КНИГА ПУТЕШЕСТВЕННИКА ПО МИРАМ Песнь XI
ЦАРСТВА И БОЖЕСТВА БОЛЕЕ ВЕЛИКОГО УМА
Там исчезли пределы для трудящейся Силы.
Но бытие и творение не прекращается там.
Ибо Мысль превосходит круги смертного ума,
Она больше, чем её земной инструмент:
Божество, втиснутое в узкое пространство ума,
Ускользает во все стороны в некий простор,
Являющийся переходом в бесконечность.
Оно вечно движется в поле духа,
Бегун к далёкому духовному свету,
Дитя и слуга силы духа.
Но ум тоже падает с безымянной вершины.
Его существо простёрлось за пределы видения Мысли.
Ибо дух вечен и несотворён,
И не мышлением родилось его величие,
И не мышлением может прийти его знание.
Он знает себя и живёт в себе,
Он движется там, где нет ни мысли, ни какой-то формы.
Его ноги твёрдо стоят на конечных вещах,
Его крылья могут осмелиться пересечь Бесконечное.
В его поле зрения входило удивительное пространство
Великих и чудесных встреч, вызываемых его шагами,
Где Мысль опиралась на Видение за пределами мысли
И формировала мир из Немыслимого.
На вершинах, недоступных воображению,
На горизонтах, что не утомляли взгляд,
Под синим покровом вечности
Было видно великолепие идеального Ума,
Простирающегося через границы познаваемых вещей.
Источник [той] малости, что мы есть,
Инстинкт бесконечно большего, которым мы должны стать,
Поддержка всего, что человеческая сила выполняет,
Творец надежд нереализованной земли,
Он распространяется за пределы расширяющейся вселенной;
Он улетает за границы мечты,
Он пролетает сквозь потолок парения жизни.
Бодрствуя в светящейся сфере, не связанной Мыслью,
Открытый всеведущим необъятностям,
Он бросает в наш мир его великие венчающие влияния,
Его скорость, что опережает прогулку часов,
Его силу, что непобедимо шагает сквозь Время,
Его могущества, что наводят мост через пропасть между человеком и Богом,
Его огни, что борются с Невежеством и Смертью.
В его обширном диапазоне идеального Пространства,
Где красота и могущество идут рука об руку,
Истины Духа принимают форму живых Богов,
И каждая может по праву строить её собственный мир.
В воздухе, который сомнение и заблуждение не могут отметить
Cтигматами их уродства,
В общении с задумчивым уединением
Истины, что видит в безошибочном свете,
Где зрение не колеблется и не блуждает мысль,
Освобождённая от непомерного налога слёз нашего мира,
Мечтая, его светоносные творения взирают
На Идеи, что населяют вечность.
В солнечном сиянии радости и абсолютного могущества
Вверху Мастера Идеала правят
В сессиях спокойного блаженства,
В области освещённой несомненности.
Эти царства далеки от нашего труда, стремления и зова,
Правление совершенства и благословенное святилище
Закрыты для неуверенных мыслей человеческого ума,
Далеки от мутной поступи смертной жизни.
Но поскольку наши тайные "я" - близкие родственники,
Дыхание недостижимой божественности
Посещает несовершенную землю, на которой мы трудимся;
Сквозь золотой смех сверкающего эфира
Свет падает на наши мучительные неудовлетворённые жизни,
Мысль нисходит из идеальных миров
И движет нас к новой модели даже здесь
Некоторого образа их величия, притягательности
И чуда за пределами кругозора смертной надежды.
Среди тяжёлого однообразия дней
И противоречащей человеческому закону
Веры в вещи, которых нет и не должно быть,
Живёт товарищ восторга и боли этого мира,
Дитя запретного желания тайной души,
Рождённое от её любви с вечным.
Наши души вырываются на свободу из их окружения;
Будущее приближает лик его чуда,
Его божество смотрит на нас настоящими глазами;
Деяния, считающиеся невозможными, становятся естественными;
Мы чувствуем бессмертие героя;
Мужество и сила, не затрагиваемые смертью,
Пробуждаются в конечностях, что смертны, в сердцах, что ослабевают;
Мы движемся быстрым импульсом воли,
Что презирает медлительное влачение смертного времени.
Эти побуждения исходят не из чуждой сферы:
Мы сами - граждане этого материнского Государства,
Искатели приключений, мы колонизировали ночь Материи.
Но теперь наши права попраны, наши паспорта аннулированы;
Мы живём само-изгнанными из нашего небесного дома.
Блуждающий луч бессмертного Ума
Принял слепоту земли и стал
Нашей человеческой мыслью, слугой Невежества.
Изгнанник, труженик на этой ненадёжной земле,
Захваченный и загнанный в Жизни невежественную хватку,
Стеснённый тёмной клеткой и предательскими нервами,
Он мечтает о более счастливых состояниях и более благородных силах,
О естественной привилегии не падших богов,
Помня до сих пор его старую утраченную суверенность.
Среди земного тумана и мглы, грязи и камней
Он до сих пор помнит его возвышенную сферу
И высокий город его великолепного рождения.
Память вкрадывается о потерянных небесах Истины,
Обширное освобождение приближается, Слава зовёт,
Мощь выглядывает, отдалённое счастье.
В чарующих переходах полускрытый свет
Блуждает, яркая тень его самого,
Этот быстрый неуверенный лидер слепых богов,
Эта нежность от маленьких светильников,
Этот служитель-раб, нанятый умом и телом для использования на земле,
Забывает о его работе среди грубой реальности;
Он восстанавливает его отвергнутое верховное право,
Он вновь носит пурпурную мантию мысли
И знает себя провидцем и царём Идеала,
Причастником и пророком Нерождённого,
Наследником восторга и бессмертия.
Все вещи реальны, что являются здесь лишь мечтами,
В наших неведомых глубинах спит их запас истины,
На наших недостигнутых высотах они царят и приходят к нам
В мыслях и вдохновениях, влача за собой их одежды из света.
Но наша карликовая воля и холодный прагматический смысл
Небесных визитёров не допускают:
Ожидающие нас на вершинах Идеала
Или охраняемые в нашем тайном "я", невидимые,
Но иногда вспыхивающие через пробуждённую душу,
[Они] скрывают при наших жизнях их величие, красоту, силу.
Наше настоящее иногда ощущает их царственное прикасание,
Наше будущее стремится к их сверкающим тронам:
Из духовной тайны они выглядывают,
[Их] бессмертные шаги звучат в коридорах ума:
Наши души могут подняться на сияющие планы,
Широты, из которых они пришли, могут стать нашим домом.
Вновь обретя его привилегию видеть без тени,
Мыслитель вошёл в воздух бессмертных
И вновь испил из его чистого и могучего источника.
Неизменный в ритмичном покое и радости,
Он видел, суверенно свободный в безграничном свете,
Неуничтожимые планы, миры, сотворённые мыслью,
Где Знание есть лидер действия,
А Материя сотворена из мыслящей субстанции,
Чувство - это небесная птица, балансирующая на крыльях мечты,
Отвечающая на зов истины, как на голос родителя,
Формы - это озарённые прыжки всеформирующего луча,
А Воля, сознательная колесница Богов,
И Жизнь, великолепный поток вдохновенной Силы,
Несут голоса мистических Солнц.
Это приносит счастье [от] шепчущей истины;
Там звучит в его медоносном потоке из недр Пространства
Смех из бессмертного сердца Блаженства
И непостижимая вневременная Радость,
Звук журчания Мудрости в Неизвестном
И дыхание невидимой Бесконечности.
В сияющей ясности аметистового воздуха
Нескованный и всемогущий Дух Ума
Размышляет на голубом лотосе Идеи.
Золотое верховное солнце вневременной Истины
Изливало вниз мистерию вечного Луча
Сквозь безмолвие, дрожащее от слова Света
В бесконечном океане открытий.
Вдалеке он увидел соединяющиеся полусферы.
На восходящем краю транса медитации
Великие ступени мысли поднимались к нерождённым высотам,
Где последние хребты Времени касаются небес вечности
И Природа говорит с абсолютом духа.
Сначала пришло тройное царство упорядоченной мысли,
Малое начало огромного восхождения:
Наверху были яркие эфирные небеса ума,
Переполненное и бесконечное парение, как будто небо давило на небо,
Поддерживаемое против Пустоты бастионами света;
Высшее стремилось к соседству с вечностью,
Огромнейшее расширялось в бесконечность.
Но, хотя и бессмертные, могущественные и божественные,
Первые царства были близки и родственны человеческому уму;
Их божества формируют дороги нашего более великого мышления,
Фрагмент их могущества может стать нашим:
Эти широты не были слишком широки для наших душ, чтобы [там] расположиться,
Эти высоты не были слишком высоки для человеческой надежды.
Тройной подъём привёл в этот тройной мир.
Хоть и крутой для общих усилий идти [по нему],
Его восходящий склон смотрит вниз на наше земное равновесие:
На склоне, не слишком отвесно крутом,
Можно было повернуть назад, путешествуя по глубоким нисходящим линиям,
Чтобы общаться со вселенной смертных.
Могучие смотрители восходящей лестницы,
Кто ходатайствуют со всесозидающим Словом,
Там ожидали душу пилигрима, связанную с небесами;
Держа тысячу ключей от Запредельного,
Они предлагали их знание восходящему уму
И наполняли жизнь безграничностью Мысли.
Пророчествующие иерофанты оккультного Закона,
Огненно-яркие иерархи божественной Истины,
Толкователи между умом человека и Бога,
Они приносят бессмертный огонь смертным людям.
Радужные, воплощающие невидимое,
Стражи ярких степеней Вечности
Выстроились перед Солнцем в сияющие фаланги.
Издали они казались символическими образами,
Освещёнными оригиналами теневого скрипта,
В который наше видение транскрибирует идеальный Луч,
Или иконами, изображающими мистическую Истину,
Но вблизи - Богами и живыми Присутствиями.
Марш [из] фризов обозначил самые низшие ступени;
Фантастически витиеватые и богато мелкие,
Они имели место для всего содержания мира,
Для cимволов минут радости его совершенства,
Для cтранных зверей, что были силами Природы, сделавшимися живыми,
И, пробуждённый к чуду его роли,
Человек стал ненарушенным образом Бога,
А предметы - прекрасными монетами из царства Красоты;
Но широкими территориями были эти уровни служения.
Перед восходящим прозрением стояли
Миром-Временем наслаждающиеся, любимцы Мира-Блаженства,
Мастера вещей актуальных, властелины часов,
Товарищи по играм юной Природы и Бога-дитя,
Творцы Материи скрытым напряжением Ума,
Чьи тонкие мысли поддерживают бессознательную Жизнь
И направляют фантазию грубых событий,
Раса юных богов с острым зрением,
Дети-цари, рождённые на раннем плане Мудрости,
Обученные в её школьной мистической игре создания мира.
Архмасоны вечного Чудотворца,
Формовщики и измерители фрагментированного Пространства,
Они осуществили их план скрытого и известного
Жилища для невидимого царя.
Повинуясь глубинному повелению Вечного,
Они построили на материальном фронте вещей
Этот широкий мир - детский сад юных душ,
Где младенческий дух учится с помощью ума и чувств
Читать буквы космического скрипта
И изучать тело космического "я",
И искать тайное значение целого.
Всему, что задумывает Дух, они придают форму;
Убеждая Природу в видимых настроениях,
Они придают конечную форму бесконечным вещам.
Каждую силу, что выпрыгивает из Непроявленного,
Покидая величие покоя Вечности,
Они захватывали и удерживали их точным взглядом
И делали фигурантом в космическом танце.
Его свободный каприз они связали ритмическими законами
И вынудили его принять позу и линию
В колдовстве упорядоченной вселенной.
Все-содержащее содержалось в форме,
Единство было раздроблено на измеримые блоки,
Безграничность собрана в космическую сумму:
Бесконечное Пространство было разбито на кривые,
Неделимое Время разрезано на маленькие минуты,
Бесконечно малое массировано, чтобы надёжно сохранить
Мистерию Бесформенного, низвергаемого в форму.
Непобедимо их ремесло, разработанное для использования
Магии последовательных чисел и чар знаков,
Чудесная потенция замысла была схвачена,
Нагруженная красотой и значением,
И под детерминирующим мандатом их взгляда
Форма и качество, уравниваясь, объединились
В неразрывную идентичность.
На каждом событии они отпечатывали графики их закона,
Их веру и заряд обременяющих обстоятельств;
Уже не свободный и божественный случай,
Желаемый в каждый момент, не приключение души
Удлиняли связанную судьбой таинственную цепь,
Линию, предусмотренную неизменным планом,
[Представляя] ещё один шаг в долгом марше Необходимости.
Срок был установлен для каждой жаждущей силы,
Сдерживающий её волю монополизировать мир,
Канавка из бронзы предписана для силы и действия,
Что указывала каждому мгновению его назначенное место,
Неизменным предволимое в спиральной
Огромной петле Времени, ускользающей от вечности.
Неизбежны их мысли, подобные звеньям Cудьбы,
Наложенным на прыжки и молниеносную гонку ума
И на хрупкий случайный поток жизни,
И на свободу атомных вещей
Неизменной причиной и непреклонным следствием.
Идея отказалась от пластичной бесконечности,
Для которой она была рождена, и теперь отслеживала вместо неё
Небольшие отдельные шаги цепной работы в сюжете:
Бессмертное когда-то, теперь связанное рождением и смертью,
Вырванное из непосредственности его безошибочного взгляда,
Знание было перестроено из клеток умозаключения
В фиксированное тело, дряблое и тленное;
Соединённое таким образом, оно росло, но не могло [продержаться] долго и разрушалось,
И уступило его место телу нового мышления.
Клетка для большеглазых Мыслей серафимов Бесконечности
Была закрыта крест-накрест мировыми законами вместо прутьев,
И радужное видение Невыразимого
Ограждено краткой дугой горизонта.
Вневременный дух сделался рабом часов;
Несвязанный был брошен в тюрьму рождения,
Чтобы создать мир, который Ум мог бы охватить и править [им].
На земле, которая смотрела на тысячу cолнц,
Чтобы сотворённые могли вырастить владыку Природы
И осветить душой глубины Материи,
Они привязали к дате, норме и конечному масштабу
Миллионно-мистическое движение Единого.
Выше по рангу стояла тонкая раса архангелов
С большими веками и взглядами, что искали невидимое.
Свет освобождающего знания сиял
Сквозь бездны тишины в их глазах;
Они жили в уме и знали истину изнутри;
Взгляд, отводимый в сконцентрированное сердце,
Мог проникнуть за ширму результатов Времени,
За жёсткие очертания и формы видимых вещей.
Всё, что ускользнуло из узкой петли концепций,
Видение замечало и схватывало; их видящие мысли
Заполняли пробелы, оставленные ищущими чувствами.
Высокие архитекторы возможности
И инженеры невозможного,
Математики бесконечностей
И теоретики непознаваемых истин,
Они формулируют постулаты загадки
И соединяют неизвестное с видимыми мирами.
Послушники, они ждут под вневременной Силой,
Исследуя цикл её работ;
Миновав её ограду бессловесного уединения,
Их ум мог проникнуть в её оккультный ум
И нарисовать диаграмму её тайных мыслей;
Они читали коды и шифры, что она запечатала,
Они снимали копии всех её охраняемых планов,
Поскольку каждый поворот её таинственного пути
Имел причину и неизменное правило.
Невидимое становилось видимым для изучающих глаз,
Схема огромного Несознательного была объяснена,
Смелые линии были начертаны в Пустоте;
Бесконечность была сведена к квадрату и кубу.
Располагая символы и значения,
Прослеживая кривую трансцендентной Силы,
Они формировали каббалу космического Закона,
Балансирующую линию, открытую в технике Жизни
И структурирующую её магию и её тайну.
Налагая схемы знания на Необъятное,
Они связывали с силлогизмами конечной мысли
Свободную логику бесконечного Сознания,
Грамматизировали скрытые ритмы танца Природы,
Критиковали сюжет драмы миров,
Делали фигуру и число ключом ко всему сущему:
Психоанализ космического "Я"
Был начертан, выслежены его тайны
И выяснена непонятная патология Уникального.
Была оценена система вероятного,
Опасность избегаемых возможностей,
Рассчитана невычисляемая сумма Актуального,
Построены логарифмические таблицы Необходимости,
Сложенные в схему тройного действия Единого.
Раскрытое внезапно, невидимое множество
Сил, вихрящихся в руках Случая,
Казалось повинующимся какому-то обширному императиву:
Их запутанные мотивы вырабатывали единство.
Мудрость читала их ум, неведомая им самим,
Их анархия втискивалась в формулу,
И из их гигантской случайности Силы,
Следуя привычке миллионов их путей,
Различая каждую малейшую линию и ход
Скрытого неизменного замысла,
Из хаоса настроений Невидимого
Выводилось исчисление Судьбы.
В его яркой гордости универсального применения
Знание ума превзошло мощь Всеведущего:
Орлокрылые могущества Вечного,
Удивляющиеся в их неотслеживаемых эмпиреях,
Склонялись из кругов,
Повинуясь мановению Мысли:
Каждый таинственный Бог, вынужденный раскрывать себя в форме,
Назначив его установившиеся движения в игре Природы,
Зигзагом двигался от жестов Воли-шахматиста
По шахматной доске космической судьбы.
В широкой последовательности предсказанных шагов
Необходимости каждое действие и мысль Бога,
Взвешенные для их оценки бухгалтерским умом,
Проверенные его математизированным всемогуществом,
Утрачивали их божественный аспект чуда
И становились числом в космической сумме.
Капризы и молниеносные настроения могущественной Матери,
Возникшие из её премудрого неуправляемого восторга
В свободе её сладкой и страстной груди,
Лишённые их чуда, были прикованы к причине и цели;
Бронзовый идол заменил её мистическую форму,
Что захватывает движения космических просторов,
В точном наброске идеального лика
Был забыт отпечаток сна её ресниц,
Несущий в его очертаниях мечты бесконечности,
И потерялось манящее чудо её глаз;
Вздымающаяся волна-пульс её обширного моря-сердца
Стала связанной теоремой упорядоченных биений:
Её глубокие замыслы, что она скрывала от самой себя,
Склонялись к самораскрытию на их исповеди.
Для рождения и смерти миров они установили дату,
Очертили диаметр бесконечности,
Измерили отдалённую дугу невидимых высот
И визуализировали бездонные безвидные глубины,
Пока не стало казаться известным всё, что могло быть во все времена.
Всё было подчинено числу, имени и форме;
Ничто не осталось невыразимым, неисчислимым.
И всё же их мудрость была окружена пустотой:
Истины они могли находить и удерживать, но не единую Истину:
Высочайшее оставалось непознаваемым для них.
Зная слишком много, они упустили целое, что нужно знать:
Бездонное сердце мира оставалось неразгаданным
И Трансцендентное хранило его тайну.
В величественном и более смелом воспарении
К широкой вершине тройной лестницы поднимались голые ступени,
Будто пылающие золотые камни,
Прожигающие себе путь к чистому абсолютному небу.
Августейшие и немногочисленные суверенные Короли Мысли
Сделали из Пространства их широкий всевидящий взор,
Обозревающий огромную работу Времени:
Широта все-содержащего Сознания
Поддерживала Бытие в неподвижных объятиях.
Посланники от светоносного Незримого,
В долгом переходе к миру они хранят
Императивы творящего "Я",
Подчиняясь невежественной земле, сознательному небу;
Их мысли - партнёры в его просторном контроле.
Великое правящее всем Сознание здесь присутствует,
А Ум невольно служит более высшей Силе;
Это канал, а не источник всего.
Космос - не случайность во Времени;
В каждой игре Случая есть смысл,
В каждом лике Судьбы есть Свобода.
Мудрость знает и направляет таинственный мир;
Взгляд Истины формирует его существа и события;
Слово, саморождённое на вершинах творения,
Голос Вечного во временных сферах,
Пророк видений Абсолюта,
Засевает значение Идеи в Форму,
И из этого семени всходят ростки Времени.
На вершинах за пределами нашего кругозора восседает Все-Мудрость:
Вниз опускается единственный и непогрешимый взгляд,
Безмолвное прикасание воздуха верховного
Пробуждает [в помощь] невежественному знанию в его действиях
Тайную силу в бессознательных глубинах,
Вынуждая ослеплённое Божество появиться,
Детерминируя голый танец Необходимости,
Когда она проходит через круг часов
И скрывается от преследования конечными глазами
Вниз по кружащимся перспективам эонического Времени.
Неприкосновенные силы космического вихря
Несут в их вакхических ладонях неподвижность
Изначального предвидения, что является Судьбой.
Даже неведение Природы - это инструмент Истины;
Наше борющееся эго не может изменить её курс:
И всё же эта сознательная сила, что движется в нас,
[Это] семя-идея есть родитель наших действий,
А неизбежность - неузнанное дитя Воли.
Под непогрешимо направляющим взором Истины
Все существа раскрывают здесь их тайну,
Вынуждаются стать тем, что они скрывают в себе.
Ибо Тот, кто Есть, растёт, проявляясь с годами,
И медлительное Божество, заключённое в клетку,
Взбирается из плазмы к бессмертию.
Но то, что скрыто, что отрицается смертным пониманием,
Что мистично, невыразимо - есть истина духа,
Неизречённая, уловимая его лишь взором.
Когда лишён он эго и ума, он слышит Голос;
Он смотрит сквозь свет на всё больший свет
И видит Вечность, окружающую Жизнь.
Эта великая Истина чужда нашим мыслям;
Там, где свободная Мудрость действует, они ищут правил;
Либо мы видим лишь спотыкающуюся игру Случая
Или работу в цепях, вынуждаемую сковывающим законом Природы,
Абсолютизмом немой бездумной Власти.
Дерзкие в их чувстве рождённой Богом силы,
Они осмелились ухватить их мыслью абсолют Истины;
Абстрактной чистотой безбожного зрения,
Перцептивной наготой, нетерпимостью к формам
Они доставляли Уму то, чего Ум никогда не мог бы достичь,
И надеялись покорить верховное основание Истины.
Оголённый императив концептуальной фразы,
Архитектонический и неизбежный,
Переводил немыслимое в мысль:
Серебрянокрылый огонь обнажённого тонкого чувства,
Ухо ума, оторванное от рифм внешнего,
Открывало звуки-семена вечного Слова,
Слышало ритм и музыку, что строят миры,
И схватывало в вещах бестелесную Волю быть.
Безграничное они измеряли мерами чисел
И прослеживали последнюю формулу ограниченных вещей,
В прозрачные системы воплощали безграничные истины,
Вневременное делали подотчётным Времени
И оценивали несоизмеримое Высочайшее.
Чтобы припарковать и оградить неохватываемые бесконечности,
Они воздвигли абсолютные стены [из] мысли и речи
И создали вакуум, чтобы вместить Единое.
На их взгляд, они двигались к пустой вершине,
В громадное пространство холодного и залитого солнцем воздуха.
Чтобы объединить их задачи, исключающие жизнь,
Что не могут вынести наготу Необъятного,
Они сделали ребус из множества,
В отрицании нашли смысл Всего,
А в ничто - абсолютный позитив.
Единый закон упростил космическую тему,
Сжав Природу в формулу;
Их титанический труд сделал всё знание единым,
Ментальной алгеброй путей Духа,
Абстракцией живой Божественности.
Здесь мудрость ума остановилась; она почувствовала себя завершённой;
Больше не о чем было думать и знать:
В духовном нуле она восседала на троне
И принимала её обширное молчание за Невыразимое.
Это было игрой ярких богов Мысли.
Привлекая во время вневременный Свет,
Заключая вечность в часы,
Они планировали уловить ноги Истины
В позолоченную сеть из концепций и фраз
И удерживать её в плену для радости мыслителя
В его маленьком мире, построенном из бессмертных грёз:
Там она должна пребывать заточённой в человеческом уме,
Как императрица, узница в доме своего подданного,
Боготворимая, чистая и всё ещё царящая в его сердце,
Его великолепная собственность, лелеемая и отделённая
Стеной молчания его тайной музы,
Непорочная в белой девственности,
Одна и та же испокон веков, и всегда одна,
Его почитаемая неизменная Богиня во все времена.
Или же, верная супруга его ума,
Согласная с его природой и его волей,
Она санкционирует и вдохновляет его слова и действия,
Продлевая их резонанс сквозь внимающие годы,
Спутница и регистратор его марша,
Пересекающего сверкающий участок мысли и жизни,
Вырезанный из вечности Времени.
Свидетельница его высокой триумфальной звезды,
Её божественность - слуга [его] коронованной Идеи,
С её помощью он будет господствовать в поверженном мире;
Гарантия для его деяний и его верований,
Она подтверждает его божественное право вести и управлять.
Или, как любовник, [он] обнимает его единственную возлюбленную,
Божество для поклонения и вожделения в его жизни,
Икону для единственного идолопоклонства его сердца,
Она теперь - его, и должна жить лишь для него:
Она захватила его своим внезапным блаженством,
Неисчерпаемым чудом в его счастливых объятиях,
Соблазном, пойманным восхитительным дивом.
Теперь, после долгих восторженных поисков, он заявляет, что она -
Единственная радость его тела и души:
Неотвратима её божественная притягательность,
Её необъятное обладание, неумирающий трепет,
Опьянение и экстаз:
Страсть её самораскрывающихся настроений,
Небесные слава и многообразие
Делают её тело всегда новым для его глаз
Или же повторяют первое прикасание [её] очарования,
Сияющий восторг её мистических грудей
И прекрасных вибрирующих ног, живую область
Пульсирующего нового раскрытия без конца.
Новое начало расцветает в слове и смехе,
Новое очарование возвращает назад прежний предельный восторг:
Он потерялся в ней, она - его рай здесь.
Истина улыбнулась грациозной золотой игре.
Из её безмолвных вечных пространств выглянула
Великая и безграничная Богиня, притворяясь уступающей
Залитую солнцем сладость её тайн.
Воплощая её красоту в его объятиях,
Она отдала [ему] для краткого поцелуя её бессмертные губы
И притянула к её груди эту прославленную смертную голову:
Она, для которой небеса были слишком малы, сделала землю её домом.
В человеческой груди жило её оккультное присутствие;
Он вырезал из самого себя её образ:
Она вложила её тело в объятия ума.
В узкие пределы мысли она вошла;
Её величие она позволила втиснуть
В маленькую каморку Идеи,
В закрытую комнату понимания одиноким мыслителем:
Она снизошла с её высот до положения наших душ
И ослепила наши веки её небесным взором.
Итак, каждый удовлетворён его высокой прибылью
И мыслит себя блаженным за пределами смертности,
Царём истины на его отдельном троне.
Для её обладателя в поле Времени
Одинокое великолепие, уловленное от её славы, кажется
Единственным истинным светом, сияющей полнотой её красоты.
Но ни мысль, ни слово не могут ухватить вечную Истину:
Весь мир живёт в одиноком луче её солнца.
В тесном и узком доме наших мыслей, освещённом лампой,
Тщеславие нашего закрытого смертного ума
Мечтает о том, чтобы цепи мысли сделали её нашей;
Но мы лишь играем с нашими собственными слепящими связями;
Связывая её, мы связываем себя.
В нашем гипнозе одной светящейся точкой
Мы не видим, что мы удерживаем [лишь] её маленькую форму;
Мы не чувствуем её вдохновляющей безграничности,
Мы не разделяем её бессмертной свободы.
Это так даже с провидцем и мудрецом;
Поскольку человек до сих пор ограничивает божественное:
Из наших мыслей мы должны выпрыгнуть, чтобы видеть,
Вдыхать её божественный безграничный воздух,
Признать её простое безбрежное превосходство,
Осмелиться сдаться её абсолюту.
Тогда Непроявленное отражает его форму
В неподвижном уме, как в живом зеркале;
Вневременный Луч нисходит в наши сердца,
И мы восхищаемся в вечность.
Ибо Истина шире, больше, чем её формы.
Тысячи икон они сотворили из неё
И находят её в идолах, которым они поклоняются;
Но она остаётся собой и бесконечной.
Конец Песни Одиннадцатой
перевод 3-27.06.2019 года, правка 19.07.19
ред. 14.11.2022