Устав от бремени, не думая о жизни,
Интересуемся, как правило, собой.
Мы пребываем в личном катаклизме,
Который именуется "судьбой".

Друг к другу относясь по-разгильдяйски,
Своё сжимая в потном кулачке,
Себя мы ищем в образе Незнайки -
Весёлом симпатичном дурачке.

И скаля зубы, плотно сбившись в стаю, 
Грехи считая лёгким пустяком,
Себе мы бога часто представляем
Прикольным бородатым мужиком.

Случайность нас в миру пасёт слепая -
Как дети малые, завися от всего,
Мы ни хрена о будущем не знаем.
В буквальном смысле слова.
Ничего.

Когда падём, пробитые навылет
Тяжёлым ржавым времени копьём,
Глотнув на грани горькой трупной пыли, 
Себе для храбрости тихонечко споём:

    Прозектор в морге говорил без устали,
    Вёл разговоры с мертвяками грустные.
    Распотрошённые. Лежим зашитые.
    И тапки белые, и тапки белые, и тапки белые,
    И тапки белые, глаза закрытые.

    До крематория состав отправится.
    Вагончик тронется, а мир останется.
    Здесь так уютненько, долой уныние!
    Гробы сосновые, гробы сосновые, гробы сосновые,
    Гробы сосновые - и в пламя синее.

На входе черти нас пометят мелом,
И мы помчимся по дороге в Ад -
Так не узнав, что нужно было сделать,
И кто же в наших бедах виноват...

    ...А тишина в купе стоит могильная.
    И недоступной стала связь мобильная.
    Объяты ужасом, незнайки корчатся -
    В Геенне огненной, в Геенне огненной, в Геенне огненной,
    В Геенне огненной гореть не хочется.