Аннотация: Душераздирающая история,написанная очень давно. Ценность для автора представляет по двум причинам: 1.Рассказ доведён до логического финала. 2.Представляет собой иносказательный вариант переломного момента жизни.
Здравствуй. Это я.
Не ждал от меня письма? Знаю, что нет. Неважно. Это неважно. Теперь.
Найти твой теперешний адрес было несложно. Несложно и....ненужно?.. Не знаю. Ладно. Раз уж взялся за это письмо, -
надо его закончить.
Помнишь, как мы познакомились? Я всё время забывал, а ты снова и снова пересказывал мне эту историю - перебирая мои волосы(сколько не умолял меня тренер постричься короче - всё равно этого не сделал. Почти из-за тебя. А теперь уже и ненужно), поглаживая мои пальцы и приукрашивая её всё новыми и новыми подробностями. А я всё равно не могу вспомнить, как всё было. Как всё было на самом деле.
По-моему(я правда стараюсь вспомнить! Чтобы избавиться от этого...) был ветреный день, шёл дождик(мерзкий и серый), лужи чернели на асфальте, и в них плавали разводы бензиновых пятен(никогда не знал, как они на самом деле называются) и всякие отражения - редких прохожих, нависающих домов, неба...Совершенно не весенний день. Дурацкий день.
А ты, кажется, говорил что-то о "первом майском ливне", или о чём-то подобном Ты был романтиком, потому что считал, что это произведёт на меня впечатление. Веришь, нет - ты считал так не зря.
В тот день я возвращался домой позже, чем обычно. Настроение у меня было...как погода - слякотное. Ты называл это "задумчивой печалью, притаившейся в глубине твоих(моих, то есть) необыкновенных глаз(серые в крапинку - да уж, необыкновенно до невозможности!), казалось, что ты(я) вспоминал о чём-то важном..." Ну да. Точно. Я прогулял внеплановую тренировку - не специально, просто потому , что выбросил её из головы. Теперь я находился на пути к большим неприятностям. Можно ли было предположить, что мне повстречаешься ты?
Нет, ты не был моей неприятностью. В моей неудачной жизни ты был, наверное, самым лучшим и ошеломляющим происшествием. Ты удивлял меня абсолютно всем, всё в тебе было необычно, неправильно, непонятно для меня - всё, от твоих любимых стихов и до твоей странной привязанности ко мне.
Теперь я сплю гораздо меньше - ты приучил меня к долгим ночным беседам(ты вообще ко многому меня приучил. В частности, ты приучил меня к себе - зря, зря...) - тебе нравилось прижимать меня к себе, как обычно дети прижимают плюшевых зверей - и шептать о чём-нибудь своим шершавым голосом. Тогда эти разговоры мне не нравились, а теперь от привычки обсуждать с самим собой весь прошуршавший мимо день, думать обо всём на свете уже не избавиться никак. Мой врач говорит, что я очень бледный, что мне нужно есть больше витаминов(эту морковку я уже видеть не могу!), а на самом деле всё от того, что я не высыпаюсь - слишком долго с собой разговариваю.
Не верю, что ты всё ещё читаешь этот бред. Пишу как будто сам себе. Или тому вспоминаемому тебе, который всё ещё прячется в моих мыслях.
В ту ночь - в последнюю, помнишь, - я ещё сомневался в словах, после которых выбрался из кольца твоих рук, одел куртку и ушёл, не поцеловав тебя, не оглянувшись и не попрощавшись.
Мне никогда не было так скучно ждать автобуса - на той самой остановке напротив твоего дома, потому что в тот день всегдашний наш ритуал(мы разговаривали знаками, ты улыбался мне из-за полуопущенной шторы, а я махал тебе руками и смеялся, а все вокруг считали меня сумасшедшим) был стёрт из жизни. Я стоял там и знал, что ты смотришь на меня. Ждал, что я подниму взгляд, улыбнусь и отменю сказанное. Вернусь. Так вот, тогда я сомневался. Сомневался в том, что больше ты мне не нужен. Теперь я знаю точно. Не сомневаюсь Ты сделал меня слишком сильным. Взрослым. Почти безжалостным. Сам виноват. Не надо было любить меня так сильно Вообще не надо было меня любить. Никто не просил об этом.
Я почти уже не помню тебя - только твой вопросительный неверящий взгляд в ту минуту, твои руки и твою напряжённую тень у окна. И, может быть, что-то ещё - что-то, о чём я не стану говорить.
Хочешь знать, что было дальше? Точнее, как было дальше(что было, ты знаешь лучше меня). Приехал автобус, я вошёл в пропахший плохим бензином салон, сел у окна и только тогда посмотрел на твоё окно. Ты был там. Мне стало больно и я решил разглядывать шнурки своих ботинок. Всё было так медленно... В автобус один за другим заходили люди. Они разговаривали и толкались, наступали друг другу на ноги, ругали погоду и уличную грязь... А ты был там.
Двери всё не закрывались, как будто ничто в окружающем мире не верило, что я действительно ухожу. Что у меня наглости хватило. Что я не рванусь сейчас назад, на одном вдохе преодолевая все эти стопятнадцать ступеней лестницы, ведущей к твоим дверям, не нажму на кнопку звонка...Ты был там. Ты заодно с миром не верил в это. Впервые ты и мир сошлись во мнениях.
Потом автобус всё-таки поехал. Я чувствовал себя неважно, но был уверен, что это из-за тебя. Что-то тёплое покатилось по щеке, я думал что плачу всё-таки, потом всё поплыло, закружилось, какая-то девчонка завизжала - её крик прорезал в искажённой, размазанной картине мира огромную чёрную бездну боли; её крик звенел, звенел в ушах, толкал меня в эту бездну; я пытался уцепиться за ускользающий мир, за эти зыбкие, разом ужаснувшиеся лица; а она всё кричала, и когда свет совсем исчез, я стал кричать вместе с ней.
Это, говорят, редкая болезнь. Я даже названия не помню. Совсем новая и у нас почти не встречается. Повезло мне. Ты же говорил всегда, что я - редкий. А мне было непонятно, в чём же эта редкость заключается. Теперь знаю
Очнулся я среди ночи. Открыть глаза не пытался даже: больно, да и ресницы слиплись от крови. Я вспомнил про тебя и наконец-то заревел. Это было ещё больнее - соль проедала глаза, мои "необыкновенные глаза с притаившейся на дне задумчивой печалью". Только никакой печали там не было - только боль, боль, боль, БОЛЬ, и не только там - везде только боль - весь мир стал болью, я сам стал болью, моя память стала болью, ты стал болью....наверное, я очень громко орал, потому что через некоторое время (в моём понимании - лет этак через двести) этой абсолютной боли она как-то неожиданно стихла - то ли я ненадолго умер, то ли меня укололи чем-то. А ещё через сколько-то времени- не поверишь! - я услышал тебя. Совсем рядом. Ты пришёл. Пришёл ко мне. И ещё ты волновался.
-Как он? Что с ним будет? - как у тебя дрожал голос!
-Этот мальчик? - ответ был неторопливый и поскрипывающий, как старый паркет. Говоривший был уверен в ответе и очень собой по этому поводу гордился. Какой-то очень главный врач, не иначе.- Шансов нет. Даже до утра не доживёт. Тут никакое чудо не поможет.
Вот так.
Это была самая длинная ночь в моей жизни. Ничего дольше неё со мной ещё не случалось, и , говорят, не случится. Но я знал, знал, ЗНАЛ что ты там, что ты ждёшь меня, что ты дождёшься обязательно, что ты никуда н уйдёшь. Я передумал миллион мыслей - я думал их сквозь эту бесконечную ночь, усеянную болью, как небо - звёздами, и все эти мысли были о тебе, были о нас с тобой.
И все они были лишними.
Потому что услышав этого старого....старого...не важно, в общем, услышав его мнение о продолжительности, а точнее, непродолжительности моей жизни, ты сбежал. Вообще сбежал - из города, из моей жизни, отовсюду. Не захотел смотреть, как я умираю. Даже думать об этом не захотел. Не дождался утра. А я -дождался. Впервые оказался сильнее тебя.
Я пишу это письмо, чтобы сказать "спасибо". Ту ночь я пережил только из-за тебя и ещё из-за того доктора - просто назло - но его я уже поблагодарил лично. Он пишет обо мне диссертацию. Я теперь научное открытие и медицинская уникальность. Правда, плавать мне теперь запрещают. Мне вообще теперь много чего запрещают, а ещё кормят морковкой и разными другими гадостями.
Даяна рассказала, что ты письмо ей прислал. Сочувственное. Говорит, что уже ответ настрочила, ну, и спросила ещё, хочу ли я тоже что-нибудь написать.
Ну и вот...
Я очень тебя прошу ничего не писать мне в ответ: это будет напрасная трата времени, сил и чернил. Я не стану читать. Тогда я сомневался, а теперь знаю: ты мне не нужен больше. А это моё письмо можешь выбросить. Или спрятать и больше никогда не вспоминать.
Ну, мне пора. Всего тебе самого лучшего.
Р.
P.S. Даяна сказала, что это ты забрал мою тетрадку со стихами, ну, перед отъездом, ночью. Пришли её обратно, хорошо? Мне не жалко, конечно, я в лит. кружок хотел записаться - плавать-то мне теперь нельзя - а там нужно какое-то немыслимое количество четверостиший предъявить.
P.P.S. Знаешь, какой вопрос я чаще всего задаю себе, когда мне не спится ночью? "Зачем я всё-таки дожил до рассвета?" Что дальше?