Аллен Кай : другие произведения.

Кактус

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.00*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Каждый человек имеет свой кактус. Одни его холят и лелеют, другие запирают на семь замков. Иногда кактус взращивается до неимоверных размеров, заполняет твое тело. Колючки пронзают кожу и вступают во взаимодействие с внешним миром. Герой этого рассказа вырастил в себе кактус, погубив тем самым себя.

   КАКТУС

(Дмитрий Аллен)

  
   УТРО
  
   В небольшом панельном доме на улице Некрасова, в квартире под номером 33 проживал молодой человек по фамилии Муравьев. Тихонечко он жил и скромно работал на скромной работе со скромным окладом. Труд выполнял физический и однообразный, хотя мог бы достичь и большего при своих способностях. Способности были, но время и непростое детство их затерло и так и не дало развить. Жил он один, и даже соседи в лицо плохо помнили его. Хороших знакомых не имел, только по работе да по делам. Друзей не было и с детства. И только одна деталь скрашивала его скучное и однообразное существание - небольшой зеленый кактус. Купленный ещё бабкой, что уже давно отдала богу душу, кактус простоял на подоконнике много лет и даже успел сильно подрасти. Муравьев взрослел и мужал, а вместе с ним взрослел и набирал сил его кактус.
  
   Ранее людная квартирка ветшала, стены желтели, углы зарастали слоем пыли и грязи. Нетронутые вещи в нежилых частях квартиры как стояли там годами, так и стоят до сих пор. Разобранный телевизор, старый и не дающий никаких надежд когда либо вообще заработать снова, стоял брошенный в углу. Рядом гора деталей которые видно его хозяин не смог приспособить после разборки и сборки. Непонятно вообще зачем этот хлам до сих пор в комнате и какие функции выполняет сегодня, кроме как пыль собирает. Обстановка двухкомнатной квартиры бедная, все постепенно приходило в запустение. Молодой человек пользовался только спальней и кухней, поэтому другая комната и даже некоторые углы его собственно обросли паутиной.
  
   Кухня, немытые липкие сковородки, оставшиеся после когда-то разнообразной стряпни бабки, сложены вавилонской башней на небольшом шкафчике. Красно-белая клеенчатая скатерть на столе и одинокий задумчивый кактус на подоконнике. По утрам муравьев обычно пил растворимый кофе и подолгу всматривался в окно, смотрел на людей, на улицы, на проезжающие машины. Смотрел он на них летом, жадными глазами ловил летние коротенькие юбочки, унылыми и безразличными провожал зимние пальто и осенние плащи. Когда ему надоедало глядеть на мир через стекло он общался с кактусом. Кактус попался разговорчивый и скрашивал все скучное и унылое существование Муравьева. Порой он капризничал, требовал от Муравьева слишком многого, иногда и покрикивал на него. Порой кактусу было угодить совсем не легко. Но что бы там ни было, это маленькое зеленое растение было единственным собеседником и в некотором смысле другом молодого человека.
  
   Северное солнце всходило по утру, и кактус оживал, как только сонный Муравьев вползал на кухню. Это небольшое колючее растение, вырванное из горячих песков и взращенное в горшке с землей, будило в Муравьеве остатки его здравой мысли, вступало с ним в интеллектуальные споры, а порой даже само начинало декларировать мысль. Озвучивать её, озвучивать то что боялся озвучить его хозяин. Муравьев затихал и слушал. И был рад, что у него такой умный кактус.
  
   Вот и в это ничем не приметное утро Муравьев долго пытался проснуться. Воскресение нерабочий день, поэтому можно было позволить себе и поваляться подольше. Позевывая он наконец встал и поплелся на кухню. Сам он был худоват, даже немного костляв и среднего роста. Лицо не имело благородных черт, а напротив, было загорелым, но загорелым как будто не ровно, а местами. От этого казалось, что молодой человек не умытый и чем-то запачканный. Волосы подстрижены коротко и раскиданы в разные стороны. Весь какой то неухоженный и неприятный. Черты лица маленькие, нос вздернут крючком. Неряшливый и нерасторопный, Муравьев вошел через небольшой низенький коридорчик на кухню и плюхнулся на шаткий стульчик. Собирался дождь, небо заволакивало темной дымной пеленой. Люди предчувствуя надвигающуюся грозу разбегались по своим укрытиям пока улочка, и часть перекрестка, которые были видны из окна Муравьева, совсем не опустела.
  
   Кактус горько вздыхал, и что-то себе бормотал. Муравьев, как обычно бегал своими маленькими черными глазками то по улице, то по окнам общежития, что стояло напротив, то по рамам собственного окна, то по иголкам кактуса. Неожиданно глаза Муравьева загорелись, вспыхнули маленькими огоньками и он чуть приподнялся. На улице, совершенно одинокая, стояла молоденькая девушка в легком белом платье. Платье совсем не подходило собирающемуся дождю. Утро не предвещало грозы и можно было предположить, что вышла она ещё совсем в ранний час. В руках она держала три красные розы, трепетно сжимала их, прижимала к груди. На лице её Муравьев разглядел задумчивую легкую улыбку. Девушка стояла и дышала, а розы пытался украсть поднимающийся ветер. Девушка с ним боролась и прижимала розы сильнее, сама же вся была погружена в себя, как будто другого мира не существовало для неё совсем. Наконец она опомнилась и тихонечко побрела в сторону парка, который был неподалеку. Ей цветы наверно подарили, размышлял Муравьев. Наверно влюблена, горели его глаза.
  
   - Цветы, - пробурчал кактус, - как это банально.
   - А вовсе нет, - ответил Муравьев, - вытягиваясь дальше и дальше, пытаясь поймать глазами удаляющуюся девушку, пока она не скрылась совсем. - Совсем не банально, - повторил он как будто себе.
   - И не смотри на неё даже, - едко заметил кактус. - Куда тебе?
   Муравьев сел за стол и замер.
   - Цветы банально и пошло, - учил кактус, - они в первый миг яркие и свежие, а через два дня стухают и летят в помойку и порой... вместе с тем кто их и подарил. Ведь правда, ты же помнишь как оно бывает? Когда ты ещё год назад тут бегал в суматохе, размахивая потом такими же розами. Ты не забыл? Принесли они тебе счастье? Забыл что ты получил в ответ?
  
   Муравьев нахмурился, но ничего не стал возражать. Конечно он помнил, но и вспоминать лишний раз не хотел свою первую, как он это теперь называл, помутненность. Глупо, глупо все это было конечно, мыслил он. А время прошло, прошли и прошлые порывы. Все стало ясным и каким-то до ужаса мерзким и мертвым.
   - Но все не так и могло быть! - заметил он. - И твоя ревность к цветам, она совсем не причем тут. Там было другое, там только я. Куда мне было до того ангела. Она же ангел, а я, что мог предложить ей кроме своего скудного существования и горстки роз? Вовсе не виновата она была, что так прекрасна.
   - Прожорливы, - продолжал кактус, - очень прожорливы эти цветки. Красивы, сладко пахнут. Ставишь их в воду, они тянут и тянут из неё все соки, и все равно засыхают.
   Муравьев встал и пошел в спальню, все ему было не очень, а кактус сегодня совсем не способствовал укреплению его иммунной системы. Да и способствовал ли когда-то?
  
   Муравьев присел край дивана и чуть чуть откинулся на спинку. Вот кактус, размышлял он, кактус большой и колючий. Он живет привык жить без воды, поэтому все те капельки, что собирает всю эту необходимую для жизни влагу, он хранит в себе. В своем зеленом теле. И колючки, такие крепкие и большие, чтобы не дать никому украсть эти соки. Время идет, а кактус растет, и тело его становится больше, и иглы крепче. В таких непонятных и бестолковых мыслях Муравьев закрыл глаза и снова уснул. Голова его наклонилась, а сам он медленно склонился к подушке. Настенные часы неторопливо тикали, в комнате стало совсем тихо, только беспокойное дыхание Муравьева оставляло намек на то что в комнате ещё теплится жизнь. Пусть даже не ради другой жизни, но ради самой себя.
  
  
   АПЕЛЬСИНОВЫЙ СОК
  
   Несколько тусклых ламп освещали коридор третьего этажа детской больницы. У входа красовалась потертая табличка с надписью - ЛОР. Самым распространенным тут было пожалуй воспаление гланд и гайморит. Гланды не церемонясь вырезали, а в удалении гноя тоже не было ничего приятного. Дети делились на три категории: на тех, кто операцию уже героически вынес, на тех, кому это только предстояло и на тех счастливых которые вовсе лечились от чего-то другого.
  
   Маленький шестилетний мальчуган лежал на своей железной койке и смотрел в потолок. Койка скрипела и скрежетала. Это был маленький Муравьев. Если бы постараться представить его в детстве, отталкиваясь его взрослой внешности, то таким пожалуй его и можно представить. Кожа все такая же загорелая, пятнистая, как будто чумазая. Сам весь плешивенький и неряшливый. От такого мальчика хочется поскорее отойти, а прикоснувшись к нему, помыть руки. Маленькие черные глазки все так же бегали и изучали окружающие его предметы, но не уныло, и без внезапных порывов внимания, а наоборот - одинаково живо и звонко. В палате было всего шесть коек, у каждой своя тумбочка. Дети все играли в детской комнате или носились по коридорам больницы. Тумбочки, что около коек у всех были завалены разным. У кого чем. Любящие родители приносили своим чадам соки, фрукты и прочую мусорную еду: чипсы, печение, конфеты и шоколад, пудинги и другие сладости. Навещали родители и маленького Муравьева. Его бабка почти ежедневно захаживала к мальчику на пол часика или даже на часок. Иногда приводила с собой и невестку, навестить сына. Та усаживалась на стул и пространственно улыбалась, как будто не могла понять куда её привели и что это за плешивый мальчик.
  
   Одет маленький Муравьев бедно, вещи на нем были будто бы поношены уже детьми трех поколений и переданы по наследству. Да и тумбочка его отличалась от тумбочек других детей. Были там конечно и какие-то печенюшки, такие невкусные, что казалось будто приготовлены из извести и песка. Было там и яблоко, было там все, чем могла порадовать бабка внука на свои скромные средства. Маленький Муравьев с жадностью смотрел на сок, стоящий на тумбочке напротив. Сок был апельсиновый и вкусный. В яркой зеленой упаковке с большими, нарисованными на ней, сочными апельсинами. Койку ту занимал дивно красивый мальчик по имени Саша Гунин. Сбоку стояла койка его товарища Шиленкова Кирилла. Отец у Шиленкова был летчиком пассажирского самолета, сам был высокий и статный мужчина. Бывает войдет в палату, даже не то чтобы посмотрит на всех гордым взглядом в котором можно прочитать "Я летчик! Я важный человек!", а как раз наоборот, не посмотрит ни на кого совсем, а прямиком пойдет к койке сына, да пойдет так, будто идет по единственному мостику прямо к нему ведущему. И никого не существует для него в этой комнате кроме сына. Шиленков был влюблен в своего отца и во всем хотел походить на него. Целыми днями он показывал всем журнал с красочными фотографиями пассажирских самолетов, о них, казалось Муравьеву, Шиленков знал все.
  
   А рядом с Муравьевым лежал черноволосый мальчик старше всех их. Ему было лет 12 и общался он больше с Шиленковым и Гуниным, хотя и не только с ними. Имени его Муравьев не помнил, и сказать ничего определенного не мог. Но и этого черноволосого мальчика тумбочка была завалена съестным и вкусным.
  
   Воровато оглядываясь муравьев тихонечко слез с своей койки и прытью бросился к дверям палаты. Тихонечко выглянув он проверил не идет ли кто? Закрыв крепко за собой дверь, посмотрел на заветный сок в яркой зеленой упаковке. Сок стоял и дразнил Муравьева своими апельсинами, а этому плешивому мальчику так хотелось попробовать его. Неуверенной походкой и постоянно оглядываясь он подошел к соку в плотную, обхватил упаковку своими влажными ручонками и отпил глоток. Неожиданно сердце его затрепыхалось, он повернулся и увидел того черноволосого мальчика, имени которого он не знал. Черноволосый стоял у самого входа, пристально смотрел Муравьеву прямо в глаза, и совершенно неясно было что он собирается теперь делать. Муравьев задрожал от страха и кинулся к нему почти в колени:
  
   - Не говори! Не говори ему! - зашептал он.
  
   Черноволосый мальчик с отвращением попятился, ещё секунду постоял и вдруг бросился бежать в детскую комнату. От страха Муравьяв готов был выпрыгнуть в окно. Сейчас они все придут сюда и будут его опять мучить и всячески издеваться. Он кинулся в дальний угол, сел там и закрыл лицо своими маленькими ручками. Слезы потекли по его щекам, и казалось что кожа его стало ещё более грязнее и чумазее. В палату в бежали Шиленков, Гунин и черноволосый мальчик.
  
   - Вон он! - крикнул черноволосый. - Вот он пил твой сок!
  
   Гунин подбежал к соку, схватил его, и присмотревшись с отвращением бросил на пол. Остатки сока вытекли на пол и струйками растеклись по щелям. Гунин сделал такое лицо, будто увидел на соке мух, или будто упаковка, после того как из неё отпил Муравьев, была заляпана грязью.
  
   Все трое они окружили бедного мальчугана и бросились на него, каждый со своей стороны. Шиленков схватил Муравьева за ногу, а черноволосый ему помогал. Гунин с ненавистью ударил Муравьева по голове кулаком, а затем, схватив его за голову полностью, с силой прижал её к полу. Муравьев кричал, даже визжал в припадке, и было уже не ясно кто кричит, человек или поросенок которого режут. Глаза Гунина горели, он твердил:
  
   - Ты мой сок пил! Ты сволочь пил мой сок! Покупай мне новый теперь, этот заразный!
  
   Наконец Муравьев вырвался и бросился под койку. Черноволосый не отпускал за ногу, а Муравьев вцепившись в ножку койки, пытался вырваться что есть сил. Гунин побежал за метлой, схватил её и начал тыкать, как мог под кровать. Удары палки попадали по полу, по койке, и по самому Муравьеву. Тот продолжал орать, бился в истерике задыхался от слез.
  
   Вбежавшая медсестра схватила Гунина и откинула его койку напротив. Черноволосый сразу отпустил ногу Муравьева, а Шиленков с вытаращенными глазами выбежал из палаты. Муравьев бросился на руки к медсестре и захлебываясь кричал:
   - Я ничего не делал, я совсем ничего не делал! Я только хотел попробовать и все! - он пищал, кричал, трясся, а медсестра прижала этого плешивого мальчика к себе, гладила его по голове и грозно восклицала:
   - Вы что изверги какие!!! Вы что не дети а изверги! За что избивать маленького! Что он вам сделал!
   - Он сок мой пил, - притих и оправдывался Гунин.
   - Сок пил! И что такого?
   - Она заразный! Он мой сок заразил, - защищался Гунин.
  
   А Муравьев стоял, прижимался к медсестре и ревел.
  
  
   НЕУКЛЮЖИЙ
  
   Внезапно Муравьев очнулся от дремоты и подумал: "Да что это я, опять заснул. А ведь не умылся, ничего не сделал, даже в магазин не сходил как хотел. Так совсем зарасту в грязи. И так ведь зарос". Поднявшись он попытался привести себя в порядок. Умылся, старался причесаться, его короткие волосы не слушались, и как он их не причесывал они все равно разбегались в разные стороны. Плюнув на прическу Муравьев неторопливо направился на кухню и подошел к кактусу.
  
   - Сегодня ты решил доказать этому миру, что ты ещё способен купить себе еду? - ядовито заметил кактус.
   - Тебе что взять? - как будто не расслышал Муравьев.
   - Возьми воды, ты знаешь какой. Не стой так тупо и иди уже. Видеть тебя настоящее испытание.
  
   Муравьев скривил губы и вышел в коридор. Накинул курточку-ветровочку и вышел на улицу. На обратном пути его настиг дождь, который все собирался пока Муравьев дремал. Вместо того чтобы броситься бежать, тот остановился и так глупо посмотрел на небо, как будто первый раз увидел. Немного постояв так под дождем он неторопливо поплелся домой. Небо ударило по земле настоящим ливнем, и только тут Муравьев сообразил что надо бы поторопиться. Вбежав домой, не разуваясь, шлепая мокрыми и грязными ботинками по полу он ворвался в кухню и вывалил содержимое своей сетки на стол. Булка промокла, превратилась в наполненную водой губку. Кактус торжественно взглянул на Муравьева:
  
   - Жить страшно когда есть такие как ты! И булка промокла, посмотри на себя. Натащил грязищи в комнату, хоть бы вытер.
  
   Муравьев оглянулся и действительно, весь пол в следах. Неловко он, вместо того чтобы снять обувь и донести её назад, начал кружиться на месте, а затем осторожно ступая, как будто с каждым шагом преодолевая какое-то препятствие в метр высоты, двинулся к коридору. Грязи от этого меньше не стало, а только больше, и кактус звонко захохотал. Муравьев зло глянул на кактус но ничего не сказал.
  
   - Лучше бы тебя тоже не было, - прошептал он про себя.
   - Вернись и вытри пол, - властно повелевал кактус, и Муравьев послушно возвращался и все вытирал. Он бы и сам вытер, вытереть нужно было. Но кактус повелевал делать то, что и так сделать было необходимо без его команды. От этого на душе Муравьева становилось ещё гаже, и он тихонечко ненавидел свое растение.
  
   - Когда-нибудь ночью, я тебя срежу, - пригрозил он.
   - Ты никогда меня не срежешь, - смеялся кактус, - ты себе скорее палец срежешь, ты себе в нос палец засунешь и тут же его сломаешь.
  
   Кактус снова засмеялся. Промокшая булка свалилась со стола прямо на грязный след. Муравьев не выдержал, вскочил и заорал:
  
   - Заткнись! Заткнись, заткнись, заткнись заткнись!!! - и выбежал из кухни вон. Громко топая он вбежал к себе в комнату, хлопнул дверью и упал на кровать. Накрыл подушкой голову. И так он лежал ещё час. Лежал и только иногда вздрагивал.
  
   Булка лежала на полу, грязные следы высыхали, а кактус торжественно обводил колючками всю комнату. Потирал корнями землю, ... сегодня он опять показал этому ничтожному человечку, кто есть кто.
  
  
   НОЧЬ
  
   Свет в палате был выключен. Вокруг темно, лишь из коридора виднелось неясное свечение от телевизора который смотрели медсестры. Маленький Муравьев лежал накрывшись после дневного инцидента с соком и не мог уснуть. Тревожило его и другое обстоятельство. Вечером в их палату прибыл новенький мальчик. На вид весь странный, и пугающий, хотя и вел себя по доброму и дружелюбно. Голова его была обрита на лысо, а одет он был неважно и совсем бедно. Чуть погодя Муравьев подслушал, как медсестра говорила что мальчишка из детдома, и у него не все в порядке с головой. А он и действительно вел себя неадекватно, не как нормальный. Вечно улыбался и всех норовил обнять и сильно к себе прижать. Сразу же назвал Муравьева своим другом и предложил тому печения. Муравьев взял, но это печение было её хуже чем его. Еле еле он доел и отказался от нового. Новенький из дет дома был недоволен и начал предлагать насильно, чем напугал маленького Муравьева.
  
   Этот "бебе", как назвала его кому то на ухо медсестра, то резко становился оживленным, то резко успокаивался, то резко злился то резко хотел обнять всех детей в палате. Все от него шарахались, а он наверняка думал что все его лучшие друзья. А может и не думал ничего совсем. Весь вечер оно носился со своим пакетом с печением, всем подряд его предлагал и сам жевал, только крошки летели. И вот теперь ночью маленький Муравьев лежал и боялся. Этот здоровяк из детского дома вроде уснул, но ведь кто знает что у того в голове. Ведь идиот же, так думал Муравьев. Воображение его рисовало самые страшные картинки. Виделось ему, что он лежит и засыпает, а детдомовский внезапно накрывает ему лицо подушкой и давит, давит, давит с силой.
  
   Муравьев в страхе открыл глаза и резко встал. Детдомовец громко сопел, да и все были заняты своим сном. Муравьев поднялся с кровати и прошелся по палате. Тихонечко он встал в самый центр комнаты и решил не ложиться спать совсем. Не могу я тут заснуть, думал он. Затем представилось ему, а что если вдруг кто проснется, увидит его, тут стоящего. От этой мысли маленький Муравьев взбодрился и встал в странную позу. Руки его повисли и качались из стороны в сторону как безжизненные. Сам он стоял, будто мертвый ожил, и смотрел в одну точку.
  
   Сейчас кто-нибудь посмотрит точно, думал маленький мальчик, и обязательно увидит меня вот так. Увидит и удивиться, будет утром рассказывать другим что я тут ночью стоял просто так. Будут все потом говорить про меня, что я странный. В какой-то момент ему казалось что кто-то на него глядит из темноты. Всматривается, пытается разглядеть. Тогда Муравьев покачивался сильнее и более страшное делал лицо. Так стоял он и радовался сам себе. Стоял, покачивался, пока не устал стоять. Прошел уже час. Ноги Муравьева затекли и начали болеть. Понурив голову он поплелся к кровати и вскоре заснул.
  
  
  
   ПРОСТИ
  
   Муравьев открыл глаза. Часы показывали уже 4 дня. Он пролежал весь день. Так же нельзя, думал он. Нельзя же действительно слабым быть таким. Собираясь с духом он решил войти к кактусу и сказать ему все что думает. Думал Муравьев многое. Практически вся его остаточная жизнь состояла из думанья, из разных размышлений. Думал он и сейчас, думал как с трепетом зайдет на кухню, практически ворвется или даже выбьет дверь, схватит кактус, взмахнет плащом и швырнет его об пол. А если даже не швырнет, то скажет все ему точно все что думает. Бодро вскочив он уверенной походкой направился на кухню. Войдя, он нашел все как и было, мокрую булку на полу, следы и стол с продуктами. Вода в пластиковой бутылке, как просил кактус и остальные продукты.
  
   - Я думал много! - патетически воскликнул Муравьев. - Хватит уже, нельзя, все. Нельзя так с человеком. Я не намерен больше терпеть этого издевательства. Ты постоянно упрекаешь меня будто я не человек совсем. Унижаешь меня, а унижения мне вовсе не нравятся. Долгое время я терпел это, но больше не намерен!
  
   Глаза его сверкнули, и он немного запнулся.
  
   - Да! - торжественно продолжил Муравьев речь, - С этого момента я тебя совсем больше не слушаю. Потому что ты всего лишь плод моего умственного воображения. Я точно знаю. Это с детства, это в детстве я верил в говорящее, а сейчас уже вырос. Не бывает такого. Не может тебя существовать.
  
   Кактус все молчал и совсем ничего не отвечал, что было странно. Обычно кактус всегда прыскал ядом, и демонстрировал венец сарказма и иронии. А сейчас как тихо? Что-то случилось? "А вдруг действительно все?" - крутилось в голове у Муравьева. А вдруг ничего и не было? Может и правда плод воображения, начинал уже верить Муравьев в то о чем только что сказал. Взгляд его перестал быть таким уверенным, Муравьев оборвал речь и тревожно спросил:
  
   - Ты ничего не отвечаешь почему?
  
   Ни слова в ответ.
  
   - Хватит, не молчи! Скажи что-нибудь! - воскликнул Муравьев.
   - Прости, - прошептал кактус.
  
   Муравьев сел и тупо уставился.
  
   - Прости меня пожалуйста, - жалобно пропищал кактус. - Я такой маленький, слабый. От людей меня не защищают даже колючки. Ведь любой может просто взять да кинуть меня об пол. Ведь правда?
  
   Муравьев испугался и опустил голову. Откуда бы кактус узнал? Ведь не было такого желания или все же было? Это все фантазии же, совсем не хотел я, думал Муравьев.
  
   - Я такой слабый, - говорил кактус уже как будто сам себе. - Я совсем слабый...
  
  
   ИДИОТ
  
   Когда маленький Муравьев проснулся, детдомовца уже не было на своей койке. Тот видимо встал раньше и уже где-то носился со своим печением, если ещё его не съел. Гунин и Шиленков косо поглядывали в сторону Муравьева, а черноволосый мальчик тоже видно уже встал и где-то пропадал. Маленький Муравьев не спеша поднялся с койки и подтянулся. Окно светило ярким светом и было распахнуто на маленькую щелочку. Веяло свежестью и немного холодило. В коридоре слышался какой-то шум. Это уже носился с пустым пакетом детдомовец и со всеми здоровался. Внезапно он вбежал в палату, остановился и стал всех оглядывать. Затем подошел к Шиленкову и Гугнину. Гунин чуть испуганно отодвинулся от него, а Шиленков нахмурил брови.
  
   - Привет! - радостно здоровался детдомовец и улыбался во весь рот.
   - Привет, что надо? - с вызовом ответил Шиленков.
   Детдомовец обрадовался что ему ответили и повернулся к Гунину.
   - Привет! - почти проорал он на всю палату, а затем вдруг схватил Гунина за руку.
   Гугин испугался и резко толкнул того в плечо. Детдомовец попятился, схватился за плечо. С обидой в голосе, будто ему не дали игрушку, жалобно пробубнил:
   - Больно.
  
   А затем вдруг повернулся, потеряв к этим двоим весь интерес, и шагнул в сторону Муравьева. Тот испуганно прижался к стенке и ждал. Позади детдомовца злорадно лыбились Шиленков и Гунин. Они были довольны что вышло так. Дети могут быть очень жестоки, и страшно мстить. В своей мести они не понимают грани. Не смотря на все это Шиленков и Гунин совсем не были подлецами, но уже в свои ещё совсем малые года все делили на плохое и хорошее. Противный и плешивый Муравьев был плохим, поэтому и радовались они если он вдруг будет страдать. Ситуация обещала стать зрелищной. Детдомовец, как гроза, приближался к Муравьеву, неотвратимо и бесповоротно. И не было понятно совсем что он будет делать, чего же от него ожидать. Ударит? Предложит печение? Или просто посмотрит и убежит. Этого слабоумного переростка Муравьев боялся больше чем Гунина и Шиленкова с черноволосым мальчиком вместе взятых. Потому что те же хоть понимали что делали, а этот нет. Вдруг возьмет и придушит, а сам даже не поймет. Так думал Муравьев, такие мысли были у него в голове пока детдомовец приближался к нему. Наконец тот подошел совсем близко и остановится.
  
   - Привет! - радостно воскликнул тот, - пошли играть.
   - Я не хочу, - пугливо отозвался Муравьев.
  
   Выражение лица детдомовца постоянно менялось. Совсем не ясно было разозлится он, или обрадуется ещё больше. Он то улыбался во все лицо, то вдруг резко вспыхивал, как будто ему сказали что-то грубое, но и вспыхивал он в ярости на пол секунды, его лицо тут же приобретало другую эмоцию. Менялось.
  
   - Пошли играть! - снова заявил он, - ты хочешь играть пошли. И схватил Муравьева за руку. Схватил и потащил силой. Муравьев вдруг осознал, что этому слабоумному совершенно бесполезно сопротивляться, потому что силищи в нем было не по возрасту. Как куклу он стащил Муравьева с койки и поволок по полу. Тот дергался как марионетка на веревочках, вырывался, но так вырывался будто пытается освободится от цепи, которая приковала его к движущемуся поезду. Детдомовец был красный и полон счастья, что у него появился такой чудесный новый друг. Не замечая отчаяния Муравьева, он тащил его за собой, словно игрушку. Сам смотрел вперед и двигался прямиком в игровую комнату.
  
   Внезапно послышался резкий крик:
   - Эй ты!
   Даже дергающийся Муравьев замер и заметил приближающегося бегом черноволосого соседа по койке. Детдомовец улыбаясь повернулся, его глупое лицо заулыбалось еще сильнее. Какое везение, целых два друга хотят со мной поиграть, скорее всего думал он. Глаза его засветились от счастья и он выпустил руку Муравьева. Муравьев припал к полу и на корточках отполз к стенке, прижался и смотрел что будет. Черноволосый подбежал к детдомовцу, а тот приподнял руки, как будто хотел обняться. Внезапно черноволосый с силой толкнул слабоумного прямо в грудь. Удар был настолько сильный, что даже этот верзила попятился назад. Наступив видно на скользкий кафель, который только что мыли, он упал на пол и проехал по нему так несколько метров, пока головой не ударился о стенку. Голова его трещала, он попытался было приподняться, но снова поскользнулся и упал.
  
   - Не попало, - совершенно не впопад говорил он. - Не попало, не попало, - повторял он и вдруг засмеялся.
  
   Черноволосый мальчуган подошел к Муравьеву и подал ему руку.
   - Ты не думай, что я ради тебя, - быстро сказал он. - ты мне совсем не нравишься, запомни. Я не потому что тебе помочь, я потому что и он мне не нравится.
  
   Выпалив это черноволосый резко повернулся и пошел в палату.
  
  
   ВСТРЕЧА
  
   Утром следующего дня Муравьев встал, быстро привел себя в порядок и отправился на работу. День обещал быть ясным и светлым. Небо было покрыто светлой пеленой облаков, но не дождливых а просто так. Муравьев шел по по улице по обычному для себя маршруту, как обычно вороватой походкой, будто что уже успел украсть, оглядывался, то осторожно, то испуганно вглядывался людям в лица. Эта привычка осталась у него с детства, когда он маленьким думал, что не видно куда ты смотришь если голова у тебя повернута в одну сторону а зрачки в другую. Так он и любил на людей глядеть, сам голову держал ровно будто смотрит вперед, чтобы всех обмануть, а зрачками косил на прохожих. Привычка смотреть на прохожих осталась у Муравьева до сих пор. Настойчиво он смотрел каждому в лицо, прожигал газами, пока тот резко не повернется и не бросит на Муравьева взгляд. Муравьев сразу пятится, становится не ловко и суматошно отводит глаза, затем снова смотрит на прохожего, брови его приподнимаются, лицо приобретает некое подобие улыбки, будто извиняется за то что смотрел на прохожего и побыстрее старается пробежать мимо. И так постоянно.
  
   Вот и в этот раз Муравьев глядел на людей, на солидно одетых деловых мужчин, на округлые бедра женщин, на авоськи бабушек и все прочее двигающееся или живое. Проходя мимо большого красного старого магазина он заметил рядок пьяниц, что собирались там регулярно. То была известная на район компания и вообще двор с плохой репутацией. Собирались там алкоголики, всегда разные, собирались просто потому что так повелось, а не потому что это было какое-то особое для них место. Полиция часто пыталась их от туда разогнать, а им то что? Разгонят, придут опять на следующий или в тот же день.
  
   Муравьев вышагивал мимо, изучая опухшие лица. Компания сегодня там собралась обычная, мужики и бабки, синие распухшие губы, все порванные они сидели и шумели. Неожиданно взгляд Муравьева остановился на уже не молодой женщине. Волосы её были длинные и седые. Трясущимися руками она пыталась закурить сигарету, наконец помог ей это сделать бородатый грязный сосед. Морда её была как и у всех синяя и набитая, под глазом красовался фиолетовый синяк, а несколько передних зубов отсутствовало.
  
   Муравьев застыл и в изумлении уставился на неё. Его взгляд бегал по этой несчастной, а она как будто почувствовал чье-то пристальное внимание на себе, подняла голову и посмотрела своим туманным взглядом на Муравьева. Противно улыбнувшись, показав тем самым свои выбитые дырки от зубов она прошепелявила:
  
   - Не будет... эмм, мелочи, красавец, мелочи не будет на булочку не хватает.
   - Какую булочку дура! - заревел бородатый сосед.
   - Молчи придурок! - рявкнула она, на него, - я знаю все. Не будет? - снова глянула она на Муравьева.
  
   Муравьев стоял и молчал. Сердце его дрожало, душа трепыхалась, сам он почти уже трясся от волнения. Напухшая морда женщины вытянулась, и она начала вглядываться в Муравьева все пристальнее. Наконец взгляд её преобразился, как будто она что-то поняла, она закрыла лицо руками и закричала:
  
   - Кыш! Уходи! Уходи!
  
   Муравьев бросился бежать, в ужасе ворвался он к себе в квартиру захлопнул дверь придавил её своим костлявым телом и дышал. Дышал громко и сильно. Так простоял он минут пять, пока не зашел на кухню и не обхватил свой кактус руками.
  
   - Получил? Опять получил? - ехидно спрашивал кактус?
   - Получил, - шептал Муравьев. - Опять получил. - Это она была, я точно её узнал. Боже какая мерзость, мне так стыдно за неё, никакого самолюбия. Я и сам никуда не гожусь, а она ещё хуже. Как сейчас помню... и сидит в этой грязи с этой мерзостью, вся без зубов уже, побитая, распухшая.
  
   Муравьев судорожно схватил графин воды и отпил.
  
   - Ты все опять не так сделал, как надо было, - задумчиво сказал кактус. - Тебе бы привести её сюда. Сюда надо было её привезти, забрать из этой грязи, а ты олух, родную мать забыл.
   - Хватит! Все хватит, - взвизгнул Муравьев, - я слушать этого не хочу, она не мать мне! Она грязь! Мразь! Какая она мне мать, она деградировавший элемент общества.
   - Она прежде всего тебе Мать! Мать какая бы она не была.
  
   - Нет это все не так. Мать мне бабушка, она меня воспитала, она дала тепло как умела, а та с рождения, как меня звать не знала.
   - Она мать, она твоя мать.
   - Нет, это не важно, она не мать. Ей нет чести что она меня родила и забыла как игрушку. Я жизнь знаю сам и лучше чем ты тут в горшке сидишь и учишь меня.
   - Ты забыл мать. Ты наплевал на свою мать, и не забрал её когда мог это сделать, - все звучал кактус.
   - Нет! Нет! - закричал Муравьев. - Не я, она меня. Хватит, все. Не хочу слушать тебя. Замолчи опять же. А мать? Мать ли та, что кидает своего ребенка в камин? - начал он с новой силой, - мать ли это а? Вчера показывали в новостях! Я сам видел. Сволочь нажралась как свинья, ребенок выл, она решила что в камине ему видно будет уютнее и сожгла!
   - Ты забыл мать...
   - Замолчи, замолчи, дурак... - слезы наворачивались у Муравьева на глазах.
  
  
   ЛЕД
  
   Палка причудливой формы лежала на льду около ненадежно выглядевшего проруба. Небольшой прудик, где играли дети и Муравьев, заледенел на всю зиму, но в том месте лед почему то был совсем тоненький. Раз туда уже кто-то кинул камень и скорее всего не один. Лед был сильно пробит, было видно что он там совсем тонкий. Палка причудливой формы же была кинула кем то из мальчишек в ту сторону случайно, хотя сложно сказать, что вообще такого в ней было и почему дети так с ней носились. Теперь они неуверенно остановились на почтительном расстоянии и глядели в сторону, где она упала. Все молчали, и ждали чего-то. То ли того что палка, так им нужная, сама взлетит в их сторону. То ли просто чуда или героя, который отважится за ней лезть.
  
   Маленький Муравьев тоже тут стоял. В голове его крутились смутные мысли. Вот он тот шанс, думал он. Вот он мой шанс показать им всем. Никто ни о чем не просил его и ничего от него не хотел. Напротив дети совсем не обращали на него внимания и тем более не собирались использовать его или угрожать, что бы вытащил им палку. Муравьев вдруг присел на корточки и пополз.
  
   - Смотри, - крикнул один мальчуган другому, - плешивый полез.
  
   Муравьев судорожно дышал и полз, лед угрожающе треснул, а дети позади уже начали было делать ставки: провалится или нет. Кто-то выкрикивал подбадривающее, кто-то наоборот ухмылялся, говорил: не доползет плешивый, куда ему. Лед стал потрескивать чаще и Муравьев замедлил ход, наконец остановился полностью и из последних сил стал тянуться за палкой. Палка лежала у самого края проруба, а точнее не проруба - просто рваной дырки во льду. Вода в ней вела себя не спокойно. Лед дрожал и по ней расходились кольца. Наконец Муравьев поддел палку указательным пальцем, и сумел схватить её. Даже едкие выкрики позади него затихли и уже все мальчишки начали одобрительно хвалить храбреца. Муравьев обрадовался и против всей логики начал вставать во весь рост чтобы помахать палкой. В мгновение лед треснул и он оказался по самый пояс в воде. Пруд был не глубокий, не глубже метра. Утонуть в нем было невозможно. Вода ледяная. Муравьев панически закричал и попытался залезть на лед. Тот постоянно обламывался и Муравьев снова оказывался в воде. Дети, вначале напуганные, теперь начали улыбаться, а кое-кто даже смеяться в полный голос. Муравьев же наконец захватился за кромку покрепче и выкарабкался из воды. Причудливая палка осталась в воде и кто-то из тех, кто выкрикивали ехидно бросил:
  
   - Дурак, теперь палку никак не достать.
  
   Муравьев стоял перед толпой ребят и дрожал от холода. Неожиданно большие сильные руки схватили его за плечи и начали трясти. Здоровенный мужичина с красным лицом и напуганными глазами держал его крепко и тряс:
  
   - Ты понимаешь мальчик что такое? Ты что же совсем дурак? Кто в здравом уме лезет на тонкий лед! Ты знаешь что теперь с тобой может быть, ты теперь можешь заболеть воспалением легких, а это может кончиться смертью если ты быстро не пойдешь домой!
  
   Муравьев испуганно кивал. Мужчина продолжил:
  
   - Где ты живешь мальчик? Где?
   - Я, ... я тут я радом тут живу, - выдавил Муравьев.
   - Тебя довести до дому?
   - Нет не надо.
   - Тогда сразу иди, понял? Сразу! Иначе беда.
  
   Мужчина выпустил Муравьева из своих крепких рук, и тот опрометью бросился бежать. Но не домой. Муравьев бежал просто так, а куда не знал, но точно не домой. Домой бежать он боялся. Он несся по заснеженным улицам. Время, казалось ему, ускорилось и будто само несет его вперед. Панельные дома сменились на поляну и высокие ивы. Муравьев приближался к морю. Там он присел на скамейку и отдышался. Холод проникал в его разгоряченные легкие, а из одежды все ещё можно было выжимать воду. Меньше всего Муравьев хотел идти домой. От одной мысли о наказании, которое ему уготовлено за то, что он провалился под лед Муравьеву становилось не по себе. Холодный ветер проникал кружил вокруг Муравьева. Мокрая одежда совсем замерзла и жгла кожу. Просидев на скамейке пол часа и почти окоченев, он наконец поплелся к дому. В подъезде ему стало совсем плохо, голова шла кругом. Уже не помня себя он из последних сил дотянулся до звонка и упал на пол.
  

****

   Медленно и с трудом Муравьев приходил в сознание. Белый ясный свет ударил в глаза. Муравьев поморщился и снова закрыл их. Кровать была не домашняя. Сделав усилие он снова попытался приоткрыть глаза. Обнаружив себя в окружении четырех больничных стен он склонил голову на бок и заснул.
  
  
   ХВАТИТ
  
   Пол дня Муравьев провалялся на диване, закрыв глаза, думая. Пытался он усиленно понять, правильно он поступил что убежали или нет. Нужно было мать домой забрать из того гадюшника или так и пускай там останется. Тысячи, если не больше, раз, он корил себя за свою робость и страх, за то что не успев ничего толком принять и обдумать, он бросился бежать. Но и ей было совсем не желательно идти к нему в таком виде, даже не то, чтобы идти, вообще быть им увиденной. Хотя я мог настоять! - как будто вскрикнул он про себя и даже приподнялся. Кактус прислушивался и что-то бубнил себе на кухне. Как будто озвучивая мысли Муравьева от туда постоянно доносились его едкие насмешки "настоял бы, как же". Чтобы не слышать их Муравьев ногой достал до двери, не вставая с дивана, и захлопнул силой её. Постепенно, забываясь, его глаза медленно закрывались, и он заснул. Сквозь дремоту ему казалось раздавался звон телефона, причем неоднократно. Звонили с работы очевидно. "Заметили все же", - бормотал он и провалился в сон ещё сильнее. Из дремоты его вывел очередной телефонный звонок. Кое-как сползая с дивана Муравьев добрался до него и поднял трубку.
  
   - Але, я слушаю, - устало сказал он.
  
   Трубка молчала, только прерывистые гудки доносились из неё. Со злостью Муравьев швырнул её на пол, затем чуть постоял, осознавал что сделал и вдруг резко пнул телефон кулаком. Тот слетел с комода и ударился о пол, послышался треск пластмассы, как будто она раскололась, но телефон с виду выглядел неповрежденным.
  
   Внезапный приступ паники охватил Муравьева. А затем, чуть погодя гнева и злости. Он взвыл и бросился на кухню, подбежал к кактусу, схватил его и начал трясти.
  
   - Все ты, все ты! - нервной дрожью било его. - Все ты... но все уже, совсем все, хватит тебе, паразит. Срежу.
   Муравьев трясущимися руками приоткрыл полку и достал от туда кухонный нож. Все потемнело, он перестал понимать где находится и куда нужно идти, взгляд его стал мутный, он остановился неуверенно напротив кактуса и покачивался.
   - Срежу! - выкрикнул он и было уже бросился на горшок с кактусом, но тут колени его задрожали, и он медленно опустился на пол. Пытаясь удержаться за ножку стола Муравьев искал, выпавший у него из руки на пол, нож.
   - Стой! - взвыл кактус, - я нужен тебе!
   - Срежу... - повторял Муравьев уже как в бреду. - Все равно срежу. Внезапно он понял, что нож ему вовсе не нужен, он вскочил, и хотел уже схватить кактус руками, но схватил не за горшок, а за колючки, да с такой силой что те вошли в ладони до крови. Муравьев взвыл и отдернул руки. Глянул на них - все исколотые и в иголках. Все совсем помутнело, Муравьев покачиваясь побрел к коридору. Разобрать где выход, где дверь, куда он идет, обратно в коридор и комнату или просто стоит и крутится на месте, Муравьев уже не мог. Кактус стал мерещиться ему везде, зеленый и с иголками, наконец он заполнил все вокруг и Муравьев опустился на колени. Так он пробыл там на полу с пол минуты в полном оцепенении пока вдруг снова не бросился куда-то, выкрикнув:
   - Все равно срежу!
  
   Ясность вернулась к нему, он подбежал к плите и открыл все клапаны с газом, затем к газовой колонке. Сделав это ринулся в ванную. Там он с размахом отворил полку с гигиеническими принадлежностями и махом вывалил все тюбики, бутылочки, и баночки в раковину. Звучал страшный звон, полка выпала на пол и чуть не ударила его ушлом по ноге. Набрав в руки все что были дезодоранты и прочие спрэи он опрометью кинулся на кухню и сунул все в микроволновую печь. Включил, неожиданно успокоился и сел на стул злобно уставившись на кактус. Время шло, злобная улыбка его спала, Муравьев вдруг сделал такое тоскливое и жалостливое лицо, сполз со стула и забился в самый угол кухни. Как и тогда, 15 лет назад ещё ребенком, в ожидании своего приговора за выпитый сок, задрожал и закрыл лицо руками.
  
  
   АЛКОГОЛИЧКА
  
   Маленький Муравьев спал в своей детской комнатке. Со временем те скудные игрушки из неё пропали и она стала просто комнаткой. Совсем уже не детской. Но это потом, а сейчас он засыпал, его бабушка только что дочитала ему братьев Грим, в его голове витали сказочные образы. Прошла всего неделя с тех пор как его выписали из той злополучной больницы. Он мысленно улыбался и уже было почти его сознание покидало тело, как вдруг из коридора донесся какой-то шум. Брань, чья-то ругань. Были там и голоса бабушки, и отца. Доносились крики - была ссора. Послышался грохот и дверь в детскую внезапно распахнулась.
  
   Свет ударил мальчишке в глаза, он пытался понять кто же стоит у входа. Силуэт не стал ждать и бросился к Муравьеву. То была его бабка, трясущимися руками она схватила мальчика и буквально стянула его с постели.
  
   - Пошли покажу тебе! - кричала она, как сама себе. - Пошли ты увидишь все сам!
  
   Муравьев затрясся и решил было что его хотят за что-то колотить. Ноги его волочились по полу, и не успевали за бабкой. Все произошло в три секунды, но маленькому Муравьеву казалось что действо заняло как минимум одну или две вечности. С одержимыми глазами бабка Муравьева неслась по коридору к ванной и почти швырнула мальчика в ванну. Там около стоял его отец. Отец Муравьева был здоровым мужиком, не сильно выбирающим методы воспитания. Тяжелая рука была у него первым и единственным приходящим к нему в голову решением всех проблем. Но сейчас этот здоровяк стоял белый как мел, стоял и уставился внутрь ванной. Свет слепил глаза маленькому Муравьеву, там в ванной дрожала от холода его мать абсолютно голая и какая-то чумазая. Сама она тоже тряслась от страха и пыталась прикрыть своими запачканными руками остатки своего достоинства. До Муравьева дошел запах спиртного и он сообразил что мать в стельку пьяная. Теперь он мог разглядеть её намного лучше.
  
   Вся она была в следах грязи, как будто не мылась пол года, лицо было побитое, синюшное и опухшее. Истошно она вертела головой, ища за чтобы схватиться чтобы не упасть.
  
   - Вот! Вот внучек! - зашипела бабка, - это твоя мама, посмотри на неё. Ты хочешь такую маму?
  
   Муравьев смотрел и на его глазах наворачивались слезы.
   - Нет, - совсем тихонечко сказал он.
   - Это мама твоя такая! - продолжала шипеть бабка. - Теперь ты видишь внученька, что только я тебя люблю, и никто другой. А мама твоя тварь, проститутка, убирайся отсюда шлюха!
   Она хотела было кинуться на мать и сама выцарапать той глаза.
   - Посмотри что ты с сыном сделала, он видеть тебя такой должен, ты же его психику травмируешь тварь! - плевалась бабка слюной.
   Оцет схватил её за плечи:
   - Тише мама, не волнуйся.
   - Не показывайте меня сыну! - визжала мать. - Уберите сына сволочи! Старая сука убери сына моего!
  
   Как в исступлении она бросилась сама на бабку, схватилась пальцами за дверной косяк, но отец с силой хлопнул дверью. Послышался хруст костей, и глухой стон. Отец распахнул дверь, и схватил пьяницу-мать за волосы, поволок её по полу.
  
   - Шлюха! - орал он. Шлюха! Сколько раз тебя поимели шлюха! Мать не смей оскорблять!
  
   Бабка крепко держала Муравьева за плечи и силой удерживала его все смотреть. Тот рыдал, наконец вырвался и побежал на кухню. Закрыл дверь на засов кинулся на стол и заплакал ещё сильнее. Слышался стук бабки в дверь, просьбы открыть засов, но в этот момент для Муравьева пропал оставшийся мир. Только он, и этот стол на котором он рыдал. В отчаянии мальчишка схватил кактус, небольшой зеленый кактус, купленный бабкой несколько месяцев назад. В этом колючем растении маленький муравьев увидел единственное живое существо, которому можно открыть душу.
  
   - Ну почем, почему, - захлебывался он. Его рыдание переходило просто в вой, потом снова в тихенький плачь. - Почему? Почему, - уже совсем тихо отвечал он.
   - Не плачь мальчик, - вдруг ответил кактус. - Всегда помни, что чтобы не случилось, я всегда буду тут с тобой..
  
   От удивления у маленького Муравьева открылся рот.
  
   - Ты говоришь? - шептал он в изумлении.
   - Да, - хмуро отвечал кактус. - Но это тайна. Меня никто не слышит, только ты. С этого момента я твой единственный друг, мальчик. С этого момента ты никогда не будешь одинок. У каждого человека в его жизни есть свой кактус. И у тебя теперь тоже.
  
   Бабка стучала и молила открыть дверь. Наконец послышались удары, игрушечный засов сломался и отец яростно ворвался на кухню. Своими огромными руками он схватил кактус, который Муравьев держал в руке и зачем то начал его вырывать. Муравьев истошно завизжал.
   - Не трогай мой кактус! - истошно визжал Муравье.
Оценка: 7.00*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"