Тишина воцарилась во дворе только под утро, часам к четырем. Никто не стучал каблуками по изъеденному дождем асфальту. Стихли веселые разговоры под навесом, скамейка опустела. Лишь несколько пустых пивных бутылок стояли рядом, дожидаясь дворника. Такси уже развезли всех своих пассажиров по домам. Двигатели брошенных под окнами автомобилей давно остыли и сейчас покрывались легким налетом влаги. Только в одном доме - хрущевской пятиэтажке - продолжали гореть два окна. В зале и на кухне. Каждый час на балкон выходил курить парень лет двадцати. Он поселился недавно, и я его еще не знал. Но вот и он завершил свои дела - выключил свет, оставил балконную дверь открытой. Еще раз вышел на балкон, чтобы вытряхнуть пепельницу, видимо, курил и в квартире. Нервничал. Как, впрочем, и я.
Небо, с которого ранний ветерок уже сдувал последние обрывки облаков, начинало светлеть. Тьма стыдливо покидала двор, прячась в подъезды. Я, пожалуй, упомянул бы что-нибудь о шелесте листьев старых тополей, чьи верхушки доставали до четвертого этажа, но во дворе не было ни одного дерева. Их вовсе не спилили работники ЖКХ, освобождая место для автомобильной стоянки или баскетбольной площадки. Деревьев во дворе не было никогда.
Зато были огромные металлические качели, сделанные в виде гротескного человека, раскинувшего свои ручищи в стороны. Голова с большими ушами, глаза, смотрящие куда-то вдаль. Лицо ничего не выражало.
Почти никогда.
Я с детства боялся этих качелей. Никогда не подходил к ним в одиночку даже днем. Родители всегда думали, что это последствия психологической травмы, которую я перенес, когда стал свидетелем смерти. Лет пятнадцать назад эти качели убили девочку из дома напротив. Ей было шесть лет. Она, дождавшись своей очереди, качалась, придерживая левой рукой лохматую игрушечную собачку. Казалось, что девочка что-то поучительно рассказывает собачке, то и дело, поворачивая ее мордочку то туда, то сюда. Сделав неловкое движение, она выронила собачку, но попыталась поймать ее в воздухе обеими руками. Соскользнула с качелей на землю, когда они выполняли ход назад, схватила собачку и стала выпрямляться, не успев даже испугаться своему падению. Тяжелые качели подались вперед и нанесли девочке сильнейший удар прямо в затылок, отбросив ее в песочницу. Скорая помощь приехала очень быстро, но девочку спасти не удалось. Песочницу хотели перенести подальше от качелей, разобрали, но так и не собрали. На качели приварили цепочку. Для безопасности. Дети скоро отошли от испуга и уже спустя неделю вновь качались на этих качелях. Кроме, разумеется, меня.
Потому что только я заметил одну странность. В тот момент, перед ударом, глаза, нарисованные на металлическом лице, сфокусировались на девочке, потемнев на секунду. Мне померещилось что-то вроде кривой ухмылки на лице, хотя рта-то как раз и не было. Мне даже показалось, что качели убыстрили свой ход, приближаясь к затылку девочки, ее, кажется, звали Варей.
Я впоследствии, часто наблюдал за этими качелями, но больше ничего не замечал. Я ни с кем не стал делиться своими подозрениями, так как боялся насмешек. Боялся, что меня сочтут ненормальным и отправят в дурдом. Даже тогда, когда я повзрослел, я продолжал избегать этих качелей, хотя к тому времени и отбросил свои страхи. Ну, мало ли что может почудиться дошкольнику, начитавшемуся русских народных сказок об упырях и прочей нечисти.
Так я рассуждал до прошлого лета.
Я возвращался домой со свадьбы Лехи Кирьянова, своего одноклассника. Он, придя с армии, особо долго не думал и женился на девчонке, с которой он дружил с шестого класса. Она, окончив школу, дождалась Леху, работая в какой-то строительной бригаде. Выкладывала плитку, что ли...
В общем, я был изрядно навеселе и возвращался домой уже после трех ночи. Двор я пересекал напрямик, по газонам, мимо этих качелей. Тишину двора нарушал только я один, кашляя с непривычки от крепких сигарет с танцовщицей на голубой пачке.
И вот тогда я почувствовал на себе чей-то внимательный взгляд. Это, конечно, не Бог весть что, особенно, спьяну, но я остановился как вкопанный. Кроме меня во дворе не было ни души. А взгляд, казалось, буравил мою спину насквозь. Я попытался взять себя в руки и рассудить логически, насколько это было возможным после выпитой почти в одиночку бутылки "Белого Аиста".
Я не верил в НЛО, барабашек, привидений, ведьм и бредовых тварей Стивена Кинга. Я всегда гордился своим рациональным умом. Но то, что лезло мне в голову, обязательно обратило бы меня в паническое бегство. Если бы не коньяк. Итак, я обернулся и подозрительно уставился на покачивающиеся от ветра качели. Хотя, стойте, какого еще ветра? Ветра никакого не было, а чтобы раскачать тяжеленные качели, потребовался бы небольшой ураган. Но качели покачивались, словно кто-то только что их покинул, торопясь.
Обычно я никогда не матерился. Даже в компании друзей. Но сейчас я с перепугу завернул так, что мне бы позавидовала сама баба Лена - наша дворничиха. Я ощущал страх вперемешку со злостью, приправленный большим протестом и сдобренный умеренной паникой. Нарисованные глаза смотрели не вдаль, как обычно, а на меня. Если бы в тот момент на меня напала банда грабителей, я бросился бы к ним на шеи от счастья. Но на меня смотрела нелепая железная башка с верхушки качелей. Невидящими от черноты глазами. К подъезду я пятился, не отрывая своих глаз от страшной крашеной фигуры. Домой я заходить не стал, и сидел сейчас на ступеньке, докуривая совсем уже не крепкие "Gitanes". Привычные представления о мире разрушились.
Все мое естество начисто отвергало случившееся. Этого быть не могло. Может быть, все-таки, почудилось? Закусывал я недостаточно хорошо, вот в голову и ударило. Однако в данный момент я способен здраво рассуждать. Позволить алкоголю взять надо мной верх я никак не мог. Надо было выходить из родного подъезда и выяснять существующее положение. Но подумать - не сделать. Внутри было очень недурно, а снаружи были эти качели. Хотелось взять в руки какое-нибудь оружие. Но с кем мне сражаться? С качелями, что ли? Неумело перекрестившись, я выбежал из подъезда навстречу своему страху. Качелей передо мной уже не было. Судорожно протерев руками слезящиеся глаза, я смотрел впереди себя, ничего не понимая. Подъезд, которому было положено находиться в метре от моей спины, оказался почему-то справа, метрах в тридцати от меня.
Впереди меня была детская песочница. Это было очень скверно.
А хуже всего было то, что в ней лежала маленькая плюшевая собачка.
При таком раскладе жить мне оставалось не больше секунды.
До сих пор я не могу понять, кто именно словно бы толкнул меня вперед и заставил резко развернуться, вскидывая руки в защитном жесте. Подножка качелей ударила, легко ломая локтевые кости. Руки значительно ослабили удар, но качели отбросили меня, почти выбив дух.
Я лежал на спине, пытаясь вдохнуть непослушными легкими, и смотрел в ненавидящие меня дьявольские глаза, ослепшие от черноты.
Выписавшись из травматологии, я неоднократно пытался спилить качели болгаркой. Один раз меня все-таки оштрафовали. Позавчера я даже подогнал бульдозер, представившись работником ЖКХ, но был остановлен благодаря бдительным старушкам. Я приобрел сомнительную славу психа, надо мной смеются даже маленькие дети, а качели теперь охраняют от меня всем двором.