Ты прямо так и сказала мне: "Пока. Я не вернусь". И без того тусклое освещение прихожей стало еще тусклее. Ты подошла к зеркалу и, не меняя строгое выражение лица, стала прихорашиваться. Я опустил голову - отвисшие коленки трико, дырявые тапочки. Какой жалкий! Я отвел взгляд в сторону. И только тогда понял суть происходящего - около стены стояла твоя дорожная сумка. Вместительная, черная с желтыми надписями. Я поднял на тебя вмиг остекленевшие глаза. Ты взяла сумку обеими руками и захлопнула за собой массивную дверь. Несколько секунд я стоял в оцепенении. А потом быстро сбросил тапочки, надел, не зашнуровывая, ботинки, накинул куртку. И побежал за тобой. В тех самых жалких трико с отвисшими коленками! Догнав, я попытался выхватить твою сумку, чтобы помочь донести до автобуса (ничего глупее не придумаешь), но ты грубо оттолкнула меня. Я должен был понять, что ничего уже не изменишь, что нужно отпустить тебя к другому. И забыть. Навсегда. Но как-то не получалось. Я все равно нелепо бежал за тобой, пытался выхватить сумку, поскальзывался и падал в темную осеннюю холодную грязь.
Нормальный мужик взял бы водки. Но ты называла меня тряпкой. Ты права. Потому что если бы я выпил в тот день водки, сошел бы с ума сразу.
Я закрыл входную дверь, прислонился к ней спиной и медленно сполз вниз. Со вздохом закрыл глаза. Вокруг чернеющая пустота. И больше ничего. Все произошло так быстро, как быстро тогда стучало мое сердце.
Она ушла.
Ушла.
Ушла.
Я открыл глаза и долго смотрел бессмысленным взглядом на стену, около которой еще совсем недавно стояла твоя сумка.
Потом я незаметно для себя переместился в комнату. Лег на диван. Лежа на спине думал о тебе. Вспоминал самые счастливые моменты нашей жизни, и мечтал о том, чтобы жизнь с Ним у тебя была лучше.
В последующие вечера, также лежа на спине, я просил у шершавого потолка ответа на вопрос: чем же Он лучше меня? Ответ почему-то пришел сразу. А ничем Он не лучше. Просто тебе стала больше не нужна моя нежность.
В один из таких вечеров я превратился в маленького человечка. И полетел к тебе.
Сначала я жил на твоей голове. В коротких волосах. Дышал ими. Чуть было не впал в зависимость. Потом шептал тебе о своей любви на ухо. Но ты ничего не слышала. У тебя была семья. Появились дети, которых Он называл спиногрызами. А ты нянчила их. Я тоже качал кроватку (сначала мальчика, потом девочки), когда ты усталая засыпала. Я рассказывал им сказки. И обещал прилетать каждую ночь на маленькой звездочке. Еще мальчику я обещал подарить собаку как у Электроника, девочке - радугу. А когда засыпали и дети, я залезал тебе в ухо чтобы попасть в твои сны. Но ты меня, конечно же, не видела. В твоих снах часто, когда ты бежала по подсолнечному полю, подсолнухи тянулись не к солнцу, а к тебе. А я такой же маленький, каким улетел к тебе в тот вечер, прятался всегда именно в тот подсолнух, который ты срывала. Я не хотел досаждать тебе. Потому что любил тебя всю свою жизнь. Ты отколупывала одну семечку, быстро-быстро жевала ее, бережно раскрыв пальцами молодую кожуру, и прижимала нагретый цветок к груди. Мне только этого и надо было. Я незаметно перебирался на твою одежду, взбирался на короткоостриженную голову. Ты бросала подсолнух и бежала дальше. Я сидел на твоих волосах и глотал огромными порциями теплый ветер счастья.
А Он приходил с работы, говорил банальные вещи, ужинал, ложился спать, а утром опять уходил на работу. Такой смешной Он и нелепый. Но самое ужасное - это то, что у вас все было хорошо. Вы были довольны друг другом.
Последнее время я жил у тебя на ресницах. Качался. Раздвигал, словно перья. Дул в твои глаза. Ты щурилась, как щурилась, когда заигрывала со мной. Я заливисто смеялся. В один момент, я даже подумал, что ты услышала мой смех. Но нет. Это ты прислушивалась, что же там натворил твой проказник сын.
Но однажды ты часто заморгала. Наверно, в глаз попала соринка. Или ты все-таки почувствовала меня и решила сбросить. Ну я, конечно же, и сорвался. И полетел вниз, раскинув руки.
Врачи говорят, что я здесь надолго. А Маленький принц (сосед по палате) вчера сказал, что мне еще повезло, я же жив. Ведь люди, падая с ресниц, часто разбиваются насмерть.