- Дядя Фёдор! Дядя Фёдор! А почему у тёти Шуры лицо красное?
- Да какая разница? Красное и красное. Всё равно хоронить.
- Слушай, Митрич, а ведь малец-то дело говорит. Разве покойники не синеют?
- Да я что, доктор вам что ли? Сказали померла - значит померла! Ты, Егорыч, это, давай по стопарику и поехали уже на кладбище!
Когда гроб с Александрой Сергеевной вынесли из машины и поставили возле могилы, безутешный вдовец распорядился снять крышку, чтобы с покойной могли попрощаться родственники, приехавшие сразу на кладбище. И тут произошло непредвиденное!
Александра Сергеевна распрямила руки, скрещенные на груди, схватилась за борта гроба и присела. Потом она неожиданно ловко спрыгнула на тротуар, окинула всех собравшихся непонимающим взглядом и зашагала по дорожке. Белые похоронные тапочки проворно зашуршали по асфальту. Раздался слабый вскрик и дородная женщина, лицом и фигурой напоминающая Александру Сергеевну, осела прямо на свежевырытую землю. Остальные хранили гробовое молчание, уставившись в спину удалявшейся женщины округлившимися глазами.
Первым пришёл в себя Фёдор Дмитриевич:
- Да что же это такое? Куда она собралась? Шура! Стой!
- Дядя Фёдор! Я говорил вам, что у тёти Шуры лицо красное!
- Да, малец, говорил. Но кто ж знал, что оно так всё обернётся? Шура! Стой! Куда бежишь?
Но Александра Сергеевна почему-то лишь ускорилась.
Бежать за "покойницей" никто не отважился, и вскоре она скрылась за кладбищенской оградой, по периметру которой высились пирамидки кипарисов. Потом внезапно все услышали истерический визг тормозов, за которым последовал глухой удар.
- Слушай, Митрич, кажется, её машиной сбило! Что будем делать?
- Да какая теперь разница, Егорыч? Всё равно хоронить.