Почему ему вспомнился этот случай? Может быть потому, что он увидел и почувствовал настоящий океан, по сравнению с которым Капчагайское водохранилище, озеро Иссык-Куль и даже Черное Море казались просто игрушечными, даже если эти водоемы бушевали. А может быть потому, что вспомнились уроки биологии и учительница средней школы... Наше подсознание еще долго останется самой интересной областью для исследований, к которым необязательно привлекать фрейдистов: ни один из них пока не способен дать даже приблизительных объяснений по поводу непредсказуемых путей нейронных сигналов и их взаимодействий.
Фома обернулся и посмотрел в сторону пляжной кухни, где в этот момент, в угоду его голодному желудку и любопытству, три пары крабов отдавали свои невинные жизни честных санитаров моря. Они не очень долго мучались в кипящей воде, налитой в огромную кухонную кастрюлю, размер которой в этот день соответствовал скорее необъятным океанским просторам, чем количеству посетителей. Горячие розовые клешни, которые наш дегустатор, ввиду отсутствия опыта, неуверенно разбивал специальной палочкой, положив их на деревянную дощечку, разыграли его аппетит. Запив их теплым пивом, он заказал мукеку с красным морским окунем в специальном баианском соусе - с дэндэ, помидорами и кокосовым молоком.
Питайтесь местными продуктами по сезону, - они несут в себе энергию земли, воды, почвы, воздуха и солнца, - вспомнил Фома совет натуропата.
Его мысли прервал продавец нелегальных копий компакт-дисков, который предлагал купить последние интернациональные хиты в четверть от магазинной цены. Фома вступил в переговоры с представителем ласкового бандитизмаи попытался объяснить, что он был больше заинтересован в босанове и местных артистах, записей которых, в силу совершенно непонятных обстоятельств, у паренька не оказалось. Ни у одного из трех пиратов, которые один за другим подходили к столику расслабленного, но требовательного гринго, не оказалось даже ни единого компакта легендарного Жильберто Жил! Фому также удивило отсутствие у продавцов прослушивающей аппаратуры, но он все-таки рискнул купить запечатанный диск неизвестного ему артиста, поверив клятвенному заверению (четвертого по счету) парня о том, что качество записи было превосходным.
Испытывая чувство неудобства от соучастия преступлению, - совершая которое, как музыкант-неудачник, он тоже страдал (правда, весьма косвенно), - Фома тут же оправдался социальными проблемами Бразилии. Впрочем, несмотря на грубые нарушения авторских прав, эта страна нравилась ему нисколько не меньше. К тому же, в те времена их нарушали почти везде.
Он привычно задумался о многомерности мира, флюидности добра и зла, которые, переплетаясь в вечной борьбе, сливаются в большое серое пятно - как две капли, символизирующие Инь и Янь, если их изображение приклеить на вращающийся круг и раскрутить, как это делал учитель по физике, доказывая, что белый цвет является суммой семи цветов радуги, если не считать бесчисленного числа промежуточных оттенков...
"Найти и выбрать единый верный исходный пункт нравственной или правовой оценки, застывший во времени и однозначный на все случаи и фасеты жизни, слишком трудно, чтобы найти универсальные юридические или социально-политические регуляторы, которые бы отвечали требованиям всеобщей справедливости. Поэтому там и здесь остаются лишь регуляторы экономические, как наиболее сильные и близкие к тому, что покушать и как заплатить за услуги зубного врача для своего плачущего ребенка. Все правильно, что все неправильно. Это уже так давно известно... Но сколько университетов нужно закончить, чтобы именно понять, а не просто прочувствовать, что такое хорошо и что такое плохо? Десяти заповедей здесь явно не хватает. Нужна новая матрица морали и права - многокритериальная и, как минимум, трехмерная, а не прямолинейная, рассчитанная на туповатых неучей. Устаревшие стандарты не только сковывают прогресс, они уже угрожают самому нашему существованию."
Неожиданно на горизонте, где голубое небо сходилось с изумрудным океаном, образовалась свинцовая полоска облаков. Уже через час она разрослась, словно расплющенная кем-то сверху, и заслонила солнце. Мягкий бриз сменился сильным ветром, который вырвал из песка и понес к обочине дороги несколько парасолей. Никто не пострадал. Дождь не заставил себя долго ждать, уже через минуту превратившись в настоящий тропический ливень. Пляжники, которых значительно прибавилось после полудня, побежали под навесы и к припаркованным на авеню автомобилям. Переждав самый сильный дождь под крышей соседнего ресторана, Фома двинулся на автобусную остановку.
- Oi, gringo!
"Это их ой, так похоже на наше эй!" - подумал Фома и обернулся. Молодой парнишка с недобрым лицом и угрожающим взглядом попросил у него два реала на спорт.
"Похоже на ограбление, - предположил Фома, быстро оценивая ситуацию, - Какая наглость, не один ему подавай, а целых два! Трудно проверить, не врет ли, что на спорт? Может, он просто пивка хочет выпить ? А может какие-то секции у них тут платные? Вон, иди на пляж и кувыркайся себе с января по январь, сколько хочешь - хоть с мячом, хоть без! Я вот тоже хотел бы серфингистом стать, да еще на яхте поехал бы куда-нибудь с удовольствием, - например, на Фернандо-де-Наронья, с аквалангом понырять! А то на спорт, ему видите ли... Мускулами пугаешь, капуэйра?"
- Нет денег, парень... К тому же, многими видами спорта в вашей чудесной стране можно круглый год заниматься бесплатно.
- Вы что же, не (за)платите? - с угрюмым недоверием спросил паренек, и принял весьма агрессивную стойку, которая говорила о намерении ударить гринго ногой или сжатым правым кулаком.
"Ну, давай, давай! Что ты пыжишься, рэкетир сопливый?! Пистолета у тебя, все равно, нет, да и ножа вроде не видно. Только попробуй тронуть - я тебе покажу, что не все гринго слабаки!" - подумал Фома, внутренне приготовившись к отпору. Он посмотрел на бразильцев, ожидавших автобуса и отрицательно помахал головой, не припоминая, что потратил на спорт в последние десять лет какую-либо сумму, стоящую упоминания, кроме пары десятков гульденов, заплаченных за аренду зала, где он пару раз играл в сквош со Святославом.
Подъехавший автобус неожиданно избавил Фому от необходимости драться с подростком. Начинающий вымогатель, видимо еще не познавший в полной мере ни вкуса крови, ни восторженного адреналина легкой добычи, резко сорвался с места и запрыгнул на заднюю подножку. Каскадерски свиснув спиной к обочине - в переполненном салоне места не было, и реала на проезд у него тоже не было - парень держался за незакрытые двери тронувшегося автобуса и что-то непонятно бормотал, всем своим видом выдавая почти органическую неприязнь к наглому и спокойному иностранцу. Прощальный взгляд, полный презрения и ненависти, еще на несколько мгновений тошнотворно осел в сознании нашего жадины.
"Не хотел бы я встретится с этим мальчиком после захода солнца в местном гетто. Такой за два реала ножичком пырнет и будет думать, что правильно сделал - гринго ведь не жалко. А вот и мой экзекутчивчик - видимо, от слова экзекуция!"
Автобус Аэропорт - Площадь да Се прибыл через тридцать секунд после инцидента. Табличка со стоимостью проезда, всунутая между приборной панелью и лобовым стеклом, напомнила Фоме, что снова придется мерзнуть. Заднее сидение, куда он хотел сесть, чтобы быть подальше от кондиционера, было оккупировано компанией девушек лет тридцати и одной пожилой женщиной. Судя по поведению, тонам голосов и европейской наружности, все они были представительницами богатого Юга. Одна из них решила пересесть с подружкой в тот же ряд, что и промокший Фома, после того, как, в поисках предлога для дорожного знакомства, он преувеличенно глуповато спросил:
- Почему в бразильских автобусах всегда так холодно, как в мусульманском аду? Я приехал сюда за теплом, а меня решили заморозить!
Подружки дружно рассмеялись, и одна из них - та, что села у прохода - поддержала разговор и начала задавать Фоме вопросы на все темы, вплоть до семейного положения. Узнав о его намерении проехать по всему побережью Северо-востока за месяц, Камилла, как ее звали, написала в его записной книжке названия мест, которые непременно стоило посетить. Выяснилось, что она родилась и выросла в городе с очень странным и поэтическим названием, особенно в бразильском варианте произношения - Президент(ч)е Прудент(ч)е, но живет в другом южном городе и работает врачом в отделении реанимации. Круглое симпатичное личико со слегка вздернутым носиком и треугольным подбородком, как и ее красивые руки, сразу привлекли его взгляд. Пока автобус считал своими колесами извилистые километры обратного пути, они успели договориться пойти вместе вечером на танцы.
"Неужели любовь с первого взгляда?" - с надеждой подумал Фома, приводя в порядок ногти на ногах, которые, как показалось, выросли быстрее, чем обычно.
В назначенное время Камилла из гостиницы не вышла...
Некогда в жизни Фомы было слишком много женщин, но за десятилетие с небольшим в Западной Европе он разучился спокойно относиться к отсутствию у них чувства пунктуальности. Некоторые утверждают, что опоздание женщины на свидание, независимо от происхождения и социального статуса, даже является частью полового этикета, предусмотренного на случай, если сам мужчина задержится. Сильно отвыкнув за последние годы от практики пренебрежения их вниманием, Фома занервничал, не находя себе места от мысли, что Камилла передумала и не придет совсем. Дона Элеонора, ее мать, с которой Фома познакомился сразу после того, как они все вместе вышли из автобуса несколько часов назад, весьма театрально сыграла удивление:
- О, уже явились? А Камилла еще не готова. Она принимает душ.
В целях развлечения дочкиного ухажера, который, в порыве объяснимого романтического нетерпения, пришел немного заранее, она начала монотонно, но смачно рассказывать про свой город и штат. Медленно и старательно артикулируя слова, дона Элеонора переворачивала красочные глянцевые страницы туристического проспекта, разговаривая с Фомой почти как с ребенком.
"Смотри-ка, маму на разведку прислала! Видимо, имеют виды! - радостно подумал Фома, - Неужели понравился?! Было бы неплохо. Врач, ведь - это уже не студентка психологического техникума... Народ на Юге, видимо, побогаче, - вишь, сколько золотишка нацепила."
Ухоженное лицо доны Элеоноры выражало если и не благородство, то, во всяком случае, некую надменность, свойственную некоторым богачам средней руки, а белая ухоженная кожа на руках и обилие золотых украшений указывали на хорошие доходы мужа - сама она, как выяснилось, никогда и нигде не работала. Фома услышал в ее тоне легкое материнское снисхождение и весьма странные нотки, как если бы он был ее мальчиком для покупок, которому она объясняла что и где нужно купить.
Из книг и собственного опыта Фома уже знал, как быстро родители решают судьбы своих детей в странах с ортодоксальным отношением к семье и традициям. Бразилия, к его радости, мало отличалась от Средней Азии или России, где ранние браки и выбор женихов и невест старшими членами считаются вполне нормальными явлениями.
За час ожидания, не слишком переигрывая, он сделал все, чтобы понравиться доне Элеоноре, полагая, что ее мнение может сыграть важную роль в том случае, если романтический вечер с дочкой перерастет в нечто большее. Возможность адоптации такой семьей в стране, в которой брак решает почти все документальные проблемы, занимал его воображение уже целый год, пока он дожидался следующего отпуска.
Наконец Камилла появилась в лестничном пролете, и Фома впервые увидел ее без очков, которые сменили контактные линзы. Она тоже не была красавицей, но у нее была весьма стройная фигурка, подчеркнутая легким платьем ко колен. Наш покоритель сердец сразу настроился на активные действия.
Ситуация была осложнена лишь необходимостью встречи с подругами Камиллы. Они давились гамбургерами на площади у супермаркта, там-же, где пекли тапиоку. Приготовившись к интимному вечеру, Фома был весьма расстроен необходимостью общения с подружками, - ни одна из них ему не нравилась, а терять время на социальную болтовню в подобной ситуации, когда нужно было стахановскими темпами пройти забой до намеченной отметки, было разбазариванием отпускного времени.
- Гамбургеры? А я уже понадеялся, что бразильцы их не употребляют. Здесь есть вещи и повкусней, понатуральней...
На эту несмешную шутку подружки отреагировали несколько обиженно и даже расстроились. По второй подошвообразной котлетке с поролонообразным хлебушком в его присутствии они заказать не решились.
Небольшое финансовое преимущество - разделить поровну расходы на такси, в котором южанки и гринго по очереди прогорнили бутылку отвратительного белого шипучего вина - обернулось весьма серьезным организационным неудобством. Подруги захотели пойти на концерт самбы в одном из танцевальных клубов в Пелориньо. Все билеты, к плохо скрываемой радости Фомы, были проданы, но очередь заведенных энтузиастов, среди которых было немало иностранцев, не расходилась.
Воспользовавшись паузой, Фома, нежно сжал руку Камиллы. Затем он, сначала деликатно, затем, не почувствовав сопротивления, более уверенно обнял ее талию и попытался убедить оставить намерения потратить вечер на стояние в очереди. Несколько минут интенсивных уговоров - и Камилла согласилась пойти поговорить в каком-нибудь баре с живой музыкой. После небольшого колебания, Фома решил повести новую подружку в тот самый ресторанчик, где он познакомился с Полианой. Надежда, что он не встретит ни ее, ни тети оправдалась лишь наполовину. Сильваны видно не было, но Полиана и сегодня была там с предсказуемыми намерениями. Увидев ее прямо по курсу, Фома стыдливо отвел глаза в другую сторону и постарался пройти мимо с невозмутимым видом. Боковым зрением он почувствовал на себе тяжелый, укоризненный взгляд. Полиана не решилась его окликнуть, и через несколько секунд содержание адреналина в крови нашего изменника почти нормализовалось.
Снова заморосил еле заметный дождь. Места под навесом были заняты. Присев в соседнем к эстраде ресторане, они заказали по порции карпачио. После пары маленьких бутылок пива Камилла немного расслабилась и, совсем осмелев, позволила себя поцеловать. Узнав, что кавалер не умеет танцевать форро, она преподала ему первый урок этого танца прямо возле столика под известную песенку Жилберта Жил, которую исполнял уже другой парень, тоже с семи-акустической гитарой. Их тела довольно тесно соприкоснулись в двойном шаге, и после нескольких сбоев, вызванных непривычностью ритма, Фома ощутил прелесть этого парного танца, который он, ввиду неграмотности, называл ламбадой. Тело у южанки было упругое, как литая резина, и возбудило его уже после второго притопа, в котором Камилла прижала ее бедро к его паху слишком плотно, чтобы остаться равнодушным. Затем она снова засобиралась вернуться в клуб и найти своих подруг, огорчив и даже обидев этим намерением Фому, который после обмена нежностями был почти уверен в том, что эта рыба не сорвется. Он собрал воедино все свое мастерство обольстителя и попытался отговорить ее от этих глупостей:
- Подруги приходят и уходят, а вот такого вечера у нас может уже и не быть, - вспомнил он уроки Гуляки, - Сама говоришь, что завтра уезжаешь. Почему мы не можем провести эту ночь вместе? Жизнь так коротка, и завтра уже наступило. Не будем терять времени, поедем ко мне!
- Хорошо, - совершенно неожиданно согласилась Камилла, - только пройдем через клуб, посмотрю, зашли они или нет. Я себя не очень удобно чувствую. Мы же здесь, как бы, все вместе... Кстати, хочу сразу тебя предупредить - без презервативов я ничего не делаю.
Фома не смог сдержать сбежавшей улыбки и согласился, оставив последнее замечание без комментария - этого добраон привез с собой предостаточно. Не встретив подруг у входа в клуб, они развернулись и в обнимку побрели к выходу из Пелориньо, чтобы сесть на такси - в центре исторического района автомобильное движение было запрещено. Несчастной и наверняка обидевшейся Полианы Фома нигде не увидел.
"Наверное уже убежала бедняжка и плачет у тети на плече.".
А через час они уже лежали в кровати, столь мудро и хорошо починенной накануне. Фома снова убедился, чторентгеновскоезрение не подвело его и в этот раз. Камилла, когда на ней не осталось ничего из одежды, была еще красивее, чем он предполагал. Гладкая загорелая кожа плотно облегала ее стройное тело, напоминающее пропорциями изображения греческих гетер в книге Ефремова, которые снова выплыли из юношеских записей в подсознании.
"Смотри-ка, в свои 32, она имеет тело 18-летней девочки. Ни одной стяжки! Не рожала еще, даже можно не спрашивать." - подумал он и добавил вслух:
- У тебя фантастическое тело! Не ожидал!
- Мне пора идти, мама ждет, - ответила она вместо реакции на комплимент, - завтра вставать рано... Наверное еще никогда не было бразильской подружки? Ты всегда ведешь девушек в постель в самый первый вечер?
Вспомнив, что в родной Алма-Ате, пока родители были на работе, он иногда привозил к себе домой - заметим, иногда чисто из юношеского спортивного интереса - до трех новых подруг в день, он соврал:
- Нет, это совсем не в моих правилах, но ведь времени у нас с тобой было действительно немного, а упускать такой экземпляр значило бы подвергать себя риску самоубийства! А тебе разве не понравилось?
Камилла неопределенно улыбнулась и оделась, несмотря на все его возражения. Они обменялись адресами и телефонами, и Фома вышел ее проводить. На улице уже не было ни души.
- Я боюсь ходить в такое время по Сальвадору. В городе, где я живу - все спокойно, а здесь... Темнота-то какая! - почти шепотом сказала Камилла, задрожав всем телом и сжав его руку, когда из темноты на дорогу неожиданно выскочил черный кот.
- Не бойся, никто не тронет. К тому же, я - русский, нас все боятся, - пошутил Фома полным голосом, вспоминая свое спортивное прошлое.
Камилла не совсем поняла, что он хотел этим сказать, и только сильнее прижалась к нему на участке с перегоревшим уличным фонарем.
- Нужно идти посередине улицы, тогда не будет никаких неожиданностей, - спокойно объяснил пьяный романтик.
- Ты ничего не понимаешь! Что ты сможешь сделать против ножа или пистолета?
Фома молча пожал плечами, поверив бразильянке, которая несомненно лучше знала опасности своей страны, и тоже стал всматриваться в темноту, используя кошачье ночное зрение, доставшееся неизвестно от кого.
Говорят, что качество зрения определяется не только здоровьем самих глаз и исправностью линз, но также способностью мозга доработать картинку в сознании. В случае нашего персонажа эта версия звучит вполне правдоподобно, поскольку он был большим фантазером и мог представить себе даже вещи, которые не видел никто, во всяком случае, никто из ближайшего окружения. Иногда, весьма парадоксально, Фома от этого немного страдал, поскольку четкое изображение, которое он получал, лишало формы и цвета романтичности, которая свойственна легкой расплывчатости картин Моне, а загадочные неопределенности выражений лиц и глаз превращались в несовершенства, недостатки и вещи, которые он совсем не хотел видеть.
- Если мне удастся заменить авиабилеты завтра утром, - сказала Камилла, как бы между прочим, когда они почти подошли к гостинице, - то мы с мамой останемся еще на пару дней. Бабушке нужно уезжать, она старенькая уже... Хочешь поехать с нами на пляж Ду-Форте? Это на севере, часа полтора езды на такси. Там есть черепаший питомник. Видел когда-нибудь больших морских черепах?
Маленьких наземных черепах Фома видел в казахских пустынях и степях, где они приспособились к резко-континентальному климату и обмельчали после того, как океан отступил, а больших сухопутных - в зоопарке, куда отец водил его ребенком почти каждый месяц, до или после визитов к теще - бабушке Фомы, которая жила неподалеку. Увидеть живых морских черепах во времена его детства было негде. Он читал об этом питомнике в путеводителе, но один бы не поехал так далеко от города, опасаясь выйти за пределы бюджета, рассчитанного на предстоящее путешествие через все прибрежные столицы штатов Северо-востока.
Деньгииз стены, которые давала ему банковская карта, были очень дорогими. Ссуда, которую он получил накануне отъезда, была единственным выходом из весьма сложного финансового положения, вызванного как уже имеющимися долгами за независимые продукции, так и непомерными расходами на вино, траву, кинотеатр, сауну, оливки, сухофрукты, проституток и гусиный паштет. Стоившие как бы немного в отдельности, эти удовольствия незаметно вырастали в немалые суммы. Фоме постоянно приходилось расширять лимиты кредитов, но, ввиду того, что зарплату ему уже давно не повышали, уговорить банк занять денег подбожескихдевять процентов годовых не удалось. Пришлось взять под двадцать пять - век свободы не видать! Не желая упускать случая узнать Камиллу и ее маму поближе, он, немного поколебался, но согласился поучаствовать как в поездке, так и в совместной оплате такси.
Поездка к черепахам вышла интересной и познавательной. Шофер, которого дона Элеонора нашла через телефонный справочник, оказался весьма живым и разговорчивым мужчиной вполне европейской наружности. Дополняя комментариями гида свои основные услуги, он рассказал много интересных вещей о местности и достопримечательностях. Фома, на всякий случай, решил поинтересоваться ценами на недвижимость в этом тропическом раю с чистыми широкими пляжами и солнечным небом над головой, где бывал и Мик Джагер в веселой юности. Цены, по европейским меркам, оказались вполне приемлемыми, если не сказать, чрезвычайно низкими.
- Собираетесь купить? - с плохо скрываемой иронией спросила дона Элеонора, которой Камилла уже, вероятно, поведала о том, что, судя по снимаемому Фомой апартаменту, богатым женихом здесь и не пахло.
- Только когда вырасту, - отшутился Фома и добавил более серьезным тоном, - Думаю, сюда можно будет завлечь новых русских. Они - люди романтичные. Это конечно не Рио-де-Жанейро, но, в некотором смысле, даже гораздо лучше.
Собеседницы шутку не поняли, поскольку они наверняка никогда не читали книг Ильфа и Петрова, а уж тем более, не видели экранизаций их веселых произведений, иначе бы сразу отреагировали должным образом, и он объяснил:
- Многие наши господа бывшие товарищи покупают за миллионы в Испании, Франции и Италии то, что здесь можно купить всего за несколько десятков тысяч.
Фома еще не знал, собирался ли он организовывать покупку бразильских дач для русских миллионеров. Ему просто хотелось произвести деловое впечатление на неожиданно заскучавшую в это утро Камиллу. За прошедшую ночь, после длительного разговора с мамой, она, видимо, уже переоценила свои чувства к понравившемуся с первого взгляда иностранцу. В порыве глупой постельной откровенности, за которую он потом еще долго себя укорял, Фома признался ей в том, что у него ничего не было в далекой Голландии, кроме упряжки постоянной работы, большой кучи долгов и маленькой двухкомнатной квартиры. Были, конечно же, еще неустроенные родители, но об их проблемах он даже не заикнулся.
Камилла почти никак не отвечала и даже не реагировала на его попытки ласково погладить ее руку, но ее пассивность была цветочком. Ягодкой этого дня стала внезапно начавшаяся диарея, - видимо, реакция еще неокрепших после очистки органов на все эксперименты с диетами и переходами на новое питание. Фома вынужден был использовать пару раз дорожные туалеты, стараясь по возможности сдерживать распирающие его живот газы до следующей остановки с улыбающимся, но бледным от боли лицом. Его репутацию - и без того неподходящую для брака с девушкой из приличной бразильской семьи итальянского происхождения - вздумали добить какие-то ничтожно-крохотные бактерии, которые безнаказанно плодились у него в кишечнике, где им было тепло и влажно. Там, судя по всем симптомам, находилась в этот день их маленькая Бразилия... К счастью, по мере движения на север, они останавливались пару раз, и аварийной остановки сделать не пришлось. В туалете знакомых таксиста, куда они заехали на пару минут, чтобы посмотреть еще один кондоминиум, не оказалось ни бумаги ни биде, и Фома между двумя неудобствами выбрал то, которое приносило в жертву остатки его репутации и чистое полотенце, вероятно предназначенное для рук или лица. Только когда они доехали до конечного пункта их путешествия и вышли на стоянке, расположенной на травке между деревьями, Фома смог относительно облегченно вздохнуть.
Солнце за время их поездки уже переместилось из зенита, но светило еще очень ярко. Проходя через ряды уличных торговцев, Фома увидел пляжную подстилку из тонкого легкого материала голубого цвета с множеством мелких ромашек.
- Она будет мне тебя напоминать, - прокомментировал он свой выбор, намекая на созвучие названия цветков с ее именем (camomilla на итальянском и camomila на португальском означает - ромашка).
Камилла, которая держалась с серьезной апатией, слегка смутилась и попыталась предложить ему более мужественную расцветку, но Фома решил продемонстрировать свой несговорчивый характер. Он никому не позволял манипулировать своими вкусами, как, впрочем и свободой выбора. Однозначно утвердительно кивнув головой продавщице, которая взглянула на даму его сердца взглядом, в котором проскользнуло осуждение, он разрешил свернуть покупку и снова почувствовал свой расстроенный кишечник. Ситуация была неконтролируема его сильной волей. Маленькие бактерии, которых было много, временно побеждали, зайдя в тыл его иммунной защите, еще не привыкшей к специфике местной микрофлоры.
По-свойски оставив сумку и рюкзак персоналу ресторанчика и посадив дону Элеонору за столик под голубой парасолькой, Камилла и Фома прошли по пыльной дорожке к знаменитому питомнику черепах, который оказался весьма оживленным местом, полным детей, привезенных родителями, гидами и воспитателями со всех концов страны и даже из-за рубежа. Проект TAMAR, финансируемый рядом правительственных и частных организаций, был призван сохранить популяцию исчезающих морских черепах. Несколько десятков этих древних животных разных видов и размеров плавали в искусственных бассейнах причудливых форм. Самых маленьких, по достижению некоторой взрослости, сотрудники выпускали в океан, а большие пожизненно пожертвовали своей свободой ради сохранения рода и целей пропаганды.
Камилла усадила Фому на стул в зале просмотра информационного видеофильма, как ребенка, и вышла, сообщив, что она все это уже видела. Фильм был небезынтересным, но, к счастью, не очень продолжительным. Уже через десять минут Фома вышел из небольшого просвет-домика, чтобы найти свою странноватую подружку, которая, к его беспокойству, уже успела куда-то исчезнуть. Наконец он увидел ее на смотровой деревянной вышке. Камилла смотрела куда-то вдаль. Решив, что лучшего случая подразить известной сцене из Титаника может и не представиться, Фома взобрался туда по лестнице и, подкравшись сзади, попытался ее обнять.
- Прогуляемся? - спросила она, вытянув руку в сторону уходящей на север узкой полоски пляжа, у кромки которой росли кокосовые пальмы.
Когда они отошли метров на триста от питомника, натуристФома начал донимать Камиллу попытками позагорать голым. Сев на песок, он снял свои бежевые плавки.
- Прекрати! Ты ничего не понимаешь, здесь дети ходят! Что, в бразильскую тюрьму захотел? - спросила она его угрожающе.
Прекрасно понимая, что ни в какую тюрьму его не посадят, и на первый раз он отделается штрафом или взяткой, Фома все же внял просьбе.
Степень терпимости, климат, как и многие другие вещи - везде различные, иногда очень различные. Это нам досталось с монастырских времен. Со своим уставом в чужой монастырь не лезь! Не все любят плюрализм, демократию и дискуссии - имеют право не любить - и не любят. Понимая это, Фома, тем не менее, считал своим долгом лично участвовать в либерализации всех пляжей на планете. Его уже давно интересовали вопросы освобождения тела и духа от ненужных, как он считал, условностей. Став нудистом пару лет назад, он сразу полюбил загорать всем телом и наконец отделался от детских кошмаров, когда ему снилось, что он будет ходить по улице голым, а все прохожие будут над ним смеяться. Искренне сожалея о том, что в некоторых странах найти нудистский пляж - дело весьма нелегкое, он не понимал, почему даже в тех странах, где пляжи имеют специально отведенные для нудизмаучастки, этот самый древний способ еще не завоевал предпочтения широких слоев загорающего населения. Одновременно, он радовался тому, что даже в густонаселенной Голландии, в редкий погожий день, можно было найти свободное место на пляже - нужно было только немного пройтись.
Однажды с ним даже произошел довольно забавный случай. Две русскоговорящие женщины, сидя на нудистском пляже Гааги, будучи в полной уверенности, что их никто не понимал, разговорились на очень интимные темы. В определенный момент одна из них заметила:
- Знаешь, Лена, за что я люблю эту часть пляжа? Тут хоть наших рож не видно!
Услышав эту фразу, безмолвно лежавший в пяти метрах от них Фома, которого женщины приняли за одинокого голландского гомосексуалиста, поскольку он не обращал на них почти никакого внимания, поднялся во весь рост и чисто в воспитательных целях спросил:
- Извините пожалуйста, милые барышни, не подскажете, который час? Кстати, что касается наших рож , вы совершенно правы - их здесь встретишь не часто...
Фоме снова понадобилось в туалет. Причиною расстройства были, вероятно, плохо вымытые фрукты, которые он съел накануне, а, может быть, и пляжные нечистоты, по которым он случайно прошелся в Итапоа предыдущим днем. Босиком в кокосовую рощу он зайти не решился, побоявшись увиденных шершней и прочей, Бог знает какой, тропической живности. Под предлогом желания позагорать голым в воде, где его не увидят дети, ему пришлось зайти в океан. Он попытался отплыть подальше от берега, но волны начинающегося прибоя швырнули его пару раз на подводные камни, поросшие кораллами и облепленные мидиями. Больно ушибавшись, он вынужден был снова надеть плавки и поплыть к берегу. По кисловатой от сарказма улыбке Камиллы, Фома понял, что, будучи врачом, она обо всем догадалась.
"Бактерии-то ваши, бразильские!" - хотел было заметить больной, но воздержался.
Удочки местных рыбаков обозначали условную границу пляжа. Чтобы отсутствие не показалось маме слишком долгим, Камилла предложила вернуться в ресторан. Дона Элеонора, по ее словам, не очень любила солнце и воду. Она не желала терять белизны своей кожи, которой южане так любят отличаться от северян, и предпочитала чтение дамского пляжного романа в тени парасоли.
"Еще одна скрытая расистка!" - подумал Фома, - "Перевернутый мир!"
На недоеденную половинку привезенного арбуза желающих не нашлось, и Камилла предложила оставить ее хозяевам ресторана. Таксист уже ждал возвращения клиентов в назначенный час, облокотившись на почти новый автомобиль американского производителя, построившего фабрику в Бразилии. По дороге Дона Элеонора и Камилла решили заехать на монументальный курорт для богатых, находившийся неподалеку.
"Вот неугомонные! - подумал уставший и донимаемый поносом Фома, - Ехали бы уже лучше домой! Так нет, - сразу все в один день хотят увидеть."
Охранник, которого знал шофер, в тот день не работал. После неудачной попытки проехать через контрольно-пропускной пункт, напомнивший Фоме родные края времен холодной войны, они завернули в курортную деревеньку, полную постоялых дворов и частных коттеджей. На центральной улице находилось множество магазинов и кафе. Мама с дочкой предложили присесть в небольшом кондиционируемом помещении и заказали кофе с тремя кусочками трех разных тортов, сладких и жирных, которыми так славится Бразилия.
"Чем я перед ней провинился? Может быть она, как и большинство, движима, в первую очередь, соображениями конъюнктуры? Не умею я врать, как следует, а надо бы научиться! Только у кого? Да и противно врать девушке, с которой хочешь больше, чем двадцать минут в постели. Если сразу не воспринимают таким, какой я есть, то рано или поздно..."
Заметив томный взгляд симпатичной стройной брюнетки в темных очках, сидевшей напротив, Фома ответил ей легким и неопределенным движением бровей. Вероятно правильно оценив ситуацию, брюнетка стала бросать взгляды все чаше, но почувствовав женским чутьем, что эту карту ей разыграть не удастся, успокоилась и продолжила читать дамский журнал. Фоме даже представился сценарий: он остается в этом кафе и знакомится с брюнеткой, но, посчитав наличные, он решил не рисковать почти вырвавшейся синицей отношений с Камиллой. На подъезде к Сальвадору он полушепотом, чтобы не услышала мама, спросил ее, что все это значит. Она отвечала уклончиво:
- Я устала..., я не одна..., я скоро уезжаю...
"Нет, вы только подумайте! сегодня вечером она идет танцевать с подружкой!"
Исподлобья поглядывая на маму, сидевшую впереди и делавшую вид, что беседа с водителем развлекала ее больше, чем возможный поворот в судьбе незамужней дочери, Камилла сохраняла дистанцию, молчаливо давая понять, что жених ко двору не пришелся. Фома тоже надулся, как мыльный пузырь и попросил водителя заехать на автовокзал. Неясное к нему отношение начало раздражать нашего героя, и он решил заставить Камиллу подумать в последний раз. Купив билет до Масейо, ему хотелось символически закрыть страницу их знакомства, или, во всяком случае, сделать такой вид. Когда они вернулись в Барру и разделили счет за такси, Фома спросил разрешения недолгого присутствия гостя у дежурного администратора гостиницы, чтобы вместе с паулистанками подняться в их номер на втором этаже.
- Если хочешь, я не поеду в Масейо, а поеду с тобой в твой город, - пытался получить ясного ответа Фома, - Одного твоего слова будет достаточно!
- Ты уезжаешь, я уезжаю, и мы едем в разные стороны. Я буду в Лондоне в июне - на год приеду, английский подучить. Может там и встретимся. Ты заходи сегодня чуть попозже, часов в девять. Я с подругой пойду на танцы, очень популярная группа. Мы уже давно с ней договорились. Можешь пойти с нами, если хочешь, но оттуда мы едем домой... Спать...
"Это свое если хочешь ты ведь добавляешь явно факультативно, чтобы меня подразнить. Лучше бы я с тобой расстался вчера - по крайней мере, оставила бы лучшие о себе добрые воспоминания - чистые, романтичные", - подумал он и добавил вслух:
- Я ничего не понимаю... Хорошо, я зайду. В девять?
Обменявшись парой французских фраз с их сегодняшним шофером, который протирал стекла своей кормилицы, Фома немного успокоился и почти смирился с отвержением его чувств Камиллой. На вопрос Пьера по поводу дальнейших вечерних планов, он ответил, что они едут танцевать в Аэроклуб. Марсейо порекомендовал ему это место еще в первый вечер, во время сочинения расписки, но без повода и один Фома бы туда не поехал. Пьер, который оказался потомком иммигрантов из Парижа, предложил свои услуги бесплатно, но услышав, что Фома предпочитал прогуляться, достал визитку из нагрудного кармана и пожелал удачи.
В этот вечер Фома еще раз убедился в том, что Боги и Ангелы, несмотря на то, что он публично и неоднократно объявлял себя убежденным атеистом, еще не потеряли веру в него и хранили от всех напастей, словно он представлял для Них какую-то особую важность.
Вернувшись в апартамент, наш влюбленный турист обнаружил, что в утренней спешке он совершенно забыл про горелку газовой плиты, которую оставил на минимуме после того, как вода для чая закипела. Про чай он, естественно, забыл, поскольку был слегка взволнован предстоящей встречей с Камиллой и доной Элеонорой. Удивительным образом, алюминиевый ковш выдержал добрых десять часов нагревания, а его эбонитовая ручка лишь немного подсохла, но не сгорела и даже не обгорела. Фома потрогал стены кухни, в которой было жарко, как в инфракрасной сауне и быстро убрал руку, едва не обжегшись. В попытках найти научное объяснение тому, почему не вспыхнули тюлевые занавески на окошечке и белый посудный шкаф - также висевший недалеко от конфорки и нагревшийся до того уровня, что от него уже начало вонять подпаленной краской, Фома вдруг вспомнил про почти аналогичный случай, происшедший с ним год назад в Парати. Его приятель, Федор Дорошенко оставил разогревать молоко для ребенка на газовой плите в арендованном на время Карнавала домике. Вернувшись с прогулки на довольно отдаленный пляж, они увидели густые клубы вонючего пластмассового дыма, валившего изо всех щелей домика, который пришлось очень долго выветривать. Чтобы избежать дополнительного счета за порчу имущества, кастрюлю с расплавившимся и карбонизированным пластиком пришлось выбросить в высокие и густые заросли камыша, растущего неподалеку.
- В Голландии, например, в таких случаях вызывают экспертов страховой компании по ущербу от задымления, - пошутил тогда Фома всерьез, по поводу чего Федор очень долго и почти истерично смеялся.
Напрягая глубины памяти, он вспомнил третий случай, замыкающий серию аналогий, происшедший с ним в далеком детстве, когда он поставил разогревать на газовую плиту тушеную капусту в чугунном казане и уснул. Стены пришлось перебеливать, но пожара не возникло...
"Что Они хотят мне сказать? Может быть, это и есть Сигнал, Чудо, которое я так жду, чтобы уверовать в Богов по-настоящему?" - подумал Фома, но его мысли были прерваны взглядом на настенные часы.
В назначенное время он вернулся к гостинице и стал ждать Камиллу. Не дождавшись, он попросил администратора позвонить в ее номер. Поднявшая трубку дона Элеонора удивленным голосом сообщила, что дочь уже уехала час тому назад.
- Она думала, что вы уже не придете...
Домчавшись на такси в Аэроклуб, который с авиацией ничего общего, кроме названия, как показалось, не имел, Фома, потоптался немного у входа помещения, похожего своей архитектурой на дворец спорта, купил билет с рук у местных спекулянтов, избежав этим содействиемдлинной очереди в кассу. В комплексе для проведения концертов этой ночью выступал очень известный ансамбль аше - один из тех, кому, как выяснится через год, доверяют доведение карнавальных толп до исступления. Войдя внутрь, наш ревнивец принялся искать место для лучшего обозрения, чтобы найти свою беглянку перед тем, как она успеет познакомится с кем-нибудь еще. Зал был довольно большим, и найти Камиллу в этом полутемном помещении представилось ему делом непростым. Судя по ее сегодняшнему поведению, она, может быть, даже избегала продолжения контакта.
Музыка разогревающей банды уже безжалостно гремела. Дополняя слова, которые было почти невозможно разобрать, эмоциональной жестикуляцией и мимикой, Фоме удалось уговорить охранников впустить его на пару минут к себе на капитанский мостик. Однако, злоупотреблять их терпением долго не пришлось, поскольку чудо свершилось довольно быстро. Уже минут через пять личико Камиллы на секунду мелькнуло в толпе. Крикнув охранникам obrigado, он спустился с пьедестала и, преодолевая людское течение, которое все время двигалось в плохо предсказуемых направлениях, ринулся ей навстречу.
Подруга Камиллы, Фернанда, которую он даже не запомнил по той первой поездке в автобусе, где они познакомились, первая заметила Фому и неожиданно радостно отреагировала на его появление, как будто он был ее старым знакомым или другом.
Фому уже вычеркнул Камиллу из списков кандидаток на серьезные отношения. Он собирался лишь выговорить ей недовольство за нарушение их недавней договоренности и сделать последнее признание и предложение. Однако, ее снисходительная и почти ласковая улыбка смутила его, вмиг отняв решимость и растворив отчаяние, побудила надежду и желание предпринять еще одну попытку. Краткий анализ ее поведения предпологал, что, из свойственного некоторым женщинам желания повредничать и подинамить, Камилле было просто приятно хвастануть перед старой подругой новым приятелем, которого она, если бы только захотела, могла бы тут же на себе женить и сделать подставкой для каблуков.
Простушка Фернанда Фому не интересовала. Он включил фильтр и только кивал, делая вид, что его интересовало то, что она болтала. Думая о своем, наш белый Отелло ревностно поглядывал на Камиллу боковым зрением. Наконец, смелый темнокожий парень пригласил Фернанду на танец, на три минуты обнадежив перспективой освобождения, но вскоре в целости и сохранности вернул ее, где взял. Они снова остались втроем.
"Опять форс-мажор! - с досадой подумал Фома. - Какие-то они здесь уж слишком компанейские, на интим так просто не соблазняются."
Разогревающая группа играла самбу и ее разновидность - пагод(ж)е. В итоге, она понравилась Фоме даже больше, чем гвоздь программы - группа, исполнявшая ашэ. Этот музыкальный стиль показался ему ритмически невыносимо дерганным, инсинуирующим охоту бежать (или даже убежать), а солист - симпатичный темный парень, разодетый в белое - пел неплохо, но как-то глуховато и исключительно попсовые композиции, сопровождаемые глуповатыми текстами.
Алкоголь, наркотики, музыка, эмоции и ночные биоритмы, как сказал бы натуропат, делали свое дело с публикой. Уже около полуночи упавшую неподалеку девушку, лицо и вся кожа которой мертвецки побледнели, два парня с мини-рациями пытались вынести из зала через запасной выход, взяв бедняжку за безжизненно болтающиеся плети рук и ног. Фома задал Камилле, пробирающейся вместе с ним сквозь вспотевшие тела за очередной баночкой пива, немой вопрос глазами, намекая на ее реанимационный опыт. Врач-реаниматор сказала, что девушка выживет и без ее участия, но в ее голосе и глазах он ощутил легкое неудобство по поводу происшедшего и нежелание портить себе вечер из-за какой-то девицы, перепившей или перенюхавшей неизвестно чего. Фома мысленно поставил себя на место Камиллы для проверки статуса своей морали. Вопрос, при ближайшем рассмотрении, действительно, оказался излишним - они не собирались тратить время на спасение всех падающих в обморок, тем более, в свое отпускное время, тем более, что этим уже занимался кто-то другой...
После окончания концерта они решили перекусить на скорую руку. Фома попросил Фернанду написать слова песни, которую она напевала. Песня понравилась абсолютному большинству присутствующих. Фома снова оказался в меньшинстве. Не подозревая сарказма, который, однако, уловила Камилла, неодобрительно при этом покачав головой, Фернанда написала на салфетке:
...Мне сразу стало очень грустно,
Когда, прощаясь, сказал ты: прости-и-и-и-и...
Наняв такси, Фома уговорил подвыпившую Камиллу сесть рядом с ним на заднее сиденье. Фернанда села впереди и продолжала мотать головой, напоминая китайского болванчика. Она напевала все ту же песенку и ждала своей очереди покинуть машину, чтобы, дойдя до гостиничного номера, бухнуться в кровать совершенно отдохнувшей.
- Завтра увидимся, - пообещала Камилла, которую Фоме за двадцать минут пути не удалось уговорить пойти к нему, - Подходи часам к восьми вечера, я буду ждать...
В расстроенных чувствах Фома отпустил таксиста и побрел в направлении своего апартамента, словно намеренно нарываясь на ночную драку с уличной шантрапой. Он даже не возражал быть ограбленным: ничего большего, чем надежды на хотя бы еще один час с Камиллой, у него забрать в эту ночь уже не могли.
"Разве что отнимут жизнь... А зачем она нужна, такая жизнь, когда тебя никто не любит так, чтобы бросить ради тебя всех и вся и пойти за тобой без раздумий, как жены декабристов, как если бы было десять жизней в запасе... Неплохо иметь десять жизней в запасе. Одну, или даже две, я бы с удовольствием посвятил поиску истинной любви! А все остальные? Одну или две отдал бы на учебу и поиски истины, три на удовольствия, две на путешествия, одну - самую последнюю - на воспитание детей и внуков, чтобы отнестись к этому процессу терпеливо, серьезно и со знанием дела. Сколько осталось? Нисколько... А теперь отвлечемся от фантазий и сконцентрируемся на той одной, что уже дана, и которая скоро перейдет в фазу слабости, болезней, импотенции... Ведь больше не дают, а только обещают в церквях и храмах, да и то не бесплатно - нужно отказаться от всех грешных мыслей и деяний, платить членские взносы."
Неожиданно он услышал очень знакомый голос, который обратился к нему на русском языке:
"Очнись Фома! У какое интересное уремя ты живешь! Нужно уерить у себя и у свою судьбу! У тебя еще усе будет при этой жизни - и любовь и счастье и даже победа. Глауное - не потерять набранный темп и перестроиться на своем рабочем месте..."
"Михаил Сергеевич! Как он здесь оказался?! С дружеским нерабочим визитом приехал? Но меня-то ему откуда знать?!"
Фоме померещилось, что с ним говорит человек, на которого он возлагал в свое время очень большие надежды. Уже через секунду он ощутимо больно ударился о фонарный столб, странным образом не увиденный в темноте, и понял, что просто временно потерял ориентацию и веру, которые базировались на довольно странном видении окружающего мира.
Как внимательный и думающий читатель уже догадался, Фома Полынин был огромным любителем беспочвенных фантазий и имел обыкновение рассуждать ни о чем, как про себя, так и вслух, что неоднократно служило поводами для возникновения всяческого рода проблем и ситуаций. Его мировоззрение отнюдь не было серьезной ученой философией, каковую вы найдете в трудах Сократа, Аристотеля, Канта или Ленина. В динамичной среде наших дней, под давлением требований профессиональных пригодностей и социальных полезностей, времени на подробное ознакомление с заумными доводами ученых схоластов всех времен и народов у Фомы, как и у многих его современников, просто не оставалось.
К тому же, уж если даже ученые умы, не чета ему, Фоме Полынину, после всех многовековых дебатов, не сумели договориться до единой концепции, залезая все дальше и глубже в дебри противоположных направлений, а то и просто - меняя их, как носки и отслужившие свою короткую историческую роль презервативы, то ему, как человеку маленькому и философски безграмотному, нахождение истины в конечной инстанции, равно, как и универсального рецепта спасения - в первую очередь, своего собственного - представлялось задачей совершенно неразрешимой. Просто фантазировать и мечтать было гораздо занимательнее, да и намного спокойнее. Как следствие, пытаясь хоть как-то морально приспособиться и найти оправдательный компромисс между внутренним стремлением к совершенству и своей пассивностью, он вольно или невольно превратился в живое воплощение героя Мертвых душ, творчески присовокупив некоторые имажинаторные черты маниловщины к игривому и почти детскому восприятию действительности.
Например, ему было очень забавно представить себя несущимся в ракете с гравитационным двигателем, секрет создания которого ему рассказал бы волшебник или инопланетяне. Подставив веер из пальцев к носу, он смог бы с улыбкой пролететь со сверхсветовой скоростью мимо фантома глазастого автора теории относительности, или получить напрямую с небес рецепт вечной жизни и молодости, минуя регулярные походы в культовые учреждения... Или - на худой конец - увидеть во сне модель счастливого общества, в котором нет ни насилия, ни рабства, ни промывания мозгов...
Как и многие из немногих, он задумывался об абсолютной и относительной ценностях предметов и явлений, морали и праве, и, как ни странно это может показаться, даже о приходе Спасителя, которого он ждал с нетерпением, бСльшим чем кое-кто из людей церковных и даже истинно набожных. Однако, Фома стеснялся докучать Ему ежедневными молитвами. Он не смел отвлекать Бога от более важных дел, вспоминая слова Булгакова, что у сильных ничего не надо просить - сами все предложат и все дадут.
- Он сам знает, когда настанет час вернуться и навести порядок. Остается только верить, что этот час наступит скоро - еще при этой жизни... Саль-ва-дор!!!
Вообще говоря, привязанность Фомы к попыткам нахождения абстрактных решений конкретных проблем, по мнению ближайшего окружения, и особенно, как всегда, родителей и родственников, очень мешали ему добиться в этой земной жизни чего-нибудь ощутимого и основательного, как выразил, пожалуй, лучше всех, общее мнение его дядя - Всеволод Игнатьевич Медведев, честно отдавший все свои трудоспособные годы работе в кузнечном цехе. Но наш скромник полагал, что начинать всерьез заниматься практикой, не зная всех теорий в достаточном объеме - это, своего рода, тоже преступление - особенно, если вовлекать в последствия доверчивое окружение...
- ...Завтра придумает что-нибудь еще. Женщины - от них всего можно ожидать. Вот приду завтра, а ее снова не будет, - рассуждал Фома, уже на подходе к Санта Марии, после неожиданного общения с одним из фантомов, часто посещавших его в последнее время.
На этот раз его Наставником стал не дядя Всеволод и не отец, которого, по странному совпадению, тоже звали Михаилом Сергеевичем. Фому посетил фантом самогС последнего назначенного Генсека,а также первого (и последнего же) самозваного Президента его бывшей могучей и нерушимойРодины. Сказочная необычность этой личности и ее роль в новейшей истории, вероятно, заключалась, по мнению Фомы, в том, что своим примером Михаил Сергеевич дал настолько мощный импульс коллегам, что мимикрические трансформации произошли и с другими лидерами компартий республик бывшей советской империи. Как после взмаха невидимой волшебной палочки, почти все они стали выборными и лидерами демократических стран, а заодно и крупными владельцами частной собственности.
"Во где волшебники-то поработали! - удивлялся Фома, - Каждому магу - по универмагу! Явлением народу Христа, идущего под руку с Магомедом и в обнимку с Буддой, вы меня теперь уже даже не удивите. Удивительное - рядом, но говорить об этом почему-то снова запрещено. Вернее - снова разрешено, как и раньше, но опять никто ничего не говорит. Видимо, свобода и при капитализме с демократией - это, всего лишь, осознанная необходимость... А я-то грешным делом думал, что нам замполиты с парторгами все это только втирали, заливали и вешали."
Как бильярдные шары, после удара шаром меченым, они разлетелись в стороны по своим уютным вотчинным лузам, после того, как магическая железная пентаграмма была убрана с огромного стола и повешена на гвоздик до следующей партии раздела мира. Как раз в тот исторический момент, когда Западная Европа надумала объединяться и сыграть свою партию, и первые двенадцать шаров хорошо уместились уже в другую рамочку, напомнившую розу ветров и NATO-вскую символику.
"Если в одном месте что-то исчезает, то в другом оно должно непременно возникнуть." - вспоминал Фома закон сохранения энергии и вещества, который снова был подтвержден жизнью, если и не с математической точностью, то с общим знаменателем - тройкой, которая, немного погодя, все равно, добавилась, и вселенский закон уже не оставил сомневающихся в своей универсальности, - видимо, не в последнюю очередь, потому, что в настоящей игре в бильярд традиционно используется треугольная рамка. Кстати, только для тех кто этого еще не знал, треугольник - самая устойчивая форма строений и сооружений - возьмем избитые примеры египетских пирамид или кристаллической структуры алмаза. Впрочем, если вы дочитали до этих строк, то объяснение излишне и было связано лишь с попыткой вывести вас из состояния шока, вызванного несовершенствами моего дебютантского слога.
"Жаль, что любовные треугольники не такие прочные, - думал иногда Фома об исключениях из законов, правил поведения и игр, - хотя, и среди исключений есть исключения. Французы, шведы и некоторые другие народы уже давно это доказали, пусть даже не всенародно, не массово, а так - в порядке системно повторяющихся случайностей."
На следующий вечер Фома в очередной раз признался себе, что он был скорее убедительным пророком, чем убедительным соблазнителем. Но он не стал демонстрировать даже тени недовольства, когда узнал, что Камилла опять уехала с подружками, не дождавшись его. На этот раз уже в неизвестном направлении. С наигранной веселостью в голосе, он пожелал доне Элеоноре спокойной ночи и попросил передать огромный и теплый приветдочери. После этого наш отпускник отправился в Пелориньо, надеясь увидеть там Полиану, но в тот вечер его девственной студентки там не было.
Ужиная один в довольно дорогом, но не очень хорошем ресторане, Фома почувствовал, что ему ужасно надоел этот город. Он захотел уехать завтра же, сменить в шинах воздух и накачать свежего, как говорил товарищ майор, и двинуться далее по намеченному маршруту. Но хитроватый Марсейо, которому он позвонил, не захотел возвращать залога. Мотивируя отказ, он сослался на неработающую банковскую карту. В Бразилии, кстати сказать, действительно случаются такие перебои, но не так часто, чтобы всерьез поверить хозяину апартамента, уже скомпрометировавшему себя недомолвками недостатков в квартире. Фоме ничего не оставалось делать, как дожить на эти деньги пару дополнительных дней. Он даже не поехал менять уже купленный билет, поскольку такси до автовокзала и обратно стоило дороже, чем купить билет до Масейо заново.
Оставшиеся (вернее сказать, появившиеся) дни он решил посвятить походам по средневековым церквям и другим достопримечательностям города. Но горячее солнце, на встречу с которым он так жадно рвался, неожиданно начало его утомлять. Каждый полдень Фома возвращался в апартамент и устраивал сиесту. Он узнал и ощутил прелесть этого изобретения южных народов уже давно, еще в детском саду. Правда, тогда ему мешали спать другие дети, периодически щекоча пятки, как только он смыкал глаза.
Зная немного законы статистики и понимая логику пляжных романов, наш статистик-статист заключил, что происшедшее с ним относилось, скорее, к разряду необходимой акклиматизации и явилось чем-то вроде школы молодого гринго. Он также вспомнил, что даже по сильно понравившейся девушке не стоит тосковать, если она не отвечает взаимностью. Новых амурных знакомств в Сальвадоре он решил больше не заводить.
"Туда дуй, обратно - нет! Незачем мне все эти ниппельные отношения. У меня на них только аллергия, и никакой аллегрии. На планете Земля - прямо сейчас, в нашем времени, в нашем измерении - живут более шести миллиардов человек. Половина из них (плюс-минус пять процентов) - женщины! На мой оставшийся век совершенной любви еще хватит!"
Совершенно неожиданно он встретил Камиллу на следующий день. Она прогуливалась вдоль набережной под ручку с мамой. Фома подбежал сзади поближе и окликнул ее. Камилла обернулась и нехотя подошла, оглядываясь на мать. Чуть дрожавшим голосом, бесконтрольную вибрацию которого пародировали все его члены, Фома сказал:
- Я уже, к сожалению, не ребенок...
Вышло это у него, однако, почти по-детски, и Камилла не смогла скрыть улыбки. Вопросительно выпятив глаза на опустившую голову девушку, он продолжил:
- Я не маньяк какой-нибудь! Могла бы объяснить, что не хочешь общаться. Зачем же обещать, а потом на фонарь садить? Не понимаю! Хорошо. Нечего ответить? До свидания!
- Извини, - неуверенно произнесла Камилла вслед Фоме, который уже развернулся и собрался удалиться.
Но Фома не хотел ничего слышать. Уходя в противоположном от движения южанок направлении, он обернулся в последний раз и махнул рукой от ожесточенной досады, как командир-артиллерист, дающий приказ выпустить последний снаряд по бесчисленным ордам вражеских полчищ, подступивших вплотную к линии обороны.
Дона Элеонора снисходительно улыбнулась страстному недовольству поклонника дочери, в глубине души надеясь, что Камилла наверняка сможет найти себе более подходящую пару в Европе, когда поедет в Англию.
Лишь на следующий день, оправившись от пристрастности, Фома подумал, что Камилла поступила с ним приблизительно так, как он, не так давно, поступил с Полианой: рассталась без объяснений. Ему стало неудобно за свое поведение и сопутствующие мысли.
"Зачем же было так злиться, да еще показывать свое недовольство!? Нужно сначала хорошо посмотреть на себя! Но теперь баланс восстановлен - вселенские дебет и кредит равны и уничтожены взаимно, превратившись во временный, но большой ноль с яркой вспышкой негодования."
Пару раз он звонил ей из Голландии. Пару раз она присылала ему электронной почтой файлы несмешных шуток, которые были предназначены всем ее знакомым, имеющим компьютер. Встретиться им больше никогда не довелось. Даже когда на следующий год он проезжал на автобусе всего в трехстах километрах от ее города, заезжать не стал. Не счел нужным...
- А вуаля, се са, колбаса... ля вита э кози, как не егози...эн нит андэрс... овэ бэйби... халас, рабочий класс... у фим, сказал Ефим...конец на холодец...