Три дня назад редактор Николай Чегошевич Никакущев учил уму разуму молодую корреспондентку Веронику Искалову.
--
Ника, милая моя девочка, с твоей потрясающей верой в Справедливость, заметь, слово справедливость пишется в твоем случае с большой буквы... так вот, тебя можно занести в книгу рекордов Гиннеса. Только скажи, что ты там будешь делать в одиночестве? Ты же его не выносишь.
--
Кого? - мрачно поинтересовалась Ника
--
Одиночества конечно! - закончил редактор созвучной его фамилии газеты.
"Человек по природе одинок! Но я отказываюсь верить, что одинока в своей вере" - корреспондентка по дороге домой убеждала начальника. - "Почему я спорю с ним сейчас? Когда он не слышит меня? Что за дурная привычка?"
Дома ее ждала Забава.
Ника знала, что обладала странностью. И стычки с редактором были традиционным явлением, как нескончаемый бразильский сериал. Все потому, что она верила в добрую и хорошую половину человека. А редактор оттягивал галстук, выставляя на обозрение худую небритую шею, и объяснял: "Ника, милая моя девочка, пойми, что тебе не во что верить. Та половина, как доброкачественная опухоль уменьшилась до восьмушки, до одной сотой, что уж мелочиться. Потому что люди каждый день принимают такие сильнодействующие препараты как "жажда денег" или "жажда власти"... К сожалению, тебе они противопоказаны. Может, полечишься от аллергии?" - как будто просил он.
"Ника, лягушонок, не отчаивайся. Я всегда знала, что ты самая необычная девочка из всех детей" - успокаивала из-за океана тетя Даша племянницу.
Тетя привезла трехлетнюю Нику в Сибирь из Алушты, после того как мама Ники ушла купаться в шторм и не вернулась. Папу Ника не знала. Через десять лет тетя Даша перекочевала с американским гостем за океан. Оставила коттедж Нике и еще десять лет присылала племяннице по триста долларов в месяц. Когда молодая журналистка получила диплом и начала самостоятельно зарабатывать на жизнь, с карточки в конце месяца стало нечего снимать.
Зарабатывать получалось неплохо. Всем было интересно поговорить с высокой стройной журналисткой, приятно замечая ум и начитанность. В ее внешности жила какая-то дикая, невозможная красота. К тому же Ника обладала замечательным качеством - она жила работой. Однажды в газете вышло ее интервью с "чеченцем". Голая перчащая правда подняла на уши местное отделение милиции. Районное отделение тоже пыталось проделать этот трюк. Но пришла команда сверху, как потом догадалась Ника, и возмущенных прищемили, редактора хотели вывернуть наизнанку и посмотреть: так ли у него расположены внутренности, или все таки что-то еще бьется слева. Но Чегошевич был в отпуске. А Ника со всей непосредственностью добилась выплаты обещанных командировочных "чеченцу".
В чувствах, пристрастиях и взглядах молодая корреспондентка отличалась максимализмом. От чего иногда страдала, но по-другому она не умела жить.
Еще она не умела жить в своем маленьком северном городке. Нялимпасцы - жители Нялимпаса, трепетно охраняли собственный ритм жизни: никаких треволнений, сенсаций и динамики. Вездесущий Чегошевич и тут приходил на помощь:
"Ника, милая моя девочка, наш городок лежит преимущественно на болотах, его окружают болота.... Чуешь к чему я? Нет? Ну ладно. Болото волновать нельзя. Потому что шторм, который ты так ждешь и кличешь, может захлестнуть весь город волнами грязной жижи. При лучшем раскладе все просто выпачкаются. Но учти, тогда и от тебя за версту будет вонять протухшим мхом".
А Нике хотелось шторма. Она не знала, что это, может тоска по детству, по большим волнам моря, когда мама стояла у окна и радостно встречала удары грома. А может желание жить, любить...
Два дня назад Денис Слепухин местный художник, попутно возлюбленный Ники тоже пытался научить девушку жить:
--
Ника! - начал он грозно. Ника почувствовала, что возлюбленный Дионис захотел стать просто Денисом, и чертики начали разжигать жертвенный костер в зеленых глазах
--
Ника...- опять попробовал мастер кисти - ты замечательная девушка. Но я не могу творить. Ты похожа на шторм, на ураган. Ты врываешься в мою жизнь и открываешь все окна и двери в моем сознании, а я начинаю задыхаться от избытка воздуха. Мне не это нужно. Я хочу идти своей узкоколейкой, а ты пытаешься спихнуть меня на большую дорогу.
Знаешь, Ника, ты прекрасно танцуешь, на тебя можно бесконечно смотреть. Но если хочешь остаться жив, можно только смотреть...как на стихию природы.
"Вы только послушайте его! Какие метафоры! Гиперболы! Анафемы!" - пинала Ника желтоглазые листья по дороге домой и вспоминала прошлую осень.
А дома ее ждала Забава.
Отважная зеленоглазая девушка не могла ни с кем завести отношения. Те отношения, которые бывают у мужчины и женщины. От которых случается пупс на капоте машины и крики "Горько!". Или просто яичница-глазунья по утрам.
Дело в том, что Ника терпеть не могла яичницу, а глазунью просто не выносила. Однажды, осенней ночью, после современного развития отношений, Ника шутя сказала, что она дочь турецко-поданного, и взяла бы частями, но ... договорить не успела, как вторая половина современных отношений испугался и убежал.
А глаза Ники покраснели. Руки и губы задрожали. Она быстро закурила и запела:
Ведь в моих руках
Часто бьются чашки
Не смогла б я вам
Постирать рубашки
Не смогла б я жить
При настольном свете
Собирать всю жизнь
По кусочкам ветер
Весной появился Денис. И Ника обрушилась на него, желая поверить, что это ОНО. От неожиданности Денис написал картину, которую купил иностранный гость. Художник хорошо заработал, но тоже испугался. Ему нужна была жизнь с размеренным ритмом, с коллажами для газеты и тихими пейзажами на закате.
Ника поняла это два дня назад. Она не стала ничего петь, а только философски продекламировала:
Я не хочу болеть любовью
Почувствовав свободу, я лечу
Себя я накормила только болью
Мне жаль, но быть с тобой я не хочу
И пусть страданий принесла тебе не мало
Ты новое открыл в них для себя
То правда, что тебя я заставляла... любить себя.
Позавчера ночью Ника села напротив кошки. Забава ударила ее лбом в нос, лизнула в глаз, обняла лапами шею - Ника поняла, что подруга готова ее выслушать: "В три тысячи двести сорок пятый раз я поняла, что власть предержащие будут покупать туфли за три тысячи долларов, строить в Нялимпасе тротуары из дорогой плитки, когда один из микрорайонов уже поменял свое азиатское название на Водосточный. Ты слышишь? В сотый раз я поняла, что никогда не стану редактором газеты. Почему? Нет, не потому что мне не позволят. Ах, ты в этом не сомневаешься? Спасибо. Но у меня свой взгляд на восьмерку бесконечности власть-пресса. Я не хочу нырять в черную дыру. Да, такую же черную как твоя шуба. Нет, это еще не все! Наконец, в первый раз я осознала, что не позволю себе стать женой нялимпасца. Что? Ты смеешься? Ах, ты хохочешь?!" Ника спихнула кошку с кровати. Забава ухмыльнулась и уплыла на кухню.
Ника погрузилась в интернет, нажала в поисковике "искать", в строке значилось - смысл жизни. Компьютер завис. "Даже ты покинул меня". - упрекнула Ника машину.
Перед сном одинокая девушка поплакалась луне и тихо прошептала: "Миленькая, ну хоть что-то... или счастья в жизни".
Вчера утром к Нике подошел редактор:
--
Ника...
--
Знаю! Милая ваша девочка! Стихийное бедствие, на которое можно только смотреть, а не то от вас тиной будет нести за версту!
--
Я только хотел сказать, что для тебя есть задание... - Чегошевич ошалело смотрел на багровую корреспондентку.
--
А....Ну...
--
Ну, ты даешь! - заулыбался он и рассказал.
Километров на четыреста к югу, по железнодорожной ветке находилась станция. И сегодня утром оттуда позвонили и попросили прислать корреспондента. Будто живут там старик со старухой, которым по сто лет, и умирать не собираются.
Сегодня луна прыгала румяным колобком по верхушкам елок. Она не пыталась наставить Нику на путь истинный, но на всякий случай та показала ей язык. Луна остановилась. Ника вздохнула: "Сейчас начнется" - и приготовилась выслушивать нравоучения от ночного светила. Вдруг очнулась: "Это же мой выход!"
--
Ты мне говоришь? Такая молодая, а уж грехов выше ушей. Вот и трясешься от страха, знаешь, небось, куда попала.
--
Я корреспондент. - обиделась девушка.
--
А Ника... - смягчился вдруг он. - Пойдем провожу.
"Надо же, и в этой глуши меня знают. Мелочь, а приятно" - успокаивалась она, шурша гравием за дядькой - хороший он, только взгляд, как сканер.
Железнодорожник подвел ее к телеге, запряженной красивым конем, только чересчур упитанным. Под фонарем шерсть отливала серебром. По серебру бежала струйками кровь - узда, хомут, подпруга - все натирало животному кожу до кровавых мозолей.
--
Что же вы над лошадкой издеваетесь? - укорила она подошедшего старичка, видимо хозяина.
--
Это конь! Он сам себе награду уготовил ... потом все поймешь. - ответил за старика Сканер - дед Орбод - Ника, Ника - дед Орбод.
--
Давно ждем. Поехали уж - улыбнулся старичок добро.
Телега съехала на колдобины, и у девушки внутренности стали плавно меняться местами. "Постойте-ка... - вспомнила она, когда желудок подобрался слишком близко к горлу - это у Булгакова в Записках врача, по-моему, "по вашим дорогам нужно привыкнуть ездить, а возница отвечает: - эх товарищ доктор, пятнадцать годов езжу, а все привыкнуть не могу".
Ника искоса посмотрела на возницу. Он, как ни в чем не бывало, насвистывал песенку.
Путники съехали на узкую колею между темными елями. Деревья словно черная стена на многие километры отгораживали придорожную зону от своего таежного мира. Две пихты как два высоченных стража пропустили телегу в свое царство. Ника вдруг вспомнила, зачем приехала и беспокойно спросила старика, который уже не казался добрым и мудрым дедом, а окутался какой-то мистической дымкой непонятного:
--
А далеко нам еще ехать? И где же эти загадочные старик со старухой?
--
Ехать километр. К моей бабке. А дед, то бишь, старик - я.
"Так, так... Совсем грустно мне что-то. Везут куда - непонятно, старику самое большое - лет семьдесят, вот так и сгину в расцвете своих ...цати, такая вся красивая" - начала жалеть себя Ника ни с того ни с сего, потом вспомнила слова редактора - "Там, где пропадают люди, журналист не пропадет. Журналист - он не человек". А вдруг я все-таки человек?" - испугалась она не на шутку.
Конь шел неумело. Будто не его оглобли, будто не для них он. Чувствовалась в нем порода. И красивый, и кровь по шерсти так и лилась, но не было жалко Нике его, ничуть. К коню росло чувство омерзения:
"Что же творится со мной, я ведь люблю животных? Чертовщина какая-то":
--
Вот хоть убейте - животных обожаю, но ваш конь, странный какой-то. Простите, к нему ничего не рождается, даже симпатии, даже жалости!
--
Этого еще не хватало - хмыкнул дед.
Вдруг справа от телеги, между огромными стволами елей заметалась большая тень. "Волчья!" - азартно закусила губу Ника - "Тут же волки - звери!".
Но конь не храпел боязливо, как обычно, почуяв зверя. Только замотал крупной головой, будто здоровался. И тут показался сам волк: красивый, серая шерсть переливалась под луной. Светлые лапы и живот белели в темноте, будто завораживали. Волк приноровился к шагу коня, замедлил бег и приблизился к деду. А тот, не замечая, хмуро правил и вдруг обратился к обомлевшей Нике:
--
Сейчас представление будет.
И точно, волк заскулил, прося чего-то. Жалобно, прижав уши, заглядывал в глаза деду. Тот молчал и не оборачивался. Тогда зверь вдруг озлобился, оскалил зубы и дернул ухом. Одно было надорвано у самого основания, не сильно, но заметно. Глухо рыкнув волк скакнул в тьму леса, исчез.
--
Вы не поверите, но этот волчара похож на нашего завкомхоза! То есть на заведующего коммунальным хозяйством Бешаного, ударение на "а". Это он всегда добавляет. Молодой, красивый, а взгляд как у волка. Я его за глаза так и звала - волчарой. И главное у него ухо тоже порвано, возле мочки. Я все думала, почему он не зашьет? - тараторила Ника.
--
А он хотел на юге эту процедуру устроить.
--
Да? Ах, да Бешаного в отпуске.... Помню, на пресс-конференциях он особенно походил на волка. Как идут вопросы о гнилых домах, которые тонут в канализациях, так и начинается эта осада. Мы, журналисты - красные флажки, а он - волк, на нас смотрит и злится.
--
Почему же вы не охотники?
--
Ну что вы! Настоящих охотников осталось мало. Их в Красную книгу заносить можно, как ежегодно отстреливающийся вид журналистов. - грустно усмехнулась Ника и замолчала.
--
А ты что же? Тряпка? Красная тряпка?
--
А я так...- Ника опустила голову.
Молча, они выехали из ночной осенней тайги на дневной луговой простор.
"Постойте, постойте, какой же это луговой простор, это ведь самая настоящая степь! Причем степь весной, можно сказать "грачи прилетели". Вон и жаворонок заливается. Но сейчас же ночь! Вернее день! Но почему? И при чем здесь жаворонок? В таежных просторах этих пичуг отроду не было?" - мысли Ники выскакивали беспорядочно и не к месту, как ухабы на дороге. А степь, будто имела право, раскинулась до горизонта. И повсюду бархатом стелились тюльпаны. Смятение в голове Ники зашкаливало, а она все дышала с восторгом ароматами молодой полыни и парящей земли.
--
Куда я попала? - шумно и с восторгом накинулась она на деда.
--
Ты подыши, подыши. А то скоро картина сменится.
И точно. Не успел он хмыкнуть, как степной простор заволновался и пошел рябью, как вода под каплей дождя. Сменился сибирским осенним лугом. Рыжая дорога лентой потянулась к желтеющим березам. Ника, подавленная чудесами, молчала. А ее голова гудела от роя мыслей: "Только вчера просила чего-нибудь эдакого. Вот, пожалуйста, напросилась, дурная голова. Главное - надо вести себя очень мужественно, спокойно, как будто, так и надо. И помнить - я не человек, я - журналист".
- Приехали.
Телега остановилась точно за березами, перед исправным срубом. "Миленький домик для деда с бабкой и их страшной тайны" - поежилась Ника.
--
А вот и она, кстати. Знакомься моя старушка Адварпа. - грустно улыбнулся дед Орбод.
Ника с подозрением посмотрела на женщину: "Будто вся из острых углов, того и гляди - уколешься".
Но старушка вдруг закивала - правильно, мол, думаешь. И уже добавила вслух:
- Ну, вот и хорошо. Пора было уж человеку в гости наведаться.
Тем временем дед быстро кивнул бабке, сел в телегу и молча повернул измученную конягу обратно к лесу.
--
Адварпа ... вы как-нибудь проясните ситуацию? А то я в конец обессилела от этой череды сегодняшних чудес... - обратилась Ника к старушке. Но сама следила за телегой, ждала, может опять мелькнет степной пейзаж.
--
Была, была твоя степь...- посмеялась бабушка, - только сейчас не жди. Пойдем лучше в дом, сама ведь хотела "прояснить ситуацию"?
Ника обречено вздохнула и направилась к избушке. "Ну, бабушка, вы со своим дедушкой стоите друг друга".
В доме было тепло и пахло свежеиспеченным хлебом. Ника присела на лавку за добротный деревянный стол. На льняной занавеске вырисовывалась тень большой кровати. "Наверняка дуб" - вздохнула Ника - "Или кедр! Расскажу Забаве - она в обморок от зависти грохнется". Украшением всей комнаты была, конечно, печь. Большая, русская, со множеством всяких отверстий и полочек: где-то связки травы сушились, где-то кубики яблок вялились, причудливыми бусами тянулись от печи к потолку связки грибов. "Красиво - раритет" - молчаливо одобрила корреспондентка. И вдруг почувствовала себя такой бывалой журналюгой, может быть даже прожженной... Которая объездила пол мира, которую ничем не удивишь, которая запросто опрокинет стопарь водки и закурит ее "Балканской звездой". Бабка тем временем поставила на стол кружку зеленого чая.
--
Ты не первая наша гостья. Первый был Метерлинк.
--
Сказочник! Мне у него "Синяя птица" нравилась.
--
Еще бы, а кто ему идею подбросил? Ты журналист, привыкла масштабно мыслить, и говорят, даже веришь в то, чего уже якобы не существует...для некоторых. Поэтому ты здесь. Поэтому ты просто слушай и не строй версий о том, кто мы - может инопланетяне, которые сейчас проведут страшный опыт, или сбежавшие психи-маньяки с экстрасенсорными возможностями.
"Кстати, идея! Почему я раньше об этом не подумала?"- но Ника развивать мысль не стала, а решила просто слушать старушку.
А дальше была сказка...
--
Если прочитать мое имя с права на лево, то получится Правда, а деда моего зовут Добро. Вот такая пара. Как все придуманное мы имеем право на существование.
--
Что значит придуманное?
--
Человек ведь выдумал понятие лжи, злобы, чести, свободы, не забыл и про войну. Все они живут. Что-то из них процветает, что-то порастает мхом. Как видишь, мы с дедом уже не молоды.
Вероника сидела и грызла палец - показатель глубокой задумчивости, иногда полного отсутствия мыслей.
--
Хорошо. Но тогда как вы здесь очутились? И для чего?
--
Раньше мы жили везде - и в городе, и в деревне, потому что жили у каждого человека в сердце. Но пришло время Великой Жажды. Мы начали отступать. Сердца людей закрывались, и мы отступали все дальше, как изгои. Чем меньше сердец, в которых мы живем, тем больше километров нас отделяют от людей. Однажды, когда мы только переехали сюда, к нам пришла Справедливость:
--
Новое время требует новых решений! - сказала она и представила Кару - молодую женщину в черном. Она объяснила мне и деду принцип совместной работы. Если какой-нибудь человек вырабатывает в сердцах других людей жажду мести или отчаяния, то он попадает к нам. Как это происходит - ты знаешь. Поезд внезапно ломается, железнодорожник знакомит нужного человека с моим дедом, он угощает жертву "медовухой" и везет на суд к нам.
--
А если этот человек все время летает на самолете?
--
Для любителей воздушного транспорта у нас есть, скажем так, филиалы.
--
А что происходит с жертвами после "медовухи"?
--
Дальше этот луг, по которому ты ехала, показывает состояние их души. Иногда это бывает страшно даже мне. У тебя была - степь, картина из детства, самое теплое воспоминание, ты часто думала об этом - вот оно и всплыло. Здесь бывают черные смерчи, реки крови, сцены насилия - смотря кого везешь. Потом приходит Кара и превращает человека в животного. Видишь ли, человек часто ассоциирует себя с каким-то зверем, это подсознательно получается. Не даром у многих народностей есть тотемы - соответствия их души в животном мире. Ты видела волка в лесу с порванным ухом? Так это и есть ваш завкомхоз!
--
С волком допустим понятно все. А кто же ходит в шкуре коня?
--
Это залетный гость, из столицы, депутат. Все друзья его жеребцом называли. Породистый вышел, как видишь, но ленивый, шкура тонкая, работать не привык - вот и ходит весь в струпьях.
--
Не все же время они так выглядят, ведь и в розыск их подать могут - личности знаменитые.
--
Здесь просто. Время относительно. У нас - месяц, у вас -минута. Так и живем.
--
А показатель того, что они исправились? Или такого в принципе не существует?
--
Случается, но редко, тогда он просто приходит ко мне. Хочет правды и справедливости.
Ника вышла из дома. Правда не отставала. Все также золотили березы, мягко стелился день, но почему-то было мало воздуха.
--
Сколько вы уже здесь?
--
После того. Как пришла Кара - несколько десятков лет.
--
Так долго на одном месте?
--
Да сначала мы обрадовались, что не отодвигаемся каждый день на метр от города. Потом привыкли, построили дом. Вот живем...
Ника бы нашла, что еще спросить, но приехал старик и привез сбежавшего от нее осенней ночью сторонника современных отношений. Девушка взволнованно уставилась на безмятежно спавшую личность - "Да, дружок, женщины скоры на расправу. Даже самая современная бизнесвумен хочет видеть любовь в глазах мужчины, а не его сверкающие пятки. Кем же ты будешь?"
--
По всей вероятности пустой бочкой - ответила женщина в черном. Лицо скрыто под вуалью.
Ника поежилась от скрипучего голоса Кары. И не успела оглянуться, как вместо сонного мужчины появилась огромная бочка. Она подошла и заглянула внутрь - дна не было:
- Странно. А как же он придет к своей правде жизни?
--
Его заполнят дожди, осенняя листва, ветки, отражение неба - грустно говорила Правда - поверь мне, ничего так не лечит от душевной пустоты, как красота природы.
--
И меня угораздило связаться с пустой бочкой? Как страшно....
--
Что страшно? - Кара внимательно смотрела на Нику.
--
Все это страшно....
--
Ты считаешь, что мы поступаем жестоко?
--
Нет... не знаю?
Женщина усмехнулась, щелкнула пальцем и исчезла. А корреспондентка зло обернулась к Добру и Правде:
--
Зачем я вам нужна? Что вы хотите от меня?
--
Ника, ты права, мы не сдвинулись ни на шаг от города, но и не приблизились к нему. Мы стоим на месте. И ты должна нам помочь.
--
Как? Прийти и сказать: Чегошевич, ты ошибся, Правда есть, ее не может не быть, я сама с ней говорила! И вручу ему очерк на разворот. Да он меня съест вместе с тапочками! А потом вышвырнет из газеты - и это будет правда...его правда!
--
Ника, не всех людей можно судить так, как это делает Кара. Людям нужна любовь. Мы уже давно не встречались со стихией Любви, и думаем, что она сможет нам помочь. Помочь завоевать сердца людей, помочь ослабить хватку Кары. Помоги нам найти Любовь.
--
Но почему я?
--
Потому что твой отец Шторм. Однажды, во время бури тонула молодая женщина, она была невозможно красива. И Шторм спас ее. Они полюбили друг друга. Этой женщиной была твоя мать. Уже потом, она не выдержала одиночества и ушла к нему навсегда. В тебе живет доля стихии, поэтому ты способна сделать многое, поэтому ты видишь и понимаешь нас, но главная твоя сила проснется, когда ты полюбишь.
--
Но я люблю, я люблю людей, их светлую половину.
--
Любить всех легко. Попробуй полюбить одного. Ты поймешь, что полюбила и увидишь Любовь. Тогда ты скажешь, что мы ждем ее, и ждем давно.
Ника оглянулась - золотые листья березы смешались с пушистыми снежинками и превратились в большое облако. Оно подхватило Нику и закружило, унося к небу. И отовсюду ей слышалось: "Чтобы разбудить свою силу, ты должна полюбить...."
--
Журналистка подъем! Твой выход.
Перед Никой маячил улыбающийся вахтовик. В окне поезда ласково бледнела луна, встречаясь с зарей: "Сон?... Всего лишь сон...".