Однажды Отшельник подбросил в свой домашний очаг охапку хвороста. Догадывался ли он, что это необычное дерево живёт своей жизнью - знает лишь Он сам...
Пламя весело полыхало в очаге, пробуя алыми язычками каждое поленце, каждую веточку... Лишь один сучок откатился поодаль, небрежно брошенный притомившимся Отшельником, и едва тлел. Этот маленький кусочек дерева думал о чём-то своём, лишь изредка выходя из полудрёмы, чтобы взглянуть, как светло вокруг, как мечутся странные тени по стенкам... А затем снова уходил в себя.
Его разбудила шальная искорка, отскочившая от пламенеющей кучи... Он ощутил, как медленное тление переходит в жаркий огонь, подивился тому, каким приятным бывает это обжигающее тепло... И осмотрелся. Почти рядом с ним, кокетливо выглядывая из общего вороха, изящно полыхала тонкая веточка, время от времени нечаянно отбрасывая отдельные искры в разные стороны. Одна из них и вырвала его из цепких объятий сна, в которые ему более уже не хотелось возвращаться.
По мере того, как его огонь разгорался всё сильнее, всё жарче, ещё немного сонному сучку всё сильнее хотелось поделиться хотя бы толикой этого тепла с той самой веточкой, которая оказалась самой близкой к нему среди всей охапки, наполнявшей очаг, вдруг ставший таким тесным. Он хотел выстрелить искоркой по её примеру - но не знал, как это сделать. Он пытался достать её пламенным языком в те моменты, когда его внутренний жар становился особенно сильным, вырываясь наружу - но никак не мог дотянуться. И он лишь наблюдал за тем, как всё и вся в этом обиталище огня вспыхивает, потрескивает, перебрасывается искрами и угольками...
Он не имел ни малейшего понятия о том, что будет дальше, и что такое это "дальше", и сколько ещё оно продлится. Он не мог пошевелиться сам по себе, чтобы подвинуться поближе к этому манящему яркому зареву и слиться с ним, стать его частью. Он мог только наблюдать, и ощущать, и пытаться дотянуться - снова и снова, без устали и передышки. И сон, который некогда владел им, был забыт и отброшен прочь, как ненужное воспоминание.
Кто знает, чем закончится эта история? Сумеет ли одинокий сучок когда-нибудь дотянуться до веточки, что пробудила его ото сна, сама о том не подозревая и не стремясь ни к чему подобному? Или так и будет безуспешно тянуться, пока нарастающий жар не сожжёт его дотла? Или, быть может, Отшельник, согревшись и возжелав тишины и покоя, внезапно плеснёт в очаг водой из ведра, одним махом ответив на все вопросы?
Но того, кто неустанно повторял свои тщетные попытки, подобные размышления и не занимали. Он жил, пока горел.