"Я воздвиг себе памятник" -- так процитировано Александром Пушкиным в эпиграфе к знаменитому стихотворению. Мы -- люди маленькие и потому, воздвигая себе памятник при жизни, мы вкладываем в это дело сугубо практические соображения. Расходы на похороны всё растут. А в Америке похорониться -- это значит разориться, что, кстати, многие и делают. Лично мне после моей кончины абсолютно наплевать, где будут лежать мои кости или горсть пепла. Я согласен быть погребенным в общей могиле для бедняков, как это сделали с Моцартом. На сегодняшний день мои расходы по прижизненному изданию моих книг не перевалили через три тысячи долларов. Как видите, -- я обошелся самому себе в скромненькую сумму, причем часть моего памятника уже пылится в библиотеке, которую раньше называли "Имени Ленина" -- ВГБИЛ.
Каждый выбирает себе памятник по вкусу. Один предпочитает полированный гранит, другой -- лабрадор, третий -- мрамор, но если "рукописи не горят", как утверждал Булгаков, то лучше бумаги ничего нет. Можно, конечно, последовать примеру египетских фараонов и отметить себя с помощью иероглифов в камне, но где взять денег? Нет, бумага достаточно долговечна и практична.
Остается вопрос -- а к кому же будут приходить дети и внуки? Ну, во-первых, даже ежегодный визит на могилу предка под вопросом. Во-вторых, если даже один раз в год кто-то придет на пятнадцать минут и посадит кустик, то я этого не узнаю. А если вообще не будут ходить на могилку, но будут вспоминать -- то лучшего мне и не надо. Вот, еще мои дорогие друзья будут меня помнить, пока живы. Некоторые из сослуживцев, кто помоложе.
Будь я человеком богатым, как Гетти, вопрос о памяти не стоял бы. Но что же я могу оставить потомкам в наследство? От моего дедушки осталось две пары истертых кальсон, три книжки на идише и ящичек с инструментами для ремонта будильников. Жаль, что я не успел поиграть с ними, когда он умер. Бабушка быстро продала ящик и книжицы такому же бедолаге за копейки. От папы в наследство я получил дубленку, которая ему была велика и которую я оставил в Москве, так как бежал в Америку 31 июля. Было жарко и к тому же я предполагал, что в Бостоне, который находится примерно на широте Ташкента, еще жарче. Сейчас, вот, у нас в Линне снега по уши, мороз, а я хожу в синтетической дряни, которую сделали в Таиланде. Как только мороз ниже минус десяти по Цельсию, эта шуба на рыбьем меху становится жесткой, как стекло, хрустит, как вафельный стаканчик, и мне кажется, что она вот-вот треснет пополам и я окажусь голеньким под ледяным ветром. Да, после продажи родительской квартиры я присвоил себе пять тысяч долларов и долго не мог понять, что мне с этой суммой делать. Поэтому, помыкавшись, я добавил в кучку еще пять тысяч, которые сумел заработать, и с помощью хорошего человека перевел эти деньги сыну в Словакию. Дальнейшая судьба "семейного наследства" мне не ясна, да и не интересна.
И вот, я здесь, в Америке, которая меня содержит. Я оставляю людям, лучшее, чем владел при жизни. Я не рассчитываю на детей и внуков: первым некогда читать мои сочинения, а вторые стали американцами и что им российские проблемы прошлого тысячелетия! Я надеюсь на внимание и сочувствие не только друзей и знакомых, но и совершенно неизвестных мне людей. Когда мы относимся со вниманием и сочувствием к другим, мы сами становимся лучше.
Я вынес на основе собственного опыта, что жизнь бессмысленно-жестока. Так называемые, простые люди появляются в потоке жизни и исчезают из него бесследно, оставив, если повезет, лишь свой генетический материал следующему поколению. Жизнь жестока и потому, что ей противопоказана долгая память. Четвертое поколение уже не помнит первого. Жизнь жестока и глупа, еще и потому что она возносит негодяев и проходимцев и одновременно не оказывает поддержки талантам и гениям, когда они бедствуют, с тем, чтобы через пятьдесят лет забыть негодяев и проходимцев и вознести память об ушедших талантах и гениях до небес.
И вот, я воздвиг себе памятник. Сознаю, что скорее всего его ждет судьба памятника моему дедушке на Востряковском кладбище в Москве. Кости моего дедушки Иосифа Толчинского лежат под большой березой, которая почти закрыла памятник. Муж моей сестры был в Москве недавно и уже не смог найти могилу, а берез на территории кладбища повырастало много. Это хорошо! Дышится там легко, особенно летом. Мне лично покойники никогда не мешали, хотя на кладбище мне нечего делать. Нет у меня любви к отеческим гробам. Иначе, я продолжал бы жить в России с надеждой соединиться с родными. Что же сказать всем вам на прощание?
Мир вам всем, живущим и ушедшим! Мир вам всем!
ПИСЬМА БЕЖЕНЦА (Повесть в письмах)
Дорогие друзья!
Итак, мы вот уже полтора месяца на новой земле. Все течет под уклон и впадает в Лету. Все наши маленькие и большие печали. Говорят, что горчит хлеб эмиграции. Здесь он скорее слишком, приторно сладок.
После того, как "группа товарищей" проводила нас до таможни, мы все перецеловались и помахали ручками, я остался наедине с женой Линой и четырьмя неподъемными сумками. Я храбро схватил их и потащил на какой-то контроль, потом еще раз схватил и потащил в очередь на сдачу. Потом выяснилось, что зря я так торопился, поскольку лайнер из США опаздывает на 6 часов. Я кинул сумки на весы и, получив спазм в сердце и талон на 24 доллара в Айриш-Бар, поплелся с женой перекусить. К счастью, таблетки у меня всегда с собой, но все же два часа с лишним я боролся со своим сердцем, пока смог немного двигаться и созерцать окружающий меня мир вещей и денег. Внутренняя часть Шереметьева-2 вся нацелена на купи-меня-купи-поскорее. Все сверкает. Изобилие. Сидели мы, сидели, два раза в Айриш-Бар наведывались, а всё 24 доллара никак не можем потратить. Наконец Лина придумала купить на оставшиеся доллары бутылку Мартини и две бутылки пива. Сунули их в ручную кладь, отчего она сильно потяжелела. Мы сидим, сидим, а на посадку нас не зовут! Лина отправилась гулять. Нашла время. Тут идет мимо меня служащий и спрашивает, не собираюсь ли я в Нью-Иорк. "Of course", -- отвечаю. -- "Объявлена посадка" -- Я хватаю коляску с ручной кладью и бегу искать Лину. С трудом нашел и мы побежали к выходу. Никаких трапов нет, прямо из зала входишь в самолет. С двумя кошмарно тяжелыми сумками ручной клади на последнем издыхании я влез на свое место и расслабился. Взлетели.
Тут ко мне обращается мелкий и тощий мужичонка с вопросом: "Как дела, как здоровье?" Я, конечно, вежливо так отвечаю, что все O'K. А он меня по фамилии имени отчеству... (в раньшие времена -- все! попался кролик!). Что за черт! Откуда он меня знает? Даже лицо его показалось мне знакомым. Наконец он кончил темнить и выяснилось, что он тот самый врач, которого послали сопровождать меня в полете. Я ведь лечу санитарным рейсом! Где вы все были, благодетели, когда я багаж туды-сюды кидал?!
Летим. Кормят на убой. Каждые два часа. Принесли к обеду вино в маленьких бутылках (по 250 мл). Я взял красное, а Лина -- белое. Сидим, едим, толстеем. Места от этого становится все меньше. А вино стоит в дурацких полиэтиленовых стаканах. То ли самолет тряхнуло, то ли неловкое движение -- все белое вино пролилось Линке в трусы (индейка в белом вине по-французски), так что до конца полета у нее был кайф.
Наконец, приземлились. В Нью-Йорке -- темная ночь. В Бостоне дожди и аэропорт не принимает. По этому случаю -- извольте получить багаж! Я стою и тоскую -- опять кидать тяжелые сумки. Но ничего, ничего. Разыскал тележки и погрузился. Одну тележку везу я, другую Лина с доктором, который должен охранять мое здоровье. Доктор присосался к моей жене, всякие шуры-муры, а она -- хи-хи-хи! Каково это мне -- больному, слушать!... В связи с нелетной погодой везут в гостиницу переночевать. Ждем автобуса. Приехал, наконец. Набралась толпа послепенсионного возраста -- сплошной антиквариат! Сил у них кидать багаж нету, а сумок до хрена... Вот тут я поработал на славу. Доктор залез в автобус принимать груз, а я кидал ему снизу. Потом целый час ехали в темноте и сырости до отеля. Доехали. "Теперь бысто-быстро сгружайте багаж в подвал, -- говорит шофер, -- а мне надо быстро-быстро в аэропорт за оставшимися пассажирами" Делать нечего. Я, как говорится, в первых рядах.
Входим в маленький, паршивенький отель и тут выясняется, что нас по принципу едете в один город, -- значит родственники поселяют в один номер с семьей Алхазовых (отец, мать и сын 13 лет). На дворе два часа ночи. Принесли нам в утешение пять огромных порций курицы с рисом. Какое там есть -- поспать бы. Подъем без четверти пять. Быстро-быстро в аэропорт. Мы бодро вскочили (что значит молодость и здоровье!) и кинулись в подвал. Как вы уже догадались -- грузить проклятые сумки в автобус. А вы что думали -- швейцар нам вынес к такси? Когда я с Алхазовым заканчивал погрузку, появился зевающий доктор и спросил меня, как я себя чувствую и не нужно ли мне чего-нибудь этакого... Я к этому времени так окреп от беспрерывного перетаскивания, что прямо-таки чувствовал потребность в физической работе. Доктор тем временем давал мне ценные наставления, как бы мне побыстрее сделать операцию на сердце и начать новую (в небесах или под землей, он не сказал) жизнь.
И вот мы снова в NY. Опять нет самолетов на Бостон. Доктор смылся обратно в Москву, заработав на мне 500 долларов. Ходим по аэровокзалу в сопровождении неимоверно жирного парня из Одессы, который преуспевающий self made man и потому учит нас жить и правильно питаться. И вдруг нам повезло -- есть два места в Бостон! Алхазовы остаются, а мы летим. Я хватаю ручную кладь (откуда только силы берутся!) и мы бежим по аэродрому на посадку в маленький самолетик. Ручную кладь с Лининой коллекцией фарфоровых чашек у меня отобрали и поставили в багажное отделение. После посадки проклятый черный кинул сумки на асфальт, отчего от чашек мало что осталось. Стоило всю дорогу корячиться?..
В Бостоне нас быстро разыскала Люба и мы без багажа (который потом сутки выуживали из Нью-Йорка) отправились на свою квартирку. И вот у нас двухкомнатная квартира в центре Линна (какое совпадение с именем моей супруги!), с очень широкой постелью (Любин подарок). Шестой этаж, последний. Виден океан. Все, что нужно для проживания, уже есть. Осталось только жить. Мебель вся подарена. Леон, наш милый кузен, подарил нам в связи с приездом телевизор с огромным экраном (42х57 см) и видеомагнитофон. Смотрим и ничего не понимаем. То же самое с разговорной речью. Сказать еще туда-сюда, но понять -- как об стенку горох. Русский канал не смотрю принципиально. Объелся нашими новостями еще в Москве. Купили факс для переговоров с сыном и родней. Свободных квартир нет, Люба нам случайно сняла за 700 долларов! Сейчас голова болит, где поселить приезжающего сына с семьей. Дефицит жилья -- ситуация для Америки нетипичная, но у нас с Линой всегда было свое маленькое "еврейское счастьице". Это не случайность, а Судьба. Карма.
Пока мы в жутком дефиците. Помощь правительства штата Массачусеттс (зачем столько двойных букв, не понимаю, если уж быть последовательным, то надо писать Массаччуссеттсс) составляет 486 долларов в месяц. Получаем талоны на питание, которых хватает с избытком, но расходы в деньгах намного выше наших доходов. Думаю, что пока нам дадут пенсию и дешевое жилье, мы здорово растратимся. О работе пока нет и речи. Бегаю по врачам и собираю личное дело, на основании которого могут дать льготы. От занятий языком пока никакого толку. Без языка никакой квалифицированной работы не будет. Слова в голове не держатся. Возраст, возраст! У Лины те же проблемы. Уже выяснилось, что в России учат не тем словам, не тем выражениям, а учат какому-то несуществующему мертвому языку, который только мешает пониманию, равно как и правила грамматики. На самом деле нужно только слушать и говорить, говорить и слушать. Всякая писанина потом.
Кажется, я изложил подробно, что было в самом, самом начале.
Итак, мы оказались на берегу Атлантического океана. Здесь он очень смирный, так как наш город Линн выходит в бухту. Береговая линия сильно изрезана, что мешает океану обрушиться на берег. Приливы и отливы могучие -- не то, что на Балтике или Черном море. Уходя, океан оставляет на сером песке раковины, скелеты крабов и огромную массу водорослей. Водоросли, прибитые к берегу, разлагаются и оскверняют свежесть ветра. Толпы чаек, среди которых разгуливают крупные, с хорошего петуха. Вдоль прибоя бегут наперегонки мелкие пичуги с клювами, вытянутыми в трубочку.
На берегу обильно цветет и плодоносит шиповник. Ягоды очень крупные. Такие же, размером с небольшой грецкий орех, я видел на Балтике, под Кёнигсбергом. Вообще же растительность напоминает среднюю полосу России, разве что береза здесь встречается редко. У дубов листья не округлые, а резные и желуди также отличаются от наших -- они более солидные, бочкообразные. Масса ягод в лесу (леса здесь богатые и очень живописные, потому что расположены среди скал), но все они гнусного вкуса. Грибов масса, но они не такие, как у нас. Очень яркие шляпки, другого цвета мох и тонкие ножки. Правда, должен оговориться. Любин сын Борис ездил за двести километров на Cape-Cod и набрал там великолепных подосиновиков -- в точности, как наши.
Первоначально прогулки по берегу доставляли массу удовольствия своим разнообразием. Шлепали босиком по воде. Лина с Любой купались, несмотря на то, что океан здесь довольно холодный.
Сразу же после приезда мы подали на так называемый Social Security Number. Этот номер присваивается любому человеку в США раз и навсегда. Он учитывается при выдаче пособий, устройства на учебу, работу, при съеме квартиры, покупке автомобиля и проч., и проч. Короче говоря, -- все люди, проживающие в Америке легально, пронумерованы, и Америка о них заботится. В офис мы пошли с Любой, так как сами ничего не могли -- ни сказать, ни понять. Подали заявление (Application). Потом пошли в Jewish Family Service ("Джуйка", как говорят русскоязычные). Эта организация заботится о приехавших беженцах от лица еврейской общины. Там я заплатил 300 долларов от имени Любы, которая нас вызвала и "спонсировала". После этого нам сказали, что мы получим помощь на один месяц, а затем еще 7 месяцев нас будет содержать правительство штата. Что будет по истечении 8 месяцев, я не представляю. Потом нас записали в спортивный клуб, и мы поехали туда с родней. Там за 20 долл. мы стали членами клуба на год. На самом деле, взнос растет с годами (это для вновь прибывших такая мизерная плата) и достигает 750 долл. в год. Вначале я стал довольно активно ходить в гимнастический зал. Богатство спортивных снарядов меня поразило. В Москве едва ли найдется десяток таких залов, притом для избранной публики. В огромном комплексе бассейн, залы для баскетбола и тенниса. Кроме того, ресторан, детский сад, залы для хореографии и т.д. Всего комплекса я не обошел. Всё это утопает в зелени и цветах. Модерновое здание синагоги, куда я еще ни разу не зашел. Огромная парковка для машин. Лина тоже ходила в зал, но сейчас мы поостыли, да и машины нет, а без машины здесь нет жизни. Сиди и жди, когда родня повезет.
Многоэтажные дома в Линне и других, окружающих Бостон городках, весьма редки. В них, как правило, дают квартиры престарелым и малоимущим. Американцы и те, кто достиг успеха, селятся в отдельных домах, чаще всего двухэтажных с крошечным зеленым участком, которому уделяется масса внимания и потому весь жилой комплекс выглядит очень живописно. Цветы в изобилии. Все это мне напоминает маленькие городки Польши, Чехии, Словакии. Только в Америке дома строят в основном не из камня, как в Европе, а из дерева. И здесь, и там входные двери часто стеклянные, и никто их не бьет булыжником, как в России. Да и булыжник, кирпич сыскать на улице весьма трудно. Чистота. Голая земля почти везде присыпана специально пропитанной щепой, так что пыли практически нет.
Улицы, на которых живут белые, очень опрятны. Напротив, улицы, где живут черные и латиноамериканцы, как правило, грязны из-за массы разбрасываемых пакетов, коробок, оберток, собачьего помета. И это несмотря на то, что уборка улиц проводится регулярно через день. (Должна проводиться, не исключен элемент халтуры). Если вы пойдете поздно вечером во вторник по улицам, то увидите массу полезного и бесполезного хлама, в том числе мебель и электронику. Мне показывали одного русского, который наловчился ездить и подбирать то, что люди выбрасывают, а потом он выставляет на барахолке хлам на продажу. Говорят, что он на этом бизнесе накопил денег на покупку дома.
Кстати, вы обратили внимание на слово "черный"? Слово негр здесь запрещено в обиходе. Оно равносильно слову жид. Лучше даже говорить: афро-американец.
Обращает на себя внимание, что мало кто плюет и харкает, даже цветные. О том, чтобы пописать у забора, не может быть и речи. За это полагается большой штраф. Зато и туалетов полно. Можно зайти в любой офис или магазин, или кафе -- и никто даже косо не посмотрит. На пляже летом было много туалетов. Ни один не воняет. Во всех бумага для задницы (мягкая и белая) и полотенце для рук. Поэтому расстаюсь с российской привычкой таскать в кармане туалетную бумагу.
Пора думать о собственной машине. Родня, надо отдать ей должное, по всем инстанциям нас возит. Автобусом здесь можно успеть проехать туда-обратно раза два. Тут и день кончится. В магазинах надо уметь ориентироваться. Люди заранее читают газетки, что и когда будет продаваться на распродаже. Закупают оптом. В результате экономится не менее одной трети денег. Мы пока ориентируемся плохо, но Люба -- прямо ас! Конечно, если вы имеете работу и получаете на руки 1000-2000 долларов в месяц, вам особенно беспокоиться об экономии незачем. Однако миддл-класс в Америке очень хорошо считает деньги и не пренебрегает экономией. Тут есть также оптовая база. Мы там были с родней. Производит впечатление огромным выбором. Платишь ежегодный взнос порядка 35 долл. и пользуешься большими скидками. Все набирают огромные тележки и катят их к машинам. Качество продуктов прекрасное. Хотя после нашей русской кухни целый ряд продуктов кажется безвкусным. Страшно дорогая рыба. До десяти долл. за фунт!
Итак, нас возят. В том числе и в госпиталь, где принимают специалисты. Возили на сдачу письменного экзамена по вождению в другой городок. Не хотелось бы испытывать терпение родственников и поэтому нужно срочно сдать экзамен по вождению и сесть за руль. Америка создала автомобиль, и автомобиль создал Америку. Это банальность и в то же время святая правда. Видели бы вы этих древних старух и стариков, которые уже и стоять не в силах, а с рулем не расстаются. При изобилии машин воздух остается чистым. С Россией и сравнивать нечего. Правда, автобусы и грузовики пованивают.
Немного о Линне. Когда-то, не очень-то давно, он был центром обувной промышленности и курортным местом. Стояла масса гостиниц, куда приезжали отдыхать богатые люди. Здесь, как я говорил, очень зелено и живописно. То-ли в 50-х, то ли в 60-х годах был здесь страшный пожар на обувных фабриках, после которого обувная промышленность захирела. Евреи, которые все это развивали, разъехались. Гостиницы тоже время от времени горели, и никто их не восстанавливал. Город стал наполняться черными и цветными, которые постепенно вытесняют белое население. А ведь Линн является одним из тех мест, откуда начиналась Америка. Он основан в 1629 году!
Всё же кажется, что для Линна ещё не все потеряно. Говорят, что он постепенно становится одним из крупнейших компьютерных центров. Дженерал Электрик имеет здесь свой огромный завод. В связи с промышленным ростом в Бостоне резко возросли цены на жилье. В результате, люди побежали из Бостона в пригороды и в том числе в Линн. Мы, как говорится, все делаем не вовремя. Целый месяц мы мыкались в поисках квартиры для сына с семьей. Очень нервничали. Никаких квартир не было -- ни дешевых, ни дорогих. Все нас опекали и в результате мы все-таки ухитрились снять квартиру за 900 долл. в месяц. Цены сумасшедшие! Так что неимущим вообще нечего делать. Правда "Джуйка" дает деньги в долг. Но ведь их нужно возвращать! Поэтому всякий стремится как можно быстрее устроить свои дела и либо начать работу, либо получить постоянное пособие по инвалидности.
Жизнь здесь совсем другая и люди совсем другие. В доме, где мы обитаем, масса стареньких. Они получают, по нашим понятиям, огромные деньги (более 600 долл.в месяц), а за квартиру платят 150 долл. Их опекают, привозят продукты, убирают в квартирах -- все бесплатно. Они еще ухитряются ходить по церквам и получать продовольственные пайки и хлеб. Куда они девают всю эту массу продуктов -- ума не приложу. Детям своим отдают, что-ли... Мы среди стариков самые бедные, так как у нас отрицательный баланс из-за квартиры, за которую мы платим 700 долл.
Решить квартирный вопрос окончательно можно, если удастся получить официальное признание, что ты -- придурок и работать не в состоянии. Дело это кропотливое, могут послать на испытания, нужно заполнять дикое количество справок. Если все эти справки исполнены правильно, то есть надежда, что дадут субсидальное жилье, которое оплачивается одной третью доходов, как бы малы они не были.
На этом заканчиваю писать. Целую всех и обнимаю. В следующем письме расскажу о медицине, путешествиях и других занимательных вещах.
Итак, продолжаю...
Дома здесь практически не запираются. Есть парадная дверь, часто застекленная, если имеет какой-то замок, который способен взломать семилетний школьник, то вторая дверь (она здесь обязательна), как правило, только прихлопывается. Я подумал -- а чего им страшиться ! Деньги у них на карточках и в банке. Если украдут карточку, все равно воспользоваться невозможно, надо знать секретный код. Драгоценности хранят в банковских сейфах. А мебель и остальная дребедень, никому, кроме владельца дома, не нужны. На улицу выкидывают такую же мебель и такие же тряпки. Продать что-либо с рук невозможно. В сухое время года по субботам и воскресеньям устраиваются так называемые ярд-сейлы. Хозяева дома берут разрешение муниципалитета и два дня торгуют во дворе вещами, которые им надоели. Большинство вещей стоимостью от 1 до 20 долларов, но продаются чаще за 1-2 доллара. Можно купить целый мешок одежды в отличном состоянии, а иногда и совсем новой за 1-2 доллара. Лина и Люба преуспевают в этом бизнесе -- очень практичные тетки!
Два-три раза в неделю улицы очищаются от мусора, который включает и надоевшие хозяевам телевизоры, холодильники, телефонные аппараты, мебель и прочее. Одним приятным вечерком мы поехали с Любой погулять в лес. Недалеко от леса мы увидели перед одним из домов три прекрасных деревянных кресла. Я подошел к хозяевам и спросил, можно ли забрать. -- Да, можно. С трудом запихнули кресла в машину и привезли домой. Дома их помыли и поскоблили, и вот я сижу в одном из них на специальной подушечке (совершенно новой), которую тоже выбросили, блаженствую своей нижней частью и пишу вам письмо.
Кроме ярд-сейлов в конце недели работает еще и блошиный рынок. Это тоже барахолка, наподобие нашей в Измайлове. Почти все "русские" стремятся там приобрести на грош пятаков и преуспевают.
Мебель в магазинах очень дорогая (для нас, естественно). Хороший матрас стоит 200 долларов, а есть и по 500. Мебель странная. Письменные столы убогие, узкие с двумя неудобными глубокими ящиками. Очень распространены низкие столы, тумбочки -- на уровне колена. Полки и книжные шкафы встречаются редко и в основном в русских квартирах. Серьезно читающих людей мало. Жизнь не способствует этому занятию. Стараются больше быть на людях, а дома общаются с русским телевидением. Молодые люди вообще ничего, кроме газетной рекламы и книг по специальности, не читают, так как работают очень интенсивно и в выходные дни должны набраться сил для новой трудовой недели.
Как я уже говорил, многоквартирные дома, в которых прошла наша жизнь, не являются пределом мечтаний для американцев. Напротив, каждый стремится жить в собственном, хоть и небольшом доме. Но независимо от типа жилья в Америке все люди входят в дом через парадную дверь с улицы, а не через черную лестницу со двора. Думаю, что до революции так было и в России, но пролетарская сволочь, включая ее вождей, которую хозяева всегда принимали с черного хода, установила привычный для нее порядок, который утвердился в России, по-видимому, навсегда. Во всех домах, в которых мне приходилось бывать за прошедшие три месяца, имеется холл на первом этаже, где всегда чисто и за чистотой следят. В холле цветы, низкие столики с журналами, кресла. Часто выделяют большие помещения на первом этаже для проведения общественных собраний и праздников. Эти помещения напоминают залы хороших ресторанов. Характерно также отсутствие вони от мусоропроводов. Кстати, я воспользовался мусоропроводом в квартире Бориса. Это гладкая, как пушечный ствол, никелированная труба огромного диаметра. Она находится в особом помещении. Когда туда входишь и включаешь свет, одновременно включается приточная вентиляция. Страшно вспомнить вонючие наши лестничные площадки, где вокруг трубы мусоропровода еще валяется всякий гниющий мусор.
Труд создал Америку. Американцы очень много работают. И в этом простой секрет изобилия. Мы, приехавшие из России, даже не представляем, как можно так упорно работать. Я ходил в Москве на работу, как на праздник. Мой последний начальник начинал рабочий день с разговоров о последних событиях в стране часа на полтора и всегда удивлялся, что я к его приходу уже что-то успел сделать. Потом нас посещали соседи, потом был чай в 15 часов и прочие штучки. Вот если бы работать, как в России, а блага иметь, как в Америке! Но чудес такого рода не бывает. И это справедливо. Русские сказки отражают мечту народа иметь всё, ничего при этом не делая. Причем чаще всего фортуна помогает дураку и бездельнику. Ученые филологи убеждают нас, спасая лицо нации, что Иван-дурак вовсе не дурак, а наоборот, -- самый умный. Но это не так. Скорее -- он хитрый бездельник. Английские, немецкие, французские сказки не такие. Но, может быть, дело не в психологии народа, а в географии (климате), сформировавшей эту психологию... Это я косвенно цитирую Ключевского.
Думаю, что американский образ жизни есть результат удачного устройства общественных отношений. Пишут, что независимо от генетических особенностей людей Америка, как гигантская плавильная печь, переплавляет и перепрофилирует всех -- черных, белых, желтых, создавая новый тип человека, смысл жизни которого -- высокопродуктивное создание материальных ценностей. Американцы всем, что они имеют, обязаны самим себе, но великодушие заставляет их ходить в храмы и благодарить Бога за процветание страны и семьи. Мой знакомый сказал мне недавно, что у него была тяжелая неделя -- он был вынужден проштудировать за пять рабочих дней почти две тысячи страниц компьютерной документации. При этом обучающий их специалист позаботился о том, чтобы они тут же применили новые технологии на конкретных примерах. Вот это темпы!
Так как продуктов производства полный избыток, Америка щедро раздает излишки, не заботясь о том, как одариваемые их потребляют. В России, например, всё подаренное разворовывают и распределяют в узком кругу. В результате жирные толстеют, а худые худеют, так как собственное правительство думает, что худым что-то перепало, и снижает размеры помощи...
Я обещал рассказать о медицине. Общее мнение большинства опрошенных из приехавших, что американская медицина никуда не годится. И дело здесь, как и во всем, в системе. Нет поликлиник. Если у тебя выскочил фурункул, ты должен записаться к лечащему врачу, а он тебе даст направление к хирургу. Но хирург тебя примет только через полтора месяца, так как у него есть окошко только в четверг такого-то месяца. К этому сроку либо ты весь покроешься фурункулами, либо выздоровеешь. Зато если у тебя сердечный приступ, то по телефону 911 ты вызовешь помощь и она будет у тебя ровно через 5 минут в лице пожарных, полиции и скорой помощи. Умереть тебе не дадут! Во всяком случае, сделают всё возможное.
Кабинеты специалистов -- это нечто особенное. Театр начинается с вешалки, а госпитали начинаются с грандиозных коридоров с холлами и помещений для справочных служб. Кондиционеры, компьютеры, стеллажи, автоматизация... В холлах удобные кресла, журнальные столики, вентиляция, масса журналов и все свежие. Но вот ты попадаешь в крошечную комнату без окон, где стоит кресло. Кушетки нет. В другом углу крошечный столик с двумя-тремя стаканчиками, в которых стоят инструменты. Ни раковины, ни ванночки для дезинфекции инструментов, ни стола, где пишут историю болезни, ни стеклянных шкафов с лекарствами и препаратами. У врача вместо стула или кресла -- вращающийся табурет, и он, не слезая с него, может дотянуться до любого предмета в комнате. Иногда и табурета нет.
Я пошел к ларингологу промыть гланды раствором пенициллина -- пустяковая процедура, которую тысячи раз проделывала моя мама в своем кабинете в 57 больнице. Какое там! Пришел хлыщ, сунулся в ухо, в нос... Открой рот -- А-а-а. Переводчица сидит в углу: У вас зубы плохие... Хорошо, что сказала, а то я не знал! -- У вас гнойничок на правой гланде... Хлыщ достал палочку из стаканчика, прижег гнойничок ляписом. Палочку выбросил. В горле саднит, плюнуть некуда. Сижу, поджав коленки, в кресле. Хлыщ выписал мешок антибиотиков. Все! Придешь через месяц. И это называется "врачебная помощь!". Антибиотики я, разумеется, взял про запас, благо они для меня бесплатные. Но травить желудок и кишечник ради гланды я не собираюсь. Придется заняться полосканием самостоятельно.
Еще пример. Решил воспользоваться бесплатным медобслуживанием (у меня медикейт на 8 месяцев) и удалить часть родинок. В России для этого давно используют лазер, выжигают эту дрянь из тела. Но за это нужно платить. Нет уж, я лучше в Америке сделаю. Бесплатно. Опять получил приглашение явиться через полтора месяца в госпиталь где-то у черта на куличках. Два часа сидел в холле и читал журналы. Узнал, в частности, что принимать виагру лицам, потребляющим нитропрепараты, нельзя. А жаль. Самое время сейчас посмотреть бы, как выглядит полная эрекция. Кстати: если эрекция длится более 4 часов, то нужно вызвать врача... Через два часа меня повели в каморку с креслом. Принесли бумажную жилетку и бумажную юбочку. Потом постучала врачиха -- можно войти?.. -- Входите. (Что она -- голых мужиков никогда не видела?) Вошла молодая женщина. Лицо глупое. Спрашиваю -- не может ли удалить родинки. -- Покажите.... Показываю: под мышкой, на ноге, на животе, в паху (юбочка слетела) -- Смотрит. -- Можете удалить лазером? -- Лазера нет, могу отрезать ножом... -- Спасибо, ножом или ножницами я и сам могу. -- Гуд бай. -- Ба бай. Вот тебе и американская техника! Больше к специалистам записываться не буду. Бездари и халтурщики. Да и что толковое можно сделать в этих каморках без оборудования. Чему их учат столько лет -- не знаю. Хирургия, как говорят, у них потрясающая. А терапии, как таковой -- нет. Все в компьютере. Если жалобы на сердце -- смотри анализ крови. Ага! У вас высокий холестерол.... Доктор, у меня спазмы, грудная жаба. -- Вот вам нитроглицерин. Спасибо, у меня есть нитросорбид. -- Гуд бай. -- Ба-бай.
Как и в России, большинство врачей -- идиоты. Мыслящие и грамотные доктора встречаются очень, очень редко. Поэтому мой девиз: Помоги себе сам! -- действует и здесь.
Продолжаю.
Жена сына Дашка сильно заболела. Ужасные боли внизу живота. Ничего не помогает. Нечто похожее было и раньше дома. Там специалисты смотрели и ничего не нашли. Потом само собой прошло. И вот, новый сильный рецидив. Настолько сильный, что она ревела в голос и даже согласилась, чтобы вызвали скорую. Дальше -- как в кино. Через пять минут приехали пожарные, потом полиция, потом врачи. Народу-мужиков набилось тьма. В суматохе отдали пожарным карточки медикейта -- и с концами. Никто с тех пор этих карточек не видел. А без них ни к одному врачу не попадешь. Сейчас сын заново оформил медицинскую страховку, но тогда мы все были как в угаре. Сел я в машину, Дашку внесли на носилках, повезли в Юнион Госпиталь. И что вы думаете? Ее сейчас же приняли? Ведь острая боль -- не шуточки! Как говорит Задорнов -- Щасс! Битых два часа она просидела в кресле-каталке, и ни одна сволочь не подошла. Я пять раз обращался в ресепцию: "Помогите, человек с острой и сильной болью!" -- "Сейчас, отвечают, -- очередь подойдет, и ее посмотрят". Такого, извините, блядства я в России ни разу не видел.
Не получив никакой помощи, приняли свое обезболивающее и отправились домой. Благо сын подъехал после работы к госпиталю. Это равнодушие, граничащее с тупостью, вы можете наблюдать и в обыденной жизни. Вот пример. Сынок лет трех-четырех разгоняется на велосипеде и падает, сильно стукнувшись головой. Молодая мама сидит рядом и читает книжку. Увидев упавшего сына, она спрашивает: "Джимми, ар ю О'К?" И все! Однажды видел, как молодые родители в студеный октябрьский день везли двух-трехлетнюю крошку, ангелочка, в тонюсеньком сарафанчике. Сами эти гады были в теплых куртках, а детеныш уже практически еле дышал. Наверное, Господь пожалел крошку и шепнул дураку-отцу: Мол, так и так, посади её в машину.
Теперь о важном. Сын прибыл с семьей и с 12 огромными чемоданами, которые еле влезли в две машины. Нанервничались, потому что без нервов у нас ничего не бывает. Около двух часов они там получали багаж, а мы никак не могли узнать, куда они подевались. Сын появился злой, как черт на ленивых итальянцев.
Квартира, которую мы сняли, нам к счастью, не досталась. Американец не хотел выезжать. Полтора месяца дети жили у нас, а мы уходили спать к Боре. Сейчас сын уже снял двухкомнатную квартиру и все обставил, забил холодильник продуктами и фруктами. Дети пошли в школу, а тут и Христмас. Так что десять дней каникул.
Сын еще не решил, где будет работать. Пока немного подрабатывает на разгрузке-погрузке в русском магазине. Даша ходит на три часа в день в библиотеку. Заработки никакие, но работать ей нужно, чтобы иметь медицинскую страховку. Это здесь главное. Сын стал очень энергичным и деловым мужиком. Все основные моменты, включая телефон, у него уже есть. Вот меня все страшит, все волнует, я не знаю что и кому сказать, а он -- идет напролом и чаще всего получает, то что просит. Квартирка досталась ему в запущенном состоянии, но он пошел в магазин, купил разных очистителей, залил все этими жидкостями и ушел. А на следующий день почти все отошло. Сейчас плита, холодильник и санузлы прямо блестят.
Внуки регулярно ходят в бассейн. Хотя с ними пришло много хлопот, но зато и радости много. Борис подарил им огромного синтетического черно-синего тигра. И вот, наши бойцы взяли в руки по израильскому флажку, за спину закинули зонтики (один красный, другой синий), на голову надели роскошные соломенные шляпы-сомбреро и в таком экзотическом виде принялись скакать по нашей постели верхом на тигре. Пружины в нашей постели сильные, и они подскакивали на полметра. Зрелище уморительное, тем более, что они все это исполняли с полной серьезностью.
Наши взаимоотношения с детьми хорошие, но неровные. Наверное, так и должно быть. Добрые советы никому не нужны. Свои взгляды на то, как надо воспитывать, надо держать при себе, чтобы не напарываться на грубость. И хоть говориться: не твори добра -- не получишь зла, но мы не должны ждать воздаяния за добро, ибо нас никто не неволит.
Ходил я тут с внуками и Дашей в Джуйку. Там был детский утренник с раздачей подарков. Наши ныли и капризничали, что им скучно, но потом выступила очень талантливая актриса и хотя она говорила на английском, все оживились, подпевали ей и всячески "помогали" вести спектакль. Потом наши получили подарки -- прекрасные игрушки. Кристик, старший, шел злой, так как считал, что у него плохой подарок. Пришел домой и пустил нюни. Я бы у него отобрал подарок и дал по заднице за свинство. Но ведь Даша на страже. Не дай Бог обидеть ребеночка! Зато сама может треснуть по мордасам под настроение.
Кстати, в этой еврейской организации царил полный интернационал, пришло очень много черных и латиноамериканцев. Была даже эстонская семья.
Сколько же у наших детей игрушек! Можно открыть магазин. А тут еще и Христмас. Опять пошли и купили игрушки и сласти. Прямо как в сказочном королевстве. Когда всего так много, дети перестают ценить то, что имеют. На сегодня всё. Поздравляю всех с Новым Годом! Здоровья и благополучия! Целую.
Привет из глухомани, которая очень далеко от Москвы.
Продолжаю.
Начальное образование в США -- это нечто особенное. Все знают, что детей первые 4 года практически ничему не учат (в обычных государственных школах). Подавляющее большинство приезжих -- люди безденежные, а если и есть какие-то деньги, то мы (наше поколение) избалованы бесплатным образованием и не торопимся раскрыть кошелек. Поэтому дети приезжих ходят в общедоступные элементэри скулз. Непонятно лишь, зачем рассчитывать программу школьного обучения на 12 лет и при этом заниматься чепухой 4 года в самом начале, в самом активном возрасте.
Я тут прочел один дидактический рассказик про господина Раппопорта, сына российского большевика. Очень забавный рассказик. У них, бедненьких Раппопортов, был домик площадью всего-навсего 100 квадратных метров. А мы-то, имея 4-х комнатную квартиру такой же площади, считали себя богачами. И все, кто приходил к нам, говорили: какая у вас огромная квартира!... Так вот, у них, несмотря на бедность в одной из комнат была устроена библиотека (какое совпадение! У нас тоже, да на 2500 книг!). И Раппопорт-сын учился, учился и учился, как завещал великий Ленин, а потом женился и, одолжив у тещи 25000 долларов, основал страховую компанию. Он знал какое-то волшебное слово (ноу-хау) и потому его компания много-много лет процветала, а он стал мультимиллионером. А после этого он стал бесплатно 1 час в неделю учить школьников читать! (Вот тут начинается непонятное. Вроде бы, читать учат в школе. Зачем же такому занятому человеку, как мультимиллионер Раппопорт, тратить свой драгоценный час на такие пустяки?). Глядя на этот потрясающий пример бескорыстного служения обществу, многие люди тоже стали бесплатно учить детей читать 1 час в неделю. Господин Раппопорт при этом подсчитал, что все они произвели совокупную работу стоимостью в миллион долларов.
От таких рассказиков ушки сами собой свертываются в трубочку. Но дело не в рассказике, а в том, что описана правдивая ситуация. Нелепая ситуация для столь богатой и могущественной страны, которая имеет наглость поучать весь мир, как ему жить. У нас, в нашей тощей, грязной и вонючей России, в самой захудалой школе дети в третьем классе бегло читают и пишут (пусть с ошибками), знают все действия арифметики. А здесь! Срамота, да и только. Спрашивается, кто же эти идиоты, составившие программу для элементарной школы, которая ничего не дает ученикам и лишь развращает их бездельем. А ведь именно в эти школы идут дети из неблагополучных семей, где их и дома никто не воспитывает и не учит.
Зато очень постарались дать малолетним гражданам максимум прав (при полном отсутствии обязанностей). Наказывать нельзя, ставить отметки нельзя, ругать нельзя. А что же можно? Можно смотреть на гнусное, свинячье поведение -- а оно в условиях вседозволенности иным быть и не может -- и стараться развлечь и отвлечь детей от безобразных поступков. Видели бы вы, как они ведут себя в школьных автобусах, как они безобразно ругаются, не стесняясь ни взрослых, ни шофера. Дети, они же не дураки. Они прекрасно усваивают, что все права на их стороне. Кто-то сказал, что ребенок может пожаловаться на взрослого в полицию и взрослого обязательно заберут и предадут суду за жестокое обращение с ребенком, даже если это родители. Как будто 10-12-летний подросток не может соврать со зла!...
Если существует законодательство, пресекающее жестокость по отношению к детям, то я целиком на стороне закона. Но если закон не различает жестокость и строгость, то тем хуже для общества. Еще никогда вседозволенность не приводила к добру. Вот вам примерчик. Пошли в гости к Любе. Она живет в 12-этажном доме. Посидели, собрались уходить. Вызвали лифт, а он идет еще выше. Ладно, спустимся. Входим. Там два подростка лет 13-14. Когда мы уже поднялись на 12-й этаж, я заметил, что все этажи задействованы. Это значит, что стоять нам и ехать десять минут. Я выскочил из этого лифта, как ошпаренный и вызвал другой. А эти два придурка, естественно, выскочили за мной. Тут я и сказал одному из них, что он дурак и идиот, и повторил это много раз. Видели бы вы, как он изображал, что ему смешно. (Смеяться-то по человечески не умеют). Он выл, как кот, которому поставили скипидарную клизму, и царапал граблями стену. А черные ехали со мной и с ними в одном лифте и молчали в тряпочку. Потом мне наши пытались объяснить, что я не имел права "оскорблять" ребенка и что это могло для меня кончиться плохо. Каково!
Когда-то в молодости я прочел роман Мартти Ларни "4-й позвонок". Сейчас, наверное, мало кто его помнит. Так вот, там описан урок в американской школе именно такой, какой он есть на самом деле. А европейцам и нам он казался шаржем.
Удивительно, как после такого, никуда не годного обучения в элементарной школе, они все же ухитряются дать нормальные знания потом, в старших классах. Более того, в американских университетах преподают и работают специалисты очень высокого уровня (может быть, приезжие профессора?). И выпускают они прекрасных специалистов. Мне этот процесс превращения уродливой куколки в прекрасную бабочку совершенно не понятен.
Родня, готовая хвалить все американское и бранить все Российское, утверждает, что американцы -- очень воспитанные люди. (Конечно, это взгляд туриста, а не исследователя). Что вам сказать... Если сравнить, как с нами обращались при советской власти и как обращаются сейчас, то и мы, вроде бы, сделали большой шаг вперед в уважении прав личности (хотя бы пока только в сфере обслуживания). И в этом плане Америка и Европа колоссально отличались и отличаются до сих пор от России. Хамство должно стать невыгодным. Всё, абсолютно всё зиждется на материальной заинтересованности. Человеческие отношения должны быть четко стимулированы деньгами в том плане, что заранее должна быть известна цена услуг. Безобразия государственных чиновников как раз возможны из-за отсутствия четкости в этом вопросе. А вот почему полицейские в США не берут на дорогах взятки, а в России вымогательство -- основной промысел? Да потому, что полицейский получает много и, следовательно, дорожит своей работой, а взятка, которую может дать водитель ничтожна, чтобы из-за нее рисковать местом и будущим. Разумеется, когда в деле крутятся огромные деньги, то кто только не становится взяточником (и в США в том числе), ибо игра стоит свеч.
Итак, о воспитанности. Скажу честно, что доброжелательность совершенно посторонних людей испытал на себе уже множество раз. Если на прогулке встречаешь пешехода, как правило, он поздоровается и улыбнется. Пусть это чисто внешне, но отрада сердцу есть. При этом американцы терпеть не могут, если им жалуются на дела или на здоровье, так как это портит им настроение. Они начинают избегать таких людей. У нас же жалоба -- это повод проявить сочувствие и к тому же -- это прекрасная тема для разговоров. Вроде если у всех все прекрасно, то и говорить не о чем и незачем. И все-таки, хотя я не очень верю доброжелательности американцев, мне приятно говорить и слушать любезности, просто потому, что так заведено.
Всё-всё пока еще мне непонятно в новой жизни, и это может быть хорошо, ибо горек плод познания.
Теперь я хочу рассказать вам, как я участвовал в исполнении девятой симфонии Бетховена. Борис привез нас в Кембридж, что рядом с Бостоном, и мы вошли в здание странной архитектуры, где уже стояла масса народу. Холл этого здания напоминал неф средневекового собора с высочайшим потолком, терявшемся в сумраке, плиточным полом и разными раритетами, прикрепленными к стенам. Весь народ смиренно стоял в очереди, хотя концерт был бесплатным. В отличие от московских билетов, которые печатаются на бумаге из вторсырья, эти отличались изысканной графикой на блестящем белом полукартоне.
Пока мы, безбилетные, стояли сиротливой кучкой, отделенные цветным шнуром от остальной очереди, Борис помотался туда-сюда и принес ворох билетов. Вскоре мы уже сидели в концертном зале. Зал меня поразил. Нет, не величиной, не пышностью, хотя он был не намного меньше нашего Большого Концертного Зала Московской консерватории на бывшей улице Герцена. Поразила меня архитектура. Он напоминал огромный цилиндр, отделанный изнутри резным деревом приятного коричневого оттенка. Партер служил основанием цилиндра, а амфитеатры, балкон и сцена напоминали выдвинутые из этого цилиндра плоские ящики огромной вместимости. По краям сцены стояли две мраморные скульптуры мужского, весьма приятного вида. Судя по костюмам, один мужчина родился и умер очень давно, а другой этак в веке восемнадцатом, не позже.
Зал наполнялся медленно. Так как гардероба не было, все входили в верхней одежде и клали её куда придется -- кто на колени, кто под ноги, а кто вообще у стены. Практичные американцы не любят стоять с номерком в очереди. Кроме того, многие приезжают на машинах без пальто... Но вот, прозвенел очередной звонок. Оркестр собрался, подудел ноту Ля на разные голоса. Я поискал глазами дирижера, но не нашел. Правда, перед оркестром маячил какой-то седоватый, худой господин в кроссовках и темно-синем спортивном костюме. Внезапно он обратился к публике. Я, разумеется, ничего не разобрал, но понял, что это и есть дирижер. Публика захлопала. Первым номером был "Кориолан" Бетховена. Дирижер взмахнул рукой, оркестр сыграл первые такты, после чего дирижер сказал что-то вроде: "Ну, дальше вы уж сами, а я посижу, послушаю", -- спрыгнул со сцены и уселся в третьем ряду. Наша чопорная московская публика, особенно старички и старушки в седых кудельках, были бы шокированы таким поведением, но здесь никто и бровью не повел. Оркестр, как ни в чем не бывало, продолжал дудеть "Кориолана", и я уж подумал, что это -- американский способ исполнения, как вдруг дирижер с легкостью козы вспрыгнул на сцену и прервал мелодию. Теперь он заставил оркестр начать с самого начала и стал энергично размахивать палочкой. Пока он махал, курточка на нем лезла вверх и вверх, и он левой рукой все время оттягивал ее вниз. Однако музыка была прекрасной, и я уже собрался было ей отдаться, как вдруг он остановил оркестр и принялся объяснять нам красоту сыгранного фрагмента. Это вызвало у меня ассоциации с прерванным половым актом. Так мы дошли с перерывами и объяснениями до самого конца. Затем дирижер сказал, что, мол, подождите, я сейчас вернусь, и скрылся за кулисами. Вернулся он при полном параде, и его седина великолепно сочеталась с черным фраком. Он стал выглядеть строже, выше, величественнее. Вот он взмахнул палочкой и повел оркестр, уже не прерываясь. Ощущалось, что он владеет малейшими нюансами Бетховенского сочинения. Я получил огромное удовольствие и присоединился к аплодирующей публике.
Следующим номером была симфоническая поэма П.Чайковского "Ромео и Джульетта". Музыка настолько выпуклая, выразительная, что вы буквально видите панораму старинного итальянского города, сумрачные замки-крепости, ветренное небо в тучах, вооруженных и враждующих людей, расхаживающих по улицам. Остановив оркестр, дирижер обратился к нам, объясняя, что означают партии отдельных инструментов, потом он продолжил музыку, еще и еще раз прерывая ее после особенно выразительных мест. Потом он заставил оркестр исполнить поэму полностью. На мой взгляд, исполнение было совершенно безобразным. Оркестр в его руках вдруг развалился и левое крыло повело себя так, словно не было правого. Не исключено, что вещь была плохо отрепетирована. Может быть также, что сказалось недопонимание стиля русской музыки. Не знаю. Могу и ошибиться в оценках. Впрочем, публика опять бурно аплодировала... То, что публика в массе своей дура -- ни для кого не секрет. Толпа не есть мыслящее существо, а есть существо, движимое инстинктами. У нее свои ценности -- ценности установившихся, неподвижных и общепризнанных мнений и решений, отклонение от которых считается ересью и сурово карается этой же самой толпой. Но толпа, к сожалению, является основным потребителем духовных и телесных ценностей. Не могу же я или кто угодно другой принять у себя в крошечной квартирке симфонический оркестр! А театр может. И исполнитель должен угождать толпе, а не мне лично или лично вам. Вот и все.
Подхожу к финалу. Аллегро Моцарта, кёхель 136 они исполнили хорошо, потом неизвестного мне Эдварда Элгара "Нимрод" еще лучше. Потом оказалось, что лекции дирижера съели время, необходимое для других вещей, после чего нам всем раздали красивые такие книжечки под названием "Классическая лихорадка", откуда я узнал, что дирижера зовут Бенджамен Цандер. На обратной стороне обложки был напечатан по-немецки с разбивкой на темпы текст первого куплета знаменитой оды Шиллера "К радости". Удивительно, но на всех, абсолютно на всех хватило этих книжечек (богатая страна!). Цандер пригласил всех встать и петь вместе с оркестром, благо специального хора в зале не было. И вот, мы завопили, что всех призываем слиться с нами в объятьях (обнимитесь, миллионы):
Froy-der, sher-nergetter-foon-ken,
Tochter `ousee-lyse-ium,
Veerbe-tray-tenfoyertroon-ken,
Himm-lee-she, dinehigh-lish-tomb!
(Excuse them please for English spelling of German text)
По-видимому, в нашем коллективном блеянии было мало торжества, что не соответствовало накалу страстей в финале девятой симфонии. Поэтому, не давая нам сесть, Цандер попросил исполнить куплет еще раз, но дружнее и громче. Если около тысячи человек, повинуясь палочке дирижера начинают петь одновременно, то в результате получается весьма сносная музыка, этакий мерный, музыкальный грохот прибоя. Я тоже хотел слиться с поющей массой, но что-то мне мешало и потому я лишь тихонько подвывал в тональности До-минор, как мне казалось.
По дороге домой я узнал у Бориса, что Б.Цандер дирижер не простой, что он считается одним из лучших исполнителей симфоний Гюстава Малера. В моих глазах он сразу значительно вырос. Дома я узнал из книжечки, что родина Цандера -- Великобритания, что музыку он начал сочинять в девять лет, но деревенское окружение не встретило его сочинения с пониманием, что оскорбленная мать направила его к великому Бенджамену Бриттену, и маленький Цандер играл с композитором в крикет и брал уроки композиции. В пятнадцать лет Цандер уехал во Флоренцию, где учился у знаменитого Гаспара Кассадо искусству игры на виолончели, но болезненное состояние кожи на пальцах рук не позволило ему стать виолончелистом. Цандер вернулся в Лондонский университет, где занимался английской литературой, а затем эмигрировал в Соединенные Штаты Америки.
Дирижером он стал совершенно случайно. Попробовав однажды свои силы с одним из оркестров, он нашел это занятие столь приятным и увлекательным, что остался ему верен навсегда...
Здравствуйте, дорогой Иван Иванович!
Вот я пишу вам письмо и слеза катится, потому что скучаю без вас и наших дорогих девочек ужасно. Здесь я живу на строгой диете, никого, кроме родни не посещаю. От этой вегетарианской жизни совсем пропала эрекция. Страшно подумать, что меня ожидает в недалеком будущем. По причине отсутствия приличного общества не выпиваю даже той малой порции, к которой привык в России.
За моё подвижничество и долготерпение, а также самоотверженность в отношении жены и детей не мешало бы на родине установить бронзовый бюст с надписью: "А ведь он мог еще иметь детей!" Даже рассказы, которые крутятся в моей грешной голове не могу написать -- все время, как придурок, учу английский. Но, наверное, он у меня уходит с мочой, потому что то, что с вечера вызубрил -- утром не помню наотрез. Что же эти проклятые американцы сделали со своим языком! "Гимми бак. Ай гонна бай кэнди" означает: "Дай мне доллар, я собираюсь купить конфетку". Ну не суки ли они... А ведь я считался у нас в лаборатории знатоком английского языка.
Сижу без языка, без работы и без денег. На работу меня, такого старенького никто не возьмет, тем более, что когда меня спрашивают о чем-либо по телефону, я не могу толком понять, чего от меня хотят. Если бы я был знаменит, как Нильс Бор (прости меня, Господи, за нескромность), я мог бы наплевать на них всех и говорить на том языке, на котором мне удобно. Но так как я из тех редисок, которые хозяйка не может выделить в пучке, купленном на рынке, то и судьба моя, как у той редиски.
Умные люди посоветовали мне косить под придурка, потому что придуркам дают содержание и уменьшают плату за квартиру: они платят одну треть дохода. Если я сейчас сунусь работать, то не видать мне долгожданной пенсии, как собственных ушей и работать мне до 72 лет, пока не образуется стаж 10 лет. Вот тогда мне дадут пенсию. Так что я пока подал документы на то, что я не могу работать в принципе (а ведь какой был активный!). Так что вы все правильно сделали, что никуда не поехали. А что в России грязно -- так нам не привыкать. Тем более, что от грязи микроб дохнет. А что у них при всей чистоте те же болезни, что и у нас -- это как? Да, хирургия у них на высочайшем уровне. А насморк лечить нечем. Видите ли, нафтизин вреден для сосудов. Ну и мучайтесь со своими прекрасными сосудами. Все жрут таблетки тоннами и верят врачам, как последние бараны. Вот почему врачи и фармацевты разжирели у них до полного безобразия.
От того, что жратвы навалом и задешево, большинство жрет и обжирается хуже свиней. Бабы ходят с жопами, которые растут прямо от шеи и не помещаются в автомобиль. У мужиков сало свешивается над ремнем, как тесто. Тьфу! Если видишь человека худощавого или просто нормальной комплекции, то это или больной раком, или аристократ с бешеными деньгами, или профессиональный спортсмен.
Книги здесь валяются везде, потому что после прочтения многие их бросают, но, к сожалению, все на английском языке. А в магазине они стоят сумасшедшие деньги.
Ну, ладно. Что-то я все о глупостях. Вот если бы вы нашли способ посылать мне информацию о ваших исследованиях, я постарался бы быть вам полезным. Кстати, у меня есть факс и компьютер. Есть еще и телевизор с огромным экраном и видеомагнитофон и много-много еще всяких вещей, которые мне надарили. Единственное, что я купил -- это приемничек с магнитофоном, чтобы слушать проклятую аглицкую речь за 19 долларов, и факс. Когда подучусь, приобрету интернет и смогу дешево общаться с вами. Но пока я еще только осваиваю основы компьютерной техники.
Что вам еще сказать... Впечатлений у меня вагон и маленькая тележка. Я уже накропал страниц 20 и озаглавил "Письма в Россию". Я бы с удовольствием их переслал вам, чтобы вы посмеялись и поплакали вместе со мной, но ведь если я отправлю толстое письмо к вам, то ваша (наша) почта обязательно выпотрошит конверт в поисках долларов. Говорят, что по-прежнему письма из США и других развитых стран доходят очень плохо. Это стыдно! Все же надеюсь, что это письмецо вы получите. Сложитесь вскладчину и пошлите мне письмецо от лаборатории. Какая будет отрада душе! Пойду после этого и помолюсь за ваше здравие в храме. Мой адрес на конверте.
Всем моим любимым женщинам огромный привет и поцелуи. Всем здоровья и счастья.
Попробую позвонить мистеру Даймонду и спросить, не могут ли они мне сделать бесплатное пребывание в Орландо с оплаченным проездом туда-сюда. Если да -- то поеду. А так -- нет. Пока с деньгами у меня туго.
Недавно тут у нас разразился шторм. Не просто непогода, как говорят у нас в Москве, а именно шторм. За день до этого телевидение многократно предупреждало население. Предсказывали толщину снежного покрова от 12 до 20 дюймов, говорили, что школы и государственные учреждения будут закрыты. Все это было мне в новинку. Во-первых, в Москве прогнозам не очень-то и верят, уж больно часто они ошибаются -- то раньше на день, то позже на два. А вот здесь шторм начался буквально час в час, как и предсказывали.
Началось все с этакого миленького, маленького снегопадика, который шел всю ночь, постепенно усиливаясь и превратился к утру в снежный шквал. Утром я выглянул на улицу. На нашей пожарной лестнице и на пляжном стуле, который мы туда выставили до поры, до времени, лежал снежный бисквит толщиной сантиметров в пятнадцать. К двенадцати дня ветер набрал неимоверную силу, порывы швыряли охапки снега почти горизонтально и он прилипал к столбам, стволам деревьев и стенам домов. Многие из неработавших из-за шторма отправились на берег океана смотреть игру стихий. Телевидение, как всегда, было в центре событий и всё-всё показывало, так что мы, сидевшие по домам, тоже всё-всё видели. Огромные волны перехлестывали через бетонную набережную, так что часть улиц оказалась под водой. Бешеный ветер срывал гребешки волн и уносил их за сотни метров от берега. Стемнело. Ветер и снегопад продолжались. Снегоочистительная техника работала беспрерывно. Все машины, оставленные хозяевами у обочины, оттаскивались на специальные площадки, откуда хозяева могли их взять, заплатив стодолларовый штраф.
К следующему утру небо совершенно очистилось. Солнце освещало гигантские сугробы, наметанные техникой на тротуары. Гулять пешком стало совершенно невозможно, разве что по мостовой, но и мостовая стала на четверть уже -- машинам не разъехаться. Зато внуки наши были в восторге. Они разбегались и летели, расставив руки, в мягкие, как перина, сугробы, приземлялись кто на спину, кто на голову, кто на живот. Потом они измеряли глубину снега. Хорошо, что сын позаботился и раздобыл комбинезоны. Верхняя синтетическая ткань быстро намокала, но воду держала, так что утепленная подкладка оставалась сухой.
В последующие дни с крыш потекло. Это добавило радости. Стали лепить снеговиков. Однако нам, старикам, снег доставил массу неудобств, поскольку тротуары здесь не убирают. Домовладельцы почистили немного перед крыльцом, чтобы дойти до машины -- и все. Пляжи обнажились только через три недели и до сих пор вся территория, прилегающая к океану, представляет собой жуткое зрелище. Весь человеческий мусор, который мирно затягивался песком в течение года или, может быть, нескольких лет, благодаря шторму вылез на поверхность земли. Банки, бутылки, пакеты, детские игрушки, непарные кроссовки, резиновые перчатки, шары для гольфа, теннисные мячи, обрывки веревок, проволочные ловушки для омаров, куски дерева и целые доски -- и все это перепутано гигантской массой водорослей. Водоросли висели на кустах, на скамейках и на поручнях лестниц, ведущих от набережной к океану. Одновременно с водорослями океан выкинул огромное число раковин и живых моллюсков. Теперь они, разумеется, все погибли от сухости или расклеваны чайками. Кстати, то здесь, то там попадаются погибшие птицы. Я приподнял одну из них за крыло. Ничего себе! Весом с хорошую курицу. Шторм перешвыривал через набережную и камни. Может быть, птиц побило камнями... А песок отнес метров за двести от кромки прибоя. Сейчас пешеходная дорожка, по которой мы прогуливались из Линна в Нахант, совершенно похоронена под массой наметенного мусора. Бродить по нему, впрочем, можно. Я как раз гулял там в прошлую субботу и подумал: "Если бы люди сейчас ушли из этих мест, сколько потребовалось бы времени, чтобы все дороги у океана заплыли песком и заросли сорняками?"
Меня этот разгул стихии весьма опечалил, так как я собирался в теплую страну с крошечной зимой и длинной-длинной-теплой-теплой весной. И вот уже начало апреля, а конца холодам не видно. Приходится гулять в свитере и куртке.
Сейчас, спустя почти месяц, тротуары постепенно очистились от снега, и я решил прогуляться до башни, которая стоит на возвышении и, наверное, является наивысшей точкой в Линне. Я поднялся по длинной лестнице, которая начиналась на улице и шла по краю красной скалы, местами покрытой растительностью. Я был полностью вознагражден за восхождение, ибо открывшаяся предо мной панорама города и залива, пересеченного островами, была великолепной. Башня, ради которой я поднялся, опиралась на красную скалу и была сложена циклопической кладкой подобно тому, как сложены стены Соловецкого монастыря на Белом море. Металлическая табличка извещала, что передо мною High Rock Tower, воздвигнутый в 1905 году. С высоты не видно мусора, которым усыпаны улицы Линна. Летом прошлого года, когда я приехал сюда, я как-то не замечал этого пластиково-бумажного кошмара. Может быть, все скрывала зелень. Сейчас засыпанный мусором город производит отталкивающее впечатление. Улица, по которой я спускаюсь к океану, покрыта собачьим дерьмом. Возле каждого дерева -- свалка. Если бы не уехали отсюда после пожаров (о которых я говорил выше) богатые евреи и не понаехали черные и латиноамериканцы, то, видимо, у города был бы другой вид. Я хожу по улицам и вижу покинутые дома, из которых ушла жизнь. Еще сохранились вывески магазинов, ресторанов и мастерских, хозяева которых повесили таблички "сдается" или "закрыто" или уехали, не повесив табличек.
Теперь немного о себе. Я продолжаю грызть английский остатками своих зубов. Наверное, зубы совсем стесались, ибо я сам себе напоминаю Сизифа, который тащит, тащит камень в гору и никак не дотащит до вершины.
Упомянув про зубы, я невольно вошел в ручей воспоминаний. Не могу не упомянуть некоторые зубные эпизоды прошедшей жизни. Левка потерял зубы гораздо раньше меня и одел протезы, которые, естественно, очень натирали ему десны. Посему он предпочитал носить их в сумке с книжками и надевал лишь во время лекций или принятия пищи. Однажды он поехал в гости к племяннице Алине пообщаться и пообедать. Алина перед этим завела щенка-фокстерьера. Левка пришел, поставил сумку на пол, стал общаться с племянницей и упустил момент, когда щенок, почуяв запах протезов, вытащил их из сумки и полез с ними под диван. Все попытки выманить его из-под дивана кончились неудачей. В ответ на половую щетку он только рычал и грыз протезы еще решительней. Обед, естественно, был испорчен, так как Мише нечем было кусать. Когда щенок наигрался и убежал, отодвинули диван, под которым в десятилетней пыли и хламе валялись злосчастные протезы. Миша вымыл их горячей водой с мылом, вставил в рот, наскоро что-то перекусил и поплелся домой.
Другой случай мне когда-то рассказала наша Наташа. Однажды Гинзбург поставил маме очередной мост и этот мост доставлял маме ужасные страдания. Поэтому мама решила его немножко приподнять и передохнуть. И вот, во время манипуляций мост громко щелкнул, встал во рту вертикально и дальше -- ни туда, ни сюда. Мама оказалась в неприятнейшей ситуации, так как не могла закрыть рот, а о том, чтобы поесть, или попить, или сказать пару слов не могло быть и речи. Дело было в воскресенье, Гинзбурга дома не было, и вставал вопрос, как дожить в таком ужасном положении до понедельника. Как мама ни старалась вернуть мост назад в горизонтальное положение, проклятая конструкция уперлась -- и ни в какую! Вот тут сказались мамины лучшие качества -- усидчивость и настойчивость. Три с лишним часа мама непрерывно покачивала мост и когда уже казалось, что конца этой работе не будет, мост вдруг ожил и с громким щелчком встал на прежнее место. Вот так упрямая материя покорилась духовной силе. Ощущение счастья, испытанное при этом мамой, можно сравнить только чувствами евреев, вызволенных из вавилонского плена.
Что касается зубных радостей вашего покорного слуги, то они уже живут на первых страницах моего романа. Как известно, история романом не кончается, а продолжается. Поэтому докладываю, что сейчас мне удалили остатки четырех верхних передних зубов, и я чувствую себя по этому поводу прекрасно, хотя немного постарел лицом. Однако, для кого мне молодиться? Лина требует повесить искусственные зубы. Может быть, удастся уговорить зубного врача. У них, у американцев свои правила игры. Сначала подают первое заявление, чтобы разрешили пройти рут-канал. Потом подают второе заявление, чтобы разрешили поставить одну коронку. Процедура растягивается на годы. Если хочешь быстро -- плати по 800 долларов за каждую коронку и через неделю ты как огурчик. Но в мои планы вовсе не входит кормить своими муками какого бы то ни было преуспевающего зубного врача. И они это уже поняли, так как разговаривают со мной холодно. В результате мы соблюдаем вооруженное перемирие, хотя вооружены по-настоящему только они -- клещами, а я -- только своим лукавым языком. А язык мой заявляет, что жизнь -- это болезнь, которая заканчивается смертью. А если это так, а не иначе, то я считаю, что человек должен износить своё тело до такой степени, чтобы не было мучительно больно отдать его червям. Эти причитания над телом: Он был еще такой моложавый! У него были прекрасные зубы и орлиное зрение! У него был поразительно острый слух! Он никогда ничем не болел! -- кажутся мне необычайно комичными. Нет, господа! Надо так прожить свое тело, чтобы в свой срок, получив сигнал извне (или изнутри) оно рассыпалось, как карточный домик. И не надо мучиться стыдом за бесцельно прожитые годы, и не надо дурацкой патетики, ибо жизнь -- это дорога в никуда. Начало и конец дороги скрыты туманом бесконечности. Тот, кто верит в Бога, в бессмертие души, тот стоит на крохотном участке дороги и смотрит, куда показывает стрелка компаса. Но куда она показывает? -- вот в чем вопрос. Мы знаем лишь, что движемся от младенчества к старости, и нам ли судить по этому крохотному расстоянию в шкале времени о направлении гигантской спирали времени, охватывающей миллиарды лет...
В плане бренности жизни мои занятия английским языком являются бесполезной тратой отпущенного мне времени. Никогда я не смогу выразить себя на английском с той полнотой, с какой выражаю себя на русском. Но эти занятия как-бы заместили мою работу, интересами которой я жил последние годы. Работа придавала смысл моему существованию. На фоне работы и отдых получал свою долю смысла. Честно говоря, я побаиваюсь забросить свои занятия и превратиться в полноценного пенсионера, читающего провинциальные газетенки и живущего новостями Российских каналов. Постепенно хождение в магазины и неторопливые прогулки вдоль океана могут заменить все активные виды деятельности. Суровый закон жизни гласит: Если не карабкаешься вверх, то сползаешь вниз! Уму нужна гимнастика, да еще пуще, чем мышцам или позвоночнику. Можно прожить прошлым багажом годик-другой. А потом все кончится. Ты станешь неинтересен. У меня, правда, есть что-то вроде второй специальности -- передавать бумаге свои мысли. Но нужно привыкнуть делать это систематически. Вот я и стараюсь по мере сил и возможностей.
Я не зря написал о своих опасениях. Дело в том, что я получил официальное признание властей Массачусеттса, что я неспособен работать -- disability и пенсию. Это не такие уж большие деньги -- 457 долларов, но зато постоянные. Работать при этом не рекомендуется, так как вычитают соответственно заработанному из пособия. Если же работаешь неофициально (на карман), то можешь нажить большие неприятности за обман, если кто-нибудь на тебя настучит. А добровольных стукачей здесь полно. Стучат по любому поводу -- или машина не там припаркована, или мебель не донес до помойки, или ребенка оставил одного на часок. За все провинности полагается штраф, а штрафы надо платить, иначе по суду заплатишь вдесятеро больше.
Теперь немного о семье. Даша работает по 4 часа в день -- нянчит младенцев в еврейской коммьюнити. В откровенном разговоре со мной она призналась, что больше 4 часов работать не в состоянии физически. Так что основной добытчик, шофер и мальчик на побегушках -- наш сын. Работает он по ночам с 3 до 7, не высыпается, а по вечерам три раза в неделю ходит на платные компьютерные курсы. Надежды на получение квалифицированной и хорошо оплачиваемой работы весьма малы, а сейчас он зарабатывает просто гроши. Не хватает на оплату квартиры и курсов. Внуки постепенно привыкают к школе. Даша их еще таскает на танцы, гимнастику и плавание. За все приходится платить, а толку от этих занятий -- ноль. Они еще малы для серьезных занятий в спортивных секциях. На этом пока заканчиваю. Всех обнимаю, желаю здоровья и удачи.
Здравствуйте, дорогие друзья!
Сейчас в Линне май. Достаточно холодно и солнечно. Я предпочитаю такую погоду. Неделю назад прорвался к нам жаркий южный ветер. На третий день наша квартира, которая находится под плоской крышей, раскалилась до такой степени, что просто невозможно было дышать. Я включил вентилятор и под его жужжание заснул, но встал с чугунной головой и весь день чувствовал себя плохо. На счастье пришла перемена погоды и вот уже более недели мы спим спокойно, а прогулки вдоль океана дают импульс бодрости.
Настала пора обильного цветения. Красота. Многие деревья, как гигантские букеты. Очень много оттенков красного, малинового, алого, карминного, свекольного, пурпурного, вишневого. Есть и желтые цветы, не знаю, как они называются. Даша говорит, что в Словакии их называют Золотым Дождем. На маленьких участочках возле домов цветут тюльпаны, нарциссы и всякая другая цветочная мелочь. Короче -- пиршество для глаз. К сожалению, большинство цветов не имеют запаха. Да и насекомых не видно. Редко-редко пролетит шмель.
Здесь в Линне я нашел удивительное дерево. Бук. Он очень широк и ветви его огромной толщины начинают ветвиться не очень высоко над землей. Он покрыт гладкой темно-серой корой, которая собирается складками у основания ветвей, напоминая шкуру гиппопотама. Дерево разделено на две неравные части. Более мощная часть как бы теснит менее мощную, отчего возникает иллюзия подвижности, причем первая часть явно ассоциируется с самцом, а вторая с самкой. Удивительное впечатление производит место сращения веток меньшей части -- прямо-таки расставленные ноги женщины. Я демонстрировал это дерево многим нашим знакомым, и оно производило на них впечатление застывших на секунду живых существ. Я его сфотографировал несколько раз. С лучшего кадра я сделал ряд ксерокопий, которые затем долго обрабатывал лезвием и белой гуашью. Затем снял новые ксерокопии на тонированной бумаге. По-моему получилось хорошо.
Не знаю, может быть, это чисто субъективное, но мне кажется, что здесь есть то, что стоит фотографировать. Вот, к примеру, вчера поехали в Марблхед позагорать на пляже. Ничего, вроде бы особенного. С нами была Дашина знакомая с работы. Она сказала, что в конце пляжа, в камнях в прошлом году они набрали массу превосходных морских звезд. Мы загорелись, бросили свои вещички на произвол судьбы и пошли за звездами. Хотя ни одной звезды мы не нашли, я поразился необыкновенной красоте водорослей, которые выбросил океан. Узорчатые кружевные листочки самых разных цветов и оттенков. И все это в комбинации с окатанными камнями пестрых расцветок, среди которых попадаются и снежно-белые. Красота -- глаз не отвести. Жаль, что не было фотоаппарата.
Месяц назад или чуть более дети взяли меня в музей науки. На первом этаже -- кафе, где посетители с охотой подкрепляются. Поскольку все приезжают на машинах, а стоянки платные, то тут же киоски, где вы платите за стоянку и получаете штамп на входном билете, иначе со стоянки не выпустят. Музей огромный и от него у меня остался сумбур в голове. Все рассчитано на развлечения -- крути, верти, бегай на время, кидай шары... но есть какая-то неполноценность во всех экспонатах -- никто ничего не объясняет и не демонстрирует. В результате дети и взрослые ходят, давят на кнопочки, дергают за веревочки, крутят колеса, смотрят на стрелки приборов, как обезьяны. На цокольном этаже -- кузнечик величиной с грузовик, зачем -- непонятно. В ящиках валяются кости скелетов -- что-то вроде конструктора, в других ящиках -- разные минералы и горные породы. В зале, объясняющем строение и функции человеческого тела, все расписано досконально, но нет действия и потому скучно. Cкучно. В одном из закутков крутят фильм -- рождение человека. Весь процесс от укладывания беременной женщины на постель до выхода ребенка между ее ног досконально, без пропусков показан, с кровью, с отделением вод. Мы с внуком Кристиком смотрели этот фильм и мне было немного неловко. Кристик уже видел этот фильм в прошлый раз вместе с братом Филей, после чего Филя замучил Дашу вопросами, где у нее дырочка, через которую он появился на свет. Покажи, и всё тут!
Когда я был в Москве, я получил заказ написать что-то вроде сценария, как должен был бы выглядеть музей науки, расположенный в национальном парке. То есть так, чтобы павильоны с экспозициями чередовались с парками, вольерами для животных, площадками для развлечений и т.д. Я такой сценарий сделал, но, как оказалось -- напрасно, так как заказчица ничего мне не заплатила. А сейчас я думаю -- не перевести ли его на английский и не предложить ли руководству музея...
Сдал я зачеты по английскому, теперь свободное время нужно посвящать освободившимся от учебы внукам. Родители должны ходить на работу и добывать хлеб насущный в поте лица своего.
Здравствуйте, дорогой Иван Иванович!
Просто удивительно, как неожиданный "привет" от родины может излечить от ностальгии. Конечно, березки, холмистые дали, Пушкин и прочее -- это то, что вызывает слезы на глазах уехавших. А вот люди российские нет-нет да и напомнят, почему их часто за границей не очень жалуют. А дело в том, что туда, за границу в совсем недавние времена ездили лишь начальство и особы, приближенные к начальству. Все они вместе вели себя там по-скотски и, в частности, давали обещания, хапали денежки под честное слово, а так как чести у них никогда не было, то они вскоре забывали об оказанном им доверии и даже смеялись над простаками-иностранцами. Мне кажется, что этот разгул бесчестия начался в 1917 году и конца ему не видно. Протягивая правую руку Америке в знак мира и согласия, Россия левой рукой продает запрещенное к распространению оружие и технологии. И кому продает! Самым одиозным и агрессивным режимам в Африке и Азии. Ну, ладно, об этом вы сами всё прекрасно знаете. Вернемся к нашим баранам, то есть ко мне.
Лежу я однажды с женой и смотрю с интересом третий сон, как вдруг мой телефон взрывается оглушительным звонком. Вскакиваю, хватаю трубку, зажигаю свет. Смотрю на циферблат -- два часа ночи. Наверное, что-то случилось у детей! Алло! -- Пренеприятный голос Галины Сергеевны, секретаря нашего директора Смирнова: "Примите факс!" Принимаю и читаю: "Предлагаю принять участие в конференции, которая состоится в Нью-Орлеане 20-23 июня. Наш доклад принят и будет опубликован. Смирнов".
На конференцию я не поехал, так как номера в гостинице очень дорогие, язык я еще не освоил, опять же за дорогу нужно платить и все из своего кармана. Но все же было приятно. Вот уж скоро год, как я уехал из Москвы, а мои разработки еще идут и приносят результаты... И захотелось мне побыстрее получить грин-карту и навестить родную лабораторию и поработать еще годик-другой с симпатичными мне людьми. В этих детских мечтах я уснул до утра.
Прошел месяц, потом другой и вдруг меня опять будят среди ночи (они ведь о часовых поясах учили в школе давно и всё-всё благополучно забыли). Звонит мой заведующий лабораторией, то есть Вы, и весело так говорит, что у вас там возникла острая необходимость меня уволить в связи с сокращением штатов, а если я откажусь подать заявление об уходе по собственному желанию, то они создадут комиссию и уволят меня за прогулы по статье такой-то. Я, как был в одной майке, сел голой задницей на холодный стул, накатал заявление об уходе в связи с переходом на другую работу и отправил им факс. После этого лег в постель, но приятных мечтаний не было, а был какой-то нехороший привкус, будто в ординарной российской столовой хватанул я тухлятины с голодухи и нечаянно проглотил.
Сегодня, почти месяц спустя, я позвонил моему бывшему аспиранту Юрию Павловичу и он объяснил мне причину такого свинского со мной обращения. А причиной оказалась та самая Галина Сергеевна. Трудовая биография подобных дам весьма типична. Работала она диспетчером в гараже и ничего ей не светило, кроме ежедневного мата и грубых шуточек трудового коллектива. Но фортуна в лице заместителя Смирнова по хозяйственной части ей улыбнулась и она была приглашена исполнять обязанности секретаря директора. Она была неприхотлива и услужлива. Бегала за покупками, организовывала фуршеты и серьезные застолья в задней комнате за кабинетом директора. Ее благодарность не знала границ и директор стал её очень ценить. Постепенно она забрала власти так много, что смогла уволить человека, устроившего её на работу. Ей привезли новенький компьютер и она научилась нажимать клавиши, посылать почту и прочее. Она стала решать, кого из подчиненных пускать в кабинет директора, а кого отваживать (конечно с благословения Смирнова). Себя она стала с важностью величать секретарем-референтом.
И вот эту могущественную даму я осмелился не позвать на празднование моего шестидесятилетия. Мосты были сожжены мгновенно. Я стал персоной нон грата в её предбаннике, она перестала со мной здороваться и с большим трудом я принудил её отвечать на моё приветствие. Мой отъезд и трогательное прощание с коллективом, видимо не давало ей покоя. И вдруг она вспомнила, что помимо своих женских и секретарских обязанностей она отвечает за секретность в нашей конторе на неполных две сотни сотрудников. Она внушила дирекции, что ваш покорный слуга в Америке торгует секретами фирмы, имеющими стратегический интерес. От меня, стало быть, необходимо срочно избавиться. Вот от меня и избавились сразу же после приглашения к сотрудничеству.
Цена директору, как человеку, всем известна в нашем коллективе. То, что он выстроил себе и своим детям хоромы за наш счет, ни для кого не является секретом, все известно даже его покровителям из Газпрома. Он набрал в свою тесную компанию алкоголиков и придурков, которых выгнали из высших эшелонов за непригодностью, с дальним прицелом, что связи-то у них остались. Он обеспечил их прекрасными окладами. Любой из них получал в месяц в пять раз больше, чем я со своими научными и профессорскими регалиями. Но я директора не корю. Он такой. Я с ним работал более пяти лет и мирился с его бесчестностью, потому что я был наемным рабом. А вот, коллеги, с которыми я сделал столько нового и интересного, что моих разработок хватит еще на пять лет, они-то почему не вступились. Ведь с работы их бы за это не выгнали. За что такая черная неблагодарность?! Есть, на мой взгляд, одна крайне неприятная черта у среднего россиянина -- равнодушие к творимым несправедливостям. "Бойся равнодушных! -- предупреждал Бруно Ясенский. -- Именно с их молчаливого согласия враги убивают, а друзья предают". Но сколько таких в России, я не берусь определить. Судя по Афганской и Чеченской войнам, их -- подавляющее большинство, и это страшно.
Вообще-то, как вы понимаете, тема России у нас неисчерпаема. Вся активная жизнь осталась там, за бугром. Но поскольку жить прошлым тяжело и бесперспективно, то организм сам за нас решает, что пора получать положительные эмоции, чтобы не рехнуться и не загнуться окончательно. Это и означает, что время -- лучший лекарь. Инстинктивно ищешь отвлечений и находишь. Недавно прошла целая серия выставок в Марблхэде (городок рядом с Линном), в которой участвовали американские и российские художники. Конечно, уровень ниже Московского, но все же были не только профессиональные, но и просто интересные работы. Одна из выставок шла неделю в Еврейском общественном центре (JCC), и мы пару раз там дежурили, заодно внимательно посмотрели экспозицию и прекрасный фильм об Эрмитаже на английском языке. Всё было узнаваемо и потому доставляло дополнительную радость. Помните у Мандельштама -- "... и выпуклая радость узнаванья". На обратном пути из Марблхэда сестра моей жены зацепила чей-то автомобиль, а в таком случае уезжать нельзя. Но хозяин как сквозь землю провалился. Ждали, ждали и наконец написали ему с извинениями телефон и адрес, засунули бумажку под дворники и поехали домой в скверном настроении. Но все обошлось. Владелец позвонил, поблагодарил за чуткость и, кажется, это все обойдется минимальной суммой за ремонт.
А у меня произошло знаменательное событие. После недолгого хождения со справками в разные дома нам стали присылать приглашения посмотреть предлагаемые квартиры. Вначале это были крохотные помещеньица в достаточно удаленных от центра кварталах, но однажды пришло приглашение из дома, куда я мечтал перебраться. Мы отправились смотреть, но квартира нам активно не понравилась. Мы сказали администраторше, что она слишком мала, и я думал, что на этом все кончилось, ибо здесь второй раз могут не предложить ничего или предложить через годик-другой. Кстати, в уведомлении нам было сказано, что квартиру мы можем ожидать не ранее, чем через год. И вдруг звонок из домоуправления -- приходите смотреть еще один вариант. Второй вариант был значительно лучше. Правда, основная комната состояла из множества каких-то закутков, но был холл и темная комната впридачу. Мы согласились. Через несколько дней получаем письмо: "Не можем застать вас по телефону, зайдите". С нашей российской привычкой думаю: "Что-то не склеилось, а жаль, очень жаль". Иду, повесив нос. Прихожу -- "Я вам подобрала превосходную квартиру, но там еще живут. Можно посмотреть". Мы с женой идем и видим -- квартира, вроде бы, неплохая. Жильцы собираются переезжать, потому все вещи вылезли со своих насиженных мест и сгрудились на полу. Шагу ступить невозможно. Никогда не думал, что у людей столько может быть барахла. Короче -- до конца июня они не съезжали, а потом несколько дней шел ремонт. Так что ключи я получил только 6 июля. Но ремонт нам сделали на пять! И тут мы увидели, что квартирка прекрасная, больше той, где мы жили раньше и в три с половиной раза дешевле.
Сейчас продолжаем её благоустраивать. Повесили семь картин из десяти, стало нарядно, даже празднично. Улетая из Москвы, я прихватил огромный портрет Ленина работы Кравченко. Люблю, знаете ли, иногда пообщаться с прошлым. Вытащил я его, а внук Филя спрашивает: Кто это? Я отвечаю: Это главный разбойник и злодей России. Тут Филя принялся бить вечно живого Ильича по морде, а жена по этому поводу сказала что-то нелестное в мой адрес. Я же считаю, что внуки должны знать, через кого мы столько страдали.
Здравствуйте, дорогие друзья!
За несколько дней перед нашим переездом на новую квартиру мы участвовали в праздновании Дня Независимости. Собственно празднование началось вечером накануне торжественной даты. Я впервые увидел открытые окна и распахнутые двери всех-всех домов. Люди высовывались из окон, выходили из дверей и весело общались друг с другом. Дети играли во двориках и на улице. Движение автомобилей на дороге вдоль набережной было остановлено. Больше всего народу скопилось на участке, который уходит в океан метров на двести-триста. Там полиция города Линна развернула киоск, где одаривала всех детей синими и белыми шарами. Между тем публика комфортно устраивалась на траве, раскладывала шезлонги и складные стулья в предвкушении салюта. Салют должен был происходить с баржи, которая стояла метрах в трехстах от берега. Мы с сыном и внуками погуляли среди людей, получили несколько шаров, сфотографировались. На деревянных подмостках уже ожил оркестр. Буфет торговал напитками по страшным ценам. Я заплатил за крошечную бутылку фруктовой воды для Фили два с половиной доллара. Поскольку до салюта оставалось более часа, мы пошли к Боре на квартиру. С балкона прекрасный вид на океан. Мы расселись на балконе, и вот -- салют начался. Должен сказать, что всю жизнь проживая в Москве и наблюдая салюты в честь праздников, я никогда не видел столь пышного и привлекательного зрелища, как здесь. Салют продолжался больше часа. Филя был в восторге, хотя и вздрагивал, если залп был особенно силен.
Пока мы развлекались, в Линне отключилось электричество. Все дома стояли темными, лифты не работали, холодильники, разумеется, тоже. Внизу под нами кипела толпа. Народу на набережную наехала тьма-тьмущая. Почти все на автомобилях. Разъезд продолжался не менее двух часов. Электричество дали только утром, но никаких происшествий, вроде бы, не произошло. Как видите, и в Америке бывают сбои.
Хотя квартира у нас хорошая, но выходит она на проезжую часть. Эта дорога находится уже год в состоянии ремонта и конца ему не видно. Асфальтовые ухабы на ней не хуже, чем в Измайлове. А поскольку машин в Линне не меньше, чем в Санкт-Петербурге, то можете представить себе, какой грохот мы слышим день и ночь.
Идет к концу моя зубная эпопея. Наконец-то я избавился от всех верхних зубов. Однако должен сказать, что три последних зуба дались мне тяжко. Вчера мне их удалили, а сегодня я сижу с отекшей мордой и пью антибиотики. Надеюсь, что выживу. А если выживу, то буду продолжать свои письма. Сегодня 2 августа -- день рождения Шлемова. Долго и безуспешно пытался дозвониться к нему в Израиль. До Алика Зильбурга дозвонился легко. Уж не приключилась ли с Сашкой какая-нибудь неприятная история... Он ведь такой незащищенный.
Дорогие родственнички,
вот вам письмо с последними новостями.
Сегодня первое сентября. Календарное лето кончилось. Здесь в Линне еще тепло. Давно не было дождя. Вчера мы с детьми и внуками отправились в лесопарк под названием Линнвуд. Эта уже не первая наша вылазка. Собирали грибы, но большинство пришлось выбросить, так как или засохли, или изъедены червями. По дороге в Линнвуд завернули в овощной магазин, где по слухам продавалась голубика по 50 центов за коробку. Действительно она там была и мы взяли сразу по 10 коробок. Так с ягодами в руках и отправились в лес, где еще на редких кустах осталась черника. Линнвуд расположен на берегу водохранилища, которое питает Линн. Место очень красивое -- лес, скалы и гладь большого озера.
Я уже настолько осмелел, что возил Лину с нашими новыми знакомыми туда же неделей раньше, и мы там набрали уйму грибов, с помощью которых Лина украсит стол, когда придут меня поздравлять с 62-летием. Подумать только, сколько мне лет! Я помню, как в возрасте лет тридцати пяти я высчитывал, как долго еще надо прожить, чтобы перевалить через двухтысячный год. Года скрывались за горизонтом. И вдруг я оказался в новом тысячелетии и в таком почтенном возрасте. А может быть, это не я, а какой-нибудь мой двойник? Щиплю себя за разные места -- чувствую боль. Не-ет, все-таки это я. Старый, беззубый, как новорожденный младенец. Но покрытый густой шерстью на груди и спине, как какой-нибудь шимпанзе.
Да... лето прошло и лето моей жизни тоже прошло. Наступила осень. Что же я успел за истекший год? Ведь мы уже год как в Америке! В смысле работы -- ноль. Напрасно я рассчитывал, что устроиться работать с моими знаниями будет легко. Виной всему, разумеется, отсутствие языка. Но судьба уже решила иначе. Проще. Судьба подсунула мне с Линой вариант получить инвалидность, что я и сделал за себя и за нее. Пришлось заполнять множество бумаг, ходить к докторам, жаловаться на здоровье (что я терпеть ненавижу). И вот, наконец, результат -- мы получаем вдвоем 975 долларов в месяц и платим за квартиру 275. В результате нам остается вполне приличная сумма на прокорм и другие траты. И светлое будущее впридачу, так как мне дали инвалидность на семь лет. Если удастся прожить еще три года, то мы окажемся уже в другой категории -- пенсионеров по возрасту.
Итак, дешевая квартира у нас есть и пенсия есть. Машина есть и водительские права у меня уже есть. Лина сдавала экзамен на вождение три раза. Наконец ей повезло. Бог троицу любит. После каждого провала она приходила в таком подавленном состоянии и так долго не выходила из него, что я подумал: "Что ни говорите, а инвалидность зря не дают!" Но вот и она сдала экзамен. В общей сложности обучение и сдача экзаменов вылилось в полторы тысячи долларов. Но что такое деньги?! Если не знаете, спросите у Маркса. А то некоторые понятия не имеют, что такое деньги и говорят: деньги это вода. Так говорят те, у кого деньги никогда не водились. Деньги в сочетании со здоровьем способны дать ощущение, которое мы называем счастьем. Помните формулу: "Коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны?." А вот другая, более приземленная формула: "Счастье есть деньги плюс здоровье!" То, что обе формулы глупые, легко доказать, проверив сложение вычитанием. Получится, что здоровье равно счастью, из которого вычитаются деньги. Поскольку такое счастье никого не устраивает, мы приходим к очередной народной мудрости в виде идиотской формулы: "Не в деньгах счастье"... Я бы добавил, когда их мало или нет совсем.
Однако вернемся к нашим баранам, или как говорят англичане, -- к нашим соляным копям. На всём перечисленном наши достижения не кончаются. Мы уже приобрели диван за 700 долларов. Хорошей конструкции и широкий. Можем принять на ночлег супружескую пару. Купили столик под компьютер. Очень удобный. Вот я сейчас сижу за ним и сочиняю вам очередное письмецо. Все десять привезенных картин уже вставили в рамки, которые купили на местной барахолке и на ярд-сейлах (это тоже барахолка но у конкретного хозяина дома). В результате вся работа по обрамлению картин нам стоила по 12 долларов за штуку. А если бы мы заказали это дело в мастерской, то заплатили бы по 150 долларов за одну рамку, ибо здесь труд ценится чрезвычайно высоко и облагается очень высокими налогами. Чашка кофе, которую вы завариваете сами, стоит вам пять центов. Эта же чашка кофе в кафе может стоить в зависимости от престижности кафе до пяти долларов.
Для того чтобы стимулировать работу мозга, я поехал в город Нахант, который расположен рядом на полуострове, и предложил себя волонтером в научно-исследовательской морской лаборатории. Но пока, несмотря на мое внушительное резюме, мне никто не звонил. Может быть, считают, что я уже выжил из ума по старости и не стоит со мной связываться...Я, признаться, и сам не знаю, хочется ли мне работать. Но боюсь лености ума. Неработающий ум стимулирует маразматические старческие явления и способствует преждевременному старению и одряхлению организма. Это не мои домыслы, а доказано наукой. По этой же причине мы с Линой продолжаем учебу в колледже. Хотя успехи в языке более, чем скромные, будем карабкаться вверх, пока хватит сил. Начало занятий 5 сентября. Три раза в неделю по три часа вечерами. Плюс один-два урока с волонтерами или за деньги с утра. В целом получается неплохая нагрузка. Нужно только больше смотреть телевизор. Пока без подстрочника дело идет хуже некуда.
Закончил два рассказа, которые планировал написать еще в России. Не могу сказать, что я от них в восторге, но читать, вроде бы, можно. Послал часть моих материалов в журнал "Вестник". Кое-что уже не приняли, но я еще тешу себя надеждой, что хоть что-нибудь напечатают. Мне это здесь очень-очень важно. Тогда бы я отважился устроить вечер поэзии и прозы.
Какие самые яркие воспоминания о лете? Как говорят в Одессе, чтобы особенно яркие, -- таки нет! Вот теперь, дорогая мама, можно и описать наше жилье. Пятый этаж. Из окна виден океан и плывущие по нему корабли, но до океана далеко. Однако бриз часто пахнет водорослями и рыбой. Прямо под нами прекрасная площадка со скамеечками и растущими вокруг них деревьями. Через узенькую улицу современное здание колледжа. Вокруг него разбит парк, растут даже сосны и опять-таки есть скамейки, так что можно посидеть в жаркий день в тени с книжкой. Дом наш имеет форму утюга, почему его все русские и называют утюгом. Мы живем в острой части утюга, выходящей на площадь, из которой устремляются и в которую вливаются два потока машин. Грузовые машины производят неимоверный грохот, который не смолкает даже поздним вечером. Небольшое затишье наступает часа в три ночи. Я думал, что Лина будет психовать из-за шума и портить мне и себе нервы. Ведь в Москве стоило скрипнуть полу или уронить соседям ложку на пол, как начинались разговоры, что её разбудили и она всю ночь заснуть не могла. А здесь в этом адском грохоте она вставляет пробки в уши и дрыхнет без задних ног с двенадцати до шести-семи. Потом она встает, и так как пол у нас покрыт карпетом (ковром для тех, кто не знает английского), я не слышу её шагов. Зато унитаз у нас по принципу действия и шуму напоминает миномет. Ты давишь на гашетку -- и он стреляет. Поскольку попадание в отверстие для слива точное, то пока мы выходим из туалета чистыми и сухими. Я тоже привык к шуму довольно быстро. Интересно, что днем, если удается завалиться поспать (ах, какое это блаженство -- поспать днем!), весь этот шум не угнетает.
Внуки два месяца провели в лагере, который здесь устроен своеобразно. Их отводили на автобус в восемь утра, потом автобус ехал час до лагеря. Около четырех автобус вез их обратно, и кто-нибудь из нас их обязательно встречал. А стоило это удовольствие тысячу долларов на двоих. Учтите, что при этом Даша получила скидку на 50%. Как я уже говорил, все услуги в Америке стоят дорого. Поэтому каждый из нас, прибывших, старается, насколько это возможно, делать всё самому. Поначалу внуки возвращались домой голодными с полоумными глазами, ни на что не реагировали и вели себя возбужденно-безобразно. Потом все-таки приучились немного есть из сумки, которую Даша снаряжала каждое утро и процесс пошел. У Кристика было две ночевки в лагере, так для него это было Событием, к которому тщательно готовились. Для Филиппа конец лагерной жизни был омрачен. Он стоял рядом с мальчиком, который размахивал металлической битой (я еще плохо разбираюсь в американских играх. Знаю только, что битой нужно отбить сильно брошенный в тебя мяч) Так вот, этой битой Филя получил по голове. Брызнула кровь и его отправили срочно в госпиталь. Там наложили швы и вызвали Дашу. Даша примчалась в бессознательном состоянии. Ей много не надо, чтобы впасть в психопатство. К счастью, кровь уже остановили и она отвезла сына домой.
Дней десять в августе оказались неприятно жаркими. Одну ночь я вообще пролежал под дверью в коридор. Кондиционер мы не купили во-время, а в жару за ними стояли очереди. Кстати, по условиям проживания в нашем доме мы не имеем права пользоваться кондиционером, который высовывается из окна и портит внешний вид исторического памятника. В начале века здание принадлежало обувной фабрике, но, как я уже упоминал, фабрика сгорела, а каменный остов восстановили и внутри оборудовали под жильё. Как следствие перестройки из заводского помещения, в доме все квартиры разные, потолки у стен на метр выше, чем внутри комнаты, геометрия помещений может быть самой разнообразной. Но у нас настоящая стандартная квартира с большими шкафами, куда упрятали барахло. Сервиз, вернее его оставшаяся после путешествия часть, разместилась в кухонном шкафчике. Так что "горкой" здесь и не пахнет. Да и не принято выставлять посуду, если только она не музейного уровня, напоказ. Кстати, я не знаю, какой посудой пользуется средняя американская семья. Судя по тому, что я вижу в магазине армии спасения, на ярд-сейлах и в отдельных неспециализированных универмагах, -- это гнусного вида и качества глина. Тарелки тяжелые, как чугун. Роспись убогая. Чашки, как в пионерском лагере. Какие там китайские церемонии с чаем! Все покупают чай в пакетиках, которые заливают кипятком, а если вы хотите попить хорошего чая, то милости просим в Бостон, в специализированное кафе, где с вас за чашечку приличного чая с пирожным сдерут более десяти долларов. Но мы нашли кафе недалеко от нас, где недавно угостились разными пирожными по полтора доллара за штуку (довольно вкусные) и разными сортами кофе, которые можно было налить в чашки размером с детский ночной горшок. Заплатив полтора доллара за чашку можно было упиться этим кофе, так как на столе стояло пять кофейников с разными сортами кофе и несколько бутылок со сливками, молоком и прочим. Но сколько может нормальный человек выпить кофе с молоком или со сливками? Я лично, выпил три раза по полчашки и больше не смог. Лина позволила себе напиться до отвала. То ли сливки были слишком жирными, то ли печень стала у меня реагировать на еду, но мне пришлось, придя домой, выпить активированного угля. Только после этого я себя почувствовал лучше. Как и в России, домашняя еда самая вкусная и самая безопасная.
Чтобы не зацикливаться на еде, а это -- тема неисчерпаемая, скажу, что наши мальчишки заговорили по-английски. Как же отрадно слышать, как они щебечут между собой и с приятелями! Нам уже никогда их не догнать, ибо они говорят бегло и столь же быстро понимают.
Если у маленьких детей успехи налицо, то про взрослых детей этого не скажешь. Даша со стонами ходит в ясли, нянчит младенцев, терпит унижение от коренных американок и потом выплескивает свое неудовольствие и обиды на мужа. Мы в их отношения не влезаем, хотя Лина иногда не удерживается от острых комментариев по поводу Дашиных высказываний. Дашино тщеславие не дает ей и нам покоя: ей нужно водить детей во все кружки, во все секции, ни один учитель не достоин талантов Кристика, школы плохие, дети тупые, муж зарабатывает мало денег. Отдали детей в Хилель-Академию. Там, видите ли, контингент почище, чем в городской школе. Она добилась перевода детей и теперь недовольна, что Кристика не учат математике, а учат ивриту и торе.
Сын потянул спину на работе и пошел к врачу. Врач его держал на бюллетене два месяца. Он получал 800 долларов ежемесячно и явно не спешил приступать к своим обязанностям. А там не стали его ждать и отдали его место другому. Теперь он снова будет работать в ночную смену. Знаете, есть люди, которых жизнь учит, учит, а им не идет впрок учеба. Их жизнь -- сплошная цепь ошибок и разочарований, в которых всегда виноваты другие.
Я прожитой жизнью вполне доволен. Многое, что я хотел сделать, мне удалось. Я не добился известности, меня не знают ни в России, ни в Америке, но ведь я не обладал никогда способностью к каторжному труду. Характер у меня мягкий, почти женский. Я сентиментален и слезлив. Не наделен храбростью, физической силой и выносливостью. Жадноват, недостаточно честен. Ни во что по-настоящему не верю, и потому разрешаю себе совершать неприличные поступки. А хотел бы быть честным, великодушным, щедрым, сильным, талантливым. Но одного слабого желания недостаточно. Теперь, на закате жизни я требую у своих детей и внуков проявления качеств, которыми сам никогда не обладал. Ну, не смешно ли? А справедливо ли, что другие, обладая всеми положительными качествами, которые я перечислил, тоже никому не известны ни в России, ни в Америке? А кто сказал, что успеха всегда добиваются достойные? Как раз наоборот! Бесчестные, жадные и хитрые, интриганы и прохвосты, ворующие интеллектуальную собственность у простодушных гениев и выдающие её за свою. У кого самый толстый денежный мешок? -- У человека, умеющего получать незаконную прибыль и уходить от налогов... Вот какие мысли приходят на ум на исходе лета.
И вот наступила осень. Отнюдь не унылая пора. Бесконечное бабье лето и очей очарованье. Осень здесь мягкая, как любовница, которой лет под пятьдесят, которая мудра и задумчива, многое прощает и ни на что не претендует, с которой приятно проводить время, и сердце твое купается в легких и спокойных волнах любви перед тем, как совершенно успокоиться.
Как я ни старался устроить что-нибудь интересное на свой день рождения, все равно ничего и не вышло. Конечно собрались не мои дорогие друзья, а люди случайно встреченные в этой новой жизни. При отсутствии особенного выбора и то не плохо. Однако когда я решил прекратить болтовню ни о чем и прочесть небольшой рассказик, чтобы позабавить гостей, моя любезная жена сделала всё, чтобы отравить мне эти несколько минут. Пока я читал, она непрерывно парила над столом и без конца потчевала гостей. Как будто слушая меня, они были обязаны непрерывно жевать. Я бросил читать и расстроился. Получилась глупая сцена, потому что кто-то из гостей стал упрашивать читать дальше. А мне уже было противно. Противно, что я выглядел надутым дураком, насильно сующим людям свою писанину. Но, честное слово, я уже не мальчик и способен отличить хорошую прозу от плохой. И ответственно заявляю, что моя проза -- неплохая, а местами и очень даже хорошая. Главное, Лина даже не понимает, (или не желает понимать) что своим отношением к моему творчеству она ни мне, ни себе чести не делает. Неужели текст, над которым я думал, который я анализировал и шлифовал, хуже праздной болтовни о вещах и событиях, которые мои гости и моя жена даже не потрудились мало-мальски осмыслить?
Окончилось застолье, как всегда, стоянием перед раковиной и мытьем бесконечной посуды под аккомпанемент едких замечаний милой супруги, что я суюсь с никому не интересным рассказом о своей жизни (нашей жизни!) в бывшем "почтовом ящике". и не даю людям поесть. Я покорно мыл посуду и думал о своем, чтобы не взорваться и не наговорить ей резкостей и тем самым оказаться неблагодарным по отношению к ней, которая столько трудилась, готовя еду.
Здесь, как и везде, все хотят, чтобы ты был как все!На то есть американский стандарт. Плохое настроение нужно скрывать и всегда всем улыбаться. Как бы ни были плохи твои дела, ты должен отвечать, что всё у тебя О'К. Нужно обязательно путешествовать и при этом много фотографировать. Нужно приглашать "друзей" и делиться с ними впечатлениями о поездке. Если ты прочел книгу, находишься под впечатлением прочитанного и хочешь об этом серьезно поговорить, то ты болен и тебе надо идти к психоаналитику.
А если ты недоволен чем-то в США, то ты -- просто дурак и должен сидеть и слушать тех, кто прожил здесь десять лет и всё-всё знает лучше тебя. Лекарства здесь самые лучшие, врачи самые лучшие, продукты самые лучшие и самые вкусные -- смотри какие все ходят толстые! Америка настолько богата, что она не может позволить семье из четырех человек жить в двухкомнатной квартире (одна спальня) -- всю эту хренотень вещал нам Любин мужик, и мы, как олухи слушали его и искали для сына с детьми трехкомнатную квартиру (две спальни) и не могли найти. В результате после приезда они жили у нас полтора месяца и никого не заботило, что в двухкомнатной квартирке живет шесть человек. А потом сын нашел опять-таки двухкомнатную квартиру, в которой живет уже год, и никому нет дела, что у него проблемы с жизненным пространством.
Я познакомился здесь с одной интересной судьбой. Крепкая, высокая старуха восьмидесяти пяти лет. Была репрессирована и жила с мужем в Казахстане. Потом, накануне войны ей было разрешено вернуться в Ленинград. После начала войны она по совету хорошей женщины покупала сухари и тем спасла трех своих детей от голодной смерти в течение блокады. После окончания войны она однажды из-за плохой работы транспорта опоздала с мужем на двадцать минут на работу. За это им присудили по пять лет тюрьмы. Детей при этом отправили в спецраспределитель, откуда они должны были быть переведены в детский дом. Её дети прошли через страшный детприемник-распределитель. Её старший сын, который стал доктором наук и читает лекции на английском языке по термодинамике в Бостоне, написал о своем страшном детстве книгу, которую частично опубликовали в журнале "Октябрь" -- Песни Задрипанного Дэпээровца. Это мудрое название придумали придурки из редколлегии журнала. Я читал этот роман и мороз продирал по коже. И это несмотря на то, что всё, касающееся антисемитизма и остальных советских прелестей, было вырезано. И это было сделано в 1990 году, когда мы наблюдали по телевизору триумфальное шествие перестройки! Ну как тут не поверить, что перестройка -- всего лишь маскарад, жалкий маскарад! Но я еще не все сказал. Её сын сам перевел эту книгу, уже без купюр на английский язык и издал за свой счет. И что? Да ничего! Один из его коллег купил книгу, прочел и спросил со слезами на глазах: "Неужели всё это правда?" Вот весь итог. Стоит задуматься о роде человеческом, о сочувствии, о всесильном зле и малодушном и слабом добре, о том, что Бог забыл нас, махнул на всё рукой -- разбирайтесь сами. А когда поумнеете -- приходите ко мне, поговорим.
Дорогая Мария Иосифовна.
Настало время, когда я могу говорить о случившемся страшном горе и выразить жалкие слова сочувствия. Во-первых, я прошу прощения, что не смог дозвониться к Вам сразу после получения этого страшного известия. В том не моя вина. У нас тоже случилась страшная трагедия, хотя никто из близких не пострадал. В результате террористических актов и разрушений вышла из строя телефонная сеть нашего штата. Я мог лишь послать телеграмму, но знаю, что телеграммы тоже не доходят. Поэтому я послал письмо Сереже с надеждой, что он вам расскажет о ситуации в США.
Но всё это мелочи, а главное, что Людочки больше с нами нет. И мое сердце ноет, потому что я очень любил её. Мне так нравилось, как она смеется, улыбается. Для меня всегда поездка к вам была праздником, потому что я знал, что увижу её. Если бы я не был женат, я непременно просил бы её стать моей женой. И вот, ничего не осталось, кроме сладких воспоминаний о ней.
Жжет меня одна мысль, что всего этого могло бы не быть, если бы она не пошла на удаление меланомы. Я узнал от знающих врачей здесь, что удаление меланомы в 15% случаев дает ураганное развитие рака, в то время как с меланомой можно жить и жить долгие годы.
Но что теперь сожалеть, когда дело сделано и итог известен.
Дай вам Бог сил и здоровья вынести всё и поставить на ноги внучку Наташеньку.
Я очень прошу Сережу передать Вам мое письмо и надеюсь, что Вы меня простите.
С искренним уважением и любовью
Олег
Здравствуйте, дорогие мои!
Сегодня первое ноября. Светит ласковое осеннее солнце, океан спокоен. Приметы осени только лишь в пестром уборе кустов и деревьев. На берег океан вынес массу водорослей и всяческий человеческий мусор. Запах разлагающихся водорослей неприятен, но картины, которые отлив оставляет на песке -- потрясающая графика, исполненная сепией и коричневым соусом. Гулял с фотоаппаратом полтора часа, фотографировал. Размышлял о жизни. Недавно кто-то слушал новости из России. Погода там отвратительная, снег с дождем. Я живо представил грязь, которую все тащат с улицы в подъезды, вспомнил нашу лестницу с исписанными стенами, неделями не моющиеся лестничные площадки, лифт, в котором регулярно мочатся, и порадовался впервые за много месяцев, что живу в чистейшем доме, где карпет в коридорах ежедневно моют и чистят, где на стенах ничего не пишут, а комната, куда сносят мусор, почище иных апартаментов в Москве, не говоря уж об остальной России.
Теперь, пожалуй, можно рассказать, как мне хотели сделать операцию на сердце. Обходительный и молодой доктор Майский провел меня по всем испытаниям и так как я плохо ходил по дорожке, поставил меня в очередь на операцию. Мне должны были засунуть катетер через тазобедренную артерию в аорту и оттуда в сосуд, который зарос ржавчиной. Когда мне делали операцию, я ничего не чувствовал, но был очень рад, когда она кончилась. Однако финал был неприятным. Доктор Майский сказал, что у меня заросли ржавчиной целых три сосуда. Поэтому он решил не расширять ни одного, а послать меня на серьезную операцию с заменой трех сосудов. Сами понимаете, настроения это мне не прибавило. После осмотра сосудов с помощью катетера меня отдали на попечение медсестре, которая прикладывала к ране на бедре лед и всем весом зажимала её, чтобы кровь не текла. Так она на мне лежала около часа, развлекая разговорами. Потом она вместо себя положила на рану мешочек с песком и позвала двух черных. Они подняли меня вместе с простыней и положили на каталку, потом перевезли меня на четвертый этаж и скатили с простыни на кровать. Шевелиться мне не разрешали, чтобы не пошла кровь. Поставили мне литровую банку с физраствором и ушли. Я лежу, таращу глаза и жду, когда можно будет начать шевелиться (через шесть часов после операции, не меньше). Физраствор благополучно в меня перетёк и раздул мне мочевой пузырь. Чувствую -- сейчас лопну. Надавил кнопку. Пришла сестричка. "Пис-пис", -- говорю ей на смеси русского и английского. Поняла и принесла утку литра на три. Вставил я туда свой мальчик-с-пальчик, а водичка из него не течет. Никогда не думал, что писать лежа на спине так трудно. Нет гидростатики. Как это младенцы ухитряются писать лежа, да еще с задранными вверх ногами? Короче, эта нехитрая операция заняла у меня минут десять, не менее. Поскольку я джентл-мэн, я не осмелился просить сестру принять от меня сосуд. Кое-как я свесился на левый бок и постарался поставить его под кровать. Так эта блядская посудина опрокинулась, а в неё я нажурчал не менее литра! Сам не знаю как, я ухватил её и поставил вертикально, но при этом сделал себе очень больно справа, где у меня была дырка. Сестричка пришла, я извинился, что напачкал, а она мне -- ничего-ничего, не расстраивайтесь. Хорошая девочка. Не ругается. Лежу. Два часа дня, в животе у меня вакуум, так как было велено приезжать на операцию на тощий желудок. Слава Богу, я догадался взять с собой немного кураги. Залез медленно-медленно в сумку, которую черные бросили под кровать, достал курагу и сосу. И тут началось. Каждый час стали мне измерять давление, брать анализ крови и определять температуру. Принесли обильный обед из четырех блюд. Такой обед, скажу я вам, пальчики оближешь. Но всё сожрать я не мог и оставил на потом. К тому же спать захотел. Но разве это сон, если тебя каждый час будят. Половина больницы приходила ко мне смотреть, как заживает моя рана, другая половина брала анализы. Искололи руки до ужаса. Причем белые делают вполне прилично, а черные тыкают иглой, как будто перед ними не вена на руке, а верблюжья задница. Мало того, поставили мне монитор, чтобы он всю ночь записывал моё сердце. Утром я встал с дурной головой, пошел в туалет, и там, как ты мама уже догадалась, мне стало дурно. Я обычно заранее распознаю признаки приближающегося обморока. Поэтому, не доделав своих дел, я быстренько-быстренько метнулся к постели и уже на угасающем сознании коснулся головой подушки. Через минуту мне полегчало, я покрылся холодным потом, голова стала необыкновенно ясной (похоже на приступ эпилепсии, правда?) и я пошел отдавать свои долги в туалет. Потом был завтрак и опять бесконечные отборы крови и измерения давления. Чувствую -- пора смываться, пока на самом деле не заболел серьезно. Пришел Майский с девкой-хирургом: "Не желаете ли, не выходя из больницы сразу на операционный стол, вот эта дама -- замечательный хирург, я вам советую не откладывать.." Я ему говорю, что не готов, что у меня куча дел, предстоит переезд, нужно окончить семестр по английскому. Вижу, он впадает в раздражение. "Ну, смотрите, -- говорит, -- придется вам снова все анализы повторять!". Девка-хирург ушла, а я ему говорю, что очень плохо спал, ослаб и вот, обморок случился. А этот мудак отвечает мне, владельцу обморока, которым я страдаю с детских лет, что это у меня была остановка сердца из-за заржавевших сосудов. Я ему толкую, что это у меня с детства, когда сосудики были чистые-пречистые, и вижу, что он накаляется от злобы и снова мне толкует, что это мои сердечные проблемы. Как говорил Пушкин, -- не оспоривай глупца. Я кивнул головой, он успокоился и ушел. Кое-как я дотянул этот бесконечный день. Опять меня мучили со взятием крови и давлением, но назавтра светила свобода, и я решил терпеть. Утречком я позавтракал и быстро-быстро стал собираться. Но, как выяснилось, поспешил. У них была пятиминутка, потом сессия, потом Майского куда-то вызвали. Пришел он в час дня и, наконец, где-то там расписался, и я расписался, что претензий к ним не имею, после чего я уехал на вызванном такси домой. Две недели я не мог смотреть на свое правое бедро -- это был сплошной черный синяк (или синий черняк). Болело в низу живота долго. Руки тоже все были черно-синими. "Господи, -- думал я, -- если такая пустяковина вызывает столь тяжкие последствия, то как же чувствуют себя больные после вскрытия грудной клетки, вытягивания сосудов из ног и рук, замены сосудов и прочего? Нет уж! Буду лечиться изо всех сил и тянуть до последнего! Еще столько незаконченных дел!"
И я начал лечиться. Сестра Лины прислала мне целый ящик лекарств с наставлениями, как их принимать. Самое главное лекарство -- адская смесь, которая чистит сразу все сосуды. Как она чистит, не знаю, но после приема её вовнутрь в виде водного раствора, сразу бежишь в туалет, так что с запорами проблем не было все три месяца, пока я её пил. Остальные лекарства гомеопатические -- по двадцать капель под язык два раза в день. Как я понимаю, при таких дозировках изготовители ничем не рискуют. Не знаю отчего, скорее от отчаяния, я стал жить активнее и почувствовал себя значительно лучше, чем до операции. Я даже стал ходить по пять километров с гантелями и очень окреп. Я многое понял о себе. Мне нельзя много есть, и нельзя часто выпивать, особенно после физической нагрузки. Все остальные недомогания, в том числе мигрень остались при мне, но сердце явно стало работать лучше. Правда было несколько тяжелых дней, когда я, как раньше в Москве, не мог начать двигаться без нитросорбида, но общий фон был благоприятным. Когда кончилось зелье, естественно встал вопрос, продолжать или прекратить курс лечения. Изготовители утверждают, что следует пить их набор лекарств до полного исчезновения симптомов плохой пропускной способности сосудов. Я взялся за изучение рецептуры главного зелья и обнаружил, что тупые фармацевты и тупые медики рассчитывают на тупых потребителей. Оказалось, что главное зелье это смесь лошадиной дозы витамина С с панангином, куда для отвода глаз добавляют немного селена и других микроэлементов. Когда я это понял, то долго смеялся над своим легковерием, а когда отсмеялся, то заказал в Москве "Аспаркам" -- аналог панангина и выписал себе минералы и поливитамины. А эти деятели заставляли меня поглощать такие дозы панангина, что я удивляюсь стойкости моего организма.
Я позвонил в Москву Лининой подруге, которая всю жизнь поддерживает себя разными народными снадобьями, и она мне сказала, что спасается чесночной настойкой, которую добавляет по каплям в молоко. И это самое лучшее средство для чистки сосудов. Это я тоже взял на вооружение. Человек, помоги себе сам! Так написал поперек одной из рукописей великий Бетховен, когда увидел на ней надпись автора: Да поможет мне Бог!
Однако вернемся к нашим занятиям английским языком. Нам в известной степени повезло в этом году, так как вместо косноязычного мексиканца нам сейчас преподает миловидная толстушка килограммов на сто с гаком, школьная учительница. Её пышные формы возбуждают меня и вдохновляют. Вместе с юными латиноамериканцами мы учимся читать и понимать тексты, приведенные в учебниках. Некоторые из этих текстов написаны бывшими учениками американских колледжей. Они признаны лучшими и поэтому помещены в наши учебники. Люди пишут о случаях из жизни или о своих ежедневных трудностях и, читая их незамысловатые сочинения, начинаешь лучше понимать суть американской жизни. Одно из таких сочинений мы прочли недавно. Написала его женщина лет сорока, родом из Венесуэлы, которая вышла замуж за американца из штата Айова, прожила с ним в мучениях двадцать лет, родила трех детей и потом была оставлена этим человеком на произвол судьбы с плохим знанием языка, без специальности, без денег и с детьми, которым предстояло еще долго учиться в колледже. Она не сдалась. Она поступила в колледж, где ей было очень трудно учиться. Она решила стать медсестрой, чтобы помогать другим людям. Эта мысль её поддерживала. Чтобы платить за дом и за еду, ей пришлось наняться на две работы. Дальше она описывает свой обычный долгий-долгий день.
Она встает перед восходом солнца, принимает душ, одевается, готовит завтрак для всех и ланч для себя, выполняет массу мелких и неприятных дел, затем едет сорок пять минут до колледжа, где ей нужно понять материал по химии, а в голове вертится, что у неё протекает водонагреватель и, не дай Бог, потребуется его замена. Потом она вспоминает, что вызвала санитарного работника, чтобы извести термитов, поселившихся в фундаменте. После напряженного утра в колледже она мчится в свой офис, чтобы разобраться с горой почты, ответить на вопросы босса о местонахождении контейнеров с товаром. К пяти часам вечера она снова мчится в колледж и нервничает, так как негде запарковать машину. Она учится до десяти вечера и едет домой, прикидывая в уме, сколько у нее будет посетителей, желающих сделать прическу -- это её вторая работа, когда нет вечерних классов. Когда она приезжает домой, её ждет голодный сын. Когда она заканчивает домашние дела, уже полночь и она еле добирается до постели. И эта мука не на один год!
Когда я сказал нашей милой толстушке, что сочувствую этой бедной женщине, то узнал, что почти такую же жизнь ведет и она, наша учительница. У нее тоже трое детей и она хочет, чтобы они закончили колледж. И она работает на двух работах -- в школе с детьми и с нами в колледже. Муж её бросил и детям не помогает, он болен раком, у него еще и другие болезни. У неё миллион забот с домом и т.д. Тогда я её спросил, почему же Америка считается такой богатой и счастливой страной, если люди работают до полного изнеможения и не видят просвета. Уж не лучше ли наша отсталая и грязная страна, где люди живут в квартирах, а не в своих домах, где у многих нет машин, селерных телефонов, компьютеров и прочей техники, но есть свободное время, чтобы погулять в парке, почитать книжку, пообщаться с друзьями? Да, мы жили бедно, но были духовно богаты. Мы платили за билет в консерваторию два рубля, а не пятьдесят-сто долларов. Если бы не партийные бляди, наша жизнь, честное слово, была бы не столь уж жалкой. Это они довели страну до полного развала, это по их вине и злому умыслу мы были вынуждены стать беженцами, потому что до сих пор антисемитизм не рассматривается в России, как государственное преступление, и толпы выродков с бритыми лбами объединяются в отряды погромщиков.
Ну, ладно. Бог их рассудит. Расскажу о другом. В процессе обучения английскому я то и дело сталкиваюсь с литературой, которую совершенно не читал и не знал в России. Здесь очень популярны короткие рассказы-эссе, которые иному читателю покажутся слишком примитивными, слишком дидактичными, но мне лично некоторые из них кажутся достойными внимания и, кроме того, они возбуждают мой ум и понуждают его к творчеству. Один из таких рассказиков в немного сокращенном варианте я сейчас для вас переведу. Итак...
"Миниафоризмы для моего крестного сына"
Дорогой Сэнди,
Твоя записка с благодарностью за подарок по случаю твоего окончания колледжа только что пришла, и я похихикал над твоим постскриптумом, в котором ты говоришь, что подарок очень хорош, но ты хотел бы, чтобы кто-нибудь дал тебе полдюжины умных советов, как согнуть окружающий мир в баранку.
Ну, Сэнди, я должен признать, что у меня нет особенно оригинальных собственных мыслей, но спустя годы я оформил несколько идей подобного сорта -- не общих мест, а достаточно остро отточенных, чтобы остаться в моей голове навсегда. Эти концепции освобождают энергию, облегчают решение задач, обеспечивают кратчайший путь к достойным целям. Никто не передал их мне в чистеньком пакете. Просто они передавались мне время от времени от людей, вовсе не занимающихся раздачей мудрости. По сравнению с проверенными временем правилами они могут показаться весьма ничтожными, но каждая из концепций помогла мне сделать свою жизнь значительно легче и счастливее, и даже более продуктивной.
Вот они. Я надеюсь, что ты найдешь их полезными тоже.
Если ты не можешь изменить обстоятельства, то попытайся изменить своё отношение к ним. Без сомнения, самый мрачный период моей жизни был с зимы 1942 до 1943. Я был с Восьмой воздушной армией в Англии. Мы сидели в сырости среди моря грязи. На земле был холод, сознание ничтожности и тоска по дому. В воздухе люди становились мишенью. Замены не предвиделось, моральный дух был низким.
Но был один сержант, командир экипажа, который всегда был приветлив, с хорошим чувством юмора, всегда улыбающийся. Я наблюдал его в один из ненастных дней, когда он боролся за спасение летающей крепости, которая соскальзывала со взлетной полосы в трясину. Он посвистывал словно жаворонок. "Сержант, -- сказал я ему кисло, -- как вы можете насвистывать в таком жутком положении?" Он усмехнулся: "Лейтенант, когда нельзя изменить обстоятельства, вы должны изменить своё отношение к ним, приспособиться к ним. Вот и всё"
Отметь это для себя, Сэнди. Ты со временем увидишь, что столкнувшись с рядом проблем один берется за них с умом и мужеством, а другой может реагировать с негодованием и горечью, третий же может вообще убежать. В любой жизни обстоятельства имеют тенденцию оставаться непоколебимыми. Но отношение к ним является предметом выбора -- и этот выбор в основном является твоим делом.
Не подходи к сетке, не имея ничего за спиной. Однажды на вечеринке мой друг адвокат, частый партнер по теннису сделал предположение, с которым я не согласился и в вызывающей манере к тому же. Но когда я заключил, что привел решающий аргумент, мой друг выставил защиту и начал разрушать мой довод. Там, где у меня были мнения, у него были факты, там, где я имел теорию, у него были статистические данные. Он, совершенно очевидно, знал намного больше моего о предмете спора. Когда мы прощались, он подмигнул мне и сказал: "Ты должен лучше знать предмет, о котором споришь, а то ты подходишь к сетке, не оставляя ничего за спиной".
Это правда. Игрок в теннис, который следует своей собственной слабости или плохо подает подачу под сетку, -- безнадежно уязвим. И это справедливо, когда ты бросаешься во что-то без серьезной подготовки или планирования. В любой важной попытке ты должен провести домашнюю работу, выстроить свои факты и отточить своё умение. Другими словами -- не блефуй, потому что в случае блефа с вероятностью девять из десяти жизнь нанесет тебе сильный удар в левый угол.
Когда бал окончен, снимай свои бальные туфли. Ребенком я часто слышал эти слова от моей тетки, и это меня сильно озадачивало, пока я не услышал, что означает этот жизненный урок. Моя сестра вернулась домой после очаровательного уикэнда, полного блеска и обаятельных людей. Она оплакивала контраст с её рутинной работой, её скромной квартирой и её ежедневными друзьями. "Юная леди, -- сказала моя тетка нежно, -- никто не живет на вершине горы. Туда хорошо пойти ради вдохновения, ради новых перспектив. Но ты должна спуститься после этого вниз, потому что жизнь идет в долинах, то есть там, где фермы, сады и угодья и где пашут и работают. Вот где ты можешь применить твое вдохновение, которое ты получила на высоте".
Это простая, но ценная мысль, что когда приходит время, как это всегда бывает, ты должен сменить свои бальные туфли на рабочую обувь.
Освещайся сиянием твоего соседа. Однажды воскресным утром я дремал на задней скамье маленькой деревенской церкви и смутно услышал, как старый пастор понуждал свою паству "перестать беспокоиться о собственном сиянии и освещаться сиянием своего соседа". И это подбросило меня на скамейке, широко раскрыв глаза, потому что это поразило меня, как будто в этой формуле из нескольких слов была вся мудрость взаимоотношений с людьми.
Она мне нравится за её вовлечение каждого, потому что каждый на каком либо отрезке жизни имеет свое сияние, за которое его ценят и выражают признательность. Я люблю эту формулу за достойный путь, которым она смещает ударение с собственной персоны на интерес и отношение к другим. Наконец, я люблю её потому что она отражает глубокую психологическую правду: люди имеют тенденцию становиться тем, что вы ожидаете от них.
Будь внимателен к закону эха. Я очень хорошо помню обстоятельства, когда я услышал этот остро отточенный совет. Возвращаясь из интерната домой, некоторые из нас, молодых были в вагоне-ресторане поезда. Как-то сам собой зашел разговор об обмане экзаменаторов, и один из парней быстро сознался, что он обманывал их всегда. Он сказал, что нашел это занятие легким и выгодным. Вдруг приятно выглядевший мужчина, сидевший особняком -- он мог быть банкиром, бухгалтером, кем угодно -- наклонился вперед и громко сказал, обращаясь к апостолу обманов: "И всё равно я бы на вашем месте был внимателен к закону эха".
Реальная ли это вещь, закон эха? Действительно ли вселенная так устроена, что честь или бесчестие, доброта или жестокость -- обязательно вернутся к тебе? Трудно быть уверенным. И однако, с начала письменной истории, человечество имело подтверждение, основанное частично на интуиции, частично на наблюдениях, что в длинном забеге, именуемом жизнью, человек пожинает то, что он посеял.
Ты знаешь так же хорошо, как и я, Сэнди, что в этой туманной области нет окончательных ответов. Однако, как сказал тот мужчина, "Я думаю, что я бы на вашем месте был бы внимателен к закону эха!"
Не носи дождевик под ливнем. В давние дни, когда я был бойскаутом, у нас был наставник, который был горячим поклонником жизни в лесу и натуралистом. Он обычно брал нас в молчаливые длительные прогулки, а затем вызывал нас описать, что мы наблюдали: деревья, растения, птиц, лесную жизнь, всё-всё. Неизменно мы не видели и четверти того, что видел он. "Кругом вас везде творения, -- кричал он обычно и разводил широко руки, -- но вы не подпускаете их к себе. Не будьте людьми, застегнутыми до подбородка. Перестаньте носить дождевик под ливнем!"
Я никогда не забуду нелепый образ человека, стоящего под ливнем в дождевике, застегнутом до подбородка. Лучший путь -- скинуть тот дождевик. Я обнаружил, что лучше всего открыть себя новому жизненному опыту в твоей жизни.
Все эти фразы, которые я пересказал тебе, преследуют одну цель -- большее участие и более глубокое вовлечение в жизнь. Это не произойдет само собой, любым способом. И ещё -- с изумительным беспристрастием каждый из нас получает одинаковое количество минут и часов каждый день. Время -- сырой материал. Что мы вылепим из него -- зависит от нас.
Один мудрый человек сказал однажды, что трагедия не в том, что мы страдаем, а в том, что мы теряем. Держи это в уме, Сэнди.
Твой любящий крестный отец Артур Гордон.
...Ну, как вам рассказик из английского учебного материала? По-моему, не так уж плохо! Он отличается живостью изложения, что укрепляет мысль о его достоверности, тогда как от пословиц типа "Без труда не выловишь и рыбку из пруда" веет русским бездельем и тупостью. В свое время я читал целый сборник русских пословиц и поговорок, но ничего, абсолютно ничего существенного не осталось в памяти. То ли память плоха, то ли нечего было и запоминать.
Здравия желаю!
Сегодня пятое декабря. День Сталинской конституции. Я помню пятое декабря 1957 года. В Москве стоял мороз -- тридцать градусов ниже нуля, и светило солнце. Мы незадолго до этого переехали в Измайлово, тогда еще не было станции "Измайловская" и можно было встать во дворе на лыжи и уехать в лес, что я и сделал. Как сейчас помню свой убогий лыжный наряд -- синий свитерок и поверх него ставшая мне маловатой байковая коричневая лыжная куртка. День был безветренным и мороз не ощущался, только на плечах быстро росли карликовые кустики снега, как доказательство, что мы выделяем воду не только через большие отверстия, но и через кожу. Был еще один день Конституции пятого декабря, когда мы с Левкой и Линой гуляли по Москве, лил дождь, температура была пять градусов тепла. Мы зашли в ресторан "Нарва", который стоит прямо на Садовом кольце. Народу было мало. Мы сели, раскрыли меню и ахнули -- такого изобилия дефицитных блюд мы никогда не видели, притом всё стоило гроши, но у нас в карманах и этих грошей было немного. Поэтому мы заказали чуть-чуть красной икры и, конечно, водочки, остального не помню. А в меню были паштет из гусиной печени в горшочке, утиные ножки и прочие соблазнительные яства.
Да... А здесь в Линне в этот день стоит роскошная теплая погода. Сейчас двадцать два градуса тепла. Я прогулялся до библиотеки в соседний городок Свамскотт, где взял книгу А. Солженицына "Двести лет вместе". Это о том, как евреи жили бок-о-бок с русскими. Я прочел эту книгу по диагонали, но в наиболее интересных местах делал закладки. Завтра я скопирую на ксероксе то, что меня заинтересовало. У меня сложился вполне определенный взгляд на подход Солженицына к такой болезненной теме, как жизнь евреев в России, и я хочу изложить его со всеми за и против. Но сейчас я хочу вам предложить концовку своего очередного рассказа, который я только что закончил. Называется он "На задворках шахматного королевства". Итак -- моему старшему внуку Кристику, как вы знаете, исполнилось девять лет, и я стал понемногу побуждать его к шахматной игре. Первые полгода он у меня всегда выигрывал -- я следил за тем, чтобы у него всегда после шахмат было хорошее настроение -- и результат не замедлил сказаться. Он увлекся игрой и даже поступил в детскую шахматную секцию при JCC. Я не сказал бы, что обучение шахматам поставлено там на высоте. Теорию, как мне кажется, детям пока не преподают. Зато большое внимание уделяется игре и турнирам. Для ребят до десяти лет турнир заключается в том, что каждый участник должен сыграть по четыре партии. Затем определяется чемпион по числу побед в этих четырех партиях.
Мы ехали по хайвэю полтора часа до городка Вестборо, нашли там школу -- длинное двухэтажное здание в очень живописном месте, зашли внутрь -- народу масса. Участников человек сто, не меньше. На столе в холле уже стояли призы. Все проверяли, есть ли он (она) в списке. Кристик нашел себя и успокоился. В огромном, как самолетный ангар, зале все, наконец, расселись и турнир начался. Родителям в зал, где проходит турнир, вход запрещен и поэтому я отправился гулять со знакомым. Прихожу с прогулки, а мой Кристиан уже одержал первую победу. Стою и тихонько горжусь им. Он поставил себе единичку в таблице и снова рвется в бой. Опять ушел играть, а я походил среди болельщиков и родителей. Все привезли с собой шахматы и резвятся. Один я привез только еду и питьё. Проходит еще полчасика -- появляется мой внук и быстро ставит себе еще одну единичку. Тут уж я совсем загордился и стал думать о том, как хорошо, что я с ним играл и занимался шахматным просвещением. Вот, думаю, будет здорово, если он все четыре партии выиграет... Не тут-то было! После перерыва, когда он перекусил, выпил сок и сходил в туалет, он играл с соперником посильнее прежних и зевнул ему на шестом ходу ферзя. При их уровне игры -- это еще не смертельная потеря. Потом мы разбирали партию и я ему показал, что он мог бы разменять ферзя за две легкие фигуры, а затем постараться выиграть несколько пешек и, глядишь -- его соперник с ферзем оказался бы побежденным. Однако у Кристика не хватило мужества бороться дальше. Он сдался. Медленно-медленно он подошел к таблице и нарисовал свой нолик. Оставалась еще одна партия, и он очень на нее надеялся, потому что говорили, что все, набравшие три очка, будут премированы призами. И действительно, после окончания последней партии оказалось, что четырех очков не набрал никто. Судьи приняли во внимание разные критерии мастерства -- кто, мол, у кого выиграл. Если у слабого соперника, то третье место, если у сильного -- то второе. Так что чемпионов набралась почти половина играющих. Все они получили по кубку с финтифлюшками. Все, кроме моего внука, который четвертую партию тоже проиграл. На сей раз он не посчитал число ударов на пешку и отдал за неё легкую фигуру, а противник был опытный и реализовал свое преимущество до полной победы. Кристик выскочил из зала, как ошпаренный, и всё бегал и бегал, как броуновская частица. Я его не трогал -- пусть успокоится, а сам думал, что турниры в таком юном возрасте есть вещь не бесспорно полезная, поскольку здорово треплет нервную систему детей и чревата стрессами. Я бы на месте тренеров более тщательно готовил теоретическую шахматную базу, шлифовал бы дебюты и шахматные окончания, то есть доводил бы до серьезного уровня ремесленное мастерство, оставляя юным любителям шахмат миттельшпиль для проявления собственных дарований. По нему, в первую очередь, можно судить, есть ли у человека способности или даже талант. По дороге домой я думал о том, что лично моя шахматная партия идет к концу и конец известен. Мне будет поставлен мат. Но я не расстраиваюсь этим, а желаю лишь, чтобы мои внуки, будут они играть в шахматы или оставят это прекрасное занятие, сыграли свои партии в самой большой Игре достойно, не делая непродуманных поспешных ходов, чтобы они знали радость побед и горечь поражений, но оставались оптимистами и учили своих внуков играть и выигрывать, и старались брать из шахматной философии всё самое ценное, что выработано трудом и талантом шахматных подвижников.
Чтобы не заканчивать письмо на грустной ноте, скажу вам, что теперь я стал намного красивее, чем прежде. У меня появились зубы. Мне повезло со стоматологом. Умный, образованный, руки замечательные. Это вам не Дон Григорьевич! В Днепропетровске был челюстно-лицевым хирургом. Приехал сюда и поступил на первый курс медицинского университета. Получил диплом и, разумеется, лицензию. Если бы вы знали, какая у него техника! Всё продумано до мельчайших мелочей. Паста, с помощью которой он делал слепки с моих челюстей, была изумительного фиолетового цвета и очень приятна на вкус. Ел бы её вместо каши. Когда он мне делал удаления, я обратил внимание, как искусно он накладывает швы. Были у меня безобразные, кривые, желтые зубы с ярко оранжевыми пломбами. Из-за патологического прикуса я то и дело прокусывал себе щеки, язык. И как прокусывал! Кровь лилась! А теперь у меня белозубая нахальная улыбка. Имеется даже, я бы сказал, некоторое несоответствие между старой, изжеванной физиономией и красивой, белозубой улыбкой. Эх, если бы еще поменять старые гениталии на новые, свежие -- не было бы отбоя у Линнских красавиц! Мечты, мечты... А ведь есть кобели, которые в шестьдесят два женятся на молоденьких и делают им детей! Но, как у вас в неметчине говорят: Jedem das Seinem. Не знаю, правильно ли написал, ведь прошло сорок пять лет, как окончил школу, где учили немецкому языку. Старикам в утешение вместо острых ощущений даны воспоминания. Помните, как у Беранже в переводе Курочкина стихотворение "Чердак":