Про маньяков писать проще. А если с плохим концом, то вообще легко. Особенно нам, писателям -- мы же все больные люди (хм, или во всяком случае некоторые. Уж я то точно ). И не ищем простых путей. Пожалуйста, распишитесь в получении. Рассказ с хорошим концом. Но про маньяка, каюсь.
Прошу вас, наслаждайтесь...
(Реальна ли эта история, сказать не могу, увы. Только замечу, что со всеми подробностями, так как описана, произойти она никак не могла.)
Директор "Гермеса" Лакин В. А. постучал в дверь туалета. Белая, пластиковая дверь с поворачивающейся металлической ручкой. Коридор, пол выложенный кафелем и стены раскрашенные в пастельные тона. В коридоре собрались без малого все полторы сотни сотрудников. Между головами его подчинённых перекатывались волны шёпота, разбиваясь словно о волнорез о грузную фигуру Марии Васильевны -- главного бухгалтера.
Из-за белой, запертой двери донеслись тихие неразборчивые песнопения. В. А. постучал уже посильнее и подёргал ручку. Заперто.
--Толя--проговорил В. А. --Выходи.
Главный бухгалтер сложила на груди руки. Её толстые губы уже полчаса кривились в презрительной усмешке. Остальные замолчали. Шёпот, как рябь на воде при унявшемся ветре, стих. Они ждали продолжения.
--Толя...--Не столько решительный, сколько умелый администратор, В. А. растерялся. Согласитесь, несколько необычная ситуация, когда старший менеджер по работе с заказами Толя Купанов вдруг запирается в туалете и отказывается оттуда выходить. И ещё эта глупая записка, прицепленная им полоской скотча к двери.
Не глядя, В. А. протянул руку назад. После секундного замешательства в ладонь легла половинка листа. Бумага для принтера, аккуратно разрезанная пополам канцелярскими ножницами. Полупрозрачным хвостиком мотается оторванный скотч. Синим и тонким ("мечтательным" -- почему-то подумал В. А.) почерком было написано следующее: "Извините за причиненные неудобства. Туалет временно не работает. Мне надо подумать. Очень надо. Простите." И подпись: Толя К.
В. А. зачем-то смял в кулаке бумагу. Оглянулся, ища куда бы выбросить. Наткнулся на чистый взгляд васильковых глаз секретарши Леночки и передал бумажный комок ей. Это нехитрое действо придало директору недостающую решимость и В. А. громко потребовал: --Выходи!
--Не могу--донёслось из-за белой двери.
Девочки-практикантки захихикали.
--Он не может.
--Ему очень надо...
--Подумать. Хи-хи-хи -- смеялись накрашенные ехидны с разрисованными ногтями.
С того места, где стоял В. А. было видно окно. За окном отрезок полотна голубого неба и часть покрытой смолой и толью крыши.
--Толя--грустно сказал В. А. --Открой немедленно. Я сейчас позову грузчиков и они мигом снимут дверь с петель.
После паузы Толя попросил:--Пожалуйста не надо..
И странное дело, В. А. почувствовал себя виноватым, как если бы предложил выгнать старую уборщицу Михину не заплатив ни гроша. Пенсионерка мыла полы и вычищала пепельницы без всякого договора, лишить её последней зарплаты было легко.
Тогда В. А. решил зайти с другой стороны: --Ладно Толя, может быть. А пока расскажи нам что подвигло тебя... -- директор пожевал губами подыскивая подходящее слово --... запереться.
Носивший крохотные усики Толя, по мнению директора, являлся тихим и интеллигентным человеком. А тихие и интеллигентные люди, как известно крайне смущаются, когда им приходится пояснять перед доброй сотней знакомых: зачем они изолировали себя в общественном туалете.
И правда, зачем?
Согласно по-детски коварному замыслу В. А. густая, малиновая волна смущенья должна была мигом вынести затворника с розовыми как у кролика ушами.
Мария Васильевна подпустила в усмешку каплю яда. Уж она видела начальственные интриги насквозь.
"Вот кто ехидна"--подумал В. А. --"Старая, коварная, ядовитая. Не один клубок интриг распутала. И ещё больше завязала". Он задумался, как бы незаметно испросить у главного бухгалтера совета. Однако возможности не представлялось. Толпа сотрудников переминалась с ноги на ногу, перешёптывалась, но не расходилась. Начало двенадцатого. До полуденного перерыва ещё добрых сорок минут. Так куда спешить, если показывают бесплатное кино.
Секретарша Лена ожидала, что голос Толи будет бесстрастно бесцветным, каким многие люди говорят о себе, в третьем числе. Или наоборот: торопливо захлебывающийся, каким гении средней руки втолковывают обывателям свои сногсшибательные замыслы. А может быть добровольный отшельник залает собакой или закричит петухом, подтверждая широко распространённую среди сотрудников версию о вязком болоте не буйного помешательства.
Когда Толя заговорил обычным, чуть усталым голосом, Леночка почти удивилась.
--Мне тридцать два года-- сказал он и стоящие перед дверью молчаливо согласились. Возраст старшего менеджера по закупам знали многие--Последние четыре работаю в "Гермесе". Уже давно хотелось уединиться и подумать над тем что я есть. И что есть мир окружающий меня как стеклянные стенки окружают рыбу в аквариуме.--Увлечение Толи самопостижением с восточным уклоном хорошо известно друзьям и коллегам. Именно как увлечение: ароматные свечки там зажечь или посидеть на мягком ковре пятнадцать минут в позе лотоса. Не употреблять колбасу (а колбаса-то чем провинилась перед насмешливым спокойствием Будды?). Интересная подборка книг, занимающая дома две полки. И множество прочих признаков безобидной страсти, на которые не обращают внимания, пока ты кого-нибудь не укусишь в трамвае. Зато потом всем всё становится ясно и знакомые поднимают вверх большой палец, загадочно говоря: --Уж было понятно заранее! Мы предчувствовали какие-то веяния в атмосфере.
--Я не спал эту ночь -- с какой-то подкупающей откровенностью говорил Толя -- Вы знаете какая сегодня тёмная ночь? Апрель месяц. Ветви приговорённой к спиливанию берёзы скребли стену под моим окном. Невидимый в темноте ветер. Сломав зимнюю замазку, я распахнул раму окна. Катя (любимая) закрыла дверь в спальню. Не сказала ни слова и пищал, выпуская пар, включенный ею синий чайник на столе.
Я понял. Растворяя крупицы ночи как растворимый кофе. Чёрное озеро, в белых, фарфоровых берегах. Что если не сейчас, не сегодня то значит никогда. Есть такое свойство у понимая -- его крайне сложно отложить на завтра, валяясь с банкой пива перед телеэкраном.
Апрель месяц. Голые ветви дерева скребут по панельной стене. Огонёк звёзды точно мерцающий кончик тлеющей сигареты. Тлеет, тлеет, к утру потух...
А утром Катя покрошила в горшочек мёда грецких орехов и высыпала кулёк изюма. Завязала платком, завернула в пакет и отдала. Два килограмма одного мёда.
--Конечно Толя говорил куда более сумбурно. Разговорным языком, проще. Но Лена впоследствии записала в дневник его слова именно так.
В. А. смотрел в сторону окна, где по покрытой чёрной толью крыше прогуливались два голубя. Один был упитанный и важный. Второй напротив, взъерошенный, немного побитый, но тоже весьма важный, знающей себе цену голубь. Неторопливо курлыча птицы завернули за выступ крыши и скрылись.
Девочки-практикантки озадаченно притихли.
Нельзя сказать что монолог Толи не произвёл на В. А. никакого впечатления. Произвёл. Только он директор и подчинённые ожидают дальнейших действий. Коллектив сотрудников никак не стая. Но директорам, как и вождям, противопоказана слабость, пусть её последствия далеко не столь трагичны.
В. А. осведомился: --И когда ты собираешься выйти?
--Когда пойму всё, что хочу понять.
--Да уж, странный дацан-- высказался кто-то из толпы. --Малогабаритный, какой-то.
--А как же остальные, кому ммм... захочется?
--В здании есть ещё две уборные--ответили из-за двери.
В. А. повысил голос, требуя ответа: --Но почему, почему именно здесь!? Чёрт побери!
Из-за двери резонно возразили: --А где ещё по-вашему?
Люди озадаченно притихли, обдумывая несколько алогичное возражение. Пенсионерка Михина задела ногой стоящее рядом пустое ведро и то зазвенело.
Идущий по пути Бодхисаттвы, Толя смиловался и пояснил: --Какое ещё можно найти место, где совершенно нечего было бы делать, кроме как думать?
--Да снимите вы дверь наконец. Детский сад.--возмущённо буркнул из толпы кто-то другой.
Под защитой Марии Васильевны высунулась юркая, как змейка, молоденькая бухгалтер Женя и сказав: --Пусть сидит, а?-- И спряталась обратно.
--Дурку вызывите, дурку. Увезут в комнату с мягкими стенами.
Озвученное предложение заставило В. А. на миг задуматься, но его не покидало иррациональное ощущение, что Толя совершенно нормален. Насколько можно быть нормальным в далёком от сельскохозяйственной естественности техногенном урбанизме большого города.
Плечистый охранник многозначительно поигрывал резиновой дубинкой и переглядывался с напарником. Имелась у него такая неприятная привычка.
"Воду отключить?" --метались мысли в голове директора -- "Электричество. Депремировать. Уволить?"
Последнее ему не понравилось. До этого дня Толя являлся хорошим, исполнительным, ответственным сотрудником, с лёгкими проявлениями инициативы. И самое интересное, проявление его инициативы почти всегда оказывалось к месту.
--Купанов--строго сказал В. А. --Помни о твоих служебных обязанностях. Могу и депремировать.
--Сейчас затишье -- отозвался Толя, который не мог не предвидеть подобный аргументации -- С текучкой Славик (его заместитель) справится. А что такое депремирование или увольнение по сравнению с внутренним спокойствием озера твоей души?
Толя знал -- его не уволят, разве что в конец зарвётся.
Приняв решение В. А. начальственным голосом, обернувшись к толпе, приказал: --Чего встали. Пошли все работать. Кому нечем заняться?
До полуденного перерыва оставалось тринадцать с половиной минут.
Спровадив Лену дозваниваться до жены отшельника Толи, В. А. имел короткий совет со старой ехидной, Марией Васильевной.
--Что делать будем?
--А что делать: дверь высаживать глупо. Отключать воду и свет -- мелочно. Пусть сидит. Следует выждать -- посоветовала главный бухгалтер. --С текучкой Славик и правда справится. И одним незаменимым, возможно, станет меньше.
Судьба ищущего просветления на какое-то время оказалась решена.
Потом вернулась Лена и откинув длинные, отбеленные волосы передала шефу удивительный разговор с Толиной женой, Катей.
--Пересказала ей вкратце ситуацию-- начала Лена -- А она: нечто подобное я и предполагала. "Вчера всю ночь мёрз у окошка. И кофе пил." Затем сказала, что куда-то там опаздывает. Просила не трогать Толика. Вежливо, в завуалированной форме, предупредила, что в серванте, в зелёной папочке лежит психическое освидетельствование Толика, доказывающее его адекватность. И много других бумажек лежит в зелёной папочке в серванте в квартире Толи К. ....
"Эта пара явно нашла друг-друга" подумал В. А.
А Лена грустно подумала "Когда ещё совершать безумства как не в молодости?". Она сама никогда бы не решилась выкинуть что-то подобное поступку Толика. И потому ей было немного завидно и немного грустно.
В. А. сказал: --Пусть пока сидит. Посмотрим что произойдёт дальше. -- И неформальным образом дал понять, что хочет чтобы его решение довели до остальных сотрудников.
Стрелки застыли на двенадцати. Настало время обеда. Рабочий день продолжался своим чередом.
В курилке только и сплетничали, что о Толе. С другой стороны о чём ещё сплетничать, держа облегчённую сигаретку меж пальцев? Проходя по коридору сотрудники поглядывали на запертую белую дверь. К концу дня перестали. В общем и целом случившее породило гораздо меньше толков и пересудов, чем можно было ожидать.
Колька-программист, полноватый юноша с волосами тёмно-медного отлива и причёской под "ёжика" приклеил к двери лист бумаги. Крупными печатными буквами гласивший: "Осторожно -- Философ внутри!". И строчкой ниже, буквами поменьше, выделенными курсивом "когда (пока) внутри, на людей не бросается". Сам того не подозревая украв строчку у бессмертного Твена.
Как будто так и надо. Ну заперся человек в необычном месте, что с того. Кого он хотел удивить в век микроэлектроники, клонирования, сотовых телефонов и хищных телевизионных реклам?
Лена стучала по клавиатуре. Распечатывала договора на принтере. Подкрашивала ресницы тушью и потихоньку думала. Сначала она приписала Толе эксбиционизм. Имелось нечто общее между прилюдным раздеванием и обнажением души, кое неизбежно при совершении поступков подобного рода. Проходя туда-сюда по коридору, фланирующей походкой, Леночка прислушивалась к таинственным звукам доносящимся со стороны двери. Звуками было бормотание и распевание в полголоса восточных мантр. Два раза она поймала отрывки стихотворных произведений русских поэтов серебряного века, всякий раз разных. Приглушённые отрывки казались торжественней и страшнее невнятных песнопений горной страны.
Один раз стояла тишина. За отделанной евроремонтном стеной, отшельник увлечённо лопал мёд. Одинокий, в аквариуме из невидимого стекла. Ложка за ложкой.
В восьмом часу, Лена сегодня задержалась. Она проходила мимо (просто входная дверь располагалась в дальнем от директорского кабинета конце здания и как раз между двумя точками лежал известный читателю коридор). Девушка осторожно постучала о косяк, словно в кабинет к В. А., когда тот был сильно не в духе.
За стеной кашлянули.
Лена задала очень глупый вопрос. Она спросила: --Толя, вы там? -- Конечно там, иначе история превратилась бы в фарс. В профанацию. В мазохистскую фантазию маргинала.
Неохотно, будто делая одолжение, Толик ответил: --Да.
--И как?--Спроси Лену, что именно она имела в виду -- она бы не нашла что ответить. Всё вместе, наверное.
--Охрип--виновато признался Толя --Постоянно говорить может лишь тот, кто боится слушать себя. Я понял.
Он попросил: --Пожалуйста выключи свет -- режет глаза. Темнота и безмолвие, вот прекрасный сосуд содержащий ледяное вино мудрости.
Практичная Лена задумалась: --Взял ли он воду? На изюме в меду далеко не уедешь. Впрочем ошибки Толика не её дело. Не её жизнь.
--Спокойной ночи--сказала Лена.
Постукивая по мокрому асфальту, блестящему в стерильно-белом свете редких фонарей. Разбивая каблучками зеркала луж, оброненных рассеянным дождём. Лена спросила себя: "Что есть её жизнь. Жизнь секретарши Леночки, на высоких каблучках, в тонком модном пальтишке (которое её оказывается полнит) с изящными пальчиками. С обручальным колечком, тускло блеснувшем в резком свете яркого фонаря. Длинные ресницы, трогательные васильковые глаза. -- И ответ ей не понравился.
Следующим утром В. А. постоял у двери. Дёрнулся, желая сорвать висящую бумажку, плод графоманских трудов эрудированного, благодаря Интернету, Коли. Передумал, оставив висеть.
Едва явившись на работу (не дойдя до кабинета и не раздевшись) Леночка просунула под дверь две плитки шоколада и пропихнула пакет наполовину наполненный водой. Бутылочка под дверью пролезть бы не смогла, даже пластиковая.
Отшельник поблагодарил девушку молчанием. И просматривая вчерашние договора, Лена ощущала себя чуточку благословленной. По чёрной крыше за окном прогуливались два голубя, похожие на вчерашних.
В. А. попросил кофе и Леночка нажала на кнопку маленького, блестящего, новенького кофейного автомата. Которого в тайне слегка побаивалась.
А едва рабочий день перевалил за половину, случилось нечто неожиданное.
Как град, губящий молодые, неокрепшие ростки пшеницы. Пришли два клиента. Важные. И от сознания своей важности для "Гермеса", ужас какие капризные. Две пары ботинок из дорогой кожи переступили порог. Они вошли вместе, хотя интересы представляемых ими фирм совершенно не пересекались. Один производил обувь, а другой, скажем, тарелки. Знаете, такие одноразовые, что будучи выброшенными не остаются лежать вечным укором цивилизации, а постепенно разлагаются и сделаны на самом деле из плотно спрессованного картона. Они и подошли то с разных сторон, игрой судьбы оказавшись у входных дверей одновременно.
Над дверями крашенная золотой краской вилась надпись "Гермес". Стеклянные вертушки завертелись.
Леночка получила две равнодушные улыбки. В. А. мгновенную мигрень. А клиенты требовали беседы с знакомым им по телефонным звонкам и электронной переписке Толей К. Младший менеджер по заказам их никак не устраивал. Оба желали перевезти крупную партию товара из пункта А в пункт Б.
О том, что можно представить Славика, как Толю, в тот момент как-то не подумали.
--Купанов, выходи немедленно--шипел директор на секундочку вручив перспективных клиентов заботам Лены.
--Пусть подойдут сюда. -- так настоятель обращается к отрёкшимся от прежней жизни послушникам, прежде чем сообщить им их новые имена.
В. А. был готов укусить себя за язык. Однако ничего не поделаешь. Размышляя, что предпочтительнее сотворить с непокорным архатом и находя в кровожадных мыслях некую приятность, В. А. выкатил из своего кабинета два кресла на колёсиках. И установил их напротив белой двери туалета. Колино творчество естественно сорвали. Если упорно приглядываться, можно приметить оставленное скотчем пятно.
Удивленные, возмущённые и пожалуй заинтригованные, клиенты присели в кресла. Мысленно распрощавшись с выгодной сделкой, В. А. убито глянул на секретаршу. Закрылся в кабинете. Упал в последнее, оставшееся кресло (оно было к тому же без колёсиков и не катаясь стаяло на ковре как влитое). И принялся устало тереть виски.
О чём идущий по пути понимания беседовал с перспективными клиентами, достоверно неизвестно. Сотрудники сидели по комнатам тихо, как мыши. Лишь моющая в дальнем конце коридора полы, пенсионерка могла наслаждаться сюрреалистической картиной офисной жизни. Но увы, любопытство Михиной давно возбуждали лишь очередной телесериал, цены на сахар (осень придёт, будем компотик варить). И её слишком низкое давление, заставляющее болезненно реагировать на самую пустяковую перемену погоды.
Лена нервно раскладывала на компьютере пасьянс. Очарованный синевой её глаз, Колька-программист, накануне достал программку скрывающую окошко с игрой по нажатию одной клавиши. Он явно рассчитывал на поцелуй (хотя бы в щёчку), а получил только улыбку. Волшебная кнопка позволяла раскладывать пасьянсы сколько угодно и когда вздумается. Правда сейчас мысли Лены витали далеко от нарисованных на мониторе карт.
Бодрой рысью клиенты прорвались в кабинет к директору. Как выяснилось позже: один устроил скандал и разорвал всякие отношения с "Гермесом". Зато другой оттаял, пошучивал и с лёгкостью согласился на оформление договора, намекая в скором будущем на ещё один заказ. Обещая рекомендовать фирму знакомым он толкнул вертушку и оказался снаружи. Полы его плаща взметнул промозглый ветер. По стёклам многочисленных окон ударили струи зачастившего дождя. Весна, апрель. Дожди идут часто.
Леночка по одному прикатила кресла обратно к директору.
В. А. пытался понять выиграла фирма или прогадала. Точно пьяный без спасительного забора, баланс кренился то в одну сторону, то в другую.
Главный бухгалтер прихлопнула моль, усевшуюся на не особенно важный документ. Мария Васильевна очевидно не собиралась придерживаться принципа ахисмы.
Позже многих (лишь молоденькая Женя осталась жечь свет и сводить непокорный баланс) Лена уходила домой. У Толиной двери она остановилась. Засмеялась, поймав себя на мысли как быстро эта дверь превратилась в "Толину". Пара суток не успела пройти.
Почувствовав присутствие или, может быть, увидев краешек тени, Толя заговорил: --Одиночество никогда не бывает полным--сказал он--Потому, что рядом всегда присутствуешь ты сам. Да и темноту не стоит так уж безоговорочно считать несуществующим, неодушевлённом (скажи ещё что она разумна -- хмыкнула Леночка про себя) не существом. Темнота и одиночество самодостаточны и искать мудрости в них, всё равно что пытаться из совершенной формы шара выточить куб.
--Где же мудрость?--поинтересовалась Лена.
--В людях. В мире. Сублимированная в воспоминаньях, она плавает на границе подсознательного как жир в холодной воде.
--Что-нибудь нужно?--зачем-то предложила Леночка--Я могу принести...
--Необходимое мне принести невозможно. Что же до остального, оно никчёмно.
Почти злорадно Леночка подумала: "Вот горшочек с мёдом покажет дно, тогда запоёшь по иному".
Следующим днём была суббота. Вот так взяла и наступила. И не надо идти на работу. Но она всё равно пошла. Муж удивился. То ли из ревности, то ли от участия (а может быть ему просто было нужно в ту сторону), подбросил её. Наблюдая как она стучит кулачком в стекло и охранник, узнавая, открывает. Муж завёл машину и оставив след шин в грязи, укатил прочь.
Небеса никак не желали разразиться дождём. Хмурые, серые, они низко висели, задевая штырьки телевизионных антенн. Право, лучше бы скорей выплакались. Потемневшая, словно набравшаяся влаги, густо-чёрная крыша скучала в ожидании голубей. Городские птицы нахохлившись сидели каждая под своим карнизом. Блеклыми глазами оглядывали серое небо и на крышу не прилетали.
О солнечном дне, когда началась наша история, оставалось только вспоминать.
--Привет--поздоровалась Лена не зная что сказать ещё: что она пришла -- понятно и так.
Они разговаривали, но чаще молчали. Охранники больше внимания уделяли складской зоне и зоне приёмки. На второй этаж забредали редко.
Сбросив каблуки, Леночка устроилась в самом большом (из комнаты заведующих, директорский кабинет и бухгалтерию охраняли оттиски печатей в пластилине) кресле. Белая дверь, как чистый лист бумаги. Она залезла в огромное кресло с ногами. Обхватив коленки и чувствуя ладонями грубую джинсовую ткань.
Лена знала, что у неё очень хороший муж. Он действительно её любит. Но он бы не понял. А вот Катя понимает. Катя -- голос в трубке, жена Толи. В середине игры колоду не тасуют.
Колечко на пальце. Крутиться -- не снимается. Всего год как надела.
И наверное следовало Толе открыть дверь. Плюнуть на стекло аквариума, его всё равно не видать. Разбить то, что можешь разбить. Но...
Дверь осталась закрытой. Её отмытая уборщицей белизна, точно насмешливая улыбка Будды, в те времена, когда он ещё не был Буддой. Ей не хватило безмятежности спокойного озера в безветрений полдень. Увы, большинству вещей, словно людям, всё время чего-нибудь не хватает. То одного, то другого, другого, другого, другого.
В общем красиво история не закончилась.
Чёрная крыша, предстающая перед Лениными глазами, когда та вертелась на вертающемся кресле, высохла. Солнце, весна. Деревья напрягшись выбрасывают почки. Апрель закончился. Выплакался вместе с дождями, разбился под каблуками молодых, стервозных дамочек.
Во вторник Толя К. открыл дверь. Вид у него по окончанию заточения, честно говоря, был не очень. Каждый пустил остроту. Но что могут сделать щепки статям в храме? Ничего.
В. А. депремировал его -- на незначительную сумму.
Какую-то мудрость Толя нашёл. Только кто поручиться, что последнюю. Лето, головняки, работа. Мудрость, когда она неуловима, точно ощущение или короткий взгляд через цветное стекло, легко забывается. Стоит только отложить стекло в сторону.
Что можно сказать. Какую мораль вывести из сей правдоподобной истории: -- колоду в середине игры не тасуют? Не так ли.