Похолодало. И ночью завораживающая луна, полно смотрит на меня. На того кто брел.
На того кто сна лишился в ранние года.
Да я не помню уж когда в последний раз ложился, спал и сны приятные видал.
Я все ходил по пустоте. Обреченный жить во тьме. Хоть я и был чернее ночи, хоть я и жил, так как дано ему, ведомому моему.
И нас как прокаженных обходили стороной. Глаза они свои берегли от глаз моей же тьмы. А все из-за него...хозяина моего.
Я тень владыки боли, я пьяница, идущая за тем кто судьбой своей доволен, кто печалью насладился, тока в доме он родился, где кроватью ему была, холодная земля.
Я же тенью уродился с ним и после даже в детстве я не видал ни взглядов долгих и прямых.
Они смотрели и тут же морщились и скалились на нас.
А все виной тому она... его прокаженная судьба.
Я с ней знаком, волей и она наказала за что-то и меня.
Я плел за ним и завистью смотрел на тени, что темнотой светили и беззаботно и радостно ходили.
Видал как эти тени в хороводе как маленькие дети; плясали и гордились, что они вот так счастливо прикрепились.
А я постыдником служил; он в лужу наступает и против воли меня с собою забирает.
Отцепиться бы... пробиться, умыкнуть, я знаю я не нужен вовсе этому безумцу.
Но судьба дала, мне жить в тени бродяги кто тьму возлюбил и меня он в ней хранил. А же солнце полюбил.
Сиянием иногда, выводила она меня из темна.
Вот бы мне прикрепиться к ворона крылу. С вороном взлететь и мир с высока узреть. Он летит, а я за ним гонюсь. Он над водой, а я по волнам. Он в облака, а я спрячусь пока. Он в гнездо, а вот и я средь птенцов его. Вот тогда мне тени быть и счастливым быть!
Но...Его побьют, а я смотрю и поделать ничего не могу. Его убьют и я умру. Вместе с ним меня на свалку из бетона и гробов отнесут и там покой найдет тот бедолага, что судьбой был обвинен в нищем темени ходить и людей страшить. Ну а я... что богу до меня!
Я всего лишь тень одна из многих тех, кто прикреплен жить в тени, плакать и страдать и хозяина тень бросать.