ЖЕНЩИНА И ПТИЦА

   Она ушла от него потому что он не Том Круз. Ничего такого она конечно ему не сказала. А может, и не подумала. Но в этом нельзя до конца быть уверенными. Говорила она нечто совершенно иное:

   — Нет, кто бы спорил, ты идеальный муж. Делаешь всё как положено. Цветы по праздникам. Подарки. Тебя ни в чём нельзя упрекнуть. Ты внимателен, когда нужно. И ласков. Но... ты ведь не любишь меня. И никогда не любил.

   В обычном смысле это не было правдой. Но так она сейчас чувствовала. А значит именно так всё и было.

   Он не стал возражать. И, кажется, улыбнулся, незаметно пожав плечами.

   — Вот видишь, - сказала она. — И печально улыбнулась в ответ.

   "Ты удобный и мягкий, как домашние тапочки", - хотела добавить, но удержалась. Ведь, в конце концов, он был её половиной, хоть и не лучшей, конечно.

   "Странно - размышляла она, - И как я умудрилась прожить с ним так долго? Ну ведь ничего же в нём нет. Ни-че-го. Одна идеальность. Скучная и тесная, как вся наша жизнь. Надо же, только сейчас разглядела..."

   Дом, работа, сын — балбес со взглядом прожжённого циника, как все шестнадцатилетки. Вот и всё нажитое, камнем на шее висящее.

   Она вздохнула. Он промолчал. Ну а что он ей мог сказать? Ничего, или нечего? Бывает по-всякому. Наверное просто думал, что всё ещё хорош собой, и его есть за что любить, кроме постылой идеальности.

   Смотрел по утрам в зеркало, когда брился, и отмечал привычно — всё тот же нос, всё те же брови. Волос вот только негусто, но они светлые — не так уж заметно. И щетина с проседью. Но щетину он сейчас сбреет. Зеркало обманывало. Он смотрелся анфас, а отражать в глаза правду непросто.

   Но вот поворачивался, уходя, и тогда зеркало, не в силах сдержаться, бросало ему вслед всё вот это его — отвислый живот, понурые плечи, лысину, блестящую в безжалостном электрическом свете. Иногда он оборачивался через плечо, мазнув по зеркалу ускользающим бликом странного ожидания.

   С ней зеркало было честнее. Может и хотело соврать, да не могло под её пристальным взглядом. Морщинки вокруг глаз, конечно же потому, что она часто щурилась от южного солнца. Морщинки в уголках губ, конечно же потому, что нередко она улыбалась. А ещё — едва заметно потёкший контур лица, и мелкие птичьи движения, когда она накладывала макияж.

   Ну и вот что? Семнадцать лет прожито, как один день. И во что оно превратится через пять? А через десять?

   Она ушла, скинув всё это. Куда? Неважно. К кому? А какая вам разница? Никто не видел. Некоторые даже уверены, что она вовсе не выходила из дома. Быть может, просто выпорхнула в окно, ощутив невероятную лёгкость, и расправив упругие крылья.

   Он проснулся утром, прошлёпал босыми ногами в ванную, как был, в линялых трусах, и, заглянув в зеркало, показал язык собственному отражению. Провёл ладонью по животу. И живот исчез, зато появились бёдра. Поднял руку к груди. И теперь это уже не была просто грудь — груди, оплывшие мягкими полушариями. Пальцами коснулся волос, и медно блестящие кольца осыпались на покатые плечи.

   Зеркало, отражавшее перемену, не слишком-то удивилось. Оно видывало и не такие штуки. Мгновенная смена радости и печали, злости и нежности, искренности и притворства ничуть не менее удивительна, чем мгновенное изменение всего только пола.

   Откуда-то взялось платье. Зелёное, с кружевом по краю рукава и подолу. И крупные серьги тяжёлого золота, и янтарное ожерелье.

   Нет, не так уж молода была та, что стояла теперь перед зеркалом. Но безмятежно спокойна, как бывает лишь в зрелости.

   Она сделала шаг, войдя в отражение будто в воду, и мир принял её, раскрывшись цветущим лугом, запахами трав, тенями летящих в синеве облаков. Она шла, подминая траву босыми ногами, и пыльца оседала на кружеве её платья.

   Птица спустилась с небес, и села ей на плечо. Быть может, заворожённая ярким блеском волос, а быть может потому, что даже тем, кто уносится в небо, нужна земная опора. Впервые за много лет женщина и птица были совершенно довольны друг другом.

   Вы спросите — кем стал их сын? Ведь не мог же он остаться обычным человеком при таких-то родителях. И будете правы. Он стал Солнцем. Или Луной. Или Снегом, или Озером, отражающим женщину, птицу и облака. Невероятной, фантастической, совершенной и уникальной личностью. Cамим собой.