Все начиналось для Александра просто. Когда он служил под Баку в воинской части, располагавшейся рядом с нефтепромыслами...

Александр сидел в библиотеке части и пытался понять ТТХ новой модели танка Т-26. Его всегдашней страстью было самообразование. Он всегда хотел многого добиться и многое понять. Именно поэтому в его 24 года в кармане уже всегда лежал партбилет ВКП(б) и он с большим удовольствием ходил на политинформацию, просто доставая комиссара разнообразными вопросами - об Англии, о нефтепромыслах, о значении Баку (где ему довелось служить) для СССР. В шутку комиссар даже иногда грозил сдать его в Особый Отдел - на проверку - уж не шпион ли он, раз так всем интересуется. Или на крайний случай - на курсы в Академию ГенШтаба, как столь способного молодого офицера.

Так вот, все началось, когда он сидел в библиотеке.

Пытаясь разобраться в характеристиках, он вытер пот со лба, все же южная жара - есть южная жара, и оглянулся по сторонам, потирая уставшие глаза. Сбоку от него сидел Шуринов. Неплохой человек, из-под Рязани. Высокий, статный. Как говорили - на хорошем счету и может еще пойти на повышение в штаб Округа со временем. Его друг, можно сказать, тем более в последнее время они довольно сильно сблизились на почве общих интересов к истории и науке в целом. Только в партию он еще не успел вступить, до сих пор был в кандидатах, не по своей. впрочем, вине, а из-за длительного процесса рассмотрения на прием. Только Александр успел подсуетиться, как выражался Федя, заранее.

Рябов махнул ему рукой. Шуринов вздрогнул от неожиданности, но, увидев знакомого, просто кивнул и углубился в чтение.

Прошли, наверное, пара часов и ему было пора идти. Незаметно для Саши Шуринов уже ушел. А кроме них в библиотеке уже никого не было. Чтобы не опоздать на развод, он тоже собрался и пошел к библиотекарю - сдавать под расписку книги.

Проходя мимо стола, за которым сидел Шуринов, он увидел, что на полу валялся какой-то листок. Решив, что его уронил Федя Шуринов, которого за глаза, все называли Федотом, он поднял листик, чтобы вечером отдать в казарме пропажу Федоту и сунул в карман.

Сдав книги и расписавшись в книге учета, он вышел в коридор и прошел под палящее бакинское солнце. Утерев мгновенно выступивший на лбу пот, он прищурился и залез в карман, достать носовой платок, чтобы промокнуть лоб им. Случайно ему попалась бумажка, о которой он уже забыл. Ах да, та, которую потерял Федот.

Подумав, что вряд ли там любовная записка, и он не влезет не в свое дело, тем более невесты у него дома не было, как знали все товарищи по казарме, он ее развернул и пробежал глазами. У Саши выгнулась сама собой бровь. На бумажке бы записан ряд цифр в несколько столбиков. Он попытался понять что это, вчитываясь в них. И неожиданно узнал. Пятый столбец - это же выписанные ТТХ того самого танка, о котором он сегодня читал! "Что за хрень? Бред какой-то..." Пронеслось в мозгу Александра. "Надо подойти к нему и спросить что это такое. Может он к работе, какой готовится? Но ведь режим, нельзя ничего выносить, выписывать! Мало ли к кому это попадет. Тут английские колониальные войска под боком. Пока это ему не вышло боком от комиссара - надо подойти, поговорить..."

Александр провел остаток вечера на автомате, погруженный в раздумья о глупости Федота - ведь найди этот клочок бумаги особист - у него могли бы быть серьезные проблемы. А мало ли что. Время тяжелое, могут и не разобраться. Еще сошлют служить за Урал и что? На морозах-то. И все из-за глупости. Поэтому когда приблизился вечер - он очень обрадовался. По разводу они с Федотом должны были идти в одном наряде по периметру. Как нельзя кстати - никто и не заметит разговора.

Первые полчаса прошли в молчании, но когда солнце село, он оглянулся на Федота и хлопнул того по плечу:

Разговор есть, братец.

Чего Сань?

Вот... Узнаешь? - И Саша полез в карман.

Что? - Заметно напрягся Федя.

Бумажку узнаешь? - И Рябов для эффекта помахал ей перед его глазами.

Неожиданный жесткий удар в челюсть заставил Александра упасть. Это был не нокаут, но нокдаун точно - рука у Федота была рязанская, тяжелая.

Федя? Ты..?

Еще один удар - уже прикладом винтовки по лицу чуть не заставил Рябова лишиться зубов. Лишь давняя учеба английскому искусству - боксу - позволила ему инстинктивно среагировать и закрыться. Руки взорвались болью.

Шуринов перехватил винтовку и направил ее на Рябова.

А я к тебе хорошо еще относился. А ты тоже сволочь особистская! Я тебя сейчас на тот свет отправлю к твоему Энгельсу с Лениным. А ну сначала ты мне ответишь - давно за мной следят? Дорогу перекрыли? Убью быстро, коль ответишь. По дружбе. У Саши в голове помутилось. " Что за ерунда?? Мать в душу?? Затмение накрыло? Или он..." Дальнейшее мысль оказалась верной.

Что они знают, отвечай, падаль большевистская? - Хороший удар в живот был дополнительным аргументом от Федота.

Мразь... Все знают! Все! Тебе никто не поможет! Посмотри на ворота, - Саша вытянул стонущую руку - тебе не успеть.

Федот попался на эту старую детскую уловку и повернул на мгновение голову. Этого хватило.

Удар ногой под колено и Шуринов потерял равновесие. Звериный рывок и Рябов вскочил, подсекая "друга". Два хука справа и Федот корчится на земле, а Рябов, выхватив его винтовку, добавил по зубам.

Око за око, предатель. Вставай! Без глупостей!

Рывок и он поднял Федю Шуринова и подтолкнул к воротам.

Комиссар уже спал над какими-то документами, но когда к нему завалились двое окровавленных солдат и начальник караула с КПП, он мгновенно встрепенулся, выхватив из-под стола маузер.

Что? - Умело держа бойцов в прицеле маузера, требовательно вопросил Колесниченко.

Рябов сделал шаг вперед, утерев с лица найденным, наконец, носовым платком кровь и грязь с лица:

Товарищ комиссар! Разрешите доложить - мною сегодня пойман шпион. Не знаю, на какую он разведку работал, но маскировался под нашего товарища, Федора Шуринова из второй роты.

Комиссар Колесниченко мгновенно утратил остатки заспанного вида и убрал бумаги со стола, поднявшись на ноги.

Доложить от начала до конца!

Рябов бросил взгляд на молча сплюнувшего на пол Федота и начал говорить:

Сегодня я находился в библиотеке и занимался самообразованием, а за соседним столиком сидел этот вот... товарищ. Когда он ушел, я заметил, что под его столом лежал листок бумаги. Вот он, - Саша положил на стол комиссару листик. - Сначала я решил, что он обронил какую-то записку. Ну, знаете там, набросок письма для родственников или еще что и поднял, чтобы потом ему отдать.

Дальше. - Колесниченко взял в руки листик и внимательно читал накарябанные там рядки цифр.

Однако выйдя из библиотеки, я развернул листик. Каюсь, не проявляя бдительность, а просто из любопытства - и обнаружил эти записи.

Колесниченко нахмурился и начал багроветь.

Почему не явились сразу же?

Не было доказательств, - Выдал Александр заранее продуманный за последние три минуты ответ. - И решил сначала обнаружить его. Обычное ли это головотяпство по нарушению режима или конкретный шпионский умысел.

Самоуправство, конечно же, но ладно, ладно... - Махнул рукой комиссар. - Дальше.

Все сложилось как нельзя лучше, и я оказался с ним в одном караульном наряде, где предъявил ему листок и потребовал объяснений.

Реакция? - Требовательно посмотрел в глаза Рябову комиссар.

У меня на лице. - Выдержав взгляд, ответил Саша. - Он попытался меня убить и признался в работе на какую-то разведку. Мне удалось его обезвредить и привести к воротам. Дальше с начальником караула с КПП мы пришли к вам.

Комиссар задумался, теребя в руках листок бумаги. Потом подошел к бюро у стены и, порывшись недолго, вытащил оттуда какую-то папку. Буквально разрывая на ней тесемки от торопливости, он вытянул из нее, после придирчивого, но беглого просмотра пару листов.

Так. Так. Во-первых, я сразу узнал - это действительно почерк вашего Федора Шуринова. Во-вторых. Тут не только о танках. Их ТТХ, конечно, секретные, но тут кое-что похуже, я понимаю уже что. Это...

Комиссар убрал листы обратно.

Мы сейчас же берем этого шпиона и идем к комполка. Необходима срочная связь с командованием Военного Округа. Дело дойдет до самого верха. - Комиссар обвел тяжелым взглядом всех присутствующих. - Мы идем к комполка, и никто не будет ничего знать. Слишком важно это все, оно должно остаться в тайне. Дадите потом подписку.

Так точно! - В один голос ответили начальник караула и Рябов.

Федор Шуринов ухмыльнулся и сплюнул на пол вновь. Нарочито, просто для обозначения своего отношения к окружающему.

Рябов, Иванов - берете арестованного и выходим. - Комиссар был самой деловитостью.

Иванов заломил Федору руки и подтолкнул к двери. Саша распахнул дверь. Комиссар тяжелым и четким шагом вышел на улицу. Непонятно откуда в горячем и знойном даже ночью небе запахло дождем, и первые крупные капли уже падали на пыль плаца. Они двигались, молча, не нарушая тишину. Рябова глодало что-то непонятное, напоминая то ощущение, когда он впервые увидел старика караима после той самой сшибки на Карантине. Но он не знал, как это объяснить сейчас и выкинул из головы. Ведь неудивительно - не каждый день твой сосед по офицерской казарме оказывается врагом: причем такой, которого ты считал, может и не другом, но боевым товарищем-офицером.

Когда комиссар без стука отворил дверь в командирскую комнату, тот не спал. Горела настольная лампа. Комполка что-то читал, щурясь поверх очков на текст потрепанной книжки.

Да?

Товарищ Устинов! Срочное дело государственной важности! - Отчеканил Колесниченко, распахивая дверь, и в нее ввалился Федот, чьи руки продолжал придерживать командир караула. Следом вошел и Саша.

Что случилось, товарищи? Этот офицер напился на дежурстве? Или..?

Или. Судя по всему он - изменник Родины и шпион. Сегодня это вскрыл Александр Рябов. С учетом сложности и важности дела - необходимо было поставить вас в известность. Хотя это и моя епархия. Потому что надо ставить в известность штаб Округа по всем каналам.

Да что случилось? - Комполка вскочил на ноги и в два шага оказался рядом с Федотом. Тот сжался. - Это предатель? Доложите!

Колесниченко нахмурился, но стерпел приказывающий тон комполка - комиссары никогда не подчинялись армейским командирам. Однако ситуация принуждала терпеть.

Могу сказать, что этот товарищ выписывал ряд важных сведений из библиотеки особой части. Начиная от ТТХ танков, стоящих на окраине Баку для защиты нефтепромыслов, так и до самого важного - новых данных относительно месторождений и строительства веток трубопровода от основных пунктов добычи. Совершенно секретных. Вы же знаете о Мосуле...

Черт. Это серьезно. - Комполка помрачнел и, наклонившись к Федоту пнул его между ног. Тот согнулся и рухнул на пол, подвывая. - Предатель. Доказательства, я так понимаю, пудовые, иначе бы вы не пришли?

Даже самый гуманный трибунал не оправдает. Действительно серьезно.

Тогда я звоню в штаб Округа, а вы выезжаете по своей части. Утечка может быть?

Никто не в курсе. Не держите меня за дурака, товарищ Устинов. Нас учат правильно работать.

Хорошо. - Устинов повернулся к столу и поднял трубку телефонного аппарата.

Колесниченко обернулся к Саше Рябову:

Товарищ Рябов, это все еще не закончилось, но я вам гарантирую - когда дело решится, то я напишу докладную о приставлении вас к внеочере...

Комиссар падает на Рябова, подавившись фразой. Короткие злые хлопки: раз-два-три. Иванов всхлипывает, и Саша даже не успевает оглянуться, чтобы понять что происходит. По боку проходит острая сталь, и он падает, придавленный сверху грузом тела Колесниченко.

"Это какой-то страшный сон! Что происходит? Война? Черт?!". Больше мыслей у Саши нет. Удар затылком о холодный (в это время года? Под Баку?) пол отключает его на несколько секунд. Ни капли предчувствия или понимания. Один ужас от происходящего, которое он даже не успевает понять.

Какой-то жутко искаженный голос, в котором Александр ловит интонации Иванова, всегда жутко въедливого, но своего парня для всей части, прохрипел что-то "...вы... но... Усти..." и замолк.

В голове у Рябова крутилась смутно знакомая фраза "И падут народы перед... И падут народы перед...", но никак не завершалась. Какой-то бред, из которого его вывела резкая боль в бедре и чей-то спокойный голос.

Все уже дохлые?

Это же голос комполка!

Сейчас проверю, командир. - Голос Федота?

Хорошо. Ну ты и попался. Вот как теперь это разгребать, а?

Не знаю. Резидент все же не я. - Какой-то гадкий смешок.

"Резидент?". У Саши что-то начало скручиваться в узел. Одновременно в животе и в сознании. Становясь на свои места. Если бы еще так не кружилась голова и не болел бок, он бы уже что-нибудь предпринял, все решил до конца. Наверное.

Резко появившийся и почти мгновенно затихший хрип. Противный звук.

КППшник теперь точно готов. - Это снова голос Федора Шуринова.

Остальных проверь. - Да, это голос комполка. И ничей больше. - А я пока решил следующее. Они были шпионами. И хотели меня убить, правильно?

Хороший ход. Ну и туша у этого комиссара. - С Рябова опрокинулось тело комиссара. Или ему хотелось в это верить, или действительно он еще дышал. Пока дышал.

В глаза Рябову уставились глазенки Федота. Странно, раньше они не казались ему скользкими и какими-то необычными, но сейчас ему было не до рефлексии. Федор вздрогнул и хотел что-то сказать. Рябов же видел перед собой крысу. Здоровую, лоснящуюся, только что нажравшуюся падали крысу с острыми-острыми зубами. Он снова чувствовал себя в юности на Карантине и в первый год в армии, в Средней Азии.

Отъелся, да? Ну, так вот, они хотели меня убить, а ты меня спас, прибежав на крик. Конечно, контрольные удары сложно будет объяснить, поэтому режь этих по-другому, иначе можно угодить под удар.

Федот не отвечал. В нескольких сантиметрах от лезвия его ножа было сердце Рябова, но он не мог пошевелиться. Почему-то все его внимание было сосредоточено только на глазах Александра. Он не думал ни о чем, кроме его жалящего, проникающего до глубин души взгляда. "Как наваждение какое-то" мелькнуло в его голове. И это была его последняя мысль, потому что Саша вскинул руку и пороховой дым заволок его сознание навсегда.

Шуринов упал на пол, раскинув руки, а на его месте уже стоял, крепко сжимая маузер комиссара, Рябов. Комполка вскрикнул было от удивления, но не зря он был комполка и резидентом. Мгновенно взяв себя в руки, он прыгнул за стол, дав два выстрела, которые, правда, прошли поверх головы Саши. В любом случае, этого хватило, чтобы не дать Рябову прицелиться.

Александр бросился на пол и навел чуть подрагивающий ствол на стол, за которым скрылся комполка. Из-за стола не доносилось никаких шевелений. Как будто Устинов пропал. Саша прислушался, пытаясь уловить каждый звук. Медленно-медленно он сдвигался в бок, чтобы оказаться за креслом и одновременно найти подходящую линию огня, из-за которой бы просматривалось, где находится комполка за опрокинутым тяжелым столом из мореного дуба.

Ему удалось было уловить шевеление и он вскинул пистолет, но опоздал - три выстрела подряд грохнули в помещении. Плечо Рябова взорвалось режущей болью - одна из пуль разорвала форменную рубашку и оцарапала кожу. К счастью - не более. Саша вскрикнул и из-за стола показалась голова комполка. Он, видимо, решил, что дело сделано.

Одна пуля. Один выстрел. Одна пораженная цель. Прямо как на стрельбище. И Устинова швыряет назад, когда меткий кусочек смерти попадает предателю точно в середину лба. Глухой удар тела о пол. Какое-то сдавленное шипение, как будто из воздушного шарика, который начал спускать воздух из-за плохого узла веревочки. Рябов бессильно оседает на пол, хватая ртом воздух. На него мгновенно навалился весь адреналин, вываленный на него собственным организмом, и в ушах загудело, а руки налились свинцом. Сердце билось в угаре и дышать стало тяжело. Плечо горело, как если бы его терзали бесы из религиозных преданий. Все тело старшего лейтенанта отказывалось дальше работать. Его пробила конвульсивная дрожь.

Саша перевернулся на спину и посмотрел в потолок, который расплывался и качался перед его глазами. Он не был героем, его не учили нейтрализовывать шпионов. Он был обычным молодым офицером. И все произошедшее было слишком большим испытанием. Поэтому он знал, что нужно встать, что-то сделать, вызвать солдат. Или они уже сами прибегут на шум выстрелов и борьбы. Все объяснить. Помочь комиссару, ведь, кажется, он еще дышал. Но сил не было. Напряжение толчками билось в нем, заливая все тело и сознание. И Саша потерял сознание. Его куда-то понесло, вырывая разум из тела. Руки похолодели и из-под прикушенной губы заструилась ниточка крови, стекающая на воротник формы. Он уже не слышал, как буквально через несколько секунд в дверь ворвалось несколько человек, и поднялся шум. Кто-то метнулся к комиссару, кто-то к комполка. И ему рассказали, но он не слышал, о чем потом еще жалел долгие годы последние слова Колесниченко. Которые, на самом деле, спасли ему карьеру. И дали толчок к тому, чем он стал потом.

Один из соседей Рябова по офицерской казарме и два молодых солдата перевернули его и увидели широко открытые глаза, жалящие людей, как и раньше жестким, хоть и уже потухающим взглядом. Они наклонились к нему, и он прошептал, захлебываясь кровью:

Рябов спас Баку. Комполка - резидент Англии. Шуринов тоже... предатель. Приставляю Рябова к награде и внеочеред... кха.... - Из горла комиссара пошла кровь. - званию... бумага у меня в кармане... служу Советскому... кха-кха. - Натужный кашель и глаза Федора Несторовича Колесниченко потухли навсегда.

В далекую неизвестность, недоступную живым людям, комиссар уносил с собой любовь к своей стране, доходящую до истового, безудержного фанатизма. И веру в то, что этот простой советский мальчик, Александр Рябов, внесет свой вклад в силу Родины. Почему эта мысль, одна из последних его мыслей на этом свете, так зацепилась за его угасающее сознание? Он не знал. Однако почему-то не мог умереть, до тех пор, пока не скажет прибежавшим на шум солдатам о нем. Какое-то последнее предчувствие умирающего вело его. Как прощальный дар высших сил, в которые он никогда не верил.

Куда он ушел? Он уже не смог бы сказать, даже если бы захотел...