Родонит с заботой в глазах бросил на сковороду, стоявшую на решетке над костром, кусок сливочного масла, пронаблюдал за его таяньем. Взялся за первый кусочек хлеба из горы только что лично им нарезанных багетов, за которыми смотался телепортом в столицу, обмакнул в яично-молочно-травяно-чесночную смесь в кастрюле, стоявшей рядом с хлебом, бросил на сковороду. Время шло, гренки жарились, он добавлял новые ингредиенты, переворачивал, перекладывал на большущую тарелку, все косясь в сторону командного шатра. Прибежал один из юных новобранцев Рубеуса, с натугой таща по корзине яблок и груш из ближайшей деревне. Родонит благодарно кивнул и отпустил его. Горка нежареных хлебцев убывала, горка готовых гренок росла. Завтрак был в шесть. Часы били полдень час назад. Ну, то есть били бы, если б кто-нибудь притащил с собой напольные часы с маятником и гонгом. Но обеденное время точно уже наступило. Орлик пребывал в раздражении. Вымыл груши, вымыл яблоки, сложил в еще оду огромную тарелку. Порезал окорок, прихваченный из той же столицы. Нарезал на четвертинки пару килограмм помидоров. Раздобыл с десяток бокалов и здоровый графин, наполненный минеральной водой без газа. Стопка тарелок. Раздвинул походный столик, выставил на нее все приготовленное, с натугой приподнял. У телекинеза было одно преимущество по сравнению с перетаскивание руками - форма предмета тебя совершенно не волнует. Родонит медленно - тяжело было тащить столик - двинулся к палатке. Мебель плыла за ним. Стражи у входа в шатер, стоявшие на почтительном расстоянии - чтобы не слышать неположенного, вытаращились на адъютанта, целеустремленного как гигантская сухопутная черепаха, завидевшая деревце редкого эвкалипта. - Не положено никого пускать, - предупредил приближающегося Родонита один из них. - У меня срочное сообщение, - отозвался мрачно тот, не думая останавливаться. Вояки Рубеуса покосились на стол, переглянулись - будь это кто иной, его бы точно не пустили, но вроде как личный адъютант Сапфира, служащий ему уже пять лет, должен знать, что делает. Пока они мешкали, Орлик прошел мимо и вошел в шатер. У входа задерживаться не стал, освобождая место для стола. Алмаз, что-то ожесточенно говорил. То ли речь читал, то ли спорил - не допущенный на совещание Орлик счел хорошим тоном не вслушиваться. - И... Что такое? - король несколько резко дернулся в сторону нарушителя. Родонит, пребывавший в крайне мрачном расположении душа, изображать испуг не стал, а хмуро посмотрел на Алмаза. Под глазами круги, движения резкие. Лег наверняка заполночь, позавтракал кофе, про обед совершенно забыл. Глава семьи и государства. - У меня срочное сообщение, - умолчав о своих выводах, ответил, наконец, адъютант. - Что случилось? - Сапфир, коему обычно отчитывался Орлик, обеспокоено поднялся. Вновьприбывший обследовал и его - глаза лихорадочно блестят, круги под ними черные. Надо было отобрать вчера эти его дурацкие чудо-свечки, опять бдил наравне со старшим братом. Ну хоть позавтракал нормально, но про обед точно тоже забыл... - Время обеда проходит мимо, - заявил Орлик, не меняя проникновенно-мрачного тона, и позволил столику вплыть и опустится рядом со столом, на котором грудой лежали расстеленные карты, исчирканные разными цветами. Кажется, на это заявление слова нашлись только у Рубеуса. - Да что вытворяешь, совсем... - начал он. И замолчал. По шатру плыл аромат свежих гренок Родонитового авторства. Орлик осмотрел и третьего брата: загнанным не выглядит, но скулы чуток заострились, а взгляд затуманен и неоптимистичен не в меру. Хоть кто-то про обед помнит. Но не прерывает важного совещания, будто работается лучше, когда от голода живот скручивает. - И так каждый день, каждый новый день одно и то же, - удрученно пробормотал Родонит, развернулся и вышел из шатра, ничего более не комментируя. - Сапфир, ты б его приструнил, - пробурчал рыжий, недовольно поглядывая на колыхающийся вход. - Ладно, вернемся к теме, - отрезал Алмаз, разворачивая в руках карту. На секунду потерял опять нить, покосился на столик. Гренки, которые адъютант любезно оставил, были с сыром и без, с разными пряностями на любой вкус, румяные. Алмаз отвернулся и продолжил-таки речь, но потом снова сбился. Замолчал. Через сорок минут Родонит, на сей раз вообще ни слова ни говоря, вернулся и забрал столик и пустые тарелки. Совещавшиеся немного нервно отворачивались и не задерживали его.