Аннотация: Не знаю... По моему недостаточно объемно и сюжет... Что то не то... Но мне всего 19...
И темнота...
Он лежал на диване и смотрел в потолок. Просто лежал и смотрел. Час ли, два ли непонятно, да и не важно это было. Просто не хотелось об этом думать, лежится и ладно, а надоест, можно и вены вскрыть, ,благо в ванной все уже готово.
Звали человека Андрей Безымянный. Безымянный это псевдоним такой, потому что считалось непрестижным писать под своим именем. Работал он в газете, какой неважно, просто газета безо всяких уклонов. Вернее в последнее время стала без уклонов, а при союзе уклонялась наряду со всеми.
Карьеру Андрей сделал себе в момент начала перестройки, когда оказалось модным критиковать правительственные верхи. Он одним из первых написал статейку в которой не совсем лестно отзывался о правящих верхах. С этого все и началось. Его, студента филологического факультета, никому не нужного вуза, заметили и потянули. Мол, прогрессивный молодой человек, идеи у него, опять же передовые, не боится правду-матку резать, надо продвигать.
И пошло-поехало. Статьи летели из под пера как пули оставляя незаживающие раны на теле партии. Говорили Горбачев после одной такой его статейки расколотил о стенку хрустальный графин, вот как протаскивала критика.
Деньги плыли отовсюду, наряду с дефицитом которым его исправно снабжали "сторонники прогрессивных идей", а работать в принципе приходилось немного. Поначалу правда писалось все начерно, каждую статью он часами просматривал ища в ней место для вставки какой-нибудь малоизвестной классической цитаты, а потом понемногу все стало входить в рамки шаблона. Сначал он просто разграничил статью на три условные части: 1.Лирическое вступление 2. Пробирание по батюшке-матушке 3. Назидательный конец. Потом каждый раздел оброс большим количеством новых разделлов и раздельчиков. И никаких вам советов на тему "как из этого выбраться". Последнее было чревато неприятностми он это уяснил сразу же. Вернее не уяснил, а объяснили люди, у которых в функции входило следить за тем чтоб распиаренный автор не зарывался. Просто и недвусмысленно сказали, что в стране и без него умные найдутся, которые и поведут державу из кризиса широкими размашистыми шагами. А его журналистское дело - расчищать этим людям дорогу превращая все преграды на их пути в кучи мусора который удобно перешагивать.
Потом грянул девяносто первый. Там все было посложней. Никто ничего не понимал, но все ждали, что кончится, конечно же хорошо. 93й заставил задуматься даже самых отпетых оптимистов. Неудачная приватизация вкупе с штурмом Останкино ввела страну в такой кризис, что народ закряхтел. Закряхтел, но шевелиться и не подумал.
Тут уж работы стало хоть отбавляй. Корректоры отпали по причине всенародной гласности, а значит хаять стало можно все и вся. И Безымянный взялся за дело с удвоенной энергией. Псевдоним примелькавшийся за время, поневоле заставлял прочитывать его статьи от начала и до конца, а то, что он сменил позицию с точностью до наоборот никто в суматохе тех дней и не углядел, не до того было. Главное, что статьи были актуальные и написаные легким ненавязчивым стилем.
Но синекура продлилась недолго. Выдающегося корреспондента снова заметили и снова прижали к ногтю. На этот раз свободы оказалось больше, но все равно чувство приторной липкости внутри не уходило. Еще бы вкус свободы не так легко забыть, она ведь пьянит не на шутку.
Пытаясь избавиться от чувства гадливости преуспевающий корреспондент начал бросаться в крайности. Сначала попробовал наркотики. Слезть едва удалось, к тому же чуть не выгнали с работы. Редактору сильно не понравилось когда сотрудник бросился на него с ножом для резки бумаги из-за небольшого расхождения во мнениях. В общем пришлось завязать.
Следующим ходом была религия. Мусульманство и христианство были сразу отринуты как чересчур традиционные. Секты казались чересчур тупыми, не нужно много ума чтобы перепеть чужую песню, попробуй свою выдумать. А вот буддизм с первого взгляда оказался достаточно приемлемым. Правда девяносто процентов восточной философии в голове только начавшей проясняться от наркотического сна не укладывалось, но зато все было так таинственно. Песнопения на непонятном языке и балахонистые одежды выглядели эффектно и ему уже даже стало казаться что он поверил, но... Случилось маленькое но. Звали это "но" Алена. Маленькая девочка, только справившая свое восемнадцатилетие и казалось бы ничем особо не выделявшаяся. Ну казалось бы ни во внешности ничего особого, да и мыслям умным взяться неоткуда, возраст не тот, а вот ведь...
И ладно бы любовь какя-нибудь разгорелась, а то ведь и любовью не назовешь. Просто посмотрел в ее большие иконописные глаза и Будда кряхтя сполз с трона, уступая место малопонятному чувству.
Начался период условно называемой любовью. Тоже своего рода крайность, однако на работе сказывался вполне положительно. Обличительные статьи стали кишеть лирическими отступлениями, что позволяло "пиплам хавать" его пачкотню еще интенсивнее.
Букеты цветов стоившие ползарплаты, походы в дорогие рестораны достаточно быстро съевшие его капиталы и бессонные ночи в конце концов кончились пшиком. Дивчина посмотрела на него долгим взглядом и выдала фразу: Дурак ты. На щенка слепого похож. Затем хлопнула дверью и ушла навсегда. На звонки не отвечала, на письма тоже. При встрече не поздоровалась. Одним словом не поняля "герла" чуткой души поэта.
С горя как водится запил. Но по причине здоровья и без того расшатанного пришлось тут же бросить. Тогда решил попробовать секс как самое "экологически чистое" излишество. Стал этаким мачо, правда мелкого масштаба, дорогие рестораны стали уже не по карману, после прогулок с юнной гетерой кошелек чувствовал легкую дистрофию. Зарабатывал конечно немало, все-таки известный журналюга, акула пера так сказать. Но все равно не очень хватало.
Основным объектом стали домохозяйки и женщины "средней руки". Этим много не надо было. Букет цветов раз в месяц и парочка вечеров в недорогом кафе это было весьма и весьма удобно. Опять же связываться узами брака никто не жаждал все были замужем.
Но и этот рывок кончился весьма плачевным моментом. Муж одной из пассий оказался не только сметливым, но и десантником в прошлом. Четыре этажа пролетели незаметно, а вот крыша собственной машины запомнилась надолго. Четыре месяца в больнице, два из которых в реанимации, заставили задуматься. Поэтому разорвав все порочные связи он снова остался один. Уже тогда хотелось разом все закончить, но что-то подсказало, мол рано еще, не выполнил он своей миссии в жизни. И, действительно, не выполнил, потому что два месяца спустя он вытащил из-под колес пацана. Сопляк выругался трехэтажным матом и отправился по своим делам, а у Андрея в душе засела мысль что пора уже. Предназначение свое он выполнил, теперь можно уходить. И он стал готовиться. Все варианты отвергались. Вешаться - банально, еще скажут, что не давали покои лавры Есенина. Под колеса тоже не дело, Каренина была. Ядом травиться - дамские забавы, пулю в голову - это уж совсем какя-то "смерть поэта" получается. И в таком духе все остальное. Вскрытие вен тоже конечно было банально - ну чем не разочаровавшаяся в любви институтка, но перебирать уже надоело, поэтому он просто плюнул и выбрал первое попавшееся самоубийство.
И вот уже лежит он на диване и медитирует, а ванна полна теплой приятной воды, на краешке полочки лежит идеально стерильное лезвие. Вчера когда покупал на рынке упаковку продавец-кавказец расхваливая свой товар бросил фразу, что мол, до самой смерти острые будут. И сам ведь, дурак, не знал как точно сказал.
Андрей усмехнулся. Пора было вставать, а то скоро появиться чувство, что он боится. Этого не хотелось больше всего, потому что пришлось бы по новой копаться в себе и доказывать, что все правильно, а это лишнее время, между тем как заканчивать надо было еще час назад.
Он встал и пошел в ванную. Внезапно в дверь позвонили. Андрей недовольно поморщился: умереть спокойно не дадут. Он подолшел к двери и открыл не глядя в глазок. Действительно, кого бояться человеку, стоящему одной ногой в могиле.
На пороге стоял мужик в спецовке.
--
Здорово хозяин, сантехника вызывал?
Сантехника он вызывал еще неделю назад, но кто же знал что он припрется именно сейчас. Андрею стало смешно, надо же, ему еще и кран перед смертью починят. Вот она проза жизни, в резиновых сапогах и с разводным ключом., а перегар-то...
--
Спасибо, я уже сам отремонтировал - произнес он широко улыбаясь.
--
Стольник - тут же сменил тон на деловой работник ЖЭКа.
Андрей порылся в кармане куртки и извлек пятисотенную купюру.
--
Держи - он протянул деньги мастеру.
Сантехник сначала не понял что ему дают, а когда осознал расплылся в улыбке:
--
Ты звони если надо. Петровича спроси, скажи срочно, я тут же прилечу - в голосе его слышались почти сыновнее почтение.
Андрей кивнул и закрыл дверь. Затем пошел на кухню и сел у окна. Из подъезда почти пулей выскочил мастер и как мальчишка прытью понесся по улице. Андрей наблюдал за ним и думал. Как мало все же надо человеку. Всего пятьсот рублей и он на вопрос счастлив ли он ответит: да.
Внезапно стало стыдно. Пятьсот рублей и самоубийство. А не зажрался ли он? Вспомнилась не к месту волна самоубийств прокатившаяся по Европе после публикации " Страданий молодого Вертера". Сравнил, показалось противно. Ведь все есть. Потом еще всплыла фраза из песни: "А что нам надо? Да просто свет в оконце". Совсем уже расхотелось заниматься начатым делом.
Он встал и пошел в ванную. Немного подумал и вытащил пробку. Вода потихоньку стала вытекать.
Андрей смотрел на нее и думал какую-то смутную, но правильную мысль. Что-то было в воде, но что непонятно. Внезапно его осенило. А ведь ничего вещественного он в жизни не сделал, и ничего не умеет, кроме как умными фразами сыпать, да в крайности бросаться. Руки, извиняюсь, под это самое заточенные. Даже кран сам не мог починить. Совсем к жизни непригоден, вот в чем проблема-то. Говорить и думать он может, а вот делать так и не научился. Стать бы хоть простым сантехником и тогда станет все не так. Увидешь, то что сделал своими руками и не будет мыслей про смерть и иже с нею. А будет только чувство теплоты при взгляде на свое творение. Точно творить, вот что. И жениться нужно будет. Пусть бы даже и не по любви, главное чтобы ребенок был. Тогда глядя на него можно будет тоже радоваться своему творению, он ведь тоже будет его творением.
Андрей засмеялся сам себе. А что, чем не перспектива. Новую жизнь хорошо бы спрыснуть и он стал лихорадочно одеваться. Сейчас купит бутылку вина и медленно выпьет ее. Хотя нет вино это снобизм, лучше водочки как пролетарии.
Он почти пулей вылетел из подъезда и побежал по улице.
Черная Ауди вынырнула из ниоткуда. Завизжали тормоза и последнее что Андрей увидел были ее фары. Хрусть и темнота...