Голубоватый свет единственной свечи освещает лишь ваши лица, молодые, напряженные. В темной комнате настолько тихо, что снаружи отчетливо слышны серенады сверчков и лягушек. Выжидающие взгляды обращены ко мне. "Он стар и многое повидал, - думаете вы, - наверняка у него припасены истории для такого случая".
Что же, тогда я поведаю вам о Симадзу Такеши, чье проклятое имя достойно упоминания только в "Компании рассказчиков ста страшных историй"...
***
Много лет назад по земле нашей в очередной раз пронеслись страшный мор и засуха. Некогда плодородные поля пришли в запустение. И по ночам духи бывших владельцев участков, поднимаясь из грязи, начинали стенать о возрождении земли.
Говорят, осенью число умерших достигло такого несчетного количества, что в окраинах столицы тела сваливали в придорожные канавы. А одной лунной ночью над залом церемоний опять появилась огромная птица. Чудовище дышало пламенем и кричало низким зловещим голосом: "Доколе?! Доколе?!", пока лучший стрелок из свиты императора не сразил его. Когда странная птица упала с неба, оказалось, что обладала она телом змеи, острыми как кинжалы когтями, крыльями размахом в три человеческих роста и человечьим лицом, отразившим невообразимые мучения. Видимо, это существо возникло из душ брошенных умерших, взывающих к состраданию.
Так говорят.
Но не только духи потеряли покой в то смутное время. Голодные крестьяне и бедные ремесленники осмелились требовать риса у Даймё провинции Аки. На подавление мятежа тот послал войска под предводительством своего верного вассала Симадзу Такеши, отличавшегося в повадках высокомерием, а в расправе - жестокостью. О деяниях его в тот год молва идет такая, что поистине даже представить трудно. Скажу лишь, земля на полях сражений и в других местах его непомерного насилия настолько пропиталась кровью, что деревья, проросшие там, уже не могли кормиться ничем другим и еще долго нападали на одиноких путников.
Возвращаясь после удачного похода, Такеши остановился во дворе одного деревенского старосты и был пленен красотой и изысканными манерами его дочери Юрико. "Какой лотос нашел я среди сельской грязи, - подумал доблестный самурай, - Даже в дворцовом саду моего господина не встречал я более прекрасного цветка". Охваченный гордыней Такеши тотчас же потребовал девушку себе в жены. У Юрико уже был любимый, местный кузнец, но родители побоялись перечить грозному вельможе и в слезах согласились отдать ему дочь.
Несчастная девушка очень томилась в замке Симадзу и каждую ночь оплакивала потерянную любовь. В тайне она все еще надеялась, что возлюбленный, обещавший никогда с ней не расставаться, сумеет выкрасть ее из неволи. А вельможа, казалось, не замечал ее горестного состояния. Как и подобает самураю, он дожидался известия от господина своего, Даймё провинции Аки, с разрешением на женитьбу. Такеши уже давно подумывал изменить свое одинокое положение. Ибо человек он был уже немолодой, но, неусыпно служа своему хозяину, наследником все так и не обзавелся.
Так говорят.
Однажды вечером после сытного ужина, Такеши уединился со своими мыслями и не заметил, как задремал. А снился ему сон довольно странный - будто голова его обрела необыкновенную легкость и, отделившись от покоящегося тела, свободно передвигалась по спящему замку. Его обостренное зрение различало каждый оттенок ночи, а повышенный слух улавливал даже трепет крыльев мотылька в ночном саду.
Вдруг, среди спокойного храпа прислуги самураю показалось, что он услышал тихие голоса, исходящие из покоев Юрико. Переполненная самыми черными подозрениями голова Такеши медленно поплыла к слабому источнику света, исходящему из комнаты его невесты. Заглянув туда, вельможа увидел только силуэт Юрико, сидящей за освещенной перегородкой. Такеши очень удивился, так как девушка была одна, но голосов было явно двое. Первый, визгливый и злобный, требовал, чтобы его накормили. На это девушка испуганно отвечала, что у нее больше нет риса, а просить своего господина о добавке в рационе она не смела. "Ах ты, негодная, - закричала тогда голова Такеши, - мало того, что прячешь у себя любовника, так ты еще кормишь его моим рисом!"
Вельможа пришел в такую ярость, что тот час же проснулся. На дворе уже встало солнце и окрасило крыши замка багровым светом. "Какой нелепый сон, - подумал Такеши. - Ведь глупо даже предположить, что моя голова может летать отдельно от тела". Однако мысли об увиденном не давали ему покоя, и он вскоре призвал к себе старика по имени Рокуро, служившего верой и правдой еще отцу самурая.
- А не заметил ли ты чего-нибудь странного за госпожой? - грозно спросил Такеши.
Рокуро был честным слугой и не смел обманывать господина. Он бросился в ноги самураю и поведал, что с госпожой происходят очень странные вещи. Ибо ест она за троих, но всегда остается голодной. А недавно Рокуро даже видел ее, поедавшей дождевых червей в саду.
- Для того должны быть веские причины, - нахмурился Такеши.
- О, высокочтимый господин, - подал тогда голос Рокуро, - не мне, глупому слуге, давать советы вельможе Вашего ума и положения. Но не зря твердят, что у дня есть глаза, а у ночи - уши. Если с наступлением темноты господин пожелает спрятаться за перегородкой в покоях госпожи, он сам сможет убедиться в достоверности происходящего.
Такеши лишь раздраженно махнул слуге рукой, отсылая его прочь.
Но мысль о том, что его красавица-невеста тайком принимает у себя возлюбленного кузнеца, терзала самурая весь день. Потому не удивительно, что под вечер Такеши проскользнул незамеченным в покои Юрико и спрятался за перегородкой. Все было спокойно, только девушка долго плакала и даже не прикоснулась к принесенной ей пище. Вельможа уже начал подумывать, что он зря решился на эту затею, когда по исходу Часа Крысы в комнате раздалось уже знакомое ему злобное бормотание. В гневе самурай выхватил меч и, выскочив из-за перегородки, с изумлением рассмотрел преобразившуюся за ночь девушку. Юрико сидела к нему спиной, и на ее голове, под волосами, зияла искривленная слюнявая пасть, шепчущая страшные и неприличные вещи. А две долгие пряди густых волос девушки извивались парой змей, запихивая рис в мерзкий второй рот.
Охваченный отвращением, Такеши взмахнул своим печально-известным мечем, и некогда прекрасная головка Юрико покатилась в угол комнаты, оставляя за собой алую дорожку. Тем не менее, когда в покои ворвался всполошенный шумом Рокуро, самурай не смог найти на мертвой девушке прежних следов сверхъестественного заболевания. Вконец сбитый с толку и встревоженный вельможа приказал слугам бросить тело несчастной Юрико в туманную бездну, на краю которой был построен его замок. А затем заказал службу в ближайшем монастыре, на случай, если мстительный дух девушки надумает его беспокоить.
Так говорят.
Потом наступила зима, которую Симадзу Такеши провел в делах на пользу господина своего, Даймё провинции Аки. Со временем он даже позабыл о печальной судьбе прекрасной Юрико. Но, когда весенние ручьи, наконец, зазвенели от талого снега, самурая стал преследовать детский голос. Вскоре Такеши начал являться мальчик-призрак. Он приходил в любое время дня и ночи, молча тянул к вельможе бледные руки и пристально смотрел на него черными, как угли, глазами. А потом исчезал, чтобы появиться снова. Вельможа призывал к себе монахов, те читали сутры и рисовали магические знаки, но ничего не помогало.
Со временем Такеши решил, что сошел с ума, ибо черты лица мальчика все больше напоминали ему Юрико и даже в определенной степени его самого. В последний раз он встретил призрака, прогуливаясь в одиночестве у того самого обрыва, откуда когда-то сбросили тело несчастной девушки. Еще раз разглядев полупрозрачную фигуру тянущегося к нему малыша, Такеши вдруг осознал, что тот, должно быть, его нерожденный сын, умерший в чреве Юрико. В порыве раскаяния самурай бросился к ребенку, но сумел обнять лишь воздух. А в следующий момент он ощутил, как земля уходит из под ног, и он летит в пропасть.
Но Симадзу Такеши не был человеком, который принимает смерть с покорностью. Падая, он успел уцепиться за торчащий из земли корень, и этот ненадежный трос трещал, но удерживал вес самурая. Предчувствуя скорый конец, Такеши стал звать на помощь слуг, и вскоре над обрывом показалась голова Рокуро. Обрадованный его появлением, вельможа начал бранить старика за нерасторопность и приказал немедленно его вытащить. Но к изумлению самурая слуга только грубо рассмеялся. Куда делись его вежливые манеры и почтительный тон!
- Кто ты, нелюдь, - воскликнул Такеши, пораженный страшным хохотом старика, - и как смеешь ты перечить мне?
Рокуро был честным слугой и не смел обманывать господина. Он тут же сорвал с себя кожу, и лишь тогда спесивый вельможа понял, что над ним стоял сам Ама-но-дзаку, злобный демон упрямства и порока, в обличии старого Рокуро. Все его недавние несчастья оказались делом рук коварного притворщика. Эта ужасная догадка стала последней мыслью самурая, ибо спасительный корень тут же лопнул в его руках, и мстительные духи бездны уволокли Симадзу Такеши с собой на дно...
Так говорят.
А на следующий год ночное небо столицы расцвело красными пионами. Это императорский двор устроил праздник фейерверков, чтобы души умерших обрели покой, и бедствие ушло прочь. А, может, еще для того, чтобы среди грохота и красок фейерверка стали незаметны странные огромные птицы, стенающие: "Доколе?! Доколе?!"
"Так же недолог был век закосневших во зле и гордыне -
Снам быстротечных ночей уподобились многие ныне.
Сколько могучих владык, беспощадных, не ведавших страха,
Ныне ушло без следа - горстка ветром влекомого праха!"
Так пишут поэты.
В народе же говорят, что от тигра остается шкура, а от человека - имя. Но о Симадзу Такеши вскоре забыли. Сначала это имя не повторяли из боязни перед его духом, а затем просто потому, что у каждого поколения есть свои злодеи. И только мальчишки, по недосмотру родителей игравшие в развалинах замка Симадзу, иногда рассказывали о богато одетом самурае, появляющемся в дымке на краю обрыва и манящем их за собой. А еще изредка в округе находили старцев с содранной кожей. Винили в том диких зверей, но некоторые пожилые и уважаемые люди шептали: "То Симадзу Такеши ищет Ама-но-дзаку" и беспокойно озирались...
***
Закончив историю, я задуваю сотую свечу. В темноте слышится взволнованное дыхание сидящих вокруг меня. Вы ждете прихода кошмарного духа, притаившегося в ночи. Согласно поверьям он появляется после последнего, сотого рассказа. Ах, глупые, я уже давно с вами. В наступившем мраке загораются мои глаза. Я предвкушаю ужас, расползающийся по комнате...
