Анин Александр Николаевич : другие произведения.

Полигон

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
  
   Часть первая
  
   1
  
  Оттепель наступила не по срокам рано: был только конец февраля, когда зима разжала на время свои ледяные щупальца, уступив место теплым ясным денечкам. И хоть потепление это было преждевременное, не весеннее еще, а выходило по пословице 'Весна днем красна': по утрам дворники посыпáли солью разбросанные кое-где по асфальту зеркальца замерзшей талой воды, а к полудню солнце начинало припекать так усердно - впору загорать. Под напором солнечных лучей сугробы стали похожи на горбушки хлеба, исклеванные гигантскими прожорливыми птицами. Задорно зазвенели голоса ребятни, разом высыпавшей на улицу с велосипедами, роликовыми коньками, досками и прочими орудиями детского активного досуга.
  Только все в природе имеет свое место и свое время. После недолгого солнечного буйства недогулявшая зима снова включила свой морозильный агрегат. Холодный северный ветер нагнал свинцовых туч - и как будто не было тепла. Снова снег, снова стужа... По ночам слышны были громкие сухие хлопки. Это мороз ломал кости деревьям, принявшим временное потепление за настоящую весну и уже пустившим по своим жилам кровь Земли. Застывая, кровь рвала стволы, и звуки этого костолома были похожи на стоны поверивших в оттепель и жестоко обманутых живых существ.
  Но, побесновавшись немного, зима стала выдыхаться, на этот раз уже бесповоротно. Задул напористый вешник, сугробы осели, потемнели, превратились в маленькие островки на жухлой еще, но уже начинавшей кое-где оживать прошлогодней траве. Почки на вербе набухли, напряглись, готовые в назначенный час выполнить свою ежегодную миссию: протрубить об окончательном повороте на лето.
  
   * * *
  ...В ожидании разрешающего знака светофора Виктор стоял на краю тротуара и наблюдал за стаей воробьев, облепивших куст боярышника. Воробьев было много, места на ветках всем не хватало, и они устроили настоящую потасовку из-за каждого мало-мальски пригодного для посадки участка. Потасовка эта сопровождалась страшным ором. 'Ну прямо как первоклашки на перемене', - весело подумал Виктор.
  Загорелся зеленый, и он шагнул на зебру, но успел сделать лишь несколько шагов. Ухо резанул характерный визг пытающегося укротить бешеную скорость автомобиля. Словно выпущенная из пращи, оставляя на асфальте жирные черные полосы, на перекресток вылетела 'шестерка', развернулась почти на три четверти оборота и замерла на переходе. Боковым зрением Виктор успел заметить, как сбоку на него надвигается что-то большое и темное, и, действуя почти бессознательно, подчиняясь одному лишь инстинкту самосохранения, рванулся вперед, пытаясь увернуться от удара. И ему это почти удалось. Но на излете машина задним бампером все же задела его ногу. Потеряв равновесие, он упал.
  'А вот это уже совсем некстати', - с досадой подумал Виктор, вставая и потирая ушибленное место.
  Из автомобиля вышел одетый в спортивный костюм коротко подстриженный мужчина крепкого телосложения, обошел машину, присел на корточки у заднего бампера и стал что-то разглядывать на нем, покачивая его и постукивая по нему кулаком.
   Оценив обстановку, Виктор решил, что самым лучшим сейчас для него будет - поскорее ретироваться, и направился было к тротуару, но тут услышал резкую, требовательную трель милицейского свистка. К переходу неспешным, размеренным шагом терминатора приближался невесть откуда взявшийся гаишник. Увидев, что Виктор пытается покинуть место происшествия, блюститель порядка властным движением жезла остановил его, после чего направился к автомобилю. Мужчина в спортивном костюме поспешил вернуться в машину. Гаишник подошел к 'шестерке', посмотрел на номера и встал сбоку, со стороны водителя.
  Двери машины продолжали оставаться закрытыми. Густо тонированные стекла не позволяли разглядеть лиц пассажиров и угадать их намерения, однако, судя по затянувшейся паузе, они не спешили вступать в контакт с блюстителем порядка. Наконец стекло задней двери приоткрылось, и в образовавшуюся щель просунулась рука с документом-книжечкой красного цвета.
  Гаишник приложил руку к козырьку, представился и, едва взглянув на документ, вернул его водителю, еще раз отдал честь, 'шестерка' вырулила и, стремительно набирая скорость, умчалась.
  - Что ж вы так?.. - подходя к Виктору, снисходительно-укоризненным тоном произнес гаишник. - Надо быть повнимательнее на дороге. - Помолчав немного, он переменил тон и уже с деланным участием поинтересовался. - С вами все в порядке? Ушибы есть?
  - Нет...кажется, - неуверенно произнес Виктор.
  - Претензии к водителю имеются?.. - снова спросил гаишник, всем своим видом показывая желание побыстрей свернуть разговор.
  - Нет... Претензий нет, - с трудом сдерживая нарастающее раздражение, отрезал Виктор.
  - Ну, тогда всего доброго... В другой раз будьте поосторожней.
  'В другой раз я сказал бы тебе, кто на пешеходном переходе должен быть осторожным', - зло подумал Виктор.
  Он осмотрел себя, потер рукавом испачканные места своего парадно-повседневного костюма и, припадая на ушибленную ногу, двинулся по направлению к остановке.
  'Черт с вами', - ругался он про себя, заходя в автобус и продолжая переживать случившееся. В конце концов, такая развязка сейчас устраивала его лучше, чем разбор происшествия с составлением протокола, окажись в машине законопослушные пассажиры, а гаишник - принципиальным. Любая задержка сейчас была ему крайне нежелательна: через полчаса он должен быть у Первого секретаря ЦК ВЛКСМ, с которым они потом должны отправиться на Старую площадь.
  
   2
  
  Когда Виктор вошел в приемную Журковского, там уже находились двое молодых мужчин примерно его возраста. Он прошел на свободное место, сел и осмотрелся.
   Один из посетителей сидел на стуле, скрестив руки на груди и глядя в одну точку на полу перед собой. Поза и выражение лица выдавали в нем человека независимого характера и в приемных высоких начальников не новичка. Мысленно Виктор прозвал его премьер-министром.
  Другой посетитель, несколько полноватый для своего возраста румяный здоровяк, которого Виктор про себя прозвал ботаником за академичный и одновременно моложавый вид, расположился на диване. Это давало повод предположить, что он здесь - впервые, поскольку всякого, кто решил пристроиться на этом элементе интерьера, назвать сидящим можно было с большой натяжкой. Если он и сидел, то сидел на корточках, так как из-за необыкновенной мягкости дивана проваливался почти до самого пола. Долго находиться в такой позе было утомительно. А еще неудобно было вставать. Бывалые посетители знали это и старались пристроиться на стульях.
  По всему было видно, что из-за нелепости своей позы 'ботаник' чувствовал себя неловко: беспрестанно ерзал, пытаясь найти удобное положение своему телу, и часто посматривал на часы, с нетерпением ожидая вызова, а с ним - и прекращения своих страданий.
  Секретарша Сашенька с отстраненно-доброжелательной маской на лице перебирала бумаги и раскладывала их по папкам. Изредка она бросала взгляд на посетителей, как бы желая убедиться, что никто из них не пытается прорваться в кабинет без приглашения.
  В приемную вошел секретарь ЦК комсомола Истцов, поздоровался, отдельно кивком головы поприветствовал Виктора и встал у стены по стойке 'смирно'. Сашенька нажала кнопку громкой связи и сказала:
  - Виталий Леонидович! Истцов пришел.
  - Хорошо. Пусть подождет, - раздалось из динамика.
  Большая стрелка часов приближалась к двенадцати. Истцов продолжал стоять наизготовку. Значит, он пойдет вне очереди, решил Виктор. Этим двоим он тоже не конкурент: по списку они, конечно, впереди... Таким образом, в десять пятнадцать, когда ему назначено, он на прием уже не попадает.
  Что-то подсказывало Виктору, что троица эта находится здесь неспроста. Перед тем как идти на Старую площадь, им с Журковским нужно еще обсудить кое-какие нерешенные вопросы и выработать окончательную линию поведения. В такой ответственный момент вряд ли Первый стал бы приглашать людей, не имеющих к проекту прямого отношения.
  Из кабинета вышел посетитель. Минуты через три динамик спросил:
  - Солотов есть?
  - Да, - ответила Сашенька.
  - Пригласите.
   Взгляд Сашеньки скользнул по приемной и остановился на диване.
   - Пожалуйста, проходите, - обратилась она к 'ботанику'.
  Первая попытка подняться вышла для того неудачной. Лишь неловко перевалившись на бок и опершись двумя руками о подлокотник, он с трудом оторвал свое тело от дивана. По лицу 'премьер-министра' скользнула слабая улыбка. Лица остальных продолжали сохранять прежние выражения: они наблюдали такую пантомиму не первый раз.
   'Ботаник' зашел в кабинет, и Виктор в очередной раз посмотрел на часы. Ситуация становилась угрожающей: времени до встречи с Беловым оставалось в обрез. Минут через десять динамик заговорил снова:
  - Кораблев и Федоров есть?
  - Да, - ответила Сашенька.
  - Пусть заходят... И Истцов тоже.
  Истцов открыл дверь и, придерживая ее, пропустил вперед Виктора и 'премьер-министра'.
  - Рассаживайтесь, - пригласил Журковский, подходя к каждому и пожимая ему руку. - Знакомьтесь, - он оглядел всех, как полководец свое войско перед решающим сражением, остановил свой взгляд на Кораблеве, повел в его сторону рукой и продолжал. - Кораблев Виктор Алексеевич, кандидат в члены ЦК КПСС, член ЦК ВЛКСМ, кандидат геологических наук, командир Всесоюзного студенческого отряда; Федоров Артем Евгеньевич, - Журковский повернулся в сторону того, кого Виктор мысленно записал в премьер-министры, - зав сектором экономического отдела ЦК партии; Солотов Олег Павлович, - он жестом руки указал на 'ботаника', - доцент Института природы Севера Сибирского отделения Академии наук, и Истцов Станислав Георгиевич - секретарь ЦК ВЛКСМ, - завершил он представление. При последних словах Журковского Истцов привстал и слегка приклонил голову. - Белов сейчас находится в поездке по регионам Сибири, - продолжал Журковский, - поэтому попросил меня собрать вас и сообщить об одном важном и, можно сказать, судьбоносном решении высшего руководства. Сегодня мы с тобой, Виктор, - он повернулся к Кораблеву, - должны были идти к Юрию Александровичу, чтобы обсудить окончательный вариант аналитической записки... Встреча отменяется. На днях Юрий Александрович встречался с Генеральным секретарем, который дал 'добро' на продолжение работ по проекту 'Полигон' и поручил подготовить проект соответствующего постановления правительства. В связи с этим вновь открывшимся обстоятельством меняется весь сценарий наших дальнейших действий.
  Журковский продолжал говорить, но Виктор с трудом улавливал значение его слов. Только что услышанная новость своей неожиданностью вызвала в нем шквал эмоций. Эти эмоции не давали мыслям выстроиться в порядок, необходимый для осмысления происходящего. Неужели вопрос, которому он отдал последние пять лет жизни и на положительное решение которого уже перестал надеяться, наконец решился... решился вот так легко и просто: 'встречался... дал 'добро''?.. В такое невозможно было поверить. И какое отношение к проекту имеют эти приглашенные Журковским люди?
  - По поводу поста первого секретаря Междуреченского краевого - давайте так пока его условно назовем - партийного комитета, - продолжал тем временем Журковский, - у Генерального против кандидатуры Кораблева возражений нет. Он помнит тебя, Виктор, по тем временам, когда он еще не был первым лицом государства, когда вы вместе работали в комиссии по подготовке съезда комсомола. Дальше... Юрий Александрович считает, что на начальном этапе освоения болотного края главными вопросами будут экономика, борьба с заболоченностью и кадры. Поэтому он берет эти три направления под свой личный контроль. Что касается экономического блока... - Журковский повернулся к Федорову. - Я об этом узнал только вчера, но, оказывается, Белов еще до встречи с Генеральным подключил к работе по Полигону кое-кого из своего аппарата. Возглавляет эту группу Артем Евгеньевич. И его же он будет рекомендовать на должность предисполкома. Артем хорошо себя зарекомендовал при выполнении ряда ответственных поручений государственного масштаба и, что немаловажно, имеет отлаженные связи в правительстве. Что касается болотных дел, то Юрий Александрович подключил вам в помощь Институт природы Севера Сибирского отделения Академии наук. Представлять институт будет Солотов. Он имеет практический опыт по осушению торфяных болот. Без пяти минут - доктор. Он же будет отвечать у вас за научный сектор. Дальше... Поскольку строить новую жизнь вам придется, в основном, молодыми руками, особое значение придается комсомольской работе. Истцов будет у вас главным в комсомоле и будет отвечать за работу с кадрами.
   По бодрому тону Журковского Виктор понял, что вопрос с кандидатами на руководящие должности по этим трем направлениям уже решен и обсуждению не подлежит. Такой поворот событий оказался для него несколько неожиданным: согласно предварительной договоренности именно он формирует руководящее ядро Полигона. Ведь для дела, которое они начинали, нужны не просто специалисты, пусть и очень талантливые. Здесь нужны готовые к самопожертвованию и помешанные на справедливости фанатики. У него такие люди есть. Этих он не знал, кроме Истцова, да и того - только по конференциям, пленумам да съездам.
   - Что касается кадров... - продолжал Журковский. - Мы со Станиславом неделю назад разослали в комсомольские организации четырех смежных с Полигоном областей письма. Просили, не афишируя это дело, присмотреться к своим комсомольцам, отобрать из них неиспорченных, толковых ребят. Я знаю, такие еще не перевелись у нас.
  'Да, слава богу, такие еще не перевелись, - подумал Виктор, - хотя благодаря стараниям наших вождей их с каждым годом становится все меньше и меньше. Но все равно, как ни отбирай, приедут не одни суперсознательные бессребреники. В основной своей массе приедут, какие есть, каких воспитала советская власть. Ковать нового человека для новой жизни придется по ходу дела на месте'.
  Он вспомнил последний съезд комсомола, выступление на нем Белова. Он говорил тогда, что советская молодежь всегда была в авангарде великих начинаний, таких, как стройки первых пятилеток, целина, БАМ... Говорил, что современное молодое поколение не должно растерять традиции своих предшественников. 'А что оставят потомкам в наследство нынешняя молодежь, что оставлю я'? - подумал тогда Виктор.
  Именно в тот момент у него окончательно созрела убежденность в правоте своего дела, решимость не останавливаться и идти до конца. Необходимо показать, что возможен другой подход к разрешению противоречий социализма, что построение действительно справедливого общества не химера, не фантазия кабинетных мечтателей, что возможна другая жизнь. И пусть это будет сначала в отдельно взятом регионе, пусть... Но ведь излечение опухоли тоже начинается с какого-то малого участка. А потом здоровая ткань постепенно отвоевывает все больше и больше пространства, пока недуг не будет побежден окончательно.
  - Станислав сегодня вылетает в эти области, - продолжал тем временем Журковский. - Нужно поговорить поконкретнее с комсомольскими руководителями и с самими добровольцами. После этой поездки будет ясно, на что нам рассчитывать в кадровом плане. Дальше... Вопрос по Полигону будет рассматриваться на Политбюро. По процедуре заседания пока нет полной ясности, но, скорее всего, докладывать будет Белов. Тезисы доклада он поручил готовить Кораблеву. За основу он рекомендует взять аналитическую записку, которую мы готовили для Политбюро. Только велел вытравить из нее все даже отдаленные намеки на социально-экономический эксперимент. Цель проекта должна звучать так: освоение пустующих земель нашей необъятной страны. И эта цель лейтмотивом должна проходить через все, что мы будем писать и говорить по поводу Полигона.
  Стоило Журковскому произнести эти слова, как для Виктора все сразу встало на свои места. Вот оно, оказывается, в чем все дело! Вот почему произошла подвижка в решении вопроса! Только если Белов как опытный аппаратчик хочет спрятать за этой формулировкой истинную цель, это - одно. А что если это - сдача позиции, уступка, которая выхолащивает саму идею проекта, сводит его к обыкновенной хозяйственной кампании местного масштаба? Но ведь не для этого же они всю эту кашу заварили!
   - И еще... - Журковский повернулся к Виктору, - Белов просил повременить с этой твоей новой избирательной системой... Разделы по экономике и болотным делам тебе будут готовить Федоров и Солотов. У Федорова раздел в принципе готов: с небольшими доработками можно взять материалы, которые они с Беловым готовили для встречи с Генеральным. К той встрече они готовились основательно. Одно Приложение чего стоит. Заседание Политбюро намечается где-то на вторую декаду следующего месяца. Но перед этим Юрий Александрович хочет провести у себя генеральную репетицию. И еще: он просил предупредить, чтобы мы не расслаблялись. Главные наши трудности еще впереди. Вот все, что я хотел сегодня вам сказать. Желаю всем успехов. До свидания.
  Журковский вышел из-за стола и проводил всех до дверей. В дверях он придержал за локоть выходившего последним Виктора. Тот обернулся, они посмотрели друг на друга и одновременно улыбнулись.
   - Ну что?... С почином!.. - весело произнес Журковский.
   - Ты знаешь... Мне кажется, что-то здесь не так... - сказал Виктор. - И почему 'освоение пустующих земель'?.. Это ведь другой статус. Он ниже задуманного. Значит, через некоторое время могут сказать: 'денег нет' - и проект прикроют.
  - Статус проекта остается прежним, - поспешил успокоить его Журковский. - Но Белов считает, что не нужно пока делать резких движений и строить амбициозные планы. Это касается и твоей избирательной системы. Ситуация сейчас такова, что это может только навредить проекту. Давай двигаться по шагам. Да, последнее время кое-где раздаются голоса с критикой безальтернативных выборов, но до решения высшего руководства, а тем более, до закона, еще очень далеко. Предстоит еще дискуссия, возможно, очень жесткая. Так что давай подождем. - Он помолчал немного, после чего добавил: - Я думаю, если не случится какого-нибудь непредвиденного катаклизма, то, по крайней мере, года три жизни нам дадут. Но за эти три года надо сделать Полигон экономически полностью самодостаточным. А дальше... Дальше нам нужно быть готовыми ко всему.
   - И все-таки мне многое здесь не ясно, - сказал Виктор. - Уж очень нелогично все, не вписывается все это в бюрократические схемы.
  - Не пытайся понять законы, по которым высшее руководство принимает решения, - остановил его Журковский. - Формальная логика здесь бессильна. Главное - решение принято, и теперь все зависит от нас. Да... - он посмотрел в глаза Виктору и продолжал. - Ты не думай, что тебя устранили от кадровых вопросов. Я помню нашу договоренность, и формирование руководящего ядра Полигона по-прежнему - за тобой. Но назначение этих троих - это решение лично Белова. Да они и неплохие в общем-то ребята. Федорова я знаю по Челябинскому комитету комсомола. Потом он работал в Челябинском обкоме партии. Там его присмотрел Белов и перевел в Москву. Да и Солотов производит неплохое впечатление. Как специалист в академических кругах пользуется авторитетом, имеет практический опыт по осушению и рекультивации торфяных выработок. Я с ним раньше не пересекался, поэтому перед нашим совещанием решил сначала познакомиться, послушать его. Мне его болотная концепция кажется разумной и практически реализуемой. И потом: я уверен, что Юрия Александровича при выборе кандидатур интересовали не только деловые качества его протеже, но что-то еще, что ни в каких анкетах и объективках не вычитаешь: их гражданская позиция, настрой на перемены... Думаю, вы сработаетесь. - Журковский хлопнул Виктора по спине. - Ну, давай, ни пуха.
   - К черту! - сдержанно отозвался Виктор.
  Они попрощались.
  
   3
  
   Виктор спустился в вестибюль и подошел к поджидавшим его Солотову и Истцову.
   - А что, Артем - уже уехал? - спросил он.
   - Нет. Пошел машину греть, - ответил Истцов.
   - У тебя во сколько самолет? - спросил его Виктор.
   - В шестнадцать сорок пять.
   - Ну, давай! Когда будешь назад?
   - Рассчитываю дня за три-четыре обернуться.
  В вестибюль вошел Федоров и направился к ним.
   - Кому - куда? Могу подвезти, если по пути - предложил он.
   - Мне - в Институт картографии,- сказал Солотов. - Обещали подготовить космические снимки.
  - А это - где? Гороховский, кажется...
  - Да.
  - Поехали. А я потом в Министерстве обороны. Надо провентилировать вопрос насчет бетонки. Она у них все равно простаивает.
   - А надолго вы со своими делами? - спросил Виктор.
   - Я часа на два-три, - сказал Солотов. - А что?
   - Да надо бы встретиться вечерком, в спокойной обстановке за рюмочкой чайку поговорить. Станислав не может: он улетает. А вы как? - спросил Виктор остальных.
   - Я за, - решительно поддержал его предложение Федоров. - А где?
   - Можно у меня в номере, - предложил Солотов. - Гостиницу 'Алтай' знаете? Милости прошу. Корпус семь, номер триста тридцать девять. Во сколько?
   - Давайте часов в семь. - Виктор повернулся к Федорову. - Сможешь?
   - Постараюсь, - ответил Федоров.
   - Значит, договорились. А ты, Станислав, когда вернешься, позвони, - обратился Виктор к Истцову и протянул ему руку.
   - Хорошо. Пока. - Истцов крепким рукопожатием комсомольского функционера со стажем сдавил ладонь Виктора, затем также энергично пожал руки остальным и направился к лестнице, ведущей на этажи.
   - А тебе, Виктор, куда? - обратился Федоров к Кораблеву, когда они втроем вышли на крыльцо. - А то, если смогу, подброшу.
  - Я пройдусь пешочком, - сказал Виктор.
   - Ну, тогда - до вечера.
   Федоров и Солотов сели в стоящую около подъезда 'копейку', машина резко рванула с места и через мгновение скрылась за поворотом.
   Виктор постоял немного в раздумье и направился к площади Ногина, пересек ее и по Китайскому проезду спустился к Москворецкой набережной.
   Москва-река, как и сто, и двести лет назад, неспешно катила свои воды мимо большого города, безучастная к его заботам, радостям и печалям. Странные чувства испытывал Виктор, стоя у парапета и наблюдая за игрой солнечных зайчиков на поверхности воды.
   Казалось - вот... Наконец, свершилось то, чего он добивался столько лет, обивая пороги кабинетов партийных начальников самого разного ранга, убеждая, доказывая жизненность проекта, выслушивая обвинения в своей некомпетентности, а часто - и во вредоносности своих предложений, идущих вразрез с линией партии. Если все, что он услышал сегодня, не сон, то вожделенная цель достигнута.
  Но ликования не было. Не было даже простой удовлетворенности. Вместо этого были апатия и всплывающее откуда-то из глубин сознания иссушающее душу сомнение в нужности, достойности идеи. Идеи, составлявшей на протяжении последних лет смысл его жизни, а сейчас вдруг показавшейся ему абстрактной, лишенной содержания, а потому легко уязвимой для критики. И еще где-то в подсознании зрела щемящая тревога, что эти апатия и неуверенность будут преследовать его теперь постоянно.
  Он не осознавал в тот момент, что это его состояние есть результат эмоциональной перегрузки, которую он испытывал все последние месяцы, что пройдет время - и эта тревога уйдет, восстановятся уверенность в правильности выбранной цели, он укрепится в решимости идти ради ее достижения до конца и шагнет навстречу своему будущему другим: духовно окрепшим, более жестким и расчетливым. Но это будут те жесткость и расчетливость, без которых не может быть настоящей ответственности. Ответственности за большое дело и за людей, доверивших ему свои судьбы...
  
   4
  
  Закончилось очередное заседание высшего политического руководства страны. Переговариваясь на ходу, члены Политбюро и секретари ЦК направились к выходу.
  Дождавшись, когда все выйдут из зала заседаний, Белов подошел к началу длинного стола, к тому месту, где сидел Генеральный секретарь, и встал в ожидании. Толмачев собрал разложенные на столе бумаги, уложил их в папку, с шумом захлопнул ее и только тогда поднял глаза на стоящего перед ним Белова.
   - Вы что-то хотели сказать? - спросил он его.
   Тщательно подбирая слова, понимая, что вот сейчас, в эту минуту решается судьба проекта, и, осознавая ответственность момента, свою ответственность за будущее Полигона, а, может быть, и за будущее страны, Белов произнес:
  - Я хотел бы вас просить... чтобы вы меня приняли по одному очень важному вопросу.
   - Что за вопрос?
   - Вопрос непростой, - ответил Белов и после непродолжительной паузы продолжил. - Он требует обстоятельного разговора, поэтому я просил бы вас назначить мне время для отдельной беседы. Мне нужно минут двадцать, чтобы изложить суть. - Он помолчал еще немного, собираясь с духом, после чего решительно продолжил. - Мне кажется, наши комсомольцы засиделись, забюрократились. Нужно им немного встряхнуться. Что если выделить им триста-четыреста тысяч квадратных километров необустроенных, пустующих земель - и пусть осваивают, обустраивают, приспосабливают под жилье, пусть строят там новую жизнь.
   - Триста-четыреста... - в задумчивости произнес Толмачев. - Я что-то с ходу не могу понять, много это или мало. Можете назвать какую-нибудь область, сопоставимую по площади?
   - Это, примерно, как Томская область, - отвечал Белов.
   - Ого! И где же вы такой пустующий участок присмотрели? - спросил Толмачев.
   - У нас в Зауралье не один миллион квадратных километров полузаброшенных земель, - ответил Белов.
   - И что это будет, по-вашему, за образование? с каким статусом? - продолжал допытываться Толмачев.
  - Это будет просто отдельный экономический район.
  Толмачев встал и начал прохаживаться вдоль длинного стола от одного его конца к другому. Подойдя в очередной раз к его началу, он остановился, посмотрел внимательно на Белова и сказал:
  - Я думаю, вы хорошо себе представляете, что у нас ничьей земли нет. Ваш отдельный экономический район может быть создан только за счет отчуждения земель у какой-то области или у нескольких областей. И пусть сейчас эти земли считаются непригодными для житья, но при отчуждении у руководителей этих областей сработает инстинкт собственника.
  - Земли, по мере освоения, могут быть возвращены на баланс тех областей, от которых были ранее отчуждены, - сказал Белов. Он почувствовал, что Генеральному удалось навязать ему свой стиль общения, когда, Белов знал это, перехватить у него инициативу практически было уже невозможно.
  - А покорители пустующих земель разъедутся по домам? - задал вопрос Толмачев и, не дожидаясь ответа, продолжал. - Но если они приедут в ваш отдельный экономический район на время, а не на постоянное жительство, если они не будут связывать свою жизнь с этим краем в отдаленной перспективе, не будут обживаться, обзаводиться семьями, рожать там детей, которые потом будут считать этот край своей родиной, если всего этого не будет, то это будут временщики, а от временщиков, сами знаете, какая отдача. И пусть даже они за период временного своего пребывания там превратят эти земли в цветущий край, все равно через короткое время после возвращения прежним хозяевам они снова придут в упадок. Но вы ведь не этого хотите? Вы же сами говорите: 'Пусть строят там новую жизнь'. Если я вас правильно понял, вы хотите не просто обустроить район, а создать среди дикой тайги этакий оазис социализма со справедливым, социально ориентированным укладом. Иначе, зачем все это затевать? Или я неправ?
   Вопрос был прямой и требовал прямого и честного ответа. Белов понял, что играть в жмурки, отвечать уклончиво - значит потерять свое лицо и продемонстрировать неуважительное отношение к собеседнику, а в итоге - навсегда похоронить проект. И он ответил:
  - Да, вы правы.
  - Вот видите! Но тогда, вы меня извините, - в голосе Толмачева звучала ирония, - это будет уже какое-то новое слово в марксистском учении: построение социализма в отдельно взятой губернии.
   Наступила напряженная тишина. Толмачев снова принялся прохаживаться вдоль стола, и Белов приготовился уже выслушать нечто нелицеприятное вроде неуместности, несвоевременности обсуждения таких вопросов или - еще хуже - бессмысленности, абсурдности самой идеи.
  ...Их отношения не отличались особой теплотой, скорее, их можно было назвать сдержанно-корректными. Но эта внешняя дистанцированность не мешала им в душе относиться друг к другу с уважением. Белов уважал Генерального за то, что тот был восприимчив к убедительным доводам, умел слушать людей, даже если их мнение расходилось с его представлением о предмете разговора. В свою очередь Генеральный считал Белова грамотным специалистом, талантливым организатором, человеком, который умел постоять за свою точку зрения, не испортив при этом отношений с оппонентом.
  ...Толмачев вернулся к началу стола, записал что-то в блокноте, потом поднял глаза на Белова и сказал:
   - Хорошо... Вам сообщат.
   Белов попрощался и вышел из зала. Спускаясь по лестнице, он перебирал в уме все возможные варианты дальнейшего развития событий. Сделанный им на скорую руку анализ ситуации показывал, что она, в общем, не выглядела безнадежной. Более того, интуиция человека, искушенного в аппаратных дебютах, подсказывала ему, что тема эта Генеральному не безразлична, что есть у него в предмете обсуждения какая-то личная заинтересованность.
  Пока машина ехала по улице Куйбышева и поворачивала на Старую площадь, он набросал план дальнейших действий.
   - Николай Васильевич! Пригласите ко мне Федорова, - сказал он дежурному, проходя через приемную.
   Зайдя в кабинет, он снял плащ, бросил его на спинку стула, подошел к большой карте, висевшей на стене, и стал пристально всматриваться в участок, обнесенный красными флажками. Вынул один из них и стал водить им по карте, словно подыскивая ему новое место, но, так и не найдя, принялся ходить взад-вперед по кабинету, от карты к двери и обратно.
  Сегодняшнее его обращение к Генеральному секретарю и его согласие на встречу существенно меняли весь план действий. Теперь вместо аналитической записки в Политбюро, имеющей довольно смутную перспективу, нужно будет готовить материалы для решающего разговора с Толмачевым.
  
   5
  
   ...Белов до сих пор не мог понять, как он решился на этот импульсивный и отчаянный шаг. Ведь он рисковал всем. Откажи ему сегодня Генеральный во встрече - и письмо в Политбюро уже не имело бы никакого смысла, на проекте можно было бы поставить крест.
   Он вспомнил, как на сегодняшнем совещании Генеральный завел разговор об омоложении директорского корпуса в промышленности. Член Политбюро Прохоров, партийный функционер-долгожитель, переживший трех генсеков, четырех председателей КГБ и трех министров внутренних дел, выразил недовольство тем, что ключевые посты в хозяйственных органах занимают не опытные профессионалы, а комсомольские вожаки, еще ничем себя не проявившие в практических делах. Генеральный живо отреагировал на это, сказав: 'У нас в руководстве производством нет пока специалистов по управлению. Систему их подготовки нужно еще создавать. Все наши вузы готовят профильных специалистов, а нам сегодня нужны высококвалифицированные современно мыслящие управленцы'... 'У нас есть вэпэша', - произнес кто-то из присутствующих. 'Вэпэша? - Толмачев недоуменно пожал плечами. - Так она же готовит дилетантов-политруков!.. Да, эти комсомольские вожаки не всегда имеют опыт управления. Скажу вам больше: среди них достаточно таких, кто успел уже превратиться в закоренелых функционеров, которые работают для галочки'. Он задумался ненадолго, после чего закончил: '...Но в основной своей массе они хотя бы более восприимчивы к новациям, способны к быстрому переобучению'.
  В этот момент - по интонациям в голосе или по этой его паузе - Белов почувствовал, что тот сам до конца не верит в способность комсомольских активистов вывести страну из тупика, и именно тогда созрело у него решение выйти с идеей Полигона непосредственно на Генерального секретаря, а не подавать аналитическую записку в Политбюро, как он планировал раньше.
   Он хорошо представлял себе, что судьба проекта во многом будет зависеть от того, насколько он будет убедителен в разговоре с Генеральным. Поэтому к этой встрече надо тщательно подготовиться. Сейчас Толмачев отбывает на отдых. Значит, как минимум, две недели на подготовку у него есть.
  ...Дежурный доложил о прибытии Федорова. Когда тот показался в проеме двери, Белов подошел к карте и решительно вонзил флажок на новое место.
  - Проходи, садись, - пригласил он Федорова и жестом указал в сторону длинного стола в форме буквы 'Т'. Сам он сел напротив. - Тебе срочное задание... Но сначала давай поговорим вот о чем. Междуречье - район неплохой. Он хоть и болотистый, но там есть стратегические полезные ископаемые, а торфа и леса там вообще немерено. Но нам нужно иметь в запасе еще один вариант.
  Белов знал, что в Междуречье на десять тысяч квадратных километров приходится один районный центр и три с половиной поселка, которые с каждым годом все больше и больше пустеют и приходят в упадок. Но - правильно сказал Толмачев - как только дело дойдет до отчуждения, у руководства областей, чьи земли должны отойти к Полигону, сработает инстинкт собственника. А у них есть лоббисты в высшем руководстве. В глубине души он верил, что этот вопрос решится положительно. Не может быть, чтобы предчувствие его обманывало. Есть у Генерального в этом вопросе какая-то личная заинтересованность, небезразличен он ему. А раз так, если он поддержит идею, то может повлиять на секретарей этих обкомов. И все-таки, считал Белов, на всякий случай надо подстраховаться.
  - Давай посмотрим еще вот этот район, - сказал он, подходя к карте и очерчивая рукой круг около отдельно стоящего флажка. - Он немного севернее, тоже малообитаемый. Правда, несколько меньше по размерам. Но зато не болотистый. Да и на Север - тоже практически ничья земля вплоть до Северного Ледовитого океана. Как ты думаешь?
  - Он малоизученный. И потом: оленеводы будут возражать. Здесь проходят пути миграции оленей.
  - А мы оставим им коридор, - живо отреагировал Белов, - и пусть мигрируют. Понастроим станций на путях миграции, обустроим их, чтобы оленеводы могли там принять пищу, переночевать. И тогда они еще спасибо нам скажут.
  - Я что-то не помню, что там есть под землей, кроме вечной мерзлоты, - неуверенно произнес Артем.
  - Так там еще не искали по-настоящему! - с убежденностью в голосе продолжал Белов. - А ты посмотри: в соседних областях есть и уголь, и редкоземельные руды, и еще много чего. А почему там не должно быть? Должно! Надо только копнуть поглубже. - Белов снова сел напротив Федорова. - А задание тебе будет такое: нужно подготовить материалы по экономическому обоснованию проекта под названием 'Полигон'. Особое внимание нужно уделить следующим вопросам: состояние края на сегодняшний день и каким он должен стать после решения задач первой очереди освоения - раз; какие местные ресурсы можно использовать для наполнения бюджета края - два; как вести строительство и, вообще, жить, вести хозяйство в условиях вечной мерзлоты, заболоченности и что для этого нужно - три; совокупная стоимость лимитов с раскладкой по годам на первую пятилетку - четыре; и пятое: какой вклад Полигон может дать в бюджет страны.
  Перечисляя задачи, он загибал поочередно пальцы правой руки и когда загнул последний, крепко сжал кулак, припечатал его к столу и сказал:
   - К этим материалам нужно будет сделать приложение в виде списка проблемных вопросов и внятных, убедительных ответов на них. Вопросы могут быть самые разные вплоть до самых мелких, на первый взгляд, вроде бы незначительных. Чем их будет больше, тем лучше. Не должно остаться ни одного белого пятна в программе развития региона... двух регионов. Да-да, не смотри на меня так - двух регионов. Что касается вопросов по природным условиям... Как только вопросник будет готов - бегом к моему помощнику, чтобы он в тот же день отправил его в Новосибирск, в Институтом Севера. Договоренность с ними есть. По остальным вопросам подключайте, если надо, профильные министерства. Даю тебе в помощь троих сотрудников из других секторов вашего отдела. - Он достал из кармана записную книжку, полистал, вырвал из нее исписанный листок и протянул Федорову. - Они в курсе и ждут твоей отмашки. Сроку тебе на все - десять дней. Вопросы есть?
  - Нет, - ответил Артем.
  - Ну, тогда приступай.
  Белов взглядом проводил Федорова до двери, и когда тот вышел, встал и снова принялся мерить кабинет крупными шагами - от двери к карте и обратно.
  Раздался телефонный звонок внутренней связи. Дежурный напомнил, что через пятнадцать минут начинается заседание Военно-промышленной Комиссии. Белов попросил машину к подъезду, после чего достал записную книжку и торопливо, неразборчивым, понятным только ему почерком принялся что-то писать. Потом встал, подошел к карте, постоял в раздумье, глядя на одиноко стоящий красный флажок, надел плащ и вышел.
  
   6
  
  Когда в назначенное время Кораблев прибыл в гостиницу 'Алтай', Солотов с Федоровым были уже там. Виктор пришел не один. С ним был мужчина на вид лет сорока.
  - Прошу любить и жаловать - Петриченко Владимир Сергеевич, подполковник КГБ в отставке, - отрекомендовал Виктор своего спутника. - Будет отвечать за безопасность в регионе. - Потом он представил Федорова и Солотова и спросил: - Как у вас с чаем?
  - С чаем у нас хорошо, - бодрым голосом рапортовал Солотов и показал рукой на стоящую на тумбочке наизготовку трехлитровую банку с опущенным в нее кипятильником.
  - А мы тут по пути заглянули в один хороший магазинчик, - сказал Виктор, - и кое-что прикупили к чаю.
  Он открыл дипломат и достал из него две бутылки шампанского. Петриченко тоже открыл свой, и они стали выкладывать на стол сыр, колбасу, консервы, прочую снедь. Началась суета с приготовлением стола. Когда закуски были разложены по тарелкам, а шампанское - разлито по стаканам, наступила пауза, в продолжение которой все, словно сознавая значимость момента, посмотрели друг на друга, после чего Виктор встал и, обращаясь к присутствующим, сказал:
  - Как я понял со слов Журковского, Белов, рекомендуя вас на ключевые должности, - он посмотрел на Федорова и Солотова, - учел не только ваши профессиональные качества, но и вашу гражданскую позицию, а именно: нежелание мириться с медленными темпами нашего развития, желание что-то изменить в нашей жизни к лучшему. Я надеюсь, здесь мы с вами будем единомышленниками.
  Он поднял свой стакан, остальные сделали то же самое и все дружно чокнулись. После этого наступило временное затишье, какое бывает после первой рюмки, особенно, если за столом - здоровые люди с хорошим аппетитом. Заморив червячка, присутствующие понемногу стали проявлять признаки жизни. Первым подал голос Петриченко:
  - Прошу минуточку внимания. Виктор уже сказал, что я буду отвечать на Полигоне за безопасность. Немного о себе... Я девятнадцать лет отслужил в органах. Сначала в МВД, последние четырнадцать лет - в КГБ. Спросите, почему не стал служить дальше? Ведь в мои тридцать восемь многие еще продолжают служить и строить свою карьеру. Отвечаю: так же, как и везде, в КГБ часто бывают моменты, когда долг должен уступить место политическим соображениям, в том числе, соображениям местного разлива. Ведь у нас как? Главное - показатели в работе. И часто погоня за этими показателями превращается в показуху. Мне трудно было с этим мириться, и, может быть, иногда я резковато высказывался по этому поводу. И хотя как к профессионалу у руководства ко мне серьезных претензий не было, мне кажется, оно облегченно вздохнуло, когда я подал рапорт об отставке. Теперь - о безопасности. У криминальных структур очень тонкий нюх на деньги. Одна из основных наших задач ... моих задач, - поправился он, - давить все попытки наложить лапу на бюджет Полигона. А вас прошу мне в этом помогать. Помощь эта будет заключаться в информации, которую я буду получать от вас при возникновении каждой нестандартной ситуации, каждой подозрительной личности, появившейся на вашем горизонте, даже если они вам покажутся незначительными, не достойными внимания. Вот, например, Виктор мне сообщил, что сегодня у него произошел инцидент.
   - Что за инцидент, Виктор, расскажи? - попросил Федоров.
  - Да когда я переходил дорогу, какой-то сумасшедший на шестерке вылетел на перекресток и чуть не сбил меня. Хорошо что он успел вовремя затормозить, а то мне не удалось бы от него увернуться. Правда, немного бампером он все же меня задел.
  - Виктор, - живо отреагировал на его слова Петриченко, - возможно, затормозил он и задел тебя, как ты говоришь, 'немного' потому, что в его планы не входило пока делать более резкие шаги. Так обычно делают первое предупреждение. Хотя, мне кажется, этот наезд все-таки - из разряда случайных. Для спланированной акции время еще не пришло. Но для нас это - повод намотать на ус. Поймите, я не призываю вас к излишней подозрительности, и не дай бог, чтобы после моих слов у вас появились всякие фобии. Просто хочу, чтобы вы были внимательны и осторожны, не расслаблялись. Будьте бдительны. Вот пока все, что я хотел сказать.
   Он взял бутылку с шампанским, наполнил стаканы и произнес:
  - Ну, за бдительность!
  После этого слово взял Виктор:
  - Еще сегодня утром мы не знали о существовании друг друга, а вот мы уже сотрудники. И не просто сотрудники, а члены одной команды. Нам предстоит бок о бок трудиться не один год. Чтобы не затягивать процедуру знакомства, предлагаю каждому рассказать немного о себе. Владимир себя уже охарактеризовал. Теперь, наверное, моя очередь. К сказанному Журковским добавлю, что я по образованию геолог, много лет работал в экспедициях, больше - в Зауралье. Междуречье мне хорошо знакомо: я там проработал не один сезон. С идеей Полигона начал выступать года три назад, но в своих стараниях довести эту идею до рабочего этапа не преуспел. Чуть больше года назад Журковский на пленуме ЦК дал задание подумать о том, как поднять престиж комсомола, что мы можем предложить нашему высокому руководству в качестве прорывного проекта. После заседания я подошел к нему и предложил идею Полигона. Он задумался, сказал, что идея, в общем, неплохая, но протолкнуть проект будет чрезвычайно трудно: слишком много здесь политики, а политику у нас в стране определяет не ЦК ВЛКСМ. Но месяцев через пять он меня вызвал и сказал, что есть один человек, который может нам помочь. И назвал Секретаря ЦК Юрия Александровича Белова. Сказал, что они посовещались и решили попробовать написать в Политбюро просительное письмо или, как это у них называется, аналитическую записку. Но я не возлагал особых надежд на то, что нас услышат, поэтому сегодняшняя новость стала для меня сенсацией. По сравнению с аналитической запиской, такой вариант я считаю гораздо более продуктивным. Если это все серьезно, а Журковский придерживается именно такого мнения, то нам нужно засучить рукава и так выложиться в те немногие дни, что нам отпущены, чтобы на Политбюро наш проект не выглядел химерой. Мы должны быть не просто убедительными, а сверхубедительными, должны все хорошо просчитать и обосновать. Вот все, что я хотел сказать. Кто следующий желает?..
  - Давай я, что ли, - отозвался Федоров. - Ну, про меня Журковский тоже немного рассказал. Добавлю: родился и вырос в Челябинске, окончил экономический факультет Новосибирского государственного университета, потом - аспирантуру. Но защитить кандидатскую не удалось. Перевели работать в ЦК.
  - А в каком состоянии диссертация? - спросил Виктор.
  - Диссертация написана, уже готов был к отправке реферат, но Белов сказал, что работа в ЦК - это партийное поручение, а с защитой, сказал, поможем.
   - Защита должна быть в Новосибирске? - спросил Кораблев.
  - Да.
  - Ничего, - успокоил его Виктор. - Теперь ты будешь ближе к своей альма-матер, а время для защиты постараемся выкроить. Журковский говорил, что у тебя есть наработанные связи в правительстве. Это нам очень пригодится. А еще он сказал, что вы с Беловым готовили какие-то материалы для встречи с Генеральным. Особо отметил Приложение. Что это такое?
  - Перед встречей с Генеральным, - отвечал Федоров, - Юрий Александрович поручил составить список вопросов, касающихся всех сторон жизнедеятельности Полигона. Вопросы, сказал, можно задавать самые разные, чем их будет больше, тем лучше. Мы постарались, настрочили более четырехсот вопросов. Не могу ручаться, что все они были умными. Ответы готовили серьезные люди как в Москве, так и в нескольких институтах Сибирского отделения, и, читая вопросы, они наверное часто крутили пальцем у виска. Я так понимаю, Олег тоже поучаствовал. Там было много его вопросов. Так, Олег?
  - Да, пришлось...- скривившись в иронической улыбке, произнес Солотов.
  - Судя по тому, что встреча Белова с Генеральным был результативной, - сказал Виктор, - умные вопросы с не менее умными ответами там тоже присутствовали. Так что, я думаю, твоя часть почти в кондиции, остается доводить ее до совершенства. Ну что? Остался ты, Олег, - обратился он к Солотову. - Кстати, скажи, что это за фамилия такая - Солотов? Это - искаженное 'Золотов'?
  - Нет. У моей фамилии другие корни. Дело в том, что далекие предки мои от преследований за религиозные убеждения бежали за Урал, примерно в те края, где находится Междуречье. Жили они на острове в окружении болот. А болота в тех краях на местном наречии назывались солотью. Вот их и звали 'солотные'. Потом прозвище перешло в фамилию. С тех пор времени прошло много, религиозных убеждений уже нет, а фамилия осталась.
  - Теперь понятно, почему ты болотами занимаешься, - с иронией в голосе произнес Федоров. - Фамилия обязывает.
  - Олег, скажи, ведь неспроста же эта земля до сих пор необжитая? - спросил Виктор. - Ты вот много болотами занимался, родом из этих мест. Ты веришь, что это болотное царство можно покорить или хотя бы как-то приспособить под проживание? И если это возможно, то что для этого надо сделать?
  - Район этот имеет в середине небольшое возвышение с пологими спусками к краям, - отвечал Солотов. - Создав грамотно дренажную систему, можно за счет осушения мелких и средних водоемов сформировать нескольких крупных водохранилищ, освободив земли под производственные, сельскохозяйственные нужды и под строительство.
  - Известно, что осушенные торфяные болота начинают со временем возгораться, - снова задал вопрос Виктор, - поэтому сейчас наметилась обратная тенденция: заливать их водой.
  - В Новосибирской области, - сказал Олег, - ваш покорный слуга второй год проводит эксперимент по использованию выделяемого торфяниками тепла для обогрева теплиц. В теле торфяного пласта делают шпуры, загоняют в них трубы. В трубах установлены термодатчики. Оператор следит за их показаниями и при необходимости подает в пласт воду. Пока подача воды осуществляется вручную. Но сейчас мы завершаем разработку автоматической системы регулирования температуры.
  - И что - можно уже попробовать огурчики с вашего огорода? - спросил Петриченко.
  - Можно. Уже третий урожай снимаем. И не только огурцов.
  - Вот бы членам Политбюро на заседании показать, - сказал Федоров. - Хороший был бы аргумент.
  - А что? Можно организовать, - живо отреагировал Солотов.
  - И все-таки, мне кажется, - снова включился в разговор Кораблев, - с покорением природы нам придется горюшка хлебнуть. Очень больной, в буквальном смысле, вопрос о гнусе... Я на собственной шкуре испытал агрессивность этих летающих крокодилов. Никакой управы на них нет. Мы в экспедиции спасались от них бегством.
  - Это как? - удивился Петриченко.
  - Уходили метров за тридцать от лагеря, а потом бегом с реактивной скоростью возвращались, ныряли внутрь палатки и быстро закрывали вход. Рой оставался на улице. Конечно, их и в палатке хватало, но это были уже свои, одомашненные.
  - Есть у нас в Сибири один институт, - сказал Солотов. - Они разработали прибор. Называется 'прибор для индивидуальной защиты', сокращенно - ПРИЗ. Сейчас идут полевые испытания. Есть положительные результаты. Зона действия - около полутора метров, побочных эффектов пока не наблюдается. Однако согласен, чтобы решить эту проблему в корне, нужен комплекс мер. У нас соответствующие предложения имеются.
   - Мне кажется, - заметил Виктор, обращаясь к Солотову, - по твоему столу будет едва ли не больше всего вопросов. Все ведь понимают, что необитаем этот край не просто так. Есть тому серьезные причины. И у нас должна быть реалистичная, внятная концепция.
   В продолжение этого разговора Петриченко разливал по стаканам остатки шампанского и когда он закончил, Виктор взял в руки свой стакан и, переходя на торжественный тон, произнес:
  - Что сегодняшний день для нас нерядовой, я думаю, понимает каждый. В таких случаях обычно говорят громкие слова наподобие того, что мы с вами являемся свидетелями исторического события или еще что-то в этом роде. Но, во-первых, Белов, вы слышали, предупредил, чтобы мы не расслаблялись, и предупредил не зря, потому что все может повернуться совсем не так, как мы предполагаем. А во-вторых, даже если мы получим карт-бланш на реализацию проекта, для нас это будет означать начало трудного и долгого пути. Нам надо приготовиться к тому, что на этом пути дифирамбы нам не светят. У проекта будет много недоброжелателей. Так уж устроен мир, что все новое воспринимается тяжело и не сразу. Я хочу пожелать, чтобы нам хватило сил - и моральных, и физических - пройти этот путь до конца. - Он поднял свой стакан, оглядел всех и взволнованным голосом сказал: - Давайте же поклянемся, что мы не свернем от намеченной цели, не отречемся от своих убеждений, от своей мечты несмотря ни на какие даже запредельные трудности. Клянемся!
  - Клянемся! - произнесли все хором и дружно сдвинули свои стаканы.
   В наступившей после этого тишине слышно было, как забурлила в трехлитровой банке вода.
   - Так... Шампанское кончилось, - констатировал Петриченко, - переходим к водным процедурам. Что там у нас к чаю? - Он стал выкладывать на стол содержимое бумажных пакетов. - Ага, мое любимое овсяное печенье... Есть еще 'Юбилейное'. А это что? Пастила. У-у-у! Обожаю! Говорите, кому какой чай: кому покрепче, кому не очень.
   За чаепитием продолжали оживленно разговаривать. Обстановка с каждой минутой становилась все более непринужденной, от первоначальной скованности еще совсем недавно не знакомых людей не осталось и следа. Говорили много, шумно, обсуждали первоочередные задачи по освоению региона, другие важные для Полигона дела.
  Расходились за полночь, разгоряченные чаем и оживленной беседой.
  
  7
  
  Прошло уже несколько минут, как за Беловым закрылась дверь, а Толмачев все сидел в неподвижной позе и не отрываясь смотрел в одну точку на столе. Затем он выдвинул ящик стола, достал тетрадь, полистал ее. Найдя нужную страницу, нажал кнопку вызова дежурного и попросил соединить его с Председателем КГБ.
  Минуты через две зазвонил телефон внутренней связи. Толмачев снял трубку и услышал знакомый голос Мельникова:
  - Добрый день, Сергей Михайлович!
  - Добрый день, Павел Васильевич! - приветствовал его Толмачев. - Вас можно поздравить с очередным внуком?
  - Внучкой, Сергей Михайлович. Спасибо за поздравления, - поблагодарил Мельников.
  - Как дочка себя чувствует?
  - Спасибо, хорошо. Уже дома. Вчера выписали.
   - Передайте от меня пожелания здоровья ей и малышке.
  - Спасибо, Сергей Михайлович. Передам.
   Мельников понял, что неофициальная часть беседы закончилась, и весь напрягся в ожидании продолжения разговора.
   - Павел Васильевич, я к вам вот по какому вопросу, - снова заговорил Толмачев. - Кораблев, командир Всесоюзного студенческого отряда... Знаете такого?
  - Да, знаю. Помню, он бегал с какой-то утопической идеей, Город Солнца, что ли, хотел построить на вечной мерзлоте. Еще у него что-то там с семьей не заладилось, от детей его отлучали...
   - Ну и как - отлучили? - спросил Толмачев.
   - Нет, добился справедливости. Правда, через суд, - Мельников хотел продолжить перечисление пунктов кораблевского досье, но потом решил, что для первого случая - хватит. Надо посмотреть, в каком направлении дальше пойдет разговор.
   - Д-а-а, - протянул с иронией Толмачев, - от вас ничего не утаишь. Даже личная жизнь - под недреманным оком.
   - Служба такая, Сергей Михайлович, - с наигранной обреченностью произнес Мельников.
   - На меня тоже досье имеется? - шутливо спросил Толмачев.
   - Да что вы, Сергей Михайлович! - в голосе Мельникова звучала искренняя обида. - Что я Берия, что ли, - шпионить за первым лицом государства?
   - Ну ладно. Верю, верю, - примирительным тоном произнес Толмачев. - А на Кораблева вы мне подготовьте, пожалуйста, объективочку. Особенно посмотрите, пересекались они с Беловым или нет, и если пересекались, то как часто. Подробности из личной жизни можете опустить.
  Услышав про объективку, Мельников насторожился. Неужели Кораблев выкинул что-то такое, что стало известно Генеральному, а его ведомство проглядело? Он хотел было уже спросить, что тот натворил, но вовремя осекся. И правильно сделал, так как спросить об этом - значило бы дать повод усомниться в своей профпригодности. Да, к тому же, с самим Кораблевым, судя по словам и по тону Генерального, все в порядке. Иначе бы не стал Толмачев иронизировать по поводу недреманного ока. Только вот насчет детей он, кажется, промахнулся: у Кораблева, вроде бы, один ребенок. Надо будет уточнить, а если что - повиниться, сказать, что он, мол, излагал свою мысль обобщенно, безотносительно к количеству детей. Хотя для Генерального, как он понял, этот вопрос не главный. Он же сказал, что подробности из личной жизни его не интересуют. Ладно, авось сойдет. И он бодрым голосом заверил Толмачева:
   - Хорошо, Сергей Михайлович, сделаем!
   - Мои лучшие пожелания вашей семье, - закончил разговор Толмачев.
   - Спасибо, Сергей Михайлович. Всего доброго и вам с Надеждой Романовной.
  Толмачев положил трубку и сделал пометку в тетради.
   Эта заполненная от руки простая ученическая тетрадь в двадцать четыре листа была его маленькой тайной и содержала сведения сугубо конфиденциального характера, касающиеся людей из его ближайшего окружения. Нет, здесь не было материалов компрометирующего свойства или материалов, характеризующих благонадежность фигурантов этого досье. Здесь были даты рождений, свадеб, других важных событий в их жизни, а также их увлечения, пристрастия... И каждый раз, прежде чем позвонить или встретиться с кем-нибудь, он заглядывал в свой, как он про себя говорил, кондуит, чтобы в разговоре была возможность поздравить своего визави со знаменательным событием в личной жизни или в жизни его близких, а нет - так просто поинтересоваться, как назвали внука, как прошел отпуск или пожелать хорошего отпуска... да мало ли что можно сказать приятного человеку. Это помогало в общении, помогало расположить к себе собеседника, увеличивало шансы заполучить его в союзники.
  Из опасений, что кто-то узнает об этой его тайне и подумает, что он ведет досье на свое окружение, он сначала пытался вести кондуит сам. Однако содержащаяся в нем информация требовала постоянного обновления и дополнения, и скоро он понял, что не в состоянии уделять этому достаточного внимания. Пришлось попросить взять на себя роль летописца одного из своих секретарей. Лесников, к кому он обратился за помощью, казался ему для такой деликатной миссии наиболее подходящей кандидатурой: обязательный и в то же время немногословный, даже замкнутый. Такой может хранить тайну.
  'Надо сказать ему, чтобы был повнимательнее, а то неудобно получилось с этой внучкой', - подумал Толмачев.
  
   8
  
   Он вернулся мыслями к сегодняшнему разговору с Беловым. Когда тот завел речь об отдельном экономическом районе, ему сразу вспомнилась встреча годичной давности с первым секретарем Новосибирского обкома, старым приятелем еще со студенческой скамьи. Как-то на досуге зашел у них разговор о молодежи, и Васильев рассказал ему случай.
  Два года назад строили студенты у них в области птицефабрику, и по завершению строительства обком комсомола устроил торжественный прием с награждением наиболее отличившихся грамотами и ценными подарками. От обкома партии опекал строительство Васильев - в то время он был еще вторым секретарем - и он присутствовал на этом мероприятии.
   Кораблев, ответственный от ЦК комсомола за эту стройку, выступил с поздравлением в связи с успешным окончанием строительства, поблагодарил строителей за ударный труд, Васильев тоже сказал несколько теплых слов в адрес строителей.
   После торжественной части был банкет. Васильев и Кораблев оказались соседями по столу. Во время строительства им приходилось много общаться, и они были уже хорошо знакомы. В завязавшейся беседе говорили о молодежи, ее роли в жизни страны, о ярких событиях в жизни комсомола. Когда зашел разговор о БАМе, строительство которого к тому времени было уже почти завершено, Васильев посетовал что вот разъедется молодежь по домам, и пойдет на убыль ее энтузиазм. А чтобы не снижать оборотов, чтобы молодые не старели душой, надо бы придать молодежному движению новый импульс, нужна как-то идея.
  Кораблев сказал, что каждый в молодости мечтает о справедливом, свободном от недостатков обществе, а стареют душой, когда начинают сталкиваться с трудностями, когда жизнь заставляет расстаться со своей мечтой. И тут он вдруг спросил, как Васильев смотрит на то, чтобы поручить комсомолу освоение какого-нибудь пустующего участка в Сибири. Только этот участок должен не просто осваиваться, это должна быть не просто очередная компания типа освоения целины. На нем молодые, кто еще не постарел душой, могут, как сказал Кораблев, сами претворять в жизнь извечные чаяния людей, могут строить планету своей мечты. По его замыслу, туда должны были отойти по нескольку районов от трех смежных областей, в том числе, два района от Новосибирской области.
  ...Разговор этот с Васильевым проходил во время отдыха в Крыму. Для Толмачева то лето было очень горячим не только температурой на дворе. Генеральным секретарем он был избран совсем недавно, со своей должностью освоился еще не полностью, и в курс навалившихся на него новых обязанностей приходилось входить, что называется, на марше, не прерывая консультаций с руководителями регионов, подготовки Пленума по сельскому хозяйству, решая другие неотложные дела. Поэтому, несмотря на отпуск, дни его были загружены до предела. Да еще отнимали время приемы в честь руководителей стран соцлагеря, которые по старой советской традиции каждое лето прибывали на генсековскую летнюю резиденцию, чтобы понежиться на ее золотых пляжах и заодно порешать с советским руководителем кое-какие государственные вопросы. В общем, забот у него в ту пору хватало и без Кораблева, так что под напором текучки этот вопрос постепенно отодвинулся сначала на задний план, а потом Толмачев и вовсе забыл о нем.
  Однако сегодняшнее обращение Белова напомнило ему эту историю и заставило глубоко задуматься. Одно дело, когда по инстанциям ходят с разными предложениями люди ранга Кораблева, пусть и имеющие определенные заслуги и авторитет, и другое дело, когда к Генеральному секретарю обращается партийный деятель высшего звена, секретарь ЦК. Тут уже просто так не отмахнешься. А отмахнешься - он будет искать другие пути, начнет сколачивать группу единомышленников, выйдет на Политбюро. Пойдут всякие пересуды, возня мышиная. В Политбюро он, скорее всего, поддержки не найдет, но может сломать себе карьеру. А Толмачев делал на него ставку как на своего преемника. Правда, о преемнике ему думать пока еще рано. Но он не собирается, как его предшественники, сидеть в кресле Генерального до глубокой старости, и ему не хочется, чтобы власть в стране перешла в руки случайного человека. Белова же он знал как грамотного, опытного руководителя. Умеет работать с людьми. Самостоятелен. Ему по силам решение крупных задач. А еще он знал его, как трезвого прагматика. Такой не станет выходить на Генерального секретаря с пустой затеей. Да и Кораблев не производил впечатление легкомысленного человека. Он был ему знаком по работе в комиссии при подготовке очередного съезда комсомола. Толмачев, в то время секретарь ЦК КПСС, возглавлял комиссию, а Кораблев был одним из его помощников. Толмачеву понравились его энергичность, оперативность, основательность в решении всех вопросов. Они тогда хорошо поработали. Съезд прошел на высоком уровне и дал, как писали газеты, большой импульс развитию молодежного коммунистического движения.
  ...Он снова вернулся к своему разговору с Беловым.
   Вот они с Кораблевым вообразили, что на примере отдельно взятого региона могут показать жизнеспособность социалистической идеи, показать, что социализм не абстракция. Конечно, хороший пример действует лучше самых убедительных теоретических выкладок. Маркс правильно сказал: бытие определяет сознание. И пока не будет этого бытия в виде яркого убедительного примера, сознание не определится. Но ведь то, что они задумали создать, - это же анклав, по-другому не назовешь. И для него, этого анклава, должны быть созданы какие-то особые, благоприятные условия, он должен иметь особый статус. А если - особый статус, если - особые условия, то как тогда объяснить другим регионам, что это за образование у нас в Союзе, которому можно то, чего нельзя другим?
  Они думают, это так просто. Ну, предположим, все-таки удастся построить рай на маленьком клочке земли - а дальше что? Будем туда возить всех, как в музей, и показывать? А насчет того, чтобы построить рай во всей стране, скажем: извините, не можем.
   Но в одном они правы: делать что-то надо. Иначе мы никогда не выскочим из застоя, а будем только выполнять и перевыполнять спущенные сверху планы, в которых заинтересован кто угодно, только не конкретные исполнители на местах. Да и как же им быть заинтересованными? Ведь они не видят в этих планах самого главного, что должно составлять их душу, - они не видят для себя выгоды от их выполнения. В последнее время участились нападки наших идейных противников на марксистское учение, всячески дискредитируется социалистическая идея. В таких условиях неудивительно, что появляется все больше сомневающихся в возможности построения социализма в нашей стране. Причем, построения даже в отдаленной перспективе.
   Только как переломить ситуацию? Сколько раз он думал об этом! Все несовершенства нашей системы управления он на своем опыте прочувствовал еще в бытность первым секретарем обкома, когда получал из центра распоряжения, составленные без учета местных возможностей, особенностей, уж не говоря о потребностях. Как будто со Старой площади видней, сколько и когда зерновой области сеять и когда жать. Уже тогда ему были видны все недостатки нашей излишне зацентрализованной управленческой системы. Хрущев попытался изменить систему хозяйствования. Его идея с Совнархозами была не такой уж и абсурдной: штаб руководства промышленностью приближался к экономическим районам, регионы становились самостоятельными хозяйствующими субъектам, сами могли распоряжаться значительной частью заработанных средств. От этого они могли стать богаче, а вместе с ними богаче могла стать и страна. Люди почувствовали бы улучшение жизни.
  Но реформе так и не дали развернуться: сложившаяся десятилетиями номенклатурная каста как в центре, так и на местах, почувствовала угрозу своей прежней обеспеченной и предсказуемой жизни. Пошли подкопы под реформу, ее подспудное саботирование, дискредитация. Кончилось тем, что на сентябрьском 1964 г. Пленуме ее похоронили, а Хрущева отправили на пенсию. И все пошло по-старому. Только чинуш, волокитчиков, бюрократов стало еще больше. Они заматерели, освоили новые технологии по поддержанию своего имиджа. Неужели они не осознают, что все больше отрываются от народа? Окончат ВПШ, МГИМО - и сразу в номенклатурную обойму. Народ для них - серая масса, которой нужно управлять на расстоянии, из высоких кабинетов. Они иногда появляются на публике, ездят по районам-регионам. Не видят, что ли, что их хождение в народ - это хорошо отрежиссированный спектакль? Не понимают, что встречаются с заранее проинструктированными статистами? А если понимают, то на кого рассчитан этот спектакль? На дураков? И после этого говорят, что у нас растет число скептиков. Да как же ему не расти?! Слишком много в нашей жизни формализма, лицемерия да и откровенного вранья.
   Последнее время ему уже становится неловко от этих визитов, и он стал практиковать неожиданные наезды. Так иногда кажется, что руководители на местах узнают о его приезде раньше, чем он принял решение.
  ...Вот они с Кораблевым собрались строить новую жизнь. Но ведь для такого дела нужны люди особого склада: решительные, инициативные, по-хорошему настырные, а главное - самоотверженные, альтруисты в здоровой дозе, такие, у которых на первом месте дело, а не обеспеченная жизнь со всеми удобствами. А где их столько набраться? Взять руководителей среднего звена, на ком должны держаться все производство и хозяйственная деятельность регионов. Они же превратились в циничных бюрократов, в формалистов! Работают для галочки. Отвыкли действовать без подсказки сверху. И откуда они только берутся? В детстве все такие правильные, в молодости - сознательные, идейные, с обостренным чувством справедливости, а потом - куда все девается? А комсомольские функционеры?! Рассматривают свои посты в комсомоле не как место, где можно послужить на благо своему отечеству, а как платформу для успешного продвижения по карьерной лестнице на бюрократический олимп. Тот же Кораблев... Где гарантия, что он не обюрократится через несколько лет?
  Ладно, поживем-увидим. С ответом Белову пока торопиться не стоит. Пусть он прежде всего сам хорошо подумает. Васильев будет на Пленуме. Надо посоветоваться со старым товарищем. Пусть подскажет, можно ли в принципе обустроить часть брошенных сибирских земель, обеспечить на них хотя бы сносные условия для проживания и ведения хозяйства. Он сам из Сибири, хорошо знает те места. Успокоить его, сказать, что его области отчуждение не коснется. Раз к нему Кораблев уже приходил, и он ему отказал, или, как он выразился, провел с ним разъяснительную беседу, возобновление разговора на эту тему будет выглядеть несолидным.
   ...Зазвонил телефон внутренней связи. Дежурный доложил о прибытии кортежа. Толмачев немного полистал тетрадь, потом закрыл ее и убрал в стол.
  
   9
  
   Белов сидел за столом в своем рабочем кабинете и быстро что-то писал в большой отрывной блокнот.
  Сегодня в ЦК состоялось совещание по капитальному строительству. Толмачев тоже присутствовал на этом совещании, но не досидел до конца, уехал по каким-то делам. Выходя из зала и проходя мимо Белова, он несколько задержал на нем свой взгляд и, как тому показалось, даже чуть замедлил шаг, будто хотел что-то сказать. Но ничего не сказал и прошел мимо.
  Сейчас Белов занимался тем, что приводил в порядок свои наспех сделанные на совещании записи, чтобы потом набросать план действий и сформулировать конкретные поручения профильным отделам ЦК.
   Раздался телефонный звонок. Звонили из приемной Толмачева. Дежурный сообщил, что Генеральный секретарь приглашает его для беседы на послезавтра в девять часов утра. Белов поблагодарил, положил трубку и задумался.
   Ему не нужно было особенно ломать голову, чему будет посвящена их беседа. Совещания, на которых решаются все текущие дела, начинаются в десять часов утра. Значит, встреча эта - внеплановая, и единственный вопрос, который на ней будет рассматриваться - это вопрос Полигона. У него будет, по его прикидкам, минут сорок на все: и чтобы изложить и обосновать идею, и чтобы ответить на вопросы.
  Первое время после того памятного их разговора он жил ожиданием вызова. Но проходила неделя, другая, а Толмачев молчал. Просто забыть он не мог, не такой он человек. Поэтому когда пошел второй месяц, Белов решил, что это молчание иначе как отказ истолковать нельзя, и уже смирился с тем, что на Полигоне можно поставить крест. И вдруг этот сегодняшний звонок...
  Он попытался спрогнозировать дальнейшее развитие событий. Возможны были три основные варианта: первый - категорический отказ; второй - решение вопроса откладывается на неопределенный срок, что, в общем, равносильно отказу, только в мягкой форме; третий - согласие, пусть половинчатое, пусть не по всем пунктам, но все-таки согласие. Учитывая долгое молчание Генерального, наиболее вероятными представлялись первые два варианта. Но, все равно, готовиться нужно к третьему. За два месяца много воды утекло, поэтому надо пригласить завтра Кораблева с компанией и еще раз пройтись по всем пунктам тезисов.
   ...А Толмачеву в тот день пришлось раньше времени покинуть совещание из-за встречи с вьетнамской делегацией. Встреча носила чисто протокольный характер: обмен знаками внимания, благодарность гостей за прием, вручение Генеральному секретарю приглашения руководства Вьетнама посетить их страну... Проводив гостей, он сел за стол и задумался.
  Он вспомнил, как, выходя сегодня из зала, посмотрел в сторону, где сидел Белов, и их взгляды встретились. Толмачеву показалось, что тот был как-то подчеркнуто спокойным. Не было в его глазах ни немого вопроса, ни укора. Но, может быть, это его спокойствие и даже некоторая отстраненность и подтолкнули Толмачева к решению: дальше тянуть с ответом нельзя, надо, наконец, определиться с этим отдельным экономическим районом.
   Он достал из стола свой график на ближайшую неделю. Завтра весь день расписан, последующие дни - тоже. Нет, выкроить ничего не удастся. Придется назначать на утро, до начала рабочего дня.
  ...В течение этих двух месяцев он не раз возвращался в своих мыслях к тому их разговору, взвешивая, сопоставляя все 'за' и 'против', доводы и контрдоводы. Пытался отделить конкретное от абстрактного, реальное от фантазии, возможное от невозможного, чтобы найти этому отдельному району место в нашем государственном устройстве, в нашей экономике, выстроить какую-то более или менее убедительную концепцию. Может, все-таки действительно пора встряхнуться комсомольцам? Пусть не в своих рапортах и отчетах, а на живом деле покажут, как надо работать, как надо хозяйствовать. Вот это и будет для них настоящей школой жизни.
  Только уж если соглашаться, то чтобы - никакой политической подоплеки. Этот губернский социализм чем-то нехорошим отдает. Нельзя на это соглашаться. Пусть будет освоение пустующих земель. Что-то вроде целины, но только в Сибири. И все! И никаких привилегий, никаких особых статусов! Техникой как-нибудь поможем, бюджет - как у всех, на равных основаниях. Ну, на первое время, может быть, какие-то послабления по части налогов, а дальше - пусть учатся работать, управлять, распоряжаться средствами. Пусть учатся жить. А на Политбюро обсуждение этого проекта лучше не выносить, решил Толмачев. Здесь у него есть сторонники, но и оппонентов предостаточно. Причем, оппоненты - это противники всяких резких шагов, но умудренные опытом аппаратчики старой закалки. Таких не проведешь. Им ничего не стоит вычислить истинные побудительные мотивы этого начинания и завалить его. Что же касается сторонников, то это, по преимуществу, - люди новой волны, не имеющие надежной поддержки ни в партхозноменклатуре, где они не успели еще обрасти нужными связями, набрать достаточного веса, ни в массах коммунистов, от которых они уже успели оторваться. Так что принимать решение надо на узком Политбюро. И там же обсудить постановление правительства. От партии куратором назначить Белова... для баланса. С одной стороны - Кораблев, а для противовеса - опыт, мудрость и умеренный консерватизм Белова. Все, как и должно быть в жизни... Что же касается Кораблева, то, судя по объективке, никаких изъянов в его биографии нет, сказано, что опытный, грамотный геолог, кандидат в члены ЦК КПСС, командир Всесоюзного студенческого отряда. Вот и пусть работает, показывает со своими комсомольцами - молодыми, задорными, энергичными, - на что они способны.
  Толмачев позвонил дежурному и попросил вызвать кортеж.
  
   10
  
  Кабинет Белова на Старой площади. Во главе длинного стола сидит хозяин кабинета, по бокам - Кораблев, Федоров, Солотов и Истцов. Белов открывает заседание:
  - Давайте начнем... Журковский уже сказал вам, что Генеральный секретарь дал 'добро' на продолжение работ по Полигону. Теперь нам нужно готовиться к Политбюро. Вы тоже приглашены. Заседание намечается на девятнадцатое следующего месяца. Сергей Михайлович, в принципе, на Междуречье согласен. Решить с секретарями обкомов вопрос по отчуждению земель обещал сам. О порядке на заседании: я начну докладывать, изложу концепцию. Федоров и Солотов - содокладчики. Что касается концептуальной части... - Он посмотрел на Кораблева. - Кое-что нужно будет подправить. Я на полях сделал пометочки. В целом - пойдет. Сегодня мне хотелось бы заслушать Федорова - по экономическому блоку, Солотова - по природным условиям и Истцова - по кадрам. Давайте начнем с Федорова. Прошу, Артем Евгеньевич.
  Федоров встал, раскрыл лежащую перед ним папку и начал свое выступление.
  Он говорил об основных направлениях развития региона, перечислял районы с наиболее крупными залежами полезных ископаемых, приводил перечень необходимых краю материалов, оборудования, потребность в людских ресурсах. Виктору в ходе подготовки к сегодняшней встрече с Беловым уже приходилось знакомиться с материалами его части доклада, но фрагментарно. Сегодня же он впервые слушал весь доклад полностью. И чем боль он слушал, тем больше проникался уважением к этому основательному человеку.
  Если Артем говорил о перспективной программе развития Полигона, то это было не простое перечисление пунктов плана с указанием сроков и ответственных, а подкрепленная расчетами стратегия превращения уголка дикой природы, вычеркнутого людьми из списка достойных внимания, в цивилизованный, приспособленный для комфортного проживания край; если он говорил о текущих хозяйственных задачах, то в решении каждой из них чувствовалась продуманность, будь то размещение заказов на горнопроходческую технику или обеспечение школ оборудованием и учебниками.
  А еще обращал на себя внимание спокойный, ненавязчивый, без претензий на истину в последней инстанции тон докладчика. Такой стиль речи оставлял пространство для диалога, располагал к доверительным отношениям.
  'Пожалуй, с ним можно будет сработаться... Дело знает, - подумал Виктор. - Только не слишком ли он широко размахнулся? Сколько он просит, не дадут. Или он решил воспользоваться известным приемом: чтобы дали, сколько нужно, надо просить больше? Но уж кто-кто, а он-то должен знать, что такие приемчики в Политбюро не проходят'.
  В продолжение выступления Федорова Белов что-то быстро записывал в блокнот, а когда тот закончил, сказал:
  - Технико-экономическое обоснование сделано на хорошем уровне. Но лимиты надо немного подсократить. Процентов на тридцать.
   - Уменьшить лимиты на тридцать процентов, - сказал Федоров, - значит отодвинуть завершение первой очереди как минимум на год. Можно немного сократить это отставание за счет урезания инфраструктуры...
  - Нет, инфраструктуру трогать не будем, - решительно остановил его Белов. - Хватит нам целины и БАМа. Времена не те. Сроки тоже трогать не будем. Через три года Полигон должен стать самостоятельной бездотационной административной единицей со своей промышленностью и сельским хозяйством. Если этого не случится, то... - он помолчал немного. - Мы не имеем права рисковать.
  'Вот и он про три года... Что-то они с Журковским знают, что не положено знать простым смертным', - подумал Виктор.
  - Давайте посмотрим, - продолжал Белов, - где мы можем немного ужаться. - Он посмотрел в свой блокнот. - Вот у вас на первую очередь запланировано строительство двух комбинатов по обогащению и брикетированию торфа. Вы что-то хотите сказать? - спросил он Кораблева, заметив его нетерпеливое поведение.
  - Да. Я хотел сказать о комбинатах. Мне кажется, их трогать нельзя, Наоборот, сейчас очень важно как можно скорей начать их строительство. Тогда уже через полгода-год мы сможем не только обеспечить себя топливом, удобрениями и химическим сырьем, но и продавать их.
  В продолжение этой реплики Кораблева Белов внимательно рассматривал лежащую перед ним на столе карту с обозначенной на ней границей региона. Потом он поднял голову и спросил:
  - А что это у вас за петля такая вокруг города Угли? Граница все время идет плавной дугой, а здесь - такой зигзаг. Что там уголь, что ли, в этих Углях добывают?
  - Да, - ответил Виктор.
  - Я что-то не слышал о таком угольном бассейне у нас, - неуверенным тоном произнес Белов.
  - Мощность шахт там невелика: условий добычи сложные, - сказал Виктор. - Хотя суммарные разведанные запасы могли бы позволить значительно нарастить объем выработки. Эти шахты обеспечивают углем близлежащие районы, поэтому, чтобы не дразнить гусей, лучше не выводить их из областного подчинения.
  - А если вывести и нарастить выработку, - продолжал допытываться Белов, - можно будет с комбинатами повременить и по топливу на первое время обойтись этим углем, не обижая, конечно, прежних потребителей?
  - Можно, - отвечал Виктор, - но продукция комбинатов - эта одна из немногих наших статей дохода, где можно рассчитывать на быстрые деньги.
  - Хорошо, - согласился Белов. - Оставим. Но только один, а второй пока отложим.
   Он взял красный карандаш и решительным движением соединил на карте разорванные петлей ветви дуги.
  - Или вот еще... - продолжал он. - Строительство автодорог с большой грузоподъемностью и пропускной способностью. Что - нельзя обойтись пока старыми дорогами? Были же там когда-то дороги, ездили по ним люди, пока край не пришел в окончательное запустение.
  - Есть там одна старая дорога, - отвечал Федоров. - Она начинается от Веерной, идет через Полигон на север и заканчивается у бетонки. Длина ее около шестисот километров, в том числе, по Полигону - около четырехсот. Когда-то она имела вторую категорию. Сейчас вряд ли потянет даже на четвертую.
  - Можно эту северную дорогу как-то использовать? - спросил Белов.
  -...Только после серьезного ремонта, - ответил Федоров.
  - Вот видите! - живо отреагировал Белов. - Да, я понимаю, всякое нормальное строительство должно начинаться с коммуникаций. Но поймите... В этих автобанах мы можем надолго увязнуть. А нам нужно побыстрей раскрутить маховик, взять первый барьер без сбоев, в срок, а для этого нужно сосредоточиться на главном. Какие еще там есть дороги?
  - Есть еще железнодорожная ветка, - отвечал Федоров. - Идет от Веерной на север, потом поворачивает на северо-восток. Заканчивается тоже у бетонки. Длина ее пятьсот тридцать километров, из них триста сорок - по Полигону. Сама бетонка проходит через Полигон с запада на восток. Ее протяженность по территории Полигона - примерно шестьсот пятьдесят километров. Но и ветка, и бетонка является собственность Министерства обороны. Когда-то они активно эксплуатировались военными, но после заключения ОСВ находятся в законсервированном состоянии. Остальные дороги - местного значения, сезонные. Где-то щебенка, где-то - грунт... Круглогодичный проезд по ним невозможен, тем более крупнотоннажного транспорта.
  - Хорошо, - остановил Федорова Белов, - давайте на этом с экономическим блоком закончим. В целом, - нормально. Но все-таки попробуйте еще раз пройтись постатейно и поискать возможность подсократить расходы.
  В этот момент Виктор почувствовал - по тону ли Белова, или по тому, что тот не стал настаивать на переносе на вторую очередь строительства обоих комбинатов, - что, скорее всего, никаких установок сверху насчет лимитов он не получал. 'Ужаться' - это его инициатива. Опытный аппаратчик хочет подстраховаться, пожертвовать малым ради достижения главной цели: успешного прохождения проекта через Политбюро. Что ж, если это так, тогда он не должен быть очень настойчивым в своих требованиях ужаться, решил Виктор, и нам достаточно будет сделать косметические доработки, не трогая основных расходных статей.
  - У вас есть что добавить? - обратился к нему Белов.
  - Да. Как уже сказал Артем Евгеньевич, через Полигон проходит бетонка и железнодорожная ветка. По ним он сделал заход в Министерство обороны, но получил отказ. Но, я думаю, работу в этом направлении нужно продолжить. Может быть, военные отдадут в аренду. А мы будем с ними рассчитываться тем, что будем поддерживать их в надлежащем состоянии.
   - Хорошо... - Белов сделал запись в своем блокноте. - Подготовьте мне по ним материалы. Теперь давайте перейдем к природным условиям. Что край не пригоден для существования современного человека, я знаю. Не зря оттуда бегут даже коренные жители. Я хотел бы понять, можно ли в принципе решить проблему обживания этого района и что нужно для этого сделать? Пожалуйста, Олег Павлович.
  Солотов встал и с энергией, никак не вяжущейся, как показалось Виктору, с его внешностью старшеклассника, мягкими чертами лица и несколько полноватой для его возраста фигурой, уверенно, чеканными фразами начал излагать концепцию освоения Полигона. Он говорил о создании крупных водохранилищ за счет осушения мелких и средних водоемов, об открытой и дренажной осушительных сетях, о способах торфоразработок. Белов все это время что-то быстро записывал в свой блокнот. В момент выступления Солотова, когда тот заговорил о создании зон с микроклиматом повышенной комфортности, он, не отрываясь от своих записей, удивленно вскинул брови, а когда Олег закончил, поднял на него глаза и спросил:
  - Как вы предполагаете парировать вредные последствия разболачивания? Многие специалисты считают, что уничтожение болот в Европе стало там причиной частых засух и наводнений.
  - В Европе осушение проводилось путем сброса вод в мировой океан, - отвечал Солотов, - из-за чего был нарушен водный баланс. В нашем варианте водный баланс не нарушается, потому что вся вода остается в регионе.
  Белов посмотрел в свой блокнот, после чего продолжал:
   - Вот вы говорите, что с освоением края будут происходить изменение климата в сторону его смягчения. За счет чего?
   - Создаваемые за счет осушения мелких водоемов крупные водохранилища, - продолжал чеканить свои ответы Солотов, - способствуют повышению энтальпии термодинамической системы 'почва-вода-атмосфера' и, как следствие, повышению среднегодовой температуры.
   - У вас есть какие-то расчеты?
   - Методики таких расчетов пока нет, - отвечал Солотов, - она только создается. Есть экспертные оценки, сделанные на основе анализа статистических данных по климатическим изменениям в некоторых районах земного шара. С учетом количества воды в водоемах региона эти оценки дают величину порядка один и три десятых градуса.
  - Живая природа края складывалась веками, - продолжал Белов, - а мы при таком масштабном в нее вторжении можем в одночасье все разрушить. Как сделать, чтобы этого не произошло?
  - Все работы по осушению - отвечал Солотов, - проводятся, во-первых, при максимальном приспособлении для водостока рельефа местности, что обеспечит минимальные его изменения и максимальное сохранение почвенного покрова, и, во-вторых, работы проводятся поэтапно в течение трех-четырех лет. Такой подход обеспечивает возможность адаптации биоценоза к меняющимся условиям за счет его постепенной миграции, и, как следствие, позволяет максимально сохранить сложившуюся ранее в регионе экосистему.
  - Хорошо, - остановил его Белов. - Теперь что касается экологии... Ни одно предприятие с вредными отходами не должно вводиться в строй без очистных сооружений. Возьмите за правило: по строящимся предприятиям проводить экологическую экспертизу, а в процессе их работы - периодический контроль. В почву и в водоемы не должно попасть ни грамма вредных веществ.
  Дальше были вопросы, что делать с затопленными по берегам крупных водохранилищ деревьями, как проводить рекультивацию почв на торфяных выработках, как предотвратить возгорание выработанных торфяников или повторное их заболачивание. Виктору импонировало, что Олег отвечал уверенно, со знанием предмета. Немного настораживало, правда, обилие в его речи глаголов, обозначающих как бы уже происходящее действие: 'Используются, проводятся, обеспечивает, создаются'... Как будто освоение края идет уже полным ходом. Вообще-то, применительно к научным статьям, докладам, диссертациям в такой лексической манере ничего особенного не было. Это - сложившийся академический фразеологический уклад. Только надо учитывать, что совещание в Политбюро - это не симпозиум. Такой лексический стиль да еще в сочетании с решительным, безапелляционным тоном докладчика может быть воспринят членами высшего руководства, как навязывание им готового решения, как выключение их самих из процесса формирования решения. Здесь к такому не привыкли. Привыкли сами определять, что хорошо и что плохо, что и как надо делать... А еще эти словно заимствованные из научно-фантастических романов идеи по изменению климата. Да и укрупнение водохранилищ чем-то напоминает пресловутый поворот рек. Все это может сыграть роль неприятного раздражителя и не прибавит голосов в поддержку проекта.
  - Давайте учитывать, что мы идем не на научную конференцию, - подытожил выступление Солотова Белов. - 'Энтальпия, биоценоз'... Попробуйте перевести это на понятный генералам язык. Потом: про изменение климата и оазисы лучше пока не говорить. Еще раз проработайте вопрос укрупнения водоемов. Обязательно все подкрепите точными расчетами и убедительными доводами. Попробуйте заручиться положительными рецензиями ученых, имена которых - на слуху. Теперь мне хотелось бы узнать состояние дел по кадрам. Станислав Георгиевич, прошу.
  Виктор уже успел переговорить с Истцовым, только вчера вернувшимся из поездки по городам Сибири. По первоначальному впечатлению от этого разговора ситуация с кадрами была смутная. Установка не позиционировать больше Полигон как социальный эксперимент была воспринята комсомольскими вожаками на местах неоднозначно. Одни посчитали это сдачей позиций, и энтузиазм их от этого несколько поугас: раньше в мероприятии они видели идею - сейчас они не видели ничего, кроме обычной рутинной хозяйственной кампании. Но другие почувствовали облегчение, потому что для них такая установка упрощала задачу, ибо найти желающих на очередную комсомольскую стройку им казалось гораздо проще: не нужно особенно строго подходить к оценке морально-идеологических качеств претендентов, да и ответственности меньше.
  ...Тем временем Истцов бодрым голосом продолжал докладывать о своих успехах по рекрутингу, называл, сколько от какого региона записалось добровольцев. В отдельных областях число их велось на тысячи.
   Когда он кончил свой доклад, наступила напряженная тишина. Все ждали, когда заговорит Белов. Затянувшаяся пауза становилась тягостной. Наконец Белов заговорил:
  - Я так думаю... - он еще немного помолчал, после чего продолжал: - Большое число желающих поучаствовать в освоении края не должно вводить нас в заблуждение. И что все записавшиеся будут белыми и пушистыми - на это нам рассчитывать тоже не надо. - В голосе его не было обычной, свойственной для него, спокойной твердости. - Ничего... Давайте будем реалистами. Готовых строителей коммунизма у нас все равно не выпускает ни одно учебное заведение. Нового человека нужно будет выращивать самим. Выращивать из того человеческого материала, что есть. Ничего... - Он снова произнес это слово, как будто хотел успокоить, убедить в сказанном прежде всего самого себя. - Нас должно беспокоить другое, - продолжал он. - Мне кажется, что из записавшихся вряд ли можно будет набрать нужное нам количество руководителей среднего и низшего звеньев. А нам сейчас очень нужны будут грамотные, готовые к трудностям первого этапа начальники участков, прорабы... Рассчитывать на приезд специалистов из Москвы, других городов центральной России мы не можем. Поэтому у нас нет другого выхода, как набирать их из сибирских регионов. И не только из комсомольцев, из молодежи. Давайте расширять возрастной диапазон. Когда с жильем станет полегче, можно приглашать и многосемейных. Теперь - что касается Политбюро... Разговор там будет непростой. Нам предстоит держать ответ перед прагматиками. Их больше будет интересовать, сколько средств нужно вложить в регион, какие резервы региона можно задействовать, чтобы эти вложения окупались... Будет много вопросов, в том числе, совсем убийственных. Что-что, а вопросы там задавать умеют. И еще... Обязательно нужно подготовить плакаты к своим выступлениям. У генералов визуальное восприятие работает лучше вербального. Артем Евгеньевич, - обратился он к Федорову, - подготовьте письмо в МПС, чтобы ввели остановку поездов на Веерной и в Песках. На сегодня - все. Следующий раз встречаемся, - он посмотрел в календарь, - третьего. Все свободны. До свидания.
  
   11
  
  Последние две недели Виктор допоздна не уходил из здания ЦК комсомола. Журковский выделил ему комнату, и в ней он проводил за работой целые дни, делая перерывы только на сон. Днем - совещания, телефонные звонки, вечером - работа над докладом. Дома появлялся за полночь.
  Только что он закончил правку окончательного варианта доклада. Послезавтра - заключительная репетиция у Белова, а еще через день - генеральное сражение, узловое событие в его жизни, когда должна решиться судьба его детища, его мечты.
  Он откинулся на спинку стула и с наслаждением потянулся.
  Удивительно, но тревоги он почему-то не испытывал. Было некоторое волнение, как перед трудным экзаменом, но парализующих волю подавленности, душевного трепета не было, трепета, который, казалось бы, должен быть накануне решающего, и, кто знает, может быть, рокового разворота судьбы.
  Возможно, ключ к разгадке такого его состояния лежал в поведении Белова. На прошлой репетиции тот выглядел сосредоточенным, собранным, не проявлял никаких признаков обеспокоенности. Дал задание Виктору с Истцовым сразу после Политбюро отправляться в регионы Сибири для набора добровольцев, сделал другие распоряжения по Полигону. В общем, вел себя так, словно ему было уже известно решение высшего руководства, и это решение было положительным. Что это - желание поддержать, успокоить, снять в ответственный момент излишнюю нервозность? Или это - уверенность в результате? Если уверенность, то откуда она? Может быть, она неспроста? Может быть, он знает расклад сил, и этот расклад с большой вероятностью - в их пользу?
  Об этом приходилось только гадать. Но, так или иначе, этот его настрой снижал нагрузку на психику, задавал тон всей работе команды.
  ...Виктор взглянул на часы. До закрытия метро оставалось около двух часов. Есть возможность поколдовать над планом первоочередных работ на Полигоне.
  Над этим планом он на свой страх и риск втайне от всех трудился, когда удавалось выкроить немного времени из ежедневной текучки. Он отдавал себе отчет в том, что, возможно, работает в корзину, что все его усилия могут оказаться напрасными, если на Политбюро проект зарубят. Да даже если не зарубят, все равно, как только дойдет до дела, окажется, что это не предусмотрели, то недопоставили, там что-то сломалось... Но будет еще хуже, считал он, если этот план придется составлять на ходу, в спешке, с неизбежными в такой ситуации ошибками и упущениями. Поэтому он решил не уподобляться той беременной женщине, которая из суеверия откладывает покупку принадлежностей для новорожденного на потом. Что же касается осложнений, сбоев, без которых не обойтись в таком большом и трудном деле, на которое они замахнулись, то по наиболее важным работам он постарается предусмотреть запасные варианты. Сбои бывают всегда в слабых местах. И он должен сейчас выявить эти слабые места и продумать мероприятия, смягчающие воздействие неблагоприятных факторов.
  И он погрузился в свои расчеты, таблицы, сетевые графики. Очнулся, когда щелкнул механизм наручных часов.
   Эти часы с указанием даты и дня недели ему подарили родители на двадцатипятилетие, и с тех пор он не расставался с ними. Часы оказались на редкость живучими и очень выручали его во время скитаний по тайге. Сейчас механизм сигналил о том, что до закрытия метро остается совсем немного времени. Он быстро собрал разбросанные по столу бумаги и поспешил к выходу.
   Когда пришел домой, родители уже спали. Крадучись прошел на кухню выпить перед сном чаю. Чайник ставить не стал: он сильно шумел. Воду вскипятил в ковшике. Но, все равно, мать через некоторое время появилась на кухне; шепотом спросила, как дела, и начала выставлять из холодильника все, что наготовила за день. И только тогда он вспомнил, что последний раз перекусывал где-то часов десять или двенадцать назад, и с жадностью принялся поглощать то, что диетологи рекомендуют отдавать врагу.
  - Ты Нине позвонил? - шепотом спросила Лидия Васильевна.
  - Нет.
  - Вечером она опять звонила, - продолжала Лидия Васильевна, - и, мне кажется, была немного удивлена, что тебя нет дома. Ты ставишь меня в неудобное положение. Она может подумать, что ты скрываешься от нее, а я участвую в этой акции.
  - Хорошо, даю слово, завтра позвоню, - пообещал Виктор.
  - Спокойной ночи. Не засиживайся, - сказала мать и вышла из кухни.
  Виктор задумался. Со дня на день он откладывал разговор с Ниной, но сейчас он ясно осознал, что дальше тянуть с объяснением нельзя. На вчерашний ее звонок он не ответил, если оставить без внимания сегодняшний, третий раз она может не позвонить.
  Только как набраться решимости и объявить ей, что он должен уехать надолго, может быть, навсегда? Ведь он понимал, что это известие может поставить их отношения на грань разрыва. Сможет ли она, москвичка в нескольких поколениях, бросить комфортную жизнь в столице и последовать за ним в медвежий край, туда, где зимой очень холодно, а летом донимает гнус, где дороги и тротуары пока не приспособлены, чтобы ходить по ним на высоких каблуках, где нет театров и музеев, где нет даже приличных магазинов? Сможет ли она обойтись без тех удобств, к которым привыкла в Москве и без которых не представляет себе нормальную жизнь? Здесь у него были большие сомнения.
  Но если она все-таки решится приехать к нему, он не хотел, чтобы это ее шаг был импульсивным, не хотел, чтобы это ее решение было продиктовано какими-то иными побуждениями, кроме желания быть вместе с любимым и любящим человеком. Не должна она чувствовать себя связанной обязательствами, вытекающими из их отношения. И как ни тяжело ему будет перенести расставание, он не допускал мысли, что может попытаться как-то повлиять на ее выбор. Это должен быть ее выбор.
  Но как ей все это объяснить, где взять слова?
  Он чувствовал, что не готов к разговору. Он боялся этого разговора, боялся, что он может стать последним. Боялся потерять ее.
  Так и не придумав ничего путного, он решил все же позвонить ей завтра, извиниться и отложить встречу еще на два дня, надеясь к тому времени найти какое-нибудь решение и сформулировать внятную позицию.
  
   12
  
  ...Они учились вместе с первого класса. Все мальчишки их класса, да и не только их, числились в ее записных обожателях. Была ли она красива? Тогда он не задумывался над этим. Да и не всегда за красоту мальчишки выделяют девочек и пишут им записки. Если ее фотографию положить рядом с фотографиями ее сверстниц, было бы трудно найти в ней что-то особенное, что выгодно выделяло бы ее среди них. Просто девочка, не хуже и не лучше других... И все-таки была в ней какая-то необычность, которая никого не могла оставить равнодушным. В чем эта необычность состояла, сказать было трудно. Может быть, все дело было в осанке, в особой посадке головы, придающей ее фигуре ту грациозность, которую женщины кенийского племени луо вырабатывают ношением на голове поклажи, а ей отпущенную природой при рождении. А, может быть, причина была в ее глазах, во взгляде то задумчиво-мечтательном, отстраненном, устремленном в даль, словно она ожидала появления там чуда, то грустно-ироничном с добрым прищуром, назначением которого была защита от непонимания или от чего-то недоброго, чего не хотелось замечать, не хотелось пропускать через себя, а хотелось, чтобы это недоброе обошло ее стороной, а то вдруг искрометно-озорном, когда она готова была в любой момент откликнуться на удачную шутку, розыгрыш и взорваться заразительным смехом. Но никогда ее взгляд не был тусклым, безучастным к тому, что происходит вокруг. Некоторые ученики считали ее манерной, некоторые - чересчур серьезной, правильной, а кто-то - неконтактной и даже высокомерной. Но, так или иначе, у мальчишек не поворачивался язык сказать ей грубое слово, не поднималась рука, чтобы дернуть ее за косички. Каждый старался заручиться ее расположением, а некоторые настойчиво предлагали свою дружбу. К старшим классам менее настойчивые из школьного племени ухажеров отсеивались, зато более настойчивые действовали решительнее. Нина к тому времени из просто девочки с косичками, которая не хуже и не лучше других, превратилась в привлекательную девушку, предмет обожания большинства мужского населения школы.
  Виктор тоже не был равнодушен к ней, но эту свою юношескую влюбленность тщательно скрывал, маскируясь под беспристрастного стороннего наблюдателя. Не хотел он быть в числе многих. Его отроческий максимализм требовал особого статуса. Она же, чувствуя его прохладность и принимая ее за пренебрежительное к себе отношение, старалась не замечать этого, была с ним вежлива, предупредительна, но не более того.
  Так они и жили: она думала, что он пренебрегает ею, он думал, - что она.
  А однажды случилось то, что рано или поздно случается со всеми отроками: он вдруг почувствовал в себе мужчину. И виновницей такого пробуждения в нем мужского самоосознания стала именно она.
  Было это в десятом классе, на картошке. Их поставили на одну грядку: его - копать, ее - собирать картошку в мешки. Пока работали, обменивались мнениями, впечатлениями от только что закончившихся каникул. Постепенно разговор перешел на другие темы. А потом Нина неожиданно предложила:
  - Давай пойдем в обед за яблоками. Здесь недалеко - вон за теми деревьями, - она указала на растущий невдалеке подлесок, - совхозные сады. Мне рассказывали ребята из десятого бэ.
  Виктор не ожидал от Нины такого, от правильной, законопослушной Нины, всегда сверяющей свои поступки с уложениями морали и здравым смыслом. Он не ожидал, что она вообще способна на дерзкий поступок. Ведь сад, конечно, охраняется, и у сторожа, возможно, есть ружье.
  Но он, не раздумывая, согласился.
  Когда прозвучал сигнал к обеду, они направились в сторону леса. Мальчишки из их класса начали отпускать им в спину всякие шутки. Виктор оглянулся и показал им кулак. В ответ раздались смех и свистки.
  - Не обращай внимания, - успокоила его Нина. Вид ее выражал глубокую убежденность в неуязвимости своего репутационного иммунитета, а сказано это было таким тоном, словно она брала на себя защиту их обоих от любых попыток усомниться в чистоте их помыслов. Она взяла его за руку и повлекла за собой.
  Сразу за лесом был проволочный забор, за ним ровными рядами стояли яблони. По причине частых набегов визитеров с картофельного поля забор был латаный-перелатаный. Но, видимо, работники совхоза не успевали его чинить, и после недолгих поисков нашим рейдерам удалось отыскать лаз и проникнуть на территорию сада.
  В крайних рядах нижние ветки яблонь были уже почти голые, оставалась только несъедобная мелочь. Они прошли немного вглубь сада. Здесь яблок было уже больше, и висели они не так высоко. Выбрав по крупному и красивому яблоку, ребята с аппетитом принялись их грызть.
  - Все сейчас на обеде, - сказала Нина, - хлебают борщ и едят котлеты с макаронами, а у нас с тобой яблочная диета.
  - Чтобы по калорийности заменить борщ и котлету, - откликнулся Виктор, - знаешь, сколько надо яблок съесть? Четыре-пять кэгэ.
  - Ого! - удивленно воскликнула Нина. - Это сколько же времени уйдет на такой обед?
  - Вот горилла и ест весь день, - сказал Виктор. - Она травоядная. Съедает больше восемнадцати килограммов.
  - Яблок?
  - Не яблок. Вообще растительной пищи.
  - Давай пройдем немного подальше, - предложила Нина. - Там, я слышала, еще ягоды есть.
  Они вернулись к забору и пошли вдоль него. Метров через пятьдесят яблони закончились и пошли кусты.
  - Смотри! - воскликнула Нина. - Черная смородина. Моя любимая ягода!
  Перед ними до самого горизонта простиралось поле, засаженное смородиновыми кустами.
  - Давай зайдем подальше, - предложила Нина, - а то с краю первопроходцы уже все обобрали.
  Они углубились в посадки метров на десять. Здесь смородины было больше, и она была крупнее.
  - Так, переходим к десерту, - сказала Нина и двумя руками принялась набивать рот спелыми, сочными ягодами.
  Вдали залаяла собака. Увлеченные сбором ягод наши любители десерта не сразу обратили на это внимание. Тем временем лай становился все громче. Виктор поднял голову и увидел, как из-за бугра показалась сначала чья-то голова. Постепенно к голове по частям стало прирастать туловище, потом появилась лошадь и сидящий на ней всадник. Лошадь шла неторопливым, размеренным шагом.
  - Охранник! - крикнул Виктор. - Бежим!
  Всадник заметил нарушителей и пустил собаку. Ее лай стал стремительно приближаться и скоро превратился в яростный вопль свирепого хищника, преследующего свою добычу. Виктор и Нина выбежали из посадок и тут увидели, как вдоль забора во весь опор на них несется огромная кавказская овчарка.
  Они стали лихорадочно искать хоть какую-нибудь дыру в заборе. Не найдя, побежали к яблоням. Собака была уже в каких-то пятидесяти метрах от них, и с каждым мгновением расстояние между ними неумолимо сокращалось. Наконец они достигли спасительного выхода, того самого, через который проникли в сад. Нина первой юркнула в отверстие. Виктор последовал за ней. Но собака была уже рядом и приготовилась к прыжку. Пытаясь преградить ей путь, Виктор выставил в отверстие ногу. Собака мертвой хваткой вцепилась в его ботинок и с силой потянула на себя, так что он с трудом удержал равновесие. В этот момент он мысленно поблагодарил мать, которая уговорила его надеть тяжелые, но крепкие ботфорты. Будь он в кедах, острые клыки собаки прокусили бы его ногу насквозь.
  - Беги! - крикнул он Нине. - Я ее задержу.
  - Нет! А ты?
  - Беги! Я тебя догоню! Беги! - повышая голос, крикнул Виктор.
  Он стоял, балансируя на одной ноге. Ботинок другой собака крепко удерживала в своих стальных челюстях. Такая его поза давала Нине возможность отбежать на безопасное расстояние, однако долго оставаться в таком положении было тяжело. Надо было что-то придумать. Он спустил с куртки один рукав, просунул его в ячейку рядом с лазом и стал шевелить им, дразня собаку. Маневр удался: собака отпустила ботинок и вцепилась в рукав. Рыча и мотая головой, она стала тянуть его на себя. Теперь, пока она была занята рукавом, нужно было срочно найти способ заделать дыру. На его счастье прежние визитеры обошлись малыми усилиями, просто раздвинув прутья забора в стороны. Это значительно упрощало задачу. Он поставил прутья на место - и отверстие оказалось заделанным.
   Но собака не считала битву законченной и продолжала крепко удерживать рукав его куртки. Он подобрал с земли ветку, вполторы руки кое-как обчистил ее, просунул сквозь решетку забора и острым концом с силой ткнул собаке в нос. Собака взвизгнула и отпустила рукав. Виктор пустился наутек.
  Вся дрожа от страха, Нина стояла на краю леса.
  - Бежим! - крикнул Виктор, и они что есть духу помчались через лес.
  Лай стал постепенно стихать. Вот собака тявкнула в последний раз и затихла.
  - Все! - сказал Виктор, останавливаясь и переводя дух. - Она теперь нас не достанет.
  Они стояли у края картофельного поля, пережидая, пока уляжется возбуждение и восстановится дыхание.
  - Я думала... она тебя... растерзает, - тяжело дыша, прерываясь на каждом слове, сказала Нина.
  - Ничего, обошлось без жертв, - успокоил ее Виктор.
  - У меня сердце чуть не выскочило от страха, - продолжая прерывисто дышать, произнесла Нина. - Послушай, как оно бьется.
  Стремительным движением она схватила его ладонь и сунула себе под грудь.
  Он почувствовал упругую, трепещущую плоть. Это было не просто прикосновение к молодому женскому телу - это было прикосновение к самой матери-Земле, приобщение к великому таинству, погружение в космос. У него захватило дух, будто его сбросили с огромной высоты. Сердце сжалось, на секунду замерло, а потом застучало с удвоенной силой.
  А Нина, хоть и выглядела в то время уже сформировавшейся девушкой - красивой, желанной, - в эту минуту была далека от того, чтобы осознавать себя женщиной. Сейчас это был непосредственный ребенок, чистое, искреннее существо.
  Немного смутившись своего порыва, она отняла его руку и сказала:
  - Пойдем. Обед уже, наверное, закончился.
  После этого случая внешне мало что изменилось в их отношениях. В общении они по-прежнему были дружески корректны. Только корректность эта была несколько подчеркнутой, да при встрече, когда обменивались приветствиями, каждый несколько задерживал свой взгляд.
   Казалось бы, произошедшее должно было придать их отношениям новое качество, но как-то все не складывалось, все время что-то мешало переступить заветную черту и шагнуть в это новое качество, туда, где начинается притяжение, которому уже нельзя сопротивляться.
  А потом ее отца, дипломатического работника, направили служить в одну из латиноамериканских стран, и она переехала жить к бабушке, в другой район Москвы. После этого он потерял ее из виду. Говорили потом, что она училась на журфаке МГУ, отучившись, вышла замуж и уехала за границу.
  И встретились они через много лет. Встретились случайно. Их родная школа отмечала пятидесятилетний юбилей, и он был приглашен почтить это мероприятие своим присутствием как почетный гость от ЦК ВЛКСМ. Там же в качестве представителя от СМИ оказалась и Нина. Она в это время работала на телевидении, и Виктору иногда попадалась ее фамилия в титрах некоторых аналитических программ. Потом он подвез ее до дому.
  По дороге оживленно беседовали, вспоминали школьную жизнь. Пока ворошили светлое прошлое, у них обнаружилась схожесть взглядов на многие вопросы: на отношение к событиям и фактам, на семью, на общество и в целом на жизнь. Выяснилось, что они любят одни и те же книги, фильмы и даже пристрастия в еде у них одинаковые. И не было в их разговоре ни тени скованности, принужденности, у обоих было такое ощущение, будто общение их не прерывалось все эти пятнадцать лет, что они не виделись. Договорились созвониться и не прерывать связи. И оба вдруг почувствовали, как решительно, без оглядки переступили ту заветную черту, которую не сложилось переступить пятнадцать лет назад.
  
   13
  
   - Да... Не густо! - сказал Федоров, выходя вместе с Кораблевым, Солотовым и Истцовым на крыльцо Сенатского дворца.
  - Хуже даже, чем мы предполагали, - отозвался Солотов.
   - Ну, ладно, - примирительным тоном произнес Виктор. - Главное не зарубили проект на корню. И Междуречье оставили. А это не так уж и мало.
  - Больше всех сегодня Белову досталось, - сказал Федоров. - Как он отстаивал эти Угли! Бился, прямо как на Курской дуге. Да и вообще, если бы не он, не знаю, как бы все еще повернулось.
   - Когда-нибудь поставим ему за это памятник в краевом центре на главной площади - сказал Истцов.
   - Кстати, насчет краевого центра, - сказал Солотов. - Думайте, как его назвать. Чтобы было красиво и с прицелом на будущее. Кто знает, может быть, в не столь отдаленной перспективе он станет столицей России.
   - Ну ты замахнулся! - воскликнул Федоров.
   - А что?! - живо отозвался Солотов. - Все регионы должны быть равноудаленными от столицы. А иначе мы можем потерять Дальний Восток.
  - Что, кто-то уже нацелился его захватить? - удивился Федоров.
  - Не захватят, так сам уйдет. Надоест в пасынках ходить, - ответил Солотов.
  - Накаркаешь еще... - ворчливым тоном произнес Федоров.
  - Ладно, до этого, я думаю, не дойдет. - включился в разговор Виктор. - Олег, - он повернулся к Солотову, - давай заканчивай свои дела в Москве и - в институт, готовить свое оборудование и людей. Когда можешь отбыть?
   - Да хоть завтра. Были бы билеты.
   - Билеты будут, - заверил его Виктор. - Это - то немногое, что еще в силах сделать наш ЦК комсомола. Федоров остается пока в Москве, будет выбивать материалы и оборудование. Он здесь нужней. А мы со Станиславом отправимся по городам Сибири выполнять поручение Белова по кадрам.
   Они направились к Спасской башне, по дороге продолжая обсуждать только что закончившееся заседание Политбюро. Перейдя Красную площадь, остановились.
   - Давайте сегодня еще раз соберемся, - сказал Виктор. - Нужно окончательно утвердить план действий на ближайшие дни. Встречаемся в восемнадцать ноль-ноль на Серова, Ну, все. Пока. До вечера.
  Они попрощались, и Кораблев с Истцовым направились по улице Куйбышева к зданию ЦК ВЛКСМ.
  Еще на подходе к своей комнате Виктор услышал доносившийся изнутри телефонный звонок. Быстро открыл дверь и снял трубку. Звонили из приемной Белова. Юрий Александрович просил его немедленно прийти.
  'Так... - подумал он. - Лед тронулся... Теперь только успевай поворачиваться'. Он ощутил легкое возбуждение, какое испытывал всякий раз накануне ответственной, трудной, но нужной, интересной, захватывающей по своей значимости и творческой содержательности работы. Это его состояние было сродни предстартовому состоянию охотничьей собаки, нервно вздрагивающей и туго натягивающей поводок в предвкушении азартного гона.
  Когда он вошел в кабинет Белова, тот взял его за локоть и подвел к карте.
  - Пески и Веерная являются собственностью Министерства обороны, - сказал он, - и находятся на балансе вэчэ, которая находится примерно вот здесь, - он указал точку на карте. - Эта вэчэ берется отремонтировать сто тридцать пять километров северной автомобильной дороги, начиная от Веерной. Этими километрами будете пользоваться с ними на паях. Потом они уходят вправо и ставят шлагбаум, а вы пойдете дальше самостоятельно. Взамен нужно поставить им двенадцать щитовых домов. Дальше... Южнее Песков должны находиться известняковые и песочные карьеры. Слетайте туда с военными на разведку. Им тоже нужен будет стройматериал. Насчет железнодорожной ветки и бетонки... Вопрос об их использовании будет вынесен на ВПК, а пока можете начинать их очистку и ревизию на предмет определения объема ремонтных работ. На это есть договоренность с Министерством обороны. Бумагу с разрешением на проведение этих работ они вам дадут. В ней будет оговорено также разрешение на временное складирование материалов и оборудования в зоне, прилегающей к железнодорожной ветке. Свободные площади на Веерной можете использовать под хозяйственные нужды и под жилье для размещения добровольцев, а прилегающую зону - под временную установку щитовых домов. Вэчэ получит предписание с соответствующими указаниями, в том числе, по жэдэ ветке и бетонке. С Истцовым вы начните свой рекрутинг, а дальше пусть он управляется без тебя. А ты на Веерную, готовить ее к приему грузов и вообще обустраивать как базу для броска на север. Вопросы есть?
  - Есть. Что с остановкой поездов на Веерной? Можем мы рассчитывать?..
  - Письмо по Веерной и Пескам Федоров отправил в МПС три дня назад. Позвони им, провентилируй, в каком состоянии вопрос. Все?
  - Все.
  - Давай, действуй, - сказал Белов.
  - Есть 'действовать', - бодро, по-военному ответил Виктор.
  - Звони мне регулярно, держи в курсе всех дел, - напутствовал его Белов. - Военные сами к тебе прилетят на Веерную по моему звонку. Все. Счастливой дороги.
  Они попрощались, и Виктор вышел на площадь. Мимо шли люди, шли буднично, погруженные мыслями в свои дела, в свои заботы. Хотелось остановить их, растормошить, крикнуть им: 'Люди! Неужели вы ничего не чувствуете?! Ведь произошло важное историческое событие! Только что дан старт великому начинанию, благодаря которому может осуществиться вековая мечта человечества - мечта о справедливом, гуманном, процветающем обществе. И пусть это будет сначала в одном регионе. Но ведь все большое состоит из малого и начинается с малого, и рано или поздно доброкачественный вирус человеколюбия, социальной справедливости начнет распространяться все дальше и дальше, пойдет по всей стране. Надо только начать, сдвинуться с мертвой точки'.
  'Размечтался, - оборвал он свой внутренний монолог. - Тоже мне, спаситель человечества. Думал бы лучше, как устроить первых добровольцев'.
  Он поспешил на Серова. Нужно было срочно позвонить в МПС, узнать, что с остановками на Веерной и в Песках.
  
   14
  
  Станция Веерная на Транссибирской магистрали. В прошлом - бойкая узловая станция посреди тайги. Тайгой этот район Сибири именуется только в географических справочниках. В окрестностях же станции пейзаж составляют редкие клочки растительности в виде рахитичного вида деревьев и кустарников вперемешку с множеством мелких болот и болотцев, которых здесь на квадратном километре можно насчитать до ста и более. Настоящая же тайга с большими массивами еловых, пихтовых и кедровых деревьев начинается много севернее.
  Саму Веерную назвать станцией тоже можно с большой натяжкой, потому что после заключения договора ОСВ-2 поток переваливаемых через нее грузов постепенно иссяк, и поезда здесь уже лет десять как не останавливаются, а две дороги, идущие от станции в северные широты, - автодорога и железнодорожная ветка, - которые вместе с западной и восточной ветками Транссиба и дали ей название, эти две дороги в виду своей невостребованности под напором тайги постепенно зарастают.
   Сообщение станции с внешним миром ограничено приходом сюда раз в две недели кукушки, которая привозит вахтовиков. Тогда вертолет доставляет с приисков на Веерную отработавшую смену и забирает вновь прибывших.
  На станции есть несколько строений. Одни еще находятся в удовлетворительном состоянии и используются под различные хозяйственные нужды, другие пребывают в заброшенном состоянии и постепенно разрушаются. Единственное хорошо сохранившееся здание - трехэтажный административный корпус. В нем располагается небольшой путейный штат и обслуга вертолетной площадки. Если из-за непогоды или еще по какой причине вертолет задерживается или вообще не может вылететь с приисков, вахтовикам приходится коротать время, а то и ночевать на станции. Для этого часть комнат первого этажа оборудована под гостиницу. Жилые комнаты путейцев и вертолетчиков располагаются на втором этаже.
  Светлым погожим июньским утром кукушка доставила на станцию очередную смену вахтовиков. Вместе с ними прибыла бригада строителей во главе с директором строительного треста Игорем Трофимовым. Это был головной отряд добровольцев, кому суждено было вписать первую страницу в летопись освоения безлюдного болотного края.
  Выйдя из вагона, Трофимов огляделся, выбрал здание поприличнее и направился к нему. У входа в здание стоял мужчина в комбинезоне и высматривал кого-то в толпе вновь прибывших. Увидев направлявшегося к зданию Трофимова, он шагнул ему навстречу.
  - Вы Трофимов? - спросил он, подходя к Игорю, и, получив утвердительный ответ, представился. - Потапов Борис Васильевич, заведующий хозяйственной частью.
  Игорь пожал протянутую ему руку и в свою очередь представился.
  - Виктор Алексеевич поручил мне вас встретить, - сказал Потапов. - Пойдемте, я покажу, где его кабинет. Только его самого сейчас нет.
  В здании Потапов подвел Трофимова к двери, на которой висела наспех сделанная табличка с надписью: 'Кораблев Виктор Алексеевич'. Он открыл дверь и жестом пригласил Трофимова в приемную. В приемной за столом - молодая симпатичная девушка, направо - дверь в кабинет Кораблева.
  - Анечка, - сказал Потапов, - это - Игорь Петрович Трофимов, директор строительного треста. Прошу любить и жаловать, - и обращаясь уже к Трофимову, продолжал: - Анечка вам все расскажет, а я побегу расселять пополнение. Всего хорошего.
  Аня приветливо поздоровалась, сказала, что Виктор Алексеевич сейчас в Песках, просил Трофимова позвонить ему сразу по приезде. Потом она вручила ему ключи от его кабинета и показала сам кабинет.
  В кабинете на столе - черный телефон без наборного диска. Трофимов снял трубку. Из трубки послышался приветливый Анин голос: 'Слушаю вас, Игорь Петрович'. Попросил соединить его с Кораблевым. Соединения ждал с некоторым волнением: как пойдет их разговор после длительного перерыва, действительно ли Кораблев помнит его?
  Минуты через три в трубке раздалось:
  - Добрый день! Это - Игорь Петрович? Приветствую вас. Как доехали, как устроились?
  Поинтересовавшись составом прибывшего оборудования и материалов, Кораблев сказал, что завтра будет на Веерной, просил далеко не отлучаться.
  Закончив разговор, Игорь оставил заместителя решать организационно-хозяйственные вопросы, а сам направился осматривать окрестности станции.
  Солнце выглядывало из-за верхушек деревьев, предательски высвечивая неприглядную картину разгрома, учиненного временем над некогда добротными строениями. Трофимов взял на заметку те из них, которые после ремонта еще могут послужить, потом заглянул в одно из помещений, откуда доносился шум работающего электрического двигателя. Это оказалась механическая мастерская с целым парком различных станков. Рабочий, который вытачивал на токарном станке какую-то деталь, рассказал, что в былые времена мастерская обслуживала большой участок Транссиба. Для ремонта подвижного состава здесь есть практически все нужное оборудование, но сейчас оно не используется, находится в законсервированном состоянии.
  Когда Трофимов вернулся в административный корпус, зам уже провел ревизию здания. Оказалось, что на втором и третьем этажах есть много свободных комнат, которые можно приспособить под временное размещение до ста пятидесяти человек. Значит, будет где расселить две бригады добровольцев, отметил про себя Трофимов. Эти люди работали сейчас на кемеровском дээска - помогали изготавливать щитовые дома, грузили их на платформы - и скоро должны были прибыть на Веерную.
  Вдали послышался гул вертолета. Шум нарастал, и скоро все окрестности станции потонули в громовых раскатах мощного мотора. Тяжелый МИ-8 на время завис над посадочной площадкой, после чего плавно приземлился. Когда из него стали выходить отработавшие свою смену вахтовики, один из добровольцев, вышедших встречать вертолет, признал среди прибывших своего земляка.
  - Привет, Колян! - окликнул он его.
  - Здорово, Пашка! - отозвался тот, кого назвали Коляном. - Ты как здесь?.. К нам, на прииск, что ли?
  - Нет, не на прииск, - отвечал Павел. - Город будем строить.
  - Здесь, что ли? - удивился Колян и огляделся вокруг, как бы призывая всех в свидетели, что услышанное им не лезет ни в какие ворота. - Да тут сплошная топь! Только на вертолете и можно передвигаться.
  - Не здесь, - там, - Павел махнул рукой в сторону севера, - в тайге.
  - Так там не лучше - непроходимое болото, - продолжал недоумевать Колян.
  - Ничего...- со спокойной убежденностью в голосе произнес Павел. - Это сейчас - болото... А ты, значит, на прииске?..
  - На прииске. Вот отработал две недели, теперь две недели буду отдыхать.
  - И охота тебе мотаться туда-сюда каждые две недели, - добродушно усмехаясь, говорил рассудительным тоном Павел. - Давай к нам. У нас как будет: приехал - построил дом - получил квартиру - и живи. И не надо никуда ездить на работу. Ее под боком навалом.
  - Нет. Я уж лучше помотаюсь туда-сюда, - сказал Колян. - Зато отработал - и гуляй. Хочешь - лежи на диване, хочешь - на рыбалку, хочешь - на охоту, а то можно и на юга на недельку-другую махнуть, на пляжу поваляться.
  - Это что же за работа такая, что можно неделями на пляже валяться? - удивился Павел.
  - Тебе сказано: при-иск, - Колян раздельно, с нажимом произнес последнее слово. - Понял?
  - Понял. Чего ж не понять.
  - Ну вот! А ты: 'город строить!' - с ехидцей произнес Колян.
  - Мы едем строить не просто город, - включился в разговор подошедший к ним Трофимов. - Мы едем строить город, каких еще не было. Город будущего,
  - На болотах? - с наигранным недоумением произнес Колян.
  - А мы все эти болота осушим, - отвечал Трофимов. - Погоди. Лет через пять сам к нам запросишься.
  - Ну-ну, давайте, - со снисходительным прищуром произнес Колян.
   К ним стали подходить другие вахтовики, интересовались, правда ли, что можно получить квартиру. Одни, узнав, что города еще нет, и квартиру еще надо построить, махнув рукой, отходили. Другие, наоборот, пытались узнать больше, записывали телефон, адрес, куда можно обратиться. Не обошлось и без того, чтобы кое-кто из добровольцев заинтересовался приисками.
  Тем временем экипаж вертолета закончил проверку матчасти. Прозвучала команда к посадке. Взяв на борт очередную партию вахтовиков, винтокрылый работяга поднялся в воздух и взял курс на север, а Трофимов направился в административный корпус к вертолетчикам, чтобы забронировать место на следующий рейс. Ему хотелось с воздуха посмотреть на тайгу и взять на заметку места прокладки дорог к будущим промышленным объектам, обозначенным у него на карте.
  
   15
  
  Игорь Трофимов родом был из небольшого сибирского городка. В детстве родители повезли его в Москву познакомить со столицей нашей родины, поводить по музеям. Москва ошеломила его своими размерами, широкими улицами и площадями, подземными дворцами метро. Но, вместе с тем, ему показалось странным, что земля, особенно в центре города, сплошь закована в асфальтовый панцирь, что деревья почти полностью вытеснены из центра на окраины, а оставшиеся имеют жалкий вид. Как человек, выросший на природе, он не понимал, как это можно так жить, не видя земли, травы. Удивляло также большое количество проводов, висевших над головами прохожих. Ему казалось, что в любой момент они могут оборваться и упасть на него.
   Позднее, когда учился в Тюменском инженерно-строительном институте, не раз задумывался, как можно сделать, чтобы жители городов могли видеть на улицах не только серый асфальт, но и зеленую траву, а, посмотрев наверх, могли видеть небо, свободное от паутины проводов; а еще, чтобы при ремонте какого-нибудь кабеля или трубопровода не нужно было перекапывать всю улицу и останавливать движение транспорта.
  Он стал частым гостем в институтской библиотеке. Увлекшись, мог часами просиживать над изучением технологии строительного дела, строительных машин, рассчитывал, чертил. Постепенно у него вырисовывалась концепция города будущего, свободного от недостатков современных мегаполисов. Через призму расчетов и чертежей он уже видел город своей мечты - красивый, с хорошей экологией, удобный и безопасный для проживания в нем современного человека. Идея во что бы то ни стало воплотить эту свою мечту в жизнь овладела им, сделалась для него смыслом жизни. И когда подошло время дипломной работы, у него не было проблем с выбором темы.
  На защите его концепция застройки новых районов получила высокую оценку, ему была дана рекомендация для поступления в аспирантуру. Но он пошел в деканат и попросил направить его на работу по распределению. А в аспирантуре решил обучаться заочно.
   Распределили его в строительно-монтажное управление одного из строительных трестов Тюмени. Он посчитал такое распределение удачным: Тюмень - город большой, здесь ведется интенсивное строительство, будет возможность на практике опробовать некоторые из своих задумок.
  Но время шло, он постепенно продвигался по службе, уже дорос до главного инженера управления, а удобного случая все не представлялось. Капитальные вложения в строительство с каждым годом уменьшались, закладка новых микрорайонов не планировалась. Все строительство сводилось к точечной застройке.
  Оставалось надеяться, что его время когда-нибудь придет... Надеяться и ждать.
  Однажды ему позвонил и попросил зайти Крутилин - секретарь областной комсомольской организации, его однокурсник. В свое время они плотно взаимодействовали, когда Игорь был командиром областного студенческого строительного отряда, а Крутилин - секретарем городского комитета комсомола. Потом Крутилин пошел на повышение, стал секретарем обкома ВЛКСМ, а Трофимов выбыл из комсомола по возрасту, и они стали видеться реже. И вдруг - это приглашение в обком.
   При встрече Крутилин сообщил, что в Сибири будет осваиваться новый промышленный район. Сказал, что из Москвы пришла разнарядка на подбор добровольцев, и он будет предлагать кандидатуру Трофимова на должность руководителя строительного управления. Он помнил, как тот в свое время обращался к нему с предложением организовать в Тюмени строительство молодежного жилого комплекса. Он еще на этом строительстве хотел реализовать свои инновационные задумки. Тогда у них дальше разговоров дело не пошло: средств в бюджете не нашлось. Но вот теперь у Трофимова появляется хорошая возможность претворить свою мечту в жизнь. Крутилин подготовил на него досье и готов в любой момент отправить его в Центр. Дело за Игорем.
  Игорь понял, что это - шанс, и не стал раздумывать. Правда, на досуге, взвесив все 'за' и 'против', решил, что рассчитывать на положительное решение у него веских оснований нет. Ведь он, хоть и был, как ему казалось, на хорошем счету у областной администрации, но выдающегося еще ничего совершить не успел. Однако не прошло и недели, как Крутилин снова позвонил и сказал, что его кандидатура утверждена, и теперь он поступает в распоряжение командира Всесоюзного студенческого отряда Кораблева Виктора Алексеевича. Когда и куда выезжать, Крутилин ему сообщит дополнительно.
  Как только Трофимов услышал фамилию Кораблева, для него сразу все встало на свои места, стали понятны и причины выбора его кандидатуры, и скорость, с которой по ней было принято решение.
  ...С Кораблевым они познакомились шесть лет назад. Было это на строительстве большого межрайонного элеватора. Трудились на нем сразу несколько тюменских студенческих строительных отрядов. Руководил ими Трофимов, а Кораблев был куратором от ЦК ВЛКСМ. Им пришлось тогда много помотаться по разбросанным на многие километры производственным участкам. Время в дороге проводили за разговорами. С каждой поездкой разговоры эти становились все доверительней. Говорили о будущем, каким они его видят, о том, что тормозит развитие нашего общества, о молодежи, о том, как сделать, чтобы то хорошее, что в ней есть - энтузиазм, обостренное чувство справедливости, заряженность на добрые дела - чтобы все это не разбивалось о рифы реалий. В процессе обмена мнениями обнаружилось сходство позиций по многим вопросам, желание что-то изменить в нашей действительности в лучшую сторону. Это было общение единомышленников, людей, близких по духу, небезразличных к судьбе страны, остро переживающих недостатки нашего общества.
  Между делом Трофимов поделился своими соображениями по градостроительной политике, рассказал, каким он видит город будущего, город, максимально приспособленный к комфортному проживанию в нем людей. Кораблев слушал его с интересом, задавал много вопросов. По всему чувствовалось, что тема эта ему не безразлична. Расставались приятелями.
  После того лета их пути больше не пересекались, и Игорь постепенно стал забывать о той их встрече. Продолжал заниматься рутинными делами и терпеливо ждал своего часа.
  И вот этот час настал. Ему выпал счастливый билет. Он едет строить новый город, город будущего, город своей мечты...
  
   16
  
  На следующий день около полудня к Веерной подкатил маневровый локомотив с прицепленным к нему пассажирским вагоном. Из вагона вышли Кораблев и с ним еще два человека: руководитель Службы безопасности края Петриченко и зав медицинской частью Абгарян. Увидев среди встречавших Трофимова, Кораблев широко улыбнулся и шагнул ему навстречу.
  - Ну, здравствуй! - приветствовал он Игоря. Они крепко пожали друг другу руки, и это их рукопожатие говорило о том, что все то время, что они не виделись, они помнили друг о друге. - А я все время думаю: ты это или не ты. Теперь вижу, что ты... Знакомьтесь.
  Он представил своих попутчиков, после чего взял Игоря за локоть и предложил:
  - Давай пройдем ко мне, поговорим.
  Они направились в здание. Когда проходили через приемную, Аня встала и протянула Кораблеву листок бумаги с напечатанным на нем текстом. Виктор быстро пробежал его глазами, и Игорь увидел, как губы его дрогнули, едва сдерживая уже готовую вспыхнуть улыбку, а в глазах блеснул радостный огонек. Все это время Аня жадно всматривалась в его лицо, и по мере того, как оно светлело, мрачнело ее. Весь ее вид говорил о том, что содержание бумаги ей небезразлично, что оно имеет для нее какое-то особенное значение.
  В кабинете Виктор предложил Трофимову стул, а сам подошел к окну и стал открывать его. Окно никак не поддавалось, пришлось применить силу. Широко распахнул его и стал смотреть во двор. Время шло, а он все стоял и неотрывно смотрел в одну точку за окном, а когда повернулся, мерцающая на его лице тень от не совсем еще погашенной улыбки и задумчивый взгляд говорили о том, что он продолжает находиться в плену своих чувств. Потом он сел за стол, отложил листок в сторону, с силой потер ладонями лицо, прогоняя с него последние следы эмоций, и обратился к Трофимову:
  - Ну, рассказывай, как жизнь, как твои идеи? Удалось что-нибудь сделать?
  - Нет, не удалось, - отвечал Игорь. - Сейчас ведь в моде хозрасчет, быстрая окупаемость. Новые районы совсем не закладываются.
  - Ничего! - поспешил успокоить его Виктор. - Здесь тебе будет, где развернуться: не новый район, а целый новый город будешь строить. Да не один...
  Виктор рассказал Трофимову в общих чертах план освоения края, потом их разговор перешел на текущие дела. Прикинули расстановку грейдеров, бульдозеров, экскаваторов, другого оборудования по участкам земляных и дорожных работ первой очереди, подсчитали, сколько сотен метров путей сортировочной станции надо восстановить, чтобы обеспечить прием большого потока грузов, обсудили другие первоочередные задачи.
  Когда Трофимов вышел, Виктор снова взял в руки листок. Это была телефонограмма от Нины. Она сообщала, что одиннадцатого июня выезжает на Веерную. Указала номер поезда, вагон. Просила встретить ее. В конце пунктуальная Аня припечатала дату и время получения телефонограммы. Судя по этому времени, он совсем немного не успел к ее звонку. А так хотелось услышать ее голос! Он мог бы по интонациям почувствовать ее настрой, понять, чего ждать от ее приезда.
  Перед его отъездом у них состоялся разговор. Он сообщил, что должен уехать надолго, может быть, очень надолго. Описал в общих чертах, чем ему предстоит заниматься, в каких условиях придется первое время жить. Он не сказал, что уезжает не просто надолго, а, скорее всего, навсегда, но Нина догадалась и как-то сразу сникла, ушла в себя. Видно было по ее лицу, по изменившемуся настроению, что известие это удручающе подействовало на нее, застало ее врасплох, спутало все ее мысли. Конечно, она знала о его одержимости идеей построения модели будущего общества - справедливого, свободного от свойственных современному строю недостатков. Только она не думала, что эта его идея может когда-нибудь стать материальной, может превратиться в реализуемый проект. Тем более она не думала, что для воплощения этой идеи в жизнь нужно бросить столицу и ехать на край света. Но когда он сказал, что есть уже решение высшего руководства, она испугалась. Она вдруг ясно осознала, что оказалась в ситуации, когда ей предстоит принимать трудное решение. Решение, которое в корне должно изменить ее жизнь. Но она ведь абсолютно не готова к такому шагу! Слишком много связывает ее с Москвой, чтобы вот так просто бросить все и поехать на вечное поселение в суровый сибирский край.
  В тот вечер она ему так ничего и не сказала определенного. Расспрашивала о мелочах, не касаясь главного. Что же до него, то он сознательно не раскручивал эту тему, боясь ненароком подтолкнуть ее к роковому для него решению. А так хоть и оставалась неопределенность, но с ней - пусть обманчивая, пусть призрачная - оставалась и надежда.
  И он трусливо прятался за эту неопределенность.
  Когда она провожала его в аэропорту, оба также старательно обходили эту тему. Говорили обо всем, кроме главного. Словно и не было того их разговора. И попрощались буднично, так, будто он уезжал на выходные дни на дачу.
  И вот теперь этот ее приезд... Что это? Туристический вояж или желание быть рядом с любимым человеком, желание соединить свою судьбу с его судьбой?
   Сейчас ему хотелось определенности. От этого будет зависеть статус, в котором ее принимать, устраивать с жильем. Сам он жил пока в маленькой комнатке рядом со своим кабинетом. Если приходилось заночевать в Песках, обходился раскладушкой прямо в комнате, временно оборудованной там под кабинет. Но для Нины надо придумать что-нибудь покапитальнее.
  Виделось два варианта. Первый - оборудовать под сносное для нее жилье комнату на третьем этаже. Вариант упрощенный, на случай, если она приехала ненадолго. И второй вариант - щитовой дом. Но тогда уже - для них двоих, и возможно это только в том случае, если Нинин приезд - это ответственный, взвешенный шаг с перспективой оформления их отношений, когда ее статус будет обозначен, и их совместное проживание под одной крышей не будет выглядеть двусмысленным.
  Только вот из первой партии в пятнадцать домов двенадцать прямо из Кемерова отправили военным, два выделили Абгаряну под медпункт. Остался один недоукомплектованный. Его, конечно, можно довести до ума, достроив недостающую стену из чего найдется, и поселиться им там. Только правильно ли это будет? Ведь установить единственный имеющийся на складе дом, пусть даже для них двоих, - значит, подчеркнуть свою избранность, значит, с самого начала взять курс на обособление, поставить свои личные интересы выше интересов других, не меньше его нуждающихся в крыше над головой.
  Он не хотел этого. Перед богом все равны, тем более что он теперь на виду и должен каждый свой шаг сверять с уложениями морали, с правилами, принятыми в среде порядочных людей. Теперь каждый его поступок будет просматриваться со всех сторон, будет окружающими взвешен, проанализирован и положен в основу при выработке представления о нем.
  ...И получалось, что один дом устанавливать никак нельзя. Нужно дождаться очередной партии и установить хотя бы штук пять-шесть. В них нужно будет расселить особо нуждающихся, например, семейные пары. Только тогда он сможет как-то договориться со своей совестью и выделить один для них с Ниной.
  Он позвонил Потапову и попросил ускорить отгрузку домов из Кемерова. Положив трубку, вернулся к своим мыслям о Нине, о будущем их отношений. Она просит встретить ее. Конечно, он встретит. Только не на Веерной. Встречать ее он будет в Омске.
  ...Назавтра пришла телефонограмма от Белова. Тот сообщал, что через три дня прибудет состав с бутовым1 камнем. Просил принять и быстро разгрузить. Он обещал вернуть вагоны хозяину через два дня после получения груза.
  Виктор вызвал Трофимова, чтобы обсудить план действий. Задача разгрузить в течение двух дней шестьдесят вагонов с тем наличным количеством людей обоим казалась нереальной.
  - Только я не знаю, что мы будем делать с этим бутовым камнем, - сказал Виктор. - Мне кажется, нам бы сейчас щебенка больше подошла. Ты можешь сказать, где этот камень мы можем использовать?
  - Бутовый камень бывает разных фракций. Если это фракция 'сто пятьдесят-триста', то сейчас это как раз то что нужно, - с убежденностью в голосе отвечал Трофимов.
  - Поясни... - попросил Виктор.
  - В нашем городе еще долго после войны асфальт был только на центральной улице, - сказал Трофимов, - да еще кое-где около учреждений. Проезжая часть вымащивалась, в основном, бутовым камнем. И ничего! Правда, в грузовике, если в кузове сидеть, потряхивало. Но ездили.
  - Этот камень достался нам благодаря связям Белова, - сказал Виктор, - достался задаром. Неликвид бамовцев в связи с завершением строительства. Надо костьми лечь, а через два дня вагоны вернуть. Юрия Александровича подводить нельзя, он нам еще не раз пригодится. Так что давай решать... Сколько у нас на сегодня в наличии людей?
  - Со мной приехало тридцать восемь.
  - С Песками получается пятьдесят пять. Мало... - со вздохом констатировал Кораблев. - Придется снимать с дээска. Сколько там у нас трудится?
  - Восемнадцать - на дээска и шесть - на Кемерово-товарной грузят дома.
  - Пусть грузят то, что наработали, - сказал Виктор, - и едут все сюда. Я сейчас позвоню, а ты пока прикинь, что получается.
  Кораблев снял трубку и попросил Аню соединить его с Кемерово. Пока он ждал соединения, пока разговаривал по телефону, Трофимов сделал кое-какие расчеты, и когда Виктор закончил разговор, положил перед ним исписанный цифрами листок.
  - Да-а... - протянул Кораблев. - Значит, чтобы уложиться в два дня, нам нужно работать в три смены. Десять вагонов за смену... Сколько весит каждый такой булыжник?
  - В зависимости от размера - от пяти до тридцати пяти кэгэ.
  - Мне в студенческие годы приходилось разгружать такие камешки, - сказал Виктор. - Новых рукавиц хватало только до обеда. Дальше - голыми руками. Скажи Потапову, чтобы обеспечил голицами. Они покрепче. - Он посмотрел в листок. - Судя по твоим расчетам, за смену каждый доброволец должен перекидать около двадцати трех тонн.
  - Не просто перекидать, - уточнил Трофимов, - а положить на транспортер, чтобы можно было сразу грузить на самосвалы и отвозить на трассу. Можно будет, конечно, вывалить все на землю, только ведь потом придется с земли поднимать. Двойная работа...
  - Итак, что же получается? - задумчиво произнес Кораблев и, помолчав немного, продолжал: - А получается, что если не случится какого-нибудь катаклизма, мы укладываемся, но работать придется на пределе возможностей... Надо все-таки послать телефонограмму Федорову, пусть поговорит с Беловым, чтобы тот организовал помощь от военных... в случае чего. Теперь - насчет того, куда нам пустить этот камень... Здесь, южнее Транссиба, есть известняковые карьеры. В свое время оттуда возили камень и песок для БАМа. Карьеры хоть и считаются выработанными на семьдесят процентов, и горняки ушли оттуда на новые места, но нам на первое время хватит. А песка там вообще немерено. Я туда летал на вертолете с военными.
  - Это хорошо, что там песка немерено, - живо отреагировал Трофимов.- Песка нам понадобится много.
  - Хорошо-то хорошо, - сказал Виктор, - только дороги туда нет. БАМовцы ездили по грунту и так его раздолбали, что там не то что грузовик - вездеход не проедет.
  - Значит, пустить этот камень нужно на строительство дороги до карьеров, - убежденно констатировал Трофимов.
   - Правильно... - продолжал Кораблев. - А как только дорога от Песков до карьеров будет построена, начнем ремонт нашей северной автодороги. - Он подвинул лежащую перед ним карту поближе к Трофимову. - Смотри... Она начинается от Веерной, тянется почти до середины Полигона и упирается в бетонку. Добавляем сюда железнодорожную ветку, которая северной своей оконечностью тоже упирается в бетонку - вот тебе и транспортное кольцо, состоящее из трех звеньев: 'ветка-бетонка-северная автомагистраль'. Это будет наша опорная транспортная система на начальном этапе.
  Виктор понимал, что не имеет права строить какие-то планы, делать обнадеживающие заявления относительно железной дороги и бетонки. Но так хотелось, чтобы Белову удалось договориться с военными! Он очень надеялся на это.
   - Значит так, - продолжал он. - Давай, организовывай процесс, готовь технику. Вагоны гони сразу в Пески. Зайди к Потапову, возьми радиотелефон и будь на связи. Пока.
  
   17
  
  Когда прибыл состав с бутовым камнем, самосвалы уже стояли наизготовку. Трофимов расставил добровольцев по вагонам, и разгрузка началась.
  Первый день прошел относительно спокойно. Хотя к концу каждой смены накапливалась усталость, и темп несколько падал, но в целом ситуация не вызывала особой тревоги.
  Проблемы начались на второй день. В первую смену не вышли сразу шесть человек. Одни - из-за травм, полученных накануне, другие, непривычные к тяжелым физическим нагрузкам, объясняли свой невыход плохим самочувствием, усталостью и ломотой во всем теле. Виктор послал Трофимова за Потаповым и Петриченко, и они вчетвером тоже встали к вагонам. Но рабочих рук все равно не хватало, и постепенно стало намечаться отставание от графика.
  Настало время обеда, и добровольцы потянулись к столовой. По дороге обменивались репликами. До Кораблева доносились обрывки разговоров. Говорили о плохой организации работ, об отсутствии механизации, отпускали нелестные замечания в адрес администрации. После обеда он попросил всех не расходиться.
  - Ребята! - обратился он к добровольцам. - Я понимаю, что времена целины и БАМа прошли, ставку на голый энтузиазм сегодня делать бессмысленно. Поэтому я не буду агитировать вас за советскую власть. Скажу только, что мы стараемся все предусмотреть, чтобы исключить сбои или хотя бы свести их число к минимуму. Но жизнь иногда подбрасывает нам сюрпризы.
  - Голиц на смену не хватает. А разгружать голыми руками - руки у нас не из железа сделаны, - возмущались добровольцы.
  - К сожалению, - продолжал Кораблев, - мы еще недостаточно оснащены техникой, чтобы механизировать разгрузку. Такие механизмы нами приобретаются, и они обязательно будут. Скажу вам больше: одна из наших главных установок - полностью исключить тяжелый ручной труд. Но пока мы не готовы это сделать. Поэтому я прошу вас еще немного продержаться. Мы ожидаем прибытия подкрепления из вэчэ, обещали прислать во второй половине дня. Камень, который вы разгружаете, поистине краеугольный. Он пойдет на строительство самой первой и самой нужной нам сейчас дороги - дороги к карьерам. А карьеры - это строительный материал, необходимый нам, чтобы выполнить главную задачу, ради которой мы сюда приехали: превратить неприветливую на первый взгляд землю с суровыми природными условиями в прекрасную, говоря словами Есенина, землю с живущими на ней прекрасными людьми. Камень этот достался нам задаром благодаря помощи одного высокого руководителя, уважаемого человека. Но он просил, чтобы мы завтра утром вагоны вернули хозяину, и мы не должны его подвести. Нам в будущем еще не раз понадобится его поддержка. А сэкономленные на покупке камня деньги пойдут на другие важные дела, в том числе, на улучшение жизни работников. Я не буду ставить вам никаких условий, не буду агитировать, уговаривать. Каждый решает сам, будет он работать или нет. Сейчас вам поднесут еще голицы, а завтра - внеплановый день отдыха. Вот все, что я хотел вам сказать.
  Все встали и пошли к выходу, по дороге переговариваясь и продолжая обсуждать ситуацию.
  - Легко сказать: продержаться, - услышали Кораблев с Трофимовым у себя за спиной голос, - а камешки-то под три пуда. Его тянешь вверх, а он тянет тебя вниз.
  - А ты применяй второй закон Ньютона, - шуткой отозвался другой голос.
  - Это как? 'Бери больше, бросай дальше', что ли? Нет, я уж лучше буду по первому: сохранять состояние покоя или прямолинейного равномерного движения... в сторону своей комнаты.
  Трофимов посмотрел на говорящего и узнал в нем парня, который интересовался приисками. Парень отделится от группы добровольцев и направился к административному корпусу упругой размеренной походкой человека, уверенного в непогрешимости своих суждений.
  - Ничего не поделаешь, - сказал Виктор Трофимову.- Отсев будет, надо к этому привыкать.
  - Да этот паренек мне еще в день приезда показался ненадежным, - отозвался Игорь. - Все терся возле вахтовиков с приисков, выспрашивал что-то.
  - Ну да ладно... Насильно мил не будешь, - сказал Виктор. - Ты сходи к ребятам второй смены, попробуй уговорить человек пять-шесть, чтобы вышли на разгрузку. Скажи, что вместо своей смены... А я пойду позвоню Федорову, потороплю его насчет бойцов.
  К вечеру раздался гул подлетающего вертолета. По опознавательным знакам Виктор определил, что это был десант из вэчэ. Вертолет повисел в воздухе, словно примеряясь, как лучше приземлиться, после чего плавно опустился. Из него стали выходить солдаты. Последним вышел знакомый уже Виктору по прошлым его визитам прапорщик. Поздоровались.
  - Ну что? Не справляетесь? - с наигранной веселостью спросил прапорщик.
  - Да вот... Вагонов много, а с людьми - плохо, - отвечал Кораблев. - Да еще есть потери.
  - Что, неужели пали смертью храбрых на поле боя? - с веселой ехидцей поинтересовался прапорщик.
  - Почти... У одних травмы, другие не выдержали нагрузки и сломались.
  - Наверное, в армии не служили, вот и ломаются, - продолжал подтрунивать прапорщик. - К нам бы их в часть... Ну, показывайте, где тут у вас можно притулиться, чтобы не запылиться.
  Трофимов пошел устраивать вновь прибывших, и Виктор облегченно вздохнул: теперь вторая и третья смены укомплектованы даже с учетом возможных потерь.
  К утру вагоны были полностью разгружены, и Кораблев, не сомкнувший прошедшей ночью глаз, отправился отсыпаться, предварительно распорядившись насчет подготовки вагонов к сдаче.
  А еще через день отдохнувшие добровольцы приступили к укладке дороги на карьеры.
  
   18
  
  Поезд Новосибирск-Москва стремительно мчался на запад, словно пытаясь настичь уходящее вечернее солнце. В купе было душно, тесно и неуютно, и Олег вышел в коридор. За окном до горизонта простиралась унылая сибирская лесостепь с редкими клочками растительности, жидкими прядями лугов и гнилыми заплесневелыми болотами. А за ней, если смотреть на север, скрытая дымкой тумана, лежала земля, забытая богом и людьми, земля, ждущая перемен, земля, которая станет для него не просто местом пребывания на долгие годы, а на которой ему предстоит претворить в жизнь свои научные наработки, претворить в жизнь свою мечту.
   И он с нетерпением ожидал встречи с этой землей.
  - Вы спрашивали Веерную? - обратилась к нему проходившая мимо проводница. - Следующая будет. Приготовьтесь. Стоим три минуты.
  Олег облегченно вздохнул и пошел готовиться к выходу.
  Эта станция в графике движения поездов, что висел около купе проводников, не значилась, и хотя бригадир поезда, к которому он специально ходил по этому вопросу, заверил его, что остановка такая будет, он все равно всю дорогу испытывал некоторое беспокойство.
  - Не знаете что это за станция такая - Веерная? - спросил его один из попутчиков, когда он зашел в купе. - Чем она таким прославилась, что здесь вдруг поезда стали останавливаться? Я по этой дороге уже много лет мотаюсь, такой остановки раньше не было.
  - Привыкайте, теперь будет, - ответил Олег.
  - Мало здесь столбов, у которых поезда останавливались... - продолжал ворчливым тоном пассажир. - Теперь еще один добавили. А вы что - на железной дороге служите?
  - Нет, я по другой части, - уклончиво ответил Олег.
  У него сейчас не было времени рассказывать, по какой он части. Иначе он объяснил бы товарищу, что Веерная - это не просто станция, Веерная это - плацдарм, стартовая площадка, с которой сегодня начинается преобразование обойденного судьбой, со скверным климатом, скудной растительностью и унылыми пейзажами сибирского региона, превращение его в край, привлекательный для проживания в нем современного человека.
  Но поезд уже начал притормаживать, и пора было готовиться к выходу, тем более что в багажном вагоне у него находились ящики с оборудованием, и чтобы уложиться за короткую стоянку, надо их быстро разгрузить.
  На Верной его уже поджидал Потапов. Он прибыл на грузовике вместе с четырьмя дюжими молодцами. После коротких приветствий Потапов пригласил Олега в кабину грузовика, сам вскочил на подножку и крикнул водителю:
  - Гони к багажному!
  Двери багажного вагона были уже открыты. Водитель откинул борт грузовика и подогнал его вплотную к вагону. Приемосдатчик взял у Солотова документы и надолго исчез в недрах вагона. Время шло, а он все не появлялся. Ситуация становилась угрожающей: поезд в любую минуту мог тронуться.
  - Ну что он там копается?! - в сердцах произнес Потапов. - Вы ведь знаете свой груз, - обратился он к Олегу, - пойдемте ему поможем.
  Они поднялись в вагон. В вагоне царил полумрак, только в конце тускло светила лампочка. Мужчина ходил в узком проходе между ящиками, тюками и картонными коробками и поочередно наводил на них свой фонарик. Вот фонарик его замер, и, указав на картонную коробку, он произнес:
  - Вот это берите.
  - Сколько еще мест? - спросил Потапов у Олега.
  - Еще один ящик.
  - Уважаемый! - обратился Потапов к приемосдатчику. - Мы же так не успеем! Давайте мы вам поможем найти.
  - Мне не надо помогать. Стойте спокойно и ждите, - был ответ.
  - Поезд-то вот-вот тронется! - волновался Потапов. - А вы: 'спокойно'!
  - Вот вы гудите тут у меня под ухом, мешаете работать, - назидательно произнес мужчина. - А я могу ошибиться и выдать вам чужой груз. Вы, конечно, будете ни при чем, а мне отвечать.
  - Вот наш ящик! - послышался из глубины вагона голос Солотова.
  - Ребятки, берите, несите скорее в машину, - скомандовал Потапов.
  - Погодите!- возмутился приемосдатчик. - Как это - несите?! Мне нужно еще проверить по документам, ваш он или не ваш.
  Он подошел к фанерному ящику, посветил на него, потом перевел луч фонарика на документы и начал изучать их, беззвучно шевеля губами, снова посветил на ящик, после чего великодушно разрешил:
  - Забирайте.
  В это время раздался лязг вагонов, сигнализируя о том, что время стоянки закончилось.
  - Трогай! - крикнул Потапов водителю грузовика. - Не отставай от него!
  Ящик стоял в самом низу, заваленный до потолка тюками и коробками. Грузчики принялись извлекать его, выбрасывая все, что на нем было, прямо в проход.
  - Куда вы бросаете?! - возмущался приемосдатчик. - Мне потом что - самому все это убирать?
  Но грузчики уже освободили ящик и несли его к машине.
  - Извини, мужик, - бросил один из них на ходу. - Следующий раз обязательно уберем.
  - Скорей вы там! - раздался истошный вопль водителя. - Платформа заканчивается!
  - Я буду на вас жаловаться! - кричал мужчина. - Вы ответите за это безобразие.
  Грузчики перенесли ящик в машину, которая все это время продолжала двигаться рядом с набиравшим скорость поездом. Следом за ними в кузов прыгнул Потапов. Грузовик к этому времени уже съехал с платформы и катил теперь по колдобистой целине прямо навстречу железобетонному столбу.
  - Прыгай быстрей! - крикнул водитель Солотову.
   Олег шагнул в кузов, и в ту же секунду машина остановилась, как вкопанная. До столба оставались считанные сантиметры. От резкого торможения Олег потерял равновесие и упал. Когда поднимался, почувствовал резкую боль в ноге. Сначала подумал: ничего, пройдет. Но когда подъехали к складу, и он попытался самостоятельно вылезти из кузова, понял, что без посторонней помощи ему не обойтись. Грузчики усадили его на ящик и вместе с ящиком осторожно опустили на землю.
  - Сидите спокойно, не двигайтесь, - сказал Потапов. - Сбегай быстренько за доктором, - обратился он к одному из грузчиков.
  - Стойте! - остановил Олег метнувшегося было в сторону медпункта парня. - Ребята и вы, Борис Васильевич. Не говорите никому, как это произошло. 'Не знаю' - и все. А то начнут искать виноватого, Бориса Васильевича еще привлекут. Травма пустячная, заживет. Я сам виноват. Впредь буду осторожней.
  Привели доктора. Тот осмотрел ногу и констатировал вывих голеностопа.
  - Кто-нибудь принесите носилки, - обратился он к добровольцам.
  - Не надо носилки! - решительно возразил Олег. - Я сам.
  - Нет, вам категорически нельзя сейчас самому, - пытался остановить его Абгарян.
   - Ничего. Есть костыли? Дайте костыли,- настаивал Олег.
  Принесли костыли. Солотов попытался встать, но тут же рухнул на ящик, скорчившись от боли.
  - Вот видите! Вам никак нельзя сейчас ходить, - урезонивал его Абгарян.
  - Ничего. Я приноровлюсь. Вы только мне немного помогите.
  Потапов с доктором взяли его под мышки и помогли подняться. Постояв немного и потоптавшись на месте, осваиваясь с новым способом передвижения, Олег медленно и не очень уверенно направился в сторону медпункта. Потапов и Абгарян шли для подстраховки рядом.
  
   19
  
  Кораблев сидел в своем кабинете, когда послышался шум подъезжающего к станции поезда. С этим поездом должен прибыть Солотов. Виктор договорился с Потаповым, что тот встретит Олега и проводит к нему в кабинет, и теперь с нетерпением ждал его появления.
  Но прошло уже около десяти минут, а они все не появлялись. Виктор подошел к окну и увидел необычную картину: ковыляющего по двору на костылях Олега и сопровождавших его Потапова и Абгаряна.
  Виктор вышел на улицу и поспешил к ним навстречу.
  - С прибытием, - приветствовал он Солотова.- Что это с тобой?
  - Да вот... Поскользнулся, упал, очнулся - гипс, - виновато улыбаясь, попытался отшутиться Олег. - В общем, бытовая травма.
  - Как это случилось, Семен Семеныч ты наш? - шуткой откликнулся Кораблев.
  - В Новосибирске садился на поезд, оступился, подвернул ногу.
  - Понятно... - сказал Виктор. - Что у него с ногой, доктор? - обратился он к Абгаряну.
  - Вывих голеностопа. Сейчас сделаем шинирование, потом ежедневные компрессы. И - полный покой. Во всяком случае, из дома никуда, если хочет быстрей поправиться.
  - Слышал, что доктор сказал? - обратился Виктор к Олегу. - Выполняй беспрекословно. Ты нам здоровенький нужен. Дел несделанных накопилось тьма. Жить мы тебя определили пока здесь, на третьем этаже, - он указал на административный корпус. - Тебя туда проводят после медпункта. И из дома никуда. Я к тебе сам зайду. Ужин тебе принесут. Пока.
  Когда через час Кораблев зашел к Солотову, тот лежал на кровати и читал какой-то журнал.
  - Ну как? Обживаешься? - спросил Виктор, оглядывая комнату. - Я думаю, не пятизвездочный отель, но перекантоваться можно.
  - Стульев нет. Присаживайся на кровать, что ли, - предложил Олег. - Чему ты улыбаешься?
  - Да вспомнил историю. Бабушка рассказывала... Она была учительницей в сельской школе, и к ней как к самому грамотному в окрýге человеку часто приходили кто за советом, кто письмо или заявление написать. Вот однажды пришли ходоки, сели на кровать. Она им говорит: 'Да вы садитесь на стулья'. А они: 'Ничего, мы не баре, мы и на кровати посидим'.
  - Да, - усмехнулся Олег. - Похоже, стулья были для них предметом роскоши. Ну а мне парочка этой роскоши не помешала бы. И стол. Только побольше, чтобы еще компьютер можно было поставить.
  - Будет тебе и стол, и стулья, - заверил его Виктор. - А недели через две получишь отдельные апартаменты.
  - Но учти - мне много метров нужно, - хитро улыбаясь, произнес Олег.
  - Сколько? - поинтересовался Виктор.
  - Чем больше, тем лучше. Но для начала хотя бы метров двести.
  - Ну ты размахнулся! - с шутливым возмущением реагировал Виктор. - Дома-то у нас стандартные: тридцать семь и шесть.
  - Да мне не под жилье, - успокоил его Олег. - И не обязательно, чтобы капитальное строение. Лишь бы крыша была и температура не ниже пяти градусов по Цельсию зимой.
  - Что задумал-то? Никак огурцы выращивать? - подтрунивал Виктор.
  - Нет. Будем строить крупномасштабный географический макет Полигона.
  - А разве простой географической карты с изогипсами2 недостаточно? - поинтересовался Виктор.
  - Нет. Нужен трехмерный макет. Нанесем на него все овраги и холмы, все большие и малые болота и водоемы и будем на действующей модели поэлементно отрабатывать нашу осушительную стратегию. Это позволит свести количество технических ошибок к минимуму.
  - Ты сказал: 'крупномасштабный'. Это - сколько? - допытывался Виктор.
  - Масштаб - один к двадцати пяти тысячам, - отвечал Олег.
  - Значит, получается... - Кораблев задумался, - получается, площадь такого макета будет где-то около четырехсот метров...
  - Да еще метров двести - вспомогательной площади, - вставил Солотов.
  - Итого шестьсот метров, - продолжал Кораблев. - Многовато... Пока мы такую площадь тебе найти не сможем. По-моему, Потапов себе под склады заказал пару ангаров 'Кисловодск'. Попробуем тебе выделить в одном из них для начала метров сто.
  - Ну, если только для начала... - согласился Олег. - И еще такой вопрос... Надо подумать, где будем закладывать силиконовую долину. Вопросов к науке с каждым днем будет все больше и больше. Не ходить же каждый раз на поклон во всесоюзные научные центры. Да они еще скажут: 'У нас на этот год уже все расписано, приходите на следующий'.
  - Мне кажется, географическое положение твоей долины будет определяться главным объектом наших исследований, - сказал Кораблев.- А он - ты сам знаешь какой - природа края, его полезные ископаемые. Так что на мягкое кресло в краевом центре не рассчитывай, - добавил он с улыбкой.
  - Я набросал список первоочередных научных разработок, - продолжал Солотов. - Надо бы, прежде чем утверждать и включать в план, обсудить в каком-нибудь компетентном собрании специалистов.
  - Например, в Полигонном отделении Академии наук СССР, - с иронией заметил Виктор.
  - Да нет! - поспешил успокоить его Солотов. - Надо быть махровым идеалистом, чтобы о таком мечтать. На первое время, я думаю, нам хватило бы просто Научно-технического совета. Без замашки на статус Ученого совета с соответствующими функциями и правами, а для внутреннего, так сказать, употребления. Чтобы обсуждать наши технические предложения и давать им квалифицированные оценки.
   - У нас специалистов и ученых пока раз, два - и обчелся, - сказал Виктор, - поэтому придется тебе какое-то время обходиться своими силами. Привлекай, кого считаешь нужным, садитесь и обсуждайте. А в будущем по части разработок, которые будут идти в рамках наших потребностей и нашего бюджета, роль арбитра, я думаю, может выполнять соответствующий комитет нашего краевого парламента. При необходимости он будет привлекать профильных специалистов. Выборы Советы Народных депутатов у нас назначены на ноябрь. Готовь свои кандидатуры с прицелом на этот комитет, а мы будем выдвигать их в краевой Совет.
  - Ты сказал: 'в рамках'. А которые не в рамках? - задал вопрос Солотов.
  - Если ты имеешь в виду фундаментальную науку, - сказал Виктор, - то здесь, мне кажется, комитет тоже мог бы выполнять функции координирующего органа.
  - Координирующего - это как? - живо отреагировал Солотов. - Направлять и указывать, что и как наука должна делать?
  - Не направлять и указывать, а обозначать насущные, стоящие на повестке дня проблемы, в решении которых наука могла бы помочь. Я понимаю твои опасения: боишься, что партия будет руководить наукой. До этого, я думаю, не дойдет. Но, согласись, - и чистой схоластикой наука заниматься тоже не должна.
  - У нас схоластикой часто обзывают не только бесплодное умствование, но и вообще любое мышление, - горячился Солотов. - Но ведь философия учит нас, что есть два раздела человеческой деятельности: материальное производство и духовное производство, причем, как и материальное, духовное производство является самостоятельным и независимым. А вот его инструментом как раз и является мышление.
  - И все равно мышление бывает конкретное, а бывает абстрактное, - заметил Кораблев. - Но даже абстрактное является самостоятельным и независимым только относительно. Так... давай на этом пока остановимся, - в голосе Кораблева зазвучали примирительные нотки. - Вопрос ты затронул важный, но он требует отдельного рассмотрения. Мы вернемся к нему несколько позже, а сейчас давай поговорим о текущих делах. В плане первоочередных работ у нас - строительство торфокомбината. Я отметил на карте несколько подходящих мест. Все-таки я не зря топтал эту землю, кое-что заприметил, пока топтал. Нужно бы съездить на эти точки, но тебе сейчас нельзя...
   - Послезавтра должны приехать два моих хороших специалиста, - сказал Солотов. - Один - по торфяникам, другой - топограф. Они не хуже меня разберутся в проблеме. Только им нужен вездеход.
  - Вездеход будет, - заверил его Кораблев. - Место под комбинат пусть выбирают, чтобы недалеко было от торфоразработок и чтобы поближе к северной автодороге. Дальше... Мы стали прорабатывать трассу от железнодорожной ветки до ГМК - и сразу проблемы. Там много болот. Нужно решать, осушать их, обходить стороной или делать насыпные дамбы. Вопросы - по твоему столу.
  - Разберемся... - уверенным тоном произнес Солотов. - Пусть геодезисты подготовят карту и свои соображения.
  - Ну, давай, поправляйся быстрей, - сказал Кораблев. - И из дома - никуда! Завтра утром я к тебе зайду. Пока.
  Он встал и направился к выходу.
  - Постой! - остановил его Солотов. - Еще такой вопрос... Стоянка у поезда, как у трамвая: всего три минуты. Надо что-то делать. Мы сегодня, пока выгружались, чуть не уехали дальше.
  - Так, значит, все-таки производственная... - улыбаясь и глядя на ногу Олега Солотова, произнес Кораблев.
  - Да ничего не производственная! Говорю тебе, бытовая, - горячился Олег.
  - Ну ладно, пусть будет бытовая, - согласился Кораблев и уже серьезно продолжал. - Со стоянкой пока проблемы. Еле эти три минуты удалось выбить у МПС. А по Пескам - вообще зарубили... Говорят: между Москвой и Новосибирском и так больше сорока остановок. Но будем работать. Ну все... Давай... Пока.
  Они попрощались.
  
   20
  
  Виктор вошел в кабинет, сел за стол, подвинул к себе лежащую на столе папку и открыл ее. В папке лежала стопка исписанных листов. На верхнем крупными буквами выведено: 'Положение о выборах в Междуреченский Совет Народный депутатов'. Через неделю документ должен быть представлен Белову на рассмотрение. Нина приезжает через пять дней. Надо подналечь и до ее приезда сделать окончательную выверку, после чего отправить в набор в омскую типографию.
  Он захлопнул папку и позвонил секретарю. Аня вошла и в нерешительности застыла у порога.
  - Анечка! Мне нужна ваша помощь, - обратился к ней Виктор.- Отпечатайте, пожалуйста, три экземпляра. - Он протянул ей папку.
  Деревянной походкой, глядя себе под ноги, Аня прошагала по кабинету, и только поравнявшись со столом, вскинула голову. Он увидел устремленный на него взгляд широко открытых глаз. Нет, это были не глаза. Это были два бездонных озера, и в них - десятки немых вопросов. Вопросы прыгали, теснились, казалось, что еще немного, и от их обилия озера выйдут из берегов, вопросы вырвутся наружу, и ему нужно будет отвечать на них. Но он не знал на них ответа, не знал, какие слова нужно подобрать.
  Минута замешательства затягивалась. Надо было что-то говорить.
  - Сколько вам нужно будет времени? - спросил он, стараясь произносить слова как можно мягче. - Здесь пятьдесят два листа.
  - Если не отвлекаться на другое, я думаю, - дня два, - немного подумав, тихим голосом отвечала Аня. - Но с учетом текучки - дня три...или четыре. Вы ведь знаете, я курсов машинисток не кончала.
  - Да, я понимаю, - стараясь говорить как модно мягче, произнес Виктор. - Но потерпите немножко. Будет у нас и машбюро с профессиональными машинистками, будет и ксерокс, и хорошая оргтехника. Все будет. Вы пишите список, что вам нужно для работы. Будем заказывать... Один экземпляр потом дадите мне, два других вручите Солотову и Трофимову. Они - в курсе.
  - Хорошо, - сказала Аня.
  Она произнесла это сдавленным голосом, почти шепотом, потом повернулась и быстрыми шагами, наклонив голову, пошла к двери.
  - Спасибо, - вдогонку ей бросил Виктор.
  'Да, дела... - подумал он, когда дверь за Аней закрылась. - Только этого мне не хватало. Наверное, я сделал где-то что-то не так. Надо следить за собой'.
  ...Он всегда считал, что чувство, даже если оно необоюдное, не возникает просто так. И если оно необоюдное, то таким оно становится потом, а сначала бывает обоюдным, пусть недолго, пусть одно мгновение, но бывает. И в это мгновение незамеченной проскакивает та магическая искра, которая оставляет неизгладимый след в подсознании. И дальше человек идет, уже ведомый своим подсознательным чувством, сознание теперь только фиксирует его действия, но в выработке решений участия уже не принимает.
   Он стал перебирать в памяти события последних дней, пытался вспомнить, где он мог сделать какой-то неосторожный шаг: сказать Ане что-то, что могло быть неадекватно истолковано, посмотреть на нее не просто так, а как-то по-особенному, что могло дать импульс этой искре. Не найдя ничего такого, он стал убеждать себя, что у него не было даже в мыслях ничего, что могло бы спровоцировать его на какое-нибудь неосторожное движение. Но тогда получается, было что-то потаенное, что существовало против его сознания, против его воли. И сидело оно в нем глубоко, настолько глубоко, что было уже не подконтрольно ему. Конечно... Одинокий здоровый мужик, долгое время без женской ласки... Может быть, когда-то и проскочила эта искра, предательски высветив потаенное. А дальше... Ведь сказано же: 'Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением!..' Но если так, тогда во всем случившемся он должен винить только себя. Надо держать себя в ежовых рукавицах. Он любил Нину и не представлял рядом с собой никакой другой женщины. И пусть в их отношениях остается много вопросов, но он надеялся, что не сможет она вытравить из сердца все хорошее, что связывало их, не сможет просто так отмахнуться от его любви. Скоро она приезжает. Надо постараться сделать так, чтобы она не увидела этих глаз. А то они могут ей такого наговорить!
  Он вернулся мыслями к Положению о выборах.
  ...Работалось ему над ним легко, написал он его, что называется, на одном дыхании. Да и как же иначе? Ведь столько на эту тему им думано-передумано, и для себя он уже давно сформулировал основные принципы избирательной системы: она должна быть предельно честной, понятной, должна соответствовать демократическим принципам. И ему казалось, он сделал все, чтобы документ был выдержан в этом духе, а еще - чтобы был логичным, последовательным, убедительным. Теперь, когда он был готов, можно немного успокоиться и расслабиться.
   Только успокоенности не было. Не было потому, что красной нитью через весь документ у него проходила альтернативность выборов. И именно здесь был у него источник серьезных опасений за судьбу документа. Но по-другому он не представлял себе избирательную систему края.
  Белов в своем докладе на Политбюро этой темы не касался. Но в аналитической записке Виктор основные черты своей избирательной концепции сформулировал, и Юрий Александрович эту записку читал. Читал, но никаких возражений ни тогда, ни потом с его стороны по этому поводу не было. Значит, с определенной степенью вероятности можно предположить, что он, по крайней мере, не считает ее абсурдной, считает ее достойной обсуждения. А Юрий Александрович - секретарь ЦК, представитель высших эшелонов власти, и его отношение к вопросу можно расценивать, как отношение руководства страны.
  Но ведь было же и предостережение Журковского! Он советовал с этим вопросом повременить. А он как-никак тоже крутится в самых верхах, и достаточно хорошо осведомлен о настроениях в правящей элите.
  Только что значит - повременить? Отложить на потом, а сейчас проводить выборы по старинке, по сложившейся десятилетиями системе, когда избиратели голосуют за кандидата, которого задолго до выборов им уже назначили в депутаты? Но это значит - с самого начала взять не ту ноту. Такой избирательной системы для края Виктор не хотел. Первые выборы должны стать точкой отсчета, фундаментом нового уклада жизни. С них должна начаться новая эпоха - эпоха демократических перемен. Ему так хотелось верить в это!
  ...Ладно, посмотрим сначала, как отреагирует Белов, решил Виктор, а уж потом... А потом будем двигаться дальше.
  
   21
  
  Зяблым туманным утром Кораблев вышел на крыльцо, постоял минуту, посмотрел на небо, понюхал воздух и с наслаждением потянулся.
  Для человека, не знакомого с особенностями сибирской природы, утро не предвещало хорошего дня. Но за годы работы в экспедициях Виктор научился читать таежную книгу, по мельчайшим подробностям определять погоду. И по его приметам выходило, что через час-другой должно распогодиться. Об этом говорили и россыпи жемчужных росинок на изумрудном мхе, и необычное свечение тумана, и деревья, застывшие в немом оцепенении словно в предвкушении явления.
  И действительно, когда через полтора часа он направился к платформе, чтобы сесть на поезд Москва-Новосибирск, солнце уже разгоняло последние хлопья тумана, и все вокруг обещало теплый и ясный день.
  В Омске он первым делом позвонил первому секретарю обкома комсомола Бобкову. Тот сообщил, что сегодня до шести часов вечера он должен связаться с Ангелиной Николаевной. Она все знает и скажет, что ему делать дальше. Виктор записал телефон и поблагодарил Бобкова.
  ...С Бобковым он созвонился еще накануне и попросил выполнить одну его деликатную просьбу: попробовать договориться с омским ЗАГСом об ускоренной процедуре заключения брака. Добавил, что ничего лишнего не нужно, чтобы все было по стандартной схеме, без прибамбасов. И еще попросил устроить ему визит в салон новобрачных.
  Бобков пообещал помочь, хотя чувствовал себя несколько неуютно от возложенной на него миссии. Но Кораблев - член ЦК комсомола, кандидат в члены ЦК партии. А еще какие-то слухи гуляют о его повышении по партийной линии. Откажешь - как бы потом жалеть не пришлось.
  'Черт их знает этих начальников, - думал он, кладя трубку. - Вечно у них какая-нибудь блажь, не могут без выкрутасов. Вот почему, чтобы расписаться, надо было ехать в такую даль? Что они в Москве не могли это сделать'? Хорошо - он был в приятельских отношениях с заведующей Дворца бракосочетаний, сам недавно проходил через эту процедуру. Ангелина тогда расстаралась: чтобы обряд бракосочетания проходил без обычной для рядовых случаев спешки, распорядилась список брачующихся на тот день сократить, а их поставить в конец списка. А еще пригласила оркестр Омского Музыкального театра и заезжего столичного баритона. Певец исполнил эпиталаму из оперы 'Нерон', а оркестр играл свадебный марш Мендельсона и еще какие-то красивые мелодии. Было много адресов, поздравлений, цветов...
  В общем, он позвонил Ангелине и попросил все устроить. Та сначала насторожилась, спросила, для кого. Фамилия Кораблева ей ничего не говорила, поэтому, немного поколебавшись, она согласилась, но с условием, что там будет все чисто. Насчет чистоты у Бобкова полной уверенности не было, но он твердым голосом сказал, что она может не беспокоиться.
  ...Закончив разговор с Бобковым, Виктор решил не откладывая позвонить по указанному телефону.
  Ангелина Николаевна поинтересовалась, когда ему будет удобно. 'Нина приезжает завтра в одиннадцать утра, - стал он прикидывать, - час-полтора - на то, чтобы заехать в гостиницу бросить вещи, перекусить, если она будет голодна... Поезд на Новосибирск - в двадцать тридцать четыре'.
  - Хорошо бы завтра часа в два - в три, - сказал он. - Можно?
  - Сейчас я посмотрю... Можно. Значит, я вас ставлю на четырнадцать тридцать. Но чтобы мы к этому времени успели подготовить свидетельство, вам нужно подъехать пораньше минут на тридцать и написать заявление. Значит, жду вас завтра в четырнадцать часов во Дворце бракосочетаний. Назовете себя - вас проводят. Не забудьте взять паспорта и, если состояли ранее в браке, - документы, подтверждающие прекращение предыдущего брака. А сегодня в пять вечера вас ждут в салоне новобрачных. Директора зовут Зульфия Назаровна.
  Ангелина Николаевна продиктовала адрес салона. Виктор поблагодарил ее, повесил трубку и задумался.
  Уезжая из Москвы, он предусмотрительно взял с собой весь свой архив, включая и свидетельство о разводе. А вот с Ниной могут возникнуть проблемы. 'Ладно, будем надеяться на понимание и доброе отношение Ангелины Николаевны. Если что, снова придется подключать Бобкова', - решил он и отправился устраиваться с гостиницей.
  Зайдя в номер, разложил по местам вещи и позвонил в таксомоторный парк, заказал машину. Выждав минут десять, вышел из гостиницы, сел в уже поджидавшее его такси и попросил водителя отвезти его в ближайшее турбюро. Там он пробыл около двадцати минут. Все это время водитель ждал его у подъезда. Выйдя из турбюро, сел в машину и назвал водителю адрес салона новобрачных.
  Салон встретил его табличкой с надписью 'Сегодня санитарный день'. Он разочарованно вздохнул и собрался было уходить, но в это время стоявшая за стеклянной дверью девушка приоткрыла ее и спросила, обращаясь к нему:
  - Ваша фамилия Кораблев?
  Получив утвердительный ответ, она пошире открыла дверь и пропустила его внутрь.
  Напротив входа стояла и приветливо улыбалась маленькая симпатичная женщина восточного типа. Решив, что это и есть Зульфия Назаровна, он сделал шаг навстречу, поздоровался и представился:
  - Кораблев... Виктор.
  - Очень приятно. Зульфия Назаровна, директор салона, - в свою очередь представилась женщина.
  Она указала рукой в сторону стойки с мужскими костюмами и предложила:
  - Пройдемте сюда.
  - А можно мне сначала посмотреть свадебные платья? - попросил Виктор.
  - Конечно, - любезно согласилась директриса, нисколько не смутившись перспективой выбора платья в отсутствие невесты. Видимо, за время работы в салоне она насмотрелась всяких нестандартных ситуаций.
  - Только мне не белое, а вечернее или...праздничное - не знаю, как правильно назвать.
   - Платье на второй день, - все с той же приветливо-поощрительной улыбкой сказала Зульфия Назаровна. - Тогда пройдемте сюда.
  Они направились в стойке, на которой висело множество платьев всевозможных фасонов и цветов. Директриса слегка коснулась рукой одного из них, и сопровождавшая их девушка сняла платье и дважды повернула его, как бы демонстрируя все его особенности и достоинства. Директор еще раз тронула платье рукой и хорошо поставленным голосом, каким говорят обычно ведущие на показах мод, принялась описывать его положительные качества:
  - Нарядный комплект. Настоящий образец стиля и элегантности. Съемная юбка из органзы подчеркивает икс-образный силуэт, акцентируя внимание на тонкой талии. Лиф расшит пайетками и стеклярусом. Контрастные сочетания черного и персикового цвета, кружева и нежный шифон придают образу особую изысканность.
  Не увидев на лице Виктора никакой реакции на свою тираду, она дотронулась рукой до следующего платья.
  - Или вот...
  Девушка повесила платье, которое было у нее в руках, и сняла другое.
  - Эффектное платье благородного темно-синего цвета, - продолжала директриса. - Декольте драпировано гипюром, что придает образу чувственность, легкость и шарм. Мягкие линии силуэта. Ткань собрана в складки у талии, что зрительно увеличивает грудь и делает линию бедер более мягкой. - Она опять потрогала платье рукой и продолжала: - Платье больше подходит высоким девушкам. Ваша невеста высокая?
  Виктор никогда не задавался вопросом, высокая Нина или не очень.
  - Когда на каблуках, вроде высокая, - сказал он. - А так не знаю...
  - Давайте посмотрим еще... - сказала Зульфия Назаровна и пошла дальше вдоль стойки. Она поочередно касалась рукой то одного, то другого платья, и каждый раз сопровождавшая их девушка снимала его и во время всего директорского спича держала платье перед ними, поворачивая его то одной, то другой стороной, иллюстрируя таким образом словесное описание модели.
  
   22
  
  ...Они смотрели уже пятое или шестое платье, и Виктор чувствовал, что начинает уставать от этих гипюров, пайеток, капучино и органз. Но он все никак не мог решиться и остановить свой выбор на какой-нибудь модели.
  - У вас так много красивых платьев, - сказал он Зульфие Назаровне, - что глаза разбегаются. А давайте на ваш вкус...
  - Хорошо. Тогда... - она остановилась перед платьем цвета морской волны. - Я бы выбрала вот это. Элегантный А-силуэт, классическая форма выреза в сочетании с гладким атласом создает романтический образ. Платье дополнено съемным гипюровым болеро с объемными цветами. Прекрасное свадебное платье.
  Платье Виктору понравилось. И болеро не помешает, подумал он. Получится, как трансформер: не понравится Нине с болеро, так можно его снять, а не захочет с открытыми плечами, можно надеть.
  - Давайте остановимся на этом, - решительно сказал он.
  - Хорошо, - сказала директриса.- Только, чтобы не прогадать с размером, надо прикинуть на ком-нибудь из наших девочек. Посмотрите, какая из них фигурой и ростом больше похожа на вашу невесту.
  Она указала на девушек, группкой стоявших поодаль и готовых в любую минуту броситься выполнять ее поручение. Фигура одной из них показалась Виктору подходящей, и он попросил ее подойти поближе.
  Девушка смутилась и нерешительно подошла к ним.
  - Да не волнуйся ты, - успокаивала ее Зульфия Назаровна. - Тебя не в ЗАГС приглашают, а только примерить.
  Она приложила к ее спине платье, потом посмотрела, как ей будет в талии, немного подумала и сказала:
  - Если у вашей девушки похожая фигура, то платье должно ей подойти. Как вы считаете?
  Она вопросительно посмотрела на Виктора.
  - Я не могу на глаз определить, - произнес тот нерешительно. - Но мне кажется, что можно было бы и на размер побольше.
  - У нас есть в запаснике такое же, но побольше, - сказала Зульфия Назаровна. - Света, принеси, - обратилась она к одной из девушек.
  Когда Света принесла коробку с платьем, Зульфия Назаровна достала его, встряхнула и приложила к девушке, исполнявшей роль манекенщицы. Потом проверила талию и с удовлетворением констатировала:
  - По-моему, нормально. Но если все-таки размер не подойдет, можете особенно не беспокоиться. Мы наняли специально для таких случаев профессиональную портниху, если что - приносите, подгоним по фигуре за полчаса. Ну а в крайнем случае подберем что-нибудь другое.
  - Да, спасибо, - поблагодарил ее Виктор. - Еще мне хотелось бы кольца посмотреть.
  - Пожалуйста. Пройдемте в ювелирный отдел, - предложила директриса и повела рукой в сторону ювелирного отдела.
  Чтобы подобрать кольцо для Нины, пришлось снова прибегнуть к помощи одной из девушек. Возникла было заминка с туфлями, но директриса предложила взять три пары разного размера, а потом, которая подойдет, оставить, а остальные вернуть.
   Со своей экипировкой Виктор управился быстро: примерил первый приглянувшийся ему костюм, примерил штиблеты, а выбор сорочки и галстука доверил своим помощницам. Ему помогли погрузить коробки и свертки в такси, и он повез все в гостиницу. По пути попросил водителя остановиться, зашел в магазин и купил большую красивую белого хрусталя вазу. Когда подъехали к гостинице, водитель помог занести покупки в номер, после чего Виктор отпустил его и спустился в ресторан поужинать и заодно заказать столик на завтра. Ему хотелось, чтобы столик был на двоих, но таких не оказалось. Пришлось снять отдельный кабинет на шесть персон. Присланный администратором для составления заказа официант, узнав, что стол надо накрывать на две персоны, недоуменно вскинул брови, и в продолжение всего дальнейшего обсуждения меню неоднократно уточнял, в каком количестве подавать то или иное блюдо или не надо ли поставить резервные приборы на всякий случай: наверное, проверял так себя, не ослышался ли он насчет двоих.
  Покончив с составлением заказа, Виктор поднялся в номер, сел в кресло и только тогда почувствовал, как нелегко далось ему это сегодняшнее мероприятие. Состояние было такое, будто он в одиночку разгрузил вагон бутового камня. Немного отдышавшись, попытался привести в порядок свои мысли и наметить какую-то более или менее внятную линию поведения на завтра.
  Ему очень хотелось, чтобы Нина вошла в его дом женой, хозяйкой, а не гостьей с неизвестным статусом. Но стоило ему попытаться наметить конкретные шаги, чтобы превратить эту свою мечту в реальность, как он тут же натыкался на стену неопределенности. Неопределенности относительно цели ее приезда и вообще будущего их отношений.
  И получалось, что одному ему этот вопрос все равно не решить. Надо дождаться Нины. Только, как бы ни сложился их разговор, он не должен подталкивать ее, мотивируя свое желание оформить их отношения какими-то соображениями морально-этического плана, например, двусмысленностью его положения или необходимостью приведения этих отношений в соответствие с заповедной естественностью, другими аргументами внешнего порядка. Мотив должен быть один: их любовь и как следствие этой любви - их обоюдное решение. Свое решение он принял, и оно было твердым. Оставалось дождаться приезда Нины, посмотреть ей в глаза, и тогда... И тогда уже можно будет двигаться дальше.
  
   23
  
  Нина стояла в проходе вагона и жадно всматривалась в проплывающие мимо картины сибирской природы. Как то встретит ее эта незнакомая земля? Хотелось, чтобы эта встреча не принесла ей разочарований, чтобы этот чужой пока для нее край принял ее. Она сама готова была принять его всем своим сердцем, готова связать с ним свою судьбу, потому что с ним связал свою судьбу человек, дороже которого у нее нет никого.
  Она особенно отчетливо осознала это, когда провожала Виктора. Она стояла на втором этаже терминала аэропорта и наблюдала, как самолет Москва-Барнаул выруливал к началу взлетной полосы. Вот он закончил рулежку, замер, постоял немного, словно собираясь с силами, потом резко тронулся с места, набирая скорость, прокатил по полосе, круто взмыл вверх, развернулся и взял курс на восток. Еще минута - и он скрылся из виду. И тут она осязательно почувствовала образовавшуюся вокруг нее пустоту. Эта пустота ошеломила, она была непривычной, неестественной, пугающей...
  Пока Виктор находился в Москве, даже если из-за его занятости они не виделись по нескольку дней, он все равно незримо всегда присутствовал в ее жизни, она постоянно ощущала его ауру, его поле притяжения. Для нее это было важной потребностью, было порукой душевного равновесия. Она к этому привыкла и думала, что так будет всегда, потому что так и должно было быть.
  Но когда он сообщил ей о своем отъезде, это равновесие разом нарушилось. Она не помнит в подробностях все, что происходило потом. По инерции она еще продолжала поддерживать разговор: отвечала на вопросы, сама о чем-то спрашивала, старательно обходя главное. Она догадывалась, что ведет себя не так, что надо как-то по-другому реагировать на это его сообщение. Но на нее вдруг накатило и поглотило ее цунами отчаяния, бессилия перед обстоятельствами, и она поняла, что выплыть из этой пучины уже нельзя, что она теряет его и ничего уже не может сделать. Не может, потому что все уже решено. И решено где-то там, в недоступных ей, а, может быть, и ему сферах.
  К этому примешивалась еще и обида на Виктора, который, как ей казалось, принял резкий поворот в их судьбе как должное, без особого сожаления расставаясь с Москвой, расставаясь с ней. А еще была обида на судьбу, которая снова пытается разделить их. Все это порождало состояние гнетущей безысходности, парализовало волю, лишало способности логически мыслить. Отсюда ее неадекватное поведение в ту их встречу.
  Некоторое время после того их разговора она еще надеялась, что все обойдется. Думала: вдруг изменится ситуация, и назначат вместо него кого-нибудь другого. Или он сам передумает. Все надеялась на чудо.
  Когда прощались, попросила по прибытии на место сообщить, как добрался, как устроился. Виктор обещал телеграфировать из Барнаула, а насчет места - сказал, что на станции Веерная, где ему придется первое время жить, междугородного телефона пока нет, позвонить оттуда можно только по спецсвязи. Он дал Федорову ее телефон, тот сообщит, что и как. На всякий случай дал и ей номер телефона Артема.
  Название станции ей ничего не говорило. Хотя у них в Останкино есть большая и подробная карта, Веерной на ней не нашла. Это не прибавило настроения.
  Телеграмму из Барнаула она получила, а через два дня ей позвонил Федоров и сообщил, что Виктор благополучно добрался до Веерной.
  Некоторое время продолжала ходить потерянная. Потом, когда стала понемногу успокаиваться, когда немного отхлынул вал отчаяния, попыталась прокрутить в памяти подробности того их разговора и спокойно и объективно оценить ситуацию.
   Вот она считает, что Виктор с легкостью расстался с ней. А что если эта легкость - нарочитая, показная, что если ее причина не в охлаждении его чувств и не в разочаровании по поводу их отношений? Что если причиной всему этому - его щепетильность в вопросах личных взаимоотношений; или осторожность человека, не уверенного в ней, не рискующего делать резкие шаги из опасения натолкнуться на отказ? А, может быть, он хотел посмотреть, какова будет ее реакция на его сообщение об отъезде, а уж потом действовать? И что он увидел? Увидел, как она растерялась, ушла в себя, и понял это по-своему.
  И потом: по большому счету ведь осуществляется мечта его жизни. Она помнила, с каким увлечением описывал он ей этот свой проект, как у него при этом блестели глаза. А она чего хотела? Чтобы он пожертвовал любимым делом, делом всей своей жизни ради их любви? Но ведь она любила его не такого.
  ...И все же... Мог бы действовать как-то по-другому, более решительно, что ли. Наверное, с ходу она и не готова была дать ему положительный ответ. Но, по крайней мере, было бы что обсуждать, над чем думать. Но он промолчал. Ох уж эта его деликатность! Да и она тоже не лучше, тоже промолчала.
  А ведь в их отношениях это однажды уже случилось. Тогда они тоже оба промолчали и потеряли целых пятнадцать лет. Неужели тот урок ничему их не научил?
  Она продолжала перебирать в памяти различные моменты в их отношениях и чем больше она думала, тем отчетливей вырисовывалась ей нелепость сложившейся ситуации.
  В один из дней, еще не имея ясного плана, а движимая пока только подсознательным желанием исправить эту нелепость, она позвонила Федорову. Позвонила будто бы просто так, ради протокольной вежливости узнать, как у Виктора дела, как его самочувствие, как он устроился. Из разговора с Федоровым удалось выяснить кое-какие подробности, в частности, что это за станция Веерная, где находится, какая там связь с внешним миром. Артем сказал, что это где-то после Омска, но в подробностях он не знает, сам там еще не был. Еще он сказал, что если ей нужно будет связаться с Виктором, то он может устроить звонок по спецсвязи. За предложение поблагодарила. А на следующий день, идя с работы, зашла в железнодорожную кассу. Там, прежде чем оформить билет, долго выясняли, где находится станция Веерная. Потом она позвонила Федорову и попросила организовать ей разговор с Виктором.
  В назначенный час подошла к дому номер четыре на Старой площади и встала у подъезда. Федоров появился неожиданно, из-за угла здания. После обмена приветствиями попросил пройти с ним. Они обогнули здание и подошли к ничем не примечательной на вид двери. На входе вежливый дежурный попросил ее паспорт, потом посмотрел в журнал, который лежал у него на столе, после чего вернул паспорт и сказал: 'Пожалуйста, проходите'.
  Комната переговоров оказалась глухим бункером без окон и с тяжелой дверью. Артем снял трубку, назвал себя и попросил соединить его с Кораблевым.
  - Будут проблемы - я за дверью, - сказал он и передал ей трубку.
  После нескольких минут ожидания Нина услышала приятный девичий голос, который сообщил ей, что Виктор Алексеевич сейчас в Песках. Девушка спросила, что ему передать. Нина попросила не класть трубку и позвала Федорова. Посовещавшись, решили, что в создавшейся ситуации ей лучше всего будет передать телефонограммой все, что она хотела сказать. Потом Артем проводил ее до выхода, и они попрощались.
  Немного разочарованная вышла на улицу. А вечером Федоров позвонил ей и сказал, что он разговаривал с Виктором, и тот просил передать, что будет встречать ее в Омске. Почему, не на Веерной, Артем не знал.
  ...И вот теперь она едет навстречу своему будущему, на встречу со своей судьбой. Отныне судьба Виктора - это и ее судьба. Куда бы ни бросила его жизнь, она всегда будет рядом с ним. Так она решила. Таково ее призвание.
  
   24
  
  ...Ее размышления прервала начавшаяся в вагоне суета, какая бывает обычно при подъезде к какой-нибудь крупной станции. Поезд въехал в железную клетку моста, прогромыхал по нему, потом круто повернул налево и стал снижать скорость. Когда показалась платформа, Нина жадно припала к стеклу, пытаясь разглядеть среди встречавших Виктора. Она узнала его еще издали по большому букету белых хризантем. Ее любимые цветы!
  - Витя! - крикнула она, не в силах сдержать переполнявшие ее чувства, и уже одними губами: - Витюша, родной...
  Энергично замахала рукой, чтобы привлечь его внимание. Он увидел ее, широко улыбнулся, быстро зашагал вслед за продолжавшим еще движение поездом, потом, не дожидаясь полной его остановки, несмотря на энергичные протесты проводницы, вскочил на подножку и стал пробираться внутрь вагона, перешагивая через чемоданы и сумки приготовившихся к выходу пассажиров. А Нина уже шла ему навстречу. Она взяла протянутые ей цветы, схватила его за руку и повлекла за собой в купе. Бросила цветы на диван, жадно прильнула к нему всем телом, Виктор обнял ее, и они стояли так, пережидая нахлынувшие чувства.
  Поезд тем временем остановился, и пассажиры стали покидать вагон. Виктор первым встрепенулся и прервал затянувшуюся паузу:
  - Давай собраться, а то уедем в Новосибирск. Где твои вещи?
  - Как собираться? - удивилась Нина. - А как же Веерная? Мне Артем говорил, она будет после Омска.
  - Выходим, выходим - поторапливал ее Виктор. - Потом объясню.
   Они быстро собрали вещи и поспешили к выходу.
   На привокзальной площади Виктор подвел ее к стоявшему около тротуара такси, открыл дверцу и сказал с шутливой галантностью:
  - Пожалуйте в ландо.
  - А мы сейчас куда? - спросила Нина.
  - Пока в гостиницу. А дальше - по обстоятельствам.
  Когда тронулись, Нина спросила немного настороженно:
  - У тебя здесь какие-то важные дела? Ты казал: 'По обстоятельствам'.
  - Да нет у меня никаких дел. Все мои дела сейчас - это ты. Сейчас тебе нужно после дороги немного отдохнуть, а потом мы сходим в ресторан перекусим.
  Успокоенная, она сунула руку ему под локоть, положила голову ему на плечо и сказала умиротворенным голосом:
   - Я подумала, ты меня сейчас бросишь.
   Когда у гостиницы вышли из такси и направились к входу, Виктор неожиданно остановился.
  - Подожди секунду, - сказал он Нине, вернулся к машине и что-то сказал водителю, после чего тот завел мотор и уехал.
  В номере Нина поставила цветы в стоящую на столе красивую вазу из белого хрусталя, отошла подальше, любуясь картиной, и сказала:
  - Смотри, как красиво: белая ваза и белые цветы. Очень стильная получилась композиция.
  - Да. Красиво.
  Виктор коротко взглянул на цветы и отвернулся, будто не в силах был оторваться от занимавших его мыслей.
  - Тебя что-то беспокоит? - участливо спросила Нина. - Проблемы на работе или я что-то не так делаю?
  - Нет, что ты! Все в порядке, - он помолчал немного, собираясь с духом. - Нина... Нам нужно поговорить. Мне нужно тебе сказать одну важную вещь.
  - Не пугай меня, - в голосе Нины слышались тревожные нотки.
  - Но сначала я хочу узнать, - продолжал Виктор, - зачем ты приехала? Если ты приехала посмотреть, как я живу, то...
  - То - что? - в смятении, готовая к худшему продолжению спросила Нина.
  Он подошел к ней вплотную, взял за плечи и пристально посмотрел ей в глаза. Она не отвела глаз, и тогда он сказал, как выдохнул:
  - Выходи за меня замуж.
  Быстрым движением Нина схватила его голову в свои руки и принялась покрывать поцелуями его глаза, щеки, губы, приговаривая при каждом поцелуе: 'Да, да, да'... Потом она прижалась головой к его груди и замерла.
  Выждав минуту, Виктор тихо, боясь спугнуть очарование момента, произнес:
  - Тогда давай собираться.
  - Куда собираться? - задумчиво-отстраненным голосом произнесла Нина, медленно выходя из забытья.
  - Как куда? Во Дворец бракосочетаний.
  - Как во Дворец? - встрепенулась Нина. - В таком виде? Нужно же соответствовать, а у меня с собой ничего достойного такого события нет.
  Виктор подошел к шкафу, достал из него висящее на плечиках платье и протянул ей.
  - Попробуй примерить вот это.
  Она взяла в руки платье, стала восхищенно разглядывать его, приложила к себе, посмотрела в зеркало.
  - Какая прелесть! - воскликнула она. - Это откуда?
  - Из салона новобрачных.
  Она удалилась в ванную комнату и через минуту вышла оттуда, встала на носочки и сделала круг по комнате.
  - Ну хоть сейчас на подиум, - с восхищением произнес Виктор. - Нина, Ниночка, ты такая красивая! Нигде не жмет? А как длина?
  - Нет, не жмет. И длина, вроде бы, нормальная, если на каблуки встать. Но у меня и туфель приличных нет. Я в босоножках приехала.
  Виктор достал из шкафа и поставил на стол три коробки.
  - Примеряй, - сказал он.
  - Сразу три пары? - удивилась Нина. - Зачем мне столько?
  - Я не помню, какой у тебя размер, поэтому для гарантии взял три пары разного размера. Надеюсь, какая-нибудь да подойдет.
  Нина стала открывать коробки одну за другой. Выбрала, как ей показалось, туфли подходящего размера, одела и сделала еще круг по комнате.
  - Ну как? Не жмут? - спросил Виктор.
  - Нет, это мой размер. А что делать с остальными?
  - Остальные вернем в салон новобрачных. Теперь давай спустимся в ресторан, тебе надо подкрепиться после долгой дороги.
  Она подошла к нему, положила голову ему на грудь, закрыла глаза и стала говорить медленно, с расстановкой, тихим проникновенным голосом:
  - Я выхожу замуж... Моего мужа зовут Виктор... Он замечательный человек, и я его очень люблю.
  - Это что? Прощание с холостой жизнью? - усмехнулся Виктор.
  - Не смейся. Это вхождение в храм любви, как ты не понимаешь? - с нарочитой обидой в голосе произнесла она. - А насчет ресторана... Я не голодна. Я позавтракала в поезде. А вообще, какая у нас программа на сегодня? Выражаясь словами персонажа из известного фильма, 'огласите весь список, пожалуйста'.
  - В четырнадцать ноль-ноль - Дворец бракосочетаний, после Дворца - знакомство с достопримечательностями города, потом - торжественный ужин в ресторане. А в двадцать тридцать четыре - поезд.
  - Сейчас, - Нина посмотрела на часы, - сейчас двадцать минут первого. Мне нужно в парикмахерскую - сделать прическу и маникюр.
  - Парикмахерская рядом с гостиницей, - сказал Виктор. - Пойдем, я тебя провожу.
  Нина направилась в ванную комнату, но Виктор остановил ее:
  - Не надо, не снимай платье. Вид такой шикарный женщины будет для парикмахеров установкой на то, что прическа должна быть соответствующей.
  Пока мастера колдовали над нининой прической и маникюром, Виктор сходил в гостиницу, надел свой новый костюм, повязал галстук, сходил в ближайший цветочный магазин и выбрал самый красивый букет, а когда вернулся в парикмахерскую, Нина уже заканчивала свой туалет. Они вернулись к гостинице и сели в уже поджидавшее их такси.
  
   25
  
  Когда у Дворца бракосочетаний вышли из машины, Виктор что-то сказал вполголоса водителю, тот согласно кивнул головой, завел мотор и уехал. Нина посмотрела ему вслед и сказала:
  - Смотри, мы с вокзала на этом же такси ехали.
  - Правильно, на этом же - согласился Виктор. - Я заказал машину на сутки.
  И тут вдруг Нина весело и безудержно рассмеялась.
  - Чего ты смеешься? - удивился Виктор.
  - Я подумала... - она снова заливисто захохотала, - я думала, у них одно такси на весь город.
  Тут уже Виктор не удержался, и они дружно покатились со смеху.
  Все еще продолжая улыбаться, они вошли в здание. Виктор назвал свою фамилию, после чего их проводили в кабинет директора.
  Ангелина Николаевна попросила паспорта и дала им бланк заявления. Пока они писали заявление, полистала их паспорта, потом спросила, обращаясь к Виктору:
  - Вы сейчас не состоите в браке?
  - Нет, я разведен.
  - А свидетельство о разводе у вас есть?
  - Да.
  Виктор достал свидетельство и подал ей. Ангелина Николаевна посмотрела его, отложила в сторону и сказала:
  - С вами, Виктор Алексеевич, все ясно. А вы? - обратилась она к Нине.
  - Я тоже разведена.
  - Свидетельство с собой?
  - Нет. Я.... - Нина помолчала, не зная, какую линию поведения выбрать, чтобы меньше навредить делу, и потом продолжала: - К сожалению, уезжая из Москвы, я не подумала, что оно может понадобиться. Но оно у меня есть.
  - Вообще-то мы специально не готовились к сегодняшнему дню, - пытаясь поддержать Нину, вступил в разговор Виктор. - Мы только на днях решили пожениться, хотя встречаемся давно. Но свидетельство мы вам обязательно пришлем.
  После минутного раздумья Ангелина Николаевна спросила:
  - Когда вы сможете это сделать?
  - Мы сегодня же уезжаем на Веерную, - отвечал Виктор, - и оттуда сразу звоним в Москву, запрашиваем свидетельство. Через несколько дней нарочный его привезет, и в тот же день курьер доставит вам.
  - Сколько дней на это уйдет? - спросила Ангелина Николаевна.
  - Дней пять-шесть, не больше, - заверил ее Виктор.
  - Прямо не знаю, что с вами делать, - в задумчивости произнесла Ангелина Николаевна.
  'И зачем я взялась за это дело, - сокрушалась она про себя. - Не хватало мне проблем! Но, с другой стороны, Бобков сказал, что можно не беспокоиться. Серьезный вроде бы человек, такой не будет бросать слов на ветер. А ладно! Будем надеяться, что за эти несколько дней к нам не нагрянет проверка'.
  - А где эта ваша Веерная находится? - спросила она.
  - В сторону Новосибирска примерно в трех часах езды - отвечал Виктор.
  - Что-то я такой не слышала, - в задумчивости произнесла Ангелина Николаевна. - Я ведь здесь давно живу и в Новосибирск много раз ездила.
  - Когда-то это была крупная сортировочная станция, - сказал Виктор. - Сейчас - в запустении. Мы ее будем восстанавливать. Это будет наша стартовая площадка для броска на север.
  - А что там нефть, что ли, нашли? - поинтересовалась Ангелина Николаевна.
  - Пока не нашли. Нашли богатые залежи редкоземельных руд. А нефть найдем, обязательно найдем. И потом построим там самый лучший город Земли.
  - Ну ладно, вы, я вижу, безнадежный романтик, - в шутливо-назидательном тоне произнесла Ангелина Николаевна, - а девушку-то зачем на мучения обрекаете? Там ведь летом - тучи гнуса, а зимой - жуткие холода.
  - А мне с ним везде будет тепло, - сказала Нина и с нежностью посмотрела на Виктора.
  - Вот что любовь с людьми делает! - с пафосным восхищением произнесла Ангелина Николаевна. - Ну ладно, так и быть, возьму грех на душу. Вы только не забудьте про свидетельство. Иначе ваш брак будет не действительным, а я буду признана не соответствующей занимаемой должности. Кольца у вас с собой? - и получив утвердительный ответ, сказала: - Давайте их мне.
  После этого она вызвала по телефону одну из своих помощниц, вручила ей документы и кольца и попросила побыстрей оформить свидетельство и паспорта. Потом вызвала секретаря и сказала, обращаясь к Виктору и Нине:
   - Сейчас девушка покажет, где уплатить положенные взносы и заплатить за услуги фотографа. Кстати, как быть с вашими фото?
  - Давайте сделаем так: вы пока подержите их у себя, - отвечал Виктор, - а курьер потом заберет.
  - Хорошо... - Согласилась Ангелина Николаевна. - После оплаты взносов девушка проводит вас в комнату жениха и невесты. В зал церемоний вас пригласят. Ну вот и все. Желаю вам крепкой семьи.
   Виктор и Нина поблагодарили ее и попрощались.
   Комната жениха и невесты представляла собой небольшой со вкусом оформленный зал. Мягкий свет, удачный подбор тонов интерьера, тихое звучание красивой музыки - все это вместе создавало атмосферу умиротворенности, несуетной торжественности, придавало моменту особую значимость.
  Через некоторое время их пригласили в зал церемоний. Под звуки свадебного марша они проследовали к столу, возле которого стояла женщина-церемониймейстер. Она поприветствовала их и сказала краткую речь о высокой миссии любви, о том, что сегодня соединяются два любящих сердца, которые будут теперь согревать и поддерживать друг друга, а после того, как на вопрос 'согласны ли вы вступить в законный брак', получила утвердительный ответ, объявила их мужем и женой. Обмен кольцами, первый супружеский поцелуй, вручение свидетельства о регистрации брака - и вот они уже муж и жена.
  После этого прошли в небольшой банкетный зал. Здесь на столе стояло шампанское и конфеты. Выпили по бокалу шампанского и вышли на улицу.
  - Следующим номером нашей программы, - поездка городу, - объявил Виктор и жестом указал Нине на поджидавшее их у подъезда такси.
  
   26
  
  На подходе к машине Нина замедлила шаг и тихо сказала:
  - Там уже сидит какая-то девушка.
  - Это - наш гид, - успокоил ее Виктор.
  - А откуда она появилась? Я что-то не помню, чтобы с нами еще кто-то в машине был.
  - Правильно. Ее не было. Но пока мы вступали в законный брак, водитель съездил за ней. Я еще вчера заказал ее в турбюро.
  Сидевшая на переднем сидении девушка представилась экскурсоводом Омского Историко-краеведческого музея и спросила:
  - Сколько вы хотели бы, чтобы продолжалась наша прогулка?
  - Я думаю, минут тридцать было бы достаточно, - ответил Виктор.
  - Хорошо. Тогда, с чего начинался город Омск, с того начнем и мы, - и, обращаясь к водителю, девушка сказала: - Давайте проедем к крепости... Так вот, - продолжала она, - город наш начинался со строительства крепости, которая должна была стать сторожевым укреплением, российским бастионом в Сибири. Было это в тысяча семьсот шестнадцатом году.
  В это время машина подъехала к площади, на которой стояло несколько обветшавших одноэтажных построек.
  - И сейчас вы видите строения крепости, - продолжала свой рассказ экскурсовод. - Это - единственное на востоке нашего государства место, которое хранит историю прошлого века, а вот эти Тобольские ворота и Денежная кладовая были построены еще в восемнадцатом веке. А вот на этом месте находились Тарские ворота, через которые Федор Михайлович Достоевский ежедневно вместе с другими ссыльными проходил из каторжного острога на работу и обратно. Эти ворота были разобраны в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году. Но сохранились чертежи и фрагменты ворот. Сейчас принято решение их восстановить.
  Дальше девушка рассказала о том, что Омск во время Гражданской войны был столицей белой России, показала красивый особняк, в котором находилась резиденция Верховного правителя белой России Колчака, показала реликвию Омска - столетнюю белую иву пяти с лишним метров в обхвате, не забыла упомянуть, что в их городе жил и работал изобретатель телевизора Зворыкин. Когда она заговорила о том, что среди экспонатов Омского музея изобразительных искусств хранится коллекция сарматского золота первых веков новой эры, Нина оживилась:
  - Я хотела бы посмотреть. Жаль, сейчас нет времени.
  - Мы обязательно еще приедем и посмотрим, - заверил ее Виктор.
  Под конец экскурсии они подъехали к зданию, чем-то напоминающему церковь, если бы не фасад с колоннами и дорическим портиком, украшенным декоративными деталями. Машина остановилась, и когда смолк шум мотора, они услышали звуки органа. Нина замерла, повернув ухо навстречу доносившейся музыке, а потом воскликнула:
  - Бах! Токката ре минор! Откуда эта музыка?..
  - Отсюда, - сказала экскурсовод и указала на здание с колоннами. - В этом здании раньше был Свято-Никольский Казачий Собор - самая старая церковь Омска, построенная еще в тысяча восемьсот тридцать третьем году. Долгое время здание находилось в запустении, но недавно его отреставрировали, и в нем установили орган. Теперь это - зал органной и камерной музыки. Как раз сегодня вечером здесь состоится концерт. Играет известный столичный органист. Наверное, это он сейчас разыгрывается. Вы будете выходить?
  - Да, мы хотели бы немного послушать орган, - сказала Нина. - Можно нам будет зайти?
  - Сейчас попробуем узнать, - сказала девушка.
  Они вышли из машины и прошли в здание. Экскурсовод представилась сидевшей у входа женщине и сказала, что их московские гости хотели бы немного послушать орган.
  - Пожалуйста, - разрешила женщина. - Можете пройти в зал и присесть.
  - Ну а я с вами прощаюсь, - сказала девушка. - Желаю приятного отдыха в нашем городе.
   Виктор и Нина попрощались с ней, прошли в зал и сели недалеко от входа.
  Освещение в зале было выключено, горели только две тусклые лампочки у входа да лампа на столе дежурной. Самого органиста видно не было, и это кажущееся неприсутствие исполнителя в сочетании с полумраком пустого зала создавало иллюзию, что музыка рождается без участия человека, что она создается какой-то таинственной силой, опускается с небес. Густые, сочные, сияющие всеми красками обертонов звуки органа заполняли зал до самых дальних уголков. В этих звуках слышались то веселые танцевальные ритмы, то журчание лесного ручья. А то вдруг откуда-то сверху обрушивался ниагарский водопад музыки, и тогда ее становилось так много, мощь ее звучания достигала такого драматического накала, что, казалось, не выдержав ее напора, стены Собора вот-вот рухнут, и музыка вырвется наружу.
  В конце пьесы напряжение достигло высшей точки. И вот - развязка. Словно борьба добра со злом - попеременное звучание мажорных и минорных аккордов, а в финале - как грозное предупреждение, как наказ людям - полный драматизма минорный аккорд.
  Когда музыка смолкла, Виктор повернулся к Нине и увидел, как по ее щекам текут слезы.
  - Ниночка, что случилось?
  - Ничего... Витенька... Я тебя очень люблю. Очень! - сказала она и приклонила голову к его плечу.
  Он взял ее руку и стал гладить, и они еще немного посидели так, давая улечься нахлынувшим эмоциям.
  - Ну ладно, пойдем, - Нина сказала это, как сбросила тяжелую ношу, и улыбнулась светлой улыбкой.
  Они поблагодарили дежурную и вышли на улицу. Когда немного отошли, Нина оглянулась, посмотрела внимательно на Собор и сказала:
  - Мне почему-то это здание сразу напомнило церковь, хотя тут мало что от нее осталось. А ведь церкви раньше строили не абы как, а чтобы акустика была хорошая, чтобы голос священнослужителя до каждого прихожанина доходил. Вот и у этого зала богатая акустика.
  Они подошли к поджидавшему их такси, и Виктор попросил водителя отвезти их в гостиницу.
  Когда сели в машину, Нина, продолжая начатую тему, спросила:
  - Тебе в Москве не приходилось бывать на концерте в бывшей церкви?
   - Нет, не приходилось.
  - Сегодня стало модным устраивать там камерные концерты, - продолжала Нина. - На Степана Разина, ты знаешь, есть несколько старых церквушек. Я была пару раз. Мне понравилось. Благодаря хорошей акустике - необыкновенное качество звука. А еще: помещение небольшое, музыканты сидят почти рядом со слушателями, и такое впечатление, будто ты не в концертном зале, а где-нибудь в хорошей компании друзей, и музыка играет для вас.
   Они подъехали к гостинице и поднялись в номер. Виктор достал из шкафа коробки с туфлями и сказал:
  - Я сейчас отправлю водителя в салон новобрачных отвезти лишние туфли. Вернусь - пойдем в ресторан.
  Он вырвал из блокнота исписанный с двух сторон листок, достал из бумажника увесистую пачку купюр, вложил вместе с листком в приготовленный заранее конверт и, прихватив коробки, понес все водителю.
  
   27
  
  Когда он вернулся, Нина стояла перед зеркалом, поправляла прическу.
  - Как я выгляжу? - спросила она, поворачиваясь к нему и не отрывая взгляда от своего отражения в зеркале.
  - Ты самая красивая из всех женщин, которых мне приходилось видеть в своей жизни, - сказал Виктор, обнимая ее.
  - Да я тебя спрашиваю, не какая я, а как я выгляжу, - нарочито капризным тоном сказала Нина.
  - Потрясающе!
  - Да ну тебя!.. - Нина шутливо махнула на него рукой. - Ну что, идем?
  - Идем. Все готово.
   В ресторане метрдотель проводил их в кабинет.
  - Мы что - будем в отдельном кабинете? - спросила Нина.
  - Да. По-другому не получалось. Столиков на двоих у них нет, только на четверых. А я хотел, чтобы нам никто не мешал.
   Стол в кабинете был уже красиво сервирован, на нем стояло шампанское и ваза с тремя красными гвоздиками. Нина вынула гвоздики, положила на край стола, а в вазу поставила свой свадебный букет. Поправила его, отошла, посмотрела оценивающим взглядом и, удовлетворенная, села на место.
  В кабинет вошел официант, поздоровался, спросил, можно ли подавать закуски. Получив утвердительный ответ, вышел и через некоторое время вернулся с большим блюдом, на котором были красиво уложены различные деликатесы. Официант открыл шампанское, наполнил бокалы, пожелал приятного вечера, сказал, что вызвать его можно кнопкой, которая находится в стене, и удалился.
  - А кто же будет кричать 'горько'? - с шутливым недоумением произнесла Нина.
  - А давай сделаем так, - предложил Виктор. - Сначала отметим событие здесь, вдвоем, потом на Веерной, в компании с моими хорошими приятелями-сотрудниками, а потом еще в Москве.
  - Как купцы в старой России: неделями гуляли. Я согласна, - сказала Нина и озорно посмотрела на Виктора. - А в Москве - когда?
  - Что, уже потянуло назад? - шутливым тоном спросил Виктор.
  - Нет, не потянуло... Просто у меня там незаконченные дела остались.
  - Я сейчас жду вызов из ЦК, - отвечал Виктор. - Как только он придет, так и поедем. Вызов должен прийти дней через десять или немного позже. Ну что, - продолжал он, поднимая свой бокал, - давай приступим к первому этапу нашей перманентной свадьбы. Сегодня самый счастливый день в моей жизни...
  - И в моей! - с нарочитым упреком вставила Нина.
  - Конечно, и в твоей, - согласился он. - Сегодня самый счастливый день в нашей жизни. Давай пожелаем себе долгих лет любви и счастья. Я тебя очень люблю.
  - Я тоже тебя люблю, - с чувством произнесла Нина.
   Они чокнулись, выпили шампанского и поцеловались.
  - И почему это всегда на свадьбе кричат 'горько'? - спросила Нина после некоторого перерыва, в продолжение которого они с аппетитом дегустировали яства, красовавшиеся на блюде. Она еще раз поцеловала его в губы. - Ничего и не горько. Очень даже сладко.
  - А кричит-то кто? - откликнулся шуткой Виктор. - Одним горько, что их ряды редеют, а другие поняли: супружеская доля - это не только сплошные удовольствия и хотят...
  ... И хотят пожаловаться на судьбу, - продолжила за него Нина.
  - ...Хотят предупредить, - закончил свою мысль Виктор.
  - Да уж поздно предупреждать: дело сделано. Остается только жить так, чтобы как можно дольше было 'сладко'. - Нина вдруг сделалась серьезной и продолжала: - Мы с тобой чуть во второй раз не проворонили свое счастье. Это должно стать нам уроком на будущее. Надо подумать, как сделать, чтобы такие ситуации исключить, или, если исключить нельзя, то хотя бы научиться грамотно их разруливать... Я поняла, что вела себя неправильно. Но тогда для меня твое сообщение было таким неожиданным, что я потерялась, была как в параличе: плохо соображала, не могла членораздельно, внятно выражать свои мысли. Было такое ощущение, что жизнь кончается, и ничего уже сделать нельзя.
  - Нинка, моя Нинка, - с волнением произнес Виктор, обнимая и привлекая ее к себе. - Ты не представляешь, что ты для меня значишь, как мне тебя не хватало. Ты не просто моя вторая половина. Ты мой источник энергии, живительный родник. А еще - тихая гавань. Я теперь с тобой горы сверну.
  - Ты стихами заговорил, - сказала Нина и улыбнулась по-доброму.
  - Да... Ангелина Николаевна сказала бы сейчас: 'Вот что любовь с людьми делает!' - откликнулся на ее шутку Виктор.
  - Когда она узнала, что у меня нет с собой свидетельства, - в том же тоне продолжала Нина, - она задумалась, а я решила, что все... Свадьба отменяется.
  - А я после ее сообщения о холодах и комарах, - добродушно подтрунивал Виктор, - подумал, что сейчас ты взвесишь все еще раз - и откажешься ехать на мучения, на которые я тебя обрекаю.
  - Да можешь быть спокоен, - игриво отреагировала Нина, - я еще раньше сама себя 'обрекла'.
  Они продолжали весело болтать, прерываясь только на короткое время, чтобы поднять бокалы или отдать должное разным вкусным блюдам, которые время от времени подносил им официант. Вспоминали памятные эпизоды из школьной жизни, ту картошку, когда пришлось бегством спасаться от свирепой собаки. Добрым словом помянули школьных педагогов, особенно Таисию Александровну, учительницу русского языка и литературы. Оказалось, что им надо было еще много рассказать друг другу интересного, важного из своей прошлой жизни, из своей истории. Истории, которая раньше была у каждого своя, а с сегодняшнего дня стала у них одной, общей, как и их судьба, как и их будущее.
  Они все никак не могли наговориться. Может быть, обоих вела какая-то неосознанная потребность выговориться, оттеснить светлыми воспоминаниями на периферию сознания все, что было пережито, передумано ими за время их непродолжительной, но тягостной разлуки, и вступить в новую жизнь уже без этой ненужной им теперь ноши.
  За разговорами не заметили, как пролетело время. Пора было собираться в дорогу. Виктор вызвал официанта, расплатился, поблагодарил за хорошо организованный вечер, и они вернулись в гостиницу.
   В номере Виктор вынул из вазы хризантемы и протянул их Нине.
  - Подержи. А я сейчас упакую вазу.
  Он достал из шкафа пиджак от костюма, в котором приехал в Омск, и стал заворачивать в него вазу. Увидев расширенные от изумления нинины глаза, сказал:
  - Да я все равно этот костюм больше носить не буду.
  - А ваза?.. Вазу...зачем? - заикаясь спросила Нина.
  - Так это наша ваза. Я ее специально для этих белых хризантем купил.
  И тут Нина, как тогда около Дворца бракосочетаний, разразилась заливистым смехом
  - Чего ты смеешься? - пришла очередь недоумевать Виктору.
  - Я думала...ты хочешь... - прерываясь на каждом слове от охватившего ее безудержного смеха, говорила Нина, - ...думала, ты хочешь украсть гостиничную вазу.
  И они снова дружно рассмеялись.
  У подъезда гостиницы их уже поджидал старый их знакомый таксист. Кода сели в машину, он протянул Виктору листок бумаги вместе с изрядно похудевшим конвертом и сказал:
  - Тут не все удалось купить... Кое-чего не было.
  Виктор пробежал глазами листок с проставленными против каждой строки плюсами и минусами и сказал:
  - Ничего... В основном, я смотрю, все получилось. Хорошо... Большое спасибо.
   На вокзале Виктор с водителем достали из багажника три больших коробки, погрузили на тележку подъехавшего к ним носильщика, и тот отвез их багаж к вагону. Занесли все в купе, Виктор расплатился с носильщиком, отдельно поблагодарил и щедро вознаградил водителя.
  - Ну, вот и все... - произнес он, когда они расселись по местам. И продолжал дальше: - Как там у Маршака? 'Внес узлы и чемоданы, рассовал их под диваны'...
  - 'Сел в углу перед окном и заснул спокойным сном', - закончила Нина.
  - Кстати, чтобы не проспать... - сказал Виктор. - Надо попросить проводницу, чтобы предупредила, когда будет наша станция, а то в темноте я могу пропустить. - И дальше уже в шутливом тоне: - Гражданка, вы, кажется, хотели выходить на Веерной? Будет через три с половиной часа. Стоянка три минуты.
  - Спасибо, - в тон ему произнесла Нина и, помолчав, добавила: - Значит, скоро будем дома.
  Последние слова были сказаны ею будничным тоном, как если бы она ехала не на глухую таежную станцию, а возвращалась домой, в свою московскую квартиру, и Виктор почувствовал, как от этих слов повеяло теплом и уютом родного очага, и по его телу разлилась нежность к этому самому для него дорогому на свете существу.
  
   28
  
  К Веерной подъезжали за полночь. Помня разговор с Солотовым насчет продолжительности стоянки, Виктор заранее перетаскал коробки и сумки в тамбур, и когда подъехали к станции, они с уже поджидавшим их на грузовике Потаповым быстро перекидали все в кузов машины.
  Нина с Виктором сели в кабину, Потапов сел за руль.
  - Потапов Борис Васильевич, - представил его Виктор. - На нем держится все наше хозяйство. А это - Нина Павловна, моя жена. Как у вас тут дела? Что нового?.. - обратился он к Потапову.
  - Дела идут нормально, - отвечал тот. - А нового?.. Вчера магазин открыли. Покупатели довольны. Все необходимое есть. Дорогу вот начали асфальтировать, - Потапов повел рукой в сторону от платформы, туда, где чернел свежеуложенный асфальт.
  - Вижу, - сказал Виктор. - Хорошая дорога. И свет уже подключили. Ну что... Поехали, обновим...
  Они свернули с платформы и двинулись по широкой ярко освещенной, еще пахнущей смолой дороге.
  - Ну как тебе наша дремучая тайга? - спросил Виктор Нину. Спросил с явным расчетом на комплимент.
  - Если напрячь воображение, то можно подумать, что я в Москве где-нибудь на не очень центральной улице глубокой ночью.
  - Да здесь еще только метров двести сделано, - сказ Потапов. - Скоро асфальт кончится.
  И действительно, когда они свернули направо, обогнув стоявшие вдоль дороги угрюмые строения, пошел тряский булыжник.
  - Но завтра-послезавтра, - продолжал Потапов, - дорожники обещали застелить уже до вашего дома.
  По обе стороны булыжной мостовой ровными рядами стояли аккуратные домики с палисадничками, симпатичными крылечками и красивыми фонарями под старину над входом. Потапов остановил машину около одного из них и сказал:
  - Приехали. До крыльца дорожка уже заасфальтирована. Женщинам можно на каблуках...
  Виктор помог Нине выбраться из кабины, поднялся на крыльцо, отпер дверь, прошел внутрь, включил во всех помещениях свет, после чего вышел на крыльцо и сказал:
  - Милости прошу. Проходите.
  Нина вошла в переднюю, потрогала обои, посмотрелась в висящее у входа зеркало, прошла в зал, обвела взглядом интерьер и в изумлении произнесла:
  - А я думала вы тут в палатках живете!
  - Погоди... Это только начало. Еще не то будет, - довольный произведенным эффектом произнес Виктор.
  - У нас, конечно, не как в Москве, но жить можно, - сказал Потапов. - Вы в Москве живете? - обратился он к Нине.
  - Жила. А теперь буду жить здесь, - ответила Нина и влюбленными глазами посмотрела на Виктора.
  - Борис Васильевич, - сказал Виктор, когда они занесли коробки в дом. - Мы с Ниной сегодня, - он посмотрел на часы, - нет, уже вчера... Мы вчера расписались. Хотим сегодня отпраздновать наше бракосочетание. Приглашаем вас с Ольгой Григорьевной. Начало в восемь часов вечера.
  - Спасибо за приглашение... - Потапов помолчал немного, словно собираясь с мыслями, и в нерешительности продолжал: - Только... Это несколько неожиданно. Боюсь, что мы не готовы к такому мероприятию.
  - Если вы насчет подарка, то не думайте об этом, - поспешил успокоить его Виктор. - Поверьте, для нас лучшим подарком будет ваше присутствие. Обязательно приходите. Без церемоний. Заодно и новоселье отметим.
  - На новоселье положено первой в дом кошку запускать, - сказала Нина.
  - Ходит здесь одна кошка. Только она не очень домашняя, - неуверенно произнес Потапов. - Она недавно окотилась. Могу принести котенка, если хотите.
  - Очень хотим, - живо откликнулась Нина, - приносите обязательно.
  - Хорошо, - сказал Потапов. - Ну, я поехал?
  - Да. Огромное спасибо вам за помощь, - поблагодарил его Виктор. - И - до вечера.
  Когда Потапов уехал, Нина прошлась по дому, осмотрела комнаты, кухню, зашла в ванную, открыла кран, подстав под струю руку. Довольная осмотром вернулась в гостиную.
  - У вас даже вода есть, - сказала она.
  - У нас и горячая есть, - с гордостью произнес Виктор. - Погоди, я сейчас...
  Он удалился в ванную, через минуту вернулся и сказал:
  - Ну вот... Я включил нагреватель. Через пятнадцать минут можно принимать душ.
  - А отопление зимой будет?
  - Конечно. Оно уже сейчас есть. Ночью ведь температура иногда опускается до десяти градусов и ниже. И чтобы чувствовать себя комфортнее, лучше понемногу подтапливать. Теперь - насчет комаров...
  Виктор подошел к серванту и достал оттуда небольшую пластмассовую коробочку, похожую на мыльницу, и протянул Нине.
  - Вот тебе приборчик, - сказал он. - Положи в сумочку и носи всегда с собой. Смотри... У него одна сторона красная, другая - белая. Следи, чтобы красной стороной он всегда был наружу. Так он эффективнее работает. Теперь давай разберемся с этими коробками.
  - Теперь давай разберемся с этим, - сказал он и стал подтаскивать привезенные коробки поближе к холодильнику.
  - А что это?.. - спросила Нина.
  - А это - для второго этапа нашей перманентной свадьбы: балычок, икорка, овощи, фрукты, напитки... В общем, все, что водителю удалось найти на рынках и в магазинах Омска.
  Они стали распаковывать коробки и убирать продукты в холодильник. Потом Виктор достал привезенную вазу и Нина поставила в нее хризантемы.
  - Ну вот... - сказал Виктор. - Мы почти готовы к приему гостей. Я завтра с утра - в Пески, а твоя задача - приготовить стол. Я думаю... - он помолчал немного, - думаю, персон на десять. Посуда, кастрюли, прочая утварь - все найдешь на кухне. Как управишься, отдыхай. Можешь что-нибудь почитать, - он указал на книжный шкаф, наполовину заполненный книгами. - Телевидения у нас, к сожалению, пока нет. Ближайший ретранслятор находится под Омском. Сигнал оттуда до нас не доходит.
  - А про свой телецентр еще не думали? - спросила Нина.
  - Пока не думали. Нужно сначала понастроить дорог и жилья.
  - Я почему спросила... - продолжала Нина. - Вот вы задумали построить новое общество... Но ведь новое общество должны строить новые люди. А в формировании нового человека телевидение играет не последнюю роль.
  - Ты все правильно понимаешь, - согласился Виктор. - В перспективе, конечно, нам нужно будет иметь свой собственный телецентр. Но сейчас мы не готовы. Я не знаю даже, с чего надо начинать. Ведь это дорогостоящая затея: оборудование, квалифицированные кадры... И это должны быть не просто кадры. Эти должны быть, как ты говоришь, новые люди.
  - Я перед отъездом наметила несколько кандидатур, - сказала Нина. - Есть талантливые, энергичные, с хорошими задумками специалисты. И они поедут хоть в тайгу, хоть в тундру, только бы была возможность реализоваться им как творческим личностям.
   - Хорошо, хорошо, - мягко, примирительным тоном произнес Виктор. - Я тебе обещаю: мы обязательно вернемся к этому вопросу, только попозже. А сейчас... Вода уже нагрелась. Можно идти принимать душ.
  Когда Нина вышла из ванной, на плите уже весело посвистывал закипающий чайник.
  - Ну как водичка? - поинтересовался Виктор.
  - Отличная водичка!
  - Ну вот! А ты говоришь 'в палатках'... - добродушно подтрунивал Виктор. - Сейчас я заварю чай и тоже пойду займусь водными процедурами. А ты пока приготовь легкий ужин. Ингредиенты в холодильнике...
  Он насыпал в заварной чайник чаю, залил кипятком и отправился в ванную.
  Пока он принимал душ, Нина отнесла хризантемы в спальню. Для свадебного букета попыталась поискать какую-нибудь вазу. Не найдя, взяла на кухне стеклянную банку, налила в нее воды и поставила букет на стол. Удовлетворенная села дожидаться Виктора.
  За чаем оживленно беседовали, продолжали делиться воспоминаниями. Но постепенно разговор их стал прерываться паузами. Оба чувствовали приближение важного момента, когда их жизнь, их отношения должны вступить в новое качество. Это не было тревожным смятением юных существ, вызванным паническим страхом перед неизведанным, боязнью ответственности за последствия. Это было волнение взрослых людей, трепетно относящихся к своему счастью, к своему будущему, к своему чувству, людей, взявших на себя высокие обязательства по сбережению этого чувства.
   ...Паузы становились томительными. Они начинали тяготить. Виктору почему-то пришло на ум северянинское 'Вонзите штопор в упругость пробки, и взоры женщин не будут робки'. Когда наступила очередная пауза, он встал, подошел к серванту, достал оттуда бутылку коньяка, две рюмки, наполнил их и сказал:
  - Давай выпьем за то, чтобы на всю жизнь сохранить память о сегодняшнем дне, о первом дне нашей супружеской жизни.
   Они выпили. Немного помолчали, глядя друг на друга. Потом Нина встала, перешла на диван и сказала тихо:
  - Иди сюда.
  Виктор сел рядом. Она положила ему голову на плечо и затихла. Он стал гладить ее волосы, целовать руки.
  Неожиданно она отстранилась, посмотрела на часы и сказала спокойным, будничным тоном:
  - Уже второй час. Пойдем спать.
  В спальне она быстро скинула халат, нырнула под одеяло, протянула к нему руки и сказала:
  - Иди ко мне.
  Виктор погасил свет, и они окунулись в омут, слаще и желаннее которого еще ничего не придумала природа.
  
   29
  
  Через несколько дней Виктор получил вызов на Пленум ЦК, и они стали собираться в Москву.
  Еще до начала Пленума Белов пригласил его к себе на Старую площадь. Сообщил, что постановление правительства по Полигону готово, подписано, но есть одна чисто техническая причина, которая не позволила опубликовать его перед Пленумом.
  При этих словах Виктор весь напрягся в ожидании плохих вестей.
  - Но это никак не повлияет на окончательный результат, - продолжал Белов, - поэтому вашей команде нужно продолжать работать в том же режиме.
  Дальше он перевел разговор на Положение о выборах в крае, которое Виктор накануне представил на рассмотрение в ЦК. Юрий Александрович, чувствовалось, внимательно изучил документ, потому что в процессе обсуждения высказал несколько полезных замечаний. Но все эти замечания носили, в основном, редакционный характер и не касались стержневого вопроса документа - альтернативности выборов, вопроса, с которым у Виктора были связаны самые серьезные опасения. И тогда он в очередной раз подумал, что или Белов знает что-то такое, что всем знать пока не положено, или он, как опытный стратег, путем построения многоходовой комбинации рассчитал наиболее вероятный вариант развития событий, и этот вариант не выглядит пессимистичным. Но, так или иначе, его позиция в вопросе альтернативности опирается на какую-то стратегию, которая должна вывести на позитивный для них результат. Под конец разговора Белов сообщил Виктору, что принято решение кооптировать того в члены ЦК. Виктор без восторга выслушал это известие. Он понимал, что новые обязанности будут отвлекать его от дел: теперь нужно будет выполнять всякие поручения, ездить в Москву на совещания, пленумы... А ему сейчас хотелось сосредоточиться на главном: успеть до зимы проложить как можно больше дорог, и, в первую очередь, к строящимся промышленным объектам; хотелось понастроить как можно больше жилья, чтобы было куда расселять прибывающее пополнение.
  Перемена в его настроение не ускользнула от Белова.
  - Ничего, свыкнешься, - сказал он, - Зато теперь ты - партийная власть: можешь напрямую обращаться в любой сектор или отдел ЦК, давать им поручения, а если что - можешь обращаться непосредственно в Секретариат ЦК; можешь выступать на пленумах, можешь влиять на их решения своим голосованием, да мало ли что ты теперь можешь. ЦК, ты знаешь, руководит всей текучкой, а это - работа с кадрами, с местными партийными организациями, с органами печати, с общественными организациями - в общем, есть где поработать с пользой для дела...если действовать с умом. На время твоих наездов в столицу будем выделять тебе на Старой комнату с телефоном и машину. Только заранее предупреждай моего дежурного. Он в курсе... Но учти, с новыми правами у тебя появляются и дополнительная ответственность. Будь осторожен при принятии ключевых решений. Если будут какие проблемы, звони мне. Мы должны сделать все возможное, чтобы не дать завалить проект.
  В этом его 'мы' Виктору послышалось не простое желание подчеркнуть свою причастность к проекту, обозначить свою роль руководителя высокого ранга, поставленного партией курировать проект. В нем ему послышались сопричастность единомышленника, живое участие в их общем большом и важном деле.
  Что касается догадки Виктора насчет провидческих способностей Белова, то она вскоре нашла свое подтверждение. Толмачев выступил на Пленуме с докладом, в котором подчеркнул необходимость повышения роли Советов, превращения их в подлинные органы власти. А самое главное, в его докладе впервые прозвучали слова о выборах в Советы на альтернативной основе. Виктору показалось, что это была не просто очередная декларация. По тону Генерального чувствовалось, что за этими словами должны последовать определенные действия. И хотя на Пленуме не было принято никакого решения по порядку и срокам проведения таких выборов, произнесено это было с высокой трибуны, и это придавало сказанному политическое звучание и вселяло надежду на то, что это заявление не будет спущено на тормозах.
  По завершении Пленума Белов еще раз вызвал Виктора и сказал, что подготовлено и находится в стадии подписания постановление ЦК об образовании краевого комитета партии. Комитету в порядке эксперимента будет поручено организовать и провести выборы в Советы всех уровней на основе альтернативности. При этих словах у Виктора будто разжалась внутри пружина, державшая его в напряжении все эти дни. Раз ему поручено провести выборы по новой формуле, значит, не все так плохо, значит, можно надеяться, что постановление правительства - пусть в урезанном виде, половинчатое - все-таки выйдет.
  - Сразу, как выйдет постановление ЦК по краевому комитету, на первом же пленуме Положение свое утверди, - сказал Белов. - Пусть оно имеет силу хотя бы местного закона. Когда думаете проводить выборы?
  - Я думаю, в ноябре. К этому времени постараемся управиться с первой очередью по торфокомбинату, да и народу прибавится.
   - И потихоньку оживляйте полузаброшенные поселки, - продолжал Белов. - Там ведь тоже люди живут. Загружайте их работой, чтобы им некогда было пьянствовать. Вопрос по бетонке и железнодорожной ветке с военными в принципе согласован, на ВПК будет рассматриваться в начале июля. Я возьму с собой на совещание Федорова. Помоги ему хорошо подготовиться. Чтобы все было убедительно. Я рассчитываю на положительное решение. Но никаких строительных и прочих работ ближе, чем на десять километров от них, чтобы не было. Это - требование военных. Ну, давай. Желаю успехов. До свидания.
   Виктор вышел в приемную, попрощался с дежурным и направился к выходу.
  - Виктор Алексеевич, минутку... - спохватился дежурный. - Я еще не вызывал машину. - Он снял телефонную трубку. - Я сейчас...
  - Спасибо, не надо... - остановил его Виктор. - Мне недалеко...
  Трубка дежурного повисла в воздухе. Ситуация для него выглядела нестандартной. Он не знал, какое выбрать продолжение. Видя его замешательство, Виктор поспешил разрядить обстановку:
   - Да вы не беспокойтесь, Мне все равно еще в Детский мир надо зайти. Всего доброго.
  В Детский мир ему не надо было, но он сказал это, чтобы снять напряжение момента.
   Дежурный пожал плечами, положил трубку и проводил его долгим недоуменным взглядом.
  На улице моросил унылый дождик. Небо сплошь было затянуто тучами. Они свисали клоками, почти задевая верхушки деревьев. Прохожие, прикрываясь зонтиками и кутаясь в плащи, спешили поскорей укрыться в метро.
  Виктор подставил разгоряченное лицо навстречу падающим с неба каплям и стоял так, жадно впитывая умытый дождем живительный воздух. Каждой клеткой тела он ощущал сейчас необыкновенный прилив сил. Все складывалось пока удачно: проект запущен и набирает обороты; получено добро на проведение по-настоящему демократических выборов; если благополучно разрешится вопрос с железнодорожной веткой и бетонкой, то до наступления зимы можно сделать рывок на север и начать закладку ГМК; что же касается технической, как сказал Юрий Александрович, причины, то она, судя по всему, имеет политическую подоплеку, о которой можно только гадать. Но выданный Беловым ряд конкретных поручений, его уверенный тон говорят о том, что она не должна быть решающей при принятии решения по Полигону; наконец, он любит Нину и она тоже любит его.
  Вспомнив о Нине, засобирался. Послезавтра торжественный вечер по случаю их бракосочетания, и ей все эти дни, пока Виктор был занят на Пленуме, пришлось одной управляться с организацией этого мероприятия. Отмечать решили в ресторане, и сегодня Нина должна была сделать там заказ.
  Он остановил такси и попросил отвезти его в Останкино, где жила Нина в своей уютной однокомнатной квартирке.
  
   30
  
  На следующий день с утра он уже был на Старой площади, в кабинете, который ему выделил Белов. Вскоре подъехал Федоров. Встретились тепло. И по всему видно было, что теплота эта не просто дань вежливости, что это - выражение искреннего чувства двух близких душами людей, чувства, подкрепленного общим важным и значимым для обоих делом.
  Пока Виктор и его команда обживались на Веерной, готовились к решающему броску на север, Артем проделал огромную работу: выполняя роль снабженца-толкача, бегал по кабинетам министерств, ведомств, по секторам и отделам ЦК, выбивал оборудование, машины для дорожного строительства, проходческую технику, оформлял, отправлял на Веерную. Все это уже начало поступать туда и временно складировалось - что в старых зданиях на Веерной и в Песках, а что - просто на земле рядом с железнодорожными путями, ожидая своего часа, чтобы быть переправленным в места закладки будущих промышленных предприятий, медучреждений, объектов культуры.
  - Не знаю, что бы мы без тебя делали, - с чувством произнес Виктор. - Такую работу провернуть!..
  - Благодари Белова, - сказал Федоров. - Без его помощи было бы намного сложней.
  - Белову будет отдельное 'спасибо', - заверил его Виктор. - Ну а тебе пора перебираться на Полигон. Ты там сейчас нужней. Пора начинать формировать свое правительство и отраслевые департаменты или комитеты - не знаю, как ты их назовешь. И, прежде всего, по строительству и спецмонтажу, по топливно-энергетическому комплексу. Здесь сейчас будет больше всего работы. Ну и, конечно, по здравоохранению. Забота о здоровье людей будет у нас всегда на первом месте, поэтому параллельно с жильем будем строить медучреждения и оснащать их медицинской техникой. И еще: мы составили список поселков, которые еще можно восстановить. Попробуем использовать их, как базу для создания там жилых комплексов. Но самое главное - Угли. Нам надо обязательно сохранить и использовать имеющиеся там трудовые ресурсы. Сохранить людей, которые там проживают, которые привыкли работать и умеют работать. Они нам могут понадобиться для одного большого дела. Тебе по секрету скажу: недалеко от этих Углей должны быть большие, да не просто большие, а огромные залежи нефти. Как потенциальное месторождение я их на карте пока не помечал: надо было еще кое-что проверить. Но, чувствую, должна быть там большая нефть. Должна!
  - Если это - действительно перспективные залежи, - задумчиво произнес Артем, - и если они попадают в тот зигзаг, то, как только пойдет нефть... Представляешь, что будет?
  - Да представляю я!... - в сердцах произнес Виктор.
  - Прежний хозяин Углей, - продолжал Артем, - до Генерального дойдет, чтобы вернуть все себе. Можно, конечно, попридержать на некоторое время, не афишировать, подождать, пока страсти улягутся, пока у прежнего хозяина отболит.
  - Попридержать - значит отсрочить освоение, - возразил Виктор, - и, следовательно, отсрочить поступления в бюджет края, в бюджет страны. Получится, как утаивание в корыстных целях. Как-то не по-государственному это, не по-советски...
  - Может быть, удастся договориться, - неуверенно произнес Федоров. - Поделиться с этим хозяином, что ли, или еще как...
  - Ладно, поживем - увидим, - сказал Виктор. - А пока потихоньку будем разведывать. Бурильная техника у нас на первый этап не предусмотрена. Но где-то в Тюменской, по-моему, области - точно не знаю - есть брошенные нефтяные разработки. Может, там осталось кое-какое оборудование, которое можно использовать. Нам оттуда приходил состав неликвида бутового камня. Юрий Александрович знает точно, где это. Поговори с ним. Будет спрашивать, зачем, - скажешь. Но больше чтобы никому!.. Дальше... Нам надо уже всерьез готовиться к закладке горно-металлургического комбината. Стройматериалы и оборудование начинают поступать. Я думаю, ГМК должен располагаться поближе к рудникам. А рудники находятся километрах в пятидесяти от того места, где заканчивается железнодорожная ветка.
  - А что, по ветке и бетонке есть какие-нибудь подвижки? - спросил Артем.
  - Пока нет, ВПК через две недели. Ты идешь на него с Беловым. Он держится уверенно, так что, мне кажется, нам можно строить свои планы с учетом положительного решения.
  Они набросали тезисы доклада на ВПК, обсудили некоторые неотложные вопросы и, прощаясь, договорились, что до принятия окончательного решения по железнодорожной ветке и бетонке Артем побудет в Москве, а потом передаст все дела своим помощникам, а сам переедет на Полигон.
  А еще через день состоялось торжество по случаю вступления Нины и Виктора в брак. На нем было все, чему положено быть на русской свадьбе: провозглашали здравицы, кричали 'горько', танцевали, пели песни, шутили. Играл оркестр. Нина пригласила танцевальную группу. Девушки в красочных восточных костюмах танцевали зажигательные танцы. Было весело. Расходились за полночь, шумно рассаживались в дежуривших около ресторана такси, долго прощались, записывали телефоны, договаривались о встрече. Виктор и Нина последними сели в машину и отправились в Останкино.
  Пребывание их в Москве подходило к концу. Из двух оставшихся до отъезда дней один Виктору надо было посвятить подчистке кое-каких незавершенных дел, а на второй он запланировал встречу с сыном.
  
   31
  
  Татьяна была против их контактов, неохотно отпускала Антона на свидания с отцом, и хотя суд обязал ее не чинить препятствий их общению, зная ее неуравновешенный характер, каждый раз накануне встречи Виктор испытывал некоторое напряжение.
  Для него было очень важно не терять связи с сыном. Он хотел участвовать в его воспитании, пусть и в рамках отпущенного ему лимита на общение, хотел участвовать в формировании его мировоззрения, хотел, чтобы он вырос настоящим человеком - грамотным, целеустремленным, честным, справедливым в поступках и успешным в делах.
  При разговоре с Виктором в присутствии Татьяны Антон всегда выглядел зажатым. Боязнь неосторожным словом или невольным проявлением чувств вызвать у нее неадекватную реакцию заставляла его быть сдержанным, немногословным. Но потом, когда они с Виктором оставались наедине, видно было, как таяло его напряжение, как светлело его лицо, оживали глаза. Он становился веселым, непосредственным мальчиком, искренним, открытым, контактным.
   Виктор старался устроить все так, чтобы их встречи приносили Антону удовольствие, чтобы ему было интересно с ним. Они ходили в парк на аттракционы, в кино смотреть мультики, посещали музеи, выставки. По дороге Антошка весело болтал про свои детские дела, про то, как он получил в детском саду приз за лучший рисунок, или про свои успехи в плавании. А то вдруг, побуждаемый свойственной ребятне его возраста потребностью в движении, пускался вприпрыжку или с разбегу влетал на встретившийся им по пути крутой пригорок и кубарем скатывался вниз.
  Но вот заканчивалось их свидание, и на пороге своей квартиры он снова становился серьезным, сдержанным. Он хоть и старался говорить бодрым голосом, но в глазах его уже не было прежнего веселого огонька, а прощальный его взгляд на мгновение высвечивал старательно запрятанные вглубь и видимые только одному Виктору недоуменный вопрос и растерянность. Вопрос и растерянность, которые он тщательно маскировал под наигранные безучастность и безропотное подчинение судьбе.
  После таких встреч Виктор чувствовал себя потерянным. Этот антошкин взгляд гвоздем сидел у него в сердце, его преследовало щемящее чувство вины за этот немой вопрос в его глазах, за его недетски правильное восприятие реалий, существующих независимо от его воли, не подвластных ему, реалий, с которыми нужно смириться и продолжать жить так, как кто-то решил за него, жить с сознанием, что так надо.
  ...Виктор с Татьяной прожили в браке семь лет. Первое время после свадьбы еще на памяти были яркие моменты романтической поры ухаживаний, еще живо было чувство влюбленности. Это помогало нивелировать шероховатости, без которых не обходится ни одна даже самая благополучная семья. Татьяна заботилась о том, чтобы в доме было уютно, старательно штудировала кулинарные книги и время от времени потчевала его каким-нибудь новым вкусным блюдом. Виктор тоже старался проявлять знаки внимания: в вазе на столе редкий день не стояли цветы, на день рождения или праздник он старался порадовать жену дорогим подарком.
  В лето после женитьбы Виктор впервые за последние несколько лет не поехал ни в экспедицию, ни в студенческий стройотряд. Когда подошло время отпуска, Татьяна предложили поехать на Черное море. Она из года в год уже много лет проводила свой отпуск на море. Иного отдыха, кроме как покупаться, понежиться на пляже под лучами южного солнца, она себе не представляла. А он хоть и не привык к такому времяпрепровождению, решил сделать ей приятное, и они отправились в Ялту.
  В общем, можно сказать, в начале супружеской жизни в доме у них царила атмосфера согласия, отношения были ровными, оба старались быть предупредительными друг к другу. Все считали, что у них благополучная семья, образец для подражания.
  Проблемы начались после рождения ребенка. Оказалось, что Татьяна совершенно не приспособлена к тому, чтобы переносить трудности материнства. Свалившиеся на нее заботы по уходу за малышом, ночные бдения, необходимость терпеть из-за этого ограничения в своей свободе, в своем комфорте - все это было для нее непосильным бременем.
   Сначала она несла это бремя молча, старалась не проявлять недовольства от неудобств, вызванных ее новым положением. Иногда только Виктор замечал, как вдруг повеет от ее взгляда холодком безразличия, безучастности ко всему происходящему. В такие минуты она становилась рассеянной, невпопад отвечала на вопросы или отвечала односложно. Со временем такой уход в себя как средство сдерживания своих эмоций давался ей все трудней, все чаще ее недовольство стало прорываться наружу. Она стала неадекватно реагировать на бытовые проблемы. Незначительное событие, изменившее привычный ход вещей, устоявшийся распорядок, могло довести ее до слез.
  Виктор думал, что такое ее поведение это - следствие усталости, и надеялся, что со временем это пройдет. Антошка начнет подрастать, проблем по уходу за ним поубавится, уйдут в прошлое ночные бдения, и она станет поспокойней, помягче. А пока он старался, как мог, уменьшить нагрузку, которая легла на ее плечи: по утрам бегал на молочную кухню, вечером после работы шел в универсам за продуктами, после ужина и в выходные гулял с Антошкой; чтобы помочь ей справиться с возросшим объемом стирки, заменил бывшую у них стиральную машину 'Вятка'-полуавтомат на автоматическую самой последней модели. Над диссертацией работал урывками, все свободное время старался отдавать семье.
  На второй год их совместной жизни очередной пленум ЦК ВЛКСМ кооптировал его из кандидатов в члены ЦК. Будучи уже немного искушенным в аппаратных играх, он понял, что все это неспроста, что за этим должны последовать какие-то подвижки в его жизни.
  И действительно, вскоре его вызвали на Серова и сообщили, что ему поручается выполнение важного задания.
  В то время в Западной Сибири строился большой межрайонный элеватор. На стройке работало много студенческих отрядов сразу из нескольких областей, и она была объявлена Всесоюзной ударной комсомольской, а от ЦК комсомола ответственным за строительство назначили его.
  Эта новость не вызвала у него восторга: ему не хотелось оставлять жену с грудным ребенком на все лето. Он попытался отбояриться, сославшись на бытовые проблемы, но в секретариате сказали, что его кандидатура выбрана не случайно: он член Центрального штаба ВССО, имеет опыт руководства стройотрядами. Добавили, что его назначение одобрено на Старой площади.
  Виктор понимал: раз вопрос согласован с ЦК партии, нужно рассматривать это еще и как партийное поручение, и тогда он как коммунист тем более не имеет права отказываться. К тому же отказаться - значит поставить крест на своей идее, которую он в то время вынашивал.
  И он скрепя сердце согласился.
  В то лето он бывал в Москве наездами. Приезжал, чтобы доложить обстановку, организовать поставки материалов, решить кадровые вопросы, другие текущие дела. В короткие часы общения с семьей старался как можно больше уделять внимания сыну.
  В очередной его приезд в их семье произошло радостное событие: пошел Антошка. Случилось это так: Виктор сидел на диване, а Антошка ползал по ковру, забавлялся игрушками и вполголоса ворковал что-то на своем ему только понятном языке. Вид у него был такой, будто он выполняет какую-то очень серьезную и нужную работу. Время от времени он бросал взгляд на Виктора, как бы приглашая его быть свидетелем своих успехов в этом очень важном для него занятии. В один из таких моментов Виктор поманил его к себе. И вдруг тот встал на четвереньки, оттолкнулся руками от пола, выпрямился, постоял немного и неуверенной еще походкой зашагал к нему. Лицо его при этом светилось целой гаммой чувств. Оно выражало одновременно и восторг от только что полученного нового ощущения, и осознание, что произошло что-то очень важное в его жизни, что жизнь его сделала крутой поворот на новое качество. А еще - торжество, потому что у него это получилось.
  Виктор позвал Татьяну, и они вместе порадовались антошкиным успехам.
  
   32
  
  В сентябре элеватор был сдан в эксплуатацию, и Виктор возвратился в Москву. В связи с успешным окончанием строительства и за заслуги в организации работ его наградили Знаком ЦК ВЛКСМ "Трудовая доблесть". А еще выдали денежную премию. Он купил Татьяне ювелирный гарнитур с сапфирами, а на остальные они накупили для Антошки всякого добра: много одежды, игрушек, а еще - спортивный комплекс, чтобы развивался физически.
  В начале следующего года он получил еще одно серьезное поручение по линии комсомола: он был включен в комиссию по подготовке съезда ВЛКСМ. Руководил комиссией Секретарь ЦК партии Толмачев. По окончанию съезда Толмачев лично поблагодарил его за проделанную работу, улыбнулся теплой улыбкой и пожал руку. А еще за хорошую работу по организации и проведению комсомольского форума он получил благодарственное письмо от ЦК КПСС.
  Как-то его вызвал зав кафедрой, его научный руководитель, и спросил, в каком состоянии у него диссертация?
  - А то ведь защита запланирована на сентябрь, - напомнил он. - Поторапливайтесь.
  - Всеволод Сергеевич, а нельзя никак перенести защиту на следующий год? - спросил Виктор. - Мне нужно еще добрать кое-какой недостающий материал. Но для этого необходимо провести несколько геофизических экспериментов на натуре. А я последние два года в экспедициях не участвовал.
  - Насчет экспедиции я подумаю, - отвечал зав кафедрой. - Попробую подключить вас к какой-нибудь группе. А вот насчет сроков... Защита включена в годовой институтский план, и отменить ее не в моей власти. Единственное что я могу, - поговорить с руководством института, чтобы немного сдвинули сроки поближе к концу года.
  Виктор достал из-под завалов папку с диссертацией и начал готовиться к экспедиции. Нужно было восстановить в памяти наработанное, составить план действий, подготовить множество таблиц, чтобы на месте заполнять их данными наблюдений.
   Но тут судьба подбросила ему новый сюрприз.
  Весной состоялся Всесоюзный слет студенческих отрядов. На нем выступил секретарь ЦК КПСС Белов. Он высоко оценил вклад студентов в строительство объектов народного хозяйства, сказал, что патриотическое движение студенческих отрядов вошло в российскую историю как важное государственное и общественное явление, стало эффективной формой идейно-политического, трудового и нравственного воспитания молодёжи. На слете наиболее отличившиеся стройотрядовцы были удостоены правительственных наград. Троих, в том числе и Виктора, наградили орденом 'Знак почета'. Вручая орден, Белов крепко пожал ему руку и пожелал успехов в организации студенческого движения. При этом он улыбнулся многозначительной улыбкой. Видно было, что у него есть еще что сказать, но он решил пока воздержаться.
  Подтекст загадочной улыбки Белова стал ему понятен, когда через несколько дней его вызвали на Серова и сообщили, что решением ЦК комсомола он назначен командиром Всесоюзного студенческого строительного отряда. Значит, белов все знал, значит, это назначение было согласовано со Старой площадью. В такой ситуации ему не оставалось ничего другого, как искать возможность выполнить это поручение с минимальными потерями - для диссертации, для семьи, для их отношений с женой, и без того ставших в последнее время непростыми.
  Антошке в ту пору хоть и шел уже второй год, и Татьяне стало немного полегче, у нее стало больше свободного времени, чтобы отдохнуть, заняться собой, только мира в их дом это не принесло. Она становилась все более невоздержанной, нетерпимой, раздражалась по любому даже самому ничтожному поводу. Их размолвки стали носить затяжной характер, и хотя заканчивались каждый раз примирением, шлейф от них тянулся еще очень долго.
  В связи с новым назначением на Виктора свалилась гора новых обязанностей: формирование Центрального штаба, составление перечня объектов на предстоящий трудовой семестр, распределение этих объектов между учебными заведениями, вопросы обеспечения студенческих отрядов всем необходимым, масса текучки. Он работал без выходных, без продыху, старался до своего отъезда в экспедицию сделать как можно больше, чтобы в его отсутствие штаб мог работать по возможности без сбоев. Домой приходил поздно, когда Антошка уже спал. Виделся с ним урывками.
   Летом он и еще трое студентов из их института отправились в экспедицию в один из нефтеперспективных районов Западной Сибири. Кочевали от одной буровой к другой, изучали разрезы пробуренных поисковиками скважин, проводили анализ проб флюидов, измеряли электромагнитные и гравитационные поля в районе залегания пластов, проводили объемную сейсморазведку. Периодически Виктор связывался с Центральным штабом ВССО, следил за обстановкой на фронтах трудового семестра. На объектах, где трудились студенческие отряды, пока обходилось без серьезных сбоев: сказалась тщательная подготовительная работа, которую они со штабом проделали весной. В экспедиции, когда позволяла обстановка, оставлял наблюдения на своих помощников, а сам отправлялся на строительные объекты. Потом ехал в Москву, в Центральный штаб ВССО. Изучал сводки со строительных объектов, при необходимости вмешивался в ход работ, помогал расшивать узкие места организацией поставок нужных стройматериалов, техники, передислокацией линейных отрядов на проблемные участки. После этого возвращался на месторождения и снова - кочевая жизнь по буровым, снова замеры, анализы, систематизация данных...
  Когда отгремела строительная страда, возвратился в Москву и засел за диссертацию. Собранный в экспедиции статистический материал позволил ему благополучно завершить работу и выйти на защиту.
  Защита состоялась в канун Нового года. Когда он делал доклад, сидевший рядом с проректором института мужчина наклонился к нему, и они о чем-то пошептались. Слов слышно не было, но Виктор догадался, что разговор касался его персоны, потому что оба время от времени бросали взгляд в его сторону.
  Защита прошла успешно, и в наступившие новогодние праздники он впервые за многие месяцы смог пожить спокойной жизнью, отоспаться, побыть с семьей.
  
   33
  
  Но долго расслабляться ему не пришлось. Уже в начале второй декады января его вызвали к проректору. Симбирцев сообщил, что в Министерстве геологии заинтересовались его методикой и, чтобы обсудить возможность ее практического применения, приглашают их на научно-технический совет.
  В назначенный день они были на Большой Грузинской. Прошли в зал заседаний. Там, рассредоточившись мелкими группками и тихо переговариваясь, уже сидело десятка полтора членов Совета. Во главе длинного стола, накрытого зеленым сукном, сидел мужчина. Приглядевшись, Виктор узнал в нем собеседника Симбирцева, с которым они перешептывались на его защите. По тому, как тот время от времени придирчиво-хозяйским взглядом окидывал аудиторию, Виктор решил, что он здесь главный. Догадку подтвердил Владимир Петрович, шепнув ему на ухо, что это - зам министра и председатель Совета Трегубов Геннадий Степанович.
  В ожидании начала заседания Виктор присматривался к сидящей в зале публике. Этим людям предстояло сегодня решить судьбу его детища, от них сейчас зависело, станет ли его методика рабочим инструментом изыскателей, разведчиков недр, инструментом, способным значительно повысить продуктивность их нелегкого труда, сократить непроизводительные затраты сил, времени и средств при поисках нефтяных залежей.
  Если взять теоретическую часть работы, то здесь он чувствовал себя достаточно уверенно: методика составляла основу его диссертации, а диссертация прошла через сито рецензирования оппонирующих организаций и через строгий контроль компетентной комиссии при защите. Но он знал, что новое не всегда оценивается категориями научного порядка. Тут часто определяющими являются факторы совсем не научного плана, такие, как техническая политика, корпоративная ревность, личные пристрастие или неприязнь, наконец, инертность.
  Что касается корпоративной ревности, то ему не однажды приходилось слышать в среде изыскателей, что при поиске нефтеносных пластов они меньше руководствуются рекомендациями ученых, а больше полагаются на свой опыт и интуицию. Бальзак сказал, что идея выше факта. Эти считают, что для них такой идеей, которая выше научного факта, является шестое чувство, ниспосланное им как богом избранным еще при рождении.
  Ну ладно, их хотя бы можно понять: эмпириоснобизм служит им средством самоутверждения. Что же касается их полемического задора, то его хватает только на кулуарные диспуты. Сложней - с остальными 'ненаучными' факторами. Бороться с ними - трудная, а порой и непосильная задача. Их надо принять, как данность. Особенно - инертность. Эта - живуча, как лернейская гидра, и часто находит поддержку в широких массах, потому что прикрывается миссией позитивного консерватизма, сдерживающего фактора против расплодившихся новаторов, или как их еще презрительно называют, кулибиных. Сколько полезных технических идей утонуло в вязких бюрократических болотах технического истеблишмента, не способного вовремя отрешиться от старых представлений, настроиться на новую волну!
  Но как бы там ни было, он должен найти понимание у этой аудитории, если не хочет, чтобы его методика осталась очередной публикацией в специальном научном журнале.
  ...Его раздумья прервал поднявшийся из-за стола председатель. Выдержав непродолжительную паузу, чтобы дать утихнуть разговорам, Трегубов открыл заседание.
   По повестке дня Виктор выступал первым. Председатель отрекомендовал его собравшимся и предоставил слово.
  Начал Виктор немного волнуясь, но постепенно, шаг за шагом преодолевая начальную скованность, вошел в колею и дальше продолжал уже говорить уверенно, со знанием предмета, убедительно подкрепляя свои доводы статистическими данными и результатами экспериментов. Да и как же иначе? Столько им накоплено наблюдений, наработано материала, передумано, столько сотен километров истоптано по тайге в поисках ответа на вопросы, что нужно сделать, чтобы облегчить нелегкий труд изыскателей, нефтяников, труд, полный лишений, неудач, разочарований, как сократить путь от первого колышка до пуска эксплуатационной скважины?
  Когда он закончил свое выступление, зал выждал паузу, словно собираясь с силами, а потом разразился потоком вопросов.
  Вопросы были непростые, с пристрастием, а некоторые - просто колючие, что называется, 'на засыпку'. Чувствовалось, что тема доклада была сидящим в зале специалистам небезразлична, и с предметом обсуждения они знакомы не понаслышке. Спрашивали, какова вероятность невыхода по его методике на 'сухую' скважину, каково соотношение затрат по новому и по уже принятому в практике методу 'от общего к частному', когда назначают точки для бурения сначала по периметру района нефтеразведки, а затем постепенно сужают площадь поиска? Выслушав ответ, одни молча, в недоумении пожимали плечами, как бы пытаясь показать так свое несогласие, другие свое несогласие выражали в категоричной форме, эмоционально, с напором. В какой-то момент у Виктора появилось ощущение, что его ответы все чаще наталкиваются на стену непонимания, недоверия и, накапливаясь, переплетаясь с не удовлетворенными и как бы зависшими в воздухе вопросами и контрдоводами оппонентов, создают непроходимые завалы, преодолевать которые ему становится все трудней и трудней.
   Но тут слова попросил Симбирцев. Он начал с того, что изыскателям пора уходить от хоть и ставшего привычным, но малопродуктивного поиска залежей наудачу, или как еще выражаются профессионалы, поиска методом 'дикой кошки', сказал, что нужно шире использовать наработки советской и зарубежной геологической науки. Без этого невозможно сделать прорыв в нефтеразведке и резко повысить добычу, чего требует от нас последнее постановление партии и правительства. Предлагаемая методика, сказал он, уже сейчас позволяет исключить из цикла поисково-разведочных работ этап бурения поисковых скважин, а в перспективе, по мере накопления статистического материала, позволит отказаться и от бурения опорных скважин. Это позволит значительно сократить период от начала изыскательских работ до ввода в действие эксплуатационной скважины. Далее проректор сказал, что методика уже не однажды доказала свою эффективность при разведке нефтяных залежей. Так, после корректировки технологической схемы, сделанной с ее использованием, на одной признанной бесперспективной скважине в Западной Сибири буровики вышли на хорошую нефть. Другой случай ее успешного практического применения был на Ямале.
  ...Виктор хорошо помнил обе эти буровые. На первой буровики не вышли после прохода прогнозной глубины на ловушку2 потому, что ее границы из-за сложной конфигурации геологами были определены очень приблизительно. Это делало вероятность выхода на нее с первого захода чрезвычайно низкой. Но по его расчетам получалось, что выйти на нефть можно и с этой буровой, нужно только вернуться на горизонт шестьсот метров, а оттуда бурить уже не вертикальную, а наклонно-направленную скважину.
   Виктор уговорил начальника участка сутки повременить с демонтажом вышки и вылетел на вертолете в территориальное геологическое управление. Встречался с начальником геологоразведочной экспедиции, главным геологом, начальником геологического управления. С цифрами в руках доказывал, что переход на новый участок вместо продолжения работ на старой буровой по измененной технологической схеме обойдется в полтора раза дороже. В конце концов ему удалось отстоять свою точку зрения. Начальник экспедиции при нем связался с начальником участка и распорядился продолжить работы по измененной схеме.
  Когда Виктор вернулся в район разведки, работы по переналадке буровой шли уже полным ходом, а через три недели здесь вышли на большую нефть.
  На другой буровой проходчики уже достигли прогнозной глубины, но керны показывали отсутствие в породе следов нефти. Поэтому было решено работы свернуть и перейти на новую точку. Но Виктор был уверен, что нефть здесь есть, и ее немало. Об этом говорили результаты проведенной им геологической съемки, характерные изломы выходящих на поверхность пластов горных пород, гравиметрические и магнитометрические замеры. Он засел за расчеты и сутки не выходил из бытовки.
  По-его получалось, что точка бурения геологами была назначена правильно, но кровля ловушки оказалась не пластовая, как предполагалось, а массивная. Она намного толще. И если пройти еще метров сто-сто пятьдесят, то выход на большую нефть обеспечен.
  И действительно, не прошли буровики и ста метров, как скважина зафонтанировала.
  ...Симбирцев закончил свою речь. После его выступления полемический градус несколько снизился, вопросы стали уже не такими тенденциозными и забористыми, а реплики оппонентов - безапелляционными. Точку в обсуждениях поставил Трегубов. Он зачитал телеграмму, полученную накануне министерством. Телеграмма была из района разведки нефтяных залежей. В ней сообщалось, что при бурении поисковой скважины геологи уже на глубине восемьсот сорок метров вышли на ловушку. От себя добавил, что точка для бурения была выбрана по рекомендации докладчика. После этого он предложил прекратить прения, методику одобрить и вынести на коллегию министерства вопрос о широком ее внедрении в практику геологоразведочных работ.
  
   34
  
   Первое время после научно-технического совета Виктор жил ожиданиями решения коллегии о судьбе своего детища. Он надеялся, что это решение будет для него благоприятным, и его методика найдет свое практическое применение. Ведь сказано же было Симбирцевым, что министерство заинтересовала его работа, да к тому же и НТС рекомендовал вынести на коллегию вопрос о внедрении ее в практику нефтеразведки.
  Но шли недели, месяцы, а Симбирцев молчал. Со временем Виктор немного отошел от этой тематики. Дальнейшим совершенствованием методики занимался теперь один из аспирантов его лаборатории. Сам же он переключился на новую задачу.
  ...В свое время руководство института вышло в Министерство геологии с инициативой по составлению подробной геологической карты Советского Союза с информацией по всем видам полезных ископаемых и по всем типам месторождений. Автором этой идеи был Басов Виктор Федорович, зав кафедрой прикладной экономики, крупный ученый, специалист в области макроэкономики. Разработанный им алгоритм комплексного освоения месторождений при использовании детальной картины по минерально-сырьевым ресурсам обеспечивал их системное использование и должен был стать мощным инструментом повышения эффективности советской индустрии.
  Министр эту идею в принципе поддержал, но, несмотря на то, что учеными института она неоднократно озвучивалась как в различных госструктурах, так и научном сообществе, никаких практических шагов по этому вопросу не предпринималось. Но институт в порядке инициативы, в рамках тех немногих бюджетных средств, что выделяло ему государство, такую карту разрабатывал. Правда, на ограниченной площади в одном сибирском регионе.
  Еще на стадии обсуждения этого проекта, когда на ученом совете рассматривался вопрос, где лучше проводить такие изыскания, Виктор предложил этот район. Сказал, что был там в экспедициях, и, по его наблюдениям, а также по результатам расшифровки космических снимков недра района содержат целый ряд полезных ископаемых, причем, в достаточных для промышленного производства объемах. После недолгого обсуждения был принят предложенный им вариант. А через некоторое время его лаборатория была назначена головной по этой тематике.
  Такое назначение было для него как нельзя кстати. На тот момент у него в общих чертах уже созрела концепция Полигона, и этот регион он рассматривал как наиболее подходящую площадку для реализации своей идеи.
   И он активно включился в работу. Трудился в поте лица. В период межсезонья пробивал через министерство профильные геологические экспедиции, комплектовал их, привлекая к работе специалистов из различных подразделений института, студентов, аспирантов. С наступлением лета работал в режиме маневрового локомотива: поработав в экспедиции, отправлялся в рейд по студенческим стройкам, оттуда - в институт, сдать на обработку накопленный в экспедиции материал, потом - в Центральный штаб ВСО, посмотреть сводки с фронтов трудового семестра, помочь расшить узкие места, и - снова в экспедицию. За два сезона удалось составить достаточно подробную геологическую карту будущего Полигона.
  Он хорошо представлял себе, что освоение необжитого района, болотистого, с суровым климатом - это не только решение чисто технических задач. Тут нужна еще основательная проработка экономической стратегии, эффективность которой во многом будет зависеть от знания экономических законов и умелого их применения.
   И он поступил учиться заочно на экономический факультет.
   Однажды его вызвал Симбирцев и сообщил, что будет предлагать его кандидатуру для включения в межведомственную рабочую группу. Перед группой поставлена задача разработать типовые методические указания по поиску нефтяных залежей. Возглавлять группу будет знакомый уже ему Трегубов. Сказал, что первое заседание состоится через три дня. Добавил, что Геннадий Степанович помнит Виктора, помнит его методику, считает, что основные ее положения должны найти свое отражение в методических указаниях. Так что для Виктора это - хороший шанс увидеть свое детище воплощенным в жизнь. Сказал еще, что Трегубов просил написать техническую записку с выжимками из методики и размножить ее, чтобы можно было раздать членам группы.
  Виктор был несколько озадачен таким сообщением. Ведь после того НТС прошло уже два года, и он стал потихоньку о нем забывать. И вдруг это включение его в какую-то рабочую группу. Что это?
   Проректор сказал, что в министерстве надо быть через три дня. Значит, надо срочно готовиться, восстановить в памяти наработанное, поднять расчеты и чертежи.
  Но уж так повелось, что судьба в последнее время не часто баловала его легкими путями. Вот и на этот раз она приготовила ему очередное испытание.
  Первое заседание группы было организационным и прошло относительно спокойно. Трегубов рассказал о поставленной перед группой задаче, сказал, что документ должен быть разработан, подписан и утвержден к первому сентября, роздал план работ и график заседаний группы, рабочие материалы. В числе последних была и техническая записка, подготовленная Виктором.
   Но уже на втором заседании в выступлениях членов группы стала обнаруживаться тенденция к сползанию в русло старых представлений о стратегии нефтеразведки. Тон задавали прагматики. Для них привычным, понятным и, как они считали, наиболее продуктивным был испытанный годами способ 'от общего к частному'. Учитывая сжатые сроки выпуска документа, считали они, нет времени на сомнительные эксперименты. Самым лучшим будет взять за основу существующие методические указания и подкорректировать их с учетом последних достижений геологической науки и рекомендаций практикующих геологов. А методика, изложенная в представленной на их рассмотрение технической записке, еще сырая, и те несколько случаев удачного выхода на ловушку по рассчитанной на ее основе технологической схеме не могут служить основанием для широкого внедрения ее в практику нефтеразведки. Для подтверждения повторяемости получаемых по ней результатов нужно еще набрать статистику. Высказывалось даже мнение, что удачные результаты экспериментальных бурений вообще могли быть обеспечены специальным подбором площадок. Звучали и другие мнения нелестного характера. И Виктор уже приготовился к самому худшему.
  Но тут слово взял Трегубов. Он сказал, что Коллегия Министерства геологии вопрос применения методики прорабатывала и считает, что она должна стать ядром разрабатываемого отраслевого документа. Заниматься же косметическими доработками действующего документа - значит топтаться на месте. Нужны прорывные технологии. Сегодня только новый, революционный подход к решению проблемы может обеспечить выполнение поставленной правительством задачи уже в этой пятилетке увеличить на двадцать процентов добычу нефти. Но если члены группы считают, что предлагаемая методика недостаточно подкреплена статистическими данными, то он предлагает провести два контрольных поисково-разведочных бурения. А чтобы подстраховаться с выпуском документа, можно будет готовить запасной вариант в рамках предложенного подхода с доработкой действующих методических указаний.
  После этого направляемое твердой рукой Трегубова совещание перешло к определению круга практических задач. При выборе площадок для контрольного бурения остановились на двух районах: один - в Казахстане, другой - в Коми-Пермяцком национальном округе, причем, по настоянию некоторых членов группы было принято решение первое бурение провести в Казахстане.
  Виктору показался крайне неудобным для него такой расклад. Ведь от результатов этих бурений будет зависеть многое, если не все. На карту поставлен его авторитет как ученого. Поэтому ему необходимо будет лично проводить и геологическую съемку местности, и замеры всех параметров, присутствовать при бурении, исследовать керны. Но как он сможет это делать, если участки разделены тысячами километров, а из-за недостатка времени, отпущенного на разработку документа, работы на буровых нужно будет проводить параллельно? Значит, - снова челночный режим работы, снова постоянные метания между буровыми, Центральным штабом ВСО и студенческими стройотрядами... А еще эта приоритетность казахстанской площадки.
  После заседания Виктор подошел к Трегубову.
  - Геннадий Степанович, - обратился он к заместителю министра. - Я бы хотел поговорить насчет очередности площадок... Если начинать с Казахстана, то мы можем не успеть до весенней распутицы провести в Коми изыскательские работы и запустить буровую установку. Значит, будем ждать окончания распутицы, терять драгоценное время. А чтобы все-таки успеть, будем на казахстанской площадке все время работать с оглядкой на Коми, будем торопиться, делать что-то впопыхах, на скорую руку, с ошибками, недоработками. Я предлагаю начать с Коми.
  - Хорошо, - отвечал Трегубов. - По очередности сами решайте, как вам удобнее. С членами группы я этот вопрос улажу в рабочем порядке.
  - И еще такой вопрос... - продолжал Виктор. - Я не знаю, что это за месторождения, как там пойдет работа. Если вообще не удастся провести бурения и получить подтверждение моей методики, возможно ли провести дополнительные бурения на других площадках? - И уже без всякой надежды, а так, на всякий случай добавил: - И можно ли тогда будет сдвинуть срок выпуска документа на конец года?
  - Насчет срока - имейте в виду, что он обозначен Советом Министров, и вопрос находится там на контроле. Так что для нас это - закон, который обсуждению не подлежит. Ну а если не удастся подтвердить вашу методику - что делать? Тогда будем обходиться доработкой действующих методических указаний.
  И Виктор понял, что проблемы нехватки времени придется решать за счет своих собственных ресурсов.
  
   35
  
  Все последующие дни были для него днями напряженной работы: межведомственная рабочая группа, подготовка к экспедиции, к студенческому трудовому семестру - успевай только поворачиваться. А в начале февраля вместе с двумя своими помощниками, аспирантами из его лаборатории, он отправился в Коми, в район, где должно было проводиться контрольное бурение. Вместе с ними прибыл эксперт, приставленный к их бригаде для контроля за ходом работ.
  В том районе уже около месяца работала буровая установка. В интервале шестьсот-семьсот метров керны начали было показывали слабые следы нефти, но по мере углубления их становилось все меньше и меньше, пока они не исчезли совсем. После прохода километровой отметки буровую решено было закрыть и передислоцироваться на следующую точку вдоль периметра оконтуренного месторождения.
  Виктор запросил у геологов каротажные диаграммы и данные по изучению керн. Анализ диаграмм не прояснил ситуации, но при просмотре описаний керн он обратил внимание, что, несмотря на малое содержание в них нефтяных включений, в количестве этих включений можно было уловить некоторую динамику: к горизонту шестьсот двадцать метров оно монотонно нарастало, а по мере углубления стало падать. Значит, в этом горизонте где-то совсем рядом со стволом скважины была нефть. Возможно, буровая стояла у края литологичекой ловушки, линза которой имела в этом месте лепесток с тонким слоем нефти, к краю сходящимся на нет. Такое уже встречалось в его практике. Если так, тогда нефть, скорее всего, надо искать не там, куда собрались переезжать геологи. Буровую нужно двигать вглубь района.
  Ознакомления с геологической картой подтвердили его предположения. Но чтобы окончательно убедиться в правильности своей гипотезы, ему нужно было неделю-полторы на проведение комплексных геофизических исследований.
  Он изложил свой план действий начальнику экспедиции и попросил его повременить с передислокацией оборудования.
  - Я действую в соответствии с технологическим планом и графиком работ, - отвечал начальник экспедиции, - а задержка на полторы недели может поставить график под угрозу срыва со всеми вытекающими отсюда последствиями.
  - Вы поймите, - горячился Виктор, - скорее всего, вы были рядом с нефтью. Об этом говорит динамика нефтяных включений в кернах. Я думаю, нужно двигаться не по периметру контура, а вглубь оконтуренного района. Но прежде чем делать окончательный вывод и давать рекомендации о точке следующего бурения, нам нужно провести кое-какие исследования.
  - Вам нужно - вы и проводите, - отрезал начальник экспедиции, - а у меня план. Ничем не могу помочь.
  Но тут включился в разговор приехавший с Виктором эксперт:
  - Уважаемый! Наша бригада приехала для выполнения важного правительственного задания. Ведущий специалист Министерства геологии Кораблев является ответственным за научно-техническую часть, а я отвечаю за организационную часть и имею право при необходимости вмешиваться в процесс, принимать все меры для реализации технических решений бригады.
  Он показал документ, наделяющий его такими полномочиями.
  Начальник экспедиции связался по рации с управлением, но там сказали, что есть указание министерства провести контрольное бурение под руководством и по технологическому плану приехавшей бригады, и они не могут его отменить.
  И начальник экспедиции скрепя сердце согласился, хотя продолжал считать эту затею блажью теоретиков, не нюхавших пороха.
  Все последующие дни Виктор и его помощники были заняты полевой работой. Виктор начертил на карте полосу шириной полкилометра, и, двигаясь по этой полосе вглубь района, они проводили замеры геофизических параметров, заполняли таблицы, рисовали графики. С каждым днем все ясней проявлялась тенденция к нарастанию толщины нефтяного слоя, все больше у Виктора росла уверенность, что они идут правильным путем. Поэтому уже на четвертый день он, не дожидаясь окончательных результатов исследований, дал команду на перемещение бурового оборудования на участок, где, как показывали его расчеты, толщина нефтяной линзы уже позволяла обеспечить достаточный дебит скважины.
  Пока перебазировали буровое оборудование на новый участок, пока монтировали вышку, изыскатели двигались дальше к ядру ловушки, отмечая на карте участки под бурение скважин уже для промышленного притока нефти, а когда заработала буровая и были пройдены первые сотни метров, Виктор и его помощники стали отбирать керн и шлам, брать пробы флюидов. Они заносили результаты замеров в таблицы, вели дневники наблюдений, готовили данные для алгоритма расчета трехмерной геологической карты по его методике.
  К концу марта появились первые, робкие еще намеки на северную весну. Солнце уже не торопилось, как раньше, едва показавшись, побыстрей скрыться за горизонт, и в эти пусть пока еще короткие часы природа торопилась сполна насладиться его живительным теплом, жадно впитывала яркие лучи. У стволов деревьев появились проталины, все чаще исследователи натыкались в тайге на токовища глухарей со следами разборок самцов.
  Виктор заторопился. До распутицы надо было успеть пробиться на большую землю. В начале апреля он оставил одного из аспирантов продолжать начатое дело, а с другим своим помощником отправился в Казахстан.
  
   36
  
  Приехав на место, он застал там уже прибывшего для исполнения своей миссии второго прикомандированного к их бригаде эксперта. Тот сообщил, что геологи только что отбурились на очередной, уже третьей по счету поисковой скважине, но она, как и две предыдущие, оказалась сухой. Вышку демонтировали и приготовились перебазироваться на новую точку.
  Первое, что бросилось Виктору в глаза, - это неудачный выбор места под установку буровой. Об этом говорили и состав выходящих на поверхность пластов горных пород, и углы их наклона. Начальник экспедиции объяснял такой выбор сложностью местного рельефа и наличием на наиболее нефтеперспективном участке крупного водоема. Поэтому и ставили буровые не там, где нужно, а там, где позволял рельеф, надеясь на удачу.
  Наложив геологическую карту на географическую карту местности, Виктор убедился, что поисковики действительно были поставлены в трудные условия: местность с высокой степенью пересеченности, котловины перемежаются с возвышенностями с крутыми склонами - все это очень затрудняло подход к ловушке при бурении вертикальной скважины. Сама геологическая карта по этой же причине была очень сырая, невнятная, карта подземного рельефа тоже была недостаточно информативной, потому что составлялась на основе двумерной сейсмики. В общем, нужно было проводить все геофизические исследования заново, и на это потребуется как минимум три-четыре недели.
  Начальник экспедиции без энтузиазма выслушал его сообщение о сроках.
  - Мы и так уже потеряли много времени, - сказал он. - Нам дорог сейчас каждый день, а вы - три-четыре недели... Нельзя попробовать как-то по-другому решить вопрос, чтобы уложиться хотя бы в пять-семь дней: исключить, скажем, какие-то работы или еще как?..
  - Ну посудите сами, - отвечал Виктор, - как я могу исключить какие-то работы? Вы же сами прекрасно понимаете, что геофизические исследования - это цепочка увязанных между собой мероприятий, каждое из которых имеет определенный технологический цикл. Исключение из этой цепочки хотя бы одного звена может обесценить всю работу.
  - Да все я понимаю! - горячился начальник экспедиции. - Конечно, у вас есть полномочия на проведение контрольного бурения по вашему плану. Но вы несете ответственность только за эту часть работ, а три сухих скважины подряд - они ведь висят на мне, и за график работ в целом будут спрашивать с меня!
  Разошлись, так и не придя к какому-нибудь устраивающему обе стороны решению.
  Вечером, прежде чем заснуть, Виктор долго ворочался на жестком топчане, все думал, что можно сделать, чтобы помочь геологам.
  Было у него в резерве одно ноу-хау. Он его давно вынашивал. Вот если бы можно было его применить, тогда, может быть, и удалось бы уложиться в пять-семь дней. Но с этим ноу-хау не все пока было ясно.
  ...В одну из экспедиций пришлось ему работать в группе геологов, которая занималась поиском залежи нефти в труднодоступном районе. Подобраться к ловушке можно было только наклонно-направленной скважиной и только с большого расстояния. Для минимизации этого расстояния геологи скрупулезно прощупывали недра сейсморазведкой. Была создана подробная карта подземного рельефа и на ее основе был разработан оптимальный технологический план бурения. И все же, несмотря на тщательную проработку вопроса, по ходу буровых работ пришлось несколько раз корректировать траекторию скважины. Делалась эта корректировка практически на ощупь: если в кернах обнаруживались следы нефти, шли дальше, если эти следы начинали исчезать, возвращались на предыдущий уровень и меняли направление.
  Анализируя показания самописцев, Виктор обратил внимание на одну деталь: между градиентом скорости отраженной волны, измеренной вдоль направления на центр ловушки, и зенитными углами скважины в точках замера существовала устойчивая корреляция. В другой экспедиции он попросил поисковиков установить вибраторы в нескольких заранее им рассчитанных точках - и результат повторился. Значит, в тот, в первый раз, все было не случайно.
  Чтобы выяснить природу этого явления, которое про себя он назвал 'флуктуации градиента скорости отраженной волны', и разработать на его основе какой-то рабочий инструмент, нужно было провести специальные исследования, а для набора статистики - поставить серию экспериментов. Но случай для проведения таких исследований все не представлялся. В следующем году он женился, потом родился Антошка. Работа, студенческие стройотряды, защита диссертации - в общем, жизнь закрутила. Пришлось решение этого вопроса отложить до лучших времен. Но лучшие времена наступать не торопились, и все это время его ноу-хау продолжало пребывать в ранге идеи.
   Имел ли он право сейчас применять способ, который существовал пока только на уровне идеи? Он приехал сюда не ради сомнительных опытов. В случае неудачи пострадает его репутация как специалиста, как ученого, а геологи в поисках месторождения будут отброшены еще дальше назад.
  Во всем этом деле смущало еще одно обстоятельство: даже если эксперимент окажется удачным, и они выйдут на нефть, это бурение ему как контрольное все равно не зачтется. Ведь задача бригады - подтвердить те положения его методики, которые присутствуют в технической записке и которые Трегубов видит как базовые при разработке Методических указаний.
  Но, с другой стороны, геологи ищут так нужную стране нефть. И он может помочь им выполнить задачу и наверстать упущенное время, если вместо трудоемких и продолжительных геофизических исследований с прочесыванием всего района попробует применить этот способ. Не зачтут ему это бурение как контрольное? И в методические указания не войдут составной частью его новации? Ну и что? Мир от этого не рухнет.
  Так-то оно так... Только как тогда быть с решением коллегии? Она ведь, как сказал Трегубов, считает, что его методика может быть положена в основу разрабатываемого документа. Вот это 'может'... Что в нем зашифровано? Если его истолковывать, как установку, тогда его затея с этим ноу-хау может быть расценена, как нарушение плана по контрольным бурениям, и на него всей тяжестью ложится вина в срыве правительственного задания. Ну а если оно означает, что возможна альтернативная редакция методических указаний? Что тогда?.. Ведь сказал же Трегубов, что надо разрабатывать запасной вариант. Геологи-практики с большим опытом составляют очень сильное лобби в рабочей группе. А они считают, что действующий документ испытан годами. Достаточно подправить его с учетом последних достижений геологической науки, и он вполне будет удовлетворять требованиям. В свое время в его создании участвовали очень грамотные люди, академики. И хоть написан он давно, но ведь работали же до сих пор по нему геологи - и ничего. С каждым годом добыча нефти только росла.
  ...Чем дольше он тасовал в мыслях варианты возможных решений, взвешивал все 'за' и 'против', тем больше склонялся к мысли: он может и должен помочь геологам. В конце концов нефть важней его амбиций, важней его репутации.
  
   37
  
  Утром они с начальником экспедиции сели в его газик и два дня колесили по району. Делали геологическую съемку, помечали на карте точки для сейсморазведки, брали на заметку подходящие для установки вышки участки. За ними следом шли сейсморазведчики, прощупывали недра своим мощным вибратором.
  Уже первые прикидочные расчеты позволили наметить наиболее удобный для установки вышки участок, и начальник экспедиции дал команду на перемещение туда бурового оборудования. А Виктор с аспирантом удалились в вагончик и сутками сидели за своими расчетами. Расшифровывали показания самописцев, составляли подробную карту подземного рельефа, вычисляли зенитные углы для различных участков траектории скважины, чертили. К исходу пятого с начала полевой работы дня технологический регламент бурения был готов. Подготовительный этап строительства скважины был завершен.
   До окончания монтажа бурового оборудования оставалось недели полторы, и Виктор решил использовать это время, чтобы съездить в Москву. Надо было доложить обстановку Трегубову, поработать над текстом Методических указаний. Но сначала надо будет поговорить с Симбирцевым. Рассказать ему о ситуации, объяснить, почему не мог поступить иначе. Может быть, он подскажет, как можно поправить положение.
  Он передал все дела аспиранту, снабдил его подробными инструкциями и первым же вертолетом отбыл с буровой в районный центр, а оттуда - поездом в Усть-Каменогорск.
  В Усть-Каменогорске он первым делом отправился на переговорный пункт. Симбирцев оказался на месте. Виктор объяснил ему, откуда и по какому поводу звонит. Выслушав его рассказ, проректор посоветовал по приезде в Москву к Трегубову с визитом не спешить. Сначала он хотел сам переговорить с ним.
  - Геннадий Степанович разбил группу на две подгруппы, - сказал он. - Одна будет готовить вариант методических указаний на основе вашей методики, другая будет ретушировать действующий документ. Обстановка в рабочей группе сейчас такова, что вторая подгруппа только и ждет от вас первого сбоя, чтобы возобновить атаку на вашу методику. Я попробую уладить с Геннадием Степановичем вопрос в рабочем порядке. Но прежде нужно подобрать подходящий участок, на котором можно будет провести бурение, и договориться с Трегубовым, чтобы его засчитали, как контрольное.
  Разговор с Симбирцевым не принес облегчения. Более того, слова проректора об обстановке в рабочей группе подтолкнули Виктора к догадке, что выбор площадок и их очередности - все это неспроста, все это подстроено специально, чтобы сделать поставленную перед ним задачу невыполнимой и завалить его методику, поставить под удар его репутацию как ученого.
   Но какова тогда здесь роль Трегубова? Он что - не видел всего этого, или видел, но ничего не мог сделать? А, может быть, не хотел сделать? А если не хотел, тогда зачем все эти его реверансы в адрес методики Виктора?
  В Москву он прибыл первого мая. Город встретил его празднично убранными улицами и площадями, фейерверками зеленых брызг дружно распустившихся деревьев. Только что закончилась демонстрация. Нарядно одетые люди, жизнерадостный смех, задорная веселая музыка, доносящаяся из всех репродукторов, - все это создавало атмосферу всеобщего душевного подъема и невольно предавалось ему. После нескольких месяцев напряженной работы в суровых условиях, вдали от цивилизации он сейчас жадно, полной грудью впитывал воздух праздника, воздух весны, воздух большого города, города-героя, города-труженика. Впереди было целых два праздничных дня, можно было расслабиться, отдохнуть, побыть с семьей.
  Они с Антошкой старались наверстать упущенное: сходили в театр Образцова, на ВДНХ покатались верхом на лошадях. Как-то поехали в Измайловский парк. Там были праздничные гуляния. Массовики устраивали всякие веселые игры, шуточные соревнования. Когда затеяли перетягивание каната, Антошка загорелся, стал упрашивать Виктора, чтобы тот тоже принял участие, и когда команда Виктора победила, он весь светился от гордости: он был уверен, что именно благодаря его папе их команде удалось победить.
  Но вот закончились праздники, наступили будни, и вместе с ними на Виктора с новой силой навалились тревожные мысли: как отреагирует Трегубов на предложения Симбирцева, какая судьба ждет его методику - плод его кропотливого многолетнего труда, пытливых наблюдений, долгих сидений над расчетами, мучительных размышлений? С беспокойством ожидал он звонка от проректора, и когда тот позвонил и попросил зайти, Виктор весь напрягся в ожидании недобрых вестей.
  Начал Симбирцев с невеселой ноты, сказал, что ему пришлось выслушать несколько нелицеприятных выражений в адрес Виктора, да и в свой адрес - тоже. Но, спустив немного пар, проректор несколько смягчился и продолжал разговор уже в спокойном, деловом тоне. Сказал, что он, как мог, сдемпфировал удар, отвел угрозу от Виктора, объяснил его действия высокими мотивами, а именно, что тот жертвовал своей репутацией и вообще карьерой ученого ради спасения крупной, но труднодоступной залежи. А когда проректор сообщил, что ему удалось решить с Трегубовым вопрос по дополнительному контрольному бурению положительно, внутри у Виктора будто разжалась пружина, которая держала его в напряжении все последние дни.
  С Трегубовым встреча прошла спокойно. Виктор доложил обстановку на буровых. Обсудили состояние вопроса с написанием Методических указаний, наметили график работы над документом.
  Закончив дела в Москве, Виктор отправился на новый участок в Туркмению. Вскоре к нему присоединились члены его бригады с северного месторождения, где к этому времени геологи уже вышли на хорошую нефть.
  Туркменское месторождение по геофизическим характеристикам оказалось несложным, и как только Виктору удалось рассчитать точку установки буровой и технологическую схему, он, не дожидаясь начала бурения, передал все дела своим помощникам и вернулся в Москву.
   Пока ехал, в министерство пришла телеграмма: на казахстанской скважине пошла нефть. А через три недели зафонтанировала и туркменская скважина.
  По прибытии в Москву он засучив рукава принялся за работу над Методическими указаниями. У конкурирующей подгруппы к этому времени документ уже был почти готов, и ему надо было наверстывать упущенное. В начале августа был готов и вариант его подгруппы, и оба документа были представлены на рассмотрение в коллегию. Решением коллегии на утверждение в Межведомственную комиссию были представлены Методические указания, разработанные его подгруппой. Так завершился непростой, но богатый значимыми событиями период в его жизни. Он был заполнен напряженной научной работой, работой в экспедициях, на студенческих стройках, в Межведомственной рабочей группе. Результатом его геофизических исследований стало составление геологической карты одного из сибирских регионов, который в перспективе виделся ему, как площадка для воплощения в жизнь его идеи; собранный в экспедициях материал позволил ему закончить работу над диссертацией и успешно защитить ее; руководимые им студенческие отряды построили большое количество промышленных и хозяйственных объектов; лаборатории, которую он возглавил после защиты диссертации, было поручено вести один из разделов институтской научной программы, а участие в разработке важного отраслевого документа способствовало утверждению его как авторитетного специалиста в области разведки недр; наконец его многолетний научный труд нашел практическое применение, материализовался в важный отраслевой документ, который, он надеялся, станет эффективным инструментом повышения качества разведки нефти и, в конечном счете, будет способствовать увеличению добычи этого важного для страны полезного ископаемого. Все это дало весомый привесок в копилку его авторитета.
   Но особо в этом ряду стояли два события: во-первых, за участие в работе комиссии Толмачева, который сегодня был уже Генеральным секретарем, он получил благодарственное письмо от ЦК КПСС, а сам Толмачев лично поблагодарил его за сотрудничество и сказал в его адрес несколько теплых слов, во-вторых, он получил правительственную награду, и вручал ему орден секретарь ЦК парии Белов, авторитетнейшее лицо в высшем партийном руководстве. Таким образом, он 'засветился' в высших партийных кругах. Это подавало надежду, повышало шансы когда-нибудь быть услышанным с его идеей.
  
   38
  
  Но если научные дела, общественная работа у него шли успешно, то его отношения с Татьяной оставляли желать лучшего. Они все больше напоминали пунктирную линию: периоды временного затишья и шаткой неустойчивости чередовались с периодами обострения, которые со временем стали носить все более затяжной характер.
  ...По большому счету они с самого начала не подходили друг к другу.
  Он неприхотливый в быту заряженный на активную жизнь романтик. Мог устроиться летом на сухогруз матросом и совершить круиз по Волге или отправиться в Сибирь на лесосплав. Мог в экспедиции выкроить денек и оправиться в тундру посмотреть, как цветет дриада или багульник, и вернуться с целой охапкой цветов. А однажды он взял билет на поезд Москва-Свердловск, вышел на маленькой станции в Зауралье, направился в сторону севера и бродил по тайге несколько дней, проверял себя, как он говорил, на выживаемость. С собой взял только солдатский котелок, ружье с запасом патронов - не для охоты, а на случай встречи с медведем или другим хищным зверем, - пленку, чтобы было чем покрыть шалаш от дождя, и маленькую пилку - в лесу она полезней, чем топор. Питался геркулесом, лесными ягодами, грибами, кедровыми орехами. Возвратился, обновленный душой и телом, и с удвоенной энергией принялся за дела.
  Она была другого склада. Мечтательная институтка с зашоренным догмами взглядом на вещи, она жила в каком-то вымышленном, навеянном любовными романами или подсмотренным в голливудских фильмах мире, в который окружающая ее действительность никак не вписывалась. Отпуск предпочитала проводить, как она говорила, цивилизованно. Если Черное море, то чтобы - с комфортом, чтобы съемная квартира была отдельная, без подселения, а если туристическая поездка, то чтобы - с хорошей гостиницей и хорошим обслуживанием. Любила парадные выходы в театр, на концерты, к ним всегда тщательно готовилась. На вечеринках, званых ужинах полностью преображалась: становилась игривой, кокетливой. Игривым становился и тон ее речи, а в поведении прослеживалось желание нравиться, быть в центре внимание. Старалась не пропустить ни одной из обсуждавшихся тем, пытаясь продемонстрировать свою эрудицию, осведомленность о последних достижениях в различных областях знаний. Могла пофлиртовать с каким-нибудь штатным ловеласом, какие почти всегда присутствуют на таких мероприятиях, а, увлекшись, могла не заметить границы, за которой простой флирт переходит во влечение. После этого несколько дней пребывала в прострации, была неразговорчива.
  Любила в выходные подольше поспать, а проснувшись, - понежиться в постели. Не любила плохой погоды (в плохую погоду у нее портилось настроение). И почему-то постоянно мерзла.
  После свадьбы все время ждала, когда же вычитанный ею в книжках мир наступит, но, видя, что Виктор не в состоянии обеспечить ей этот мир, разочаровалась и платила теперь ему за это нелюбовью, пренебрежительно-брезгливым отношением ко всему, что его волновало, чем он жил.
   Несходство темпераментов, характеров, жизненных установок определяло их различие в отношении к событиям и фактам, в пристрастиях, в эстетических запросах. Но если Виктор относился к этому спокойно, объясняя их непохожесть наличием у каждого индивидуальных особенностей, и не проецировал эти особенности на их отношения, то у нее это стало пунктиком, причиной, исключающей возможность понять друг друга, прийти к согласию.
  ...Что касается бытовых условий, то здесь у них было все в порядке. После свадьбы они недолго жили в однокомнатной квартире, принадлежащей Татьяниной бабушке. Бабушка была уже в преклонных годах, нуждалась в уходе и потому жила с родителями Татьяны. Потом родители Виктора разменяли свою трехкомнатную квартиру на двушку и однушку, после чего Виктор с Татьяной обменяли две однушки на двухкомнатную квартиру, куда и переехали вскоре после появления на свет Антошки.
  Что же касается духовной составляющей бытия, то Виктор, насколько позволяла его загруженность делами, следил за наиболее значимыми культурными событиями столицы. Они старались не пропускать выступлений гастролирующих в столице выдающихся музыкантов, экспозиций сокровищ мировой живописи. Бывали на спектаклях в Большом театре, в других ведущих театрах Москвы, посещали музеи.
  Да, он понимал: его отъезды в экспедиции, в строительные отряды, просиживания по вечерам в библиотеке в период работы над диссертацией - все это вносило определенную долю в понижение индекса сердечности, доверительности, привязанности, терпимости - тех составляющих, которые являются базовыми для создания хорошей атмосферы в семье. Но что он мог сделать? Это была его работа.
  ...В первые дни после его возвращений из поездок Татьяна старалась сдерживать себя, пыталась хотя бы внешне выглядеть спокойной, доброжелательной. Но надолго ее не хватало, и она быстро скатывалась к обычному своему состоянию. Снова становилась нетерпимой к любому его высказыванию, которое не совпадало с ее точкой зрения, раздражалась по любому даже мелочному поводу.
  Каждый раз он возвращался из командировки с надеждой на перемены к лучшему в их отношениях. Ведь за время его отсутствия у каждого было время подумать, положить на чаши весов свои доводы и доводы супруга, чем-то поступиться, с чем-то согласиться, сделать переоценку ценностей, попытаться понять друг друга. Но, вопреки его чаяниям, этого не случалось.
  Без конфликтов в семье не бывает, они часть жизни. Он не был идеалистом, понимал это и честно пытался разобраться в ситуации, нащупать возможные пути к установлению добрых отношений. Но каждую его попытку вывести ее на откровенный разговор она использовала для того, чтобы в очередной раз обрушить на него вал претензий, обвинений в пренебрежительном отношении к ее проблемам, к проблемам семьи с переходом на уничижительные замечания по поводу его достоинств. В такие минуты наружу выступала истинная ее ипостась, которую она обычно тщательно скрывала, маскируясь под благовоспитанную светскую даму с хорошими манерами.
  
   39
  
   При такой атмосфере в доме надо ли добавлять к сказанному, что интимная жизнь их еле теплилась. Выполнение супружеского долга стало для Татьяны неприятной обязанностью. Редкие минуты близости тяготили ее. После этого она поворачивалась к нему спиной и вздрагивала от каждого его прикосновения.
  Однажды после очередной размолвки, это было в субботу, она ушла из дому и появилась только на следующий день. По возвращении сказала, что навещала маму. Он не стал проверять, посчитал недостойным опускаться до выяснения истинных причин ее отсутствия - так он для себя сформулировал свою позицию. На самом деле он банально смалодушничал. Он боялся узнать правду.
  После этого случая в их отношениях наступило временное замирение, но потом все пошло по-старому.
  Они все больше отдалялись друг от друга.
  И однажды - случилось это во время очередного обострения отношений, когда он выслушивал в свой адрес дежурный набор упреков, - на него вдруг всей тяжестью навалилось ощущение непоправимой утраты, утраты чего-то большого и важного, что составляло стержень его жизни: он отчетливо осознал, что семьи не получилось, той семьи, о которой он мечтал, модель которой вынашивал в своем сознании с юношеских лет, размышляя о смысле жизни, о своем месте в ней, о своем будущем. И если до сегодняшнего дня любовь к сыну была тем, что удерживало его от решительных шагов, то сейчас он понял, что так дальше жить не сможет, потому что так жить нельзя. Нельзя, чтобы Антошка ежедневно наблюдал пусть даже и хорошо завуалированную неприязнь. Чтобы вырасти правильным человеком, ребенок должен жить в атмосфере любви, согласия, уважительных отношений. Разлад между родителями для него - тяжелая психологическая травма. В таких случаях он вынужден принять чью-то сторону, а это корежит ребячью психику.
  Все последующие дни его не покидало ощущение безысходности, неотвратимости свалившейся на него беды. Рушилось все, и масштабы разрушения были таковы, что разрушенное не поддавалось восстановлению. И он принимает трудное решение, решение, которое он выстрадал через мучительные размышления, через беспощадное самоуничижение, через боль расставания с любимым сыном.
  В ЗАГСе им дали на примирение полгода. Эти полгода были одними из самых тяжелых в его жизни. Пытаясь воздействовать на него, Татьяна развернула бурную деятельность с использованием всего арсенала женских приемов, уловок: истерические рыдания, увещевания, заклинания, слезные покаяния сменялись обвинениями в жестокости, в бесчеловечности, в отсутствии отцовского долга, угрозами отлучения от сына. Он переезжает к родителям, но она чуть ли не ежедневно звонит туда, подкарауливает его у подъезда - и снова просьбы, обвинения, угрозы...
   Однажды он появился на старой квартире, чтобы забрать кое-что из личных вещей. Увидев его, Антон спросил: 'А ты где был'? Этот вопрос сразил его, привел в замешательство. В нем было и недоумение чистого душой существа, еще не знающего человечески драм, не знакомого с изнанкой человеческой жизни, и щемящая, рвущая душу на части грусть. А еще - слабая надежда... Виктор не был готов к этому вопросу, не знал, что ответить, мямлил что-то нечленораздельное про работу и, вконец стушевавшись, поспешно ретировался, пообещав все объяснить попозже.
   ...В этот раз, чтобы исключить всякие накладки, он заранее позвонил Татьяне и предупредил о своем визите. Идя на встречу, волновался: ведь ему многое надо было сказать сыну, и нужно подобрать такие слова, чтобы быть убедительным и, в то же время, не оттолкнуть, не разрушить тех непрочных еще между ними мостиков взаимопонимания и доверия, что он тщательно выстраивал все последнее время.
  Антон шел в этом году в первый класс, поэтому первым делом они отправились в Детский мир и купили ему все, что нужно иметь первокласснику - от экипировки до ластика и линейки. После этого поехали на ВДНХ. Покатались на аттракционах, зашли в павильон 'Космос', поднялись на борт Ту-104, посидели в кафе.
  Потом у Виктора был нелегкий разговор с сыном. Татьяна, конечно, уже информировала Антона по поводу их отношений, и здесь у Виктора не было никаких иллюзии: она, конечно, все изложила так, что во всем был виноват отец.
  Виктор рассказал Антону, что уезжает работать в Сибирь. В общих чертах обрисовал, чем будет заниматься на новой работе. Но видеться они все равно будут регулярно. Виктор будет ему звонить, писать письма. Просил отвечать на его письма, пусть коротенько, пусть несколько слов. Заверил, что, несмотря на разлад между родителями, Антон остается для него самым близким и дорогим человеком и всегда может рассчитывать на его помощь.
   Антон слушал рассеянно, вопросов не задавал. Может быть, он еще не до конца прочувствовал серьезность ситуации, воспринимал ее, как временное явление. А, может быть, он уже примирился со своим новым положением, привыкает обходиться без отца. Виктор боялся этого примирения, боялся, как бы эта привычка не переросла у него в отчужденность.
   Расставался он с сыном в подавленном состоянии, в сильном сомнении относительно результативности своей миссии. Что ж, время покажет, удалось ли ему быть убедительным, расположить к себе Антона, внушить ему, что он вопреки всем обстоятельствам его любит. А пока приходилось надеяться на лучшее, на то, что прожитые ими вместе шесть лет не прошли просто так, что они оставили какой-то след в памяти и в душе не только у него, но и у сына, что у Антона сохранилась привязанность, потребность в общении с отцом.
  
   40
  
  Закончив свои московские дела, Виктор вернулся на Веерную. Нина осталась в Москве зачищать незаконченные дела и подбирать команду с прицелом на будущий телецентр Полигона.
   Прокладка дороги на карьеры к этому времени была уже завершена, и оттуда сплошным потоком шли так необходимые сейчас строительные материалы: щебень, бутовый камень, песок. В Песках их переваливали на железнодорожные платформы, затем по Транссибу доставляли на Веерную, где военные разбирали их на восстановление южного участка автомагистрали. Из своих ста тридцати пяти километров они отремонтировали семьдесят и к августу планировали управиться с ремонтом остальной части.
  Чтобы ускорить запуск в эксплуатацию этой стратегически важной транспортной магистрали и побыстрей замкнуть транспортное кольцо, по предложению Трофимова было решено не ждать, пока военные закончат свои работы и освободят дорожникам Полигона подход к своему участку с юга, а пойти с ними на смычку с севера, от бетонки. Для этого все имеющиеся в наличии силы, кроме занятых в службах обеспечения и на работах с непрерывным циклом, были брошены на расчистку и восстановление железнодорожной ветки и бетонки.
  Работы по восстановлению этих важных звеньев транспортного кольца продвигались быстрыми темпами. Железнодорожная ветка строилась еще в начале семидесятых под стратегические задачи. Строилась с применением самых передовых по тем временам технологий: железобетонные шпалы, бесстыковые рельсы, добротное оснащение - все это, несмотря на многолетний ее простой, обеспечило ее хорошую сохранность. Под стать ей была и бетонка. Ее покрытие, рассчитанное на эксплуатацию тяжелой техникой, с честью выдержало испытание временем и суровыми климатическими условиями. Поэтому уже во второй половине июля, сразу после получения Решения ВПК, через связку железная дорога-бетонка к северному участку автомагистрали пошел поток строительных материалов, дорожной техники, и добровольцы приступили к ее ремонту.
  Готовясь к началу широкомасштабных работ в Междуречье, Виктор еще раз внимательно проработал свой план, над которым корпел все свободные часы в Москве, назначил по каждому пункту ответственного, наметил контрольный срок окончания каждого этапа. Он старался продумать каждый шаг, предусмотреть все подводные камни.
  Общее состояние дел не давало ему повода для беспокойства: железная дорога и бетонка запущены в эксплуатацию; полностью восстановлен сортировочный узел на Веерной, теперь он может принимать большие потоки грузов; ремонт северной автодороги идет в хорошем темпе, и во второй половине августа транспортное кольцо будет введено в строй полностью; работы на других производственных участках Полигона тоже шли планово, без заметных отставаний от намеченных графиком сроков.
  Его беспокоило другое: после Пленума прошло уже больше месяца, но ни постановление правительства по Междуречью, ни постановление ЦК о создании краевой партийной организации так до сих пор и не вышло. Да, Белов сказал, что нужно продолжать работать в том же режиме. Но как продолжать, если партийные организации и хозяйственные органы населенных пунктов, которые должны отойти к Полигону, по-прежнему находятся в подчинении своих областных руководств? Хорошо, что Виктор подстраховался и во время своего последнего пребывания в Москве оформил разрешительные документы на проведение инженерно-геологических изысканий в двух районах - Волынцевском и Ермаковском. Это позволило провести там работы по геологическому обеспечению горного производства и добычи торфа. Но с размещением прибывающего пополнения намечались серьезные проблемы. Потапов уже приспособил под жилье все мало-мальски сохранившиеся на Веерной и в Песках помещения, щитовых домов было построено около четырех десятков, но мест для размещения прибывающих все равно не хватало. Чтобы решить эту проблему, нужно было срочно восстанавливать жилой фонд в еще не совсем убитых поселках, строить там новое жилье. Вот они наметили для этой цели несколько населенных пунктов. Но как к ним подступиться, если они ему не подчиняются административно?
  Конечно, он должен верить Белову. И все же...
  Отъезжая ненадолго от Веерной, он каждый раз брал с собой рацию и просил Аню при получении любой информации из Москвы незамедлительно с ним связываться.
  Наконец в конце июля долгожданное Постановление ЦК и Совета Министров вышло. В нем Полигон теперь назывался Междуреченским краем, были определены его границы, прописан ряд организационных вопросов, в том числе, переподчинение центральному руководству края всех структур власти населенных пунктов, попавших в его границы, другие организационно-правовые вопросы. Одновременно предусмотрительный Белов разослал в партийные комитеты областей, чьи земли отходили к Междуречью, инструктивное письмо ЦК с указанием содействовать новой администрации. Это было очень кстати. Кораблев надеялся, что такая установка центра поможет снивелировать возможные при передаче полномочий шероховатости.
  Первым делом после выхода Постановления Виктор решил созвать партийную конференцию. Нужно было выбрать краевой комитет, другие партийные органы.
  Готовиться к конференции он начал сразу после возвращения из Москвы. Чтобы она прошла организованно, без накладок и сбоев, поручил руководителям управлений и строительных участков понаблюдать за своими людьми, наметить среди них толковых коммунистов с прицелом на их участие в конференции, подготовить предложения по кандидатурам в состав будущего краевого комитета. Поначалу хотел еще попросить присмотреться и к остальным добровольцам, чтобы пригласить кое-кого из них на конференцию с правом совещательного голоса. Среди беспартийных есть много честных, добросовестных работников, потенциальных коммунистов. Пусть знакомятся с такой формой участия в общественной жизни, в управлении производством, какой является партийный форум. Для них это будет хорошим уроком демократии. Но потом подумал, что такой его шаг может получить неадекватную оценку в верхах, где посчитают это нарушением партийного устава, и решил с этим пока повременить.
  Для знакомства с местными коммунистами он сам сел на вертолет и облетел все районные партийные организации, наведался в некоторые первичные партийные организации, поговорил с партактивом, с рядовыми коммунистами. Дал поручение секретарям парторганизаций провести собрания коммунистов и выдвинуть своих кандидатов на конференцию.
  Конференцию решили проводить в Углях. Город хотя и был расположен почти на границе края, из-за чего добираться до него из отдаленных районов было не просто, зато там было где принять и разместить делегатов.
  Сразу после конференции он роздал вновь избранным членам крайкома проект Положения о выборах, попросил внимательно изучить и высказать свои замечания и предложения. А через неделю, на краевом пленуме партии Положение было утверждено, после чего был дан старт избирательной компании.
  
   41
  
  Вскоре после выхода Постановления ЦК Федоров передал свои московские дела помощникам, а сам перебрался в Междуречье. С его приездом Виктору стало немного полегче. Теперь он мог больше времени уделять подготовке к выборам.
  Он очень волновался. Ведь эти выборы должны стать первыми, когда избиратели будут не как раньше - ставить галочки против единственного назначенного им кандидата. На этих выборах они будут именно выбирать. Выбирать из нескольких кандидатов. Дело это новое, краевой партийной организации предстояло первой пойти непроторенной дорогой, на которой встретится много неизведанного, много препятствий, и чтобы все прошло без серьезных сбоев, нужно уже сейчас начинать подготовку.
  Первым делом нужно сформировать краевую избирательную комиссию и комиссии округов. От их работы будет зависеть очень многое: подбор кандидатов, подготовка и проведение предвыборных собраний, наконец, организация самого процесса голосования. Предвыборные собрания должны стать первым уроком настоящей демократии. На этих собраниях люди должны будут не просто участвовать в обсуждении кандидатов, высказывать свои предложения, критические замечания, но и принимать ответственные решения, понимая, что от этих решений что-то может и должно измениться в их жизни к лучшему.
  В конце августа, как только закончились работы на северной автодороге и запущено было в эксплуатацию транспортное кольцо, все освободившиеся силы были переключены на восстановление жилого фонда в намеченных под эти цели населенных пунктах и, прежде всего, в поселках Волынцево и Ермак.
  На Ермак Виктор имел особые виды. Сейчас поселок представлял собой унылое зрелище и своим видом больше напоминал старый заброшенный скворечник, в котором из-за его обветшалости уже давно не селятся перелетные птицы, Однако в прошлом это был благоустроенный поселок городского типа пусть с небольшими, но успешными предприятиями легкой промышленности, продукция которых имела спрос не только в области, но и за ее пределами. От этих предприятий остались производственные корпуса и административные здания, которые могли быть использованы под различные хозяйственные нужды.
  Местная молва гласила, что заложен поселок был еще Ермаком Тимофеевичем и вначале служил форпостом для наступления его дружины на Восток. Расположенный на склоне небольшой возвышенности, окруженный с трех сторон естественной преградой в виде не широкой, но глубокой речки, он был живым свидетельством удивительной способности наших пращуров, не имея никаких сложных измерительных приборов - ни магнитометров, ни теодолитов, ни нивелиров, - а руководствуясь одним только чутьем, выбирать места под строительство надежных укреплений; не зная такого понятия, как 'экология', выбирать под обустройство своей оседлой жизни уголки природы с чистой окружающей средой.
  Вода в речке была такой прозрачности, что в солнечные дни можно было разглядеть в ней рыб, снующих на глубине в несколько метров.
  Лес, простиравшийся за рекой на многие километры, своим видом больше напоминал тщательно ухоженный парк. Он был не высокий, не строевой, но необыкновенно ровный, деревца были одно к одному, без изъянов, с чистой, не тронутой вредителями древесиной.
  Для Виктора место было привлекательно именно этой своей целомудренной опрятностью, атмосферой умиротворенности, служило образчиком какой-то непостижимой природной мудрости. Солотов сначала предлагал строить торфокомбинат в пятнадцати километрах отсюда, где разведаны были богатые залежи торфа. Но, посовещавшись, решили перенести его строительство на тридцать километров вглубь региона, а Ермак рассматривать как кандидата под закладку здесь в будущем одного из деловых или культурных центров. Торфяники же после их выработки можно будет рекультивировать и организовать там зону отдыха или использовать под садовые участки.
  Но сейчас Ермак нужен был прежде всего как база, как плацдарм для броска на север. Благодаря близкому расположению к транспортному кольцу отсюда сподручно было поддерживать связь с остальными районами края, а ревизия его жилого фонда показала, что многие из брошенных капитальных строений после косметического ремонта вполне могут быть использованы под жилье. Да и пустующие частные дома тоже могли еще послужить
  На первом же заседании крайкома Трофимов добился принятия решения о приоритетности дорожного строительства при закладке любого промышленного объекта или жилого комплекса и теперь следил за неукоснительным его выполнением. 'Все начинается с дороги', - часто повторял он, по-своему переосмыслив название известного фильма пятидесятых годов. Поэтому возрождение поселка начали с восстановления старой дороги, идущей от поселка к северной магистрали. Ее, похоже, в свое время проектировали и строили знающие свое дело и ответственные специалисты: трасса была проложена в обход мерзлотных и подтопляемых участков, а добротный железобетонный мост через речку мог еще выдержать колонну танков Т-34. Это выгодно выделяло ее на фоне всеобщего запустения.
  С ее ремонтом управились быстро и после этого сразу приступили к прокладке трассы от Ермака к торфяникам и дальше, к будущему торфокомбинату. В самом же Ермаке начали приводить в порядок запущенные капитальные строения, коммуникации, налаживать снабжение.
  Чтобы быть поближе к объектам строительства, Виктор выбрал в поселке, на территории одного почившего в бозе предприятия здание поприличнее и после ремонта перевел туда крайком и свою приемную.
  Сюда же перебрался и Федоров со своим пока еще немногочисленным штатом. Он быстро входил в курс дел на Полигоне, объезжал все участки работ, выявлял узкие места. Где вопрос требовал принятия безотлагательных мер и позволяла обстановка, оперативно вмешивался в процесс, на месте решал бытовые вопросы, вопросы снабжения, обеспечения техникой, кадрами, где требовалось комплексное сбалансированное решение, брал на заметку, чтобы позже решить вопрос совместными усилиями смежных заинтересованных служб.
  Уже при первом знакомстве с состоянием дел в кадровой политике он обратил внимание на однородность и низкую квалификацию прибывающего контингента. Ехали все больше люди без специальности, разнорабочие. На первом этапе, когда нужно было выполнять простые дорожные работы, переваливать через сортировочные узлы тысячи тонн грузов, такая кадровая политика, может быть, и была оправдана. Но по мере расширения фронта работ все больше стала обозначаться потребность не просто в рабочих, а в квалифицированных рабочих, специалистах. Нужны были уже не просто дорожные строители, а такие, которые умели бы строить дороги под эксплуатацию большегрузным транспортом в условиях сурового сибирского климата, нужны были строители-монтажники сложных систем и оборудования. Шахтеры, горняки, станочники, врачи - список нужных профессий с каждым днем увеличивался. Он дал поручение всем руководителям ежеквартально составлять заявочные списки необходимого количества работников с указанием профессии и квалификации. Потом он созвонился с Истцовым и попросил впредь формировать бригады в соответствии с этими заявками.
  Сейчас он занимался разработкой Положения о краевом исполнительном комитете. Концепцию структуры комитета, принципов взаимодействия входящих в него подразделений он обдумывал все время, пока находился в Москве, и проект Положения у него был уже готов. Оставались кое-какие нерешенные вопросы, касающиеся взаимодействия комитета с другими органами власти Полигона, с центральной властью, другие вопросы принципиального характера. Поэтому, прежде чем выносить на суд окончательный вариант Положения, он хотел обсудить его с Кораблевым.
  Выкроить время для серьезного разговора днем, до предела заполненным всякими неотложными делами, им никак не удавалось. Поэтому для встречи выбрали один из вечеров.
  
   42
  
  Выслушав Федорова, Виктор встал, подошел к окну, постоял немного, прошелся по кабинету, потом сел на место, помолчал немного, после чего сказал:
   - Давай сразу определимся с терминами, чтобы потом называть вещи своими именами. Вот ты свое ведомство называешь краевым Исполкомом. Но что такое у нас Исполком? Если быть буквоедом, то, судя по названию, он исполнитель. Исполнитель чьей-то воли. У нас - власть народа. Значит, логично было бы предположить, что он исполнитель воли народа. Но ведь фактически, согласись, он таковым является лишь на бумаге. Ты не хуже меня знаешь, что в наше время этой структурой, кроме народа в лице Советов, есть еще много желающих порулить. Может быть, попробовать назвать твое ведомство как-то по-другому? Ведь если мы сохраним старое название, то этим мы как бы обозначим преемственность, приверженность старым, изжившим себя методам управления. Но мы ведь хотим другого!.. - Виктор помолчал немного, после чего продолжал. - Нам нужно уйти от сложившихся десятилетиями догматов, рутинных представлений о способах ведения хозяйства, уйти от многоподчиненности хозяйствующего субъекта. А смена вывески поможет нам с самого начала откреститься от соблазна действовать по старой схеме.
  - Честно сказать, мне самому не по душе этот Исполком, - согласился Федоров. - Уж слишком забюрократизированное заведение, и должности в нем стали уже синекурой для избранных. У народа накопилось много негатива по отношению к нему. Но отказаться от этого названия - не будет ли это воспринято, как вызов?
  - Может быть, и будет, - отвечал Кораблев. - Но давай сначала посмотрим, что мы можем предложить. Давай попробуем оттолкнуться опять же от народовластия. Вот у нас будет после ноября свой парламент: Совет народных депутатов. Совет выберет подотчетное ему правительство, которое будет управлять народным хозяйством. Так, может быть, так и назовем: Управление Народного хозяйства края. Но все, что есть хорошего у исполкомов в части планирования, контроля, других сторон хозяйственной деятельности, мы, конечно, возьмем, не будем начинать с чистого листа. А насчет, как ты сказал, вызова... Да, карт-бланш на самодеятельность в части принятия нестандартных политических решений никто нам не давал, и слова о социально-экономическом эксперименте в Постановлении отсутствуют. Только я уверен, что этот вопрос на встрече Белова с Генеральным звучал, и хоть Юрий Александрович и не говорил мне об этом прямо, но по его поведению чувствуется, что у Генерального такая формулировка не вызывает аллергии. Но ведь и Исполком в Постановлении тоже нигде не упоминается! - горячился Виктор.
  - Может быть, подразумевалось, что мы люди грамотные, сами поймем? - пытался возражать Федоров. - Потому и не упоминается...
  - А если не подразумевалось? - горячился Виктор. - Если подразумевалось, что мы люди грамотные и сами сообразим, что пора уходить от переживших свое время представлений, пора привести нашу практику в соответствие с теорией? Вот и давай практику подводить к теории: если власть народа, значит, хозяйствующий субъект пусть не исполняет волю всех над ним стоящих властных органов, как Исполком, а, наделенный народом исключительной властью, от его имени управляет народным хозяйством. И отвечает перед народом.
  - Хорошо, - согласился Федоров. - Только я этот термин - 'управление' - приберегал для отраслевых подразделений: Управление строительства, Управление здравоохранения, связи, внутренних дел... Не будет путаницы?
  - Ну, тогда давай, чтобы не путаться, твое управление назовем Главным Управлением Народного хозяйства, сокращенно - ГУНХ. В обиходе - Главное управление, или Главупр. Не так уж и плохо звучит.
  - Еще такой вопрос, - продолжал Федоров. - В аппарате Комитета партии края, в соответствии со сложившейся у нас практикой, будут отделы, дублирующие отраслевые подразделения Главного Управления. Как сделать, чтобы мы не мешали, а помогали друг другу?
  - Вопрос непростой. И здесь я как первый секретарь крайкома ожидаю больше всего проблем, и вот почему...
  Виктор хотел с самого начала заложить в крае такую систему управления, чтобы партия как можно меньше вмешивалась в хозяйственные вопросы, чтобы она не руководила, а помогала хозяйствующим органам. Он хотел обкатать, апробировать новую структуру партийно-административного устройства края как прообраз будущего государственного устройства, каким оно ему виделось, когда он думал о будущем страны.
   - Дело в том, - продолжал он, - что я не хочу вообще создавать эти отделы. Будет Комитет, будет второй секретарь, небольшой штат моих помощников, которые будут заниматься выполнением оперативных поручений, и один отдел - идеологический. Но не для пропаганды, а для организации работы таких институтов, как пресса, телевидение, общество 'Знание', других средств воспитания и агитации. Нужно сделать так, чтобы эти институты своей деятельностью помогали администрации. Помогали в формировании здорового климата в трудовых коллективах, в воспитании добросовестного отношения к своему делу, когда каждый трудящийся является на своем рабочем месте мастером, когда он чувствует себя ответственным не только за свой участок работы, но и за всю работу в целом. Что же касается руководящей роли партии, то она будет в одном: следить за чистотой своих рядов, чтобы коммунист был образцом честности, трудолюбия, патриотизма - всех лучших качеств человека, чтобы он был образцом для подражания, был опорой администрации края... Твоей опорой.
  - Профильные отделы есть во всех областных комитетах, в Центральном Комитете, - не уступал Федоров. - Не боишься быть непонятым?
  - Боюсь. Но волков бояться - в лес не ходить.
  Виктор помолчал немного, после чего продолжал:
  - Критерием правильности любого нововведения может быть положительный результат. А положительный результат, я уверен, будет. Насчет же профильных отделов в аппарате ЦК, которые дублируют министерства, я думаю, все это - от недоверия. Получается, партия не доверяет министрам, которых она же и назначила. А не лучше ли назначить таких министров, которым она полностью доверяет? И тогда Председатель Совета министров уже будет спрашивать со своих подчиненных, а партия - с него. Что же касается областных комитетов, то они просто копируют ЦК.
  - Да что там говорить! - с чувством произнес Федоров. - Ты думаешь, я против? Сам в ЦК нахлебался этой похлебки, когда приходилось в обход министерства вызывать специалистов, руководителей предприятий, уважаемых людей, и заставлять их готовить справки, отчеты, другие документы. Только как на все это посмотрит тот же Белов? Это же подрыв руководящей роли партии.
  - Ничего, - спокойным голосом произнес Виктор. - Я думаю, Белов поймет и в этом вопросе будет нам союзником. Я очень на это рассчитываю. Ну не может он мыслить старыми категориями, раз взялся нам помогать! Скажу еще раз: все наши нововведения может оправдать результат. А чтобы он появился, давай засучим рукава и начнем работать на этот результат. Ты начинай формировать свои управления. Подбирай себе команду спецов. Именно - спецов. А то у нас часто штаты укомплектовываются по признаку единомыслия в худшем понимании этого слова, единомыслия, замешанного на личной преданности, лояльности. Только мне кажется, такой единомышленник вряд ли сможет стать спецом, а вот спец единомышленником - сможет. У тебя есть соображения по структуре твоего Управления, по кандидатурам?
  - Есть. Вот посмотри.
  Артем положил перед Кораблевым папку. Тот открыл ее, пробежал глазами первые две страницы, после чего спросил:
  - Вот, я вижу, у тебя тут забито два зама. Кто за что будет отвечать?
  - Один - по текущим, оперативным делам: производство, вопросы обеспечения. Второй - по перспективным техническим разработкам, по стратегии. На текущие дела я думаю поставить Орехова Андрея. Кончил Плехановский, в Госплане работал начальником отдела. Знает все про нашу промышленность и сельское хозяйство. Мне много с ним проходилось контактировать, когда работал в ЦК. Очень толковый парень. На днях приезжает. Место второго пока свободно.
  - Посмотри Трофимова, - сказал Виктор. - Мне кажется, он хорошо вписывается. А Орехов пусть быстрее включается в работу. У него сейчас самая горячая пора. Еще такой вопрос... Утверждение названия, структуры твоего ведомства, руководителей по направлениям - это прерогатива Совета края. Но Совет будет избран только в ноябре. На период безвластья, я думаю, целесообразно будет сформировать штаб руководства работами в крае во главе с тобой или с твоим заместителем. В него можешь включать тех, кого ты наметил в свои управления. Пусть пройдут обкатку. У штаба сейчас будет прорва работы. Нужно строить, осушать, прокладывать дороги, налаживать снабжение в поселках, начинать подготовку к отопительному сезону. Теперь ведь за все это будут спрашивать уже с нас. Это - задачи на сегодня. А не успеешь оглянуться, как подоспеют проблемы по образованию, культуре, другим важным направлениям. Надо будет ремонтировать существующие и строить новые школы, кинотеатры, дворцы культуры, спортивные школы. Документальную киностудию будем создавать. А что?.. Будем писать для потомков кинолетопись Полигона. С самого начала, с первого листа. Истцов по моей просьбе прислал нам одного энтузиаста. Он уже снял несколько сюжетов. Например, встречу очередной партии добровольцев, работы на северной автомагистрали... Ну, давай, действуй. Я изучу твою папку, потом встретимся еще раз, обсудим.
  Они попрощались.
  
   43
  
  После ухода Федорова Виктор еще некоторое время находился под впечатлением их разговора, прокручивал в мыслях важнейшие вопросы, которые нужно решать сегодня, в ближайшей перспективе.
  Нужно начинать раскручивать комсомольское движение, возрождать старые комсомольские ячейки, создавать новые. Этим займется Истцов. Суды, прокуратура - это епархия Петриченко. Профсоюзы... Здесь у Виктора были особые ожидания. Но для того чтобы реализовались эти его ожидания, нужен был человек, который смог бы придать профсоюзному движению новый импульс, человек, способный взять на себя трудную задачу обновления этого движения, чтобы профсоюз занял подобающее место в общественной жизни края.
  И такой человек у Виктора на примете был.
  ... Познакомились они в одну из экспедиций на нефтяных разработках, где Виктор проводил исследования. На буровую прибыла из области комиссия. Разбирали ЧП, связанное с падением вышки. Один человек тогда пострадал, был причинен значительный ущерб. Как обычно в таких случаях, проверяли соблюдение техники безопасности, проведение инструктажа персонала, опрашивали свидетелей. Виктору несколько дней пришлось жить в одном вагончике с членом комиссии Валерием Ивановичем Кучеровым, профсоюзным работником. По вечерам время коротали за разговорами.
  Как-то вечером Валерий Иванович пришел в вагончик возбужденный. В тот день выяснилось, что причиной падения вышки стало грубое нарушение техники безопасности.
  - Да как же им не падать?! - горячился Кучеров. - Ведь это только на бумаге профсоюз контролирует состояние охраны труда и техники безопасности. На деле же этот контроль давно превратился в формальность, а чаще всего этого контроля просто нет. А работа профсоюзной организации свелась к сбору членских взносов да к распределению путевок в санатории и дома отдыха.
  Он говорил о том, что профсоюзы отстранены от решения важных хозяйственных и государственных вопросов, в частности, лишены возможности участия в управлении предприятиями, лишены прав, данных им Уставом.
  - И ведь у профсоюзных организаций есть инструмент, с помощью которого они могут реализовать эти свои права, - продолжал Кучеров. - Есть! Это - постоянно действующие производственные совещания. Только почему о них ничего не слышно? Нет, они до сих пор есть на каждом предприятии. Регулярно заседают. Но все их функции давно свелись к одобрению действий руководства. На этих совещаниях иногда раздается критика в адрес структур, ответственных за состояние дел на производстве, только эти структуры привыкли всерьез эту критику не воспринимать.
  В то время Виктор делами своей профсоюзной организации интересовался мало. Все его отношения с ней ограничивались уплатой членских взносов да редкими посещениями отчетно-выборных собраний. Что же касается производственных совещаний, то о них он вообще имел слабое представление. Слышал, что такие существуют, но в суть никогда не вникал. А часто произносимое к месту и не к месту ленинское 'профсоюзы - школа коммунизма' истерлось в его памяти уже настолько, что утратило конкретность, стало не установкой на действие, а расхожей фразой.
  - Да и сами трудящиеся, мне кажется, не очень хотят перемен, - сетовал Кучеров, - самоустранились от участия в управлении производством, от организации условий своего труда, ведут себя пассивно. Но ведь в профсоюзных организациях состоит более девяноста пяти процентов трудового населения, это - самая организованная его часть. И кому, как не им, играть ключевую роль в организации своей жизни, в организации жизни в стране? Они стоят у станков, кульманов, проводят научные исследования, сеют-пашут, работают на фермах, трудятся там, где непосредственно создаются материальные ценности, где куется могущество страны. И где, как не в активной жизни, на переднем ее крае, в самой гуще событий, лучше всего проявляются талант, деловая жилка людей, выявляются достойные работники, способные принимать взвешенные решения, мыслить по-государственному, будущие командиры производства?
  Говорил он горячо, убежденно, по всему чувствовалось, что говорил о наболевшем, что ему не безразлична судьба профсоюзного движения, судьба страны, судьба людей, в ней живущих.
  Сам Виктор тогда еще не очень ясно представлял себе, какую практическую пользу может принести профсоюз в организации работ на Полигоне. Но ему импонировали настрой Кучерова на перемены, его активная позиция, здравый смысл его высказываний.
   Впоследствии он часто возвращался мыслями к тому их разговору, а однажды выкроил денек и засел в библиотеке, чтобы поближе познакомиться с профсоюзным движением, изучить Устав профсоюза, Положение о постоянно действующем производственном совещании. Оказалось, что по Уставу профсоюзы имеют право не только контролировать состояние охраны труда и техники безопасности, не только участвовать в управлении предприятиями. Их права гораздо шире: они могут участвовать в выработке законов, касающихся вопросов производства, труда и быта работающих, могут участвовать в разработке государственных планов экономического и социального развития. Что же касается их права на участие в управлении предприятиями, то на местах они могут реализовывать его через ПДПС. Участвуя в работе совещания, они могут приобретать навыки управления государственными и общественными делами. Хрущев начал хорошее дело, когда учредил эти совещания. И задумано все это было, наверное, не ради отвлеченной идеи развития социалистической демократии. Ведь результатом работы этих совещаний, как написано в Положении, должно стать решение вполне конкретных задач, таких как улучшение качества планирования, снижение себестоимости продукции, повышение ее качества, а, значит, повышение качества жизни людей. Но, как часто у нас бывает, поговорили - и забыли.
   Ну, а если все-таки вернуться к истинному предназначению этих совещаний, вдохнуть в них жизнь? Может быть, тогда удастся сделать их рабочей площадкой, где трудящиеся массы будут учиться хозяйствовать, учиться распоряжаться народным добром, распоряжаться своей судьбой?
  Но для этого сначала нужно вернуть профсоюзам их права, вернуть не на бумаге, а на деле. Может быть, тогда эта массовая организация действительно сможет стать школой управления, школой социальной, экономической, политической жизни, сможет стать, по выражению Ленина 'резервуаром государственной власти'. И заработает социальный лифт. Не такой, когда в сложившийся годами трудовой коллектив присылают руководящие кадры со стороны, временщиков, которые рассматривают свое назначение всего лишь как очередную ступеньку в карьерной лестнице, а такой, когда эти кадры куются в самом коллективе, корнями крепко связаны с ним.
  Только вряд ли это можно сделать в масштабах страны. За десятилетия пребывания профсоюзов в роли обслуживающей власть структуры все уже привыкли к такому их статусу и давно сжились с мыслью, что здесь уже ничего изменить нельзя.
  Но вот - Полигон. Не паханое профсоюзное поле. Здесь можно попробовать возродить изначальную миссию профсоюзов, привести их повседневную практику в соответствие с существующим Уставом, наполнить содержанием в общем-то хорошие в нем слова об участии профсоюзов в хозяйствовании, в государственном строительстве, и дальше действовать сообразно этому содержанию. И потом запустить, наконец, механизм этого ПДПС.
  Были, правда, у Виктора некоторые опасения, что эти совещания превратятся в новгородское вече, и в результате благие намерения по вовлечению трудящихся масс в управление производством, в решение вопросов государственного строительства обернутся тормозом при принятии нужных правовых актов. Но еще хуже, считал он, будет пассивность людей, их самоустранение от участия в организации своего труда, своей жизни.
  А чтобы это вовлечение проходило цивилизованно, нужно будет организовать профсоюзную учебу. Не такую, когда слушатели скучают на занятиях и ждут не дождутся их конца, а такую, когда на этих занятиях толковые, неравнодушные к судьбам людей, к судьбе государства подвижники-активисты убедительно, с увлечением рассказывают о роли профсоюзов, о правах членов профсоюза, о формах участия трудящихся в общественной жизни, энтузиасты, способные зажечь слушателей, вовлечь их в живое обсуждение насущных задач, стоящих перед их коллективом, перед Полигоном, перед страной.
  Но чтобы оживить работу профсоюзной организации края, нужен был хороший организатор, настроенный на перемены, у которого есть ясная программа, нужен заводила, способный встряхнуть, расшевелить людей, увлечь их своими идеями.
  И тогда он вспомнил про Кучерова. Такой может стать отличным профсоюзным лидером, сможет сломать скептические стереотипы в отношении к профсоюзному движению.
  Виктор позвонил Истцову и дал ему задание отыскать его. Однако оказалось, что Кучеров в том управлении, на которое указал Кораблев, уже не работает, а где он теперь работает, там не знают. Пришлось обратиться за помощью к Федорову, которому через аппарат ЦК удалось обнаружить Валерия Ивановича на одной из воркутинских шахт, где он работал теперь начальником смены. Виктор написал ему письмо с предложением. Описал, чем ему предстоит заниматься на Полигоне.
  В своем ответе Кучеров написал, что в принципе согласен, но опасается, что с его увольнением могут возникнуть сложности: на шахте были проблемы с кадрами. Он уже однажды пытался уволиться по собственному желанию, но тогда его вызвали в партком и вежливо попросили остаться. Виктору снова пришлось подключать Федорова, и теперь со дня на день Валерий Иванович должен был появиться в Ермаке.
  
   * * *
  
  Тем временем работы на Полигоне шли полным ходом. По транспортному кольцу уже потоком шли большегрузные трейлеры, груженые строительными материалами, горнопроходческим оборудованием, дорожной техникой, оборудованием для будущих комбинатов, ТЭЦ - всем, что раньше складировалось на Веерной и вдоль железнодорожного полотна, ожидая своего часа, чтобы быть направленным на главные стройки края. На самих стройках круглосуточно тарахтели бульдозеры, грейдеры, стучали копры, вколачивая сваи в неподатливый мерзлотный сибирский грунт.
  Наступление на болотный край набирало силу.
  
  
   Часть вторая
  
  
   1
  
  Прошел год.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"