Поэт Подсудимов проснулся на рассвете и сидел тихо в дупле, прислушиваясь к пению дикой перепелки, которое доносилось с клеверного поля. Воздух был прохладным и чистым. Голоса дикой перепелки "Вывык! Вывык! Бытбылдык! Бытбылдык!" звучали громко, и утренняя тишина вторила им эхом. Хорошо, когда человек проснется на рассвете, а вокруг прохладно тихо и спокойно. Эта первобытность успокаивает нервы человека, перенапряженные от мирской суеты забот и хлопот. Предрассветная тишина лечит душу, словно бальзам от нервных недугов, как рукой, снимая стресс. Каждый раз, когда постепенно начинает рассветать, душа Поэта Подсудимова наполняется божественным неземным светом, радостным пением утренних птиц. Когда птички запоют, ему кажется, что окрестность превращается в огромный концертный зал, и голоса птиц напоминают Поэту Подсудимову пение симфонической капеллы, выступающей в зале Академического Театра драмы и комедии. Утро - это огромные чистые младенческие глаза жизни, и нет ничего прекраснее, чем сидеть и тихо глядеть в эти глаза, дыша свежим кристально чистым утренним воздухом. Поэту Подсудимову жалко некоторых людей, которые спят громко храпя в своих лачугах или в роскошных особняках в такой блаженной предрассветной тишине. Бедные, даже не в силах осознать о том, какие чудные и прекрасные моменты своей жизни они упускают безвозвратно. С этими мыслями Поэт Подсудимов долго сидел у открытого проема дупла, следя за медленным исчезновением мрака и появлением света на горизонте. Он радовался тому, что в этом пейзаже отсутствовал человек. По его мнению, человек портит всё, размышлял он.
. Между тем, небо над горизонтом медленно стало принимать вид порванной нежной шелковой женской ночной сорочки лилового цвета. Утренняя прохлада еще дорога тем, что в этих краях в засушливые дни знойного лета с утра поднимется высокая температура воздуха, а к обеду уже невозможно ходить по полям под палящим солнцем, тем более работать. В такую экваториальную жару человек просто задыхается и даже может умереть от солнечного удара. Если не верите, то, пожалуйста, никто вас не заставляет верить. Можете спокойно приехать в Яккатут знойным летом и самим убедится в этом, попробовав походить при сорока пяти, пятидесятиградусной жаре, да еще поработать почти бесплатно на открытых пространствах хлопковых полей как наш народ. Кроме того, сильная жара вызывает страшные грозы, когда внезапные тучи покрывают небо и вокруг темнеет. Гром гремит так сильно, что человеку невольно думается, не взрываются ли в небе атомные бомбы с ядерными боеголовками, выпускаемые с бомбардировщиков дальнего базирования. А молнии тоже пугают людей своим кошмарным сверканием, будто вот-вот ударит тебя шаровая молния, и ты ослепнешь.
В этом году в Яккатут пришло довольно засушливое лето с небывалой жарой. Поэтому такой прохладный тихий рассвет стимулирует южанина.
Как только Поэт Подсудимов собрался написать очередную хокку о тихом рассвете, в дупле проснулась его жена Сарвигульнаргис-ханум, а потом трудновоспитуемые дети-тройняшки Маторкардон, Чотиркардон и Буджуркардон. Маторкардон после омовения взял свой джайнамаз (молельную скатерть) и, озвучив громко азан, начал читать намаз, стоя на балконе дупла тутового дерева. А Чотиркардон принялся зубрить псалмы от Матфея, молясь своему Богу Исусу Христу и, усердно крестился, находясь на чердаке внутри дупла, где на стене висела икона с изображением младенца Иисуса Христа и Девы Марии. Буджуркардон взял свой барабан и начал стучать, напевая песню про Ленин-бабая. Дребезжащим звукам барабана вторили утренние поля, а издалека, со стороны села, как бы аккомпанируя, стал доноситься гусиный звук пионерского горна. Чтобы заглушить головную боль, Поэт Подсудимов, похмелился, выпив сто грамм саке из консервной банки и, закусив свиным салом, которое оставил Гуддаводжидходжа, прошлый раз, по пьянке забыв унести его собой. После того, как Поэт Подсудимов выпил залпом стопку саке, ему сразу стало хорошо. Сарвигульнаргись готовила чай на костре, напевая арию из оперы "Тахир и Зухра", "Отмагай тонг".
В это время низко пролетел аист с длинной кривой шеей, с длинными красными ножками и острым клювом такого же цвета. Когда аист пролетал мимо, Поэт Подсудимов слышал звук взмаха его крыльев и увидел его отражение в зеркальных водах шолипои. Сделав круг над шолипоёй, аист, приземлился и, чувствуя безнаказанность, вёл себя нагло, словно находился в огороде своей бабушки. Он беззаботно начал шагать по шолипоям в поисках вкусных лягушек на завтрак.
На прошлой неделе, когда приехал Гуддаводжитходжа, он сказал что если бы ни закон охраны природы, то он давно бы поймал этих аистов, нанизал бы их на шампуры и сделал бы из них шашлык. К великому сожалению Гуддаводжитходжы, трогать этих аистов было нельзя. Их длинные ноги были окольцованы. Когда окольцованные аисты кружатся над тутовым деревом и приземляются в шолипаю, Поэт Подсудимов всячески старается не шуметь, чтобы не вспугнуть их и, как всегда, сделал замечание Буджуркардону, чтобы он перестал играть на своем дурацком барабане, когда аисты летают над тутовым деревом. Поэту Подсудимову нравилось наблюдать за движениями этих птиц, которые ходили по шолипаи словно на ходулях, тихонько охотясь на лягушек. Но лягушки тоже удивляют своим количеством, которое не уменьшается. Они не исчезают как редкие журавли-стерхи, несмотря на беспощадное истребление браконьерами. Наоборот их количество увеличивается день ото дня. Но одно плохо. При охоте за лягушками в шолипае белоснежные перья аистов пачкаются. Ну, что поделаешь, ежели у них такой метод охоты? Поди объясни им! Они просто не умеют охотиться по-другому. Но все же присутствие аистов в этом прекрасном пейзаже радуют не только глаза главного героя нашего романа, но и душу тоже...
"Ой, сморите! Кажется, аист поймал лягушку на завтрак! Да вон он улетел, держа в остром красном клюве бедную тварь. Ну, что же, как говорится приятного аппетита!" - подумал Поэт Подсудимов, улыбаясь вслед птице с длинными ногами и длинной шеей.
Сарвигульнаргис позвала всех на завтрак. Поэт Подсудимов умылся у арыка, вытерся полотенцем и, зайдя в дупло, сел за стол, который сам когда-то смастерил из брёвен. Сарвигульнаргис и дети уже заняли свои места. Буджуркардон протянул руку, желая взять кусок хлеба, но его упрекнул Чотиркардон, который сказал, что перед тем как начинать завтракать, надо помолиться, благадаря Бога Иисуса Христа, за то, что Он не оставил семью голодной.
- Ты, антихрист проклятый, хоть бы спасибо сказал Богу Всевышнему за то, что Он не оставляет даже такого безбожника, как ты, без еды и без питья - сказал Чотиркардон. Маторкардон, произнеся фразу "Бисмила" начал завтракать молча, иногда бросая враждебный взгляд на Буджуркардона и Чотиркардона.
- Эй, волки кровожадные, вы можете сидеть тихо и дружно хотя бы за столом?! Чего вы с утра начинаете грызть горло друг друга, а?! Совсем перестали уважать нас, гады! Как будто в дупле нет родителей. Или вас так учат ваше вероучение?! Если вы еще хоть раз упрекнёте друг друга во время завтрака, то отныне мы будем есть каждый отдельно! Ваши конфликты - вот где у меня! Из-за вас у меня пропало вдохновение. Ангелы творчества покинули меня! Вот уже сколько месяцев не могу писать хокку... Ох, как хочется мне разбить и расплющить ваши головы, ударив этим чайником... - сказал нервно Поэт Подсудимов, краснея до самой шеи, как разгневанный индюк.
Потом, немного успокоившись, сунул дырявое полотенце словно аристократ под воротник своей рубахи, сотканной из бумаги, и начал есть свой скудный завтрак. В этот момент кто-то постучал в тутовое дерево. Поэт Подсудимов отложил дырявое полотенце и вытер им рот. Потом встал и высунул голову из дупла.
- Кто там?! - спросил он.
- Это я, коллега по беде, Санаторий Самоварович из города, который долгие годы жил в лифте. Помните, я писал Вам письмо и рассказывал об этом? - сказал гость.
-А-а, это Вы? Как же, конечно, помню. Но я думал тогда, что кто-то пошутил надо мной, написав мне письмо от Вашего имени. Оказывается, Вы на самом деле существуете. А эти двое кто?- удивился Поэт Подсудимов.
-Ну, это моя жена госпожа Сулайда-ханум. А это мой сын Аррабурун. Мы приехали сюда, чтобы жить в дупле, как нормальные люди нашей страны. А то надоело в лифте жить стоя с утра до вечера как бессменные конвоиры пантеона вождей. Вы, как человек, знающий географии этих мест, помогите нам найти трехкомнатное дупло в этих кварталах. За нами не заржавеет -сказал Санаторий Самоварович, глядя на Поэта Подсудимова с надеждой.
-У нашего народа есть между прочим пословица: сначала экономика, а потом политика. Заходите в дупло, гостем будете.Позавтракаем вместе, чем Бог послал, потом будем искать вам жилье -пригласил гостей на завтрак Поэт Подсудимов.
- Спасибо, господин Подсудимич, как нибудь в другой раз - поблагодарил Санаторий Самоварович.
После этих слов Поэт Подсудимов вышел из дупла. Сарвигульнаргис с тройняшками тоже. Она поздоровалась с гостями. Жена господина Санатория Самоваровича госпожа Сулайда-ханум безмерно обрадовалась, познакомившись с Сарвигульнаргис.
- Пошли тогда - сказал Поэт Подсудимов и повёл за собой Санатория Самоваровича и его семью. Сарвигульнаргис осталась в дупле, пожелав удачи бездомным родственникам по беде.
- Вы не волнуйтесь, коллега, мы найдем жилище для вашей семьи - сказал спокойно Поэт Подсудимов, как бы подбадривая Санатория Самоваровича.
- Спасибо, господин Поэт Подсудимич, век не забуду вашу доброту - снова поблагодарил Поэта Подсудимова Санаторий Самоварович.
Между тем, солнце уже начало печь, и с берега реки, где растут дикие тополя и ивы, стали доносится стоны сизого голубя, который издавал печальные звуки, жалуясь на невыносимую жару.
- Ой, слышите, дадаси, кукушка поет! - восхищённо сказала жена господина Санатория Самоваровича госпожа Сулайда-ханум, прислушиваясь к далекому голосу кукушки, который доносился из-за хлопковых полей.
-Какая романтика, Господи! Почему мы раньше не приехали сюда. Еще немного, и мы бы сгнили заживо в лифте, так и не увидев широкие просторы полей и не услышав тоскливое пение кукушек! - сказала госпожа Сулайда-ханум , глубоко дыша свежим деревенским воздухом.
- Да, дорогая, ты права - сказал Санаторий Самоварович, и они снова последовали за Поэтом Подсудимовом, который шагал впереди по тропинке, заросшей с двух сторон зеленой травой и полевыми цветами.
- Какая красота, Господи! Эх, мы столько лет напрасно жили в железной будке! Вот же настоящая жизнь!А небо?!Глянь, какое оно безкрайное! - сказал Санаторий Самоварович, продолжая шагать за Поэтом Подсудимовом.
-А почему ваш сын Аррабурун молчит всё время? Он чо, глухонемой что ли? -спросил Поэт Подсудимов.
- Нет, господин Поэт Подсудимов. Мой сын привык все эти годы разговаривать взглядом - объяснил Санаторий Самоварович. Потом обратился к своему сыну Аррабуруну:
- Аррабурун, я вижу ты много вопросов задал господину Поэту Подсудимову, но он не ответил ни на один из них. Поэт Подсудимов не умеет разговаривать взглядом. И, кроме того, здесь не стоит тебе опасаться. Тут нет жильцов, которые ездят каждый день в лифте, которые тайно подслушывают чужые разговоры и записывают в свои диктафоны, в целях доносить куда следует. Здесь можешь громко и свободно говорить и кричать во весь голос о чем угодно - сказал он.
Они долго шли по тропинке и, наконец, пришли к берегу реки, где росли тутовые деревья с дуплом.
- Вот это тутовое дерево как раз подходит вам и вашей семье. Вот, гляньте, тут и дупло пошире, чем мы предполагали, А что, шикарное дупло! - сказал Поэт Подсудимов, осматривая тутовое дерево, которое росло над глубоким оврагом, на самом краю пропасти. Тут река рядом, можете рыбачить, не выходя из дупла. Только требуется больше лески для удочки. Тут я вижу можно заниматься рыбным бизнесом. переправляя за рубеж драгоценную икру. Глядите, какой красивый пейзаж, какая перспектива, какие прекрасные ландшафты, Самоварич! - сказал Поэт Подсудимов, восхваляя местность и тутовое дерево с роскошным дуплом, словно риелтор.
- Да, Подсудимич, Вы правы! Спасибо Вам огромное, за бескорыстную помощь - поблагодарил Санаторий Самоварович. Госпожа Сулайда ханум даже заплакала от радости, не сдержав эмоций.
- Не надо, не плачь, мамань - сказал Аррабурун успокаивая маму.
- Это я от радости, сынок. Вот теперь я по-настоящему счастлива. Думала, неужели умрем в лифте, как моя мама, так и не поимев крова над головой. Слава Богу, теперь у нас тоже есть свое собственное дупло! - причитала она, роняя радостные слезы.
- Только тут у нас есть некоторое неудобство. То есть на поле не так прохладно как в лифте. Чувствуете жарище? Это еще ничего. Когда солнце поднимется в зенит, у нас с вами не остается другого выхода, как спрятаться под деревьями и сидеть у края арыка, спасаясь от духоты - сказал Поэт Подсудимов.
-Да Вы не волнуйтесь, коллега по несчастью. У меня есть божий дар. То есть я умею вызвать дождь с помощью молитв - сказал Санаторий Самоварович.
-Да? Ни фига себе. А Вы можете продемонстрировать свой дар Божый? А то совсем измучила нас засуха - сказал Поэт Подсудимов.
- Господи... Ну, конечно, могу. Разве это проблема? Только мне нужно немного сосредоточится, собраться мыслями и направить их в одну точку - сказал Санаторий Самоварович.
С этими словами он начал собирать мысли, произнося какую-то молитву, глядя в небо и поглаживая воздух кистями своих рук, плавно двигая ими то в одну, то в другую сторону,словно китаец, который занимается утренней зарядкой.
-Я вызываю вас, о мои атаханы с лошадиными головами и с огненными гривами! Приходите на помощь, летя сквозь темный мрак, махая своими могучими крыльями, и гоните черные тучи в нашу сторону! Пусть гремит гром, словно канонада артиллерии в Сталинградской битве и на Курской дуге, и пусть сверкают молнии золотого цвета с бронзовыми отливами, словно прожектора концлагеря Маутхаузен и Освенцим! Пусть шумят сильные дожди, словно гигантская змея анаконда и зажурчит арык переполняясь до краев и орошая ключевой водою хлопковые поля как оазис в пустыне Комсомолабада!..
Поэт Подсудимов с огромным интересом следил за движениями Санатория Самоваровича, но в глубине души он сомневался в том, что Санаторий Самоварович сможет вызвать дождь. Потому что в это время на бескрайном небе плыл только один крохотный островок облака, и то двигался очень лениво. Но пройдя всего лишь несколько минут, они почувствовали, как поднимается легкий ветерок, а потом, на удивление Поэта Подсудимова, ветер резко усилился, поднимая пыль и подол платья жены господина Санатория Самоваровича госпожы Сулайды- ханум. А в небе быстро появились и другие острова облаков. После этого, не заставляя ждать себя долго, эти островки ускорили свои движения как обломки льда во время ледохода весной. Тучи очень быстро собрались, словно злые враги, покрыв всё небо. Длинные волосы Поэта Подсудимова, словно гривы льва стали колыхаться на ветру, словно ковыль в степи.
-О, кажется ваша магия воздействовала на природу, Самоварич! - сказал Поэт Подсудимов с опаской глядя в небо, почерневшее от туч.
Тут над его головой разразился такой гром, что он невольно подумал, не ходят ли по потолку мира особо опасные террористы, взрывая бомбы с тротиловым эквивалентом в сорок тысяч тонн, начиненные гвоздями, болтами и шариками от подшипников. Потом последовало зловещее сверкание молнии, глядя на которую главный герой нашего романа чуть не ослеп. Хотя он не очень-то веровал в бога, но тут его губы автоматически начали шептать молитвы, о том, чтобы Бог спас его от этого природного бедствия. От этой стихии, которая вызывает у человека контузию и сводит его с ума оглушительным раскатами грома и ослепляя молнией глаза, может сразить и обуглить его как дерево на высокой скале.
Когда с силой начали падать крупные капли дождя, Поэт Подсудимов убедился в сверхестственной магической способности Санатория Самоваровича и с восхищением произнес:
- Вот это даааа! Ну, Самоварич, Вы - великий чародей нашей эпохи! Свершилось великое чудо! Вы своим умением установили контроль над матушкой природой! Покорили небо! Дождь идет! Спасибо вам, Самоварич, от имени тружеников колхоза Яккатут и от имени растений и деревьев нашего округа, которые увядали от жажды!
Ха -ха-ха-ха-хаааааа! - радостно смеялся он, освещаясь в свете молнии, словно статуя отлитая из бронзы великим узбекским скультором Равшаном Миртаджиевым.
- Да не за что, Подсудимич! Всегда к Вашим услугам! - ответил Санаторий Самоварович громко, перекрикивая шум дождя и грома.
К этому времени дождь превратился в ливень! Поэту Подсудимову казалось, что в небе прорвалась дамба. Потому что ливень лил как из ведра с шумом легендарного гигантского канадского водопада Ниагара.
Спустя некоторое время от ливневой стены стало невозможно разглядеть не то, что хлопковые поля, но и близлежащие деревья. Из-за скопления вод арыки вышли из своих берегов, и началось наводнение.
-О, Господи Всемогущий! Только не это! Самоварич, я просил у Вас вызвать дождь, а не ливень! Если сель будет увеличиваться такими темпами, то скоро он смоет всю деревню Яккатут с его хлопковыми полями! А моя жена бедная Сарвигульнаргис с моими тройняшками?! В наших шолипоях погибнет урожай, если рисовые ростки останутся под грязью! Самоварич, сделайте же что-нибудь! Остоновите безумию! Вы вызвали природную катострофу! Слышите?!.. Госпожа Сулайда-ханум, Аррабурун, где вы?! Айда спасаться! Ах, моя возлюбленная Сарвигульнаргис и мои трудновоспитуемые приемные сыновья Маторкардон, Чотиркардон и Буджуркардон! Будьте мною довольны, и простите меня если мне не удастся увидеться с вами снова! Зачем я вообще заказал этому чародею вызвать дождь! Теперь меня человечество никогда не простит! О мои пожелтевшие бесценные рукописи, вы тоже наверно погибли, так и не дойдя до своих читателей и до нового поколения!- кричал он в панике и стараясь забраться на тутовое дерево, чтобы спасти свое жизнь. Крик Поэта Подсудимова потонул в шуме гремящего грома. Стоять на краю обрыва, было слишком опасно для жизни, так как сель мог бы снести его, вместе с оползнем, в глубокую пропасть.
Внизу река тоже бурлила бешенными волнами, смывая рисовые поля. Жена Санатория Самоваровича стала плакать от страха и причитать:
-О Господи, прости и помилуй рабов своих грешных! Зря мы пришли сюда! Нам бы жить да жить в том лифте как в железном сундуке до самой глубокой старости в целостности и сохранности! В лифте жизнь, оказывается, было гораздо безмятежней чем здесь! - кричала она с испугом глядя в мрачное небо, где сверкали молнии словно вспышки сварочного аппарата во мраке. Потом обратилась к своему мужу Санаторию Самоваровичу:
-Ты чего стоишь, окаянный! Останови ливень, дурак! Зачем ты вызвал природную катострофу, шайтан безрогий! - кричала она, дрожа от страха как в лихорадке.
Санаторий Самоварович снова начал вызывать своих помощников без плоти и крови, произнося магические слова, словно поэты шестидесятники двадцатого века, которые читали свои поэмы с особой интонацией перед многотысячной публикой на огромных стадионах:
- О, мои атаханы с лошадиными головами и с огненными гривами! Разгоните черные тучи и остановите сель сейчас же, дабы зря не погиб урожай на хлопковых полях и на огородах нашей независимой страны! Чтобы дехкане - доблестные гвардейцы бескрайных хлопковых полей, могли в конце концов с честью выполнить годовой план по сбору хлопка и сдать урожай до последнего волокна в закрома нашей необъятной родины!.. Но его атаханы с лошадиными головами и с огненными гривами и могучими крыльями не спешили выполнит его просьбу. Наоборот, ливень усилился и самого Санатория Самоваровича снесло оползнем в низ.Он криком дикого человека полетел в глубокий пропасть вместе с бурлящей мутной водой.Поэт Подсудимов бежал наугад, чтобы тоже не следил за Санаторием Самоваровичем. Заним побежал сын Санатория Самоваровича Аррабурун Санаториевич. -О, бедный мой отец! Я сколько раз тебе говорил, что не надо уйти от лифта ни шага, где мы жили счастливо! -плакал Аррабурун и бежал взвалив на плечо своей мамы госпожы Сулайди ханум. Тут сново случилось беда, то есть бедный Аррабурун подскользнулся и упал вместе со своей мамой. -Помогитееее, господин Поэт Подсудимооооов! -кричала бедолага госпожа Сулайда ханум на последок, захлебоваясь мутной водой. Поэт Подсудимов протянул им руку свою, но не смог их удержать. Жена Санатория Самоваровича госпожа Сулайда ханум вместе со своим любимым сыном тоже угодили в пропасть.Поэт Подсудимов двигался крепка ухватившись за стволов деревьем с трудом прибираясь из водного плена и наконец ему удалось выйти из потока. Потом он начал продвигаться с адским трудом вперед в сторону тутового дерева, где осталась его семья.
- Что бы то ни случилось, я должен дойти до тутового дерева и спасти свою жену с детьми - думал он, освещаясь лицом в свете молнии и оглушаясь в шуме грома и ливневого дождя. Его сердце чуть не разорвалось, когда услышал крики о помощи Сарвигульнаргиса и тройняшек, которые видимо сидели над тутовым деревом, ожидая спасателей.
- Поэт Подсудимов ака-а-аа! Дадасыы-ыы! Где Выы-ы-ыы?! Вы живы-ы-ыы?! -кричала Сарвигульнаргис во вес голос, которым она пела прекрасную арию "Отмагай тонг" из оперы "Тахир и Зухра".
-Я здее-еесь, моя милая-ааа! Береги наших трудновоспитуемых тройняшее-ееек! Спасите мои рукописи, ибо они бесценны! Если останетесь в живых, через многие годы вы сможете продать мои рукописи на аукционе за бешенные зеленые деньги-и-ии! Каждый лист моих пожелтевших рукописей могут уйти с молотка не менее, чем по полтора миллиона долларов СШа-аа-аа! Страшно разбогатеетееее! Не спускайтесь с тутового дерева-аа-а и ждите терпели-и-иво-о-о! Вот-вот должны прилететь на вертолете "Апачи" доблестные спасатели-и-ии нашей Державы! - крикнул Поэт Подсудимов во всю глотку.
Но тут он споткнулся обо что-то, и, увидев опухший синий труп Гуддаводжитходы, сильно испугался и невольно завопил в ужасе, глядя на труп у которого глаза остались открытыми. Эти открытые белые глаза без зрачков напоминали ему раскрывшиеся коробки белого золото, то есть хлопка.
К счастью, Поэт Подсудимов проснулся в дупле тутового дерева и спешно поблагодарил Бога за то, что этот кошмар произошёл во сне, а не наяву.