Перевернувшись на спину, с наслаждением потянулся. Проспаться совершенно не хотелось. Приятная истома еще владела телом. Ветерок, рожденный кондиционером, ласково обдувал лицо, гнал волны по белоснежной простыне. Ароматизатор, подобно сказочному джину, заполнял его запахами моря. На языке и губах, казалось, проступила морская соль. Невольно провел по ним языком. Конечно же, чушь! Ничего, пару дней и вставленный вчера сменный блок чуть-чуть остепенится, подобреет. Зато всю неделю в спальне будет хозяйничать свежий бриз.
Протянул руку. Убедился, что место рядом пустовало. Жаклин - ранняя птичка. Уже давным-давно из гнездышка упорхнула. Ах, Жаклин...Жаклин!
Разве можно остаться к тебе равнодушным. По-детски большие голубые глаза со светящимися кончиками черных ресниц. Крылатые, расширенные по последней моде брови. Натуральное золото волос. Черты лица богини и неестественно белая, лишенная пор кожа. Чудеса современной нанотехнологии и косметологии. Девичья фигура, и женская округлость бедер. Чарующая игра бриллиантов вживленных в мочки ушей, мерцающие в полумраке серебром контуры губ и сосков.
Страстная и строгая...Болтливая и молчаливая...
Кто ты мне? Любовница, поводырь или тюремщица? А может все сразу?
До сих пор не в силах ответить на этот, кажущийся таким простым вопрос.
Сильно зажмурившись, решительно открыл глаза.
Вокруг бескрайнее море. Скиталицы волны, одна за другой уходят в запредельную даль. Высоко в небе парят чайки. Их крики едва слышны. Вот одна стремительно падает вниз.
Вечером стоит устроить небольшой шторм. Да так, чтобы брызги летели в постель. А со следующей недели, пожалуй, сменю на горы. Жаклин к ним не равнодушна... Да и я сам... вроде не против...
Отбросив простыню, зашагал в ванную. Перетерпев пару минут водно-контрастного душа, малодушно переключил в режим воздушного вибромассажа. Блаженно прикрыл глаза, расслабился. Старался гнать прочь беспокойные мысли, но они все настойчивее лезли в голову.
Пару раз, словно стараясь от них отделаться, недовольно тряхнул головой.
Сейчас выпью стакан апельсинового сока и посмотрю принесенную Жаклин флэшку.
Как не крути, а это теперь и мои заботы...
Два красавца апельсина исчезли в голодной пасти соковыжималки. Пенясь, стакан наполнила золотистая жидкость.
Глотая сок, цитрусового вкуса не ощутил, поскольку мысли были уже далеко...
Прокололся я, казалось бы, на верном деле, обещавшем не меньше миллиона экю. Махинацию с акциями и подлогом сочли не совсем законной и оценили... в семь лет каторжных работ на рудниках Марса с конфискацией. Не веселенькая перспектива. Сами знаете - там и годка хватит, чтобы навсегда угробить здоровье. А здесь - целых семь. Как ни суетился, не напрягал родню и адвокатов, на апелляции скинули всего пару. Тут же в зале суда взяли под стражу.
До сих пор не могу забыть глаза матери - сухие, без единой слезинки. Ехидную ухмылку третьего за последние десять лет, отчима. Дескать, допрыгалось твое чадо. А ведь предупреждал... предупреждал!
Во гад! За ним грешков поболе моего. Зато красив, как Апполон. Не одна сотня тысяч экю осела в бездонных карманах виртуозов-хирургов. Да Бог с ним...
Медицинская и психологическая экспертизы - как во сне. И вот судебный исполнитель защелкнул на шее ярмо заключенного. Неделя-другая и отбуду на Марс...
Кошмар наяву... Дрожь по телу...
Пожалуй, до сих пор воспоминания о тех днях самые тягостные за мои недолгие двадцать восемь...
Неделю спустя в моей жизни появился Алекс Фрай.
В строгом сером костюме, в белоснежной рубахе с фориксом, он насквозь пропах модным одеколоном "Мираж", свободой и достатком. Только за это я был готов удавить его на месте.
- Я представляю Федеральное правительство Евразийской Конфедерации - словно делая великое одолжение, брезгливо наморщив свой непомерно длинный нос, сообщил он. - Скажу сразу. Я не согласен с нашими экспертами почему-то решившими остановиться на вашей "драгоценной" персоне. По-моему, с вас особого толка ждать не приходится. Но работа есть работа... Поэтому вынужден сделать вам предложение, на которое надеюсь услышать отрицательный ответ.
Как мерзавец играл! Ведь тогда я ему почти поверил. Еще не услышав предложения, уже был готов согласиться - на зло. А еще больше хотелось заехать с правой в его холеную рожу.
- Согласно сто восемьдесят третьей бис поправки к Кодексу законов Конфедерации правительство имеет право предложить вам альтернативный дистрикс. То есть замену рудников на участие в опасных для жизни научных экспериментах. В этом случае конфискация отменяется, да и срок будет сокращен вдвое. Но лично я советую не соглашаться. По мне - на Марсе безопасней. Опять-таки, по долгу службы сообщаю - по мере ознакомления и прохождения подготовки вы имеете право отказаться. Тогда приговор суда вступит в силу, а кратковременная память, содержащая наш разговор и, все последующие события будет стерта мнематиком.
После чего Алекс равнодушно зевнул и тупо уставился в объектив видеокамеры за моей спиной.
- Почему именно я?
- Кроме вас еще двое. И, к тому же, как я сказал, думаю, эксперты ошиблись.
- Что за эксперименты? Космос? Нанотехнологии?
- Я же сказал... Вы имеете право отказаться в любой момент... Что вам кстати, весьма и весьма советую...
Потрогав пластиковый ошейник, я нахально заглянул в его стальные глаза и, ехидно улыбнувшись, ласково проворковал:
- Ну почему же? Коль такая честь... Я согласен...
- Так и знал! - недовольно проворчал Алекс, протягивая лист. - Распишитесь о предварительном согласии. Но, Андре, прошу вас, внимательно прочитайте последние строки. Любая попытка побега автоматически удваивает срок заключения.
Так я угодил в Темпоральный центр, в секретный проект Хроникона - прикладной альтернативной истории.
Если б я только знал во что ввязываюсь, то, пожалуй, прислушался бы к мудрому совету Фрая. И еще тогда улетел бы на Марс. Хотя, кто знает? Не зря говорят, что все, что случается - к лучшему! Здесь я познакомился с малышкой Жаклин. Она входила в состав группы из семи человек, проводивших мою подготовку. И, честно говоря, преуспела больше всех...
- Ох уж мне эти мерцающие серебром в полумраке контуры губ и сосков...светящиеся кончики ресниц, страстные объятья и сладостные мгновения...
А может, все же, служебный долг! Тьфу ты! Да когда же я наконец избавлюсь от сомнений? Сколько ей, все-таки, лет? Двадцать пять? Сорок?
Одно знаю точно - спрашивать не стоит! Улыбка, покрывшись льдом, превратится в насмешку. Любовь, просочившись песком меж пальцев, обернется тоской...
Флешка мягко вошла в гнездо. Дистанционкой отрегулировал размер экрана. Откинулся на поднятую спинку дивана. Море на стенах послушно уступило место залу дискуссий.
В небольшой комнате в мягких креслах сидели полтора десятка спецов Хроникуса.
- Темпоральная флюктуация сходит на нет за полтора-два хрониоцикла. Закон Гофмана-Мебиуса пока еще никто не опроверг. Все полученные данные его только подтверждают! - с самодовольным видом, тоном, исключающим всякие сомнения, вещал похожий на мифического мясника с красной, покрытой мелкими бусинками пота рожей, Сноб.
Кличка, которой наградили его коллеги, как нельзя более отвечала сути профессора Гальбано Фридренсона - одного из руководителей секретного проекта.
- Да, нет же, коллеги! - ехидно улыбаясь, возражал ему козлобородый Сатир. - Просто до сих пор неверно выбирали критические точки. И всего-то... Было бы по-иному - то о какой прикладной альтернативной истории могла идти речь. Тогда мы, просто-напросто, проедаем деньги налогоплательщиков. Ведь проект Хроникона стоит миллиарды. Сами знаете, кое-что выудить нам все же удалось.
- И вы, коллега, хотите сказать, что нашли Истинную Критическую Точку? - задохнулся в священном негодовании Сноб. - Ну, чего молчите?
- А я и не молчу! Да, нашел! Представьте себе, нашел! Завидно, небось?
- Три ха-ха! Да вы уморили не только меня, а весь ученый совет. Поглядите-ка, все кругом хохочут...
На лицах остальных не было и тени веселости: кто-то хмурился, кто-то равнодушно зевал, кто-то лихорадочно просчитывал осенившую только что идею на карманном компьютере. Не найдя поддержки в зале, Сноб и вовсе разозлился. На лице проступили фиолетовые пятна.
- Ну, хорошо! Я вас проучу раз и навсегда! Составляйте смету, я поддержу... Но не приведи Господь...
Сатир (он же профессор Станислав Тировски) довольно ухмыльнулся. Тем или иным путем, но он своего добился...
Отключив экран и откинувшись на мягкую спинку дивана, я задумался. Прикрыл глаза...
Значит в путь... Хотя путешествием весь этот кошмарный бред свихнувшегося Хроникона назвать сложно.
Проектировал и добрых три десятка лет его строил гениальный Виктор Ранини, лауреат всяческих премий. При этом он сделал три эпохальных, перевернувших вверх тормашками научную мысль, открытия, и десяток вытекающих из них частных. Перешерстил кибернетику, квантовую механику, теорию единого временного и пространственного поля и еще чего-то там и вовсе несусветного. Черти его б подрали! Хотя, в конце концов, так и случилось. Но до того он успел соорудить в Темпоральном центре свой Хроникон. На глубине трехсот метров под землей суперкомпьютер размером со стотысячный стадион.
Похоже, Виктор и сам представлял весьма туманно, как тот работает. Хотя теоретически вроде все было изложено на бумаге, подтверждено и доказано. Но практические результаты в предполагаемые постулаты вкладывались весьма плохо. Меняя ход истории в так называемых "критических точках" Виктор получал новые, альтернативные реальности. Однако в своем развитии в течение двух хрониоциклов флюктуации (отличия) постепенно затихали, сходили на нет. Так был открыт закон Гофмана-Мебиуса - о котором так страстно спорили Сноб и Козлобородый.
*Хроноцикл - сто лет.
Вы наверняка хотите спросить: при чем же здесь моя скромная персона?
Да притом, что в эти реальности нужно кого-то отправлять. Путь бренное тело в блоке жизнеобеспечения на старушке Земле, а сознание бродит в непредсказуемой дали. Мало того - обрастает там плотью. Да и вообще, пока никто толком не знает, что там происходит. Многие, в том числе и сам Виктор, из зазеркалья так и не вернулись. Как ни странно, однако и эскулапы от медицины оказались тоже бессильны. В один прекрасный миг, без видимой на то причины, сердца останавливались. И ни одно из них завести не удалось.
Желающих попутешествовать становилось все меньше. Тогда-то и вспомнили о заключенных
Так сказать альтернативный дистрикс. В обмен на радиоактивные рудники Марса. Вот и выбирай из двух зол меньшее. Предлагали далеко не всем - требовался высокий интеллектуальный индекс, психологическая стабильность, крепкое здоровье. К тому же далеко не каждого признавал его величество Хроникон. По необъяснимым причинам после смерти Виктора эксперименты все чаще завершались ничем. Компьютер отказывался работать. Знал все это я от малышки Жаклин, так сказать "по-секрету". Мою первую попытку зачли как позитивную. Проникновение удалось - информация была, но альтернативная реальность не возникла. Сам я, тоже мало что помнил. Говорят - это вполне нормальная реакция мозга - темпоральный шок. Дальше будет легче, и воспоминания останутся. Если конечно вернусь из неведомого мира, нареченного с легкой руки Виктора "зазеркальем".
После просмотра флэшки стало ясно, почему всю последнюю неделю меня пичкали историей востока Европы начала восемнадцатого века. Украинским, русским, польским, турецким и напрочь исчезнувшим татарским. Даже во сне не давали покоя. А Козлобородый Сатир настолько обнаглел, что заявил:
- Андре, может ты не знаешь, но в твоей крови тридцать восемь процентов славянской, а из них почти двадцать пять - украинской. У них даже имя такое есть - Андрей. Не веришь, покажу компьютерную выкладку родословной. Да тебе сам Бог велел...
Во нахал! Посылает к черту в зубы и под это подводит теоретическую предпосылку. Да еще твердит о Боге. Одно слово - профессор... Хорошо хоть последнюю ночь не трогали... Дали провести с Жаклин... Странно... Странно...
Неужели сегодня?..
От недоброго предчувствия засосало под ложечкой и пересохло во рту. К превеликому сожаления я не ошибся. Но прежде чем попасть в паутину злобного монстра Хроникона, меня добрый час прессовал "Козлобородый".
- Еще раз прошу вас, "коллега", запомнить: предыдущий опыт гласит - грубое вмешательство недопустимо - вместо альтернативной реальности возникает пространственно-временной коллапс. Именно в таких ситуациях гибли ваши предшественники.
Скажем в конкретном случае, чтобы в Полтавской битве победил царь Петр, и возникла альтернативная реальность, нельзя банально прикончить Карла ХII.
- А на самом деле победил-то кто? - желая позлить Сатира, прикинулся дурачком.
От моих слов он ошалел. Лишился дара речи и пару минут жадно хватал воздух ртом.
- Ну, нельзя же... нельзя так.., молодой человек. Вас же готовили... столько занимались... Жаклин говорила...
Почувствовав, что взболтнул лишнее, прикусил язык.
- И этому человеку мне приходится доверить судьбу открытия, да что там открытия - свою карьеру.
Спохватившись, что я рискую, по крайней мере, собственной шкурой - на время заткнулся. После чего продолжил назидательным тоном:
- Шведский король Карл во главе победоносного тридцатитысячного войска, при поддержке лучшей на то время артиллерии, в союзе с Турцией и восставшими козаками Мазепы разгромил Петра под Полтавой. Россия лишь век спустя прорватлась к желанным морям. Тогда же были заложены основы окончательно сформировавшейся в двадцатом веке Евразийской Конфедерации. Любой школьник...
Да знаю, знаю... я, профессор, пошутил. Только слабо представляю, что смогу там изменить.
- С вами же прорабатывали теорию...
- Теорию да... Только на практике все случается по-иному... Скажите, "коллега", погибшие были хуже меня готовы?
- М-м-м, - замялся Козлобородый.
- То-то и оно! - закрыл я тему. - Да все я помню. И представьте себе - даже знаю не понаслышке, что такое темпоральный шок и опровергать ненавидимый вами закон Гофмана-Мебиуса иду по доброй воле. Альтернативный дистрикс понимаете ли. Так что не надо патетики. На счет судьбы открытия. И, кроме того, ваша карьера, честно говоря, мне до одного места...
На этой мажорной ноте общение с Сатиром завершилось. Отвязался на него я, сами понимаете, из-за Жаклин... Почему-то казалось, что она предала.
Паутина Хроникона обвивала меня словно муху. Но в отличие от глупого насекомого, я освободиться и не пытался. Покорно позволил приклеиться присоскам, внедриться в мою плоть катетерам и датчикам, сдавить наголо бритую голову холодящему металлом обручу.
Знаю, сейчас боли не будет, кружит, дурманит поступающее в вену производное морфина. Зато потом... потом! Да только потом никто не пожалеет... Ну почему все так паскудно в нашем мире?.. Почему?
Часть I.
"Дурнык"
- Диду! Диду! Дывысь - мрець-то наш жывый! А вы - виддав Богу душу...
- Царыця небесна... Пресвята Богородыця!. И впрямь, кажись, шолохнувся! А то зовсим не дыхав! И серце в грудях не былося. Святи угодныкы! Чудни дела твои, Господи...
Голоса звучали, словно издали. Сон, несший кошмары, был удушлив и тяжел. Голова гудела и разламывалась, словно с жуткого перепоя. Тело сотрясали, одна за другой, волны тошноты. Мозг еще отказывался воспринимать окружающую реальность. Но самосознание, вырвавшись из диких объятий небытия, уже услужливо шептало: "Прыжок удался. Темпоральный шок проходит. Скоро будешь в порядке. Расслабься. Абсолютная регенерация займет не больше минуты. Худшее позади. Ой, ли?! Так уж и позади? Сомневался здравый смысл. Сколько нас, темнонавтов, не вернулось? Козлобородый так и не сказал. Да и Жаклин тоже! А ведь наверняка знала... Вот тварь! Все они единым миром мазаны! Общаться между собой нам и то не давали, так сказать для чистоты эксперимента. А может по другим причинам?
В каждой реальности путешественник стабильно получал дар от Хроникона - быструю регенерацию, относительную пластичность форм и зачатки телепатии. Все остальное - как повезет!
Вдохнул поглубже. С губ (оказывается, у меня уже есть губы) сорвался тяжелый стон. Сделав сверхусилие, открыл глаза...
Небо! Необычайно высокое и зеленовато-голубое! У нас такого не бывает! То ли озона побольше - то ли чище атмосфера. Малюсенькие белые тучки неспешно плывут по бескрайнему океану лазури. Слепяще-оранжевый диск, миновав зенит, уже клонится к горизонту. Что-то еще не так! Ну, конечно же! Воздух! Воздух совсем другой! Сладкий, пьянящий. Наполненный ароматом трав и цветов, влагой близкой воды и еще чем-то неведомым, но невероятно прекрасным. Тягучий, словно старое доброе французское вино. Желая сполна насладиться неожиданным счастьем, вновь закрыл глаза. И дышал, дышал...
Как должны быть счастливы люди, живущие в этом мире! Неужели они не понимают и не ценят таких красивых вещей.
- Диду! Глянь! Схоже, знову преставился...
- Ни, Омелько. Дывысь як ривно дыха. Буде житы. Чудно. А ни кровынкы, а ни подряпынкы... И звидкиля вин тилькы тут узявся? На басурмана, кажись не схож... На казака - також. Поляк, чы шо? Так голова брыта... Поляки брыють? Чы не брыють?
- Ой, не знаю, диду! Робыть-то що станемо?
- Та Бог його знае! Сам не второпаю! Трэба йихаты за хлопцями в село... Удвох не подюжим... А там..., там хай атаман думае... Мабудь ты такы давай, йды. Тилькы обережненько, довбанка тече, гляды мени не утопны! Тай одежинку якусь прыхваты... Срам-то прыкрыть... Господы, вот уж угораздыло...
Я вновь, на этот раз незаметно, приоткрыл глаза. Посмотрел на "туземца". Хотя какой там туземец! Козлобородый говорил - во мне двадцать пять процентов украинской крови. Значит - предок. А может, врал мерзавец? Сказать честно - особо предок не впечатлил: худое, по-стариковски морщинистое лицо. В одном глазу бельмо, другой - непонятно серого цвета, испытующе глядит сквозь прищуренное веко с недоверием и недовольством. Из-под соломенной с широкими полями шляпы клочками торчат посеревшие от грязи волосы. Седая борода и длинные усы, рыжие от табака возле синеватых губ. В беззубом рту - глиняная трубка, зажатая в трехпалой кисти. Другой рукой (на которой все положенные пять пальцев) теребит медный крестик на шее. Рубаха и штаны из грубого домотканого полотна, тоже далеко не первой свежести.
Так что он там говорил на счет срама?
Пришлось задействовать телепатию. Ах да! Я до сих пор нагой. Прикрыть срам - значит одеться. Ну что ж, это не лишнее...
Внушая "предку" свою беспомощность и беззащитность, взывал к чувству жалости и сострадания.
Вообще-то, я не особо сентиментален и переборчив в средствах, для пользы дела способен и не на такое. Вот хотя бы прикинуться дурачком... Стоп! А ведь идейка-то не плоха... Пусть над ними смеются и дразнят. Зато не придется ничего объяснять. Глядишь - кто-то еще и пожалеет. Быстро привыкнут и перестанут замечать. А ведь мне только того и нужно: немного освоиться, пообвыкнуть...
Широко открыв глаза, я дурнувато заулыбался, больше того, поплямкав губами, пустил слюни.
- Ты хто? - все еще недоверчиво хмурясь, спросил дед.
В ответ - тоже улыбка и еще чуть слюней.
- Да ты дурнык! - казалось, это открытие его не только успокоило, но и обрадовало.
- Звать-то як? Неже нимый? Господи, нам тилькы убогых... - тут он замолчал и вновь испытующе впился в меня своим водянистым глазом.
Я ощутил тревогу. Где-то недорабатываю. Даря ему свою, становящуюся фирменной, дурновато-счастливую улыбку и новую порцию слюней с максимальной активностью повел телепатическую атаку: "Да, да, дед! Редкий дурнык! Притом абсолютно смирный и безопасный, зато крепкий и весьма, весьма полезный в хозяйстве. Ну что твой вол (Кажись, так звали их тягловых животных)".
При этом я активно плямкал губами.
Морщины на лбу деда немного разгладились. Потер пальцами виски.
- Пыты хочешь?
В ответ я счастливо закивал. От чрезмерного усилия чуть не разбил затылок. Затем, показывая всем видом насколько мне тяжело, приподнял голову, и, опершись на локоть, сел. Мне и притворяться особо не пришлось - земля и небо ходили перед глазами ходуном. Вот тебе и одна минутка! До полной регенерации, пожалуй, еще не близко. Пока я бестолково озирался по сторонам, желая внушить сам себе, что все в порядке, вернуть на законные места землю и облака, отошедший в сторону дед вернулся, неся глиняный кувшин с широким горлышком и без ручки.
- На, пый! Кысляк...
Взяв кувшин в "по-настоящему" трясущиеся руки, сделал несколько больших глотков. Остановился, прислушиваясь к ощущениям. Комочки кислого молока, перемешанные с сыроваткой, ласково пощипывали язык и великолепно утоляли жажду. В голове немного прояснилось.
И тут мне в первый раз по-настоящему стало страшно. Выплюнув попавшую в рот вместе с "кысляком" муху, подумал: "Я никогда раньше не пил "кысляк" и не знаю его вкуса. Неужели мозг сам придумал эту гамму? Проделки Хроникона? Генная память? Или я действительно в настоящем, реальном мире, а вся теория проклятого Ранини полнейшая чушь!
Отогнав, прочь дурные мысли, вновь приложился к кувшину и оставил его в покое лишь, когда увидел дно.
- Шо, добрый?
Я благодарно закивал головой.
- Розумиешь... хоть так... Слава Богу... А то я вже подумав - що зовсим... клычуть мене Овсийом...
Забрав кувшин, Овсий присел в нескольких метрах в сторонке и, достав из широкого кармана штанов огниво (видать Жаклин не зря растрепала Козлобородому, что я усвоил курс), высек искру. Задымил трубкой. Едкий запах некачественного табака ударил в нос.
Я поморщился и чихнул. Дед же, рассмеявшись, закашлялся. В его груди забулькало, засвистело. Сплюнув на землю, он опять испытующе стал меня разглядывать. Вот уж недоверчивый!
Пришлось опять выражать свою "лояльность". Пошатываясь, я поднялся на ноги.
Роста во мне метр восемьдесят пять, вес - девяносто. Для нас - это средние показатели. К две тысячи сотому обещают два метра и сто килограмм. Жаклин предупреждала, что туземцы, "тьфу ты" - предки будут поменьше.
Огляделся вокруг. С одной стороны ветер гонит волны по бескрайнему морю камыша, с другой - чуть рябит воды полноводной реки. Похоже мы на острове, часть которого поросла низкорослым кустарником и деревьями.
Что же тут делали дед с мальчуганом? Рыбачили?
Невдалеке от берега покосившись, стоит шалаш. Рядом, чуть потрескивая, горит костер. Дым, немного поднявшись, шлейфом стелется над камышом, кажущимся мне живым. Он едва слышно шепчет о чем-то понятным только ему одному, понимающе кивает дозревающими, похожими на огромные гаванские сигары, головками.
Когда же кончится эта бесконечная минутка? Темпоральный шок давно прошел! Почему же так хреново?
- Давай до куреню. Юшка поспила.
"Какая там юшка!" - думал я, неуверенно, шаг за шагом ступая за дедом.
На костре булькал медный котелок. Исходящий из него аромат щекотал ноздри, будил зверский аппетит.
На этот раз слюни потекли без моих усилий, сами собой.
Захватив котелок черной от сажи тряпкой, дед разлил юшку в две глиняные миски.
Кроме наваристого бульона в моей порции плавал большой кусок рыбы и в огромном количестве зелень. По вкусу варево было явно недосолено, а вот остроты хватало с избытком. Притом это был не перец, а неизвестные мне специи.
- Добра? Бачу, добра...Йиж!
Я счастливо закивал головой и "благодарно" заклацал языком. Потом вдруг накатила волна слабости и сонливости. Кое-как добравшись до куреня рухнул на овечью шкуру...
Проснувшись, сразу ощутил, что препаршивая "минутка" уже позади. Было еще светло, хотя солнце почти скрылось за горизонтом. В воздухе стоял гул комаров и прочего зловредного гнуса. Но я, похоже, его не интересовал. Небо затянула полупрозрачная пелена. В ногах лежали на удивление чистые штаны и рубаха из домотканого, грубого полотна. Штаны едва закрывали колени, а рукава рубахи были до локтей. Но и на том спасибо, предки: и накормили, и согрели, и одели дурныка...
Подошел к реке... Присел на бережке.
Под ногами поскрипывая, сверкал гранями кристаллов, песок... Ну что твои бриллианты!
Между листьями кувшинки вынырнула водяная крыса. Зажав в зубах ветку лозы, ловко перебирала лапками. Выйдя на сушу, безбоязненно пошла в мою сторону. Встряхнувшись, изучающее уперлась бусинками черных глаз в мою персону. Недовольно фыркнув, неспешно отправилась по делам, волоча за собой на удивление тонкий и длинный хвост.
Над головой захлопали многие крылья, и на воду опустилась стая диких уток. Раздался шумный всплеск, на воде вскипел бурун. Перепуганные птицы поднялись в воздух, не досчитавшись своей товарки, доставшейся на ужин хозяину реки - огромному сому. Он еще раз, похожий на бревно, показался на поверхности. Словно желал убедиться, что во вверенных ему водах полный порядок.
С небесными певуньями, начавшими предзакатный концерт, соперничали, укрывшиеся в высокой траве, сверчки.
В небе все больше фиолета. Лишь светлая полоска у горизонта. Еще немного и станет совсем темно...
Со стороны камыша, неся в двух корзинах бьющую хвостами рыбу, показались дед Овсий, мальчишка и еще один парень лет двадцати. Как и остальные в свободных штанах и рубахе из домотканой холстины, в широкополой соломенной шляпе. Щуплый и невысокий, он прихрамывал на правую ногу. Увидев меня, на мгновенье остановился.
- И впрямь бугай. Поди, прокормы такого... Видать не зря його тут по башке...
Пришлось продемонстрировать и ему мою счастливую улыбку, покопаться в мозгах.
- Та не кыдать же тут убогого?! Грих-то якый! - в полголоса сказал Овсий. - Пишлы, дурныку, з нами.
- Омелько, дай йому корзину.
В плетенке было килограмм тридцать рыбы. Но мне этот вес уже был ни почем.
- Я ж говорю, бугай! - удовлетворенно хмыкнул дед. - Хлиб свий видробэ.
В берег уткнулись носом две лодки: довбанка - выдолбленная из цельного дерева с одним веслом и другая - побольше, сколоченная из грубых плохо отесанных досок.
- Грицько, сидай зи мною, а ты, Омелько, забери дурныка.
- Ты, убогый не дуже-то крутись. Якщо пэрэвэрнемся, спасаты не стану. Пидешь на корм ракам. Просты гоподи!
Я же, словно радуясь столь чудесной перспективе, дурновато улыбался. Более того, окунув ноги в скопившуюся на дне лодки воду, неловко качнулся.
Не желая его больше дразнить, до самого берега я сидел смирно и с совершенно обалделым видом поглядывал по сторонам.
То там, то тут на поверхности появлялись круги, раздавались всплески, и даже, как мне показалось, чавканье. С другой стороны, где к реке вплотную подходил лес - хозяйничали бобры. Скинутые в воду обгрызенной корой деревья образовали сплошной завал.
С другой стороны виднелись несколько заболоченных заливчиков, где словно на параде выстроились белоснежные, серые и черные красавицы цапли. Время от времени они опускали свои длинные острые клювы в воду, надеясь поживиться мелкой рыбешкой или аппетитной зеленой квакушкой. Ветерок, к вечерней зорьке утомившись за день, прилег отдохнуть в камышах.
На небе красноватой точкой проступил Марс. Сама мысль о том, что меня собирались упечь на его несуществующие в этом мире рудники - показалась кощунственной. Так же, как и то, что где-то существуют Сноб, Козлобородый и Хроникон.
А может, я и в самом деле рехнулся? И все это игра моего больного воображения?..
Нос лодки ударился о деревянный мосток. От неожиданности я больно ударился коленкой о борт и обиженно засопел.
Глянул на Омелько - тот ехидно улыбался. Видать подстроил специально. Теперь доволен...
На мостке все, кроме меня, одели сплетенные из соломы лапти. Я же шагал босиком, неся на плече корзину с рыбой.
Тропинка, извиваясь, ползла на холм. За ним была вновь низина, в которой в беспорядке рассыпались с полсотни глинобитных с накрытыми камышом крышами хибарок.
Я вопросительно глянул на Овсия.
При виде села его взгляд потеплел. Хитро прищурившись, он подарил мне беззубую улыбку:
- Он, моя хата з краю... Нам туды...
Вскоре Омелько с Грицем, забрав половину улова, зашагали по тропинке вниз, а мы с дедом свернули к покосившейся хате.
- Ты, дурныку, пока моей бабе на глаза не кажись. Нехай трохи пообвыкне. Заночуешь... в хливу.., або он там, под копыцей.
И прихлопнув надоедливо жужжащего над ухом комара, немного помолчав, добавил:
- Зажды, хлибця вынесу и... якусь там одежину... А дали подывымося... Дасть Бог ранок - дасть и жито...
Что такое жито - я толком не знал, но подумал, что наверно что-нибудь хорошее.
Овсий норов своей половины, похоже, знал не плохо. Услышав крики из-за закрытой двери:
- Да ты сам старый дурнык!.. Убогих нам ще бракувало... Живемо впроголодь... - я поспешил ретироваться за невысокий, сплетенный из соломы или камыша заборчик.
Вскоре появился и дед. Во рту у него едко дымила глиняная трубка, а в седых усах играла все та же хитроватая улыбка.
- Нэ такый страшный черт як його малюють, - беззлобно фыркнул он. Похоже крики жены особого впечатления на него не произвели.
- Сховався за тын? Та не бийся! Пошумить трохи тай утыхомирыться. Моя Палашка добра... Погодь трохы сама стане пидкормлюваты.., а потим й зовсим прывыкне. На ось, бери пока, що Бог послав...
В моей руке оказался далеко не первой чистоты сухарь.
- ... та ще ось, пару яблок, и шкуринку держи, пид бик кынешь. Як розвыдныться, пидходь - работа знайдеться. Та ще й пив села збижыться на тэбэ подывытыся...
Оставшись в одиночестве, я на мгновение опешил. Что делать дальше?
Но, быстро сообразив, что кондиционера с морским ароматом, как и живых обоев с бегущими вдаль волнами на сегодня не предвидится - разве что хлев или "копыця". Контрастного душа с воздушным гидромассажем тоже ожидать не приходится, как и апельсинового сока. А потому, зажав в руке заплесневелый сухарь и пару зеленоватых яблок, накинув на плечо овчинную "шкурынку", побрел обратно к реке.
Вот бы сюда на несколько деньков Козлобородого... Проверить, так сказать, теорию на практике... Да и малышку Жаклин для общего развития не мешало бы...
Но в "гостях" у предков оказался именно я. И создавать альтернативную реальность предстояло тоже мне. Тут хотя бы для начала самому копыта не откинуть, немного пообтереться. А уже потом.., потом можно о чем-то другом подумать... Нужно еще разобраться в себе. Я толком не знаю, что могу, а что нет...
Споткнувшись в полумраке о невидимую кочку, грохнулся наземь и разодрал до крови локоть. Утер пальцем... Попробовал на вкус - соленая...
Ругаясь, проклиная, на чем свет стоит профессуру, заславшую меня к черту на рога, Хроникон и далеких предков в придачу, вновь, на этот раз более осторожно стал подниматься на холм.
Как мне показалось, вышедшая из-за тучки рогатая луна ехидно хихикала мне вслед...
Ну, ничего! Еще посмотрим - кто кого! Вот возьму и полечу. Мне втолковывали, что теоретически я здесь смогу все, во что поверит мозг.
Неловко подпрыгнув, замахал руками словно крыльями. Да видать, выросли они коротковаты. А может, мозг просто не верил в подобное святотатство.
Подпрыгнув еще пару раз, я окончательно убедился в бесперспективности своей затеи.
Горько рассмеялся: "Дурнык, он и есть дурнык. Посмотрел бы кто со стороны... Тоже мне - орел нашелся..."
Но сдаваться на милость судьбы, которую здесь как будто должен писать я, не собирался.
Так уж сразу и летать! - Нужно начать с чего-нибудь маленького, простенького, а уже потом ставить высокие цели.
Вот хотя бы ночное зрение.
Люди видят в темноте по-разному - одни лучше, другие хуже. Все зависит от функционального состояния клеток световосприятия. Где-то читал, что бойцы спецотрядов с помощью нанотехнологов обрели помимо ночного и тепловое зрение. Вот бы и мне... Пусть не столь круто, но где-то в таком роде.
Я всегда ночью видел лучше других... - незаметно начал обработку недоверчивого мозга... - а здесь и вовсе вижу ночью, как днем... Ну, почти, как днем. И нет в этом ничего удивительного. Так было всегда - просто не обращал внимания... Не пользовался, так сказать. Ведь телепатия и необычная человеческая сила уже проявились. А это куда удивительней, чем какое-то ночное видение. Так, мелочевка!
"Ну, вот и только-то!" - победоносно ухмыльнулся я, оглядывая мир прозревшими глазами.
Но с прочими "чудесами" пришлось погодить. На мои эксперименты обидевшийся мозг ответил головной болью.
Тем временем я вышел к ночной реке. Сразу пахнуло свежестью и прохладой.
Для начала "полюбовался" отразившимися в зеркальной глади нечетким лунным отражением. Но и его хватило для неутешительных выводов: бугай с бритой головой в коротких штанах и рубахе, перемазанной дорожной пылью и кровью из разбитого локтя - больше чем на деревенского дурныка никак не тянул.
"...А может оно и к лучшему..." - успокоил я себя. - Успею еще и покрасоваться..." Скинув холстину не спеша, зашел в парную ночную воду. Плеснул в лицо, на плечи, грудь... Малюсенькие рыбки, собравшись у ног стайкой, игриво щипали за волоски.
Нырнул. Проплыл несколько метров. Лег на спину, закрыв глаза, расслабился. Вода смывала дурное настроение, словно грязь и усталость.
"У меня обязательно все получится! Прочь сомнения и малодушие!"
Размочив в реке сухарь, "подужинал" прямо здесь, на берегу. Место ничем не хуже чем, скажем, хлев или "копыця".
Отойдя немного в сторону, туда, где трава выросла повыше, постелил под спину "шкурынку" и блаженно растянулся во весь, почти двухметровый рост...
И, немного посчитав звезды, широко зевнул...
* * *
Первым проснулся ветерок. Пошумел камышом, стряхивая с созревших головок пух, усеяв им, словно первым снегом, гладь реки. Полюбовавшись, шалунишка остался недоволен - зарябил воды, закачал травы, уронив вниз мириады прозрачных слезинок-росинок. Развеял дымку, змеей вившейся над рекой. Ощутив в себе силы, метнулся вверх к небесам, где уже с самого рассвета щебетали птицы. Погнал откуда-то с запада тучки, быстро заслонившие по-утреннему чистое, еще не раскаленное Солнце.
Я проснулся весь мокрый от выпавшей росы. Поежился от холода, удивленно оглянулся по сторонам. Ну да! В гостях у предков...
Сегодня - смотрины. Плеснув пару пригоршней еще по ночному теплой воды в лицо. Утерся рукавом.
Глянул на плененное тучами небо. Над самым горизонтом, куда они еще не успели добраться, светила одинокая утренняя Венера, как бы напоминая, что ночь была тихой и звездной. Здесь на ней еще не удосужились построить станцию оповещения о солнечных протуберанцах, заплатив за это многими человеческими жизнями. По непонятным причинам так до сих пор и не функционирующую.
Смахнув бесполезные воспоминания с мозга, словно запрыгнувшего на руку сине-зеленого кузнечика, зашагал в деревню.
При дневном свете она показалась еще меньше и беспорядочней. Домишки были рассыпаны словно грибы на полянке.
Удивился и порадовался остроте зрения. Даже отсюда мог разглядеть копошившихся в двориках людей.
Видать вчерашние эксперименты с ночным зрением принесли и побочные результаты. Что ж! Тоже не лишнее.
Подойдя к крайней хате, перемахнул через тын.
- Ах ты, Боже мий! Чертяка поганый! Да звидкиля ты такый узявся! Налякав старуху! Бусурман эдакый! - Ахнула худенькая, низенькая, сгорбленная старушка в длинной, домотканой холщевой рубахе ниже колен, с цветастым рваным платком на голове, из-под которого клочками торчали пучки седых волос.
Она растеряно, с укоризной зыркала маленькими, непонятного цвета глазками, поблескивавшими из-под длинных белесых бровей то на разбитый, валявшийся под ногами горшок, то на мою, действительно неординарную, персону.
- А... дурныку,... прыйшов...
На пороге появился дед Овсий со своей неизменной, дымящейся во рту глиняной люлькой.
- Щоб вас обох чорты побралы! Ироды окаянни! Кращий глэчик розбыла! Трясця б вас узяла! Забырай свого дурныка та ступай гэть з очей!
Но дед не особо обращал внимание на ее ругань. Который раз внимательно сверлил меня своим единственным глазом. Телепатически "пудря им мозги", я извлек на свет фирменную дурновато-счастливую улыбку.
- Ты дывы! Ще й лыбыться! От поганци! Очи б мои вас не бачылы!
- Досыть, Палашко! Пошумила та годи! - нахмурился Овсий.
Старуха, уловив перемену в настроении деда, прикусила язык. Видать мужа все же побаивалась. И тонко чувствовала черту, переходить которую не стоило.
- Краще давай нэси чего пойисты! З голоду покы що не пухнемо. Не гневы Бога, старуха! Ох, не гневы! А ты, дурныку, сидай он там, на лаву.
Чуть в стороне от низкой деревянной двери, ведущей в глинобытную хибарку, в которой мне пришлось бы ходить не иначе как, полусогнувшись, был вкопан деревянный стол и две лавы по бокам.
Но прежде чем сесть на одну из них я не удержался и подошел к заменявшей окно неправильной формы дырке, затянутой мутноватой плевой. Недоверчиво потрогал ее пальцем.
- Скло у старшины, от поляков везуть... А мы, сиромахы - бычий пузырь. Экий ты чудный! Нэвжэ не бачыв?
Спохватившись, изгнав, прочь ненужное любопытство, но все же отковырнув от стены пузырящийся кусочек глины и растерев в руках, я сел на лаву.
Овсий расположился напротив. Постучав уже не дымившейся люлькой по столу, сдул остатки пепла на землю.
И все-таки, он до конца мне не верил.
- Видведу-ка я тэбэ, дурныку, до нашего атаману. Хай еще вин на тэбэ глянэ. Вид гриха подали.
Тем временем на столе появился чуть подсохший черный хлеб, глиняная миска с кусками розоватой вареной рыбы, два на удивление больших, желтых перезрелых огурца, ломтики почему-то белого сырого буряка. И, скорее всего, свиное сало, толщиной в добрые три пальца, со следами огня на шкурке.
Овсий перекрестился. Губы зашептали слова молитвы.
- А ты, неприкаянна душа, хрэщэный?
Крещенный ли я? Как-то даже не задумывался. Да и у постоянно занятой матушки спросить было недосуг. О Боге в трудные минуты вспоминал, но молитв не знал. Потребности, так сказать, не было. Вот такие у меня сложились с религией отношения. Пришлось пустить в ход универсальный ответ "дурныка" - непонимающе счастливую улыбку. Дед безнадежно махнул рукой.
- Йиж, хватэ слюни пускать...
Я посмотрел на прислонившуюся к стене хозяйку, ожидая, когда и она присядет к нам. Но Палашка, лишь неодобрительно поглядывала в нашу сторону.
- Йиж, кажу. Ничого по сторонах глазиты. А ты, замись того щоб столбычиты, прынесы кращэ кыслячка.
Из столовых приборов, кроме тупого толстого ножа с видавшей виды надломленной ручкой, ничего не было. Сейчас мне предстояло серьезное испытание - культура и манера еды могли выдать с головой. В подготовительной программе об этом не было ни слова. Что и говорить - непростительное упущение "коллеги". Пришлось ожидать наглядного примера.
Дед взял кусок рыбы и стал его потихоньку разбирать: вытягивал и складывал в кучку на стол кости. Работал он в основном тремя сохранившимися пальцами правой руки.
- И не турок, и не татарин - свои, дурныку.., рэестровы козакы... И такэ бува. Свои та нэ свои... Нэщасна наша Вкраина - колы брат на брата... старшина за сэбэ.., а бидный люд за всих... А ты беры... Палашко, а чего Сирка не видно... Зазвычай вид столу не видгонишь...
- Да як побачыв твоего дурныка, так з будкы не вылазэ... - фыркнула старуха, со стуком поставив на стол запотевший глиняный кувшинчик с "кысляком".
"Случайность или закономерность?- подумал я. - Нужно будет разобраться".
Взял кусочек, на удивление белого, буряка. Откусил, разжевал. От горечи вмиг свело челюсти, а из глаз брызнули слезы. Травить вроде никто не должен! Но и есть подобный продукт совершенно невозможно.
Глянул на деда. Тот понимающе, но с нескрываемой ехидцей ухмыльнулся.
- Хрин редьки не слаще! Так-то, дурныку. Невже нэ йив?
Тот хрен или редьку, которая не слаще, я все же дожевал и проглотил. Как ни удивительно, однако ничего страшного не произошло. Наоборот, ощущение было приятным.
Но после первого неудачного эксперимента решил быть еще осторожней. Взял из миски рыбу и стал не спеша, как это делал Овсий, вытягивать кости. Затем клал в рот один за другим, небольшие кусочки.