Солнце, выглянув из-за крыши, быстро начало нагревать белый глянцевый подоконник. За спиной уже битый час три глупых старухи разговаривали о боге. Сначала я, нервно улыбаясь, нехотя прислушивалась к их пустой болтовне, но через некоторое время она утонула в моих мыслях, и превратилась для меня в бессмысленный звуковой фон, из которого иногда, впрочем, выскакивали отдельные слова, такие как: "вера", "сестры", "служение". Я по началу кусала губы, чтобы не встрять в их елейную беседу и снова не наговорить им грубостей. Старые дуры почему-то не понимали, что они не нужны богу! Сегодня ночью, когда я лежала в душной болезненной темноте, до меня со всей кристальной очевидностью вдруг дошло, что оказывается такого благоговейного для всех набожных людей понятия, как "истина" просто не существует. Оно ничтожно, как ложь! Истину придумали глупые люди, чтобы наполнить свою пустую недалекую жизнь каким-то смыслом... И только! Следом ко мне пришла убежденность в том, что есть лишь одна великая и недоступная для человеческого разума тайна. Есть какая-то запредельная тайна, которая вовсе не есть Истина! Истина противна тайне, потому что она сама по себе, какой бы удивительной не была, всё равно ограничивает безграничное. А эти старые дуры разложили в своих трухлявых мозгах всё по полочкам, как свои журналы с брошюрками и ходят вокруг да около с идиотскими блаженными улыбками. У меня постоянно возникало желание наговорить им кучу самых грязных матерных слов, какие только существуют, чтобы перевернуть в их засахаренных мозгах всё кверху дном... Впрочем, я уже сказала им всё, что думала об их вере, и они, ехидно улыбаясь, отстали от меня со своими идиотскими проповедями.
Я вновь поймала себя на том, что опять заворожёно рассматриваю свои руки, как нечто, вроде бы, мне уже и не принадлежащее. Они были худые и бледные, совсем как у мертвеца. Голубые ручейки вен замысловатым узором опутывали безжизненную парафиновую плоть и тоже не добавляли оптимизма. Обручальное колечко с четырьмя сверкающими на солнце камешками так же отказывалось оживлять руки и смотрелось на пальце лишним. Даже солнце и то, кажется, как-то брезгливо касалось моих рук, вместо тепла производя эффект какого-то непонятного покалывания и зуда, который перетекал в грудную клетку, где немел в очаге постоянной ноющей боли.
Кое-как оторвав взгляд от своих завораживающих мёртвых рук, которые мне стали сниться уже почти каждую ночь, запутывая меня в сложных хитросплетениях реальности, и вынуждая поверить меня в то - чего нет, я посмотрела во двор.
Весна была уже в самом разгаре. С третьего этажа больницы это было даже заметнее, чем снаружи. И дело, наверное, было не столько в этаже, сколько в самом этом проклятом месте. Я помнила, какие деревья зазеленели первыми, а какие следом за ними. Видела, где зацвел самый первый одуванчик. Тогда я ещё выходила на улицу, и даже пыталась отыскать его, но мне не повезло. Его сорвал кто-то до меня... и не для меня. Теперь весь двор усыпан ими, но выходить на улицу у меня уже не было ни сил, ни желания. Я чувствовала себя чужой и лишней на этом празднике жизни. Невидимая преграда пролегла между мной и остальным миром. Возможно, это я сама воздвигла её, но веселее мне от понимания этого не становилось.
Глядя на то, как, сладко нежась под тёплым солнцем, оживает земля, мысли мусорным холодным ветром уносились в прошлое. С каждым днём всё дальше и дальше. Я уже, кажется, добралась до своих первых воспоминаний из своей жизни, и чем чаще об этом думала, тем их становилось всё больше и больше... И конца этому, кажется, не было. Но я была уже на грани, и не могла точно сказать, что случилось на самом деле со мной, а что я уже навыдумывала. Всё перемешалось непонятным образом в один большой клубок с тысячами обрывочных воспоминаний. Начинаешь думать об одном, но нить неожиданно обрывается и появляется новый конец, невесть откуда взявшийся и никак не связанный с предыдущим.
На днях я вдруг вспомнила, что когда мне было года три-четыре, я потерялась летом в парке и расплакалась. Тогда появился какой-то незнакомый человек и помог найти мою маму. Я не помнила, как он выглядел, словно он был лишь каким-то большим бледным пятном или шаром. Но я отлично помнила, как он бережно и надежно держал в своей ладони мою маленькую руку, словно это случилось со мной только вчера. Когда приходила мама, я напомнила ей об этой странной истории, но она готова была поклясться, что никогда ничего подобного со мной не случалось. Предположила, что я, возможно, когда-то прочла об этом эпизоде в книге и забыла, а когда снова вспомнила, то приняла эту историю за реальное событие из своей жизни. Я согласна была принять её версию, если бы не одно "но"... Буквы, сколько бы их не было, может быть, и могли вложить в мою голову некое фальшивое воспоминание из моего прошлого, но они не могли так поразительно живо сжимать мою ладошку.
Последнее время я всё чаще думала о Викторе. Он был самой большой загадкой в моей жизни. Воспоминания о нём были по большей части светлыми, но с каждым днём на них наслаивалось всё больше безнадёжной грусти. Я хорошо помнила его слова о его странной привязанности ко мне, и, на этот раз, я была уверена в том, что это, действительно, были реальные слова, которые он говорил мне. Он часто произносил странные, пугающие фразы, и, наверное, поэтому я многое запомнила из того, что он говорил мне. Всё нелогичное, как правило, запоминается легче, чем строго выстроенная умом банальная схема.
- Ты моя волшебная синеглазая душа, - говорил он мне, счастливо улыбаясь. - Я пришёл в этот мир лишь для того, чтобы спасти тебя!
- От чего? - интересовалась я, сильно смущаясь. По началу я его побаивалась, и этот страх, вместе с его загадочными словами, проникал мне в самое сердце. - Мне, кажется, ни кто и ни что мне не угрожает. Разве нет?
Виктор молча смотрел на меня. Его улыбка медленно гасла, а взгляд становился таким печальным, что мне становилось его безумно жалко, и уже казалось, что это не я ребенок, а он сам... И теперь его нужно как-то успокаивать, чтобы он вдруг не расплакался от своего надуманного горя.
- Вера, пообещай мне, что ты найдешь меня, когда поймешь, что тебе уже никто не сможет помочь?! - снова и в последний раз попросил он меня в тот злополучный вечер, положив свою ладонь на мою вздрагивающую от плача голову, прежде чем уйти от меня навсегда.
- Чёрта с два! - ответила я тогда, со злостью стряхнув его руку со своей головы.
- Пожалуйста...
- Уходи прочь! Твоё энергетическое тело меня уже...
Когда он ушёл, я взяла папины сигареты и впервые в своей жизни закурила... Понравилось... С каждой новой затяжкой кругом шла голова, возникали вполне взрослые чувства о своей пропащей никому ненужной душе и фатальном безнадёжном мире.
Вспоминая всё это, я теперь грустно улыбалась, понимая, что все его слова, какими бы безумно смелыми и искренними не были тогда, так и останутся навсегда теперь в моей памяти лишь пустыми звуками. У меня уже давно своя жизнь, а у него своя... Я не видела его уже лет пять или даже шесть. Правда, год или чуть больше назад случайно встретилась с его мамой на улице и узнала, что он, как уехал тогда в Индию, так и не вернулся обратно. Лишь изредка звонит оттуда, чтобы узнать новости. В тот день, сама не знаю почему, но я несколько раз вдруг начинала плакать и корить себя за то, что я одна во всём виновата. Теперь всё не так и не то, но другого уже мне не дано...
Кто-то неожиданно коснулся моего левого плеча, оборвав мои воспоминания. Я вздрогнула, словно меня пронзило током, и быстро обернулась. Это была одна из двух старух, которые пришли к бабе Маше. Она молча протянула мне тонкий лощёный журнал.
Они были из какой-то религиозной полулегальной организации. Несколько раз пытались обратить меня в свою веру, которая, цитатами хвалёных мертвецов и фальшивыми улыбками своей паствы, пыталась убедить меня в том, что душа - это только физическое тело и ничего больше за этим не стоит. Признаться, сейчас я готова была поверить во что угодно, в любую, приятную на слух, чушь, но только не в этот бред. У меня была живая бесплотная душа, и никто не мог переубедить меня в обратном. Баба Маша, которая с самого начала не питала ко мне особо тёплых чувств, последнее время совсем меня игнорировала, чему я была только рада, и всё свободное от процедур время либо читала свои журналы, либо смотрела свой дурацкий телевизор, либо спала.
Я снова хотела, было отказаться от предложенного журнала, сморщила нос и замахала рукой, но старуха, у которой были не приятные бледно-голубые водянистые глаза и тёмная одрябшая кожа мумии, с заискивающей улыбкой уже положила его передо мной на залитый ярким солнцем подоконник. Я лишь мельком взглянула на обложку, где было написано чёрным по белому: "Что нас ждёт после смерти?", подперла свою несчастную лысую голову ладонью, и снова стала смотреть в окно. Но теперь уже ничего не видела перед собой: ни чудесных акварельных деревьев, ни одуванчиков, ни такого удивительного изумрудного неба. Было такое чувство, что кто-то невидимый ударил меня с размаху по лицу, отчего было не столько больно, как обидно. На глаза, кажется, что из самого сердца, нахлынули слезы, а одна самая горькая, стремительно соскользнув по носу, упала на обложку журнала, прямо на слово "смерть".
2
Каждый наш с ним поход из детсада в больницу был для меня сродни пути на голгофу. Его задумчивый взгляд был тяжелее креста, а его молчание больнее ударов бича. Поглядывая на его макушку, я постоянно ждал от него какого-нибудь очередного подвоха. Я нутром чувствовал, его зацикленость на одном запретном желании, для удовлетворения которого он готов был уже совершать не логичные ходы, понимая что, уже перепробовал все другие. Пару дней назад, он вдруг заявил, что объявляет голодовку, но голод всё же оказался сильнее его заветного желания. К этой затее он больше не возвращался, почувствовав своё явное бессилие, но, пойди, узнай, сколько еще безумных идей в настоящий момент зреет в его голове.
- Чем сегодня занимались? - спросил я у него, как можно веселее. Машину, которую я три месяца никак не мог продать, сегодня, наконец, взяли за хорошие деньги, и мне не трудно было казаться добродушным. Теперь денег хватит, чтобы расплатиться со всеми долгами и ещё оставить на черный день.
- Да.... Как обычно! Ничем.
- Соня, тебя никто не обижает?
- Нет.
- А в чём же тогда дело? - бездумно спросил я и тут же спохватился. Ненужно было задавать этого вопроса. Я и без него знал, в чём дело.
- Ни в чём! - ответил он едва слышно.
Опять наступила неловкая тишина, которая, впрочем, вскоре неожиданно оборвалась. По мне, лучше бы, она длилась целую вечность, чем закончилась опять этим ненавистным вопросом.
- Я сегодня смогу увидеть маму?
- Конечно, сынок... Ты будешь сидеть на скамейке, во дворе, и она тебя увидит.... И ты её тоже увидишь.... Ты же знаешь, где находится её окно... Я тебе даже оставлю телефон, и ты сможешь с ней поговорить!
- Не нужен мне твой телефон! Я хочу её просто обнять...
Он остановился и захныкал, размазывая слёзы по сморщенному от горя лицу. Я достал из кармана платок и почувствовал, что ещё немного и сам начну реветь.
- Прости Соня, но пока это невозможно, - соврал я и сжал губы от обиды на Веру. Я, разумеется, понимал, каково ей сейчас, но разве это может служить оправданием перед слезами ребенка, которому всего-то и нужно, что немного её ласки. Но она, почему-то, не хотела его видеть и вынуждала меня врать снова и снова, каждый раз выдумывая правдивую ложь, почему они не могут встретиться. - Туда пускают только взрослых!
- Я уже взрослый!
- И я всем говорю, что ты у меня взрослый! На, вытри сопли... Я сегодня снова поговорю с этим глупым врачом, который не хочет тебя пускать туда.
- Правда, поговоришь?
- Клянусь тебе!
Он взял платок и стал вытирать нос. После чего посмотрел мне в глаза и так нехорошо улыбнулся сквозь слёзы, что у меня по спине побежали мурашки.
- А, то знаешь, что я сделаю? Я убегу!.. Если она меня любит, то она сама будет меня искать.
- Не говори глупостей!
- Скажешь, не убегу?
- И куда ты интересно собрался бежать?
- Мне всё равно! Куда глаза глядят.
- Но это же глупо!
- Это не глупо!.. Вы оба будете меня искать! Разве нет?..
- Это так же глупо, как голодать или не разговаривать со мной. Просто доверься мне! Я всё сделаю для того, чтобы ты встретился с ней, поэтому прекращай морочить мне голову своими глупыми выдумками.
- Я всё равно убегу! - упрямо заявил Соня.
- Давай... Беги вперёд, за угол дома, и постой там немного. Тогда ты там сам поймешь, какая это глупость!
Он снова ехидно улыбнулся мне и быстро побежал вперёд. Спустя несколько мгновений он скрылся за углом, и я тогда наивно предположил, что мне всё же легче будет договориться с Верой, чем с ним.
Когда я дошёл до конца дома и завернул за угол, то понял, что зря позволил ему втянуть себя в эту авантюру. Его нигде не было...
3
Светло-зелёная стена была гладкой, блестящей и на удивление реальной. Всё, наверное, оттого что она сейчас была освещена ярким весенним солнцем. Когда светит солнце, всё представляется в несколько ином, более радужном, свете, нежели оно есть на самом деле. Нам дали по глазам, чтобы мы видели солнце, а чтобы увидеть реальность, скрытую во тьме глаз ненужно. Необходимо что-то ещё, что находится позади обманчивых чувств...
Я несколько раз закрывала глаза, но уснуть никак не могла и снова смотрела в стену перед собой. Изучала на ней закатанные в краску крупинки мусора, волоски и тёмные точки, которые оставили на ней прошлогодние мухи. Я, то - считала их, то - складывала из них, как древний астроном на звёздном небе причудливые созвездия, то - снова начинала пересчитывать. Это как-то отвлекало и мешало думать обо всём плохом и ненужном.
Баба Маша, начитавшись своих журналов, кажется, заснула и теперь тихо постанывала во сне. Сейчас мне было жаль её, и не потому, что она казалась мне страшно обманутой своей глупой верой, а только из-за того, что она мучилась от своей смертельной болезни не меньше меня, если даже не больше. Я хотела обернуться и убедиться в том, что она спит, но боялась, что кровать заскрипит, и она точно проснётся, чтобы опять начать свою пустую возню, которая меня всё больше начинала раздражать. Теперь мне казалось, что всё на этом свете безнадежно. Даже солнце и то светит с зари до вечера почём зря...
Я взяла с тумбочки простой карандаш, которым разгадывала бесконечные сканворды, и на стене, на уровне глаз, начала прилежно рисовать точку. Когда дело было сделано и мое художество меня вполне удовлетворило, я положила карандаш обратно на тумбочку и внимательно уставилась в нарисованную точку, одновременно с этим пытаясь припомнить, чему давным-давно меня хотел однажды научить Виктор. Кажется, нужно было представить, что кроме этой несчастной точки больше ничего не существует на свете. После чего начать дышать, воображая, что выдох идет через третий глаз и входит в точку, а вдох - наоборот, выходит из точки и заходит в третий глаз. Я не помнила для чего всё это, в конечном счете, было нужно, но это, впрочем, сейчас не имело для меня существенного значения и я, от нечего делать, начала старательно концентрировать свое внимание на точке...
Через некоторое время, когда я уже почувствовала какой-то мимолётный сдвиг в своём сознании, кто-то открыл дверь, и всё сразу улетучилось. Это пришел Дмитрий. Встретившись с ним взглядом, я приложила палец к своим губам, чтобы он не шумел, и кивнула головой, в сторону спящей соседки. Дмитрий тихо положил пакет с фруктами на тумбочку и, поцеловав меня в щеку, опустился перед кроватью на колени. Он несколько долгих мгновений внимательно изучал моё лицо, и чем дольше он смотрел на меня, тем всё более отчетливо я видела в его глазах немой испуг. Я догадывалась, в чём дело, когда сама увидела своё отражение сегодня в зеркале. Он был здесь только вчера, а ему, наверное, казалось, что он с помощью какого-то потустороннего волшебства оказался в своём прошлом. Болезнь совершала с моим телом страшные и непонятные метаморфозы. Нет, она вовсе не обезобразила моё лицо и тело, а скорее даже наоборот... Болезненная худоба окончательно повернула время вспять. Если и дальше всё так пойдет, то завтра я стану ребенком, а после завтра меня совсем не станет. Взгляд и тот стал каким-то по-детски необыкновенно ясным и пронзительным, таким, каким он был у меня в детстве. Волос, правда, теперь не было, но разве в волосах дело?
- Вера, как ты себя чувствуешь? - тихо прошептал он, и я услышала дрожь в его голосе.
- Хорошо, - ещё тише ответила я, любуясь его длинными ухоженными волосами, которые необыкновенно переливались на солнце, и его красивым лицом. Кто только придумал, что красивые мужчины неверные мужья? Глупость, какая-то!
- Дим, ты любишь меня? - спросила я. Я, разумеется, знала, что он ответит, но мне очень захотелось сейчас услышать ещё раз эти банальные затасканные, как старые джинсы, слова.
Он осторожно коснулся своими губами моих губ.
- Я всегда буду любить тебя, дорогая! - тихо сказал он.
- Даже если у меня вслед за волосами выпадут ещё и зубы?
Дмитрий погладил ладонью ёжик волос на моей голове.
- Обезьянка, мы тебе купим парик и вставим новые зубы.
- А без парика и зубов я тебе буду уже ненужная?
Дмитрий покрыл моё лицо нежными поцелуями.
- Я за себя переживаю! А то кто-нибудь ещё отобьёт у меня такую красавицу.
Я улыбнулась и прикоснулась ладонью к его колючей щеке.
- Мне сказали, что ты опять ничего не ела...
- Мне не хочется!.. Ты машину продал?
Он повел головой, недовольный тем, что я попыталась перевести разговор в совершенно другое русло.
- Но, мы же договорились с тобой, что ты будешь слушаться врачей...
- Мы договорились, - тихо, но, едва сдерживая себя от гнева, вспылила я, - что ты скажешь своим врачам, чтобы они перестали травить меня своей дрянью.
- Но они же лучше нас обоих знают, что нужно делать, - сказал Дмитрий и жалобно сморщил лицо. - Родная моя, пожалуйста, доверься им!
- Боже ты мой!.. Да, ты же ничего не понимаешь! - прошипела я, окончательно потеряв терпение, и, глядя ему в глаза, пораженно закачала головой. - Ничего!.. А как объяснить тебе - я тоже не знаю! Пойми, что боль - это ведь не самое страшное, что может быть жизни. Так, по крайней мере, я ещё хоть знаю, что живу... Но я уже почти не чувствую боли... Мне иногда даже кажется, что я уже умерла! Странно так... Мне кажется, что всё, что со мной сейчас происходит не жизнь, а какой-то страшный нелепый сон...
Я замолчала, не найдя больше слов, чтобы выразить свои чувства, и начала в исступлении кусать нижнюю губу.
- Ты можешь хоть пытаться мне объяснить, что происходит...
- Ты все равно не поймешь! - убежденно заявила я, пристально глядя ему в глаза. - Ты ведь учился в техническом институте и всё такое прочее... Ты, кажется, даже и в церковь ни разу не ходил?! Я тоже не ходила, но сейчас ведь речь не обо мне!
- Ну, пожалуйста! Я попытаюсь тебя понять...
- Я не уверена в этом!
- Милая, прошу тебя!
Он взял меня за ладонь и большим пальцем стал теребить мои костяшки.
- Ну, ладно!.. Так и быть!.. Взгляни на стену за своей спиной. Правда, ничего необычного в ней нет и быть не может?!
- Да... Стена, как стена, - признался Дмитрий, после того, как равнодушно взглянул на стену за своей спиной.
- Стена, как стена! - передразнила я его и нервно хихикнула. - Хорошо звучит! Просто, как дважды - два! А ты теперь только вообрази, что от ваших вонючих лекарств у меня уже практически съехала крыша? Мало того, что я уже напрочь запуталась в своём прошлом, теперь я уже откровенно схожу с ума... Ночью я уже несколько раз видела, как из неё один за другим вылезают омерзительные твари, каких я никогда даже представить себе не могла, и шастают по палате, как у себя по дому. Скалят зубами, хватают меня за руки и за ноги своими уродливыми лапами так, как будто бы я уже принадлежу им. Я знаю, что они мечтают забрать меня с собой в свой треклятый мир, но пока почему-то им это не удается... Ну, как тебе? Не слишком? Но, ведь ты сам просил?! Чего же ты молчишь!
- Я не знаю, что тебе сказать... - Дмитрий пристально посмотрел на меня, словно пытался разглядеть во мне другого человека, которого раньше хорошо знал, а теперь боялся, что уже потерял безвозвратно. - Хочешь, я попрошу, чтобы тебя перевели в другую палату?
- Да, какая разница? Здесь везде одно и тоже!
- Поэтому ты не хочешь видеть Соню?
- А ты его опять притащил с собой!? - возмутилась я и, увидев реакцию Дмитрия на мой укор, примирительно сморщила лицо. - Дим, я же тебя просила...
- С его чувствами тоже ведь нужно считаться? Разве нет?
Я встала с кровати и босиком по прохладному полу пошлёпала к окну. Он сидел на лавочке, такой маленький и такой одинокий, что на него невыносимо было смотреть без слёз. Я подняла руку и помахала ему, когда он, наконец, взглянул в мою сторону. Слёзы, как всегда, невозможно было сдержать. Дмитрий тоже подошёл к окну и обнял меня сзади. Он вскочил с лавочки и заплакал от нахлынувших на него чувств. Он порывался бежать ко мне, но понимал, что этого делать нельзя, и обречённо топтался на месте, обливаясь слезами. Когда он плакал, он был похож на девочку, о которой я мечтала, но родился мальчик, но выбранное мной имя для девочки смехом прилепилось к нему.
- Он такой маленький, - сквозь слёзы произнесла я. - Он у нас совсем не растет. Может, он болен?
- Он здоров!
- Почему же он тогда не растет?
- Просто он далеко, и тебе это кажется... Может, я позову его, чтобы ты смогла побыть с ним хотя бы пять минут? - спросил меня Дмитрий жалобно. - Больше ему не надо. Только пять минут!
- Ладно, - продохнув адский комок в горле, сдалась я, но в этот момент мне на глаза попала точка, которую я нарисовала на стене, и ухватила его в последний момент за рукав. Я посмотрела ему в глаза так, чтобы он смог меня правильно понять. - Нет, пойми же ты, что ему нельзя находиться здесь! Днём их не видно, но я чувствую, что они всегда здесь... Здесь очень плохое место, особенно для маленького ребенка. Очень плохое! Скажи ему, что я его люблю больше всех на свете. И не води его больше сюда! Договорились?
Дмитрий дрожащим от обиды голосом попросил:
- Один раз... Только один раз! Я же ему обещал...
- Нет! Пожалуйста, ненужно. Уведи его отсюда!
- Сегодня, когда мы шли к тебе, он попытался от меня сбежать, чтобы ты сама стала его искать. Смешно, правда?
- Не смешно!
- Вот и я так думаю, что не смешно! Сегодня он испугался и поспешил вернуться назад, но что произойдет, если он однажды окажется в полном отчаянии? Вот и я не знаю...
Дмитрий сник и едва заметно покачал головой, не в силах меня понять. Некоторое время мы смотрели в окно. Я молчала, чтобы он понял, что я не намерена продолжать разговор на эту тему.
- Это... - Я потупила глаза, не зная, как ему сказать о своей просьбе, которую я в тайне вынашивала уже некоторое время. Дмитрий был обижен на меня почти до слёз, а тут еще приходилось просить его о всякой ерунде. - Ты ведь помнишь Виктора?
- Какого Виктора?
- Ну, мо... Ну, какого-какого... Виктора!
- Того загадочного типа, который был, кажется, на двадцать лет старше тебя? - Дмитрий невесело улыбнулся и плечом тихонько поддел меня. - Разве такое можно забыть?
- Не надо так шутить, - попросила я и нехотя улыбнулась ему в ответ. Мои мысли сейчас были всецело захвачены совсем другим. - Дим, мне очень нужно с ним встретиться. Ты поможешь мне?
- Зачем он тебе нужен?
- У меня есть к нему одно дело.
- Какое дело?
- Это касается моей души...
- Души?.. В каком смысле?
- Пожалуйста, не спрашивай! - Я опустила голову, как провинившаяся ученица, и снова заплакала. - Просто найди его! Я скажу тебе, где живет его мама. Пожалуйста, ты сделаешь это для меня? Я больше тебя ни о чём никогда не попрошу...
Дмитрий обнял меня и положил тёплую потную ладонь на мою лысую голову.
- Перестань! Разумеется, я всё сделаю для тебя, родная моя!
- Сегодня?!... Хорошо?
- Сегодня? - переспросил он удивленно, но тут же собрался с мыслями и пожал плечами. - Хорошо... Сегодня! Только отведу Соню к бабушке.
- Пожалуйста, прости меня!
- За что?
Я пожала плечами. Чувствовала, что было за что...
4
Я остановился перед дверью, которую видел первый раз в своей жизни, и в голове внезапно промелькнуло такое странное чувство, что этот эпизод был уже давно прописан в моей жизни, возможно даже ещё задолго до моего рождения. Чтобы я однажды обязательно оказался здесь, в этом доме, в этом тёмном подъезде, возле этой белой обшарпанной двери. И теперь мне, после долгих лет латенного ожидания, осталось только узнать, ради чего затевался весь этот сыр-бор.
Я не питал к Виктору, которого видел всего пару раз, и то мельком, ни малейших симпатий. Я всегда думал о нём, как о первом и единственном мужчине, который был у Веры до меня... И который, ко всему прочему, её бросил. Пожалуй, это и было той главной причиной, почему я его в тайне ненавидел. Получалось, что я подобрал то, что он бросил и не мог ему этого простить. Думать о том, что Вера спуталась со мной лишь затем, чтобы ему отомстить, я не хотел... но всё равно раньше часто думал об этом. Она нарочно водила меня в те места, где появлялся Виктор, а, увидев его, вела себя со мной не естественно весело и убеждала нас обоих, что наша встреча чистая случайность. Но потом он уехал, и всё почти забылось. В какой-то момент я даже смирился с тем, что его она любит, а меня всего лишь жалеет.
Теперь, когда нам, как никогда раньше, нужно было держаться друг за друга, она для чего-то захотела с ним снова встретиться. Я не мог понять, зачем это ей было нужно. Однако, после её столь неожиданных откровений, которыми она сегодня поделилась со мной, я уже всерьез думал о том, что понять мне её будет совсем не просто. Наверное, за свою дурь она и просила у меня прощение... При чем тут её душа?
Не долго думая, чтобы вдруг не передумать, я протянул руку к кнопке звонка и позвонил. Несколько мгновений спустя, открылась промежуточная дверь в коридоре. Через пару секунд щёлкнул замок и за распахнутой дверью я увидел мальчишку лет десяти в шортах и футболке.
- Я могу увидеть Виктора? - поинтересовался я у него.
Он пару раз хлопнул глазами и молча убежал обратно. Через несколько секунд появилась полная пожилая женщина в синем цветном халате. Похоже, это была его бабушка.
- Могу я увидеть Виктора? - спросил я у неё.
- Нет, он уже давно живёт в Индии.
- Да, я слышал... А мне можно узнать номер его телефона или адрес электронной почты?
- Да, проходите! Я сейчас найду номер, по которому с ним можно попробовать связаться.
- Я здесь подожду...
- Лучше, войдите! Я не знаю, сколько на это потребуется времени. Он всегда сам звонит. Я пыталась несколько раз до него дозвониться, но у меня ничего не получилось. Там по-русски никто не понимает... Да и стоит это, бог знает, сколько денег.
Я пожал плечами и проследовал за ней. В прихожей снял ботинки, и меня проводили в комнату... с чёрными стенами и красным потолком. Жуткие цвета сразу вогнали меня в состояние глубокой депрессии. Мебели в комнате было не много: диван, письменный стол с компьютером и книжный шкаф. Я осмотрелся, и мой взгляд сразу застыл на большом листе ватмана, прикрепленном к стене, - единственно светлом пятне во всей комнате. На нем было нарисовано графитным карандашом лицо Веры. У меня возникло стойкое чувство, граничащее с обычным беспричинным страхом, что её рисовали не когда-то, много лет назад, а сегодня, и лист повесили на стену прямо перед самым моим приходом. Я видел это пронзительное выражение в её глазах всего пару часов назад.
- Я решила оставить всё, как было при нём, - сказала мама Виктора и задумчивым взглядом обвела комнату. - Когда-то же он должен будет вернуться назад?! Жду, не дождусь... Ему, наверное, приятно будет, если он увидит, что всё осталось здесь по-прежнему... Вообще-то раньше здесь было светло, но потом вдруг, перед самым его отъездом, с ним что-то случилось и вот, пожалуйста, - итог, чёрные стены и красный потолок. А Вам он зачем?
- Я, в общем-то, его почти не знаю, - признался я. - Меня просто попросили его найти.
- Даже не знаю, кого он может ещё интересовать на этом свете кроме родной матери... Ни работы, ни друзей, ничего у него нет!
- Баб, я пойду, погуляю? - спросил мальчишка, заглянув в комнату избавив меня от лишних объяснений.
- Надень другую майку!
Мальчишка, равнодушно взглянув на меня, скрылся за дверью.
- Это... его сын?
- Да, что Вы... Племянник! У Виктора нет никого, и мне сдаётся, что уже никогда не будет. Заблудился в своих мечтах, как мальчишка, и всю жизнь себе обгадил.
Она отвела взгляд от рисунка Веры, открыла ящик письменного стола и стала копаться в бумагах.
- А эта девушка тоже из его фантазий? - спросил я, и моё сердце предательски забилось оттого, что я собрался забраться на запретную для меня территорию.
- Если бы... Нет, она вполне реальная девушка!
- Он её любил?
- Между ними была очень большая разница в возрасте... Какая может быть тут любовь? Блажь одна! В его мире грёз и отношения между людьми, какие-то не совсем ненормальные. Но, видит бог, не я его таким воспитала...
- А она его любила?
- Не знаю... Но сейчас у неё всё, слава богу, хорошо! Она замужем за хорошим человеком. Он, кажется, программист. И я даже рада тому, что у неё с Виктором всё так закончилось. Иначе бы они оба были несчастны. Он всю свою жизнь борется сам с собой. Женщине, какой бы сильной и умной она не была, - не место рядом с его пропащей душой. Он это понимал и, наверное, поэтому расстался с ней...
5
Палящее ртутное солнце выжигало из несчастной земли последние соки. Ашрам, который расположился у подножия горы, дрожал в парах горячего воздуха, как сказочный мираж. Казалось, что ещё немного, и он, оторвавшись от постылой земли, вознесется в высокое лазурное небо вместе с воздушными огненными потоками.
Я закрыл глаза, и некоторое время прислушивался к тому, как не по далёку, в тени мангового дерева, беснуется стая обезьян, оглашая окрестности своими возбужденными воплями. Через пару минут вновь открыл - ничего не изменилось... Ашрам не испарился. С каменистого склона горы по-прежнему были видны основные его строения. Храмы, гостиницы, искусственный водоем...
С утра кружилась голова, и на душе было муторно. Что было бы, если бы Лукойл меня послушался и показал, как пройти в пятые врата, я сейчас не хотел даже думать, но он очередной раз, несмотря на все мои уговоры, похоже, снова спас мне жизнь. Если бы он был человеком, то я бы уже по гроб жизни был ему обязан... Но он был кем угодно, но только не человеком, и поэтому мы по-прежнему могли быть с ним просто друзьями без подспудных мыслей о долге, выгоде и прочей житейской ерунде. По своей сути он, впрочем, был не совсем надежным товарищем, каким отчаянно хотел казаться. Я догадывался, что я по какой-то таинственной причине нужен ему не меньше, чем он был нужен мне. Вдаваться в углубленный анализ того, кто от кого в большей степени зависел, я не спешил, пологая, что ответ со временем придет сам собой.
Предметы этого мира снова пришли в движение и поплыли слева на право. Я закрыл глаза. Всё те же звуки и всё те же мысли... Мне уже давно хотелось уехать отсюда. От этой чужой земли, от этих чуждых звуков и запахов. Поначалу мне всё это даже нравилось, а теперь вызывало лишь чувство досады, что я был не в состоянии от этого избавиться. Никак не удавалось скопить денег на обратную дорогу. Заработать их здесь было не реально, так же как и занять их у кого-нибудь на время. Тысяча долларов для этих мест была астрономической суммой. Была надежда найти работу в России, чтобы за счёт компании вернуться домой, но она пока так и оставалась для меня несбыточной надеждой.
Я вдруг почувствовал, что ко мне кто-то подкрадывается. Сначала раздался шорох в кустах справа от меня, но тут же переметнулся влево и отозвался сломанной веткой. Я открыл глаза и удивлённо осмотрелся. Вокруг не было ни одной живой души. Я пристально стал изучать окружающие меня предметы, пока мой взгляд не остановился на небольшом белом булыжнике, который лежал на валуне прямо передо мной. До того, как я закрыл глаза, я готов был поклясться, что его там не было. Я повернул голову в сторону ашрама и краем глаза стал наблюдать за камнем. Несколько минут ничего необычного не происходило, булыжник лежал так, как будто ему было миллион лет. Но что-то мне в нём не нравилось, толи его цвет, толи неестественно тёмная тень, которую он от себя отбрасывал, и я терпеливо продолжал дожидаться, когда он себя выдаст. Прошло, бог знает, сколько времени, но азарт найти необычное в самом обыденном во мне не угасал. Мне казалось, что как только я отвернусь, он снова бесследно растворится в воздухе или даже звезданёт меня по затылку.
Наконец мои параноидальны надежды были с избытком вознаграждены... Камень волшебным образом проснулся от бесконечной спячки и заворочался. После чего оторвался от валуна и невесомой пушинкой завис в воздухе.
- Попался! - крикнул я и прицелился указательным пальцем в булыжник.
- Ну, конечно! - обижено согласился Лукойл детским писклявым голоском. Камень подлетел пару раз кверху, после чего стал с хрустом перемалываться в его невидимой руке и высыпаться из неё мелким гравием.
- Это обычный камень?! - разочарованно произнес я.
- Я его положил, - продолжая хрустеть камнем, сообщил Лукойл и ехидно захихикал. - А ты купился!.. Пока ты ждал, что он выкинет, я мог сто раз подкрасться к тебе и убить.
- Нет, я бы почувствовал! А камень мне, действительно, показался необычным...
- Не удивительно! Ты сегодня тоже не ахти выглядишь.
- Я потерял сегодня в сновидении много сил.
- Это потому, что ты отказываешься меня слушать. Тебе рано ещё входить в четвёртые врата, а ты уже намылился в седьмые. Тебя там порвут, как бобик грелку. Ты и опомниться не успеешь!
- Я намного сильнее, чем ты думаешь! Если бы я был слаб, то ты бы не связался со мной. Признайся, что тебе самому интересно посмотреть, что там, за седьмыми вратами. И только я могу провести тебя туда, если ты, конечно, расскажешь, как их открыть.
- Пока я не увижу, что ты к этому готов, я ничего показывать тебе не стану. Даже и не мечтай!
- Да, ладно... - не унимался я. - Может быть, всё дело в том, что ты сам боишься оказаться там. Ведь о том мире хотят разные слухи. Один страшней другого!
- Ты ненормальный! Тратишь уйму энергии на самые простые вещи, а всё туда же - седьмые врата. Сегодня в сновидении на тебя напали, а ты, вместо того чтобы бороться за свою жизнь, вообще занялся неизвестно чем!
- Мне показалось, что это была снова она.
- Столько лет уже прошло, а ты по-прежнему готов в каждой твари видеть враждебную сущность своей любимой ведьмы!
- Я думал...
- Пока ты думал, тебя обобрали до нитки. Теперь ты сидишь тут вдрызг разбитый и просишь меня рассказать, как открыть седьмые врата?! Это безумие! Пока ты сам не научишься за себя бороться и не перестанешь выезжать на мне, даже и не заикайся больше об этом.
- Я думал, мы друзья?! Ну, хотя бы одним глазком взглянуть, что там...
- У тебя недостаточно для этого энергии. Ты - слабак!
- А где её взять больше?.. Где?
- Тебе нужно вернуться на свою родину. Там, чувствую я, собака зарыта. Пока ты её не откапаешь, ты не станешь по-настоящему сильным. Ты должен убить ведьму, которая лишила тебя сил, и только тогда они снова вернутся к тебе. Это единственный выход!
- Я это слышу уже сотый раз, но ты ни разу мне не сказал мне, где взять денег на дорогу.
- Если бы ты хотел вернуться, ты бы за это время уже пешком дошёл до своего дома, - истерично пропищал Лукойл и засмеялся, видя мою реакцию на его предложение.
- Это бред какой-то! - убеждённо заявил я и поднялся с валуна, на котором сидел. На первом шагу я запутался в ногах и, под ехидный смешок Лукойла, повалился на землю. Шнурки на моих ботинках были им заботливо связаны между собой, пока я гипнотизировал взглядом булыжник.
Я громко выругался и Лукойл расхохотался. Обезьяны, словно, услышав мою ругань, прекратили свои бесконечные разборки и смолкли от удивления.
- Ты не обиделся? - немного успокоившись, поинтересовался Лукойл.
- Куда там... Я уже привык к твоим идиотским шуткам!
- Ты должен каждое мгновение в своей жизни быть настороже, потому оно может оказаться для тебя последним. А ты ведёшь себя как Кащей бессмертный со своим золотым яйцом, которое упрятал чёрт знает куда.
- Хрустальным яйцом, - поправил я.
- У тебя они, надеюсь не хрустальные? - спросил Лукойл и снова звонко захихикал.
Я перевязал шнурки, как положено, и стал спускаться с прокалённой солнцем горы. Ашрам с каждым годом, всё больше превращался в большой туристический лагерь, и моё желание побыть наедине с собой всё чаще выгоняло меня за его пределы.
На дороге, которая опоясывала гору кольцом, я повстречался с небольшой группой туристов. Их сопровождал Ранга - мальчишка лет двенадцати, чьи родители содержали здесь гостиницу, в одной из комнат которой ютился я. Я улыбнулся, когда туристы начали меня дружно фотографировать. Я уже давно не смотрелся в зеркало, но подозревал, что вид у меня был ещё тот.
Я протянул руку ладонью к верху и Ранга привычно хлопнул по ней, приветствуя меня, как своего закадычного друга. С моего приезда, я учил его говорить по-русски, а он меня на тамили.
- Как дела? - спросил я его, на его родном языке. Писать я ещё не мог, да и, признаться, не хотел учиться, зато общаться с местными уже стал вполне сносно.
- Хорошо! - ответил он по-русски, и начал зубоскалить своими ослепительно белыми зубами, которые резко контрастировали с его шоколадной кожей.
- Тебе их совсем не жалко? - поинтересовался я, кивнув на группу туристов. - Зачем ты потащил их по такой жаре?
- Они сами этого захотели, - мешая русский, английский и тамили, заверил он. - Ведь они об этом так долго мечтали. Между прочим, среди них есть и русские. Вон, те - две девушки! Если ты сам ещё не разучился говорить по-русски, то можешь поболтать с ними.
Я посмотрел на его самодовольную улыбку, а затем - на кого он указал. Девушки были похожи на сестер. Старшая из них выглядела лет на двадцать с небольшим, младшей было не больше восемнадцати лет.
- Потом, как-нибудь...Они ведь тут не на один день?!
- Как хочешь!
Ранга повёл экскурсию дальше. Ещё какое-то время была слышна его корявая английская речь, повествующая о фантастической истории происхождения священной горы. Провожая взглядом удалявшуюся группу и особенно двух русских девушек, я почувствовал смутную тревогу, которая неожиданно вкралась мне в сердце.
- Это знак! - шепнул мне на ухо Лукойл. - Точно тебе говорю!
- Ты о чём?
- Об этих русских... Они помогут тебе вернуться домой!
- А я когда я их увидел, то почему-то почувствовал страх...
- Ты же знаешь, что только глупцы полагаются на собственные чувства, потому что они обманчивы, как и всё в этом мире.
Я продолжил свой путь, и через некоторое время обнаружил, что Лукойл отстал от меня, но на этот раз был полностью уверен в том, что теперь чувства меня не обманывают. Лукойл не любил ашрам, а если и захаживал в него, то чувствовал себя не в своей тарелке, начинал нервничать, ругаться и нести чушь несусветную. По дороге я умылся в водоеме, в котором увидел отражение обросшего седеющего старика, и некоторое время с грустью смотрел на него. Я чувствовал, что многое уже безвозвратно потеряно, а на остальное не было достаточно сил. Погрустив, я направился в прохладный храм. Опустился на мраморный отполированный пол перед могилой Учителя и, взглянув на его каменное изваяние, зарыл глаза. Я вновь поймал себя на мысли, что отсюда силы ждать мне больше не стоит. В погоне за силой, я приехал сюда, но вышло наоборот. Здесь я почему-то ощущал своё одиночество, гораздо сильнее, чем дома. Теперь ещё эта непонятная тревога, неожиданно возникшая в сердце, всё не оставляла меня, а наоборот только ещё больше усилилась.
И впрямь, не спроста, кажется, здесь появились эти русские...
После ужина я, как обычно, сидел на каменной ступеньке у храма и слушал, как внутри несколько человек поют мантрам. Монотонные звуки голосов, сдобренные богатыми ароматами благовонных масел, окутывали округу блаженным покоем. Всё было как всегда... Один вечер был похож на другой, как брат близнец, и порой начинало казаться, что переживаешь один единственный день или навязчивый сон. Палящее солнце, наконец, смилостивилось и быстро пошло на спад, давая миру передышку до следующего дня.
- Вы, правда, русский? - неожиданно услышал я за спиной женский голос и обернулся. Возле дверей храма стояла одна из двух русских девушек, которых я видел сегодня днём... Та, что была старше. Похоже, Ранга проболтался им обо мне.
У неё был твердый, как обожженный кирпич, мужской взгляд. Нежная кожа и бесхитростная короткая стрижка тёмных волос, делали её похожей больше на симпатичного подростка, чем на девушку. На ней были потёртые голубые джинсы в обтяжку и белая футболка, на которой было проштамповано чёрным по белому bardo.ru. Я некоторое время поражённо смотрел на надпись на её футболке. Теперь сомнений у меня уже никаких не осталось. В мою жизнь пришла чья-то смерть...
- Да, вроде того...
- Вот здорово! - воскликнула она, и ослепительно улыбнулась детским ртом. У неё были белые ровные зубы и хорошая улыбка. - Мне нужно с Вами о многом переговорить... Надеюсь, Вы не против того, чтобы поболтать?
Я пожал плечами и насилу улыбнулся. Выбора у меня не было, кроме как принять её предложение. Хотелось поскорее вернуться домой...
- Это просто удача, что я встретила Вас! Я очень надеялась встретить здесь русских, но не думала, что это произойдет так скоро. Здесь вроде всё так знакомо, видела фотографии в Интернете и читала книжки, а как услышу их тарабарщину, то сразу чувствую, себя не в своей тарелке.
Я снова взглянул на надпись на её майке и ничего не сказал. На душе стало как-то совсем тоскливо и захотелось куда-то идти и идти, не останавливаясь и ни о чём не думая. Я поднялся со ступеньки и отряхнул штаны от пыли.
- Не хотите вместе со мной сейчас ещё раз обойти перед сном гору? - неожиданно предложила девушка, самодовольно ухмыляясь, и привстала на носки, а затем на пятки. Она была немного выше меня и, похоже, это ей нравилось в себе. - За одно поговорим!
- Скоро уже начнёт темнеть...
Она достала из кармана коробок со спичками и одну зажала в уголке своих насмешливых губ.
- Вы боитесь темноты?
6
Что-то странное было в этом замшелом старикашке... Я искоса поглядывала на него и не могла понять, что, на самом деле, не так. В душе незаметно нарастало непонятное смятение чувств, словно нас сейчас было не двое, а, по крайней мере, на одного больше. Мысли смешно путались и спотыкались, а язык, почувствовав безграничную свободу, взялся за своё мелкое дело.
За час я откровенно разболтала ему почти всё, что скопилось у меня на душе за многие годы. Он не просил меня рассказывать о себе, но что-то подтолкнуло меня на этот безрассудный поступок. Рассказала обо всём: о своей глупой жизни, своей дурацкой семье и своём внутреннем поиске смысла жизни, который, в конечном счёте, привёл меня сюда.
Он внимательно слушал, кивал, но, кажется, из головы у него никак не шел недвусмысленный розовый шрам, который он раньше заметил на моем левом запястье. Гадал, наверное, что это такое - след от несчастной любви или что-то ещё... Но об этом я не хотела с ним говорить.
- А Вы счастливы здесь? - поинтересовалась я, просто так, без задних мыслей.
Он ответил после некоторой весьма затянувшейся паузы, когда я уже, по правде говоря, не ожидала от него ответа.