На ночёвку остановились в местечке Михолув в барском доме. Продвижение дивизиона застопорилось: застряли где-то тылы, на исходе мины. Заправив машину горючим, взвод разведки выехал вперёд по пути движения дивизиона. Во время движения изредка останавливаемся в деревнях. Население встречало нас очень радушно. Сразу собирались целые толпы, у всех радостные лица, некоторые плачут. Чувствуется большая сердечность и искренность. Просят зайти в дом отдохнуть, отведать "чем бог послал".
17 января, на третий день наступления, освобождена столица Польши Варшава. На этот раз ночевали в лесу в нашей трофейной палатке, снятой с одной из немецких автомашин в Грабув-Пилице. Весело потрескивали дрова в чугунной печурке, прихваченной с собою из той же трофейной машины. Тепло и уютно. Впервые с момента наступления отогрелись. Днём было общее построение. Зачитали приказ о награждениях. Среди награждённых и мои товарищи по взводу разведки. Аглуллин, Семеновский и я - получим по медали "За отвагу".
20 января продолжаем движение вперёд. Остановились отдохнуть в захудалой польской деревушке. По обоим концам улицы маячат огромные чёрные кресты, потрескавшиеся от непогоды. Вокруг них такие же ветхие оградки из низенького штакетника. На одном из крестов висел грубо вырезанный из дерева Исус Христос с отломанной ногой, обвешанный старым, растрёпанным венком из поблекших бессмертников. Он уныло глядел на стоявшую здесь же рядом крохотную часовенку без окон.
У себя на Родине, даже в годы военный скитаний, не приходилось видеть такого глухого, очевидно забытого богом селения.
Не смотря на такую бедность, поляки радостно встретили нас. Каждый считает своим долгом рассказать про своё житьё-бытьё под сапогом оккупантов. Сообщили также, что деревню грабят скрывающиеся в лесу немецкие солдаты. Чтобы помочь населению избавиться от непрошенных соседей, организовали облаву. Во время прочёски леса выловили более двух десятков фашистов. Пытавшегося скрыться офицера - вытащили из под груды хвороста. Пленных отправили в штаб бригады, а сами двинулись дальше. Бригада находится в резерве и движется вслед за наступающими войсками, поэтому задерживаться не приходится.
В ночь на 21 января на отдых остановились в фольварке, похожем на крепость. Это хозяйство немца-переселенца. Не ожидая прихода Советских войск, хозяин удрал, оставив всё на произвол судьбы. В кирпичных сараях с островерхими черепичными крышами мычат не доенные голодные коровы, кудахтают куры, визжат и хрюкают разбревшиеся по двору свиньи. В доме невообразимый беспорядок, указывавший на поспешное бегство его владельца.
За четыре следующих дня проделали марш более 150-ти километров и остановились где-то под Торном, недалеко от городка Александрув. Здесь был концентрационный лагерь, за колючей проволокой которого, под охраной озверевших эсэсовских громил и изменников Родины - власовцев, томились наши Советские военнопленные и гражданское население. Разведчики во главе с Гомбергом поехали осмотреть лагерь. Часть узников фашистского застенка оставалась ещё в лагере. На них нельзя было смортеть без содрогания,так они были жалки, истерзаны. Осноная масса заключённых, получив свободу, колоннами или поодиночке покинули лагерь, стремясь скорее попасть в родные края. Одну такую колонну мы встретили на подходе к Торну. Навстречу нам шли измождённые живые скелеты, одетые в стрёпанную полосатую одежду. Это бывшие военнопленные. Не смотря на своё состояние, они стремились соблюдать строй и это им удавалось. Далее двигалась разношёрстная толпа людей, опьяневшая от обретённой свободы. Они шумно двигались на велосипедах, в каретах, повозках, а чаще пешком, таща за плечами жалкий свой скраб. Слышался смех, многоязыкий говор. У многих на самодельных колясках, нагруженных узлами и чемоданами, толкаемых несколькими парами рук, виднелись разноцветные национальные флажки. Это стремились уйти подальше от страшного места чехи, болгары, поляки, французы. Все они, проходя мимо, радостно приветствовали Советских солдат, махали руками, на своём языке выкрикивая приветствие и благодарность своим освободителям.
25 января передали из штаба бригады, что в сторону Торна, недалеко от концентрационного лагеря, двигается большая группа вооружённых немецких солдат. Дивизион был поднят по тревоге и приведён в боевую готовность. Но приказ Командующего фронтом предписывал не ввязываться в бои по уничтожению отдельных групп вражеских войск, а быстро идти вперёд. Поэтому с рассветом дивизион двинулся на запад.
Уже несколько дней донимает непогода. Начавшаяся вьюга трудный путь сделала ещё труднее. Буксуют автомашины, застревают в снегах миномёты. Ухудшилось снабжение горючим, дивизион растянулся, где-то отстали тылы. Особенно мне запомнилось 27 января. Неистовый ветер нёс навстречу людям сплошную стену снега. Укрывшись за кабинами автомашин, закрывая лица воротниками шинелей и руками, чуть не через километр толкая окоченевшими руками застрявшие машины, пробивалась с частыми остановками сквозь белёсую пелену колонна дивизиона. Метель метелью, а нужно двигаться вперёд, выдерживать заданный график движения, И мы - двигались.
По пути встретили колонну частей 1-й армии Войска Польского. Польские жолнёры, также как и мы, с трудом пробивались через метель. В своих конфидератках им было не слаще чем нашим солдатам. Также увязая в снегу тянули тягачи 152-х миллиметровые пушки-гаубицы. На стволах орудий выделялись надписи "За пограничные столбы по Одеру и Нейсе!" Это так контрастировало с нашими надписями на башнях танков "За Родину, за Сталина!".
На отдых остановились в шести километрах от города Бромберг (Выдгощ), взятом войсками фронта 23 января. Эта остановка стала местом, где дивизион мог отдышаться после тяжёлого пути. А путь был не маленький. Бригада с момента наступления проделала почти пятисоткилометровый марш. Подтягивались отставшие тылы, проверялась материальная часть, приводилось в порядок обмундирование, чинилась обувь. Солдаты отсыпались. И всех не покидало чувство: скоро и наш черёд, скоро и нам в бой, в наступление. Ведь 31 января около города Кенитца был форсирован Одер и на левом берегу появился наш первый небольшой плацдарм, а спустя два дня таких плацдармов стало уже несколько. Войска 1-го Белорусского фронта широким фронтом вышли к реке, далеко вперёд вырвались головные армии фронта.
31 января состоялось общее построение, на котором зачитали приказ Командующего 1-м Белорусским фронтом Маршала Советского Союза Г.К. Жукова войскам фронта. В нём говорилось: "Товарищ Сталин доверил войскам нашего фронта почётную задачу: ворваться первыми в Берлин, преодолеть все препятствия на своём пути и водрузить знамя Победы над логовом врага."
Воодушевлённые доверием Главнокомандующего, солдаты горят желанием вновь вступить в бой с врагом. Мы с завистью следили за центральным участком фронта, с плацдармов которого до Берлина было, как говорят, рукой подать, всего каких-то 60-70 километров. Со взятием же Берлина все мы связывали в своём сознании окончательную победу, конец войне.
1 февраля вдруг наступила оттепель. Полил дождь. На полях обнажилась чёрная земля, дороги превратились в реки. Вот в такую начавшуюся распутицу, сменившую снежные вьюги, бригада 2 февраля двинулась дальше и на следующий день пересекла государственную границу Германии. Никаких пограничных знаков не было, но мы быстро почувствовали, что вступили на землю врага. Дома чистеньких немецких городков стояли покинутые жителями, сбежавшими на запад. Одни из них имели серьёзные основания для того, чтобы не ждать встречи с Советскими войсками. Другие - напуганы Гебельсовской пропагандой, постоянно долбившей в своих росказнях о мнимых "зверствах русских". Оставшиеся в городках немцы стремились не попадаться на глаза. А те, кто попадался имели до крайности запуганный вид.
Политотдел бригады усилил работу, направленную на то, чтобы довести до сознания каждого солдата мысль: за подлую войну, за грабежи и зверства на нашей земле отвечают фашистские главари и их подпевалы, но не мирное население немецких городов и сёл. Необходимость в такой работе была велика: у многих зияли не затягивающиеся сердечные раны, вызванные потерей близких, надругательствами над родными, разорёнными и сожжёнными домами. Фашистские изверги убивали ни в чём не повинных родителей, жён и детей наших солдат. А тут перед ними были родители, жёны и дети неприятельских солдат, да ещё в целеньких, неразрушенных городках. И слепое чувство мести - око за око, зуб за зуб - могло вырваться из под контроля, если бы не велась серьёзная каждодневная политическая работа.
Эта работа требовала умения и такта, большой тонкости и деликаиности. Три года разжигалась у Советских людей ненависть к врагу, ненависть, обретавшая силу грозного оружия. А нашим врагом был немец, вражеский солдат, приехавший на нашу землю с оружием в руках, захватчик, оккупант, которого нужно было уничтожить во имя спасения себя, своих близких, своей Родины.
Теперь мы были на вражеской земле. Немцы были вокруг нас. Немцы разные. Ненависть нужно было направлять по строго определённому руслу. Одно дело фашисты, другое - женщины, дети и старики. Они не были нашими врагами. Понимание этого приходило к солдатам не только под влиянием бесед, докладов и газетных статей. Для этого иногда достаточно было увидеть голодного старика или встретить напуганный взгляд ребёнка. Сердце русского человека всегда было отходчивым и у советских людей никогда не угасало чувство человечности.