Ахметова Елена : другие произведения.

Ночная

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    По закону жанра любой девушке, попавшей в беду, рано или поздно встречается бескорыстный доброжелатель, готовый решить ее проблемы или, на худой конец, подсказать, где их могут решить. По дороге ей всенепременно посчастливится спасти какого-нибудь диковинного фамилиара, и вселенная завертится вокруг нее и нового питомца... Стоит ли говорить, что мне в свое время повезло гораздо, гораздо меньше? Перезапуск старого проекта. Чтение онлайн тут. Для тех, кого не устраивает чтение онлайн =)


   Глава 1. Милостыня
  
   Я ненавижу этот город, а он ненавидит меня.
   Его безлистные деревья тянут к небу узловатые, уродливо изогнутые сучья и короткие ветки, будто прося милостыню. Небо отзывается: щедро рассыпает крупные холодные капли, трясет яркой бахромой молний, и их вспышки контрастно обрисовывают острые шпили древних зданий, играют тенями - и кажется, будто домишки помельче испуганно жмутся друг к другу в ожидании нового грозового раската.
   Я прошмыгнула мимо них, не поднимая головы.
   Мутная завеса дождя скрывала и редких прохожих, испуганно жмущихся к стенам, и снующих по подворотням храмовников с усталыми лицами, и вышедших на охоту хищников - что живых, что мертвых; а уж одинокую фигуру нищенки должна была сделать и вовсе невидимой.
   Но в луже, расплывшейся по древней мостовой, отразилось совершенно не то, что одобрил бы Старшой.
   Грим потек, а просторные лохмотья насквозь промокли и липли к телу, вылепляя из неуклюжей взлохмаченной фигуры тонкий силуэт с ловкими пальцами и целым арсеналом ножей-"коготков" в грязных рукавах. В таком виде нечего было и надеться на добычу: если скрюченную старуху в необъятных обносках кто-нибудь еще мог пожалеть, то сейчас добрые господа меня бы и на выстрел не подпустили - под дождем разница между дневными и ночными нищими становилась слишком очевидной.
   Но прошлая ночь тоже прошла не слишком удачно, а двое главных собирателей, ответственных за общий ужин в Нищем квартале, слегли еще на той неделе. Перспектива остаться без еды еще и сегодня отозвалась тоскливым подвыванием в животе. Я сглотнула, помялась на месте, решаясь - и, отсчитав третью сточную канаву от выхода из Нищего квартала, свернула вниз, к городской стене.
   Голодать несколько дней подряд мне уже приходилось, и горький опыт подсказывал, что лучше все-таки рискнуть, чем проходить через это снова.
  
   Сточные канавы, некогда исправно служившие прежним хозяевам города, а теперь забитые мусором и трупами, сбегались к болотистой низине за городской стеной. Местные жители, не мудрствуя лукаво, сбрасывали все отходы, какие только нельзя было сжечь, прямиком в жидкую илистую грязь. Свалка, при прежних хозяевах служившая обычной ливневкой, теперь смердела так, что даже у меня слезы на глаза наворачивались, а значит - для дневных нищих была совершенно незаменима: никто не станет подавать милостыню здоровому лбу, если тот просто нацепит тряпки погрязнее.
   Нет, сначала нужно внушить если не жалость и желание помочь, то хотя бы мысль откупиться от злой судьбы и болезней благим деянием. И если для создания несчастного и болезненного вида было достаточно толики актерского мастерства и капельки грима, то с запахом все было гораздо сложнее.
   Болезнью пропах весь город. Болезнью и жирным черным дымом.
   Чтобы выделиться на фоне настоящих умирающих, дневные нищие цинично перебирали варианты, один другого омерзительнее. Не рисковали только приближаться к зараженным - да выбираться за городскую стену.
   Оголодавшим ночным выбирать не приходилось. Запахи из-за стены однозначно давали сто очков вперед всему, что можно было найти в городе. Их можно было выгодно продать.
   Я кое-как протиснулась в узкую дыру над стоком и двинулась вдоль стены, не рискуя отходить далеко. Колдуна сожгли на главной площади пару недель назад, и изо всех подвалов и нор повылезали неупокоенные. Давным-давно мертвые мыши, собаки, порой даже люди - храмовники едва поспевали по каждому вызову, порой вполне успешно пополняя ряды противника. В Нищем квартале шептались, что, будь жив колдун, нежить отсиживалась бы по логовищам от греха подальше; якобы она и сейчас старалась держаться подальше от его одинокой хижины на болотах - но проверять, так ли это, меня что-то не тянуло.
   Смерть от голода, если задуматься, не такая неприятная штука. Смотря с чем сравнивать...
   На самом краю топи лежал лицом в жидкой грязи человек в укороченной рясе храмового боевого отряда. Судя по запаху - насколько их здесь вообще можно было различать - это украшеньице на берегу появилось совсем недавно, и на его ногах, погруженных в мутную воду, пока что болтались только относительно безобидные пиявки. Крупных хищников поблизости не наблюдалось. То ли отвлеклись на что-нибудь более аппетитное, то ли еще просто не учуяли - а гиблокрыс, убивший храмовника, благополучно почил под ним же.
   Трупом меня было уже не удивить, но, рассмотрев острую усатую морду, уткнувшуюся в топь, я застыла, не решаясь идти дальше. Гиблокрысы никогда не охотились поодиночке. Если бы остальных членов стаи прикончили другие храмовники, они бы ни за что не бросили своего брата здесь, опасаясь нового неупокойника, у которого, к тому же, однозначно появились бы счеты к ним, живым. Значит, против обитателей болота не помогли ни молитвы, ни освященные мечи, и божьим служителям пришлось в спешке уносить ноги. Только вот от чего? Бравый отряд из десятка натренированных послушников вряд ли мог вусмерть перепугаться трех-четырех гиблокрысов. Но вот если это было что-то покрупнее, то отсутствие остатков стаи вполне объяснимо.
   В отличие от отсутствия самого хищника.
   Тяжелый запах наплывал мутноватыми волнами. Дождь прибивал к земле прибрежные заросли осоки и рисовал круги на спокойной темной воде. На спине мертвого храмовника со значением надувала зоб жирная грязно-коричневая жаба.
   Вокруг было тихо, а второй день без еды странным образом придавал сил - правда, скорее духовных, чем физических, но я все равно прикусила губу и сделала маленький шажок вперед.
   Ноги храмовника, едва виднеющиеся в болотной воде, не шевелились. Из островка ряски возле откинутой в сторону руки показалось острие темно-коричневой раковины прудовика, а минуту спустя - и сама улитка, поползшая исследовать вторгшуюся в ее владения конечность.
   Увидев это сокровище, я решительно откинула со лба мокрые пряди, под дождем быстро лишившиеся меловой седины, и подобралась ближе. Ничто не воняло так, как жирный прудовик, сваренный в собственном соку. Да и на боку храмовника призывно выпирал из-под плаща тощий кошелек...
   Жаба низко и протяжно квакнула - и спрыгнула со спины послушника, не желая оказаться дополнением к запаху из улитки. Я вздрогнула от неожиданности и, проводив ее взглядом, протянула руку к кошельку, отогнув самый краешек ритуального плаща, - и тогда храмовник глухо застонал, не приходя в себя.
   Я замерла, выжидая. Но он снова затих, и я срезала кошель привычно скользнувшим в ладонь "коготком". Не пересчитывая, сунула в рукав, сцапала прудовика за ракушку, не позволяя ядовитой слизи коснуться кожи. В моем ремесле настоящие язвы и ожоги ни к чему, а пальцы послушника там, где проползла улитка, уже покраснели и начали опухать. Поэтому я отрезала лоскуток от его плаща, окунула в болотную жижу, делая ткань неузнаваемо грязной, и завернула в нее прудовика. Разводить огонь здесь, за городскими стенами, было слишком рискованно, а в трущобах Нищего квартала запах улиточного варева сразу привлечет покупателей (и отпугнет всех посторонних).
   Я уже спрятала кулек с прудовиком за пояс, на всякий случай отгородившись от ядовитой слизи еще и слоем мокрых лохмотьев, когда сообразила, что раны храмовника слишком высоко, чтобы их мог нанести гиблокрыс. И что следы у основания черепа самого гиблокрыса слишком уж напоминают отпечатки человеческих зубов.
   Страх за свою жизнь все-таки пересилил голод. Я развернулась и бросилась бежать прежде, чем храмовник очнулся неупокойником, но все же опоздала. У спасительной дыры в стене стоял, скаля прокопченные зубы в посмертной ухмылке, обгоревший до неузнаваемости колдун.
   Кажется, поначалу он и не пытался за мной гнаться - будто бы просто чего-то ждал. Сквозь прогоревшую грудную клетку беспрепятственно тек дождь и просвечивали камни крепостной стены, и это зрелище отчего-то так заворожило меня, что я сделала еще несколько шагов к спасительной дыре, пока мой скудный опыт общения с неупокойниками, объединившись с инстинктом самосохранения, не подсказал единственную верную линию поведения.
   Еле успев погасить инерцию, я повернулась и припустила вдоль стены, едва не подвернув ногу.
   Скудный опыт общения неупокойника с живыми подсказал верную линию поведения и ему, и за моей спиной в такт быстро приближающимся шагам зачавкала грязь. Я опрометчиво оглянулась через плечо и, резко выдохнув, подхватила липнущий к ногам подол и поднажала, судорожно соображая на ходу.
   До следующего стока не так далеко, но там дыру в стене перекрывает решетка - ржавая, но еще довольно крепкая. Я не успею выломать прутья, чтобы пролезть. Оставались городские ворота. Пусть стражники ни за что не пустят в город еще одну оборванку, но для себя, любимых, при виде неупокоенного колдуна ворота уж точно откроют, а там главное - как-нибудь прошмыгнуть и домчаться до трущоб.
   Босые ноги суматошно шлепали по лужам, вязли в грязи, сокращая шансы на спасение. Но то ли смерть, то ли "святой" огонь лишили колдуна его способностей - во всяком случае, когда я рискнула снова обернуться, он неутомимо бежал следом, вывалив набок иссушенные остатки языка, и не даже не пытался запустить каким-нибудь заклинанием.
   Испуганный вопль был излишним. Я со свистом втянула воздух сквозь стиснутые зубы. С прошмыгиванием у меня проблем никогда не было, а вот с забегами на длинные дистанции...
   До ворот никак не меньше версты. Отсыревшие ноги немели, мокрые лохмотья хлопали по лодыжкам, еще больше затрудняя бег. А вот мертвый колдун по понятным причинам уже никогда не устанет. Не то чтобы я ему завидовала...
   Но снова оборачиваться на бегу не стоило. Он был уже совсем близко.
   На ходу соображалось с трудом, иначе было не объяснить, почему я вместо того, чтобы быстро спрыгнуть с мусорной кучи, забившей второй сток, пронзительно закричала, окончательно сбив дыхание. Неупокойник, воспользовавшись заминкой, наконец догнал меня, протянул почерневшую ладонь, хватанул за рукав. Я шарахнулась, и прогнившая ткань порвалась, но меня это не спасло - под ногой внезапно оказалось что-то склизкое, и я, не успев ничего сообразить, испуганно пискнув, шлепнулась на кучу отбросов. Из остатков рукава, жалобно звякнув, выпал украденный у храмовника кошель.
   Колдун замер. Глаз у него уже не было, но я откуда-то точно знала, на что уставился обгоревший труп, и проворно цапнула кошель, быстро распуская завязки. Если уж один вид остановил мертвяка, так может, содержимое и вовсе прогонит?..
   На донышке валялась погнутая медная монетка. Больше ничего.
   Неупокойник, будто опомнившись, потянулся к ней. Почерневший в огне череп оказался совсем близко, и от накатившего запаха меня чуть не стошнило. Но мертвяк проводил отсутствующими глазами мою руку - и не сдвинулся с места.
   От страха горло сжалось, и из него вместо прочувствованного призыва на помощь вырвался только сиплый возглас. Я попыталась хотя бы отползти подальше, но снова поскользнулась и с хриплым взвизгом скатилась с мусорной кучи, забившей протоку. Аттракцион вышел так себе, зато колдун остался наверху, и я успела вскочить и броситься бежать - откуда только силы взялись?..
   Босые ноги превратились в кровавое месиво, в боку противно закололо, а проклятый мертвяк неутомимо трусил следом, постепенно догоняя. Добежать до города я бы не успела, но мне повезло: единственный вырвавшийся у меня крик привлек-таки внимание отряда храмовников, высланных в патруль за городскую стену. Конечно, искали они вовсе не меня, а пропавшего на болотах товарища, который, возможно, еще был жив...
   Товарищу я очень сочувствовала, но себя было жальче.
   - Помогите! - голос еще не вернулся, но на жуткий сип храмовники среагировали даже быстрее, чем на крик. - Неупокойник! Спасите меня!
   Не прекращая хрипеть, я метнулась за спину к ближайшему послушнику. Тот помянул всуе свое божество и брезгливо сморщил нос, чтобы через мгновение оказаться прямо перед мертвым колдуном, которого, впрочем, явно интересовала только я. Пока растерявшийся храмовник тянулся за священным писанием, неупокойник успел зайти к нему за спину, протянуть сгоревшие руки... и застыть, выжидательно уставившись на свой потенциальный ужин.
   - Что за... - остальные члены отряда тоже потянулись было за книгами, но, увидев поведение колдуна, остановились, недоуменно рассматривая единственного на их памяти мертвяка, который не попытался посягнуть на загнанную добычу.
   Добыча удивленно пискнула и машинально сжала в кулаке погнутый медяк.
   - Там... у третьего стока в болото... там еще один, в рясе! - сбивчиво проинформировала я и замолкла, пытаясь восстановить дыхание.
   Один из храмовников, обманчиво худой парень в укороченной рясе с потемневшей от сырости лентой через плечо - должно быть, десятник, - скупо кивнул и кивком отослал половину отряда, а сам осторожно подошел ближе. Колдун стоял, не шелохнувшись, и все так же протягивал руки, словно пытался выпросить у меня милостыню.
   - Первый раз вижу что-то подобное, - признался десятник, помахав ладонью перед остатками лица неупокойника. Колдун никак не отреагировал, и храмовник, пожав плечами, затянул молитву.
   В то же мгновение кулак будто обожгло изнутри, и я с шипением разжала пальцы. Погнутая монетка переливалась всеми цветами радуги, и там, где сияние касалось мертвеца, он тихо таял - и даже не сопротивлялся, будто сам хотел такого исхода. Минута - и от неупокойника, сподвигнувшего меня на рекордный по протяженности кросс, осталась только горстка сажи пепла. Дождь быстро прибил ее к земле, стирая последние следы.
   Оставшаяся пятерка храмовников со значением переглянулась.
   И без того дрожавшие колени ослабели и подогнулись, не выдержав; я упала и разревелась - не то от страха, не то от облегчения, размазывая по лицу дождевую воду пополам с грязью, но успокаивать меня было некому. Десятника одолело профессиональное любопытство.
   - Где ты это взяла?
   Пережитый ужас давил на виски, мешая думать, но соображалки все-таки хватило, чтобы не сознаваться:
   - П-подали, - пуще прежнего разревелась я. А то как бы не отобрали.
   Глава отряда неверяще смотрел на мою руку. Между грязных пальцев мирно угасало радужное сияние, дивно оттеняя обломанные ногти, и я отчего-то смутилась.
   - Подали... вот так просто... - выдохнул десятник и, резко развернувшись к самому молодому храмовнику, велел: - Бегом в собор. Буди настоятеля. Скажи, что артефакт, который искал колдун, все-таки нашелся.
   Мальчишка шмыгнул носом, с недоумением глядя на место, где останки неупокойника уже смешались с болотной грязью, тут же сморщился, уловив мой запах, и припустил в город, то и дело оглядываясь на бегу.
   - Как тебя зовут? - спросил десятник у меня. На монетку он вроде бы не покушался, и я спрятала ее в рукав.
   - Бланш.
   Он кивнул, нехорошо сощурившись, словно мог что-то заподозрить, но ответил как ни в чем не бывало:
   - Обращайся ко мне "брат Раинер", - велел он. - Идем в храм, Бланш, - святоша ласково улыбнулся, но руку протягивать не стал.
   Я недоверчиво посмотрела на него снизу вверх, не спеша подниматься.
   - А зачем?
   Вопрос был излишним.
   - Быстро! - разом растеряв и ласковую улыбку, и по-отечески покровительственный тон, рявкнул брат Раинер.
   Не рискуя и дальше испытывать его терпение, я резво вскочила на израненные ноги и послушно потопала следом за десятником, прихрамывая на правую ногу.
   Первое, чему учат ночные улицы, - простая истина: если ты слаб, приказам сильных подчиняться нужно без промедления.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"