Ахэнне : другие произведения.

Imitatio Christi

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Еще один фанфик-"просто рассказ" (то есть, можно читать без знания персоналий). По Das Ich.


Imitatio Christi*

  
   Предупреждение: любое сходство с реально существующими лицами, включая упоминание имен, псевдонимов и названий, - чистое совпадение.
  
   В гостиничном номере пахло деревом, полировкой и чем-то трудноуловимым, вроде парфюма прежних постояльцев. Благодаря темноте фантазировалось легко. Прежние обитатели представлялись молодой парой: она - рослая блондинка с лошадиным лицом, отчаянная феминистка и "бизнесвумен", он - забитый, с тихим голосом, аккуратно завязанным галстуком... и непременным американским флагом, прицепленным к антенне "бьюика".
   Бруно Крамм усмехнулся, оборвал цепочку сравнений. Типизировать американцев до подобного гротеска - нечестно. Даже в виде маленькой мести за здешнюю подсознательную ксенофобию. Бруно не совсем понимал ее, в 16-25-летних-то... да и вообще, это японцы разбомбили Перл Харбор. Впрочем, Бруно также не был уверен, что американская молодежь помнит, кто именно и против кого воевал. Отчуждение - следствие третьесортных "попкорновых" кинофильмов, где иностранцы - что немцы, что русские, что китайцы, неизменно изображаются злодеями.
   "Еще один архетип".
   Он разглядывал голое окно и небо за ним - беззвездное из-за аляповатых огней города. Словно на эбонитовой палитре намешали светлых красок. Краски менялись, возвещая о ночных наслаждениях, и звезды явно проигрывали соревнование. Бруно предположил, что американцам попросту не надобны звезды, пока достаточно светорекламы в городах и на экранах ТВ.
   Кстати, телевизор стоял и в номере. И, наверняка, прежние постояльцы смотрели его, сидя на том же диване, где сейчас лежал Бруно. Блондинка ругала политиков, а муж глотал пиво и собственные возражения.
   "Что ж, у нас есть точки соприкосновения", - снова усмехнулся, поднеся к губам полупустую бутылку. - "Но только не телевизор. От американских программ меня тошнит".
   Свет и грохот ворвались в номер одновременно, и Бруно поразился таланту Штефана вносить хаос. Просто _уникальный_ талант для человека ростом чуть больше 160 см., к тому же худого, как макет из анатомического музея. По пинаемой двери, звону ключей и шипению можно было вычислить траекторию продвижения Акерманна, а так же его настроение. Отвратительное настроение.
   -Ты тут? - Штефан включил электрическое освещение, заставив Бруно зажмуриться. - Смотался?!
   -Смотался, - согласился Бруно. - Надоели эти американцы. Концерт мы отыграли, а насчет "афтерпати" в контракте ни слова.
   Штефан заслонил собой черную доску окна. С негодованием воззрился на мирно валяющегося на диване напарника:
   -Значит, по-твоему, честно - потихоньку исчезнуть, бросить меня одного отгавкиваться от поклонников, журналистов и прочего сброда?! Да еще и объяснять шестнадцатилетним дурам, почему их ненаглядный Крамм не изволил высунуть нос из гримерки...
   -А зачем я "шестнадцатилетним дурам"? - озадаченно моргнул Бруно.
   -Сфотографироваться. Или пообниматься. Или переспать, - фыркнул Штефан. Потом сообразил, что над ним смеются, и снова взбесился: - Ничего смешного! Дебилы облепили меня в три слоя... ты же знаешь, я это ненавижу!
   Штефан отобрал пиво.
   -Размалеванные девицы, щелкоперы - лезут из всех щелей, как клопы... И чертов английский... Тьфу, и язык на жвачку похож, прямо зубы охота почистить после него! - остатки темно-рыжей жидкости блеснули, опрокидываясь в горло и смачивая пересохшие губы, что прервало тираду на полсекунды. - И пиво у них пить невозможно! - последовало заключение.
   -А, по-моему, ничего, - отозвался Бруно, открывая очередную бутылку. Штефана спокойствие напарника довело окончательно, он вышвырнул резервуар в окно. Палитра исказилась. Словно в бетономешалке. Именно о ней говорит Штефан... и он не умеет смиряться. Посему, Бруно не перебивал.
   А Штефан замолк, но молчание - это просто перезарядка патронов.
   -Ненавижу, - выдохнул он. Слово, шипящее, будто змея в горячем песке Сахары. Бруно вздрогнул, словно яд влился в вены.
   -Штеф. Мне тоже не особенно нравится в Америке. Мы чужие тут, и я понимаю тебя... и твою усталость, - он вздохнул. - И прости, что "бросил тебя одного", пожалуйста... Прости.
   -Да плевать. На всех - плевать! - заорал Акерманн. - И на Америку!.. Надоели...
   -Кто, Штеф?
   -Фанаты. Ну, те, кто _покупает_ наши диски и билеты на выступления, - уже спокойнее сказал Штефан. Давно хотелось ему высказать, но все боялся - Бруно не поймет. Однако у всякого сосуда есть дно и горлышко. Он отметил - напарник сменил расслабленную позу на "я-весь-внимание".
   -Фанаты? - переспросил тот.
   Штефан дернул плечом.
   -Да. Тупое быдло. Им ничего не надо - мы можем сколько угодно пытаться донести до них _что-то_, а они хотят подрыгать ногами и задницами! Мы перекладываем Рушди, Бодлера и Бенна, но они понятия не имеют, кто это такие, и не заинтересуются - разве, попугают приятелей "страшными-готическими-лириксами". Тьфу! - Штефан прервался, искоса поглядывая на выражение лица собеседника. Ему вспомнилась история с "Моргом", самым провокационным альбомом. Идеей Штефана было протащить писания циничного патологоанатома в музыку 20 века, а первой реакцией Бруно на такое предложение - нервное хихиканье: "Штеф, неудачная шутка". А потом согласился. И самый тошнотворно-болезненный бенновский текст смикшировал в танцевальном варианте. В результате, почти на каждой готической вечеринке народ плясал под очаровательный текст о гниющих внутренностях пораженных раком людей. Но, похоже, сам Бруно относился к подобным выпадам против морали как к игре. Лишний раз эпатировать критиков, посмеяться над морализаторами. Пророком и просветителем он себя не считал.
   Штефан соскочил с подоконника. Сидеть на месте невыносимо, словно бы и не вымотался от выступления. Вот-вот из-под ступней искры полетят и испортят ковролан.
   Чур, платит менеджер.
   -Штеф. Я не совсем понимаю.
   -ЧТО ты не понимаешь?! Ты ведь сматываешься от девиц, тупых журналистов и прочей дряни, не так ли? Ты видишь - каковы они, не американцы даже, везде одинаковы, как одноклеточные - попробуй, отличи одну амебу от другой - у них только секс и выпивка на уме, и _нас_ они воспринимают такими же, в лучшем случае - как вариант "фильма ужасов"! Да и не нужно им иного...
   Бруно прикрыл губы ладонью. Если Штефан сейчас заметит улыбку - несдобровать. Но как еще реагировать на полудетскую обиду "как-вы-смеете-не-ценить-мою-гениальность"?
   -Штеф, прекрати. Мы делаем то, что интересно нам, и без разницы, как воспринимают... "амебы"?
   -Я чувствую себя Кентервильским приведением, Бруно, - Штефан очутился в противоположном углу комнаты. "Телепортировался, что ли?" - Гремлю цепями и рисую лужицы крови... а мне предлагают поменять краски. Удивляюсь, почему тебе наплевать. Ты вкладываешь себя в сложнейшие пассажи, вроде тех, что на "Морге", но ими восхищаются пара десятков эстетов, а большинство требует, чтобы мы исполняли "Дистиллят". Черт.
   -Это шоу-бизнес, - резонно заметил Бруно.
   "Но Штеф не согласится. Никогда. Недаром его основной образ - распятый на кресте. Imitatio Christi, в соответствии с католическими предписаниями, ха. Своеобразная логика: мы критикуем религию, используя ее образы; мы объявляем себя мизантропами и эгоцентриками, но желаем, чтобы толпа проникалась нашими идеями... и не воспринимала клоунами. О да, Штеф, ты прав. Во все времена богохульники вешали себя на кресте, сдирая с него Иисуса. Но я не желаю быть вторым - или третьим Сыном - Бога либо Сатаны. Не желаю. Назови приземленностью, но с меня достаточно выгодного контракта".
   Он ждал, а из окна потянуло сквозняком, свидетельствуя: жара наконец-то спала. Ветер провел серебристой ледяной ладонью по коже, и Бруно съежился. Контраст темноты снаружи и сияния внутри образовывал мглу, и в ней Штефан чудился опасным, точно затаившийся демон бездны. Наверное, он бы _предпочел_ стать демоном. Только бы не простым смертным.
   -Шоу-бизнес, - наконец, выговорил он.
   Ветер скакнул из-за границ сумрака, хлопнул незапертой дверью номера - Кентервильские призраки явились к самозванным пророкам, и не пятна рисовать, а...
   -Штеф.
   -Да. Шоу-бизнес, - повторил тот. Секунда - и Штефан набросится с кулаками на Бруно, доказывая себе, что не ярмарочный уродец, а Некто, отмеченный печатью. Пускай и дьявола, его бы устроило. Труп напарника - идеальное доказательство участия высших сил, а?
   Щелкнули жалюзи. Палитра ночи исчезла, Бруно замер, покоряясь воле напарника.
   Но Штефан всего-навсего опять отобрал начатую пивную бутылку, полагая, видимо, что имеет на нее законные права.
   Бруно засмеялся. Закашлялся.
   Это-просто-ветер. В крайнем случае, гроза. Не призраки заброшенного замка. До Апокалипсиса есть время. Достаточно, чтобы не задумываться, чтобы получать за него деньги, а финальным номером программы исполнять попсовый "Дистиллят". А потом фотографироваться со щебечущими, подобно канарейкам в зоомагазине, поклонницами.
   -Извини, - Штефан рухнул на диван, зеленая плюшевая обивка практически не прогнулась под ним.
   -Штеф, не бери в голову. Мы-делаем-то-что-нам-нравится. И остальное не значимо.
   Вздох. В нем послышалось бряцанье кандалами.
   Необходимо сменить тему. Кстати.
   -Ой, да, - Бруно взъерошил волосы. - Чуть не забыл! Нас пригласили в какой-то V.I.P.-клуб. Нас вдвоем, без аппаратуры, без сессионных музыкантов и так далее, - он перегнулся через спинку (вставать было лень), извлек из темно-коричневого дипломата с витым рисунком лист красной бумаги. На ней черным шрифтом значилось: конфиденциально.
   Штефан развернул. Хмыкнул, читая условия.
   -Ничего себе. Что за чокнутый миллионер согласен заплатить столько? - недоверчиво повертел красную бумагу в длинных пальцах.
   -Представления не имею. Горничная передала, да и все. Я ее спросил - от кого письмо, а она руками всплеснула.
   -А, - шелест напомнил о насекомых с твердыми хитиновыми крылышками и заточенными жвалами. - И что теперь?
   -Завтра пятница? - Бруно наклонил голову. Блики отражались в его темных, точно объединивших зрачок и радужку, глазах. - Значит, три дня у нас свободные.
   -И? - Штефан снова напрягся. Под кожей лица, хранящей остатки грима, дернулись мимические мышцы.
   -Торчать в номере и смотреть идиотские телепрограммы мне неохота. А тебе?
   Отсутствие ответа было согласием. После тринадцати лет в одной группе понимаешь за полчаса до того, как мысль явится, не то, что слово. Конечно, при условии вменяемости.
   Штефан медленно кивнул.
   Другой реакции и не предполагалось. Наживка чересчур сладка для обоих. Вовсе не деньги, хоть Бруно и корчил из себя прожженного бизнесмена, - но Тайна с большой буквы - это посеревший мир отчистили до лунного блеска, вывесили звезды на небо мегаполисов. Деньги второстепенны. Тайна, безусловно, выхватывала первый приз в данной гонке.
   Гран-при...
   ...у подписи под пятизначной суммой. Подписи, удивительно подходящей к давешнему разговору о культуре, амебах и "Дистилляте". Штефан перечел ее еще раз, сомневаясь, правильно ли понял английское выражение. Казенная формулировка "Искренне ваш", не подразумевающая ни принадлежности, ни искренности?
   Нет. Не так. В языке-жвачке порядок слов имеет значение. И финальная фраза красно-черного письма гласила:
   "Ваши искренние последователи".
   *
   -Кросс-Плейнс, повторяю для слабослышащих: Кросс-Плейнс, - голос у Бруно был кислым, как молоко, простоявшее в духоте часов шесть. Вчерашнего воодушевления след простыл, не действовала и рубиновая картонка с темными буквами.
   -Не ворчи, - Штефан увеличил скорость машины, благо в пустынной местности вне города полицейских не намечалось. Бруно отвернулся к окну, думая о а) чересчур раннем пробуждении б) несъедобном завтраке в отвратительной забегаловке, где попутно заливали бензин в бак полуразгроханного за время тура "джипа-тойоты" в) самой чертовой машине и неработающем кондиционере г) полуденной жаре, подталкивающей его к опасной черте. Все вместе образовывало критическую массу.
   Штефан, напротив, настроился на нечто-особенное. Жара его не смущала, а ожидание прямо искрилось. Коснись - током ударит.
   -Кросс-Плейнс, значит.
   -Да. Дурацкое название, - в тоне Бруно явно распознавалось "давай-бросим-все-и-вернемся". Штефан быстро оглянулся на него, окатив целым водопадом негодования. Штефан думал о подписи, и мысли те притягательнее золотых яблок райского сада, где в ветвях деревьев честолюбия водятся прелестные дриады. Ставящие внизу письма "ваши искренние _последователи_".
   -Поверни налево, - Бруно отодвинул стекло пошире, но вместо свежести пахнуло песчаным и асфальтовым жаром. Мимо мелькала однообразная желто-серая степь, безбрежная до экзистенциальности. Единственные живые существа на много-много километров - ящерицы, змеи и какие-нибудь койоты. Плюс два немецких гота, один из которых слегка не в себе (Бруно покосился на ухмыляющегося Штефана), а второй... второй, наверняка, тоже. Раз сам подсунул приятелю подобную авантюру.
   Сам. Вот именно. Посему, ныть глупо. Расслабься и получай удовольствие.
   -Скоро приедем, - Штефан сверился с прилепленной на приборный щиток картой, оторвался от руля, чтобы дернуть напарника за медово-каштановую прядь волос. По-видимому, сие символизировало ободрение. - Не раскисай.
   -Твое "скоро" я слышу уже три часа, - Бруно достал из бардачка пачку сигарет, вместе с ней вывалилось и было подхвачено "приглашение". - Интересно, кто ж все-таки нас позвал? Сомневаюсь, чтобы миллионеры жили в эдакой глуши...
   -Кто-то вчера разглагольствовал о шоу-бизнесе, - высказался злопамятный Штефан. - Одно из правил: если платят деньги, вопросов не задавай.
   -И это говоришь ты?
   Диалог прервало изменение пейзажа: покосившийся указатель с надписью "Кросс-Плейнс, 2 мили" - кривой, словно ее выводили в нетрезвом состоянии. На прогнившей доске восседала взъерошенная смоляная птица, смахивающая на обкуренного "дарк-панка".
   -Ну вот, почти добрались, - удовлетворенно подытожил Штефан.
   Бруно хмыкнул. Воображение нарисовало ему Кросс-Плейнс: крохотный городишко с тремя шелудивыми псами, валяющимися в пыли возле "МакДоналдса"; с давно не крашенной методистской церковью и заспанными жителями, день-деньской торчащими в скверной имитации "салуна" времен Дикого Запада, а их жены не пропускают ни единой серии мыльных опер. Готические клубы в подобное захолустье не вписывались категорически.
   "Надеюсь, кондиционер найдется", - он провел освежающей лимонной салфеткой по лицу. Проклятая жара... и чего не устраивало в отеле, с бассейном и ледяным пивом в морозилке? Телевизор ему надоел. Ха.
   Что ж, обещанные деньги и аттракцион приключений надо отрабатывать.
   Он втянул сигаретный дым. Штефан в нетерпении постукивал костяшками пальцев по рулю.
   "Зацепило. Зацепило его приглашение. Словно кто-то подобрал ключ именно к нему", - недовольно подумал Бруно: о нем-то особо не позаботились. Поэт-романтик, антагонистичный толпе, крылатый и осиянный адским заревом - все о Штефане, с "Das Ich" ассоциировался прежде всего он. Да, критики упоминали об авторе музыки... те же критики, которые расхваливали "Морг".
   Но Воин-отчаяние - Штефан. Бруно - в лучшем случае, оруженосец, преданно вкладывающий в ладонь воителя митриловый клинок мелодии, на сцене - битве? - остающийся в тени.
   "Все-жара", - он поразился себе. Какая чушь. Они вместе. Дуэт. И лучшие друзья. Никаких "ключиков". Загадочное приглашение - завитушка в жанре саспенса. Даже не слишком оригинальный ход американских готов.
   "Жара", - повторил Бруно полувслух, сминая лимонную салфетку. - "Во-всем-виновата-жара. Мозги плавятся, будто от передозировки ЛСД".
   "Джип-тойота" пересекла отметку с очередной кривой вывеской, на сей раз возвещающей: "Welcome to Cross-Plains!". Штефан притормозил, рассматривая окрестности, и уголки губ сложились в разочарованную гримасу. Он почему-то ожидал, что место "скрещенных равнин" подобно перекрестку трех дорог, где приносят жертвы язычники и жрецы Вуду. А встретил их ухоженный городок-оазис и напрочь стер первое впечатление, возникшее от гнилого указателя с панком-вороном, что надменно взирал на гостей. Бело-розовые домики аккуратно выстроились вдоль асфальтированного шоссе, кое-где висели рекламные плакаты, на углах магазинчиков установлены автоматы по продаже газет. А пиво тут, поди, "до 21 года - ни-ни, да и то соседи шушукаться будут".
   "Интересно, а за презервативами они в другой штат ездят?" - Штефан разочарованно потянулся к пачке "Давидофф", натолкнулся на ладонь напарника.
   -Что скажешь?
   -Я опасался худшего, - Бруно приободрился. Милый пейзаж его вполне устраивал, что же касается экстрима, то его следует дозировать. И обставлять кондиционерами. - По крайней мере, мы все еще в двадцатом веке.
   -Зануда.
   -Если угодно - зануда, но участвовать в шоу о Диком Западе я не намерен, и искренне рад, что не придется. Кстати, ты не мог бы остановить машину: я хочу купить что-нибудь холодное, - суховатая "официальность" отразила обиду: Штефан относится к нему как к собственности. Разве что в карман не запихивает, рядом с зажигалкой и ключами от машины. Собственность не имеет права на мнение - даже об американском захолустье.
   -Подождешь, - Штефан отмахнулся: вглядывался в невинные вывески, ища нужную. Бруно отдернулся, словно его наотмашь хлестнули крапивой. Нет, он привык к резкому характеру напарника, но того явно заносит.
   Бруно сглотнул пересохшим горлом. Обида саднила кошачьей царапиной. Красной, подобно бумаге, имитирующей кровавый оттенок.
   -Штеф, останови. Пожалуйста, - он подчеркнул просьбу.
   "Развернуться - и прочь... Я сам виноват, я дал ему чертово приглашение. Расплачиваюсь. Но, Штеф, давай вернемся", - Бруно дернул за ручку "джипа".
   Штефан соизволил отвлечься от спящих неоновых реклам:
   -Иди, - вдавил педаль тормоза. - Надеюсь, не удерешь.
   -Чего-о?!
   -Ты ведь испугался. Бруно, я тебя тринадцать лет знаю, и ты сейчас смахиваешь на затравленного кролика, только объясни, какого дьявола так дергаешься?
   "Из-за тебя. Из-за вчерашнего разговора и твоих клыков - клыков вервольфа - у моей глотки".
   -Глупости. Я жару не переношу, - бесцветно. Язык ссохся, навокаиненный и тяжелый, и Бруно прижался к противно-теплой обивке кресла. - А город мне нравится, вполне уютный, хотя не понимаю, какое отношение он имеет к эксцентричным миллионерам.
   Уютный. Штефан скорчился от определения, словно нашатырем нос намазали. "Тут мы не сойдемся во мнениях, как и насчет шоу-бизнеса. Но я не настаиваю".
   Штефан ухмыльнулся.
   -Окей, - он удачно передразнил американский выговор.
   Бруно вылез из автомобиля, на ходу поправляя помявшийся шелковый костюм и прическу. Попутно, вновь осмотрел город.
   "Полынный", - пришло на ум определение. - "Полынный и горький, как Египет за сутки до прихода Моисея".
   В машине аромат, напоминающий об абсенте, галлюцинациях и катастрофах не ощущался, но снаружи сорняк был повелителем. Наверное, тут полынь выращивают специально, чтобы отпугнуть комаров. Или койотов. Или демонов.
   У входа в магазин, горделиво возвещавший "ВСЕ, ЧТО ПОЖЕЛАЕТЕ" (боги, и откуда американцы выкапывают столь безвкусные названия?), звякнул колокольчик. Внутри Бруно увидел чистоту и стандартный набор от кока-колы и хрустящих хлопьев до аспирина и зубных щеток.
   Плюс прохлада, драгоценная, как горсть изумрудов. Дальше можно не ехать. Еще б и Штефу это объяснить.
   -Hallo, - позвал Бруно. Из-за прилавка высунулась светлая голова подростка лет шестнадцати. Ангелоподобное создание с оттопыренными ушами захлопало воробьиными глазами, откровенно пялясь на гостя.
   "В подобных городишках новый человек - вроде динамитной шашки", - Бруно постарался сделать вид, что не заметил нахального "оценивания". - "А уж тем более, иностранец".
   -Пожалуйста, бутылку минералки. Холодной, - акцент получился еще хуже, чем обычно - оттого, что его маскировали. Белобрысый продавец, впрочем, никак не среагировал - только немигающе разглядывал Бруно, и тому сделалось неловко до мурашек, словно раздели и вслух обсуждали достоинства и недостатки. Он повторил просьбу. Безрезультатно. Серая сетчатка фотографировала его, будто перечисляя для отчета в ФБР или ЦРУ: "среднего роста; волосы каштановые, вьющиеся; лицо круглое, глаза большие, темные; полного телосложения, одет в черный шелковый костюм; носит туфли на платформе"...
   "Да что творится?" - Бруно чуть не хлопнул дверью. Но сдержался. Все-нормально. Американцы всегда пялятся, особенно - провинциалы, особенно - на людей с заметным немецким акцентом. Старая добрая ксенофобия, никуда не денешься.
   -А? Чаво? - переспросил мальчишка. Теперь Бруно приметил металлические капли наушников, улыбнулся: объяснение "невменяемости" так просто! Ох уж эти подростки!..
   -Минералку. Холодную, - раздельно повторил он.
   Блондин извлек требуемое из холодильника. Бруно вытащил десять долларов, он представления не имел, сколько стоит бутыль воды, но мечтал поскорее вернуться к Штефу. В странном городе полынных зарослей и клубков перекати-поле на асфальтированной трассе, Бруно не хотелось оставаться одному дольше пяти минут.
   -Спа-сибо, - парень протянул тонкую птичью лапку к деньгам. И неожиданно вцепился, вгоняя неровные ногти в мягкую ладонь, словно в приступе эпилепсии.
   -Что?! Отпусти меня! - закричал Бруно, и ужас, похороненный под настилом "все-нормально", выплеснулся абсентовым потопом. Хрустнули суставы, еще чуть-чуть - и костлявая, словно у призрака, пятерня погрузится - до костей, разбрызгивая вишневые бусины крови, что затуманят начищенное стекло и выбеленные стены.
   ...Десятидолларовая монета покатилась чеканным диском по поверхности стеклянного прилавка. Когти ворона втянулись, подросток невинно хлопал белесыми ресницами:
   -Извиньте, мистер.
   -Ни...ничего, - Бруно подул на руку. Встряхнулся. Черт, Штеф прав - он действительно затравленный кролик. Мальчишка попросту не рассчитал сил, но он - не враг. - До свидания.
   -До свидания, мистер, - прозвучало вслед, и блондинистый подросток даже соизволил вытащить наушник-капельку.
   У выхода из магазина Бруно замер.
   У него был очень хороший слух.
   И мелодию, раздающуюся из плейера, он распознал бы и в гипнотическом трансе.
   Его собственная - "Erde ruft".
   *
   -Ну, жертва Великой Суши, доволен? - Штефан стоял рядом с машиной: пока Бруно общался с местными обитателями, он успел исследовать окрестности в диаметре двухсот метров. Те окрестности, что лежали не по прямой.
   Вопрос прозвучал иронично, но без язвительности, и Бруно засмеялся - будто освобождаясь от неприятного наваждения и дергающей боли в ладони.
   -Доволен.
   -Я тут глянул. Ох, и в дыру мы заехали, - Штефан скривился. - Пуританская, до омерзения правильная американская дыра. С ай-кью обитателей на уровне среднестатистической курицы.
   Бруно вытянул вперед руку. В ней была зажата бутылка с минеральной водой, выполнявшая функцию приложенного от синяков льда.
   -Парень в магазине. Вцепился, как клещами, - он облизнул губы.
   -Бруно, тебя ткни посильнее - уже ноешь, - Штефан перехватил воду, распечатал пробку.
   -Но он слушал нашу музыку. То есть, поначалу уставился, как на инопланетянина, а потом музыка... "Erde ruft". Громко. А что узнал меня - не подал виду.
   -И что? Может, ему приятель диск подсунул. Крамм, воистину уникальное самомнение: ты считаешь, что твою смазливую мордашку обязаны узнавать даже пингвины в Антарктиде, - бутыль наконец-то достигла законного владельца, уплатившего 10 долларов и часть собственных нервов.
   -Похоже, ты прав, - спорить никакого желания. Реагировать на пассаж о пингвинах и "мордашке" - тоже. - Кстати, ты не выяснил, где, собственно, тот клуб, куда нас пригласили?
   -Безусловно, - Штефан прислонился к автомобилю, умудрившись одарить взглядом "сверху вниз". - Поэтому-то я и сделал вывод о куриных мозгах жителей: реакции домохозяйки в стиле "ах-это-ужасное-место-где-собирается-молодежь" достаточно для диссертации, ха. Не мне тебе рассказывать, конечно, но дома я такого давненько не встречал. Со времен девчонки-сатанистки...
   -...Чьи родители набросились на нас как на идеологов, - кивнул Бруно. - А ты заявил, что "к шизикам и кошкорезам безотносителен". В подобные моменты, Штеф, я счастлив, что ты так редко даешь интервью.
   Штефан открыл рот, чтобы отзеркалить шпильку, но лишь отмахнулся. Пора было ехать. И - он торопился.
   Ровно через восемь минут, в 17.00 по местному времени, как возвестили часы Бруно, они столкнулись с тем, что искали.
   Это был двухэтажный дом, вызывающий ассоциации с "южной готикой". Выкрашенный в знакомые черно-багровые тона, полудеревянный, с башенками, зубчиками и прочими немыслимыми украшениями, он прятался за символическим коричневым забором в не менее символическом саду. С фасада сад казался средоточием всей полыни Кросс-Плейнса, травяные заросли - томные зеленокудрые нимфы с прозрачными очами и самыми горькими слезами, обвивали ступеньки и стены, словно стремясь добраться до флюгеров на крыше. Бруно предположил, что задний двор и вовсе свалка битой посуды, коль "лицо" поросло сорняками, точно заброшенная могила.
   А еще на доме не висело ни единой вывески. Ни номера, ни названия клуба - впрочем, (со)здание не похоже на клуб, скорее на лавку... древностей. Некого особого антиквариата, каковой большинство предпочло бы похоронить подальше от любопытных.
   Дом выклинивался из общего вылизанно-скучного имиджа Кросс-Плейнса, как...
   Ну, гот "при полном параде", заявившийся на методистскую проповедь.
   "О да", - Бруно медленно вылез из "джипа-тойоты". - "Мы приехали".
   Против воли сжал кулаки, помял красное приглашение, рядом с местом зарождения не выглядящее низкопробным китчем.
   -Он прекрасен, правда? - сказал Штефан, касаясь плеча напарника.
   "Не больше, чем вспоротый труп на прозекторском столе. Не больше, чем раскаленная пустыня, радиоактивная и сводящая с ума - держу пари, ты вынул ту метафору всепоглощающего отчаяния из моего отношения к чересчур жаркому лету... Но мы воспевали все это. Поэтому, если тебе угодно, Штеф..."
   -Да, - Бруно решительно двинулся к закрытым воротам.
   Штефан опередил его, рванул на себя дверь оттенка глинистой почвы - или ржавчины, едва ли не вбежал вглубь сада. Окликнул отставшего Бруно - "Поторопись". Тот подчинился.
   -Ты помял траву, - заявил Штефан, указывая на распластанное полынное витье, когда оба очутились входом в собственно здание, по-прежнему тихое и наблюдающее. Странная фраза - под стать восхищению малоприятным местом. С каких пор Штефа интересуют газоны?
   -И? - Бруно заботливо всмотрелся в глаза напарника, словно проверяя, каким именно наркотиком тот накачан. И не обнаружил ничего необычного... либо разучился распознавать его.
   -Так. Просто, - Штефан дернул за "язычок" звонка.
   Вместе с мелодичным перезвоном накатило ощущение лихорадочного бреда. Вчера... вчера в черную полость распахнутого окна вполз нервно-паралитический газ. Приглашение-на-концерт... да кто же едет к черту на кулички, не созвонившись, не обговорив условий, не сообщив ни единой душе.
   "Крамм. Успокойся. В худшем случае - розыгрыш; и мы повернем обратно. Меня устраивает. Штеф обвиняет меня в трусости - его право. Мне тут не нравится, терпеть не могу жару... и горечь. Я хочу домой".
   -Добро пожаловать в Кросс-Плейнс, - из проема шагнул на крыльцо молодой человек, хорошо сложенный и гибкий, одетый в подобие средневековой одежды - традиционное облачение готов "со стажем". Особенно белые на фоне смуглой кожи и темно-синей губной помады, зубы блестели, демонстрируя радушие.
   Бруно вздохнул: наконец-то твердая почва под ногами - парень явно не сумасшедший. Он открыл рот, чтобы разрешить вопрос с дурацким "приглашением", но Штефан оттолкнул его, быстро вырвав письмо.
   -Мы не опоздали? - он протянул алую бумагу, словно тайный пароль.
   -Разумеется, нет. Впрочем, мы ждали бы вас, ждали и надеялись... до последнего. Мы ведь ваши искренние последователи, - выделил определение парень. Развел унизанными перстнями руками.
   "Вполне подходит под образ эксцентричного миллионера", - Бруно отметил платину и крупные бриллианты. - "Выходит - не розыгрыш?"
   -Кстати, мое имя Теодор. Но вы называйте просто Тео, - он и Штефан обменялись рукопожатием. - Надеюсь, не откажете мне в автографе, мистер Акерманн?
   -Просто Штефан. Конечно, - он улыбнулся.
   -Мистер Крамм, а вам, боюсь, придется одаривать автографами всех, - прозвучало несколько виновато; Бруно усмехнулся. - Вы для наших - прямо бог...
   Теодор не закончил предложения - пригласил заходить, пояснив "пока народу немного, но к вечеру будет по-другому", и взгляды его и Штефана смыкались, словно Тео ожидал приказов. Метафорой "бога" он воспользовался применительно к Бруно, но правит бал - другой.
   "Понятно, Штеф, почему тебе нравится - настолько, что ты улыбаешься, сбросив шелуху агрессии, как старую кожу", - Бруно помешкал с полмгновения, прежде чем переступить высокий порог. - "Он и впрямь твой искренний последователь".
   *
   "Ну что ж, с кондиционером все в порядке", - Бруно зажмурился: после яркого солнца неоновая полумгла вызывала резь. Разноцветные фигуры извивались по стенам, почти трехмерные, будто искусная рендерная картинка. Лампочки перекликались с темнотой.
   "Типичный ночной клуб", - он понемногу привык к отсутствию нормального освещения. Знакомый черно-красный стиль, а в целом - прилично, интерьер продуман дизайнерами, смешивает элементы киберготики и средневековья - модная ныне эклектика. Здесь куда приятнее, чем посреди полынного сада, напоминающего дурную декорацию в авангардном театре: в сердцевине зарниц и темноты, пред алтарем сцены, Бруно "свой" - ди-джей, музыкант, властитель дум...
   Последнее определение, впрочем, соответствовало Штефану. Хотя бы в мечтах.
   Тео и Штефан обогнали его. Тео с деланной скромностью богатого хозяина показывал гостю владения. Перстни и черный лак поблескивали на узком плече вокалиста Das Ich, Штефан не возражал против фамильярности. А поклонник, обладай он хвостом, вилял бы изо всех сил.
   "Не удивлюсь, если этот Тео бросится Штефу в ноги и примется вылизывать туфли. А тот и доволен. Пусть теперь попробует заявить, мол, фанатов не выносит. Я ему припомню", - Бруно вслушался в разговор. Затем едва не скрипнул зубами: напарник завел шарманку о культуре, с характерным ехидством отозвался об американцах - в контексте женщины, указавшей дорогу к заведению Тео.
   "Он когда-нибудь научится тактичности?" - Бруно подскочил, чтобы следующий раз вовремя ткнуть Штефана в бок.
   -А что на заднем дворе? - спросил Штефан.
   Неужели догадки о битой посуде оправдаются?
   -Бассейн, - ответил Тео, не разжимая синих, будто у утопленника, губ. Он уставился поверх головы Штефана, впервые разорвав визуальный контакт. "Бассейн", - прогудело молчаливое эхо рассыпавшейся колодой Таро, самая мрачная карта коей предназначалась немецкому дуэту. Бассейн. С отравой вместо воды, с крокодилами на дне.
   Бруно встряхнулся, припомнив комментарий насчет кроликов. В самом-то деле, ну что он как на иголках сегодня?
   Расслабься. И получай удовольствие - оно практически гарантировано, парень - миллионер, и обожает Штефана. Ваш-искренний-последователь, ха-ха. Можно великолепно развлечься, если не забивать мозги необоснованными страхами.
   Догадка частично подтвердилась, когда Бруно полез за сигаретами: Тео моментально воздвигся, услужливый, точно дрессированный лакей, и предложил пачку длинных узких трубочек неизвестной марки. Затем, пригласил сесть за столик черного дерева - конечно же, на кресла, обитые багровым бархатом. Цветогамма соблюдалась с педантичностью немецкой, а не американской.
   Штефан и Тео расположились рядом.
   "Ну вот, а я - третий лишний", - Бруно недовольно присел на краешек, затягиваясь предложенной сигаретой, легкие наполнились чем-то густым. "Опиум?" - Бруно повертел в пальцах узкую трубочку.
   Внезапно яркие огни померкли, а оживленная беседа Штефана и Тео отодвинулась на тысячу километров. Черно-алая колода карт извивалась в искривленных когтях старухи-цыганки, а Бруно наблюдал, тяжело облокотившись на услужливую спинку кресла. Цыганка ухмылялась зелеными клыками, а потом у нее встопорщились первые перья, и Бруно принялся считать секунды - когда же старая мошенница обернется вороной?
   "Ка-ар!" - Таро рассыпались готическим строением. Одна из картонок упала перед Бруно, и на ней было выгравировано: "ваши-искренние-последователи", она затрепетала, как роженица перед решающим толчком младенца, растеклась бассейном.
   "...я не закричу. Оруженосцам выдирают язык, знаешь ли, чтобы они не отговаривали благородных рыцарей от подвигов, и не срывали божеств с их крестов... и я промолчу... такова моя участь, верно?"
   Бруно встал, чтобы заглянуть в бассейн. Из дымной водяной мглы выдвинулись руки, желающие обнять его. Он не противился.
   -Не возражаете, если я украду у вас Штефа на полчасика? - задали вопрос колыхающиеся глазные яблоки на узлах костяшек. Бруно закашлялся - воздух откатывался от него, наподобие тележки в супермаркете.
   -Бруно! - треск рвущейся ткани. Штефан не разбирается с пуговицами, когда торопится, когда освобождает горло напарника. Чтобы тот задышал вновь. Вытряхнуть остекленелость из кофейной радужки. Тонкая не-сигарета тлеет в беспомощно вывернутой вверх ладони. - Да очнись ты!
   Рот в рот, горячо и непримиримо. Бруно подчинится. Он - собственность... и Штефу решать... Все.
   -Тьфу, ну ты меня и напугал, - осуждение несомненно. Как Бруно посмел отрывать Штефана от интересного разговора - первого по-настоящему интересного разговора за много месяцев. Разговора с тем, кто по-настоящему понимает его.
   -Извини.
   -Вы меня извините, - Тео перепуган до смерти. "Ну вот, теперь ему и пудры не надо, чтобы скрыть смуглость", - Бруно улыбается - кротко и виновато. Штефану и Тео - по очереди. - Не все переносят мое зелье, просто вы вроде бы курильщик со стажем...
   -Семнадцать лет стажа, - уточнил Бруно. - Но, видимо, это не для меня.
   ...Цыганка все еще танцует. А диски глазниц пульсируют в бассейне, желтые, как круги голландского сыра.
   Тео вскочил, куда-то удалился. Они остались наедине.
   -Ты чего вытворяешь? - мрачно осведомился Штефан.
   -А ты?
   -Я - я встретил умного человека. Редкий клад, между прочим.
   -А моя персона среди "умных" не числится?
   -К черту, Бруно. Я имею в виду поклонников. Тео из тех, кого я бы хотел видеть среди нашей аудитории, он не пляшет, а слушает - душой слушает. И он не потребует исполнить дэнс-ремикс на "Дистиллят"!
   -Рад за тебя, - Бруно отвел взгляд, пощупал воротник: стараниями Штефана пара пуговиц отправилась в небытие. Очаровательно. На сцене он теперь будет смахивать на какого-нибудь Сида Вишеза. Точнее, на огородное пугало.
   Возможно, Штефу и нравится хаос в его облике, но Бруно предпочитает аккуратность. Как ни странно.
   "Мы разные... но прежде не ссорились. А что теперь?"
   Полынь, - предположил он. Выросла - в человеческий рост, и Штефан - хороший садовник сорняков, но Бруно не любит горечь. В конечном итоге, все его заигрывания со смертью и ужасом - попытки вытравить из вен личную депрессию, страхи и комплексы. Вытравить, а не вешать их вместо икон.
   -Что с тобой происходит? - Штефан пересел поближе.
   -Этот вопрос я хотел бы задать тебе.
   . "Что происходит?" - ответа не предполагалось, и Бруно суждено терпеть, однако билеты на Берлин уже забронированы - остался один концерт, ну два, считая данный. Дома все наладится, дома разорванный магический щит восстановится. Он верит. Когда предвечные города осыпаются песком, приходится цепляться за веру в остатки чар. Темных или светлых - велика ли разница?
   -Не возражаете, если украду у вас Штефана? - кажется, Тео уже говорил сию фразу. Но теперь он предоставил замену - парня и девушку. Бруно заморгал: в юноше он узнал продавца, а девушка, несомненно, приходилась ему сестрой-близнецом. Высокие, андрогинно-тонкие, с льняными волосами и прозрачной речной рябью в глазницах, брат и сестра взирали на Бруно с обожанием, едва не стирая слюну с белесо-коралловых губ. Черная одежда подчеркивала их призрачную бледность.
   - Лили и Рональд заменят меня, хорошо? Обещаю, вы с ними не соскучитесь!
   "Нет. Не хорошо. Рональд - оборотень; он едва не вывихнул мне руку. А еще оба смахивают на теней из царства Аида".
   Штефан уже вскочил.
   -Пожалуйста, - Бруно изобразил улыбку, остальные фишки он растерял или проиграл. - Не возражаю.
   В розмариновой дымке фигуры растворялись. Белый рисунок на футболке-безрукавке Штефана маячил дольше всего - вверх по лестнице с крутыми ступенями, лестнице избранных, недоступной существам земным, к коим относился Бруно.
   Штефан не оглянулся. Ни разу.
   -Привет, - тщательно копируя немецкое произношение, сказал Рональд.
   Бруно посмотрел наверх. Штефана уже не было.
   -Просто не верится, что вы к нам приехали, - заикаясь, добавила Лили. Откуда-то спроецировалась тяжелая запыленная бутылка и три тонкостенных, точно выкованных из арктических льдов, бокала. Хрустальный лед принял виноградную "кровь". Бруно ощутил знакомое благоухание опиума. Абсентовая горечь избранности - для Штефа, ибо он - герой. А Бруно ждут сладкие сказки.
   Это он прочел в одинаково-бесполых лицах близнецов.
   - Надеюсь, вам нравится в Кросс-Плейнс, - произнес юноша. Без завитушек-наушников он смотрелся старше.
   -Очень, - солгал Бруно.
   -Пожалуйста. Не сердитесь насчет тогда, ну, магазина. Я попросту не поверил, что вы - это вы, ну и...
   -Не сержусь.
   Инцидент исчерпан, логика восстановлена. И тут же уволена. Серыми, как алюминий, сетчатками - четыре штуки, будто у фантастического чудовища. Или ангела. Бруно не способен различить.
   "Мне очень жаль, Штеф, но ты предпочел ступени к небесам. А я остался внизу, и тут случается всякое".
   Глоток ароматной "крови" - из уст девушки, бокал один на двоих. Четырехрукий Шива о двух бледно-золотых головах ласкает его, узким языком - по небу, словно добираясь до горла.
   "Не соскучишься", - сказал Тео. Он прав. Белокурое чудовище-ангел искуснее японских гейш, словно всю жизнь оно готовилось к сегодняшнему вечеру.
   "Где сейчас Штеф?" - возник вопрос.
   Вероятно, наедине с Тео.
   В той комнате пахнет левкоями. И шелестят за окном цветочные лепестки наступающей ночи.
   "Штеф!"
   Бруно рванулся из огненных колец светлоокого Шивы. Лили махнула растопыренными пятернями, упустив трепещущий, словно от рыданий, рот.
   -Тебе не нравится? - шепнул Шива одинаковыми позолоченными голосами.
   -Нравится, - признался Бруно. - Но...
   "Что - "но?" Это-не-правильно? Одурманенный наркотой, связанный смирительной рубашкой - ты остаешься немецким бюргером, правда, Крамм?"
   -Отпустите.
   "Повторяется. Сцена в магазине. Отпустить. Прочь - из Кросс-Плейнс, плевать на деньги и концерт. Я - трус, "кролик", какие там еще эпитеты, Штеф, но мне-здесь-плохо!"
   Он встал. Четыре светящихся из-за окружающих всполохов, глаза сверлили его.
   Он подумал, что близнецы сейчас разорвут его в клочья: осмелился нарушить замышленный ритуал.
   Услыхал шаги сверху. По ступеням спускались Штефан и Тео.
   -Я понял, Тео. Все правильно. Да свершится, - прежде, чем спрыгнуть с оставшихся трех ступеней, выговорил Штефан.
   *
   Накладывать грим приходилось в полумраке, и это частично возвращало к вечеру, с которого все началось. Вчера - и в параллельном мире.
   "Жаль, что я не порвал приглашение", - Бруно захлопнул тюбик с губной помадой, рассеянно уронил его на столик рядом с тональным кремом и разноцветными карандашами.
   А Штефан уже ждал. И торопил.
   Давно он так не рвался выступать. Бруно искоса взглянул на него. Искусно взъерошенные лаком волосы, полуобнаженная фигура напоминает костюм для триллера из-за нарисованных язв на белом тальковом фоне. Подергивается кадык на длинной шее: волнение.
   "А может, правильно не порвал. Для Штефана важен этот концерт, и я не в силах вообразить - насколько. Лишь догадываться. Ну и хорошо. Хоть единожды в жизни я поступил не эгоистично".
   -Штеф. Что происходит?
   -Бруно, поторопись.
   -Я не имею права знать? - макияж завершен; он приближается к напарнику - шелковой тенью, сотворенной природой без острых углов и неплавных линий - в противоположность второй половинке дуэта. Они всегда дополняли друг друга, а теперь Бруно напрасно смыкает стершиеся шестеренки механизма. - О чем вы... говорили с Тео, Штеф?
   -Ты все поймешь, обещаю. Но не сейчас.
   -Хоть намекни, пожалуйста? Штеф... это нечестно.
   -Об истине, Бруно. О предназначении. Ты поймешь, обещаю, - повторение фразы - заклинание.
   "Ты слабое существо, Бруно - не из тех, кто приносит людям огонь по собственной инициативе, но из тех, кого на подвиг толкают другие. Ты - платина: благородный, но, по сути своей, инертный металл. Позволь же решать за тебя. О да, ты поймешь - когда нельзя будет рвануть прочь с корабля".
   -Нам пора.
   Бруно подчинился.
   Их уже ожидали; толпа - под искрасна-черным покрывалом освещения, необходимая техника, включая знаменитую "установку", подражающую кресту, - на сцене.
   Тео, исполняющий роль второго клавишника, занял позицию по левую руку Штефана - там, где обычно находился Дэниэль Гальда или кто-нибудь еще из сессионных музыкантов. Из тех, кто получал свои "пятнадцать минут" славы, не прилагая усилий, вроде сочинения музыки или стихов.
   "Третий - лишний: Das Ich - дуэт. Так-было-всегда".
   Но понятие "всегда" истерлось, будто старые башмаки.
   Синтезатор приглашающе открыл пасть, вожделея пальцев клавишника.
   Бруно передернуло от взгляда Тео - жадного, обрекающего.
   "На что?"
   Штефан обещал разъяснить. Что ж. Начнем.
   По негласной команде он и Тео запустили интро. Толпа в зале заревела.
   "Все-как-полагается".
   Обоюдоострый меч музыки занесся над американским клубом, и герой-Антихрист принял оружие, и вступил в бой - проклиная и крича о ненависти, о боли и смерти; а из зала ползло совместное дыхание сотни избранных - немного народу, куда меньше, чем на других концертах, но все жизненные силы выкраивались и выхлестывались из Штефана; и плелась паутина - звездой-полынью, числом Зверя и цокотом копыт коней всадников Апокалипсиса.
   Бруно вскинул голову: его била дрожь. Он едва попадал по клавишам, держа ритм лишь благодаря профессионализму.
Что-то происходит.
   Все концерты за десять лет, все гастроли и репетиции - пыль по сравнению с сегодняшним...
   Что-то происходит, настолько глобальное, что Штефан похож на пророка, и его истеричные выкрики - не традиционный фирменный стиль, но экстаз, словно он и впрямь на Страшном Суде - швыряет обвинения самому Богу, а Архангелы нацелили стрелы золоченых луков в дерзкого проповедника Тьмы.
   "Слишком... быстро, Штеф. Я... не успеваю", - Бруно дрожит, ощущая, как мерзлый пот струится по лбу, стекает за шиворот.
   Наркотик. Рецидив опиумных сигарет или зелья Шивы. У Бруно ломка - не вовремя, да, но...
   "Крамм, довольно иллюзий. Формулировка "ничего-страшного-не-происходит" истерта до ветоши. Красно-черные полынные небеса твердят о другом, и Штефан - тоже".
   Не ломка.
   Происходит.
   Так надрывно. Так...
   Решающе?
   "Ты все поймешь, Бруно. Обещаю", - в зрачках Штефана рубиновая заря, пелена - безумия, откровения? - и команда.
   "Пора".
   Штефан на его "кресте", ребра выступают из-под кожи, и впалый живот прилип к позвоночнику; руки разбросаны узловатыми плетями, спазматически стискивающими кольца установки; лицо искажено - он напоминает статуэтку распятого Иисуса в католических храмах - до жути, до пародийности, перерастающей через имидж, через богохульство к...
   "Imitatio Christi", - вспоминает Бруно. - "Ты добился своего, Штефан Акерманн".
   Да свершится.
   Они играют первые аккорды - песню депрессии и личного апокалипсиса - на двоих; и Штефан в ожидании - так возвышаются на эшафоте революционеры, еретики и праведники, готовые последним воплем призвать гнев истинных богов на головы обывателей.
   Музыка гремит - железом, и Бруно кажется, что она материализуется...
   "Ты все поймешь. Обещаю", - шепот...
   Счастливый?
   "Я не (хочу) понимать!"
   Поздно.
   Пора!
   "Гвозди?!"
   Первый полумесяц стилета высвечивается из средневеково-пышного рукава Тео, и заостренные лепестки направляются к Штефану.
   -Нет!.. - Бруно кричит, не отрываясь от синтезатора. Стилет прошил кожу и плоть Штефана у предплечья, пригвоздив его к установке. Возвысив бутафорию до подлинного креста.
   Кричит - но продолжает играть. Слишком... быстро - все. И поздно - назад. И он играет - один, Тео бросил синтезатор, теперь это не значимо. Зрители обступают Штефана. Они швыряют кинжалы, ржавые гвозди и камни. Метко.
   Бруно играет.
   Толпа - тоже.
   Раны на теле Штефана вскрываются - огромные несоразмерно маленькой фигурке вокалиста, точно он выкрикивает прорицания новыми и новыми ртами - алыми, с тальком по краям, истекающими пурпурной слюной. "Крест" и площадка вокруг побурели от потеков. Оседают клочья кожи - медленно, словно кто-то лениво скручивает свиток. Заголенная плоть откликается на гвозди, ножи и камни поблескиванием, ржавым ароматом, и криком...
   Но не криком боли.
   Истерзанный - распятый - Штефан не прерывает выступления. Ни на долю секунды. И чудится Бруно: жестокий, вроде лучей зеленой звезды, свет выступает вместе с рваньем вен, капли багрянца воспламеняются солнечными осколками, а вокруг перекошенного лица - ореол нимба; и Бруно понимает - это не казнь, но добровольный выбор; участь, кою подсказал главный адепт-_последователь_ - Тео. А Штефан одобрил.
   Ведь самые-искренние-последователи ни за что не попросят сыграть "Дистиллят".
   Из кровавого месива на кресте проступают бело-розовые фрагменты костей. Бруно тошнит, и ужас скомкался в глубине него. Он уже не пригибается всякий раз, когда попадание разевает новые уста-поцелуи в плоти Штефана. Он автоматичен. Синтезатор покрыт орнаментом - черное-белое-красное, а он играет.
   Музыка сильнее его. Он и впрямь слаб - в отличие от Штефана, добровольно избравшего эшафот во имя тех, кто воспринимает его божеством. Музыка - стая воронов, как в фильме Хичкока, и радужно-мазутные птицы кружат над распятьем, помимо воли несчастного клавишника. Птицы клюют ему - и Штефану - глаза. Обоим.
   "Да, я понял... все".
   Боль Штефана - его боль, и если тот зашелся в экстазе, и требует продолжать экзекуцию - то Бруно скрючился в углу. Не убежать. Но и не...
   "Прости, Штеф. Я - не бог. В отличие от тебя. Отпусти меня - я не хочу умирать, отпусти. Воспевание смерти - метафора, забава. Я принимал вызов, пока наградой было уважение в музыкальных кругах, а карой - дежурное "какой ужас!" от родителей фанатов... Но - не всерьез, Штеф, для меня - не всерьез. Я - не апостол, не демон... и не божество"
   Толпа возносит хвалу вокалисту Das Ich. Тот не шевелится. Оно не шевелится - месиво из мяса, стали и черной краски "креста" невозможно назвать человеком.
   Однако оно продолжает песнь.
   Голова болтается, раззявив выломанную трахею. Штефан твердит, выбросив интернационально-английскую фальшь:
   "Komm zu mir... bitte, komm zu mir...",
   ...и Бруно срывается с места прочь.
   *
   Бежать тяжело. Темно и лестница. Гулко и пахнет деревом, солью и шевелящейся массой людей. Врагов.
   Бруно бежит. Пропустил ступеньки, поскользнулся - кровь Штефана заляпала его туфли. Скатился вниз. Вскочил, прихрамывая на левую ногу, помчался к входной двери.
   "Она была там! Была!"
   Заперто. Он колотит в гладкие доски - в полумраке его маленькие кулачки белые-белые. И беспомощные. В висках пульсируют жилки, протестуя против подобных перегрузок.
   Колотит. Сердце - в грудную клетку, он - в дверь.
   Заперто.
   Умудрился сцарапать лак, вогнать под ухоженный ноготь занозу. Не воспринял: остановившееся черно-алое, как предсказание, - марево колышется перед остекленелым взором. До самой смерти не узрит он ничего, кроме последнего торжества Штефана.
   Imitatio Christi. Ты победил, Акерманн. В глуши американского бескультурья обнаружил жемчужный берег твоего особого Эльдорадо... Наверное, следует завидовать.
   Но Бруно не желает подобной участи - как ни странно.
   "Позволь решать за тебя".
   -Нет! - напоследок ударившись лбом о неприступную преграду, он разворачивается. Куда теперь - неизвестно.
   Бежать - как дикие звери от лесного пожара, от кровавой святости и обрушившихся к ногам небес. Не размышляя.
   Темно. Впереди - позади. Вверху - распятый Штефан с орущими ранами, каждый сантиметр - сплошь кованые вопли и рваное мясо. Внизу - запертая дверь.
   Бруно рухнул на знакомое кресло.
   По щекам текут слезы, он зажимает себе рот, чтобы не всхлипывать. Он тщится заставить себя встать. Да, тяжело - из него скверный бегун, особенно после такого шока, но надо надонадо.
   "Иди ко мне".
   -К черту! - рывком покидает опасный уют. Наверху - шаги, искренние (кровососы) поклонники отвалились от изодранных останков. Теперь Штефом займутся мухи, а, может быть, и крысы. Приятного аппетита.
   Представляет крупных серых созданий, хозяйничающих среди остова того, что некогда именовалось Штефаном Акерманном. Крысы деловиты, их голые хвосты обвивают его подобно юрким ноготкам; грызуны целиком ныряют в распахнутую глотку.
   Бруно опять зажал рот. Дабы не вырвало.
   Шаги.
   Шаги!!! Черти их дери.
   Усталые ноги плохо слушаются его. Колотун ухудшает положение.
   Шаги...
   Он прячется под лестницу. Авось, не найдут.
   -...где-то здесь! - голос Тео спокоен: все прошло практически идеально, а полного Осознания (с заглавной "О") от трусоватого клавишника никто и не ожидал.
   -Бруно! - свирелеподобно. Рональд или Лили.
   "Черта с два".
   Бруно жмется к стене. К чему-то похожему на стальную скобку.
   "Иди ко мне!"
   -Нет! - скобка предательски развернулась в пустоту, и он успел лишь взмахнуть руками.
   "Сбежать... как глупо. От судьбы не уйдешь".
   ...И погрузиться в густой полынный запах, вязкий призрак карт Таро.
   *
   Он вынырнул, ощущая, как едкая горечь стекает по растрепавшимся волосам, щиплет глаза. Не сразу, но получилось вытолкать нос и рот наверх: плавал Бруно неплохо.
   "Вода".
   Он подумал о десятидолларовой минералке. Переплатил. Здесь этой влаги - правда, полынной, словно заготовка для абсента - целый бассейн.
   Бассейн. На заднем дворе.
   Что ж, без карты ясно - где он. Добро пожаловать в Кросс-Плейнс. Кровь, полынь и чернота.
   Он попытался выкарабкаться.
   Безуспешно. Трясинная не-вода налипла на одежду, волосы, обмотала обморочной тиной ноги. Наяды-наркоманки объявили Бруно собственностью - по наследству, раз Штефан мертв.
   -Отпустите! - в который раз взвыл он.
   Забился. Ленивые брызги отражали ночное небо, вкрадчивый цветочный мрак. Задний двор, несомненно, являлся гордостью хозяина - ухоженный, будто королевская оранжерея, теоретический предмет зависти не только всего города, но и штата. Жаль, что Бруно не до него.
   Бассейн засасывает. Невзирая на духоту, субстанция прохладна. Скоро судорога сводит обе ноги, и Бруно прекращает бороться.
   Смотрит наверх.
   -Добро пожаловать в Кросс-Плейнс, - над ним склоняется Тео.
   "Он давно тут. Смотрел и ждал", - вяло отмечает Бруно.
   -Вытащите меня, пожалуйста, - с трудом разлепляя склеившиеся губы, выталкивает он.
   -Ты красив. Точно махаон, черная бабочка, чьи крылья - бархат... а еще на них череп, и враги ошибочно полагают, что махаон ядовит. В средневековье сих прелестных созданий считали вестниками смерти. Но на самом деле махаон точно так же радуется солнцу и сладкому нектару, как самая вульгарная капустница. И лишь на булавках коллекционеров обретает финальную, горделивую красоту. Ты - махаон, Бруно.
   -Что... что вам нужно?
   -Череп на твоих крыльях, разумеется.
   Бруно моргает.
   -Зачем вы убили Штефа?!
   -Он сам так решил, сам выбрал способ посвящения. Мы - ваши последователи. Да, ты, сам того не ведая, привнес в мир истину. Кристаллизированную смерть, подобную рисунку мертвой головы, но применительно к вам то - не суеверие. Вы - ты и Штефан - наши боги... но каждый бог должен умереть, чтобы очиститься от всего мирского.
   -Я не хочу умирать! - клубок ярости, жалости к себе и ужаса - ядовит, но бассейн чересчур вязок и священен. Наверняка, и впрямь очищает.
   -Ты не умрешь. Субстанция - клейкая, правда? - предохраняет ткани от разложения. Тебя ждет вечность, вечность бога...
   -Безумие.
   -Штефан согласился со мной. Ему понравилось; за тебя он решил тоже. А нам остается лишь немного подождать, пока ты не уснешь - сном святым, сном ангела. Или махаона на булавке.
   Тео отдалился.
   И тогда откуда-то выступили близнецы, а Бруно завизжал - тонко-тонко, потому что уровень кошмара перехлынул за рациональное восприятие.
   На бледных руках Рональд и Лили несли Штефана. Его омыли и забинтовали, он более не ассоциировался с жертвой живодера на бойне, но - с мумией солнцеликого фараона. Бинты благоухали лавандой. Шею, запястья и голени унизали драгоценные украшения. Третьим оком подмигивала изумрудная диадема.
   Близнецы торжественно - не хватало только церковного гимна! - посадили Штефана на недосягаемый бордюр - ровно напротив тонущего в зыбучих песках бальзамирующей жидкости, напарника.
   -Вы не должны расставаться, - пояснили хором.
   Бруно бы засмеялся, не ценись остатки сил так высоко. И так дешево.
   Затем, Тео и близнецы сокрылись в темноте.
   Дуэт Das Ich воссоединился. На небе вспыхивали звезды.
   Штефан смотрел на Бруно мудрой пустотой: заботливые близнецы вынули глазные яблоки, которые трудно предохранить от гниения. Из-за перелома шейных позвонков он склонил набок голову.
   "Imitatio", - снова явилась мысль, похожая на сгорающий в атмосфере метеор.
   Да. Только не Христа. Пустоглазая древняя тварь - Штефан, он воистину демиург, но не новый Иисус, даже не исчадье Сатаны. Сродни жутким богодемонам, описываемым в Некрономиниконе, что прячутся в изнанке Вселенной.
   Но Бруно не следует страшиться.
   "Иди ко мне", - позвал не-Штефан, и полынное веянье на коже сделалось сладким и нежным, как самая трепетная ласка.
   Успокаивая Бруно.
   "Иди ко мне", - повторил Штефан-всемогущий. Он всегда хотел как лучше - для обоих. Позволь решать, мотылек на булавке. Позволь.
   "Почему бы и нет", - Бруно чувствовал, как бальзам густеет вокруг носа и рта, а дыхание замирает. Тоннеля в белизну не распахивалось - только окровавленно-призывные чары. - "Раз ты сумел - у меня получится, ты ведь поможешь, правда?"
   Имитация. Натуральная настолько, что рисунки крыльев беззаботных бабочек трансформируются в папирусы Нострадамуса, а абсент - в Звезду Апокалипсиса. И ожидание.
   "Почему бы и нет, Штефан..."
   * "Подражание Христу", термин католицизма, обозначающий "идеальное" поведение человека на Земле
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"