Не могу сказать что три года прошелестели совсем уж бесследно. Пока наш большой когда-то давно дом, кидало как корабль по волнам времени, в трюме этого самого дома-корабля еще продолжались судовые стычки между всеми шестью главными кают-квартиросъемщиками. В результате этой "гражданской" войны отпочковалось еще две мини квартиры. Ну это были даже не каюты, а так...тамбуры. Я имею в виду в пересчете на кв. метры.
Появилась баба Василиса. У нее был такой же предбанник, как и у нас, одно купе-кухня, и следом за ним такая же малюсенькая, крохотная комнатушка. Вмещалась туда только одна большая кровать, как у меня была в Свердловске, и столик с парой стульев.
Баба Василина всему городу запомнилась жаренными семечками. Для несведущих, семечки это был наш белоцерковский тренд. Хотя вру. Это был тренд всеукраинский. Весь наш, по утрам чистенький обычно городок, был заплеван к вечеру шелухой почти до подоконников. Это как в Одессе бычки с креветками. Любой уважающий себя белоцерковчанин обязан был иметь при себе минимум стакан. И ты мог подойти к своим найлепшим друзьям и смело подставлять ладонь. Обязательно находилась добрая душа, и тебе насыпали полную жменю отборных, лоснящихся черным лаком, жареных подсолнечных семечек, и твои губы и зубы тоже включались в общую работу всего жевательного коллектива.
Так вот, вся Бiла Церква знала о том, что, во-первых, у Василины стакан был обычный, питьевой. Ходили легенды, что конкуренты бабы Василины имели какие-то особые стаканчики. На вид они были такими же, как обычный "гранёный", но, по вместимости они были на целых 30 грамм меньше! Поговаривали даже что специальные эти стаканчики больших денег стоили. Может быть. Так вот, наша баба Василина имела самый обычный, "честный" стакан, тот, что из подстаканника в поездах. И семечки у нее были самые вкусные!
Второй же предбанник достался дяде Ивану. Предварительно хочу вам поведать "сагу" про свой собственный нос. У нормальных людей он бывает и сопливый, и побитый, и поцарапанный и длинный, и короткий, всякий. Мне достлася с детства сверхчувствительный к запахам.
К дяде Ване я заходить не хотел. Нос не пускал. Из-за запаха. В помещении, размером таким же как у бабы Василины, у Ивана всю комнату-каюту занимал какой-то вонючий "духовой" инструмент (как потом оказалось, это был самогонный аппарат). С него шел во все стороны пар, и воняло так, что мне, бывшему "узнику", прошедшему все муки "осажденного" Свердловска, было крайне тяжело набрать в легкие свежего воздуха. Аромат стоял, мама не горюй! Винокурня очень эффективно работала в этой каюте нашего дома-корабля. Мой деда и дедушка Фима были особо не против, и находились всегда, как говорится, "в зоне прямой видимости".
Теперь о важном! У нас в семействе появилось пополнение! Мне запомнилось противостояние с мамой в роддоме. Она лежала на том же втором этаже, и я ей под окном в приказном порядке кричал, что она должна срочно, сейчас же, все это дело грязное бросить, и идти с нами домой!
Ирка была как маленький, красивый пупсик с громадными карими глазами. Мне правда было не совсем понятно, почему это вдруг все про меня забыли, хотя это, наверное, просто была ревность.
Время текло своим чередом, и между делом, в городе стали прорастать, как грибы в лесу, новые микрорайоны. Стал быстро расстраиваться ДНС. И кто может это расшифровать? Правильно, дома начальственного состава. И на Пионерской (до этого непроходимый лес) тоже проклюнулись первые хрущевки. Появилась надежда на лучшие пенаты и у наших обитателей слободки. Илька вступила в "кооператив" на ДНС-е, а мое родословное древо решило попробовать счастья и высадить корни на Пионерской.
Как то, совсем нежданно подкралось мое самое первое, 1-е сентября. Терпеть ненавижу. Хотя сразу мне показалось, что все не так уж плохо, как мне рассказывали. Тем более что это была старая 4 школа. Это потом появилась рядом новая с иголочки 18-ая.
Свой первый кусочек гранита науки я попробовал надгрызнуть за маленькой партой на втором этаже старой пока еще 4 ой, а после нового года уже 18 ой. Где-то в архивах есть фото тех лет. Успел еще застать ручки с вставными перьями, и стояли на партах синеголубые чернильницы.
Этой же зимой папа, как-то раз, неправильно завел будильник, и привел меня в школу к 6 часам утра. На улице была сильная вьюга, (в БЦ тоже бывает иногда холодно), но меня впустила в школу уборщица. И я бегал сам почти два часа по пустым коридорам школы. Я был сам. Сам с собою сам на сам. Меня никто не контролировал. Первый раз в жизни я был предан только сам себе. Состояние какой-то внутренней эйфории.
Тем временем в слободке обнаружилась течь. Трещина. Илька засобиралась и вдруг переехала в свой кооператив на ДНС. Из красного в два или три ряда сложенного кирпича стены, весь этот благоухающий свежими досками, заполненный новой мебелью и счастливыми новоселами дом, был тогда, как бы первым подснежником на полянке.
И как-то утром приехал грузовик. И уехала мое любимая Илька. А вместе с Илькой уехало и мое любимое пианино. Правда, пиратик Ёк тоже вроде как отчаливал с корабля, но в последнее время его гениальные шутки не находили более поклонников и он немного поостыл.
В вороньей слободке сразу же убрали ненавистную фанерную перегородку, но с момента исчезновения из квартиры пианино,стало пусто на душе у юного меломана. Пианино же поселилось у Ёка в комнате, на третьем этаже их большой трехкомнатной квартиры с новеньким, пахнущим светлым лаком паркетным полом. Он был такой скользкий, что хотелось одеть тапочки как в музее. Почти как тогда на катке "Трудовые резервы".
Буквально этой же весной наша новая, в голубую краску раскрашенная хрущевка тоже протрубила сбор своих будущих жильцов. И настал конец нашей вороньей слободке. Такой тесной, но такой горячо любимой всеми нами, всей нашей большой и дружной семьей.
Впереди маячило наше смутное, укрытое в тени громадных лесов парка Александрия Пионерское (в смысле район проживания) будущее.