У ног, у самых носков ботинок, и тут ошибиться было нельзя - зияла пропасть!
Чертыхнулся, захлопнул дверь. "Мне пора к психиатру!"
Вновь распахнул белую дверь, виновато улыбнувшись своему мутному отражению в черном зазеркалье настенной картины с названием "Просто клякса чарующей тьмы"; купил её за три тысячи на одной выставке.
Коридор... Уф, хорошо. Так приятно просто идти по тверди, впечатывая подошвы ботинок в... И тут, он не увидел под собой пола. Чувство падения выдрало из горла крик, от которого он и проснулся.
Надёжная упругость матраца. И бег тревожных мыслей. Зачем пришли такие сны? Пугающие! О пропасти. Ведь жизнь сложилась неплохо - выкроил по себе, пусть не все мечты сбылись, но работа нравится; быть среди офисных дам приятно. Так нафига снится жуть?
Потянулся, зевнул, встал на ноги у кровати. Солнце плещет за фиолетовыми занавесками яркими мазками. Там, напротив окна, шелестит под всполохами ветра знакомый, будто уже тысячу лет, дуб. Говорят, его корни точат фундамент, потому надо спилить.
Серж был высоким, и чувствовал себя хозяином здесь. Хотя, ещё и месяца не прошло, как он снял эту двушку в Бирюлево.
А над головой что-то тихо хрустнуло, словно веточку вдали сломали. Серж инстиктивно вздернул подбородок, взглянув наверх. По потолку змеилась серо-безликая трещина. Он попятился.
"Что за!.."
Нащупал дверь.
Прочь валю из этой спальни!
Не сводил взгляда с потолка. Там вновь хрустнуло едва слышно. Струйка пыли ринулась вниз. Очень не хотелось, чтобы пыль коснулась кожи на лице, Серж резко развернулся, рванул на себя дверь. Но за ней... Пропасть!
Он замер. Губы его раскрылись, из алой норы горла выполз стон страха с нотками изумления. Что здесь происходит!
Тяжесть своего тела. Щека на мягкой подушке. Проснувшись от стона, Серж удрученно захлопал ресницами. Цел потолок, трещин на нем нет.
"Вот почему нельзя мне пить виски перед сном!"
Улыбнулся звенящему надо лбом комарику. Подумал о чашке с крепким чаем. Живот почесал. Сегодня пятница. Можно не спешить в офис: разгрузочный день. Хотелось выпить воды, на губах какая-то сковывающая корка. Воды! Потом чая... В холодильнике вроде есть томатный сок.
Продавщица! Откуда она в спальне?! А вокруг уже и не спальня... Серж лежал на полу, расчерченном квадратиками плиток. Над ним проплыла тень и там заговорила: "Пачку сахара за сорок-два, масло за сто-пять, вот еще селедочки штучку..."
"Я еще сплю, вот оно что! Просто просыпаюсь внутри нового сна. В коме, может, я?"
Наверху шелестела одежда призрачно-нереальной женщины, что хотела селедочку. Там, в тусклом бытие, зазвенела мелочь. Посветлело. Продавщица была будто смутно знакомой...
Но Серж не видел её лицо в подробностях, она словно сквозь серебристый, эфирный песок ненастроеного телевизора на него смотрела...
- А чего лежим, мужчина? Здесь люди ходят, между прочим!
В голосе продавщицы недовольство вперемешку со снисходительной веселостью. Серж поморщился: "Тоже мне, мудрая... Небось колледж, и тот не окончила."
Он гордился своим красным дипломом. И нередко ударялся в снобизм. Но за самохвалением таилась зыбкость, чувство никчемности. Экономист, он работал риэлтором на побегушках. В жизни многое сложилось не как мечталось в юности. Не столь ещё далекой... Серж прожил на свете 24 года.
- Я здесь давно? А чего на полу лежу? - Спросил он продавщицу незнакомым для самого себя голосом. Хриплым, обрывисто-каркающим... Бомжеватым.
Встал на колени, плюхнул задницу на пятки. Потрогал боль над виском. Саднило, жгло. "Меня по башке огрели что ли?"
Он пригладил клочковатые волосы. По багровой крошке на пальцах, понял: кровь в волосах запеклась... Кровь с грязью.
- Нет, вы здесь недавно. - Услышал ответ Серж.
"Я ведь уже не сплю?" - всерьез озаботился он. Как узнать? Во сне можно летать, например, а в реальности: нет. Он всерьёз попробовал взлететь, зажмурившись и напрягшись, распластав пальцы рук на кафельных плитках, будто бегун при низком старте. Не леталось!
Но может в этом сне физика чудес барахлит, сон с гравитацией просто? Нельзя пока быть уверенным в реальности происходящего! Проверить надо реальность. Во сне нет ответственности за действия... Можно выпустить, значит, пар на всю катушку. "Пнуть витрину?"
Он поднялся на ноги, в голове зашумело, Серж словно стоял в шторм на палубе корабля. Краски мира плыли, сливались: Клод Моне позавидовал бы такому импрессионизму. Похоже, не сон всё здесь уже... Есть ощущение внутреннего уюта, бытийности, теплится кровоток под кожей...
Не спит.
Продавщица исчезла!
Серж пялился на зеленоватую стену за кассой. Продавщица вновь появилась, вошла в поле зрения справа. Невысокая, полненькая женщина лет сорока, круглолицая и безбровая... С жиденькими, желтоватыми волосами, маленькими носиком, черной тушью подведенными глазками. Протянула ему салфетку и звонко сказала:
- Вот, вытрете лицо от грязи.
Лицо. Вытереть. Что с лицом? Почему щетина густая, да борода уже натурально, он же каждое утро бреется. Брился. "Запой, видно, приключился, вот и мозги барахлят" - Решил Серж.
Нужно же было найти хоть какое-то объяснение всему необычному.
Не взяв салфетку, но поблагодарив за участие, он нетвёрдо побрёл из магазина. Солнце за порогом сразу резануло по глазам. Низкое, вечернее солнце. Район знакомый, вон клёны у детской площадки, изгибы пыльной дороги узнаваемые, башенный кран вдали... Серж видел эти уличные штрихи прежде. Но вот рекламный щит: "Наш банк - лучший вариант!" не помнил. "Когда повесить успели?"
Ломота в спине и коленях была словно константой. Молодость, прыть, он в себе не чувствовал. Под ребром вот кольнуло. Идти согнувшись было легче. В чёрном зазеркалье заднего стекла у тонированного джипа - Серж встретил своё отражение. Сначала там маячила лишь расплывчатая фигура, призрак, потом же Серж приблизил вплотную лицо к чёрному стеклу... И едва сдержал крик. Стариковское, чужое лицо в морщинах отражалось там! Да ведь и одежда на нём явно чужая. Ей до откровенных лохмотьев недалеко.
Рука его вдруг нырнула в карман. Деньги. Пачка пятитысячных.
О краже вопрос не стоял. Серж откуда-то знал: деньги честно заработал. Но кто их ему дал? Ответ рвался в сознание, был рядом, но Серж вдруг сильно боялся той правды из тьмы. И часто дышал, стекло запотело. Он не хочет знать. Нечто страшное там.
И лучше пусть оно остаётся во тьме!
Подъезд успели покрасить - "когда?"
Ан химией уже не пахло.
Шагать по ступеням к лифту мучительно. Колени. Мать вот в последние годы страдала артрозом. У неё тоже болели колени. Старость не радость. Но он-то молодым должен ведь сейчас быть... А словно уже и не был.
Ключ к двери не подошел. "Чтоб тебя!"
На всякий случай постучал, кнопки звонка не было, лишь два проводка торчали из стены. Это он помнил, тут оно всегда было так, проводки.
- Кто? - нелюбезно буркнули из-за двери баритоном. Это не хозяйка квартиры, Людмила.
- Я, Серж. - Отозвался он. Послышалось клацанье, дверь чуть приоткрылась. Глаз и щека заспанного незнакомца в проёме.
- Чего надо? - Спросил обитатель квартиры.
- Я тут жильё снимаю!
- Что?
Слова Сержа не впечатлили мужика.
- Но вы... здесь.
- Да.
- А это ж моё... ну, съёмная квартира.
- Перепил, бать? Проспись иди уже!
- Людмила, хозяюшка, где?
- Чего? Не знаю. В Сокольниках была. Мы у неё купили три года назад эту квартиру, ясно? Давай досвидос, тебя походу риэлторы кинули. Мы никому не сдаём жильё здесь!
И дверь с лязгом захлопнулась.
Серж таращился на неё, чёрную, и нервно почесывал подбородок.
Он сам работал риэлтором, и его никто не "кидал"... Память пуста на сей счет! Но вот квартира зато не пуста. Куплена. И не верить мужику причин нет. Хотя и поверить в новую реальность сложно.
Куда делось время, если новые жильцы тут уже годы? И что теперь делать Сержу? Куда идти?
Снова улица. Ноги сами вынесли его из прохладного подъезда, пахнущего мокрым цементом, пока в голове кружили навязчивые мысли. Даже невидимые молоточки боли, при каждом шаге бьющие по коленям, не могли вывести его из гипнотического ступора непонимания.
Здесь, на улице, он вдруг почувствовал сильный спазм в груди, силился вдохнуть воздух, но миг за мигом не мог... Будто рыба на берегу. Раскрыл рот, впился ногтями в горло, выжал из себя хрип... И вдруг получилось: он задышал часто-часто, не сдерживая лающие всхрипы.
"Астма? Сердечный приступ?"
Присел на скамеечку, так знакомо перекошенную, будто на нее грузовик однажды наехал. А из подъезда кто-то вышел, дверь бахнула и зашаркали ботинки. Возле него шаги стихли, Серж не поднял лица, он вглядывался в трещины на асфальте...
Кровь дрожала под кожей на висках, градины пота быстро созревали на лбу.
- Здесь не нужно сидеть! Идите к своему дому, или где вы там... туда идите, ясно? У нас дети тут гуляют. - Раздался над ним категоричный, требовательный голос женщины. И шаги её стали отдаляться. Про его дом сказала... А дом-то у него и правда есть: за сотню километров отсюда. Сестра с мужем там живут, пока он ищет счастья в столице. Туда теперь и нужно ехать, домой! Пусть оно как поражение признать. Но он и есть проигравший. Иначе не корчился бы тут.
Встал, поплёлся...
У доски объявлений, возле детской площадки, сделал передышку, сердце кололо. Вдруг само время замерло картинкой улицы в глазах. Потом картинка стала мутнеть, расплываться. И в разум хлынула тьма.
Захар очнулся и выругался. Перед глазами бликовало стекло, под ним листы с объявлениями. Сбоку тот самый дом, где прежде жил подселенец.
- Мразь! - Захар смачно сплюнул, и боязливо пошарил рукой в кармане. Уф, деньги хоть на месте. Подселенец не успел их растратить, уже хорошо. Но нужно что-то с ним делать! Срочно. Ближе к июню этот "Серж" всегда устраивает нападение, пытается захватить его, Захаровы, разум и тело. Душа беспокойная у этого "Сержа".
А Ярогор тип хоть и неприятный, надменный, но им обоим - и Захару, и колдуну Ярогору, который пользуется молодым телом этого "Сержа," нужно снова провести ритуал, хорошенько усмирить подселенца... Придётся ехать на Кутузовский. Ярогор для связи телефон дарил, блестящее серебро, да Захар потерял тот по пьяни на Киевском... Житуха-непруха ведь ни разу не упустит своей добычи с пролетария...
За ветвями клёнов рыжел кирпичный магаз. А в магазах есть водка! Захар пошёл было к магазу, чувствуя знакомую подругу-боль в коленях, снисходительно улыбаясь ей, родненькой, но вдруг тормознул.
Подселенец, возможно, водил его тело в этот магаз... И успел там подебоширить. Мразь! Ведь Захар вырубился часа на три, судя по заходящему солнцу. И случилось оно с ним в Лианозово, в обшарпанной однушке, которую ему купил Ярогор, как носителю подселённой души.
"Не будешь пить, безобразничать: подарю квартиру, налог и квартплаты оплачу." - Говорил строго Ярогор. Но Захар пил-таки.... И водил в хату собутыльников. И баб тоже, пока мог шалить с бабами, а уж выбывши из боеспособных, легко перенёс возрастную импотенцию, махнул рукой; даже жить без ентого зуда спокойней. Пил и не знал тогда ещё Захар, что Ярогор и сквозь тысячу стен, и через хоть мульён киллометрий способен увидать происходящее в хате лианозовской... Чертей подчинил воле своей, гонцами да слугами сделал, те и нашептали колдунцу про кутежи Захара. Разозлился Ярогор.
"Взглядом тебя одним своим скосить могу, и не опомнишься, Захарушка!" - Грозил, басил Ярогор. Но водку бросить Захар так и не смог. Жить не знал как без неё. Да вот и не выгнал Ярогор его из той хаты, несмотря на запои... Ценил. У них же партнёрство. Дикое пусть, но ко взаимной выгоде. Захару деньги с хатой, а колдунцу - тело молодое, "Сержа" ентого, злосчастного, тело.
Вот уж кого судьбина шарахнула. Не приведи Господь.
- Идите отсюда, ещё раз говорю! Вы мешаете нам... - Недовольное, пухлое лицо женщины вблизи. Защитный амулет, данный ему Ярогором, сразу стал жечь угольком грудь Захара. Не раз амулет от служивых спасал, коих соседи вызывали в Лианозово, даже от смерти под ножом собутыльников однажды спас: те вместо тела Захара, почему-то себе - кто в щёку, кто в плечо вонзали лезвие... От передряг самых разных спасал амулет! Но было условие: не перечить воле амулетовой гонором, расслабиться, и позволить невидимым, огненным нитям из амулета, проникнуть в свою грудь...
Вот и сейчас Захар просто принял их, расслабился. И словно марионеткой стал. Его губы растянулись в улыбке, он услышал свой рявкающий, хриплый голос:
- Никогда не здравствуй, шмара беспонтовая! Ежели мне места нет на дворе твоём - есть ли место тебе на земле моей?
- Что? - Не поняла женщина, но сомкнуть губы после вопроса уже не сумела. Правый край нижней губы пополз ниже обычного, перекосив лицо.
- Не здравствуй! Вовеки. Нет силы, так не нападай. По волчьему праву делаю. Злом своим мелочным открыла дверь ветру чёрному. Что река против моря? Ничто. Ты. Решено моим словом. Сомкнуто. Заперто. Прощай. Скоро похоронят. А то аще годик-другой до инсультика пожила бы...
Не оборачиваясь, он быстро пошёл прочь. За спиной бухнулось. Захару хотелось обернуться, глянуть, но этого делать никогда нельзя, а то на себя перетянешь, приболеешь. Там черти Ярогора разбираются. Пир свой у них там. Амулет медленно выпускал свои щупальца, отпускал тело Захара. Боль в колени вернулась, Захар сбавил шаг. В горле жгло. Знакомый сушняк. Сто грамм решат вопрос. Лучше двести. Вот и аллея, после нее шоссе, а там и метро, ларёчки разные. С водочкой.
"А может, зря связался с колдуном?" - обычная уже мысль. И порыв зайти в церковь. Но, Захар никогда не был набожным. Отец смеялся над воцерковленой тёщей, что жила с ними. Крестик та подарила внуку, пару месяцев удавалось скрывать его от отца, но потом: очередной шмон в поисках сигарет и журналов с бабами...
"Что это, сын? Если ты не дурак - верь Гагарину, а не Богу!"
И отец демонстративно выкинул подарок бабушки, отчего маленький Захар пустил слезу. Но даже в том возрасте, он понимал: дело не в партийном атеизме отца. Не в религии, вообще, дело. Просто папа очень не любит бабушку. И во всём той перечит.
Ну а без Ярогора... кем бы он стал? Квартиру отцову в Химках пропил ещё лет шесть назад. Мыкался. Опустился. Потом возник на дождливой, апрельской улочке худой старик с чёрными глазами... "Озолочу. Жильё дам. Но - услуга нужна! Мне старческую немощь прогнать, а тебе пастушком заблудшей овечки побыть. В себя душонку одну сонную принять. Согласен? Вот налью давай, а ты покумекай. Дельце непростое. Повязаны будем. Вижу, нет рабского клейма на тебе... не носишь крест. Свободен, значит."
Эх, Ярогорушка... Знал чем приманить. Может, он так уже тысячу лет живет, каждый раз ищет новое тело-вместилище для себя. И, заодно, содушника: носителя усыпленной им души, чьё тело он забирает себе. Просто изгнать куда-то душу хозяина тела нельзя. Не то душа нажалуется ангелам, и те спалят Ярогора, не то ещё что; тут своя механика, Захару непонятная. Он себя умным никогда и не считал, школу-то едва осилил, за него экзамены даже училки лабали, он же не понимал ни дробей, ни разночинцев русской литературы. Но Вия по кино помнил.
Захар сплюнул было, но во рту так пересохло, что ничего и не выпало. А время будто застыло вдруг, он замер. Картинка улицы, аллеи в его сознании не двигалась. Цвета потеряли яркость. Амулет был обессилен после той наглой мадам. Амулет хоть и выплескивал мощь и характер Ярогора, но сам был лишь обугленным, деревянным знаком с багровым отливом, а не самим Ярогором. Своих же сил на борьбу с подселенцем у Захара не хватало. Или это, наконец, самая настоящая смерть? Захар закрыл бы глаза, но тело уже не слушалось его. Словно с неба, сверху, сыпались камнями чужие мысли.
Серж увидел асфальт, аллею перед собой. Бордюры, решетки ливнев ой канализации. Он знал, помнил эту аллею. Но как он тут оказался... Дверь в квартиру, разговор с хозяином той, доску объявлений - ещё мог смутно припомнить, но свой путь сюда: нет! Почему? Маразм? В мыслях вертится чужое имя... "Захар." Плохое слово. От него ноги подкашивает, кричать хочется.
"Допился, вот что со мной!" Захаром звали кого-то из дальней родни вроде. Серж поплёлся вперёд. Колени гнулись с болью. Нужно к метро, доедет до вокзала, где электрички... Сестра примет? Неважно. Главное - в родные края. Не получилось с Москвой. Зарабатывал, кутил. Клубы, девочки.
"Может, я от них подцепил болезнь, разлагающую мозг? Где все потерянные годы? Какой-то проклятущий бес во мне?""
Он ведь жил хорошо... Влезал, правда, в финансовые пирамиды. Даже в магию некую, по просьбе очередной смазливой особы. Серж помнил мягкость ее русых волос, глаза с хитринкой. Тогда, просыпаясь с её щекой на своей груди, он думал: это причал, нужно жениться на Юленьке. И все будущие бури не затронут их любви. Юля и привела его в "круг магов". Старики, лелеющие мечты о вновь обретенной молодости. Мечтающие мизантропы. Юляша чудесная, дикая девочка, но умом не блистала.
Там, в "ложе великих магов", а на деле - в арендованном на ночь спортзале, и случился ритуал отделения его души... Серж думал это какая-то игра. Цирк. Денег сразу дал тот мужик, Яро... как там его. "Вот клоун" - Подумал тогда Серж. Ан нет, ошибся, старик знал, что делает!
Деньги-то за душу были уплачены; что выглядело бредом стало бесповоротно гнусной правдой.
Но кто такое поймет? Кто ему теперь поможет? Вроде там церквушка у метро, надо зайти в неё... Ковылял, щурясь от низкого солнца.
И нечто чуждое, тёмное поднялось из глубин, стёрло мысли, оставив застывший миг ужаса. У этого кошмара было имя. Захар.
И вновь Захар обрёл себя. "Я. Это я!"
Аллея, шуршащие ветви лип. Песочница слева и двое маленьких солдатиков в шерстяных, шлемоподных шапочках, они целили друг в друга пластмассовыми пистолетиками, а зоркая матрона в бежевом плаще присматривала за ними со скамейки. Присесть бы и ему... колени. Но не даст же нормально отдохнуть эта очередная, наглая мадам. Идти. Плестись дальше. Суставы хрустят. Плохо хрустят. Сухо. Захар знал - впереди есть водка! С ней будет легче переносить боль. Шёл к метро...
...Купил. Выпил.
Серж очнулся перед заляпанными стёклами дверей метрополитена. Не помнил путь сюда. Вошёл в кислое тепло метро. В кармане нашлась карточка на проход. Дальше были ступени вниз, мучительные для его колен. Но сейчас боль ему даже нравилась. Будила душу словно. Топ. Топ.
- Старче, не задерживай! - Весело гаркнули за спиной. И чьи-то сильные, молодые ноги, покрытые синими джинсами, шустро перебирая серо-мраморные ступеньки, удалялись диагонально вниз. Накатила тошнота. В разуме всплыло чужое имя: "Захар". Не просто имя, но требовательная, испепеляющая душу воля. "Я - Захар! Уйди, это мое тело!"
Захар быстро моргал, приходя в себя. Притёртым шлемом застыл пот на висках. Под утробный гул железных кишок метро, близились к его глазам яркие столбики ламп. Он плыл по эскалатору вниз. И эдак бойко соскочил, аж стекляшка водки едва не выпорхнула из кармана. Нужен Кутузовский: Ярогор там. Жаль мобилу пропил. Колдуна придеться встречать во дворе, пусть и суточки побомжевать в ожидании...
Захара трясло на рыжем линолиуме вагона. Нельзя жить без водки! Ни мыслей, ни чувств. Сердце скачет сумбурно. Щекотно шевельнулось под штанами. Отвердело. С чего? Бабы-то возле нет. В вагоне - да, имеются, но он ведь и не смотрел на них, когда отвердело. А теперь вот посмотрел. Лучше всех вон та, с розовыми помпонами в ушах, с тряпичными ушками на голове: "я зая".
Он содрогнулся. Будто пнули поддых. Ахнул, ойкнул; в перестуке колес никто не услышал. Замечтался, вот и слегка помочился. Засмотрелся на бедра молодухи. Подселенец тоже встрепенулся. Ожил от волнений? Чуждое вошло в мысли. Захар чуть не упал. В колёсном перестуке будто ритмично звенели незримые струны судеб.
Серж увидел людей в вагоне метро. Куда он едет и зачем? Дом сестры... На вокзал нужно! Но поезд едет по другой ветке вроде. "Мной управляют. Чужаки. Злыдни. И я пробуждаюсь лишь на короткое время? Кто такой этот вездесущий Захар... демон?"
В штанах было липко и неуютно. Словно описался. "Так я описался что ли?" Почему-то захотелось выйти на Кутузовском. Вышел. С лязгом умчался поезд. Да! Вот оно что! Колдун тот, что ворожил над живыми душами, украл его тело, вроде жил на кутузе! "Не просто так я здесь!"
Серж вдохнул воздух улицы. Кровь потекла веселее, даже голова закружилась от свежести, солнца и надежды. Хорошо! Жить хорошо. Лишь бы не терять себя. А тот чужак, "Захар", царапал душу, рвался наверх к разуму. К воле. Серж подавил рвоту, и уставился на округлые, заджинсованные бёдра идущей впереди незнакомки. И вдруг с удивлением понял, что орган, который он списал как нерабочий, откликнулся на пролетевшую в мыслях фантазию...
Он знал, куда нужно идти. Но ведь он не мог этого знать! Потому будто играл с собою в верю - не верю. Шёл. Дом, дом и дом. Рекламные вывески. Стены и стены. Балконы. Дребезжащие эпизодически жалюзи. Иногда чудились зоркие взгляды сверху. А лиц никаких и не видно в тёмных пещерах окон. Собака поодаль валандала нос в блестящей фольге. Небо присело на город лилово-коричневыми, дымно-курящимися тучамаи.
Сержа куда-то вели ноги. И оказался он перед аркой со шлагбаумом. К нему приближался охранник в чёрной униформе. Полноватый, взъерошенно-злой мужичёк.
- Чего тебе? Иди давай прочь!
- Яро... гор... тут живет?
- Что ты лепечешь? Не разберу. Иди-ка ты отсюда.
Сжавшись внутренне от стыда, Серж упустил контроль...
Захар пришёл в себя и чертыхнулся. Охранник, стоящий перед ним, чем-то недоволен. Но уже хорошо, что рёбра да морда целы. И ещё хорошо, что подселенец не увёл их общее тело куда-нибудь по своим делам. Захар прохрипел:
- Уйди!
Но охранник в отместку лишь ближе подошёл. И стал грудью теснить Захара, приговаривая:
- Пшол! Пшол!
Амулет ожил, по груди словно тараканы с горячими лапками расползлись. Жгло Захару грудь. Губы скривила гримаса, и проколол пространство гнусавый голос:
- Я не прежде тебя уйду с ладони мира! А ты вот шёл, да разум не нашёл!
Охранник отступил, плюхнулся на колено. Пальцами обхватил свои виски, взгляд его дикий метался. Потом он стал увлечённо выдирать свои волосы, а выдранное с большим аппетитом жевал, азартно чавкая. И щедро делился слюной со своими ладонями. При этом был до слёз рад.
Захар протопал во двор, плюнув на бело-красную перекладину шлагбаума. Чёрно-рыжая кошка грела шерстистое тельце на ржаво-ребристом круге люка "ГВС". Галки чёрными штрихами, на манер зубев пилы сидели на карнизе крыши. Детская площадка тиха и пуста. За сине-пластиковыми горками ветвилась берёза. В урне у подъезда подбоченилась пустая бутылка, Захар замер, глядя на неё. А в кармане-то уже пусто, опять нету водки! Нервно почесал лоб. Заболело под кожей, где почки. Ярогор вроде в этом доме живет.
Но денег ведь уйма. Может, сгонять в магаз? Да развезёт же с бухла, и усмиряющий "Сержа" ритуал может не подействовать. Ярогор обидится. Захар чувствовал сухую корку на губах. Кровь шумела в голове. Ждать Ярогора! Возбурлила тошнота, вновь был в силе подселенец...
Серж будто мгновенно проснулся. Придирчиво осмотрелся. Двор дома. Галки на крыше теснятся. Стекляшка в урне.
Клацнуло. Дверь подъезда отворилась. Бабуля вышла. Лет восемьдесят, в шали. Сгорбленная, кисть на пояснице тыльной стороной держит и морщины бороздят лицо. Серж подковылял к ней и спросил:
- Подскажите, Ярогор здесь живёт?
- Чего? Не слышу, сынок, старая стала... - Виновато улыбнулась бабушка. - Ближе наклонись!
Он приблизил свои губы к её уху. Бабуля вдруг изменилась лицом. Оскалилась. И, с нежданной от неё прытью, вцепилась вдруг острыми, хоть и подгнившими зубами в его щёку, прокусив кожу до крови.
И злым фальцетом завопила:
- Чужой! Не нашего круга!
Серж отпихул от себя яростную ведьму. Пальцы его нашли рану на щеке. Пробовал касанием усмирить боль.
Та ответила каркающим смехом, голова её задергалась в быстрых кивках, а на тонких губах пузырилась слюна впополам с его кровью. Он ощутил рвотный спазм, сердца ледяной ветер коснулся. Серж хотел убежать прочь... Боролся с наваждением - в старухе этой ему привиделась крыса, чья серая мордочка с кнопочкой розового носика и чёрными бусинами глаз высунулась у той изо рта. Да и сама старуха напоминала ему крысу, большую и безумную. Она презрительно выдала, до странности мужским басом:
- Ярогорушка давно живе, аще при Петруше дела варганил, не чета ты ему! Ты же продал - он купил. Сделочка! А теперича что ж донимаешь нас?
- Да кто ты, - выдохнул Серж, таращась на неё.
- А тебе зачем, дурашка? - Словно выплюнула она, и с гордостью добавила, чуть пританцовывая на асфальте, - завтра и меня будет не узнать! Ярогорушка девочку уже купил у мамки беспутной. Я буду молодухой, а она - мной. Но ты вот есть и будешь тенью в теле чужом, стариковском... Сделочка же...
- Я не... меня обманули!
- Так напиши в книгу жалоб! - С ехидством, вызовом, крикнула она и засеменила прочь. Серж заплакал, не сдержавшись. Тенью быть... в теле чужом. За что? Почему? Жизнь такая хуже ночного кошмара! Прекратить это? Сейчас? Самому? Он достал из урны бутылку и отбил о бордюр дно. Острым было стекло, а слёзы - горячими... День, какой сегодня день? Хоть знать в какой день... Вдруг важно стало знать дату. Пронеслась мысль о походе в церковь. Помогут священники? Но ведь он занял чужое тело. Его душу поместили сюда. Станут ли помогать... Или проклянут? Сам виноват? Сделочка?.. Нет! Кто на такое пошёл бы по своей воле?! Обман! Подлый, колдовской обман.
Захар пришёл в себя с резким вдохом. Как вынырнул из воды. Дзинькнуло под ногами. Разбитая бутылка, "розочка". Щёки в липком, правая саднит, отвечая сердцебиению, в ней пульсирует боль. Дрался подселенец с кем-то здесь что ли? Дом Ярогора. Надо ждать у подъезда. Срочно усмирить подселенца! Распоясался совсем. Приходит по десять раз на дню, телом пользуется, раны оставляет. Почему ту его душу нельзя было просто выкинуть на помойку? Но у Ярогора своя математика, тёмная.
Ждать.
И ритуал усмирения наконец провести!
Сбоку зашуршало. Захар хмуро покосился. Но вместо ожидаемой газеты, порхающей на ветру, увидел чёрную галку. Нечто закрыло вдруг мир над ним, Захар оказался в густой тени. Мышцы сковало странное оцепенение, он пробовал поднять лицо, но не мог, будто хомут на шее повис. Некто стоял перед ним. На миг Захару привиделась своя же голова со свеже-мёртвыми, широко распахнутыми глазищами. В кошмарном видении та была отсечена от шеи, лежала на асфальте, возле стеклянной "розочки"... Он подумал, что тень, в которой он оказался, может и есть сама смерть. Осознание жуткой греховности, грязи, выдавило из его горла протяжный стон, перешедший в хрип. Месть небесного воинства нашла его тут? Ангел боевой сковал его волю?
"Прости, Господи, меня... Поганого грешника!"
- И что ты хнычешь, смерд! - Властный, резкий голос над ним звенел ненавистью. Ярогор! Не ангел. Захар вдруг вновь мог пошевелить руками, он медленно поднял лицо. А вот лицо самого Ярогора не смог разглядеть: оно похоже на чёрное солнце... слепит, глаза слезит, а черты его тонут во тьме. И всё же, голос Захар узнал. Ярогор перед ним.
- Воли нет в тебе, Захарушка бестолковый! Вот подселенец и прёт наружу. Не пил бы ты, он и не выбрался на свет! За ритуалом пришёл? А вот шиш тебе. Страдай. Уроком будет!
- В церкву пойду, значит... - Выдавил из себя Захар. И враз закашлял, сердце как холодным ножом кольнуло... Амулет вдруг душил его. Испарина выступила на лбу. Зубы сжал так, что один из них лопнул, во рту костяная крошка. Он знал, что Ярогор не признаёт церкви - но силы её боится! Вернее: того, что стоит за церковью. Потому колдунец и не мог вытрясти душу из тела несчастного "Сержа", каждая душа - посланец. А так, с Захаром, она ещё на свете сём пребывала, вроде и преступления нет... Математика темная.
- Могу тебя сейчас из жизни вычеркнуть, вон какое истрёпанное сердечко у тебя, Захарушка...
- А вычеркни! Давай! Ангелы тебя быстро сожгут, Ярогор.
Захар поплёлся за колдуном. Тот набрал код на магнитном замке двери. В подъезде прохладно. Из почтовых ящиков топорщатся рекламные листовки. Захар видел подтянутое, молодое тело Ярогора, что тот забрал, отнял у подселенца, и ему стало жаль несчастного Сержа. А колдун не раз говорил прежде, что жалеть никого нельзя, у каждого своя дорога, мол. Так и шёл Ярогор бойко вперёд, в сиреневой рубахе на чужом теле, в чёрных, выглаженных брюках. У лифта Захар рассмотрел то самое лицо нового Ярогора, что почти уже и забыл.
Светлое, свежее, безусое, с ямочками на щеках, не овальное - скорее ромбовидное, волевое. С бесхитростным взглядом. С гримасой угрюмой мудрости на губах. А глаза у колдунца - мутный янтарь, рыжеватые. Таким, значит, был злополучный Серж.
Лифт затормозил на нужном этаже. Ярогор подцепил Захара за локоть и повёл за собой. Щёлк. Тамбур и три двери. Чёрная дверь "47" с копочным замком. Пальцы Ярогора поплясали на кнопках: одобрительный колокольчик лизнул слух Захара, и дверь отщёлкнулась, поплыла своей чёрной спиной внутрь. Ярогор шагнул вперёд, Захар заковылял следом. Колени сильно разболелись, но Захар шёл за колдуном безропотно. Боль дело частное. А тут нечто общее должно произойти. Прихожая квартиры. Стены с обоями абстрактных, чёрно-белых форм.
Колдун зычно скомандовал:
- Проходи!
Прихожая в квартире Ярогора была просторная, на высоком потолке сияли диодные лампы. Зеркал нет. На паркете распластан ковёр в виде рыжей тигриной шкуры. Слишком яркий для натуральной шкуры. Шли дальше: на стенах репродукции Левитана и Айвазовского. Навстречу вошедшим выбежал, семеня лапками, серый котенок и вопрошающе мяукнул. Ярогор шикнул на него и тот убежал.
- Не разувайся, время не трать. - Сказал Ярогор.
Одна из дверей, что белели дальше по коридору, вдруг приоткрылась... Ярогор быстро и строго сказал:
- Не выходи, Машутка! Не для твоих глаз дело!
Комната. В кресле с цветастым пледом Захар заметил аккуратно сложенную детскую одежду. Вспомнил зубастую бабулю, что говорила о купленной для её переселения её души девочке; вздохнул тяжко. Ещё одно несчастье готовится. Бабка вселится в тело Машутки...
- Я поставлю отварчик, а ты посиди на диване, Захар. - Приказал Ярогор деловито. Потом сомкнул глянцево-жёлтые шторы, сдвинув края и сцепив ткань прищепкой. Стало сумрачно. Зашипела искристая спичка. Ярогор зажёг свечу и вышел из комнаты. Тело свечи было черным. Захар плюхнулся на диван. Колени сладко болели. Жить хорошо... Отёр пот со лба и ждал.
Ярогор вошёл в комнату с парящим ковшиком: Захар видел пар в свете коридорных ламп. Эмалированная сталь ковшика зеркалила свет. Колдунец затворил дверь. И снова сумрак всюду, лишь свечка рождает непрерывные тени на стенах. Запах отвара плыл по комнате приторным душком. Захар поморщился... Ему ведь пить зелье сие.
Ярогор гнусаво и мелодично забормотал что-то. Захар ощутил сонливость. Волна безразличия накатила. Он зевнул. Но встрепенулся, когда его лица коснулись капли пахучей жидкости: Ярогор брызгал на него, и бормотал заклинания дальше. Но, поверх голоса колдуна, Захар некий шелест услышал... Ветра? Нет. Шёпот? Неясно.
А колдун кружил по комнате, пританцовывал. В отблесках свечи он казался призрачным бесом. "Танец козлиный" - вяло подумал Захар. В прошлый раз Ярогор прсто чертил на его теле угольком какие-то знаки, закорючки, заставил съесть ложку пепла. "Что же мы творим..." - Захар опять подумал о церкви. Но решил, что не его ума дело - мыслить о методах колдуна. Лишь бы помогло. Жить хорошо...
Ярогор вдруг бухнул на журнальный столик топор, возле свечи. Стал что-то шептать над железным лезвием. По комнате словно вибрации шли, тьма вязала черные жгуты, расплывалась кляксами-звёздами. Захар испуганно моргал, но звёзды адовы не исчезали.
Вдруг Ярогор возник прямо перед ним, протягивая ковшик: