- Я бы хотел отклонить предложение о переводе в отдел по борьбе с нелегальной литературой.
- Почему? Значительное повышение в должности и окладе, инспектор.
- Да, господин комиссар. Но я предпочёл бы продолжать ловить обычных наркоторговцев.
- В чём дело? Вам кажется, что запрещённые книги менее опасны чем кокаин?
- Нет. Конечно - нет. Но, господин комиссар... Я не представляю, как буду арестовывать людей, чья вина лишь в хранении книг, которыми и я зачитывался в детстве.
- Я знаю, что вы книголюб. Как раз такие люди и нужны. Для этого дела не подходят фанатики, которых колотит при виде любой книги. Поверьте, это прекрасная возможность для продвижения. Я уверен, что со временем вы возглавите отдел.
- Спасибо за доверие. Но я предпочёл бы отказаться
- Инспектор, мне очень жаль. Это приказ. Он не обсуждается.
***
В полуподвале, превращённом в подпольную читальню, холодно и грязно. Не убирали здесь, по меньшей мере, неделю. Читатели мусорят меньше, чем банальные алкоголики или подростки, нюхающие клей. Здесь нет битых бутылок, полиэтиленового рванья или раздaвленных шприцов. Но, в конечном итоге, все норы похожи. В углах - паутина, на стенах полустёртые картинки - возможно, иллюстрации к давно забытым романам. Грязные истоптанные полы здесь - не признак запустения, а доказательство популярности и востребованности. Сотни людей побывали в этом помещении в последние дни: смешаны разноцветные песок и глина с множества сапог, ботинок, а то и модельных туфель.
Здесь договариваются о цене. Читают в соседней комнате. У самого входа - огромный, как монумент временам, когда чтение было почтенным времяпровождением, письменный стол. Прилично одетый пожилой человек положил на него книгу, читает старательно и усидчиво, не отрывая взгляда, словно изучает бухгалтерские документы. Другой, по виду бродяга, то и дело отвлекается от чтения, настороженно прислушивается. На диване, лицом к окну, скорчился человек в ватнике и вязаной шапке. Может показаться, что он спит, но время от времени с дивана слышен шорох переворачиваемых страниц.
Ещё есть комнатка-склад. У двери стоит амбал, габаритами напоминающий шкафы у него за спиной.
Продавец внимательно оглядывает посетителей.
- Сколько?
- Три дюжины.
- Ладно, - короткий кивок, и амбал заходит в кладовку, приносит стопку с десяток томов и снова исчезает среди шкафов.
- Сигнальный экземпляр?
- Можно выбрать?
Продавец широко разводит руками - мол, угощайтесь, будьте как дома...
Не хочется снимать перчатки - не потому, что руки замёрзнут, и, разумеется, не из страха оставить отпечатки. Просто противно: кажется, что к ладоням сразу пристанет грязь, гниль, которой пропитано это место. Но ничего не поделаешь - иначе невозможно как следует проверить качество материала. Грязная работа - но кто-то должен её делать...
Книга открывается почти посередине, обнажает ровные, как на кладбище, чёрные ряды знаков в снежной белизне. Буквы складываются в слова, слова в предложения, смысл текста начинает проникать в мозг. В этот момент очень важно чётко контролировать ощущения: прочувствовать запрещённый текст и не потерять бдительности. Это очень трудно - и в сотый раз, почти как в первый.
- Хороший материал.
- Ещё бы. Хороший? Мой материал - самый лучший, - это говорит не продавец, а человек, пришедший с книгами из кладовки вместо амбала. У него на лице улыбка, совсем как на обложках сотен тысяч его ещё легальных книг, а в руке неловко сжат пистолет.
- Спокойнее!
- Вам действительно понравится моя книга, инспектор. Она как раз о полицейском, сомневающемся в необходимости своей работы.
- Это не обо мне.
- Инспектор! Здесь, в этой комнате - мой мир, так же как в моих книгах. Здесь я знаю о вас всё. Здесь я решаю - кому сколько жить.
- Автор - не бог.
- Разумеется, бог - читатель. Весь мир возникает у него в голове. И если вы не прекратите спорить - я убью бога. Продолжайте читать, пожалуйста.
Предложения складываются в абзацы. Абзацы составляют текст. Мозг погружается в него как в тёплую воду, только самый краешек сознания продолжает воспринимать окружающее.
Старик в соседней комнате не прекращает читать - его не отвлечёт и взрыв мегатонной бомбы. Голова человека в вязаной шапке всё так же повёрнута лицом к окну. Бродяга уронил книгу, сидит, закрыв лицо руками
- Настало время перевернуть страницу.
За окном порыв ветра - шорох в ветвях, словно бог листает гигантский фолиант.
Бродяга кричит и бежит к дверям. Через несколько секунд мир взрывается в грохоте падающих книг или выстрелов.
***
Небо тусклого, ровного серого цвета - как гранит. Совершенно без чёрных пятен туч или голубых прожилок.
Но дождя нет, хоть прогнозы и обещали. У здания суда - толпа пикетчиков, с аккуратными плакатами, изготовленными по одному трафарету, в одинаковых ярких дождевых плащах - явное доказательство, что стихийной демонстрацию не назовёшь. Впрочём, что это меняет? А весёлая окраска плащей выгодно выделяется на безрадостном фоне тёмных стен и стального неба. Телеоператорам это нравится.
Прессы у входа чуть не больше чем демонстрантов. Пробраться мимо репортёров незамеченным невозможно, кто-то им шепнул - и все тут же бросаются наперерез:
- Инспектор! Инспектор! Вы считаете обвинения справедливыми?
- Правда ли, что вы лично руководили арестом?
Реагировать не стоит. Нет комментариев.
- В списке запрещённой литературы есть и книги Шекспира! Вы арестовали бы великого барда, если б могли? - кликушествует смазливая журналисточка, как ни странно, из феминистского журнала.
На это можно ответить:
- Если бы он торговал запрещённой литературой и угрожал сотруднику полиции при аресте - да!
***
Обвиняемый даёт показания в качестве свидетеля защиты.
Адвокат перечисляет его литературные премии - весьма впечатляющий послужной лист профессионала:
- Вы не только популярный автор, но и известный, как бы мягче сказать, литературовед?
- Да
- Таким образом Вас можно, если дозволено так выразиться, считать экспертом в этой области.
- Конечно.
- Скажите, вы писали обычную книгу?
- Разумеется. Совершенно обыкновенную книгу.
- Вы ведь не создавали текст психотропного воздействия?
Прокурор вскакивает:
- Возражаю, адвокат задаёт наводящие вопросы
Судья отрицательно качает головой:
- Я разрешу свидетелю ответить на вопрос. В качестве эксперта.
- В качестве эксперта? Хорошо. Любая книга - в определённой степени психотропный текст.
По рядам пробегает взволнованный шепоток. Журналисты хватаются за блокноты.
- Поясните, пожалуйста
- Пояснить? Хорошо. Все знают о "психотропных книгах", погружающих читателей в иллюзорный мир. Вам кажется, что в этих книгах использованы особые грязные приёмы, что у них есть особенности, отличающие их от остальной литературы? Это не так. Как может быть, что книги, написанные века назад, всё чаще попадают в списки запрещённых к продаже? Все книги, всегда покупали только потому, что они позволяли читателям уйти от мира, в котором они страдали или просто скучали.
"Что он делает? Если присяжные уверятся, что все книги - наркотики, это ему не поможет. Это лишь подогревает самые тёмные предрассудки толпы" - шепчет знаменитый журналист на ухо коллеге-феминисточке.
Обвиняемый продолжает:
- Вы думаете, что нелегальные тексты распространяют на бумаге, потому что напечатанные тексты тяжелее контролировать, чем информацию в сети? Это не вся правда. Тексты на бумаге просто сильнее действуют. Необходимо переворачивать листы! Влияние тактильного контакта - верно, инспектор? Книга - это не просто предмет, это концентрированная идея. Чем больше книг вы запретите, тем сильнее будут действовать оставшиеся.
- Вы не отвечаете на вопрос. Объясните, писали ли вы психотропный текст.
- Хорошо.Я объясню.Книги сотнями лет меняли восприятие мира отдельным читателем, но некоторые из них влияют на всё общество, больше - на весь мир. Помните, "сначала было Слово"?! Это вроде бы обычные книги, вы даже не сочтёте их психотропными - именно потому, что они играют не сознанием одного человека, а всей Вселенной. Это книги, которые читает Бог! Я писал книги, я продавал книги, я следил, как мои книги воздействуют на людей. Теперь я готов, я напишу такой текст. Меня не интересует, к чему вы меня приговорите - я изменю мир. Если захочу - этого суда вообще никогда не будет
"Понятно.Он будет строить защиту на временной невменяемости на почве запрета его книг", - шепчет звезда либеральной прессы своей соседке.
***
- Инспектор, расскажите нам об обстоятельствах ареста.
...
- И когда бродяга рванулся к двери, я прыгнул, пытаясь выхватить направленный на меня пистолет. Мы покатились по полу, я услышал грохот - мой напарник выстрелил в охранника, выскочившего из кладовки, опередив его на доли секунды. Я лежал на грязном оплёванном полу, пытаясь отвести руку с пистолетом, и увидел, как человек на диване медленно повернулся в нашу сторону. Да, я знаю, никто не подтверджает, что на диване кто-то был. Но я очень хорошо запомнил этого человека - у него были усталые удивлённые глаза. Я помню, мне хотелось объяснить ему, что происходит: "это - грязная работа, но её нужно сделать".
Потом он повернулся к окну, и тут же я услышал, как в кронах деревьев зашелестел ветер - словно страницы быстро пролистываемой книги.