Подлодки типа "Скилэнд" довольно внушительны. Они оснащены почти игрушечными бесшумными двигателями. Боевое сна--ряжение этих субмарин не занимает много места, но на них не повернуться из-за агрегатов спецназначения. Совмещение камбуза с гальюном, а спального кубрика - с машинным отделением - полбеды. Гораздо хуже то, что пройти из кубрика в камбуз, не пропоров живота о детали спецоборудования, не представлялось возможным.
В N... году такая подлодка забрала меня поздно ночью. Я вёз пакет из Главного штаба флота. Всю ночь снился скверный сон об одном и том же. Снилось, будто я сижу на корточках на лесной поляне, упираюсь плечами в колени и непрерывно вытаскиваю из горла застрявшие в нем серебристые гвозди. Гвоздей было штук пять или шесть, но я вытащил их несколько дюжин, а они не убавлялись.
Проснулся поздно. Сильно пахло земляникой. Лодка шла под поверхностью воды, выставив перископы. Я спешил по щелеобраз-ному коридору-лабиринту в противоположный конец судна, часто держался за поручни и вентили спецоборудования. Коридор вну-шал смутную тревогу, но иного рода, чем связанную с опасением наскочить на прущие из стен, потолка и пола металлические штыри.
Камбуз-гальюн выглядел оригинально. В центре громоздилась внушительная модерная плита, похожая на компьютер зенитного управления. Все сверкало нечеловеческой стерильной чистотой. Вдоль стен располагались столики наподобие перил. Что касается приспособлений для естественных потребностей, то их не обнаружил. В камбузе торчал кок-уборщик, а рядом околачивались отдыхающие от вахты матросы с лицами интенсивно-лилового цвета и пластмассовыми дозиметрами в нагрудных петлях черных тужурок. Эти люди появились на свет из яйцеклеток штамма AР-400-БЮЗ, оплодотворенных в ретортах Морского ведомства. Матро-сы оказывались промежуточным продуктом производства - я не смог вспомнить: подвоем или привоем.
На моем френче не было знаков различия, и матросы приняли меня за командированного мичмана. В действительности я числился временно призванным офицером запаса. Облокотившись по примеру матросов о пристенный столик, достал пачку сигарет и закурил, не подавая особого вида. Матросы не скрывали недоумения. Один из них решился на не совсем внятное движение, но в этот момент до мозга дошло хитрое устройство не только камбуза, но и гальюна, и матрос остался на своем месте.
Когда я вернулся к облюбованному столику, меня обступили матросы во главе с коком и потребовали сигарет. Они определенно осатанели от длительного рейда и запрета курить на судне. Моя пачка затанцевала. То там, то тут замелькал язычок зажигалки. Почему-то каждый, словно дикарь или ребенок, норовил щелкнуть зажигалкой сам, не собираясь прикуривать у соседа.
Через полминуты морячки побросали сигареты и начали плеваться. Мне возвратили пачку. Сигареты у них загорались, но не дымились. Вскоре перестала дымиться и моя. После того как матросы шваркнули сигареты - она сделалась совершенно безвкусной.
Я удивился, что от котлов на раскаленной плите не поднимается пар.
- Четвертые сутки суп в котле не закипает, - выпучив буркалы, произнес кок.
Матросы дружно сфигурили непристойные жесты и послали кое-куда сухой паек и теплую окрошку.
Так и не разобравшись в этих странностях, да и не слишком философствуя, я закончил путешествие и высадился на острове Мокольм.
В тот же день подлодка затонула.
Вот в ясную погоду я сижу в парке "Селд-Рок". Вокруг молодые секвойи. Сильно пахнет земляникой. Читаю в бульварной газете "Плок" статью о секретных подлодках. По песчаным дорожкам прыгают зеленые воробьи и скачут розовые вороны.
Да. Служебный пакет имел стандартную форму, но я постиг: в нём не бумаги. От него исходил запах... Тот самый, земляничный. На острове заметил, что в обертке пакета появились пять-шесть отверстий, похожих на следы крупных гвоздей.
Отчего взрыватели микроснарядов сработали не сразу? Не от аномальности ли судна?
Зеленые воробьи улетели. На секвойях расселись краснобородые ангелы, уставили прямо в душу огромные фиолетовые очи.
Я проснулся. О-о-о-о! Где цветные виденья и где черно-белые мысли?! Предметы струились, как дым. Бу! Бу! Бу! Ля-а-а! Лодка шла под поверхностью воды. Слегка ощущалась качка. Еле слышно прозвучала электронная склянка. О, премерзкий запах земляни-ки! Не успел протереть глаза и осмотреться - в настоящем пакете отчетливо защелкали пружины.
Опоздал вещий со
БАБЬЕ ЛЕТО
Хризантема росла на осенней платформе за ребристым ограждением. Луч солнца играл на ее влажном венчике. Веял теплый ветерок. Зеленый поезд двинулся и остановился, любопытно осклабя мимикрировавшую под бегемота крашеную голову.
"Это не мой поезд, - прошептала Хризантема, - пусть он скорее уходит". И поезд ушел.
Платформа была пуста. Только внизу белые одуванчики готовились облетать и, вяло покачиваясь, обсуждали это важное событие. Высоко на небе реяли облака.
- А отчего это у Хризантемы вверху махрово, а внизу голо? - спросил Аллах у Джабраила.
- Ах! Ах! - изумился Джабраил. - Это дело я исправлю!
Джабраил провел могучим перстом и сломал тщедушную железнодорожную стрелку.
- Ва-ва-ва-ва-ва-вах-вах! - запели дюралевые муэдзины на черных столбах.
- Бжмбрррр! - изрек внезапно остановившийся товарняк и передав по всей цепочке состава тормозной удар, высыпал на клумбу с одиноким цветком кучу шлака.
Стебель с редкими листьями остался цел, но покрылся мусорной туникой.
- Ох, не попаду я никуда, не попаду! - тщетно попытавшись отряхнуться, произнесла Хризантема. - Пойду домой, пока не отцвела. Но где дом? И все же она пошла, направляясь к группе одуванчиков. Возможно, это ей показалось, а на самом деле, отражаясь в окнах станционного здания, стал перемещаться в обратную сторону товарняк.
- И я отцвету, - оглянувшись на одуванчиков, грустно подумала Хризантема. - Отцвету я.
Прыснула кобыльим смехом ржавая дрезина и, задрав сизый хвост, помчалась по блестящим рельсам мимо вечно поднятых берёз-шлагбаумов.
КЛИО
контрфэнтези
К берегу реки Усьямрупи, почти к самому ее устью подплыла огромнейшая рыба, проглотила трехгодовалого быка и скрылась. Это стало началом событий, происшедших в стране Упта-Макаль-Бласкес, охвативших область Мороке-Нетосбака, остров Мурашиных Воров и пустыню Хромой Шалопутни.
То было время, когда в долине у Больших Лягушачьих озер еще стекала с веток красностебельного строгалиска камедь, а в период малых дождей, посыпая всю округу лепестками цветков, ходило посредством корней смеющееся дерево, когда волосы из подмышек себяблюдущих дев тайно не сжигали на священном огне, а суп из хвоста ботулинского кота не вошел в обычаи, когда исполинская комета Апостопузиса не коснулась земли, а звезды еще были прибиты серебряными гвоздиками к небесной тверди.
Тогда-то решили птеромегары, агрофетиды и клефореты, что проглоченный рыбой бык - вовсе не бык, а тысячеокий змеекручич, некогда волхвовавший к западу от Ущелья Взбесившихся Обезьян, а рыба - не рыба, а исчезнувший десять солнцелет назад вместе с войсками, городами и кораблями сатрап царя Околедониса - Пупелон-Джимай-Акубарх.
Царь эсебеев, фенеев, гидичеев и пелесгеев, Околедонис, не внял толкованиям птеромегар, агрофетид и клефоретов, не понял путей воли, утренних, полуденных и полунедыхих духов, не подарил птеромегарам, агрофетидам и клефоретам по перу прозрачного ибиса и по хуммерской нити со своей правой набязки, а велел играть себе триста сорок вторую свадьбу и звать на нее обридов руидов и каппарийцев.
Потому-то на крышу капища возле горы Опускающегося Солнца села морская птица, прилетевшая издалека. Отдохнув, она подскакнула к статуе Розовой богини над входом, выклевала у нее халцедоновый глаз, а затем улетела за пределы царства Околедониса. О горе и бедствия! Опустились смуты на пораженные ими народы. Отложилась от Околедониса область Мороке-Нетосбака, а потом - остров Мурашиных Воров. Шедшие через пустыню Хромой Шалопутни караваны повернули назад, укрылись от царской погони в Ущелье Взбесившихся обезьян и затем сумели обойти стороной владенья Околедониса. А дряхлый повелитель ягов, виндов, свитов и ведов, царь Г'Ор-Ох, отказался уступить трон своему зятю Бирун-дею, исполнился твердости, поклялся Пуруном и Барахмой начать войну против Околедониса.
Через 204 луны объявился опять Пупелдон-Джимай-Акубарх, но потерявший власть, силу и сварение желудка, повинился во всех грехах, оттянул пурпурные шальвары и высыпал обратно многократно умноженные войска, города и корабли. На землю словно упали неожиданные богатства. Золотой век сменился бриллиантовым. Воспели славу царю Околедонису, его полису и паролису. Но нет причастья в счастье: шарахнула изо всех сил комета Апостопузиса, лишила чувства вкуса Главного кита, поддерживающего Землю, а крайних китов навсегда отучила пускать фонтаны восторга, прошла материнские воды вселенной и вернулась на далекую твердь.
Все как один потухли огоньки звездочек. Превратились в черные наперстки. Со свистом и шумом попадали на землю. Из наперстков вывелись крылатые ботулинские коты. Коты ничего не хотели и не желали, кроме паштета из печени себяблюдущих дев. Повсюду собирали они свою дань и уносили в новую страну - Ботулинию.
Три миллиона лет длилось это бесчинство, пока жившие в долине у Больших Лягушачьих холмов гидичеи не отряхнули с голов пепел, не научились собирать посредством сока рыдающего дерева камедь с земли вокруг черностебельного строгалиска и не стали отдавать ее комариным ворам для охоты на ботулинских котов.
Собрались в день неясный и пасмурный все коты в горах Нетосбакских. Из-за крика котиного ожил от долгого сна Дракон Пламенный, правнук Акубархов, поглотил котов вместе с камедью черностебельной, ядовитой. Пролетел с омега Дракон Пламенный пять тысяч сфер небесных, вдохнул в себя небо и разорвался на восемьдесят две метагалактики. И вспыхнули в метагалактиках черными и белыми драконятами огромные шары звезд поддельных, лишенные гвоздиков серебряных и твердей хрустальных...
Зато и над старым миром расцвело, разгорелось зеленое солнце
Воспели славу новому царю, Опрозонису, его полису и гонорису.
И сто семнадцать изумрудных веков блестело, светило зеленое солнце, пока в небе вновь не появился огромный хвост, пока ко-мета Апостопузиса не врезалась мощно в море Хромой Шалопутни, не сделала Землю шаром, убив китов-держителей, и не превра-тила людей в козлов, гиппокентавров и обезьян.
ХЕППИ-ЭНД
Бактолбин был крайне неразвитым человеком. Он не поддавался бодрозу, да и сам не бодрозировал, а потому, часто пребывая в бедственном положении, не мог прибегнуть к помощи посторонних. Как он выжил и дожил до 29 солнцелет - загадка.
Удивительно, но Бактолбин справлялся со своими двумя лошадьми и зарабатывал подвозом публики к космофелю, находящемуся в четырех стадиях от города.
Подвозил он иносистемников и звездофреников нерейсовых кораблей. Коренные жители и те, кто о нем слышал, не рисковали прибегать к его услугам, но всерьез ждали, когда произойдет неприятность с Бактолбином, его лошадьми и пассажирами.
Из-за бодрозоустойчивости он оставался безграмотным. Не умел даже писать и считать. Ходили слухи, будто его клиенты не по-лучают сдачу. В харчевню, лавку и иллюзиодром Бактолбин не наведывался без мыслящего за него домпьютера. Интересно, зачем понадобился Бактолбину иллюзиодром? Стримы там основаны на неклассическом бодрозе. Говорили, Бактолбин носит в кармане не домпьютер, а запрещенный межгалактическими нормами гипнодетектор. А если лошади Бактолбина ненастоящие? Они не посещают зооклозеты, не пахнут лошадьми и не впрягаются в ландо сами. Сколько ни смотри - на них не увидишь подков, датчи-ков и слепней.
Кроме того, к карете Бактолбина и взаправду прикреплено пятое колесо. Обычное колесо, которое волочится по земле. Зато другие колеса ведут себя абсурдно: они крутятся... Кто не наблюдал, тот не поверит.
Если бы Бактолбин был мало-мальски образован, то он наверняка бы знал: колесо - на то и колесо, чтобы не крутиться, а крутящееся колесо - зрелище глупое и нереальное.