Лис Алина : другие произведения.

Маг и его кошка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.16*100  Ваша оценка:
  • Аннотация:

    Когда тебе несколько сотен лет, вокруг уже ничего не удивляет - надоело. Какой смысл в огромной магической силе, если в мире для тебя нет равного противника? Остается только одно - искать развлечений, шагая через хрупкие человеческие жизни.
    А когда человеку, за чей счет ты хочешь развлечься, всего шестнадцать, исход схватки предопределен.
    И юная девушка, что мечтала о свободе и любви, получает рабский ошейник и возможность оборачиваться кошкой.
    Казалось бы, легкая победа.

    Но твоя победа может обернуться поражением, ведь даже у могущественных магов есть сердце.

    Рецензиии и отзывы на цикл.

    счетчики


Красные флаги: В тексте присутствуют достаточно жесткие сцены. С женщинами очень часто обращаются неполиткорректно. Нет юмора, мэрисью и попаданцев. Несмотря на все перечисленное, присутствует сильная романтическая линия между главными героями. Половина повествования ведется от лица мужчины.

Поделиться с друзьями


Алина Лис

Маг и его кошка

Книга 1. Изнанка гордыни

  
   Глава 1. Роковое озеро
  
   Элвин
  
   Знал бы, что все так закончится, объехал проклятое озеро стороной.
   Но я не знал. И в тот день было жарко. Слишком жарко. К полудню земля раскалилась так, что воздух дрожал от зноя. Не спасал даже призванный ветер - сырой, пахнущий влажными туманами Рондомиона.
   Когда сквозь ветви оливковой рощи блеснула вода, я  обрадовался и направил лошадь к берегу.
   У водоема меня поджидал сюрприз. Под ближайшим деревом лениво пощипывала траву лошадь, а в озерце плескалась девушка.
   Я осадил коня и залюбовался открывшимся зрелищем. Она была прелестна - юная, но уже созревшая для любви. Роскошные пряди каштановых волос почти скрывали полные груди с розовыми ягодками сосков, но ничуть не мешали наслаждаться видом стройной талии и крутой линией бедер. Жаль, остальное скрывала вода. Не старше шестнадцати, невысокого роста, слегка пухленькая, с нежной кожей изумительного сливочного оттенка. Широко расставленные глаза и чувственные губы придавали ей вид одновременно невинный и донельзя соблазнительный. Округлые щечки с ямочками только усиливали сходство с ребенком и оттого контраст невинного выражения лица и красивого, женского тела, не скрытого покровом одежды, казался особенно возбуждающим.
   Девушка увидела меня, ее глаза расширились от испуга. Взвизгнула, попробовала бестолково прикрыться руками, потом метнулась, уходя глубже в озеро, прячась от нескромного взгляда.
   - Немедленно отвернитесь! - потребовала она.
   - И не подумаю, - ответил я, наслаждаясь ее смущением ничуть не менее, чем открывшимся раньше прелестным зрелищем. - Местные пейзажи хороши, но даже они не идут ни в какое сравнение с вашей красотой... сеньорита?
   - Франческа... - ответила девушка, и тут же зажала рот ладонями.
   Я расхохотался. Воспитание сыграло с юной красоткой злую шутку. Ноздри девушки раздувались от гнева, она продолжала метать в меня возмущенные взгляды, молчаливо ругая себя за оплошность. Аристократка остается аристократкой, даже стоя обнаженной, по горло в воде. А в том, что моя очаровательная собеседница знатного рода, сомневаться не приходилось. Породу и воспитание не спрячешь.
   - Рад знакомству, сеньорита Франческа, - я спешился, шутливо поклонился и снял шляпу. - Мое имя Элвин.
   - Вы негодяй!
   - Пожалуй, - охотно согласился я. - Ваша матушка не предупреждала вас, что столь юной особе небезопасно путешествовать одной? На дорогах полным-полно негодяев, и, уверяю, я далеко не самый худший из них.
   С этими словами я отвел в сторону и привязал рвущегося к воде коня. Она все так же стояла по шею в воде, скрестив руки на груди. Совершенно напрасно, солнце так играло на водной глади, что мне все равно ничего не было видно с берега.
   Посмотреть на красивую обнаженную женщину всегда приятно, но это зрелище мне, мягко скажем, не внове. Сейчас куда больше пикантности ситуации добавляли смущение и негодование девушки. Откинь она их, я бы сразу потерял интерес.
   - Я не выйду!
   - Значит, будете сидеть там, пока я не уеду.
   - Вы - негодяй!
   - Вы это уже говорили.
   - Вы... вы... - ее воспитатели совершенно не озаботились тем, чтобы обучить юную подопечную непристойностям, и сейчас малышка испытывала определенные трудности с подбором слов.
   - Да, это все еще я, сеньорита. И я думаю провести здесь пару часов. А может, и заночевать.
   Вместо того чтобы разреветься или в очередной раз сообщить, что я негодяй, девица вдруг уставилась на что-то за моим плечом. На ее лице засияло неподдельное облегчение.
   Возможно, это спасло мне жизнь.
   Повинуясь интуиции, я дернулся влево. Над ухом свистнул клинок. Я отпрыгнул, рука потянулась к поясу, чтобы обнаружить там только кинжал-дагу. Шпага осталась притороченной к седлу.
   Мой противник меж тем зарычал и снова пошел в атаку. Я выругался, уклонился и перебросил кинжал в левую руку.
   Напавший был совсем еще юнец - невысокий, смуглый, черноволосый и черноглазый - тонкая щеточка ухоженных усиков и мелкая бородка не делали его старше, хотя он явно гордился этими признаками принадлежности к мужскому роду.
   Двигался он отлично и фехтовал куда лучше меня. Сумей мальчишка сохранить трезвую голову, приключение могло бы закончиться печально. Однако он был разъярен, что давало некоторый шанс на победу.
   Я знал: если пылкий юнец будет достаточно ловок, я останусь гнить под голубым небом Вилесс. Возможность такого исхода делала нашу схватку по-настоящему увлекательной.
   Удары падали справа и слева, еле успевал уворачиваться. Разница в длине оружия сводила на "нет" мое преимущество от ведущей левой руки. Я азартно уклонялся, проводил финты и обманные атаки, пытаясь подобраться к нему поближе. Очень хотелось победить, не прибегая к магии.
   Несколько минут он гонял меня по полянке. Девица при этом выкрикивала что-то подбадривающее и хлопала в ладоши. Короче, все трое получали свою толику удовольствия. А потом мне просто не повезло. Нога поехала по скользкой траве, и вместо изящного вольта я взмахнул руками и завалился на бок.
   Я медленно сел. Дрожащее острие шпаги покачивалось перед глазами.
   - Проси прощения у лучшей из женщин, которую ты оскорбил своим похотливым взглядом, мерзавец, - воззвал мальчишка патетично, словно выступал на подмостках захудалого театра.
   Разве можно так бездарно переигрывать? Я поморщился и, словно в зеркале, поймал тень своего неодобрения на лице Франчески.
   - Столько пафоса! Моему чувству меры только что нанесен сокрушительный удар. А как ощущает себя ваше, лучшая из женщин? - обратился я к девушке. Она в этот момент как раз выходила из озера, вся в дрожащих на солнце капельках воды. Прикрываясь руками, торопливо натянула исподнюю рубаху. Намокшая ткань немедля обрисовала изгибы тела. Восхитительное зрелище!
   - Заткнись и не смей на нее пялиться, ты... - взбесился юнец. Лезвие клинка уперлось мне в горло и слегка прокололо кожу. Я почувствовал, как капля крови скатилась вниз по шее.
   Слишком близко. Опасно. Если он внезапно решит ударить, могу и не успеть поставить щит. Я улыбнулся. Это приключение начинало по-настоящему увлекать.
   В ответ на угрозы захотелось подразнить черноусого идиота. Что я и не преминул сделать, обратившись к девушке:
   - Я ведь здесь не просто так, сеньорита Франческа. Меня послали за вами.
   Это был выстрел наугад. Нервозность в поведении парочки наводило на мысль, что они опасаются погони.
   - Я велел тебе заткнуться!
   - Погоди, Лоренцо.
   Франческа подошла, на ходу затягивая шнуровку. Платье на ней было простое, темно-зеленое, из добротной, немаркой ткани. Такие носят горожанки средней руки. Однако беглый взгляд на руки девушки подтвердил мою изначальную догадку о ее знатном происхождении. Белые, ухоженные ручки с ровно остриженными ногтями и никаких мозолей.
   Она обласкала юнца восхищенно-нежным взглядом, тот расцвел. Мне достались гневно сведенные брови.
   - Кто ты такой? - настойчиво спросила она. - Тебя послал мой отец?
   - Да, - наугад сказал я и был вознагражден выражением неподдельного испуга. - Сеньорита, он готов все простить.
   - Вранье, - неуверенно сказал Лоренцо. - Герцог просто не успел бы...
   - Он беспокоится о вас и просит вернуться, - продолжал я, отметив про себя этого "герцога".
   - Заткнись!
   - Сеньорита, я не вру, - я продолжал вдохновенно импровизировать, ориентируясь по карте, что чертили мне движения ее глаз, бровей и губ. - Герцог просил передать, что сожалеет о размолвке.
   - Я не вернусь.
   - И куда вы поедете? И с кем? Вы же понимаете, что этот шут не сможет вас защитить. Или обеспечить вам жизнь, к которой вы привыкли.
   - Кого ты назвал шутом?!
   Но мне уже удалось завладеть ее вниманием целиком. Мысленно я заключил сам с собой пари, что сумею уговорить девушку бросить любовника (готов был поклясться, что черноусый недоросль приходился ей именно любовником, а никак не братом или другом) и уехать со мной.
   - Герцог обещал, что наказания не будет. Правду о вашем исчезновении удалось скрыть, ничья репутация не пострадает.
   - Смотри на меня! Отвечай, когда с тобой разговаривают! - не выдержал мальчишка. Я снова не обратил внимания, и тогда он, белый от злости, унижения и страха потерять возлюбленную, отвесил мне пощечину.
   Мне. Пощечину.
   Да еще в присутствии красивой женщины.
   - Зря ты это сделал, - очень ровным от ярости голосом сообщил я, опуская ладонь на  клинок. - За такое в моей семье убивают.
   Раз - и мальчишка, вскрикнув, уронил покрытое изморозью оружие себе под ноги. Два - я вскочил, каблук мимоходом опустился на лезвие, шпага сломалась с легким хрустом, как сухая ветка. Три - рука вцепилась ему в горло, чуть пониже челюсти. Я был так зол, что сумел оторвать наглеца от земли, почти не прибегая к магии.
   - Извиняйся, - потребовал я, глядя ему в глаза. - Или умрешь.
   Юнец не был трусом. Несколько секунд он дергался, безуспешно пытаясь разжать мою хватку. Девица завопила возмущенное "Лоренцо!" и повисла на руке. Я раздраженно оттолкнул ее и опустил мальчишку на землю, одновременно посылая короткий морозный импульс сквозь пальцы. Больно и прекрасно остужает горячие головы. Пусть любитель бить пленных подумает о своем поведении, а потом продолжим воспитательную беседу.
   Я не собирался его убивать. Только унизить, отплатив за оскорбление. Но все пошло не так.
   Он рухнул на землю, разевая рот, словно выброшенная на берег рыба. Скрюченные пальцы вцепились в камзол с левой стороны груди. Вторая рука бестолково скребла землю.
   Врожденный порок сердца или иная похожая болезнь. Проклятье, мальчишкам с хлипким здоровьем надо сидеть дома, а не задирать проезжих магов! Юнец хрипло выдохнул, дернулся и замер. Я упал на колени рядом, изо всех сил вцепился в его тонкие запястья. Тело выгнулось дугой, когда из моих рук, пытаясь снова запустить остановившееся сердце, хлестнул поток силы. Бесполезно. Магия жизни - не мой удел.
   Безжизненные глаза смотрели в небесную синь над Вилессами.
   Я выругался. Черноусого идиота было жалко. И я так и не успел добиться от него извинений.
   - Лоренцо! - крик девицы отвлек от созерцания трупа.
   - Я же предупреждал. Есть вещи, которые нельзя оставлять безнаказанными, - сообщил я с досадой.
   Она бросилась молча, даже не подумав прихватить дагу, что валялась рядом. Мелькнули безумные серые глаза, скрюченные пальцы. Рывок был столь силен и внезапен, что я не устоял, и мы покатились по траве.
   Франческа извивалась и шипела, как бешеная кошка. С немалым трудом я сумел все же оторвать ее левую руку от горла. Правой она расцарапала мне щеку. Целилась в глаз, но не попала.
   - Ты, ты! - наконец прорвало ее. - Лоренцо! Убью!
   - Не надо убивать Лоренцо, я это уже сделал.
   Она зарычала и снова попыталась выцарапать мне глаза, но я, наконец, сумел навалиться на нее и перехватить запястья. Полный лютой ненависти взгляд подсказал лучше всяких слов - оправдываться бесполезно.
   Да я и не собирался.
   - Честное слово, милая, ты же видела. Надо было просить прощения, пока я был добрый.
   Она взвыла, выгнулась подо мной, словно одержимая, из которой изгоняют бесов, и вдруг разразилась бурными рыданиями.
   Когда женщины плачут, они отдаются этому занятию всем существом, а значит, можно расслабиться. До следующего приступа ярости.
   Я отпустил ее и встал. На душе было паскудно. Да, в нашей семье не принято спускать оскорбления от людишек, по меркам любого из Стражей смуглый обладатель усиков вполне заслужил такой конец своей бесславной жизни. Но осадок все равно был и довольно гадкий. Если уж я убиваю, предпочитаю делать это осознанно.
   К тому же возникла еще одна проблема. Девица осталась без спутника и защитника. Без денег и связей.  Сбежавшая от отца, наверняка опозоренная. Участь, ждавшая ее, была незавидна - содержанка в лучшем случае. А скорее, шлюха.
   И что теперь с ней делать? Начиная игру, я рассчитывал на веселое приключение, не более.
   Нет, конечно, это все были ее проблемы, не мои. Но при взгляде на рыдающую Франческу мне стало жалко девушку. В некотором роде, я ощутил себя ответственным за ее судьбу.
   По мере того, как рыдания утихали, в ее глазах снова разгорался полный неукротимой ярости огонь. Я не стал дожидаться, пока девушку прорвет повторно. Пусть выплеснет все сразу
   - Ну, не плачь, - от примирительного хлопка по плечу сеньорита вздрогнула. - Кто станет плакать о парне с такими дурацкими усами?
   Этого хватило, чтобы вызвать еще один приступ ярости, более короткий и снова закончившийся слезами.
   Пока девица рыдала, я напоил коня. У поворота к озеру увидел еще одну лошадь - судя по всему, принадлежавшую покойнику. Сначала она диковато косилась и всхрапывала, но стоило достать из сумки яблоко, как лед недоверия был сломлен.
   С лошадьми в поводу я вернулся к Франческе. Она закончила рыдать и теперь просто сидела над трупом - бледная и опустошенная.
   Наверное, в ее глазах произошедшее выглядело, как циничное, хладнокровное убийство. Что же, если оставить в стороне всякие сопли о "я не хотел", именно таковым оно и было.
   - Итак, сеньорита, - намеренно бодро объявил я. - Остается один немаловажный вопрос. Что мне с вами делать?
   - А? - глаза пустые, на щеках засохшие дорожки от слез. - Разве ты не должен доставить меня к отцу?
   - Неа. Я солгал.
   Третий приступ ярости совсем исчерпал ее силы.
   - Сеньорита, - я ухватил ее за подбородок и заставил взглянуть в глаза. - Вы не ответили в прошлый раз. Что мы с вами все-таки будем делать?
   - Делай что хочешь. Мне все равно.
   - Ну что же. Тогда прошу в седло. Вас подсадить?
   В этот раз Франческа подчинилась без звука.

* * *

  
   - Куда мы едем? - спросила она через полчаса бодрой трусцы.
   Предчувствуя поток обвинений, я вздохнул. При других обстоятельствах путешествие в обществе красивой знатной женщины могло стать по-настоящему приятным.
   - До заката еще почти два часа. Успеем добраться до таверны. Люблю ночевать в комфорте. К тому же, по вине твоего мертвого дружка, я так и не успел искупаться.
   - А потом? Куда ты меня везешь?
   - В Кастелло ди Нава, милая.
   Ее плечи поникли:
   - Ты же сказал, что соврал насчет отца.
   - А я и соврал. Однако оставлять тебя одну на дороге как-то нехорошо. Всякое может случиться. Со слов твоего любовника...
   - Он был моим мужем! - перебила меня Франческа.
   - О, даже так? Ну, тогда я оказал тебе большую услугу. Не надо благодарить. Нет, нет, убивать меня тоже не надо. Мы это уже пробовали, и получилось как-то не очень. Тссс, Франческа, дорогая, не нервируй лошадь, еще немного и она понесет. Если ты при этом упадешь и сломаешь шею, это будет не моя проблема. Итак, со слов твоего, хммм... мужа, получалось, что ты дочка ни много ни мало, целого герцога. Я рискнул предположить, что вы только-только сбежали из-под родительского крылышка, а ближайшее владение принадлежит герцогу Рино.
   - Ненавижу тебя! - прошептала она и пришпорила коня.

* * *

  
   К вечеру она уже совершенно пришла в себя и весь ужин, не притрагиваясь к пище, сверлила меня злым взглядом. Это раздражало. А пуще того раздражало чувство вины из-за нелепой смерти этого мальчишки - ее мужа, пусть я бы скорее еще раз убил парня, чем признался в этом.
   И отдельно раздражала грязь в трактире. Где были мои глаза, когда я решил свернуть именно сюда?
   Когда в углу, попискивая, прошмыгнула крыса, я резко отодвинул тарелку:
   - Что вы на меня так смотрите, сеньора? Пытаетесь применить магию, чтобы я рассыпался прахом?
   - Я твоя пленница?
   - Пленница? Нет, конечно, - это предположение показалось даже оскорбительным. - Что за причудливые фантазии? Разве я тебя связал или набросил на голову мешок? Разве мы не сидим в людном трактире?
   - Тогда зачем ты взял меня с собой?
   - Просто решил помочь. Путешествовать в одиночку для женщины небезопасно. Но если хочешь избавиться от моего общества, достаточно просто намекнуть. Не имею привычки навязывать благодеяния. Будь осторожна, разеннские дороги, тем более на границе меж герцогствами, небезопасны, - я поднялся.
   - Куда ты?
   - Мне не нравится в этой дыре. Думаю поискать гостиницу поприличнее. Но ты можешь остаться, если хочешь.
   Если Франческа не дура, будет играть по моим правилам. Я не собирался тащить девушку за волосы до родительского дома, выслушивая всю дорогу, какой я подлец и мерзавец.
   Успел дойти до двери, когда она все-таки не выдержала:
   - Погоди!
   - Вы что-то еще хотели, сеньора?
   - У меня нет денег, - выдавила она. - Кошелек остался у Лоренцо.
   - Это твои проблемы, дорогая. Хочешь, чтобы я оплачивал еду и комнаты, а заодно защищал тебя от нежелательного внимания - едешь со мной. Нет, так нет. Тебе решать.
   Она могла отказаться. Что-то в ее лице говорило, что она точно откажется, но, похоже, девчонке пришла в голову какая-то мысль, потому что лицо ее прояснилось, а затем она взглянула сверху вниз и высокомерно процедила:
   - Хорошо.
   Но тут уже я решил развлечься:
   - Что значит "хорошо" в контексте нашего маленького спора, сеньора? Озвучьте, будьте любезны.
   И так было ясно, но хотелось услышать это из ее уст. Имею право на маленькие радости, раз уж я сегодня такой хороший и бескорыстный.
   Франческа скривилась, словно я заставил ее съесть лимон:
   - Хорошо, я поеду с тобой.
   - Разве так просят? Немного уважения и вежливости. Попробуй еще раз.
   Она не устроила спектакля с выцарапыванием глаз или оскорблениями. Смиренно опустила взгляд и попросила взять ее с собой. Как подменили. Куда только подевалась дикая кошка, что была здесь пятью минутами раньше?
   - Тогда пойдемте искать гостиницу, сеньора.
   И чем я недоволен? Разве не этой покорности я только что добивался?

* * *

  
   Герцог Рино оказался еще нестарым мужчиной. Его голову, с ежиком темных, вопреки разеннской моде коротко остриженных волос, украшали глубокие залысины. Уши забавно оттопыривались, однако внимательные глаза цвета стали и бульдожья челюсть скрадывали комическое впечатление. Невысокий, гладко выбритый, плотный, больше за счет мускулов, чем жира, он умел заставить считаться с собой одним своим присутствием.
   О нем говорили, как о мудром политике, сумевшем укрепить изрядно расшатавшееся после череды неудачников, пьяниц и дураков герцогство. Он слыл человеком жестким и даже порой жестоким, но нельзя было отрицать, что Умберто Рино - дар для своей земли. За двадцать лет, что герцог цепко держал в руках символ власти, Рино из нищего, обложенного данью края расцвело в мощный, лишь номинально находящийся под протекторатом Разеннской империи, округ. В основном, конечно, за счет торговли местными винами и красильням вдоль русла Эраны.
   Со слов моего брата Мартина, отношения между Рино и Разенной напряжены, как никогда. Он даже предрекал войну, которая, скорее всего, закончится для герцогства печально, но пока все было тихо, и край процветал.
   Сейчас, мы с Франческой стояли в приемной зале замка Кастелло ди Нава, перед полноправным хозяином окрестных земель.
   И он выглядел не слишком-то счастливым.
   Стоило нам предстать перед герцогом, как девица пыталась меня оговорить, обвиняя в разбойном нападении и только что не насилии. Я запоздало понял, что именно ради этой возможности она поступилась гордостью и согласилась вернуться домой в моем обществе.
   Ну а с чего бы мне ждать иного? Она хотела мести и была в своем праве. Хорошая попытка. Не вина Франчески, что герцог был слишком зол из-за побега, поэтому с первых же слов грубо велел дочери заткнуться и дальше слушал только мою версию событий.
   - ...Лоренцо ударил меня по лицу, я убил его за это. А позже, узнав, что Франческа - ваша дочь, решил оказать вам услугу и препроводить сеньориту... то есть, простите, сеньору, домой, - закончил я свой рассказ и слегка поклонился.
   - Сеньора, значит? - тяжело спросил герцог и посмотрел на дочь в упор. - Ясно.
   Потом, после паузы:
   - Что же. Брака с Альваресом не будет, ты добилась своего. После такого... кому ты нужна, потаскуха? - и вдруг закричал, теряя контроль. - Вон! Убирайся!
   Девушку как ветром сдуло. Рино грузно откинулся в кресле и прикрыл глаза. Я дал ему пару минут, потом демонстративно откашлялся.
   - Ты? - в голосе правителя слышалось глухое ворчание. Так озлобленный пес предупреждает, что к нему лучше не подходить. - Ждешь награду?
   - Вообще-то нет, ваше великолепие. Я здесь, можно сказать, по делу. У меня для вас рекомендательное письмо от его величества Ансельма Третьего.
   Он принял из моих рук свиток и хмыкнул над сломанной печатью.
   - Ты читал его?
   - Трудно было удержаться. Грешен, страдаю любопытством.
   Я прочел его еще на середине пути от скуки и был разочарован, не найдя ничего крамольного.
   Не зря молва славила Умберто, как человека неглупого и выдержанного. Вместо того чтобы вспылить, он развернул свиток и углубился в чтение.
   Я ждал, разглядывая гобелены на стенах с вытканными баталиями или назидательными религиозными сюжетами. Один мне даже понравился. На нем первосвященник Андрий усекал хаотическую тварь, в которую превратилась его жена, с помощью святого слова и здоровенной пики. Мастеру определенно удалось выражение садистской радости на лице святого.
   Герцог закончил чтение, откинулся в кресле и смерил меня гораздо более внимательным взглядом, чем при первом знакомстве.
   - Ты - брат эрцканцлера Мартина курфюрста Эйстерского?
   - К несчастью. Мы оба понять не можем, как могла случиться такая досадная глупость.
   - Ансельм просит оказать тебе подобающее гостеприимство.
   - Знаю. Я читал письмо.
   - Он также просит оказать тебе всяческое содействие в твоих, - он сверился с письмом, словно забыл, - поисках. Каких?
   - О, сущие пустяки. Ничего такого, что бы потребовало времени вашего великолепия. В последнее время я увлекся историей магии. В свитках, хранящихся в королевской библиотеке Вальденберга, я встретил упоминания, что часть рукописей по интересующему меня вопросу была выкуплена вашим почтенным предком. Так что для содействия вам достаточно дать мне доступ в фамильную библиотеку.
   - Ты маг?
   - Как видите.
   Причин говорить "нет" у него не было. Если отношения Разенны и Рино и впрямь настолько испортились, сейчас герцог совсем не в том положении, чтобы отказывать могучему северному соседу в ерундовой, по сути, просьбе. Однако Умберто медлил, чувствуя подвох.
   - "Манеры его несносны, а характер - вспыльчив, так что велите верным вам людям держаться подальше от лорда Элвина, если не хотите их лишиться", - зачитал он.
   Я усмехнулся, вспоминая последний разговор с братцем Мартином.
  
   - Элвин, прекрати убивать моих людей.
   - Знаешь, как ни смешно это произносить, но они вроде как меня вызвали. Я всего лишь защищался.
   - Ага, - Мартин скептически ухмыльнулся. - А Луна сделана из зеленого сыра.
   - Если вассалы твоей марионетки так носятся со своей честью, пусть отточат языки острее, чем затачивают шпаги.
   - Если ты посадишь на цепь свой сарказм, им не придется этого делать. Честное слово, мне иногда хочется подарить тебе кляп.
   Я пожал плечами:
   - Подари.
   - Ты ведь это специально? Не просто от скуки или ради развлечения?
   - Не буду отрицать очевидного.
   - Зачем?
   - Думаю, я оказал тебе услугу. И мир, определенно, стал чище после похорон.
   Мартин устало растер лицо руками. Иллюзия сползла, осыпалась подсохшим песком. Исчезла седина из чуть волнистых темных волос и бровей, ушли морщины с бледной кожи и тяжелые мешки под серыми глазами, похудели щеки. То же вытянутое лицо, лицо маркграфа Эйстерского - острый нос, узкий подбородок, тонкие губы привычно кривятся в недовольной гримасе, но обладателю его на двадцать лет меньше, словно Мартин глотнул мифического эликсира молодости.
   Брат перевел взгляд на свои руки, вздрогнул и единым движением снова накинул личину.
   - Чтоб тебя гриски, взяли, Элвин! Твой неуместный приступ идеализма обойдется мне недешево. Почему ты никак не хочешь понять, что мир не крутится вокруг твоих желаний?
   - Потому, что он крутится. Точнее, я, как Страж, способен заставить его крутиться. Да и ты тоже.
   - Если бы, - Мартин мрачно вздохнул. - Чем больше я занимаюсь политикой, тем больше понимаю, как много вещей невозможно контролировать.
   - Чем больше я занимаюсь политикой, - в тон ему ответил я. - Тем больше меня тошнит. Чувствую себя монашкой в борделе.
   - Тогда уезжай. Покинь Прайден. Я так много вложил в него. Не могу смотреть, как ты все разрушаешь.
   Слышать от него такое было неприятно, тем паче, что я долгое время честно старался быть полезным, преодолевая брезгливость. Заниматься политикой, если ты не властолюбив, нетерпим к чужому идиотизму, да еще и склонен к злым шуткам, тяжело, но я разделял веру брата в призвание Стражей менять мир к лучшему. Насколько я вообще способен хоть во что-то верить.
   Я не знал, станет ли мир лучше только от того, что в нем будет главенствовать стабильный и сильный Прайден. Но других идей все равно не было, поэтому, когда Мартин попросил помощи, с радостью согласился.
   Что же, политика из меня не вышло. Так же, как не вышло солдата, художника и примерного семьянина. Должно быть, все мои таланты относятся исключительно к области разрушения.
   - Ты сам меня пригласил.
   - Верно. Дурак был, правда? Надеялся увлечь. Как будто забыл, что ты до сих пор как ребенок.
   Вообще-то из нас двоих младшим был как раз он. На пару месяцев, но все же.
   - Очень взрослое занятие - играть в войну и созидание цивилизаций.
   - Я лишаю тебя наследства. И отрекаюсь.
   - Тоже вариант. Это заткнет злопыхателям глотки. Хочешь, чтобы я совсем уехал?
   - Да. Уедешь?
   - А что мне за это будет?
   - Что ты хочешь?
   - А ты как думаешь?
   Вопрос действительно был глупым. Мартин раздраженно побарабанил пальцами по краю стола.
   - Хорошо, хорошо. Я отдам тебе Горн Проклятых. Может, так будет лучше. Ему не место в имперской сокровищнице. Только умоляю, будь осторожнее. Эта игрушка опасна.
   - Так трогательно видеть проявление братской заботы. Не волнуйся. Я пока не настолько сошел с ума, чтобы садиться в прогнившую посудину, набитую проклятыми мертвецами. Кстати, еще мне нужно рекомендательное письмо для герцога Рино, которое обеспечит доступ в фамильную библиотеку.
   Брат восхищенно выругался:
   - Ты, сукин сын! Ты заранее спланировал все это?
  
   - Его величество сгустил краски. Как видите, я - сама кротость. А что до дуэлей, так вам ли не знать, как важна для мужчины возможность защитить свою честь. Или честь дамы.
   - Что же, лорд Элвин Эйстер. Буду рад видеть вас гостем в моем доме, - Рино дернул шнур, вызывая слугу.
   - Распорядись о комнатах для лорда Элвина и его слуг, - приказал он.
   - Только для меня. Предпочитаю путешествовать налегке и в одиночестве.
   Я не нанимаю слуг среди людей. Люди в большинстве своем трусливы, лживы и подлы, но это полбеды. Хуже, если повезет наткнуться на кого-то честного и умного. Потому, что люди еще слабы и смертны. И живут до смешного короткий срок.
   Если герцог и удивился, то виду не показал:
   - Тогда пришлите к нему кого-нибудь из замковой обслуги.
  
   Глава 2. Ловушка на охотника
  
   Франческа
  
   Я знала, что легко не отделаюсь. Поняла, еще с первого взгляда на его лицо. Когда мы стояли в приемной зале, а отец не дал сказать и слова.
   Сначала я даже не испугалась. Сначала была злость от того, что отец не стал меня слушать - я так мечтала всю дорогу домой, как он прикажет повесить убийцу Лоренцо, репетировала свою речь, а отец просто велел мне заткнуться.
   Страх пришел позже, когда он повысил голос. Все в Кастелло ди Нава знают, если уж герцог начал орать - быть беде.
   Никогда не видела его в такой ярости.
   Скверное предчувствие оправдалось с лихвой - он выдрал меня плетью. Да так, что несколько дней я не могла ходить. Даже сидеть не могла, только лежать на животе.
   Обычно он порет меня розгами или ставит на горох. Это тоже довольно больно, но не идет не в какое сравнение. К тому же раньше наказания удавалось хранить в тайне. В этот раз я кричала так, что почти сорвала голос. Кажется, весь замок в курсе подробностей моего побега, возвращения и последующей расправы.
   Это так унизительно, что у меня просто нет слов. И слуги, еще вчера ходившие перед госпожой на цыпочках, сегодня открыто ухмыляются в лицо.
   Сплетники! Мерзкие сплетники!
   Я хочу спрятаться, уйти от мира, закрыться и не выходить из своих покоев. Пусть болтают, что вздумают, у меня нет желания бороться с этим.
   Но я - Франческа Рино. У меня есть обязанности.
   Поэтому я задираю нос и хожу с видом наследной принцессы, втрое строже обычного спрашиваю со слуг за их работу по дому и раздаю наказания направо и налево. А если ловлю кого за пересудами, с милой улыбкой назначаю сплетнику порку.
   Пусть попробует того же лекарства.
   Я не позволю другим видеть себя раздавленной, рыдающей и несчастной. По моему виду не скажешь, что меня заботят досужие пересуды черни. Когда Бьянка спросила правда ли, что меня, якобы, выпороли кнутом на конюшне, я улыбнулась. И только боги знают чего мне стоила эта улыбка.
   - Что ты, мы с отцом просто слегка поспорили.
   Днем так много дел, что нет времени себя жалеть. Я плачу ночью, в подушку, сжимая кулаки от ненависти, вспоминая отвратительные перешептывания и сальные улыбочки слуг.
   Мой побег не встречает понимания ни у домачадцев, ни у подруг.
   - Совсем отец распустил, греховодницу! И когда только успели? Вот уж верно говорят "Опасайся молчащей собаки", - выговаривает мне старенькая кормилица, обмывая кровавые раны, оставленные плетью. - Ууу, правильно отец тебя выпорол, жаль мало. Надо было и щенка Ваноччи, бесстыжего, да не плетью, а кнутом. Хорошо, сеньор маг ему шею свернул.
   - О чем ты, Роза? - больно слышать, как она честит моего мертвого мужа. - Это же Лоренцо. Наш Лоренцо!
   Весной она относилась к нему совсем иначе. Улыбалась ласково, отчего ее похожее на печеное яблоко лицо покрывалось сотнями лучистых добрых морщинок, и все сетовала, что мальчик такой худой, норовила сунуть кусок чиабатты с сыром.
   От воспоминаний старенькая Роза сердится еще больше:
   - Гнать надо таких из приличного дома! Сеньор Рино его привечал, а тот... И жил никчемушно, и помер подло.
   - Замолчи!
   Да, может, мой избранник не мог похвастаться знатностью - внебрачный сын купеческой дочки и мелкого аристократа, ученик живописца. Но никто и никогда не любил меня так, как он. Я знала: он сделает все, чтобы я была счастлива.
   Говорят, так всегда: один любит, второй лишь позволяет себя любить. Мне нравилось быть для Лоренцо единственной.
   Но, клянусь богами-Хранителями, клянусь прахом матери и всем, что мне дорого, я не хотела только брать, о нет! Я тоже любила Лоренцо. Может не так страстно, но любила. И я была бы ему хорошей женой - заботливой и послушной.
   Бьянка Фальцоне - моя лучшая подруга, только хихикает и все спрашивает - ну как оно? С мужчиной?
   - Выйдешь замуж - узнаешь, - отвечаю я.
   Хочешь, чтобы знало все Рино - расскажи Бьянке.
   - Ну пожаааалуйста, Фран, - канючит она. - Правду говорят, что ничего слаще нет на свете?
   Я вспоминаю свою неловкую первую ночь в придорожном трактире. Мы раздевались в темноте, на ощупь, чтобы лечь в одну кровать, а потом муж подвинулся ближе. Я испугалась, но отступать было поздно, обряд свершился еще на рассвете, Лоренцо был в своем праве. Помню стыд, когда мужские руки впервые обняли меня, и нас разделяла лишь тонкая ткань ночной рубашки. Я не знала, что положено делать, поэтому не шевелилась, пока он все целовал и целовал меня. В комнате было душно и пахло подгнившим деревом. Помню, как кололись усы, как чужие руки мяли и тискали мое тело, помню странное томление в животе, а потом он задрал на мне рубашку и взгромоздился сверху. Было больно, я сначала терпела, а потом хныкала.
   Все закончилось как-то бестолково, но хорошо, что быстро, и я разревелась у него на плече, сама не понимая отчего. Лоренцо перепугался, пытался утешить, захлебывался извинениями, а я почувствовала к нему удивительную нежность, когда он поцелуями осушал мои слезы и бормотал что-то тихо и виновато. Мы уснули в обнимку, но последующие две ночи муж так и не решился притронуться ко мне. Я тоже не предлагала.
   - Мед точно слаще.
   Глупые, бестактные вопросы, но как можно сердиться на Бьянку? У нее доброе сердце и язык без костей.
   Я ей чуть-чуть завидую. Для нее все легко, хотела бы я так же.
   Подруга показывает мне язык и начинает болтать про заезжего мага. Какой красавчик этот северянин! Да еще брат самого эрцканцлера Священной Империи Прайдена.
   - Звучит так, словно за этот приз стоит бороться, - говорю я, вспоминая его лицо, когда он убил Лоренцо.
   Я знаю, как положено вести себя леди. Сдержанно. Там, где другие возмущаются или плачут, я лишь шучу. Тонко, очень тонко. Так, чтобы никто не понял.
   - Оооо, еще как стоит! - воодушевленно подхватывает Бьянка.
   Я обнимаю свою смешную подругу.
  
  
   Элвин
  
   Крепость Кастелло ди Нава оправдывала свое название. Замок напоминал гигантский корабль, вынесенный на вершину городского холма по прихоти морских божеств. Узкий и вытянутый его силуэт был особенно хорош в закатном солнце, когда свет ложился косыми лучами, освещая каждую бойницу. Скошенный нос увенчивала небольшая круглая башенка. Мощный донжон доминировал над громадой здания, словно капитанский мостик, в окружении башен поменьше, таких же приземистых и квадратных. Тупая "корма" обрывалась в пропасть - с этой стороны крепость была неприступна.
   А внизу, в объятиях Эраны, лежала столица герцогства - Ува Виоло. Как и большинство южных городов - шумный, немного неопрятный, но залитый солнцем. Городские улицы в равной степени пахли помоями и лилиями, апельсиновые деревья гнулись под тяжестью плодов, а склоны одноименной долины расчерчивали ровные ряды виноградников.
   Красота края чем-то подобна женской красоте. Еще по дороге к Рино я ловил себя на чувстве, похожем на легкую влюбленность. Изумрудная зелень и мягкие линии холмов, встающие за ними на горизонте белоснежные пики Вилесских гор, ярко-синий шелк небес, отраженный в чашах озер, - все это ни в малейшей степени не походило на родные фьорды или серые дольмены в обрывках тумана. Сердце мое навсегда отдано северу, но каждый раз, попадая в Разенну, я словно заново проживаю роман с чувственной красоткой.
   Неделя минула без особых происшествий. В город я выбирался всего пару раз, предпочитая долгие одиночные прогулки и книги - библиотека семейства Рино стоила того, чтобы уделить ей внимание.
   Франческа к ужину не выходила. Однажды я встретил ее в коридоре. Девица (а я решил мысленно именовать ее так, пусть даже формально она девицей уже не являлась) сверкнула глазищами в мою сторону и уковыляла, опираясь на стенку. По слухам, отец выпорол ее кнутом за самовольный побег. Суровое наказание, но герцога можно понять, учитывая тяжесть ее проступка и весомые политические последствия. Родство с семейством Альварес - вторым по знатности в королевстве Эль-Нарабонн, открывало перед Рино возможность снять протекторат изрядно ослабевшей в последние годы Разенны. Трудно представить, на какие хитрости и махинации пришлось пойти герцогу, чтобы организовать помолвку. И теперь все усилия были брошены в огонь сомнительной страсти своенравной дочери к безродному художнику.
   Да, усатый Лоренцо оказался подающим надежды учеником придворного живописца семьи Рино. Я видел несколько его работ - очень, очень недурно. Возможно, через пару десятков лет о нем заговорили бы, как о большом мастере.
   Светская жизнь Кастелло ди Нава походила на таковую в Вальденберге. Только здесь все было провинциальнее, меньше и скучнее. Каждый новый человек вызывал определенный ажиотаж, и меня не минула эта участь. Я владею сомнительным искусством красиво и бессмысленно прожигать жизнь, но оно мне смертельно надоело еще сотню лет назад.
   Мне много чего надоело. Некоторые вещи даже неоднократно.
   Нахамив пару раз в ответ на слишком назойливые приглашения, я приобрел скверную репутацию среди местных сплетников и свободу распоряжаться своим временем.
   По иронии судьбы, именно с Франческой у меня случился самый долгий разговор с момента прибытия в Рино.
   Я, как всегда после обеда, проводил время в библиотеке, продираясь сквозь древнеирвийский. Не могу похвастаться отличным знанием мертвых языков, а тут автор еще использовал шифр, что изрядно стопорило перевод. Так что ее присутствие я заметил только, когда услышал над ухом:
   - И как долго вы намерены здесь гостить?
   - А? - потребовалось время, чтобы вернуться в привычную реальность. - Сладкая Франческа, вам так не терпится от меня избавиться?
   - О да! - устрой какой-нибудь чудак конкурс по метанию гневных взглядов, дочь Рино заняла бы на нем первое место. - Я не хочу спускаться к ужину, пока вы сидите за вечерним столом.
   - И рад бы, да ничем не могу помочь. Я уеду не раньше, чем окончу работу. Сами видите - ее непочатый край.
   - О!
   Мое дружелюбие в ответ на откровенную враждебность озадачило девушку. Ну а какой интерес воевать с тем, кто ищет войны? Пусть даже в этом случае пикировка больше напоминала бы легкую порку. Никогда не делай того, чего от тебя ожидают - мое кредо.
   - И над чем вы работаете?
   - В данный момент над переводом этой книги.
   Девушка склонилась над манускриптом, провела пальцем под строчкой, шевеля губами:
   - Ничего не понимаю.
   - Неудивительно. Это древний язык. Сама книга называется "Двенадцать ключей к постижению истины", за авторством некого Ептетраса. По слухам, он был магом и создал множество презабавных вещиц. Например, ему каким-то неизвестным нынешним магистрам образом удалось заклясть обычный ковер так, чтобы тот летал по воздуху и даже перевозил людей и грузы. Правда ковер, вместе с остальным имуществом, сгорел, когда не в меру ретивые ученики пришли делить наследство. Удобно, правда?
   - Удобно? - она нахмурилась.
   - Ну да. Обращали когда-нибудь внимание: маги древности как на подбор невероятно могущественные, но из доказательств их необоримой мощи, у нас только набор баек от учеников. Вот и Ептетрас что-то вроде священного дуба для большинства постигающих тайные науки. Послушать ученых мужей, так мэтр мало того, что написал все мало-мальски значимые магические трактаты и стоял у истоков изобретения большинства ритуалов, он еще и прожил больше ста лет, объездил весь мир, наделал без счету детей и артефактов. Ну и оставил какое-то совершенно невероятное количество учеников, даже если не учитывать тех, что погибли при дележке барахла покойного.
   - И это правда?
   - Кто знает? Покойник умер почти тысячу лет назад, свидетелей не осталось.
   На самом деле я знал парочку фэйри, способных вспомнить легендарного старика, но никогда не спрашивал их об этом. С долгожителями одна беда - стоит включить фонтан их красноречия, как заткнуть его становится задачей, непосильной для всех героев древности.
   - Что любопытно: конкретно эта книга - фальшивка. Но очень качественно изготовленная.
   - Откуда вы знаете?
   - Долго объяснять, но если вам интересно, я попробую.
   - Инте... о, нет, совсем нет, - она снова вспомнила, что должна меня ненавидеть. - Я мечтаю, чтобы вы убрались отсюда!
   Я улыбнулся. Сейчас беседовать с девушкой мне нравилось куда больше, чем во время нашего путешествия, когда она только молчала и сверлила меня тяжелым взглядом. Любопытство, порывистость и даже гнев удивительно красили ее. А безобидные попытки уколоть вызывали симпатию.
   - Жаль, но это невозможно, сеньора. Или лучше все-таки сеньорита? Вы так юны и так недолго были замужем, что именовать вас иначе, чем сеньоритой, просто преступление. Давайте-ка я, чтобы избежать этой дилеммы, буду обращаться к вам по имени.
   Она еще больше рассердилась:
   - Нет, я вам запрещаю.
   - Жаль. Оно такое красивое. Знаете, в переводе с древних языков "Франческа" означает "свободная"?
   - Не знаю и знать не хочу! Оставьте меня в покое, - гневно выпалила сеньорита и почти бегом покинула библиотеку. Я долго, ухмыляясь, вслушивался в дробь ее шагов.
   Определенно, я нашел для себя развлечение.
  

* * *

  
   Влюбить в себя шестнадцатилетнюю девицу, жарко мечтающую о рыцаре на белом единороге, легче легкого. Нет, я не сторонник распространенного мнения, что все женщины - круглые дуры. Как минимум, мои сестры Августа и Юнона доказывают полную несостоятельность этого тезиса. А даже если забыть о них, мне встречалось достаточно умных женщин, чтобы не обманываться мифом о мужском превосходстве. Просто человеческие личинки в шестнадцать лет глупы независимо от пола. Многие, что характерно, так и не становятся мудрее, даже обзаведясь сединой и кучей внуков.
   Итак, влюбить в себя девчонку - слишком просто, а потому скучно. Но что, если девица имеет все основания ненавидеть вас, если вы убили на ее глазах прежнего возлюбленного, да и после вели себя отнюдь не в соответствии с каноном рыцарского романа? О, в такой задаче есть вызов! А если вспомнить, что жертва прелестна, юна и обладает пылким темпераментом, приз становится по-настоящему заманчивым.
   Я вообще ценю сложные задачи. Просто соитие - слишком легко и скучно. Когда-то давно, может сотню лет назад, может больше, оно волновало меня, само по себе. Но нынче я куда больше люблю осторожные па брачных танцев. Идет ли речь о мимолетном флирте или тщательно спланированном соблазнении - и то, и другое будет интереснее банального сношения без предварительных игр и последующих драм. Чем сложнее был путь к цели, чем дольше зрело вожделение, чем тщательнее приходилось его скрывать - тем слаще приз.
   До этой беседы у меня не было планов в отношении дочери Рино. Но теперь... Девушка была слишком лакомым кусочком, и пес во мне отозвался, почуяв запах дичи.
  
  
   Франческа
  
   Виновник моих несчастий расхаживает по замку, как по своему дому. Его манеры и вид до отвращения самоуверенны, и я не могу сдержать глухого гнева, сталкиваясь с ним в коридоре. Маг же каждый раз иронично кланяется мне при встрече.
   Я не знаю, как вести себя с ним. Он видел меня обнаженной и убил моего мужа. Как можно после такого делать вид, что ничего не случилось? К тому же, мы три дня путешествовали вместе без иных спутников, и, как бы ни старался отец, каждому болтуну рот не заткнешь.
   Сплетники. О да, они укладывают меня в постель и к убийце мужа. Когда, когда все это прекратится, и они перестанут меня пачкать?
   Наверное, когда он уедет. Не раньше.
   Однажды я не выдерживаю и иду, чтобы поговорить начистоту. Маг встречает меня насмешкой, от которой я мгновенно взвиваюсь, словно облитая маслом головня от искры, позабыв о воспитании и правилах приличия. А он вдруг становится мил и обходителен, да настолько, что я чувствую себя глупо. Словно весь мой гнев встречает только воздух вместо преграды.
   И я сбегаю.
   А вокруг только и разговоров, что о нем.
   - Говорят, у него была возлюбленная. Но враги похитили ее, надругались, и она покончила с собой. Тогда он вызвал всех троих на дуэль и убил. За это его изгнали из Прайдена, - Бьянка восторженно закатывает глаза.
   - Это он сам рассказал? - мне трудно сдержать улыбку. Если Элвин Эйстер сочиняет эту чушь, чтобы произвести впечатление на женщин, то он просто жалок.
   - Ну что ты! Как он может говорить о таком, когда сердце еще кровоточит. Это же такая БОЛЬ.
   - Тогда откуда ты знаешь?
   - Говорят...
   - В романе, что мы читали на прошлой неделе, был похожий сюжет.
   Подруга не отвечает. Мысленно она еще смакует нарисованную воображением картинку.
   Опять лорд Элвин? Сколько можно сплетничать об этом надутом ничтожестве?!
   - Все было совсем не так! - вмешивается Кармела. - Дело шло к свадьбе, но он узнал, что его возлюбленная беременна от другого. Вызвал того, кто ее обесчестил, на дуэль. И убил.
   Я пытаюсь увести разговор в сторону, но безуспешно. Подружки спорят, с горящими глазами пересказывают друг другу истории одна невероятнее другой. И все про мага, все последние недели только про мага. Будто нет иных тем. Лорд Элвин здорово взбудоражил наш птичник.
   Он нравится женщинам. Сеньориты и матроны одинаково тают в его обществе. Красив, силен и опасен - трудно устоять перед таким сочетанием, даже если забыть о хорошем происхождении, таинственном прошлом и талантах мага. Даже слухи о немилости маркграфа лишь добавляют гостю блеску в женских глазах. Каждая из моих подруг в меру скромных сил строит ему глазки и подсчитывает сколько раз он оказал ей мелкие знаки внимания.
   Я не из таких. Я его ненавижу. Но даже я не могу не признать, что он привлекателен, как мужчина. Широкие плечи, атлетически сложен. Руки с длинными пальцами музыканта. Всегда чисто выбрит, элегантен и слегка небрежен той аристократической небрежностью, что не привить никакими уроками. Светлые волосы редкого пепельного оттенка. Высокий лоб, две трагичные складки на переносице. Правильные черты лица, красиво очерченные губы и упрямый подбородок северянина. Холодные голубые глаза в обрамлении темных ресниц, и замечательная улыбка - насмешливая и мальчишеская одновременно.
   Старая Роза доносит, что отец потихоньку отходит, да и раны от плети подживают, поэтому я снова выхожу из комнаты и даже рискую показаться за ужином.
   Маг также исправно спускается к вечернему столу. Он общителен и хороший рассказчик. Я не смотрю в его сторону, но голос - ироничный, самоуверенный, с раскатистым горловым "р" и жестким северным акцентом невольно обращает на себя внимание. Хоть затыкай уши.
   И что особенно обидно - северянина интересно послушать. Он умен и артистичен. Я с трудом сдерживаю смех после иных рискованных шуток. Его манеры несносны, но он из той породы мужчин, которым хочется прощать вольности в общении.
   По правде говоря, я терпеть не могу таких. Несмотря на все их обаяние, а зачастую и ум, они до отвращения самодовольны и напыщенны. Считают себя центром вселенной и верят, что любая должна быть счастлива просто просто наблюдать Сеньора Великолепие.
   Мне нравятся совсем другие мужчины. Нежные. Внимательные. Чуткие.
   Таким был Лоренцо.
   Из столицы империи - Церы возвращается Риккардо. Я так рада его видеть, что не обижаюсь, когда брат с ходу принимается выговаривать мне за авантюру. Без возражений выслушиваю нотации и даже прощаю все, что он говорит в адрес Лоренцо.
   - Тебе полагается понять, что у девиц твоего происхождения и положения имеются определенные обязательства, о которых она не вправе забывать. Выбирать тебе мужа должен человек, отвечающий за тебя, а значит наш отец или я, после его смерти. Как можно было забыть о долге и сбежать с этим мальчишкой?! О чем ты только думала?
   Чем еще кроме шутки можно ответить на такую выволочку?
   - В основном, о том, какие у него красивые глаза.
   С отцом я не позволяю себе подобного, но Риккардо куда мягче, при всем своем занудстве.
   - Я не удивлен, принимая во внимание, что ты - юная девушка. Но надеялся, что приложенное отцом старание, воспитать тебя соответствующим образом, не прошло совсем бесследно.
   - Прости. Мне жаль, что я так молода и так глупа.
   На самом деле мне не жаль, но я не хочу спорить. Спорить с большинством мужчин - бессмысленно. Отец, например, обрывает разговор и делает все по-своему. Брат в ответ на любые возражения будет снова и снова повторять свои доводы, пока я не устану.
   Лоренцо был не таким. Он прислушивался. За это я его любила.
   - Я обязан поблагодарить человека, который спас твое будущее и доброе имя.
   Видно беседа с Элвином Эйстером проходит не слишком гладко, потому что брат возвращается мрачный и позже отзывается о северянине в самых дурных выражениях. Я злорадно думаю, что теперь и брату довелось отведать того яда, что маг вечно в избытке расточает вокруг себя.
   Я смирилась, что мой побег склоняют и чернь, и знать. Держусь с достоинством, не выказываю гнева, не отвечаю на расспросы подруг, и сплетни постепенно стихают.
   В остальном кажется, что жизнь стала совсем такой же, как была раньше - книги, рукоделие, надзор за слугами, стрекотание Бьянки и Кармелы, жалобы вдовы Скварчалупи, ворчливая забота Розы. Я исправно хожу в храм и посетила званый вечер, устроенный сеньором Мерчанти по случаю рождения дочери.
   Все по-прежнему, но что-то неуловимо изменилось. Лица домочадцев кажутся чужими, знакомые разговоры не успокаивают. Мне тоскливо и тесно в этих стенах.
   Должно быть, изменилась я сама.
   В воздухе неумолимо висит вопрос "Что дальше?".
  

* * *

  
   Вместе с братом из Церы возвращается Уго Риччи, и отец приглашает его на обед. Всю трапезу он сидит, почти не притрагиваясь к пище, и сверлит меня горящим взглядом.
   Уго не столько уродлив, сколько неприятен. Мало похож на аристократа, но еще меньше на крестьянина. Есть что-то звериное в этом расплющенном носе и тяжелых надбровных дугах, в приземистой, полной скрытой мощи фигуре. Будь я талантлива, как Лоренцо, писала б с Уго духа лесов.
   Мне бы затаиться, но я вдруг понимаю, что рада его видеть.  Меня смешит и подстегивает угроза, что читается в каждом его жесте, каждой глухой реплике. В ответ начинаю бросать на мага ласковые взгляды и улыбаться его шуткам.
   Когда мы переходим к легкому флирту, и Риччи сминает в кулаке вилку, я понимаю, что пора остановиться.
   Хватит! Не надо будить спящих драконов.
   Да, я - эгоистка. Мне нравится злить Уго. Его гнев придает вкус враз опресневшей после возвращения жизни.
   Позже приходит расплата. Он подкарауливает меня в коридоре, чтобы затолкнуть в угол. По рябому лицу ползет недобрая ухмылка:
   - Подстилка Ваноччи. И каково тебе было стонать под этим мальчишкой?
   Мной еще владеет хмельной кураж, слишком тих голос благоразумия, я не жду, что Риччи осмелится сделать хоть что-то здесь - в доме моего отца, и я по-настоящему зла на него за эти гнусные слова, потому шепчу, скромно опустив глаза:
   - Понравилось. Лоренцо был удивительно нежен.
   Уго рычит от ярости, но он сам виноват. Не стоило пачкать меня или память моего мертвого мужа. Я могу за себя постоять. По-своему. По-женски.
   Я знаю его слабость. Младший Риччи одержим, и у этой мании мое имя.
   Мы мало общались в детстве, пусть он и был дружен с моим братом. А потом его отправили в Фельсину, учиться в университете. Когда Уго вернулся в прошлом году и увидел меня, то сперва замер, а потом повел себя, как чудак. Мне было ужасно смешно видеть, как он то бросается выполнять любую мою просьбу, то начинает нести полнейшую чушь, а то впадает в беспричинную ярость. Каким-то безошибочным, живущим внутри женским чутьем я сразу поняла, что все это - неспроста, теперь именно я хозяйка положения, и в моих силах сделать его счастливым или несчастным.
   Я играла с Риччи всю зиму, то подпуская ближе, то отталкивая. Знала, что это неправильно и греховно, но не могла удержаться. Свирепая жестокость, что прорывалась сквозь слишком резкие движения, страстные взгляды и грубоватые слова наследника Риччи, пугала и привлекала. Впервые в жизни я испытала сладкое чувство власти над мужчиной, и оно ударило в голову сильней молодого вина.
   Лоренцо был уже потом. И с ним я никогда не ощущала этого опасного хмеля. Любимый и так был мой - целиком, без остатка, и он не был зверем.
   Все закончилось в одночасье, когда сеньор Риччи пришел просить моей руки для своего мальчика. Не знаю, на что он надеялся. Должно быть, Уго уговорил попытаться, пусть даже всем было ясно - герцог не выдаст дочь за сына вассала. После отказа отец высек меня за кокетство и велел перестать мучить Уго. Лишь тогда я поняла, что у любой игры есть последствия.
   Риччи предложил бежать и тайно пожениться, я только посмеялась. Уго забавно дразнить, но мысль о том, чтобы оказаться в полной его власти, пугает не на шутку.
   - Потаскуха, - выдыхает мне в лицо бывший поклонник.
   - О, нет! Я - честная женщина. Вдова.
   Он белеет от этого напоминания, что я принадлежала другому, и тогда я, наконец, пугаюсь. Но уже поздно.
   Когда Уго хватает меня за плечи, пытаясь притянуть к себе, я сопротивляюсь, молча, но яростно. В голове одна-единственная глупая мысль - нельзя поднимать крик, не то опять пойдут слухи.
   Он отвратителен! Запах лука и вина, жирные пятна на рубашке, выпирающая челюсть. Я никогда его не хотела. И никогда ничего ему не обещала.
   Уго пытается засунуть мне в рот язык, и я впиваюсь в него зубами. Крик боли. Потом кто-то отлепляет и отшвыривает Риччи в сторону. Я стою, тяжело дыша, откидываю с лица разметавшиеся пряди. Во рту мерзкий привкус перегара и крови.
   - Никогда не понимал насильников, - задумчиво говорит лорд Элвин, разминая костяшки пальцев. - Разве так сложно понравиться девушке, чтобы она сама подарила поцелуй?
   Уго резко выпрямляется и бьет кулаком снизу вверх. Его порыв обрывается в десятке дюймов от лица мага, кулак словно сталкивается с невидимой стеной. Риччи вскрикивает от боли, а  северянин с легкой улыбкой разводит руками.
   - И снова в битве кулака и магии победа, остается за магией, - и, обращаясь уже ко мне. - С вами все в порядке, сеньорита?
   Бывший поклонник переводит полный ненависти взгляд с меня на мага и обратно.
   - Шлюха! - выплевывает он. - Не успела одного похоронить, уже с другим...
   - Все хорошо. Спасибо за помощь. Сеньор Риччи уже уходит, - последнюю фразу я произношу самым жестким тоном, на который способна.
   Грязные слова пачкают того, кто их произнес. Я не скажу этого вслух, но Уго не просто отвратителен, он жалок.
   Так же жалок его вид. Одежда взъерошена, воротник порван, на лбу царапины от моих ногтей, один глаз медленно опухает. Он баюкает и прижимает к телу правую кисть, бормочет проклятья и медленно уходит по коридору.
   Маг предлагает мне руку, не иначе, как ждет, что я повисну на нем. Из романов я знаю, что так полагается поступать спасенным девицам.
   - Не нужно, мои покои совсем рядом.
   - Не могу не проводить вас, сеньорита. У вас удивительный талант попадать в беду на ровном месте.
   - Я бы и сама справилась!
   - Неужели?
   - Да! Уго не причинит мне вреда, - на самом деле я далеко в этом не уверена.
   - А! Ссора разжигает чувства? - обманчиво кротким голосом спрашивает лорд Элвин. - Простите, я-то думал, что уже убил вашего любовника.
   Я немею от возмущения, но тут северянин нагибается, чтобы подобрать случайно блеснувшую под ногами безделушку.
   - Любопытно.
   Серебряный кулон на оборванном кожаном шнурке странной формы - восемь стрел расходятся из рубиновой капли в центре.
   - Похоже, это обронил ваш воздыхатель, - лицо мага мрачнеет. - Странные у него интересы. Знаете, что означает этот символ?
   Я едва удостаиваю находку взглядом.
   Как, как он посмел предположить, даже предположить, что Уго - мой любовник! Как посмел в лицо напомнить о своем преступлении?!
   - Не знаю и не хочу знать. Оставьте меня в покое!
   Ухожу.
   Он не пытается догнать.
  
  
   Элвин
  
   Я почти забросил надоевший перевод и принялся за охоту. Подкараулить ее было непросто - большую часть времени девица проводила в своих покоях. На следующий день после нашей встречи в библиотеке я впервые увидел ее за ужином. К сожалению, появление затворницы мало чем помогло - девица сидела в другом конце стола, в окружении дуэний и нянек, ковыряла ножом тарелку, глаз не поднимала и в разговоры не вступала. И все же я неплохо выступил тем вечером, рассказав несколько смешных историй, за что был вознагражден парой коротких, любопытных взглядов из-под ресниц.
   Позже мне удавалось, как будто случайно, столкнуться с ней в коридоре. Каждый раз она надевала надменное выражение лица и снисходительно кивала в ответ на вежливое приветствие.
   Что же, ненависть - далеко не худшая основа для страсти. С равнодушием, а, тем паче, презрением работать куда сложнее. Мой образ уже занимал помыслы Франчески. Оставалось сыграть на нюансах.
   Добродетельные кошечки обожают плохих парней. Особенно, если намекнуть им, что данный конкретный негодяй озлобился лишь в ответ на тяжелые испытания и жестокость мира, а в его бесприютной душе живет тоска по той Единственной, что сможет полюбить его и отогреть.
   Не знаю, откуда женщины берут бредовые сказки о мерзавцах с золотым сердцем и почему верят в такую чушь, но проверено - работает.
   Вечерами я развлекал герцогских приживалок прайденскими сплетнями и байками о магии. Противно вспомнить, но пару раз даже опустился до того, чтобы левитировать солонку над столом. Следствием стали вновь посыпавшиеся приглашения на званые обеды. На этих встречах я делал все, чтобы поддержать образ блестящего, слегка циничного аристократа, демонстрировал то хорошие манеры, то полное их отсутствие, интриговал восторженных девиц двусмысленными намеками.
   Так прошло еще две недели. Перевод манускрипта почти не двигался, я тратил время на глупости, причем безрезультатно. По моим расчетам герцогской дочке давно пора было снова подойти ко мне с заверениями в искренней ненависти (на деле, конечно, такие заявления следует читать как "вы меня весьма заинтриговали, сеньор"), но Франческа медлила. Она все так же опускала глазки долу каждый вечер и не вступала в разговоры.
   Зато я имел сомнительное удовольствие познакомиться с ее старшим братом. Тот оказался этакой миниатюрной и юной копией герцога. Чуть более серьезный и занудный, чем его папаша, но при этом куда менее внушительный. Если Умберто Рино хотелось сравнить с крупным псом бойцовской породы, то отпрыск тянул в лучшем случае на терьера. Мрачноватого и скучного, что терьерам не свойственно.
   Он подошел ко мне в вечер того же дня, как вернулся в Рино.
   - Надеюсь, вы человек чести, и вас нет смысла просить молчать про обстоятельства, сопутствующие этой истории? - сухо добавил он сразу после слов благодарности за возвращение блудной сестры.
   Я с интересом выслушал эти слова и, особенно, тон, которым они были высказаны. И предположил, что мальчик ищет драки. Кто ищет, тот всегда найдет.
   - Вы совершенно правы. - Он улыбнулся, и тогда я закончил фразу. - Нет смысла просить. Эти обстоятельства и так обсуждают на каждом углу. В подробностях.
   Наследник Рино стиснул челюсти.
   - Тогда я хотел бы поинтересоваться, откуда сплетникам известны эти подробности?
   Нет, ну каков наглец! Наглец и дурак, раз делает гостю в лицо такие намеки.
   - Понятия не имею. Как-то не привык вести задушевные беседы с чернью.
   - Надо полагать, кто-то осведомленный пустил соответствующий слух, - продолжал мальчишка скучным голосом.
   Похоже, Риккардо хотелось назначить виноватого в бесчестии сестры. Я решил его не разочаровывать.
   - Надо. Полагать, ага, - согласился я с многозначительной ухмылкой. - Осталось понять - кто. Загадка, правда?
  
  
   Франческа
  
   - Вы хотели меня видеть, отец?
   - А. Заходи, - он откладывает перо и смотрит на меня в упор. На секунду на лице родителя мелькает тень той, прежней ярости и я вздрагиваю, но тут же беру себя в руки.
   - Садись.
   По тону ясно, что разговор намечается серьезный. Мысленно перебираю свои провинности за последнюю неделю и не нахожу ничего такого, что заслужило бы выволочки.
   Зачем он меня вызвал? И почему так зол?
   Опускаюсь в кресло и смотрю на него снизу вверх, внимательно и кротко, как прилежная дочь. Его взгляд смягчается.
   - Плохие новости. До Альвареса дошли слухи. Он расторг помолвку.
   Закрываю глаза, вцепляюсь пальцами в подлокотники. Только не улыбнуться! Только не выдать облегчения и счастья! Надо срочно подумать о чем-нибудь грустном. Или гадком.
   Об эпидемии холеры, что случилась в прошлом году.
   А в груди все равно птицей трепещет и поет восторженная радость. Приговоренный преступник, уже готовый взойти на эшафот, но вдруг помилованный монаршим указом - вот кто смог бы меня понять.
   - Ты создала нам огромные проблемы.
   Я покаянно киваю.
   Знаю.
   - Надеюсь, ты хотя бы не понесла от этого мальчишки?
   Невольно краснею. Моя дуэнья, вдова Скварчалупи, услышав подобный вопрос, упала бы обморок. Она всегда твердила мне, что такие темы  не обсуждают с мужчинами. Даже с отцами.
   Вспоминаю улыбку Лоренцо. Белозубая на смуглом лице, и черные глаза блестят.
   Хотела бы я понести? Представляю себя с пищащим комочком на руках. Малыш, похожий на меня и на Лоренцо. Помять о моем коротком замужестве.
   Должно быть, я - скверная женщина с холодным сердцем, но не могу сказать "да". Роды - это страшно. И разве я смогу быть матерью, когда сама еще ребенок?
   - Нет, я не в тягости.
   Уже несколько дней, как я точно знаю - та неловкая, стыдная ночь не принесла плодов. Пожалуй, так лучше для всех. С моего отца сталось бы приказать снести младенца в горы и там оставить.
   - Я устроил тебе блестящую партию...
   И правда, блестящую. Эрнесто Альваресу сейчас за пятьдесят, его дочь старше меня, а сам он славится буйным нравом и жестокостью.
   Я не стала спорить, когда отец объявил о помолвке. Мне совсем не хотелось лишний час стоять на горохе. Но я решила, что это случится не раньше, чем замерзнут адские пустоши.
   Знаю, это эгоизм. Знаю, мой долг дочери - подчиниться. И постараться стать Альваресу хорошей женой.
   Все знаю.
   Отец все же ловит тень улыбки  на моем лице и начинает кричать. Я принимаю покаянный вид и снова думаю о Лоренцо. Вспоминаю, как он рисовал мой портрет. Каждый день, с девяти до одиннадцати, пока солнце не поднималось слишком высоко. Моя дуэнья - вдова Скварчалупи сидела в углу с вышиванием, а он смотрел на меня и улыбался. И я улыбалась в ответ, казалось, происходит что-то особенное, чего никогда не было в моей жизни. Вспоминаю тайные поцелуи, случайные соприкосновения рук во время обрядов в храме, записки. И как он ночью - безумец - дерзнул пробраться на балкон моей комнаты, чтобы сделать признание. Словно знал, что меня  притягивают безумства и дерзости.
   Помню, его голос дрожал, когда он шептал "Я люблю вас, сеньорита Франческа. Я отдам за вас жизнь".
   Вчера я говорила с матерью Лоренцо. Пыталась рассказать ей, как погиб ее сын. Умер за меня. Совсем, как клялся когда-то.
   Она не сказала ничего, но я читала в ее полных боли глазах "Это все по твоей вине, капризная, избалованная девчонка".
   Сеньора Ваноччи никогда меня не любила. Чувствовала, что связь со мной приведет Лоренцо к гибели.
   - Могу я что-то сделать для вас? Или для девочек?
   Она поджала губы:
   - Спасибо, сеньорита Рино, у нас все есть. Вы идите.
   Одним этим обращением сеньора дала понять, что не считает меня женой своему сыну или родственницей. Обидно, но я это заслужила.
   Мать моего мужа права. Это - по моей вине.
   Для всех прочих я - заблудшая душа, жертва коварного искусителя. Лишь мне и Лоренцо известно кто измыслил побег. И то не возьмусь утверждать, что он понимал, насколько это была моя идея.
   Про меня говорят, что я хорошо воспитана, послушна и скромна. Все это правда. Но это не вся правда.
   Правда в том, что за скромной Франческой с нежным голоском и всегда опущенными глазами прячется другая, дикая Фран - необузданная и дерзкая. У меня, как у монеты, две стороны. И вторая, скрытая, смела, требовательна, безрассудна и до умопомрачения любит жизнь.
   Глубоки тихие воды.
   - ... не все потеряно, - продолжает отец. - Я навел справки об этом юном наглеце, - он достает письмо. - Элвин Эйстер. Рожден вне брака, но официально признан и введен в семью. Его старший брат, маркграф Эйстерский - второй по знатности и первый по влиянию человек в Священной империи Прайдена. Тебе не нравилось, что Альварес стар и уродлив. Наш гость молод и красив. Мой друг пишет, что Элвин даже не замечен в особых пороках, за исключением похоти и дерзости. Но дерзит он в рамках разумного, а изменяют все мужчины.
   Не все. Лоренцо никогда бы так не поступил. А я бы никогда не полюбила человека, способного унизить супругу изменами.
   - Зато лорд Элвин мало пьет, не играет в карты, умеет держаться, обладает магической властью. Отличная партия. Лучшая из возможных.
   - Он просил моей руки?
   При мысли о подобном союзе меня передергивает. Неужели мерзкий, самоуверенный брат курфюрста позарился на меня? На обратном пути мы почти не разговаривали. Он выказывал ко мне куда меньше интереса, чем к собственному коню и лишь иногда вспоминал о моем существовании, чтобы лишний раз отточить ядовитое жало, что боги дали ему вместо языка. Любые мои попытки достойно ответить только веселили его. Увы, мести, ради которой я терпела присутствие врага, не дано было свершиться.
   - Нет, - отец хмурится. - Элвин Эйстер дорожит своей свободой. Но я видел, как он смотрел на тебя. Будь с ним поласковее. Мартин официально лишил его наследства за дуэль и выслал прочь, но понятно, что это временно. Показной гнев, чтобы успокоить недовольных дерзостью брата. Рано или поздно, эрцканцлер вернет его ко двору.
   - А если нет? - возражаю я. - Зачем вам зять с таким характером?
   - Вернет. Родная кровь. Союз с нами может быть очень выгоден Мартину. Мой друг пишет, что курфюрст уже отчаялся женить брата...
   - Тем более. Вы сами сказали, кому я нужна после побега? Он может составить куда лучшую партию...
   - Он молод, романтичен и любит эпатировать. Кичится тем, что всегда добивается своего. Окрути его, пока у мальчишки ветер в голове. Распали как следует, чтобы забыл обо всем под влиянием страсти, но не вздумай уступать. Вы путешествовали вдвоем, без дуэньи и теперь в глазах света ты опозорена дважды, так надави на жалость, рыцарские чувства, порядочность. Не мне тебя учить этим женским штучкам.
   Никогда! Я не стану флиртовать с убийцей своего мужа!
   "Извинись или умрешь" - сказал северянин. Лоренцо не извинился. Мой муж был гордым и смелым человеком.
   Маг оставил Лоренцо на берегу, даже не похоронив. Я плохо помню, как он вез меня от озера. Все короткими вспышками, все в тумане. Скверная дорога, пыль, опустошение.
   Опустошение и бессилие - их я помню отлично. Только что впереди была свобода, был огромный и такой интересный мир. И любимый мужчина - талантливый, внимательный, нежный, готовый на все ради меня...
   И вот я одна трясусь в седле, а рядом незнакомец с холодными глазами и вечной язвительной шуткой наготове.
   Не могу простить себе, что не настояла на похоронах.
   - Он убийца, - мой голос тих и мягок. Гнев прячется внутри, как когти в кошачьей лапе.
   - Да, - отец довольно кивает. Так, словно я сказала какую-то восторженную льстивую глупость в адрес бастарда Эйстеров. - Маг уже оказал нам большую услугу, когда избавил тебя от этого жалкого выскочки Ваноччи. Люди любят тех, кому сделали благодеяние. Воспользуйся этим тоже. Можешь для начала рассказать ему историю рода Рино. Пусть видит, что мы по знатности не уступаем Эйстерам. Нам есть, что предложить. Я со своей стороны расскажу о наших капиталах. У тебя будет хорошее приданое. Лучшее из возможных.
   Открываю рот, чтобы гневно воспротивиться и слышу голос Лукреции "Никогда не сражайся с мужчинами мужским оружием, маленькая Фран. Наша сила в нашей слабости".
   - Это - твой шанс исправить последствия ошибки. И если маг уедет, не сделав тебе предложения... - отец делает паузу и смотрит на меня. В его взгляде читается "Ты меня знаешь, Фран."
   Знаю. Он никогда не угрожает просто так. Вообще не бросает слов на ветер. Предпочитает дела.
   - Но я ему совсем не нравлюсь!
   - Нравишься. А мне и герцогству нужен этот союз. Так что постарайся.
   Опускаю полный ярости взгляд, чтобы тот не выдал меня, и улыбаюсь привычной, мягкой улыбкой.
   - Хорошо, я постараюсь.
  
   Глава 3. Птица
  
   Элвин
  
   Уже начал гадать, не выбрал ли я неверный подход. Зря волновался, как показали дальнейшие события, уловки работали. Стоило не обращать на нее внимания пару дней, как девица сама подкараулила меня прямо у дверей библиотеки:
   - Рада видеть, что вы так напряженно работаете, сеньор.
   Что это? Сарказм? Малышка показывает зубки.
   - Рад слышать, что вы интересовались моей работой, сеньорита. Ну, не надо сверлить меня таким взглядом. Сядьте уже, что за поза "руки-в-боки"? Мы же не будем разыгрывать сцену "сварливая крестьянка и муж-пропойца"?
   Она покраснела, спрятала руки за спину. Плюхнулась в кресло и вызывающе уставилась на меня. Сердится. Интересно, на что?
   - Я прихожу сюда уже пятый день. И впервые встретила вас. Так-то вы работаете над переводом?
   - Простите, любезная сеньорита. Не знал, что вы ищете встречи. Были важные дела.
   - О да! Прогулка с Бьянкой Фальцоне - очень важное дело.
   - Откуда в такой маленькой сеньорите столько яда? Франческа, вам кто-нибудь говорил, что вы очаровательны, когда сердитесь?
   Между прочим, чистая правда. Девочка сама по себе прехорошенькая, а гнев придавал ее чертам особую живость. Такая Франческа нравилась мне гораздо больше анемичной куклы за ужином.
   - Да, да, я знаю - вы мечтаете плюнуть на мою могилу. Но видит Четырехпутье, за что? Так ли уж виноват я перед вами, чтобы заслужить подобную неприязнь? И кого вы будете ненавидеть, когда я уеду?
   - Я не... - она осеклась и замолчала.
   - Что "не"?
   - Ничего.
   - Как пожелаете.
   Минут двадцать мы сидели по разные стороны стола. Я делал вид, что работаю, она смотрела на меня и кусала ногти. Отвратительная привычка.
   - Чего вы добиваетесь?
   - Простите, Франческа. Не уверен, что верно понял вопрос.
   - Зачем вам переводить эту книгу?
   - А, вы в этом смысле. Я ищу упоминания о местонахождении одного древнего артефакта.
   - Артефакта? - недоверчиво переспросила она. - В наших книгах?
   - Этот и еще несколько трудов в вашей библиотеке раньше принадлежали Жилю де Бриену. Слышали о таком?
   Ее глаза расширились:
   - Проклятый чернокнижник, сын Черной Тары! Его сожгли заживо.
   - Пффф... прямо таки "сын"! Ну и сказки рассказывают ваши жрецы! Де Бриен - обычный колдун средней руки. Немного неразборчив в средствах, это да. Он действительно искал милостей Чиннамасты, но был слишком ничтожен, чтобы привлечь внимание темной госпожи. Хотя, судя по дневникам, не оставлял попыток. За что и поплатился. Горожане как-то не поняли принесения в жертву беременной женщины.
   - Вы так спокойно об этом говорите!
   - Я не одобряю подобных методов, если вы об этом. И уж точно не собираюсь повторять, не надо смотреть на меня, как на монстра. Заблуждения покойного любопытны, но я не историк, а практик. В воспоминаниях современников встречаются заметки об артефакте, названном "Венец подчинения". С его помощью он призвал огромного волка, который находился при колдуне неотступно днем и ночью. Я хочу найти этот предмет.
   - Зачем?
   - Чтобы понять, как это работает.
   Последнее было ложью. Я не исследователь, я - коллекционер.
   Каждый из Стражей заполняет отпущенную ему бессмысленную вечность какой-нибудь ерундой. Августа играет в повелительницу ши. Мартин в построение дивного, нового мира. Джулия в полководца. Мэй в любовь со всеми подряд. Фергус играет в безудержное потакание своим инстинктам и, по слухам, совсем опустился.
   Чем я хуже? Решил поиграть в коллекционера. Собираю магические диковинки, артефакты и раритеты. Заполнять свою жизнь ненужными вещами - так по-человечески. Нельзя сказать, что это очень увлекательное занятие, но оно не так скучно, как охота или иные развлечения знати. Требует мозгов, фантазии и умения работать с информацией.
   Я не стыжусь своего хобби, но успел немного изучить дочь Рино. Не знаю, откуда в ней это, но Франческа уважает мастерство больше знатности, а стремление к знаниям больше желания обладать. В девочке есть стержень.
   Возможно, поэтому мне так хочется добавить ее в другую мою коллекцию.
   Сейчас девчонка слушала с горящими глазами.
   -  Идите сюда. Да не бойтесь, я вас не съем. Видите эти записи на полях? Древнеирвийский, как и в остальной книге, но использован шифр с заменой букв, любимый метод де Бриена. Если я правильно понял, у него получилось создать целых пять подобных артефактов. Два он активировал, еще два, предположительно, уничтожено вместе с лабораторией. А вот один колдун припрятал. Осталось понять, где именно. Я ставлю на Церу.
   - И что потом, когда вы найдете ваш артефакт? Покинете Ува Виоло?
   Я склонился над ней, нарушив предписанные приличиями границы, и коснулся рукой ее щеки.
   - А вы действительно хотите, чтобы я уехал, Франческа?
   Она наградила меня странным взглядом. Так смотрят на доску при партии в шахматы или прицениваются перед тем, как начать торги. Потом потупилась и прошептала:
   - Не знаю.
  

* * *

  
   Что же, я мог поздравить себя с удачей. Помедлив на старте, наш гипотетический роман дальше двигался бодрой рысью, лишь иногда переходя на шаг.
   Загадки, легенды, особенности магических практик - вот на что удалось ее поймать. Девчонка умела слушать, казалось, она впитывала мои слова каждой клеточкой тела. Не скрою, это льстило. Она даже просила учить ее магии. Пришлось разочаровать сеньориту.
   - Вам так хочется отрастить клешни или хвост?
   - О чем вы?
   - О том, что магического дара у вас нет. Значит, единственный способ обрести силу в вашем случае - занимать у Черной. А она всегда требует свое обратно и с процентами.
   - Все равно не понимаю.
   - Внешнее равно внутреннему. Обращение к Хаосу уродует не только души, но и тела. Поверьте, жизнь одержимых обычно коротка и полна страданий. Если Чиннамаста еще согласится одарить вас силой. Черная снисходит далеко не к каждой просьбе.
   Франческа вздрогнула и начертила в воздухе крест наискось.
   - А с чем связан внезапный интерес к тайным наукам? Только не говорите, что мечтали выучиться и отомстить за смерть парня с дурацкими усами.
   Судя по тому, как она смутилась и рассердилась, я попал в точку.
   Кроме красоты, меня притягивала странная двойственность ее натуры. Франческа была, как шкатулка с секретом. Внешне нежна, покорна и сдержанна, но природный темперамент, который не смогли убить ни молитвы, ни слишком хорошее воспитание, все же проскальзывал временами в блеске глаз, гневных гримасках или возмущенных ответах. Я никогда не мог предсказать до конца какова будет ее реакция, но мне нравилось дразнить ее и будить спящих демонов. В гневе сеньорита становилась чудо, как хороша.
   Ее граница проходила там, где начинались прикосновения. Стоило попробовать дотронуться, как девушка совершенно потухала. Оставался лишь опущенный в притворной скромности взгляд, странная полуулыбка и тихий голос, повторяющий с десяток заученных вежливых фраз.
   Я даже начал сомневаться, достоин ли результат усилий. Если она и в постели такая же - нет смысла тратить время. Тем паче, что при дворе герцога обреталось немалое количество смазливых девиц на любой вкус.
   Впрочем, как только я возвращался за пределы  проведенной девушкой черты, и начинал рассказывать что-нибудь о тайных княжествах фэйри, существующих на изнанке обычных человеческих городов, меланхолия покидала ее совершенно. В глазах появлялся блеск, движениях - живость, а вопросы и суждения, которые Франческа высказывала, были поразительно неглупыми, даже если забыть о до смешного юном возрасте сеньориты. И я не оставлял надежды разжечь искру в восхитительно жаркое пламя.
  

* * *

  
   В храме было сумрачно. Запах пыли, прогретого камня и совсем чуть-чуть благовоний.
   Не люблю храмы. От строгих и гордых взглядов Четверки передергивает. Люди никогда не встречали их, отчего же статуи так безупречно копируют черты Хранителей мира, отражая не портретное сходство, но суть каждого из богов?
   Я хожу в храм раз в год, чтобы обновить Оммаж. Это не ритуал и не обязательство, никто не заставляет меня это делать, просто маленькая постыдная слабость, которую трудно объяснить даже самому себе.
   Стараюсь выбирать невзрачные святилища, на задворках, и приходить в дневное время, когда утренние чтения уже закончены, а до вечерних еще далеко, когда  нет ни служек, ни надоедливых просителей. Но в этот раз не повезло. У ног Тефиды сидела женщина.
   Она не двигалась и, кажется, почти не дышала, оттого я не сразу заметил ее присутствие. Длинный плащ с капюшоном скрадывал очертания фигуры. Понимание, что это именно женщина, причем женщина молодая и красивая, пришло само собой, будто извне. Возможно, виной тому были тонкие нотки дорогих духов, аромат которых вплетался в сладкий и тяжелый запах благовоний.
   Я решил подождать снаружи пока она не уйдет. Есть вещи, которые можно делать только без свидетелей. Беседовать с мертвыми богами, например. Тихонько, чтобы не нарушить ее уединения, поставил свечу. Повинуясь моему приказу, фитиль вспыхнул.
   Уже в спину ударило: "Лорд Элвин?" - и я споткнулся, узнав голос Франчески.
   - Не здесь! - бросил я, не оборачиваясь.
   Она догнала меня уже на выходе.
   - Не знала, что вы религиозны, лорд Элвин.
   - А я и не религиозен.
   - Но вы все же пришли к Скорбящей и поставили свечу. Я видела. О ком вы плачете?
   - О себе, - буркнул я.
   В любой другой ситуации был бы рад поболтать. Но не сейчас. Оммаж не терпит посторонних взглядов, скептичных улыбок и глупых вопросов. Сейчас я жаждал тишины и одиночества.
   Губы девушки дрогнули в сдерживаемой улыбке:
   - Звучит ужасно глубокомысленно.
   Я скривился, уловив скрытую за мягким тоном насмешку.
   - Да, да, вы меня раскусили. Я рисуюсь, чтобы пустить пыль в глаза.
   Франческа не приняла вызов. Но и не ушла. Зря. Не хотелось хамить, чтобы избавиться от нее.
   - Не думала встретить здесь вас.
   - Не думал встретить здесь вас, - в тон ей ответил я. - Почему вы не молитесь в замковой капелле?
   - Я... хотела отдать дань памяти.
   - Почему не сделать это ближе к дому?
   Она посмотрела на меня с вызовом:
   - Потому, что я скорблю о муже. Сегодня сороковой день.
   Я поморщился:
   - Подлый убийца врывается в храм, чтобы не дать безутешной вдове предаться трауру. Символично, не находите? Да я просто ваше проклятье!
   - Не думаю, что вы сделали это специально.
   - Не думайте. Так почему здесь, Франческа?
   Меня и правда занимал этот вопрос. От храма до Кастелло ди Нава было не меньше часа верхом по горным тропам. Сам я узнал о его существовании случайно, встретив во время одной из прогулок. Сколько ни проезжал мимо, ни разу не видел поблизости людей.
   - Мы здесь венчались, - просто ответила девушка. - Лоренцо решил, что так безопаснее. В храме Последней Битвы почти не бывает прихожан.
   - Так он называется? - я против воли заинтересовался ее словами. - Почему?
   - Говорят, его посвятили грядущей битве богов с силами Хаоса.
   - Ага. "Грядущей", ну конечно.
   - На что вы намекаете?
   На что тут можно намекать, когда последняя битва состоялась почти четыреста лет назад, а люди так ничего и не заметили? Меня всегда забавляло, что Четырехпутье утвердилось, полностью вытеснив остатки прежних культов, уже после смерти богов. Просить помощи у мертвых людям легче, не так обидно, когда тебя не слышат.
   Я не стал расстраивать Франческу. Сеньорита и впрямь трепетно относилась к вопросам веры, новость о том, что боги мертвы, вряд ли нашла бы у нее понимание.
   Внимание привлекла очевидная странность в архитектуре строения. Настолько, что я даже обошел храм по кругу. Если Франческа и обиделась на такое поведение, то не подала вида.
   Форма здания отличалась от предписанного каноном классического креста. Основу представлял крытый куполом правильный восьмиугольник с расходящимися по сторонам света крыльями апсид. Приглядевшись к камню на лишенных апсид гранях, я изумленно присвистнул.
   Ну и ну. И где были мои глаза раньше?
   - Что вы ищите?
   - Уже нашел. Это ведь древнее строение?
   Она кивнула.
   - Вас не удивляет, что храм настолько в стороне от города и деревень.
   - Нет, - по лицу девушки было видно, что она впервые задумалась над этим фактом.
   - А должно бы. Обратите внимания на форму, сеньорита. Ничего не кажется странным? И учтите, если вы скажете "нет", я буду разочарован.
   В этот раз она долго и пристально всматривалась в серые стены прежде, чем ответить.
   - Это не крест.
   - Браво. А еще обратите внимание - местами камень чуть светлее. Готов спорить, там были проемы, которые потом заделали.
   - Но что это значит?
   - Рискну предположить, что храм - бывшее святилище Черной. Один из символов Хаоса Предначального - колесо с восемью спицами. Другие... впрочем, не важно. Не будем трогать змей, пауков, зерна, ключи и прочую мутную мистику. Любопытно другое. Как правило, святилища Хаоса - просто алтарь и восемь менгиров под открытым небом, а тут такие хоромы.
   Показалось, она мне не поверила.
   - Отчего же его не разрушили?
   - Сакральный брак Порядка и Хаоса, космологическое единство бытия... Вам бы с теологом пообщаться, он лучше расскажет. Я только знаю, что считается, будто молитва в подобном месте имеет особую силу.
   Франческа неожиданно серьезно кивнула:
   - Так и есть. Я почувствовала - мое моление было услышано.
   - И о чем вы молились?
   - О справедливости.
   Мне стало весело:
   - О мести, вы хотите сказать?! Оставьте мечты, Франческа. Боги не выполняют человеческих просьб. Если вам так важно отомстить, сделайте это. Хотите я дам вам кинжал?
   Она покраснела, сжала кулаки и отступила.
   - Что, боитесь крови? Оставляете богам грязную работу? С чего бы они должны делать то, на что у вас не хватает духа?
   Девушка выпрямилась - ни дать, ни взять императрица перед грязным плебеем.
   - Я молилась о справедливости, - тихо, но твердо сказала она. - Пусть боги измерят чашу вашей вины. Мне это не по силам, потому что вы правы - я слишком жажду мести.
   - Рука об руку квартерианское всепрощение и разеннские страсти, как трогательно. В духе заветов от Тефиды и Гайи, - я шагнул к ней, она подалась назад. - "Любите врагов своих" - так, Франческа? Я - ваш враг, как насчет поцелуя?
   Я снова сделал попытку сократить расстояние, девушка снова отступила. А потом подхватила юбки и побежала вниз по склону, туда, где щипала траву гнедая кобыла из замковой конюшни.
   Я вернулся в храм.
   Беглый осмотр помещения изнутри подтвердил предположения. Я готов был поспорить хоть на свой магический дар - пару столетий назад это здание пучилось щупальцами апсид по всем сторонам света.
   Что же - вот и возможность проверить насколько правы богословы в своих мутных теологических изысканиях. Если подобные места и впрямь средоточие битвы начал, в чем лично я очень сомневался.
   Я надрезал руку чуть ниже локтя и начал путь посолонь с восточной апсиды.
   Изваяние Гайи - величественной, полногрудой, слегка грузной. Дарующая стихия, жизнь, незыблемость и косность. Обмакнув палец в кровь, я вычертил на ее алтаре знак Ингуз. Присяга той, чьих даров я так и не смог ни понять, ни принять.
   Алтарь Разящего. Меч в руке, на лице застыла гримаса ярости. Я знал его другим. На моей родине, на моей настоящей родине, не в Прайдене, принято говорить, что бог огня не столько зол, сколько любит злые шутки. В этом мы с ним схожи. Наверное оттого он и одарил меня так щедро.
   Я оставил Кано на алтаре того, кого в мыслях привык называть не Адраном, но Лофтом.
   Колчан за спиной, флейта в руке, чернильница на поясе. Капризный и ветреный Афир - проводник и властитель путей. Мой дар его стихии - руна Ансуз.
   Последний алтарь. Я остановился, вглядываясь в лицо статуи, изображавшей Скорбящую Заступницу. Почему ладан? От нее пахло можжевельником. Память мало что сохранила, но можжевельник я помню точно.
   Можжевельник и холод. От нее всегда тянуло инеистой прохладой.
   Неизвестный скульптор постарался. Лицо Тефиды, согласно канону, было скрыто под капюшоном, но вся склоненная фигура и сложенные в мольбе руки выражали безмолвное отчаяние. Крик в камне. Скульпторы Рино талантливы не меньше художников.
   Лагуз - руна воды.
   В центре храма, там, где когда-то вечность назад находился алтарь пятой богини, на полу мозаикой был выложен круг с изображением птицы в центре. Я опустился на колено и вычертил размашистый косой крест.
   Руна Гебо. Дар и свобода. Дар свободы.
   Мои губы беззвучно шевельнулись, повторяя слова присяги мертвым богам. Я - Страж пустой темницы. Лишенный предназначения. Свободный от всего.
   "Для чего?" - спросил я у каменных истуканов. Спросил у единственной силы, перед которой имел обязательства. Мир одарил меня щедро, слишком щедро. И так ничего и не потребовал взамен.
   Мужчине нужно дело. Я болен бездельем, болен своей бесконечной свободой. Куда бы ни пошел, я нигде не встречаю достойного сопротивления. Все дается слишком легко.
   И все теряет смысл.
   Я могу все, но ничего не хочу достаточно, чтобы стараться на пределе сил. И ни во что не верю, потому ни к чему не способен. Цинизм - самый страшный яд, он душит любые мечты на взлете.
   Я стиснул зубы и вслух попросил у богов для себя дело по силам.
   Свечи моргнули. Под куполом пронесся порыв ветра, захлопала крыльями встревоженная птица. На мгновение мне показалось, что я ощутил присутствие некой сущности...
   Показалось.
   Я встал, ощущая досаду. Глупо... как глупо. И стоило смеяться над Франческой, лишь для того, чтобы пятнадцатью минутами позже умолять мертвецов о помощи?
   В сущности, моя жизнь - ожившая мечта, это подтвердит любой вменяемый человек. Красота, сила, вечная молодость, богатство, могущество. Свобода творить что угодно, не считаясь с чужими желаниями. И все даром. Так какого гриска я блажу, и чего мне не хватает?
   Накатившая неловкость погнала прочь из храма. Я так торопился, что забыл стереть свои художества. Подумав, решил не возвращаться. Пусть местным сплетникам и любителям страшных историй будет, что обсудить длинными вечерами. Сделаю их жизнь немного увлекательнее и краше.
   В спину ударил возмущенный крик черного стрижа. Я шагнул из святилища навстречу закату, и закат шагнул мне навстречу. В порыве еще по-летнему теплого сентябрьского ветра были заметны первые горькие нотки осени.
  
  
   Intermedius
   Птица
  
   Он был здесь всегда. Или его никогда здесь не было.
   В мире, где все непостоянно, слова "всегда" и "никогда" одинаково не имеют смысла.
   Он не знал, кто он и откуда. Он даже не всегда сознавал себя, как нечто целое, единое и отдельное от вещного мира, как не сознавал разницы между материей и идеей, но это не волновало. "Прошлое" и "будущее" были чужды и непостижимы. Единая точка на карте времени - "сейчас" существовала, пересекаясь с точкой "здесь" на карте пространства и он пребывал в этом пресечении в неизменном и совершенном покое.
   Счастье.
   Порой его "здесь-и-сейчас" заполняли люди, и тогда безмятежность бытия содрогалась под напором чужих страстей. Но люди уходили, унося в забвение свои тревоги, а он оставался.
   Однажды людей было двое, и каждый из них нес в себе так много чувства, что плескал им кругом, как водой из налитого до краев ведра - любовь, страх, радость, волнение, ожидание, беспокойство. Это будило память, а с нею боль.
   Он сжался в единую точку, растекся по полу, ощущая, как со всех сторон ползет тревожный, навязчивый шепот "Фран". Человек, вошедший в "здесь-и-сейчас" был связан с прошлым. Тем прошлым, которое ждало и звало проснуться. Но печати держали крепко, а что-то в глубине его лишенной рефлексии и "я" личности противилось пробуждению.
   "Проснуться" означало страдание.
   Люди ушли, и он забыл о них тут же до тех пор, пока один не вернулся. Тот самый, что был связан с забытым прошлым и словом "Фран". Тот самый, чье присутствие приближало к страданию.
   И он снова балансировал на грани мучительной готовности осознать свое "я", не в силах ни принять воспоминаний, ни окончательно отречься от них.
   А потом вошло чудовище, наполненное изнутри ослепительным пламенем.
   Он безмолвно закричал, когда тот, второй, взрезал свою оболочку, выпуская наружу жидкое пламя, взламывая печати, что столько лет держали в плену. Он кричал,  кричал и падал в собственное "я", как в воду, скользя от безличной безмятежности к страданию и памяти.
   Он осознал себя и вспомнил все.
   Улыбка матери. Рассвет над Кастелло ди Нава. Уроки фехтования. Первая охота. Скупая похвала отца.
   Это было страшно.
   Это было восхитительно.
   Это нельзя было потерять.
   Мир, огромный, ужасный, внешний, вещный мир, мир материальный, тленный, изменчивый, наполненный телами, предметами, косной материей. Мир, в котором он только что был освобожден из плена безличного небытия, не принимал бесплотности. Ощутив свое съежившееся, крохотное, испуганное "я", он жаждал ощутить границы, но единственное человеческое тело рядом принадлежало чудовищному носителю небесного огня. И тогда он, в ужасе от предчувствия утраты, вломился в ближайший крохотный теплый комок плоти и перьев.
   Он родился вторично.
   И закричал, впервые услышав свой крик.
   Человек поднялся с колена и покинул храм. А под куполом храма все звенел и метался плач черной птицы.
  
  
   Элвин
  
   Судьба не лишена чувства юмора. Я поймал себя на том, что не на шутку увлекся герцогской дочкой. Странно. Очень. Знаю, что особенно нравлюсь женщинам определенного склада. Неискушенные, добросердечные, самоотреченные, слегка не от мира сего. Им на роду написано найти негодяя, чтобы красиво пасть жертвой его безнравственности, у честного человека с серьезными намерениями просто нет шансов. Поскольку мне нравится разрушать, а им - разрушаться, мы вполне дополняем друг друга. Но, как правило, они привлекают меня не более чем охотничий трофей. С Франческой все было как-то иначе, и это щекотало нервы.
   В тот день я украл ее из-под надзора вдовы Скварчалупи - дальней родственницы герцога, что выполняла при девушке роль дуэньи. В отличие от служанок и подружек, эта дама находилась при девушке почти неотступно. К счастью, она была нерасторопна и не особо умна, но компенсировала отсутствие этих достоинств редкостно визгливым голосом, уродливой внешностью и скандальным характером.
   Примерно эту уничижительную характеристику дуэньи я высказывал, пока мы поднимались на лошадях по крутой тропинке на вершину холма.
   - Вы - злой человек, - сказала Франческа.
   - Тоже новость. И признайте, я прав насчет сеньоры Скварчалупи.
   - Вы правы в том, что она - несчастна. В ее годы не иметь дома и детей, жить милостью троюродного брата мужа...
   Я пожал плечами:
   - Почему одни люди в подобных обстоятельствах продолжают быть добры и приветливы, а другие превращаются в озлобленных карликов? Я верю, что у человека есть выбор.
   - У вас он тоже был?
   - Хотите намекнуть, что я - озлобленный карлик?
   Девушка улыбнулась, показав ямочки на щеках. Вроде и слова не сказала, но стало ясно - именно на это и намекала.
   - Хорошо, вы правы.
   - Нет, я не это имела в виду.
   - А что?
   - Мне кажется, вас преследует какая-то ужасная тайна. Эта встреча в храме. О ком вы скорбите, Элвин?
   Надеялся, что она умнее. Но шестнадцать лет - это шестнадцать лет, голова набита сверкающей розовой кашей.
   С точки зрения конечной цели, наша встреча в храме была настолько удачной, что ее стоило бы подстроить. Дальше, поддавшись на расспросы, я должен был рассказать слезливую историю. Или хотя бы намекнуть на существование таковой.
   - Франческа, что за романтические бредни? Не надо лепить из меня падшего святого. Я просто гулял, палило солнце, а в храме прохладно.
   Она остановила лошадь и долго вглядывалась в мое лицо.
   - Вы так во мне дырку взглядом просверлите, сеньорита. У меня что - пятно от соуса на щеке?
   - Мне кажется, вы лжете.
   - Мне кажется, вам ужасно хочется найти какие-то оправдания, в которых я не нуждаюсь. И давайте уже двигаться, так мы никогда не доберемся.
   - Ну ладно, - она отвернулась. - Что же тогда сделало вас таким, какой вы есть?
   - Не собираюсь валить вину на обстоятельства. Считайте, я просто испорчен и с детства решил быть наказанием миру.  Может, хватит обо мне? Давайте о вас, сеньорита. Назовите трех самых ужасных людей в вашей жизни. Кроме меня, разумеется.
   За беседой мы поднялись на холм. Отсюда открывался восхитительный вид на замок. Я спрыгнул с лошади и поймал ее в объятия, наслаждаясь этой дозволенной секундной близостью.
   - Люблю встречать здесь закат. Знаете, если бы я штурмовал Рино, то непременно расположил бы войска на этих холмах.
   Девушка аккуратно высвободилась. Я не стал препятствовать.
   - Вы воевали, лорд Элвин.
   - Было дело. Но не обнаружил особого таланта к этому занятию.
   Мы прошли к началу склона сквозь заросли дрока. Франческа опустилась на землю, расправив юбки. Мы сидели в молчании, только гудение пчел нарушало тишину.
   - Вы были правы. Здесь красиво. И удивительно спокойно. Почему я раньше не замечала?
   - Некоторые вещи приходят в одиночестве. Одиночество - большое благо, Франческа, хоть люди часто этого и не осознают. Представьте, что справа хихикает Бьянка Фальцоне и рассказывает глупости, как она имеет обыкновение делать. А слева вдова Скварчалупи нудит, что приличной леди не подобает сидеть на земле.
   Девушка засмеялась.
   - Вы говорите и делаете ужасные вещи. Но мне почему-то нравится вас слушать. Почему?
   - О, тому много причин. Вам скучно здесь, в Рино, а я - неплохое развлечение хотя бы потому, что не похожу на ваше окружение. Вы умны, я предоставляю пищу вашему разуму и фантазии. Я не пытаюсь угодить, повторяя то, что вы желаете слышать. На моем фоне легко ощутить себя средоточием добродетели и упиваться осознанием своей моральной чистоты. Но главное - я веду себя так, как вы втайне хотели бы, но никогда не осмелитесь.
   - Что?! - она даже вскочила в негодовании. - Вы лжете или бредите!
   - Успокойтесь, Франческа. Сядьте. Зачем столько эмоций? Вы же умная девушка - судите сами. Я говорю и делаю только то, что хочу. Не завишу ни от воли отца, ни от глупых правил. И при этом небеса не рухнули на землю, я принят и признан в обществе, мне прощают то, что вряд ли простили бы вам. Я свободен, и сам выбираю, как жить. Не этого ли вы добивались, когда пытались бежать с Лоренцо?
   Девушка открыла рот, но так ничего и не сказала. На лице ее отражалось глубокое возмущение.
   - Да, при этом я эгоистичен и равнодушен к чувствам других людей. Но разве можно сказать, что вы, задумывая тайную свадьбу, заботились о ком-то кроме себя? Или будете рассказывать сказки про неземную любовь?
   - Вы неправы. Я любила Лоренцо.
   - Один мой знакомый цинично утверждал, что любовь придумали поэты, чтобы не платить деньги.
   - Фу, это отвратительно. Ваш знакомый испорчен еще больше вас.
   - Да, это так.
   - Разве вы никогда не любили?
   - Один раз. И то не уверен, что не путаю это чувство с чем-то иным.
   Мне неплохо знакома влюбленность. Очарование, когда выдуманные достоинства женщины затмевают весь свет, смешиваясь с желанием обладать таким сокровищем. Приходит легко и уходит незаметно, оставляя чувство утраты чего-то ценного.
   Я далек от того, чтобы путать все это с любовью.
   - Видимо она вас отвергла.
   - Глупости.
   - Почему глупости? Все сходится. Вас отвергли, и вы ожесточились.
   - Прекратите этот дешевый фарс. Так бывает только в романах. Ни один нормальный мужчина не станет мерзавцем просто из-за отказа женщины, если уже не был им изначально.
   - Тогда почему вы не женились на той, которую любили? А может... она умерла?
   - Нет. Она жива и, надеюсь, здорова. Сеньорита, вы же видите - я не хочу это обсуждать. Почему пристаете с расспросами?
   Она потупилась:
   - А почему вы злитесь, когда я об этом говорю?
   Злюсь? Забавно, мне казалось, что я умело скрываю свои чувства. Что же, это по-своему неплохо, что Франческа так проницательна. Мне не хотелось ей врать.
   - В следующий раз расскажу сентиментальную, насквозь лживую историю. Надеюсь, она удовлетворит ваше любопытство.
   Она надулась и отвернулась, мазнув мне по щеке пушистой прядью. Я любовался тем, как солнце играет золотыми искрами в ее распущенных волосах. Хотелось поцеловать эти сладкие губы, но что-то в поведении девушки говорило - рано. Поспешив, я рисковал все испортить.
   - Спросите меня о чем-нибудь другом, - предложил я.
   Она тут же повернулась, словно только и ждала этого предложения.
   - А сколько вам лет, лорд Элвин?
   - На моей родине считают по зимам.
   - Так сколько вам зим?
   - Точно не помню. Сбился со счета.
   Она снова надулась:
   - Глупая шутка.
   - Вы правы. Тридцать две.
   - И вы никогда не были женаты?
   - Нет. Боги миловали.
   На самом деле я был женат трижды, но так и не понял, что люди в этом находят. Выйдя замуж, прелестные женщины поразительно быстро превращаются в сварливых мегер, считающих себя вправе устраивать сцены ревности и вопрошать где ты пропадал последнюю неделю.
   - Почему вы так говорите? Неужели вам не хочется наследника? Мне казалось, об этом мечтают все мужчины.
   - Чтобы наплодить детей не нужно жениться. Да и потом, для продолжения рода у нас есть Мартин. Будущему маркграфу Эйстерскому сейчас около пятнадцати - вылитый братец в молодости.
   "Наследник" - еще одна иллюзия, на поддержание которой Мартин тратит немало сил. Отдаю должное его целеустремленности.
   - А у вас есть дети?
   - Что за вопросы, сеньорита? Разве вдова Скварчалупи не объяснила вам, что невинной девушке не подобает интересоваться чужими бастардами?
   Она одарила меня неожиданно дерзкой улыбкой:
   - А я не невинная, сеньор Эйстер.
   - Верно. Все время забываю, - согласился я, наклоняясь ближе и заглядывая в ее лукавые серые глаза.
   В последний момент Франческа уклонилась от объятий, да так ловко, словно долго тренировалась в этом искусстве, и, смеясь, вскочила. Я не стал преследовать девушку. Просто смотрел снизу вверх на нее - мягкую, соблазнительно-женственную, но недоступную. Солнце  скользило по золотистому шелку платья, каштановые кудри разметались по плечам. Представил ее обнаженной на этом платье среди разнотравья, облитую солнечными лучами, и забыл все, что хотел сказать.
   - Вы не ответили на вопрос сеньор.
   - Не задавайте вопросов, ответа на которые не хотите знать.
   - Но я хочу!
   - У меня нет детей, - я поднялся, следуя ее примеру. - Я бесплоден.
   На лице Франчески отразилось сострадание:
   - О. Простите... - после паузы. - А вы уверены?
   - Абсолютно. Не надо соболезнований, сеньорита. В этом нет большой трагедии.
   Таковы все Стражи и, пожалуй, здесь есть смысл, раз мы не стареем. В противном случае нашим потомством уже можно было бы заселить пару герцогств. Насколько я знаю, никто из нас не переживает по этому поводу. Должно быть, желание продолжить себя в детях тесно связано с ощущением своей смертности.
   В небесах раздалось пронзительное "Вииииирррииии", а потом хлопанье крыльев, а затем прямо с небес на плечо девушке упала черная птица. От неожиданности Франческа вскрикнула, да и я тоже вздрогнул.
   - Тьфу ты. Это ваш питомец, сеньорита?
   - Нет, - она пораженно протянула руку. Пичуга наклонила голову, не выказывая не возражения, ни страха. Кажется, ей даже по нраву были осторожные прикосновения девушки.
   - Должно быть, чей-то домашний любимец. Стрижа можно приручить, если взять птенцом из гнезда.
   Франческа пересадила пичугу на руку. Стриж лежал в ее ладошке, не шевелясь, внимательно рассматривал сеньориту блестящими горошинами глаз. Девушка нежно пощекотала птицу под горлышком и засмеялась:
   - Смотрите, я ему нравлюсь.
   Я был согласен с пернатым наглецом. Она не могла не нравится.
   Когда в ответ на мою попытку дотронуться стриж отпрянул и попытался клюнуть, Франческа снова рассмеялась:
   - А вот вы - нет, сеньор Эйстер.
   - Не думаю, что буду убиваться по этому поводу. И поздравляю с приобретением. Как назовете вашего нового друга?
   Она задумалась:
   - Венто. Его зовут Венто.
  
  
   Глава 4. Узник Кровавой башни
  
   Франческа
  
   Отец доволен - мы проводим вместе много времени. Мне трудно понять каковы чувства и намерения лорда Элвина. Могу лишь утверждать, что ему приятна моя компания.
   - Я же говорю - он влюблен в тебя, - с горящими глазами повторяет Бьянка. - Ах, ну почему все самые потрясающие мужчины достаются тебе?!
   - Возможно, все дело в моем благочестивом и добром нраве, - предполагаю я, чтобы ее утешить. - А сотня виноградников и красильни здесь совершенно не при чем.
   Она снова не понимает иронии. Как всегда.
   Элвин Эйстер бы понял.
   Он понимает мои шутки. Помню, как я испугалась, когда впервые заметила это. Испугалась и рассердилась. Он посягнул даже на этот мой невинный способ проявить себя.
   Но вот странно: уличив меня в непокорности, маг не спешит подавлять бунт. Напротив, теперь он улыбается моим словам - одобрительно и насмешливо, а порой и сам включается, чтобы поддержать игру.
   Это ужасно, потому, что в такие минуты я чувствую себя совершенно счастливой и словно предаю этим счастьем Лоренцо.
   Счастье - это когда тебя понимают.
   Наверное, сторонний наблюдатель, глядя на нас, может решить, что перед ним нежно влюбленная пара. Но это не так.
   Я готова поклясться на священных Заветах: при всем его внимании ко мне, маг не увлечен. Когда мужчины теряют голову, они становятся другими. С Элвином я не контролирую ничего. Он ведет в этом танце, а мне остается лишь покорно следовать за ним и волей отца.
   Это очень просто - следовать за чужой волей. И иногда даже приятно.
   Я не обольщаюсь. В отличие от своих подруг я вижу, каков он на самом деле. Элвин Эйстер презирает людей. Всех людей. Не только простолюдинов.
   Он может быть обаятелен и мил, пока ему что-то нужно, но не стоит обманываться, его высокомерие не знает исключений. Обычная судьба гордецов незавидна, мир с лихвой возвращает их пренебрежение, а нашему гостю сходят с рук даже убийства.
   Это несправедливо! Это возмутительно! Так не должно быть!
   Я вижу: маг считает людей вокруг занятными игрушками. Он не признает слова "нет" и ведет себя так, словно существуют только его желания. И я мечтаю, чтобы кто-нибудь задал ему показательную трепку, избавив от лишнего высокомерия.
   И все же мне нравится общество убийцы Лоренцо. Нравится куда больше, чем должно бы. Все в поведении Элвина бросает вызов, перед которым я бессильна устоять. Рядом с ним краски становятся сочнее, а жизнь ощущается острее и ярче. Он то злит, то смешит меня, а его рассказы о волшебном народе распаляют воображение.
   - ...крупные домены называются "княжествами" и существуют на Изнанке больших городов. Например, Двор Оливы в Цере. Тамошний князь тот еще урод.
   - Вы имеете в виду внешность?
   Он подмигивает:
   - Да нет, не внешность. В сравнении с иными фэйри Марций Севрус еще ничего. Подумаешь, три глаза. Всегда неплохо иметь запас на непредвиденный случай, не находите?
   Я насмешливо фыркаю.
   - Ах, вы не верите мне, - с притворной грустью говорит маг. - Что же, ваше право. Не буду напрасно сотрясать воздух.
   - Нет, нет! Продолжайте!
   Мне интересно слушать эти истории, пусть я и сознаю, что все рассказы о княжествах фэйри, не более чем плод неуемной фантазии северянина.
   Я не влюблена в него! Ни в малейшей степени! Он мне даже не нравится!
   Ну, может совсем немножко.
   Чуть-чуть.
  

* * *

  
   - У меня серьезная проблема, сеньорита и только вы можете меня спасти, - тон преувеличенно серьезен, а глаза смеются.
   - Какая проблема?
   - Я до сих пор видел меньше, чем десятую часть Кастелло ди Нава. С этим нужно что-то сделать. Немедленно!
   - Что за причина такой ужасной спешки?
   Элвин оглядывается с опаской, словно собирается поведать мне важную тайну. Потом склоняется почти к самому уху и шепчет:
   - Мне скучно.
   Я прыскаю, но тут же делаю строгое лицо.
   - Займитесь переводом, сеньор.
   - Я занимался им весь вчерашний день и сегодня больше шести часов. Я думаю и вижу сны на древнеирвийском. Еще немного, и окончательно забуду прочие человеческие языки. Тогда вы лишитесь удовольствия понимать мои колкости.
   Прежде, чем я успеваю сказать, что только об этом и мечтаю, он берет меня под руку.
   Что за отвратительная самоуверенность? Отчего он так убежден, что я последую за ним. И почему я не возмущаюсь, но покорно позволяю ему увлечь себя по коридору?
   - Бросьте, - рассуждает маг. - Грешно держать человека в неведении. Я уже почти два месяца брожу только привычными маршрутами из опасения заблудиться, умереть с голоду и пополнить ряды ваших фамильных привидений. Вы же добрая квартерианка, сеньорита, значит должны помочь. Покажите ваше фамильное гнездо.
   Сопротивляться этому напору непросто. А главное: не хочется.
   - Погодите! - я вырываю руку. - Надо кликнуть вдову Скварчалупи.
   - О нет! Только не это, Франческа. Разве вы не знаете, что присутствие рядом пожилых склочных женщин вызывает меланхолию и разлитие черной желчи?
   Вдову Скварчалупи трудно любить. Она всегда всем недовольна, особенно мною. Ей не в радость танцы, музыка, смех и любое движение. Будь ее воля, дуэнья бы только сидела с пяльцами у окна, осуждала знакомых и жаловалась на болячки.
   Но я знаю - у нее была тяжелая жизнь, и в глубине души вдова очень несчастна. В ответ на насмешки мага, я проявляю подчеркнутое сочувствие к сетованиям сеньоры.
   Однажды Элвин пробовал уколоть меня рассуждениями о том, как приятно видеть такую самоотверженную заботу. Я испортила ему удовольствие, сделав вид, что принимаю слова за чистую монету.
   - Она моя дуэнья! Нам неприлично оставаться наедине.
   - Разве мы одни? В замке полно народу. Не будьте жестоки, леди. Дайте вдове без помех насладиться сиестой.
   И я подчиняюсь.
   Мы проходим по верхней галерее, рассматривая портреты моих предков. Я рассказываю историю рода Рино. Элвин награждает каждую работу меткими, забавными комментариями. Против воли снова смеюсь над злыми шутками.
   - Вы были прехорошенькой девочкой, сеньорита.
   Наш семейный портрет. Мне на нем пять лет и, по мнению всех домочадцев, я похожа на маленького фэйри. Сотни кудряшек, бархатный берет, платье в оборочку.
   - А это что за юный шкодник?
   - Мой брат.
   - Плохо получился. Художник работал с похмелья?
   Да, у Риккардо на картине слишком простодушный и одновременно озорной взгляд. Обычно брат куда серьезнее. И все же маг несправедлив к живописцу.
   У вас ведь больше нет братьев и сестер?
   - Нет. Отец женился еще дважды, но вторая жена была бесплодна. А третья умерла родами, и ребенка спасти не удалось.
   От воспоминаний становится грустно. Она умерла два года назад. Ей было восемнадцать.
   Я любила Лукрецию, как старшую сестру. Искренне молилась, чтобы роды прошли успешно, но боги решили иначе.
   Мы подходим к последнему полотну в галерее, и у меня пересыхает во рту.
   - А это... мой портрет. На шестнадцатилетие.
   Он долго всматривается в работу Лоренцо. Потом переводит взгляд на меня, будто сравнивая с оригиналом, приподнимает бровь.
   Я чувствую, что краснею. Мне самой немного неловко рядом с картиной, она словно свидетельство моего глубинного лицемерия. Женщина на портрете - воплощение чистоты, стыдливости и нежности. Глаза полуопущены, на лице улыбка, значение которой я сама тщусь разгадать. В жизни я никогда не была настолько... совершенной.
   - Интересно... - бормочет северянин. - Художник хотел сказать, что всякий должен целовать ваши туфельки, и, пожалуй, что ему это удалось.
   - Его писал Лоренцо, - в моем голосе вызов.
   - А. Тогда ясно. Значит, вот как он вас воспринимал, бедняга. Кстати, вам неожиданно идет белый.
   - Почему "бедняга"? - я сама поражаюсь, как проникновенно и вкрадчиво это получается.
   Опасная тема. Магу не стоило бы ее трогать лишний раз, но Элвин Эйстер не стыдится вспоминать о своем преступлении.
   Понимающая улыбка. Он берет меня за руку:
   - Сами подумайте, сеньорита. Она слишком хороша для этого мира, ей бы по облаку ходить, - кивок на портрет. - Быть мужем такой дамы - значит, ощущать себя святотатцем или вором, посягнувшем на сокровище. Да вы и сами все знаете. Признайтесь, вам это нравилось?
   Слова жестоки, как бывает жестока истина. Лоренцо и правда боготворил меня. И да - мне это нравилось. Полные безмолвного восторга взгляды были так убедительны, что я чаще верила им, чем себе или зеркалам.
   - Разве так не должно быть между влюбленными?
   - И кого любил ваш Лоренцо на самом деле? Ее, - кивок в сторону портрета, - или вас?
   - Она - это я!
   Я пытаюсь вырвать руку, Элвин берет меня за плечи. Я ощущаю, какая сила таится в этих изящных пальцах. Голубые глаза странно сверкают, у меня перехватывает дыхание.
   - Неужели вам так охота быть недоступным идеалом? Вы - живая женщина, Франческа. Как все люди врете, ошибаетесь и пользуетесь ночной вазой.
   Какая отвратительная похабщина! Да как он смеет!
   Я чувствую, как краснею. От возмущения и сказанной магом непристойности сразу.
   - Ну хватит мерзостей! Лоренцо любил меня. И я любила... люблю его.
   - Мертвецы всегда лучше живых. Поэтому их так удобно любить.
   Мне хочется тоже сделать ему больно. Хотя бы словом.
   - Вам так важно отнять у меня не только возлюбленного, но и память о нем?! Это... подло. Вы не умеете любить и радоваться, оттого и спешите омрачить чужое счастье! Из зависти.
   - Из зависти? - с непонятной и пугающей интонацией спрашивает Элвин.
   А потом он привлекает меня к себе и склоняется над моим запрокинутым лицом. Чувствую жар рук на спине, губы почти касаются моих, дыхание обжигает. Накатывает обморочная слабость, хочу забыть обо всем, подчиниться чужой воле.
   - Ну ладно, пусть будет зависть.
   В последний момент перед глазами встает злополучное озеро, безжизненные глаза Лоренцо. Как ведро холодной воды на голову. Вырываюсь из объятий и с размаху бью мага по лицу.
   Неестественно громкий звук пощечины. Я с ужасом отшатываюсь, вспоминая, чем закончилась подобное для Лоренцо.
   - Признаю, я это заслужил, - задумчиво произносит Элвин, поднеся руку к щеке. - Должно быть, вы правы насчет зависти.
   Мне хочется опереться на что-нибудь. В голове сумбур, ноги не держат. Он подхватывает меня под руку.
   - Оставим эту тему, сеньорита. Впереди еще несколько часов увлекательной прогулки.
   Я покорно переставляю ноги. Что это было? Что со мной?
   Элвин опять рассуждает об искусстве, восхищаясь ринской школой живописи. Я едва слушаю. Как маг может делать вид, что ничего не случилось?
   Одурманенная, я не сразу замечаю, куда он направляется. Мы спускаемся по узкой винтовой лестнице. Пахнет плесенью и могилой. Живое пламя на распахнутой ладони мага бросает блики на стены, играет на каплях влаги. Я невольно придвигаюсь ближе к своему спутнику.
   - О нет! Нам туда нельзя!
   - Это еще почему?
   - Кровавая башня.
   - Чувствую аромат тайны. Скелеты в шкафу, пугающие семейные предания. Расскажите!
   Мне не хочется ворошить грязное белье своей семьи, но эта история слишком известна, чтобы был смысл таиться.
   - Возможно вы слышали, что мой прадед, Джеронимо Рино, был безумен...
   - А, тот самый знаменитый предок, который имел забавные кулинарные пристрастия.
   Назвать людоедство "забавными кулинарными пристрастиями" - это чересчур. Даже для Элвина Эйстера.
   - Ваш цинизм гадок, как кривлянья шута.
   Он покаянно опускает голову:
   - Простите, Франческа. Все время забываю про разницу в возрасте. Это не цинизм, это... просто толстокожесть, наверное. Я видел столько отвратительных вещей, что давно перестал придавать им хоть какое-то значение. Продолжайте, обещаю молчать.
   - Его болезнь... он не просто ел людей.
   - Надо полагать, он их сначала готовил?
   - Не в этом дело, - не буду с ним спорить. Легче перекрыть Эрану, чем поток сомнительных шуток северянина. - Он... считал, что лучший способ сохранить мясо свежим - оставить его в живых.
   - Мудрый человек... - Элвин спотыкается. - Погодите! Вы же не хотите сказать...
   - Да. Он вырезал куски у еще живых людей, чтобы приготовить. А потом ел.
   Я останавливаюсь. Мне страшно. Кровавая башня, десятки замученных жертв, несчастная сеньорита Изабелла - мой детский кошмар.
   Я - Франческа Рино. Жуткое наследие Джеронимо - часть моего приданого.
   - Он держал их здесь, в Кровавой башне, - шепотом говорю я. - Говорят, в подвале до сих пор живет призрак сеньориты Изабеллы. У нее только одна нога, потому что вторую Джеронимо отрезал и съел.
   Его голос тоже падает до шепота.
   - Вы боитесь, Франческа?
   - Да, - признаюсь я.
   Мы стоим близко. Неприлично близко, но нет сил отступить туда, где смыкает клыки хищная тьма. Где-то далеко капает вода.  Здесь слишком темно и тихо. И холодно. Дрожит и мечется пламя в ладони Элвина. От рук мага, от всей его фигуры течет тепло, разгоняя мертвенный ужас.
   Он, почти касаясь мочки уха, шепчет:
   - Не бойся.
   Огонь гаснет, я вскрикиваю. И падаю в кольцо жарких рук.
   Его губы лихорадочно горячи и настойчивы. У меня кружится голова, я растворяюсь в нежных прикосновениях, покорно приоткрываю губы, пускаю его внутрь. Страх. Возбуждение. Темнота. Где-то внизу живота зарождается пульсирующее пламя и бежит по телу сладкой, огненной дрожью, рассыпается сотней жарких искр. Он притягивает меня еще ближе, горячие пальцы гладят шею сзади, скользят по коже, ласкают ямку ключицы. Это до того приятно, что я тихонько ахаю и обмякаю.
   И вспоминаю кто я. И кто он.
   - Нет! - упираюсь ему в грудь, пытаюсь отодвинуться.
   Элвин снова пытается меня притянуть, но сейчас во мне куда больше ярости, чем страха и покорности.
   - Верните свет!
   - Зачем?
   - Свет, сеньор Эйстер! Немедленно.
   - По мне и так совсем неплохо.
   Насмешка в его голосе придает ярости, а значит сил. Я вырываюсь, кубарем скатываюсь со ступенек вниз, чудом не поломав ноги, натыкаюсь на железную дверь и толкаю ее. В спину несется "Франческа!", но я не желаю слышать. Влетаю в комнату, захлопываю дверь, опускаю засов.
   И прижимаюсь к двери с другой стороны, прикрыв глаза.
   Что со мной происходит?
   Мысли разбежались, разлетелись в стороны пестрой птичьей стаей. Горит лицо, полыхают губы. Там, где пальцы мага касались шеи, кажется, остался красный след - пойти бы к зеркалу, проверить.
   Меня никто никогда так не целовал.
   Уго был отвратительно груб и неприятен, а Лоренцо нежен и, стыдно признаться, слюняв. Мне куда больше нравилось, когда он целовал руки или шею.
   Я провожу пальцем по нижней губе. Почему, ну почему из всех мужчин именно этот самовлюбленный, эгоистичный нахал умеет делать это настолько... восхитительно?!
   Наверное, не он один. Но как узнать? Не станешь же проверять с каждым встречным.
   Стук с той стороны двери и голос:
   - Франческа, откройте!
   Не хочу его видеть! Никогда больше с ним не заговорю!
   Требованиям открыть дверь вдруг вторит вой и скулеж неизвестного зверя. Я отлепляюсь от двери, чтобы, наконец, рассмотреть, куда меня занесло.
   Та самая темница в подвале Кровавой башни. Я уже спускалась сюда давно, целую жизнь назад. На спор. Нам с Бьянкой было по восемь, она в последний момент испугалась, и я пошла одна. Помню, как входила, сначала дрожа от ужаса, а после осмелев, как осматривала камеры... Потом что-то испугало меня, и я, задыхаясь, бежала назад по винтовой лестнице. Оглядываться было нельзя, за спиной маячил призрак Джеронимо с огромным тесаком наперевес...
   Улыбаюсь. Спор я тогда все-таки выиграла. И Бьянке пришлось во время проповеди в храме вскочить и выкрикнуть похабный стишок, которому меня научил Риккардо. Шуму было...
   Как обманчивы детские воспоминания. Мне казалось, подвал больше. И страшнее. Низкий потолок с арочными сводами, неровная кладка стен. В помещении грязно, но оно не выглядит заброшенным. На столе не столько горит, сколько коптит одинокая масляная лампа, брызгая на стены пятнами тусклого, словно грязного света.
   Скулеж доносится из-за дубовой двери с решетчатым окном. Их тут три, за второй и третьей тишина. Три двери, три камеры. Именно там, за обшитым сталью деревом, в крохотных каморках Джеронимо Безумный держал своих пленников.
   Вот он - не шкаф, но целая гардеробная комната с семейными скелетами Рино. Свидетельство наследного безумия в моей крови. Наше родовое проклятье.
   Ходят слухи, что супруга Джеронимо не была верна мужу. Я надеюсь, что это правда. Спокойнее спать, сознавая, что мой прадед всего лишь камергер.
   Как завороженная, я подхожу ближе к камере, из которой раздается вой и поскуливание, пытаюсь заглянуть в окно. Внутри  темно, из закрытого решеткой провала шибает тяжелый запах мочи и экскрементов. Скулеж становится громче.
   - Франческа, с вами все в порядке? Отвечайте, или я выломаю дверь!
   Волосатая ручища мелькает перед глазами. Я не успеваю отпрянуть, пальцы с желтыми обломанными ногтями вцепляются в волосы. Рывок и боль, щеку с размаху впечатывает в решетку.
   Я захлебываюсь страхом и криком.
   В одно мгновенье оживают все детские кошмары. В темном окне повисает лицо - то ли человек, то ли чудовище. Грязные волосы, борода в колтунах, рот щерится в зверином оскале.
   Он снова дергает меня за волосы. У меня закладывает уши от собственного визга. Холод стали на щеке, от едкой вони на глаза наворачиваются слезы. Лишь в паре дюймов рычит, беснуется и брызгает слюной монстр, и решетка уже не кажется надежной защитой.
   Я встречаюсь с ним взглядом.
   Куда-то исчезает весь воздух.
   И холодно. Становится очень холодно.
   - Нет!
   У него чуть выпуклые глаза цвета стали. Слишком знакомые глаза.
   - Нет, - беззвучно, одними губами шепчу я. - Нет! Это неправда!
   Проклятие рода Рино, порченая кровь. Наследное безумие - говорят, Джеронимо получил его от своего прадеда. Раз в четыре поколения нам суждено порождать монстров в человеческом обличие...
   Моя прабабка была верна своему чудовищному супругу.
   Грохот. Дверь слетает с петель. Всего мгновение спустя жуткая тварь, взвизгнув от боли, выпускает меня и отползает в сторону. По камере разносится запах паленых волос и обиженный скулеж.
   Я с запозданием понимаю, что все закончилось.
   И что я почти повисла в объятиях мага, потому что ноги не держат. А губы дрожат, и очень хочется разрыдаться.
   - Такое чувство, что я недооценил ваш талант находить неприятности, сеньорита. Он не просто выдающийся. Он - феноменальный.
   Я глушу всхлипы, пытаюсь встать. Насмешка в его голосе успокаивает, как и жесткий акцент.
   - Я упоминал, что спасение девиц - мое второе любимое развлечение?
   Ноги подламываются, но Элвин снова ловит меня. Обиженный скулеж из камеры сверлом вгрызается в уши.
   - Ну же, Франческа! Подайте мне реплику, спросите какое первое!
   - Всех раздражать?
   Его болтовня и впрямь раздражает. И странным образом помогает вернуться к реальности. Понять, что все действительно закончилось.
   - В яблочко! Кстати, если вы не стоите на ногах, могу взять вас на руки. Будет очень романтично.
   - Ну уж нет! - от этого предложения я окончательно прихожу в себя и отталкиваю его.
   Элвин выпускает меня из объятий, смеется:
   - Вы так визжали, что можно было подумать, будто ваш славный предок воскрес и решил вами пообедать.
   - Я испугалась.
   - Немудрено.
   - Спасибо за помощь.
   - Да, да, перейдем к благодарностям. Это моя любимая часть. Вам не кажется, что я заслужил поцелуй?
   Как бы его увести? Нельзя допустить, чтобы северянин увидел безумца в камере. Элвин Эйстер слишком умен и наблюдателен, чтобы не сделать правильных выводов.
   Тех самых, что успела сделать я.
   - Хорошо, - соглашаюсь я и вижу по выражению лица мага, что он этого не ожидал. - Но не здесь. Не могу больше находиться в этом жутком месте. - Пойдемте.
   - Ага, сейчас, - он подходит к решетке, чтобы заглянуть внутрь камеры.
   - Пойдемте!
   - Минутку, сеньорита.
   Скулеж обрывается, теперь пленник хнычет от страха. Я в отчаянии дергаю мага за рукав, пытаясь привлечь внимание. Он отмахивается, делает движение, словно подтягивает безумца к себе ближе на невидимом аркане, тот и правда подходит, смешно перебирая ногами. Элвин просовывает руку сквозь решетку, хватает пленника за нижнюю челюсть цепкими пальцами.
   - Ну, и кто тут у нас?
   Я чуть не плачу.
   Поздно.
   - Да... - медленно тянет Элвин, рассматривая лицо несчастного. Тот мычит, изо рта капает слюна. Маг выпускает пленника, брезгливо вытирает руку носовым платком. - Вы поэтому хотели увести меня, Франческа?
   Прежде, чем я успеваю ответить с той стороны, где раньше была дверь, а сейчас зияет заполненный тьмой проем, слышится шарканье. Дребезжащий голос произносит:
   - Вам не нужно здесь находится.
   Я поворачиваюсь, и мне становится дурно.
  
   Я совсем не склонна к внезапным обморокам или истерикам на пустом месте. Признаться, даже не особо слезлива, радость или гнев удаются мне куда лучше рыданий. И без ложной скромности могу сказать, что не особо пуглива. Я - Франческа Рино, "Audaces fortuna juvat" начертано на щите моего рода.
   Но когда я оборачиваюсь и вижу женщину в дверном проеме, только присутствие рядом язвительного северянина не дает с визгом забиться под стол.
   На первый взгляд она кажется глубокой старухой, но стоит приглядеться, понимаешь - безобразная сетка на лице не морщины, но врожденное уродство или кожная болезнь. Ороговевшие кожаные чешуйки роднят ее лицо с мордой ящерицы. Почти безгубый провал рта и маленькие заплывшие глазки лишь усиливают это впечатление.
   Появись она на улицах города, ее могли забросать камнями, как отродье Черной Тары.
   - Кто вы? - мой голос дрожит.
   - Мое имя - Изабелла Вимано.
   Я вцепляюсь в руку мага чуть ниже локтя. Сеньорита Изабелла? Главный страх моего детства!
   - Вам не следует здесь находиться, сеньорита Рино, - продолжает женщина. - Ваш отец будет недоволен. Пойдемте, я провожу вас.
   - Любопытное у вас заболевание, - подает голос Элвин. На его лице нет страха, лишь смесь брезгливости и любопытства. - Почти такое же любопытное, как ваш подопечный, - он выразительно кивает в сторону запертой камеры.
   - Уходите!
   Женщина подходит ближе, я невольно придвигаюсь к магу. Он кладет мне руку на плечо в жесте покровительства и защиты.
   - О, поверьте, сеньора, мы жаждем покинуть сию обитель скорби не меньше, чем вы желаете нас выставить. Всего несколько ответов и сможете забыть о нашем существовании. А вот мы вас вряд ли забудем. Вы - незабываемы.
   - Или мне придется рассказать вашему отцу, что вы были здесь, - продолжает она, все так же обращаясь только ко мне. Ее неподвижный взгляд пугает и притягивает.
   - Так не терпится остаться со мной наедине, сеньора Вимано? - в голосе Элвина недовольство. Маг не привык, чтобы его не замечали. - Потому, что я все равно не уйду.
   Элвин уже видел достаточно, чтобы таиться от него. И мне тоже хочется услышать ответы
   - Кто этот несчастный, и почему отец держит его там? И кто вы такая? - как ни странно, голос звучит совсем спокойно.
   Она хмурится:
   - Я служу у вашего отца, сеньорита Рино. Уже очень давно. А это... это просто мой сын. Он безумен. Сеньор Рино позволил мне держать его здесь.
   - Надо же, какая доброта, - с чувством декламирует маг. - И кто бы мог заподозрить герцога в подобной заботе о простых слугах?
   - Ваш сын? - я смотрю на ее омерзительное лицо и мне сложно поверить. - Но...
   Мне трудно найти слова, чтобы выразить в приличной форме свои сомнения. К счастью, Элвину не свойственна излишняя застенчивость:
   - При всем уважении к вашей неземной красоте, парень в той камере куда больше похож на герцога, чем на вас.
   Она медленно достает и надевает маску из светлого бархата. Та скрывает почти все лицо, видны лишь губы и подбородок.
   И враз превращается из страшилища в обычную женщину. Я замечаю, что из-под платка на голове сеньоры выглядывает прядь черных, с проседью волос, а платье на ней обтрепано по рукавам и подолу.
   - Джованни - ваш брат, сеньорита Рино.
   Маг хмыкает:
   - У герцога оригинальные вкусы на женщин, ничего не скажешь.
   - Я не всегда была такой. Двадцать лет назад поэты сравнивали меня с розой. Болезнь пришла позже.
   Она все так же подчеркнуто обращается лишь ко мне. Я вижу, как злит это моего спутника, и не могу удержаться от невольной улыбки. Сеньора Вимано начинает мне нравится. Мало кто умеет так искусно щелкнуть по носу спесивого северянина.
   - Простите, сеньора Вимано. Я ничего не знала.
   - Ваш отец и не хотел, чтобы вы знали, сеньорита Рино. А сейчас вам надо уйти.
   Я киваю, признавая справедливость ее слов. Мне стыдно за поведение мага и за то, что мы вот так, бесцеремонно вторглись в ее жутковатое существование. Должно быть, ужасно доживать свои дни чудовищем. Тюремщиком собственного безумного сына.
   Знаю, что герцогской дочке не полагается просить прощения у служанки, но все равно повторяю:
   - Простите нас. Если я могу сделать что-то для вас или вашего сына...
   - Спасибо, нам ничего не надо, сеньорита, - холодно отвергает мой порыв Изабелла. - Идите.
   - Погодите. Можно мне... я хотела бы еще раз взглянуть на... на брата.
   Она дозволяет, и я, взяв в руки лампу, подхожу к решетке. Долго вглядываюсь в согбенную фигуру в углу. Он очень похож на отца. Если убрать всклокоченную бороду, подстричь волосы и стереть жалкую, кривую гримасу с лица.
   Джованни Вимано, мой незаконнорожденный единокровный брат. Несчастный безумец, наследник проклятия рода.
   Маг стоит за спиной, обнимает меня за плечи, но я и не помышляю протестовать. Так спокойно от того, что он рядом.
   - Вы ведь никому не расскажите? - спрашиваю я.
   - Не волнуйтесь, Франческа, - его голос непривычно мягок, пальцы скользят вдоль моего уха, поправляя выбившуюся из прически прядь. - Я рассказываю только забавные истории.
   Мы покидаем башню, но вместо того, чтобы вернуться в свои покои, Элвин невесть зачем тянет меня обратно в галерею. И долго стоит напротив моего детского портрета.
  
  
   Глава 5. Пожиная плоды
  
   Элвин
  
   В конце сентября вся долина - бедняки и богачи, крестьяне и горожане - выходит на уборку винограда. Скорей, скорей. Крупные, слегка перестоявшие под жарким солнцем ягоды надо убрать до начала октябрьских дождей. Важно успеть. Соберешь раньше, пока кожица еще упруга - и вино будет кислым, точно в соседней Анварии, чуть помедлишь, поленишься - пойдут дожди. Тогда наполнять корзины придется по колено в грязи, темно-багряные грозди не просушишь на поддонах, чтобы превратить в драгоценнейшие вина на побережье - сладкие и терпкие, с ноткой груши и ванили. Дождешься октябрьской мороси - и половина ягод сгниет, а что осталось, сгодится лишь на дешевое трактирное пойло.
   Оттого традициям дней Раккольто верны и нищие, и богачи. Горожане и крестьяне работают, не покладая рук. Когда неубранных рядов остается считанные десятки, сборщики как будто срываются с цепи. Срезать с лозы последнюю гроздь означает получить удачу для себя и своей семьи на весь будущий год.
   Праздник по случаю окончания Раккольто - еще одна традиция этих мест. Братец Мартин как-то раз довольно желчно высказался - мол, лучше всего разеннцы умеют две вещи: делать вино и устраивать праздники, чтобы был повод выпить это вино. Доля правды в его словах имеется, жители полуострова знают толк в праздниках, будь то помпезные военные парады Церы или шумный маскарад в честь духов виноделия.
   Пожалуй, мне жизнелюбие разеннцев по душе. Эти люди умеют радоваться. В наглухо застегнутом на все крючки Прайдене такого не встретишь.
   Раккольто - праздник народный. С утра улицы Ува Виоло заполонили люди в праздничных одеждах и масках. На центральной площади гарцевала кавалерия, под пение скрипок и флейт проезжали платформы, убранные цветами. Кувыркались паяцы, выступали уличные комедианты с размалеванными лицами, и рекой лилось вино. Над всей долиной стоял хмельной, немного безумный дух, словно Бахус и впрямь существует и сегодня спустился с гор, чтобы плясать в толпе ряженых.
   Я брезгую пьяной гульбой, поэтому сперва собирался остаться в замке. Перевод был практически окончен, оставалось прояснить некоторые мелкие детали, а присутствие прелестной Франчески вечно отвлекало меня от работы. Однако, увидев с какими горящими глазами она обсуждает маскарад, в очередной раз пожертвовал делами обыденными ради дел сердечных.
   Как выяснилось, плутовка вовсе не собиралась весь праздник сидеть в кресле, на помосте для благородных дам. Сеньора Скварчалупи гневно пожаловалась мне, что стоило ей отвернуться, как сеньориты и след простыл - ищи ее теперь в толпе.
   Восхитившись бесшабашностью малышки Франчески, я переборол отвращение к простолюдинам и направился на поиски. Вопреки ожиданиям, толпа была не так груба и пьяна, как я опасался. Дружелюбие горожан хлестало через край, пусть костюм и выдавал во мне знатного человека, маска словно стирала сословные различия. Пару раз мне предложили выпить вина, чуть позже хорошенькая смуглянка с волосами, свитыми в мелкие кудряшки, потянула за руку в общий круг, танцевать.
   Я нашел пропажу на малой площади. Узнал почти сразу, несмотря на пестрое платье Коломбины и изящную полумаску. Писаки в своих комедиях обожают маскарады и всяческие неразберихи, сопутствующие им, но я совсем не понимаю, как можно не узнать хорошо знакомого человека. Волосы, походка, жесты, голос - всего этого достаточно, чтобы не ошибиться.
   Она следила горящими глазами за танцующей парой. Два флейтиста, лютнист и барабанщик задавали незатейливую мелодию, а на расчищенном пятачке двигались - мужчина и женщина. Они обходили друг друга посолонь, не соприкасаясь даже одеждой, и, казалось, между ними натянулась тонкая, гудящая струна. Затем партнер подхватил девушку и закружил. Отпустил, чтобы снова целомудренно обойти вокруг нее. И снова опасная близость, едва ли дозволенная правилами приличия...
   Решение пришло мгновенно. Я подошел к Франческе, поклонился и подал руку.
   - Сеньорита? Окажите мне честь.
   - Нет, я не могу, - даже под маской было видно, как она вспыхнула.
   Прошептав "Не глупите, вы же этого хотите!", я швырнул музыкантам монету и потянул девушку в круг.
   Начальные па я подсмотрел, наблюдая за парочкой. Они были несложными, как в любом простонародном танце. Мы сошлись, я подхватил Франческу, поднял:
   - Должен сознаться - совершенно не знаю движений. Так что подсказывайте мне, если не хотите опозориться, Коломбина.
   - Вы все делаете правильно, - прыснула она. - Теперь поставьте меня.
   Мы прошли еще круг, глядя друг другу в глаза. Я гадал, узнала ли она меня под маской.
   Снова захватывающая близость кратких объятиях на глазах у толпы.
   - Волнующий танец, не находите?
   - Вольта. Он называется вольта. Как получилось, что вы не слышали о нем?
   - Последние годы я пренебрегал светскими развлечениями. Жил почти отшельником. Кстати, если в следующий раз вы положите мне руки на плечи, будет удобнее.
   - Ох, хорошо.
   Еще круг.
   - Ваши несносные манеры ужасно напоминают одного моего знакомого.
   Я подавил улыбку. Все-таки узнала.
   - Ваше умение говорить дерзости мне тоже кое-кого напоминает. Одну дурно воспитанную особу.
   - Дурно воспитанную?! - она попробовала высвободиться, в притворном возмущении, но я не дал. - Я хочу вас стукнуть!
   - Да-да! Она тоже чуть что - лезет драться. Девица ужасного воспитания.
   - Вы несносны!
   - Вы уже говорили это.
   - Отпустите меня, это становится неприличным!
   - Хорошо.
   Так мы весь танец обменивались милыми колкостями. Вино, а может праздничный флер вытащили на поверхность настоящую Франческу. Я любовался тем, как она танцует, смеется и флиртует. Казалось, вместо едва тлеющей лучины внутри девушки вспыхнул факел, и его свет наполнял сейчас ее лицо ясным, живым огнем.
   Маскарады. Они, как ничто иное, помогают людям избавиться от масок.
   Отзвучали последние аккорды, мы церемонно поклонились друг другу, а лютнист ударил по струнам и заиграл буррэ. Народ, словно только этого и ждал, высыпал на площадь парами.
   - Знаете буррэ, Коломбина?
   - Конечно! А вы, сеньор Отшельник?
   - Только дворцовый вариант. Боюсь, я буду несколько церемонным. Потерпите?
   - Вы прекрасно танцуете, - призналась Франческа, и я с удивлением понял, что мне приятно слышать от нее эту похвалу.
   Мы танцевали, пили вино и снова танцевали, пока на небе не зажглись первые звезды. Тогда я повел ее к Эране смотреть огненные скульптуры. Силуэты плотов с гигантскими фигурами из соломы и дегтя чернели где-то по центру реки.
   Основная толпа собралась у набережной, здесь же, чуть в стороне, над обрывом, прятались только редкие влюбленные парочки. Внизу, у набережной рябили огни. В траве оглушительно пели сверчки, а от реки тянуло сыростью.
   Она поежилась:
   - Холодно.
   Я обнял ее сзади за полуобнаженные плечи.
   - Так лучше?
   - Что вы себе...
   - Тссс, сейчас начнется!
   На воде вспыхнул первый огненный силуэт. Огромный лев с взъерошенной гривой. Следом за ним загорелся вставший на дыбы грифон.
   Франческа подалась вперед и, казалось, забыла, что я позволил себе мало допустимую вольность. Ее волосы пахли лилиями и дымом.
   - Похоже, у нас тут символически встают и рушатся империи. Смотрите, ощипанная курица с герба Прайдена.
   - Это орел, ужасный вы человек.
   - Волк... должно быть Разенна.
   - В прошлом году были цветы.
   - Цветы? Фи, как скучно.
   - А в позапрошлом - рыцари. И огромный замок.
   - Уже лучше. О, да это никак фамильная киска Рино.
   - Все бы вам смеяться. Рысь - опасный хищник.
   - Несомненно.
   Огненные фантомы прогорали и гасли, опадая в воду. Тьма отвоевывала пространство над рекой. Франческа снова попробовала освободиться, на этот раз я не стал ей препятствовать.
   - Что дальше, сеньор Отшельник? Снимите уже эту маску! Праздник окончен.
   - Помогите мне.
   Ждал, она откажет, да еще и вставит что-нибудь язвительное, но девушка вдруг кивнула и привстала на цыпочки, чтобы развязать ленты. Ее рука задержалась на моей щеке чуть дольше положенного.
   - Праздник окончен, - повторил я за ней и снял с Франчески маску.
   Она неумело ответила на поцелуй. Я обнимал ее за талию отнюдь не объятием робкого влюбленного юноши, но она не противилась, враз утратив всю свою скрытую дерзость. Неожиданная покорность заводила не меньше, чем прежняя недоступность.
   Нас прервали грубой, площадной бранью. Я не сразу понял, что весь этот поток нечистых слов, среди которых преобладало "putta" и производные от него, был адресован моей подруге. А когда понял, естественно, вознегодовал и захотел покарать сквернослова. Но воевать было не с кем - рядом с нами стояла только крепкая пожилая женщина с резкими чертами лица.
   - Сеньора, вы никак больны или пьяны, - с досадой сказал я старой карге. - Идите, проспитесь, пока я не позвал слуг, чтобы они научили вас хорошим манерам.
   - О да, господинчик, ты научишь меня хорошим манерам. Так же, как научил моего мальчика?
   - Это мать Лоренцо, - прошептала Франческа. - Сеньора Ваноччи, мы... - она осеклась и беспомощно обернулась на меня.
   Я привык сознавать себя плохим парнем, и мне это нравится. Не только мне, иначе я давно стал бы изгоем. Но нет - общество что людей, что фэйри радостно аплодирует циничным выходкам и лишь иногда грозит пальчиком, когда совсем уж перехожу черту.
   Сейчас, под полубезумным взглядом старой женщины, мне было неуютно до тошноты.
   Стоило шагнуть вперед, старуха отшатнулась. По выражению лица я понял, что она меня боится, но это не доставило ни радости, ни утешения:
   - Видимо, вам нужен я, сеньора. Ведь это я убил Лоренцо.
   Некрасивая, но величественная. На первый взгляд кажется старше, чем есть. Я дал бы ей лет сорок - в Разенне женщины, особенно женщины неблагородного сословия, стареют рано. Морщинистая, с грузной фигурой, резкими чертами лица. Пронзительные черные глаза впились в меня. Я не отвел взгляд.
   Единственное, чего хотелось в этот момент - оказаться как можно дальше отсюда. Но есть вещи, от которых не убежишь. А есть такие, от которых нельзя бегать, если хочешь потом уважать себя.
   - Убийца.
   - Да, это так.
   - Хочу твоей смерти, лордик-маг.
   - Понимаю. Но это невозможно. Знаю, что за жизнь платят жизнью, а не деньгами, поэтому не стану оскорблять вас, предлагая виру. Я сделал то, что сделал и это нельзя исправить. Вы вправе ненавидеть и мстить.
   Я не собирался унижать ее или себя сбивчивыми оправданиями. Намерения ничего не стоят, хотел я того или нет, смерть мальчишки на моей совести.
   Губы женщины задрожали:
   - Что я могу?
   Из-за спины сеньоры вынырнул парнишка лет четырнадцати. Худосочный, смуглый, чернявый, как большинство местных жителей. Ожег меня взглядом, полным ненависти, и потянул женщину за руку:
   - Мам, пойдем домой! Росина и Селия ждут!
   Немезида исчезла. Теперь на ее место стояла просто рано постаревшая женщина с печатью горя на лице.
   - Пойдем, Марко.
   Перед уходом, мальчишка обернулся:
   - Однажды я убью тебя, маг, - пообещал он.
   Домой мы вернулись порознь. Франческа совершенно закрылась, отвечала односложно и старалась даже не смотреть в мою сторону.
   В изрядной досаде я поднялся на стену замка и вызвал грозу. Пол-ночи над Ува Виоло полыхали зарницы и хлестали осатаневшие струи дождя.
  

* * *

  
   После Раккольто все пошло наперекосяк. Франческа уже неделю избегала встреч, а когда обстоятельства сводили нас на людях, старательно не смотрела в мою сторону, словно я был болен кожной болезнью, как Изабелла Вимано.
   Стены замка давили, и, чтобы развеяться, я стал чаще выбираться в город. Во время одной из таких прогулок меня попытался зарезать Марко Ваноччи. Мальчишке повезло, что я заметил его заранее и был готов к нападению, на рефлексах мог бы и пришибить.
   Еще я наконец-то окончил перевод. Как и предполагалось, дальнейший след вел в Церу. Не был в столице Разеннской империи уже лет сорок, самое время посмотреть, что там новенького.
   Нет, я не собирался оставлять Рино навсегда. Плохо умею отступать, а Франческа стоила того, чтобы попытаться снова. Однако сейчас дева пребывала в раскаянии и печали. Нужно время, чтобы встреча с матерью Лоренцо стерлась из памяти, и ей снова захотелось моего общества. И больше шансов, что она начнет скучать, если я буду далеко. Человек так устроен, что всегда жаждет недоступного.
   Так я думал, направляя лошадь вниз по горной тропе, когда за спиной в пропасть сорвался здоровенный булыжник.
   Поначалу показалось, что это не более, чем случайность.
   Как раз в этом месте тропа делала крутой поворот, огибая скалу. По правую руку открывались живописнейшие виды, тем более волнующие, что поросший дроком обрыв начинался буквально в футе от края тропы.
   Я не успел даже удивиться. Камень ударился о тропу, перевалился через край и продолжил свое падение. Лошадь заволновалась, я отвлекся, чтобы угомонить ее. Этой задержки хватило, чтобы не попасть под обвал спереди. Сразу с десяток средних и мелких горных обломков градом обрушились на тропу. Конь испуганно всхрапнул. Я выругался и перехватил поводья. Сейчас все силы уходили на то, чтобы сдержать испуганное животное, не дать ему понести или  прыгнуть прямо в пропасть.
   Вцепившись левой рукой в гриву, я встряхнул правой, призывая Силу. Камни забарабанили по куполу, засиявшему в солнечных лучах полупрозрачной, радужной пленкой.
   Держать одной рукой щит, другой пытаясь справиться с обезумевшей лошадью - очень сложно. Примерно как играть на двух музыкальных инструментах одновременно. Булыжники стучали о купол, падали на тропу и летели дальше вниз, в воздухе туманным облаком повисла пыльная взвесь. Хорошо, что поставленный второпях щит прикрывал от нее хотя бы частично, но мелкая пыль все равно проникала сквозь него, забиваясь в горло и не давая дышать.
   Наконец, глупая скотина немного успокоилась. Камнепад тоже прекратился, как по заказу. Я поднял глаза и сквозь закрывшую небо пыль увидел над головой черный человеческий силуэт. Незнакомец выглядывал из-за горного кряжа, пытаясь оценить успешность покушения.
   - Ах ты сукин сын! - ругнулся я и хлестнул аквилонской плетью, вышибая камень у него из-под ног. Неизвестный полетел вниз, неуклюже размахивая руками.
   Он упал на тропу передо мной, судя по болезненному вскрику, очень неудачно. После удара сила инерции еще некоторое время тащила его вниз по дороге, потом увлекла в пропасть. В последнее мгновение незнакомец успел выбросить руку и ухватиться за ствол молоденькой оливы, чудом уцелевшей при камнепаде, и повис над обрывом.
   Я спешился. Не терпелось поглядеть ему в глаза.
   - Так-так. Значит, прежний урок не был усвоен, молодой человек, раз вы пришли за добавкой?
   Над пропастью болтался Марко Ваноччи. Левая рука повисла мокрой тряпкой - сломал при падении. Правая судорожно стискивала дерево.
   - И что мне с тобой сделать? Оставить здесь?
   - Я не буду унижаться и просить о помощи, - прошипел он сквозь зубы.
   - Жаль, люблю, когда передо мной унижаются, - я ухватил его за запястье и вытащил. - Но приятно знать, что ты не оставляешь попыток лишить свою мать и второго сына. Впрочем, у тебя же еще две сестры, верно. Они будут ей отличным утешением и опорой в старости.
   - Я убью тебя, колдун! И убью не сразу. Ты еще будешь ползать перед моей матерью и просить прощения!
   - Красиво поешь. В менестрели пойти не думал? - я оглянулся в поисках хворостины.
   - Я отомщу.
   - Ты - глупый ребенок, который вообразил себя взрослым. Не думай, что я оставил тебя в живых из особой доброты. Просто я убил уже достаточно Ваноччи в этом году.
   - Что ты делаешь?!
   - Детей наказывают. Родители недостаточно занимались твоим воспитанием, так что придется мне, - с этими словами я перекинул мальчишку через колено, приспустил штаны и отвесил десять хлестких ударов прутом по тощим ягодицам.
   Он орал и брыкался, извивался угрем. Удержать его было сложнее, чем справится с лошадью, но у меня получилось.
   Когда я закончил, все лицо мальчишки было залито злыми слезами. Он неловко натянул штаны одной рукой и собирался задать стрекача, но я поймал его за шиворот.
   Остаток дороги Марко ехал поперек седла. Он молчал, только иногда всхлипывал.
   Недалеко от города я потянул его за волосы и заставил поднять голову:
   - Ты - молод и глуп. Обе попытки не тянут даже на "покушение". В следующий раз я тебя убью.
   - Или я тебя, - прошептал он с восхитительным упорством.
   Если говорить начистоту, вторая попытка была хороша. В этот раз мы оба разминулись со смертью, но, может статься, при следующем покушении все закончится куда более печально для юного мстителя.
   Справедливости не существует. Эту горькую истину Марко Ваноччи еще предстояло постичь. А я, глядя на него, вспоминал другого мальчишку, который так же мечтал отомстить за того, кого любил. Но сначала был слишком слаб. А потом стало слишком поздно.
   Я не хотел смерти Марко.
   - Чтобы убить мага, нужно самому быть магом. Даже у тренированного воина почти нет шансов.
   - Я стану магом! И найду тебя.
   Я взглянул в дышащее решимостью и ненавистью лицо и понял - Марко не откажется от мести. Такие как он не отступают.
   - Не самый плохой смысл жизни.
   Его ждет большое разочарование. Вряд ли в роду Ваноччи были фэйри, а магический дар проявляется лишь у потомков людей и волшебного народа. И то в одном случае на тысячу, если не реже.
   Стряхнув свою ношу в руки сеньоры Ваноччи, я в двух словах описал обстоятельства нашей с ним встречи и уехал, не желая слушать ее причитаний.
   На обратном пути в замок я думал о Марко. Он не остановится. Будет искать силу пока не встретит упоминания о культе Черной. И если его одержимость не ослабнет, то утрата человеческого не покажется мстителю большой платой.
   Наверное, милосердней было бы убить мальчишку, чем толкать в объятия культистов. Но я хотел дать ему шанс.
  
  
   Франческа
  
   Я пережидаю пока сеньора Вимано уйдет и пробираюсь в подвал Кровавой башни. Тихонько подхожу к двери, шепчу "Джованни!". Он радостно мычит и подбегает к двери словно щенок, который увидел хозяйку. Отдаю ему украденную с обеденного стола маритоцци, и он жадно запихивает ее в рот, давясь и роняя крошки. По подбородку течет слюна, смешиваясь с остатками взбитых сливок. Я протягиваю руку с носовым платком сквозь решетку, чтобы вытереть ему лицо.
   Мой брат. Джованни Вимано.
   Сеньора Вимано все же доложила отцу, что я видела безумца. Папа вызвал к себе и долго ругался, но я читала в его глазах растерянность и боль.
   Обошлось даже без розги. Он просто велел молчать и держаться от Кровавой башни подальше.
   Я молчу, но прихожу сюда почти каждый день.
   Не знаю, отчего меня так тянет в подвал. Почему не могу просто забыть бедного сумасшедшего. Должно быть, голос крови. Джованни больше не пугается, не пытается напасть. Он привык к моему виду и голосу и знает, что я всегда приношу с собой что-нибудь вкусное.
   Брат ластится, как одичавший пес. Сеньора Вимано плохо ухаживает за сыном - он всегда грязен, вонюч и голоден до ласки.
   Я глажу его по голове, со смесью жалости и брезгливости, и он тихонько скулит, блаженно прикрыв глаза. У него вши. И, наверное, блохи. Откуда в камере блохи и вши, здесь же нет животных?
   Потом я вспоминаю крысу, что встретила на лестнице. Откормленная и наглая, она не сразу убралась с моей дороги.
   Снова вглядываюсь в профиль безумца, и опять это пугающее чувство, будто я потеряла, обронила что-то важное.
   Воспоминание приходит внезапно. В нем мне совсем мало лет, и я с хохотом раскачиваюсь на качелях. Поскрипывает доска, небо то отдаляется, то распахивает объятия. Голубое в бирюзу, ни облачка.
   Качели замедляют ход, я подбираюсь и прыгаю. Неудачно.  Боль в коленке, реву от обиды. Солнце над головой заслоняет силуэт, голос брата "Ну ты плакса, Фран". У Риккардо добродушная улыбка, большие глаза и родинка на подбородке, совсем, как у меня...
   Обрывки слухов и сплетен, Элвин, который слишком долго разглядывал наш детский портрет, отшучиваясь в ответ на мои расспросы, и сам портрет, на котором Риккардо девять, но он кажется старше и серьезнее - все внезапно складывается в невозможный, но единственно верный ответ.
   Мне кажется, я схожу с ума!
   Я смотрю на мужчину в камере. На родинку на его подбородке. Он похож на отца. И еще на меня. И на маму.
   - Риккардо? - спрашиваю я дрожащим голосом.
   Безумец мычит и пускает слюни.
  
  
   Глава 6. В катакомбах Церы
  
   Элвин
  
   Цера изменилась.
   Теперь она пахла войной. Отряды наемников на каждом углу: безземельные рыцари Прайдена, пехотинцы с Аларского нагорья, татуированные южане. За солдатами удачи стаей шакалов следовали их вечные спутники - шлюхи, ворье, маркитанты, скупщики награбленного.
   Если всю эту свору в ближайшее время не спустить с цепи, она пожрет город. Слишком много заточенного железа и пустых кошельков. Император должен это понимать.
   Человеческие войны и горе по-своему отражаются на Изнанке мира. Город хотел крови, и, откликаясь на жадный призыв, из гробниц и темных нор лезла всякая дрянь - мелкая и жадная до полной потери самосохранения. Их голодный вой ощущался костями даже на третьем этаже недешевой гостиницы.
   Не мое дело, но местный князь фэйри слишком распустил эту шушеру. Как он хочет распоряжаться в городе, если не в состоянии держать под контролем низших вулей?
   Когда стемнело, я спустился в залу и показал хозяину серебряную монету:
   - Скажите-ка, любезнейший, нет ли здесь неподалеку заброшенного дома? Такого, чтобы окна выходили на городскую тюрьму, кладбище или больницу?
   - А как же, ваша милость, - откликнулся мужик за стойкой. - Как не быть? Дом сеньора Мунцио, вот что нужно вашей милости. Стоит пустой уже третий год, с тех пор, как молодой Лучано сошел с ума, зарезал свою бедную Софи, а потом сам повесился. Да и окна на лечебницу Скорбящей.
   - Отлично! - это было даже лучше, чем я рассчитывал. - Пусть кто-нибудь из слуг проводит меня к дому сеньора Мунцио.
   Трактирщик поймал монету. По гадкой ухмылке на его рябом лице было видно, что он знает (точнее, думает, что знает), зачем заезжему аристократу на ночь глядя понадобился "дом с историей".
   Те же мысли читались на лице мальчишки, который показывал, где находится дом. Он смотрел на меня огромными, круглыми от ужаса глазами и так озирался в поисках помощи всю дорогу, что я почувствовал себя настоящим злодеем. Когда я отпустил паренька у дверей жилища, тот припустил со всех ног - видимо, не чаял уйти живым.
   Совершенно напрасно, к слову. Я не планировал диких зверств и кровавых жертвоприношений. Ну... почти.
   План обчистить тайник де Бриена вполне тянул на воровство по меркам фэйри. А воровать лучше с умом. Подземная Цера не меньше, а то и больше той, что разлеглась на поверхности. Каменоломни, гробницы, тайные ходы, забытые склады, святилища и даже остатки давно заброшенной канализации - две тысячи лет истории не проходят бесследно. Можно плутать по ним годами. А можно привлечь проводника.
   Последним я и собирался заняться.
   Шаг. И ночь расцвела монохромными, словно подсвеченными изнутри контурами, немыслимой для обычного мира резкости. Изнанка мира. Родина всего чудесного и чудовищного. Обычным людям нужны врата, чтобы попасть сюда, но я -  Страж. Сам по себе врата.
   Все жители Изнанки, за исключением фэйри - порождение человеческой фантазии, желаний и страхов. И кормятся они той же материей. Оттого и предпочитают "проклятые" дома или близкое присутствие храмов, тюрем и больниц.
   Дверь дома была не заперта. Неестественно яркая луна заглядывала сквозь забранные решетками окна, по пустым коридорам гулял ветер.
   Я остановил выбор на комнатушке, оконца которой выходили к лечебнице для бедноты. Очертил мелом круг, наскоро выплел маскирующую формулу, выставил свечи и чашу. Свечи вспыхнули, и в углах зашевелились тени - пока всего лишь обычные тени, бесплотные и неопасные, но я кожей чувствовал внимательный взгляд. Город замер, принюхиваясь. Я не стал его разочаровывать и полоснул кинжалом по правой ладони.
   Кровь любого Стража полна чистой, концентрированной силы. Редкое лакомство по меркам вулей. Сейчас заброшенный дом для них, как свежий кусок мяса в капкане. Дармовая сила, и никого рядом - приходи да бери.
   Капли медленно стекали в чашу. Я дождался, пока кровь скроет дно, и приложил к ладони тряпицу. И тут началось.
   Из самого темного угла комнаты, повизгивая от жадности, бросилась тварь, похожая на собаку, с чудовищно вывернутыми конечностями. Ее встретил удар шпаги. Гриск заскулил, завертелся на месте и издох, но на смену ему из темноты встало еще несколько собратьев.
   Гриски шли на запах крови и обещание силы. Убить их несложно даже обычным оружием, они наглеют, лишь чуя слабость. Я мог бы сжечь тварей одним движением руки. Но сделать это означало выдать себя.
   Во многом, успех сегодняшней вылазки - вопрос удачи и правильного выбора места. Если я ошибся, и дом действительно пустует, добычей ночи станут только гриски, хогги и прочая неразумная дрянь. А мне придется придумать что-то другое или пойти на поклон к местному князю.
   Чуть было не проморгал его. Мелкий, в полметра росточком, с приземистым квадратным тельцем, от ушей до пят заросший черными волосами, он выкатился из щели, добежал до чаши и начал жадно лакать.
   Попался!
   Я наклонился и ухватил вуля за шкирку. Он сначала трепыхался и пищал, потом обвис, как нашкодивший кот.
   Еще с десяток грисков влетели в комнату и разочарованно заскулили. Стоило нарушить круг, как заклинание перестало действовать. Теперь твари ходили кругами, с опаской принюхивались. Их было достаточно, чтобы напасть на человека, но от меня слишком явно несло магией и опасностью. Гриски медлили, жались по углам.
   - Вон, - скомандовал я. Щелчок пальцев подкрепил команду, вспыхнули мелкие искры, в комнате запахло паленой шерстью. Уродливые выродки бросились врассыпную. Их скулеж еще долго эхом отражался в ночных переулках.
   Моя добыча тоже дернулась, но я лишь рассмеялся и щелкнул вуля по носу.
   - А ты куда собрался, милейший?
   - Простите, сеньор. Я не хотел ничего дурного, - заныла нежить. - Не знал, что вы здесь. Просто хотел подкормиться!
   - Верю, - согласился я, рассматривая своего пленника.
   Редкостный уродец. Даже по меркам вулей. Черные глаза на выкате, гадкий, розовый хоботок в обрамлении седых вибрисс -  точь-в-точь крот. Широкие лапы-лопаты с длинными когтями только довершали сходство.
   - Как твое имя?
   - Пощадите, сеньор, - снова заныло создание ночи. - Я не хотел зла...
   - Как. Твое. Имя. Отвечай! - я встряхнул его, и вуль вытянул конечности, окончательно уподобившись наказанному коту.
   - Тальпус, господин.
   - Другое дело, Тальпус. Поговорим?
   Падал он тоже как кот: стоило разжать пальцы, как вуль перекувырнулся вперед и приземлился на все четыре лапы.
   - О чем, сеньор?
   - Ты ведь подземный житель, так?
   - Я часто прячусь в норах, - осторожно согласился вуль.
   - И в катакомбах бываешь?
   - Ну... бываю, - еще более осторожно кивнул он. - Иногда.
   - Мне нужен проводник. К гробнице первосвященника Ипполита.
   Создание ночи ойкнуло и прикрыло глаза лапами-лопатами:
   - Не надо, сеньор! Это плохое место.
   - Брось! Служения Черной Таре не проводились больше пятисот лет, да и сама богиня мертва.
   - Опасность!
   - Какая?
   Он не ответил.
   - Хорошо, но вот какое дело. Мне нужно туда. Именно к гробнице.
   - Князь...
   - Нет, нет. Я совершенно не намерен тревожить вашего князя без особой нужды. Ему, как приличному хозяину, придется задавать много неудобных вопросов. Кто я такой, откуда пришел, чего ищу. Мы же не хотим доставить ему столько хлопот, верно, Тальпус?
   Вуль сгорбился и спрятал личико в ладонях. Сейчас он походил одновременно на перекормленного крота и мохнатый куст.
   - Ты сам признался, что голоден. Я мог бы подкормить тебя. Услуга за услугу, что скажешь?
   Пленник залопотал что-то невразумительное и помотал головой.
   - И я понимаю, предприятие связано с риском, а за риск обычно доплачивают. Тебе даже не придется входить туда вместе со мной. Просто доведешь до входа, дальше я сам. Поверь, если в гробнице что-то и прячется, после моего визита это будет безопаснейшее место во всей Разенне. Маленький подарок вашему князю. А это - для тебя. Аванс, - я размотал тряпицу на правой руке. Рана уже не кровоточила, но запах крови заставил вуля потянуться ко мне.
   - Можешь взять немного, - разрешил я.
   Тальпус всхлипнул, вылизывая ладонь длинным, вертким языком:
   - Князь будет гневаться!
   - Не дрейфь, малыш. Князю мы ничего не скажем.
  
  
   Франческа
  
   Мне казалось, я знаю, как устроен мир.
   Мне казалось, в нем все просто и понятно.
   Мне казалось, я знаю свою семью.
   Если в камере мой брат Риккардо, мой безумный брат Риккардо, то кто этот человек, который ежедневно спускается к общему столу на обед и ужин? Человек, которого я столько лет называю этим именем и величаю братом?
   Он ниже пленника Кровавой башни почти на полголовы. Ниже и меньше, его даже можно назвать "щуплым". У него стальные отцовские глаза и выступающая челюсть. Он всегда сдержан и зануден. Меж нами никогда не было особой близости, но он всегда заботился обо мне, как умел. Пусть мне и казалось, что забота эта продиктована больше его представлением о долге, чем любовью.
   Мне было пять лет, когда Риккардо надолго, очень надолго отослали на воспитание в замок Риччи. Год или даже два. Казалось, что без него прошла целая жизнь. Помню, как поначалу я скучала, потом перестала. В таком возрасте все быстро забывается.
   Получается, что вместо Риккардо вернулся подменыш?
   Отец знает. Не может не знать. Еще должны знать слуги. Я пытаюсь расспросить Розу и вижу по ее бегающим глазам - ей что-то известно. Но старенькая кормилица сперва отнекивается, а когда я начинаю настаивать, грозится пожаловаться отцу:
   - Не лезла бы ты в это дело, mio bambino, - бормочет она.
   Если это "не мое дело", то что тогда мое? Они могут держать меня за дуру, но теперь, когда я знаю правду, я не отступлю.
   Кто "они"? Не знаю. Отец. Брат. Слуги. Все, кто врал мне эти годы.
   Потрясенная своим открытием, я едва замечаю отъезд северянина. Отец рвет и мечет, но Риккардо, тот, второй, ненастоящий Риккардо принимает мою сторону. Ему не нравится Элвин Эйстер.
   - Бастард, да еще с такой репутацией - плохая партия, - настаивает он. - У маркграфа Эйстерского есть наследник, почти ровесник Франчески. Не разумнее ли с точки зрения политической выгоды будет предложить эрцканцлеру подобный союз?
   Отец морщится, по его лицу видно, что он желал бы подобной партии, но сознает сколь ничтожна вероятность выдать меня за сына курфюрста.
   Мне до смешного скучно слушать эти споры. Что бы я ни сказала, будет так, как решат мужчины. Походя замечаю, что Элвин Эйстер бесплоден. Это заставляет отца помрачнеть и задуматься. Он хочет внуков.
   Риккардо снова начинает доказывать, что родство с магом станет опрометчивым шагом. Доказывать с таким жаром, словно Элвин сделал мне предложение, а вовсе не покинул замок, толком не попрощавшись. Отец велит ему заткнуться.
   Все мои помыслы занимает безумец в подвале Кровавой башни, потому я сижу с бесстрастным и смиренным видом, как положено истинной леди. Не спорю и не пытаюсь развлечься с помощью шуток. Лишь поглядываю порой на лже-Риккардо. Он тоже наших кровей. Слишком, слишком похож на отца.
   Кто ты, человек, которого я считала своим братом?
  

* * *

  
   Я не очень разговорчива.
   У нас в роду считается, что смирение и умение промолчать - женские добродетели. Отец долго вколачивал их в меня. Вколотил. Все, что я себе позволяю - осторожные улыбки и мягкие шутки. Шутки, которые не понимает никто, кроме меня.
   Кроме меня и Элвина Эйстера.
   Я не болтлива и сдержана. Всегда помню о своем положении и не позволяю себе лишнего. Я всегда дочь герцога.
   Только с Лоренцо я позволяла себе быть иной. Настоящей.
   Нет сил описать, как тяготит меня сейчас эта ставшая второй натурой привычка держать все в себе. И посмей я обсудить с кем-то свое открытие - не смогу. Слова застрянут в горле. И я боюсь доверять бумаге эту тайну.
   Я доверяю ее птице.
   Венто необычайно умен и предан. Я не держу его в клетке, стриж летает, где хочет, но всегда возвращается. Я протягиваю ладонь и он падает на нее. Крохотные коготки царапают кожу, под пальцами бьется маленькое сердечко. Мой славный, мой хороший! Осторожно, одним пальцем глажу Венто по голове, он блаженно прикрывает глаза. Как кот.
   Он так умен, что иногда мне кажется - стриж понимает человеческую речь. Я знаю, это невозможно, но порой так хочется поверить в невозможное.
   Я говорю, не думая жаловаться. Просто нужно выговориться, выплеснут свои сомнения. Стриж слушает, склонив голову набок. И вдруг срывается с руки, чтобы начать с криком метаться по комнате.
   - Что случилось, Венто? - с испугом спрашиваю я.
   Он никогда не вел себя так.
   Стриж отвечает на птичьем наречии. Должно быть, я перечитала сказок, потому что мне слышится в голосе Венто отчаяние и просьба. Он подлетает к двери и снова возвращается, кружит. Даже садиться на голову, чтобы клюнуть и снова летит к двери.
   - Да что с тобой такое?
   Проходит почти полчаса, прежде чем питомец успокаивается. Весь вечер Венто, нахохлившись, сидит на шкафу и показывает, что обижен на меня за что-то.
  
  
   Элвин
  
   Вход начинался в подземельях сразу за Ареной. Никогда не нашел бы его в одиночку. Вуль провел меня мимо раздевалок, клеток с бойцовыми животными. Потом были склады. Ночные и темные.
   Не помню точно, где свернули, но идти стало труднее. В коридорах  встречались обломки камня, стены сузились, а потолок опустился так, что временами приходилось пригибаться. Мы покинули мир людей.
   Дорога заняла не менее часа. Могла бы меньше, но я останавливался у каждого поворота, чтобы сделать пометки на стене. Доверие - штука хорошая, когда оно обосновано. Ставить свою жизнь на верность Тальпуса я не собирался.
   У очередного поворота вуль остановился.
   - Здесь. Дальше прямо, сеньор.
   - Проводишь меня до места, малыш.
   - Нет, сеньор.
   - Это был не вопрос. Возражения не принимаются.
   - Вы обещали, что я иду только до гробницы.
   - Я еще не видел гробницу, дружочек. Нет, даже не думай, - предупредил я его порыв. - Мы же не хотим проверять, хорошо ли горят вули, верно? Давай, не бойся. Как только дойдем до места, я тебя отпущу, обещаю.
   Последний коридор оказался совсем коротким. В конце его находилось круглая комната - шагов десять в длину. Выход из помещения перекрывала массивная каменная дверь. Естественно, запертая.
   - Что насчет ключа? - без особой надежды поинтересовался я у проводника.
   - Не знаю, сеньор! Я никогда не был внутри.
   - Хорошо. Подожди, пока я открою дверь.
   Неоправданный оптимизм. Со второго взгляда стало ясно - дверь запечатана магией. Там, где край каменной плиты соприкасался со стеной, шла полоса рунной вязи. И это был не привычный с детства футарк, а любимая в Разенне умбра.
   Я снова мысленно выругал себя за пренебрежение магическими практиками. Сколько раз клялся подтянуть технику и освежить знания! Пару раз даже пытался, но надолго меня не хватало. Жизнь сама по себе довольно скучная штука, чтобы добавлять в нее тоски от гримуаров.
   Я еще размышлял, стоит ли подбирать ключ или проще снести дверь, когда в комнате стало в два раза светлее от чужого факела.
   - Вы, должно быть, заблудились, господин маг. Позвольте, я покажу выход.
   Незнакомец мог бы сойти за подростка. Издалека. Росточком мне по плечо, длинные светлые волосы стянуты в хвост на затылке. Острые скулы, подбородок и кончики ушей. Стройный, даже изящный, с непропорционально длинными руками. И янтарные кошачьи глаза.
   - Да нет, не заблудился, любезный... простите, нас не представили, поэтому просто "эй, вы, любезный".
   - Тайный храм Тары - опасное место с дурной славой. Честному человеку нечего здесь делать.
   Один короткий взгляд в сторону Тальпуса подтвердил подозрения. Ну конечно, мерзавец сдал меня с потрохами.
   - Что же в таком случае ВЫ делаете здесь. Или правила только для людей? Кстати, "Эй, вы, любезный" - слишком длинно. Может, остановимся на дружеском "Эй"?
   Он не отреагировал на хамство:
   - Законы князя едины для всех. А я здесь, чтобы уберечь вас от большой ошибки.
   - Никакой ошибки, любезный Эй. Обожаю опасные места с дурной славой.
   Я даже не отвел взгляд, всего лишь моргнул, а он уже пересек комнату и теперь стоял между мной и дверью. Два клинка за спиной намекали, что в случае чего у фэйри найдутся аргументы посерьезней слов.
   Очень быстрый. Плохо.
   - Лучше прислушаться к моим словам. Пока вы еще гость.
   Он был прав по меркам того, второго мира, который я давно считал своим куда более, чем человеческий. Одно дело - тайно обстряпать свои дела на чужой территории и совсем другое - вступить в поединок с жителем домена. Следовать под конвоем к князю города и там оправдываться, как нашкодивший мальчишка - унизительно. Но я сам виноват, раз попался.
   Шла бы речь о любом другом князе, не Марции Севрусе, я бы пошел с фэйри.
   Противник все-таки успел увернуться. Столб пламени ударил из моих сведенных рук прямо в центр каменной двери, а долю секунды спустя я почувствовал острую сталь у горла.
   - Я мог бы вас убить, господин маг, - спокойно сообщил фэйри. - Но князь очень желал беседовать с человеком, который так рвется в заброшенное святилище Черной Тары.
   Я выругался с явным уважением. Нельзя недооценивать противника. Фэйри был не просто хорош, он был великолепен. Стало ясно, почему князь отправил его в одиночку против мага.
   - Похоже, нам обоим сейчас станет не до бесед с князем.
   Выпущенный огонь не гас. Он растекся по рунам и контуру двери и сменил цвет с рыжего на пурпурный.
   - Прекрати это! - потребовал фэйри.
   - Прекратил бы, если б мог.
   - И что сейчас будет?
   - Понятия не имею. Мы разбудили охранные руны. А уж чего маги твоего князя туда навесили...
   - Это не наши.
   - Что?
   Он не ответил, но убрал клинок от моего горла. Огонь отражался в кошачьих глазах фэйри, дверь раскалилась так, что нам пришлось шагнуть назад. Воздух обжигал легкие. Я протянул руку, пытаясь подчинить пламя, и еле успел отшатнуться. Оно не было просто стихией, за языками огня стояла чья-то изреченная воля.
   Дверь выплюнула пять сгустков лилового света и потухла. Но прошедшее через нее нечто не спешило таять. Так и лежало на полу сиреневыми лужицами.
   - Что за... - в этом зрелище было что-то неуловимо знакомое. Я точно читал или слышал о подобном.
   А еще я готов был поставить свою жизнь, что лиловая субстанция не имела ничего общего с водой. И вообще к ней лучше не приближаться.
   Как бы в подтверждение моих мыслей поверхность лужиц пошла рябью. И я, наконец, вспомнил, что мне это напоминает:
   - Протохимера. Из похожего дерьма выкармливают искусственных монстров Изнанки! Когда растят чью-то погибель.
   Нечто из-за двери забурлило и вспучилось. И мной, и фэйри сейчас владело достаточно эмоций, чтобы запустить первичную реакцию. Но создание химеры занимает не один месяц. Они не могут вот так просто и быстро...
   - Круг! - скомандовал фэйри, и я подчинился. Теперь мы с недавним противником держали круговую оборону, спина к спине. Я подумал и тоже достал шпагу.
   Ближайший лохматый сиреневый ком выпростал тонкую ложноножку и потянулся в мою сторону. Мне это сильно не понравилось. Не подпуская потустороннюю пакость даже на длину шпаги, я долбанул по ней аквилонской плетью.
   Магически спеленутый в гибкий кнут ветер растаял в руках. Это было все равно, что опустить кусок льда в кипящую воду. А твари заметно подросли и вытянулись.
   - Какого гриска?! - ругнулся фэйри за спиной.
   Звякнула сталь, кто-то коротко взвыл. Сразу две твари насело на меня. Я отмахнулся от первой шпагой и рефлекторно, не соображая, что делаю, приложил вторую Силой.
   Опять это дикое ощущение. Как будто делаешь замах с мечом в руке, но в последний момент тот исчезает. Твари снова подросли и уплотнились.
   - Что происходит?
   - Похоже, они жрут мою магию. Ничего себе, никогда не подозревал, что химеру можно откормить и магией.
   За спиной снова запели мечи, несколько коротких взвизгов слились в один. Напарник взмыл в воздух и после невероятного прыжка приземлился передо мной. В каждой руке он держал по акинаку.
   - И что нам делать, маг?
   Короткий удар снизу, навстречу двум атакующим тварям и такой же стремительный прыжок назад, чтобы снова стать спина к спине.
   - Пижон, - восхитился я, расправляясь с третьим монстром. - Перед кем рисуешься? Тут нет девок.
   Сейчас монстры напоминали странно плотные человеческие тени, приземистые и неестественно сгорбленные. Двигались они не очень быстро, рывками. К сожалению, удары не сражали тварей, лишь замедляли и отбрасывали.
   Если монстры жрут магию, а я, как любой Страж, не могу не фонить, то получается, что они просто регенерируют. И прервать это можно лишь убрав источник магии.
   Я бы и сам не отказался убраться отсюда, право слово.
   - Эй, дружище. Тебе не кажется, что есть некоторая несправедливость. Почему очаровашки выбирают меня? - пожаловался я, после третьей подряд атаки, когда вся пятерка пыталась повалить меня с ног. Не будь рядом фэйри, им бы это удалось. - Тебе, наверное, тоже хочется любви и ласки.
   Мое красноречие пропало даром. Как истинный воин, в бою напарник был немногословен и целиком сосредоточен на деле.
   - Что дальше? Как нам от них избавиться?
   - Отличный вопрос. Жаль, у меня нет такого же отличного ответа. Только догадки.
   - Давай свои догадки.
   - Я могу попробовать магию.
   - Ты уже пробовал магию.
   - Не так! Не чуть-чуть. Подобные фантомы создаются с расчетом на ничтожный потенциал обычных человеческих магов. Я могу вкачать в них столько, что они лопнут. Или...
   - Или?
   - Или не лопнут, - завершил я, уклоняясь от очередной атаки.
   - Плохой план, - фыркнул фэйри. - Давай другой.
   - Другой еще хуже. Обычные химеры так не кормятся, эта дрянь жиреет за счет заклятья на двери. Я попробую деактивировать руны, если ты прикроешь наши задницы.
   - Годится. К двери!
   - Эй, когда это ты начал командовать?
   На деле оба плана никуда не годились. Но если затея с дверью провалится, я всегда смогу попробовать что-то еще.
   Мы азартно врубились в толпу монстров. "Мы" в данном случае - преувеличение. Я только мешал недомерку, в одиночку фэйри сделал бы это быстрее и красивее. Он орудовал своими акинаками с нечеловеческой скоростью, да еще при этом перекатывался, крутился и прыгал, как кузнечик.
   - Действуй! - приказал он, становясь за моей спиной.
   Я склонился над камнем, снял перчатку и кончиками пальцев прошелся по цепочке символов. Здорово мешала темнота. Когда все началось, я отшвырнул факел, и тот потух. Фэйри поступил умнее, воткнув свой в щель между камнями. Но все равно слишком далеко. Света не хватало.
   Рассказал бы кто, что мне - стихийному магу - не хватит огня, я бы посмеялся. Но сейчас прибегать к Силе, означало раскармливать фантомов. Неожиданно раздражающее открытие. Я так гордился своим умением обходиться без магии, но она всегда была рядом - руку протяни. Нынешнее положение заставляло чувствовать себя неуютно.
   Расшифровывать заклинание на умбре почти в полной темноте? Я не рунический маг. Я - стихийник с неограниченным потенциалом. Руны для слабаков.
   Звуки сражения за спиной, то стихали, то снова возобновились. Я, как слепец, ощупывал проклятый камень, пытаясь вспомнить эффективные сочетания рун. Вязь в два ряда, бустрофедоном. Лихо закручено, даже изящно.
   Задачка увлекла. Пальцы скользили по символам, и вокруг них разливалось еле заметное красное свечение. В уме выстраивалась последовательность символов. Если сюда и сюда добавить Резу и Такис...
   Боль в левом плече вернула к реальности. Одна из этих тварей все-таки добралась до меня. Секунду спустя клинок фэйри почти располовинил ее, но дело было сделано - химера хлебнула крови. Пятерка монстров еще подросла.
   - Дружище Эй, ты не мог бы лучше делать свою работу? - раздраженно спросил я, зажимая плечо.
   Он не ответил, был слишком занят, сдерживая атаку разжиревшей пятерки. Как бы ни был хорош фэйри, он не сможет прикрывать меня вечно.
   Сила сочилась через рану вместе с каплями крови. Скверно. Теперь я, сам того не желая, подкармливал противника.
   Идея пришла внезапно, когда я думал, как же закрыть рану без помощи магии. Легкое, красивое решение задачки. Я вписал кровью еще три руны, закрывая нижний ряд, вкачал туда Силы, с лихвой, чтобы точно хватило, и даже успел прикрыть лицо рукой и крикнуть напарнику "Падай!".
   Лиловая вспышка пронеслась над головой, на секунду ослепив даже сквозь сомкнутые веки. Я встал, проморгался. Монстры исчезли вместе с дверью, теперь из проема глядела вязкая тьма в сиреневых всполохах. Фэйри сидел на земле и тер глаза.
   - Не трогай, будет хуже. Извини, не успел предупредить насчет вспышки, - я подал ему руку.
   - Это пройдет? - в его движениях скользила легкая неуверенность.
   - Должно. Хочешь - я посмотрю. Правда, излечения не обещаю. Заживлять мелкие порезы - мой потолок.
   - Смотри, - согласился он.
   Глаза не пострадали, но зрачки сжались в крошечные точки с булавочную головку в расплавленном золоте радужки.
   - Нормально. Пройдет через пару часов, может раньше. Кстати, спасибо за помощь. В одиночку было бы трудновато.
   - Ага, - он хмыкнул. - Мне тоже.
   - Дверь исчезла. Собираюсь пойти и проверить, что там.
   Будь он в порядке, я не успел бы уклониться от удара. Акинак встретил пустоту, а фэйри слегка пошатнулся.
   - Ты что творишь?
   - Не могу позволить тебе сделать это. И не смогу остановить, пока не вижу. Придется убить.
   Вот упертый баран!
   Как назло, я его убивать совсем не хотел. Даже если забыть, что был ему должен за помощь. Фэйри оказался отличным напарником, да и просто жаль терять такого мечника.
   Я вообще не люблю убивать, пусть в это и нелегко поверить, если вспомнить, сколько крови на моих руках.
   - Это глупо. Остановись! - сгусток огня в нескольких дюймах от его лица заставил противника замереть.
   - Так-то лучше. Я мог бы оглушить тебя, но не хочу унижать. Поэтому просто положи оружие и выслушай меня.
   Фэйри опустил акинаки. На лице его не было ни гнева, ни растерянности. Вот же хладнокровная бестия!
   - Не знаю, за кого ты и твой князь приняли меня, но я здесь впервые. И не для ритуалов во славу Черной.
   - Тогда кто ты, и зачем ты здесь?
   - Просто вольный искатель приключений и всяких магических штучек. Встретил в дневниках де Бриена упоминание, что он когда-то давно развлекался в гробнице Ипполита и оставил там свои записи вместе с одним занятным артефактом. Клянусь, я понятия не имел, что у князя до сих пор проблема со служителями Чиннамасты!
   Он молчал, всматриваясь в меня невидящими глазами. Словно пытался на слух определить степень моей искренности.
   - Почему ты сразу не пошел к князю?
   Я даже улыбнулся такой наивности:
   - А что - ваш князь привечает расхитителей гробниц?! Вот ведь незадача, я и не знал. Думал, начнутся обвинения в воровстве.
   - А ты не считаешь себя вором?
   - Нет. Тайник и его содержимое не принадлежит князю, наследников у де Бриена не осталось, а мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы раскопать эти сведения. Не понимаю, на каком основании я должен отдавать свою добычу.
   Он еще колебался:
   - Как ты узнал, что у нас есть проблемы со служителями Черной? Я ничего не говорил.
   - Ну, здесь элементарно. Князь не послал бы своего лучшего воина - ты ведь лучший, не так ли? - если б речь шла о просто заброшенной гробнице. Да и дверца эта... будь я проклят, если на ней не свежие чары. Не более пары месяцев. Только странно, с чего эти ублюдки резвятся у вас, если Черная мертва уже почти четыре столетия.
   Фэйри тяжело сел на пол:
   - Это началось недавно. Стали пропадать люди. И... не только люди. Мои собратья и разумные вули. Потом пришли гриски. Много. Очень много. Мы зачищаем улицы каждую ночь, но их не становится меньше. В городе трудно дышать. Ты видел наемников?
   - Их трудно не заметить.
   - Люди тоже что-то чувствуют. По-своему. Это выльется в резню или войну.
   Я кивнул, забыв, что он не сможет этого увидеть.
   - Умерло очень много... наших. А месяц назад все прекратилось. Мы не сразу вышли на святилище Черной. Князь приказал не трогать дверь, но следить за незнакомцами, которые отираются рядом.
   - И тут приезжаю я. Понятно, почему Тальпус стукнул князю. Кстати, где этот маленький засранец?
   Вуль не сбежал, как я сперва подумал. Тушка, похожая на сдувшийся шарик, лежала у стены рядом с выходом. Один из фантомов просто походя раскроил ему череп. Фэйри поднялся и, пошатываясь, пошел на звук моего голоса. Положил руку на выпуклые глаза и зашептал прощальное обращение к Скорбящей и Проводнику.
   - Он был трусоват. И не очень умен. Но он был хорошим другом, - сообщил мне воин. В голосе его звучала неподдельная печаль.
   - Мне жаль.
   Мы еще немного посидели у тела. Потом я додумался спросить:
   - Как тебя все-таки зовут?
   - Рэндольф.
   - Ты не из Разенны?
   - Я родом с Гэльских холмов. Но не был дома очень давно.
   Только сейчас, после этого признания, я заметил тонкую сеточку морщин вокруг кошачьих глаз. Годы оставляют свой след даже на волшебном народце.
   - Ты один из лучших фехтовальщиков, что я когда-либо встречал.
   - Знаю. Я - лучший, - он признал это спокойно, и в голосе не было и тени хвастовства или самодовольства.
   - Ага, а еще скромный.
   Он покачал головой и тяжело поднялся. Ноздри его дрогнули, втягивая воздух:
   - Кто ты? Ты пахнешь и выглядишь, как обычный человек. Но сам признался, что таковым не являешься.
   - Забудь! Я просто случайный путник.
   - Ты из Братства Стражей, - сказал он. Это не было вопросом.
   - А ты догадлив.
   - Мне уже приходилось встречать подобных тебе. Как твое имя?
   Я не удивился. Мир фэйри невелик. Куда ни плюнь, попадешь в знакомого знакомых.
   - Элвин.
   - Девятый Страж.
   - Ага. Сдашь меня Марцию Севрасу?
   - Я должен.
   Этого следовало ожидать. Как и последующих проблем со стороны князя Церы.
   - Что делать со святилищем? Предлагаю проверить его, раз уж есть возможность. Вдруг там прячется еще какая-то пакость?
   - От меня будет мало толку.
   - Не бойся, если что - прикрою. Давай руку.
   Рэндольф не стал упрямиться или делать вид, что слепота ему нипочем. Покорно протянул ладонь, во вторую взял один из мечей.
   - Я уже немного различаю контуры, - сказал он, сделав несколько шагов.
   - Отлично, - я подхватил во вторую руку факел.
   С первого взгляда стало ясно, что если в гробнице и находился храм, то никак не заброшенный. Ощерившаяся лучами фигура с круглым жертвенником в центре сияла уже знакомым лиловым светом. Восемь основных векторов и множество поменьше придавали ей сходство со снежинкой. Вдоль кромки каждого луча шла вязь рунических символов. Снова умбра, футарк и даже огам, о котором я помнил еще меньше умбры. Воздух над знаком гудел от напряжения.
   - Что это значит? - спросил Рэндольф, когда я описал ему картину.
   - Не знаю. Но мне это не нравится. Никогда не слышал, чтобы символ Хаоса Предначального применяли подобным образом.
   Я мрачно уставился на фигуру, пытаясь понять, для чего и как ее могли использовать.
   Руны и Хаос?
   Воззвание к Хаосу - всегда молитва. Одержимый становится вратами, через которые в мир входит невозможное. Потому даже культисты столь редко занимают силу у своей мертвой богини. Результат никогда не предсказуем до конца, как и изменения, которым подвергнется одержимый.
   Руны же - воплощенная структура. Самая понятная и логичная форма магии. И самая доступная, если у тебя есть мозги, конечно. Почти не требует силы, лишь умения абстрактно мыслить и простраивать цепочки смыслов. Именно на рунах происходит привязка энергетических комплексов (в просторечии "заклинаний") к материальным объектам.
   Но при чем тут, во имя Четырех, полные крови и секса темные камлания во славу Хаоса?
   По правде говоря, я всегда относился к хаосопоклонникам, как к кучке клоунов. Модное увлечение для знатной, не понятой окружающими молодежи, не более. Ну хочется детишкам собираться порой в смешных балахонах, петь заунывные гимны и ощущать себя не такими, как все. Да ради богов, чем бы ни тешились. Реальных случаев приобщения к Черной через такие собрания можно посчитать по пальцам. Одно дело, твердить о власти Хаоса Предначального, который сожжет огнем и зальет кровью унылый мир отцов. И совсем другое - добровольно стать чудовищем, утратившим человеческий вид и суть.
   По всему выходило, что в Разенне культ Черной приобрел неожиданные и настораживающие черты.
   Я постарался максимально доходчиво и кратко изложить свои соображения Рэндольфу. Тут слушал, не перебивая, только кивал.
   - Хорошо. Кстати, я почти вижу. Что будем делать?
   - Не знаю. В подчинении твоего князя есть сильные рунические маги?
   - Были до недавнего времени.
   - Мудро со стороны служителей Черной. Хорошо, видимо мне лично придется разгребать эту кучу дерьма.
   - Могу я чем-то помочь?
   - Если не можешь достать перо и бумагу, просто не мешай.
   Я погрузился в расчеты, ползая вдоль лучей и водя пальцем по руническим цепочкам.
   Какие-то предварительные результаты приходилось чертить пальцем в пыли на камнях. Трижды я сбивался, приходилось начинать все почти с самого начала. Рэндольф стоял рядом и держал факел, а когда тот догорел, достал где-то второй и зажег.
   - Очень странно, - объявил наконец я. - Я мало что понял, сути даже не касался, там месяц разбираться и лучше с гримуарами. Но по всему выходит, что это был ритуал призыва чего-то невероятно мощного. С наложением огромного количества ограничений и условий... О, Четырехпутье, они ведь не всерьез?! Она же мертва!
   - Кто?
   - Сам подумай, - я заговорил торопливо, стремясь успеть за жутковатым озарением. - Мы в святилище Черной Тары, парень! Зачем здесь заклятье, силы которого должно хватить на призыв самой адской из возможных тварей?! У этих культистов совсем нет мозгов!
   - Они хотят возродить богиню? - впервые за вечер фэйри потерял невозмутимость. Дикость замысла потрясла даже его.
   - Угу. Причем надо полагать, что остальных богов нам никто не вернет. Вот никогда не мог понять фанатиков. Мир, конечно, довольно поганое место, но не настолько, чтобы отдавать его Хаосу, - я еще раз окинул взглядом фигуру. - Хорошая новость: пусть я и не понял, как это работает, я понял, как это сломать. Но будет нужна твоя помощь.
   - Что нужно делать?
   - Дать немного крови. Руны на крови - самые действенные. Можно обойтись только моей, но лучше использовать несколько источников. Так что гордись, ты тоже в некотором роде станешь Стражем.
   Он обнажил меч:
   - Хорошо.
   - Погоди! Осталось обговорить плату.
   - Плату?
   - Дружище Рэндольф, я хочу забрать то, за чем пришел сюда. Артефакт де Бриена должен до сих пор лежать в тайнике, если культисты не нашли его, в чем я сомневаюсь.
   - А что я скажу князю?
   - Правду. Или что-то придумаешь. Ну, решайся.
   Он задумался, потом кивнул:
   - Хорошо. Под мою ответственность. Действуй.
   Тайник де Бриена располагался там, где и должен был - за барельефом, изображавшим рождение богов, чуть правее урны с прахом печально известного первосвященника. Я снял заклинание, предохранявшее содержимое тайника от воздействия времени, не глядя закинул в мешок связку свитков и шкатулку. Нечего дразнить фэйри, разбирая добычу у него на глазах.
   Рэндольф надрезал руку и протянул сложенную "лодочкой" ладонь.
   Одна из причин, по которой я не люблю ритуалистику и прочую мутную руническую дрянь в том, что дни и месяцы долгой работы и осторожных расчетов слишком легко испортить парой лишних знаков, поставленных в нужных местах. Я использовал его кровь для внутреннего сдерживающего контура, а свою - для внешнего. Идеально было бы, будь нас трое, но и вдвоем получилось неплохо. Деактивация прошла красиво. Стоило вписать последнюю руну, как сияние, наполнявшее колесо Хаоса поблекло. С тихим шипением фигура начала таять. В воздухе над гробницей пронесся еле различимый шелест, словно сотни тысяч бабочек в едином порыве взмахнули крыльями, разлетаясь в разные стороны. Тонкие струйки фиолетового дыма поднялись в воздух и повисли под низким потолком.
   Совсем как я планировал.
   А вот чего я совсем не планировал, так это что фэйри побелеет и рухнет на камень.
   - Эй, что с тобой? Много крови потерял? - я склонился, чтобы похлопать его по щекам. Вставай, здесь не лучшее место для отдыха.
   Он не подавал признаков жизни.
   - Какого отродья Черной?!
   Сперва я подумал, что он мертв. Что я напутал с рунами, и Рэндольфа накрыло отдачей. Эта мысль заставила почувствовать себя по-настоящему скверно. Но когда я поднес клинок к его губам, лезвие затуманилось.
   Пульс был редким и слабым, но все же был. Я оттянул Рэндольфу веко, полюбовался на мерцающий янтарь радужки и понял, что совершенно не представляю, как ему помочь. Любой фэйри - уникален. Есть похожие, нет одинаковых. В том числе, в плане физиологии. А я даже не врач. Умею обработать и зашить рану и немного разбираюсь в человеческих болячках, но и только.
   И вот что теперь с ним делать?
   Я мрачно уставился на безжизненное тело. Представил, как ухожу, оставляя его здесь, как окончательно догорает и гаснет факел. Сейчас, когда звезда Хаоса потухла, на гробницу резко навалилась темнота. Пламени едва хватало, чтобы справиться с ней на крохотном пяточке в паре футов вокруг нас. Стены терялись во мраке.
   Разумнее всего оставить фэйри, а самому уносить ноги, пока князь Церы не решил, что Рэндольф слишком задержался, и не отправил ему на помощь отряд.
   Встреча с Марцием Севрусом - плохая, очень плохая идея.
   Правитель Церы - упертый, жестокий и безжалостный догматик. Не садист, нет. Разве что глубоко в душе. Но страсть князя к установлению диктата Закона и Порядка имеет отчетливо нездоровый привкус. Эта двухглавая конструкция - его божество и опора, на которой зиждется мир. Я подозревал, что князь Церы чувствует себя по-настоящему счастливым, только искореняя и обрубая все, выходящее за рамки, которые он отмерил окружающей реальности.
   Короче, неприятный тип. И с самой мерзкой способностью из всех, что я встречал у фэйри.
   Сейчас, по моим прикидкам, он должен пребывать в настоящей ярости. Любой сиятельный правитель фэйри был бы недоволен подобным безобразием на своей территории, но для Марция Севруса проделки культистов - просто плевок в лицо всему, на что он молился.
   Ничего удивительного, что мне не хотелось с ним встречаться.
   В напрасной надежде я снова пощупал пульс у Рэндольфа. Без изменений.
   Его все равно найдут. Правитель Церы ни за что не оставит это дело без внимания. Максимум - через пару часов Рэндольфом займутся лейб-медики...
   - Чувствую, я об этом еще пожалею, - сообщил я непонятно кому, взваливая тело на плечо.
  
  
   Глава 7. Клятва
  
   Франческа
  
   Настоящий Риккардо сегодня плохо выглядит. У него распухло ухо и под глазом синяк. Темно-фиолетовый, почти черный. Я приманиваю брата яблоком, чтобы рассмотреть синие следы от пальцев на его шее. Уговорами и лаской заставляю снять рубище, в котором его тут держат, разглядываю старые и свежие кровоподтеки, украшающие худое, почти безволосое тело.
   Их вид приводит меня в совершеннейшую ярость.
   Кто мог сделать с ним такое? Кто посмел поднять на него руку?
   Безумец безобидней щенка. Не будь я в первую нашу встречу так испугана, поняла бы еще тогда. Риккардо робок, беспомощен и всего пугается. Даже когда пытается драться, делает это настолько неумело, что побороть его нет никакой сложности.
   - Я заставлю их прекратить это, - жарко клянусь я брату и полная решимости бегу наверх, к отцу.
   Ему придется меня выслушать!
   У входа в его кабинет останавливаюсь. Гнев немного утих, и мне боязно отвлекать родителя. Поднимаю руку, чтобы постучать, но слышу из-за двери сердитый голос:
   - Я сказал - "нет" и не приставай ко мне больше со всяким бредом!
   - Но вы даже не обращаете внимания на очевидные преимущества... - лже-Риккардо, как всегда говорит невыразительно, но что-то заставляет заподозрить, что он тоже зол.
   - Преимущества для кого? Пусть Мерчанти и Риччи подавятся! Я не буду снижать пошлины, обкрадывая себя и своих людей. А ты хапуга или идиот, если приходишь ко мне с подобными предложениями.
   Я трусливо опускаю руку, так и не постучав. Сейчас не лучшее время, чтобы приставать к отцу.
   Надо уйти, но я медлю, вслушиваясь в разгорающийся за дверью спор из-за пошлин на чужеземные товары. Вспоминаю, что в последний год отец и лже-Риккардо все чаще не сходятся во мнениях. Они умело скрывают разногласия, но луну надолго не спрячешь.
   - Мне оскорбительно слышать от вас намеки о корыстном интересе с моей стороны, - голос лже-Риккардо звенит негодованием. - Рино - мое будущее владение. Я - ваш наследник...
   - Ты - мое наказание за грехи, Джованни. Ты и Франческа, - тяжело говорит отец. - Вернись к Риккардо разум, я не стал бы терпеть тебя и минуты. Когда умру, можешь делать с герцогством что хочешь. Но пока не лезь, куда не просят. Ты собирался на охоту с Мерчанти, так иди. И передай этому торгашу, чтобы не протягивал лапы к нашим деньгам.
   Еле успеваю отскочить за угол, как дверь распахивается. Джованни вылетает с перекошенным от ярости лицом и почти бегом направляется к лестнице, не замечая меня.
   Я провожаю его взглядом.
   Джованни Вимано?
   Он тоже мой брат.
   Бастард.
   Унизительное слово, унизительный статус. Лоренцо был бастардом. Я знаю, как мучила его мысль об этом.
   Джованни - всегда мрачный, всегда застегнутый на все пуговицы. Я всегда думала, что его сдержанность скрывает властность, сродни отцовской, а может и жестокость. Я ошибалась?
   Как мало мы знаем своих близких.
   Мне хочется подойти к нему, спросить "почему", узнать что он думает, что чувствует. У нас никогда не было откровенных разговоров. В семье Рино не принято распахивать душу. Каждый - узник своей Кровавой башни. Каждый должен сам справляться со своими печалями.
   Джованни спускается. Мысленно клянусь поговорить с ним. Позже. Я должна попытаться! Должна узнать какой он на самом деле.
   Мой брат - Джованни Рино.
   Подхожу к двери, чтобы постучать и снова замираю, подняв руку. Отец, должно быть, зол, очень зол из-за размолвки. Последнее дело приставать к нему сейчас, сразу после спора. Быть может, вечером, если у него будет хорошее настроение. Или завтра. Если его опять никто не рассердит...
   Нет, меня это не устраивает. Слишком долго. И я обещала Риккардо!
   Знаю, что поступаю самонадеянно, но я не в силах отложить все до другого раза. Я тоже из рода Рино. И я не позволю этой женщине издеваться над моим братом.
   Я снова спускаюсь в подвал Кровавой башни.
   Ожидание затягивается почти на час. Все это время я вышагиваю по камере, накручивая себя. Словно коплю силы перед ударом. Наконец, Изабелла Вимано входит, неся в руках лампу. На ней уже знакомая бархатная маска. Я помню, что скрывается под тканью, но слишком сердита, чтобы думать об этом.
   Прочие слуги побаиваются сеньору Вимано, что неудивительно, учитывая ее уродливую внешность и пугающий ореол тайны вокруг этой женщины. Иные называют ее ведьмой, а иные и вовсе Черной Тарой во плоти, но я не верю в эти сказки. Я уже знаю, что раньше она действительно считалась красавицей. И одно время грела постель моего отца. Он был сильно увлечен безродной девкой, поговаривали даже, что она его приворожила.
   Возможно, боги и правда покарали ее за связь с женатым мужчиной, как любит болтать челядь, но странно, что они не тронули моего отца.
   Или безумие Риккардо - его наказание за этот грех?
   Увидев меня, служанка останавливается в дверях:
   - Сеньорита Рино? Вы снова здесь?
   - Да, я здесь, Изабелла. И я хочу знать, что это значит!
   Я тыкаю пальцем в сторону камеры Риккардо.
   - Вы избиваете его?! Избиваете моего брата?!
   - Я его пальцем не тронула, - говорит она. - Он вчера беспокоился и бился головой о стену. Такое бывает. Джованни мой сын, как могла бы я обидеть своего мальчика?
   Она издевается или считает меня за дуру? Я видела синяки на шее Риккардо. Такой след оставляют только человеческие пальцы.
   - Не смейте лгать! Мы обе знаем, что ваш сын сейчас на соколиной охоте с Орландо Мерчанти.
   Как жаль, что нет возможности увидеть уродливое лицо, что она прячет под маской. Удалось ли мне застать ее врасплох? Напугать?
   Трудно сражаться с закрытыми глазами.
   - Не понимаю о чем вы, сеньорита.
   - Все вы понимаете, - мой гнев холоден и остер, как заточенный стилет. Она страшна в своем уродстве и своей загадочности, но я не боюсь ее, не испугалась бы, будь она самой Черной. - Если я еще раз увижу синяки на Риккардо, или если вы снова побежите жаловаться моему отцу... тогда ваша маленькая тайна станет известна всем, поверьте. Я об этом позабочусь.
   Я делаю шаг вперед, Изабелла отшатывается.
   - И не надейтесь, что за бедного Риккардо некому вступиться, пусть даже отец предпочел вычеркнуть его из памяти. Довольствуйтесь тем, что сумели подсунуть своего бастарда в семью Рино. Вы поняли меня?
   Она отвечает глухим "Да".
   - Тогда вымойте его. Накормите нормально. Подстригите и переоденьте уже в чистое. Он - безумен, но он не животное. Уверена, отец платит вам достаточно, чтобы содержать моего брата, как должно. Завтра после обеда я проверю, как вы выполняете свои обязанности.
   Я покидаю подвал с видом королевы, поднимаюсь по лестнице, чувствуя себя правой и сильной этой своей правотой.
   Это незнакомое, но приятное чувство.
  

* * *

  
   Передний двор Кастелло ди Нава всегда наполнен людьми и звуками. Звон металла со стороны кузни, ржание лошадей, людские крики. От пекарни тянет свежим хлебом, запах пиленого дерева от мастерской, навоза от конюшен...
   Это место хранит счастливые воспоминания. В детстве я любила играть здесь. С Риккардо, пока он еще был рядом. И позже одна, когда удавалось улизнуть от нянек и наставниц.
   Иногда я наблюдала за играми детей прислуги. С завистью, со смутной обидой. Я была мала, одинока, и мне так хотелось друзей... но я помнила - нельзя. Мое месте не среди челяди, но над ней.
   Мельница чуть в стороне от прочих хозяйственных построек, и людей тут меньше. Журчит вода, крутится, поскрипывая, огромное деревянное колесо. Здесь, забравшись в узкую щель меж замковой и мельничной стеной, я пряталась от дуэньи.
   К ветке старой яблони все так же привязаны качели. Я опускаюсь на доску. Как я выросла! А когда-то приходилось ныть и просить Риккардо, чтобы подсадил. Поджимаю ноги, но подол платья все равно метет по земле.
   Уже не первый день я собираю осколки памяти. Пытаюсь понять, когда и как случилось, что мой брат стал животным с затравленным взглядом, а его место занял тот, другой.
   Так и не поговорила с Джованни. Струсила. Страшно было начать.
   В семье Рино не принято показывать свои чувства, но я люблю брата. Я хорошо помню, как Джованни защищал меня от отцовского произвола. Защищал и опекал. А что читал нотации - не страшно. От нотаций не больно сидеть.
   И он никогда не поднимал на меня руку. Никогда! Даже когда я позволяла себе спорить или тонко насмехаться. Да, брат очень замкнут, но я и сама не открытая книга. И не важно, что вело им в его заботе. Важно, что я ценю это.
   Как же ему было тяжело! Сменить имя, расстаться с матерью, чтобы занять чужое место и всю жизнь помнить об этом.
   Пожалуй, я даже рада, что у меня теперь два брата.
   Венто проносится совсем рядом. Я улыбаюсь, подставляю ладонь, но он словно не замечает. Летит к мельнице и начинает кружить. Его тревожный писк заставляет меня встрепенуться.
   - Что такое, малыш?
   Стриж опускается на землю у мельничной стены и принимается долбить клювом камень. Он делает это с таким отчаянием, таким остервенением и настойчивостью, словно от этого зависит его жизнь.
   Я встаю с качелей. Мне больше не хочется улыбаться.
   Что с ним?
   "Вииирррииии", - почти что плачет мой питомец и бьется грудью о камень.
   - Прекрати, Венто! Ты поранишься!
   Беру его в руки, он вырывается. Хлопают крылья, летят по воздуху перья.
   - Что там? Хочешь сказать, внутри что-то есть?
   Он затихает в моих руках.
   - Хочешь, чтобы я посмотрела, что там? - спрашиваю я, и мне снова кажется, что я схожу с ума.
   Я разговариваю с птицей? И она мне отвечает?
   - Виииррриии.
   - Хорошо.
   Я тяну на себя камень, и он выходит неожиданно легко, словно ничто не держало его в стене. Мелькает воспоминание, слишком смутное, чтобы я успела за него зацепиться. Стриж снова верещит, храбро ныряет в темный проем и тут же возвращается обратно.
   В клюве у него зажат конец кожаного ремешка.
   - О боги, что это? - я отбираю у питомца его находку. Дергаю за ремешок и в руки мне падает кожаный кошель размером почти что с моего маленького Венто.
   Он в ужасном состоянии. Таким кошельком побрезговал бы и нищий попрошайка. Снаружи кожа поросла плесенью, местами  побурела и даже побелела, а местами подгнила. Торопливо пытаюсь распутать завязки - нетерпение и страх подгоняют, требуют сделать это скорее, скорей. Не получается. За годы, проведенные в стене, кожа слиплась, спеклась в единую массу. Тогда я просто рву их, вытряхивая на землю содержимое тайника.
   И тихо ойкаю.
  
   - Это будет секрет. Только наш с тобой, - Риккардо хитро улыбается и выдвигает камень. В руках его скачет деревянный конь, совсем маленький, меньше ладошки, но как настоящий. Грива с черными волосами и звонкие копыта с крохотными медными подковками.
   - Так нечестно, - говорю я и сжимаю кулак. - Не дам!
   - Жадина.
   - Сам такой. Твоя лошадь - плохая.
   Он смеется, снимает с берета аграф, что держит перо и демонстративно кладет его в кошелек.
   - Жадина, - повторяет брат.
   Мне до слез жалко расставаться с сережкой, но так надо. В тайник прячут то, что дорого.
   Я отдаю ему одну из двух сережек, что недавно подарил отец. Расстаться с двумя сразу нет никаких сил. Позже я совру, что потеряла ее, и нянька будет ругаться.
   А еще позже, уже после внезапного отъезда Риккардо, я буду безуспешно искать тот самый камень, которым брат закрыл от посторонних глаз наш с ним секрет. Но так и не найду.
  
   Сережка. Серебряная, с лазуритом. Совсем маленькая. В самый раз ребенку.
   Позеленевший от влаги бронзовый аграф в форме головы льва.
   Четыре крохотные медные подковки и горстка деревянной трухи.
   - Я была права, - шепчу я, как безумная, сквозь подступающие слезы. - Твоя лошадь плохая, Риккардо. Видишь, от нее ничего не осталось.
  
  
   Элвин
  
   Первым, что я почувствовал, придя в себя, была боль. Мучительно ныл затылок. Казалось, на голову надели железный обруч с шипами по внутренней стороне, навроде тех, что можно встретить в арсенале любого уважающего себя пыточных дел мастера. И теперь невидимый садист закручивал винты, заставляя металлические шипы все глубже входить в кость.
   Я застонал, попробовал ощупать рукой затылок и понял, что не могу этого сделать.
   Я не мог пошевелить даже пальцем.
   Следующим неприятным, но закономерным открытием стал кляп во рту. Я бы больше удивился его отсутствию. Единственный способ обезвредить мага - заткнуть рот и зафиксировать пальцы. Существует даже крайне гнусная разновидность казни - специально для чародеев, когда отрубают обе кисти, вырезают язык и отпускают жить дальше. Большинство кончает с собой уже в первый месяц.
   В моем случае кляп был излишним - я работаю только через руки, но они решили перестраховаться.
   Кстати, кто "они"?
   Морщась от боли, я осторожно открыл глаза. В ушах шумело, перед глазами все двоилось, а невидимый садист вкрутил винт на обруче разом на пару оборотов. Я поморгал, дожидаясь, пока окружающий мир обретет резкость, и осмотрелся.
   Помещение вполне соответствовало расхожим представлениям о пыточных застенках. Темно, мрачно, решетки и цепи. На стенах из необработанного камня чадят факела, в углу жаровня, на которой тлеют малиновые угли, рядом щипцы, плети и прочие малосимпатичные игрушки из арсенала записных садистов.
   При попытке покрутить головой боль перетекла с затылка на виски, пульсируя в такт биению сердца, и я окончательно поставил себе диагноз "сотрясение мозга". Потом поставил диагноз всей этой ситуации "полная задница". Немного подумал, и поменял формулировку на такую, что заставила бы упасть в обморок иную чувствительную барышню.
   Мне случалось попадать в плен, но, настолько беспросветного положения я припомнить не мог. Люди редко представляют себе истинные возможности хорошего мага, тем более Стража. А роль жертвы, когда знаешь, что контролируешь ситуацию и в любой момент можешь поменяться с тюремщиком местами, даже забавна.
   Но тот, кто меня связал, определенно, разбирался в блокировке магических проявлений.
   Память возвращалась рывками. Схватка у дверей гробницы, звезда Хаоса, безжизненный фэйри. Остальные события тонули в тумане. Я помнил, что собирался доставить Рэндольфа к его сородичам и улизнуть прежде, чем начнутся расспросы.
   Нынешнее положение намекало: план потерпел полную катастрофу.
   Так и знал, что пожалею об этом.
   Некоторое время ничего не происходило. Головная боль постепенно отступала, в глазах больше не темнело. Я подергался на кресле, к которому был прикручен. Связать человека так, чтобы он не мог пошевелить и мизинцем в прямом, а не переносном смысле, довольно сложно, но меня обрабатывал настоящий профессионал. Руки заведены назад, почти вывернуты из суставов, каждый палец примотан к железной решетке, и примотан на совесть.
   Я все еще дергался, пытаясь ослабить путы, когда услышал звук шагов за спиной. Паскудно, когда не можешь видеть происходящее. Даже если связан, зрение дает иллюзию контроля.
   Прикрыв глаза, я весь обратился в слух. Шаги уверенные, громкие, но не слишком быстрые. Человек это или фэйри, он не привык таиться, скорее наоборот. Не суетлив, но и не медлителен. Возможно, резок. Среднего роста. Не грузный. Каблуки подбиты металлом, но звона шпор не слышно...
   Провернулся ключ в замке, лязгнула цепь.
   - Вижу, ты пришел в себя, - голос был сухим и безжизненным, как пески тамерской пустыни, а его обладатель по-прежнему находился за моей спиной. И все же зародившиеся подозрения о личности визитера перешли в уверенность.
   Ответить я, по понятным причинам, не мог.
   Прервавшиеся было шаги возобновились. Посетитель обошел меня по кругу и я, наконец, смог полюбоваться на его выскобленный до зеркального блеска череп и хищный орлиный нос. На изборожденном морщинами лбу, скрытая полупрозрачной пленкой века выделялась заметная шишка.
   Печально известный третий глаз Марция Севруса.
   Как я и предположил, князь решил лично допросить пленника. Наверное, я должен чувствовать себя польщенным.
   Проклятье, в мире очень немного существ, которых я... ну, не то, чтобы боюсь, а, скажем, по-настоящему опасаюсь. И князь Церы занимает одно из лидирующих мест в этом коротком списке.
   - Я помню тебя, - сказал он. - Ты - фаворит Исы. И ты изуродовал ее брата на дуэли чести двенадцать лет назад. Ты работаешь через пассы.
   С этими словами он избавил меня от кляпа.
   - Ну, прямо так уж и "изуродовал", - тут же возразил я. - Просто немножко попортил красавчику личико. И я не "фаворит". Не имею отношения ко двору княгини.
   Неплохая попытка, если он хотел меня оскорбить. Быть известным в обществе исключительно тем, что делишь постель с женщиной, пусть даже княгиней - унизительно. Тем более что мы расстались с Исой. Как раз двенадцать лет назад. И моя дуэль со Стормуром сыграла в этом не последнюю роль.
   Князь молчал, вглядываясь в мое лицо своими круглыми, как у совы, глазами. Неприятный тип. Никогда он мне не нравился.
   - Кстати, спасибо, что избавили от кляпа. Не могли бы вы теперь сделать что-то подобное в отношении веревок? Еще немного, и мои руки даже отрубать не потребуется, сами отвалятся. Как-то иначе представлял себе легендарное разеннское гостеприимство.
   Он все так же молчал, а я подумал, что слишком много болтаю потому, что нервничаю. Плохо. Ясное дело: ситуация, когда сидишь беспомощнее слепого котенка, нервирует, но это не повод молоть языком. Стоит мне начать развязно шутить в своей любимой манере, все закончится скверно.
   Одну грандиозную глупость я уже успел сделать. Признался, что не связан с Северным двором фэйри, и тем самым разом вывел себя из-под предполагаемой протекции княгини. Теперь у князя Церы нет даже такого эфемерного соображения "против", если он возжелает оказать маленькую услугу Стормуру и отправить ему врага, перевязанного подарочной ленточкой.
   Что мне устроит братец Исы в этом случае, лучше не думать.
   Но я не жалел. Прятаться за женской юбкой - позорно. А прятаться за юбкой Исы еще и глупо. Мы с Севрусом оба отлично знали, что княгиня не пойдет на жертвы ради любовника.
   Она - из тех, кто берет, а не дает.
   - Гостеприимство не для вора, - резко ответил князь.
   - Предпочитаю термин "кладоискатель", - ответил я, мгновенно оценивая новую информацию. Был только один человек, который мог доложить князю о моих изысканиях в гробнице. Точнее, не человек...
   - Рад, что Рэндольф пришел в себя. Я по-настоящему волновался за этого парня. Надеюсь, он не опустил никаких значимых подробностей в своем рассказе? Скажем, про нашу договоренность. Я честно выполнил свою часть сделки.
   Отличная новость. И не только потому, что я переживал за жертву моих экспериментов с рунистикой. Честный рассказ фэйри о событиях в гробнице разом превращал меня из подозрительного типа едва ли не в героя.
   - Цера - мой домен. И все, что в нем хранится, принадлежит мне. Таков Закон.
   Я кивнул с самым непринужденным видом. Словно мы вели светскую беседу на званом вечере:
   - Не спорю.
   - Мой клинок обещал тебе то, что ему не принадлежало.
   - Да, некрасиво получилась. Но услуга уже оказана и за нее была обещана оплата. Что говорит Закон о подобных прецедентах?
   Он не ответил, из чего я сделал вид, что ситуацию можно трактовать, как минимум, двояко.
   - В любом случае я не заслужил столь, - я выразительно дернул плечами, - теплого приема. Мои действия не принесли вреда ни домену, ни его обитателям. Напротив, избавили вас от большой проблемы. Так что давайте я пообещаю не распускать руки, а вы за это меня развяжите. Честное слово, буду паинькой.
   Он хмурился. Я чувствовал: наша неприязнь взаимна. Не будь Севрус таким законником, в ход могло бы пойти раскаленное железо и клещи.
   - Ты пришел, чтобы обокрасть меня.
   - Ммм... признаю, так и есть. Но я этого не сделал. Напомните, ваше высочество, что там в параграфе о намерениях?
   Эти разделы свода законов я и так помнил отлично. Намерение ничего не стоит. Важны только дела.
   - Ты сломал мой клинок, - наконец, выдал он. И я понял: это - главное обвинение в мой адрес.
   - Вы про Рэндольфа? Насколько я понял, его удалось починить.
   Севрус прошелся вдоль камеры. Что-то в его движениях выдавало скрытую нервозность. От необходимости постоянно выворачивать голову и скашивать глаза, чтобы удержать князя в поле зрения у меня начала болеть шея.
   - Как ты это сделал?
   - Сделал что? Убрал колесо Хаоса? Ловкость рук, немного крови и магии.
   Он прихватил стоявший в углу стул и опустился рядом. Снова посверлил меня тяжелым взглядом. Я надеялся, что по моему лицу не видно, насколько мне неуютно от его близкого присутствия. Стоило изрядных усилий не смотреть на подрагивающую кожистую складку века посреди лба.
   - Как ты снял с моего клинка Неоплатный долг?
   - Что?! Погоди... а это вообще - возможно?
   - Рэндольф леан Фианнамайл больше не мой должник, - сообщил князь, продолжая меня гипнотизировать. - Я потратил много сил и времени, чтобы отковать этот клинок по своей руке. Кто возместит мне потерю?
   - Как насчет того, чтобы спросить с культистов?
   Сказанное Севрусом не лезло не в какие представления о существующем устройстве мира. Пусть мне и никогда не нравилась система взаимных обязательств, составляющая основу основ общества фэйри, я не могу не признать - она работает и работает исправно. Я и сам не раз давал или принимал зароки на мелкие и средние услуги. С Большим или, тем паче, Великим долгом не связывался, но механизм работы подобных клятв совершенно такой же.
   А вот к пакости под названием "Неоплатный долг" я бы не хотел приближаться даже на расстояние полета стрелы. Прежде всего, потому, что любой другой долг можно выплатить, а эти узы - навсегда.
   Неоплатный долг - довольно циничная штука. Его дают только в случае, если фэйри считает, что ему спасли не просто жизнь, но нечто большее. Зарок превращает давшего в фактического раба и полную собственность того, кто владеет зароком.
   Я мысленно поздравил прыткого мечника с большой удачей. Быть вещью князя Церы должно быть тем еще удовольствием. Сразу стало понятным равнодушие, с которым фэйри пропускал мимо ушей все мои подколки. После школы Севруса такие шутки должны были казаться ему чем-то вроде дружеского похлопывания.
   Жаль, что я не записал последовательность рун. Очень уж интересная форма отдачи у этого заклинания. Покопаться бы в нем как следует...
   Голос князя отвлек от неуместных мечтаний:
   - Зарок снял ты, и я спрашиваю с тебя. Ты должен занять его место.
   Секунду я молчал, переваривая его слова. Потом ухмыльнулся.
   - Да это настоящая честь, ваше высочество. Но понимаете ли... у меня очень важная миссия.
   Он нахмурился:
   - Какая миссия.
   - Слоняться со скучающим видом и всех раздражать. Так что вынужден отказаться. Предчувствую, что буду сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
   Севрус потемнел лицом:
   - Так и есть. И она не будет долгой.
   - Тогда можно предсмертное желание? Хочу ужин и женщину.
   - Заткнись.
   И правда, стоило остановиться, но меня несло:
   - Не могу. Должен следовать своей миссии, - протянул я тоном, который сестрица Джулия в детстве называла "бесячным". Сейчас она использует куда более крепкие эпитеты. - Так что насчет желания? Гриски с ужином, согласен только на женщину, но пусть она будет блондинкой.
   Уже понимая, что окончательно запорол переговоры, я ухмыльнулся ему в лицо и добавил:
   - Просто к слову: Братство будет мстить.
   В последнем я не был уверен. То есть - я бы отомстил за любого из своих братьев или сестер, да так, чтобы фэйри потом еще сотню лет содрогались, пересказывая друг другу подробности. Так, чтобы навсегда запомнили - Стражей трогать нельзя. Себе дороже. Но единственное правило, которому подчиняются Стражи - "Никаких правил". Мы свободны от любых обязательств, кроме тех, что берем на себя сами.
   Пожелает ли кто из моих названных родственников отомстить за меня? Хотелось верить, что да.
   - Я не буду убивать тебя, Страж. Есть другие методы.
   Кожистая складка на его лбу съежилась и раскрылась, выпуская на свет выпуклую чернильно-черную полусферу, неуловимо похожую на глаз тарантула-переростка. Я сглотнул, ощущая предательскую сухость в горле. Матовая тьма приглашала заглянуть в нее глубже...
   Причина, по которой я боялся... да, гриски меня подери, именно боялся князя Церы. Способность расчленять души. Неважно, что он сможет отобрать в нашем поединке воля на волю - мечты и страхи, память о скучном дне, прожитом пару сотен лет назад или нелюбовь к ризотто. Я все в себе одинаково ценю, и ни с чем не намерен расставаться.
   Неважно даже, насколько сильно я смогу покалечить его в ответ.
   - Погоди! Это глупо. Может, договоримся?
   Ответом во тьме зажегся синий огонек. Тьма надвинулась, мир сделал сальто, и я понял, что это не полусфера, но яма. Бесконечно глубокая пропасть, полная жидкого обсидиана. Она раскрывалась, распахивалась медленно, но неотвратимо, и я падал вниз, на самое дно, навстречу ощерившемуся шипами голубого света нечту.
   Кажется, я кричал.
   Это было страшно. Страшно от невозможности сделать хоть что-то, как в дурном, вязком сне, когда остается только наблюдать свой полный беспомощной жути полет.
   А на дне ожидало чудовище. Гекатонхейр. Предначальный великан, сторукий, стоглазый, с ножами, щипцами, крючьями, иглами, кнутами и шипами. Справа и слева вставали осклизлые стены его обиталища, синим светом истекали куски льда в жаровне, а великан правил на оселке ланцет, готовясь извлечь из моей души что-то значимое.
   Здесь я тоже был привязан. И мог только растерянно наблюдать за его работой. Совсем как несколько веков назад, когда жрец зачитывал слова ритуала Отречения, а семилетний мальчишка у алтаря с ужасом ощущал, как у ног ложится трещина, навсегда разделяя жизнь на "до" и "после"...
   В трещине, разверзшейся в пропасть, прятались жадные по чужую душу бесплотные твари, но тогда я этого еще не знал. Просто чувствовал - происходит что-то очень-очень скверное. Непоправимое.
   Но я выиграл тот бой!
   И я давно не ребенок.
   Все вокруг - сон, морок, сумма наших с Севрусом представлений о реальности. Мои руки не связаны. У меня и рук-то здесь нет.
   Путы внутри, не извне.
   Я воззвал к своей силе, и она откликнулась. Навстречу сторукому монстру за моей спиной поднялась багряная стена в прожилках шафрана и охры. Вспыхнули и стали ничем веревки. Иллюзия вокруг дрожала, обугливалась и скручивалась, воздух разлетался белыми хлопьями пепла. Я встал, ощущая, как губы кривит злая усмешка. Жидкое пламя окутало меня подобно плащу. Огонь стекал по рукам, разбивался о землю обжигающими каплями.
   Противник зашипел подобно змее, ощетинился сотней мечей, секир и пик и пошел в атаку.
   "Фас!" - скомандовал я.
   И отпустил свое пламя.
   Текли и плавились стены под напором огнедышащего ветра. Я потянулся, расправляя плечи, выбросил из каждого пальца по жгучему гибкому хлысту. Одиннадцать яростных янтарных змей с шипением прошлись кругом, сметая со стен пыточные орудия.
   Пространство вокруг содрогалось от нашей общей боли. Пущенный противником дротик пробил мне плечо, но я только рассмеялся и снова ударил, целя в вивисектора.
   Мир пошел трещинами, осыпался выцветшей фреской.
   Я моргнул, помотал головой и убедился, что по-прежнему привязан в реальности. Болела и ныла каждая мышца. Из носа текло по губам и подбородку, капая на рубашку алыми пятнами. Облизнувшись, я почувствовал во рту соленый вкус собственной крови.
   Князь тяжело дышал, откинувшись на спинку стула. Фэйри выглядел изможденным. Он как будто разом постарел, на щеках густо запали тени, веко третьего глаза жмурилось в спазме, напоминая уродливый шрам.
   - Даже не думай, - хотел сказать это громко и уверенно, но сил хватило только на шепот. - Первую тварь, имевшую виды на мою душу, я убил, когда мне было семь.
   Он кивнул, по-прежнему тяжело дыша. Долгое время мы молчали, восстанавливая силы. Потом князь уставился на что-то за моей спиной. Даже привстал. Я предположил, что к нашим играм присоединился кто-то еще.
   - Сиятельный князь, я прошу слова!
   Я узнал этот голос и не смог удержаться:
   - Привет, Рэндольф, приятель. Рад, что тебе лучше. Извини, встал бы поприветствовать, но немного занят.
   - Говори, - приказал Севрус.
   Фэйри сделал еще несколько шагов и опустился на одно колено у ног князя.
   - Узы Неоплатного долга может снять только судьба.
   Судя по лицу правителя Церы, тому не слишком-то по вкусу пришлись подобные откровения.
   - Это все?
   - Я пришел просить за вашего пленника.
   - О боги, дружище! Это так трогательно, что я почти прослезился.
   Ладно, без шуток - я был удивлен. И действительно тронут, пусть так и не понял мотива этого поступка. Мы не друзья, у него нет передо мной долгов или обязательств. И я отнюдь не старался быть милым во время нашего недолгого общения.
   Фэйри не взглянул в мою сторону, только сердито дернул ухом. Точь-в-точь, как конь, когда отгоняет надоедливую муху.
   - Быть вашим клинком - не мое предназначение. В этом нет ничьей вины. Даже тех, кто творил обряды во славу Черной.
   - Он использовал мой клинок без дозволения. Он должен мне.
   - Я знал, что не принадлежу себе. Но я дал свою кровь. И дал бы ее снова, чтобы защитить мир.
   Марций Севрус задумался.
   Я тоже задумался. Больше над тем, как мне повезло, что я не фэйри. Уж лучше маяться в отсутствии предназначения, чем быть предназначенным стать чьей-то вещью.
   - Что ты предлагаешь? - спросил князь.
   - Пока я был без сознания, я видел сон, - медленно сказал фэйри. - Мое предназначение придет за мной, но это случится не скоро. Я останусь вашим клинком, пока не встречу его.
   Хорошо, что я сдержался, и не стал влезать со своим мнением. В конце концов, это их высокие отношения, которые мне никогда не понять.
   - А Страж? - медленно спросил Севрус.
   - Предлагаю отпустить Стража восвояси. Где бы ни были эти самые "свояси". Раз уж мы все равно выяснили, что все это - проделки злой судьбы и я здесь совершенно ни при чем.
   - Он должен вам. Пусть даст зарок на долг.
   - В рамках разумного, - тут же вставил я. - Ты правильно сказал, моя вина не так велика. Я не обязан знать кто чья собственность.
   - Большой долг.
   - Малый.
   - Ты смеешься надо мной?
   - Нет, я торгуюсь. Хорошо, Средний. Это мое последнее слово. Или могу обязаться сделать что-то конкретное. Я вообще предпочитаю определенность абстрактным обещаниям.
   Князь Церы неожиданно усмехнулся:
   - Хорошо. Будет тебе определенность. Страж Элвин, я хочу, чтобы ты нашел и покарал тех, кто пытался призвать Хаос в гробнице Ипполита. И я хочу, чтобы каждый из них узнал перед гибелью, что смерть - кара за нарушение закона в моем домене.
   Удивительно, но его предложение даже понравилось. Во-первых, я, как Страж, всегда ощущал, что стоять на пути Хаоса - что-то вроде моего долга, пусть даже у культистов с предначальной стихией столько же общего, сколько у яблока с навозом, которым удобряли яблоню. А во-вторых, доводить любое начатое дело до конца - хороший тон. Раз уж я начал зачистку ритуала, мне и заканчивать.
   Были еще разные "в-третьих" вроде профессионального любопытства к архитектуре и отдаче рунического заклятия, но и первых двух причин вполне достаточно.
   - По рукам. Точнее, будет "по рукам", как только мне их освободят.
   Вот тут я имел возможность пронаблюдать, что такое "полное взаимопонимание". Князю достаточно было шевельнуть бровью, как Рэндольф вскочил с колена и оказался у меня за спиной. Меч вспорол веревки, и я потянулся, разминая затекшие плечи и пальцы.
   - И, кстати, я все еще хочу свою оплату за то, что прибрался в гробнице.
   - Ну ты наглец.
   - Может и наглец. Но нельзя отрицать, что я сделал эту работу. И сделал ее неплохо.
   Князь Церы вздохнул. Он выглядел утомленным. Неудивительно. Я тоже после нашего поединка воля на волю чувствовал себя так, словно меня разрубили на части, а потом кое-как сложили и сшили.
   - Хорошо, забирай. Рэндольф отдаст тебе твои вещи. Ты ждешь приглашения быть моим гостем?
   - Нет. Но чуть позже мне потребуется все, что вы успели нарыть по поводу культистов и гробницы.
   Фэйри переглянулись, и я заметил на лице правителя Церы смущение. Редкое зрелище.
   - Ну... - начал он.
   И замолчал.
   - Эй, какого гриска?! Вы же не хотите сказать, что вообще не занимались этим делом?
   - Занимались, - сказал Рэндольф. - Но почти ничего не нашли. Следы ведут на человеческую сторону мира.
   - Удачно, что для меня это не проблема.
  
  
   Глава 8. Пляска Змея и Паучихи
  
   Intermedius
   Уго
  
   Фьюта замерла перед кустарником. Уго перехватил ложе балестры, сложил губы "дудочкой" и присвистнул. Гончая с лаем метнулась вперед, поднимая дичь. Тяжело хлопая крыльями, из кустарника взлетело три фазана, блеснуло на солнце пестрое оперение, воздух наполнился встревоженным птичьим квохтаньем.
   Вскинув балестру, охотник поймал в прицел ближайшую птицу и спустил рычаг. Выстрел вышел удачным - с жалобным криком подбитый фазан рухнул в кустарник. Остальные, отлетев чуть в сторону, опустились на землю, предпочитая спасаться бегством.
   Уго потянулся к мешочку с глиняными шариками на поясе, без лишней спешки оттянул тетиву и вложил новый снаряд. Ушли, так ушли. Суетиться нет смысла. Охота только началась, гончая еще не раз выследит и поднимет птицу.
   Из кустов вынырнула квадратная брылястая морда. Умница-Фьюта сама, не дожидаясь приказа, разыскала и приволокла оглушенную птицу. Гончая несла добычу аккуратно, как учили, лишь прижимая зубами, но не прокусывая. Кто утверждает, что бладхаунд не подходит для охоты на птицу, тот не видел Фьюту в деле. Уго не променял бы свою любимицу и на свору легавых.
   Охотник аккуратно высвободил тушку из пасти. Фазан еще дышал, переливались красным и золотым перья на солнце. Королевская дичь.
   Он вцепился в тельце, ощущая под мягким покровом перьев теплую, полную жизни плоть и почувствовал, как сбилось дыхание. Ощущение чужой беспомощности странно возбуждало.
   Как всегда.
   Мягко, почти нежно Уго взял добычу за голову и свернул фазану шею. Возбуждение усилилось.
   В следующий раз надо будет сделать это медленнее. Или сначала сломать птице лапы?
   Посвященная говорила, что у него хорошие данные, чтобы принять в себя дар Хозяйки, но их надо развивать. Развитие включало в себя и такие вещи... вещи, после которых Уго чувствовал себя на подъеме. От них было приятно и стыдно. И чем стыднее, тем приятнее.
   Как тогда, когда он до смерти избил бродягу.
   Он остановился, вспоминая жалобные крики, смачные звуки ударов дерева о плоть. Позже он отбросил палку и бил ногами и кулаками, бил до боли, с наслаждением ощущая беззащитную мягкость живота, смотрел, как подкованные сапоги оставляют кровавые следы на тощем теле,  слушал, как трескаются и ломаются ребра...
   Это было ужасно и... восхитительно.
   Ни охота, ни забой скота, ни наказание челяди никогда не давали подобного острого наслаждения. Он едва вытерпел до Ува Виоло, от плотского желания было больно сидеть в седле. Добрался до ближайшего борделя, взял первую попавшуюся шлюху, не обращая внимания, насколько она страшна.
   И долго потом воспоминание о содеянном приходило, окатывая тело волной возбуждения и стыда.
   Труп бродяги, конечно, нашли. Посудачили из-за зверского убийства, но особого шума не было. Решили, что нищего попрошайку прикончили его же дружки. Это вдохновляло, но повторять Уго не решался. Дар Хозяйки привлекал его почти настолько же, насколько пугал. Достаточно взглянуть на посвященную, чтобы усомниться нужно ли оно Уго...
   И все же дар манил, обещал силу, обещал власть и возможность занять в мире место, которое полагалось Уго по праву, но которое у него отобрали.
   Память звала пойти дальше и вспомнить все, что они с братьями творили недавно во славу Хозяйки. Воспоминание, от которого к чреслам мгновенно приливала кровь, а по всему телу прокатывалась приятная, вожделеющая слабость. Уго сглотнул и приказал себе не думать об этом.
   Позже. Когда вернется с охоты и зайдет в заведение матушки Габриэллы. У нее как раз появилось пара новых девочек.
   Он подвесил тушку к поясу и посвистел гончей. Фьюта повела носом и пошла рыскать по кустарнику. Охотник направился за ней следом по звериной тропе.
   Лиса выскочила неожиданно. Мелькнуло перед глазами рыжее, в белых подпалинах пятно, Уго толком и прицелиться не успел, пальнул от живота, почти наугад.
   И попал.
   С жалобным повизгиванием плутовка бросилась, прочь, припадая на одну лапу. Охотник азартно припустил следом за добычей, выкрикивая Фьюту. Тявканье гончей из-за спины словно придало жертве сил. Рыжей молнией зверек метнулся в непролазные кусты. Повинуясь командам хозяина, сука устремилась за пушистой красоткой, оглашая предгорья заливистым лаем.
   Охотник сбавил ход. Звонкий голос суки разносился в воздухе. Бладхаунд будет преследовать лису, пока не настигнет, недаром Фьюта - лучшая гончая на псарне Риччи. Она догнала бы добычу, даже будь та здоровой, а уж взять подранка с перебитой лапой сумеет без труда.
   Жаль, порвет. Но если повезет, и Уго поторопится, лиса еще будет дышать.
   Здесь лес рос куда реже и он ускорил шаг, пробираясь меж кустов на песий лай. Голос Фьюты звучал совсем рядом. Внезапно лай сменился жалобным взвизгом. Уго перешел на бег. Деревья расступились, открывая взгляду залитый солнцем горный склон в проплешинах серых камней и скал.
   Он увидел Фьюту почти сразу. Гончая припадала к земле, поскуливала и глухо ворчала, не решаясь напасть. Уго проследил за ее взглядом и вздрогнул. Под раскидистыми ветвями каштана стоял тот самый северянин, что совсем недавно гостил в доме герцога Рино, а потом внезапно и спешно уехал недели две назад.
   Тот самый, что унизил Уго на глазах у дрянной гордячки.
   Маг. Маг по рождению.
   С того дня Уго избегал появляться в окрестностях Кастелло ди Нава и смотреть в бесстыжие, манящие глаза Франчески.
   Все казалось, что девка вспоминает его унижение и смеется.
   От этой мысли хотелось выть и скрежетать зубами.
   Франческа Рино. Ведьма! Проклятая ведьма, что приворожила Уго. При мысли о ее губах, о ее теле, он становился больным. И возбуждение, что обычно приходило лишь после насилия, накатывало вдруг само собой, только от желания обладать наглой, родовитой сучкой. Порвать одежду, намотать волосы на кулак, швырнуть на колени. Чтобы смотрела снизу вверх, покорно и кротко.
   Джованни рассказывал - папаша Рино любит поучить дочурку разуму с помощью розги. Уго отдал бы половину состояния, чтобы хоть раз увидеть, как герцог делает это. А уж сделать самому, как он порой поступал с бордельными девками...
   Герцогская дочка - не смазливая пейзанка, ее не завалишь так просто. И он пытался по-хорошему. Пытался понравится. А ведьма смеялась. Смеялась и флиртовала с магом, унизившим Уго.
   Из-за того унижения он уже почти решил принять дар Хозяйки. Чтобы отомстить. И чтобы никогда ни один выскочка, одаренный магической силой, не посмел так нагло вести себя в присутствии Уго. Чтобы уважал. Вставал, когда Уго входит. Вставал и кланялся. Чтобы отводил взгляд и затыкал свой поганый рот...
   Чтобы боялся.
   - Ты не это ищешь? - спросил маг. Он держал трупик лисы на весу за задние лапы, любуясь тем, как солнце играет на рыжем мехе. - Кто же бьет пушнину осенью? Плешивый мех, дешевка.
   И в доказательство своих слов, выдернул изрядный клок шерсти со спины зверя.
   Уго сжал кулаки и зарычал. С каким бы удовольствием он бы сейчас ударил северянина, подпортил смазливое личико, разнес нос в кровавую кляксу, вогнал обратно в глотку эту самоуверенную усмешку...
   Он знал, что не сделает этого.
   Потому, что боится.
   Это неправильно. Так не должно быть. И так не было долгое время. С детства. Когда он решил, что другие должны бояться Уго. Уважать и боятся.
   И они боялись.
   Пока не пришел северянин.
   - Это моя добыча, - глухим от ярости голосом произнес Уго.
   - Никоим образом не посягаю на ваш облезлый и блохастый трофей, сеньор, - в готовности, с которой маг протянул трупик, Уго почудилось что-то зловещее.
   Ярость неожиданно ушла, сменившись страхом. Северянин же уехал? Или только сделал вид? Зачем маг здесь, где нет никого, кроме Уго и Фьюты? Гончая - верный друг, но она не сможет ни защитить хозяина, ни рассказать правду о его гибели.
   Он подошел, с опаской поглядывая на врага, стиснув зубы от унижения, принял из его рук добычу. В лезущей от линьки шерсти копошились насекомые. Захотелось выкинуть трупик и вымыть руки.
   - Ты следил за мной?
   - Следил? Помилуйте, сеньор Риччи, с чего бы мне заниматься такой ерундой? - насмешливо протянул маг.
   - Я думал, ты уехал.
   - Я вернулся. Понял, что нет ничего милее и краше этих мест, - с чувством продекламировал враг. - А заодно вспомнил, что все собирался вернуть тебе одну вещицу.
   В руках северянина блеснула серебряная Звезда, и Уго отшатнулся.
   - Это не мое, - хрипло сказал он, все еще сжимая в руках трупик лисы.
   - Да нет же, приятель, ты обронил это во время нашей последней встречи. Ну же! Постарайся, уверен, у тебя получится вспомнить!
   Уго и так помнил. Он обронил Звезду во время драки, когда маг унизил его перед высокомерной дрянью, сестрой Джованни. Шлюхой, готовой лечь под безродного плебея, но посмевшей смеяться над Уго.
   Он не сразу обнаружил пропажу. И долго боялся, что Звезда попадет в руки храмовых дознавателей, а те придут к отцу, задавать вопросы. Потом расслабился, решил, что обошлось.
   Не обошлось.
   - Знаешь, что означает эта звездочка? - с обманчивой доброжелательностью продолжал маг.
   - Нет, - буркнул Уго. Надежда, что встреча действительно случайна, стремительно таяла.
   - Хаос Предначальный. Один из главных символов Черной. Обычно его используют культисты. Ну, знаешь, хаосопоклонники. Такие смешные ребята, которые собираются ночами в местах с дурной славой, чтобы нарядиться в балахоны и спеть дурацкие гимны.
   - Мне это не интересно.
   - Ну да, конечно. С чего бы добропорядочному квартерианцу интересоваться культом Чиннамасты? Значит, это не твоя безделушка? - глаза северянина смеялись.
   - Нет, - Уго почувствовал, как крупные капли пота поползли вниз по позвоночнику. Он ненавидел этого человека, но сейчас куда сильней ненависти был страх. С беспомощной досадой он перевел взгляд на балестру в своей руке. Игрушка, глиняные пули. Ничего не стоит против человека. Был бы аркебуз...
   И разве поможет аркебуз, если враг прибегнет к магии, как в прошлый раз?
   Дар Хозяйки и только он сможет защитить Уго раз и навсегда.
   - Ну ладно, тогда, пожалуй, отнесу это в храм на неделе. Пусть дознаватели разбираются кто владелец висюльки, - маг отвесил шутливый поклон. - Приятно было пообщаться, сеньор Риччи. Хорошей охоты.
   Уго проводил северянина взглядом, потом посмотрел на тушку лисы в своей руке. Пальцы с такой силой смяли тонкие косточки, что те сломались с жалобным хрустом. С внезапной яростью Уго замахнулся и ударил тельце о камень.
   Плеснувшие на лицо кровавые брызги привели его в чувство. Он свистнул Фьюте и заторопился. Надо было звать посвященную и братьев. Немедленно!
  
  
   Франческа
  
   Уже поздно, надо бы готовиться ко сну. Огонь свечей дрожит на невесть откуда взявшемся сквозняке, прыгают пятна теплого света, пляшут на пожелтевших страницах в мурашках черных буковок. Ужасно скучная книга - от сухого и нудноватого языка клонит в сон, герои кажутся горсткой паяцев. Бумажные куклы, бумажные страсти.
   Я несправедлива к автору. Не роман скучен, но мои мысли далеки от подвигов славного сэра Тристана.
   Как можно думать о книгах, как вообще возможно думать о чем-то ином, кроме моего открытия?
   Знаю, что стала страшно рассеянной, это подметила даже сеньора Скварчалупи. Бьянка хихикает, делает большие глаза и рассуждает о том, как укрепляет разлука истинные чувства. Я не спешу оспорить слишком прозрачные намеки.
   Пусть считают, что я влюблена и страдаю в разлуке. Так безопаснее.
   Истинная причина моих тревог влетает в комнату и с требовательным писком кружит под потолком.
   Венто. Я по-прежнему зову его Венто. Слишком странно называть стрижа Риккардо даже в мыслях.
   Но я знаю его настоящее имя.
   И не знаю, что делать с этим открытием. Как случилось, что Риккардо стал черным стрижом? К кому мне обратиться за помощью? Никто никогда не поверит в эту безумную историю. Я бы сама ни за что не поверила.
   Так бывает только в сказках.
   - Что случилось? - спрашиваю я у птицы и высыпаю из шкатулки нарезанные кусочки бумаги с начерченными на них буквами.
   Так мы общаемся. Я задаю вопросы, он собирает ответы из букв. Поначалу я надеялась таким образом убедить отца. Показать ему, что душа Риккардо живет в птице. Но потом вдова Скварчалупи застала нас за этим занятием и сказала, что я "хорошо натаскала" своего питомца. И я поняла - не выйдет. Никто не поверит. Нужны иные, серьезные доказательства.
   - Что случилось, малыш? - повторяю я, раскладывая буквы, но стриж не спешит составлять из них слова, словно позабыл о нашей придумке.
   - Хочешь, чтобы я пошла с тобой?
   Он падает мне на плечо. Это означает согласие.
   Я иду по ночному коридору за крылатым проводником. Темно, безлюдно, замок спит, спят слуги. Должно быть от этой тишины и безлюдности я ощущаю, как в груди нарастает безотчетная тревога и уже понимаю - случилось или вот-вот случится что-то плохое.
   Мы спускаемся в подвал Кровавой башни. Там темно и тихо. И пусто.
   - Риккардо? - зову я, уже понимая, что никто не откликнется.
   Откликается Венто. В его голосе я слышу плач и просьбу о помощи.
   - Ты знаешь, куда увели Риккардо? Покажешь мне?
   Он приводит меня на конюшню. Как жаль, что я не догадалась захватить плащ! По Вилессам гуляет октябрь, если днем еще тепло, то ночи сыры и промозглы. Но что-то в поведении стрижа говорит - нет времени возвращаться в комнату. Медлить нельзя.
   Повезло хотя бы, что на конюшне никого, кроме конюха, который спит в углу на стоге сена.
   Страшно ехать куда-то одной, на ночь глядя, но разве можно поступить иначе? Брат рассчитывает на меня! Он ждет помощи, и он совсем один. А все потому, что я - трусливая дрянь. Испугалась, что мне не поверят и даже не пыталась убедить хоть кого-то в своем открытии.
   Воровато оглядываясь, седлаю Звездочку и стараюсь не думать, как покину замок.
   Все получается само собой. На внутренних воротах отчего-то нет стражи, внешние приоткрыты, караул бессовестно дрыхнет. Так-то радетельно они несут службу! И за что отец только платит им жалованье, если любой может войти или выйти из замка ночью?
   Когда вернусь, непременно скажу отцу. Пусть накажет лентяев.
   Ночь смотрит в спину голодными глазами, она глубока, как воды горного озера, холодна и тревожна. Долгий путь по горным тропам. Венто упрашивает поторопиться, но страшно гнать лошадь в темноте. Я не лучшая наездница.
   Дорога приводит к храму Последней битвы. Спешиваюсь. Снизу октагон, как уродливый вырост на теле холма.
   Зачем я здесь одна? Разве не разумнее пойти к отцу, поднять тревогу?
   Разумнее, но я боюсь. Боюсь услышать в ответ, что это не мое дело. Любой, кто хоть немного знает моего родителя, первым делом предположил бы, что Риккардо увезли по его приказу.
   Снова и снова убеждаю себя, что отец здесь не при чем, что он не причинил бы вреда брату, неважно безумен тот или нет. Убеждаю и сама себе не верю.
   Если эти страхи оправданы, смогу ли я хоть как-то помочь Риккардо? Не знаю.
   Оставляю лошадь и поднимаюсь по еле заметной тропке. Подол намок от росы, одуряюще пахнет дудником и восьмиугольная громада встает мне навстречу чернильно-черным силуэтом на фоне неба в искрах звезд. Невольно вспоминаю слова Элвина, что раньше здесь было святилище Черной. Стриж дрожит на плече. Мне кажется, я слышу, как бьется его сердечко.
   Из-за дубовой двери, окованной медью, доносятся голоса, выводящие гимн во славу Гайи. Слов не разобрать, но узнаю мелодию и облегченно выдыхаю. Гимн встающему солнцу. Странно слышать рассветные пения в ночной тиши, когда время последней службы давно миновало, но как-то легче от того, что внутри добрые квартерианцы.
   Я налегаю на тяжелую створку, и она подается. Сначала неохотно, а потом резко. По инерции вбегаю внутрь и лишь потом оглядываюсь.
   О боги! Помогите, спасите и направьте!
   Помещение изнутри озарено сотней свечей, язычки пламени колышутся, шевелятся тени. Святилище тонет в душном и тревожном запахе трав, воздух так густ, что можно черпать ложкой. Прямо передо мной по центру храма невесть откуда взявшийся алтарь. Вокруг него пятеро неизвестных в лиловых балахонах, лица скрыты капюшонами, но не это важно.
   Я смотрю только на своего безумного брата.
   Он лежит на жертвеннике, как гусь на праздничном блюде, ожидая своей очереди отправиться в печь. Волосатый, костлявый, руки и ноги растянуты веревками в разные стороны, даже издалека можно пересчитать все ребра.
   Под сводом храма гремит акапелла рассветного гимна. Узнаю мелодию, но слова - полнейшая тарабарщина. Сотни мыслей проносятся в голове за секунду. Что происходит? Что они делают? Зачем? Риккардо...
   Вдруг подмечаю, что Риккардо полностью обнажен, и невольно краснею. Нашла из-за чего переживать! Как будто это сейчас самое важное!
   А незнакомцы в балахонах обрывают гимн, чтобы обернуться ко мне. Бесконечно долгая немая сцена.
   Надо что-то сделать.
   Что именно?
   Пронзительный женский крик "Взять ее!" прерывает тягостное ожидание. Он как сигнал "Беги!".
   И я бегу.
   Я бегу, бегу обратно по склону холма туда, где оставила лошадь. Оступаюсь впотьмах, падаю, кувырком лечу вниз, прикрывая руками голову, больно ударяюсь о камни.
   Мучительный спуск прекращается у подножия. Пытаюсь подняться, цепляясь за стебли дудника. Как в ночном кошмаре отчего-то движения так медлительны, так неспешны, пальцы соскальзывают с мокрой от росы травы, ноги подламываются и никак не встать.
   Выпрямляюсь. Тело непослушное, словно чужое. Не бегу - ковыляю, еле-еле, мухой в киселе.
   Дрожат колени, мороз в животе.
   Они налетают, когда до лошади остается всего пара футов. Первый хватает, сбивает с ног, наваливается сверху всем весом. Надо вырваться, надо сбежать, предупредить отца...
   Почти получается вывернуться, когда на подмогу врагу приходит второй преследователь. Что я могу сделать против двоих мужчин? Они скручивают мне руки за спиной, пока я бессмысленно дергаюсь, выкрикивая глупые угрозы:
   - Немедленно отпустите меня! Вы не знаете кто я! Мой отец вас повесит!
   Чья-то рука вцепляется в волосы:
   - Вставай, шлюха.
   Снова путь наверх, обратно в оскверненный храм. Не сон ли это? Как может твориться такое в часе езды от Кастелло ди Нава, в сердце владений моего отца? В храме, где мы с Лоренцо справили брачный обряд, призвав в свидетели небеса и землю, огонь и воды...
   Порождения ночного бреда затаскивают меня внутрь, чтобы швырнуть на колени у алтаря. Перед глазами подрагивает впалый, покрытый синяками живот Риккардо. Отвожу взгляд.
   Двое врагов меж тем начинают спорить, и я окончательно убеждаюсь, что это сон.
   Потому, что узнаю голоса.
   - О, Хозяйка! Откуда она здесь? - первый испуган и ошарашен, он даже слегка заикается.
   - Потаскуха следила за тобой!
   Резкое "Не называй ее так!" над головой и чуть позже полное отчаяния "Что же делать?!".
   - Да ясно что...
   Нет. Это не может быть правдой! Я не хочу, чтобы это было правдой!
   Вздергиваю голову. Взгляд мечется с одного лица на другое. Я знаю их. Знаю всех этих людей!
   - Ри... Риккардо?! - от растерянности я называю брата тем именем, под которым знала многие годы. - Это ты?!
   Он отшатывается.
   - Я не могу, - беспомощно произносит Джованни-Риккардо. - Она моя сестра.
   - Она следила за тобой! Она нас выдаст.
   - Альберто... - шепчу я. - Уго? Орландо? Это правда вы?
   Друзья брата виновато отводят глаза, а Риччи смотрит безумным, голодным взглядом, от которого становится страшно.
   - Сама пришла. Это воля Хозяйки.
   Порываюсь встать, но руки на плечах тяжело вдавливают в пол. Саднит ушибленное колено.
   - Так нельзя... - возражает мой заступник. Возражает нерешительно. Словно сам себе не верит.
   - Уго прав, - отчего-то я совсем не удивляюсь, когда пятый изувер откидывает капюшон, чтобы показать миру ящероподобный лик Изабеллы Вимано. - Мы говорили сегодня про нее, и вот она здесь. Одна. Это воля Хозяйки.
   Мысли путаются в голове, с трудом понимаю, что происходит. Все слишком подлинно для кошмара и слишком дико для реальности. Пытаюсь поймать взгляд брата. Тот качает головой и отворачивается.
   - Она нас видела, - голос Альберто полон смущения.
   - Следила, гадина, - добавляет Орландо. В его глазах страх.
   Они боятся меня - связанную и беспомощную. Наверное, не зря. Я достаточно слышала от Элвина про культ Черной, чтобы понять, зачем они здесь и что собирались сделать с Риккардо.
   Поэтому я боюсь их не меньше.
   - Я никому не ска... - хлесткий удар по губам заталкивает назад несказанную речь.
   - Молчи, - велит сеньора Вимано. И добавляет, обращаясь к сыну. - Ты знаешь правила, Джанни.
   - Это же Фран. Моя сестра, - с упрямой безнадежностью твердит Джованни.
   И без того уродливое лицо женщины искажает гримаса ярости:
   - "Сестра"? Это дочка Камиллы. Такая же высокомерная стерва. Ты всегда будешь для нее бастардом и грязью.
   - Нет. Я не... - острый нос ее туфли с размаху врезается в живот, заставляя замолчать. Больно! Под потолком исходит криком Венто, но что может сделать птица?
   - Все равно, - говорит Джованни. - Она никому не скажет. Ты ведь будешь молчать, Фран? Правда?
   Я отвечаю "Да", зная, что лгу. Как можно ответить что-то иное, когда твои руки связаны, а сама ты стоишь на коленях в храме Черной Тары, и пятеро служителей Хаоса решают твою судьбу?
   - Она не будет молчать, - властно говорит Изабелла Вимано. - Ты знаешь это, мой мальчик.
   Спор затягивается. Я снова пытаюсь сказать хоть что-то в свое оправдание и защиту, но встречаю побои и окрики. Служанка сует мне в рот несвежий носовой платок. Еле сдерживаюсь, чтобы не укусить ее за пальцы.
   Брат снова защищает меня. Так же, как защищал всегда от отца. Но их слишком много: справа, слева, сзади наперебой голоса. Властный - его уродливой матери. Трусливые и дрожащие - Орландо и Альберто. Давят, требуют моей смерти. Джованни почти готов сдаться.
   Озираюсь, в поисках пути к спасению и не вижу его. А потом Уго подает голос:
   - Отдай мне Франческу. В жены. Она будет молчать, я прослежу.
   - А что - хорошая идея, - говорит Джованни. И вопросительно смотрит на мать.
   При чем здесь Джованни, разве ему решать, чьей женой я стану? Отец никогда не согласится отдать меня Риччи, так зачем Уго просит брата?
   К горлу подкатывает тошнота, потому, что я догадываюсь, каков будет ответ на этот вопрос...
   Меня никто не спрашивает, но я мычу и часто киваю, показывая всем своим видом, что согласна. Смотрю на Уго снизу вверх, пытаясь выглядеть соблазнительной, что уже смешно, когда стоишь на коленях, в волосах стебли травы, а рот заткнут грязной тряпкой.
   Не хочу, не имею права умирать! Если нужно - солгу, если нужно - выйду замуж за Риччи. Хоть сейчас и прямо здесь, коль скоро они того пожелают.
   Я вытерплю даже брачную ночь с Уго, но он глупец, если надеется, что брак заставит меня замолчать или забыть.
   Никогда не забуду и не прощу, ни этого храма, ни брата на жертвенном алтаре, ни смерти отца. Я отомщу. Но чтобы суметь сделать хоть что-то, сначала нужно выжить.
   Мужчины ждут, на лице сеньоры Вимано отражается раздумье, а затем она скалит желтые зубы в неприятной улыбке:
   - Запри дверь, Джанни. Покажем ей истину? - ласково предлагает она. - Пусть дочка Камиллы станцует с нами во славу Змея и Паучихи.
   Я не сразу понимаю, что означают эти слова.
  
  
   Элвин
  
   Неловко признавать, но чуть было не упустил их.
   Сначала все шло по плану. Сразу после нашего разговора ухажер Франчески помчался домой с таким очумелым видом, словно за ним гнались все твари Изнанки разом. Я не преследовал его - слишком рискованно, но расчет оправдался - Риччи отправился в город, а не прямиком к кому-то из старших иерархов. Или как там называют друг друга служители Тары?
   Я опередил его всего минут на пять. Стоило войти в номер и занять место у окна, как внизу замаячил знакомый малиновый ток, и послышался лай гончей.
   Расположившись в кресле, я настроился на ожидание. С выбранного наблюдательного пункта открывался превосходный вид на городское гнездышко семейства Риччи. Прямо скажем, это было не особо привлекательное зрелище. Кондовая каменная коробка о двух этажах из серого камня с кучей мелких окошек и крыша, крытая красной черепицей. Никаких тебе колонн, пилястр, террас или балконов. Дешево и сердито.
   Я пообедал, не отходя от окна. Понаблюдал посыльных, спешно покинувших особняк через черный вход. Насчитал троих. Мало. Неужели это все местные хаосопоклонники? Обычно они предпочитают кучковаться пятерками или восьмерками.
   Мысль о панике, которую развел Риччи, собирая культистов, развлекала. Можно было нанять пару бездельников и проследить за его слугами, но решил не заниматься ерундой. Куда проще накрыть всю компанию в сборе и на месте преступления.
   Шло время. Давно стемнело, а мой подопечный так и не покинул дом. Из опасений упустить его в сумерках, я даже послал соглядатая следить за входом. Безрезультатно.
   Этому могло найтись простое объяснение. Скажем, культисты решили встретиться завтра. Почему? Да мало ли какая причина. Обряды и ритуалы привязаны к астрологии, может, завтра звезды особо расположены к служителям Черной.
   Или я просто зря обольщался, и у меня вовсе не вышло напугать любителей хорового пения до нервного тика.
   Суетится при охоте - последнее дело, но неприятное чувство, что я упустил что-то важное, не отпускало. Никогда не любил сидеть в засаде.
   Шло время, а паскудное предчувствие только усиливалось. Особняк напротив погрузился во тьму и безмолвие, лишь на первом этаже в окнах мелькал отсвет лампы. Прождав еще час, я плюнул на здравый смысл и отправился требовать встречи с Уго.
   Сонный слуга поначалу блеял что-то про позднее время и хозяина, который не велел беспокоить. Я дал ему две попытки, а на третью подвесил за шею, захлестнув горло магическим кнутом.
   - Так что насчет проводить меня к сеньору Риччи? - поинтересовался я, наблюдая за "пляской висельника" в исполнении лакея. - Или продолжим уроки левитации?
   Его лицо побагровело, из раскрытого рта вырвался нечленораздельный хрип. Я предположил, что это означает прилив искренности, и отпустил бедолагу. Повторять не потребовалось - слуга оказался понятливым малым. Он честно признался, что сеньор Риччи уже несколько часов, как покинул особняк, повелев передавать всем посетителям, буде такие появятся, что очень устал и не велел беспокоить.
   Тайный ход! Кто мог ожидать, что в этом невзрачном домишке имеется тайный ход? И что Риччи не преминет им воспользоваться?
   Мысленно обругав себя идиотом, вслух я только выразил надежду, что никто из обитателей особняка не примет близко к сердцу мою горячность и не станет поднимать шума по поводу позднего визита.
   - Ну что вы, ваше сиятельство, - пробормотал лакей, мимоходом наградив меня графским титулом. - Какой шум,  нешто случилось что?
   Понятливый парень.
   Ситуация дурно пованивала. По всему получалось, что я упустил возможность взять культистов из Рино на горячем, а это означало, что придется возвращаться в Церу и искать другие зацепки безо всякой надежды на успех.
   Более того, если я хоть что-то понимаю в людях, как раз сейчас местные хаосопоклонники заняты тем, что усиленно избавляются от меня. Насылают болезнь, порчу или призывают какую-нибудь особо мерзкую тварь. И лучше бы разобраться со всем этим до того, как события окончательно выйдут из-под контроля.
   А ведь отличный был план - проследить за Риччи и накрыть разом всю компанию. Допросить про ритуал в гробнице, собратьев из других городов. В том, что банда, учинившая кровавую баню в Цере, не ограничивается Уго Риччи и тремя его дружками, я не сомневался.
   Все упиралось в безделицу - я понятия не имел, где находится тайное убежище культистов.
   Мысль о бывшем храме Черной Тары пришла, когда я седлал лошадь.
  
  
   Франческа
  
   Можно согласиться и купить жизнь ценой жизни брата.
   Можно отказаться и разделить с ним алтарный камень.
   В детстве нянька рассказывала легенды, как к разным людям приходили отродья Черной, чтобы выменять душу на богатство или иные блага. Могла ли я тогда подумать, что и мне будет предложена подобная сделка?
   Душа или жизнь? Непростой выбор, но я его сделала.
   Страх ушел. Совсем ушел, стоило лишь решиться. Умирать обидно, но не страшно. Только в желудке словно морозит кусок льда, и по плечам все бегут и бегут мурашки.
   Стриж падает мне на голову и больно клюется, отлетает, кричит в возмущении. Я не обижаюсь на него за неверие, лишь отмахиваюсь, шепчу одними губами "Лети отсюда, дурачок!". Но он возвращается, кружит над алтарем, опускается вниз и льнет к распятому телу.
   Культисты косятся на него, но не прерывают пения.
   Вместо надежды приходит свобода. Здесь нет меньшего зла, просто есть правильный и неправильный выбор. Я не стану платить за свою жизнь чужими мучениями, как ждет Изабелла Вимано. Быть может, я наивна, но не глупа. И знаю цену таким поступкам.
   Что останется от всего, во что я верю и чем живу, что останется от самой меня, если я станцую в ее танце?
   Но я не хочу умереть, как свинья на бойне. Наверное, я плохая квартерианка. Врагам не услышать от меня слов прощения.
   Я из рода Рино. Мы не смиряемся и всегда даем сдачи.
   Знакомые лица под лиловой тканью капюшонов. Оборотни. В детстве я любила слушать страшные сказки, но никогда не верила в них. Клубится дым у курильниц, несет душный запах трав. Гремит рассветный гимн. Незнакомый язык, непонятные слова. Жаль, я не успею узнать, что они означают.
   На Орландо вдруг нападает нервная икота. Звук разносится в тишине храма, я насмешливо улыбаюсь, а он багровеет и начинает грязно ругаться, но тут же умолкает от строгого окрика безродной уродливой служанки.
   Изабелла Вимано заправляет здесь всем, как умелый кукловод, и четверо мужчин знатного рода покорно движутся, повинуясь ее приказам.
   Пока идут приготовления, я жду, потупив взгляд. Ничем не выдаю своего интереса, когда жрица достает нож. Не возмущаюсь при виде кровавых полос, что чертит лезвие на нагом теле. Спокойно встречаю испытующий взгляд, чем, кажется, разочаровываю служительницу Тары.
   Я готовлюсь и жду, когда она закончит, чтобы передать мне нож. Знаю, будет только одна попытка. А еще знаю, что это будет последним, что я успею совершить.
   Если успею.
   Я никогда не убивала раньше. Никого. Разве что комаров.
   Снова и снова представляю, как жрица повернется, как ляжет в мою ладонь оплетенная кожей рукоять. Что дальше?
   Мы стоим совсем рядом. Женщина склоняется над алтарем, две тяжелые косы падают вниз, открывая взгляду бледную полоску шеи в ороговевших чешуйках.
   Это ведь совсем просто, если уметь. Почему меня никогда не учили оружному бою?
   Она выпрямляется, чтобы повернуться, и тут...






********************************************************* ЧАСТЬ ГЛАВ ВЫРЕЗАНА*****************************************************






Книга 2. Изнанка свободы

  
  
   Глава 1. Нежданный гость
  
   Элвин
  
   Я проснулся непривычно рано, да еще и с легким похмельем, чего не происходило уже лет десять. Снова заснуть так и не получилось, помаявшись с полчаса, плюнул на все и спустился вниз.
   - Привет, братец, - Фергус отсалютовал мне фазаньей ногой и впился в птичью плоть зубами.
   - Я же велел тебе убираться!
   Фергус образно объяснил, где именно он видел мои указания. Я в ответ предложил ему прогуляться до относительно ровного пятачка возле башни и прихватить шпагу.
   - Чувствую аромат хорошей драки.
   Тьфу ты, аж вздрогнул от голоса над ухом. У Джаниса неприятная привычка подкрадываться сзади. И талант оставаться незамеченным, если ему этого хочется.
   - Не дом, а проходной двор, - пожаловался я, сгребая брата в объятиях. - Я рад видеть тебя, Джанис, но ты не мог бы предупреждать в следующий раз, если собираешься в гости?
   - Извини. Выгонишь меня?
   - Нет, живи. Как раз комнаты освобождаются.
   - Отлично! - обрадовался он. - Так по какому поводу дуэль?
   - Просто Фергус нарвался. Достал!
   Альбинос приосанился:
   - Да, я такой! - и снова вгрызся в фазанью ногу.
   - Он что - правда этим гордится? - страдальческим шепотом спросил я у Джаниса.
   Тот засмеялся:
   - Считается, что это довольно сложно сделать.
   - Сложно сделать? Да Мэй постоянно достает меня своими глупостями, Мартин - нравоучениями, а Эйприл - благопристойным  идиотизмом.
   - А я?
   Я задумался:
   - Ты - нет. Как тебе удалось вырасти нормальным?
   Джанис действительно самый нормальный из нас. Не могу припомнить за ним сколько-нибудь значимого порока или недостатка.
   Вот кого и правда невозможно "достать" - всегда доброжелателен и спокоен. А еще братом нельзя манипулировать - усовестить, поймать на чувство вины или заставить делать что-то, чего он делать не хочет. И не потому, что он сопротивляется или впадает в агрессию. Джанис просто выскальзывает из рук, как кусок мыла.
   Это внушает уважение.
   Его нельзя назвать особо аристократичным. Низенький - ниже меня почти на голову - коренастый, с простецким, немного крестьянским лицом. Каштановые, слегка вьющиеся волосы, ранние залысины, щеки слишком округлые, что отчасти маскирует бородка. Полноват - стоит ему бросить тренироваться и наберет фунтов десять. Густые брови "домиком" придают ему слегка удивленный вид. Не красавчик, но лицо ясное, открытое и вызывает симпатию. Пока не покажет зубы.
   Он помнит об этой своей особенности и старается улыбаться, не разжимая губ.
   - Дай угадаю - ты тоже приехал на Большую игру?
   - "Тоже"? Значит, есть еще кто-то?
   - Фергус. Ему не терпится проиграть свой недавний выигрыш.
   - Вы, два куска дерьма! Кончайте делать вид, будто меня здесь нет! А будешь каркать и отгонять мою удачу, - это уже мне, - кишки вокруг шеи намотаю.
   - Попробуй, - с опасной доброжелательностью предложил я.
   Джанис встал между нами и замахал руками:
   - Туше, девочки! Давайте перенесем драку в грязи на "после обеда".
   Фергус заржал от "девочек" - он простой парень, немного надо для счастья. Запустил обглоданной фазаньей ногой в окно и откинулся на стуле, ковыряя в зубах.
   - Ну ладно - Фергус, с ним все ясно. Ты-то что забыл на Большой игре?
   - Хочу выиграть услугу.
   - Какую?
   - Да так, - он подмигнул, намекая, что потом, не при Фергусе. Разумно. - Вы будете драться?
   Я зевнул. Злость улеглась, чему весьма способствовал вид переметных сум с вещами Фергуса. Брат действительно собирался уехать после завтрака, как обещал.
   Не знаю, где он планирует жить до Большой игры. И не могу сказать, что меня волнует этот вопрос.
   - Неа. Лень. У меня большие планы на день. Днем обед с Исой, вечером - подвиг.
   - Тогда приглашаю разделить со мной завтрак.
   - Без проблем. Только помогу Фергусу найти дорогу к выходу.
   - Не ной! Уеду я, уеду. Видеть твой клоповник больше не могу.
   - И карлика своего не забудь.
  

* * *

  
   Я всегда гадал, как Фергус сумел пройти Оммаж. За счет чего овладел своей тенью?
   Был же в нем какой-то стержень, который помог противостоять Хаосу. Иначе он не стал бы Стражем.
   Когда мы все еще делили один дом на Эмайн Аблах, брат был иным. Зашуганный, тощий и слегка чокнутый, он походил на кусок глины в поисках гончара. Понятия не имею, отчего он выбрал на эту роль меня, но я погано справился. Обожающий взгляд снизу вверх сначала льстил, а потом начал невыносимо раздражать.
   Позже, когда мы уже подросли, но умней еще не стали, для него пришла пора сжигать то, чему поклонялся. Он как одержимый пытался переиграть меня в чем угодно - от фехтования и магической науки до успеха у женщин.
   До сих пор благодарен ему за это. Никогда не стал бы добровольно так усердно учиться, не наступай альбинос мне на пятки. Хороший соперник куда ценней оруженосца.
   Даже зауважал его тогда.
   Потом все мы, кто раньше, кто позже, нашли выход с Эмайн Аблах в большой мир, и наши пути разошлись. Я видел Фергуса редко, в основном на семейных сборах. С ним продолжало твориться что-то странное, но, боги свидетели - я не собирался лезть в чужую жизнь без приглашения. Я бы и после приглашения еще двадцать раз подумал.
   Сейчас в опасном красноглазом маге ничто не напоминало о нервном мальчишке, готовом ловить любое мое слово. Наверное, он ненавидит меня за то, что я помню его иным. Я бы ненавидел на его месте.
   Ну, что выросло, то выросло.
   Еще пара дней, и я бы все равно вышвырнул его из дома. Признаюсь, еле удержался, чтобы не сделать это тем же вечером, когда обнаружил его рядом с Франческой в библиотеке.
   Мы прощались во дворе, и я подумал, что не видел Фергуса почти век, а теперь хорошо бы еще век не видеть, о чем тут же и сказал. Если кто и способен оценить подобную прямоту, так это он.
   Альбинос захихикал:
   - Ты примерно так же всех всегда бесишь.
   - Шутишь, дружок! Искренне надеюсь, что делаю это изящнее.
   Он поднял на руки карлика и посадил на рыжего жеребца. Я снова залюбовался. Конем, не карликом, ясное дело. Восхитительная зверюга. Фергус недостоин этой лошади.
   - Нравится? - спросил он, поймав мой завистливый взгляд. - Не ври, Элвин, я сразу понял, к чему расспросы. Меняю на твою девку.
   - Ты что - полынной настойкой похмелялся? Обменять скакуна фэйри на человеческую девку?
   - Ага, - он облизнулся.
   Я помедлил. Будь на его месте любой другой, я бы заподозрил шутку или попытку манипуляции. Но Фергус, именно Фергус, легко мог пойти на подобную сделку. Когда ему чего-то хочется, цена не имеет значения.
   Огненный конь стоял, изогнув лебединую шею, и прял ушами. По шерсти бежали мелкие золотые искры. Я мог чувствовать его присутствие с закрытыми глазами - столько скрытой мощи, магия в моей крови просто пела в ответ. Представил, как он несется сквозь бурю, именно сквозь бурю, не подвластный стихиям и сам часть стихии...
   - Нет.
   - Чего?
   - Что слышал, братец, - мне не хотелось даже думать о подобной сделке. А еще меньше - копаться в собственных мотивах.
   - Тогда сыграем? - Фергус всегда был азартен. - Победитель получает все.
   - Соблазнительно, но вынужден отказаться. Вот такое я скучное дерьмо. Видишь - украл твою реплику.
   В шахматы он точно не согласится, скорее уж покер на костях. А даже если и шахматы. Я не буду ставить Франческу. Это не обсуждается.
   - Ну и дурак, - он растерянно огляделся. - Как на него влезть-то?
   - Подсадить? Или пойдешь за лестницей?
   Я настроился на потеху. Интересно, как он будет запрыгивать на лошадь, спина которой на уровне его макушки.
   - Кстати, у него есть имя?
   - Сейчас придумаю. Рыжий. Ах ты, злобная скотина! - конь оскалился и потянулся укусить Фергуса за плечо. Готов поклясться, он понял все, о чем мы тут говорили.
   - Отличное имя. Главное - необычное, с фантазией.
   - Я отучу тебя кусаться, тварь! - Фергус втянул жеребцу хлыстом. Тот, против моих ожиданий, стерпел.
   - Как ты его контролируешь?
   Он с явным удовольствием продемонстрировал мне оттопыренный средний палец:
   - Видишь кольцо?
   - Удобно.
   - О! Вот как это делается! - братец слегка повернул на пальце невзрачную полоску красновато-коричневого металла и взлетел на спину рыжику.
   - Смотри, высоко будет падать.
   Он снова показал мне кольцо.
   - Выкуси, Элвин.
   Стегнул коня хлыстом по крупу. Жеребец обиженно заржал и рванул вперед. Я завистливо смотрел ему вслед.
   Надо бы расспросить Герата леан Ллиерда князя Дунадда о его ставке.
  

* * *

  
   Завтрак прошел далеко не так приятно, как я ожидал. До Джаниса успели дойти слухи о бойне в Рино и он все утро доставал меня вопросами.
   - Прости, но я никак не могу понять зачем ты это сделал, - мягко заметил он, когда я окончательно выдохся и заявил, что не хочу обсуждать эту тему. - Что такого тебе обещал герцог, что стоило подобного безумства?
   - Франческу, - буркнул я.
   Он в изумлении покачал головой:
   - От Фергуса я еще мог ожидать подобного. Убийство тридцати тысяч человек? Ради обладания женщиной?
   - Угу.
   - Ты всегда влипал в истории из-за юбок. Но это... Совесть по ночам не мучает?
   - Нет. Не имею привычки жевать сопли. Ни до того, как что-то сделаю, ни после. И на войне иногда убивают. Те, кто пришел жечь чужие города и насиловать чужих жен, должны помнить об этом.
   - А, вот оно что, - протянул он таким всепонимающим тоном, что я мгновенно взбесился.
   - Что?
   - Ничего.
   - Нет, ты говори, раз начал.
   - Элвин, всех спасти невозможно. Мы не вмешиваемся в человеческую жизнь и политику.
   - Ты это Мартину расскажи.
   - Не вмешиваемся, как Стражи. Ты знаешь, почему мы не показываем людям свою силу, - он побарабанил пальцами по столу. - Кстати, о Мартине. Ты ведь гостил в Рино, как Эйстер? Брату будет трудно придумать убедительное объяснение произошедшему.
   Я досадливо поморщился. Сглупил, подставил Мартина. Сам знаю.
   - Что сделано, то сделано. Хватит об этом! Я слышал, ты изучал фехтование в Эль-Нарабонне?
   - Да, около года. Я был не слишком хорошим учеником.
   - Не откажешься дать мне пару уроков? Анварский стиль чересчур прямолинеен.
   Он кивнул и мы, прихватив шпаги, отправились на тот самый пятачок, куда я предлагал прогуляться Фергусу час назад.
   Разминка после завтрака - отличная штука.
   - Ты сказал, что хочешь выиграть услугу на Большой игре. Какую? - спросил я, осторожно проведя атаку.
   Он легко уклонился:
   - Зачем спрашиваешь?
   Главным образом затем, чтобы он опять не начал свои нравоучения.
   - Может, хочу помочь.
   - Мне нужна аудиенция у Валы, - я еле успел парировать удар.
   - Эффектно. Слушай, а как приспособить эту стойку для левой руки?
   - Никак. Это только для правшей.
   - Несправедливо.
   - Жизнь вообще несправедлива, - Джанис разразился серией молниеносных яростных атак. Я начал медленно отступать.
   А братец подрос, подрос, как фехтовальщик. Осознание этого неприятно кольнуло.
   Я спокойно принимаю превосходство Твейла или Джулии на поле боя, все равно в магии я сильнее. Но Джанис, наверное, вообще лучший из магов среди ныне здравствующих. Причем, потенциал-то у него средненький. Компенсирует виртуозностью и невероятным кругозором. На протяжении жизни брат, как одержимый, читал, изучал и практиковал все, что хоть каким-то боком относилось к магическому искусству. Его талант гибок, ему подвластны все школы и направления.
   А теперь он еще будет гонять меня по площадке?
   Мне удалось перехватить инициативу и контратаковать. Мы сошлись в клинче, несколько напряженных секунд стояли, не двигаясь. Я физически сильнее и выше - долго он не выдержал, рука задрожала и пошла вниз.
   - Зачем тебе Вала?
   - А?
   Джанис отвлекся на долю секунды. Этого хватило, чтобы выбить шпагу из его рук и приставить клинок к горлу.
   - Шах и мат, - брат улыбнулся, обнажив нечеловеческие, острые зубы с длинными клыками. - Сдаюсь. Это мне стоит у тебя поучиться.
   - Не говори ерунды, - я отсалютовал ему и убрал шпагу. - Просто повезло.
   - Везения не существует. Мы сами творим свою удачу.
   - Это говорит парень, который приехал в Рондомион на Большую игру?
   - Именно.
   - Так зачем тебе Вала?
   Он дернул себя за бороду.
   - Это связано с моими нынешними исследованиями. Тебе будет неинтересно.
   Насчет "неинтересно" он загнул. Да, я никогда не чувствовал в себе склонности к фундаментальной теоретической магии, но искренне уважал желание брата познать природу бытия. И даже временами с удовольствием слушал его рассуждения. У Джаниса талант рассказывать просто о сложном.
   - С чего ты взял? Давай, вещай.
   - Я изучал механизмы предопределенности и причинно-следственных связей. И запорол эксперимент. Теперь надо разобраться, как все это сработает.
   - И надеешься, Вала тебе поможет? Ты же знаешь - она прорицает загадками.
   Брат снова показал свою коллекцию клыков:
   - Думаю, я смогу разобраться.
  
  
   Франческа
  
   Спустившись в каминную залу, я застаю там незнакомца. Увидев меня, он улыбается, не разжимая губ.
   - Здравствуйте, - я смотрю на него вопросительно.
   Раньше Элвин не принимал гостей.
   - О, ты, наверное, та самая Франческа? Наслышан, наслышан.
   - Тогда вы в лучшем положении, чем я, сеньор. Потому что я не знаю вашего имени и никогда о вас не слышала.
   - Я - Джанис, - представляется он, словно это должно все объяснять. - Поживу у вас до Большой игры. Много места не займу и мешать не стану.
   - Очень приятно.
   Я говорю это бездумно, из вежливости, но вдруг понимаю, что мне и правда приятно. С Рино не разговаривала ни с кем нормально, по-человечески. Без страха, отвращения или необходимости каждое мгновение давать отпор.
   - Мне тоже, ежик, - он снова улыбается. - Извини, что я так фамильярно. Ко мне тоже можно на "ты". Садись, - он кивает на соседнее кресло.
   - Ежик?
   - Поэт сказал бы "роза", но мне кажется - ты больше похожа на ежика. Вся в иголках.
   Сравнение с мохнатым колючим зверем заставляет меня улыбнуться. Обычно любители банальностей и правда говорят, что я похожа на розу - участь, которой не избежала ни одна знатная девушка. Те льстецы, что чуть умнее, вспоминают про рысь на гербе Рино. Придворный поэт в своих виршах называл меня тигровой лилией - редкий, иноземный цветок. У нас в зимнем саду росло всего три куста. Ярко-оранжевая пыльца пачкала одежду и кожу, но я все равно любила украшать волосы цветками. Лилии рдели в прическе языками янтарно-алого огня...
   А тут - ежик.
   - Простите, сеньор, но с кем я имею честь общаться? - спрашиваю я, опускаясь в кресло.
   - Элвин ничего про меня не рассказывал? Как похоже на него. Я - его брат. Хочешь отвара из трав? Или вина?
   - Брат? - недоверчиво переспрашиваю я.
   Во внешности гостя нет ничего общего ни с Фергусом, ни с моим хозяином. Он скорее походит на анварца. Но не это главное. Манеры Джаниса - спокойные и мягкие, его доброжелательный тон и открытый взгляд одинаково далеки как от аристократичной самоуверенности северянина, так и от жадной, полной обиды злобы альбиноса.
   - Возможно, правильнее будет сказать "побратим". Мы все неродные друг другу, Франческа. И очень разные.
   Потом мы пьем отвар из трав и говорим. Чувствую, как расслабляюсь, как отпускает злая настороженность, заставлявшая последние недели непрестанно сжиматься в нервный комок. И даже ошейник в присутствии Джаниса перестает давить. Такое счастье снова свободно дышать!
   Пытаюсь задавать вопросы, но разговор все время уходит от Элвина и его родни, от Изнанки и странных местных правил ко мне самой - моей истории, моим желаниям и обидам.
   Я не очень-то доверчива, совсем не склонна открывать душу первому встречному, но тут сама не замечаю, как выкладываю гостю все. Совсем все.
   - Утерянный артефакт, - задумчиво говорит он, рассматривая ошейник. - Знаешь, де Бриен ведь гений. Такие рождаются раз в тысячелетие.
   - А Элвин говорил - обычный колдун.
   - Элвин самонадеян. И плохо учил историю магии. Де Бриен - великий маг. К сожалению, при этом он безжалостный, паталогически лживый садист и психопат. Но совершенно гениальный! Говоришь, ты можешь превращаться в кошку по собственному желанию? Без приказа хозяина?
   - Да.
   Поначалу я испугалась, когда это произошло. Все было непривычно - звуки, запахи, тусклые цвета.
   И смотреть на мир снизу. Почти от самого пола.
   Но уже через час, освоившись со своим новым обликом, я вдруг ощутила восторг, причин которого сама не смогла понять. Разве можно радоваться тому, что ты из человека - венца творения, превращаешься в жалкую бессловесную скотину?
   А я радовалась. Возможно потому, что знала: превратиться обратно в человека несложно. Я смогу в любой момент, стоит только захотеть.
   Быть кошкой оказалось очень интересно. Я кралась по лестнице - неслышно, бесшумно. Чуткие уши и нос рассказали, что мой тюремщик пьет в своей комнате, а его жуткий брат-альбинос в своих покоях на третьем этаже. Что двое брауни на кухне гремят кастрюлями, еще один моет полы в гостиной, а остальные сидят где-то внизу, в подвале. Я вслушивалась в шорохи, ловила запахи, видела, чувствовала, знала, что происходит впереди, по сторонам и даже за спиной.
   Как же бедно ощущает мир человек!
   Я не признаюсь в этом ни Элвину, ни его брату, но мне понравилось быть кошкой.
   Еще бы как-то справиться с унизительным, позорным желанием приласкаться к хозяину. Должно быть, это действие ошейника, а может кошкам просто нужна ласка, но я скорее умру, чем пойду выпрашивать ее у того, кто похитил меня из дома и превратил в служанку!
   - Можно я посмотрю?
   - Конечно.
   Хочется расцеловать его за один этот вопрос. Джанис первый за очень долгое время, кто спросил разрешения прежде, чем сделать со мной что-то.
   Он подвигается ближе, кладет руки на полоску кожи и сопит, прикрыв глаза. Странно, но руки у него совсем не горячие, как у брата. Обычные, человеческие. Я сижу тихо-тихо, почти не дыша, из страха помешать.
   - Потрясающе! И так изящно!
   - Это можно снять?
   - Я мог бы, скорее всего, - задумчиво говорит Джанис. И смотрит на меня теплыми карими глазами. Будто прикидывает что-то про себя. - Нет замка, который невозможно взломать.
   - Пожалуйста! - я сама удивляюсь страсти, звучащей в моем голосе. - Сделай это!
   Он качает головой:
   - Франческа, есть несколько причин, по которым мне не стоит это делать. Первая и главная - я не хочу обижать брата.
   - Признайся честно: ты его боишься, - я говорю это, чтобы уязвить его, но Джанис не обижается.
   - Элвин - самый сильный боевой маг из ныне живущих. Мне не зазорно опасаться дуэли с ним. Но правда в том, что я просто не хочу портить отношения.
   Действительно, с чего я решила, что Джанис мне поможет? Только потому, что он был добрее двух своих братьев?
   - Ну конечно, - горько отвечаю я. - Фергус так и говорил. Никто не будет с ним ссориться ради меня. Все будет так, как решит мой хозяин.
   - А вот это вторая причина. С ошейником или без него, по законам фэйри ты - собственность Элвина. Понимаешь, в отличие от фэйри, люди изначально свободны. Но могут потерять свою свободу и стать вещью. Именно это произошло с тобой.
   - Я не вещь!
   - Мне жаль, - он берет меня за руку. - Можешь протестовать. Но умнее изменить свое отношение к ситуации.
   "Изменить отношение" - это смириться? Принять, что у меня теперь есть хозяин, согласится с тем, что я - вещь? Терпеть издевательства? Сидеть целыми днями взаперти, дурея от скуки, заниматься уборкой и готовкой, как простая служанка?
   Никогда!
   Джанис с улыбкой выслушивает мою яростную речь и кивает:
   - Тогда сделай что-нибудь. Я не единственный опытный маг в этом мире. Найди другого. Лучше искать среди людей, фэйри не любят нарушать закон. Изгнание - слишком серьезная расплата.
   - Элвин запретил мне выходить из башни. Так безопаснее. Хозяин заботится обо мне.
   Джанис словно не замечает неприкрытого сарказма последней фразы.
   - Убеди его отменить запрет.
   - Как?
   Он разводит руками:
   - Тебе виднее как убедить своего любовника.
   - Он. Не мой. Любовник! - яростно цежу я сквозь зубы.
   Оскорбительно, что все вокруг считают меня подстилкой Элвина.
   - Даже так? - его глаза изумленно расширяются. Он разглядывает меня долго и пристально, как будто у меня внезапно выросли рога или что похуже. - А может как раз в этом и проблема? Ох, прости, прости. Садись, ну чего ты вскочила? Это всего лишь шутка. Кажется, не слишком удачная.
   - Лучше посоветуй, что мне делать, - бурчу я, снова опускаясь в кресло.
   - В каждой шутке есть доля шутки, - я снова завожусь, и он вскидывает руки. - Подожди, не кипятись. Я хочу сказать: с Элвином совсем не сложно иметь дело. Просто не надо с ним сражаться.
   - Я с ним сражаюсь?
   - Ну не я же. Ты пытаешься отомстить. Задеть. Унизить. Сделать больно, - он качает головой. - Это глупо, Франческа. Элвин любит конфликты, он азартен и упрям. А ты не в том положении, чтобы добиваться желаемого силой. Или тебе нравится, когда он ставит тебя на место.
   - Глупость какая! - беспомощно говорю я. - Я с ним даже не заговариваю первой.
   - В том-то и проблема. Будь чуть приветливее. Добрее.
   - Еще чего! Он на меня ошейник надел, а я буду приветливей?!
   - Он так плохо с тобой обращается?
   - Да!
   - Как именно?
   - Он меня ударил, - начинаю жаловаться я. - Три раза, по лицу. Пытался изнасиловать. Заставляет убираться в комнате, обещал выпороть розгами...
   Джанис выслушивает поток жалоб с самым серьезным видом, задает уточняющие вопросы, но я не могу отделаться от обидного ощущения, что гость втайне потешается над моими бедами.
   - Настоящий негодяй, - соглашается он со мной, и уголки губ подрагивают в улыбке.
   Впервые в жизни я понимаю, что чувствовали жертвы моих шуток в Рино. Смотрю на него возмущенно и беспомощно:
   - Прекрати!
   - Что именно прекратить?
   - Смеяться. Держать меня за дуру! Делать вид, что это ничего не значит!
   - Прости, но это и вправду забавно. Такое чувство, что ты просто плохо представляешь, как выглядят настоящие издевательства.
   - Представляю, - от намека Джаниса, что я - малолетняя идиотка, которая не видела жизни, становится горько. Он не знает, а мне и правда есть что вспомнить.
   - К слову: ты же понимаешь, что те оплеухи спасли тебе рассудок, а может и жизнь?
   Его слова не новость для меня. Уже думала об этом.
   - Он мог бы разбудить меня мягче.
   - Не мог, - Джанис становится неожиданно серьезным. - Чудо, что хоть так получилось. Ты не знаешь, но достаточно часа с бронзовой Варой, чтобы человек превратился в растение. Думаю, дело в ошейнике - тот тебя держал.
   От его слов мороз дерет по коже, но я не показываю виду.
   - Может мне еще "спасибо" сказать?
   - Не помешало бы.
   Я давлю мимолетную мысль, что Джанис прав и у каждой медали больше, чем одна сторона. И снова разжигаю в себе обиду. Элвин мог бы хотя бы извиниться, если так необходимо было меня бить. Извиниться и все объяснить. А не издеваться.
   - Ни за что!
   Я не буду благодарна своему тюремщику за то, что он ударил меня только три раза, а не тридцать. Я буду ненавидеть его за эти три раза.
   Иначе - нельзя. Иначе слишком легко признать, что он имел право меня бить. И вправе сделать это снова. И снова. Что был вправе забрать меня из дома. Распоряжаться моей жизнью. Отдавать приказы...
   Отец годами пытался воспитать во мне покорность. Чем бы я стала, не будь со мной моего молчаливого, упрямого бунта?
   Подчиниться насилию... утратить себя...
   Никогда!
   - Я не согласна быть жертвой!
   - Но ты делаешь все, чтобы ею стать. Как будто специально нарываешься. Я поражен - так испортить отношения. Зачем?
   - Пусть не думает, что я покорилась и согласна быть вещью!
   Джанис откидывается в кресле и заразительно хохочет.
   - Что? - сердито спрашиваю я.
   - Прости, - говорит он, утирая слезы. - Просто этот максимализм... "Все будет по-моему, или никак". Ужасно похоже на Элвина.
   - Я не буду делать вид, что все в порядке!
   - Тебе важно добиться желаемого? Или доказать, что мой брат - мерзавец?
   - А это не одно и то же? - глупо спрашиваю я.
   Он опять смеется.
  
  
   Элвин
  
   Никто не остановил и не окликнул меня, когда я пересекал дортуар и шел по коридору.
   Каменная гаргулья сидела на том же месте. Я чуть помедлил и все же сунул руку ей в пасть.
   Сыграем в доверие. Ставлю на то, что Исе живой я - нужнее и интереснее, чем мертвый.
   И что Мастер Бринн знала, что делает.
  
   - Зеркало - опасная игрушка, Элвин.
   Я взял из хрустальной вазочки красную, пахнущую летним лесом ягоду, чтобы поднести к ее губам.
   - Откуда в Дал Риаде зимой клубника?
   - Ты слышал, что я сказала?
   - Слышал. Обожаю опасные игрушки. Открой рот.
   Фэйри бросила притворно-смиренный взгляд сквозь ресницы и подчинилась. Я вложил ягоду, испачкав ей соком губы. Она облизнулась и подалась вперед, вылизывая кончики моих пальцев острым, розовым язычком.
   - Ты понимаешь, чем рискуешь? - сталь в голосе не вязалась ни с позой - на коленях у моего кресла - ни с полным отсутствием одежды. Нельзя же считать за одежду шелковое полотно волос, пусть даже оно плащом укрывало тело фэйри от нескромных взглядов.
   - Вполне, - ответил я, очерчивая второй ягодой контур ее губ прежде, чем втолкнуть в полураскрытый рот.
   Следующую ягоду я съел сам. Душистая сладость с легкой кислинкой.
   - Зачем тебе это?
   - Хочу попробовать. Интересно.
   Я скормил ей еще одну ягоду. Потом протолкнул палец глубже меж влажных губ. Испытанное средство заткнуть ее.
   И такое возбуждающее.
   Иса охватила палец сомкнутыми губами, принялась посасывать, лаская языком - недвусмысленный намек на возможное продолжение.
   Как она умудряется оставаться такой высокомерной, стоя нагишом на коленях? И отчего меня это так заводит?
   Когда, она начала легонько кусаться, я не выдержал. Высвободил руку и дернул фэйри вверх, принуждая подняться. Она скользнула в кресло серебристой змейкой, обвилась руками и ногами, вжимаясь теснее. Сквозь ткань рубашки я ощутил обжигающий холод ее кожи, обманчивую нежность и беззащитность обнаженного тела.
   И запах... горький цитрус и миндаль. Прежние духи мне нравились больше.
   - Зачем? - снова спросила Иса с непонятной настойчивостью.
   Знай я княгиню чуть хуже, мог бы поверить, что ей не все равно.
   - Ах, ваше высочество, только не говорите, что станете горевать, если культисты развесят мои кишки на просушку во славу Черной, - промурлыкал я, вкладывая ей еще одну ягоду в рот прежде, чем поцеловать. - Ммм, клубника со льдом! Мне нравится.
   Фэйри прильнула повиликой. Всегда прохладные ладони с изысканным маникюром нырнули под рубашку, ногти, больше похожие на ухоженные коготки, царапнули кожу на груди и спустились ниже.
   - Мне будет не хватать тебя, милый.
   - Да ладно! Найдешь себе другого мальчика. Мало их что ли?
   Нежный шепот:
   - Конечно найду.
   И блудливая улыбка на совершенном лице.
   - Стерва, - прорычал я, рывком за волосы стаскивая ее ниже и заставляя уткнуться лицом в пах.
  
   А несколькими часами позже я стоял перед сияющей серебром поверхностью в обрамлении тяжелой рамы и смотрел на тень, что рычала, рвалась и билась о зеркало изнутри, крушила зазеркальную комнату в бессмысленных попытках выбраться оттуда.
   Угловатая, уродливая тварь, похожая на тень огромного кота. Одного из тех, что водятся высоко в горных снегах.
   Моя сила. Мой личный ад и маленький демон-хранитель.
   Расставаться с ней было страшно. По-настоящему страшно. Без силы я чувствовал себя... ну, человеком. Непривычное и не сказать, чтоб приятное ощущение.
   - Не психуй, - сказал я своей тени. - Я вернусь, а пока побудь хорошей девочкой. Или мальчиком - Черная тебя разберет, какого ты на самом деле пола.
   Это прозвучало на редкость глупо, но стало легче.
   Зеркало Исы - оживший кошмар любого фэйри. Не только потому, что в разлуке со своей тенью волшебный народ начинает стареть и чахнуть. Личность любого из фэйри слишком тесно сплетена магической первоосновой, такое разделение превращает их в беспомощных и жалких калек.
   Мне тоже было не весело. В конце концов, мы не расставались с этой тварью сотни лет. Я привык, что она всегда рядом - ластится у ног. Навострился маскировать в мире людей почти бездумно, чтобы не привлекать внимания.
   И вот теперь оставляю ее здесь. Одну.
   Черный силуэт по ту сторону серебряной глади повернул ко мне ощетиненную усами морду и безмолвно заскулил. Вой отдался в груди тоской и пустотой.
   - Я вернусь, - обещал я своей тени, задергивая занавес над зеркалом.
   Стоило ткани опуститься, как изнутри ударило чувство вселенского, бесприютного одиночества. Мучительно сильное, чем-то похожее на ноющую зубную боль.
   Не будь рядом княгини, не будь наших с ней долгих споров, когда я настаивал на своем вопреки возражениям фэйри, я бы плюнул на продуманный план и попробовал найти другой способ. Но так позориться на глазах у Исы из-за секундной блажи?
   - Я вернусь, - повторил я.
   - Лучше сделать это поскорее, - Иса прильнула сзади. - Зеркало не сможет долго ее удерживать. Ты слишком силен.
   - Приятно слышать.
   - Не радуйся. Ты не сможешь поймать тень, если она сбежит.
   - И останусь человеком, - закончил я, оборачиваясь. - Так, ваше высочество?
   Пожалуй, эту безумную авантюру стоило затеять хотя бы ради выражения суеверного ужаса на лице княгини. Ее сильно пробрало.
   - Человеком без тени. Неужели не боишься, Страж?
   - Нет, - соврал я.
   Боюсь, еще как. Я же не сумасшедший и понимаю, чем рискую.
   Но когда меня это останавливало?
   - Странно, - сказала княгиня, завороженно рассматривая мое лицо. - Ты не изменился.
   Изменился, не изменился... Я, определенно, ощущал себя собой. Очень беспомощным без своей магии собой.
   Но я знаю, что это - временно. И любопытно проверить, чего я стою без всех этих магических штучек. Заодно прочувствую, что меня ждет, если так и не смогу выполнить гейс, данный Марцию Севрасу.
   - Зеркало забрало твою тень. Но ты не кажешься слабым, - задумчиво продолжала фэйри.
   - Да, мы, людишки, такие. Сколько у меня времени?
   - Не больше шести часов. В следующий раз будет меньше. С каждым разом все меньше.
  
   Потом Бринн - Мастер Иллюзий Северного двора - колдовала над моим лицом, то и дело поглядывая на кусок льда, похожий на хрустальный куб, внутри которого застыла голова Просперо Гарутти.
   - Что с голосом? - спросил я и осекся, услышав сиплый шепот.
   - Я никогда его не слышала, лорд. Поэтому у вас временно нет голоса.
   Ну да, а чего я ожидал? Она - Мастер Иллюзий, а не ясновидящая.
   - А кровь?
   - Проблем не будет, - фэйри протянула бронзовое зеркало.
   Я полюбовался результатом. Из полированной глубины глянул глазами-маслинами мейстер Гарутти, как живой.
   - Толку от этих големов, если их может провести любой Мастер Иллюзий.
   Лукавая улыбка скользнула по губам Бринн.
   - Это гораздо сложнее, чем кажется, лорд. Но человек без тени, как глина.
   - Угу. Мне ли не знать. Спасибо, - я вскочил, обнял ее и чмокнул в щечку. Она погрозила пальцем:
   - Не делайте так там, куда идете. Такое поведение дозволительно не всем.
   На улице было морозно. Холодное зимнее солнце швырнуло на землю черный, вытянутый силуэт. Тень от созданного Бринн миража, производная от иллюзии.
   Символично.
   Как неудобно-то, когда нет возможности скакать между реальностями в любой момент, кто бы мог подумать. Я вдохнул колкий воздух и зашагал к ближайшему стыку с человеческим миром.
  
   Острая игла кольнула большой палец, глаза голема вспыхнули синим. Синим, не красным.
   И двери, больше похожие на ворота замка, распахнулись, чтобы пустить меня в святая святых Ордена Хаоса.
  
  
   Intermedius
   Эмма Каррингтон
  
   Эмма растеряна, и не с кем поговорить о том, что ее гложет.
   Лорд-командор и гофмаршал в отъезде. А и будь на месте, она бы не осмелилась отвлекать их своими сомнениями. Эмма пробовала спросить совета у гонфалоньера, но мистер Найтвуд ловко ушел от беседы о таинственном заключенном Батлема, общество которого сам же и навязал Эмме. Кажется, эта тема его смущает.
   Единственный ее друг - Просперо Гарутти - в последнее время сам не свой, как подменили. А главное: стоило ей поднять эту тему, как Эмма ощутила такое необычайное смущение, что поспешила свернуть разговор и сбежать, оставив мейстера в глубоком недоумении.
   Прочие коллеги, подчиненные и братья-сестры по Ордену слишком далеки от Эммы. Она никогда не была общительной, и теперь ей не к кому обратиться со своими тревогами.
   Приличные женщины в таких случаях идут на исповедь, но этот путь в равной мере закрыт для адепта мирового равновесия и для безбожницы, а Эмма и то, и другое.
  
   - Не верите в богов, мисс Каррингтон?
   - Не верю.
   - Даже в ту, которую ваши ммм... менее скептичные коллеги называют Хозяйкой?
   - Я согласна с доктриной лорда-командора. Хаос - стихия. Наша задача научиться управлять ею. Вы считаете иначе?
   - Помилуйте, как я могу оспаривать собственную концепцию?
   - "Собственную"? Но лорд-командор...
   - А, жадный юноша присвоил себе авторство? Похоже на него.
   - Вы утверждаете, что теория однородности бытия - ваша разработка?
   Он не обижается на неверие:
   - Изначальная идея, как и первые изыскания - мои, недоверчивая мисс Каррингтон. Большую часть исследований мы провели совместно с лордом-командором. По правде говоря, он привнес свежий взгляд и предложил новый подход. Не буду врать, без него у меня навряд ли получилось бы завершить работу. Ах, что за прелесть этот "эмпирический метод", ну разве нет? Мечтаю однажды поцеловать пальчики леди, которая его придумала.
   - Леди?
   Узник смеется:
   - Ваш кумир и здесь объявил себя создателем? Браво, какая верность самому себе!
   - Вы хотите сказать, что эмпирический метод предложила женщина?
   - О да. Если верить рассказам лорда-командора, совершенно уникальная особа. Жаль, мне так и не довелось ее увидеть. Питаю, знаете ли, слабость к умным дамам.
  
   Он так умен и тонко чувствует. Понимает все с полуслова, а порой и с полувзгляда. Они говорят на одном языке, и Эмма уже не знает, не в силах понять, как могла жить раньше, без этого каждодневного общения.
   Серые стены Батлема с крохотными окошками-бойницами. Привычная вонь, въевшаяся в одежду почище запаха лекарств и трав. Забранные решетками двери - справа, слева, полный страдания вой в спину, грязная лестница, клыки каменной гаргульи, лязг замка и теплый круг света по обе стороны от решетки.
   - Здравствуй, Эмма.
  
   - Почему вы назвали меня "дурнушкой"?
   - Потому, что я привык называть вещи истинными именам.
   - Но раньше вы говорили...
   - Что я говорил раньше, очаровательная мисс Каррингтон?
   - Вот как сейчас, - Эмма отодвигается в тень, чувствуя, как краска заливает ее щеки.
   - Скажите это, не стесняйтесь. Прелестной и умной женщине не к лицу глупое кокетство.
   - Вот опять! Снова.
   - Да?
   - Вы сказали "очаровательная". И еще "прелестная".
   - Я вижу вас такой, мисс Каррингтон. Но я смотрю иначе, чем эти толпы идиотов на улице или близорукий Джозеф.
  
   Ответы взамен на ответы. Предельная откровенность в обмен на ценную информацию. Зачем ему это - знать маленькие тайны сердца Эммы, когда взамен сотрудничества он мог бы выторговать куда больше бытовых поблажек в своем заключении?
  
   - Помните, что я говорил, Эмма? Роскошь человеческого общения - бесценна. Прочие блага преходящи. Я здесь слишком давно, чтобы желать чего-то иного.
   - Отчего вы здесь? Вы совсем не кажитесь таким...
   Понимающая улыбка:
   - Каким?
   - Таким, как о вас говорили.
   - "Безумным чудовищем", вы хотите сказать? О, уверен, нынешний лорд-командор рассказывает обо мне те еще истории. Право слово, я бы с удовольствием их послушал. Особенно в вашем исполнении, вдумчивая мисс Каррингтон.
   - Быть может, он просто не знает?
   - Ну, нельзя быть такой наивной, Эмма! Вы же режете фэйри живьем во время ваших жутких опытов, как при этом вам удается сохранить эту потрясающую чистоту души?
   - Это все для равновесия...
   Его всегда добродушный голос становится резким:
   - Равновесие - собачья чушь. Опасный идиотизм нынешнего лорда-командора, который приведет Орден к краху.
  
   Его разум подобен остро отточенному ланцету хирурга, а знания и кругозор потрясают. Он бывает резок в высказываниях, но его суждения справедливы, и это пугает. Ведь если узник прав во всех прочих вещах, может оказаться, что он прав и в этой.
  
   - Мечтатели - самая вредная категория революционеров, милая Эмма. С жадными себялюбцами вроде Джозефа Найтвуда куда как проще, их легко предсказать. Но лорд-командор... опасный мечтательный юноша. И такой целеустремленный. Миру никуда не уйти, уж если наш мечтатель задался целью его спасти.
   - Вы опять смеетесь. Не верите, что мир можно спасти?
   - Верю, что миру ничего не угрожает. Кроме идеалистов, не боящихся запачкать руки. Таких, как ваш кумир. Больно видеть, во что он превращает некогда почтенную организацию.
   - Вы о чем?
   - Об Ордене, разумеется. Боюсь, он обречен. Печально будет наблюдать его конец.
   - Почему обречен?
   - Да хотя бы из-за вашей деятельности. Вы всерьез думаете, что фэйри долгое время будут спускать подобное обращение? Кстати, как все происходящее сочетается с вашей любовью к этике, сострадательная Эмма?
   - Это все для высшей цели.
   - О да. Понимаю, почему вы так цепляетесь за свою смешную веру. Ведь если мир не нуждается в спасении, ваши руки по локоть в крови невинных. Или вы сострадаете только людям, поскольку у фэйри нет души? Быть может, они в вашем представлении не более чем расходный материал? Навроде кроликов, только крупнее?
   Эмма краснеет.
  
  
   Глава 2. Пятнадцать серебряных солидов
  
   Элвин
  
   Иса зря ругалась, обвиняя в мальчишестве. Я прекрасно понимал, куда иду. И догадывался, что вылазка в подземную резиденцию хаосопоклонников, когда всей защиты - мастерски состряпанная иллюзия и надежда, что никто из встречных культистов не знает о смерти мейстера, не будет похожа на воскресную службу в храме.
   Она и не походила. Вот вообще ничего общего. На службах я всегда подыхал со скуки, а тут...
   Можно сказать, что это было волнительно, но "волнительно" и в малой степени не передаст яростного восторга, что я испытал, впервые спустившись по хорошо освещенный лестнице, проходя по коридору и заглядывая во все незапертые комнаты подземелья.
   Будь со мной моя льнущая к ногам подружка, удовольствие никогда не стало бы столь полным.
   К счастью или к несчастью, но в первый час мне так никто и не встретился. Упоение от риска постепенно сошло на "нет", и я смог трезво взглянуть на резиденцию Ордена.
   Наверное, я старомоден. Ожидал чего-то в духе эпических сказаний. Мрачный бастион, утыканный культистами в балахонах и заполненный монстрами. Чтобы в каждой комнате по жертвеннику, на каждом этаже по одержимому и чем ниже под землю - тем сильнее и уродливее. В конце концов, они хаосопоклонники или как?
   Реальность не только разочаровала, но и заставила задуматься. О неприятном, в основном.
   Лаборатория для работы с травами. Комната, увешенная картами звездного неба с армиллярной сферой на возвышении. Алхимическая лаборатория. Склад с реактивами и маткомпонентами. Пустая комната с обшитыми свинцом стенами. Комната с десятком гигантских стеклянных сосудов - даже марунские стеклодувы не смогли бы изготовить подобное без помощи магии. В сосудах, к слову, плавали тела. Не всегда человеческие. Оранжерея. Зверинец - в основном крысы, собаки и кролики, но в дальних клетках содержалось с десяток и более экзотических животин. Комната с образцами - каждый в своей ячейке под стеклом.
   Это был исследовательский центр. Я не мог ошибиться! Не казарма, пусть некоторые помещения и разработки явно имели отношение к смертоубийству. Не монастырь, пусть на парочку комнат с жертвенниками я все же наткнулся. Исследовательский, мать его, центр!
   Я даже у лучших человеческих магов не видел подобного. Разве что лаборатории Августы на Эмайн Аблах могли сравниться с тем, что пряталось в подвалах городской больницы. Но Августа - это Августа. Особый случай. Люди все-таки предпочитают работать по старинке, слепо копируя проверенные рецепты. А тут...
   Откуда? Когда и как эта культистская сволочь превратилась из кучки экстатических, помешанных на мистицизме придурков в организацию, способную создать такое? Дело же не просто в ресурсах! Чтобы отгрохать подобное, надо сначала винтики в мозгах подкрутить в нужную сторону. Принять на вооружение доктрину, что мир познаваем через опыт.
   Не то, чтобы люди на это были неспособны. Человек способен на что угодно. Все проблемы в голове. Разум даже лучших представителей человеческого рода заключен в этакую коробочку три на четыре фута. Выход за пределы представлений о реальности слишком болезнен. Это не вина людей, их так воспитывают.
   Мы с Августой как-то поспорили, можно ли вырастить арбуз в форме куба без помощи магии. Я был уверен: каким бы гением в области магии жизни ни была сестра, здесь она продует. Кубический арбуз без магии, скажешь тоже!
   Гриска с два! Она велела отлить банку в форме куба и засунула туда завязь. Вырос натуральный такой кубик.
   Больше я никогда не спорил с Августой на подобные темы.
   Так вот: люди - те же арбузы в банке. Фигурально выражаясь.
   С каждой новой комнатой я мрачнел все больше. И все больше убеждался, что мы проморгали зарождение той еще гадины. Хороши Стражи, называется. Давайте и дальше делать вид, что все это к нам не относится: буква клятвы обязала нас противостоять только чистому Хаосу, а на культистов плевать.
   Повезло, или была иная, объективная причина, но я успел обследовать два подземных этажа, прежде чем наткнулся на живую душу.
   Насчет "души" вопрос, к слову, спорный. Согласно человеческим теологам, у фэйри душ нет - только тень, дающая колдовские способности. В вопросе полукровок-монгрелов и прочих квартеронов теологи расходятся.
   Отличная, между прочим, штука - эта человеческие священные Заветы. Не будь их, чем бы я дразнил княгиню? Она так забавно злиться, когда я цитирую куски об изначальной подлости, неполноценности и животной природе волшебного народа.
   Троица потенциально бездуховных и потому неполноценных созданий содержалась в клетках. Совсем таких же, какие стояли в зверинце этажом выше, только побольше размером.
   Я подошел ближе, чтобы рассмотреть их. Рассмотрел. Стоило огромного труда не выдать себя руганью или хотя бы возгласом.
   Потому, что в крайней клетке сидела Тильда фрой Атли.
  
   - Да вы никак ошиблись домом, лейтенант.
   - Я - капитан. Впусти меня, Страж. Надо поговорить.
   - Беру свои слова назад. "Поговорить" - это ко мне. Люблю это дело, - согласился я, опираясь на дверной косяк так, чтобы она не смогла прошмыгнуть в башню.
   Впускать в свой дом прихвостней Стормура накануне дуэли? Еще чего!
   - Впусти, - повторила она. - Или боишься?
   - Боюсь, ага. Присутствие вооруженных женщин вгоняет меня в трепет.
   - Ладно, не важно. Так или иначе, сын моего князя узнает об этом разговоре.
   - Интригующее начало.
   - Через несколько дней у тебя дуэль со Стормуром...
   - "Дуэль" - слишком громкое слово. Так, небольшой пикничок. Сценарий известен: сначала я подмету красавчиком ристалище, потом выступит Иса, прикажет нам прекратить и облобызать друг друга в десны. Не обещаю, правда, что выполню. Братец-буря не в моем вкусе.
   - Сын моего лорда тоже думает, что ты победишь в этой схватке. Поэтому он велел мне метнуть в тебя это.
   Тильда раскрыла шкатулку из темного дерева. На бархатной подкладке лежала тонкая ледяная игла.
   Я посторонился:
   - Заходи.
   - Поздно, Страж.
   - Заходи, я сказал.
   Не слушая возражений, я за руку втащил ее в дом и усадил в кресло.
   - Так, а теперь давай еще раз и сначала. Там яд?
   - Не смертельный. Только ослабляет и замедляет.
   - А иголка изо льда?
   Она кивнула.
   - Растает, и ничего не докажешь, - восхитился я. - Хитро! Неужели братец-буря сам придумал? О, какой коварный ум.
   - Ты понимаешь, что это значит?
   - Я все понимаю, Тильда, кроме одного. Какой тебе интерес приходить ко мне и выкладывать это?
   Она отставила шкатулку брезгливо, словно дохлого паука.
   - У меня тоже есть честь, Страж! Моя клятва призывает охранять жизнь князя и его детей, а не творить подлости их именем.
   Я задумчиво рассматривал ее лицо - скуластое, с резкими чертами. Фиолетовые волосы по обычаю фэйри убраны в косы, карие глаза глядят спокойно и прямо.
   Тильда фрой Атли - Мастер Дротика. Начальник стражи Трудгельмира.
   Она чем-то походит на мою сестру Джулию. Женщина-воин, женщина-меч. Но в отличие от Джулии в Тильде не ощущается бестолковой взбалмошности - следствия безнаказанности и бесцельности жизни Стража. Тильда - фэйри. Родилась с осознанием своего предназначения и всю жизнь следовала долгу. Это придает ей притягательную цельность.
   Она считала меня ничтожеством и бездельником и даже не пыталась это скрыть. Возможно, именно поэтому она всегда была мне симпатична.
   - Ты ведь могла просто отказаться это делать, не так ли?
   - Могла, - подтвердила она.
   - И он бы нашел другого исполнителя.
   - Или другой способ.
   - Получается, я теперь твой должник?
   Это был тонкий момент. Я не просил ее об услуге, поэтому мог не давать зарок. Никто из фэйри не осудил бы меня.
   Но я привык платить по счетам. И клятвы здесь совершенно не при чем.
   - Ты ничего не должен мне, Страж, - она встала.
   - Погоди! - я тоже вскочил. - Ты собираешься вернуться к Стормуру после такого?
   - Да. И скажу ему, что ты знаешь про иглу.
   - Ты идиотка? Да погоди ты! - она легко вывернулась из моих рук и оказалась у двери. А я не настолько псих, чтобы останавливать Мастера-воина, когда тот хочет уйти.
   - Зачем, гриски тебя подери, Тильда? - крикнул я ей в спину. - Ты же меня терпеть не можешь.
   - Ты не поймешь.
  
   Она так и не приняла мой зарок на долг. И действительно пошла к Стормуру - честность на грани идиотизма.
   Расплата за так называемое "предательство" была жуткой - изгнание из клана.
   Это для Стража нормально быть самому по себе. Ну, для человека тоже терпимо - прогнали от одного лорда, пойдет к другому. Для фэйри же изгнание - крах их мира. Чем-то эта пакость схожа с человеческим ритуалом Отречения - практика, от которой люди отказались века назад. Не в последнюю очередь моими стараниями.
   На Изнанке не выжить в одиночку. Изгнанник же становится вне всех законов, с ним любой вправе сделать, что пожелает, потому что никто и никогда не отомстит за мучения отверженного. Ему не подадут руки и не продадут хлеба, не пустят на ночлег и не спасут, загибайся он от ран хоть на пороге дома любого из фэйри. Судьба одиночки - сдохнуть в канаве. Или закончить свои дни в ярмарочном балагане на человеческой половине мира, где чернь будет платить по медяшке за то, чтобы посмотреть на "волшебного уродца" и по десять, чтобы отсношать.
   Нет, оставалась еще воровская гильдия. Но чистоплюйка Тильда фрой Атли верней и правда сдохнет в канаве, чем пойдет убивать за деньги.
   Я сначала не поверил, когда услышал, что Трудгельмир лишил свой двор Мастера-воина из-за подобной блажи сыночка. Вот ведь бред! Верность таких, как Тильда, дороже золота и услуг князя.
   На дуэли я был настороже и держал щит. И вытер Стормуром ристалище. Он - парень не из слабых, но я был адски зол. Помню, как впечатывал красавчика в лед, а потом мне захотелось слегка подправить безупречное личико, которое поэты фэйри любили сравнивать с лилией и белой розой.
   Ну, так, на всякий случай. А то еще перепутаю его ненароком в темноте с Исой, и будет конфузно всем.
   Каюсь, увлекся. От визга Стормура в левом ухе потом еще несколько дней звенело. А княгине пришлось вызвать дикую метель, чтобы растащить нас по разные стороны ристалища.
   Кажется, тогда я впервые увидел Ису, бьющую в полную силу. Впечатляло. Вот не уверен, что смогу с ней справиться.
   Я пытался найти Тильду после дуэли, но фэйри покинула Рондомион. И никто, абсолютно никто не знал, куда она могла направиться.
  
   Она сидела на полу клетки. Вместо колета на мужскую блузу, штанов и неизменной перевязи с метательными ножами только больничная рубаха из некрашеного льна. Волосы коротко острижены, а половина головы и вовсе выбрита. Свежие раны на голом черепе, окровавленное мясо вокруг правого глаза.
   В соседних клетках находились коренастый бородатый коротышка и хрупкое создание неопределенного пола, еще не вышедшее из возраста, когда пони интереснее поцелуев. Тонкокостное, в летящих светлых кудряшках - ну просто агнец непорочный, невинное дитя.
   Еще с десяток подобных камер рядом пустовали, намекая, что у культистов большие планы на волшебный народ.
   Что любопытно - только последний из пленников был закован в колодки. Конструкция из полированного дерева удерживала нежную шейку детеныша и тонкие запястья, а глаза скрывала плотная кожаная повязка.
   Мастера-воина они, значит, держат просто в клетке, а вот эту соплю - в колодках?
   И чего я так завелся? Подумаешь, тройка отщепенцев. Фэйри делают из людей, не умеющих заключать правильные сделки, рабов и игрушки. Люди не отстают - участь фэйри-изгнанников ужаснее самых темных сказок. Жизнь вообще жестока и не похожа на кусок сахарной ваты...
   Тильда подняла голову, и я напоролся, на полный жгучей ненависти взгляд, как на нож. Глотнул воздуха, качнулся вперед, словно лунатик.
   - Мейстер Гарутти? - окрик из-за спины остановил меня на полпути к явной глупости.
   - Доктор Каррингтон?
   В свете масляных светильников доктор выглядела еще невзрачнее, чем днем. Похожа на крысу. Рогатый чепец и брыжи на шее по моде двадцатилетней давности только усиливали нелепое впечатление.
   - Восхищен и очарован, вы сегодня удивительно хороши.
   Она все о себе знала и не поверила бесстыжей лжи. Обиженно поджала губы, покачала головой:
   - Ваш голос! Все еще нездоровы? Не стоило отказываться от помощи. Позвольте, я осмотрю ваше горло?
   - Я здоров.
   - Вы уверены? Сможете работать?
   Я могу оглушить ее. Пережать артерию, связать, заткнуть рот. Потом найти ключ и выпустить пленников. Может даже останется время, чтобы по-быстрому допросить доктора перед тем, как прикончить.
   Прикончить придется - увести ее для нормального допроса я не смогу.
   Вытащить троих фэйри и упустить возможность узнать больше о культистах? Или вернуться за ними позже, в надежде, что с пленниками не сделают ничего слишком фатального?
   Что могут сделать? Да всякое. А то я не знаю, как проходят жертвоприношения во славу Черной!
   - Тогда пойдемте в лабораторию.
   Я кивнул, ощущая себя подлецом. Меньшее зло, высшее благо, чтоб его...
   Взгляд Тильды жег затылок.
  

* * *

  
   - Ну же, мейстер! - повторила культистка. - Давайте попробуем еще раз!
   То, что Каррингтон именовала "лабораторией" я бы скорее назвал "мастерской по изготовлению артефактов". Рунические раскладки, таблицы привязок к зодиакальному кругу, доски и мел для предварительных расчетов.
   И рядом же инструменты, маткомпоненты, медные заготовки для скрижалей.
   - Пять минут, хорошо? - попросил я. - Мне надо сосредоточиться.
   Она кивнула.
   Я уставился на цепочку рун, пытаясь то ли запомнить последовательность, то ли понять принцип ее действия.
   Выучить или развернуть составленное на огаме заклинание четвертого порядка за пять минут? Да, знаю, я мечтатель.
   Сейчас бы перо и бумагу. И хотя бы двадцать минут времени. Доктор Каррингтон, нет слов, роскошная женщина, но ее присутствие становится неуместным.
   Она тоже склонилась над медной пластиной с гравировкой. Затылок, упакованный в смешной рогатый чепец, маячил перед глазами, отвлекал, мешал сосредоточиться. Всего один достаточно сильный удар и у меня будет столько времени, сколько потребуется... А потом можно вернуться в комнату с клетками. И спросить Тильду фрой Атли, что она забыла в этом мрачном местечке.
   Я знал, что не сделаю этого. Рано.
   Но так хотелось.
   - Готовы? - спросила культистка.
   - Не уверен.
   Она положила руку мне на плечо и оставалось порадоваться, что иллюзиям Мастера Бринн не страшны прикосновения:
   - Сейчас все получится. Я в вас верю.
   Я хмыкнул и протянул раскрытые руки к пластине.
   Ничего не получится.
   И не могло получиться, раз уж моя тень запечатана по ту сторону зеркала. Чтобы зарядить руническое заклинание требуется магия. Магия, недоступная даже обычным людям. А человек без тени - меньше, чем просто человек.
   Как фэйри без предназначения.
   Эмма нахмурилась:
   - Не пойму в чем дело. Что-то случилось, мейстер?
   - Это из-за болезни. Не привык работать только через пассы, - наугад ответил я.
   Лицо женщины разгладилось.
   - Что же делать?
   - Я возьму ее домой. Постараюсь разобраться.
   С минуту Каррингтон сверлила меня недоверчивым и изумленным взглядом, а потом взорвалась:
   - Просперо, вы же знаете устав! Ничего не выносим из лаборатории!
   - Я просто предложил.
   - Да что с вами сегодня?!
   - Так проще и быстрее, - я взглянул на ее дышащее возмущением лицо и не удержался. - Кстати, для чего эта часть заклинания?
   С доктором Каррингтон было приятно иметь дело. Она так эмоционально реагировала на все. Вот и сейчас ее лицо послушно отобразило сначала изумление, потом неверие и, наконец, жалость:
   - Это уловитель для первичного преобразования, Просперо, - сочувственно, точно разговаривала с убогим, сказала она. - Помните, мы составляли формулу еще три недели назад? Вы сказали, если использовать трехчастную структуру, оно не заработает.
   Я кивнул и покосился на заклинание. Трехчастное. Правильно, нечего слушать паникеров.
   - Так я возьму его?
   - Нет, не возьмете.
   - Да ладно вам, Эмма. Нельзя так фанатично следовать правилам, это вредно сказывается на цвете лица. Я посижу с ней пару дней, и у вас будет заряженная скрижаль.
   Все же надо сдерживать порывы души. Озадаченное выражение на лице доктора подсказало, что Гарутти не имел привычки шутить за работой.
   - Я против такого риска.
   Мы препирались минут пять, и мне почти удалось ее убедить, когда наш спор прервал скрип двери.
   Эмма поспешно вскочила:
   - Мистер Найтвуд!
   Я оглядел вошедшего со вполне понятной неприязнью. У некоторых просто талант приходить не вовремя.
   Немолод, но крепок. Массивное лицо, густые волосы с проседью, ухоженная кучерявая борода. Похож на большого, черного жука.
   Общее впечатление солидности портил бегающий взгляд. И я был почти уверен - он здорово чего-то испугался. Сразу, как вошел в комнату.
   Испугался, а потом разозлился.
   Я дождался, пока Найтвуд расцелует пальчики доктору Каррингтон и пожал ему руку.
   - Просперо! Эмма говорила, ты заболел.
   - Выздоровел.
   - Хорошо, - его кислая мина оспаривала это утверждение. - Нам надо поговорить, - покосился на женщину и уточнил. - Наедине.
   Она поняла намек:
   - Я буду в операционной.
   Дверь за ней Найтвуд закрыл самолично. Проверил - не подслушивает ли кто с той стороны, затем опустил тяжелый засов.
   Обернулся и уставился на меня с откровенным подозрением:
   - Где бумаги?
   - Бумаги?
   - Бумаги, Просперо. Ты отдашь их мне. Знаешь, что случилось с доктором?
   Я совершенно не представлял о чем речь, поэтому попробовал закосить под дурачка:
   - Кажется, с Эммой все в порядке.
   У Найтвуда дернулся левый глаз:
   - Считаешь себя самым умным?
   Вообще-то я и правда считал. И не "самым", а просто умным. Но он-то как об этом догадался?
   И знать бы, что за делишки связывали его с покойным Гарутти? Не похоже, что они были друзьями.
   - Станный вопрос. Чем он вызван?
   Он неприятно улыбнулся и продолжал все так же - негромко, но с отчетливой угрозой в голосе, медленно наступая:
   - А ты обнаглел, Просперо. Еще не слышал про несчастный случай с твоим дружком-доктором? Его едят черви. И тебя будут жрать. Если не отдашь бумаги, живым отсюда не выйдешь, обещаю, - последнюю фразу он выдохнул мне в лицо, встав почти вплотную.
   Чего он привязался? Делать мне больше нечего, как встревать в разборки покойного мейстера с коллегами.
   Я подавил досаду и попытался изобразить дружелюбную улыбку. Джанис вот любит повторять, что почти любой вопрос можно решить с помощью переговоров.
   - Извини, я сегодня неважно соображаю. Напомни, о каких бумагах речь?
   - Не играй со мной, Гарутти! - прорычал жучара-Найтвуд, и я подумал, что не знаю его имени и должности в Ордене.
   - Играть? Даже в мыслях не было. Прости, ты не мог бы немного отодвинуться и говорить потише? Когда на меня орут, я паникую и забываю даже дату своего рождения.
   Пальцы Найтвуда вцепились в мой камзол так, что даже костяшки побелели. Он попробовал встряхнуть меня и изрядно удивился, когда это не получилось.
   Мы с покойником почти одного роста, но я тяжелее тощего разеннца фунтов на тридцать.
   Под напускным гневом культиста все больше ощущалась неуверенность. Он блефовал. Взвинчивал себя искусственно - лишь бы запугать мейстера. И я реагировал совсем не так, как ожидал Найтвуд, что сбивало жучару с толку.
   Я тоже начал нервничать и злиться. До ужаса хотелось врезать по этой самодовольной харе. Просто кулаки чесались. Он еще и стоял так, что открывалась замечательная возможность для удара в челюсть с левой.
   А потом добавить в живот правой. И, когда согнется, по шее.
   Каррингтон меня видела. Бегай потом за ней - ищи...
   - Письма. Свидетельства о смерти. Расписки. Все, чем ты и твой дружок-доктор нам угрожали.
   - А, ЭТИ бумаги, - не уверен, что у меня получилось убедительно изобразить человека, который только что вспомнил о чем речь. - Они в надежном месте у проверенного человека. Не мог бы ты меня отпустить? Пожалуйста. Такая волнительная близость смущает...
   Найтвуд разжал пальцы. Вид у него стал озадаченный.
   - Ты пьян?
   Хорошая версия, но на пьяного я не тянул. Если покойник был трусом, а поведение Найтвуда намекало на это, то дерзости скорее могли быть вызваны...
   - Принял немного кхаша.
   Дружок-доктор, которого едят черви, бумаги, шантаж и угрозы...
   Я даже выругался, когда сообразил, что к чему:
   - Это случайно не твоя зверушка приходила на днях по мою душу?
   По испугу на его лице я понял, что попал в цель. И поспешил развить успех:
   - Ты идиот, Найтвуд?! На что надеялся? Что я храню бумаги дома? И после моей смерти они никак не всплывут?
   Он сглотнул и отступил, пробормотав:
   - Что-то ты слишком наглый сегодня...
   - Не люблю, когда меня пытаются убить, - теперь уже я наступал, не давая ему увеличить расстояниен между нами. - Эта тварь сожрала моих слуг. За это тебе придется заплатить.
   - За тобой тоже водятся кое-какие делишки, - пятясь, выкрикнул Найтвуд. - Думаешь, я не слышал, про маки, которые вы с доктором растили в саду? Лорду-командору будет очень интересно узнать, как использовалась лаборатория...
   Какие любопытные подробности!
   - Да ну? Зачем тогда посылать химеру? Может, у тебя нет доказательств?
   Он уткнулся спиной в дверь и совсем сник:
   - Чего ты хочешь?
   Знать бы еще, чего я должен от него хотеть.
   - Того же, что и раньше.
   - Я не успел! Мне нужна отсрочка.
   - Мне кажется, у тебя было достаточно времени.
   - У меня только половина. Я не знал, что ты придешь сегодня, Просперо.
   - Хорошо. Сегодня отдашь половину, - он расслабился и даже позволил себе улыбку, когда я припечатал. - И через неделю еще два раза по столько.
   Вот теперь он возмутился:
   - Так нечестно! У меня просто нет таких денег!
   Тю, вся драма из-за банальных денег. Я надеялся на что-то более интересное.
   - Значит, достань их.
   - Ты сильно ошибаешься, - с непонятной угрозой в голосе произнес Найтвуд. - Мы получаем не так уж и много. И надо платить посредникам...
   - Это должно меня волновать? - наугад спросил я. Судя по реакции, снова попал в цель, потому что он заныл, что я выкручиваю ему руки, оставляю без штанов и вообще слишком жесток.
   Я выслушал эту комедию со скептичной улыбкой, не пытаясь давить или спорить, потому что не знал, о чем идет речь. Мое молчание нервировало культиста куда сильней любых слов.
   - ... двое-трое в месяц, не больше. И не за всякий товар дают хорошую цену.
   Я пожал плечами:
   - Значит надо больше товара.
   - Где взять столько изгнанников?!
   Я поперхнулся и закашлялся в попытке скрыть выражение лица. Иначе у Найтвуда могли родиться закономерные подозрения.
   Намеки на протяжении разговора и то, что я видел в подземелье, разом сложились, как части единой головоломки. У Исы есть такая - осколки разноцветного льда. Вообще предполагается, что из нее составляешь возвышенное изречение - одну из так любимых девами бесполезных, глубокомысленных цитат про Жизнь, Смерть и Предназначение, но у меня, когда я взялся собирать, получилась непристойность. Княгиня сначала возмутилась, а потом сказала, что не ничего иного от меня и не ждала.
   Вот и сейчас подсунутая жизнью головоломка складывалась во всем известное слово и не менее известный эпитет к нему.
   Почти не сомневаясь, о чем идет речь, я предложил:
   - Найди более щедрого покупателя.
   - Легко сказать "найди". Мамаша Джунне дает лучшую цену в Рондомионе.
   - Неужели в этом городе больше никому не нужны фэйри.
   Он шикнул:
   - "Товар", Просперо! Мы говорим "товар".
   - А те трое, в клетках?
   С этим вопросом я дал маху. Найтвуд смерил меня подозрительным взглядом и недоверчиво спросил:
   - Ты хочешь, чтобы я предложил Мамаше Джунне бешеную сучку? Или... это, - он содрогнулся. - А монгрел слишком невзрачен для Арены. Кому нужны отбросы?
   Я цинично скривился:
   - Нам.
   - Лорду-командору разве что, - он засмеялся, приглашая присоединиться, но я не стал. Больше всего хотелось завершить этот разговор и вымыть руку, которую я протягивал для рукопожатия. С мылом.
   - Так что насчет денег?
   Он отдал мне кошелек. Довольно увесистый. Я добросовестно пересчитал монеты - показалось, что Гарутти поступил бы подобным образом. Пятнадцать серебряных солидов.
   Вся интрига прослеживалась, не хватало лишь мелких деталей. Культисты ловили фэйри-изгнанников для своих целей. Найтвуд обкрадывал Орден, продавая часть пленников на сторону. На Арену - любопытно, с каких пор Рондомион перенял у Разенны традицию поединков на потеху толпе? И, судя по "Мамаше Джунне", в бордель.
   Покойный мейстер вместе с неизвестным и тоже покойным "доктором" раскопал информацию о делишках Найтвуда и шантажировал жуликоватого собрата по Ордену. За что и поплатился жизнью.
   Банальная, в сущности, история. История подлости и жажды наживы, она затрагивала культистов лишь краешком. Вопрос - для каких целей фэйри потребовались Ордену - куда как любопытней.
   Перед уходом я прихватил скрижаль с руническим заклинанием.
  
  
   Франческа
  
   Я сижу в четырех стенах и, хоть на окнах нет решеток, а на двери - замков, чувствую себя пленницей. Кандалы не извне, они внутри.
   Маг торопливо завтракает и убегает, а я остаюсь, как позабытая игрушка.
   Это его месть за розыгрыш? Для того он забрал меня из Рино? Чтобы сделать своей игрушкой?
   Если так, то я не оправдала ожиданий. У него никак не получается играть со мной.
   Я решила не заговаривать со своим тюремщиком и пока получается. Когда он пытается о чем-то спрашивать, отвечаю односложно и равнодушно. Порой мне кажется, что его это задевает, и тогда я с трудом сдерживаю улыбку мстительной радости.
   Мгновение торжества и долгие часы одиночества после. Стоит ли эта радость такой цены?
   Мне плохо.
   Так плохо, что я добровольно убираюсь на этаже, а не только в часовой комнате.
   Что угодно, лишь бы не думать.
   Лишь бы не вспоминать.
   Черный пепел над Кастелло ди Нава. Слова отца. Ужас насилия. Кинжал в руках, яростная, согревающая ненависть и соленый вкус на губах - кровь врага.
   И снова насилие только уже над моей душой. Ошейник, который нельзя снять - символ рабства.
   Не думать не получается. Уборка не спасает, она занимает только руки. Тоска, беспокойство - нервное и злое, грызет изнутри, не дает забыться, не дает читать, не дает думать о чем-то одном долго...
   Иногда мне снится, как я убиваю. Насильников, отца или моего хозяина. Чувствую кровь на руках - липкую, алую. Миг ликования, а потом страх перед содеянным. И перед собственной радостью.
   Что со мной происходит?
   Я измучилась, я так устала от этой ненависти, от холода отчуждения, от безделья.
   Устала быть жертвой.
   Обыск в библиотеке не дал ничего, кроме пыли с паутиной на подоле и рукавах и горечи разочарования. Так рассердилась, что привела в негодный вид свое последнее относительно чистое платье, словами не передать. Я даже забыла, что сама всего лишь рабыня и пленница. Вызвала и отругала прислугу, совсем как раньше, в доме отца. Сразу всех, не разбираясь, кто виноват.
   Элвин слишком их распустил. Как бы я ни ненавидела мага, это не повод спускать его слугам подобную недобросовестность.
   Мне пришлось стать хозяйкой Кастелло ди Нава сразу после смерти Лукреции. Четырнадцать лет, а по виду и того младше. Понятно, что поначалу прислуга смеялась над такой госпожой.
   Поначалу.
   Ставить слуг на место я умею.
   Собрав всех брауни, я дала волю гневу, и стало легче. Пусть прихоть злого чародея низвела меня до уровня игрушки и служанки, я останусь леди и дочерью герцога, если сама не позабуду об этом. Быть может, Элвину нравится жить в хлеву, но я привыкла совсем к иной обстановке. И если маг ничего не желает делать, я и сама справлюсь.
   Что вообще мужчины понимают в хозяйстве?
   Так я самовольно назначила себя хозяйкой чужого дома.
   С делом легче. Мысли - беспокойные, тяжелые, злые отступили. Попрятались воспоминания.
   Могу гордиться собой: теперь в башне куда чище. Еда стала вкуснее, и сервируют ее по всем правилам. Книги в библиотеке расставлены по порядку, и я составляю для них опись, позволяющую найти любую, не перерывая все полки. Также под моим руководством слуги навели порядок в погребах - винном и продуктовом. Я велела прочистить дымоходы, так что теперь вокруг каминов оседает куда меньше копоти.
   Отполированные остатки часового механизма сияют, особенно когда в комнату сквозь витражное разноцветье заглядывает солнце. Ни пятнышка зелени!
   Еще я распорядилась потравить тараканов и крыс. Пусть я и могу превращаться в кошку, у меня нет ни малейшего желания встречаться с грызунами.
   Ах да! И стирка. Работа прачек тоже лежит на брауни, так что все мои вещи безупречно вычищены и выглажены - приятно посмотреть. Они хранятся в комоде, переложенные мешочками с жимолостью. Мне нравится этот запах.
   Прошло шесть дней, и Старину Честера не узнать. Во всех покоях идеальная чистота и порядок - в такой дом не стыдно пригласить и короля. Мне бы радоваться, но мысль об этом вызывает только досаду.
   Не знаю, чем еще заняться.
   Маг ведет себя так, словно совершенно не замечает ни моей холодности, ни усилий по приведению его жилища в приличный вид. Пусть я не ждала особой признательности за свои труды, все же обидно встречать такое пренебрежение.
   Ну и ладно. Проживу и без его благодарности.
   Я научилась различать живущих в башне брауни, узнала подробности их скудной на события жизни. Короткая биография каждого может уместиться в три строчки. Слуги туповаты и не особо расторопны, но исполнительны. Поначалу я думала, что их общество хоть немного скрасит мое существование.
   Глупые надежды. Общаться с брауни все равно, как жевать бумагу вместо хлеба, когда голоден.
   В облике кошки я поднимаюсь на смотровую площадку, прохожу на мягких лапках по краю стены, сажусь, обвившись хвостом, чтобы смотреть на город внизу и грезить о свободе.
   Свобода... она пахнет влажным ветром в лицо, грозой и травами, виноградником на склоне горы и прогретым камнем. Она поет шмелями в зарослях дрока.
  
  
   Intermedius
   Эмма Каррингтон
  
   Она сама не может сказать, когда и как случилось, что работа стала занимать все меньше, а разговоры все больше времени.
   Он задает вопросы и слушает.
   Слушает жадно, с подлинным, несомненным интересом. Он хочет знать о ней все и ничего не повергает осмеянию или порицанию.
   Устоять перед этим невозможно, и Эмма раскрывается. Спадают доспехи, спадают покровы с души, она говорит, говорит страстно, не сдерживая ни гнева, ни слез.
   Когда слова кончаются, приходит ее очередь задавать вопросы. Она может спросить про руны, про ритуал, но не это сейчас занимает мисс Каррингтон.
   Это - предельная откровенность. Дорога в сотню лиг. И каждый идет отмеренный ему путь.
   Она тоже жаждет как можно больше знать об узнике Батлема.
  
   - Вы когда-нибудь были в Анварии?
   - Я не выезжала даже за пределы Дал Риады.
   - О, это обязательно следует исправить. Я бы хотел отвезти вас на восток, в родной Лоррейн.  Это чудесный край, полный солнца. Достаточно увидеть его, чтобы захотеть остаться там навсегда, - он тихо смеется. - Правители Анварии и Прайдена испокон веков ценили его прелесть, что весьма дурно сказывалось на благополучии жителей.
   - Последние пятнадцать лет Лоррейн принадлежит Прайдену. Анвария больше не пытается оспорить его права.
   - Да, я слышал об этом. Жаль, жаль. Боюсь, в глубине души я все же анварец. Но кому бы ни платил герцог подати, Лоррейн достоин того, чтобы вы увидели его, Эмма.
   Его загадочные темные глаза манят и обещают многое. Мысли Эммы путаются, в груди становится тепло, а на лице сама собой поселяется улыбка, обнажая слегка кривые зубы.
   - Увы, это невозможно, - со вздохом подводит пленник. - И давайте не будем о несбыточном.
   Эмма тоже вздыхает. Как бы ей хотелось этого путешествия - путешествия на юго-восток.
   На родину Жиля.
   Вместе.
   - Почему вы здесь, Джон?
   - Надо же им меня где-то держать. Я слишком много знаю и умею, чтобы запасливый лорд-командор решился от меня избавиться. Он всегда был жадным мальчиком.
   - Зачем вообще вас где-то держать, если вы вовсе не кровожадный монстр?
   Он долго всматривается в ее лицо, прежде чем признаться:
   - Потому, что я создал Орден, моя пытливая Эмма. Я - тот самый исчезнувший великий магистр Хьюго Пайнс.
  
   Это не может быть правдой.
   Она проводит несколько вечеров, собирая информацию о Хьюго Пайнсе. Ценой наглой лжи архивариусу ей удается взглянуть на единственный сохранившийся портрет легендарного Великого Магистра.
   С портрета цепко смотрит ее ежедневный собеседник.
  
   - Как вы можете быть магистром Пайнсом, если вы...
   - Да, - обрывает он ее на полуслове. - Это тоже я. У меня была длинная жизнь, прекрасная Эмма. Я много чего успел.
  
   Она, тяжело дыша, всматривается в его умное, усталое лицо. Знакомый мир рушится, разламывается, сходит с ума, и только в центре безумия, в Батлеме, в камере, разделенной надвое железной решеткой, находится точка покоя.
  
   - Почему вы помогаете тем, кто запер вас здесь и заставляет испытывать все эти страдания?
   - Посидите с мое в Батлеме, порывистая Эмма. И вы поймете, что не за все вещи в этом мире можно и нужно бороться. Я проиграл этот бой. Стараюсь насладиться тем немногим, чем еще обладаю. Долгая жизнь показала мне, насколько преходящи земные блага.
   - Вы простили? - спрашивает Эмма. - Простили их? Лорда-командора? Гонфалоньера?
   - Я ничего не простил и не забыл, Эмма. Но здесь, в Батлеме, бессильная ненависть - кратчайший путь к безумию. Я уже терял разум однажды и готов пожертвовать чем угодно, лишь бы он не покинул меня снова. Слишком страшная утрата. Отказ от мести - не будет высокой платой.
   - Расскажите.
   Он отводит взгляд:
   - Это было, когда я убил Марию.
   - Марию?
   - Вы слышали о ней, Эмма. Я прославился тем, что убил ее
   - Ах, эта та самая женщина...
   - Да. И давайте не будем об этом.
  
   Они перестали говорить об этом, но перестать думать об этом невозможно. Летописи не сохранили даже имени этой Марии, но теперь она приходит во сны Эммы каждую ночь. У нее темные волосы и лицо Эммы.
   Узник Батлема волочет ее по коридору какого-то замка за тем, чтобы швырнуть на алтарь. Женщина вскрикивает, пытаясь прикрыть неправдоподобно огромный живот.
   Блестит сталь.
   Кровь. Слишком много крови.
  
   - Я все думаю о ваших словах. По поводу смерти той женщины... Марии.
   Тяжелый вздох:
   - Да, Эмма.
   - Всем известно, что вы принесли ее в жертву. При чем здесь безумие?
   - Ах, "всем известно", моя информированная мисс Каррингтон. Ну, так зачем задавать лишние вопросы?
   - Хочу услышать вашу версию.
   - Похвальное стремление к истине, любознательная мисс Каррингтон.
   - Откровенность за откровенность, мистер Доу. Мне важно знать.
   - Спросите у милейшего Джозефа или лорда-командора.
   - Нет! Я не хочу слушать очередную ложь. Правду, Жиль! Скажите мне правду!
   Его лицо застывает в жесткой маске:
   - Правда грязна и банальна, вы не захотите в нее верить. Версия с жертвоприношением куда красочней.
   - Версию с жертвоприношением я знаю.
   Он пожимает плечами:
   - Мария была моей любовницей. Думаю, я убил ее из ревности.
   - Думаете?
   - Я не помню. Видите ли, я был малость не в себе в тот момент.
   - Она была беременна?
   Он совсем уходит в тень и молчит так долго, что ей кажется, ответа уже не будет.
   - Была. Не от меня.
   - Вы поэтому...
   - Хватит, Эмма! Я все придумал. Я принес ее в жертву, и давайте закончим на этом.
   Она качает головой, ощущая огромное сострадание к человеку по ту сторону решетки.
   - Я верю вам, Жиль.
   - Джон.
   - Как бы вас ни звали, я вам верю.
  
  
   Глава 3. Ничего не меняется
  
   Франческа
  
   В Рино у меня было много обязанностей. Руководство слугами, финансовые вопросы, разбор жалоб, дела храма. Не считая рукоделия, музицирования и чтения, которые я всегда считала скорее развлечением, чем обузой.
   В Рондомионе все иначе. Если не считать добровольно взятой работы экономки, моей единственной обязанностью осталась уборка. Должно быть, из-за тоски и однообразия моего существования здесь, я начинаю находить это унизительное занятие по-своему приятным.
   Маг приходит, когда я почти заканчиваю. Вваливается в часовую комнату, не обращая на меня внимание. Проходит, пошатываясь, словно выпил лишнего, в свои покои.
   Я, задыхаясь от возмущения, смотрю на цепочку грязных следов, оставленных на свежевымытом полу. Что он себе позволяет? Думает, что раз он - хозяин, я стану терпеть такое пренебрежение своим трудом?
   Устала быть благоразумной! Не хочу!
   Шиплю сквозь зубы и распахиваю дверь в его комнату.
   - Ты не мог бы вытирать ноги...
   - Ну да, наследил немного, - он поднимает голову. Рубашка на спине и левом боку вся в уже подсохших и свежих кровавых пятнах. Левая рука зажимает рану на боку, капли стекают сквозь пальцы, пятная светлую обивку дивана. - Вот такая я свинья.
   Я сглатываю и отвожу взгляд, чтобы уткнуться в окровавленную тряпку на полу.
   Меня всегда пугали чужие страдания. Во время осады Кастелло ди Нава я перебарывала постыдную слабость, чтобы ухаживать за ранеными. Да, как дочь герцога, я могла бы этого и не делать. Сама вызвалась. Меняла повязки и даже помогала доктору шить раны, но так и не привыкла к виду увечий. Это был кошмар. Запах крови, от которого во рту появляется железистый привкус, оторванные конечности, грязные бинты, крики и стоны...
   И трупы. На моей памяти умерло почти двадцать человек. Многих я знала по именам.
   - Ну что вы застыли, как статуя Скорбящей? - язвительно продолжает маг. Он, шипит, морщится и пробует отодрать рубашку от раны, но та присохла. - Если собираетесь меня оплакивать, придется подождать. И лучше с той стороны двери.
   Больше не обращая на меня внимания, он достает кинжал и пытается обрезать ткань вокруг раны. Так неуклюже, что на это просто больно смотреть.
   - Дай я, - неожиданно для самой себя предлагаю я.
   Его глаза изумленно расширяются, и я понимаю, что все - сейчас Элвин скажет какую-нибудь гадость, после которой мне останется только уйти, хлопнув дверью. И пусть сам разбирается со своей рубашкой и раной.
   Но он молча протягивает кинжал и поворачивается. Я становлюсь рядом на колени и, закусив губу, аккуратно перепиливаю тонкий батист. Края раны расходятся, выплескивая струйки алой крови. От этого зрелища к горлу подкатывает тошнота.
   Порез длинный, но неглубокий. Уж на что я полный профан в медицине, и то вижу, что рана не опасная. Во время осады мне приходилось наблюдать куда более жуткие вещи.
   Плохо лишь то, что крови много. Очень много. И мне не нравится, бледность Элвина и тяжелое дыхание.
   - Ерунда, царапина, - эхом на мои мысли отзывается маг. - Скользнуло по ребрам.
   - Почему столько крови?
   - Верховая прогулка и подъем на пятый этаж способствуют, знаешь ли, - с этими словами он стягивает края раны и прикладывает к ней остатки рубашки.
   - Надо было к доктору, - говорю я с укором. И пытаюсь вспомнить все, чему успела научиться за недели осады.
   - Вот еще! Буду я его дергать с такой мелочью! Здесь достаточно Джаниса. Где его гриски носят?
   При чем здесь Джанис?
   Я открываю рот, чтобы задать этот вопрос, но говорю совсем другое.
   - Прекрати немедленно! Сядь! - даже не говорю - рявкаю. Да таким приказным и властным тоном, что сама себе удивляюсь. Не ожидала от себя такого. А еще меньше ожидала, что маг послушается.
   Ну а что еще делать, если он собирается встать?
   А дальше я как будто разделяюсь на две Франчески. Одна действует, а вторая наблюдает за ней в безмолвном удивлении.
   - В этом доме есть бинты?
   - Все есть на втором этаже, в лаборатории. Я как раз туда собирался, когда вы начали играть в бравого командира центурии, - он снова порывается встать.
   - Да сядь же, - мне приходится пихнуть его обратно на диван. - Не усложняй мне работу! Где именно в лаборатории?
   - Ты не найдешь.
   - Найду. Ну?
   - Третий шкаф от двери... или второй. Не помню точно. Верхняя полка.
   Выслушав объяснения, я бегу вниз по лестнице. Маг, верно, считает меня совсем за идиотку, потому что я без труда нахожу все нужно - спиртовые настойки, мази, чистые бинты, иглы и нитки для сшивания раны. Складываю все в медный таз и так же бегом возвращаюсь наверх.
   Элвин все так же сидит, зажимая рану. При виде меня ухмыляется и бормочет что-то о квартерианском милосердии, но я слишком занята, чтобы вникать в его остроты.
   Сметаю со стола наваленные бумаги и безделушки.
   - Сеньорита, вы решили уничтожить мою комнату?
   Но та, другая Фран, которая сейчас действует, совсем не обижается на слова мага. По правде сказать, она их едва замечает, вся поглощенная куда более важной задачей. Я выкладываю на столе лекарства и сую под нос магу таз:
   - Воды!
   Таз наполняется теплой водой.
   - Повернись!
   - Леди, я вас боюсь, - его голос дрожит от сдерживаемого смеха. - Кто вы такая и что сделали с моей кошкой?
   - Не смейся, - укоризненно говорю я, смачивая рану и отлепляя пропитанные кровью лохмотья. - Так крови больше.
   - Не буду, - соглашается он. - Так еще и больнее.
   Вода в тазу быстро становится розовой, потом красной.
   - Вон тот пузырек из темного стекла, - указывает маг.
   Я послушно откупориваю бутылочку. В нос шибает резкий запах спирта и трав.
   Пока я обрабатываю рану, Элвин шипит и ругается сквозь зубы. Потом командует:
   - Банка с синей крышкой.
   Внутри густая, пахнущая травами субстанция.
   - Это что? - с подозрением спрашиваю я. У нашего медика в Кастелло ди Нава никогда не видела ничего подобного.
   - То, чем вы мне сейчас смажете рану. Перед тем, как забинтовать.
   Я фыркаю, но подчиняюсь. Не хочет объяснять и не надо. Ему же хуже, если я что-то сделаю неправильно.
   Мазь очень жирная, темно-зеленого цвета. Покрытая ею рана выглядит жутковато, но кровотечение разом прекращается. Я вставляю нитку в иглу, но маг качает головой:
   - Не надо.
   - Заживать будет дольше. И шрам останется.
   - Шрама не останется, а заживать будет до прихода Джаниса, чтобы ему сдохнуть, но не раньше, чем вернется домой.
   - При чем здесь Джанис?
   Вместо ответа Элвин кивает на бинты:
   - Займитесь перевязкой, леди. Раз уж вызвались играть в доктора.
   Я вспыхиваю от гнева. Ну конечно, отвечать на мои вопросы совсем не обязательно. Можно просто шпынять меня и раздавать указания.
   - Кажется, вы и сами неплохо справитесь.
   Он улыбается:
   - Справлюсь. Но вы своими нежными ручками сделаете это лучше. Давайте, Франческа! Я в вас верю.
   Его слова будят во мне глухое возмущение. Я отступаю, на всякий случай пряча руки за спиной, и мотаю головой.
   Теперь, когда из раны больше не хлещет кровь при каждом выдохе, я вообще не понимаю, что на меня нашло. Что я делаю наедине с полуобнаженным мужчиной и зачем вызвалась "играть в доктора"? Испугалась, что он умрет? Разве не об этом я молилась совсем недавно?
   Только что, минуту назад, он был просто страдающим от раны человеком, которому нужна моя помощь, но стоило начать думать о нем, как о мужчине, и в голову полезла тысяча мыслей - в основном глупых и стыдных. Например, про то, что он идеально сложен - широкие плечи, по которым хочется провести рукой, стройная талия, прорисованные мышцы на груди и животе с тонкой сеткой старых шрамов. Белые, они почти не заметны на светлой коже...
   Смешно: мне по-прежнему до тошноты отвратительна мысль о сексе, но нравится смотреть на Элвина.
   ...потому, что он - красивый, и пусть я привыкла ценить в людях прежде всего душу, телесная красота тоже важна...
   И совсем уже не к месту вспоминаются наши поцелуи. Вкус его губ, горячие объятия...
   Ужасно! Как я могу думать о таком? После всего, что он со мной сделал?
   Стыдно. Просто невыносимо стыдно, чувствую, как краснею густо-густо, хочется просто сгореть на месте. Хвала всем богам, маг не может прочесть мои мысли!
   - Ну, как хотите. Все равно спасибо за помощь, - он берется нарезать бинт, а я веду себя как полная дурочка, потому что от теплоты в его голосе и этого "спасибо" снова таю и бросаюсь помогать.
   - О, женщины, - бормочет он, прикрыв глаза.
   - Так при чем здесь Джанис? - спрашиваю я, чтобы отвлечься от непристойных мыслей
   - Он разбирается в магии жизни.
   - А  вы?
   - А я - нет. Не дано.
   - Но я помню... - воспоминание добавляет смущения, а я и без того чувствую себя ужасно неловко. - Тогда, в Анварии... вы меня лечили.
   Впервые, вспоминая тот проклятый трактир, я думаю не о том, как Элвин надел ошейник утром, но о том, как он заботился обо мне вечером.
   Бочка с теплой водой. Исцеляющие прикосновения. Мазь от синяков, которую он достал у трактирщика. Объятия, прогоняющие кошмары.
   Я так старалась не думать ни о чем кроме своего унижения. Не вспоминать. Не возвращаться. Думать только про свою обиду и ненависть.
   Так было легче.
   А сейчас вдруг приходит запоздалая благодарность. За поддержку и помощь. И за то, что Элвин ни разу не напомнил мне о том вечере.
   Поэтому я и помогла ему сейчас. Это - как возвращение долга.
   - Ну, вот только это и могу, - он разводит руками. - Ты куда?
   - Вылить воду.
   - Да ну брось! - маг ловит меня за руку и заставляет опуститься рядом с ним на заляпанный кровью диван. - Посиди со мной.
   И я остаюсь.
   Вечер укутывает город шерстяным одеялом, а мы сидим рядом и говорим. В комнате смеркается, и в зрячей темноте Изнанки проступают контуры предметов.
   Без света уютней.
   Мы сидим рядом, близко-близко, Элвин сжимает мою руку. Я почти могу слышать его дыхание, ощущать лихорадочный жар его тела. От этой близости по коже бегут мурашки, но сумерки скрывают мое смущение.
   Темнота обманчива. Голос мага вдруг теряет привычные насмешливые интонации, становится то серьезным, то проникновенным, то грустным. И мне уже не хочется поминутно обижаться и ненавидеть его.
   - Что с тобой случилось?
   - Ты про царапину?
   - Да.
   - Напоминание от жизни не быть идиотом и использовать щиты. Раз уж собрался охотиться на культистов.
   - Это они?
   - Скорее всего. Точно не знаю. Я случайно пришиб того парня.
   - А разве ты не можешь... - я заминаюсь. Страшно даже произнести это.
   - Что?
   - Поднять труп, - шепотом говорю я. И затыкаю рот себе ладонью.
   Страшное преступление, способное навеки погубить душу. Неужели я сама предложила такое?
   Он смеется:
   - Даже если бы мог, как его допросишь? Он же труп.
   - А говорят, некроманты могут...
   - Людям нравится бояться, вот и придумывают. Пффф, "поднять труп" - скажут тоже! Не верь сказкам, Франческа. Можно заставить повиноваться сшитого из мертвечины голема, но это к магам смерти. А я - маг огня. Ну, еще немного с водой знаком. И с воздухом.
   - А Фергус?
   - Фергус тоже стихийник. Но слабенький.
   - Ты сильнее?
   - Ага. Проверено неоднократно.
   - А Джанис?
   - Джанис может все, - говорит он с неподдельным уважением.
   Темнота бесстыдна, она прячет лицо собеседника, и я могу разговаривать - о чем угодно, без стеснения. Могу обмануть саму себя, притвориться, что на моей шее нет ошейника, а человек рядом вовсе мне не хозяин, а, например, друг. Легко дышать, легко говорить. Я больше не чувствую себя ежиком, не хочу свернуться в колючий злой шарик.
   Неужели Джанис был прав?
   - За что ты так ненавидишь культистов? Они тебе чем-то навредили?
   - О, ну и фантазия у вас, сеньорита, - по голосу мага я слышу, что он с трудом сдерживает смех. - Чувствую, уже сочинили душещипательную историю о том, как культисты сожгли мой дом, убили родных, а я вырос и пошел мстить.
   - Вовсе нет! Ничего подобного, - возмущаюсь я.
   Возмущаюсь потому, что он прав.
   - С чего ты вообще решила, что я их ненавижу?
   - Ты на них охотишься.
   - Ну... если смотреть с этой точки зрения. Ненавидит ли охотник добычу?
   - Значит, для развлечения? - не могу сдержать разочарования. Лучше бы история, которую я придумала, оказалась правдой.
   Он вздыхает:
   - Я дал зарок князю Церы. Но главное - мир точно станет лучше без этой мрази.
   Разговор уходит от магии, от Изнанки и мира фэйри. Мы говорим о чем-то незначительном, но важном. Про то, что мы оба любим мягкий сыр и трагедии Уильяма Ардена. Про картину маэстро Антонисона в его комнате - ту самую, с демонами и адскими муками. Она ему нравится, потому что "Это же такая восхитительная гадость, Франческа! Как можно ее не любить?". Говорим про разеннские обычаи, про историю Древней Ирвы. И про то, как красив зимний Рондомион, маг обязательно покажет мне его, вот только выкроит хотя бы пару часов...
   - А можно мне в город завтра? - робко прошу я. - Здесь так скучно.
   - Нет, - слово бьет, как камень в витраж. Здоровенная, неподъемная каменюка, от которой гнется свинцовый оклад и разлетаются в мелкую крошку цветные стекла.
   Так же разбивается вдребезги очарование вечера. Темнота больше не укрывает мягким пледом, она давит. Чужая комната, чужой город.
   Я поджимаю губы и встаю:
   - Я пойду. Не закончила с уборкой.
   - К грискам уборку, - он снова удерживает меня за руку. - Не хочешь - не занимайся. Для чего нам брауни?
   - Я хочу, - скучным тоном говорю я, все еще проживая внутри это резкое "нет". - Но ты всегда можешь приказать мне остаться.
   Тяжелый вздох.
   - Франческа, мир Изнанки действительно может быть опасен для новичка. Я покажу тебе его, обещаю. Но позже...
   - Потому, что сейчас у тебя нет времени, - завершаю я за него фразу. - Знаю. Ты уже говорил.
   Джанис ошибался. Бесполезно упрашивать и быть милой. Все равно все будет так, как решил маг, а ему удобно держать меня дома, словно вазочку на каминной полке.
   Словно кошку.
   Мужчины не меняют своих решений, и нет смысла попусту просить и унижаться. За столько лет рядом с отцом я могла бы выучить это.
   - Если у вас нет времени, не стану отнимать его, - говорю я, вырываю руку и ухожу.
  
  
   Элвин
  
   Я сглупил дважды. Первый раз, когда пошел домой к Гарутти, порыться в его вещах, не озаботившись щитами. И второй, когда рефлекторно отшвырнул напавшего. Все бы ничего, но парень налетел на штырь для мяса у очага и обмяк. Три дюйма окровавленной заточенной стали, торчащие из сердца, намекали, что это тело допросить уже не получится. Все, что с ним можно было сделать - это зажарить.
   При убийце не было бумаг или иных подсказок. Но я и без них не сомневался, что тот пришел передать привет от Найтвуда.
   Пора заканчивать с лживой скотиной.
   Поначалу боль почти не ощущалась. Лишь почувствовав, как по спине стекают липкие струйки, я понял, что дело серьезней, чем казалось.
   Не стал обращаться к фэйри. Не хотел выглядеть слабаком и идиотом в глазах княгини. Рана казалась совсем ерундовой, а дома у меня как раз гостил Джанис.
   Это было третьей глупостью. Я пересмотрел свое мнение уже в дороге. Несмотря на перевязку на скорую руку, кровь не хотела униматься, но возвращаться было поздно. От кровопотери начала кружится голова. Опираясь на стену, я добрался до третьего этажа только для того, чтобы убедиться, что брата нет в его покоях. Парад идиотизма продолжался, потому что я зачем-то потащился наверх. И только войдя в свою комнату вспомнил, что еще двенадцать лет назад перетащил всю эту хирургически-медицинскую мелочь в лабораторию, где был наложен сохраняющий от губительного действия времени контур.
   Так что неожиданный приступ квартерианского сострадания со стороны Франчески пришелся весьма кстати.
   Потом мы на удивление мило болтали, и я, наконец, понял, зачем вообще увез ее из Рино. Смешно, но мне просто хорошо с Франческой. Вот нравится с ней общаться. Она всегда так живо реагирует: восхищается, переживает, сочувствует. У девчонки отличное чувство юмора - куда она его прячет? И просто с ней интересно. Могу повторить подобное про очень небольшое число женщин. Да и мужчин тоже, если уж на то пошло.
   Ладно, Черная с сексом, раз уж я ей так противен. Это задевает, но переживу, найти плотские утехи совсем не сложно. Найти человека или фэйри, с которым будешь на единой волне, куда более нетривиальная задача.
   Итак, все было мило и замечательно. Ровно до того момента пока сеньориту опять не укусила очередная муха.
   Женщины... они обожают создавать драмы на ровном месте.
   Ну ладно - ушла и ушла. Я не сильно возражал. Как раз осталось время до прихода Джаниса посидеть над позаимствованной у культистов скрижалью.
   Я разбирался с ней уже неделю, и все шло к тому, что без брата мне не справится.
   Сам принцип действия заклинания я еще расколол, но к чему оно - так и не понял. Скрижаль была частью чего-то большего. Чем-то похоже на ту звезду Хаоса, что я деактивировал в Цере.
   Никогда в жизни не работал серьезно с подобными вещами. Слишком сложно и непредсказуемо. Слишком велика вероятность ошибки. Месяцами сидеть с кропотливыми расчетами, выстраивать цепочки смыслов, проверять вектора силы, следить, чтобы все идеально сходилось к нужному результату без всяких неприятных последствий в виде отдачи? Нет, я могу. Но зачем?
   Я - парень простой. Не люблю подобные игры разума и многотомные теоретические выкладки.
   Надо было сразу позвать Джаниса. Гонор, чтоб его. Гонор и желание обставить умника на его же поле.
   - Откуда ты это взял? - спросил он, нахмурившись, после того, как поработал над моей раной, и я показал ему скрижаль.
   - Долго рассказывать.
   - Я никуда не тороплюсь.
   Я пожал плечами и выложил все подробности своей разеннской авантюры и гейса, данного Марцию Севрасу.
   - И ты молчал? - потрясенно выдавил брат, когда я закончил.
   - Как-то к слову не пришлось.
   - Вопрос с культистами затрагивает всех Стражей.
   - Да ладно! Это мой гейс и мои проблемы, если что. Ты сам-то веришь, что Эйприл или Мартин все бросят и побегут охотиться на последователей Черной? А Фергус? Он еще и свечку им подержит.
   - Не преувеличивай, - брат оставался мрачным. - Погоди, мне надо подумать.
   Он думал до утра, после завтрака пристал с сотней вопросов. Что было в Цере? Какова формула гейса? Что я успел узнать? Что собираюсь дальше делать?
   Больше всего меня утомили расспросы про руны, которые были вписаны в звезду хаоса, и использованные для деактивации ключи.
   - Хоть пытай - не помню. Прошло почти три месяца.
   - Постарайся вспомнить, - его голос звучал умоляюще.
   Я честно попробовал, но ни гриска не смог.
   - Разве это так важно?
   Достаточно было взглянуть на лицо Джаниса, чтобы понять - еще как важно.
   - Ну ладно, - вздохнул он. - Что собираешься делать дальше?
   - Повторить операцию с зеркалом. Надо вытащить Тильду. Она и так по моей милости провела там лишнюю неделю.
   - Сегодня?
   - Сегодня не получится, над ней будут измываться алхимики в лаборатории. Планировал завтра.
   Брат посмотрел на меня с подозрением:
   - Элвин, признайся честно: сколько раз ты запирал свою тень в зеркале?
   - Ну...
   - Честно!
   - Три раза, - неохотно признался я.
   - Это значит, в следующий раз у тебя будет... - он прикрыл глаза, проводя какие-то свои расчеты. - Максимум три часа.
   - Знаю.
   Это было какое-то фатальное невезение. Во второй раз в резиденции Ордена оказалась куча, просто куча народа. Толпились по коридорам, бегали из лаборатории в лабораторию. Где вся эта орда была несколькими днями раньше?
   Вытащить тройку пленников при стольких свидетелях не стоило и пытаться. Я постарался провести время с пользой - пообщался с культистами, запомнил всех, кого смог, в лицо и по именам.
   В третий раз клетка Тильды была пуста. Обнаружив это, я пережил несколько очень неприятных мгновений. Настолько неприятных, что рискнул спросить о фэйри у коротышки-монгрела в соседней клетке.
   Пришлось признаться, что облик мейстера - всего лишь иллюзия, но дело того стоило. Монгрел, которого звали Ринглус, оказался неплохим парнем. Он успокоил меня, сказав, что Тильду просто увели в лабораторию.
   У нас было не так много времени на болтовню, но я успел выяснить примерное расписание, по которому культисты проводили издевательства над пленниками. Так что, если все пойдет по плану, завтрашняя вылазка обещала стать удачной.
   Вспомнить бы еще, когда в моей жизни хоть что-то шло по плану.
   - Почему не войти туда с боем?
   - О боги! Джанис, не ты ли мне на днях читал лекцию на тему изящных решений и нелинейных схем?
   Это было тем же утром, как он приехал, за завтраком. Долгий и бессмысленный спор по поводу моих действий в Рино.
   Он вздохнул:
   - У меня и в мыслях не было поучать. Ты взрослый, и сам за себя отвечаешь.
   - Спасибо и на этом.
   - Но я по-прежнему считаю, что ты сглупил. Можно было добиться желаемого, не привлекая лишнего внимания к Стражам. И без убийства тридцати тысяч человек.
   - Вот и пытаюсь действовать малой кровью.
   - Иногда грубая сила бывает оправдана.
   - Не тот случай, - с сожалением признал я. - Не забывай, что это - подвалы. Причем опоры укреплены магией - я проверял. Пиковый  выброс магии вне лабораторий повредит контур заклинания, больница просто обрушится. Никакого приобщения к запретному знанию.
   - Если я правильно понял формулу гейса, запретного знания от тебя и не требуется. Уничтожь резиденцию, и он будет снят.
   - Тю, братец. Даже если забыть про фэйри, а я забывать про них не намерен, это не план, а туфта. Где твое любопытство? Неужели не интересно, что за конструкцию собирают хаосопоклонники, и зачем им фэйри в клетках?
   Джанис снова уставился на пластину:
   - Интересно, - медленно сказал он. - Но так рисковать... Ты понимаешь, чего можешь лишиться?
   Я пожал плечами:
   - Жить вообще опасно - можно случайно помереть. Я хочу выяснить, зачем культисты варят это рагу. И взглянуть в глаза лорду-командору.
   Он молчал, что-то прикидывая про себя. Потом кивнул:
   - Хорошо. Что именно ты успел узнать?
   - Не так много. Проклятье, я не могу задавать им вопросы, на меня и так косятся. Понятия не имею, как Гарутти вел себя при жизни, но, похоже, у нас мало общего. Сейчас я знаю по именам и в лицо большую часть культистов. Из тех, кто регулярно бывает в резиденции. Это маги, Джанис. Даже те, кто занимается исключительно теорией, как Каррингтон. И я никогда не видел ничего подобного, впору от зависти сдохнуть - такое оснащение, такая работа. Откуда людям вообще известно про эмпирический метод Августы?
   Он помялся:
   - Похоже, это моя вина.
   - Твоя?
   - Да. Когда я работал над единой теорией магического поля, у меня было несколько учеников. Из особо одаренных человеческих магов.
   Если бы он признался, что держал гарем с сотней наложниц-фэйри, я бы и то меньше удивился.
   - Зачем?
   - Некоторые эксперименты требовали помощников. Работать в команде проще.
   - Час от часу не легче! Значит, это кто-то из твоих питомцев? Решил порадовать папочку? И ты еще меня упрекаешь в безответственности?
   Я зря ерничал. Ни один из писаных или неписаных законов нашего сообщества не запрещает набирать учеников среди людей. Просто так никто не делает. Слишком обидно вкладывать усилия, чтобы через пару десятков лет хоронить того, кого помнишь еще мальчишкой.
   Обидно и больно.
   "Никаких привязанностей к людям" - здоровый девиз нормального Стража. Не влюбляться. Не дружить. Не заводить близких отношений. Только деловые. Люди слабы и смертны, и с этим ничего невозможно сделать.
   Ши и фэйри - единственный разумный выбор для бессмертного. Пусть каждый из нас когда-то был человеком, ключевое слово здесь "был".
   Потому большинство Стражей и живет на Изнанке. А те, кто остался на человеческой стороне реальности, как Мартин, держат людей за порогом души, никого не пуская слишком близко.
   Мы все обжигались на этом. И многие - не один раз.
   Джанис покачал головой:
   - Прошло почти восемьдесят лет. Это ученики учеников. Знание разошлось по миру, Элвин. И, знаешь, я рад этому.
   - Рад тому, что творят эти ублюдки?
   - Речь не об Ордене. Знание - инструмент, который можно использовать для добрых и дурных дел. Жаль, что оно попало им в руки, и жаль, что они сумели им распорядиться. Но сам факт, что люди пытаются постичь и изменить мир... это дает надежду.
   - На что?
   В этот раз он молчал очень долго. Потом все-таки сказал:
   - Ты мне не поверишь.
   Вот терпеть не могу, когда он начинает так выступать.
   - А ты попробуй рассказать, и увидим.
   Еще одна долгая, театральная пауза. Видят боги, как меня раздражает, когда Джанис начинает прибегать к своим фокусам!
   Я зевнул и уже собирался предложить идти заняться каждому своими делами, когда брат выдавил:
   - Мир умирает.
   Я скептично улыбнулся.
   - С чего бы ему заниматься такой ерундой?
   - Не веришь? Как хочешь, дело твое. Но я много лет изучаю вопрос и могу сказать точно: все к этому идет. Среди людей больше не рождается великих магов. Не создаются изобретения и артефакты, не строятся дворцы. Вспомни, ты же увлекался историей: раньше мир развивался, менялся. Сейчас мы застыли на одном месте, как муха в янтаре. Да что за примерами далеко ходить! Даже такая непостоянная вещь, как мода в одежде, ходит по кругу.
   - И правда, трагедия. Мы все умрем без новых фасонов. Можно начинать паниковать?
   - Я же говорил, что ты мне не поверишь.
   - Ну, спору нет - мысль любопытная, хоть и не нова. Сколько себя помню, кликуши вопят, что грядет конец света, а свет и ныне там? - я откинулся в кресле, ухмыляясь. - Ты подобрал неудачные аргументы. Попробуй еще раз.
   По-хорошему стоило прекратить этот разговор. То, что я насквозь вижу все штучки Джаниса по привлечению внимания, еще не значит, что они совсем на меня не действуют.
   Он всегда носился со странными идеями и немного безумными теориями. Пожалуй, на этот раз я не свернул разговор лишь по одной причине.
   Все его концепции рано или поздно оказывались близки к истине.
   Отвратительная привычка быть всегда правым! Брат мог ошибаться в нюансах и даже отдельных допущениях, но идеи, с которыми он приходил, никогда не были совсем высосанной из пальца чушью.
   Не хочется думать, что он и сейчас может оказаться прав.
   Не хочется, но придется.
   - Хорошо, - согласился он. - Если веками почти не меняющаяся мода для тебя не аргумент, то как насчет оружия? Моделей кораблей? Состояния медицины?
   Здесь он попал в цель. Я достаточно интересовался историей, чтобы не признать, в его наблюдениях было нечто, заставляющее задуматься. Зерно истины, чтоб его. Из которого проклюнулся неслабый такой росток сомнений.
   Не то, чтобы в мире все совсем не менялось. Менялось, но как-то... незначительно, что ли. В мелочах.
   Если верить летописям, раньше было иначе.
   - Продолжай.
   - Другой пример - политика, - он кивнул на гобелен с картой. - Сам знаешь, на что сейчас похожи великие империи прошлого. Одни измельчали, другие еле держаться, а от третьих и вовсе осталась лишь пара упоминаний в рукописях.
   - Это жизнь. Империи ничем не отличаются от людей, так же проживают молодость, зрелость, старость и смерть.
   - Тогда где молодые волчата, готовые растерзать стариков? Кто придет на смену разеннскому волку? Толпы голозадых варваров?
   Я удивился. Не припомню, чтобы Джанис когда-либо вещал с такой страстью. Он всегда словно плавает в прохладном спокойствии, поглядывая на все с легкой отстраненностью.
   - Не подозревал в тебе преклонения перед имперским величием.
   - Я говорю о тенденции! Мир умирает, а ты не желаешь видеть дальше юбки княгини Исы. К слову, Элвин, тебе стоит ее бросить. Ты вообще слишком много носишься со своими женщинами. Они тебя погубят.
   - А тебе стоит заткнуться и не лезть в мои дела, - прошипел я, мгновенно наливаясь бешенством.
   Он и вправду заткнулся. Потом выдохнул и развел руками:
   - Прости, виноват. Не имел никакого права поучать тебя или говорить этих слов.
   Что еще поразительно в Джанисе - его умение извиняться. Совершенно спокойно, рассудительно, не впадая в покаяние и самоуничижение, не спихивая вину на других.
   - Ладно, проехали.
   Мне тоже не стоило так реагировать. Но Иса... это Иса. Больная тема.
   - Давай дальше. Мы остановились на приятной новости, что все умрут.
   - Империи, мода - просто примеры. Возьми любую сферу жизни - искусство, быт, знания. Не создается НИЧЕГО нового.
   - Хорошо, убедил. И какие выводы мы должны из этого сделать?
   - Мир гибнет, Элвин. По моим прикидкам, это началось после гибели богов. Их смерть пошатнула равновесие.
   Я вздохнул. Закат богов. Я помню...
   Накануне мы приняли Оммаж. Позади были мучительные месяцы полные боли, унижений и безумия. Память сохранила их кусками, обрывками.
   Тень вскрывает все худшее в человеке. Самые темные, самые гадкие подвалы души. Как нарывы, полные гноя. Вскрывает, чтобы выпустить наружу.
   Вседозволенность и власть, что ставят на грань безумия.
   Искус.
   Кучка брошенных, обиженных детей, наделенных пьянящим, почти безграничным могуществом. На моих глазах ровесники сходили с ума в битве со своими желаниями, превращались в уродливых и злобных монстров - куда там Изабелле Вимано.
   Это всегда было личным выбором.
   Никто не вмешивался. Никто не заставлял нас делать то, что мы делали с собой и другими. Достаточно было убрать запреты. Остальное мы устроили сами. Те, кто смогли остановиться, стали Стражами. Прочих пожрал Хаос.
   Вот потому я и смеюсь над квартерианскими заветами. Врожденный нравственный закон, отличающий людей от животных и фэйри - не более чем миф. Опыт неумолим: каждый человек в душе мразь. Каждый - врата Черной. Дети - ничуть не меньше, чем взрослые. Быть может, даже больше. Жадные, хищные зверята.
   Я выжил не потому, что такой хороший и благородный. Просто умный. Сумел понять, что происходит. Сумел сделать выводы. Сумел не перейти черту.
   Но я знаю себе цену. Она невысока, и утешает лишь то, что цена любого иного человека не выше. Никто из нас не остался чистеньким. Каждый искупался в нечистотах собственной души, чтобы познать меру собственной мерзости. Каждый был виноват перед каждым. Встав на колени, чтобы принести клятву, мы простили друг друга молча.
   Никогда не обсуждал это с братьями и сестрами. Никто из Стражей не любит вспоминать кошмар, предшествовавший Оммажу.  Нас осталось двенадцать. Двенадцать выживших. Вместе с присягой верности мы получили новые имена и разрешение от сюзеренов использовать свою силу. "На благо мира" - сказали боги, уходя на последнюю битву.
   Джанису и Юноне было десять лет. Августе девять. Мне и Мартину по восемь, а остальным и того меньше...
   Плохо помню своих сюзеренов, но одно знаю точно: боги не добры и не милостивы, как любят твердить служители храма. Они, как и сам наш мир - жестоки, практичны и не склонны терзаться сантиментами.
   - И что ты предлагаешь сделать?
   Он пожал плечами:
   - Исследовать. Понять законы, по которым развивается мироздание. Изменить их, если возможно. Я занимаюсь этим последние годы и рад, что люди тоже очнулись от спячки. Знаешь, я верю в людей. Куда больше, чем в фэйри. Фэйри - стабильность, а у нас в последнее время и так слишком много стабильности.
   - Я что-то не пойму: это ты так намекаешь оставить культистов в покое? Мол, занимаются важными вещами, мир спасают?
   - Ну что ты! Я верю в людей, но я не идеалист. Разумеется, они ищут свою выгоду, и оставлять их в покое нельзя. Надо разобраться, с чем именно работает Орден. И потом принимать решение, - его глаза жадно блеснули. - Но их слишком много. Тебе не справиться в одиночку.
   Наконец-то стало ясно к чему все это. Не удивлюсь, если вся страшилка про гибель мира рассказана ради финального захода.
   Что совершенно не означает, что она, страшилка то есть, лжива. И что истинна, не означает.
   Вот за это я и люблю Джаниса. С ним интересно. Всегда дает пищу к размышлениям.
   - Предлагаешь братскую помощь? Как трогательно. И с чего бы такая благотворительность?
   Кто-то назовет меня циником, я предпочитаю слово ""реалист". А еще я не жадный, но терпеть не могу, когда меня используют "втемную".
   Он не стал изображать непонимание и петь о чистосердечных намерениях. И на том спасибо.
   - Это, - брат щелкнул ногтем по скрижали, - часть большого, структурного заклинания. Что-то связанное с преобразованием магической энергии. Я бы с огромным удовольствием ознакомился с ним целиком. Как и с прочими разработками.
   - И запустил бы свои жадные ручонки в чужие лаборатории, надо полагать?
   Он обезоруживающе улыбнулся:
   - Ты меня насквозь видишь.
   Надо было решаться. Умник и в самом деле мог быть полезен. Очень полезен. Но, принимая его помощь, стоит помнить про осторожность. Брат по-своему азартен и всегда был достойным соперником. Он умеет прибрать к рукам все взятки.
   Наша любимая игра "кто кого обставит".
   Черная бы с ресурсами культистов. Меня интересовала информация. Если Джанис ею завладеет, будет делиться по капле, только тем, что сочтет "полезным и безопасным".
   И это еще про меня говорят, что я считаю себя самым умным?
   - Спасибо, подумаю.
   Он, наверняка, был разочарован, но не показал.
   Я встал:
   - Время, дорогой братец.
   - Погоди! Я хотел сказать по поводу Франчески.
   И этот туда же! Что за подозрительный интерес к моей собственности?
   - Девочка скучает, Элвин.
   - Знаю. Ничем не могу помочь ей сейчас. Занят.
   Я иногда предвкушал, как познакомлю Франческу с моим миром. Покажу рассвет на Изнанке Рондомиона - полнеба в сиреневом и розовом флере, Бауэр Бридж, зимнюю ярмарку фэйри. Она полюбит север, уверен. Его невозможно не любить.
   Все будет. Но позже. Сейчас, и правда, нет времени.
   И, может, когда я закончу с культистами, она, наконец, перестанет на меня злиться.
   - Тебе не кажется, что это немного эгоистично?
   - А тебе не кажется, что это немного не твое дело? - в тон ему ответил я.
   - Она несчастна, Элвин.
   - Пусть лучше будет несчастной, но живой. Еще раз: это не твое дело. Я как-нибудь разберусь со своим фамильяром и своими женщинами.
   Чего он добивается? Чтобы я отпустил сеньориту погулять? Старина Честер на окраине города, рядом лес, полный изнаночных тварей. И голод частенько выгоняет жадных монстров ближе к жилью, они кружат у незримой границы владений фэйри, ловят отголоски человеческих эмоций. Мое присутствие заставляет их держаться подальше от башни, но кто знает, на какую дурость способна оголодавшая тварь.
   А еще по городу встречаются стаи грисков. Мелочь, с которой разберется и обычный человек, умеющий управляться со шпагой. Только девчонке хватит и такой мелочи.
   Нечего ей делать на улице без защиты.
   Да и само общество фэйри при внешней схожести с человеческим сильно отличается от последнего. Здесь много ограничений и правил, которые слишком легко нарушить по незнанию. Пусть в глазах закона Франческа и не отвечает за себя, не каждый станет разбираться.
   Да и вообще - я сам хочу ей все показать.
   Брат улыбнулся с таким видом, словно читал мои мысли:
   - Кроме Изнанки существует еще человеческий мир. А у девочки почти нет юбок, шляпок и прочих женских мелочей. Если так хочешь сделать из нее горничную, закажи ей хотя бы форменное платье и передник.
   Еще чего! Человеческий мир я ей тоже покажу. И никаких унылых форменных платьев с передниками! Сеньорита потрясающе хороша в чем-то ярком - алый, золото, бирюза. Белый, на худой конец. Она  - моя собственность, а я желаю наблюдать рядом что-то красивое.
   - Тебе надо накладывать на нее сонное заклятье, если уходишь, - ехидно заметил Джанис. - Тогда она точно не увидит случайно чего-то такого, что ты хотел ей обязательно показать сам, но позже.
   Как же раздражает, когда умник начинает поучать.
   Особенно, когда он прав.
  
  
   Глава 4. Побег
  
   Intermedius
   Эмма Каррингтон
  
   - Здравствуй, Эмма.
   - Сегодня у нас не будет времени на разговоры, Джон.
   Она присела у замка решетки, звеня связкой ключей. Ее до сих пор трясло от того, что случилось наверху. От того, что она сделала.
   Но Эмма поступила правильно.
   - Полагаю, вопросы в стиле "Что происходит?" будут неуместны, - задумчиво произнес пленник. - Вы собираетесь меня выпустить?
   - Вам здесь не место, Джон, - сквозь зубы прошипела Эмма, дергая в замке ключом. - Это несправедливо, и я это исправлю!
   - Позаимствовали связку у привратника? Ах, Эмма, стоило посоветоваться со мной. Ключи от моей камеры хранятся отдельно. У лорда-командора и управителя.
   Связка выпала из рук, тихо звякнула о каменный пол.
   - Что же делать?
   Пленник протянул руку сквозь решетку, чтобы коснуться щеки Эммы.
   - Не паникуйте. Что вы сделали с милейшим Бобби? С привратником, - пояснил он в ответ на ее недоумевающий взгляд.
   - Оглушила, - призналась мисс Каррингтон. - И заперла в чулане.
   Привратник - тяжелый, грузный мужчина. Думала, надорвется, пока тащила. Откуда только силы взялись?
   - Ах, Эмма-Эмма, - покачал головой узник. - Что вам стоило спросить моего совета перед тем, как сотворить эту глупость? Наше время закончится, как только он придет в себя и выломает дверь.
   - Что же делать? - повторила Эмма, чувствуя, как накатывает отчаяние. - Вы же были великим магом, Джон! Неужели в вас не осталось ни капли силы?!
   Пленник нагнулся и поднял ключи. Смуглые пальцы прошлись по связке.
   - Нужна кувалда, чтобы сбить замок, Эмма. Кувалда или... жертва.
  
  
   Элвин
  
   Все-таки я чем-то себя выдал в прошлый визит. Потому, что за дверью меня уже ждали.
   Ну, не совсем прямо за дверью. Я успел спуститься на два лестничных пролета и даже немного пройти по коридору, когда в спину полетело:
   - Куда торопишься, Просперо?
   Обернувшись, я обнаружил Джозефа Найтвуда. И, что особенно огорчило, двух прихлебателей со снаряженными арбалетами по правую и левую руку от гонфалоньера.
   - Я говорю "Просперо" потому, что я не знаю твоего настоящего имени, - меж тем продолжал он. - У меня есть вопросы. Ответь на них, и я подарю тебе легкую смерть. Или нам придется спуститься в пыточную.
   Смерть или пытки? Даже не знаю, что предпочесть - все такое вкусное.
   - Спрашивай, - согласился я.
   Арбалеты - легкие. Дешевка анварского производства, паршивая кучность стрельбы. Но на расстоянии семи футов не промажет и криворукий косоглазый паралитик.
   - Где Гарутти? Он жив?
   Я чуть было не рассмеялся. Вот зачем ему потребовался этот спектакль с арбалетами!
   Нет, пытки мне не грозят. Найтвуд просто хочет удостовериться, что проникший в его маленький секрет мейстер точно никому ничего не скажет. Поэтому и пошел брать лазутчика, прихватив всего двоих культистов в подкрепление. Не иначе, как из особо доверенных.
   Можно ручаться: стоит мне сказать, что Гарутти мертв, как арбалетчики спустят крючки. Не в интересах гонфалоньера, чтобы подробности его левых делишек стали известны руководству.
   Проклятье, магия все-таки развращает. Что может стать смертельным в ее отсутствии. Как я ни старался, испугаться не  получалось. Как не получалось и ощутить до конца, что дело - давно уже не шутка.
   И острая сталь на кончиках арбалетных болтов не убеждала.
   - Гарутти гостит у нас. Очень разговорчивый парень.
   Найтвуд сглотнул:
   - У вас... У кого это "у вас"?
   - Ну, приятель. Ты же не думал, что я - какой-то мститель-одиночка? - лениво протянул я, не отводя взгляда от арбалетчиков. Те, видя, что у нас с их патроном намечается долгий разговор, слегка расслабились. Причем оба. Пальцы больше не дрожали на крючке, ложе оружия слегка поникло к земле.
   Ну правильно - чего меня бояться? Я безоружен. А даже если рискну атаковать врукопашную, одним прыжком мне до них не добраться и сразу двоих не уложить. Успеют пристрелить. Коридор прямой, что тот же болт, до поворота не меньше двадцати футов.
   - У кого "у вас"? - настойчиво повторил Найтвуд.
   Что бы соврать поубедительнее, чтобы он поверил?
   Коридор был по-прежнему пуст. Жаль. Я бы не отказался от случайного свидетеля, появление, которого отвлечет их хоть на миг.
   Ладно, у кого может гостить Гарутти?
   Вместо ответа я скрестил руки на груди в характерном квартерианском жесте и начал насвистывать экзорцизм. Один из многих, далеко не самый популярный. Зато бесконечно любимый дознавателями Храма. Настолько любимый, что они сделали его своим официальным гимном.
   Намек не сразу, но дошел до всей троицы. Лица у них вытянулись. Носы арбалетов опустились еще ниже к земле...
   Пора!
   Идиоты! Есть существенная разница между "быть" и "казаться" безоружным. Иллюзия, скрывавшая мой костюм, отлично маскировала и две кожаные полосы крест-накрест с серебристыми метательными ножами.
   Бросок с левой руки прошел безукоризненно - кинжал вонзился в горло одному арбалетчику. С правой я опозорился - лезвие лишь слегка царапнуло плечо культиста. Он вскинул ложе и спустил крючок, не целясь. Я шарахнулся, одновременно швыряя третий нож - и снова мимо. Болт свистнул в полудюйме от уха, противник отшвырнул бесполезное оружие и попытался бежать, но следующий кинжал вошел ему под лопатку.
   Я добил его шпагой.
   Слишком долго! Весь поединок с арбалетчиками не занял и двадцати секунд, но этого хватило, чтобы жучара-Найтвуд успел улизнуть. Нож, который я швырнул ему вслед, бесполезно звякнул о камень.
   Гонфалоньер юркнул за дверь, лязгнул засов с той стороны. Ушел...
   Я добежал до двери, чтобы бесполезно пнуть створку. Комната за ней имела еще один выход, а значит, Найтвуд вернется в самое ближайшее время. И с хорошим подкреплением.
   Надо успеть вытащить пленников.
   Проклятье! Как люди живут без магии? Сейчас бы снести преграду одним ударом...
   Я подобрал оба арбалета и колчаны - с десяток болтов в каждом. И, уже не пытаясь изображать своего парня, рванул в сторону клеток.
  
  
   Intermedius
   Эмма Каррингтон
  
   Крики и стоны разошлись по лечебнице вместе с ордой выпущенных пациентов.
   - У нас нет времени на споры, моя решительная Эмма. Вы оставите дверь открытой. Это отвлечет Бобби, когда он выберется из чулана.
   Эмма переставляла ноги, толчками подгоняла бледного, невероятно худого мужчину в смирительной рубашке. Тот вздрагивал от окриков, озирался, втягивал голову в плечи. И шел.
   Шел к лестнице в подвал.
   Мужчина... повезло, что он был связан. И не выглядел опасным. Жиль говорил - лучше женщину. Молоденькую девочку, с которой Эмма точно справится...
   Смогла бы она... девочку?
   Мужчина, женщина. Разве есть разница, когда речь идет о человеческой жизни?
   А когда на второй чаше весов тоже жизнь, только не незнакомца, но близкого человека?
   Вопли вонзались в уши, от запахов мутило, а мысль о том, что она сейчас делает...
   Не думать. Просто делать и не думать.
   Это тоже называется "поступить правильно"?
   - Вы еще успеете сбежать. Лорд-командор не станет вас преследовать.
   - А вы останетесь здесь?
   - Чем-то придется пожертвовать. Чем-то или кем-то. Выбирайте, моя смелая Эмма.
   Это была ее глупость. Жиль не виноват, что Эмма не сумела нормально подготовиться. И он не заслужил Батлема. Никто не заслуживает почти двадцати лет в Батлеме, но Жиль - меньше всех.
   Ошибка Эммы - Эмме же и исправлять.
   - Мне придется убить человека. Плата. Вы же знаете, что ничто не дается просто так, моя образованная Эмма.
   Но платить будет другой.
   Безымянный пациент с затравленным взглядом.
   Безумцы... они даже не совсем люди. И гонфалоньер говорил...
   ... другого выхода нет.
   Мутило. Болела голова, и мучила странная раздвоенность. Где-то на задворках души билась в двери разума, как птица о стекло, приличная, послушная девочка - папин "мышонок", верящий в добро, идеалы и ценность человеческой жизни. Умоляла прекратить, срывая голос.
   Нельзя... нельзя делать так. Это рубеж - перейди его и не будет пути обратно.
   - Вы же режете фэйри живьем во время ваших жутких опытов...
   - Они не люди.
   - Полагаете, есть разница?
   Но выхода нет! Нет иного выхода, кроме этого. Он рассчитывает на Эмму.
   И она не оставит Жиля здесь одного.
   Больше не оставит.
   Никогда.
   - Вниз! - скомандовала Эмма безумцу. Тот захныкал, но покорно начал спускаться.
  
  
   Элвин
  
   Вблизи можно было разглядеть, что раны на голове Тильды аккуратно обработаны и зашиты - ровные стежки, черная нитка по бледной коже. А еще правый глаз фэйри непостижимым образом сменил цвет. Теперь это была мертвая, темная яма в обрамлении кровавых прожилок.
   Я подмигнул ей:
   - Привет, лейтенант.
   На лице Тильды расплылась подозрительно счастливая улыбка. Кто бы мог подумать, что она станет так радоваться, завидев меня.
   - Я - капитан. Привет, Элвин.
   Разумеется, Ринглус уже рассказал ей обо всем.
   - Ты вовремя, - заметил Ринглус. - Происходит что-то странное.
   Создание неопределенного пола в колодках промолчало, как и в мое предыдущее посещение. Но непроизвольно подрагивающее ухо, выдавало его живой интерес к происходящему.
   - В каком смысле "странное"?
   Я присел у клетки, разглядывая навесной замок.
   - Слишком много людей и суеты в последние сутки.
   Замок внушал уважение. Солидный такой. Навесной. Со сложной резьбой.
   Быстро без магии не вскрыть. Я все-таки Страж, а не взломщик.
   - Погано, - эта характеристика как нельзя лучше подходила и к словам Ринглуса, и к неожиданному препятствию.
   Я достал отмычки и начал ковыряться под рассуждения Тильды:
   - Знаешь, Гарутти - невероятная сволочь. Я мечтаю, чтобы он сдох.
   - Твоя мечта уже недели три, как осуществилась. Но званый вечер по этому поводу мы устроим несколько позже.
   Как бы подтверждая мои слова, со стороны коридора послышался торопливый топот множества ног.
   Ну, надо же! Найтвуд со свитой прибыл даже раньше, чем ожидалось.
   Я торопливо и бестолково дергал отмычкой в замке и думал, что вопрос качества дубовой, обшитой сталью двери на входе в темницу, как и крепости засова, резко перешел из теоретической плоскости в практическую. Не сказать, чтобы неожиданно, но несвоевременно.
   Что сдастся раньше - дверь в комнату или замок клетки? Предпочел бы не проверять, но придется.
   - Прости, но что ты делаешь? - поинтересовался Ринглус.
   - Тебе тоже глаза завязали? Изображаю взломщика.
   - Дай сюда инструмент, - он протянул руку.
   Я и до пяти досчитать не успел, когда он вскрыл свою клетку. Ловкий парень.
   - Стоило раньше сказать, что умеешь это делать, - с досадой отметил я, снимая перевязь с ножами.
   Тильда сумеет ими распорядиться куда лучше.
   - Ты не спрашивал.
   Я протянул ножи сквозь прутья решетки и лицо фэйри осветила улыбка подлинного счастья. Клянусь, у нее даже руки дрожали, когда она забирала перевязь и торопливо натягивала поверх рубахи.
   Я мог ее понять. Паршиво без привычного оружия. Дорого бы отдал, чтобы вернуть тень прямо здесь и сейчас.
   - Спасибо, Страж, - выдохнула Тильда.
   - Держи арбалет. Придется прорываться. И я сейчас на редкость бесполезный напарник. Не смогу прикрыть щитами.
   - Знаю. Ринглус предупреждал. Помнишь, как обращаться со шпагой?
   - Что-то смутно припоминаю, - хмыкнул я, оттягивая рычаг у второго арбалета.
   Со стороны двери послышались частые, сильные удары. У нас оставалась несколько минут. Не больше десяти, даже если дверь покажет себя с лучшей стороны. Это если они не прибегнут к магии.
   - Ринглус, какого гриска ты все еще не выпустил Тильду? - я обернулся к монгрелу, чтобы обнаружить его сюсюкающим у приоткрытой третьей клетки.
   - Сэнти, солнышко, все хорошо? С тобой все в порядке?
   - Все хорошо, папа, - голосочек у создания оказался под стать внешности - хрустальный колокольчик с проникновенными интонациями профессиональной сиротки.
   "Папа"?
   Ринглус был в лучшем случае полукровкой, а детка казалась (или казался, определить пол ребенка у меня так и не получилось) чистокровным фэйри. Не просто чистокровным - эталоном детеныша-фэйри, хоть в палату мер и весов помещай.
   - Держись, малыш!
   - Ринглус!
   Поймите меня правильно: я не против семейного воссоединения, но удары со стороны двери здорово нервировали. Как и тот факт, что Тильда все еще была заперта.
   - Подожди минуту, Страж.
   Коротышка знал свое дело туго. Я хотел было еще раз потребовать, чтобы он занялся сначала клеткой Тильды, но не успел. Он расправился с замком на колодках раньше.
   И, ох уж эти заботливые отцы! Вместо того, чтобы сделать что-то нужное, Ринглус полез вытаскивать детеныша, разминать ему запястья и бормотать ласково-утешительную ерунду.
   Ужасно трогательная сцена.
   Я потряс монгрела за плечо и сунул ему меч:
   - Отставить нежности! Ринглус, тебя ждет Тильда.
   Он нехотя выпустил детеныша из объятий. Избавившись от колодок, дитя первым делом стянуло повязку с глаз и теперь жмурилось, прикрывало глаза ладошками.
   - Не открывай глазки, Сэнти. Пока я не скажу, что можно.
   - Хорошо, - нежный перезвон колокольчиков.
   Культисты пытались высадить дверь, но та оказалась куда крепче, чем я смел надеяться. Звон металла о металл со стороны входа летел по комнате, дрожал меж прутьев клеток, лупил по ушам. Частый и ритмичный, как в кузне. Нам с Ринглусом приходилось почти кричать, но негромкий голосок детеныша неведомым образом просачивался сквозь звон и шум.
   Монгрел еще ковырял отмычкой в последнем замке, а я смотрел на прикрывающего глаза ладонями ребенка и пытался понять почему это зрелище кажется мне неправильным.
   Неправильным и... опасным?
   Повязка. И колодки, чтобы пленник точно не смог ее снять.
   - Ринглус, что у твоей детки с глазами?
   По тому, как напряглась его спина, я понял, что прав и дело нечисто.
   Вот ненавижу, когда напарники утаивают информацию! Какова ни была причина, по которой культисты держали детеныша в колодках, я не собирался оставлять ребенка в резиденции Ордена.
   Так какого демона?
   Со стороны двери послышался визгливый голос Найтвуда, отдающий приказы.
   - Сэнти - хорошая девочка.
   Ага, значит все-таки девочка!
   - Хорошая. Я разве когда утверждал обратное? И что у Сэнти с глазами?
   Щелчок в запорном механизме избавил его от необходимости отвечать. Тильда, пошатываясь, выбралась наружу. А я, глядя на ее неумелые, неловкие движения, так непохожие на прежнюю стремительную грацию пляшущего клинка, начал понимать, что дело дрянь.
   - Что с тобой, Тиль?
   Она попыталась улыбнуться и тут же поморщилась от боли. Запекшаяся корочка вокруг правого глаза потрескалась и сочилась сукровицей.
   - Я... могу сейчас меньше, чем раньше, Страж. Но я не буду обузой.
   Волшебно! Значит, у меня нет Мастера-воина. Есть измученная женщина, которая на ногах не стоит. Коротышка, который управляется с отмычками куда лучше, чем с мечом. И детеныш... кстати, что там у нее все-таки с глазами?
   И толпа культистов, которая почти вынесла дверь.
   - Папа, можно мне... - начала малышка.
   - Нельзя! - резко оборвал Ринглус.
   - Но я смогу...
   - О чем вообще речь, - зло спросил я. - Тильда, уйди с линии огня, они сейчас прорвутся. Первыми снимай арбалетчиков, если будут. Ринглус, у тебя двадцать секунд, чтобы объяснить, что происходит.
   Фэйри отступила в угол, Ринглус проигнорировал мои слова и взял дочь на руки, та верещала и вырывалась, выкрикивая "Пусти! Я смогу!".
   Как же тяжело с идиотами! Я дернул коротышку за плечо, разворачивая лицом к себе.
   - Отпусти ее! Потом поиграешь в заботливого папашу.
   Он обернулся.
   - Ты не понимаешь, Страж.
   - Конечно не понимаю. Кто бы еще взялся объяснить!
   - Дело в... О нет! Сэнти!
   Заминки, вызванной нашим диалогом детенышу хватило, чтобы выскользнуть из объятий родителя.
   В этот момент дверь рухнула.
   В помещение влетело с десяток культистов. Навстречу им запели ножи Тильды. Над моим ухом свистнула стрела, я в ответ спустил крючок своего арбалета, прошив насквозь худого, нескладного мужчину.
   А потом кто-то из этих сволочей связал меня магией! Как сопливого ученика! Я стоял, не в силах двинуть рукой. Рядом в голос выматерилась Тильда - неизвестный маг набросил аркан и на нее. Нам оставалось только с беспомощной злостью наблюдать, как в помещение вваливаются культисты.
   Двое склонились над ранеными и убитыми. Я насчитал семь тел. Хорошо, но мало. Их оставалось не меньше полутора десятка.
   И все, как на подбор, хорошо мне знакомы.
   Да, не будь ситуация настолько паскудной, можно было бы возгордиться. За прошедшую неделю мне удалось расщелкать этот ублюдочный Орден. Я знал имя каждого вошедшего, помнил, где он живет, а о некоторых даже мог рассказать пару весьма неприглядных подробностей.
   Не было только таинственного гофмаршала и не менее таинственного лорда-командора. Обидно.
   Маленькая ладошка вцепилась в полу моей одежды. Дочурка Ринглуса не придумала ничего лучше, как спрятаться за моей спиной.
   Глупо. Пара мгновений, и ее обнаружат.
   Она не стала ждать, когда это произойдет. Выпустила край камзола и выбежала на середину комнаты.
   Дальше все случилось одновременно.
   Высокий, беспомощный вскрик. И Сэнти, покачнувшись, упала на колени. Окровавленный наконечник арбалетного болта, торчащий из худенькой спины, казался непропорционально огромным...
   А потом...
   Это было быстро. Очень быстро - секунда или того меньше.
   Растянутая в вечность секунда. Я отчетливо помню все, что она вместила. В моем личном списке самых отвратительных вещей это зрелище с ходу заняло одно из почетных первых мест.
   До этого никогда не приходилось видеть, как человека выворачивает наизнанку. Не в смысле "тошнит" - затошнило как раз меня.
   В самом прямом смысле наизнанку. Как перчатку.
   Тела культистов ломало и корежило, кровь разлеталась веером, хлестала мелкими струйками фонтана, брызгами оседала по всей комнате на лице, руках одежде.
   Особенно досталось Сэнти. Она была ближе всех.
   Я дернулся и понял, что снова свободен. Вокруг, куда не плюнь, валялись кучи влажного мяса. После химеры на кухне дома Гарутти и то было чище.
   Тонкий визг единственного выжившего иглой впился в ухо. Комариным писком на одной протяжной ноте. Искаженное первобытным ужасом лицо, руки раскинуты над головой и удерживают чары...
   Маг, чтоб его.
   Это был не обычный щит, и даже не от магических атак. Какая-то хитрая и очень мощная дрянь, от которой каменный свод над головой гулко ухнул и задрожал. С потолка посыпалась крошка, а маг все визжал и визжал...
   Ринглус с криком "Сэнти!" бросился к ребенку, подхватил на руки, прижал к себе. Наверху что-то страшно трещало и рокотало, и я тоже рванул, в один прыжок преодолевая разделившее нас расстояние.
   Прикончить придурка. Пока не стало слишком поздно, пока грисков потолок еще не рухнул нам на голову...
   Успел!
   Шпага пробила горло, и он осел. Страх сошел с лица мага - юного, почти мальчишеского. Стек, как стекает вода. Осталось немое изумление и детская обида.
   Мне тоже было обидно. Предпочел бы сперва допросить любого из культистов.
   Каменный свод выдержал. Устоял. Перестали трястись стены, с потолка больше не сыпалась пыль и мелкие камушки.
   Пронесло.
   Я выдохнул и повернулся. Сотня вопросов вертелись на языке и главный из них "Какого демона происходит?". Но достаточно было одного взгляда на застывшую в безмолвной скорби фигуру, чтобы понять - монгрел не станет отвечать. Не сейчас.
   Он стоял на коленях, прижимая к себе худенькое, по-птичьи тонкокостное тельце. Целовал лоб и густо выпачканные в чужой крови волосы. На лице и руках оставались кровавые пятна, измазанные в крови борода и губы придавали Ринглусу диковатое сходство с только что поужинавшим вурдалаком. Прозрачные капли стекали по щекам монгрела, оставляя бледно-розовые дорожки на красном.
   Хриплый шепот "Сэнти! Сэнти! Что же ты так?".
   Девочка еще дышала. Открывала рот, пыталась глотнуть воздуха, точно вытащенная на поверхность рыба. И старательно жмурилась.
   - Больно, - это прозвучало очень растерянно и беспомощно. - Папа...
   Ринглус всхлипнул и начал хриплым, срывающимся от рыданий голосом уговаривать Сэнти потерпеть. Совсем немного потерпеть,  потому что сейчас папа найдет доктора, и все станет хорошо, обязательно станет.
   Смотреть на это было тяжело. Тяжелее, чем на фрагменты богатого внутреннего мира культистов. Я отвернулся и пошел к Тильде, которая сидела, привалившись к стене в углу, и тяжело дышала.
   Кровь разлеталась под подошвами сапог алыми брызгами. Я не пытался обойти кровавые лужи - бессмысленно. Пусть будет кровь, гриски с ней.
   Наверное, в тот миг я тоже был малость не в себе.
   За спиной у выхода все так же лежали вывернутые тела - кожей внутрь, ливером наружу. Не меньше десятка, не считая тех, кому повезло умереть от ножей чуть раньше.
   Плотская изнанка сильно непригляднее изнанки мира. Я и так знаю, что находится внутри человеческого тела, обошелся бы без напоминания о своем содержимом.
   Во имя Черной и всех демонов ада, что здесь вообще творится?! Что это было?
   Последний вопрос я задал вслух, помогая фэйри подняться.
   - Справедливость, - осклабилась Тильда. - Они сами сделали это с Сэнти.
   - Сделали что?
   - Это, - она кивнула на кровавое месиво за моей спиной. - С таким талантом не рождаются, Элвин. А если и рождаются, то не доживают до двенадцати лет.
   - Она делает это взглядом? - на всякий случай уточнил я то, что и так было очевидно.
   - Да, - фэйри помедлила. - Делает. Делала...
   Всхлип из-за спины подтвердил справедливость последнего уточнения. Я не обернулся. Совершенно не представлял, что сказать Ринглусу. Любые соболезнования прозвучат, как издевательство.
   - Что еще, Тиль?
   - Еще?
   - Насчет тебя? Ринглуса? Каких чудесных способностей вам добавили маги культистов? И когда ты собиралась мне о них рассказать?
   Она покачала головой:
   - У меня скорей... забрали. Я не смогу теперь станцевать пляску стали и снега, как бывало раньше на Мидст. Помнишь? Ты должен помнить...
   Я помнил.
   Снег и Тильда. Черные штаны, черная блуза, черная повязка на глазах. Черное на белом.
   Птицы - хищные, с ледяными клювами вьются вокруг стаей белых ворон - десятки, сотни птиц. Снежинки Исы - колючие и мелкие, тают на ладони. Снежинки Тильды - серебристые звезды с бритвенно-острыми краями.
   Она то замирает ледяной статуей, то растекается по воздуху в стремительном движении, мелькает размытым черным пятном в снежном флере, не уследить взглядом.
   Оглушающе бьют барабаны, визжат скрипки, воют волынки, заменяя вороний грай. Блеск солнца на ледяных когтях и клювах. Снежные птицы, рожденные волей княгини, пикируют и навстречу им летят смертоносные серебряные звезды...
   Ни одной мимо.
   И ведь ни разу не было, чтобы птица даже приблизилась к Мастеру-воину. Всегда гадал: как, ну как она их чувствует? Повязка из плотной ткани, ни гриска в ней видать, специально проверял. На слух? Снежные вороны Исы летают бесшумно, да и что можно услышать за барабанами?
   Одно слово: Мастер.
   Кто сейчас танцует этот танец на Мидст вместо Тильды?
   - Хреново.
   А что тут еще скажешь?
   - А Ринглус контролирует... это.
   Вот тут я насторожился. В способность коротышки контролировать хоть что-то верилось с трудом.
   - Что "это"?
   - Неважно.
   - Позволь мне самому решать, что важно. Еще раз: какой способностью культисты наградили Ринглуса?
   Тильда вздохнула:
   - Он может впитывать и выбрасывать магическую энергию. Но это очень больно.
   - Энергию? - глупо переспросил я.
   Предчувствие беды, до этого лишь слегка напоминавшее о себе, засвербело с нечеловеческой силой.
   Ринглус за спиной еще раз всхлипнул.
   И замолчал.
   Я обернулся.
   Закаменевшая в невиданном усилии спина. Белые пальцы, стискивают безжизненное тело. Безумный, невидящий взгляд.
   Я успел дойти до него. Даже успел положить руку Ринглусу на плечо и открыть рот, чтобы изречь одну из тех беспомощных банальностей, что принято говорить в подобных случаях.
   Но сказать не успел ничего.
   Рык раненного зверя слетел с его губ, и все вокруг потонуло в золотистом, испепеляющем сиянии.
  
  
   Intermedius
   Эмма Каррингтон
  
   Полученной силы хватило не только, чтобы открыть замок.
   Эмма, тяжело дыша, смотрела, как он вытирает руки остатками смирительной рубашки. Кажется, она совершила ошибку. Ужасную ошибку.
   Но уже ничего не исправить.
   - Держись, Эмма, - сказал Жиль, целуя ее в губы. - Скоро все закончится. Моя мужественная девочка.
   Это ее первый поцелуй. Первый поцелуй с мужчиной. Она часто представляла, как это случится - у алтаря, после принесения клятвы. Или чуть раньше еще до алтаря, ночью - летней и лунной, когда звезды будут тонуть в озерных водах и запах трав дурманить рассудок.
   Труп у ног и боль в мышцах - безумец сопротивлялся до последнего, а Эмма должна была его держать, удерживать. Чтобы никуда не делся. Чтобы Жилю было удобно. И оглушать нельзя. Надо, чтобы в сознании.
   Запах крови, вкус крови на губах. Мужчина разжал объятия, и на темно-сером дорожном платье Эммы осталось пятно в форме ладони.
   От него тоже пахло кровью.
   У лестницы их поджидал Бобби с арбалетом наперевес. Ветвистым, искрящим деревом слетели с раскрытых ладоней чернокнижника чужие ужас и боль, ставшие силой и властью. Слетели, чтобы сжечь сначала пущенный болт, а затем и самого стрелка.
   Треск. Шипение. Запах озона и паленой плоти.
   Это и есть магия. Не игры Эммы с закорючками-черточками - птичьи следы на ровной глади бумаги. Вот она - подлинная магия.
   Оплаченное чужой кровью могущество.
   На пороге Батлема бывший узник вскрикнул и отшатнулся, прикрыв ладонью глаза.
   - Что случилось?
   - Больно, - он рассмеялся.
   Слезы по щекам сквозь зажмуренные веки. А сверху - солнце. Неяркое зимнее, где-то за облаками.
   Серый день в декабре.
  

* * *

  
   Потом было поспешное бегство из города. Долгая тряска в седле - Эмма совсем плохой наездник, к концу второго часа у нее болели ноги, ягодицы, спина.
   Смена лошадей на постоялом дворе и снова скачка.
   - Останавливаемся, - скомандовал Жиль, глядя на измученную спутницу. - На сегодня хватит. Ночлег.
   Безымянная деревенька, придорожный трактир. На ужин жирный гусь и недоваренная каша, но Жиль доволен. Он ел жадно, с видимым наслаждением. Опустошив тарелку, откинулся с сытым видом и вытер губы салфеткой.
   - Я совсем забыл, как много в жизни простых радостей, моя сладкая Эмма, - мягко зажурчал его баритон.
   Эмма кивнула. Она почти не притронулась к ужину. Слишком тяжелый день, слишком много потрясений. Не до еды.
   - Так и не поблагодарил вас как следует. Это надо исправить.
   Последнюю фразу он произнес с какой-то особой многозначительностью. И поднес к губам руку Эммы.
   Изнутри окатила теплая, счастливая волна - смыла воспоминание о криках и окровавленном теле. Пусть Батлем хоронит своих мертвецов, а Эмма еще молода, она хочет жить. И она заслужила свою толику счастья!
   Оплатила кровью.
   Одна комната на двоих. Она так закраснелась, когда Жиль представил ее своей супругой. От смущения щеки горели малиновым. Казалось, и трактирщик, и деревенские пьянчужки в зале знают, что к чему.
   Осуждают.
   Ну и пусть осуждают. Эмма и Жиль - маги. Что им до смешной человеческой морали?
   Эмма не думала, что это произойдет так... сразу. Ожидала, что он будет ухаживать. Может, даже сделает предложение. В Батлеме они никогда не говорили о чувствах. Всегда рядом, всегда исподволь.
   Должна ли она, как приличная женщина, отказаться?
   А вдруг он тогда больше не предложит? Эмма двадцать шесть лет была приличной, теперь она хочет побыть просто женщиной. Наедине с любимым и любящим мужчиной.
   Было немного боязно. Но не настолько, чтобы сказать "нет".
   - Простые радости, дааа, - пробормотал Жиль, снова целуя ее.
   А потом задул свечи.
   Было жарко, приятно и стыдно, когда его пальцы касались тела Эммы. Раздевали, гладили неспешно и умело, и от стыда становилось еще жарче и приятней.
   - Лежите смирно, моя нежная мисс Каррингтон, - приказал он, и от его густого баритона по телу прошла сладкая дрожь.
   Эмма и лежала. Лежала, закрыв глаза, пусть в темноте в этом и не было надобности. Обнаженная, испуганная, возбужденная до предела. Она стеснялась своего тела - слишком тощего, с торчащими ребрами, стеснялась узловатых коленок, выпирающих ключиц, крохотной груди - что там "грудь", одно название.
   Хвала богам за благословенную тьму. При свете со стыда сгорела бы.
   Должно быть, ей тоже надо было что-то делать. Помочь ему раздеться? Или так поступают только развратные женщины?
   Сложно что-то сделать, когда твои руки удерживают в захвате над головой.
   Застежка на его колете царапнула кожу. А потом он отодвинулся. И выпустил ее запястья.
   Эмма лежала, вытянувшись по струнке - руки над головой. Если ему так нравится, пусть будет так...
   Шорохи. Позвякиванье. Хотелось открыть глаза, но было стыдно. И так упоительно хорошо от этого сладкого стыда...
   Это было совсем не так, как она представляла себе в мечтах. Грубее и проще. Сначала приятно. Недолго. Потом больно. Потом снова почти приятно. И немного больно.
   Жиль старался. Эмма тоже старалась расслабиться и не мешать ему. Но лучше бы они просто поговорили. Как было в Батлеме.
   Когда он прекратил двигаться, она не сразу поняла, что все закончилось. А поняв, испытала облегчение.
   - Кажется, я разочаровал вас, моя уже-не-такая-невинная мисс Каррингтон, - в его голосе не было огорчения. - Поймите правильно, за больше чем двадцать лет можно потерять сноровку.
   Она не сразу поняла, что на сведенные над головой запястья легла веревочная петля. Только когда он затянул ее туже, почти до боли. И с силой всунул кляп в открытый для вопроса рот. Эмма дернулась, протестующе замычала и открыла глаза.
   Темнота. Черный силуэт рядом. Тяжелое дыхание.
   - Растерял сноровку, да и никогда не был большим любителем, - продолжал он, снова запаливая свечи на канделябре. - Простые радости для меня слишком... просты. Вам повезло, что я успел по ним соскучиться. Обычно пренебрегаю прелюдией, перехожу сразу к десерту.
   Что-то шевельнулось на стене. Черная странно вытянутая тень Жиля - гротескная, совсем не похожая на своего создателя медленно развернулась в профиль.
   - Вы были милы, несказанно милы, моя послушная мисс Каррингтон, - прошептал чернокнижник, поглаживая кончиками пальцев ее живот. - И я благодарен вам за свободу и подаренное наслаждение. Знаете, мне нравятся дурнушки. Они куда темпераментней и отзывчивей красавиц.
   Она пыталась крикнуть от захлестывающего разум, нечеловеческого, невозможного ужаса, но кляп пропустил лишь тихий стон. Тень вытянулась еще больше - ее горб набух и треснул посередине, чтобы распуститься двумя черными крыльями нетопыря.
   Мужчина хищно улыбнулся.
   - Но все хорошее имеет свойство однажды заканчиваться, моя аппетитная мисс Каррингтон. Пришло время познакомить вас с моим другом. Он тоже оголодал за эти годы, питаясь только моей силой.
   Тень рванула вперед.
   И Эмма вдруг почувствовала запах свежей крови.
   Совсем как днем в подземелье Батлема.
  
  
  
  
  
  Глава 5. Пепел победы
  
  Элвин
  
  С чем бы сравнить ощущение, когда сквозь тебя проходит вал сырой, дикой силы? Наверное, больше всего похоже на то, как в шторм захлестывает огромная волна.
  Сперва было мгновение невыносимой боли, когда каждый нерв, каждый мускул тела словно прошил разряд молнии. А потом магия поглотила меня. Оглушила, ошеломила, захлестнула с головой и повлекла за собой, и я тонул, захлебываясь в потоке чистой энергии.
  Выброс был так силен, что меня протащило с два десятка футов до ближайшей стены и впечатало в нее с размаху. Я ударился затылком и, кажется, на пару мгновений потерял сознание. Очнулся со звоном в ушах, желудок подкатывал к горлу, второй раз за день намекая, что завтракать все же не стоило, в глазах темнело и временами двоилось.
  Впрочем, в помещении и так было почти темно. Магический удар задул все факела, и комнату освещал единственный масляный светильник у клеток. Стекло на нем пошло паутиной мелких трещин, но защитило огонь.
  Я поднес руку к затылку, туда, где мягко пульсировала боль. И не удивился, увидев на пальцах кровь.
  В этот момент над головой что-то глухо зарокотало. По стене прошла еле ощутимая вибрация. Она спускалась сверху, отзываясь в теле неприятной дрожью. Недвусмысленный намек от мироздания, что настало время убираться.
  Встать получилось только с третьей попытки. Пошатываясь и опираясь на стену, словно выпивоха после веселого вечера в пабе, я добрел до Тильды.
  Фэйри должно было ударить слабее, она все же находилась дальше от Ринглуса. Но много ли ей надо? Тиль и так на ногах не стояла.
  Ее внешний вид подтвердил мои опасения. Тильду тоже приложило о стену. Швы на голове частично разошлись, и тонкая струйка крови спускалась по виску.
  Я потряст фэйри за плечо:
  - Подъем, лейтенант! Надо убираться, пока больница не рухнула на голову!
  Она сипло вдохнула, закашлялась и открыла глаза:
  - Сколько можно повторять, я - капитан.
  - Ты - труп, если не начнешь шевелиться, - я помог ей встать.
  Над головой снова глухо зарокотало, вибрация усилилась.
  - Вижу, - она со стоном сделала первый шаг. - Где Ринглус?
  Коротышка лежал посреди комнаты, по-прежнему сжимая в объятиях тело Сэнти. Без сознания.
  - Как ты говорила? "Он контролирует силу", да? - это прозвучало не ехидно, но устало. Последнее дело сейчас ругаться и искать виноватых.
  И все же насколько проще все было бы, не играй эти идиоты в молчанку.
  - Мы должны взять его с собой!
  Я вздохнул:
  - И кто его потащит? Понятно, что не ты, - она открыла рот, чтобы начать спор, но я оборвал ее коротким взмахом руки. - Тссс, хватит разговоров. Двигай к выходу! Быстро! Мы догоним.
  Она послушалась, и я склонился над монгрелом.
  Он выглядел целым и относительно здоровым, разве что бледным малость. Судорожно скрюченные пальцы все так же сжимали тело Сэнти.
  Не с первого раза, но мне удалось высвободить девочку. Она была такой маленькой и хрупкой. Куда меньше человеческих детенышей. Глаза все так же плотно зажмурены, губы скривились в обиженной гримаске, на тонкой шейке - след от колодок.
  И арбалетный болт торчит из груди.
  По-честному, я был ей должен. Мы все были должны ей и ее жуткому таланту.
  Я не хотел оставлять ее здесь, но точно знал - двоих не дотащу. Меня еще шатало после выброса, как-то и насчет Ринглуса до конца не был уверен, что справлюсь.
  Пощечины и тряска не особо подействовали на коротышку, так что я хорошенько пнул его чуть пониже спины.
  Не помогло, но хоть душу отвел.
  Он показался неожиданно тяжелым, но тут тряска усилилась настолько, что это стало совсем неважным. Громыхало над головой, тряслись стены, пол норовил вывернуться из-под ног, словно палуба корабля в бурю. Меня швыряло от стены до стены, но я умудрился взять неплохой темп и нагнал Тильду у лестницы.
  В этот момент тряска улеглась. Перестали дрожать стены, послышался тихий шорох. С таким оползает песок в карьере.
  Время вышло.
  Я успел дернуть ручку первой попавшейся двери рядом.
  Повезло. Она была не заперта.
  Тильда ввалилась следом. И тут по ушам ударил первый громовой раскат от обрушившегося потолка.
  Резиденция Ордена схлопнулась, поглотив находившийся наверху госпиталь и себя самое.
  
  * * *
  
  Можно сказать "снова повезло". Лаборатория, в которую мы второпях заскочили, была предназначена для боевых испытаний. Это означало не только прошитые свинцом стены и потолок, но и усиленные руническим контуром втрое против обычного опоры.
  Даже если обрушение нарушило геометрию заклятия, нам повезло - стены устояли.
  Когда улеглась тряска и грохот, в помещении повисла тяжелая тишина, изредка нарушаемая нашим с Тильдой кашлем. Пыльная взвесь, поднятая обвалом, забивалась в глотку и не давала дышать.
  Пыль, тишина и темнота - никто из нас не догадался захватить факел.
  Я сидел, привалившись к стене, старался вдыхать пореже и размышлял о том, как ничтожен человек.
  Нет, "размышлял" какое-то неподходящее слово. Слишком спокойное что ли. Мысль о собственной никчемности, бесполезности и неспособности справиться с такими, в сущности, ерундовыми препятствиями вызывала ярость, причиняла почти физические страдания. Сознавать, как мало я стою без магии, было унизительно и больно. Я привык, Черная меня побери, думать, что в этой жизни главная проблема - найти камень, поднимая который, придется хотя бы попыхтеть.
  И вот: без тени я меньше, чем никто. Не способен позаботиться даже о себе.
  Отличный философский вопрос для любого Стража - чего мы стоим без божественного дара.
  Когда-нибудь непременно выделю пять минут, чтобы подумать об этом.
  Когда-нибудь.
  Если выберусь.
  Пыль медленно оседала. В ушах все еще стоял звон после обвала, а ко мне медленно приходило наипаскуднейшее осознание, что наше везение сродни портовой девке. Что мы погребены под слоем камня без света и воды.
  И что самое позднее через полтора часа моя тень, моя верная подружка вырвется из темницы, чтобы раствориться в лесах Изнанки, пополнив племя обитающих там монстров.
  А я, даже если сумею выбраться отсюда, навсегда останусь человеком.
  У Леди Удачи злое чувство юмора. Вполне под стать моему.
  Возможно, самым разумным в этой ситуации было не дергаться. Что толку суетиться, когда ничего нельзя исправить? Но я так не могу. Я вообще плохо понимаю слова "нельзя" и "невозможно"...
  - Элвин, сядь, - простонала Тильда, на пятой минуте моих безуспешных, но довольно громких попыток вскрыть дверь. - Ее завалило с той стороны.
  - Угу.
  Я устыдился и прекратил пинать дверь. Еще бы головой в нее постучал.
  Вместо этого я попробовал использовать голову по назначению. И у меня даже получилось. Новый план не был чем-то выдающимся, но он был неплох. И мог сработать.
  - Что ты делаешь?
  - Пытаюсь разбудить коротышку. Его стараниями мы очутились в этой заднице, так пусть теперь немного попыхтит, чтобы вытащить нас.
  Она положила руку мне на плечо:
  - Оставь его. Ринглус ничем не поможет.
  - Поможет. Я, между прочим, всю неделю изучал культистов вдоль и поперек. И, если правильно запомнил чертежи резиденции, за вот этой, - я постучал по свинцовой пластине, - стеной находится туннель воздуховода. Очень надеюсь, что он окажется достаточно широким.
  - При чем здесь Ринглус? - хмыкнула фэйри.
  - Правильно сфокусированный удар способен пробить стену. Даже такую, защищенную от воздействия, - я снова потряс коротышку, остро сожалея, что под рукой нет холодной воды.
  - Это не поможет... Элвин, послушай меня! Да оставь ты его в покое! - она сорвалась на крик.
  - Тише, тише, лейтенант.
  - Я - капитан! - Тильда сбавила тон. - Послушай, Ринглус не создает энергию сам. Он умеет только принимать и отдавать.
  - Как бочонок, в который можно налить или вылить вино? - уточнил я.
  - Да. В последний раз он отдал так много... больше, чем когда-либо. Он должен быть пуст. Не буди его. Пусть восстановит силы.
  - Знаешь, я бы все равно предпочел поднять спящего красавца. Вдруг у него найдутся какие светлые идеи.
  - Не надо. Он придет в себя и вспомнит, что Мелисента мертва... - она не договорила.
  - Рано или поздно все равно придется встретиться с реальностью. Она правда была его дочерью?
  - Да. Это - грустная история.
  - Ясно.
  Я все же внял ее настойчивому призыву и оставил монгрела в покое. Совершенно не хотелось сейчас заниматься утешениями. Не мое амплуа.
  Так что я нащупал на поясе коротышки меч, отцепил его и пошел ковырять стену, пытаясь поддеть край свинцового листа.
  Пожалуй, во всей этой деятельности было что-то нервное. И пускай. Лучше пытаться сделать хоть что-то, чем сходить с ума от беспокойства, сидя на заднице. Никто не придет меня спасать - я же не девица в беде, в самом деле. Но я вполне способен спасти себя сам. Даже без магии.
  Последствия удара о стену еще давали о себе знать - меня шатало, и координация была ни к гриску. Не с первого раза, но удалось отогнуть кусок обшивки, а потом отодрать и деревянную панель, к которой она крепилась.
  Я портил меч, выковыривая наощупь из щели между булыжниками строительный раствор, и думал. В основном о неприятном. Например, о том, что очень грустно будет начать стареть, когда привык, что в твоем распоряжении вечность. Или приучаться ходить по дому со свечой в ночное время. И, видимо, придется покинуть башню, чтобы поселиться в человеческом мире. Все равно я больше не смогу призывать и подкармливать брауни...
  На секунду представилась издевательская улыбка на лице Исы и ее притворно-сочувственное "Ах, какая жалость, мой мальчик. Но я разрешу тебе остаться в свите, если будешь послушным".
  Никогда! Я скорее навсегда забуду про Изнанку, чем стану одним из ее мальчиков!
  Я зарычал от бешенства, слишком сильно надавил на клинок. И сломал.
  - Что ты делаешь? - снова подала голос Тильда.
  - Развлекаюсь, - мрачно отозвался я, пробуя выдернуть засевший в щели кусок стали.
  Естественно, порезался. Да что за день сегодня такой! Надо было посмотреть гороскоп, прежде чем приниматься за авантюру!
  - Сядь, - настойчиво сказала фэйри. - Ты только себя изводишь. Завал обязательно разберут.
  Я не стал спрашивать, через сколько дней это произойдет. Перед мысленным взором стояла колба песочных часов. И в верхней чаше песка осталось не так уж много...
  Мне нужно, нужно было пробиться к этой грисковой шахте! Пока не стало слишком поздно!
  Что имеем, не ценим. Не могу сказать, что тень досталась мне даром. Она была оплачена, и я бы не назвал цену "малой". Но это случилось слишком давно. Я забыл. Перестал понимать важность своего дара.
  Пальцы подсказали, что мне все же удалось расковырять щель меж каменными блоками. Отличная работа! Осталось сделать еще десять раз по столько же. В темноте.
  Мысли снова закрутились вокруг всего, что я теряю вместе с тенью. Могущество, вечная молодость, общество фэйри...
  А Франческа? Какая судьба ждет девчонку? Заклятье на ошейнике останется в силе, но вправе ли буду я продолжать называть себя ее хозяином, если утрачу возможность защитить то, что мне принадлежит?
  Наверное, придется попросить Джаниса взломать чары.
  При мысли об этом стало тоскливо. Конечно, как только я сниму ошейник, Франческа постарается выцарапать мне глаза. Потом уйдет, громко хлопнув дверью. И никогда не захочет меня видеть.
  Сам виноват. Мы уже третью неделю в Рондомионе. Какого гриска я не наладил отношения с сеньоритой?
  ...так и не устроил ей прогулку по Изнанке. Все время находились более важные дела...
  Я поклялся: если все-таки выберусь, если успею до того, как последние песчинки просыпятся из верхней колбы в нижнюю, исправить хотя бы эту глупость.
  - Прости, - нарушила тишину Тильда.
  - За что?
  - Я всегда думала, что ты - никчемный, пустой бездельник.
  - Правильно думала. Я такой и есть.
  - Это не так.
  - Поверь мне, именно так. Я лучше знаю, - я вычистил раствор вокруг первого блока в кладке и попробовал подцепить камень, но щель оказалась слишком узкой для моих пальцев. Булыжник слегка ходил, но остальная стена вокруг сидела монолитом и держала его. Попробовал протолкнуть камень внутрь, не получилось. Похоже, ошибся, надо было брать чуть ниже.
  О том, что я мог ошибиться стеной или неверно запомнить план думать не хотелось.
  - Знаешь, тогда я пришла к тебе, чтобы избавить сына моего князя от позора подлой победы, - задумчиво продолжала Тильда. - Я сделала это для Стормура, не для тебя. Но хорошо, что все случилось так, как случилось. Я рада.
  - А уж я-то как рад!
  - Только не пойму, почему о тебе идут слухи, что ты жесток и бесчестен...
  Я вздохнул:
  - Тиль, мир не делится на черное и белое. Странно, что за последние годы ты так и не поняла этого. Кстати, где тебя носило все это время? Ты ведь не сидела все двенадцать лет в клетке?
  - О нет. Я ушла в человеческий мир. Вернулась в Ундланд. Король Вальдир Золотой зуб взял меня телохранителем для своей супруги.
  - И что - на тебя не косились? Святоши не подняли вой, что при монаршьей особе находится сосуд бездуховных мерзостей?
  Она засмеялась:
  - Я похожа на человека.
  Ну, по сравнению с иными сородичами Тиль и вправду имеет почти человеческую внешность. Никаких слишком оригинальных глаз, ушей или клыков. Разве что волосы... но это решается париком.
  - Значит, не косились?
  - Косились. Но по другой причине. Женщина в мужском костюме, которая всегда кутается в шемах. Я была легендой хансинорского двора. Каких слухов про меня не ходило!
  - Двенадцать лет в замке Кайберг? Знаешь, сочувствую. Не уверен, что в клетке хуже.
  - Ты был в Хансиноре?
  - А ты как думаешь? Вспомни, как я выгляжу, Тиль. У меня на роже написано "родился в Ундланде".
  - Где именно? - жадно спросила она.
  - Да в Хансиноре же. Как раз в этом проклятом замке.
  - Я тоже. Получается, мы земляки.
  - Угу. Падать друг другу в объятия по этому поводу не будем, ладно? Я понял - ты развлекала ундландских бездельников. А как тебя занесло к культистам?
  Она выдохнула. Тяжело, сквозь зубы.
  - Когда королева Хельга умерла родами, его величество продал меня на Арену.
  - Почему я не удивлен? Предательство в крови Скъельдингасов. Со времен короля Фенга Первого. Какой шутник назвал его Справедливым?
  - Ты так хорошо знаешь королевскую фамилию?
  - Лучше, чем хотелось бы. Итак, тебя продали на Арену?
  - Так я вернулась в Рондомион, но хозяев ждало разочарование. Я отказалась сражаться на потеху толпе. Они не смогли меня заставить, как ни старались. Тогда они отдали меня культистам.
  Да уж. Я немного знаком с миром подпольных боев и могу представить, какими методами Тильду пытались научить послушанию.
  - Почему?
  - Что "почему"?
  - Почему ты отказалась сражаться? Гладиаторам живется совсем неплохо. Особенно тем, кто побеждает, а ты была бы из таких, к ясновидцу не ходи. Сытная еда, мягкая постель, развлечения в избытке.
  - Потому, что я - Мастер воин, а не убийца! Мое искусство не для праздного веселья, - скрытая гордыня ее слов заставила меня улыбнуться.
  - Ты - дура и чистоплюйка. А ну-ка иди сюда, капитан! Будешь мне помогать.
  Она послушалась. Ну, хвала богам, я уже подумал, что последние двенадцать лет напрочь выбили из Тильды представления о воинской дисциплине.
  - Держи и тащи на счет "три". Раз, два...
  Да! Чтоб я сдох, у нас получилось выволочь этот булыжник! Пахнуло мерзлой землей и отсыревшим мелом. Я сунул руку в образовавшуюся щель и встретил пустоту. За стеной действительно находилась шахта.
  - Ты сделал это? - потрясенно пробормотала фэйри.
  - Угу. Иди будить коротышку, пока я вытаскиваю остальные. Мы уходим.
  Она тормошила Ринглуса, а я вынимал камни, расчищая лаз. Монгрел стонал и вздыхал, но в себя не приходил, а я понял, что не могу больше ждать.
  - Разведаю дорогу, - бросил я Тильде и ужом ввинтился в дыру.
  Это был туннель, прорубленный в мягком известняке. Шпага цеплялась за стены, пришлось отстегнуть ее и взять в руку. Туннель то расширялся, то сужался. Пару раз я думал, что совсем застряну, но обошлось. Я прополз не меньше сорока футов, когда рука встретила пустоту.
  Впереди была вертикальная шахта.
  Возможно, стоило вернуться. Я не знал ни точной глубины колодца, ни что находится наверху. И уже было ясно, что лезть сюда вместе с моими спутниками, которые едва на ногах стоят, полное безумие.
  Но время! У меня не осталось времени для любого другого плана.
  Я крутанулся и наполовину высунулся из туннеля, ощупывая стенки колодца. Шороховатые, в наледи, не за что уцепиться.
  По шахте гулял морозный, пахнущий снегом и свободой ветер. Я вдохнул его и понял, что должен попытаться.
  Мягкий известняк крошился без усилий. Думаю, я мог бы выскрести его и ногтями, но с кинжалом из альвийской стали получилось существенно быстрее.
  Страшнее всего было покинуть безопасный туннель и ступить на крохотные выступы, что я вырубил в теле камня. Из-под подошв посыпался известковый песок и мелкие камушки. Я переждал с минуту и принялся за работу.
  Это было не столько тяжело, сколько нудно и утомительно. Упираясь в стенки шахты, вырубить опору. Подвинутся чуть выше. И снова вгрызться кинжалом в мягкое тело камня.
  Известь оседала в волосах, скрипела на зубах, сколько ни отплевывался.
  Нахлынуло странное отупение. Я полз, отвоевывая по полфута с каждым рывком, и не думал ни о Тильде с Ринглусом, оставшихся внизу, ни о том, что буду делать дальше.
  Или что буду делать, если не успею вовремя.
  К моменту, как над головой показалось серое, забранное решеткой небо, я совершенно потерял чувство времени.
  Она была заперта, но замок проржавел насквозь. Углубив опоры для ног, я уперся руками в стенки колодца, а спиной в решетку и вынес ее.
  Свобода.
  Я вывалился из шахты, глотая колкий воздух, и засмеялся, как умалишенный. Да! Да, сожри Черная мою душу! Я сделал это!
  Оставались мелочи. Добраться до дворца княгини. И, если братья были правы, говоря, что я - любимец Леди Удачи, моя тень еще ждет по ту сторону зазеркалья. Клянусь, что больше никогда не расстанусь с этой бестией!
  А потом вернуться и вытащить Тильду с Ринглусом.
  - Эй, с вами все в порядке? - раздался над головой знакомый голос.
  Я перевернулся и снова засмеялся. То ли само его присутствие, то ли испуганный вид изрядно насмешили.
  - Джа... Джанис, - выговорил я и сплюнул известку. - Привет, братец. Что ты тут делаешь?
  - Элвин? - он сглотнул и заозирался. - Тебя ищу. Весь город слышал про обвал. С тобой все в порядке? Выглядишь, как покойник.
  - Как восставший тамерский покойник, - еще сильнее развеселился я. - Прямо из известковой гробницы. Все в порядке, но мне нужна лошадь. Срочно!
  - Можешь взять мою.
  - Отлично. Так, слушай. Там внизу Тильда и Ринглус. Будь любезен, помоги им вылезти и проводи до Старины Честера. А потом мы с тобой причастимся к тайнам Ордена, - я попробовал встать, и меня повело.
  Брат покачал головой.
  - Тебе нужен отдых и лечение.
  - К Черной отдых! Мне нужна моя тень!
  
  
  Франческа
  
  Элвин уехал с утра. Джанис и вовсе не ночевал в своих покоях. Я проверила работу брауни, распорядилась насчет ужина, дала задания на завтра, убралась в часовой комнате. До вечер еще несколько часов, а я снова наедине со своей праздностью.
  В доме мага нет рыцарских романов - только занудные научные и философские трактаты. От нечего делать я беру "Описание полуострова Альбы и островов к нему примыкающих, записанное со всем тщанием со слов Брана Бенгигейда скромным слугой божьим Посидонием Лурийским". Оно написано так скучно, что я трижды засыпаю за книгой, а когда закрываю ее, понимаю, что не помню ни слова.
  Мне совсем нечем себя занять, поэтому я опять превращаюсь в пушистую хищницу.
  Маленькая Фран - так я ее назвала. Она умеет падать, не расшибаясь, может за себя постоять и видит в полумраке. Она смотрит на мир куда проще меня, оттого все предметы вокруг охотно рассказывают ей свои истории. Ушки-локаторы ловят дальние, еле слышные звуки - шебуршание брауни в подвале, поскрипывание древесной лозы за окном. А запахи...
  Запахи теперь - открытая книга, с увлекательным сюжетом. Маленькая Фран умеет ее читать. И обучает меня этой науке.
  Отчасти маленькая Фран примирила меня с ошейником. Но лишь отчасти. Я помню о власти, что дарует Элвину унизительная удавка, беспредельной власти над моей душой и телом. Пусть маг не отдавал больше приказов, я знаю, что он может сделать это в любое мгновение.
  Я стою у дверей в покои Джаниса. Принюхиваюсь, втягивая воздух, пытаюсь разобрать, о чем могут поведать запахи брата Элвина.
  Запахи двух его братьев. Чуть раньше в этих комнатах жил Фергус.
  В Дал Риаде любят говорить, что любопытство сгубило кошку. Я надеюсь, эта присказка не про меня. Я же не лезу в вещи Джаниса! Даже не захожу внутрь! Просто стою у двери
  Стою и слушаю запахи.
  Ничего интересного. Лошадиный пот, еда, другие люди - все едва уловимо, налетом, отзвуком в воздухе. И еще книги - пергамент древних рукописей. От Элвина тоже часто пахнет книгами. Книгами, имбирем и костром. Мне нравится этот запах...
  Я уже собираюсь уйти, когда ловлю почти незаметную, смутно знакомую нотку - травы. С этим запахом связано что-то недоброе. Приникаю к щели, снова втягиваю воздух, пытаюсь вспомнить откуда он мне знаком и почему от него хочется выгнуть спину и зашипеть.
  Шум и голоса снизу нарушают концентрацию. Я пушистой тенью лечу вниз, навстречу резким запахам земли, извести, крови, железа и смерти.
  Замираю у лестницы. Маг выглядит ужасно, хуже, чем в прошлый раз, когда пришел раненым. Весь в серой меловой пыли. Волосы выпачканы в крови, кровь на лице. Присыпанная известью, запекшаяся она кажется черной.
  Элвин слишком беспечен, слишком любит ходить по краю. Однажды это дурно закончится.
  Его смерть подарит мне свободу. Пойму ли я сразу, что мой хозяин мертв? Спадет ли сам собой ошейник? Или я еще долго буду ждать его возвращения, пока не рискну выйти из башни, чтобы понять, что ничто больше не удерживает меня внутри?
  Во все глаза смотрю на двух его спутников. Изможденная женщина с изуродованным лицом и совсем низенький, ниже меня-человека почти на голову, бородатый мужчина. На нем не видно ран, да и в воздухе нет запаха его крови, но опустошенное, безжизненное лицо отчего-то наводит на мысли о лицах покойников.
  Из одежды на них только жуткие грязные рубахи до пят. И еще их окружают странные запахи. И мужчина, и женщина несут на себе резкую, едкую вонь реактивов. Похожим образом пахнет в лаборатории на втором этаже. Но главное - запахи их тел. Они не человеческие, и даже не звериные. Скорее ближе к полуденному лесу. И даже кровь незнакомки отдает не столько железом, сколько дубовой древесиной.
  Как ни старалась я ступать скрытно, Элвин все же замечает меня и расплывается в счастливой улыбке.
  - Вы вовремя сеньорита. У нас гости. Не знаете случайно, что там с покоями на четвертом этаже? - и, обращаясь к своим спутникам, извиняющимся голосом. - Я не заходил в них двенадцать лет. Боюсь, там сгнило все, включая стены.
  - Не важно, - усмехается женщина. - Я мечтаю только о ванной.
  - Разделяю твои чувства.
  - Гостевые покои в порядке, - возражаю я, снова превращаясь в человека.
  Эти комнаты и вправду не годились для жизни. Там было ужасно - валики пыли, рассадник моли в шкафах, мышиный помет на полу. Но не далее как три дня назад я заставила брауни отдраить четвертый этаж, вымести пыль, выкинуть заплесневевшие покрывала и гардины.
  - Прошу простить мои манеры, - тянет маг с таким видом, будто находится на званом вечере. - Совсем забыл вас представить друг другу. Франческа, это Тильда фрой Атли и Ринглус... не знаю как его по батюшке. Они поживут у нас какое-то время. Надеюсь, вы не возражаете против гостей? Тильда, это - Франческа Рино. Моя... а, неважно!
  Смешно, но мне становится приятно, что он не назвал меня своей рабыней. Хотя они и так догадаются по ошейнику, можно не сомневаться.
  А еще я вдруг понимаю, что несмотря на рану и усталость Элвин в отличном расположении духа. Даже вспомнить не могу, когда видела раньше его таким довольным. Кажется, еще в Рино, до того розыгрыша.
  - Тебе опять нужно к врачу, - с упреком говорю я.
  Он подмигивает:
  - У нас все еще есть Джанис, сеньорита. Будьте лапушкой, проводите гостей в их покои и распорядитесь насчет ванной, - и не слушая больше моих слов, поднимается по лестнице, тяжело опираясь о стену.
  Ну вот, что ты будешь с ним делать!
  
  * * *
  
  Элвин стучится в мою дверь за полчаса до рассвета.
  Я с трудом продираю глаза - за окном еще темно, в комнате и того темнее. Зевая, бреду открывать. Не откроешь - сам войдет, и спрашивать не станет.
  Он с любопытством осматривает меня в ночной рубашке. Можно подумать, ему в новинку это зрелище. Не насмотрелся за все время, что мы путешествовали? Я мгновенно завожусь от раздевающего взгляда и одобрительной ухмылки. Скрещиваю руки на груди, цежу сквозь зубы:
  - Что вам угодно, мой лорд?
  - Не злитесь, сеньорита. Одевайтесь и пойдем. Впереди похороны.
  - Похороны?
  - Дочь Ринглуса. Она погибла вчера.
  Конечно, мне никто ничего не удосужился рассказать. Кто станет делиться наболевшим с рабыней?
  Вчера гости были слишком измучены, я побоялась надоедать им с расспросами. Показала комнаты, приказала брауни наполнить ванну и подать ужин. Потом появился Джанис, было много суеты, все собрались в гостевых покоях и что-то обсуждали.
  Все, кроме меня. Меня никто не позвал. Я же прислуга.
  Я так обиделась на это пренебрежение, что обернулась кошкой и пошла подслушивать у двери. И совесть меня не мучила совершенно!
  Узнать удалось не так уж и много. Сначала Джанис всех лечил магией. Потом Элвин захотел немедленно отправиться "потрошить подвалы Ордена", а Джанис возражал и говорил, что, как врач, после всего произошедшего категорически настаивает на отдыхе. И еще что-то про тень, которой нужно время на адаптацию. Элвин отвечал, что тень привычная и вообще она отлично себя чувствует, как и сам Элвин.
  Они ругались, пока Элвин не начал зевать, а потом задремал на полуслове. Тильда разбудила его, маг сонно пробормотал "Твоя взяла, умник. Завтра, так завтра" и отправился в свою комнату.
  Я еле успела отпрыгнуть от двери, когда он вышел.
  - Это не обязательно, - говорит Элвин. - Только если хочешь.
  - Я хочу.
  - Тогда одевайся теплее. У реки холодно.
  Насколько нелишним было это предупреждение я понимаю всего десять минут спустя. Стоит густой, липкий туман, тянет от реки бледные пальцы. Резкие порывы ветра рвут в клочья его кисею, пробираются под плащ, выдувая остатки тепла. Черные развалины дворца в туманном молоке, как спины притаившихся хищных чудовищ.
  Мы доходим до излучины реки и встаем над обрывом. Как раз там, где Темес делает крутой поворот, изгибаясь петлей. Всего в двух футах меня кончается берег - высокий, чуть присыпанный снежной крошкой. Где-то внизу плещет темная вода. От нее тянет промозглой сыростью. Над головой рваный туманный плащ, в дырах мелькает обложенное тучами небо - все оттенки ультрамарина.
  Оба наших гостя в одежде с чужого плеча. Костюм Элвина болтается на Тильде. Костюм Джаниса безбожно велик Ринглусу. Но только дурак или полный циник смог бы посмеяться над их бедственным видом.
  Я не знаю, что довелось пережить Тильде и Ринглусу, но догадываюсь, что перед их злоключениями моя собственная история покажется доброй сказкой.
  Лицо бородача непроницаемо - безжизненная алебастровая маска. В руках он держит завернутый в алую ткань сверток, и мое сердце сжимается от странной тоски, когда я понимаю, что находится внутри.
  Смерть... перед ней равно беспомощен каждый.
  - Здесь, - командует Элвин.
  Все так же молча - я не помнила, чтобы за все время пребывания в нашем доме он произнес хоть слово - Ринглус опускает свою ношу на мерзлую землю и отступает.
  Ни поминальных молебнов, ни торжественных речей. Маг сводит руки, и пламя вспыхивает, гудит, разгоняя туманную сырость. Огонь ослепляет, меня окатывает волной жара, и я невольно делаю шаг назад. Ярко-оранжевое пламя горит без дров, почти не дымя. Я боялась тошнотворного запаха паленого мяса, но его нет. Только смолистый и крепкий дух, что дают, сгорая, еловые ветви.
  Элвин достает окованную серебром чашу и наливает в нее из фляги тягучей, почти черной жидкости.
  Она темна, но чуть отливает в красный, как венозная кровь. Запах рябины смешивается с запахом костра.
  Маг отпивает глоток, отдает мне чашу, жестами показывая, что надо пригубить напиток и передать дальше, по кругу. Я стесняюсь спросить, что это за жидкость. Страшно нарушить рисунок незнакомого ритуала.
  Она почти нестерпимо терпкая. Сладкая и горькая одновременно. И неожиданно крепкая. Чаша проходит круг и снова отправляется в странствие. Еще дважды она оказывается в моих ладонях, пока догорает костер, превращая тело незнакомки в пепел. От алкоголя становится теплее. Я чувствую, что согрелась и даже чуть захмелела.
  Пламя прогорает и опадает. По щелчку пальцев Элвина поднимается ветер, хватает пепел горстями, выносит на излучину реки, чтобы рассеять над Темесом, попутно разметав остатки белесого тумана. Мы смотрим, как ветер гуляет над водой, а в разрывах облаков наливается кармином и пурпуром начало нового дня.
  Я не протестую, когда Элвин обнимает меня сзади. Покорно приникаю к нему, не пытаясь вырваться. Мертвенный холод этого утра, горечь и сладость рябины на губах, безмолвное отчаяние на лице гостя взывают к теплу чужих рук. И не так важно, друг или враг подарит это тепло. Кто угодно, лишь бы он смог отогнать бесприютное одиночество, что слышится в вое ветра меж черных, обглоданных временем развалин дворца.
  Мы возвращаемся в башню в молчании.
  
  
  Глава 6. О пользе компромисса
  
  Франческа
  
  - Ты возлюбленная лорда-Стража? - спрашивает Тильда.
  Я не понимаю вопроса, и тогда она поясняет:
  - Ты - возлюбленная Элвина? Или его жена?
  О боги! Она что - издевается?
  Но на лице женщины нет насмешки, только вежливый интерес. Привычным жестом поправляю ошейник - как можно было его не заметить? Или, заметив, не сделать верных выводов?
  - Нет. Я его собственность.
  Она скептично хмыкает в ответ на мое признание и бросает одно-единственное "Идиот!".
  - Кто?
  - Не важно.
  Мы остались наедине. Сразу после похорон Элвин уехал в город, Джанис пошел "досыпать", как он сам сказал. А Ринглус просто убрел куда-то вдоль берега Темеса. Тильда порывалась пойти с ним, но он довольно резко попросил ее остаться.
  Смотреть на лицо Тильды неловко. Джанис исцелил ее раны, но остались уродливые багровые шрамы. И глаз...
  Среди воинов моего отца был лейтенант Липпи - кривой на один глаз ветеран. Вместо того, чтобы носить повязку, он заказал марунским стеклодувам стеклянный глаз. Очень похожий на настоящий, но страшный, неживой. Я помню, как при разговоре дергалась щека лейтенанта в нервном тике, шрам через пол лица шевелился, точно живой, а глаз сидел в глазнице недвижно, замерший в одной точке, и всегда смотрел сквозь собеседника, словно пытался разглядеть что-то недоступное простым людям. Он ярко отблескивал в солнечный день, и огонь факела рождал в его глубине кровавые блики.
  Липпи в Кастелло ди Нава многие побаивались. Поговаривали, что он не чужд колдовству.
  Черный и пустой зрачок Тильды заставляет вспомнить о лейтенанте.
  Даже если забыть о шрамах, в чертах лица гостьи есть неуловимая неправильность. В глазах ли, слегка раскосых, вытянутых к вискам, в высоких скулах или остром подбородке с ямочкой ощущается что-то инакое.
  И волосы странного фиолетового цвета. Я никогда не слышала о людях с фиолетовыми волосами.
  - Скажи, - нерешительно начинаю я, - откуда ты родом?
  - Хансинор, - говорит она с явной гордостью. - Двор Льдов и Туманов. Мой род уже пять поколений служит великому князю Трудгельмиру.
  Для меня все, кроме названия столицы Ундланда, звучит полнейшей тарабарщиной, и она, видно, понимает это по моему растерянному лицу:
  - Я - фэйри, девочка.
  Вот теперь я выдыхаю и гляжу на нее во все глаза. Фэйри! До этого я только слышала о фэйри от старой Розы и Элвина.
  И долго думала, что все истории про них - не более чем сказки.
  - А Ринглус?
  - Монгрел. Полукровка, - поясняет она на мой недоуменный взгляд. - Отец - фэйри, мать - человечка.
  - А... Элвин?
  - Неужели он ничего не рассказал тебе?
  От ее историй о битве и гибели богов голова идет кругом. Не хочется верить словам фэйри, но и не верить не получается. Если боги уже сотни лет, как мертвы, то кому мы возносим молитвы, во чью славу жжем свечи и благовония в храмах?
  А мой самоуверенный и циничный хозяин! Неужели он действительно избранник-Страж, призванный остановить Хаос?
  Вот откуда у него та чудовищная сила, что позволила ему уничтожить армию у замка моего отца.
  Боги могли бы найти кого получше для этой работы. Защитник мира не должен быть таким жестоким себялюбцем.
  Наш разговор прерывает возвращение Элвина. Маг непривычно мрачен, уезжал он в куда более добром расположении духа. Он приветствует Тильду кивком и останавливает на мне хмурый взгляд.
  - Пойдемте со мной, сеньорита.
  Я пугаюсь, как всегда, когда он так смотрит, но не подаю виду. Следую за ним в часовую комнату.
  - Давно хотел вам показать... - он останавливается в дверях. - Это еще что за грисковы шутки?
  - О чем вы?
  Он подходит к часовому механизму, проводит рукой по полированной бронзе, поворачивается ко мне.
  - Ваших нежных ручек дело, сеньорита?
  Это он только сейчас заметил? Прошло уже больше недели с тех пор, как брауни по моему приказу счистили прозелень с бронзовых шестеренок.
  - Нет. Ну при чем здесь я? Должно быть, дом сам привел себя в порядок. Это же обычное дело, когда сами собой прочищаются камины, и исчезает пыль.
  - Наверное, я должен сказать спасибо?
  - О, не стоит затруднять себя, мой лорд. Уже то, что вы заметили мои труды, само по себе великая награда.
  Он верно понимает насмешку и стискивает челюсть:
  - Хватит, Франческа!
  - "Хватит" что? - спрашиваю я с самым невинным видом, внутри проживая неподдельное злорадство. - Вы хотели что-то показать, мой лорд?
  - Забудь, - бурчит он и уходит, испортив миг торжества.
  Отвратительно! Почему он всегда умудряется оказаться победителем? Вместо того, чтобы радоваться, как я уела мага, я весь остаток дня слоняюсь по дому и гадаю, чего же такого он хотел мне показать.
  
  
  Элвин
  
  Надо же было так сглупить. Зла не хватает.
  И ведь как знал, как чувствовал - нельзя оставлять развалины больницы надолго без внимания. Но Джанис был на редкость убедительным, когда говорил про отдых. И я действительно адски вымотался. Так, что засыпал на ходу.
  И все же не стоило его слушать. Сколько раз убеждался - все доктора в душе паникеры.
  Было потеряно не так много времени, всего ночь, но ее хватило. К утру, когда после похорон я отправился к бывшему госпиталю, оказалось, что ночью на развалинах орденской резиденции случился пожар. По воспоминаниям очевидцев, он вспыхнул будто сам собой и продолжался почти до рассвета. Горели развалины, горели подвалы глубоко под землей. Камень спекся до однородной угольно-черной массы и еще дышал жаром, медленно остывая
  И вот что характерно - ни одно из соседних зданий огонь не затронул. Отнюдь не усилиями пожарной команды с несчастной парой бочек воды. Зеваки, суеверно крестясь и ежась, вспоминали, как пламя и не пыталось покинуть отведенных ему пределов. Ровная, словно циркулем очерченная граница, отделившая горелый камень от просто лишь слегка закопченной мостовой застыла безмолвным свидетельством правдивости их рассказа.
  Очень знакомая картина. Почти то же самое, только в ином масштабе, я устроил в холмах Ува Виола.
  Качественная зачистка любых улик и свидетельств. Я позорно проспал возможность взять за жабры таинственного лорда-командора.
  Хорошо, что вчера, по настоянию Ринглуса, мы достали тело Сэнти. Девочка заслужила нормальное прощание, а не братскую огненную могилу рядом с культистами.
  Пнув обгоревший камень и плюнув на пепелище, я отправился домой - выполнять данное самому себе обещание по поводу пленницы. Но норма разочарований на день была не выполнена, и Франческа поспешила это исправить.
  После веселых новостей я и так был малость не в духе. А сеньорита еще и устроила одну из своих пантомим. Я понял: будем продолжать, и не сдержусь - сделаю что-то, о чем потом опять буду жалеть.
  Поразительно. Вот как она каждый раз умудряется делать из меня подонка, а из себя - несчастную жертву?
  Позже я остыл. Взглянул, во что превратился Старина Честер всего за две недели. И устыдился.
  Где были мои глаза? Франческа, как минимум, заслуживала искреннего "спасибо". Ума не приложу, как она заставила брауни работать на совесть. Я вот никогда не умел добиться таких результатов.
  Они же тупые! "Они" - в смысле, брауни. Невероятно тупые. Сколько ни объясняй, все равно сделают неправильно и криво. Я уже через две минуты общения с безмозглыми вулями готов швыряться огненными шарами.
  Нет, Иса, например, умеет обращаться с полуразумными созданиями Изнанки. Они всегда ходят у нее по струнке. Ну так на то она и княгиня. Как-то не ждал от обычной человеческой девчонки таких талантов.
  Надо поблагодарить, что ли.
  
  
  Франческа
  
  - Нет, я ничего не слышал о других пленниках, - задумчиво говорит Ринглус. - И не видел никого, кроме Тильды.
  Я подслушиваю, затаившись меж книжных шкафов в облике кошки. Так лучше слышно, а меня сложнее заметить.
  Они опять совещаются вчетвером. Обсуждают культистов и дальнейшие планы. Я знаю, что это не мое дело, но не могу удержаться, чтобы не подслушать.
  Интересно же!
  По библиотеке, заглушая прочие запахи, плывет одуряющий дух липы и чабреца. Джанис не любит вино, особенно с утра. Предпочитает травы.
  - Плохо, - хмурится Элвин. - А ты, Тиль?
  Фэйри качает головой, и маг еще больше мрачнеет:
  - Смешно. Мы вроде как победили, а толку с этой победы...
  - Почему это для тебя так важно? - спрашивает Джанис. - Ты же выполнил обет.
  - Ни гриска я не выполнил! Обрубил щупальца спруту, а саму гадину не тронул.
  - Собираешься признаться в этом Марцию Севрусу?
  - Неа. Что я - дурак, что ли? - Элвин невесело ухмыляется. - Надеюсь, князь Церы сочтет развалины резиденции достаточным доказательством. Ну какая же изумительно хитрая сволочь...
  - Это ты о ком? - Тильда подносит к губам чашечку из тонкого фарфора, чтобы отхлебнуть ароматный отвар.
  - Да о лорде-командоре, о ком же еще! Как изящно обрезал все ниточки, гад! Вы его в глаза не видели, культисты мертвы, а от резиденции не осталось даже пепла, - Элвин в ярости бьет кулаком по креслу. - И я так и не понял, к чему все это! Зачем нужна была кровавая баня в Цере?
  - Ты уничтожил их лаборатории, - пожимает плечами Джанис. - Это уже немало. Чтобы воссоздать Орден, потребуется не один десяток лет, а люди смертны и живут совсем недолго.
  - Предлагаешь сидеть на месте и ждать, что время доделает за меня работу, - маг тяжело и пристально смотрит как раз в тот угол, где я спряталась. Я знаю, что вряд ли он меня видит, но все равно съеживаюсь и отступаю.
  Джанис улыбается:
  - Предложил бы. Но ты никогда не умел ждать.
  Отступаю еще глубже в лабиринт книжных шкафов, чтобы наткнуться спиной на что-то живое. От неожиданности подпрыгиваю на месте, с мявом взлетаю на верхнюю полку. Падают книги, испуганно пищит брауни с метлой в руке.
  Удивленный голос мага:
  - Франческа?
  Все! Я попалась!
  Жмурю глаза, пытаюсь отползти еще дальше, распластавшись пушистым ковриком поверх книг, сделать вид, что меня здесь нет.
  Чужие руки вытягивают меня на свет. Вцепляюсь когтями в корешки книг, вниз летят жизнеописания полководцев Церы и история древней Альбы...
  Элвин вздыхает:
  - Идите сюда, сеньорита. Не надо прятаться.
  
  * * *
  
  Он почти силой усаживает меня на диван рядом с собой. Я сижу, вся розовая от смущения. О боги, как стыдно-то! Все видели, что я подслушивала. Да еще в облике кошки!
  Я немного стесняюсь своей второй ипостаси. В том, чтобы быть кошкой, есть что-то непристойное. Все равно, что ковырять в носу. Никто не захочет, чтобы его застали за этим занятием, да еще и поставили на вид.
  От одобрительной улыбки Джаниса становится только хуже. Щеки полыхают сильней, чем после пощечины. Я кусаю губы и отвожу взгляд, внутренне проживая свой позор.
  - Хотите трав, сеньорита? - светским тоном интересуется Элвин и, не дожидаясь моего ответа, наливает мне отвар.
  Забиваюсь в самый угол дивана и пытаюсь закрыться чашкой от любопытных взглядов.
  - Мы обсуждали уже знакомых вам любителей балахонов и хорового пения, - все так же преувеличенно любезно продолжает маг. - Кстати, вы случайно не знаете, где ваш братец собирался прятаться после побега?
  Я качаю головой.
  - И что - никаких догадок?
  - Нет, - отвечаю я и разглядываю пушистый цветок липы на дне чашки с таким видом, будто никогда ничего интереснее не встречала.
  - Тильда, я хотел бы, чтобы ты рассказала Франческе обо всем, что с тобой делали в подвалах Ордена.
  - Зачем?
  Меня мучает тот же вопрос. С чего бы это Элвину вспоминать о моем существовании и посвящать меня в свои дела?
  - Надо.
  - Кому надо? - зло спрашивает фэйри.
  - Мне, - обрубает маг, и Тильда тушуется под его пристальным взглядом. - Ты мне должна. Сама признала. Сделай это, и мы в расчете.
  Она качает головой:
  - Слишком ничтожная услуга для Великого долга.
  - А это уж мне позволь решать.
  - Сейчас?
  - Нет. Вечером. Или завтра. Сейчас мы с сеньоритой отправляемся в город.
  От неожиданности я проливаю отвар на платье.
  - Что?
  Он подмигивает:
  - Вы ведь любите гулять по магазинам, сеньорита? О чем я спрашиваю, все женщины это любят. У вас есть пятнадцать минут, чтобы собраться. И узнать мерки наших гостей.
  - Мерки для чего? - с подозрением спрашиваю я.
  - Для гроба, - в голосе мага слышится раздражение. - Франческа, ну не прикидывайся дурой. Для одежды, конечно. Мне нравится, как глупо смотрится Ринглус в камзоле Джаниса, но согласись - выйдет нехорошо, если он запутается в полах, упадет с лестницы и свернет себе шею.
  - Привези мне ножи, - просит Тильда. - Ножи и шпагу.
  
  * * *
  
  - Второй раз показывать не буду, - предупреждает маг и нажимает последовательно несколько заклепок на часовом механизме. С тихим щелчком отходит большое зубчатое колесо, открывая спрятанный внутри пружин и шестеренок тайник. Я заглядываю внутрь и не могу удержаться от потрясенного возгласа.
  Тайник весьма велик. Не меньше пяти футов в высоту и ширину. И около трех в глубину. А внутри...
  Золото. Золотые слитки, монеты, украшения. Солнце, преломляясь в витраже, бросает россыпь разноцветных зайчиков на сокровищницу. Свет играет на гранях драгоценных камней. Иные лежат просто кучкой, брошенные небрежно, точно стекляшки, каплями морской воды - сапфиры, крови - рубины, росы - бриллианты. Иные же украшают перстни и кольца. Взгляд выхватывает ожерелья, браслеты, жезлы в сияющем драгоценном многоцветье...
  - На это можно купить город, - тихо говорю я.
  Он пожимает плечами:
  - Человеческий? Можно. Но нужно ли? Запомнила, как открывается тайник?
  Запомнила. Это было несложно.
  - Зачем? - спрашиваю я.
  Он верно понимает вопрос.
  - Считай, что это тебе на булавки. За хорошее поведение. И за то, что мой дом больше не похож на одну из этих ночлежек Ист-Уорфолл-Энда.
  Я качаю головой:
  - Это слишком много, мой лорд.
  - Брось. В мире Изнанки человеческие блестяшки мало чего стоят. Можешь брать сколько нужно, если взамен... - он замолкает, словно подыскивая слова.
  Кажется, я знаю, чего потребует мой хозяин взамен.
  Мужчины любят повторять, что все женщины - шлюхи, дело только в цене. Наверное, я должна гордиться, что он так дорого оценил меня.
  Меня передергивает от отвращения. Боги, как все это мерзко. Мерзко и... мелко, да. Мне казалось, Элвин выше подобного.
  Мне казалось, он хоть немного меня уважает.
  Смотрю на камни и желтый металл в тайнике. Смешно. Разве честь купишь за деньги?
  - Нет!
  - Вот так сразу "нет"? Что, даже договорить не дашь?
  - Зачем? - брезгливо отвечаю я. - И так все понятно. Я не буду твоей подстилкой.
  На лице Элвина появляется оскорбленное выражение. Со словами "А, ну раз все понятно..." он захлопывает тайник и уходит.
  Я остаюсь одна и внезапно чувствую себя полной дурой.
  Маг ведь возмутился, совершенно точно возмутился в ответ на мои слова. Значит, не собирался предлагать ничего подобного? Или собирался, просто не ждал, что я сразу обо всем догадаюсь?
  Нет, ну чего мне стоило все-таки дослушать до конца? Хотя бы точно знала, что делаю верный выбор.
  Снова вспоминаются слова Джаниса. Сейчас мне как никогда кажется, что брат Элвина был прав, когда сказал, что я сама создаю свои несчастья.
  Чем дольше я думаю об этой ситуации, тем больше убеждаюсь, что была неправа. К тому же меня мучает нешуточное любопытство. Поддавшись ему и мукам совести, я стучусь в комнату Элвина.
  Он открывает и дарит мне язвительную усмешку:
  - О, я смотрю, сеньорита передумала. Пришла согреть мне постель взамен на то рубиновое колье?
  Еще полгода назад я приняла бы эти слова за чистую монету.
  - Прости меня, пожалуйста. Я... не думала...
  - Ничего, я привык. Это ваше обычное состояние, леди.
  Я молчу, а он тяжело вздыхает:
  - Я собирался показать вам путь на человеческую половину мира. Можете тратить там деньги на свое усмотрение. Вроде вам нужны были какие-то женские побрякушки. Взамен я хочу обещание не показываться на Изнанке без сопровождения, не ходить пешком в человеческий город, возвращаться домой засветло и не давать зароков на долг. Последнее вы и так не сможете сделать - зарок вправе дать только свободный, но не все маги в курсе нюансов. Иногда проблему проще предотвратить, чем решать.
  - И все? - потрясенно выдавливаю я.
  Зачем ему мои клятвы? Мог же просто приказать через ошейник.
  Знакомая ухмылка:
  - А вы чего ожидали, сеньорита Рино? Предложения раздвинуть ноги? Я бы купил вас, но отчего-то уверен, что вы не продаетесь. Я не прав?
  Ударить бы его по губам за такие слова.
  - Прав, - отвечаю я, пунцовая от его возмутительной прямоты.
  - Ну, вот и ладушки. Рад, что мы все выяснили. Так что насчет обещания?
  
  * * *
  
  За щербатой, словно погрызенной неведомым зверем, аркой начинается волглая тьма. Я нерешительно заглядываю в проем, потом перевожу взгляд на припорошенный снегом камень в потеках наледи и поворачиваюсь к магу.
  - Мне надо внутрь?
  Он качает головой:
  - Подожди. Сконцентрируйся. Ты должна увидеть два пути. Правый ведет на человеческую половину мира.
  Я снова пробую, но ничего не выходит. Проем злорадно скалится, как бы говоря "Ты - бездарь, Фран. Никогда не научишься проходить сама, без провожатого. Так и будешь сидеть на Изнанке, пока не состаришься".
  - Не получается, - почти со слезами на глазах признаюсь я.
  - Первый раз всегда сложно. Иначе по Изнанке бродила бы толпа народу. Попробуй еще раз. Расслабься, расфокусируй взгляд. У тебя же два глаза.
  Пробую снова и снова, но туннель все так же разевает черный зев, не желая распадаться надвое.
  - Хорошо, попробуем другой подход. Закрой глаза.
  Элвин подходит сзади, кладет руки мне на плечи, аккуратно заставляет сделать полшага в сторону. Горячий шепот на ухо:
  - Иди! Глаз не открывай. Я буду рядом.
  Кажется, там, куда я иду, должна быть стена, но я неожиданно расслабляюсь, доверяюсь его рукам и голосу. Делаю шаг. И еще шаг.
  - Ты молодец. Мы у входа, - он нажимает мне руками на голову, заставляя опустить ее. - Пригнись!
  Запах влажного камня. Сырой, чуть отдающий гнилью воздух касается лица. Мы вошли? Или еще нет?
  - Почти вышли, - ответом на ухо шепот мага. - Давай. Еще пять шагов. Все, можешь повернуться!
  Поворачиваюсь, чтобы встретить его одобрительную улыбку.
  - Умница! Ну, сколько теперь проходов?
  - Два, - зачарованно отвечаю я, оглядывая туннель за спиной. Он странно мерцает, то распадается надвое, то снова собирается в единое целое.
  Померкшие, словно припорошенные пылью цвета вокруг, потухшие контуры всех вещей говорят, что я вправду вернулась в привычный человеческий мир. Странно, за две недели на Изнанке я совершенно успела позабыть, как скуден и блекл мир, в котором выросла.
  - Поздравляю с боевым крещением. Теперь ты сможешь сама выбирать реальности. Запомни: левый путь всегда ведет на Изнанку бытия. Позже я покажу тебе еще один проход в городе.
  - А ты можешь сделать это где угодно?
  - Я - да. Но я - выродок, Франческа. Не принадлежу ни одному из миров.
  Элвин произносит это равнодушно. Его совсем не огорчает, что он везде чужой.
  Я еще раз оглядываюсь на туннель среди развалин дворца.
  - Этот проход... откуда он?
  - Не знаю. Никто не знает, откуда берутся стыки реальностей. Погоди.
  Он достает шарф из золотистого плотного шелка. По гладкой, льнущей к пальцам ткани бежит вышитый узор - лилии и виноградные листья. Как на гербе Ува Виоло. Шарф мягко ложится на плечи, укрывает горло. Шелк прохладный, но согревает. И такой приятный на ощупь. Я глажу его рукой, вопросительно смотрю на мага.
  - Чтобы не пялились на ошейник, - поясняет Элвин - На нем заклинание иллюзии, не обязательно обматывать плотно, достаточно держать на плечах.
  Потом, ведя лошадей в поводу, по еле заметной тропке мы проходим меж развалин дворцовых построек. По сторонам поднимаются странно скрюченные деревья. Лишенные листвы, замерзшие и жалкие они кажутся жителями развалин, тянущими костистые руки к небесам в беззвучной мольбе.
  За остатками стены начинается город. Нищие кварталы, из которых, извиваясь змеей, выползает на восток, старый тракт. Его мостили когда-то бесконечно давно, и нынче каменное тело дороги покрывают проплешины выбоин. Щели меж булыжников столь часты и глубоки, что я бы побоялась скакать здесь верхом. Не дай боги, нога лошади попадет в одну из трещин.
  - Слушай меня очень внимательно, Франческа, - Элвин касается моей щеки, заставляя взглянуть себе в глаза. - Там, - кивок в сторону трущоб на западе, - кратчайший путь в центр города. Через район Ист-Уорфолл-Энд. Скверное место, хоть и не худшее в Рондомионе. Красивой, богато одетой женщине нельзя идти через него пешком. Я хочу, чтобы ты сейчас еще раз поклялась, что никогда не сунешься туда без лошади.
  - Обещаю.
  - И... - он медлит. - Франческа! На Изнанке обитают жуткие, по-настоящему жуткие твари. С ними даже я не хотел бы встречаться лишний раз. Чем дальше от поселений фэйри, тем их больше. Старина Честер на отшибе, лес слишком близко. Никаких прогулок по окрестностям! Обещай мне. Я мог бы приказать, ты знаешь. Но не хочу заставлять тебя.
  Ну почему он такой... такой заботливый сегодня?
  Такого Элвина трудно ненавидеть.
  - Обещаю. Я же не враг себе.
  Он ухмыляется:
  - В последнем я решительно не уверен. Ладно, сеньорита. Время ехать. Мне бы хотелось вернуться домой засветло.
  Путь верхом от башни до центра города занимает не более пятнадцати минут. По дороге маг кивает на особняки, которые мы проезжаем и рассказывает о них с видом профессора, читающего лекцию, перемежая факты слухами и забавными непристойностями.
  Рондомион красив суровой северной красотой. Тонкие шпили, устремленные к небесам арки окон и дверных проемов, башенки, эркеры, мостики и кованые ограды...
  И кружево редких снежинок в воздухе.
  Город льнет к Темесу, подобно большому, хищному зверю, и порой тяжко выдыхает клочья черного дыма, похожие на маленькие тучки. На улицах запах можжевельника и маковых бубликов.
  - Скоро Мидст, - говорит Элвин. - Праздник середины зимы. Чем-то похоже на ваши южные карнавалы. По городу жгут костры, в дома стучатся толпы ряженых, выпрашивают угощение. Эль, глинтвейн, песни и пляски до утра.
  - Жаль, что я этого не увижу.
  Он удивляется:
  - Почему не увидишь? Тебе не интересно?
  - Интересно, но... - я замолкаю. - Разве ты отпустишь меня? На всю ночь?
  - Одну? Конечно нет.
  Я отворачиваюсь, закусив губу.
  Нет, все понятно. Так было всегда. Даже когда я была дочерью герцога. Особенно, когда я была дочерью герцога. Кто бы позволил мне уйти просто так веселиться с чернью на ночь глядя? Караульные никогда не выпустили бы меня за ворота. Я и днем имела право покинуть Кастелло ди Нава только с дуэньей и охраной. И только с разрешения отца. А во время народных праздников должна была сидеть рядом с прочими знатными дамами...
  И все же, как обидно. Я давно уже меньше, чем бесправная служанка, а запреты по-прежнему в силе.
  - Так что придется сеньорите всю ночь терпеть присутствие такого негодяя, как я, - светским тоном продолжает Элвин. - Но, честное слово, в этом есть свои плюсы. Например, можно увидеть, как отмечают Мидст фэйри на Изнанке.
  - Ты смеешься надо мной?
  - Немного.
  Хочется зашипеть от возмущения. Почему он делает вид, словно ничего не произошло?! Словно не было огненного столба над холмами и утра, когда отец отдал меня в уплату! Не было попытки насилия, издевательств долгого пути и рук, застегивающих ошейник...
  Я хочу ненавидеть его! А это сложно, когда Элвин становится таким. Когда ведет себя, словно он то ли мой опекун, то ли лучший друг...
  Надо бы ответить что-то непримиримое, язвительное и злое, но я так не хочу ругаться и портить этот день.
  Хмурый зимний день в редких снежинках.
  Мы подъезжаем к кварталу с магазинами, маг резко натягивает поводья и останавливается.
  - Простите, сеньорита, но дальше я с вами не пойду. Ненавижу магазины и белошвеек. Так что вы как-нибудь сами разберитесь, хорошо? Вот деньги. Не покидайте этот район города. Я вернусь через три часа. Надеюсь, этого времени вам хватит?
  
  * * *
  
  Никогда не привыкну ко льду на мостовой.
  Каблук едет по серой наледи, стоит мне сделать два шага из дверей магазина. Я взмахиваю руками в бестолковой попытке удержать равновесие, летят по воздуху упакованные свертки, а я все равно падаю...
  Падаю прямо в объятия незнакомца.
  - Осторожно, мисс, - говорит он. - С вами все в порядке?
  - Спасибо, все хорошо.
  Он помогает мне встать и собрать покупки. Улыбается - мягко, чуть виновато:
  - Понимаю, что нас не представили. И ситуация очень неловкая. Надеюсь, я не сделаю ее еще более неловкой, если представлюсь сам.
  Мне хочется рассмеяться от этой речи. Как далеки любые правила этикета от моей нынешней жизни.
  И все же в его обращении есть отголосок жизни той, прежней. В которой я была дочерью герцога. И это приятно.
  - О нет, нисколько, - отвечаю я, бросая на него взгляды из-под ресниц. - Я даже настаиваю, чтобы вы представились. Должна же я узнать имя своего спасителя.
  Элвина все еще нет, хотя отведенные им три часа уже прошли. Ему же хуже. Пока маг где-то пропадает, я не вижу ничего дурного в легком флирте с симпатичным незнакомцем.
  А он действительно симпатичен. Темно-русые слегка волнистые волосы зачесаны назад, мягкие и правильные черты лица. Губы пухлые, как у девушки, наводящие на мысли о поцелуях. Их уголки чуть опущены книзу, как у куклы Пьеро на моей родине. Оттого кажется, что он грустит, даже когда улыбается. Крупный, хорошо сложен, но из-за слишком округлых щек кажется полнее, чем есть на самом деле.
  Что-то есть в его внешности милое и безобидное. Он похож на медвежонка. Только не настоящего, а набитого шерстью и сшитого из ткани. У меня был такой в детстве.
  Он отступает на шаг назад и церемонно раскланивается:
  - Томас. Томас Бакерсон, мисс.
  Я протягиваю ему руку для поцелуя и снова кидаю быстрый взгляд из-под опущенных ресниц.
  Мой особый взгляд. Он всегда действует на мужчин.
  Действовал раньше. С того времени, как маг увез меня из дома, я не пыталась флиртовать. Не с кем было. Да и не хотелось. Слишком злой и несчастной я себя чувствовала.
  А сегодня вот хочется.
  Томас смотрит на меня зачарованно, и я дарю ему свою лучшую улыбку.
  - Франческа Ваноччи, - лишь назвав фамилию Лоренцо, я понимаю, почему сделала это.
  Если отец отрекся от меня, я тоже вправе отречься.
  Элвина все нет, и теперь я даже рада этому. Чтобы не мерзнуть, Томас предлагает зайти в ближайший магазин. Ему нужно выбрать подарок тетушке, а он совершенно не представляет, что может понравиться женщине.
  Я соглашаюсь. Мы заходим в ювелирную лавку, но мой спутник уделяет куда больше внимания мне, чем украшениям. Он заботливо подает руку, придерживает дверь, несет свертки. Томас забавно стесняется в разговоре, и эта его робость будит во мне смелость, даже дерзость. Приходит та самая ветреная Фран, что бесстыже играла с Уго Риччи. И вот я уже флиртую: поощрительно улыбаюсь и бросаю восторженные взгляды снизу вверх.
  Он молод, этот юноша. Или все-таки мужчина? Должно быть, ему не больше двадцати. Молод и хорошо одет. Костюм на нем небогат, но указывает, что Томас - дворянин. Его манеры говорят о том же.
  Мой случайный знакомый не соврал. Он действительно не представляет, что может понравиться женщине. Зато неожиданно хорошо разбирается в качестве золотых украшений.
  Мы как раз выбираем меж двумя парами серег, когда я слышу с улицы голос Элвина. Торопливо извиняюсь, забираю свертки и выскакиваю из магазина.
  Что-то подсказывает, что маг совсем не будет рад видеть меня рядом с Томасом. А я не хочу доставлять милому юноше неприятности.
  Элвин оглядывает меня со скептическим прищуром:
  - Ювелирная лавка? Вам мало той горы золота, что хранится в часовой комнате, сеньорита?
  - На улице холодно, - с упреком отвечаю я. - А тебя долго не было.
  - Никак не мог закончить раньше, - он поправляет шарф на моей шее. - Поехали домой?
  
  
  Элвин
  
  Мой брат-умник снова оказался прав. Как всегда.
  Дать Франческе немного свободы было правильным решением. Теперь сеньорита не смотрела в мою сторону с брезгливым отвращением и не шарахалась, как от прокаженного.
  Поступившись эгоизмом, я получил гораздо больше.
  Мне нравилось быть для Франчески проводником в моем мире, где она находилась на правах то ли пленницы, то ли гостьи. Я любил рассказывать ей про обычаи, традиции и историю общества фэйри, порой намеренно сгущая краски, чтобы вызвать восторг или негодование.
  Здесь, вдали от Кастелло ди Нава и папаши Рино, ее природная импульсивность, тот душевный огонь, что всегда притягивал меня, вдруг распустился ярким, экзотическим цветком. Живой, неподдельный интерес девушки словно помогал вдохнуть краски в привычные и оттого наскучившие вещи.
  Меня умиляла наивность и категоричность ее суждений. И удивляла внезапная мудрость, которая всегда проявлялась неожиданно, но всегда к месту. В сеньорите непостижимым образом уживалась смешная девочка и взрослая женщина, милосердная квартерианка и требовательная, жесткая хозяйка замка.
  Она оставалась формально моим фамильяром - по статусу что-то среднее между домашним животным, компаньоном и вещью, но только формально. С точки зрения правил общества Изнанки, Франческа вела себя возмутительно. Никто из фэйри не стал бы терпеть подобное самоуправство или хотя бы просто проявления характера от своей собственности. Мне же нравилось слышать ее "Я хочу", "Я согласна" и даже в не раз бесившем меня "Нет" была особая, трудноуловимая прелесть.
  Я больше не давал приказов через ошейник. Странным образом грела мысль, что Франческа выполняет просьбы и держит обещания добровольно, а не потому, что нет иного выбора.
  Парадоксально: я ненавидел ее "Нет", но сам факт того, что она могла отказаться, делал "Да" сеньориты стократ дороже и желаннее. Ломать ее, добиваясь подчинения, было бы не только подлостью, но и глупостью. Франческа нравилась мне такой, какая есть.
  Одно плохо - стоило ей почувствовать свободу, как сеньорита начала дурить, показывая характер. Она оказалась той еще штучкой. Своенравной, упрямой, целеустремленной. И, чтоб я сдох, ничуть не менее властной, чем Иса!
  Мог бы сразу догадаться по тому злополучному розыгрышу.
  Пожалуй, меня даже забавляли ее попытки верховодить - то явно, то скрытно. Был какой-то азарт в том, чтобы подмечать их, делать вид, что поддаюсь, а в последний момент поворачивать все по-своему.
  Но порой я уставал. Невозможно все время сражаться! А она, хитроумная моя радость, как нарочно выбирала моменты, когда я был расслаблен и доволен, или наоборот - слишком вымотан, чтобы спорить по-настоящему. В ход шла и лесть, и уговоры, и надутые губки с ненавидящими взглядами.
  Надоело объяснять, что на меня это не действует. Иса десятки лет пыталась нащупать ниточки, за которые меня можно дергать, и не сказать, чтобы очень успешно. Если я не даю княгине командовать собой, то с какой радости стану подчиняться фамильяру? Смешно.
  Пожалуй, герцог в чем-то был прав. Девчонку нужно было держать в узде. Возможно, он прав был даже насчет порки, как средства воспитания, но я помыслить не мог о том, чтобы ударить Франческу.
  Так что в ответ на закидоны и попытки манипуляции я взял за привычку занимать ее трудотерапией. Ничего сложного, мелкая работа по дому наравне с брауни, но для потомственной аристократки, руки которой никогда не знали ничего тяжелее пяльцев, трудно придумать что-то более унизительное.
  - Не понимаю вашего возмущения, леди. Неужели вы думаете, что если бы ваш побег с Лоренцо удался, вы бы избежали черной работы? Быть женой никому не известного живописца совсем не то же самое, что быть герцогской дочкой.
  По молчаливой договоренности я не пользовался властью ошейника, а Франческа не пыталась сопротивляться таким приказам.
  Впрочем, сказать, что сеньорита покорилась, было бы большим преувеличением. Пленница быстро нашла отдушину и издевалась в ответ, выполняя приказы уж слишком буквально или наоборот самым извращенным образом.
  Как в тот раз, когда я велел ей вымыть посуду и обнаружил, что она сделала это в моей ванной. И ладно бы сделала нормально! Так нет, оставила пятна жира на полу, на стенах. И две чашки расколотила.
  Стерва!
  Я начал следить за формулировками, уточняя буквально каждое действие, но она все равно находила в них лазейки, заставлявшие меня восхищаться ее умом и упрямством.
  Главным камнем преткновения меж нами оставался ошейник. Она всерьез переживала из-за украшения, которым я ее наградил. На мой взгляд, совершенно напрасно - штучка де Бриена смотрелась одновременно возбуждающе и пикантно. Ну, мне, по крайней мере, трудно было удержаться от мыслей определенного содержания, когда я останавливал на нем взгляд.
  Он ее совершенно не портил. Напротив, придавал очарования. Приковывал взгляд к тонкой шее, подчеркивал бледность кожи. Делал сеньориту как-то уязвимее, мягче.
  Но Франческа считала само существование ошейника неимоверно унизительным и постоянно просила снять. Намеками, жестами, взглядами...
  Я бы снял, честное слово, раз это для нее так важно. Но она же тогда уйдет!
  Или не уйдет. Не знаю. Главное - сможет уйти. Я не хотел рисковать.
  Не мог потерять ее.
  Дурак. Даже не дурак - идиот. Снова по тем же граблям. С разбегу. Не я ли любил повторять "Никаких привязанностей к человекам". И вот...
  Я знал, чем все закончится. Люди слабы и смертны. Им отмерен ничтожно малый срок.
  Еще было время. Десять, а то и двадцать лет до того, как она начнет стареть, как безупречная, сияющая кожа покроется сетью морщинок, сначала едва заметных, позже все более и более очевидных. Погрузнеет фигура, уйдет девичья прелесть и легкость...
  Бессилие перед неизбежным финалом - одна из причин, по которым я не был настойчив в попытках сделать ее своей. Правильней всего было бы отпустить девчонку. Прервать эту мучительную для нее и обреченную для меня связь, пока не стало слишком поздно и слишком больно. Но я не хотел.
  Боялся сближаться и не мог отпустить. Я нуждался в ней. Не как в воде или воздухе, но присутствие Франчески делало жизнь ярче. Я готов был расстаться с ней не больше, чем балованный ребенок, получивший новую, желанную игрушку.

Поделиться с друзьями





Оценка: 7.16*100  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"