По аллее парка шли двое немолодых мужчин. Шли не спеша, переговариваясь и осматривая окрестности. Иногда они останавливались, и один из спутников - тот, что был повыше ростом и более суховат по фигуре, указывал рукой на открывшийся с дороги вид и что-то объяснял другому.
Местность в этом отдаленном районе города была живописной. Аллея тянулась от старинной цитадели, шла по-над берегом реки и вела к озеру, каких в округе располагалось несколько. Через озеро был перекинут длинный железный мост для пешеходов. Подойдя к нему, мужчины снова остановились. Тот, который выполнял роль экскурсовода, показывал на металлическую мемориальную доску, укрепленную на стойках. Видно было, что спутники читают текст, и 'экскурсанту' он интересен. Постояв немного, спутники молча пошли по мосту. Коренастый мужчина, одетый так же как и его напарник в куртку и джинсы, с кепкой-жокейкой на голове, заговорил первым:
- Не ожидал встретиться здесь с нашей песней. Мы считали, что все произошло где-то под Ленинградом. Эту песню Пьеха пела, помню слова: 'Огромное небо одно на двоих...'
- Да, Миша, мы эту песню знаем, - откликнулся спутник, - эти русские парни-летчики уводили свой самолет от Берлина и здесь, на окраине, направили его в озеро. Если бы они этого не сделали, много людей могло погибнуть...
Они перешли мост и углубились в следующую улицу-аллею. Тот, кого назвали Мишей, продолжил разговор:
- Я вот думаю, Курт, что и эти парни погибли на войне. Только она тогда называлась 'холодной'.
- И все же жители нашего Шпандау считают их героями и благодарны им, - отвечал Курт. Он предложил. - Зайдем в кафе, помянем всех.
Кафе виднелось неподалеку, и они зашли. Здесь стояло всего несколько столиков: за одним расположилась молодая фрау с двумя детьми, остальные были свободны.
Мужчины сели у большого окна-витрины с видом на озеро, парк и жилые кварталы, в отдалении. Курт, на правах хозяина, заказал пиво и горячие колбаски.
За окном весна вступала в свои права. Молодая листва уже окрасила пейзаж изумрудной акварелью, по майской синеве неба плыли воздушные белые облака.
Собеседники, не чокаясь кружками, выпили по глотку Шпандау. Они знали друг друга почти двадцать лет, стали партнерами по небольшому бизнесу и товарищами, и многое уже было переговорено. Они смотрели в окно, и каждый думал о своем.
Михаил возвращался мыслями к тому событию в жизни двенадцатилетнего паренька из тверской деревни, которое впоследствии привело его к переезду в другую страну, с детства им не любимую, подружило его с Куртом - сыном бывшего солдата вермахта, погибшего на 'восточном фронте'...
Эта история началась в один из выходных дней. Стояла осень, погода выдалась солнечная, пригожая. Миша вышел с родителями на уборку картофеля с усадьбы, примыкавшей к их огороду. Утреннее солнце еще не пригрело землю, остывшую за ночь, поэтому было прохладно, дышалось легко, пахло осенью и вскопанной землей. Слышались голоса с соседних огородов, где тоже шла обычная сельская жизнь.
Высокий и не по возрасту сильный паренек, соревнуясь с родителями, опередил их на половину борозды. Правда, отец с матерью копали подряд три картофельных ряда, а он один, но они похваливали его и, шутя, грозились догнать.
В одном месте лопата Миши наткнулась на что-то твердое. Он нисколько не удивился этому - на огороде часто попадались камни - и стал разгребать мягкий чернозем, чтобы найти и выбросить помешавший предмет. Здесь, по-видимому, попались старые тряпки.
Миша поддел ком поглубже, перевернул его и увидел что-то похожее на куски брезента. Он пошевелил их лопатой - она опять уткнулась во что-то твердое. Это оказался... пистолет. Старшие ребята рассказывали, что еще лет десять назад такие находки были нередки. Но давно уже не было слышно от пацанов о такой удаче. Миша оглянулся: родители копали картошку и разговаривали о своем, не обращая на прилежного сына никакого внимания. Мальчик быстро затолкал оружие за пазуху.
Это село, в войну, было около двух лет оккупировано фашистами. При освобождении, на его окраине проходили тяжелые бои. В начале шестидесятых годов, когда происходили события этого рассказа, повсюду еще виднелись следы войны. Вдоль железной дороги зияли воронки от бомб, сброшенных с фашистских самолетов, а у озера
сохранились землянки, укрытия для танков и дзоты.
В земле ребята находили патроны от винтовок, автоматов, пулеметов. Попадались им артиллерийские снаряды, противопехотные мины и противотанковые гранаты. Немало подростков в первые послевоенные годы погибло или получило увечья от опасных находок. Но на патроны, винтовки без затворов, остовы автоматов даже не обращалось внимания, ведь каждый мальчишка теперь разбирался в оружии.
На следующий день Миша отправился в баню, прихватив с собой машинное масло и тряпку. Здесь он вчера запрятал пистолет и теперь достал его из тайника.
Оглядев со всех сторон свою находку, он понял, что это немецкое оружие. Он не раз видел в кино такие пистолеты. Обычно, в фильмах их держали в руках фашистские офицеры или русские разведчики. 'Интересно, откуда на огороде немецкий пистолет?' -думал паренек.
Он вспомнил разговоры о войне поселковых фронтовиков, прошедших через бои и державших в руках различное оружие. Дядя Федя - бывший ротный разведчик -рассказывал как-то: 'У меня был ихний 'Вальтер' - хороший пистолет, автоматический. Обойма на восемь патронов калибра девять миллиметров'.
'Да, это 'Вальтер', - решил мальчик и, отодвинув замок внизу рукоятки оружия, вытащил обойму с патронами.
Он извлек желтоватые патроны с темными свинцовыми пулями и тщательно протер их тряпкой с машинным маслом. Они сразу приобрели вид новых. Тряпкой, намотанной на металлическую спицу, как шомполом, прошелся через ствол и промасленной ветошью протер корпус оружия. Вальтер, своим матовым черным цветом с коричневыми пластмассовыми и рифлеными накладками на рукоятке, радовал глаз.
'Стоящая вещь', - подумал Миша, заталкивая на место обойму, - 'надо испытать'.
Он решил идти на озеро. Оно было большое, а на середине располагались два небольших острова, густо поросших соснами и кустарником. Главное, что противоположный берег не заселен, поэтому в ту сторону можно стрелять.
Спрятав оружие за пазуху, мальчик вышел на улицу и направился к озеру. Там Миша лег на корме лодки, достал пистолет и, положив ствол на транцевую доску, через прицел и мушку оружия стал смотреть: куда бы пальнуть.
Решил выстрелить в сосну на острове и стал медленно нажимать на курок. Мальчик зажмурился, ожидая выстрела, но его не последовало. Курок уперся и не хотел отжиматься до упора.
Миша сел в лодке и осмотрел оружие. К своей досаде, он понял, что не знает, как стрелять из немецкого пистолета. 'Расспрошу как-нибудь у дяди Феди', - решил он и направился домой.
Где было знать подростку из русской деревни, что в конструкции хваленого 'Вальтера' был серьезный недостаток: несовершенство предохранительного механизма. В боевой обстановке при неполной фиксации флажка предохранителя была возможна блокировка оружия. Обрати он тогда внимание, в каком положении приржавел флажок, то мог бы понять, что этот пистолет уже когда-то подвел своего хозяина.
Спросить бывшего разведчика, мальчик все же побоялся - вдруг догадается и отберет, поэтому боевое оружие стало в его руках пока обыкновенной игрушкой. Миша втайне гордился 'Вальтером', никому не рассказывал о нем и брал с собой в походы по окрестностям.
Однажды путь его пролегал мимо огромного железобетонного дзота, построенного немцами в войну. Мальчика всегда привлекало хорошо сохранившееся укрепление с его окнами-бойницами для пулеметов и орудий. Он заходил сюда и фантазировал: где и как стояли пушки с пулеметами, как могли русские солдаты захватить этот рубеж.
Он зашел внутрь дзота и стал наблюдать через бойницу наружу. Вдруг Миша услышал за спиной шорох. Резко обернувшись, он увидел своего недруга, известного в селе шалопая и задиру Петьку. Тот был старше по возрасту и сильнее, чем пользовался
жестоко поколачивая младших.
- Попался, - злорадно усмехнулся Петька, - где твои друзья?
Противник остановился поодаль и стал наблюдать за Мишей, застигнутым врасплох. Глаза задиры горели от возбуждения, в руке он держал толстую палку-дубинку.
'Угораздило же меня, здесь попасться', - лихорадочно обдумывал свое положение Михаил. - 'Попробовать убежать через бойницу?'
Но бежать ему было стыдно - Петька будет потом всем хвалиться, а ребята назовут трусом. И тогда Миша решил: - 'Попробую напугать пистолетом'.
Он выхватил 'Вальтер' и, направляя его в сторону обидчика, громко скомандовал:
- Стой! Не подходи! Буду стрелять! - Для острастки Миша передернул верхнюю скобу пистолета. Та, на удивление, подалась и громко лязгнула. Стрелок не успел сообразить, в чем дело, он по привычке давил на спусковой крючок, который всегда был неподвижным. Но на этот раз раздался выстрел. Звук был оглушительным: стрелять в небольшом закрытом помещении - значит рисковать своими перепонками.
Эффект был поразительный! Петька, минуту назад агрессивный и уверенный в себе, взвыл, схватился руками за уши и стремглав вылетел из дзота.
Миша тоже выскочил на волю и припустил в сторону родного дома.
О 'перестрелке' в дзоте к вечеру узнал отец. К нему на работу, в мастерскую леспромхоза, пришел папаша Петьки. Как всегда под хмельком, он грозил посадить 'вооруженного бандита Мишку' и требовал 'контрибуции'. У Петьки уши оказались слабыми, и он несколько дней ходил оглохшим.
Тем временем Михаил, напуганный происшествием, сидел в укромном уголке за баней и терялся в догадках: каковы будут последствия его выстрела. В горячке он не понял, куда пошла пуля. Взвыл Петька, как раненый, но припустился бежать, как гончая. И все же на душе было нехорошо и тревожно. Тогда еще подумалось: паршивое это дело - стрелять в человека...
Отец нашел паренька там же, за баней. Посмотрев на его бледный и растерянный вид, наказывать не стал, посчитав, что сын достаточно научен этой историей. Он лишь, протянув вперед руку, велел сыну:
- Давай!
Отец долго рассматривал 'Вальтер', отданный ему Мишей, вертел его в руках, качая при этом головой, а потом положил оружие в карман и проговорил:
- Столько лет прошло после войны, а она все стреляет. Наука тебе впредь: не бери в руки без надобности оружие. Отдам находку в сельсовет, чтобы отправили в военкомат.
Но сделать это отец не успел. 'Вальтер'забрал участковый милиционер, который прослышал о происшествии. Выслушав рассказ мальчика, милиционер сказал ему:
- Такую находку нужно властям сдавать, а не носить ее, как игрушку. - Прощаясь, милиционер сообщил. - Вызову из военкомата саперов. Пускай с металлоискателем по вашему огороду пройдут. Может еще что найдут.
Приезд в поселок солдат вызвал переполох не только у детей, но и у взрослых. Погожим осенним днем на огороде собралось много народу.
Молодой лейтенант, польщенный таким вниманием, браво скомандовал сержанту, державшему в руках миноискатель:
- Старший сержант, приступить к поиску!
- Есть! - отозвался тот и надел наушники.
В результате поиска были отмечены два места, где прибор показывал в земле металл. Одно - там, где Миша нашел 'Вальтер', другое - метрах в трех от первого.
Решили начать там, где лежал пистолет, и люди плотным кольцом окружили место раскопки.
Двое солдат и двое добровольцев из молодых поселковых мужчин приступили к работе, поделив зону на четыре части. Плодородная земля под их лопатами подавалась легко, и ямки споро уходили вглубь. Лейтенант давно уже махнул рукой на многочисленные советы жителей, где и как копать. Он лишь просил не подходить еще ближе к копателям:
- Может, и нет тут ничего, - предположил кто-то из нетерпеливых сельчан.
- Как нет, а сигнал? - возразил ему его сосед.
- Нашел! - крикнул молодой солдат и стал на колени, чтобы руками раскапывать что-то в яме. Толпа ахнула и замерла в ожидании. Миша, на правах хозяина огорода, подошел вплотную к шурфу и увидел желтоватую человеческую кость, которую солдат руками освобождал от земли.
'Полметра всего под землей, а мы и не знали, что здесь человек лежит, и картошку сверху сажали', - подумал мальчик.
Словно прочитав его мысли, отец стал оправдываться:
- Не знали, что на огороде, под землей, кто-то лежит, давно бы похоронили его по-людски, на кладбище.
- Похороните теперь, не ваша в том вина, - успокоил лейтенант, приказав продолжать раскопки вокруг места первой находки, которую положили на брезент.
Но когда, помимо останков человека, из земли достали металлическую немецкую флягу, бляху от офицерского ремня и жетон с личным номером, в толпе кое-кто зароптал:
- Вот тебе - на! Немец.., - сказал один мужик и выругался.
- Ну, немец, так что, нужно матом ругаться при детях?! - возразила какая-то женщина.
- Приступить к раскопкам на второй позиции, - приказал солдатам лейтенант, и начавшаяся перепалка прекратилась.
'На второй позиции', как выразился старший команды, нашли останки еще одного человека. При нем был наган и винтовочный патрон с запиской: лейтенант Иванов Иван Матвеевич, 1920 года рождения, деревня Борки, Белорусская ССР.
Миша с уважением и страхом смотрел на кости лейтенанта, найденного на огороде. Незнакомый прежде человек, погибший в войну и много лет пролежавший под землей рядом с ними, казался посланцем из далекого прошлого.
- Гляди-ка, наш, советский командир! - удивился кто-то. - Как же он здесь с фашистом рядом оказался?
- Война! Все могло быть. Может, его немец убил, а вы их рядом на брезент положили, - сказал из толпы какой-то мужчина.
- Им теперь без разницы: кто кого убил. Им покой нужен, - послышался женский жалостливый голос.
Останки погибшего лейтенанта сложили в маленький гроб, обшитый кумачом, который офицер с солдатами привезли с собой - случай был не первый.
- Ладно, граждане! Этого мы заберем - лейтенант показал на останки Ивана Матвеевича, - а с этим сельсовет решит, что делать.
- Грузите его в машину! - приказал офицер, когда заколотили гвоздями крышку.
Миша схватил отца за рукав и дернул.
- Куда вы его? - спросил тот лейтенанта.
- В район отвезем и там похороним с воинскими почестями.
Отец Миши взглянул на сына, детей и взрослых, находившихся при раскопках, и решительно сказал:
- Нет! Здесь погиб боец, здесь его и похороним, если родственники не захотят его к себе забрать, конечно.
Отца поддержал председатель сельсовета, тот самый дядя Федя-разведчик:
- У нас в селе имеется братская могила, где покоятся воины, погибшие на этой земле. Нам тоже подрастающее поколение воспитывать нужно на уважении к героям войны.
Лейтенант взглянул на народ и задумался, затем разрешил:
- Быть по-вашему, забирайте останки.
Военные люди откозыряли погибшему в войну офицеру, народу, собравшемуся здесь, и уехали.
- Так что будем с немцем делать, - спросил, на правах хозяина огорода, отец Миши.
- Зачем нужно его хоронить, фашиста? Выбросить кости на помойку, пускай их собаки таскают, - предложил мужчина, которого уже ругали за мат.
- Не по-людски это, надо его земле предать, - возразил другой мужчина.
- Они моего отца убили в войну, а я должна хоронить? - всхлипнула молодая женщина.
Вперед вышла мама Миши, взглянула на взрослых, на детвору и сказала:
- Он - немец, и против нас воевал - не спорю, но он тоже человеком был, поэтому не по-христиански будет, если его земле не предадим. Наши воины тоже в их земле лежат. Надеюсь, что они их кости не бросают собакам. На нашем огороде нашли немца, значит, судьба у него такая, чтобы наша семья похоронила его.
Отец Миши изготовил из досок небольшой гроб. Вдвоем с Мишей обожгли его снаружи паяльной лампой и обшили внутри белым коленкором. Мама мальчика сшила небольшую подушечку и набила ее какой-то пахучей сушеной травой.
Втроем похоронили немца на лесной поляне на окраине села. Медальон немецкого офицера Миша взял себе на память, не догадываясь, что он пригодится ему через тридцать лет.
По запросу военкомата, из села, откуда призывался Иван Иванов, сообщили, что живых родственников у него нет. Отец с матерью погибли в оккупации. Единственный брат пал смертью храбрых в 1945 году при штурме Берлина.
- Сирота - наш лейтенант, - сообщил отец Мише.
- Какой же он сирота? А мы?
- Ты прав, пожалуй, сын. Покуда живут на земле люди, будут почитаться и могилы героев!
Похороны лейтенанта прошли торжественно. Военкомат прислал солдат для прощального салюта, а школа взялась организовать митинг. Миша со своим классом изготовляли венки на могилу, учили стихи, посвященные павшим за родину бойцам.
В день похорон, возле скромного мемориала воинам, погибшим в войну, собрались все жители поселка. Для многих из них этот памятник стал местом поминовения их погибших дедов, отцов, братьев. На мемориальной доске у обелиска были высечены имена десятков их односельчан, не вернувшихся с войны.
Из репродукторов неслась торжественная музыка, школьники выстроились в линейку напротив братской могилы.
Когда музыка стихла, четверо поселковых мужчин пронесли мимо людей гроб с останками лейтенанта Иванова. Все обнажили головы. Солдаты произвели три прощальных залпа из карабинов. Гроб с лейтенантом, опущенный в яму, зарыли землей, а Миша с одноклассниками уложили на могилу венки и цветы.
Молодой человек по имени Иван навсегда перебрался в братскую могилу к товарищам.
Тогда Миша поклялся, что в его доме никогда не будет оружия.
Прошло почти тридцать лет, и эта история получила свое продолжение. Мальчик Миша к тому времени стал Михаилом Алексеевичем, обзавелся собственной семьей и даже внуками. Ему шел шестой десяток. Родители умерли и были похоронены в селе, где родился и вырос Михаил. На дворе стояли 'смутные' 90-е годы.
Профессию себе Михаил смолоду выбрал шоферскую. В автобате служил в армии, затем работал с отцом в леспромхозе, возил лес, потом стал завгаром. Но леспромхоз тихо 'умер'. Михаил перебрался жить в Тверь, пошел в таксисты, но работать за 'чаевые' так и не привык. Он присматривался, как бы открыть самостоятельное дело.
Тем временем подросли дети-погодки: сын и дочь. Сын - женился и уехал искать счастья в столице. Дочь - учительствовала в Твери.
Михаил рассказывал детям историю с находкой в огороде, про похороны русского и немецкого офицеров. Показывал им жетон убитого немца. Дочка по каким-то школьным связям отправила письма-запросы. И однажды на имя Михаила пришло заказное письмо из Германии. В нем некто Курт Фишер выражал благодарность за сохранение могилы его отца Отто Фишера и просил установить контакт. Михаил ответил, сообщил свой адрес. Вскоре Курт Фишер приехал в Россию. Они встретились, съездили на могилу. Сопровождал их переводчик из российского представительства фирмы 'Сименс', в которой работал немец. У скромного, но ухоженного холмика, Курт не мог сдержать слез, все повторял: 'Данке, Миша, данке...'
Оказалось, что своего отца Курт не видел. Он родился в 1944 году, когда тот уже погиб. Молодого унтер-офицера призвали в сорок третьем, и через три месяца семья получила 'похоронку'.
Мужчины познакомились, у них нашлись общие интересы. Курт тоже работал в автохозяйстве, мастером по ремонту. Они были почти сверстниками - Михаил младше на два года. Расставаясь, они договорились, что Михаил приедет по приглашению в гости к немецкому знакомому - называться друзьями они еще остерегались, присматривались друг к другу.
Михаил недолго сомневался: ехать или нет. Две причины звали в дорогу. Во-первых, кое-кто из знакомых водителей начали пригонять с Запада первые иномарки, сначала для себя, потом для знакомых. И у Михаила появилась задумка купить, если не 'Мерседес', то хотя бы 'Фольксваген'. А во-вторых, прибаливала жена, нужны были качественные лекарства, а, возможно, и лечение в хорошей клинике.
В общем, из первой поездки в Германию Михаил вернулся на своем 'Фольксвагене' и с коробкой нужных супруге лекарств. Заодно он 'обкатал' на практике схему легального перегона в Россию комиссионных автомобилей. Этот новый вид бизнеса заинтересовал и Курта, вместе они начали развивать дело...
Два товарища вели неспешную беседу-воспоминания. Они устроили себе сегодня выходной, навестили могилу Отто Фишера, останки которого сын перевез на родину. На обратном пути они посетили крепость-цитадель Шпандау и теперь отдыхали в маленьком уютном кафе на берегу озера Штессен. Они приехали на метро и могли себе позволить еще по кружкеШпандау.
- Теперь я закажу, - сказал Михаил. - И колбаски повторим. Здесь они очень вкусные, не то что в Берлине.
- О-о, ты говоришь, как истинный старожил Шпандау, - улыбаясь, хлопал его по плечу Курт. - Его жители до сих пор не считают себя берлинским округом, называют городом. А ты знаешь, кто его основал?
Михаил, видно, подготовился к этой прогулке и без запинки ответил:
- Альбрехт Медведь - считается основателем Шпандау. Фамилия у нас известная.
Курт поддержал шутку:
- О, я-я, Медведев - это сила! Но еще раньше крепость здесь построили гевеллы - славянское племя.
- Да, дружище Курт, вот я и думаю о том, как переплетены наша история и судьбы человеческие, - продолжил Михаил. - В интернете узнал, что Шпандау когда-то побывал под Наполеоном, как Тверь и Москва, и пострадал от французов. А последняя война его мало коснулась: бомбежек почти не было, Красная Армия вошла без боя.
Но здесь же были лаборатории по производству отравляющих газов. И пистолеты 'Вальтер' здесь тоже делали.
Впрочем, и моя жена в России поработала несколько лет на химкомбинате, где выпускали какую-то секретную гадость, после которой рабочие болели.
- Все так, дружище, - соглашался Курт. - Но теперь Шпандау известен как место проведения знаменитых рождественских ярмарок, город, где сохранили секрет изготовления музыкальных лир, и где расположены предприятия фирмы 'Сименс' .
Михаил, чтобы немного сбить с товарища рекламный пафос, вставил:
- Что-то не очень приветливо приняла тебя фирма 'Сименс'.
Это был 'больной мозоль', и Курт не удержался:
- Эти западные богатеи, швайне-капиталисты, считают нас, восточных немцев, людьми второго сорта, нам меньше платят, нас первыми увольняют. Но мы им еще покажем. Наш профсоюз...
- Ох, ураган! - рассмеялся Михаил. - Вижу, что нас с тобой в армии учили по одной программе политзанятий.
Мужчины помолчали. Курт с расстройства осушил полкружки пива. Михаил заговорил:
- Но теперь получается, что оба мы с тобой маленькие капиталисты. Я - в когда-то чужой и не любимой всеми пацанами Союза стране - Германии. Ты - в своей стране, но тоже другой - объединенной из двух разнородных половин. Но самое странное, что мы понимаем друг друга и называем себя товарищами. А ведь соединила нас война, в которой наши отцы были врагами.
Курт внимательно посмотрел на Михаила. Видно было, что ему трудно подыскать нужные слова. Он махнул рукой и сказал просто:
- Нас соединило то, что твои родители сохранили могилу моего отца. Они поступили, как люди. Знаешь, мы, немцы, называем родину - фатерлянд, земля отцов. Это - самое дорогое...
Михаил словно что-то вспомнил:
- Я не силен в поэзии. Но когда мы с дочерью и сыном ездили в родное село и ходили на кладбище, дочь иногда произносила вслух строчки:
'Любовь к отеческим гробам, любовь к родному пепелищу...'.