Работы они не нашли и не предвиделось ее найти. Оказалось, что устроиться здесь работать не так просто, как они представляли себе. Постоянно нужно ходить по фирмам и оставлять о себе данные, рассказывать, что ты умеешь и знаешь. А как? Если ты первый год, как приехал в далекую Германию и немецкого языка еще не знаешь, их местных обычаев и порядка тоже. Все, чем они располагали: это их привычные к работе руки, горячее желание найти занятие и неистребимая надежда устроить хорошо жизнь на гостеприимной чужбине.
Да, именно гостеприимной... Приехали сюда сорокалетний инженер Михаил, его тридцатилетняя жена Галина с их семилетней дочерью Ирой из Ленинграда в начале девяностых годов. Родину предали, как им было произнесено в спину кем-то из работников таможенной службы. Они при досмотре их вещей сделали все, чтобы этот день им запомнился навсегда.
К моменту отъезда на Родине, покинутой ими, работы они не имели. Завод, где работал инженер-технологом Михаил, был захвачен шайкой новых хозяев, разграблен, а многочисленные здания промышленных корпусов распроданы частями коммерсантам.
Примерно такой же сценарий развивался на старинной ткацкой фабрике жены.
И только у маленькой Ирины не было проблем в школе на новом месте. Она успела проучиться в первом классе три месяца на родине. Теперь посещала специальную школу для переселенцев, где кроме обычных школьных предметов, усиленно обучали немецкому языку. В учебном заведении обучались бесплатно дети всех стран мира, прибывших на этот непотопляемый корабль Европы. При посещении этой интернациональной школы Михаилу было любопытно наблюдать, как дети с различными цветами кожи и разрезами глаз быстро сдружились и проявляли друг к другу понимание и терпение.
После горького прощания с Родиной прибыли благополучно в аэропорт города Мюнхена. Там их встретили представители немецкого Красного Креста. Они пояснили им, что доставят в специальный лагерь для переселенцев. Переселенцы из СССР будут жить некоторое время и оформлять необходимые документы, а потом их переправят в другой лагерь для дальнейшего проживания и адаптации к новой жизни. При этом люди, встретившие их в аэропорту, постоянно улыбались и излучали гостеприимность.
После ледяного безразличия и презрения ленинградской таможенной службы, пораженные великолепием мюнхенского аэропорта, покоренные радушием работников Красного Креста, семья переселенцев воспарила духом и вновь обрела надежду и веру в свое новое счастье.
Погода стояла прекрасная. Ярко светило солнце, небо было синее и безоблачное. Снега не было, хотя и была середина зимы. Окрестные крестьянские поля выглядели, как сочные ломтики, на удивление зеленые и яркие, а темно-зеленый лес за ними казался сказочным и открыточным. Также удивляли непривычные аккуратные дома с коричневыми черепичными крышами, ухоженные пешеходные дорожки, ровные цветочные клумбы, прикрытые еловым пушистым лапником на случай холодов.
Все это семья Михаила наблюдала по пути в лагерь, сидя в комфортабельном автобусе, предоставленным Красным Крестом. В нем находились переселенцы бывшего Союза, собранные с различных авиарейсов и направляющихся в переселенческий пункт. Слышались негромкие переговоры и восклицания, притихших вначале на чужбине бывших сограждан.
- Смотри, дома какие.
- Поля у них, как по линейке начерчены.
- Машины кругом исправные. Ржавчины не видать. Не то, что у нас. Хорошо живут.
- Сколько ехать нам? Кто понимает немцев?
- Часа два в пути, рыжая женщина сказала. Она, вроде, как старшая у них.
- Интересно, а кто платить за автобус будет?
- Она же сказала, что за все платит немецкая власть. В лагере кормить станут тоже бесплатно. Три раза в день. Кроме того, сказала, кому мало будет, то может в буфете купить за свой счет.
- А вы хорошо по-немецки понимаете.
- Дома всегда по-немецки говорили, а бабушка у меня русского языка не знала. С ней по-немецки и разговаривали только.
- А пиво там будет? Все мечтал попробовать ихнее.
- Вам бы, мужикам, только пиво и вино. Больше нет забот?
- Какие заботы теперь? Вас привезут на место, кормить будут. Потом отправят дальше. Только слушай и выполняй. Что еще?
- Я слышала, что теперь в бывшую ГДР отправляют на постоянное жительство.
- А что там? Плохо?
- Так могли бы тогда и дома остаться с таким же успехом. Там, говорят, такой же бардак, как и в Союзе. Дороги разбиты, работы почти нет.
- А что делать?
- Так нужно показать, что язык знаешь неплохо. Таких отправляют по своему выбору на жительство. К родственникам поближе, например.
- Слышал? Зубри язык, а то запрут на восток и будем куковать там.
- Смотрите, приехали.
Засидевшийся народ вышел из автобуса и разминал затекшие в дороге ноги, оглядывал раскинутые ровным строем темно-красные барачные одноэтажные строения, видневшуюся вдали высокую и дымящуюся трубу возле кирпичной котельной.
- Приехали. Вон и крематорий нас ждет, - воскликнул один юморист средних лет в прибывшей группе, но не вызвал ответной реакции земляков, погруженных в свои заботы и переживания. Терпеливо ждали, когда опрятно одетый водитель автобуса выгрузит из багажного отделения вещи переселенцев.
Выскочивший к прибывшему автобусу представитель лагеря, что-то вроде нашего управдома, высокий и худощавый и довольно молодой дядечка сказал:
- Приветствую вас на немецкой земле. Надеюсь, что ваша жизнь на новой Родине будет благополучной и приятной. Сейчас я вам покажу ваше временное место жительства. Себе выберете свободные койки и оставите там свои вещи. Не нужные вам пожитки можете сдать в камеру хранения, которая находится в здании номер двадцать. Потом в восемнадцатом корпусе всем прибывшим пройти регистрацию. Там вам объяснят ваши дальнейшие действия. Понятно? Лагерь для переселенцев, кому интересно знать, обустроен в бывших французских казармах. Здесь находился до 1990 года их военный гарнизон.
Михаилу с Галиной и их дочери Ирине управдом показал огромную комнату.
Кровати там стояли в два ряда и два этажа, полностью можно было разместить человек пятьдесят, но вместе с ними размещены были двадцать эмигрантов. Ирина сразу выбрала себе место на верху, Михаил обосновался тоже на верхней кровати, а жена на нижнем спальном месте, под ним. Конечно, после просторной отдельной ленинградской квартиры было несколько тоскливо здесь, но нужно было через это пройти, и утешала мысль, что все это временно. А потом...
Впрочем, что потом, представлялось им слабо, вернее совсем не представлялось и оставалась лишь одна утешительная мысль:
- Хуже, чем на родине сейчас, не будет. Как-нибудь все образуется. Назад дороги нет.
Михаил и Галина познакомились с находившимися в комнате людьми, которые прибыли все, без исключения, из Казахстана; разместили свои вещи под кроватью и направились семьей искать здание номер восемнадцать.
По пути проходили мимо газонов, которые были зелеными от подросшей шелковистой травы. Через них предприимчивые эмигранты пробили тропки, чтобы сократить себе путь. На одной из них Ирина увидела табличку прибитую к колышку, вбитому в не замерзшую мягкую землю и воскликнула:
- Ой, смотрите, по-русски написано тут.
Остановились, удивленные, и прочитали надпись, нанесенную аккуратно на деревянный щиток: 'По газонам не ходить!'
- Может мы и не уезжали, а находимся в парке, - пошутил Михаил, хотя во взгляде черных глаз высокого и сильного мужчина светилась грусть.
- Наш народ не может, чтобы что-нибудь не испортить, - сказала Галина. Но семье было приятно видеть этот кусочек Родины, вдали от нее.
Возле этого здания уже ожидали своей очереди две семьи: молодая пара и многочисленное семейство, состоящее из девяти человек трех поколений. Со всеми поздоровались и Михаил спросил для поддержания разговора:
- Долго тянется эта процедура?
- У кого как, а в среднем, слышал, по полчаса. Четверо зашли туда и уже минут двадцать там - охотно ответил пожилой мужчина, который, по видимому, был главой многочисленного семейства.
- Что спрашивают они? - спросила молодая блондинка. Она обхватила мертвой хваткой руку высокого и тоже светловолосого мужа.
- Заполняют анкеты. Спрашивают: откуда приехали и чем там занимались. Какие праздники отмечали, немецкие обычаи и прочее. Какими средствами располагаем.
Я сам живу уже второй год здесь, в Германии. Сначала приехал с младшим сыном. Теперь еще два сына с семьями прибыли и я им помогаю при оформлении документов, - рассказал пожилой мужчина, приветливо улыбаясь. Вся его семья была в сборе теперь. Он теперь спокоен, что опять родные рядом, а оставленное и брошенное жилье с имуществом еще наживут, было бы здоровье.
Вскоре из помещения вышли супруги с двумя детьми. И туда потянулось семейство пожилого мужчины. Михаил с Галиной и Ирой остались с молодоженами.
- Я так боюсь, что нас отправят в ГДР, - переживала симпатичная молодая женщина.
- Муж у меня русский, языка не знает вообще. Да я и сама ни в зуб ногой. Кто думал, что пригодится. Запрут теперь на восток и будем там одни. Мама живет в Баварии, и сестра с семьей обосновалась там же. Вот бы нам к ним поближе.
- Не переживайте так, может, и к вашим отправят, - неуверенно утешила их Галина.
- Хорошо бы, - ответила та
Вскоре Михаил с Галиной и дочерью зашли в помещение, где сидела загадочная комиссия, а многочисленная и дружная семья, вышедшая на улицу, оживленно обсуждая что-то свое, направились в направлении жилого корпуса.
Разговор с комиссией, к удивлению Михаила, прошел без особых затруднений. Его общая с дочерью надежда и семейный шпрехер Галина, которая до семи лет не знала русского языка. Затем выучила его с поступлением в русскую школу, но забыла немецкий. Она довольно уверенно ответила на все интересующие вопросы комиссии, а сам Михаил, в такт вопросов активно кивал головой, подтверждая правильность ответов своей жены.
- Конечно, вы желаете переехать для проживания ближе к родственникам? - спросил один мужчина из сидящих за столом.
- Было бы не плохо, - ответила супруга Михаила, а он сам веско произнес:
- Ja-Ja.
После разговора с авторитетной комиссией, их пригласил в соседнюю комнату неутомимый Красный Крест, где им предложили выбрать себе подарки из абсолютно новых вещей, лежащих на стеллажах и висящих на плечиках.
Ира нашла себе варенные джинсы, Михаил взял красивый свитер, а Галина летнюю светлую курточку. В завершение процедуры регистрации их прибытия в Германию, были выданы деньги, потраченные ими на авиабилеты и дополнительно разовая финансовая помощь их семье в размере шестисот немецких марок.
Когда вышли из здания, где разместилась комиссия, то Михаил, съедаемый любопытством, живо спросил:
- Что они там спрашивали?
- Ты же кивал головой и я думала, что все понял.
- Кивал, чтобы не угодить в ГДР. Рассказывай лучше, не под яблонькой сидишь.
- Все спрашивали. О папе с мамой. Как рождество праздновали и какие рождественские песенки знаю. Как в школе было. Верю ли я в Бога и какие молитвы знаю. Где желаем жить и есть ли у нас деньги с собой, привезли ли что из России.
Всего этого Михаил не понял при разговоре его жены с комиссией, и пораженный своим бессилием перед чужим языком, замолчал, явно завидуя жене. Он поклялся про себя, немецкий язык выучть в самое ближайшее время.
После недельного нахождения в первом лагере, семья Михаила была перевезена на такси для постоянного жительства в старинный город Ройтлинген, где их разместили в бывшем небольшом отеле, переоснащенном местными властями в переселенческий лагерь. Там им предоставили просторную комнату, где стояли две двухъярусные кровати, платяной шкаф, круглый обеденный стол, четыре крепких деревянных стула и небольшой холодильник, который был пока пуст.
Управдом выдал им два комплекта постельного белья на каждого, две эмалированные кастрюли, две чугунные сковороды, среднего размера чайник, столовые приборы. В общем все необходимое, что нужно для троих человек, которые прибыли с ничем. В помещении было еще две комнаты, где жили переселенцы из Румынии, такие же семьи, как и они. В распоряжение трех фамилий был общий душ и совместная большущая кухня, где каждая семья получила свою электрическую плиту для приготовления пищи и свой кухонный стол. Белье можно было стирать в прачечной, оборудованной в подвальном помещение. Там стояли три современные стиральные машины для двенадцати семей. Условия для вновь прибывших были, нужно честно сказать, неплохие, и семья Мозолиных осталась довольна.
Ирина была тоже рада окончанию путешествия и заняла верхнюю койку для себя. Теперь забавлялась прыжками с одной койки на другую, сверху вниз и наоборот. Сразу было видно, что не капризный ребенок притомился в том лагере, в общей комнате, где одновременно находились мужчины, женщины и дети, теперь отрывался в комнате, предназначенной только для их семьи. Галина разбирала вещи и укладывала в шкаф, развешивала на плечиках одежду, а Михаил прилег на нижнем месте кровати и только наблюдал за суетой его женщин, наслаждаясь также тем, что все как-то образовывается и обретает реальные контуры их дальнейшей жизни в Германии.
- Тут можно жить первое время, - заключил Михаил.
- Конечно, а то я уже устала там. Всегда на виду. Переодеться и то проблема, - поддержала жен. - Сейчас закончу с вещами и чаю попьем. У нас пакетики с чаем есть, печенье и конфеты. Сегодня как-нибудь перебьемся, а завтра нужно в магазин сходить. Швабра нужна, тряпку для пола и стола, а то пыль вытереть не чем. Ничего-то у нас нет и все надо покупать.
- Потихоньку обзаведемся. Только, думаю, нужно и телевизор купить. Будет легче язык учить, если слушать их речь постоянно, - предложил муж.
- Правильно и мультики смотреть, - живо поддержала Ирина отца и спросила маму:
- А что за конфеты у тебя?
- Сама не знаю. Когда твой дядя Алекс с женой приезжали в лагерь к нам, то привезли конфет, печенье с чаем и, ой, совсем забыла, упаковки три с копченой колбасой. Они два года назад прошли этот путь по лагерям. Спасибо им, а мы живем! Пойду чайник ставить, а вы накрывайте на стол.
К чаю жена Михаила достала бутылку шипучего вина Асти, которое было им подарено кем-то из родни, посещавших их в первом лагере. Вернее близких жены, так как муж родственников в Германии не имел, хотя и носил их фамилию. Был, как он сам говорил всем, непородистым немцем, перекрашенным.
- Давай выпьем это вино за новую жизнь здесь. Чтобы все ладно было, - подняла стакан с вином Галина.
- За это выпьем до первого пузырька в стакане, - поддержал жену Михаил. Оба стукнули своими стаканами по стакану Ирины, наполненному темной колой, выпили и бросились аппетитно кушать, что Бог им сегодня послал на чужбине.
После выпитого и съеденного, настроение у всех поднялось до высшей отметки. Потом решили прогуляться и осмотреть окрестности, найти ближайший магазин, где можно будет закупать продукты и предметы первой необходимости.
На улицу вышли и направились куда глаза глядят. Города все-равно не знали, а спросить было не кого, да и не могли, нужно по-немецки спрашивать. Кругом были частные двух-трехэтажные опрятные кирпичные дома. Не обычно для них было, что первый этаж немецких домов находился на земле, где имелся выход на террасу, а стеклянные окна были такие огромные и прозрачные, что всякий прохожий мог рассмотреть мебель внутри, а также и самих хозяев, если они там находились. Заборчики вокруг домов были игрушечные, по колено высотой, а в садах частных владений стояли фруктовые деревья, своими сучьями наружу, как-бы демонстрируя и предлагая прохожим свои плоды. Но заходить на участок и срывать чужие и столь доступные плоды было строго запрещено и охранялось законом. Реально, а не фиктивно.
- Смотри, как открыто живут, - казал Михаил.
- Да. Даже смотреть неудобно как-то. Стыдно, невольно отводишь взгляд, - поделилась Галина.
- У нас бы давно в сад забрались. Что за заборчики у них, не боятся хулиганов. Окно разбил и перешагнул в дом. А так порядок: асфальтированные улицы без ямок. Кругом деревья и клумбы. Красиво.
Ирина, как выпущенный на свободу щенок, забегала вперед, дожидалась своих предков, отставала от них и опять догоняла их.
- Разбегался ребенок. Энергию сжигает, а то засиделась в лагере, - показала на нее мать.
- Пускай носится, лучше спать будет на новом месте, - ответил отец ребенка.
- А сколько еще будет новых мест? - вздохнула Галина.
- Думаю, что еще раз переедем, когда квартиру себе найдем, если работать будем. Купим мебель, машину.
- Вот и магазин, вон внизу под горой. Пенни-маркт называется, слышал самый дешевый здесь. Идем к нему, - сказал Михаил.
Вниз идти было легко, и они дошли до магазина за минут десять.
- Как на парусах неслись сюда. Благодать, - глава семьи похвалил опрометчиво дорогу, которую вскоре будет постоянно проклинать, когда нагруженный под завязку продуктами и напитками, должен подниматься на верх и тащить покупки до дома. Сердце его от крутого подъема будет колотиться в бешено, а липкий пот заливать глаза.
- Какой придурок построил магазин под горой, а не на горе. - часто будет он говорить об этом. Пока они обошли вокруг магазина и радовались, что нашли, где будут закупаться.
На следующий день Михаил проснулся в семь утра, помылся, вычистил пастой зубы и поставил чайник на плиту, чтобы согреть воду для чая. Проснулась и Галина, которая стала сновать по их новому жилью, выполняя хозяйственные дела. Затем они совместно подняли Ирину.
- Гутен Морген, кинд. Как спалось на новом месте, что приснилось? - поинтересовались родители.
- Хорошо. Ничего не приснились. А куда мы сегодня пойдем? - спросила дочь.
- Нам нужно на биржу труда. Там получим направление на учебу, курс немецкого языка. Ты в школе отметишься и начнешь там учиться. Хочешь в школу? - сказал Михаил.
- Не хочу. Как я буду разговаривать, и не знаю никого, - ответила Ирина.
- Научишься разговаривать. Познакомишься с какой-нибудь девочкой и будете дружить. Иди умываться. Сейчас завтракать будем, - поторопила Галина дочь.
После завтрака втроем направились в город искать биржу труда. Их новая соседка по квартире, немка из Румынии Мария объяснила, как пройти до нее и посоветовала по пути зайти в сбербанк и открыть счет, который понадобится на бирже при оформлении документов на получения денег по безработице.
Михаил, наблюдавший их разговор и почти ничего не понявший из него, подумал:
- Хорошо, что жена что-то понимает, а так была бы катастрофа.
По дороге к бирже любовались незнакомым и старинным городом, наблюдали за местным населением, спешащим по своим делам, привыкали к своему месту жительства. Все здесь было в диковинку и вызывало восхищение.
Встретили на своем пути сберегательную кассу и зашли робко во внутрь. К ним сразу подошла молодая респектабельная сотрудница:
- Здравствуйте. Меня зовут госпожа Вайс. Чем могу вам помочь? - спросила она, приветливо улыбаясь.
- Здравствуйте. Нам бы счет открыть, - сказала семейная гордость и переводчик Галина.
- Пожалуйста. Пройдите сюда и присаживайтесь, - пригласила сотрудник банка за стол.
Семья Мозолиных уселись на мягкие и удобные стулья, огляделись вокруг. В зале банка было тепло и тихо, офисная мебель выглядела солидно и доверительно, белого цвета стены и огромные окна были чисты и прозрачны.
В меру накрашенная и одетая в строгий темный костюм фрау Шнайдер подошла и, одарив всех щедрой улыбкой, приступила к заполнению формуляра. Закончив все формальности оформления, получила от них подписи, наделила скучающую Ирину конфетой из вазочки, наполненной до краев сладостями. Затем, извинившись за любопытство, спросила:
- Откуда вы приехали и чем намерены здесь заниматься?
- Мы из СССР приехали, а чем заниматься будем, не известно еще. Что подвернется, - сказала Галина, а Михаил подтвердил дежурной фразой:
- Ja-Ja.
Они вышли из банка, который отныне и на века станем им родным, с чувством успешно взятого ими очередного барьера и зашагали походкой будущих бюргеров к бирже труда, продолжая любоваться городом, сочетавшим классический готический и католический стили с современным модерным обликом.
В современное здание биржи прошли через широкий мостик, ведущий через искусственный мелкий пруд, раскинувшийся во всю ширину здания и доходивший до самого входа. В помещении биржи находилось множество посетителей. Несметное количество комнат повергло в уныние семью. Совсем не понятно: куда им идти, куда обратиться и что делать. Кругом немецкие надписи и указатели, которые повергли в недоумение даже чистокровную немку Галину. Так и стояли они в большом зале при входе и рассматривали надписи на многочисленных стендах, развешанных на стенах.
- Вот, смотри, циммер номер двести пятнадцать, фрау Штайн. Мне к ней нужно, а тебе к фрау Миллер, - вдруг отчетливо услышали Мозолины до боли понятную русскую речь, произносимую супружеской парой, стоявших рядом с ними и тоже искавшие что-то на информационных указателях биржи.
- Вы не подскажите? К кому можно нам обратиться? Мы первый раз здесь и ничего не знаем, - спросил Михаил у этой пары примерно их возраста.
- А вы обратитесь в информационную службу. Вон их стойка в углу. Мы тоже не знали, а там нам все пояснили. Там покажите бумагу, которую вам дали в первом лагере для постановки на учет безработных, - охотно рассказала симпатичная черноволосая женщина.
- А вы откуда приехали и где здесь живете? - поинтересовался муж этой женщины, который представился позже Александром Меркелем.
- Мы из Ленинграда приехали. На Верастрассе поселились в отеле ,- ответила Галина.
- О-о... Из самого Питера. Всегда хотела там побывать, но не привелось. Прекрасный город. А мы приехали из Казахстана. На Линден страссе живем. Там лагерь большой для переселенцев, живут семьи, в основном, из бывшего Союза. Несколько семей из Польши и Румынии, а так, все наши, - сказала жена Алекса, Ирена.
- Ладно, мы побежали по делам. Вечером приходите к нам в лагерь. Мы живем в комнате двести пятнадцать, на втором этаже. По-русски на втором этаже, а по-немецки на первом. У них первого этажа нет, он у них называется эрдгэшос, этаж на земле, значит. Это в квартале от вас, - пригласила их женщина.
- Вечером придем непременно. Приятно было познакомиться - ответил Михаил.
В информационной сидела пожилая блондинка, которая прочла их бумаги и пояснила, что Михаил должен стать на учет, как служащий, в комнате двести пятидесятой, а Галина в сто двадцатой, куда относятся почтовые работники. Попрощавшись, Мозолины направились по своим комнатам, справившись на стенде, где находятся они.
Галина зашла одна в комнату учета ее профессии, когда загорелся ее номер очереди, над дверью кабинета. Его оторвала из специального регистратора, висевшего на стене. Михаил остался сидеть в кресле, стоявшим в коридоре, вместе с насмерть скучающей Ириной, которая постоянно спрашивала его:
- Когда мы пойдем в мою школу? Долго вы здесь еще будете?
- Закончим здесь и отправимся в твою школу, - терпеливо отвечал тот, продолжая наблюдать за посетителями биржи и выискивая с интересом своих соотечественников. Их оказалось не так уже и мало. Они видны были сразу издали, потому что отличались нерешительностью и разговором шепотом.
Вскоре вышла его жена и они поднялись на второй этаж, нашли нужный Михаилу кабинет и оторвали на автомате номер очереди. Ожидающих перед дверью не было. Вскоре прозвучал звук мелодичного гонга, вызывающего следующего в уютный кабинет инспектора, и вспыхнул на табло светящийся номер его очереди. Семья вошла в полном составе в комнату, где сидела полноватая рыжеволосая молодая женщина. Она предложила всем занять места перед низкой стойкой.
Изучив бумаги, поданные ей Михаилом, и сообразив, что перед ней абсолютно ничего непонимающий по-немецки клиент, она разговор переключила на Галину и вела его в дальнейшем только с ней, изредка поглядывая на притихшего мужчину и как бы ожидая его очередного и значительно слова:
- Ja-Ja.
- Она сказала, что могла бы предложить место мастера на одном из литейных заводов, но из-за знания языка не стала, - сообщила жена Михаилу по пути из биржи труда в школу.
- Так сразу. Впрочем правильно, что я делал бы там без немецкого языка - с досадой буркнул он.
В кирпичное здание школы зашла только Галина с Ириной, а Михаил остался ждать на улице, прогуливаясь по ней и рассматривая без цели витрины бесчисленных магазинов. Когда все витрины были им осмотрены не один раз, а терпение его было на грани, вышли из школы его дамы: Галина, довольная результатом разговора с директором школы, и недовольная Ирина.
- Как я буду там учиться, если я даже учителя не буду понимать? - горько переживала она.
Галина пояснила Михаилу, что выяснила она в школе:
- Сначала нас приняла директор школы. Она сказала, что занятия в школе уже давно идут и она может взять ее в первый класс только на следующий год. Ирина сейчас может посещать школу, но основным направлением до конца этого года будет изучение немецкого языка, а остальные предметы оцениваться не будут. Один год для Иры будет потерян, но это лучше для нее. За это время выучит язык и не будет проблем в следующем году. Потом директор отвела нас к ее учительнице, и она также сказала, что это самый оптимальный вариант. Учительница давно работает с детьми иностранцев и советует поступить нам, как директор предлагает. Приятные женщины. Они еще утверждают, что посещая сейчас школу ребенок будет занят делом и ускорит изучение языка, общаясь с другими детьми.
- И когда теперь ей в школу? - спросил Михаил.
- Завтра, а так как завтра суббота и они не учатся, то в понедельник. Вот список дали, что нужно ей для школы. Успеем купить рюкзак, тетради, спортивную обувь и одежду.
- Ну хорошо. Один из нас будет пристроен хотя бы. А теперь вперед. В магазине купим продукты, напитки и все для школы, - сказал Мозолин.
Нагруженные 'ниже ватер линии', как говорят на флоте, переселенцы направились к их новому дому. Ирина несла за плечами новый школьный рюкзак, щедро набитый принадлежностями для учебы. Михаил с Галиной несли многочисленные полиэтиленовые сумки, куда они сложили покупки, делали частые остановки для передышки. Тяжеловато, конечно, но очень уж не хотелось идти повторно в магазин, поэтому не ворчали на свою жизнь и мужественно продвигались короткими бросками к своему дому. Продукты рассовали в холодильник, напитки поставили в угол комнаты и рухнули на свои одноместные мягкие кровати, отдохнуть немного.
Первой пришла в себя Ирина, которой не давали покоя привлекательная бутылка с колой и сладости. Их редко видела в Союзе. Следом поднялись ее родители. Они приготовили совместно покушать, и вся семья сели за стол обедать.
- Что делать после обеда ума не приложу? Скучно, поговорить не с кем, - пожаловался Михаил во время еды.
- Я пойду вниз и запущу стиральную машинку. Белья уже набралось порядком, порошок мы купили сегодня, а вы идите погуляйте вокруг дома. Вечером сходим к Александру с Иреной, - предложила Галина.
- Пойдешь гулять? - спросил отец дочь.
- Идем.
Вдвоем они обошли всю округу и вышли на спортивное поле, где все было оборудовано для футбола и спортивных состязаний, погуляли по нему, попинали ногами небольшой камушек, найденный на поле и пошли дальше. Вскоре набрели на огромный парк, где можно было бродить по многочисленным, ухоженным дорожкам. Недалеко нашли приличную детскую площадку с качелями, башнями, корабликами и прочим оборудованием для детских душ. Ирина сразу увлеклась качелями, а Михаил присел на одну из деревянных скамеек и наблюдал за дочерью и гуляющими немцами, которые бродили по парку всем семейством: папы, мамы, дети и их домашние животные.
На обратном пути они открыли для себя детский искусственный водный канал с каменными мостиками и небольшими водопадами. По этому водному пути детишки пускали кораблики и сопровождали их на всем пути их плавания, с одной стороны большого парка до другого.
- Сюда можно будет ходить гулять чаще. Смотри, как здесь красиво. - сказал Михаил.
- Да. Качели есть и можно по башням полазить, и тебе найдется, где посидеть, - ответила Ира.
Лагерь, где жили Меркели, оказался большим четырехэтажным зданием и на каждом этаже располагались по двадцать пять комнат, каждую занимала одна семья, а если она была многочисленная, то две или три отдельные комнаты предоставлялись им.
У Алекса с Ириной и их двумя сыновьями, примерно Ирининого возраста , была просторная комната, а родители Александра, с которыми они вместе приехали, занимали комнату поменьше на третьем этаже.
Супружеская пара накрыла быстренько стол и все взрослые уселись за него, а дети устроились за журнальным столиком, на который были поставлены сладости и различные напитки. Там они повели свои разговоры и игры.
- Выпьем за знакомство и новую жизнь на исторической Родине, - произнес тост Александр, держа бокал красного вина в руке.
- За знакомство и новую Родину, - поддержал Михаил, хотя Германия не была историческим местом проживания его предков.
После ужина на десерт хозяева поставили кофе с печеньем и конфетами и пошли разговоры.
- Мы жили в немецком селе в Казахстане. Дом у нас был свой, большой. С нами жили родители Саши. Я работала учительницей немецкого языка, а он на стройке был штукатуром. Нормально жили, все было. Когда пошел этот вал переездов в Германию, и мы собрались тоже. Продали все, совсем дешево. Вот сейчас живем здесь. Саше дают курс немецкого языка, а мне отказали. Сказали, что смысла нет и так знаю язык, - рассказала Ирена.
- А что теперь будешь делать? - спросила ее Галина.
- Обещают практику дать в детском садике. Потом, может, там оставят, если подойду им. В школу не возьмут работать. Как я могу немецкий преподавать местным немцам?
- Нам тоже курсы языка дают. Наверное, вместе с тобой попадем, - предположил Михаил.
- Скорее всего, так и получится. На бирже сказали, что группу наберут и начнут занятия, - сказала жена Алекса.
- А как чувствуют себя старики здесь? - спросила Галина.
- Как чувствуют. Им по семьдесят четыре года. У них все перепуталось в головах от переезда. Там, в Союзе, они все по-немецки разговаривали. По-русски умели совсем плохо. Так всегда нужно было с ними ходить к врачу или в сельсовет, чтобы не напутали что-нибудь. Здесь тоже хожу с ними везде. Они пенсию оформляют. Ну и везде расспрашивают их про трудовую армию, как к ним относились и прочее. Так были у инспектора по пенсионному обеспечению, и она эти вопросы задавала. Мать слушала-слушала и говорит мне по-немецки:
- Зачем эта курица желает все про меня знать?
Я не знала, куда мне от стыда деться, а служащая на нее посмотрела, как засмеется и говорит мне:
- Действительно, зачем? Но так предусмотрено инструкцией - все спрашивать - рассказала жена Алекса.
- Отец тоже был в трудовой армии? - поинтересовался Михаил.
- Первый год воевал и даже награжден был, а потом кому-то в части не понравилось, что немец у них воюет и убрали из армии, сослали в Сибирь в трудовую армию. Там на шахте работал. Когда реабилитировали при Брежневе, то участником войны стал, - ответил Меркель.
- Привык там, что участники войны льготами пользуются, здесь, когда заполняли заявление на пенсию, то у них тоже спросил, а добавят ему к пенсии, что воевал, - продолжила рассказ жена Алекса.
- И что ему они ответили?
- Сделали вид, что не поняли или в самом деле не дошло до них.
- Не легко им было в таком возрасте все бросить и сюда приехать. Климат другой, дорога да хлопоты, - посочувствовала Галина.
- Конечно, не просто. Они ворчат, что там был дом. А здесь что? Им не можем объяснить, что временно это. У них перепуталось все в голове. С ними шли в центр города, на биржу труда надо было. По дороге видит мама, что местный мальчик на дерево забрался, и говорит ему по-русски с акцентом:
- Мальтшик. Шлесь оттуда, упатешь.
Умора. Мальчик уставился на нее и не поймет, что она хочет. Там все по-немецки говорила, а здесь по-русски начала разговаривать.
- Мальчишки ваши, Йоган и Вилли. Там тоже звали так?
- Нет, в Союзе были Ваня и Вася. Здесь переделали на немецкий лад. Я тоже Ирина была там.
- А где можно изменить имя или фамилию? - спросил Михаил.
- В ратхаузе. По нашему в доме советов, если перевести. Там находится отдел гражданского состояния. ЗАГС - по-русски, - ответила Ирена.
- Пойдем, покурим в нашем туалете, - пригласил Александр Михаила, когда собрались они уходить.
- Идем, подымим, - согласился тот.
Помещение туалета у них состояла из двух просторных комнат, в одной находились многочисленные, закрывающиеся кабины со стульчаками, а в другой были повешены писсуары на одной стене и штук пять умывальных раковин на другой. Также были и посетители, которые курили, сидя на корточках, носами упираясь в пахнувшие мочой горшки, куда периодически сплевывали тягучую слюну. Ни дать-ни взять, а малая частица бывшего Союза и зрелище не для слабонервных местных жителей.
Последовавшие за этим шестимесячные курсы ничего не дали для Михаила, не смотря на все его старания и фанатичное зазубривания немецких слов. Языка он не выучил и мало понимал.
- Сдуреешь от такого усердия. Не спеши и учи постепенно. На все нужно время, - сказала ему учительница с курса немецкого языка, которая обратила внимание на его страстное желание овладеть языком в короткий срок. Жена Галина полностью восстановила свои знания языка и не имела уже проблем ни в общении с местными жителями, ни в понимании телепередач по телевизору. Они, между тем, приобрели его и он стал для семьи Мозолиных камнем преткновения.
Часто, сидя за голубым экраном, семья в полном составе смотрела телепередачу или фильм, вернее Галина смотрела и слушала, а Михаил и Ирина только картинки наблюдали, а слова, произносимые там, проносились мимо их ушей непонятными звуками.
Когда их семейный переводчик закатывался в смехе, вызванным услышанным в телевизоре, то моментально Михаил или Ирина спрашивали ее:
- Что там сказали?
Пару раз ответив, Галина прекращала им рассказывать и во время рекламы заявила:
- Если я вам все буду переводить, то сама потеряю смысл и перестану понимать.
Права она была конечно, но отец с дочерью сгорали от черной зависти к их родному члену семьи.
Закончив обучение на курсе немецкого языка, который прошел безмятежно и довольно весело среди выходцев из бывшего союза, Мозолины прекратили получать пособие по безработице и написали заявление на социальную помощь. Она была значительно ниже, чем безработные деньги. Средства небольшие, но жить можно было, и на продукты хватало, кроме этого два раза в год можно было получить дополнительно деньги на одежду. На празднование Рождества и Нового года выделялись тоже небольшие суммы, чтобы люди не чувствовали себя обделенными судьбой.
Постепенно и незаметно их дочь Ирина стала понимать разговор на немецком языке, а вскоре и сама заговорила, прогрессируя в этом день ото дня. Теперь Михаил остался в одиночестве и усилил изучение немецкого: занялся переводами русских сказок и стал учиться по вечерам в местной гимназии на платном курсе немецкого языка для взрослых иностранцев.
Дело у него пошло намного лучше, но он по прежнему был не доволен своими знаниями языка и продолжал зубрить немецкий, проводя все свободное время со словарем и книгой.
Постоянно ездили на собственном подержанном Форде, купленном ими, недорого и не так давно, по близлежащим предприятиям, где оставляли заявления с просьбой о приеме на работу.
Так и текло время у семьи Мозолиных на новом месте жительства: изучение языка, поиски работы, посещение семьи Меркелей или приема их ответного визита, прогулки по городу и парку, проводы и встреча дочери в школу, поездки к родственникам жены в другой город.
Как-то пришла из школы Ирина и принесла листок бумаги, где было написано, что класс, где училась их дочь, отправляется в путешествие по Швейцарии, что родителям нужно дать свое разрешение на эту поездку и заплатить триста немецких марок.
- Весь класс едет. Ночевать будем в детской спортивной школе. Там есть интернат, и они поселят девочек в одной комнате, а мальчиков в другой. Деньги нужны на питание и на прокат лыж, - радостно дополняла Ирина, написанное в бумаге.
Все это было очень-очень не кстати, так как наступал конец месяца и деньги подходили к концу. Социальное пособие они получат только десятого числа следующего месяца, кроме того, именно в этом месяце семья Мозолиных заплатила за полгода на страхование их автомобиля. Денег оставалось лишь на питание. Даже свой Форд они не могли заправить топливом. Он стоял без бензина, как корабль на мертвом якоре. Острый финансовый кризис накрыл их семью.
- Что будем делать? Я не могу у родителей в долг просить. Они сами живут только на папину пенсию. У мамы не ясно с ее статусом. По возрасту должна еще работать, а кто ее примет в пятьдесят восемь лет на работу, - сказала жена Михаила.
- Последние гроши мы не можем отдать, питаться должны. Думаю, будет лучше, если она не поедет. Жаль конечно, но другого не вижу выхода. Что ты скажешь? - обратился отец к дочери.
- Я сама и не очень-то хочу ехать, - как бы вошла в их положение сообразительная Ирина. - Скажу, что у родителей денег нет.
- Хорошо. Так и скажи. Рады бы отпустить, но не позволяет финансовое положение, - с горечью в голосе завершил этот неприятный разговор Михаил.
На следующий день Ирина их удивила ответом из школы, по поводу их решения не отпускать ее в поездку.
- Если твои родители не могут оплатить поездку, то не поедет весь класс. Мы не можем позволить, чтобы один ребенок страдал от сознания, что все уехали, а он не мог себе этого позволить, - сказала учительница.
- Еще она сказала, что у вас есть неделя, и если, что придумаете, то сообщите ей, - дополнила дочь.
'Ничего себе, порядочки у них. Что же делать?' - задумались родители девочки.
- А давай сходим в социаламт к инспектору, который деньги нам начисляет. Может даст аванс нам, а когда срок подойдет очередной выплаты, то на триста марок меньше перечислят на наш счет, - предложила жена Михаила.
- Можно попробовать. Завтра и пойдем, - поддержал он.
На следующий день, часов в девять утра, проводив Ирину в школу, сидели супруги у своего инспектора в кабинете.
- Извините нас, пожалуйста, но нам не к кому обратиться. Проблема в следующем ... - рассказывала Галина на своем швабском диалекте миловидной женщине средних лет, работнику отдела социальной помощи города Ройтлинга.
- Конечно же, ваш ребенок должен поехать со своим классом. Вы получите от меня чек на триста марок, возьмите наличные деньги в любом банке и отдайте в школу. Вам же будут перечисляться деньги без изменения, как и раньше, десятого числа каждого месяца, - сказала женщина.
- А когда должны мы отдать вам триста марок? - спросила удивленная Галина.
- Деньги вы не должны отдавать. Это наша помощь вашей семье, чтобы ребенок мог поехать со всеми, - пояснил инспектор.
Супруги сердечно поблагодарили за такую помощь и вышли с чеком в триста марок на улицу.
- Ничего не понимаю, - сказал Михаил. - Всегда думал в Союзе, что жили при социализме. Только при нем, как думал или мне внушили, существовали законы на благо людей, а капитализм - поработитель простого люда. Как теперь понимать это? Кто бы мне дал там триста марок безвозмездно в нашем горсовете?
- Думаю, что никто, - сказала Галина.
Отныне семья смотрела по-другому на западный мир. Супруги направились домой. Их дочь съездила в Швейцарию и была неслыханно довольна этой сказочной поездкой. Ее родители вскоре нашли себе работу и кризис, подобный этому, уже никогда к ним не приходил. А Михаил, выучив немецкий язык, пришел к выводу, что владея языком страны, в которой живешь, приобретаешь вторую Родину.