Тогда мы даже не пытались понять, как хрупка и ценна жизнь, нам казалось что так просто её потерять или подарить. За что же ценить то, что мы отнимаем без раздумий, мимоходом. Боль не стоила крови вытекающей из ран, деньги казались звёздами в небе, близкими и недоступными. То, что происходило между юношей и девушкой наедине, представлялось нам чем-то похожим на сны. Горячим, неровным и уродливым, как жизнь без смысла, сном. Мы пили всё что горит, и всё что попадало в руки, мерили на оружие, а жизнь текла мимо как вода. Счастье, резкое и неожиданное как шипы на колючей проволоке, было рядом. Мы чувствовали себя самураями и старались жить как они. А потом, Он воткнул мне нож в живот и выпустил душу...
Водка кончилась. В третий раз выпало бежать мне. Чётко прихрамывая на левую, травмированную на последней тренировке, ногу. На ступенях магазина стояли какие-то чмошники. Закурить у меня спрашивать не стали, зато примотались к девчонке выходящей из дверей. Мимоходом, радуясь отсутствию хрупких бутылок, свернув чей-то нос и отбив ногу о гениталии, познакомился. Александра. Посмотрев в её глаза я понял, что она справилась бы сама. Сжатый кулачок её хрупкой руки, напоминал крохотное копытце. Лошадиное. Только более мозолистое. Выйдя из магазина она оглядела мои разбитые пальцы и молча приняла у меня полную тару. Обалдело поблагодарив, подумал, что мир споткнулся. Девушка не хнычет, не пугается моей рожи и идёт в гости. Без приглашения. Ухмыльнулся, представив парней когда я вернусь. Здрасте, это Саша, а водку на стол поставьте. Вечер перестав быть томным, затянулся до утра. При свете и в квартире Саша стала красавицей и умницей. То, что она каратистка уже никого не смущало. Все ходили на ушах пытаясь ей понравиться. Особенно Он. Просто из кожи лез. Сам я тихо сидел в уголке и тянул зелёный чай из огромной чашки, размышляя кто поведёт её домой. Наивный. Она всё делала сама и без приглашения. Выпроводив всех из комнаты она мимоходом сцапала меня за руку и мило улыбаясь, пожелала всем крепко спать. Когда она провела пальцами по моей груди я понял, почему она отрекомендовалась Лапой: когти на её левой руке были круче, чем у пантеры. Мы были первыми друг у друга. Слишком многое было между нами той ночью, вся накопившееся нежность и сила выплеснулись из нас. Это словно ловить тяжёлые шары ладонями, подбрасывая их снова и снова. И каждое прикосновение как истома, после приятной работы. И тяжёлый шар катится по позвоночнику ударяясь прямо в мозг, а тело наливается сладким свинцом...
Проснувшись первым я тихо оделся и открыв окно, спрыгнул вниз и ушёл домой. Жить интересней, когда есть что-то недоговоренное. Я знал, что она поймёт.
Даже зная, что будет потом я бы поступил так же. Он, изревновавшись, ввалился пьяным в комнату. Меня в комнате не оказалось и Он улёгся на моё место. Саша спросонья расстроилась, что сказка так пошло кончилась, но мне она отказать не могла. Когда она поняла, что это не я, было поздно. Саша просто улыбнулась и опрокинув его на спину, уселась сверху. Придумать себе сказку проще, когда в ней есть доля правды. Раз меня в комнате не было, значит она спала одна, раз не отказала, значит ждала. И она улыбнулась! Всё, это любовь. Объяснять Ему что-то было бессмысленно. Лапа промолчала. Через несколько дней, Он увидел нас вместе. Закатив безобразную сцену, улыбающейся Саше, Он ушёл. Позже придя ко мне и увидев Лапу, потягивающейся в моём любимом кресле, Он попытался увести её для разговора. Она фыркнула как кошка и ловко вскарабкавшись мне на плечо как на дерево, ухитрилась свернуться клубочком у меня на руках с невероятно довольным видом. Он не знал что думать, это было видно по лицу. Чувствуя себя обманутым в лучших чувствах, Он ушёл на кухню. Там дым стоял коромыслом и за пол часа он набрался до состояния голых чувств и мутных глаз. Парни видели что с ним что-то не то, но вроде майку на груди не рвёт, мало ли. Наболело у человека. Проспится, отойдёт. А Он вышел в коридор, выдернул мой нож из вшитых в куртку ножен и пошёл в комнату. То, что Лапа делает всё сама Он уже понял, поэтому не задумываясь ударил ножом в спину. Её. Лапа, всё так же сидевшая у меня на руках, только отпустила бы мою шею, падая на нож всем телом. Я смог рывком прогнуться назад, убирая любимую от полированной моими руками стали. Все четырнадцать сантиметров с хрустом вошли в мои напряжённые мышцы. Нож дошёл до позвоночника и остановился. Зная как он наточен, я не сомневался - инвалидность. Трубка из живота, вонь и безнадёга. Всё это мелькнуло пока я опускал её на пол, заливал всё вокруг кровью. В животе пульсировал раскалённый комок, обещающий непереносимую боль через пару минут, а на её лице остались только глаза. Синева её глаз заполнила весь мир. Я уже мёртв. Мёртв с той минуты, как родился, как прочёл "Го рин но сё", как увидел её выходящей мне навстречу. Пусть наслаждение смертью может быть только раз, но кто посмеет сказать, что оно не было лучшим в жизни?.. Я чувствовал как со мной умирает моя не распустившаяся любовь, моя жизнь бьёт фонтаном из живота, верный друг предавший меня, искренне скорбит. Посмотрев мне в глаза последний раз, она отползла и села углу, на футон. Собрав остатки жизни я сел на колени, выдернул нож из раны и вонзил его в себя ещё раз. Вонзил расчётливо, не достав до сердца. Поднял глаза на Лапу и выдохнув последний раз, упал лицом вниз.
Сейчас я езжу на кресле и список моих лекарств на день напоминает программу передач. Хирург который меня шил, часто заходит выпить и посидеть. Говорит, настраивается на позитив. А я исправляю свою главную ошибку - дух да возобладает над телом. Лапа сейчас с Ним. Они ссорятся каждый день, Он гуляет не стесняясь, а она плачется мне. Он ревнует и гуляет ещё демонстративней. Потом они мирятся. А я пишу книги. То немногое, что я успел пережить и сделать в своей жизни, дало мне богатую пищу для размышлений. Огонь что загорелся во мне за ту короткую неделю, не погас до сих пор. Но что любовь, когда я жив? Счастье и страдание, жизнь на мониторе компьютера, страсть в Wordовском файле. Несколько раз, за "несчастного калеку" я бил морды. Мне говорили что это жуткое зрелище: калека, валящий здорового на пол и дерущий его, как тряпку...
Кстати, Он тоже пытается писать. И пьёт как лошадь. По этому поводу мы изредка с ним сидим. Доходя до кондиции, Он плачется мне на потерю потенции и желания жить. Я даже не улыбаюсь. После дзена стать даосом, это надо суметь. Или умереть. Я смог и то и другое. Учитель, сидя в интенсивной терапии и стукая меня бамбуковым молоточком, когда я отвлекался, читал и показывал мне Мантак Дзя. А потом ещё и Волкова, до кучи. Через неделю меня перевели в общую палату, откуда учитель умыкнул меня к себе. Через два месяца я был здоров. Ну, насколько это вообще возможно...
Лапа завалилась ко мне в двенадцатом часу ночи. Сытая и пьяная. Мартини и какой-то хмырь. Первая супружеская измена. Месть, типа "ему можно, а мне...." и всё такое. Не дав, скатится от приподнятого настроения до слезливости и обвинений, отправил её к мужу. Через полчаса в дверь снова позвонили. Когда Он вошёл, я решил что сейчас он предложит напиться. А Он ударил меня ножом в живот. На вопрос "Где была?!", Лапа не подумав ляпнула, что у меня и улыбнулась. Сыто, как кошка. Он попытался доказать ей, что лучший мужчина чем я и не смог. А она лежала на смятой постели и улыбалась, глядя на него снизу вверх. Тогда он взял подаренный мною нож и....
Кассета найденная в квартире осуждённого за попытку и убийство: "Я пишу это, чтобы после моей смерти все знали, почему я это сделал. После суда и приговора, Саша привезла мне кассету. Он держал её в вырезанной посредине Сашиной любимой книге. Кассета была опечатана и подписана. Доставить её мне в случае его смерти. Саша решила что кома в которую он впал, мало отличается от смерти и его шансы очнуться невелики. На кассете он рассказал, ЧТО случилось той первой осенью, когда я... и второй осенью, когда я снова!.. Ещё он сказал, что очень любит Сашу и осень и хотел бы умереть от рук друга, глядя на падающие листья... Я ненавижу его!.. И понимаю. Я сделаю то, о чём он просит. А потом я убью и себя, покажу всему миру душу, воткнув нож себе в живот..."