждут осязаемых, материальных подарков, и никому нет дела до несметных и неиссякаемых богатств Твоей души. Я знаю, Ты не хочешь в это верить. Просто в Твоем характере нет и следа хитрости. Ты так и остался на всю жизнь доверчивым, ошибающимся и верящим вновь. Любые полученные обиды вмиг забываются, стоит кому-либо пригреть, обласкать или просто сказать доброе слово. Эта черта Твоего характера, при всей моей терпеливости, иногда начинает меня даже раздражать. Прекрасно понимаю, что не надо постоянно хранить обиды, они имеют свойство накапливаться. Но и общаться с людьми несколько раз изменивших, или даже использующих в своих целях я не в состоянии. Я стараюсь просто "отпустить" их и все, что с ними связано. И постараться забыть об их существовании. Но это мой характер. Тебя переделать не смогла даже Жизнь. Понимаю, что глупо даже пытаться "переделывать" Тебя сейчас. Ты такой - какой есть. А может в этом и загадка Твоей привлекательности. И если бы на Земле было больше таких людей, то жизнь была бы намного светлее.
   Есть такая горестная примета: дети из детского дома редко счастливы в семейной жизни. Я очень хочу верить, что эти девятнадцать лет, были исключением из этого правила.
  
   28 мая. Возвращаясь с работы, домой, я вспоминаю, что моему старшему брату в этом году исполняется шестьдесят лет. Я звоню и передаю наши поздравления. Он весьма настойчиво приглашает нас в гости. Объясняет, как можно доехать. Хотя мы живем всего на расстоянии трех автобусных остановок, мы никогда не были у него, так же как и он у нас. Мы берем подарок, ловим такси и едем в гости. Саша встречает нас на остановке. Заходим в квартиру. За столом сидят три женщины: его жена Света, дочь и подруга жены. Брат сразу же с нескрываемой гордостью демонстрирует нам множество канцелярских столов и шкафов на балконе. Пройти по балкону невозможно, мы только смотрим через приоткрытую дверь на все "это великолепие". Затем он сообщает:
   - У меня все полы в квартире покрыты двойным слоем линолеума. И если один слой изотрется, я просто уберу его и все. За тридцать лет работы на стройке мастером и заведующим складом я кое-что накопил. А сколько денег я трачу на жену и дочь! Если бы вы только знали. Ведь Света не работает. На оплату занятий Кати английским языком у меня вообще уходит уйма денег. Но теперь Катя немного подрабатывает репетиторством с малышами из нашего дома.
   Разговор продолжается в таком же духе. Для моего брата идол - это деньги. Деньги, деньги и еще раз деньги. Причем именно наличные, которые можно "потрогать" и показать. Даже то, что все деньги "погорели" в связи с развалом Союза, не послужило ему уроком и не перевоспитало. Долго слушать, какой он богатый и сколько на что он тратит, у нас просто не хватает терпения. Других общих тем для поддержания разговора мы не находим. Посидев около получаса, мы переглядываемся, прощаемся и возвращаемся домой.
   - Да, конечно, два слоя линолеума, это что-то,...- задумчиво произносишь Ты, вспоминая канцелярские шкафы и разговоры о деньгах.
   - А ты все "хвалишься", что у нас кое-где в два слоя ковры, - саркастически замечаю я.
   - Теперь понял, что гордиться особо нечем.
   - Ладно, не переживай, - "успокаиваю" я Тебя, - у нас же не квартира, а сакля. А в сакле, вообще не бывает линолеума.
   Да, действительно у нас не квартира, не жилье с полезной площадью столько-то квадратных метров. У нас Дом, у нас Гнездо Орла. Где главное не площадь, а надежность и тепло. Где царит забота и нежность. Гнездо, которое не несет в себе ничего "казенного", в нем все наполнено Светом.
   Я часто повторяю по отношению к Тебе слово Свет. И это не оттого, что не могу найти синонимов. Просто это слово наиболее точно определяет Твою натуру, характер, отношение ко мне и Карине, образ жизни. Это спокойный свет восходящего солнца, а не бьющее в глаза пламя жаркого полдня. Горячим и обжигающим Ты бываешь в минуты нашей близости. И хотя это слияние наших душ и тел длится часами, но оно всегда кажется мгновением. Мы летаем вдвоем и потому понимаем друг друга без слов. Страсть горного Орла дика и безрассудна, но она удивительно легко сочетается с огромной нежностью и трепетным вниманием к своей спутнице.
   Счастье мужчины называется: "Я хочу". Счастье женщины называется: "Он хочет". Ф.Ницше.
   И если, признать его правоту, то мы счастливы от первого до последнего дня.
  
   В начале июня, закончив, второй курс института, Карина уезжает работать воспитателем в детский оздоровительный лагерь, расположенный в горах.
  
   15 июня. Мне на работу звонит соседка и сообщает:
   - Наташа, твоя мать в крайне тяжелом состоянии. Лежит. Практически уже никого не узнает.
   Тут же звоню Тебе:
   - Позвонили соседи со старой квартиры, - сообщаю я, - мать очень плоха. Я выезжаю, буду ждать тебя на Алайском базаре. Там встретимся и поедем вместе. Мало ли в каком она положении.
   - Хорошо, сейчас выезжаю, - говоришь Ты. - А ты пока позвони Саше, у него все-таки машина, может надо будет срочно отвезти мать в больницу или что-то еще понадобится. Ты же точно не знаешь что с ней.
   - Я не знаю, что с ней, - отвечаю я, - но он не приедет. Я жду тебя.
   Мы встречаемся на остановке и дальше уже едем вместе. Поднимаемся на четвертый этаж. Дверь полуоткрыта. Входим к ней. В этой комнате я не была более тридцати лет. Мать постоянно держала ее на замке. Даже когда выходила из комнаты, то быстро прикрывала за собой дверь.
   Она лежит на кровати. Блуждающие глаза уже ничего не выражают. Нас тоже не узнает. Я даже не уверена, видит ли она нас. В квартире грязь, везде разбросаны пустые банки, какие-то тряпки и мусор.
   Хотя она знала наши номера домашнего и рабочего телефонов, но по неизвестной причине не попросила соседей позвонить мне до того, как ей стало совсем плохо. Может, не хотела, чтобы я видела ее в таком состоянии? Последнее время она, наверно, не могла дойти даже до туалета. Телефона нет. Чтобы вызвать врача, нужно пройти по соседям и спросить, у кого есть телефон. Время дорого. Мы решаем сразу увезти ее к нам, и уже оттуда вызвать врача. Пока Ты "ловишь" такси, я подогреваю воду, обмываю, переодеваю ее в чистую одежду. Быстро подтираю пол. Заглядываю в холодильник, чтобы не оставлять гнить продукты. Но холодильник совершенно пуст. Везде только банки из-под хорошего растворимого кофе. Ты на руках выносишь ее на улицу. С большим трудом мы "усаживаем" ее в машину, так как она не в состоянии владеть своим телом. Практически все время находится без сознания. Хриплое дыхание то слышится, то нет. Я держу ее на руках, на заднем сидении и боюсь, что мы не успеем довезти ее до дома. Но нет, все нормально. Хорошо, что работает лифт. Укладываем на диван, по чайной ложечке вливаем в полуоткрытый рот горячий чай с шиповником. Следим, чтобы она проглотила хотя бы несколько капель. Вызываем знакомого врача. Все равно в районной поликлинике, по месту прописки, ее анкеты нет. За всю жизнь мать никогда не обращалась к врачам. Врач констатирует, что сердце работает нормально, давление сто десять на семьдесят.
   Проблема, по его словам, заключается в работе кишечника и желудка. И еще нарушена деятельность слизистой оболочки. Проводим дальнейшее обследование, сдаем необходимые анализы и выясняется, что этот процесс уже необратим и с таким диагнозом, при хорошем уходе мать проживет от одного до двух месяцев.
   Несколько столовых ложек горячего куриного бульона немного приводит ее в чувство. Начинает проясняться взгляд, и она, вроде бы осмысленно и пристально вглядывается в наши лица.
   На следующее утро с работы я звоню брату. Рассказываю о критическом состоянии матери. Вечером брат приезжает с женой и дочерью. Когда я возвращаюсь с работы домой, он сидит возле подъезда.
   - Саша, что такое? - удивляюсь я. - Почему ты сидишь здесь?
   - Она делает вид, что не узнает меня, - раздраженно сообщает он мне.
   - О чем ты говоришь? Что значит, делает вид? Вчера, она вообще никого не признавала. Но сегодня ей уже намного лучше. Мы целый день вчера поили ее бульоном. Врач предупредил нас, что более твердую пищу можно будет давать только через три-четыре дня. Сейчас она не усвоится, и только будет способствовать раздражению кишечника. Пойдем домой.
   Брат нехотя поднимается со мной. Мать лежит, но уже что-то пытается сказать, хотя через две-три минуты отдыхает. Посидев около нее полчаса "гости" уходят. Я выхожу их проводить, и брат сразу же заявляет мне:
   - За матерью должна ухаживать дочь, - как "непреложную истину", произносит он эти слова. - Не сноха же за ней будет выносить "утку".
   - Я ничего не говорю, - отвечаю я, - поэтому сразу и привезла ее к себе.
   - У меня и без нее сейчас много проблем. Катю надо устроить в институт. Я истратил "бешеные" деньги на хороших репетиторов по английскому языку.
   - Вот видишь, - прерываю я брата, чтобы увести от его излюбленной темы денег, - теперь ты гордишься дочерью, а ведь когда-то не хотел...
   Подходит Катя. Я умолкаю, но брат продолжает:
   - Да не хотел, - громко подтверждает он. - Не только не скрываю этого, а наоборот постоянно ей об этом напоминаю, чтобы она занималась делом, а не тратила время на пустяки.
   Решительно не могу понять, как можно сказать ребенку, что он не желанный. Что его не хотели. Больше тем для разговора у нас нет, и я быстро прощаюсь.
   Когда возвращаюсь домой, Ты говоришь:
   - Ничего не хочу сказать - это твои родственники. Но, приехав на машине всей семьей к умирающей матери, не привезти даже лепешки...
   - Я тебе об этом и говорила. А ты, по своей наивности, думал, что мой брат поедет за матерью на машине. До нас, хотя бы ехать всего десять минут, не так много бензина уйдет. А та квартира на другом конце города.
   Больше "гости" не только не приезжали, но даже не звонили.
  
   Передо мной высохшая, больная и умирающая женщина. Все забыто. В душе не остается никаких прошлых обид. Все начинается с нового листа. Чтобы поддержать ее, мы покупаем самые лучшие продукты и лекарства. Диетические продукты, которые не будут "агрессивно", по мнению врача, действовать на весь желудочно-кишечный тракт. Все должно быть самое свежее.
   Через два дня мать приходит в себя и просит кофе. Учитывая, что употреблять кофе ей категорически запрещено, я делаю совсем слабый раствор, только для запаха. Отпив маленький глоток, она выплескивает горячий кофе мне на ноги.
   - Помои пей сама. Принеси мне банку кофе, которая была у меня дома, - с раздражением произносит она, еще слабым и тихим голосом.
   Приношу банку, и она прячет ее под подушку. Встать на ноги у нее еще не хватает сил, и мы подставляем ей "утку". Но когда у нее "плохое настроение" она считает излишним звать нас и тогда мне приходится снова обмывать ее и менять всю постель. Каждое утро я встаю в четыре часа и ложусь около двенадцати. Но, часто выспавшись днем, ночью она "поет песни".
  
   Это мой крест и я должна нести его. Нести и не жаловаться. Но я ухожу на работу, а Ты целый день дома. "Гуляешь" на базар, но нельзя ведь целый день быть на улице. На улице стоит жаркое лето, да и возраст нельзя сбрасывать со счетов. Я не знаю, умудряешься ли Ты поспать хотя бы часок днем? Меня уверяешь, что все нормально. Верю ли я в это? А что это может изменить?
   Говорят, что сорок дней ухода за таким больным приравниваются к хаджу в священную Мекку.
   Родной мой, сколько же хаджей Ты совершил? Но что я могла сделать? Что было в силах переменить? И Ты это осознаешь.
   - Может, мне взять отпуск? - предлагаю я.
   - А что это даст? - уныло спрашиваешь Ты. - Отпуск скоро кончится. А может он еще, понадобится?
   - Да и увольняться не желательно, еще целый год до пенсии, - размышляю я.
   - Об этом и говорить не стоит, - категорически отвергаешь Ты мое предложение. - Ты же любишь свою работу.
   - Да, это так. Но, Ты целый день с ней. Я обязана была взять ее к себе. И это мой крест, наверно, тяжелее всех остальных. Но теперь я постоянно думаю о Тебе.
   - Это просто еще одно испытание для нас, - утешаешь Ты меня.
  
   Ты ищешь на базаре квашеную капусту, именно того засола, которого она требует, и варишь отдельно для нее борщи. Наливаешь перед обедом по тридцать-сорок граммов красного вина, чтобы поддержать силы. Анализы и обследования показывают, что слизистые желудка и кишечника практически не функционируют. Долгое время мать в огромных количества потребляла только кофе и ничего не ела. Когда проводим двухнедельный курс лечения, она встает и уже в состоянии самостоятельно ходить в туалет. Но мы не знаем, радоваться этому или нет. Потому, что ночью она может войти к нам в спальню и на сонного человека обрушится тарелка или "упадет" чайник. Когда вечером, после работы захожу к ней в комнату, она с нескрываемой злостью говорит:
   - Ты же больная. У тебя никудышное сердце. Вечно падаешь в обмороки. Почему ты до сих пор еще живешь? Если бы знала, как я тебя ненавижу.
   Я, молча мою посуду, убираю в комнате. Мать продолжает в том же духе:
   - Чтобы отвезти тебя в деревню, на свежее молоко, я продала перину. Вот, дура, была! Почему тогда не бросила тебя где-нибудь в канаве? Тебе и было тогда чуть больше года, никто бы и не хватился.
   Каждый день, обмывая ее, и дважды в день, меняя постельное белье, я молча выслушиваю все, что она обо мне думает. Иногда меняются слова, но смысл остается. После трех месяцев такой "информации" я уже отношусь к матери, как обычная медсестра в психиатрической лечебнице. Меня уже совершенно не задевают ее слова и проклятия. Я робот и должна выполнять все, что положено. Нельзя тратить силы на эмоции. Я автоматически выполняю свой долг и все. Чтобы оградиться от неожиданностей, я прошу врезать замок в дверь спальни.
   - Ты что? - удивленно вскидываешь Ты брови. - Как можно жить под замком в своем доме? Что мать подумает, она же может обидеться.
   - Плевать я хотела, что она подумает, - не выдерживаю я. - Мы и так ходим на цыпочках, кормим через каждые два часа. А врачи и медсестры. Все делаем, что возможно. Но я не только должна выполнять свой долг по отношению к ней. Я еще и жена и обязана думать о Тебе. Ты хотя бы будешь спокойно смотреть телевизор или сможешь днем полежать, отдохнуть. Даже на работе, у меня нет покоя, я постоянно думаю, как Тебе тяжело. Ради моего спокойствия, отгороди нас. Ее комната сообщается с коридором, и она сможет ходить в ванную и туалет.
  
   Летом жара в Узбекистане просто невыносимая. Не смотря на тщательную уборку утром и вечером, запах стоит по всей квартире. На мои предложения матери искупать ее в ванной, ответ один:
   - На себя посмотрите. Это вы грязные. Как вас только земля носит. А если вам мешает запах, то я этому только рада. Мне не мешает, - уже кричит она. - Я намного чище вас.
   - Хорошо. Не хочешь купаться, не надо. Только успокойся.
   - Почему я должна успокаиваться, за свои деньги я что хочу, то и делаю. Я знаю, вы забрали меня сюда, чтобы отобрать мою пенсию. Побирушки. Как вы живете? Где мои деньги?
   - Я не могу получить твою пенсию, - стараясь быть, как можно более сдержанной объясняю я, - и ты это прекрасно знаешь. Деньги перечисляют на твою сберегательную книжку.
   - Принеси и покажи, - требует она.
   - Вот видишь? - открываю и показываю ей. - Книжка на твое имя, сюда перечисляют твою пенсию.
   - Ха. А вы, наверно этого не знали, иначе бы не перетащили меня к себе.
   Через два-два с половиной месяца мы проводим двухнедельные курсы лечения. Это как-то укрепляет слизистую, прибавляется немного сил и мать опять некоторое время, может самостоятельно ходить в туалет.
  
   После возвращения Карины из лагеря, родственники Георгия просят, чтобы Карина некоторое время пожила у них на даче, до приезда его матери из Соединенных Штатов. Естественно, мы соглашаемся, еще и потому, что комната Карины все равно занята. Мать Георгия должна была прилететь в августе, ко дню совершеннолетия (двадцать один год, по американским законам), но попала в автомобильную аварию. Она прибывает в середине сентября. Забирает молодежь и регистрирует их брак. Мы с нашими проблемами "остаемся в стороне", так как никуда не можем отлучиться больше чем на два часа.
   Я, просто морально, не могу пойти на торжество, оставив Тебя одного. В первую очередь, мы очень рады, что Карина "отделалась от своих подруг". Молодые живут в квартире свекрови, в центре города, а она сама тут же улетает назад в Бостон. Теперь у нас появляется место, куда мы можем иногда "вырваться" часа на два в гости.
  
   Дома продолжается кошмар. Мать ест уже практически все. И хотя кишечник не всегда справляется с нагрузкой, силы у нее прибавляются день ото дня. Кормим теперь четыре раза в день. Сидим как заключенные, под замком. Выходим из комнаты тихо. Обычно, когда уверены, что она спит. Не хочется лишний раз слышать проклятия и сопутствующие этому выражения. Несколько раз она выбивает у меня из рук тарелки с горячей пищей. Хорошо, что брызги не попадают в лицо, но уборки становится больше. Я предупреждаю Тебя об этом и прошу в середине дня, стараться ставить еду, когда она спит. Ты как всегда "святой":
   - Но пища же остынет, пока мать проснется, - протестуешь Ты.
   - Поест, какая будет, - не скрывая раздражения, отвечаю я. - И без того три раза я кормлю ее горячим. Я тебя очень прошу.
   - Хорошо, - тихо соглашаешься Ты.
   Видя, что ее проклятия уже полностью нами игнорируются, мать резко меняет "темы" разговоров:
   - Эй, слышишь, - кричит она, заметив меня выходящей из нашей комнаты, - когда ты уходишь на работу, сюда, постоянно приходят разные женщины. Стоит такой шум, визг, что я не могу отдохнуть. А мне нужен покой Я старый и больной человек. Скажи своему Эфенди...
   Однажды она, не узнав Карину, сказала:
   - Проходи туда, там собираются все...
   Такие разговоры в различных вариантах продолжаются все время. Однажды, когда мать не знала, что я дома, она крикнула, не вставая с дивана:
   - Слушай Эфенди, ты думаешь, она ходит на работу? Какой же ты дурак. На работу так не наряжаются. Почему ты не выгонишь ее из дома? Зачем тебе эта...
   Широко раскрыв глаза, я смотрю на Тебя:
   - Да, я тебе не рассказываю, - устало отвечаешь Ты на мой немой вопрос, - но это постоянно.
   - Боже, дай нам терпения. Как же это выдержать? - начинаю причитать я. - Сколько же это будет продолжаться?
   - Да, остается только просить терпения у аллаха, - со вздохом соглашаешься Ты со мной.
  

2005 год

  
   Четвертого марта Ты звонишь мне на работу:
   - Из Оренбурга приехал твой брат Алешка, - сообщаешь Ты.
   - Да? Он дома?
   - Нет, он звонил с вокзала. Подкупи еще чего-нибудь по дороге домой.
   - Хорошо. Но вообще-то он "показушник" и с пустыми руками не приедет, - уверенно отвечаю я, зная характер своего младшего брата.
   Алешка, действительно привез гору продуктов. Когда я возвращаюсь с работы, он разговаривает с матерью:
   - Как твои дела? - спрашивает он. - Что это ты так разболелась?
   - Я не больная, - протестует она. - А ты деньги привез? Мне нужны деньги, - вдруг вспоминает она.
   - У нас в России другие деньги, - объясняет ей Алексей, - и вообще, зачем они тебе?
   - Я сама буду ходить на базар.
   - Тебя не кормят?
   - Кормят, но я хочу покупать все сама, - настаивает она.
   - Ладно, потом поговорим об этом. Я тебе сейчас, покажу фотографии жены и своих детей. Представляешь, у меня уже трое взрослых сыновей, твоих внуков?
   - Причем здесь твои сыновья? - перебивает его мать. - Ты лучше сейчас сходи, почини мне тапочки, чтобы я могла пойти на базар.
   - Хорошо, завтра отдам в починку твои тапочки.
   - Не надо мне завтра. Все меня кормят "завтраками". Я сказала, мне нужно сейчас.
   Когда мы только привезли мать к себе, она говорила еле слышным шепотом, но через полтора-два месяца голос у нее окреп, и она перешла на командирский тон. В ее речи ни разу не прозвучали просьбы. Все предложения только повелительные. Ты даже однажды заметил по этому поводу:
   - Если бы не знал ее, то был бы абсолютно уверен, что твоя мать всю жизнь проработала надзирательницей в местах заключения, опасных преступников.
   - Я тоже, часто удивлялась этому, - согласилась я. - Но сейчас, она просто переходит все границы.
   - Наверно, аллах решил, что мы слишком счастливы, - смиренно промолвил Ты, - и послал нам еще одно испытание.
   После двух часов разговора с матерью Алексей выходит из комнаты, слегка пошатываясь.
   - Ибрагим, я удивляюсь, как Вы это терпите? - говорит он даже с некоторой долей недоумения. - Почти год! Я бы не выдержал.
   - А куда деться? - отвечаешь Ты.
   - Вы святой, - говорит мой брат.
   - Да, наверно, уже близок к этому, - соглашаешься Ты.
   Я стелю Алешке на полу, чуть ли не под столом Больше у нас нет места. Утром он говорит нам, что будет жить в гостинице. Алексей приехал в Ташкент на неделю.
   Каждый день приходит к нам. Вы играете в нарды, разговариваете:
   - Знаете, наш дед служил в Первую мировую войну на Кавказе, почти десять лет, - рассказывает Алексей.
   - А где?- интересуешься Ты.
   - В Порт Петровском.
   - Порт Петровском? - удивляешься Ты. - Так это же Махачкала.
   - Да? Я не знал, думал это Грозный. Возвратившись, домой дед очень долго тосковал по Кавказу. Рассказывал, какие там замечательные люди. Описывал красоту природы этого чудесного края. Часто вспоминал о душевности горцев и их гостеприимстве. Наш дед, даже похож был, как сейчас говорят на "лицо кавказской национальности". Поразительное сходство с Константином Симоновым.
   Дед говорил:
   - Мне просто очень повезло, что вместо германского фронта, я попал на Кавказ. Наверно, это судьба. Когда ребят, из окрестных сел, собрали на построение, я опоздал минут на десять. Мать и жена так плакали, что мне пришлось их долго успокаивать. Незадолго до этого служба в армии была десять лет, но с этого года вышел царский указ о сокращении срока службы до четырех. Все ребята с нашего села уже были построены в одну шеренгу. А опоздавшим, таким как я, было приказано встать в другой строй. Мои друзья кричали мне, чтобы я поменялся с кем-нибудь и присоединился к ним. Но, что-то меня остановило. Я крикнул, что наверно так распорядилась судьба и меняться ни с кем не буду. Нам даже не объявили, куда нас направят, и долго везли в товарном поезде. И только, когда прибыли на место я узнал, что тот отряд, где были мои соседи, был направлен на германский фронт. И они почти все погибли. А нас привезли служить на Кавказ, в Порт Петровский, где я стал артиллеристом. Мы очень приветливо были встречены горцами, и служба проходила, можно сказать, как отдых. Это удивительные люди: смелые и очень честные. Когда приходишь к ним в гости, все, что у них есть дома, сразу появляется на столе. Многие наши служивые этим часто пользовались. Но я, будучи приглашен в гости во второй раз, купил на базаре немного гостинцев. Денег нам выдавали мало, и горцы это знали. Но я ни разу не пришел к ним с пустыми руками, и они это оценили. Когда вышел срок моей службы, они долго уговаривали меня остаться у них в ауле, даже предлагали помочь построить дом.
   - Поразительное совпадение, - восклицаешь Ты, выслушав этот рассказ. - Надо же! Как будто это передалось Наташе. Она тоже всегда с восхищением говорит о Кавказе. Может это красочные рассказы ее деда, произвели на нее такое неизгладимое впечатление?
   - Наверно, - соглашается Алексей, - хотя мы раньше и не догадывались, что дед говорит о Дагестане.
   - Она уверяет, - продолжаешь Ты, - что это у нее с детства. Все слова, которые Наташа употребляет в разговорах о Кавказе всегда в превосходной степени. И мне теперь изо всех сил приходится им соответствовать! - со смехом жалуешься Ты.
   Эта неделя была для Тебя, тоже своеобразным, хотя и кратковременным отпуском. Ты мог немного отвлечься.
   Алексей, теперь, как и мы старается "проскользнуть" мимо комнаты матери. Даже перед отъездом он не смог заставить себя, зайти и попрощаться с ней.
   - Я ее видел и этого достаточно, - с сожалением говорит он. - Обидно, конечно. Я не думал, что у нас с ней будет такая встреча. Наверно, уже последняя. Мать говорит только о деньгах, а я хотел вспомнить, что-то из детства. То, что я бы вспоминал после этой встречи. Какие-то слова. Может то, что я смог бы рассказать своим детям. Но, что поделаешь? Спасибо и терпения вам. Потом он звонит нам на праздники, поздравляет. Передает с проводницами поездов посылки с продуктами. И особенные на Твой день рождения. А я безмерно благодарна за его внимание к Тебе.
  
   В марте, когда мы "гуляем" по базару, Ты неожиданно предлагаешь:
   - Давай посмотрим саженцы сирени.
   - Посмотреть-то, конечно, можно, - соглашаюсь я. - Но где мы посадим их?
   - Сейчас выберем, купим, и я посажу их у Абдула во дворе. У него там низина, и сирень будет расцветать позже, чем в городе. Как раз к твоему дню рождения.
   - Спасибо. Ты, наверно, хочешь, чтобы я сейчас расплакалась? Это такой подарок.
   - Вообще-то я думаю больше о себе.
   - Не поняла?
   - Мне не придется искать сирень по всему городу. И я почти уверен, что она будет расцветать именно в конце апреля. Значит, у меня всегда будут для тебя любимые цветы.
   Саженцы продают рядом с "рабочим местом" Абдула. Мы ходим по рядам, выбираем, спрашиваем какие будут цветы. Но саженцы, есть саженцы и трудно угадать, что будет, когда деревце подрастет и расцветет.
   - Давай купим у разных продавцов два-три кустика, - предлагаю я.
   - Я сейчас подумал, - говоришь Ты, - что у Абдула здесь все продавцы знакомые. Они у него точат ножи. Пусть он сам поговорит с продавцами, его они не обманут. А мы заплатим.
   - Хорошо, - соглашаюсь я с Твоими аргументированными доводами. - Правда, я помню, прошлый год ты давал ему семена тыквы, чтобы он их посадил. Ты тогда мне говорил, что семена от очень крупной и сладкой тыквы и, зная, что я ее люблю, решил попросить Абдула. Естественно, он этого не сделал. Не получится ли также и с сиренью?
   - Нет, мы купим, и я сам посажу.
   Мы подходим к Абдулу.
   - Привет.
   - Привет.
   - Абдул, - обращаешься Ты к брату, - я вот хочу сделать для Наташи подарок и посадить у тебя во дворе сирень для нее. Там всегда прохладно и она будет цвести как раз на ее день рождения. Ты же знаешь здесь всех продавцов. Поговори с ними, чтобы дали хорошие саженцы. Мы заплатим, и я сам посажу.
   - Зачем ты так говоришь? - с видом оскорбленного достоинства отвечает Абдул. - Это такой же твой двор, как и мой. Ты можешь делать там все, что захочешь. Но у меня сейчас много работы, да и продавцы еще не все подошли. Ближе к обеду, я займусь этим. Куплю и вечером после работы сразу посажу. Не волнуйся.
   - Вот деньги. Мы спросили, сколько стоит, - Ты протягиваешь ему деньги. - Здесь хватит на три саженца.
   - Какая мелочь. Не надо денег.
   - Абдул, возьми, - уговариваешь Ты его, - чтобы я был спокоен, что я посадил сирень для своей жены.
   - Хорошо, если ты так настаиваешь, - отвечает он, - отдашь деньги, после того как я посажу. Ты все равно бываешь на базаре почти каждый день.
   - Спасибо тебе.
   - Все сделаю, не беспокойся.
   Естественно, Абдул не купил никаких саженцев. Ты еще спрашивал его раза два о сирени, но потом началась жара, и заниматься посадками было уже нельзя.
  
   Твой день рождения для меня всегда больший праздник, чем собственный. Ты всегда сам готовишь праздничный обед. Накрываешь на стол. Только Ты умеешь так красиво все разложить и украсить зеленью. Я в подмастерьях. Но обязательно, если это рабочий день или в понедельник, если выходной, я с утра обзваниваю всех своих подруг. Спрашиваю как дела, как здоровье, а потом напоминаю о Твоем дне рождения. Возвращаясь, домой первым делом интересуюсь:
   - А твои девушки тебя не забыли?
   Ты начинаешь перечислять "своих девушек" и пересказывать их поздравления. Не знаю, догадываешься ли Ты о том, что я их прошу позвонить, или нет. Но я делаю это не только для Тебя, но и для себя, потому что мне приятно видеть Тебя довольным и счастливым.
   Я уже не говорю о поздравлении Карины. Она так любит Тебя, что когда обнимает, то чувствуется крепость ее объятий.
   - Карина, ты задушишь именинника, - останавливаю я ее. - Кто же будет нас угощать?
   - А я уже все приготовил, - довольный и счастливый отвечаешь Ты.
   Но есть еще близкие люди, от которых Ты очень ждешь поздравлений. Я говорю о Твоих детях. Ты ни разу не забыл поздравить их и передать подарки по поводу и без повода. Но уже второй год, как они "забывают" о дне Твоего рождения. И прождав еще неделю, Ты не выдерживаешь:
   - Да, все поздравили, - задумчиво произносишь Ты. - Только из Махачкалы так и не позвонили.
   - Может, нет связи? - пытаюсь я успокоить Тебя и как-то замять неприятный разговор.
   - Я бы очень хотел так думать, - печально говоришь Ты. - Но связь есть. Еще два года назад я передал Мураду перстень-печатку. Это было в декабре, и в марте он меня поздравил. Но после того как я перестал передавать им деньги и подарки - все поздравления прекратились. Я никогда не говорил тебе, что и билеты на дорогу и все, что было куплено здесь, в Ташкенте - было приобретено на мои деньги. Если мне не хватало на гостинцы, я брал в долг. Сейчас я простой пенсионер. Что я могу им еще послать, кроме теплых искренних слов поздравлений и пожеланий? Мне обидно даже не то, что дети забыли меня поздравить, а то, что выходит я, всегда просто покупал, их внимание.
   - Понимаю, что тебе очень больно, - мягко пытаюсь я утешить Тебя, - но что можно сделать. Ты делал для них все, что мог. Ты чист перед своей совестью. Пожалуйста, не упрекай себя.
   - Они считают, что я предал их, когда разошелся с женой, - не в силах и дальше хранить свою боль в себе, делишься Ты. - А ведь я жил с их матерью все время, только из-за них. Я думал, что когда они повзрослеют, они смогут понять меня. Я всегда поддерживал с ними отношения. Мы с тобой раньше никогда не касались обсуждения прежних браков. Но прошло уже много лет, и я хочу немного рассказать тебе, как я женился. Когда я приехал в Махачкалу, мне было уже двадцать семь лет. Можно было, конечно, и не торопиться, но я всю жизнь был один. Ты знаешь, у меня с девяти лет не было семьи. Все было общее. Сначала детский дом, потом интернат музыкальных воспитанников Советской Армии. Сверхсрочная служба в военном духовом оркестре. И как все детдомовцы я постоянно мечтал о семье. Мне показали девушку. Она мне понравилась. Родственники даже не стали ждать месяца, положенного в Загсе на обдумывание, быстро сыграли свадьбу.
   - Разве можно жениться без любви? Просто увидев один раз - прерываю я Тебя.
   - Многие так женятся. А если приходит любовь, то ее воспевают поэты или пишут о ней романы. Так вот. Когда через месяц, настал срок, идти в ЗАГС, чтобы официально оформить отношения, я уже не хотел этого. Но жена сказала, что беременна. Я не мог оставить ее и "как честный человек" расписался. Родилась Земфира. А потом я начал постоянно ездить в командировки, на какие-то экскурсии, в дома отдыха и санатории. Задерживался допоздна на работе, так как мне не хотелось возвращаться домой. Не буду говорить о ней ничего плохого. Но утром я с удовольствием шел на работу, чего не могу сказать о дороге домой. Мне даже нравилось, что у меня так много работы, что приходится задерживаться до позднего вечера. Тем более, раньше на телевидении был только прямой эфир. Это сейчас есть возможность делать записи и монтаж. Придя, домой после окончания телепередач, ужинал и садился что-то писать: заметки, очерки или намечал как вести очередную музыкальную передачу. За это доплачивали авторские, помимо заработной платы. И у меня было оправдание, что я просто стараюсь заработать больше денег. Когда меня решили направить на учебу в Высшую партийную школу при ЦК КПСС в Москву, я очень обрадовался. Может не столько, что я буду учиться в Москве, что для нашего маленького народа, очень важно и престижно. И даже не то, что я всегда любил учиться, узнавать что-то новое. А то, что я могу два года быть один. Регулярно посылал домой большую часть стипендии. Стипендия по тем временам была большая. Купил и отправил в Махачкалу дорогую импортную мебель. Когда в конце 1968 года вернулся домой, решил еще раз попробовать сохранить семью. Все-таки у меня была дочь, которая уже училась в первом классе. В то время вообще было очень строго в плане морального облика. Да и не встретилась женщина, ради которой можно было бы решиться на развод.
   А в декабре 1969 года родился Мурад. С полгода я был очень доволен и счастлив тем, что у меня теперь есть сын. Но потом опять наступила жуткая депрессия, что просто не было желания жить, просыпаться утром. Нарастало беспричинное раздражение. В это время у меня стало резко ухудшаться зрение, и я стал носить очки. Часто поднималось давление. Так прошло еще почти десять лет. И я, наконец, решился. Переехал в Ташкент. А потом Земфира тоже приехала в Ташкент. Я помог ей поступить в текстильный институт. Выдал замуж за отличного парня. Может, я что-то сделал не так. Но я всегда старался, чтобы дети не чувствовали моего отсутствия.
   - Знаю. Я всегда удивлялась и одновременно восхищалась, какой ты отец. Сейчас, таких мужчин, которые поддерживают отношения с детьми после развода, раз, два и обчелся. Но что поделаешь? Не ты один их воспитывал. И если твои дети не смогли оценить такого отца, это не твоя вина, а их беда.
  
   Хотя Тебе исполнилось только семьдесят три года, я уже начинаю думать, что подарить на юбилей. Мне хочется найти, что-то необычное. Чтобы в этом подарке было много смысла и еще чего-то, что грело бы душу. Одно время мне хотелось подарить Тебе красивый чапан. Не расшитый золотом, а просто из хорошего материала. Но потом отбросила эту мысль. Куда Ты будешь ходить в нем? Нет, чапан - это не Твой стиль. Какой чапан? Ты все также молодцевато выглядишь, подтянут и легок, что многие юноши позавидуют. Я решила заказать Тебе папаху, какую носят аксакалы в Дагестане. И этим подчеркнуть Твою мудрость. Ты рассказывал, что у вас лучшей считается папаха из золотистого каракуля. Даже, если Ты наденешь ее два-три раза в год, - подумала я, она напомнит Тебе о родном крае. И Ты тоже будешь, похож на аксакалов, сидящих у въезда в горный аул, о которых так часто упоминаешь в своих рассказах. Начинаю наводить справки, где можно приобрести такой каракуль. И вот, однажды зимой, работающий у нас молодой парень приходит в зимнем кепи, сшитом именно из такого каракуля.
   - Алишер, где ты достал такую шапку, - спрашиваю я.
   - У себя на родине, в Хорезмской области.
   - Можно будет заказать из такого же каракуля папаху? - обрадовано спрашиваю я. - Она мне будет нужна года через полтора. За это время я найду фото, какой должна быть дагестанская папаха и скажу размер.
   - Конечно. Я переговорю с родственниками, когда Вы скажете, - отвечает он.
   Про себя решаю, если ничего другого не придумаю, закажу папаху.
  
   Начало апреля. Я на работе. Звонок из дома:
   - У тебя все в порядке? - в голосе, даже по телефону, чувствуется еле сдерживаемое сильное волнение.
   - Да. А что случилось?- слыша Твое волнение, я сама начинаю переживать.
   - Правда, все хорошо? - допытываешься Ты.
   - Да, все нормально, - подтверждаю я. - Почему ты так взволнован?
   - Слава аллаху, - облегченно вздыхаешь Ты. - Дома расскажу, - не говоря больше ни слова, вешаешь трубку.
   Я возвращаюсь домой с неспокойной душой. Не знаю даже, что подумать. Что еще могло случиться?
   - Привет. Что произошло?- уже с порога спрашиваю я.
   - Ничего. Успокойся. Просто, твоя мать с утра начала твердить, что ты попала под машину. Она якобы видела тебя во сне. Сначала отмахнулся, поставил ей обед и ушел. Но она через каждые десять-пятнадцать минут громко повторяет это. Потом начала уже требовать, чтобы я позвонил по больницам и моргам. Это было уже сильное внушение, и я разволновался. У меня резко поднялось давление, и разболелась голова. Никак не мог успокоиться и позвонил тебе.
   - О, Боже, когда же это кончится? - восклицаю я. - Успокойся, я тебя очень прошу. Полежи, сейчас заварю свежий чай. Постарайся заходить, когда спит. Хотя как это можно угадать? Да и все ее бредни хорошо слышны по всей квартире.
   Захожу к ней в комнату, мать смотрит на меня таким ненавидящим взглядом, что я чувствую его всем телом. Он прожигает меня насквозь. И вдруг:
   - Я должна тебе это сказать, чтобы ты знала.
   - Что еще?
   - Он не дает мне обедать, пока я не пересплю с ним. Ты понимаешь, о чем я говорю? А что я могу сделать? Я же должна есть.
   - Замолчи, - уже не сдерживаясь, кричу я. - Сейчас же замолчи.
   - Не притворяйся, что этого не знаешь. Спроси у него...
   - Если ты сейчас не замолчишь,...- у меня перехватывает дыхание, и я уже не могу вымолвить ни одного слова.
   - А, наконец-то задело, - с удовлетворением произносит она. - Кричи, кричи, я не слышу. Я глухая...
   Моему терпению приходит конец. Я уже не в силах сдерживать себя, и кидаюсь к ней, чтобы она наконец-то замолчала. Но Ты быстро выходишь из нашей комнаты и насильно уводишь меня.
   - О, Господи, это же невозможно, - с отчаянием произношу я. - Так жить нельзя. За что это все?
   - Успокойся, пожалуйста, успокойся. Я тебе этого не передавал, чтобы ты не расстраивалась. У меня из-за этих криков постоянно "зашкаливает" давление. Я ухожу на базар, но когда возвращаюсь, она уже ждет меня у порога. Но мы должны выдержать это. Все равно ничего нельзя сделать.
   - Да, знаю. Но это мой крест. Тебе то за что?
   - Ты же знаешь, у нас с тобой все общее.
   - Но я хочу делить с тобой радость, а не,... - я начинаю всхлипывать.
   - Радость надо не делить, а умножать. А вот испытания мы и делим пополам.
  
   Я долго не решалась упоминать об этом нашем испытании. И если бы писала мемуары о своей жизни, то пропустила бы эту самую неприятную главу своей жизни. Но я пишу в память о Тебе и считаю, что просто обязана это сделать. Ты своим здоровьем, а, в конечном счете, и своей жизнью заслонил меня. Не каждый мужчина, будь он даже сын или муж, выдержал бы такой кошмарный год. Мужчины в основном, созданы совершать подвиг в одночасье. А подниматься на Голгофу, ежедневно, и не роптать, может только святой. А Ты еще постоянно поддерживаешь и успокаиваешь меня.
   Знаю, мой родной, что именно этот год, окончательно подорвал Твое здоровье. Слишком близко Ты все принимаешь к сердцу. Постоянно повышается давление. Еще в 2001 году от высокого, скачущего давления начали лопаться сосуды глазного дна. Правым глазом Ты практически перестал видеть уже года три назад, но тщательно скрывал это от меня. А теперь, при нагрузке на один глаз, резко ухудшается зрение левого глаза. Мы находим лучшего в Узбекистане специалиста офтальмолога. Ты проходишь полное обследование. И только по этой прочитанной мной справке-диагностике я узнала, что Ты не видишь правым глазом более трех лет. Чтобы остановить полную потерю зрения, нужна операция. Но главное условие, для ее проведения - стабильное давление. Конечно же, не такое повышенное как у Тебя. Но как можно сохранить спокойствие в этом аду? Как-то я прочла такую фразу: "Ни один человек на земле не умирает своей смертью, всегда есть те, кто помогает в этом". А Ты был слишком светлым и открытым. Все пропускал через себя, свое сердце. Никогда не был равнодушным. Были "друзья", Твои родственники, а потом еще и мои. Самый родной мой человек на земле, я знаю - Ты отдал за меня Жизнь. Это не громкие слова. Это всего лишь - очень горькая для меня, правда. Моя самая большая удача в жизни, что я встретила Тебя. Но как мне теперь сказать спасибо Тебе за все?
  
   Карина несколько раз просит перевезти мать к ним. Но наша девочка не знает до конца всей правды, и Ты категорически против этого.
   - Мы не можем допустить, чтобы были отравлены их первые дни, - сказал Ты сразу после первого же разговора Карины на эту тему. - Слишком много "грязи". У них с мужем и без этого много забот с визами и прочее. Первые дни для всех супругов самые сложные. Пусть побудут одни.
   Для нас было отвлечением, что мы могли поехать к ним в гости. А Ты навещал их еще один раз в неделю, среду или четверг.
   Прошло еще два месяца. Все было по-прежнему. Теперь мы давали матери есть все, что она просила, не придерживаясь диеты, чтобы не было скандалов еще из-за этого. Проклятия и "откровения" продолжались. В мае, она опять слегла, и снова пришлось часто вызывать медсестру и несколько раз в день менять постельное белье. Соседи, даже не догадывались, что у нас целый год лежит больная. Они начали "шушукаться" между собой о запахе из нашей квартиры. Мы каждую ночь проветривали квартиру, но это помогало мало. Когда, мы вызвали врача в последний раз, он сказал, что ни лекарства, ни госпитализация уже не помогут. Был очень удивлен, что она вместо одного - двух месяцев, продержалась год. Просто у нее было очень здоровое сердце. А может, ей помогала ненависть. С пятого мая, она уже опять не могла, есть твердую пищу. Только пила бульон, молоко, настои трав. Сказала, что будет спать на полу, так ей легче. Через десять дней организм отказался принимать и жидкость. У матери уже почти не было сил говорить, но даже в таком положении ее взгляд не утратил враждебности. Было видно, что она очень страшилась смерти и не хотела умирать. Почти все время она находилась в забытьи. 28 мая она махнула мне рукой, чтобы я нагнулась:
   - Что ты хочешь?- спросила я.
   - Почему ты остаешься? Ты не должна...
   Еле слышно прошептав это, она замолчала. Еще два дня мы смачивали ей пересохшие губы.
   30 мая утром ее не стало. У нее были открыты глаза. Я не смогла заставить себя закрыть их, а просто накрыла простыней. Зашла в спальню и сказала Тебе об этом:
   - Позвони Саше, - сказал Ты.
   - Да. Сейчас.
   Я набрала его номер телефона, но у брата стоит определитель, и никто не ответил, хотя было всего шесть часов утра.
   Карина с мужем были за городом на даче. Дозвониться до них мы тоже не смогли. Да и нельзя было терять время на звонки. Ты стоял, какой-то отрешенный, оцепеневший. Но как бы кощунственно, ни звучало, это была свобода. Посмотрев на Тебя, я взяла инициативу в свои руки.
   - Я сейчас поеду за справкой, а ты найми мужиков, чтобы вынести гроб. Не знаю, сумеем ли мы похоронить сегодня. Но просто договорись.
   - Что делать? - заикаясь, спрашиваешь Ты. - А как они будут выносить?
   Ты в прострации. Ты даже не можешь понять, о чем я говорю. И еще раз, посмотрев на Тебя, я сказала уже себе:
   - Я ДОЛЖНА освободить Тебя от этого. Я ОБЯЗАНА все сделать сама. А потом заняться Твоим здоровьем.
   Вслух же тихо проговорила:
   - Ничего не надо. Я сделаю все сама. Хочешь, полежи или прогуляйся. Не беспокойся.
   - Чем я могу помочь? - просто по инерции, так как привык все брать на себя, произносишь Ты.
   - Я все сделаю, отдыхай, - только и могу ответить я на Твой вопрос.
   Я еду в поликлинику за справкой. Хорошо, что врач была всего два дня назад и видела состояние больной. Она сразу выдает мне необходимую справку. Затем в ЗАГС, за справками для погребения. Оттуда в Бюро Ритуальных услуг. Договариваюсь со всеми и обо всем. И о гробе, и о месте на кладбище и о погребении. Я действую как робот, на нервах. Договариваюсь с водителем специального автобуса. Нанимаю машину привезти домой гроб. В одиннадцать тридцать возвращаюсь домой. Лифт, как обычно, не работает. Без лифта водитель поднимать гроб на восьмой этаж, естественно, отказывается. Я нахожу для этого каких-то ребят. Ставлю, по обычаю, крышку около двери. Все делается "на автомате", потому что мысли заняты Тобой. У меня нет времени, разобраться, почему Ты "в ступоре", но это меня очень тревожит. Единственно, что мне сейчас хочется, это быстрее покончить с этими хлопотами. Соседки по лестничной площадке, с удивлением смотрят на крышку:
   - Наташа, что случилось? - спрашивают они.
   - Мать умерла.
   - Ты будешь хоронить ее из этой квартиры? - удивляются они, зная, что мать живет в другом районе.
   - Да, - отвечаю я. - Она целый год лежала у нас.
   - А мы думали, почему такой запах. Прости, мы не знали.
   - Ничего.
   Захожу домой. Ты сидишь в кресле в каком-то забытьи. Но я вижу, что немного "отошел".
   - Все сделала, - говорю я, просто, чтобы не молчать. - Похороны сегодня в час дня. Сейчас позвоню на работу, спрошу, смогут ли наши ребята спустить гроб, ведь они мусульмане. Да еще надо позвонить и пригласить обмывальщицу.
   - Я ходил на базар, - тихо сообщаешь Ты. - Там есть мужики, но я думал, все будет завтра.
   Звоню на работу. Ребята отвечают, что помогут вынести и подъедут к часу. Звоню обмывальщице. Она живет далеко и просит, чтобы за ней приехали на такси. Я внимательно изучающе, смотрю на Тебя. Можно ли Тебя попросить съездить за ней? Мне кажется, что Ты немного пришел в себя. Подробно объясняю, как ее найти, и еще все пишу на бумаге.
   - Сможешь ли Ты съездить? - спрашиваю я. - Тебе не трудно? Ты, правда, нормально, себя чувствуешь?
   - Да смогу, - автоматически отвечаешь Ты.
   К часу все готово. Ребята вынесли гроб, поставили в машину. На кладбище мы поехали вдвоем. Коснувшись края гроба, я сказала всего два слова:
   - Прости нас.
   Какой-то музыкант сыграл траурную мелодию. Мы бросили по горсти земли.
   - Вы будете ставить крест с табличкой?
   - Да. Сколько будет стоить?
   Мне называют цену. Я отдаю деньги.
   - Будет готово через неделю.
   - Хорошо, - отвечаю я.
  
   Мы возвращаемся домой. Мне не верится, что закончился год в этом кошмаре. Два дня Ты полностью отдыхаешь. Я дома и стараюсь все сделать для Тебя, что только в моих силах.
   - Теперь, мы будем жить, как старосветские помещики. Я буду исполнять твои желания, - как молитву, вслух повторяю я, - все мое внимание будет принадлежать только тебе. Господи, пусть это был мой последний крест. Наконец-то я никому ничего не должна. Я хочу жить для себя.
   - Я не понял? Так для меня или для себя? - немного приходишь Ты в себя и сразу начинаешь иронизировать.
   - Для себя - это и значит для тебя.
   - В таких случаях говорят, жить друг для друга.
   - Я знаю, что так говорят, но мне кажется, в этом выражении подразумевается какая-то жертвенность. Жить не для себя, а для другого. А я хочу жить так, как хочу. Хочу, очень хочу, только одного, чтобы мы были вдвоем, а мир подождет.... Неужели я прошу так много? Мы заслужили сказку.
   - А разве до этого не было сказки? - невесело спрашиваешь Ты.
   - Сказка-то была, - подтверждаю я, - но в ней последнее время было много мрачного. Приходилось выполнять обязательства перед родными, перед детьми. Все! Все обязательства мы выполнили. Мы будем только вдвоем.
  
   Летом мы идем в гости к Абдулу, на день рождения его внука Хизри. Мне очень нравится этот мальчик. Может еще и потому, что он невероятно похож на моего старшего сына, в этом возрасте. А еще тем, что он в свои семь лет, очень серьезный. Набираем подарков и гостинцев. Я не была в старом городе, где они живут, почти десять лет. Часть земли Абдул продал соседям. И теперь вокруг его лачуги построены добротные двухэтажные дома. Забор состоит из каких-то горбылей. Громко лают две собаки. Раньше, когда мы навещали мать, я была только в ее комнатке с верандой. Семья Абдула занимает комнаты рядом. Хотя это и выходной день, но Абдул на работе. Нас встречает Фая с девочками. Мы переступаем порог веранды, и ... никогда в жизни не видела такой откровенной, кричащей нищеты. Я могу постараться описать роскошную обстановку зажиточных людей. Ведь тогда можно подробно рассказать о каждом отдельно взятом предмете интерьера. Найти достойные эпитеты в превосходной степени. Передать свое эмоциональное состояние, находясь рядом с великолепными картинами в золоченых рамах. Выразить свое удивление и восхищение какими-то милыми безделушками, которые подчеркивают индивидуальность дома и характер хозяев. Но, чтобы описать нищету, нужен талант Эмиля Золя. Виктора Гюго или Николая Васильевича Гоголя. Мне это не по силам.
   Женщины где-то находят для Тебя табурет. Хорошо, что Ты сначала проверил его на прочность. И почувствовав неуверенность в том, что он Тебя выдержит, присаживаешься, на уголок, условно назову, "кровати". Чтобы подчеркнуть, какая я худенькая, стараюсь удержаться на этом табурете. Девушки открывают двери в другие комнаты и, машинально взглянув в полуоткрытые двери, я поражаюсь еще больше. Видимо, крыша уже давно протекает, и потолок от постоянной сырости покрыт большими темными пятнами. Стены осыпаются и сильно покосились в сторону оврага. В комнатах, кроме каких-то ящиков, заменяющих тумбочки и поржавевших кроватей пятидесятилетней давности нет ничего, хотя бы отдаленно напоминающего какую-либо мебель.
   Дому около семидесяти лет, он расположен над большим и глубоким оврагом, который со временем превратился в огромную мусорную свалку для всех окрестных жителей. Под действием дождей, склоны оврага постепенно осыпались, и он уже вплотную приблизился к дому. Фундамент осел, стены "ползут". Дом не подлежит ремонту. Об этом сказано во всех справках Бюро технической инвентаризации, еще двадцать пять лет назад, на основании которых Твои сестры и Ты получили квартиры. Его просто нельзя трогать. Несколько "хороших" ливней или сильный ветер полностью унесут его в овраг. Нам становится неуютно находиться в доме, и мы выходим во двор. Самое интересное в том, что Абдул всю жизнь проработал мастером на стройке. Но у него, несмотря на то, что он не "русский мужик" те же две беды: алкоголь и постоянное нытье, что ему никто не помогает. Лет пять-шесть тому назад он заложил фундамент для нового дома, но дальше дело не двинулось.
   Действительно, наша жизнь тесно переплетена с жизнями других людей. Многие видят линию своей судьбы в центре Вселенной и ожидают, что кто-то извне должен помочь. Когда этого не происходит, в людях накапливаются раздражения и обиды. Если понять, что никто никому ничего не должен, то и всех этих негативных переживаний можно избежать. Тот, кто способен приносить что-то доброе в чужие жизни, всегда счастливее того, кто ждёт благо от других.
   Я иду домой под впечатлением от увиденного. Неужели люди в наше время могут так жить? Вспоминаю себя двадцать лет назад. Я простая женщина, с невысокой заработной платой, но с тремя детьми, никогда не ждала ни от кого помощи. Но в доме у меня было все необходимое.
   А в семье Твоего брата на четверых взрослых, всего один ребенок. Четыре человека могут зарабатывать. Восемь рабочих рук. Потом вспоминаю о собаках.
   - А зачем им две собаки? - с недоумением спрашиваю я Тебя. - Одной собаке сторожить нечего. Если случайно, по ошибке заберется какой-нибудь пьяница или бомж, то все равно ничего не найдет, даже на бутылку "бормотухи". А ведь собак еще и кормить надо. Все это выше моего понимания. Как говорит Карина, это не для "средних" умов.
   - Вот именно, что нам этого не понять, - грустно подтверждаешь Ты. - Тем более, Фая собакам мясо не варит, а кормит их сырым, и они кидаются даже на хозяев. Женщины сами их боятся.
   - Да, сейчас припоминаю, как ты рассказывал, что одна из собак даже укусила Абдула.
   - И, причем очень сильно...
   Ты делаешь паузу.
   - Столько рабочих рук и не могут построить дом, - продолжаешь ты со вздохом. - Молодые, и слава аллаху, здоровые. Абдул, ведь моложе меня на пятнадцать лет. Вместо того чтобы поднимать штангу и гири, использовал бы силу по назначению. Любой ливень свалит их халупу в овраг.
   - Может предложить им пожить в моей квартире? - говорю я, выбирая вариант хоть какой-нибудь помощи. - Хотя бы Камилле с ребенком? Пусть сделают небольшой "косметический" ремонт и живут.
   - Они не согласятся, - уверенно отвечаешь Ты. - У них рядом работа. А потом Абдул не отпустит девушек жить отдельно. Могут пойти пересуды среди соседей.
   - Почему они не выходят замуж? - удивляюсь я. - На их месте, я уцепилась бы за любую возможность, чтобы только уйти оттуда.
   - Абдул хочет выдать их замуж только за лакцев.
   - Да еще достойных и богатых? - усмехаюсь я. - Но ведь хотение, это еще не результат. Хотеть, как говорится, не вредно. Нужно же что-то делать для этого. Предпринимать какие-то шаги. И потом в такой дом, богатые сватать не придут.
   - Вот именно. Обе мои племянницы встречаются, как соседи говорят, с хорошими ребятами, но это не лакцы и, увы, не министры.
   - Этого тоже понять не могу. Зачем этот постоянный обман? Ведь они обманывают сами себя. Ладно, это их личное дело. Может, ты предложишь Абдулу, забрать в моей квартире хотя бы мебель. Моим детям, она, слава богу, не нужна. Ты же знаешь, там полностью обставлены все комнаты и кухня. Пусть только завезет нам по дороге кресла и трюмо.
   - Хорошо, я поговорю с ним завтра, на счет этого. Может у него наконец-то, появится стимул продолжить строительство нового дома. Его же можно поднять за лето. В крайнем случае, достроить одну - две комнаты.
   Ты так хочешь помочь брату, что на следующее же утро, проводив меня на работу, спешишь на базар поговорить с Абдулом. Вечером передаешь мне содержание вашего разговора:
   - Был сегодня на базаре. Сказал Абдулу о твоем предложении...
   Ты замолкаешь.
   - И что он ответил? Когда он сможет все забрать? - интересуюсь я. - Надо только не забыть передать ему ключи от квартиры. Ведь всего лишь надо оплатить проезд и погрузку.
   - Он сказал, что у него нет здоровья, этим заниматься, - выдержав достаточную паузу, сообщаешь Ты.
   - Причем здесь здоровье? - моему удивлению просто нет границ. - Неужели я еще должна погрузить и перевезти? Нет, не могу поверить. Людям бесплатно дают приличную мебель на трехкомнатную квартиру, а они не хотят заняться перевозкой ее до своего же дома. У меня просто нет слов.
   - Ты ждала благодарности? - устало спрашиваешь Ты.
   - Ты же знаешь, что нет. Причем здесь благодарность? Я была бы рада, что смогла помочь кому-то.
   - Не бери в голову. Ты хотела сделать доброе дело и не твоя вина, что не получилось.
   Еще через два дня за ужином, Ты сообщаешь:
   - Ходил сегодня к Фае, все-таки женщина, надеялся, что она сможет подействовать на Абдула.
   - И каковы результаты твоего "похода"? - с интересом спрашиваю я.
   - Когда я пришел, Фаи дома не было. Были только девушки. Я рассказал им о "твоей затее". Они обрадовались, но потом пришла Фая и сказала, что надо подумать.
   - Об этом еще надо думать?
   - Ну, Фая так сказала, - медленно произносишь Ты. - И потом мы ничего не теряем, не возьмут - это их дело.
   - Ты прав, - соглашаюсь я. - Не хватало еще за это переживать.
   Проходит неделя. Вечером, мы смотрим по телевизору трансляцию какого-то концерта, и вдруг Ты говоришь:
   - Помнишь о том, моем разговоре с Фаей, на счет твоей мебели?
   - Да. А что?
   - Не хотел тебе рассказывать, но не могу держать в себе. Она тогда сказала: "Что эту мебель, больше деть некуда?". Я не сказал сразу, чтобы тебе не было обидно.
   - А на что обижаться? - отвечаю я. - Они люди бедные, зато очень гордые. У каждого ведь свое представление о гордости. Мне многие люди помогали, и я никогда не считала это унижением. Наоборот, от души говорила спасибо и желала им здоровья и благополучия.
  
   Когда приходит в гости Карина с мужем, мы рассказываем им о нашей "неудавшейся акции благотворительности". У ребят в глазах появляется азарт:
   - А вам эта мебель не нужна? - спрашивают они.
   - Конечно, нет. Мы же хранили ее для вас.
   - И ее можно продать? - уточняют ребята.
   - Можно, - подтверждаем мы. - Только у нас нет ни сил, ни желания заниматься этим.
   - А если мы продадим? Двадцать процентов наши? - спрашивают "бизнесмены". - Деньги-то нам присылают родители, но это будут наши, заработанные.
   - Ой, какие коммерсанты, - смеюсь я. - Все деньги ваши, только тогда поменяйте нам и кровати, те более новые, да еще привезите трюмо и кресла. Остальное можете продать.
   За два дня двое двадцатилетних "ребятишек" организовывают перевозку и продажу мебели. Они привозят все, что я перечислила, находят грузчиков, чтобы поднять мебель на восьмой этаж, так как лифт не работает, да в него не поместится даже кресло.
   - Мам, представляешь, мы заработали около четырехсот долларов, - довольные сообщают они о результатах своей коммерческой операции.
   - Да еще раздвижной стол со стульями подарили Грузинскому культурному центру. Я тебе сейчас отдам половину, - говорит дочка.
   - Карина, о чем ты? Вы нас и так порадовали. Во-первых, мы избавились от мебели. Нам теперь не надо эти заниматься. Во-вторых, показали, что у вас есть американская коммерческая жилка. В-третьих, привезли то, что я давно хотела забрать из той квартиры. А то, что мой стол еще и был подарен Грузинскому обществу - этим я вообще буду гордиться.
   - Стол со стульями, - насмешливо добавляешь Ты. - Сейчас, знаешь, сколько стоит один деревянный стул?
   - Вот именно, еще и со стульями. Когда буду писать мемуары, я обязательно напишу об этом.
   - Мам, ты собираешься писать мемуары? - удивленно спрашивает дочка.
   - Сейчас модно писать вспоминания, - немного кокетничая перед Тобой, отвечаю я. - Не вижу причины, чтобы отставать от моды.
   - Твоя мамаша, все собиралась заняться рисованием, только не могла понять, что конкретно, она хочет изобразить, - улыбаясь, комментируешь Ты. - Теперь вдруг решила писать мемуары. Интересно, а что ты напишешь обо мне?
   - Правду, только правду и ничего кроме правды, - на одном вздохе произношу я эти слова, как клятву в суде. - На что бы положить руку? - оглядываюсь я вокруг. - Чтобы вы поверили.
   - Слышишь, Карина, теперь мне придется вести себя идеально, чтобы стать положительным героем.
   - Гуся, об этом не беспокойся, - успокаивает Тебя Карина. - Ты будешь не просто героем, а суперменом. Мам, а что ты напишешь обо мне? Что Лень родилась вперед меня? Но я ведь уже начала исправляться. Ты будешь писать все-все? - закидывает меня вопросами дочка.
   - Заинтриговала я вас, да? Все буду писать. По-казахски: "Что видаем, то поем".
   - Тогда напиши, как у нас остановились часы и показывали восемь часов. Ты меня разбудила и сказала, что я опоздала на первый урок. А когда я прибежала в школу, то оказалось, что нет даже шести часов.
   - Наверно, это я писать не буду, - делаю я задумчивое выражение лица. - Оставь это для своих воспоминаний. И потом я займусь этим, когда уйду на пенсию. А может, буду рисовать, еще не знаю.
   - Я писать не буду, обо мне пусть пишут историки, - добавляет Карина.
   - Тебе легче, - смеюсь я от души, а мне придется писать самой.
   Я хочу поменять все кресла, на более новые, привезенные из старой квартиры. Когда очередь дошла, до Твоего "любимого" кресла, я спросила, менять ли и его. Ты ответил:
   - Хорошо. Замени, если тебе так больше нравится.
   Сказано было бы вроде спокойно. Но я сразу отметила про себя какую-то, едва различимую нотку печали и сожаления. И решительно ответила:
   - Нет, твое кресло оставлю. Ведь тебе так удобно в нем. А новое предложи Абдулу.
   Твой взгляд просветлел. Сейчас, я рада тому, что не совершила этой ошибки. Всего лишь старое, самодельное кресло, - скажете Вы. Но, во-первых, Тебе было хорошо смотреть телевизор или дремать именно, в нем. Ведь Ты делал его под себя. Во-вторых, Ты понял, что мне не безразлично Твое настроение. И в погоне за красотой, я сначала оцениваю уют. Сейчас, мне намного спокойнее в этом кресле, как будто Твое тепло все еще согревает меня. В семейной жизни мелочей не бывает.
  
   В июле, когда я пришла с работы домой, то увидела, что на диване в нашей "гостевой" спит Абдул.
   - Привет, - окликаю я Тебя. - У нас гости? Разве Абдулу негде спать? Или он так устал на работе, что не осталось сил дойти до дома?
   - Ой, сразу столько вопросов, - останавливаешь Ты меня. - Давай по порядку. Прежде всего, он просто пьян.
   - Вы что-то отмечали? А по тебе незаметно, - удивленно спрашиваю я.
   - Он пришел уже, как говорят строители "в доску" пьяный и я сразу уложил его спать. Пусть проспится.
   - У него опять какие-то семейные проблемы?
   - Да, что-то пытался мне рассказать. Как всегда стал жаловаться на жизнь. Но я сказал, сначала проспись. Наверно, опять начался запой.
   Печаль может быть устранена любыми средствами, кроме пьянства. С. Джонсон
   Всю ночь Ты ухаживаешь за ним. Несколько раз его тошнит. Он постоянно что-то кричит и вперемешку с матом, зовет Фаю. Мы практически не спим всю ночь.
   Хотя в этой комнате, переделанной из кухни, после Карины иногда оставался ночевать Ширвани, но именно после этой ночи, ты окрестил ее "гостевой".
   - А может, надо было назвать ее "кунацкой"? - со смехом, уточняю я. - Все-таки у нас сакля.
   - Кунацкая, на Кавказе - это комната для близких друзей, - объясняешь Ты.
   - Все. Поняла. Это не "кунацкая" - это "гостевая".
   Когда на следующий день мы обсуждали запои Абдула, у нас зашел разговор о вредных привычках. Таких как алкоголизм, наркомания и курение.
   - Это слабые люди, - сказал Ты. - Они ищут забвения, легкого ухода от нерешенных вопросов. Я наоборот, когда возникали какие-либо проблемы, не мог выпить даже ста граммов. Немного выпить можно, когда все хорошо.
  
   Знаете ли, что пьет этот человек из стакана, дрожащего в его трясущейся от пьянства руке? Он пьет слезы, кровь, жизнь своей жены и своих детей. Ф. Ламенне
  
   - Врачи утверждают, что это не слабость, а заболевание. Но, мне кажется, если сам человек не захочет выздороветь, никакое лечение не поможет.
   - Конечно, при любом заболевании, желание и уверенность - это половина успеха, - соглашаешься ты со мной. - Но еще должна быть сила воли. Когда я служил в Ашхабаде, я курил больше всех. Иногда на день не хватало двух-трех пачек папирос.
   - Я думала, ты вообще никогда не курил, - удивляюсь я. - Как говорят, всегда придерживался здорового образа жизни. Занимался спортом и так далее.
   - Курил, да еще как...
   - И как же ты смог бросить?
   - Стал чувствовать усталость после физических нагрузок. С трудом выполнял установленную для себя норму подтягивания и отжиманий. Не было сил после марш-броска.
   - А разве музыканты тоже должны были совершать марш-бросок?
   - Не знаю как сейчас, а мы должны были. Мы провожали музыкой солдат, а потом шли быстрее их, или по более короткой дороге, и встречали тоже с музыкой в конце пути. Единственное отличие, что мы шли не с полной боевой выкладкой, как они. Но свои инструменты несли сами. Что, в принципе, не намного легче. Оркестр-то военный. И физическая подготовка у нас была одинаковая. До этого я не понимал, как это можно устать. Устал, посиди пять минут и все пройдет. Потом, приблизительно через полгода, все пришло в норму. Я стал заниматься упражнениями еще больше и с большими нагрузками.
   - И ты сразу понял, что это от курения? - спрашиваю я.
   - Нет, конечно. Просто удивился, что вдруг стал уставать и пошел в медпункт. Когда сделали флюорографию, оказалось, что в легких есть совсем, крошечная затемненная точка. И тогда врач, пожилой уже мужчина, сказал, что это пятнышко может перерасти в туберкулез.
   Я поинтересовался, когда это может произойти, на что он ответил: "Это зависит от организма. Может полгода, может пять-шесть лет. Так, что пока не поздно, не дури, и бросай курить" Но я на этом не успокоился и еще спросил его: "А пить можно?".
   - И что он ответил?
   - Он сказал так: "Если будешь пить, будешь алкоголиком. А выпить, немного иногда не повредит. Так, что выбирай. Но то и другое, если хочешь быть здоровым, тебе уже нельзя".
   - И долго ты отвыкал?
   - А я и не отвыкал. Пришел в казарму, достал из тумбочки весь табак, махорку, папиросы, то есть все, что у меня было, и отдал ребятам. Они не поверили, что я смогу сразу бросить, после того, сколько за день выкуривал до этого. Но я сказал себе: "Все". И этого было достаточно.
   - Я вообще-то никогда даже не пробовала, но знаю, что из огромного отряда курильщиков могут бросить только единицы. Многие начинают уменьшать количество, а потом опять возвращаются к исходному.
   - Или выбирают день, когда начать новую жизнь? - дополняешь Ты. - А надо сразу. Это и есть сила воли. Еще Паскаль сказал: "В сравнении с окружающим его миром человек не более чем слабый тростник, но он - тростник, одаренный разумением".
   Ты постоянно убеждаешь Ширвани бросить курить. Часто приводишь ему этот пример из своей молодости. Понимаю, что больше всего хочешь задеть его самолюбие словами о силе воли. О настоящем мужском характере. Об ответственности за данное кому-то слово или обещание. Но, к сожалению, для Ширвани все это остается только разговорами. Он, безусловно, признает Твой авторитет. Может, подсознательно, у него даже иногда возникает желание быть похожим на Тебя. Но, чтобы приложить к этому труд, работу над собой, у него не хватает силы воли.
  
   Истина ни в чем не познается путем разговоров, а только трудом и наблюдением. Джон Рескин.
  
   Почему я так часто останавливаюсь на Твоих разговорах с Ширвани? Да потому, что это для меня наглядный урок общения отца с сыном. Настоящего Отца, которого, к сожалению, были лишены мои ребята. Ты появился в нашей жизни, когда они были уже подростками, а потом постоянно возникали различные обстоятельства, препятствующие полноценному общению. Даже сейчас, я постоянно вспоминаю Твои слова, фразы, цитаты великих людей, по любому поводу. Чтобы ни говорили, но для меня в жизни самое главное - это общение. Общение, которое обогащает разум, душу.
  
   В начале августа наступает сильная жара. Как всегда с мая по сентябрь я сплю на полу, около открытого окна, на сквозняке. Но все равно часто не хватает воздуха. Иногда на ночь включаю кондиционер, но стараюсь обходиться без него. В одну из таких ночей, мне опять становится плохо. Ты спишь. Обычно, между тем как я почувствую тошноту, и окончательно потеряю сознание, проходит две-три минуты, которые у меня есть в запасе, чтобы что-то предпринять. Я быстро иду в ванную, чтобы принять душ, или хотя бы брызнуть в лицо пригоршней холодной воды. Но, две минуты я истратила, пока поднялась с пола и на дорогу до ванной. Не успеваю даже дотянуться до крана. Стремительно теряю сознание. У меня нет сил, не только, потихоньку присесть, как я обычно делаю, или крикнуть, но даже шепотом позвать Тебя. Последняя мысль: "Ибрагим, помоги". Это была только ускользающая мысль...
   ... Очнулась я уже на кровати.
   - Хорошо, что ты успела меня позвать, - побрызгав водой и, приведя меня в чувство, говоришь Ты. - В эту ночь я на удивление крепко спал и вдруг сквозь сон слышу твой крик: "Ибрагим, помоги". Когда прибежал, ты уже лежала на полу, но, по-моему, не ушиблась.
   - Знаешь, я не только не кричала, - ошеломленно отвечаю я, - но даже на шепот сил уже не было. Это была всего лишь мысль, обращенная к тебе. Может, ты услышал, как я упала?
   - Нет, меня разбудил именно крик, - на минутку задумавшись, припоминая, уверенно произносишь Ты, - потому, что шепот я бы не услышал.
   - Передача мыслей на расстоянии? - предполагаю я.
   - Да, когда люди эмоционально близки. Чему ты удивляешься?
   - Нет, я не удивляюсь. Просто в фильмах, обычно показывают, как крик доносится через огромное расстояние, до того, кому предназначен. А это даже не было шепотом.
   - Но ведь и ванная комната у нас находится не за несколько километров, - уже со смехом объясняешь Ты. - Видишь как хорошо, что у нас маленькая квартира. А то пришлось бы тебе кричать.
   - Да. Это только "новые русские" мечтают иметь огромную ванную комнату, чтобы где-нибудь в углу "затерялся" террариум с крокодилом или бегемотом. А меня, вполне, устраивает наша.
   - А еще что тебя устраивает? - загадочно спрашиваешь Ты.
   - Все.
   - Ты обобщаешь. А если конкретно?
   - Не могу же я все перечислить. Но главное, меня устраивает, что у меня самый лучший на свете муж. Ты это хотел услышать?
   - И не только услышать...
  
   Два года назад мы начали делать ремонт. Но успели обновить только ванную комнату и туалет. Мы не стали выкладывать их кафелем, а оклеили клеенкой. В ванной у нас клеенка "в греческом стиле". Она сделана под кафель, но в некоторых кубиках рисунок колонн обвитых лианами винограда. А когда Ты еще прибил рейки в соответствии с рисунком, то получилось, на наш взгляд, очень здорово.
   И даже бра удивительно подходит по стилю. Оригинально, а главное, нам очень нравится. Это не так как у всех.
   - Не "служебное" помещение, - говоришь Ты, - а настоящая комната.
   Я крашу потолок. Меняем обои в коридоре. Останавливаем свой выбор на обоях с рисунком кирпичей, обвитых плющом.
   Спустя неделю, после смены обоев в коридоре, Ты вдруг сообщаешь мне:
   - А Флоре тоже понравились наши обои. Она сказала, что смотрится оригинально.
   Ты испытующе и насмешливо смотришь на меня и ждешь ответа.
   - Флора? Ты приглашал ее посмотреть обои? - возмущенно произношу я. - Мало того, что она как по расписанию два раза в неделю, уточняет, есть ли у нас горячая вода. Причем только после одиннадцати вечера.
   - А женщинам и становится одиноко после одиннадцати, - продолжаешь Ты поддразнивать меня.
   - Ты мне не ответил, почему она разглядывала у нас обои?
   - Она приходила отдать долг, - наслаждаясь моим нетерпением, медленно произносишь Ты.
   - Какой долг? Ты, что уже банкир? - продолжаю я разыгрывать сцену ревности. - Или речь идет о каком-то другом долге?
   - Нет, о деньгах, - упиваясь моим возмущением, сообщаешь Ты. - Она встретила меня в магазине и попросила сто сум, у нее не хватало на какую-то покупку.
   - Мало ли чего у нее не хватает, - продолжаю ворчать я. - Ну и подарил бы ей эти сто сум. Зачем давать в долг? Рассчитывал получить с процентами? Ведь даже билет на автобус стоит двести сум.
   - А все-таки ревнуешь? - радостно говоришь Ты.
   - Нет, это не ревность, - протестую я, охлаждая Твою радость.
   - Я просто поражаюсь, как могут так вести себя женщины. Особенно, эта твоя Флора. А еще мусульманка. Не зря же Фера не хотела выходить замуж за ее сына. Я еще спросила тогда Феру: "Почему? Ведь парень симпатичный и умный". А она ответила: "Как только я представлю, что Флора будет моей свекровью, то мне уже не нужен даже Принц на белом коне". Тогда я была удивлена, а сейчас понимаю Феру. Флора бы постоянно совала везде свой нос. Хотя вроде бы обе татарки. Как говорится, своя нация.
   - Успокойся. На твоем месте, я бы пожалел таких женщин, - улыбаясь, мягко укоряешь Ты меня.
   - Пусть найдет себе кого-нибудь мужика, который бы ее пожалел, - все еще продолжаю "кипятиться" я. - При чем здесь мы.
   - Ну, ладно, угомонись. Я же тебе это сказал, чтобы потом не было разговоров. Вдруг она вздумает кому-то рассказывать, какие у нас обои. И этот разговор дойдет до тебя. Поэтому и рассказал. Если мне кроме тебя никто не нужен был семнадцать лет назад, то сейчас тем более. И ты это прекрасно знаешь.
   - Не семнадцать, а восемнадцать, - уже смеясь, уточняю я.
   - Тем более. Семнадцать еще, куда ни шло. А восемнадцать это уже более чем серьезно.
  
   Мне, кажется, я сбросила десяток лет, делая ремонт. С удовольствием, как это ни странно звучит, по сто раз залезаю и слажу со стола. Очень хочется, все обновить, "осветлить", сделать что-то красивое. Стараюсь всю работу взять на себя. Но все это делается с радостью и большим оптимизмом. Не смотря на возраст, почти не чувствую усталости. Начинается новая жизнь. Замечая мой творческий "полет" Ты говоришь:
   - Видишь, я дополнительно укрепил для тебя рабочий стол. Он стал намного прочнее и устойчивее. Теперь можешь спокойно заниматься своим любимым делом - ремонтом.
   - Ты смеешься, но я действительно с удовольствием занимаюсь покраской, - говорю я. - И уже начинаю чувствовать себя специалистом в этой области. Разбираюсь в клее, красках, кистях.
   И вообще, - после небольшой паузы, добавляю я, - сравниваю себя не с кем-нибудь, а с самой Маргарет Тэтчер. Она тоже сама клеила обои у себя в загородном доме.
   Мы опять молоды. Нам по ... надцать, когда хочется шутить, дурачиться и смеяться. По поводу и без повода. Что бывает намного чаще.
   - Ты любишь меня? - задаю я извечный женский вопрос.
   - Как специалиста по ремонту квартиры или как интересного собеседника, - подтруниваешь Ты надо мной.
   - Как женщину, неужели не ясно, - я пытаюсь говорить обиженным тоном.
   - Конечно, - кратко отвечаешь Ты.
   - Что, означает "конечно"? Нет. Так не пойдет. Скажи полностью.
   - Что сказать?- Ты делаешь вид, что совершенно не понимаешь, что я хочу.
   - Я тебя люблю, - диктую я, - ты единственная и неповторимая. Ты моя любимая или что-то в этом роде.
   - Или что-то в этом роде, - копируешь ты меня.
   - Ну почему ты не можешь сказать: "любимая"? - уже настаиваю я. - Всегда говоришь, "радость моя". А "любимая" не говоришь.
   - Потому, что я говорю только правду. Ты действительно, "моя радость".
   - А любимая? - допытываюсь я.
   - А кто тебе сказал, что ты любимая? - подняв брови, удивленно спрашиваешь Ты.
   Ты делаешь затяжную паузу, и когда я уже готова "взорваться", медленно произнося каждое слово, заканчиваешь фразу:
   - ...Ты желанная, а это для мужчины значит намного больше.
   Да игра в вопросы очень интересна и занятна. Но иногда такая игра загоняет одного из партнеров в тупик. Не спрашивай о том, на что мужчина просто не может дать ответ.
   Например, "Я глупая, да?" - ответить честно зачастую невозможно!
   Или "Это, правда?" - как правило, задается после комплимента.
   "Ты спишь?" - в два часа ночи. Если ответа не последовало, задается повторно.
   "Что это ты такой добренький сегодня?" - после этого единственный выход - сделаться "злым".
   Высший пилотаж - "Для чего я тебе нужна?". Сказав правду, мужчина рискует получить пощечину.
   "Ты помнишь, какой сегодня день?" - спрашивает женщина. - Нет! Я не помню, какой сегодня день! Отметь все юбилеи в календаре! - раздраженно отвечает мужчина.
   Мы играем. Причем здесь возраст? Его просто не существует. Да, он записан в наших паспортах. Но мы не заглядываем в шкаф, где они хранятся. Вот и мы ведем себя, как вырвавшиеся на волю дети. Это чудо! Это рай! Это восторг! Жизнь только начинается. Это наша заслуженная светлая полоса.
   Три летних месяца проходят как сказочный сон. Хотя я и ловлю иногда какую-то озабоченность в Твоем взгляде, но объясняю это усталостью. Ты рано ложишься спать, но зато ночью очень часто встаешь. В конце июля я беру отпуск. Растягиваю его на два месяца, то есть работаю до обеда. Мне это удобно - самую жару я дома. Мы много времени проводим вместе. Это так здорово! Это непостижимое счастье!
   Но в последних числах августа Ты уже не в состоянии скрывать от меня свои проблемы со здоровьем. Мы едем на консультацию в больницу. Уролог рекомендует принимать "Простамол". Но проходит два-три дня и становится ясно, что лекарство уже не поможет.
  
   2 сентября вечером мы опять едем в больницу. Уролог ставит окончательный диагноз - аденома простаты, и говорит, что нужно срочно делать операцию.
   3 сентября утром я звоню Карине, чтобы они с мужем подъехали в больницу часам к девяти. В приемном покое Тебя сразу начинают готовить к операции. Заполняют историю болезни. Ты сдаешь кучу анализов. Врач сообщает мне, что у Тебя эти проблемы уже около трех лет. Да. Твой характер остался прежним. Ты скорее бы погиб, чем позволил другим заметить слабость. Иногда даже рисковал здоровьем и жизнью, как в случае спасения женщины на Каспийском море, только бы никто не мог подумать, что Ты недостаточно мужественен, силен и здоров. Но Ты такой, какой есть - настоящий горный Орел. Орел, который просто обязан всегда быть сильным, гордым и здоровым.
   Меня одолевает страх за Тебя, к горлу подступает тошнота, и я боюсь потерять сознание. Хорошо, что в это время подъезжают наши молодые. Теперь Георгий сопровождает Тебя по всем врачебным кабинетам. Нам дают список лекарств и всего, что потребуется для проведения операции. Мы оставляем Георгия с Тобой, и вдвоем с Кариной обходим все пять близлежащих аптек, чтобы найти все медикаменты, указанные в рецепте.
   За это время провели УЗИ, и выяснилось, что у Тебя не только простатит, но и камень в мочевом пузыре. После короткого совещания, врачи решают сначала удалить камень. Перенести две операции сразу, - объясняют они нам с Кариной, - может оказаться Тебе не под силу. Вторую операцию можно будет провести позже, когда Ты полностью восстановишь здоровье после первой. Врачи вручают список дополнительных лекарств. Теперь уже я остаюсь с Тобой, а молодежь идет по аптекам. Они возвращаются почти через час, так как в поисках, указанных в списке ниток и еще чего-то, им пришлось посетить половину аптек города. Но, наконец-то вопрос с лекарствами решен, и врачи уводят Тебя на второй этаж в операционное отделение. Мы садимся на лавочку в саду больницы. Просто спасение, что ребята со мной. Иначе мое богатое воображение, особенно по поводу больницы и операций могло бы меня завести очень далеко. Ребята, как могут, отвлекают меня от невеселых мыслей.
   Я уверена, что все будет хорошо, но как только наступает пауза, я вдруг начинаю ясно, в деталях представлять, как все происходит там, в операционной. Молодежь, старается вовлечь меня в свои разговоры. Они что-то рассказывают, хвалятся своими мобильными телефонами, говорят какие компании для подключения лучше. Болтают между собой. Ведут себя как две подружки. Только я начинаю замолкать, они сразу же начинают задавать мне какие-нибудь вопросы. Проходит около двух томительных часов. Мы уже не можем сдерживать свое напряжение. Становится невыносимо притворяться, что ничего не происходит и отвлекаться по пустякам. Втроем стоим около лестницы, ждем. Но вот, наконец, выходит врач и зовет Георгия помочь спустить носилки со второго этажа. Я мысленно благодарю бога, аллаха, всех пророков и святых. Все благополучно. Операция проведена под местным наркозом. Как же Ты перенес ее без полной анестезии? Я даже представить не могу этого. Ты очень бледный и выглядишь сразу каким-то беспомощным. Таким я Тебя до этого не видела никогда. Ты другой. Но самое главное, все прошло нормально.
   Мне отдают извлеченный при операции камень, размером с маленький орешек. Спрашиваю у врача:
   - Скажите, какие продукты можно приносить?
   - Можно все, но не сильно жареное и больше напитков.
   - Спасибо.
   Отпускаю ребят домой. Ты лежишь на кровати, а рядом стоит пластмассовая баклажка из-под Кока-Колы. "Бутылка", как потом мы называем, Твою постоянную спутницу. Вижу, что Ты очень устал. Чтобы не донимать разговорами и дать Тебе отдохнуть я оставляю фрукты, минеральной воды и говорю, что приду попозже. Вечером приношу творог, фрукты и сок. Сижу около часа. Переодеваю в чистое белье и кормлю. У меня возникает страстное желание обнять Тебя, прижаться и поделиться своим здоровьем. Но в палате еще трое мужчин и погладив Твою руку, и выразив только глазами свою нежность, я ухожу.
   4 сентября, воскресенье. Я прихожу в больницу три раза в день. Изо всех сил, стараюсь не показывать, как мне больно видеть Тебя сейчас таким. Мне даже кажется, что Ты так выглядишь из-за того, что Твои проблемы стали мне известны. Ведь Ты очень тщательно скрывал их от меня. И никогда я не слышала никаких жалоб, кроме того, что очень болит голова, когда поднимается давление. Мне хочется рассказать Тебе, что-нибудь такое, что не будет связано с больницей. И я рассказываю о попугайчиках и кроликах. Вспоминаю какие-либо интересные их "поступки", иногда придумываю их сама. Запоминаю услышанные по телевизору анекдоты, чтобы пересказать их Тебе. Постоянно ставят капельницы, и я кормлю Тебя в перерывах между ними.
   С пятого по девятое сентября, утром до работы я заезжаю в больницу. Привожу горячую кашу, сок и минеральной воды. Переодеваю, кормлю и к девяти уже на работе. За пять-десять минут до обеденного перерыва я спускаюсь в нашу столовую, беру суп, пару хороших котлет и за время обеда успеваю съездить в больницу и накормить Тебя. Вечером, заезжаю домой, набираю продуктов, подкупаю что-нибудь по дороге и еду покормить ужином. На улице термометр зашкаливает за сорок пять градусов жары в тени, и в любом транспорте открыты все окна. Меня продувает основательно. Температура держится всю неделю около тридцати девяти. Температуру, еще можно как-то скрыть, но к нему присоединяется сильный насморк, который скрыть намного сложнее. Я боюсь, что меня не пустят в палату и перед входом в корпус, я долго "привожу себя в порядок", чтобы войти "абсолютно здоровой".
   Иногда меня заменяет наша молодежь. Карина оформляет визу на постоянное место жительства в Соединенные Штаты. У них расписан каждый час. Сдает какие-то анализы. Проходит медицинскую комиссию. Но дело не только в этом. Мне самой хочется чаще видеть Тебя. Начинаю скучать уже через три-четыре часа, чего раньше не замечала. А может это ответная реакция. Я знаю, что Тебе тоже не хочется отпускать меня. Но Ты всегда говоришь, одно:
   - Ладно, радость моя, уже поздно, а то совсем стемнеет. До завтра.
   Я радуюсь малейшему изменению в лучшую сторону. Иногда сама выдумываю улучшения, чтобы успокоить себя, но в основном Тебя. Ты уже потихоньку ходишь. С большим трудом, но сам неуклюже держишь ложку, правда, чаще все-таки левой рукой. Может, не совсем внятно говоришь. Но я постоянно твержу как заклинание одно и то же: все хорошо. Все должно быть хорошо. Просто не может быть по-другому. Мы заслужили, чтобы все было хорошо. Когда в четверг, в обеденный перерыв, я привожу обед, Ты уговариваешь меня:
   - Не надо приезжать вечером. Отдохни немного. У тебя температура. Выпей горячего молока с маслом и полежи. Одного больного на семью хватит.
   - О чем ты говоришь? - горячо возражаю я. - Я совсем не устала. А у тебя вечер будет тянуться очень долго.
   - Ничего. У меня есть немного колбаски, банан, шоколадка, соки. Я поужинаю сам. Тем более что ложка не понадобится.
   - Ладно, я тогда займусь стиркой, - после долгих уговоров, соглашаюсь я. - До завтра.
   - Стирка тоже может подождать, - говоришь Ты, - никуда не денется. Не возись в воде. Выпей молока и полежи. Иди домой. Пока.
   С работы я возвращаюсь домой и начинаю стирать Твои вещи для больницы. На базаре я купила несколько "брюк", больше похожих на шаровары. Но они легкие и удобные. Меняю белье утром и вечером. Твоя привычка выглядеть как "денди" не изменилась. Больница не стала исключением. Но я тоже хочу, чтобы Ты выглядел молодцом. Через два дня после операции, Ты уже попросил принести бритву и все, что необходимо "джентльмену". Однако когда стрелки часов приближаются к семи вечера, к горлу подкатывает тоска. Почему я согласилась с Тобой? Все равно надо было поехать. Ты будешь один целых восемнадцать часов. Тем более, вечером ко всем придут родственники. В это время в больнице всегда накатывает печаль и грусть. Я начинаю собираться в больницу. Не успеваю собрать вещи, как раздается телефонный звонок. Поднимаю трубку. Звонит Карина.
   - Мама, ты еще дома?
   - Да.
   - Мы завтра будем заняты целый день. Можно сейчас поехать к Гусе. Как ты думаешь, не поздно?
   - Нет, солнышко. Вот как раз сейчас и нужно. Это будет приятным сюрпризом.
   Рассказываю Карине, что сегодня мне "дали выходной". Но, уже целый час, думаю, правильно ли я поступила?
   Ты будешь очень часто вспоминать об этом посещении, не всегда справляясь с волнением.
   - Я действительно, не ожидал никого в этот вечер, - повторяешь Ты уже в десятый раз. - Был доволен, что дал тебе "заслуженный выходной". Молодежь всегда навещала меня в середине дня. А я просто лежал на кровати и думал о чем-то. И вдруг голос Карины:
   - Гуся, ты не спишь? Мы принесли тебе вареное мясо и яблоки.
   Георгий ушел за минеральной водой, а я попросил Карину намочить полотенце. Вернувшись с мокрым полотенцем, и подавая его мне, она спросила:
   - Гуся, а для чего тебе мокрое полотенце?
   - Хочу протереть ноги перед сном, - ответил я.
   Карина забрала у меня полотенце и стала сама протирать и заодно делать массаж ног. Мужчина, который лежал в противоположном углу палаты, возле окна с интересом наблюдал. Но потом, наверно, посмотрев на разницу в возрасте, не утерпел и спросил:
   - Дочка, а кто он тебе?
   Ее ответ хранится в моем сердце, как самая лучшая музыка, которую я когда-либо слышал:
   - Отец, конечно.
   Она сказала это, как само собой разумеющееся и с нескрываемым удивлением, что для кого-то это может быть непонятно. До сих пор я считаю, что удержаться в это время от слез, было одним из самых мужественных поступков в моей жизни.
   10 сентября. Суббота. Утренний обход врачей. Новых больных нет, и обход проходит можно сказать, формально.
   - Абдулаева тоже можно выписать в понедельник. Подготовьте все анализы, - отдает распоряжения заведующий отделением.
   Врачи направляются к двери, но Ты их останавливаешь:
   - Мне очень трудно говорить и правая рука у меня практически не действует.
   - Хорошо, - соглашается заведующий отделением. - Пригласите невропатолога, пусть осмотрит и даст заключение.
   В субботу невропатолога найти уже не удается. Консультацию переносят на понедельник.
   12 часов дня. Потихоньку собираюсь в больницу. Соображаю, что еще можно купить по дороге. Звонит Карина:
   - Мама, привет. Как дела? Как Гуся? Его выпишут в понедельник? - забрасывает она меня вопросами.
   - Не знаю, солнышко, - отвечаю я. - Он хочет проверить, что у него с рукой и речью.
   - Да, он очень медленно говорит, - соглашается дочка, - и вначале я даже с трудом его понимала. А когда его будут проверять?
   - В понедельник будет врач-невропатолог.
   - Мам, давай, мы сейчас поедем в больницу. Гуся постоянно твердит нам, чтобы мы предупреждали тебя, когда сможем его навестить. Не приходили все сразу. То есть растягивали удовольствие от посещений, - поясняет она. - А ты в это время сможешь отдохнуть. Что ему можно отвезти? У нас есть салями, сметана, яйца, фрукты.
   - Да, хорошо, - соглашаюсь я, - а по дороге не забудьте купить воды. Передай, что я приду вечером. Пока.
   - Пока.
   Когда я вечером захожу к тебе в палату, Ты начинаешь гордо перечислять, какие деликатесы принесла тебе молодежь. А потом говоришь:
   - Ладно. Уже поздно иди домой.
   - Да нет, я могу еще посидеть с тобой, - сопротивляюсь я. - Транспорт сейчас ходит хорошо, так что я доеду до дома еще засветло.
   - Что-то я сегодня устал. Немного подремлю. Среди дня я почти не спал, поболтал с Кариной, потом еще капельницы, уколы. Иди, иди. До завтра.
   - Ну, если ты меня гонишь, то ухожу. Наверно дежурит какая-нибудь молодая медсестра, - стараясь иронией поднять Тебе настроение, произношу я.
   - От тебя ничего не скроешь, - улыбаешься Ты. - Сразу угадываешь причину. Здесь у меня не только медсестры, но молоденькие врачихи.
   - Я очень рада, что ты не скучаешь. Могу спокойно уходить, зная, что ты не будешь обделен вниманием. Пока.
   - А на кого здесь еще можно обратить внимание, если не на меня? - шутишь Ты. - До завтра.
   Открывая дверь, слышу, как звонит телефон. Подбегаю, беру трубку. Опять Карина.
   - Мам, ты дома? Мы сейчас приедем.
   - Только сейчас зашла. А что случилось? - с волнением спрашиваю я.
   - Ничего, просто приедем и все.
   - Хорошо. Давайте.
   Через полчаса они у меня.
   - Привет. Мы приехали за кроликами.
   - За кроликами? - удивляюсь я.
   - Да. Когда мы сегодня днем были у Гуси, он очень просил забрать у тебя "тинэйджеров". Сказал матери и так тяжело, она с температурой и насморком. А еще пять кроликов кормить надо. Хотел сказать это еще в первый день, но когда нас видел, то все забывал.
   - Я у него только сейчас была, он ничего не сказал об этом. Боже! В таком состоянии он еще беспокоится обо мне.
   Кролики, действительно, были в то время серьезной обузой, хотя я этого и не замечала. Все что не относилось непосредственно к Тебе, я делала "на автомате" Утром я варила кашу и к семи утра была в больнице, а по дороге на работу, рвала травы для кроликов. За всю жизнь я никогда не опоздала на работу, даже в такие дни. Я просто не хотела кому-то рассказывать о своих проблемах, а тем более жаловаться. Есть люди, которые живут в счастливом измерении, а есть, которые постоянно находятся в несчастном. И дело не в судьбе, людях или обстоятельствах. Дело в выборе измерения. Все, что я делала в эти дни, я делала с удовольствием. В какой-то степени мне было даже хорошо оттого, что я смогла, наконец-то стать Луной. Отсветом Твоего Солнечного тепла и заботы обо мне.
   12 сентября. Понедельник. При утреннем обходе, Тебя осматривает невропатолог. Потом он вызывает меня в коридор:
   - У Вашего мужа во время операции был инсульт, - сообщает он. - Вы не знали?
   - Нет, - растерянно произношу я.
   - Посмотрите внимательно, - продолжает он, - у него правая часть лица практически не подвижна. Он говорит невнятно, потому, что рот справа не реагирует. Вы не замечали этого?
   - Этого не заметила. Обратила внимание только на речь и руку. У него в правой руке отсутствует мелкая моторика. Он еще что-то может взять легкое, но работать пальцами не получается. Поэтому я сама кормлю его. Это пройдет? - интересуюсь я.
   - Полностью не пройдет, - уверенно говорит врач. - Даже у молодых здоровых людей, этот процесс может занять несколько лет. Сейчас переведем его в отделение невропатологии. Проведем недельный курс лечения. Беда еще в том, что у него очень высокое давление, да еще плюс ко всему и аллергия на многие лекарства.
   14 сентября. Среда. В половине шестого утра звонит телефон. Абдул командным голосом сообщает:
   - Наташа, мы вчера с Фаей были у Ибрагима.
   И без всякого перехода спрашивает:
   - У тебя есть маленький магнитофон?
   - Нет, - растерянно говорю я. - А что?
   - Надо срочно купить и отнести в палату. А сейчас возьми большую подушку, чтобы ему было удобнее. Потом, - продолжает отдавать распоряжения Абдул, - необходимо, чтобы у него всегда были горячие завтраки. Найми хорошую сиделку, а лучше сама увольняйся с работы. Черт с ней, с работой. Ибрагиму нужен постоянный уход.
   - Я каждое утро отношу горячую кашу, - с трудом выдавливаю, я из себя, как будто оправдываюсь в чем-то.
   - Что дает твоя каша? - раздраженно продолжает он. - Ему необходима калорийная пища. Ну, пока.
   Никак не могу придти в себя. Если бы Тебе что-то было нужно, почему не сказал мне. В крайнем случае, Карине? Почему Ты сказал Абдулу? Все еще пребывая в растерянности, я беру большую подушку, заталкиваю в самый большой пакет. В другой, как всегда, собираю завтрак.
   Это занимает несколько минут, но этого времени мне хватает, чтобы понять, что-то здесь не так. Оставляю подушку дома и еду в больницу.
   - Привет. Как дела? Все в порядке? - сыплю я вопросами. - О, уже совсем молодец.
   - Привет. Ничего. Вчера у меня были гости, - сообщаешь Ты.
   - Знаю. Абдул с женой.
   - Откуда? - удивляешься Ты. - Они же были вечером, после тебя.
   - Абдул сегодня с утра уже дал мне указания, - объясняю я свою осведомленность.
   - Указания? - заинтересованно произносишь Ты. - О чем?
   - Во-первых, - начинаю перечислять я, - чтобы принесла тебе магнитофон.
   - Зачем мне магнитофон? Я его и дома-то не слушаю. А здесь больные, которым необходима тишина. А что еще мне нужно?
   - Большая подушка, - продолжаю я. - Я уже запаковала ее, а потом все-таки решила сначала спросить, и не повезла. У тебя здесь твой большой махровый халат, если надо сделать изголовье повыше, его можно подложить под подушку.
   - Я так и делаю. Да... Что-что, а указания, мои родственники раздавать умеют. Так, он тебе сказал только про подушку и магнитофон? - уточняешь Ты.
   - Нет. Этим он не ограничился. Еще, чтобы я кормила тебя горячим, но не кашей. Уволилась с работы и прочее. Но, самое главное, все это было сказано таким тоном, будто мне шестнадцать лет и я только вчера вышла замуж.
   - Не обращай внимания, - успокаиваешь Ты меня. - У Абдула есть своя жена, чтобы слушать его ценные указания.
   17 сентября. Суббота. Тебя выписывают домой. Улучшения здоровья, если честно, не очень заметно. Давление, правда, немного стабилизировалось, хотя и осталось высоким. Но все-таки, я уверена, что дома Тебе понемногу будет становиться лучше. Все-таки тишина, покой. Целый день сам себе хозяин.
   Корпус урологии находится на достаточно большом расстоянии от невропатологии. Первые два дня медсестра приходила из отделения урологии делать Тебе перевязку. Но затем Ты решил ходить сам. Рассказывая о том, как "гуляешь сам по себе", мне кажется, Ты хочешь доказать себе, что все будет как раньше. Сильный, здоровый мужчина, который в пятьдесят лет мог согнуть пятак двумя пальцами. Когда я прихожу за Тобой с выпиской, мы вместе идем на последнюю перевязку. Ты идешь очень медленно, с моей поддержкой. Не могу представить, как же Ты ходил один? Заходим в перевязочную. Медсестра показывает мне последовательность действий. Я внимательно наблюдаю за ее движениями и слушаю ее пояснения. Запах лекарств... Ты на перевязочном столе - такой худой, обессиленный, сразу постаревший. Мне до слез больно это видеть. Начинается шум в ушах, голове. И я чувствую, сознание медленно покидает меня. Нет, нет ... этого, допустить нельзя. Делаю резкий шаг к раковине, выливаю себе на голову пригоршню холодной воды и... слушаю дальше.
   - Вам плохо? - интересуется медсестра.
   - Нет. Все нормально, - тихо говорю я, боясь, что Ты поймешь и начнешь волноваться за меня. - Просто очень жарко и душно.
   Когда приезжаем домой, я спрашиваю:
   - Перевязку надо делать три раза в день?
   - Нет, только один, - отвечаешь Ты. - А почему ты спрашиваешь?
   - Может найти медсестру? Я, наверно, не смогу.
   - Конечно, можно договориться и нанять медсестру. Но, почему ты не сможешь? Крови ведь нет. Тебе неприятно?
   - Мне не может быть неприятно, - с обидой, отвергаю я такое предположение, - все, что касается тебя. Просто я очень близко воспринимаю твою боль.
   - Ты никогда не сможешь стать сестрой милосердия, - устало говоришь Ты в ответ.
   - Смогу, но для чужих. Для тех, чью боль я не чувствую так остро.
   Я хотела найти медсестру в поликлинике, которую недавно построили рядом с нашим домом, но поликлиника еще не функционировала. Спросила в аптеках, но тоже без результата. И стала делать перевязку сама. Две недели, прежде чем приступить к этой несложной и пятиминутной процедуре, я настраивалась. Внушала себе, что Тебе будет приятно, когда будут свежие бинты. Потом привыкла и делала все быстро.
   - Все. Интим - сеанс окончен, - бодрым тоном объявляю я. - Услуги, согласно перечню все оказаны.
   - Ты, все наловчилась делать так быстро, что я даже не успел расслабиться и получить удовольствие, - шутишь Ты.
   - Надо настраиваться заранее, - строгим голосом медицинского персонала отвечаю я.
   - Хорошо, в следующий раз начну настраиваться с вечера.
   В выходные дни, делая уборку в квартире, я натыкаюсь на бутыль.
   - А с чем у тебя бутыль, в кладовке? - спрашиваю я.
   - Это сусло. Я хотел сделать вино или чачу. Но не успел, - объясняешь Ты. - Попробуй вылить. Все равно прокиснет.
   - А я не смогу сделать вино? - интересуюсь я. - Я понимаю, что чачу не смогу. Там какие-то приспособления...
   - Ты имеешь в виду мой самодельный самогонный аппарат? - иронизируешь Ты. - Да, там, действительно много мороки. Но почему не сможешь сделать вино? - рассуждаешь Ты. - Просто надо соблюдать сроки и переливать из одной посуды в другую, оставляя осадок.
   - Я попробую. Может у меня еще и талант винодела есть?
   - Конечно, попробуй, - соглашаешься Ты. - Только переливай очень медленно, не взбалтывая, чтобы больше мути осталось на дне.
   Я вытаскиваю бутыль, которая весит немного больше двадцати килограммов. Но мне необходимо приподнять ее и, удерживая на весу, медленно переливать содержимое в баллоны. Предпринимаю пять-шесть безуспешных попыток. Но просто опрокинуть и вылить жалко. Даже не то, что не будет вина. Жалко Твой труд. И отдохнув, я все-таки "умудрилась" разлить по банкам. А потом под Твоим "чутким" руководством у меня получилось неплохое вино.
   Ты начинаешь выходить "в свет", когда работает лифт, за хлебом и разной мелочью.
   - Завтра попробую сходить на базар, - сообщаешь Ты вечером.
   - Зачем? - протестую я. - Нам ничего не нужно. Если что-то хочешь, я принесу.
   - Просто хочу прогуляться, зайду к Абдулу.
   - Не боишься ходить один?
   - Я же не один, а с бутылкой, - шутишь Ты.
   - Про бутылку забыла. Только ничего не покупай.
   - Без цели ходить неинтересно.
   - Хорошо, принеси два килограмма... помидоров. Но только два, а то буду ругать и больше гулять не отпущу.
   - Когда вернусь с базара, доложу, - беспрекословно соглашаешься Ты - Позвоню тебе на работу.
   - Договорились.
   Потихоньку жизнь налаживается. Когда работает лифт и стоит хорошая погода, Ты выходишь гулять на базар. Каждое утро я придумываю, что можно купить в пределах двух-трех килограммов.
   Утром, провожая меня на работу, Ты иногда напоминаешь:
   - Ты уже уходишь? А задание мне?
   - Хорошо, купи два килограмма... моркови, - произношу я первое, что придет в голову.
   Возвратившись с базара, Ты звонишь и "докладываешь":
   - Купил моркови. Четыре килограмма, - в голосе чувствуется гордость и в то же время, радостное ожидание "взбучки".
   Тебе приятно, что я слежу за состоянием Твоего здоровья. Ты ведешь себя, как маленький мальчик, который постоянно ждет внимания. И в это время, я очень часто вспоминаю, ту, рассказанную Тобой сцену из детства. Твои рыдания на чердаке детского дома. Желание, чтобы Тебя даже "отшлепали", но, чтобы кому-то Ты не был безразличен. Я включаюсь в эту игры и не подвожу, Твоих ожиданий:
   - Я же разрешила только два, - строгим голосом отчеканиваю я.
   - Сегодня морковь была очень дешевой. Поэтому взял четыре, - говоришь Ты, словно оправдываясь, за свой "проступок".
   - Придется опять сделать выговор. Ты совсем меня не слушаешь. Вообще наложу на покупки табу, - я прекрасно вхожу в образ строгой мамы или воспитательницы, как Тебе нравится.
   - Когда-то ты не ругалась, что я один поднял к тебе на четвертый этаж шестьдесят килограмм цемента. Или вдвоем с Шухратом затащили холодильник, - довольный отвечаешь Ты.
   - Вспомни еще, как ты двумя пальцами гнул пятак, - иронизирую я.
   - Да. Было дело, - произносишь Ты уже мечтательно, уносясь в воспоминания.
   - После моей операции, ты запрещал мне поднимать даже один килограмм. Так что мы в расчете.
   Я готовлю Тебе четыре "завтрака". Как только встаю утром с постели, ложечку пыльцы и стакан сока. Потом мы завтракаем вместе. Мой завтрак неизменен уже около трех лет - это стакан кофе и три печенья-галеты с тонкими ломтиками сыра. Для Тебя каша на молоке с маслом и зеленый чай. Третий завтрак - смесь миндаля, тыквенных семечек и семян подсолнечника с медом и молоком. Четвертый - по горсти кураги и изюма, пять грецких орехов, печенья с сыром и стакан сока. Иногда добавляются фрукты или банан. На обед готовишь себе, что-нибудь горячее: яичницу, печень, магазинные вареники, пельмени. На полдник - обычно творог или супчик "из пакета". На ужин варишь уже настоящий суп. Все продукты утром я очищаю и нарезаю. Все это я перечисляю затем, чтобы было понятно, что хорошее питание и, безусловно, полный покой "поднимали" Тебя на глазах. Ты уже не так устаешь. Днем отдыхаешь только один раз. Хотя вечером ложишься в девять часов, но все признаки улучшения состояния здоровья налицо. Намного внятнее разговариваешь, хотя и медленно. Неуклюже, но все-таки ложку правой рукой держишь самостоятельно.
   Покупаю маленький мячик с мягкими шипами, и Ты постоянно развиваешь руку. Вместо четок, для возвращения осязания используешь мои бусы из натуральных камней. Начинаешь выполнять легкие физические упражнения: наклоны и приседания. Ты очень хочешь снова стать сильным. Не забываешь и об операции на глаза. Чтобы совсем не потерять зрение левого глаза, Ты ничего не читаешь, даже программу телевидения. Просто пробегаешь по программам. Понимаю, что человеку, который не мыслил своей жизни без книги, это тоже дается не легко. За полтора месяца, прогресс налицо. Покой, хорошее питание, и как Ты обязательно добавляешь к этому списку, любящая молодая жена, делают свое дело. Я хочу, чтобы Ты более окреп, но Ты все-таки уговариваешь меня поехать в больницу, чтобы договориться о проведении второй операции. Когда мы подошли к лечащему врачу за консультацией по этому вопросу, он ответил:
   - Не водите с собой жену. Все анализы Вы должны сдать сами. И приезжать в больницу тоже без провожатых. Чтобы было видно, что Вы в состоянии выдержать операцию. Сейчас напишу направление в дневной стационар. Каждый день целый месяц Вы должны приезжать в больницу, и проходить полное обследование. Кроме того, есть еще два анализа, которые надо будет сдать на специальном оборудовании. Это в другом конце города. Я должен Вас предупредить проведение этого анализа очень болезненно. Но только по его результатам будет видно, как развивается процесс. Повторную операцию мы будем делать только при наличии всех положительных результатов обследования и не раньше чем через три месяца. А пока отдыхайте. Приезжайте в начале декабря.
   - Спасибо. А я хотел быстрее, - объясняешь Ты, - потому, что чувствую себя нормально.
   - Торопиться не надо, - строго советует врач.
   Операция отложена. Ты чувствуешь себя хорошо. А что еще нужно для счастья? Мы смотрим телевизор. Обсуждаем передачи. Правильно говорят: "В старости супруги нужны по большому счету только друг другу, даже при наличии любящих детей".
   В пятницу мы смотрим какую-то передачу о Соединенных Штатах. Теперь это для нас очень интересная и даже в какой-то степени актуальная тема. Разговор идет о законах в некоторых штатах. Мое внимание привлекает одна информация: "Если гражданин Соединенных Штатов, - сообщают по телевизору, - женатый на гражданке другого государства нанесет ей даже легкие побои, то его приговаривают к шести месяцам общественных работ, а жене сразу дают гражданство".
   Мы смеемся, и вечером я по телефону пересказываю услышанное Карине.
   На следующее утро я еду оплатить коммунальные услуги за мою старую квартиру. Проезжая мимо остановки, где живет Карина, маршрутное такси притормаживает. А когда трогается, я за окном в двух шагах от себя вижу наших молодых. Они собираются перейти дорогу и ждут, когда "маршрутка", где я нахожусь, проедет. Друг друга держат за руки, но у Георгия рука на перевязи и в гипсе. Интересно, но вчера вечером по телефону Карина ничего мне не говорила об этом. Возвращаюсь домой. Ничего, не рассказывая Тебе о встрече, начинаю набирать номер их телефона.
   - Кому ты звонишь, - заинтересованно спрашиваешь Ты.
   - Потерпи. Сейчас узнаешь.
   - Карина, привет.
   - Привет. Как у вас дела?
   - У нас-то все нормально. А вот как у вас? Зачем ты сломала Георгию руку? Я только вчера рассказала тебе об этом законе в Америке, и ты тут же стала действовать? Ты хочешь, чтобы Георгию дали гражданство Узбекистана?
   - Мама, как ты узнала? - поражена она, моей осведомленностью. - Мы только недавно пришли из поликлиники. Гия вывихнул руку. Но никто еще об этом не знает.
   - Я все знаю. Ты забыла, что в прошлых жизнях я была колдуньей и меня за это всегда сжигали на костре, - убедительно произношу я. - А ты не верила.
   - Скажи, как ты узнала? - допытывается дочка. - Мне так интересно.
   - Я же тебе сказала, что я немного колдунья. Пока. И не обижай нашего зятя.
   Ты недоуменно смотришь на меня, и я рассказываю Тебе о неожиданной встрече. Но Карине я так и не сказала, откуда у меня такие сведения.
   Карина с мужем должны вылететь в Штаты до конца октября. Я понимаю, как ей страшно. Другая страна, другие законы, люди, язык. Я пытаюсь хотя бы шуткой смягчить расставание.
   - Сколько раз я просила вас с Гусей, - говорю я, - чтобы вы оставили яму в гараже в покое. Вот и дорыли до Америки. А ведь я предупреждала. А помнишь фотографию, где тебе было всего два года, и ты не хотела садиться на льва. Боялась, что он увезет тебя от нас. Так и случилось. Георгий ведь по гороскопу Лев. Значит, действительно, судьба дает нам знаки, но мы не всегда видим их и понимаем.
   30 октября мы провожаем нашу девочку. Непередаваемое чувство. Сейчас многие стремятся уехать в Штаты. С одной стороны я рада за нее. Но это не другой город, а другое полушарие, другой мир, разница десять часов. Трудно даже представить себе такое расстояние. Мы подъезжаем первыми и ищем наших молодых. В аэропорту много народа: провожающие, встречающие. Еще не совсем рассвело. Их подвозят на VIP-машине к другой автостоянке. Потом мы шутим, что кормить их в грузинском ресторане, когда у них заканчиваются деньги, обходится дороже, чем проводить как VIP-персон. Наконец, вижу Георгия. Он тоже озирается по сторонам, ищет нас. Встречаемся глазами, и он подходит к нам. Я обнимаю его и чувствую его волнение. Я вручаю ему свою дорогую девочку, половинку своего сердца, самое дорогое, что у меня есть. Это не просто нелегко, это неописуемо тяжко. Но ей там будет хорошо. Я всем сердцем, верю и очень надеюсь на это. Птенцы всегда должны покидать гнездо. Тогда они научатся летать самостоятельно. Таков закон природы. Но так хочется, чтобы этот момент был попозже.
   Мать не просто должна смириться с неумолимым ходом вещей, она должна хотеть отделения ребенка и способствовать этому. Начиная с этого момента, на материнскую любовь и ложится столь трудная миссия, требующая самоотверженности, умения отдавать все, не желая взамен ничего, кроме счастья любимого человека. Многие матери не справляются с этой миссией и обнаруживают неспособность к настоящей любви. Эрих Фромм
  
   Георгий подходит к Тебе, и Ты протягиваешь ему руку. Дома Ты скажешь, что очень хотел обнять его, но растерялся. Ты еще не совсем освоился в новой роли, как Ты шутишь "больного с бутылкой". Через девять месяцев, Георгий по телефону скажет мне то же самое: "Я очень хотел обнять его, но постеснялся". Подбегает Карина, мы обнимаем ее и желаем всего-всего. Хочется сказать так много, но слова застревают в горле. Самое большое наше желание, чтобы она была счастлива. Обнимая Тебя, Карина произносит слова, которые Ты будешь повторять как заклинание, как признание в любви дочери к отцу. Я очень часто слышу их от Тебя. Но, кто знает, сколько раз Ты повторял их про себя?
   - Гуся, я не люблю прощаться и не умею красиво говорить. Но я очень хочу сказать тебе только то, что чувствую. Настоящий Отец - это тот, кто вырастил и воспитал. Тот, кто все время был рядом. Радовался и переживал вместе с тобой. Отец, тот который любит меня. Мы с тобой друзья и я тебя очень люблю.
   Они уходят. Регистрация заканчивается за три часа до вылета самолета. Никто из нас еще не знает, что это было ваше последнее прощание. Теперь мы остаемся вдвоем, в этом большом городе.
   Полет от Ташкента до Нью-Йорка - около двенадцати часов. Дозаправка в Риге, а дальше океан. Мы молим всевышнего, чтобы он взял наших детей под свою защиту. Напряжение не ослабевает почти сутки, пока не раздается долгожданный звонок:
   - Мама, все хорошо. Мы в Нью-Йорке.
   Мы разговариваем две минуты. Ты сидишь рядом и, я очень жалею, что не знаю, как переключить телефон, чтобы ее голос был слышен Тебе из микрофона. Боюсь нажать не ту кнопку и прервать связь. Но Карина сама говорит:
   - Мам, передай трубку Гусе.
   Я передаю.
   - Она хочет поговорить с тобой, - говорю я.
   Твое лицо мгновенно озаряется сиянием. Оно просто лучится счастьем. Почему я не художник? В моей памяти до сих пор хранится это выражение Твоего лица. Но как передать это словами?
   - Как ты? - пытаясь сдержать волнение, произносишь Ты, - Долетели нормально? Поздравляю.
   - .....
   - А у нас теперь есть родственники даже в Штатах.
   - ....
   - Конечно, прилечу. Ведь я тоже рыл яму до Америки.
   - ....
   - С бутылкой могут не пустить? Хорошо, если нужно уберу, хотя уже привык к ней. Ладно, отдыхай.
   - ....
   - Передам. Звони хотя бы раз в месяц.
   - .....
   - Мать говорит, чаще можно, но реже нельзя. Мы будем волноваться.
   - ....
   - Да-да мне нельзя волноваться. И матери тоже. Поэтому звони чаще, как сможешь. Пока. Передай привет Георгию.
   Карина звонит через пять-семь дней. Связь отличная, слышно даже лучше чем в пределах города. Она всегда старается звонить к нам домой. И если только не может дозвониться, звонит мне на работу.
   - Мам, привет. У нас все нормально. Звоню Гусе, никто не берет трубку. Все хорошо?
   - Да. Может, вышел погулять. Я передам, что ты звонила.
   - Мам, ты на работе, тебе легче. А он целый день дома один. Поэтому я хотела поболтать с ним. Ладно, завтра еще позвоню.
   С какой гордостью Ты сообщаешь мне, что почти час разговаривал с Кариной.
   - Целый час? О чем можно так долго разговаривать, - удивляюсь я, - если она звонила всего два дня тому назад?
   - У нас всегда есть о чем поговорить, - отвечаешь Ты.
   В Твоем голосе можно уловить нотки "самодовольства". Ведь Карина разговаривает с Тобой намного чаще и дольше, чем со мной. А мне в ответ хочется расцеловать Тебя и Карину, за то, что вы дарите мне эти незабываемые минуты. Минуты, когда я ощущаю себя самой счастливой Женщиной на свете. Женщиной, у которой все сбылось: и большая Любовь, и настоящая Семья. Мы живем не рядом - мы живем вместе. Мы даже не половинки - мы одно целое.
   Каждый человек в начале пути должен выбрать главное: карьера, деньги или любовь. В наборе это не дается. Доказано поколениями. Есть Орлы, есть вороны, а есть воробьи. Они живут в одном мире, летают в одном небе. Но жизнь у каждого своя. В одной из книг я прочла: "Ждать надо в тридцать раз больше. Соотношение ожидания и счастья: один к тридцати. Иногда всю жизнь надо ждать четыре минуты счастья". Значит, мне повезло. Я считаю, что Жизнь должна быть пронизана Любовью. Без маски Любви человек стареет и когда он живет в браке без любви, он стареет еще быстрее. Потому, что когда он один, в душе живет надежда встретить Ту или Того. А брак без Любви - это каторга в кандалах. Общая испорченная жизнь. Это родство по несчастью. И понимая это, я опять благодарю Судьбу и Тебя. Тебя за то, что Ты есть в моей судьбе. И Судьбу за то, что она подарила мне такую встречу, подарила Тебя.
   Твое здоровье понемногу улучшается. Ты просто переполнен оптимизмом. Планируешь не только вторую операцию, но и операцию у офтальмолога. Утром делаю перевязку и замечаю, что трубка уже зарастает. Делюсь своим наблюдением с Тобой. Потом мы решаем, что ничего страшного нет и при операции, это все равно будет удаляться. Но в конце декабря опять возникают те же проблемы. Когда мы посещаем уролога, то узнаем, что трубку необходимо менять через месяц- полтора. Почему-то Тебя об этом не предупредили, а может, Ты был тогда в таком состоянии, что запамятовал. Когда Ты выходишь от уролога в приемном покое, то бледен как полотно.
   - Что с тобой? - я еле узнаю Тебя, настольно Ты плохо выглядишь, - На тебе лица нет. Тебе плохо?
   - Чтобы поменять трубку, - устало отвечаешь Ты, - старую просто выдрали "с мясом".
   - Как же ты это выдержал? - ужасаюсь я. - Я даже представить не могу.
   - Наверно, потому, что не был готов, и все было сделано внезапно.
   - Подожди пять минут, - тихо говорю я.
   Мысленно я уже начинаю представлять себе, что Ты выдержал.
   - Посидим на лавочке, - добавляю я, - а потом уже пойдем ловить такси.
   - Давай, если тебе станет легче. А то, что я буду с тобой делать? Кто из нас больной? - с легким укором спрашиваешь Ты.
   - Всегда была я, а теперь, наверно, оба, - немного приходя в себя, отвечаю я.
   - Так нельзя, - твердо говоришь Ты. - Один должен поддерживать больного и быть здоровым
   - Ты прав. Мне уже лучше. Пойдем.
  
   Перед Новым годом в одном из журналов я увидела неординарный тест.
   Чем бы вы могли пожертвовать ради любимого? Отдать руку, - отдать ногу, - отдать глаз.
   Честно говоря, сначала меня этот тест несколько шокировал. Но я вспомнила свою любимую сказку Ганса Христиана Андерсена "Русалочка". Там русалочка, чтобы побыть с любимым отдала свой голос. И хотя каждый шаг причинял ей невыносимую боль, она была счастлива. Я решила зачитать этот тест Тебе. Раньше, Ты много читал, и потом мы делились занимательной или любопытной информацией. Последние годы я читала Тебе, все, что казалось мне увлекательным и интересным. Я ждала Твоего ответа. Думала, что Ты просто отшутишься. Для себя я сделала заметку, что отдала бы руку или глаз. Потому что, имея только одну ногу, я буду очень нуждаться в Твоей помощи. Но почему-то Ты тоже воспринял этот тест серьезно. Подумав, несколько минут ответил:
   - Руку или глаз. Потому, что если я лишусь ноги, как же я смогу помогать тебе? Тем более мне кажется, твое отношение ко мне не изменилось, не взирая на то, что одним глазом я уже не вижу, - немного грустно констатировал Ты.
   - Я тоже ответила так, но твой ответ мне понравился больше, - сказала я, не вдаваясь в подробности почему.
   Покупаем новую бытовую технику. Телевизор, обогреватель и пылесос. Ты сопротивляешься:
   - Зачем новый телевизор? Старый тоже хорошо показывает.
   - Ты должен вставать и переключать программы, - объясняю я, - да еще настраивать их, так как кнопок всего восемь, а программ двадцать пять. А у нового телевизора будет пульт.
   - Мне полезно ходить, - настаиваешь Ты на своем.
   - Гулять да, - замечаю я, - но не нервничать, что программы плохо настраиваются, или вообще пропадают в самый интересный момент.
   - Ладно, - наконец, соглашаешься Ты. - С тобой стало невозможно спорить. Раньше ты мне не перечила.
   - У тебя сейчас статус больного. А больным положено подчиняться, - шучу я.
   - Уговорила. Но зачем обогреватель? У нас же в квартире тепло. За всю зиму наберется всего пять-семь дней, когда бывает холодно.
   - Вспомни, что кондиционер ты покупал тоже из-за десяти самых жарких дней в году. Ты помнишь, как ты это мне объяснил?
   - Помню. Все. Сдаюсь.
   - Я должна быть спокойна, что дома тебе хорошо. Радуюсь, когда создаю тебе хорошие условия, а ты начинаешь возражать.
   - Если это, действительно, доставляет тебе радость, то, конечно, возражать не буду.
  

2006 год

   Новый 2006 год мы встречаем с оптимизмом. Это год Собаки и он просто обязан быть добрым. Он должен стать нашим другом. Все будет хорошо. Про себя думаю, что перед тем как решится вопрос о проведении операции, я обязательно поговорю с врачом. И если будет хоть один процент риска, то я сумею отговорить Тебя. Мы знаем мужчин, которые ходят "с бутылкой" уже более пяти лет. Так, что ничего страшного. Я прекрасно понимаю, что Ты быстрее хочешь стать прежним. Состояние больного сильно угнетает Тебя. Ты привык быть самым сильным. Когда что-то Тебе не по силам, очень переживаешь. Ты Принц, а он всегда должен быть на коне. Даже не принимаешь во внимание свой возраст. Но этот возраст, действительно, не для Тебя. Ты не смирился ни с возрастом, ни с болезнью. И мне этот оптимизм по душе. Я надеюсь, что он будет поддерживать Тебя.
   Особенно, когда придет время второй операции. Мы вдвоем накрываем праздничный стол. Хотим, чтобы у нас стол был богатым весь год. Поэтому, хотя бы понемногу у нас есть на столе все. Как всегда, мы стоя пьем за Любовь. Желаем счастья Карине. А потом благодарим друг друга. Это превращается в мой длинный монолог. Почему-то я хочу перечислить все, за что благодарна Тебе? Ты более лаконичен:
   - Спасибо, тебе, радость моя, за то, что ты здесь со мной.
   На Новый год всегда публикуют множество различных гороскопов. Китайский гороскоп - по знакам Зодиака. Символику друидов - по деревьям. На этот раз мне попадается деление по 24 группам животных и птиц.
   - Представляешь, я нашла распределение по тотемам. Как ты думаешь, какое животное или птица больше всего подошло бы тебе?
   - Даже не знаю. Может, собака? - делаешь Ты предположение.
   - Не угадал. Орел.
   - Ты можешь мне не поверить, - произносишь Ты, - но в первую минуту я, действительно, хотел сказать - Орел. Но подумал, что это будет уж очень нескромно с моей стороны.
   - Но тебе это действительно, подходит.
   - Спасибо.
   - Мне то за что? Это в газете написано.
   - За то, что сказала. Я всегда чувствовал себя орлом. А теперь это получило документальное подтверждение. Правда, сейчас, я больше похож на общипанную курицу советского времени.
   - Неправда. Орел, в любом возрасте и в любом состоянии остается Орлом. Он может быть старым или больным, но он все равно - Орел. Если родился Орлом, ты уже не сможешь, даже если захочешь, превратиться в ворону. И вообще я хочу, чтобы у меня муж был Орлом, тогда я смогу считать себя Орлицей.
   - Если ты этого хочешь, значит, так оно и есть. Чего хочет женщина - того хочет Бог. Это сказал кто-то из великих людей. Не буду называть имени, боюсь ошибиться. И я с ним полностью согласен.
   - Я тоже.
   Сразу после встречи Нового года Ты опять начинаешь готовиться к операции. Целый месяц посещаешь дневной стационар, где полностью проходишь обследование. Сдаешь необходимые анализы. Один, из которых, в Урологическом центре, как Тебя и предупреждали, очень болезненный. Но только анализ, полученный на этом новейшем оборудовании, дает полную картину процессов, происходящих после перенесенной операции. Действительно, Ты приносишь подробнейший анализ на двух страницах. Но потом три-четыре дня Ты отдыхаешь. В конце февраля обследование заканчивается.
   - Давай в субботу поедем в больницу вместе, - предлагаешь Ты - Врач о чем-то хочет поговорить именно с тобой.
   - Хорошо.
   Я думала разговор, будет идти о возможности проведения операции. Я и сама хотела поговорить об этом. Спросить, какова степень риска. Но разговор в основном пошел о другом.
   - Здравствуйте.
   - Здравствуйте, - ответил врач. - Я хотел поговорить с Вами.
   - Да, я слушаю Вас.
   - Вы должны знать, что эта операция платная. Мы на хозрасчете.
   - Хорошо, мы оплатим. Напишите, что необходимо купить.
   - Покупать ничего не нужно, - объясняет врач, - все входит в стоимость операции. Я должен подсчитать и назвать Вам предварительную сумму.
   - Так даже лучше, - соглашаюсь я, - не надо будет искать лекарства по аптекам города. С оплатой нет проблем. Только у меня к Вам один вопрос.
   - Слушаю Вас.
   - Пожалуйста, скажите мне откровенно, мой муж сможет перенести эту операцию? Вы лучше знаете состояние его здоровья. Он, конечно, храбрится, но я очень боюсь. Вдруг он просто хочет быстрее сделать эту операцию, а сам еще не полностью восстановил свое здоровье.
   - Нет. Не волнуйтесь, - отвечает врач. - Все нормально. Прежде, чем направить Вашего мужа на операцию, его анализы и общее состояние проверяют три врача. Мы все посмотрели, да и здесь у нас в больнице, он "наводит порядок", так что силы у него тоже есть. А главное настрой больного - это более пятидесяти процентов успеха. Настрой у него тоже имеется. Риск, конечно, есть в каждой операции. Простой операции не бывает. Простая или сложная операция - это классификация для врача. А для больного - любая операция, это вмешательство в работу всего организма. Но в случае с Вашим мужем, мы уверены, все будет хорошо.
   - Спасибо большое. Вы меня успокоили. Я постоянно волновалась по этому поводу. А когда можно будет оплатить операцию? - интересуюсь я.
   - Наш заведующий отделением, который и будет проводить эту операцию, выйдет из отпуска через две недели. За это время я подготовлю калькуляцию и все необходимое.
   - Значит, мы должны подойти ровно через две недели?- уточняю я.
   - Приходите лучше после двадцатого марта, - советует врач.
   - Еще раз спасибо Вам и до свидания.
   - До свидания. Не волнуйтесь, все будет хорошо.
   Возвращаемся домой в хорошем настроении. Ты доволен, что операцию будут делать совсем скоро, а я что врач успокоил меня, по поводу Твоего здоровья.
   - Ну, все, - говорю я. - Теперь отдыхай, набирайся сил. Сказали, что ты в хорошей форме и даже "наводишь порядок" в больнице. Значит, не зря, я все время стараюсь создать тебе хорошее настроение и накормить самым лучшим, что могу купить.
   - Значит, врачи все-таки пожаловались на меня? - смеешься Ты
   - Врач, сказал, что если у тебя есть силы следить за порядком, то значит к операции ты готов, - подтверждаю я. - И потом ты теперь все время ходишь в больницу один, без провожатых.
   - Я похвастался Карине по телефону, как ты меня кормишь. Пусть даже в Америке знают об этом.
   - И что она ответила?
   - Рассмеялась и назвала меня симулянтом. Сказала, что я просто хочу, чтобы за мной ухаживали и кормили бананами.
   - Она судит по себе, - улыбаюсь я. - Карина всегда старалась привлечь к себе внимание.
   - Да, помню. Если даже царапину, видно было только в микроскоп, все равно просила, чтобы на перевязку истратили целый бинт. И уколы, которые, я ей делал, ей нравились именно, по этой причине.
   - Я сейчас подумала вот о чем. Давай пойдем в больницу после твоего дня рождения? Врач же не назвал конкретную дату. Если после двадцатого, то ты можешь свой день рождения пробыть в больнице. Какая разница на неделю раньше или на неделю позже? А так ты будешь дома. Мне кажется, если возможно, то не надо день рождения встречать в больнице. Как ты думаешь, я права?
   - Я согласен.
   Состояние Твоего здоровья, действительно, внушает оптимизм. Разговариваешь еще медленно, но уже легко понять. Не можешь почистить овощи, но держишь ложку и даже режешь ножом. Стараешься все делать сам и хоть чем-то помочь мне. Своим поведением ты напоминаешь мне маленького послушного мальчика, который постоянно старается заслужить одобрение. Почему-то Тебе кажется, что я страшно устаю, что мне ужасно тяжело. Об этом Ты говоришь и родным и знакомым. Я не чувствую ничего подобного и всеми силами пытаюсь Тебя разубедить. Как это ни странно звучит, но именно за эти месяцы, я стала чувствовать Тебя еще роднее. Я могу полностью посвятить Тебе свое внимание, любовь и нежность. Единственно, что я контролирую это жалость, чтобы не обидеть. По русской поговорке: жалеет, значит любит. Но я стараюсь с этим не переборщить. В выходные дни я хожу на базар и приношу тяжелые сумки с продуктами. Ты хвалишь меня, но я чувствую, что Тебе становится не по себе. Я объясняю, что чем тяжелее сумка, тем быстрее я похудею. Понимаю, что роль, которую Тебе приготовила сейчас судьба, не Твоя. Ты не можешь играть роль слабого человека. Ты всю жизнь, как когда-то в доме отдыха сказал мальчуган, был Рембо. Ты был Орлом, а Орлы, особенно горные, слабыми не бывают. И когда врач сказал, что скоро будет сделана вторая операция, Ты заметно повеселел.
  
   Восьмое марта. Ты продолжаешь соблюдать наш с Тобой ритуал. Этот день всегда начинается одинаково уже много лет. Как бы рано я не проснулась, я притворяюсь, что еще сплю. Сейчас, когда Ты болен, я, естественно, забываю об этой традиции. Начинаю вставать с постели, чтобы приготовить завтрак. Ты обиженно замечаешь:
   - Радость моя, неужели ты хочешь, чтобы я сегодня, в такой день, почувствовал себя совсем старым и больным?
   - Нет, конечно, - не понимающе произношу я. - А в чем дело? Откуда такой вывод?
   - Тогда сделай вид, что спишь, - объясняешь Ты. - Я уже поставил чайник. Сейчас подам тебе кофе в постель. Правда, раньше я делал это чаще, но как ты говоришь, Орлы тоже стареют. Но только физически, а не душой.
   - Хорошо, - соглашаюсь я. - Я уже сплю.
   Закрываю глаза. Слышу, как Ты наливаешь из чайника воды, размешиваешь кофе. До меня доносится его аромат. Почему же на этот раз мне так хочется заплакать? Я кусаю губы и молчу.
   Где-то я вычитала, что Мужчина, умеющий страстно любить всю жизнь, встречается один на миллион. Чем же я заслужила такую Любовь? А может, заслужила? ТАМ, наверху, наверно, виднее. Я лежу с закрытыми глазами и вновь благодарю Судьбу.
   - Радость моя, с Праздником!
   Ты протягиваешь мне нашу самую красивую чашечку с кофе. Мне кажется, что и кофе на этот раз более ароматный, чем обычно.
   - А это мой подарок. Как всегда, по традиции - духи.
   - "Ромео и Джульетта"? - читаю я на коробочке. - Ты хочешь, чтобы я расплакалась?
   - Нет. Чтобы поцеловала.
   - Спасибо тебе за все.
   Господи, как же трудно сохранять спокойствие и улыбаться.
   - А тебе за то, - произносишь Ты, целуя, - что ты есть в моей жизни. Ты, действительно, моя радость.
   - Говорят самая большая похвала мужчине, звучит так: "Человек, с которым хотелось бы встретить старость". Мне очень хорошо с тобой.
  
   В середине марта в гости приходит Ширвани. Вы играете в нарды, тоже, кстати, сделанные Твоими руками. Мы обедаем, разговариваем. Собираясь, домой, он вдруг говорит:
   - Ибрагим, я возьму твою джинсовую рубашку? Я давно хочу такую.
   Я давлюсь куском лепешки и в буквальном смысле теряю дар речи. Что это значит? Как это можно понять? Ширвани "открытым текстом" сообщает, что ему нужна эта рубашка, и он уже давно хотел такую. А Ты? Тебе, она уже не нужна? Ты серьезно болен и я всеми силами, как только могу, внушаю, что Ты молод, здоров и впереди у нас еще как минимум двадцать лет счастливой жизни.
   Я могу заставить себя промолчать. Этому искусству я научилась, и уже неплохо владею. Но все также не могу скрыть эмоции. Ты видишь мое состояние и очень спокойно отвечаешь:
   - Конечно. Возьми, там, в шифоньере висит.
   Ты даешь мне несколько минут, для того, чтобы придти в себя, найти возможность взять себя в руки.
   Говорят, на Кавказе, гостю отдают все, что ему понравится. Но, я думаю, что на Кавказе, гости, приходя в дом и хорошо зная эту традицию, очень осторожны в высказывании своих желаний. Ширвани не гость, мы относимся к нему как к сыну. Но близкий человек, тем более, должен трижды обдумывать свои слова.
   Через три дня, в субботу я несколько раз обхожу базар и нахожу такую же фирменную джинсовую рубашку Твоего размера. Покупая ее, я радуюсь, как ребенок долгожданной игрушке.
   - Посмотри, что я купила, - чуть ли не с порога, радостно кричу я Тебе.
   - Рубашку? - удивляешься Ты. - Я же такую отдал Ширвани.
   - Ты не отдавал, - протестую я, - ее выпросили, а это не одно и то же. И потом Ширвани молодой, ему пойдет и старая рубашка. А такому солидному мужчине нужна новая. Поэтому я и купила. Сейчас весна, как раз сезон.
   - Спасибо, - медленно, произносишь Ты.
   - Носи на здоровье и на радость мне.
  
   26 марта. С утра звонит Карина.
   - Мам, привет. Как дела? Два часа высчитывала, когда у вас будет семь часов утра. Передай трубку Гусе, буду его поздравлять.
   - Передаю.
   - .....
   - Спасибо. Держусь. Спасибо.
   - .....
   - Да, после операции будем собираться в гости.
   - .....
   - Нет. Твою мамашу тоже заберу. Как ее можно оставлять одну? Кто же о ней будет заботиться, если я улечу в гости?
   - .....
   - Кормят меня нормально. Даже очень.
   - .....
   - Спасибо. Звони чаще.
   - .....
   - Нет, я записываю день, когда ты звонишь. А то иногда мне кажется, что прошел почти месяц, а посмотрю в свои записи, оказывается всего четыре-пять дней.
   - .....
   - Спасибо. Пока. Звони. Привет Георгию.
  
   На день рождения приходит Ширвани. Как всегда звонят мои подруги. Звонит Гульноз, молодая женщина, с которой Ты работал в одном кабинете. Вы никогда не забываете поздравить друг друга.
   Ты как всегда в этот день "выдаешь" свою любимую шутку:
   - Я больше всего люблю период от 26 марта до 24 апреля. Это мой любимый месяц. Потому, что в это время у меня жена становится на двадцать лет моложе.
   Все хорошо. Все отлично. Но я сердцем чувствую Твое напряжение и печаль. И знаю причину. Но что я могу сделать? Я бессильна помочь. К сожалению, я не всемогуща. Может, мне надо было и в Махачкалу позвонить заранее, и выпросить, со слезами вымолить поздравление? Но ведь раньше Твои дети помнили дату Твоего рождения. Да и будут ли они со мной разговаривать? Земфира, хотя бы говорит мне по телефону: "Здравствуйте", а потом просит позвать Тебя. А Мурад, когда я поднимаю трубку, раза два бросает ее. Или вместо приветствия сообщает: "Это Мурад из Махачкалы" и я сразу передаю трубку Тебе. И хотя Ты еще ни разу не забыл поздравить своих детей и внуков с днем рождения, они "подзабыли". Что-то с памятью их стало? Неужели, память тоже нужно подкреплять подарками или деньгами? Если за любовь и внимание необходимо платить, то, на мой взгляд, эти чувства будут называться по-другому. Мне очень обидно и горько за Тебя. Твоя боль - это моя боль. Сейчас, когда Ты готовишься к операции, так необходим положительный настрой, хорошие эмоции. Но я не решаюсь даже утешать. Вдруг, именно в этот момент, Ты думаешь не об этом. А я лишний раз, неосторожно посыплю на рану соль. Изо всех сил стараюсь вселить в Тебя уверенность, что впереди нас ждет еще очень много хорошего. Мы должны отметить нашу серебряную свадьбу. А это будет всего лишь через шесть лет. Мы будем ходить гулять с Тобой вдвоем. Это будет так трогательно и красиво. Я готова, как в том тесте, отдать руку или глаз, всего лишь за один звонок от Твоих детей. Это не "красивые" слова. Это реальность. Чем больше сил мы вкладываем, тем больше это ценим. Я больше полугода "окутываю" Тебя хорошим настроением. Сейчас Ты для меня, как долгожданный ребенок, для матери. Я готова пожертвовать чем угодно, но моя жертва никому не нужна. И я, как всегда, боюсь назвать вещи своими именами. Что и Ты... Нет! Нет! Они позвонят! Они обязательно позвонят! Может через час, может вечером. Молю аллаха, молю всех святых. Я вымаливаю один-единственный звонок от Твоих детей. Почему же Там наверху не слышат меня? Ведь я прошу так мало. Жизненно важные для меня вопросы сейчас: "Из окна не дует?", "Ты не устал?", "Какую передачу ты будешь смотреть?", "Давай накрою ноги пледом" и так далее. Но все мои заботы и хлопоты могут быть перечеркнуты всего лишь одним звонком. Вернее его отсутствием. Еще несколько дней я возвращаюсь с работы домой с надеждой, что долгожданный, запаздывающий звонок все-таки прозвучал. Но, увы...
   Мы старательно и ревностно обходим эту тему. Тщательно контролирую свои разговоры, чтобы ни одно слово "не задело". Просеиваю их через мелкое ситечко. Но легче предупредить болезнь, чем лечить. Я ничего не могу исправить. Я бессильна. И как результат у Тебя подскакивает давление до двухсот. Опять начинаются сильные головные боли. Убедительно прошу, просто умоляю больше лежать, отдыхать, не выходить на улицу. Все возвращается на круги своя. С таким давлением не стоит даже показываться в больнице, не то, что заводить с врачами разговор об операции. На тебя сразу сваливаются три проблемы. Высокое давление, сильные почти непрекращающиеся головные боли в затылке и опять отсрочка проведения операции. Меня, естественно, беспокоят только первые две. Но Ты был уверен, что раз прошел все обследования, сумел сдать все анализы, то сделаешь операцию до лета. Почему-то Тебя морально угнетает наличие "бутылки" и Ты всеми силами торопишься от нее избавиться. Если бы Тебе сказали, что Ты всю жизнь будешь ходить с "бутылкой", мне, кажется, Ты бы успокоился. А сейчас, Тебя гнетет еще и то, что все анализы действительны всего три месяца. И если не сделать операцию сейчас, то осенью придется сдавать все заново. Потом Ты остаешься один на целый день. Что Ты думаешь в это время? Кто знает? Об этом Ты не говоришь. Когда Ты гулял, то, естественно, уставал. Потом приходил домой и отдыхал. Время проходило не так заметно. Я просто не знаю, как мне успокоить Тебя. Что мне можно сделать?
   Все мои мысли вертятся по кругу, как поднять Тебе настроение, как сбить давление. Ведь на лекарства от гипертонии у Тебя сильнейшая аллергия. На нервной почве у меня каждое утро начинается кашель, который буквально "изматывает" меня. После десяти-пятнадцати минут жуткого кашля я минут пять сижу в изнеможении. Кашель, как у больного туберкулезом или чахоточного. Кажется, еще немного и все внутренности разорвутся от напряжения. И скрыть его не возможно.
   Я ухожу в ванную, но кашель доносится до Тебя даже через тщательно прикрытую дверь. И когда я возвращаюсь, со слезами и с капельками пота на лбу, Ты смотришь на меня с такой жалостью, что мне от этого взгляда становится просто невыносимо.
   Странно, что он бывает только в одно время суток, утром около половины седьмого.
   31 марта. Вечером Ты протягиваешь мне какую-то бумагу.
   - Что это? Заявление?
   - Это завещание.
   - Завещание? - спрашиваю я, разворачивая бумагу.
   - Ты мне оставляешь миллион долларов в швейцарском банке?- пытаюсь шутить я
   - Нет. Я написал завещание на квартиру. Десять лет назад, когда ты писала завещание на свою квартиру на имя Карины, то говорила, что если нет завещания, то будет много волокиты. Я тоже хотел сразу оформить завещание на эту квартиру, но постоянно были какие-то более важные дела. А сейчас подумал, все равно свободен, заодно прогуляюсь. Тем более, нотариальная контора от нас всего через два дома.
   - Вообще то за границей это в порядке вещей. А у нас, сразу появляются какие-то мысли.
   - Нет. Как раз никаких мыслей не было. Я даже чувствую себя лучше. Правда, с трудом написал фамилию, имя, отчество. Рука еще плохо работает.
   - Ладно. Если ты так хотел. Пусть лежит, - заканчиваю я разговор.
   13 апреля. Вечером мы пьем чай, но мне почему-то кажется, что Ты хочешь что-то сказать, но никак не можешь решиться. Затяжная пауза, как надоедливая муха, носится в воздухе. Я молчу, и, не выдерживая, Ты медленно произносишь:
   - Сегодня звонила жена Мурада.
   - Да? - удивляюсь я. - И что она сказала? У них все в порядке? Ничего не случилось? Все здоровы?
   Я очень хочу услышать, что все-таки нашлось какое-то объяснение тому, что Тебя не поздравили.
   - Да, все нормально, - тихо говоришь Ты. - Сначала она сказала, чтобы я продиктовал номер своего паспорта, а потом добавила, что Мурад просил заодно и с Днем рождения поздравить.
   - Заодно?
   Это слово звучит, словно ржавый гвоздь в руке. Мне кажется, оно даже произносится, как маленькая, но глубоко загнанная под ноготь заноза. Заодно - раза три повторяю я про себя, чтобы не сказать по этому поводу, что-нибудь лишнее. Заодно - захвати мусор. Заодно - погаси свет. Заодно - протри пыль. Я никогда бы не поверила, что слово "заодно", можно использовать в таком контексте, как заодно, поздравь отца.
   - И это все? - спрашиваю я, чтобы не затягивать молчание еще дольше.
   Если бы это были не Твои дети, я бы знала, что сказать. В умении говорить, теперь мне не откажешь.
   - Все. Слово в слово.
   - А зачем им номер твоего паспорта? Они не сказали?
   - Не знаю.
   - И ты сказал? - допытываюсь я.
   - Да. Я был растерян. Не понимаю, зачем им это?
   - Очень странно.
   Я пытаюсь найти хоть какую-нибудь причину, для чего в другом государстве, мог понадобиться номер Твоего паспорта. Но мне кажется легче понять Теорию относительности Эйнштейна.
   - Да. Странно. Не хотел тебе говорить, но ты вопросительно смотрела на меня, и я не выдержал.
   - А зачем скрывать? Просто ничего не могу понять
   - Я тоже.
   20 апреля. Звонишь мне на работу.
   - А я сегодня гулял, - задорно сообщаешь Ты, - и купил тебе на день рождения твое любимое вино "Ветка сакуры". Взял три бутылки. На работу и домой.
   - А где ты гулял? - интересуюсь я.
   - Такая была чудная погода, - делишься Ты впечатлениями от прогулки. - Я решил не ждать транспорт и пройти четыре-пять остановок до магазина, где всегда большой выбор хороших вин.
   - Но это же очень далеко? - испуганно говорю я.
   - Чего не сделаешь ради любимой женщины! - радостно восклицаешь Ты. - Я шел, по дороге любовался свежей зеленью деревьев, синевой весеннего неба. Ведь летом так красиво уже не будет. Думал о тебе...
   - И что ты думал обо мне? - спрашиваю я, довольная, что у Тебя такое приподнятое настроение.
   - Думал, как ты удивишься, что я совершил такой поход и обрадуешься, что я нашел именно это вино.
   - Конечно, я удивилась и обрадовалась, но все равно, надо было проехать на автобусе или взять такси.
   - Если бы у меня не было сил, то я бы не пошел так далеко, - объясняешь Ты, - Но у меня замечательное настроение и совершенно не болит голова. По-моему даже давление в норме. Так хорошо, я себя не чувствовал, наверно, целый год.
   - Очень рада, если прогулка доставила тебе удовольствие и пошла на пользу. Но теперь отдыхай. До вечера.
   - Я теперь как маленький ребенок, только ты уходишь утром на работу, я сразу начинаю ждать вечера, когда ты придешь. Хорошо, хоть иногда гуляю. Все время летит быстрее. Пока.
   - Пока.
   Свой день рождения я встречаю в хорошем настроении. Ведь это такая красивая цифра: две пятерки. Пусть и весь год у меня будет на двойное "отлично". Я как раз "дошла" до того возраста, когда Ты влюбился, как юноша. Тебе эта цифра принесла "удачу", как Ты говоришь.
   5 мая. Чувствуешь себя нормально. И мы вновь едем в больницу договариваться о проведении операции. Подходим к заведующему отделением урологии.
   - Здравствуйте. Мы по поводу операции.
   - Здравствуйте. Я помню. Но давайте не будем спешить. Сейчас мы делаем капитальный ремонт и меняем оборудование на современное, японское. Ремонт окончится недели через две - три. И Вы будете одним из первых, кому будет проведена операция уже в новой операционной.
   - Нам нужно будет позвонить, чтобы узнать, когда закончится ремонт? - опять уточняю я.
   - Мы сами известим вас. У нас есть все ваши телефоны.
   - Спасибо. До свидания.
   - До свидания. Отдыхайте. Набирайтесь сил. Они Вам еще понадобятся.
   Созревает вишня. Ты знаешь, что я всегда в сезон съедаю семь-восемь килограмм вишни. У меня понижена кислотность, и вишня прекрасно компенсирует этот недостаток на весь год. Ты ее почти не употребляешь, так как, наоборот, у Тебя кислотность повышена. Раньше Ты в это время года раза два покупал для меня по маленькому ведерку, по шесть-семь килограмм. Жду выходных, чтобы пойти за вишней, потому что ее продают, в основном, ведрами. Вечером прихожу домой и Ты, сияющий и довольный, встречаешь меня известием:
   - А я купил тебе ведро вишни, целых семь килограмм.
   - Ты с ума сошел? - я просто задохнулась от этого известия - Как можно было до этого додуматься? У тебя вообще голова работает или отдыхает? Господи, что же мне с тобой делать? Все. Теперь буду закрывать тебя на ключ. С восьмого этажа на базар не сбежишь.
   - Все высказала?- не переставая сиять, спрашиваешь Ты.
   - Еще нет. Сейчас переоденусь и продолжу с новыми силами.
   - Ладно, - примирительно произносишь Ты. - Успокойся. Я взял маленькое ведерко и хотел купить, разрешенные мне, два килограмма, ну может три. Но когда торговался, подошел мой товарищ, кроликовод и предложил донести ведро до дома.
   - Сразу сказать это не мог? - я все еще не могу успокоиться.
   - Проверял реакцию. Думал, в первую очередь обрадуешься, что купил столько вишни. А ты сразу понесла и не дала мне даже слово вставить.
   - Причем здесь вишня? - я все еще не могу придти в себя. - Она никуда не денется. Самое главное - твое здоровье. Все остальное на последнем месте. Я так стараюсь, чтобы ты поправился. Даже по дороге на работу придумываю, чтобы еще купить, что хоть чуточку прибавит тебе сил или настроения. А ты без предупреждения обрушиваешь на мою бедную голову такое известие. А что, твой друг-кроликовод живет по соседству?
   - Нет. Но я продал ему двух кроликов. Видишь, сколько работы сделал и вишню купил и кроликов продал.
   - Молодец. Но больше так меня не пугай.
   Два-три дня Ты ходишь довольный собой и моей реакцией на Твои поступки. Даже не могу определить, чем Ты доволен больше.
   Прошло сорок дней после того "долгожданного" звонка из Махачкалы.
   22 мая. Как всегда утром делаю перевязку.
   - Все. Эротический сеанс окончен, - говорю я заключительную фразу, вставая с кресла.
   - Подожди, - останавливаешь Ты меня. - Посмотри, мне кажется в бутылке сгустки крови.
   - Да.
   Я внимательно разглядываю содержимое бутылки и там, действительно видны маленькие облачка крови.
   - Ясно видно. Поедем в больницу? - спрашиваю я.
   - Давай посмотрим один день, - предлагаешь Ты. - У меня ничего не болит. Может, лопнул какой-нибудь мелкий сосуд? Говорят, что так бывает.
   - Хорошо. Но если, что, звони. Гулять сегодня не ходи. Больше лежи. И не употребляй горячего.
   - Я и так уже не пью.
   - Как будто ты не понимаешь. Не горячительного, а горячего. Я говорю о горячей еде и чае, - еще раз поясняю я.
   - Понял. Есть, командир, - улыбаясь, рапортуешь Ты.
   - Не шути.
   Вечером состояние здоровья, вроде бы не ухудшилось, но сгустков становится больше. Мы едем в больницу. В приемном покое, нас встречает врач-уролог.
   - Здравствуйте.
   - Здравствуйте. Проходите. Что случилось?
   - Открылось кровотечение.
   - Сейчас посмотрим. Вы занимались физическим трудом? Что-то подняли тяжелое? - спрашивает он Тебя.
   - Нет. Что Вы? Жена очень строго следит за этим и разрешает поднимать не более двух килограмм.
   - Ну, от двух до пяти килограмм поднимать можно, - подтверждает врач. - Значит нервный срыв. Это бывает от сильного скачка давления. Причем очень высокое давление держалось длительное время, и стенки сосудов не выдержали.
   - Это серьезно? - спрашиваешь Ты.
   - Смотря, какой сосуд лопнул. Сейчас все промоем, посмотрим, может это разрыв мелкого сосуда, тогда потихоньку все пройдет. Будем надеяться, что это так.
   С детства не могу переносить не только вид крови, но даже запах лекарств и больничную обстановку. Но еще тяжелее, когда видишь, как плохо близкому человеку.
   Пока мы ехали на такси, я еще как-то отвлекала себя. Но во время разговора с врачом мне становится страшно. Ведь это внутреннее кровотечение. У меня начинает быстро работать воображение. Тебя уводят в перевязочную, а я, чтобы не упасть, выхожу на воздух. Проходит пятнадцать-двадцать минут. Выходит врач и просит пройти в кабинет. Захожу. Ты уже выходишь из перевязочной. В лице ни кровинки. Куда делся смуглый цвет кожи, Но, увидев меня в кабинете, сразу же пытаешься улыбнуться. Врач говорит:
   - Действительно, лопнул сосуд, но сейчас все нормально. Мы промыли...
   - Мне плохо. Я намочу платок...- тихо говорю я, направляясь к умывальнику, в ушах нарастает гул.
   - Присаживайтесь. - Врач усаживает меня на стул. - Посидите немного, сейчас пройдет. У нас несколько вопросов...
   - Мне плохо...- еле успеваю прошептать я.
   ... Очнулась я на каталке в другом кабинете, вся обвешанная какими-то трубочками и проводками. Не сразу могу понять, где я. Сознание возвращается слишком медленно и как бы "порциями". Но, наконец, что-то проясняется. Какая-то палата. Открыты настежь окна. Вокруг врачи и рядом Ты.
   - Больной отойдите в сторону, - сердито обращается к Тебе врач. - Вы не можете ничем помочь, а Вам нельзя волноваться.
   - Давление приходит в норму, - как в полусне доносятся до меня голоса врачей. - Как сердце?
   - Кардиограмма не очень, - произносит женский голос. - Необходимо серьезное лечение.
   - Немного пришли в себя?
   - Что случилось?
   - Почему Вы потеряли сознание? - слышу я вопросы врачей.
   - Она переволновалась за меня, - вступаешь Ты в разговор. - Пока мне нужна была помощь, она держалась. А когда услышала, что мне лучше, расслабилась и потеряла сознание.
   Приносят сладкий чай. Делаю несколько глотков. Меня просят полежать еще пять-десять минут. Потом я встаю и медленно, опираясь на Твою руку бреду к выходу. Когда выходим на улицу, чтобы ехать домой, Ты сразу начинаешь "подкалывать" меня:
   - Хорош сопровождающий. Все внимание врачей отвлекла на себя.
   - Но сначала я убедилась, что тебе стало лучше, - шутя, оправдываюсь я. - А потом тоже захотелось внимания. Со стороны, наверно, мы похожи на Лису Алису и Кота Базилио. Только не хватает черных очков.
   - Говорю врачам, - продолжаешь переживать Ты - что надо побрызгать холодной водой, протереть виски, а они ставят какие-то датчики и не обращают внимания на мои советы. Постоянно останавливают меня и твердят одно и то же: "Больной, сидите спокойно, Вам нельзя волноваться".
   - Это уже я слышала, когда приходила в себя. Может больше не будет кровотечения? - делаю я предположение.
   - Может быть. Будем надеяться. Не знаю, успеем ли до жары сделать операцию. Я узнавал, что в летние месяцы проводятся только срочные операции.
   - Ну и ладно, подождем до осени. Еще немного окрепнешь. Врач тебе сразу сказал, что после инсульта раньше, чем через шесть месяцев, повторную операцию лучше не проводить.
   - Но прошло уже девять месяцев.
   - Чем больше, тем лучше, - уверенно говорю я. - За лето еще наберешь витаминов.
   Домой мы возвращаемся около двенадцати часов ночи. Кровотечение как будто уменьшилось. Но через день снова усиливается. И в бутылке уже не сгустки, а кажется только кровь. Ты уже не просто бледен, а смертельно бледен. Вызываю "скорую помощь". Приезжаем в больницу, заходим в приемный покой. Врачи, не обращая на Тебя внимания, спрашивают, как я себя чувствую.
   - Я же говорил, что ты все внимание врачей перевела на себя.
   - Странно, что твоим здоровьем врачи не интересуются.
   - Что я за больной видно по бутылке. А когда ты потеряла сознание, около тебя были все дежурные врачи.
   Заходим, в ставший "уже родным" кабинет уролога. Он осматривает Тебя и говорит:
   - Необходимо стационарное лечение. Но мы не имеем права положить Вас в больницу без направления из районной поликлиники. Вспоминаю, что даже на первую операцию, я брала направление поликлиники.
   - Но у него сильное внутренне кровотечение, - говорю я. - А сейчас уже больше семи часов вечера.
   - Такой закон, - сообщает врач. - Понимаю, что оставлять его на сутки без медицинской помощи крайне опасно. Вы сможете принести направление завтра? - спрашивает он меня.
   - Конечно. Завтра суббота, поликлиника работает. К десяти утра я принесу Вам направление, - уверяю я врача.
   - Хорошо. Не подведите меня. Сейчас будем оформлять.
   Уже в палате, Ты просишь:
   - Не говори Карине о кровотечении и если можно, что я в больнице.
   - Почему?
   - Она все равно ничем помочь не сможет, - объясняешь Ты свои слова. - Не надо ее зря расстраивать.
   - Как скажешь. Если спросит, почему нет дома, скажу, положили на обследование.
   - Хорошо.
   Как всегда, в любом состоянии, в первую очередь, Ты думаешь о близких Тебе людях.
   Я оставляю Тебя в больнице. Еду домой, собираю все необходимое и возвращаюсь. Уже поставили капельницу. Только теперь немного успокаиваюсь - с Тобой рядом врачи. Ты под присмотром.
  
   29 мая с раннего утра звоню в Махачкалу поздравить с днем рождения Земфиру. Хотя Ты не словом ни обмолвился об этом, но я знаю, что Тебе будет приятно, когда я скажу, что поздравила Твою дочь. Звоню четыре-пять раз, но никто не отвечает. Вечером, когда навещаю Тебя, все-таки говорю:
   - Не смогла дозвониться до Земфиры. Наверно, дома никого не было. Потому, что сигнал проходит хорошо. Попробую еще вечером один - два раза дозвониться.
   - Хорошо.
   Ты произносишь это бесцветным и безразличным тоном. Я немного удивлена. Но вечером опять пытаюсь дозвониться. Все также безрезультатно.
   31 мая. Утром раздается телефонный звонок. Поднимаю трубку.
   - Это Мурад из Махачкалы.
   - Да, Мурад. Папа в больнице. Я звонила два дня назад, чтобы поздравить Земфиру, но у вас никого не было дома.
   - Мы уезжали. А что с ним?
   - Было сильное кровотечение. Но сейчас уже все нормально, сегодня обещают выписать домой.
   Отбой. Он просто кладет трубку.
   Кровотечение остановлено. Но за десять дней Ты потерял много крови и похудел до пятидесяти шести килограмм. Забираю Тебя домой и когда делаю перевязку, мне хочется плакать. Огромным усилием воли, стараюсь не показать вида. Когда смотрю на Тебя, повторяю как заклинание: "Все будет хорошо". "Все должно быть хорошо". Этим же вечером, Ты сообщаешь, что звонил Мурад. Почти сразу звонят с телефонной станции и сообщают, что мы должны оплатить междугородние переговоры, иначе телефон будет отключен. Начинаю размышлять на эту тему. Я звонила только Земфире, но не дозвонилась. Откуда может быть долг? Спрашиваю:
   - Мурад сам тебе позвонил, или ты ему?
   Тебя почему-то очень обижает этот вопрос:
   - Я же сказал, что он звонил, - ледяным голосом отвечаешь Ты.
   - Не обижайся, я просто подумала, откуда долг? Сейчас пойду на почту и узнаю
   - Вот и узнай.
   Мне дают квитанцию. Оказывается, что это мой "дозвон" до Земфиры.
   - Надо же, я не дозвонилась, а все равно надо платить, - сообщаю я Тебе. - Не знала, что это суммируется. Зато у меня есть "доказательство", что я целый день звонила в Махачкалу.
   - Надо сначала разобраться, а уж потом делать выводы.
   Ты становишься колючим.
   - Прости, - говорю я.
   Не могу понять, почему Ты так болезненно реагируешь на всякие мелочи и пустяки. После больницы Ты очень сильно изменился, все стал принимать близко к сердцу. Прежде чем, что-то сказать приходится обдумывать каждое свое слово, чтобы не ранить. Стал эмоционально незащищенным. Смотришь старые добрые советские фильмы и плачешь. В это время по телевизору показывают самые любимые наши картины: "Сказание о земле сибирской", "Кубанские казаки", "Свинарка и пастух" и многие другие.
   - Когда только вышел фильм "Кубанские казаки", мы смотрели его подряд семь раз, - говоришь Ты с нескрываемой тоской по тому времени, времени Твоей молодости.
   Транслируют фильм "Свинарка и пастух". Ты опять обращаешь мое внимание на то, что в фильме три раза упоминается, что главный герой Мусаиб - дагестанец. Плачешь, когда смотришь на родные горы. Слезы уже ручьем льются, когда на экране ашуг поет о большой любви. Лишь на краткое мгновение у меня мелькает мысль, что это Твое Прощание. Я сразу же гоню эту непрошенную мысль прочь. Она не должна больше появляться. Никогда. Нельзя думать об этом. Я знаю, что люди становятся суеверны, когда они боятся потерять самое близкое и дорогое в жизни. Нельзя допускать даже тени таких мыслей, - говорю я себе. Просто Ты ослаб. Но я окружу Тебя таким сердечным вниманием и заботой, что Ты очень скоро опять будешь шутить. Ведь теперь мы с Тобой вдвоем. И все мое время будет принадлежать только Тебе.
   Сейчас я уверена, что у Тебя было предчувствие и Ты, действительно прощался. Что-то сломалось. Хотя до последнего часа Ты оставался Мужчиной "эпохи динозавров". За все время ни одного слова жалобы. Слабеешь с каждым днем, но в нашем доме, все также Свет, Романтика и Любовь. Однажды, посетившую меня мысль, я прогнала, как оказалось навсегда. Потому что, больше она не вернулась. Она не вернулась даже сейчас, спустя год. У меня хорошие подруги: Любовь, Вера и Надежда. Они постоянно твердят мне, что все будет хорошо. Разве им можно не верить? Разве можно сомневаться, что они говорят правду? И я искренне верю, очень надеюсь и все сильнее люблю. Просто надо хорошо питаться, сделать еще одну операцию. Не принимаю во внимание, даже возраст. Ты всегда внешне, а внутренне тем более, на двадцать лет моложе, даты рождения по паспорту. Когда Ты заводишь разговор на эту тему, я отвечаю:
   - О чем ты говоришь? На Кавказе даже в хор принимают после ста лет. А ты по этим меркам, вообще еще подросток.
   - Спасибо, что напомнила, - улыбаешься Ты, и на этом разговор заканчивается.
  
   На потолке в коридоре начинает лопаться и осыпаться краска.
   - Я ведь совсем недавно его покрасила, - искренне удивляюсь я. - И краску покупала хорошую. Скоро возьму отпуск и сделаю небольшой ремонт. Все никак не получается его закончить.
   - Ремонт нельзя закончить, его можно только прервать, - повторяешь Ты.
   - Наклею новые обои, - продолжаю перечислять я. - Побелю потолки и заново покрашу потолок в коридоре.
   - Покрась обязательно, и в гостевой.
   Я отлично понимаю, что Ты хочешь этим сказать.
   - Хорошо Я думала там просто помыть потолок.
   - Нет, - настаиваешь Ты - Там надо покрасить в первую очередь.
   - Ты прав, - соглашаюсь я. - Заодно надо найти новую мойку.
   - Я об этом думал, но не мог найти небольшого размера, и все время "усовершенствовал" свою конструкцию.
   - А потом надо посмотреть картину в твою "любимую" рамку.
   - Да я тоже давно хочу купить картину. Несколько раз ходил на наш "Бродвей" и в магазины, но нет картины, чтобы, как ты говоришь, "зацепила".
   - Да. Найти трудно. А почему ты постоянно таскаешь с собой эту рамку?
   - Не знаю. Почему-то она мне сразу понравилась. На "барахолке" искал какие-то инструменты или еще что-то, сейчас даже не помню. А там старушка продавала вещи. От этой старой женщины исходило какое-то тепло и мне захотелось купить у нее хоть что-нибудь. Я стал рассматривать ее "товар", а она мне сама предложила "за копейки" эту раму. Картины подходящей не было, и я вставил в нее простую иллюстрацию с водопадом. Пусть пока висит.
   - После ремонта, пройдемся еще раз по магазинам, - говорю я, - может что-то, найдем.
   Когда мы начинали говорить о покупке картины, которая была ба по душе и что-то символизировала, я сказала:
   - Наверно, действительно, все предметы, которые нас окружают, несут какую-то психологическую нагрузку. Мне всегда очень нравились картины Карла Брюллова. Раньше, когда дети были еще маленькими я серьезно, хотя и на уровне дилетантки изучала творчество известных художников. Выписывала журнал "Юный художник", еще какие-то журналы по искусству. Читала детям, показывала им репродукции. Ходила на выставки. Особенно потрясла выставка работ Рериха. Фантастические, неземные краски и в то же время можно часами смотреть на одну картину. Сейчас мне не нравится ни один художник, а может, просто не понимаю. Исключение может быть только Илья Глазунов. Вот это действительно, великий художник нашего времени.
   - Он бы очень обрадовался, если бы услышал твое мнение о нем, - иронично замечаешь Ты. - Не зря же именно ему заказали картину для ЮНЕСКО о самых великих людях, гениях всех времен.
   - Конечно, Талант он и в Штатах талант. А вот модернистские движения понять не могу. Старалась найти смысл, подолгу рассматривала. Но так и не поняла. Как, говорит Карина, не для средних умов.
   - Да, там ничего нет для души. Объясняют тем, что именно так этот художник видит мир.
   - Но мне, например, хочется видеть красивый мир, который поднимет мне настроение, или заставит задуматься. О чем можно думать, глядя на "Черный квадрат" Малевича? Я бы эту картину в квартире не повесила, даже если бы мне платили.
   - А если бы платили много? - подначиваешь Ты меня.
   - Ну, если много, то подумала бы. Но только не в спальне. Да, я отвлеклась. Начала о картине Брюллова. Я купила неплохую копию картины "Последний день Помпеи". И что получилось? Только сейчас поняла, что нельзя такую картину держать в доме.
   - Очень странно. Такое совпадение. У меня в Махачкале дома на стене тоже висела репродукция этой картины.
   - Но, возможно, это не картина разрушает мир в семье, а просто такое настроение и хочется купить что-то разрушающее?
   - Может быть, ты права. Ведь и цвет в одежде мы тоже выбираем по настроению.
   - Да. Одно время я все покупала черное, даже не задумываясь об этом.
   - А сейчас какой цвет тебе нравится? Случайно, не темно-зеленый?
   - Опять вспомнил? Цвет тоски и беспросветности? Нет. Сейчас хочется желтого, оранжевого, золотистого.
   - Я так понимаю, солнечного? - уточняешь Ты.
   - Да, - соглашаюсь я.
   - Я рад.
  
   Абдул теперь часто заходит к нам в гости. Несколько раз приходил делать Тебе уколы, предписанные врачом. Когда нужно купить мясо, Ты советуешь:
   - Подойди к Абдулу, его на базаре все знают. Он поможет тебе выбрать хорошее мясо и дешевле.
   Сначала я пытаюсь последовать Твоему совету. Подхожу к Абдулу:
   - Здравствуйте.
   - Здравствуй.
   - Как Ваши дела? Как здоровье?- по-восточному перечисляю все приветствия и необходимые по традиции вопросы.
   - Какое, к черту здоровье, - прерывает меня Абдул. - Сердце совсем плохое. Пью лекарства то от одной болезни, то от другой. Потом делаю уколы.
   - По пути зашла сказать, что у Ибрагима, слава богу, все нормально, - чтобы как-то объяснить причину своего посещения, тихо говорю я
   - А что Ибрагим? Ибрагим - здоровый мужик. Купи ему цветочной пыльцы и все пройдет. А мне, несмотря на болезнь, приходится работать. Вышел на работу, только сегодня. Два дня лежал пластом.
   - Тогда, Вам, наверно, надо немного отдохнуть. Восстановить здоровье, - пытаюсь я поддержать разговор.
   - Какое здоровье? Кто обо мне думает? Я должен кормить всю семью. Никто не помогает. Все сидят на моей шее.
   - Выздоравливайте. Всего хорошего. До свидания.
   Медленно отхожу. На меня обрушился целый шквал сведений о всевозможных болезнях. И мне становится не удобно попросить его помочь купить мясо, которое я никогда не покупала и поэтому до сих пор не умею выбирать. Даже становится стыдно, что отвлекаю его информацией о Твоей болезни и самочувствии. Но когда к нам заходит Абдул, я действительно, рада. Хорошо понимаю, как важно для Тебя, что Ты не один. Ты и сам, когда работает лифт, гуляешь до магазина или даже до базара.
   Теперь у нас уже нет чачи, которую Ты постоянно делал, когда был здоров. Ты угощаешь Ширвани и Абдула бренди. Абдул приходит все чаще. Он уже чувствует себя как дома.
   - Наташа, принеси чего-нибудь выпить.
   Я приношу бренди и закуску. Но после того как он уходит домой, Ты обращаешься ко мне:
   - Абдулу нельзя пить, у него опять начнется запой. Поэтому, в следующий раз скажи, что у нас нет спиртного.
   На следующий день я так и делаю. На просьбу принести что-нибудь, отвечаю:
   - У нас нет ничего. Я не пью, а Ибрагиму врачи запретили.
   Больше недели он не появляется.
   Дней через десять, утром, когда уже ухожу на работу, звонок в дверь. Открываю. Входит Абдул. Он проходит к Тебе в комнату, и до меня доносятся слова:
   - У меня такое горе.
   Я возвращаюсь. Подхожу к телевизору, уменьшаю звук. Останавливаюсь, жду, что он скажет дальше. Может быть, ему нужна наша помощь. Ты еще в постели и спокойно спрашиваешь:
   - Что случилось?
   - Мне дочерей надо выдать замуж.
   Это заявление так неожиданно, что боюсь рассмеяться. Во-первых, это не горе, а в лучшем случае - проблема. А во-вторых, об этом нужно было начинать думать лет десять назад. Ухожу на работу, так и не узнав, что Ты ему посоветовал. Но когда возвращаюсь, то вспоминаю об этом заявлении и спрашиваю:
   - Что хотел Абдул? Не думал же он, что ты найдешь его дочерям богатых лакцев?
   - Нет. Но ты даже не можешь представить, что он мне предложил. Угадай с трех раз.
   - После его заявления о "горе", не знаю даже о чем подумать. Не буду гадать. Сдаюсь сразу. Очень любопытно.
   - Он посоветовал мне, с утра приходить к ним домой, лежать на айване и присматривать за Фаей и девочками.
   - Ни за что бы не угадала. Хорошо, что сразу сдалась. Загадки наших родственников воистину непредсказуемы. Но, почему он поручил тебе такое "ответственное" задание?
   - У него, оказывается, здоровье не позволяет постоянно с ними ругаться.
   - Да. Как говорят, слов нет. Именно этого тебе сейчас, как раз, и не хватает. И что ты ответил?
   - Сказал, что у меня тоже есть жена. И если возникнет сильное желание поругаться, то можно это сделать, не выходя из дома и даже не вставая с постели.
   - Молодец. Я бы не додумалась.
  
   Во встроенном шкафу коридора я нахожу тросточку. Вспоминаю, как Ты ходил ко мне в больницу, опираясь на какую-то толстую ветку.
   - Ты купил тросточку?- спрашиваю я.
   - Да. Увидел в аптеке и купил. Они очень редко бывают. Вдруг понадобится.
   - Конечно, будет лучше, если не понадобится. Но, что купил молодец. Такому солидному мужчине не пристало ходить, опираясь на какую-нибудь палку. Пусть будет про запас.
   Понемногу Ты опять приходишь в норму. Хотя еще очень худой. Я продолжаю кормить "по усиленному графику". В это время у меня катастрофически начинают крошиться зубы. Хочу во время отпуска заняться лечением и протезированием зубов. Для меня стоматолог - это, прежде всего Страх. Только взглянув на кресло, я теряю сознание. Пятнадцать лет назад Ты сопровождал меня в каждый кабинет стоматологической поликлиники. И тогда, с Твоей помощью я привела зубы в порядок. Но это было так давно. А на нервной почве, где тонко, там и рвется. У меня "тонко" - это зубы. Это Ты такой бесстрашный и через год делаешь уколы, укрепляющие десны. Постоянно предлагаешь мне последовать Твоему примеру. Ведь у Тебя, в таком солидном возрасте, все зубы свои. Ты можешь даже грызть ими орехи. Для меня поход к стоматологу, уже не говоря об уколах - это подвиг, "почище" подвига Александра Матросова, закрывшего своей грудью амбразуру вражеского дзота.
   Я жду начала своего отпуска. У меня "планов громадье", как сказал бы Маяковский. Радует, что потихоньку Ты набираешь вес. Опять гуляешь по базару. Теперь уже ждешь осени, чтобы, наконец, сделать операцию. А пока мы наслаждаемся покоем. Вечерами смотрим телевизор. Я просматриваю журналы. Читаю вслух, если нахожу интересную статью. Мы обсуждаем то, что прочитано или телепередачи. Обязательно смотрим ток-шоу "Своя игра" и "Кто хочет стать миллионером". Ты пересказываешь то, что посмотрел днем. Мы даже смотрим трансляцию всех матчей Первенства мира по футболу. Почему-то в этом году мы вдвоем увлеклись футболом. Я всегда смотрю вечерние спортивные передачи, когда Ты уже начинаешь дремать в кресле. А утром пока собираюсь на работу, пересказываю Тебе и делюсь своими впечатлениями об игре. Ты смотришь дневные передачи и звонишь на работу, чтобы "доложить" о результатах сыгранного матча. Таким образом, мы не пропускаем ни одного матча. Я, действительно, как-то незаметно для себя, втянулась так, что искренне болела за ту или иную команду. Было обидно, что Бразилия, а особенно, Аргентина не стали чемпионами. И, вообще, успокоила я себя, победа по пенальти, все-таки не совсем "чистая" победа.
  
   Однажды молодая женщина спросила меня:
   - Что Вы мне посоветуете? Меня ужасно злит, что муж очень сильно увлекается футболом и хоккеем. И особенно, когда транслируют чемпионаты. Его тогда ни о чем нельзя попросить и ничем отвлечь от экрана телевизора. Он становится ужасно раздражительным. Мне, временами, кажется, что меня он любит намного меньше, чем футбол или хоккей. Что можно сделать в этом случае? Как мне лучше себя вести?
   - Выход только один, - ответила я. - Посмотри два - три матча с хорошими командами. Правила понять нетрудно. Но зато появится еще одна тема для разговора с мужем. А, главное, что ему не нужно будет искать собеседника, чтобы обсудить последний матч. Только надо быть по настоящему, искренней. Если что-то не понятно спроси у мужа. Ты не представляешь, с каким удовольствием он будет тебе все объяснять. Но не притворяйся. Это его обидит, и он опять замкнется.
   Наступает идиллия. Нам трудно расстаться даже на минуту. Я стараюсь быстрее вымыть посуду, чтобы только не уходить от Тебя.
   - Опять прошли выходные, а я так ничего и не сделала из того, что планировала, - обреченно вздыхаю я вечером в воскресенье.
   - Ты отдохнула? - спрашиваешь Ты.
   - Да. Но...
   - Ты отдохнула и была рядом со мной. О чем же ты сожалеешь?
   - Но столько дел. Их же надо делать.
   - Что-нибудь горит? Разве дела, куда-нибудь денутся?- Ты ласково объясняешь это мне как маленькой девочке, которая не успела убрать игрушки в коробку, а уже надо идти спать.
   Сейчас любуясь каждым мгновением, проведенным вместе с Тобой, я спрашиваю себя: "Смогла бы я простить себя, за потерянные минуты, рядом с Тобой?" Минуты, вычеркнутые из нашей жизни и потраченные на нескончаемую работу по дому. Ответ однозначен - нет. Даже еще не зная, не догадываясь, что ждет нас впереди, мы не просто ценили время, мы бесконечно наслаждались им. Мы отнимали время от всех других, не таких "важных" дел. Иногда доходит до смешного: Ты только начинаешь вставать со своего кресла, я тут же спрашиваю:
   - Ты куда?
   - В туалет то, я могу пойти без объяснений?
   - Я думала, что ты хочешь чай или что-нибудь перекусить.
   Когда в девять часов вечера Ты подходишь к кровати, я говорю:
   - Ты уже ложишься?
   - Да. Устал немного.
   - Мне же будет скучно, - жалобно произношу я.
   - Почему тебе должно быть скучно? А когда не сплю, тебе не скучно?
   - Нет.
   - Я же не танцую перед тобой и не развлекаю.
   - Все равно. Когда ты спишь, я больше десяти-пятнадцати минут не выдерживаю. Мне становится скучно без тебя, и я тоже ложусь спать.
   Иногда, чтобы мне не было "скучно" Ты дремлешь в кресле.
   - Ложись, - говорю я, сознавая, что Ты сидишь из-за меня. - Ты же устал и хочешь спать.
   - Да нет. Я просто закрыл глаза.
   - Тебе там неудобно.
   - Мне удобно, - пытаешься Ты сопротивляться.
   - Ты не ложишься, чтобы не оставлять меня одну. А я себя начинаю ругать за эгоизм.
   - Хорошо, перейду на кровать, - соглашаешься Ты, - чтобы успокоить твою совесть.
   16 июня. Вечером звонок. Поднимаю трубку. Звонит Земфира. Передаю трубку Тебе.
   - Привет.
   - ....
   - Да ничего. Потихоньку. Как дела у вас? Все нормально?
   - .....
   - Хорошо, если найду, вышлю. Но не попадалось.
   - .....
   - Спасибо. Звоните.
   Странный разговор, из которого ничего не могу понять.
   - Что хотела Земфира?- спрашиваю я.
   - Просила, чтобы я выслал свидетельство о разводе с ее матерью.
   - Свидетельство о разводе? Насколько я знаю, такого не существует. При разводе просто ставят соответствующий штамп в паспорте.
   - Я тоже не помню.
   - А зачем оно могло им понадобиться?
   - Совершенно не понимаю. Прошло почти тридцать лет.
   - Опять что-то странное, как тогда с номером паспорта.
   - Да мне тоже стало как-то не по себе. Какой-то неприятный осадок. Даже не могу объяснить, в чем дело.
   17 июня. Утром, когда готовлю завтрак, замечаю, что за окном кухни свила гнездо горлица и уже успела отложить два яйца. Лет восемь-девять назад, когда у нас еще не был застеклен балкон, там вот также свили гнездо горлицы. Хотя Ты был против, мы с Кариной, упросили Тебя не трогать их. В это время в магазинах очень дешево продавали натуральные соки. Втроем за день мы выпивали трехлитровый баллон. В основном это был яблочный или виноградный сок. Спустя, примерно две недели, у нас с Кариной начался зуд по всему телу. Мы не могли понять, в чем дело. Решили узнать у Тебя.
   - Я не знаю, - ответил Ты.
   - Может это аллергия? - предположила я.
   - Может быть. Когда у вас началось это?
   - Недавно. Вроде мы едим все одинаковую пищу. Может это от сока. Мы с Кариной пока не будем пить сок. Посмотрим.
   - Конечно. Надо проверить.
   Дней десять мы не пьем сок. А потом, оказывается, что это виноваты маленькие мошки от горлиц. Ты потом долго смеялся над нами. И когда в очередной раз покупал сок, то всегда интересовался:
   - А у вас не будет аллергии?
   Вспомнив эту историю, я рассказываю Тебе о горлице.
   - Горлица свила гнездо за окном кухни и уже есть яйца. Теперь, уж пусть сидит.
   - Пусть сидит. Может у тебя опять будет аллергия на сок?- иронизируешь Ты.
   - Не дождешься. Полстакана сока, все равно утром буду выпивать.
   - А я размечтался, пить еще и за тебя.
  
   Еще с конца февраля я задумываюсь о подарке на Твой день рождения. Вспоминаю, что когда-то мы подарили Карине на день рождения игру "Денди". И сами иногда с удовольствием играли. Читать Ты не можешь. Телевизор тоже надоедает.
   А эта игра будет для Тебя каким-то занятием или развлечением. Тем более для игры подойдет наш старый телевизор. Но за целый месяц я так и не могу найти эту игру. Сейчас в продаже, более современные игровые приставки. На день рождения я дарю всего лишь хороший одеколон, но оговариваю, что подарок за мной. И только, через три месяца, в конце июня я все-таки нахожу и покупаю эту игру. Приношу домой, но подключить у меня почему-то не получается. Когда звонит Карина, я первым делом, спрашиваю, как правильно подсоединить все эти проводки.
   - Мам, почему ты купила для Гуси приставку "Денди", а не "Сони"? - удивляется дочка. - Это же, совсем детская игра, для малышей.
   - Ничего. Пусть сначала освоит ее, - смеясь и поглядывая в Твою сторону, отвечаю я.
   Карина мне подробно диктует, какой проводок, куда нужно закрепить. А потом просит подозвать к телефону Тебя.
   - Да, Твоего Гусю и подзывать не нужно. Он сразу хватает свою "бутылку" и бежит к телефону, - говорю я, передавая трубку.
   - Да слушаю. Привет.
   - .....
   - Ничего. Скоро уберу бутылку, и буду собираться в Штаты.
   - ...
   - Ты думаешь, мамаша хотела сэкономить на "Денди"? Может быть. Но она обещает купить "Сони" если "Денди" мне надоест.
   - ....
   - Конечно, скучно.
   - .....
   - Не знаю, почему. Уже две недели мучается, чтобы установить эту приставку. Теперь, с твоей помощью, наверно, получится.
   - .....
   - Нет. Все нормально. Пока. Звони.
   26 июня. Утром готовлю завтрак и случайно заглядываю за окно. Гнезда нет. Не просто нет яиц. От гнезда ничего не осталось, как будто его и не было. Место чистое, ни одного прутика. Почему-то становится не по себе. По телу пробегает озноб. Мне не столько "жалко птичку", сколько я удивлена тем, что абсолютно ничего не осталось от гнезда. Я не могу этого объяснить. Что-то не так. Мне хочется выяснить, почему меня это так потрясло. И когда подаю Тебе завтрак, спокойно спрашиваю:
   - Это ты убрал гнездо?
   - Почему, когда что-то происходит плохое, обязательно виноват я?
   Меня поражает тон Твоего ответа. В нем смешаны обида и раздражение. Я никогда не слышала от Тебя такого резкого ответа, тем более на "невинный" вопрос о какой-то птичке. До сих пор эта сцена у меня перед глазами. Ты полусидишь на кровати и обиженно, резким тоном "бросаешь" эти слова.
   - Да нет. Подумала, что ты убрал, чтобы опять не завелись мошки. Просто там чистое место, не осталось даже прутика.
   Наверно, увидев, что я "напугана" резкостью и видя мое недоумение, Ты отвечаешь уже более спокойно:
   - Нет. Я не трогал.
   Я быстро перевожу разговор на другую тему.
   30 июня. Пятница. Перед самым пробуждением вижу сон. У меня выпадает передний верхний зуб. Я очень стараюсь поставить его на место, прилагаю массу усилий и иду в ванную комнату. Наклоняюсь над ванной, и из десны не просто капает, а потоком льется кровь. Ее так много, что она наполняет больше половины ванны. Во сне я удивляюсь, что может быть так много крови, всего лишь от одного выпавшего зуба и просыпаюсь. Слишком яркое сновидение. Задумчиво, под впечатлением увиденного во сне, делаю утренние дела. Пытаюсь разгадать, что может означать такой сон. Я знаю, к чему снится выпавший зуб. Знаю и то, что сон под пятницу обычно всегда сбывается. Передние зубы означают родителей, а их у меня уже нет. Почему я с таким упорством, но безуспешно пыталась поставить этот зуб на место? Мне казалось, что он приживется и все будет, как прежде. Ведь это передний зуб. Почему так много крови? Мне никак не удается отмахнуться от раздумий. Я ничем не могу вытеснить эти образы.
   - Что случилось? - тревожно спрашиваешь Ты. - О чем ты думаешь все утро?
   - Да так, - пытаюсь я отмахнуться.
   Просто я сама не решила, что означает этот сон. Но он почему-то вызывает у меня непонятное непостижимое смутное беспокойство и даже неосознанный страх.
   - Не хочешь мне рассказывать?- уже с беспокойством спрашиваешь Ты.
   - В принципе, и рассказывать то, не о чем, - голосом я стараюсь выразить безразличие.
   - О чем-то же ты думаешь? Устала от меня? - обреченно предполагаешь Ты.
   - Глупости. От чего мне уставать? Я же не ношу тебя на руках. И вообще ты благодарный больной, за которым даже приятно ухаживать, - стараясь превратить все в шутку, отвечаю я.
   - Спасибо за комплимент. Но присядь и расскажи, о чем ты не хочешь говорить, - уже настойчиво предлагаешь Ты.
   Мне тоже хочется поделиться с Тобой. Но какое-то необъяснимое предчувствие, что увиденный мною сон не предвещает ничего хорошего, удерживает меня. Но когда Ты начинаешь строить различные предположения о моем молчании, так несвойственном мне, я решаю рассказать правду.
   - Я видела сон и не могу понять, о чем он.
   - Всего лишь сон? - искренне удивляешься Ты.
   - У меня выпал передний зуб, и было очень много крови.
   - О, аллах, какая же ты дурная. Об этом надо было думать все утро и заставить меня переживать?- весело говоришь Ты.
   Я так никогда и не узнаю, была ли эта веселость искренней или напускной? Или Ты опять оберегал меня от переживаний? Правильно ли я сделала, что пересказала Тебе этот сон?
   Спустя некоторое время я очень долго мучила себя этими вопросами. Но так и не пришла ни к какому выводу.
   - Но ты же знаешь, что это означает? - тихо говорю я.
   - Это всего лишь означает, что ты боишься стоматолога и поэтому тебе стали сниться такие сны, - продолжаешь смеяться Ты. - Кстати, ты уже договорилась насчет зубов со стоматологом?
   - Да сегодня должна договориться.
   - Вот видишь. Этот сон просто разговор со стоматологом, а кровь - это, наверно, твой страх. Если так боишься, давай я пойду с тобой.
   - Будет как в сказке "Битый не битого везет". Ничего, я настроюсь и пойду.
   - Ну, вот и молодец. И говори мне сразу все, чтобы я не пытался понять, что происходит. Я не думаю, что у нас есть, что скрывать друг от друга.
   - Больше не буду. Ты мне так хорошо объяснил, что я успокоилась.
   1 июля. В туалете на стене появляются странные, напоминающие кровь пятна, светло-розового цвета. Кажется, что там, под клеенкой, они намного темнее. Туалетная комната, как и ванная у нас оклеена клеенкой, только с изображением бело-голубых ромашек. И пятна, как будто проявляются через клеенку. Хочется содрать ее и посмотреть, что там на стене. Пытаюсь оттереть их, но безуспешно. Есть в этих пятнах, что-то тревожное. Я не говорю Тебе об этом. Не знаю, замечаешь ли Ты, или молчишь по той же причине, что и я.
   5 июля. В шкафу моего рабочего кабинета стоит зеркало, которое Ты подарил нам с Ферой девятнадцать лет назад. Оно сопровождает меня все эти годы. Я сижу за компьютером, и вдруг неожиданно позади меня падает какой-то предмет. Я оглядываюсь... и вижу, разбитое по диагонали на две части зеркало. Оно просто "не могло" упасть, так как крепко "сидит" в полке. Я гляжу на осколки, и на меня находит оцепенение. Не смотря на жару, в сорок пять градусов, кожа покрывается мелкими пупырышками и меня начинает бить озноб. Мне холодно. Минут десять я не могу придти в себя. Ты смог убедить меня, что мой сон означает всего лишь страх перед стоматологом. Но как отмахнуться от очередного "намека". Я осторожно подбираю и выношу то, что осталось от Твоего подарка.
   Над нашим теплым, укутанным в счастье маленьким миром, нависает что-то угрожающее его существованию. Но даже сейчас я не связываю это с Тобой. Мысль, которую я когда-то прогнала, наверно серьезно обиделась, и больше не возвращается. А случай с зеркалом, это опять какие-то неприятности, которые мы вдвоем обязательно одолеем. "Предупреждения свыше" уже не намекают, они "кричат". Но я не хочу их слышать. Как маленький глупый ребенок, я закрываю глаза и уши. Ведь если не видеть и не слышать приближение чего-то страшного, то можно успокоить себя, сказав, что ничего нет. Все нормально. А у нас все будет хорошо. Все будет очень хорошо. Эта фраза, которую я твержу постоянно, из заклинания постепенно превращается в уверенность. Мы еще полетим к Карине в Соединенные Штаты. Ты увидишь их домик, красоту лесного парка и ручных белок. Карина по телефону всегда восхищается природой этого штата.
   - Мам, ты не представляешь, как здесь красиво. Лес, совсем рядом. Настоящий девственный лес. Весной белоснежный цветник из черемухи. В дуплах деревьев белочки нянчатся со своими бельчатами. Дикие травы по пояс. Белки постоянно крутятся под ногами. Протянешь кусочек чего-нибудь вкусненького, они прыгают на ладонь и с благодарностью заглядывают в глаза. И эта нетронутая лесная страна называется лесным парком.
   От нашего дома этот рай всего в десяти шагах. Просто так бродят... эти... ну... рогатые...
   - Обманутые мужья, что ли? - шучу я.
   - Ну, ты как всегда, скажешь тоже. Эти... не олени, а эти... как их называют?...
   - Наверно лоси, - догадываюсь я.
   - Да. Правильно. Я очень хочу, чтобы вы с Гусей посмотрели как здесь красиво.
   - Если все будет нормально, то возможно, через год- два приедем.
   - Передай Гусе, чтобы больше ел шоколада и бананов. В них много калорий и еще чего-то поднимающего настроение.
   - Хорошо. Обязательно передам. Пока. Звони.
   - Пока.
   7 июля. Карина в телефонном разговоре с Тобой сообщает, что послала по Интернету фотографии. Это первые ее фотографии из Штатов. Вечером я иду в Интернет-кафе, и там мне их скачивают на диск. Через пять дней я приношу распечатанные фотографии домой. Ты очень долго и внимательно их рассматриваешь.
   - Она очень худая, - озабоченно замечаешь Ты. - Руки, такие тоненькие.
   - Ничего в Штатах все толстые, - успокаиваю я Тебя. - Поправится. Может диету соблюдает?
   - У меня почему-то часто душа болит за нее. Как она там?
   - Но ведь она звонит, говорит, что все отлично.
   - Да. По телефону она хихикает, а кто знает, как ей там, в действительности, - с тоской произносишь Ты. - Она ведь так далеко.
   - Вся молодежь сейчас рвется в Штаты, хотя бы просто работать, а ты наводишь тоску.
   - Это я понимаю. Но она одна в чужой стране.
   - Ну, почему она одна? У нее есть муж, и свекровь к ней хорошо относится. Просто ты соскучился.
   - Я никак не могу вывести Тебя из меланхоличного настроения. Мне казалось что, увидев фотографии, Ты обрадуешься, как-то улучшится настроение. А ты просто впал в какую-то серую тоску.
   - Наверно, ты права. Может это просто хандра. Недавно вспоминал, как Карина лет пять-шесть тому назад попросила, чтобы, я ее иногда называл "дурилой". Сказала, что я очень давно ее так не называл. Я ответил, что она уже взрослая и мне неудобно так называть девушку. Она жалобно сказала: "Ну, хоть иногда, чтобы я почувствовала себя маленькой". Я удивился, думал, она обижалась на это. А у нее, оказывается это прозвище, осталось как хорошее воспоминание о детстве.
   "Ребенок не против, чтобы его иногда наказывали, но при условии, что в целом он чувствует к себе любовь, а также считает данное наказание справедливым, а не преследующим цель причинить ему боль или унизить его". Карен Хорни
   - На фотографии она выглядит веселой, - продолжаю я.
   - Да. Это немного успокаивает.
   - Ничего окрепнешь, и может, сумеем слетать к ним в гости.
   - Скажи, если аллаху будет угодно, - поправляешь Ты меня.
   - Если аллаху будет угодно, - покорно повторяю я за Тобой. - Мы с тобой еще побываем в Америке.
   11 июля. Прошла почти неделя, после того, как разбилось зеркало. То, чувство, которое овладело мной тогда, понемногу притупилось. Я решила заменить его, но так, чтобы Ты об этом не знал. Дома у нас было давно не используемое овальное зеркало.
   Утром я завернула его и приготовила, чтобы отнести на работу. В этот день Ты почему-то решил проводить меня до двери и заметил сверток.
   - А это что?
   - Зеркало, - как более непринужденно отвечаю я.
   - На работу?- с удивлением спрашиваешь Ты.
   - Да. То разбилось, - стараясь как можно естественнее выговорить это слово, произношу я. - А женщина всегда должна иметь зеркало, - теперь я вкладываю в слова, даже нотки кокетства.
   - Разбилось вчера? - обеспокоенным тоном интересуешься Ты.
   - Нет, на прошлой неделе, - я продолжаю играть в беспечность и непринужденность. А, что? - задаю я последний вопрос, как будто совсем не понимаю, что означает Твоя обеспокоенность.
   - Нет. Ничего, - устало говоришь Ты.
   Мы играем друг с другом. Делаем вид, что не понимаем, о чем идет речь. Боимся, что кто-то из нас нечаянно произнесет то, чего мы сами того не сознавая, чувствуем и тщательно, всеми силами скрываем даже от себя.
   Я хотела унести зеркало незаметно, ведь оно не было на виду. Но так не получилось. Что-то неуловимое быстро промелькнуло в Твоем взгляде, когда я сказала про разбитое зеркало.
   Хотя я постаралась просто и без эмоций сообщить, что оно разбилось, не вдаваясь в подробности. Это было не удивление, и не сожаление, а, скорее всего какое-то неосознанное предчувствие.
   13 июля. Мои зубы срочно требуют внимания к себе. А так как я, под любым предлогом откладываю посещение стоматолога, то чтобы ускорить "желанную" для них встречу у меня ломается мост, который я поставила пятнадцать лет назад. Тянуть дальше уже нельзя. Но у стоматологов всегда очередь. Хотя, иногда мне кажется, что в Ташкенте, каждый десятый житель - стоматолог. Все время приходит на память анекдот:
   - Чего Вы боитесь больше всего?
   - Темноты и стоматолога?
   - Ну, стоматолога понятно, а темноты почему?
   - А Вы представляете, столько в темноте стоматологов?
   Это про меня. Но, созвонившись, мы договорились встретиться 30 июля.
  
   14 июля. Вечером пьем чай и смотрим передачи по телевизору. Неожиданно Ты говоришь:
   - Сними, пожалуйста, с шифоньера мой кожаный плащ.
   Не могу понять, о чем Ты? Середина жаркого среднеазиатского лета.
   - Зачем? - не выдерживая, спрашиваю я.
   - Я хочу отдать его Ширвани, - Ты произносишь это тихо и спокойно.
   Опять подкатывает неприятное чувство, как с джинсовой рубашкой. Нет женщины, которая не почувствовала бы угрозы своему счастью. Что-то особенное, необъяснимое словами снова начинает витать в воздухе. Эти "приметы", слова...
   - Почему ты хочешь его отдать? - я говорю уже с некоторым раздражением. - Ты в нем такой солидный. Когда ты его надеваешь, я, как сейчас, говорят "в отпаде". Не могу насмотреться, какой у меня муж. Я иду рядом и чувствую себя женщиной, вызывающей зависть. Может он сейчас, немного тяжеловат для тебя. Но если не осенью, то весной ты сможешь опять надеть его. Все равно ни на ком он не будет сидеть так, как на тебе, - я говорю, говорю и уже не в силах остановиться. - Ты прекрасно знаешь, что такой фигуры как у тебя, больше нет ни у кого, - продолжаю я "восхваления", пытаясь побороть безотчетный страх. - Даже женщины, которые "не находили" в тебе вообще никаких достоинств, это признавали.
   Даже себе я не признаюсь, чего я боюсь на самом деле.
   - Все, все. Остановись, я понял, - усмехаясь, останавливаешь Ты нескончаемый поток моих слов. - Не горячись так. Конечно, очень приятно слышать это от жены, после двадцати лет совместной жизни, но тебя уже просто необходимо притормозить. Если я так тебе в нем нравлюсь, то разговор окончен.
   - Не надо было начинать, - чуть ли не со слезами, отвечаю я.
   Слезы стоят в горле комом. И я сама искренне удивляюсь, как мне удалось не расплакаться.
   - Мне, кажется, надо было. Мне понравилось, - смеешься Ты. - Я столько лестного о себе выслушал. Теперь дней через десять придумаю еще что-нибудь.
   - Не надо ничего придумывать, - пытаясь придать своему голосу, тоже шутливый оттенок отвечаю я. - Знаешь, как раньше султаны говорили? "Почему нас не восхваляют?" Скажи так, и я буду перечислять, какой ты замечательный, до тех пор, пока не остановишь.
   - И все? Так просто? Почему я раньше этого не знал?
   - Какие твои годы? Все впереди.
   Так подшучивая друг над другом, мы потихоньку смягчили напряженную атмосферу. То, что было у Тебя на уме, когда Ты просил достать плащ и то, что почувствовала я, услышав твою просьбу мягко, как сахар, растворилось в шутках.
  
   15 июля. Утром кормлю попугайчиков и замечаю, что они уже перегрызли почти все деревянные прутики клетки и жердочки. Жалуюсь Тебе:
   - Эти попугаи перегрызли все, что можно и нельзя. Совсем не осталось жердочек. Как ты думаешь, может купить тонкие реечки в магазине?
   Этим же вечером Ты довольный встречаешь меня словами:
   - Я выполнил твое задание.
   - Какое задание? - я не могу вспомнить, о чем я могла просить Тебя. - Хорошо отдохнул? Или купил, наконец, себе на базаре новую кепку от солнца?
   - Нет. Я пошел к своим друзьям на мусорке, и они дали мне огромную охапку тонких реек. Теперь попугаям хватит их на несколько лет.
   - Как быстро ты решаешь все вопросы.
   - Да. Я такой, - с гордостью первоклассника получившего пятерку, отвечаешь Ты.
  
   16 июля. В Ташкенте проходят гастроли российского театра оперетты. Очень хочется пойти на какую-нибудь классическую постановку. Знаю, что Ты не сможешь просидеть весь спектакль, и не знаю, что делать. Видя мое замешательство, и зная мое пристрастие к оперетте, Ты советуешь:
   - Купи билет и иди одна.
   - Не хочу идти одна.
   - Найди сопровождающего.
   - Кто пойдет с беззубой старухой? - шучу я. - Ты ведь не пойдешь?
   - Я??? - неподражаемое изумление. - Со старухой? Конечно, нет.
   - А я даже без зубов хочу пойти в театр с солидным мужчиной. Лучше вообще не ходить, чем с кем попало.
   - Поговори с подругами, - предлагаешь Ты вариант.
   - Это идея, - соглашаюсь я. - Надо спросить у женщин.
   У нас в это время работают только молодые ребята, и женщин, которым были бы интересны опера или балет нет. Тогда, немного подумав, я обращаюсь к сотруднице министерства:
   - Шафига, давай пойдем на спектакль российского театра. Есть очень интересные постановки.
   - С удовольствием, - отвечает она, - но только если ты купишь мне билет на свои деньги.
   Я в буквальном смысле, ошарашена. Ведь материально она обеспечена намного лучше нас. Я не собираюсь платить за сопровождение. Лучше, действительно пойду одна. Но, чтобы уйти от ответа, говорю:
   - Посмотрю репертуар, а потом договоримся.
   Потом вспоминаю, про другую подругу, Свету и звоню ей:
   - Светик привет. Как здоровье? Все нормально?
   - Привет. Да. Потихоньку.
   - Ты знаешь, сейчас идут гастроли российского театра оперетты. Ты не сможешь пойти? А то одна не хочу. А Ибрагим с беззубой старухой, - иронично поглядывая на Тебя, продолжаю я разговор, - идти наотрез отказался.
   - А мы уже взяли билеты на "Баядеру" на 27 число. Билеты, наверно, еще есть. Возьми. Я приду пораньше и поболтаем.
   - Хорошо. Договорились.
   Я кладу трубку и пересказываю Тебе наш разговор.
   - Хорошо, что я вспомнила про Свету. Теперь есть с кем пойти в театр.
   - Я очень рад, - искренне отвечаешь Ты.
   - Рад, что избавился от меня на целый вечер?
   - Да и это тоже, - как бы не замечая моего сарказма, произносишь Ты. - Хоть немного развеешься, отвлечешься. Я ведь в Москве, пока учился, посмотрел все классические спектакли во всех театрах. А ты все время мечтала, когда будешь на пенсии чаще ходить в театр. А получилось, что я не могу даже при желании, составить тебе компанию.
   - Ничего. Все впереди. Ты всегда так говоришь. Какие наши годы? Правда, ты постоянно критикуешь исполнение. Все сравниваешь. Я помню, когда два года назад мы смотрели "Лебединое озеро" ты сразу начал все разбирать "по косточкам", пока я тебя не остановила.
   - Там просто было много халтуры. И это было очень заметно.
   - Но у нас не такой высокий уровень музыкальной грамотности, как у некоторых,- поддразниваю я. - Все равно мне понравилось. Классика есть классика.
   - Потом я это понял. И видя, что ты довольна, просто смотрел на тебя, а не на сцену.
   С 17 июля я оформляю трудовой отпуск. Естественно, мы не можем выехать из города. Третий год свой отпуск я растягиваю на два месяца. Восемь недель работаю до обеда. После обеда в кабинете, где нет даже форточки, и не работает охлаждение, находиться просто не возможно. После обеда иду в кассу театра, покупаю билет и звоню Свете.
   - Светик, привет. Я купила билеты на "Баядеру" на двадцать седьмое. Так что встретимся, приходи пораньше.
   - Привет. Очень хорошо. Только ты все равно позвони двадцать седьмого утром. Вдруг не смогу придти рано. А ты будешь стоять там одна.
   - Как тополь на Плющихе?
   - Вот именно. А может наоборот, встретимся на час-полтора раньше. В общем позвони.
   - Договорились. Пока.
   - Пока.
  
   18 июля. Возвращаясь с работы, прохожу около лотка с пряниками. Продолговатые пряники, не приторно сладкие, мне очень нравятся. Но мне надо похудеть, я опять набрала семьдесят девять килограмм. А для этого необходимое контролировать все мучное. А если я их куплю, то не смогу остановиться пока не доем до конца. Ты, как всегда съешь парочку и все. Настрой на похудение перевешивает, и я прохожу мимо. Через десять шагов возникает непреодолимое желание вернуться и все-таки купить их. В воображении, уже вижу, как буду ужинать пряниками с молоком. Но, мужественно, проглатываю слюну и иду дальше.
   Возвращаться не буду. В крайнем случае, куплю завтра. Мне надо сбросить хотя бы пять-шесть килограмм. Это проверка силы воли. Захожу домой. Мою руки, переодеваюсь. На столике перед телевизором - пряники.
   - А я сегодня ходил на базар, - сообщаешь Ты, - и купил твои любимые пряники. Молоко у нас есть, я вынул его из холодильника, чтобы не было таким холодным, а то можно простудиться. Оно уже немного потеплело. Представил, как ты придешь с работы, с такой жары и поужинаешь пряниками с молоком.
   - Ты уже, ко всем прочим своим талантам, становишься еще и экстрасенсом, - говорю я удивленно. - Только пятнадцать минут назад я долго боролась с собой, чтобы их не купить.
   - Почему?- недоуменно спрашиваешь Ты.
   - Потому, что хочу похудеть.
   - Не надо лишать себя удовольствий. Делай гимнастику, обливайся холодной водой и похудеешь.
   - Спасибо и за пряники и за поддержку.
   - Кушай на здоровье.
   19 июля. Вечером по телевизору транслируют передачу о туристических фирмах, об отношении к туристам в Турции, Египте, Арабских Эмиратах. Мы "сидим" дома уже шесть лет. Последний раз мы отдыхали десять дней в горах Кумушкана в 2000 году. После всех событий этих шести лет, нам просто необходимо, хоть немного отвлечься. Почему-то меня заинтересовало озеро Иссык-Куль. Я там никогда не была. Ты отдыхал раза два, и Тебе очень понравилось. В этом году, конечно, уже не получится. Но с января можно будет навести справки. Это будет свет в конце туннеля. Длинного и очень темного туннеля, особенно последних лет. Ничего, мы запланируем эту поездку через год. Это не важно. Мы будем жить ожиданием следующего лета. А за это время Ты придешь в форму и опять будешь мужчиной с самой лучшей фигурой на всем побережье. Я опять буду говорить, что все женщины обращают на Тебя внимание, а Ты привычно отвечать: "Что поделаешь? У них хороший вкус". Все это будет. Обязательно. Утром мы будем вставать рано-рано, и встречать рассвет на озере. Ты будешь кидать мелкие камешки, чтобы они прыгали по воде. А я наивно удивляться, что Ты умеешь даже это. Это будет еще одна бесценная жемчужина в моем прекрасном ожерелье нашей совместной жизни. Она будет посвящена двадцатилетию, того дня, от которого пошел отсчет моей настоящей жизни. Жизни самой счастливой женщины на земле.
   20 июля. Направляясь, домой во втором часу дня, я неожиданно сталкиваюсь с Райганат. Так как обычно она делает вид, что меня не знает, я прохожу мимо с таким же выражением. Однако на этот раз, она почему-то "вдруг" решила узнать меня. Она делает шаг мне навстречу. Я останавливаюсь.
   - Здравствуй. Как дела? Как твое здоровье?
   - Здравствуйте. Спасибо. У меня-то все нормально. Вот у Ибрагима, после операции, конечно, здоровье не очень. Но я очень надеюсь, все наладится.
   - Ладно. Я тороплюсь к министру.
   Такое могло только присниться в фантастическом сне. Почти двадцать лет, встречая меня, как минимум один - два раза в месяц, она вдруг резко меняет свое поведение. Чтобы это значило?
   В России в старину было поверье: если ночью вдруг ни с того, ни с сего, начинает вращаться прялка, или происходит что-либо подобное, это приписывали домовому. И в это время надо было шепотом спросить: "к худу или к добру?". Я не помню, как возвратилась домой. Почему-то эта встреча напугала меня. Как будто это был еще один сигнал чего-то тревожного, неотвратимого. Кровь в висках стучала как в колокол: "к худу или к добру?". Как ни старалась, не верилось, что к добру. Ты внимательно смотришь на меня и не понимаешь, что со мной творится. Будто вместе с мыслями я нахожусь далеко-далеко от дома, где-то в другом месте.
   - О чем ты думаешь? - спрашиваешь Ты.
   - Ты не поверишь, что я тебе сейчас скажу? - наконец, выдавливаю я, из себя.
   - Ты видела инопланетянина? - со смехом интересуешься Ты.
   - Ты почти угадал. Со мной поздоровалась "сама" Райганат.
   - Да, - медленно и задумчиво произносишь Ты. - Это, действительно, более чем странно.
   - О чем я и говорю. Помнишь, я тебе рассказывала про домового? Так вот. Я уже целый час спрашиваю себя: "к худу или к добру?"
   - Может, почувствовала, что стареет, и стала собирать родственников? Хотя вряд ли? - недоуменно продолжаешь размышлять Ты. - Это на нее совсем не похоже.
   - Ладно, не будет ломать над этим голову.
   Мне почему-то очень хочется вычеркнуть эту встречу из своей памяти.
   - Просто все очень странно.
   21 июля. В Ташкенте стоит редкая, даже для нас жара. Официально передают - сорок шесть градусов по Цельсию в тени. В кабинете совсем нечем дышать, и даже мой маленький вентилятор после одиннадцати часов уже не помогает. Мозг от перегрева начинает, как и компьютер, периодически отключаться. А на улице от асфальта идет горячий воздух, как от мартеновской печи. Боюсь потерять сознание прямо на улице по дороге домой. В половине первого звоню Тебе:
   - Привет. Как дела? Чем занимаешься?
   - Все нормально. Хожу от душа к телевизору и обратно. Ты задерживаешься?
   - Нет. Выйду вовремя, но что-то совсем "расплавились" мозги. Если в половине второго меня не будет, начинай поиски, - шутливым тоном говорю я.
   Чуть ли не бегу в метро. В метро жара не так сильно чувствуется, и потихоньку прихожу в себя. Теперь мне предстоит преодолеть только двадцатиминутный пробег от метро до дома. Я выхожу из вагона и очень медленно, чтобы набрать больше прохлады, направляюсь к выходу. Открываю двери, чтобы выйти на улицу и... в переходе встречаю Тебя.
   - Ты в такую жару пришел встретить меня? - поражаюсь я.
   - Я подумал, если ты позвонила и так сказала, значит тебе очень плохо.
   - Спасибо. Пойдем. Два больных, старых...
   - ... влюбленных, - заканчиваешь Ты, начатую мной фразу.
   - А разве больные и старые бывают влюбленными? - уже в шутку спрашиваю я.
   - Как видишь, бывают.
   - Сегодня вообще нетерпимая жара.
   - Сегодня пятница. Дойдем до дома, включим кондиционер и можно никуда не выходить два дня.
   22 июля. Рано утром иду на базар и, купив необходимые продукты, покупаю еще и весы.
   - Накупила для тебя фруктов, а себе купила весы.
   - Значит, теперь ты есть не будешь, а будешь только проверять свой вес? - с иронией замечаешь Ты.
   - Немного есть буду. Но буду тщательно следить за весом. Сейчас проверила, оказалось семьдесят семь килограмм. Пятнадцать килограмм лишних. А все потому, что понемногу пробую все у тебя. Если хочешь, давай проверим твой вес.
   - Давай.
   Ты встаешь на весы, а я смотрю на цифры.
   - И сколько?
   - Восемьдесят, - удовлетворенно отмечаю я. - Ну, это уже не пятьдесят шесть.
   - У меня всегда было девяносто, - с какой-то тоской говоришь Ты. - А зимой даже девяносто пять.
   - Самое главное, что ты набираешь вес, - успокаиваю я Тебя. - Хорошее питание, спокойствие и все придет в норму.
   - Еще и хорошая жена, - добавляешь Ты.
   - А я и забыла упомянуть самое главное.
   - Будем надеться, что все придет в норму.
   23 июля. Утром просыпаюсь и хочу встать, чтобы приготовить завтрак. Но в левой ноге моментально появляется невыносимая боль. Я сдерживаюсь и не кричу, но от боли по щекам катятся слезы. Не могу встать, потому что нога "отказала". Она "не работает", как когда-то рука. Пробую делать массаж, сначала всей ноги, потом под коленом. Может, просто свело судорогой? Но массаж не помогает. Становится только хуже. Ты с жалостью смотришь на меня и пытаешься понять, что со мной.
   - Что-то с ногой? - участливо спрашиваешь Ты.
   - Да. Не могу встать.
   - Полежи. Пройдет.
   - Очень больно. Так никогда не было, - сквозь слезы, отвечаю я.
   - Все когда-то бывает в первый раз, - грустно замечаешь Ты.
   - Она, совсем не действует, - я уже плачу по-настоящему. - Только скручивающая боль и все.
   - Может скорую вызвать?
   Ты поднимаешься с постели и подходишь к телефону.
   - Не знаю...
   - Чем тебе помочь? - растерянно спрашиваешь Ты.
   - Не знаю. Господи, что же это такое? То одно, то другое. Такая боль! Я уже и жить не хочу!
   И в ответ Ты очень тихо, почти шепотом, как-то отрешенно произносишь слова, которые теперь постоянно звучат у меня в ушах. Слова, обжигающие своей ранящей искренностью. За все девятнадцать лет - это был первый, и последний крик Твоей души о боли, которую Ты стойко переносишь уже несколько лет. И когда, я вспоминаю эти несколько слов, мне становится очень стыдно и больно.
   И опять комок встает в горле, снова укол в сердце. Приучив меня делиться своей болью, Ты постоянно оберегал меня. Свои заботы и переживания оставлял только себе. Испытания последних лет, сделали Тебя более уязвимым. Ты впервые поделился со мной своей обидой на детей. Но в эти короткие шесть слов Ты вложил всю свою боль, все что вытерпел, не жалуясь, за последний год:
   - А ты думаешь, Я ХОЧУ жить? А что делать?
   - Прости меня.
   Я ругаю себя, за некстати вырвавшиеся страшные слова.
   Но эта боль,... Что же с ногой? Попробую встать, опираясь на кресло. Может не надо лежать? Но встать, опять не получается. Примерно через полчаса боль, так же внезапно проходит. И я опять могу ходить. Что это было? Последний знак? Кто знает? Через неделю, нога еще раз пять-шесть напомнит о себе такой же болью и отказом "слушаться", только это будет продолжаться несколько секунд.
   Часов в одиннадцать приходит Ширвани. Вы долго разговариваете "за жизнь". Ты почему-то преувеличенно расхваливаешь меня.
   - Наташе, конечно, со мной сейчас очень тяжело. Я понимаю, как она устала. Но посмотри, она даже ходить стала по-другому. Если ты спросишь, сможет ли она полететь на Луну, или разогнать руками тучи - она ответит: "Конечно. Без проблем". Может, я самоуверен, но я считаю это своей заслугой. Говорят: мужчина за свою жизнь должен сделать три вещи: построить дом, посадить дерево и вырастить сына. Раньше я тоже так думал. Теперь мне хочется добавить, а может даже заменить все одной фразой - Настоящий мужчина должен за свою жизнь сделать СЧАСТЛИВОЙ, хотя бы ОДНУ женщину, не считая, Матери. И тогда он может считать свою миссию на Земле - выполненной.
   Вспоминая сейчас эти слова, я говорю Тебе:
   - Родной мой, свою миссию на Земле Ты выполнил блестяще. Но почему Ты не подумал, а как этой счастливой женщине жить дальше?
   Слишком много искренности и открытости в Твоем признании в Любви. Оно настораживает, и я прерываю Тебя:
   - Я договорилась со стоматологом. С тридцатого июля начну "заниматься зубами". Дай слово, что ты будешь вести себя хорошо и без фокусов.
   - Торжественно даю слово вести себя хорошо и без фокусов. Ради жены я готов дать любую клятву.
   - Клятву не надо. Просто поправляйся.
   - Да, Ширвани, чуть не забыл, - обращаешься Ты к племяннику. - Скоро у Шамиля день рождения. Я хочу подарить ему на память фотоаппарат.
   - Но ведь фотоаппарат тебе подарила Карина, перед отлетом в Штаты, - замечаю я.
   - Это другой. Подарок Карины - это подарок. Его я оставлю у себя.
   - Ибрагим, но у Шамиля день рождения - 31 июля, - замечает Ширвани. - Еще целая неделя.
   - Ничего. Возьми сейчас. Отдать можешь потом.
   - Спасибо.
   - Еще я хотел попросить тебя перенести электрическую розетку. Понимаешь, прежнюю розетку мы загородили, поставив трюмо. А теперь Наташа, когда накручивает волосы, идет в другую комнату. У меня сейчас, рука не очень хорошо действует. Я не смогу. Ей не удобно, а я не вижу ее целых сорок минут. А так она будет всегда рядом.
   - Хорошо. Сейчас сделаю.
   Ширвани переставляет розетку. И вечером, когда я кручу, волосы на плойку, вижу удовлетворение на Твоем лице.
   - Теперь Тебе удобно? - довольный спрашиваешь Ты.
   - Да. Спасибо. Как ты все замечаешь?
   - Должность такая?- с искрящейся хитрецой в глазах отвечаешь Ты.
   - Какая?- не понимаю я
   - Заботливый муж, - гордо произносишь Ты.
   - Спасибо. Я даже удивилась, когда ты заговорил о перестановке розетки.
   - Стараюсь.
  
   24 июля. Уже с утра стоит жара. Я предлагаю перенести клетку с попугаями в комнату, чтобы можно было включить кондиционер. Клетка стоит рядом с кондиционером на улице, и если включить его, то бедные птички просто поджарятся. Они и так плохо переносят жару. Ты закрываешь клетку мокрым полотенцем или брызгаешь на них водой. Клетка очень легкая, не более пяти килограмм, но объемная. Одному ее переносить не удобно. Хотя я иногда делаю это одна, не хочу Тебя беспокоить.
   Но в этот раз я попросила Твоей помощи, больше для того, чтобы показать, как она мне необходима. Тебе тяжело видеть, что я стараюсь все делать сама, поэтому нахожу какую-нибудь причину, попросить Тебя. Ты подвязываешь бутылку, чтобы не мешала и берешь с одной стороны клетку. Тебе очень неудобно и теперь я начинаю понимать, что совершила глупость. Затем я совершаю еще более грубую ошибку. Я начинаю ругать себя:
   - Зачем я позвала тебя? Могла бы перенести сама.
   Только, когда я произнесла эти слова, я отчетливо поняла, как это жестоко. Я всего лишь на мгновение забыла самый главный урок семейной жизни: "Не обижайте любимых упреками. Бойтесь казаться любимым жестокими. Очень ранимые наши любимые".
   Эти слова из песни, исполняемой популярным в семидесятые годы белорусским вокально-инструментальным ансамблем "Песняры", удивительно точно передают мое состояние. Хотя я ругала себя, но это прозвучало упреком Тебе. Почему в это время я не онемела? У меня в мыслях была забота о Тебе. Но ни о чем в жизни, я не пожалела так, как об этих словах. Но слово, не воробей... прошел год, но до сих пор, как ни стараюсь, не могу простить себя.
   Ты ответил очень тихо, но я бы предпочла звонкую пощечину.
   - Да. Я понимаю, что только мешаю тебе.
   - Я не то хотела сказать, - оправдываясь, говорю я.- Я же себя ругала.
   - Ты просто очень устала, - голосом полным тоски и печали произносишь Ты. - Посмотри, который час, опоздаешь на работу.
   25 июля. Утром опять появляются сгустки крови.
   - Может, поедем в больницу?- с тревогой спрашиваю я.
   - Не надо. Я консультировался, когда лежал в больнице в мае. Врачи говорят, что помогает только капельница. Но когда я сказал, что последний раз от нее у меня было отравление, они порекомендовали мне одно лекарство. Оно очень сильное и быстро останавливает кровотечение. Я купил в аптеке на всякий случай. Посмотри, оно там лежит в вазочке.
   - Здесь всего шесть таблеток. По одной таблетке три раза в день?
   - Нет. По половинке через два дня.
   - Если сильное, может, поможет. А как у тебя общее состояние? - спрашиваю я. - Что-нибудь болит?
   - Нет. Странно. Чувствую себя нормально.
   - Только, пожалуйста, не выходи на улицу, очень жарко.
   - Конечно. Сейчас включу кондиционер, и буду смотреть телевизор. И все мои дела.
   - Не все. Еще кушать. Все твои завтраки, я приготовила. На обед, овощи для супа я почистила и порезала. Все в холодильнике. Сваришь и поешь. Только не горячее. Остуди немного. И чай горячий не пей.
   - Слушаюсь.
   Вечером звонок от Карины:
   - Мам. Привет. Как дела? Как у Гуси здоровье?
   - Привет, солнышко. Все нормально. А у тебя как?
   - Все хорошо. Гуся играет в "Денди"?
   - Нет пока. Но уже знаю, как наладить. В выходные все полностью сделаю.
   - А мы сегодня фотографировались. Получилось очень даже прикольно. Я тебе отправлю по Интернету. Позови Гусю.
   - Его и звать не нужно. Он уже здесь и ждет момента, когда у меня можно будет отобрать трубку. Уже передаю.
   - Да. Не успеваю. Она всегда первая берет. Проверяет, кто звонит.
   -.....
   - Говорит, что доверяет. Но проверить не мешает.
   - .....
   - Конечно, пока. Надеюсь, что после операции буду бегать быстрее.
   - .....
   - Нормально. Смотрю телевизор, кушаю, пью сок, опять смотрю телевизор.
   - .....
   - Фотографии? Буду ждать. Ты хоть немного поправилась? Тебя там хорошо кормят? А то возвращайся. Будем с тобой вдвоем играть в "Денди".
   - .....
   - Все нормально. Я дал твоей мамаше обещание вести себя хорошо, без фокусов, пока она будет заниматься зубами.
   - .....
   - Обещание приехать? А как же, конечно, помню. Как можно забыть, когда приглашают в Штаты? У тебя-то все нормально?
   - .....
   - Хорошо. Звони. Когда ты позвонишь, у меня потом два-три дня отличное настроение.
   - .....
   - Потом? Потом скучаю и смотрю, когда ты звонила последний раз.
   - .....
   - Спасибо. Стараюсь.
   - .....
   - Нет. Нам ничего не надо. Только, чтобы у тебя все было хорошо. Это единственное, что нам нужно.
   - .....
   - Звони. Я все время жду.
   26 июля.
   Как всегда просыпаюсь около шести часов. И сразу ловлю Твой внимательно-ласковый взгляд. В Твоих глазах так много нежности, что я говорю:
   - С добрым утром! Ты, сегодня, какой-то очень романтичный и загадочный.
   - С добрым утром, радость моя. Я всегда такой, просто иногда ты этого не замечаешь.
   - Неправда! Я всегда обращаю внимание на твое настроение. Но сегодня у тебя в глазах светится что-то особенное.
   - Просто проснулся очень рано и все смотрел на тебя.
   - Кому скажи, не поверят. После двадцати лет, ты все еще любишь смотреть, как я сплю.
   - Я и сам поражаюсь. Но это так. И потом ты сегодня, очень крепко спала.
   - Почему ты так решил?
   - Когда я перед рассветом выходил из комнаты, случайно наступил тебе на ногу. Конечно, не сильно, ногу быстро отдернул. Но ты даже не пошевелилась. Ты не помнишь?
   - Нет, я, действительно, не почувствовала ничего. Обычно, я просыпаюсь, когда ты проходишь мимо и стараюсь отодвинуться в сторону, чтобы тебе было удобно пройти. Но сегодня я не просыпалась.
   - Я это заметил. А когда прилег, уже не мог заснуть. Все думал, как ты устаешь, что так крепко спишь.
   - Глупости. С чего бы мне уставать? А спала крепко, потому, что сегодня ночью было немного прохладнее, чем обычно. А под утро из окна даже подул свежий ветерок. Сейчас принесу тебе пыльцу, и буду готовить завтрак.
   Делаю перевязку.
   - Ты заметил, что сгустков крови, вроде бы стало меньше?- спрашиваю я.
   - Не знаю. Но, в крайнем случае, не больше, - неуверенно отвечаешь Ты.
   - Может, лекарство подействовало?- с надеждой произношу я.
   - Может быть.
   - Хорошо. Тогда, если что, можно будет применять его. Не через два дня, а если опять будет хуже. А как общее состояние?
   - Знаешь, ничего.
   - Тогда сеанс стриптиза окончен.
   - Вместо стриптиза, я бы предпочел, что-нибудь, более интимное.
   - Это хорошо, что у тебя есть желание. Значит, быстрее выздоровеешь.
   - Желание у меня есть всегда. Это точно.
   - Все. Пока. После работы забегу в магазин, куплю творог, печень и твою любимую минералку "Bonaqua". Так, что жди.
   - Я всегда тебя очень жду, - с грустью в голосе говоришь Ты и закрываешь за мной дверь.
  
   После работы захожу в супермаркет. Почему-то только там есть "Bonaqua". Покупаю печень, йогурт и три бутылки минералки. В половине второго подхожу к двери и звоню.
   Чаще всего в это время дверь уже открыта. С работы я возвращаюсь всегда в одно время. Разница не более пяти минут. И чтобы Ты не спешил, я прошу открывать дверь заранее. Но если дверь закрыта, и я жду, когда Ты откроешь, у нас все время происходит приблизительно такой традиционно шутливый диалог:
   - Где она? Спряталась? - я делаю вид, что внимательно осматриваю места, где можно спрятаться. - Или уже успела выпрыгнуть с балкона?
   Тебя всегда забавляет эта игра. И Ты, моментально включаясь в нее, с порога громко кричишь в глубину комнаты:
   - Отползай. Отползай.
   Я звоню еще раз. Ну почему Ты не открыл дверь заранее? Может, Ты прилег отдохнуть и задремал, я а звонком разбужу Тебя. Проходит три-четыре минуты. Наконец, Ты открываешь дверь. Все происходит как всегда. Только почему-то сегодня мне совершенно не хочется шутить. Ты тоже молча проходишь в комнату и садишься в свое кресло смотреть телевизор. Прохожу с продуктами мимо Тебя в другую комнату. Кладу печень в морозильник. И закрывая холодильник, говорю:
   - Я купила тебе минералки и йогурт. Сейчас принесу.
   Ты ничего не отвечаешь. Но я знаю, что Ты не любишь, когда я разговариваю с Тобой из другой комнаты. Поэтому не обращаю внимания на молчание. По телевизору идет какая-то передача, и я одновременно, раскладывая продукты, поглядываю на экран телевизора. Выкладываю йогурт на тарелку, беру воды и захожу в комнату. На журнальном столике, который стоит между Твоим креслом и телевизором, я замечаю, что Ты съел все свои завтраки. Отодвигаю использованную посуду, ставлю тарелку с йогуртом. Поднимаю голову,... но Тебя в кресле нет. Оборачиваюсь и вижу Тебя ... на кровати. Боже мой, что это?!
   Ты лежишь, закрыв глаза. Изо рта медленно вытекает белая пена. Через мгновение вырывается хрип. "Я видел, как умирают. Идет пена изо рта и хрип. Все это было у тебя". Мой мозг моментально выдает эту Твою фразу, сказанную несколько лет назад в доме отдыха. Но Ты же... спас меня тогда. Я хватаю полотенце, вытираю пену и кричу:
   - Н-Е-Т... Ты... не можешь... этого сделать. Н-Е-Т.... Это... неправда. Н-Е-Т... Ты не можешь.... Ты обещал.... Н-Е-Т...
   Продолжая кричать, я хватаю телефон и, вытирая пену, набираю 03.
   - Пожалуйста,... быстрее. Он... умирает.
   - Фамилия. Возраст.
   - Абдуллаев... 70 лет,... пожалуйста,... быстрее
   - Что с ним?
   - Сердце,... пожалуйста, быстрее. Я... умоляю... Вас... быстрее.
   - Адрес?
   - Боже.... Я... не могу.... вспомнить. Пожалуйста, быстрее. Сейчас..... сейчас. Пожалуйста, приезжайте....... быстрее
   Наконец я вспоминаю адрес, и сквозь рыдания еле могу, без заикания его выговорить.
   - Ждите.
   Я очень боюсь молчать. Мне кажется, что все в Твоей власти. Я знаю, Ты все можешь. И если Ты услышишь меня, Ты останешься. Ты не уйдешь. Захлебываясь слезами, я продолжаю кричать:
   - Ты не можешь... этого... сделать. Н-Е-Т. Ты обещал. Ты мужчина. Ты сильный... мужчина. Н-Е-Т. Ты самый... лучший... мужчина. Это... неправда. Ты всегда... держишь... свое слово. Ты не можешь... оставить... меня. Это неправда. Этого... не может быть. Ты же... любишь меня. Разве... можно... уходить... от того, кого... любишь? Все будет... хорошо. Сейчас... приедет... скорая. Н-Е-Т. Пожалуйста. Ты не можешь.... уйти. Я же люблю... тебя. Почему...ты хочешь...уйти? Нам же хорошо... вместе. Н-Е-Т. Ты... не можешь... оставить... меня. Этого... не может... быть. Пожалуйста, не... уходи. Я прошу тебя. Я умоляю... тебя. Только...не... уходи...Н-Е-Т. Это не... правда.
   Продолжая кричать так, что, кажется, уже земля качается от моего крика, я начинаю звонить Ширвани.
   - Ширвани. Бери машину.... и быстро.... Приезжай. С Ибрагимом..... очень плохо. Быстрее.
   Ты все в том же состоянии. Звоню Абдулу:
   - Абдул. Пожалуйста, приходите...... быстрее. С Ибрагимом...... совсем.... плохо.
   Внезапно хрип прекращается. Глаза закрыты, но Ты хватаешься за левую ногу и выкрикиваешь отборные ругательства. То, что я никогда не слышала от Тебя за все годы. Но это уже не хрип. Может, я сумела вырвать Тебя у Той, которая хотела забрать Тебя? Может, действительно, Любовь творит чудеса.
   Я уже не кричу, только рыдания еще сотрясают меня. Начинаю делать массаж ноги. Пытаюсь угадать, где именно притаилась дикая боль, заставляющая Тебя так кричать в бессознательном состоянии. Но, продолжая кричать от боли, Ты отталкиваешь мою руку. Может не надо делать массаж? Наконец, через долгие десять минут приезжает врач "скорой помощи". Она делает двойной обезболивающий укол. И ждет, когда он подействует.
   - Если Вы хотите отвезти его в больницу, надо, чтобы кто-то помог донести до машины.
   - Сейчас... придут его... племянник.... и брат, - в перерывах между рыданиями отвечаю я.
   Еще через десять минут приходит Абдул. Затем с другом приезжает Ширвани.
   Ты не приходишь в сознание. Но лекарство действует, и Ты уже не кричишь, а что-то бормочешь. Я внимательно прислушиваюсь, но это всего лишь бессвязный бред. В нем нельзя понять ни слова. Я спускаюсь вниз и прошу водителя "скорой помощи" помочь донести Тебя до машины. Тебя усаживают на стул и трое мужчин на лифте спускают Тебя к машине. Я сажусь рядом, а Ширвани и Абдул на машине едут следом. Держу Тебя за руку, глажу ее и мысленно стараюсь передать Тебе все мои силы. Я уверена - все будет хорошо. В больнице сделают все что необходимо. Ведь Ты не ушел. Ты послушал меня и остался со мной.
   В приемном покое к нам подходит врач-уролог. Но у Тебя сейчас возникли проблемы, уже не связанные с урологией, а что-то другое. На каталке увозят к кардиологу. Плохо прощупывается пульс. Давление запредельно низкое. Поднимают на каталке на второй этаж в реанимацию. Почему на меня накатывает необъяснимое спокойствие? Может это защита от стресса? После истерики, я вдруг совершенно спокойна. А может, просто не осталось сил и я в прострации? Состояние такое, как будто залпом выпила целый флакон валерьянки. Откуда возникли уверенность и спокойствие, что все будет хорошо? Мы поднимаемся по лестнице на второй этаж. В реанимационное отделение вход посторонним запрещен. Переговорить с врачами можно только через маленькое окошечко в двери. Когда мы спрашиваем, как Твое состояние, нам отвечают, что тяжелое и подают список необходимых лекарств. Ширвани идет в аптеку и все приносит. Мы втроем сидим на ступеньках лестницы. Кажется, что прошла целая вечность. Но всего лишь четыре часа дня. Абдул, говорит, что у него много дел и уходит. Каждый полчаса мы через окошечко спрашиваем врача:
   - Как состояние? Каков диагноз?
   Ответ всегда один и тот же:
   - Пока не ясно. Состояние тяжелое.
   К шести часам мы спускаемся вниз в приемный покой. К нам подходит знакомый врач и советует:
   - Пока врач из лаборатории не ушел домой, попросите его сделать УЗИ. Иначе вы до утра не будете знать диагноз.
   - Спасибо.
   Ширвани идет договариваться с врачом. Затем вместе они поднимаются в отделение реанимации.
   Друг Ширвани все это время стоит на улице, около приемного покоя. Оставшись, как бы не у дел, я начинаю разговаривать с ним. Мы оба не касаемся очень больной темы. Я пересказываю ему, просмотренный накануне вечером художественный фильм "Моя большая армянская свадьба". Он тоже рассказывает какие-то случаи, анекдоты. Почему меня подводит предчувствие, интуиция?
   Почему я так спокойна? Выходит Ширвани:
   - УЗИ ничего не обнаружило. У Ибрагима очень низкое давление. Остальное все в норме.
   - Он в сознании? - спрашиваю я.
   - Не знаю. Впечатление такое, что он спит. Может потому, что сделали успокаивающий укол?
   - Если все в норме, - спокойно говорю я, - то, будем надеяться, давление врачи смогут поднять.
   - Врач говорит, что состояние тяжелое, - повторяет Ширвани. - Уже почти семь часов. Я поеду домой. Звоните.
   - Хорошо.
   Я остаюсь одна. Опять поднимаюсь на второй этаж и присаживаюсь на ступеньки около реанимационного отделения. Когда к окошечку подходит врач, спрашиваю:
   - Как Абдулаев?
   - А я вас искал, - сообщает врач. - Нужны еще некоторые лекарства. Вот рецепт.
   - Хорошо.
   Покупаю в аптеке лекарства, и когда передаю через окошечко врачу, опять спрашиваю:
   - Как его состояние?
   - Тяжелое. Очень низкое давление. Вы хотите уйти домой?- спрашивает он меня.
   - Не знаю. Если я нужна здесь, я, безусловно, останусь.
   - Я не могу Вам сказать уйти или остаться, - непонятными для меня словами отвечает он.
   - Простите, я, наверно, не то говорю. Просто не знаю, в каком состоянии мой муж и что мне делать?
   - Сейчас Вашего мужа осмотрит заведующий отделением. Тогда что-то прояснится.
   - Спасибо, - говорю я и опять присаживаюсь на ступеньки.
   9 часов. 10 часов. В половине одиннадцатого, меня подзывают к окошечку. Подхожу.
   - Вашего мужа сейчас осмотрел заведующий отделением. У него тромбоэмболия. В левой ноге образовался тромб и там полностью нарушено кровообращение. Операцию по удалению тромба необходимо провести максимум в течение четырех часов, иначе ему грозит ампутация. У нас таких врачей нет. Этим занимается Институт грудной хирургии. Вам нужно поехать туда и привезти врача.
   - Я поеду, но кто меня там будет слушать? Вы не сможете позвонить? А я сейчас поеду на такси и привезу врача.
   - Мы пробовали дозвониться, - объясняет мне врач. - Но ни один телефон не отвечает. А время идет. Поезжайте. Этот Институт специализируется по операциям на сосудах, и мы всегда обращаемся к ним, в подобных случаях.
   - Пожалуйста, - умоляюще говорю я, - напишите мне хотя бы записку. Я сейчас даже название болезни не запомню.
   - Хорошо. Вот Вам записка. Желательно провести операцию, как можно скорее. От этого зависит очень многое.
   11 часов вечера. Выхожу на дорогу и ловлю такси. Такси довозит меня до Института грудной хирургии и останавливается у ворот. Захожу в ворота и спрашиваю охранника, где находится приемный покой или дежурный врач. Мне показывают еле видимое здание. До него не менее пятисот метров. Но у меня очень мало времени, и я бегу по темным, уже почти не освещенным дорожкам. Не знаю, получается ли это быстрее, но я стараюсь экономить даже минуты. Запыхавшись, забегаю в здание. Оно пустынно. Наконец, в прямом смысле, натыкаюсь на охрану.
   - Мне нужен дежурный врач, - говорю я, стараясь перевести дыхание.
   - Поднимитесь на лифте на четвертый этаж, - с удивлением осматривая меня, говорит охранник, - потом пройдете направо, там увидите открытый кабинет.
   - Спасибо.
   Дохожу до лифта, но он не работает. Я иду вначале быстрым шагом, а потом все равно перехожу на бег. Не останавливаясь, не сбавляя темпа, забегаю в указанный мне кабинет, с открытой нараспашку дверью. Молодой врач тоже с удивлением смотрит на меня.
   - Что Вы хотели?
   - Меня направили из Первой горбольницы, - еле переводя дыхание от бега по лестнице, быстро говорю я. - Мне нужен врач. Вот записка.
   - Но у нас сейчас нет врачей с такой специализацией, - спокойно сообщает мне молодой человек. - Один в отпуске, а другой заболел
   - Подскажите, что мне делать? - умоляюще произношу я. - Я не могу... вернуться в больницу без врача.
   - Поезжайте в Шестнадцатую горбольницу, - советует мне врач. - У них есть врачи такого профиля.
   - Спасибо.
   Мне не до выяснения, почему сейчас здесь нет врачей такого профиля. Меня это не касается. Мне ясно сообщили, где можно найти такого врача. Значит, я должна бежать, ехать, лететь, нестись туда.
   Выбегаю из здания и бегу обратно в сторону ворот. На мое счастье около забора стоит несколько автомашин.
   - Вам такси? - спрашивают меня сразу несколько водителей.
   - Да, - отвечаю я. - До Шестнадцатой горбольницы.
   - Но это же совсем, рядом, - разочарованно произносят таксисты. - Так близко мы не поедем.
   - Я заплачу втрое. Пожалуйста, - я умоляюще со слезами на глазах смотрю на этих мужчин.
   Ведь сейчас и от них тоже зависит, как скоро, я смогу вернуться к Тебе с врачом. Несмотря на состояние "автопилота", я прекрасно осознаю, что "близко" по понятиям водителя и "близко" бегом - это совершенно несоизмеримые расстояния.
   - Я очень спешу, - добавляю я, голосом женщины, которой угрожает серьезная опасность.
   - Садитесь - говорит мужчина и открывает передо мной дверь машины.
   Но от ворот до больницы опять расстояние, которое даже при желании, не назовешь маленьким. Но Ты ждешь моей помощи и я опять бегу. Забегаю в приемный покой.
   - Мне нужен врач, - запыхавшись, и без предисловий произношу я. - Для проведения операции на сосудах.
   - Но сейчас ночь и у нас только дежурный врач, - спокойно обыденным тоном сообщают мне. - Он не может покинуть больницу во время дежурства.
   - А как мне с ним поговорить? - спрашиваю я.
   - Дежурный врач в другом корпусе, - видя, что я не успокаиваюсь, а собираюсь искать этого врача, меня пытаются остановить словами. - Женщина, это бесполезно, - добавляют они.
   - Пожалуйста, подскажите мне, где этот корпус?
   - Хорошо.
   Мне подробно объясняют, где расположен этот корпус, и как там можно найти дежурного врача. Бегу туда. Мне нужно все делать быстро, очень быстро. Я должна как можно быстрее привезти врача. Главные слова для меня сейчас: быстро, быстрее. Только два слова в моем лексиконе в моей голове, в моих мыслях "Врач" и "Быстро". Все остальные просто приложения, без которых я могу обойтись. Они нужны только для того, чтобы меня поняли другие люди.
   - Здравствуйте. Где можно найти дежурного врача?
   - На втором этаже. Женщина, наденьте бахилы, - останавливают меня почти на половине лестницы. - Это стоит двести сум.
   У меня от волнения дрожат руки, ведь я теряю Время. Время - это третье слово, о котором я не забываю ни на секунду. Оно не бежит, не летит, оно несется. Несется с космической скоростью. А от его скорости зависит Твое здоровье. Я пока не думаю ни о чем, кроме Твоего здоровья. Я боюсь думать о чем-то другом. Я просто не разрешаю себе думать о чем-то другом. От сильных ударов сердца, от бега, во мне дрожит каждая клеточка тела, и я никак не могу найти кошелек.
   - Оставьте паспорт, - говорят мне, видя мое состояние. - Деньги отдадите, когда будете возвращаться.
   Трачу еще пять - семь минут, чтобы надеть бахилы. Бегом на второй этаж. Навстречу спускается медсестра.
   - Где можно найти дежурного врача? - не останавливаясь, чтобы не терять еще одну минуту, спрашиваю я медсестру.
   - Врач в том кабинете. Подождите, - говорит она, видя, что я направляюсь в кабинет. - Они сейчас обедают.
   На минуту я все-таки останавливаюсь. Сказывается привычка подчиняться. Время летит со сверхзвуковой скоростью, в коридоре на часах уже десять минут первого ночи. Минуты, которые сейчас для меня дороже всего на свете. Я буквально врываюсь в кабинет. За столом трое молодых мужчин едят плов.
   - Здравствуйте. Извините. Мне срочно нужен врач. У меня муж в Первой горбольнице. Врачи дали мне записку и послали в Институт грудной хирургии. Но у них почему-то нет врачей. Они послали меня к вам.
   Я выпаливаю это все на одном дыхании, не останавливаясь. Это заученные фразы по пути сюда. Всю дорогу по пути в больницу я повторяла их, как таблицу умножения, чтобы не запнуться. Ведь остановившись, я могу все забыть, как только десять часов тому назад, не смогла вспомнить домашний адрес, где живу уже четырнадцать лет
   - Успокойтесь, - вставая из-за стола, говорят врачи. - Не послали, а направили, - поправляют они меня.
   - Нет. Послали, - упрямо твержу я, чтобы не расплакаться от волнения, бега, потери драгоценного времени. - Ночью я бегаю по всем больницам, и везде меня посылают дальше. Кто из вас дежурный врач? Пожалуйста, давайте поедем в больницу.
   - Я дежурный врач, - говорит один из врачей. - Но я, при всем желании, не могу оставить больницу и поехать с Вами.
   - Я заплачу, сколько нужно, - произношу я, хотя знаю, что этого говорить не надо.
   Я просто не знаю, какой привести аргумент, что сказать, как упросить. Я готова упрашивать, умолять, заклинать, упасть к их ногам. Я готова на все.
   - Пожалуйста, поедем, - повторяю я как заклинание, как молитву.
   - Дело не в деньгах, - останавливает он меня, - Вы сейчас в таком состоянии, что не можете меня понять. Уйти с дежурства - это преступление. Врачи из Института грудной хирургии обязаны были поехать с Вами.
   - Ради Бога, скажите, что мне делать? Я не знаю, кто должен, кто обязан? У меня муж в тяжелом состоянии. Очень прошу, помогите мне. Я не могу просто так стоять и ждать. Куда мне еще идти? Куда ехать?
   Я уже не в силах сдерживать рыдания. Наверно, если бы они направили или послали меня на Луну, я попробовала бы добраться до нее. Возможно, я бы начала упрашивать и умолять таксистов подвезти меня туда. Может, они бы увезли меня в другую больницу, которая, судя по моему состоянию, подошла бы мне. Но я не могу стоять на месте. Я должна двигаться. Три слова набатом звучат у меня в висках: Врач, Время, Быстро. У меня пересыхают губы, и я смачиваю их слюной. Вытирая платком слезы и все лицо, замечаю, что губы уже от жары и жажды потрескались и в уголках начинают кровоточить.
   - Успокойтесь.
   Ребята усаживают меня на стул, предлагают пиалу чая.
   - Сейчас разберемся.
   Но у меня так сильно дрожат руки, что я делаю всего один глоток и ставлю пиалу на стол. Они звонят куда-то. Понемногу успокаиваясь, я начинаю улавливать слова:
   - Это вы должны. Ну и что, что один не проводил операцию? Надо же когда-то начинать...
   - ....
   - А я что должен делать с этой женщиной? Она в таком состоянии, что ей самой скоро надо будет оказывать помощь.
   - ....
   - Не знаю, найдите. Если через десять минут не позвоните, я найду куда позвонить.
   Я встаю со стула, готовая продолжать свой путь дальше.
   - Присядьте. Сейчас все решим. Врача найдем. Если там не будет положительного ответа, я вызову нашего врача из дома. Подождем пять-десять минут. Это не очень много, правда?
   - Спасибо.
   Действительно, через пять-семь минут, звонит телефон. Врач опять о чем-то спорит, а затем обращается ко мне:
   - Все в порядке. Поезжайте в Институт грудной хирургии, там Вас будет ждать врач.
   - Спасибо.
   Плачу за бахилы. Забираю паспорт. Мельком взглянув на часы, отмечаю про себя - половина первого ночи. Врачи сказали: максимум четыре часа. Значит, в запасе есть еще два. Опять ловлю такси и возвращаюсь в Институт. Бегом по уже знакомому длинному коридору. Охрана меня не останавливает и ничего не говорит. Нахожу, того парня, который сказал, что у них сейчас нет врачей.
   - Скажите, а где врач, который может поехать со мной? - спрашиваю я
   - Я поеду с Вами. Только сейчас узнаю домашний адрес, врача, который в отпуске. Мы должны по пути заехать за ним.
   У меня появляются еще пять-десять минут для того, чтобы отдышаться. Целых десять минут. Не надо бежать, упрашивать и умолять. Я успею. Даже если мы потратим еще целый час, у нас в запасе еще будет время. Впервые за последние два часа в голову приходит "посторонняя" мысль: "Ты бы похвалил меня". Выходит врач.
   - Все в порядке. Можно ехать. Только, к сожалению, у нас нет дежурной машины.
   - Остановите такси, - прошу я. - Я оплачу.
   Останавливаем такси. Врач по-узбекски объясняет, куда необходимо заехать по дороге в Первую горбольницу. На улице ночь. Темно. Через десять-пятнадцать минут мы останавливаемся. Врач заходит в ночное кафе спросить дорогу. Когда он снова садится в машину, я уточняю:
   - Скажите, а Вы предупредили врача, который поедет с нами?
   - Да мы созвонились. Он нас ждет. Только в этих переулках и тупиках никак не разберешься.
   Наконец, находим нужный нам переулок. Врач, действительно, ждет нас на улице. Мы УЖЕ ЕДЕМ в больницу к Тебе. Когда Ты возвратишься домой, я обязательно расскажу Тебе о том, как всю ночь ездила по больницам. И все-таки нашла врачей. В ответ, Ты улыбнешься, ласково посмотришь на меня и скажешь, что у меня уже нет комплексов, и что, конечно, я молодец. А потом будешь рассказывать всем, какая у Тебя замечательная жена. Как Тебе повезло в жизни. Конечно, все это будет. Потому что, иначе быть не может. Потому, что все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо. У меня есть несколько минут по дороге в больницу, чтобы мысленно похвалить себя. Но вот уже ворота больницы.
   Врачи заходят в отделение реанимации. Я опять присаживаюсь на ступеньки лестницы. Проходит десять-пятнадцать минут. Меня приглашают пройти в отделение. В кабинете четверо врачей. Врач, за которым мы заезжали, объясняет мне:
   - Мы сейчас провели тщательный осмотр. Ваш муж в тяжелом состоянии, у него очень низкое давление. Но необходима срочная операция на сосудах левой ноги. Образовался очень большой тромб. Кровообращение в ноге полностью нарушено.
   - Я знаю.
   - Вы должны понять, что в таком состоянии его оставлять нельзя.
   - Да.
   С двух часов дня я нахожусь в замороженном состоянии. Все делаю на "автопилоте". И поэтому никак не могу понять, что врачи конкретно хотят от меня услышать. Они повторяют то, что я уже знаю. В чем дело? Почему они так медленно и обстоятельно рассказывают мне все это? Как будто уговаривают. На каждую фразу врачей, я повторяю одно и то же: "Да", "Я знаю".
   - Мы хотим, чтобы Вы поняли и осознали, что Ваш муж в тяжелом состоянии.
   - Да. Я знаю.
   - Он может не перенести операцию. Но если ему немедленно ее не сделать, то утром ногу нужно будет ампутировать. Вы это понимаете?
   - Мне все равно будет у него нога или нет, - отвечаю я, все также, не понимая, что хотят от меня услышать. - Мне нужно только, чтобы он был жив. Все остальное, для меня не имеет никакого значения. Вы говорите, что он может не перенести операцию по удалению тромба. Скажите, а перенести ампутацию ему будет легче?
   - Что Вы? Шанс на благополучный исход операции по удалению тромба пятьдесят процентов. А ампутацию он не перенесет. (Через полгода я прочитаю в медицинском журнале, что летальный исход операций по удалению тромбов только в нижних конечностях составляет шестьдесят процентов).
   - Я не понимаю, в чем тогда дело?- уже откровенно спрашиваю я врачей.
   - Понимаете, если в проведении операции, есть хоть какая-то степень риска, мы обязаны спросить согласие родственников. Нужна расписка, что родные предупреждены и берут ответственность за исход операции на себя. Если согласны на операцию, Вы должны написать такую расписку.
   - У меня же нет выбора. Если ампутацию он перенести не сможет, я сейчас напишу расписку.
   Я пишу такую расписку, выхожу из кабинета и спускаюсь на улицу. Через несколько минут Тебя вывозят на каталке. Наверно, Тебе сделали укол, кажется, что ты спишь. Врачи везут каталку через весь двор больницы в другой корпус. Я беру Твою руку и очень хочу передать Тебе свою энергию. Хотя Ты и не видишь, но я пожатием руки хочу ободрить и поддержать Тебя. Но врачи катят очень быстро, и я не хочу им мешать. Иду рядом. Каталку завозят в операционную, а я опять присаживаюсь на ступеньки. Только сейчас я замечаю, что от беготни, а больше от волнения у меня совсем пересохло во рту. Кроме утренней чашечки кофе с тремя галетами, и глотка чая у врачей, я ничего не пила и не ела целый день. Вспоминаю, что у ворот больницы, есть какой дежурный магазинчик или ларек. Быстро иду туда и покупаю маленькую бутылочку какого-то напитка. Навстречу мне уже спешит врач.
   - А я ищу Вас. Нужны еще некоторые лекарства.
   Мы идем в аптеку при больнице, я покупаю лекарства и отдаю врачу. Сижу на ступеньках около операционной. Несмотря на расписку и разговоры врачей верю, что Ты перенесешь эту операцию. Обращаюсь к Небу и прошу помочь Тебе. Ведь ТАМ очень много хороших людей. Пусть и здесь их будет немного больше. После того, как стрелки часов крутились в бешеном ритме, теперь они еле движутся. Нет. Я не тороплю время. Я даже не знаю, что лучше, чтобы операция быстрее кончилась или наоборот. Нет, лучше пусть тянется неизвестность. Она дает надежду. Нам с Тобой сейчас, как никогда, необходимы Вера и Надежда. Одна Любовь может не справиться. Она уже вернула Тебя Оттуда. Она уже подарила мне еще двенадцать часов. Я должна, я буду верить и надеяться. Слышу движение каталки. Нервы на пределе. Боюсь посмотреть в сторону операционной. Но, скользнув взглядом по лицам врачей, определяю, все прошло хорошо. Ты перенес. Ты выдержал. Родной мой, я верила, я знала, что Ты сильный. Самое страшное, как мне кажется, теперь уже позади. Я немного задерживаюсь, чтобы подождать врачей, которые проводили операцию, сказать им "Спасибо" и дать деньги, хотя бы на такси. Но они почему-то не выходят. Долго ждать я не могу и догоняю Тебя. Один из врачей говорит:
   - Успокойтесь. Все хорошо. Я сам подготовил Ибрагим-ака к операции, не стал искать дежурную медсестру, потому что очень его уважаю.
   - Спасибо большое, - от всей души говорю я.
   Провожаю Тебя до лифта, на котором поднимут каталку, а затем поднимаюсь к окошечку реанимационного отделения. В окошечко выглядывает врач из отделения и говорит мне:
   - Пока все нормально. Давление, конечно, очень низкое. Но Вы можете идти отдыхать.
   - А что можно завтра принести?- спрашиваю я
   - Бульон, соки, воды.
   - Спасибо. До свидания.
   - До свидания.
   Домой я возвращаюсь около двух часов ночи. Сразу звоню Ширвани. Говорю ему об операции и так как у него есть куры, прошу рано утром принести в больницу бульон. Он обещает. Ложусь и моментально засыпаю.
   Утром беру с собой маленький складной стульчик, так как днем даже на ступеньках нет свободного места. И когда кто-то поднимается по лестнице, то все встают и пропускают его. Беру соки, минералку, а также тапочки, штаны и чистую футболку. В шесть часов утра я снова в больнице. Врач берет у меня сок и воду, говорит, что состояние из-за низкого давления, по-прежнему тяжелое и дает новый список лекарств. Покупаю лекарства. Сижу, жду Ширвани с бульоном.
   Если он опоздает к завтраку, у меня в сумке есть один банан. Он немного поддержит Тебя, а потом я что-нибудь придумаю. Время идет. На все мои вопросы врачи отвечают:
   - Пока ничего не надо.
   В девять часов меня приглашают пройти в палату. Наверно, нужно покормить Тебя, - думаю я. Подхожу поближе. Врачи занимаются с другим пациентом в противоположном конце палаты. Мы остаемся вдвоем. Я смотрю на Тебя. Глаза закрыты, дыхание такое, как будто задыхаешься и хватаешь воздух изо всех сил. Подсоединена капельница, какие-то приборы. Видеть Тебя в таком состоянии невыносимо больно. Для чего меня позвали врачи? О завтраке не может идти речи. Я, еле дотрагиваясь, ласково глажу Твою руку и тихо повторяю только одно:
   - Все будет хорошо. Родной мой, все будет хорошо. Потерпи, пожалуйста. Ты сильный. Ты выдержал операцию. Теперь все будет нормально. Ты молодец. Врачи боялись, а я верила, я знала, что ты сильный. Потерпи еще немного. Все будет хорошо.
   Я не понимаю, что меня позвали проститься. И только теперь я точно знаю, что в эту последнюю нашу встречу, Ты простился со мной. А я нет. Потому что, держа Твою руку в своей, и успокаивая Тебя, я верю, что впереди у нас еще много счастливых дней.
   В половине десятого врач просит принести еще раствор для капельницы. Я лечу в аптеку. Если нужны лекарства, значит все нормально. Передаю лекарства и опять присаживаюсь на свой стульчик около окошечка. Проходит минут пятнадцать-двадцать.
   Вдруг что-то сильно сжимает мне сердце, и я начинаю тихо плакать. Слезы не остановить. Они комом застревают в пересохшем горле. Я изо всех сил стараюсь успокоиться и не привлекать к себе внимания. Мне хочется рыдать, но вокруг много людей.
   - Успокойтесь, еще ничего не известно, - говорят мне женщины, сидящие неподалеку.- Надо надеяться до последнего. Не надо плакать.
   - Он... уходит... Я.... знаю. Почему... он .... уходит?
   - Успокойтесь. Попейте воды. Вы только что передали лекарства, значит все в порядке.
   Меня уже бьет как в ознобе, я не могу пить, только стучу зубами о край и, расплескивая чай, возвращаю пиалу.
   - Он...уходит,... я... чувствую. А я.... я ... ничего не могу......сделать...
   - Нельзя плакать заранее, - уговаривают меня женщины. - Ведь Вы еще ничего не знаете.
   - Я... знаю.... Он.... уходит....
   Выходит врач. Он берет меня под руки и заводит в коридор отделения. Мне пододвигают стул и усаживают на него.
   - Примите наши соболезнования. Мы сделали все, что могли. Поверьте, мы его знали и очень уважали. Не удалось поднять давление и произошло образование тромбов одновременно во многих сосудах, в том числе и в сердце. Нам очень жаль. Ваш муж был хороший человек. Нам очень жаль.
   - Это... неправда. Он... не мог... уйти. Это... неправда. Он не мог.... меня.... оставить.
   - У Вас есть, кому позвонить? Успокойтесь. Скажите нам номера телефонов, мы позвоним.
   - Вот.... здесь.... его.... племянник..... и....... брат. Это.... неправда. Он .... не..... мог... уйти...
   - Говорите, - врач протягивает мне трубку
   - Шир... вани... его... н-е-т..
   - Выпейте, - медсестра подносит мне стакан. - Это вода с валерьянкой. Вам надо успокоиться
   - Мне.... уже.... ни...че...го ... не... на...до
   - Говорите.
   - Абдул.......Он.....он.......ушел.
   Я не помню, сколько времени прошло. Даже когда догадываешься, когда ждешь несчастья, все равно оно обрушивается на тебя внезапно, и ты падаешь. Время перестало существовать. Оно было, когда был Ты. Когда мне нужно было спешить или ждать. А сейчас.... Что такое время? Время - оно для живых. Оно летело с космической скоростью во время наших первых встреч, не оставляя нам времени даже поговорить. Оно всегда бежало, когда мы были вместе. Оно тянулось, когда были проблемы.
   Время, на несколько мгновений, останавливалось, когда мы его очень просили. Но оно существовало. Сейчас времени нет. Просто нет. Потому, что нет жизни. Ты был прав, когда объяснял мне, чем Тебе не нравятся слова в той песне - нашем гимне. Я не дожила до вечера, а умерла сразу. Я умерла, а в настоящем присутствует только физическая оболочка. Память и безмерная благодарность. Жизненная энергия и чувства уходят по духовному каналу, которым были когда-то связаны. Ушла та жизнь, которая была с Тобой. Самое страшное, что всему есть конец. И нельзя удержать. Даже если вцепишься руками, зубами, сердцем.
   Что-то происходит рядом, в другом, уже чужом, параллельном для меня мире. Приезжают Ширвани с Юлей, Абдул с Фаей. Мы спускаемся на улицу. Ширвани говорят, что нужно делать. До меня, наконец "доходит", что нужны деньги. Странно, что, уезжая утром в больницу, я захватила с собой все деньги, которые были в доме. Думала, вдруг нужны будут какие-то дорогостоящие лекарства, да мало ли что еще. Мало ли что еще...... Даю мужчинам деньги на расходы. Абдул спрашивает, как позвонить Райганат. Через канцелярию выясняем, что она в командировке. Дают номер ее мобильного телефона. Оказывается, командировку отложили на один день. Она приезжает с Розой. Мой мозг продолжает отвлеченно работать. Как будто он разделился на два самостоятельных канала. По первому идет Боль и полное неприятие случившегося. По второму транслируют происходящее где-то очень далеко, но, в то же время, имеющее какое-то отношение ко мне. Я думаю, что у нас в квартире нет места, чтобы можно было проводить Тебя достойно. Обращаюсь к Абдулу:
   - Может, провести..... у Вас во дворе?
   - Что ты! Мы как раз затеяли ремонт и во дворе у нас страшный беспорядок, - быстро и испуганно отвечает Фая.
   Господи, как же мне могла придти в голову такая глупая мысль? Ты должен уйти из своего, из нашего дома. Кто-то привозит меня домой, чтобы я подготовила комнату. Но я в "прострации" и не знаю с чего начать? Хорошо, что на помощь приходит соседка с третьего этажа. Она быстро помогает мне вынести или убрать все лишнее в другие комнаты. Вынимаю большие куски материала: простыни, портьеры, все, что попадается под руку и накрываю всю мебель. Затем женщин уводит к себе соседка по этажу. Мы сидим у нее, пока мужчины готовят Тебя в Последний путь. Но даже в такой момент, Райганат, остается, верна себе. Когда собрались все, она обращается ко мне:
   - Тебе больше не о чем беспокоиться. Мы все расходы возьмем на себя. И оплатим поминки и поставим памятник.
   О чем она? Причем здесь расходы? Я уже ни о чем не беспокоюсь, потому, что меня нет. Я даже не могу заплакать.
   Я где-то Там, рядом с Тобой. Пульс бьется в такт словам: Это неправда, неправда, неправда. Этого просто не может быть. Это страшный сон. Это неправда. Если всего лишь несколько часов тому назад, главным словом для меня было "быстрее", то сейчас главным становится "это неправда". Эти два слова, остаются главными для меня и сейчас, спустя год.
   Мужчины приглашают нас пройти в комнату. В коридоре стоят голубые закрытые носилки. Впервые вижу мусульманские носилки. Мы садимся вокруг. Тебя? Нет! Это неправда. Это не Ты! Просто нужно сидеть рядом со всеми женщинами и делать вид, что верю, что это Ты. Тебя завернули в простыню с рисунком синих птиц. Знаешь, родной, как это ни странно звучит, мне нравится, что была выбрана именно она. Я сижу вместе с женщинами, но я не верю в происходящее, и мысли мои блуждают, не зная за что зацепиться. Здесь в комнате присутствует только мое тело, а память возвращает меня на пять лет назад. Мы с Тобой идем по базару, и вдруг Твое внимание привлекает материал на простыни с синими птицами. Тебе он очень понравился. Ты покупаешь десять метров на приданое Карине. За два месяца до отъезда, нам звонит Карина.
   - Мам, у тебя есть новые простыни? А то наши совсем порвались.
   - Конечно, солнышко. Есть красивые простыни, которые Гуся купил для тебя. Приезжай, заберешь. Чтобы их достать надо поднять телевизор, а я одна это сделать не смогу.
   - Хорошо, сейчас приеду.
   Проходит час, два часа. Карины нет. Я начинаю беспокоиться. Звоню, никто не отвечает. Наконец, часа через три трубку берет Георгий.
   - Гия привет. А где Карина?
   - Сейчас позову. Что-то случилось?
   - Нет, просто она обещала приехать. Ее нет, и мы беспокоимся.
   - Да, знаю. Карина уже собралась, и я спросил: "Куда?". Она объяснила, что поедет к вам за простынями. Как будто мы сами не сможем купить? Ну вот, потом мы пошли на базар и купили.
   - Хорошо. До свидания. Передай ей привет.
   Теперь я вижу, что это красиво. И думаю о том, что обязательно напишу, что когда я буду уходить, чтобы меня тоже завернули в такую простыню. Женщины читают молитвы. У меня нет ни слез, ни голоса, чтобы повторять слова. Я смотрю, но это же все неправда. Это не может быть правдой. Сейчас я проснусь. И вдруг вижу, Твоя рука, чуть-чуть пошевелилась.
   Мои мысли принимают другой оборот. Ты жив, а они завернули Тебя. Конечно, Ты жив. Я знала, что это неправда. Но что же мне делать? Я говорю женщинам об этом, но они не верят. Райганат нравоучительным тоном произносит:
   - Надо было закрыть всю мебель одинаковой материей. И постелить на середину один большой ковер.
   О чем она говорит? - пытаюсь я понять ее слова. - Хотя какое это имеет значение? Приходят женщины. Все говорят стандартные, штампованные безликие слова и от этого больно ранящие фразы.
   - Время лечит.
   - Ничего. У тебя есть дети. Ты не одна.
   - Ты должна держать себя в руках.
   Зачем, они мне говорят все это? Зачем вообще, надо что-то говорить? Только потому, что так положено? Как они все не понимают, что причиняют мне еще большую боль. О каком времени может идти речь, если его тоже нет. Я не выдерживаю:
   - Как же я буду жить без него? - вырывается у меня.
   Это единственный вопрос, который сейчас волнует меня. Может, хоть кто-нибудь сможет дать мне ответ? Флора бьет наотмашь:
   - А вот теперь попробуй, - громко говорит она.
   Может, мне только показалось. Может, у меня обнажены нервы, но тень злорадства, ясно прозвучала в этих словах.
   - Я же теперь совсем одна, - не обращаясь ни к кому конкретно, бормочу я про себя.
   - Не говори так. У тебя есть мы. Все пройдет - отвечают мои близкие подруги.
   Пожалуйста, не говорите стереотипных "сочувствующих" слов. Они только увеличивают боль. Они режут по живому. Они сыпят соль на только что полученную рану. Обнимите человека и помолчите. И если Вы сделаете это от души, человеку станет немного легче дышать. Найдите время выслушать его, не перебивая. Пусть он расскажет, какого человека он потерял.
   Нет. Я не обиделась на этих женщин. На них нельзя обидеться. Это женщины, обреченные на жизнь без Любви. Они никогда не были любимы, так как я. И поэтому просто не в состоянии понять, что я потеряла Жизнь. Я старательно обхожу их стороной, потому, что ту боль, которую они мне причинили, в самые страшные и горькие минуты моей жизни, я еще не в силах забыть.
   Мужчины просят, чтобы женщины вышли из комнаты. Они будут провожать Тебя в Твой последний путь. Ненадолго мы опять заходим в квартиру соседки. А затем возвращаемся в нашу опустевшую комнату. Райганат просит показать Твои фотографии. Я показываю. Посмотрев их, даже она понимает, что Ты был счастлив. Потом спрашивает о Карине. Я рассказываю, где сейчас мои дети. Твои сестры до крайности удивлены. У "какой-то общипанной машинистки", дети живут и работают за границей. Все устроены, имеют хорошие семьи. Роза не выдерживает:
   - Ты счастливая женщина.
   - Да, - подтверждаю я. - Я была очень счастливой...
   - У тебя такие замечательные дети.
   - Да и...
   Вырвавшиеся, наконец, из-под контроля рыдания прерывают все, что я хочу сказать о Тебе. Но даже сквозь рыдания, я слышу странную фразу Райганат:
   - Ты должна пока пожить в этой квартире сорок дней. Я знаю, у тебя есть, где жить...
   Удивление, вызванное этой фразой, на некоторое время даже отвлекает меня.
   - Да. У меня есть квартира, - произношу я. - Но это наш дом. Здесь все сделано Ибрагимом для меня.
   - Пока не будем говорить об этом, - произносит она. - Поговорим позже.
   Совершенно не понимаю, о чем речь? Может у меня, что-то с головой? Почему я не понимаю ничего, что говорят рядом со мной? Женщины собираются домой. Райганат дает последние указания:
   - В доме нельзя три дня готовить пищу и даже кипятить чай.
   - Мы принесем ей поесть, все равно готовим, - хором отвечают все соседки.
   - Мы не можем остаться на ночь. Ты не боишься? - спрашивает Фая.
   Если они все равно не могут остаться, зачем спрашивать, - думаю я. И кого мне бояться? Странный вопрос. Ты же со мной. Ты все равно со мной. Ты всегда будешь со мной. Сразу вспомнились слова, которые всего дней десять тому назад я прочитала Тебе: "Если вдруг наступит день, когда мы не сможем быть вместе, посели меня в своем сердце и я останусь там навеки".
   - Как ты думаешь, кто мог произнести такие слова? - спросила я у Тебя.
   Ты назвал несколько известных имен. И тогда я с большим удовольствием, сказала:
   - А вот и не угадаешь! Это слова Вини-Пуха.
   - Неужели? - искренне удивился Ты. - Действительно, хорошие красивые слова.
   Бояться,... кого я могу бояться? Со мной Ты и наша Любовь. Любовь не умирает. Она навсегда останется с нами. В нашей "сакле" мы все равно втроем.
   Ширвани предлагает мне что-нибудь перекусить или хотя бы попить воды. Но даже слова, обозначающие еду, вызывают у меня приступ истерии. Весь год я думала о продуктах и питании для Тебя. Я делаю один - два глотка воды с валерьянкой и все. Прощаясь с женщинами, я прошу всех вместе и каждого в отдельности, звоните мне. Ради всего святого, звоните. Никто, перед кем, я можно сказать, стояла с мольбой на коленях, увы, не нашел на это время. А ведь я выпрашивала, вымаливала не деньги, не кусок хлеба, не угол в их доме, а всего лишь одно - два слова по телефону. Звонила только Мухаббат. Лишь одна эта девочка, наша секретарь, звонила мне каждый вечер два месяца подряд, и это было той соломинкой, за которую я держалась. После работы я ждала ее звонка, и она ни разу не обманула моих ожиданий. Только после ее звонка, я ложилась спать.
   В четыре часа я остаюсь одна. У всех есть дела. У всех... что-то есть. Только у меня уже нет никаких дел. У меня нет дел, нет забот. У меня... ничего... нет. Ничего... нет. А зачем тогда жить, если нет никого рядом, о ком надо заботиться? Дети могут мне помочь, но в моей помощи, слава Богу, уже никто не нуждается. Жить для себя? А как это жить для себя? Я не понимаю, как можно жить для себя. Жить для себя - что за бессмыслица. Дети - они... взрослые. А я не могу быть... одна. Я не... привыкла... жить одна. Как это можно... жить одной? Почему... Ты ушел?
   Ты же... знал, что... я не могу... быть одна. Да, Ты... болел. Тебе было очень тяжело. Ты, как мог, тщательно скрывал от меня свои... проблемы. Совсем недавно Ты даже... сказал, что... не хочешь... жить. Ты же... сказал... это. Тебе было так тяжело, что Ты... не выдержал... и сказал... это. Значит,... у Тебя... были мысли, что Ты... не хочешь... жить? Странно... Ты открыл мне дверь,... и прошло... не более пяти минут,... Ты встал,... подошел к двери, ... открыл ее,... вернулся... в кресло... потом.... потом... через четыре-пять минут, положив продукты в холодильник,... вернулась я... очень странно. Почему я... не подумала...Ты ушел, чтобы... мне... было... легче. Почему Ты постоянно... говорил Карине и Ширвани, что мне... очень тяжело? Мне становится страшно. Очень.... страшно. Я боюсь, что То, о чем я подумала - может быть правдой. Ты не мог... этого сделать. Но, Ты всегда заботился... обо мне. И внушил себе, что мне тяжело,... что я устала. Почему Ты... постоянно повторял это? Ты сам внушил себе и поверил в это. Я с ужасом смотрю... на Твой портрет. Страх бьется в каждой клеточке моего тела. Меня уже трясет от страха.
   - Скажи мне, - кричу я - что это неправда. Почему Ты... молчишь? Почему не скажешь, что это неправда?
   Это лекарство. Оно очень сильное. Ты сам сказал мне, что оно очень сильное. Там было пять с половиной таблеток. Даже если днем, без меня Ты принял еще половинку, то пять штук должны остаться. Они должны... остаться. Ты не мог... так поступить... со мной. Когда мы убирали комнату, я все убрала в тумбочку. Там, в тумбочке должны быть эти пять таблеток. А, если... их... там.... нет?
   - Не молчи.... Скажи, что... они там, - уже шепотом обращаюсь я к портрету.
   Мне жутко представить, что это правда. Надо сделать пять- шесть шагов до тумбочки и посмотреть. Но я никак не могу заставить себя встать и сделать эти пять шагов.
   - Не смотри на меня загадочно, - умоляю я Тебя. - На Твоем портрете всегда видны эмоции. Улыбнись, но без иронии. Пожалуйста, скажи, что Ты не делал этого. Ты не мог.... Помоги мне.... сделать всего... пять шагов. Ты всегда помогаешь мне....
   Я поднимаюсь с кресла, но не могу сделать даже одного шага. Я еле стою на ногах Ноги меня уже, не держат. Кружится голова, к горлу подступает тошнота. Эти пять шагов... на Голгофу. Я не могу.... У меня нет сил... И вдруг напряженную тишину взрывает телефонный звонок. Я беру трубку. Идут короткие гудки. Кто-то ошибся.
   - А может,...это Ты дал мне несколько мгновений придти в себя? Ты хотел, чтобы я пришла в себя? Значит, Ты не делал этого? Эти таблетки на месте. Все пять. Правда, же они все целы? Если это так я... расцелую Тебя. Повторяю фразу, которую так часто говорила, когда Ты делал мне какой-нибудь необычный подарок или сюрприз. Медленно, очень медленно делаю эти пять шагов.
   Открываю тумбочку, дрожит рука, колени. Но я делаю последнее усилие над собой.... И нахожу эти пять с половиной таблеток. Страшное напряжение переходит в истерику. Сквозь рыдания я говорю Тебе, слова благодарности. Ты освободил меня от огромного чувства вины. И чтобы я дела с такой страшной тайной?
   Звонит Мухаббат.
   - Васильевна, как Вы? Что делаете?
   - Мухаббатик, привет.
   Рассказываю ей о таблетках.
   - Все прошло. Сейчас смотрю фотографии. Спасибо, что позвонила.
   - Не плачьте.
   Освободившись от этого наваждения, приходит другая мысль. Если я не могу быть одна, то какой смысл жить? Смысла не вижу. Тебя со мной нет. Меня нет с Тобой. Мы так мало были вместе. Даже не успели наговориться.
   "Не успела я с тобой наговориться.
   Не успела я теплом твоим согреться"
   Да это про меня. Сначала у Тебя не оставалось времени на разговоры. "Мы еще успеем наговориться", - повторял Ты. Потом мы говорили, говорили, и все равно времени не хватало, чтобы поговорить обо всем. Сейчас у меня есть время. Но поговорить не с кем. Я уйду,... уйду к Тебе...
   Грэм Грин когда-то писал, что статистики могут печатать свои отчеты, исчисляя население сотнями тысяч, но для каждого человека город состоит всего из нескольких улиц, нескольких домов, нескольких людей. Уберите этих людей - и города как не бывало, останется только память о перенесенной боли...
   Как уйти? А, таблетки? Не зря же у меня возник вопрос о таблетках? Значит это подсказка. Если съесть их все, то сразу будет закупорка сосудов и все. И я уйду к Тебе. Уйду отсюда, где я одна. Я не хочу, не могу... быть одна. Но торопиться, спешить некуда. Надо хорошо... все обдумать.
   Завтра вечером придет Ширвани, чтобы подготовить все к поминкам. Они найдут меня... стоп,... в воскресенье будут поминки. Все должно быть достойно. Достойно Тебя. А если меня... не будет? Будут говорить:
   - Она не смогла этого перенести.
   - Она могла бы переселиться в Штаты к дочери. Многие только и мечтают об этом.
   - Мы думали, у нее все нормально; мы не знали, что она так сильно страдает.
   - Нам и в голову не приходило, что все так серьезно.
   Возможно, будут так говорить, возможно, и нет. Но что будут говорить, меня не волнует. Я не маленькая девочка, которая может наглотаться таблеток, чтобы родители пожалели о ней или назло кому-то. Я просто хочу быть с Тобой. Но тогда... вместо "достойных" поминок, будут... мои похороны. "Ты отвлекаешь все внимание, на себя", - шутя, сказал Ты мне в больнице, когда я очнулась после обморока. Этого делать нельзя. Сейчас этого делать нельзя.
   "Об этом я подумаю немного позже", - повторяю я слова Скарлетт из романа "Унесенные ветром". А пока я лучше поговорю с Тобой.
   - Ведь Ты будешь здесь сорок дней? - говорю я. - Ты будешь здесь... со мной. Значит, сорок дней мы будем вместе, правда? Я не буду это время одна?
   Я брожу по дому, по нашей сакле, и сквозь слезы бормочу только одно: "Кто же теперь будет встречать мое пробуждение словами: "Доброе утро, радость моя". Немного успокоившись, я начинаю разговаривать с Тобой. Сижу перед Твоим портретом и говорю. Это не трудно. Это не монолог. Потому, что я знаю Твой ответ, Твое мнение. Я... нашла... собеседника, которому интересно все, что я говорю.
   - Родной мой, спасибо за то, что Ты был в моей жизни. Спасибо за девятнадцать лет, которые мы были вместе. Когда-то я думала, что разница в возрасте между нами в девятнадцать лет - это целая жизнь. Бог показал мне, что девятнадцать лет - всего лишь краткое мгновение. Как мы ошибаемся, когда меряем время обычным способом. Девятнадцать лет - много это или мало? Все зависит от измерения.
   - Огромное спасибо за девятнадцать часов, которые Ты прожил для меня. Ты вернулся на девятнадцать часов Оттуда, чтобы "подготовить" меня к этому страшному удару. Ты, как всегда, подумал обо мне и пожалел меня, несмотря на то, что Тебе было очень плохо. Ты дал мне возможность прожить эти часы с Верой и Надеждой. Мы "втроем" бегали по аптекам и больницам. Вера внушала, что теперь Ты не уйдешь, если смог вернуться. Надежда твердила, что я должна быть с ней и тогда ничего не случиться. Вера, Надежда и Любовь были со мной до конца. Они были нашими самыми верными друзьями. Но когда Ты уходил, они ушли с Тобой. Лишь Любовь не смогла оставить меня совсем одну в этом безразличном ко всему мире, и, опередив врачей, тихонько с огромным состраданием и сочувствием шепнула, что "даже они" оказались бессильны.
   Мистика, но, за несколько минут, до того, как врачи позвали меня, я уже знала,... Я не верила, как не верю и сейчас, но знала. Я говорю долго. Мне надо выговориться. В основном это слова благодарности Судьбе, Тебе. Ты очень внимательно слушаешь. Ты всегда умел слушать. Иногда, я начинаю упрекать, что Ты обещал уйти тогда, когда я разлюблю Тебя. Почему Ты нарушил свое слово? Я говорю, говорю и вместе со слезами засыпаю. С этой ночи я всегда сплю спокойно. Но никогда не ложусь спать одна. Слезы и печаль - теперь мои верные спутники и друзья. Они всегда сопровождают меня. В начале дня я тоже встаю не одна. Сначала просыпается тревога. Печаль и слезы тоже просыпаются раньше. У меня "отличная" компания и очень верные друзья. Они не оставляют меня без своего внимания ни на минуту.
   28 июля. Перед самым пробуждением вижу, во сне, что целую Тебя. Лица не видно, просто знаю, что это Ты. Утром просыпаюсь с ощущением счастья, как всегда около шести утра. Откуда-то медленно наплывает действительность. Но я не верю. Это неправда. Ты вышел из комнаты. Ты просто вышел. Если бы это было не так, в нашем доме были бы пустота и гнетущая атмосфера горя. У нас нет этого. Ты вышел,... я... буду... считать... я .... всегда буду считать, что Ты ... просто вышел... из комнаты. Достаю фотографии. Все фотографии. Начинаю сортировать их. Вот Ты совсем мальчишка, подросток четырнадцати-пятнадцати лет в военном духовом оркестре в Ашхабаде. А это - в Москве. Интересный молодой человек. Вот... с сыном, с дочерью. В домах отдыха, санаториях, около водопадов и так далее. Более поздние фото, но до меня. Ты, но чего-то не хватает. Затем фото с 1987 года. В чем же такая огромная разница? Как Дарвин, я ищу переходный период. И, наконец, нахожу то, что искала. Это фотография 1987 года на субботнике. На всех фотографиях ДО, Ты, безусловно, Орел. Но на этой и всех последующих Ты уже в полете. Глаза лучатся счастьем. Ты был счастлив эти девятнадцать лет. Это успокаивает. Это единственное, что успокаивает меня. Фотографии становятся для меня наркотиком.
   Стоит только на несколько минут отвлечься от них, меня тут же охватывает истерика. Сразу хочется кричать так, чтобы содрогнулись Небо, которое отняло Тебя и Земля, на которой Ты оставил меня одну. Самое большое желание - оказаться одной в лесу и выть. Кататься по сырой холодной земле и выть, как осиротевшая волчица. Выть так, чтобы кто-нибудь понял меня и откликнулся, таким же воем. Но я в многоквартирном доме, где слышен даже кашель соседа. Я не хочу, чтобы прибежали соседи и стали меня успокаивать.
   "Когда мир рушился, и я кричала
   Никто меня не слышал, никто понять не мог
   Как больно мне, как плохо мне
   Все разводили лишь руками и говорили: Всё пройдёт!"
   Нечеловечески трудно - сохранять спокойствие, если в душе комок жгучей, острой, невыносимой боли. Терпеть или жаловаться? Боли не избежать все равно. Свой черный день мы встречаем, имея или не имея запас мужества и благородства. Есть такой запас - пережить беду можно, хотя бы достойно. Я выбираю другие выражения, чтобы успокоить себя. Счастье не может быть вечным, - говорю я себе.
   Хронического счастья не бывает, как не бывает нетающего льда. А.Герцен
   Все понимаю. Но легче не становится. Если душа не востребуется, человек умирает, видимо от тоски. БОЛЬ! Щемящая боль в груди... от всех царапин на сердце... не даёт вздохнуть нормально.... Дыхание тяжёлое... вдох...всё замерло.... Похоже на страх.... Но перед чем? Перед самим собой... ли перед тем, что будет дальше? И выдох... глубокий такой.... Как будто из тебя выкачали весь кислород,... как будто пытаешься выдохнуть всю боль.... Тело тяжелеет, чувствуешь внутри себя камень, ... он словно застрял и болит.... Где-то в области сердца... так хочется вытащить его рукой.... И крепко-крепко сжать. Не для того, чтоб ему не было больно. А для того чтоб попробовать сломать камень... вырвать его из оков....
   Странно, но мне хочется не жаловаться, а постоянно говорить о тебе. Я совершенно не в состоянии опять выслушивать слова соболезнований, которые только ранят, сыпят соль на свежую кровоточащую рану. Не хочу свою боль делать достоянием других. Это только моя Боль. Боль, которую нельзя пересказать. Я не могу выплеснуть хоть малейшую ее каплю этой боли, и она перекрывает мне дыхание. Опять начинаю задыхаться от рыданий, и на помощь приходят... Твои фотографии. Потом я вспоминаю о стихах. Тех, которые писала сама, "подгоняла" стихи известных авторов. Тех, которые готовила к юбилеям. Мои мечты об этих юбилеях рассыпались... в прах. Вспоминаю о стихах, которые Ты отмечал закладками и читал мне. До самого позднего вечера моя жизнь мечется между истерикой, фото и стихами. Хотя истеричные рыдания по-прежнему занимают "почетное" первое место, но их хотя бы немного потеснили стихи. Стихи Расула Гамзатова, Зульфии и других прекрасных поэтов. Лишь через восемнадцать лет, перебирая сверкающие кусочки мозаики нашей жизни, я заново перечитываю эти стихи. Они написаны Зульфией, после горестной утраты, трагической смерти мужа - поэта Хамида Алимджана - в самом расцвете сил.
   Стихи находят своего адресата. Начинает казаться мистикой, что Ты подарил мне именно этот томик, как будто предвидел, что мне придется пережить. Зульфия, как моя старшая, мудрая сестра, рассказывает в них, как ОНА перенесла то, что мне только предстоит. На Землю все также будут приходить, сменяя друг друга зимы и весны. Будут расцветать тюльпаны и маки, лопаться почки яблоневых деревьев. Будут звучать веселые песни, и звенеть чей-то счастливый смех. Не утрачены зрение и слух. Но где найти силы увидеть и услышать все это? Как же она, хрупкая женщина, смогла тогда не сломаться, а лишь как виноградная лоза, немного прогнуться под этой непосильной тяжестью обрушившегося горя?
   Мне кажется это невероятным. Находясь, где-то за гранью, я не верю в собственные силы. Но своими стихами Зульфия протягивает мне руку помощи.
   Иногда я просто "зацикливаюсь" на какой-то фразе, и, обращаясь к Тебе, со слезами на глазах повторяю ее несколько раз.
   "Ведь в мире этом, в грехи одетом, нельзя без света любимых глаз".
   - Как же я буду жить без Твоих добрых и все понимающих глаз? Ты слышишь? Я не смогу. Я была такой счастливой, что ничего не замечала вокруг. Зачем Ты приучил меня в Надежности, Теплу и Доверию? Кому теперь я смогу доверять? Все ушли в тень. А мне так нужно с кем-то поговорить о Тебе. Доверие - это такая эфемерная субстанция, очень-очень хрупкая, которая может в мгновение растаять как дым и исчезнуть без следа. И тогда ты ходишь вокруг, ищешь его и пытаешься построить заново, но ничего-ничего не получается. Потому, что его нельзя создать сознательно. Оно есть или нет. У меня теперь его нет.
   - Почему Ты скрывал от меня свои проблемы со здоровьем? - я уже не спрашиваю, я требую ответа.
   - Ты не доверял мне? Ты хотел всегда быть "на коне"? - упрекаю я Тебя. - Да. Наверно. Поэтому через два дня я уже не могу представить Тебя больным и слабым. Ты как будто стер это из моей памяти. Ты остался таким, каким был девятнадцать лет назад. Сильным и уверенным.
   Хуже нет, когда женщина так характеризует своего партнера: "Человек он, конечно, хороший, но не орел...". Мне сказочно повезло - Ты был Орел.
   "О многом ты сказать не смог.
   Украл рассвет шаги Твои
   И новый день, всего лишь грустный эпилог
   Прекрасной повести Любви"
   Да - это эпилог. Но эпилог, пусть даже очень грустный, должен соответствовать повести. Я должна подумать об этом. У меня еще есть время, и я обязательно "подумаю об этом завтра".
   Вечером звонит Мухаббат:
   - Василечка, как Вы?
   - Ничего, Мухаббатик. Спасибо, что ты меня не забываешь.
   - Что делаете?
   - Смотрю фотографии и читаю стихи
   - Только не плачьте, ладно?
   - Хорошо. Буду стараться.
   - До свидания.
   - До свидания. Спасибо тебе.
   29 июля. Вечером приезжает Ширвани с Шамилем, чтобы подготовить все для поминок. Мы долго разговариваем.
   - Приехал, - объясняет он, - чтобы утром пораньше поехать на базар за бараном. И купить все необходимое.
   - Хорошо. Сколько надо денег?
   - Днем приезжала Гуля, - сообщает Ширвани, - привезла сто пятьдесят тысяч сум от Раи, и отдала соседям.
   - Соседям? И даже не зашла? - поражаюсь я. - Я не говорю ко мне, но ведь это дом ее дяди.
   - Отдала соседям, чтобы все знали, что деньги дала Рая, - комментирует он.
   - Гуля, конечно, заслуживает уважения, ведь она сдержала обещание, и не пришла на похороны. Настоящая хозяйка своему слову, - с сарказмом произношу я. - Но отдать деньги соседям! Какая показуха! - ошеломленно, и не веря в происходящее, продолжаю удивляться я. - В такое время! Ведь это всего лишь сто двадцать долларов.
   - Зато об этом будет много разговоров. Вы поели? - спрашивает Ширвани.
   - Нет. Ширвани, пожалуйста, не говори на эту тему, - прошу я. - У меня опять будет истерика.
   - Но ведь женщины говорили, что принесут Вам поесть, - удивляется он.
   - Никто не приходил, - грустно отвечаю я. - Вечером я ждала их, думала, хоть с кем-то поговорю.
   - Но они же обещали, - поражается он.
   - Обещали, когда рядом были их мужья. Но я не хочу говорить об этом. Я хочу говорить только об Ибрагиме. Мне кажется,... нет, я почти уверена, что он знал, что уходит.
   - Да. Может быть, - задумывается Ширвани. - Заранее подарил Шамилю фотоаппарат.
   - А неделю тому назад, просил меня достать для тебя его кожаный плащ, - вспоминаю я.
   - В пятницу, двадцать первого, - продолжает Ширвани, - я видел сон: "Я на подводной лодке и мне твердят, - запомни пароль 19 и 8". Оказывается, это было число 27.
   - Да и число девятнадцать и восьмой этаж - седьмое небо на восьмом этаже, - чуть не плача повторю я эти цифры.
   - Я не знал, что означают эти цифры, - говорит он.
   - Ширвани, а ты позвонил в Махачкалу? - вспоминаю я.
   - Еще там, в больнице, - сообщает он.
   - И что?
   - А ничего. Они приняли к сведению. А почему, Вы спрашиваете?
   - Я думала, что они позвонят и попросят какие-нибудь фотографии отца, что-нибудь на память.
   - Выразят Вам соболезнование? - дополняет он.
   - Нет, - возражаю я. - Просто вчера думала, что им передать в Махачкалу? А потом надо сделать несколько копий с фотографий их отца. Ведь у Мурада двое детей. Это было бы на память о дедушке, который очень сожалел, что не может поехать их навестить, посмотреть на внуков. Сначала на это не было денег, а потом стало подводить здоровье.
   - Наташа, успокойтесь, это их проблемы, - говорит Ширвани. - Не думайте об этом.
   - Я больше ничем не могу заняться, только думаю. Сегодня сидела, и как кинопленку прокручивала последний год. Какое-то странное совпадение.
   - О чем Вы?
   - Ибрагима дети не поздравили с днем рождения. И это уже третий год подряд. Но странно другое. Жена Мурада позвонила намного позже его дня рождения и спросила о номере его паспорта.
   - Паспорта Ибрагима? - удивленно переспрашивает Ширвани.
   - Да, - подтверждаю я. - Он продиктовал. А ровно через сорок дней у него открылось кровотечение. Хотя перед этим он был абсолютно здоров, если не считать замедленной речи. Прошел несколько серьезных обследований, показывающих, что полностью готов к операции.
   - Просто совпадение.
   - Я бы тоже так подумала. Он потерял много крови и весил всего пятьдесят шесть килограмм. Хорошее питание, покой, и оптимизм почти вернули его к прежней форме. Но позвонила Земфира и попросила прислать им свидетельство о разводе. И этот звонок тоже был ровно сорок дней назад. Это уже не может быть совпадением. Это порча. Это заклятие. Эта мысль не дает мне покоя. Я не могу избавиться от нее.
   - Постарайтесь забыть об этом, - убеждает меня Ширвани.
   - Если смогу, - неуверенно отвечаю я.
   - Постарайтесь, иначе это будет постоянно мучить Вас.
   - Попробую.
   - Еще я хочу сказать Вам, - произносит он. - В мечети, прежде чем прочитать молитвы, всегда спрашивают, кто возьмет на себя долги уходящего. Я взял долги дядьки на себя. Скажите мне, если он что-то был должен.
   - Спасибо, - благодарю я. - Но он, слава аллаху, никому ничего не был должен. Он выполнил сам все обязательства, которые брал на себя.
   - Это правда, - задумчиво подтверждает он. - Мужчина, который готовил Ибрагима к уходу, сказал: "Этот Человек полностью выполнил свою миссию на Земле. Он уходит с чистой совестью. У него закрыты глаза". Оказывается, это бывает очень редко. Но, знаете, это не только материальные долги. Были же какие-то заботы, проблемы, еще что-то.
   - Если ты это имеешь в виду? - задумываюсь я. - То Ибрагим всегда говорил, что как внимательный муж должен заботиться обо мне. А я о нем, - со слезами добавляю я.
   - Теперь, раз я дал слово в мечети, я буду заботиться о Вас.
   - Спасибо. Слава Богу, мне пока нужно только, чтобы обо мне не забывали и хотя бы звонили. Ладно. Отдыхай. Спокойной ночи.
   - Спокойной ночи.
  
   30 июля. Ширвани с нашим соседом с утра уезжает на базар. Покупают все необходимое. Договариваются с муллой. Делают еще какие-то приготовления.
   Я сижу дома. Разговариваю с Тобой. Накрываю всю мебель, красивым ворсистым синим материалом. Ведь синий цвет, - вспоминаю я - это цвет Твоей стихии - воды. Да и синий цвет тоже у некоторых народов цвет скорби и печали. Смотрю фотографии, читаю стихи и плачу. Забегая по делам, Ширвани опять предлагает мне поесть, но я не могу даже думать об этом. Организм не принимает ни напитков, ни еды. Он просто в них не нуждается.
   Между фотографиями, плачем и стихами я вспоминаю, что скоро будет мусульманский праздник - Ураза-Байрам. Я должна что-то придумать для Тебя. Вспоминается один из наших разговоров:
   - ... В детском доме одна воспитательница (Ты называешь ее имя) всегда говорила нам: "Старайтесь каждый день сделать хотя бы одно доброе дело". И я всю жизнь, действительно, старался применять это правило. Особенно для детей.
   - Я знаю. Ты ни в чем не можешь себя упрекнуть.
   - Был один случай. Он мне часто вспоминается, особенно последнее время.
   - Ты можешь рассказать?
   - Да. Это было еще до нашей встречи. Мураду делали операцию на сердце. Я прилетел из Ташкента в Махачкалу. Были хорошие врачи, все было нормально. Но чувство своей беспомощности я никак не мог преодолеть. Во время операции не смог находиться в помещении, мне не хватало воздуха. Казалось, что тянутся не минуты, а годы. Я вышел на улицу, было душно. А может, мне так казалось. Купил мороженое и сел на лавочку. Голова была забита мыслями об операции, и я ничего вокруг не замечал. Вдруг ясно ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Поднял голову и встретился глазами с ребятами лет по семь-восемь. Точно возраст не могу сказать. Они шли строем и были одеты почти одинаково. Что-то меня насторожило и отвлекло от раздумий о сыне. А потом как будто ударило током. Это были дети... из детского дома. И они смотрели не на меня, а на мороженое. Но пока я сообразил это, пока до меня "дошло", они уже отошли на приличное расстояние. И все равно мне нужно было догнать и купить им всем мороженое. И теперь вспоминая об этом, я очень сожалению, что не догнал их, и постоянно упрекаю себя
   - У тебя просто было такое состояние, - стараюсь я успокоить Тебя.
   - Я тоже говорю это себе. Но я помню этот взгляд уже много лет.
   - Не ругай себя. Ты столько сделал добра.
   Наконец-то я нашла то, что обязана сделать. Мне нужно купить мороженое для детей какого-нибудь детского дома. Это будет приятно Тебе, Твоей душе. После принятия такого решения, я первый раз выхожу на балкон. Бросаю всего лишь один беглый взгляд на улицу. Меня пробирает мелкая дрожь, по коже "бегут мурашки". Почему в мире ничего не изменилось? Как может светить солнце? Там, должен бушевать сильнейший ураган, пригибающий самые высокие деревья к земле. Там может быть только серый цвет. Я начинаю твердить себе:
   - Что ты придумываешь? Это не сказка "Аленький цветочек". Только в сказке природа сочувствует Чудищу, когда Настенька опаздывает к назначенному часу. В жизни так не бывает. Природа живет своей жизнью. Это я выпала из бытия.
   Но легче от этого не становится. Долго я жила как в сказке. Были трудности, проблемы, но рядом был Принц, который помогал преодолевать все неурядицы. Было плечо, на которое я всегда могла опереться в трудную минуту. А сейчас Принца нет, и рухнул мой Дворец. Он разбился на осколки, каждый из которых ранит до крови. И во мне и вокруг меня только Боль. И ничего больше нет. Но у меня появляется еще одно дело, которое, я обязана выполнить. Мороженое в детский дом. Это новый "колышек", до которого я должна дойти или доползти. Я не просто должна, я обязана. Ведь Ты несколько раз вспоминал об этом. Ради успокоения Твоей души я обязана сначала выполнить это задание, а уже потом думать, как уйти к Тебе.
   В двенадцать часов поминки. Мужчины организовали все внизу во дворе, там же и будут читать молитвы для мужчин. Женщины заходят в дом. Приходят Райганат с Розой, Юля, Фая с дочерями и внуком. Камилла и Ася были на отдыхе в горах, и поэтому не присутствовали на похоронах. Но их внешний вид меня просто шокирует. Они одеты в облегающие джинсы, супер коротенькие топики на тоненьких лямочках. Накрашены, как на презентации косметической компании или как актеры древнего японского театра. Куда они пришли? Они перепутали вечеринку в ночном клубе с поминками их дяди?
   Пришла проведать меня Мухаббат, хотя и не знала, когда будут поминки.
   - Теперь ты правильно сделала, что накрыла всю мебель одинаковым материалом, - "хвалит" меня Райганат
   - У меня было три дня, - тихо говорю я.
   - На столе должен быть сахар в кусках, - продолжает она руководить. - Роза, дай Юле денег на полкило сахара. Сколько сейчас может стоить сахар? - спрашивает она присутствующих женщин.
   Долго идут рассуждения о цене на сахар. Как будто проводится маркетинговое исследование. Вспоминаются цены в разных районах Ташкента. Наконец, Роза достает деньги, несколько раз пересчитывает их и отдает Юле. Юля берет и только успевает дойти до двери, как ее окликает Райганат.
   - Юля, подожди. Роза, дай ей еще немного денег, вдруг там будут только килограммовые упаковки.
   Роза достает деньги. Опять разговоры, сколько же может стоить килограмм сахара-рафинада. Я еле сдерживаю себя. Мне хочется крикнуть:
   - Возьмите сколько надо на серванте и прекратите этот разговор.
   Заходят несколько Твоих друзей, они стоят около порога. Спрашивают, здесь ли Райганат? А когда она выходит в коридор, выражают ей свои самые искренние соболезнования. Они правы. Ведь она потеряла брата, которого не хотела видеть пятнадцать лет. Она запретила всем сестрам и племянникам поддерживать с Тобой отношения. По ее указанию, Тебе даже не сообщили о смерти матери. Она, действительно, заслуживает самых глубоких соболезнований. Но только по другой причине. Ведь причиняя Тебе боль, столько лет прожила во зле. Кому причинили зло, сможет когда-нибудь забыть его, но кто причинил, будет помнить до конца своей жизни. В этом и заключена вся великая мудрость жизни.
   Ширвани приносит плов для женщин. Мне говорят, что я обязательно должна поесть немного поминального плова. Пять суток я не притрагивалась к пище, и, не смотря на жару, выпила не больше двух-трех стаканов воды. Когда-то я прочла, что шах Джахан, который потом построил волшебный дворец Тадж-Махал, одно из чудес света, после смерти своей любимой жены Арджуманд Бану "Мумтуз", восемь суток не ел и не пил. Наверно, сильный стресс резко нарушает работу организма. И организм просто впадает в своеобразную "спячку". Но если это необходимо... через силу, но я поем плов. Если нельзя оставлять, значит, я сумею заставить себя.
   Я рассказываю женщинам, что хочу купить детям детского дома мороженое, в память о Тебе. Все соглашаются, что это, действительно, будет хорошим поминовением.
   Райганат обращаясь к Камилле и Юле, говорит:
   - Пусть дети чаще приходят сюда. Ведь Ибрагим очень любил детей.
   - Конечно, - подтверждаю я. - Месяца через полтора я куплю компьютер и подключу Интернет, чтобы общаться со своими детьми. И ребята смогут играть в любые игры на компьютере. У меня есть Большая Советская энциклопедия и около двух тысяч книг. Мои дети далеко, поэтому я, как и Ибрагим, считаю их своими внуками.
   Информация о компьютере, Интернете, а также количество книг заметно удивляет "высший свет" Но Райганат резко меняет тему и начинает разговор с Хизри:
   - Хизри, ты в каком классе учишься? - всеми силами пытаясь выразить заинтересованность, спрашивает она.
   - В третьем.
   - А кем хочешь быть?- продолжает она тем же приторно- карамельным голосом.
   - Президентом, - односложно отвечает мальчик.
   - Молодец. Если будешь хорошо учиться, обязательно станешь Президентом, - заканчивает вступление Райганат.
   Затем начинается основной текст, ради которого и был начат этот разговор.
   - Никогда не забывай, из какого ты рода, - высокопарно произносит дама. - Ты должен гордиться тем, какие у тебя родственники.
   - Да, - покорно кивает головой мальчик.
   - Ты понимаешь, из какой семьи у тебя мама?
   - Да, - все так же односложно отвечает он своей тете.
   - Ты должен вырасти хорошим человеком. В нашем роду все очень достойные люди.
   - Да.
   Даже находясь в "помутненном" сознании, по "второму" каналу, свободному от боли, я понимаю, что Райганат ждет от присутствующих восторженных отзывов о своей персоне. Но никто не решается прервать ее напыщенно воспитательную речь. Все молчат и только кивают и поддакивают. Все забывают о Тебе. Ведь Ты не совсем из "их" рода. У Тебя другой отец, который погиб в окопах под Москвой. И хотя у вас одна мать, но она просто очень хорошая женщина. А это для "элиты" общества, ничего не значит. Здесь имеют цену и вес только деньги и высокие посты. Восхваление "достойнейшего" рода продолжается около часа. И мне очень хочется прервать их горячие, напыщенные дифирамбы и добавить немного льда, "бросить им в глаза железный стих, облитый горечью и злостью". Почему ни одного слова не произнесено о Тебе? Почему они не говорят, какой Ты был человек? Человек с большой буквы.
   Ведь по горским понятиям, именно это, самое главное достоинство. Да. Твой отчим - без всякого сомнения, заслуживает даже более высоких слов. Хотя, о нем тоже не сказано ни слова. Но говорить о "достойных" представителях рода? Не слишком ли? Здесь нет посторонних. Здесь все свои. И все прекрасно знают, кто есть кто.
   Почему же ни один мужчина не выдержал столь "достойнейших" женщин? Почему из трех сестер, две - вынуждены были уехать на заработки в Турцию?
   Продолжатель рода - Абдул? У которого, частые запои перемежаются непрекращающимся нытьем по любому поводу и без повода?
   У Абдула и Розы сыновья находятся в заключении.
   Камилла и Ася живут с мужчинами, но "тщательно скрывают" это от отца. Хотя и отец и вся махалля об этом знают.
   Ах, извините, великодушно, совсем забыла, что еще есть "сама" Райганат. Но есть ли у нее еще что-нибудь, кроме работы, денег и сорокалетней незамужней дочери?
   Разве она может понять поистине райское блаженство, когда на рассвете тебя будят поцелуем и нежно шепчут: "Доброе утро, радость моя. А я уже приготовил для тебя кофе"? Какие деньги могут перевесить взгляд любимых и любящих глаз? Таких денег в природе не существует. Все сокровища мира не стоят даже одного такого пробуждения. А если это продолжается девятнадцать лет?
   Мне нет никакого дела до их рода. Но сейчас здесь присутствуешь Ты. Я понимаю, что выспренняя речь о представителях славного рода, рассчитана в первую очередь на меня. Какая-то "машинистка" сидит в присутствии членов такого достойного рода. Но я сдерживаюсь. Ради Тебя, ради памяти о Тебе. Я не буду отвлекать внимание на себя. Хотя, похоже, все забыли, по какому горестному поводу собрались.
   Прочитав молитву, все расходятся. Остается Фая, дожидаясь Абдула, который находится во дворе.
   - Ибрагим был очень хорошим мужчиной, - говорит Фая. - Тебе повезло.
   - Да, - кратко подтверждаю я.
   - Абдул совсем не такой, - с заметной завистью, произносит она.
   - Он пьет.
   Я нахожу причину, чтобы не пускаться в объяснения по этому поводу. Но Фая продолжает:
   - За Ибрагимом "охотилось" много женщин. Но он очень любил тебя. Даже, когда вы приходили навещать мать, это было видно.
   - Я знаю.
   - Да женщины его любили, - прикрывая глаза, она пускается в воспоминания. - И первая жена его очень любила.
   - Знаю, - отвечаю я. - Она даже приезжала в Ташкент в девяносто третьем году. Но разве можно склеить что, что разбилось? Тем более, столько лет уже прошло.
   - Это моя тетя, - вдруг оживляется Фая, - и я точно знаю, что она не приезжала.
   - А кто же тогда жил в этой квартире?
   Мне уже становится интересно, и я хочу узнать подробности, раз она в курсе.
   - Здесь жила какая-то женщина, красила соседкам волосы и всем объявляла себя его женой, - продолжаю я.
   - Это была другая женщина, - говорит Фая.
   - Другая женщина?- с удивлением переспрашиваю я.
   - Да, молодая женщина. Но Ибрагим с ней не был. Она несколько раз приходила к матери жаловалась, что только убирается в квартире и кормит кроликов, а его даже не видит. Заходил, - сказала она, - раза два забрал несколько рубашек и ушел.
   - Странно. Мне он говорил, что это была его первая жена. Ну ладно, сейчас это не важно. Просто зашел разговор. Я об этом даже никогда не вспоминала. Потому, что он все время был у меня на старой квартире.
   - Ты счастливая женщина, - повторяет она снова. - Он тебя очень любил. И дети у тебя все хорошо устроены.
   - Это и горько, что когда все устроено, он ушел.
   - Пока, - завершает она разговор, как только в дверях показывает Абдул, - Я пойду. До свидания.
   - До свидания. Приходите, Вы же рядом живете. Звоните.
   - Конечно.
   Заходит Ширвани.
   - Наташа, все прошло хорошо, - сообщает он.
   - Спасибо.
   Я рассказываю ему о монологах Райганат, о детском доме и мороженом. Затем разговор переходит на Фаю.
   - Ширвани, конечно это уже не важно. Но что за женщина жила здесь тогда? Ибрагим говорил, что это была его первая жена. А Фая сейчас сказала, что нет
   - Я думал Вы знаете, - смущается он. - Это была сестра, того лакца, который не хотел жениться на Гуле. Я тогда тоже не все понял. Тем более видел, что дядька очень любит Вас.
   Но когда этот парень узнал обо всем, то сказал, чтобы и его сестра и Рая с дочерью больше не переступали порог его дома.
   - Ладно. Это не важно. Просто почему-то только сейчас я узнала правду.
   - Наверно, Ибрагим не хотел, Вас расстраивать.
   - Да он всегда берег меня. А я... не... смогла......
   Слезы опять появляются в глазах и плавно переходят в рыдания. Да, это правда, горькая для меня, правда. Ты постоянно защищал и оберегал меня, а я не смогла. И даже то, что я ничего не могла изменить, слишком слабое утешение.
   ...Все уходят. Я опять остаюсь одна. Нет,... это неправда. Я не одна. Ты со мной. Ты сорок дней будешь со мной. Неужели правда, - думаю я, - что душа через сорок дней, окончательно уходит из дома? Как же я буду жить тогда? Но пока я должна найти детский дом. У меня есть цель.
   31 июля. Чтобы как-то привыкнуть к миру, я хотела пойти в райсобес и отнести справку. Но, выглянув на улицу с балкона, поняла, что еще не в состоянии этого сделать. Не смогу увидеть людей, которые спешат по своим делам, увидеть, что ничего не изменилось. Я опять занялась, уже привычным делом: смотрела фотографии, плакала и перечитывала стихи. Пустота и отчаяние, когда нет света в конце туннеля. Опять истерики.
   - Мне без тебя не нужен мир, в котором больше нет... Любви. Скажи, зачем,... зачем... мне такой мир? - рыдаю я.
   Если бы я не помнила о мороженом и детском доме, мне кажется, этот день бы стал моим последним днем.
   "...Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в пути.
   Вот и теперь надо мною она, кружится...",
   - доносится песня из открытого окна. Наверно, кто-то из соседей смотрит фильм о войне.
   - Да, - тут же мысленно подхватываю, я эту тему. - Она кружилась над Тобой, над нашим домом, а я была слепа. Теперь я слепну от слез. Утешением служит только то, что "она" не властна над Любовью. Но что мне сейчас делать с ней? Когда ею не делишься, она переполняет сердце. И сердце уже не способно справиться с таким объемом Любви. Оно готово разорваться. И тогда начинаются истерики, рыдания, которые приносят краткое, временное облегчение. Не верьте, что Время лечит. Как может Время вылечить человека, который потерял руку? А если он потерял сердце? Человек может только привыкнуть к этой боли. Шрамы остаются, и малейшее дуновение открывает эту никогда полностью не заживающую рану. Те, кому довелось встретить в жизни настоящую, всепоглощающую Любовь, с каждым последующим годом ощущают эту потерю все острее. Ведь вначале в эту потерю просто не веришь. Иногда мне кажется, что и мои слезы - не "соленая" вода, а кровь. Ведь они льются не из глаз, а из разбитого на мелкие осколки сердца. У человека просто не может быть столько слез. Смерть прошла по моей жизни как бульдозер, оставив за собой пустоту и разрушение. На этом месте ничего больше не растет. Внутри только пустота. Утрачено самое дорогое: человек, отношения. То, что составляло смысл жизни. Хоть не просыпайся утром. Выразить это невозможно - разве что каким-нибудь воем, да и на тот сил уже не хватает. А остальное это просто слова, слова....
   ...Я уйду за Тобой. У меня нет ни сил, ни желания жить дальше. Вот только найду детский дом, куплю детям мороженое, чтобы Твоя душа ТАМ была спокойна. А потом... потом... у меня есть таблетки. Можно добавить еще что-нибудь снотворное, чтобы наверняка. Уйду к Тебе, и Ты поймешь, что я люблю Тебя. Я докажу, что я люблю Тебя. Что я не могу жить без Тебя. Я уйду,... обязательно уйду к Тебе....
   ... Но что-то здесь не так? - мелькает мысль - Если я уйду сама, добровольно, я не смогу встретиться с Тобой. Почему я раньше об этом не подумала? Я знала, что это большой грех. Но что для меня сейчас грех? Мне, кажется, что остаться было бы большим грехом. Я бы перешагнула даже через это. Но если ТАМ, я не встречусь с Тобой? И уже НИКОГДА не встречусь. Тогда зачем я буду делать это? В моей жизни сейчас нет смысла. Да, это так. Это верно. Но уходить, оказывается, тоже... не имеет смысла. Значит надо жить. Надо как-то жить. Как, еще не знаю. Но я уже наметила себе первую цель - купить мороженое в детский дом.
   А потом, - начинаю все более трезво размышлять я, - ...куплю компьютер, подключу Интернет и буду чаще общаться с Кариной. Я должна и буду жить.
   Многие готовы скорее умереть, чем подумать. Часто, кстати, так и случается. Бертран Рассел
   Сейчас мне безразлично, что говорят обо мне. Я уже не мягкий белый пушистый кролик, которым была с Тобой. Сейчас я волчица, одинокая волчица. А волки знают свою силу. Они общаются избирательно. Они общаются только с себе подобными. Пока был Ты - я была молода. А сейчас мхом прорастающая в душе старость. Страшно, даже подумать, как я смогу жить.
   Но я должна и буду жить. Заново буду учиться ходить по улицам, улыбаться, жить. Все заново... Я громко скажу всем словами Дон Сезара де Базана: "Жизнь продолжается сеньоры, еще осталось два часа". Всего лишь два часа. Значит, их тем более необходимо прожить наполненно, не теряя ни минуты.
   А когда уже подходит очередь, и никого нет впереди, это должно стать законом. Надо дорожить каждым мгновением. Главное - выполнить две задачи.
   Первая - не уступить своей очереди никому из своих родных и близких. Тем, кто так дорог. Я, очень надеюсь, что все они хорошо воспитаны и не будут пытаться обойти меня. Ведь это, по меньшей мере, невежливо, приходить к всевышнему, без приглашения и опередив старших.
   А вторая задача успеть довести до конца свои планы и выплатить свой долг благодарности сполна. Чтобы Ты, встретив меня, смог похвалить. Не знаю, буду ли нуждаться ТАМ, в словах похвалы. Возможно, я сужу по моему состоянию сейчас, когда мне их так не хватает. Пусть осталось всего два часа, но я буду жить. Буду жить по-другому. Я - Абдуллаева. Когда-то Ты сказал о фамилии, которую я носила двадцать два года: "Это не твоя фамилия" Ты был прав. То была, действительно, не моя фамилия. Ты хотел, чтобы я стала Абдуллаевой, я буду ею. Теперь - это МОЯ фамилия.
  
   1 августа выхожу на улицу. Иду в райсобес, чтобы сдать справку и закрыть получение пенсии. Это не очень далеко от дома и я иду пешком. Когда дохожу до места, оказывается, что отдел социального обеспечения перевели в другое место, и нужно проехать еще несколько станций на метро. В голове сразу появляется мысль:
   - Хорошо, что я пошла сама и узнала, где это находится. Тебе было бы тяжело, дойти пешком, а потом еще искать этот собес. А теперь я приду домой и расскажу, как можно туда добраться.
   Боже, о чем я? Проглатываю комок слез и спускаюсь в метро. Выхожу, на подсказанной мне станции. Но там четыре выхода. Долго спрашиваю прохожих, как мне найти собес.
   - Теперь я запомнила, - продолжаю я разговор сама с собой, - в какую сторону необходимо идти, чтобы долго не блуждать. Я подробно объясню Тебе. Нет. Даже лучше нарисовать, чтобы Тебе было легче ориентироваться.
   Еще один комок. Впиваюсь ногтями в руку, чтобы болью остановить рыдания. Дышу. Дышу глубоко несколько минут, и вхожу в здание. Возвращаюсь домой, и тут же с порога меня радостно заключает в свои объятия истерика. Она уже соскучилась. Это моя самая верная подруга, даже близкая родственница. Она не оставляет меня больше, чем на два-три часа. Но я смогла выйти на улицу. Смогла "совершить подвиг".
   В половине второго звонит телефон. Поднимаю трубку. Карина.
   - Мам, привет. Как дела? Ты уже дома? Как Гуся?
   - Карина, ты, - я начинаю соображать, как сообщить ей, - ...так долго не звонила, - заканчиваю я предложение.
   - Дней пять. Просто заболела. Температура был под сорок. Гуся дома? - спрашивает она как обычно, после приветствий.
   - Карина, - я никак не могу произнести то, что надо вымолвить, - а Георгий дома?
   - Дома, а что? Передать ему трубку?- не понимая в чем дело, спрашивает она.
   - Нет. Карина.... Он рядом?
   - Да, - тихо говорит она. - Мам, что... случилось?
   Она начинает понимать, что произошло, что-то ужасное. И я никак не могу это произнести.
   - Гуся... умер...- наконец, со слезами, я выталкиваю из себя это страшное слово.
   - Он... не выдержал... операции? - рыдает она.
   - Нет. Операции не было. Инсульт, - отвечаю я.
   - Там... такие... врачи. Здесь... его бы.... спасли...
   - Карина, врачи сделали... все что смогли. Поверь, это... так.
   - Зачем... я уехала? Я так не ... хотела... уезжать. Если бы я... была там. Этого... бы не случилось...
   - Карина, у него было высокое давление, - я начинаю успокаивать ее.
   - Зачем,... зачем... я уехала... Мам,.... я приеду....
   Разговор резко обрывается. Наверно, разъединилось, думаю я.
  
   Уже вечером звонит Георгий.
   - Здравствуйте. Примите мои соболезнования. Ваш муж был очень хорошим человеком. Я его, к сожалению, мало знал. Но Карина часто о нем рассказывала. И там, в аэропорту, когда мы улетали, мне очень хотелось обнять его, но я почему-то постеснялся.
   - Спасибо. Ибрагим тоже растерялся. И тоже жалел, что не обнял тебя. Просто Карина, для него дочь, и он от волнения, не знал, что делать. Спасибо. А где Карина? Нас прервали.
   - Карина разговаривала, - говорит он, - плакала, я сидел рядом с ней на диване. А потом она вдруг упала, я думал, что с ней плохо. А она уснула. Проснулась часа через три, опять долго плакала, вспоминала. Сейчас спит. Ее разбудить? - спрашивает зять.
   - Нет не надо. Спасибо, что позвонил.
   - Мы возьмем билет на ближайший рейс, - говорит он.
   - Спасибо. Но не надо.
   - Мы должна поддержать Вас, - настаивает он.
   - Спасибо. Не надо. Просто чаще звоните. Пока.
   - До свидания.
   Карина месяца два звонила по три-четыре раза в день. Потом мы в основном стали общаться через Интернет. И теперь она звонит, как и раньше через три-четыре дня.
   2 августа. Выхожу на работу. Наши ребята, несмотря на молодость очень тактичны. Своим ненавязчивым вниманием они морально очень поддерживают меня. Делают вид, что не замечают слез в моих глазах, а просто стараются чем-то отвлечь. Алишер, парень двадцати лет, увидев мои глаза, полные слез, улыбаясь, протягивает мне конфетку.
   - Все хорошо? Правда? - произносит он.
   - Да, Алишер, - сквозь слезы, улыбаюсь я ему в ответ.
   В этой простой карамельке заключается столько серотонина, приносящего радость, что мне его иногда хватает до самого вечера. Это еще одна, протянутая мне, рука помощи.
   Но женщина, лет пятидесяти, работающая десять лет в нашей организации и хорошо знающая Тебя, говорит:
   - А мы думали, что Вы не будете хоронить по-мусульмански.
   Я не знаю, кого она имеет в виду, под словом "мы". Потому, что наши сотрудники, молодые ребята, никогда не делают акцент на том, что я русская.
   - Почему? - искренне удивляюсь я - Ибрагим - мусульманин.
   - Русские женщины, часто хоронят мужей по-русски, - замечает она.
   - Я не знаю, что делают другие, - резко отвечаю я. - Но я сделаю все, как положено.
   Поражаюсь, почему мальчики и девочки по двадцать-двадцать пять лет, понимают мою боль намного лучше, моих ровесниц. Ведь они еще не испытали потерь, а уже умеют выразить сожаление.
   Вспоминаю, как год тому назад, эта женщина тоже пришла на похороны моей матери. Оглядев квартиру, она сказала стоящим рядом с ней девушкам: "Везде такая пыль. Не может даже помыть люстру. И вообще, порядочная женщина не имела бы столько мужей. Вот я, например, двадцать пять лет прожила с одним мужем. Хороший он или плохой, он мой муж. Поэтому и родственники Ибрагима, не хотят признавать ее". Я от всей души желаю, чтобы люстры и хрусталь в серванте у нее всегда были ослепительно чистыми. Ведь у всех людей, хоть что-то обязательно, должно быть чистым. Путь родственники мужа любят ее больше всех на свете, а дети, работающие как гастарбайтеры на просторах бывшего Советского Союза, хорошо зарабатывают. Она, не виновата, что ей так не повезло в жизни. Что вместо огромного дара любви, аллах послал ей только ненависть и зависть.
   - Если женщины ищут в тебе негативные стороны, то они просто завидует. И на это у них есть все основания. У тебя есть то, чего они не имеют, то чего не испытали никогда. На обделенных милостями аллаха, обижаться грех. Они, действительно, достойны сожаления, - постоянно наставлял Ты меня. - Ты же помнишь басню Крылова "Лиса и виноград"? Там тоже Лиса обвиняла виноград, в том, что он невкусный и зеленый.
   - Ты как всегда прав. Я еще раз убедилась, что только счастливые женщины могут быть добрыми.
   Продолжаю работать до обеда. Стараюсь во второй половине сделать как можно больше дел. Не то, чтобы я боялась остаться дома одна. Я чувствую, что мы все равно втроем. Ты сказал, что Любовь первой перешагнула порог нашего дома. А Ты сейчас просто вышел в другую комнату. Мы вместе. Единственно, чего я боюсь - почувствовать пустоту через сорок дней. Я очень этого боюсь. Не хочу жить воспоминаниями. Все должно оставаться, как и прежде. Это наше и мы не будем расставаться. Мы будем общаться. Ты в другой комнате и слышишь, что я говорю.
   Хотя и не любишь, когда я разговариваю из другой комнаты. Но что же делать? Придется Тебе привыкнуть к этому. Главное, что Ты слышишь меня. За девятнадцать лет я уже знаю, что Ты мне ответишь. Мне не хватает только прикосновений. Я не могу подойти к Твоему креслу и обнять Тебя сзади. Наклониться и коснуться губами Твоего плеча или шеи. А если Ты не реагируешь, то сделать вид, что пытаюсь откусить кусочек уха. И тогда Ты начинаешь смеяться и сажаешь меня к себе на колени.
   Но это цена. За все надо платить. За девятнадцать лет, таких кратких, как одно мгновение - такая мука и отчаяние.
   Как можно быть готовым к одиночеству, если ты слаба, и никто не поднимет, не подаст руку помощи, не позвонит, а главное не выслушает... Чем больше счастье, тем больше надо платить. Но, если даже Любовь несет с собой разлуку, одиночество, печаль - все равно она стоит той цены, которую мы за нее платим. Счастье тоже имеет цену, и я не думаю, что заплатила много. Просто некуда деть нерастраченную нежность.
   Вечером приходят Мухаббат с Шафигой. Шафига сообщает:
   - Теперь мы с Мухаббат будем приходить к тебе каждый вечер. Здесь рядом останавливается автобус, который идет до нашего дома. Мы можем часок посидеть с тобой.
   - Спасибо, - отвечаю я, - Конечно, мне бы этого очень хотелось, но у вас есть свои дела. Просто звоните. Мухаббат меня очень поддерживает своими звонками. Она звонит каждый вечер, я уже привыкла и жду.
   - Я постоянно ей говорю, чтобы она звонила чаще, - произносит Шафига.
   Неужели она не понимает, что говорит? - проносится у меня в голове. Мухаббат звонит сама по себе. Причем здесь указания Шафиги? Но она продолжает в том же духе:
   - Не переживай. Все пройдет. Мы с тобой начнем делать косметические маски. У меня есть хорошие ароматические масла.
   - Шафига, о чем ты говоришь?- я пытаюсь ее остановить.
   Если она будет и дальше продолжать этот разговор, мне кажется, у меня будет столбняк. Как можно говорить об этом? У меня застревают в горле все слова, которыми я хочу прервать ее. Я только ловлю ртом воздух и еще шире распахиваю глаза.
   - Тебе надо успокоиться и заняться собой, - продолжает она, не обращая никакого внимания на мою реакцию. - Эти масла очень хорошо действуют. Есть расслабляющие, есть поднимающие настроение. Просто надо их правильно подобрать...
   - Шафига, я не представляю, как я буду жить, - наконец с трудом выговариваю я. - И надо ли жить? А ты о косметике...
   Мухаббат сидит молча и только широко раскрытые глаза выражают ее крайнее удивление. Она понимает, что вместо того, чтобы успокоиться, я еще больше впадаю в депрессию. Но Шафига почти в два раза старше и Мухаббат не прерывает ее.
   - Ничего. Все будет хорошо, - еще раз "успокаивает" меня Шафига. - Мы пойдем. Пока.
   - Спасибо, что пришли, - автоматически произношу я заученные слова вежливости.
   Не могу понять, неужели женщины не знают, что такое Любовь, что такое потерять самого близкого и родного человека? Наверно, не знают. Поэтому и не могут понять мою Боль. Значит, на них нельзя обижаться, - решаю я, - их нужно пожалеть. Ты, тоже всегда твердил мне это. Они заслуживают жалости. Мне, действительно, становится, искренне жаль тех, кто никогда не произнес: "В моей жизни была Любовь".
   Наш дом не обледенел от горя. Ведь у меня была Любовь. Почему была? Она есть. Она живет. Она рядом со мной. Она в нашем доме. Ведь все здесь сделано Тобой. Сделано с любовью ко мне и для меня. Сказки часто заканчиваются словами: "Они жили долго и счастливо и умерли в один день". Теперь я отчетливо понимаю, что для полного счастья обязательно нужны все три условия. И только тогда это будет сказка. Но это большой выигрыш. Это Джек Пот. К моему большому сожалению, я не выиграла его. Может, я что-то не сделала, и меня жестоко наказали за это? А может, что-то еще должна сделать? Это знают только ТАМ. Значит, я не должна сидеть, сложа руки и плакать, - размышляю я. - Я должна что-то делать. Надо вставать и идти! Чем дольше остаешься в сонном состоянии, тем дольше будет длиться депрессия. Но надо при этом понимать, что депрессия - это роды, тебе мучительно тяжело и больно, но если ты это преодолеешь, у тебя в жизни появится что-то новое. Ты что-то узнаешь и поймешь, и может быть, произведешь это на свет. Я очень многое поняла за эти несколько дней. Я прожила, может в полубессознательном состоянии, еще одну жизнь. И самое главное, что я вынесла из этого безжалостного жизненного урока: никогда и ни у кого не просить жалости.
   Достоинство, уважение к себе требуют пережить горе в одиночку. Не стоит унижение глотать и лить слезы прилюдно и позволять всем себя жалеть. Тем более напрашиваться на жалость, заставлять себя жалеть. От этого мы больше теряем, чем приобретаем.Екатерина II.
   Есть два рода сострадания. Одно малодушное и сентиментальное, оно, в сущности, не что иное, как нетерпение сердца, спешащего поскорее избавиться от тягостного ощущения при виде чужого несчастья; это не сострадание, а лишь инстинктивное желание оградить свой покой от страданий ближнего Но есть и другое сострадание - истинное, которое требует действий, а не сантиментов, оно знает, чего хочет, и полно решимости, страдая и сострадая, сделать все, что в человеческих силах и даже свыше их. С. Цвейг
   3 августа. Я ищу детский дом, чтобы выполнить свое обещание. В Ташкенте несколько таких домов. Но что-то должно подсказать мне конкретный адрес. Прекрасно понимаю, что это не такая уж большая сумма. Но хочу, чтобы детский дом был как-то связан с Тобой. И нахожу... это интернат музыкальных воспитанников. Там учился мой сын. В таком же интернате в Москве когда-то учился и Ты. Да. Это То, что мне нужно, - решаю я.
   4 августа. С 27 июля перед Твоим портретом в вазах стоят фрукты и печеное, а также свежезаваренный зеленый чай, который Ты так любил. Все то, что последнее время всегда было перед Тобой на журнальном столике. Я не хочу ничего менять. Цепляюсь за каждую мелочь. Боюсь нарушить, устоявшийся порядок. Все также не могу заставить себя поесть. Иногда от голода начинает кружиться голова, и тогда я отщипываю кусочек лепешки и, запивая слезами, с трудом проглатываю ее. Только дней через десять я беру из вазочки три-четыре печенья и пью с ними утренний кофе. А потом докладываю такое же количество в вазочку. Как будто то, что находилось около Твоего портрета, имеет какую-то особую силу. Меня постоянно окружает мистика. Когда я прохожу близко от портрета, обязательно, к моим ногам падает яблоко или груша. Ты угощаешь меня. Разве можно отказываться? Ведь Ты можешь обидеться, а я панически боюсь этого. Только через сорок дней, когда я ставлю мебель по местам, а портрет помещаю в изголовье Твоей кровати, я убираю вазы. Но свежезаваренный зеленый чай каждое утро, согласно ритуалу, обязательно подается на журнальный столик и сейчас, спустя год. Иногда, тоскливым вечером, возвратившись с работы, глядя на портрет, я делаю два-три глотка остывшего чая, и у меня прибавляется сил.
   5 августа. Карина по телефону пересказывает мне свой сон, который она видела накануне.
   - ... Мам, я во сне видела похороны Гуси.
   - Как это видела? - удивляюсь я.
   - Я его не видела, - объясняет она, - но знала, что это его похороны. Его несли мужчины на плечах в голубом гробу. Мам, почему в гробу? - спрашивает дочка. - Мусульман же хоронят без гроба.
   - Да. Карина, - подтверждаю я, - это были закрытые носилки голубого цвета.
   - Они шли в нашу мечеть, - продолжает она, - которая около нашего дома. Медленно поднимались по ступенькам лестницы. Но, где-то на самых верхних ступенях, гроб вдруг стал плавно подниматься, над головами мужчин, которые несли его, и полетел над мечетью.
   - Просто в небо?- уточняю я.
   - Нет, - объясняет Карина. - Выше мечети были видны какие-то яркие золотые и синие купола. И гроб полетел прямо туда. Мам, это плохо, что он не попал в мечеть?- с волнением в голосе спрашивает она меня.
   - Не знаю, Каруся.
   Я пытаюсь разгадать этот символический сон. И начинаю представлять себе все, о чем рассказывает дочь.
   - Но его не уронили, - наконец говорю я - а наоборот он взмыл над мечетью. Мне кажется, просто у Ибрагима не было грехов, поэтому его сразу забрали выше. В крайнем случае, мы должны так думать, - добавляю я.
   - Значит, это хороший сон? - с облегчением вздыхает она. - Ну, в том смысле, что Гусе там хорошо?
   - Да. Он ведь ушел сразу за одну- две минуты. Просто я очень сильно кричала. И он вернулся, чтобы подготовить меня. И ушел с закрытыми глазами. Ск5азали, что это тоже хорошо для него. Значит, он полностью выполнил свою миссию на Земле и ушел без долгов и невыполненных обязательств. Я уверена, что ему там хорошо.
   - Ты меня немного успокоила, - говорит Карина - а то я увидела этот сон и расстроилась, что Гуся не попал в мечеть.
   Получаю "прикольные" фотографии Карины от двадцать пятого июля. Мистика. О каком приколе идет речь? Я несколько раз очень внимательно пересматриваю эти фотографии. Первое фото - Карина с заплаканными глазами прижимает к уху телефонную трубку. Остальные три - Карина ночью в полутьме с покрасневшими опухшими от слез глазами. А ведь эти фото были сделаны за день до...
  
   С 1 ноября 2005 года нам меняют номера телефонов. По закону "пакости", в это же время в Петербурге тоже меняют номера. Наша связь с Питером прерывается. Мы даже не успеваем обменяться новыми номерами. Все мои попытки узнать номер телефона Сани не дают никаких результатов. Чтобы узнать по справочной, нужно знать адрес, а я его тоже не знаю. Когда спрашиваю у Карины, она отвечает:
   - Мам, адрес где-то был написан. Но мы им никогда не пользовались, поэтому не помню. Знаю только, что не Невский проспект. И потом Саня говорил, что живет недалеко от дома Путина.
   - Да, - шучу я. - Очень хороший ориентир. Ты бы еще сказала, дерево стояло, и женщина курила. Если бы я была в Питере, может, и нашла бы. Есть опыт. Но из Ташкента найти этот дом, даже для меня непосильная задача.
   Когда испробованы все способы, я обращаюсь за помощью:
   - Шафига, напиши, пожалуйста, по Интернету (Ее рабочий компьютер подключен к сети) на передачу "Жди меня". У меня есть все анкетные данные. Тем более через два месяца моему внуку будет семь лет. Я должна его поздравить.
   - Хорошо. Не волнуйся, - отвечает она. - Когда у меня будет время, я обязательно напишу.
   - Спасибо.
   Она берет у меня все данные и на этом ее помощь заканчивается.
   Когда я напоминаю об этом недели через две-три, она снова обещает, когда у нее будет время выполнить мою просьбу.
   В конце декабря я уже почти умоляю ее помочь мне. Ведь остается меньше месяца до дня рождения Максима.
   - Знаешь, - объясняет она, - писать это будет долго. У нашей сотрудницы, сын тоже живет в Питере. Они созваниваются, почти каждый день. Она спросит его, как изменись номера начинающиеся на 117. И все.
   - Спасибо. Ты не забудешь?- уточняю я.
   - Конечно, нет, - заверяет она меня.
   Прошел и декабрь.
   - Наташа, знаешь, - при встрече сообщает мне Шафига, - эта сотрудница на Новый год поедет в Питер, к сыну и там все узнает.
   - Разве для этого, обязательно нужно ехать в Питер? Каждый житель Ташкента, знает, как изменились наши номера.
   - Она так сказала. Успокойся. Через неделю ты будешь знать номер телефона своего сына.
   - Спасибо, - опять говорю я.
   Прошло почти семь месяцев. На все мои вопросы, я натыкаюсь на обещания приблизительно одинакового содержания.
   У меня просто нет времени пойти в Интернет-кафе и самой написать на передачу "Жди меня".
   В начале июля, я случайно разговорилась с этой женщиной, у которой сын, якобы живет в Питере. Она очень удивилась и сказала, что впервые слышит об этом.
   Когда прошло дней десять после Твоего ухода, я спросила дочку, как же нам узнать номер телефона Сани.
   10 августа позвонила Карина и рассказала почти мистическую историю.
   - Мам, после того, что случилось, я никак не могу успокоиться. Вчера сидела за столом и машинально что-то рисовала, писала какие-то буквы, цифры. Это все происходило механически. Голова была занята воспоминаниями о Гусе, нашем "оборудовании" гаража, покосе травы, катании на велосипедах и прочее. А потом также машинально стала рассматривать, что я нацарапала. И вдруг посреди всяких завитушек, углов, отдельных букв и цифр, я увидела более-менее ровный ряд цифр. Семь цифр. Когда я посмотрела внимательнее, то сразу заметила что последние четыре цифры - это последние четыре цифры телефона Сани.
   - А первые три нет? - спрашиваю я.
   - Первые нет. Вместо 177, было написано 771. Мне очень захотелось проверить этот телефон. Но в Питере в это время уже была ночь. Я долго боролась с собой. Позвонить или нет? Наконец, не выдержала и набрала этот номер. Ответила Лена. Я положила трубку.
   - Почему? - удивляюсь я.
   - Подумала, что ты первая должна позвонить ему. Я уверена, что это Гуся подсказал нам этот номер.
   - Да. Другого объяснения не нахожу. Наверно, действительно, близкие нам люди всегда рядом и оказывают помощь.
   - Ты позвонишь Сане? - спрашивает Карина.
   - Конечно. Спасибо.
   - Это не мне. Это Гусе.
   - Пока. Звони.
   - Пока. Я и так стараюсь звонить чаще.
   - Спасибо. Своими звонками ты меня просто держишь.
   - А теперь еще и Санин телефон есть, тебе не будет так одиноко.
   - Да, солнышко.
   Вечером я звоню Сане. Трубку берет Лена.
   - Леночка, здравствуй. А Саню можно?
   - Санечка, тебя к телефону.
   Несмотря на страшную боль в сердце, ее слова, обращенные к Сане, действуют как бальзам. Если она так называет моего сына, после восьми лет брака, значит у них все хорошо. Я очень рада.
   - Саня, здравствуй.
   - Мам, это ты? - басом спрашивает он, - Лена подумала, что это какой-то мальчик. У тебя такой детский голос. Ты так долго не звонила. Я несколько раз пробовал дозвониться, но почему-то постоянно занято.
   - У нас тоже поменяли номер телефона, - объясняю я. - Как и у вас. И мы с Кариной, никак не могли узнать его.
   - Мам, все нормально? Как здоровье?
   - Здоровье-то нормально. Но у меня большое горе, - тихо говорю я.
   - Что случилось?- тревожно спрашивает Саня.
   - Ибрагим... умер.
   - От чего? Он же был очень крепкий мужчина, - удивленно спрашивает он меня.
   - От инсульта и закупорки сосудов. И... теперь я, - не удержавшись от слез, произношу я, - здесь осталась... одна.
   - Мам, мне приехать? - с волнением спрашивает сын.
   - Нет. Саня, не надо. Просто звоните чаще. А потом пишите по Интернету. Карина, дала мне адрес почты. Она уже девять месяцев живет в Штатах.
   - Хорошо, что вы нашли номер телефона. Да и Интернет у нас есть дома. Правда, я там не очень разбираюсь. Да и некогда. Купили для Максима.
   - Я тоже на днях куплю компьютер и подключу Интернет. Так, что не забывайте меня.
   - Нет, конечно. А как дела у Карины? - спрашивает Саня.
   - У нее, слава Богу, все хорошо. Передает вам привет, - отвечаю я. - Это ведь она дала мне номер вашего телефона.
   Я рассказываю Сане, как Карина, узнала номер.
   - Ей тоже передавай привет.
   - Ладно, Саня. Пока. Передавай привет Леночке. Я просто в таком состоянии, что даже не смогла поговорить с ней.
   - Мам, ты держись. Если что нужно, как-то помочь, звони.
   - Спасибо. Пока.
   14 августа. Хотя прошло только двадцать дней я снимаю платок. Не хочу привлекать к себе на улице взгляды прохожих. Я бы с удовольствием надела черную паранджу с густым чачваном. Скрыться от всех глаз. Каждый день со мной истерики. И только понимание, что я не могу уйти к Тебе, по-прежнему останавливает меня. Я не живу и даже не существую. Я в каком-то другом измерении. Я потеряла своего бога. Связь между нами неземная. Зачем мне внешний траур? Для посторонних? Мне не надо пустых "сочувствующих" слов. Я стала, как рентген чувствовать фальшь. Неискренних людей стараюсь избегать. А Ты и без траура знаешь, что у меня темная ночь в душе и глаза опухли от слез. Возвращаясь, домой у подъезда, встречаю соседку, русскую женщину моих лет.
   - Наташа, здравствуй, - останавливает она меня.
   - Здравствуйте, - отвечаю я, стараясь быстрее пройти мимо.
   - Как дела, как настроение? - как будто ни о чем, не зная, спрашивает она меня.
   - Какие дела? - уже сердито переспрашиваю я.
   - Я просто спросила, - поняв, что сказала глупость, начинает оправдываться соседка. - А ты молодец, работаешь, - переключаясь на другую тему, продолжает она разговор. - Здесь женщины сегодня обсуждали тебя.
   - И что? - я раздражена и уже готова выслушать все, о чем говорили соседки.
   - Говорили, что мусульманка в твоем возрасте надела бы "хиджаб", а ты даже платок сняла.
   - А то, что они в "хиджабе" не знают, как отделаться от своих мужей, они не говорили? - с раздражением отвечаю я.
   - Да я понимаю тебя, - наигранно миролюбиво говорит соседка. - Мы все завидовали, как вы дружно жили.
   - Что вы понимаете? - начинаю я заводиться.
   Во мне уже закипает злость. Почему меня не оставят в покое? Когда мне так необходимо было хоть одно слово, все бросили меня. И только чудо, а вернее, Ты остановил меня от суицида.
   Все эти мысли с быстротой молнии проносятся в моей голове, и я выдаю ответ, который никто не ожидает услышать от убитой горем женщины:
   - Если бы вы знали, как мы жили, вы бы умерли от зависти.
   - Я просто хотела выразить сочувствие, - теперь уже она не знает, как закончить, некстати начатый ею разговор.
   - Сочувствие надо выражать тем, кто не знает, что такое Любовь, - я перехожу в атаку. - Я в этом не нуждаюсь. Я даже сейчас, счастливее вас всех.
   Я прекрасно понимаю, что меня "несет", но мое сердце уже переполнено болью. Кто имеет право судить меня? Почему, они взяли на себя функции Бога? Нет. Они считают себя выше Его. Сам Бог не судит человека, пока не окончатся дни его. Переступаю порог нашего дома и понимаю, что Злость немного вытеснила Боль. Я набираю номер телефона стоматолога и договариваюсь о приеме на конец августа.
   Останавливаются часы, которые Ты всегда заводил сам. Опять мистика. Завода в этих часах хватает на восемь-девять дней. Ты заводил их каждый понедельник. Даже если Ты завел их двадцать шестого июля, то все равно без завода они ходили девятнадцать дней и остановились в понедельник. Как будто ждали прикосновения Твоих рук еще больше недели.
   15 августа еду в интернат. Еще продолжаются летние каникулы, но идут приемные экзамены. Подхожу к дежурному.
   - Здравствуйте. Подскажите, пожалуйста, где можно найти директора или кого-нибудь по воспитательной части?
   - Директора сейчас нет, - отвечает дежурный. - Обратитесь к старшему воспитателю. Юрий Алексеевич, - громко говорит он вглубь коридора - это к Вам
   Навстречу идет воспитатель моего сына, Юрий Алексеевич. Может из-за того, что в свое время он много "крови потерял" из-за побега Саньки, несмотря на двадцать прошедших лет, он сразу узнает меня.
   - Здравствуйте, - говорю я.
   - Шенгелия? - удивленно произносит он. - Здравствуйте, Наталья...
   - Васильевна, - подсказываю я. - Очень приятно снова встретить Вас, - от души произношу я слова приветствия.
   - Как Саша? - сразу спрашивает Юрий Алексеевич.
   - У вас такая память? - удивляюсь я. - Хотя он тогда принес Вам столько головной боли.
   - Да была головная боль. Но это же подростки. А вообще я помню всех учеников. Так как дела у Саши? Где он сейчас? У него все хорошо? - с искренним интересом расспрашивает он меня.
   - Саша сейчас живет в Петербурге, - говорю я. - Женился Внук уже пошел в школу, время летит...
   - Передавайте ему привет от меня и наилучшие пожелания.
   - Спасибо. У меня к Вам просьба.
   - Да, пожалуйста. Я Вас слушаю.
   Я рассказываю ему о том, что привело меня в интернат.
   - Поймите, - предупреждает он меня, - что это интернат и мороженое надо будет купить на всех детей.
   - Да, я понимаю. Вы только скажите, сколько нужно порций, я подвезу.
   - Это не будет для Вас слишком дорого? - спрашивает он.
   - Нет. Я очень хочу это сделать.
   - Давайте договоримся так. Сейчас каникулы, а когда в сентябре дети вернутся, мы созвонимся.
   - Юрий Алексеевич, у меня еще есть пианино, - добавляю я, - оно в хорошем состоянии. Я хочу тоже передать его в интернат.
   - Почему Вы так решили? Ведь его можно продать?
   - Я покупала его для дочери. Сейчас мне его даже поставить некуда. Но самое, главное, я обещала дочке, никогда его не продавать. Я должна сдержать свое слово. А когда я сказала ей о своем решении передать пианино в Ваш интернат, она одобрила мое решение.
   - Спасибо.
   - Вам спасибо. До свидания.
   - До свидания.
   Мне хочется сходить на кладбище, но сейчас идет ураза. По законам любой религии во время поста этого делать нельзя. Мы с Ширвани договорились, что когда в конце августа будет Ураза-Байрам, тогда мы с ним и пойдем. А пока хожу только на работу. Вечером опять перебираю фотографии и перечитываю стихи. Все также рядом слезы и боль. Все также не вижу смысла в своей жизни. Как Мюнхгаузен пытаюсь вытащить себя за волосы. Но получается плохо.
   Какой-то песчаный карьер и я на дне. Цепляюсь за все, что попадается под руки, чтобы только выползти, но песок осыпается, и, несмотря на ободранные в кровь руки, выбраться не удается. Я осталась, но жизнь ушла с Тобой.
   За три дня до праздника звонок в дверь. Открываю. На пороге Райганат и Роза.
   - Здравствуйте, - говорю я. - Проходите.
   - Здравствуй. Проходить не будем, нам некогда. Пришли тебе сообщить, что дали соседям деньги на проведение поминок. Можешь ни о чем не беспокоиться, - еще раз повторяет свою любимую фразу Райганат.
   - Мы просто говорим это, вдруг нужна будет посуда или еще что-то. Тебе тоже занесут касу плова. Предупреди Ширвани и Абдула, чтобы присутствовали на этом мероприятии.
   Указания даны и они уходят. Я закрываю дверь, и меня опять начинает "колотить".
   Что они хотели? Оскорбить? Унизить? Обидеть? Указать мне мое место? Или все вместе?
   Я вообще, совершенно постороннее лицо. И мне просто сказали, на всякий случай, как соседке.
   Разве можно мне доверить деньги? Конечно, нет. Кто бы сомневался. Я же их могу сразу пропить. А соседи так и не узнают, как горячо и бескорыстно они любили своего брата.
   Мне не надо ни о чем беспокоиться? А о чем, я могу беспокоиться? Ведь, в отличие от Твоих любящих родственников, я уже давно забыла, что произошло.
   Мне тоже принесут плов? Надо же, какая редкая удача! Наконец-то я смогу хорошо поесть.
   Предупредить Ширвани и Абдула? Меня повысили в звании?
   Я теперь, не просто "какая-то общипанная машинистка", я уже секретарша на телефоне. Низкий вам поклон.
   Боже, ну почему Ты решил выбить из меня зацементированное в сердце горе, именно таким способом? Разве моей Боли недостаточно? Или ТАМ решили, что по-другому мне нельзя помочь? Но женщину, знающую, что такое Большая Любовь нельзя унизить. Обидеть? Но обида - удел слабых. Женщина, умеющая летать, не может быть слабой. Быка надо разозлить. Просто красной тряпкой. Это получилось. Во мне клокочет Злость. Звоню Ширвани.
   - Ширвани, привет. Как дела? - еле сдерживая себя, говорю я. - Все нормально?
   - Здравствуйте. Нормально. Что-то случилось?
   - У меня нет. Но покой мне только снится.
   - В чем дело?
   - Твои тетушки меня "достали", - уже выпаливаю я одним духом.
   Я рассказываю о визите "высокопоставленных" дам.
   - Теперь не знаю, что делать?
   - Хорошо. Я приеду и возьму все под свой контроль, - успокаивает он меня. - Не волнуйтесь.
   - Спасибо. Пока.
   Иду на базар и захожу к Абдулу.
   - Здравствуйте, - приветствую я. - Как Ваше здоровье?
   - Здравствуй. Какое может быть здоровье? Постоянно простываю. Целый день на улице...
   - У Ибрагима есть настоящий овчинный полушубок, - говорю я. - Он не продуваемый. Я занесу Вам в следующий раз. Я зашла, чтобы пригласить Вас на поминки.
   Пересказываю и ему разговор с Райганат.
   - В конце концов, оставьте меня все в покое, - отвечает он. - Я не знаю, что они хотят делать. Делайте, что хотите. Я сейчас поднимусь выше вас. Устрою дочерей. Они прекрасные мастера. Откроют свою парикмахерскую Ничего, скоро я буду жить лучше вас всех.
   Он так раздражен, что я считаю за лучшее быстрее закончить разговор.
   - Дай Бог! - желаю я, - Я зашла просто, чтобы Вы знали о поминках. До свидания.
   - Я вообще никого из родственников ни видеть, ни знать не хочу, - повторяет он мне вслед.
   Поворачиваюсь и ухожу. Я поставила его в известность, остальное уже не мои проблемы.
   Во дворе мужчины проводят поминки. Ширвани, как единственный родственник принимает в них активное участие.
   Когда отдаю Ширвани вещи, то упоминаю о халате его деда.
   - Я его постирала, - говорю я. - Но не успела погладить. Я должна передать тебе его в хорошем виде.
   Но почему-то Ширвани к этому сообщению отнесся на удивление безучастно и не проявил никакого интереса к столь ценной реликвии его рода. Но для меня это ценность по многим причинам, и поэтому, чтобы "не навязывать", я оставляю его у себя.
   Утром на следующий день после поминок, я иду на работу, по привычному, "отработанному" маршруту. Не замечая ничего вокруг, просто передвигаюсь на "автопилоте". Неожиданно ко мне обращается мужчина, примерно, моего возраста.
   - Извините, Вы живете в этом доме? - жестом указывает он на наш дом.
   - Да.
   -Значит, это у Вас вчера были поминки? - спрашивает он.
   - Да, - односложно отвечаю я.
   - Я из махаллинского комитета. Вот мои документы.
   Он протягивает мне какое-то удостоверение. Естественно, я в него даже не заглядываю.
   - Что Вы хотели? - спрашиваю я, пытаясь быстро закончить разговор.
   - Понимаете, - вежливо говорит он мне, не обращая внимания на мой раздраженный тон. - В махалле есть специальный фонд, для проведения различных мероприятий. И еще мы получаем основные продукты питания по оптовой цене. Они на десять-пятнадцать процентов ниже рыночной.
   Он говорит быстро и убедительно, не оставляя мне паузы, чтобы вставить слово. Но я, наконец, все-таки обрываю этот разговор вопросом:
   - Зачем Вы мне все это говорите? Мне не нужны продукты.
   - Но Вы вчера не брали продукты для проведения мероприятия. А сейчас, Вы могли бы приобрести их, если не для себя, то для своих родственников. Есть сахар, мука, рис, растительное масло...
   Я почему-то вспоминаю Ширвани. Сейчас осень и Юля, обязательно, будет варить варенье, закрывать компоты и так далее. Начинаю колебаться. Мужчина сразу же замечает мою растерянность. Наконец-то мошенник, нашел самые уязвимые точки "своей жертвы" и изощренно начинает действовать на них.
   - Мужчины занесут продукты к Вам на восьмой этаж, - еще более напористо сообщает он.
   Он знает даже это, - соображаю я.
   - Возьмите сахар, рис, муку. Хотя бы килограмм по двадцать.
   - Нет. Мне все не нужно. Может быть только сахар? - неуверенно говорю я.
   - Тогда можно взять сразу мешок. Сахар не портится. Там всего пятьдесят килограмм. А цены, сами знаете, постоянно растут.
   - Хорошо. Я возьму мешок. Сколько будет стоить пятьдесят килограмм сахара?
   Проходимец называет мне цену, по которой сахар реализуют в магазине. А затем уменьшает цену на десять-двенадцать процентов. Но в голове у меня уже мысли, как обрадуется Ширвани, если я отдам ему мешок сахара. Мне три-пять килограмм, хватит на целый год.
   - Давайте деньги. Сейчас мы Вам принесем. Подождите. И еще две тысячи ребятам за работу, - добавляет он.
   Как под гипнозом я отдаю деньги. Он уходит в сторону здания махаллинского комитета. А я стою на месте еще пятнадцать-двадцать минут, пока до меня наконец-то доходит, что меня "нагрели". Странное чувство горячей волной окатывает меня с головы до ног. Чудовищное унижение и оскорбление. Какие чувства приходят потом? Сначала гнев, затем апатия, затем последовала самоирония. Наверно, включился защитный механизм. И лишь спустя часа полтора пришло понятие ситуации, как она есть и возвращение к себе. И в этот момент я говорю себе:
   - Вечером, возвратясь домой, я ничего не скажу Тебе об этом. Попалась на удочку мошенников, как глупая девчонка. Нет, сегодня не скажу. Может когда-нибудь, потом...
   ...Медленно приходит осознание действительности, реальности.
   - О, Господи, о чем это я? Что я хочу скрыть от Тебя? Ты и так теперь все знаешь и видишь. Мне стыдно, что я "лох". Но уверена, что Ты не иронизируешь по поводу моего промаха. Тебе, меня просто жаль. Ты прекрасно понимаешь, что после такой потери, которую я все еще не могу принять, я пока не существую, я еще в прострации и меня так легко обмануть. Я оказалась совсем беззащитна перед этим миром. А для мошенников и проходимцев не существует ничего святого.
   Включается невидимая связь с Космосом. И я медленно начинаю понимать, что это просто знак. Какой-то "шлепок", немного болезненный, чтобы как-то прояснить мое сознание. Как напоминание, предупреждение. Если я и дальше буду жить как в тумане, то может произойти что-то более серьезное. Это не промах, - говорю я себе. - Это бесценный опыт и отрезвление. Я должна перестать корить и обвинять себя. Мне просто сделали прививку от будущих обманов. Причем, Там рассчитали правильно, что чем больше потерянная сумма, тем сильнее будет иммунитет. И это была как раз такая сумма, которая привела меня в чувство. Я пропустила через себя весь комплекс эмоций: благодарность за внимание, бессилие, презрение, отчаяние и отрезвление. И теперь мне необходимо запомнить их, чтобы впоследствии распознать и не поддаться снова.
   Если я хочу выполнить все свои обязательства перед Твоей памятью, я должна "собраться". Необходимо, как и раньше тщательно обдумывать каждый свой шаг, каждый поступок. Я просто расслабилась, почувствовав себя в безопасности под Твоим надежным крылом Орла.
  
   Через три дня мы с Ширвани идем на кладбище. Твое место рядом с отчимом. Мать чуть поодаль. Я боялась, что со мной будет истерика или прорвутся рыдания. Но я, на удивление спокойна. Наверно, пока не чувствую Тебя здесь. Может и правда, Ты еще у нас дома. Ширвани про себя что-то шепчет, а я осматриваю кладбище. Сразу в глаза бросается колышек с четырехзначной цифрой. Первая и последняя цифры "пять". Две пятерки. Вот и мое "счастливое" число, которому я радовалась на своем дне рождения. И которое, спустя всего три месяца, обратилось для меня в нескончаемую тоску и боль.
   Я оглядываюсь по сторонам. На мусульманском кладбище, все гораздо скромнее, чем на христианском. Мне кажется, это правильно. Ведь ТАМ все равны. А памятник... Что такое, памятник? Можно поставить очень дорогой памятник и забыть человека, посчитать свой долг перед ним выполненным. А можно, очень скромный, но всю оставшуюся жизнь хранить в сердце светлую память о Человеке и Боль от его потери. Даже Шамилю в Медине на кладбище Дженнет Аль Баки, где находится могила пророка, не установлен памятник. И не написано его имя. Просто камешками обложен холмик. Но, каждый горец Северного Кавказа, совершающий хадж, обязательно остановится, и некоторое время задумчиво помолчит над этим святым для него местом. Памятники почти одинаковые по форме. В основном это стелы и прямоугольные плиты. Они различаются только размером. Но мне понравился памятник, который поставили Твоему отчиму, его ученики. Не очень большой прямоугольник из светло-серого мрамора. Точно такой же, только чуть светлее и на могиле Твоей матери. Теперь я знаю, какой памятник я поставлю Тебе. Точно такой же, только с фотографией, копией Твоего портрета. Я буду приходить, пока смогу, каждый месяц. Потому, что в каждом месяце у нас есть свои памятные даты.
   Выходя за ворота, Ширвани говорит:
   - Я сам поставлю дядьке памятник.
   Зная его характер и финансовое положение, я, естественно, не могу согласиться с его предложением. Но чтобы не обидеть, отвечаю:
   - Памятник поставит Карина. Она сразу сказала об этом. Это ее Отец.
   - Наверно, это будет правильно, - соглашается он.
   30 августа намечен визит к стоматологу. Чуть не сказала к Минотавру. Для меня это одно и то же. Утром я присаживаюсь перед Твоим портретом и прошу:
   - Родной мой, я знаю, что Ты наверно, должен был уйти. Свою миссию Здесь Ты выполнил на отлично. Это решают ТАМ и не мне об этом рассуждать. Я очень Тебя прошу помочь мне, потому что боюсь. Помоги мне. Пожалуйста.
   Обычно даже при виде кресла, мне уже становится плохо. Но в этот раз со мной незримо присутствуешь Ты. Усаживаюсь в кресло, как положено, подступает тошнота и... вдруг все моментально проходит. В голове ясно. Нахожусь в кресле более двух часов. Через каждые полчаса врач интересуется:
   - Как Вы? Устали?
   - Нет. Все нормально, - отвечаю я.
   Все мои посещения стоматолога с помощью небес, обошлись без обмороков. Правда, цена тоже была на уровне облаков. Особенно, когда я узнала, что Мухаббат, предоставили точно такой же объем услуг у другого стоматолога в четыре раза дешевле. А мне, удалив камни, даже не поставили пломбы, и зубы стали крошиться дальше.
   Попугаи продолжают грызть жердочки и реечки у клетки. Ты всегда приносил им вместе с травой для кроликов свежие веточки плодовых деревьев. Они очень любят обдирать тоненькую кору и основания листочков. Да. Все, чего бы я не коснулась, о чем бы ни подумала, все напоминает о Тебе.
   - Бедные мои... попугайчики, - навзрыд произношу я, - насыпая им корм. - Теперь... нет... того, кто всегда так ... заботился о нас. Как я буду... ломать веточки? Не знаю. Придется вам ... грызть... жердочки, которые приготовили... для вас... на несколько... лет... вперед...
   Конечно, я плачу не о попугайчиках и не о веточках. Мне так Тебя не хватает. Поэтому любое слово служит просто поводом для очередной истерики.
   В этот же день, возвращаясь с работы, на ступенях дома, немного в сторонке лежит большая со свежими зелеными листочками ветка яблони. Увидев ее, я автоматически поднимаю глаза к небу. Ты все также продолжаешь заботиться о каждой мелочи.
  
   Сентябрь. Говорят, что душа любит отдыхать на веточке какого-нибудь растения. Я долго размышляю, какое растение поставить рядом с портретом. И, наконец, решаю купить папоротник. На базаре горшечные цветы летом не продают, слишком жарко. Покупаю папоротник в красивом горшке в специализированном магазине. Ухаживаю за ним, как за ребенком. Ставлю под душ, выношу по утрам и вечерам на прогулку, на свежий воздух. Но он все желтеет. Через месяц, несмотря на мой уход, цветок погибает. Потом, в какой-то статье о цветоводстве, случайно, а может, и нет, попавшейся мне на глаза, я прочла, что папоротнику нужна легкая, счастливая атмосфера. Он забирает негативные эмоции, но при больших объемах печали и тоски он чахнет на глазах. Так и случилось. Но, чтобы не оставлять душу без веточки, я покупаю искусственную, очень красивую цветущую веточку акации, сиреневатого цвета и кладу ее к Портрету. Конечно, все цветы в моей жизни будут для Тебя, но если я не могу постоянно покупать цветы, пусть хоть эта ветка всегда будет рядом. Так говорил Ты, когда принес мне букет искусственной сирени. А я помню каждое Твое слово и каждый Твой подарок.
   4 сентября. Прошло сорок дней. Все эти дни меня тревожит страх, что по истечению этого срока я не буду чувствовать Тебя дома. Боюсь такого одиночества. У меня все также частые истерики. Твое присутствие, ощущаю почти физически. Сорок дней у мусульман, обычно не отмечается. Но для меня это сорок дней, когда Твоя душа еще со мной.
   Я умоляю Тебя, если это, возможно, остаться со мной и дальше, чтобы я чувствовала Твое незримое присутствие. Без конца повторяю, как заклинание:
   - Родной мой, я люблю тебя. Умоляю не оставляй меня совсем одну. Мне так мало нужно. Только ощущение Твоего присутствия. Утром иду на кладбище. Подхожу к уже родным теперь памятникам. Разговариваю. Затем стою около холмика, где покоится мое сердце. Замечаю, недалеко на одном холмике цветы. Значит, на мусульманское кладбище тоже можно приносить цветы. С этого дня, я всегда прихожу с цветами. По два цветочка матери и ее мужу, остальные раскладываю на холмике моей Боли. Еще второго числа я обзвонила подруг, чтобы позвать их на поминки. Я хочу побыть с теми, кто хорошо знал Тебя. Все также необходимо постоянно говорить о Тебе. Мне это нужно, почти также как воздух. Вечером я еще могу взять себя в руки и просто засыпаю в обнимку с мокрой от слез подушкой. Ведь последнее время Ты ложился раньше меня. Но утро - это истерика. Утро - это осознание действительности. И отчаянное сопротивление этому осознанию. Ты не ушел. Ты просто в другой комнате. Эти восемь слов держат меня. Восемь слов - это соломинка, за которую, я уцепилась изо всех сил. Восемь слов - это тоненькая, почти невидимая зрителям ниточка, за которую дергают марионетку в театре жизни.
   Теперь я точно знаю, что надо говорить людям в таком состоянии. Скажите всего несколько слов, какой это был Человек и главное, что он всегда будет рядом. Он просто будет в соседней комнате. А если Вы сможете, хотя бы на минутку отложить Ваши неотложные дела, такие как просмотр очередного нескончаемого бразильского сериала или удаление невидимой пыли в сверкающем чистотой серванте, выслушайте, какой Человек покинул этот мир. Как он жил, как любил этот мир, сколько доброты подарил людям. Поверьте, это зачтется Вам как самые горячие молитвы. За всеми своими делами и проблемами услышьте крик о помощи! Ведь Вы можете спасти, отчаявшегося жить человека. Увидев, поскользнувшегося в гололед, пожилого человека, все прохожие понимают, что нельзя говорить: "Ты сильный и обязательно встанешь". Они могут просто пройти мимо. Но, обязательно, найдется человек, который также молча подаст ему руку, поможет подняться и пойдет дальше, по своим делам, не ожидая слов благодарности.
   Почему же, если человек не просто упал, потеряв близкого и родного человека, а буквально, вмерз в холодный гладкий лед своего горя, все считают своим долгом произнести над ним пустые бездушные слова: "Ты сильный", "Все пройдет", "Время лечит". Насколько же надо быть незрячим, чтобы не видеть очевидного. Ведь подобными словами, человека, словно на морозе заново обливают холодной водой, которая моментально на пронизывающем ветру жизни, превращается в следующий плотный слой льда. Да, так легче. Легче тебе. Ты произнес "приличествующие случаю" слова и свободен. Ты как все.
   И со спокойной душой можешь поглядеть вокруг и заметить, какой все-таки сегодня выдался погожий денек. Ведь для тебя мир не потерял свои яркие краски. Для тебя все также ласково светит солнышко, и на ветвях деревьев чирикают неугомонные воробьи. Так и должно быть. Это закон. Это Жизнь, во всем ее разнообразии. Кто-то приходит в этот мир, кто-то, увы, покидает его. Где-то звучит свадебный марш, а кого-то оставляют в родильном доме, как ненужный в дальнейшей жизни багаж. Но разве твоей душе не будет светлее от того, что сегодня ты сделал одно доброе дело? Помог подняться, подал руку, висящему на краю пропасти. Человеку не просто тяжело, он еще не может понять, принять, осознать, поверить в то, что произошло. А ему уже со всех сторон "по дружески" твердят, успокаивают, что это просто неприятность, скоро пройдет и не стоит "уж так сильно убиваться". Ведь время все лечит.
   Это пытка. Изощренная пытка. Сейчас мне почему-то хочется сравнить ее с пыткой генерала Карбышева, которого фашисты на зимнем морозном ветру, обливали водой, пока он не погиб. Я думаю насколько "благороднее" поступают те, кто просто равнодушно проходит мимо. Они хотя бы "не бьют лежачего". Лежащего на краю жизни, на краю огромной зияющей бездны, куда так легко скатиться. Стоит добавить одну маленькую капельку в до краев наполненный водой стакан и часть воды выльется. Так пусть не ваша рука добавит эту крошечную капельку в переполненный отчаянием сосуд.
   Всего два раза за год я попыталась довести до своего Разума, что Ты ушел, что Тебя нет. Но оба раза, сознание сразу начинало покидать меня. Я останавливалась и опять твердила свою молитву из восьми слов. Ты не ушел. Ты просто в другой комнате.
   Звоню Фере.
   - Фера, привет.
   - Привет, отвечает она. - Почему не звонишь?
   - Вот звоню, - уныло отвечаю я.
   - Как ты?
   - Да, так...
   - Надеюсь, замуж уж больше выходить не будешь? - ошарашивает она меня.
   - Слишком высокая планка, чтобы даже думать об этом - честно отвечаю я
   - Да это так. Муж мне тоже всегда говорит, что когда он умрет, то я сразу выйду замуж. А я отвечаю, что буду жить воспоминаниями.
   Я совершенно могу понять, для какой цели в жизни звучат такие фразы. Ведь такой разговор автоматически подразумевает, что другая половина просто вынуждена, будет оправдываться, причем не за прошлое или настоящее, а за неизвестное никому будущее.
   - Ибрагим никогда не говорил об этом, - с тоской произношу я. - Это я всегда умирала. А он, приведя меня в сознание, подсчитывал, сколько людей обрадуется моей смерти и сколько баб к нему сбегутся. И мы долго смеялись.
   - Да. Он всегда был с юмором.
   - Фера, - обращаюсь я к ней, - в воскресенье будет сорок дней. Если сможешь, приходи.
   - Знаешь, наверно я не выберусь. Поеду к сестре, чтобы пересыпать подушки. Если успею то приеду.
   - Спасибо. Постарайся. Пока.
   - Пока.
   И положив трубку, я еще раз говорю:
   - Родной мой, спасибо Тебе, за то, что никогда не изводил меня подозрениями или требованием клятв в верности. Действительно, очень высокая планка. Я не давала клятв Тебе, и не клянусь себе, но как сказала Твоя мать: "А танцевать то не с кем".
   Звоню Свете.
   - Светик, привет.
   - Привет. Почему не звонишь?
   - Вот звоню. Света, в воскресенье будет сорок дней. Если сможешь, приходи.
   - Ты знаешь, у меня ведь мужики. Мне нужно будет разогреть им ужин. У тебя же никого нет. Что тебе делать дома? Приходи.
   - Спасибо. Пока.
   - Пока.
   Она тоже права - у меня никого нет. Я теперь одна. Одна - какое страшное и жестокое слово. Мне некому разогревать ужин. Мне не надо варить на завтрак кашу. Мне вообще нечего делать дома. Потому что я - ОДНА. Со мной опять истерика.
   Когда на рыдания уже не хватает сил и от этого, немного успокоившись, я сажусь перед Портретом и даю Тебе слово: "Подняться".
   - Родной мой, я поднимусь. Я не одна - со мной наша Любовь и Твоя помощь. Это будут мои костыли. Я поднимусь. Даю Тебе слово - я поднимусь. Это будет моя школа. Не получается задача? Я не брошу ее ни в самом начале пути, ни на полпути, чтобы получить двойку. Буду решать вновь и вновь, и будет четыре или пять. С сегодняшнего дня все будет по-другому. Я не просила ни материальной, ни физической помощи, я всего лишь наивно ждала, что кто-то внимательно выслушает меня. Теперь я точно знаю - я осталась одна. Но сейчас в этом слове для меня появился другой смысл. Орлы - гордые птицы и они не летают стаями. У меня будет круг общения, который, нужен мне. И люди, которым я буду, интересна сама по себе.
   Вечером на сорок дней приходит только Мухаббат. Но, теперь я воспринимаю все по иному. Мне уже не нужно сочувствие "для галочки". Рядом со мной девочка, которая знает Тебя только по моим рассказам. Но ее раненое сердце уже в состоянии понять и чужую боль. Я рассказываю ей о наших "безделушках", показываю и комментирую фотографии. Мне становится легче.
   Когда Мухаббат уходит домой, я вновь обращаюсь к Тебе.
   - Я смогу... я постараюсь быть сильной, если Ты поможешь мне. Молю только об одном. Сделай так, чтобы я всегда ощущала Твой присутствие. Я составлю план своего существования, и буду выполнять его по пунктам. Отвезу детям мороженое в интернат, а затем передам пианино.
   Куплю компьютер и подключу Интернет, чтобы больше общаться с детьми. До Твоего юбилея я сделаю ремонт в нашем доме. Все останется на своих местах. Я ничего не буду менять, просто все будет светлее, чтобы Твоей душе здесь было хорошо. А это значит, что все должно быть красиво. Поэтому я и должна сделать ремонт. Не Евро, а своими силами с теплотой и любовью. Ты говорил, что если делаешь своими руками, то это всегда несет тепло души. Сделаю то, что мы планировали вместе. Ты также будешь провожать меня на работу и говорить: "Жду".
   Буду отмечать все наши праздники. Поставлю памятник. Отмечу годовщину. Но самое главное, я буду стараться жить так, чтобы Ты похвалил меня. Надо всего лишь сделать самый первый шаг. Всего один.
   - Я не сильная, а очень слабая, а теперь еще и практически беззащитна перед этим Миром. Но я тащу себя за волосы из этого НЕБЫТИЯ. Я до сих пор еще там.
   Говорю себе: "СЕЙЧАС я встану и включу телевизор". Я не включала его не потому, что надо было ждать сорок дней. Я была одна и могла делать все что хотела. Но мне хотелось только одного - УЙТИ. Сейчас я не просто говорю, а приказываю себе: "Включи телевизор. Если Ты СЕЙЧАС не сделаешь этого, ты не сделаешь это НИКОГДА".
   Я включаю его.
   Чтобы испытать меня, сразу же звучит песня Арно Бабаджаняна на стихи Роберта Рождественского "Ноктюрн", в исполнении Муслима Магомаева:
   "...Я к тебе приду на помощь, - только позови,
   просто позови, тихо позови.
   Пусть с тобой все время будет свет моей любви,
   зов моей любви, боль моей любви!
   Только ты останься прежней - трепетно живи,
   солнечно живи, радостно живи!
   Что бы ни случилось, ты, пожалуйста, живи,
   счастливо живи всегда...."
   Со мной снова страшная истерика. Она, как родная сестра, тут же и, не дожидаясь особого приглашения, оказывается рядом. В первый момент мне хочется разбить телевизор, чтобы никогда не включать его. Нельзя так со мной, - кричу я. Это же Твои слова. Муслим Магомаев, всего лишь передает их мне своим голосом. Радость моя - радостно живи. Да Ты всегда приходишь ко мне на помощь. Я сквозь слезы кричу, что я не хочу и не могу жить. Я жива только потому, что не верю в случившееся. Я захлебываюсь слезами и не могу вздохнуть. Воздуха нет. А может, Ты и был моим воздухом? Зачем Ты послал мне сейчас, именно, эти слова? Я оглядываюсь на Твой портрет. В Твоих глазах явно видна мольба. В чьих глазах сейчас стоят слезы? В моих или в Твоих? Какая разница! Разве это сейчас имеет какое-то значение? Это прощание. Это те слова, что Ты не смог сказать мне там, когда меня на несколько минут, пропустили к Тебе, в палату реанимационного отделения. Тебе тогда тоже не хватало воздуха и захлебываясь, Ты все-таки пытался поймать хотя бы глоток. Сейчас это все происходит со мной. Но Твой взгляд? Он о чем-то молит меня. Может это Твоя последняя просьба, последняя мольба? О чем бы Ты попросил меня? Я не знаю.
   Но о чем бы я попросила Тебя, уходя? Наверно, чтобы Ты вспоминал меня. "...Хоть однажды, хоть случайно, вспомни обо мне..." Ведь я эгоистка. А еще, чтобы Ты чаще улыбался. Мне было бы очень больно смотреть сверху на то, что мой родной человек постарел и почернел от горя. И, конечно, если это было бы возможно, я бы всегда старалась помочь. Если я, от всей души, хотела бы видеть Тебя в хорошем настроении, и чтобы иногда Ты вспоминал меня, то значит...
   Да, я знаю: такого произойти не могло. У меня не выдержало бы сердце. Я просто этого не пережила бы. Но оказалось, что пережила. Вернее живу с выжженной дотла истончившейся до бумажного листика душой. Да и осталась ли душа? Я сильно сомневаюсь в этом. Сгорело внутри все. Я бреду вслепую по пустынной дороге. Зачем, куда? Живу, не приходя в сознание.
   С портрета Ты опять смотришь на меня с болью и укоризной. "...Боль моей любви..." - вспоминаю я. Значит Ты рядом. Ты в просто соседней комнате. И через час-полтора я успокаиваюсь. Я не выключила телевизор. Я впустила в свою жизнь крошечную капельку этого мира. Сделала еще один шаг, опять совершила подвиг
   В эту же ночь, я увидела сон: "Мимо меня проходят до отказа переполненные автобусы. А если какие-то из них, и останавливаются, то мне никак не удается встать даже на подножку, потому, что она очень высоко. Ты подходишь сзади. Я не вижу, просто знаю, что это Ты. Берешь меня за талию и аккуратно ставишь на подножку автобуса".
   Между мной и остальным миром сейчас прочная стеклянная стена, через которую доносятся звуки, образы, не имеющие ко мне никакого отношения. Я не пытаюсь и не хочу разбивать эту стену. Общение с людьми формальное, никто и ничто больше не интересует. Телевизор лишь фон, чтобы уменьшить всепоглощающую тишину.
   Затем, на работе, я тоже включаю радио. Почти каждая песня вызывает слезы. Иногда даже "глупые", всего лишь с одним-единственным словом, которое "царапает". Потом, слезы появляются только от двух-трех песен. Мухаббат, мне рассказывает, о песне, которую они слушали с Умидой, но не решились позвать меня. Я опять приказала себе: "Иди и слушай". И почти выдержала. Да, слезы были в глазах, но они НЕ пролились. Чуть-чуть, - как всегда с иронией заметишь Ты. Но чуть-чуть, не считается. При такой Боли лечить нужно не тело, а душу. Тело живет, а вот Сердце... Оно в КОМЕ. И каждый лучик света, который впускаешь, как электрошок.
   Через две недели я звоню в интернат и договариваюсь, что в субботу привезу мороженое. Это будет выполнение Главного пункта моего плана.
   Я должна начать, именно, с этого. Обращаюсь ко всем продавцам с одним вопросом: "Где можно купить триста порций одинакового мороженого?". Они недоуменно смотрят на меня. Но когда я объясняю причину, все стараются мне помочь. Называют адреса оптовых магазинов. В одном из таких магазинчиков меня встречает паренек лет двадцати.
   - Здравствуйте, - говорю я.
   - Здравствуйте. Что Вы хотели?
   - Мне нужно купить около трехсот порций мороженого.
   - ???
   - Я хочу отвезти мороженое в интернат. Как благотворительность, - объясняю я продавцу.
   - Это будет пять коробок.
   - Хорошо. Тогда дайте, пожалуйста, пять коробок одинакового мороженого, но с разными обертками.
   - Извините, но если Вы берете детям, то лучше, если и обертки будут одинаковые, - советует он.
   - Спасибо. А я не подумала об этом, - честно отвечаю я.
   - Я сейчас Вам приготовлю коробки, а Вы пока поищите машину.
   - Хорошо.
   Выхожу из магазина и подхожу к водителям автомобилей на автобусной остановке, которые, переговариваясь между собой, явно ждут клиентов.
   - Здравствуйте.
   - Здравствуйте. Вам такси?- спрашивают они.
   - Да. Мне нужно доехать до массива Сорок лет Победы.
   - Но это очень далеко. Это будет стоить три тысячи.
   - Хорошо, - соглашаюсь я. - Мне еще надо забрать из магазина коробки с мороженым.
   - С грузом? - начинают торговаться они. - Тогда четыре тысячи.
   - Хорошо, - еще раз говорю я.
   Подъезжаем к магазину. Парень, старательно устилает багажник машины пористым картоном. Затем они с водителем устанавливают коробки.
   Дорога, действительно, длинная и по дороге мы разговариваем с водителем. Его интересует, зачем мне столько мороженого? Я говорю, что это мой обет. И кратко пересказываю причину моего поступка. Водитель сообщает мне, что он приехал из области и теперь, чтобы содержать семью подрабатывает "извозом".
   - Мне предлагали работать снабженцем, - говорит он, - в детском саду и иметь бесплатно почти все продукты. Но я отказался. Такие продукты на пользу не пойдут. Взял в аренду автомобиль и вот так зарабатываю. Лучше сухая лепешка, но честно, заработанная.
   - Я Вас понимаю, - отвечаю я.
   Подъезжаем к воротам интерната. Выхожу из машины, спрашиваю охранника, как мне донести мороженое до корпуса. Знаю, что посторонних машин на территорию учреждений, а тем более, детских, не пропускают.
   - Пожалуйста, проезжайте, - говорит охранник. - Юрий Алексеевич меня предупредил.
   Подъехав к корпусу, чтобы не задерживать водителя, я обращаюсь к нему:
   - Спасибо большое. Помогите, пожалуйста, мне вынуть коробки. Вот Вам за работу четыре тысячи, я еще на тысячу купите что-нибудь своим детям, помянуть моего мужа.
   Но он в ответ возвращает мне две тысячи.
   - Сейчас очень дорогой бензин, иначе я бы вообще не взял с Вас денег. Я подожду, и не буду выгружать. Мальчик из магазина очень аккуратно упаковал их, чтобы мороженое не растаяло.
   Пока я ищу на территории Юрия Алексеевича, водитель терпеливо ждет. Только когда ребята вынули коробки, он говорит:
   - До свидания. Всего Вам хорошего.
   - Спасибо. Удачи Вам, - благодарно отвечаю я
   Ребята, окружив, Юрия Алексеевича интересуются:
   - Это нам?
   - Конечно. Не мне же.
   Еще раз благодарю его. На душе становится светлее. Я выполнила Первый обет. Ты бы похвалил меня.
   В середине сентября мы с Ширвани и его другом идем покупать компьютер. Дима очень серьезный парень и отлично разбирается в компьютерной технике.
   - Вы мне только скажите, какой компьютер Вам нужен, - говорит он.
   - Не очень "навороченный", но хороший, - отвечаю я. - Чтобы я могла установить Интернет и общаться с детьми. Все остальное, на Ваш выбор.
   - Хорошо.
   - Я работаю за компьютером уже двадцать лет. Помню, еще огромные электронно-вычислительные машины. Но всегда думала, что компьютер покупают как телевизор. Посмотрел, что работает, купил, включил и все дела. Но Дима подходит к покупке очень ответственно. Каждая деталь, тщательно выбирается им, учитывая все технические характеристики. И вот дома у нас персональный компьютер. Я теперь вхожу в разряд "крутых".
   В начале октября, в ночь под пятницу вижу сон. Еду в маленьком автобусе. Автобус проходит по переулку, который ведет к дому Абдула, а дальше к кладбищу. Проезжая мимо дома я прошу водителя остановиться. Но Твой голос несколько раз строго повторяет: "Здесь, нельзя открывать двери". Проснувшись, я долго пытаюсь понять, что Ты хотел мне этим сказать. Потом объясняю себе так: Ты хотел, чтобы я пошла на кладбище. И хотя планировала это свидание через неделю, я решила пойти в эту субботу.
   В субботу в четыре часа утра меня будит резкий, не прекращающий звонок в дверь. Кто бы это мог быть? Может какой-нибудь бомж? Но когда к звонку присоединяется еще и стук в дверь ногой, я встаю. Выглядываю в "глазок". Опираясь на стенку, стоит Абдул и "тарабанит" в дверь. Может, что-то случилось? Рука тянется к щеколде. Но моментально в памяти всплывают Твои слова: "Здесь, нельзя открывать двери". Поворачиваюсь и ухожу. Звонок и грохот продолжаются еще минут пятнадцать и, наконец, прекращаются. Утром опять мелькает вопрос: "Может, что-то случилось?". Но почему, тогда пришел Абдул? Почему не позвонил по телефону? Немного успокоившись, я начинаю размышлять более здраво. К одинокой женщине, ночью в дверь ногой колотит мужчина. Что это? Очередное оскорбление?
   Конечно, соседи, все слышали. "Здесь, нельзя открывать двери". Вот оно слово "Здесь". Соседи, а вернее соседки, которые и без того тщательно следят за моим поведением. Но и по всем религиозным и человеческим законам - ломиться ночью в дверь к женщине, потерявшей мужа два месяца назад... это оскорбление не меня, а Твоей памяти. Такое не прощают.
   Иду на базар за цветами. Купив букет красивых желтых хризантем, перехожу улицу, направляясь на остановку маршрутного такси, чтобы доехать до кладбища. Оглядываюсь по сторонам, чтобы оценить, успею ли перебежать дорогу. Всего в двух шагах впереди себя вижу Фаю. Нарядно одетая и на высоких каблуках она также направляется к остановке. Я "даю задний ход". Значит, Фая была на базаре у Абдула, - размышляю я. Значит, у них все нормально. Дождавшись, когда она уедет, перехожу дорогу и сажусь в следующую маршрутку. На кладбище я раскладываю цветы и благодарю Тебя за предупреждение. Значит Ты со мной. Даже через сорок дней Ты рядом. Ты все также беспокоишься обо мне.
   В конце сентября я отношу заявление на установку сети Интернет у нас дома и 21 октября у меня уже есть "всемирная паутина". Мне не надо ходить в Интернет-кафе отправлять или получать письма и фотографии детей. Интернет очень помогает хоть как-то заполнить пустоту.
   Но когда я долго сижу за компьютером, мне кажется, что Ты обижаешься. Начинается грохот под мойкой, а трубы начинают гудеть. Был один "мистический" случай. Я что-то "откопала" в Интернете и засиделась. Вдруг ведро под мойкой начало стучать все громче и громче. Подумала, что это мышь. Сижу и размышляю, что мне делать? Наверно, мышь забралась в ведро, - предполагаю я, - и не может выбраться. Сейчас, открою тумбочку, схвачу ведро и быстро вытряхну с балкона, - решаю я. Открываю. В ведре ничего нет. Сажусь опять за компьютер. Проходит около десяти минут. Все повторяется. Я не обращаю внимания. Вдруг с грохотом что-то падает. Прохожу по комнатам. Ничего. Но, ведь что-то упало? Наконец, заглядываю в кладовку. Упала "мантышница", которая стояла в углу на полке, и упасть просто не могла. Думаете, мне стало страшно? Нет, я весело рассмеялась. Впервые за много-много дней. Вспомнила, как я сама "роняла" казан. И опять подумала, значит, Ты рядом. Ты ждешь моего внимания. Ты обиделся. Я выключаю компьютер и долго разговариваю с Тобой. Вспоминаю все наши "приколы" и смеюсь. Может, со стороны, меня можно принять за психически больную. Я и не утверждаю, что здорова. Но я смеюсь. Я опять совершаю подвиг - могу засмеяться. Наверно, моя душа, захотела глоток свежего воздуха - смеха. В этот день я засыпаю без слез.
   Очень часто гложет сожаление. О не полностью оцененной любви. Моей. Почему-то раньше, я не задумывалась, как сильно люблю. Привыкла купаться в Твоей любви. Сейчас, остановившись между жизнью и смертью, понимаю, что если бы любовь не была взаимной, мне было бы безразлично, любишь ли Ты. Почему, я так мало говорила Тебе о своей любви? Ты бы ответил: "Знаю, иначе и быть не может". Но все равно говорить об этом надо было чаще.
   Первое, что я делаю, получив доступ к Интернету, набираю в строке поиска слово "Дагестан". И сразу попадаю на официальный сайт Президента Дагестана. Как будто специально для меня, есть гостевая книга. Я кратко пишу о Тебе. И то, что по объективным причинам Ты более пятнадцати лет не мог повидать родные места. Пишу о Твоей ностальгии по суровой и величественной красоте этого благодатного края. И очень прошу прислать хотя бы несколько фотографий с видами Дагестана. Я еще не могу полностью ориентироваться в Интернете и самостоятельно найти подобные сайты.
   Через три дня получаю ответ. Молодой парень, он вскользь упомянул, что учится в аспирантуре, благодарил, за мое отношение к его народу. И выслал более тридцати фото, которые, как он написал, всегда возит с собой. Затем каждую неделю я получаю письма от дагестанцев, также содержащих благодарность. Благодарность за то, что в отличие от тиражированного средствами массовой информации образа "лиц кавказской национальности", я очень хорошего мнения об этом народе. Все они или присылают мне фотографии или дают ссылки на сайты с видами их Родины.
   Среди почти двух десятков писем, есть одно и от администрации Президента, также со ссылками на сайты. Остальные - ВСЕ от ребят-дагестанцев, обучающихся в высших учебных заведениях Москвы. Я отвечаю им благодарностью и пожеланиями успеха. От всей души желаю крепкого здоровья и долгих лет жизни их родителям, воспитавшим таких прекрасных детей, которые смогли понять мое горе и очень тактично выразить сочувствие далекой и неизвестной им женщине. Через их письма, я как будто вдыхаю чистый горный воздух Твоей Родины. В эти дни, когда, проваливаясь, я бреду по зыбкому болоту тоски и печали, молодые Орлы Дагестана, живущие по разным причинам вдали от своей родины, подставляют мне свои крылья. Моя сердечная благодарность к ним всегда будет жить в моем сердце.
   У всех народов существует такая поговорка: "С глаз долой - из сердца вон". Нет ничего более ложного на свете. Чем дальше от глаз, тем ближе к сердцу. Пребывая на чужбине, мы любовно лелеем в памяти любую малость, напоминающую об отчизне. После ташкентского землетрясения меня на два месяца отправили в Россию, к бабушке. Так вот я пятнадцатилетняя девчонка, через две недели, ловила по радио Узбекистан и с упоением слушала заунывные узбекские макомы. Чего никогда не делала, находясь в Ташкенте. Тоскуя в разлуке с тем, кого любим, в каждом прохожем на улице видим мы дорогие черты. И наши Евангелия, и священные тексты всех религий написаны были на чужбине в попытке обрести понимание Бога и веры, осознать, почему бродят неприкаянные души по лицу земли.
   Не знали наши предки, как и мы не знаем, чего ожидает от нас и жизней наших Высшая Сила, - и в этот-то миг сочиняются книги, пишутся картины, ибо не хотим мы и не можем позабыть о том, кто мы есть.
   Проходит две-три недели. В Интернете мое внимание приковывает заметка в "Московском комсомольце" о ребятах-дагестанцах, бесчеловечно убитых в пригородной московской электричке. Представляю этих ребят почти воочию. Понимаю горе их родных. Скорблю вместе с ними.
   Боль настолько переполняет мое сердце, что я уже не могу носить его в себе. Я пишу письмо в редакцию газеты. Не хочу пересказывать его. Хочу привести целиком, чтобы не потерялось чувство, пережитое мною именно в те дни.
  
   "Не спрашивай, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе"
   Здравствуйте, уважаемые работники редакции. Написать Вам меня заставила не утихающая боль.
   Вести о том, как расправляются с "инородцами" в Москве, по-моему, не могут оставить равнодушными нормальных людей. "Все зло в мире совершается с молчаливого согласия равнодушных". Извините, за цитирование чужих мыслей. Но когда они совпадают с собственной болью в сердце, кажется, что это твои мысли, просто кто-то высказал их до тебя. Хочется, чтобы люди поняли, зло рождает только зло. В газетах сообщалось, что виновные в случившемся "мальчики" из благополучных семей. Я с этим не могу согласиться. Эти семьи не могут быть таковыми: если в детях не сумели (или не хотели) воспитать сострадание, уважение к людям.
   Да, много "понаехало" и не только в златоглавую. Но разве они сделали это по собственному желанию? У них на родине нет рабочих мест. Кто-то наживается на раздувании конфликтов, торговле оружием и так далее. И как всегда страдают простые люди, которые вынуждены были уехать из родных мест. Не только, чтобы прокормиться самим, а в основном, чтобы помочь родным и близким. В этом величественном своей красотой краю живут удивительные и прекрасные люди.
   Не думаю, что "мальчики из благополучных семей" могли бы совершить такой, не побоюсь сказать, подвиг. Уехать в чужие края, зная, как к ним там относятся, не имея крыши над головой, нанимаясь на "грязную" работу. Но работы не бывает грязной. Грязной бывают души.
   Немного о себе. Я русская, живу в Ташкенте. У нас в Узбекистане очень уважительно относятся к любой национальности. И хотя сейчас я осталась здесь одна, уезжать не собираюсь.
   20 лет назад, имея троих маленьких детей, я вышла замуж за дагестанца. Он сделал для меня и моих детей все, что было в его силах и даже намного больше.
   Сейчас они все работают, имеют семьи. Сыновья живут в Петербурге, дочь в США. Муж был для меня всем, но в июле его не стало.
   Не буду говорить, что пережила. Потому что до сих пор не верю в случившееся. Чтобы как-то отвлечься от тягостных мыслей, зашла на сайт Президента Дагестана и оставила сообщение, что очень хотела бы посмотреть фотографии родины мужа. Не поверите, но откликнулись десятки молодых дагестанцев. С каким сочувствием, тактом и пониманием они отнеслись ко мне, совершенно чужой для них женщине. Посылали фото своих родных мест, подсказывали, где еще можно посмотреть фотографии. Удивительно, но ВСЕ они из Москвы. Понимаете, как они любят и тоскуют по своей родине, если почти ежедневно смотрят сайты Дагестана. Разрешите, через Вашу газету передать этим ребятам, с чистой, как вода родника в горах душой, низкий-низкий поклон, за внимание и участие. Когда я прочитала сообщение о зверском убийстве в Москве дагестанцев, я проплакала всю ночь. Вдруг это был кто-то из ребят, о которых я написала. Хотя, какая разница по ком звонит колокол? Он звонит о каждом из нас!
   Надеюсь, что это крик израненной души, будет опубликован. А посылаю в Вашу газету потому, что она молодежная. Если даже один молодой человек задумается, не будет поддаваться "моде" и спросит себя: "А смог бы я, взять на себя ответственность не только за себя, но и за своих родных? Чем я смогу помочь людям, которые оказались в беде?", то я плакала не зря.
   Извините за сумбурное письмо, писала на одном дыхании.
   С уважением, Абдуллаева Н.В.
  
   Октябрь. Когда-то я составила для себя план. Это было очень давно. Это было за порогом жизни, когда время уже не существовало. Я вбила колышки. Как на холодном, диком Севере, когда метет пурга и не видно ни зги. Люди находят дорогу, только благодаря этим колышкам. Они на ощупь двигаются от одного колышка к другому. Я тоже бреду на ощупь. Потихоньку, но каждый день, стараюсь выполнить, что-то из этого плана. И если мне это удается, то я сажусь перед Твоим портретом и даю "отчет", как когда-то в "прошлой" жизни Ты давал "отчет" по телефону, что купил на базаре, а главное, сколько это весит.
   - Родной мой. Все, что я делаю, я делаю для Тебя. Я не смогла бы делать что-то для себя. Посмотри, я заново по два раза покрасила потолки. Видишь, в гостевую и прихожую я наклеила точно такие обои, какие были. Точно такой же рисунок, только те были темнее, а здесь больше светло-салатного. И, пожалуйста, не говори, что темно-зеленое. Это светло-салатное. Я покрыла лаком Твой большой шифоньер и сделанные Тобой двери. Я делаю это для Тебя. Ты видишь, как я люблю Тебя?
   Ты же знаешь, что все это я делаю, чтобы Тебе, Твоей душе, здесь было хорошо. Почему же Ты ушел? Я все делаю сама. Прихожу с работы и делаю ремонт. Ставлю на "укрепленный" Тобой стол, стул и чудом сохраняя равновесие, еле-еле доставая до потолка, работаю весь вечер. Разве Ты не видишь этого? Мне очень трудно, но я все сделаю сама, и тогда Ты поверишь, что я люблю Тебя. Я докажу это и Ты вернешься. Ты же вернешься? Почему-то я совсем не помню Тебя, какой Ты был последний год? Я помню Тебя только сильным и любящим. Наверно, последнее время Ты стал сомневаться, что я люблю Тебя, и поэтому ушел? Ты поверил, Ты внушил себе, что мне тяжело с Тобой, что я устала? Поэтому Ты ушел? А если я сумею доказать, что люблю Тебя Ты вернешься. Ты обязательно вернешься. Ты же не оставишь меня одну?
   Дотягиваясь до потолка, чтобы наклеить обои, я случайно наступаю на не укрепленную доску, под монитором компьютера. Падаю я, падает монитор. Вернее мы еще "в полете". И в этом состоянии "полета", я зову Тебя на помощь.
   "Меня ты позови. Просто позови. Тихо позови"
   Как по волшебству монитор встает на свое место, а я обретаю равновесие. Я плачу и благодарю Тебя. Мистика ли это? Не знаю. Уверена только в одном - это Твоя помощь.
   Ты услышал мою горячую, идущую от разбитого вдребезги сердца мольбу, об ощущении Твоего присутствия. Ты не оставил меня через сорок дней, чего я боялась больше всего.
   Чтобы после ремонта поправить ковер, необходимо приподнять угол дивана и просунуть под его ножку часть ковра. Но одной рукой приподнять диван, чтобы другой поправить ковер, естественно, мне не по силам. После двух-трех попыток я оставила это бесполезное занятие. Решив, что когда придет кто-нибудь, попрошу помощи. Но, представив, как раньше, Ты приподнимал диван или холодильник, а я занималась ковром, вдруг пришла уверенность, что сейчас я смогу это сделать. Я не прошу Вас верить, но мне это удалось. Сидя на корточках, я одной рукой приподняла диван, а другой просунула и расправила ковер.
   Твое присутствие, я ощущаю почти ежедневно. Оно проявляется во всем. Если грусть и тоска начинают сжимать меня в своих железных объятиях, то через несколько минут, по каналу "Русский иллюзион", обязательно покажут фрагмент из любимых нами советских кинокомедий.
   Когда меня посещает отчаяние и мысли о пустоте, глаза на Твоем портрете сразу становятся грустными до боли. Тогда я провожу по Твоему лицу, тыльной стороной ладони. Ведь рука там намного мягче. А мне очень хочется, чтобы Ты ощутил мою нежность. Твою помощь я чувствую всегда и постоянно благодарю Тебя за это. Может зря говорят, что душа обитает рядом только сорок дней? Надеюсь, что если я поселила Тебя в своем сердце, Ты действительно останешься там навеки.
   26 ноября. Четыре месяца как опустел мой мир. Карина присылает мне по Интернету стихи.
   Мамочка наша родная! Эти нежные строки тебе.
   Самой милой и самой красивой
   Самой доброй на этой земле.
   Пусть печали в наш дом не заходят,
   Пусть болезни пройдут стороной.
   Мы весь мир поместили б в ладони
   И тебе подарили одной.
   Но и этого было бы мало
   Чтоб воздать за твою доброту.
   Мы всю жизнь, наша милая мама,
   Пред тобой в неоплатном долгу.
   Спасибо, родная, за то, что растила,
   За то, что взамен ничего не просила.
   Что горе и радость, деля пополам
   Во всем лучшей доли желала ты нам.
   Красива, заботлива и нежна
   Ты нам ежедневно и вечно нужна.
   Я не знаю, сочинила ли она их сама, или переписала из Интернета, но это уже не важно. И я понимаю, что мир не опустел, что еще есть в мире радости. Может я просто сейчас не в силах принять их полностью.
   - Карина, - пишу я ей в ответ. - Теперь я поняла ради чего стоит продолжать жить. Говорят, растят детей, чтобы было кому подать кружку воды. Но воды в это время, как ни странно, никто не просит.
   Говорят, что дети цветы на могилах родителей. Я тоже с этим спорила в Интернете, и мой ответ признали лучшим. Все не так просто, но и не так сложно. Оказывается, что нужны только слова (слово). Словом можно убить, словом можно вылечить. Первый раз я плачу совсем другими слезами Особенно за последние четыре месяца. Они как очень дорогое, бесценное и необходимое для продолжения жизни лекарство, которое ни за какие деньги нельзя купить. Может быть, это и есть та, пресловутая кружка воды? Спасибо тебе, родная. Я стараюсь сама вытащить себя за волосы, но силы уже не те. А ты подаешь мне руку. Хоть и не жизнерадостный пока, но уже спокойный кролик.
  
   Декабрь. У нас дома появилась маленькая мышка. Как и почти любая женщина, я боюсь мышей. Хотя слово "боюсь" не совсем определяет мое отношение к ним. Что может сделать мышка? Просто брезгливость. Целый день дома никого нет, и она так осмелела, что когда я смотрю телевизор, она выходит на середину комнаты и внимательно рассматривает меня. Хлопанье в ладоши она воспринимает как аплодисменты и не торопится уходить со сцены. Только когда запускаю в нее чем-нибудь, она на несколько минут скрывается за кулисы. Такое соседство меня совсем не устраивает. И я начинаю думать, как с ней расстаться. Просьбу кота Леопольда: "Давай жить дружно и не попадаться мне на глаза", она игнорирует. Насыпать отравы? Но она может оказаться где-нибудь в углу за шкафом. Фу... нет. Не пойдет. Есть еще мышеловка. Я смогу ее установить, а потом... фу... нет. Тоже не пойдет. Ты опять иронично улыбаешься, когда я разговариваю со своей квартиранткой. И тогда я обращаюсь к Тебе:
   - Милый, сделай так, чтобы она ушла к соседям. Ты же видишь, я не могу использовать ни отраву, ни мышеловку. А каждый день видеть ее я уже не в состоянии.
   Через пять-семь дней мышка исчезла.
   18 декабря. Это один из наших праздников. И первый, который я должна отметить без Тебя. Почему без Тебя? Ты же со мной. Мы называем этот праздник - праздник фамилии. Общей фамилии. Общей судьбы. Тринадцать лет тому назад, дрожащей от волнения рукой, я поставила свою подпись. Подпись, означающую, что у нас одна фамилия.
   Приглашая девочек в кафе, я говорю им:
   - Для меня это праздник. Я обещала отмечать его и поэтому должна накрыть стол. Если вы откажетесь, я все равно не буду одна. Просто у меня опять будет компания из тоски и слез.
   В субботу утром иду на кладбище с букетом хризантем. Уже, по скорбной традиции, кладу по два цветочка тем, кто тоже знал, что такое любовь. На заснеженный холмик кланяясь, раскладываю двенадцать желтых хризантем. У меня также дрожит рука, только тогда я не была в черном платке и мои глаза не были полны слез. Я помню, что в тот день у нас не было цветов. А сейчас я приношу их Тебе. Помню, что на улице было очень холодно. На мне было красивое индийское платье, полностью расшитое стеклярусом, а сверху "та самая" шуба. Ты удивленно спросил меня тогда:
   - Зачем ты надеваешь такое платье? Все равно сверху будет шуба. И потом это просто ЗАГС, а не Дворец бракосочетания. Там не будет ковровой дорожки и марша Мендельсона, свидетелей и колец на блюдечке.
   - В моем воображении все это будет, - ответила я. - Ведь там будет самое главное, что ты не назвал. Там будешь - ТЫ. И поэтому я должна чувствовать себя соответственно. Даже если я буду в шубе, я буду знать, что на мне мое самое красивое платье. А рядом со мной самый лучший мужчина.
   - Спасибо, - растроганно ответил Ты, - я понял.
   На воскресенье я пригласила Ширвани с Юлей. Специально сделала хинкал. Практически, это было первое приготовление обеда, после Твоего ухода.
  
   29 декабря на работе отмечают Новый год. Почему я не могу пойти? Даже не знаю, спрашиваю это у Тебя или у себя? Не пойти, значит, сказать:
   - Ты ушел, поэтому я должна сидеть дома.
   Но кому и что я должна? Только не Тебе. Сидеть дома и плакать намного легче, чем выдержать музыку и веселье людей, когда каждое утро встречаешь слезами. Я уверена, что Ты согласился бы со мной. Я сижу со всеми за праздничным столом. С удовольствием смотрю, как танцует молодежь. Кажется, что от огромной гранитной скалы, которая придавила сердце своей тяжестью, откололся маленький камешек. Я не должна портить настроение окружающим своим видом. Да глаза еще не совсем слушают меня, они совсем забыли, что можно улыбаться, они не помнят, как это делается. Они уже привыкли плакать.
   Но я хлопаю в ладоши и улыбаюсь, хотя глаза в этом не участвуют. Нельзя сказать, что мне весело, но мне хорошо. За весь вечер, только однажды мои глаза выходят из-под строгого контроля. Приглашенные артисты поют песню из репертуара Рашида Бейбутова:
   "Только у любимой могут быть такие необыкновенные глаза".
   Глаза моментально наполняются слезами. Они выиграли, они уже начинают праздновать свою победу. Но я до боли кусаю губы и впиваюсь ногтями в руку. Наверно, это и означает "взять себя в руки". Победа остается за мной.
   Прочитываю почти все книги российского психотерапевта Андрея Курпатова. Нахожу очень много полезного для себя. Раньше думала, что депрессия - это всего лишь плохое настроение, а невроз это уже клиника. Теперь немного разобралась, что к чему. Оказалось, все наоборот. У себя нашла все симптомы и того и другого. Причем по тестам, которые там опубликованы, мне уже не может помочь даже шестимесячное нахождение в психиатрической клинике. То есть с полным основанием можно считать себя пациентом палаты номер шесть. Или вообразить себя Екатериной Второй. А может лучше Дашковой? Я, ведь тоже, как и она, всю жизнь читаю подряд все, что попадается на глаза. Пятнадцать лет поднимаясь по лестнице, я каждый день заново прочитывала "Моральный кодекс строителя коммунизма", который висел на стене над верхней ступенькой. Да... все симптомы совпадают. Только вот еще не вспомнила, кто же я на самом деле и соответственно чем мне заниматься. Может заняться борьбой за права "лиц кавказской национальности"? И вообразить себя новой Анджелой Дэвис. Интересно в психиатрических клиниках, много таких борцов за их права? Потому, что не хочу входить во вторую десятку. Надо бы подробнее узнать об этом. Странно, что окружающие, считают меня сильной и абсолютно здоровой женщиной.
   31 декабря. Делаю уборку, вешаю по комнате немного мишуры. Покупаю шампанское. Правда, не представляю, как я смогу его открыть. Поджариваю кусочки кролика. Ставлю на стол фрукты. Все "на автопилоте", не допуская никаких мыслей. Я встречу Новый год. В наступающем году мне предстоит сделать много дел. У меня уже составлен план почти на весь год. Я не загадываю на этот год счастья, я прошу только доброты и чуточку тепла. Пусть этот год будет для меня добрым.
   Звонит Ширвани:
   - Наташа, поздравляю Вас с наступающим Новым годом. Желаю вам терпения и здоровья.
   - Спасибо. Вам тоже всего самого хорошего, - отвечаю я.
   - Я приеду в начале января.
   - Вот и договорились. Передай поздравления Юле и всего вам доброго. Удачи.
   Звонит Мухаббат:
   - Василечка, как Вы? Что делаете?
   - Спасибо, Мухаббат. Накрываю на стол. Пробую открыть шампанское.
   - С наступающим Вас новым годом! Пусть у Вас все будет хорошо. Здоровья Вам и, пожалуйста, не плачьте.
   - Я не буду. Спасибо. Удачи тебе в Новом году. Пусть исполнятся все твои желания.
   - Спасибо. Не плачьте, ладно? - уговаривает она меня.
   - Ладно, Мухаббат, не буду. Спасибо. Счастья тебе. Пока.
   Я, действительно, не одна. Звонил Ширвани, теперь Мухаббат. Каждый звонок - это таблетка счастья, плитка шоколада, высокий барьер, который не может преодолеть истерика. Как все-таки мало нужно человеку. Когда у него все хорошо, его желания бывают безграничными.
   А когда он в беде, ему нужно всего лишь доброе слово поддержки. Но оно должно исходить от души. А это очень сложно. У человека, пережившего горе, слишком обнажены все чувства. Он, как будто, становится "детектором лжи".
   Звонит Карина.
   - Мам, с наступающим тебя Новым годом.
   - Спасибо, солнышко.
   - Мам, мы с тобой, как всегда. И Гуся и я. Представь, что мы за столом втроем. Ведь это так и есть. Тебе не должно быть грустно. Не начинай Новый год со слез. Пожалуйста. Поставь три фужера с шампанским, и мы будем рядом.
   - Спасибо.
   - Я позвоню еще около двенадцати, и ты мне расскажешь, что у тебя на столе. Пока.
   - Пока.
   Моя девочка права. Я так и сделаю. Вырезаю пробку у шампанского, наливаю его в три фужера. Еще полчаса и навсегда уйдет этот самый горький для меня год. А ведь мы встречали его с такой надеждой. Слезы уже на подходе. Разве они могут оставить меня в такой ответственный момент.
   Но опять звонит телефон. Это Лена.
   - Мы поздравляем Вас с Новым годом, - с теплотой в голосе произносит она, - Всего Вам самого доброго. Пусть у Вас все будет хорошо.
   - Спасибо, Леночка. Вам тоже удачи. Здоровья Вашей маме. Благополучия.
   - Спасибо. Сейчас передам трубку Сане.
   - Мам, привет, - басит сын. - С Новым годом тебя. Самое главное здоровья тебе. Держись. Если нужна помощь, звони. Мы, конечно, заняты, но постараемся чаще звонить или писать по Интернету.
   - Спасибо, родные. Огромное спасибо. Всего вам самого доброго.
   Я думаю, насколько Лена, по-житейски мудра. Мне очень приятно, слышать поздравление сына, но насколько дороже, что первой поздравила, именно Лена. Я до слез благодарна ей за это. И мысленно еще раз желаю ей счастья.
   Без десяти минут двенадцать. Опять звонит Карина.
   - Мам, все приготовила? - спрашивает она, - Помни, что мы за столом втроем. Мы все время с тобой. Пока, а то не успеешь.
   - Спасибо. Будь счастлива. Пока.
   Я сажусь на свое место между вами. Справа Карина, слева Ты. Мы вместе. Остается одна минута. Встаю с бокалом шампанского и пью за то, чтобы Ты всегда был с нами. Чтобы помог мне выполнить все, что я задумала. Присматривал за нашей дочкой. Пожелания были от чистого сердца, и я встречаю этот наступивший год без слез.
  

2007 год

   Еще до Нового года я успела выполнить часть своего плана. Я купила мороженое в интернат, купила компьютер, подключила Интернет. Теперь у меня много фотографий с видами Дагестана, которые я часто пересматриваю. Я сделала ремонт в гостевой и прихожей.
   7 января. По телевизору я смотрю какой-то фильм. Сюжет средний, но меня привлекает одна фраза, сказанная героиней, когда она наследует деньги погибшего отца. Перечисляя все, что она хочет сделать в целях благотворительности, эта девушка, почти еще ребенок говорит фразу, имея в виду своего отца, которая почему-то сразу получает отзвук в моем сердце, как от камертона. "Ему бы это понравилось".
   - Ему бы это понравилось... Тебе бы это понравилось,... - вслух повторяя несколько раз эту фразу, я выхожу в коридор, и мой взгляд падает на Твою "любимую" раму с бумажной иллюстрацией.
   Моментальное озарение. Тебе бы это понравилось. Да. Теперь я точно знаю, что подарить Тебе на юбилей. Я закажу художнику настоящую картину по фотографиям Дагестана и помещу ее в эту раму, предварительно покрасив ее бронзой. Это будет мой подарок. Я знаю, я уверена, Тебе бы это понравилось. Отныне я буду сверять по этой фразе все свои поступки.
   25 января. Мне очень хочется написать Тебе письмо. Завтра будет полгода, как мы расстались. Ведь я знаю, что Ты ушел двадцать шестого числа. Я сажусь за компьютер и пишу Тебе. По Интернету можно отправить письмо куда угодно, и оно найдет своего адресата. Я не знаю адрес почты, по которой Ты сможешь получить его. Но это не важно, это не может остановить меня. Пусть будет "до востребования". Я просто напишу его, а Ты можешь прочитать его, когда захочешь, или даже сейчас, стоя за моим плечом. Ты должен знать, что мне все также не хватает общения с Тобой, как и раньше. Ты постоянно повторял, что у нас впереди еще будет время на разговоры, а мне хотелось, очень хотелось в это верить. Но времени не хватило...
   Родной мой, пусть Твоя душа будет спокойна. Я уже не стою на коленях, вымаливая звонки. Я нашла свой круг общения, и еще мне очень помогает Интернет. Пусть это молодые девушки, но Ты всегда говорил, что с молодыми и чувствуешь себя моложе. Видишь, я следую Твоему совету. Хотя в этом не моя заслуга, так распорядилась судьба. Согласна, прошлое надо благословить и отпустить. Безмерно благодарна судьбе за эти годы. Но сил отпустить у меня еще не хватает.
   Полгода я пытаюсь доказать, что люблю Тебя. Зачем? Ведь и Ты и так знаешь это. Ответ "на уровне шизофрении": "Чтобы ты вернулся". Сейчас это понемногу проходит. Отпустить совсем не могу, потому, что внутри меня будет пустота, вакуум. Хотя есть работа, Интернет, письма и звонки детей. Я не хочу жалости к себе и себя не жалею. Не смотря на горе, которое своей тяжестью придавило меня к земле, я не считаю себя несчастной. Мне, кажется, как бы дико, это не звучало, я счастливее многих женщин. Много ли женщин девятнадцать лет купались в теплом море Любви, Взаимопонимания и Доверия? Увы...
   На Твой юбилей я закажу художнику картину с видом гор Дагестана. Я составила план. И вот уже шесть месяцев, каждый день я делаю что-то из этого плана. С делами я худо-бедно разобралась. Но ведь существуют еще эмоции, настроение, чувства. С хорошим настроением у меня "напряженка".
   Когда я прочитала книги Андрея Курпатова, я определила, что у меня невроз третьей степени и депрессия. По тесту, приведенному в одной из его книг, из сорока двух баллов, я набрала тридцать два. И если при двадцати пяти баллах рекомендуется стационарное лечение, то, что тогда делать мне.
   К сожалению, в жизни действуют два закона:
   "Спасение утопающих - дело рук самих утопающих" и
   "Смейся - и весь мир будет смеяться с тобой, плачь - и ты будешь плакать в одиночестве".
   Значит надо заниматься лечением самой. Я придумала для себя методику. Суть ее в следующем. Чтобы совсем не утонуть, а все-таки, как Мюнхгаузен вытащить себя за волосы нужна оценка моих эмоции и чувств. В настоящее время, я не могу объективно оценить эту сторону жизни. Значит, это должен сделать кто-то другой. Тот, кого бы я уважала и кому бы доверяла. Но таким арбитром можешь быть только Ты. Ты меня и оценивай. Принимай экзамены. Как в школе по пятибалльной шкале.
   5 - Ты бы меня похвалил.
   4 - Тебе бы понравилось.
   3 - Не знаю Твоей реакции (значит надо еще подумать над этим).
   2 - Тебе бы не понравилось.
   1 - Ты бы меня отругал (налегке вышла на балкон, перебежала дорогу).
   Слезы оцениваются на два балла, потому, что "они не подчиняются" мне, и пока я с ними справиться не могу. Но буду очень стараться.
   Я не буду троечницей. Тебе бы это не понравилось. Ты был и остаешься для меня высшим Авторитетом, и я буду стремиться заслужить Твою похвалу. Не знаю, что я делаю правильно, а что нет. Главное, что я как лягушка, попавшая в кувшин с молоком, сбиваю масло.
   Кризис - ощущение невозможности продолжать жить. Это невыносимое отчаяние и сверлящая мозг мысль: "Все. Жить нельзя, бессмысленно". И дальше - только два варианта развития событий. Либо начинать НОВУЮ жизнь, предпринимая для этого все возможное, либо по каким-то причинам ничего не менять, и тогда разлагается сама ткань жизни. Ощущение, что "Жизнь кончилась", никуда не девается, жизнь теряет краски и действительно кончается. Но где взять силы начать Новую жизнь? Кто скажет? Человек впадает в депрессию, ищет забвения в алкоголе или наркотиках. Жизнь как бы делает петлю и бессмысленно возвращается обратно. Кажется, проживаешь один и тот же день с утра до вечера, и завтра никак не наступит. И таких дней много. Психологически человек чувствует себя неживым, безжизненным. Главный признак, что кризис миновал - ощущение новой жизни.
   Именно нерастраченная нежность стоит комком в горле, сердце. И даже слезы не могут растопить этот комок. Человек по природе своей может или не может оставаться один после перенесенного горя. Древние римляне говорили, что наиболее суровые испытания судьба посылает тем, кто этих испытаний достоин. У кого есть и силы и ум, и воля принимать самые суровые обстоятельства жизни без ущерба для своего ума. А я ничего не могу сказать по этому поводу. Есть ли они у меня? Кто знает? Чтобы попрощаться с прошлым, нужно его проанализировать. А если в прошлом была радость и благодарность за нее? Что тогда дает этот анализ? Еще большую боль? Я не должна оплакивать прошлое. Там было счастье, а за это надо быть благодарной. Разве счастье оплакивают? Но это говорит разум, а как растолковать это моей опустевшей душе?
   26 января Прохладный ветер врывается в открытое окно. Его дыхание немного охлаждает мою душу. Она больше не так ярко звучит, а иногда мне кажется, что просто плачет. Мне хочется, наконец-то, проснуться и рассказать Тебе, какой страшный сон я видела, и он очень долго тянулся, всю ночь. Бывает самая длинная ночь в году. А у меня самая длинная темная ночь в жизни. Она тянется уже полгода. И мой сон тоже не прерывается. Наверно, нельзя проснуться, если не спишь.
   "Ни сна, ни отдыха измученной душе,
   Мне ночь не шлёт надежды на спасенье,
   Лишь прошлое я вновь переживаю
   Один в тиши ночей.
   И нет исхода мне,
   Ох, тяжко, тяжко мне!
   Тяжко сознанье бессилья моего..."
   Сейчас мы сидим вдвоем - я и моя Боль... Я уже давно пытаюсь убедить ее, что я не та, которая ей нужна. Я твержу, ей, что она напрасно тратит на меня время, ведь я счастлива в своем Одиночестве! Но Боль не верит мне. Она меня уверяет, что я просто боюсь признаться сама себе, что одиночество дарит мне лишь мысли о том, что Ты вернешься.
   Приглашаю девочек в кафе. Это "бегство" от воспоминаний со слезами и от депрессии. Пытаюсь сделать все возможное, чтобы память постепенно превратилась в светлую.
  
   Вечером приходит Ширвани.
   - ... а мы сегодня с девочками посидели в кафе, - сообщаю я. - Ведь прошло уже полгода...
   - Я даже не подумал об этом, - отвечает он.
   - Ширвани, у меня к тебе просьба.
   - Да, слушаю.
   - В начале марта, я хочу посадить сирень на могиле. Пусть Ибрагим чувствует, что я всегда рядом и помню его. Я бы сделала это сама. Но как-то не хорошо женщине копать на кладбище, тем более на мусульманском. Я вообще ни разу не видела там женщин. Ты поможешь?
   - Конечно. Приеду в начале марта и посадим.
   - Спасибо. Я бы не стала просить, но это должен сделать мужчина.
   - Не волнуйтесь, - еще раз успокаивает он меня. - Сделаем.
   - Спасибо. Ширвани, скажи, а Ибрагим приходил в сознание, когда проводили УЗИ?
   - Наверно, нет. Было какое-то бессвязное бормотание.
   Рассказываю об Абдуле и его "ночном визите". О Твоем предупреждении во сне перед этим.
   - Как мог мужчина, придти ночью? - недоуменно спрашиваю я
   - Когда у Абдула запой, он на все способен, - отвечает Ширвани.
   - Я догадалась, что он был пьян, но ведь до нас идти не менее тридцати минут. За это время можно было "проветриться"
   - Наверно, хотел найти денег, еще на одну бутылку.
   - Ой, Ширвани, извини, - спохватываюсь я, - что-то совсем ушла в воспоминания. Просто сегодня полгода и я целый день сама не своя. Подожди, я приготовлю что-нибудь поесть.
   - Не надо, не беспокойтесь - отвечает он. Уже поздно, я поеду домой.
   - Счастливо добраться. Звони и не забудь о сирени.
   - Не забуду. До свидания.
   27 января. Звонит Карина.
   - Мам, привет.
   - Здравствуй, солнышко. Как дела?
   - Все хорошо. Мам, я сегодня видела странный сон. Мы сидим втроем за столом. Я разговариваю с Гусей. А ты что-то переставляешь на столе, но как будто его не видишь. Я долго наблюдала за тобой. А потом не выдержала и спросила Гусю: "Почему мама себя так ведет, как будто тебя не замечает?" Он ответил: "Она меня не видит. Это ты меня видишь, а она нет". Мам, ты же видела Гусю во сне?
   - Нет, Карусик. Я ни разу не видела его во сне. Иногда чувствовала, что это Он. Иногда слышала Его голос. Но, действительно, ни разу не видела.
   - Мам, значит, Он Там все о нас знает? - ошеломленно спрашивает она.
   - Да, - отвечаю я. - Иначе, как это можно было бы объяснить?
   - А почему я Его вижу часто, а ты нет? - интересуется Карина.
   - Наверно, Он больше беспокоиться о тебе, - делаю я свои предположения.
   В сумрачный дождливый вечер, возвращаясь с работы, перехожу дорогу к дому. И всегда, именно в такую погоду возникает необъяснимое чувство. Я вижу себя Твоими глазами. Не знаю, получится ли это объяснить. Ты ОТТУДА смотришь на все также спешащую домой, сразу постаревшую женщину. На улице темно, холодно и моросит мелкий нудный дождик. Женщина обгоняет прохожих, старается быстрее перебежать дорогу. Она очень спешит домой, потому что знает: Ты ждешь ее. Ты всегда говоришь ей, провожая на работу: "Жду". Она почти бежит, хотя уже полгода ее никто не ждет, кроме Твоего портрета и тех, кто не оставил и не собирается оставлять ее: печали и тоски. И Тебе становится, невыносимо жаль эту женщину. Видя себя Твоими глазами, я чувствую Твою Боль.
   "Эти глаза неотрывно и нежно, мне, помогая, глядят на меня"
   И тогда я глотаю комок слез, поднимаю голову, выпрямляюсь, чтобы Ты был спокоен и мысленно говорю Тебе: "Родной мой, не беспокойся, так сильно за меня. Я выстою".
   Я выстою. У меня все нормально. Я женщина, которая душевно умерла полгода назад. Но возрождение уже становится неизбежным. Просто я сама пока об этом не знаю.
   Вспоминаю, как раньше в мгновения покоя и тишины, я всегда знала, что Твое родное лицо осветится изнутри. Ты скажешь мне, что все эти годы был благодарен мне, что я такая, о какой Ты мечтал, что Ты не ошибся много лет назад, что все было не зря,... я жду, что дверь откроется, и свет зажжется, и жизнь снова наполнится смыслом и радостью... Я не смогла удержать Тебя. Но вопреки, наперекор всему Ты не ушел... Ты живешь в моем сердце, в нашем доме, в моей книге.
  
   2 февраля. Первый раз увидела Тебя во сне. Странное чувство, будто сразу что-то изменилось. Может моя печаль, и память все-таки меняют цвет? Хочется что-то сделать. Создать, придумать. Сажусь за компьютер и пишу Тебе письмо. Но слова бегут и бегут, я уже не успеваю их записывать. Я пишу на клочках бумаги только ключевые слова. Это уже не письмо. Это повесть, а может роман.
   Слова льются потоком, по дороге на работу и домой, каждый день шестнадцать часов, в моей голове только слова, слова... Я напишу все, что переполняет меня. А если сумею издать мое сочинение, это будет моим очередным подарком Тебе на день рождения.
   - Если можешь не писать, не пиши, - сказал мудрый человек.
   - Может ли больной сдержать свой стон? - ответил на это Расул Гамзатов.
   Это мой стон. Мой плач. Моя молитва. Моя память.
   "Песни поют, когда рождаются Орлы. Песню поют, когда умирают Орлы", - так говорят в Дагестане.
   Я не могу спеть песню на лакском языке. Даже написать слово Орел по-лакски я не сумею.
   Ты научил меня только одной фразе на своем родном языке.
   Фразе, которая тогда была для Тебя самой главной. Ттун ина ччай бура. Да. Конечно, она означает: "Я люблю тебя".
   Но я напишу книгу о Тебе. И думаю, Ты простишь, что она написана на русском языке, а не на Твоем родном. Ведь после гибели Орлов, всегда должны звучать песня о них.
   Когда-то, во время войны Ты остался сиротой. Тогда было много сирот. Ты, как и все детдомовцы, очень хотел иметь родных. Много раз пытался обрести их. Увы... Но кто-то должен спеть песню о Тебе. И пусть у меня нет голоса, и я не писатель, но я попробую. Я буду очень стараться, как старался Ты приготовить для меня свое национальное блюдо - Хинкал. Я обмываю слезами каждое слово о Тебе. Потому, что эти слова должны быть кристально чистыми, как вода горных родников. Не суди меня слишком строго. Ведь пишу не я, это моя душа просит дать ей слово.
   Это песня моей души о Тебе, горном Орле. О Человеке, который пришел в этот мир и, не утратив этого звания, покинул его, представ перед аллахом. Человек - это звание на Северном Кавказе до сих пор ценится очень высоко. Когда-то Шамиль, узнав о смерти Хаджи-Мурата, сказал: "Таких людей мало - он был Человеком". Ведь именно в горах Кавказа живут аксакалы, которые перешагнули столетний рубеж. Они хорошо помнят рассказы своих отцов и дедов обо всех героях, которые носили это гордое звание. Пусть аллах дарует им здоровье еще на многие годы.
   А песни... они не имеют языковых границ. Ттун ина ччай бура, - повторю я.
   Мы напишем эту книгу вдвоем. Мы - соавторы. Я и Ты. По сути, эту жизнь, длиной в девятнадцать лет, именно, Ты превратил в красивый роман, больше похожий на сказку, полный стихов, музыки и размышлений обо всем прекрасном, что существует на Земле. Ведь только в сказках люди могу находиться все двадцать четыре часа в сутки вместе, и им все равно не будет хватать времени. Времени на беседы, шутки и на красноречивое молчание вдвоем. А еще было Желание. Дикая страсть горца, сказала бы я. Если бы не Твоя потрясающая нежность. Как это могло так органично сочетаться в одном человеке? Это все равно, что видеть у своих ног мурлыкающего снежного барса, и чувствовать гордость от того, что только ты смогла укротить его, приручить.
   Мухаббат спрашивает:
   - А как Вы назовете свой роман?
   Название приходит мгновенно.
   - Исповедь.... Исповедь счастливой женщины.
   Когда-то люди заранее готовились в свой последний путь. Они исповедовались. Заново переосмысливали свою жизнь. Прощали тех, кто когда-то причинил им зло. Просили прощения у тех, кому вольно или невольно причинили боль. Затем шли слова благодарности. И чем больше человек вспоминал людей, которые когда-то помогли ему словом или делом, тем чище и легче становилась его душа. В конце человек благодарил Бога за то, что он дал ему возможность сделать в жизни что-то хорошее, что останется после его ухода. И тогда он легко уходил в Вечность с закрытыми глазами, открытой душой и с улыбкой на устах. Мудрая истина: родившись на земле, подарив свою красоту души и любовь к людям, уходить, оставив по себе красивую и нежную память.
   Сделал ли ты своему ближнему зло, хотя бы и небольшое, считай такое большим, а сделал ты ему большое добро, считай его маловажным. Небольшое же добро оказанное тебе другим, считай большим. Талмуд
   Я, как и Ты, стараюсь следовать этому мудрому принципу всю жизнь. Иногда не совсем получается, иногда не получается совсем. Бывает обида, или даже злость перекрывает воздух. Становится нечем дышать. Но, чтобы не наговорить лишнего, о чем я могу пожалеть спустя какое-то время, я молчу. Всегда считала это моим недостатком. Что не могу достойно ответить обидчику.
   Но, сейчас думаю, что это было правильно. Даже не понимая этого, я старалась не умножать зло.
   Тогда Петр приступил к Нему и сказал:
   - Господи! Сколько раз прощать брату моему, согрешившему против меня? До семи ли раз?
   - Не говорю тебе "до семи", - ответил Иисус, - но семидижды семидесяти раз
   Ты всю жизнь помнил людей, которые учили Тебя Добру. Людей, которые дарили Тебе добро. Друг Твоего отца из постоянного Представительства Дагестана в Москве. Учителя и воспитатели в московском детском доме. Мужчина, который ехал с Тобой в Ашхабад и накормил Тебя после трех суток голодания. Для него, не было безразлично, действительно, ли Ты едешь к своей тете в Ашхабад. Этот список людей с добрым сердцем, которые встречались на Твоем пути, огромен. Ты часто вспоминал их всех поименно. Лишь мимоходом упоминал о тех, кому помог сам. Всегда говорил, какое это счастье чувствовать, что кому-то смог помочь.
   Однажды я спросила:
   - Ты часто говоришь о тех, кто помогал тебе. Иногда в разговоре упоминаешь, кому помог сам. Но никогда не говоришь о тех, кто был к тебе несправедлив.
   - Я не помню о них, - тихо ответил Ты, - и не хочу об этом вспоминать. Эти люди ушли из моей жизни и этого достаточно.
   Описывая последние двадцать лет своей жизни, я все-таки, часто вспоминала тех, кто обидел меня. Но не держу на них зла и также хочу просто забыть о них. Просто для этого нужно немного времени.
   Но есть люди, о которых я всегда буду вспоминать с теплотой и пожеланиями добра. Их очень много встретилось на моем пути. Это Фера, Гульсине с мужем, Света с мужем. Наша молодежь: Мухаббат, Умида, Вилоят, Шахноза, Алишер и другие.
   Но я также помню и Любу и Юрия Алексеевича и мальчика из магазина, где я покупала мороженое в интернат, и водителя, и мужчину, который продавал на базаре цветы. Их много. Их очень много. И они тоже делают доброе дело, пусть даже одно за целый день. Доброе слово, которое поднимет кому-то настроение - это тоже доброе дело. Всего лишь одна маленькая карамелька, во время, протянутая доброй рукой, останавливает подступающее к горлу отчаяние и истерику.
   Мне кажется, совсем не обязательно, иметь для исповеди посредника. Можно поговорить с Небесами напрямую.
   Сколько раз звучало: "Люди берегите друг друга". Помните, что слова ранят намного опаснее оружия. Слово может вылечить и даже спасти. Скажите же его, если вы знаете, что его где-то очень ждут. Еще Эзоп призывал к этому. Утрачивать всегда неизмеримо труднее, чем приобретать. Мы меньше всего думаем о близких, когда они есть, и больше всего страдаем, когда их нет. Если хотя бы на одном плакате в городе, вместо рекламы Кока-Колы и таблеток Пенталгина, унимающего любую боль, написать: "Позвони вечером родителям" или "Сегодня - день Добрых дел", может мир станет чуточку добрее. Не давайте обещаний, которые Вы не в состоянии выполнить, или о которых забудете через несколько минут. Не заставляйте человека ждать и надеяться. Откажите сразу. Это намного честнее.
  
   Никогда не говори, чего не собираешься делать. Колин Пауэлл
  
   Последний Девятый круг ада Данте отдал тем, кто обманул доверие других людей. Если это так, как же много людей там может оказаться.
   14 февраля. День святого Валентина. Утром Умида дарит мне букетик подснежников и "валентинку". Глаза наполняются слезами. Но слезы благодарности имеют другой цвет, чем слезы утраты, печали и тоски. Они светлые и их можно остановить улыбкой.
   - Это только начало, - многозначительно говорит она. - Продолжение следует.
   Через некоторое время приходит Мухаббат и спрашивает:
   - Умида ничего Вам не говорила?
   - Нет. А что она должна была мне сказать? - интересуюсь я.
   - Нет. Ничего.
   Без десяти час, Умида просит, чтобы я оделась и вышла на улицу. Выхожу, думая, что мы пойдем в расположенное рядом кафе. Но Умида, Шахноза и Мухаббат с загадочным видом переходят дорогу. Ничего не понимаю. Они останавливают такси. Мы садимся. Все очень таинственно. Когда выходим из такси, к нам подходят двое наших ребят.
   - Все в порядке, - говорят они девочкам.
   Мы проходим в отдельную от остального зала комнату. Ребята дарят мне духи и уходят. Боже, я попала в сказку! Все происходит так быстро, что от волнения и удивления, растерялись даже слезы. Мы обедаем вчетвером.
   Для меня это не только самый первый и самый ценный подарок за последние полгода. Это ступенька вверх: к свету, к миру. Впервые я вдыхаю аромат подснежников. У меня начинают пробуждаться чувства, отличные от депрессии. Я благодарю девочек, за замечательный подарок, а они отвечают мне:
   - Если люди не будут помогать друг другу, тогда зачем они живут?
   Вечером я заново переживаю этот день в своих воспоминаниях. И понимаю, что этот день и был той подножкой автобуса, на которую Ты так осторожно поставил меня.
   Я говорю себе, что в автобус новой жизни я еще не сумела пересесть, но теперь хотя бы еду на подножке. А ребята и девочки, были Ангелами, которых Ты послал для меня. Этот чудесный день заканчивается моей благодарностью Тебе, Небу и конечно девочкам.
   Позвонила Карина.
   - ... Карина, а я начала писать роман.
   - Роман? - удивляется она. - О чем?
   - В основном о Гусе и обо всем понемногу.
   - Обо всех? - переспрашивает она.
   - Да, с кем меня сводила судьба, - отвечаю я, - особенно последние двадцать лет.
   - Вот, наверно, родственники обрадуются, что о них написали?
   - Ты знаешь, я так не думаю. Ведь я хочу написать правду, как на исповеди...
   Когда на следующий день я пересказываю разговор с Кариной, Мухаббат, еще не зная о чем, я начала писать, весело рассмеялась.
   - По моему, Вам надо будет искать место куда спрятаться, от своих родственников, чтобы Вас не побили.
   - Почему ты так думаешь? - с улыбкой спрашиваю я.
   - Я же видела, как они к Вам относятся.
   17 февраля. Утром, раскладывая цветы на холмике, с уже пробивающейся зеленью я заново пересказываю Тебе события того дня и благодарю. Ты не оставил меня без своего внимания. Ты всегда рядом. Я и раньше верила приметам, но сейчас я ЗНАЮ, что людям посылается какая-то информация и нужно только ее заметить. Как бы люди не называли Высший разум: Аллах, Бог, Будда - суть одна. И религия только "приспособлена" под местные условия. Но я хочу поговорить не о религии, а об информации "сверху". Боль не поддается измерению. Я постоянно обвиняла себя, в том, что я "не видела" или "не хотела" видеть, что Тебе все хуже, что Ты слабеешь на глазах. Обвиняла себя, что может, надо было вообще сидеть у Твоих ног, не спать по ночам, и смотреть на Тебя, пока Ты рядом. Вдруг Ты не чувствовал моего Тепла. Может, я что-то сказала не таким тоном. Я думала, что мое внимание, моя любовь поднимут Тебя Я "не видела" Тебя больным и слабеющим. Я видела Тебя таким, каким Ты был девятнадцать лет назад. Теперь я начинаю понимать, почему я была СЛЕПА. ЭТО НЕ МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ. ПОТОМУ ЧТО, ЭТО НЕ МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ - НИКОГДА. Наверно, именно, эта фраза жила в моем сердце. Мне посылалось так много "намеков и предупреждений", но я ничего не хотела видеть. А вернее верить. В эти дни испытаний, мной правило Сердце, а не разум. Глаза были слепы, потому, что СЕРДЦЕ, отказывалось видеть.
   4 марта. Мы с Тобой всегда с нетерпением ждали весну. Ведь весной у нас так много праздников, счастливых воспоминаний, которые даже спустя многие годы окрашивают наши будни в яркие цвета радуги. Вчера мне сказали, что весна пришла. Но почему же я не заметила этого? Неужели даже весенние лучи не могут пробиться сквозь черную ночь в моей душе и слезы в моих глазах? Ушел навсегда самый близкий и родной человек, моя половина. Душа пуста. Осталась зарубка в сердце, фантомная боль. Возможно, когда-нибудь и она уйдет - только никто не знает, когда и как.
   Наверно, людям посылается Весна, чтобы они вдохнули свежий воздух, увидели почки на деревьях и голубое небо. После Зимы это особенно необходимо. Но в праздники к одинокому человеку в гости всегда приходит грусть. И я подумала о том, что ТАМ, высоко-высоко, на меня смотришь Ты с Любовью и Нежностью, Ты улыбаешься мне. Я верю, я знаю, что это так. И не могу быть неблагодарной по отношению к Тебе, и не буду на улыбку отвечать слезами. Это трудно, но я смогу.
   Твой портрет за двадцать лет совсем выцвел. Он всегда висел на самом видном месте у нас дома. Сейчас мне необходимо сделать его копию и немного увеличить. Но мной овладевает страх, что исчезнет "тайна", и выражение Твоего лица уже не будет меняться. Получая от фотографа, отреставрированный при помощи компьютера, портрет, я боюсь взглянуть на не него и откладываю это до возвращения домой. Медленно разворачивая бумагу, с тревогой вглядываюсь в Твои родные и такие близкие черты. Мне кажется, что Ты здесь другой. Или это уже игра воображения. Только через два-три дня я немного привыкаю к изображению. Как будто Тебе, как джинну из лампы, нужно было какое-то время, чтобы переселиться в кувшин. Но все равно Ты стал серьезнее.
  
   8 марта. Посылаю Карине по Интернету Твой портрет. Она говорит, что когда ей трудно или нужно принять какое-то решение, она всегда садится перед Портретом и просит совета или помощи. И через некоторое время Ты обязательно помогаешь ей.
   26 марта. Я выполнила еще часть своего плана. В коридоре в "золоченой" раме картина с видом Твоих родных гор. Среди них, сверкая брызгами, по камням струится горная речушка.
   Это еще не река, она только набирает силы, чтобы, спустившись по склонам и созывая своих подружек, превратится в спокойную и величаво несущую свои воды реку с чистейшей горной водой. Твои горы, как и положено мудрым аксакалам, степенно провожают меня на работу. А маленькая речушка, почти ручеек, как игривый ласковый щенок, от избытка чувств разбрызгивая во все стороны миллионы прозрачных радостных капель, встречает меня вечером.
   Сделала ремонт, и теперь Ты ждешь меня в обновленной комнате. Повесила новые шторы, на которых сидят два наших самых первых попугайчика, зеленый и желтый. Я уже могла убедиться, что, когда стараешься бороться с одиночеством, оно становится только крепќче, зато слабеет, когда мы попросту не замечаем его. В одиночестве непросто быть взрослым. А что значит - быть взрослым? Просто терпеть. Терпеть, когда ничего нельзя поделать. Терпеть и все. Многих, именно на этом поворота истирает в порошок. Я возвращаюсь в наш дом с уверенностью, что меня ждут. Ждет речушка из далекого Дагестана, ждут попугайчики на шторах и в клетке, ждет Интернет с письмами от детей и новыми книгами. Но, главное, как и раньше меня ждешь Ты.
   - Жду, - сказал Ты мне более полугода назад, а я торопилась на работу и не уточнила где и когда.
   А я жду звонка. Звонка от Твоих детей. Они позвонят и попросят меня положить Тебе цветы от их имени. Ведь сегодня Твой юбилей. Конечно, они позвонят и попросят прислать Твои фотографии. Они обязательно позвонят, потому, что у них есть свои дети. А детей надо воспитывать личным примером. И, конечно, придет Ширвани, чтобы помянуть Тебя в такой день. За два месяца, он всего лишь один раз позвонил на Восьмое марта. Но дом не может быть в такой праздник без гостей. И я пригласила молодых девушек. Мы хорошо посидели вчетвером. Я много рассказывала им о Тебе. Конечно, я не смогла приготовить кролика и заменила его копчеными окорочками. Но я приготовила настоящий хинкал. На Твой день рождения пришли гости, а это главное. Ты всегда очень любил гостей. Они принесли большой букет тюльпанов. И на следующее утро я пришла к Тебе на свидание с яркими весенними цветами. Еще один светлый день.
   Но вот и разошлись гости. Мы опять остались вдвоем. И можно поговорить.
   - Родной мой, - обращаюсь я к Тебе. - Знаю, Ты не ушел от меня навсегда. Расставаясь, я не простилась с Тобой. Ты стал моим Ангелом-хранителем. И значит, я могу и дальше продолжать общение с Тобой. Ведь именно, его мне и не хватает больше всего. Я стараюсь работой и хлопотами заполнить свой день до отказа. Ведь стоит только на минутку присесть около Твоего портрета, ко мне тут же на невидимых крыльях печали и тоски слетает моя подруга - Истерика. Она одна остается верной мне уже почти год. Если бы все друзья были такими верными и надежными, как она, то в мире было бы намного меньше суицидов и депрессий. Поверь, я пытаюсь поменьше общаться с ней. Но она сильнее и не всегда победа на моей стороне. Знаю, Тебе бы не понравилась наша дружба. Но что я могу сделать?
   - Нужно жить настоящим, - печально отвечаешь Ты, - и хоть немного заглянуть в будущее. А слезы оставь в прошлом. Это судьба, а с ней спорить бессмысленно.
   - Я тоже это знаю. Но Твой уход - это не только невосполнимая потеря, - жалуюсь я. - Это утрата будущего, которое виделось мне только вдвоем с Тобой. В прошлом остались хотя бы воспоминания, а будущее,... как и настоящее надо строить заново. А в моем возрасте и одной, об этом даже страшно подумать.
   - О каком возрасте, ты постоянно твердишь? - с усмешкой возражаешь Ты. - Ведь, именно в этом возрасте я влюбился.
   - Но Ты приобретал, а не терял, - протестую я.
   - Пойми же, наконец, что мне очень тяжело видеть тебя, постоянно со слезами на глазах, - пытаясь казаться рассерженным, втолковываешь мне Ты.
   - Хорошо,- сквозь слезы соглашаюсь я, - я постараюсь. Но ты будешь рядом?
   - Конечно. Куда же я от тебя денусь? Пока я нужен тебе, я всегда буду рядом. Договорились? Вытри слезы.
   Я говорю за обоих, но я знаю текст наизусть и никогда не ошибусь ни в словах, ни в интонациях. Я вытираю слезы, еще несколько раз шмыгаю носом. Поблагодарив Тебя, я ласково провожу тыльной стороной ладони по Твоей щеке и иду заниматься домашними делами. Я получила заряд Бодрости и Нежности. Ты рядом. Спасибо Тебе, что Ты рядом.
   Ради Твоей души, я бы очень хотела, чтобы звонок от Твоих детей прозвучал, а Ширвани пришел, как и раньше к Тебе в гости. Но Ты не обижайся на них. Говорят, что для Души достаточно, если хотя бы один человек на Земле хранит, светлую и благодарную память. Ты оставил на Земле жену и дочь, которые все также очень любят Тебя.
   Недавно я узнала, что в Дагестане существовал один очень красивый древний обычай. У входа в селение, устанавливали сын-таш - надгробие, в знак памяти воину, павшему на чужбине.
   Я не знаю, сохранился ли до нашего времени этот удивительный и трогательный обычай поклонения и памяти. Ведь сейчас в этом благословенном краю, идет еще одна кровопролитная битва братских народов. Война без правых и виноватых. Война без победителей и побежденных. Война против матерей и жен, которые оплакивают родных. У каждой из сторон своя, правда, за которую они отдают свою жизнь. Но разве их жизнь принадлежит только им? Разве она не принадлежит, в большей степени, их матерям и маленьким детям, которые остаются сиротами? А Истина должна быть одна - аллах, бог, высший разум создал этот мир, чтобы человек трудился на той земле, на которой он родился или живет, и не брал в руки оружия, против своего ближнего.
   Жизнь отдельного человека должна, совершенно плотно срастись с общею жизнью человечества, ибо все творение проникнуто согласием и единством. Как во внешней природе, так и в области духовной все явления жизни состоят в тесной связи между собой. Марк Аврелий.
   Ты тоже был воином Света. И по мере возможности и своих сил сражался с бездушием и безразличием. И не Твоя вина, что бой часто заканчивался не в Твою пользу. Но каждый день Ты, как учили Тебя в детском доме, старался сделать одно доброе дело.
   Я вовсе не хочу, слепить из Тебя глянцевого героя. Но есть свет настольной лампы и у него есть тень от абажура. А есть свет Солнца, и у него нет тени.
   Свет не отбрасывает тени. От света только свет, как бы тучи не пытались его закрыть. Ты, как Дон-Кихот, постоянно сражался с ветряными мельницами, хотел переделать мир, добавить в него хоть маленькую капельку Добра и Света. Ты по-детски наивно верил в чувства благодарности и отзывчивости. И сейчас, мне больно от того, что Ты так часто ошибался. Но так ошибаются все чистые души, пришедшие в этот мир, для того, чтобы принести щепотку Мудрости. Сколько таких паломников погибло на кострах зависти и злобы. Но если бы в мир не приходили люди, подобные Тебе, он давно бы задохнулся от безверия и лживости.
   Ты никогда не соглашался на сделки с совестью, и не принимал высоких постов, которые Тебе неоднократно предлагались, если их ценой было - предательство или сделки с совестью. Поэтому я очень хочу поставить вблизи Твоего аула такой сын-таш. Я не могу, уверенно, пообещать Тебе это. Ведь Ты всегда останавливал мои пожелания или намерения словами: "Если на то будет воля аллаха". Я тоже сейчас говорю: "Если на то будет воля аллаха, я не только привезу в Ташкент горсть земли Твоей родины и немного воды Каспия, но и поставлю вблизи места Твоего рождения такой вот сын-таш". Я просто очень хочу этого. Мы с Кариной совершим паломничество. Это не будет туристическая поездка. Мы постараемся соприкоснуться с Твоей Родиной. И может быть, там я найду спокойствие моей душе и умиротворенность. Мы поедем в Дагестан и привезем немного земли. Ведь Дагестан - это страна гор и землю горцы очень берегут. Каждая крупица земли, - говорят горцы, - бесценна, потому, что по ней ходил Шамиль. Но, я почему-то верю, что они не будут возражать, и поделятся горстью земли с Тобой. Я обмою надгробную плиту соленой, как мои слезы, водой седого Каспия, а затем насыплю на холмик священную для Тебя землю Родины.
   Очень Закрытая дверь не откроется, сколько в нее не стучи. Как бы там ни было, я благодарю Тебя за то, что Ты был и навсегда останешься в моей жизни. Ты украшаешь ее и не даешь мне замерзнуть. Я буду помнить Тебя, пока живет моя память. Я обязательно приеду в Твой город, Твой край, Твой Дагестан. Он зовет меня. А я пообещала ему написать историю любви. Ты тоже обязательно прочтешь ее, стоя за моим правым плечом. Я не обижусь, что Ты будешь подглядывать. Знаю, что Ты улыбнешься, когда я буду писать о смешном, и загрустишь, когда буду вспоминать печальные события. И не беда, что я часто утираю слезы, когда пишу. Ведь теперь это слезы благодарности Судьбе.
   - Тебе понравился мой Дагестан? - спросишь Ты, когда я вернусь.
   - Да. Потому что там когда-то был Ты, - тихо отвечу я.
  
   Сейчас я сижу напротив Тебя. Ты внимательно слушаешь, а мне хочется крикнуть:
   - Смотри на меня всегда и может тогда, я снова буду видеть Свет. И может когда-нибудь, выглянув в окно бессонной ночью, смогу увидеть звезды и услышать музыку ветра. А утром меня разбудит радостное пение птиц, за окном. Нарушь мою тишину и безмолвие.
   Мне так хочется быть любимой Тобой. Обращенной к Богу. Сидеть на песке, лежать на песке, идти кромкой берега. Слышать стрекот кузнечиков. Устраивать праздники. Быть сильной и великодушной. Видеть Твое счастливое и радостное лицо. Прикасаться и нечаянно и нарочно. Никому ничего не объяснять. Думать. Ощущать. Смотреть и видеть. Идти вперед. Не к успеху - к свету. Радостно выйти на улицу, увидеть чистый белый снег. Или солнце, предвещающее весну. Слушать музыку, ходить в театр. Знать, что нет ближе человека, чем Ты. Сидеть рядом, мечтать, строить планы, и гладить руки.
   О, Боже, как горько сейчас даже думать об этом. Человек был бы счастливее, умей он ощущать радость так же остро, как горе.
   Мы не вместе. Только в стакане ванной комнаты по-прежнему стоят две зубные щетки. Будто бы у зубных щеток своя жизнь. У них все хорошо. Они не расстались
   Мой план потихоньку выполняется. Это пока все, что я наметила. Стараюсь не думать о Той, которая увела Тебя. "Она" не может, не посмеет постучать ко мне, пока я не закончу свои дела, не выполню свои обеты. То, что не убивает нас сразу, делает нас сильнее. Иногда я сама удивляюсь этому. Объяснение только одно - Твоя помощь. Помощь моего Ангела-хранителя.
   Однажды бразильского писателя Пауло Коэльо спросили:
   - С какой мыслью вы встречаете новый день?
   И он ответил:
   - Не останавливайся. Продолжай идти.
   Мне очень понравились эти слова. Эту фразу я теперь повторяю каждое утро. Я продолжаю Идти.
   11 апреля. С утра на работе меня ждет огромный букет сирени от Умиды и "букетик" редиски. Да, красиво упакованный, как букет, пучок обыкновенной красной редиски. Где взять силы, чтобы не расплакаться? Только, если улыбнуться. И я улыбаюсь миру от всей души. Я начинаю чувствовать приход Весны, как и тогда, двадцать лет назад. Мы отмечаем с девочками этот юбилей. Я очень хотела, чтобы все было красиво. И мое желание услышано. Нам накрывают стол на лужайке, недалеко от водоема. Тепло, дует чуть прохладный весенний ветерок. Я знаю, что Ты не только видишь нас, но и где-то рядом со мной. Ведь это наш праздник. Двадцать лет мы вместе.
   14 апреля. Суббота. Поразмыслив, что сирень, которую мне подарили, уже не очень свежая, я иду на базар. Но в пятницу в городе было очень жарко и на всем базаре я не могу найти даже пары веточек. Одна женщина, предлагает мне выбрать из увядших. Я только взглянула на них и сразу отказалась.
   - А почему Вы хотите купить именно сирень? - спрашивает она меня. - Посмотрите, какие хорошие каллы и великолепные гвоздики.
   - Мне надо на кладбище, - объясняю я. - Я хочу купить те цветы, которые нравились моему мужу.
   -Тогда какая разница, свежая сирень или нет? - удивляется женщина.
   - Но ведь об этом буду знать я, - хотела произнести я в ответ.
   Но меня опередил, рядом стоящий продавец. Испепеляющим взглядом он окинул эту женщину и сказал мне:
   - Подождите пять-десять минут.
   Он прошел весь базар, доставая у продавцов по одной ветке, и вручил мне, может не роскошный, но очень дорогой для меня букет
   - Спасибо большое. Сколько я Вам должна? - спросила я, чтобы отблагодарить его за услугу.
   - Что Вы, - слегка обиженным тоном произнес он. - Все продавцы старались выбрать веточку посвежее и денег они не возьмут.
   - Еще раз спасибо.
   - Приходите.
   Слезы благодарности стоят в глазах, но я уже знаю, как с ними справиться. Я улыбаюсь всем продавцам и всему миру.
   Раскладывая, как всегда, эти бесценные веточки, веточки добра и понимания, я замечаю невдалеке невысокий куст сирени. Он всего лишь около двух метров высоты, но выглядит, словно невеста в светло-розовом подвенечном наряде. А ведь, я так хотела посадить ее в начале марта, и теперь здесь тоже был бы куст цветущей сирени. Безжалостно ругаю себя. Почему я поверила, что кто-то вспомнит о своем обещании? Почему я забыла о своих "железных" принципах: "Мне никто ничего не должен".
   "Нет просто слова, - писал Расул Гамзатов, в своей книге "Мой Дагестан". - Оно либо проклятье, либо поздравленье, либо красота, либо боль, либо грязь, либо цветок, либо ложь, либо правда, либо свет, либо тьма".
   Кто-то говорит, что он хозяин своего слова, и при любых обстоятельствах держит его. "Я дал слово", - говорил Ты. И это значило для меня больше, чем любая клятва.
   Другой говорит: "Я своему слову хозяин. Хочу - сдержу, хочу - нарушу". И тот и другой считают себя хозяевами своего слова. Но почему тогда первого люди называют Человеком, а о втором говорить не любят?
   Сейчас уже поздно пересаживать саженцы, стоит жара, и они не примутся. Но я даю себе слово, что на следующий год здесь будет куст сирени с красивыми цветами.
   Пока нахожусь рядом, приходят разные мысли. И я делюсь ими с Тобой.
   - Не уверена, - говорю я, - что меня похоронят рядом с Тобой. Найдут множество причин. Уверена только в том, что Ты бы очень хотел этого. Хочу ли этого я? Посмотри в глаза, полные слез, загляни в мое сердце, и Ты узнаешь ответ. Я не загадываю, что будет в моей жизни дальше. ТАМ знают об этом лучше. Но я хочу остаться в этом городе. Я люблю этот город. Потому что именно здесь мы встретили друг друга. Потому что здесь наш дом, где Ты каждый вечер ждешь меня. Потому, что пока у меня будут силы, я хочу хотя бы раз в месяц, на наши праздники приходить к Тебе и вспоминать наши счастливые дни.
   Чтобы жить с пеплом одиночества, нужна огромная энергия, и эта энергия приходит, когда нет страха. Когда пройдешь через это одиночество - как прошли бы через физическую дверь, - осознаешь, что ты и одиночество едины, что ты - не наблюдающий, следящий за этим чувством, которое находится за пределами слова. Ты - оно. Ты и есть это одиночество; и нет никакого способа избежать его, и ничто не может скрыть его или заполнить. Только тогда ты живешь с ним; оно - часть тебя, оно - одно целое с тобой. И никакое отчаяние или надежда не могут изгнать его. Ты есть это одиночество, - пепел, который когда-то был огнём. Это - полное одиночество, неизлечимое и недоступное никакому воздействию. Мозг не может больше изобретать пути и способы бегства; мозг - создатель этого одиночества, он создаёт его своей беспрестанной деятельностью по самоизоляции, защите и агрессии. Почему одинокий человек чахнет на глазах и впадает в депрессию? Потому что он в одночасье лишается мощной энергетической сцепки со второй половиной и изо дня в день вынужден вариться в собственном энергетическом котле. Это весьма опасное занятие чревато разрушением психики, а потом и тела (иногда стремительным, иногда медленным, затянувшимся на долгие годы). Спасает лишь инстинкт самосохранения, подаренный любому творенью Божьему. Благодаря нему человек и пытается восстановить потерянный энергетический баланс.
   Странное выражение: "Любовь до гроба". Но она же не умирает вместе с ушедшим человеком. А что потом делать с ней? Об этом молчат все философы, мудрецы и классики мировой литературы. Если Любовь продолжает жить. Но ей мучительно одиноко. Ведь настоящая любовь всегда имеет приставку взаимо -. Взаимные чувства, эмоции, понимание, помощь. Все - взаимо - И вот эта такая маленькая, но жизненно важная частица и теряется. Именно, она живет до того "пока смерть не разлучит нас", как клянутся все влюбленные в мире. Именно ее, эту частицу и оплакивают. Из-за ее потери больше не хочется жить. Из-за этих шести букв мир теряет краски, вкус и запахи. А любовь? Причем здесь любовь? Она все равно живет, и мы не перестаем любить ушедшего навсегда человека. Наоборот, часто она начинает расти до невиданных высот. Появляется время, оценить ушедшего человека.
   Если бы он ушел к другой женщине, можно было бы перевести любовь на другие рельсы, и постепенно она бы превратилась в безразличие, обиду или даже ненависть. Это тяжело, не спорю. Но в этом, при желании, можно найти виновного. И человеку очень часто это помогает. Чувствовать, что кто-то виноват. Вроде бы тоже теряется та же частица взаимо -. Но ее кто-то виновный потерял, вычеркнул или жестоко растоптал. А если взаимо - уходит на небо? А любовь сиротой остается в сердце? Она ищет выход. Ведь при жизни любимого человека был взаимообмен любовной энергией, в чем бы он ни выражался. А теперь поделиться не с кем? И от этого начинается истерика. Было бы намного легче, если бы Любовь к конкретному человеку, действительно жила до гроба. Но это уже дела не земные, а небесной канцелярии.
  
   24 апреля. Молю Тебя всего лишь об одном подарке. Приди ко мне хотя бы во сне. Ведь это мой день рождения. Скажи мне только несколько таких знакомых слов:
   - Радость моя, с днем рождения!
   Больше мне ничего не нужно. Но я опять не вижу Тебя, а только слышу Твой голос:
   - Я тоже буду там.
   Просыпаюсь и думаю, что Ты хотел этим сказать. Сразу же звонки- поздравления. Георгий с Кариной и Лена с Саней. У меня нет никакого настроения, устраивать праздник по поводу своего дня рождения. Но я должна поблагодарить мальчиков и девочек, которые с удивительным для их возраста пониманием помогли мне подняться. Покупаю к торту и напиткам еще фруктов, ведь Ты сказал, что тоже будешь присутствовать. Мне дарят большой букет чайных роз и чудесную картину с пейзажем настоящего рая. Сейчас, когда смотрю на нее, я представляю Тебя, именно там. Ты даже не в другой комнате. Ты просто стоишь за деревом и хотя мне Тебя не видно, но Ты стал еще ближе.
   Звонит Саодат, поздравляет с днем рождения.
   После взаимных приветствий и расспросов о здоровье и семейных делах, я говорю ей:
   -... знаешь, Саодат, я пишу роман.
   - Роман? - удивляется она. - О чем? О своей жизни?
   - Нет. Только о тех годах, когда была с Ибрагимом.
   - Большой роман? - спрашивает она.
   - Нет, но получается около трехсот страниц.
   - О чем можно написать столько? - опять удивляется она.
   - О наших чувствах, о людях, которые нас окружали. Но в основном, о наших разговорах. Мне сейчас их очень не хватает.
   - О разговорах? - недоуменно переспрашивает она. - О чем обычно разговаривают муж с женой? Что купить, что приготовить на ужин, о поведении детей. Ты это все будешь писать? Ты все это помнишь? Наверно, ты вела дневник?
   - Нет, Саодат, я никогда не вела дневник, - отвечаю я. - Но темы разговоров, которые ты сейчас перечислила, занимали у нас, только три-пять процентов нашего общения, а возможно еще меньше. Остальные были обо всем на свете. И, конечно, я помню каждый разговор. Когда он происходил, в какой обстановке и даже, где в это время находился Ибрагим. Я помню не только каждое его слово, но и интонацию в голосе.
   - Немудрено, у вас была такая любовь, как в романах. Это было видно всем. Вы, буквально светились от счастья, и особенно он. Я же знала его года за три до объединения наших организаций, так как работали вместе. Влюбившись, он полностью изменился. Его было не узнать. Конечно, главное: интеллигентность, манеры, подтянутость остались. Но появилось что-то необъяснимое. Как будто он узнал какую-то очень важную тайну жизни.
   - Наверно, изменился внутренне, а внешность, конечно, осталась. Но внутренне состояние всегда отражается на внешности.
   - Да ты права. Мы часто с женщинами разговаривали на эту тему и искренне удивлялись, как можно так сильно влюбиться в таком возрасте.
   - Любви все возрасты покорны. Это еще Пушкин сказал. И вот тебе наглядный пример.
   - Наверно, ты переедешь к дочери? - спрашивает Саодат.
   - Нет. Пока я в состоянии себя обслуживать я даже думать не могу об этом. Это же дом, где мы были счастливы. Как же я смогу уехать, когда здесь все напоминает мне о нем.
   - Прямо лебединая верность, - произносит она.
   - Просто мне очень хорошо в нашем доме, где все было сделано для меня.
   - Ну, пока. Звони, - заканчивает она разговор.
   - Всего тебе хорошего. Пока.
  
   Дома я наливаю немного вина в два фужера и произношу тост за себя и за Тебя.
   "Лебединая верность", - повторяю я вслух. Но ведь лебеди, как гласит легенда, не могут жить друг без друга. Мне становится интересно, что об этом написано в Интернете.
   Открываю и нахожу там интересное описание: "В любом случае суть "лебединой верности" заключается не в смерти. Дело в том, что лебедям свойственно хранить верность своему партнеру после его смерти. Лебеди ухаживают за своим больным или раненным партнером до последнего, даря ему всю свою любовь и нежность, отгоняя возможную опасность и отдавая последнюю еду. После смерти партнера они не прибиваются к стае лебедей, не улетают в теплые страны, а так и остаются на месте гибели своих возлюбленных, храня им верность".
  
   За эти три месяца я написала эту книгу. Ее создание, было сродни грозовому ливню в горах. Когда вода обрушивается, как водопад. Женщины, стараются собрать ее и подставляют все емкости, которые только можно найти. И все равно, огромная часть воды не попадает в бочки, ведра, тазы. Струи дождевого потока, с огромной силой падая с неба, выталкивают, выплескивают и часть той воды, что уже была собрана. Так и слова этой книги, лились непрерывным потоком, и я еле успевала записывать их. И все равно какие-то фразы, слова, пришедшие ко мне в "неурочный час", на базаре или в транспорте забывались. Возвратившись домой, я не могла точно их вспомнить, а мне они казались, самыми верными и их было жаль. Какие-то предложения заменялись на новые, когда я более отчетливо представляла, Твои эмоции, Твои интонации.
   Затем я стала придирчиво "разбирать" каждое слово, как рассматривают только что вымытый хрустальный фужер, на свет. Вроде все так, но самого главного, я передать не сумела. Интонации Твоего голоса, лукавство в глазах и добродушная ирония.
  
   3 мая. Наконец-то, получается, передать в интернат пианино. Опять радостный для меня день. Я не останавливаюсь, я продолжаю идти.
   9 мая. Я тоже отмечаю за нас двоих. Но просто молча пью по одному глотку из двух фужеров. Говорят, что когда произносишь тост за ушедших, перечислить поименно всех - нельзя. Потому что можно кого-то пропустить, и ему Там не нальют. Будет стоять с пустой чашей.
   Мне кажется, я все делаю в память о Тебе. Но, когда понемногу начинает рассеиваться туман, осознаю, что это не совсем так. На самом деле, это необходимо мне, необходимо как пища, как воздух. Это соломинки, за которые цепляюсь, чтобы опять не свалиться в кромешную тьму отчаяния. Любые памятники, по большому счету, нужны не тем, кто уходит, а тем, кто остается. Все мои дела и хлопоты это только почва, зыбкая почва, от которой я должна суметь оттолкнуться, чтобы продолжить свой путь. Ощутив подобную потерю, начинаешь понимать, как ничтожно все материальное. Чтобы не просто существовать, доживать, а найти путь, по которому идти дальше, нужна опора. Хорошо, если есть человек, который поддержит, выслушает. А если не повезло, и человек остался один на один со своей потерей, со своей болью? Тогда, остается единственный выход. Не искать опоры для себя, а найти того, для кого ты, сможешь стать опорой. Долг ли это перед детьми, родителями или тем, кто ушел. А может, стоит оглянуться и посмотреть вокруг? И увидеть человека, которому намного тяжелее, чем тебе? У меня сейчас много времени для размышлений. И иногда мои мысли меняют свое направление на сто восемьдесят градусов.
   Вначале я часто спрашивала Небо, почему я не ушла первой. Ведь у меня слабое сердце и десятки раз Ты возвращал меня Оттуда. Но прошел год, и я много осознала. Груз моей потери, все еще временами кажется мне непосильным. Но сейчас я бы уже не стала просить Тебя "быть джентльменом и пропустить слабую больную женщину вперед", поменяться со мной местами. И как бы я не упрекала Небо в жестокости, я вынуждена признать: если нам суждено было расстаться, то "выбор" был правильным. Даже вплотную подойдя к юбилею в три четверти века Тебе было тяжело сознавать, что Ты не можешь быть опорой. И останься Ты один, униженное вымаливание внимания своих родных просто отравило бы Твои последние дни. Лишь об одном сейчас я сожалею, что не успела отдать Тебе еще много Тепла и Нежности, которого так не хватало в Твоей жизни. Так часто возникали какие-то обстоятельства или проблемы, которые требовали моего внимания.
   Женщина должна следовать позади мужа на два шага, - поучал Ты меня. И Ты поступил, как истинный мусульманин. Но, как же трудно даются мне эти два шага, когда впереди нет Твоей руки и Твоего плеча!
   Всякому созданию полезно не только все то, что посылается ему провидением, но и в то самое время, когда оно посылается. Марк Аврелий
  
   В одном из снов, Ты сказал Карине: "Когда будете писать письмо, обязательно поставьте подписи". И я сразу вспомнила, как нравилась Тебе надпись на могиле Грибоедова, написанная его женой, Ниной Чавчавадзе: "Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя!"
   И когда я заказала памятник из белого мрамора, с врезанным портретом из черного гранита, я попросила сделать надпись. Мы с Кариной долго размышляли, что написать, чтобы это выразило все наши чувства к Тебе. И после указания анкетных данных и места рождения, на плите сейчас выбита надпись.
   "Здесь та любовь, что правду подарила,
   Здесь та печаль, что мудрость принесла.
   Тому, кто дорог был при жизни,
   От тех, кто любит и скорбит"
   Жена и дочь
  
   Счастливая женщина, читаю я заглавие книги. А что такое счастье? Сколько людей, столько и вариантов ответа. У каждого это слово вызывает свои эмоции, ассоциации. Я счастливый, человек можно сказать тогда, когда счастье ушло или в конце жизни. В настоящем человек просто твердит себе, чтобы поверить в это. Ведь говорят, что счастье это миг.
   Счастье - когда тебя понимают.
   Счастье - быть любимой и любить.
   Счастье - когда дети выросли хорошими людьми.
   Счастье - проснуться не в одиночестве.
   "Люди, - писал Вольтер, - ищут счастья, как пьяный - свой дом, не могут найти, но знают, что оно есть".
   Черту подвел кто-то из великих, провозгласив, что счастье - это гармония внешнего и внутреннего.
   Все верно. Со всеми я полностью согласна. Под любым могла бы поставить подпись, что это правильное определение.
   Но сейчас я выбрала другие слова.
  
   Вдвоем быть лучше, чем одному, ... ибо, если упадут - друг друга поднимут; но горе, если один упадет, а чтобы поднять его - нет другого, да и если двое лежат - тепло им; одному же, как согреться? Экклезиаст
  
   Впереди у меня дорога и сейчас я просто одинокий путник. Я тороплюсь успеть сделать все, что наметила. И очень боюсь упасть, не дойдя до конца. Не знаю, длинна ли будет моя дорога, и что еще встретится на моем пути. Да и встретится ли? За свою жизнь я прочла много книг. И твердо усвоил одно правило, отправляясь в странствие, главное не забыть взять с собой посох, чтобы в трудную минуту можно было опереться на него. Когда по жизненному пути мы шли с Тобой вдвоем, то я даже не помнила дороги, а помнила только спутника, который сокращал время своими интересными рассказами.
   Теперь моим посохом служит светлая память о тебе и вера, что у меня получится все, что я себе наметила. Не буду скрывать, иногда, я очень устаю, иногда спотыкаюсь или ошибаюсь. Часто в гости заходит истерика, она до сих пор не забывает дорогу ко мне, не хочет прерывать нашу дружбу.
   Просыпаясь утром, мне больше всего на свете хочется опять уткнуться лицом в подушку и не верить, что Твой взгляд, все также наполненный любовью и нежностью, устремлен на меня, всего лишь с портрета. И тогда я закрываю глаза. Всего лишь на минуту, чтобы мысленно возвратиться в самые счастливые моменты нашей жизни, когда радости было так много, что казалось, она переливается через край. За этот год я научилась перемещаться во времени. Пока это путешествие в прошлое. Хотя уже иногда думаю, как поеду на Твою родину. Но будущее все еще страшит меня, а в прошлом мне все понятно. Там легче ориентироваться. Это благоухающий оазис в пустыне. И там я набираю полные пригоршни большого и светлого чувства, чистого и исцеляющего от всех невзгод и усталости, как живительная вода родника. Мне хватает не только утолить жажду, но и омыть душу. Мой родник не может иссякнуть. Свет Твоей любви, которую Ты когда-то сравнил с Солнцем, продолжает освещать мою жизнь.
  
   Медленно, но терпеливо и упорно я двигаюсь от одной вехи к другой, и все чаще на своем пути встречаю удивительно чистых и добрых людей. Никто, кроме всевышнего, не может мне ответить, где конец моего пути. Ты не успел сказать: когда и где Ты ждешь меня. Я не останавливаюсь, я продолжаю идти. Но я вижу впереди и другую дорогу.
  
   "Есть дорога от души к душе
   Я по ней иду, сбивая ноги.
   Ты меня немного подожди.
   Я приду к Тебе по той дороге".
  
  
  
  
  
  
Оценка: 7.28*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"