Аннотация: ...иногда реальный столик в задрипанном ресторане гораздо эффективней писем на шикарном столе офиса.
ЧАСТЬ 3
...Конец июня 1986 - го. Начало перестройки. Народ в общей куче перестройку принял примерно как дикое и своевременное постановление ЦК КПСС о том, что - "бабы - седни трахаемся, - завтра рожаем". Но так как в реальности, исчезли спиртные напитки, то все поняли - "сухой закон". А то, что теперь можно было фарцевать в открытую, просекли только цыгане - они местным табором взяли на себя труднейшую обязанность по обеспечению города алкогольной продукцией, за что обещали в Заречной части города поставить Горбачеву памятник, уж если не из золота, то хотя бы из мельхиора.
Рынок также резво въехал в "новые экономические условия", поэтому ломился от товаров. Появились в огромном количестве авокадо (никто не знал, как их трескать), и бананы, к которым абсолютно не требовалась инструкции по применению.
... В жаркий июньский вечер я бродил по рядам рынка, набивая "потребительскую корзину" на неделю, которую я собрался провести на даче, взяв на работе законный отпуск, и решив его потратить на пьяную рыбалку с Семенычем. Папик был в командировке, а точнее под видом ее поехал ловить нельму на Оби, а мамик поправляла вечно шатающееся здоровье в каком - то профилактории. Грузинские парни давно уступили торговлю на Центральном базаре азербайджанской диаспоре, которая специализировалась не только на цветах, но и на более насущных предметах жизни - от спичек и сигарет, до подсолнечного масла и кур. Если кто помнит - именно тогда это и исчезло с прилавков магазинов.
...Скидывая в багажник, приобретенное на рынке, я непроизвольно почувствовал на себе чей - то взгляд (говорят же, что у человека есть так называемое "шестое чувство"). Оглядевшись по сторонам, я увидел в трех метрах от себя молодую особу, чьи неуловимо знакомые глаза просто сверлят меня.
Я узнал ее.
Это была ОНА.
Все - то же самое, но волосы - вороново крыло. Нет, мне не стало не по себе, как говорится в таких случаях. Сердце не ёкнуло. Просто вялое равнодушие... И неизвестно откуда взявшийся кураж. Я поднял руку в приветствии и развязно осведомился:
- Что - то не так, мэм?
А в ответ:
- Санечка, а ты совсем не изменился за это время.
- За какое? Сударыня?
- За прошедшее...
- Ну, если не считать отпущенных усиков и некоторой помятости мыслей, - вы правы.
- Давай лучше на "ты"...
И мы снова были на "ты". Полчаса промолотили языком, стоя на знойном летнем асфальте. Я уже был в курсе, что они с мужем живут в одном из северных городов, который от нашего отделяет час лета на самолете, что у нее растет сын, что она приехала в коротенький недельный отпуск, чтобы проведать маму, и что она совершенно не представляет, как убить пять дней отпуска в родном, но уже ставшем чужим, городе... В конце концов, она согласилась, чтобы я подвез ее до дома (хотя я и не уговаривал), ( и представьте себе, не подпрыгивал от радости, что ОНА сидит со мной в одной машине).
...Мы попали в полукилометровую пробку. Еле-еле передвигаясь, неожиданно для себя, мы разговорились... естественно о том, что когда - то было между нами (и было ли?)...
Впрочем, говорил только я, - меня несло, как Остапа про ирригацию Узбекистана...Истосковался по чужим ушам. С веселой легкостью и отличным настроением, мною были затронуты, изложены, рассказаны и описаны все те чувства, которые имели место в то золотое время... Я, помнится, поблагодарил ее за принесенные мне переживания. Из меня, как из худого мешка сыпались воспоминания, анекдоты (в тему и без нее), разглагольствования на чувственные темы, - короче говоря, куражился напропалую... Она звонко улыбалась...
...Чтобы не ждать рассасывания затора, свернули в переулок, и, колеся по закоулкам, наткнулись на какую-то замшелую кафешку, в которую и зашли, даже не дожидаясь взаимообоюдных согласий, - как - то само собой.
...В зале почти никого не было, - и кто это, интересно знать, мог торчать в жаркий летний день в таком предприятии? Мы сидели друг напротив друга и глупо улыбались нерасторопному, сонному официанту, обшарпанным столикам, запаху столовской кухни и оглушающему своей непритязательностью маленькому букетику "анютиных глазок", стоявших в граненой рюмочке на столе. Лабухи лениво играли Криса Ри и Шадэ, состоявших в обалденном популяре в то время во всех кабаках.
... Сколько мы там просидели, о чем говорили? - я не помню, только когда на город опустилась почти такая же, как в Питере, белая ночь, - нам вежливо намекнули, что заведение закрывается. Одуревшие от разговоров и запахов кухни, вышли во влажное прохладное тепло ночи.
Громко стрекотали сверчки. И она, немного застеснявшись, зная, ЧТО говорит, обернулась ко мне и полу просительно, полу утвердительно произнесла:
- Я совсем не хочу домой.
Я не удивился. Просто с твердостью номенклатурного работника сообщил:
- Тогда наш маршрут пролегает через мою дачу, - и деловито засел на водительское сиденье...
Серая, мутная лента шоссе...
Скорость...
Вялые стоп-сигналы обгоняющих авто...
Темное молчание...
Свет глаз, отраженный от приборной доски...
Влажный ветерок с озера...
Влажный, ёмкий поцелуй, зовущий твои губы в темноту салона...
...Ворота дачи так и остались незакрытыми.....
Мы целовались не торопясь, с расстановкой, без стеснения....
Мы не прикасались друг к другу руками..
Мы целовались просто даже не губами, а исходящим от них горячим, терпким воздухом, проводили этим горячим дыханием по лицу, по губам, по носам, по щекам, мокрым то ли от слез, то ли от ночной влаги...
...А после, стыдливо и наивно пряча глаза, пили горячущий кофе с коньяком и по новой знакомились... Друг с другом... Сами с собой...
Я постелил ей в соседней комнате.
...И под утро, которое занималось из - за леса лысым, вальяжным солнцем, когда я, бессонный, ворочался под музыку Хелен Мерилл, раздался тихий шорох шагов и мою голову согрели -
ЕЕ нежное дыхание....
И ее ладони, перебирающие мои волосы,
И ее закрытые глаза,
И ее бархат кожи,
И ее слезы, падающие на мое лицо,
И ее шепот:
- Сашенька, я ведь тогда тебя не знала, оказывается. И пять часов назад я тебя не знала. А теперь знаю, - я обнимала тебя, твою душу, похожую на мою, - обнимала себя... Прости меня... За все прости...
Я отвернулся, чтобы она не видела моих влажных глаз. Не надо. Незачем...
Но...
НИЧЕГО не сказал.
Не ответил.
Просто слушал.
Просто наслаждался.
Чем?
Ее словами?
Ее руками?
Ее кожей?
НЕТ.....
Ею?
Собой?
...Немного погодя, она, накинув какую-то рубаху, сверкая стройными ногами, ходила по росистой траве, в прохладе утра, в элегантном, грациозном поклоне собирая клубнику, беззаботно смеясь, предлагала мне пурпурные, перезревшие ягоды... А у меня хватило "юмора" отыскать бессмертное Битловское "Strawberry Fields Forever" и поставить на магнитофон.
...Я В СВОЕЙ ЖИЗНИ НИЧЕГО НЕ ВИДЕЛ ПРЕКРАСНЕЙ ОБНАЖЕННОЙ ЖЕНЩИНЫ, СОБИРАЮЩЕЙ ЯГОДЫ ПОД "ЗЕМЛЯНИЧНЫЕ ПОЛЯНЫ".
...Это уже после, старик Семеныч, подкатив с трехлитровой банкой пива, выменянной на браконьерски раздобытых карасей, в полвзгляда окинув мою одуревшую морду, трезво и тактично сказал:
- Я думаю, на рыбалку ты не поедешь в ближайшую неделю, ага?...
Услышав невнятное: "Семеныч, ну, сам понимаешь", Он взял у меня две бутылки "Три бочки", пьяно горланя и цитируя Юнну Мориц (во дает), скрылся за воротами собственной дачи.
...Надо ли говорить, что наша любовная неделя пронеслась гораздо быстрее и плодотворней, чем постельная забастовка Леннона и Йоко-Оно.
... Охмелевшие то ли от разговоров, то ли от наслаждения друг другом, мы расстались в аэропорту, поглотившем ее в беспорядочном гомоне несущихся и опаздывающих пассажиров. Только запомнился взгляд тетеньки в синей форме с кокардой Аэрофлота - томно-плавный, провожавший ее в накопитель.
...После, немного погодя, я к ней ездил, и она ко мне приезжала, и в обоих случаях мы снимали номер в какой-либо гостинице, и наше так сказать "ложе", почти не остывало...
...А однажды, через четыре месяца после нашей упоительной недели на даче, шеф передал мне записку и сообщил:
- Сказали тебе передать.
Я развернул клочок бумаги, на котором куриным почерком моего начальника был написан ЕЕ телефон:
Перезвонил, спросил:
- Что-то случилось?
- Нет, ничего, просто нам не следует больше встречаться....Я прошу тебя.
Даже не удивился. Даже не стал задавать себе лишних вопросов. Зачем? Какой-то непонятный груз упал с моих плеч. То ли стал циничней, то ли непробиваем... или просто устал...
Облегченно протрубил в микрофон:
- Договорились, мэм...
...А после работы я ходил по скверику у наконец-то законченного Дворца Культуры "Строитель" возле своего дома, в звенящем холодом запахе сжигаемых глубокоосенних листьев, пиная ботинком мелкие камешки, внутренне улыбался, и слушал, как из окна соседнего дома доносилась песенка Дорис Дэй - "If I Give My Heart To You". Ни фига себе, какой старинный меломан, - ведь это же такая редкость - услышать пятидесятые годы, - да еще так громко и чисто.........
"ТАПС Энтертейнмент"
All Rights Reserved
P. S. Только скверик стал отправной точкой четвертой части. Ну, надо же? The Ring of Illusion?