Фантомас вырубал статуи пожарным топором... Лучше назовем его просто Фэ: он против полного имени, данного ему единогласным окружением. Назвать же его иначе было бы отступлением от исторической правды...
Начало было скучным.
Окаменевшие от лютого холода мешки с солью никаким ножам не поддавались. С великими муками клочьями содрав шкуры с трех соляных глыб, Фэ бросил самодельный нож, грубо высказался, и пошел просыхать в вагон-балок. Шапку и телогрейку кинул в один угол, сам лег на лавку в другом.
Эта собачья работа никакого уважения к себе не вызывала. На второй беломорине Фэ поставил вопросы "ребрами". Во-первых, зачем ковыряться ножом там, где ножу делать нечего? Во-вторых: для чего прямо перед носом висит пожарный щит, а на нем прекрасный, с рождения не точеный топор? Ответ выскочил сам собой: надо дождаться ушедшего за водой Федьку и натравить на этот топор его...
Фэ уселся у окна и уже с удовольствием засмолил третью беломорину. Федьку он усмотрел издалека, когда тот еще только отполз от дожимной насосной станции и повернул калоши в сторону растворного узла. Тихо идет, протобестия, боится расплескать водицу. Да этот шкап и без ведра не разгонится. Меж огромных куч соляных мешков смотрелся ходок верблюдом в пирамидах.
Фэ подпустил приятеля поближе, схватил топор и вышел. Мороз после балковой жары не ощущался, даже приятно было, как из парной в реку...
Прячась за соленым Хеопсом, Фэ подпустил Федьку еще ближе и рубку начал ни раньше, ни позже, строго в нужный момент, чтобы и вправду не вымотаться. Зато рубил, как янычар неверных - остервенело и с выражением...
Федор остановился, утвердил ведро на снегу, с любопытством смотрел на беснующегося Фантомаса (Пардон! Фэ).
Три соляных глыбы стояли на поддоне статуями, будто памятники самим себе. Фэ терзал четвертую. Федьку он "заметил" при очередном взмахе, выругался, запустил топор в соленого Хеопса и, шатаясь, побрел к балку. Причитал в голос:
- Все! Заявлением об стол! Пусть других дураков ищут на эту каторгу!..
Федор подобрал брошенное орудие, осмотрел, словно диковинку, прихватил ведро и двинулся следом за Фэ.
- Ты что разорался, будто с тебя северные надбавки сняли? - спросил он растянувшегося на лавке приятеля.
Тот не ответил, дышал шумно, как корова, выгнанная колом из чужого огорода.
- Упарился, сердешный, - Федор зачерпнул из ведра черной от чайных напластований кружкой, - хлебни, залей каменку.
Фэ выкушал, выдохнул:
- Фух! Еле-еле четыре статуи вытесал... ножом вовсе не возьмешь - гранит!
- И как это ты додумался до топорового варианта? Оформить бы как рацуху! - похвалил Федька.
- Надо обкатать сначала в реальных условиях!
- Это мы сейчас, - Федор взял топор, потрогал лезвие, - зубило!
Вышел.
Фэ наблюдал за обкатчиком с ухмылкой: "Это тебе не в спортзале штангой греметь! Конь ты не изъезженный..."
На один замес полагалось засыпать в бак полсотни мешков соли, но посыплется она ох! как нескоро: когда дыхнет в сторону полюса теплым ветерком. А пока - сплошное ваяние...
Федор натесал гору статуй, спихнул их в бак и направился в балок передохнуть. Развесил над знойным "козлом" промокшую от пота телогрейку, нахлобучил на гвоздь шапку, подытожил:
- Работенка папакарловая! За зиму руки ниже колен вытянутся, орангутангами ходить будем, землю когтями царапать...
- Это тебе не на трубовозе по промыслу раскатывать, - съехидничал Фэ, - понюхал красивой жизни, теперь соленой полижи!
- Ты смотри, как оно обернулось! - удивлялся Федька. - До холодов горя с этой солью не знали: пырнул куль ножом, встряхнул, как собаку за хвост, и готово - снимай банк! Посыпалась!
- А теперь шкуры топором поснимай, - продолжал ехидствовать Фэ, - за это тебе северные как раз и платят!
- Не скажи, - возразил Федор, - северные мне платят за вредность: за то, что с тобой работаю. Но облегчение, все одно, надо какое-никакое придумывать, нечего тут каторгу устраивать.
- Думай, если у тебя есть чем думать, - язвил Фэ.
- И ты напрягай лысину, - посоветовал Федор.
Именно за шикарную лысину Фэ и прозвали Фэ. Досадовал он на нее напрасно: ему к лицу была голая голова, придавала некую значительность, что ли... Федор представил, как выглядел бы Фэ в волосатом состоянии... Получалось - шкодно. Даже в шапке Фэ выглядел неинтересно, уныло. Нет, не ценит человек то, что имеет, только потеряв начинает осознавать, чего лишился...
Фэ оставил Федьку просыхать, вышел залить в растворный бак воду. Теплая подземная водица - сеноман - поперла через открытую задвижку шумно, шланг под давлением задергался, как поперхнувшийся удав. Статуи стройнели на глазах. Заполнив бак доверху, Фэ включил насосный агрегат, и тот продолжил размешивание рассола. Полчаса-час можно перекуривать, доводя раствор до нужной плотности. Потом перекачать в накопительную емкость и опять: "привыкли руки к топорам!.." Головы бы оторвать авторам таких изобретений...
Федор возлежал на лавке, шелестя "литературкой".
-Слюшай, Фэ, - сказал он, - читаю вот - сердце поет! Ищут люди чего-то, находят... А мы с тобой все как те статуи: вытесали нас болванами и кинули в это болото растворяться. Скучно, мой круглолицый брат. Через годик нам эти мешки будут сниться, как чеховской Душечке бревна...
-А ты колуном маши почаще, некогда скучать будет!
-Колун - он и есть колун! Неужто ничего облегчительного придумать нельзя? Не успеваем ведь за глушенцами, вон они как рассол хлебают: цистерна за цистерной!
-А по мне так ни черта не нужно придумывать! - заявил Фэ. - Гори все ясным огнем! Сколько натешем, столько и натешем. Мало будет - весь промысел сюда сгонят, как и нас с тобой сюда загнали, такую сечу устроют - до неба мешковина полетит! Не напрягай мозжечок, пусть начальство думает...
Следующий замес готовили вдвоем. Ваяли поочередно, отдыхали здесь же на мешках. Мороз перед сечей пасовал. Неподалеку отвешивали мерные поклоны станки-качалки, хлебая нефть из преисподни скважин. Скрип ремней и шкивов в заледенелой тишине разносило далеко окрест. Шайка вездесущих бесхозных псов прогарцевала мимо в сторону газового факела.
Вода от мощного самодельного кипятильника начала выпрыгивать из полуторалитровой кружки через минуту. Федор зашелестел пачкой "тридцать шестого", отсыпая дозу.
- Заваривай по-человечьи! - возмутился наблюдающий за его скупыми действиями Фэ. - Что ты трясешь как язвенник перечницей! Сыпь больше!
- Сколько можно?!
- Столько, чтобы рентген не просвечивал! - заявил Фэ.
- Тебя и так уже никакой рентген не просветит, - хмыкнул Федор, - по три пачки беломора за день высаживаешь! Еще и чифиром затемнишься - откинешь копыта раньше времени. Я-то за что с тобой страдаю? Хоть бы еще какую льготу за твою вреднопротивность подкинули...
- Раскатил губу! Еще ему льготы! Молоко профсоюз вырешил, радуйся. Хотя и это можно отобрать - вон какую мозоль наел!
- Молоко что? Это вроде и не льгота.
- А чего бы ты еще хотел?
- А так: отвахтовал я с тобой год в никотиновом угаре, пиши мне два года вредного стажа! А тебе вообще ничего можно в трудовую не записывать, совсем никакого стажа. Один хрен до пенсии не дотянешь! И вообще - приравнять тебя к членовредителям!
- Это какой же я член повредил? - изумился Фэ.
-Все члены сразу! Весь организм повредил никотином и чифиром! Тебе пора делать пересадку всех органов! Жаль, медицина тут бессильна, проще еще одного Фантомаса такого же сделать.
- А за Фантомаса, знаешь, что сейчас тебе будет? - угрожающе приподнялся на локте Фэ.
- Разве я сказал - Фантомас? - удивился Федька.
- Фантомас!
- Не! Послышалось тебе, - отрекся Федор.
- Нет, не послышалось, скот ты лесной! - озлился Фэ.
- Может не Фантомас, а по-другому? - юлил Федька.
- Нет, Фантомас! - упорствовал Фэ.
- Не, не Фантомас! - сомневался Федька.
- А я говорю - Фантомас!!! - закричал Фэ.
- Ну, ладно, ладно, Фантомас, так Фантомас! - сдался Федька.
- То-то же, - вновь растянулся на лавке Фэ, - я что, глухой, что ли... Между прочим, за твой треп, который я выслушиваю, мне тоже полагалась бы какая-нибудь льгота, вроде медали за выслугу лет.
- Медали дают не слушателям, а трепачам!
- А что же мне тогда за твой вредный треп? - спросил Фэ.
- Ничего! Здесь треп не вреден. Не с трибуны же...
Перепирались, пока не подкатил на "КрАЗе" Володька Яшкин:
- Эй, мешкотрясы! На обед поедете?
- Нет! После... Раствор еще перекачивается!
Володька навонял солярным перегаром и умчался.
- Слющай, майн либер фройнд, давай-ка сюда обед закажем, - предложил Фэ, - так неохота в поселок тащиться, просто смерть!
- Валяй! - согласился Федька.
Фэ врубил рацию, забубнил про шесть порций...
Диспетчерша ругнулась:
- Что так поздно проснулись!
Но заказ приняла:
- Ждите! Завезут и вам. А почему так много вас там сегодня?
- Размножаемся! - буркнул грубиян Фэ и положил трубку.
- Не лопнем от шести порционов-то? - засомневался Федька.
- Не лопнем, - утешил Фэ, - я после этих статуй сейчас собаку живьем съел бы! А в твой барабан ведерный термос щей влить можно!
- Какой барабан? Не больше твоей лысины!
- Не трогай мою лысину! - в голосе Фэ вновь прорезался металл.
- Нужна мне твоя лысина, - фыркнул Федька, - чихать я на нее хотел!.. Смотри! Смотри! - Федька засмеялся, показал дружку страницу "литературки" с карикатурой на каких-то империалистов, - Вот он ты! Вылитый!
Империалист на Фэ не походил, но плешь имел тоже роскошную.
- А вот это ты! - Фэ ткнул пальцем в другую фигурку на рисунке: пузатый человечек мусолил пачку иноземных купюр. - И вот это ты! И это... - Фэ поочередно тыкал пальцем во всех пузатых персонажей произведения...
После обеда подбежал автобус, из которого вывалились мастер Расстригин и два незнакомца в телогрейках с чужого плеча: у одного из рукавов чуть не до локтей торчали полуметровые фаланги, у другого колени прятались под стежёными полами.
- Принимайте пополнение! - мастер кивнул на новоприбывших.
- Ну, вот и размножаться начали после шести порций на двоих, - заметил Фантомас, - а Федька боялся. Завтра закажем на него одного шестнадцать порций, еще троица выродится... За что вас так вырядили, братаны? - обратился он к приезжим мужикам.
-Подменка! Потом спецухи выпишем, - пояснил мастер.
-Ничего, - успокоил Фантомас, - ваять вообще лучше безо всего, ты бы еще двухручный топор привез..