Кук Глен : другие произведения.

Глен Кук Хроники Черного Отряда Книги Мертвых

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  
  Table of Contents
  Воды спят
  1
  2
  3
  4
  5
  6
  7
  8
  9
  10
  11
  12
  13
  14
  15
  16
  17
  18
  19
  20
  21
  22
  23
  24
  25
  26
  27
  28
  29
  30
  31
  32
  33
  34
  35
  36
  37
  38
  39
  40
  41
  42
  43
  44
  45
  46
  47
  48
  49
  50
  51
  52
  53
  54
  55
  56
  57
  58
  59
  60
  61
  62
  63
  64
  65
  66
  67
  68
  69
  70
  71
  72
  73
  74
  75
  76
  77
  78
  79
  80
  81
  82
  83
  84
  85
  86
  87
  88
  89
  90
  91
  92
  93
  94
  95
  96
  97
  98
  99
  Солдаты живут
  1 Воронье Гнездо. Когда никто не умирал
  2 Воронье Гнездо. Когда поет баобас
  3 Воронье Гнездо. Бескорыстный труд (любимое дело)
  4 Роща Предначертания. Песни в ночи
  5 Воронье Гнездо. Штаб
  6 Воронье Гнездо. Новости Суврина
  7 Воронье Гнездо. Ночной гость
  8 Таглиос. Неприятности идут по пятам
  9 Воронье Гнездо. Инвалид
  10 Воронье Гнездо. Выздоровление
  11 Воронье Гнездо
  12 Плато Блистающих Камней. Непоколебимый Страж
  13 Страна Неизвестных Теней. Путешествие по Хсиену
  14 Страна Неизвестных Теней. Хань-Фи
  15 Страна Неизвестных Теней. Тайные правители
  16 Пустошь. Дети Ночи
  17 Страна Неизвестных Теней. Воронье Гнездо
  18 Страна Неизвестных Теней. На юг
  19 Плато Блистающих Камней. Уйти украдкой
  20 Плато Блистающих Камней. Таинственные дороги
  21 Таглиос. Главнокомандующий
  22 Хатовар. Вторжение
  23 Плато Блистающих Камней. Безымянная крепость
  24 Хатовар. Нечестивая страна
  25 Плато Блистающих Камней. Мститель
  26 Хатовар. Преследование
  27 Тенеземье. Прорыв
  28 Таглиосские территории. Слепое отчаяние
  29 Хатовар. Властелины небес
  30 Хатовар. Затем разожгите огонь
  31 Хатовар. Открытые Врата
  32 Тенеземье. Протектор всего Таглиоса
  33 Хатовар. Уход не с пустыми руками
  34 Тенеземье. Труды Тобо
  35 Таглиос. Сообщение
  36 Таглиосские территории. Дикие земли
  37 Таглиосские территории. Где-то севернее Чарандапраша
  38 Таглиосские территории. Данда-Преш
  39 Таглиос. Главнокомандующий
  40 Таглиосские территории. У озера Танджи
  41 Низинные таглиосские территории. Неожиданная потеря
  42 Низинные таглиосские территории. После битвы
  43 Таглиосское Тенеземье. Врата
  44 Тенеземье. Ремонт Врат
  45 Ниджха. Падение крепости
  46 Ниджха. Тьма приходит всегда
  47 Врата Теней. Ремонтники
  48 Врата Теней. Летающие повелители
  49 Ниджха. Место смерти
  50 Таглиосские территории. Дворец
  51 Таглиосские территории. В центре империи
  52 Низинные таглиосские территории. Госпожа ворчит
  53 Таглиосские территории. Лес с призраками
  54 Таглиосские территории. Нечто в выгребной яме
  55 Низинные таглиосские территории. Вдоль Вилиуоша
  56 Низинные таглиосские территории. Поместье Гархавнес
  57 Низинные таглиосские территории. Воскрешение
  58 Гархавнес. Генерал-предатель
  59 Центральная армия. Когда прибывают гости
  60 Гархавнес. Тобо и Ворошки
  61 Таглиосские территории. Ночные летуны над Дежагором
  62 Дежагор. Захват
  63 Таглиосские территории. Центральная армия
  64 Дежагор. Осиротевшая армия
  65 Таглиос. Дворец
  66 Таглиосские территории. На полпути
  67 Таглиосские территории. Внутри центральной армии
  68 Таглиосские территории. Пламя на поле боя
  69 Там же. Непредвиденное
  70 Там же. Захват
  71 Там же. Горькая правда
  72 Там же. Спасатели
  73 Там же. Спасение
  74 Там же. Мастера по части побегов
  75 Таглиос. Дворец
  76 Таглиосские территории. Очередная легенда о происхождении
  77 Возле Годжи. Поиски укрытия
  78 Посередине. Скверная новость
  79 Таглиосские территории. В движении
  80 Таглиосские территории. В лагере
  81 Тенеземское воинское кладбище. Прощание
  82 С Отрядом. Отправляемся на юг
  83 Таглиос. Решение
  84 Возле кладбища. Переполох
  85 Роща Предначертания. Большой сюрприз
  86 Возле кладбища. Неразбериха усиливается
  87 Плато. Безымянная крепость
  88 Безымянная крепость. Радости вербовки
  89 Возле кладбища. Неразбериха нарастает
  90 Возле кладбища. Все еще неразбериха
  90 Там же. Неразберихи еще больше
  92 Там же. Неразбериха все сильнее
  93 Возле рощи Предначертания. Неразбериха нарастает
  94 Возле кладбища. Время скорбеть
  95 Безымянная крепость. Подземелье
  96 Врата Теней. Плохие новости
  97 Возле кладбища. Среди мертвецов
  98 Севернее кладбища. Могаба соглашается
  99 Возле воинского кладбища. Пропавшие без вести
  100 Таглиос. Дворец
  101 Возле кладбища. Планы
  102 Дворец. О пользе чистоты
  103 Возле кладбища. Поиски потерянной души
  104 Таглиос. Вид из окна покоев Протектора
  105 Дворец. Покои главнокомандующего
  106 Дворец. Вид с высоты
  107 Таглиос. Солдаты живут
  108 Таглиос. Кое-кто у двери
  109 Таглиос. Оправдания не принимаются
  110 Таглиос. Несчастья
  111 Таглиос. Летающая Дрема
  112 Таглиос. Осада
  113 Таглиос. Штурм
  114 Таглиос. Плохие новости и белая ворона
  115 Таглиос. Особый отряд
  116 Таглиос. Произвол судьбы
  117 Таглиос. Ночь и город
  118 Таглиос. Новое начальство
  119 Таглиос. Посланница
  120 Таглиос. Тай Ким всегда был здесь
  121 Таглиос. Спящая красавица
  122 Таглиос. Неизвестные Тени
  123 Таглиос. Вороний разговор
  124 Таглиос. Песчаная отмель
  125 Таглиос. Дневная прогулка
  126 Таглиос. Возвращение королевских особ
  127 Таглиос. И моя детка
  128 Таглиос. Новый главнокомандующий
  129 Таглиос. Открытая могила, открытые глаза
  130 Таглиос. Кадидас
  131 Таглиос. Воздушная разведка
  132 Таглиос. Жена и ребенок
  133 Плато. Опасная игра
  134 Таглиос. Рекомендуется подавать холодным
  135 Таглиос. Сезон безумия
  136 Безымянная крепость. Богоубийство
  137 Таглиос. Меланхоличная жена
  138 Таглиос. Утраченное дитя
  139 Таглиос. Главнокомандующий
  140 Таглиос. Операция на мозге
  141 Таглиос. Дела семейные
  142 Плато Блистающих Камней. Горькие десерты
  143 Безымянная крепость. Сны с демоном
  144 Безымянная крепость. Рассказ Арканы
  145 Плато Блистающих Камней. И тут вернулась Шукрат
  146 Мир Ворошков. Крепость Рукнавр
  147 Безымянная крепость. Я откладываю перо
  148 Плато Блистающих Камней. И Дочери Времени
  
  Глен Кук
  Хроники Черного Отряда
  Книги Мертвых
  Glen Cook
  THE MANY DEATHS OF THE BLACK COMPANY:
  WATER SLEEPS
  SOLDIERS LIVE
  Copyright No 2009 by Glen Cook
  All rights reserved
  
  
  
  Серия «Звезды новой фэнтези»
  Перевод с английского Беллы Жужунавы и Андрея Новикова
  Серийное оформление и оформление обложки Виктории Манацковой
  Иллюстрация на заставке Владимира Гусакова
  
  No Б. М. Жужунава (наследник), перевод, 2000
  No А. Новиков, перевод, 2000
  No Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2020
  Издательство АЗБУКА®
  * * *
  
  
  Воды спят
  Джону Ферраро и всем замечательным утятам.
  Это была славная вечеринка
  
  
  
  
  1
  
  
  В те дни Черного Отряда не существовало. Его гибель была провозглашена соответствующими законами и указами.
  Но я-то себя несуществующим не ощущал.
  Знамя Отряда, его Капитан и Лейтенант, его знаменосец и все остальные, благодаря кому Отряд внушал такой ужас, сгинули, заживо похороненные посреди огромной каменной пустыни.
  – Плато Блистающих Камней, – шептали люди на улицах и в переулках Таглиоса.
  – Ушли в Хатовар, – утверждали власть имущие, желая обратить то, чему они столь упорно препятствовали, в свою великую победу.
  Кто-то на самом верху – может, Радиша, а может, Протектор – решил внушить народу, будто Черный Отряд исполнил свое предназначение.
  Однако те, кому было достаточно лет, чтобы помнить Отряд, прекрасно все понимали. Только пятьдесят человек рискнули отправиться на плато Блистающих Камней, причем половина из них не принадлежала к Отряду. И лишь трое из пятидесяти вернулись. Двое принесли ложную версию случившегося там. Третий мог бы рассказать правду, но он погиб на одной из Кьяулунских войн, далеко от столицы.
  Все же уловки Душелов и Плетеного Лебедя никого не ввели в заблуждение – ни тогда, ни сейчас. Люди просто притворялись, что верят, – так было безопаснее.
  Они могли бы спросить, почему Могабе понадобилось целых пять лет, чтобы победить Отряд, которого якобы уже не существовало, и загубить тысячи молодых жизней, чтобы привести Кьяулунские территории под власть Радиши, в царство искаженных истин Протектора. А еще они могли бы сослаться на незатухающие разговоры о том, будто Черный Отряд удерживал крепость Вершину на протяжении нескольких лет уже после своего исчезновения, пока его непоколебимая стойкость не вывела из себя Душелов, после чего та, не пожалев ни сил, ни самых мощных чар, превратила огромную крепость в белую пыль, белую гальку, белые кости.
  Да, люди могли бы задать все эти вопросы, но вместо этого хранили молчание. Они боялись. И небеспричинно.
  Таглиосская империя под протекторатом – это империя страха.
  Однажды, в годы открытого неповиновения, некий герой, оставшийся неизвестным, заслужил вечную ненависть Душелов, запечатав Врата Теней, единственный путь, что вел на плато Блистающих Камней. Из ныне здравствующих Душелов была самой могущественной колдуньей. Став Хозяйкой Теней, она затмила монстров, которых когда-то поверг Отряд, защищая Таглиос. Но тот, кто наглухо запер Врата Теней, лишил ее возможности вызвать себе на подмогу самые смертоносные Тени. В ее распоряжении осталась лишь жалкая горстка тварей – те, которые были с ней, когда она заманила Отряд в роковую ловушку.
  О да, она смогла бы распечатать Врата Теней. Один раз. Но Душелов понятия не имела, как закрыть их снова. Открой она Врата – и мир окажется во власти чудовищ, вырвавшихся на свободу.
  Это означало, что Душелов должна выбирать одно из двух: или все, или почти ничего. Обречь мир на погибель – или довольствоваться тем, что имеешь.
  Пока что она предпочитает второе, хоть и ищет без устали выход из тупика. Она Протектор. Империя трепещет перед ней. Никто не смеет бросить вызов ее террору. Но даже она понимает, что этот век мрачного согласия не может длиться бесконечно.
  Воды спят.
  В домах, в тенистых переулках, в десяти тысячах храмов не смолкает нервный шепоток: Год Черепов. Год Черепов. Боги живы, и даже те, которые спят, беспокойно ворочаются во сне.
  В домах, в тенистых переулках, на пшеничных полях и топких рисовых чеках, на пастбищах, в лесах, в вассальных странах всякий раз, когда в небе появляется комета, или внезапно разразившаяся буря несет гибель и разорение или, в особенности, когда случается землетрясение, люди бормочут: «Воды спят». И содрогаются от страха.
  
  2
  
  
  Меня прозвали Дремой. Еще ребенком при каждом удобном случае, будь то днем или ночью, я убегала от ужасов моего детства в уют грез и кошмаров. В любое время, когда не нужно было работать, я пряталась в тихой гавани, там, куда зло не могло до меня добраться. Я не знала более безопасного места до тех пор, пока Черный Отряд не пришел в Джайкур.
  Братья ругали меня за чрезмерную сонливость, им не нравилась моя способность засыпать в любых обстоятельствах. Они не понимали. Они умерли, так ничего и не поняв. А я все спала. На протяжении нескольких лет, уже находясь в Отряде, полностью не пробуждалась никогда.
  Теперь я пишу Анналы. Надо же продолжать это дело – а кто еще для него годен, кроме меня? Хотя звание летописца не присваивалось мне официально.
  Но ведь прецедент существует.
  Книги надо писать. Истина должна быть увековечена, даже если судьба распорядится так, что ни один человек не прочтет начертанных мною слов. Анналы – душа Черного Отряда. Они напоминают о том, кто мы есть. И кем были. О том, что мы продолжаем существовать. И что никакое вероломство – а мы не в первый раз сталкиваемся с ним – не высосет из нас всей крови до последней капли.
  Нас больше нет на свете. Об этом твердит Протектор. Ей с жаром вторит Радиша. Могаба, могущественный генерал, увешанный бесчисленными наградами за грязные дела, глумится над нашей памятью и плюет на наше имя. Люди на улицах говорят, что мы – всего лишь преследующие их злые воспоминания. Но только Душелов не озирается то и дело по сторонам и не чувствует, как нечто загадочно-опасное набирает силу.
  Мы упрямые призраки. Мы не отступимся, не прекратим охоту. Уже много лет мы сидим тихо, как мыши, но враги боятся нас. Оттого что наше имя произносится шепотом, их вина не становится меньше.
  Они и должны бояться.
  Каждый день где-нибудь в Таглиосе на стене появляются слова, написанные мелом, или краской, или даже кровью животного. Просто мягкое напоминание: «Воды спят».
  Все знают смысл этих слов. И еле слышно повторяют их, понимая, что где-то затаился враг, не ведающий покоя, как ток подземной реки. Этот враг когда-нибудь выберется из своей могилы и нанесет удар тем, кто сделал ставку на предательство. Они знают, что нет силы, способной это предотвратить. Их предупреждали десять тысяч раз, но они все же поддались искушению. И теперь никакое зло не сможет защитить их.
  Могаба боится.
  Радиша боится.
  Плетеный Лебедь боится так сильно, что у него все валится из рук. В точности как у колдуна Копченого, которого он сам когда-то изводил, обвиняя в трусости. Лебедь познакомился с Отрядом еще на севере, задолго до того, как здешний люд понял, что мы нечто большее, чем мрачное напоминание о древнем ужасе. И с годами страх Лебедя нисколько не ослабел.
  Боится Пурохита Друпада.
  Боится главный инспектор учета Гокле.
  Не боится только Протектор. Душелов вообще ничего не боится. Ей сам черт не брат, она смеется в лицо любой опасности. Она будет смеяться и отпускать шуточки даже на костре.
  Это бесстрашие заставляет ее приспешников тревожиться еще пуще. Они знают: случись беда, Душелов погонит их перед собой, прямо в скрежещущие челюсти рока.
  Время от времени на стенах будет появляться и другое сообщение, куда конкретнее первого: «Их дни сочтены».
  Я каждый день бываю на улицах. Иду на работу, подслушиваю, подсматриваю, ловлю слухи или распускаю собственные в безликой толпе завсегдатаев Чор-Багана, Воровского сада, который даже серые пока не смогли уничтожить. Прежде я маскировалась под шлюху, но это, как оказалось, слишком опасно. Здесь хватает людей, по сравнению с которыми Протектор – сущий образец здравомыслия. Миру исключительно повезло, что судьба не дает этим извращенцам достаточной власти, а то бы они с удовольствием вывернули наизнанку свои психозы.
  Обычно я выгляжу как парень, и к этой личине давным-давно успела привыкнуть. С тех пор как отбушевали войны, молодых бродяг кругом полно.
  Чем нелепее новый слух, тем быстрее он разлетается за пределы Чор-Багана и тем сильнее терзает нервы врагу. В Таглиосе должна всегда царить атмосфера мрачного ожидания. И наша задача – неустанно поддерживать ее соответствующими предзнаменованиями и пророчествами.
  Время от времени, в моменты просветления, Протектор устраивает охоту на нас, но пыла ей хватает ненадолго. Она не способна сосредоточиться на чем-то одном. Да и с чего бы ей беспокоиться? Нас больше нет, мы мертвы. Душелов сама заявила об этом – значит, так оно и есть. Как Протектор, она является единственным законодателем реальности на всей территории Таглиосской империи.
  Но!
  Воды спят.
  
  3
  
  
  Сейчас Отряд держится на женщине, которая формально никогда не входила в него. Кы Сари – ведунья и жена того, кто до меня вел Анналы, Мургена знаменосца. Умная женщина с волей, подобной отточенному клинку. С ней считаются Гоблин и Одноглазый. Запугать ее невозможно, это никогда не удавалось даже лукавому старику, дядюшке Дою. Она боится Протектора, Радиши и серых не больше, чем капусты на грядке. Злоба отъявленных негодяев, таких как служители смертоносного культа обманников с их мессией Дщерью Ночи и богиней Киной, тоже Сари нипочем. Она заглянула в самое сердце Тьмы, чьи тайны больше не внушают ей страха.
  Только одно существо на свете заставляет Сари трепетать. Это ее мать Кы Гота, воплощенное недовольство всем и вся. Горестные жалобы и упреки этой бабищи несут в себе такой мощный заряд, что поневоле задумаешься, уж не аватар ли она некоего капризного древнего божества, пока еще неизвестного людям.
  Никто не жалует Кы Готу, за исключением Одноглазого. Но даже он за глаза величает ее Троллихой.
  Сари вздрогнула, когда мать медленно заковыляла через комнату, где тотчас воцарилась тишина. С тех пор как для нас наступили нелегкие времена, одни и те же помещения приходилось использовать для разных целей. Совсем недавно эта комната была битком набита людьми, которые просто отдыхали. Некоторые – из Отряда, а в основном те, кто работает у Бань До Транга. Все мы не сводили глаз со старухи, от всей души желая ей поторопиться. И не менее страстно желая, чтобы ей не пришло в голову воспользоваться тишиной для общения.
  Старый и больной До Транг, прикованный к креслу на колесах, подкатился к Кы Готе – вероятно, хотел выразить ей сочувствие и тем самым воспрепятствовать ее продвижению.
  Такого не бывало, чтобы присутствию Кы Готы кто-нибудь радовался.
  В этот раз самопожертвование До Транга оказалось ненапрасным. Правда, Гота испытывала сильнейший дискомфорт, лишившись возможности адресовать гневную обличительную речь всем, кто моложе ее.
  Молчание продолжалось до тех пор, пока не вернулся старый купец. Ему принадлежал этот дом, который нам было позволено использовать как штаб-квартиру. Ничем нам не обязанный, До Транг тем не менее делил с нами опасности – поскольку был неравнодушен к Сари. При решении любой проблемы мы прислушивались к его мнению и учитывали его желания.
  Вскоре До Транг с утомленным видом прикатил обратно. Казалось чудом, что этот доходяга, весь покрытый печеночными пятнами, способен самостоятельно ездить в кресле.
  До Транг был дряхл, но в его глазах горел неукротимый огонь. Он редко вмешивался в разговор, разве что кто-нибудь молол уж совсем несусветную чушь. Замечательный старик.
  – Все готово, – сказала Сари. – Каждый этап, каждая деталь проверены и перепроверены. Гоблин и Одноглазый трезвы как стекло. Пришло время Отряду заявить о себе. – Она прошлась взглядом по лицам, предлагая высказываться.
  Я не считала, что время пришло. Но я уже выразила свое мнение, когда составляли план. И проиграла голосование. Пришлось напрячь волю, чтобы совладать с досадой.
  Поскольку новых возражений не последовало, Сари продолжала:
  – Ну что же. Приступаем к первому этапу.
  Она махнула рукой сыну. Тобо кивнул и выскользнул из комнаты.
  
  Он был тощим, взъерошенным, пронырливым юнцом. И принадлежал к племени нюень бао, а они, как всем известно, по натуре ловкачи и жулики. Следовательно, за его руками приходилось постоянно наблюдать. Но кто бы ни наблюдал, он не вникал в то, что делает парень, когда его лапки не тянутся к свисающему с пояса кошельку или к ценному товару на прилавке. Люди не высматривают того, чего не ждут.
  Мальчик держал руки за спиной, и таким он не вызывал опасений. Никто не замечал маленьких бесцветных шариков, которые он прикреплял, прислоняясь ко всем стенам подряд.
  Дети гуннитов смотрели на него во все глаза. Очень уж необычно выглядел этот иноземец в черной одежде, похожей на пижаму. Но никакой враждебности они не проявляли. Гунниты народ миролюбивый, своих чад приучают к вежливости. Иное дело – дети шадаритов, этих воспитывают суровее. В основе их религии философия воина.
  Юные шадариты решили хорошенько проучить вора. Конечно, он вор! Всем известно, что нюень бао – воры.
  Взрослый шадарит постарше отозвал детей. Пусть воришкой занимаются те, кому положено. Религии шадаритов не чужда бюрократическая упорядоченность.
  Даже столь малое нарушение порядка привлекло внимание тех, кому этот порядок было доверено блюсти. Трое долговязых бородачей в серых балахонах и белых тюрбанах двинулись сквозь толпу. Они бдительно озирались, явно считая вполне нормальным то, что постоянно находятся на островке свободного пространства. Улицы Таглиоса забиты народом и днем и ночью, однако люди каким-то образом ухитряются держаться в сторонке от серых. У всех блюстителей суровый взгляд, – должно быть, на эту службу берут только тех, кому чужды терпение и сострадание.
  Тобо уже лавировал в толпе – так черная змея скользит среди болотных камышей. К тому моменту, когда серые стали выяснять причину инцидента, мальчик уже исчез, и никто не смог сообщить его точные приметы. Стражи порядка услышали только допущения, основанные на предрассудках. Нюень бао – воры; их засилье – сущее бедствие для таглиосцев. Несчастная столица с некоторых пор набита пришлыми – кого тут только нет! Бездельники, юродивые и прохиндеи стекаются сюда со всех концов империи. С каждым поколением население города утраивается. Несмотря на жестокие и умелые действия серых, в Таглиосе царит хаос, город давно превратился в гиблое болото, в преисподнюю, чей огонь подпитывается нищетой и отчаянием.
  Нищеты и отчаяния тут избыток, но дворец не дает мятежам пустить корни. Власти предержащие научились мастерски вынюхивать секреты. У профессиональных преступников век здесь короток, как и у большинства тех, кто пытается устраивать заговоры против Радиши или Протектора. В особенности против Протектора, которая в грош не ставит чужую жизнь.
  Во времена не столь уж отдаленные интриги и заговоры цвели махровым цветом и своими миазмами отравляли жизнь без преувеличения всем жителям Таглиоса. Но это почти изжито. Как и все, что не нравится Протектору. А понравиться ей страстно желает большинство таглиосцев. Даже жречество старается не привлекать к себе недобрый взгляд Душелов. В какой-то момент мальчишка в черной пижаме исчез, а на его месте возник такой же, но в гуннитской набедренной повязке, до этого скрывавшейся под одеждой. С виду обычный городской юнец, разве что с желтоватым оттенком кожи. Ему ничто не угрожало. Он вырос в Таглиосе и говорил без малейшего акцента, который мог бы выдать его.
  
  4
  
  
  Любой серьезной акции предшествует период ожидания и тишины. Делать мне было нечего. Я могла бы расслабиться и сыграть в тонк или просто понаблюдать за тем, как Одноглазый и Гоблин пытаются обжулить друг друга. Вдобавок у меня был писчий спазм, мешающий работать над Анналами.
  – Тобо! – позвала я. – Хочешь сходить и посмотреть, как это произойдет?
  Тобо четырнадцать лет, он у нас самый младший. Вырос в Черном Отряде. Все, что свойственно юности – азарт, нетерпеливость, абсолютная вера в собственное бессмертие и божественное освобождение от наказаний, – было отмерено ему полной мерой. Задания, которые поручали мальчишке в Отряде, доставляли ему истинное наслаждение. Своего отца он не знал и крайне слабо представлял себе, что это был за человек. Мы немало потрудились над его воспитанием, стараясь не разбаловать ребенка, однако Гоблин упорно обращался с ним как с любимым сыном. И даже пытался наставлять.
  Гоблин владеет письменным таглиосским хуже, чем ему кажется. В бытовом языке сотня букв, еще сорок – у жрецов, которые пишут высоким стилем, а это, можно сказать, второй язык – формальный, письменный. Анналы я пишу на смеси того и другого.
  С тех пор как Тобо выучил буквы, «дядя» Гоблин заставляет его читать вслух все подряд.
  – Дрема, может, я еще «катышков» прилеплю? Мама считает: чем больше их будет, тем скорее это привлечет внимание дворца.
  Меня удивило, что он обсуждал с Сари этот вопрос. У мальчишек в его возрасте отношения с родителями трудные. Он постоянно грубил матери. Он бы хамил и дерзил еще пуще, если бы судьба не одарила его таким множеством «дядей», которые не желали мириться с подобным поведением. Естественно, Тобо все это воспринимал как грандиозный заговор взрослых. На людях он был само упрямство, при общении же с глазу на глаз поддавался доводам разума – если собеседник вел себя деликатно и если это была не мать.
  – Несколько штук, пожалуй, лишними не будут. Но уже скоро стемнеет – и начнется представление.
  – Кем мы будем на этот раз? Мне не нравится, когда ты изображаешь шлюху.
  – Беспризорниками.
  Хотя это тоже рискованно. Можно угодить под насильственную вербовку отправиться в армию Могабы. Положение у его солдат сейчас немногим лучше, чем у рабов, дисциплина там свирепая. Многие из этих несчастных – мелкие преступники, которым был предоставлен выбор: или не знающее снисхождения правосудие, или военная служба. Остальные – дети бедняков, которым просто некуда больше податься.
  Таковы все профессиональные армии. Мурген это понял далеко на севере, задолго до знакомства со мной.
  – Почему ты всегда так заботишься о маскировке?
  – Если не показываться дважды в одном и том же облике, наши враги не будут знать, кого им искать. Нельзя их недооценивать. В особенности Протектора. Ей не раз удавалось перехитрить саму смерть.
  Тобо еще не созрел для того, чтобы поверить в это, так же как и во многое другое из нашей экзотической истории. Он совсем неплохой ребенок, уж точно получше многих, но на этом этапе взросления человек уверен: он уже знает все, что полезно знать, а слова старших, и тем более поучения, можно смело пропускать мимо ушей. Тобо не смог бы вести себя иначе, даже если бы и захотел. Такое проходит только с возрастом.
  Я же, на моем собственном этапе взросления, не могла не произнести слов, от которых не будет пользы:
  – Об этом сказано в Анналах. Твой отец и Капитан ничего не выдумывали.
  Он и в это не желал поверить. Я решила не продолжать разговор. Каждый из нас научится уважать Анналы, но придет к этому своим путем и в свое время. В слишком уж плачевном мы оказались положении, чтобы должным образом чтить традицию. Старая Команда угодила в ловушку на каменном плато Блистающих Камней, только двоим братьям удалось пережить эту катастрофу, а потом еще и Кьяулунские войны. Гоблин и Одноглазый плохо годятся для того, чтобы передавать новобранцам отрядную мистику. Одноглазый слишком ленив, а Гоблин – косноязычен. Я же была еще практически салажонком, когда Старая Команда, осуществляя давнюю мечту Капитана, рискнула отправиться на плато в поисках Хатовара.
  Но старик Хатовара не нашел. Думаю, на самом деле он там искал что-то другое.
  Дивные дела: мне всего-то-навсего двадцать лет, а я уже ветеран Отряда. Мне едва исполнилось четырнадцать, когда Бадья взял меня под свое крыло… Но я никогда не была похожа на Тобо. В четырнадцать я уже была древней старухой. За годы, прошедшие после того, как Бадья спас меня, я только помолодела…
  – Что?
  – У тебя глаза вдруг стали злыми. Я спросил почему.
  – Вспоминала себя четырнадцатилетнюю.
  – Девчонки все переживают легче…
  Тобо прикусил язык. Его лицо мгновенно вытянулось, более заметны стали черты, доставшиеся от отца-северянина. Хоть он и самонадеянный маленький засранец, с мозгами у него порядок. Способен понять, что не стоит ворошить гнездо ядовитых змей.
  – Когда мне было четырнадцать, Отряд и нюень вместе сидели в Джайкуре. – Я не сказала мальчику ничего нового. – Или в Дежагоре, как его называли местные. – Остальное уже не имело значения, оно благополучно кануло в прошлое. – У меня теперь почти не бывает кошмаров.
  Рассказов об осаде Джайкура Тобо уже наслушался досыта. Его мать, бабка и дядюшка Дой тоже побывали там.
  – Гоблин обещает, что эти «катышки» нам понравятся, – прошептал Тобо. – Не только ведьминых огней понаделают, но и разбудят кое у кого совесть.
  – Значит, это и впрямь нечто из ряда вон.
  В наших диспутах совесть упоминалась крайне редко. С любой стороны.
  – Ты правда знала моего папашу?
  Рассказы о знаменосце Отряда Тобо слышал на протяжении всей своей жизни, но в последнее время проявлял к этой теме повышенный интерес. Мурген для него уже не просто символ, не вызывающий никаких чувств.
  Я повторила сказанное не единожды:
  – Он был моим командиром. Научил меня читать и писать. Хороший был человек. – Я негромко рассмеялась. – Насколько можно быть хорошим, принадлежа к Черному Отряду.
  Тобо замер. Глубоко вздохнул. И спросил, глядя куда-то в сумрак над моим левым плечом:
  – Вы были любовниками?
  – Нет, Тобо. Мы были друзьями. Почти. Он и узнал-то, что я женщина, аккурат перед тем, как отправился на плато Блистающих Камней. А я не догадывалась об этом, пока не прочла его Анналы. Никто не знал. Все считали меня смазливым пареньком, которому не повезло вырасти повыше. Я не разубеждала. Считала, что так безопаснее.
  – Угу…
  Голос у него был настолько бесцветный, что я просто не могла не поинтересоваться:
  – Почему спрашиваешь?
  Конечно, у него не было причин полагать, что до нашего знакомства я вела себя не так, как сейчас. Он пожал плечами:
  – Просто хотел узнать.
  Просто, да не просто… Небось у Гоблина и Одноглазого эту манеру перенял. Любят они приговаривать: «Посмотрим, что из этого выйдет» – например, когда испытывают самодельные яды в слоновьих дозах.
  – Ладно, это твое дело. Ты оставил «катышки» за театром теней?
  – Все сделал, как мне велели.
  В театре теней используют плоских кукол на палках. У артистов есть движущиеся конечности с бечевками. Свеча, расположенная позади, отбрасывает тени на белую ткань. Кукловод манипулирует куклами и говорит за них разными голосами. Если зрители останутся довольны, ему бросят несколько монет.
  Этот кукловод давал представления на одном и том же месте уже больше двадцати лет. Ночевал он у себя под сценой. И вообще жил припеваючи – по сравнению с большинством бездомных обитателей Таглиоса.
  Он был стукачом. В Черном Отряде его не любили.
  Его пьесы по большей части основывались на мифах и так или иначе были связаны с циклом Кади. В каждой непременно участвовала эта многорукая богиня, без устали пожиравшая демонов.
  Конечно, демон был один, он лишь появлялся в разных сценах. Почти как в реальной жизни, где демон приходит снова и снова.
  Сначала чуть окрасилось небо над крышами на западе. Потом раздался душераздираюший крик. Люди останавливались, чтобы поглазеть на разгорающийся оранжевый свет и подсвеченный оранжевым дым, который повалил из-за кукольного театра. Жгуты дыма сплетались в известную всем эмблему Черного Отряда – клыкастый череп без нижней челюсти, выдыхающий пламя. В левой глазнице тлел огонь – будто алый зрак заглядывал в самую душу зрителя, выискивая то, чего человек боялся пуще всего.
  Созданное дымом недолговечно. Прежде чем рассеяться, он успел подняться на десять футов. Но оставил после себя испуганное молчание. Сам воздух, казалось, шептал: «Воды спят».
  Снова жалобный вой и вспышка. Вознесся второй череп. Этот был серебряный с голубоватым оттенком. Он просуществовал дольше и поднялся на дюжину футов выше. И прошептал: «Мой брат не отмщен».
  – Сюда идут серые! – прокричал кто-то достаточно высокий, чтобы видеть поверх чужих голов.
  Маленький рост позволяет мне с легкостью затеряться в толпе, но зато я не вижу того, что происходит вне ее.
  Серые всегда где-то рядом, однако против такого рода беспорядков они бессильны. Наша акция может случиться где угодно и когда угодно, и среагировать они не успеют. Для них же лучше, если они не окажутся поблизости, когда заговорит «катышек». Серые это понимают. Они просто ломятся в толпу. Протектора необходимо ублажать, а еще нужно кормить собственных детей, маленьких шадаритов.
  – И еще разок! – шепнул Тобо, когда появились четверо серых.
  За театром грянул пронзительный визг. Кукловод выскочил наружу, развернулся и привалился к ширме, разинув рот. Возникло сияние, уже не такое яркое, но продержавшееся дольше. Образ, сотканный из дыма на этот раз, был сложней и прочней предыдущих. Сущее чудовище. Но чудовище не абы какое, а знакомое шадаритам.
  – Ниасси… – пробормотал один из серых.
  Ниасси – главный демон в шадаритской мифологии. Похожая нечисть, только с другим именем, существует и в гуннитских верованиях. Ниасси возглавляет внутренний круг демонов, куда собраны наиболее могущественные. Шадариты, будучи отколовшимися от культа Ведны еретиками-сектантами, верят в посмертное наказание, но допускают и существование ада на земле, ада наподобие гуннитского, где заправляют демоны во главе с Ниасси и куда попадают самые отъявленные грешники.
  Серые смекнули, что над ними издеваются, но тем не менее заколебались. Мы им преподнесли нечто новенькое, ужалили с неожиданной стороны в чувствительное место. К тому же по городу уже пробежала мощная волна слухов, которые увязывали серых с гнусными ритуалами, якобы практикуемыми Душелов.
  Пропадают дети. Логика подсказывает, что по-другому и быть не может в таком огромном и многолюдном городе, даже если никакие злобные монстры не прикладывают к этому руку. Малыши бродят где хотят, вот и теряются. Но если увязать все воедино, искусно распространив нужные слухи, то слепые случайности обернутся расчетливыми преступлениями. И тогда вполне мирные, добропорядочные люди озвереют и перестанут верить властям.
  Их память станет избирательной.
  Нам не зазорно подбрасывать горожанам любую ложь о наших врагах.
  Тобо выкрикнул что-то оскорбительное. Я схватила его за руку и потащила к нашему логову. Люди уже осыпали стражей руганью и насмешками. Брошенный Тобо камень угодил серому в тюрбан.
  Темнота не позволила этим четверым разглядеть наши лица.
  Серые взяли на изготовку бамбуковые палки – настроение толпы становилось опасным. Как тут не заподозрить, что не один лишь образ демона тому причиной? Наших отрядных колдунов я знаю как облупленных. Знаю и то, что таглиосцы – люди хладнокровные, они умеют держать себя в руках. Чтобы жить в такой неестественной скученности, требуется огромный запас терпения и железный самоконтроль.
  Я огляделась в поисках ворон, летучих мышей или других шпионов Протектора. Ночью мы рискуем несравнимо больше, чем днем, потому что в темноте трудно обнаружить этих соглядатаев. Я покрепче вцепилась в руку Тобо:
  – Ты не должен был этого делать. Знаешь же, что в темноте выползают Тени.
  Мои слова не произвели на него ни малейшего впечатления.
  – Гоблин будет счастлив. Он так долго возился с этой штукой, и она сработала отлично.
  Серые засвистели, вызывая подкрепление.
  Четвертый «катышек» тоже выпустил дымный призрак, но мы его уже не увидели. Я протащила Тобо через все ловушки для Теней, расставленные между кукольным театром и нашим штабом. Мальчишке предстоит объясниться с некоторыми его «дядями». Тем из нас, для кого паранойя по-прежнему образ жизни, предстоит выполнить важную задачу – придать остроту многочисленным блюдам нашей мести. С Тобо нужно провести серьезную разъяснительную работу. Умный советник сделает так, что от энергии мальчишки будет больше пользы.
  
  
  5
  
  
  Сари вызвала меня вскоре после нашего возвращения. Не для того, чтобы сделать выговор за нелепый риск, которому при моем попустительстве подверг себя Тобо. Нет, она просто хотела сообщить, что собирается перейти к следующему этапу. Возможно, когда-нибудь Тобо попадет в такой серьезный переплет, что с перепугу возьмется за ум. Жизнь в подполье – суровая учительница, она редко дает второй шанс. Тобо должен крепко-накрепко зарубить это на своем носу.
  Конечно, Сари допросила меня с пристрастием обо всем, что произошло в городе, и постаралась довести до сведения Гоблина и Одноглазого, что она недовольна и ими тоже. Тобо отсутствовал и не имел возможности защищаться.
  Гоблина и Одноглазого ее упреки оставили равнодушными. Колдунам такие пигалицы не страшны, даже накинься они на наших старикашек ордой в сорок голов. Вдобавок эти двое считали, что добрая половина проделок Тобо лежит исключительно на его совести.
  – Сейчас буду вызывать Мургена, – сказала Сари.
  Прозвучало это без воодушевления. С Мургеном она общалась крайне редко, и всем нам хотелось бы знать почему. Их с Мургеном связывала настоящая романтическая любовь, какая бывает в легендах, со всеми атрибутами этих бессмертных историй: пренебрежение волей богов, разочарование родителей, горькие разлуки и счастливые воссоединения, интриги недоброжелателей и все такое прочее. Оставалось лишь одному из них сойти в царство мертвых, чтобы спасти другого. Вот и спровадили Мургена в холодный подземный ад… Наша безумная колдунья Душелов такая затейница! Он и все остальные Плененные не мертвы, но и не живы, пребывают в оцепенении под блистающей каменной гладью. И о том, где они очутились и при каких обстоятельствах, мы узнали лишь благодаря способности Сари вызывать дух Мургена.
  Может, проблема в этом самом магическом оцепенении? Сари с каждым прожитым днем все старше, а Мурген – нет. Может, она боится, что станет дряхлее его матери к тому времени, когда мы освободим Плененных?
  Посвятив годы изучению истории, я пришла к выводу, что она почти всегда порождается личными интересами, а вовсе не борьбой за темные или светлые идеалы.
  Давным-давно Мурген научился во сне покидать свою бренную плоть. Способность эту он сохранил, но, увы, она была ослаблена сверхъестественными условиями его заключения. Даже в качестве призрака он не может самостоятельно выбраться из пещеры старцев – его непременно должна вызвать оттуда Сари – или другой некромант, знающий, где он находится.
  Дух Мургена – превосходный разведчик. Вне нашего круга никто, кроме Душелов, не способен обнаружить его присутствие. Благодаря Мургену мы узнаем все замыслы врагов – разумеется, тех из них, кто настолько могуществен, что их замыслами стоит интересоваться. Это достаточно сложный процесс, он имеет ряд ограничений, но все же Мурген едва ли не самое мощное наше оружие. Без него мы бы попросту не выжили.
  А Сари сегодня почему-то совсем не желает вызывать его.
  Одни боги знают, как это трудно – сквозь года и невзгоды пронести свою веру. Многие наши братья утратили ее и ушли, затерялись в объявшем империю хаосе. Некоторые, возможно, снова воодушевились бы, добейся мы достаточно громкого успеха.
  Сари пришлось в жизни тяжко. Она потеряла двоих детей – такую боль матери нелегко снести, даже если она никогда не любила их отца. Его она потеряла тоже, но от этой утраты страдала мало. Никто из помнивших этого человека не сказал о нем доброго слова. Вместе со всеми нами она терпела лишения в осажденном Джайкуре.
  Может быть, Сари – и все нюень бао – чем-то страшно разгневала Гангешу. Или этот бог со слоновьими головами любит шутить злые шутки со своими приверженцами. Кина уж точно потешается, когда ее розыгрыши заканчиваются смертью ее же фанатиков.
  Гоблин и Одноглазый обычно не присутствовали при явлениях Мургена. Сари не нуждалась в их помощи. Ее мастерство было ограниченным, но сильным, а эти двое только и способны, что мешать, сколько бы ни тужились вести себя прилично.
  Однако на этот раз наши ископаемые оказались здесь, и я сделала вывод, что затевается нечто необычное. До чего же они стары! Наверное, уже и счет годам потеряли. Держатся только благодаря своему мастерству. Одноглазому, если Анналы не лгут, уже далеко за двести, а его «юный» друг моложе меньше чем на век.
  Оба они, мягко говоря, ростом не вышли. Оба ниже меня и никогда не были выше, даже задолго до того, как превратились в иссохшие ходячие мощи, что случилось, наверное, в пятнадцатилетнем возрасте. Я даже представить себе не могу Одноглазого молодым. Должно быть, он родился уже старикашкой и в этой дурацкой шляпе – второй такой же уродливой и грязнющей на всем белом свете не сыщешь.
  Может, Одноглазый только благодаря этой шляпе и прожил столь долгий век? Может, это такое проклятие? Шляпе он служит конем и потому не может умереть?
  Заскорузлый смердящий кусок войлока полетит в ближайший костер еще до того, как тело Одноглазого перестанет содрогаться в смертных конвульсиях. Все ненавидят его шляпу.
  Но пуще всех шляпу ненавидит Гоблин. Считает своим долгом прицепиться к ней всякий раз, когда между ним и Одноглазым завязывается перебранка, а происходит это почитай при каждой их встрече.
  Одноглазый – маленький, черный и морщинистый. Гоблин – маленький, белый и морщинистый. Лицом он похож на сушеную жабу.
  Одноглазый не забывает напомнить об этом каждый раз, когда они начинают браниться, а происходит это почти всегда, когда имеются в наличии зрители. Зрители, не желающие их разнять.
  Нужно признать, что в присутствии Сари колдуны стараются вести себя прилично. У этой женщины особый дар, она пробуждает в людях все лучшее. Что, правда, не относится к ее матери. Впрочем, если дочери нет поблизости, Тролль брюзжит куда больше.
  К счастью для нас, мы редко видим Кы Готу. За это надо благодарить ее больные суставы. Тобо помогает ухаживать за ней – таким образом мы цинично эксплуатируем его удивительную невосприимчивость к ее сарказму. Мальчика она нежно любит, не то что ее отца, гадкого чужеземца.
  Сари объяснила мне:
  – Эти двое утверждают, что придумали более эффективный способ частично материализовать Мургена. Чтобы ты могла общаться с ним напрямую.
  Прежде только Сари разговаривала с Мургеном, когда вызывала его. У моей психики, что называется, плохо со слухом.
  – Если мы и вправду сможем видеть его и слышать, неплохо бы и Тобо при этом поприсутствовать, – сказала я. – А то много вопросов об отце задает в последнее время.
  Сари как-то странно посмотрела на меня, будто не понимая, что я имею в виду.
  – Верно говоришь – мальчик должен знать своего папашу, – проскрипел Одноглазый.
  И уставился на Гоблина, ожидая возражений от человека, который своего отца не знал. Такой уж у них обычай – по любому поводу устраивать бурный спор, наплевав на мелочи вроде фактов или здравого смысла. А братья по Отряду, поколение за поколением, спорили о том, стоит ли эта парочка причиняемых ею хлопот.
  На этот раз Гоблин воздержался. Он еще успеет отыграться, когда Сари не будет рядом. Она лишь сбивает его с толку своими призывами образумиться.
  Сари кивнула Одноглазому:
  – Но сначала нужно проверить, работает ли ваш способ.
  Одноглазый тотчас взбеленился: кто-то посмел предположить, что его колдовство нуждается в полевых испытаниях? И все, что было раньше, не в счет? Ну раз так…
  Я прервала его:
  – Не заводись.
  Время не пощадило Одноглазого. Память у него ослабла, и в последнее время он все чаще клюет носом посреди разговора или дела. А иной раз орет на своего дружка-коротышку – и вдруг забывает, из-за чего сыр-бор. А то и вовсе сам себе противоречит в конце спора.
  Когда я его встретила впервые, он уже выглядел как старая мумия; теперь же от него осталась только тень. Нельзя сказать, что он утратил свою силу, но подчас в пути он ухитряется забыть, куда и с какой целью направлялся. Изредка это бывает даже кстати, но чаще – просто беда. Когда Одноглазому поручают что-то важное, к нему приставляют Тобо – следить за тем, чтобы колдун двигался в верном направлении. Одноглазый, как и все мы, обожает мальчишку.
  Чем дряхлее этот малорослый чародей, тем легче удерживать его дома, вдали от городских соблазнов. И слава богам. Один-единственный неосторожный поступок может погубить нас всех. А что значит быть осторожным, Одноглазый так и не понял, прожив долгий-предолгий век.
  Он умолк, и тут захихикал Гоблин.
  – Можете вы оба сосредоточиться на том, чем намерены заняться? – Я боялась, что однажды Одноглазый задремлет аккурат посреди какого-нибудь смертельно опасного ритуала и мы окажемся по уши в демонах или кровососущих насекомых, крайне недовольных тем, что их перенесли за тысячу миль от родного болота. – Дело-то важное.
  – У вас любые дела важные, – проворчал Гоблин. – Даже если я слышу: «Гоблин, подсоби-ка, а то лень мне чистить столовое серебро», – это звучит так, точно речь идет о конце света. Важное дело? Ну еще бы!
  – Вижу, ты сегодня в хорошем настроении.
  – Да хрен там!
  Одноглазый неуклюже слез со стула, отпустил в мой адрес несколько нелестных выражений и, опираясь на трость, зашаркал к Сари. Совсем забыл, что я женщина. Когда помнит, старается следить за языком. Впрочем, я не в претензии. Ну угораздило меня родиться существом женского пола – что ж теперь, особого обхождения требовать?
  В тот злополучный день, когда Одноглазый приобрел эту трость, он стал еще опасней для нас. Взял моду дрыхнуть в любом месте, где сонливость застанет, и нипочем теперь не угадаешь, спит он или же притворяется, ждет момента, чтобы шлепнуть мимо проходящего тростью или под ноги ее сунуть.
  Несмотря на все эти художества, все мы боялись, что Одноглазый долго не протянет. Без него наше дело швах. Конечно, Гоблин будет очень стараться, чтобы нас не обнаружили, но можно ли возлагать надежды на одного-единственного второсортного колдуна? В нашей ситуации их нужно минимум два, причем в расцвете сил.
  – Приступай, женщина, – проскрипел Одноглазый. – Гоблин, бесполезный ты бурдюк с жучиными соплями, тащи сюда все, что нужно. Я не намерен торчать тут всю ночь.
  Специально для них Сари подготовила стол – самой ей не требовались никакие вспомогательные средства. В урочный час она просто сосредоточивала мысли на Мургене. Обычно связь налаживалась быстро. Во время месячных, когда чувствительность падала, она пела на языке нюень бао.
  У меня, в отличие от некоторых братьев по Отряду, нет способности к языкам. А язык нюень бао для меня и вовсе непостижим. Песни Сари похожи на колыбельные, если только слова не имеют двойного смысла. Что очень даже возможно. Дядюшка Дой постоянно говорит загадками, но не устает повторять, что их легко поймет тот, кто не ленится слушать.
  Хвала Богу, дядюшка Дой нечасто оказывается поблизости. У него свое собственное расписание – хотя, кажется, он и сам уже не знает, во что верить. Окружающий мир заставляет меняться и его, что ему вовсе не всегда нравится.
  Гоблин, не реагируя на дурные манеры Одноглазого, притащил мешок с колдовским добром. С недавних пор он чаще уступал – наверное, исключительно в интересах дела. Но уж если не был занят делом, то непременно высказывал все, что думает о заклятом друге.
  Они наконец начали выкладывать свои магические штучки, но и тут не обошлось без перебранки по поводу размещения предметов. Ну просто дети четырехлетние! Так и хочется отшлепать.
  Сари запела. У нее красивый голос, жаль, что такой талант пропадает зря. Некромантией, в строгом смысле этого слова, она не занимается. Не приобретает власти над Мургеном, не заклинает его дух – Мурген все еще жив, пусть и находится не здесь. Но его дух способен покинуть могилу, откликаясь на зов.
  Хорошо бы и других Плененных можно было вызывать. Прежде всего Капитана. Он сумел бы нас воодушевить, что пришлось бы весьма кстати.
  Между Гоблином и Одноглазым, стоявшими у противоположных концов стола, медленно образовалось что-то вроде пылевого облака. Нет, это была не пыль. И не дым. Я ткнула пальцем и лизнула его. Тончайший, прохладный водяной туман.
  – Мы готовы, – обратился Гоблин к Сари.
  Она сменила тон, голос зазвучал почти вкрадчиво. Мне даже удавалось разобрать отдельные слова.
  Между колдунами материализовалась голова Мургена, подрагивая, как отражение на водной ряби. Я вздрогнула, но не колдовство меня напугало, а облик Мургена. Точно такой же, каким я его запомнила, без единой новой морщинки на лице. В отличие от всех нас.
  Сари стала очень похожа на свою мать, какой та была в Джайкуре. Конечно не такой грузной. И без этой странной покачивающейся походки, от чего у Кы Готы, наверное, и возникли проблемы с суставами. Но красота Сари увядает быстро. От нее еще кое-что осталось, что само по себе чудо, ведь женщины из племени нюень бао начинают блекнуть очень рано. Сари никогда не говорила об этом, но, безусловно, страдала. У нее ведь была собственная гордость, несомненно заслуженная.
  Время – самый беспощадный изо всех злодеев.
  Мурген, похоже, не слишком обрадовался вызову. Может, тяжело переживал недомогание Сари? Он заговорил. И я прекрасно разбирала каждое слово, хотя они произносились еле слышным шепотом.
  – Мне снился сон. Это место…
  Его раздражение сошло на нет, сменившись смертельным ужасом. Я-то знала, о каком месте речь, – Мурген описывал его в своих Анналах. Ему приснилось поле, усеянное костями.
  – Белая ворона…
  У нас серьезная проблема, если он предпочитает проблескам жизни медленное плавание по царству грез Кины.
  – Мы готовы нанести удар, – сообщила ему Сари. – Радиша приказала созвать Тайный совет. Посмотри, чем они занимаются. Убедись, что Лебедь там.
  Туман, из которого был слеплен Мурген, медленно растаял. Сари выглядела печальной. Гоблин и Одноглазый принялись ругать знаменосца за то, что сбежал.
  – Я видела его, – сказала я им. – Очень отчетливо. И слышала тоже. Именно так я всегда представляла себе говорящего призрака.
  Усмехнувшись, Гоблин ответил:
  – Ты потому слышала, что ожидала этого. Да будет тебе известно, слышала ты не ушами.
  Одноглазый лишь ухмыльнулся. Он никогда ничего и никому не объяснял. Только, быть может, Готе, если ей случалось застукать его, прокрадывающегося домой среди ночи. И у него наверняка была припасена какая-нибудь история, такая же запутанная, как история самого Отряда.
  Заговорила Сари, и это был голос женщины, пытающейся показать, что ничуть не расстроена.
  – Можно привести сюда Тобо. Ясно, что никаких взрывов и вспышек не будет. И вы прожгли всего-навсего две дыры в столешнице.
  – Какая неблагодарность! – воскликнул Одноглазый. – Эти дыры целиком на совести жаболицего. Не будь его здесь…
  Сари не слушала.
  – Тобо запишет все, что расскажет Мурген, Дреме это пригодится для Анналов. Возможно, Мурген выявит какие-нибудь козни против нас. Тогда надо будет предупредить остальных, послать к ним вестника.
  Да, таков был наш план. Однако сейчас он не вызывал у меня воодушевления.
  Хотелось просто поговорить со старым другом. Но то, что здесь происходило, было куда важнее дружеских посиделок. Не самое подходящее время выяснять, как поживает Бадья.
  
  
  6
  
  
  Мурген плыл по дворцу, точно призрак. Занятие это он находил забавным, хотя с некоторых пор ему было совершенно не до смеха. Проведи в могиле заживо пятнадцать лет, и что останется от твоего чувства юмора?
  Дворец, эта бесформенная каменная груда, ничуть не изменился. Разве что пыли в нем прибавилось да усугубилась и без того отчаянная нужда в ремонте. За это надо было сказать «спасибо» Душелов, которая терпеть не могла людской толчеи. Почти вся многочисленная вышколенная прислуга была выброшена на улицу, ее заменили поденщики, привлекаемые от случая к случаю.
  Дворец стоял на вершине довольно большого холма. Много поколений подряд каждый правитель Таглиоса считал своим долгом что-нибудь пристроить – не из-за нехватки места, а просто отдавая дань многовековой традиции. Таглиосцы шутили, что через тысячу лет от города ничего не останется, все займет дворец. Или, точнее, развалины дворца.
  Радиша Дра приняла на веру, что ее брат Прабриндра Дра пропал без вести на войне с Хозяевами Теней, и, побуждаемая страхом перед скорым на расправу Протектором, объявила себя главой государства. Традиционалисты из жреческого сословия не желали, чтобы в этой роли выступала женщина, но весь мир знал: в сущности, Радиша уже много лет правит Таглиосом. Ее слабости существовали разве что в воображении недоброжелателей. Каковые приписывали ей две роковые ошибки. Первая – предательство по отношению к Черному Отряду, совершенное вопреки хорошо известному факту, что еще никто допрежь не получал выгоды от такого вероломства. А вторая ошибка, на которую особенно напирали высшие иерархи, состояла в том, что Радиша когда-то наняла Черный Отряд. И не важно, что благодаря Отряду удалось избавиться от чудовищных злодеяний, чинимых Хозяевами Теней. Об этом просто забыли.
  Те, кто вместе с княжной находился в зале собраний, не выглядели ни счастливыми, ни даже довольными. Чисто машинально взгляд сосредоточивался прежде всего на Протекторе. Душелов выглядела как всегда – хрупкая, андрогинная, чувственная, вся в черной коже, даже лицо под маской и руки в перчатках. Она расположилась в кресле немного левее и позади Радиши, полускрывшись в тени. Этой женщине не требовалось занимать первый план, и без того было ясно, за кем тут решающее слово.
  Не проходило дня и даже часа, чтобы Радиша не обнаружила еще какую-нибудь причину пожалеть о том, что пустила козу в свой огород. Цена, которую ей приходилось платить за нарушение договора с Черным Отрядом, стала уже непомерной.
  Спору нет, сдержи княжна свое обещание, она бы себя избавила от кучи неприятностей. Навалившихся после того, как она и ее брат помогли Капитану найти дорогу в Хатовар.
  С обеих сторон от Радиши, лицом друг к другу, на расстоянии пятнадцати футов за пюпитрами стояли писцы; они прикладывали титанические усилия, чтобы записать все услышанное, до единого слова. Как-то раз после заседания Тайного совета возникли разногласия по поводу трактовки принятого решения, и это не должно было повториться. Одна группа писцов обслуживала Радишу, другая – Душелов.
  Перед женщинами стоял стол размерами двенадцать футов на четыре. За этой громадиной почти терялись четверо мужчин. У левого края сидел Плетеный Лебедь. Его роскошные золотые кудри поседели и поредели; на макушке уже проглядывала плешь. Лебедь был здесь чужаком. Приглядишься к нему – не человек, а комок нервов. Он занимался делом, которое было ему не по душе, но от которого он не мог отказаться. Уже не в первый раз в своей жизни Лебедь скакал верхом на тигре.
  Плетеный Лебедь был главой серых. В глазах простых людей. На самом деле если он и был главой, то лишь говорящей. Рот открывал исключительно для того, чтобы озвучить мысли Душелов. Ненависть народа, в полной мере заслуженная Протектором, обратилась против Лебедя.
  Вместе с Плетеным сидели три старших жреца, обязанные своим положением милости Протектора. Мелкие людишки в большом деле. Их присутствие на совете было всего лишь проформой. Они не принимали участия в значительных дебатах, но иногда получали инструкции. Их обязанность состояла в том, чтобы соглашаться с Душелов и поддакивать, когда та говорила. Показательно, что все трое представляли культ гуннитов. Хотя Протектор добивалась исполнения своей воли с помощью серых, шадариты не имели голоса в совете. И веднаиты тоже. Последних было слишком мало, что не мешало им неустанно возмущаться поведением Душелов: она-де присвоила себе многое из того, что может принадлежать только Богу. Веднаиты были неисправимыми монотеистами и не желали поступаться своими убеждениями.
  Глубоко внутри, под коконом страха, Лебедь был хорошим человеком. При малейшей возможности он отстаивал интересы шадаритов.
  Кроме длинного стола, в зале были два высоких, за которыми расположились персоны более значительные, чем Лебедь и жрецы. Они восседали на высоких стульях и смотрели на всех сверху вниз, точно пара тощих старых грифов. Оба в свое время утвердили задним числом приход к власти Протектора, которой пока не удалось найти подходящего предлога, чтобы от них избавиться, хотя они нередко ее раздражали.
  По правую руку Душелов сидел главный инспектор учета Чандра Гокле. Титул был обманчив, этот человек вовсе не являлся высокопоставленным канцеляристом. Он контролировал финансы и большую часть общественных работ. Старый, лысый, худой как змея и вдвое более подлый, своим назначением он был обязан отцу Радиши. До последних дней войны с Хозяевами Теней его роль была крайне незначительной. Благодаря войне и его должность набрала вес, и личное влияние существенно расширилось. Чандра Гокле всегда был готов прибрать к рукам любой, даже самый пустяковый клочок бюрократической власти, до которого мог дотянуться. Он был стойким приверженцем Радиши и заклятым врагом Черного Отряда. Что не помешало бы ему, с учетом змеиной натуры, в мгновение ока поменять свои приоритеты, если бы это сулило изрядную выгоду.
  Стол слева занимала фигура еще более зловещая. Арджуна Друпада, жрец культа Рави-Лемны, отродясь не питал к людям братской любви. Он носил официальный титул Пурохита – пожалуй, «княжеский капеллан» будет наиболее точным переводом. Не кто иной, как он, был истинным голосом жречества при дворе. Выполняя волю святош, он вступил в альянс с Радишей в то тяжелое для нее время, когда она готова была пойти на любые уступки, чтобы обрести поддержку. Подобно Гокле, Друпада интересовался не столько благом Таглиоса, сколько борьбой за власть и прочими политическими играми. Но он не был абсолютно циничным манипулятором. Его нравственные увещевания заставляли Протектора морщить нос даже чаще, чем увертки и протесты главного инспектора, неисправимого скряги. Броской внешность Друпады делала буйная седая шевелюра, похожая на бесформенную копну сена, – похоже, ее владелец отродясь не водил знакомства с гребенкой.
  Гокле и Друпада не подозревали о том, что их дни сочтены. Протектор всего Таглиоса не питала к ним ни малейшего расположения.
  Последний член совета отсутствовал. Как обычно, главнокомандующий Могаба предпочитал воевать. Под этим словом он подразумевал набеги на тех, кого считал своими врагами. Дворцовые распри вызывали у него только отвращение.
  Впрочем, сейчас распри отошли на второй план. Произошли кое-какие инциденты. Требовалось выслушать свидетелей. Протектор не скрывала недовольства.
  Плетеный Лебедь встал и поманил сержанта серых, застывшего во мраке позади двух стариков:
  – Гхопал Сингх.
  Никто не обратил внимания на необычное имя. Возможно, это новообращенный. Случаются и более странные вещи.
  – Сингх со своими людьми патрулировал участок, примыкающий к дворцу с севера. Сегодня днем его подчиненный обнаружил молитвенное колесо, установленное на одном из мемориальных столбов перед северным входом. К ручкам колеса было прикреплено двенадцать копий вот этой сутры.
  Лебедь продемонстрировал маленький бумажный прямоугольник таким образом, чтобы свет упал на текст. Письмена были явно жреческие. Лебедь не знал таглиосского алфавита и не смотрел на карточку, однако не сделал ни одной ошибки, излагая по памяти:
  – Раджахарма. Долг князей. Знай: княжеский сан – это доверие. Князь – облеченный высшей властью и наиболее добросовестный слуга народа.
  Лебедю был в новинку этот стих, такой древний, что некоторые ученые приписывали его авторство кому-то из Князей Света и относили еще к тем временам, когда боги вручали законы прародителям нынешних людей. Но Радише Дра изречения были знакомы. И Пурохите тоже. Это предостережение и упрек. Кто-то погрозил пальцем обитателям дворца.
  Душелов тоже поняла это. Сразу же уловив суть проблемы, она заявила:
  – Только монаху культа Бходи могло прийти такое в голову – выговаривать княжескому дому. А монахов Бходи, как известно, очень мало.
  Этот культ, в основе которого миролюбие и нравственная чистота, был еще очень молод. К тому же в войну он пострадал едва ли меньше, чем паства Кины. Один из принципов Бходи состоял в том, что адепты отказывались от самозащиты.
  – Я хочу, чтобы совершивший это был найден, – произнесла Душелов голосом сварливого старика.
  – Ммм… – только и сумел выдавить из себя Лебедь.
  Спорить с Протектором – себе дороже, но не те у серых возможности, чтобы выполнить такое поручение.
  Одной из самых жутких черт Душелов было ее кажущееся умение читать мысли. На самом деле такой способностью она не обладала, в чем, конечно же, никогда бы не призналась. Люди верят в то, во что им хочется верить, и это ей только на руку.
  – Он же Бходи, а значит, сам отдастся в наши руки. Даже искать не придется.
  – Ммм?..
  – В одной из деревушек провинции Семхи растет дерево, которое нарекли Древом Бходи. Репутацию этому дереву создал, отдохнув в его тени, Бходи Просветленный. Верующие считают его своей главной святыней. Сообщи им, что я прикажу срубить Древо, если человек, который установил молитвенное колесо, не явится ко мне. Причем сделаю это безотлагательно. – В этот раз Душелов воспользовалась голосом мелочной, мстительной старухи.
  Мурген отметил в уме: сказать Сари, чтобы человека, которого ищет Протектор, убрали за пределы ее досягаемости. Если Душелов и впрямь уничтожит святыню культа Бходи, у нее появятся тысячи новых врагов.
  Плетеный хотел что-то сказать, но Душелов не дала ему и рта раскрыть:
  – Их ненависть, Лебедь, я как-нибудь переживу. Меня интересует только одно: чтобы любой мой приказ они выполняли беспрекословно и безотлагательно. Да и не посмеют приверженцы Бходи бунтовать. Не станут пятнать свою карму.
  Циничная женщина наш Протектор.
  – Уладь это, Лебедь.
  Тот вздохнул:
  – Сегодня вечером появилось еще несколько дымовых картинок. Одна небывалой величины. И опять во всех эмблема Черного Отряда.
  По его знаку вперед вышел еще один свидетель-шадарит. Рассказал о том, как толпа забросала его людей камнями, но не упомянул о демоне Ниасси.
  Эти новости никого не удивили: именно они были одной из причин, по которым собрался совет. Радиша спросила – требовательно, но без огня в глазах:
  – Как такое могло произойти? Почему ты не помешал этому? Твои люди стоят на каждом углу! Чандра? – Она посмотрела на человека, которому было доподлинно известно, как дорого обходится содержание всех этих серых.
  Гокле величаво склонил голову.
  Пока Радиша задавала вопросы, в душе Лебедя поднялась мощная волна протеста. Эта женщина не может помыкать им, как прежде! Наравне с Протектором – не может!
  – Ты вообще когда-нибудь выходишь из дворца? – спросил он. – Стоит хотя бы разок изменить облик и отправиться на прогулку. Как Сарагоз в волшебной сказке. Улицы полны люда; тысячи спят прямо на мостовой, остальные вынуждены перешагивать через них. Дворы и переулки забиты нищими. Иногда толпа настолько плотная, что можно убить человека в десяти футах от моих подчиненных и уйти незамеченным. Люди, играющие в эти игры с дымовыми картинками, вовсе не глупы. А если они и в самом деле из Отряда, то не глупы тем более. Хотя бы потому, что ухитрились пережить все беды, которые сыпались на их головы. Они прикрываются толпой точно так же, как прежде прикрывались скалами, деревьями и кустами. Они не носят мундиров. Они ничем не выделяются. И уж конечно, они не иноземцы. Если ты действительно хочешь их переловить, обяжи их своим указом носить красный шутовской колпак. – Лебедь взбеленился не на шутку. Но последний камень был брошен не в Радишин огород. Не по своей охоте, а под нажимом Душелов она издала несколько прокламаций, памятных своей абсурдностью. – Эти люди, фанатичные приверженцы идей Отряда, не задерживаются возле создаваемых ими дымовых эмблем. Нам даже не удалось узнать до сих пор, каким образом возникают эти картинки.
  Из горла Душелов вырвалось глухое рычание. Это означало, что она сомневается в способности Лебедя узнать хоть что-то. Его раж тотчас ослаб, как огонек догорающей свечи. На лбу выступил пот. Лебедь прекрасно понимал: имея дело с этой безумицей, он ходит по краю пропасти. Его терпят, как шкодливую домашнюю зверушку, однако причины такой снисходительности известны только самой колдунье. Она очень часто руководствовалась в своих действиях сиюминутным капризом, который в любой момент мог обернуться чем-то прямо противоположным.
  Лебедя могут сместить в любой момент. Замена найдется. Душелов не интересуют факты, непреодолимые препятствия или простые трудности. Ее интересуют результаты.
  Лебедь осторожно произнес:
  – К числу плюсов можно отнести то, что даже самые ловкие осведомители не обнаружили ничего, кроме этих шалостей с картинками. Следовательно, деятельность наших недоброжелателей можно расценивать как мелкую неприятность. Даже если за всем этим стоят те немногие из Черного Отряда, кто сумел уцелеть… И сегодняшние беспорядки – не повод для серьезного беспокойства.
  – Наши недоброжелатели были и останутся мелкой неприятностью. – В этот раз Душелов говорила голосом решительной девочки-подростка. – Их акции – это жесты отчаяния. Я сломила волю Отряда, когда похоронила всех его вождей.
  Теперь это голос сильного мужчины, привыкшего к неукоснительному повиновению. Но уже сам факт, что эти слова прозвучали, был равносилен косвенному признанию, что кое-кто из Отряда, возможно, все еще жив, а повышенная интонация, с которой был произнесен конец фразы, выдавала неуверенность. Случившееся на плато Блистающих Камней бередило умы, и на некоторые вопросы сама Душелов не могла дать ответа.
  – Вот если они научатся призывать своих вождей из мира мертвых, тогда я и начну беспокоиться.
  Она не знает.
  Поистине, мало что происходит так, как мы планируем. Ее бегство с Лебедем – чистое везение. Но Душелов не из тех, кто верит, что сияющий лик Фортуны будет обращен к ней всегда.
  – Вероятно, ты права. Проблема не стоит выеденного яйца, если я правильно тебя понял.
  – Зашевелились иные силы, – с пафосом предсказательницы изрекла Душелов.
  – Пошли слухи о душилах, – сообщила Радиша, вызвав испуганную реакцию у всех присутствующих, даже у бестелесного шпиона. – Недавно из Дежагора, Мелдермхая, Годжи и Данджиля пришли сообщения о людях, убитых в классической манере душил.
  Лебедь уже явно пришел в себя.
  – Классическая работа душил – это когда только убийцы знают, что именно произошло. Они не террористы. Умерщвляемые ими люди погребаются в освященной земле с соблюдением религиозных обрядов.
  Радиша проигнорировала его замечание.
  – Сегодня убийство произошло здесь, в Таглиосе. Жертва – некий Перхуль Коджи. Он задушен в борделе, специализирующемся на очень юных девушках. Такие места с некоторых пор под запретом, но все же они существуют.
  Это было обвинение. Серым вменялось в обязанность громить такого рода притоны. Но серые работали на Протектора, а Протектора гнезда разврата не интересовали.
  – Я так понимаю, здесь по-прежнему все продается и все покупается, – заключила Радиша.
  Общественная мораль пребывала в полном упадке, и в этом некоторые винили Черный Отряд. Другие считали, что виновато правящее семейство. Находились даже те, кто упрекал Протектора. На самом деле это не имело смысла, ведь большинство самых грязных пороков поселились здесь еще в ту пору, когда на берегу реки выросла первая грязная хибарка.
  Таглиос изменился. И люди, впавшие в отчаяние, готовы на все, чтобы выжить. В такой ситуации только глупец может рассчитывать на хороший итог.
  – Кто такой Перхуль Коджи? – спросил Лебедь, оглянувшись – позади в потемках скрипел пером его собственный писец. Плетеного явно интересовало, почему Радише известно об этом убийстве, а ему нет. – Может, он просто получил то, за чем пришел? Забавы с малютками иногда заканчиваются печально.
  – Не исключено, что Коджи действительно получил по заслугам, – с сарказмом проговорила Радиша. – Как веднаит, он сейчас обсуждает это со своим богом, так я себе представляю. Нас не интересует нравственность этого человека, Лебедь. Все дело в его положении. Он был одним из главных помощников главного инспектора. Собирал налоги в Чекке и на восточных приморских землях. Его смерть создает нам кучу проблем, которую не разгрести и за полгода. Области, которыми он управлял, давали существенную часть годового дохода.
  – Может, кто-то из должников…
  – Его малолетняя партнерша осталась жива. Она-то и позвала на помощь. В подобных местах всегда есть люди, чья работа – улаживать неприятности. Нет, здесь точно потрудился обманник. Ритуальное убийство, инициация. Кандидат в душилы оказался неуклюж, но с помощью рукохватов он все-таки сломал Коджи шею.
  – Так их поймали?
  – Нет. Там была та, кого они зовут Дщерью Ночи. Контролировала инициацию.
  Это что же получается? Узнав ее, крутые вышибалы перепугались насмерть? Ни гунниты, ни шадариты не хотят верить, что Дщерь Ночи – просто скверная девка, а не мифическая фигура. Среди таглиосских приверженцев этих религий немного найдется смельчаков, которые рискнут встать у нее на дороге.
  – Хорошо, – уступил Лебедь. – Похоже, и впрямь поработали душилы. Но откуда известно, что там присутствовала Дщерь Ночи?
  Душелов процедила, не сдержав раздражения:
  – Она сама заявила об этом, кретин! «Я Дщерь Ночи! Я Предреченная! Я дитя грядущей Тьмы! Отправляйся к моей матери или молись бестиям опустошения в Год Черепов». Горазда она на зловещую чепуху. – Теперь Душелов говорила монотонно, нудным голосом образованного скептика. – Не забывай, что она точная копия моей сестры, какой мерзавка была в детстве. Только бледная, как вампир.
  Дщерь Ночи не боялась никого и ничего. Знала, что за нее всегда вступится ее духовная родительница, Кина-Разрушительница, Матерь Тьмы. Что с того, что эта богиня во сне шевелится не чаще, чем раз в десять лет? Слухи о Дщери Ночи уже который год бередили городскую чернь. Очень многие верили: она действительно та, за кого себя выдает. И это лишь добавляло ей власти над человеческим воображением.
  Другой слух, со временем утративший силу, связывал Черный Отряд с предсказанным Киной Годом Черепов, который наступит, когда таглиосское государство решит предать своих наемных защитников.
  Обманники и Отряд оказывали на людей в чем-то схожее психологическое воздействие, отчего молва значительно преувеличивала их численность. Превращение в призраков сделало и тех, и других еще более жуткими в глазах народа.
  Важнее всего, однако, было то, что Дщерь Ночи появилась в самом Таглиосе. Причем показалась на публике. А там, где проходила Дщерь Ночи, за ней по пятам, точно прикормленный шакал, следовал вождь всех обманников, живая легенда, живой святой душил Нарайян Сингх – и тоже делал свое злое дело.
  Мурген задумался, не прервать ли ему свою миссию, чтобы предостеречь Сари: пусть все прекратит и дождется прояснения ситуации. Впрочем, остановить раскручивающийся маховик событий теперь едва ли возможно.
  Нарайян Сингх был самый заклятым врагом Черного Отряда. Ни Могаба, ни даже Душелов, очень старый недруг братства, не породили такой лютой ненависти к себе, как этот обманник. Сингх и сам, мягко говоря, не питал любви к Отряду. Угодив однажды в руки наемников, он претерпел уйму неудобств от людей, чья совесть была черным-черна от совершенных злодеяний. Со своими обидчиками он надеялся поквитаться, если будет на то воля его богини.
  Заседание Тайного совета, как обычно, очень скоро выродилось в нытье и тыканье друг в друга пальцем. При этом Пурохита и главный инспектор юлили, пытаясь валить с больной головы на здоровую; больше всего доставалось голове Лебедя. Пурохита мог рассчитывать на помощь трех «ручных» жрецов – если только это не противоречило планам Душелов. Главного инспектора обычно поддерживала Радиша.
  Такие перебранки бывали, как правило, продолжительными, но пустыми, скорее символическими, чем затрагивающими существо дела. Протектор следила, чтобы они не выходили за рамки дозволенного.
  Мурген уже был готов отправиться восвояси – его присутствие так и не было замечено, – но тут в зал вбежали два княжеских гвардейца и направились к Плетеному Лебедю, хотя он не был их начальником.
  Возможно, они просто боялись сообщить новость непосредственно Протектору, своей непредсказуемой официальной начальнице.
  Лебедь выслушал и ударил кулаком по столешнице:
  – Проклятие! Так и знал, что это больше чем мелкая неприятность.
  Он встал и обогнул Пурохиту, одарив его презрительным взглядом. Эти двое терпеть не могли друг друга.
  Началось, подумал Мурген. Надо срочно возвращаться на склад До Транга. Того, что пришло в движение, уже не остановить. Но необходимо рассказать находящимся в штабе о Нарайяне и Дщери Ночи, чтобы ими как можно скорее занялись.
  
  
  7
  
  
  Сари бывала разной, очень разной – как актер, легко меняющий маски. То некромантка, заговорщица, безжалостная, коварная, холодно-расчетливая. То соломенная вдова знаменосца и официальный летописец Отряда. Иногда – просто нежно любящая мать. А всякий раз, отправляясь в город, она превращалась в совершенно другое существо, носившее имя Минь Сабредил.
  Минь Сабредил принадлежала к отверженцам. Полукровка, внебрачный ребенок хуситского жреца и шлюхи из племени нюень бао. Минь Сабредил знала о своих предках больше, чем половина людей на улицах Таглиоса о своих, и постоянно сама с собой разговаривала на эту тему. И готова была рассказывать о себе всякому, кого удавалось завлечь в разговор.
  Эта жалкая, обделенная судьбой женщина очень рано превратилась в согбенную старуху. Даже люди, никогда с ней прежде не встречавшиеся, узнавали ее по статуэтке Гангеши, с которой она не расставалась. Того самого бога Гангеши, которому, согласно верованиям гуннитов и некоторых нюень бао, подчинялась удача. Минь Сабредил разговаривала с Гангешей, когда больше слушать ее было некому.
  Овдовевшая Минь Сабредил вынуждена была содержать единственную дочь, выполняя самую грязную поденщину во дворце. Каждое утро перед рассветом она вливалась в толпу бедолаг, которые собирались у северного входа для слуг в надежде получить работу. Иногда она брала с собой Саву, тупоумную сестру покойного мужа. Приводила и дочь, но довольно редко. Девочка уже была достаточно большой, чтобы привлекать нежелательное внимание.
  К ним выходил помощник ключаря Джауль Барунданди и сообщал, сколько нынче нужно работников, а потом отбирал счастливцев. Барунданди всегда указывал на Минь Сабредил – плотские утехи с этакой уродиной его не интересовали, но он мог рассчитывать на изрядную часть ее заработка. Минь Сабредил была в отчаянном положении.
  Барунданди нравилась статуэтка, с которой вдова никогда не расставалась. Гуннит и приверженец Хусы, он часто молился о том, чтобы его избавили от участи столь же плачевной, что и у Сабредил. Никогда не признаваясь в этом единоверцам, он питал к Минь сочувствие – из-за того что ей не повезло с отцом. Как и большинство негодяев, он был злым не всегда, а лишь большую часть времени, да и то разменивался на мелкие подлости.
  Сабредил, она же Кы Сари, никогда не молилась. Кы Сари не привыкла полагаться на помощь богов. Не подозревая о том, что в душе Барунданди существует крошечный уголок, где ютятся добрые чувства, она уже решила судьбу помощника ключаря. У этого хищника еще будет время и возможность пожалеть о своих грязных делишках.
  И не только у него, но и у всех негодяев на необъятных просторах Таглиосской империи.
  
  Мы прошли сквозь лабиринт чар, которыми Гоблин и Одноглазый в течение долгих лет опутывали наш штаб, миновали тысячу волшебных нитей, предназначенных для обмана незваных гостей. Нити обмана были настолько тонки, что обнаружить их могла только сама Протектор.
  Но Душелов не рыскала по улицам в поисках укрывшихся врагов. Для этого у нее имелись серые и Тени, летучие мыши и вороны. А эти соглядатаи были слишком глупы, чтобы заметить, как их уводят прочь или искусно препровождают через территорию, на вид ничем не отличающуюся от соседних. Два маленьких колдуна не жалели времени на починку и расширение своих тенет. И теперь в пределах двухсот ярдов от нашего главного логова никто не оказывался просто так, по своей охоте.
  Мы пересекли лабиринт безо всякого труда – с нитяными браслетами на запястьях. Они разгоняли миражи, позволяя видеть вещи такими, каковы они на самом деле.
  Вот что часто позволяло нам узнавать о планах дворца еще до того, как они начинали осуществляться. Работая там, Минь Сабредил, а иногда и Сава держали ухо востро.
  – Чего ради мы тащимся в такую рань? – пробормотала я.
  – Как бы рано мы ни встали, найдутся те, кто нас опередит.
  В Таглиосе тьма-тьмущая голи перекатной. Некоторые бедолаги даже ютятся неподалеку от дворца, но не ближе, чем позволяют серые.
  Мы оказались возле дворца на несколько часов раньше, чем обычно. Было еще темно, и это позволило нам посетить некоторых братьев из Отряда, которые жили, а иногда и работали, в городе под видом простых обывателей. При каждой встрече из убогой халупы доносился ведьмин голос Минь Сабредил, а Сава следовала за ней по пятам, пуская слюну из уголка кривого рта.
  Большинство братьев не узнавали нас. Да от них этого и не требовалось. Они ждали кодового слова, которое должны были передать от начальства мы, мнимые посланники. И это слово они получали.
  Наши люди и сами часто меняли облик. Каждому брату Отряда полагалось создать несколько ролей, чтобы играть их на людях. У одних это получалось лучше, у других хуже. Последним давали менее рискованные задания.
  Сабредил посмотрела на огрызок луны, выглянувший сквозь прореху в облаках.
  – Пора идти.
  Я что-то проворчала, нервничая. Прошло много времени с тех пор, как я принимала участие в предприятии более опасном, чем блуждания вокруг дворца или посещения библиотеки. В этих местах никто не выказывал намерения ткнуть в меня чем-нибудь острым.
  – Такие облака бывают перед сезоном дождей, – заметила я.
  Обычно сезон дождей начинается позже и приносит с собой ливни, идущие круглые сутки. Погода словно срывается с цепи, безумные температурные перепады сопровождаются градом, а грохочут небеса так, словно все боги гуннитского пантеона упились в доску и затеяли склоку. И тем не менее жару я ненавижу гораздо больше.
  Таглиосцы делят год на шесть сезонов. Только один из них, который они называют зимой, дает мало-мальское облегчение от зноя.
  – Стала бы Сава обращать внимание на облака? – спросила Сари.
  Она считала, что ни при каких обстоятельствах нельзя выходить из образа. В городе, где правит Тьма, никогда не знаешь, чьи глаза наблюдают из сумрака, чьи невидимые уши встали торчком.
  – Гм… – Это было, наверное, самое умное из сказанного Савой за всю ее жизнь.
  – Пошли.
  Сабредил повела меня во дворец – как всегда, держа за руку. У главного северного входа, который находился всего в сорока ярдах от двери для слуг, горел единственный факел – чтобы гвардейцы могли следить за происходящим снаружи. Но он был установлен так неудачно, что помогал им видеть лишь честных людей. Когда мы были уже совсем рядом, кто-то прокрался вдоль стены, подпрыгнул и накинул на факел мокрый мешок из сыромятной кожи.
  Один из стражников грубо выругался – значит, заметил, что свет погас. Интересно, хватит у него глупости пойти и выяснить, что случилось?
  Скорее всего, да. Княжеская гвардия стала довольно беспечной – на протяжении пары десятилетий она не сталкивалась с серьезными неприятностями.
  Край луны скрылся за облаками, и тут же какая-то тень скользнула ко входу во дворец. Наступал этап нашей операции, который требовал особой ловкости. С этим необходимо успеть, пока меняется караул.
  Возня. Сдавленный вскрик. Громкий голос – кто-то пожелал узнать, что происходит. Треск, стук, лязг – люди ломятся в ворота. Вопли. Свист. Через четверть минуты ответный свист с разных сторон. Пока все идет точно по плану. Через некоторое время свист, доносившийся от входа во дворец, стал пронзительным.
  Когда замысел только обсуждался, разгорелся нешуточный спор по поводу того, должно ли нападение быть реальным. Было мнение, что одолеть охранников не составит труда. Некоторые решительно настроенные, уставшие ждать, настаивали на том, чтобы ворваться внутрь, убивая всех подряд.
  Какое-то удовлетворение это, безусловно, принесло бы, но мы бы наверняка не смогли уничтожить Душелов. К тому же массовое убийство ни в коей мере не способствовало бы выполнению нашей главной задачи, освобождению Плененных.
  Я постаралась убедить всех, что нам следует воспользоваться старинной тактикой Отряда, почерпнутой из Анналов. Пустим врага по ложному следу, заставим думать, что у нас на уме одно, а на самом деле сделаем нечто совсем другое и в другом месте.
  Поскольку Гоблин и Одноглазый совсем состарились, наши уловки должны быть все более изощренными. У колдунов не хватило бы ни чар, ни выносливости, чтобы создать длительную иллюзию серьезной потасовки. И обучить Сари своим секретам они не могут, даже если бы захотели. У ее таланта совсем иная направленность.
  Первые серые, которые прибежали на шум, угодили в засаду. Последовала жестокая схватка, но все же несколько серых ухитрились прорваться ко входу во дворец и присоединиться к защищавшим его из последних сил охранникам.
  Мы с Сабредил заняли позицию у стены, между главным входом и тем, который предназначался для слуг. Сабредил крепко сжимала в кулаке своего Гангешу и что-то бормотала. Вцепившаяся в нее Сава несла всякую чушь и время от времени испуганно вскрикивала и пищала.
  Хотя атакующие косили серых как траву, пробиться сквозь заслон не удалось. Потом прибыла помощь, из дворца наружу хлынул взвод княжеской гвардии с Плетеным Лебедем во главе. Нападающие мигом рассеялись. Настолько быстро, что Лебедь закричал:
  – Стойте! Здесь что-то не так!
  Внезапно ночь взорвалась. Огненные шары со свистом рассекали воздух. О них уже и думать забыли – это оружие никто не пускал в ход после тяжелых сражений, завершивших войну с Хозяевами Теней. Тогда Госпожа создавала его в огромных количествах, но, кроме нее, этого не мог делать никто. Оставшийся запас приходилось заботливо экономить.
  Согласно нашему плану стреляли те из нападающих, которые прежде устроили схватку у входа. Их задачей было отделить Лебедя от гвардейцев и серых.
  От этого зависела его жизнь.
  Шары падали возле взвода, на приличном расстоянии от Сабредил и меня. Лебедь явно струхнул. Когда комок огня лег у самого входа, отрезав Плетеного от остальных, он, как и предполагалось, отступил ко входу для прислуги. Мимо нас.
  Добрый старый Лебедь. Можно подумать, что он читал придуманный мной сценарий. Когда его люди, спасаясь от шаров, бросились в разные стороны, он шарахнулся к стене, едва успев уклониться от очередного снаряда. Над нашими головами летели брызги расплавленного камня и куски горящей плоти, и я подумала, что мы малость перестарались. Может, и не малость, а самым роковым образом. Просто забыли, какой разрушительной силой обладает это оружие.
  Лебедь споткнулся о ногу, которую выставила Минь Сабредил. Растянувшись на булыжной мостовой, он обнаружил, что над ним склонилась бормочущая какую-то чушь идиотка. Кончик кинжала уперся ему под нижнюю челюсть.
  – Попробуй только пикнуть, – прошептала она.
  Огненные шары ударялись о стену дворца и расплавляли ее, торя себе путь внутрь. Деревянные ворота пылали. Света хватало, и братья прекрасно разглядели сигнал о том, что нужный человек у нас в руках.
  Огонь становился более прицельным. Усиливался натиск на серых, к которым на подмогу сбегались товарищи. Вторая демонстративная атака. Двое братьев подбежали и забрали Лебедя, отогнав нас пинками и руганью. А потом наши отхлынули, так и не встретив серьезного сопротивления.
  Когда они исчезли во мраке, случилось то, чего мы опасались больше всего.
  Душелов поднялась на стену посмотреть, что происходит. Догадаться об этом нам с Сабредил было несложно, – едва кто-то заметил Протектора, бой прервался на несколько секунд. Потом огненный шквал полетел в ее сторону.
  Нам повезло. Застигнутая врасплох, она ничего не смогла предпринять, только уворачивалась. Наши братья действовали четко по плану: бегом спустились с холма и затерялись среди горожан прежде, чем Душелов смогла отправить следом за ними летучих мышей и ворон.
  Я не сомневалась, что в считаные минуты ближайшие кварталы будут охвачены смятением. Наши этому посодействуют, распуская самые дикие слухи. Лишь бы только не пороли горячку.
  Сабредил и Сава переместились шагов на двадцать в направлении входа для слуг. Постояли в обнимку, бессвязно лопоча и озирая горящие трупы, и тут испуганный голос осведомился:
  – Минь Сабредил? Что ты здесь делаешь?
  Джауль Барунданди. Помощник ключаря, наш начальник. Я даже головы не подняла. И Сабредил не отвечала, пока Барунданди не пнул ее носком башмака и не повторил вопрос. В его тоне, впрочем, не чувствовалось злости.
  – Мы решили прийти сегодня пораньше, Саве очень нужна работа. – Сабредил огляделась по сторонам. – Где все?
  Где им еще быть, всем? Тем четверым или пятерым, что ухитрились занять очередь первыми? Естественно, разбежались. У нас могут быть неприятности. Что эти люди успели увидеть? Предполагалось, что их прогонит первый же залп, прежде чем Лебедь окажется рядом с нами, но я не могла вспомнить, так ли все произошло.
  Сабредил повернулась к Барунданди. Я крепче вцепилась в ее руку и жалобно заскулила. Она успокаивающе погладила меня по плечу и пробормотала что-то неразборчивое. Барунданди купился на этот спектакль. Сабредил была очень убедительной, обнаружив, что у Гангеши отломился один из хоботов. Как она рыдала, в какой панике искала пропажу на земле!
  Вместе с Барунданди наружу вышло несколько его подручных, они оглядывались и спрашивали друг у друга, что стряслось и чем они должны заняться. Похожая ситуация у главного входа, там толпятся растерянные охранники и заспанная прислуга. Ну и дела! Несколько огненных шаров прожгли стену, а ведь она в шесть-восемь футов толщиной! Шадариты, проделавшие путь в добрую милю, собирали мертвых и раненых серых. Они тоже ломали голову над происшедшим.
  Смягчившись, Джауль Барунданди подозвал помощника:
  – Проводи этих двух внутрь. Будь деликатен, – возможно, с ними захочет поговорить кто-нибудь высокопоставленный и могущественный.
  Я надеялась, что не выдала себя, вздрогнув. Попасть во дворец я и сама хотела, но мне не приходило в голову, что его хозяева могут заинтересоваться: не заметили ли чего-нибудь важного две женщины из городских низов, чуть ли не из касты неприкасаемых.
  
  
  8
  
  
  Напрасно я волновалась. С нами побеседовал сильно растерявшийся сержант княжеской гвардии, и делал он это, по-видимому, только в качестве одолжения Джаулю Барунданди. У которого, как считал вояка, просто взыграли амбиции и который затеял угодить правителям, приведя к ним свидетелей трагедии.
  Поняв, что никакой выгоды не будет, Джауль утратил к нам интерес.
  Спустя несколько часов мы все же оказались внутри. Тут по-прежнему царило возбуждение и носились тысячи самых нелепых слухов. Предводители княжеской гвардии и серых пригоняли все новые отряды надежных бойцов и рассылали по казармам регулярной армии соглядатаев – а вдруг солдаты как-то замешаны в нападении?
  В это время Минь Сабредил и ее идиотка-золовка уже усердно трудились. Барунданди велел им навести порядок в комнате, где собирался Тайный совет. Там все было перевернуто вверх дном. Будто кто-то вышел из себя и принялся крушить все вокруг.
  – Сегодня придется хорошенько поработать, Минь Сабредил. Утром пришло совсем мало народу. – Судя по голосу, Барунданди был изрядно расстроен. Из-за налета большинство поденщиков разбежались, а значит, ему достанется меньше мзды. Пройдохе даже в голову не приходило поблагодарить судьбу за то, что вообще остался жив. – Как она, в порядке?
  Он имел в виду меня, Саву. Я все еще вздрагивала, причем весьма натурально.
  – Все будет хорошо, пока я рядом. Не стоит отправлять ее сегодня туда, где она не сможет меня видеть.
  – Ладно, работы и здесь хватит, – проворчал Барунданди. – Только глаза господам не мозольте.
  Сабредил отвесила легкий поклон – что-что, а глаза не мозолить она умела. Та еще скромница.
  Минь усадила меня за двенадцатифутовой длины стол, навалила передо мной гору ламп, подсвечников и всего прочего, чем недавно здесь швырялись в ярости. Я заставила себя полностью сосредоточиться на работе, как и полагалось Саве, и принялась их чистить. Сабредил приводила в порядок пол и мебель.
  Люди входили и уходили; хватало среди них и важных персон. Никто не обращал на нас внимания, только главный инспектор Чандра Гокле в сердцах отшвырнул пинком Сабредил, которая скоблила пол как раз там, где ему захотелось пройти.
  Сабредил, вернувшись в коленопреклоненную позу, робко извинилась. Гокле было на нее наплевать. Она принялась вытирать разлившуюся воду, не проявляя никаких эмоций. Минь Сабредил привыкла к такому обращению. Но у меня возникло подозрение, что в этот момент Кы решила, кто из врагов попадется к нам в руки следующим после Плетеного Лебедя.
  Появились Радиша с Протектором и уселись на свои места. Вскоре, точно из воздуха, возник Джауль Барунданди – чтобы увести нас. Сава, казалось, не замечала ничего, сосредоточившись на подсвечнике.
  Торопливо вошел высокий капитан-шадарит.
  – О великие, согласно предварительному подсчету, погибло девяносто восемь и покалечено сто двадцать шесть человек, – сообщил он. – Часть раненых умрет. Министр Лебедь не найден, но многие тела так сильно обожжены, что это затрудняет опознание. Те, в кого попадал огненный шар, вспыхивали, точно сальные факелы.
  Капитану стоило немалых усилий сохранять спокойствие. Совсем молодой, он наверняка до сих пор не сталкивался с последствиями реального боя.
  Я продолжала работать, изо всех сил стараясь сохранять образ. Мне не случалось находиться так близко к Душелов ни разу за пятнадцать лет, с тех пор как она держала меня в плену. Не слишком приятные воспоминания. Дай бог, чтобы она меня не узнала.
  Я вдруг вспомнила о своем внутреннем убежище, где тоже ни разу не бывала после плена. Петли на дверях заржавели, но я все же пробралась туда и теперь могла ни о чем не волноваться, пока оставалась Савой. Сосредоточенность и самоуглубленность не мешали следить за происходящим вокруг.
  Протектор внезапно спросила:
  – Кто эти женщины?
  Барунданди завилял хвостом:
  – Простите, о великие. Моя вина. Я не знал, что эта комната может понадобиться.
  – Отвечай на вопрос, дворецкий, – приказала Радиша.
  – Конечно, о великая. – Барунданди поклонился чуть не до полу. – Женщина, которая моет пол, – Минь Сабредил, вдова. Вторая – ее дурочка-золовка Сава. Они не служат во дворце постоянно, мы даем им поденную работу согласно благотворительной программе Протектора.
  – Такое ощущение, будто я видела одну или, может быть, даже обеих прежде, – задумчиво проронила Душелов.
  Барунданди снова низко поклонился. Этот внезапный интерес испугал его.
  – Минь Сабредил работает здесь много лет, Протектор. Сава помогает, когда ее разум проясняется настолько, что можно поручать ей несложные задачи.
  Я чувствовала, что он решает для себя вопрос, стоит ли упомянуть о том, что мы непосредственные свидетельницы утреннего нападения. Затем я так глубоко ушла в себя, что пропустила происходившее в течение нескольких минут.
  Похоже, Барунданди пришел к выводу, что лучше помалкивать. Может, опасался, что при более тщательном допросе вылезет наружу тот факт, что мы вынуждены отдавать ему половину своего ничтожного заработка за право выполнять работу, от которой руки превращаются в кровоточащие, ноющие клешни.
  В конце концов Радиша сказала ему:
  – Уйди, слуга. Пусть они работают. Сейчас здесь не будет решаться судьба империи.
  И Душелов махнула рукой в перчатке, прогоняя Барунданди, но внезапно остановила его и осведомилась:
  – Что там валяется на полу, рядом с этой женщиной?
  Она, конечно, имела в виду Сабредил, поскольку я сидела за столом.
  – А? А-а… Гангеша, о великая. Вдова с этим божком не расстается, просто помешана на нем. Он…
  – Ладно, ступай.
  Вот так и получилось, что Сари на протяжении почти двух часов присутствовала при обсуждении мер, которыми власти должны были ответить на нападение.
  Спустя некоторое время я очнулась и успела услышать изрядную часть совещания. Приходили и уходили курьеры. Постепенно вырисовывалась достаточно верная картина. Подтвердилось, что ни у армии, ни у обывателей нет серьезных причин, чтобы именно сейчас поднять мятеж. Радишу вполне удовлетворила эта новость.
  Однако Протектор была и умнее, и подозрительнее. Циничная старуха.
  – Никого из нападавших не удалось захватить, – сказала она. – Даже трупов они не оставили. Похоже, вообще не понесли потерь. Если разобраться с этой историей повнимательней, получается, что они постарались избежать малейшего риска. И при первом намеке на серьезное противодействие поспешили убраться. К чему же тогда весь спектакль? Какова их истинная цель?
  Чандра Гокле заметил вполне резонно:
  – Они атаковали с исключительным пылом, пока ты не появилась на парапете. Именно в этот момент противник обратился в бегство.
  – Протектор, некоторые уцелевшие слышали, как бандиты спорили между собой, ты ли это на самом деле, – добавил капитан-шадарит. – Похоже, рассчитывали, что тебя нет во дворце. Может, нападение вообще не состоялось бы, знай они о твоем присутствии.
  Я считаю, что морочить врагу голову полезно. Похоже, сейчас это сработало.
  – И тем не менее все в целом не имеет смысла. Что за безумная идея? – Она не рассчитывала на ответ и не дожидалась его. – Удалось ли опознать кого-нибудь из сгоревших?
  – Только троих, Протектор. Большинство даже облик человеческий утратило.
  – Чандра, каковы материальные повреждения? – спросила Радиша. – Ты уже получил донесение от специалистов?
  – Да, Радиша. Ничего хорошего они не сообщили. Очевидно, в стене есть структурные разрушения. Полную оценку мы получим чуть позже. Но уже можно с уверенностью сказать, что в ближайшее время стена будет не слишком надежной защитой для дворца. Предлагаем прикрыть зону восстановительных работ временной деревянной стеной. И подумать, не усилить ли этот участок войсками.
  – Солдат пригнать? – спросила Протектор. – Зачем нам здесь еще солдаты?
  В ее голосе, долго остававшемся ровным, зазвучала подозрительность. Известно, что братья Черного Отряда страдали паранойей. Для тех же, у кого вообще нет друзей, это заболевание практически неизбежно.
  – Имеющийся гарнизон слишком мал, чтобы защитить дворец. Даже если всю челядь вооружим, это не снимет проблему. Враг может проникнуть не только через ворота. Что, если он перелезет через стену на неохраняемом участке?
  – И заблудится во дворце, не имея подробной карты, – возразила Радиша. – Я знаю лишь одного человека, передвигавшегося тут совершенно свободно. Его звали Копченый, и он когда-то был у нас придворным колдуном. Чутье у него было особое.
  Главный инспектор заметил:
  – Если нападение было организовано кем-то из случайно уцелевших братьев Черного Отряда – а огненные шары позволяют усмотреть тут некоторую связь, даром что Отряд был уничтожен Протектором, – то у них могут быть карты коридоров дворца, изготовленные в то время, когда здесь квартировали люди Освободителя.
  – Карту дворца составить невозможно, – стояла на своем Радиша. – Мне это доподлинно известно. Я сама пыталась.
  А вот за это, княжна, нужно благодарить Гоблина и Одноглазого. Много лет назад Капитан добился, чтобы наши колдуны засучили рукава и щедро начинили дворец своими запутками. Были у нас кое-какие секреты, которые требовалось надежно защитить от Радиши. Среди них и древние тома Анналов, в которых, как предполагается, объяснена тайна возникновения Отряда. До них пока никто не добрался. Только Минь Сабредил знает, где искать эти тома. При малейшей возможности она проникала в хранилище, вырывала несколько страниц и потихоньку выносила для меня. Я шла с ними в библиотеку и, когда никто не видел, переводила помаленьку, надеясь когда-нибудь наткнуться на ту единственную фразу, которая поможет нам освободить Плененных.
  Сава чистила медь и серебро. Минь Сабредил отмывала пол и мебель. Члены Тайного совета и их помощники приходили и уходили. Паника понемногу утихала, поскольку новых нападений не случалось. Жаль, что нас слишком мало и мы не можем беспокоить врагов достаточно часто, чтобы они забыли о сне и отдыхе.
  Душелов держалась на удивление тихо. Лучше, чем она, Отряд знали только Капитан, Гоблин и Одноглазый – и лишь потому, что они знали Отряд изнутри. Протектор понимала – чуяла, – что все не так просто.
  Я очень надеялась, что она так и не разгадает загадку сегодняшнего нападения, хотя и опасалась, что ей уже многое ясно, поскольку она продолжала интересоваться сгоревшими охранниками и Плетеным Лебедем. Неужели мой план настолько примитивен, что до сих пор не понят Протектором только потому, что мысль о похищении просто не укладывается у нее в голове?
  Вот и отмыт последний подсвечник. Я не глядела по сторонам, не говорила, не двигалась. Все-таки легче не думать о чудовище, сидящем напротив, когда руки заняты. Я принялась молча молиться – как меня учили, когда я была маленькой. Женщине, объясняли мне тогда, это занятие никогда не повредит. Да и Сари не раз повторяла, что молитва помогает не выходить из образа.
  Помогло и на этот раз.
  Потом вернулся Джауль Барунданди. Под взглядами своих господ он вел себя с нами как лучший в мире начальник. Сказал Сабредил, что пора уходить. Сабредил растормошила Саву. Слезая со стула, я жалобно захныкала.
  – Что с ней? – спросил Барунданди.
  – Голодна. Мы не ели весь день.
  Обычно нас кормили – объедками, конечно. Какой ни есть, а приварок. Сабредил и Сава обычно часть своей доли забирали домой. Все работницы так делали, во дворце к этому давно привыкли.
  Протектор наклонилась вперед, пристально вгляделась в наши лица. Чем, хотелось бы знать, вызвано подозрение? Может, у нее настолько тяжелая паранойя, что просыпается по малейшему сигналу интуиции? Или Душелов действительно может читать мысли, хотя бы отчасти?
  – Ладно, пошли на кухню, – сказал Барунданди. – Сегодня у поваров осталось много несъеденного.
  Мы потащились за ним. Каждый шаг ощущался как прыжок длиною в лигу – от зимы к весне, от тьмы к свету. Отойдя на приличное расстояние от зала заседаний, Барунданди сильно удивил нас. Пригладив ладонью кудри и переведя дух, он сказал Сабредил:
  – Ох, до чего же хорошо вырваться оттуда! В присутствии этой женщины у меня волосы дыбом.
  Мне тоже рядом с ней было неуютно. И только глубочайшее проникновение в образ помогло не выдать себя.
  Кто бы мог подумать, что в Джауле Барунданди сохранилось что-то человеческое? Сабредил сильно сжала мою руку, и я вздрогнула.
  Минь смиренно подтвердила: да, Протектор жуткий человек.
  Кухня, обычно недоступная таким, как мы, поденщикам, была настоящей драконьей пещерой, полной съедобных сокровищ. И даже дракон отсутствовал. Сабредил и Сава наелись так, что едва могли двигаться. Да и с собой прихватили немало, надеясь все это добро вынести. Получили свои жалкие медяки и поспешили смыться, пока на них не навалили новой работы или до помощников Барунданди не дошло, что отдаваемая им обычно часть заработка уплывает из рук.
  Снаружи у входа стояли вооруженные охранники. Это что-то новое. Серые, не солдаты. Они не слишком интересовались теми, кто выходил наружу. И не производили обычного беглого досмотра, целью которого было выяснить, не стащил ли кто-нибудь из бедняков княжеское столовое серебро.
  Жаль, что мы изображали людей совершенно нелюбопытных. Иначе я смогла бы получше разглядеть причиненные нами повреждения. Плотники уже поставили леса, начали строить деревянную стену. Но даже замеченного мимоходом было достаточно, чтобы воодушевиться. До сих пор мне не случалось видеть собственными глазами, на что способны более поздние модели оружия, стреляющего огненными шарами. Фасад дворца казался сделанным из темного воска, в который раз за разом втыкали раскаленный железный прут. Камень не только расплавился и потек, но местами просто испарился.
  Мы освободились гораздо раньше, чем обычно. Была только середина дня. Я страстно желала поскорее убраться подальше, но Сабредил придержала меня. Дворец окружала безмолвная толпа, собравшаяся поглазеть на разрушения. Минь пробормотала что-то вроде: «Десять тысяч глаз».
  
  9
  
  
  Я ошиблась. Люди собрались в великом множестве не только для того, чтобы полюбоваться плодами наших ночных трудов и подивиться тому, насколько слабыми оказались защитники Протектора. Их интерес вызвали четыре монаха Бходи. Один взгромоздился аж на молитвенное колесо, венчающее мемориальный столб из тех, что высились неподалеку от разгромленного входа, с наружной стороны быстро растущей деревянной стены. Двое других распростерлись на шикарно расшитом красно-оранжевом полотне, расстеленном на булыжной мостовой. Четвертый, сияя обритым наголо черепом, стоял перед серым, совсем молодым, лет шестнадцати. Этот монах скрестил на груди руки, глядя как бы сквозь юнца, который неловко переминался с ноги на ногу, не зная, как помешать этим людям. Протектор строго-настрого запретила подобные действа.
  А вот это уже нечто, способное заинтересовать даже Минь Сабредил. Она остановилась. Сава вцепилась ей в предплечье и вытянула шею, чтобы лучше видеть.
  Неприятное ощущение – стоять вот так, на виду, в дюжине шагов от безмолвствующей толпы зевак.
  Вскоре к серому мальчишке прибыло подкрепление в виде мерзкого на вид сержанта-шадарита, который, по-видимому, вообразил, что у монахов проблема со слухом.
  – Убирайтесь! – завопил он. – Или мы вас уберем!
  Монах со скрещенными руками ответил:
  – Протектор посылала за мной.
  Поскольку мы с Сари еще не получили последнего отчета от Мургена, то понятия не имели, о чем идет речь.
  – Чего-чего?
  Бходи, возившийся с молитвенным колесом, объявил, что оно готово. Сержант взревел и ударил тыльной стороной ладони, сбросил колесо со столба. Монах наклонился, поднял колесо и снова приступил к установке. Адепты Бходи никогда не применяли насилия, не оказывали сопротивления, но упрямства им было не занимать.
  Двое распростертых на молитвенном ковре поднялись с таким видом, будто выполнили задуманное, и что-то сказали человеку со скрещенными руками. Тот едва заметно кивнул и поднял глаза, чтобы встретить взгляд старшего серого. И провозгласил голосом громким, но пугающе спокойным:
  – Раджахарма, долг князей. Знай же: княжеский сан – это доверие. Князь – облеченный высшей властью и самый добросовестный слуга народа.
  Все свидетели этой сцены никак не прореагировали на тираду, будто ничего не слышали, а если и слышали, то не поняли.
  Монах, который говорил, опустился на молитвенный ковер, имевший почти тот же цвет, что и его одежда.
  Распростершись на нем, монах, казалось, растворился в чем-то всепоглощающем, необъятном.
  Один из двух собратьев протянул ему большой кувшин. Лежащий поднял его, как будто предлагая небу, а потом опрокинул, вылив на себя содержимое. Испуганный сержант-шадарит заозирался в поисках помощи.
  Молитвенное колесо опять стояло на месте. Монах, который им занимался, привел его в движение и отошел к тем двум собратьям, которые прежде лежали на молитвенном ковре.
  Адепт, обливший себя, ударил кремнем по огниву и исчез в клубе пламени. Я ощутила запах керосина. Жар обрушился на нас точно удар. Оставаясь по-прежнему в образе, я вцепилась в Сабредил обеими руками и испуганно залопотала. Она быстро зашагала прочь, ошеломленная, с широко распахнутыми глазами.
  Горящий монах не издавал ни звука и не делал ни одного движения до тех пор, пока жизнь не покинула его, оставив лишь обуглившийся труп.
  Толпа окружила мертвеца, ругаясь на разных языках. Теперь в ней чувствовалось возбуждение совсем иного рода. Последователи Бходи, которые помогали в подготовке ритуального самосожжения, исчезли, воспользовавшись моментом, пока все взгляды были сосредоточены на сгоревшем.
  Над головами кружили вороны, бранясь на своем языке. Душелов уже знает. А если не знает, скоро ей донесут.
  Мы шли дальше через возбужденную толпу, направляясь домой. Монахи Бходи, помогавшие свершиться ритуальному самоубийству, исчезли, пока все взоры были прикованы к их горящему брату.
  
  10
  
  
  Не могу поверить, что он сделал это! – сказала я, срывая с себя вонючие тряпки Савы вместе с ее юродивой личностью.
  Мы никак не могли успокоиться даже дома. Не хотелось говорить ни о чем, кроме этого самоубийства. Наши ночные труды отошли на второй план. Страхи остались позади, мы благополучно выбрались.
  Тобо уж точно не поверил. Заявив об этом вскользь, он потребовал, чтобы мы выслушали его рассказ обо всем, увиденном его отцом во дворце этой ночью. Для точности мальчик постоянно сверялся с записями, которые сделал с помощью Гоблина. Он ужасно гордился выполненной работой и хотел, чтобы мы по достоинству оценили ее.
  – Но он даже не поговорил со мной, мама. Только сердился, когда я о чем-нибудь спрашивал. Как будто хотел как можно скорее покончить с делами и убраться отсюда.
  – Знаю, дорогой, – сказала Сари. – Знаю. Он и со мной вел себя точно так же. Вот, нам хлеба удалось добыть, поешь. Гоблин, как там Лебедь? В порядке?
  Одноглазый захихикал:
  – Насколько это возможно для человека со сломанными ребрами. И с полными штанами дерьма. – Он снова захихикал.
  – Сломанные ребра? Объясни.
  – А что тут непонятного? – ответил Гоблин. – Кто-то, имеющий зуб против серых, малость переусердствовал. Нет причин для беспокойства. У парня будет уйма возможностей раскаяться в том, что он позволил чувствам взять верх над разумом.
  – Я вымоталась, – сказала Сари. – Мы целый день провели в одной комнате с Душелов. Думала, что взорвусь.
  – А я изо всех сил сдерживалась, чтобы не завопить и не выскочить оттуда. Пришлось так сильно сосредоточиться на Саве, что я пропустила мимо ушей половину того, о чем они говорили.
  – То, о чем они не говорили, возможно, даже более важно. Душелов явно что-то заподозрила.
  – Говорил я тебе, нужно добраться до их глоток! – рявкнул Одноглазый. – Пока эти гады не поверили в наше существование. Перебьем всех, и тогда не придется ловчить и хитрить, пытаясь вызволить нашего Старика.
  – Нас бы просто прикончили, – сказала Сари. – Душелов и так уже начеку. Это из-за Дщери Ночи. Кстати, я хочу, чтобы вы поискали ее, и Нарайяна заодно.
  – Заодно? – переспросил Гоблин.
  – Наверняка Душелов будет охотиться за ними с превеликим энтузиазмом.
  – Кине, должно быть, опять не спится, – заметила я. – Нарайян и девушка не появились бы в Таглиосе, не будь они уверены, что богиня их защитит. А это означает также, что Дщерь может возобновить копирование Книг Мертвых. Сари, скажи Мургену, чтобы приглядывал за ними. – Эти жуткие древние Книги были погребены в той же пещере, что и Плененные. – Во дворце у меня возникла мысль, пока я сидела без дела, управившись с подсвечниками. Насколько я помню, в Анналах Мургена нет ничего, что могло бы нам сейчас помочь. Там описывались в основном текущие события. И все же, когда я сидела в нескольких шагах от Душелов, возникло отчетливое ощущение, будто я упустила нечто важное. Аж в дрожь бросило. Но я так давно не заглядывала в Анналы, что не могу сказать, чем вызвано это чувство.
  – Теперь у тебя будет время. На несколько дней нам нужно залечь на дно.
  – Ты-то собираешься ходить на работу?
  – Если исчезну именно сейчас, это будет выглядеть подозрительно.
  – А я собираюсь ходить в библиотеку. Обнаружила там кое-какие исторические труды, относящиеся к ранним дням Таглиоса.
  – Да ну? – прохрипел Одноглазый, резко очнувшийся от полудремы. – Тогда окажи услугу, выясни, почему здешние правители – всего лишь князья. Территории, которые им принадлежат, пообширней, чем большинство королевств в округе.
  – Мне этот вопрос никогда не приходил в голову, – вежливо ответила я. – И скорее всего, никому из местных жителей тоже. Хорошо, я поищу.
  Если не забуду.
  Из сумрачной глубины склада донесся нервный смех. Плетеный Лебедь. Гоблин сказал:
  – Играет в тонк с ребятами, которых знавал в прежние времена.
  – Нужно вывезти Лебедя из города, – решила Сари. – Где можно его содержать?
  – Мне он нужен здесь, – возразила я. – Необходимо расспросить его о плато. Потому-то мы его и взяли первым. И если я найду что-нибудь в библиотеке, не тащиться же мне для разговора с ним к черту на кулички.
  – Что, если Душелов его как-то пометила?
  – У нас найдется пара жопоруких колдунишек, чтобы хорошенько его проверить. Вдвоем уж как-нибудь справятся.
  – Что за выражения, девочка?
  – Прости, Одноглазый, забылась. Хотела сказать, что вы вдвоем – как один настоящий чародей…
  – Дрема дело говорит. Если Душелов его пометила, вы должны с этим разобраться.
  – Думай головой! – буркнул Одноглазый. – Будь он помечен, Душелов уже была бы здесь, а не заставляла своих прихвостней разыскивать его косточки.
  Кряхтя и постанывая, коротышка выкарабкался из кресла и зашаркал в полумрак, но не туда, откуда доносился голос Лебедя.
  – Он прав, – согласилась я.
  И направилась в ту сторону, где сидел Лебедь. Я не видела его почти пятнадцать лет. За моей спиной Тобо принялся донимать Сари расспросами о Мургене. Его явно задело безразличие отца.
  Я подозревала, что Мурген до сих пор не понял, кем ему является Тобо. Это из-за серьезной проблемы с восприятием времени, возникшей еще в осажденном Дежагоре. Возможно, Мурген думает, что все еще живет пятнадцать лет назад, запрыгивая оттуда на время в вероятное будущее.
  
  Свет упал на мое лицо, когда я подошла к столу, где Лебедь играл в карты с братьями Гупта и капралом по имени Недоносок. Плетеный уставился на меня:
  – Дрема, ты? Ничуть не изменился. Что, тебя Гоблин или Одноглазый заколдовал?
  – Бог добр к тем, кто чист сердцем. Как твои ребра?
  Лебедь пригладил остатки волос.
  – А, ничего страшного. – Он потрогал бок. – Жить буду.
  – Неплохо держишься.
  – Я уже давно нуждался в отпуске. Теперь от меня ничего не зависит. Можно отдыхать, пока она не найдет меня снова.
  – А она может?
  – Ты сейчас Капитан?
  – У нас уже есть Капитан. Я по части ловушек. Так что, разыщет она тебя?
  – Ну, сынок, я бы сказал, что ответ на этот вопрос лежит в области «а хрен его знает». С одной стороны Черный Отряд с его четырехсотлетним опытом выпутывания из передряг и напастей. На другой – Душелов с четырьмя же веками ведьмовства и безумия. Хоть монетку бросай.
  – Она тебя как-нибудь пометила?
  – Только шрамами.
  Тон, которым это было произнесено, побудил меня высказать догадку:
  – Хочешь перейти на нашу сторону?
  – Шутишь? Неужели весь этот сыр-бор только для того, чтобы завербовать меня в Черный Отряд?
  – Весь этот сыр-бор только для того, чтобы показать миру: мы все еще живы и можем делать, что и когда пожелаем, и плевать нам на Протектора. А еще нужно было захватить тебя. С живейшим интересом послушаю, что ты знаешь о плато Блистающих Камней.
  Он несколько секунд изучающе разглядывал меня, а потом уткнулся в свои карты.
  – Не ко времени этот разговор.
  – Решил в молчанку поиграть?
  – Да помилуй! Я готов болтать, пока у тебя уши не завянут. Но держу пари, ты не услышишь ничего, о чем еще не знаешь. – Он сбросил пикового валета.
  Недоносок взял карту из колоды, выложил группу от девятки до дамы, сбросил даму червей и осклабился. Да, пора ему с такими зубами на прием к Одноглазому.
  – Вашу мамашу! – проворчал Лебедь. – Продул партию. Парни, как вам это удается? Наипростейшая игра в мире, но вроде я не встречал еще таглиосца, сумевшего ее постичь.
  – Играй почаще с Одноглазым – и научишься. Син, подвинься, я сыграю, а заодно поковыряюсь в мозгах у этого типа.
  Я придвинула стул к столу, ни на миг не спуская с Лебедя глаз. Уж он-то не хуже меня умеет входить в образ. Это не тот Плетеный Лебедь, о котором рассказывал Мурген в своих Анналах, и не тот, которого Сари встречала во дворце.
  Я взяла свои пять карт:
  – Завидная невозмутимость, Лебедь.
  – А зачем напрягаться? Хуже, чем есть, уже не будет. У меня нет даже двух карт одинаковой масти.
  – Уверен, что хуже не будет?
  – А что я могу? Только расслабиться и получать удовольствие. Играть в тонк, пока не придет моя подружка и не уведет меня домой.
  – Неужели совсем не боишься? Судя по донесениям нашей разведки, у тебя во дворце положение даже более шаткое, чем было у Копченого.
  У Лебедя отвердели лицевые мышцы. Сравнение не пришлось ему по вкусу.
  – Самое худшее уже случилось, разве нет? Я в руках врагов. Но все еще не замучен.
  – Никаких гарантий, что так будет и дальше. Если не захочешь нам помогать. Проклятье! Если так дело пойдет и дальше, мне придется сходить в ближайший храм и обчистить ящик для пожертвований!
  Карта ко мне так и не шла до конца партии.
  – Я готов петь, как дрессированная ворона, – сказал Лебедь. – Как целая стая ворон. Но помощи от меня будет немного. Неужто веришь, что я в самом деле был среди заправил?
  – Может, и не верю.
  Он сдавал, а я пристально наблюдала за руками: а ну как попробует смухлевать? Вроде был момент, когда эго искусного шулера побуждало Лебедя вспомнить, не изменила ли ему ловкость рук. Но если и возникла у него такая мысль, он решил, что меня не провести, и воздержался. Выходит, не зря я обучалась тонкостям игры у Одноглазого.
  – Но ты должен это доказать. Для начала объясни, как вам с Душелов удалось живыми выбраться с плато.
  – Ну, это просто. – Он сдал карты без фокусов. – Мы неслись быстрее гнавшихся за нами призраков. На тех черных конях, которых Отряд привел с севера.
  Может, он и не лгал. Мне самой не раз приходилось ездить на этих волшебных бестиях. Они скачут несравненно быстрее обычных коней, а усталости и вовсе не знают.
  – Ну, допустим. И что, у нее нет какого-нибудь особого талисмана?
  – Ни о чем таком не слышал.
  Опять дрянные карты. Допрос Лебедя может дорого мне обойтись. В нашей команде я не самый сильный игрок в тонк.
  – Что случилось с конями?
  – Насколько мне известно, все пали. Их прикончило время, или магия, или раны. Что весьма огорчило эту суку. Она не любит ни ходить, ни летать.
  – Летать?
  Я так сильно удивилась, что сбросила карту, которую следовало придержать. Один из братьев Гупта воспользовался этим и заработал еще пару монет.
  – Пожалуй, мне нравится играть с тобой, – заявил Лебедь. – Да. Летать. У нее пара ковров, сделанных Ревуном, но управлять ими она толком так и не научилась. В этом я на собственном опыте убедился. Тебе сдавать. Эта хреновина так вихляет, что свалиться с нее ничего не стоит. А вихляет она даже на пятифутовой высоте.
  Неизвестно откуда возник Одноглазый. Как обычно в эти дни, под мухой.
  – Еще одного примете? – спросил он, дыхнув перегаром.
  – Знакомый голосок, – проворчал Лебедь. – Дудки. Я тебя раскусил еще двадцать пять лет назад. Вроде мы отправили в Кадигхат твою задницу, нет? Или это была Бхарода? Или Наланда?
  – Я скор на ногу.
  – Можешь играть, но только если покажешь сначала деньги и согласишься не сдавать, – проговорил Недоносок.
  – И держать руки все время на столешнице, – добавила я.
  – Ты разбиваешь мне сердце, Малышка. Люди могут подумать, будто ты считаешь меня мошенником.
  – Вот и отлично. Зачем им терять время и разочаровываться?
  – Малышка? – У Лебедя что-то мелькнуло в глазах.
  – У Одноглазого словесный понос. Садись, старик. Лебедь рассказывал нам о волшебных коврах и о том, что Душелов не любит на них летать. Как думаешь, может это нам пригодиться?
  Лебедь молча переводил взгляд с одного на другого, а я следила за руками Одноглазого, когда тот брал свои карты. Он запросто мог «поработать» над этой колодой раньше.
  – Девочка?
  – У нас что тут, эхо гуляет? – буркнул Недоносок.
  – У тебя проблемы? – спросила я.
  – Нет-нет! – Лебедь выставил вперед свободную ладонь. – Просто слишком много сюрпризов вдруг посыпалось на мою голову. К примеру, я уже видел четырех человек, которых Душелов считает мертвыми. В том числе самого паршивого колдунишку в мире и женщину из племени нюень бао, которая ведет себя так, точно она тут главная.
  – Не смей так о Гоблине, – проворчал Одноглазый. – Мы с ним приятели. Я за него заступиться должен… буду когда-нибудь. – Он захихикал.
  Лебедь не обратил на его слова никакого внимания.
  – А вот теперь ты. Вообще-то мы тебя мужчиной считали.
  Я пожала плечами:
  – Немногие в курсе. И это не важно. Я надеялась, у этого остолопа с повязкой на глазу и в вонючей шляпе хватит ума не распускать язык при постороннем. – Я недобро взглянула на Одноглазого.
  Он усмехнулся, взял карту из колоды, посмотрел и сбросил на кучу.
  – Дрема жуть какая склочная, Лебедь. Но и смышленая. Это она придумала, как заполучить тебя. И уже начала разрабатывать другой план, правда, Малышка?
  – Даже несколько. Похоже, Сари хочет, чтобы следующим был главный инспектор.
  – Гокле? А какой нам с него прок?
  – Задай этот вопрос ей. Лебедь, тебе известно что-нибудь о Гокле? Он случайно не падок на девочек, как Перхуль Коджи?
  Одноглазый бросил на меня злобный взгляд. Лебедь посмотрел… удивленно. Я явно сболтнула что-то лишнее.
  А, ладно. Поздно жалеть.
  – Ну?
  – Вообще-то да. – Лебедь сделал вид, что полностью сосредоточился на картах, но он заметно побледнел и едва сдерживал дрожь в руках. – Не только эти двое, но и еще несколько администраторов. Общие интересы сближают. Радиша не знает. Точнее, не хочет знать.
  Он сбросил вне очереди, резко утратив интерес к игре.
  До меня наконец дошло. Он решил: раз я говорю при нем так свободно, это может означать лишь одно – ему крышка.
  – Не надо бояться, Лебедь. Пока ведешь себя хорошо. Пока отвечаешь на наши вопросы. Черт, ты нужен мне живой! И даже не столько мне, сколько нашим парням, погребенным на плато Блистающих Камней. Они очень хотят узнать твое мнение насчет того, как им выбраться оттуда.
  А интересно было бы понаблюдать за его разговором с Мургеном.
  – Они все еще живы? – ошеломленно спросил он.
  – Еще как живы. Просто заморожены во времени. И с каждой минутой злятся все сильнее.
  – Я думал… Великий бог… Дерьмо!
  – Не смей так о Господе! – взвился Недоносок.
  Он тоже был веднаит, из джайкури. И гораздо более ревностный, чем я. Молился по крайней мере раз в день и несколько раз в месяц посещал храм. Местные веднаиты принимали его за дежагорского беженца, нанятого Бань До Трангом за то, что во время осады он оказывал нюень бао услуги. Большинство наших устроились на работу, причем трудились в поте лица, чтобы не выделяться среди местных.
  Сглотнув, Лебедь сказал:
  – Ваши люди вообще едят? У меня со вчерашнего дня во рту ни крошки.
  – Едят, – ответила я. – Но не то, к чему ты привык. Про нюень бао говорят, что в пищу они употребляют только рыбьи головы и рис, причем восемь дней в неделю. Так вот, это правда.
  – Рыба? Годится. Будет брюхо полным, воздержусь от капризов.
  – Недоносок, – сказала я, – нужно послать боевую группу в Семхи, к Древу Бходи. Очень может быть, Протектор и впрямь намерена срубить его. Если помешаем ей, то у нас появятся друзья. – Я рассказала о монахе Бходи, который сжег себя, и об угрозе Душелов уничтожить Древо. – Жаль, что не могу сама там побывать и посмотреть, как сработает их этика непротивления. Они что, в самом деле будут просто стоять и смотреть, как уничтожают их главную святыню? Но у меня слишком много дел здесь. – Я бросила карты. – Вообще-то, мне и сейчас надо работать.
  Я устала, но считала своим долгом поизучать перед сном час-другой Анналы Мургена.
  – Черт, откуда ей все это известно? – прошептал Лебедь за моей спиной, когда я выходила. – И еще. Она в самом деле «она»?
  – Никогда не пытался проверить, – ответил Недоносок. – У меня есть жена. Но у Дремы определенно имеются кое-какие женские привычки.
  Интересно, что он имеет в виду? Я просто один из парней.
  
  
  11
  
  
  Дело пошло, дело пошло! Весть о нашей дерзкой вылазке распространилась по всему городу. Интересно, что говорят обыватели? Мне захотелось поскорее оказаться среди них. Быстро глотая холодный рис, я слушала, что говорил Тобо. Он снова жаловался, что отец не уделяет ему никакого внимания.
  – Считаешь, я могу тебе в этом как-то помочь?
  – Чего?
  – Если думаешь, что я способна склонить его к задушевному разговору с родным чадом, то ты напрасно тратишь свое время и мое терпение. Где мать?
  – На работе. Уже давно ушла. Сказала, что могут возникнуть подозрения, если она сегодня не придет.
  – Разумно. Какое-то время власти будут крайне бдительны. Тебе не кажется, что вместо бессмысленного нытья лучше подумать о том, что ты будешь делать в следующий раз, когда увидишь отца? А пока держись подальше от неприятностей. Мне нужно, чтобы ты записывал все вопросы, которые задают пленнику. И ответы, конечно.
  Судя по ворчанию, предложение потрудиться вызвало у Тобо не больше восторга, чем у любого мальчишки его возраста.
  – Мне тоже пора на работу.
  Очень подходящее утро для того, чтобы пойти в библиотеку пораньше. Там почти целый день никого не будет, поскольку на сегодня назначено большое собрание бхадралока – разномастной компании, которая не любит Протектора и находит сам институт Протектората совершенно ненужным и даже вредным для страны. Они в шутку называют себя интеллектуальными террористами. Слово «бхадралок» означает что-то вроде «порядочные люди», и они действительно себя считают такими. Все они знатные и образованные гунниты, из чего закономерно следует, что подавляющее большинство таглиосцев не питает к ним симпатии. Самая главная претензия аристократов к Протектору состоит в том, что та презирает их за гонор и спесь. Как революционеры и террористы, они гораздо менее энергичны, чем другие кружки заговорщиков, которые имеются едва ли не в каждом квартале. Очень сомневаюсь, что Душелов приставила к «интеллектуальным террористам» шпионов. Они и выглядят-то сущими клоунами, прячась друг у друга за спиной и крича, что мир катится в ад в запряженной козлами телеге, которой правит демон в черном. Зато раз в неделю библиотека почти полностью в моем распоряжении. Я всячески поддерживаю их бунтарское рвение.
  Покончив с едой, я наконец собралась в дорогу. Недалеко от ворот склада стояли двое наших братьев, обычно выполнявших мелкие поручения До Транга. Завидев меня, один из них знаком дал понять, что есть новости. Вздохнув, я свернула к парням.
  – В чем дело, Рекоход?
  Так его звали у нас. Настоящего имени этого человека я не знала.
  – У нас сработали ловушки для теней.
  – Проклятие! – Я покачала головой.
  – Плохо?
  – Очень плохо. Беги, расскажи Гоблину. Я подожду тут с Раном, пока ты вернешься. Да не застревай там. Я опаздываю на работу.
  Таглиосцы плоховато представляют себе, что значит торопиться, а такое понятие, как пунктуальность, и вовсе чуждо большинству из них.
  В ловушки угодили Тени. Событие не из радостных, это уж точно. Насколько нам известно, у Душелов осталось не больше двух-трех десятков послушных ей Теней. Куда больше их одичало, сбежало далеко на юг и превратилось в ракшасов, то есть демонов или дьяволов, но не совсем таких, с какими в былые времена встречалась на севере моя родня. Северные демоны, похоже, существа одинокие, но обладающие изрядной силой. Ракшасы слабы, поэтому они действуют сообща. Очень опасные твари.
  Судя по древним мифам, в прошлом они, конечно, были гораздо сильнее. Лупили горами друг друга по голове, у каждого на месте снесенной башки вырастали две новые. А еще эти симпатяги коллекционировали прекрасных жен королей, которые являлись инкарнациями божеств, даже не подозревая об этом. Похоже, в давние времена жизнь ракшасов была гораздо увлекательней, чем ныне, хотя день ото дня все больше утрачивала смысл.
  Душелов глаз не спускает со своих Теней. Это ее самые ценные помощники. Посылая их шпионить, она всегда старается точно знать, где находится каждая. Во всяком случае, я на ее месте берегла бы свой невосполнимый ресурс. Именно так я вела себя в отношении Плетеного Лебедя и всех тех, кому было поручено его караулить. Знала, куда и каким путем они пошли, когда и как возвращались и что происходило между этими двумя событиями. И если бы кто-нибудь, не дай бог, не вернулся вовремя, я сама отправилась бы на поиски.
  В свете раннего утра приковылял Гоблин. Ругаясь на чем свет стоит. В коричневой хламиде с капюшоном и до пят, какую носят веднаиты-дервиши. Он ненавидел эту экипировку, но что поделаешь? Выходя в город, нужно маскироваться. Я не осуждала его – в плотной шерстяной одежде жарко. Святым людям она служит напоминанием об аде, которого можно избежать единственным способом – встав на путь аскетизма и добрых дел.
  – На кой черт нужно это дерьмо? – ворчал он. – Жара такая, что того и гляди яйца сварятся.
  – Ребята говорят, что в наши ловушки попались Тени. Я предположила, что ты захочешь разобраться с ними сам, пока мамаша не прибежала за своими детишками.
  – Вот же срань! Снова работа…
  – Старик, не таскай в пасти то, к чему рукой не притронешься.
  – Ханжа веднаитская. Вали отсюда, пока не получила настоящий урок языка. И принеси пожрать чего-нибудь поприличнее, когда будешь возвращаться. Или приведи корову.
  Они с Одноглазым уже давно зарились на священных коров, которые бродили по городу. Пока что безуспешно – никто из наших не пожелал в этом участвовать. Большинство по происхождению были гуннитами.
  Много времени не понадобилось, чтобы понять: в ловушки угодили Тени из тех, которых Душелов время от времени по ночам выпускала подкормиться. В городе только о них и говорили. Даже новости о нападении на дворец и о самосожжении монаха Бходи отошли на второй план. Этой ночью убийства были совершены совсем недалеко от нашего дома, и, как обычно, жертвами стали случайные прохожие. От человека, чью жизнь пожрала Тень, оставался даже не труп, а лишь сморщенная оболочка.
  Я незаметно пробралась в толпу, собравшуюся вокруг дома, где жила пострадавшая от Теней семья. Это нетрудно, если ты невысокая, гибкая и умеешь работать локтями. Как раз в этот момент выносили тела. Я надеялась, что они будут открыты, но мои ожидания не оправдались. Нет, я не хотела полюбоваться на результат охоты Теней, но людям не мешало бы увидеть, что творит Душелов. Пусть у нее будет как можно больше недругов.
  Трупы были плотно укутаны, и все же по толпе пробежал ропот.
  Я побродила вокруг дома и узнала, что большинство погибших принадлежали к числу бедолаг, вынужденных ютиться на улице. Кроме этого, у них не было ничего общего. Похоже, Душелов выпускала Тени на волю демонстрации ради: она может, хочет и будет убивать.
  Впрочем, эти первые смерти большого страха не вызвали. Люди думали, что на том все и закончится. Мало кто из них был знаком с погибшими, что тоже объясняло отсутствие гнева. В толпе преобладали любопытство и интерес.
  По возвращении домой, решила я, нужно будет обсудить с Гоблином: нельзя ли днем держать Тени в плену, а по ночам выпускать? Обнаружив, что ее бестии продолжают резвиться, Душелов будет считать, что с ними все в порядке, и не станет разыскивать тех, кто поймал их. А тем временем Тени существенно увеличат армию ее врагов.
  Поначалу мне казалось, что серые исчезли с улиц. Во всяком случае, они гораздо реже попадались на глаза. Но когда я шла по краю Чор-Багана, поняла, в чем дело. Почти все они стянулись сюда. Наверное, решили: если кто-то из Черного Отряда (бандитов, как называла нас Протектор) и уцелел, то, скорее всего, скрывается среди местных воров и мошенников. Забавно.
  Мы с Сари всегда настаивали, что нужно иметь как можно меньше дел с криминальной средой. Одноглазый протестовал, Бань До Транг соглашался, но время от времени нарушал обещание. Что такое криминальная среда? Люди весьма сомнительной нравственности, не имеющие ни малейшего представления о дисциплине. Им ничего не стоит пойти на убийство ради горсти монет, чтобы купить кувшин нелегального вина. Я надеялась, они с серыми займутся друг другом. Может, кто-нибудь забудет правила и прольется кровь. Нам от этого только польза.
  Любая прогулка по Таглиосу вскрывает его жестокую суть. Наверное, нигде в мире нет столько нищих. Если бы кто-то сумел увести из города всех обездоленных и дать им оружие, он получил бы армию гораздо больше той, которую собрал Капитан для войны с Хозяевами Теней. Если ты хоть чуточку похож на иноземца или просто состоятельного человека, они накинутся на тебя со всех сторон, как мухи на мед. И все будут давить на жалость.
  Недалеко от склада До Транга живет мальчик, у него вместо рук и ног деревяшки, и он ползает, держа кружку в зубах. Каждый калека старше пятнадцати клянется, что он герой войны. Но самое страшное – дети. Часто их увечат умышленно, жестоко деформируя конечности, и продают людям, которые считают несчастных своей собственностью, потому что «кормят» их – раз в несколько дней дают горстку поджаренных зерен.
  С недавних пор имеется у этого города загадочное свойство: подонки такой вот жестокосердной породы сами рискуют после свирепых пыток начать карьеру увечного попрошайки. Для этого достаточно лишь на миг утратить осторожность.
  Я как раз проходила мимо такого бедолаги. Он худо-бедно мог орудовать одной рукой, ползая с ее помощью. Остальные конечности ни на что не годились. Кости были переломаны, лицо и обнаженное тело покрыты шрамами ожогов. Я бросила ему в кружку медяк.
  Нищий промямлил что-то жалобное и пополз. Один глаз у него видел.
  Куда ни кинь взгляд, везде кипела жизнь в неповторимой, сугубо таглиосской манере. Все колесницы были увешаны людьми, кроме разве что рикши, нанятого каким-нибудь богачом, к примеру банкиром, сопровождаемым скороходами-телохранителями с бамбуковыми палками, чтобы разгонять прохожих. Многие лавочники сидели прямо на своих крошечных прилавках – просто потому, что не было другого места. Семенили труженики, сгибаясь под тяжестью клади и неистово браня оказавшихся на пути. Люди спорили и смеялись, вовсю размахивая руками. Кому-то приспичивало по-большому, и его просто обходили стороной. Кто-то мылся в сточной канаве – и нипочем ему, что в пяти шагах прохожий решил помочиться туда же.
  Таглиос – это насилие над всеми человеческими чувствами, но особенно страдает обоняние. Я терпеть не могу сезон дождей, однако без него город как среда обитания стал бы непригоден даже для крыс. Эндемичные холера и оспа косили бы людей гораздо сильнее, чем сейчас, – хотя дожди приносят с собой малярию и желтую лихорадку. Болезни – самые разные – явление обычное и воспринимаемое стоически.
  А еще здесь есть прокаженные, чья участь придает новую глубину таким понятиям, как ужас и отчаяние. Всякий раз, когда я думаю об этих несчастных, моя вера в Бога подвергается самому трудному испытанию. С некоторыми из них я знакома и могу с уверенностью сказать: очень немногие действительно заслуживают столь жуткого наказания. Разве что гунниты правы, и эти люди платят за то зло, которое совершили в прошлой жизни.
  Над городом кружат коршуны и вороны, канюки и грифы. С точки зрения этих падальщиков, жизнь прекрасна. Пока не приедут в фургоне мортусы, чтобы собрать трупы.
  В поисках лучшей доли люди стекаются в Таглиос отовсюду, им и пятьсот миль нипочем. Но богиня удачи двулика – и уродлива, с какой стороны ни взгляни.
  Понаблюдай десяток лет за ее проделками – и у тебя замылится глаз. Забудешь, что жизнь может и должна быть совсем иной. Перестаешь удивляться тому, как много зла способен породить человек одним лишь фактом своего существования.
  
  12
  
  
  Библиотека, созданная и переданная в дар городу одним из прошлых князей, значительно преуспевшим в коммерции и проникшимся уважением к образованию, восхищает меня: это символ знания, вознесшийся, чтобы пролить свет в окружающий мрак невежества. Едва ли не самые жуткие городские трущобы примыкают к стене, которая окружает территорию библиотеки. Рядом со входом постоянно толкутся нищие. И это, между прочим, странно. Никогда не видела, чтобы кто-нибудь бросил им монету.
  В библиотеке имеется сторож, но он не сторожит. У него даже нет бамбуковой палки. Впрочем, она и не нужна. Святость этого места соблюдается абсолютно всеми. Точнее, всеми, кроме меня.
  – Доброе утро, Аду, – поздоровалась я, когда сторож отворил передо мной кованые ворота.
  Хотя я здесь считалась всего лишь уборщиком и мальчиком на побегушках, у меня был определенный статус. Все знали, что кое-кто из бхадралока оказывает мне покровительство.
  Статус и каста играют все более важную роль, по мере того как растет число жителей Таглиоса и ресурсы, добываемые городом, не успевают за этим ростом. Только за последние десять лет заметно ужесточились требования, предъявляемые к людям, желающим принадлежать к той или иной касте. Обыватели отчаянно цепляются за то немногое, что имеют. Заметно влиятельнее стали торговые гильдии. Некоторые из них обзавелись небольшими отрядами вооруженных охранников, которые следят за тем, чтобы пришлые не покушались на собственность хозяев, и которых иногда сдают внаем жрецам или другим нуждающимся в защите своих прав. На такую работу подрядились и некоторые наши братья. Она позволяет пополнять казну, налаживать связи и незаметно проникать в закрытые сообщества.
  Снаружи библиотека похожа на богато изукрашенный гуннитский храм. Ее стены и колонны покрыты барельефами на исторические и мистические темы. Это не такое уж большое здание, всего тридцать ярдов в длину и шестьдесят футов в ширину. Оно стоит на небольшом холме, заросшем деревьями, в тени которых прячутся памятники. Первый этаж возвышается на десять футов. Вторым этажом служит подвесная галерея по всему периметру здания, а над ней расположена мансарда. Внизу находится хорошо осушаемый подвал. Слишком много открытого пространства, на мой вкус. Когда я в зале, а не в подвале или мансарде, любой может видеть, чем я занимаюсь.
  Пол в зале из мрамора, привезенного издалека. На нем ровными рядами стоят столы, за которыми работают ученые, читая и переводя рукописи или копируя пришедшие в негодность. Здешний климат не благоприятствует долгой жизни книг. Но главным образом библиотека страдает от того, что вокруг нее сгущается атмосфера пренебрежения. С каждым годом уменьшается число ученых. Протектор не заботится о библиотеке, поскольку та не может похвастаться древними текстами, содержащими смертоносные магические рецепты. Здесь нет ни одного гримуара. Хотя обнаружилось бы немало интересного – если бы Душелов дала себе труд поискать. Но любопытство такого рода несвойственно ее характеру.
  Столько застекленных окон я не видела больше нигде. Копиистам нужно много света. Большинство из них уже слабые глазами старцы. Шри Сантараксита часто говорит, что у библиотеки нет будущего. Грамотные горожане давно забыли сюда дорогу. Он убежден: нужно что-то делать с истерическим страхом перед прошлым, который возник еще во времена его молодости, вскоре после того, как появились Хозяева Теней. С Черным Отрядом дело обстояло несколько иначе – страх перед ним таглиосцы испытывали задолго до его появления.
  Я вошла в библиотеку и огляделась. Мне здесь нравилось, при других обстоятельствах я была бы рада стать одной из помощниц Сантаракситы. Если бы выдержала более тщательную проверку, которой непременно подвергаются будущие ученики.
  Я не исповедую гуннитскую веру, не принадлежу к высокой касте. Думаю, мне не составило бы труда сфальсифицировать прошлое достаточно правдоподобно. Я прожила среди гуннитов всю жизнь, но кастовые обычаи мне известны. Получить образование могут только люди из жреческой и некоторых влиятельных коммерческих каст. Зная и общепринятый язык, и высокий стиль, я все же никогда не смогла бы выдать себя, скажем, за человека, выросшего в семье жреца, для которой наступили трудные времена. Если на то пошло, я не смогла бы выдать себя за человека, выросшего в какой угодно семье.
  Библиотека оказалась в полном моем распоряжении. И срочной уборки не требовала.
  Меня всегда удивляло, что в библиотеке никто не живет. Что она более священна и жутка, чем любой храм. Для кангали, этих бесстрашных мальчишек, которые в возрасте шести-восьми лет убегают из дома и сбиваются в уличные шайки, храмы – всего лишь охотничьи угодья. Однако в библиотеку беспризорники никогда не лезли.
  С точки зрения неграмотных, книги – это зло. Невежды шарахаются от книг, словно те переплетены в кожу существ таких же порочных, как Душелов.
  У меня было одно из лучших рабочих мест в Таглиосе. Мне поручили содержать в порядке самое большое книгохранилище в империи. Понадобилось три с половиной года интриг и несколько тщательно продуманных убийств, чтобы я получила эту должность, доставлявшую мне столько удовольствия. Здесь мной очень часто овладевал соблазн забыть об Отряде. Соблазн настолько сильный, что я забывала и о своих обязанностях уборщика, погрузившись с головой в книги. Разумеется, когда никто не видел.
  Я быстро достала свои инструменты и поспешила к одному из копировальных столов. Он стоял далеко в стороне, но позволял все видеть и слышать, занимаясь чем-нибудь недозволенным.
  Уже дважды меня застали врасплох – по счастью, когда я изучала тантрические книги с цветными иллюстрациями, – и решили, что я интересуюсь скабрезными картинками. Шри Сантараксита посоветовал рассматривать стены храмов, коль скоро меня привлекают вещи такого сорта. Однако я не могла не почувствовать, что после второго случая он затаил серьезные подозрения.
  Мне никогда не угрожали увольнением или хотя бы взысканием, но дали ясно понять, что я не права и что боги наказывают тех, кто выходит за рамки своего кастового или общественного положения. Они, конечно, понятия не имели о моем происхождении и связях, о нежелании принять религию гуннитов с ее идолопоклонством и терпимостью ко злу.
  Я вынула из тайника книгу, посвященную ранним дням Таглиоса. Это список с древнего манускрипта, в котором большие фрагменты были выполнены в том же стиле, что и старые Анналы, над чьей расшифровкой мне пришлось изрядно поломать голову. Если бы не это обстоятельство, я бы на рукопись и внимания не обратила. Баладита, пожилой копиист, безо всяких затруднений перевел текст на современный таглиосский. Я припрятала изъеденный плесенью, рассыпающийся оригинал. Предположила, что, сравнив его с современной версией, смогу освоить диалект старых Анналов.
  Если же нет, предложу Гиришу перевести кое-что для Черного Отряда – на такой шанс он должен наброситься, учитывая, как мало сейчас подобной работы.
  Книги, которые я хотела бы перевести, были скопированы с еще более ранних версий. По крайней мере две из них первоначально вообще были написаны на другом языке – может быть, на том самом, на котором говорили первые братья Отряда, когда они явились в наш мир с плато Блистающих Камней.
  Я приступила к делу.
  Книга оказалась очень интересной.
  Таглиос начинался как скопище глинобитных хижин на берегу реки. Одни жители рыбачили, стараясь не угодить в пасть крокодилу, другие занимались земледелием. Без всякой очевидной причины город, разрастаясь, захватывал плодородные земли перед рекой, а затем и кишащие насекомыми топи дельты, где еще не обитали нюень бао. Торговцы спускались с верховьев реки, перегружали свои товары и дальше везли их сушей «во все великие княжества юга». Какие именно, не уточнялось.
  Вначале Таглиос платил дань Баладилтиле. Согласно устным сказаниям, когда-то это был великий город. Поговаривают, что к нему имеют отношение очень древние развалины, находящиеся неподалеку от селения под названием Видеха. А селение связывают с интеллектуальными достижениями Курасской империи; в его центре находятся развалины совсем другого типа. В Баладилтиле родился Райдрейнак, князь-воин, который почти истребил обманников в незапамятные времена, а горстку выживших вынудил захоронить их священные тексты, Книги Мертвых, – в той самой пещере, где теперь в ледяной паутине сидят Мурген и вся наша Старая Команда.
  Сведения эти я почерпнула не только из книги, которую я сейчас читала. Я связывала прочитанное с тем, что доводилось читать или слышать раньше. Очень увлекательное занятие.
  А вот и ответ для Гоблина. Князья Таглиоса не могли быть королями, потому что считали своими повелителями королей Нханды, из чьих рук они получали власть. Конечно, Нханды давно уже нет, и Гоблин наверняка захочет узнать, почему в таком случае князья Таглиоса не могут взять да и короновать себя сами. Прецедентов хватает. До появления Черного Отряда на протяжении веков это было любимое развлечение для каждого, кому согласились подчиниться хотя бы три-четыре человека.
  Я преодолела настойчивое желание заглянуть вперед и прочитать о тех временах, когда в мире возникли Вольные Отряды Хатовара. Не нужно торопиться. То, что происходило до их появления, наверняка поможет разобраться в том, что случилось после него.
  
  13
  
  
  Я вздрогнула, внезапно почувствовав, что не одна. Даже не заметила, как прошло время. Солнце уже несколько часов ползет по небу. В библиотеке изменилось освещение, оно куда слабее утреннего. Должно быть, набежали облака.
  Очень надеюсь, что я не подпрыгнула или как-то иначе не выдала испуг. Ни в коем случае нельзя демонстрировать осведомленность о том, что за спиной у меня кто-то есть. Возможно, все дело в его дыхании – запах карри с чесноком ощущается явственно. С уверенностью могу сказать лишь одно: никаких звуков я не слышала.
  Я постаралась унять сердцебиение, изобразила на лице спокойствие, повернулась и… встретилась взглядом с главным библиотекарем, моим непосредственным начальником, Сурендранатом Сантаракситой.
  – Итак, Дораби, ты умеешь читать.
  В библиотеке меня знали под именем Дораби Дей Банержай. Достойное имя. Носивший его человек погиб много лет назад, сражаясь рядом со мной близ леса Дака. Оттого что я присвоила его имя, хуже ему не стало.
  Я не произнесла ни слова. Нет смысла отпираться, если библиотекарь стоял за моей спиной достаточно долго. Я прочла уже половину книги, в которой нет ни картинок, ни даже тантрических эпизодов.
  – Я некоторое время наблюдал за тобой, Дораби. Твой интерес и навыки не вызывают сомнений. Очевидно, ты читаешь лучше большинства моих копиистов. Равным образом очевидно, что ты не принадлежишь к касте жрецов.
  На моем лице застыла деланая улыбка. Я размышляла, не прикончить ли его и куда потом девать труп. Может, сделать так, чтобы подумали на душил… Нет. Главный библиотекарь стар, но достаточно крепок, чтобы отшвырнуть меня. В некоторых случаях малый рост – серьезный недостаток. Сантараксита выше меня всего на восемь дюймов, а кажется, что на несколько футов. И к тому же в дальнем конце зала раздаются голоса.
  Я не стала раболепно опускать взгляд. Сантараксита уже понял, что перед ним нечто большее, чем любознательный уборщик, пусть даже и неплохой. Чистоту я наводила старательно. Таков закон Отряда: на людях мы морально крепки и чрезвычайно трудолюбивы.
  Я ждала. Пусть Сантараксита сам решит свою судьбу. А заодно и судьбу библиотеки, которую так обожает.
  – Выходит, у нашего Дораби гораздо больше талантов, чем мы подозревали. Что еще ты умеешь, о чем нам следовало бы знать? Может, писать?
  Разумеется, я не ответила.
  – Где ты этому научился? Многие господа из бхадралока убеждены, что люди, не принадлежащие к касте жрецов, не обладают гибкостью ума, необходимой для постижения высокого стиля.
  Я по-прежнему молчала.
  Рано или поздно он что-нибудь предпримет, и тогда я среагирую соответственно. Я надеялась обойтись без крайних мер вроде уничтожения персонала библиотеки и похищения из нее того, что может пригодиться. Когда-то на таком образе действий настаивал Одноглазый. Если нужно – схитри. Не следует настораживать Душелов, а это непременно произойдет, если у нее под носом случится нечто из ряда вон выходящее.
  – Молчишь? Что, нечего сказать в свое оправдание?
  – Тяга к знаниям не нуждается в оправданиях. Еще шри Сондхел Гхоз, великий джанака, утверждал, что в Саду Мудрости нет каст.
  Хотя в те времена касты значили гораздо меньше.
  – Сондхел Гхоз имел в виду университет в Викрамасе, где желающий учиться должен был успешно сдать изнурительные экзамены, чтобы ему позволили войти под своды сего достойнейшего учреждения.
  – Многие ли студенты, представители разных каст, неспособные прочесть «Панас и Пашидс», были к этим экзаменам допущены?
  Сондхела Гхоза недаром называли джанакой. В Викрамасе изучали прежде всего религию джанай.
  – Уборщик, который разбирается в религиях, уже не уборщик. Видно, и в самом деле настал Век Кади, когда все встает с ног на голову.
  Кину в Таглиосе предпочитали называть Кади, имея в виду не самую ужасную ее ипостась. Имя Кина употребляли редко – вдруг Матерь Тьмы услышит и откликнется? Только обманники ждут ее появления.
  – Где ты приобрел эти навыки? Кто тебя учил?
  – Много лет назад начало было положено одним моим другом. После того как мы его похоронили, я продолжал учиться самостоятельно.
  Все это время я не сводил глаз с лица собеседника. Для старого ученого, чья профессиональная закостенелость – предмет насмешек молодых копиистов, он казался на диво сообразительным. Возможно, был даже сообразительнее, чем казался. В этом случае он должен был догадаться: одно неосторожное слово – и его труп поплывет по реке, чтобы сгинуть где-нибудь в топях дельты.
  Нет. Шри Сурендранату Сантараксите не приходилось жить в мире, где тот, кто читает и хранит в памяти священные тексты, успевает резать глотки и пересекаться с колдунами, мертвецами и ракшасами. Шри Сурендранат Сантараксита не думал о том, что с ним станет, если он сболтнет лишнее. Он был кем-то вроде святого отшельника, и заботило его лишь одно: сохранение всего хорошего, что есть в науке и культуре. Впрочем, это я поняла уже давно, понаблюдав за ним. Но не вызывало сомнений и другое: наши мнения о том, что считать хорошим, наверняка совпадают нечасто.
  – Значит, ты просто очень хочешь учиться?
  – Испытываю влечение к знаниям, подобно тому как некоторые испытывают влечение к удовольствиям плоти. Так было всегда. Это наваждение, и я не в силах ему сопротивляться.
  Сантараксита чуть подался вперед, всмотрелся в мое лицо близорукими глазами:
  – Ты старше, чем кажешься.
  Я не стала возражать.
  – Меня считают моложе из-за маленького роста.
  – Расскажи о себе, Дораби Дей Банержай. Кем был твой отец? Из какой семьи происходила твоя мать?
  – Вряд ли ты слышал о них.
  Мелькнула мысль, что едва ли стоит развивать эту тему. Однако Дораби Дей Банержай имел свою историю, и я вживалась в нее на протяжении семи лет. Если просто не выходить из образа, все будет выглядеть вполне правдоподобно.
  Играть роль. Быть Дораби, которого застали за чтением. А тем временем Дрема пусть думает, что будет делать, когда появится возможность снять личину.
  – Напрасное самоуничижение, – сказал Сантараксита. – Возможно, я знал твоего отца… Если это тот самый Доллал Дей Банержай, который не смог воспротивиться призыву Освободителя и вступил в его легион, одержавший потом победу при Годжийском броде.
  Я уже упоминала о том, что отец Дораби умер, – не отказываться же теперь от своих слов. Как могло случиться, что он был знаком с Сантаракситой? Банержай – одна из самых старых и наиболее распространенных таглиосских фамилий. О людях, ее носивших, упоминается и в тексте, который я читала совсем недавно.
  – Наверное, это был он. Я ведь почти не знал его. Помню, как он хвастался, что завербовался одним из первых. Отец участвовал в походе Освободителя, когда потерпели поражение Хозяева Теней, и не вернулся с Годжийского брода. – Кроме этого, мне мало что было известно о семье Дораби. Я не знала даже имени его матери. Как такое могло произойти, чтобы во всем огромном Таглиосе я столкнулась именно с тем человеком, который помнил его отца? Фортуна и в самом деле богиня с причудами. – Ты хорошо его знал?
  Если это так, библиотекарю, пожалуй, придется все же исчезнуть, иначе мое разоблачение неминуемо.
  – Нельзя сказать, что хорошо. Скорее даже плохо. – Похоже, шри Сантараксита утратил интерес к этой теме; на его лице отражались беспокойство и задумчивость. Немного помолчав, он сказал: – Пойдем со мной, Дораби.
  – Зачем, шри?
  – Раз уж зашел разговор об университете в Викрамасе… У меня есть перечень вопросов, которые задают желающим там учиться. Хочу проэкзаменовать тебя, просто из любопытства.
  – Я слабо разбираюсь в джанае, шри.
  По правде говоря, я слабо разбиралась и в хитросплетениях своей собственной религии, а потому всегда опасалась, что кому-то вздумается меня экзаменовать. Другие религии не так тесно скованы рамками рационализма, коль скоро в них нашлось место для персонажей вроде Кины. Не хотелось бы напороться на какой-нибудь абсурдный риф, торчащий из морского дна моей собственной веры.
  – Этот экзамен по сути своей нерелигиозен, Дораби. Он выявляет качества потенциального студента в области морали, этики и способности мыслить. Жрецы джаная не хотят давать образование потенциальным лидерам, которые затем приступили бы к исполнению своего долга, имея пятна тьмы на своей душе.
  Коли так, мне и впрямь придется погрузиться в образ Дораби очень глубоко. У девчонки по кличке Дрема, веднаитки и солдата родом из Джайкура, душа чернее, чем ночная тьма.
  
  14
  
  
  И что ты потом сделала? – спросил Тобо.
  Набив рот пряным рисом по-таглиосски, я ответила:
  – Потом я пошла наводить в библиотеке чистоту.
  А Сурендранат Сантараксита так и стоял столбом, потрясенный ответами жалкого уборщика. Я могла бы объяснить ему, что всякий, кто прислушивается к уличным рассказчикам, нищенствующим проповедникам и щедрым на советы отшельникам и йогам, сможет удовлетворительно ответить на большинство викрамасских вопросов. Проклятие! Да в Джайкуре любая веднаитка на такое способна!
  – Мы должны убить его, – сказал Одноглазый. – Как предлагаешь это сделать?
  – Других решений у тебя не бывает? – спросила я.
  – Чем больше уберем сейчас, тем меньше их будет трепать мне нервы, когда состарюсь.
  Это что, он так шутит? Никогда не угадаешь.
  – Давай будем беспокоиться об этом, когда ты начнешь стареть.
  – Расправиться с этим типом будет проще простого, Малышка. Он ничего такого не ждет. Хлоп, и нет его. И никто не побеспокоится. Задуши этого козла. И оставь на нем румел. Пусть это будет на совести нашего старого дружка Нарайяна. Он в городе, и нужно поосновательней вывалять его в дерьме.
  – Следи за языком, старик.
  Одноглазый забулькал, выплевывая скотские ругательства на тысяче языков. Я повернулась к нему спиной.
  – Сари? Ты что-то совсем притихла.
  – Пытаюсь переварить то, чего нынче наслушалась. Между прочим, Джауль Барунданди был очень огорчен, что ты осталась дома. Пытался забрать из моего заработка и твою долю. Довел Минь Сабредил до белого каления. Я пригрозила, что закричу. Он, конечно, не поддался бы на блеф, не окажись его жена поблизости. Ты уверена, что оставлять в живых библиотекаря не опасно? Если устроить ему «естественную» смерть, никто не заподозрит…
  – Может, и опасно, но не исключено, что и выгодно. Шри Сантараксита хочет провести надо мной своего рода эксперимент. Выяснить, способна ли шавка из низшей касты освоить простейшие трюки: перекатываться и притворяться мертвой. Как там Душелов? И что с Тенями? Ты узнала что-нибудь?
  – Она выпустила всю стаю. Это просто каприз – ей захотелось лишний раз напомнить городу о своей власти. Она рассчитывала, что погибнут иммигранты, которые ютятся на улицах. По ним никто не заплачет. Перед рассветом домой вернулась только горстка Теней. Мы подержим пленных до завтра.
  – Можно было бы захватить еще несколько…
  – Летучие мыши, – сказал Гоблин, без приглашения плюхнувшись в кресло.
  Одноглазый делал вид, будто дремлет. Хотя по-прежнему крепко держал свою палку.
  – Летучие мыши. Они теперь носятся по городу.
  Сари подтвердила его слова кивком.
  – Помню, перед тем как отправиться на войну с Хозяевами Теней, мы убивали летучих мышей, – сообщил Гоблин. – За каждую нам платили, и на эти деньги даже можно было жить. Мыши шпионили для Хозяев Теней.
  Мне припомнились времена, когда безжалостно убивали ворон, считая их «глазами» Душелов.
  – Хочешь сказать, что нам до утра лучше не выходить из дому?
  – Ум у тебя, старушка, остер, как каменный топор.
  – Что Душелов думает о нашем нападении? – обратилась я к Сари.
  – При мне об этом не было разговора. – Она придвинула ко мне по столу несколько страниц из старых Анналов. – Гораздо больше ее беспокоит самоубийство адепта Бходи. Боится, что это только начало.
  – Начало? Среди монахов могут найтись и другие болваны, желающие себя сжечь?
  – Она считает, что могут.
  – Мама, сегодня ночью мы позовем папу? – спросил Тобо.
  – Пока не могу сказать, сынок.
  – Я хочу поговорить с ним.
  – Поговоришь. Уверена, он тоже хочет поговорить с тобой. – Судя по тону, она пыталась убедить сама себя.
  – Нельзя ли сделать так, чтобы этот туман, из которого вы лепите Мургена, сохранялся все время? – спросила я Гоблина. – Тогда мы смогли бы постоянно поддерживать с ним связь и отправлять его на разведку, когда понадобится.
  – Мы работаем над этим.
  Он пустился в технические объяснения. Я не поняла ни слова, но не мешала ему болтать. Любому человеку приятно время от времени почувствовать себя спецом в каком-нибудь деле.
  Одноглазый захрапел. Это хорошо, но все же стоит держаться подальше от его трости.
  – Тобо мог бы постоянно вести записи… – начала я.
  У меня вдруг возникло видение: сын летописца наследует дело своего отца, как это происходит в таглиосских гильдиях, где ремесленные навыки и орудия труда передаются из поколения в поколение.
  – А я считаю, – заявил Одноглазый, как будто наша беседа на интересующую его тему не прерывалась и как будто он не притворялся спящим мгновение назад, – пора, Малышка, проделать древний-предревний, грязный-прегрязный трюк Старой Команды. Пошли кого-нибудь к торговцам тканями. Скажи, чтобы купил разноцветного шелка. Наделай точно таких же шарфов, как у обманников. И мы будем душить тех, кто нам не нравится, иногда оставляя румел на месте преступления. Так и с этим твоим библиотекарем разделаемся.
  – Отличный план, – сказала я. – За одним исключением, и это исключение – шри Сантараксита. Не обсуждается, старикашка.
  Одноглазый захихикал:
  – Никаких исключений. Человек должен твердо стоять в вере.
  – Слишком многие станут пальцами показывать, – сказал Гоблин.
  Одноглазый снова хихикнул:
  – Но в какую сторону, Малышка? Наверняка не в нашу. Что-что, а лишнее внимание нам сейчас ни к чему. Кажется, никто из наших даже не понимает, как зыбка под нами почва.
  – Воды спят. Нужно позаботиться о том, чтобы к нам относились серьезно.
  – А я о чем? Мы попользуемся шарфами, чтобы убрать стукачей и тех, кто слишком много знает. Библиотекарей, к примеру.
  – Правильно ли я подозреваю, что ты уже давно подумываешь обо всем этом и имеешь списочек людей, которыми следует заняться?
  В этом списке наверняка есть все те, кого он считает ответственными за свои неудачные попытки утвердиться на таглиосском черном рынке.
  Он затрясся от смеха. И замахнулся на Гоблина тростью.
  – А ты прав насчет ее ума-топора.
  – Давай сюда список. Увижу Мургена – обсудим.
  – С призраком? Иль не знаешь, что у призраков нет чувства перспективы?
  – Ты имеешь в виду, что он все видит и понимает, чего ты на самом деле хочешь? По мне, так это и есть чувство перспективы. Поневоле задумаешься: а может, в свое время наши братья сумели бы добраться до Хатовара, будь в Отряде призрак, который приглядывал бы за тобой?
  Одноглазый пробурчал что-то о несправедливости и порочности мира. Сколько я его знаю, он всегда пел эту песню. И будет продолжать в том же духе даже после того, как сам станет призраком.
  – Как думаешь, стоит попросить Мургена, чтобы нашел источник этой вони? – спросила я. – Он где-то на складе. Здесь До Транг хранит крокодиловы шкуры, но это не они так смердят. У крокодиловых шкур другой запах.
  Колдун посмотрел на меня так, словно готов был разорвать на куски. Сейчас он охотно сменил бы тему разговора. Эту вонь источал спрятанный в подвале заводик по производству пива и крепких напитков, о чем, как считали Одноглазый с До Трангом, никто не догадывался. Бань До Транг, помогавший нам прежде только ради Сари, теперь практически стал партнером нашего старого хрыча, потому что питал слабость к продукции Одноглазого. А еще его тянуло к нелегальным и теневым доходам. А еще ему нравилось иметь под рукой крутых парней, которым можно платить чисто символическое жалованье. Он был уверен, что о его грешке знают только Одноглазый и Гота. Эта троица напивалась дважды в неделю.
  Воистину, алкоголь – бич для племени нюень бао.
  – Не стоит беспокоиться, Малышка. Скорее всего, смердят дохлые крысы. В этом городе крысы прямо-таки кишат. До Транг постоянно раскладывает отраву, целыми фунтами. Охота на грызунов – не то занятие, на которое стоило бы тратить время Мургена. У вас обоих есть задачи поважнее.
  Мне действительно есть о чем потолковать с Мургеном, была бы возможность иметь с ним дело напрямую. Удалось бы завладеть на время его вниманием. Хочется из первых рук узнавать все то, что обычно становится известно от других людей. Я вовсе не подозреваю злого умысла, тем более со стороны Сари. Просто люди часто переиначивают информацию в соответствии со своими предубеждениями. Это относится даже ко мне самой, хотя в последнее время моя объективность была безупречной. Чего не скажешь о всех моих предшественниках-летописцах… От их текстов так и разит предвзятостью.
  Конечно, большинство из них сделали тот же вывод насчет своих предшественников. Тут мы одинаковы. Лгут все, кроме нас самих. Правда, только Госпожа не стыдилась восхвалять себя. Не упускала любой возможности напомнить, какой умной, решительной и удачливой она была, как круто переломила ход войны с Хозяевами Теней, хотя вначале могла полагаться исключительно на собственные силы. Мурген большую часть времени пребывал, мягко говоря, не в своем уме. И все же, поскольку я сама была участницей многих тогдашних событий, могу подтвердить, что в его Книге они описаны довольно правдиво. Может быть, все именно так и происходило. Мне с ним не поспорить, но кое-что кажется фантастическим.
  А разве не фантастически звучит «вчера ночью я долго беседовала с призраком Мургена»? Или с его духом? Или с ка. Да как ни назови… Если только это и в самом деле был Мурген, а не какой-нибудь подсыл Кины или Душелов.
  Мы даже на сотую долю процента не можем быть уверены, что все в точности таково, каким кажется. Кина – царица Обмана. А Душелов, если цитировать человека, который был несравненно мудрее меня, но имел грязный язык, – безумная сука. Способная на все.
  
  15
  
  
  Отлично. – Я пришла в восторг, когда Сари снова вызвала Мургена. Сама она, впрочем, энтузиазма не выказывала, и присутствие Тобо никоим образом не улучшило ее настроения. – Я хочу, чтобы в первую очередь он занялся Сурендранатом Сантаракситой.
  – Значит, ты и сама не доверяешь этому своему библиотекарю. – Одноглазый захихикал.
  – Думаю, он не опасен. И все же зачем оставлять ему хоть малейший шанс разбить мне сердце, если можно послать туда Мургена на разведку?
  – А моего мнения тебе недостаточно?
  – Ты судишь о человеке заочно, а разве это правильно? К тому же ты отказался работать с Анналами. Мне нынешнюю ночь придется за книгами провести. Возможно, удастся что-то нащупать. – (Тщедушный колдун заворчал.) – Кажется, сегодня я обнаружила в библиотеке нечто ценное. Если Сантараксита не помешает, уже к концу недели я получу общее представление о том, как возник Отряд.
  Мы давно поставили перед собой задачу отыскать не только независимые исторические источники, но и неповрежденные экземпляры первых трех томов Анналов.
  У Сари, однако, было на уме другое.
  – Дрема, Барунданди хочет, чтобы Сава тоже ходила со мной на работу.
  – Нет. Савы пока не будет. Заболела, причем нешуточно. Холерой. У меня наконец кое-что получается, не хочу все испортить.
  – Еще он спрашивал насчет Шихи.
  В тех редких случаях, когда Тобо приходил с матерью во дворец, она называла его Шихандини. Смысл этой шутки был недоступен Джаулю Барунданди, поскольку тот никогда не уделял внимания исторической мифологии. У одного из царей легендарного Хастинапура была старшая жена, оказавшаяся бесплодной. Как добрый гуннит, он молился и добросовестно приносил жертвы. Наконец кто-то из богов спустился с Небес и заявил, что можно получить желаемое – а царь очень хотел сына, – но путь к цели будет нелегким, поскольку сын родится дочерью. Так и вышло. Вскоре жена родила девочку, которую царь назвал Шихандин – женский вариант имени Шихандини. Это долгая и не слишком увлекательная история, суть которой состоит в том, что девочка выросла и стала могучим воином.
  Неприятности начались, когда пришло время царевичу выбирать себе невесту.
  Личины, носимые нами на публике, часто содержали скрытую аллюзию, иногда с элементом юмора. Так братьям было интереснее играть свои роли.
  – Нельзя ли подловить Барунданди на чем-нибудь? – поинтересовалась я. – Кроме его жадности? – Вообще-то, я думала, что он наиболее полезен для нас именно в своем теперешнем качестве. Любой, кто займет его место, наверняка окажется столь же продажным, но вряд будет столь же великодушен к Минь Сабредил. – И еще. Может, есть смысл выманить его оттуда?
  Никто не видел стратегического резона в том, чтобы захватить этого человека.
  – Почему спрашиваешь? – поинтересовалась Сари.
  – Потому что, думаю, его будет нетрудно соблазнить. Тобо оденется девушкой, а когда Барунданди подкатится к нему, твой сын скажет, что готов встретиться, но только не во дворце…
  Сари ничуть не оскорбило такое предложение. Хитрость – законное оружие войны.
  – А не лучше ли проделать все это с Гокле?
  – Пожалуй. Хотя он, похоже, интересуется совсем уж малолетними. Можно спросить у Лебедя. Вообще-то, я предполагала захватить Гокле в том месте, где обманники убили Коджи.
  Наши враги, засевшие во дворце, редко покидали его. Именно поэтому так важно было заполучить Плетеного Лебедя.
  Сари запела. Мурген, однако, не торопился.
  – Мургену тоже надо заглянуть в этот веселый дом. Он лучше любого из нас разберется, что там происходит.
  Хотя, без сомнения, нашлось бы немало братьев, которые пожелали бы рискнуть собой и отправиться туда на разведку. Желательно с условием, что торопиться не обязательно.
  Сари кивнула, не нарушая ритма своей колыбельной.
  – Можно даже…
  Нет. Нельзя просто сжечь этот бордель, когда там будет Гокле. Никто из наших не понял бы, зачем уничтожать такой замечательный публичный дом, – хотя некоторых наверняка увлекла бы сама идея устроить пожар.
  Одноглазый снова притворился спящим, но потом спросил, не открывая глаз:
  – Ты уже решила, что предпринять, Малышка? Я имею в виду стратегический план?
  – Да.
  Я сама удивилась, когда у меня это вырвалось. Чисто интуитивно, где-то глубоко внутри, совершенно не отдавая себе в этом отчета, я уже разработала детальный план освобождения Плененных и воскрешения Отряда. И этот план начал осуществляться. После стольких лет бездействия и безмолвия.
  Возник Мурген и забормотал что-то о белой вороне. Вид у него был совсем безумный. Я спросила колдунов:
  – Вы уже придумали, как удержать его здесь?
  – Опять она за свое, – проворчал Одноглазый. – Что ни сделай, все мало.
  – Это можно, – заявил Гоблин. – Но мне по-прежнему непонятно, зачем это нужно.
  – Мурген не очень-то склонен к сотрудничеству. Не нравится ему здесь, и он потихоньку теряет связь с реальным миром. Предпочитает в полусне бродить по своим пещерам. – Я говорила все это наугад. – И парить на белых крыльях. Быть посланцем Кади.
  – Почему белых?
  Они не читали Анналы.
  – Ворона-альбинос, которая иногда внезапно появляется. Временами Мурген как бы оказывается внутри ее. Его туда помещает Кина. Или делала так прежде, а теперь он цепляется за эту возможность, как делал в те времена, когда Душелов его на такое сподвигла.
  – Откуда тебе все это известно?
  – Я читаю, в отличие от некоторых. И временами даже читаю Анналы. И в процессе чтения стараюсь понять, что у Мургена скрыто между строк. Даже такое, о чем он и сам мог не догадываться. Полагаю, образ белой вороны сейчас привлекает его тем, что позволяет обрести реальную плоть и выбраться из пещер. Либо он подпадает под влияние Кины всякий раз, когда та пробуждается. Но сейчас все это не имеет значения. Важно лишь одно: чтобы он следил за шайкой наших врагов. И чтобы я могла заломать ему руку, если понадобится.
  Поставленная задача должна быть выполнена во что бы то ни стало. Этому меня учил сам Мурген.
  – Дрема права, – сказала Сари. – Зацепите его чем-нибудь. А я схвачу за шкирку и надаю хороших пинков, – глядишь, и удастся полностью завладеть его вниманием.
  Настроение у Сари резко улучшилось, как будто эта идея насчет прямого общения с Мургеном была ей совершенно в диковинку, а теперь, будучи озвучена, подарила надежду.
  Сари даже готова пойти на открытую конфронтацию с Мургеном, поддержки ради втянув в эту историю Тобо. Не исключено, что ей и впрямь удастся восстановить связь Мургена с внешним миром.
  Я повернулась к остальным:
  – Утром я обнаружила еще один миф, в котором фигурирует Кина. Отец вовсе не погрузил ее в сон. Она умерла. Тогда ее муж до того огорчился…
  – Муж? – пискнул Гоблин. – Что еще за муж?
  – Не знаю. В этой книге нет имен. Она написана для людей, воспитанных в гуннитской вере. Авторы были уверены, что всякий читающий ее поймет, о ком речь. Когда Кина умерла, ее муж настолько опечалился, что схватил труп и принялся с ним танцевать. В точности как, по рассказам Мургена, она это делала в его видениях. Несчастный до того разошелся, что другие боги испугались, как бы он не разрушил мир. Тогда отец швырнул в Кину заколдованный нож, который разрезал ее на пятьдесят кусков. И все места, куда эти куски упали, стали святыми для тех, кто ей поклоняется. Читая между строк, я предположила бы, что Хатовар – это место, где ударилась оземь ее голова.
  – Видать, Одноглазый был на правильном пути, когда хотел выйти в отставку и поселиться в глуши.
  Одноглазый вытаращил глаза. Гоблин говорит о нем добрые слова?
  – Черта с два! Это был всего лишь приступ юношеской неуверенности в будущем. Но я с ним благополучно справился, ко мне вернулось чувство ответственности.
  – Одноглазый – и ответственность? – хмыкнула я. – Абсурд.
  – Разве что за мор и глад, – ухмыльнулся Гоблин.
  – Я не понял этой истории про Кину, – заявил Одноглазый. – Если она давным-давно умерла, то как ей удалось доставить нам столько неприятностей за последние двадцать или тридцать лет?
  – Это религия, дубина, – проворчал Гоблин. – В ней и не должно быть смысла.
  – Кина – богиня, – сказала я. – Сдается мне, боги никогда не умирают до конца. Не знаю, Одноглазый. Я просто рассказала то, о чем прочла. Вспомни: гунниты не верят, что человеческая жизнь прекращается навсегда. Душа продолжает жить.
  – Хе-хе-хе, – захихикал Гоблин. – Если гунниты правы, ты по уши в дерьме, коротышка. Колесо Жизни будет возрождать тебя снова и снова, пока ты не станешь совсем хорошим. Тебе предстоит избыть уйму кармы.
  – Хватит! – взорвалась я. – Мы, кажется, собирались работать.
  Работать. Вряд ли найдется человек, которому нравится это слово.
  – Прибейте Мургена гвоздями к полу, – продолжала я. – Или на цепь посадите. Что хотите делайте, чтобы мы могли держать его под контролем. Тогда Сари сумеет разбудить его по-настоящему. В самое ближайшее время события начнут развиваться очень бурно. Мурген должен быть ясен рассудком и полностью дееспособен.
  – Похоже, ты не собираешься стоять тут у нас над душой, – проворчал Одноглазый.
  Я уже поднялась:
  – Ты догадлив. Мне нужно кое-что почитать и перевести. Обойдетесь без меня, если дадите волю чувству ответственности.
  Одноглазый сказал Гоблину:
  – Нужно засунуть Малышку в один спальный мешок с каким-нибудь парнем, это ей вправит мозги.
  Один спальник на двоих – для него лекарство от всех болезней, несмотря на возраст.
  – Когда Мурген разберется с тем, о чем я говорила, пусть поищет Нарайяна и Дщерь Ночи, – сказала я, прежде чем уйти.
  Не надо было объяснять колдунам, что эта парочка ни в коем случае не должна достигнуть своих целей.
  
  16
  
  
  Получилось! – воскликнула я, бегом возвращаясь в тот угол, где друзья и родственники Мургена истязали его, пытаясь пробудить устойчивый интерес к миру живых. – Я нашла!
  – Надеюсь, ты не на меня это вывалишь, – проворчал Одноглазый.
  Мое возбуждение было так велико и кричала я так громко, что даже Мурген, пойманный в тенета колдовского тумана и явно не испытывающий от этого никакого удовольствия, озадаченно посмотрел на меня.
  – Я всегда подозревала, чисто интуитивно, что ответ – в Анналах. В Анналах Мургена. Я просто проглядела. Может, дело в том, что я слишком давно их читала и мне даже не приходило в голову поискать там снова.
  – И вот пожалуйста! – глумливо воскликнул Одноглазый. – Он там, только тебя и дожидался. Написанный золотом на дорогом пергаменте, с алыми указующими стрелками. Прямо так и сказано: «Это здесь, Малышка. Секрет в том…»
  – Заткнись, болван! – рявкнул Гоблин. – Я хочу послушать, что там Дрема отыскала.
  – Это все связано с нюень бао. Ну, может, и не все, – поправилась я, заметив хмурый взгляд Сари, – но часть уж точно. С дядюшкой Доем и матушкой Готой. Теперь понятно, почему они не ушли на свои болота, хотя у них не было долга чести, как у твоего, Сари, брата.
  Ее брат, Тай Дэй, погребен вместе с Мургеном под плато Блистающих Камней. Он был телохранителем Мургена, расплачивался за то, что в осажденном Джайкуре и Мурген, и весь Отряд помогали нюень бао.
  – Сари, тебе наверняка что-то известно об этом.
  – Может, и так, Дрема. Но прежде ответь, к чему ты клонишь.
  – Я клоню к тому, что Тысячегласая совершила кражу в храме Гангеши в промежутке между окончанием осады и тем моментом, когда дядюшка Дой и твоя мать прибыли сюда, в Таглиос. Мурген вскользь снова и снова касался этого вопроса, но не думаю, что он в полной мере понимал ситуацию. Что бы ни украла Тысячегласая, дядюшка Дой называл эту вещь Ключом. Некоторые доказательства, лежащие в самом документе, позволяют предположить, что это еще один ключ к Вратам Теней, наподобие Копья Страсти.
  Тысячегласой нюень бао прозвали Душелов.
  – И думается мне: заполучив этот Ключ, мы сможем освободить Плененных.
  Если моя догадка верна, то она порождает новую цепочку вопросов. Из которых первый – при чем здесь нюень бао?
  Сари медленно покачала головой.
  – Я ошибаюсь? Тогда что собой представляет этот Ключ?
  – Я не говорю, что ты ошибаешься, Дрема. Я просто не хочу, чтобы это оказалось правдой. Есть вещи, которым лучше бы оставаться вымыслом.
  – О чем ты?
  – О мифах и легендах, Дрема. О гнусных мифах и легендах. Я их знаю далеко не все. Наверняка мне неизвестны самые худшие. Дой – их собиратель и хранитель. Вот как ты в Черном Отряде. Но Дой ни с кем не делится своими секретами. Тобо, разыщи бабушку и приведи ее сюда. И До Транга тоже, если он на складе.
  Недоумевающий мальчишка зашаркал прочь.
  Из колдовской снасти, в которую был пойман Мурген, донесся призрачный шепот:
  – Наверное, Дрема права. Я припоминаю нечто подозрительно похожее. Неплохо бы найти подробную историю нюень бао – тогда, возможно, удалось бы разобраться, в чем тут дело. Нужно также как следует расспросить Плетеного Лебедя.
  – Непременно, только не сейчас, – ответила я. – И наедине. Плетеному вовсе ни к чему знать, что происходит. Ты пришел в себя, знаменосец? Понимаешь, где мы находимся и что делаем?
  – Да.
  Тон у него, однако, какой-то… Словно Мурген просто подчиняется обстоятельствам. В точности как я, когда поутру нужно вставать.
  – Тогда расскажите о храме Гангеши. Вы оба. Почему этот Ключ хранился там?
  Сари не хотелось говорить об этом. Вся ее поза и выражение лица свидетельствовали о яростной внутренней борьбе.
  – Почему для тебя это так трудно? – спросила я.
  – На прошлом моего народа лежит пятно древнего зла. Я имею о нем лишь самое смутное представление. Всю правду знает Дой. Мы, теперешние, помним лишь, что на совести наших предков тяжкий грех и, пока мы не искупим его, вся наша раса обречена жить на болоте, в горькой нужде и лишениях. Этот храм был святым местом задолго до того, как нюень бао начали принимать гуннитскую веру. В нем что-то хранилось. Может быть, тот самый Ключ, о котором ты говоришь. То, что разыскивал дядюшка Дой.
  – Откуда пришли нюень бао, Сари?
  Этот вопрос занимал меня с детства. Снова и снова, с промежутками в несколько лет, сотни этих странных людей проходили через Джайкур, совершая паломничество. Тихо, спокойно, никого не задирая, но и не подпуская к себе. И спустя год возвращались с севера тем же путем, через город. Даже когда могущество Хозяев Теней достигло пика, этот цикл неукоснительно повторялся. Никто не знал, куда идут жители болот. Никого это не интересовало.
  – Откуда-то с юга, много лет назад.
  – Из-за Данда-Преша?
  Мне не представить, что вынуждало детей и стариков проделывать путь столь далекий и трудный. Очевидно, это шествие было чрезвычайно важно для нюень бао.
  – Да.
  – Но паломничеств больше не бывает.
  Насколько мне известно, то, которое закончилось гибелью в Джайкуре сотен нюень бао, было последним.
  – После Кьяулунских войн и войн с Хозяевами Теней они стали невозможны. А прежде происходили раз в четыре года. Каждый взрослый нюень бао де дуань обязан был совершить паломничество хотя бы раз. Раньше проблем не возникало, но сейчас Протектор не позволяет нашим людям выполнять свой долг. – Мне отвечал До Транг. Он прикатил на своем кресле как раз вовремя, чтобы уловить суть моих вопросов и включиться в разговор. – Есть вещи, которые мы обсуждаем только среди нюень бао.
  У меня возникло ощущение, что все его слова имеют два смысла: один предназначается мне, другой – Сари. Тут могли появиться определенные трудности. Никто из нас не дерзнул бы обидеть Бань До Транга, чья дружба была для нас так важна.
  Не бывает в жизни ничего простого и прямолинейного.
  Только я начала излагать старику свои соображения, как приковыляла Кы Гота. У меня глаза на лоб полезли, когда Одноглазый галантно предложил ей свой стул. Наш мир, несомненно, полон чудес. Потом маленький колдун отошел за другим стулом, на который и уселся рядом с Готой. Эти двое застыли, опершись на свои трости, точно пара храмовых гаргулий. Из-под широкой, как лопата, и хмурой маски, заменявшей Кы Готе лицо, выглядывал призрак былой красоты.
  Я объяснила ситуацию.
  – Но тут какая-то тайна. Где сейчас этот Ключ? – (Никто ничего не знал.) – Думаю, будь он у Тысячегласой, она бы каждый месяц возвращалась в Кьяулун и отлавливала новую стаю Теней-убийц. Если бы могла открывать Врата Теней без вреда для себя. А если бы Ключ был у дядюшки Доя, он не скитался бы в поисках. Бодро и весело вернулся бы на болота, предоставив всем нам катиться в аль-шил. Ну что, матушка Гота? Я не права? Ты хорошо знаешь этого человека. Уверена, тебе есть что сказать.
  Может, и есть. Но вот чего нет, конечно, так это желания. На мои вопросы о тех временах, когда Отряд находился на юге, никто не отвечает. Молчат как рыбы. Боятся, что ли? Чего? Что наш собственный год рождения, будучи узнан нами, станет оружием против них?
  И тот факт, что сейчас Отряд почти целиком состоит из местных, ничего не меняет. Наш образ жизни не привлекает умную, образованную часть населения. Если бы какой-то жрец пожелал к нам записаться, очень скоро его труп поплыл бы вниз по реке – с заведомыми шпионами мы не церемонимся.
  – Уж не у тебя ли эта чертова штуковина? – спросил Одноглазый.
  – Ты кого спрашиваешь?
  – Тебя, Малышка. Тебя, плутовка. Я не забыл, что ты побывала в гостях у Душелов, когда ты, доставив в Таглиос послание от Мургена, возвращалась обратно. Я не забыл, что наш старый миляга дядюшка Дой освободил тебя чисто случайно. Он искал свою пропавшую безделушку, Ключ. Или я неправду говорю?
  – Нет, это правда. Как и то, что я оттуда ничего не вынесла. Если не считать нескольких новых шрамов на спине.
  – Тогда нужно выяснить, продолжает ли Душелов поиски Ключа.
  – С уверенностью ничего сказать нельзя. Но время от времени она летает на юг и рыщет там, как будто что-то разыскивает.
  Об этом мы узнали от Мургена, хотя вплоть до сегодняшнего дня поведение Душелов казалось лишенным смысла.
  – Итак, кто еще мог бы прибрать к рукам это сокровище?
  Одноглазый не стал вытягивать из Кы Готы информацию. Чего-то добиться от этой мегеры можно лишь одним способом: делая вид, что не замечаешь ее. Временами старухе хотелось, чтобы ее заметили.
  Я вспомнила бледную девочку в лохмотьях. Ей было всего четыре года, но она казалась безвозрастной – молчаливая, не по-детски терпеливая и совершенно не напуганная тем, что оказалась в плену. Дщерь Ночи. Она не разговаривала со мной. И не замечала моего существования – кроме тех моментов, когда я, слишком уж разозлившись на нее, забирала всю жалкую еду, оставленную нам Душелов. Эх, жаль, что я не задушила ее тогда. Но в те времена я понятия не имела, кто она такая.
  В те времена мне больше всего хотелось вспомнить, кто такая я. Душелов что-то подмешала мне в пищу, проникла в самую душу и утащила оттуда половину того, что делало меня мной. А потом сама прикинулась мной, чтобы попасть в Отряд. Интересно, много ли ей удалось тогда узнать обо мне, приобрела ли она эмоциональное оружие против меня? Известно ли ей, что я пережила Кьяулунские войны? Лучше бы она числила меня среди мертвых, так безопаснее.
  – Потом пришел Нарайян, чтобы забрать Дщерь Ночи, – продолжала я вспоминать уже вслух. – Но я видела его лишь мельком. Ужасно тощий коротышка в грязной набедренной повязке. Чудовище и на вид, и по сути. Я вообще не догадывалась, что это он, пока не стало ясно, что меня никто освобождать не собирается. Я не видела, что они делали, и не знаю, взяли ли что-нибудь с собой. Мурген, ты же наблюдал за ними тогда. Я сама читала, что наблюдал. Взяли они с собой что-нибудь похожее на этот Ключ?
  – Не знаю. Хочешь верь, хочешь нет, мы замечаем не все, что происходит вокруг нас. – Тон его показался мне уязвленным.
  – Ну все равно, напрягись, попытайся вспомнить, – попросила я.
  И поймала себя на том, что не удосужилась выслушать его доклад. В чем и призналась.
  – Вряд ли от этого будет много толку, – буркнула Сари, не желая, чтобы Мурген повторял все с самого начала.
  – Ты можешь найти их сейчас?
  Конечно, это было бы довольно опасно, поскольку девчонка могла поддерживать связь с Киной. Если та снова зашевелилась, Мургену нужно действовать со всей осторожностью, чтобы не привлечь к себе внимание богини Тьмы.
  Вот какие приоритеты мы установили относительно Дщери Ночи. Убить ее. В случае неудачи – убить ее дружка. В случае неудачи – позаботиться о том, чтобы она не смогла скопировать Книги Мертвых. Ничуть не сомневаюсь, что она снова примется за это, как только установит прочный контакт с Киной. И последнее: отобрать у нее все, что они с Сингхом унесли, когда душила освобождал ее.
  Одноглазый перестал кивать как заведенный и лениво похлопал в ладоши:
  – Разорви их в клочья, Малышка. Сотри в порошок.
  – Не ехидничай, старый развратник.
  Одноглазый захихикал.
  – Можно подойти к этому с другой стороны, – сказал Гоблин. – У тебя ведь есть в библиотеке приятели среди тех, кто переплетает чистые тетради? Постарайся разузнать, кто совсем недавно заказывал такие. Или предложи взятку, чтобы сообщили тебе, когда это произойдет.
  – Отлично, – сказала я. – Хоть кто-то использует свои мозги по назначению. Прелесть этого мира в том, что чудеса в нем никогда не закончатся. Проклятие! Куда подевался Мурген?
  – Ты же сама сказала ему, чтобы поискал Нарайяна Сингха и Дщерь Ночи, – напомнила Сари.
  – Я не имела в виду сию секунду. Сейчас мне гораздо важнее узнать что-нибудь о Чандре Гокле, что можно было бы использовать против него.
  – Ну что ты все суетишься, Малышка? – Тон у Одноглазого был такой сладкий, что мне захотелось хорошенько треснуть колдуна. – Расслабься. Сейчас не нужно торопить события.
  Вернулись с дежурства и непрошеными явились на совещание начальства двое наших парней, Ранмаст Сингх и тенеземец, которого в Отряде звали Кендо Резчик.
  – С тех пор как стемнело, опять орут то там, то здесь, – сообщил Кендо. – Я оповестил всех, чтобы держались там, где посветлее.
  – Тени охотятся, – произнесла Сари.
  – Здесь нам опасаться нечего, – сказала я. – Но чем черт не шутит. Давай-ка, Гоблин, отправляйся в обход с Кендо и Ранмастом. Нам ни к чему сюрпризы. Сари, может Душелов выпустить на свободу совершенно одичавшие Тени?
  – В качестве урока послушания? Ты у нас летописец. Что в книгах о ней сказано?
  – Там сказано, что она способна на все. Что ее связи с человеческим родом разорваны. Должно быть, ей очень одиноко.
  – Что-что?
  – Итак, наша следующая цель – Чандра Гокле? Нет возражений?
  Сари удивленно посмотрела на меня. Ведь уже решено: если не представится более удачной возможности, мы просто ликвидируем главного инспектора, без чьей налоговой и управленческой системы государство пойдет вразнос. Похоже, это самый уязвимый из наших врагов. И если устраним его, Радиша окажется в такой изоляции, в какой ей бывать еще не приходилось. Зажатая между Протектором и жрецами, она не сможет маневрировать – еще и потому, что она, Радиша, неприступная княжна, в некоторых аспектах полубогиня.
  Наверное, это тоже очень одинокая женщина.
  А еще хитрая и коварная.
  – Что мы сделали сегодня, чтобы устрашить мир? – спросила я.
  И тут же поняла, что знаю ответ. Мы обсуждали это, когда составляли план захвата Плетеного. Наше братство должно действовать крайне осторожно. Сегодня вечером состоится демонстрация наших дымовых и световых картинок, «катышки» для которых были установлены раньше. Это и «Воды спят», и «Мой брат не отмщен», и «Их дни сочтены». Теперь такое будет происходить каждый вечер.
  Сари сказала задумчиво:
  – Кто-то опять принес молитвенное колесо и установил его на мемориальном столбе у северного входа. Его еще не заметили, когда я уходила из дворца.
  – С очередным сообщением?
  – Наверняка.
  – Жуть какая! Это может оказать сильное воздействие. Раджахарма.
  – Радиша тоже так думает. Она разволновалась из-за монаха, который сжег себя.
  Вот так всегда. Я трачу месяцы на разработку точнейшего плана в малейших деталях – и вдруг меня затмевает какой-то безумец, которому вздумалось поиграть с огнем.
  – Значит, эти чудики-сектанты придумали удачный ход. А может, попробуем снять пенки с их молока? – Одноглазый злорадно захихикал.
  – Ты чего? – зыркнула на него я.
  – Да ничего, просто сам себя иногда удивляю.
  Гоблин, уже собравшийся, чтобы уйти вместе с Ранмастом и Кендо, заметил:
  – Ты веселишь сам себя уже двести лет. В основном потому, что больше никто не интересуется такой козявкой.
  – Ты теперь лучше спать не ложись, жабомордый…
  – Господа, – произнесла Сари мягко, но тем не менее сумев завладеть вниманием обоих колдунов, – может, займемся делом? Мне еще нужно хоть немного поспать.
  – Вот именно! – воскликнул Гоблин. – Займемся делом! Если у старого пердуна есть идея, пусть озвучит ее сейчас, пока она не сдохла от одиночества.
  – Тебе дали задачу, вот и займись ею.
  Гоблин показал язык и вышел.
  – Ну давай, удиви и нас, Одноглазый, – предложила я.
  Меньше всего мне хотелось, чтобы он уснул, так и не поделившись с нами своими мудрыми мыслями.
  – Когда очередной помешанный монах Бходи подожжет себя, сразу же должны появиться наши картинки. «Воды спят», конечно. И кое-что новенькое. «Даже смерть не убивает». Согласись, тут есть тонкий религиозный оттенок.
  – Пожалуй, – сказала я. – Проклятие, но что это значит?
  – Малышка, не цепляйся ко мне…
  Призрак нашего злого прошлого прошептал:
  – Я нашел их.
  Я не спросила вернувшегося Мургена, кого он нашел.
  – Где?
  – В Воровском саду.
  – В Чор-Багане? Там же полным-полно серых.
  – Да, – сказал Мурген. – И они из кожи вон лезут, прочесывая это место.
  
  17
  
  
  Сари разбудила меня перед рассветом. Терпеть не могу это время суток. Я выбрала военную карьеру, когда город, где я жила, оказался в осаде. Тогда я с утра до ночи твердила себе: как только удастся выбраться оттуда, буду спать до полудня, вдоволь есть непротухшую пищу и никогда-никогда не стану мокнуть под дождем. А пока послужу в Черном Отряде – лучшем из того, что мне доступно.
  Вода поднялась на пятьдесят футов. Единственной непротухшей едой были «длинные свиньи», которыми лакомились Могаба и его нары. Если не считать попадавшихся изредка крыс-доходяг и самых слабоумных ворон.
  – Ну что такое? – проворчала я.
  Убеждена, что даже от жрецов беззаботного старичка Гангеши не требовалось выражать удовольствие, когда их будили поутру, причем гораздо ближе к полудню, чем меня сейчас.
  – Мне нужно во дворец, а тебе следует появиться в библиотеке. И еще. Если мы хотим выхватить Нарайяна и девчонку прямо из-под носа у серых, нужно поторопиться с планом.
  Что ж, все верно. Но это не значит, что я должна быть в восторге.
  Все мы, живущие у До Транга, включая его самого, как обычно, позавтракали вместе. Отсутствовали только Тобо и матушка Гота. Но они и не должны были принимать участия в совещании.
  Как и те братья, кто находился снаружи, – Тени все еще рыскали по городу.
  – Мы разработали отличный план, – гордо заявил Одноглазый.
  – Не сомневаюсь, что все ваши идеи гениальны, – откликнулась я, забирая свою порцию – плошку холодного риса, плод манго и чашку чая.
  – Сначала Гоблин напялит свой наряд дервиша и отправится туда. Потом пойдет Тобо…
  
  Доброе утро, Аду, – рассеянно пробормотала я, когда сторож впустил меня на территорию библиотеки.
  Меня тревожило, что Гоблин и Одноглазый действуют сейчас самостоятельно. «Это у тебя материнский инстинкт пробудился, – заявили они, показывая свои дрянные зубы. – Прямо как курица, которая боится хоть на шаг отпустить от себя цыплят». Правда, на свете не так уж много кур, вынужденных волноваться из-за того, что их цыплята могут надраться, забыть, чем занимались, и отправиться на поиски приключений.
  Аду кивнул в ответ. Сказать ему всегда нечего.
  Очутившись в библиотеке, я рьяно взялась за дело, хотя до меня пришла всего пара копиистов. Иногда Дораби удается сосредоточиться не хуже Савы. Это помогает отвлечься от тревог.
  – Дораби? Дораби Дей Банержай?
  Я медленно вынырнула из сна, изумляясь, как это меня угораздило уснуть на корточках в углу. В такой позе обычно сидят гунниты и нюень бао, но не веднаиты, не шадариты и не остальные, принадлежащие к малочисленным этническим группам. Мы, веднаиты, предпочитаем сидеть со скрещенными ногами на полу или на подушке. Шадариты любят низкие кресла или стулья. Если у шадарита нет хотя бы самого примитивного стула, это считается признаком бедности.
  Я не вышла из образа даже во сне.
  – Шри Сантараксита?
  – Ты болен? – озабоченно спросил он.
  – Устал. Не выспался. Ночью охотились скилдирша. – Вообще-то, Теней так называют тенеземцы, но Сантараксита и ухом не повел. За время Протектората это слово прочно вошло в обиход. – Крики мешали спать.
  – Понятно. Я и сам не выспался, хотя по другой причине. Даже не представлял себе, какой это на самом деле кошмар, пока утром не увидел, что они натворили.
  – Значит, скилдирша проявляют должное уважение к жреческому сословию.
  У него еле заметно дрогнули губы, и я поняла, что ирония дошла.
  – Я в ужасе, Дораби. Это зло не похоже ни на что, с чем мы сталкивались прежде. Одно дело – такие слепые бедствия, как наводнение, мор или глад. Их нужно переносить стоически. И против Тьмы иногда бессильны даже сами боги. Но посылать шайку Теней, чтобы они снова и снова убивали, просто так, наобум, а не по какой-то, пусть даже совершенно безумной, причине? Подобное зло прежде творили только северяне. – (Дораби приложил титанические усилия, чтобы не стиснуть челюсти.) – Прости, но я знаю, что говорю. Ты наверняка никогда не встречался с этими чужаками.
  Он сделал ударение на последнем слове – его таглиосцы употребляли, имея в виду прежде всего Черный Отряд.
  – Встречался. Я видел самого Освободителя, когда был маленьким. И еще ту, кого они называли Лейтенантом, после ее возвращения из Дежагора. С тех пор прошло много лет, но я все помню, потому что именно в тот день она убила всех жрецов. Видел я пару раз и Протектора. – Ничего особенного в моих словах не было, любой взрослый таглиосец мог бы сказать то же самое. На протяжении нескольких лет, перед тем как отправиться в поход против Длиннотени, засевшего в своей крепости под названием Вершина, Черный Отряд то входил в город, то оказывался за его пределами. Я поднялась. – Пойду. Мне нужно еще кое-где прибраться.
  – Ты добросовестно выполняешь свою работу, Дораби.
  – Спасибо, шри Сантараксита. Я стараюсь.
  – Бесспорно. – Похоже, у него что-то вертелось на языке. – Я принял решение: ты можешь пользоваться любыми книгами, кроме закрытого фонда.
  В закрытом фонде хранились книги, имеющиеся в единичных экземплярах. Пользоваться ими разрешалось только особо доверенным ученым. Мне пока удалось узнать лишь несколько названий.
  – Если для тебя не будет других поручений.
  Прекрасно. Фактически, я всегда какую-то часть дня провожу без дела, ожидая, когда мне поручат работу.
  – Спасибо, шри Сантараксита.
  – Мне хотелось бы обсуждать с тобой прочитанное.
  – Да, шри Сантараксита.
  – Мы стоим на неизведанном пути, Дораби. Впереди нас ждет волнующее и пугающее путешествие.
  Человек предубежденный, он действительно верил в то, что сказал. Тот факт, что я умею читать, вывернул его вселенную наизнанку, и теперь он пытался приспособиться к ее новой конфигурации.
  Я взяла швабру. В моей вселенной волнующие и пугающие события – нормальное явление. И мне ненавистна мысль, что я здесь, а не там, где могла бы держать их под контролем.
  
  18
  
  
  Маленький дервиш в коричневой шерстяной хламиде выглядел глубоко ушедшим в раздумья. Он что-то шептал, не замечая происходящего вокруг. Скорее всего, пересказывал сам себе священные тексты Ведны, как их понимали члены его секты. Хотя серые были утомлены и раздражены, они не стали к нему цепляться. Их учили уважать всех святых людей, а не только тех, кто находится под защитой религии шадаритов. Любой, кого коснулась рука мудрости, в конце концов найдет свой путь к свету.
  Терпимость к ищущим просветления характерна для всех таглиосцев. Большинство из них озабочено посмертным благополучием души. Гунниты даже считают поиски просветления одной из четырех главных стадий идеальной жизни. Если человеку удалось вырастить и хорошо обеспечить своих детей, ему следует отринуть все сугубо материальное, все свои амбиции и поиски удовольствий. Уйти в лес, чтобы жить отшельником, или странствовать, кормясь подаянием, или каким-то другим способом потратить остаток своих дней на поиски истины и очищение духа. В истории Таглиоса и стран, расположенных дальше к югу, много славных имен властителей и просто богатых людей, которые избрали для себя именно такой путь.
  Но человеческая природа остается человеческой природой…
  Серые не позволили дервишу продолжить свои поиски в Чор-Багане. Сержант остановил бродягу. Его товарищи окружили святого человека. Сержант сказал:
  – Отец, не ходи туда, нельзя. Эта улица закрыта для движения по приказу министра Лебедя.
  Даже мертвый, Плетеный Лебедь должен был принять на себя вину за политику Душелов.
  Дервиш как будто не замечал серых, пока буквально не натолкнулся на них.
  – Что?
  Серые помоложе засмеялись. Людям нравится, когда оправдываются их предрассудки.
  Сержант повторил сказанное раньше и добавил:
  – Тебе придется свернуть направо или налево. Мы разыскиваем злобных тварей, которые прячутся впереди. – Он явно был неглуп.
  Дервиш взглянул направо, взглянул налево. Вздрогнул и изрек слегка дребезжащим голосом:
  – Все зло – результат метафизической ошибки.
  И двинулся по улице направо. Это была очень странная улица – почти пустая. В Таглиосе такое нечасто увидишь.
  Спустя мгновение сержант-шадарит пронзительно взвизгнул от внезапной боли и захлопал себя по боку.
  – В чем дело? – спросил другой серый.
  – Кто-то ужалил меня… – Он закричал снова, и это означало, что ему и впрямь очень больно, поскольку шадариты гордятся своей способностью терпеть любые мучения.
  Двое помощников попытались задрать ему рубашку, а третий ухватил его за руку, не давая дергаться. Сержант снова пронзительно закричал.
  У него задымился бок.
  Серые в страхе отступили. Сержант упал и забился в конвульсиях. Дым все клубился, и вот он принял форму, которую никому из серых не хотелось видеть.
  – Ниасси!
  Демон Ниасси начал нашептывать тайны, которые никто из шадаритов не желал слышать.
  Самодовольно ухмыляясь, Гоблин проскользнул в Чор-Баган. Он исчез задолго до того, как кому-то пришло в голову задуматься, нет ли связи между страданиями сержанта и появлением дервиша-веднаита.
  Со всех сторон к месту происшествия сбегались серые. Офицеры, рявкая и ругаясь, загнали их обратно на посты, прежде чем обитатели Чор-Багана сообразили, что у них появилась возможность скрыться. Очевидно, это был отвлекающий маневр, с целью дать тем, за кем охотились серые, шанс сбежать.
  Начала собираться толпа. Среди людей шнырял мальчишка из племени нюень бао, который, улучив момент, срезал у кого-то кошелек и проскочил мимо серых. Один из них вспомнил, что уже видел его в тот вечер, когда блюстителя порядка побили камнями. Дисциплина рушилась.
  Офицеры делали все, что могли. И по большому счету справились с задачей. Лишь несколько человек покинули Чор-Баган, и полдюжины проникли в него. Среди них тощий маленький старик, с головы до ног укутанный в желтое, как одеваются прокаженные.
  Одноглазому эта идея не понравилась. Почему именно он должен обмотаться желтой тканью? Опять Гоблин задумал какую-то пакость.
  Шестеро налетчиков приблизились к дому спереди и с тыла, группами по трое. Одноглазый был среди первых. При виде желтого люди панически разбегались. Прокаженных боятся все.
  Никого из шести не обрадовала идея насчет налета при дневном свете. Это не в обычаях Отряда. Но для нас недоступна ночная тьма, пока на улицах бесчинствуют Тени. И в порядке исключения все – и летописцы, и колдуны – пришли к единому мнению, что днем Дщерь Ночи вряд ли сумеет позвать Кину на помощь. Есть и еще один плюс: наверняка в светлое время суток она меньше опасается нападения, а это шанс застигнуть ее врасплох.
  Прежде чем начать штурм, обе группы проверили, на месте ли у всех колдовские нитяные браслеты. Каждый колдун запасся низкопробными пугающими чарами, и теперь они зажужжали в хлипком строении роем пьяных комаров.
  Налетчики были уже в доме, они осторожно продвигались, переступая через одних дрожащих от страха людей, обходя других. Снимавшие здесь жилье семьи до этого момента считали, что им крупно повезло. Как-никак они имели крышу над головой, даже если ютиться приходилось в коридоре. Обе группы оставили снаружи по человеку, чтобы никто посторонний не смог проникнуть внутрь. Еще двое взяли под охрану ветхую лестницу – не нужно жильцам бегать по ней вверх и вниз. Гоблин и Одноглазый встретились у входа в подвал и обменялись жалобами на то, что в их распоряжении так мало людей, а потом с преувеличенной любезностью стали предлагать друг другу первым спуститься в логово врага.
  В конце концов согласился Гоблин, но только на том основании, что обладает превосходством молодости и быстротой ума. Он запустил парочку плывущих в воздухе звезд в глубину подвала, где тьма была чернее, чем сердце Кины.
  – Они здесь! – воскликнул Гоблин. – Ха! Мы их достали…
  Хлоп – и что-то вроде пылающего тигра возникло прямо из ничего. Тигр прыгнул на Гоблина. Сбоку вынырнула тень и выбросила вперед что-то длинное и тонкое, обвившее шею маленького колдуна.
  В то же мгновение взлетела трость Одноглазого и опустилась на запястье Нарайяна с такой силой, что хрустнула кость. Живой святой душил выронил румел, и тот плавно полетел в глубину подвала.
  Через голову Гоблина Одноглазый швырнул что-то туда, откуда появился тигр. Помещение заполнилось призрачным светом, похожим на сияние болотного газа. Внезапно этот свет пришел в движение, окутав фигуру молодой женщины. Она захлопала по себе ладонями, пытаясь стряхнуть его.
  Пока ее внимание было отвлечено, Гоблин сделал движение рукой. Женщина упала.
  – Черт! Дерьмо! Сработало! Я гений! Признай, что это так. Я проклятущий чертов гений!
  – Ты гений? А кто разработал план?
  – План? Какой план? Успех зависит от деталей, коротышка. Кто позаботился о деталях? Подумаешь, он предложил: давайте захватим эту парочку. План! Любой идиот мог придумать такой план.
  Продолжая ворчать и переругиваться, они связали пленников.
  Одноглазый сказал:
  – Раз ты такой умный, давай продумай в деталях, как нам выбраться отсюда вместе с ними. И главное, как пройти мимо серых.
  – Все уже давно продумано, кретин. У серых теперь хлопот полон рот, им некогда заниматься прокаженными. – Гоблин начал обматывать куском желтой ткани голову Дщери Ночи. – Напомни мне предостеречь наших: эта подруга – мастерица создавать иллюзии.
  – Пусть только попробует. – Одноглазый, в свою очередь, принялся обматывать желтой тканью Нарайяна.
  В мгновение ока Гоблин тоже сменил свою коричневую хламиду на желтую. Четверо братьев, стоявших на ступеньках лестницы, все шадариты, столь же быстро преобразились в серых.
  – Я уже говорил и сейчас повторю: дурацкий план, – сказал Одноглазый.
  – Потому что его я разработал?
  – Вот именно. Смотри-ка, начинаешь соображать. Добро пожаловать в реальную жизнь.
  – Если влипнем в какое-нибудь дерьмо, вини не меня, а Дрему. Идея-то ее.
  – Нужно что-то делать с этой девчонкой. Чертовски много у нее идей. Долго ты еще будешь тут воздух портить?
  – Не бей Нарайяна слишком сильно. Ты же не собираешься его на руках нести?
  – Это ты мне говоришь? А сам чем занимаешься, старый извращенец? А ну-ка убери поганые руки!
  – Я всего лишь кладу управляющий амулет ей на сердце, сушеный ты кал. Чтобы не было с ней проблем по дороге домой.
  – Ах, ну да. Очень предусмотрительно. Но почему бы не увидеть светлую сторону ситуации? У тебя наконец проснулся интерес к девицам. Она так же хороша, как ее мать?
  – Лучше.
  – Следи за языком. Может, тут обитают призраки. И я подозреваю, что некоторые из них способны разговаривать друг с другом, что бы там ни утверждал Мурген.
  С этими словами Одноглазый поволок едва держащегося на ногах Нарайяна Сингха по ступеням.
  – Уверен, у нас все получится! – воодушевился Одноглазый.
  Комбинация серых с прокаженными оказалась идеальным способом взбудоражить весь Воровской сад, особенно в тот момент, когда настоящие серые бегали вокруг в полной растерянности.
  – Не хочется разбивать тебе сердце, старикашка, – сказал Гоблин, – но, боюсь, мы попались. – Он оглянулся через плечо.
  Одноглазый тоже обернулся.
  – Твою же мать!
  Маленький летучий ковер опускался прямо на них, сопровождаемый молчаливой стаей ворон. Душелов. Судя по позе, злорадствующая.
  Она что-то сбросила.
  – Рассредоточились! – рявкнул Гоблин. – И не давайте этим двоим улизнуть.
  Он повернулся к опускающемуся ковру, чувствуя, что сердце колотится где-то в области горла. Если дойдет до драки, от колдуна останется мокрое место. Он вытянул руку в перчатке, схватил прилетевший черный шар, размахнулся и метнул обратно в небо.
  Душелов возмущенно взвизгнула. Это не таглиосцы, среди них не найдется такого наглеца. Она направила ковер в сторону, избегая соприкосновения с черным снарядом.
  Удача ей не изменила. Пронзительно свистя, там, где она только что находилась, промчался огненный шар, такой же как и те, что дырявили стену дворца, а людей поджигали, как свечи из дрянного сала. Она возобновила спуск. Еще два комка пламени едва не задели ее. Душелов укрылась за домом. Ее душил гнев, но она не утратила ясности мышления.
  Над ее головой заполыхал фейерверк, это одна за другой взрывались вороны. Дождем посыпались кровь, плоть и перья.
  Душелов посовещалась сама с собой, на разные голоса. И пришла к выводам.
  Нет, это не жители Чор-Багана. Чужаки. Их не удалось бы обнаружить, если бы они не пытались отсюда выбраться. А раз пытаются, значит добыли то, за чем пришли. Что именно? Вот это они и стараются скрыть.
  – Значит, они здесь, в городе. Но мы их не разыскали. Ни малейшего следа, ни единого слуха – кроме тех, что и были предназначены для наших глаз и ушей. До сего момента. Стало быть, не обошлось без колдовства. Вон тот наглый коротышка, похожий на жабу, Гоблин. А ведь главнокомандующий Могаба клялся, что видел его мертвым. Кто еще уцелел? Неужели главнокомандующий не заслуживает доверия? Неужели пускает нам пыль в глаза?
  Исключено. Других друзей у Могабы нет. Душелов накрепко привязала его к себе.
  Она опустила летучую снасть на землю, сошла с нее, разобрала легкий бамбуковый каркас, завернула палки в ковер и оглядела улицу. Гоблин со товарищи вышли вон оттуда. Что могло им здесь так отчаянно понадобиться, что они пошли на риск разоблачения? Что-то очень важное. Необходимо выяснить. Наверняка это представляет очень большой интерес для нее самой.
  
  Одно произнесенное шепотом слово силы – и в подвале уже светло. Как же здесь грязно! Душелов медленно поворачивалась, рассматривала. Похоже, тут жили мужчина и женщина. Мужчина – старый, женщина – молодая. Отец и дочь? Одна лампа. Разбросанная одежда. Несколько горстей риса. Еще немного пищи – похоже, рыбное блюдо. А это что? Письменные принадлежности. Книга? Кто-то только что начал писать в ней на неизвестном языке. Краем глаза Душелов заметила промелькнувшее черное пятно. Она резко обернулась и съежилась, опасаясь нападения бродячей Тени. Скилдирша питали особенную ненависть к тем, кто осмеливался командовать ими.
  Крыса бросилась наутек, выронив предмет своего любопытства. Душелов опустилась на колени и подняла длинную полосу черного шелка с вышитой в углу эмблемой в виде древней серебряной монеты.
  – Ах вот оно что! – Она рассмеялась, точно девчушка, до которой наконец-то дошел смысл непристойной шутки. Взяла книгу и еще раз внимательно осмотрела помещение, прежде чем покинуть его. – Как плохо, однако, оплачивается преданность.
  На улице она снова собрала ковер, на этот раз не выказывая ни малейшего беспокойства из-за возможного обстрела. Эти люди давно ушли, они теперь далеко. Свое дело они знают. Но ничего, вороны выследят их.
  Душелов замерла, пристально глядя вверх, но не видя сидящей на коньке крыши белой вороны.
  – Как им удалось обнаружить этих двоих?
  
  
  19
  
  
  Что случилось? – обеспокоенно спросила Сари, даже не успев снять лохмотья Минь Сабредил.
  Я и сама еще была одета как Дораби Дей Банержай.
  – Исчез Мурген. Гоблин был уверен, что они с Одноглазым его прочно закрепили, но, пока все мы отсутствовали, он куда-то подевался. Не представляю, как нам его вернуть.
  – Я спрашиваю, что произошло в Воровском саду? Туда отправилась Душелов. Не знаю, что у нее были за дела, но вернулась она совершенно другим человеком. Я не смогла подслушать все, что Душелов рассказывала Радише, но одно ясно: она или нашла, или выяснила что-то такое, что полностью изменило ее настроение. Как будто ей внезапно стало не до шуток.
  – Не знаю, – сказала я. – Может, Мурген сможет объяснить. Если удастся вернуть его.
  Тут к нам присоединился Гоблин – и давай расталкивать Одноглазого, уснувшего в кресле Бань До Транга.
  – Оба мирно отдыхают, – сообщил он. – Я их опоил. Нарайян рыпался, девчонка держалась на диво спокойно. Бояться нам надо ее.
  – Что это с ним? – кивнула я на Одноглазого.
  – Просто устал. Он ведь уже старый. Вот проживешь хоть половину того, что у него за плечами, и посмотрим, будет ли у тебя хоть половина его резвости.
  – Почему ты считаешь, что девчонка опасна? – спросила Сари.
  – Потому что она дочь своей матери. Еще не очень преуспела в колдовстве, учиться-то ей не у кого, но у нее природные способности, и она может очень далеко пойти. Даже стать такой же сильной, как ее мать, но без рудиментарных представлений об этике, которые были у Госпожи. От нее прямо-таки несет…
  – От нее несет не только тем, о чем ты говоришь, – пропищал Одноглазый. – Первое, что надо сделать с этой милашкой, – швырнуть ее в чан с горячей водой. Добавить три-четыре горсти поташного мыла и отмачивать не меньше недели.
  Мы с Сари переглянулись. Если девчонке удалось оскорбить даже чувства Одноглазого, значит она и впрямь ходячий кошмар.
  Гоблин ухмыльнулся от уха до уха, но смолчал.
  – Слышала, вы наткнулись на Протектора, – сказала я.
  – Она засела на крыше или где-то еще, ждала, что будет дальше. Ну и дождалась. Пара огненных шаров – и она убралась, поджав хвост. И больше не высовывалась.
  – И никто за вами не проследил?
  Я спросила лишь для проформы, ведь они понимали, что поставлено на карту. Даже не приблизились бы к дому, будь у них хоть малейшее сомнение в том, что это небезопасно.
  Допусти они промашку, серые уже подожгли бы наш склад.
  – Мы были готовы к встрече с воронами.
  – Со всеми, кроме одной, – проворчал Одноглазый.
  – Что?
  – Я видел там белую ворону. Хотя она не попыталась за нами увязаться.
  И снова мы с Сари обменялись взглядами. Сари сказала:
  – Я хочу переодеться, поесть и малость отдохнуть. Давайте встретимся через час. Если у тебя осталась хоть капля совести, Гоблин, ты постараешься отыскать Мургена.
  – Некромант у нас ты.
  – А кто клялся, что посадит его на цепь? У тебя есть час.
  Гоблин заворчал что-то под нос. Одноглазый мерзко захихикал и не предложил ему помощи. Вместо этого обратился ко мне:
  – Ты как, готова укокошить своего библиотекаря?
  Я не призналась ему, что идея уже не вызывает у меня сильного отторжения. Похоже, Сурендранат Сантараксита подозревает, что Дораби Дей Банержай – не тот, за кого себя выдает. А может, я поддалась паранойе, мне слышится в словах библиотекаря то, чего он вовсе даже не думает.
  – Пусть тебя не волнует шри Сантараксита. Он очень добр ко мне. Сказал, что я могу брать любую книгу, какую пожелаю. За исключением книг из закрытого фонда.
  – Ух ты! – воскликнул Одноглазый. – Кому-то все же удалось найти тропинку к сердцу нашей Малышки. Нипочем бы не догадался, что она проходит через книги. Не забудь назвать первенца в мою честь.
  Я сунула кулак ему под нос:
  – Надо бы выбить тебе последний зуб и сказать, что так и было. Но меня приучили уважать старших, даже тех, кто несет чушь, выжил из ума и песком сыплет. – Моя религия хоть и сосредоточена намертво на едином истинном Боге, все же требует почитать предков. Любой веднаит верит, что покойная родня может услышать его молитвы и похлопотать за него перед Богом и святыми угодниками. Если считает, что потомок ведет себя достойно по отношению к ней. – Я собираюсь последовать примеру Сари.
  – Позови, если захочешь потренироваться, чтобы не ударить в грязь лицом перед новым хахалем.
  Его кудахтанье внезапно смолкло – мимо ковыляла Гота. Когда я оглянулась, Одноглазый уже снова храпел. Эстафета брюзжания перешла от старого дурака к старой дуре.
  В осажденном Джайкуре я снова и снова клялась себе, что никогда в жизни не стану привередничать в еде. Что бы ни предложили, буду благодарно улыбаться и говорить «спасибо». Но время у любого сотрет память о данных обетах. Рис и вонючая рыба надоели мне едва ли меньше, чем Гоблину и Одноглазому. Поесть чего-нибудь другого удается крайне редко, и помогает это слабо. Уверена, что нюень бао не обладают чувством юмора исключительно по вине своей кухни.
  Я зашла к Сари. Принявшая ванну, отдохнувшая, с распущенными волосами, она выглядела на десять лет моложе. Легко поверить, что десять лет назад любой молодой мужчина при виде ее пускал похотливые слюни.
  – У меня еще есть немного денег из тех, что достались от одного человека, принявшего на юге не ту сторону, – сообщила я, помахивая двумя бамбуковыми палочками, между которыми был зажат кусочек рыбы.
  Нюень бао не желают пользоваться кухонным скарбом, еще несколько веков назад вошедшим в здешний быт. У До Транга стряпать позволялось только его соплеменникам.
  – И что? – недоуменно спросила Сари.
  – Я готова их потратить. Если хватит на свинью.
  Веднаитам не положено есть свинину. Но уж коли я сподобилась родиться женщиной, местечка в раю для меня не припасено.
  – Да на кого угодно, лишь бы он жил не в воде. – Я снова взмахнула палочками.
  Сари меня не поймет. Ей все равно, что есть, – была бы пища. Рис да рыба каждый день – это ли не благодать? Возможно, она права. За пределами этих стен очень и очень многие едят сатту, потому что не могут себе позволить рис. Хватает и тех, кто вообще никакую еду не может себе позволить. Правда, теперь стараниями Душелов таких стало гораздо меньше.
  Сари начала рассказывать мне еще об одном монахе Бходи, который у входа во дворец сегодня требовал встречи с Радишей. Однако мы как раз подошли к освещенному помещению, где изготовлялся инвентарь для вечерних «представлений», и она вдруг застыла как вкопанная, глядя вперед.
  – Неплохо бы поймать следующего… – начала было я, но Сари перебила меня.
  – Какого черта он тут делает? – проворчала она.
  Теперь и я увидела. В нашу жизнь вернулся дядюшка Дой. И выбрал же момент… Интересно и подозрительно.
  Я также отметила, что Сари, когда волнуется, говорит по-таглиосски. У нее с родным племенем свои счеты. Хотя, по правде сказать, у нас на складе языком нюень бао пользовалась только матушка Гота, да и та – исключительно из вредности.
  Дядюшка Дой ростом невелик, но мускулист и жилист. Ему за семьдесят, и в последние годы у него заметно испортился характер. Он не расстается с длинным, слегка изогнутым мечом, который называет Бледным Жезлом. «Бледный Жезл – моя душа» – так он говорит. В каком-то смысле он жрец, хотя не считает нужным объяснять что-либо по этому поводу. Однако его религия допускает владение боевыми искусствами и использование священного оружия. На самом деле он ничей не дядюшка. Это прозвище у нюень бао является почтительным титулом, а все они считают Доя достойным уважения.
  Со времен осады Джайкура дядюшка Дой то возникал среди нас, то исчезал, всегда скорее отвлекая, чем оказывая содействие. То путался под ногами из года в год, то вдруг пропадал на недели и даже на месяцы. В последний раз он отсутствовал дольше года. Возвратясь, Дой никогда не снисходил до рассказа о своих приключениях, но, судя по наблюдениям Мургена и моим собственным, он по-прежнему упорно искал Ключ.
  Любопытно, что он материализовался так внезапно именно сейчас, когда Нарайян и девчонка оказались в наших руках. Я спросила Сари:
  – Твоя мать уходила сегодня со склада?
  – Я тоже сразу же задалась этим вопросом. Надо будет выяснить.
  В отношениях матери и дочери не ощущалось тепла. Мурген не был причиной разлада, но, безусловно, стал его символом.
  Существовало мнение, что дядюшка Дой – колдун, хотя и довольно слабый. Никаких подтверждений тому я не видела, если не считать сверхъестественного владения Бледным Жезлом. Дой стар, суставы у него окостенели, рефлексы притупились. И все же мне не вообразить достойного противника для него. Не приходилось мне встречать и человека, который вот так же посвятил свою жизнь куску стали.
  Хотя, вдруг подумалось мне, есть доказательства его принадлежности к колдовской породе. Без малейшего труда он пробирается по лабиринту чар, созданному Гоблином и Одноглазым, чтобы защитить нас от непрошеных гостей. Надо бы поручить этой парочке, чтобы не выпускала его отсюда, пока не объяснит, как проделывает свой трюк.
  – Ну и как мы решим эту проблему? – обратилась я к Сари.
  В ее голосе заскрежетал кремень:
  – Можно запереть его вместе с Сингхом и Дщерью Ночи.
  – Враг моего врага – все равно мой враг, это ты хочешь сказать?
  – Дой мне никогда не нравился. По меркам нюень бао, он выдающийся человек, благородный герой, заслуживающий почитания. И одновременно он олицетворяет собой все, что мне не нравится в моем народе.
  – Ты про скрытность?
  Сари не удержалась от улыбки. Она ведь плоть от плоти нюень бао.
  – Это у нас в крови.
  Тобо заметил, что мы стоим, разговаривая. И стрелой помчался к нам. Так разволновался, что забыл о своем суровом образе.
  – Мама, дядюшка Дой здесь.
  – Вижу. Он сказал, что ему понадобилось в этот раз?
  Я предостерегающе коснулась ее руки. Не нужно затевать ссору.
  Дой, конечно, уже заметил наше присутствие. Никогда не встречала человека, столь же чуткого к происходящему вокруг. Дядюшка мог расслышать каждое слово, даже сказанное шепотом. Очень сомневаюсь, что возраст ослабил его слух. Дой жадно ел рис и не глядел в нашу сторону.
  – Пойди поздоровайся, – сказала я Сари. – Мне нужна пара секунд, чтобы настроиться на разговор с ним.
  – Лучше пошлю за серыми, пусть устроят тут облаву. Как же он мне надоел! – Она даже не потрудилась понизить голос.
  – Мама, ты чего?
  
  
  20
  
  
  Напустив на себя невозмутимый вид, я встретилась взглядом с Доем. И спросила голосом, лишенным всяких эмоций:
  – Что такое Ключ?
  Связанные, с кляпом во рту, Нарайян Сингх и Дщерь Ночи наблюдали за нами, дожидаясь своей очереди.
  В глазах Доя промелькнула искорка удивления: «Да кто она такая, чтобы допрашивать меня?»
  Я была уже в новом образе, позаимствованном у одного из членов шайки, с которой мы враждовали несколько лет назад. Бандита звали Ваджра Нага. Шайка уже давно распалась, Ваджра Нага благополучно отбыл в лучший мир, но время от времени я пользовалась его наследием.
  Дой закономерно ожидал допроса с пристрастием. Но я не собиралась заходить так далеко. Судьбы Отряда и нюень бао переплелись столь тесно, что жестокое обращение с дядюшкой возмутило бы наших самых ценных союзников.
  Дой не издал ни звука. Собственно говоря, я и не рассчитывала, что он прямо так, с ходу, сделается голосистее камня.
  – Нам нужно открыть проход на плато Блистающих Камней. Мы знаем, что у тебя нет Ключа. Знаем также, откуда нужно начинать его поиски. Мы с удовольствием вернем его тебе, как только освободим наших братьев. – Я остановилась, позволяя ему сделать мне приятный сюрприз, то есть ответить. Он не воспользовался этой возможностью. – Похоже, у тебя есть какие-то философские причины не желать открытия прохода. Должна тебя разочаровать: мы его откроем. Найдем способ. У тебя единственный выбор – либо поучаствовать в этом, либо нет.
  На одно мгновение взгляд Доя сместился с меня на Сари. Дядюшка хотел понять ее позицию.
  А что тут неясного? Ее муж угодил в ловушку на плато Блистающих Камней. И желания одинокого жреца какого-то мутного культа для нее не имеют ни малейшего значения.
  Даже Бань До Транг и Кы Гота не выказывали готовности поддержать его, хотя в силу вековых традиций были настроены по отношению к нему благосклонно.
  – Если не поможешь нам, то не получишь Ключа, когда мы сделаем свое дело. И что значит «помочь», решать нам. Первый шаг к сотрудничеству – отказ от увертливости и избирательной глухоты нюень бао.
  Ваджра Нага не тот типаж, к которому можно обращаться часто. В мифологии нага – змея, живущая под землей и не питающая никаких симпатий к роду человеческому. Опасность заключается в том, что легко можно увлечься и влиться в образ так плотно, будто он скроен специально для тебя. Не раз бывало, что я, разозлившись самую малость, становилась Ваджрой Нагой.
  – У тебя есть то, что нам нужно. Книга. – Можно это назвать озарением или интуицией, но, чем бы оно ни было, в его основе лежат сведения, полученные мной от Мургена и из Анналов. – Вот такой том, – очертила я квадрат в воздухе и двумя пальцами показала толщину, – в переплете из дубленой телячьей кожи. Написана неумелой рукой на языке, на котором уже семь веков не говорят. Это почти полная копия первой из Книг Мертвых, утраченных священных текстов детей Кины. Допускаю, что ты даже можешь этого не знать.
  Нарайян и даже Дщерь Ночи навострили уши.
  – Эту Книгу выкрал из крепости Вершина волшебник по прозвищу Ревун, – продолжала я. – И спрятал ее, не желая, чтобы она попала в руки Душелов или вот этой красотки. А ты либо видел, как Ревун ее прятал, либо случайно наткнулся на нее вскоре после того, как это произошло. И перенес в безопасное место, забыв о том, что все тайное когда-нибудь становится явным. Нет такого клада, которому суждено остаться ненайденным.
  И снова я замолчала, предоставляя дядюшке возможность ответить. И снова Дой ее упустил.
  – Так что давай решай. Только хочу напомнить: ты стар, выбранный тобой преемник погребен на плато вместе с моими братьями и у тебя здесь нет союзников, кроме Готы, чей энтузиазм, сдается мне, почти угас. Ты, конечно, можешь молчать – в этом случае правда вместе с тобой уйдет во тьму. Но не Ключ. Он останется здесь и попадет в другие руки. Тебя хорошо покормили? Наш До Транг очень заботлив. Эй, принесите дорогому гостю чего-нибудь выпить. Не дадим ему повода обвинить нас в нерадушии.
  – Ты из него ни слова не вытянешь, – недовольно проворчал Одноглазый, когда я отошла за пределы слышимости – даже слышимости Доя.
  – Я на это и не рассчитываю. Просто дала ему пищу для размышлений. Пойдем-ка побеседуем с этой парочкой. Нужно вынуть кляп у Сингха и развернуть гада спиной к девчонке, чтобы не мог получать от нее подсказки.
  Жуткое создание. Даже связанная, с кляпом во рту, девица излучала осязаемую ненависть. Помести ее в компанию людей, готовых поверить, что она выбрана богиней Тьмы, и станет понятно, почему возродился культ обманников. Даже странно, что это произошло совсем недавно. Лет десять они с Нарайяном скитались, прячась от агентов Протектора и силясь подчинить себе немногих уцелевших душил. И только сейчас, когда мы почувствовали, что способны кое-кому вцепиться в горло, они дали знать о своем существовании. Несложно предвидеть, что гунниты с их богатым воображением наверняка сочтут это событие очередным зловещим предзнаменованием Года Черепов.
  – Нарайян Сингх, – сказала я, снова войдя в образ Ваджры Наги, – упрямый старикашка, почему ты еще не подох? Может, Кина и в самом деле благоволит тебе? А если так, то разумно предположить, что здесь, у меня в руках, ты оказался по ее воле.
  Мы, веднаиты, горазды все объяснять промыслом Божьим. Вопреки этому промыслу даже травинка не шелохнется. Бог давным-давно знает глубину ямы с коричневой субстанцией, куда он однажды тебя столкнет.
  – А крови на этих руках немало, уж не сомневайся.
  Сингх молча смотрел на меня. Без особого страха. И не узнавая.
  Наши пути уже пересекались, но я слишком мало причинила ему неприятностей, чтобы остаться в памяти.
  Дщерь Ночи, напротив, вспомнила меня. По глазам было видно: она считает, что допустила ошибку, которую нельзя повторить. Я же, глядя на нее, думала об ошибке, которую нам нельзя допустить, и не важно, насколько полезным орудием эта девица могла бы стать для нас. Она напугала даже Ваджру Нагу, слишком тупого, чтобы бояться хотя бы за собственную шкуру.
  – Ситуация тебя беспокоит, но не страшит, – продолжала я, обращаясь к Сингху. – Надеешься на свою богиню. Прекрасно. Даю слово, что мы не причиним тебе вреда. При условии, что будешь сотрудничать. Мы в долгу не останемся.
  Он не поверил ни единому моему слову, что вполне естественно. Обычное дело – палач дает обреченному надежду, добиваясь от него подчинения.
  – А если откажешься, вся твоя боль достанется не тебе.
  Он попытался повернуться, чтобы взглянуть на девушку.
  – Не прямо сейчас, Сингх. Вернее, не только сейчас. Хотя именно с этого мы начнем. Нарайян, у тебя есть то, что нам нужно. А у нас есть вещи, которые наверняка представляют для тебя ценность. Я готова на честный обмен, клянусь всеми нашими богами.
  Нарайян как воды в рот набрал. Но было у меня ощущение, что он не совсем глух к правильно выбранным словам.
  Дщерь Ночи тоже это почувствовала. И стала корчиться, производить звуки, пытаясь привлечь к себе внимание. Такая же упрямая и безумная, как ее мать и тетка. Кровь, что поделаешь.
  – Нарайян Сингх, когда-то давным-давно, можно сказать, совсем в другой жизни, ты был зеленщиком в городке под названием Гондовар. Каждое лето ты уходил оттуда, чтобы возглавить шайку туга.
  Чего-чего, а этого Сингх никак не ожидал. Теперь он выглядел встревоженным и растерянным.
  – У тебя была жена Яшодара, которую ты не при посторонних звал Лили. И дочь Кадита, – похоже, имя ты ей дал неспроста. И трое сыновей: Валмики, Сугрива и Аридата. Аридату ты так и не увидел, ведь он родился после того, как Хозяева Теней увели в плен всех трудоспособных мужчин Гондовара.
  Вот когда Нарайян по-настоящему забеспокоился. Все, что было до прихода Хозяев Теней, он считал канувшим в безвременье, потерянным навсегда. После своего неожиданного спасения бывший зеленщик всецело посвятил себя богине и ее Дщери.
  – Кругом тогда царил хаос, и были причины считать, что привычный тебе мир не переживет Хозяев Теней. Но ты ошибался, Нарайян Сингх. Яшодара родила тебе третьего сына, Аридату, и прожила достаточно долго, чтобы увидеть его взрослым. Несмотря на бедность и лишения, выпавшие на ее долю, твоя Лили умерла всего два года назад. – Фактически, сразу после того, как мы ее обнаружили. Я все еще подозреваю, не перестарались ли мои братья в поисках Нарайяна. – Из сыновей еще живы Аридата и Сугрива. Здравствует и дочь Кадита. Правда, она сменила имя, когда с ужасом узнала, что ее отец – не кто иной, как знаменитый Нарайян Сингх. Теперь она зовется Амбой.
  Украв дитя Госпожи, Нарайян прославился как один из величайших злодеев. Все люди – взрослые, по крайней мере, – слышали и это имя, и множество историй о гнусных деяниях того, кто его носил. Хотя, по правде говоря, большинство этих историй были выдумками, они обросли несуществующими подробностями и прежде связывались с именем другого демона в человеческом обличье – именем, постепенно выветрившимся из народной памяти.
  Сингх так хотел остаться равнодушным, но мне удалось-таки завладеть его вниманием. Что поделаешь, семья чрезвычайно важна для всех – кроме нас, конечно.
  – У Сугривы свое дело, хотя желание избавиться от влияния твоей репутации завело его сначала в Айодак, а потом в Джайкур, когда Протектор решила, что город должен быть вновь заселен. Он рассудил, что там, где все будут пришлыми, ему удастся начать с чистого листа.
  Неосторожно сказанное мною слово «Джайкур» не миновало ушей обоих пленников. Пользы им от этого никакой, но они поняли, что я родилась не в Таглиосе. Таглиосец назвал бы этот город не иначе как Дежагор.
  – Аридата очень приятный молодой человек, красивый, статный, – продолжала я. – Он служит в армии, младший командир в одном из городских батальонов. Быстро продвигается по служебной лестнице. Весьма вероятно, получит полноценный офицерский чин из тех, что учредил главнокомандующий.
  Я замолчала. Никто не произнес ни слова. Для некоторых сказанное мною стало новостью, хотя мы с Сари начали разыскивать родню Нарайяна много лет назад.
  Я встала и вышла, чтобы налить себе большую чашку чая. Терпеть не могу чайных церемоний нюень бао. В их глазах я, конечно, варварка. Терпеть не могу и крошечные чашечки, которыми они пользуются. Уж пить чай, так пить. Заварить покрепче и непременно добавить меду.
  Вернувшись, я снова уселась перед Нарайяном. В мое отсутствие все хранили молчание.
  – Так что же, живой святой душил, ты и впрямь отказался от всех земных привязанностей? Хотел бы снова увидеть Кадиту? Она была совсем крошкой, когда ты оставил семью. А как насчет встречи с внуками? У тебя их пятеро. Я могу распорядиться, и самое большее через неделю один из них будет здесь. – Я хлебнула чая, глядя Сингху в глаза и надеясь, что он напряженно обдумывает открывшиеся возможности. – Но с твоей головы не упадет ни один волос, Нарайян. За этим я лично прослежу. – Я одарила его улыбкой Ваджры Наги. – Кто-нибудь покажет нашим гостям их комнаты?
  – Что ты затеяла? – спросил Гоблин, когда пленников увели.
  – Хочу, чтобы Сингх поразмыслил о своей непрожитой жизни. И о возможности потерять даже то, что от нее осталось. О риске лишиться даже своего мессианства. И наконец, о том, что избежать всех этих напастей очень легко: достаточно сказать нам, где лежит сувенир, который он вынес из логова Душелов под Кьяулуном.
  – Сингх вздохнуть не смеет без позволения девчонки.
  – Посмотрим, как он поведет себя, получив шанс принять самостоятельное решение. Если чересчур заупрямится, а время будет поджимать, с помощью ваших чар я заставлю его поверить, что я – это она.
  – А с ней как быть? – спросил Одноглазый. – Ты и ею сама займешься?
  – Наложите несколько этих ваших колдовских удавок, по одной на каждую лодыжку и запястье. И двойную вокруг шеи.
  Среди прочего у нас было небольшое стадо, и за годы Одноглазый и Гоблин, стимулируемые своей невероятной ленью, разработали для управления им специальные заклинания. Чем дальше заходило животное за запретную черту, тем туже стягивались петли.
  – Дщерь изворотлива, да и богиня на ее стороне. Я бы предложила убить ее, но тогда нам не дождаться помощи от Сингха. Другое дело, если ухитрится сбежать. В этом случае она просто умрет от удушья. Меня вполне устроит потеря сознания из-за нехватки воздуха. И еще – нельзя допустить регулярных контактов ни с кем из наших людей. Не забывайте, как ее тетка Душелов окрутила Плетеного Лебедя. Кстати, о Лебеде. Тобо, не сказал ли он чего-нибудь интересного?
  – Только играет в карты, Дрема. Болтает без умолку, но в основном разную чепуху. На манер дядюшки Одноглазого.
  – Это ты мальца так настроил, морда лягушачья? – прошептал «дядюшка».
  – Похоже, Лебедь остался прежним, – сказала я.
  Я закрыла глаза и начала большим и указательным пальцем массировать лоб, стараясь изгнать образ Ваджры Наги из сознания. Хотя был соблазн его оставить, очень уж нравилось мне его змеиное хладнокровие и отстраненность.
  – Ох, и устала же я…
  – Так почему бы нам всем не выйти в отставку? – проворчал Одноглазый. – Черт возьми, по чьей вине мы теперь по уши в дерьме? Кто, если не Капитан, десятилетиями рвался в Хатовар и нас туда тащил? И теперь вы, две бабы, затеяли священную войну за освобождение Плененных. Малышка, лучше найди себе парня да потрать годик на постельные утехи. Нам никогда не вытащить наших людей. Смирись с этим. Просто думай о них как о мертвецах.
  Предатель, живущий в моей душе, каждую ночь перед сном нашептывал то же самое. Особенно упорно он внушал мысль о невозможности вернуть братьев.
  – Нельзя ли вызвать нашего дорогого покойника? – спросила я у Сари. – Одноглазый попросит его оценить новый план.
  – Чего-чего?! Нет уж, пусть этим займется жаболицый. А мне пора принять лекарство.
  Ухмыляясь вопреки боли в суставах, Гота заковыляла вслед за Одноглазым. На какое-то время эта парочка исчезнет. Если нам повезет, Одноглазый быстро налижется и уснет. Если нет, он приползет обратно и сцепится с Гоблином, а нам придется его усмирять. И это будет целое приключение.
  – А вот и наш бродяга.
  Сари сумела-таки зазвать Мургена в его туманное вместилище.
  – Расскажи о белой вороне, – потребовала я.
  Вопрос застал его врасплох.
  – Иногда я становлюсь ею. Но не специально.
  – Сегодня в Чор-Багане мы захватили Нарайяна Сингха и Дщерь Ночи. Там была и белая ворона. А тебя не было здесь.
  – Думаешь, я был там? – Он выглядел совсем уж сбитым с толку и даже обеспокоенным. – Не помню такого.
  – Похоже, Душелов заметила птицу. А всех своих ворон она знает наперечет.
  – Я там не был, но почему-то знаю, что произошло, – продолжал Мурген. – Неужели опять началось?
  – Ладно, успокойся. Расскажи лучше, что именно ты знаешь.
  Мурген повторил каждое слово, произнесенное Душелов, и описал все, что она делала после того, как укрылась от нашего обстрела. Каким образом узнал об этом, он не объяснил, да и вряд ли смог бы.
  – Ей известно, что Сингх и девчонка у нас, – сказала Сари.
  – Интересно, Душелов догадывается, зачем они нам понадобились? Между этими двумя и Отрядом старая вражда.
  – Она только тогда решит, что дело именно в старой вражде, и успокоится, когда увидит их трупы. Ей все еще не верится в смерть Лебедя. Протектор очень подозрительная женщина.
  – Ну, подсунуть ей труп Нарайяна будет нетрудно. В городе миллион тощих, грязных мелких стариков с дрянными зубами. Другое дело – красивая двадцатилетняя девушка с голубыми глазами и кожей чуть бледнее, чем слоновая кость.
  – Серые наверняка засуетятся, – сказала Сари. – Независимо от того, подозревает она что-либо или нет, Протектор не захочет, чтобы в ее городе творилось непонятное.
  – Вот тут Радиша может с ней поспорить. Кстати, о Радише: давно уже бродит в уме одна мыслишка. Хочу послушать, что ты об этом думаешь.
  
  21
  
  
  Когда адепты Бходи пробирались через толпу, многие одобрительно хлопали их по спине. Монахам это не сказать что нравилось, но они помалкивали. Чем больше свидетелей, тем лучше.
  Ритуал вершился так же, как и в прошлый раз.
  Очередной коленопреклоненный жрец в оранжевой хламиде вспыхнул, едва серые начали отшвыривать со своего пути его помощников. Хлынул вверх густой дым, в нем виднелся череп Черного Отряда. Единственный глаз злобно глядел прямо в душу всем, кто толпился вокруг. В утреннем воздухе раскатилось:
  – Их дни сочтены.
  И вдруг на деревянном заборе, что закрывал восстанавливаемую стену, замерцали высокие, в рост человека, нанесенные известью буквы. Они сложились в слова: «Воды спят», «Мой брат не отмщен», которые медленно ползли туда и обратно.
  На крепостной стене тотчас появилась Душелов.
  Еще одно, больших размеров, облако дыма поднялось над горящим монахом. Возникло лицо – самое удачное изображение Капитана в исполнении Одноглазого и Гоблина. Оно заговорило, обращаясь к замершим в благоговейном страхе людям:
  – Раджахарма, долг князей. Знай же: княжеский сан – это доверие. Князь – облеченный высшей властью и самый добросовестный слуга народа.
  Я начала выбираться из толпы. Происходящее разозлит Протектора, и она может пойти на скоропалительные – и свирепые – меры самозащиты.
  Но этого не случилось. Вроде бы Душелов ничего не делала, но внезапно подул ветер и разогнал дым. А еще он раздул пламя, пожиравшее монаха Бходи, и разнес по городу запах горелого мяса.
  
  22
  
  
  Когда шри Сантараксита поинтересовался причиной моего опоздания, я сказала правду:
  – Еще один адепт Бходи сжег себя перед дворцом. Я не удержался, пошел посмотреть. Тут, конечно, не обошлось без колдовства.
  Я описала, что видела. У Сантаракситы – в точности как у многих очевидцев самосожжения сектанта – это разом вызвало и отвращение, и интерес.
  – Как думаешь, Дораби, зачем монахи Бходи на это идут?
  Я знала зачем. Не нужно быть гением, чтобы понять их цели. Непонятно было другое: откуда такая решимость?
  – Этим они дают понять Радише, что она не выполняет своего долга перед таглиосцами. Ситуация представляется им нетерпимой, и они выражают протест тем способом, который невозможно проигнорировать.
  – Я тоже считаю, что цель именно такова. Однако остается вопрос: что может сделать Радиша? Протектор не уйдет из Таглиоса только потому, что кому-то она не нравится.
  – Простите, шри, но у меня много работы, к тому же я опоздал.
  – Иди, иди. Я должен созвать бхадралок. Может быть, нам удастся придумать, как Радише ослабить хватку Протектора.
  – Удачи вам, шри.
  Удача ему уж точно понадобится. Только самый невероятный счастливый случай может вложить в руки Сантаракситы и его единомышленников оружие, способное сразить Душелов. Подозреваю, что эти умники из бхадралока даже не понимают по-настоящему, кого себе выбрали во враги.
  Я стерла пыль, вымыла полы, проверила ловушки для грызунов и только тогда заметила, что в библиотеке почти никого. Спросила у Баладиты, старого переписчика, куда подевались его коллеги. Оказывается, они разбрелись, как только старшие библиотекари отправились на собрание своего бхадралока. Переписчики знают, что бхадралок – это сплошная говорильня, многочасовое брюзжание и споры, вот и устроили себе выходной.
  Не следовало упускать такую возможность. Я начала просматривать книги и даже рискнула подобраться к запретным стеллажам. Баладита этого не заметил – он видел не дальше трех футов от своего носа.
  
  23
  
  
  Джауль Барунданди дал в напарницы Минь Сабредил молодую женщину по имени Рахини и отправил убираться в покоях Радиши. Уборщицами руководила Нарита, уродливая толстуха с раздутым до крайности самомнением. Нарита недовольно заявила Барунданди:
  – Мне нужно еще шесть женщин, чтобы навести порядок в помещении совета, когда управлюсь с комнатами княжны.
  – Не будет тебе больше женщин, бери сама веник в руки. Я вернусь через пару часов. Надеюсь увидеть, что дело спорится. Я дал тебе лучших работниц из тех, что сегодня пришли. – И Барунданди отправился портить настроение кому-то другому.
  Толстухе пришлось сорвать зло на Сабредил и Рахини. Сабредил не была знакома с Наритой, прежде эта женщина не появлялась при ней в княжеских покоях. Орудуя шваброй, Сабредил прошептала:
  – Кто эта злюка? – и погладила своего Гангешу.
  Рахини, не поднимая головы, глянула вправо-влево:
  – Как же ей не быть злюкой? Она жена Барунданди.
  – Эй, вы! Вам деньги не за болтовню платят.
  – Простите, госпожа, – сказала Сари. – Я не поняла, что нужно делать, а вас беспокоить не хотела.
  Толстуха заворчала, но тут же переключилась на кого-то другого. Рахини чуть улыбнулась и прошептала:
  – У нее сегодня хорошее настроение.
  Шли часы. У Сабредил заболели колени, потом руки, потом все мышцы тела. Женщина понимала, что они с Рахини оказались под началом у жены Барунданди не только потому, что могли выполнить определенную работу. Среди поденщиц они были не самыми смышлеными или привлекательными. Барунданди хотел убедить жену в том, что всегда нанимает только таких женщин. Нет никаких сомнений, что где-нибудь в другом месте он, как и его помощники, вовсю пользуется своей властью над обездоленными и отчаявшимися.
  День выдался неподходящий для исследований. Работы было больше, чем могли выполнить три женщины. У Сари не было даже возможности вырвать еще несколько страниц из Анналов. К тому же вскоре поднялась суматоха, забегали важные люди. Как будто прямо сквозь стену просочился слух, что еще один монах Бходи сжег себя перед дворцом и Радиша ужасно расстроилась. Нарита сама сообщила женщинам:
  – Она очень напугана. Закрылась в Комнате Гнева. Теперь почти каждый день туда ходит.
  – Комната Гнева? – удивленно пробормотала Сари. Прежде ей ни о чем подобном слышать не приходилось, но до недавнего времени она и не работала в такой близости от самого сердца дворца. – Что это, госпожа?
  – Есть такая комната в глубине дворца, где княжна может рвать на себе волосы и одежду, бушевать и лить слезы. Она не выйдет оттуда, пока совсем не успокоится.
  Как же это по-гуннитски, подумала Сабредил. Только у кого-нибудь из них может возникнуть такая идея. Их религия персонифицирует все и вся. В ней есть и боги, и богини, и демоны, и дэвы, и ракшасы, и якшасы, и много кого еще – в разных ипостасях и с разными именами. Все эти сущности были очень деятельны в прежние времена, но сейчас они слишком заняты, чтобы вернуться к людям.
  Только очень богатая гуннитка могла додуматься до того, чтобы обзавестись Комнатой Гнева. Гуннитка, которой досталась тысяча комнат и которая не знает, что с ними делать.
  Позже в этот день Сабредил подстроила так, что ей позволили убрать освободившуюся Комнату Гнева. Крошечный покой оказался пуст, если не считать циновки на лакированном деревянном полу и маленького алтаря предков. Комната была полна чада с мощным запахом благовоний.
  
  24
  
  
  Хорошо, что при мне не было ни одной страницы Анналов, – сказала Сари. – Серые обыскали нас на выходе. Одна женщина, Ванха, попыталась украсть миниатюрную масляную лампу из серебра. Завтра Джауль будет ее «наказывать». На это у него наверняка уйдет все утро.
  – Интересно, знает ли о проделках Барунданди его начальство?
  – Сомневаюсь. А что?
  – Можно сделать так, что об этом станет известно. И тогда его вышвырнут.
  – Не нужно. Знакомый черт лучше незнакомого. Честным человеком труднее манипулировать.
  – Я его ненавижу.
  – Спору нет, это гнусный тип. Власть, даже пустяковая, портит. Но мы здесь не для того, Дрема, чтобы реформировать Таглиос. Мы ищем способ освободить Плененных. И беспокоим наших врагов, когда это не мешает выполнению основной задачи. Сегодня мы очень неплохо поработали: Радиша просто раздавлена нашими посланиями.
  Сари рассказала о том, что она обнаружила. Потом и я поделилась с ней собственной маленькой победой:
  – Я проникла в закрытый фонд. И похоже, нашла оригинал тома Анналов, который мы спрятали во дворце. Он в ужасном состоянии, но все страницы на месте, и текст можно разобрать. Не исключено, что там есть и другие тома. Пока что я ознакомилась только с частью закрытого фонда. Потом мне пришлось искать туфли Баладиты, чтобы внук мог отвести его домой.
  Упомянутая книга лежала прямо здесь, на столе. Я с гордостью похлопала по ней ладонью. Сари спросила:
  – Ее не хватятся?
  – Надеюсь, что нет. Я поставила на ее место заплесневелый том, который мне не нужен.
  Сари сжала мою кисть:
  – Отлично. Ты молодец. Наконец-то дела идут в гору. Тобо, найди Гоблина, мне нужно с ним кое-что обсудить.
  – Пойду взгляну, что делают наши гости, – сказала я. – Может, кто-нибудь уже готов посекретничать со мной.
  Увы, в качестве слушательницы я интересовала только Лебедя, причем делиться секретами он не собирался. Пусть по-своему, но он был так же неисправим, как Одноглазый, правда его манеры меня не раздражали. Сердце у Лебедя было незлое. Подобно многим людям, он стал жертвой обстоятельств, а теперь старался сохранить голову на плечах в бурном водовороте событий.
  Дядюшка Дой был недоволен тем, как с ним обращаются, хотя его и не посадили под замок.
  – Безусловно, мы сможем обойтись без этой книги, – сказала я ему. – Даже сомневаюсь, что смогла бы ее прочесть. Просто хочется быть уверенной в том, что она не вернется к обманникам. На самом деле нам нужны сведения, которые хранятся в твоей голове.
  Ох и упрям же старый Дой! Он явно еще не созрел для того, чтобы заключить с нами сделку или хотя бы увидеть в нас союзников.
  – Неужели все, что ты знаешь, умрет вместе с тобой? – спросила я, уже собираясь уходить. – И ты окажешься последним нюень бао, который следовал Пути? Тай Дэй не сможет пойти по нему, если навсегда останется на плато Блистающих Камней. – Я подмигнула.
  Дядюшку Доя я понимала лучше, чем ему казалось. Это не конфликт с нравственными принципами, а нежелание подчиняться кому бы то ни было. Старик желает поступать исключительно по собственному разумению, не идти ни у кого на поводу.
  Дой изменит свое мнение, если я и дальше буду напоминать, что он смертен и не имеет ни сына, ни ученика. Упрямство нюень бао – притча во языцех, но даже они не жертвуют всеми своими надеждами и мечтами, когда можно этого избежать.
  Затем я посетила Нарайяна, только чтобы напомнить: не в наших интересах причинять ему вред. Другое дело – Дщерь Ночи. Мы сохраняем ей жизнь только потому, что рассчитываем на его сотрудничество.
  – Можешь еще немного поупрямиться. У нас есть и другие дела, но, как только мы с ними покончим, вплотную займемся тобой. И уж постараемся избавить тебя от иллюзий.
  Это главное, на что я упирала в разговорах с каждым из пленников. Внушала, что их надежды и мечты под ударом. Этак, пожалуй, можно заработать дурную репутацию в духе Душелов и Вдоводела, Грозотени и Длиннотени, остаться в памяти людской как Убийца Чаяний. Неплохо звучит, правда?
  Я представила себе, как, подобно Мургену, витаю в ночи. Но, в отличие от него, несу бездонный мешок, в чью мглу бросаю все мечты, украденные у тех, кто забылся беспокойным сном. Прямо как ракшас из далекого прошлого.
  Дщерь Ночи даже не подняла глаз, когда я приблизилась. Она сидела в клетке, которой Бань До Транг обзавелся для содержания крупных и опасных животных, иногда леопардов, но чаще тигров. Взрослый тигр-самец очень высоко ценится у аптекарей. Дщерь Ночи была закована в кандалы. С леопардами и тиграми мы таких мер предосторожности не принимали.
  Вдобавок, как я подозревала, ей подмешивали в еду немного опиума и белладонны. Здесь не было глупцов, недооценивающих ее возможности. Очень уж жуткая у нее фамильная история. Да еще и богиня маячит за ее спиной.
  Разум подсказывал, что нужно убить Дщерь сейчас же, пока Кина не проснулась. Тогда до конца моих дней можно будет не беспокоиться насчет конца света. Сменится несколько поколений, прежде чем темная богиня создаст новую Дщерь Ночи.
  Подсказывал разум и другое: если девушка умрет, Плененные могут навсегда остаться в пещерах.
  Разум подсказал и еще кое-что, после того как я посвятила некоторое время разглядыванию девицы. Она не игнорировала меня. Она просто не знала о моем присутствии. Ее сознание блуждало где-то далеко. Что настораживало и даже пугало. А вдруг Кине удалось высвободить ее душу? Тем же способом, как это происходило с Мургеном?..
  
  25
  
  
  Шри Сантараксита задержался возле меня:
  – Очень хорошо, что ты помог вчера Баладите, Дораби. Я совсем позабыл о нем – захлопотался, когда готовил собрание бхадралока. Но будь осторожен, а не то внук постарается взвалить на тебя заботу о старике, будет уговаривать, чтобы ты отводил его домой. Он уже пытался проделать этот трюк со мной.
  Я не смотрела в глаза Сантараксите, при том что мне очень хотелось увидеть их выражение. По напряжению в голосе библиотекаря я поняла: у него что-то есть на уме. Но я уже и так позволила себе слишком много вольностей, пребывая в роли Дораби. Нет, этот малый не посмел бы смотреть в лицо человеку, принадлежащему к жреческой касте.
  – Но я ничего особенного не сделал, шри. Разве нас не учили уважать старших и помогать им? Если мы не будем поступать так в молодости, от кого ждать уважения и помощи, когда мы сами одряхлеем?
  – Разумный довод. Однако ты продолжаешь удивлять и интриговать меня, Дораби.
  Смутившись, я попыталась сменить тему разговора:
  – Доволен ли ты результатом собрания?
  Сантараксита на мгновение нахмурился, но тотчас улыбка вернулась на его лицо.
  – Ты очень находчив, Дораби. Конечно я недоволен. Да и могло ли быть иначе? Мы только болтаем, не действуем. – Его усмешка ясно показывала, насколько невысокого он мнения о своих единомышленниках. – Протектор успеет состариться и умереть, пока мы обсуждаем, какую форму должно принять наше сопротивление.
  – Это правда, что о ней говорят, шри? Будто ей четыреста лет, хотя она свежа, как невеста?
  Мне не было до этого никакого дела, я просто хотела увести беседу в сторону от интереса и удивления, которые Сантараксита испытывал в отношении меня.
  – По-видимому, таково общее убеждение. Оно принесено к нам наемниками с севера и чужеземными авантюристами, которых Радиша приняла на службу.
  – Тогда выходит, что Душелов и впрямь могущественная колдунья.
  – Мне слышится в твоем голосе нотка зависти.
  – Разве нам всем не хотелось бы жить вечно?
  Он как-то странно посмотрел на меня:
  – Но так и будет, Дораби. Эта жизнь – только один из этапов.
  Что-то ты не то говоришь, Дораби Дей.
  – Я имею в виду, в этом мире. Сам-то я не прочь подольше оставаться Дораби Деем Банержаем.
  Сантараксита снова слегка нахмурился, но ненадолго.
  – Как идут твои занятия?
  – Прекрасно, шри. Мне особенно нравятся исторические тексты. Столько интересного узнаешь.
  – Превосходно. Если я могу чем-то помочь…
  – У нюень бао есть письменность? – спросила я. – Или, может, была когда-то?
  Это отвлекло его от моей оплошки.
  – У нюень бао? Не знаю. Почему тебя это…
  – Я несколько раз видел непонятную надпись близ того места, где живу. Никто не ведает, что она означает. Я задавал этот вопрос самим нюень бао, но ответа не получил. И никогда не слышал, что среди них есть грамотные.
  Сантараксита положил руку мне на плечо:
  – Постараюсь выяснить.
  Мне показалось, что его пальцы дрожат. Пробормотав что-то неразборчивое, он торопливо ушел.
  
  26
  
  
  Говорят, последователи Бходи не обрадовались, узнав, как мы воспользовались их демонстрацией у входа во дворец. Интересно, что они подумают, когда до них дойдет новость о нашей акции в провинции Семхи? На нее у нас большие надежды. Лишь бы только Душелов не опередила нас, тайно приняв меры.
  Мурген видел команду Недоноска на пути туда, и она двигалась быстрее, чем отряд, посланный Протектором уничтожить Древо Бходи. Этот отряд превосходит числом наших, но не ожидает сопротивления. Что ж, через несколько дней он получит крайне неприятный сюрприз.
  Между тем наступил сезон дождей. Я задерживалась в библиотеке из-за яростной бури, которая то заливала город потоками воды, то засыпала градинами диаметром в дюйм. Кангали и другие дети выскакивали на улицы собирать ледышки, визжа под ударами града по голой коже. Ненадолго жара спала до почти терпимой. Но вот гроза двинулась дальше, и стало еще душнее, чем прежде. Снова хлынул в ноздри привычный смрад. Одного непогожего дня недостаточно, чтобы как следует промыть город. Хорошо хоть насекомых какое-то время будет поменьше.
  Я подняла ношу и напомнила себе, что больше нельзя задерживаться в этой выгребной яме.
  Еще один заход – и у меня будет все, что может дать библиотека.
  
  Мое приобретение лежало на столе, доступное всем любопытствующим. Правда, прочесть, что там написано, не мог никто. Даже я не могла. Но теперь была уверена, что владею еще тремя оригиналами утраченных томов Анналов. Возможно, самыми первыми, учитывая то, на каком языке они написаны. Вроде бы в спасенной мною книге буквы похожие. Если это и впрямь тот же язык, я с ним в конце концов разберусь.
  – Ну-ну, – захихикал Одноглазый. – И кто же переведет для тебя это сокровище? Твой новый дружок?
  Он все твердил, что шри Сантараксита постарается меня соблазнить. И что его сердце будет разбито, когда он в этом преуспеет и обнаружит, что я женщина.
  – Хватит болтать, старый пошляк.
  – Чем только не пожертвуешь ради дела. Да, Малышка?
  Он полез ко мне с советами, расписывая мои будущие отношения с библиотекарем. Опять напился. Или с прошлого раза не протрезвел.
  Подошла Сари и вручила мне изрядную кипу страниц.
  – Уймись, Одноглазый. Ступай, найди Гоблина. Есть дело. – И обратилась ко мне: – Зачем ты это терпишь?
  – Он же безобидный. И слишком старый, такие уже не меняются. Пусть поворчит. Пока он здесь, хоть не вляпается ни во что.
  – Ага, ага. Чем только не пожертвуешь ради дела.
  – Как-то так. – (Тут появился Гоблин.) – Экий ты скорый! А Одноглазый где?
  – Отливает, сейчас придет. Ну, зачем я вам понадобился?
  – Есть возможность проникнуть в Комнату Гнева, – сказала Сари. – Остальное зависит от вас.
  – Если сделаешь это, потом не сможешь даже близко подойти ко дворцу.
  – О чем речь? – спросила я.
  – Думаю, мы можем выкрасть Радишу, – объяснила Сари. – Если повезет и если Гоблин с Одноглазым хорошенько постараются.
  – Гоблин прав. У меня есть идея получше. Если уж мы готовы пожертвовать доступом во дворец, давай это сделаем ради Душелов. Доберемся до одного из ее ковров и поработаем над ним, чтобы развалился на полной скорости, футах в двухстах над землей.
  – А что, это мысль, – одобрил Гоблин. – Сара, внеси ее в список. Я не прочь поучаствовать в этом деле. Помню, как в Чарах Ревун врезался в Башню, – красиво было… Разогнался втрое быстрее коня и в стену – бац! Волосы, зубы, глаза – все на…
  – Врешь, болван, Ревун оттуда живым ушел. – Это вернулся Одноглазый. – Сейчас он на плато Блистающих Камней, под землей, вместе с нашими парнями. – Судя по ни с чем не сравнимому аромату, Одноглазый не упустил возможности принять «лекарство».
  – А ну прекратите! – Сари была явно на взводе. – Наш следующий шаг – нейтрализовать Чандру Гокле. Это уже решено. Со всем остальным разберемся в свое время.
  – Нужно провести несколько тренировок, на случай если придется спешно покинуть Таглиос, – сказала я. – Чем активнее мы действуем, тем больше вероятность ошибки. Если это произойдет, Душелов выйдет на наш след.
  – Она не тупая, она просто ленивая, – заявил Гоблин.
  – Она отозвала свои Тени? – спросила я Сари.
  – Не знаю. Ничего об этом не слышала.
  – Что нам на самом деле нужно, так это заклинание, чтобы можно было обходиться без сна, – проворчал Гоблин. – Этак в течение года. Дай мне взглянуть на божка Минь Сабредил.
  Сари послала Тобо за статуэткой Гангеши. Мальчишка вел себя гораздо приличнее, когда находился в компании взрослых.
  Все дружно умолкли – в комнату вкатился Бань До Транг. Кресло толкал один из его людей. Хозяин улыбался, радуясь, что напугал нас.
  – У меня новость: в нашу колдовскую паутину угодила парочка мух. На вид они безвредные. Старик и немой. Нужно вывести их и отправить восвояси, но так, чтобы ничего не заподозрили.
  У меня холодок прошел по коже, хоть я и не догадывалась, о ком речь, пока не вернулись наши бедные перетрудившиеся Гоблин и Тобо. Они благополучно вывели незваных гостей – вернее, этим занимался Тобо, а Гоблин тайно его страховал.
  – Похоже, Дрема, твой ухажер проводил тебя до калитки, – сообщил колдун.
  – Что?
  – Приходил придурковатый старикашка, пытался впечатлить Тобо тем, что он заведует библиотекой.
  На большинство таглиосцев это и в самом деле произвело бы впечатление. Умение читать здесь почти уравнено с колдовством.
  – Своего подручного он называл Аду. Ты говорила нам…
  Одноглазый радостно взвыл:
  – Наша Малышка форменная сердцеедка! Проклятие, я готов все отдать, лишь бы присутствовать при том, как старый дурак засунет руку ей в штаны и не найдет того, что ищет.
  Я смутилась. А считала, что неспособна на это с тех пор, как дядя Рафи засунул руку мне под сари и нашел, что искал. Сантараксита, чертов ты престарелый болван! Зачем все усложняешь?
  – Хватит об этом! – рявкнула Сари. – Завтра соберется Тайный совет. Думаю, можно этим воспользоваться, чтобы добраться до Гокле. Но со мной должны пойти Сава и Шихандини.
  – Зачем? – спросила я.
  В мои планы не входили новые посещения дворца.
  – Отличная мысль! – ликовал Одноглазый. – Ты не придешь в библиотеку, старого козла проймет грусть-тоска, он заскулит и захочет выяснить, что случилось. А вдруг ты не явилась из-за него? Хоть он и считает, что ты никак не могла узнать о том, что он следил за тобой. Он у тебя на крючке, Малышка. Осталось только вытащить рыбку из…
  – Я же сказала… – попыталась унять колдуна Сари.
  – Минутку, – прервала я ее. – В его словах есть резон. Допустим, я подыграю Сантараксите и уговорю его сделать для меня перевод. Можно даже взять его в нашу коллекцию. Вряд ли у него большая семья. Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем его хватятся?
  – Ох и коварна же ты, Малышка! – сказал Одноглазый. – Сущая змея.
  – Ты обязательно в этом убедишься, если не прекратишь меня доставать.
  – Как насчет Гокле? – спросила Сари.
  – Зачем тебе нужны я и Тобо?
  – Тобо вложит ему в голову одну идею. У Гокле возникнет зуд, ему надо будет почесаться. Ты прикроешь нас, просто на всякий случай. Тобо возьмет с собой флейту. – (Эта флейта на самом деле была миниатюрной бамбуковой трубкой, стреляющей огненными шарами.) – Как только окажемся внутри, Тобо отдаст ее тебе. – (Сопровождая мать во дворец, Тобо обязательно имел при себе эту флейту. Как говорит Сари, всегда надо думать наперед.) – И еще я хочу, чтобы Джауль Барунданди не забыл о твоем существовании. Мне не обойтись без тебя при захвате Радиши. Гоблин, ты можешь что-нибудь сделать с моим Гангешей?
  Никто в целом мире не осмелился бы вот так прямо требовать чего-то от маленького колдуна. Но Сари есть Сари. Ей все достается даром.
  Я встала, собираясь уйти. У меня были и другие заботы.
  – Можно, я покажу твои Анналы Мургену? – спросил Тобо. – Он хочет прочесть их.
  – Ты нашел с ним общий язык?
  – Похоже на то.
  – Ладно, пусть читает. Только скажи, чтобы не слишком меня критиковал. Иначе я не приду и не откопаю его.
  
  27
  
  
  Похоже, Нарайян был крайне озадачен моим устойчивым интересом к его особе. Вряд ли он мог запомнить меня. Но теперь он знал, что паренек по кличке Дрема, с которым он сталкивался когда-то, на самом деле женщина.
  – У тебя было время подумать. Ну как, решил нам помогать?
  Он взглянул на меня с лютой ненавистью, но чувствовалось, что тут нет ничего личного. Я просто досадная помеха, задерживающая неизбежное торжество его богини.
  Разум Сингха успел вернуться в привычную колею.
  – Ладно. Тогда до завтра. Твой сын Аридата уже в пути. У твоего сына Аридаты намечается отпуск. Мы устроим вам встречу.
  За Дщерью Ночи наблюдал охранник.
  – Что ты здесь делаешь, Кендо?
  – Приглядываю за…
  – Уходи. И не возвращайся. И всем передай: никто не должен охранять Дщерь Ночи. Она слишком опасна. Даже приближаться к ней не смейте, пока я или Сари не прикажем. И даже тогда нельзя приближаться в одиночку.
  – Она не кажется…
  – С чего бы ей казаться? Ступай.
  Я подошла к клетке.
  – Сколько времени понадобится твоей богине, чтобы создать подходящие условия для появления на свет такой же, как ты? Если я надумаю убить тебя?
  Девушка медленно подняла на меня взгляд. В нем ощущалась такая мощь, что я едва не съежилась от страха, но удержалась. Наверное, нужно увеличить дозу опиума.
  – Поразмысли над тем, какую ценность ты для нее представляешь. И над тем, что в моих силах уничтожить тебя.
  Возникло ощущение, будто я раздуваюсь. Если верить «эпосам» от профессиональных сказителей, подобные трюки умели проделывать дэвы и боги низшего порядка.
  Она не отрывала от меня пристального взгляда. Гоблину и Одноглазому нужно встретиться с Кендо и проверить, не подчинила ли Дщерь его.
  – Полагаю, без тебя никогда не наступит Год Черепов. Ты и жива-то еще потому лишь, что мне нужно кое-что от Нарайяна, который любит тебя, как отец.
  Сингх и был ей отцом – во всех практических отношениях. Костоправ оказался лишен этого счастья, уж такова его злая судьба. Или точнее, такова была воля Кины.
  Веди себя хорошо, дорогая.
  Я ушла. Мне еще нужно было немало прочесть. И кое-что записать, если успею. Мои дни были до отказа забиты делами, и слишком часто все складывалось не так, как планировалось. Я что-то намечала, а потом забывала об этом. Ставила задачи другим – и тоже забывала. Порой я мечтала о том времени, когда успех – или сокрушительная неудача – заставит нас покинуть город. Можно будет затаиться там, где никто меня не знает, и просто побездельничать несколько месяцев.
  Или всю оставшуюся жизнь, если захочу.
  Мне было ясно, почему каждый год все новые наши братья теряли надежду и уходили прочь. Оставалось лишь надеяться, что будет несколько громких дел – и парни вернутся.
  Я внимательно просмотрела страницы, которые принесла Сари, но переводить было трудно; текст не вдохновлял, и я быстро устала. Внимание рассеялось. Я задумалась о шри Сантараксите. И о том, что мне предстоит пойти во дворец, но на этот раз с оружием. И о том, как поступит Душелов, которая знает, что это мы улизнули от нее в Воровском саду. И о том, что такое старость и одиночество. Подозреваю, именно страх перед тем и другим заставляет многих наших братьев держаться Отряда, что бы ни случилось. Ведь другой семьи у них нет.
  Как и у меня.
  Я не буду оглядываться назад. Не утрачу самоконтроля. У меня хватит сил. Одержу победу над собой и справлюсь с любой бедой.
  Я уснула, перечитывая записанный мною рассказ Мургена о приключениях Отряда на плато Блистающих Камней. Мне приснились существа, с которыми он там повстречался. Кто они? Мифические ракшасы и наги? Имеют ли они какое-то отношение к Теням или к людям, которые, похоже, создали Тени из несчастных военнопленных?
  
  28
  
  
  У меня плохое предчувствие, – сказала я Сари, когда мы с нею и с Тобо отправились в неблизкий путь. – Ты уверена, что Теней на улицах нет?
  – Не суетись, Дрема. Ведешь себя как старуха. На улицах спокойно. Единственные чудовища, которых там можно встретить, – это люди. Но с ними мы как-нибудь справимся. И во дворце все получится, если ты хорошенько войдешь в образ. Тобо нужно помнить, что на самом деле он не Шихандини и ему не нужно бояться, как бы его мать не потеряла работу. Такие люди, как Джауль Барунданди, грубы и жестоки только в собственном воображении. Им нельзя говорить «нет», но это вовсе не значит, что меня могут прогнать из-за любого пустяка. Кое-кто уже заметил, как я работаю. В частности, жена Барунданди. Давайте, соберитесь и войдите в роль. Тобо, тебя это особенно касается. За Дрему я не беспокоюсь, ей надо только сосредоточиться.
  Тобо изображал из себя юную девицу, дочь Минь Сабредил. Я очень надеялась, что наше возвращение домой останется незамеченным Гоблином и Одноглазым, иначе они поиздеваются над мальчишкой всласть. Сари применила все свое женское искусство, и Тобо предстал весьма и весьма аппетитной красоткой.
  Во всяком случае, Джауль Барунданди его не проглядел. Выкликая работников, первой назвал Минь Сабредил; о бедной Саве, естественно, он в этот момент думал меньше всего.
  Сава изо всех сил старалась, чтобы ее лицо не выражало ничего, когда позднее нас перехватила жена Барунданди Нарита. Одного взгляда этой бабищи на Шихи было вполне достаточно.
  Отныне все члены семьи Сабредил будут работать только с Наритой, и никак не иначе.
  Это очень удачно, что Минь удалось снискать расположение Нариты. По весьма немаловажной причине. Ведь именно Нарита отвечала за уборку той части дворца, которая интересовала нас больше всего.
  Прежде Саве не приходилось трудиться под началом Нариты. Сабредил рассказала ей все про Саву, и женщина отнеслась с пониманием, которого я никогда не замечала за ней прежде.
  – Ну ясно, ничего сложного ей поручать нельзя, – решила она. – Радише опять не спалось, а в такие ночи она швыряется вещами направо и налево. Нам теперь есть чем заняться.
  В голосе Нариты сквозило сочувствие. Таглиосцы всегда любили правящее семейство и считали справедливым, что ему позволено больше, чем простым смертным. Подумать только, какую ношу приходится им нести! Раджахарма, этим все сказано.
  Сабредил подыскала для меня местечко, откуда я, оставаясь незамеченной, могла наблюдать за происходящим вокруг. Они с Наритой принесли мне гору медных изделий. Правящее семейство питало особую страсть к меди. Сава перечистила уже, наверное, тонну медных вещей. Что вполне понятно – Саве нельзя доверять ничего хрупкого.
  Шихи подошла ко мне и спросила:
  – Тетя Сава, ты не постережешь мою флейту?
  Я взяла инструмент, повертела в руках, сунула в рот и с идиотской ухмылкой извлекла несколько звуков. Только для того, чтобы никто не сомневался, что это самая настоящая флейта. Хотя, конечно, вряд ли кому-нибудь могло прийти в голову, что этим «инструментом» можно запросто уложить полдюжины людей, если они вздумают надоедать флейтисту в минуту плохого настроения.
  Жена Барунданди спросила Шихи:
  – Ты играешь на флейте?
  – Да, госпожа. Но не очень хорошо.
  – А вот я, еще девочкой, играла неплохо… – Она умолкла, заметив, что ее муж заглянул к нам уже второй раз за это утро, и справедливо заподозрив, что его интересует не только ход работы. – Сабредил, по-моему, ты поступаешь неразумно, приводя сюда дочь, – проворчала она и добавила после паузы: – Я сейчас вернусь. Нужно сказать пару ласковых этому человеку.
  Как только она вышла, Минь Сабредил мгновенно оказалась в Комнате Гнева Радиши. Я восхищалась: чем сложнее ситуация, тем четче работает у нее голова. Иногда даже кажется, что ей доставляет удовольствие роль служанки во дворце.
  Несмотря на большой объем работы и частые отлучки Нариты с целью пресечь попытки мужа подгрести к Шихи или перевести ее в другую группу работниц, в середине дня мы покинули личные покои Радиши и переместились в мрачный зал Тайного совета. Прошел слух, что адепты Бходи собираются послать еще одного ненормального, чтобы сжег себя у входа во дворец. Само собой, Радиша постарается помешать этому.
  От нас требовалось подготовить зал к очередному собранию совета.
  На самом деле слух о затее монахов Бходи зародился в уме Кы Сари. Она распустила его для того, чтобы Шихандини смог встретиться с Чандрой Гокле лицом к лицу.
  Прошло почти два часа, прежде чем появились писцы, незаметные людишки, которым предстояло записывать все сказанное. Затем прибыл Пурохита в сопровождении духовных лиц, принимающих участие в Тайном совете. Пурохита не снизошел до того, чтобы заметить наше присутствие, и это при том что Шихи, по ошибке приняв его за Гокле, строила ему глазки, пока Сабредил не сделала ей знак прекратить. Шихи шепотом оправдывалась, мол, все старики на одно лицо.
  Ни Арджуна Друпада, ни Чандра Гокле стариками себя не считали.
  Мы продолжали работать, никто не обращал на нас внимания. Всем им крупно повезло, что сейчас у нас были другие планы. В принципе, рискуя, конечно, собственной жизнью, мы могли бы учинить кровавую бойню, истребив очень многих «шишек». Но ликвидировать Пурохиту? Какой смысл? Труп не успеет остыть, а старшие жрецы уже найдут замену, такого же гнусного узколобого старикашку.
  Едва появившись в зале, Гокле попался на удочку. Сари не зря тщательно обдумала все, что мог сообщить Плетеный Лебедь об этом старом козле. Чандра остолбенел при виде Шихандини, будто получил дубиной между глаз. Шихи превосходно справлялась со своей ролью. Она выглядела одновременно застенчивой, невинной и кокетливой и вела себя так, словно ее девичье сердце пронзила стрела любви. Бог устроил мужчин таким образом, что они заглатывают подобную наживку в девяносто девяти случаях из ста.
  Барунданди рассчитал очень точно. Он явился за нами как раз в тот момент, когда в зал взбешенной орлицей ворвалась Протектор. Глаза у Гокле сделались как плошки – он увидел, что мы уходим. И поспешил что-то шепнуть одному из своих писцов.
  К сожалению, у Джауля Барунданди был острый глаз.
  – Минь Сабредил, похоже, твоя дочь произвела впечатление на главного инспектора.
  Сабредил изобразила удивление:
  – Что? Нет-нет, господин. Это невозможно. Я не допущу, чтобы дочь угодила в ловушку, которая уже сломала мою жизнь.
  Сава схватила Сабредил за руку. Со стороны это выглядело так, будто ее напугала вспышка негодования. На самом деле она предостерегала, чтобы Минь не сказала ничего лишнего, что позднее может вспомнить Барунданди, если исчезнет Чандра Гокле.
  Не исключено, что нам придется изменить план. Ни у кого не должно быть ни малейшего повода связать с кем-нибудь из нас то, что вскоре случится.
  Сабредил сникла, засмущалась. Выглядела так, будто хотела немедленно оказаться подальше отсюда.
  – Шихи, идем!
  Я была готова дать Шихи крепкого пинка – она кокетничала как форменная шлюшка. Но приказа матери девчонка послушалась.
  Сава взялась за последний грязный подсвечник, надеясь, что про нее забудут, пока собирается Тайный совет. Но Джауль Барунданди был начеку.
  – Минь Сабредил, уведи свою золовку.
  По дороге он попытался заигрывать с Шихандини, но заработал только взгляд, в котором сквозило отвращение.
  Минь Сабредил заторопилась вслед за дочерью и потянула меня за собой.
  – Что это ты себе позволяешь, Шихи?
  – Да я просто шутила. Он ведь и вправду гадкий старый козел.
  Негромко, как будто ее слова не предназначались для ушей Барунданди, Сабредил сказала:
  – Больше не шути. Смотри, доиграешься. Мужчины, занимающие такое положение, могут делать с тобой все, что захотят, и никто им слова не скажет.
  Отнюдь не лишнее предостережение. Меньше всего нам нужно, чтобы кто-то из сильных мира сего затащил Шихандини в темный угол.
  Бог даст, до этого не дойдет. Невозможно даже представить себе последствия такого поворота событий. Даже простолюдины зачастую не останавливаются перед насилием, что же говорить о тех, кто уверен, что для них закон не писан?
  – Нарита! – позвал Барунданди. – Куда ты опять запропастилась? Черт бы побрал эту стерву! Наверняка точит лясы на кухне. Или дрыхнет где-нибудь в закутке.
  Позади нас, в зале заседаний, зазвучал голос Радиши, но отдельных слов было не разобрать. Ей раздраженно ответил другой голос – скорее всего, Душелов. Мне захотелось поскорее убраться. Я прибавила шагу.
  Сава иногда делает то, чего другие не понимают. Минь, разволновавшись, схватила ее за руку. Барунданди сказал Сабредил:
  – Веди всех на кухню, вам дадут поесть. Если Нарита там, скажи, что она мне нужна.
  – Саве самое время заблудиться, – заявила я, как только он скрылся из вида.
  Страницы Анналов, которые Сабредил приносила Дреме, не всегда устраивали последнюю. Сабредил, вынужденная торопиться, не имела возможности просматривать книги и редко приносила что-нибудь действительно интересное.
  Я надеялась, что помню дорогу. Даже если у тебя есть нитяной защитный браслет, опутанный паутиной заклинаний дворец – опасное место. Я не разгуливала по нему с тех пор, как Капитан был Освободителем и великим героем таглиосского народа. И даже тогда я побывала здесь лишь несколько раз.
  Почувствовав себя неуверенно, я достала мелок, чтобы время от времени рисовать на стенах крошечные буквы сангельского алфавита. За годы, проведенные на юге, я немного выучила этот язык, что оказалось совсем непросто. Если кто-то и обнаружит мои метки, то почти наверняка не поймет их значения.
  Я нашла комнату, где были спрятаны старые книги. Чувствовалось, что кто-то нередко бывает здесь. Я взяла книгу подревнее. Черт, ну и тяжеленная же! И вырывать из нее страницы очень нелегко. Они даже не из бумаги, которая здесь вообще малоупотребима. За один раз удавалось выдернуть лишь одну страницу. Вот почему, наверное, Сабредил приносила все, что под руку подвернется. Недосуг ей было выбирать.
  Я увлеклась и в какой-то момент забеспокоилась, что отлучилась слишком надолго. Барунданди или его жена могут меня хватиться. Лишь бы не допытывались, почему Сабредил не подняла шум, обнаружив мое отсутствие.
  Но, вопреки моей тревоге, я никак не могла остановиться, продолжала вырывать листы. И унялась, лишь когда их набралось столько, что мы и втроем еле-еле смогли бы унести.
  Я спрятала добычу в чулане неподалеку от служебного выхода, хотя вовсе не была уверена, что нам удастся улучить момент и забрать ее. Потом так хорошо сосредоточилась на образе Савы, что и в самом деле почувствовала себя полной кретинкой.
  Они обнаружили эту кретинку, грязную, зареванную и безуспешно пытающуюся найти дорогу в зал Тайного совета. «Они» – это другие поденщицы. Меня сразу отвели к Сабредил и Шихандини. Я вцепилась в руку золовки, словно была легкой щепкой, которую мог вновь унести бурный поток.
  Джаулю Барунданди, конечно, все это не понравилось.
  – Минь Сабредил, я допускаю сюда эту женщину исключительно ради тебя, а не просто по доброте сердечной. Но такие оплошки совершенно неприемлемы. Пока мы занимались поисками, дело стояло…
  Он растерянно умолк. К нам приближались Радиша и Протектор. Довольно странно, что они оказались здесь, в этой части дворца, предназначенной в основном для слуг. На что Душелов, безусловно, было наплевать. У этой женщины напрочь отсутствовало классовое или кастовое высокомерие. Мир для нее делился на две половины: она сама и все остальное.
  Сава опустилась на корточки, съежилась, уткнулась лицом в колени. Сабредил, Шихандини и Джауль Барунданди шарахнулись в стороны, вытаращив глаза. До сих пор Шихи не видела ни одну из этих женщин.
  Сава скрестила пальцы, пряча их между коленей. Сабредил зашептала молитву, обращенную к Гангеше. Джауль Барунданди дрожал от ужаса. Шихандини смотрела с подростковым бесстрашием.
  Радиша не обратила на нас никакого внимания. Она в гневе протопала мимо, бормоча, что нужно выпустить кишки всем этим последователям Бходи. Однако в голосе не чувствовалось уверенности. Протектор, напротив, убавила шаг и внимательно осмотрела нас. На мгновение меня с головой накрыло страхом: а вдруг она и в самом деле читает мысли? Потом Душелов двинулась дальше, и Джауль Барунданди кинулся следом, позабыв и о нас, и о Нарите, потому что Радиша бросила ему через плечо какое-то приказание.
  Сава поднялась и прошептала:
  – Я хочу домой.
  Сабредил согласилась, что на сегодня достаточно.
  Ни серые, ни княжеские гвардейцы никого не обыскивали. Повезло, ничего не скажешь. У меня под одеждой было столько страниц, что нормальной походки хватило лишь на несколько десятков шагов.
  
  29
  
  
  В этот вечер я недолго участвовала в вечернем собрании. Потом, уединившись в своем уголке, стала сравнивать недавно добытые страницы с аналогичными из той книги, которую стащила из библиотеки и которая, по моему мнению, была точной копией – если вообще не оригиналом – подлинного первого тома Анналов Черного Отряда. У меня было отличное настроение. Не сомневаюсь, что Одноглазый не упустил случая позубоскалить по этому поводу за моей спиной.
  Мне не пришло в голову задержаться и узнать, как будет разыграно искушение Чандры Гокле.
  Позднее мне рассказали, что Гокле отправил своего человека проследить за Шихи до ее жилья. Однако шпион не вернулся по истечении всех разумных сроков, что было вполне естественно: он наткнулся на Ранмаста и Икбала Сингхов, после чего мертвый поплыл вниз по реке. Перевозбудившись в ожидании, Гокле отправился в бордель, предназначенный специально для него, для его приближенных и для тех, кто разделял с ними весьма особые, но едва ли редкие вкусы по части удовольствий. Рекоход с несколькими братьями подкараулили его, когда он покидал дворец. С Гокле были два приятеля, на свою беду решившие составить главному инспектору теплую компанию в этот вечер.
  Мурген проследил за развитием событий. Зная, что так и будет, я позволила себе уделить время моим новым приобретениям.
  Понадобилось чуть больше часа, чтобы сделать вывод: сегодняшняя добыча – не что иное, как более поздняя версия самых первых Анналов. И еще почти час – чтобы осознать: без помощи специалиста тут не обойтись. Другое дело, если бы я располагала свободным временем, но увы…
  Чандра Гокле погиб в этом самом борделе. Задушены были и оба его спутника, причем при свидетелях. Убийцы поспешили скрыться, обронив красный румел.
  Серые прибыли почти сразу же. Они погрузили трупы на телегу, объяснив, что Протектор требует немедленно доставить Гокле во дворец. Но серыми они пробыли недолго – ровно столько, сколько понадобилось, чтобы покинуть злачное заведение. И направились они в сторону реки, а не дворца. Лишние тела унесло течение.
  Белая ворона, дремавшая на крыше, проснулась, когда похитители и их жертва двинулись вниз по склону. Она расправила крылья и полетела вслед за ними.
  
  30
  
  
  Когда Душелов получила известие, рядом находился Мурген. Это произошло вскоре после нападения, и отчет был на удивление полным. Серые потрудились на совесть, чтобы угодить своей хозяйке.
  Братья, которые должны были привезти Гокле на склад, еще не прибыли.
  Мургену было также поручено хорошенько осмотреться в покоях Протектора, раз уж он окажется там. Однако ничего нового мы не узнали. В ее комнаты никто никогда не входил. Во всяком случае, с тех пор как Плетеный Лебедь получил там обещанную награду.
  Надо бы расспросить Мургена насчет ее интимного быта.
  Душелов не ушла к себе. Она сразу отправилась на поиски Радиши.
  Княжне уже донесли, что с Гокле случилась беда, но подробности не сообщили. Женщины расположились в аскетичной приемной Радиши. Душелов рассказала все, что узнала, причем говорила очень деловым тоном. Было замечено, что Протектор наиболее опасна и наименее предсказуема именно тогда, когда перестает капризничать и становится спокойной и серьезной.
  – Похоже, у главного инспектора были те же слабости, что и у Перхуля Коджи. Мне доложили, что в его ведомстве многие успели подхватить эту «болезнь».
  – Ходили слухи.
  – И ты ничего не предпринимала?
  – Личные развлечения Чандры Гокле, какими бы мерзкими они мне ни казались, не мешали ему в полной мере исполнять обязанности главного инспектора. Налоги выколачивать он был мастер, и это главное.
  – И верно. – Деловой тон на миг дал сбой.
  Мурген потом рассказывал, как его позабавила мысль, что даже у такой твари могут быть моральные принципы.
  – На него напали в том же стиле, что и на Коджи.
  – Может, кто-то держит зуб на весь этот департамент? Или обманники отлавливают для своих церемониальных жертвоприношений мужчин, уличенных в каком-то конкретном грешке?
  – Обманники не нападали на Гокле. Тут никаких сомнений. Это сделали те, кто выманил и убил Лебедя. Хотя и он, возможно, жив.
  – Жив? – Чувствовалось, что Радиша напугана услышанным.
  – Мы не видели его трупа. Заметь, что и в этот раз у нас нет тела. Злоумышленники, замаскированные под наших серых, почти сразу после нападения прибыли туда и увезли Гокле. Меньше чем за неделю Тайный совет потерял двух своих членов. Причем это очень важные фигуры, они выполняли львиную долю работы по управлению государством. И если бы главнокомандующий находился поблизости, я бы взялась предсказать, что именно он станет следующей целью. Галдящая орава жрецов никому не нужна, от нее никакого толку. Духовенство ничем не управляет. Моя сестра доказала, что в случае гибели жрецов можно заменить в два счета. А вот Лебедя и Гокле не заменишь. Серые уже начали расследование.
  Мурген отметил в уме, что Лебедь, возможно, лишь притворялся абсолютной марионеткой Душелов.
  – Почему это не может быть секта душил? – спросила Радиша.
  – Потому что всего день назад те же самые люди срезали голову этой змее.
  Протектор описала случившееся в Воровском саду. Очевидно, до сего момента она ни с кем не делилась этими сведениями. Я убедилась, что Душелов видела в княжне необходимого, но младшего партнера.
  – За несколько дней эти люди, которых мы считали уничтоженными раз и навсегда, нанесли нам несколько болезненных ударов. Тут чувствуется ум очень опасного человека.
  Нет, не опасного. И даже не удачливого. Это ум человека, одержимого параноидальной идеей, что, как известно, позволяет сдвигать горы. Душелов обладала отменным чутьем на зло того же масштаба, что и ее собственное.
  – Мы понимали, что они не останутся во Тьме навечно, – сказала Радиша. И поспешила поправиться: – Я понимала. Капитан не раз предостерегал меня.
  Да, в свое время она допустила ужасную ошибку, предав Черный Отряд, но сейчас ей угрожало не прошлое.
  Тот враг был похоронен глубоко, в сотнях миль отсюда. Гораздо опаснее был другой, находившийся сейчас в одной комнате с ней.
  Союз с Протектором – вот ошибка, на исправление которой Радише не хватит всей жизни. Не подумав о последствиях, она решилась оседлать тигра. Теперь ей не остается ничего другого, как держаться покрепче.
  – Нужно позвать главнокомандующего, – сказала Душелов. – Только если армия окажется в городе до того, как наши недруги сделают следующий шаг, у нас хватит сил, чтобы их выловить. Отошли приказ немедленно. И нужно оповестить народ о скором возвращении главнокомандующего. У врагов к Могабе особые счеты. Они отложат свои планы и попытаются добраться до него.
  – Говоришь так, будто наверняка знаешь, как они поступят.
  – Я знаю, как поступила бы сама, если бы мной вдруг овладела такая же жгучая жажда мести. Интересно, не готовится ли переворот?
  – А что они предпримут потом? – раздраженно спросила Радиша.
  – Об этом я пока помолчу. Не потому, что не доверяю тебе. – Душелов, очевидно, даже себе не доверяла. – Просто хочу убедиться, что понимаю, как работает противостоящий мне разум, прежде чем вмешаюсь в его деятельность. Ты же знаешь, у меня к этому талант.
  Увы, Радиша знала. Она не ответила. Душелов тоже молчала, будто ждала, когда княжна заговорит. Но той нечего было сказать.
  Протектор задумчиво произнесла:
  – Хотелось бы мне знать, кто это. Я помню двух старых колдунов. Но у них ни амбиций, ни воображения, ни сил, хотя оба, конечно, крепкие орешки.
  Радиша издала звук, похожий на писк придушенного цыпленка:
  – Колдуны?
  – Те два коротышки. Неразлучная пара. Везунчики, не более того.
  – Они выжили?
  – Я же сказала, что им везет. Ты кого-нибудь помнишь, кто не участвовал в походе на плато и кого можно было бы рассматривать как потенциального лидера? Я – нет.
  – Я думала, что все эти люди мертвы.
  – Я тоже так думала. Наш главнокомандующий утверждает, что собственными глазами видел тела многих из них. Но при этом был уверен, что оба колдуна погибли еще раньше. Гм… Сейчас мне это кажется подозрительным. Впрочем, возможно, что единственная его вина – глупость. Ну, вспомнила кого-нибудь подходящего?
  – Из братьев Отряда, которых я знаю, – нет. Но там был еще нюень бао, имевший какое-то отношение к жене знаменосца. Что-то вроде жреца. Превосходно владел боевыми ремеслами. Я с ним лишь несколько раз встречалась. И он не упоминался ни в чьих отчетах.
  – Мастер фехтования, идущий Путем Меча? Это объяснило бы многое. Но я же убила его, когда… Вот же странность… Ты не замечала, что те, кого можно с уверенностью считать мертвыми, частенько оказываются живыми?
  Радиша с трудом сдержала улыбку, редкую гостью на ее лице. Подумать только, кто это говорит!
  – Тут замешано колдовство. Нужно быть готовыми ко всему.
  – Ты права. Абсолютно права. У этого клинка может быть не одно лезвие. – Душелов встала. Голос у нее изменился, теперь он звучал жестко. – Да, не одно. Мастер, идущий Путем Меча… Давненько я не удостаивала визитом людей из этого племени. Может, удастся вытянуть из них что-нибудь полезное. – Она вышла из комнаты.
  Охваченная тревогой Радиша несколько минут просидела неподвижно. Наконец ушла в Комнату Гнева и заперлась. Невидимый шпион последовал за Протектором, которая, не имея привычки откладывать дела в долгий ящик, поднялась на крепостную стену. Там подготовила к полету маленький одноместный ковер, все время споря сама с собой дюжиной раздраженных голосов.
  Мурген не вслушивался, потому что был очень сильно удивлен. Там сидела белая ворона. Она наблюдала за Душелов, которая по-прежнему не догадывалась о присутствии Мургена. Хотя была восприимчива к такого рода вещам, как никто другой, за исключением ее сестры. Вот птица, та заметила Мургена, но не выказала ни малейшего беспокойства. Оглядела его одним глазом, потом другим. И подмигнула, явно сознательно! А потом, как только Протектор взлетела, тоже упорхнула в потемки, похоже вознамерившись сопровождать ее.
  Но я же и есть белая ворона!
  Он совершенно растерялся. Это продолжалось совсем недолго, но напугало не меньше, чем в те давние времена, когда Мурген только учился путешествовать вне тела.
  
  31
  
  
  Тобо, приведи сюда дядюшку Доя, нужно с ним… – Тут я увидела Кендо Резчика и Ранмаста. – А, вернулись наконец-то. Ну, как все прошло?
  – Отлично. В точности по плану.
  – А где мой подарочек? – спросила Сари.
  – Скоро будет. Он еще не очухался, пришлось тащить.
  – Бросьте его здесь. Поболтаю с ним по-дружески, когда придет в себя. – В глазах Сари вспыхнул злой огонек.
  Я довольно засмеялась.
  – Душелов возомнила, что у нас есть грандиозный план, до тонкостей продуманный неким гениальным стратегом. Если бы она только знала, что мы тычемся наугад, точно слепые котята, и надеемся, что нам повезет и мы найдем путь к Плененным…
  – Уж не хочешь ли ты сказать, Малышка, что у тебя не подготовлен следующий ход? – проворчал Одноглазый.
  – Конечно готов. – И это было правдой. – Уверена, Душелов нипочем не догадается, каким он будет. Хочу пригласить на ужин шри Сантаракситу. Это будет самое незабываемое приключение в его жизни.
  – Хе-хе! Я знал!
  Подошел дядюшка Дой, явно недовольный тем, как с ним обращались в последнее время.
  – Один из наших друзей только что сообщил о встрече Тысячегласой и Радиши, – сказала я. – Как Тысячегласая до этого додумалась – за пределами моего воображения, но она возомнила, что во всех ее последних неприятностях виноват фехтовальщик, который уже много лет считается мертвым. По последним сведениям, она отправилась в храм села Вин-Гао-Ганг, чтобы навести справки об этом человеке. Полагаю, ты знаешь, что это за храм.
  Дой сильно побледнел, у него задрожала привычная к клинку рука и судорожно задергалось правое веко. Он повернулся к Сари.
  – Это правда, – подтвердила та. – Что она может там выяснить?
  – Говори на языке людей.
  – Нет.
  Идущий Путем Меча привычно смирился с тем, чего не мог изменить, хотя было видно, что это не доставило ему никакого удовольствия.
  – У тебя нужная нам книга, – сказала я. – И ты можешь рассказать нам немало полезного.
  Упрямый старик. Решительно настроен не допустить, чтобы я втянула его в свою авантюру.
  – Тысячегласая послала за Могабой, – продолжала я. – Рассчитывает добраться до нас с помощью армии. Мы бы и рады уйти из Таглиоса прежде, чем начнутся облавы, но наши дела здесь еще далеко не закончены. Твоя помощь была бы неоценимой. Я уже не раз напоминала тебе: кое-кто из твоего племени остался на плато… Ох!..
  – Что такое?! – воскликнула Сари. – Гоблин! Взгляни-ка, что с Дремой.
  – Я в порядке. Просто меня вдруг осенило. Послушайте. У Душелов есть все основания считать, что Плененные мертвы. Значит, она уверена, что умер и Длиннотень. Мы-то знаем, что это не так, поэтому и не беспокоимся. Но если она не знает, почему не изумляется тому, что мир еще не наводнили Тени?
  Все, даже колдуны, уставились на меня, не понимая, из-за чего я так разволновалась.
  – Смотрите, что получается, – продолжала я. – Не важно, жив Длиннотень или умер, пока он по ту сторону Врат Теней. Нет рокового меча, висящего над миром и готового упасть, как только этот безумец закаркает. Кое-кто выживет, кроме самых умных чародеев.
  Наши колдуны, далеко не самые умные, сразу повеселели. Их не слишком волновало, что станется с миром, когда они его избавят от своего присутствия.
  Что делать с Хозяином Теней после освобождения Плененных? Вот вопрос, занимавший нас в самую последнюю очередь, потому что до этого события было далеко и потому что нас в первую очередь интересовали зримые препятствия на пути к цели. Сари выразила мнение многих:
  – Мы пока даже не знаем, сможем ли открыть путь. Стоит ли думать о том, как после закрыть его? Пусть это будет головной болью для тех, с кем мы не дружим.
  – Интересно, как это сделали Хозяева Теней? С помощью грубой силы? В ту пору Черный Отряд был еще далеко на севере вместе со своим Копьем Страсти. – Я взглянула на дядюшку Доя, остальные тоже повернулись к нему. – Может, великий позор нюень бао – не такое уж и древнее явление? Может, это случилось лишь несколько десятилетий назад? Примерно в то же время, когда появились Хозяева Теней, и аккурат перед тем, как утвердилась их власть?
  Молча посидев минуту-другую с закрытыми глазами, дядюшка Дой размежил веки и сурово посмотрел на меня:
  – Давай прогуляемся, Каменный Солдат.
  К сожалению, Чандра Гокле, главный инспектор учета и любитель совсем юных девиц, выбрал именно этот момент, чтобы застонать. Я сказала Дою:
  – Прошу подождать, дядюшка. Мне нужно развлечь гостя. Обещаю управиться быстро.
  Гоблин опустился на колени рядом с министром, несильно похлопал его по щекам и помог сесть. От главного инспектора только что дым не шел, пленник явно собирался обрушить на наши головы громы и молнии. Едва он открыл рот, я наклонилась к нему и прошептала:
  – Воды спят.
  У Гокле резко повернулась голова. Он мигом вспомнил, где видел меня прежде.
  – Дни сочтены, приятель, – продолжил мою игру Гоблин. – И похоже, у тебя их осталось куда меньше, чем у других.
  Гокле узнал и его, хотя считалось, что Гоблин мертв. А вспомнив, где видел прежде Сари, главный инспектор затрепетал.
  – Ты не забыл, как ты несколько раз оскорбил Минь Сабредил? – спросила Сари. – Она-то уж точно помнит. Мы люди не жадные, заплатим в пятикратном размере. Запрем тебя в тигриной клетке, и обращение будет соответствующим. А через несколько дней, возможно, Пурохита составит тебе компанию. – От ее злорадного смеха меня пробрала дрожь. – Ваши дни сочтены, но, сколько бы их ни осталось, ты, Чандра Гокле, и Арджуна Друпада проведете их, взывая к земле и небу, к ночи и дню, как наши братья в ледяной могиле.
  Часть сказанного, имевшую особый смысл для нюень бао, я не поняла. Но суть уловила. Как и Гокле. Он проведет остаток жизни в одной клетке с самым ненавистным врагом.
  Сари снова хихикнула.
  Когда она так смеется, это означает, что нервы у нее натянуты до предела.
  
  32
  
  
  Я не спускала глаз со старого жреца, когда мы брели сквозь паутину заклинаний, которой был опутан склад. У дядюшки Доя не было защитного амулета. Его голова судорожно подергивалась, ноги то и дело норовили изменить направление движения, но он, напрягая волю, пробирался по лабиринту иллюзий. Возможно, благодаря опыту, приобретенному на Пути Меча. Хотя, помнится, Госпожа не раз говорила, что он тоже колдун, пусть и не слишком сильный.
  – Куда мы идем, дядюшка? И зачем?
  – Мы идем туда, где нет ушей нюень бао. Старые соплеменники заклеймили бы меня как предателя. Молодые назвали бы лживым дураком, а то и похуже.
  А я? Пожалуй, я предпочла второй вариант, очень уж раздражали проповеди о внутреннем мире, которого необходимо достичь, с фанатичным упорством готовясь к грядущим битвам. Его философия привлекала очень немногих людей из тех, кто работал у Бань До Транга, и все они были нюень бао, слишком молодые, не испытавшие на своей шкуре войны. Я понимала, что словосочетание «Путь Меча» не несет в себе милитаристского смысла, но у других это не укладывалось в голове.
  – Хочешь сохранить в глазах нюень бао образ высокомерного старикашки, который скорее сдохнет, чем поможет недочеловеку-женгали не упасть в яму и не свернуть себе шею?
  Было слишком темно, но вроде я разглядела улыбку.
  – Да, примерно так, хотя и несколько упрощенно. – Его таглиосский, всегда довольно сносный, стал еще лучше, поскольку мы были одни.
  – А ты учитываешь тот факт, что в каждом темном уголке может прятаться летучая мышь, или ворона, или крыса, или даже одна из Теней Протектора?
  – Мне не нужно их бояться. Тысячегласая уже знает все, что я собираюсь рассказать тебе.
  Ну а если она не хочет, чтобы и я это узнала?
  Мы довольно долго шагали молча.
  Таглиос не перестает удивлять меня. Дой уверенно шел через роскошный квартал, где люди жили в особняках, окруженных высокими и к тому же охраняемыми стенами. Здешняя молодежь развлекалась на улице Салара, которая появилась много лет назад специально для этой цели. Логика подсказывала, что там, где сосредоточено богатство, нищих должно быть в избытке, но дело обстояло как раз наоборот. Бедным не позволялось оскорблять своим присутствием взгляд богачей.
  Здесь, как нигде, запахи щекотали ноздри, но то была не вонь, а ароматы сандалового дерева, гвоздики и духов.
  Потом Дой повел меня по темным улочкам квартала храмов. Мы отошли в сторону, пропуская шайку молодых гуннитов. Молодые парни задирали встречных. Вздумай они прицепиться к нам, им бы не поздоровилось, но судьба избавила нас от драки, прислав троих серых.
  Нельзя сказать, что шадариты полностью отвергают кастовое деление. Они лишь придерживаются мнения, что к высшей касте должны принадлежать не только жрецы и те, кому по рождению предназначено стать жрецами, но и, конечно же, любой, исповедующий шадаритскую веру. Эта вера, абсолютно еретический, испорченный гуннитским влиянием незаконнорожденный отпрыск моей собственной единственной истинной веры, – содержит в себе нечто очень привлекательное для слабых и обездоленных.
  Серые методично отдубасили юнцов бамбуковыми палками и посоветовали обращаться с жалобами к Протектору. Забияки выказали сообразительность, какой я от них не ожидала. Не успели серые схватиться за свистки, чтобы пригласить друзей к участию в забаве, а сопляков уже и след простыл.
  Город окутался ночной тьмой, а мы с Доем все шли и шли.
  В конце концов дядюшка привел меня в так называемый Олений парк, на участок дикой природы неподалеку от центра. Парк был создан несколько столетий назад кем-то из тогдашних деспотов.
  – Ну и к чему такая морока? – спросила я.
  Может, в его голове созрел дурацкий план убить меня и оставить труп под деревом? Но какой в этом смысл?
  Впрочем, Дой – это Дой. Никогда не знаешь, чего от него ожидать.
  – В этом лесу мне куда спокойнее, – объяснил он. – Но я никогда тут не задерживаюсь. Команде лесничих поручено гонять отсюда незаконных поселенцев. А для них незаконный поселенец – любой нетаглиосец или таглиосец, но не из высшей касты… Вот удобное бревнышко, будто нарочно под мой зад выросло.
  Я упала, споткнувшись о бревно, о котором шла речь. Поднялась на ноги и сказала:
  – Слушаю тебя.
  – Сядь. Разговор будет долгим.
  – Опусти все бегаты.
  У джайкурских веднаитов это разговорное слово, означающее подробные объяснения, призванные упростить заучивание священных текстов. Чем, как известно, каждый из них обязан заниматься с малолетства. То есть мои слова означали: «Не трудись растолковывать, на ком лежит вина и как они докатились до такого злодейства. Просто расскажи, что случилось».
  – Просить рассказчика не приукрашивать события – все равно что просить рыбу добровольно отказаться от воды.
  – Мне завтра на работу.
  – Ладно, как скажешь. Тебе известно, что Вольные Отряды Хатовара и бродячие шайки душил, убивающих во славу Кины, имеют одинаковое происхождение?
  – В Анналах можно найти немало намеков, – кивнула я.
  Хотя как-то слабо верилось.
  – Мою роль в племени нюень бао грубо можно сопоставить с твоей ролью летописца Черного Отряда. И с ролью жреца у душил. Этому последнему, кроме всего прочего, вменяется в обязанность хранить устную историю шайки. С годами туга утратили уважение к письменной истории.
  Мои собственные исследования показывали, что за эти века Черный Отряд тоже претерпел изрядную эволюцию. Вероятно, гораздо большую, чем банды обманников, которые все время оставались внутри одной и той же культурной среды, менявшейся весьма незначительно. В отличие от них Черный Отряд забирался все дальше и дальше в чужие края, и старые солдаты замещались молодыми туземцами, у которых отсутствовала связь с прошлым и которые зачастую даже не знали о существовании Хатовара.
  Дой как будто прочел мои мысли.
  – Банды душил – слабое подражание первым Вольным Отрядам. Черный Отряд сохранил свое название и кое-что из памяти, но в философском смысле вы гораздо дальше от исходной точки, чем обманники. Ваш Отряд ничего не знает о своих истинных предках; он движется, подчиняясь манипуляциям богини Кины. И не только ее. Есть и другие, не желающие, чтобы ваш Отряд стал тем, чем был когда-то.
  Я молчала, но Дой не потрудился ничего объяснить. С ним всегда нелегко.
  Зато он сделал то, что было для него даже труднее. Рассказал мне правду о своем народе.
  – Нюень бао – почти чистокровные потомки солдат одного из Вольных Отрядов. Того, который предпочел не возвращаться.
  – Но считается, что именно Черный Отряд – тот единственный, который не вернулся. Анналы говорят…
  – Анналы не могут сказать больше того, что было известно их авторам. Мои предки пришли сюда, когда Черный Отряд завершил опустошение страны и двинулся на север, уже утратив всякое представление о своей божественной миссии. К тому времени сменилось три поколения солдат, и не прилагалось никаких усилий к сохранению чистоты крови. Отряд просто сражался на войне, первой из тех, которые запомнили авторы ваших Анналов. И был почти полностью уничтожен. Похоже, таков удел Черного Отряда. Вновь и вновь сокращаться до горстки солдат, затем возрождаться из праха. И каждый раз утрачивать частицу своей сущности.
  – А каков удел твоего Отряда?
  От меня не укрылось, что Дой никак его не называл. Впрочем, это было не важно. Название ничего бы мне не сказало.
  – Погрязнуть еще глубже в неведении о самом себе. Я знаю истину. Мне известны старые тайны и накопленный опыт. Но я – последний. В отличие от других Отрядов мы взяли свои семьи с собой. Мы – последний эксперимент. Нам было что терять. И мы дезертировали. Ушли и спрятались на болотах. Но смешения кровей не допускали. Почти.
  – А эти ваши паломничества? Старики, которые умерли в Джайкуре? Хонь Трэй? И великая, темная, грозная тайна нюень бао, которая так волнует Сари?
  – У нюень бао много темных тайн. Все Вольные Отряды имели такие тайны. Мы были орудием Тьмы. Костяные Воины, призванные открыть путь Кине. Каменные Солдаты, сражающиеся за честь остаться в вечности, за то, чтобы наши имена были золотыми буквами высечены на блистающих камнях. Мы потерпели неудачу, потому что наши предки были нетверды в своей вере. В каждом Отряде хватало слабых – слишком слабых, чтобы навлечь Год Черепов.
  – А что старики?
  – Кы Дам и Хонь Трэй? Кы Дам был последним избранным Капитаном нюень бао. Теперь этот пост занять некому. Хонь Трэй была ведьмой, с ее проклятым даром предсказания, и последним настоящим жрецом. То есть жрицей.
  – Проклятый дар?
  – Она никогда не предсказывала хорошего.
  Я почувствовала, что он не хочет углубляться в эту тему. Последнее пророчество Хонь Трэй касалось Мургена и Сари, а потому, разумеется, было воспринято всеми благомыслящими нюень бао как оскорбление. И это оно еще не исполнилось в полной мере.
  – Великий грех нюень бао?
  – О нем ты от Сари услышала? Ну да, от кого же еще. Как и все, кто родился после прихода Хозяев Теней, она верит, что этот «великий грех» заставил нюень бао укрыться среди болот. Она ошибается. Причина бегства не грех, а стремление выжить. По-настоящему ужасный грех был совершен уже при моей жизни.
  В его голосе угадывалась напряженность. Без сомнения, то, о чем он говорил, сильно задевало его чувства.
  Я не торопила его.
  – Я был совсем мальчишкой, делал первые шаги на Пути Меча, когда появился этот чужеземец. Представительный, средних лет. Его звали Ашутош Якша. На древнем языке Ашутош означает что-то вроде «отчаяния грешника». Якша имеет почти тот же самый смысл, что и в современном таглиосском, то есть «добрый дух». Люди были готовы поверить, что он сверхъестественное существо. Из-за цвета кожи. Очень бледная, прямо-таки белая, светлее, чем у Гоблина или Плетеного Лебедя, которые хотя бы слегка загорели. И все же он не был альбиносом. Глаза совершенно нормальные, а волосы не такие светлые, как у Лебедя. Большинство нюень бао сочли его волшебником. Он знал наш язык; выговор был непривычный, но понять все-таки можно. Сказал, что хочет пройти обучение в храме Вин-Гао-Ганг, слава о котором разошлась далеко. Стали допытываться, откуда он родом, но он отвечал загадками. Дескать, его родина – страна Неизвестных Теней, что под звездами Аркана.
  – Он сказал, что пришел с плато Блистающих Камней?
  – Не совсем. Трудно было понять. То ли с плато, то ли из-за плато. Да мы и не вытягивали из него правду клещами. Даже Кы Дам или Хонь Трэй не рискнули давить на незнакомца, хоть он и вызывал беспокойство. Мы довольно скоро поняли, что Ашутош очень сильный колдун. В те дни были еще живы многие люди, помнившие происхождение нюень бао. Они испугались, предположив, что он послан с задачей вернуть нас домой.
  Они ошибались. Довольно долго Ашутош был лишь тем, кем он себя объявил, – ученым, который жаждет вкусить мудрости, накопленной в храме Гангеши. Этот храм был для нас святым местом с тех пор, как нюень бао поселились на болотах.
  – Однако здесь отчетливо ощущается некое «но». Этот человек все-таки оказался негодяем?
  – Да. Ашутош был тем, кого позже знали под именем Тенекрут. Он прибыл, чтобы найти наш Ключ, а послал его господин и наставник, которого вы звали Длиннотенью. Еще в юном возрасте этот человек случайно услышал, что не все Вольные Отряды вернулись в Хатовар. Из этого он сделал вывод, до которого больше никто не додумался, – что каждый Отряд, все еще находящийся за Вратами Теней, должен владеть талисманом, способным открывать и закрывать эти Врата. С помощью этого талисмана можно добраться до ракшасов и подчинить их, чтобы вершили для тебя черные дела. Сила, способная убивать, может стать чудовищной в руках честолюбца, не умеющего или не желающего сдерживать ее.
  – Ну и что, нашел Ашутош Якша Ключ?
  – Он лишь убедился, что тот существует. Втерся в доверие к жрецам, и кто-то из них проболтался. Вскоре Ашутош заявил, что его господин, наставник и духовный отец, имя которому Марича Мантара Думракша, весьма впечатленный его отчетами о храме, собирается лично прибыть сюда. Думракша оказался высок и невероятно худ. Он всегда носил маску, – вероятно, у него было изуродовано лицо.
  – И ты, услышав это имя – Марича Мантара Думракша, – ничего не заподозрил?
  Уже стемнело, и я не могла разглядеть выражение лица Доя, но чувствовала, что мой вопрос огорчил и обидел собеседника.
  – Я был ребенком.
  – А нюень бао не интересуются тем, что происходит вне их мирка. Дядюшка, я веднаитка, но даже мне известно, что Мантара и Думракша – легендарные гуннитские демоны. Хоть ты и вынужден жить среди людей низшего сорта, глаза и уши полезно держать открытыми. Тогда какому-нибудь гадкому колдуну-женгалу будет трудней заморочить тебе голову.
  – Этот Думракша мог кого хочешь заморочить, – проворчал Дой. – Когда он узнал, что раз в десять лет по тогдашнему обычаю отряд из самых сильных мужчин отправляется в паломничество на юг…
  – Он напросился в попутчики и, заморочив кому-то голову, добился позволения осмотреть Ключ.
  – Ты почти угадала. Целью паломничества были Врата Теней. Возле них паломники проводили десять дней, ожидая знака. Вряд ли они представляли себе, каким должен быть этот знак. Вряд ли догадывались, что будет дальше. Но традиции на то и созданы, чтобы их блюсти. Паломники, однако, никогда не брали с собой настоящего Ключа. Они носили копию, обработанную кое-какими простенькими чарами, способными обмануть невнимательного вора. Настоящий Ключ оставался дома. Старики на самом деле нисколько не желали, чтобы с той стороны был подан знак.
  – И тут на сцену вышел Длиннотень?
  – Да. Когда паломники прибыли к Вратам Теней, они обнаружили, что их поджидает Ашутош Якша с полудюжиной колдунов. Среди этих колдунов были бежавшие с севера, из царства Тьмы, где служил в ту пору Черный Отряд. Когда Думракша воспользовался фальшивым Ключом, на его шайку напали с той стороны Врат Теней. Прежде чем Длиннотени удалось силой своего истинного имени закрыть проход, погибли трое из так называемых Хозяев Теней. Четвертый, некто Ревун, был искалечен и сбежал. Уцелевшие быстро перессорились, пытаясь захватить монстров, которых обнаружили твои братья, когда прибыли на место. Вся эта суматоха разбудила Матерь Тьмы, которая снова задумала устроить Год Черепов.
  – В этом и состоит великий грех нюень бао? В том, что вы позволили колдунам провести себя?
  – В те дни племя очень слабо представляло себе, что происходит за пределами дельты. Всей торговлей с внешним миром заправляла семья Бань До Транга. Раз в десять лет горстка мужчин постарше отправлялась к Вратам Теней. И примерно с той же частотой гунниты-аскеты приходили на болота, надеясь очистить свои души. У этих отшельников, несомненно, были проблемы с рассудком, иначе они подыскали бы место получше. На их присутствие нюень бао смотрели сквозь пальцы. А Гангеша нашел себе дом.
  – При чем тут Тысячегласая?
  – Всю эту историю она узнала от Ревуна, когда мы застряли в Дежагоре. Или вскоре после нашего бегства. Едва мы вернулись, она заявилась в храм. Даже самые сильные из нас были изнурены до крайности, умерли все старики, в том числе наш Капитан и Глашатай, и колдунья Хонь Трэй. Кроме меня, не осталось никого из знавших всю подоплеку. Впрочем, Готе и Тай Дэю кое-что известно, а еще Сари, поскольку они принадлежат к семье Кы Дама и Хонь Трэй. Когда Тысячегласая пришла в храм, меня там не было. Она применила свою колдовскую силу, чтобы запугать жрецов. В конце концов они смирились и отдали таинственный предмет, доверенный им на хранение много лет назад. Они даже не знали, что представляла собой эта вещь. На самом деле жрецы не так уж и виноваты, но все равно я не могу их простить. Ну вот, теперь ты знаешь все тайны нюень бао.
  – Что-то сомнительно. Однако с этим уже можно работать. Ты собираешься помогать нам? Надеюсь, мы заставим Нарайяна Сингха признаться, куда он дел Ключ.
  – Если ты пообещаешь, что никто не узнает того, о чем я тебе сейчас рассказал.
  – Клянусь Анналами: ни слова ни одной живой душе. – Такая клятва, впрочем, не мешает мне записать все услышанное.
  От него я никаких клятв не требовала.
  Рано или поздно он столкнется с моральной дилеммой, которая раздавила Радишу. В какой-то момент у княжны возникло ощущение, что Отряд сделал свое дело и можно поберечь зарезервированные для него средства. Как только – если только! – людям дядюшки Доя удастся выбраться с плато Блистающих Камней, он станет весьма и весьма ненадежным союзником.
  Ладно, всему свой срок, подумала я и сказала Дою:
  – Мне завтра на работу. А сейчас уже куда позже, чем было час назад.
  Он встал, явно испытывая облегчение оттого, что я задала не слишком много вопросов. У меня на уме, конечно, было еще несколько. К примеру, почему нюень бао чаще совершали паломничества к Вратам Теней как раз в то время, когда Хозяева Теней были в силе, и зачем брали с собой женщин, детей и стариков?
  Я задала этот вопрос по дороге домой.
  – Хозяева Теней не возражали – это усугубляло их чувство собственного превосходства. К тому же удалось внушить им: поскольку настоящего Ключа у нас нет, мы вынуждены его искать. В это верили даже наши люди. Только Кы Дам и Хонь Трэй знали правду. Хозяева Теней надеялись, что мы найдем Ключ – для них.
  – Тысячегласая догадалась.
  – Да. Ее вороны летают везде и все слышат.
  – И в ее распоряжении тогда был один очень хитрый демон.
  Всю дорогу я докучала Дою, пытаясь заполнить пробелы в его рассказе. Но мне не удалось вытянуть оставшиеся секреты.
  Перед тем как упасть в койку, я снова встретилась с Сари, Мургеном и Гоблином.
  – Ну как, мы ничего не упустили?
  Подстраховаться никогда не мешает. Мурген, невидимый и неслышимый, присутствовал при моей увлекательной беседе с Доем.
  – Почти ничего, – ответил Мурген. – Я отвлекался – были и другие заботы.
  – Как думаете, он правду говорит?
  – В основном, – кивнула Сари. – Не сказал ни слова лжи, но не открыл и всей правды.
  – Ну конечно. Он же нюень бао до кончиков кривых ногтей. И к тому же колдун.
  Прежде чем Сари успела возмутиться, Гоблин сообщил:
  – За вами летела белая ворона.
  – Я ее видела. Решила, что это Мурген.
  – Нет, не Мурген, – возразил Мурген. – Я был там в виде духа. Так же как сейчас.
  – Кто же она в таком случае?
  – Не знаю, – ответил он.
  Я не совсем поверила ему. Вряд ли интуиция обманывает меня, а она подсказывает, что у него есть кое-какие подозрения. Причем достаточно серьезные.
  
  
  33
  
  
  Шри Сантараксита едва дождался, когда мы останемся одни, и тут же подошел ко мне:
  – Дораби, я тобой недоволен. Два дня назад ты опоздал. Вчера тебя вообще не было. А сегодня являешься как ни в чем не бывало и готов приступить к работе.
  Вовсе не «как ни в чем не бывало». Я была злая как черт, но не из-за него, конечно. И наверное, поэтому не сразу заметила несоответствие тона, каким были произнесены слова, их смыслу. В голосе отчетливо звучало облегчение – оттого, что я вернулась, и слабеющий оттенок страха – оттого, что этого могло не произойти. Пришлось солгать.
  – У меня была горячка. Просто ноги не держали. Я попробовал добраться сюда, но был так слаб, что лишь зря потратил время. Пришлось вернуться домой.
  – Зачем же ты пришел сегодня? – Полный разворот – теперь в голосе ощущалось сильное беспокойство.
  – Чуть-чуть полегчало. У меня тут много дел. Очень не хотелось бы потерять эту работу, шри. Книги – ни с чем не сравнимый кладезь мудрости…
  – Где ты живешь, Дораби?
  Я взяла метлу, но это не остановило Сантаракситу. Он шел за мной по пятам. Взгляды, которыми провожали нас люди, свидетельствовали о том, что Сантараксита снискал себе репутацию любителя мальчиков.
  Вопрос не застал меня врасплох, ведь я знала, что главный библиотекарь пытался выяснить, где я живу.
  – Снимаю комнатку на берегу, в Сираде, вместе с несколькими товарищами по службе в армии.
  Довольно обычная ситуация для Таглиоса, где мужчин почти вдвое больше, чем женщин. Мужчины стекаются из бедных провинций – в надежде устроить свою судьбу.
  – Почему ты не вернулся домой, когда кончилась служба, Дораби?
  Ой-ой!
  – Шри?
  – Твоя мать, брат с его женой, сестры, их мужья и дети все еще живы там, где прошло твое детство. Они считают тебя погибшим.
  Ой-ой! Проклятие! Он что, съездил туда и своими глазами их всех увидел? Есть же типчики, обожающие совать нос в чужие дела!
  – Я всегда не ладил с семьей, шри. – Это уже откровенная ложь по отношению к Дораби Дею Банержаю. Он-то, насколько я знаю, очень дружил со своей семьей. – Кьяулунские войны сильно изменили меня, я стал совсем другим человеком. И потом… Со временем они узнали бы обо мне такое, что вынудило бы их отречься от меня. Пусть лучше считают, что Дораби мертв. Все равно того юноши, которого они помнят, больше нет на свете.
  Я надеялась, что воображение подскажет Сантараксите, как лучше интерпретировать мои слова. Он клюнул.
  – Понимаю.
  – Благодарю за заботу, шри. А сейчас прости…
  Я приступила к работе. Трудилась машинально, целиком погрузившись в свои мысли. В интересах дела я должна поддаться на уговоры Сантаракситы. Ни малейшего опыта в этом отношении у меня нет, с какой стороны ни взгляни.
  Но старики недаром называют меня смышленой. Спустя некоторое время я придумала, как направить дальнейшие события в желаемое русло, без того чтобы Сурендранат Сантараксита подвергся серьезному эмоциональному или нравственному риску. Уж точно риска будет не больше, чем при попытке библиотекаря проследить за мной до дома, когда я послала Тобо вывести его наружу. О чем Сантараксита, конечно, не знал.
  Через несколько часов я заставила желудок извергнуть остатки завтрака и демонстративно, чтобы это не прошло незамеченным, прибралась за собой. Чуть позже я воспользовалась заклинанием, вызывающим головокружение. Это случилось уже после того, как большинство библиотекарей и копиистов ушли домой. В этот день гроза выдалась не такой сильной, как обычно. Таглиосцы считают это плохой приметой.
  Сантараксита сыграл свою часть превосходно, как будто прочел написанный мной сценарий. Он оказался рядом еще до того, как заклинание перестало действовать. Заметно нервничая, посоветовал:
  – Тебе лучше отправиться домой, Дораби. Ты сегодня изрядно потрудился. Завтра можешь отдохнуть. Я провожу тебя – хочу точно знать, что с тобой все в порядке.
  Я вяло запротестовала – дескать, в этом нет никакой необходимости. Но тут снова закружилась голова. Пришлось сказать:
  – Спасибо, шри. Твое великодушие не знает границ. А что будет с Баладитой?
  За старым копиистом снова не пришел внук.
  – Ему с нами почти по пути. Мы просто сначала проводим его.
  Я хотела как-нибудь подстегнуть фантазию Сантаракситы, но ничего такого не пришло на ум. А впрочем, и не было необходимости. Он сам, по собственной воле шел в ловушку. И все потому, что я умела читать.
  Судьба.
  Так уж получилось, что Рекоход оказался поблизости, когда мы со шри Сантаракситой и Баладитой покидали библиотеку. Еле заметным жестом я дала понять, почему мы оказались втроем. По дороге пришлось прибегнуть к дополнительным жестам, с помощью которых я сообщила, что старика нужно взять, как только мы с Сантаракситой его оставим. Он последним видел главного библиотекаря в моей компании. И он может оказаться полезен для нас.
  Неподалеку от склада я воспользовалась еще одним легким заклинанием. Помогая удержаться на ногах, Сантараксита обхватил меня за талию. Я нырнула в свое убежище и продолжила игру. К этому моменту нас уже окружили братья из Отряда, правда держась на расстоянии.
  – Просто идем дальше, – сказала я Сантараксите, на которого уже подействовали наши чары. – Только держите меня за руку.
  Спустя мгновение главный библиотекарь получил легкий удар сзади в основание черепа, и я наконец смогла выйти из опротивевшей роли.
  
  Здесь меня знают под именем Дрема. Я летописец Черного Отряда. Я привела тебя сюда, чтобы ты помог перевести записи, сделанные моими предшественниками.
  Сантараксита было возмутился. Кендо Резчик положил руку ему на рот и нос, лишив возможности дышать. После нескольких аналогичных эпизодов даже до представителя жреческой касты дошло, какая существует связь между молчанием и беспрепятственным дыханием.
  – У нас репутация очень жестоких людей, шри. И вполне заслуженная. Нет, я не Дораби Дей Банержай. Дораби не пережил Кьяулунских войн. А сражался он на нашей стороне.
  – Чего вы хотите? – У главного библиотекаря дрожал голос.
  – Я уже сказала: нужно перевести кое-какие старые книги. Тобо, сходи за ними, они на моем рабочем столе.
  Мальчишка вышел, ворча под нос, с какой стати именно его всегда гоняют с поручениями.
  Шри Сантараксита ужасно разозлился, обнаружив, что часть ожидающих перевода текстов была выкрадена из закрытого фонда библиотеки. Я придвинула к нему то, что считала самым ранним томом Анналов:
  – Предлагаю начать с этого.
  Тут у него схлынула кровь с лица.
  – Я обречен, Дораби… Прости, юноша. Дрема, кажется?
  – Гм… – промычал Одноглазый, который только что вошел. – Ты все время пялил глаза не на то дерево. Наша милая крошка Дрема – девица.
  Я ухмыльнулась.
  – Проклятие! Опять незадача, шри. Теперь надо привыкать к мысли, что и женщина обучаема чтению. Кстати, здесь Баладита. Будешь работать с ним. Спасибо, Рекоход. Как все прошло, без проблем?
  Сантараксита снова полез в бутылку:
  – Я не…
  – Ты будешь переводить, шри, и очень старательно. Или мы не будем тебя кормить. Здесь не бхадралок, у нас давным-давно покончено с пустыми разговорами, дело делаем. Тебе просто не повезло, но уж раз влип…
  Появилась Сари. Насквозь промокшая.
  – Снова льет. Ага, вижу, попалась рыбка. – Она рухнула в кресло и пожаловалась, разглядывая Сурендраната Сантаракситу: – Совсем вымоталась, весь день на нервах. В середине дня Протектор вернулась с болот. И была совершенно не в духе. Они с Радишей крепко повздорили, прямо у нас на глазах.
  – Неужто Радиша посмела ей перечить?
  – Еще как! У нее лопнуло терпение. Утром появился еще один монах Бходи, но серые не дали ему поджечь себя. Тогда Протектор пообещала устроить нам веселую ночку, выпустив все Тени. И тут Радиша завопила как резаная.
  Сантараксита настолько перепугался, услышав эти новости, что я не удержалась от смеха.
  – Ничего смешного тут нет, – пробормотал главный библиотекарь, а затем выяснилось, что он имеет в виду вовсе не Тени. – Протектор отрежет мне уши. Эти тексты не должны были находиться в библиотеке. Считалось, что я уничтожил их много лет назад, но я не мог так обойтись с книгой. Потом я забыл о них. Следовало бы запереть их где-нибудь подальше.
  – Зачем? – буркнула Сари.
  Ответа она не получила.
  – Ты принесла еще что-нибудь? – спросила я.
  – Не было возможности раздобыть ни одной страницы. Я торчала в покоях Радиши. Подслушивала ее разговор с Душелов. Зато есть еще кое-какая информация.
  – Например?
  – Например, Пурохита и все жрецы, которые входят в Тайный совет, завтра покинут дворец, чтобы присутствовать на собрании высшего духовенства насчет подготовки Друга Пави.
  Друга Пави – самый крупный ежегодный праздник у гуннитов. Таглиос, со всеми его бесчисленными культами и несметными этническими меньшинствами, может похвастаться тем, что почти на каждый день приходится какой-нибудь праздник. Друга Пави затмевает все остальные.
  Новость меня озадачила.
  – Но он же всегда посвящается концу сезона дождей.
  – Я и сама чувствую, что-то здесь не так, – согласилась Сари.
  – Рекоход, уведи библиотекаря и копииста. Постарайся устроить поудобнее, насколько это возможно. Скажи Гоблину, чтобы снабдил их всем необходимым. – Я повернулась к Сари: – Ты слышала что-нибудь о Сантараксите до или после того, как Душелов надоело запугивать жителей болот и она вернулась?
  – После.
  – Конечно. Она что-то подозревает. Кендо, нужно, чтобы на рассвете ты отправился в Кернми-Уот. Покрутись там, постарайся что-нибудь разузнать. Но так, чтобы никто не заметил твоего интереса. Если увидишь толпу серых или других шадаритов, ничего не предпринимай. Просто возвратись и расскажи, что выяснил.
  – Считаешь, это и есть отличная возможность? – спросила Сари.
  – Есть, и она продержится, пока жрецы за пределами дворца. Разве не так?
  – Может, лучше бы просто их перебить. И прикрепить к трупам наши «катышки», чтобы довести Душелов до безумия.
  – Постой. Ко мне пришла идея – не иначе как из самого аль-шила. – Я помахала пальцем, словно отбивая некий музыкальный ритм. – Да, годится. Будем надеяться, что Душелов попытается нас поймать, а Пурохита будет живцом. – Я раскрыла свой замысел.
  – Неплохо, – сказала Сари. – Но если мы собираемся все это провернуть, вы с Тобо должны будете пойти со мной во дворец.
  – Я не могу. На следующий день после исчезновения шри Сантаракситы мне необходимо быть на работе. Поговори с Мургеном. Спроси, не был ли он сегодня вблизи дворца. Узнай, есть ли ловушка и где она. Если Душелов не будет, вы с Тобо и сами справитесь.
  – Не сомневаюсь в твоей сообразительности, Дрема, но кое над чем я сама очень много думаю. Годами думаю, хотя и с перерывами. Отчасти именно ради нынешнего шанса я старалась подобраться как можно ближе к центру событий. И вот какая штука: решить задачу можно только втроем. Мне нужны Шихи и Сава.
  – Дай поразмыслить.
  Пока я этим занималась, Сари поговорила с Мургеном. В последнее время он вроде оживился, проявлял больше интереса к внешнему миру, в особенности ко всему, что заботило его жену и сына. Похоже, он начал наконец что-то понимать.
  – Я знаю, Сари, что делать! Гоблин может притвориться Савой.
  – А вот хрен тебе! – заявил Гоблин и грязно выругался на четырех или пяти языках, чтобы уж наверняка все поняли. – Какого черта? Ты в своем уме, женщина?
  – Ты такой же невеличка, как и я. Покрасим тебе лицо и руки соком семян бетеля, напялим наряд Савы, и Сари проследит, чтобы ты рта не раскрывал, как бы ни приспичило поболтать. Никто и не заметит разницы. Только смотри вниз, как Сава все время делает.
  – Может, и правда это выход, – проговорила Сари, не слушая бурных протестов Гоблина. – Пожалуй, мне уже нравится твоя идея, Дрема. Не сочти за неуважение, но на главном этапе Гоблин может быть гораздо полезнее тебя.
  – Знаю. Ну так приступайте. А я еще какое-то время побуду Дораби Деем. Разве это не здорово?
  – Ох уж эти женщины! – проворчал Гоблин. – Жить с ними невозможно, но разве от них отвяжешься?
  – Ты лучше начинай у Дремы обучаться повадкам Савы. – Сари повернулась ко мне. – У Савы будет полно работы, я об этом позабочусь. Да и Нарита ждет ее с нетерпением. Тобо, тебе нужно хорошенько выспаться. Никто не связывает твоего появления с Гокле, но все-таки будь начеку.
  – Мне не нравится ходить туда, мама.
  – Думаешь, мне нравится? Мы все вынуждены…
  – Думаю, тебе нравится. Думаю, ты это делаешь, потому что тебя привлекает опасность. Думаю, ты заскучаешь, когда не надо будет ежедневно рисковать. Думаю, если это случится, нам всем нужно будет за тобой следить. Не то и сама погибнешь, и нас погубишь.
  Не слишком ли много думает этот ребенок? Может, с подачи своих «дядей»? Однако нельзя не признать, что он совсем недалек от истины.
  
  34
  
  
  Я расположилась в кресле перед клеткой, где сидел Нарайян Сингх. Он не спал, но и как будто не замечал моего присутствия.
  – Дщерь Ночи еще жива, – сказала я.
  – Мне это известно.
  – Да? Откуда?
  – Я узнал бы, если бы ты причинила ей вред.
  – Тогда тебе полезно будет узнать следующее. Пройдет совсем немного времени, и ей причинят вред, да еще какой. Она и жива-то исключительно потому, что мы нуждаемся в твоей помощи. Если не получим ее, какой смысл кормить Дщерь? И тебя, кстати, тоже. Хотя я намерена сдержать слово и позаботиться о тебе. Хочу, чтобы ты увидел, как все, что тебе дорого, будет уничтожено. Да, кстати. Сегодня вечером Аридата здесь не появится. Его не отпустил начальник, опасаясь возможных беспорядков в городе. Еще один адепт Бходи пытался устроить самосожжение. Так что придется подождать до завтрашнего вечера.
  Нарайян издал звук, похожий одновременно и на стон, и на шипение. Он страстно желал выкинуть меня из головы, забыть о моем существовании, поскольку оно делало его очень несчастным. А это, в свою очередь, делало счастливой меня, хотя никакой личной неприязни к Нарайяну я не питала. Моя враждебность носила исключительно гигиенический, организационный характер; я действовала в интересах моих братьев, пострадавших из-за него. И в интересах пленников подземелья.
  – Может, тебе следует обратиться к Кине, – посоветовала я. – Пусть укрепит и направит.
  Он одарил меня таким взглядом… У Нарайяна Сингха начисто отсутствовало чувство юмора. Он бы не распознал сарказма, даже если бы тот кинулся на него из травы и вонзил ядовитые зубы в лодыжку.
  – Учти, мое терпение на исходе, – продолжала я. – И время тоже. Мы уже запрыгнули тигру на спину, вот-вот начнется крутая кошачья свара.
  Кошачья свара. Так говорят мужчины, когда бранятся женщины.
  И что, разве неправильно говорят?
  До меня только сейчас дошло: нынешнюю войну ведут женщины. Сари и я. Радиша и Душелов. Кина и Дщерь Ночи. У дядюшки Доя очень незначительная роль. И у Нарайяна, хоть он и тень Дщери Ночи.
  Дивные дела…
  – Нарайян, когда полетят клочья шерсти, мне будет недосуг присматривать за твоей подругой. Но о тебе я уже в который раз обещаю позаботиться.
  Я встала, чтобы уйти.
  – Не могу, – едва слышно проговорил Сингх.
  – А ты смоги, Нарайян. Если любишь девчонку. Если не хочешь, чтобы твоей богине пришлось начинать все сначала.
  Наверное, я могла бы устроить, чтобы Кина проспала еще век. Для этого нужно только убить кого следует. И я бы на это пошла, если бы от этого зависело освобождение моих братьев.
  
  В углу, где я работала и спала, меня поджидал Бань До Транг. Выглядел он неважно, что и неудивительно. Он был ненамного моложе Гоблина, а прибегать к источникам чудодейственной силы, в отличие от последнего, не имел возможности.
  – Чем могу быть полезна, дядюшка?
  – Дой рассказал тебе историю нашего народа. – Самое большее, на что у торговца хватало сил, – это хриплый шепот.
  – Да, что-то он мне рассказал. Когда нюень бао делятся секретами, всегда остаются некоторые сомнения.
  – Хе-хе… Дрема, ты очень смышленая молодая женщина. Почти без иллюзий и явных навязчивых идей. Думаю, Дой был честен с тобой, насколько мог себе это позволить. Рискну предположить, что он был честен и со мной, когда пришел потом за советом. Мне удалось его убедить, что сейчас новые времена. Именно на это указала нам Хонь Трэй, когда допустила, чтобы женгал стал мужем Сари. Мы все – заблудившиеся дети. Нам нужно взяться за руки. Хонь Трэй очень хотела, чтобы мы поняли это.
  – Почему же просто не взять и не сказать все как есть?
  – Она же была Хонь Трэй. Пророчица. Пророчица нюень бао. Хочешь, чтобы она издавала указы, как Радиша и Протектор?
  – Вот именно.
  До Транг захихикал. А потом уснул.
  Или мне показалось? Интересно.
  – Дядюшка?
  – А? Ох! Прости меня, детка… Не думаю, что ты это слышала еще от кого-то. Может, никто, кроме нас с Готой, ничего и не видел. Короче, здесь завелось привидение. За последние две ночи мы его видели несколько раз.
  – Привидение? – Может быть, Мурген настолько окреп, что стал зримым?
  – Кто-то холодный и злой, Дрема. Наподобие тех, что рыщут вокруг усыпальниц, блуждают между горами и просачиваются сквозь горы костей. Похожий на юную вампиршу, что сидит в тигриной клетке. Будь очень осторожна с ней. А мне пора ложиться. Иначе засну прямо здесь, дав твоим друзьям пищу для сплетен.
  – Ну уж лучше эту пищу дашь ты, чем кто-нибудь другой.
  – Когда-нибудь я снова стану молод и здоров. При следующем обороте Колеса.
  – Спокойной ночи, дядюшка.
  Я надеялась, что смогу еще почитать, но заснула почти мгновенно. В какой-то момент посреди ночи возникло ощущение, что упомянутый До Трангом призрак действительно существует. Я проснулась, сразу насторожившись, и увидела смутный, мерцающий человеческий силуэт – кто-то стоял рядом и, очевидно, наблюдал за мной. Кстати, старик очень верно описал это создание. Мне подумалось, что это сама смерть.
  Почувствовав мой взгляд, незваный гость исчез.
  Я лежала, анализируя впечатления. Мурген? Шпион Душелов? Неизвестный? Или, что наиболее вероятно, душа девушки, сидящей в клетке для тигров, выбралась погулять?
  Я еще некоторое время ломала над этой загадкой голову, а потом заснула, сморенная усталостью.
  
  35
  
  
  Я сразу поняла: в городе что-то не так. Кроме непривычно свежего запаха, вполне объяснимого, впрочем, потому что дождь лил почти всю ночь. И кроме оторопи на лицах обитателей трущоб, переживших, наверное, самую страшную ночь на своем веку. Нет. Это было нечто вроде удушья, и оно становилось тем сильнее, чем ближе я подходила к библиотеке. Возможно, какой-то чисто психический феномен.
  Я остановилась. Капитан часто повторял, что необходимо доверять инстинктам. Если возникло дурное предчувствие, нужно срочно выяснить его причину. Я медленно повернулась.
  Улица не из убогих, что вполне понятно, учитывая близость библиотеки. Повсюду валяются мертвецы. Живые попрятались, боясь, что днем Теней сменят серые. Но серых нет. И повозок куда меньше, чем обычно. Большинство крошечных лавчонок с единственным продавцом – он же владелец – куда-то подевалось.
  В воздухе разлит страх. Люди ждут чего-то крайне плохого. То, что они увидели, до крайности взволновало их. И было оно, надо полагать, непонятным. Я обратилась к торговцу, достаточно смелому, чтобы не забиться в щель, но он притворился, будто не услышал вопроса. И принялся убеждать меня, что я дня не проживу без его бронзовой курильницы с чеканным узором.
  И тут мне пришло в голову, что, возможно, он правильно делает.
  Я подошла к другому торговцу бронзовыми изделиями, расположившемуся в виду библиотеки.
  – Куда все подевались? – спросила я, разглядывая чайник с длинным носиком, вещицу из тех, которым не найти применения в быту.
  Торговец опасливо покосился на библиотеку, и я поняла, что предчувствие меня не обмануло. Что бы ни случилось, это было совсем недавно. В Таглиосе ни один квартал не остается надолго таким пустым и тихим.
  Я редко брала с собой деньги, но сегодня захватила несколько монет. И купила бесполезный чайник.
  – Подарок жене. Она наконец родила мне сына.
  – Ты ведь нездешний, правда? – спросил бронзовщик.
  – Нездешний. Я из… Дежагора.
  Лавочник понимающе кивнул, как будто это объясняло все.
  Когда я хотела пойти дальше, он пробормотал:
  – Не ходи туда, дежагорец.
  – Чего?
  – Не надо спешить. Лучше сделай крюк и обойди это место.
  Я взглянула на библиотеку. Ничего необычного. И в саду все нормально, хотя там работают какие-то люди.
  – Угу.
  Я медленно шла вперед, пока не оказалась у входа в переулок.
  Откуда взялись эти садовники? Раньше они приходили только по приглашению главного библиотекаря.
  И тут я заметила птицу, описывающую круги над библиотекой. Скорее всего, одинокий голубь, решила я. Однако, когда она уселась на железные ворота прямо над головой Аду и сложила крылья, стало ясно, что это белая ворона. И глаз у нее был острее, чем у Аду. Но Аду и не интересовался ничем, кроме караульной службы у ворот.
  Еще одно предостережение.
  Белая ворона уставилась прямо на меня. И вдруг подмигнула. Или, может быть, просто мигнула, но хотелось думать, что за этим стоит братство заговорщиков.
  Ворона опустилась на плечо Аду. Он так испугался, что чуть не выскочил из сандалий. Птица, по всей видимости, что-то сказала. Аду подпрыгнул снова и попытался схватить ее. Потерпев неудачу, он бросился в библиотеку. Тотчас выскочили шадариты, замаскированные под библиотекарей и копиистов, и попытались сбить ворону камнями. Птица благополучно скрылась.
  Я последовала ее примеру, но двинулась в другом направлении, осторожная как никогда. Что произошло? Для чего здесь эти люди? Очевидно, поджидают. Меня? Или кого-то другого? Но почему? Чем я себя выдала?
  Возможно, ничем. Однако уже тот факт, что я не явилась на работу и тем самым уклонилась от допроса, может рассматриваться как изобличающая улика. Но я еще не настолько сошла с ума, чтобы набраться наглости и сунуться в эту толпу серых, неизвестно что замышляющих.
  Над пролитым молоком не плачут. Назад поворачивать поздно. Вот только ужасно жаль, что я не успела стянуть еще один древний том Анналов.
  Всю дорогу домой я пыталась понять, что серые делали в библиотеке. Сурендранат Сантараксита не так уж долго отсутствует, чтобы его хватились. Если на то пошло, главный библиотекарь нередко приходил на работу гораздо позже. Я выбросила эти мысли из головы – не хватало еще вывихнуть себе мозги. Нужно отправить Мургена, чтобы он тут все разведал.
  
  36
  
  
  Мурген уже вовсю подслушивал, несмотря на дневное время. Он беспокоился о Сари и Тобо. И даже, наверное, чуточку о Гоблине. Когда я вошла, Одноглазый нависал над столом, безотрывно вглядываясь в свой туманный прожектор. Матушка Гота и дядюшка Дой стояли тут же, смотрели во все глаза. Я сделала вывод, что Сари решилась нанести свой, быть может, самый дерзкий удар. К моему изумлению, Одноглазый засуетился – ну, то есть медленно зашаркал – и хлопнул меня по спине:
  – Отлично, что ты здесь, Малышка. А то мы уж было испугались, что этим гадам удалось тебя сцапать.
  – О чем ты?
  – Мурген сообщил, что там была ловушка. Слышал, как ее обсуждали начальники серых, когда вел для Сари разведку. Душелов, эта старая сука, надеялась, что ты попадешься. Ну, не лично ты, но кто-то, воровавший книги, которые не должны были находиться в библиотеке.
  – Ты меня совсем запутал, старик. Начни с того места, о котором мне хоть что-то известно.
  – Вчера, когда ты со своим дружком шла сюда, кто-то увязался за вами. Причем он больше интересовался дружком, чем тобой. Очевидно, наемный шпион Протектора.
  Мы знали о существовании платных информаторов и старались не давать им возможности подработать.
  – В общем, случилось все это из-за твоего хахаля.
  – Одноглазый!
  – Ладно, ладно. Из-за твоего начальника. Так будет точнее, хотя и ненамного. Кто-то пожаловался серым, что этот грязный старый извращенец пытался склонить к сожительству молодого работника. Серые сразу примчались в библиотеку и давай там шуровать. Допросили всех подряд и вскоре обнаружили исчезновение части книг. А когда они принялись стаскивать персонал с коек и сгонять в библиотеку, обнаружилось отсутствие Сантаракситы. Потом уточнили, каких именно книг не хватает. Оказалось, что пропали очень ценные раритеты и даже пара томов, которые давным-давно было приказано уничтожить, чего не случилось. Вот это уже очень серьезно, и к Душелов срочно отправили гонца. Меньше чем за десять секунд она перенесла в библиотеку свою сладенькую попку и пообещала всех сожрать заживо. Ох и не поздоровилось тем, кто попался ей под горячую руку!
  – И я едва не влезла во все это, – задумчиво сказала я. – Как они узнали, что книги исчезли? Я заменила их другими, ненужными. Хотя… Если там не хватало многих книг, значит их украл главный библиотекарь.
  Коль скоро шри Сантараксита нечист на руку, получается, что он водил меня за нос.
  Нужно поговорить по душам с этим типчиком.
  – Как удалось узнать Мургену, Дораби Дей Банержая если в чем и подозревают, то лишь в наивности. А вот Сурендранат Сантараксита по уши в дерьме. Душелов пообещала отрубать ему конечности по очереди и скармливать их воронам у него на глазах. – Одноглазый ухмыльнулся так широко, что показал свой единственный зуб. Не лучшая рекомендация отрядному зубоврачевателю. – Душелов можно упрекнуть в чем угодно, но только не в терпимости к ворью.
  – Ладно, я не попалась, – сказала я. – Но теперь есть пища для размышлений. На воротах сидела белая ворона – похоже, меня дожидалась, чтобы предостеречь. Уж точно она пыталась вступить со мной в контакт. А что там с Сари?
  – Она действует. Этот Джауль Барунданди – удивительный простак. Легко повелся на убогую Гоблинову имитацию твоей Савы. Потом он пытался увести Тобо от Сари. Она была вынуждена пригрозить, что расскажет его жене.
  Такая угроза была чревата потерей работы.
  – Группа прикрытия на месте?
  – Обижаешь, Малышка. Кто занимается этим дерьмом еще с тех пор, когда твоей прапрабабки на свете не было?
  – Ты же привык все проверять. Вот и не отвыкай. Рано или поздно кто-нибудь обязательно что-нибудь прошляпит. А как с готовностью к эвакуации?
  Вероятность того, что нам придется покинуть Таглиос гораздо раньше, чем хотелось бы, очень велика. Скоро Душелов обложит нас со всех сторон.
  – Спроси До Транга. Он сказал, что займется этим. Может, тебе покажется интересным, что наблюдение за Арджуной Друпадой было прекращено, когда заварилась каша в библиотеке и пришлось отправить туда тех, кому Душелов доверяет.
  – Что, на все у нее людей не хватает?
  – Надежных не хватает. Большинство из них наблюдали за монахами Бходи. Душелов пришлось их отозвать, не дожидаясь, когда проказники-сектанты устроят новое самосожжение.
  – Коли так, мы можем заняться Друпадой…
  – Поучи свою бабушку яичницу жарить, Малышка. Повторяю, в эти игры я играл, когда твои предки еще пачкали пеленки.
  – Тогда скажи, на ком охрана склада?
  Когда сразу происходит так много событий, всем людям находится дело, их даже не хватает. Душелов не единственная, кому пришлось столкнуться с дефицитом человеческих ресурсов.
  – Ты и я, Малышка. Песик и Магарыч тоже где-то здесь, совмещают обязанности сторожей и посыльных.
  – Ты уверен, что за Друпадой нет слежки?
  – Мурген навещает его каждые полчаса. В точности как и свою милашку. В данный момент наш друг Арджуна чист. Но сколько это продлится? И еще Мурген приглядывает за Недоноском в Семхи. Навещает его каждую пару часов. Похоже, там что-то назревает. Душелов исходит на дерьмо. Камнями гадит, ей-ей. Ну и мы тоже даром времени не теряем – сегодня куснем ее за титьку.
  – За языком следи, старик.
  Дядюшка Дой что-то пробормотал. Одноглазый бросился к своему туманному прожектору.
  
  37
  
  
  За ночь энтузиазма несколько убыло. Сари теперь беспокоило, справится ли Гоблин с ролью Савы. Коротышка не очень-то надежен, а задача ему досталась совсем непростая.
  Но Сари его недооценивала. Он не прожил бы так долго, если бы в бесчисленных переделках совершал одни лишь глупости. И теперь он был полон решимости вжиться в образ Савы даже основательней, чем это получалось у меня. Гоблин не импровизировал, Минь Сабредил управляла каждым его словом и жестом. Но вполне консервативную трактовку своей новой роли он украсил глянцем кромешного равнодушия. Джауль Барунданди – как и все остальные – едва глянул в сторону идиотки и полностью сосредоточился на Шихи, которая этим утром выглядела особенно привлекательно. На шее у нее висела флейта. Всякого, кто вздумал бы применить к Шихи силу, поджидал жестокий сюрприз.
  Флейту она носила и раньше, но сегодня захватила и Гангешу. Даже Сава имела при себе статуэтку этого бога. Джауль Барунданди с усмешкой поинтересовался:
  – Сабредил, скоро ты будешь в каждой руке носить по Гангеше?
  Перед этим она пригрозила Джаулю из-за Шихи, и теперь он был настроен отнюдь не доброжелательно.
  Сабредил склонилась над своим Гангешей и шепотом попросила не наказывать Барунданди. Дескать, по натуре это хороший человек, тянется к свету, но ему нужна божественная помощь. Кое-что из сказанного достигло ушей Барунданди и на время умиротворило его.
  Он отослал эту полоумную и ее подружек к своей жене, которая в последнее время проявляла к ним почти собственнический интерес. Сабредил ей нравилась особенно – своим исключительным трудолюбием.
  Нарита тоже заметила Гангешу.
  – Если и впрямь религиозное рвение вознаграждается лучшей жизнью при следующем обороте Колеса, то ты, Сабредил, наверняка возродишься в касте жрецов. – Потом толстуха нахмурилась. – Слушай-ка, это не ты оставила тут вчера своего Гангешу?
  – А? Ох! Ах! Оставила? А я-то думала, что потеряла! Так испереживалась! Где он? Что с ним? – Она была готова к такому повороту событий, поскольку «забыла» Гангешу намеренно.
  – Ну-ну, успокойся, успокойся. – Такая страстная любовь Сабредил к божку забавляла всех. – Не волнуйся, мы позаботились о нем.
  На этот день было запланировано очень много работы. Что радовало – в хлопотах время идет быстрее. Приступить к операции можно будет значительно позже, и то лишь при большом везении. Здесь и дюжины Гангеш мало – так нужна сейчас удача.
  На кухне, в перерыве на обед, состоящий из объедков, до Сабредил и ее спутниц дошел слух, что Протектор в ярости: из княжеской библиотеки пропали какие-то книги. Душелов отправилась туда, чтобы лично провести расследование.
  Сабредил предостерегающе посмотрела на своих компаньонок. Никаких вопросов, никакого беспокойства о людях, которым при всем желании невозможно помочь.
  Позже поползли новые слухи. Пурохита и еще несколько членов Тайного совета, вместе со своими телохранителями и прихлебателями, угодили в массовую резню в Кернми-Уоте. Судя по всему, это было полномасштабное военное нападение с применением весьма серьезного колдовства. Слухи носили неопределенный и даже противоречивый характер, поскольку все, кроме нападавших, думали лишь о том, как бы унести ноги.
  Сабредил пыталась принять это как данность, но не могла совладать с негодованием. Кендо Резчик слишком склонен к насилию, не надо было назначать его старшим. И еще он ярый веднаит. Гуннитам не понравится, что на ступенях их главного храма устроили кровопролитие.
  Было много разговоров о том, что нападавшие, прежде чем исчезнуть, оставляли позади дымовые «картинки». Всем стало понятно, чьих рук это дело и кто следующий в списке обреченных. Дымовые облака заявляли либо «Воды спят», либо «Мой брат не отмщен».
  Целый день расползались слухи, что главнокомандующий вызван в Таглиос – ему поручат разобраться с мертвецами, которые не желают покоиться с миром. Люди на улицах думали, что Отряд только того и ждет.
  Сари была встревожена. Душелов находилась в библиотеке, когда пришла весть о нападении. Не могло быть сомнений в том, что она, получив донесение, ужасно разозлится, вернется во дворец и утроит бдительность. И тогда операция Сари окажется под угрозой срыва. Радиша разбушевалась, когда ей доложили о случившемся. Она прямо-таки обезумела и сразу уединилась в своей Комнате Гнева. Сава, охваченная сильнейшей тревогой, на миг оторвалась от чистки очередного медного изделия. Сабредил, заметив это, отложила швабру и пошла узнать, что произошло. Немного позднее, когда Джауль Барунданди пришел проверить, как у нас идут дела, и заодно перекинуться парой «ласковых» слов с Наритой, Сава улучила момент и отправилась куда-то побродить. Никто не обратил на это внимания. Она всегда старалась не бросаться в глаза, а сегодня эффект незаметности был слегка усилен с помощью колдовства.
  Шихи помаленьку переместилась ближе к матери. Она побледнела, выглядела озабоченной и часто дотрагивалась до флейты.
  – Еще не пора? – прошептала она.
  – Нет. Поставь куда-нибудь своего Гангешу. – Шихи должна была это сделать не один час назад.
  Слухи набегали волна за волной. Кипя от злости, вернулась Протектор. И сразу отправилась к своим Теням. Улицы Таглиоса получат еще одну ночь ужасов.
  Женщины заговорили о том, что разумнее закончить работу, прежде чем Душелов пожелает увидеться с Радишей. Протектору плевать на желание княжны побыть одной, она презирает таглиосские обычаи и не делает из этого секрета. Даже Нарита подтвердила, что лучше не попадаться на глаза Протектору, когда та не в духе.
  В этот момент Шихи заметила отсутствие своей тетки.
  – Да чтоб тебя, Сабредил! – взъярилась Нарита. – В прошлый раз, когда такое случилось, ты обещала глаз с нее не спускать!
  – Прошу прощения, госпожа. Я так перепугалась! Она, скорее всего, пошла на кухню.
  Шихи уже отправилась на поиски. И почти сразу же закричала:
  – Она здесь, мама!
  Когда подошли остальные женщины, Сава сидела, прислонившись к стене. Она была без сознания. На коленях у нее лежала медная лампа, на которую несчастную вырвало.
  – О нет! – воскликнула Сабредил. – Только не это!
  Болтая всякую чепуху в тщетных попытках привести Саву в чувство, она будто ненароком проговорилась, что боится, не забеременела ли бедняжка, если ее изнасиловал кто-нибудь из дворцовой челяди.
  Нарита, охваченная яростью, бросилась прочь. Сабредил и Шихи последовали за ней, с двух сторон поддерживая Саву, а затем свернули в направлении выхода для прислуги. Никто не заметил, что при женщинах уже не было статуэток Гангеши. Не было и той, которую Сабредил забыла вчера.
  Учитывая, в каком состоянии пребывала Сава и в каком настроении Нарита, а также опасаясь напороться на Протектора, женщины сумели получить свою плату и выбраться из дворца. И снова обошлось без встречи с подручным Барунданди, который взимал с них мзду.
  Едва спустившись с дворцового холма на извилистую улицу, они наняли крытую телегу и посадили туда Саву. Шихи так бурно выражала радость, что Сабредил была вынуждена одергивать ее.
  
  38
  
  
  Все, что мы делали, кто-нибудь да видел, – сказала я, собрав своих. – Как только пройдет слух, что Радиша исчезла, все эти люди начнут рыться в памяти. И можно не сомневаться – Душелов сумеет отделить зерно от мякины.
  – А еще она сумеет привлечь на помощь сверхъестественные силы, способные обнаружить ваш след среди тысяч других, – высказался Плетеный Лебедь.
  Он присутствовал, поскольку согласился взять на себя заботу о Радише. Она вот-вот должна была очухаться и обнаружить, что сбылись наконец ее наихудшие опасения.
  – Вы собираетесь бежать или нет? – спросил Бань До Транг.
  Старик держался из последних сил – он трудился с самого рассвета.
  – А что, уже все готово? – поинтересовалась я.
  – Если ситуация станет совсем отчаянной, вы сможете уйти в любой момент. Но понадобится несколько часов, чтобы загрузить на баржи продовольствие.
  По правде говоря, никто не хотел уходить. По крайней мере сейчас. За прожитые здесь годы у большинства братьев наладились связи. У всех были незаконченные дела. Такова жизнь. Эта ситуация на протяжении всей истории Отряда повторялась снова и снова.
  – Ты еще не уломала Нарайяна, чтобы отдал Ключ?
  – Я поговорю с ним. Рекоход вернулся? Нет? А что с Кендо? Как там Песик и Магарыч?
  Все люди выполняли те или иные задания. Наш милый старый Одноглазый отправил двух последних наших мужчин, пока не слишком компетентных в таких делах Песика и Магарыча, убить Аду, поскольку Мурген выяснил, что именно привратник – причина всей этой суматохи в библиотеке. И еще Аду хотя бы примерно представлял, в каком квартале я живу.
  – Возвращается Кендо Резчик, он уже в лабиринте, – сообщил Одноглазый. – Арджуна Друпада здоров, насколько это слово применимо к человеку с дюжиной ножевых ран. Подожди.
  Мурген что-то зашептал. Однако я не расслышала ни слова – именно в этот момент снаружи возник шум, до нас донеслись приветственные возгласы.
  – Мурген говорит – в Семхи началось. Недоносок напал, когда каратели начали устраиваться на ночлег. Захватил их оружие.
  – Твою же мать! – выругалась я.
  – Что не так, Малышка?
  – Недоносок должен был ждать, пока они не попытаются что-нибудь сделать с Древом Бходи. А так никто не поймет, с какой стати мы набросились на них.
  – Вот почему у тебя до сих пор нет мужчины.
  – Ну и почему?
  – Ты хочешь слишком многого. Ты послала Недоноска убить людей. Ты же не сказала ему, что это должно быть зрелищно, или что можно сражаться только левой рукой, или что-нибудь в этом роде? Ну так вот, он, как может, выполняет свою задачу – быстро, грязно и с наименьшим риском для наших ребят.
  – Я полагала, он понял…
  – Ты все еще полагаешь, Малышка? На этом этапе твоей карьеры? Имея подробнейший список того, что необходимо проверять, даже шнуровку твоих собственных башмаков?
  Он меня допек. Да еще как! Я попыталась сменить тему:
  – Если мы уходим, нужно послать кого-то к Недоноску, чтобы сообщил о месте сбора.
  – Не увиливай.
  Я отвернулась.
  – Кендо, ему нужна помощь лекаря?
  – Друпаде-то? Кровь у него больше не течет.
  – Тогда оттащи его туда, где он встретится со своим новым соседом. – Одноглазый вывел меня из себя, я аж тряслась от злости. Лучше бы, конечно, сорвать ее на врагах. – Остальные пусть займутся Радишей. Чтобы никто не мог упрекнуть нас в том, что с ее головы упал хоть один волос.
  Резчик покачал головой и пробормотал что-то под нос.
  – Эй, извращенец! – окликнула я главного инспектора. – Не хочу, чтобы ты когда-нибудь смог пожаловаться, будто Черный Отряд не угождает своим гостям. Теперь тебе будет нескучно. Развлекайте друг друга, пока Душелов не явится сюда и не освободит вас.
  Кендо отвесил Друпаде крепкого пинка. Пурохита влетел в клетку. Они с Гокле уселись в противоположных углах и злобно вытаращились друг на друга. Такова человеческая натура – каждый уверен, что в его неприятностях виноват кто-то другой.
  Я сказала Кендо:
  – Расслабься. Пойди поешь. Вздремни немного. Но держись подальше от девчонки.
  – Ха! Дрема, я это с первого раза понял. А еще лучше понял теперь, когда она принялась ходить во сне. Так что не надо меня учить.
  – Это еще почему?
  – Может, нам ее просто прикончить?
  – Видишь ли, нам нужна помощь Сингха, чтобы открыть Врата Теней. И нам не получить эту помощь, если он не будет уверен, что мы хорошо обращаемся с Дщерью Ночи.
  – Я даже не знаком толком ни с кем из Плененных. По-моему, ты собираешься спасти их за мой счет.
  – А по-моему, мы должны спасти их за счет Отряда, Кендо. И поступили бы точно так же, если бы ты был на их месте.
  – Понял. Все правильно. – Кендо Резчик принадлежал к числу тех, кто во всем видит лишь плохую сторону.
  – Ступай отдохни.
  Дожидаясь, когда Мурген сообщит что-нибудь о происходящем во дворце, я решила переговорить с Нарайяном.
  Мне не хотелось покидать Таглиос, но было ясно, что очень скоро Отряду придется уходить. Однако сначала нужно посмотреть, как Душелов отреагирует на все эти похищения. И вызволить Гоблина из дворца.
  Если Душелов не обрушится на нас ревущим ураганом, то я обеспокоюсь всерьез – и буду гадать, что она задумала.
  – Денек у меня нынче задался, спасибо, господин Сингх. Долгое планирование, немного вдохновенной импровизации – и все прошло как по маслу. Не хватает одной-единственной вещи, чтобы этот день можно было назвать по-настоящему удачным.
  Я втянула носом воздух. Пахнет так, будто Одноглазый со товарищи пекут хлеб. Видно, решили запастись крепеньким на случай бегства.
  Я ногой придвинула кипу шкур к клетке Сингха, уселась и сообщила ему самые свежие новости.
  – Похоже, никому из ваших людей нет дела до вас двоих. Наверное, вы были чересчур скрытны. Будет даже жаль, если целый культ исчезнет только потому, что все сидят сложа руки и ждут, когда выяснится, что происходит.
  – Мне сказали, что я могу заключить с тобой сделку. – Сегодня душила не выказывал ни малейшего страха. Интересно, откуда вдруг эта твердость характера? – Я готов обсудить интересующий тебя вопрос, если получу абсолютные гарантии того, что Черный Отряд никогда не причинит вреда Дщери Ночи.
  – Никогда – это так долго. А у тебя нынче вовсе не полоса удачи. – Я встала. – Гоблин займется с нею в охотку. Пожалуй, я позволю ему отрубить Дщери несколько пальцев – просто чтобы ты наконец понял: у нас нет ни совести, ни жалости для старых врагов.
  – Я предлагаю то, о чем ты просила.
  – Ты предлагаешь всего лишь отсрочку смертного приговора. Если я соглашусь на твое дурацкое условие, то через десять лет твоя ведьма с черным сердцем начнет нас травить, и тогда перед нами встанет непростой выбор: либо сдержать слово и погибнуть, либо нарушить его и погубить собственную репутацию. Уверена, что ты слабо знаком с мифологией севера. Среди прочего в ней есть легенда, касающаяся одной старой религии. Некий бог сознательно пошел на смерть, и знаешь, ради чего? Только ради того, чтобы его семья больше не была связана обещанием, которое он по глупости дал своему врагу и которое защищало того, точно панцирь черепаху.
  Нарайян уставился на меня – взгляд холодный, как у кобры, – не сомневаясь, что я дам слабину. И я дала ее, совсем небольшую: снизошла до объяснения. Хотя Одноглазый сто раз мне говорил, что не нужно никому ничего объяснять.
  – Не столь уж отчаянно я нуждаюсь в этом артефакте, чтобы подвергнуть моих людей такому риску. И еще учти: я не могу ручаться за тех, кто заперт в подземелье. У меня к тебе встречное предложение. Ты выйдешь отсюда живым, если пообещаешь никогда больше не причинять неприятностей Отряду. А еще отправишься к Капитану и Лейтенанту и попытаешься вымолить у них прощение за то, что украл их дитя.
  Второе требование испугало живого святого обманников.
  – Она дитя Кины. Дщерь Ночи. Эти двое, которых ты назвала, не имеют отношения к делу.
  – Похоже, не получилось у нас разговора. Я пришлю тебе ее пальцы на завтрак.
  Я отправилась посмотреть, хорошо ли себя ведет Сурендранат Сантараксита, выполняет ли порученную ему работу, что, как мне казалось, скрасило бы ему скуку заключения. К моему удивлению, он усердно трудился, переводя с помощью старого Баладиты то, что я считала первым томом утраченных Анналов. Они наработали уже приличную стопку страниц.
  – Дораби! – воскликнул шри Сантараксита. – Прекрасно. У нас осталось несколько листов, и твой иноземный друг утверждает, что другой бумаги мы не получим. Он предлагает нам убогие тетради из коры, которые нюень бао делают у себя на болотах.
  Кора применялась еще до того, как появились современная бумага и пергамент. Не знаю, какое именно дерево для этого годится; мне известно лишь, что с коры очень бережно снимают внутренний слой, обрабатывают его определенным образом, выдерживают под прессом – и пожалуйста, можно писать. Листы складывают в аккуратную стопку, просверливают дыру в ее левом верхнем углу и продевают сквозь нее веревку, ленту или очень легкую и тонкую цепочку. Бань До Транг питает слабость к тетрадям из коры, потому что это и дешево, и довольно прочно, и в традициях его народа.
  – Поговорю с ним.
  – Впрочем, это не катастрофа, Дораби.
  – Меня зовут Дрема.
  – Дрема – не имя, а кличка, подходящая хворому или ленивому. Я предпочитаю Дораби. И буду величать тебя Дораби.
  – Да пожалуйста. Все равно я буду знать, к кому ты обращаешься. – Я пробежала глазами пару страниц. – Скука какая! Похоже на конторскую книгу.
  – В сущности, это она и есть. То, что тебя интересует, можно прочесть только между строк: автор полагал, что все детали известны любому современнику. Он писал не для далеких потомков и даже не для следующего поколения. Он кропотливо учитывал гвозди для подков, стрелы, копья и седла. И если упоминал очередное сражение, то лишь для того, чтобы пожаловаться на младших офицеров и сержантов: они-де не проявили рвения в сборе трофейного оружия, предпочтя дождаться рассвета, а за ночь недобитые солдаты противника и крестьяне ухитрились вынести с поля все мало-мальски ценное. Я заметил, что тут даже нет ни одного имени или названия.
  Пока Сантараксита рассказывал, я листала страницы. Я умею слушать и читать одновременно – несмотря на то что я женщина.
  – Ни расстояний, ни дат. Хотя все это можно определить из контекста. Но вот что мне кажется странным, Дораби, – почему мы всю жизнь смертельно боялись этих людей? Эта книга не дает оснований для подобного отношения. Эта книга – о войске, состоящем из простых людей, которые шли туда, куда не хотели, по причинам, которых не понимали, и были абсолютно убеждены в том, что их непонятная миссия продлится лишь несколько недель, от силы месяцев. А потом им позволят вернуться домой. Но месяцы складывались в годы, годы – в десятилетия. А они по-прежнему ничего толком не понимали.
  Книга также наводила на мысль, что нам нужно пересмотреть свое старое представление, будто бы в те же самые времена по миру огнем и мечом прошлись Вольные Отряды. Упоминалось только одно небольшое войско, вернувшееся за несколько лет до того, как в поход отправился Черный Отряд. И некоторые старшие офицеры Черного Отряда прежде добровольно служили в этом более раннем Отряде, чье название не упоминалось.
  – Да, так и есть, – проворчала я. – Мы можем перевести все эти книги и узнать из них множество самых разных вещей, но ни на дюйм не приблизимся к пониманию сути.
  – Это занятие куда интереснее собраний бхадралока, Дораби, – сказал Сантараксита.
  Тут впервые подал голос Баладита:
  – Нас тут что, голодом хотят уморить?
  – Вас еще не кормили?
  – Нет.
  – Сейчас займусь этим. Не пугайтесь, если услышите мою ругань. Надеюсь, вы ничего не имеете против рыбы и риса?
  Я решила этот вопрос и на некоторое время уединилась в своем углу. По правде говоря, результаты работы шри Сантаракситы меня немного огорчили. Чем большего ждешь, тем сильнее разочарование, когда выясняется, что овчинка не стоила выделки.
  
  39
  
  
  Меня разбудил Тобо:
  – Как ты можешь спать, Дрема?
  – Наверное, потому, что устала. Чего тебе?
  – Протектор в конце концов подняла шум из-за Радиши. Папа хочет, чтобы ты сама следила за событиями, а не узнавала все из вторых рук. Так вернее опишешь их.
  В этот момент я очень хорошо соответствовала своему имени. Мне хотелось одного – растянуться на соломенном тюфяке и увидеть во сне совершенно другую жизнь.
  Лет с четырнадцати я поступала именно так, когда случались какие-нибудь неприятности. Другого способа справиться с ними я не знала. Сейчас мне снилось, что шри Сантараксита, решив оставить прошлое в прошлом, взял меня обратно в библиотеку. Сразу же после того, как мы похоронили Душелов в пятидесятифутовой яме с расплавленным свинцом.
  Я подтащила табурет и уселась между Сари и Одноглазым, опершись локтями на стол и пристально глядя на сгусток тумана, где должен был появиться Мурген. Одноглазый ругал Мургена, хотя тот не мог его в данный момент слышать.
  – Можно подумать, ты беспокоишься о Гоблине, – сказала я.
  – Конечно я беспокоюсь о Гоблине, Малышка. Нынче утром, прежде чем уйти, недоросток позаимствовал у меня трансэйдетический локутер. Не говоря уже о том, что он не отдал несколько тысяч пайсов за… Короче, он мне должен кучу денег.
  Что-то я такого не могу припомнить. Одноглазый всегда был должен всем – это да. Даже когда дела у него шли хорошо. И несколько тысяч пайсов – не бог весть какая сумма. Ведь пайсы – это крошечные зернышки, все совершенно одинакового веса, что позволяет использовать их для оценки драгоценных камней и металлов. Одна северная унция – это без малого две тысячи пайсов. Поскольку Одноглазый не пояснил, что он имел в виду, золото или серебро, проще всего предположить, что это медные монеты. Другими словами, сущая мелочь.
  Но опять же: он беспокоится о своем лучшем друге, но не может прямо сказать об этом, потому что на людях они ругаются уже целый век.
  Если и существует такой колдовской инструмент, как трансэйдетический локутер, Одноглазый наверняка изобрел его за час до того, как одолжил Гоблину.
  – Этот мерзкий гаденыш допрыгается – я его просто придушу, – ворчал Одноглазый. – Он что, хочет сделать меня крайним? – Колдун умолк, осознав, что думает вслух.
  Мы с Сари мысленно завязали узелок на память: выяснить при случае – «крайним» в чем? Похоже, наши чародеи что-то задумали. И не хотят, чтобы мы об этом знали. Интересно, интересно…
  Материализовался Мурген, практически нос к носу со мной, и прошептал:
  – Стая ворон только что принесла новости из Семхи. У Душелов кончается терпение. Сказала: если Радиша не выйдет из своей Комнаты Гнева через две минуты, она сама войдет туда.
  – Как Гоблин? – нетерпеливо спросил Одноглазый.
  – Спрятался, – ответил Мурген. – Ждет рассвета.
  Вопреки нашему первоначальному плану колдун даже не пытался выбраться ночью из дворца. Душелов опять выпустила Тени, просто чтобы наказать рассердивший ее Таглиос. Мы расставили наобум несколько ловушек, но я не рассчитывала на улов. Не может же все время везти в одном и том же.
  У Гоблина при себе амулет, сохранившийся со времен войны с Хозяевами Теней, но неизвестно, будет ли от него толк. Несмотря на всю нашу изворотливость и предусмотрительность, никто не опробовал эти амулеты на настоящих Тенях.
  Все предвидеть невозможно.
  Но нужно хотя бы пытаться.
  
  Один из княжеских охранников попробовал остановить Протектора, когда ее терпение иссякло и она отправилась вытаскивать Радишу из ее убежища. Попробовал – и от небрежного прикосновения рухнул, даже не пикнув. Позднее он придет в себя. Протектор еще не охвачена жаждой смертоубийства.
  Душелов ворвалась в Комнату Гнева, просто разнеся дверь на куски. И взвыла от разочарования еще до того, как эти куски закончили свое падение.
  – Где она?
  Душелов была в такой ярости, что присутствующие содрогнулись от ужаса.
  Младший камергер, сложившись в поклоне почти вдвое и продолжая неуклюже сгибаться, жалобно проскулил:
  – Она была здесь, о великая.
  Кто-то тупо твердил:
  – Мы не видели, чтобы она выходила. Она должна быть в Комнате Гнева.
  Откуда-то издалека, как будто из другого пространства и времени, донесся выразительный смешок.
  Душелов медленно обернулась, ее пристальный, злобный взгляд готов был сразить любого, точно копье.
  – Подойдите ближе. Повторите все сначала.
  В ее голосе ощущалась непреодолимая сила, он наводил ужас. Душелов вглядывалась в лица стоящих перед ней, на всю катушку используя веру этих людей в то, что чужой разум для нее – открытая книга.
  Никто из людей Радиши не изменил своих показаний.
  – Вон отсюда! Убирайтесь из покоев княжны! Здесь что-то произошло. Мне нужно сосредоточиться! Никто не должен меня беспокоить.
  Она снова повернулась, медленно, и запустила в прошлое свои колдовские щупальца. Это было куда труднее, чем она ожидала. Сказалось слишком долгое отсутствие практики – Душелов потеряла форму.
  Снова зазвучал смех, и, казалось, на этот раз его источник был чуть ближе.
  – Ты! – закричала Душелов на толстую домоправительницу. – Что ты делаешь?
  – О великая? – с трудом просипела Нарита, боясь потерять контроль над мочевым пузырем.
  – Ты что-то засунула в левый рукав. Взяла с алтаря.
  Единственная белая свеча, уже почти истаявшая, все еще освещала крошечный алтарь для поклонения предкам.
  – Подойди. – Душелов протянула руку в перчатке.
  Нарита не могла не подчиниться. Она двинулась к этой жуткой женщине, такой стройной, зловеще-женственной в облегающем наряде из черной кожи. Как же этой гадине удается держать себя в столь отменной форме? Нарита ненавидела ее за это.
  – Отдай!
  Перепуганная Нарита вынула из рукава Гангешу. И стала оправдываться – мол, хотела уберечь подругу от неприятностей. Это было глупо: если бы Нарита не попыталась спрятать Гангешу, Протектор не обратила бы на него внимания.
  Душелов вгляделась в глиняную статуэтку.
  – Уборщица. Эта вещь принадлежит уборщице. Где она?
  Вдали снова раздался издевательский смешок.
  – Она поденная работница, о великая. Приходит из города.
  – Где живет?
  – Не знаю, о великая. И вряд ли кто-нибудь знает. Мы ее не спрашивали. Нам было неинтересно.
  Одна из служанок добавила:
  – Она всегда хорошо работала.
  – Тут что-то странное, – задумчиво проговорила Душелов, продолжая изучать Гангешу. – Сейчас это интересно. Для меня. Узнай.
  – Как?
  – Как хочешь! Пошевели мозгами и выясни. – Душелов с размаху бросила статуэтку на пол, брызнули осколки.
  Над полом приподнялся футовой высоты жгут тьмы и на мгновение замер, точно вставшая на хвост кобра. Потом он нанес удар. Протектору.
  Служащие завизжали и, расталкивая друг друга, бросились вон. Никому из них прежде не случалось увидеть Тени, но все знали, на что эти твари способны.
  Снова послышался смех, на этот раз он был громче и звучал дольше.
  Душелов тоже взвизгнула от удивления и испуга, как будто наступила на змею. Не носи она прочную экипировку, не пользуйся непрестанно мощными защитными чарами, стала бы жертвой своего собственного, абсолютно беспощадного оружия.
  Несмотря на все меры предосторожности, она была застигнута врасплох и с минуту махала руками, как ребенок, подвергшийся нападению комариной стаи. Тень же с энтузиазмом пыталась положить конец отношениям с хозяйкой. Вернуть себе власть над чудовищем Душелов не удалось, и тогда она просто прикончила Тень.
  Все случившееся свидетельствовало о том, что тут не обошлось без чрезвычайно изобретательного ума. Расчет, по-видимому, строился на том, что в ярости она упустит из виду…
  – Женщина! Вернись!
  Душелов простерла руку в направлении убегающей Нариты. Прядь волос злосчастной толстухи обвилась вокруг пальцев ведьмы. Эти пальцы тотчас замерцали, наэлектризовался окружающий воздух. Остальные слуги жалобно заскулили, жалея о том, что им не хватило смелости даже на попытку к бегству.
  Нарита медленно пошла назад короткими неуверенными шагами. Точно зомби.
  – Сюда! – Душелов указала на пятно на полу Комнаты Гнева. – Остальные – вон. Живее! – В повторных распоряжениях не было нужды. – Ну-ка, толстуха, расскажи мне все о той, которая не расставалась с этим Гангешей.
  – Я уже рассказала все, что знала, – захныкала Нарита.
  – Нет! Еще не все. Давай выкладывай. Возможно, это она похитила Радишу.
  В то же мгновение Душелов пожалела о вырвавшихся у нее словах.
  Дьявольское хихиканье в этот раз донеслось как будто из коридора. Охваченная тревогой, Протектор рывком повернула голову на звук – и не ощутила явной угрозы. Значит, с этой проблемой можно минуту повременить.
  – Ее зовут Минь Сабредил. – Нарите потребовалось не больше тридцати секунд, чтобы выпалить то немногое, что она знала о Минь Сабредил, ее дочери Шихандини и золовке Саве.
  – Благодарю, – прорычала Душелов. – Ты мне очень помогла. И за это тебе причитается соответствующее вознаграждение. – Правой рукой она схватила толстуху за горло.
  Когда Нарита упала к ее ногам, все тот же смех прозвучал вновь. И не только смех, но и слово. Какое? Ардат? Или, может быть, Силат? Или?.. Не важно. Над ней издеваются, вот что важно. Она выскочила в коридор, но там никого не оказалось.
  Душелов хотела позвать охранников, но вспомнила, что миг назад убила женщину, единственную – кроме нее самой – точно знавшую, что Радиша исчезла.
  Радиша решила удалиться от мира. Вот и все, что всем этим людишкам требуется знать. Княжна пожелала навсегда затвориться в стенах своей Комнаты Гнева. Риск и тяготы реальной жизни утомили ее. И она поручила своему доброму другу Протектору выполнять столь скучную работу, как управление империей.
  Снова смех – как будто из ниоткуда и отовсюду. Душелов зашагала прочь. Ну-ну. Это еще не конец.
  Белая ворона слетела вниз из мглы, что скрывала потолок коридора, и, тяжело взмахивая крыльями, приземлилась рядом с толстухой. Сунулась клювом почти к самым ноздрям женщины, словно хотела убедиться, что та не дышит. И резко сорвалась с места, полетела прочь – острый слух уловил еле слышные крадущиеся шаги.
  Дрожащий Джауль Барунданди проскользнул в комнату и опустился на колени рядом с женщиной. Обхватил ее голову руками и замер. По его щекам бежали слезы. Он пребывал в этой позе, пока не услышал, как возвращается Душелов, споря сама с собой на разные голоса.
  
  40
  
  
  Ты что-нибудь понимаешь? – спросила я у Сари. – Нарита пыталась прикрыть тебя. А потом Барунданди вон как убивался из-за ее гибели.
  Сари помахала пальцем: не мешай, я думаю.
  – Мурген, что тебе известно об этой белой вороне?
  Чуть поколебавшись, Мурген ответил:
  – Ничего.
  Мы слишком хорошо его знали, чтобы не понять: он сказал правду, лишь умолчал о каких-то своих идеях на этот счет.
  Сари сказала:
  – Тогда поделись с нами предположениями.
  Мурген исчез.
  – Какого черта? – набросилась я на Одноглазого. – Вы обещали настроить эту штуковину так, чтобы он делал то, что ему говорят.
  – Он и делает. Почти всегда. Может, сейчас выполняет какие-то предыдущие инструкции.
  Но старому дураку не удалось меня провести. Чувствовалось, что он и сам не знает, куда подевался Мурген.
  
  Душелов действовала быстро, она первым делом вызвала слуг, которые присутствовали при ее визите в Комнату Гнева.
  – Бедная женщина не выдержала столь сильного и продолжительного волнения. Я попыталась воскресить ее, но душа уже не откликается. Должно быть, ей хорошо там, куда она попала. – Свидетелей убийства не было, и никто не возразил, лишь далекий насмешник снова захихикал. – Я нашла Радишу. Она спала. Княжна удалилась в Комнату Гнева и потребовала, чтобы ее не беспокоили. Ни сейчас, ни потом. Она и раньше говорила мне о своем желании уединиться. Давайте уважим ее выбор, а то как бы и с нами не случилось чего-нибудь подобного. – Она указала на толстуху.
  Даже те слуги, кто заглядывал в Комнату Гнева раньше и убеждался, что она пуста, вынуждены были признать, что сейчас там кто-то находится. Очень мало можно было увидеть через едва приотворенную дверь, но все же… Расхаживая из угла в угол, этот кто-то сердито бормотал под нос – в точности как обычно делала Радиша.
  – Думаю, всем пора спать. Порядок наведем завтра. – Душелов прошлась взглядом по лицам, стараясь выявить и запомнить тех, кто мог создать проблемы.
  Слуги поспешили убраться, испытывая безмерное облегчение оттого лишь, что больше не находятся рядом с Душелов.
  Она села и задумалась. Прочесть ее мысли, конечно, не представлялось возможным, но потом она привычно забормотала на разные голоса. Стало ясно, что она пытается вообразить процесс похищения. Похоже, даже не исключала того, что Радиша сама все устроила.
  Очень подозрительная особа наша Протектор.
  Одного за другим она разыскивала и допрашивала всех, кто имел дело с Минь Сабредил, Савой и Шихандини, начиная с Джауля Барунданди и заканчивая Делом Мукаржи, тем самым сборщиком мзды с поденных работников.
  – Больше не смей этого делать, – приказала Протектор Мукаржи. – И другим передай, чтоб не вздумали. Если это повторится, я выверну тебя наизнанку, засуну в стеклянный шар и повешу над служебным входом. И запущу туда же пару бесенят, чтобы пожирали твои потроха – добрых полгода, пока не сдохнешь. Все понял?
  Дел Мукаржи прекрасно понял все, кроме одного: почему Душелов хочет лишить его средств к существованию.
  Протектор ненавидела коррупцию.
  Через некоторое время выяснилось, что во дворец приходили три женщины и позже три женщины покинули его. Но вероятно, ушли не в том же составе, в котором вошли. И с тех пор никто с таким же ростом и телосложением, как у Радиши, не покидал дворец.
  А это означало, что некто, способный дать ответ на кое-какие вопросы, все еще находится внутри.
  Злобно усмехнувшись, Душелов предположила, что этот некто проскользнул в нежилую часть дворца. И отправилась на поиски доказательств в эти запущенные дебри.
  
  Гоблин спал на пыльной старой постели. Время от времени его храп сменялся чиханьем и сморканием – в ноздри набивалась пыль.
  Пронзительный крик заставил его так резко подскочить, что он едва не лишился чувств от сильного головокружения. Повернулся – и не увидел ничего. Зато услышал негромкий смех и скрипучий голос, в котором было что-то неуловимо знакомое.
  – Просыпайся, просыпайся. Она идет.
  – Кто идет? Кто это говорит?
  Ответа не последовало. Не чувствовал Гоблин и сколько-нибудь сильного колдовства. Да, загадка.
  Однако несложно было догадаться, кто эта «она». Не так уж много на свете женщин, способных посреди ночи устроить на него здесь охоту.
  Ну что ж, он готов. В увесистом свертке две книги из тех, которые Дрема больше всего хочет заполучить. Дотащить все три ему не по силам. Ловушки установлены. Остается одно – проскользнуть в пустующую часть дворца, где когда-то размещался штаб Черного Отряда. Есть пути, по которым можно выбраться наружу незамеченным. Гоблин с Одноглазым обнаружили их уже давно. Вот только совсем неохота оказаться ночью на улице, на амулет надежды мало.
  
  Когда Душелов облачалась в черную кожу и шлем, не оставляя ни единого дюйма обнаженной кожи, она почти полностью утрачивала осязание. Где уж тут ощутить тончайшую нить паучьего шелка, натянутую поперек коридора. Прежде чем Гангеша ударился об пол, она применила защиту. Такими рефлексами обладали только необыкновенные создания вроде нее, Госпожи и Ревуна; именно эти свойства позволяли всем троим выживать на протяжении нескольких веков.
  На этот раз нужные чары были наготове, они тотчас окутали ее, поблескивая, как новехонькое столовое серебро.
  Тень, заключенная в статуэтку-ловушку, не успела опомниться, как была атакована, схвачена, выкручена и скомкана, обернувшись скулящим содрогающимся шариком в руке Протектора. Веселый юный голос произнес:
  – Тебе найдется лучшее применение.
  Душелов продолжила путь, предвкушая возможность швырнуть Тень кое-кому в физиономию.
  Путь просматривался все хуже, через некоторое время Душелов вообще потеряла ориентацию. Несколько несложных экспериментов подтвердили догадку насчет внешнего воздействия. Коридор был заткан колдовскими нитями, причем настолько тонкими, что даже она не обнаружила бы их, если бы продвигалась в спешке.
  – Ох и умные же черти! И давно это уже здесь? Похоже, очень давно. Вы начали, еще когда дружили с властью. И что, все это время прятались тут? Конечно, я не могла найти вас в городе – вы просто не вылезали отсюда. – И уже совершенно другим голосом она продолжала – Ну-ка, ну-ка! Такой запашок, будто за этой дверью кто-то прячется и ему очень страшно. И он даже не потрудился запереть ее. Тупицей меня считает, что ли?
  Мыском сапога Душелов толкнула дверь.
  С притолоки сорвался глиняный Гангеша. Душелов хихикнула. На этот раз она справилась с Тенью еще быстрее и, зажав ее во второй ладони, вошла в комнату.
  Никого тут нет. Это сразу почувствовалось. Но возникло ощущение… любопытное. Нужно разобраться, решила она.
  Душелов создала огонек и медленно повернулась, читая историю этой комнаты по еле заметным следам. Много чего происходило здесь, и в том числе события последних лет Черного Отряда. Комната хранила застарелый запах ужаса, который у Душелов ассоциировался с Копченым, давно умершим придворным таглиосским колдуном.
  Все свои открытия она обсуждала сама с собой, как обычно, разными голосами. Такое у нее было развлечение. Жизнь вообще, по мнению Душелов, была развлечением, и презанятным.
  – А это что такое? – Из-за пыльной старой кровати, где кто-то лежал совсем недавно, выглядывало нечто похожее… Не раздумывая, она вытащила предмет, для чего пришлось на мгновенье разжать кулак. – Проклятие!
  Понадобилось несколько минут, чтобы восстановить контроль над выскользнувшей из ладони юркой Тенью. В конце концов Душелов зажала обе Тени в одном кулаке, что им совершенно не понравилось. Если Тени кого и ненавидели, кроме живых существ, так это друг друга.
  То, что Душелов обнаружила, оказалось книгой, из которой была вырвана половина страниц. Других книг Душелов в комнате не увидела.
  – Так вот что с ними стало! А я все ломала голову, кому они понадобились? Ну и какая вам польза от этих книг, хотелось бы знать?
  Уже решив уходить, Протектор еще раз взглянула на изувеченный том.
  – Чтобы вырвать столько страниц, нужно время, и немалое. А это означает не один визит во дворец. Какой следует вывод? А такой, что Радиша не сама организовала свое исчезновение. Впрочем, сама или не сама – какая разница? Главное, что она исчезла. Сейчас надо заняться крысенышем – поймать его и отдать на потеху малюткам-Теням.
  
  Вотличие от Душелов, Гоблин в темноте видеть не мог. Но у него было другое преимущество – он хорошо знал место, по которому шел. Поэтому без труда держался впереди нее, а потом ускользнул через один из старых потайных выходов. Луна давала мало света, то и дело скрываясь за быстрыми грозовыми тучами. Гоблин положил последнего Гангешу на булыжную мостовую в доступном для взгляда месте и бросился бежать, утешая себя мыслью, что двигаться приходится вниз по склону, а не вверх. Не повезло ему в другом: кругом тьма-тьмущая, рыщут Тени, а эффективность амулета, которому вот уже пятнадцать лет, вызывает сомнения. Надежда лишь на то, что город огромен, а ночных убийц немного – авось никто из них не встретится на пути.
  Он бежал, пыхтя и сопя, и думал лишь о том, как держаться впереди Душелов.
  Ему в голову не приходило, что она могла снова подчинить Тени, которых он оставил в засаде, и послать их вдогонку.
  Душелов вышла наружу неподалеку от того места, где выскользнул Гоблин, и успела заметить пятно, пересекшее открытое пространство, прежде чем исчезнуть в тени строений.
  Протектор изучила оставленного Гангешу и еще несколько мелких предметов, выглядевших так, словно их обронили в спешке. Потом высоко подбросила две Тени в воздух и одновременно обрушила каблук на глиняную статуэтку. Маленькие убийцы бросились по следу беглеца.
  Теперь она уже не сомневалась, что преследует колдуна по имени Гоблин.
  Душелов завопила – в пятке вспыхнула боль, какой ей в жизни испытывать не случалось. Ведьма рухнула наземь, силясь подавить крик в горле, и успела заметить три ярчайших огненных шара, которые рванулись вдогонку за ее Тенями. Борясь с чудовищной болью, она выхватила кинжал и сковырнула еще один огненный шар со своей ноги. Тот уже успел прожечь мясо и вгрызться в кость, повредив стопу от пятки до голени. И защита не спасла!
  – Я искалечена! – прорычала Душелов. – Он меня заморочил, я подумала, что это очередная ловушка с Тенью внутри. – Теперь в ее голосах не звучало никакого веселья. – Ну, подожди, хитрая мелкая сволочь, ты еще заплатишь за это!
  Упал еще один огненный шар и проделал дыру в булыжной мостовой. Пересиливая боль, Душелов попыталась встать на пострадавшую ногу. И обнаружила, что не в состоянии идти, хотя не потеряла ни капли крови. Шар прижег рану.
  – Любимая сестрица, если ты еще жива, я тебя убью за изобретение этой мерзости!
  И снова прозвучал смех, эхом отразившись от парапетов дворца.
  Что-то белое заскользило в ту сторону, куда убежал Гоблин.
  – Но и сейчас найду кого убить, – пробормотала Душелов и поползла ко входу во дворец на четвереньках.
  Она загнала боль в самый дальний уголок сознания, сосредоточившись на разжигании злости. Да и было отчего злиться – в этом приключении пострадали ее великолепные кожаные штаны и перчатки.
  
  41
  
  
  Как можно в такое поверить? – спросила я. – Неужели порча наряда взволновала ее не меньше, чем бегство Гоблина и рана в ноге?
  Одноглазый захихикал, безмерное радуясь тому, что Гоблину удалось вернуться живым.
  – Я верю.
  – Как? И ты тоже?
  – А что тут странного? Все, что она носит, сделано из кожи, а этот материал можно достать лишь далеко на севере. Что вы, здешние людишки, понимаете в коже? Нашей подружке, поди, ради новых штанов приходится летать за пять тысяч миль. Тут поневоле будешь беречь то, что ниже пояса. Конечно, некоторым это объяснять бесполезно… Ай! Чего щиплешься? Не забывай, мы на одной стороне.
  – Ты веришь этому мелкому извращенцу? – спросила я Сари.
  – Пойди спроси Лебедя. – Одноглазый оскалился, показав единственный зуб. – Он тебе подтвердит, что эта бабенка зря ничего не делает.
  Сари, впрочем, больше всего занимало дело.
  – Что мы предпримем, если она представит все так, будто с Радишей ничего не случилось? Сколько людей обычно встречаются с княжной за день? Вроде немного. И Тайного совета больше не существует. Все у нас, кроме Могабы.
  – Нужно и его сюда затащить, – проворчал Одноглазый.
  – Не будем зарываться. Похитить главнокомандующего будет потруднее, чем всех остальных.
  Я задумчиво произнесла:
  – Она не станет держать Радишу взаперти слишком долго. Может быть, две недели. Пока не подберет себе новый совет, который будет отвечать лишь: «Да, о великая!» – и спрашивать: «На какую высоту?» – когда она прикажет прыгать.
  Одноглазый выдохнул мощную струю воздуха.
  – А что? Верно. Здесь есть над чем подумать.
  – Уже подумала, – заявила я. – Захватив Радишу, мы, пожалуй, поступили даже умнее, чем самим казалось. Можем предъявить ее, если Душелов слишком озвереет. И Душелов наверняка это понимает. Она не поддастся соблазну и не зайдет слишком далеко. По крайней мере, пока не отыщет нас.
  – Она сделает все, что в ее силах, чтобы найти и вернуть Радишу, – сказала Сари. – В этом можно не сомневаться. Следовательно, надо поскорее убраться из города.
  – Прежде чем я уйду, мне необходимо кое-что сделать, – сказала я. – Не ждите меня. Мурген, будь другом, постарайся как можно больше узнать о белой вороне.
  Я не дожидалась ответа. За Гоблина теперь можно не беспокоиться, настало время поговорить с нашей новой пленницей.
  
  Кто-то позаботился о том, чтобы у Радиши были некоторые удобства. И в клетку ее не посадили. По-видимому, Одноглазый счел, что достаточно простеньких чар, способных вызвать удушье.
  Княжна не замечала моего присутствия, что дало мне возможность как следует ее рассмотреть. Об этой женщине ходили устрашающие слухи, когда Отряд впервые прибыл в Таглиос. Она и впрямь показала себя сильным борцом, но годы не прошли для нее даром. Сейчас она выглядела старой, усталой, сломленной.
  Я шагнула вперед:
  – С тобой хорошо обращаются, Радиша?
  По ее лицу скользнула слабая улыбка. В глазах одновременно мелькнули гнев и ирония.
  – Конечно, это не княжеские покои, но мне случалось довольствоваться и худшим. Включая цепи и отсутствие крыши над головой.
  – И грязные шкуры?
  – Я прожила здесь шесть лет. – На самом деле подольше, но в ту минуту было не до точных подсчетов. – Ничего, привыкнешь.
  – Почему?
  – Воды спят, Радиша. Воды спят. Ты нас ждала. Мы должны были прийти.
  В этот момент она наконец осознала, что происходит, и у нее округлились глаза.
  – Я тебя уже видела.
  – Много раз. Совсем недавно – во дворце. И давным-давно – тоже во дворце, вместе со знаменосцем.
  – Ты сумасшедшая.
  – Я? Одна из нас двоих уж точно не в себе.
  Она начала наливаться гневом.
  – Это не поможет, – сказала я. – Но если тебе для здоровья необходимо время от времени буйствовать, подумай вот над чем. Протектор скрыла от всех твое исчезновение. Единственный человек, который был в курсе – не считая нас, злодеев, – уже мертв. Конечно, этим дело не ограничится, погибнут и другие. И ты, прячась в своей Комнате Гнева, будешь издавать самые свирепые указы. Через полгода Протектор настолько укрепит свою власть с помощью серых и тех, кто сочтет выгодным служить ей, что твою роль народ сочтет ничтожной.
  При условии, что Душелов сможет договориться с Могабой. Но об этом я умолчала.
  Радиша разразилась возмущенной речью в отношении своей союзницы. Не выбирая выражений.
  Я послушала, не перебивая, а потом напомнила княжне еще один лозунг: «Все их дни сочтены».
  – Ну и что это значит?
  – Это значит, что или рано поздно мы доберемся до всех, кто причинил нам вред. Ты права, это безумие. Но у нас нет другого пути. Тебе известно, что произошло до того, как ты оказалась здесь. Теперь на свободе только Протектор и главнокомандующий. Все их дни сочтены.
  Конечно, в действительности все обстоит не так просто. Она в плену. Уверена, что месть выкравших ее людей будет самой жестокой – как они и предостерегали, прежде чем она совершила роковую ошибку, польстившись на сладкие посулы Душелов.
  – У тебя нет законного наследника?
  Такой поворот сильно удивил ее.
  – Что?
  – Я не знаю тех, кто продолжил бы твой род.
  И снова:
  – Что?
  – А то, что ты не просто моя заложница – я держу в кулаке все будущее Таглиоса и его вассалов. У тебя нет детей. И у твоего брата.
  – Я слишком стара для этого.
  – Но не брат. А он еще жив.
  Я оставила ее с раскрытым от изумления ртом. Пусть поворочает мозгами.
  
  Не проведать ли Нарайяна Сингха, подумала я, но не решилась – была слишком перевозбуждена и утомлена. Не резон иметь дело с обманником, когда плохо держишь себя в руках. Сон – вот тот любовник, в чьих объятиях я нуждалась больше всего.
  
  42
  
  
  Я играла в тонк с Магарычом, Джо-Джо и Кендо Резчиком. Интересное сочетание. По крайней мере, трое из нас относились к своей религии вполне серьезно. Настоящее имя Джо-Джо было Чо Дай Чо. Он был из племени нюень бао и считался телохранителем Одноглазого. Колдун не нуждался в телохранителе. Джо-Джо не хотел быть телохранителем. Поэтому они не слишком часто общались, а всем остальным Джо-Джо так же редко попадался на глаза, как и дядюшка Дой.
  Джо-Джо пожаловался:
  – Я знаю, вы сговорились обчистить простодушного паренька с болот.
  – Подозреваешь меня в сговоре с еретиком и неверующим? – спросила я.
  – Ты займешься ими после того, как разденешь меня до нитки.
  Любой шулер готов лезть от злости на стенку, когда его любимой жертве идет фарт.
  – Не могу привыкнуть к тому, что не нужно идти на работу, – сказала я.
  Джо-Джо сбросил шестерку, которой мне не хватало, чтобы выложить группу из пяти карт.
  – Похоже, сегодня мой день.
  – То есть самое подходящее время отвалить отсюда и найти себе мужчинку?
  – Гоблин, ты еще жив? Ночью Душелов до того озверела, что я бы не удивилась, если бы она поймала тебя на полпути к дому и сожрала заживо.
  Гоблин растянул рот в жабьей ухмылке:
  – Теперь у нее какое-то время будет забавная походка. Я и не надеялся, что она наступит на эту штучку. – Он посерьезнел. – Вот о чем я думаю: может, зря мы ее так «подковали»? Я мог бы завести ее куда-нибудь подальше, под наш перекрестный огонь…
  – Не вышло бы, она наверняка ожидала чего-то подобного. Почему не погналась за тобой, как считаешь? Хочешь присоединиться?
  Остальные сразу насупились. Гоблин, конечно, не Одноглазый, но и ему мало доверия. Никому и в голову не приходило усомниться в том, что Гоблин, взявшись мошенничать, облапошит любого. Тот факт, что в его жизни было больше поражений, чем побед, считался просто дымовой завесой.
  Вы наверняка заметили, что люди обожают придумывать себе предубеждения и крепко держатся за них, не внемля доводам логики и игнорируя противоречия.
  – Не в этот раз. – Гоблин понимает намеки. Он найдет способ поквитаться и всласть посмеется над ними, прикрывая ладошкой рот. И это пойдет им на пользу. – У меня срочная работа. Надоело слушать жалобы на призрака, который ночами бродит по складу. Надо с ним разобраться.
  Мне пришла плохая сдача. Я бросила карты.
  – Рядом с таким трудягой чувствуешь себя конченым лодырем. – Я забрала выигрыш.
  – Ты не можешь сейчас выйти, – проворчал Кендо.
  – Карты не для женщин, ты сам это все время твердишь. Посиди я с вами еще – останусь без медяка в кармане. И ты не получишь подарка на день рожденья.
  – Я его и в прошлом году не получал.
  – Должно быть, я и тогда играла с вами в тонк. Тут столько шулеров – даже не вспомню, кто еще на мне не нажился.
  Теперь заворчали уже все.
  – Я, пожалуй, присяду на кон-другой, – проворчал Гоблин.
  – Обойдемся. Ты лучше помоги Дреме. Или пусть Дрема поможет тебе.
  Ворчание смолкло, только когда мы с колдуном оказались за пределами слышимости.
  Гоблин захихикал. И я тоже. Он сказал:
  – Надо бы нам с тобой пожениться.
  – Я слишком стара для тебя. Попроси Чандру Гокле, он тебе поспоспешествует.
  – Эта парочка – как голодные крысы, не находишь?
  Гокле и Друпада постоянно были на ножах. Их грызня не перерастала в драку только потому, что оба были самым доходчивым образом предупреждены: победителя ждет суровое наказание.
  – Может, один убьет и съест другого, – сказала я. – Если нам повезет.
  – Нет, ты точно фантазерка.
  – Что думаешь о призраке?
  Он пожал плечами.
  – Считаешь, это девушка?
  – Почти уверен.
  – Думаешь, она делает то же самое, что и Мурген, когда он только начинал? Проходит сквозь время и все прочее?
  – Не знаю. Тут что-то другое. Мургена мы на таких играх не ловили.
  – Можешь сделать так, чтобы она прекратила?
  – Что, боишься?
  – Да, боюсь. Боюсь того, что она способна выбираться отсюда и получать чью-то помощь.
  – Ой! Об этом я не подумал.
  – Так подумай, Гоблин. А что там с белой вороной? Может, она и есть эта белая ворона?
  – Я думал, белая ворона – это Мурген.
  Он, конечно, все прекрасно понимал.
  – Мурген здесь, он у Сари раб и разведчик.
  – Уже не в первый раз Мурген глядит на событие из двух разных моментов времени, находясь при этом в одном и том же месте.
  – По его словам, он не помнит, чтобы был этой вороной, – возразила я.
  – Может, это потому, что пока еще не был. Может, это Мурген из следующего года или из какого-то другого.
  Я растерялась: такой вариант мне в голову не приходил. А ведь с Мургеном уже случалось что-то в этом роде.
  – Но вообще-то, я не думаю, что это Мурген или девка.
  Он снова расплылся в жабьей ухмылке. Знал, что я вмиг навострю уши.
  – А кто же тогда? Говори, крысеныш.
  Он опять пожал плечами:
  – Есть парочка идей, но я пока не готов их обсуждать. Ты получила Анналы. Все, до чего я додумался, можно извлечь из них. – Гоблин захихикал, радуясь, что обыграл летописца на его собственном поле. – Ха-ха! – Он завертелся, пританцовывая. – Ступай-ка, выбей дурь из Нарайяна Сингха. О! Смотрите, кто пришел! Лебедь, не слишком ли ты стар, чтобы такие длинные волосы носить? Иль собрался их зализывать, чтобы лысину прикрыть?
  Я протянула руку и указала сверху большим пальцем на Гоблина. Сколько себя помню, у него не было никаких проблем с волосами. Потому что не было волос.
  – Что-то у тебя мыс вдовы малость просел, – ухмыльнулся Лебедь. – Видать, слишком часто ты бьешься снизу башкой об стол. – Лебедь повернулся ко мне и вопросительно поднял бровь. – Он что, обкуренный? Или бухой?
  – Нет. Просто никак не может поверить, что играл в догонялки с твоей подружкой и только чудом спасся.
  Однако вопрос Лебедя навел меня на интересную мысль. В этих краях конопля растет, точно сорная трава. Как объяснить, что Гоблин с Одноглазым не нашли ей «достойного» применения?
  Гоблин без единого слова понял, о чем я подумала.
  – Мы ганджой не балуемся, от нее мозги набекрень, – изрек он.
  – А от буйволиной мочи, которую вы варите, не набекрень?
  – Ну это же сущее лекарство, Дрема. Попробуй, тебе понравится. Куча пользительных эффектов.
  – У меня отличная диета, Гоблин. За исключением рыбы и риса.
  – А я про что? Давай сбросимся, купим кабанчика… Не слушай ты Сари. Хребтовое сало с фасолью, ммм…
  Лебедь взялся преодолеть вместе со мной семидесятифутовый путь к клетке Нарайяна.
  – Я готов вложиться, – сказал он. – Не едал бекона уже лет двадцать.
  – Твою же мать! – выругался Гоблин. – Вложиться он готов, вы слышали? На хвост сесть – вот что ты готов сделать! Приятель, у тебя теперь даже имени нет. Ты нищий.
  – Могу сбегать во дворец, пошарить там под матрацем. Не всегда же мне не везло.
  – Не хочешь замуж за меня, Дрема, выходи за Лебедя, – сказал Гоблин. – У него припрятано целое состояние, и он уже слишком стар, чтобы приставать к тебе с… Ну, сама понимаешь… Эй, Нарайян Сингх! Поднимай свою тощую вонючую задницу и топай сюда, разговор есть.
  – Желание выжить – сильнейший наркотик, – прошептал Лебедь.
  – В возрасте Гоблина – наверняка, – согласилась я.
  – Думаю, в любом возрасте.
  – Вывод? – спросила я.
  – Вывод прост: мне надо было давным-давно повернуть оглобли на север. Ничего хорошего я здесь не получил. Как только не стало Ножа и Корди, надо было потихоньку смотаться отсюда. Но я не смог. И не только потому, что Душелов выкручивала мне руки.
  – А почему?
  – Я проиграл. Все мы проиграли, все трое. И даже не смогли это сделать, как подобает солдатам старой империи. Мы дезертировали. Ножа на родине швырнули крокодилам за то, что он надувал жрецов. Каждый из нас плохо начал. Мы с Корди оказались тут по единственной причине: пустившись в бега, не смогли остановиться. Теперь у меня нет друзей, и некому вразумлять старину Лебедя.
  Я не сообщила ему, что Нож и Мэзер живы и находятся среди Плененных. Только заметила:
  – Нельзя сказать, что ты здесь был совсем уж не на своем месте. Таглиосские власти относились к тебе с изрядным пиететом.
  – Я чужак. Властям был нужен громоотвод. Все обо мне слышали, все узнавали на улице. Протектор и Радиша от моего имени принимали непопулярные решения.
  – Ну, теперь им придется искать другого козла отпущения.
  – Нечего на меня так смотреть. Я не вступлю в Черный Отряд, даже если ты пообещаешь выйти за меня замуж и сделать Капитаном. У вас, ребята, на лбу написан ваш смертный приговор.
  – Ну а коли так, чего ты хочешь?
  – Чего я хочу? Поскольку я уже слишком стар, чтобы возвращаться домой – да и дома-то у меня нет, – я хотел бы делать то, чем мы пытались заниматься, когда только пришли сюда. Открыть пивоваренный заводик и провести остаток жизни, с его помощью немного облегчая людям существование.
  – Не сомневаюсь, что Гоблин и Одноглазый будут счастливы взять тебя в компаньоны.
  – Черта с два. Эта парочка вылакает половину продукции. Надравшись, будут драться и бросаться бочками…
  Тут, конечно, он был абсолютно прав.
  – Тут, конечно, ты абсолютно прав, – сказала я, а потом добавила: – Хотя в последнее время они держат себя в руках.
  – Советую получше следить за этим мерзавцем, он ведь не упустит возможности тебя прикончить, – кивнул Лебедь на Сингха. – Удивительный типаж. По виду обыкновенный ханурик, на улицах десятки тысяч таких же бьют баклуши и подыхают от голода, но работать их не заставишь.
  – Я бы и этого уморила голодом, да какой с того прок? Нарайян, вот и я. Ну что, толковать будем или придуриваться?
  Сингх поднял на меня взгляд – безмятежный, мирный. Как и у любого другого душилы. Этих мерзавцев никогда не мучает совесть.
  – Доброе утро, девушка. Да, мы можем поговорить. Я воспользовался твоим советом и побывал у богини, и она одобрила твое ходатайство. Честно говоря, я этого совсем не ожидал. Она готова заключить сделку и не выдвигает особых условий. Требует лишь, чтобы жизнь и благополучие ее главных сторонников не пострадали.
  Лебедь был ошеломлен даже больше, чем я.
  – Дрема, что я вижу? Тебе удалось его перевоспитать?
  – Не уверена. Даже когда обманник по самую маковку в дерьме, он не прекращает изворачиваться. – Требовалось немного поразмыслить. И еще, пожалуй, насторожиться. – Мне, конечно же, приятно это слышать, Нарайян. Где Ключ?
  Улыбка у Сингха была почти такая же мерзкая, как у Одноглазого.
  – Я отведу тебя к нему.
  – Ага… – пробормотала я. – Поняла. Ну что ж, с почином. Когда ты готов отправиться?
  – Как только девушка поправится. Ты, наверное, заметила, что она нездорова.
  – Да, заметила. И решила, что у нее месячные. – Тут мне в голову пришла жуткая, нет, прямо-таки ужасная мысль. – Она часом не беременна?
  Судя по выражению лица Сингха, ему такое предположение показалось совершенно диким.
  – Это хорошо. Хоть мы сейчас и сговариваемся с вами – я имею в виду Черный Отряд и обманников, – все равно вы двое в одну команду не войдете. Печально, но факт, Нарайян Сингх, – я не доверяю тебе. А ей не буду доверять, даже когда она окажется в могиле.
  Он улыбнулся – загадочно, точно единственный на всем белом свете знал некий секрет.
  – Но сама рассчитываешь на наше доверие.
  – Мой расчет строится на общеизвестном факте: Черный Отряд всегда держит свое слово.
  Небольшое преувеличение, конечно.
  Нарайян лишь на мгновение перевел взгляд на Лебедя. И снова ухмыльнулся:
  – Полагаю, для меня этого должно быть достаточно.
  Я скупо улыбнулась:
  – Вот и прекрасно. Договорились. Пойду займусь подготовкой к нашему походу. Далеко идти?
  Улыбка:
  – Не очень. Несколько дней к югу от города.
  – Ха! Роща Предначертания. Могла бы догадаться.
  Я увела от него Лебедя и вернулась к игрокам за карточный стол.
  – Нужно, чтобы сын Сингха как можно скорее оказался здесь. Никогда не вредно иметь кое-что про запас.
  
  43
  
  
  Мне прямо-таки не по себе, когда заняться нечем, – сказала Сари.
  Прижавшись друг к другу, они с Тобо сидели перед туманным прожектором и рассказывали Мургену все, что знали. Приятно было видеть, что мать и сын ладят.
  – Ну, дело всегда можно найти, – сказала я. – Например, принять участие в установке оставшихся «катышков», чтобы о нас не забывали, когда мы уйдем. Или таскать вещи к реке.
  – Как говорит Гоблин, я не настолько скучаю по работе, чтобы напрашиваться на нее. Что новенького?
  – Парни доставили сына нашего душилы. Симпатичный парнишка. И еще со столба, на котором вывешивают официальные сообщения, они сняли пару указов, выпущенных уже после того, как началось затворничество Радиши.
  – И что в них?
  – Предлагается огромное вознаграждение тому, кто сообщит любые сведения о шайке вандалов, выдающих себя за членов давно не существующего Черного Отряда и нарушающих общественный порядок.
  – Интересно, кто-нибудь в это поверит?
  – Ну, если достаточно часто повторять, почему нет? Но не так опасны россказни про нас, как сумма вознаграждения. Есть люди, способные продать даже мать родную. Душелов отправит на улицу пару проходимцев, которые будут швыряться деньгами и хвастаться, за что их получили. И кто-нибудь, действительно что-то знающий про нас, захочет рискнуть.
  – Тогда почему бы нам просто не уйти? Здесь от нас уже почти ничего не зависит.
  – Мы можем похитить Могабу.
  – Вот и пусть город об этом думает. Распустим слух. И не один – как можно больше слухов о главнокомандующем и Радише. А сами эвакуируемся под шумок. Когда ты отправляешься за Ключом?
  – Еще не знаю. Скоро. Я тяну время. Жду сообщения от Недоноска.
  Сари кивнула и улыбнулась:
  – Правильно делаешь. Сингх наверняка что-то прячет в рукаве.
  Подошел Плетеный Лебедь:
  – У девочки проблема.
  Я хмуро взглянула на него. Сари – тоже, но у нее хватило вежливости спросить:
  – У Дщери Ночи? Что с ней?
  – Похоже на припадок. Вроде судорог.
  – Нашла время, – проворчала я.
  Сари тотчас послала Тобо за Гоблином. Я продолжала тем же тоном:
  – Зачем ты поперся к ней, Лебедь?
  Он слегка покраснел и сказал:
  – Ну…
  – Тупица несчастный! Сначала дал Госпоже себя охмурить, потом плясал под дудку ее сестрицы и выжимал соки из миллионов ни в чем не повинных людей. А теперь хочешь выставить себя уже полным идиотом? Позволишь отродью Госпожи вдеть себе кольцо в нос? Ты в самом деле глупец и ничтожество, Лебедь!
  – Я просто…
  – Ты просто сделал то, до чего сам бы не додумался. Точно пьяненький пятнадцатилетний сопляк. Эта женщина не просто очень умна, Лебедь! Она хуже, чем может привидеться в самом страшном ночном кошмаре. А ну подойди!
  Он подошел. Я проделала молниеносное движение – точно так, как много-много раз в прошлом мечтала проделать с моими дядями. Кончик кинжала проткнул Лебедю кожу под челюстью.
  – Ты в самом деле хочешь принять нелепую, позорную, бесполезную смерть? Если да, я тебе это устрою. Но никому из нас больше не придется расплачиваться за твою дурь.
  Закудахтал Одноглазый – он был в восторге:
  – Она чудо, правда, Лебедь? Забудь своих черных вдовушек, приударь лучше за нею.
  Он сидел в кресле До Транга, но передвигался самостоятельно. Я еще не остыла и поэтому злобно проговорила:
  – Старик, с тобой тоже может случиться кое-что нелепое, позорное и бесполезное.
  Он лишь рассмеялся:
  – Дрема, ты пригласила сюда этого солдафона Аридату, чтобы он встретился со своим давно потерянным отцом. Ступай займись ими, хватит флиртовать тут с Лебедем.
  Что-что, а до белого каления Одноглазый доводить умеет. И обожает это занятие. Не упустит ни малейшей возможности.
  – Объясни ему, что с девчонкой, – сказала я Лебедю. – Одноглазый, разберись с этим. Только не убивай ее. Сингх не отдаст мне Ключ, если мы прикончим эту тощую… ведьму.
  
  44
  
  
  Твою же мать! Увидев Аридату Сингха, я, пожалуй, могла бы отказаться от своего зарока в отношении мужчин. Он был великолепен. Высокий, пропорционально сложенный, с очаровательной улыбкой, обнажавшей прекрасные зубы. Его не портила даже сильная тревога. И держался он превосходно. Аристократ во всех смыслах этого слова. Кроме происхождения, конечно.
  – У тебя, наверное, была чудесная мать.
  – Что?
  – Ничего. Здесь меня зовут Дремой. А ты Аридата? Вот мы и познакомились.
  – Кто эти люди? Зачем меня доставили сюда?
  Он не возмущался, не угрожал. Просто был сильно удивлен. Редкий таглиосец способен так держаться в плену – как человек, зря теряющий время.
  – Кто мы, тебе знать не обязательно. Ты здесь для того, чтобы повидаться с другим нашим пленником. Не говори ему, что тебя освободят после этой встречи. Он останется здесь. Иди за мной.
  Спустя некоторое время Аридата Сингх осведомился:
  – Ты женщина, да?
  – В последний раз, когда проверяла, точно была женщиной. Вот мы и пришли. Это Нарайян. Нарайян! Подъем! К тебе посетитель. Нарайян, это Аридата. Как я и обещала.
  Аридата смотрел на меня, пытаясь понять. Нарайян вытаращился на сына, которого видел впервые. Очевидно, разглядел в нем что-то, от чего лицо смягчилось, правда лишь на миг. И я поняла, что нашла ключик к душе этого обманника. Главное, чтобы он не думал, будто я подбиваю его изменить Кине.
  Я отошла назад, чтобы следить за развитием ситуации, но ничего не происходило. Аридата время от времени оглядывался на меня, душила просто смотрел на парня. Наконец мое терпение лопнуло, и я спросила Нарайяна:
  – Что, этого мало? Нужно привести сюда Кадиту и Сугриву? А заодно и их детей?
  Это произвело впечатление на Нарайяна и дало понять Аридате, что он похищен из-за своей принадлежности к этой не совсем обычной семье. От меня не ускользнул момент, когда до парня дошло истинное положение дел. Он снова оглянулся, но теперь в его глазах было совершенно другое выражение.
  – Как по мне, – сказала я, – так об этом человеке можно мало сказать хорошего, но считать его плохим отцом нет оснований. Судьба не дала ему шанса проявить себя в этом смысле – ни плохим, ни хорошим. – Если не считать его отношения к девушке, для которой он делал все возможное и невозможное, при полном безразличии с ее стороны, – он очень преданный.
  Аридата понял, что это похищение не имеет никакого отношения к нему лично. Что он всего лишь рычаг для воздействия на Нарайяна Сингха. Того самого Нарайяна Сингха, печально известного предводителя культа душил.
  И снова Аридата покорил мое сердце, когда он расправил плечи, шагнул вперед и обратился к отцу с приветствием. В котором, конечно, не чувствовалось подлинного тепла, но все равно это было то, что надо.
  Я наблюдала за тем, как они пытались найти нечто общее, точку соприкосновения, с которой можно было бы начать. И они нашли, на удивление быстро. А может, в этом и не было ничего удивительного. Мы не нашли подтверждений того, что Нарайян Сингх не ладил со своей Лили.
  – Парень – само обаяние, правда?
  Я испуганно вздрогнула. До того увлеклась, что не услышала, как сзади подошел Рекоход, а ведь он всегда топает как слон. Это могло означать лишь одно: Аридата – вот кошмар! – и в самом деле произвел на меня сильнейшее впечатление.
  – Да, согласна. Хотя не могу сказать, чем он берет.
  – Ну так я объясню. Он, как и Плетеный Лебедь, породистый мужик. Только посмышленей. И еще молодой, не испорченный жизнью.
  – Рекоход! Как ты заговорил, однако! Почти как умный.
  – Только не говори этого нашим парням. Одноглазый может смекнуть, почему ему удается обыгрывать меня только в половине партий. – Он снова пригляделся к Аридате. – Да, красавчик. Держи его подальше от своего библиотекаря. А то потеряешь ухажера.
  Опять мне разбивают сердце.
  – А что, есть какие-то признаки?
  – Ну, я могу и ошибаться.
  – Когда ему нужно возвращаться? Можем задержать его на вечер?
  – Хочешь проверить парня?
  Рекоход редко поддразнивал меня, но сейчас и он не смог удержаться. Впрочем, я этого ожидала.
  – Не в том смысле. Есть у меня одна недобрая идейка. Перед тем как отпустить, мы его представим Радише.
  – Решила сводничеством заняться?
  – Нет. Просто хочу, чтобы этот верноподданный лично убедился: его княжна вовсе не во дворце. С его помощью распущенные нами слухи станут правдой.
  – И верно, не повредит.
  – Присмотри за этими двумя, а я потолкую с Бабой.
  Рекоход хмыкнул. Кроме Лебедя, никто так Радишу не называл.
  – Перенимаешь плохие привычки.
  – Похоже на то.
  
  45
  
  
  Радиша полностью ушла в себя. Она не спала, не медитировала, а просто блуждала в коридорах сознания. Возможно, глубоко раскаивалась в том, что испытала громадное облегчение, избавившись от мучительного бремени власти. Я даже малость посочувствовала ей. Пусть они с братом и враги нам, но не маньяки, не изверги. В их душе выпестована раджахарма.
  – Эй, Радиша. – Надо бы обращаться с ней как подобает, но не привычна я к высокопарным титулам. – Мне нужно поговорить с тобой.
  Она медленно подняла глаза – умные, понимающие, любопытные даже в отчаянной ситуации.
  – Неужели вся прислуга во дворце набрана из моих врагов?
  – Твоими врагами мы стали не по собственной воле. И даже сейчас чтим и уважаем княжескую власть.
  – Ну да, конечно. Как же удержаться и не напомнить мне о моей глупости. Вроде этих последователей Бходи с их самосожжением.
  – Наша вражда с тобой никогда не была столь же остра, как вражда с Протектором. С ней нам вовек не примириться. Ты бы ни за что не натравила скилдирша на Таглиос, она же это делает без малейших колебаний. И зло так глубоко разъело ее душу, что она даже не понимает всей мерзости своих поступков.
  – Ты права. Лишь потому, что ей удалось прожить несколько столетий, мы чуть ли не за богиню ее принимаем. Она достаточно могущественна, чтобы по капризу стирать с лица земли целые страны. Так дитя разрушает муравейник, желая посмотреть, как закопошатся муравьи. У тебя есть имя?
  – Меня зовут Дрема. Я летописец Черного Отряда. И та самая злодейка, которой ты обязана большинством своих неприятностей. Они были для нас не самоцелью, а просто способом заявить о своем существовании. Но теперь, похоже, мы перехитрили сами себя.
  Радиша слушала очень внимательно.
  – Продолжай.
  – Протектор решила твое исчезновение скрыть. Официально ты пребываешь в Комнате Гнева, проходишь обряд очищения, моля богов и предков успокоить твое сердце и дать тебе мудрости, чтобы пережить грядущие тяжелые времена. Но время от времени ты делаешь перерыв и издаешь довольно странные указы. Вот эти два мне принесли только что. Мои братья неграмотны, поэтому срывали, что под руку подвернется. Но и эти указы достаточно красноречивы. Можно добыть и другие, если пожелаешь.
  Объявление насчет награды Радиша прочитала первым. Оно было прямолинейным и доходчивым.
  – Это наверняка осложнило вам жизнь.
  – Так и есть.
  – У нее нет денег. Что это? Десятипроцентное сокращение рисового пайка? Какие еще пайки? В них никто не нуждается, рис в свободной продаже.
  – Это ты не нуждаешься в пайках. Однако не всякий, кто хочет риса, может себе его позволить. А многие из нас ничего другого и не едят.
  – Знаешь, откуда это взялось? – Радиша постучала ногтем по листку, точно хотела проклевать в нем дыру. – Готова держать пари: ей присоветовали диковинные личности, которые у нее внутри. Это ведь не просто голоса. Или в ней взыграло столь же диковинное чувство юмора, когда она диктовала указ. У нее есть заклинания – на случай, если голоса захотят взять над ней верх. Она никогда не позволяет им говорить слишком долго.
  Ага, сказала я себе. Пикантная новость, которая может оказаться ценной. Будем иметь в виду.
  – Не можешь ли ты в противовес издать более разумные указы? У меня не хватит людей, чтобы разослать их по всему городу, но обещаю: в наиболее важных местах они будут развешены.
  – Как сделать, чтобы их подлинность не вызывала сомнений? Любой может достать лист специально обработанной наады и написать на нем что угодно.
  – Я уже думаю об этом. Здесь присутствует гость, весьма достойный офицер из городских батальонов. Мы привели его для встречи с другим нашим пленником. Полагаю, он может распространить слух, что и ты у нас в плену.
  – Интересно. Догадываешься, как она поступит? Заявит, что это блеф. Создаст моего иллюзорного двойника и потребует: а ну-ка покажите вашу Радишу! Но вы этого не сделаете, потому что хотите жить. Правильно?
  – Ну, с этим мы как-нибудь справимся. У Протектора серьезные проблемы. Ей уже никто не верит. Люди могут усомниться и в тебе, ведь ты ведешь себя как откровенная марионетка. Почему ты всегда вредила Черному Отряду, почему предавала нас?
  – Я вовсе не марионетка. Ты даже не представляешь, сколько ее безумных замыслов мне удалось сорвать.
  Я не стала объяснять, что мы очень даже неплохо представляем. Злила ее я нарочно, чтобы разговорить, но теперь захотелось уколоть еще больнее.
  – Откуда такая ненависть к моим братьям?
  – Ненависть?
  – Возможно, это неудачное слово. Но что-то такое было. Прежние летописцы отметили, что ты резко изменила отношение к Отряду, когда решила, что Хозяева Теней больше не опасны для Таглиоса. Это не стало для тебя таким же наваждением, как для Копченого, но нет сомнений: болезнь та же самая.
  – Не знаю. В последние десять лет сама не раз удивлялась этому. И что интересно: как только я объявила вас врагами Таглиоса, сразу отпустило. Однако мы с Копченым не единственные. В княжестве все население испытывало схожие чувства. Может, это память о прежних временах, когда Отряд…
  – О каких еще временах? Нет ничего такого в летописях и иных документах прошлых веков. То немногое, что мне удалось расшифровать в наших Анналах, имеет самый обычный, рутинный характер. Произошло одно-единственное жестокое сражение, когда Отряду было уже около шестидесяти лет. Это случилось неподалеку отсюда, и Отряд потерпел поражение. От него почти ничего не осталось. Написанные к тому времени три книги Анналов попали в руки врага. Они хранились в таглиосской библиотеке. С тех пор как Отряд вернулся в Таглиос, доступ к этим книгам ему был закрыт. Чего только не предпринималось, чтобы мы не добрались до них! Из-за этих Анналов погибло немало людей. И ради чего? Насколько я могу судить, роковой секрет состоял в том, что в те первые десятилетия истории Отряда ничего экстраординарного не произошло. Не было тогда ни жестоких грабежей, ни бесконечного кровопролития.
  – Почему же тогда жители многих южных стран помнят то, чего не было, и боятся, как бы это не произошло снова?
  Я пожала плечами:
  – Не знаю. Надо спросить у Кины, как она все это устроила. Мы так и сделаем, аккурат перед тем, как прикончим ее.
  На лице Радиши возникло такое выражение… точно она подумала: «Ну-ну, выходит, я не единственная, кто верит в невозможное».
  – Хочешь сбросить ярмо, которое на тебя надела твоя безумная подружка? – спросила я. – Хочешь вместе с нами сорваться с крючка? Хочешь, чтобы твой брат вернулся?
  В последнее время ей не раз приходило в голову, что Прабриндра Дра, возможно, еще жив.
  Радиша несколько раз открыла и закрыла рот. Она никогда не была миловидной, а возраст и обстоятельства, словно сговорившись, сделали ее внешность почти отталкивающей.
  А впрочем, мне ли об этом судить? Время не щадит и меня.
  – Все это вполне достижимо. Понимаешь? Все.
  – Мой брат мертв.
  – Нет, жив. Никто, кроме Отряда, не знает об этом. Даже Душелов. Есть люди, которых она заманила в подземную ловушку и заморозила во времени. Что-то вроде этого. Я не в курсе, что за мистическая наука тут поработала. Главное, что эти люди не мертвы и их можно освободить. Я только что заключила сделку, которая позволит нам добыть Ключ и открыть им дорогу.
  – Ты сможешь вернуть моего брата?
  – И Корди Мэзера.
  Освещение было слабое, и все же я заметила, как краска залила ее лицо и шею.
  – Похоже, для твоих людей не существует секретов?
  – Почти.
  – Чего ты хочешь от меня?
  Вот уж не надеялась услышать этот вопрос от Бабы. Несмотря на ее репутацию приземленной, здравомыслящей, деловой особы. Поэтому у меня не было наготове ответа. Но я быстро исправила это упущение.
  – Ты могла бы отречься от Протектора, открыто появившись в каком-нибудь общественном месте, где многие бы увидели и узнали тебя. Ты могла бы уволить главнокомандующего. Ты могла бы рассказать, как пятнадцать лет жила под властью темных чар и как в конце концов тебе удалось сбежать. Ты могла бы восстановить честь Черного Отряда, чтобы мы снова в глазах таглиосцев стали теми, кто мы есть, – просто хорошими парнями.
  – Не знаю, получится ли. Я слишком долго боялась Черного Отряда. И сейчас еще боюсь.
  – Воды спят, – сказала я. – Что хорошего сделала тебе Протектор?
  Радиша не ответила.
  – Мы можем вернуть к жизни твоего брата. И снять тяжкий груз с твоей души. Поразмысли обо всем этом. Раджахарма.
  Изо всех сил стараясь сдерживать эмоции, Радиша отрывисто проговорила:
  – Не говори этого слова! Оно меня душит и внутренности мне рвет.
  Именно этого я ей желала не раз и не два – когда была менее снисходительно настроена.
  
  Аридата посмотрел на меня как-то странно.
  – Нарайян Сингх совсем не такой, каким я его себе представлял.
  Встреча с княжной произвела на него куда менее сильное впечатление, чем свидание с отцом.
  – Рекоход, отведешь его обратно?
  Ночь уже наступила, но у нас имелась пара защитных амулетов из тех, что были во множестве изготовлены в ходе войны с Хозяевами Теней. Выглядели они вполне исправными. Хотелось бы иметь еще сотню, но Гоблин и Одноглазый больше их не мастерили. А почему – неизвестно, они не делились со мной секретами ремесла. Наверное, просто слишком одряхлели.
  Меня часто пугает мысль о том, что мы будем делать, когда скончаются наши старики. Будущее без Одноглазого уж точно не за горами.
  О Повелитель Небесный, защити его! Пусть не умрет, пока Плененные не окажутся на свободе и все наши беды не останутся позади.
  
  46
  
  
  Все наши люди на складе были плотно заняты делами. Кто-то в спешке готовил Отряд к эвакуации. Другие собирались в дорогу, чтобы сопровождать меня и Нарайяна к роще Предначертания, где хранится Ключ. Нюень бао, и работавшие у До Транга, и те немногие, которые присоединились к Отряду, просто нервно суетились – чтобы не стоять на месте. Они были испуганы – у Бань До Транга этой ночью случился удар. Прогноз Одноглазого был неутешителен.
  – Я не утверждаю, что к этому причастна девчонка, но ведь До Транг первым догадался, что это она слоняется тут в виде духа, – сказала я Гоблину.
  – Он просто стар, Дрема. Никто ничего ему не делал. По-моему, его срок уже давно вышел. До Транг держался только потому, что заботился о Сари. А она теперь в его попечении не нуждается, ее муж скоро получит свободу. И наш благодетель слишком слаб, чтобы бежать. Душелов обязательно сюда доберется, недаром же она вызвала Могабу, который вот-вот приступит к поискам. Лично я не удивился бы, если бы До Транг просто решил в глубине души: умереть сейчас – самое лучшее, что он может сделать для всех.
  Я не хотела, чтобы До Транг уходил из жизни. И не только потому, что никому не нравится, когда умирают близкие люди. Он был – в своей ненавязчивой манере – лучшим другом Отряда на протяжении многих лет.
  Как и все остальные, я старалась забыться в работе.
  – Может, девчонка и в самом деле тут ни при чем, но я не хочу, чтобы она продолжала шляться по ночам. Сделайте что-нибудь. Только, конечно, не калечьте и не убивайте ее.
  Гоблин вздохнул. С некоторых пор он только так и реагировал, если ему поручали какое-то дело. Наверное, настолько устал, что даже жаловаться и протестовать был не в силах.
  – Где Одноглазый?
  – Ну… – Гоблин огляделся и перешел на шепот: – Только учти, я тебе ничего не говорил. Кажется, он ломает голову, как бы вывезти отсюда все наше оборудование.
  Я лишь сокрушенно покачала головой и отошла.
  Тут меня окликнули Сантараксита и Баладита. Они смирились с ситуацией, в которой оказались, и включились в работу. Особенно увлекся главный библиотекарь. Еще бы! За многие годы это первый реальный вызов его учености.
  – Дораби, за всеми этими волнениями я забыл сказать тебе, что нашел ответ на вопрос о письменном языке нюень бао, – азартно сообщил он. – Такой язык существует. И похоже, не один. Вот эта старейшая книга написана на древнем диалекте этого языка. Другие – на раннем таглиосском, хотя в оригинале третьего тома использованы иностранные буквы.
  – Это доказывает, что фонетическое значение алфавита захватчиков в те времена определенно было выше по сравнению с местным рукописным шрифтом. Верно?
  Сантараксита вытаращил глаза:
  – Дораби, ты никогда не перестанешь изумлять меня.
  – Ну, обнаружили вы что-нибудь интересное?
  – Черный Отряд пришел с возвышенной равнины, которая уже тогда была знаменита своими блистающими камнями, и затем кочевал из одного малого княжества в другое. Его солдаты без конца вздорили между собой – большинству вовсе не хотелось жертвовать собою ради приближения Года Черепов. Жрецы, присоединившиеся к Отряду, были охвачены энтузиазмом, чего нельзя сказать о солдатах. Многие, вероятно, вступили в Отряд, видя в этом способ выбраться из так называемой страны Неизвестных Теней, а вовсе не потому, что желали поспособствовать наступлению конца света.
  – Страна Неизвестных Теней? А что еще?
  – Весьма любопытные сведения насчет цены гвоздей для подков и нехватки лечебных трав, которые сейчас растут в каждом саду. Что ты хочешь? С тех пор минуло почти четыреста лет.
  – Потрясающе, шри. Продолжай работать столь же плодотворно.
  Я собиралась сказать библиотекарю, что ему придется покинуть город вместе с нами, но решила не волновать его сию минуту. Наверняка у него опустятся руки, если поставить его перед выбором: бегство в неизвестность вместе с пленителями или смерть.
  Появился дядюшка Дой.
  – До Транг хочет с тобой увидеться.
  Дой привел меня в крошечную комнату, которую старик отгородил для себя в дальнем углу склада. По дороге дядюшка предупредил меня, что До Транг не может говорить.
  – Он уже встречался с Сари и Тобо. Думаю, он и тебя любит.
  – Мы с ним намерены пожениться в следующей жизни. Если гунниты не врут насчет переселения душ.
  – Я готов отправиться в путь.
  – Что?
  – Пойти с тобой в рощу Предначертания.
  – Вот что, если у тебя есть какие-то безумные идеи насчет похищения Ключа, лучше выбрось их из головы.
  – Я согласился помочь тебе. И буду помогать. Я хочу вас сопровождать, чтобы не дать возможности Нарайяну нарушить слово. Это обманник, уважаемая Дрема. И еще я согласился отдать тебе Книгу Мертвых. Она лежит в тайнике, как раз по пути.
  – Прекрасно. Присутствие Бледного Жезла будет успокаивать меня и нервировать моих врагов.
  – Вот уж точно, – хихикнул Дой.
  – Сюда мы уже не вернемся.
  – Знаю. Я возьму с собой все, что хочу сохранить. Не нужно притворяться с До Трангом, он знает свою участь. Окажи ему честь, попрощайся достойно.
  
  Я сделала больше – впервые в своей взрослой жизни расплакалась. На минуту положила голову старику на грудь, прошептала слова благодарности за дружбу и снова пообещала встретиться с ним в следующей жизни. Конечно, это мелкая ересь, но, надеюсь, Бог не следит за каждым моим шагом.
  Бань поднял слабую руку и погладил меня по волосам. После чего я резко встала и ушла туда, где могла побыть наедине с моей печалью о человеке, который никогда не был мне слишком близок и тем не менее так сильно повлиял на мою судьбу. Когда слезы перестали течь, я поняла, что уже никогда не стану прежней. И что это единственное наследие, которое До Транг хочет оставить после себя.
  
  47
  
  
  Самая большая проблема, с которой предстояло столкнуться в процессе эвакуации, – та самая, что возникала каждый раз, когда Отряд покидал насиженное место. Корни, которые нужно вырвать. Связи, которые предстоит обрубить. Люди, создавшие для себя какое-то подобие нормальной жизни, должны с ней расстаться.
  Некоторые наверняка откажутся уходить.
  Кое-кто из уходящих проболтается о том, куда держит путь.
  Номинально в Отряде числилось чуть больше двухсот человек, из них треть вообще жили не в Таглиосе, а в разбросанных вокруг селениях. Оттуда они оказывали помощь своим неоседлым братьям. Очень похоже на практику обманников. А сложилась эта практика не сказать что случайно, недаром душилы веками искали способы выживания.
  Наши посыльные заблаговременно сообщили кодовое слово всем братьям, проживающим за пределами города, а заодно предостерегли о близости тревожных времен. Никому не объяснили, что именно должно произойти, просто сказали, что грядут перемены, и серьезные. И теперь, услышав кодовое слово, братья поняли: началось.
  Вскоре следом за гонцами отправится в путь и большинство остальных солдат, мелкими группами, чтобы не привлекать внимания, и в самой разнообразной маскировке. Покидающие столицу последними будут действовать с максимальной осторожностью. Всех уходящих поджидает череда проверочных и сборных пунктов, в каждом им сообщат лишь название следующей остановки. И очень хочется верить, что мы успеем убраться подальше от города, прежде чем спохватится Душелов.
  Никто не принуждал и не наказывал решивших остаться – лишь бы они не изменили интересам Отряда. Городское подполье нам еще пригодится.
  Это тоже напоминало тактику обманников, выручавшую их на протяжении веков.
  Дымовые картинки будут и после нашего ухода возникать то там, то здесь. Основное предпочтение мы отдали демону Ниасси – он здорово охлаждал служебное рвение серых. Те, кто останется в городе, – я не знаю всех имен, ведь мне предстоит уйти одной из первых, – организуют беспорядки с драками, погромами и вандализмом. Позднее это будет выглядеть частью кампании террора, чей разгар придется на Друга Пави. Если Душелов клюнет на эту наживку, она потеряет немало времени, устраивая нам засады в городе.
  Если же нет, даже каждый купленный такой ценой час позволит нам уйти чуть дальше, прежде чем Протектор сообразит, что мы снова сделали неожиданный ход. И даже тогда она не сразу найдет место, где мы скрывались столько лет.
  
  48
  
  
  Мой отряд первым покидал Таглиос. Мы отправились в путь тем самым утром, когда умер Бань До Транг. Со мной шли Нарайян Сингх, Плетеный Лебедь, Радиша Дра, матушка Гота, дядюшка Дой, Рекоход, Икбал Сингх с женой Сурувайей, двумя детьми постарше и грудной малышкой, и его брат Ранмаст. У нас было несколько коз, нагруженных всякой мелочью, в том числе корзинами с цыплятами, два осла, поочередно везшие Готу, и повозка. Ее тащил вол, которому мы постарались придать вид понурый и запущенный. Почти все так или иначе замаскировались. Шадариты постригли волосы и бороды, вся семья облачилась в веднаитское платье. Я осталась веднаиткой, но простилась с мужской одеждой. Зато Радиша, напротив, превратилась в мужчину. Дядюшка Дой и Плетеный Лебедь обрили головы и сделались монахами Бходи. Лебедь осмуглил свою кожу, но никакие ухищрения не повлияли на голубизну его глаз. Готе пришлось отказаться от моды нюень бао.
  Нарайян Сингх изменений не претерпел, – в сущности, он и так был неотличим от тысяч других таглиосцев.
  Смотрелись мы, конечно, странновато, но кого только не встретишь на пути? Попадались и более причудливые группы людей. К тому же все вместе мы сходились только на стоянках. По дороге наш караван растягивался почти на полмили – один из братьев Сингх двигался впереди, другой замыкал шествие, а Рекоход держался рядом со мной. У каждого из братьев Сингх было по устройству, изготовленному Гоблином и Одноглазым. Если Нарайян, Радиша или Лебедь достаточно далеко отклонятся от линии, соединяющей эти штуки, удушающее заклинание стянет нарушителю горло.
  Никто из троицы об этом не знал. Считалось, что мы теперь друзья и союзники. Но друзья разные бывают – одним я доверяла больше, чем другим.
  На Каменной дороге, проложенной Капитаном между Таглиосом и Джайкуром, мы вообще никому не попались на глаза. Однако такая уйма народу, да еще с младенцем, и воловьей повозкой, и регулярными веднаитскими молениями, и черт знает чем еще, быстро передвигаться не может в принципе. Да и погода не благоприятствовала. Как же мне надоел проклятый дождь!
  В последний раз я путешествовала по Каменной дороге на огромном черном жеребце, который даже без спешки за сутки покрыл расстояние между Таглиосом и Годжей на реке Майн.
  Спустя четыре дня после выхода из города мы были все еще далеко от моста у Годжи – первого «бутылочного горла», где нас могла подкарауливать опасность. Зато дядюшка Дой сообщил, что мы приблизились к месту, где он спрятал копию Книги Мертвых. Меня это нисколько не обрадовало.
  – Проклятие! Я надеялась, что тайник гораздо дальше. Как мы объясним наличие книги, если нас остановят?
  Дой показал мне ладони и широко улыбнулся:
  – Я жрец. Проповедник. Вся ответственность на мне. – Несмотря на трудности, он был счастлив. – Пойдем, поможешь достать ее.
  
  Что это? – спросила я два часа спустя.
  Место, где мы оказались, больше всего напоминало давние ночные кошмары Мургена с участием Кины. Оно было ограждено плотной живой изгородью протяженностью двадцать ярдов.
  – Кладбище. Во времена хаоса, еще до прихода Черного Отряда, а может, еще и до твоего рождения, одна из тенеземских армий стояла здесь лагерем, а потом хоронила павших. Эти деревья были посажены, чтобы скрыть могильные холмики и надгробия от вражеских глаз. – Заметив испуг на моем лице, он добавил: – У этих людей были свои погребальные ритуалы.
  Это я знала. Мне даже случалось присутствовать при подобных обрядах. Но никогда еще я не ощущала такой плотной атмосферы печали.
  – Мрачное местечко.
  – Это из-за чар. Тенеземцы надеялись выиграть войну, вернуться и построить тут мемориал. А до тех пор, решили они, пусть люди держатся подальше отсюда.
  – Ничего не имею против. У меня мурашки бегают.
  – Не бойся, ничего плохого не случится. Пойдем. Это займет лишь несколько минут.
  Так и произошло. Ну, разве что малость дольше. Пришлось открывать дверь одного из диковинных склепов и выкапывать вещь, завернутую в несколько слоев промасленной кожи.
  – Это место стоит того, чтобы его запомнить, – сказал Дой, когда мы двинулись обратно. – Здешние жители его сторонятся, а нездешние вообще о нем не знают. Хорошее укрытие. Тебе понравится и роща Предначертания.
  – Я была в роще Предначертания. Мне и там не понравилось, но в тот раз некогда было прислушиваться к ощущениям.
  – Еще одно хорошее укрытие.
  По природе своей я не так подозрительна, как Душелов, но время от времени на меня находит. В особенности мне подозрительны подобные метаморфозы – когда скрытный старый нюень бао внезапно превращается в неуемного болтуна и чуть ли не насильно предлагает помощь.
  – Капитан однажды прятался там, – сказала я. – Ему это место не слишком понравилось. Что ты замышляешь?
  – Замышляю? Не понял.
  – Прекрасно понял, старик. Вчера я была всего лишь женгали, хотя и такая, с которой приходилось считаться. А сегодня ни с того ни с сего я получаю подарок. Вся накопленная десятилетиями мудрость оказывается в моем распоряжении, как будто я что-то вроде твоей ученицы… Хочешь, понесем это по очереди? – В конце концов, он старый человек.
  – По мере того как жизнь ускоряла свой темп, накапливались проблемы и случались необычные, но чаще благоприятные события, я все больше думал о мудрых высказываниях Хонь Трэй, о ее проницательности, даже о ее дьявольском чувстве юмора. И кажется, наконец понял смысл ее пророчеств.
  – В которых, возможно, не было ничего, кроме чепухи. Скажи все это Сари и Мургену при следующей встрече. И не забудь добавить чуть-чуть искренности, когда будешь оправдываться.
  Моя нарочитая резкость не произвела на него никакого впечатления.
  
  Днем снова зарядил дождь. Он начался раньше, был сильнее обычного и сопровождался свирепым градом. Вдоль всей дороги, укрываясь под деревьями, путешественники собирали градины, не дожидаясь, пока те растают. Таглиосцы никогда не видели снега, и только в сезон дождей они могут посмотреть на лед, если не забираться в далекий горный край за Данда-Прешем, который называют Тенеземьем.
  Собирать градины – забава для молодых. Пожилые укрылись, как могли, под деревьями, вдобавок накинув на себя что-нибудь матерчатое. Наша малышка плакала не переставая, ее пугал гром. Ранмаст и Икбал одним глазом следили за детьми, а другим – за ближайшими путниками, оказавшимися поблизости. Они были убеждены, что кто-нибудь из встречных непременно окажется шпионом. Как по мне, абсолютно правильное допущение.
  Рекоход рыскал вокруг, проклиная дождь. Я понимала и его.
  Дядюшка Дой изо всех сил старался не привлекать внимания к своей ноше. Он расположился рядом с Готой, и та сразу принялась ворчать и жаловаться, но без обычного энтузиазма.
  Я уселась возле Радиши. Вернее, возле Тайжик – так мы ее теперь называли. Я сказала:
  – Ты уже догадываешься, почему твоему брату так нравилось все время путешествовать?
  – Это что, сарказм?
  – Не совсем. Вот скажи, что самого плохого с тобой было сегодня? Ноги промочила?
  Радиша невнятно буркнула. Она меня поняла.
  – Сдается, политика сидела у него в печенках. Что бы он ни затевал, всегда находились сотни эгоистов, которые ради собственной выгоды разрушали его мечту.
  – Ты знала его? – спросила Радиша.
  – Не слишком близко. Не настолько, чтобы вести с ним философские беседы. Но он не из тех, кто скрывает свои взгляды.
  – Это ты о моем брате? Коли так, оставив двор, он изменился гораздо сильнее, чем я думала. Во дворце он ни перед кем не раскрывал душу. Слишком рискованно.
  – Вдали от центра его власть была прочнее. Не нужно было считаться ни с кем, кроме Освободителя. Подданные любили своего князя и готовы были следовать за ним куда угодно. Что и закончилось для большинства из них гибелью, когда вы изменили свое отношение к Отряду.
  – Он действительно жив? Или ты просто манипулируешь мной в своих интересах?
  – Конечно, я манипулирую тобой. Но он жив, это правда. И все Плененные тоже. Вот почему мы покинули Таглиос, несмотря даже на то, что ты теперь у нас. Прежде всего и больше всего мы хотим, чтобы наши братья обрели свободу.
  Моих ушей коснулся шепот:
  – Сестра, сестра…
  – Что?
  Радиша молчала, с любопытством поглядывая на меня.
  – Это не я, – произнесла она чуть погодя.
  Я в тревоге огляделась, но не увидела никого.
  – Наверное, просто листва шуршит под дождем.
  – Хм. – Радишу, конечно, мои слова не убедили.
  Они и звучали неубедительно. Я почувствовала, как сильно мне недостает Одноглазого и Гоблина.
  Я снова отыскала дядюшку Доя.
  – Госпожа не раз говорила, что ты колдун, хотя и не очень сильный. Если у тебя есть хоть какой-то дар, соблаговоли им воспользоваться – нужно выяснить, нет ли слежки за нами.
  Как только Душелов придет к выводу, что мы за пределами Таглиоса, ее вороны и Тени быстро нас найдут.
  Дой лишь уклончиво хмыкнул в ответ.
  
  49
  
  
  По-настоящему страшно стало нам через день, в то утро, когда вроде были веские основания считать, что все идет как надо. Предыдущий день прошел спокойно, никаких ворон поблизости не наблюдалось. Все складывалось так, что мы могли бы достичь рощи Предначертания еще до завтрашнего дневного ливня и освободиться до полуночи. Такая перспектива радовала.
  Внезапно на дороге к югу от нас появилась группа всадников. Они скакали в нашу сторону, и вскоре стало ясно, что на них мундиры.
  – Что будем делать? – спросил Рекоход.
  – Просто надеяться, что они ищут не нас. Идем дальше.
  Всадники не проявляли интереса к путешественникам, шедшим перед нами, хотя сгоняли всех с дороги. Они скакали не во весь опор, но и не прохлаждались.
  Дядюшка Дой подошел к ослу, на котором в этот момент не ехала Гота. Ноша животного состояла из сложенной палатки, а в ней был спрятан Бледный Жезл. Несколько трубок с огненными шарами лежали там же, неотличимые от бамбуковых шестов для палатки.
  Этого оружия у нас осталось совсем мало. И новые трубки не появятся до тех пор, пока мы не вытащим Госпожу из-под земли. Гоблин с Одноглазым не могут их мастерить, хотя в приватной обстановке Гоблин признался, что еще десять лет назад это было им по силам.
  Оба уже слишком стары почти для всего, что требует гибкости мышления и, в особенности, физической сноровки. Похоже, туманный прожектор – их последний существенный вклад. Да и то вся немагическая часть этой конструкции изготовлена проворными руками юного Тобо.
  Всадники были вооружены – я заметила отблеск полированной стали.
  – Левее дороги, – сказала я Рекоходу. – Когда они будут здесь, мы все должны быть там.
  Мое распоряжение запоздало. Идущий впереди Икбал уже отпрыгнул вправо.
  – Надеюсь, у него хватит ума перейти к нам, когда всадники проедут.
  – Он не дурак, Дрема.
  – И тем не менее он не с нами.
  – С этим не поспоришь.
  Вскоре стало ясно, что всадники были передовым дозором куда более крупного отряда, а тот, в свою очередь, – авангардом третьей территориальной дивизии таглиосской армии. Третья территориальная была личным войском главнокомандующего. Я поняла, что Бог решил свести нас с Могабой.
  Интересно, что же за шуточка у Бога на уме? Впрочем, гадать бесполезно – Божьи замыслы ведомы лишь Ему самому. Мое дело маленькое: собрать всех слева от дороги. Но тут я вспомнила, что Могаба знает кое-кого из нас в лицо; и не только он сам, но и все солдаты, которые по возрасту могут быть ветеранами Кьяулунских войн и войн с Хозяевами Теней.
  Мы, конечно, сильно изменились. И далеко не все встречались в свое время с главнокомандующим. Если не считать дядюшки Доя, матушки Готы, Плетеного Лебедя и… Проклятие! И Нарайяна Сингха! Нарайян был ближайшим союзником главнокомандующего перед последней войной с Хозяевами Теней. Эти двое не раз вместе вынашивали и осуществляли свои гнусные планы.
  – Мне нужно изменить внешность.
  – Что?
  Рядом, напугав меня, возник тощий маленький обманник. Если он способен вот так неслышно подкрадываться…
  – Это же главнокомандующий Могаба, верно? И он может узнать меня, несмотря на то что прошли годы.
  – Ты меня удивляешь, – призналась я.
  – Я исполняю волю богини.
  – Ну да…
  Нет Бога, кроме Бога. И все же каждый день мне приходится иметь дело с богиней, чье воздействие на мою жизнь куда более ощутимо. Были времена, когда мне приходилось бороться с собой, чтобы выкинуть эти мысли из головы. В милости своей Он подобен земле.
  – Как насчет переодеться и снять тюрбан?
  И тут мне пришло в голову самое лучшее решение: ничего не делать. Как я уже отмечала, Нарайян Сингх выглядит как типичный бедный гуннит мужского пола. Могабе будет нелегко узнать его, даже если когда-то они были любовниками. Разве что Нарайян выдаст себя. Но с чего бы ему это делать? Ведь он не кто-нибудь, а главный обманник, живой святой этого культа.
  – Стоит попробовать.
  Сингх отошел, а я, охваченная вдруг подозрительностью, уставилась ему в спину. С чего это он так разволновался? Нарайян не может не знать, что в какой-то степени сама природа обеспечила ему незаметность. Значит, он пытается направить мои мысли в нужное ему русло. И что же это за русло?
  Жаль, что нельзя просто перерезать ему горло. Мне не нравится, когда манипулируют моим умом. Но придется терпеть. Нам нужен Ключ, а без Сингха до него не добраться. Даже дядюшка Дой крайне слабо представляет себе, что мы ищем. Он никогда не видел Ключа и даже о его существовании узнал лишь после того, как его украли. Я очень надеялась, что он, увидев штуковину, каким-то образом поймет: это именно то, за чем мы охотимся.
  Надо бы мне подумать насчет серьезных гарантий для Нарайяна. Чтобы он отправился с нами добровольно, чтобы верил нам, а не боялся, что мы убьем Дщерь Ночи, когда он расстанется с ней.
  
  Отряд проскакал мимо. Всадники не обратили на нас никакого внимания, поскольку мы сами убрались с их пути. В нескольких сотнях ярдов за ними шагал первый батальон пехотинцев, подтянутых, опрятных, внушительных, насколько позволяли походные условия. Проходя мимо, некоторые выкрикивали мне непристойные предложения, но большинству солдат мы были неинтересны. Третья территориальная славилась дисциплиной и профессионализмом, в полном соответствии с характером и волей Могабы, – ничего похожего на оборванных отщепенцев, из которых состоял Черный Отряд.
  С военной точки зрения мы были просто нулем. Нас осталось так мало, что ни о каких сражениях с войском вроде третьей территориальной дивизии не могло быть и речи. Как же огорчится Костоправ, когда мы вытащим его на свет божий.
  Мой оптимизм пошел на убыль. Дорогу заняли солдаты, и наше продвижение неизбежно замедлится. Судя по дорожным вехам, до рощи Предначертания осталось совсем немного – но все же это несколько часов пути. С повозкой и ослами по топкой обочине путешествовать несподручно.
  Я уже оглядывалась в поисках укрытия от дождя, хотя, насколько помнилось по прошлым временам, здесь с этим было непросто. Не помог и дядюшка Дой, когда я обратилась к нему. Он сказал:
  – Роща Предначертания – единственное серьезное укрытие в этих краях.
  – Нужно послать кого-нибудь на разведку.
  – Есть причина для беспокойства?
  – Мы имеем дело с обманниками.
  Я промолчала о том, что наша встреча с Недоноском и его командой, вернувшимися из Семхи, должна произойти именно там. Дою совсем не обязательно это знать. Да и Недоносок может опоздать, если будет вынужден уворачиваться от дивизии и ее разъездов.
  – Могу я пойти. Мое отсутствие ни у кого не вызовет интереса.
  – Прихвати Лебедя, а то он не упустит возможности нас выдать.
  С Радишей тоже риск немалый, хотя до сих пор она не поднимала крик, не звала на помощь. Рекоход постоянно держится рядом, – заметив, что княжна набрала воздуху в легкие, успеет схватить за горло.
  Радиша далеко не глупа. Если и намерена выдать нас, то решится лишь в том случае, если у нее будет шанс уцелеть.
  Никто не заметил, как исчезли Дой и Лебедь. Дядюшка не взял Бледный Жезл. Я подошла к Рекоходу и Радише.
  – Эти места изменились к лучшему, – заметила я.
  В моей юности территория между Таглиосом и Годжей пребывала в запустении. Селения были малы и бедны, выживали лишь благодаря крошечным полоскам обработанной земли. В те дни тут не было самодостаточных ферм. Теперь же, напротив, они виднелись повсюду. Их основали уверенные в себе, независимо мыслящие ветераны или беженцы из тех мест, где земля пришла в негодность, пока лежала под пятой Хозяев Теней. Новые хутора тянулись вдоль дороги сразу за полосой отчуждения. Кое-где они даже мешали сойти с тракта.
  Солдат, направляющихся на север, было примерно десять тысяч, не считая обоза, который следовал позади. Вполне достаточно, чтобы занять многие мили дороги. Вскоре я поняла: нам не попасть в рощу Предначертания не только до дождя, но, может быть, и до наступления сумерек.
  Будь у меня выбор, я держалась бы подальше от этого места. Я уже побывала там ночью, много лет назад участвовала в рейде Отряда – мы пытались захватить Нарайяна и Дщерь Ночи. Перебили тогда всех, кто был с ними, но эти двое улизнули. Мне запомнились только страх и холод и отвратительное ощущение, как будто роща имела собственную душу, даже более чуждую нам, людям, чем душа паука. Мурген как-то сказал, что находиться там ночью так же скверно, как блуждать в кошмарном сне Кины. Находясь в нашем мире, роща источала совершенно чуждый тлетворный дух.
  Я попыталась расспросить Нарайяна. С чего вдруг его предшественники именно это место сделали своим святилищем? Как этот лес отличали от других в те времена, когда следов человеческой деятельности на лике земли было куда меньше?
  – Почему ты спрашиваешь об этом, летописец? – Мой интерес показался Сингху подозрительным.
  – Потому что я по натуре любопытна. Разве тебе никогда не хотелось узнать происхождение тех или иных вещей, мотивацию тех или иных поступков?
  – Я служу богине.
  Я молчала, выжидая. Без толку. Очевидно, он полагал, что этим все сказано. Будучи сама не чужда религиозности, я могла его понять, хотя ответ меня не удовлетворил.
  Я раздраженно фыркнула, Нарайян самодовольно улыбнулся.
  – Она реальна, – сказал он.
  – Она есть Тьма.
  – Каждый день ты видишь кругом плоды ее труда.
  Ну конечно.
  – Это неправда, коротышка. Другое дело, если твоя богиня однажды обретет свободу. Вот тогда мы и впрямь их увидим. – Внезапно тема стала мне крайне неприятна. Втянувшись в нее, я как будто признала факт существования другого бога, не моего, что, как утверждает моя религия, невозможно. – Нет бога, кроме Бога.
  Нарайян ухмыльнулся.
  Могаба в свое время сделал для меня одно-единственное доброе дело. Предоставив самой себе, он дал мне возможность заняться суровой, тяжелой умственной гимнастикой, которая помогла мне переосмыслить роль Кины. Оказавшись оборотнем, он избавил меня от необходимости ломать голову над парадоксом: как может Кина, это чудовище, быть низвергнутым в бездну ангелом? А ведь не исключено, что это правда. Многие элементы мифа о Кине можно втиснуть в догматы единственной истинной религии, лишь самую малость очернив это существо. Мне ли этого не знать? Я ведь в детстве с блеском прошла курс религиозной схоластики, учителя мною гордились.
  Сам Могаба со своим штабом двигался в четверти длины колонны от ее конца. И вот же диво – он ехал верхом. Прежде главнокомандующий никогда не садился на коня.
  Еще пуще, однако, меня удивил его скакун. Это был черный жеребец колдовской породы, из тех, которых Отряд привел с севера. Вот уж не чаяла увидеть такого живым. После Кьяулунских войн они как в воду канули. А этот не только цел и невредим, но и выглядит прекрасно. Идет с таким видом, будто поход нагоняет на него скуку, и это в его-то возрасте.
  – Не стой разинув рот, – одернул меня Рекоход. – У людей просыпается любопытство, если они вызывают любопытство у других.
  – Думаю, ничего страшного не случится, если мы немного поглазеем. Могаба наверняка считает, что заслуживает этого.
  Могаба от макушки до пят был главнокомандующим и могучим воином. Высокий, отменно сложенный, с богатырской мускулатурой, прекрасно одетый, на холеном коне. Но проседь в волосах выдавала его возраст, и этот человек выглядел гораздо старше, чем при нашей первой встрече, случившейся сразу после того, как Отряд отбил Джайкур у Грозотени. Тогда Могаба предпочитал брить голову. Похоже, сейчас он пребывал в хорошем настроении, что было совершенно не свойственно ему в прошлые времена. Потому что Капитан, точно шмель, шустрил вокруг и сводил на нет все его усилия.
  Когда главнокомандующий поравнялся с нами, его конь испуганно фыркнул и тряхнул головой, а затем чуть отпрянул, будто наткнувшись на змею. Могаба выругался, хотя он нисколько не рисковал свалиться.
  Небеса разразились смехом. А миг спустя с них спикировала белая ворона и ловко уселась на верхний торец шеста, который нес личный знаменосец главнокомандующего.
  Не прекращая ругаться, Могаба упустил из виду, что конь повернул голову в мою сторону.
  Да еще и подмигнул, чертова скотина!
  Наверное, это тот самый, на котором я много лет назад проскакала не одну сотню миль.
  Я занервничала.
  Кто-то из телохранителей Могабы выстрелил в ворону и промахнулся. Стрела упала неподалеку от Ранмаста, который не удержался от сердитого возгласа. Главнокомандующий отругал стрелка на все корки, выместив на нем злость.
  Конь продолжал пялиться на меня. Я изо всех сил сдерживалась, чтобы не броситься наутек. Может, все еще обойдется…
  Белая ворона что-то прокаркала. Не исключено, что слова, но мои уши ничего не разобрали. Конь Могабы слегка вздыбился, вызвав новый поток брани, и пустился рысью.
  На нас больше не обращали внимания. Все, кроме Сурувайи, жены Икбала, уткнулись взглядом в землю и прибавили шагу. Я потихоньку подобралась к Лебедю. Он до того разволновался, что даже заикаться начал. Но все же выдал шуточку насчет птиц, решивших свить гнездо на голове у главнокомандующего, хотя тот еще не памятник.
  Над головой снова раздался смех. Ворона в далекой выси была почти неразличима на фоне сгустившихся облаков. Она все сильнее интересовала и беспокоила меня – жаль, что нет рядом никого, способного просветить меня насчет этой твари.
  Уже не одно десятилетие появление ворон воспринимается в Отряде как дурное предзнаменование. Но конкретно эта птица, похоже, неплохо относится к нам.
  Может, это и впрямь Мурген из другого времени?
  Мурген, конечно, взялся бы охранять нас, но он наверняка даже в облике вороны нашел бы способ разговаривать с нами. Возможно, он пытается…
  Если я права, то наша встреча с Могабой могла закончиться плохо и для Мургена. Его шансы на воскрешение сведутся к нулю, попадись мы в руки нашему давнему недругу.
  
  50
  
  
  Встреча с главнокомандующим задержала нас, и мы не смогли незамеченными отдалиться от дороги, прежде чем хлынул ливень. Зато он оказался настолько силен, что на нас уже никто не обращал внимания, кроме тех, кто находился совсем рядом. Мы сбились в жалкую кучку. Я вообще-то не щедра на сочувствие, но тут вдруг поняла, что жалею ребятишек Икбала.
  – Сингх получит преимущество, если мы доберемся туда уже в темноте, – заметил Лебедь.
  – Тьма приходит всегда.
  – Чего?
  – Афоризм обманников. Ночь – это их время. И Тьма приходит всегда.
  – Ты, похоже, не слишком обеспокоена.
  Я едва слышала его, очень уж шумел дождь.
  – Вовсе нет, друг мой. Я уже бывала здесь. Местечко не из тех, что называют райскими уголками.
  Роща Предначертания была сердцем Тьмы, благодатной почвой для безнадежности и отчаяния. Дыхание Тьмы разъедало душу любого, кто не был ее приверженцем. Те же, кто выбрал его своим святилищем, всегда чувствовали себя здесь прекрасно.
  – Нет хороших или плохих мест, все они просто такие, какими их создала природа. Это люди бывают добрыми или злыми.
  – Окажешься там – по-другому запоешь.
  – Как бы мне прежде не потонуть. Может, укроемся наконец?
  – Если найдешь крышу, я буду только счастлива.
  Небо прорезала вспышка, оглушительно загрохотал гром. Вскоре и град посыплется, это как пить дать. Эх, мне бы шляпу пошире и попрочнее. Вроде тех, плетенных из бамбука, в которых нюень бао трудятся на рисовых чеках.
  Мне едва удавалось различить Рекохода и Радишу. Не оставалось ничего другого, как следовать за ними – в надежде, что они сами следуют за кем-то, кого различают. И еще я очень надеялась, что никто у нас не собьется с пути и не потеряется, особенно с наступлением темноты. И что вернувшиеся из Семхи ребята окажутся там, где должны быть.
  Когда посыпались градины, из мрака вынырнул Икбал. Он пригибался, силясь уклониться от жгучих ледышек. Я делала то же самое, но почти безуспешно.
  Икбал прокричал:
  – Налево, вниз по склону! Там купа вечнозеленых деревьев. Лучше, чем ничего.
  Мы с Лебедем ринулись в указанном направлении. Градины падали все гуще, по мере того как молнии сверкали все ближе и гром грохотал все громче. Но хоть воздух посвежел.
  У всего есть своя хорошая сторона.
  Я поскользнулась, упала, покатилась и… оказалась среди деревьев. Там уже были дядюшка Дой и Гота, Рекоход и Радиша. Икбал у нас известный оптимист – я бы не решилась назвать это деревьями. Разве что кустами, которые были о себе слишком высокого мнения. Ни одно растение не достигало даже десяти футов, и, чтобы воспользоваться спасительной сенью, нужно было распластаться на мокрых иголках. Но ветки не защищали от градин, которые с шумом проскальзывали между ними. Едва успев спросить, что с нашим скотом, я услышала блеяние коз.
  И даже малость засовестилась. Не испытывая особой любви к животным, я увиливала от участия в уходе за ними.
  Градины не только проскакивали к нам сквозь ветви, но и закатывались извне. Лебедь подобрал особенно большую, показал мне, усмехнулся и закинул в рот.
  – Вот это жизнь, – сказала я. – Только свяжись с Черным Отрядом, и каждый день будет полон райского наслаждения.
  – Великолепный способ вербовки, – согласился Лебедь.
  Как это обычно бывает, вскоре буря стремительно умчалась прочь. Мы выползли из-под кустов, сосчитали головы и обнаружили, что даже Нарайян Сингх никуда не делся. Живой святой душил не хотел потерять нас. Очень уж нужна была ему Книга Мертвых.
  От дождя, только что лившего как из ведра, осталась лишь морось. Каждый, пока приводил себя в порядок, недобрым словом поминал того бога, которого предпочитал. Теперь мы старались держаться вместе, за исключением дядюшки Доя, который ухитрился раствориться на местности, абсолютно к этому не располагавшей.
  За следующий час мы миновали несколько дорожных вех, которые я узнала по Анналам Мургена и Костоправа. Я все время шарила взглядом по сторонам, надеясь, что появятся Недоносок и его товарищи. Но их не было. Я очень надеялась, что это хороший знак, не дурной.
  Мои страхи оправдались – в другом отношении. Мы добрались до рощи Предначертания в сумерках. Все были измучены, выглядели жалко; малышка плакала не переставая; я натерла мокрой обувью волдырь. За исключением, возможно, Нарайяна все и думать забыли о том, зачем притащились сюда. Жаждали одного – расположиться на отдых. Авось кто-нибудь разведет костер, чтобы обсушиться и поесть.
  Нарайян уговаривал двигаться дальше, к храму обманников, который находился в самом центре рощи.
  – Там сухо, – пообещал он.
  Его предложение не вызвало энтузиазма. Хотя мы едва пересекли опушку, запах рощи Предначертания нахлынул на нас со всех сторон. И был он не из приятных. Как же тут воняло в счастливые для обманников годы, когда они устраивали частые и массовые жертвоприношения?
  Роща сильно воздействовала на психику, вызывала ощущение сверхъестественности, наводила страх. Гунниты винили в этом Кину, потому что сюда упал один из кусков ее расчлененного тела. Их нисколько не смущал тот факт, что одновременно Кина спала очарованным сном где-то на плато Блистающих Камней или под ним. В отличие от нас, веднаитов, или нюень бао гунниты не верят в привидений. Я же была уверена, что в роще Предначертания мыкаются души всех, кто погиб здесь ради удовольствия Кины, или во славу ее, или ради чего там еще душилы убивают людей.
  Если бы я только заикнулась об этом, Нарайян, а уж тем более кто-нибудь из посвященных гуннитов, тотчас заговорил бы о ракшасах, этих злобных демонах, ночных хищниках, одинаково ненавидящих и людей, и богов. Ракшас может прикинуться чьим угодно призраком – просто ради того, чтобы мучить живых.
  – Нравится нам это или нет, но Нарайян прав, – заявил дядюшка Дой. – Здесь негде укрыться. Что касается безопасности, то с этим тут не лучше, чем там. Зато в храме мы отдохнем от этого мерзкого дождя.
  Дождь и впрямь никак не унимался.
  Я насторожилась. Казалось бы, утомленный старик должен больше молодых желать отдыха. Значит, у него есть причина желать продолжения трудного пути. Он наверняка что-то знает.
  Дой всегда что-то знает. Другое дело, что добиться от него объяснения – задача почти невыполнимая.
  Я здесь за старшего. Пора принимать непопулярное решение.
  – Идем дальше.
  Ропот, ворчание, жалобы.
  Храм был задуман как величественное сооружение, обладающее очень мощным воздействием – даже по сравнению с окружающей его рощей Предначертания. Еще не видя его, можно было понять, в каком направлении он находится. Лебедь, который шел позади меня, спросил:
  – Интересно, почему вы не снесли его, когда были в силе?
  Я не поняла вопроса. Зато Нарайян, шедший впереди, услышал и понял.
  – Они сносили. И не раз. Мы восстанавливали его, когда никто не видел.
  Он разразился бессвязной и напыщенной речью о том, как его богиня охраняла строителей. Словно затеял завербовать нас в свою секту. И не унялся бы, если бы Ранмаст не огрел его бамбуковой палкой.
  Это была одна из тех самых трубок, о чем Нарайян не знал. В роще Предначертания очень темно – отличное место для Теней, чтобы устраивать засады. Ранмаст не собирался играть с ними в поддавки.
  Я не могла не гадать с тревогой о том, какое зло замышляет теперь Душелов, полностью подчинившая себе Таглиос. Надеялась, что наши люди, оставшиеся в городе, несмотря на все сложности, выполнят свои задачи. Особенно те, кто должен снова проникнуть во дворец. Им предстоит завербовать Джауля Барунданди и поглубже втянуть его в наши дела, чтобы не успел сбежать, прежде чем обида на Душелов из-за смерти жены сменится трезвым пониманием своего положения.
  
  51
  
  
  Малышка по-прежнему плакала, уткнувшись в материнскую грудь, но не потому, что хотела есть. Конечно, это не могло не тревожить. Недоброжелателям не составит никакого труда обнаружить нас. Мы даже не услышим, если кто-то подкрадется, – из-за этого плача и непрерывного шуршания капель в мокрой листве. Рекоход и наши отрядные Сингхи не убирали рук с оружия. Дядюшка Дой достал Бледный Жезл, несмотря на то что меч мог заржаветь.
  Животные нервничали не меньше ребенка. Козы блеяли и еле волочили ноги. Ослы, по своему обыкновению, упирались, но матушка Гота, знавшая несколько трюков, заставляла упрямцев идти вперед. В общем, сплошные мучения.
  Да еще этот проклятый дождь.
  Впереди шествовал Нарайян Сингх. Он знал дорогу. Он был дома.
  Перед нами возникли устрашающие очертания храма – я не видела, я просто чувствовала. Нарайян заторопился. Разбрасывая мокрые листья, его сандалии издавали звук, похожий на шепот. Я постоянно напрягала слух, но не улавливала ничего нового, пока Плетеный Лебедь не забормотал под нос, жалуясь на судьбу. Будь он поумнее, сидел бы сейчас дома у камина и слушал, как плачут не чужие дети, а его собственные внуки. Вместо этого вынужден терпеть муки мученические в очередном поиске неведомо чего. А чем все кончится? В лучшем случае он проживет чуть дольше, чем те, кто втянул его в эту авантюру.
  – Дрема, тебе не приходит в голову, что, может быть, имеет смысл не мешать маленькому засранцу?
  Где-то закричала сова.
  – Кому? И почему?
  – Нарайяну. Пусть придет Год Черепов. Мы сможем наконец сесть и отдохнуть, и не нужно будет таскаться под дождем по уши в дерьме.
  – Нет.
  Опять заголосила сова. Казалось, она чем-то недовольна.
  В ответ, точно насмехаясь, закаркала ворона.
  – Но разве не это было первоначальной целью Отряда? Сделать так, чтобы наступил конец света?
  – Должно быть, главари стремились именно к этому. Но не те парни, чьими руками они хотели все проделать. Солдат наверняка использовали втемную. Они вступили в Отряд, потому что так было лучше, чем оставаться дома.
  – Это мне очень даже понятно. Некоторые вещи не меняются. Осторожно! Осаленное совиное дерьмо не такое скользкое, как эти ступени.
  Он тоже слышал, как перекликаются птицы.
  Несмотря на дождь, козы и ослы отказывались приближаться к капищу обманников. По крайней мере до тех пор, пока внутри не затеплился огонек. Горела единственная плохонькая масляная лампа, но по сравнению с окружающей тьмой ее свет казался ослепительным.
  – Нарайян знает, где искать? – спросил Лебедь.
  – Я за ним слежу. Ни на миг глаз не спускаю.
  От обманника следует ждать любых сюрпризов.
  По правде говоря, я рассчитывала на дядюшку Доя. Его не проведешь, он ведь и сам старый пройдоха. А я, начальница над пройдохами, должна разрабатывать изощренные планы и затем описывать ход их реализации.
  Когда я подошла к двери храма, какая-то тварь пролетела над головой. Сова? Или ворона? Я недостаточно быстро обернулась, чтобы разглядеть.
  – Ранмаст, Икбал, охраняйте нас, пока я тут все как следует не проверю, – сказала я. – Дой, Лебедь, пошли со мной. Вы больше других знаете об этом месте.
  Внизу перед лестницей Рекоход и Гота грязно ругались, пытаясь справиться с козами. Сыновья Икбала уже уснули прямо на ступеньках, и дождь не был для них помехой.
  Я попыталась войти в храм, но Нарайян преградил мне путь.
  – Нельзя, пока я не проведу очищающий обряд. Иначе вы оскверните святое место.
  Для меня это было вовсе не святое место. Да и как я могу его осквернить? Ладно, пусть душила потешится. Когда-нибудь это капище и впрямь будет разнесено по камешку, и уже никто не сможет его восстановить. А пока я должна ладить с Нарайяном.
  – Дой, не спускай с него глаз. И ты, Ранмаст.
  Если обманник попытается ловчить, его испепелит огненный шар.
  – Мы же договорились, – напомнил Нарайян.
  Он казался обеспокоенным. И не из-за меня. Озирался, будто искал что-то и не находил.
  – Ты, главное, сам не забывай об этом, недомерок.
  Я вышла наружу, под дождь, который успел превратиться в тяжелый мокрый туман.
  – Дрема, – прошептал Икбал, стоявший на нижней ступени лестницы, – смотри, что я нашел.
  Я едва расслышала. Малышка по-прежнему капризничала. Измученная Сурувайя баюкала ее, мурлыча колыбельную. Она и сама-то была почти девочка, но очень смышленая и красивая. Трудно понять, как можно быть счастливой при такой-то жизни. Но Сурувайе, казалось, важно было лишь одно: находиться рядом с Икбалом, куда бы ни занесла его судьба.
  Легкий ветерок шевелил ветки рощи Предначертания.
  – Что?
  Мне, конечно, ничего не было видно сверху. Я спустилась по ступенькам храма в сырую, зябкую тьму.
  – Вот. – Он сунул что-то мне в руки.
  Куски ткани. Очень хорошей ткани, вроде шелка, шесть или семь кусков, каждый весом в один корнер.
  Я улыбнулась в лицо ночи. И рассмеялась. Моя пошатнувшаяся вера в Бога окрепла. Эта дьяволица Кина снова предала своих детей. Недоносок добрался до рощи Предначертания вовремя. Недоносок оказался изворотливей обманников. Недоносок сделал свое дело. Сейчас он где-то неподалеку, прикрывает нас и готовит Нарайяну еще один ужасный сюрприз. Я чувствовала себя гораздо увереннее, когда вошла в храм и крикнула:
  – Шевели тощей задницей, Сингх! Снаружи мерзнут женщины и дети.
  Не повезло живому святому. Что бы он ни искал под предлогом неосквернения своего храма присутствием неверующих, этого здесь не было.
  Как же хотелось швырнуть ему в физиономию румелы, которые нашел Икбал! Но я удержалась. Такой поступок лишь разозлил бы душилу, побуждая отказаться от соглашения с нами. Вместо этого я произнесла:
  – У тебя было достаточно времени, чтобы очистить от скверны не только храм, но и весь проклятущий лес. Забыл, как плохо снаружи?
  – Тебе нужно выпестовать терпение, летописец. Очень полезное качество и для вашей, и для нашей деятельности.
  Я снова удержалась и не напомнила старому негодяю, что мы проявили по отношению к нему просто ангельское терпение. На миг Нарайян дал выход раздражению и швырнул что-то на пол. Нельзя сказать, чтобы он совсем не держал себя в руках. Однако я впервые видела его таким – не уверенным в том, что управляет ситуацией. Приглашающе махнув мне рукой, он забормотал. Наверное, тщетно взывал к своей богине.
  Этот восстановленный храм нельзя было назвать даже тенью того, что видели когда-то Костоправ и Госпожа. Теперь идол был деревянный, не выше пяти футов и неотшлифованный. Лежащие перед ним скудные требы давно засохли. И вроде даже храм утратил зловещую атмосферу места, где было принесено в жертву множество жизней. Да, не очень веселые времена настали для обманников.
  Нарайян упорно продолжал искать. У меня не хватило духа разбить ему сердце, сообщив, что друзья, которых он рассчитывал тут встретить, столкнулись с друзьями, которых надеялась встретить я. Любые взаимоотношения складываются лучше, если остается некоторый элемент недоговоренности.
  – Покажи, где нам можно расположиться, а где нельзя, и я постараюсь учесть твои пожелания.
  Нарайян вытаращился на меня так, словно я внезапно отрастила лишнюю голову.
  – Я вот о чем думаю. Мы ведь собираемся какое-то время действовать сообща. Для всех будет легче, если мы постараемся уважать обычаи и мировоззрение друг друга.
  Нарайян сдался. Он начал объяснять, где дозволительно развести огонь и разместиться людям. Храм внутри не восхищал размерами, свободного места в нем было немного.
  За всю беседу Сингх ни разу не повернулся ко мне спиной.
  – Здорово ты его напугала, – сказал мне Рекоход. – Он так и просидит всю ночь у стенки, силясь не заснуть.
  – Надеюсь, мой храп ему в этом поможет. Икбал, опомнись.
  Этот глупец вздумал присоединиться к матушке Готе, которая занялась стряпней. К нашей старушенции было опасно приближаться, когда она демонстрировала свое кулинарное искусство. Об этом в Отряде знали все. Особо разговорчивого она могла угостить крутым кипятком, выдав его за прохладную водицу.
  Икбал усмехнулся, обнажив зубы, которые ему давно следовало проверить у Одноглазого.
  – Ничего, мы как-нибудь поладим.
  – Ну смотри.
  Неплохо. Очень даже неплохо.
  Старуха помогла Икбалу, а потом взялась доить коз. Теперь я понимала, каково Нарайяну. Может, и мне стоило бы просидеть всю ночь у стенки, перебарывая сон.
  Удивительно, но Гота даже не жаловалась.
  А дядюшка Дой остался снаружи. Должно быть, захотел насладиться прохладой и свежестью леса.
  
  52
  
  
  В нечестивом храме было сухо, но ничуть не тепло. Не верилось, что хилый хворостяной костерок способен разогнать холод, насквозь пропитавший эти стены и застарелым духовным ревматизмом въевшийся в наши кости и мозги. Проняло даже Нарайяна Сингха. Сгорбившись у огня, он то и дело вздрагивал, как будто ожидал удара сзади. И бормотал – что-то о своей вере, и без того выдержавшей множество испытаний.
  Я не щедра на сопереживание и сострадание. Тот, кто выступает против нас, должен знать, что расплаты не миновать и процесс сей будет крайне неприятным. Бог в великодушии своем предоставит нам для этого необходимые средства. И наша антипатия к Нарайяну Сингху так стара, что въелась нам в кости. Поэтому мои слова были полны вовсе не сочувствия.
  – Предлагаю обмен, – сказала я. – Копия первой Книги Мертвых за твой Ключ.
  Он вскинул голову. И холодно посмотрел прямо мне в глаза. Подлинный Нарайян проглянул сквозь маску спокойствия и тотчас настороженно сощурился.
  – Откуда она…
  – Не имеет значения. Она у нас. Выменяли. И готовы меняться снова.
  Настороженность сменилась расчетливостью. Я была готова спорить на что угодно, что он прикидывал шансы прикончить нас спящими, чтобы не выполнять свою часть сделки.
  – Нарайян, пусть это будет не столь элегантное решение, как массовое убийство, но почему бы нам просто не придерживаться нашего уговора? – Меня передернуло – в храме вроде стало еще холоднее, если такое вообще было возможно. – В сущности, я тебе предлагаю премию. Отдай нам Ключ – и можешь проваливать на все четыре стороны. Если поклянешься больше не пакостить Черному Отряду.
  Я не сомневалась, что дать эту клятву ему ничего не стоит. Но любое обещание обманника все равно что пустой звук. Кина не ждет, что он будет держать клятву, данную неверному.
  – Поистине великодушное предложение, летописец, – ответил Сингх с оттенком подозрительности. – Позволь подумать до утра.
  – Да пожалуйста. – Я щелкнула пальцами; подошли Икбал и Ранмаст с кандалами. – Повесьте на него еще и козьи колокольчики.
  У нас их было несколько. Прикрепленные к кандалам Нарайяна, они зазвенят при малейшем его движении. Конечно, он горазд на всякие трюки, но колокольчики ему не перехитрить.
  – Только не удивляйся, если я буду настроена уже не так великодушно, когда в мир вернутся свет и тепло. Тьма приходит всегда, это верно, но и солнце всегда встает.
  Еще до разговора с ним я накинула одеяло на плечи, а сейчас закуталась поплотнее, легла, поизвивалась, как червяк, в тщетной попытке устроиться поудобнее и наконец заснула. Мои сны были полны зла, что, вероятно, случается со всяким, заночевавшим в роще Предначертания.
  Я осознавала, что сплю. Мне было известно о возможности проникать в свои сны, хотя со мной никогда подобного не случалось. И Госпожа, и Мурген писали о таких вещах. Представшие картины не ввергли меня в ужас, но я была совершенно не готова к зловонию, стоявшему над полем битвы, которая закончилось, наверное, тысячу недель назад. Столь жуткого смрада я не обоняла со времен осады Джайкура. Там и сям увлеченно пировали бесчисленные вороны.
  Спустя некоторое время я ощутила чье-то присутствие. Поначалу этот кто-то был далеко, потом все ближе, ближе. Я испугалась; мне совсем не улыбалось встретиться лицом к лицу с чудовищной богиней Нарайяна. Хотела броситься наутек, но не знала как. Мурген убегать от Кины учился годами.
  Потом до меня дошло, что никто мне не угрожает. Этот кто-то не был враждебен. Он знал, кто я. И забавлялся, ощущая мой страх.
  – Мурген?
  – Я, моя ученица. Так и думал, что сегодня ночью ты будешь спать здесь. И оказался прав. Мне нравится, когда я бываю прав. Это одна из немногих радостей, доступных мне с тех пор, как я стал призраком.
  – Не думаю, что Сари оценит…
  – Забудь об этом. У меня мало времени. Есть кое-что, о чем тебе непременно нужно узнать, а я не смогу напрямую добраться до тебя снова, пока ты не окажешься на плато Блистающих Камней. Так что слушай.
  И я «услышала».
  Жизнь в Таглиосе протекает нормально. Скандал вокруг княжеской библиотеки и исчезновение главного библиотекаря Душелов использовала для отвлечения внимания. Ее больше волнует укрепление собственной власти, чем уничтожение остатков Черного Отряда. По прошествии всех этих лет она так и не стала воспринимать нас всерьез, как мы ни бились. Наверное, совершенно уверена, что легко покончит с нами, когда займется этим вплотную.
  Мурген считал, что это может произойти в любой момент, а потому советовал нам двигаться с максимальной скоростью, пока есть такая возможность.
  А вот и хорошая новость: Джауль Барунданди изъявил готовность сотрудничать с нами, надеясь отомстить за жену. И уже получил первое задание, к выполнению которого приступит, лишь будучи уверен, что его не схватят и не останется никаких следов. Ему поручено проникнуть в покои Душелов и украсть, уничтожить или хотя бы серьезно повредить волшебные ковры, которые она в свое время похитила у Ревуна. Если Протектор лишится этих средств передвижения, наше положение значительно улучшится. Джауль также должен вербовать союзников, но тем не следует знать, что они будут помогать Черному Отряду. Укоренившиеся в сознании таглиосцев жуткие предрассудки все еще были очень сильны.
  Все это звучало великолепно, но я ни на что не рассчитывала. Человек, движимый единственно жаждой мести, – бракованный инструмент. Если такой помощник окажется в полной власти своей одержимости, то будет потерян для нас, не успев сделать ничего важного. Конечно, Барунданди не заурядный челядинец, – по идее, он принес бы нам уйму пользы, если бы действовал тихо и продержался долго… Ну да ладно, что толку гадать.
  Зато плохие новости оказались плохими в полной мере.
  Наша основная группа, которой достался водный маршрут, уже прошла дельту и теперь поднималась по реке Нагир, то есть существенно опережала нас по времени, поскольку мы еще даже не начали свое путешествие к Вратам Теней.
  Позапрошлой ночью с Одноглазым случился удар, когда он в напился в отключку вместе со своим закадычным другом.
  Смерть его не прибрала – благодаря своевременному вмешательству Гоблина. Но колдуна разбил частичный паралич, возникли серьезные проблемы с речью, как это нередко бывает после удара. Последнее было в особенности плохо, поскольку затрудняло общение Одноглазого с Гоблином, когда тому требовалась помощь в решении очередной проблемы. Одноглазый тужился что-то сказать или написать, но не удавалось разобрать ни слова.
  Ничего себе задачка, а? Может свести с ума рядового летописца, вынужденного постоянно сражаться со своей природной тупостью.
  Сколько ни старайся, подготовить себя ко всему невозможно. Неизбежное, нанося подлый удар, всегда застает тебя врасплох.
  Словно отвечая на какую-то удачную шутку, кружившие над полем вороны разразились мрачным издевательским смехом.
  Был и еще целый ворох менее значительных новостей. Как только Мурген исчерпал их запас, я спросила:
  – Можешь связаться с Недоноском, если он здесь, неподалеку? И вдолбить кое-что в его тупую башку?
  – Наверное, могу.
  – Попытайся. Скажи ему…
  Моя идея позабавила Мургена. И он тут же исчез, торопясь проникнуть в сны Недоноска, без сомнения столь же необычные, как и мои. Вороны разлетелись, – верно, поблизости не было больше ничего интересного для них.
  Я оставалась в своем ночном кошмаре, надеясь, что подобные «путешествия» не войдут у меня в привычку, как это случилось с Госпожой и Мургеном. Интересно, Госпожа и сейчас этим страдает? Тогда ее нынешняя могила хуже ада.
  На верхушку голого дерева опустилась ворона, прямо на фоне того, что здесь, должно быть, считалось солнцем. Мне не удалось толком разглядеть ее, но вроде она чем-то отличалась от своих товарок.
  – Сестра! Сестра! Я всегда с тобой.
  Ужас пронзил меня до глубины души, стиснул сердце железным кулаком. Я подскочила и панически зашарила вокруг в поисках оружия.
  По ту сторону костра сидел Дой, пристально глядя на меня.
  – Дурной сон?
  Я зябко поежилась.
  – Да.
  – Уж такое свойство у этого места. Но есть способы не допускать кошмары в свой разум.
  – Я знаю такой способ. Как можно скорее убраться из этой проклятой медвежьей дыры. Завтра. С утра. Как только обманник отдаст нам Ключ и ты подтвердишь его подлинность.
  Мне показалось, что где-то в ночи еле слышно расхохоталась ворона.
  
  53
  
  
  Наступила моя очередь караулить. Выяснилось, что кошмары были не у меня одной. Все, за исключением Нарайяна, спали нездоровым сном. Малютка хныкала не переставая. Козы и ослы, хоть и оставленные снаружи, всю долгую ночь блеяли, фыркали и издавали прочие жалобные звуки.
  Спору нет, роща Предначертания – скверное местечко. И с этим ничего не поделаешь. Черное есть черное, а белое – белое.
  Утро было ненамного приятнее ночи. Мы и позавтракать не успели, а Нарайян уже попытался улизнуть. Рекоход проявил невероятное самообладание и доставил обратно душилу, не утратившего способности ходить.
  – Неужели ты и вправду удрал бы? – Вообще-то, я догадывалась, что он рассчитывал на помощь друзей, но не хотелось, чтобы заподозрил это. – Думала, тебе очень нужна эта книга.
  Он пожал плечами.
  – Сегодня ночью мне приснился сон, – призналась я. – Очень плохой сон. Я оказалась там, где не хотела быть, и увидела тех, кого не хотела видеть. Но это был правдивый сон. Я проснулась с уверенностью, что никто из нас не имеет ни малейшего шанса получить желаемое, если мы нарушим уговор. Поэтому я заявляю тебе, что играю честно: Книга Мертвых за Ключ.
  Когда я упомянула о сне, Нарайян не сдержал раздражения. Вне всякого сомнения, ночью он рассчитывал на божественное руководство, но не дождался его.
  – Я лишь хотел поискать кое-что, оставленное в прошлый раз, когда я тут был.
  – Ключ?
  – Нет. Просто одна личная вещь. Безделушка.
  Он уселся на корточки у костра, на котором матушка Гота и Сурувайя готовили рис. Радиша, ко всеобщему изумлению, пыталась помогать. Или, точнее говоря, пыталась научиться тому, что нужно делать, чтобы удалось помочь в другой раз. Никто из наших женщин не выказывал княжне причитающегося уважения. Гота набрасывалась на Радишу с руганью точно так же, как и на любого из нас.
  Пока Нарайян ел, я наблюдала за ним. Он орудовал тонкими палочками, чего я прежде за ним не замечала. Меня одолело параноидальное желание вспомнить, пользовался ли Сингх когда-нибудь этими самыми обычными деревянными стерженьками. Дядюшка Дой, как и все нюень бао, с ними не расставался. И утверждал, что это не только кухонный скарб, но и смертоносное оружие.
  Наверное, я сойду с ума, если Нарайян не исчезнет из моей жизни в самое ближайшее время.
  Душила улыбнулся, как будто прочел мои мысли. Иногда кажется, что он чересчур доверяет моему обещанию, данному от имени Отряда.
  – Покажи мне Книгу, летописец.
  Я оглянулась по сторонам.
  – Дой?
  Дядюшка мигом возник в дверном проеме. Интересно, что он делал там, снаружи?
  – Что?
  – Господину обманнику угодно взглянуть на Книгу Мертвых.
  – Как скажешь.
  Он вышел, спустился по усыпанным листьями ступеням, порылся в одном из мешков и достал укутанный в промасленную кожу предмет, который мы выкопали на кладбище тенеземцев. Вернувшись, с демонстративным поклоном протянул сверток обманнику, отступил на шаг и застыл, скрестив руки. Я заметила, что он проделал все это не как обычно, а в некой ритуальной манере. Бледный Жезл уже висел у него за спиной. Я вспомнила, что семья, принявшая Доя как своего, имела зуб на Нарайяна Сингха и культ душил. Обманники убили То Тана, сына брата Сари Тай Дэя. Того самого Тай Дэя, который вместе с Плененными погребен на плато Блистающих Камней.
  Дядюшка Дой никаких обещаний Нарайяну Сингху не давал.
  Хотелось бы мне знать, догадывается ли Сингх об этом. Скорее да, чем нет, хотя этот вопрос никогда не обсуждался в его присутствии.
  Я также обратила внимание на то, что безо всякого плана или сигнала остальные наши приблизились, так что мы оказались окружены вооруженными людьми. И только Лебедь, похоже, не понимал или понимал крайне слабо свою роль.
  – Садись, поешь риса, – сказала я ему.
  – Я ненавижу рис, Дрема.
  – Скоро мы попадем туда, где пища будет разнообразнее. Очень на это надеюсь – у самой рис уже из ушей лезет.
  Нарайян благоговейно, одну за другой разворачивал и откладывал в сторону куски промасленной кожи. Вот показалась большая, безобразная на вид книга. Она мало чем отличалась от тех томов, которые я, будучи Дораби Деем Банержаем, видела каждый день. Ничто не свидетельствовало о ее святости, о том, что она содержит заветный текст самого зловещего культа в мире.
  Нарайян раскрыл ее. Письмена выглядели как беспорядочные каракули. Дщерь Ночи приступила к этой работе в возрасте четырех лет. По мере того как Нарайян переворачивал листы, можно было проследить, как быстро училась девочка. Почерк улучшался прямо на глазах. И еще я обратила внимание на шрифт – тот самый, которым написан первый том Анналов. Интересно, и язык в обеих книгах один?
  Где шри Сантараксита, когда он так нужен мне?
  Далеко-далеко отсюда, вместе с Сари и Одноглазым. Наверняка жалуется на отсутствие удобств и утонченных яств. Нехорошо, старик, нехорошо. У всех у нас точно такие же проблемы.
  – Убедился, что она подлинная? – спросила я.
  Этого Нарайян отрицать не мог.
  – Ну вот, я выполнила свою часть сделки. Фактически, сделала все для ее благополучного завершения. Теперь твой ход.
  – Ты в любом случае ничего не теряешь, летописец. Я все еще плохо представляю себе, как смогу выбраться отсюда живым.
  – Беспрепятственный уход я тебе гарантирую. Если кто-нибудь попытается тебе отомстить, то это произойдет не здесь.
  Нарайян изо всех сил пытался разгадать мои истинные намерения. Принять сказанное за чистую монету? Нет, на это он не был способен.
  – С другой стороны, ты отсюда не уйдешь, если не отдашь Ключ. И у нас есть способ убедиться, что это не подделка. – Я взглянула на Доя.
  Нарайян сделал то же самое. Потом уселся в позу молящегося и закрыл глаза.
  Может, Кина ему и ответила. Меня вдруг пробрало холодом, подул ветер и принес могильный запах.
  Содрогнувшись, Сингх открыл глаза.
  – Я должен пойти в храм. Один.
  – Надеюсь, здесь нет черного хода?
  Сингх чуть улыбнулся:
  – А если бы и был, какая мне с того польза?
  – В этот раз – никакой. Хочешь выбраться отсюда – забудь на время о том, что ты обманник.
  – Да будет так. Год Черепов не наступит, если я не использую этот шанс.
  – Пусть идет, – сказала я Дою, который стоял между Нарайяном и храмом.
  Я заметила, что Рекоход и Ранмаст держат в руках бамбуковые трубки – на тот случай, если недомерок попытается совершить какую-нибудь глупость.
  
  Что-то долго возится душила, – проворчал Рекоход.
  – Но он все еще там, – успокоил нас Дой. – Ключ наверняка спрятан надежно.
  Или его там вообще нет, подумала я, но смолчала.
  – Что он нам принесет? – спросила я Доя. – В смысле, я до сих пор не представляю себе, как выглядит Ключ. Еще один наконечник копья? – Открыв с помощью Копья Страсти путь на плато Блистающих Камней, Костоправ тем самым решил участь свою и спутников.
  – Я лишь слышал описание. Что-то вроде молота необычной формы… Он возвращается.
  Появился Нарайян. Он выглядел как-то иначе – воодушевленным и испуганным одновременно. Рекоход сделал предостерегающий упреждающий жест бамбуковой трубкой, Ранмаст медленно поднял свою. Сингх знал, что собой представляют эти палки. Попытайся он сейчас сбежать, у него не будет ни малейшего шанса.
  То, что он добыл в храме, выглядело как чугунный боевой молот. Старый, ржавый, уродливый, с треснувшим и обколотым бойком. Нарайян нес его так, будто он был тяжелее, чем казался.
  – Дой? – спросила я. – Что скажешь?
  – По описанию похоже, летописец. За исключением трещин в бойке.
  – Это я его уронил, – сказал Сингх. – На каменный пол храма.
  – Постарайся прочувствовать его, Дой. Ты наверняка можешь определить, есть ли в нем сила.
  Сингх отдал Дою молот, и тот выполнил мою просьбу. Похоже, вес оружия показался старому нюень бао устрашающим.
  – Должно быть, это он, летописец.
  – Забирай свою Книгу и проваливай, обманник.
  Пока я не поддалась соблазну забыть о моих обещаниях.
  Нарайян схватил Книгу, но с места не двинулся. Он замер, в ужасе глядя на Сурувайю и ее дочку.
  Сурувайе понадобилось что-то вроде салфетки, чтобы малышка не пускала слюни на одежду. И мамаше пришло в голову, что красный шелковый шарф отлично для этого подходит.
  Идиоты! Боже мой, какие идиоты!
  
  54
  
  
  Пока мы собирались в дорогу, старший сын Икбала заметил особенно глубокую трещину в бойке молота. Остальные были слишком заняты, поздравляя друг друга и обсуждая, чем будет заниматься Отряд после того, как мы уведем Плененных подальше от плато. Мальчик обратился к отцу. Икбал позвал Ранмаста и меня.
  Вот что значит юность! Мы, старики, не сразу разглядели то, что обнаружил мальчик.
  – Похоже, внутри золото.
  – Если так, то понятно, почему он такой тяжелый. Дой, иди сюда. Тебе не приходилось слышать, что этот молот на самом деле золотой?
  Икбал начал ковырять ножом, отвалился кусочек чугуна.
  – Не приходилось, – ответил Дой. – Осторожно, не повреди его еще сильнее.
  – Всем успокоиться! Это все-таки Ключ. Дой, изучи его как следует. Аккуратно! Потратить столько лет, пройти через такое дерьмо! Не хочу, чтобы все пошло прахом. В чем дело? – Я заметила, что все потянулись к оружию.
  – Гляди, кто пришел, – сказал Лебедь. – Откуда взялись эти парни?
  Появились Недоносок и его команда. Мы с Недоноском переглянулись, он пожал плечами.
  – Ушел из-под носа.
  – Ничего удивительного. Мы прокололись – он понял, что снаружи кто-то есть. – (Красный шарф теперь украшал плечи Сурувайи.) – Пора в путь. Нужно пройти по мосту у Годжи до того, как Протектор начнет разыскивать нас.
  Я с самого начала твердила, что стоит пересечь реку – и мы получим реальный шанс скрыться.
  – Твои парни хорошо поработали в Семхи, – сказала я Недоноску.
  – Могли бы и лучше. Если бы я додумался подождать, когда каратели начнут рубить Древо Бходи, то мы бы стали героями, а не просто бандитами.
  Я пожала плечами:
  – В следующий раз. Лебедь, объясни этой козе, что мы съедим ее, если не станет слушаться.
  – Обещаешь?
  – Обещаю, что будет настоящая еда, когда доберемся до Джайкура.
  
  55
  
  
  У всех нервы были напряжены до предела, когда мы приблизились к Годже. Я послала Недоноска на разведку и по сугубо эмоциональной причине не поверила ни единому его слову. Он доложил, что для прохождения по мосту требуется лишь уплатить пошлину в два медных пайса; в остальном путешественниками никто не интересуется. Мытари расположились у старого брода, ниже по течению от моста. Сейчас, в сезон дождей, брод был непроходим. Народу шло много. Солдаты, охраняющие мост, шатались без дела и играли в карты. Иными словами, были слишком заняты, чтобы беспокоить путников.
  Что-то внутри меня определенно ожидало худшего.
  Сельцо Годжа выросло в городок, обслуживающий тех, кто двигался по Каменной дороге – едва ли не последнему дару Черного Отряда. Готовясь к вторжению в Тенеземье, Капитан замостил булыжником весь тракт от Таглиоса до Джайкура. Работали здесь пленники, захваченные во время войны. Уже позднее Могаба продолжил дорогу в юго-западном направлении, через территории вассальных государств, соединив таким образом города и земли, оказавшиеся под протекторатом Таглиоса.
  Как только мы оказались в безопасности, на другом берегу Майна, я собрала всех, чтобы обсудить наши дальнейшие действия.
  – Нельзя ли состряпать поддельный приказ для здешнего гарнизона: арестовать Нарайяна, если тот попытается пересечь реку?
  – Ты слишком оптимистична, – заявил Дой. – Если он отправился на юг, то уже обогнал нас.
  – А если попадется Протектору, она вытянет все, что ему известно о вас, – добавил Лебедь.
  – Чувствуется мнение специалиста.
  – Я не по доброй воле занималась такими делами.
  – Ладно. Она сможет, да. Нарайян знает, куда мы направляемся и зачем. И что у нас есть Ключ. Но что ему известно о нашей группе, которая везет с собой Дщерь Ночи? Если сумеет проскочить незамеченным, разве не попытается освободить девчонку?
  Никто не нашелся что возразить.
  – И я вполне допускаю, что мы могли случайно проболтаться об этой группе.
  Сари никаких обещаний Нарайяну не давала. Может, ей удастся перехватить его и отобрать незаконченную первую Книгу Мертвых.
  – Эта ворона так и летит за нами, – заметил Лебедь.
  На южном берегу над мостом и бродом возвышалось небольшое, но очень высокое фортификационное сооружение. Птица сидела наверху, наблюдая за нами. Не двинулась с места с тех самых пор, как мы перебрались через реку. Возможно, просто хотела отдохнуть. Почему нет?
  – У нас еще есть один бамбук для стрельбы по воронам, – заявил Рекоход.
  – Оставьте ее в покое. Непохоже, что у нее дурные намерения. По крайней мере, она ни разу не пыталась нам навредить. – Более того, я несколько раз имела возможность убедиться, что ворона хотела бы вступить в общение с нами. – Вот если попытается, тогда мы с ней разберемся.
  
  В Годже мы не услышали ничего, кроме традиционных жалоб на вышестоящих. Слухи о событиях в Таглиосе казались настолько преувеличенными, что никто не поверил и десятой их доле. Позже, когда мы добрались до Джайкура и остановились на отдых, характер слухов начал меняться. Похоже, гигантский паук зашевелился в середке своей паутины. И хотя было понятно, что конкретные новости придут еще не скоро, общее мнение сводилось к тому, что надо как можно быстрее продолжить путь и в дороге тоже не тратить времени зря.
  Ранмасту удалось выяснить, что человек с приметами Нарайяна был замечен возле лавки, принадлежащей его сыну Сугриве, успевшему сменить имя.
  – У Нарайяна должна быть какая-нибудь слабость? Может, прикончим Сугриву, пока мы здесь?
  – Он не сделал нам ничего плохого.
  – Зато его отец сделал. Для него это будет напоминанием.
  – А зачем напоминать? Если Нарайяну хватает глупости считать, что мы с ним уже в расчете, то пусть его. Представляю выражение его рожи, когда он снова окажется у нас в руках.
  Нарайяна было бы нетрудно заметить в Джайкуре, потому что город все еще очень походил на военный лагерь. Несомненно, жители вспомнят и нас, если их будут расспрашивать в ближайшее время.
  Я несколько раз бродила по городу, разыскивала места, связанные с моим детством. Но ничего памятного не осталось. Ни людей, ни мест, ни плохого, ни хорошего. Прошлое жило лишь в моей памяти. Жаль, что там оно категорически не желало умирать.
  
  56
  
  
  В своей практической деятельности Отряд руководствуется правилами, мало чем отличающимися от тех, которых придерживаются фокусники. Мы предпочитаем, чтобы наши зрители не видели ничего, за исключением того, что нам нужно. Но даже то, что они видят, на деле совсем не то, чем кажется. Отсюда козы и ослы. И уже к югу от Джайкура перемена во внешности – не только у каждого человека, но и у всей нашей компании. Мы разбились на две «семьи», плюс ватага незадачливых южан, искателей сытой жизни, которым в Таглиосе крупно не повезло, – разочарованные и отчаявшиеся, они плетутся восвояси. Подобных людей здесь всегда хватало. Их надо стеречься – без малейшего зазрения совести нападут на того, кто покажется им легкой добычей. Дороги вообще не патрулируются. Протектора не волнует, безопасно по ним передвигаться или нет.
  Головной дозор состоял из Доя и Лебедя, Готы и меня. На первый взгляд, мы выглядели легкой добычей, но на самом деле каждый из моих спутников, хоть и в преклонных годах, стоил четырех или пяти простых смертных. У нас произошла только одна стычка, которая закончилась через несколько секунд. Цепочки кровавых следов уходили в кустарник – Дой не был настроен убивать.
  Местность казалась все менее гостеприимной и помаленьку шла на подъем. Прозрачный воздух позволял видеть далеко, и впереди на юге замаячили вершины Данда-Преша, хотя до них было еще идти и идти. Мощеная дорога уперлась в заброшенный рабочий лагерь.
  – Должно быть, пленные закончились, – предположил Лебедь.
  Лагерь был разграблен – все, что можно, из него унесли.
  – Закончились враги, которых Душелов считает целесообразным расходовать на прокладке дороги. Всегда находятся люди, которые ей не по нраву и которым можно найти применение на строительстве.
  Именно так было с западной дорогой, по которой предстояло идти другой части Отряда. Ее собирались замостить на всем протяжении до Чарандапраша. Стройка все тянулась и тянулась, пока несколько лет назад Протектору это не надоело. Она пришла к выводу, что, хотя Кьяулунские войны закончились, это не повод облегчать жизнь главнокомандующему и его людям. И потребовала от Радиши прекратить расходы.
  Хотелось бы мне знать, чего Радиша ждет от будущего. Она наверняка совершенно искренне верит, что к моменту похищения была в стране главной. И вот она здесь, среди своих верноподданных, которые на многое открыли ей глаза.
  Мы добрались до озера Танджи, которое мне очень нравится. Огромное пространство застывшей красоты цвета индиго. Когда я была намного моложе, тут у нас произошло едва ли не самое тяжелое сражение с существами, которым Хозяева Теней обязаны своим названием. Прошло более десяти лет, но все еще заметны оплавленные скалы. А в узких ущельях, которые, точно шрамы, прорезали склоны холмов, можно обнаружить груды человеческих костей.
  – Это место навевает мрачные воспоминания, – заметил Дой.
  Он участвовал в той битве. Как и матушка Гота, которая явно под влиянием этих воспоминаний даже прекратила свои жалобы.
  В те дни ей и вправду пришлось многое пережить.
  Над нашими головами пронеслась белая ворона. Опустилась на склон впереди и скрылась в мохнатых ветвях высокой горной сосны. Теперь мы почти каждый день видели эту птицу. Без сомнения, она следовала за нами. Лебедь клялся, что ворона пыталась заговорить с ним, когда он залез в кусты облегчиться.
  Я спросила, чего она хотела, и он ответил:
  – Вообще-то, Дрема, я поспешил убраться оттуда. У меня и без того хватает проблем. Не хочу прослыть человеком, который болтает с птицами.
  – Может, она собиралась сказать что-то важное.
  – Наверняка. И если у нее в самом деле имеются скверные новости, пусть поговорит с тобой.
  Сейчас Лебедь посмотрел на склон и сказал:
  – Она прячется.
  – Но не от нас.
  Склон холма выглядел совершенно нехоженным. Внизу извивалась тропа, дальше она тянулась вдоль берега, но людей и там не было видно. Этот путь был почти заброшен.
  – Я могла бы прожить остаток своих дней на берегу этого озера, в уединении, – сказала я Лебедю.
  – Не самое лучшее место, разве что у тебя не будет выбора.
  Отчасти он был прав. Эта местность выглядела куда сиротливей, чем двадцать лет назад. Тогда вокруг озера были разбросаны деревушки.
  – Взгляни вон туда, – указал Лебедь, оглянувшись.
  – Что? – Я присмотрелась, но увидела не сразу. – Ого! Птица!
  – Не просто птица. Ворона. Самой простой породы.
  – У тебя глаза лучше моих. Не смотри в ту сторону. Если не обращать на нее внимания, у нее не будет причины интересоваться нами. – Сердце у меня, однако, забилось чаще.
  Может, это обыкновенная дикая ворона, никак не связанная с Душелов. Вороны непривередливы в отношении еды.
  А может, Протектор наконец начала разыскивать нас за пределами Таглиоса.
  Белая ворона куда-то подевалась, черная, наоборот, взлетела, причем она явно что-то искала. И как это понимать?
  Впрочем, мы не в силах были ей помешать. Хотя в глазах дядюшки Доя всякий раз, когда он замечал черную ворону, появлялось оценивающее выражение.
  Спустя некоторое время интерес у птицы пропал и она улетела. Я сказала остальным:
  – Не обращайте внимания. Вороны – твари шустрые, но глупые, не способные запоминать длинные инструкции и приносить подробные новости. А может, эта ворона вообще ни при чем.
  Хотелось в это верить, но дикие вороны теперь попадались гораздо реже, чем прежде. И все они, похоже, находились под контролем Душелов. Очень может быть, что именно из-за ее вмешательства их осталось так мало.
  Если эта ворона на самом деле разведчица, пройдут дни, прежде чем она сможет что-нибудь сообщить хозяйке.
  – Если она что-то заподозрила, вскоре здесь могут появиться и Тени, – заметил Дой.
  Конечно, у Душелов это самые лучшие помощники. Тени движутся быстрее ворон, понимают более сложные задачи, способны доставлять подробные сведения. Но вот вопрос: может ли Душелов контролировать их на таком расстоянии? Прежние Хозяева Теней имели большие трудности с удаленным управлением своими питомцами.
  Мы двинулись берегом озера Танджи. Все воспользовались возможностью искупаться в ледяной воде. Заброшенная дорога вывела на равнину Чарандапраш, где Черный Отряд одержал одну из своих самых выдающихся побед, а главнокомандующий потерпел одно из своих самых позорных поражений. Хотя и не по своей вине, а по вине своего трусливого хозяина Длиннотени, каковой факт благодаря капризу истории оказался забыт. Обломки, оставшиеся после того сражения, все еще валяются на склонах.
  У перевала через Данда-Преш стоял небольшой гарнизон, который не выказывал ни малейшего интереса к наведению порядка или передвижению людей в зоне видимости. Никому до нас не было дела. Никто не задал ни одного вопроса. Нам сказали, какую пошлину нужно уплатить, и предупредили, что с ослом будет трудно, скалы все еще покрыты льдом. Еще мы узнали, что в последнее время через перевал народу ходит больше обычного. Надо полагать, на пути у Сари непреодолимых препятствий не возникло и она, в соответствии с замыслом, опережает нас, даром что обременена стариками и спутниками поневоле.
  В горах было гораздо холоднее и меньше растительности, чем в предгорьях, которые мы только что пересекли. Интересно, какое впечатление это производит на Радишу, что она теперь думает об империи, завоеванной для нее главным образом Отрядом? Несомненно, она получила немало пищи для размышлений.
  Ей предстоит еще много открытий. Ведь она большую часть своей жизни провела во дворце, точно в золотой клетке.
  Белая ворона возвращалась снова и снова раз в несколько дней, а ее черные товарки исчезли. Может быть, Протектор отправила их в другое место?
  Эх, мне бы способность Мургена покидать свое тело. С тех пор как мы ушли из рощи Предначертания, у меня не бывало снов, позволяющих узнать новости. Весьма досадно, зная о существовании такого легкого доступа к секретам, невзирая на расстояние, не располагать им.
  В горах очень холодные ночи. Я призналась Лебедю, что временами хочется принять его предложение сбежать куда-нибудь подальше, обзавестись таверной и пивоварней.
  
  
  57
  
  
  Точно установить хронологию происходившего в Таглиосе представляется маловероятным, потому что в последние пятнадцать дней наши взаимоотношения с главным осведомителем, Мургеном, носили случайный характер. Но даже его обрывочные описания событий, последовавших за нашим исчезновением, чрезвычайно интересны.
  Вначале Протектор ничего не заподозрила. Мы оставили в городе дымовые «катышки», распустили всевозможные слухи, но вскоре суматоха пошла на убыль, и таглиосцы начали кое-что понимать. Одновременно в народе росло подозрение, что Протектор разделалась с правящей княжной. К этому времени людей уже стало труднее обманывать.
  Прибытие главнокомандующего и его армии обеспечило сохранение мира. Кроме того, оно развязало Протектору руки. Уже не нужно было тратить время на запугивание друзей с целью обеспечить их поддержку, и она начала охоту на врагов. Через считаные дни обнаружился товарный склад нюень бао в порту. Он оказался пуст, если не считать томившихся в клетках членов Тайного совета. Конечно, состояние здоровья не позволяло им немедленно вернуться на свои посты. Всюду подстерегали ловушки, для их обезвреживания пришлось привлечь немало народу, но ни одна не оказалась настолько хитроумной, чтобы поймать саму Душелов. Однако многие серые оказались не столь удачливы. Наследие, оставленное Отрядом, пожинало свою смертельную жатву. Увидев изувеченные тела, Протектор отнеслась к этому зрелищу с характерным для нее бессердечием.
  – Чем больше болванов отсеется сейчас, тем меньше риска будет потом, – заявила она Могабе.
  И похоже, главнокомандующий был с ней полностью согласен.
  Опрос соседей, проводившийся весьма пристрастно, ничего существенного не дал. Купцы нюень бао вообще старательно поддерживают завесу таинственности вокруг себя и своей деятельности. Для пущей анонимности они даже прибегают к колдовству. Удалось обнаружить лишь обрывки нашей паутины чар.
  – Чую этих двух колдунов, – бормотала Душелов. – А ведь ты клялся, что они мертвы, главнокомандующий. Как же так?
  – Я собственными глазами видел трупы.
  – Лучше не зли меня. Тогда, может, и доживешь до того дня, когда и в самом деле увидишь их трупы. – Все это было произнесено голосом избалованного ребенка.
  Главнокомандующий ничего на это не ответил. Если Душелов и сумела напугать его, то он не подал вида. И не выказал ни малейшего недовольства. Он просто ждал, не без оснований уверенный в том, что слишком ценен для нее и поэтому не станет жертвой злобного каприза. Не исключено, что в самой глубине души он считал себя даже ценнее Протектора.
  – Они ушли, – пробормотала Душелов позднее ровным голосом, который мог бы принадлежать ученому, – и не оставили ни малейшего следа. Но все же ощущение их присутствия сохраняется, такое отчетливое, как если бы здесь все стены были залиты кровью.
  – Иллюзия, – сказал Могаба. – Не сомневаюсь, что в Анналах Черного Отряда можно найти сотню примеров, когда для врагов создавалась иллюзия, будто он движется в одном направлении, а на самом деле уходил в другом. Или внушалось, что солдат гораздо больше, чем на самом деле.
  – Не меньше примеров можно было бы найти и в моих дневниках. Если бы мне вздумалось хранить их. Я не делаю этого, потому что любые записи – лишь вместилище лжи, которую автор хочет подсунуть читателю. – Теперь это был голос, который ученому принадлежать не мог. Голос человека, на собственном горьком опыте убедившегося в том, что образование – лишь способ приобщить людей к искусству обмана. – Их здесь нет, но они могли оставить шпионов.
  – Конечно, они так и сделали. Это же азы. Но понадобится чертова уйма времени, чтобы обнаружить подполье.
  Пока Протектор и ее доблестный защитник беседовали, Джауль Барунданди и два его помощника накрывали на стол. Никто не замечал их присутствия. Слуги для Душелов были чем-то вроде мебели, а на мебель, при всей своей параноидальности, Душелов внимания не обращала. Сразу же после исчезновения Радиши всю дворцовую прислугу допросили, но сообщников похитителей не выявили.
  Протектор, конечно же, знала, что персонал любит ее куда меньше, чем Радишу. Но ее это мало волновало. Ни один простой смертный не смог бы разрушить ее личную защиту. Сейчас в мире не было равных ей. Абсолютная порочность и доведенная до совершенства изворотливость дали ей шансы на победу в борьбе за титул королевы вселенной, не меньше. Если ее вообще волновал этот вопрос.
  Когда-нибудь она задумается над этим, наведя порядок в своей голове.
  Посреди трапезы Душелов вдруг замерла с открытым ртом.
  – Найди мне нюень бао, – приказала она Могабе. – Любого нюень бао. Немедленно.
  Худощавое черное лицо не выразило никаких эмоций.
  – У Отряда был штаб на товарном складе нюень бао. Связь между ними существует еще с Дежагора. Последний летописец женился на женщине из болотного племени, и у них родился ребенок. Возможно, этот союз не просто историческая случайность. – На самом деле, конечно, Протектору было известно о нюень бао гораздо больше.
  Могаба лишь на самую малость подался корпусом вперед, и это даже трудно было принять за поклон. Главнокомандующий давно приноровился к характеру Душелов, как правило, одобрял ее решения. И сейчас он беспрекословно отправился на поиски того, кто сможет отловить парочку этих болотных обезьян.
  Вокруг Протектора суетились трое слуг, оказывая ей всяческое внимание. Она праздно отметила, что эти люди принадлежат к той полудюжине, что старается угодить при каждом ее посещении дворца. Кто-нибудь из них непременно сопровождал ее в исследовательских экспедициях по лабиринту заброшенных коридоров – просто на случай, если ей что-нибудь вдруг понадобится. А в самое последнее время они даже сумели вдохнуть жизнь в ее личные покои, долгое время остававшиеся такими же голыми, пыльными и стылыми, как нежилые части дворца.
  Такова натура этих людей. Необходимость служить пестовалась в них с рождения. После исчезновения Радиши, стремясь удовлетворить эту свою потребность в хозяине, они обратили свои взоры на Душелов.
  
  Могаба, как всегда, провозился слишком долго. Когда наконец соизволил вернуться, ему голосом обиженного ребенка был задан вопрос:
  – Где ты был? Почему так задержался?
  – Имел возможность убедиться, сколь нелегко поймать ветер. Во всем городе ни одного нюень бао. В последний раз их видели здесь позавчера утром. Они поднимались на борт баржи, которая затем двинулась по реке в сторону дельты. Очевидно, болотные жители покинули Таглиос аккурат перед тем, как исчезла Радиша и ты повредила пятку.
  Душелов аж зарычала. Ей не нравились напоминания об этом позорном случае. Достаточно того, что сама пятка напоминала о нем.
  – Нюень бао – упрямый народ.
  – Это всем известно, – согласился Могаба.
  – Я посещала их дважды, каждый раз они вели себя так, будто плохо понимали, о чем я говорю. Что ж, придется прочесть им еще одну проповедь. И устроить облаву на болотах, переловить всех, кто прибыл туда в последнее время.
  Ясное дело – те из Отряда, кто уцелел, затаились на болотах. Этот вывод прямо-таки напрашивался. Нюень бао и прежде принимали беглецов. Сейчас многое говорило в пользу того, что дело обстоит именно так. Большая часть Отряда на баржах спустилась по реке, а оттуда рукой подать до реки Нагир – главной судоходной магистрали, ведущей на юг.
  Душелов загорелась этой идеей. И выбежала из комнаты, охваченная энтузиазмом подростка. Могаба сидел, разглядывая остатки своей еды, которые еще не убрали. Один из слуг подобострастно сказал:
  – Мы надеялись, что ты пожелаешь продолжить трапезу, о великий. Если нет, сейчас же все уберем.
  Могаба поднял взгляд на угодливое лицо человека, который, едва появившись на свет, уже горел желанием служить. И все же, как ни странно, вдруг возникло и тотчас погасло ощущение, что этот человек прикидывает, куда бы лучше ударить кинжалом.
  – Убери, я не голоден.
  – Как пожелаешь, о великий. Гириш, унеси объедки к выходу, где мы раздаем милостыню. Не забудь сделать так, чтобы нищие поняли: Протектор заботится о них.
  Могаба наблюдал за уходившими слугами и гадал, откуда взялось подозрение, что собеседник лицемерит. Что-то такое было в его мимике… С другой стороны, он не сделал ничего выходящего за рамки поведения преданного слуги.
  Душелов направилась прямо в свои покои. Чем больше она думала о нюень бао, тем сильнее ярилась. Как бы проучить этих людей? Не исключено, что до восхода солнца они успеют что-нибудь придумать. Ночь террора, учиненного Тенями, вынудит болотное племя как минимум уважительнее относиться к угрозам Протектора.
  Понимавшая себя лучше, чем казалось сторонним наблюдателям, Душелов задалась вопросом: с чего это вдруг она так разбушевалась, почему вышла за рамки своего обычного своенравия и раздражительности? Она рыгнула и заколотила себя кулаком в грудь, чтобы рыгнуть снова. Может, еда была слишком пряная? Ну вот, начинается изжога. И немного кружится голова.
  Она взобралась на парапет, где у нее хранились два последних во всем мире летающих ковра. Ничего, болотные обезьяны заплатят ей и за изжогу. На обед были блюда народной кухни нюень бао – крупные безобразные грибы, еще более уродливые угри, множество неизвестных овощей в жгучем соусе и, конечно, обязательный рисовый гарнир. Любимое блюдо Радиши, по этой причине подававшееся часто. Протектора меню не интересовало, поэтому на кухне все осталось по-прежнему.
  Душелов снова рыгнула. Внутри пекло все сильнее.
  Она запрыгнула на больший ковер, и тот заскрипел под ее тяжестью. Протектор приказала ему лететь вниз по реке – и быстро.
  Она преодолела уже несколько миль, поднявшись на высоту четыреста футов и обгоняя мчавшихся голубей, как вдруг затрещал испорченный каркас ковра. Едва одна из деталей сломалась, давление на остальные стало слишком велико. За несколько секунд ковер развалился.
  А затем полыхнуло так ярко, что заметила половина города. Последним, что увидела Душелов, летя по дуге к поверхности реки, было кольцо из огромных букв, сложившихся в слова: «Воды спят».
  
  Незадолго перед тем, как за окном полыхнуло, Могаба с удивлением обнаружил на своем аскетичном ложе запечатанное письмо. Рыгая и радуясь тому, что съел не так уж много острой пищи, он сломал воск и прочел: «Мой брат не отмщен». Потом его внимание привлекла та самая вспышка за окном. Он прочел и лозунг, возникший в небе. На протяжении нескольких последних лет Могаба прикладывал титанические усилия, чтобы овладеть грамотой. И ради чего – ради вот этого?
  Что теперь? Неужели Протектор погибла? Или просто хочет, чтобы все так думали, а сама где-то спрячется?
  Он опять рыгнул и опустился на койку. Его мутило – ощущение совершенно непривычное. Могаба никогда не болел.
  
  58
  
  
  На военном кордоне, к которому мы вышли на южном конце перевала, с нами беседовал юнец из местных, болтливый и высокомерный. Возраст мешал ему вести себя напыщенно и официально, хотя старался он изо всех сил. На самом деле его гораздо больше интересовали новости издалека, чем контрабанда или разыскиваемые преступники.
  – Что творится на севере? – спросил он. – Совсем недавно тут прошло много беженцев. – Он небрежно осмотрел наши скудные пожитки, но не стал рыться в них.
  Гота и Дой затараторили друг с другом на нюень бао, сделав вид, что не понимают говорящего по-таглиосски парня. Я пожала плечами и ответила на джайкурском. Этот диалект достаточно близок к таглиосскому, чтобы нам более-менее понимать друг друга, но собеседник был явно разочарован. А я не испытывала ни малейшего желания тратить время на обмен сплетнями с каким-то чиновником.
  – О других ничего не знаю, а на нашу долю выпали одни лишения и страдания. Из года в год жили в кромешной нужде. Услышали, что на юге не так безнадежно, и решили наконец покинуть юдоль печали нашей.
  Я надеялась, что офицер решит, будто я имела в виду конкретную землю, и не догадается, что эти слова – «юдоль печали нашей» – в веднаитской религии означают место, куда люди попадают после смерти, прежде чем предстать перед Богом.
  – Говоришь, уже многие прошли тут до нас? – спросила я, постаравшись, чтобы голос звучал встревоженно.
  – Да, совсем недавно. Поэтому я и испугался – вдруг что-то надвигается?
  Он беспокоился за устойчивость империи, с которой связал судьбу. Я не удержалась от небольшой выходки.
  – По слухам, в Таглиосе снова появился Черный Отряд и объявил войну Протектору. Но об этом Отряде вечно рассказывают всякие страсти. Полная чепуха. А если даже и правда, нам-то какое дело?
  Юнец совсем приуныл и пропустил нас, утратив к разговору всякий интерес. Мне до парня тоже не было никакого дела, но должна заметить: из всех чиновников, с кем мы сталкивались, он единственный более-менее серьезно относился к своим обязанностям. Но и он делал это лишь в надежде преуспеть.
  – Подумать только! – пожаловалась я. – Всю дорогу придумывала легенду, но так и не пришлось прибегнуть к ней. Ни разу. Всем плевать на свои обязанности.
  Согласно этой сложной легенде, Лебедь был моим вторым мужем, Гота – матерью покойного первого супруга, а Дой – ее двоюродным братом; и всем нам довелось пережить войну. Эта история годилась для любого края, где долгое время шли бои. Там такие ущербные семьи были явлением распространенным.
  Дой улыбнулся, подмигнул мне и исчез на сильно пересеченной местности у дороги. Пошел откапывать оружие, которое мы спрятали перед кордоном.
  – С этим надо что-то делать, – заявил Лебедь. – Когда повстречаемся с очередным служивым, я подойду и вправлю бездельнику мозги. Мы исправно платим налоги, поэтому вправе ожидать от наших чиновников большего усердия.
  Тут встрепенулась Гота и обозвала Лебедя конченым болваном и на таглиосском, и на языке нюень бао. «Лучше заткнись, – велела она ему, – а то от тебя отречется даже бог дураков». После чего закрыла глаза и снова захрапела.
  В последнее время Гота беспокоила меня. Казалось, из нее капля за каплей вытекает жизнь. По мнению Доя, она втемяшила себе в голову, что ей больше незачем коптить небо.
  Может быть, Сари удастся пробудить в ней волю к жизни? К примеру, если напомнить, что наша цель – освобождение не только братьев Отряда, но и Тай Дэя.
  Кстати, я сама нет-нет, да и задумывалась с тревогой о последствиях наших действий. Все эти годы я была занята делом, готовилась. И вот теперь впервые мне пришло в голову: а что реально это будет означать, если мы добьемся успеха? Наши погребенные товарищи никогда не были образцами здравомыслия и праведности. Без малого два десятилетия они томятся в ледяных пещерах – вряд ли у них не остыла любовь к нам, живущим в этом мире.
  А еще не стоит забывать о страже-демоне Шиветье и о другом существе, которому поклоняются Нарайян Сингх и Дщерь Ночи. Пусть оно зачаровано, сковано сном, но нельзя недооценивать исходящей от него угрозы. Не говоря уже о тайнах и опасностях самого плато. И о множестве других, пока что нам неизвестных.
  Только Лебедь имел какое-то представление об этом, но от него толку было мало. Точно так же, как от Мургена на протяжении всех этих лет, хотя его опыт радикально отличался от пережитого Лебедем. Мурген постиг, что такое плато Блистающих Камней, сразу в двух мирах. Лебедю же оно более ясно виделось из нашего мира. И все, что он там углядел, врезалось ему в память. Даже спустя столько лет он способен описать приметные детали местности подробнейшим образом.
  – Почему ты никогда не рассказывал об этом?
  – Не потому, что намеренно скрывал, Дрема. Просто в этом мире очень немногое делается по доброй воле. И если бы старина Лебедь поделился имеющимися сведениями, что он получил бы в благодарность? Приказ вернуться туда в качестве проводника шайки непрошеных гостей? Которые наверняка расшевелят все дерьмо, разозлят обитающих там духов. Ну что, скажешь, я не прав?
  – Ты не так глуп, как прикидываешься. Сомневаюсь, что ты видел там каких-то духов.
  – Может, это не те, кого встречал Мурген, если ему верить, но это не означает, что я не чувствую, как они крадутся поблизости. Подожди, ты тоже почувствуешь. Попробуй-ка уснуть ночью, зная, что голодные Тени бродят в считаных шагах. Как будто ты в зоопарке, где все хищники отделены от тебя решеткой, которую ты не видишь и даже не ощущаешь, а следовательно, не можешь определить, насколько она надежна. Ладно, хватит, от этой болтовни только нервы портятся.
  – Возможно, мы туда и не доберемся, если Ключ фальшивый или уже неисправный. Тогда нам останется только то, что ты предлагаешь: обзавестись пивоварней и притвориться, будто мы никогда не слышали о существовании Протектора, Радиши и Черного Отряда.
  – Успокойся, душа моя. Тебе чертовски хорошо известно, что Ключ настоящий. Плетеный Лебедь влип, спасибо твоему богу, моим богам и черт знает чьим еще. И что бы нас ни ожидало, они постараются, чтобы это был наихудший вариант из всех возможных и чтобы он не обошелся без моего участия. Мне бы следовало сбежать при первой возможности и сдать тебя ближайшему княжескому патрулю. Но ведь тогда Душелов узнает, что я еще жив. И как же мне выкручиваться, когда она спросит, почему я не сдал тебя тремя-четырьмя месяцами раньше?
  – С большой долей вероятности ты станешь покойником, даже не добравшись до чиновника, который удосужится тебя выслушать.
  – Твоя правда.
  Вернулся Дой с оружием. Мы разобрали его и пошли дальше. Лебедь продолжал упражняться в красноречии, причем в жалобных тонах: он-де не кто иной, как первенец богини невезения. Горазд он на драматические мантры.
  
  Пройдя по дороге полмили, мы увидели небольшой сельский рынок. Несколько стариков и юнцов, от которых по причине возраста было мало проку на полях, топтались тут в надежде заработать на путниках, оголодавших и поизносившихся на горной дороге. Самым ходким товаром у них была свежая еда, но едва ли не с большим удовольствием они снабжали всевозможными слухами – разумеется, в обмен на свежие новости. Особенно их интересовало происходящее по ту сторону Данда-Преша.
  Я спросила девчушку, которая вполне сошла бы за младшую сестру таможенного офицера, нашего недавнего собеседника:
  – Из тех, кто здесь недавно проходил, ты кого-нибудь запомнила? С гор должен был спуститься мой отец и подыскать место для нашего лагеря. – Я подробно описала ей Нарайяна Сингха.
  Девочка мне попалась легкомысленная, если не сказать бестолковая. Наверное, затруднилась бы даже вспомнить, что ела нынче на завтрак. И уж тем более не помнила Нарайяна. Но отправилась искать того, кто мог бы вспомнить.
  – Эх, почему я ее не встретил достаточно молодым для женитьбы? – посетовал Лебедь. – Вот подрастет и станет очень хорошенькой. Красотка без мозгов – чем не сокровище?
  – Купи ее. Вырасти. Воспитай, как тебе хочется.
  – Увы, я уже не тот, что раньше.
  А кто из нас тот, что раньше, подумала я. Даже о Сари этого не скажешь.
  Я ждала. Лебедь продолжал что-то бубнить. Дой и Гота слонялись вокруг, дядюшка обменивался сплетнями с местными, матушка приглядывалась к товарам. В итоге она купила костлявую курицу. Одна позитивная черта у нашей команды, без сомнения, имеется – никаких запретов на пищу, поскольку среди нас нет ни гуннитов, ни шадаритов. Только вот Гота – никак ее не отвадить от стряпни… Может, пока она будет спать, мне убить и зажарить курицу?
  Вернулась девочка и привела очень древнего старика. От него тоже не было никакого толку. Чувствовалось, что он очень хочет угодить, но… поручиться за то, что Нарайян раньше нас не прошел перевалом, он не мог.
  Одна надежда – на Мургена и его возможности.
  Я не успела закончить разговор, дивясь тому, что неплохо владею языком, а Гота и Дой уже начали спуск по дороге. Гота, похоже, устала от верховой езды. А ослу уж точно пора отдохнуть.
  – Это твоя питомица? – спросила девочка.
  – Это осел, – ответила я.
  Они тут что, ослов никогда не видели?
  – Вижу, что осел. Я спрашиваю про птицу.
  – Чего? А-а!..
  Белая ворона сидела на вьюке, который вез осел. Она подмигнула, засмеялась и сказала:
  – Сестра, сестра…
  А потом взмыла и на распахнутых крыльях заскользила вниз, в предгорья.
  – Мне только что пришло в голову, что у этого путешествия имеется хорошая сторона, – проговорил Лебедь. – Здесь нет дождя, не то что за перевалом.
  – А я вот думаю: может, забрать с собой эту девочку? Обменять ее на твою выносливую спину?
  – Неважно тут у нас с домашним бытом, женушка-хлопотунья… Дрема? А было ли у тебя когда-нибудь настоящее имя?
  – Я Анайанайдир, сбежавшая из дома джайкурская княжна. Но теперь злая мачеха узнала, что я жива, и наняла князей-ракшасов убить меня. Ха-ха! Это шутка. Я Дрема. И мы знакомы с тобой практически с того дня, как я стала Дремой, хоть и расставались иногда. Пусть так и будет.
  
  59
  
  
  Когда мы спустились с гор, пути до Кьяулуна оставалось всего ничего. Здесь мы увидели полное опустошение: сначала по стране прокатилась война с Хозяевами Теней, потом вспыхнули Кьяулунские войны между Радишей и теми, кто остался верен Черному Отряду. Печальные руины большей частью были убраны еще до того, как Душелов решила: победа одержана и пора отправляться на север, дабы провозгласить себя Протектором всего Таглиоса.
  Пусть Радиша насмотрится на эти картины разорения. Пусть поймет, какие беды навлекла она на свою страну, нарушив договор с Черным Отрядом. Правда, самое страшное сохранила лишь память выживших.
  Долина, некогда многолюдная, теперь могла похвастаться лишь одним заметным городом и шахматными клетками новых ферм, где гнули спину туземцы вперемежку с бывшими военнопленными и дезертирами из всех побывавших здесь армий. В кои-то веки здесь наступил мир – и люди спешили взять от него все, будучи уверены, что долго он не просуществует.
  Превращение старого Кьяулуна, а впоследствии Тенелова, в новый город, так и названный незатейливо Новым Городом, не затронуло только одного. По ту сторону долины, через многие мили, на горном склоне, за поросшими кустарником руинами некогда могучей крепости Вершина, за четкой границей между сочной травяной зеленью и тусклостью голой земли, находились жуткие Врата Теней. Они не выделялись на местности, но я почувствовала их призыв. И сказала спутникам:
  – Теперь не торопимся: нужна предельная осторожность. Спешка может стоить жизни.
  Врата Теней – не просто единственный путь на плато, где находятся Плененные. Это еще и единственный лаз, по которому в наш мир способны проникать томящиеся по ту сторону Тени. Дай им волю, и они будут свирепствовать почище чудовищ, которых Душелов напускает на Таглиос. А ведь прочность Врат оставляет желать лучшего – их сильно повредили Хозяева Теней, открывая дорогу Теням, которых впоследствии подчинили себе.
  – Мы абсолютно согласны, – ответил дядюшка Дой. – Все предания утверждают, что здесь нужно держать ухо востро.
  Недавно между нами возникли кое-какие разногласия. Он снова втемяшил себе в голову, что летописец Отряда должен стать его дублером в той специфической роли, которую он играет среди нюень бао. Летописца эта идея нисколько не вдохновила, но Дой относится к тем людям, которые, услышав слово «нет», лишь ищут новые подходы.
  – Это что-то новенькое. – Я заметила небольшое сооружение в четверти мили ниже Врат Теней, рядом с дорогой. – И чем-то оно мне не нравится. – Пока нельзя было утверждать со всей определенностью, но сооружение смахивало на крепостицу, построенную из камня с развалин Вершины.
  – Предвижу затруднения, – проворчал Дой.
  – Мы стоим и озираемся, точно шпионы, – вмешался Лебедь. – Кому-то это может не понравиться.
  Может, хотя попадавшиеся нам до сих пор чиновники изумляли своей расхлябанностью. Видать, им живется слишком спокойно. По крайней мере, с тех пор, как исчез Черный Отряд.
  – Кому-то – скорее всего, мне, поскольку я здесь единственная, чья легенда соответствует внешности, – нужно пойти на разведку.
  Первоначально мы намеревались раскинуть лагерь на бесплодном склоне холма, неподалеку от того места, где обнаружилась эта новая постройка.
  Меня охватила тревога. Почему нет дозорных, которые должны были дождаться, когда мы спустимся с гор? Я очень надеялась, что это всего лишь оплошность Сари. Она связана с Отрядом целую эпоху, но так и не научилась мыслить как воин и, подобно многим гражданским, не понимала, к чему все эти мелкие предосторожности. Возможно, ей просто не пришло в голову, как это важно – выставить наблюдателя.
  Ох, хоть бы и правда дело было только в этом.
  Никто не вызвался идти на разведку вместо меня. Значит, пока все будут блаженствовать в тени молодых сосен, мне придется натирать новые мозоли на измученных ногах.
  Белая ворона материализовалась через несколько минут после того, как я обогнула холм и потеряла спутников из вида. Она прямо-таки набросилась на меня, потом сделала вираж и налетела снова. Я пыталась отмахнуться от нее, как от огромного назойливого комара. Она расхохоталась и повторила свой маневр, но теперь в ее карканье слышалось нечто вроде слов.
  И тут до меня наконец дошло: птица добивается, чтобы я последовала за ней.
  – Веди меня, предвестник роковой, но только помни: я не гуннитка, мне не запрещено есть мясо. – В самые трудные времена моей воинской службы я не раз имела удовольствие – если это подходящее слово – есть жареную ворону.
  Птица, похоже, в точности знала, что у меня на сердце. Она полетела прямо к большому палаточному поселку на склоне холма, возвышающегося над окраиной Нового Города. Наверняка здесь обосновались не только наши люди, но рука Сари чувствовалась во всем. Чистота и порядок – в точности как этого требовал Капитан, хотя при нем в порядке содержалось главным образом военное снаряжение.
  Меня раздирали противоречивые намерения. Что делать? Броситься вперед и встретиться с теми, кого мне так недоставало на протяжении месяцев? Или побежать обратно, за моими спутниками? Если зацеплюсь языком, это не на один час…
  Но принимать решение не пришлось – это сделал за меня Тобо.
  – Дрема!
  Слева раздался частый топот, и мгновение спустя меня заключили в объятия.
  Я с трудом освободилась.
  – А ты вырос. – Да еще как! Теперь он выше меня. И голос стал звучнее и глубже. – Больше не сможешь изображать Шихи. Сердца всех мужчин в Таглиосе будут разбиты.
  – Гоблин говорит, что очень скоро я начну разбивать девичьи сердца.
  Да кто бы сомневался! Из мальчишки получится очень представительный мужчина, к тому же не страдающий от недостатка самоуверенности.
  Совершенно нехарактерным для меня образом я обняла его рукой за талию, и мы направились туда, где уже замелькали другие знакомые лица.
  – Как добрались? – спросила я.
  – Было весело, кроме тех моментов, когда меня заставляли учиться, а это случалось очень часто. Шри Сурендранат еще хуже Гоблина, но он говорит, что я могу стать ученым. Поэтому мама всегда соглашалась, когда у кого-нибудь возникало желание заниматься со мной. Но все же мы увидели много интересного. Например, храм в Прайфербеде – он сплошь покрыт резными изображениями людей, которые делают это самое всеми мыслимыми и немыслимыми способами… Ой, прости. – Он покраснел.
  Для Тобо я была кем-то вроде целомудренной монахини. И большую часть своей взрослой жизни вполне соответствовала этому образу. Но я не против отношений – мне просто наплевать на себя. Должно быть, прав Лебедь: мне не довелось встретить мужчину, чье животное начало превзошло бы мою умственную нерасположенность к таким вещам. Лебедь считает себя большим специалистом в этой области.
  Он по-прежнему открыт для отношений. Как знать, может, в один прекрасный день во мне проснется любопытство, да такое сильное, что я решусь на эксперимент. Только для того, чтобы выяснить, способна ли я пойти до конца, а не удрать в мое убежище.
  Вот и другие подошли, чтобы поприветствовать меня с сердечностью, затеплить еще один огонек в моей душе. Мои друзья. Мои братья. Все вокруг суетились, гомонили. Теперь дело пойдет на лад. Теперь мы доберемся до цели. Надо будет – надерем кое-кому задницу. Для того и нужна Дрема, чтобы во всем разобраться и каждому объяснить, в кого и когда воткнуть ножик.
  – Богу ведомы все секреты и все шутки, – сказала я. – Вот бы Он открыл мне секрет этой шутки: зачем ему понадобилось собирать наш Отряд, эту толпу оборванцев, наемных убийц. – Мизинцем я смахнула слезинку – в такой погожий день никто не примет ее за дождевую каплю. – А вы, ребята, все такие упитанные – и не скажешь, что проделали долгий и трудный путь.
  – Твою же мать! – выругался кто-то. – Мы тебя ждали почти месяц. Даже те, кто едва тащился, здесь уже неделю прохлаждаются.
  – Как Одноглазый? – спросила я, когда через толпу протолкалась Сари.
  – Паршиво, – ответил кто-то. – Как ты узнала?..
  Мы с Сари обнялись.
  – Мы уже беспокоиться начали. – В ее тоне прозвучала вопросительная нотка.
  – Тобо, твоя бабушка и дядюшка Дой ждут в лесу у дороги. Сбегай скажи им, чтобы шли сюда.
  – Где остальные? – спросил кто-то.
  – Немного отстали. С ними Лебедь.
  Добравшись до предгорий, мы разбились на три группы. Там летали вороны, мы решили сбить их с толку.
  – Мы поступили точно так же, когда высадились на берег, – сказала Сари. – Много ты видела ворон? Мы – лишь несколько. Может, они и не связаны с Протектором.
  – Одна белая постоянно вертелась поблизости.
  – Мы ее тоже встречали. Ты голодна?
  – Шутишь? Я ела только стряпню твоей матери, с тех пор как мы покинули Джайкур.
  Я огляделась. Люди, не принадлежавшие к Черному Отряду, стояли поодаль, наблюдали. Они тоже беглецы? Энтузиазм, с которым меня встретили, наверняка вызовет в их среде разговоры.
  Сари засмеялась. Это был скорее смех облегчения, чем хорошего настроения.
  – Как мать?
  – Кажется, с ней что-то не так. Она уже не та занудливая, вечно чем-то недовольная старуха. Все больше молчит, о чем-то сосредоточенно думает. А когда не молчит, ведет себя вполне прилично.
  – Входи. – Сари приподняла клапан палатки, самой большой в лагере. – А дядюшка Дой?
  – Ходит уже не так быстро, но в остальном он все тот же дядюшка Дой. Хочет обратить меня в веру нюень бао и сделать своей ученицей. Якобы некому больше передать его миссию. Какую – мне неизвестно. Видимо, сначала должно быть мое согласие, а уж потом его объяснение.
  – Ключ нашли?
  – Да. Он в вещах дядюшки Доя. Но Сингха пришлось отпустить, как и договаривались. Его нет здесь? В пути мы ловили разные слухи; нельзя исключать, что он нас обогнал. Девчонка у тебя?
  Сари кивнула.
  – Но с ней одни неприятности. Кажется, чем ближе к югу, тем крепче ее связь с Киной. Здравый смысл подсказывает, что нам следовало бы нарушить обещание и убить ее. – Она опустилась на подушку. – Я рада, что ты здесь. Знаешь, как трудно держать всех этих людей в узде, когда им почти нечем заняться? Это чудо, что пока не было серьезных свар… Я купила ферму.
  – Что-что?!
  – Ферму купила. Недалеко от Врат Теней. Земля там, правда, тощая, но зато много наших людей будет поблизости и в то же время не на виду. Заодно и делом займутся – стройка, пахота… Надеюсь, мы полностью обеспечим себя продовольствием. Большинство парней сейчас были бы там, если бы Мурген не предупредил, что ты сегодня появишься. Правда, мы думали, что это произойдет чуть позже.
  – Надо полагать, тебе известно, что творится в мире?
  – Спору нет, у моего мужа необычные таланты, но рассказывает он мне далеко не все. И я тоже делюсь с ним не всем, что мне известно. Наверное, оба мы не совсем правы. Дрема, нам с тобой нужно тысячу вещей обсудить. Даже не знаю, с чего начать. Может, с простого вопроса: как ты?
  
  
  60
  
  
  И мгновенно все пришло в движение.
  В палатку без приглашения ворвался Гоблин и, задыхаясь, сообщил следующее. Наше триумфальное прибытие не осталось незамеченным осведомителями и вызвало подозрение у властей. Прежде чиновники не интересовались лагерем беженцев по причине полного отсутствия активности. Я послала Кендо с дюжиной парней охранять с юга перевал через Данда-Преш, преследуя две цели: встречать наших отставших и не пропускать никого на север, чтобы новости о нашем появлении здесь не просочились туда. Еще я отправила несколько небольших отрядов, чтобы захватить местных военных и гражданских начальников, прежде чем они раскачаются и сумеют как-то организоваться. Реально действующих, четко очерченных, жестких государственных структур не существовало, поскольку Протектор предпочитала править в условиях ограниченной анархии.
  Было совершенно ясно, что эти земли, в прошлом именовавшиеся Тенеземьем, несмотря на их близость к плато Блистающих Камней, меньше всего интересовали правителей Таглиоса. Волнения в этих краях подавлялись беспощадно, главнокомандующий позаботился о том, чтобы приобрести здесь жуткую репутацию. Зато теперь здесь мало войск и ретивых чиновников, это безопасная далекая провинция, самое подходящее место для тех, кого не обязательно уничтожать, а можно просто держать подальше.
  Но, даже несмотря на все это, с учетом обширности края, потенциальных противников здесь было гораздо больше, чем нас, вдобавок мы давно не практиковались в военном деле. Ум, скорость и ярость – вот что послужит нам оружием, пока мы не соберем все силы в кулак и не будем готовы отправиться дальше на юг.
  – Ну вот, Дрема, теперь здесь твоя власть, можно и дух перевести. Давай рассказывай, как живешь-можешь.
  – В дороге вымоталась до смерти, но по-прежнему полна юной энергии. И рада собеседнику, которому можно смотреть в глаза, не задирая голову.
  – Да чтоб тебя! Хочется хамить – ступай на улицу. Вот теперь я понимаю, почему не слишком скучал по тебе.
  – Приятно слышать. Как там Одноглазый?
  – Чуток получше. Теперь Гота здесь, и дело пойдет на лад. Но полностью ему уже никогда не оправиться. Трясется, мямлит и все забывает, а вспоминает только с помощью чар. Говорить с ним трудно, особенно когда волнуется.
  Я кивнула, набрала побольше воздуха и спросила:
  – Это может повториться?
  – Может. Так часто бывает. Хотя вроде не должно бы. – Он потер лоб. – Голова болит. Нужно поспать.
  – Если хочешь выспаться, лучше ложись прямо сейчас. Дело сдвинулось с мертвой точки, сам видишь. Скоро ты нам понадобишься свеженький как огурчик.
  – Вот еще одна причина не скучать по тебе. Не успела припереться сюда, а люди уже носятся как угорелые, готовятся бить друг дружку по башке.
  – Это все мой молодецкий задор. Считаешь, я должна навестить Одноглазого?
  – Решай сама. Но если не навестишь, его сердце будет разбито. Он небось и так уже вывернулся от злости наизнанку, ведь со мной ты увиделась раньше, чем с ним.
  Я спросила, как найти Одноглазого, и ушла. По дороге заметила, что беженцы, не связанные с Отрядом, потихоньку покидают лагерь. В Новом Городе тоже наблюдались признаки беспокойства.
  Гота, Дой и Лебедь приближались к лагерю, спускаясь по склону холма. Тобо восторженным щенком бегал и прыгал вокруг них. Интересно, какую позицию займет Лебедь теперь, когда дело пошло по-настоящему? Скорее всего, постарается оставаться нейтральным, пока сможет.
  – Выглядишь лучше, чем я ожидала, – сказала я Одноглазому, который и впрямь был чем-то занят, когда я заглянула к нему в палатку. – То самое копье? Я думала, ты его давным-давно потерял.
  Оружие, о котором речь, было сплошь покрыто мудреной резьбой. Над этой вещью, обладавшей огромной магической силой, Одноглазый начал работать еще в осажденном Джайкуре. Тогда он мастерил эту штуковину со вполне определенной целью – добраться до Тенекрута, Хозяина Теней. Позднее Одноглазый усовершенствовал копье, собираясь применить против Длиннотени. Оно обладало зловещей красотой, и казалось грешным использовать его как простое орудие убийства.
  Одноглазому потребовалось время, чтобы отвлечься от работы. Он поднял на меня взгляд. В прошлый раз я видела лишь жалкий огрызок того Одноглазого, каким он был во времена моей молодости. А сейчас от него осталось еще меньше.
  – Нет.
  Вот и все, что он сказал. Одно слово. Ни обычной для него изобретательной брани, ни подколок, ни оскорблений. Он не хотел, чтобы я заметила его беспомощность. Удар повредил ему скорее эмоционально, чем физически. Он был хозяином своего положения более двухсот лет – многим столько и не снилось, – а теперь утратил даже способность внятно выражать свои мысли.
  – И вот я здесь. Ключ у меня. И дело близится к завершению.
  Одноглазый медленно кивнул. Я надеялась, что он меня понял. В Джайкуре была женщина, которая, если верить молве, умерла в возрасте ста девятнадцати лет. И я ни разу не видела ее за полезным занятием, она лишь сидела на стуле и пускала слюни. Не понимала ни слова из того, что ей говорили. Совсем впала в детство, даже кормить ее приходилось, как ребенка. Не хотелось бы мне, чтобы такое случилось с Одноглазым. Старый и брюзгливый – наша вечная головная боль, – он был стержнем моей вселенной. Он был моим братом.
  – Та, другая женщина. Которая замужем. В ней нет огня.
  Тень многословия, которым он страдал прежде. Во время этой «речи» его руки крупно вздрагивали, силясь удержать инструмент.
  – Боится того, что будет, если мы добьемся успеха.
  – И боится, что ничего не получится. Ты деятельная, Малышка. – Лицо Одноглазого просветлело, потому что удалось произнести все это без особого труда. – Ты делаешь то, что должна. Но мне нужно будет поговорить с тобой еще раз. Вскоре. Обязательно. Прежде чем это случится со мной снова. – Он произносил слова медленно и очень старательно. Наклонившись ко мне, Одноглазый пробормотал: – Солдаты живут. И гадают, почему?
  Кто-то откинул полог, и в палатку хлынул ослепительный свет. Даже не видя, я поняла, что это Гота. Ее выдал запах.
  – Не давай ему болтать слишком много, он быстро устает, – сказала она спокойно, почти вежливо. Чуть более возбужденная, чем во время нашего путешествия, но все же не та язвительная, часто нелогичная Гота, которой она была на протяжении последнего года. – От меня тут будет больше пользы. – И акцент у нее не такой сильный, как прежде. – Иди убей кого-нибудь, Каменный Солдат.
  – Давненько никто не называл меня так.
  Гота насмешливо поклонилась, ковыляя мимо.
  – Костяной Воин. Солдат Тьмы. Веди вперед Детей Смерти из страны Неизвестных Теней. Все зло умирает там бесконечной смертью.
  О чем она? Я вышла наружу, охваченная печалью.
  Позади меня раздалось:
  – Призываю небеса и землю, день и ночь.
  Вроде я уже слышала этот призыв, но не вспомнить, при каких обстоятельствах и в каком контексте. Что ж, вот один из тех случаев, когда человек, посвященный в тайны племени нюень бао, особенно таинственен.
  Всеобщее возбуждение нарастало. Кто-то уже украл нескольких коней… виновата, приобрел их. Не следует спешить с далекоидущими выводами. По лагерю носились трое всадников, просто так, от нечего делать. Я накинулась на них:
  – Вот что бывает, когда никто не хочет брать на себя командование. А ну прекратить! Чем вы тут занимаетесь?
  Выслушав бессвязные оправдания, я отдала несколько распоряжений. Всадники умчались галопом, чтобы передать их по назначению.
  Нет бога кроме Бога. Бог всемогущ и безграничен в своем милосердии. Будь же добр ко мне, Всевышний. Сделай так, чтобы кавардак у моих врагов был еще хуже, чем у моих друзей.
  Возникло такое чувство, словно я угодила в самую сердцевину зарождающегося урагана ошибок.
  Моя вина? Все подтверждает: да. И если мои усилия дают такой плачевный результат, то самый лучший выход – упрятать меня на ферму Сари, с глаз долой. Тогда, может быть, все и образуется само собой, без всякого «мудрого» руководства.
  С организацией у нас и впрямь дело было швах – ни четкой командной цепочки, ни распределения ответственности. И политики у нас как таковой нет, только застарелая вражда и желание освободить Плененных. Мы деградировали; мы теперь мало отличаемся от какой-нибудь знаменитой разбойничьей шайки, и это обстоятельство несказанно огорчает меня. Потому что тут есть и доля моей вины.
  Я помассировала затылок. Было у меня стойкое подозрение, что Капитаном может стать лишь тот, кто много лет снимал с солдат стружку. В свое же оправдание могу сказать лишь одно: меня выбрал в ученицы Мурген. Ведь летописец – он же зачастую и знаменосец, а знаменосцем, как правило, назначают того, кто способен стать Лейтенантом или даже Капитаном. Значит, очень давно Мурген что-то во мне увидел, и Старик не нашел аргументов, чтобы возразить ему. И как же я распорядилась своим талантом? Придумывала хитроумные способы досадить нашим врагам, и только. В то время как женщина, даже не присягавшая Отряду, взяла на себя роль лидера. Спору нет, Сари не занимать мужества, ума и решимости, но как солдат и командир она стоит немногого. Просто у нее нет навыков. А главное, у нее нет стратегического мышления, которое подняло бы ее над собственными нуждами и желаниями. Конечно же, добраться до Плененных она хочет не ради Черного Отряда. Ей надо лишь вернуть своего мужа. Для Сари Отряд – средство, а не самоцель.
  Похоже, еще немного – и мы начнем расплачиваться за мое нежелание подняться наверх и послужить общим интересам.
  Да, мы и впрямь теперь без малого банда головорезов, каковой объявила нас Протектор. Готова поклясться, стоит нам встретить в этих краях решительное сопротивление – и то немногое, что осталось от семейного духа Отряда, разлетится вдребезги. Мы забыли, кто мы и что мы, и за это придется дорого заплатить.
  От этих мыслей я разозлилась – главным образом на себя, и злость удвоила мои силы. Я забегала и заорала, брызгая слюной, и вскоре каждый занялся чем-нибудь полезным.
  И тут из Нового Города вывалила разношерстная толпа и неохотно, с шумом и гамом, как гусиный табун под хворостиной пастуха, направилась к лагерю беженцев. Этих парней было с полсотни, все при оружии. Которое выглядело достойно, не то что солдаты. Местный оружейник туго знал свое дело, а тот, кто обучал рекрутов, – нет. По сравнению с моей «бандой» они выглядели сущими оборванцами. Моим-то ребятам уже доводилось бить людей по голове, и они были не прочь снова этим заняться.
  – Тобо, сходи за Гоблином.
  Мальчишка разглядывал приближающихся горе-вояк.
  – Я и сам справлюсь с этой шантрапой, Дрема. Одноглазый и Гоблин научили меня своим приемчикам.
  Я ужаснулась этим словам юного неслуха, набравшегося у колдунов не только навыков, но и безответственности.
  – Может, и справишься. Может, ты и впрямь полубог. Но разве я тебе приказывала этим заняться? Я приказала привести сюда Гоблина. Шевелись.
  Он побагровел от возмущения, но подчинился. Будь на моем месте его мать, спор так и продолжался бы и на нас накатила бы волна южан.
  Я двинулась навстречу этим воякам, сожалея, что не успела переодеться, – на мне все еще останки одежды, в которой я вышла из Таглиоса. И никакого серьезного оружия, лишь короткий меч, который успел послужить мне разве что при заготовке хвороста. Ближний бой – не мой конек. Такие солдаты, как я, хороши для внезапного нападения, желательно со спины.
  Я выбрала подходящее место и остановилась, сложив руки на груди.
  
  61
  
  
  Никто не удосужился толком обучить или хотя бы прилично одеть этих горе-солдат. Сказывалось пренебрежительное отношение Протектора к деталям. Да и зачем в них вдаваться? Кто может угрожать едва оперившейся Таглиосской империи на самой глухой ее окраине?
  Офицер, возглавлявший отряд, был молод, но упитан не по годам. Что тоже определенным образом характеризовало здешние войска. Мир продержался уже добрый десяток лет, но все-таки нынешние времена не столь благоприятны, чтобы в империи множились толстяки.
  Офицер так запыхался, что поначалу лишь хватал воздух, не в силах выдавить ни слова.
  – Спасибо за визит, – сказала я. – Это свидетельствует об инициативности, о способности быстро и правильно оценивать ситуацию. А также смиряться с неизбежным. Прикажи своим людям сложить оружие вот здесь. Если все пройдет как надо, через два-три дня они смогут вернуться домой.
  Офицер чуть не поперхнулся воздухом, силясь понять, не ослышался ли он. Похоже, эта крошка вообразила себя хозяйкой положения? Хотя вряд ли толстяк мог различить, кто перед ним – он, она или оно.
  Я чуть раздвинула свои лохмотья на шее, чтобы показать медальон Черного Отряда, висящий на серебряной цепочке. И сказала:
  – Воды спят.
  Будучи уверена, что даже в такой глухомани уже слышали это изречение.
  Пусть мне и не удалось добиться, чтобы вновь прибывшие немедленно разоружились, зато я выиграла несколько секунд, что дало возможность подтянуться нашим. А вид у них был устрашающий – ну точно банда головорезов. По сторонам от меня встали Тобо и Гоблин. Позади раздался голос Сари, окликающей сына, но тот, естественно, и ухом не повел. Вообразил, что теперь он один из этих взрослых парней. Не сомневаюсь, что Гоблин, от которого, как всегда, пованивало, всячески поддерживал эти фантазии мальчишки.
  – Советую подчиниться, – сказала я офицеру. – Как тебя зовут? В каком ты звании? Если не прислушаешься к моему совету, пострадает много людей, преимущественно твоих. Если же будешь паинькой, обойдемся без кровопролития.
  Толстяк снова начал задыхаться. Не знаю, чего он ждал. Явно не того, что обнаружил. Сплошные сюрпризы, и я в их числе. Привык, наверное, запугивать несчастных беженцев, слишком затравленных судьбой, чтобы у них могла возникнуть мысль о сопротивлении.
  Гоблин хихикнул:
  – Твой шанс, парень. Покажи-ка, чему научился.
  – Вот эту штучку я отработал, когда никого не было поблизости. – Тобо добавил что-то еще, но так тихо, что я не разобрала ни слова.
  Через несколько секунд это перестало меня волновать. Тобо начал превращаться в нечто, не имеющее ничего общего с нескладным подростком. В нечто такое, от чего мне сразу захотелось оказаться подальше.
  Неужели парнишка научился менять облик? Невозможно. Для приобретения этого навыка нужны многие годы.
  Поначалу мне показалось, что он превращается в какое-то мифическое существо – в тролля, великана-людоеда или некую уродливую тварь, клыкастую и когтистую, но все же отдаленно похожую на человека. Однако метаморфоза продолжалась, он приобретал сходство с насекомым вроде богомола, огромного и зловонного, причем с каждым мгновением делаясь все отвратительнее, все зловоннее, все больше.
  Я вдруг спохватилась, что сама не очень-то приятно пахну. Обычно к собственному запаху привыкаешь и не думаешь о том, насколько он нравится окружающим.
  Подобно тому, что в большинстве случаев проделывали учителя, Тобо создал не более чем иллюзию; он не превратился по-настоящему. Но южане об этом не знали.
  В иллюзии участвовала и я. Широкая ухмылка Гоблина открыла мне, кто стоит за этим невинным розыгрышем. Впрочем, я бы, может, и не заметила собственной перемены, если бы меня не насторожило происходящее с Тобо.
  Я превращалась в нечто традиционное, из обычного ночного кошмара. В нечто такое, чем нас воображали люди, из поколения в поколение слушавшие выдумки о парнях из Черного Отряда, которые-де едят своих новобранцев, когда нет возможности зажарить пленников.
  – Последний раз говорю: оружие на землю! Пока это чудовище не взялось за вас!
  Чудовище защелкало челюстями. Бочком продвигаясь вперед, оно крутило насекомьей башкой, как будто примеривалось, кого схарчить первым. Офицер, похоже, чисто инстинктивно вспомнил, что хищники предпочитают толстяков. И бросил оружие, не испытывая ни малейшего желания познакомиться с Тобо поближе.
  Я обратилась к своим:
  – Ребята, помогите нашим гостям избавиться от снаряжения.
  Ребята были потрясены не меньше местных солдат. У меня самой тряслись поджилки, но все же мне хватило выдержки, чтобы использовать временное психологическое преимущество. Я зашла к южанам с тыла, и они оказались между двух огней. Никто из них еще не разобрался, мерещатся эти ужасы или реально существуют. Колдунам иногда удается вызывать на редкость гнусных тварей. По крайней мере, мне доводилось об этом слышать.
  Наверное, слухи небеспочвенны. Братья рассказывали о монстрах, которых видели своими глазами. И в Анналах о таких упоминается.
  Южане начали сдавать оружие. Магарыч, или Прыщ, или кто-то другой напомнил мне, что нужно уложить их на землю лицом вниз. Как только первые подчинились, у остальных пропало всякое желание сопротивляться.
  Сари больше не могла сдерживаться, она набросилась на Гоблина:
  – Что ты вытворяешь с моим сыном, старый дурак? Я же тебе говорила: не хочу, чтобы он играл в эти…
  – Ш-ш-ш! Клац-клац! – донеслось со стороны Тобо.
  К Сари протянулась длиннющая конечность, и коготь, которым она заканчивалась, щелкнул женщину по носу.
  Мальчику еще придется пожалеть о своей шутке.
  К нам подскочил дядюшка Дой:
  – Не сейчас, Сари! Не здесь!
  Он потащил ее за собой, с такой силой схватив за руку, что она сморщилась. Ее гнев не ослабел, но голос звучал теперь гораздо тише. Последнее, что я слышала, касалось ее бабушки Хонь Трэй. И звучало очень нелестно.
  – Гоблин, заканчивай спектакль, – сказала я. – Не могу разговаривать с господином офицером, смахивая на мамашу какого-нибудь ракшаса.
  – С этим не ко мне, Дрема. Я здесь всего лишь наблюдатель. Обращайся к Тобо. – И тон – как у невинного младенца.
  Обращаться к Тобо не имело смысла – так сильно он был увлечен игрой в страшилище. Я сказала Гоблину:
  – Уж коли ты его учишь подобным штучкам, выкрои немного времени и объясни ему, что такое самодисциплина. И что нехорошо дурить людей, – кстати, это и к тебе самому относится. Я прекрасно знаю, чем ты занимаешься и с какой целью. Прекрати, Гоблин!
  Я ничуть не огорчилась, когда выяснилось, что у Тобо имеется какой-никакой талант. И не удивилась: это было у него в крови. Беспокоило другое: Гоблин и, предположительно, Одноглазый решили, будто мальчишке пора этот талант продемонстрировать. Тобо не в том возрасте, когда можно без особого риска уверовать в свое всемогущество. Если никто не будет контролировать парня, пока он не научится управлять самим собой, мир получит еще одну вечную малолетнюю катастрофу, наподобие Душелов.
  – Конечно, Дрема! А как же иначе? Это входит в программу. Но тебе и его мамаше пора понять: он уже не ребенок. Он знает, что такое ответственность. Он прекрасно понимает, каким вы его представляете, и ведет себя соответственно, но это не значит, что он такой на самом деле. Тобо хороший парнишка. С ним все будет в порядке, если вы с Сари не занянчите его до смерти. И сейчас он как раз в том возрасте, когда вам следует отступиться. Пусть набивает шишки, даже если впоследствии пожалеет об этом.
  – Совет специалиста в области воспитания детей?
  – Даже специалисту хватает ума понять, когда с воспитанием пора кончать. Дрема, этот мальчик обладает большим и многогранным талантом. Он – будущее Черного Отряда. И именно это в осажденном Дежагоре предсказала бабуся из племени нюень бао, когда впервые увидела вместе Мургена и Сари.
  – Складно говоришь, старик. И что характерно – момент, когда ты решил довести все это до моего сведения, выбран крайне неудачно. У меня на руках полсотни пленных, с которыми надо что-то делать. И в придачу новый дружок, упитанный такой симпатяга, через которого нужно склонить к сотрудничеству с нами остальных здешних начальников. Чего у меня нет, так это времени, чтобы разбираться с подростковыми проблемами. Обрати внимание – если до сих пор этого не заметил, – что наше существование перестало быть тайной. Началась новая Кьяулунская война. Ничуть не удивлюсь, если в один прекрасный день сюда наведается сама Душелов. А теперь верни мне нормальный вид, чтобы я могла заняться неотложными делами.
  – Умеешь же ты убеждать!
  Иллюзия Гоблина развеялась. Та, что окружала мальчика, тоже. Тобо, конечно, удивился легкости, с какой над ним взяли верх, но маленький колдун смягчил удар по мальчишескому самолюбию, тотчас приступив к критическому разбору представления.
  Меня впечатлило увиденное. Но Тобо – будущее Отряда? От этой мысли стало не по себе, пусть даже сама такая постановка вопроса предполагала, что у Отряда есть будущее.
  
  62
  
  
  Я пихнула толстого офицера носком башмака:
  – А ну подъем! Нужно поговорить. Магарыч, когда унесут оружие, усади этих людей. Наверное, я вскоре их отпущу. Гоблин, не желаешь ли пойти к Саре и получить заслуженную выволочку? Разберитесь с этим сейчас, чтобы не полыхнуло в самый неподходящий момент.
  Толстый офицер неохотно встал. Понятно, отчего у парня такой несчастный вид: денек выдался не из лучших. Я взяла его под руку:
  – Давай прогуляемся. Вдвоем.
  – Ты женщина!
  – Не бери в голову. У тебя есть имя? А чин? Титул?
  Он назвал местное имя длиной в целый абзац, с какими-то невообразимыми прищелкиваниями – хотя и без них язык сломаешь. Столько лет я прожила в этих краях, и то освоить здешний диалект сумела лишь на самом примитивном уровне.
  Я выбрала слово, соответствующее, как мне казалось, месту этого парня в генеалогии его народа.
  – Можно, я буду звать тебя Суврином?
  Он поморщился. Миг спустя я сообразила почему. Суврин – уменьшительная форма. Наверняка его уже лет двадцать так никто не звал, кроме матери.
  Ну и что с того? У меня есть меч, а у него – нет.
  – Суврин, до тебя, конечно же, дошли слухи о том, что мы не слишком добрые люди. Хочу внести ясность: все, что ты слышал, правда. Но здесь мы не для того, чтобы мародерствовать и насильничать – то есть заниматься тем, чем занимались всегда. Нам всего лишь нужно пройти через эту территорию, причем с минимальными проблемами и для себя, и для вас. Вот что мне нужно от тебя – конечно, если предположить, что ты предпочтешь сотрудничать, а не гнить в могиле. По которой будет ходить человек, который тебя заменит и позаботится о том, чтобы мы, получив от властей необходимую помощь, убрались отсюда. Я не слишком спешу?
  – Нет. Я хорошо знаю твой язык.
  – Я не про… Не важно. Объясню, что здесь происходит. Мы направляемся на плато Блистающих Камней…
  – Зачем? – Голос заметно дрогнул.
  С тех пор как сюда пришли Хозяева Теней, население привыкло панически бояться этого плато. Не говорить же ему правду? Пришлось выдать порцию чепухи.
  – По той же самой причине, по которой цыпленок решается пересечь дорогу. Чтобы оказаться на другой стороне.
  Идея до того поразила Суврина своей новизной, что он затруднился с комментарием.
  – Нам нужно время, чтобы подготовиться к походу. Пополнить запасы провизии, добыть кое-какое снаряжение. Да и разведку провести. Так что сейчас нам не до сражений. Вот и давай обсудим, как их избежать.
  В ответ послышалось нечленораздельное ворчание.
  – Что такое?
  – Я никогда не хотел служить в армии. Это мой отец настоял. Чтобы я не торчал дома, не досаждал ему. Но при этом хотел, чтобы перед всеми я выглядел хранителем семейной чести. Решил, что армия для этого подойдет как нельзя лучше. Тем более что и воевать не с кем.
  – Всякое случается. Твоему отцу следовало бы это понимать – он достаточно пожил на свете, раз имеет взрослого сына.
  – Эх, не знаешь ты моего отца…
  – Может, тебя это удивит, но я встречала немало похожих на него людей. Некоторые были даже еще хуже. В мире нет ничего нового, Суврин. Это относится к людям всех типов… Сколько солдат в этом городе? Сколько их вообще по эту сторону гор? Что насчет людей, верных Таглиосу? Отложится ли эта страна от метрополии, если перевал будет закрыт?
  Территории к югу от Данда-Преша были обширны, но малолюдны и бедны. Их свыше двадцати лет нещадно эксплуатировал Длиннотень, потом опустошение довершили войны с Хозяевами Теней и с Кьяулуном.
  – Уф…
  Он пытался уйти от ответа, но не слишком старательно. Только для того, чтобы не уронить себя в собственных глазах.
  Оставшуюся часть дня мы провели вместе. За это время с Суврином произошла разительная перемена – из враждебно настроенного пленника он превратился сначала в нервного помощника, а затем в весьма полезного союзника. Из таких людей можно вить веревки, если не скупиться на скромные похвалы и проявления благодарности. Должно быть, на своем недолгом веку он редко слышал приятные вещи. К тому же парень был напуган до смерти – полагал, что я мигом с ним расправлюсь, если услышу отказ.
  Его солдат мы отпустили, как только наши люди разграбили арсенал Нового Города. Найденное там оружие большей частью выглядело так, будто его подобрали на полях сражений и потом содержали в полнейшем небрежении. А ведь изготовлено оно было замечательным оружейным мастером, чья работа еще раньше вызвала мое восхищение.
  Я нашла этого человека и мобилизовала его. Это был искусник экстра-класса, с ярким талантом художника. Мне подумалось, что Одноглазый сумеет его приручить.
  Суврин сопровождал меня, когда я отправилась на ферму, купленную Сари. Военачальником он был никудышным, и тем не менее во всех вооруженных силах Кьяулуна не нашлось никого выше его по чину. Что, конечно, тоже не лучшим образом характеризовало как качество подготовки здешних солдат, так и отношение командиров к своим обязанностям. Но я твердо решила держать толстяка при себе. Он может оказаться полезен хотя бы в качестве символа, если не в каком другом.
  Решив свои задачи, я добилась, чтобы и остальные занялись делом. Везде, где только можно, мы расставили дозорных, чтобы на любую угрозу реагировать быстро и дружно.
  – Теперь вся провинция нейтрализована, за исключением крепостицы чуть ниже Врат Теней. Так? – спросила я у Суврина.
  Ворота этой крепости были наглухо закрыты. Я отправила туда парламентера, но никто не вышел на его зов.
  Суврин кивнул. Если и был тайный умысел, с его воплощением парень опоздал.
  – Гарнизон сдаст крепость по твоему приказу?
  – Нет. Там иноземцы. Их оставил главнокомандующий, чтобы перекрыть дорогу к Вратам Теней.
  – Сколько их?
  – Четырнадцать.
  – Хорошие солдаты?
  Суврин смутился:
  – Немногим лучше моих.
  Это могло означать лишь то, что они умеют шагать в ногу.
  – Расскажи об этой крепости. Как туда доставляют провизию и воду?
  Толстяк замялся.
  – Суврин, Суврин, подумай как следует.
  – Э-э…
  – Боишься влезть в дерьмо? Да ты и так уже по уши в нем. И надо очень постараться, чтобы выбраться. Слишком многие уже видели, что ты помогаешь нам. Прости, дружище, но ты на крючке.
  Я прикладывала неимоверные усилия, чтобы не войти в образ Ваджры Наги. Очень уж соблазнительно – чертовски выгодная позиция.
  Суврин издал звук, подозрительно похожий на всхлип.
  – Мужайся, приятель. Сами мы в этом дерьме проживаем каждый день. Все, что ты можешь, – с ухмылкой мертвой головы подразнить судьбу, подергать ее за волосы, выщипнуть перо-другое из хвоста… Кажется, мы пришли.
  Из мрака проступило хлипкое сооружение. Сквозь крышу и стены просачивался свет. Интересно, зачем оно здесь? Может, еще недостроено? Позади угадывались смутные силуэты палаток.
  Кто-то завозился на коньке крыши, когда я открыла дверь и шагнула в сторону, уступая проход Суврину. Белая ворона. Птица тихо захихикала:
  – Сестра, сестра! Таглиос уже просыпается.
  Ворона взмахнула крыльями. Я проводила ее, летящую в ясном свете ущербной луны, взглядом. На небе ни облачка.
  Я пожала плечами и вошла внутрь. Белой вороной можно будет заняться на следующей неделе, когда у меня наконец появится шанс добраться до лежанки.
  – Парни, до вас дошло, что мы теперь на войне? В подобных обстоятельствах любая армия с наступлением темноты окружает свой лагерь постами.
  Несколько десятков обращенных ко мне лиц, на всех – недоумение.
  – Ты никого не видела по пути? – спросил Гоблин.
  – Ни единой души, старик.
  – И добралась сюда целая и невредимая.
  И тут до меня дошло. Снаружи были расставлены ловушки, которые не сработали лишь потому, что за ними бдительно следили часовые. А я не только не увидела этих часовых, но и не заподозрила их присутствия.
  – Вот все, что я могу сказать по этому поводу: кое-кому не мешало бы мыться хотя бы раз в столетие. – Хотя едва ли эти слова были справедливы для большинства присутствующих. Может, неспроста в крыше оставлено столько дыр? – Это мой новый друг Суврин. Он командовал здешними войсками. Я его пощекотала за ушком, и он захотел помочь нам, чтобы Протектор не застала нас здесь и не осложнила всем жизнь.
  Кто-то в задних рядах произнес:
  – А может, ты и меня погладить не откажешься?.. Ой! Плетеный, чего дерешься?
  – Прекратить! – рявкнул Ваджра Нага. – Лебедь, не распускай руки. Виган, еще раз такое услышу – пожалеешь. Парни, на пути к Вратам Теней стоит башня с гарнизоном. Я хочу знать, как вы собираетесь решить эту проблему.
  Ни слова в ответ.
  – Ведь вы, конечно же, не били баклуши, дожидаясь нас? – Я повела рукой вокруг. – Даже казарму успели построить. Не ахти какую – больше похоже на шалаш. И это все? Не вели разведку? Не разрабатывали план операции? Вообще никак не готовились? Может, вы занимались чем-то полезным, о чем я просто не слышала?
  Гоблин бочком подступил ко мне и пробормотал совершенно несвойственным ему извиняющимся тоном:
  – Не нужно об этом, сейчас не время. Просто скажи людям, куда пойти и что сделать.
  У этого колдуна мудрости кот наплакал, но иногда и от нее бывает польза.
  – Садись. Вот что мы предпримем. Если еще остался стреляющий бамбук, приготовьте его. Виган, отбери десять человек. Самую большую трубу понесешь ты. Не хватит бамбука, возьмите луки. С крепостью надо разобраться немедленно. Выполняй.
  Вот так – будет знать, как злить меня. Он встал и раздраженно назвал имена своих помощников. Не исключено, что все эти люди недавно разозлили его. Это как снежный ком, катящийся по склону.
  Пока Виган собирался, остальные рассказывали о том, что, по их мнению, мне следовало знать.
  
  63
  
  
  Мои люди окружили крепостицу. Мы шли открыто, с факелами. Виган, как и было велено, вооружился самой широкой трубой, с внутренним диаметром три дюйма.
  – Здесь осталось два-три шара, – сообщил он.
  – Должно хватить. А вот и самое подходящее место.
  Конечно, умелый лучник с мощным луком мог бы доставить нам неприятности, но в современной таглиосской армии такие встречаются редко. Могаба настоящий воин, он считает, что мужчины должны сражаться лицом к лицу, осыпая друг друга брызгами крови. Этим его предрассудком мы не раз с успехом пользовались в ходе Кьяулунских войн. И будем так делать впредь, пока Могаба не возьмется за ум.
  Приплелся Гоблин, остановился позади нас. С ним был Тобо. Приходилось молчать, и это, наверное, было трудной задачей для мальчика. Он говорил даже во сне.
  – Что дальше? – спросил Виган.
  – Выстрели разок, пробей кладку сразу над воротами. – Затем я слегка повысила голос: – Всем приготовиться. Без команды никто ничего не делает.
  Виган дважды выжал спусковой рычаг. Безрезультатно.
  – Пусто? – спросила я.
  – Не должно бы.
  – Еще разок попробуй, – посоветовал Гоблин. – Заело небось – этой штуковиной не пользовались уже лет десять.
  – И разумеется, никто не удосужился почистить механизм, – проворчала я. – А вы еще спрашиваете, для чего мне понадобился оружейник. Давай, Виган, пробуй. Только руку береги.
  Трах! Крак-крак-крак-вззз! Огненный шар дважды прошил стену крепости. Камень дымился и тек. Алый шар унесся дальше, преодолел несколько миль, замедлился, потемнел и упал где-то за развалинами Вершины.
  – Перейди влево на несколько ярдов, возьми прицел на пять футов ниже и бей.
  Настроение у Вигана заметно улучшилось. Он даже приплясывал, занимая новую позицию. Устройство сработало со второй попытки.
  Огненный шар бледно-зеленого цвета наткнулся внутри крепости на какую-то существенную преграду и на ее преодоление истратил почти всю свою энергию.
  Из башни вовсю повалил пар.
  – В цистерну с водой попал? – предположила я. Встреча нашего колдовского оружия с водой приводила к ужасным последствиям – возникали настоящие смерчи жгучего пара. – Суврин, ты где? – Два огненных шара не могли остаться не замеченными теми, кто находился внутри, и не навести их на размышления. – Суврин! Ты бывал когда-нибудь внутри этой груды камней?
  Толстяк неохотно вышел вперед. Когда он оказался рядом со мной, на его лицо упал свет. Гарнизон наверняка запомнит эту сцену. Суврин, судя по выражению его лица, хотел солгать мне, но не хватило смелости.
  – Да.
  – Как устроена крепость? С виду ничего сложного.
  – Так и есть. Животные и припасы на первом этаже. Наверное, солдаты забаррикадировали ворота. Все люди размещаются на втором этаже. Это одна большая комната. Там есть печь для приготовления пищи, лежанки и оружейные пирамиды.
  – А крыша – это, в сущности, стрелковая площадка, верно? Подожди минуту, Виган, нужно экономить шары. Пусть гарнизон немного подумает – глядишь, и решит сдаться. Тобо, обеги всех и скажи: когда дам команду – пустить шар, цель – второй этаж. И желательно ближе к полу. Эти вояки наверняка залягут при виде вспышки.
  – А мне можно разок пальнуть, Дрема?
  – Сначала сделай, что я сказала.
  Я проводила убегавшего паренька взглядом. Передвигался он правильно, без нужды не выставлялся.
  Время от времени за амбразурами мелькали лица. Пара стрел вылетела наружу, но не причинила ущерба.
  – Вскоре мы сможем составить план этой крепости, до последней койки и стола, и будем точно знать, куда целиться, – сказала я Гоблину.
  – Ты абсолютно права. Как всегда. Только подожди минутку. Тут что-то не то. Эти люди не так сильно напуганы, как должны бы.
  Пока он говорил, я заметила возникшее над парапетом лицо. Спустя мгновение из тьмы камнем упала ворона и сбила с солдата кожаный шлем.
  Я закричала:
  – Всем внимание! Они что-то затевают!
  Гоблин забормотал, делая загадочные движения пальцами.
  На стрелковую площадку крепостицы высыпали люди. Каждый держал в руке какой-нибудь метательный снаряд. Полдюжины огненных шаров обрушились на них без моего приказа. Один противник упал, но прежде успел швырнуть свою ношу.
  Стекло, разглядела я. Из такого же Одноглазый много лет назад делал огненные бомбы. У нас еще осталось несколько штук. Метать в нас эти снаряды было бессмысленно – мы находились вне досягаемости.
  – Цельтесь ниже! – завопила я. – Тени идут!
  Такого предостережения никто не слышал уже целое поколение, но ветераны не забыли его и среагировали не задумываясь.
  Гоблин уже ковылял по склону – почти бежал, насколько позволяли его старые кости. И по-прежнему что-то бормотал, шевеля пальцами. Между ними вспыхнули розовые искры и охватили его всего, отчего немногие сохранившиеся волосы встали дыбом. Он выхватил у одного из парней тонкий и короткий бамбук, размеченный черными полосками. Это означало, что оружие предназначено для борьбы с Тенями.
  Огненные шары взмывали один за другим. Некоторые летели в сторону крепости, другие устремлялись к Теням, которые скользили прочь от разбившихся сосудов. За моей спиной заскулил Суврин. Я предостерегла:
  – Не вздумай дать деру. Тогда они уж точно доберутся до тебя. Им нравится, когда жертва убегает.
  В крепости завопили – огненные шары пробили стену и добрались до гарнизона. Эти штуковины были убийцами не хуже Теней.
  Закричал и кто-то из моих людей – его нашла Тень. Но это была единственная удача противника. Отчасти помогло заклинание Гоблина, но еще больше – наш интенсивный огонь.
  Гоблин тоже выстрелил несколько раз, но его шары полетели на север, а не в упорно сопротивляющуюся крепость. Потом колдун подошел ко мне.
  – Эти храбрые ребята выполнили свою задачу, – сказал он так кисло, точно лимон разжевал. – Конечно, их подготовили.
  – Выходит, Душелов не погибла, рухнув в реку.
  До меня уже добрались кое-какие новости из Таглиоса. Я знала, что под Протектором развалился ковер и с высоты четырехсот футов она спикировала в реку. Тот, кто портил снасть, не ставил себе целью драматизировать событие – просто он торопился, боясь быть схваченным. Мурген это подтвердил.
  Вообще в последнее время Мурген трудился изо всех сил, желая избавить Сари от лишних тревог и забот.
  – Она была одной из Десяти Взятых, Дрема, а этих тварей не так-то легко убить. Черт возьми, она выжила даже после того, как ей отрубили голову! Пятнадцать лет носила ее в ящике.
  Я усмехнулась. Иногда и впрямь забываешь, что Душелов нечто несравненно большее, чем донельзя скверная, равнодушная к людям правительница страны.
  – Ну что, на этом у них кончились сюрпризы?
  Вопрос я адресовала Суврину, но ответил Гоблин:
  – Иначе их уже пустили бы в ход. Пошлем туда кого-нибудь из ребят?
  – Еще чего! Не хочу никем рисковать. В смысле, никем из наших. Суврин, ступай туда. Передай: у них полчаса; если сдадутся – отпустим. Если нет – следующий час им не пережить.
  Толстяк было запротестовал. Виган кольнул его в зад кинжалом. Я сказала Суврину:
  – Если с тобой что-то случится, я отомщу.
  – Ну да, мне от этого несказанно легче.
  – И как же ты собираешься мстить, интересно? – спросил Гоблин. – Если не хочешь никого туда посылать?
  – А колдуны у нас на что, спрашивается? Для тебя это прекрасная возможность дать Тобо наглядный урок.
  – Думаешь, удивила меня? Нисколько. Вот уже сотню лет только и слышу: «И как же нам с этим быть?» – «Не знаю, пусть Гоблин разбирается». Может, я лучше прогуляюсь, а ты сама как-нибудь решишь проблему?
  – Я устала. Посижу, дам глазам отдохнуть, дождусь возвращения Суврина.
  Я слышала, как Гоблин велел Вигану еще разок выстрелить из его «тяжелого» орудия в угол крепости – так, чтобы шар прошелся вдоль стены. Послышалось долгое «шшумп», и хлынул острый запах жженого известняка. Я почувствовала, что засыпаю, – как раз в тот момент, когда Гоблин пообещал выкурить противника.
  
  64
  
  
  Конечно, врезаться в воду – не ахти какое удовольствие, но все же куда приятнее, чем с той же высоты шарахнуться о каменную поверхность. Падала Душелов достаточно долго, чтобы подготовиться к приводнению. Тем не менее удар был настолько сильным, что она потеряла сознание.
  Придя в себя, Душелов обнаружила, что дрейфует по течению реки, держа голову над поверхностью. Был сезон дождей: вода поднялась высоко и течение ускорилось. Потребовалось немало усилий, чтобы добраться до южного берега. Выбравшись из воды и рухнув на песок, Душелов оказалась примерно в шести милях от места катастрофы, то есть за пределами города, в краю печально знаменитом, обжитом шакалами – как четвероногими, так и двуногими. По слухам, ночью здесь рыщут леопарды, на берег вылазят крокодилы, а несколько лет назад видели даже тигра, который забрел с низовьев реки.
  Протектор не боялась столкновения с любой злобной или голодной тварью. Вокруг сидела сотня ворон. Некоторые захлопали крыльями и умчались во тьму, чтобы пригнать стаи летучих мышей. Такой охраны убоится любой хищник или падальщик. Да и сама Душелов, когда она в сознании, обратит в бегство любое полчище шакалов, подпалив им хвосты.
  Она заковыляла в направлении города, помаленьку восстанавливая силы и ворча под нос, что стареет и теряет живость.
  В конце концов она добралась до дома какого-то ростовщика, откуда ее уже со всеми удобствами доставили во дворец. К завтраку она опоздала и прибыла в таком отвратительном настроении, что челядь поспешила разбежаться по закуткам и затаиться. Только главнокомандующий осмелился зайти и справиться о ее самочувствии. И тотчас покинул ее, рычащую и кричащую.
  Несмотря на всю свою паранойю, Душелов не подозревала, что авария была неслучайной, – пока не проверила оставшийся ковер, решив, несмотря ни на что, нагрянуть к нюень бао. Вот тут-то она и обнаружила, что легкий деревянный каркас подпилен в нескольких важных местах.
  Чтобы выяснить, кто это сделал, понадобилось совсем немного времени. Душелов послала за Джаулем Барунданди и его помощниками. Ее ожидал еще один сюрприз: Барунданди срочно покинул дворец, сославшись на какую-то семейную неурядицу. И произошло это перед самым возвращением Протектора. Так ей доложили серые, когда она занялась расследованием.
  – Любопытное совпадение. Найдите его. Найдите всех, с кем он постоянно работал. Мне необходимо с ним кое-что обсудить.
  Серые разбежались. Лишь один отважный офицер задержался, чтобы сообщить:
  – В городе ходят слухи, будто последователи Бходи собираются возобновить самосожжения. Они хотят, чтобы Радиша вышла к народу и занялась их делами лично.
  Эта новость не улучшила настроения Душелов.
  – Поинтересуйся, может, им не хватает земляного масла? Я сегодня щедрая. И еще попроси их чуть повременить: плотники соорудят трибуны, чтобы добрые подданные Радиши могли полюбоваться зрелищем. Что мне до всяких чудаков? Пошел вон. Ищи этого слизняка Барунданди! – Все это было сказано голосом, в котором злоба смешалась с безумием.
  
  Джаулю Барунданди не повезло. Он сумел укрыться от летучих мышей, ворон и Теней, которых выпустила Протектор, когда серые вернулись ни с чем. Но на него донесли, когда вознаграждение за его поимку стало достаточно соблазнительным. Был распущен слух, будто он напал на Радишу и тяжело ранил ее и что лишь благодаря быстрому вмешательству Протектора и ее могущественному колдовству удалось спасти княжну. И теперь она находится между жизнью и смертью.
  Таглиосцы любили свою Радишу. Джауль Барунданди обнаружил, что у него нет друзей, – только соучастники. Один из них и выдал его – за меньшую часть вознаграждения (остальное, как водится, прикарманили серые начальники) и возможность сбежать.
  Джауля подвергли чудовищным пыткам. Бедняга рассказал бы все, что угодно, лишь бы они прекратились, но того, что хотела услышать Протектор, он попросту не знал. Кончилось тем, что Душелов приказала посадить его в клетку и подвесить в пятнадцати футах над тем местом, где обычно сжигали себя монахи Бходи. Одновременно она издала указ, чтобы прохожие швыряли в него камнями. Она рассчитывала, что Барунданди проживет достаточно долго, испытывая страдания, но не вышло. В первую же ночь кто-то подбросил ему отравленный фрукт. А под клеткой были оставлены трупы предателя и одного из серых. Каждому в рот сунули записку: «Воды спят». Прежде чем мертвецов обнаружили, их успели основательно исклевать вороны.
  Это были последние «подарки» Черного Отряда, но почему-то они так подействовали на Душелов, что она едва не лишилась рассудка. Несколько дней серые, оставшиеся верными ей, были заняты по горло, хватая людей, большинству из которых было совершенно невдомек, чем же они так досадили Протектору.
  Она так и не посетила нюень бао, несмотря на то что оставшийся ковер отремонтировали. В Таглиосе час за часом нарастало беспокойство, и нельзя было отвлечься хоть на миг без риска, что город выйдет из повиновения.
  Потом вернулись мелкие Тени – из-за гор и лесов, из-за озер, рек и равнин. И рассказали хозяйке о том, что происходит на самом дальнем юге.
  Душелов взвыла от ярости, да так громко, что об этом моментально узнал весь город. Переселенцы из других мест заговорили о том, что разумнее было бы вернуться в свои провинции.
  Главнокомандующий с двумя приближенными снесли дверь в покои Протектора, будучи уверены, что ее нужно спасать. И увидели Душелов, охваченную бешенством: она металась по комнате, разговаривая сама с собой разными голосами:
  – У них есть Ключ. Они наверняка раздобыли Ключ. Должно быть, убили обманника. Возможно, даже снюхались с Киной. Зачем они отправились на юг? Что им делать на плато после того, как они лишились вожаков? Почему их так тянет туда? Я читала Анналы. Там ничего нет. О чем им известно? О стране Неизвестных Теней? Что нового они могли придумать или узнать с тех пор, как служили мне еще на севере? Зачем? Зачем? Что они выведали такого, о чем не знаю я?
  Тут Душелов спохватилась, что рядом стоят Могаба и его люди. Последние заметно нервничали, не понимая, откуда берутся эти голоса. Когда Душелов бесилась, свидетелю обычно казалось, что они исходят отовсюду.
  – Ты! Тебе удалось поймать кого-нибудь из террористов?
  – Нет. И не удастся, разве что среди них найдется обиженный и сам предложит свои услуги. Злоумышленников здесь осталось совсем немного, и те вряд ли знают друг друга. По крохам собрав сведения, я выяснил, что Черный Отряд ушел в Тенелов.
  В свое время Могаба служил Хозяину Теней, колдуну по имени Длиннотень. И не избавился от привычки называть Кьяулун так, как это делал его прежний господин.
  – Все верно. Они вернулись туда, где побывали пятнадцать лет назад. Только теперь у них Радиша и Ключ. – По тону чувствовалось, что во всем случившемся Душелов винит исключительно Могабу.
  Его это ничуть не обеспокоило. Во всяком случае, в данный момент. Он уже привык к тому, что его обвиняют в проступках, которые совершают другие. И не верил, что остатки Черного Отряда представляют собой сколько-нибудь реальную угрозу. Эти люди потерпели слишком сокрушительное поражение и слишком долго были не у дел. И если они считают себя опаснее, скажем, душил, то это не более чем самообман. Достаточно отправить на юг несколько небольших подразделений, чтобы похоронить Черный Отряд окончательно. И у тенеземцев им не найти ни помощи, ни сочувствия. Тамошний люд не забыл последнего нашествия этой банды.
  – Ключ? Что за Ключ?
  – С его помощью можно пройти через Врата Теней невредимым. Талисман, который позволяет путешествовать по плато Блистающих Камней, – сообщила она тоном ученого педанта и тотчас сменила его на гневный. – Одно время я владела этим талисманом. И много лет назад воспользовалась им, чтобы проникнуть за Врата и все там изучить. Длиннотень, если бы узнал об этом, начисто лишился бы мужества, хотя он и так евнух. Однако Ключ исчез в самом начале замятни в Кьяулуне. Наверное, Кина помутила мой разум, давая возможность обманнику Сингху украсть и Ключ, и обожаемую дочурку моей сестры. Я даже представить себе не могу, зачем этот сброд так рвется на плато после того, что там произошло. Но что бы ни задумали мои враги, я хочу этому помешать. Готовься к путешествию.
  – До Тенелова неблизко, а Таглиос нельзя надолго оставлять без верховной власти. У нас больше нет жеребца, даже если бы он смог нести двоих.
  – О ком ты? – недоуменно спросила Душелов.
  – О черном коне с севера. У меня оставался один, но теперь он исчез. Разбил свое стойло и сбежал. Я рассказывал тебе об этом в прошлом месяце.
  Очевидно, она не запомнила.
  – Мы полетим.
  – Но… – Могаба терпеть не мог этот способ передвижения. Когда он был генералом у Длиннотени, ему приходилось летать вместе с Ревуном почти ежедневно. Он с очень неприятным чувством вспоминал те времена. – Разве больший ковер не уничтожен?
  – Маленький выдержит двоих. Я должна как следует отдохнуть. Нам придется нелегко, но мы сможем обернуться так быстро, что здешние людишки не успеют воспользоваться нашим отсутствием. Уложимся в неделю, максимум в десять дней.
  Главнокомандующий много что мог бы на это возразить, но предпочел держать язык за зубами. На то, чего ей не хотелось слышать, Протектор реагировала еще хуже, чем Длиннотень.
  – Добравшись до них, мы сразу изменим внешность. Твоя первоочередная задача – разыскать молот. У него есть особенность: он тяжелее, чем кажется на вид.
  Могаба еле заметно поклонился. И снова промолчал, хотя понимал, как трудно им будет влиться в толпу людей, на которых они охотятся.
  – Подготовь своих солдат, – закончила инструктаж Душелов. – Им придется пару недель держать Таглиос в узде.
  Могаба отбыл, ничего не сказав о том, что срок предполагаемого отсутствия увеличился уже в ходе этой беседы. Положение обязывало главнокомандующего много делать и мало говорить. А лучше вообще помалкивать.
  Протектор, ухмыляясь, проводила его взглядом. Могабе кажется, что он очень хорошо скрывает свои мысли. Но с ее-то вековым коварством, с ее-то знанием темной стороны человеческой души прочесть эти мысли ровным счетом ничего не стоит.
  
  65
  
  
  Крепостица оплывала, словно вылепленная из воска, таяла на медленном огне. Как только я уснула и перестала быть помехой, Гоблин переложил всю колдовскую работу на плечи Тобо. И тот с энтузиазмом принялся выковыривать уцелевших врагов из убежища. Вредный мальчишка проучился у своих наставников гораздо дольше, чем казалось и им, и ему самому.
  Солдаты гарнизона выносили наружу своих мертвых и раненых, когда меня разбудил крик. Я села. Уже близился рассвет. И мир вокруг стал совсем другим.
  – Магарыч, что случилось? – спросила я.
  Один из моих ветеранов узнал одного из врагов.
  – Этот парень у них за старшего, – объяснил Магарыч. – Дрема, узнаешь Хусавира Пита? Мы думали, что он погиб, когда бахратский батальон был уничтожен в засаде при Кушкоши.
  – Я его помню.
  Я помнила и еще кое-что – то, о чем Магарыч не знал. То, о чем рассказала лишь Мургену, блуждавшему вне тела, когда случилась эта резня. Хусавир Пит, в те времена наш брат, присягнувший Отряду, завел в ловушку самое крупное подразделение, где были собраны наши оставшиеся союзники. Можно считать, что именно это поражение стало для нас концом Кьяулунских войн. Хусавир Пит нарушил свою клятву. Хусавир Пит предал своих братьев. В моем списке людей, с которыми я мечтала встретиться, он стоял очень высоко. Правда, лишь от одного человека я слышала, что Пит уцелел и был вознагражден за измену начальственной должностью, деньгами и новым именем. Но даже те из наших, кто ничего об этом не знал, все поняли, едва увидели его здесь.
  – Что же ты не попросил ее изменить твою рожу? – спросила я, когда его, истекающего кровью, швырнули к моим ногам. – Наверняка не надеялся, когда перебегал, что она так хорошо с тобой обойдется.
  Я не позволяла ему отвести взгляд. То, что он увидел в моих глазах, убедило его, что отпираться бесполезно. Ваджра Нага вылез наружу, и я его не удерживала.
  Все больше людей собиралось вокруг. Поскольку многие были не в курсе, я рассказала, как Душелов склонила Хусавира Пита к предательству и как он помог ей уничтожить более пятисот наших братьев и союзников. Всеобщее недоумение тотчас сменилось возмущением, посыпались красноречивые советы насчет разных способов расправы с предателем. Я не мешала людям выговориться – до тех пор, пока некоторые не начали распускать руки. Тогда я сказала Гоблину:
  – Спрячь его куда-нибудь. Он еще может нам пригодиться.
  
  Возбуждение постепенно улеглось, и я позволила себе удовольствие плотно поесть. Настроение улучшилось, свободное время еще остается – отчего бы не возобновить знакомство со шри Сурендранатом Сантаракситой.
  – Похоже, такая жизнь тебе по нраву, – сказала я. – Выглядишь лучше, чем в тот день, когда мы покидали город. – И это была чистая правда.
  – Дораби? Юноша, я думал, ты погиб. Несмотря на бесконечные уверения, что это не так. – Наклонившись ко мне, он добавил доверительно: – Знаешь, не все твои товарищи – честные люди.
  – Что, Гоблин и Одноглазый уже взялись обучить тебя тонку?
  Вид у библиотекаря стал немного… смущенный, что ли?
  – У них есть чему поучиться. – Застенчивость сменилась некоторой игривостью. – Кажется, и я их кое-чему научил. В молодости я увлекался, помимо прочего, карточными фокусами.
  Я не удержалась от смеха, представив, как эти пройдохи сами оказались в дураках.
  – Удалось найти что-нибудь полезное для меня?
  – Я прочел от корки до корки все книги, которые мы взяли с собой, включая современные хроники твоего Отряда, написанные на известном мне языке. И не обнаружил ничего из ряда вон выходящего. Тогда я позволил себе поразвлечься, а именно попытался разобраться в хрониках, которые прочесть не удалось, путем сравнения текстов, написанных на разных языках.
  Большинство этих текстов – дело рук Мургена. У него родилась идея копировать материал с целью отсеять все ненужное и неправильное. Один из его грандиозных проектов состоял в том, чтобы проверить на точность изложения Анналы, написанные Госпожой и Капитаном, сравнивая их со свидетельствами других очевидцев и переводя на современный таглиосский. Некоторые из наших предшественников тоже поступали так, поэтому все последние тома Анналов – фактически результаты совместной работы нескольких авторов.
  – А что, много книг мы прихватили? – спросила я.
  – Как улитки, вы тащите всю свою историю на спине.
  – Верно. Очень удачный образ. Тебя еще не утомили исследования?
  – Мальчик не дает мне скучать.
  – Мальчик?
  – Тобо. Блестящий ученик. Радует меня даже больше, чем это удавалось тебе.
  – Тобо?
  – Он самый. Кто мог ожидать такого от нюень бао? Благодаря тебе, Дораби, мои предубеждения рушатся одно за другим.
  – Я и сама поражена.
  Тобо? Либо у Сантаракситы вдруг прорезался талант вдохновлять учеников на труд, либо высшие силы благословили мальчишку сверхъестественной жаждой знаний.
  – Ты уверен, что это наш Тобо, а не подменыш?
  Только мы о нем заговорили – и пожалуйста, дьяволенок тут как тут!
  – Дрема, есть новость: Ранмаст, Рекоход и остальные, кто с ними, скоро будут здесь. Доброе утро, шри Сантараксита. Я сейчас свободен. – Он что, и впрямь так тянется к знаниям? – Ох, прости, Дрема. С тобой папа хочет пообщаться.
  – Где он?
  События разворачивались слишком быстро, и у меня давно не было возможности встретиться с Мургеном.
  – В палатке Гоблина. Все, кроме мамы, считают, что это для папы самое безопасное место.
  Сари можно понять – ни единого шанса побыть с ее мужем наедине.
  Когда я уходила, мальчик и старик уже склонились над книгой. Я бросила на Сантаракситу предостерегающий взгляд, который остался незамеченным.
  Гоблина в палатке не было. Ну конечно, в поте лица выполняет мои многочисленные поручения. Ха-ха.
  Трудно поверить, что одно-единственное человеческое существо способно устроить такой беспорядок в столь малом помещении. Палатка Гоблина была не шире любой из наших, но значительно выше и вдвое вместительней. Я могла в ней выпрямиться во весь рост, и еще оставалось примерно два дюйма в запасе. Нечто похожее на скамейку доярки – несомненно, украденное – составляло всю мебель колдуна. Ворох рваных одеял выдавал спальное место. Прочее пространство было завалено случайными вещами – судя по виду, выброшенными прежними владельцами. Догадаться, по какому принципу их собрали здесь, не представлялось возможным.
  И всем этим колдун наверняка обзавелся уже после того, как прибыл сюда. Сари ни за что не отвела бы место на барже для этакой рухляди.
  Туманный прожектор стоял в головах вонючей постели Гоблина, опасно кренясь и сочась водой.
  – Если здесь самое безопасное место для хранения этой проклятой штуковины, тогда весь Отряд – просто сборище ненормальных.
  Колдовская снасть вдруг зашептала. Я уселась поближе к ней, получив уникальную возможность в полной мере насладиться неповторимым ароматом, сопровождающим Гоблина еще с тех дней, когда его кутали в пеленки.
  – Что-что?
  Несмотря на все усилия Мургена, его шепот был едва слышен:
  – Воды… Нужно еще воды, без нее туман не держится.
  Я потащила устройство из палатки. Мурген разозлился, от этого его голос зазвучал чуть громче:
  – Нет, черт возьми! Воду – ко мне, а не меня к воде! Если тебе так охота таскать меня по округе, хотя бы увлажни сначала. И поторопись: через несколько минут меня унесет отсюда.
  Найти галлон воды оказалось совсем непросто.
  – Проклятие! Почему ты так долго возилась?
  – Была проблема. До наших дурней никак не дойдет, что нужно всегда держать под рукой запас воды. К примеру, на случай, если княжеская армия станет лагерем между нами и ручьем, а ведь до него почти миля. У нас тут все гениальные стратеги, когда им заниматься подобными мелочами! И как эта штуковина наполняется?
  – Сзади есть пробка… Может, будет прок, если ты начнешь читать им Анналы? Как в храмах читают проповеди? Иногда я так делал. Выбери что-нибудь подходящее к ситуации. «В те дни Отряд состоял на службе…» – и так далее. Объяснишь на конкретных примерах, почему полезно таскать воду в гору, когда есть время. Ты имеешь дело со взрослыми людьми, руганью и криками от них ничего не добьешься. А вот послушают они о других временах, о том, как поступали их предшественники, и усвоят: ждешь неприятностей – делай то-то и то-то. И впредь будут тебя слушаться.
  – Тобо сказал, что ты хочешь поговорить со мной.
  – Должен рассказать тебе о том, что происходит в других местах. И еще я хочу дать кое-какие советы насчет вашей подготовки к походу на плато Блистающих Камней. Один из них – прислушиваться к Плетеному Лебедю. Но самый важный состоит в том, что у вас должна быть железная дисциплина. Эта территория смертельно опасна. Гораздо хуже, чем равнина Страха, которую ты не помнишь. Стоит там нарушить хотя бы одно правило – и тебе крышка. Вот еще подсказка: не хороните и не сжигайте труп человека, которого ночью убила Тень. Пусть каждый полюбуется на него и задумается о том, что будет со всеми вами, если хоть один оплошает. Прочти солдатам те места, где описываются наши приключения. И пусть Лебедь подтвердит, что все это правда.
  – Можно собрать здесь самых надежных, чтобы послушали тебя.
  – Можно, но как быть с остальными? Мир не будет к ним милостив. Прямо сейчас, вот в эту самую минуту, на север летит Тень, чтобы рассказать хозяйке, где вы находитесь. И Душелов наверняка уже знает достаточно, чтобы полностью разгадать ваши намерения. Наверняка она не захочет, чтобы ее сестра и Костоправ, стосковавшиеся по мести, получили свободу. Поэтому Душелов появится здесь очень скоро. А кроме нее, есть Нарайян Сингх. Ему помогает Кина, вот почему его так трудно обнаружить, но случайно мне удалось кое-что выяснить. Он на этой стороне Данда-Преша и, скорее всего, неподалеку отсюда. Хочет освободить Дщерь Ночи и отдать ей Книгу, которую получил у тебя в обмен на Ключ. Кстати о Ключе: забери его у дядюшки Доя, пока старик не поддался искушению что-нибудь предпринять на свой страх и риск. И отдай Гоблину, пусть изучит.
  – Ммм? – В это утро Мурген прямо-таки затопил меня информацией, к чему, видимо, тщательно готовился.
  – С Ключом все не так просто. Сдается мне, обманник что-то упустил из виду. Дой ковыряется в молоте, пытается узнать, что внутри, под слоем чугуна. И правда – с ним нужно разобраться, прежде чем пускать в ход. Тянуть с этим нельзя – до Таглиоса Тень доберется быстро.
  – Вот-вот подойдут Рекоход и Ранмаст. Они в Отряде не самые последние разгильдяи. Как только отдохнут, я им кое-что поручу. Потом смогу заняться…
  – Займись этим сейчас. Возьми в заместители Лебедя. Он человек опытный, и ему ничего не остается, как идти с вами до конца. Душелов никогда ему по-настоящему не доверяла и оказалась права.
  – Я как-то не задумывалась об этом.
  – Ты не можешь все делать сама, Дрема. Если намерена стать командиром, научись не только отдавать приказы, но и не мешать их выполнению. Будешь, как заботливая нянька, следить за каждым шагом подчиненного – дело не сладится. Ты уже втянула толстого мальчишку?
  – О ком ты?
  – Об этой деревенщине, о местном начальничке. Которого не научишь строевому шагу, хоть привязывай к ногам сено и солому. Он уже в деле?
  – Ну как с тобой можно разговаривать? Я тебе про одно, ты мне про другое.
  – Давай-ка нарисую картинку. Ты забыла сказать ему, что сюда обязательно наведается Душелов. Но все же склонила его к сотрудничеству. Поможет нам убраться отсюда – и все, свободен. В это он верит, но у тебя на него другие планы. Когда на нас посыплются неприятности, у него не будет другого выбора, как попытать счастья вместе с нами.
  – Ну, если ты об этом, то да, я втянула его в наши дела. На семьдесят процентов.
  – Вот-вот. Гладь его за ушком. Держи его губами за любовный мускул. Делай все, что нужно. Если парень не достанется Душелов, других помощников она здесь не найдет.
  
  Гоблин, когда я с ним увиделась, чуть ли не слово в слово повторил сказанное Мургеном. Особенно его восхитил последний совет нашего призрака.
  – Точно! Ухвати толстяка за яйца и не отпускай. И не забывай их тискать, чтобы почаще улыбался.
  – Вроде я уже говорила, кто ты есть. Старый пошлый развратник.
  – Это меня Одноглазый развратил за премногие годы. А ведь я, пока с ним не встретился, был невинным, как младенец.
  – Ты родился циничным извращенцем.
  Гоблин захихикал и сменил тему:
  – Ты лучше скажи, сколько людей нам нужно собрать, прежде чем двинемся в гору? И сколько времени это займет?
  – Не так уж долго, если добьюсь от Суврина помощи.
  – Никаких «если»! И никаких «долго»! Забудь это слово! Ты что, не понимаешь? Душелов вот-вот будет здесь. Хотя, конечно, где тебе понимать? Ты же никогда не видела ее в деле.
  – Кьяулунские войны не в счет?
  Наверное, ему и впрямь довелось столкнуться с чем-то из ряда вон – он буквально затрясся:
  – Кьяулунские войны не в счет! Там она просто развлекалась!
  
  Язаставила себя совершить визит, который так долго откладывала.
  Ноги Дщери Ночи были в кандалах. Она сидела в железной клетке, густо оплетенной чарами, которые причинили бы ей жгучую усиливающуюся боль, попытайся она выбраться, и попросту убили бы, удались она на значительное расстояние.
  Казалось, мы сделали все возможное, чтобы удерживать ее под контролем. За исключением того, что она была еще жива, хотя внутренний голос упорно внушал мне, что с этим надо кончать. Вообще-то, больше не было никаких причин, чтобы не убивать, – за исключением данного ей слова.
  В час кормежки или при иных надобностях надзиратели приближались к ней по двое, и службу эту несли поочередно все наши люди. Тут Сари не допускала ни малейшей расхлябанности. Она прекрасно понимала, насколько опасна наша пленница.
  Первый же взгляд на Дщерь Ночи вызвал у меня зависть. В обстоятельствах поистине плачевных она оставалась красавицей, очень похожей на мать, только сильно помолодевшую. Однако из восхитительных голубых глаз на меня зыркнуло нечто бесконечно древнее и зловещее. На мгновение она мне показалась не человеческим существом, а воплощением самой Тьмы.
  У нее была уйма времени, чтобы общаться со своей духовной матерью.
  Она улыбнулась, как будто видела, как змеи мрачного искушения заскользили в темных коридорах моего сознания. Хотелось ласкать ее. Хотелось ее убивать. Хотелось бежать прочь, моля о пощаде. Потребовалось немалое усилие воли, чтобы вспомнить: ни сама Кина, ни ее дети не являются злом в том смысле, какой северяне или даже веднаиты вкладывают в это слово.
  И тем не менее… она – Тьма.
  Я отошла назад и откинула полог палатки, открывая путь своему союзнику, солнечному свету. Улыбка на лице девушки угасла. Дщерь Ночи отодвинулась как можно дальше вглубь клетки. Мне нечего было ей сказать. На самом деле нам обоим нечего было сказать друг другу. Злорадствовать – не в моей натуре, а любые новости из внешнего мира могут подтолкнуть ее к нежелательным действиям. До сих пор она только ждала – вот и пусть ждет дальше.
  Терпения ей не занимать, как и ее духовной мамаше.
  Толчок в спину. Я схватилась за рукоятку короткого меча.
  Белые крылья взъерошили мои аккуратно уложенные волосы, когти вцепились в плечо. Дщерь Ночи, пристально глядя на белую ворону, впервые за долгое время проявила какие-то чувства. Ее самоуверенность дала трещину. Она буквально вжалась в решетку спиной.
  – Вы знакомы? – спросила я.
  Ворона ответила что-то вроде:
  – Карр! Виранда!
  Девушка задрожала. И даже побледнела, если это вообще было возможно. Она так стиснула челюсти, что мне даже послышался треск зубов. Я сделала пометку в уме: обсудить с Мургеном случившееся. Ему что-то известно об этой птице.
  Что могло так сильно напугать девушку?
  Ворона засмеялась, прошептала: «Сестра, сестра» – и унеслась прочь, утонула в солнечном свете. Ее неожиданное появление напугало кого-то из находившихся поблизости братьев, и он крепко выругался.
  Пристально глядя на пленницу, я поняла, что она вновь обретает свой внутренний стальной стержень. Наши взгляды встретились, и мне стало ясно: Дщерь Ночи уже не боится. Я для нее ничто, меньше чем букашка – всего лишь крошечная точка на ее пути сквозь века.
  Содрогнувшись, я отвела глаза.
  Жуткое дитя.
  
  66
  
  
  Наши дни начинались до рассвета, а заканчивались после захода солнца. В основном они проходили в учениях и муштре, которых мы столь долго не могли себе позволить. Тобо с фанатическим рвением совершенствовал свои навыки иллюзиониста. Я настояла на том, чтобы возобновить ежедневное чтение Анналов, дабы углубить и расширить наше чувство братства, на котором зиждилось самое существование Отряда. Поначалу, конечно, пришлось столкнуться с некоторым сопротивлением, но постепенно занятие, на первый взгляд не имевшее к военному делу никакого отношения, увлекло всех. Люди все лучше понимали, что предстоящий нам поход – дело нешуточное, что мы либо заберемся на плато Блистающих Камней, либо ляжем костьми перед Вратами Теней, и тогда Душелов напишет последнюю главу нашей истории.
  Обучение быстро дало плоды. Восемь дней спустя после того, как мы захватили крепость неподалеку от Врат Теней, к западу от Нового Города объявился еще один военный отряд – вроде того, которым командовал Суврин, но куда многочисленней. Спасибо Мургену, подробно информировавшему нас о его продвижении. С помощью Тобо и Гоблина мы устроили гостям нашу классическую засаду с применением иллюзий и иных запутывающих чар. Растерявшиеся и запаниковавшие вояки даже не догадывались о том, что с ними происходит на самом деле. Наша атака была стремительной, мощной и безжалостной. Расправа длилась считаные минуты, чужое войско разбежалось так быстро, что нам не удалось захватить желаемого количества пленных. Но большинство офицеров оказалось у нас в руках. Суврин великодушно опознал тех, с кем был знаком.
  К этому времени он практически стал новобранцем Отряда, так отчаянно ему хотелось примкнуть к какому-нибудь человеческому сообществу и заслужить одобрение окружающих. Меня грызла совесть, ведь я, по сути, использовала его втемную.
  Пленным нашлось применение в нашей подготовке к походу. Большинство охотно ухватилось за возможность заработать освобождение – я пообещала взять с собой в качестве носильщиков только ленивых. Кто-то пустил слух среди пленных, что наша деятельность за Вратами Теней может потребовать человеческих жертв.
  Я нашла Гоблина у Одноглазого, чье выздоровление как будто пошло быстрее с появлением Готы. Хотя не исключено, что причиной было страстное желание избавиться от старухи и ее стряпни. Ключ лежал на столике между колдунами. Дой, Тобо и Гота сидели здесь же и наблюдали, не вмешиваясь. Даже матушка Гота помалкивала.
  Сари отсутствовала, и это казалось подозрительным.
  В своей заботе о Тобо она зашла слишком далеко. Слишком уж сильно за него беспокоилась, гораздо сильнее, чем соглашалась признать. И львиная доля ее опасений была связана с ближайшим будущим.
  – Вот здесь, – сказал Одноглазый как раз в тот момент, когда я наклонилась посмотреть, чем занимается Гоблин.
  Маленький лысый старик держал в руках молоток и зубило. Он приставил зубило, ударил молотком, и от Ключа отскочила чугунная крошка. Очевидно, это продолжалось долго – почти половина чугуна уже сошла, обнажив нечто, отлитое из золота. Меня так изумило отсутствие алчного блеска в глазах у колдуна, что я не сразу забеспокоилась из-за того, что они проделывали с Ключом.
  Я открыла было рот, но Одноглазый, не повернув головы, опередил меня:
  – Не спеши штаны пачкать, Малышка. Мы не причиним вреда Ключу. Ключ – это то, что внутри. Золотой молот. Ты не могла бы наклониться чуток и прочесть, что на нем написано?
  Я так и сделала: вгляделась в буквы, которые стали видны, когда отлетел чугун.
  – Вроде тот самый язык, на котором написана первая книга Анналов.
  Не говоря уже о первой Книге Мертвых.
  Гоблин указал зубилом на рельефный символ, повторяющийся в нескольких местах.
  – Дой говорил, что видел этот знак в роще Предначертания, в храме.
  – Ему там самое место. – Я узнала символ – шри Сантараксита объяснил мне его значение. – Это знак богини, ее личное клеймо, так сказать. – Я сознательно не называла ее по имени. – Не произносите ни одного из ее имен – в сочетании с этой вещью они способны привлечь ее внимание.
  Все оторопело уставились на меня.
  – Может, вы уже так делали? Нет? Дядюшка, может, хоть ты мало-мальски представляешь себе, как эта штука работает?
  У меня было интуитивное ощущение, что Нарайян Сингх ни за что не отдал бы нам эту вещь, если бы знал, чем именно владеет. Возможно, ее единственное назначение состоит в том, чтобы жрец, у которого она находится, мог в любой момент позвать богиню. Даже священные манускрипты моей религии утверждают, что в древние времена люди имели гораздо более тесные и, прямо скажем, жуткие взаимоотношения с Богом. Но в мифологии Кины, насколько я помню, ничего не говорится ни о каком молоте. Любопытно. Может, шри Сантараксита прольет какой-никакой свет?
  Между тем Гоблин продолжал отколупывать чугун. Дело продвигалось быстро.
  – Никакой это не молот, – сказала я. – Что-то вроде кайла. Атрибут культа обманников, древний, как сама земля. Его религиозное значение должно быть исключительно велико. Давайте покажем эту штуку девушке и посмотрим, как она среагирует.
  – Да ты, гляжу, прямо эксперт по Кине, Дрема. Ну-ка, поделись своими предположениями.
  – У такого инструмента имеется специальное название, только я его не помню. Каждая ватага обманников имела кайло вроде этого. Правда, не золотое. Применялось оно после убийства, в церемониальном погребении. Душилы дробили им кости жертвы, чтобы сложить ее в клубок. Иногда им же рыли могилу. Все с соответствующими ритуалами, конечно, для ублажения богини. Мне и впрямь кажется, что нужно показать кайло Дщери Ночи и послушать, что она скажет.
  Все не отрываясь смотрели на меня – должно быть, ждали, что я вызовусь добровольцем.
  – Чур, не я, – сказала я. – Мне пора баиньки.
  И что же? Все взгляды по-прежнему прикованы ко мне. Ой, да черт с вами. Как-никак я здесь главная, сама взялась за этот гуж. Такие задачи, как эта, не для рядовых парней.
  – Хорошо. Дядюшка, Тобо, Гоблин, вы со мной, прикроете. У этой милашки наверняка есть таланты, о которых мы даже не догадываемся.
  Мне уже сообщили, что пленница по-прежнему норовит по ночам выбраться из тела, несмотря на все применяемые к ней меры сдерживания. Достойная дочь обеих своих матерей. А что может произойти, если она слишком разволнуется, – этого даже представить себе никто из нас не мог.
  – Не люблю я находиться рядом с ней, – запротестовал Тобо. – Аж мороз по коже.
  Гоблин опередил меня:
  – Парень, мы все ее боимся. Я за полтора века не встречал никого жутче. Привыкай, учись справляться со страхом. Это необходимо в работе – в той самой, для которой ты якобы рожден и к которой так рвешься.
  А вот это любопытно. Гоблин в качестве учителя и тренера выражается гораздо членораздельнее, чем Гоблин, которому охота выглядеть бездельником и лодырем.
  Маленький колдун продолжал давать указания:
  – Ты понесешь Ключ. Ты молодой и сильный.
  Когда мы вошли в палатку, Дщерь Ночи не подняла глаз. Может быть, даже не заметила нашего появления. Выглядела она так, будто медитировала. Или беседовала с Матерью Тьмы. Гоблин постучал по решетке, с которой лавиной сошла ржавчина.
  – Нет, вы только посмотрите! Ловко!
  – Что такое? – спросила я.
  – Это какое-то колдовство, воздействующее на железо. Оно ржавеет в тысячу раз быстрее. Сообразительная девчонка. Только…
  Сообразительная девчонка посмотрела вверх. Наши взгляды встретились. Меня до костей пробрал холод.
  – Только – что? – спросила я.
  – Только все чары, удерживающие ее саму, привязаны к этой клетке. Все, что творится с клеткой, происходит и с ней. Посмотрите на ее кожу.
  Я поняла, что он имел в виду. Дщерь Ночи, конечно, не заржавела, но ее кожа стала пятнистой и дряблой.
  Взгляд пленницы сместился в сторону дядюшки, Гоблина и Тобо… Она ахнула в изумлении, как будто впервые увидела мальчика. Медленно поднялась и подошла к решетке, не сводя с него глаз. Озадаченно нахмурилась. Ее взгляд метнулся к предмету, который Тобо держал в руках.
  Она открыла рот, и, клянусь, из него вылетел рев, которому позавидовал бы взбешенный слон. Глаза стали как блюдца. Она ринулась вперед. С решетки снова посыпалась ржавчина, прутья согнулись, но не поддались. Девчонка просунула между ними руку в отчаянной попытке схватить Ключ. Кусочки почерневшей кожи отваливались, как ржавчина от решетки. И все равно девушка была чудо как хороша.
  – Полагаю, теперь можно не сомневаться, что эта вещь имеет определенное значение для обманников, – заметила я.
  – Похоже на то, – согласился Гоблин.
  Уже вся рука девушки выглядела так, точно побывала в огне.
  – Давайте унесем Ключ и попробуем еще что-нибудь узнать о нем. А также укрепим клетку и заменим кандалы. Тобо! – (Парнишка смотрел на девушку с таким выражением, словно и он видел ее впервые.) – Только не говорите мне, что он втюрился. У меня и без того проблем столько, что вот-вот хребет треснет.
  – Нет, – успокоил меня дядюшка Дой. – Конечно, это не любовь. Но возможно, предощущение будущего.
  Мои настойчивые расспросы ни к чему не привели. На то он и дядюшка Дой, таинственный жрец из племени нюень бао.
  
  67
  
  
  Все текло гладко после того, как мы разобрались с прибывшим по нашу душу отрядом. Мурген сказал, что без помощи из-за гор больше никто не осмелится бросить нам вызов. Но, к сожалению, эта помощь была уже в пути. Душелов уселась на ковер и устремилась на юг. Перемещалась она почему-то небольшими скачками, но все же приближалась быстрее, чем если бы двигалась любым другим способом. Даже если бы ехала на волшебном жеребце из тех, что сопровождали Отряд от Башни в Чарах. Хотя, конечно, ее ковер летел подозрительно медленно. Учитывая, что Ревун покрывал расстояние между Вершиной и Таглиосом за одну ночь.
  Протектору требовалось несколько часов отдыха на каждый час движения. Но она двигалась, и это было главное. Весть о ее приближении взбудоражила наше войско. Узнав, что у нас остались считаные дни, если не часы, все энергично взялись за дело. Никто не отлынивал, не тратил времени зря. Все были серьезны, сосредоточенны. Особенно в том, что касалось военной подготовки.
  Занимался ею и Суврин со своими людьми. И как старался! С нами без году неделя, а уже теряет лишний вес, фигура обретает приличную форму. Вскоре после того, как от Мургена и Гоблина стали поступать регулярные сообщения о продвижении Душелов, Суврин подошел ко мне.
  – Я хочу остаться с вами, сударыня, – сказал он.
  – Чего-чего? – удивилась я.
  – Не уверен, что хочу вступить в Черный Отряд, но в одном уж точно не сомневаюсь: дожидаться здесь Душелов мне не следует. Поговаривают, что она не слишком доверчива. И сколько бы я ни клялся, что оказал вам сопротивление, она наверняка сочтет меня лжецом.
  – Еще бы! Ты жив – значит, не очень-то сопротивлялся. Ну, она восполнит этот пробел. Разумеется, самым неприятным образом, какой только позволят обстоятельства.
  Его затрясло.
  – Не горюй, Суврин. Ты сдержал слово – потрудился на совесть.
  – Известно ли тебе, что означает слово «суврин»?
  – «Младший», да? Ну что поделаешь, оно к тебе прилипло крепко-накрепко. В Отряде почти нет людей, носящих имена, полученные при рождении; в ходу все больше клички. Но даже тех, у кого вроде бы есть имена, на самом деле зовут совсем иначе. Все мы порвали со своим прошлым. И с тобой будет то же самое.
  Он состроил недовольную мину.
  – Ступай к шри Сантараксите. Будешь помогать ему, пока я не найду тебе другого дела. От старого Баладиты вообще никакого проку. Сантараксита до того увлекся книгами, что совершенно забыл о необходимости собираться в путь.
  Библиотекарь ухитрился даже в этой дыре найти несколько древних томов, чудом переживших бесчисленные бедствия, которые опустошали край в течение последних десятилетий.
  Суврин поклонился:
  – Благодарю.
  И удалился, вмиг обретя бодрость походки.
  Возможно, у них с Сантаракситой много общего. Если на то пошло, Суврин даже умеет читать.
  Появился Тобо:
  – Отец велел сказать тебе, что Душелов уже добралась до Чарандапраша. И решила отдохнуть, прежде чем пересекать Данда-Преш.
  – Это дает нам еще несколько часов, и есть шанс, что здесь она нас не застанет. Как у тебя с матерью? Собираешься наладить с ней отношения?
  – Папа советует поставить дозорного с горном, чтобы протрубил, когда Душелов опасно приблизится. И пусть кто-нибудь уже сейчас следит за перевалом – на случай, если она раздумает отдыхать.
  Хорошие идеи.
  Ранмасту и Рекоходу не повезло – как раз в этот момент они попались мне на глаза. Я немедленно отправила их выполнять предложения Мургена.
  – Тобо, нельзя игнорировать собственную мать. Иначе все это закончится тем, что твои отношения с ней станут еще хуже, чем ее – с твоей бабушкой.
  – Дрема… ну почему она никак не поймет, что я расту?
  – Потому что ты ее ребенок, болван! Неужели непонятно? Даже если проживешь вдвое больше Одноглазого, ты все равно останешься ее ребенком. Единственным, которого у нее не отняла злая судьба. Или забыл, что у твоей матери были другие дети, которых она потеряла?
  – Ну… да, помню.
  – У меня никогда не было детей. И я никогда не хотела их иметь. Отчасти потому, что хорошо представляю себе, как это страшно, когда с ними что-то случается. Когда у тебя на глазах гибнет твоя собственная плоть и кровь, а ты не в силах этому помешать. Что может быть ужаснее? У вас, нюень бао, семья всегда была священна, – нет ничего важнее семьи. Я хочу, чтобы ты взялся за ум. Вот прямо сейчас, на этом самом месте. Иди сюда, сядь на валун. Потрать два часа на размышления – только о том, каково было твоей матери увидеть мертвыми твоих брата и сестру. Представь, как она боится пережить это снова. Подумай, через что ей пришлось пройти и как на ней отразится еще и эта потеря. Ты умный парень, при желании сможешь все это понять.
  Долгое общение с людьми учит чувствовать их реакцию. Первой реакцией Тобо была обида; несомненно, он хотел напомнить, что я была моложе его, когда привязалась к Бадье и ушла с Отрядом. Пример не слишком подходящий, но в таком возрасте хватаешься и за слабые аргументы, если нет других.
  – Когда хочешь что-то сказать, сначала подумай, имеет ли это смысл. Ведь если ты не способен мыслить логически и спорить, руководствуясь разумом, а не чувствами, то вряд ли из тебя получится хороший колдун, каким бы талантливым ты ни родился. Я знаю, что говорю. На первый взгляд кажется, чем сильнее колдуны, тем они безумнее. Но в рамках своего безумия каждый из них математически рационален. На службе у этого безумия вся мощь их разума. И если что-то идет наперекосяк, то лишь тогда, когда они позволяют эмоциям и желаниям взять верх над рассудком.
  – Ладно, сдаюсь. Буду сидеть на этом проклятом камне, пока до чего-нибудь не додумаюсь. Да, папа сказал еще, что Нарайян Сингх где-то рядом. Папа чувствует обманника, но не может точно определить его местонахождение. Сингха защищает Кина. Папа сказал, что ты должна попросить белую ворону о помощи. Конечно, если сумеешь найти ее и заставишь себя выслушать.
  – Охотница-на-Ворон. Как по-твоему, подходящее имя? Эффектнее звучит, чем какая-то Дрема.
  – Тобо звучит ненамного лучше Дремы.
  Мальчик уселся на валун. Надеюсь, зерна, которые я посеяла, укоренятся и прорастут, пока он будет сидеть тут и думать о чем угодно, кроме того, о чем следует.
  – Ну, ты сможешь взять себе другое имя, когда вырастешь…
  
  Нет, Охотница-на-Ворон свое имя не оправдала. Поиски белого чудища оказались напрасной тратой времени.
  Тогда я пошла к Сари, чтобы побыть с ней. Хотя поначалу она не выказала радости. Мы вспоминали былые дни, суровые времена. Обсуждали, насколько ее муж далек от совершенства и прочее в том же духе. Потом, убедившись, что она достаточно расслабилась, я сочла возможным выложить ей, что думаю о Тобо.
  Этот разбойник угодил в яблочко, появившись в самый подходящий момент с оливковой ветвью в руках. Я решила исчезнуть, раз дела пошли на лад. Надеюсь, мир между ними установится надолго. Жаль, что нельзя сказать – навсегда.
  Мы в одном шаге от цели. Всего через неделю будем знать, можно ли воскресить Плененных. Через неделю либо погибнем на плато Блистающих Камней, либо возродимся как сила, которая все сметает со своего пути. Или, быть может…
  
  68
  
  
  Дозорный протрубил глубокой ночью, когда даже часовые в лагере клевали носом. Но человек, державший горн, знал свое дело. Он дул, и дул, и дул. Через несколько минут будто вулкан взорвался. Я торопливо обошла объятый хаосом лагерь – сердце колотилось где-то в горле – и убедилась, что хаос этот лишь кажущийся. Никакой паники, только деловитость и сосредоточенность. Неплохо. Недолгая подготовка всяко лучше, чем никакой.
  Я заглянула в палатку Гоблина. Сари и Тобо уже были там, разговаривали вполне мирно. Наверное, мне и впрямь удалось пронять парнишку. Нужно и дальше приглядывать за ними. В свободное время, которого у меня, как известно, прорва. Я склонилась над туманным прожектором.
  – Что скажешь?
  – Душелов в воздухе, летит на юг, – зашептал Мурген. – Чтобы добраться до вас сразу после восхода солнца. Ей известно, где вы. С последнего привала она послала Тень, чтобы уточнить ваше местонахождение. Правда, больше ничего ей узнать не удалось. Тень не решилась приблизиться и послушать разговоры. Душелов намерена изменить внешность, проникнуть в лагерь и выяснить все, что ее интересует. Вначале она исходила из предположения, что мы, запертые в пещерах, мертвы. Хоть она и не убила нас, когда заманила в ловушку. Покидая плато, Душелов не сомневалась, что мы протянем лишь несколько дней. Когда она узнает, что Костоправ и Госпожа живы, для нее это будет шоком.
  – С какой скоростью она движется? Попробуй прикинуть. Говоришь, она будет здесь рано утром? Могаба с ней?
  Мне важно было знать, явится она сюда свежей или измотанной. Это определило бы мои действия на ближайшее время.
  – Нет. Если ей удастся получить ответ на все интересующие вопросы, она раздавит вас, захватит Ключ и вернется за главнокомандующим.
  Последние два слова Мурген произнес брезгливо. Тот факт, что нам не удалось одержать победу над Могабой в Кьяулунских войнах, ничуть не уменьшал нашего презрения к нему, как дезертиру и предателю.
  – Сообщи, если она предпримет что-нибудь неожиданное. Сари, как там твоя мать?
  – Ну, если коротко, Дой и Джо-Джо помогают ей и Одноглазому. Кажется, она малость не в себе. Все бормочет о какой-то ловушке и о стране Неизвестных Теней. Призывает небеса и землю, день и ночь.
  – Все зло умирает там бесконечной смертью.
  – Вот-вот. Что это?
  – Фраза, которую я от кого-то услышала. Имеет отношение к плато, но какое – мне неведомо. Может, Дой способен объяснить. Он обещал быть рядом и помогать мне, но, поскольку я не согласилась стать его ученицей, эти обещания пока так и остаются обещаниями. Наверное, в этом виноваты мы оба. Я ни разу не выкроила время, чтобы надавить на него. Ладно, у меня дел полно. – И я выскочила из палатки.
  Кипучая деятельность Отряда теперь полностью подчинялась тщательно разработанному плану. Появились факелы и фонари, чтобы освещать дорогу к Вратам Теней. Наш авангард уже находился почти у самых Врат. Эти храбрейшие солдаты зажигали все больше светильников и рассыпали цветные порошки, создавая своеобразные дорожные знаки. Строились в колонну вьючные животные, подгонялись повозки. Ночную тишину прогнали звуки потревоженного человеческого муравейника: заходились ревом малыши, хныкали дети постарше, собаки лаяли без передышки. Пленники, уверенные, что мы потащим их с собой исключительно жертвоприношения ради, горестно взывали к Новому Городу. Кое-кто из наших предлагал воспользоваться ими в качестве носильщиков, а потом, когда нужда в них отпадет, избавиться от них. Я не согласилась. После того как первые из них умрут, с остальными хлопот не оберешься. Да и съесть их нельзя, как вьючных животных, когда у нас закончится провиант. Не так уж много среди нас потенциальных людоедов.
  Плетеный Лебедь бродил по лагерю и сыпал командами, как на строевых учениях. Я подошла к нему:
  – Что, ностальгруешь по добрым старым временам, когда муштровал серых?
  – Одна гениальная военачальница, чье имя было бы невежливо называть среди присутствующих, отправила всех сержантов к Вратам Теней. Ей даже в голову не пришло оставить здесь хоть одного, чтобы руководить сборами.
  Неназванная гениальная военачальница была вынуждена признать его правоту. Рекоход, Ранмаст, Магарыч и все остальные, которых я знала дольше и кому доверяла больше всех, были там, где он сказал, или где-то еще во тьме. Наверное, я подсознательно решила, что мы с Сари сами здесь управимся. Позабыв о том, что мне придется носиться туда и сюда, принимая решения за тех, кто сам к этому делу не приучен.
  – Спасибо. Если не получу лучшего предложения до своего сорокалетия, так и быть, выйду за тебя замуж.
  Лебедь без особого энтузиазма изобразил щелчок каблуками.
  – Ага. Сколько тебе сейчас?
  – Семнадцать.
  – Я так и предполагал. Хотя фактически тебе лет на двадцать больше, с учетом накопленного опыта и износа.
  – В наше время трудно быть подростком. Вон хоть у Тобо спроси. Еще никто не переживал эту пору так тяжело, как он.
  Лебедь рассмеялся:
  – Кстати о подростках. Кто будет заниматься Дщерью Ночи? Лично мне не хотелось бы.
  – Проклятие! Я рассчитывала на Доя и Гоблина. Но Гоблин помогает следить за Душелов, а Дой возится с Готой и Одноглазым. Спасибо, что напомнил.
  Я вернулась в палатку Гоблина.
  – Эй, коротышка! Пусть здесь останутся Тобо и Сари. Нам нужно заняться погрузкой Дщери Ночи.
  Гоблин поплелся следом за мной, ругаясь под нос. Обозрев охваченный бурной деятельностью лагерь, проворчал:
  – Надо значит надо. Только как так вышло, что мы не дали чертову отродью приличного имени? Ах, не хочет? Так она и в клетке жить не хочет. Даже Бубу выговорить легче, чем Дщерь Ночи. Ой ё-о!.. Что еще за дерьмо? – Он уставился мимо меня.
  Я повернулась, увидела пару горящих во мраке красных глаз и быстро зашагала вниз по склону в их сторону, сжав рукоятку меча. Недоуменно нахмурилась, услышав стук копыт. И сказала:
  – Эй, приятель! Неужели это ты? Какого хрена здесь делаешь? Я думала, ты служишь знаменитому предателю.
  Старый черный жеребец подошел и, наклонив голову, обнюхал волосы у моего правого уха. Я обняла его за шею. Когда-то мы были друзьями, но я никак не думала, что это для него значит так много. Так много, что, увидев меня живой, он сбежит от Могабы, и отыщет мой след, и проскачет по нему несколько сот миль. Этих жеребцов создали, чтобы служить владычице огромной империи, а вышло так, что они переходили от одного хозяина к другому. Этот принадлежал Мургену, прежде чем стал моим, а потом я его потеряла.
  – Зря ты сюда пришел, – сказала я ему. – Выбрал самое неудачное время. Через несколько часов нам на голову свалится Душелов. Если только не успеем уйти на плато.
  Конь оглядел все, что осталось от Отряда, и содрогнулся. Потом, узнав Лебедя, жеребец издал звук, очень похожий на человеческое фырканье.
  Я погладила его по холке:
  – Склонна согласиться с тобой, но у Плетеного есть и хорошие качества. Просто он их очень успешно скрывает. Идем с нами, если хочешь. Я не поеду. Не могу без седла.
  Лебедь хохотнул:
  – А как же знаменитые веднаитские наездники, которые считают ниже своего достоинства пользоваться и седлом, и стременами?
  – Не считая свой рост недостатком, все же замечу, что большинство этих гордых наездников шестифутовые дылды.
  – Я найду тебе лестницу. И обещаю не задавать вопросов о том, каково этим гордым воителям при встрече с регулярной кавалерией, не брезгующей седлами и стременами.
  – Укуси его, дружище.
  К моему изумлению, жеребец фыркнул и цапнул Лебедя за плечо. Тот отпрянул.
  – У тебя всегда был вздорный нрав и дрянные манеры, командирша хренова!
  – С кем поведешься…
  – Прости, что мешаю тебе флиртовать с Плетеным, Охотница-на-Ворон, – сказал Гоблин, – но мне казалось, что ты хотела заняться Бубу.
  – Ах, ты еще и подслушиваешь, ехидный старый развратник! Да-да, я хотела. И еще я совсем упустила из вида нашего старого приятеля Хусавира Пита. Давненько не заглядывала к нему. Надеюсь, он в добром здравии?
  Конь снова меня обнюхал. Я похлопала его по шее. Похоже, ностальгия по старым добрым временам мучила жеребца сильнее, чем его былую наездницу.
  – Могу выяснить. Странно, что для него не нашлось местечка в твоем грандиозном плане.
  – Как это не нашлось? Хусавиру Питу поручается совершенно особая, специально для него подготовленная миссия. И если он справится, я не только сохраню ему жизнь, но прощу все, что он натворил в Кушкоши.
  Кто-то закричал. Алый огненный шар вспорол ночную тьму. Он пролетел мимо цели, но угодил в палатку. Потом в другую, потом в убогую деревянную казарму, построенную ребятами в ожидании моего прибытия. Все сразу же вспыхнуло.
  – Это Нарайян Сингх, – описал Плетеный Лебедь увиденное им и еще двумя десятками людей в багровом сполохе. – И Бубу уже у него…
  – Возможно.
  Пытаясь организовать преследование, я кричала на всех, кто находился поблизости.
  – Уймись, Дрема, – сказал Гоблин. – Все, что нужно, – это дождаться, когда она завопит, а потом вернуть ее.
  Я совсем позабыла о чарах, которыми была опутана Дщерь Ночи. По мере удаления от клетки ее страдания будут возрастать в геометрической прогрессии. Потом, на каком-то расстоянии, точно известном лишь Гоблину и Одноглазому, вступят в действие и быстро наберут силу удушающие заклинания. Нарайян может забрать у нас девчонку лишь ценой ее жизни. Если только не…
  – Эти чары можно снять исключительно снаружи? – спросила я. – Даже если бы в Бубу вселились ее мать и сестра, Хозяева Теней и Десять Взятых, все равно ей потребовалась бы помощь извне, чтобы освободиться?
  – Ну да. Так что просто ждем ее криков.
  Но их не было. Ни сразу после нападения, ни спустя некоторое время.
  Мурген старался изо всех сил, но не обнаружил никаких следов Сингха и Дщери Ночи. Кина надежно защищала то, что ей принадлежало. Гоблин упорно верил, что эти двое должны быть где-то поблизости, что для Дщери Ночи не существует способа разорвать связь с клеткой.
  – Собери несколько человек, пусть несут клетку к Вратам Теней, – сказала я Лебедю. – Мы заставим Дщерь тащиться за нами.
  И тут снова затрубил горн. Итак, Душелов уже на нашей стороне Данда-Преша. На востоке светлеет. Пора уходить.
  
  69
  
  
  Лучи восходящего солнца били Душелов в спину, когда она, едва не задевая ковром скалы, подлетала к своей цели, ожесточенно споря сама с собой. Подмывало отбросить маскировку, а заодно и первоначальный замысел проникнуть в стан врага, и обрушиться на лагерь смертоносной бурей. Но так она выдаст свое присутствие и вызовет ответные действия людей, которые из века в век доказывают свое умение сопротивляться. Они ведь наверняка преподнесут что-то новенькое. Изобретательность – одно из самых опасных качеств Черного Отряда.
  Она посадила ковер и замаскировала его несложным заклинанием. И двинулась к расположению Отряда. Перемещалась короткими, в несколько ярдов, перебежками зараз и остановилась, не доходя, едва обнаружила хорошее укрытие. Там она принялась менять свою внешность до неузнаваемости – с помощью иллюзий и телесной перелицовки. Эта работа требовала полной сосредоточенности.
  В кустарнике за ее спиной, неподалеку, крался дядюшка Дой. Он уже добрался до ковра, с помощью своих скромных колдовских навыков убедился в отсутствии ловушек и затем испортил снасть. Без всяких ухищрений, самым примитивным, но надежным способом – посредством топорика. Пусть дядюшка и состарился, и резвости у него убыло, но он не утратил ни сноровки, ни умения передвигаться скрытно. Он уже почти вернулся к Вратам Теней, когда появилась Душелов – в образе юного оборванца.
  За ее продвижением наблюдала белая ворона, умостившаяся на зыбкой опоре – ветке истосковавшегося по дождю куста. Когда миновал риск, что Душелов оглянется и заметит соглядатая, птица перелетела на то место, где ведьма меняла облик, и принялась рыться в оставленной одежде и прочих вещах. При этом ворона издавала звуки, больше всего похожие на разговор человека с самим собой.
  Душелов вошла в лагерь, надеясь обнаружить там тех, кто принадлежал к Черному Отряду или помогал ему. Лагерь был пуст. Однако далеко впереди тянулась длинная вереница – уже за Вратами Теней! Не прошел через Врата один-единственный человек с мечом за спиной, но и он двигался быстро, спеша к тем, кто поджидал его на другой стороне.
  Так у них все-таки есть этот проклятый Ключ! И они воспользовались им!
  Ну почему она не добралась сюда раньше? Не напала, не уничтожила их всех? Проклятие! Всему миру известно: скрытность – не самое лучшее оружие против этих людей! А-а, вот в чем дело! Враги каким-то образом узнали о ее приближении. Другого объяснения нет. За ней следили; им известно, где она находится сейчас, и…
  Первый огненный шар был так точно нацелен, что наверняка снес бы ей голову, если бы она не успела распластаться на земле. Миг спустя эти проклятые снаряды замелькали в воздухе, явно посылаемые из нескольких разных точек. Пылали кусты, крошились и плавились скалы. Душелов поползла, спеша выбраться из-под обстрела. И какой теперь прок от ее маскировки? Похоже, противник точно знает, куда надо стрелять; его ни на секунду не обманули ее ухищрения.
  Спасаясь от огненного шквала, Душелов забралась в глубокую яму, оказавшуюся выгребной. Плевать, сейчас не до сохранения достоинства. Это идеальное убежище: теперь стрелки смогут поразить ее, только подойдя вплотную.
  Она воспользовалась передышкой, чтобы обдумать дальнейшие действия, а затем нанесла контрудар. Это сопровождалось цветными сполохами, клубами маслянистого пламени и облаками пара, но не причинило ни малейшего вреда ее противникам, которые покинули поле боя, как только она забралась в яму.
  Наконец Душелов выкарабкалась оттуда. Тишина. Ведьма глянула на склон. Даже те, кто стрелял в нее, уже за Вратами Теней. Там стояли люди, примерно дюжина, и смотрели на нее – ждали, что она теперь предпримет.
  Надо взять себя в руки. Нельзя допустить, чтобы ее спровоцировали на какую-нибудь глупость. Врата Теней – штука очень хрупкая. Поддавшись гневу, легко их разрушить, а вот восстановить…
  Ей удалось успокоиться. Такая древняя, такая изощренная ведьма умеет контролировать свои эмоции. Время – вот ее самый надежный союзник. Умение ждать – вот ее главный козырь.
  Она энергично зашагала вверх по склону, перекачивая свою ярость в энергию движения с легкостью, немыслимой для обычного человеческого существа.
  Склон вблизи Врат Теней был покрыт полосами скошенной травы и пятнами цветного мела. Через это место тянулась аккуратно помеченная тропа. Душелов не поддалась искушению двинуться по ней. Однажды она уже благополучно прошла через Врата, и есть вероятность, что враги об этом забыли. А может, они не верят, что Душелов запомнила тот безопасный маршрут. Он проходит восемью футами западнее, сразу за искореженной ржавой клеткой, выглядящей так, будто здесь она встретила свой печальный конец.
  Ведьма погрозила пальцем:
  – Нехорошо! Ой как нехорошо!
  Плетеный Лебедь, якобы погибший предатель, и семья нюень бао бесстрастно смотрели на нее с той стороны. Бледнолицый крошечный колдун Гоблин самодовольно ухмылялся, очевидно вспоминая, по чьей вине у Душелов такая уродливая походка. И эта некрасивая миниатюрная женщина тоже улыбалась недобро. А потом произнесла:
  – Я не просто попыталась затащить тебя сюда, сладенькая. Я тебя затащила. – Она показала средний палец, чему, конечно же, научилась у северян. – Воды спят, Протектор.
  Проклятье! Что она хочет этим сказать?
  
  70
  
  
  Ни одно человеческое существо не способно прыгать так высоко, как Душелов. Она ухитрилась вознестись на высоту десяти футов за одно крошечное мгновение, прежде чем огненный шар промчался там, где она только что стояла. Мне следовало держать язык за зубами и не злорадствовать раньше времени. Сколько мифов и легенд повествуют о героях, которым удавалось спастись только потому, что враги праздновали победу и теряли драгоценное время, вместо того чтобы расправиться со своим пленником? Вот и еще один пример: летописец Черного Отряда Дрема позволяет себе совершенно идиотскую выходку и не дает мишени расслабиться.
  Конечно, Душелов среагировала быстро. Потрясающе быстро. Бедный старый Хусавир Пит успел выпустить еще лишь два огненных шара, а Душелов уже там, где мы его приковали.
  Все получилось не так, как я надеялась, а так, как ожидала. Пришло время Хусавиру Питу отдать свой должок. И процесс ему не понравится.
  Я едва заметила молниеносное движение: белая ворона спикировала, как заправский ястреб на жертву. Но тотчас взмыла и полетела прочь. Я пробормотала:
  – Сестра, сестра…
  Я уже начинаю понимать ее послания.
  – Тобо, иди сюда.
  В руках Тобо держал Ключ. Вообще-то, мальчик должен был находиться во главе колонны, но очень уж ему хотелось полюбоваться на фейерверк. И он единственный среди нас не выглядел испуганным.
  Из-за того что он покинул свое место в строю, наше движение застопорилось. Он подошел ко мне с виноватым видом, явно ожидая выволочки. Обязательно получит ее, но позже.
  – Подними Ключ.
  – Зачем?
  – Отряд – не дискуссионный клуб, Тобо. Покажи ей Ключ. Сейчас же.
  Он с недовольным видом поднял Ключ над головой. Золотое кайло вспыхнуло в ярком утреннем свете.
  Душелов не выказала никаких признаков волнения. Но демонстрация была устроена вовсе не для нее. Нарайян Сингх должен понять, что он выпустил из рук.
  Конечно, эта вещь была Ключом, но не только. Одновременно она являлась древней реликвией культа душил, приверженцев Кины. Во дни их славы каждый ватажный жрец обманников владел точной копией этой святыни. Я пробормотала:
  – Ты кое-что выиграл, Нарайян, но что-то и потерял. Воспользовавшись суматохой, ты забрал девушку. Зато у меня осталось вот это. Дщерь Ночи в твоих руках, и ты можешь убираться вместе с ней куда угодно. Если унесешь и ее, и клетку.
  Гоблину и Одноглазому в этот раз удалось сотворить шедевр злого колдовства. Девчонка не может сбежать, даже если разрушит свое узилище. Что бы ни случилось с клеткой, то же самое произойдет и с ней.
  Мне не понравилась идея оставить клетку на той стороне, но Врата Теней упорно сопротивлялись попыткам ее протащить. Может быть, сопротивление и удалось бы преодолеть с помощью сугубо мышечной силы, но для этого требовалось достаточно быстро объяснить достаточно большому количеству людей, что они должны делать. У меня попросту не хватило времени – надо было открывать огонь по Душелов.
  Удачи тебе, Дщерь Тьмы. Таскай за собой это железо по стезе греха.
  Я очень надеялась, что Сингх спрятал Книгу Мертвых по ту сторону Данда-Преша и пройдет немалый срок, прежде чем девушка и Книга воссоединятся. За этот срок я успею дойти туда, куда хочу, и завершить то, что задумала.
  – Молодец, Тобо. Теперь возвращайся на свое место и веди всех дальше. Лебедь, расскажи мне об этих кругах, где вы становились лагерем. Очень хочется знать, как скоро у нас начнутся неприятности. Ведь наверняка кто-нибудь нарушит защиту дороги.
  – Насколько я помню, между этими кругами несколько часов пути. И хотя мы устраивали на них бивуаки, по-моему, на самом деле это перекрестки. Ночью сама поймешь. – И добавил зловеще: – Вот увидишь, ночью все изменится.
  Мне это обещание совсем не понравилось.
  Я все еще находилась в хвосте колонны и лишь на полпути к вершине холма, когда Душелов обнаружила, что произошло с летающим ковром. Мы услышали ее яростный рев, не смягченный даже невидимым барьером, который отделял нас от остального мира. Земля и та содрогнулась.
  Дядюшка Дой, стоявший неподалеку, на краю дороги, любовался результатами своей диверсии.
  – Похоже, ее не воодушевила перспектива добираться домой пешком, – сказала я.
  Мой четвероногий друг стоял чуть позади, глядя поверх моего плеча. Он фыркнул совсем как человек. Лицо Доя озарилось столь редкой улыбкой. Он был очень доволен собой.
  – Что ты ей сделала в этот раз? – спросил меня Плетеный Лебедь.
  – Не я. Дой уничтожил ее транспортное средство. Теперь, кроме собственных копыт, у нее ничего нет, а ведь она за сотню миль от своего единственного приятеля. И Гоблин еще раньше «подлечил» ей ногу, лишив возможности бегать и плясать.
  – Выходит, у нас теперь еще один Хромой.
  Он был достаточно стар, чтобы помнить это проклятие Отряда. Что я могла ему возразить? С моего лица сбежала улыбка. Я частенько перечитывала тот том Анналов, потому что его писал сам Капитан, когда был молодым.
  – Не думаю. Нет у Душелов в крови такого жгучего яда, а в душе – такой дьявольской лютости. И не настолько она одержима, как Хромой. В ней очень сильно хаотическое начало, в то время как он был воплощенной зловредностью. – Я показала Лебедю скрещенные пальцы. – Пойду-ка я лучше вперед и притворюсь, будто знаю, что делаю. Где Тобо?
  – Уже давно впереди. Ты расстроила его.
  Между тем колонна возобновила движение. Это означало, что Тобо уже на плато, с Ключом в качестве оберега.
  Мне было о чем подумать. Например, о том, что этот артефакт, который душилы, очевидно, считали своей главной святыней, на самом деле принесли с плато в наш мир предки нюень бао. Или вот еще интересная мысль: что может значить Ключ для последнего неформального жреца этого племени?
  
  71
  
  
  Как раз перед тем, как я достигла вершины холма и бросила первый взгляд на плато Блистающих Камней, какая-то тварюшка привлекла мое внимание. Это оказался лягушонок, черный, с темно-зелеными полосами и вензелями на спине, с глазами цвета свежей крови. Он сидел на обочине, припав к косо торчащему из земли плоскому серовато-черному камню. Вроде у него была повреждена правая задняя лапка, – попытавшись прыгнуть, он лишь крутанулся на месте.
  – Черт, откуда он взялся? Ведь считается, что здесь нет ничего живого.
  Я надеялась, что тучи мух, которые преследовали наших животных, заметно поредеют, когда мы окажемся за пределами безопасной зоны.
  – Этот тоже долго не проживет, – ответил Лебедь. – Его обронила белая ворона. Верно, собиралась им закусить.
  Он указал на ворону. Та настолько осмелела, что устроилась прямо на спине мистического жеребца. Он, похоже, не был в претензии. Даже посмотрел на меня с некоторым лукавством.
  – Я только что вспомнил, – сказал Лебедь. – Это может оказаться полезным. В прошлый раз, когда мы здесь проходили, Костоправ заставил всех, кто принадлежал к Отряду, прикоснуться нагрудной эмблемой или амулетом к черной полосе, что тянется посередине дороги. Сразу же после того, как он дотронулся до нее наконечником знамени. Может, это и не значит ничего. Но я человек суеверный, и мне было бы спокойнее…
  – Ты прав. Пусть будет спокойнее. Я недавно перечитала все, что Мурген написал о своем путешествии. Он тоже счел это хорошей идеей. Тобо! Остановись!
  Я не думала, что из-за шума, создаваемого движущейся колонной, он услышит меня, но надеялась, что люди передадут. Еще раз я взглянула на злополучного лягушонка, дивясь тому, что ворона позволила ему уйти. И заторопилась вперед, догоняя нашего едва оперившегося колдуна.
  Колонна остановилась – до Тобо дошел мой приказ. И на этот раз мальчишка решил подчиниться.
  Мать и бабка держались рядом, чтобы он, не дай бог, не отколол чего-нибудь. Его это откровенно раздражало. Он уже давно обогнал бы всех, если бы не Сари и Гота.
  Насколько я помню, у Мургена были точно такие же проблемы с Копьем Страсти.
  Увидев впервые плато Блистающих Камней, я поддалась благоговейному страху. Обширность этой равнины не поддается описанию. И на всем своем невероятном пространстве она гладкая как стол. Сплошные напластования серого на сером, и на этом фоне дорога выделяется лишь потому, что она чуть темнее. Никаких сомнений: для чего бы ни предназначалось это плато, оно представляет собой один громадный артефакт.
  – Остановись, Тобо! Не ходи дальше, – прокричала я. – Мы едва не упустили кое-что из вида. Прикоснись Ключом к черной полосе на середине дороги.
  – Что за полоса?
  – Теперь она почти незаметна, – сказал Лебедь. – Но если постараться, можно разглядеть.
  Я постаралась. И разглядела.
  – Подойди, здесь хорошо видно.
  Тобо с явной неохотой подался назад. Может, следовало доверить Ключ Готе? Вряд ли она способна обогнать кого-нибудь из нас.
  Я устремила взгляд вдаль, за спину Тобо, и почувствовала, что мне самой хочется поспешить. До братьев уже рукой подать…
  Над плато начали собираться темно-серые тучи. Мурген говорил, что небо здесь всегда затянуто, хотя по ночам ему случалось видеть звезды. Сколько я ни всматривалась, так и не обнаружила признаков разрушенной крепости, которая должна была находиться прямо по курсу, в нескольких днях пути. Удалось заметить лишь множество каменных столпов – только они и нарушали монотонную гладкость плато.
  – А, вот она! – закричал Тобо, указывая вниз, и с размаху – ну не дурак ли?! – ударил кайлом по поверхности дороги.
  Земля содрогнулась. Не так сильно, как при землетрясениях, которые пришлось пережить многим из нас и которые опустошили половину Тенеземья. И все же достаточно ощутимо, чтобы развязались языки у людей и чтобы животные выразили свое неудовольствие.
  Утренний свет причудливо залил плато, все столпы заискрились. Люди заахали и заохали.
  – Вот, должно быть, почему так названо это плато.
  – Не думаю, – сказал Лебедь. – Правда, я могу и ошибаться. Не забудь, что я говорил о нагрудных эмблемах Отряда.
  – Помню.
  Тобо выдернул кайло из дорожного покрытия. Земля снова содрогнулась, так же мягко, как в прошлый раз. Когда я подошла к мальчику, он удивленно смотрел вниз.
  – Дрема, она сама себя лечит.
  – Что-что?
  – Когда я ударил, кайло проткнуло дорогу, как будто она… мягкая. А когда я вытащил кайло, дыра сразу затянулась.
  – Полосу теперь видно лучше, – заметил Лебедь.
  И верно. Может быть, причиной тому разгорающийся утренний свет?
  Земля задрожала снова. Тональность голосов за моей спиной изменилась, теперь слышался страх пополам с изумлением. Я оглянулась.
  Огромный гриб густой темной пыли, пронизываемый черными филигранными молниями, вырастал там, откуда мы пришли. Его наружная поверхность казалась твердой, хотя, по мере того как он поднимался, во все стороны разлетались темные ошметки.
  Гоблин расхохотался так злобно и громко, что его, наверное, было слышно за много миль.
  – Похоже, кое-кто получил мой прощальный подарочек. Надеюсь, на этот раз гадине по-настоящему больно.
  Я стояла достаточно близко, чтобы услышать добавленное шепотом:
  – Хорошо бы подарочек оказался для нее смертельным, но очень уж мало шансов.
  – Ну, это точно.
  – Я устроил так, чтобы она и на вторую ногу охромела.
  – Сари, – сказала я, – тебе нужно кое-что сделать. Помнишь, Мурген рассказывал, как он постоянно обгонял остальных, когда шел здесь с Копьем? Тобо делает то же самое. Постарайся его придерживать.
  Сари устало кивнула.
  – Ладно, постараюсь, – ответила она апатично.
  – Не надо его останавливать, просто не давай отрываться от остальных. Это может быть важным.
  Я решила, что обязательно выкрою время и потолкую с ней по душам, как нередко бывало раньше. Ее что-то беспокоит, и не нужно это замалчивать, а нужно вытащить на свет божий, хорошенько рассмотреть, а потом выбросить, и подальше. Только так можно исцелить ее душу.
  А эта душа нуждается в исцелении. Видно хотя бы по тому, что Сари во всем винит одну себя. Что-то ей мешает принять мир таким, каков он есть. Она все время сражалась с ним и… растратила силы. И теперь с каждым днем все больше похожа на свою мать.
  – На поводок его посади в крайнем случае, – посоветовала я.
  У Тобо засверкали глаза, но я ничего на это не сказала. И обратилась к спутникам с короткой речью, призывая тех, у кого есть отрядные эмблемы, приложить их к дороге в том месте, где ее продырявил мальчик. Чтения, которые я проводила в последнее время, затрагивали и тот том Анналов, в котором Мурген описывал свои приключения на этом плато. Никто не задавал вопросов и не отказывался. Колонна снова двинулась в путь, но теперь гораздо медленнее, поскольку люди принимали благословение, кроме тех, у кого не было эмблемы Отряда. Я стояла на месте и каждому подходившему говорила что-нибудь если не утешительное, то вдохновляющее. Сколько же, оказывается, нонкомбатантов присоединилось к Отряду, не только мужчин, но даже женщин и детей, – а я и недоглядела. Капитан будет в шоке.
  Дядюшка Дой подошел последним, и это вызвало у меня смутное беспокойство. Один нюень бао замыкает шествие, другой возглавляет его, пусть даже он и полукровка… Но в Отряде смешанные браки давно норма. В этом многолюдье осталось только два человека, которые принадлежали к Отряду, когда тот пришел с севера. Гоблин и Одноглазый. Одноглазый, похоже, не жилец, и Гоблин рассудил очень мудро, решив научить Тобо всему, что знает и умеет, не дожидаясь, когда неотвратимое настигнет и его самого.
  Я двинулась вдоль колонны вперед, желая увидеть что-нибудь новенькое в числе первых. Оглядывая людей, ни в ком не замечала особого энтузиазма. Казалось, все впали в тихое отчаяние. Плохой признак. Он говорит о том, что эйфория по поводу нашего маленького успеха закончилась. Большинство людей осознали, что превратились в изгоев.
  Лебедь выразил это ощущение такими словами:
  – Есть у нас на севере поговорка: «Со сковородки да на угли».
  – Ты это к чему?
  – Мы удрали от Душелов. И что теперь?
  – Теперь будем шагать, пока не найдем наших братьев. А потом освободим их.
  – Ты что, в самом деле такая простушка или притворяешься?
  – Нет, не такая. Но надо бы объяснить людям, что все не так безнадежно, как кажется. – Убедившись, что нас никто не слышит, я добавила: – Я тоже ни в чем не уверена, Лебедь. Мои ноги идут этим путем, потому что встали на него и потому что нет у них высоких идеалов. Иногда, оглядываясь на свою жизнь, я жалею себя. Вот потратила десять лет с лишком, замышляя и совершая преступления, и спрашивается – ради чего? Чтобы выкопать старые кости, которые будут указывать, что мне делать.
  – Покорись воле Ночи.
  – Что?
  – Так мог бы сказать Нарайян Сингх, верно? Был во времена моего прапрадедушки такой лозунг у приверженцев Госпожи. Они верили, что мир, процветание и безопасность возможны только тогда, когда вся власть будет сосредоточена в руках у человека, пригодного для такой задачи, человека волевого и справедливого. Так и вышло, по большому счету. На землях, которые покорились воле Ночи, особенно в центре империи, многие десятилетия царили мир и процветание. Мора и глада не бывало нигде. Война считалась диковиной, возможной где-то очень далеко от этих мест. Преступников преследовали с такой беспощадностью, что из них выжили только безумцы. Но постоянно возникали очень большие проблемы на границах. Каждый из подручных Госпожи, из тех, кого называли Десятью Взятыми, мечтал создать свою собственную малую империю, которая никогда бы не испытывала недостатка во внешних врагах. Ведь эти Взятые вовсю грызлись и друг с другом. Черт возьми, даже мир и процветание порождают вражду. Если ты делаешь все как надо и живешь хорошо, непременно найдется тот, кому захочется прибрать к рукам тобою нажитое.
  – Никогда не думала, что ты у нас философ, Лебедь.
  – Изучишь меня получше – поймешь, что я вообще чудо.
  – Не сомневаюсь. Что ты пытаешься мне втолковать?
  – Сам не знаю. Просто время убиваю, разминая челюсти. Беседа с другом сокращает путь. А может, хочу напомнить себе, что не стоит слишком огорчаться из-за капризов человеческой натуры. Все мои связи с прошлым разорваны, жизнь перевернулась с ног на голову, судьба отвесила мне пинка под зад, и я с завязанными глазами лечу в неведомое будущее. Тут поневоле станешь философом. Теперь я просто радуюсь каждому прожитому мгновению. Да, я покорился воле Ночи, какой смысл ни вкладывай в эти слова.
  Несмотря на религиозное воспитание, я терпеть не могу фатализма. Покорись воле Ночи? Отдай свою жизнь в руки Бога? Бог – это могущество, доброта и милосердие. Нет бога, кроме Бога. Так нас учили. Но может быть, последователи Бходи и правы, утверждая, что за клятвой верности, приносимой богам, должен следовать человеческий подвиг.
  – Скоро начнет темнеть, – напомнил Лебедь.
  – Это одна из проблем, о которых я стараюсь не думать, – призналась я. – Однако Нарайян Сингх был прав. Тьма приходит всегда.
  И когда это случится, мы, наверное, узнаем, чего стоит наш талисман, наш Ключ.
  – А столпы по-прежнему блещут, ты заметила? Хотя небо хмурится, как будто вот-вот пойдет дождь.
  – Заметила.
  Мурген упоминал об этом феномене. Интересно, может случиться с нами что-нибудь такое, чего никогда и ни с кем не случалось прежде?
  – Когда вы в прошлый раз тут проходили, было так же?
  – Нет. В солнечном свете столпы сияли очень ярко, но мне не показалось, будто они способны светиться сами.
  – Гм… И тоже было холодно? – Утром было жарко, но потом воздух постоянно остывал.
  – Было что-то вроде горной прохлады, я запомнил ощущение. Вполне терпимо. Погоди! Что там?
  В голове колонны раздались возгласы и выкрики, но издалека понять их причину было невозможно.
  – В чем дело?
  – Наш парнишка остановился. Похоже, что-то нашел.
  
  
  72
  
  
  То, что нашел Тобо, оказалось останками нара по имени Синдав, одного из наших лучших офицеров и, возможно, брата злодея Могабы. Во всяком случае, в осажденном Джайкуре, когда Могаба пытался узурпировать власть над Отрядом, они были близки, как братья.
  – Отойдите от него, люди! – потребовала я. – Пропустите специалистов.
  Под специалистами подразумевался прежде всего Гоблин. Он упал на колени и медленно пополз вокруг трупа, качая головой вверх-вниз, бормоча какую-то колдовскую абракадабру и ни к чему не прикасаясь, пока не убедился, что опасности нет. Я тоже опустилась на колени.
  – Надо же, как он далеко забрался! Не ожидал, – сказал Гоблин.
  – Крутой был парень. Что, Тени поработали?
  У трупа был именно такой вид.
  – Да. – Гоблин осторожно толкнул мертвеца, тот слегка повернулся. – Ничего не осталось. Мумия.
  – Обыщи его, дурень, – прозвучало за моей спиной. – Может, он нес письмо.
  Я оглянулась. Одноглазый стоял, опираясь на свою безобразную черную трость. Время от времени он вздрагивал – то ли от изнеможения, то ли от холода. Вообще-то, он ехал верхом на осле, привязанный, чтобы не свалиться, если задремлет, что с ним случалось нередко в последнее время.
  – Перенесите его на обочину, – потребовала я. – Чтобы не задерживать движение. До привала нам еще примерно восемь миль. – Эти восемь миль я взяла с потолка, но факт оставался фактом – задерживаться не следовало. Мы подготовились к этому походу лучше своих предшественников, и все же наши ресурсы были небезграничны. – Лебедь, когда подойдет мул с палаткой, отведи его в сторону.
  – Зачем?
  – Нужна волокуша. – (Все, кто меня слышал, смотрели недоумевающе.) – Мы по-прежнему Черный Отряд. А значит, не бросаем своих.
  Это никогда не было истиной в полной мере, но нужно в любых обстоятельствах работать на идеал, если не хочешь, чтобы он померк. Закономерность столь же древняя, как и само денежное обращение, утверждает, что хорошие монеты обязательно будут вытеснены плохими. То же самое относится к принципам, к этике, к нормам морали. Если всегда идти по легкому пути, то при необходимости вряд ли решишься на трудный шаг. Надо делать то, что считаешь верным. Конечно, если знаешь, что верно, а что нет. В девяноста девяти случаях из ста ты знаешь, что нужно делать, просто выдумываешь отговорки, потому что правильные поступки очень нелегко даются и причиняют много неудобств.
  – У него нагрудная эмблема. – Гоблин показал серебряный череп, чей единственный рубиновый глаз как будто светился внутренней жизнью. Очень изящная вещь, сделанная талантливыми руками Синдава. – Возьмешь его себе?
  Таков был обычай, возникший еще в те времена, когда Отряд получал свои первые нагрудные знаки из рук Душелов, а Капитан был просто молодым наблюдателем отрядной жизни и носил птичье перо в волосах. Эмблемы павших переходили к новобранцам – в расчете на то, что эти парни будут знать свою «родословную» и хранить память о погибших.
  Это своего рода бессмертие.
  Я подскочила, а Сари испуганно ойкнула. Мне припомнилось, что нечто похожее в прошлый раз было с Мургеном. Хотя тогда лишь он один это «услышал». Я задумалась. Пожалуй, нужно с ним посоветоваться.
  Целая команда обеспечивала транспортировку туманного прожектора настолько бережно, насколько это вообще в человеческих силах. Даже Тобо было строго-настрого велено приноравливать свой шаг к движению этой группы, которая несла едва ли не самый ценный наш груз.
  Тобо, правда, не слишком хорошо выполнял этот приказ.
  Мимо проскрипели повозки. Несколько животных пугливо отпрянули от останков Синдава, но не настолько далеко, чтобы сойти с безопасного пути. Подумалось, что они чуют опасность лучше меня, – мое-то спасение зависит лишь от интеллекта. Только черный жеребец, казалось, остался равнодушен к судьбе Синдава.
  Зато покойником очень заинтересовалась белая ворона. Может, знала его и теперь оплакивает?
  Чепуха, конечно. Если только это не Мурген в облике птицы, угодивший, как предположил кто-то, в ловушку вне своего времени.
  Прошел шри Сантараксита, ведя осла, на котором сидел копиист Баладита. По пути этот последний читал книгу, совершенно не замечая происходившего вокруг. Может, он просто ничего не видит на удалении? Или не верит в существование мира за пределами своей книги?
  К его запястью была привязана веревка другого осла. Бедное животное шаталось под грузом, состоящим в основном из книг и разного библиотечного скарба. Среди книг были и Анналы, в том числе и украденные мною из библиотеки.
  Сантараксита подошел ко мне:
  – Я в восторге, Дораби! Пережить такие удивительные приключения в моем возрасте! Столкнуться со всеми этим древними, сверхъестественными, живыми артефактами, с ужасными колдунами и таинственными силами! Все равно что шагнуть на седые страницы Вед.
  – Рада, что доставила тебе удовольствие. Этот человек когда-то был нашим братом. Его приключение разобралось с ним примерно четырнадцать лет назад.
  – И его еще не растащили на куски?
  – Здесь выживает только то, что плато считает стоящим выживания. Здесь нет ни мух, ни стервятников.
  – Но есть вороны.
  Он указал на птиц, круживших в отдалении. Я и сама обратила на них внимание, потому что они не издавали никаких звуков и лишь немногие находились в воздухе. Не меньше дюжины сидело на каменных столпах. Самые ближние маячили в нескольких сотнях ярдов по курсу.
  – Они здесь не ради пиршества, – сказала я. – Это глаза Протектора. Вскоре вернутся к ней и доложат, что мы делаем. Если приземлятся после наступления темноты, то умрут точно так же, как Синдав. Эй, Лебедь! Давай-ка пройдись вдоль всей колонны, скажи, чтобы никто не вздумал стрелять в ворон. Еще понаделают дыр в дороге, которая защищает нас от Теней.
  – Нет, ты точно желаешь, чтобы я попал в черный список Душелов?
  – О чем ты?
  – Кажется, она еще не знает, что я жив. Вороны ее просветят.
  Я засмеялась:
  – Сейчас тебя меньше всего должно волновать отношение Душелов. Руки у нее коротки.
  – Кто знает?
  И он пошел предупредить людей, чтобы обращались с крылатыми соглядатаями так же бережно, как со своими домашними любимцами.
  – Странный человек, интригующий, – заметил Сантараксита.
  – Странный – да, в каком-то смысле. Но он чужак, – может, в этом все дело?
  – Здесь все мы чужаки, Дораби.
  Что верно, то верно. Еще как верно! Я и с закрытыми глазами чрезвычайно остро ощущала чуждость этого плато. По правде говоря, не глядя на него – даже сильнее. С закрытыми глазами я чувствовала, что оно осознает мое присутствие так же, как я – его.
  Едва тело Синдава погрузили на волокушу, я зашагала дальше рядом с Сантаракситой. Библиотекарь продолжал восхищаться – всем, кроме погоды.
  – Здесь всегда так холодно, Дораби?
  – И это даже еще не зима. – Возможно, будет еще гораздо холоднее.
  Он знал о снеге только понаслышке. Лед же, по его представлениям, это то, что падает с неба в сезон дождей во время яростных гроз.
  Лебедь не припомнил, чтобы в прошлый раз, когда он здесь проходил, было так холодно. Но тогда было другое время года и совсем другие обстоятельства путешествия.
  Готова поспорить на что угодно: плато нечасто слышало плач страдающих от колик младенцев или собачий лай. Кто-то из ребятишек протащил через Врата пса, а теперь уже ничего не поделаешь.
  – Сколько мы тут пробудем?
  – Вот вопрос, который еще никто не решился задать. Ты лучше меня знаешь ранние Анналы. У тебя было несколько месяцев на их изучение, а я еле-еле успеваю писать свои. Что там сказано об этой равнине?
  – Ничего.
  – Неужели ни слова о том, кто ее создал? И для чего? Тут, конечно, какую-то роль сыграла Кина. Так же как и Вольные Отряды Хатовара, и этот демон Шиветья. По нашим предположениям, именно он находится в крепости, которая впереди. Охраняет сон Кины. До сих пор, правда, он делал это не слишком успешно, судя по тому, что один из королей древности, по имени Райдрейнак, загнал тогдашних обманников в те же самые пещеры, куда Душелов заманила Плененных. Нам известно также, что Книга Мертвых имеет ко всему этому какое-то отношение. Еще дядюшка Дой говорит, не приводя убедительных доказательств, что нюень бао – потомки какого-то другого Вольного Отряда. Однако все знают, что дядюшка Дой и матушка Гота иногда говорят вещи, не укладывающиеся в рамки традиционного знания.
  – О чем ты, Дораби?
  Судя по выражению лица, мне удалось удивить Сантаракситу в очередной раз. Усмехнувшись, я продолжала:
  – Я перебирала все это в уме снова и снова, каждый день, двадцать раз на дню. Просто обычно занимаюсь этим молча. По правде сказать, была у меня надежда, что и ты добавишь что-нибудь в этот салат. Неужели ничего? Мы из первых рук узнали, что до крепости добираться три дня. Мне почему-то кажется, что она расположена в самом центре плато. Нам известно, что существует сеть защищенных дорог и кругов, находящихся на перекрестках. А если имеются дороги, значит они куда-то ведут, верно? Лично я делаю вывод, что должны быть по крайней мере еще одни Врата Теней. Что скажешь?
  – Ты поставила саму нашу жизнь в зависимость от предположения, что существует другой выход с плато?
  – Вот именно. Все равно обратного пути у нас нет.
  Снова тот же озадаченный взгляд. Такой же возник и у Суврина, который обогнал нас и услышал мои последние слова.
  – Хотя я всю свою жизнь прожила среди гуннитов, – сказала я, – их самые мрачные легенды мне неизвестны. А о других, более древних и не столь широко распространенных, культах я знаю еще меньше. Вы что-нибудь слышали о стране Неизвестных Теней? Она, похоже, имеет какое-то отношение к таким высказываниям: «Все зло умирает там бесконечной смертью» и «Призываю небеса и землю, день и ночь».
  – Ну, что касается последнего, то здесь все просто, Дораби. Это обращение к высшей сущности. Иногда оно принимает такую форму: «Призываю землю и ветер, море и небо». Или даже такую: «Призываю вчера и сегодня, вечер и утро». Эти формулы легко запоминаются, их можно произносить, не вдумываясь в смысл, если вера требует повторять их ежедневно определенное число раз. Не сомневаюсь, что и у веднаитов, не пренебрегающих обязанностью молиться, тоже есть что-нибудь коротенькое в этом духе.
  Меня охватило чувство вины. За последние полгода я свои религиозные обязанности исполняла просто отвратительно.
  – Ты уверен?
  – Нет. Но звучит правдоподобно, согласись. Тут все дело в легкости. Ты спрашивала насчет гуннитов. Я не слишком хорошо разбираюсь в нюансах догматики различных культов.
  – Понятно. А что скажешь насчет Каменного Солдата, Костяного Воина или Солдата Тьмы?
  – О чем ты, Дораби?
  – Не важно – раз у тебя не возникает никаких ассоциаций. А теперь пробегусь-ка я вперед и еще раз скажу Тобо, чтобы шел помедленнее.
  Проходя мимо черного жеребца и белой вороны, я опять уловила хихиканье и шепот: «Сестра, сестра…» Птица слышала весь наш разговор с Сантаракситой. Вероятнее всего, это все же не Мурген и не творение Душелов, но она, несомненно, интересуется делами Черного Отряда и порой даже пытается предостеречь нас. Вид у нее такой, будто ее полностью устраивает, что мы движемся на юг и не имеем возможности повернуть назад.
  За моей спиной шри Сантараксита остановился, чтобы вместе с Баладитой изучить поверхность первого каменного столпа, на котором искрились золотые буквы.
  Это своего рода бессмертие.
  
  73
  
  
  Забившись в свои норы, жители бывшего Тенеземья следили за тем, как взбешенная ведьма продвигается к перевалу через Данда-Преш. Там, где проходила Душелов, возникал слух, что Кади возродилась и вновь явила себя миру.
  Перед очевидцами предстала богиня в своем наиболее ужасном виде. Нагая, если не считать пояса, с которого свисали сушеные фаллосы, и ожерелья из детских черепов. Черная кожа с оттенком полированного красного дерева. Полное отсутствие волос. Клыки вампира, две пары рук, рост под десять футов. Счастливой она не выглядела, и люди спешили убраться с ее пути.
  Она была не одна. По пятам за ней, спотыкаясь, тащилась еще одна женщина, белая, совсем молодая. Пяти с половиной футов ростом, красивая, несмотря на царапины, синяки и грязь. Лицо лишено всякого выражения, но в глазах пылает неизбывная ненависть. На ней ничего не было, кроме плечевой сбруи, к которой крепился канат десяти футов длиной. Этот канат с другой стороны был соединен с ржавой железной клеткой, плывущей позади девушки в воздухе. В клетке сидел тощий старик, весь израненный, в ожогах, со сломанной ногой. Девушка, буксировавшая клетку, не издавала ни звука, даже когда чудовище подгоняло ее ударом хлыста. Возможно, она была лишена дара речи.
  Это незадачливый Нарайян Сингх угодил в ловушку Гоблина, а не та, для кого она предназначалась.
  В клетке рядом с обманником лежала большая переплетенная книга. Ветер играл страницами, потому что у Сингха не хватало сил держать ее закрытой. Иногда ветер, расшалившись, вырывал страницу и уносил прочь.
  Временами впадая в бредовое состояние, Сингх думал, что находится в руках своей богини. То ли его наказывают за какой-то забытый проступок, то ли везут прямо в рай. Возможно, в чем-то он был прав. Душелов до сих пор не решила, нужен ли он ей живой, и ничего не предприняла для его исцеления. Похоже, не интересовала ее судьба и Дщери Ночи.
  
  74
  
  
  Я успела догнать Тобо до того, как он миновал перекресток.
  – Становимся лагерем, – сказала я, схватив его за плечо.
  Он посмотрел так, словно пытался вспомнить, кто я.
  – Вернись в круг.
  – Ладно, ладно. И не нужно так сильно дергать.
  – Хорошо, больше не буду. Вижу, ты очнулся. Просто удержу нет на тебя. – Мы вернулись в круг, и я огляделась. – Здесь должна быть… Ага, вот она! – Я имела в виду дыру в дорожном покрытии, четырех дюймов глубиной и шириной с мой кулак. – Сунь сюда кайло рукояткой вниз.
  – Зачем?
  – Если и способны Тени попасть в это защищенное пространство, то лишь отсюда. Ну же, давай! У нас полно дел, если мы хотим тут заночевать.
  Людей было слишком много, чтобы все могли уместиться внутри круга. Это означало, что некоторым придется провести ночь на дороге – чего Мурген советовал по возможности не делать.
  Я хотела, чтобы за пределами круга оказались только самые хладнокровные. По словам Мургена, ни одна ночь на плато не обходится без приключений.
  
  Суврин нашел меня, когда я пыталась разместить семейство Икбала в центре круга. Животных мы стреножили. Меня не покидало ощущение, будто плато недовольно тем, что его топчут такими жесткими копытами.
  – Чего тебе, Суврин?
  – Шри Сантараксита просит тебя прийти, как только сможешь. – Он улыбался до ушей.
  – Суврин, что с тобой? Часом не накурился ганджи?
  – Я просто счастлив. Пропустил государственный визит Протектора, могу теперь и в ус не дуть. Я иду по местам, никому из моих сверстников не известным, по местам, о которых я и сам еще месяц назад никакого представления не имел. Самое интересное приключение в моей жизни! И это еще не все. В смысле, плато – еще не вся полоса моей удачи. Да, я чертовски доволен. Плохо только, что ноги стер.
  – Черный Отряд приветствует тебя. А что касается ног – привыкай. Нашей эмблемой должен быть не огнедышащий череп, а волдырь на пятке. Кто-нибудь узнал нынче что-нибудь полезное?
  – Вероятно, шри Сантараксита что-то обнаружил. Иначе не стал бы утруждаться, уговаривая меня найти тебя.
  – Да ты, я гляжу, осмелел, пока с нами водился. Уже и ехидничаешь.
  – Когда мне не страшно, со мной легче иметь дело. Всегда это подозревал.
  Я огляделась.
  – Ну, веди меня к нашему большому ребенку.
  Суврин, как выяснилось, любил поболтать. Тем хуже для него.
  – Он просто чудо, правда?
  – Сантараксита? Не скажу, что он чудо, скажу, что он нечто. Будь с ним поосторожнее, а то как бы его рука случайно не оказалась в твоих штанах.
  Суврин вместе с обоими стариками устроился на восточной стороне круга. Должно быть, это место выбирал Сантараксита – аккурат напротив ближайшего каменного столпа. Библиотекарь сидел в гуннитской манере, скрестив под собой ноги, на самом краю круга и пристально смотрел на камень.
  – Это ты, Дораби? Посиди со мной.
  Я сдержала раздраженный возглас и уселась. Отряд никак не мог отказаться от своей северной привычки – таскать в обозе стулья, табуретки и тому подобные удобства, – хотя в нем и осталось только двое из Старой Команды. Сила инерции, никуда от нее не денешься.
  – Что ты там высматриваешь, шри?
  И так понятно, что стоячий камень.
  – Давай проверим, так ли ты хорошо соображаешь, как мне кажется.
  Такой вызов оставить без ответа я не могла. Я вперилась в столп, надеясь, что истина возвестит о себе сама.
  В какой-то момент камень ослепительно засверкал. Это никак не было связано с лучом заходящего солнца, которое вдобавок успело заползти за облака. Приглядевшись, я сказала Сантараксите:
  – Похоже на группы светящихся букв. И они расположены в определенном порядке.
  – В таком порядке, чтобы их можно было прочесть, надо полагать.
  – Как читать? Сверху вниз? Или слева направо?
  – Расположение букв столбцом сверху вниз довольно часто встречается в древней храмовой литературе. Некоторые сорта чернил высыхали медленно, и, если писать горизонтально строчку за строчкой, можно смазать написанное раньше. Мне кажется, писать колонками сверху вниз справа налево удобнее левше. Смею предположить, что здешние стеллы изготовлены леворукими мастерами.
  Занятная мысль: если тебе удобно писать, это не значит, что кому-то будет удобно читать. Я поделилась своим открытием.
  – Ты абсолютно прав, Дораби. Расшифровка классических текстов – это всегда вызов. Особенно если древний копиист располагал временем и имел склонность к розыгрышам. Случалось мне видеть рукописи, которые, если их сложить вместе, можно было прочесть и по горизонтали, и по вертикали. Причем в каждом случае получалась своя история. Такую работу мог выполнить лишь человек, избавленный от необходимости ежедневно добывать себе пропитание. Действующие ныне официальные правила были приняты лишь несколько поколений назад. И сделано это было как раз для того, чтобы мы могли читать тексты друг друга. Для подавляющего большинства населения это все еще темный лес.
  Многое из того, о чем говорил библиотекарь, было мне известно, но педантизм проел его до мозга костей. Ладно, если подыграю, с меня не убудет.
  – И что мы имеем здесь?
  – Точно сказать не берусь. Зрение у меня слабое, не все удалось разобрать. Но буквы на этом камне очень похожи на те, которыми написаны твои самые древние книги, и я смог перевести несколько простых слов.
  Он показал мне плоды своих усилий. Слишком скудные, чтобы можно было уловить какой-то смысл.
  – Мне кажется, это преимущественно имена. Возможно, часть священного писания, что-нибудь наподобие родословия.
  – Это своего рода бессмертие.
  – Возможно. Уверен, монументы схожего назначения можно обнаружить почти во всех более-менее древних городах. Железо было очень популярным материалом у тех, кто считал себя очень богатым и исторически значимым. Как правило, такие памятники возводились, чтобы прославить в веках ту или иную личность, правителя или завоевателя, желающего, чтобы его не забыли потомки.
  – И все сооружения подобного рода, которые мне довелось увидеть, – сущие головоломки для живущих ныне вокруг них людей. Я бы не назвала это бессмертием.
  – В том-то и дело. Бессмертие мы получим в другом мире, каким бы себе его ни представляли, но всем нам хочется, чтобы нас помнили в этом. Полагаю, когда умерший прибывает на небеса, там уже знают, кто он такой. И хотя я благочестивый, блюдущий обряды гуннит, у меня нет иллюзий насчет того, что привносит человеческая натура в религиозный опыт.
  – Меня всегда интриговал ход твоих мыслей, шри Сантараксита, но при нынешних обстоятельствах мне просто недосуг сидеть и размышлять над бесчисленными фобиями человечества. Даже если они имеют отношение к Богу. Или к богам, если тебе так больше нравится.
  Сантараксита рассмеялся:
  – Тебе не кажется забавным, что мы с тобой поменялись ролями?
  Несколько месяцев, проведенных в реальном мире, чудесным образом изменили его мировоззрение. Он смирился с ситуацией, в которой оказался, и теперь старается как можно больше извлечь из нее. Может, еще немного – и он станет последователем Бходи?
  – Боюсь, я куда меньше достойна титула «мыслитель», чем тебе кажется, шри. У меня никогда не хватало времени на философствования. Подозреваю, что я больше похожа на попугая.
  – Дораби, человеку твоей профессии, чтобы выжить, необходимо быть философом в гораздо большей степени, чем тебе хочется признавать.
  – Или быть в большей степени зверем. Среди нас нет тех, кто в прежней жизни был праведником.
  Сантараксита пожал плечами:
  – Все равно ты чудо, независимо от того, хочешь им быть или нет. – Он кивнул на каменный столп. – Вернемся к обсуждаемой теме. Может быть, здесь рассказывается о чем-то важном. Или это просто напоминание о тех безвестных, из чьего праха растет сорная трава. И вот что любопытно. Складывается впечатление, что столп пытается вступить с нами в общение. Смотри: некоторые знаки заменены. – Последние слова он произнес тоном крайней заинтересованности. – Дораби, я должен это прочесть! Для этого необходимо приблизиться к столпу.
  – Выбрось это из головы. Скорее всего, ты умрешь, даже не добравшись до него. А заодно погубишь всех нас.
  Он насупился.
  – У нашего приключения есть опасная сторона, – продолжала я втолковывать ему. – Она не допускает экспромтов, отклонений от общей цели, выпячивания собственной личности. Ты видел Синдава. Мало было на свете людей порядочнее его. Он не заслужил такого конца. Как только на тебя найдет творческий кураж, пойди и еще раз взгляни на волокушу с телом бедняги. Фу! Ну и запах – точно в конюшне. Ветерок не помешал бы. – Конечно, если бы он дул не в мою сторону.
  Животных сгуртовали в середине лагеря, чтобы они со всех сторон были окружены людьми и лишены возможности сделать какую-нибудь глупость – например, выйти из защитного круга. А травоядные, как известно, большие мастера по части выработки продуктов пищеварения.
  – Хорошо, хорошо, – усмехнулся Сантараксита. – Нет у меня склонности к идиотским поступкам, Дораби.
  – Да неужели? А как же тогда ты оказался здесь?
  – Может, у меня такое хобби. – Он, оказывается, способен посмеяться над собой. – Глупо, конечно. Моему камешку никогда не вырасти в один из этих столпов.
  – Не возьмусь угадать, комплимент это или упрек. Ладно, не спускай глаз с этого камня, и если появится что-нибудь интересное – сообщи. – У меня не раз возникал вопрос, не связаны ли каким-то образом эти столпы с теми, которые Отряд когда-то обнаружил на равнине Страха. Правда, тамошние камни умеют ходить и говорить – если только Капитан не был склонен к преувеличениям даже больше, чем мне кажется.
  – Ого! Взгляни-ка! Видишь, вон там, у самого края дороги? Это Тень – крадется потихоньку. Уже достаточно темно, чтобы Тени зашевелились.
  Пора и мне пошевеливаться: надо обойти лагерь и убедиться, что все сохраняют спокойствие. Теням не добраться до нас, если будем сидеть тихо, не делая глупостей. Возможно, они попытаются спровоцировать панику – подобно тому как охотник поднимает дичь.
  
  75
  
  
  Несмотря на большое количество людей, наличие животных и овладевший мной пессимизм, все шло гладко. Мы с Гоблином несколько раз прогулялись по кромке круга и побывали на северной части дороги, где остался хвост нашей колонны. Все как будто понимали ситуацию и вели себя соответственно. Наверное, благодарить за это следовало Тени, которые липли к невидимым стенам нашего укрытия и вились по ним злобными пиявками. Ничто так не помогает собраться, как угроза ужасной смерти.
  – Вот чего я никак не пойму, – сказала я. – Круг – это перекресток, верно? Значит, должны быть и другие пути в него и из него. Кроме тех, по которому мы пришли сюда и по которому пойдем завтра. Почему же их не видно?
  – Понятия не имею. Может, это колдовство. Спроси Одноглазого.
  – Почему его?
  – Ты столько времени прожила с ним бок о бок, что и сама должна бы понимать почему. Потому что он знает все. Просто спроси. Он объяснит.
  Похоже, сейчас Гоблин уже меньше беспокоится о том, как бы не потревожили его друга. Наши колдуны возобновили любимую грызню.
  – Знаешь, ты навел меня на интересную мысль. Мне было недосуг точить лясы с Одноглазым, но все же создалось впечатление, что он из кожи вон лезет, стараясь выглядеть больным. Почему бы нам не разбудить его, не оставить за старшего, а самим не вздремнуть чуток?
  Мы так и сделали, с незначительными осложнениями, но сначала убедились, что караульная служба на потенциальных входах в круг идет как положено, независимо от того, видны они или нет. Благодаря Готе и дядюшке Дою Одноглазый все еще вносил вклад в святое дело защиты наших задниц. Правда, не желал признавать, что вклад этот совсем мизерный.
  Только я с наслаждением вытянулась на жесткой постели, как подошла Сари. Измотанная до крайности, я была вовсе не склонна к задушевной беседе. Хотелось только одного – чтобы она ушла. Сари, должно быть, это почувствовала, а потому была краткой:
  – Мурген хотел поговорить с тобой, но я сказала, что ты устала и нуждаешься в отдыхе. Он просил предупредить: сны тут бывают очень яркими и обманчивыми. Самое главное, говорит он, не впадать в панику и никуда не идти. То же самое мне нужно объяснить Гоблину, Одноглазому, дядюшке Дою и еще кое-кому, чтобы они предупредили остальных. Отдыхай.
  Она погладила меня по руке, давая понять, что мы по-прежнему подруги. В ответ я промычала что-то невразумительное и закрыла глаза.
  
  Мурген оказался прав. Ночь на плато Блистающих Камней – это еще одно приключение, совершенно особенное. Все детали местности сделались очень похожими друг на друга, при этом они казались призраками самих себя дневных. Небо и вовсе не вызывало доверия.
  Равнина была еще сплошь в оттенках серого, но теперь залита зыбким сиянием, которое четко очерчивало все углы и кромки. В какой-то момент я подняла глаза и увидела полную луну и сонмы звезд, но уже спустя несколько минут все было снова затянуто плотными облаками, не пропускавшими ни единого лучика. Тексты на каменных столпах все время менялись, чего Мурген, похоже, не заметил, когда был здесь в прошлый раз. Я немного понаблюдала, узнавая отдельные буквы, но не слова. И вдруг в разум постучалась мысль о том, что утром непременно надо будет подойти к шри Сантараксите. Это было вроде озарения – я поняла, как нужно читать письмена на столпах. Начинать с верхнего правого угла и двигаться вниз по первому столбцу. А потом по второму, но уже снизу вверх. Затем по третьему, опять сверху вниз. И так далее.
  Однако гораздо больше меня интересовало движение между колоннами. Там были большие Тени, один вид которых вызывал ужас, и множество мелких, явно очень голодных. Мелочь ползала по нашей защитной стене, крупняк не подбирался слишком близко. От последних веяло злобным терпением, – казалось, они готовы ждать хоть тысячу лет, пока кто-нибудь из нас не зазевается и в защите не возникнет брешь.
  Во сне все дороги, ведущие в круг, были хорошо видны. Каждая, словно мерцающая нить, вела к поблескивающему вдали куполу. Однако среди всех этих путей и сооружений только наша дорога, тянувшаяся с севера на юг, казалась живой. Как будто знала, что мы собираемся по ней пойти, или же хотела, чтобы мы это сделали.
  И тут вдруг я была одновременна изумлена, сбита с толку, испугана и восхищена – осознав, что не увидела бы всего этого, если бы линия обзора проходила на уровне моих глаз. Значит, я выше на десятки футов – покинула свое тело, как это делает Мурген. Хотя я тысячу раз мечтала обладать этой способностью и зрелище было потрясающее, в глубине души всколыхнулся страх. И я воззвала к Небесам – не грешно время от времени напомнить Богу о своем существовании. Я страстно, до исступления, желала оставаться просто Дремой, без намека на какой-нибудь мистический талант. Правда-правда. Если уж так необходимо, чтобы кто-то из наших умел делать нечто подобное, пусть бы выбор пал на Гоблина, или Одноглазого, или дядюшку Доя… Да на кого угодно, исключая лишь Тобо, несмотря на то что ему напророчена важнейшая роль в будущем Отряда. Он слишком юн, слишком плохо держит себя в руках, чтобы совладать еще и с этим даром.
  Снующие мелкие Тени напоминали стаю голубей. В этом призрачном мире они не молчали, но общались лишь друг с другом. Не требовалось особых усилий, чтобы не подпускать их к себе.
  Что тревожило по-настоящему, так это небо над головой. Каждый раз, стоило мне поднять взгляд, там все оказывалось совершенно другим. То непроглядные тучи, то россыпь звезд и полная луна. То совсем мало звезд и две луны. То четкое созвездие, повисшее прямо над дорогой, что вела на юг. В точности соответствует описанию созвездия, которое Мурген называет Арканом. А мне-то всегда казалось, что этот Аркан придуман соплеменниками матушки Готы.
  И вдруг сразу за золотым кайлом я увидела троицу рослых страшилищ, которых Мурген встретил на этом самом месте в свою первую ночь на плато. Кто они? Якшасы? Ракшасы? Я напрягла память, но не вспомнила ничего подходящего ни из мифологии гуннитов, ни даже из культа Кины. Хотя им наверняка нашлось бы там место. Гунниты гораздо более гибки в вопросах своей доктрины, чем веднаиты.
  Меня учили, что нетерпимость – великое достоинство нашей веры. Гуннитская уступчивость – одна из причин того, что они обречены гореть вечным огнем. И поделом идолопоклонникам.
  Бог – это могущество. Бог – это доброта. В милости своей Он подобен земле. Но к неверующим может быть крайне суров.
  Я изо всех сил пыталась вспомнить, что Мурген поведал о своей встрече с этими созданиями из мира снов. Бесполезно, хотя именно я записывала его рассказ. Даже не удалось припомнить, были ли его ночные гости в точности такими же, как эти. Чудища, в общем-то, имели человекообразные фигуры и человеческие размеры, но у лиц ничего общего с людскими. Может, это звериные маски? Судя по энергичной жестикуляции, монстры зовут меня за собой. Вроде Мурген упоминал о чем-то этаком. Он, помнится, отказался. Я тоже, хотя и приблизилась к ним осторожно, и попыталась завести разговор.
  Не имея тела или каких-либо специальных приспособлений, я, конечно, не могла издавать звуков. И монстры говорили на неизвестном мне языке, так что все наши усилия оказались тщетны.
  Гости, похоже, сильно расстроились. Небось возомнили, что я буду играть по их правилам. Вконец разочарованные и разозленные, они затопали прочь.
  Мурген, я не знаю, где ты. Но тебе придется объяснить все это.
  Уроды ушли, не причинив мне никакого вреда. Теперь, может быть, удастся немного поспать. Самым обычным сном, без этих чересчур реальных сновидений и жуткого, неправдоподобного неба.
  Пошел дождь. Самый настоящий, никаких сомнений. Я лежала, скрючившись, и на меня сыпались холодные капли. Укрыться негде – на этом плато палаток не расставишь. Кстати, планируя поход, мы забыли о погоде. Не знаю даже почему; а впрочем, сколько ни планируй, всегда упустишь что-нибудь важное. И уже потом, когда начинаются неприятности, ломаешь голову, как же это все, кто участвовал в подготовке, проглядели самое очевидное.
  И с чего мы взяли, что такое понятие, как погода, неприменимо к этой равнине? Может, с того, что в Анналах Мургена о ней не сказано ни слова? Но кое-кто мог бы вспомнить, что Плененные совершали своей поход в другое время года. Кое-кому следовало бы задуматься о том, что стоит за этими словами. Кое-кому – это в первую очередь мне.
  Было достаточно зябко и до того, как начался дождь, теперь же у меня зуб на зуб не попадал. Двигаясь на ощупь, я встала и помогла укрыться тем, кто лежал поблизости. Потом натянула на себя еще одно одеяло и кусок палатки, свернулась калачиком и уснула. Это всего лишь мелкий дождик, а когда выбьешься из сил, ничто не имеет значения, кроме сна.
  
  76
  
  
  Вернувшись в страну снов, я встретила там Мургена.
  – Что, удивлена? Я же говорил, что увижусь с тобой на плато.
  – Да, говорил. Но сейчас мне не до встреч. Сейчас мне позарез нужно поспать.
  – Ты и спишь. И проснешься свежей, будто спала как убитая.
  – Мне не нравится болтаться вне тела.
  – Ну так не болтайся.
  – Я не могу это контролировать.
  – Можешь. Просто реши, что не станешь. Эта способность в тебя заложена природой. Большинство людей пользуются ею чисто инстинктивно. Поспрашивай завтра людей – наверняка каждый вспомнит, как он выходил из тела.
  – Значит, это происходит со всеми?
  – Здесь – да. Конечно, нужно желание. Многие не желают категорически, поэтому даже не осознают открывающейся перед ними возможности. Ладно, все это не имеет значения. Я здесь для другого.
  – Для меня эти люди имеют значение, да еще какое. Они напуганы. А я всего лишь городская девчонка из самых низов…
  – Кончай ныть, Дрема. Не трать времени зря. Я тебя знаю как облупленную. Тебе тоже следует узнать кое-что.
  – Я вся внимание.
  – На плато ты до сих пор неплохо справлялась, потому что руководствовалась Анналами. Вот так и продолжай, и не будет никаких неприятностей. Учти, время дорого. У вас мало воды – не хватит, даже если вы будете резать по дороге животных. Здесь есть лед, его можно растапливать, но, если тратить время впустую, вам придется убить больше животных, чем запланировано. Заботьтесь о них как следует, пока они живы, поите, не то они будут метаться в поисках воды и проломят защиту. Дыра, конечно, закроется, но не сразу, а Тени своего не упустят.
  – Если не будет дыр, нас не постигнет судьба Синдава и других?
  – Нет. Завтра вы найдете Бадью. Я специально предупреждаю, чтобы ты успела подготовиться.
  Я уже успела. Давным-давно. Увидеть Бадью мертвым и правда будет нелегко, но я выдержу.
  – Скажи, что еще от меня требуется.
  – Ты все делаешь как надо. Просто не медли.
  – Может, разбить отряд на части? Послать ударную группу вперед?
  – Не стоит. Ты не сможешь руководить теми, кого не будет с тобой. Кто-нибудь из них может допустить серьезный промах и погубить всех нас.
  – И вас тоже?
  – Если вы не справитесь, никто не вытащит нас отсюда. Кроме вас, никто даже не знает, что мы живы.
  – Думаю, Дщерь Ночи и Нарайян Сингх знают. – Наверняка они слышали достаточно, чтобы сделать правильный вывод.
  – Тогда и Душелов знает. Но, как ты догадываешься, эти трое вряд ли заинтересованы в воскрешении мертвых. Не говоря уже о том, что сейчас Врата Теней можно открыть только с нашей стороны. Это последняя партия в игре, Дрема. И на кон поставлено все.
  Я не стала напоминать Мургену, что Нарайян Сингх и его подопечная очень даже заинтересованы в воскрешении кое-кого, кто похоронен вместе с ним. Он был прав насчет Врат Теней – других Ключей снаружи не осталось.
  – Если снова захочешь со мной встретиться, как я об этом узнаю? – (Он одарил меня улыбкой – наверное, той самой, которая покорила сердце его будущей жены.) – Ты должен увидеться с Сари.
  – Уже. Вот почему не сразу пришел к тебе.
  – Да я не в претензии… Кстати! Я видела тварей… этих… – Я не знала, как называются монстры, но попыталась описать.
  – Это нефы – Вашан, Вашен и Вашон. Они тоже духоходцы.
  – Тоже?
  – Я духоходец. Ты меня видишь ненастоящего, не глазами. Ну, как бы вспоминаешь. Нефы находятся не здесь. Может, угодили в западню, а может, лишились тел и им некуда возвращаться. Мне ни разу не удалось поговорить с ними. Они жаждут общения – чего они только не жаждут, – но научиться не могут. Эти сущности – из другого мира. Если и вправду у них нет тел, они могут оказаться коженосцами, поэтому будь с ними очень осторожна.
  – Гм… Не пойму, о чем ты.
  – А-а… Кажется, мы об этом еще не говорили.
  – О чем – об этом?
  – Вообще-то, я думал, что ты о многом догадалась, читая между строк. Должны же были Отряды выйти откуда-то, и вряд ли с плато: оно не так уж велико и на нем нет ничего, кроме голого камня. Значит, они пришли из какого-то другого места. Этот же край непригоден для жизни: чем дальше, тем холоднее и негостеприимнее.
  – Я и в самом деле туго соображаю, начальник. Расскажи поподробнее.
  – Я не считал разумным рассказывать о моих открытиях. Не хотел пугать тех, кто придет за мной.
  – Ты мой брат.
  Он будто не услышал.
  – Тут, знаешь ли, не спят, поэтому в моем распоряжении уйма времени. И я его трачу на исследования. Существует шестнадцать Врат Теней, Дрема. И пятнадцать из них открываются в другие миры. Во всяком случае, открывались раньше. Большинство уже неисправно, и мне не узнать, как обстоят дела за ними, – для этого нужно пройти через них по-настоящему. Даже будь у меня такая возможность, не уверен, что воспользовался бы ею. Не хочется влипнуть еще круче, чем я уже влип.
  Из этих шестнадцати порталов сейчас действуют только четыре. И тот, который ведет в наш мир, так сильно поврежден, что вряд ли просуществует больше ста лет.
  Я растерялась. Да еще как! Все эти откровения застали меня совершенно неподготовленной. А ведь Мурген прав: намеки были и мне следовало их улавливать.
  – Какое отношение все это имеет к Кине? В ее мифологии ничего похожего нет. И если уж на то пошло, какое отношение все это имеет к нам? В наших легендах тоже ни о чем таком не упоминается.
  – Упоминается, Дрема. Просто эта истина так стара, что время полностью исказило ее. Поройся в гуннитской мифологии, там немало рассказывается о других плоскостях, о других реальностях, о других небесах и прочем в том же роде. Эти истории ходили еще до появления Вольных Отрядов, тысячу лет назад. Вот что мне удалось выяснить. Почти шестьсот лет назад, когда первый Вольный Отряд покинул плато, это был первый случай использования наших Врат Теней самое меньшее за восемь веков. Вполне достаточный срок для того, чтобы истина исказилась до неузнаваемости.
  – Постой, постой! Ты опять толкуешь о таких вещах, которые в моем сознании просто не укладываются.
  – Ну так распахни свое сознание пошире, потому что вместить ему нужно очень и очень многое. И это притом что мне едва ли известна десятая часть.
  У моей души есть темная, циничная, недоверчивая половина. Порой она сомневается даже в побуждениях моих ближайших друзей.
  – Почему ты до сих пор ни словом не обмолвился об этом? Неужели только вчера сам узнал?
  – Конечно не вчера. Но я уже говорил, что хочу отсюда выбраться. Очень хочу. Вот и решил не грузить тебя сведениями, которые могут помешать.
  – Помешать? Мне? Черт возьми, о чем ты?
  – Кина и Плененные – не единственные, кто здесь спит. Существует множество истин, способных расшатать основы нашего мира. Истин, способных привести к вселенской бойне, к кровавым мятежам, к войнам за веру. Истин, смертельно опасных для моей семьи и для Черного Отряда.
  – Я пытаюсь распахнуть сознание пошире, но это, знаешь ли, нелегко. Такое ощущение, будто вот-вот сорвусь в пропасть.
  – Ну так держись. Сам я здесь уже целую вечность, но мне еще очень многое непонятно. Думаю, для пущей доходчивости стоит начать с истории этого плато.
  – Почему бы и нет? Увлекательная, надо думать, история.
  – Твой язычок по-прежнему остер. Может, и прав Лебедь: все, что тебе на самом деле нужно, – это крепкий… Ладно, ладно. Слушай внимательно. Это плато появилось так давно, что уже никто ни в одном из миров не помнит, кто его создал, как и для чего. Считается, что это своего рода система мостов между мирами.
  – А к чему Тени, и каменные столпы, и…
  – Я ничего не успею рассказать, если ты будешь все время перебивать.
  – Извини.
  – Вначале было это плато. Просто горная равнина, с сетью дорог, предназначенных для того, чтобы попадать в другие миры. Причем для этого нужно было пройти вполне определенный путь. К примеру, пришедшему на равнину, чтобы ее покинуть, необходимо было сначала добраться до большого круга в ее центре. В ту пору не существовало ни Теней, ни Врат Теней, ни стоячих камней, ни огромной крепости в середине главного круга, ни пещер под каменной поверхностью, ни спящих богов, ни Книги Мертвых. Не было ничего, кроме плато – перекрестка миров, а может, времен. Существует учение – правда, весьма сомнительное, – которое утверждает, что все Врата ведут в один и тот же мир, только с промежутками в десять тысяч лет.
  Но вот настала эра человечества, и плато увидело орды завоевателей, носившиеся из конца в конец. Когда же их энергия истощилась, мудрецы из дюжины миров объединились, и это место получило первые усовершенствования.
  Они построили в большом круге крепость и поселили там солдат из созданной ими расы бессмертных стражей, чтобы не пропускать из мира в мир толпы вооруженных людей.
  Теперь мы переходим к протоистории, к эпохе, которая сейчас с легкой руки гуннитских мифотворцев, значительно исказивших ее, считается ущербной.
  Несмотря на все препятствия, завоеватели снова и снова пытались проникнуть из мира в мир. Кина, похоже, вначале была кем-то вроде вашего дьявола, Властелина, чудовищем из тех, которые непременно появляются раз в несколько столетий; таким был первый муж Госпожи. Сама же Госпожа была слеплена из другого теста.
  Сущности, с которыми была связана Кина, решили усовершенствовать ее, чтобы ей было под силу справиться с демонами на плато. То, во что она в результате превратилась, за неимением более подходящего слова будем называть богиней. Повела она себя отвратительно, чего и следовало ожидать связанным с нею сущностям. Последствия ее проступков с той или иной степенью достоверности отражены в мифологии.
  Потом, когда Кина уснула, связанные с ней сущности создали под плато лабиринт пещер и похоронили ее там заживо. Затем они же сотворили Шиветью, Непоколебимого Стража, чтобы охранял пленницу. А может, использовали одного из уцелевших демонов, носившего это имя, лишь добавив ему сил и обязав сослужить службу. Это если ты предпочитаешь менее известную версию истории. Потом, слишком, по-видимому, надорвавшиеся, чтобы обрести былое могущество, они один за другим исчезли. Вот каким образом Кина сначала возвысилась, а потом оказалась в заточении.
  – Почему ее просто не убили? Вот чего я никогда не понимала в этих божественнных сварах. Существует единственная версия мифа о Кине, согласно которой враги не спрятали ее, а разрубили на части. Куски были разбросаны в разные стороны, но они остались живы, они пытаются воссоединиться.
  – Подозреваю, что Кина успела применить чары, связавшие судьбы других богов с ее собственной судьбой. Эти создания ни секунды не доверяли друг другу. Каждое из них создавало защитные механизмы вроде того, которым воспользовался Длиннотень, когда поставил свою судьбу в зависимость от благополучия Врат Теней.
  – Но Врата Теней больше не зависят от его здоровья. Во всяком случае, пока он остается на плато.
  – Я его упомянул просто как пример, Дрема. Давай вернемся к истории плато. То, что последовало за падением Кины, не подтверждается никакими документами. Но известно, что появлялись новые завоеватели и предпринимались дальнейшие попытки помешать им, причем плато оставалось открытым для торговли. Были созданы Ключи и Врата. Боги одного из миров собрали своих чародеев, велели им изъять души у миллионов военнопленных и создать из них Тени, обладающие свойством ненавидеть все живое. Эти боги намеревались полностью закрыть плато с помощью Теней. Тогда, что вполне закономерно, какая-то другая раса создала особые поля для защиты кругов и дорог.
  Никто не знает точно, как и когда начали появляться каменные столпы, но это, несомненно, одно из самых последних «приобретений» равнины. Вероятнее всего, они были установлены предтечами некоего религиозного движения, охватившего все миры, того самого, которое породило Вольные Отряды. Я полагаю, эти камни – не живые существа, а всего лишь вещи, изготовленные с определенной целью. Им равно безразличны и Тени, и защитные поля, но они настроены на различные Ключи, которые проносили мимо них в эпоху Вольных Отрядов.
  – У меня голова кругом. Немало времени понадобится, чтобы все это переварить. Что же получается, Кина вполне реальна?
  – Абсолютно реальна. Погребена прямо под нами. У меня никогда не возникало желания отправиться на ее поиски – вдруг да ненароком выпущу на свободу? Не знаю, выполнима ли эта задача для меня, но лучше вообще не утруждаться.
  – А при чем тут Райдрейнак и Книга Мертвых? Какова их роль во всем этом?
  Война Райдрейнака против культа Кины предположительно случилась за несколько столетий до появления Вольных Отрядов, но между Райдрейнаком и Отрядами было много общего, что наводило на мысль о связи между ними.
  – О возникновении Вольных Отрядов известно, как ни странно, очень мало, несмотря на относительную близость во времени. На протяжении нескольких веков существовало множество таких Отрядов. Они приходили из одних миров и уходили в другие и за малым исключением представляли собой различные секты приверженцев Кины. В основном их посылали с исследовательской миссией, не ради завоеваний, торговли или проведения Года Черепов. Однако складывается впечатление, что их подлинная задача – определить, который из миров будет принесен в жертву, чтобы этот самый Год Черепов наступил.
  – И все правители миров решили, что мы наиболее подходим для этой работенки?
  – Кина объяла многие миры, ее колдовство почти не встречало преград.
  – А мы проиграли в орлянку и должны теперь похоронить ее собственными силами?
  – Ты больше не в нашем мире, Дрема. Ты между мирами. Где окажешься в итоге, будет зависеть от того, через какие выйдешь Врата. И сейчас у тебя всего один вариант. Это Врата, которые расположены прямо впереди, на дальнем краю плато. Как будто само плато закрывает для тебя все другие выходы.
  – Не понимаю. Зачем это делается? И каким образом?
  – Иногда кажется, что плато – живое существо, Дрема. Или, по крайней мере, что оно способно мыслить.
  – Мы попадем в тот мир, откуда пришли? И куда так стремился Капитан, потратив на это большую часть своей жизни?
  – Нет. Отряд не может вернуться в Хатовар. Костоправ никогда не доберется до своей земли обетованной. Те Врата Теней больше не существуют. Мир, куда вас ведут, очень похож на наш собственный. В других мирах его называют, в приблизительном переводе на таглиосский, страной Неизвестных Теней.
  И тут я выпалила не подумав:
  – Все зло умирает там бесконечной смертью.
  – Что? – Он опешил. – Да, это правда. Подразумеваются люди, убивавшие ради сотворения Теней. Как ты узнала?
  – Услышала мимоходом. От нюень бао.
  – Да. Нюень бао де дуань. На современном языке название племени означает «избранные дети» или нечто вроде. В разговорном варианте, далеком от буквального значения. В те дни, когда их предки были посланы из страны Неизвестных Теней, это означало, тоже приблизительно, «Дети Смерти».
  – Ты изрядно потрудился, – заметила я.
  – Вряд ли можно так сказать, учитывая, как давно я здесь. Запрись лет на десять, Дрема, и примиришься с досадными пустяками, которые раньше постоянно отвлекали от важных дел.
  – Шутишь? На меня столько хлопот навалилось, что приходится работать даже во сне.
  – Ладно, сейчас отдохнешь. Кое-кто, способный управлять туманным прожектором, упорно зовет меня. Почему бы тебе не подкрасться и не раздолбать чертову машину, чтобы старину Мургена не дергали всякий раз, когда кому-то понадобится совет насчет лущения орехов или еще какой ерунды?
  – Это запросто, бывший начальник. Но учти: у меня у самой целый мешок нелущеных орехов.
  – А вот хрен… – И Мурген исчез, точно его и впрямь дернули.
  Могу поклясться, я слышала хохот белой вороны, не упустившей ни слова из нашего разговора.
  
  77
  
  
  Вожжа под хвост попала? – спросил Лебедь, когда я безо всякого повода окрысилась на него. – Или месячные начались?
  Я покраснела. И это после двадцати лет, проведенных среди грубой двуногой скотины!
  – Нет, кретин. Просто неважно спала этой ночью.
  – Что?! – взвизгнул он, точно крыса под каблуком.
  – Я неважно спала этой ночью.
  – Ах, ну да. Наша милая крошка Дрема не выспалась. Эй, парни, кто-нибудь! Ро, Рекоход! Да все идите сюда, поделитесь незабываемыми воспоминаниями о том, что вы слышали ночью! О храпе, заглушающем дождь!
  – Командир, тигрица в течке так не рычит, как ты храпела, – сказал Рекоход. – Люди вставали и уходили на южную дорогу, чтобы не слышать. Кое-кто предлагал тебя придушить или хотя бы натянуть на голову мешок. Уж поверь, если бы еще кто-нибудь знал, куда нам идти и что делать, ты уже лежала бы на одной волокуше с генералом Синдавом.
  – Но я же такой нежный, душистый цветочек! Не может быть, чтобы я храпела. – Меня и прежде обвиняли в этом преступлении, но всегда шутливо и никогда с таким пылом.
  Рекоход фыркнул:
  – Лебедь раздумал на тебе жениться.
  – Какой жестокий удар! Придется идти к Одноглазому за лекарством.
  – К Одноглазому? За лекарством? Да он себя вылечить не может.
  Я выпросила завтрак. Едва ли стоило утруждаться – нам еще очень долго сидеть на скудном пайке. Не успела я привести себя в порядок – насколько это вообще было возможно, – как движение возобновилось. Общее настроение правильнее всего было бы назвать расслабленным. Мы пережили эту ночь. И вчера подобру-поздорову убрались от Протектора.
  С расслабленностью было покончено, как только мы наткнулись на останки Бадьи.
  Великан Бадья – настоящее имя его было Като Далиа – в прошлом вор, а потом офицер Черного Отряда, – заменил мне отца. По-моему, он догадался, что я существо женского пола, но не признавался в этом, да я и не давала повода. Он очень не понравился некоторым моим родственникам-мужчинам, и на то имелись основания. Не дай бог разгневать Бадью!
  Каким-то образом я сумела удержать себя в руках. У меня было достаточно времени, чтобы привыкнуть к мысли о его гибели, хотя всегда оставалась крошечная иррациональная надежда, что Мурген ошибается, что смерть позабыла о моем друге и он заточен вместе с Плененными.
  Я не успела сказать ни слова, а Бадью уже положили на волокушу рядом с Синдавом.
  Я потащилась дальше, и меня захлестнула волна совершенно неуместных мыслей, которые обычно приходят в голову в такие моменты.
  На том месте, где мы провели ночь, осталась уйма мусора, в основном от животных. Когда Плененные шли этим путем, было то же самое. Однако, если не считать попадавшихся время от времени трупов, не было никаких признаков их пребывания. Ни навозных кучек, ни выброшенных за негодностью точильных камней, ни овощных очистков, ни пепла из жаровен – ничего. Остались лишь совершенно высохшие человеческие тела.
  Нужно будет обсудить это с Мургеном. Пока же это небольшое умственное упражнение позволяло мне не поддаваться горькой печали по Бадье.
  Мы брели на юг. То и дело шел дождь, все такой же мелкий, хотя временами ветер усиливался и влага хлестала чувствительно. Я дрожала от холода, опасаясь, как бы не посыпалась ледяная крупа или даже снег. Ничего похуже с нами пока не происходило. Наконец впереди неясно проступил силуэт таинственной крепости в центре плато – наша цель.
  Ветер дул все сильнее и устойчивее. Некоторые жаловались на холод. Другие жаловались на сырость. Немногие жаловались на скудное меню, и уж совсем горстка – на все сразу. У меня же то, чем мы занимались, вызывало кое-какие позитивные эмоции.
  Весь день я чувствовала себя одинокой, почти покинутой, несмотря на совершенно искренние усилия Лебедя, Сари и некоторых других. Только дядюшка Дой делал вид, что ничего не замечает; до сих пор не простил мне отказа стать его ученицей. Любит он эмоциональные манипуляции, жить без них не может. Несколько раз я пряталась в своем убежище и, спохватившись, говорила себе, что в этом уже нет необходимости. Никто из тех, кого я потеряла, меня уже не обидит. Я им этого не позволю. Реальность их существования зависит от меня. Они живы лишь в моей памяти…
  Даже это – своего рода бессмертие.
  Мы, веднаиты, верим в привидения. А еще мы верим в зло. Всегда удивлялась тому, что гунниты ничего такого не признают. Уход близкого человека из жизни они переживают отстраненно и фаталистично; смерть для них – необходимая часть жизни, которая не заканчивается вместе с нынешним воплощением души. Если бы по какому-нибудь капризу своих божеств гунниты обзавелись более упорядоченной теологией, то я, наверное, в прошлой жизни была бы очень скверной девчонкой. Надеюсь, что хотя бы от души повеселилась…
  Прости меня, о Повелитель Небесный. Ты единственный Бог, милосердный и сострадательный. Других нет и быть не может.
  
  78
  
  
  И раньше ветер с каждым порывом приносил нам снежинки, а теперь он расщедрился на ледяную крупу, обжигающую лицо и руки. Все это, конечно, страшило наше воинство, но бунтом пока еще не пахло. Плетеный Лебедь рысью бегал туда и обратно вдоль колонны, успевая поболтать с каждым, а заодно напомнить, чтобы никто не сходил с дороги, чтобы шагал только вперед. Похоже, погода ему ничуть не мешала. Должно быть, он находил ее бодрящей. И рассказывал всем, как будет замечательно, когда самый настоящий снег покроет землю эдак на четыре-пять футов. Уж не сомневайтесь, снежный ландшафт вам понравится! Лебедь сам вырос на холоде, ему ли не знать, как погода закаляет мужчину.
  Очень часто я слышала эмоциональные просьбы, адресованные Одноглазому, Гоблину и даже Тобо, наполнить Лебедю пасть быстросхватывающимся кладочным раствором.
  – Развлекаешься? – спросила я Лебедя.
  – Ну да. И заметь: тебя сейчас никто не проклинает.
  Судя по его мальчишеской улыбке, это не было непрошеным геройством. Он опять играл со мной в свои игры.
  Похоже, склонностью к подобным развлечениям обладают все северяне. Даже Капитан и Госпожа временами заигрывали друг с другом. А Одноглазый и Гоблин? Может быть, удар, хвативший маленького черного колдуна, на самом деле промысел Божий. Мне даже не представить, что они могли бы тут учинить, если бы оба пребывали в отличном здравии.
  Когда я поделилась чем-то таким с Лебедем, он меня не понял. Я постаралась объяснить, и он сделал вывод:
  – Тут ты ошибаешься, Дрема. Когда эти двое не пьяны вдрызг, они не опасны ни для кого, кроме самих себя. Я в этом убедился еще двадцать лет назад, даром что посторонний человек. А ты как могла не заметить?
  – Ты прав. Я и сама знаю, что они не опасны. Просто все время пытаюсь угадать, откуда может прийти беда. Всегда жду худшего, и от этого у меня настроение ни к черту. А ты-то с чего такой жизнерадостный?
  – Погляди-ка вперед. Еще один день, максимум два – и я обниму старых друзей, Корди и Ножа.
  Я искоса взглянула на него. Неужели возможность освобождения Плененных вызывает у этого человека, единственного среди нас, исключительно радостное волнение, но никак не страх? Из Плененных только один не провел пятнадцать лет наедине со своим собственным разумом. И я бы не поручилась, что Мурген в здравом уме, а не притворяется нормальным изо всех сил. Другие же… Не сомневаюсь, что многие дошли до грани буйного помешательства, а то и переступили ее. Как тут не бояться?
  Сильнее всего этот страх ощущался в Радише. С тех пор как Тайжик присоединилась к нам на этой стороне Данда-Преша, Рекоход и Ранмаст не отходили от нее ни на шаг, в чем, пожалуй, не было нужды, – она вела себя смирно и крайне редко обращалась с просьбами. Княжна все больше замыкалась в себе, бесконечно о чем-то думала. Чем дальше мы от Таглиоса и ближе к ее брату, тем меньше у нее желания общаться с нами. В пути, после рощи Предначертания, у нас сложились почти сестринские отношения. Но после Джайкура маятник качнулся, и по эту сторону гор мы едва ли обменялись сотней слов за неделю.
  Нельзя сказать, чтобы меня это радовало. Компания Радиши, наши беседы, ее острый ум – все это доставляло мне удовольствие.
  В последнее время даже шри Сантараксите не удавалось разговорить княжну, хотя ей явно нравилась его академическая чудаковатость. Эти двое, взявшись за дело вместе, могли разнести в пух и прах доводы любого глупца быстрее, чем опытный мясник – выпотрошить курицу.
  Я поделилась своими тревогами с Лебедем.
  – Готов поспорить, дело тут не в ее брате. Когда стало ясно, что назад нам уже не вернуться, она впала в глухую тоску.
  – То есть?
  – Раджахарма. Для нее это не просто удобный пропагандистский лозунг, Дрема. К долгу правительницы Таглиоса она относится серьезно. Уже который месяц Радиша с тобой, уходит все дальше и дальше от родных мест и при этом знает, что Протектор вытворяет от ее имени. А хуже всего то, что уже ничего не исправить. И понять это ей было совсем не сложно.
  Ну конечно, ему ли не знать, ведь он провел рядом с ней тридцать лет.
  – Мы вернемся.
  – Ну конечно! Один шанс из… Нет, даже не возьмусь считать. Да если и вернемся, кого мы там встретим? Не армию ли врагов с Душелов во главе?
  – За полгода она забудет о нас. Найдет себе игру поинтереснее.
  – Вот ты все твердишь: «Воды спят». А что, Душелов не может мечтать о мести? Ты ее не знаешь, Дрема. Никто ее не знает, кроме разве что Госпожи, да и та – лишь самую малость. А я довольно долго находился рядом с Душелов. Не совсем добровольно, но это сути не меняет. Мотал на ус все, что узнавал, – авось пригодится. Нельзя сказать, что она абсолютно бесчеловечна. И она не настолько тщеславная и бесшабашная, какой хочет казаться. Когда размышляешь о Душелов, нельзя забывать об одном крайне важном факте. А именно: она до сих пор жива в мире, где ее смертельным врагом была Госпожа. Вспомни, в свое время рядом с Госпожой даже Хозяева Теней выглядели малолетними шалунами.
  – Все переживаешь разлуку?
  – Просто излагаю факты.
  – Тогда позволь повторить сказанное тобой только что. Воды спят. Женщина, которая прежде была Госпожой, владычицей северной империи, через несколько дней вернется к жизни.
  – Ты лучше поинтересуйся у Мургена, хочет ли она этого. Готов поспорить, у нее в подземелье не такая стужа, как здесь.
  Теперь холодный ветер пронизывал нас до костей. Я не стала спорить, хотя Лебедь и сам понимал, что не прав. Или он забыл, как помог Душелов упрятать наших братьев в ледяные пещеры?
  С севера, сражаясь с ветром, прилетела стая ворон. Они сделали несколько кругов, набрали высоту и, оседлав воздушный поток, унеслись к своей мамочке. Ох и скуден же будет их доклад!
  Нам снова попадались трупы, иногда по двое и даже по трое. Изрядному числу наших братьев удалось избежать ловушки. По словам Мургена, почти половина Отряда ушла из крепости, после того как Душелов вырвалась на свободу. Все эти люди остались здесь. Большинства из них я не помнила. Знала, что таглиосцы и джайкури превосходили числом Старую Команду, а это означает, что они были завербованы в тот период, который я по просьбе Мургена провела на севере.
  Мы наткнулись на Суен Динь Дака, телохранителя Бадьи. Тело Дака было тщательно подготовлено к ритуальному огненному погребению. То, что Бадья посреди всего этого ужаса остановился, дабы воздать последние почести самому тихому и незаметному солдату из племени нюень бао, говорит о характере моего названого отца лучше, чем сказали бы целые тома Анналов, – и о характере Дака тоже. Бадья утверждал, что ему не нужна никакая защита. Но Суен Динь Дак отказался оставить его. Он чувствовал зов силы куда более могучей, чем воля Бадьи. Я знаю, они были друзьями, пусть и не показывали этого на людях.
  Потекли слезы, которых не было, даже когда мы нашли самого Бадью.
  Плетеный Лебедь и Суврин пытались меня утешить. Но больше мялись в нерешительности – не знали, уместны ли объятия. Я ничего против не имела, но не знала, как объяснить им это без слов. Сама была смущена до крайности.
  Сари удалось успокоить меня, когда нюень бао собрались, чтобы сказать последнее прости одному из своих.
  Лебедь взвизгнул – белая ворона уселась ему на плечо и клюнула в ухо. Одним глазом она разглядывала покойника, другим – всех нас.
  – Летописец, твой друг не сомневался, что кто-то снова пройдет этим путем, – обратился ко мне дядюшка Дой. – Он оставил Дака в позе, которая у нас называется «в ожидании упокоения». Так мы поступаем в тех случаях, когда похороны приходится отложить. Ни боги, ни дьяволы не посмеют потревожить мертвого, уложенного таким образом.
  Я всхлипнула:
  – Воды спят, дядюшка. Бадья верил. Он предвидел, что мы придем.
  Вера Бадьи была сильнее моей, которую едва не уничтожили Кьяулунские войны. Если бы не железная воля Сари, решившей во что бы то ни стало воскресить Мургена, я бы не сумела пройти через те времена, полные отчаяния. Если бы и Сари начала сомневаться, у меня просто не хватило бы сил вынести все, что пришлось пережить.
  Теперь мы здесь, и некуда нам идти, кроме как вперед. Я вытерла слезы.
  – Нет у нас времени на разговоры. Припасов в обрез. Давайте положим его на…
  – Мы бы предпочли оставить его тут, вот так, как есть, – прервал меня дядюшка Дой. – У нас еще будет возможность провести надлежащий ритуал.
  – Ну да, представляю себе…
  – О чем ты?
  – Я не слишком много мертвых нюень бао видела после осады Джайкура. Спору нет, вы красиво пляшете вокруг покойника, но я не единожды была свидетельницей того, как вы обходились без танцев. Некоторых сожгли на гхатах, погребальных кострах, как гуннитов. Одного закопали в землю, словно он был веднаитом. И как-то раз при мне труп, который натерли пахучими мазями, закутали в ткань и подвесили вниз головой к высокой ветке.
  – Похороны должны соответствовать и человеку, и ситуации, – объяснил Дой. – Важно не то, что будет с плотью. Ритуал всегда предназначен для того, чтобы облегчить душе переход в новое состояние. И без ритуала никак нельзя: если его не совершить, дух умершего будет обречен скитаться по земле.
  – Как призрак? Или как духоходец?
  Казалось, Доя испугал мой вопрос.
  – Что? Призрак? Нет, просто дух, желающий завершить то, что не успел в своей земной жизни. Но сделать это он не может, поэтому просто бродит неприкаянным.
  Хотя по понятиям веднаитов призраки – это злые духи, проклятые самим Богом и обреченные на вечные скитания, я не собиралась разубеждать Доя.
  – Ладно, как скажешь. Вы будете стоять рядом, пока все не пройдут мимо? Хотите удостовериться, что никто случайно не заденет?
  Бадья положил Дака на краю дороги, чтобы перепуганные солдаты, идущие следом, не наткнулись на него.
  – Отчего он умер? – спросил Лебедь.
  И вскрикнул – белая ворона снова клюнула его в ухо.
  Все повернулись и уставились на Лебедя.
  – Ты о чем? – спросила я.
  – Послушай, если бы Дака убила Тень и кто-то попытался уложить его правильно, он и сам лег бы рядом… Правильно? Значит, Дак умер как-то иначе, еще раньше… – Чувствовалось, что мысли лихорадочно крутятся у Лебедя в голове.
  – Это сделала Душелов! – сказала ворона. Точнее, прокаркала, но слова можно было разобрать. – Карр! Карр! Это сделала Душелов!
  Нюень бао угрожающе придвинулись к Лебедю.
  – Это сделала Душелов, – повторила я им. – Вероятно, с помощью какой-нибудь колдовской ловушки. К тому времени, когда Дак добрался до этого места, она на десять миль опережала всех. Помните, она была верхом? Зная Дака, я могу предположить: он заметил ловушку, когда Бадья уже потревожил ее, и бросился вперед, чтобы спасти друга.
  – Если бы Протектор не освободилась, не было бы этой проклятой ловушки и Дак остался бы жив, – зловеще проговорила Гота.
  Ее таглиосский в этот момент был безупречен. И гнев, пылающий в глазах старухи, убедил меня, что это не случайно.
  – Суен Динь Дак был младшим двоюродным братом моего отца, – тихо сказала Сари.
  – Люди, люди, мы уже проходили через это, – напомнила я. – Забыть то, что сделал Плетеный Лебедь, невозможно. Другое дело – простить его, вспомнив, в каких обстоятельствах он находился. Кто из вас всерьез считает, что сам, оказавшись с Протектором один на один, повел бы себя лучше? Не вижу поднятых рук. Но некоторые из вас, конечно же, в глубине души уверены, что не поддались бы. – (Большинство нюень бао не страдали недостатком самонадеянности.) – Ну так докажите это. Сбегайте назад и докажите. Врата вас пропустят. Душелов еще там, она изувечена. Вы быстро обернетесь и догоните нас. – Я помолчала. – Что? Нет желающих? Тогда отвяжитесь от Лебедя.
  Белая ворона разразилась насмешливым карканьем.
  Судя по выражению лиц, некоторые нюень бао задумались над моими словами, но только не Гота. Она ни разу в жизни не ошибалась – за исключением того единственного случая, когда предположила, что ошиблась.
  Лебедь не принимал происходящее близко к сердцу. Причем не только сейчас, но и на протяжении последних лет. У него была самая строгая учительница на свете, и она отлично его натаскала.
  – Дрема, ты говорила, что не резон задерживаться, – подал он голос. – А то, боюсь, как бы нам, мясоедам, не пришлось взяться за вегетарианцев, когда у них закончатся байки.
  – Бери Ключ, Тобо. Спасибо тебе, Сари.
  Она подошла к Готе:
  – Матушка, будь с Тобо. Не позволяй обгонять тебя.
  Кы Гота проворчала что-то под нос и захромала к мальчишке. Причем довольно резво пошла – как тут не заподозрить, что ее ковыляние – притворство? Вот она нагнала парня и вцепилась в его рубашку. Пока они удалялись, старухин язык молотил без устали. Я не азартна, однако была готова спорить на что угодно: Гота выплескивает на Тобо все, что думает о нас, гнусных предателях.
  – Кы Гота, похоже, снова в форме, – сказала я.
  Никто из нюень бао не выразил восторга по этому поводу.
  Пройдя милю, мы снова наткнулись на останки. И впервые это были останки животных. Сваленные в кучу кости и куски плоти спеклись в единое целое, и невозможно было понять, сколько пало скотины и живой она была собрана здесь или мертвой. Складывалось впечатление, будто вся эта жуткая масса медленно погружается в плато, еще лет десять – и ничего не останется.
  
  79
  
  
  С наступлением ночи вернулись уродливые духоходцы. На этот раз они действовали энергичнее. Вернулся и дождь, и тоже вошел в раж: призвал на помощь молнию и гром, словно вознамерился не допустить, чтобы мы выспались. Казалось, холодная вода стекает исключительно внутрь круга, где мы разбили лагерь. И это притом что каменная поверхность не имела видимого уклона.
  Животные напились от пуза, люди тоже. Рекоход и Ранмаст проследили, чтобы все наполнили мехи и фляги. И едва кто-то во весь голос возблагодарил нашу удачу, посыпались снежинки.
  Я все же ухитрилась поспать, но особого удовольствия от этого не получила. То, что творилось вокруг, затрагивало и призрачный мир, вторгаясь в мои сны. Потом дочка Икбала решила пореветь – само собой, до утра. Завыл разбуженный ею пес. Или, может, это он ее разбудил.
  Тени так и кишели у защитной стены. Сейчас они больше интересовались пришельцами – то есть нами, – чем во времена Мургена. Он сам в разговоре со мной отметил это обстоятельство.
  Тени вспоминали былое – каким-то образом я могла слышать, о чем они говорят, проникая в их сны.
  В их кошмары. Тени вспоминали ужасные времена, когда люди, похожие на нюень бао, истязали их и убивали в огромном количестве, а колдуны всех мастей измывались над обезумевшими душами, пока теми не овладела такая жгучая ненависть к живым существам, что они стали набрасываться на всех подряд, даже на столь никчемных тварей, как тараканы. Некоторые Тени, хищные по своей природе, настолько озлобились, что нападали на другие Тени и пожирали их.
  В жертву были принесены миллионы. И в заслугу их создателям можно поставить лишь то, что Тени сдержали захватчиков, хлынувших из мира, которым правил безумный колдун. Он провозгласил себя богом и задался целью покорить все шестнадцать миров.
  К тому времени, когда Теням удалось остановить поток захватчиков, блистающая равнина была устлана десятками тысяч трупов. При этом многие Тени сбежали в соседние миры, где сеяли ужас и хаос до тех пор, пока Врата не усовершенствовали, чтобы воспрепятствовать проникновению монстров. Движение через плато прекратилось на несколько веков. Потом какой-то гений изобрел защитное поле, прикрыв им дороги и круги, и наступила эпоха вялой торговли.
  Тени все видели. Тени все помнили. Они видели и помнили миссионеров Кины, сбежавших из нашего мира, когда Райдрейнак разбушевался вконец. Во всех мирах, до которых им удалось добраться, находились люди, в чьи уши – и сердца – мрачная песнь богини проникла достаточно глубоко. Среди них были даже дети тех, кто создал Тени.
  Движение через плато, сдерживаемое угрозой нападения Теней, все же не прекращалось. Не всякий купец был готов рисковать собой на этих трактах. Хождение туда-обратно предельно оживилось, когда мир, который мы называем Хатоваром, начал рассылать во все концы экспедицию за экспедицией – с целью выявить среди других миров наиболее подходящий для проведения вселенской церемонии под названием Год Черепов.
  Последователи Кины из других миров тоже приняли участие в этих поисках. Отряды маршировали то в одну сторону, то в другую. Между ними не было никакого уговора; они спорили и дрались; возможно, поэтому результаты экспедиций были мизерными. Но в конце концов удалось прийти к общему согласию: жертвой должен стать мир, который в самом начале столь отвратительно обошелся с детьми Кины. Потомкам Райдрейнака предстояло пожать то, что он посеял.
  Отряды, о которых идет речь, вряд ли можно назвать сборищами фанатиков. Очень немногие люди решались пересекать опасную равнину. Большинство солдат были из числа мобилизованных или мелких преступников, получивших шанс искупить свою вину на военной службе, а возглавляли их в основном посвященные жрецы. Войска отправлялись в путь, не рассчитывая вернуться. Возник жуткий обычай – семьи рекрутов, прощаясь со своими Костяными Воинами или Каменными Солдатами, отпевали их заживо, хоть жрецы и сулили скорое возвращение войска.
  Те немногие, кому было суждено вернуться, изменились до неузнаваемости: изнуренные, ожесточенные, полные горечи. За это их стали называть Солдатами Тьмы.
  Религия Кины, хоть и пустила корни во многих местах, нигде не стала по-настоящему популярной. Этот культ, всегда немногочисленный, с годами окончательно утратил свое влияние. Далее произошло неминуемое: ревностные адепты постепенно превратились в скучных функционеров. Миры один за другим отрекались от Кины и отгораживались от плато. Повсюду наступили темные века. Врата приходили в негодность, и никто их не восстанавливал. Теми же, что оставались исправны, люди не пользовались. Миры состарились, одряхлели и ослабли; они отчаянно нуждались в обновлении. Возможно, последний крупный Отряд, который отправился в путь из одного мира в другой, состоял из предков нюень бао. По-видимому, это были приверженцы Кины, бежавшие от репрессий. Те же, кто остался на родине, сделались отъявленными ксенофобами, они решительно противились всякому иноземному влиянию. Предки нюень бао, Дети Смерти, поклялись со славной победой вернуться в страну Неизвестных Теней. Но их потомки, жившие в безопасном мире по другую сторону плато, естественно, быстро забыли, кто они и для чего они. Лишь горстка жрецов помнила историю своего племени, и то не во всем правдивую.
  В моем сознании тихо зазвучал голос: «Сестра, сестра…»
  Я ничего не видела, лишь едва ощущала легчайшее прикосновение. Но его оказалось достаточно, чтобы моя душа свернула со своего пути и угодила туда, где царил смрад тления. Море костей окружало меня со всех сторон, и его поверхность кое-где шевелилась, словно это и впрямь была морская гладь, которую тревожили подводные течения.
  Что-то странное творилось с глазами – перед ними все искажалось и двоилось. Я подняла руку, чтобы потереть их, и… увидела белые перья!
  Нет! Это невозможно! Я никогда не шла по стопам Мургена, а значит, не могла утратить связь со своим временем. Я не позволю! Я сама решаю…
  – Карр!
  Это вырвалось не из моего клюва.
  Внезапно прямо передо мной возникла черная фигура с распростертыми крыльями. Она замедляла свой полет, но приближалась, – ко мне угрожающе тянулись когтистые лапы.
  Я крутанулась волчком и сорвалась с ветки, на которой сидела. И вмиг пожалела об этом.
  Передо мной, всего в нескольких ярдах, возникла огромная, пяти футов высотой, морда. Темная, как ночная мгла, с жуткими клыками – больше, чем акульи зубы. Из пасти хлынул запах гнилого мяса.
  Но злорадная ухмылка слетела с кривящихся черных губ, когда я ускользнула от удара гигантской когтистой руки. Я, Дрема, от ужаса едва не испачкала штаны, но внутри меня сидела птица, которая испытывала совсем другие чувства. Она забавлялась!
  Сестра, сестра, финал уже близок. Эта стерва подкрадывается, но ей не застать меня врасплох. Просто не сможет, хотя она об этом даже не догадывается.
  Кого это «меня»?
  И сразу все прошло. Я снова оказалась в своем теле, на плато; стучала зубами от холода и вспоминала случившееся со мной во сне. И пришла к выводу, что это послание, суть которого проста: Кина знает о нашем приближении. Последние десять лет богиня лишь притворялась спящей. Уж ей ли учиться терпению?
  И еще одна мысль возникла у меня. Кину не зря величают царицей Обмана. Очень может быть, все, что я только сейчас узнала, полностью или частично неправда – если Кина научилась проникать в темные закутки моего сознания. Наверняка ей такое по силам, ведь она веками держала население многих княжеств в истерическом страхе перед Черным Отрядом еще до прибытия Старой Команды.
  В глубине души ожило и окрепло недоверие ко всему, что меня окружает. И клянусь, я почувствовала, что это обрадовало богиню.
  
  80
  
  
  Суврин разбудил меня совсем рано. В темноте невозможно было разглядеть выражение его лица, но голос звучал угрюмо.
  – Тревога, Дрема, – прошептал он.
  И я не могла не поверить ему. Он первый осознал пагубные для нас последствия снегопада. Как-никак повидал этой белой дряни куда больше, чем любой из нас. С другой стороны, Лебедь прожил вдали от снегов достаточно, чтобы состариться.
  Хотелось застонать, если не взвыть, но от этого не было бы проку. Прок мог быть только от быстрых и решительных действий.
  – Молодец, соображаешь, – сказала я ему. – Ступай направо, буди всех сержантов. Я пойду по кругу налево. – Вопреки ночным кошмарам я чувствовала себя отдохнувшей.
  Непогоде были нипочем защитные поля. Снег все падал и падал и стирал границы, отделяющие защищенное пространство от всего остального. Чувствовалось, что и Тени поняли это – и возбудились до крайности, от них прямо-таки веяло кровожадностью. Им не впервой ждать, когда добыча сама упадет в руки. Рано или поздно кто-нибудь ошалеет от страха и выскочит из безопасной зоны.
  Но с нами были Одноглазый и Гоблин. И Тобо. Они могли сделать так, чтобы границы проступили отчетливо.
  Но для этого им требовалось хотя бы немного света.
  Я обходила лагерь, разговаривала со всеми подряд, объясняла, в какой переплет мы попали. Особенно старалась, чтобы это поняли матери. Вроде до всех дошло, что нельзя рыпаться, пока не рассветет.
  Вот же диво дивное: никто не совершал глупостей. Как только слегка посветлело, колдуны прочертили линии на снегу.
  Я отрядила команды, чтобы сделать эти полосы заметнее.
  Все шло так гладко, что мной овладело самодовольство, когда настало время сниматься с лагеря. Но вскоре поняла – вернее, инстинктивно почувствовала, – что день будет очень тяжелым.
  Чтобы преодолеть отрезок пути, который лежал впереди, Плененным понадобилось лишь несколько часов. Мы, конечно, будем тащиться гораздо дольше. Разрушенная крепость скрывалась за пеленой снегопада. Вдобавок самым старым и опытным из нас пришлось двигаться впереди, тщательно проверяя каждую пядь. Гоблин и Одноглазый шагали по сторонам дороги, а Тобо – посередине, с Ключом в руках. Колдуны не обгоняли его ни на шаг, просто страховали.
  Мы прошли всего-навсего четверть мили, и я уже тревожилась: успеем ли? У нас слишком много ртов и слишком мало припасов. Паек давно урезан до крайности. После крепости надо будет очень быстро пересечь полравнины, оставив позади тех, кому выпадет сопровождать Плененных.
  – С этим снегом никакого сладу! – взвыл Гоблин. – Если повалит еще сильнее, быть нам глубоко в заднице.
  Святая правда. Вот разразится буран – и все наши проблемы исчезнут разом. Здесь мы и поляжем костьми, сделав Душелов самой счастливой девочкой в мире.
  Где бы ни находилась она сейчас, у нее вволю времени, чтобы поразмыслить вот над чем: нет больше в целом свете той силы, которая могла бы помешать исполнению ее прихотей. Воды спят? И что? Все это уже в прошлом.
  Нет, не в прошлом – пока я жива.
  Лебедь подсел ко мне за завтраком:
  – Как моя женушка чувствует себя нынче утром?
  – Как замерзшее дерьмо.
  Проклятье! Открывши рот, лучше сразу заткни его грязным сапогом.
  Лебедь усмехнулся:
  – Это для меня не новость. Как тебе снежок? Уже больше дюйма выпало.
  – Да уж, просто праздник. Жаль, что не владею я языком, способным достойно описать это явление природы. Здесь по пальцам можно пересчитать тех, кто видел снег раньше. Поглядывай, Лебедь, чтобы никто не свалял дурака. Держись поближе к Радише. Не хочу, чтобы она пострадала из-за чужой глупости.
  – Хорошо. Тебе нынче снилось что-нибудь?
  – Конечно. И во сне я встретилась с Киной.
  – Я видел огни на дороге к востоку от нас.
  Я заинтересовалась:
  – По-настоящему?
  – Во сне. Колдовские огни. Может, воспоминания самого плато или что-то в этом роде. Я сходил туда, но ничего не обнаружил.
  – Осмелел на старости лет?
  – Как-то само получилось. Успел бы подумать, не пошел бы.
  – Я снова храпела?
  – Ты теперь в этом спорте абсолютный чемпион среди женщин. И готова перейти на следующий уровень.
  – С этими снами надо что-то делать…
  Мимо с угрюмым видом прошла Сари. Ее все злило – и снегопад, и то, как мы с ним справляемся. Но она промолчала. Понимала, что она уже не нянька для своего сына. Нравится ей или нет, теперь ее сын нянчится с нами.
  Прихромал Одноглазый. Он помечал границу клюкой, которую ему кто-то сделал из короткого бамбука. Интересно, трубка заряжена? Запросто, ведь это же Одноглазый.
  – Меня надолго не хватит, Малышка, – сказал он. – Но буду работать, пока силы есть.
  – Скажи Тобо, чтобы подменил тебя, и объясни ему задачу. Кайло пусть несет Гота, а ты садись на коня. С него и командуй.
  Старик не заспорил, лишь кивнул, выдав тем самым, насколько он ослаб. Успевший подойти Гоблин, однако, бросил на меня хмурый взгляд, давая понять, что ему осточертели непрошеные советчики. Однако и он не поддался искушению вступить со мной в дебаты.
  – Тобо, иди сюда! Ты уже понял, что нам сегодня нужно сделать?
  – Да, Дрема.
  – Отдай Ключ бабушке. Конь, где-ты? Топай сюда, дружище. Повезешь Одноглазого.
  Белая ворона уже не сидела у жеребца на спине. К слову сказать, ее вообще не было видно.
  – Залезай, старик.
  – Кого ты называешь стариком, Малышка? – Одноглазый выпрямился во весь рост.
  – Ты уже ниже меня, совсем усох от старости. Давай поднимай задницу. Я ведь и впрямь хочу нынче добраться до места.
  Я сурово посмотрела на Гоблина, просто на всякий случай, чтобы не вздумал фокусничать. В ответ получила совершенно пустой взгляд. Наверное, это следовало считать снисходительностью.
  Испорченное дитя – вот кто я.
  Двинулись дальше. Снегопад слабел, уже маячили впереди развалины крепости. Как только Тобо наловчился обнаруживать край дороги достаточно уверенно, чтобы не отставать от Гоблина, мы набрали скорость, ограниченную лишь возможностями матушки Готы. А ей, похоже, вдруг очень захотелось поскорей добраться до цели, какая бы судьба ни ожидала там того, кто принесет Ключ.
  Мой врожденный пессимизм не оправдался. Если бы мальчишки Икбала не открыли, как это здорово – швыряться снежками, и вовсе не на что было бы жаловаться. Да я была бы только рада за ребят, если бы несколько раз не угодила в бешеную перестрелку.
  А вот и пропасть, о которой говорил Мурген. Шрам на лике равнины, нанесенный силами почти невообразимыми.
  Отголоски этого землетрясения чувствовались даже в Таглиосе, а по эту сторону Данда-Преша оно полностью разрушило города. Интересно, насколько пострадали другие миры, связанные с плато?
  И еще интересно, было ли это землетрясение естественным? Или его вызвали попытки Кины проснуться до срока и выкарабкаться из узилища?
  – Лебедь! Плетеный Лебедь! Иди сюда!
  Матушка Гота остановилась на краю трещины по той единственной причине, что преодолеть ее не могла. Остальные столпились позади, – конечно же, всем хотелось посмотреть.
  – Расступитесь, люди! – воззвала я. – Дайте пройти.
  Я посмотрела на разрушенную крепость. Вообще-то «разрушенная» – это слишком сильно сказано, но вид у нее был уж точно заброшенный. Наверное, если бы ее по-прежнему стерегли големы, она пребывала бы в лучшем состоянии и сейчас гарнизон хлопотал бы снаружи, убирая снег, который так и лип к малейшей неровности камня.
  – Нужно быть последовательной, дорогая, – проворчал Лебедь. – То ты требуешь, чтобы я приглядывал за Радишей, то…
  – Не лезь ко мне со всякой ерундой, нет на это времени. Я замерзла, устала и хочу поскорее все закончить. Взгляни-ка на трещину, не изменилась ли она? Вообще-то, не кажется такой огромной, как описывал Мурген. Через нее разве что дочка Икбала не перепрыгнет.
  Лебедь присмотрелся к трещине.
  Вот что странно: у нее не было резких краев. Камень казался мягким и вязким, как конфета-тянучка.
  – Да, она выглядит совсем иначе. От ширины и четверти не осталось. Как будто плато исцеляет само себя, затягивая рану. Бьюсь об заклад, что лет через тридцать не останется даже шрама.
  – Да, и впрямь похоже. И с дорогой то же самое. Но видно, плато исцеляет не все. – Я кивнула на крепость.
  – Верно.
  – Ладно, переправляемся. Лебедь, будь с Тобо и Готой. Кроме тебя, никто не знает, куда нам теперь идти. А вот и ты, – ответила я на нетерпеливое «Карр!», донесшееся сверху.
  Белая ворона сидела на зубчатой стене и глядела вниз.
  Продолжая бурчать под нос, хотя и добродушно, Лебедь перешагнул через трещину, поскользнулся, упал, проехался, встал и выдал несколько бессвязных северных ругательств. Остальные засмеялись.
  Я подозвала Ранмаста и Рекохода:
  – Давайте-ка подумайте, как переправить животных и телеги. Привлеките Суврина – он утверждает, что имеет кое-какой инженерный опыт. И не забывайте напоминать всем: если будут сохранять спокойствие и прислушиваться к нашим советам, мы эту ночь проведем в тепле и сухости.
  Ну, в сухости – наверняка. На тепло вряд ли можно рассчитывать.
  Дядюшка Дой и Тобо помогли матушке Готе перебраться на ту сторону. За ними последовали Сари и несколько человек из ее племени. Вдруг оказалось, что в одном месте собралось очень много нюень бао. Моя паранойя затрепетала, подозрительно сощурив глаза.
  – Гоблин, Одноглазый, чего застряли? Недоносок, где ты? Пойдем с нами.
  Я твердо знала, что, если скажу Недоноску: «Убей!» – он будет действовать точь-в-точь как копье: мгновенно и без нравственных колебаний.
  Дядюшка Дой не преминул отметить тот факт, что даже сейчас я доверяю ему лишь отчасти. Его, похоже, это и раздражало, и забавляло. Он сказал мне:
  – Наши люди не ищут тут никакой выгоды, летописец. Это все ради Тобо.
  – Отлично. Просто здорово. Мне и самой не хочется подвергать «будущее Отряда» даже малейшему риску.
  Дой насупился, ему явно не понравился мой сарказм.
  – Мне все еще не удалось расположить тебя к себе, Каменный Солдат?
  – Ты выбрал не лучший способ – лепишь мне какие-то непонятные клички и даже не удосуживаешься объяснить?
  – Боюсь, скоро и так все станет ясно.
  – Да-да! Как только доберемся до страны Неизвестных Теней. Правильно? «Все зло умирает там бесконечной смертью». Ладно, будем надеяться, что в этой доктрине нет полуправды или второго дна.
  Дой не сказал ни слова, лишь бросил на меня хмурый взгляд, в котором, однако, не было ни злости, ни расчетливости.
  – Лебедь, показывай дорогу, – распорядилась я.
  
  
  81
  
  
  Я не могу рассказать тебе, что там дальше, – признался Лебедь. Похоже, он пытался навести порядок у себя в голове, и задачка была не из легких. – Все ускользает. Помню, как входил внутрь. Помню, что мы там делали. Но едва пытаюсь сосредоточиться на чем-то конкретном между моментами, когда я здесь очутился и когда поскакал обратно, – все как в тумане. Воспоминания приходят только сами, если я не прикладываю к этому усилий. Может, Душелов помутила мой рассудок?
  – Наверное, это еще мягко сказано, – пробормотал Гоблин.
  Лебедь не отреагировал.
  – Клянусь, мы уже были за краем плато, когда до меня дошло, что все остальные не с нами, – жалобно сказал он.
  Не очень-то хотелось поверить ему, но сейчас это не имело значения.
  – Может, попробуешь просто угадать? Если мозги не могут вспомнить, вдруг это удастся душе?
  – Нужно хоть немного света.
  – А для чего у меня колдуны, интересно? – мрачно осведомилась я. – Уж конечно, не для того, чтобы приносить пользу. Зачем им свет? Они видят и в темноте.
  Гоблин пробормотал что-то нелестное о женщинах, которые позволяют себе сарказм.
  – Ну-ка сядь вот здесь, – сказал он Лебедю. – Осмотрю твою голову.
  – Ой, а можно я попробую? – с энтузиазмом воскликнул Тобо. – Разреши добыть свет, у меня получается.
  Не дожидаясь ответа, он поднял руки, и над ними быстро зазмеились жаркие нити серебряного и лимонного света. Окружающая тьма отступила – надо полагать, неохотно.
  – Во дает! – восхитилась я. – Полюбуйтесь на него.
  – Сила и энтузиазм юности, – вынужден был признать Одноглазый.
  Я оглянулась. Он все еще сидел на черном жеребце и вид имел самодовольный, хотя и явно усталый. Белая ворона устроилась прямо перед ним. Одним зраком она изучала Тобо, другим – все, что окружало нас. И похоже, забавлялась. Одноглазый захихикал.
  Тобо вдруг завопил:
  – Стойте! Прекратите! Гоблин, что это?
  Светящиеся змеи стремительно вились теперь уже по его рукам. Тобо закричал на них, требуя исчезнуть. Никакой реакции. Он захлопал себя по предплечьям, а Гоблин и Одноглазый заржали.
  Одновременно они продолжали колдовать, прочищая Лебедю мозги. Парень выглядел так, будто выхлебал высокую запотевшую кружку восстанавливающего самоуверенность снадобья.
  Сари происходящее с Тобо вовсе не показалась забавным. Она закричала на колдунов, требуя помочь мальчику. Речь была почти бессвязна, и я поняла, чего стоило Сари все эти дни держать страхи в узде.
  – Не бойся за него, Сари, – сказал ей Дой. – Никакой опасности нет, он просто отвлекся. Так бывает, без этого не научишься. – Он повторил это несколько раз, только другими словами, и ужас сошел с лица Сари, уступив сердитой растерянности.
  – Я поработаю, пока ты снова не сосредоточишься, – сказал Гоблин Тобо, и в тот же миг появился свет, достаточно яркий, чтобы можно было увидеть стены огромного зала. Профессионал – это тот, кто с трудной работой справляется легко. Маленький нахальный колдун был профессионалом. Он повернулся к Одноглазому:
  – А ты займись Лебедем, наведи у него в башке марафет.
  Я подумала, что спать тут будет всяко приятнее, чем на свежем воздухе. Плохо, что у нас с собой нет топлива для костров.
  – Куда теперь? – спросила я Лебедя.
  Жаль, что в последнее время я во сне не встречалась с Мургеном, он бы объяснил, что здесь к чему.
  Белая ворона пронзительно вскрикнула и взлетела. Одноглазый выругался – птица задела его лицо крылом.
  Я уже давно поняла, что это существо ничего не делает просто так.
  – Видели, куда направилась? Кто из вас, гениальных волшебников, может сотворить огонек, который за ней последует?
  Тобо наконец совладал со своими чарами. Он поддерживал созданный свет в хорошей форме, но на это уходило все его внимание. Хотелось верить, что он переживет эту стадию, когда в подростке самоуверенности больше, чем ума, не причинив себе серьезного увечья.
  Дядюшка Дой чинно зашагал за вороной. Я последовала за ним, поскольку считала, что должна не только командовать. Вдруг меня догнал шарик ядовито-зеленого света и угнездился точнехонько на моих спутанных волосах. Кожа на голове зачесалась. Не исключено, что Одноглазый таким образом поиздевался над моим отношением к личной гигиене, которое с некоторых пор оставляло желать лучшего.
  – Может, хоть это меня научит, что нужно просто взять и выкинуть проклятый шлем, – проворчала я, не оглядываясь, чтобы не увидеть самодовольную беззубую усмешку Одноглазого.
  Вообще-то, шлем я не надевала ни разу, Бог уберег. Носила только кожаный подшлемник, чтобы не отморозить уши. Помогало слабо, – что поделаешь, зима. Одно из тех обстоятельств, которых мы не предвидели, готовясь к походу.
  Я торопливо шагала вслед за Доем. Он испугался перемене в моей прическе, но затем ухмыльнулся; ни разу еще не видела, чтобы рот у него растягивался так широко. Наградой ему был мой кровожадный оскал. К сожалению, при этом я повернулась достаточно, чтобы заметить, как Одноглазый и Гоблин внезапно прекратили обмениваться шлепками и хохотками. Даже Сари полуобернулась, чтобы скрыть улыбку. Прекрасно. Делаете из меня отрядного шута? Ну ничего, посмотрим, кто будет смеяться последним.
  Закаркала ворона. Она скакала туда и обратно, мягко клацая по стылому каменному полу когтями и выказывая признаки нетерпения. Я опустилась на колени, едва не коснувшись ее. Она отпрянула и скрылась в темноте.
  Позади нас становилось все светлее, по мере того как люди и животные входили внутрь. Закономерно нарастал гомон – всем хотелось знать, что тут происходит.
  Я согнулась в три погибели, приникла щекой к полу и увидела ворону, точнее, ее расплывчатый силуэт.
  – Сюда откуда-то проникает свет, – сказала я Дою. – Должно быть, мы в той части крепости, куда входили Плененные.
  Я легла на живот. Определенно в каменной стене имеется щель, но света через нее льется мало, и не разглядеть, что находится по ту сторону.
  Дой улегся рядом со мной.
  – Действительно.
  – Нам нужно побольше света! – прокричала я. – И какие-нибудь инструменты. Рекоход, Ранмаст, займитесь ночлегом. В наружной стене есть большие щели – заткните их, чтобы холод не шел.
  Гоблин и Одноглазый перестали ухмыляться, точно юродивые, напустили на себя деловой вид и направились к нам. С собой они привели Тобо – видно, решив дать ему небольшой практический урок.
  Когда стало светлее, удалось разглядеть то, что хотела показать мне птица. Это наверняка была брешь, которую Душелов запечатала своими гнусными заклинаниями.
  – Есть тут какие-нибудь чары или механические ловушки? – спросила я.
  – Малышка у нас гений. – Речь Одноглазого сделалась малоразборчивой, он явно нуждался в отдыхе. – Птица пролезла туда, и ничего с ней не случилось. Это тебе о чем-нибудь говорит?
  – Никакого волшебства, – сказал Гоблин. – А на Одноглазого не обижайся. Он слегка нервничает – уже неделю не уединялся с Готой.
  – Я тебе устрою уединение, коротышка! На пару тысячелетий! Вот запру твою сморщенную задницу…
  – Хватит! Давайте попробуем расширить дыру.
  Птица на той стороне нетерпеливо каркала. Какое-то отношение к Плененным она, безусловно, имела. Даже если это был не Мурген из какого-то забытого уголка времени.
  Я ворчала и рявкала на всех, шагая из стороны в сторону как заведенная, пока полдюжины молодцов расширяли дыру, наперебой сетуя, что им мало света. От меня как от человека-свечи толку было не слишком много. Может быть, этим шариком в волосах Гоблин и Одноглазый хотят подчеркнуть, какая я яркая личность? Вряд ли. Прожив на свете всего-навсего двести лет, невозможно развить в себе такую сообразительность и деликатность.
  Все больше и больше народу толпилось у меня за спиной.
  – Рекоход! – окликнула я. – Тебе было велено занять людей полезным делом. Тобо, отойди оттуда! Хочешь, чтобы камень на голову свалился?
  – Прибавь света и посмотри, не нужна ли здесь подпора.
  Я повернулась:
  – Недоносок?
  – У меня в роду были горняки.
  Одноглазый пихнул кулаком Гоблина:
  – Этот карлик знает саперное дело, в Тембере он нам помогал минировать стены. – Физиономию колдуна расколола отвратительная ухмылка.
  Гоблин что-то недовольно проскрипел; наверняка Тембер был для него не самым приятным воспоминанием. Вроде в Анналах об этом месте ничего нет. Скорее всего, связанное с ним событие произошло задолго до того, как Костоправ стал летописцем, а ведь он занимался этим с юных лет.
  Два непосредственных предшественника Костоправа, Миллер Ладора и Канвас Шрам, столь наплевательски относились к своим обязанностям, что об их времени известно крайне мало – главным образом то, что восстановили их преемники по устным преданиям да по воспоминаниям стариков. А началось это восстановление в те годы, когда к Отряду примкнули Костоправ, Масло и Крутой. Сам Костоправ о том времени поведал скудно.
  – Я правильно понимаю – на инженерные навыки Гоблина особо рассчитывать не приходится?
  Одноглазый прокаркал, точно ворона:
  – Инженер из нашего приятеля – как из дерьма стрела. Куда бы он ни сунулся, там все трещит и валится.
  Гоблин предостерегающе рыкнул, точно мастиф.
  – Суди сама. Наш гениальный мудозвон впарил Старику идею проникнуть в Тембер через тоннель под его стенами. Дескать, зароемся поглубже, это ж пара пустяков, земля мягкая. – (Одноглазый фыркнул, с трудом сдерживая смех.) – И насчет земли он оказался прав – стены провалились в тоннель. Получилась брешь, и те, кто жив остался, ринулись в нее и разобрались с этим чертовым Тембером. – Сделав паузу, Гоблин проворчал: – Прошло целых пять дней, прежде чем кто-то вспомнил о заваленных саперах.
  – Кое-кому чертовски повезло, что у него был друг, который не поленился его откопать. Старик совсем уже собрался поставить на этом месте надгробный камень.
  – Не так было, – хмуро возразил Гоблин. – Вот настоящая правда: нипочем бы тоннель не обрушился, если бы один зажившийся на свете двуногий пес не затеял очередную дурацкую игру. Знаешь, а ведь я почти забыл эту историю. Ни разу не вспоминал с тех пор. Я ведь с тобой так и не поквитался. Зря ты разворошил прошлое, недоносок. Проклятие! Да ты бы так и окочурился, не отдав должок! И ведь неспроста же вспомнил, признавайся.
  – Конечно неспроста, олух безмозглый! При каждом удобном случае я стараюсь помереть, чтобы избавиться наконец от твоих подлых нападок. Хочешь по-плохому, да? Я спас твою задницу, а ты хочешь по-плохому? Нет хуже дурака, чем старый дурак. Заруби у себя на носу, лысый жабеныш: может, я и сдал малость за последнюю пару лет, но я все равно втрое ловчее и вдесятеро умнее любого белокожего…
  – Мальчики! – не выдержала я. – Детки мои ненаглядные! У нас еще дел невпроворот. – Представляю, как они доводили Отряд до белого каления, когда были молоды и энергия у них била через край. – А ну, живо забыли обо всем, что было до моего рождения! Расширьте эту дыру – я должна видеть, что нас ждет дальше.
  Ворча, угрожая и мешая друг другу по мелочам, колдуны тем не менее применили свой хваленый опыт и выполнили мое требование.
  
  
  82
  
  
  После того как дыра расширилась настолько, что можно было ею воспользоваться, имел место краткий диспут насчет того, кто это сделает первым. Общее мнение звучало так: «Кто угодно, только не я!»
  Но когда я опустилась на корточки, чтобы пролезть через отверстие и хотя бы мельком увидеть то, что соберется мною закусить, кое в ком проснулись рыцарские чувства. По-моему, весьма показательно, что двое из этих благородных людей, Суврин и Лебедь, даже не были братьями Черного Отряда.
  – Сильна, сильна, – проворчал Гоблин. – Выставила нас трусливыми шкурниками. Ну-ка прочь с дороги! – Он полез в дыру.
  Гоблин не должен был этого делать. А я должна, вот и полезла следом. Как-то не сподобилась я привыкнуть к услугам благородных рыцарей.
  – Нет бога кроме Бога, – бормотала я. – Велик и таинственен промысел Его. – Пройдя пять шагов, я налетела на внезапно остановившегося Гоблина. – Наверное, это демон-голем Шиветья.
  – Или его жуткий младший братец.
  Мурген ни словом не обмолвился о том, в каком состоянии пребывает Шиветья. Мне было известно лишь, что голем висит над бездной, образовавшейся в результате подземного толчка; он приколот многочисленными серебряными кинжалами к огромному деревянному трону.
  – Похоже, плато и здесь само себя лечит. – Я осторожно подалась вперед.
  Пропасть осталась бездонной; когда я заглянула в нее, голова закружилась и пришлось на мгновение закрыть глаза. Шиветья по-прежнему висел над расселиной, но она явно стала у́же по сравнению с тем, как ее описывал Мурген. Стягиваясь, поверхность выталкивала деревянный трон вверх. Шиветья больше не рисковал сорваться в любой момент. Зато казалось вероятным, что через несколько десятилетий он будет лежать, придавленный троном, уткнувшись носом в исцеленный камень.
  Рядом со мной возник Плетеный Лебедь:
  – Кажется, за все эти годы он даже не шелохнулся.
  – А ведь ты якобы ничего не помнишь.
  – Не знаю, что со мной делали старые пердуны, но у них, похоже, получилось. Глядя на вещи, я вспоминаю связанные с ними события.
  – Если прикинуть, что мог бы натворить Шиветья, если бы имел возможность скакать тут беспрепятственно, меня его состояние вполне устраивает, – сказал Гоблин. – Что думаешь, Плетеный?
  – Ты бы смог вот так, пятнадцать лет без движения?
  – Какие пятнадцать лет? – хмыкнула я. – Его распяли на этом троне сотни лет назад, если не тысячи. Еще до того, как обманники, убегавшие от Райдрейнака в другие миры, побывали здесь и спрятали Книги Мертвых.
  Это заставило некоторых удивленно взглянуть на меня. Особенно выразительно смотрел шри Сантараксита. За неимением времени я не смогла никому рассказать о том, что узнала от Мургена.
  – Кто его распял? – спросил Гоблин.
  – Не знаю.
  – Неплохо бы выяснить. За парнем, способным на такие трюки, стоит приглядывать.
  – Это точно, – согласился Лебедь, нервно ухмыльнувшись.
  – Он нас слышит, – сказала я.
  Сделав несколько шагов вдоль края трещины, я присела на корточки. Это позволило увидеть щелочки – чуть приоткрытые глаза демона. И этих глаз было не два, а три! Третий – над другими, точно в центре лба. Об этом я прежде ничего не слышала. Мне в жизни не приходилось видеть такого, хоть и следовало ожидать от демона в гуннитском стиле чего-то подобного.
  Упущение немедленно объяснилось: как только демон заметил мой изучающий взгляд, третий глаз закрылся и исчез.
  – Этот трон небось весит немало, – сказала я Лебедю.
  – Да. И что?
  – Просто подумала, не могли бы мы его передвинуть, не уронив в трещину.
  Я не инженер, но, наверное, можно, если постараться. Правда, одно неловкое движение…
  Позади нас столпились любопытствующие, их болтовня раздражала. Малейший шепоток эхо превращало в гогот, отчего казалось, будто эти руины обитаемы. Что, конечно же, не соответствовало действительности.
  – Помолчите! Мешаете думать. – Это прозвучало резче, чем мне хотелось. Люди смолкли и вытаращились на меня. – Кто-нибудь предложит способ повернуть эту штуку правым боком вверх и оттащить от ямы?
  – А на кой тебе это нужно? – спросил Одноглазый.
  – С теми инструментами, что есть в наличии? – спросил Суврин.
  – Да. И это нужно сделать сегодня. Я хочу, чтобы большинство здесь присутствующих завтра с первыми лучами солнца продолжили путь на юг.
  – Можно обойтись грубой силой. Кому-то нужно будет перебраться на ту сторону разлома и поднять спинку трона. Тогда оставшиеся на этой стороне потянут на себя, и трон встанет. Понадобятся веревки и животные.
  – Если поднимать, предварительно не отодвинув, трон просто соскользнет с края, – заявил Лебедь. – И эта громадина полетит прямо в недра земли.
  – Что ты задумала? – продолжал допытываться Одноглазый, но я снова не ответила.
  Я сосредоточилась на споре, который разгорелся между Лебедем и Суврином. Послушала несколько минут и заявила:
  – Похоже, Суврин здесь единственный, у кого есть толковые соображения. Значит, ему и командовать. Суврин, бери кого хочешь, используй любые подручные средства, только посади Шиветью как подобает. Ты слышишь, Непоколебимый Страж? Братья, если у кого имеются полезные идеи, прошу поделиться ими с господином Суврином.
  – Я не смогу… Я не буду… Я не обязан… – залепетал Суврин. – Наверное, первым делом надо определить, с каким весом нам предстоит работать. И еще соорудить переправу через трещину. Господин Лебедь, займись этим. Мальчик… господин Тобо! Насколько мне известно, ты искушен в математике. Поможешь мне вычислить массу?
  Тобо усмехнулся и направился к трону, явно не испытывая никакого страха перед демоном.
  – Одна поправка, – сказала я. – Лебедь останется при мне. Он уже побывал здесь. Ранмаст и Икбал, мостом займетесь вы. Плетеный, идем.
  Как только мы отошли достаточно, чтобы нас не смогли подслушать, Лебедь спросил:
  – Что происходит?
  – Не хочу, чтобы ты мозолил им глаза и напоминал о том, что случилось с Отрядом. Возможно, кто-то держит зуб на человека, из-за которого наши предшественники не смогли пройти дальше.
  – А-а… Ну, спасибо.
  Он покосился на столпившихся нюень бао. Кы Гота уж точно держит на него зуб, ведь где-то под этими камнями находится ее сын.
  – Возможно, у меня несколько странный взгляд на вещи. Конечно, я не сомневаюсь, что мы должны нести ответственность за свои поступки, но разве всегда мы понимаем, по какой причине поступаем так или иначе? Ты можешь четко ответить на вопрос, почему тогда помог Душелов освободиться? Ведь наверняка то и дело урывал минутку, чтобы поразмыслить над этим вопросом.
  – Ты угадала. С маленькой поправкой: это были не минутки, а годы. Но я так и не нашел приемлемого объяснения. Она мною как-то управляла. Просто смотрела в глаза, и я подчинялся. И так было на всем пути через плато. Вероятно, играла на моих чувствах к ее сестре. Когда пришло время ей помочь, я был уверен, что все делаю как надо. Ни капли сомнения, пока все не закончилось и мы не отправились в Таглиос.
  – И она выполнила обещание.
  Он понял намек.
  – Она дала мне все, что обещал ее взгляд. Все, чего я так желал и в чем мне отказывала ее сестра. У Душелов много недостатков, но слово она держит.
  – Иногда, получив желаемое, мы осознаем, что хотели совсем не того, что нам на самом деле нужно.
  – В точку, Дрема. Это история моей жизни.
  – На плато пришло около пятидесяти человек. Выбрались лишь двое. Тринадцать погибли по дороге, пытаясь спастись. Остальные все еще где-то здесь. И ты помог завести их туда, где они сейчас. Только ты можешь показать дорогу. Как твоя память, оживает?
  – Да, это очень эффективное волшебство. Все вспоминается, но не само собой, а как бы это сказать… при определенных условиях. Тебе нужно мириться с тем, что иногда я буду путаться.
  – Понятно.
  По ходу беседы я одним глазом поглядывала на остальных. Сари, похоже, накручивала себя без всякой на то причины. Дой явно был настроен не упустить своего шанса, если тот подвернется. Гота, как обычно, пилила Одноглазого, не забывая бросать мрачные взгляды на Лебедя. Гоблин пытался запустить туманный прожектор прямо посреди суетливой толпы.
  – Здесь вроде светлее, чем описывал Мурген.
  – Намного светлее. И теплее. Позволю себе высказать догадку: это как-то связано с непрерывным самоисцелением.
  Мне не казалось, что я слишком тепло одета. Но, безусловно, внутри было теплее, чем снаружи. И ветер не донимал.
  – Где находятся Плененные?
  – Помню, тут была лестница. Нужно спуститься на милю под землю.
  – Как тебе удалось переправить туда тридцать пять человек, которые потеряли сознание? И подняться обратно, успев до наступления темноты, а значит, до появления Теней? Как ты не надорвался?
  – Большую часть работы проделала Душелов. С помощью своего колдовства она что угодно заставит плыть по воздуху. Мы связали людей вместе и потянули за собой, точно связку сосисок. Ну то есть она тянула. Я все время находился сзади… Нет, не все время. Дело в том, что лестница не прямая, есть несколько поворотов. Огибать углы было непросто. И все же куда менее хлопотно, чем если спускать людей по одному.
  Я кивнула. Мне были известны случаи, когда Душелов применяла это колдовство. Полезное средство, может пригодиться. И не когда-нибудь, а прямо здесь и сейчас – если удастся поднять моего будущего приятеля Шиветью.
  Вот что интересно: когда-то Мурген утверждал, что это имя означает «Бессмертный». А совсем недавно перевел его как «Непоколебимый Страж». Но недавно я получила целый ворох других мифов о миросотворении.
  Подмывало сложить с себя командирские обязанности и сейчас же двинуть вниз по лестнице. Нельзя, конечно. Я вернулась к людям, чтобы обсудить с ними ситуацию. Большинство столпилось вокруг Шиветьи, пытаясь поставить трон силой своих языков.
  – Хороший способ согреться, – сказал Суврин.
  А еще – малость разрядить обстановку. В толпе то и дело раздавались закономерные реплики насчет умственных способностей командира, затеявшего игру с пришпиленным к трону чудовищем.
  – Лебедь знает дорогу вниз, в пещеры, – заявила я, когда все собрались вокруг. – Его память восстанавливается. – Гоблин и Одноглазый приосанились, но я не дала им насладиться аплодисментами. – Я пойду вниз, на разведку, а вы пока устраивайтесь тут. И заодно подумайте, как мы завтра разделимся. Нужно, чтобы большинство смогло благополучно пересечь полравнины.
  Мы уже не раз судили-рядили, как разделить Отряд, чтобы здесь осталось минимум людей и максимум припасов, с учетом того, что другие направятся в мир, где климат, даст Бог, окажется помягче.
  Дой занял сугубо рациональную позицию. Он считал, что пока не нужно заниматься Плененными, а нужно всем вместе добраться до страны Неизвестных Теней, чтобы потом отправить оттуда хорошо подготовленную экспедицию. Однако никто не знал, чем на самом деле может закончиться этот поход. Да и неспособно было большинство из нас оставить в беде наших братьев, когда мы находились в двух шагах от них.
  Не мешало бы обсудить эту проблему с Мургеном, пока мы еще можем раздумывать. Время не ждет, вариантов выбора у нас все меньше и меньше.
  Реакция Сари на настойчивые уговоры дядюшки была такой горячей, что могла бы расплавить свинец. По некоторым причинам Сари боялась возвращения мужа, но и не желала откладывать выяснение отношений.
  Лебедь склонился к моему плечу и прошептал:
  – Дожидаясь, когда они до чего-то договорятся, мы состаримся и проголодаемся.
  Конечно же он был прав.
  
  83
  
  
  Прежде чем отправиться вниз, я получила суточный паек. Только сейчас, когда мы пересекали зал в середине крепости, направляясь к лестнице, я осознала, насколько он велик. Наш Отряд терялся вдали.
  – Тут, наверное, не меньше мили в поперечнике, – предположила я.
  – Почти угадала. На несколько ярдов меньше – Душелов измерила. Не знаю, зачем нужен такой огромный зал. Зря мы не взяли факел. В прошлый раз я видел рисунки на полу – тогда было меньше пыли, – но она велела не отвлекаться.
  Внутри и правда было много пыли, а снаружи – нет. Видимо, равнина не терпела на своей поверхности ничего, кроме трупов пришельцев. Даже тут мы не обнаружили ни следов животных, ни вещей Плененных.
  – Далеко еще?
  – Почти пришли. Осторожно, дальше обрыв.
  – Обрыв?
  – Ступенька. Но высокая, восемнадцать дюймов. Можно ногу сломать. В прошлый раз я подвернул здесь лодыжку.
  Я оглянулась, прежде чем шагнуть вниз. Все наши гении трудились как пчелки. Сари, Радиша и еще кое-кто, не получившие заданий, решили последовать за мной и Лебедем.
  – А это что? – спросила я. – Похоже на инкрустацию. Надо бы этим заняться, когда время появится. – Я наклонилась и присмотрелась к кромке. – Кривая линия. Шлифованный камень.
  – Это круг. Почти точно одна восьмидесятая диаметра плато, если верить Душелов. Возвышение, на котором трон с демоном – одна восьмидесятая этого круга.
  – Наверное, все это что-то да значит. К Плененным оно имеет какое-то отношение?
  – Я ни о чем таком не слышал.
  – Тогда займемся этим позже.
  – Лестница начинается здесь.
  Да, вот она, у самой стены. Трещина в полу не пощадила и ее. Здесь ее, похоже, завалило обломками частично обрушившейся стены, но рана затянулась почти полностью, выдавив их наружу.
  Лестница начиналась просто – прямоугольная дыра в полу, и больше ничего нет, даже перил. Ступеньки круто уходили вниз, более-менее параллельно внешней стене.
  Пройдя двадцать ступенек, мы очутились на площадке размером восемь на восемь футов. Дальше лестница заворачивала вправо. Этот марш казался бесконечным. Камень давал слабое свечение, позволяя лишь видеть, куда можно поставить ногу.
  Сари и Радиша уже достаточно приблизились, чтобы я могла слышать их разговор, не разбирая слов. По голосам чувствовалось: женщины страшатся ближайшего будущего.
  Их можно понять. Я сама нервничала – правда лишь самую малость, – приближаясь к заветной цели.
  – Хочешь идти первой? – спросил Лебедь.
  Что-то не слышно особого энтузиазма, подумалось мне.
  – А как насчет ловушек или чего-нибудь в этом роде?
  – Нет. Хотела она их поставить, исключительно забавы ради, на случай если кто-нибудь когда-нибудь здесь пойдет, но не хватило времени. Она так долго возилась, что я уже и надежду потерял выбраться отсюда. И мы не выбрались бы, не будь она Душелов. Ее волшебство отогнало Тени. Ей и раньше приходилось это проделывать, натренировалась.
  – Вот оно!
  – Что – оно?
  – Ничего. Просто вспомнила кое-что.
  Ну и тупица же я! Все эти годы ломала голову, как Душелов и Лебедю удалось и Плененных похоронить, и не угодить на обед к Теням, а ответ был совершенно очевиден. Душелов, самая сильная чародейка в мире, к этому времени уже имела некоторый опыт манипулирования Тенями. Так часто бывает: истина лежит, можно сказать, под носом, но ты ее не заметишь, если не сподобишься хорошенько поработать головой.
  Прости меня, о Повелитель Небесный. Будь милосерден. Будь сострадателен. Обещаю Тебе запереть на замок мою душу, как только братья окажутся на свободе.
  Поскольку Лебедь не предостерегал меня о грозящей опасности, я начала спускаться.
  Архитекторы, инженеры и каменщики не заботились о геометрическом совершенстве. Хотя лестница прорезала скальный массив в одном вполне определенном направлении, она виляла вовсю. И ступеньки были разной высоты. Хорошо хоть, что довольно часто встречались площадки. Каково же будет подниматься обратно?
  – Если придется свести вниз Одноглазого, то назад придется тащить его на руках. Иначе он этот подъем не переживет.
  – Коли так, ты, наверное, захочешь подготовить все, что нужно, прежде чем мы двинемся вниз.
  – Но откуда мне знать, что нужно подготовить, если я не видела, с чем нам придется иметь дело?
  – Вызови из бутылки своего гениального советчика, пусть он тебя просветит.
  – Мурген не любит рассказывать о том месте, где находится. А может, ему запрещено. У меня были сны насчет этого подземелья, но не знаю, насколько они правдивы.
  Лебедь тяжело вздохнул:
  – По правде говоря, мне вовсе не хочется туда спускаться.
  – Что, все так плохо?
  – Вниз еще ничего, но пойдем обратно – сама поймешь.
  – Ну, не знаю. Я уже сейчас немножко плыву.
  – Иди помедленней. Несколько минут ничего не изменят.
  Он был прав. И ошибался. Что касается Плененных, им не было никакой нужды спешить. Но для нас, с нашими ограниченными ресурсами, время было решающим фактором.
  – Правда, Дрема, убавь прыть. Через минуту будет небезопасно.
  Беспокоится за меня. Только к чему так уж драматизировать?
  Лестница изогнулась вправо. Здесь ей досталось от землетрясения, случившегося еще в эпоху правления Хозяев Теней.
  Ступеньки были полуобрублены, остаток висел на краю утеса. Справа внизу провал полнился на диво интенсивным красновато-оранжевым сиянием, исходившим, должно быть, из самого камня, поскольку никакого другого источника не наблюдалось. Правда, я не рискнула раскрыть глаза достаточно широко, чтобы туда всмотреться. Из этой ямины поднимались жгуты пара, образуя призрачные силуэты. Заметно потеплело.
  – Там, внизу, часом не сам ли ад? – спросила я.
  Некоторые веднаиты верят в аль-шил, куда попадают грешные души, обреченные на вечное сожжение.
  Лебедь понял меня.
  – Не тот ад, каким вы его себе представляете. Но для тех, кто сюда попал, он самый что ни на есть настоящий.
  Я остановилась: дальше опасно, ступеньки сужаются до двух футов. Рискнув слегка наклониться, я обнаружила, что лестница вьется по стене ствола с диаметром не меньше двадцати футов. И этот ствол был заполнен камнями более темными, чем порода, в которой его вырубили. Может, его сделали таким большим, чтобы протащить вниз Кину?
  – В голове не укладываются масштабы этой стройки, – сказал я.
  – Для тех, у кого вдоволь рабов, слишком грандиозных строек не бывает. Ты почему остановилась?
  – У меня есть проблема, она называется «страх высоты». Без молитв и моральной поддержки мне с ней не справиться. Давай-ка ты пойдешь впереди, медленно, на расстоянии вытянутой руки – и в случае чего схватишься за меня. Если почувствую, что цепенею, то закрою глаза и смогу идти дальше. – Даже не верилось, что мой голос звучит так спокойно и рассудительно.
  – Понятно. Вопрос в том, как мне самому не жмуриться. Ну-ну, без паники, Дрема. Я пошутил! Старине Лебедю любая высота нипочем.
  Это была не самая крутая переделка в моей жизни. Во всяком случае, я ни на миг не утратила способности рационально мыслить. Правда, чего мне это стоило! Даже когда Лебедь заверил, что со стороны обрыва имеется невидимый защитный барьер, и продемонстрировал его присутствие, какой-то животный страх – нет, ужас! – побуждал меня убраться к чертовой матери, в такое местечко, где над головой небо, где ровная зеленая земля и даже, может быть, растет пара-тройка деревьев.
  Лебедь все твердил, что я пропускаю чрезвычайно эффектное зрелище; особенно он восхищался, когда мы подошли к нижнему краю трещины, где свет был ярче и где клубился туман, скрывая дно пропасти. Но я продолжала идти зажмурившись, пока трещина не закончилась.
  Вначале я считала ступеньки – надеялась таким образом измерить глубину нашего спуска. Но сбилась, когда пришлось уподобиться ползущей по стене мухе. Когда поджилки трясутся от ужаса, не до измерений. Но все же казалось, что по горизонтали мы продвинулись не меньше, чем по вертикали.
  Только я об этом подумала, как лестница вильнула влево, а потом опять влево. Оранжево-красный свет исчез. Еще пара резких поворотов, и мы уже в кромешной темноте, вызывающей новые, совершенно особые и не слишком приятные ощущения. Но никто меня не укусил, не попытался похитить мою душу.
  Потом снова появился свет, но его яркость нарастала настолько медленно, что я почти не заметила, когда именно это началось. Свет имел золотистый, но необычайно холодный оттенок. Мне стало ясно, что цель близка.
  Ступеньки привели нас в естественную пещеру. Некогда она была заложена камнями, но землетрясения частично разрушили кладку.
  – Мы пришли? – спросила я.
  – Почти. Поосторожнее перебирайся через кладку, она непрочная.
  – Что это?
  – Ты о чем?
  – Звук.
  Мы прислушались. Потом Лебедь сказал:
  – Наверное, это ветер. Он и в прошлый раз тут иногда гулял.
  – Ветер? В миле под землей?
  – Только не требуй от меня объяснений. Дальше снова пойдешь первой?
  – Да.
  – Я так и думал.
  
  84
  
  
  …Золотые пещеры, где бок о бок сидят древние люди, застывшие во времени, бессмертные, но не способные пошевелиться. Эти безумцы окутаны волшебной белой сетью, как будто тысячи зимних пауков оплели их ледяными нитями. Над ними на потолке вырос зачарованный лес сосулек.
  Таким все это представилось Мургену десять лет назад. По большому счету ничего не изменилось, только свет мне показался не таким золотистым, а нежная ледяная филигрань выглядела гуще и запутанней. И еще: люди, сидящие вдоль стен, не смотрели на нас широко раскрытыми глазами, как это описывал Мурген. Они казались мертвыми. Или спящими. Ни одного открытого глаза. И ни одного узнаваемого лица.
  – Лебедь, кто это?
  Резкий ветер продолжал гулять по пещере высотой дюжину футов и примерно такой же ширины. Относительно ровный пол имел наклон по всей длине и выглядел точно замерзшая грязь, покрытая ледяным мехом изумительной красоты. Возможно, эта вода, ныне твердая, струилась по пещере еще в ту эпоху, когда сюда не ступала нога человека.
  – Эти люди? Понятия не имею. Они были здесь и в прошлый раз.
  Я приблизилась к старикам, но так, чтобы ненароком не прикоснуться.
  – Пещеры естественные, верно?
  – Похоже на то.
  – Тогда эти люди оказались здесь в самом начале. Еще до того, как было создано плато.
  – Не исключено.
  – Кто бы ни похоронил Кину, он знал об этих людях. И обманники, преследуемые Райдрейнаком, тоже знали. Ого! Вот этот уж точно мертв. Естественная мумификация.
  Труп совершенно иссох. На согнутых коленях и локтях лопнула кожа, виднелись голые кости.
  – А остальные? Может, опытный колдун сумеет вернуть их к жизни и они забегают не хуже мальчишек Икбала?
  – Зачем нам этим заниматься? И без них хватает парней, которых мы с Душелов здесь похоронили. Они вон там. – Он указал вверх по склону.
  Там у света исчезал золотой оттенок, зато появлялся льдисто-голубой. Убывала и яркость. Во всяком случае, для моих глаз. Может быть, свет вообще воздействовал не столько на зрение, сколько на психику. Как то колдовское сияние из моих снов.
  – Возможно, они расскажут нам что-нибудь интересное.
  – Я сам расскажу тебе кое-что интересное, – пробормотал Лебедь себе под нос, а потом, уже обращаясь ко мне, заговорил нормальным голосом: – Не думаю. По крайней мере, нам это вряд ли будет полезно. Душелов очень старалась к ним не прикасаться. Провести пленников мимо старцев и никого не задеть – это было самой трудной частью нашей работы.
  Я наклонилась и вгляделась в следующего человека. Он принадлежал к совершенно неизвестной мне расе.
  – Они, наверное, из других миров.
  – Может быть. Есть такая поговорка: «Не буди спящую собаку». Очень подходит к нашему случаю. Мы же не знаем, почему эти люди оказались тут.
  – Я не собираюсь выпускать на свободу темные силы. Смотри-ка, эти люди не такие, как те.
  – Да, я еще в прошлый раз заметил, что тут несколько разных групп. Вряд ли что-то изменилось в мое отсутствие. Вероятно, они попадали сюда в разное время. Смотри, эти совсем мало обросли льдом, а на тех, первых, он, должно быть, накапливался веками.
  – Ой!
  – Что такое?
  – Головой стукнулась о проклятую сосульку.
  – Надо же… А я ее, должно быть, проглядел.
  – Будешь ехидничать, врежу по колену. Тебе не кажется, что вдруг похолодало?
  И дело тут было не в моем разыгравшемся воображении и не в ледяном сквозняке.
  – Как и в тот раз. – С лица Лебедя сошла ухмылка. – Это из-за них. Почувствовали, что здесь кто-то есть. Дальше будет еще явственней. Может действовать на нервы, если не отвлечься.
  Я и впрямь чувствовала нарастание… чего? Безумия, становящегося осязаемым? Было страшно.
  – Почему мы можем ходить среди них? – спросила я. – Почему не замерзаем, как они?
  – С нами наверняка так и будет, если задержимся тут и уснем. Этих людей доставляли сюда в бесчувственном состоянии.
  – В самом деле?
  Чем выше мы поднимались по склону, тем меньше видели льда. На изморози, покрывшей пол, темнели следы, оставленные много лет назад Душелов и Лебедем. Здесь люди у стены походили на нюень бао, кроме одного, высокого, стройного и очень бледного.
  – Но потом же они проснулись? – спросила я.
  Несколько пар открытых глаз, казалось, следили за мной. Я очень надеялась, что это всего лишь игра воображения, подстегнутая сверхъестественным антуражем. Никто из замороженных не шелохнулся.
  Шаги.
  Прежде чем до меня дошло, что это Сари, Радиша или кто-то еще из Отряда решил разделить с нами увлекательное приключение, я подскочила чуть ли не на высоту собственного роста.
  – Пойди скажи им, чтобы старались не спотыкаться и ничего не трогали. А я пока тут осмотрюсь и подумаю, что нам делать дальше.
  Лебедь скривился и заворчал, но потом осторожно засеменил к лестнице, по пути разговаривая сам с собой. И я не могла его за это винить. Жизнь с этим парнем обошлась жестоко.
  Я сделала шаг в том направлении, куда вели старые следы. Пол ушел из-под ног, я упала, сильно ударилась, заскользила под уклон и остановилась, лишь наткнувшись на Лебедя. Убедительно притворившись, будто его все это лишь позабавило, он спросил:
  – Цела?
  – Запястье растянула. И ссадила бок.
  – Надо было тебя предупредить. Там, где много изморози, пол очень скользкий.
  – Твое счастье, что я не ругаюсь.
  – Ммм?
  – Ты нарочно не предупредил. Такой же негодяй, как Одноглазый и Гоблин.
  – Кто тут поминает меня всуе? – Из полумрака, где лестница опускалась в пещеру, донесся голос Одноглазого, сопровождаемый тяжелым и хриплым, как у чахоточного, дыханием.
  – Бог великий, Бог всемогущий! Бог всезнающий и всепрощающий! Промысел Твой неисповедим для нас, простых смертных. – И хорошо, и прекрасно. Убереги меня, Всевышний, и впредь от проникновения в тайну промысла Твоего, ибо, не ведая, что ждет тебя, не печалишься… – Какого черта он приперся? – спросила я Лебедя. – А впрочем, так даже лучше. Я просто брошу его здесь. Мне совершенно не хочется тащить его на закорках наверх только ради того, чтобы его не хватил очередной удар от чрезмерных усилий. Дай ему по башке, когда отвернется. – Я снова двинулась в глубину пещеры. – Попробую еще раз.
  По дороге я продолжала полушепотом взывать к Богу. Как и прежде, Он не пожелал посвятить меня в свои замыслы. Плохо все-таки быть женщиной.
  Я чуть не проскочила то место, где за древними нюень бао сидели наши парни из Отряда, потому что первыми из, так сказать, свежепоступивших были нюень бао, телохранители. Я остановилась, лишь сообразив, что поравнялась с одним из них, по имени Фам Кванг. Наклонилась к нему…
  …И осторожно попятилась.
  Стоило приглядеться – и граница, разделяющая группы пленников, бросилась в глаза. Наши братья и их спутники обрастали инеем не веками, а десятилетиями. Их лишь слегка тронула ледяная паутина; тех же, кто находился здесь дольше, она окутала плотно. И все же на наших парнях коконы растут явно быстрее. Может, это Душелов доставила себе маленькую радость творчества, как-то ускорив процесс? Между братьями сидели старцы настолько древние, что их и не разглядеть было толком под инеистыми покровами. Я и догадалась-то, что это люди, лишь по позе, в которой пребывали «куколки».
  Может, и неплохо, что с нами Одноглазый. Душелов запросто могла настроить здесь пару ловушек – с этой дьяволицы станется.
  Нары-генералы Иси и Очиба сидели у стены напротив Фам Кванга. У Очибы были открыты глаза. Они не двигались, но, казалось, взор сосредоточился на мне. Я опустилась на корточки и наклонилась как можно ближе, только что не касаясь нара.
  Карие зрачки были влажны. Ни пыли на них, ни инея. Они открылись совсем недавно.
  По хребту пробежал холодок, стало ужасно не по себе. Такое чувство, будто я разгуливаю среди мертвецов. Далеко на севере, там, откуда Лебедь принес кучу былей и небылиц, существуют религиозные течения, представляющие себе ад как очень студеное место. Страх, пробудившийся в сердце при виде моих несчастных братьев, взбудоражил и без того разыгравшуюся фантазию: эта пещера вполне может быть преддверием ада.
  Я осторожно встала и пошла дальше. Теперь пол был почти горизонтальным. Здесь братья не сидели тесной группой. Они занимали несколько сот футов, и нельзя было увидеть всех сразу из-за изгиба пещеры. Кое-где среди них попадались древние коконы.
  – Вижу Копье! – вскричала я.
  Вот это удача! Теперь мы спокойно можем разделиться на два отряда, и оба будут способны проникать на плато.
  Мне ответило эхо, которое звучало так, словно я обзавелась толпой двойников и все они заговорили разом. До сих пор мы с Лебедем старались не повышать голос. Эхо на этом ярусе было тихое, как шепот привидения, но страшно деловитое.
  – Потише, потише, – сказал Одноглазый. – Малышка, что ты затеяла? Ведь даже понятия не имеешь, с чем имеешь дело.
  Он как-то протиснулся мимо Лебедя и направился ко мне. При этом двигался чертовски проворно для двухсотлетней жертвы апоплексического удара. Он снова в деле – и это для него лучшее лекарство.
  Мои подозрения вновь ожили. Но разбираться с колдуном было недосуг.
  Я заглянула в другую пару глаз, принадлежавших высокому, костлявому, мертвенно-бледному типу. Это Длиннотень, пленник Отряда. Его возили с собой, потому что Костоправ и Госпожа ни на кого не полагались настолько, чтобы доверить охрану этого могущественнейшего чародея. И прикончить его тоже не могли, так как исправность Врат Теней находилась в прямой зависимости от состояния его здоровья. И хорошо, что начальство оказалось столь предусмотрительным. Наш мир очень сильно изменился бы, причем в худшую сторону, если бы этот Хозяин Теней смог осуществить свои подлые замыслы так, как подсказывала ему гнусная фантазия.
  Зло, живущее в Душелов, капризно и несобранно. Порочность и безумие Длиннотени, напротив, устойчивы и целостны.
  Даже сейчас это безумие смотрело на меня из его глаз. Я сделала пометку в уме: этого типа мы трогать не будем, пусть останется здесь. Может, у кого-то были насчет него другие планы, но пока что я тут за старшего. Если мы когда-нибудь найдем способ укрепить Врата Теней нашего мира, то, возможно, предадим этого монстра заслуженной казни.
  Я двинулась, мысленно отделяя своих от чужих и недоумевая, почему так много лиц мне незнакомо. Наверное, эти люди вступили в Отряд, пока я находилась в стороне от центра событий.
  – Ох, проклятие!
  – Что такое? – Одноглазый, оказывается, уже почти догнал меня, шустрый старикашка. Голос у него дребезжал, точно эхо.
  – Это Хрипатый. Он не в оцепенении.
  Колдун хмыкнул с явным безразличием. Старик Сопатый вышел из того же племени, что и Одноглазый, но был больше чем на век моложе. Ни разу я не заметила между ними хотя бы тени обоюдной приязни.
  – Пусть спасибо скажет – он заслужил худшего.
  Сопатый был стар и умирал от чахотки еще пятнадцать лет назад, когда примкнул к шедшему на юг Отряду. И тем не менее он выжил, несмотря на свою немощь и на испытания, выпавшие на нашу долю.
  – Здесь Свеча и Клетус. Они тоже мертвы. А еще пара нюень бао и двое шадаритов, я их не знаю. Тут что-то произошло. Семеро покойников, и все в одном месте.
  – Не двигайся, Малышка. Не прикасайся ни к чему, пока я не осмотрю все как следует.
  Я застыла. Самое время взяться за дело специалисту.
  
  
  85
  
  
  Я еще не нашла их! – крикнула я Сари и Радише. – И буду стоять на месте, пока Одноглазый не заверит, что я не погублю никого одним своим присутствием.
  Вопреки всем советам, эти двое знай шагали вперед, пока не дошли до черты, которую я категорически запретила переступать. Их желание поскорее увидеть мужа, брата и друзей было, конечно, по-человечески понятно, но нужно все-таки и разум иметь. Необходимо сдерживать себя, пока не станет ясно, что можно делать, не причиняя вреда мужу, брату и друзьям.
  Сари метнула в меня колючий взгляд.
  – Прости, – сказала я неискренне. – Подумай хорошенько. По-моему, с того места, где ты стоишь, видно, что оцепенение перестало действовать на тех, кто находится рядом с нами. Лебедь, как далеко тянется эта пещера за поворотом? – Мне видна была группа из восьми лежащих, но среди них вроде не было Капитана, Госпожи, Мургена, Тай Дэя, Корди Мэзера и Ножа. – Я вижу всех, кроме одиннадцати.
  – Не помню, – угрюмо ответил Лебедь.
  Раскаты басовитого эха принялись гоняться друг за другом по пещере. Однако стало еще хуже, когда в эту игру вступило эхо моего голоса, более высокого.
  – Что, чары уже не действуют? Снова память ослабела?
  – Не думаю. Скорее всего, я этого и не знал. По-прежнему воспоминания о случившемся здесь обрывочны и сумбурны.
  Одна из серьезнейших проблем состояла в том, что никто не знал, сколько Плененных находится в этих пещерах. Лебедь, конечно, был лучшим из всех возможных свидетелей, но в его памяти сохранились лишь главные фигуры. Мурген тоже практически не мог ничем помочь в этом вопросе. Оказавшись здесь, среди Плененных, он, похоже, утратил способность изучать свое непосредственное окружение.
  – Мургена нужно разбудить первым, только он знает все имена и лица. – Не исключено, что кое-кто из людей, мною не узнанных, вообще не входит в Отряд. – Одноглазый, придумай, как привести в чувства этих бедняг. Когда найдем Мургена, растормоши его – нам нужно поговорить. Ну что, могу я идти дальше?
  Вздорное эхо тут же напомнило мне, что надо говорить потише.
  – Да, – раздраженно ответил Одноглазый. – Только ни к кому не прикасайся. И ни к чему, если это тебе незнакомо. А еще прекрати понукать меня.
  – Ты можешь вывести их из оцепенения?
  – Да не знаю я пока! И хватит лезть с дурацкими вопросами. Не будешь мешать, – может, я придумаю что-нибудь.
  Так, характер у нас стремительно портится, а о манерах мы и вовсе забыли. Я вздохнула, потирая лоб, виски – начиналась головная боль – и прислушиваясь к доносящемуся с лестницы многоногому топоту.
  – Лебедь, следи, чтобы ни один болван сюда не сунулся, пока Одноглазый не даст добро.
  Я без особого энтузиазма посмотрела вперед. Как только пещера повернула вправо, наклон пола резко набрал крутизну. Сам пол, отшлифованный водой, сверкал изморозью – не самая надежная опора для ног.
  – Карр!
  Белая ворона все время болталась наверху, постоянно напоминая о своем присутствии, причем с каждым разом все беспокойнее.
  Я осторожно двинулась вперед. Добравшись до места, где начала увеличиваться крутизна, опустилась на четвереньки и принялась сметать иней.
  – Раз уж так неймется, черт с вами, тащитесь за мной, только будьте вдвойне осторожны! – разрешила я Сари и Радише.
  Они, конечно, не отказались. И были осторожны. Во всяком случае, никто из нас не поскользнулся и не заскользил вниз по склону.
  – Здесь Лонго и Искра, – сказала я. – А этот, похоже, Ревун.
  Без сомнения, это был он – маленький, уродливый, но очень и очень умелый колдун. Когда-то давно, на далеком севере, Ревун был подручным у Госпожи, а потом стал нашим врагом. Он попал в плен вместе со своим союзником Длиннотенью. Госпожа, должно быть, имела на него какие-то виды, иначе бы давно прихлопнула. Но пока я тут командую, Ревун останется в оковах. Он ведь даже безумнее Душелов – конечно, по-своему.
  Ворона принялась бранить меня за то, что копаюсь.
  Ревун проснулся. Его воля была настолько сильна, что он смог ворочать глазами, – правда, дальше этого не зашло. В глазах такое безумие, что я окончательно убедилась: нельзя допустить, чтобы этот субчик вернулся в наш мир.
  – Будьте с ним крайне осторожны, – предупредила я спутников. – Не то захомутает вас, как Душелов Лебедя. Одноглазый, Ревун уже проснулся, зыркает.
  Одноглазый с отсутствующим видом повторил мое предостережение:
  – Не подходите к нему слишком близко.
  Ворона продолжала меня пилить. Ее голос тоже порождал эхо, но с крайне раздражающим побочным эффектом.
  – Ага!.. Радиша. Вот и твой брат. И вроде в отменной форме. Нет! Не прикасайся! Кто знает, отчего нарушилось оцепенение у мертвых? Нужно просто еще немного потерпеть. Не только тебе, но и всем нам.
  Ответом мне было нечто вроде утробного рычания.
  Ледяной потолок над нами негромко потрескивал, аккомпанируя раскатам эха.
  – Трудно, я понимаю, – продолжала я. – Но сейчас только терпение поможет благополучно вытащить их отсюда.
  Убедившись, что остальные осознали необходимость держать себя в руках, я помаленьку двинулась дальше. Белая ворона продолжала нетерпеливо каркать. Я подумала вслух:
  – Когда-нибудь не выдержу и сверну этой птице шею.
  – И отяготишь свою карму, – предостерегла Радиша. – В следующей жизни можешь стать вороной или попугаем.
  – Одно из преимуществ веднаитской религии состоит в том, что никакой следующей жизни не предвидится. Значит, и беспокоиться не о чем. А Бог всемогущий и милосердный к воронам совершенно равнодушен. Кроме тех случаев, когда нужно через них наслать чуму на неверных. Кто-нибудь знает, не собирался ли спуститься сюда шри Сантараксита?
  Мои организаторские способности уснули мертвым сном, как только обозначилась возможность добраться до Плененных. С огромным опозданием я сообразила, что знания библиотекаря могли бы здесь пригодиться; не исключено, что он нашел бы связь содержимого этой пещеры с известными мифами.
  Ответа не последовало.
  – Я пошлю за ним, если понадобится. Ага, Сари, вот и твой любимый. Не прикасайся!
  Я произнесла последние слова чуть громче – эхо загремело неистово. Несколько сосулек упало с потолка, разбившись с почти металлическим звоном.
  Ворона сказала совершенно отчетливо:
  – Иди сюда!
  Я, найдя ее взглядом, ответила:
  – Если твои манеры существенно не улучшатся, ты рискуешь навсегда остаться здесь.
  Птица нервно бегала туда и обратно перед Костоправом и Госпожой. Вот где Душелов потрудилась на славу. Эти двое сидели рядышком, прижавшись друг к другу. Капитан обнимал Госпожу за талию, а она держала его руку в своих. В этой сцене злобное чувство юмора ведьмы достигло апогея; она не пожалела усилий, чтобы воссоздать крошечный кусочек мирной жизни.
  Если Душелов и расставила где-то ловушки, то они должны быть здесь.
  – Одноглазый! Нужна твоя помощь.
  Глаза Госпожи были открыты, и пыль на них отсутствовала. Она гневалась, и белая ворона явно хотела именно это довести до моего сведения.
  – Терпение, – сказала я Госпоже, чувствуя, что сама уже теряю его. – Лебедь, Одноглазый, идите сюда.
  Лебедь первым добрался до меня, хотя и находился дальше.
  – Не помнишь, Душелов ничего особенного не делала с этими двумя? Какую-нибудь маленькую подлость?
  – Не помню. Тогда меня это не волновало. Усадив их, она просто занялась следующими. Такая у нее натура: начав дело, полностью погружается в него, забывая обо всем на свете. А когда идет дальше, напрочь выкидывает из головы случившееся совсем недавно.
  – Приятно обнаружить, что ей не чуждо человеческое. – Я не собиралась обсуждать это сейчас. – Одноглазый, осмотрись, нет ли тут ловушек. И пошевели мозгами. Скажи мне наконец, ты можешь пробудить этих людей или нет, черт возьми? – Головная боль у меня не прошла, хотя, хвала Богу милосердному, больше не усиливалась.
  Упала еще одна сосулька.
  – Да знаю я, знаю. Слышал, когда ты первый раз спрашивала. – И тихонько попенял на то, что не знает магического способа улучшить мою личную жизнь.
  Я прошла мимо Костоправа и Госпожи. Пещера здесь не заканчивалась. Бледный свет освещал ее едва-едва, золотистый оттенок теперь начисто отсутствовал. Немного серебряного, чуть-чуть серого, а в основном – льдисто-голубой. Похоже, осадочная порода там, впереди, сменилась почти чистым льдом.
  – Лебедь, Душелов ходила туда, дальше, пока вы были здесь?
  Он посмотрел в направлении моего взгляда.
  – Нет. Но она могла там побывать раньше.
  Кто-то прошел в ту сторону недавно – по меркам пещеры. На инее совершенно отчетливо виднелись следы. Возникло неприятное ощущение – скорее предчувствие: пойди я по ним – ничего хорошего не обнаружу. Однако выбирать не приходится. Хватит того, что я упустила Нарайяна и Дщерь Ночи. И то, что им, без сомнения, помогла Кина, существенного значения не имеет. Мне следовало подготовиться получше.
  – Одноглазый, так как насчет оживления?
  – Если отцепишься от меня хотя бы на пять минут, отвечу на этот вопрос.
  – Получай свои пять минут, сладенький. С голоду мы за это время не умрем.
  
  Ты проболтался без толку весь срок, который выпросил, – сказала я Одноглазому. – Докладывай: можешь или нет? Больше никаких проволочек.
  – Я не в форме, мне нужно отдохнуть.
  Речь Одноглазого снова сделалась вялой, расплывчатой, ритмически несуразной – попробуй разбери. Но он, конечно же, был прав: мы все нуждались в отдыхе. Вот только ничуть не меньше мы нуждались в том, чтобы закончить здесь свои дела и вернуться наверх. Голод – уже не просто грозная перспектива, и он никуда не денется. Глазом моргнуть не успеешь, как он надолго станет твоим злобным сожителем. В этом я имела несчастье убедиться в Джайкуре.
  Я уже решила придерживаться плана, на котором настаивал дядюшка Дой. Сейчас мы воскресим несколько человек, а за остальными вернемся позже. Но это означает очень суровый выбор. И кому-то он наверняка придется не по вкусу, а следовательно, у меня прибавится недругов. Будь я по-настоящему умной, нашла бы какой-нибудь добрый старомодный способ в духе Гоблина – и виноватыми оказались бы все вокруг. Тот, для кого ожидание затянется, не сможет возненавидеть за это всех.
  А еще, Дрема, существует то, о чем не следует забывать: старый добрый самообман. Ты ведь имеешь дело с человеческими существами, верно? А человеческим существам свойственны упрямство, безрассудство и несносность, и, конечно же, эти качества проявляются в самое неподходящее время.
  
  86
  
  
  Есть еще кто-нибудь наверху? – спросила я.
  Такое впечатление, что сюда сбежались все.
  Выбрав подходящий момент, я решила немного вздремнуть. Однако сон затянулся, он даже мог бы плавно перейти в беспробудный, а потом и в вечный – не будь рядом со мной столько народу. Мне что-то снилось, это точно, но я ничего не запомнила. Ноздри еще хранили запах Кины, так что я знала, где могла бы остаться навсегда.
  Одноглазый сидел рядом – наверное, аккомпанировал моему храпу. Появился обеспокоенный Гоблин, желая убедиться, что его уснувший лучший друг не отправился в слишком уж далекое путешествие. Позади меня матушка Гота вела увлеченные дебаты с белой вороной. Классический диалог между теми, кто друг другу неинтересен.
  – Начиная с этого момента, Дрема, не делай необдуманных движений, – принялся поучать меня Гоблин. – Обязательно осмотрись сначала, убедись, что даже нечаянно не причинишь вреда кому-нибудь из наших.
  Быстро, тихо, деловито заговорил Тобо, но слов было не разобрать. Где-то вдалеке затараторил дядюшка Дой.
  – Что происходит?
  – Начинаем побудку. Это не так сложно, как мы опасались, но требует много времени и сил. И еще: от проснувшихся не будет никакого толку. Это на случай, если у тебя имеются какие-то планы. Одноглазый все подготовил, а потом вырубился… – Голос маленького колдуна зазвучал вдруг неожиданно мрачно.
  – Вырубился? В смысле, от усталости?
  – Не знаю, в каком смысле, и знать не хочу. Сейчас не до этого. Надо дать ему хорошенько отдохнуть. На грани оцепенения, или даже в нем, если понадобится. Когда к нему вернутся телесные силы, я его приведу в чувства и выясню, что там со здоровьем. – В речи Гоблина не слышалось оптимизма.
  – Может, лучше подержать его здесь, в оцепенении, пока не найдем способа вылечить? – спросила я и сразу же кое-что вспомнила. – Надеюсь, они не будут вести себя как младенцы? Мы не сможем кормить с ложечки такую ораву.
  Конечно, просиди ты пятнадцать лет без движения, не важно, в магическом оцепенении или нет, вряд ли сможешь сам о себе позаботиться. Очень может быть, что они и впрямь утратили все необходимые для жизни навыки, которые придется долго восстанавливать.
  – Нет, Дрема. Мы разбудим пять человек. И только.
  – Гм… Хорошо. Эй! Куда, черт возьми, подевалось знамя? Оно стояло вон там. Я знаменосец. Я должна знать, где…
  – Я отнес его к лестнице. Кто-нибудь пойдет наверх, захватит его с собой. Перестань суетиться и нервничать, этим у нас Сари занимается.
  – Кстати о Сари… Тобо! Куда это ты собрался? – Пока я разговаривала с Гоблином, парень проскользнул мимо и двинул в ту сторону, куда вели неизвестные следы.
  – Просто хочу взглянуть, что там.
  – Нет. Ты просто хочешь остаться здесь и помочь дядюшке и Гоблину позаботиться о твоем отце, Капитане и Лейтенанте.
  Тобо сразу помрачнел. Все-таки он еще мальчишка. Я усмехнулась, увидев надутые губы.
  Сзади подошел Лебедь:
  – У меня проблема, Дрема.
  – Это уже которая по счету?
  – Не могу найти Корди. Корди Мэзера. Нигде.
  Краем глаза я заметила, что Радиша прислушивается к нашему разговору. До этого она сидела на корточках перед братом, а тут медленно поднялась, поглядывая в нашу сторону. Но ни единым словом не выдала заинтересованности. О ее близких отношениях с Мэзером знали не все.
  – Ты уверен?
  – Уверен.
  – А вы точно спустили его сюда?
  – Абсолютно точно.
  Я промычала что-то нечленораздельное. Речь шла о человеке, чье отсутствие меня обеспокоило бы меньше всего, если бы не тот факт, что его исчезновение не имело никакого рационального объяснения. И было не единственным. Оборотень Лиза Бовок, так и оставшаяся в облике черной пантеры, тоже находилась среди пленников, которых Отряд взял с собой на плато. Однако я не видела ее ни среди мертвых наверху, ни среди спящих внизу.
  Лиза Бовок лютой ненавистью ненавидела Черный Отряд и особенно Одноглазого, ведь именно ему она была обязана тем, что не могла сменить облик огромной кошки ни на какой другой.
  – А что насчет пантеры, Плетеный? Ее здесь тоже нет.
  – Что за пантера? А, оборотень… Нет, ничего не могу сказать. – Он огляделся с таким видом, будто заподозрил, что его закадычный друг Мэзер прячется за каким-нибудь сталагмитом. – Помню только, что ее пришлось оставить наверху – мы не сумели протащить клетку через первый же поворот лестницы. Думаю, получилось бы, если бы мы с Душелов спускали пантеру не в связке с остальными. Душелов решила оставить клетку на потом. А что случилось, когда настало это «потом», я не помню. Как и многое другое из того, что произошло после спуска. Может, Одноглазому еще поколдовать над моей памятью? – Говоря это, он теребил волосы – точно нервная девчонка, честное слово! – и смотрел в пол. – Я знаю, что оставил Корди вот на этом самом месте, рядом с Ножом. Мне казалось, что здесь им будет удобно.
  «Это самое место» приходилось на конец шеренги из семи мертвецов. Явно тут имеется какая-то связь.
  – Гоблин, что ты копаешься? Мы собираемся будить этих людей или нет?
  Усмешка Гоблина переросла в самодовольную лягушачью ухмылку.
  – Я уже вытащил Мургена.
  – Прекрасно. Хочу немедленно поговорить с ним.
  – Я имею в виду, что вытащил его из оцепенения, дурища. Он вот там. Сейчас я работаю над Капитаном и Госпожой. Тобо и Дой готовят Тай Дэя и Прабриндра Дра.
  В точности как я и ожидала. Двое последних попали в список исключительно по политическим соображениям. Ни тот ни другой не прибавили славы Отряду и даже не сыграли существенной роли в его выживании.
  Я пошла туда, где похрапывал Мурген. На его лице таяла ледяная паутина – единственное перемена, которую я заметила, если не считать раскатов эха, вторившего храпу. Я присела на корточки.
  – Кто-нибудь догадался принести одеяла?
  Я – нет. Когда дошло до самого напряженного этапа, по части организации я определенно дала маху. Мне не пришло в голову захватить с собой ни одежду, ни одеяла, ни еще что-нибудь полезное. Хорошо планировать мне удается только кровопролития и другие грязные дела.
  Где-то здесь, внизу, должны быть сокровищницы. Я мельком видела их во сне. Там может найтись что-нибудь пригодное – но сначала должны найтись они сами.
  В животе заурчало от голода. Да, еще немного – и положение станет отчаянным.
  Мурген открыл глаза. Хотел улыбнуться Сари, но не хватило сил. Его взгляд сместился в мою сторону, губы с невероятным усилием шепнули:
  – Книги… Найди… Дщерь…
  Глаза закрылись. Все правильно. Вряд ли в ближайшее время пробужденные смогут плясать тарантеллу.
  Я поняла, что он хотел сказать. Книги Мертвых находятся здесь, внизу. Нужно что-то предпринять, чтобы Дщерь Ночи не смогла возобновить их копирование. Я не сомневалась, что она нашла бы способ этим заняться даже в плену у Душелов. Как-никак ей помогает сама Кина.
  – Ладно, сделаю.
  Проклятие! Мне бы хоть крошечный намек, с чего начать.
  
  87
  
  
  Освобождение Плененных напоминало работу осадного орудия, хорошо смазанного, но лишенного кое-каких мелких деталей. Мургена и Костоправа уже понесли наверх на импровизированных носилках.
  Костоправ не произнес ни слова и даже не попытался шевельнуть языком, хотя пребывал в полном сознании. Он долго и пристально разглядывал меня. Я понятия не имела, что творится у него в голове. Лишь от всей души надеялась, что он в своем уме.
  Прежде чем отбыть, Мурген слегка сжал мою руку. Надеюсь, это было проявлением благодарности или желания подбодрить.
  Жаль, очень жаль, что он не мог разговаривать, не мог сообщить мне нужную информацию или дать совет. До сих пор я не слишком задумывалась о том, какова будет моя роль после пробуждения Плененных. В основном исходила из предположения, что смогу вернуться к своим Анналам – или даже останусь знаменосцем, если Анналами захочет заниматься Мурген.
  Все больше и больше людей спускалось к нам, хотя я послала наверх предостережение, что подниматься будет крайне тяжело.
  Белая ворона продолжала ругаться и нести полубессвязный вздор, пока не потеряла голос. Меня беспокоила Госпожа. Она столь долго и успешно руководила этой крылатой шпионкой, ни разу не выдав себя, даже когда пыталась навести меня на след, но сейчас выглядела так, будто утратила всякий контроль. Даже над собой. Я снова и снова заверяла ее, что она окажется наверху при первой же возможности.
  Как только Дой, Сари и Гота подготовили Тай Дэя, я дала «добро» на его отправку. За ним должен был последовать Одноглазый, потом – Госпожа. Прабриндра Дра будет последним в этой партии.
  Тобо был очарован отцом. Казалось, никак не мог до конца поверить, что наконец-то видит этого человека во плоти. Обстоятельства сложились так, что чуть ли не с момента зачатия Тобо его родители жили врозь.
  Мальчик хотел подняться вместе с семьей, но я удержала его:
  – Тобо, останься. Для тебя полно работы. Наглядишься на отца после того, как мы перенесем Госпожу и князя. Привет, Суврин. А тебя что сюда привело?
  – Любопытство. Любопытство шри Сантаракситы. Он твердит, что непременно должен увидеть эти пещеры. Буквально свел меня с ума напоминаниями о том, сколько религиозных легенд с ними связано. Оказаться так близко и не увидеть собственными глазами – это просто немыслимо.
  – Понятно.
  Теперь я заметила и старого библиотекаря. Он шел вдоль шеренги древних людей, вглядываясь в каждого, бормоча под нос и время от времени подпрыгивая от волнения. Лебедь ни на шаг не отставал, то и дело напоминая, что руки надо держать при себе, – Сантараксите так и хотелось потрогать и чуть ли не обнюхать каждый кусочек древнего металла или ткани. До него, очевидно, никак не доходило, что, хотя в этих старцах еще тлеет жизнь, они очень уязвимы.
  – Лебедь, веди его сюда. – Мне хотелось поговорить с Сантаракситой как со специалистом по древности. Понизив голос, я сказала Суврину: – Ты хоть понимаешь, что это тебе придется тащить его наверх, если не сможет подняться сам? А я буду идти сзади и подбадривать тебя Копьем.
  Суврин, похоже, такого поворота никак не ожидал.
  – Этот человек не имеет понятия…
  – Как там Шиветья? – прервала я его.
  – Все в порядке. Его развернули правой стороной вверх и оттащили от трещины. Непохоже, правда, что он нам благодарен.
  – Он что-нибудь сказал или сделал?
  – Нет. Я сужу по выражению физиономии. Наверное, обиделся, что мы его уронили. Я и сам вряд ли был бы рад, если бы меня шарахнули носом об пол.
  Тяжело дыша, к нам подошел Сантараксита. Он был в восторге.
  – Мы идем по стопам легенд, Дораби! Я молю Князей Света, чтобы они продлили мне жизнь, – тогда я успею поведать о моих приключениях бхадралоку!
  – То есть тем, кто не поверит ни единому твоему слову, шри. Разве ты не знаешь, что с порядочными людьми ничего никогда не приключается? А сейчас все за мной. Нам предстоит очередное путешествие в мифологию. – Я зашагала вверх по крутому склону.
  Да, безусловно, кто-то уже прошел этим путем до меня. Сначала я заподозрила, что Тобо не послушался и забрел дальше, чем было позволено. Потом решила, что следы на инее старые, – скорее всего, их оставила Душелов, которой просто захотелось туда заглянуть.
  Основная пещера имела выходы в другие, меньшего размера. Некоторые были достаточно велики, чтобы смог пройти взрослый человек. Главная пещера стала заметно уже и ниже; нам пришлось пригнуться, а потом и вообще поползти. Кто бы ни проходил тут до нас, он вынужден был делать то же самое.
  – Ты знаешь, куда идешь? – спросил Лебедь.
  – Конечно.
  Вершина мастерства любого начальника: говорить уверенным тоном, даже если не имеешь о предмете ни малейшего представления. Только не надо слишком увлекаться, иначе тебя раскусят.
  Я бывала здесь во сне. Но запомнила все лишь в самых общих чертах и через каждые несколько шагов натыкалась на детали, которые были для меня совершенно новыми. А потом нам попалось то, что вряд ли можно назвать просто деталью.
  Увлекшись чтением следов на инее, я едва не ткнулась носом в подошву сапога. Следы поведали мне историю человека, который несся как сумасшедший, а может, его гнала паника. Он не только сметал иней, но и оставлял царапины и сколы на камне.
  – Думаю, я нашла Мэзера, Плетеный.
  Это был один из тех странных моментов, когда в глаза бросаются всякие мелочи. Мэзеру следовало поставить на сапоги новые подметки. А мне следовало обратить внимание на другое: человек лежит на животе, а носок его сапога торчит почти вертикально. Разве это естественная поза?
  – Давайте остановимся и хорошенько все тут осмотрим. Вряд ли этот парень вывернулся бы так по собственной воле.
  – Я схожу за Гоблином, – сказал Лебедь. – Не предпринимайте пока ничего.
  – Не волнуйся, мне моя шкура дорога. Не будет ее, не будет и нашего медового месяца.
  Я вынула меч – даже не знаю зачем – и медленно выпрямилась, стукнувшись макушкой о свод.
  Корди Мэзер склонился над каким-то бугорком, и тут с ним случилось нечто ужасное: его скрутило, как мокрую тряпку.
  Неподалеку облегчился Суврин, и я вдруг остро ощутила мужское присутствие. К счастью, он был даже меньше моего искушен в межличностных отношениях, а потому не заметил моей нервно-смущенной реакции.
  Странные дела. С абсолютной уверенностью могу сказать: похоть меня не изводила. Но что-то такое иногда накатывало – внезапными и как будто ничем не спровоцированными волнами, и в редких случаях было очень трудно с этим справляться. Интересно – почему? Ведь девяносто девять процентов времени я проводила в трудах и заботах; тогда и в мыслях не было, что может сложиться такая комбинация: я, мужчина и постель.
  Пожалуй, не стоит поддразнивать Лебедя.
  – Ну конечно, это не слишком аппетитно выглядит, – сказал Суврин. – Как думаешь, что тут произошло?
  – Не собираюсь даже гадать. Посижу, подожду эксперта.
  – Можно взглянуть? – спросил Сантараксита.
  Суврину пришлось вжаться в стену – старик был весьма дороден. Пришлось снова предупредить Сантаракситу, чтобы не подходил ближе, чем я.
  – Не надейся, что я потащу тебя наверх. – Хотя, конечно, он заметно похудел с тех пор, как я работала в библиотеке. – А ведь ты хочешь вернуться домой и обо всем рассказать бхадралоку.
  – Знаешь, Дораби, а ведь ты абсолютно прав: они не поверят ни единому моему слову. И не только потому, что они порядочные люди, но и потому, что у Сурендраната Сантаракситы никогда в жизни не было приключений. У него и охоты до них не было, пока приключение само не нашло его.
  – У богатых рождаются мечты. Бедные умирают, делая их явью.
  – Ты не перестаешь удивлять меня, Дораби. Чья эта цитата?
  – В. Т. С. Гоша. Он был правой рукой Б. Б. Мукержи, одного из шести бхомпаранцев, учеников Сондхела Гхоза, великого джанаки.
  Сантараксита просиял:
  – Дораби! Ты в самом деле чудо! Чудо из чудес! Подумать только, ученик уже превосходит учителя! По какому источнику ты цитируешь? Вроде я нигде не читал, что Гош или Мукержи имеют отношение к школе джанаки.
  Я захихикала, как расшалившийся ребенок:
  – Они и не имеют. Я просто дурачу тебя.
  И этим признанием, похоже, я привела его в еще больший восторг.
  Гоблин прервал нашу дискуссию:
  – Лебедь говорит, вы нашли труп.
  – Да. Вроде похож на Корди Мэзера, хотя лица не видно. И я не собираюсь никого никуда перемещать, пока мы не поймем, что с ним произошло. Не хочу, чтобы то же самое случилось со мной.
  Гоблин ухмыльнулся:
  – Эй, толстяк, а ну подвинься, дай протиснуться. Ну и узкий же лаз! Смотри, Дрема, не заткни его своей круглой попкой. Вот интересно, что за черти тебя сюда потащили?
  – Двигаясь в этом направлении, я найду тайник, где обманники спрятали подлинники Книг Мертвых.
  Гоблин как-то странно взглянул на меня, но поверил на слово. Он знал, кто мои осведомители. Призрак из туманного прожектора. Ворона, которая общается только со мной. Даже сейчас эта говорливая птица сопровождала меня, держась на расстоянии. Правда, больше помалкивала, потому что сорвала голос. Разве что исторгала ругательство-другое, если приходилось увертываться у кого-то из-под ног.
  – А вот это уже интересно…
  – Я тоже так думаю.
  – Ага. Нет, это не колдовство. Обыкновенная механическая ловушка, довольно примитивная, с пружиной и отравленной иглой. Между этим местом и тем, куда ты так рвешься, таких может быть не меньше двадцати. Как думаешь, что тут делал Мэзер?
  – Должно быть, он каким-то образом проснулся. Не сообразив, где находится и что с ним произошло, мог запаниковать и броситься не в ту сторону. Думаю, это по его вине умерли все те люди – он пытался их разбудить.
  Гоблин усмехнулся:
  – Что ж, эта ловушка сработала, она уже не опасна. Давай-ка я пойду вперед и посмотрю, что там нас ждет. Но сначала нужно оттащить Мэзера, иначе вам не пролезть.
  – Если ты пролезешь, то и я уж как-нибудь исхитрюсь.
  – Ты – да, а твои хахаль и папик? Они малость потолще тебя.
  Он негромко выругался, оттаскивая Мэзера от крошечной выпуклости на полу. Я впервые заметила, что здесь, в более тесном пространстве, к тому же забитом людьми, эхо звучало по-другому. Его почти не было слышно.
  
  88
  
  
  В уме как-то не укладывалось, что до места, где древние обманники спрятали свои драгоценности и реликвии, не одна миля, но тело поверило в это прежде, чем мы дошли. Гоблин разрядил еще дюжину ловушек и нашел несколько штук, которые сами разрушились от старости. Подземный ветер шелестел и посвистывал в тесных тоннелях. Я мерзла, но с пути не сворачивала. Шла туда, куда хотела попасть. И до того проголодалась, что могла бы съесть и верблюда.
  После завтрака прошло так много времени! И что-то подсказывает: ужина придется ждать еще дольше.
  – Правда, похоже на храм? – спросил Суврин.
  Открывшееся нашим взорам зрелище взволновало его меньше, чем всех остальных. Несмотря на то что, в отличие от нас, он вырос недалеко отсюда, легенды о Матери Тьмы почти не коснулись его ушей. Он стоял, изумленно глядя на три аналоя с огромными книгами.
  А потом предложил мне кусок сухой лепешки, достав ее из мешочка, который носил на копчике.
  – Да ты, похоже, мысли читаешь.
  – Разговариваешь сама с собой. Наверное, даже не замечаешь.
  Скверная привычка, от которой давно следовало избавиться.
  – Я слышал, когда мы шли по тоннелю.
  Ну да, я же вела беседу с Богом. Сокровенный диалог, как я полагала. Был поднят, в частности, вопрос еды. И пожалуйста – вот она, еда. Может, Всемилостивый в конце концов решил поработать?
  – Спасибо. Гоблин, как тебе кажется, есть тут еще ловушки или другие препятствия?
  Снова зазвучало эхо, хотя и другого тембра. Мы находились в большом зале. Пол и стены покрывал лед. Надо думать, невидимый высокий потолок – тоже. Чувствовалось, что мы в священном месте, – пусть даже это святость Тьмы.
  – Вроде нет никаких ловушек. Вряд ли считалось возможным ставить их в храме. – Похоже, Гоблин пытался убедить самого себя.
  – Тебя что, нужно просвещать насчет психологии тех, кто поклоняется демонам и ракшасам?
  Жрецы-веднаиты утверждают, что нет такого зла и коварства, на которые не способны эти люди, самые грешные из всех неверующих.
  И жрецы знают, о чем говорят. Конечно, если они слышали о душилах. Сама я услышала о них, лишь когда вступила в Отряд.
  – Шри, мне кажется, тебе не следует… – заговорил Суврин.
  Но Сантараксита относился к древним книгам с пиететом куда большим; он не воспротивился соблазну подвергнуть их ближайшему рассмотрению.
  – Шри! Не спеши…
  Меня прервал треск – как будто разрывали палаточный холст; за ним последовало нечто вроде хлопка бича. Сложившись вдвое, Сантараксита взмыл над полом нечестивого капища и полетел в нашу сторону по диковинной дуге, словно вдруг перестал подчиняться силе тяжести. Суврин попытался его поймать. Гоблин предпочел увернуться. Сантараксита отшвырнул Суврина в сторону, а сам отрикошетил в меня. Все мы покатились вопящим клубком, ощетиненным руками и ногами.
  Белая ворона выдала что-то нелестное по поводу происходящего.
  – В суп захотела, паршивка? – Я жадно хватала ртом воздух. – Так, говоришь, нет больше ловушек? – Я ущипнула Гоблина за ногу. – Так, говоришь, ставить их в храме не сочли возможным? Что же тогда, к дьяволу, это такое?!
  – А это колдовской капкан, женщина. И должен признать, отличный экземпляр. Обнаружить его было невозможно, пока не попался Сантараксита.
  – Шри, ты цел? – спросила я.
  – Пострадала лишь моя гордость, Дораби, – задыхаясь, сказал он. – Однако мне нужно не меньше недели, чтобы отдышаться.
  Он откатился от Суврина и поднялся на четвереньки.
  – Зато ты получил дорогой урок задешево, – сказала я позеленевшему библиотекарю. – Не зная броду, не суйся в воду.
  – И ведь никто не поинтересуется, как себя чувствует Младший, – посетовал Суврин. – Как будто он пораниться не может.
  – Мы знаем, что ты в порядке, – сказал ему Гоблин. – Ведь он на голову тебе приземлился, а не на что-нибудь важное.
  Маленький колдун встал. Подойдя к тому месту, откуда взлетел Сантараксита, он сделался очень осторожным. Ощупывал одним пальцем дюйм за дюймом.
  Снова затрещало, но на этот раз совсем тихо. Гоблин крутанулся, взмахнув рукой. Шатаясь, сделал пару шагов в мою сторону и рухнул на колени.
  – Сколько же лет тебе нужно прожить, чтобы понять естественный порядок вещей!
  Гоблин затряс рукой, точно обжег пальцы.
  – Черт, а ведь умно! Вот это чары! Не смей!
  Суврину вздумалось бросить в направлении аналоев кусок льда.
  Вернувшись, ледышка срезала у Суврина клок волос, влепилась в стену пещеры и обдала белую ворону крошевом. Вороне было что сказать на этот счет. Дожидаясь, когда пернатая уймется, я подумала: может, у Госпожи из памяти выветрился тот факт, что сама она всего лишь пассажир, пользующийся глазами птицы-альбиноса?
  Гоблин сунул раненый палец в рот, сел на корточки и принялся внимательно осматривать зал. Я не пожалела времени и еще раз объяснила Сантараксите и Суврину, чего им не следует делать, если они не хотят новых неприятностей. А потом тоже опустилась на корточки.
  И тут вошел Лебедь, вспугнув ворону. Правда, птица ничего на это не сказала, лишь с крайне недовольным видом бочком засеменила в сторону. Лебедь уселся рядом со мной.
  – Поразительно. Казалось бы, ничего особенного, но впечатляет.
  – Это подлинные Книги Мертвых. Возможно, почти такие же древние, как сама Кина.
  – Тогда почему вы просто сидите здесь?
  – Гоблин пытается понять, как добраться до них. – Я рассказала Лебедю, что произошло.
  – Проклятие! Вечно я пропускаю самое интересное. Эй, Младший! Давай-ка сунься туда снова, посмотрим, как ты умеешь летать.
  – Шри Сантараксита уже летал, господин Лебедь.
  Суврину нужно поработать над своим чувством юмора. Положение солдата Черного Отряда обязывает.
  – Почему бы тебе самому не попробовать, Лебедь? – поинтересовалась я. – Пробегись-ка к Книгам.
  – Обещаешь, что позволишь мне приземлиться на тебя?
  – Не позволю, но ты, пролетая мимо, получишь воздушный поцелуй.
  – Наверное, если бы вы молчали в тряпочку, это помогло бы, – сказал Гоблин, вставая, – но мой блистательный, внимательный, изобретательный ум справился и так. Добраться до аналоев можно только с помощью золотого кайла. Кайло – это общий Ключ. Вот почему Нарайян Сингх так расстроился, когда увидел его у нас.
  – Кайло у Тобо, – сообщила я и добавила после паузы: – Предлагаю сходить за ним тому, кого еще ноги держат.
  – Нет уж, давайте все пойдем и разделим мучения поровну, – сказал Гоблин. – Мы же все-таки Черный Отряд. И хорошее, и плохое – все по-братски.
  – Уж не намекаешь ли ты, что нынче у нас светлая полоса? – Я поползла в тоннель следом за Гоблином.
  – А что, разве нет? Никто не пытается нас убить. Лично для меня это и означает светлую полосу.
  А ведь он прав, как ни крути. Может быть, мне пора переосмыслить мое отношение к жизни в Отряде?
  Прежде чем покинуть зал, я оглянулась. В Лебеде проснулось здравомыслие, и он решил двигаться в арьергарде, лишив Сантаракситу возможности что-нибудь отчудить. Пусть Гоблин и дальше пребывает в уверенности, что сейчас у нас светлая полоса.
  
  Куда он подевался? – спросила я, ни к кому не обращаясь. В пещере древних продолжалась суетливая подготовка к подъему Госпожи и Прабриндра Дра, но Тобо нигде не было видно. – Не мог же он убежать наверх? Или мог?
  Вряд ли. Даже кипучая энергия юности не заставит человека проделать столь нелегкий путь просто так, прихоти ради.
  Пока я топала туда-обратно, ворча под нос и разыскивая парнишку, Гоблин поступил разумнее, начав опрашивать присутствующих. Он получил ответ еще до того, как я довела себя до белого каления.
  – Дрема, он ушел.
  – Сюрпризы, сплошные сюрпризы… Что-что?!
  Это было еще не все – маленький колдун выглядел крайне расстроенным.
  – Он повернул направо, Дрема.
  – Он… Ох! – Вот теперь я точно раскалилась добела. Когда хочется орать, брызгать слюной, срывать на ком попало злость. – Проклятый дурак! Дебил! Идиот! Ноги оторву! Пойдем – может, еще успеем догнать.
  «Он повернул направо» означает, что он пошел вниз. В глубину земли и времени, в глубину отчаяния и мрака. Он пошел туда, где покоится Матерь Тьмы.
  Я сорвалась с места, решив во что бы то ни стало догнать Тобо, и схватила знамя. Белая ворона прокричала что-то одобрительное. Гоблин сказал с усмешкой:
  – Ты пожалеешь об этом уже через сотню ступенек, Дрема.
  Подмывало бросить проклятую штуковину, прежде чем мы зашли слишком далеко. Тащить ее по винтовой лестнице – это сколько же времени я потеряю?
  
  89
  
  
  Похоже, у лестницы нет конца, – сказала я Гоблину.
  Мы тяжело дышали – несмотря на то что спускались. Не раз нам попадались выходы в другие пещеры; каждую из них явно когда-то посещали люди. Были там и сокровищницы, и усыпальницы с грудами костей. Уверена, что, даже если бы Шри Сантараксита, Баладита и я оказались долгожителями, все равно мы не успели бы составить перечень всех таинственных древних вещей, похороненных под блистающими камнями. И стоило хотя бы мельком взглянуть на любую из них, как она принималась манить меня, точно легендарная сирена.
  Тобо по-прежнему опережал нас и оставался глух к призывам. Возможно, он просто не желал зря тратить время и срывать дыхание – в точности как мы поступали в отношении Суврина и Сантаракситы, которые намного отстали, но тоже звали нас сверху. Я от всей души надеялась, что в конце концов у них хватит здравого смысла повернуть назад.
  Гоблин никак не реагировал на мои реплики. Берег дыхалку.
  – Нельзя ли заколдовать мальчишку, чтобы шел помедленнее? – спросила я. – А еще лучше, чтобы свалился? Мне за него тревожно. Не мог он забраться так далеко, чтобы не слышать наших криков. О черт!
  Я зацепилась знаменем. Уже не в первый раз.
  Гоблин отрицательно покачал головой, продолжая спуск.
  – Он не может нас услышать. – Пых-пых. – И не знает об этом.
  Все ясно. У этой лестницы есть конец. И там, внизу, дремлет царица Обмана. Той искры сознания, что осталась у нее, вполне хватает, чтобы манипулировать самоуверенным юным всезнайкой. Он же наделен каким-никаким талантом, а главное, владеет инструментом, способным стать грозным оружием в руках тех, кто сковал ее вечным сном.
  Спустя некоторое время мы были вынуждены укоротить шаг. Неестественный свет пошел на убыль и в конце концов настолько ослаб, что уже и не видно было, куда ставить ногу. Ветер, по-прежнему обдувавший нас, больше не нес холода, но зато все ощутимее становился хорошо знакомый тошнотворный запах.
  Почувствовав этот «аромат», Гоблин пошел совсем медленно, с трудом восстанавливая дыхание.
  – Давненько я не встречался лицом к лицу с богом, – сказал он. – Даже не знаю, смогу ли с ним справиться.
  – Справиться? И как ты себе это представляешь? Вот уж не знала, что вожу компанию с бывалым богоборцем.
  – Для такого дела нужен юношеский задор. И самоуверенность. И нахальство. Но главное, нужно море глупости и океан везучести.
  – Тогда почему бы нам просто не посидеть здесь и не подождать, пока Тобо проявит все эти замечательные качества? Только одно меня смущает: с везучестью у него всегда было не ахти.
  – Мне и самому хочется так сделать, правда, Дрема. Ему нужен хороший урок. – Однако голос у Гоблина звучал обеспокоенно и, может быть, даже испуганно. – Но у мальчишки Ключ, да и сам он нужен Отряду. Тобо – наше будущее. Мы с Одноглазым – это сегодня и вчера. – Он снова медленно двинулся вниз, и моя борьба со знаменем возобновилась с удвоенной силой.
  – В каком это смысле он – будущее?
  – Никто не вечен, Дрема.
  Теперь мы еле ползли. Мало было тьмы, так еще и погрузились в туман. Видимость практически сошла на нет, что могло кончиться крайне скверно для невысокой женщины, вынужденной тащить длинный шест по узкой и непредсказуемо петляющей лестнице. Воздух был до того насыщен влагой, что мне вспомнилась осада Джайкура и туман над водой, которая окружала город и в которой плавали трупы.
  Вдруг далеко позади, выше по лестнице, раздался леденящий душу вопль. Мой разум мгновенно заполнился образами ужасных тварей, с ликованием рвущих на куски Сантаракситу и Суврина. Крик продолжался, нарастая с такой скоростью, с какой не могло бы спускаться по лестнице ни одно человеческое существо.
  – Что за черт?! – рявкнул Гоблин.
  – Я не… – Крик оборвался, и одновременно, попытавшись сделать очередной шаг, я обнаружила, что ступеньки кончились. Я зашаталась в предательской тьме, громыхая Копьем по камню. Очередная площадка, решила я, щупая ногами и древком, но не находя края. – Что у тебя?
  – Позади – ступеньки. Стена справа футов через шесть обрывается. Дальше, видимо, проход.
  – А у меня стена слева, дальше тоже проход. Твою же мать!
  Что-то стукнуло в спину. Могла бы и догадаться – что, точнее – кто. Прежде чем врезаться в меня, крупная птица тормозила, сильно хлопая крыльями.
  Свалившись на пол, белая ворона выругалась. Пометалась туда-сюда и поскакала в мою сторону. Наверняка это было занятное зрелище; жаль, что отсутствие света не позволило им насладиться.
  Я с трудом справилась с желанием отшвырнуть ее пинком подальше. Все-таки она, должно быть, прилетела на помощь.
  – Тобо!
  Мой голос умчался вдаль и вернулся раскатами эха, в которых, казалось, звучало отчаяние.
  Парень не отвечал, но он явно двигался. Или двигался кто-то другой. С расстояния меньше двадцати футов доносился шорох.
  – Гоблин, что ты обо всем этом думаешь?
  – Мы ослеплены. С помощью колдовства. Тут есть свет. Я стараюсь вернуть нам зрение. Дай руку. Нужно держаться вместе.
  Ворона пробормотала:
  – Сестра, сестра, иди прямо вперед. Будь смелой. Ты пройдешь сквозь тьму.
  Ее дикция существенно улучшилась в последнее время. Может быть, потому, что теперь мы находились совсем рядом с источником силы, которая управляла птицей.
  Я пошарила в темноте, нашла Гоблина, схватила, потянула к себе, уронила знамя, подняла его и подтянула Гоблина снова.
  – Порядок. Я готова.
  Ворона знала, о чем говорила. Через полдюжины шагов мы очутились в освещенной ледяной пещере. Ну, относительно освещенной, скажем так. Сквозь полупрозрачные стены сочилось тусклое серо-голубое сияние, как будто по ту сторону был ясный день. Гораздо больше света излучало все, что окружало женщину, спящую в гробу посреди просторной комнаты, размером примерно семьдесят футов на семьдесят. На полпути между нею и нами стоял Тобо – судя по выражению лица, изумленный как нашим появлением, так и всем, что его окружало.
  – Не двигайся, мальчик, – скомандовал Гоблин. – Даже не дыши глубоко, пока я не скажу, что это безопасно.
  Фигура на помосте видна была неясно, она как будто тонула в жарком сиянии. И, несмотря на это, я совершенно точно знала, что лежащая там женщина – самое прекрасное существо на свете. И знала, что люблю ее больше самой жизни, что хочу броситься к ней и прильнуть к этим совершенным губам в страстном поцелуе.
  Белая ворона чихнула мне в ухо.
  И сбила настроение.
  – Где мы видели все это прежде? – В голосе Гоблина сквозил сарказм. – Она, должно быть, ужасно ослабла, иначе выудила бы из наших мозгов что-нибудь поинтереснее старой сказки о Спящей красавице. Нигде южнее Пыточного моря нет ничего похожего на этот замок.
  – Замок? Что еще за замок?
  Ни в таглиосской, ни в джайкурийской культуре нет такого понятия, как замок. Я знала, что это нечто вроде крепости, только потому, что потратила уйму времени на изучение Анналов.
  – Мы находимся как бы в главной башне заброшенного замка. Снаружи все увито спящими розами, внутри – затянуто паутиной. А в самом центре лежит в открытом гробу прекрасная блондинка. Всем своим существом она молит, чтобы ее вернули к жизни посредством поцелуя. Правда, наша нелюбезная хозяйка, похоже, упустила из виду, что та сучка, героиня сказки, почти наверняка была вампиром.
  – А я вижу совсем другое…
  Очень тщательно, деталь за деталью, я описала ледяную пещеру и лежащую в гробу женщину, которую при всем желании нельзя было назвать блондинкой. Пока я говорила, Гоблин наложил на Тобо искусное заклятие, которое не позволяло двигаться из-за полной потери ориентации в пространстве.
  – Ты помнишь свою мать, Дрема?
  – Я смутно помню женщину, которая могла ею быть. Она умерла, когда я была совсем маленькой. Никто не рассказывал мне о ней. Что за необходимость обсуждать все это здесь и сейчас? У нас дел полно. – Я постаралась тоном голоса и выражением лица внушить Гоблину: тема обсуждаться не будет.
  – Спорим, ты видишь идеализированный образ твоей матери, к тому же вобравший в себя прорву сексуальных соблазнов.
  Я не стала спорить. Может, он и прав. Ему лучше знать, на какие ухищрения способна Тьма. Я медленно двинулась вперед, к Тобо. Гоблин продолжал рассуждать:
  – Из этого следует: Кина вынуждена импровизировать, но получается не слишком хорошо, потому что она лишена прочной связи с внешним миром.
  Двадцать лет назад стало ясно, что в реальном времени Кина и соображает, и действует плохо; ей куда проще оказывать влияние в течение лет, а не минут.
  – Я слишком стар, чтобы угодить в ловушку плоти, а ты у нас бесполая и с предпочтениями не определившаяся. – Он еле заметно усмехнулся. – Зато наш парень – просто находка. Я бы отдал палец ноги или даже два, лишь бы увидеть то, что видит он. Все! – Он взмахнул рукой – и Тобо повалился как подкошенный. – Дрема, возьми молот. Держи крепко. Не подходи к ней ближе, чем сейчас, без крайней необходимости. Оттащи Тобо назад, к выходу.
  В его голосе звучала старческая усталость. И отчаяние, которым он не желал делиться со мной.
  – Что все это значит, Гоблин? Объясни!
  Не тот случай, когда нужно умалчивать об опасности.
  – Мы встретились с величайшей манипуляторшей, которая портила нам кровь на протяжении четверти века. Она очень медлительна, но гораздо более опасна, чем все, с кем мы имели дело до сих пор.
  – Это я и сама знаю.
  Но на самом деле услышанное меня обрадовало. Я воспряла духом: все мои сомнения, скрываемые столь тщательно и долго, сейчас казались пустыми, даже глупыми. Это прекрасное создание не было богом. По крайней мере, не в том смысле, в каком богом был мой Бог. Прости мне мои слабости и сомнения, о Повелитель Небесный. Тьма – везде, и внутри нас тоже. Прости меня сейчас, в этот миг, когда смерть смотрит мне в лицо.
  В милости своей Ты подобен земле.
  Я схватила Тобо за руку и дернула вверх. Вцепилась в него с такой же силой, как и в знамя. Парню не удастся вырваться без борьбы. Совершенно сбитый с толку, он не сопротивлялся, когда я потащила его прочь от «спящей красавицы».
  Я старательно отводила глаза. Это же воплощенное очарование, взглянуть на нее – значит влюбиться в нее. Влюбиться в нее – значит подчиниться ей, раствориться в ней. O Повелитель Небесный, защити меня, спаси от этого исчадья аль-шила!
  – Отдай кайло, Тобо.
  Я попыталась не думать о том, для чего мне понадобилось дьявольское орудие. На таком расстоянии Кина могла выудить эти мысли из мозга.
  Тобо медленно извлек кайло из-под рубашки и протянул мне.
  – Оно у меня! – крикнула я Гоблину.
  – Тогда иди сюда!
  Однако не успела я сделать и шагу, как, неистово пыхтя, ввалились Суврин и Сантараксита. Оба замерли, увидев Кину. Голосом, в котором звучал благоговейный ужас, Суврин еле слышно прошептал:
  – Вот дерьмо! До чего же хороша!
  Шри Сантараксита таращился молча, пребывая в полнейшем смятении.
  Пустив слюни, Суврин устремился вперед. Я стукнула его по локтю тупым концом кайла. И этим не только привлекла к себе внимание парня, но и погасила жгучий интерес к Кине.
  – Царица Обмана, – объяснила я ему. – Мастерица по части иллюзий. Кру-гом! Отведи мальчишку наверх, к матери. Шри, не хотелось бы и тебе делать больно.
  Что-то похожее на клочок тумана вынырнуло изо рта спящей женщины и повисло в воздухе. Первые мгновения это нечто оставалось бесформенным, напомнив мне об афритах, несчастных душах убитых людей. В распоряжении Кины наверняка имелись миллионы этих демонов.
  – Беги, черт возьми! – приказал Гоблин.
  – Беги! – прокаркала ворона.
  Я не побежала. Я вцепилась в Сантаракситу и потянула его за собой.
  Гоблин пробормотал что-то насчет копья – дескать, жаль, что не хватило ума спереть его у Одноглазого, а ведь догадывался, во что может вляпаться.
  – Гоблин!
  Я высоко подняла знамя. И ведь не было у меня такого намерения – но знамя само вдруг выпрямилось, подпрыгнуло пару раз, стукнув торцом древка в пол, а потом наклонилось вперед и легло прямо в нетерпеливые руки маленького колдуна. И как только Гоблин повернулся со знаменем к Кине, окружающие ее иллюзии исчезли.
  
  90
  
  
  Если Кина когда-то была человеком, если любой из бесчисленных мифов о ее появлении на свет хотя бы одной ногой опирался на факты, то наверняка кое-кто не пожалел труда, чтобы вырастить из нее этакое страшилище.
  Она царица Обмана, Дрема. Царица Обмана. Огромное отвратительное тело, покрытое гнойными прыщами вроде тех, что уродуют лица подростков, вполне может быть очередной иллюзией, отражающей подлинный облик Кины не больше, чем давешняя «спящая красавица».
  Зловоние древней мертвечины стало почти нестерпимым.
  Я смотрела на существо, теперь лежащее прямо на ледяном полу. Черное с пурпурным отливом, оно очень напоминало ту, что с плясками смерти вторгалась в мои сны, только вот рядом с этим чудищем Шиветья казался бы карликом. Оно было обнажено. Его совершенные женские формы были искажены тысячами шрамов. Оно не двигалось и даже не дышало.
  Новая струйка тумана вырвалась из огромной ноздри.
  – Убирайтесь к чертям отсюда! – завопил Гоблин.
  Затем он резко дернулся вправо и метнул Копье Страсти в невидимую мне цель. Наконечник замерцал, точно облитый горящим спиртом.
  Душераздирающий беззвучный вопль ворвался в мое сознание. Суврин и шри Сантараксита застонали, Тобо завизжал. Белая ворона разразилась бессвязной руганью. И я, конечно же, внесла свою лепту в этот хор, хотя сама ничего такого не помню.
  Пинками и тумаками направляя остальных к выходу, я обнаружила, что сорвала горло.
  Гоблин крутанулся влево и пронзил жгут тумана, только что покинувший ноздрю Кины.
  И снова наконечник Копья окутался синеватым пламенем. На этот раз, прежде чем погаснуть, оно продвинулось по древку почти на фут, а на острых кромках наконечника возникло темно-рубиновое свечение.
  Из носа Кины вынырнула новая частица ее сущности.
  Тьма и туман в узком проходе, ведущем к лестнице, исчезли – внимание Кины было сосредоточено на другом месте. Суврин и Сантараксита уже поднимались, тратя впустую дыхание на жаркое обсуждение того, что им довелось увидеть. Я влепила Тобо затрещину со всей силой, какая у меня оставалась.
  – Убирайся отсюда!
  Он открыл рот, собираясь возразить, и я врезала снова. Я не желала выслушивать его протесты. Я бы в этот момент не стала слушать даже Божественное откровение. Оно вполне могло бы подождать.
  – Гоблин! Уноси свою тощую задницу! Мы уходим.
  Наконечник Копья прошел сквозь третий сгусток тумана. На этот раз огонь охватил пять ярдов древка, хотя вроде никакого прямого воздействия на дерево не оказал. Однако наконечник так сильно раскалился, что часть древка, соприкасающаяся с ним, задымилась.
  Гоблин попятился, но следующий жгут тумана, двигаясь быстрее старого колдуна, завис между ним и лестницей. Гоблин несколько раз ткнул Копьем, однако проклятый туман ловко уворачивался, продолжая преграждать нам путь к отступлению.
  Я не владею магией. Всю жизнь прожив среди колдунов, ведьм и прочих знатоков этого ремесла, я совершенно не представляю, как работают их мозги. Для меня всегда был загадкой мыслительный процесс, приводивший Гоблина к тому или иному решению. Однако, имея возможность наблюдать за этим человеком достаточно долго, я убедилась, что он всегда руководствуется соображениями наибольшей эффективности.
  Понимая, что ему не пронзить щупальце тумана, и заметив второй жгут, заходящий с тыла, жабоподобный человечек просто увернулся, наклонил Копье и атаковал саму Кину. С яростным ревом он воткнул наконечник в предплечье и загнал его дальше, между ребрами под правой грудью богини. За мгновение до того, как Копье сделало свое дело, вылетел еще один сгусток тумана и попытался воспрепятствовать удару. Тщетно. Наконечник вспыхнул, протыкая демоническую плоть.
  Гоблина охватило пламя, когда его коснулся туман.
  Даже визжа от боли и крича, чтобы мы уходили, Гоблин продолжал давить на Копье, всаживая его все глубже в безумной, неистовой надежде добраться до черного сердца.
  Голубое пламя пожирало тело Гоблина. В конце концов он выпустил Копье и покатился по ледяному полу, что есть сил охлопывая себя ладонями. Это не помогало. На моих глазах он таял, как воск.
  И при этом кричал, кричал, кричал.
  На том психическом уровне, где я несколько мгновений назад ощутила Кину, она тоже вопила благим матом. Кричали Суврин и Сантараксита. Кричал Тобо. Кричала я, отступая к лестнице, при том что некая ошалевшая часть меня рвалась обратно, чтобы помочь Гоблину. Но это было бы сущим безумием. В своем узилище Разрушительница была полновластной царицей.
  Гоблин нанес удар, на какой только хватило его силы и ярости, но для Кины это все равно что укус волчонка для дремлющего тигра. Мне это было совершенно ясно. Как и то, что волчонок, сообразив, что ему не вырваться, пытается выиграть время для своей стаи.
  Тяжело дыша, я сказала:
  – Тобо, поднимайся как можно быстрее. Расскажи остальным.
  Он моложе. Он резвее. Он взберется наверх гораздо раньше меня.
  Тобо – наше будущее.
  А я пойду в арьергарде и постараюсь не пропустить никого наверх.
  Снизу по-прежнему доносились вопли – из двух источников. Гоблин не желал сдаваться; такого упрямства он не выказывал даже в склоках с Одноглазым.
  Скорость нашего подъема была ограничена возможностями шри Сантаракситы. Я была готова в любой момент повернуть обратно и преградить дорогу преследователям – кем бы они ни были – с помощью золотого кайла. Меня не покидала уверенность, что этот талисман защитит нас.
  Тьма на лестнице исчезла. Видимость была настолько хорошей, что, если бы не повороты, можно было бы видеть лестницу не меньше чем на милю вверх.
  Дышать становилось все труднее, ноги сводила судорога, и тут крики внизу смолкли. Суврин уже успел разок свалиться и исторгнуть содержимое желудка. Как ни странно, самым стойким среди нас оказался Сантараксита. Ни единой жалобы, хотя он так сильно побледнел, что я опасалась, как бы не подвело сердце.
  С трудом переводя дух, я замерла и прислушалась к зловещей тишине.
  – О Повелитель Небесный… Уф… Нет бога, кроме Бога… Уф… В милости своей Ты подобен земле… Уф… Ты не оставляешь нас во все дни жизни нашей… Уф… О Властелин Всего Сущего, я смиренное чадо Твое…
  У Сантаракситы нашлись силенки, чтобы проворчать:
  – Дораби, если не перейдешь к делу, Ему надоест тебя слушать и Он найдет другое занятие.
  – К делу – это как? Уф… Бог, помоги?
  – Да, так лучше. Гораздо лучше. Суврин, вставай.
  Белая ворона взлетела стрелой и приземлилась на моем плече, едва не столкнув меня с лестницы. Я не упростила себе жизнь, пытаясь увернуться от птицы. Крылья хлестнули меня по лицу.
  – Иди наверх, – сказала ворона. – Медленно, без паники. Ровным шагом. Я постерегу с тыла.
  Казалось, путь наверх занял пять дней, если не все десять. От голода, страха и недосыпа мерещилось всякое. Я не рисковала оглянуться – а ну как увижу догоняющее чудовище? Мы шли все медленнее – иссякали энергия, воля и способность восстанавливать силы. Только бы добраться до следующей площадки… а потом до следующей… и так без конца. Потом мы стали отдыхать между площадками, и инициатором был не Суврин и не Сантараксита. Ворона сказала мне:
  – Остановитесь, поспите.
  Никто не возражал. Страх, конечно, может сподвигнуть человека на многое, но всему есть предел. Мы своего предела достигли. Я улеглась так быстро, что, если верить злым языкам, услышала собственный храп прежде, чем растянулась на каменной площадке. Последнее, что сохранилось в памяти, – ворона, улетающая вниз, во тьму.
  
  91
  
  
  Дрема!
  Разум побуждал вскочить, озираясь в ужасе, однако тело отнеслось к его призывам с полным безразличием. Измученное, окостеневшее, оно утратило способность шевелиться. Голова, однако, пока еще работала. Мысли проносились в ней с быстротой горного потока.
  – А? – Я сражалась с затекшими мышцами.
  – Спокойно. Это я, Лебедь. Просто открой глаза. Ты в безопасности.
  – Что ты делаешь здесь, внизу?
  – В каком смысле – внизу?
  – Ну…
  – Вы не дошли до пещеры древних всего один лестничный марш.
  Я попыталась встать. Постепенно, мышца за мышцей, тело подчинялось моей воле. Огляделась по сторонам, видя все как в тумане. Суврин и Сантараксита спали. Лебедь сказал:
  – Они совершенно вымотались. Твой храп было слышно даже в пещере.
  Всплеск страха.
  – Где Тобо?
  – Ушел. Все ушли. Я их отправил наверх, а сам остался на всякий случай… Ворона рассказала, что произошло внизу. Остался последний марш. Дойдешь? Я тебя не понесу, сам еле на ногах держусь.
  – До пещеры дойду. До той, дальней. Пока этого хватит.
  – До дальней?
  – Надо там кое-что сделать.
  – Уверена? В таком-то состоянии?
  – Уверена, Лебедь. – Я могла бы сказать даже, что это вопрос жизни и смерти. Для всего мира. Не исключено, что и для других миров. Но что-то не тянуло на мелодраму. – Попробуй растормошить этих двоих, чтобы поднялись наверх. В смысле, на поверхность.
  Вряд ли Сантараксита сможет вынести то, что я собираюсь сделать. Зрелище будет не из приятных.
  – Попробую. Но я пойду с тобой.
  – В этом нет необходимости.
  – Похоже, что есть. Ты едва стоишь.
  – Я справлюсь.
  – Ладно. Тогда будешь идти впереди и рассказывать. Заодно разработаешь мышцы ротоглотки.
  Я вгляделась в Лебедя. Нет, он не отступится. И не выдаст своих истинных мотивов, так и будет изображать заботу о товарище по оружию, у которого, похоже, поехала крыша. Я на полминуты закрыла глаза, а открыв их, перевела взгляд вниз, во тьму, куда уходила лестница.
  – Бог все слышит…
  Лебедь потрудился над Суврином, и тот наконец открыл глаза. Но непохоже было, что офицер-тенеземец способен на другие движения.
  – Я жив, – прошептал он. – Иначе не болело бы так сильно. – Его глаза затопила паника. – Мы выбрались?
  – Выбираемся, – ответила я. – Впереди еще долгий подъем.
  – Гоблин мертв, – сказал Лебедь. – Ворона сообщила мне об этом, когда прилетела наверх, чтобы подкрепиться.
  – Где она?
  – Опять внизу. Наблюдает.
  По мне побежали мурашки – очередной приступ паранойи. Когда-то Нарайян Сингх и Кина использовали Госпожу как сосуд для создания Дщери Ночи. Тогда-то между чародейкой и богиней и возникла эта связь, которую позже не позволяла разорвать Госпожа. Потому что она давала возможность черпать силу у богини.
  – Прости меня, о Повелитель Небесный. Помоги избавиться от этих недостойных мыслей.
  – Ты чего? – спросил Лебедь.
  – Ничего. Просто у нас с Богом бесконечный диалог. Суврин! Сладенький, ты готов к новым подвигам?
  Суврин бросил на меня сердитый, я бы даже сказала – угрожающий, взгляд.
  – Лебедь, дай ей по башке. Шутить в такой момент? Это идет вразрез со всеми законами, земными и небесными.
  – Погоди, через минуту и твое настроение улучшится. Когда до тебя дойдет, что ты все еще жив.
  – Гм…
  Он взялся помогать Лебедю с пробуждением шри Сантаракситы, я же сделала несколько несложных расслабляющих упражнений.
  – Ах, Дораби, – негромко сказал Сантараксита. – Вот я и пережил с тобой еще одно приключение.
  – Бог выручил.
  – Вот и отлично. Позаботься о том, чтобы так было и впредь. Не думаю, что смогу пережить следующее приключение без божественного споспешествования.
  – Ты еще меня переживешь, шри.
  – Возможно, если выберусь отсюда и больше никогда не буду искушать судьбу снова. Тебе же, как я понял, без танцев с кобрами и жизнь не в жизнь.
  – Шри?
  – Я принял решение, Дораби. Хватит с меня приключений. Староват я для них. Пора снова окунуться в уют, вернувшись под сень библиотеки. О! Молодой человек…
  Лебедь усмехнулся. Он был ненамного моложе библиотекаря.
  – Поднимайся, долгожитель. Если так и будешь валяться, очередное приключение подкрадется и ухватит за задницу.
  Такая перспектива взбодрила всех нас.
  Когда мы в конце концов двинулись дальше, я снова замыкала шествие. Лебедь пререкался с моими спутниками. Я с такой силой сжимала золотое кайло, что свело пальцы.
  Гоблин мертв.
  Это казалось невозможным, немыслимым.
  Гоблин был неотъемлемой частью моего мира. Его краеугольным камнем. Без Гоблина может исчезнуть Черный Отряд… Не сходи с ума, Дрема. Наше братство не прекратит своего существования только потому, что один из нас неожиданно пал жертвой злой судьбы. Моя жизнь продолжится, несмотря на отсутствие в ней Гоблина. Просто она станет значительно труднее. Я как будто слышала его шепот: «Тобо – наше будущее».
  – Дрема, очнись!
  – Что?
  – Мы уже в пещере, – сказал Лебедь. – Суврин, Сантараксита, продолжайте подниматься, мы вас догоним.
  Суврин открыл было рот, чтобы задать вопрос, но я покачала головой и указала пальцем вверх:
  – Идите и не оглядывайтесь. – Я подождала, пока Суврин провел шри Сантаракситу через каменную осыпь к лестнице.
  – Что это? – Лебедь приставил к уху ладонь.
  – Я ничего не слышу.
  Он пожал плечами:
  – Что-то было. Наверху.
  Мы вошли в пещеру древних. Все вокруг было изрядно истоптано нашими. Чудо, что эта орда не причинила вреда никому из спящих, притом что почти вся сказочная ледяная паутина оказалась изорвана. С потолка попадало много сталактитов.
  – Почему такой бардак?
  Лебедь нахмурился:
  – Землетрясение.
  – Землетрясение? Какое землетрясение?
  – Ты не… Тут был сущий ад, так все тряслось. Не могу точно сказать когда. Кажется, ты еще спускалась. Здесь трудно определять время.
  – Не лги. О черт!
  До меня дошло, откуда у белой вороны такая резвость. Пищей ей служил один из моих мертвых братьев.
  Злой голосок в голове прошептал, что я могла бы последовать примеру птицы. Другой тут же поинтересовался: а что будет, если об этом узнает Костоправ? Он же фанатик святых принципов отрядного братства.
  – Никогда не знаешь, как себя поведешь, пока не окажешься один на один с быком на арене.
  – Что?
  – Есть у меня на родине такая поговорка. Означает, что реальность при встрече с ней всегда оказывается не такой, как ты ее себе представлял. И нипочем не угадаешь, что будешь делать, пока не окунешься в нее с головой.
  Я прошла мимо остальных Плененных. У всех глаза были закрыты. Я пообещала братьям – сама в это слабо веря, – что все закончится хорошо.
  Пещера сужалась. Когда настало время ползти, я поползла.
  – Может, это и хорошо, что ты здесь, – сказала я Лебедю. – У меня слегка кружится голова.
  – Ты ничего не слышишь?
  Я напрягла слух и тоже уловила странные звуки.
  – Вроде кто-то поет. Походная песня? Что-то вроде «Йо-хо-хо».
  Какого черта?
  – Здесь, внизу? Может, карлики?
  – Карлики?
  – Мистические создания. Мелкие, похожие на людей, бородатые, с исключительно скверным характером. Живут под землей, как наги, промышляют горнодобычей и металлургией. Если они когда-либо и существовали, то вымерли много лет назад.
  Пение зазвучало громче.
  – Ладно, давай разберемся с этим, пока никто не вмешался.
  
  92
  
  
  Пессимист, живущий в моей душе, не верил, что я смогу выполнить задуманное. Что угодно могло наглухо перекрыть путь в комнату с нечестивыми Книгами – хотя бы и упомянутое Лебедем землетрясение. Или Гоблин проглядел одну-единственную ловушку, в которую я обязательно попаду. Или кайло окажется не отмычкой, а пусковым устройством и пробудит к жизни тысячи неприятных штуковин, с помощью которых колдуны защитили свои Книги.
  – Знаешь ли ты, Дрема, что разговариваешь сама с собой, когда чем-то обеспокоена?
  – Что?
  – Вот ты ползешь и постоянно бубнишь о каких-то пакостях, которые тебя подстерегают. Продолжай в том же духе, и я поверю, что беды не избежать.
  Опять то же самое! Раньше со мной такого не случалось. Нужно взять себя в руки.
  В комнате, где хранились Книги Мертвых, вроде бы ничего не изменилось. Однако пессимист, живущий в моей душе, не сдавался, высматривая опасную разницу.
  В конце концов Лебедь спросил:
  – Так и будешь таращиться, пока мы не умрем с голоду? Или все же приступишь к делу?
  – Планировать у меня всегда получалось лучше, чем работать руками, Лебедь. – Я вдохнула побольше ледяного воздуха, достала из-за пояса кайло и произнесла нараспев: – О Повелитель Небесный и Земной, сделай так, чтобы эта штука и впрямь оказалась пропуском.
  – Я за тобой, Капитан. – Лебедь шутливо слегка подтолкнул меня сзади. – Уже поздно бояться.
  И правда поздно. К тому же пойти на попятный – значит умалить значение самопожертвования Гоблина.
  Дойдя до того места, откуда шри Сантараксита отправился в полет, я почувствовала, что дыхание стало частым и поверхностным. Кайло я держала перед собой обеими руками – ужас, до чего тяжелое! – сжимая с такой силой, что, наверное, отпечатки моих пальцев останутся на нем навсегда.
  В ладонях возник зуд. По мере моего продвижения мурашки ползли все выше, по запястьям, предплечьям… Я покрывалась гусиной кожей.
  – Держи меня, Лебедь, – велела я. Это на случай, если понадобится меня срочно оттаскивать. Но сказала другое: – Это на случай, если и тебе понадобится связь с кайлом.
  Лебедь положил руки мне на плечи за мгновение до того, как зуд охватил все тело. Меня знобило и трясло, как при осенней простуде.
  – Ого! – сказал Лебедь. – Это что-то серьезное?
  – Будет еще серьезней, – пообещала я. – Эта лихорадка пробирает до мозга костей.
  – Да… у меня тоже началось. Аж суставы заныли. Вперед. Надо огонь разжечь, согреться.
  Да разве это поможет?
  Когда мы продвинулись футов на десять, мне полегчало. Зуд отпустил.
  – Думаю, теперь можно идти спокойно.
  – Видела бы ты свои волосы! Они пустились в пляс. Через пару шагов улеглись, но зрелище было неслабое!
  – Не сомневаюсь. – Мои волосы и в обычном их состоянии смотрятся неслабо. Слишком плохо я за ними ухаживаю, по полгода не стригу. – У тебя найдется чем разжечь огонь?
  – А у тебя? Что, не предусмотрела? Знала, куда идешь, и не захватила…
  – Успокойся, все я предусмотрела. Просто у меня осталось мало трута. Неохота расходовать мой, если можно израсходовать твой.
  – Ну спасибо. Характер у тебя уже почти как у наших вредных старикашек. – Тут он с грустью вспомнил, что одного из этих вредных старикашек уже нельзя называть нашим – срок его пребывания в Отряде истек.
  – Учусь у лучших. Слушай, мне вот что пришло в голову. Даже если все ловушки остались позади, учитывая то, как у колдунов работают мозги, можно предположить, что опасность может таиться в самих Книгах. Один взгляд на страницу – и ты до конца жизни будешь стоять здесь и читать вслух, даже не понимая смысла слов. Где-то я слышала о подобных чарах.
  – Что же нам делать?
  – Ты заметил, что все три Книги открыты? Нужно подобраться к ним снизу, закрыть и перевернуть передней обложкой вниз. Но даже если поджигать с закрытыми глазами, может возникнуть желание взять Книгу в руки. Я читала о магических символах, которыми ракшасы испещряют переплеты своих манускриптов.
  – Говорящая книга расскажет, что в ней содержится? Всю жизнь о такой мечтал.
  – А я-то думала, что Душелов заставила тебя освоить грамоту, прежде чем поставила начальником над серыми.
  – Заставила, да. Но это не означает, что мне нравится чтение. Чертовски трудное занятие.
  – Надо же! А мне казалось, чертовски трудное занятие – держать пивоварню. Ни минутки свободного времени.
  Поскольку я была меньше ростом, то решила, что сама подкрадусь к аналоям. Со всей осторожностью. От этих Книг, конечно, можно ожидать чего угодно, но им не увидеть, как я приближаюсь.
  – Пиво варить я люблю, а читать – нет.
  Ну, коли так, ему и огниво с трутом в руки. А у меня нынче кризис совести, не менее тяжелый, чем любой из моих кризисов веры. Я люблю книги. Я верю в книги. И обычно не считаю возможным уничтожать книги из-за несогласия с их содержанием. Но эти Книги Мертвых хранят жуткие рецепты умерщвления нашего мира. И не только нашего, но и многих, примыкающих к плато Блистающих Камней.
  Впрочем, этот кризис не требовал немедленного решения. Нравственный выбор мною был сделан заранее, иначе бы я не стояла на четвереньках под аналоями, слушая кощунственные реплики неверного, которому что мой Бог, что безжалостная Разрушительница, богиня культа обманников, – без разницы. Я закрыла Книги, гадая, не могут ли Дети Ночи еще каким-нибудь способом добраться до меня.
  – На переплетах ничего нет, – сказал Лебедь.
  – Естественно, ведь я перевернула Книги передней обложкой вниз.
  – Постой. – Он поднял палец и наклонил голову, прислушиваясь.
  – Эхо.
  – Нет, там кто-то есть.
  Я насторожила уши.
  – Опять поют. Напрасно они это делают. Во всем Отряде ни у кого нет слуха, кроме Сари. Теперь можешь подойти. Думаю, это безопасно.
  – Думаешь?
  – Я же еще жива.
  – Не уверен, что это достаточно убедительный довод. Такую кислятину даже монстры есть не захотят. С другой стороны, я…
  – С другой стороны, твое счастье, что мой Бог не позволяет мне выяснить экспериментальным путем, кто бы захотел сожрать тебя. Полагаю, только жуки, паразитирующие на продуктах жизнедеятельности нашей скотины. Вот то, что нужно для сожжения.
  Лебедь был уже рядом со мной. Под «тем, что нужно для сожжения» я подразумевала нечто вроде большой жаровни, в которой сохранились остатки древесного угля. Она была из меди, с чеканным узором в стиле, бытующем в большинстве культур на этом краю света.
  – Хочешь, я вырву несколько страниц на растопку?
  – Нет, я не хочу, чтобы ты вырывал страницы. Ты что, не слушал меня? Я же сказала: Книга может сделать так, что ты захочешь ее читать.
  – Нет, почему же, я слышал. Хотя иногда бываю туговат на ухо.
  – Как и большинство людей.
  Через несколько минут запылал костерок. Я осторожно подняла Книгу, стараясь держать ее так, чтобы ни я, ни Лебедь не видели передней обложки. Слегка распушила страницы и положила ее в огонь переплетом вверх.
  Что-то может нам помешать. Поэтому лучше в первую очередь уничтожить последний том, тот, который не видела Дщерь Ночи. Книгу, которую она частично скопировала, а частично запомнила, я сожгу последней.
  Горела Книга плохо. Хотя источала отвратительный черный дым так щедро, что он заполнил всю пещеру и нам с Лебедем пришлось лечь на ледяной пол.
  Подземный ветер понемногу уносил дым. Дышать было уже легче, когда я предавала огню вторую Книгу.
  Дожидаясь, когда можно будет сжечь последнюю, я ломала голову, почему Кина никак не пытается нам помешать, ведь мы – шуточное ли дело? – лишаем ее шансов на воскрешение. Оставалось лишь надеяться, что ценой собственной жизни Гоблин вынудил ее полностью сосредоточиться на самоисцелении. И что я не стала жертвой нового грандиозного обмана.
  Может, эти Книги ненастоящие? Может, я делаю именно то, чего от меня хочет Кина?
  Вечные сомнения…
  – Ты опять разговариваешь сама с собой.
  – Угу…
  Ладно, все же есть надежда, хоть и очень слабая, что Кина еще долго не сможет причинять страдания миру.
  – Ну вот, дело сделано. Теперь можно и поспать, прямо здесь. – И я немедленно вырубилась.
  Добрый старый Лебедь! Не знаю, что ему не позволило тотчас улечься рядом со мной – чувство долга или чувство самосохранения, – но, лишь дождавшись, когда сгорит последняя Книга Мертвых, он опустился на пол и задремал.
  
  93
  
  
  Оказалось, мы слышали пение Ранмаста, Икбала и Рекохода. Они отправились вызволять нас, когда Тобо рассказал обо всем, что случилось внизу. Меня и Лебедя им удалось обнаружить по запаху дыма.
  – Преодолевая сильнейший соблазн употребить непристойные выражения, я спрашиваю: какого черта вы тут распелись? Почему не ушли в страну Неизвестных Теней? Кажется, мой приказ на этот счет был абсолютно ясен.
  Ранмаст и Икбал на это отреагировали хихиканьем, как мальчишки на неприличный анекдот. Рекоход исхитрился напустить на физиономию серьезность:
  – Ты устала и проголодалась, Дрема, поэтому мы тебе прощаем сварливость. Но не стоит этим злоупотреблять. Давай-ка садись, перекуси.
  Мы с Лебедем переглянулись.
  – Вы хоть самую малость представляете себе, что здесь происходит?
  – На определенной стадии голодания человек перестает соображать и впадает в бред.
  – Джайкур этого не подтверждает.
  Рекоход достал нечто, по форме и цвету похожее на гриб-дождевик, но не меньше восьми дюймов в диаметре. Эта штука оказалась тяжелее, чем гриб того же размера.
  – Что за хрень? – спросил Лебедь.
  У Рекохода в сумке было еще несколько таких грибов, и у остальных тоже.
  Рекоход достал нож и принялся резать.
  – Подарок нашего друга Шиветьи. После долгих размышлений он пришел к выводу, что спасение его уродливой задницы заслуживает вознаграждения. – Рекоход протянул мне ломтик в дюйм толщиной. – Тебе понравится.
  Лебедь оказался смелее меня – или просто его не мучила паранойя. Он кивнул мне:
  – Вкус как у свинины. Хе-хе…
  Потом ему стало не до шуток. Он с волчьим аппетитом уплетал гриб, который и внутри выглядел точно так же, как снаружи.
  По строению он был плотный – почти как сыр. Я уступила неизбежному и откусила чуток – рот моментально наполнился слюной. Вкус был острый чуть ли не до боли. Ничего похожего мне еще не доводилось пробовать. Нотки имбиря, корицы, лимона, запах засахаренной фиалки… Первое, почти шоковое ощущение сменилось другим, необыкновенно приятным, распространившимся от ротовой полости к желудку.
  – Еще, – сказал Лебедь.
  Рекоход протянул ему второй ломтик.
  – Еще, – потребовала я и впилась зубами в следующий кусок. Ладно, может, он и отравлен, но, коли так, из всех существующих с Божьего позволения ядов этот самый вкусный на свете. – Правда, что ли, это Шиветья дал?
  – Почти тонну. Я не шучу. Годится и для людей, и для животных. Даже малышке нравится.
  Икбал и Ранмаст радовались как дети. Лебедь тоже посмеивался, хотя вряд ли понимал, что их так развеселило. Их настроение передалось и мне. Во всем можно найти что-то забавное. Я расслабилась, на душе полегчало. Даже всевозможные болевые ощущения не досаждали теперь так сильно, как прежде.
  – Продолжай.
  Икбал чуть ли не повизгивал от удовольствия.
  – Он их вырастил. Сначала весь покрылся жуткими волдырями вроде нарывов, а потом, когда они лопнули, появились вот эти грибочки.
  В обычных обстоятельствах такая картинка могла бы показаться омерзительной. Я хмыкнула, наполнила рот едой, представила себе сей процесс творения и сама разразилась хихиканьем. Взяла себя в руки, хотя и не без труда.
  – Значит, в конце концов Шиветья решил дружить с нами?
  – Вроде того. Когда мы уходили, он пытался как-то общаться с Доем. Кажется, получалось не очень.
  Лебедь вздохнул:
  – Такое блаженство я испытывал разве что в детстве, когда мы с Корди удили рыбу. Ну, на самом деле рыба нас почти не интересовала, мы просто валялись в тени у ручья, дремали и глазели на облака.
  Даже мысль о печальной судьбе друга не испортила ему настроения.
  Я понимала, о чем он пытается рассказать, хотя у самой не было близкого друга, с которым я бы разделила редкие счастливые моменты золотого детства.
  Испытывая небывалый прилив воодушевления и сил, я сказала:
  – Что бы это ни было, с голоду мы теперь не помрем. Рекоход, а какие еще свойства у этого гриба?
  – Стоит заржать – и уже не остановишься.
  – Значит, просто не надо начинать. Как здорово! Я теперь сильна, как будто во мне два волка! Ну, долго еще мы будем тут рассиживать? Пора идти.
  Конечно, в схватке с монстром моих волков хватило бы лишь на то, чтобы цапнуть его разок-другой за задницу, но никто не счел нужным предостеречь меня на этот счет. Икбал и Ранмаст продолжали веселиться, вспоминая какую-то старую хохму.
  – Парни, – сказала я, указывая направление, – нам туда. Ни до чего не дотрагивайтесь, просто идите к лестнице.
  Черт побери, меня одолевали какие-то совершенно дурацкие мысли. Один вид любого из братьев вызывал желание расхохотаться.
  – Мы сделали открытие, – сообщил Рекоход. – Когда поёшь, можно думать о деле, смеяться не хочется.
  Широко ухмыльнувшись, он запел походную песню, одну из самых неприличных. О том, чем у большинства мужчин почти всегда занята голова.
  Я стала подпевать и в конце концов заставила парней сдвинуться с места.
  Вонючий дым сгоревших книг наполнил и пещеру древних. На лестнице ощущался даже сильнее. Без сомнения, просочился он и вниз.
  Кина так и не проснулась, в этом я была уверена. Знай она, что произошло, уж наверняка бы что-нибудь предприняла.
  Я очень надеялась уйти достаточно далеко, прежде чем она спохватится. Это чудовище способно убивать, даже когда спит.
  
  94
  
  
  Возле выхода на лестницу я прислонилась к стене загадочного сооружения. Сидела, глядела на громадную выемку и думала, кому и для чего она понадобилась. Впрочем, не скажу, что этот вопрос сильно меня занимал. Я опять заморила червячка.
  – Надо же, так и тянет все время.
  И не потому, что эта пища делала меня глупо-счастливой. Куда важнее, что она избавляла от боли и сонливости. Лишь умом я понимала, что мои физические силы на пределе истощения. Разум был свеж и ясен, его не отвлекали страдания изнуренной плоти.
  Лебедь согласно буркнул. Ему, похоже, было не так весело, как всем остальным. Впрочем, меня и саму уже не подмывало насвистывать или напевать.
  От еды, правда, мое настроение улучшилось.
  В один из моментов просветления Рекоход сказал:
  – Нам нельзя тут засиживаться, Дрема. Остальные уже должны быть в пути, но они уходили, надеясь, что ты со знаменем догонишь их.
  – Насчет знамени у меня плохие новости. Разве Тобо не говорил?
  – О знамени не сказал ни слова. Не имел возможности. Все были потрясены, узнав о Гоблине. Больше всего беспокоились о том, как бы Одноглазый не узнал, что случилось с его другом.
  – Гоблин вонзил Копье Страсти в тело Кины. Там оно и осталось. Ты знаешь меня, знаешь, как я отношусь к отрядной мистике. Считаю, кроме Анналов, знамя – наш важнейший символ. Оно нас сопровождало на всем пути в Хатовар. Знамя – это связь поколений. Я пойму, если у кого-то возникнет желание вернуться за ним, но этим кем-то буду не я. По крайней мере, в ближайшие десять лет.
  Снова по телу растеклось блаженство. Я встала. Лебедь помог мне подняться на следующий ярус подземелья.
  – Ого!
  Рекоход засмеялся:
  – А я все жду, когда ты наконец заметишь.
  Трещина в полу почти исчезла.
  Я подошла поближе. Она по-прежнему уходила в неведомые глубины, но ее ширина теперь не превышала фута.
  – И чем же объясняется такое стремительное исцеление?
  У меня мелькнула мысль, что стимулом могло стать наше присутствие. Пройдясь по трещине взглядом в направлении трона с демоном, я заметила Тобо и Доя, которые торопливо шагали в нашу сторону. Глаза Шиветьи были открыты, он наблюдал.
  – Ты говорил, что все ушли. Или мне послышалось?
  – Дело в землетрясении, – ответил Рекоход на предыдущий вопрос, делая вид, будто не замечает присутствия Доя и Тобо.
  – Нет, это началось совсем недавно, – возразил Лебедь. – Спустись к Кине, добей ее – и, возможно, плато исцелится полностью.
  – Механизм может заработать снова, – вмешался в наш разговор подошедший Дой.
  – Механизм?
  Дой подпрыгнул.
  – Этот пол – одна восьмидесятая плато, а инкрустация – подробная карта дорог. Круглая площадка стоит на каменных катках, она могла поворачиваться, пока Тысячегласая из любопытства не залезла в механизм и не сломала его.
  – Интересно. Вижу, твое общение с демоном дает результаты.
  – Очень скромные, – проворчал Дой. – Проблема в том, что наш разговор идет очень медленно. Жизнь Шиветьи протекает не на обычном физическом уровне. К примеру, если бы ему вздумалось встать – если бы такое вообще было возможно, – на это ушел бы не один час. С другой стороны, Непоколебимому Стражу и не нужна резвость. Отсюда он контролирует все плато, пользуясь напольной картой и механизмом.
  Никогда не видела Доя таким оживленным и откровенным. Похоже, обретенное знание привело его в бурный восторг, как мальчишку – поцелуй кузины, и вызвало жгучее желание поделиться сногсшибательной новостью. Он был сам на себя не похож. И вообще не похож ни на одного из знакомых мне нюень бао. Только матушка Гота и Тобо изредка болтали друг с другом, но и тогда они откровенничали меньше, чем дядюшка Дой сейчас.
  – Шиветья говорит, что его создали специально для слежения с помощью этого механизма. Он всегда узнавал, кто появляется на плато и куда держит путь, – продолжал Дой. – Шли годы, на плато бушевали войны между мирами, вокруг Шиветьи росла крепость, и его задачи все усложнялись. Дрема, этот голем почти так же стар, как само время. Он свидетель битвы Кины с демонами, сражений Князей Света с Князьями Тьмы. Это была первая великая война миров, и ни один миф не дает даже слабого представления о том, что тогда происходило на самом деле.
  – Очень интересно, – сказала я.
  Но решила, что сейчас не позволю себе увлечься загадками прошлого.
  – Должен признаться, мне ужасно хочется задержаться здесь, – с энтузиазмом продолжал Дой. – Человеческой жизни не хватит, чтобы выслушать и записать все. Он видел так много! Он помнит Детей Смерти, Дрема. Для него поход нюень бао де дуань – событие вчерашнего дня. Необходимо лишь уговорить Шиветью, чтобы помог нам.
  Я вопросительно посмотрела на своих товарищей. Наконец Рекоход высказал свой вердикт:
  – Грибами обожрался, не иначе. – Значит, и он заметил, что Дой как будто не в себе. – Сам на себя не похож. Грибы и на других так действуют.
  – Вот и я это заподозрила. Тобо, а у тебя не изменился характер?
  Тобо пока не произнес ни слова. Удивительно – у него обычно по любому вопросу имеется свое мнение.
  – Дрема, он меня напугал до смерти.
  – Он? Кто?
  – Демон. Монстр. Шиветья. Он смотрел мне прямо в голову, разговаривал с моим мозгом. Должно быть, это же проделывал и с отцом – из года в год. Помнишь, в Анналах есть момент, когда папа думал, что Кина или Протектор манипулирует им? Готов поспорить, что чаще этим занимался Шиветья.
  – Да, такое и правда возможно.
  Мир кишит сверхъестественными тварями, которые играют судьбами людей и даже народов. Гуннитские жрецы твердили об этом не одно тысячелетие. Локтями отпихивая друг друга, боги мешают варево в гигантском котле. Лишь мой Бог, истинный и всемогущий, предпочитает оставаться над схваткой.
  Как же мне сейчас нужно утешение от жреца моей религии! Но вот беда – до ближайшего миль пятьсот.
  – Сколько ходит легенд об этом месте, – сказала я Дою. – Интересно, много ли в них правды?
  – Подозреваю, что мы пока не услышали и десятой части этих легенд, – ответил старый фехтовальщик и хохотнул – у него было отличное настроение. – И я не удивлюсь, если правдиво большинство из них. Сама подумай: эта крепость, это плато – они такие, как в легендах, и в то же самое время совершенно другие. В разные времена разные люди видели их по-разному. До недавнего времени я был убежден, что именно здесь лежит страна Неизвестных Теней. А ваш Капитан верил, что здесь находится Хатовар. Однако на самом деле это всего лишь дорога, которая ведет в другие миры. Точно так же многолик и Шиветья, Непоколебимый Страж. В нем есть все, в том числе и безмерная усталость от того, что ему приходится быть тем, чем он должен быть.
  Тобо так не терпелось вставить словечко, что он приплясывал вокруг, точно ребенок, которому позарез нужно отлить.
  – Шиветья хочет умереть, Дрема! – выпалил он. – Но не может, пока жива Кина, а она бессмертна.
  – Коли так, ему не позавидуешь.
  У Лебедя родилась идея:
  – А пусть он с нами поделится долголетием. Я бы не отказался от пары тысяч годков. Конечно, после того, как подойдет к концу мой теперешний век.
  Разговаривая, мы медленно приближались к демону. Мой врожденный пессимизм проснулся, хотя впервые за многие годы я чувствовала себя молодой, сильной и счастливой. Правда, не хихикала, как остальные.
  – Где твоя мать, Тобо? – спросила я.
  Его настроение сразу пошло на спад.
  – Ушла с бабушкой Готой.
  Быстрый взгляд на Доя заставил меня заподозрить, что случился острый конфликт между материнским инстинктом Сари и убежденностью солдат, считающих Тобо просто одним из них. Тут, конечно же, дало о себе знать знаменитое упрямство нюень бао, причем обоюдное. И бабушка Тролль, тоже совершенно очевидно, приняла сторону внука и Доя.
  Я сменила тему:
  – Ладно. Вот вы утверждаете, что проникли в сознание Шиветьи. Или он проник в ваше. Как бы это ни происходило на самом деле, объясните, чего он хочет. Ни за что не поверю, что голем помогает нам по доброте сердечной. Такое невозможно в принципе. Он демон, а значит, он проклят Богом, независимо от того, чье он порождение, Света или Тьмы. И для демона мы, залетные авантюристы, так же недолговечны, как комары для нас. Правда, подобно комарам, мы можем причинить кратковременное неудобство.
  – Он хочет того, чего хотел бы любой в его положении, – сказал Дой. – Это же очевидно.
  Тобо опять встрял:
  – Еще он хочет освободиться, Дрема. Сколько можно жить распятым? Плато меняется, потому что Шиветья не способен этому помешать.
  – Как он себя поведет, если мы выдернем кинжалы? Останется нашим приятелем или начнет рубить головы?
  Дой и Тобо обменялись неуверенными взглядами. Понятно: до сих пор этот вопрос мало их занимал.
  – Возможно, Шиветья самый милый парень на благословенной Богом земле, но пусть он сидит, как сидел. Что ему несколько лишних недель или даже месяцев. И какого черта он допустил, чтобы его пригвоздили?
  – Кто-то его обманул, – сказал Тобо.
  Интересно, интересно.
  – Ты так думаешь?
  В пещерном зале теперь вроде было гораздо светлее, чем совсем недавно, когда мы с Лебедем направлялась в другую сторону. А может, мои глаза приспособились к внутреннему освещению крепости. Я отчетливо различала рисунки на полу, все детали плато, кроме каменных столпов со светящимися золотыми буквами. Но и они наверняка тут были, только обозначенные нечетко. Я не сомневалась, что разглядела бы их, будь у меня время для изучения этой каменной поверхности. Тут были даже крошечные движущиеся точки, которые, несомненно, обозначали что-то вполне конкретное. Жаль, среди нас не было знатоков здешней топографии.
  Трон Шиветьи стоял посреди круглого возвышения, находившегося в центре зала и имевшего диаметр порядка двадцати ярдов. По словам Доя, диаметр этого меньшего круга составлял одну восьмидесятую большого круга, а диаметр того – одну восьмидесятую всего плато. Я заметила, что и на круге есть изображение равнины, куда менее детальное. Наверное, Шиветья мог, кружась вместе с троном, обозревать все свое царство, а если требовалась более подробная информация, он опускал свой постамент заподлицо с большим кругом.
  Это сооружение прямо-таки источало магию, столько ее было потрачено для его создания. Страх пробирал при мысли, что таинственные зиждители были поистине равны богам. Сильнейшим из знакомых мне чародеев так же далеко до этих творцов, как мне, лишенной мистических талантов, до них самих. Думаю, даже Госпожа и Длиннотень, Душелов и Ревун ненамного лучше, чем я, представляли себе примененные для создания этой громадины принципы и силы.
  Я остановилась перед Шиветьей. Глаза демона были открыты. Я почувствовала легкое прикосновение – изнутри. Не знаю почему, но при виде Шиветьи мне вспомнился горный ландшафт, места, где никогда не тает снег. Древние вершины, которым некуда спешить. Молчание и камень. Наверное, мой разум не нашел лучших ассоциаций для такого явления, как Шиветья.
  Я напомнила себе, что этот демон старше моего мира. И ощутила то, о чем говорил Тобо, – спокойное, твердое желание Шиветьи закончить свой жизненный путь, найти дорогу в нирвану. Это неугасимое – в гуннитском духе – желание было для него своего рода противоядием от скуки и муки бытия.
  Я попыталась заговорить с Шиветьей, обменяться с ним мыслями. И спохватилась: вопреки отменному самочувствию и уверенности, переполнявшим меня благодаря тому же Шиветье, страшно пускать в свое сознание голема. Пусть и бессмертного, но едва ли способного по-настоящему понять, что и почему волнует меня.
  
  Дрема?
  – А?
  Я аж подпрыгнула. До чего же прекрасно я себя чувствую – как в подростковом возрасте, когда не было никаких причин жалеть себя. Дар демона продолжает свою волшебную работу.
  – Нас всех сморил сон, – сказал Лебедь. – Не знаю, долго ли это продолжалось. Даже не могу понять, как вообще это произошло.
  Я взглянула на демона. Он по-прежнему не двигался, но поражало другое. На его плече сидела белая ворона. Едва до нее дошло, что я не сплю, она взлетела и направилась в мою сторону. Я протянула руку, и птица уселась мне на запястье – как сокол на руку охотника. Очень медленно, так что едва не терялся смысл слов, ворона произнесла:
  – Она… теперь… мой… голос. Она… обучена, а ее… разум… свободен от… идей и мыслей, которые… могли бы… помешать.
  Потрясающе. Интересно, что думает по этому поводу Госпожа? Если Шиветья отобрал у нее ворону, она будет слепа и глуха до тех пор, пока мы не снимем с нее чары.
  – Она теперь мой голос.
  До меня дошло, что это повторение – реакция на всплеск моего невысказанного любопытства.
  – Понятно.
  – Я помогу тебе в поисках. Взамен ты уничтожишь Дрин, Кину. А потом освободишь меня.
  Я поняла, что имел в виду голем. Не просто выдернуть кинжалы, которыми он распят. Освободить его от бремени жизни и обязанностей.
  – Я сделала бы это, если бы имела силу.
  – У тебя есть сила. Ты всегда обладала силой.
  – Что ты имеешь в виду?
  Теперь птица произносила слова загадочным, колдовским тоном:
  – Поймешь в свое время. А сейчас пора отправляться в путь, Каменный Солдат. Иди. Стань смертеходцем.
  – Какого дьявола? Что происходит?
  Я вскрикнула. Все остальные тоже. Они проснулись вместе со мной и сразу принялись поглощать демоническую пищу, слушая наш разговор.
  Пол закрутился, сначала едва заметно. Вскоре стало ясно, что это происходит лишь с его малой, полностью восстановившейся частью, непосредственно под троном. И тут в меня хлынуло знание.
  Я поняла, что все повреждения, включая последствия сильнейшего землетрясения, которое ощущалось даже в Таглиосе, вызваны исключительно действиями Душелов, поддавшейся нездоровой страсти к экспериментированию. Обнаружив механизм, она в свойственной ей манере, для которой лучше всего подходит выражение «после меня хоть потоп», стала пробовать то одно, то другое и смотреть, что получится. Я как будто увидела все это собственными глазами – потому что память настоящего очевидца стала моим достоянием.
  Я узнала, чем Душелов занималась во время своих посещений крепости, когда Длиннотень был убежден, что он – единственный хозяин Врат Тьмы и что не найдется смельчака, пусть даже владеющего Ключом, который рискнет приблизиться к ним.
  Я узнала и многое другое, как если бы пережила все это сама. Кое-что мне узнавать вовсе не хотелось. Кое-что касалось вопросов, мучивших меня годами; ответы наверняка заинтересовали бы шри Сантаракситу. Но по большей части это были сведения, которые пригодились бы мне, если бы я стала тем, кем хотел меня видеть Шиветья.
  Мысли жужжали в голове испуганными мухами. Были, были вопросы, на которые я не получила ответа. К примеру, отсутствовали воспоминания о Ключе, без которого мы бы никак не обошлись. Как его раздобыли Длиннотень, бывший в ту пору Маричей Мантарой Думракшей, и его ученик Ашутош Якша, если они действительно пришли в наш мир из страны Неизвестных Теней?
  И уж точно я не избавилась от высотобоязни.
  Спустя миг после того, как пол перестал вращаться, белая ворона устремилась вверх. И будь я проклята, если сама не взлетела вслед за ней! Хотя отнюдь не по собственному желанию.
  Мои товарищи тоже поднялись в воздух. От изумления и страха некоторые выронили оружие, всякие мелкие вещи и даже… кое-что из того, что вырабатывает человеческое тело. Один лишь Тобо воспринял этот неожиданный полет как невероятно прекрасное приключение.
  Ранмаст и Икбал зажмурились и забормотали молитвы, обращенные к их лжебогу. Я мысленно воззвала к единственному истинному Богу, напомнив Ему о милосердии. Рекоход обратился со страстным призывом к своим небесным покровителям. Дой и Лебедь молчали. Лебедь – просто потому, что потерял сознание.
  Тобо захлебывался от восторга, старался нам внушить, как прекрасно то, что мы переживали. Взгляните туда, взгляните сюда! До чего же огромная пещера! Как хорошо видна сверху круглая площадка – точь-в-точь само плато…
  Мы пролетели через дыру в потолке и окунулись в прохладу настоящего плато. Наступили сумерки; небо, все еще багровое на западе, впереди уже затянула густая индиговая синь. Звезды Аркана слабо сияли над нами. Когда мы летели уже над поверхностью плато, я рискнула оглянуться. Силуэт крепости был четким на фоне северного неба; снаружи она сейчас выглядела хуже, чем в день нашего прибытия. Все, что мы обронили при взлете, устремилось следом за нами.
  У меня возникло страстное, нет, безумное желание, чтобы среди этих вещей оказалось и знамя. Увы, не сбылось.
  Позднее, обдумывая все случившееся, я никак не могла взять в толк, на чем основывалась эта надежда.
  Теперь Тобо изображал птицу. Поэкспериментировав, он обнаружил, что с помощью рук можно управлять полетом – подниматься и опускаться, слегка ускорять и замедлять движение. Он не умолкал ни на секунду, наслаждаясь приключением и призывая остальных разделить его восторг, – ведь никто из нас больше никогда не получит шанса пережить нечто подобное.
  – Устами младенца глаголет истина! – прокричал Дой.
  И взмыл.
  Оба они были правы.
  
  95
  
  
  Наш полет закончился там, где Отряд расположился лагерем. На последнем круге перед дорогой, уходящей в юго-западном направлении, к нашей цели – Вратам Теней. Преимущество в скорости, которое обеспечил полет, было очевидным. Мы обогнали даже белую ворону; она прибыла через два часа после того, как наши ноги коснулись каменной поверхности. Неплохо иметь в помощниках такого парня, как Шиветья.
  Я попыталась разглядеть то, что лежало за краем плато, но было уже слишком темно. Вроде там горели два-три огонька. Или не было их, трудно сказать.
  Мы опускались вперед ногами и, по всей видимости, были неприкосновенны для Теней. Они шныряли неподалеку, я это чувствовала, – но не проявляли желания приблизиться. Вот она, мощь Шиветьи, укрощающая даже эти сгустки ненависти и голода.
  Мы проникли сквозь защитный свод, не повредив и даже не потревожив его. Все, кто добрался сюда раньше, наблюдали за нами, не веря глазам. Тобо ухитрился сманеврировать так, чтобы опуститься рядом с матерью, перед этим, естественно, проделав сальто над ее головой. Я оказалась менее удачлива и основательно приложилась к тверди, но была рада уже тому, что тяжкое испытание осталось позади. Братья Сингхи бросились разыскивать свою семью. Точно так же поступил и Дой; в смысле, он проигнорировал Сари и направился к Готе. Бабушка Тролль пребывала не в лучшем расположении духа и, возможно, не очень хорошо себя чувствовала. Разглядеть остальных в неверном свете луны мне не удалось. Гота в этот раз воздержалась от жалоб и критики.
  Пока вцепившийся в меня Лебедь внушал себе, что можно без опаски открыть глаза, наш хлопотливый Рекоход уже шнырял туда и обратно, желая убедиться, что все обустроено в точном соответствии с правилами, которые еще не выветрились из его головы. Я нахмурилась, покачала головой, но вмешиваться не стала. Ритуалы – штука полезная, они упрощают нам жизнь.
  – Сари, – спросила я, – как они?
  Я, конечно, имела в виду тех, кого мы вывели из пещеры. Настроение Готы вызвало у меня подозрения. Я боялась услышать то, что подтвердило бы их.
  Сари не удалось настроиться на дружеский лад. Ну как же! Ее малыш уже летает по небу; конечно, это моя вина. Не важно, что он приземлился в целости и сохранности и теперь, как в счастливом бреду, только и твердит о том, что ему довелось пережить.
  Можно было ожидать, что полет и жесткая посадка подпортят мне настроение, однако обошлось. Тем не менее это удалось сделать Сари.
  – Состояние Плененных прежнее. Одноглазый очень тяжело пережил сообщение о смерти Гоблина и с тех пор не произнес ни слова. Мать не знает, то ли он крайне подавлен, то ли с ним случился новый удар. Есть подозрение, что он просто не хочет больше жить.
  – С кем он теперь будет собачиться?
  Я вовсе не хотела умалить его горе, но слово, как говорится, не воробей.
  На мгновение Сари приоткрыла завесу над своим раздражением. Но не над своими мыслями.
  – Моя мать – неплохая замена.
  – Наверное, поэтому они с Одноглазым и сошлись.
  – Теперь они друг для друга значат еще больше.
  Я промолчала о своих опасениях по поводу того, что Гота может вскоре покинуть нас. Бабушке Тролль уже под восемьдесят.
  – Я хочу поговорить с ним.
  – Он спит. Это может подождать?
  – Ну, тогда утром. У нас еще есть связь с Мургеном?
  Света вполне хватало, чтобы увидеть, как помрачнела Сари. Возможно, она права: и двух минут не прошло, как мои ноги коснулись земли, а я уже пытаюсь использовать ее мужа.
  Но Сари сдержала свои эмоции. Слишком долго мы с ней трудились бок о бок. Сначала всем заправляла она, а я была на подхвате. И всегда обходилось без конфликтов. Потому что мы обе понимали: для достижения нашей цели необходимо сотрудничество. Недавно я взяла руководство на себя, но при необходимости она сможет вновь стать Капитаном де-факто.
  Только она уже почти добилась своего, не так ли? Мурген больше не пленник, он здесь, наверху. Теперь, когда семья восстановилась, все эти хлопоты Сари ни к чему. Разве что муж окажется не тем человеком, которого она так ждала. В этом случае и ей придется стать новой Сари, полностью измениться.
  Я чувствовала, что она на грани срыва. Все мы изменились. Сари и Мургену предстоит привыкать друг к другу, и вряд ли этот процесс будет легким.
  Я не сомневалась, что не менее серьезная проблема ожидает Госпожу и Капитана.
  – Я очень старалась содержать туманный прожектор в рабочем состоянии, но, с тех пор как мы покинули крепость, мне ни разу не удалось установить контакт, – сказала Сари. – Такое ощущение, будто Мурген больше не желает покидать свое тело. А разбудить его по-настоящему не удается.
  Так вот в чем проблема! Она боится, что освобождение было ошибкой, что мы причинили вред Мургену, вместо того чтобы спасти. С надеждой в голосе Сари добавила:
  – Может, Тобо сумеет помочь?
  Интересно, много ли в ней осталось от той волевой, сосредоточенной, целеустремленной Сари, которая при необходимости превращалась в Минь Сабредил? Я попыталась успокоить ее:
  – С Мургеном все будет в порядке. – Шиветья объяснил нам, как вернуть Плененных к жизни. Но мы сможем разбудить его в полной мере, лишь когда увезем с плато. То же относится и к остальным.
  Обойдя лагерь, вернулся Рекоход:
  – Еда, которой нас снабдил демон, теперь расходуется быстро, Дрема. Ее хватит, чтобы убраться с плато и еще пару раз подкрепиться, а потом нам придется туго. Вариантов всего два: либо съесть пса и коней, либо мародерствовать.
  – А, ладно. Мы знали, на что шли, а ведь получилось даже гораздо лучше. Надеюсь, никто не украл ничего ценного, пока мы были здесь?
  В ответ я увидела недоумевающие взгляды. Ну конечно, с чего я взяла, что все уже осведомлены о сокровищах, найденных мною в недрах земли? Просто привыкла, что мальчишка, узнав что-нибудь интересное, обязательно пробалтывался. Ведь рот ему не зашьешь.
  Ко мне обратился Лебедь:
  – Когда мы туда доберемся, там будет сезон сбора урожая.
  – Откуда знаешь?
  Он пожал плечами:
  – Просто знаю.
  Да, это он может.
  – Слушайте все! Ложитесь спать, отдохните как следует. На рассвете выходим, и одному Богу известно, что нас ждет в конце пути.
  Ни слова в ответ. А могли бы хоть посоветовать: если желаешь, чтобы мы уснули, для начала угомонись сама.
  Странно. Не так уж давно я проснулась возле трона Шиветьи, а теперь глаза слипаются, и едва шевелятся мозги. Я сказала:
  – Выкиньте все из головы. Я и сама воспользуюсь моим собственным советом. Где тут можно лечь и закутаться в одеяло?
  Свободное пространство оставалось только в хвосте Отряда. Все мои товарищи по полету, за исключением Тобо, уже обосновались там. Вообще-то, я хотела сначала поесть, но усталость взяла свое, прежде чем я проглотила третий кусок демонической пищи. Последнее, что мне пришло в голову: может, Бог не заметил, что одно из Его чад приняло дар от Проклятого? И вот еще интересная мысль. Бог всеведущ; следовательно, Он знает, что делает Шиветья, и не препятствует ему. Выходит, тот факт, что великодушие демона обернулось для нас выгодой, отвечает Божьей воле.
  А противиться Божьей воле грешно.
  
  96
  
  
  Мне приснился странный сон.
  Конечно, это был сон. Не может быть, чтобы Шиветья проник в мое сознание.
  Сначала я была на плато Блистающих Камней. Камень вспоминал. И хотел, чтобы я узнала все, что он помнил.
  Потом я оказалась в другом месте. И в другом времени. Я стала демоном Шиветьей; я ставила опыты над миром – бледная имитация Бога. Я была вездесуща, потому что пол, окружающий трон, связывал мое царство в единое целое. Мы слились воедино – и певец, и песнь.
  Мой лик пересекали люди, большая группа людей. Для меня время значило совсем не то, что для смертных, но я понимала: миновали века с тех пор, как я видела в последний раз подобную картину. Смертные появлялись здесь очень редко. И никогда – в таком количестве, как сейчас.
  Во мне оставалось достаточно от Дремы, чтобы сообразить: Шиветья вспоминает прибытие Плененных еще до того, как они угодили в западню и стали Плененными. Зачем демону понадобилось, чтобы я это увидела? Мне же и так все известно. Мурген неоднократно рассказывал, добиваясь, чтобы эта история была отражена в Анналах в точности так, как он хотел.
  Не было четкого ощущения чьего-то присутствия, и все же я почувствовала мягкое давление. Меня призывали укротить любопытство, не задаваться ненужными вопросами, смотреть на происходящее со стороны, позволить цветку распуститься. Мне следовало уделять больше внимания дядюшке Дою. В нынешней ситуации очень бы пригодилась способность полностью отказываться от собственного «я».
  Да, время для демона текло совершенно иначе. Но он старался приспособиться к недолговечным смертным, принять их точку зрения, научить меня тому, что, по его мнению, могло оказаться полезным.
  Вся авантюра Черного Отряда прошла перед моими глазами от начала и до конца. Включая отчаянное бегство, когда погиб Бадья, а Лебедь получил возможность войти в историю как жертва коварства, как марионетка злой силы.
  Я недоумевала, почему мне сначала показывают мелкие детали истории, которую я уже знаю в целом.
  Но я же не тупица. В конце концов до меня дошло. Этот вопрос вставал передо мной и прежде, но не казался архиважным. Чтобы я занялась поиском ответа на него, Шиветье достаточно было лишь растормошить мою собственную память.
  А вопрос был такой: что стало с одним из участников этой экспедиции, которого мы так и не нашли? Лиза Дэла Бовок существо исключительно опасное, способное менять внешность. Попалась она из-за невозможности сменить свой тогдашний облик черной пантеры на человеческий. Ее везли по плато в клетке, как и других пленников, Длиннотень и Ревуна. В общей суматохе она исчезла. Мургену так и не удалось выяснить ее дальнейшую судьбу. Теперь я знаю правду. Если можно верить Шиветье.
  Не все детали были видны одинаково отчетливо. У Шиветьи были проблемы с точной ориентацией во времени. Похоже, Бовок оказалась на свободе при панической попытке сбежать, предпринятой братьями Отряда, которым не повезло оказаться в числе Плененных.
  Паника рождает панику. Огромную злобную кошку охватило нервное возбуждение. У нее хватило сил сломать клетку. При этом она сильно поранилась. Бежала на трех лапах, держа переднюю левую на весу и касаясь ею каменной поверхности только при крайней необходимости. И жалобно скулила, когда приходилось это делать. До наступления сумерек она преодолела почти тридцать миль, но направление было выбрано наобум, и она не понимала, что бежит не к родному миру, пока не стало слишком поздно менять курс.
  Глубокой ночью маленькая хитрая Тень подловила Лизу на самом краю дороги. И сделала то, что всегда делают неприрученные Тени. Она напала на оборотня и – о чудо! – не убила, а лишь ранила. В драке пантера одержала верх… и застыла как вкопанная. Перед ней были заброшенные Врата Теней.
  Не дожидаясь, когда до нее доберется Тень покрупнее, Лиза проползла через эти Врата и стала недоступна восприятию Шиветьи. То есть последний раз ее видели живой, когда она уходила в мир, который не был ни нашим, ни страной Неизвестных Теней. Надеюсь, эти поврежденные Врата прикончили Бовок или хотя бы смертельно ранили, ведь она была обуреваема такой же чудовищной ненавистью, как та, которая владела Тенями. С одной существенной разницей – ее ненависть была направлена исключительно на Черный Отряд.
  Той части сознания Дремы, которая слегка дистанцировалась от Шиветьи, было любопытно, что подумает Капитан, узнав, что Бовок оказалась в Хатоваре благодаря случайному стечению обстоятельств, в то время как считалось, что для Отряда, который так рвался туда, это невозможно.
  Отстраненная часть сознания Дремы не понимала, чем все эти события так важны для Шиветьи, что ради них он вторгся в ее сон. Но он, должно быть, знал, что делает. Так же, как и нефы, духоходцы, которых Мурген назвал по именам: Вашен, Вашан и Вашон.
  Во мне стало больше разума Шиветьи, после того как след оборотня затерялся в другом мире. Я слилась с демоном, а он слился с плато, и все вместе мы медленно продвигались в глубь времен. Перед моим внутренним взором мелькали золотые века мира, процветания и просвещения. Я лицезрела нашествия множества захватчиков. Я видела эпизоды древнейших войн, упомянутых в святых легендах гуннитов, обманников и даже моей собственной религии. Сделавшись Шиветьей, я охватывала сразу все времена, в том числе и эпоху, наступившую после создания Богом всего сущего, когда бушевала война на Небесах. Она закончилась тем, что враг рода человеческого был сброшен в преисподнюю. Может быть, все наши войны были лишь отголосками этой божественной борьбы, трактуемой разными вероучениями в зависимости от их догматов.
  Плато существовало еще до войны богов. А еще до плато существовали нефы. Горная равнина, этот гигантский механизм, силой своего разума сотворила себе Непоколебимого Стража и слугу. В свою очередь демон силой разума вызвал к жизни Вашена, Вашана и Вашона. Эти призраки-духоходцы стали богами Шиветьи. Их жизнь протекала независимо от его сознания, но не от его существования. Если бы он погиб, они исчезли бы вместе с ним.
  Дивные дела! Я очутилась среди религиозных персонажей, в которых не верила. Я сталкивалась с фактами, которые моя религия категорически отрицала. Приняв их, я была бы проклята навеки.
  Все это происки лютого врага рода человеческого. Я получила в дар разум, стремящийся разобраться, понять, разгадать. Я получила в дар веру. А сейчас я получила в дар сведения, породившие конфликт между фактами и верой. И я не получила в дар схоластической изворотливости, позволяющей жрецам примирять непримиримое.
  Но возможно, в этом и нет необходимости. На плато Блистающих Камней истина и реальность изменчивы и многолики. Существует уйма легенд о Кине, Шиветье и крепости посреди равнины. И не исключено, что каждая из них правдива хотя бы отчасти.
  Передо мной встает чисто умозрительный вопрос, и тем не менее его значение для души трудно переоценить. Что, если мои верования полностью обоснованны, абсолютно верны – но не всегда, а лишь в том промежутке времени, где нахожусь я сама? Возможно ли такое? И что, если возможно?
  Если возможно, то это означает, что в послежизни ничего хорошего меня не ждет. Особенно если я вконец утрачу бдительность и поддамся ереси. Может, и вправду женщине нелегко попасть в рай, но, для того чтобы обеспечить себе местечко в аль-шиле, ей вообще не нужно прикладывать усилий.
  
  97
  
  
  Успокойся, это просто плохой сон. – Стоя на коленях, Лебедь тряс меня за плечо, пытался разбудить. – Ты не только храпела, но и ворчала, скулила и болтала сама с собой на трех разных языках.
  – Я женщина разносторонне одаренная, это тебе любой подтвердит. – Я тряхнула головой, тупой, как с похмелья. – Сколько времени? Еще темно.
  – Ну вот, еще один талант прорезался. Ничто не ускользнет от внимания моей старушки.
  – Жрецы и святые книги говорят нам, что Бог создал мужчину по своему образу и подобию, – проворчала я. – Но я, прочтя множество святых книг, в том числе и манускрипты идолопоклонников, не обнаружила никаких доказательств того, что Он обладает чувством юмора. Так чего же ждать от сотворенного по Его образу и подобию мужчины, который пытается шутить еще до восхода солнца? Ты ненормальный, Плетеный Лебедь. Что происходит?
  – Вечером ты сказала, что хочешь встать пораньше. Вот Сари и сделала вывод, что мы должны выйти в путь, едва забрезжит. Тогда у нас будет в запасе весь день.
  – Сари мудрая женщина. Разбуди меня, когда она будет готова к выступлению.
  – А я, по-твоему, чем занимаюсь?
  Я подняла руки – света вполне хватало, чтобы разглядеть их.
  – Люди, идите сюда!
  Когда меня обступили со всех сторон, я объяснила, что теперь каждый из нас, задержавшихся в крепости, обладает знанием, которое нам еще очень пригодится.
  – Похоже, Шиветья очень заинтересован в нашем успехе. Он предоставил нам средства, по его мнению очень полезные для нас. Но демон очень нетороплив и смотрит на все со своей демонической точки зрения; объясняться с нами ему нелегко. Весьма вероятно, что мы даже не знаем того, что мы знаем, пока нет необходимости это знать. Поэтому будьте к нам снисходительны. Не обращайте внимания на странности в нашем поведении. Мне и самой нелегко привыкнуть к теперешнему моему состоянию, когда на каждом шагу мне достаются новые знания. И я хочу как можно скорее убраться с этого плато. Наши запасы по-прежнему скудны. Мы должны поторопиться.
  На лицах слушавших меня отражался страх перед будущим. Где-то в стороне завыла собака, ей вторила плачем дочка Икбала, хотя Сурувайя давала ей то одну грудь, то другую. Наверное, девчонку пора отучать от мамкиной сиськи, но кто я такая, чтобы давать подобные советы? У самой детей даже в мечтах не имеется. Да пожалуй, поздновато уже мечтать.
  Люди ждали от меня чего-то толкового, конкретного. Тех, кто поумней, волновал вопрос, с какими трудностями мы можем столкнуться. Не исключено, что Лебедь прав и в стране Неизвестных Теней нас ждет сезон сбора урожая. Но с той же долей вероятности мы можем угодить в сезон сбора иноземных скальпов.
  Меня и саму грызла тревога, но я так часто лезла в воду, не зная броду, что привыкла делать это безбоязненно. Давно убедилась: если трусить и суетиться, будет только хуже.
  Да вдобавок я получила во сне заверение голема: покинув плато, мы ни с какими серьезными бедами не столкнемся.
  Мое намерение вдохновить людей пафосной речью растаяло как дым. Кому это нужно? Никому, даже мне самой.
  – Все готовы? Тогда отправляемся.
  С лагеря мы снялись гораздо раньше, чем я ожидала. Большинство братьев не бросили своих дел, чтобы выслушать меня, – решили, что ничего нового я не скажу.
  Я пожаловалась Лебедю:
  – Похоже, лекция на тему «В те дни Отряд состоял на службе у…» лучше поднимает боевой дух после хлопотного дня и ужина.
  – Мне она лучше поднимает боевой дух, когда есть что выпить. И уж совсем возносит его до небес, когда я, выпивши, дрыхну.
  
  Некоторое время я шла рядом с Сари, стараясь оживить нашу дружбу, ослабить напряженность между нами. По правде говоря, мне это плохо удавалось – Сари по-прежнему была натянута как струна. Неудивительно. Впервые за пятнадцать лет она имеет дело не только с душой, но и с телом своего мужа, и, похоже, это нелегко. Я не знала, как ей помочь.
  Потом я около часа сопровождала Радишу. Она тоже пребывала в расстроенных чувствах – ее разлука с братом продолжалась еще дольше. Однако княжне был свойственен практичный подход к жизни.
  – Мне ведь нечего ему дать, я уже все потеряла. Сначала уступала Протектору – это из-за собственной слепоты. Потом вы меня похитили из Таглиоса, лишив даже надежды вернуться на престол.
  – Княжна, я готова спорить на что угодно, что Таглиос теперь вспоминает тебя как мать золотого века. – Пожалуй, в этом споре я бы не проиграла. Прошлое выглядит лучше, когда в настоящем все катится к чертям. – Протектор еще не вернулась в столицу. Как только мы устроимся, я отправлю в Таглиос весть о том, что вы с братом живы, возмущены и намерены вернуть себе власть.
  – Мечты, мечты, – вздохнула моя собеседница.
  – Ты что, не хочешь вернуться?
  – А помнишь, как надо мной каждый день насмехались монахи Бходи? Раджахарму помнишь?
  – Конечно.
  – Не важно, чего хочу я. Не имеет значения и то, чего может хотеть мой брат. Он уже получил свою долю приключений. Теперь я получаю свою. Раджахарма держит нас надежнее, чем самые прочные цепи. Пока мы дышим, раджахарма взывает к нам через немыслимые дали, через невообразимые пространства. Какие бы невероятные создания ни вставали на пути, какие бы смертельные опасности нам ни угрожали, ты снова и снова напоминала мне о моем долге. И кажется, этим ты создала зверя, пригодного для борьбы со сместившим меня монстром. Меня больше нет, Дрема, есть раджахарма. Она, и только она, движет мной вопреки доводам рассудка. Я иду с Черным Отрядом лишь потому, что верю в парадокс: этот путь, уводящий меня все дальше от Таглиоса, – кратчайший маршрут к тому, что мне предначертано судьбой.
  – Я помогу, чем смогу.
  Однако я обещала не от имени Отряда. Да и права такого не имела. С нами Капитан и Лейтенант. Вот очухаются, пусть и решают.
  Я решила навестить шри Сантаракситу. Хотелось отвлечься от забот и хлопот, окунуться в атмосферу знаний. За прошедшие дни кругозор библиотекаря изрядно расширился.
  – Дрема!
  – Что, Радиша?
  – Удовлетворен ли Черный Отряд свершившейся местью?
  Мы отняли у этой женщины все, кроме любви ее подданных. А ведь она совсем не плохой человек.
  – В моих глазах, вы с братом уже почти искупили свою вину. Осталось лишь извиниться перед Капитаном, когда он достаточно придет в себя, чтобы вас понять.
  Радиша насупилась. Брат и сестра никогда не были рабами таких понятий, как общественное положение или каста, но… извиняться перед наемником? Да еще и чужеземцем?
  – Что ж, извинюсь, раз так нужно. Выбирать не приходится.
  – Воды спят, Радиша.
  Прежде чем присоединиться к Суврину и Сантараксите, я провела несколько минут с черным жеребцом. Он вез Одноглазого, который отличался от трупа только тем, что дышал. Я надеялась, что это просто сон очень старого человека. Конь тоже выглядел не ахти. Должно быть, устал от приключений.
  – Шри Сантараксита, Суврин! Пока мы идем по плато, возникали ли у вас мысли, каких не бывало прежде?
  Оказывается, да, причем у Сантаракситы больше, чем у Суврина. Для каждого человека дар Шиветьи воплощался особым, индивидуальным образом. У Сантаракситы появилась новая версия мифа о Кине и о взаимоотношениях Шиветьи с этой владычицей смерти и ужаса, отражающая точку зрения демона. Ничего особенно нового эта версия не содержала. Она лишь слегка смещала относительное значение некоторых персонажей и, как следствие, обвиняла Кину в гибели нескольких последних строителей плато.
  В этой версии Кина осталась злодейкой с черным сердцем, зато Шиветья превратился в одного из величайших невоспетых героев, заслуживающего куда более почетного места в мифологии. Что вполне могло быть правдой. Бедняга не занимал в ней вообще никакого места. За пределами плато о нем и слыхом не слыхивали.
  – Шри Сантараксита, вернувшись в Таглиос, ты прославишься, толкуя мифы с точки зрения того, кто присутствовал при их зарождении.
  Сантараксита кисло улыбнулся:
  – Не заблуждайся, Дораби. Мифология – такая область знаний, где никому не нужна чистая правда. Потому что время уже переплавило давние события в великие символы. Обыденность жизни искажает факты и превращает их в истины, воспринимаемые душой.
  Что ж, в этом есть смысл. В религии, к примеру, доказанные истины почти не ценятся. Что не мешает верующим убивать и разрушать, защищая их.
  И это истина, заслуживающая доверия.
  
  98
  
  
  Я осторожно подняла голову и вгляделась в страну Неизвестных Теней, простирающуюся за краем плато. Плетеный Лебедь стоял справа от меня, Рекоход – слева. Они занимались тем же, что и я.
  – Будь я проклят! – сказал Рекоход.
  – Будешь, не сомневайся. Дой, Гота, идите сюда, посмотрите. Кто-нибудь может принести Одноглазого?
  Маленький колдун заговорил с час назад. Чувствовалось, что время от времени он вступает в контакт с реальным миром.
  Я поманила белую ворону. Чертова птица выдаст нас, если не прекратит кружить над головами.
  – Кому выдаст? – спросил Лебедь. – Я никого не вижу.
  Должно быть, я опять подумала вслух. Лебедь подвинулся, чтобы Дой мог встать рядом со мной.
  Старик вытянул шею. И замер. Спустя пятнадцать секунд он издал горестный стон.
  – Это то самое место, которое мы покинули. Ты привела нас обратно, глупый Каменный Солдат.
  На первый взгляд дело обстояло именно так. Только…
  – Посмотрите направо. Здесь нет Вершины. И никогда не было. И Кьяулун – это не Новый Город. – Я не видела Кьяулун до того, как он стал Тенеловом, но не сомневалась, что это развалины прежнего города. – Позовите Суврина, он может знать.
  Чем дольше я всматривалась, тем больше замечала отличий. Дой выразил мою мысль словами:
  – Человеческий род успел здесь меньше навредить. И люди давно покинули это место.
  Природный ландшафт – вот что не претерпело изменений.
  – Как до землетрясения, верно?
  В соответствующей части нашего мира повсюду были разбросаны фермы в окружении возделанных полей. Эти же места, похоже, люди покинули лет двадцать назад. Все заросло кустарником, ежевикой и кедровником, но не было больших старых деревьев, за исключением тех, которые росли правильными рядами, и других, испятнавших предгорья Данда-Преша такой густой зеленью, что казались почти черными.
  Появился Суврин. Я задала ему несколько вопросов.
  – По слухам, так выглядел Кьяулун до прихода Хозяев Теней, – ответил он. – Когда мои дед с бабкой были еще детьми. Город начал расти только после того, как Длиннотень решил построить Вершину. Но я не вижу внизу ничего, кроме развалин.
  – Посмотри на Врата Теней. Они выглядят лучше, чем наши. – Однако нельзя было сказать, что они в отменном состоянии. Землетрясения изрядно потрепали их. – Теперь мы можем точно определить наше местонахождение.
  Уф, гора с плеч. Я ведь уже предвидела возню с веревками и цветными порошками в поисках единственного безопасного прохода – возню долгую, доходящую до голодных драк.
  Несколько человек принесли Одноглазого и усадили его среди нас. Их силуэты четко вырисовывались на фоне неба. Сколько я ни ворчу, все без толку. Впрочем, по ту сторону Врат не видно кровожадных орд. Может, и впрямь тут некому заметить наше присутствие.
  – Одноглазый, какое у тебя впечатление?
  Я сомневалась, что он сможет ответить. Казалось, его опять сморил сон. Подбородок был прижат к груди. Люди расступились, потому что именно в такие моменты колдун пускал в ход свою трость.
  Однако через несколько секунд он поднял подбородок, открыл глаз и пробормотал:
  – Это место, где я смогу отдохнуть. – Ветер, не покидавший нас на плато, уносил его слова прочь. – Место, где все зло умирает бесконечной смертью. Здесь нет никакого зла, Малышка.
  Эти слова Одноглазого взволновали людей. Все засуетились, забегали – если кто-то наблюдал за нами, то сейчас уж непременно заметил бы. Некоторые полагали, что нужно, не задерживаясь, спускаться всей нашей большой беспорядочной толпой.
  – Кендо! – окликнула я. – Недоносок! Выберите по шесть человек и пройдите через Врата. В полной экипировке, включая бамбук. Недоносок, ты отвечаешь за правую сторону дороги, а ты, Кендо, за левую. Будете прикрывать нас, когда мы пойдем. Рекоход, остаешься в резерве. Возьми десятерых и встань с ними внутри Врат. Если не возникнет проблем, пропустишь нас и обеспечишь прикрытие с тыла.
  Воинская наука и жесточайшая дисциплина – едва ли не самое мощное и смертоносное оружие Отряда. Мы с первого дня приучаем рекрутов к армейским порядкам, пестуем здоровое недоверие к любому чужаку. Мы неустанно объясняем, вдалбливаем в голову, что и как нужно делать в той или иной ситуации.
  Будем надеяться, вся эта муштра и на сей раз даст плоды.
  
  Склон от края плато к Вратам Теней протянулся, казалось, на несколько миль. Мне было не по себе оттого, что мы спускались без знамени. Пришлось уступить место Тобо, потому что он нес золотое кайло. Я сказала ему:
  – Не воображай, что будешь делать это всегда. Когда Капитан и Лейтенант придут в себя, мне останется только должность знаменосца. И то, если твой отец не захочет исполнять прежние обязанности.
  Простой эксперимент показал, что для выхода с плато Ключ не нужен. Однако Врата Теней отозвались на наше присутствие пощелкиванием и позвякиванием.
  Первое, что я ощутила по ту сторону, – густой аромат шалфея и сосен. На плато запахов было очень мало. Потом я отметила, как тут тепло. Гораздо теплее, чем на плато. Здесь стояла ранняя осень… Лебедь как в воду глядел.
  Команды Кендо и Недоноска шли по сторонам дороги, охраняя нас. Люди один за другим проходили через Врата. Я взобралась на черного жеребца, чтобы лучше видеть. Одноглазого пришлось нести на руках.
  – Идите к развалинам, – сказала я Сари.
  И только хотела добавить, что там будет легче укрыться, как закричал Кендо Резчик.
  Я взглянула в ту сторону, куда он указывал. Пришлось напрячь зрение, чтобы рассмотреть. По склону холма медленно спускались согбенные старцы. Пятеро. Их одежда была почти такого же цвета, как дорога и земля у них за спиной.
  – Нас все-таки заметили! И следили за нашим продвижением. Дой!
  Пустая трата сил. Меченосец уже бежал к местным. За ним припустили Тобо с Готой, и плевать им на то, что Сари нервничает. Я рванулась вперед и схватила мальчишку:
  – Ты останешься здесь.
  – Дрема!
  – Желаешь обсудить это с Ранмастом и Икбалом?
  Нет, он не хотел спорить с этими здоровяками-шадаритами.
  А я не хотела спорить с Троллихой. Позволила ей уйти. Ее испугаются скорее. Кто такой Дой? Всего лишь старик с мечом. А кто такая Гота? Злобная змея с очень ядовитым жалом. Вот то-то.
  Я проверила, на месте ли мой видавший виды короткий меч. Хотя, конечно, это будет чудо, если местным удастся справиться с дядюшкой Доем. Потом я и сама побежала по склону холма. Сари не отставала от меня.
  Один из местных произнес скороговоркой несколько фраз. Выговор был непривычным, но отдельные слова я угадывала. Разобрала выражение «Дети Смерти». Дой ответил на языке нюень бао. Среди прочего было сказано: «страна Неизвестных Теней» и «все зло умирает там бесконечной смертью». Старика явно смутил акцент Доя, но, судя по тому, как вскинулся местный, эти слова он понял. К добру или к худу – об этом я могла лишь догадываться.
  Тут и матушка Гота забормотала свои заклинания, включая «Призываю небеса и землю, день и ночь». Старик совсем разволновался.
  – Похоже, язык очень сильно изменился с тех пор, как Дети Смерти ушли отсюда, – сказала Сари.
  Значит, она поняла, что именно Дой сказал старикам.
  Потом местные заговорили все разом, явно обращаясь к Дою с вопросами, на которые он не мог ответить.
  Сари продолжала:
  – Они встревожены из-за какого-то дьявола-пса Мерики Монтеры. И еще из-за его ученика, который впоследствии сам сделался сильным чародеем. Вероятно, эти двое были изгнаны и ушли отсюда вместе.
  – Мерика Монтера – это, скорее всего, Длиннотень. Известно, что одно время он пользовался именем Марича Мантара Думракша. У него тогда был помощник Ашутош Якша, которого он подослал к нюень бао с целью выяснить, где находится Ключ, и украсть его. Наше золотое кайло.
  – Дрема, эти старики не говорят по-таглиосски или по-джайкурийски, но кое-что понять можно, – сказал дядюшка Дой. – Нас спрашивают об Ачое Тосьяк-шахе, и это, конечно же, Тенекрут. До своего изгнания Длиннотень и Тенекрут были последними из расы иноземных колдунов, поработившей предков здешних жителей. А помогли колдунам в этом вызванные с плато Тени-убийцы.
  – Будто ты не знаешь, что отвечать. Эта парочка свалила отсюда и продолжила свои грязные дела у нас. Скажи старикам то, что им нужно знать. Скажи правду. Скажи, кто мы такие и чем намерены заняться. И как мы поступили с насолившими им Длиннотенью и Тенекрутом.
  – Может, разумнее сначала узнать побольше о них самих, а уже потом откровенничать?
  – Я и не надеялась, что ты способен отказаться от привычки длиною в жизнь.
  Дой еле заметно кивнул и даже не удержался от легчайшей улыбки. Вернулся к старикам и заговорил. Я обнаружила, что успела неплохо освоить язык нюень бао. Теперь в монологе дядюшки я без труда улавливала словосочетания «Каменные Солдаты» и «Солдаты Тьмы». Местные повернулись в мою сторону, на их физиономиях отчетливо проступило удивление.
  – Они своего рода монахи, – сказала Сари. – Уже давно ждут здесь Детей Смерти. И в этом ожидании смысл их жизни. Считается, что наши предки ушли за помощью и вернутся с ней. Но на самом деле они не надеялись на это возвращение.
  – И уж точно не ждали женщин, да?
  – Да, и наше появление потрясло стариков. А еще их беспокоит Лебедь, они по опыту знают, что от белых дьяволов хорошего ждать не приходится.
  Потом, конечно, прилетела белая ворона и уселась мне на плечо. Огромный черный жеребец со своим чернокожим всадником подошел к нам и ткнулся в ворону носом. Старики заверещали еще громче, без конца повторяя: «Каменный Солдат», «Солдат Тьмы», «Непоколебимый Страж», и тут, заинтересовавшись, начали подтягиваться остальные наши. Тобо стоял справа от меня, рядом с ним Ранмаст, Икбал с Сурувайей, все их отпрыски и собака. В толпе все отчетливее и громче звучали голоса, спрашивающие, как быть с Плененными, где разбивать лагерь.
  – Ты слышишь, чем они интересуются? – спросила я Доя.
  – Слышу. Я так понял, что в нашем распоряжении вся эта долина. Временно, пока не придет ответ от властей. Сами эти люди ничего не решают, сюда должны прибыть представители Судей Времени и Шеренги Девяти. Хотя я не ручаюсь, что все понял точно. Это непростой диалект, так что надо быть осторожными.
  Десятки ветеранских глаз тут же принялись осматривать долину на предмет выгодных оборонительных позиций. Найти их не составило труда – мы изучили местность еще в пору Кьяулунских войн.
  Интересно, подумала я, неужели все миры, связанные между собой через плато, так похожи физически?
  Я сделала выбор. Никто не спорил, никто не колебался. Ранмаст и Сингхи в сопровождении дюжины вооруженных парней отправились осматривать долину. Пять старых монахов не возражали. Они лишь таращились на нас в полнейшем изумлении.
  
  Вот так получилось, что Черный Отряд оказался в стране Неизвестных Теней вместо мифического Хатовара. Здесь Отряд обосновался, здесь он отдыхал, восстанавливая силы. Здесь я заполняла книгу за книгой, а в промежутках готовила и уводила экспедиции к оставшимся на плато Плененным. Привели мы сюда и дьявола-пса Мерику Монтеру. Его ожидала не слишком приятная встреча с правосудием – внуки рабов этого монстра больше не боялись его.
  По настоянию Госпожи я добилась отсрочки в рассмотрении его дела, чтобы он помог в обучении Тобо. Длиннотень был предупрежден, что эта отсрочка будет действовать, пока нас устраивает его работа, и ни минутой дольше. Старые монахи, насупившись в точности так, как это делал их соплеменник Дой, согласились, что Тобо нуждается в учителе, но, как обычно, своего решения не объяснили.
  Я узнала, что в давние времена страна Неизвестных Теней страдала от нашествия тощих белокожих людей, очень похожих на Длиннотень. Они во множестве проникали сюда из других миров и не приводили с собой жен. Ничем хорошим эти гости не прославились.
  Вот так оно все и было.
  Солдаты живут. И гадают, ради чего.
  Одноглазый протянул еще четыре года. Перенес еще несколько ударов, но каждый раз его здоровье восстанавливалось, хоть и медленно. Он редко покидал дом, который мы построили для них с Готой. Обычно колдун возился со своим черным копьем, а Гота крутилась вокруг и надоедала по пустякам. Одноглазый неизменно отбрехивался, но никогда не забывал о необходимости обучать Тобо.
  У парня не было недостатка в наставниках; все его опекали, все заботились о нем: и настоящие родители, и те, кто считал себя приемным.
  Он занимался с Одноглазым, с Госпожой, с Длиннотенью и Сантаракситой, с Радишей и Прабриндрой, и с теми, кто в приютившем нас мире слыл мастером чародейских дел. Он оказался исключительно талантлив. Он оказался тем, чье появление предсказала его прапрабабка Хонь Трэй.
  Все Плененные вернулись к нам, за исключением тех, кто погиб на плато. Но даже лучшие из вернувшихся – Мурген, Госпожа, Капитан – производили странное впечатление. Очень уж сильно они изменились. Что ж, так сложилась их судьба.
  Но изменились и мы тоже – так сложилась наша судьба. И те, кого они помнили, стали для них почти чужими.
  
  Начинается новая жизнь. Так и должно быть. В один прекрасный день мы снова пересечем плато, а пока…
  Воды спят.
  
  Пока я просто отдыхаю. И наслаждаюсь возможностью писать, вспоминать павших, обдумывать диковинные повороты, которые так любит жизнь, размышлять о замыслах Божьих. Почему добро умирает молодым, а зло процветает? Почему праведные люди способны совершать злые поступки, а дурные – проявлять совершенно неожиданную человечность?
  Солдаты живут. И гадают, почему?
  
  99
  
  
  Главнокомандующий отправился на юг через Данда-Преш, после того как Душелов рассталась с ним, чтобы передвигаться быстрее. Встретились они уже за перевалом, на южной стороне. Бодрствуя, Протектор непрестанно разговаривала сама с собой разными голосами, а когда спала урывками, бормотала на разных языках. Как раз в такой момент и застал ее Могаба. И заметил в глазах Дщери Ночи злорадство, прежде чем она рухнула, обессиленная.
  – Убей их, – настаивал генерал, когда ему наконец удалось поговорить с Душелов без свидетелей. – С ними только проблемы, а выгоды никакой.
  – Может, ты и прав, – лукавым голосом ответила Протектор. – А может, у меня хватит хитрости, чтобы тянуть силы из Кины, как это делала моя сестра.
  – Если я что и усвоил в этой жизни, принесшей мне столько разочарований, так это то, что не стоит полагаться на хитрость. Убей их, пока они в твоей власти. Не жди, когда им подвернется шанс перевернуть стол. Ты теперь могущественная владычица, в целом мире никто не способен тебя одолеть.
  – Всегда найдется тот, кто на такое способен, Могаба.
  – Убей их. Они не колебались бы ни секунды, будь у них возможность поступить так с тобой.
  Душелов подошла к Дщери Ночи, которая как упала, так и лежала без движения.
  – Моя прелестная племянница не причинит мне вреда. – Такой голос подошел бы четырнадцатилетней простушке, отвечающей на упрек, что ее двадцатипятилетнего ухажера интересует только одно. Душелов злобно отвесила Дщери Ночи крепкого пинка. – Не смей и помышлять, сучка, не то на куски буду тебя резать, жарить их и поедать. И растяну это удовольствие, чтобы увидеть, как твоя мамаша подохнет прежде тебя.
  Главнокомандующий не сказал на это ни слова, даже бровью не повел. Ничем не выдал своих мыслей. А мысли были о том, что он вступил в союз с непредсказуемой безумицей. Могаба оседлал тигра, и теперь ничего не остается, как скакать на нем, стараясь не свалиться.
  – Может, нам следует подумать, как защитить свой разум от царицы Ужаса и Тьмы, – предложил он.
  – Я уже позаботилась об этом, генерал. Я ведь профессионал. – Сейчас это был голос чванливой мелкой чиновницы.
  В последнее время самоуверенная женщина стала довольно разговорчивой, и Могаба, наслушавшись ее голосов, пришел к выводу, что этот достался ей при рождении. Очень похож на голос ее сестры Госпожи.
  – Всю эту неделю я не занималась делами, только мозолила ноги да размышляла. Я изобрела изумительные новые пытки – и что же? Их уже не опробовать на Черном Отряде? Ну почему так бывает всегда? Лучшие мысли приходят слишком поздно. Конечно, я уверена, что найдутся другие враги и мои идеи не пропадут даром. Впрочем, куда больше, чем о Черном Отряде, я думала о Кине, о том, как получать от нее силу. – Душелов не боялась называть богиню по имени. – И пришла к выводу, что такое возможно.
  Дщерь Ночи слегка пошевелилась, у нее напряглись плечи. Она посмотрела вверх и сразу опустила глаза. Девушка казалась неуверенной, слегка встревоженной.
  Впервые со дня появления на свет она была полностью отрезана от своей духовной матери. И это продолжалось уже несколько дней. Происходило что-то скверное. Что-то ужасное.
  Душелов взглянула на Нарайяна Сингха. От старика вряд ли будет прок. Пожалуй, по возвращении в Таглиос можно будет испытать новые пытки на нем. Перед подходящей аудиторией, конечно.
  – Генерал, если я опять отвлекусь на какие-нибудь пустяки, что бывает, увы, слишком часто, одерни меня, потребуй вспомнить о деле. Под делом я подразумеваю создание империи. И создание в свободное время новой коллекции летающих ковров. С коврами я справлюсь, мне известны почти все секреты Ревуна. Эта последняя неделя вынудила меня признать, что я лишена врожденной любви к труду.
  Душелов снова пнула Дщерь Ночи, уселась на гнилое бревно и сняла сапоги.
  – Могаба, не рассказывай никому, что у тебя на глазах величайшая в мире колдунья застряла в пути по такой банальной причине, как мозоли на пятках.
  Мирно посапывавший Нарайян Сингх вдруг вскочил и вцепился в прутья своей клетки. Лицо исказилось от ужаса, коричневый цвет лица сменился серым.
  – Воды спят! – завопил он. – Тхи Ким! Тхи Ким идет!
  И рухнул без чувств, но не перестал судорожно дрожать.
  – Воды спят? – проворчала Душелов. – Что ж, посмотрим, на что способны мертвецы.
  На этот раз все они исчезнут. Это ее мир.
  – Что еще он бормотал?
  – Похоже на имя нюень бао.
  – Гм… Да, язык нюень бао. Но это не имя. Что-то о смерти. Или об убийце. Тхи Ким. Идет? Гм… Может, прозвище? Убийца идет? Надо освоить этот язык получше.
  Она заметила, что Дщерь Ночи затрясло даже сильнее, чем Сингха.
  
  Ветер то скулит, то завывает. Он в гневе набрасывается на безымянную крепость, тщится вонзить в нее ледяные клыки, но ни молнии, ни бури не в силах повредить каменной твердыне. Сидящий на деревянном троне демон расслаблен. Впервые за долгое тысячелетие ему досталась ночь спокойного сна – ночь длиной в годы. Серебряные кинжалы не причиняют ему неудобств.
  Шиветья спит и видит сны о конце бессмертия.
  Ярость потрескивает между каменными столпами. Тени снуют. Тени прячутся. Тени мечутся в ужасе.
  Бессмертие под угрозой.
  
  Солдаты живут
  Расселу Галену, в честь четвертьвекового юбилея. Это был не безупречный брак, но все это время с моего лица не сходила улыбка. Посмотрим, сумеем ли мы дотянуть до серебряной свадьбы. (Или бриллиантовой? Или как там называется пятидесятая годовщина?)
  
  
  
  
  
  1
  Воронье Гнездо. Когда никто не умирал
  
  
  
  Миновало четыре года, и никто не умер.
  Во всяком случае, не умер насильственной смертью или по долгу службы. Масло и Крутой скончались в прошлом году от старости, один пережил другого на несколько дней. Пару недель спустя рекрута Там Дака погубила юношеская самоуверенность. Он упал в расщелину, спускаясь на одеяле вместе с товарищами по длинному гладкому склону ледника Тьен-Мюен. Припоминаю еще несколько ушедших на тот свет. Но никто из них не пал от руки врага.
  Четыре года – рекорд, хотя и не того сорта, что часто упоминается в Анналах.
  В столь долгий мир просто невозможно поверить.
  Столь долгий мир расслабляет, и чем дальше, тем сильнее. Становится соблазнительно привычным.
  Многие из нас устали, одряхлели, утратили юношеский задор. Но мы, старые пердуны, уже не командуем. И хотя мы были готовы забыть ужас, он не собирался облегчить нам эту задачу.
  
  В те дни Отряд состоял на службе у самого себя. Мы не признавали никаких хозяев. Считали военачальников Хсиена союзниками, а они нас боялись. Мы были существами сверхъестественными, многие – возвращенными из мертвых, истинными Каменными Солдатами. Их приводила в ужас вероятность того, что мы можем принять чью-то сторону в их грызне из-за костей Хсиена, этой некогда могучей империи, которую нюень бао называли страной Неизвестных Теней.
  Среди военачальников были идеалисты, которые рассчитывали на нас. Таинственная Шеренга Девяти снабжала нас оружием и деньгами и позволяла набирать пополнение, надеясь, что мы когда-нибудь поддадимся на ее манипуляции и поможем вернуть золотой век, существовавший до тех пор, пока Хозяева Теней не поработили здешние края с такой жестокостью, что их обитатели с тех пор называют себя Детьми Смерти.
  Мы ни за что не стали бы участвовать в склоках Девяти. Но позволяли им надеяться, тешить себя иллюзией. Нам нужно было набраться сил. У нас имелась собственная миссия.
  Оставаясь на месте, мы даже создали город. Некогда хаотичный лагерь обрел порядок и получил имя. Те, кто пришел из-за плато, называли его Форпостом или Плацдармом, а с языка Детей Смерти его название переводилось как Воронье Гнездо. Город продолжал расти, в нем появились десятки постоянных зданий и сооружений, и его даже начали окружать стеной, а главную улицу вымостили булыжником.
  Дрема любит подыскивать дело каждому. Бездельников она на дух не выносит. И когда мы наконец уйдем, Дети Смерти унаследуют настоящее сокровище.
  
  2
  Воронье Гнездо. Когда поет баобас
  
  
  Бум! Бум! Кто-то молотил в мою дверь. Я взглянул на Госпожу. Она почти не спала прошлой ночью, занимаясь своими исследованиями, и сегодня вечером рано заснула. Госпожа твердо решила раскрыть все секреты хсиенской магии и помочь Тобо обуздать на диво многочисленные сверхъестественные явления этого мира. Хотя Тобо в такой помощи уже не нуждался.
  Реальных фантомов и сказочных существ, которые в светлое время суток прятались в кустах, за камнями и деревьями, в этом мире имелось куда больше, чем смогли бы навыдумывать двадцать поколений крестьян на нашей далекой родине. И все эти твари гуртовались вокруг Тобо, словно он был для них вроде ночного мессии. Или, возможно, вроде забавной ручной зверушки.
  Бум! Бум! Придется-таки самому вылезать из постели.
  Путь до двери показался мне долгим и трудным.
  Бум! Бум!
  – Ну же, Костоправ, проснись!
  Дверь распахнулась внутрь, впуская незваного гостя. Легок на помине.
  – Тобо…
  – Разве ты не слышал, как поет баобас?
  – Я слышал шум. Твои приятели вечно поднимают гвалт из-за всякой ерунды. Я уже перестал обращать на него внимание.
  – Когда поет баобас, это означает, что кто-то вскоре умрет. И еще с плато весь день дул холодный ветер, Большеух и Золотоглазый страшно нервничали, и… Это Одноглазый, господин. Я только что зашел к нему поболтать, а его, похоже, хватил очередной удар.
  – Твою же мать! Дай только сумку прихватить.
  Одноглазого хватил удар. Ничего удивительного. Старый хрыч уже много лет пытается втихаря улизнуть на тот свет. Жизнь почти потеряла для него смысл, с тех пор как не стало Гоблина.
  – Быстрее!
  Парнишка любит старого греховодника. Иногда мне кажется, Тобо хочет стать кем-то вроде Одноглазого, когда вырастет. И вообще, похоже, он уважает всех, кроме собственной матери, хотя трения между ними слабеют по мере его взросления. С тех пор как я воскрес, он заметно возмужал.
  – Тороплюсь как только могу, господин. Это тело уже не такое шустрое, как в свои золотые деньки.
  – Врачу – исцелися сам.
  – Уж поверь, парень, я бы так и поступил, кабы мог. Будь на то моя воля, оставался бы двадцатитрехлетним до конца жизни. То есть еще тысячи три лет.
  – Тот ветер с плато… Он встревожил и дядюшку.
  – Доя вечно что-то тревожит. А что говорит твой отец?
  – Они с мамой все еще в Хань-Фи, поехали к шри Сантараксите.
  В свои юные двадцать лет Тобо уже самый могущественный чародей в здешних краях. Госпожа говорит, что когда-нибудь он сравняется с ней, какой она была в пору своего могущества. Аж жуть берет. Но пока у него еще есть родители, которых он называет папой и мамой. Есть друзья, к которым он относится как к людям, а не как к вещам. И с учителями обходится уважительно, не пожирает их, просто чтобы доказать свое превосходство. Мать хорошо его воспитала, даром что ей приходилось этим заниматься среди солдат Черного Отряда. И преодолевая его природный бунтарский дух. Надеюсь, он останется достойным человеком, даже когда достигнет вершины колдовского мастерства.
  Моя жена не верит, что такое возможно. В оценке характеров она пессимистка. Уверена, что власть развратит любого. Но судить она может лишь по собственному жизненному опыту. И во всем видит исключительно мрачную сторону. Тем не менее она остается одним из учителей Тобо. Потому что при всем своем пессимизме сохранила глупую романтическую жилку, которая и привела ее сюда вместе со мной.
  Я и не пытаюсь поспевать за парнем. Время, несомненно, сделало меня медлительным. И напоминает болью о тысячах миль, которые мое ныне одряхлевшее тело прошагало на своем веку. И еще время наградило меня стариковским талантом уклоняться от темы.
  Парень непрерывно трещал о черных гончих, фиях, хобах, хобайях и прочих ночных существах, которых я никогда не видел. Что меня вполне устраивало. Те немногие, вертевшиеся вокруг него и попадавшиеся мне на глаза, все оказались уродливыми, вонючими, раздражительными и слишком охочими до близости с людьми любого пола и любой сексуальной ориентации. Дети Смерти утверждали, что уступать их домогательствам не стоит. Пока что дисциплина держалась.
  Вечер выдался холодный. Над головой висели обе луны, Малыш – в фазе полнолуния. В совершенно безоблачном небе кружила сова, которой не давало покоя нечто вроде стаи летающих по ночам грачей. В свою очередь, за одним из грачей носилась черная птаха помельче, то и дело клевала его в хвост, словно наказывала за нарушение каких-то птичьих законов. Или просто из вредности, как поступила бы моя свояченица.
  Скорее всего, никто из этих летунов не был настоящей птицей.
  Над ближайшим домом навис кто-то огромный – пофыркал и побрел прочь. Мне удалось разглядеть нечто похожее на голову гигантской утки. Первый из завоевавших эти земли Хозяев Теней отличался зловещим чувством юмора. А это большое, медлительное и смешное существо было убийцей. Компания самых опасных его коллег включала гигантского бобра, восьминогого крокодила с парой рук и многочисленные чудовищные вариации на тему домашнего скота, многие из которых днем отсиживались в подводных логовах.
  Самых кошмарных существ сотворил безымянный Хозяин Теней, которого теперь называют Первым или Повелителем Времени. Сырьем ему послужили Тени с плато Блистающих Камней, известном в Хсиене как Обитель Неприкаянных Мертвецов. И вполне логично, что сам Хсиен называют страной Неизвестных Теней.
  Ночную тишину разорвал долгий львиный рев. Это, наверное, Большеух или его сестричка Кошка Сит. Когда я подошел к жилищу Одноглазого, подали голос и черные гончие.
  Дому Одноглазого едва исполнился год. Его построили друзья коротышки, когда возводили жилье для себя. До этого Одноглазый и его подружка Гота, бабушка Тобо, ютились в уродливой и вонючей хижине из обмазанных глиной прутьев. Новый же дом был сложен из камней на цементной стяжке, имел отличную тростниковую крышу и четыре большие комнаты, в одной из которых стоял замаскированный самогонный аппарат. Пусть даже Одноглазый стал слишком дряхлым, чтобы застолбить себе местечко на здешнем черном рынке, но я уверен: он будет гнать самогон до того самого дня, когда душа покинет его сморщенную плоть. Упорства ему не занимать.
  Гота содержала дом в идеальном порядке, прибегнув к древнему методу: она взвалила всю домашнюю работу на свою дочку Сари. Гота, которую наши ветераны все еще называли бабушкой Тролль, так же сильно одряхлела, как и Одноглазый, разделяя при этом его страсть к крепкому пойлу. Когда Одноглазому придет время врезать дуба, он небось прихватит на тот свет бутылочку крепкого для своей милашки.
  Тобо нетерпеливо выглянул из дверного проема:
  – Быстрее!
  – А ты знаешь, с кем говоришь, мальчик? С бывшим военным диктатором всего Таглиоса.
  Парень ухмыльнулся – на него, как и на всех прочих, мой давний титул не производил никакого впечатления. Слово «бывший» нынче не стоит и сотрясения воздуха, с которым оно произносится.
  Я склонен философствовать на эту тему и, наверное, слегка увлекаюсь. Когда-то я был никем и не имел желания стать кем-то значимым. Обстоятельства вступили в заговор, чтобы вложить в мои руки огромную власть. Если бы захотел, смог бы выпотрошить половину мира. Но я поддался другим навязчивым идеям. И вот я здесь, на другом краю земного круга, почесываю шрамы, скриплю костями и записываю истории, которые вряд ли кому-нибудь доведется прочесть. Только теперь я куда старше и дряхлее. И похоронил всех друзей юности, кроме Одноглазого…
  Я вошел в дом старого колдуна.
  Там было убийственно жарко. Одноглазый и Гота поддерживали в очаге огонь даже летом. Впрочем, лето в Южном Хсиене редко бывает жарким. Я уставился на Одноглазого.
  – Ты уверен, что с ним не все в порядке?
  – Он пытался мне что-то сказать, – пояснил парень. – Я ничего не понял, поэтому и пошел за тобой. Я испугался.
  Тобо? Испугался?
  Одноглазый сидел в колченогом кресле, которое сколотил собственноручно. Сам он был неподвижен, зато в углах комнаты копошились какие-то существа, обычно заметные лишь боковым зрением. Пол был усеян раковинами улиток. Мурген, отец Тобо, называл этих тварей домовыми – как и маленький народец из сказок его молодости. Их тут было около двадцати разновидностей, высотой от пальца до половины человеческого роста. Они действительно делали свое дело, когда их никто не видел, чем несказанно бесили Дрему. Ведь это означало, что ей придется упорнее выдумывать всяческие работы, чтобы удерживать отрядных злодеев подальше от неприятностей.
  В доме Одноглазого стояла убийственная вонь бурды, из которой он гнал самогон.
  Старый черт походил на высушенную голову, которую чучельник не удосужился отделить от тела. Одноглазый всегда был коротышкой, даже в лучшие свои годы. Ему уже давно перевалило за двести лет, обе ноги и большая часть руки были мертвы, и он скорее напоминал сморщенную обезьянку, чем человека.
  – Слыхал, ты снова пытаешься привлечь к себе внимание, старина, – опустился я возле него на колени.
  Единственный глаз Одноглазого распахнулся и уставился на меня. В этом отношении время оказалось к колдуну милосердным – зрение сохранилось отлично.
  Колдун приоткрыл беззубый рот, откуда поначалу не донеслось ни звука. Попытался приподнять чернокожую руку с тонюсенькими пальцами, но у него не хватило сил.
  Тобо переминался с ноги на ногу и что-то бормотал существам в углах. В Хсиене обитает тысяч десять всяческих диковинных созданий, и он знает название каждого. И все они ему поклоняются. Для меня это взаимопересечение со скрытым миром стало наиболее тревожным последствием нашего пребывания в стране Неизвестных Теней.
  Мне они нравились гораздо больше, будучи еще неизвестными.
  Снаружи завыл скрайкер, а может, Черный Шак, а может, черная гончая. К нему присоединились другие. Шум и гвалт двинулись к югу, в сторону Врат Теней.
  Я велел Тобо выйти и узнать, в чем дело. Он остался. Парень скоро сделается тем еще шилом в заднице.
  – Как поживает твоя бабушка? – нанес я упреждающий удар. – Сходил бы проведал.
  Готы не было в комнате. Обычно она находилась рядом с Одноглазым, преданно старалась ухаживать, хоть и ослабела почти как он.
  Одноглазый издал какой-то звук, шевельнул головой, снова попытался поднять руку. Увидев, как Тобо вышел, он открыл рот и ухитрился выдавить мелкими порциями:
  – Костоправ… это… последний… Мне хана. Я это чувствую… Смерть пришла… наконец.
  Я не стал ни спорить с ним, ни расспрашивать. Моя ошибка. Мы уже раз десять разыгрывали эту сцену. Ни один из его ударов не оказался последним. Похоже, судьба уготовила ему какую-то особую роль в своей грандиозной драме.
  А он и рад стараться. Сейчас обязательно отыграет свой любимый внутренний монолог. Я получу упрек в высокомерии, ведь до Одноглазого никак не дойдет, что я уже не Освободитель, не военный диктатор всего Таглиоса и, более того, отказался от должности Капитана в Черном Отряде. В плену у меня иссякла рациональность, необходимая для подобной службы. Да и мой заместитель Мурген пережил такое не без последствий, поэтому бремя командования Отрядом и лежит сейчас на крепких плечиках Дремы.
  И еще Одноглазый должен попросить меня присмотреть за Готой и Тобо. А потом неоднократно напоминать, чтобы я остерегался злобных проделок Гоблина, хотя мы его потеряли много лет назад.
  Я подозреваю, что если загробная жизнь существует, то эта парочка встретится секунд через шесть после того, как Одноглазый преставится, и вражда продолжится с того самого места, на котором была прервана при жизни. Более того, я даже немного удивлен, что призрак Гоблина не преследует Одноглазого, чем тот неоднократно грозился.
  Может, Гоблин просто не в силах отыскать приятеля? Некоторые нюень бао испытывают чувство потери – дескать, духи предков не могут их здесь найти, чтобы присматривать за ними и давать советы, посещая в снах.
  Очевидно, Кине тоже не удается нас найти. У Госпожи уже несколько лет не было кошмарных снов.
  А может, Гоблин убил Кину.
  Одноглазый поманил меня иссохшим пальцем:
  – Ближе.
  Я приблизился, насколько смог. Опустившись перед ним на колени, открыл лекарскую сумку. Взял его запястье. Пульс оказался слабым, частым и нерегулярным. И не скажешь, что этот человек перенес удар.
  Он забормотал:
  – Я не… дурак… который не знает… где он… и что случилось… Слушай! Берегись… Гоблина… девчонки… и Тобо. Я не видел его мертвым… Оставил его с… Киной.
  – Твою же мать!
  Такое не приходило мне в голову. Меня там не было. Я все еще был одним из Плененных, когда Гоблин проткнул спящую богиню наконечником отрядного знамени. И видели это только Тобо и Дрема. А ко всему, что они видели, надо относиться с подозрением. Ведь Кина – богиня обманников.
  – Хорошая идея, старина. Итак, что я должен сделать, чтобы поставить тебя на ноги и заработать выпивку?
  Тут я воззрился на нечто, похожее на маленького черного кролика, – оно выглянуло из-под кресла Одноглазого. Таких я еще не видел. Можно позвать Тобо – уж он-то наверняка знает, что это за диво. Тут тьма-тьмущая всевозможных существ, огромных и крошечных. Некоторые безобидны, а многие определенно нет. Тобо их будто притягивает, но лишь в считаных случаях, когда дело касалось самых несговорчивых созданий, он последовал совету Госпожи и связал их клятвой личного служения.
  Дети Смерти побаиваются Тобо. Страдая несколько сотен лет под игом Хозяев Теней, они приобрели нечто вроде паранойи по отношению ко всем пришлым чародеям.
  До сих пор здешние военачальники вели себя разумно. Никто из них не хотел навлечь на себя гнев Солдат Тьмы, потому что в этом случае Отряд мог бы объединиться с их соперниками. Шеренга Девяти лелеяла и ревностно оберегала статус-кво и равновесие сил. За свержением последнего из Хозяев Теней последовал жуткий хаос. Никто не желал возвращения этого хаоса, хотя Хсиен пребывал в состоянии, крайне близком к анархии. Но и уступить даже малую частичку власти никто не желал.
  Одноглазый ухмыльнулся, показав темные десны:
  – Не получится… перехитрить меня… Капитан.
  – Я уже не Капитан. Я в отставке. Всего лишь старик, который цепляется за свои бумаги как за повод задержаться среди живых. А командует сейчас Дрема.
  – Хреновый… командир.
  – Вот надеру сейчас твою тощую старую задницу… – Я смолк.
  Глаз Одноглазого закрылся, и он демонстративно захрапел.
  Снаружи опять раздались рев и визг – и рядом, и где-то вдалеке, ближе к Вратам. Закачались, зашуршали раковины улиток – и резко развернулись, хотя я не видел ни их обитателей, ни воздействия какой-либо внешней силы. И тут я услышал голос далекого горна.
  Я встал и двинулся к двери, не поворачиваясь спиной к колдуну. Если не считать пьянства, у Одноглазого осталось единственное развлечение – сунуть зазевавшемуся трость под ноги.
  В комнату ворвался запыхавшийся Тобо:
  – Капитан… Костоправ. Господин. Я неправильно понял то, что он мне сказал.
  – Что?
  – Это не про него. Это про бабушку Готу.
  
  3
  Воронье Гнездо. Бескорыстный труд (любимое дело)
  
  
  Кы Гота, бабушка Тобо, умерла счастливой. Настолько счастливой, насколько могла умереть бабушка Тролль, то есть будучи пьянее трех сов, утонувших в бочонке с вином. Перед кончиной она насладилась огромным количеством чрезвычайно крепкого продукта.
  – Если это сойдет за утешение, то она, наверное, ничего и не почувствовала, – сказал я парню.
  Хотя улики намекали, что она прекрасно все понимала.
  Мои слова его не обманули.
  – Она знала, что смерть близка. Здесь побывали грейлинги.
  Услышав его голос, за перегонным кубом кто-то негромко защебетал. Как и баобасы, грейлинги были вестниками смерти. В Хсиене таких хватало. А некоторые из тех тварей, что недавно завывали в темноте, тоже ими станут.
  Я произнес слова, которыми положено утешать молодых:
  – Наверное, смерть стала для нее избавлением. Она постоянно мучилась, и я уже не мог облегчить ее боль.
  Сколько я помнил старуху, собственное тело было для нее источником страданий. А пару лет назад ее жизнь и вовсе превратилась в ад.
  Минуту-другую Тобо был похож на грустного мальчика, которому хочется уткнуться в мамину юбку и от души поплакать. Но вот он снова стал юношей, полностью владеющим собой.
  – Как бы она ни жаловалась, но все же прожила долгую полноценную жизнь. И семья признательна за это Одноглазому.
  Да, она жаловалась – часто и громко – кому угодно и на все подряд. Мне посчастливилось пропустить большую часть «эпохи Готы» – я оказался погребен заживо на пятнадцать лет. Вот какой я умник.
  – Кстати, о семье. Ты должен найти Доя. И послать весточку матери. И как можно скорее сообщи нам о приготовлениях к похоронам.
  Погребальные обряды нюень бао непостижимы. Иногда это племя своих покойников хоронит, иногда сжигает, а иногда заворачивает в саван и подвешивает к ветке. Правила тут крайне расплывчатые.
  – Дой обо всем позаботится. Не сомневаюсь, что община потребует чего-нибудь традиционного. А в этом случае мне положено местечко где-то в стороне.
  Община состоит из тех нюень бао, что прибились к Черному Отряду, но не вступили в него официально и еще не успели раствориться в таинственных просторах страны Неизвестных Теней.
  – Несомненно. – Община гордится Тобо, но обычаи требуют, чтобы на него смотрели сверху вниз из-за смешанной крови и неуважения к традициям. – Остальным тоже нужно сообщить. Предстоит великая церемония. Твоя бабушка стала первой женщиной из нашего мира, скончавшейся здесь. Если не считать белой вороны.
  В смерти Гота выглядела далеко не так внушительно, как при жизни.
  Мысль Тобо пересеклась с моей.
  – Будет и другая ворона, Капитан. Всегда будет другая ворона. Где Черный Отряд, там эти птицы как дома.
  Поэтому Дети Смерти и назвали наш город Вороньим Гнездом. В нем всегда есть вороны, реальные или неизвестные.
  – Привыкли к сытной кормежке.
  Сейчас нас окружали Неизвестные Тени. Я легко мог видеть их и сам, хотя почти всегда нечетко и редко дольше, чем мгновение. Сильные эмоции выманивали Тени из раковин, куда Тобо приучил их прятаться.
  Снаружи возобновился гвалт. Комочки мрака возбужденно зашебуршились, потом рассеялись, каким-то образом исчезнув так ловко, что даже не продемонстрировали своего облика.
  – Наверное, по ту сторону Врат опять бродят духоходцы, – предположил Тобо.
  Я так не считал. Кавардак нынче вечером совсем не такой, как в подобных случаях.
  Из комнаты, где мы оставили Одноглазого, донесся красноречивый крик. Значит, старикан все-таки притворялся спящим.
  – Схожу-ка узнаю, чего он хочет. А ты иди к Дою.
  
  Ты не поверишь. – Теперь старик был возбужден. Он настолько рассердился, что не мог говорить четко, без сопения и пыхтения. Колдун поднял руку и черным скрюченным пальцем указал на нечто, видимое только Одноглазому. – Гибель приближается, Костоправ. Ждать уже недолго. Может, это случится даже сегодня.
  Снаружи кто-то завыл, словно подкрепляя аргумент Одноглазого, но тот этого не услышал.
  Рука упала, полежала несколько секунд, вновь взметнулась. Теперь палец указывал на резное черное копье, покоящееся на колышках над дверью.
  – Оно готово. – Одноглазый мастерил это орудие смерти целое поколение.
  Его магическая сила была настолько велика, что я ее ощущал даже издали, стоило лишь взглянуть. Обычно же я в этом отношении глух, нем и слеп. Зато женат на выдающемся консультанте по магии.
  – Если встретишь… Гоблина… отдай ему… это копье.
  – Просто взять и отдать?
  – И еще… мою шляпу. – Одноглазый беззубо ухмыльнулся. Все время, пока я в Отряде, он носит самую большую, грязную и уродливую черную фетровую шляпу, какую только можно вообразить. – Но ты должен… сделать это… правильно.
  Значит, у него и сейчас припасена грязная проделка. Пусть даже она предназначается покойнику, да и сам Одноглазый будет мертв задолго до того, как трюк сработает.
  В дверь поскреблись. Кто-то вошел, не дожидаясь приглашения. Я поднял голову. Дой, старый мастер меча и священник общины нюень бао. Вот уже четверть века при Отряде, но так в него и не вступил. Даже через столько лет я не доверяю ему полностью. Впрочем, похоже, я остался последним сомневающимся.
  – Мальчик сказал, что Гота…
  – Она там, – показал я.
  Дой понимающе кивнул. Я должен заниматься Одноглазым, потому что покойнице уже ничем не могу помочь. Боюсь, Одноглазому я помогу немногим больше.
  – Где Тай Дэй? – спросил Дой.
  – Полагаю, в Хань-Фи. С Мургеном и Сари.
  – Я пошлю к ним кого-нибудь, – буркнул Дой.
  – Пусть Тобо отправит своих любимчиков. – Так они не будут путаться у нас под ногами, а заодно это напомнит Шеренге Девяти, главному совету местных военачальников, что в распоряжении Каменных Солдат имеется необычный ресурс, которым те с удовольствием пользуются. Правда, если Девять вообще сумеют заметить этих тварей.
  Дой приостановился у двери в заднюю комнату:
  – Сегодня ночью с существами творится что-то неладное. Ведут себя как обезьяны, почуявшие леопарда.
  Обезьян мы знаем хорошо. Горные обезьяны, оккупировавшие развалины в том месте, где в нашем мире находится Кьяулун, настырны и многочисленны, как саранча. У них хватает ума и наглости, чтобы пробраться куда угодно, если там нет магических запоров. И еще они бесстрашны. А Тобо слишком мягкосердечен, чтобы уговорить своих сверхъестественных друзей насчет воспитательной взбучки.
  Дой проскользнул в дверь. Он сохранил ловкость и гибкость, хотя был старше Готы. Дядюшка и сейчас ежеутренне вершил фехтовальный ритуал. По собственным наблюдениям я знал, что в бою с учебными мечами он способен победить всех, кроме горстки своих учеников. Впрочем, подозреваю, что и эта горстка оказалась бы неприятно удивлена, если бы состязание происходило на боевых мечах.
  У нас один лишь Тобо так же талантлив, как Дой. Но Тобо вообще умеет делать все – с неизменным изяществом и, как правило, с поразительной легкостью. Мы считаем, что заслужили такого сына Отряда.
  Я усмехнулся.
  – Что? – буркнул Одноглазый.
  – Просто подумал о том, как мой малыш вырос.
  – И это смешно?
  – Как сломанное метловище, воткнутое в кучу дерьма.
  – Когда же ты… научишься понимать… юмор… космических масштабов?
  Если не научусь, космос это как-нибудь переживет.
  Входную дверь распахнул кто-то менее церемонный, чем дядюшка Дой. Плетеный Лебедь ввалился без приглашения.
  – Закрой, быстро! – рявкнул я. – Твоя лысина так сияет под луной – ослепнуть можно.
  Не удержался от искушения. Ведь я помнил его еще молодым блондином с роскошными волосами, смазливой мордашкой и плохо скрываемым влечением к моей женщине.
  – Меня прислала Дрема, – сообщил Лебедь. – Пошли слухи.
  – Останься с Одноглазым. А новости я сообщу сам.
  Лебедь наклонился к колдуну:
  – Дышит?
  С закрытыми глазами Одноглазый выглядел форменным покойником. А это означало, что он залег в засаду и надеется свалить кого-нибудь своей тростью. Он так и будет злобным мелким пакостником, пока не испустит дух.
  – Он в порядке. Пока. Просто будь рядом. И свистни, если что-нибудь изменится.
  Я сложил свое барахло в сумку. Когда выпрямлялся, колени скрипнули. Я даже не смог бы встать, если бы не оперся о кресло Одноглазого. Боги жестоки. Им следовало бы сделать так, чтобы плоть старилась с той же скоростью, что и дух. Конечно, кое-кто умер бы от дряхлости через неделю. Зато сильные духом коптили бы воздух вечно. И мне не досаждали бы хвори и боли. В любом случае.
  Из дома Одноглазого я вышел прихрамывая – разболелись ноги.
  Твари мелькали повсюду, кроме тех мест, куда я смотрел. И лунный свет мне ничуть не помогал.
  
  4
  Роща Предначертания. Песни в ночи
  
  
  Барабаны заговорили на закате, негромким мрачным рокотом обещая приход ночи всех ночей. А теперь они гремели безбоязненно. Ночь уже настала – кромешная, даже без дольки луны. Мерцающий свет сотен костров заставлял тени танцевать. Казалось, что даже деревья выдрали корни из земли и пустились в пляс. Сотня возбужденных учеников Матери Тьмы подпрыгивала и извивалась вместе с Тенями, все пуще входя в раж.
  Сотня связанных пленников дрожала, рыдала и гадила под себя. Страх лишил мужества даже тех, кто считал себя героем. На мольбы о пощаде никто не обращал внимания.
  Из темноты показался огромный черный силуэт, влекомый пленниками, которые налегали на канаты в безумной надежде ублажить похитителей и получить шанс на спасение. Силуэт оказался двадцатифутовой статуей женщины, черной и блестящей, как полированная эбеновая древесина. У нее были четыре руки, рубиновые глаза и хрустальные клыки вместо зубов. С шеи свисали два ожерелья – из черепов и отрезанных пенисов. Каждая когтистая рука сжимала символ власти этой женщины над человечеством. Пленники видели только петлю.
  Ритм барабанов участился. Нарастал их грохот. Дети Кины запели мрачный гимн. Верующие пленники стали молиться своим богам.
  Тощий старик наблюдал за всем этим со ступеней храма в центре рощи Предначертания. Старик сидел. Он уже давно не вставал без крайней необходимости, потому что кость правой ноги срослась неправильно и ходить ему было тяжко. Даже стоя он мучился от боли.
  За его спиной виднелись строительные леса – храм восстанавливали. В очередной раз.
  Чуть выше его стояла, не в силах сохранять спокойствие, прекрасная юная женщина. Старика страшило ее возбуждение – чувственное, почти сексуальное. Такого быть не должно, ведь она Дщерь Ночи и не для того живет, чтобы угождать собственным влечениям.
  – Я ощущаю, Нарайян! – воскликнула женщина. – Оно приближается. И соединит меня с моей матерью.
  – Возможно. – Ее слова не убедили старика. С богиней уже четыре года не было связи, и это тревожило. Его вера подвергалась испытанию. Уже в который раз. А дитя Кины выросло слишком упрямым и своевольным. – Возможно также, что ничего такого не случится и лишь гнев Протектора обрушится на наши головы.
  Старик решил не развивать тему. Они спорили об этом уже три года, с того момента, когда Дщерь Ночи воспользовалась своим неокрепшим, совершенно нетренированным магическим талантом, чтобы на несколько секунд очаровать тюремщиков и сбежать от Протектора.
  Лицо девушки окаменело и на мгновение обрело жуткую непроницаемость, уподобившись лику идола.
  И Дщерь Ночи произнесла то, что всегда говорила, когда речь заходила о Протекторе:
  – Она еще пожалеет о том, что так обращалась с нами, Нарайян. О ее наказании будут помнить и через тысячу лет.
  Нарайян успел состариться в бегах. Бродяжничество стало нормой его существования. Он всегда стремился к тому, чтобы культ пережил гнев его врагов. Дщерь Ночи была могущественной, но юной, а юности свойственны порывистость и неверие в собственную смертность. Ведь девчонка – дочь богини! И власти этой богини предстоит вскоре утвердиться в мире, все изменив. При новом порядке Дщерь Ночи сама станет богиней. Так чего же ей опасаться? Та безумица в Таглиосе – ничто!
  От века неуязвимость и осторожность – непримиримые противники. И от века они неразделимы.
  Дщерь Ночи искренне верила в то, что она – духовное дитя Кины. Не может им не быть. Но ведь она рождена мужчиной и женщиной. И крупица человечности осталась в ее сердце. А человеку нужно, чтобы кто-нибудь был рядом.
  Ее движения стали более выраженными и чувственными, менее контролируемыми. Нарайян поморщился. Нельзя ей выковывать внутреннюю связь между удовольствием и смертью. Богиня в одном из своих воплощений – Разрушительница, ей приносят человеческие жертвы, но делается это не по пустяковой причине. Кина не допустит, чтобы ее Дщерь впала в соблазн гедонизма. Девчонка будет наказана, но куда более суровая кара, несомненно, достанется Нарайяну Сингху.
  Жрецы были готовы. Они поволокли рыдающих пленников туда, где те исполнят свое высшее предназначение – расстанутся с жизнью в ритуале освящения храма Кины. Вторым ритуалом станет попытка связаться с богиней, которая лежит сейчас в оковах магического сна, – нужно, чтобы Мать Тьмы снова наделила Дщерь Ночи своей мудростью и даром предвидения.
  Все делалось должным образом. Но Нарайян Сингх, живой святой обманников, великий герой культа душил, не был счастлив. Власть над воспитанницей давно выскользнула из его рук. Девушка уже преобразует культ, заставляя его отражать ее собственный внутренний мир. Нарайян опасался, как бы очередной их спор не закончился разрывом. Такое уже случилось с его настоящими детьми. Он поклялся Кине, что воспитает ее дочь правильно и что они вместе помогут богине начать Год Черепов. Но девчонка становится все упрямей, все эгоистичней…
  Дщерь Ночи уже не могла сдерживаться. Она торопливо спустилась по ступенькам и вырвала шарф-удавку из рук жреца.
  На ее лице появилось выражение, которое Нарайян видел лишь у своей жены в минуты страсти, – с тех давних пор, казалось, Колесо Жизни уже совершило полный оборот.
  Он с грустью осознал: когда начнется следующий ритуал, Дщерь Ночи вполне может броситься туда, где жертвы подвергнутся пыткам. В таком экзальтированном состоянии девчонка способна слишком увлечься и пролить их кровь, нанеся богине оскорбление, которого та никогда не простит.
  Нарайян Сингх чрезвычайно встревожился.
  Тревога кратно усилилась, когда его непрерывно бегающий взгляд наткнулся на ворону, сидящую в развилке дерева рядом с тем местом, где проходил смертельный ритуал. И что еще хуже: птица поняла, что замечена, и взлетела, глумливо каркая. По всей роще мгновенно откликнулись сотни вороньих голосов.
  Протектор знает!
  Нарайян воззвал к девушке, но та, слишком увлеченная, не услышала.
  Когда старик вставал, в ноге стрельнула боль. Скоро здесь появятся солдаты – удастся ли от них убежать? Как он сможет подпитывать надежду богини, коль скоро его плоть износилась, а вера ослабла?
  
  5
  Воронье Гнездо. Штаб
  
  
  Форпост – тихий городок с широкими улицами и белыми стенами. Мы переняли местный обычай белить все, кроме тростниковых крыш и декоративных растений.
  По праздникам некоторые туземцы белят даже друг друга. Во времена минувшие этот цвет стал великим символом сопротивления Хозяевам Теней.
  Наш город – искусственный, военного назначения: сплошь прямые линии, чистота и порядок. За исключением ночей, когда приятели Тобо лаются между собой. Днем шум ограничен площадками, где толпы новобранцев из местного населения, будущих искателей приключений, учатся у Черного Отряда солдатскому ремеслу.
  Меня вся эта суета касается редко – лишь когда я латаю случайные раны, полученные новобранцами на тренировках. Никто из моей эпохи большими делами уже не занимается. Подобно Одноглазому, я теперь пережиток прошлого, живая икона истории; мы, старики, всего лишь уникальный клей, скрепляющий Отряд в единое целое. Меня вызывают по особым поводам и поручают читать проповедь, начинающуюся так: «В те дни Отряд был на службе у…»
  Стояла жутковатая ночь, две луны освещали все вокруг; отбрасываемые ими тени боролись друг с дружкой. Что-то чрезвычайно встревожило любимцев Тобо. Я даже стал замечать некоторых из них, от волнения забывавших о том, что им положено таиться. И как правило, увиденное мне не нравилось.
  Какофония в районе Врат Теней то нарастала, то стихала. Теперь к ней присоединились и огни. Как раз перед тем, как я добрел до штаба, у Врат мелькнуло несколько огненных шаров. Это встревожило и меня.
  Штаб находится в двухэтажном строении посреди города, которое расползлось на целый квартал. Дрема наполнила его заместителями, помощниками и порученцами, которые держат на учете каждую подкову, каждое рисовое зернышко. Она превратила управление в бюрократическую рутину. И мне это не по душе. Разумеется – ведь я старый брюзга, еще помнящий, как в добрые старые времена все делалось правильно. То есть по-моему.
  Но я, кажется, еще не утратил чувства юмора. Превратиться в собственного дедушку – это и впрямь забавно.
  Я отошел в сторону. Передал факел тому, кто моложе, энергичнее и сообразительнее в плане тактики. Но я не отказался от участия в жизни Отряда, от права вносить свой вклад, от права критиковать и особенно от права жаловаться. Кто-то ведь должен все это делать. Поэтому я иногда довожу молодых до бешенства. И это благо для них. Укрепляет характер.
  Я шагал по первому этажу, где кипела деловая суета, с помощью которой Дрема отгораживается от мира. Днем и ночью здесь сидит дежурная команда, считая те самые подковы и зернышки. Надо будет напомнить Дреме, чтобы она хоть изредка выходила в мир. Возведение барьеров не защитит ее от бесов, потому что все они уже внутри ее.
  Я достаточно стар, чтобы такие разговоры сходили мне с рук.
  Когда я вошел, на ее сухощавом, хмуром и почти бесполом лице отразилось раздражение. Она молилась. Не понимаю я этого. Несмотря на все пережитое, большая часть которого уличает веднаитские доктрины во лжи, Дрема упорствует в своей вере.
  – Подожду, пока ты закончишь.
  Дрему разозлило не то, что я оторвал ее от этого занятия, а то, что застал за ним. Смущало ее то обстоятельство, что даже вопреки железным фактам ей хочется верить в своего бога.
  Она встала и скатала молитвенный коврик.
  – Насколько он плох на этот раз?
  – Слухи были ложные. То есть они не об Одноглазом, а о Готе. Она скончалась. Но Одноглазого пугает кое-что другое – то, что, по его мнению, должно произойти. Что конкретно – он умалчивает. Приятели Тобо растревожились пуще обычного, поэтому вполне возможно, что Одноглазый ничего не выдумывает.
  – Надо послать кого-нибудь за Сари.
  – Тобо об этом уже позаботился.
  Дрема впилась в меня взглядом. Пусть она невеличка, но самоуверенности у нее в избытке.
  – Что у тебя на уме?
  – У меня тоже нехорошее предчувствие. А может, дело во врожденной непереносимости длительных периодов мира.
  – Госпожа все уговаривает тебя вернуться домой?
  – Нет. Ее встревожил последний разговор Мургена с Шиветьей.
  И это еще мягко сказано. В нашем родном мире современная история ожесточилась. Пока мы отсутствовали, возродился культ обманников, жрецы-душилы вербуют приверженцев сотнями. И одновременно Душелов принялась терзать таглиосские территории в яростных и чаще всего бесплодных попытках истребить своих врагов. Большинство из которых были воображаемыми, пока Протектор с Могабой не создали своим рвением реальных.
  – Госпожа этого не сказала, но я уверен: она опасается, что Бубу каким-то образом манипулирует ведьмой.
  – Бубу? – не удержалась от улыбки Дрема.
  – Твоя заслуга. Я наткнулся на это имя в каком-то из твоих текстов.
  – Она же твоя дочь.
  – Надо ведь ее как-то называть.
  – Не верю, что вы до сих пор не выбрали ей имя.
  – Она родилась до того, как…
  Мне нравилось имя Гана. Оно пришлось бы по душе моей бабушке. Но Госпожа отвергла бы его. Звучит слишком похоже на «Кину».
  И пусть даже Бубу – ходячий ужас, она все же дочь Госпожи, а там, откуда Госпожа родом, имя дочерям дают только матери. И только в надлежащее время.
  Но для нас такое время не наступит никогда. Этот ребенок отверг нас обоих. Бубу признает, что она плоть от нашей плоти, но ее греет абсолютная убежденность в том, что она духовная дочь богини Кины. Дщерь Ночи. И единственный смысл ее существования – ускорить наступление Года Черепов, этой величайшей катастрофы, которая освободит духовную мать для того, чтобы та обрушила свое зло на мир. Или даже на миры, в чьем существовании мы не сомневаемся, с тех пор как мои поиски прародины Отряда привели нас к руинам крепости на плато Блистающих Камней, лежащее между нашим миром и страной Неизвестных Теней.
  Мы с Дремой помолчали. Дрема долгое время была нашим летописцем. Она пришла к нам совсем юной, и ей очень дороги традиции Отряда. А потому она весьма почтительно относится ко всем своим предшественникам. Но я уверен, что в глубине души она недовольна нами, старыми хрычами. Особенно мной. Она меня плохо знает, наши отношения никогда не были особенно теплыми. И я вечно отнимаю у нее время, желая знать, что происходит. Никаких дел, кроме писанины, у меня не осталось, и я теперь слишком много внимания уделяю подробностям.
  – Не буду давать советов, пока сама не попросишь, – пообещал я.
  Мои слова ее испугали.
  – Этому трюку я научился у Душелов. Людям кажется, что ты читаешь их мысли. Но у нее получается куда лучше.
  – Не сомневаюсь – у нее было вволю времени для тренировок. – Она шумно выдохнула. – Так, в последний раз мы говорили неделю назад. Сейчас вспомню. От Шиветьи ничего нового. Мурген был с Сари в Хань-Фи, поэтому с големом не общался. Те, кто работает на плато, сообщают о навязчивом предчувствии катастрофы.
  – Правда? Неужели именно так и выразились?
  У Дремы склонность к красивым речевым оборотам.
  – Примерно.
  – А что с транспортом?
  – Не было никакого транспорта.
  На ее лице отразилось недоумение. Возвышенную равнину никто не пересекал несколько десятилетий, пока Отряду не удалось пройти через Врата. Последними, еще до нас, были Хозяева Теней, они сбежали из страны Неизвестных Теней в наш мир задолго до моего рождения.
  – Да я не о том. Как идет подготовка к нашему возвращению?
  – Это личный или профессиональный интерес?
  Дреме до всего есть дело. Даже не припоминаю, чтобы видел ее отдыхающей. Иногда это меня тревожит. Некое событие в прошлом, на что имеется намек в собственноручно написанных этой женщиной Анналах, убедило ее в том, что для нее это единственный способ выживания.
  – И то и другое.
  Очень хочется порадовать Госпожу известием, что скоро мы отправимся домой. Ей не нравится в стране Неизвестных Теней.
  Я догадываюсь, что ей не понравится и там, куда мы переберемся. И я абсолютно уверен, что будущее ничего хорошего нам не сулит. Похоже, она этого еще не поняла. А если и поняла, то не сердцем.
  Даже ей не чужда наивность.
  – Если коротко, то мы, вероятно, уже в следующем месяце пошлем через плато сильную разведку. При условии, что добудем сведения о Вратах.
  Путешествие через плато само по себе тяжелое испытание, ведь приходится нести с собой все, что может понадобиться в течение недели. Там нечего есть, кроме блестящих камней. Камни способны помнить, но их питательная ценность равна нулю.
  – А ты собираешься?
  – Я в любом случае отправлю разведчиков и шпионов. Мы можем пользоваться Вратами в наш мир до тех пор, пока проводим через них по несколько человек зараз.
  – Ты не веришь Шиветье?
  – У демона собственные планы.
  Дреме лучше знать. Ей доводилось бывать в прямом контакте с Непоколебимым Стражем.
  То, что я знал о големе, заставляло тревожиться за Госпожу. Шиветья, это древнее существо, созданное для управления и охраны плато – которое само по себе артефакт, – желал умереть. Но умереть он не может, пока жива Кина. Кроме прочего, ему поручено заботиться о том, чтобы богиня не проснулась и не сбежала из своей тюрьмы.
  Когда Кина перестанет существовать, исчезнет и хрупкая магическая сила моей жены, весьма важная для ее самосознания и достоинства. Магической силой Госпожа ныне обладает только потому, что нашла способ красть ее у богини. Сугубо паразитический образ жизни.
  – И ты, веря в наше кредо – у Отряда нет друзей вне Отряда, – не ценишь дружбу демона, – сказал я.
  – Шиветья – просто чудо, Костоправ. Он спас мне жизнь. Но сделал это вовсе не потому, что я красотка и умею вилять бедрами.
  Красоткой Дрема не была. И виляющей бедрами я ее тоже представить не мог. Сколько знал ее, она успешно изображала парня. В ней не было ничего женского. Да и мужского тоже. Никаких сексуальных интересов – хотя одно время ходили слухи, что Дрема проводила ночи с Лебедем.
  Эти встречи оказались чисто платоническими.
  – Я воздержусь от комментариев. Ты уже не раз удивляла меня.
  – Капитан!
  До нее не сразу доходят некоторые шутки. И даже откровенный сарказм, хотя у самой язычок острее бритвы.
  – А, поняла. Тогда позволь удивить еще раз, спросив твоего совета.
  – Ого! Скоро в аду начнут точить коньки.
  – Ревун и Длиннотень. Я должна принять решение.
  – Опять Шеренга Девяти теребит?
  Шеренга Девяти – совет военачальников, чьи имена хранятся в секрете. Эти люди наиболее близки к тому, чтобы называться реальными правителями Хсиена. Местный монарх и аристократия выполняют скорее декоративную функцию. А Шеренга Девяти достаточно хорошо знакома с беднотой, чтобы кое-чего добиться, если подобное желание возникнет.
  Но все же возможности Шеренги Девяти ограничены. Существование этого совета дает слабую гарантию, что полуанархия не перейдет в полный хаос. Шеренга могла бы действовать куда эффективнее, если бы не ценила свою анонимность выше реальной власти.
  – И она, и Судьи Времени. Они всерьез вознамерились заполучить Длиннотень.
  Имперский суд Хсиена состоит из аристократов и имеет гораздо меньше власти, чем Шеренга Девяти, зато всячески выпячивает свой моральный авторитет. Этот орган еще больше заинтересован в том, чтобы заполучить Длиннотень. Я, старый циник, склонен подозревать, что амбиции благородных законников не совсем благородны. Но с ними мы общаемся мало – город Кванг-Нинь, где заседают Судьи Времени, находится слишком далеко.
  Единственное, что объединяет всех жителей Хсиена – крестьян и аристократов, жрецов и генералов, – это откровенная и неприглядная жажда мести за тиранию Хозяев Теней. Длиннотень все еще скован магией на плато Блистающих Камней, и это последняя возможность свершить святую месть. В то же время ценность Длиннотени для наших отношений с Детьми Смерти феноменально непропорциональна. Ненависть редко можно оценить по рациональной шкале.
  – Не проходит и дня, чтобы какой-нибудь военачальник средней руки не умолял выдать ему Длиннотень, – продолжила Дрема. – И то, как эти люди рвутся снять с нас заботу о его дальнейшей судьбе, заставляет меня подозревать, что они настроены далеко не столь идеалистически, как Шеренга Девяти или Судьи Времени.
  – Несомненно. Он станет удобным инструментом для любого, кто пожелает изменить баланс сил. Если этот любой настолько глуп, что верит, будто сможет превратить Хозяина Теней в свою марионетку.
  Во всех мирах хватало злодеев, настолько самонадеянных, что они верили, будто в сделке с Тьмой сумеют удержать все преимущества на своей стороне. Я женат на одной из таких. И все еще не уверен, что она усвоила урок.
  – Никто не предлагал починить наши Врата? – спросил я.
  – Судьи искренне желают прислать нам кого-нибудь. Проблема лишь в отсутствии достаточно умелого специалиста. Весьма вероятно, что таким умением не обладает никто из ныне живущих. Зато само знание осталось в записях, хранимых в Хань-Фи.
  – Так почему же мы не…
  – Мы над этим работаем. А Судьи, похоже, верят в нас. И непоколебимо надеются отомстить, пока последние из выживших жертв Длиннотени не скончались от старости.
  – А что будем делать с Ревуном?
  – Его хочет заполучить Тобо. Говорит, теперь может с ним справиться.
  – Кто-нибудь еще думает так же? – Я имел в виду Госпожу. – Или парень переоценивает свои силы?
  Дрема пожала плечами:
  – Никто не говорил мне, что знает нечто сверх того, чему может научить Тобо.
  Она подразумевала Госпожу, а не намекала на подростковое высокомерие Тобо. Он охотно выслушивал советы и назидания, если только они не исходили из уст его матери.
  – Даже Госпожа? – все же уточнил я.
  – Она, как мне кажется, держит кое-что про запас.
  – Уж в этом можешь не сомневаться.
  Я женат на этой женщине, но не питаю относительно нее никаких иллюзий. Она с восторгом вернулась бы к прежней, полной зла жизни. Для нее супружество со мной и общая судьба с Отрядом вовсе не что-то вроде «и жили они долго и счастливо до самой смерти». Реальность сжигает на медленном огне любые романтические чувства. Хотя мы с Госпожой неплохо ладим.
  – Никакой иной она быть не может. Уговори ее при случае рассказать о первом муже. И сама поразишься, как ей удалось после такого приключения остаться в здравом уме. – Я сам ежедневно этому дивился. Пока не пришло время дивиться другому: эта женщина бросила все, чтобы уехать со мной. Ну, не все, но кое-что. К тому моменту у нее мало что осталось, а перспективы были весьма мрачными. – А это еще что за чертовщина?
  – Сигнал тревоги. – Дрема вскочила со стула. Она оставалась весьма резвой для женщины, за которой по пятам крадется средний возраст. Хотя, конечно же, этакой коротышке вытянуться во весь рост – задачка плевая. – Но я не планировала никаких учений.
  Ага, в кои-то веки. Учения она обожает. Лишь предатель Могаба, когда он еще был с нами, столь же целеустремленно поддерживал боеготовность.
  Она вообще ко всему относится чрезвычайно серьезно.
  Тени нашего Тобо завыли и заорали пуще прежнего.
  – Пошли! – скомандовала Дрема. – Почему ты без оружия?
  Сама она вооружена всегда, хотя я ни разу не видел, чтобы она пускала в ход что-нибудь острое и потяжелее пера.
  – Я в отставке. Я теперь архивная крыса.
  – Что-то не видно, чтобы ты вместо шляпы носил обелиск.
  – У меня тоже была проблема взаимоотношений с людьми, но я…
  – Кстати, о взаимоотношениях. Я хочу возобновить вечерние чтения в офицерской столовой. Почитай им что-нибудь о вреде безделья и пренебрежения боевой подготовкой. Или о судьбе обычных наемников. – Она сорвалась с места и устремилась к главному выходу, опережая подчиненных, которые тоже не сидели сложа руки. – Расступись! Разойдись! Дорогу!
  Собравшиеся снаружи оживленно переговаривались и указывали пальцами. Лунный свет и множество костров высвечивали столб черного жирного дыма, тянущийся к небу возле Врат.
  – Что-то случилось, – отметил я очевидное.
  – Там Суврин, а у него с нервами все в порядке.
  Суврин – способный молодой офицер, чуточку обожающий своего Капитана. Не извольте сомневаться: пока он на дежурстве, несчастных случаев и дурацких ошибок не будет.
  Собрались посыльные, готовые разнести приказы Дремы. И она отдала единственный приказ, полезный в ситуации, когда еще ничего не известно: быть начеку. Хотя мы все до единого верили, что крупным неприятностям не добраться до нас с плато.
  
  То, что ты считаешь правдой, есть ложь, которая тебя погубит.
  
  6
  Воронье Гнездо. Новости Суврина
  
  
  Суврин добрался до нас только после полуночи. К тому времени даже самые тупые поняли, что имеется некий смысл в суматохе, поднятой скрытным ночным народцем и воронами, которым обязан неформальным названием наш городок. Раздали оружие. Солдаты с метателями огненных шаров засели на каждой крыше. Тобо предупредил своих дружков, чтобы держались от города подальше, а то людские нервы могут не выдержать – и кто-то пострадает.
  Офицеры собрались у штаба, дожидаясь Суврина с докладом. Двое младших офицеров по очереди забирались на крышу следить за приближением факелов, спускавшихся к нам с длинного эскарпа, что начинался у Врат. Эти местные парни наверняка считали, что величайшее приключение в их жизни наконец-то началось.
  Дураки.
  Приключение – это когда ковыляешь по грязи и снегу, страдая от язв на ногах, глистов, дизентерии и голода, преследуемый теми, кто полон решимости прикончить тебя. Были у меня такие приключения, побывал я в обеих ролях – и добычи, и охотника. Никому не советую играть в эти игры. Лучше оставайтесь на уютной ферме или в лавке. Заведите кучу детишек и вырастите их хорошими людьми.
  Если новое поколение останется слепым к реальности после нашего ухода, то я гарантирую, что такая наивность недолго проживет после первой же встречи с моей родственницей – Душелов.
  Суврин наконец-то прибыл, сопровождаемый нарочным, которого Дрема выслала ему навстречу. Похоже, офицер удивился количеству встречающих.
  – Встань перед всеми и доложи, – приказала Дрема.
  Моя преемница всегда говорит прямо и по существу.
  Наступила тишина. Суврин нервно огляделся. Невысокий, темнокожий, полноватый, он происходил из семьи мелких придворных. Дрема взяла его в плен четыре года назад, как раз перед тем, как Отряд взошел на плато Блистающих Камней и направился к крепости. Теперь Суврин командовал пехотным батальоном, и судьба явно готовила ему должность посолиднее, поскольку Отряд постоянно рос.
  – Кто-то прошел через Врата, – сказал он наконец.
  Его засыпали вопросами.
  – Кто именно – сказать не могу. Мой солдат вроде бы заметил движение в камнях по ту сторону Врат. Я пошел посмотреть. Четыре года ничего не происходило, и я предположил, что это просто Тень или один из нефов, – духоходцы часто нас навещают. Но я ошибся. Мне не удалось толком разглядеть это существо, но оно похоже на крупное животное, черное и чрезвычайно проворное. Не такое большое, как Большеух или Кошка Сит, но, несомненно, более ловкое. И оно смогло самостоятельно пройти через Врата.
  Меня пробрал озноб. Я попытался отвергнуть мгновенно возникшее подозрение. То, о чем говорит Суврин, попросту невозможно! И все же я сказал:
  – Форвалака.
  – Тобо, ты где? – осведомилась Дрема.
  – Здесь. – Он сидел рядом с несколькими Детьми Смерти, которых учили на офицеров.
  – Отыщи эту тварь. Поймай. И если окажется, что Костоправ угадал, убей.
  – Легче сказать, чем сделать. Она уже поцапалась с черными гончими. И те отступили. Сейчас лишь пытаются следить за ней.
  – Тогда прикончи ее, Тобо. – Дрема не знает таких слов, как «попробуй» или «сделай, что сможешь».
  – Попроси Госпожу о помощи, – посоветовал я Тобо. – Она знает этих тварей. Но прежде чем что-то предпринимать, мы должны обеспечить защиту Одноглазому.
  Если это действительно оборотень-людоед из нашего родного мира, то речь может идти только об одном-единственном монстре. И это существо ненавидит Одноглазого глубочайшей и всепоглощающей ненавистью, потому что он убил единственного чародея, способного вернуть форвалаке человеческий облик.
  – Ты и правда думаешь, что это Лиза Бовок? – спросила Дрема.
  – Есть такое предчувствие. Но ведь ты говорила, что она сбежала с плато через Хатоварские Врата. И что возвратиться не сможет.
  Дрема пожала плечами:
  – Это то, что мне показал Шиветья. Возможно, я лишь предположила, что у нее нет ни единого шанса вернуться на плато.
  – Нельзя исключить того, что она завела себе там новых друзей.
  Дрема развернулась и рявкнула:
  – Суврин?
  Суврин понял:
  – Мои люди начеку, я позаботился об этом.
  – Тобо должен проверить чары на Вратах, – сказал я. – Мы ведь не хотим, чтобы через них начали просачиваться Тени, а такое возможно, раз форвалаке удалось пролезть.
  Впрочем, с большой ордой Теней парень все равно бы не справился. Эту честь надо предоставить его местным друзьям-тихушникам. Крайне слабое представление об устройстве и принципе действия Врат – главная причина того, что мы все еще торчим в стране Неизвестных Теней.
  – Я это поняла, Костоправ. Разрешаешь вернуться к работе?
  А я что, могу запретить? Когда тебя считают бесполезным, это ужасно раздражает. Такое состояние знакомо большинству из нас – тем, кого Душелов обманула, пленила и похоронила заживо на пятнадцать лет. А за время нашего заточения Отряд изменился. Даже Госпожа и Мурген, имевшие хоть какую-то связь с внешним миром, по возвращении обнаружили, что стали чужими. Впрочем, Мургена это не сильно расстраивает.
  У Отряда нынче совсем другая культура. Почти не сохранился северный дух. Остались лишь кое-какие незначительные традиции да мое собственное гордое наследство – интерес к гигиене, совершенно чуждый для здешних краев.
  Эти южане еще не познали надлежащего ужаса перед форвалакой. Упорно принимают ее за очередное жуткое ночное создание вроде Большеуха или Топошлепа, которых считают по сути безвредными. Уверен, они кажутся безвредными только потому, что их жертвы редко выживают и не могут высказать противоположное мнение.
  
  Отрывок из Первой книги Костоправа, – заявил я собравшимся.
  Перевалило за полночь, гвалт уже давно стих. Через Врата не просачивались Неприкаянные Мертвецы. Тобо пытался выследить форвалаку, но столкнулся с трудностями. Пантера очень активно перемещалась, вела разведку и явно не знала, как расценивать тот факт, что она оказалась среди нас.
  – В те дни Отряд был на службе у синдика Берилла…
  Я поведал им о другой форвалаке, обитавшей давно и далеко отсюда и лютостью многократно превосходившей нынешнюю. Мне хотелось, чтобы они встревожились.
  
  7
  Воронье Гнездо. Ночной гость
  
  
  Мы с Госпожой сидели у Одноглазого. Гота лежала здесь же, окруженная свечами.
  – Что-то я не вижу в этой женщине явных изменений.
  – Костоправ! Помолчи!
  – Зато слышу. С тех пор как мы пришли, она ни разу ни на что не пожаловалась.
  Прикинувшись глухим, Одноглазый от души хлебнул собственного продукта, закрыл глаз и задремал, свесив голову.
  – Наверное, будет лучше, если он поспит, – прошептала Госпожа.
  – Не очень-то живой из него живец.
  – Для стервятников сойдет. Для этой твари тоже. То, что она хочет уничтожить, существует лишь у нее в голове. Одноглазый – просто символ. – Госпожа потерла глаза.
  Я поморщился. Моя любимая выглядит плачевно: седые волосы, морщины, намечается второй подбородок, талия расширилась. Мы быстро постарели с тех пор, как Дрема нас спасла.
  К счастью, у нас нет зеркала. Мне вовсе не хочется увидеть дряхлого, толстого, лысого типа, утверждающего, что он и есть Костоправ.
  Тени в комнате никак не желали угомониться, и я нервничал. С самого начала, как только мы пришли в Таглиос, они внушали ужас. Движение Тени в поле зрения означало, что гибель может настигнуть человека в любой момент. Эти печальные, но жестокие монстры с плато были смертоносным инструментом, с помощью которого Хозяева Теней обрели свое имя и насадили свою волю. Но здесь, в стране Неизвестных Теней, скрытные существа, рыскавшие в темноте, были робкими и, как правило, дружелюбными – если к ним относиться с уважением. И даже те из них, на чьем счету имелись злые и коварные поступки, ныне поклонялись Тобо и не причиняли вреда смертным, тесно связанным с Отрядом. Если только этот смертный не был настолько глуп, чтобы каким-то образом досаждать Тобо.
  А сам Тобо проводил в мире скрытного народца не меньше времени, чем в нашем.
  Где-то в отдалении призрачный кот Большеух вновь издал свой уникальный зов. Местные легенды утверждают, что этот леденящий душу вой слышат лишь его потенциальные жертвы. Пролаяла парочка черных гончих. Легенды намекают, что их голоса также слышать нежелательно. Беседы с местными позволили мне сделать вывод, что до появления Тобо лишь невежественные крестьяне искренне верили в эти таящиеся в ночи опасности. Образованных же людей в Хань-Фи и Кванг-Нине попросту ошеломило то, чего парень сумел добиться от Теней.
  Я взглянул на копье, подвешенное над дверью. Наш колдун работал над ним десятилетиями, и эту вещь можно было с равным основанием назвать как оружием, так и произведением искусства.
  – Дорогая, Одноглазый начал мастерить это копье из-за Бовок?
  Госпожа прервала вязание, взглянула на копье и негромко ответила:
  – Кажется, Мурген писал, что Одноглазый хотел использовать эту штуку против одного из Хозяев Теней, но потом решил переделать для схватки с Бовок. Это было во время осады. А может…
  Я встал, скрипнув коленями:
  – Прихвачу на всякий случай. – Я снял копье. – Черт, тяжелое.
  – Если монстр доберется до нашей двери, постарайся не забыть, что предпочтительней его поймать, чем убить.
  – Знаю. Эта мудрая идея принадлежит мне.
  И я уже усомнился в ее мудрости. Поначалу загорелся идеей выяснить, что будет, если мы заставим форвалаку превратиться обратно в женщину, которой она была до того, как застряла в облике большой кошки. И еще хотелось расспросить ее о Хатоваре.
  При этом я предполагал, что к нам вторглась именно та жуткая форвалака, Лиза Дэла Бовок.
  Я снова уселся.
  – Дрема сказала, что намерена снарядить разведчиков, чтобы пересекли плато.
  – Правда?
  – Мы уже давно не смеем взглянуть в лицо фактам. – Мне стало тяжело говорить, и я целую вечность собирался с духом, прежде чем продолжил: – Девушка… наша дочь…
  – Бубу?
  – Что, и ты тоже?
  – Надо же ее как-то называть. Дщерь Ночи – слишком пышно. А Бубу годится, потому что не ранит душу.
  – Пора принимать решение.
  – Она…
  Черные гончие, Кошка Сит, Большеух и множество их соплеменников вновь заголосили. Я прислушался.
  – Это уже внутри городских стен.
  – И приближается к нам. – Она отложила вязание.
  Одноглазый навострил уши.
  Дверь вломилась внутрь быстрее, чем я успел повернуть к ней голову.
  Ко мне медленно подлетела выбитая доска и шлепнула поперек живота с такой силой, что я плюхнулся на задницу. За доской последовал некто огромный и черный, с пылающими яростью глазами, но уже посреди прыжка утратил ко мне интерес. Опрокидываясь на спину, я все же успел задеть бок форвалаки копьем Одноглазого. Плоть раздалась, в ране блеснули ребра. Я попытался вонзить наконечник в брюхо зверя, но из такого положения не сумел нанести достаточно сильный удар. Зверь завизжал, но не смог развернуться на лету.
  Жгучая боль разорвала мое левое плечо, всего в трех дюймах от шеи. Но форвалака была тут ни при чем. Это дражайшая женушка разрядила бамбуковую трубку как раз в тот момент, когда я находился между нею и целью.
  Впрочем, в шаре оставалось еще достаточно огня, и он, изменив направление, отсек пантере хвост в двух дюймах от туловища.
  Монстр непрерывно визжал. Форвалака на лету извернулась и приняла позу, которую в геральдике называют «лев, стоящий на задних лапах».
  И обрушилась на Одноглазого.
  Старик не делал явных попыток защититься. Его кресло опрокинулось и разлетелось в щепки. Одноглазый заскользил по грязному полу. Форвалака врезалась в Готу, опрокинув стол вместе с телом. Госпожа выпустила еще один огненный шар и промахнулась. Я с трудом встал на четвереньки и приподнял копье, нацелив его на пантеру, которая опускалась на четвереньки, пытаясь одновременно развернуться. Прыгнув, она врезалась в стену напротив входа. Я подобрал под себя ноги и с трудом встал.
  Госпожа снова промахнулась.
  – Нет! – завопил я.
  Ноги подкосились, и я едва не упал ничком. Я пытался делать три дела одновременно и не смог, естественно, завершить ни одного. Хотелось добраться до Одноглазого, взять копье на изготовку и убраться подальше из этого дома.
  На сей раз Госпожа не промазала. Но этот шар оказался крошечным, почти безвредным. Он ударил форвалаку точно между глаз. И срикошетил, сорвав пару квадратных дюймов шкуры и обнажив кусочек черепа.
  Форвалака вновь завизжала. И тут взорвался перегонный куб Одноглазого. Чего я ожидал с того момента, когда выпущенный Госпожой огненный шар прошел сквозь стену.
  
  8
  Таглиос. Неприятности идут по пятам
  
  
  Могаба понял, что его ждут неприятности, уже через несколько секунд после того, как вышел из своих аскетичных покоев. Когда он шагал по коридорам, придворные жались к стенам, уступая ему дорогу. И все без исключения испуганными тараканами разбегались прочь от зала Тайного совета. Они наверняка слышали то, что еще не дошло до ушей Могабы. И не сомневались, что слухи вызовут недовольство Протектора, а значит, очень скоро она начнет срывать злость на других. Придворные стремились убраться подальше от нее, пока не грянул гром.
  – Гордыня… – сказал Могаба обычным тоном молодому серому порученцу, который пытался прошмыгнуть мимо него. – Вот что привело меня в эту западню. Гордыня…
  – Да, о великий. – Лицо юного шадарита резко побледнело. У него еще не выросла борода, чтобы прятать за ней мимику. – То есть нет, о великий. Прости…
  Могаба пошел дальше, не обращая внимания на новобранца. Подобное случалось всякий раз, когда он ходил по дворцу. Главнокомандующий заговаривал почти со всеми. Те, кто наблюдал за развитием этой привычки, догадались, что он беседует сам с собой и не ждет ответа. Могаба вел бесконечный спор со своими грехами и призраками – если только не извергал пословицы и афоризмы, смысл которых по большей части был очевидным, но иногда смутным и загадочным. Ему особенно нравилось выражение: «Удача улыбается, а потом предает». Он просто не мог примириться с мыслью о том, что в большинстве своих ошибок виноват сам. И до сих пор с трудом отделял то, что должно быть, от того, что есть на самом деле. Впрочем, дураком его назвать было нельзя. Он знал, какие у него проблемы.
  И тем не менее Могаба не сомневался, что он гораздо ближе к реальности, чем его повелительница.
  Душелов, со своей стороны, придерживалась мнения, что она кошка, которая гуляет сама по себе, и не желала связывать себя брачными узами с какой-либо конкретной реальностью. Она верила, что может сотворить собственную реальность, овеществив свои фантазии.
  Большинство этих фантазий были сразу отброшены как совершенно безумные. Однако некоторые надолго пережили жаркий миг своего зачатия.
  Могаба услышал, как впереди спорят вороны. Нынче птицы заполонили весь дворец. Душелов их обожала и никому не позволяла прогонять или обижать. В последнее время ее симпатию получили и летучие мыши.
  Когда вороны заголосили, немногочисленные слуги, еще остававшиеся в коридорах, прибавили прыти. Недовольство ворон означает плохие новости. Плохие новости гарантированно означают гнев Протектора. А на ком срывать гнев, Протектору без разницы. Кто-нибудь обязательно подвернется под руку.
  Могаба вошел в зал Тайного совета и застыл в ожидании. Душелов заговорит с ним, когда будет готова. В палате уже находились Гхопал Сингх, командир серых, и Аридата Сингх, начальник городских батальонов. Они не были родственниками, Сингх – самая распространенная фамилия в Таглиосе. Конечно же, этих двоих Душелов вновь распекала за неспособность искоренить крамолу – перед тем как подоспели плохие новости.
  Могаба обменялся взглядами с обоими. Так же, как и себя, он считал их хорошими людьми, оказавшимися в безвыходной ситуации. У Гхопала был особый дар обеспечивать выполнение законов. Аридата был столь же талантлив в соблюдении порядка, не озлобляя при этом населения. Оба ухитрялись справляться со своими обязанностями под властью Душелов, которая обожала хаос и деспотизм и мучила каждого охотно и истово, подчиняясь диктату своих прихотей.
  Душелов появилась словно ниоткуда. То был талант, которым она ошеломляла «низших существ». Человек попроще вполне мог онеметь, увидев ее. У этой женщины было изумительное тело, и одежда из облегающей черной кожи скорее подчеркивала его очертания, чем скрывала. Природа одарила Душелов отменным исходным материалом, а тщеславие веками побуждало совершенствовать эту красоту, прибегая к косметической магии.
  – Я недовольна, – объявила Душелов писклявым голосом избалованного ребенка.
  Сегодня она выглядела моложе обычного, как будто желала разжечь фантазии каждого встречного юноши. Хотя ворона, примостившаяся, едва Душелов уселась, на высокой спинке кресла за ее спиной, несколько портила впечатление.
  – Можно спросить – почему? – поинтересовался Могаба спокойно и невозмутимо.
  Жизнь в таглиосском дворце полнилась большими и малыми кризисами, и Могаба давно научился в подобных ситуациях гасить эмоции. Рано или поздно гнев Душелов обрушится и на него. Он уже смирился с этой мыслью. И когда такой день настанет, Могаба спокойно встретит свою судьбу. Лучшего он не заслуживает.
  – В роще Предначертания проходит грандиозный праздник обманников. Прямо сейчас.
  Теперь ее голос звучал холодно, спокойно, рассудительно. И был мужским. Со временем к таким переменам привыкаешь. Могаба уже редко обращал на них внимание. Зато недавно назначенного на должность Аридату Сингха эта непредсказуемая разноголосица изрядно сбивала с толку. Сингх был здравомыслящим человеком и хорошим солдатом. Могаба надеялся, что он продержится достаточно долго, чтобы привыкнуть к особенностям Протектора. Аридата заслуживает лучшей доли… Заслуживает, но вряд ли получит.
  – Да, это действительно скверная новость, – согласился Могаба. – Помнится, ты хотела вырубить тот лес под корень и уничтожить святилище, чтобы даже следов не осталось. Но Селвас Гупта тебя отговорил. Сказал, что не следует создавать плохой прецедент.
  Селвас Гупта получил на это тайное благословение главнокомандующего, не желавшего тратить людские ресурсы и время на вырубку леса. Могаба глубоко презирал этого самодовольного и высокомерного святошу.
  Гупта занимал должность пурохиты, то есть придворного священнослужителя и советника по делам конфессий. Пост пурохиты жрецы навязали Радише Дра лет двадцать назад, когда княжна была еще слишком слаба, чтобы возражать духовенству. Душелов так и не упразднила его. Зато едва терпела того, кто его занимал.
  Селвас Гупта пробыл пурохитой уже год, что неизмеримо превышало все рекорды, поставленные его предшественниками со дня учреждения Протектората.
  Могаба был уверен, что скользкий змей Гупта теперь не протянет и недели.
  Душелов посмотрела на него по-особенному – у человека возникало подозрение, будто она заглядывает в глубину его души и видит все его тайны, все побуждения. Долгой паузой дав понять, что одурачить ее не удастся, она приказала:
  – Найдите мне нового пурохиту. И убейте старого, если вздумает протестовать против своей отставки.
  Душелов давно обзавелась привычкой не церемониться с жрецами, которые ее разочаровали. У этой привычки имелись семейные корни. Пару десятков лет назад ее сестрица вырезала сотни жрецов зараз. Однако демонстративное отношение сестер к духовенству так и не убедило уцелевших, что им следует отказаться от любимой манеры плести всевозможные заговоры. Что ж, за упрямство приходится дорого платить, и вполне вероятно, что жрецы в Таглиосе закончатся быстрее, чем интриги духовенства.
  На плечо Душелов села ворона. Женщина подала птице какое-то лакомство на затянутой в перчатку ладони.
  – Ты уже приняла решение насчет моих коллег? – Могаба кивнул на обоих Сингхов.
  Он слегка ревновал к ним, но и уважал их за способности. Время и постоянные неудачи успели сточить острые грани его некогда мощной самоуверенности.
  – Эти господа уже были здесь по другому делу, когда пришли новости из рощи Предначертания.
  Могаба еле заметно прищурился. Значит, его в это дело посвящать не собираются? Но он ошибся.
  – Сегодня серые обнаружили на стенах несколько лозунгов, – сообщила Душелов, на сей раз каркающим голосом старухи.
  Ворона на ее плече тоже каркнула. Где-то на улице ей вторили другие.
  – Обычное дело, – отозвался Могаба. – Любой болван с кистью, ведерком краски и умением связать пять букв в слово считает своей обязанностью высказаться, если находит чистый кусок стены.
  – То были лозунги из прошлого, – произнесла Протектор голосом, который использовала в тех случаях, когда сосредотачивалась исключительно на деле. Мужским голосом, который казался Могабе его собственным. – На трех было написано: «Раджахарма».
  – Как я слышал, культ Бходи тоже возрождается.
  – А два других гласили: «Воды спят». Это уже не Бходи. И не надпись, которую мы не замечали четыре года.
  По телу Могабы пробежала дрожь страха и возбуждения. Он смотрел на Протектора и ждал.
  – Я хочу знать, кто все это пишет, – процедила она. – И еще хочу знать, почему именно сейчас.
  Могабе показалось, что оба Сингха довольны – осторожно радуются тому, что им предстоит искать реальных врагов, а не просто раздражать людей, которые, если их не трогать, останутся безразличны к дворцовым интригам.
  Роща Предначертания находилась за пределами города. А всем, что за городскими стенами, ведал Могаба.
  – Хочешь, чтобы я предпринял против обманников какие-то конкретные шаги? – спросил он.
  Душелов улыбнулась. А когда она улыбалась этой своей особой улыбкой, становилась заметна каждая минута из прожитых ею столетий.
  – Не нужно ничего предпринимать. Они уже разбежались. Я тебе скажу, когда придет время действовать. Когда они не будут к этому готовы.
  Новый голос звучал холодно, но дополнялся зловещей улыбкой. Интересно, подумал Могаба, знают ли Сингхи, сколь редко Протектор показывается людям без маски? Такое случается, когда она намерена вовлечь кого-то в свой замысел – так глубоко, что уже и не выкарабкаешься.
  Могаба кивнул, как полагалось верному слуге. Для Протектора все это игра. Или даже несколько игр. Быть может, только превращая все в игру, ее душа выживает в мире, где все остальное эфемерно.
  – И еще мне нужна твоя помощь в ловле крыс. Падали теперь слишком мало, мои детки голодают.
  Душелов снова протянула вороне кусочек пищи, который подозрительно напоминал человеческий глаз.
  
  9
  Воронье Гнездо. Инвалид
  
  
  Я все еще жив?
  Спрашивать не было нужды. Мертвецам больно не бывает. А у меня болел каждый кубический дюйм тела.
  – Не шевелись, – услышал я голос Тобо. – А то пожалеешь.
  Я уже жалел о том, что приходится дышать.
  – Ожоги?
  – Множество. И еще уйма ушибов.
  – Выглядишь так, словно тебя избили сорокафунтовой дубиной, а то, что осталось, медленно зажарили на открытом огне, – прозвучал голос Мургена.
  – А я думал, что ты в Хань-Фи.
  – Мы вернулись.
  – И продержали тебя без сознания четыре дня, – добавил Тобо.
  – Как Госпожа?
  – Она в другой постели. И в гораздо лучшем состоянии, чем ты, – сообщил Мурген.
  – А как же иначе? Я ведь не стрелял в нее. Ну что молчишь? Язык проглотил?
  – Она спит.
  – А Одноглазый?
  – Одноглазый не выжил, Костоправ, – еле слышно проговорил Тобо.
  – Что с тобой? – спросил Мурген после паузы.
  – Он был последним.
  – Последним? Что значит – последним?
  – Последним из тех, кто был в Отряде, когда я в него вступил. – Вот теперь я стал настоящим стариком. – Что с его копьем? Оно мне понадобится, чтобы покончить со всем этим.
  – Какое копье? – не понял Мурген.
  Тобо сообразил, о чем я спрашиваю.
  – Оно у меня дома.
  – Огонь его не повредил?
  – Самую малость. А что?
  – А то, что я собираюсь убить эту тварь. Нам давно следовало это сделать. Глаз не своди с копья, понял? А сейчас я хочу еще немного поспать.
  Мне надо уйти туда, где хотя бы чуточку времени не будет боли. Да, я знал, что Одноглазый когда-нибудь нас покинет. И думал, что готов к этому. Но ошибся.
  Его кончина – это гораздо больше, чем смерть старого друга. Она обозначила конец эпохи.
  Тобо сказал что-то о копье, но я не разобрал слов. И мрак навалился быстрее, чем я догадался спросить, что стало с форвалакой. Если Госпожа поймала или убила ее, то я напрягался напрасно… Но я сомневался, что с оборотнем можно покончить настолько легко.
  
  Мне снились сны. Я вспомнил всех, кто ушел до меня. Вспомнил страны и годы. Страны холодные, жаркие, зловещие, а годы всегда были напряженными, разбухшими от бед, боли и страха. Кто-то умирал. Кто-то выживал. Если задуматься, то все это не имело смысла. Солдаты живут. И гадают – ради чего?
  О, моя солдатская жизнь! Сколько приключений и славы!
  На выздоровление ушло гораздо больше времени, чем в тот раз под Дежагором, когда я едва не погиб. И это притом, что Тобо помог мне лучшими целительными чарами, перенятыми у Одноглазого, и уговорил своих скрытных дружков тоже мне посодействовать. Говорят, некоторые из них способны вернуть к жизни даже покойника. А я и ощущал себя покойником, окаменелостью, словно не попользовался благами магического оцепенения. Теперь это меня сильно смущает. Я больше не могу определить свой возраст. По моим лучшим оценкам, мне сейчас пятьдесят шесть плюс-минус год-другой, да еще то время, что я провел под землей. А пятьдесят шесть лет, братишка, – это чертовски долгий забег, особенно для человека моей профессии. И мне следует ценить каждую оставшуюся секунду, даже самую жалкую и полную боли.
  Солдаты живут. И гадают – ради чего?
  
  10
  Воронье Гнездо. Выздоровление
  
  
  Прошло два месяца. Я ощущал себя постаревшим на десять лет, но все же встал с одра и начал ходить – примерно как зомби. Меня и в самом деле поджарила едва ли не до хрустящей корочки струя почти чистого спирта, вырвавшаяся из дыры, проделанной огненным шаром Госпожи. Все вновь и вновь называют меня любимцем богов, потому что с такими ожогами люди не выживают. Не окажись я в удачном положении, когда форвалака находилась именно там, куда ударила пылающая струя, и от меня осталась бы кучка костей.
  Я не до конца убежден, что подобное не стало бы лучшим исходом.
  Неотвязные боли не способствуют росту оптимизма или улучшению настроения. Я теперь даже слегка сочувствую покойной матушке Готе.
  Я ухитрился улыбнуться, когда Госпожа принялась натирать меня целительной мазью.
  – Даже в плохом можно отыскать нечто хорошее, – сказала она.
  – О да. Святая правда.
  – Вот и думай об этом. Может, ты еще не настолько стар, как тебе кажется.
  – Это ты во всем виновата.
  – Дрему беспокоит твое желание отомстить за Одноглазого.
  – Знаю.
  Этого она могла и не говорить. Мне приходилось терпеть таких, как я, в бытность мою Капитаном.
  – Может, лучше об этом забыть?
  – Это должно быть сделано. И это будет сделано. И Дрема должна это понимать.
  Дрема – сама деловитость. И ее мир не очень-то потакает душевным прихотям.
  Она думает, что я хочу воспользоваться смертью Одноглазого лишь как поводом для путешествия к Хатоварским Вратам. Сей вывод основан на том, что десять лет я пробивался сквозь ад, пытаясь добраться до этого места.
  Ее трудно одурачить. Но она тоже способна зациклиться на одной идее и исключить все прочие варианты.
  – Она не хочет, чтобы у нас появились новые враги.
  – Новые? Да у нас их вообще нет. Уж здесь точно. Пусть нас не очень-то и любят, но все целуют нам задницы. Они же до смерти боятся Черного Отряда. И страх только растет, когда к свите Тобо присоединяется очередная Белая женщина, Синий человек, вихтляйн или еще какой-нибудь фольклорный персонаж.
  – Так все дело в этом? Я вчера видела в стае черных гончих какое-то чудище, которое Тобо называет «вовси». – Моя красавица способна ясно видеть этих призраков даже здесь. – Величиной с бегемота, а на вид – жук с головой ящерицы. Ящерицы с большими зубами. Цитирую Лебедя: «Выглядит так, будто сверзился с дерева и пересчитал все ветки до единой».
  Похоже, Плетеный Лебедь создает себе новый образ – вредного, но колоритного старикашки.
  Надо же кому-то занять место Одноглазого. Хотя я и сам подумывал о том, чтобы унаследовать его знаменитую трость.
  – Что нам известно о форвалаке? – спросил я.
  Я еще не выяснял подробностей. Проклятая тварь сбежала – и это все, что мне нужно знать, пока не буду готов всерьез задуматься о том, как закончить эту историю.
  – Хвост она оставила здесь. Получила несколько ожогов и глубоких ран, а последним огненным шаром я ее частично ослепила. Тобо наделал фетишей, использовав потерянные ею зубы и клочки мяса, вырванные черными гончими, когда она убегала к Вратам.
  – Но все же она смогла вернуться в Хатовар.
  – Смогла.
  – В таком случае убить ее будет так же трудно, как и Ревуна.
  – Уже нет. Тобо обзавелся кое-какими средствами.
  – С твоей помощью?
  – У моего зла древние корни. Или забыл? Разве не ты писал несколько раз нечто подобное?
  – Писал – чаще после того, как узнал тебя… Уй! Ну ладно… До тех пор, пока ты оставалась плохой девочкой, вот такой, как сейчас… – Я не припоминаю, что писал именно эти слова, но что-то подобное было много лет назад. И ведь я нисколько не преувеличивал. – Пойду за ней.
  – Знаю. – Госпожа не стала возражать.
  Со мной не спорят, надо мной посмеиваются. Хотят, чтобы я сидел и не отсвечивал. Дрема ведет деликатные переговоры с Шеренгой Девяти. Судьи Времени и монахи из Хань-Фи уже на нашей стороне. А генералов Шеренги все никак не убедить, что они поступят мудро, дав нам то, чего мы хотим, – ведь Отряд уже разросся до такой численности, что стал серьезной обузой для экономики Хсиена. И будет представлять угрозу, если идея завоевания пустит корни. Лично я не вижу здесь ни одного полководца или даже союза полководцев, которые продержатся против нас дольше, чем клочок дыма – против ветра, если мы вдруг сделаемся агрессивны. И большинству военачальников это тоже ясно.
  Они все еще страстно мечтают заполучить Маричу Мантару Думракшу, он же Хозяин Теней по прозвищу Длиннотень. Их стремление отомстить – это подлинное всенародное наваждение. Они не распространяются о том зле, которое Длиннотень обрушил на их предков, но у нас имеются источники информации в Хань-Фи. Жестокость Длиннотени была столь же изощренной, как и у Душелов, но куда более ужасной для его жертв. Желание увидеть этого колдуна перед трибуналом сплачивает генералов, гражданские и дворянские суды и даже некоторых носителей духовных традиций Хсиена. Марича Мантара Думракша должен быть наказан – вот единственное, с чем согласны все без исключения. И ни малейшего намека на то, что какая-то одна сторона намерена прибрать к рукам Длиннотень ради усиления собственной власти.
  Поэтому Дрема и не желала, чтобы нетерпеливый, грубый, но все еще влиятельный бывший Капитан путался у нее под ногами и ехидничал насчет ее попыток добиться последней уступки от Шеренги Девяти. Она была уверена, что наше многолетнее хорошее поведение склонит чашу весов. А если нет… что ж, она из тех, у кого всегда припасен план «Б». Более того, она принадлежит к той замечательной породе злодеев, чей план «Б» зачастую оказывается всего лишь дымовой завесой для плана «А». Наша малютка Дрема еще та хитрюга.
  В стране Неизвестных Теней нет серьезных чародеев. Фраза «Все зло умирает там бесконечной смертью» означает, что после бегства Хозяев Теней всех более или менее талантливых магов здесь просто-напросто казнили. Но колдовские знания в Хсиене имеются и оберегаются. Есть несколько огромных монастырей – Хань-Фи среди них самый большой, – которые как раз для этого и предназначены. Монахи не делят знания на хорошие или плохие и не выносят моральных суждений. Они придерживаются установки, что никакое знание не является злом до тех пор, пока кто-либо не решит творить зло с его помощью.
  Хотя меч задуман и создан именно для того, чтобы калечить человеческое тело, он по сути своей безвредный кусок металла – пока кто-нибудь не решит нанести им удар.
  Разумеется, существует тысяча софизмов, придуманных теми, кто отрицает право индивидуума на выбор. Что, по божественным меркам, является дерзкой самонадеянностью.
  Вот что случается, когда стареешь. Начинаешь думать. И что еще хуже, начинаешь всем рассказывать, до чего додумался.
  Дрема нервничала, опасаясь, что я выскажу свое дурацкое мнение кому-нибудь из Девяти, после чего оскорбленная сторона отбросит все доводы разума и собственные интересы и навсегда откажет нам в знании, необходимом для починки Врат, ведущих в наш родной мир. Она преувеличивает мою способность возбуждать недружественные чувства.
  Пока к нам не заявилась пантера-оборотень, я мог совершить такую глупость – разоткровенничаться с кем-нибудь из Шеренги. Среди этих генералов есть одиознейшие личности: дай такому абсолютную власть – и вряд ли он окажется правителем более просвещенным, чем всеми ненавидимые Хозяева Теней.
  Люди – существа загадочные. А Дети Смерти – загадочнее всех.
  Я никого не огорчу. Буду смиренно поддерживать любую политику Дремы. Мне хочется покинуть страну Неизвестных Теней. Надо завершить кое-какие дела, прежде чем я передам кому-то эти Анналы в последний раз. Свести счеты с Лизой Бовок – лишь одно из этих дел. Есть еще главнокомандующий Могаба, самый гнусный предатель из тех, кто когда-либо пятнал историю Отряда. Есть Нарайян Сингх. Для Госпожи – Нарайян и Душелов. Для нас обоих – наше дитя. Наше злобное, коварное дитя.
  – Мы можем предложить Шеренге Девяти что-нибудь, кроме выдачи Длиннотени? – спросил я. – Подмазать их, чтобы объединились с Хань-Фи и Судьями Времени?
  – Не могу такое представить, – пожала плечами моя благоверная и загадочно улыбнулась. – Но может, это и не имеет значения.
  Я не уделил достаточного внимания ее словам. Иногда я не замечаю новые сущности. Нынче моим Отрядом командуют хитроумные дети и коварные старухи, а не прямолинейные ветераны вроде меня и моих современников.
  
  11
  Воронье Гнездо
  
  
  Едва окрепнув, я попросил дядюшку Доя возобновить со мной тренировки, которые я забросил много лет назад.
  – А почему ты заинтересовался этим сейчас? – спросил он.
  Иногда кажется, что дядюшка относится ко мне подозрительнее, чем я к нему.
  – Потому что у меня есть время. И необходимость. Я слабый, как щенок. Хочу вернуть прежнюю силу.
  – Ты избегал меня, когда я сам тебе это предлагал.
  – Тогда у меня не было времени. А ты тогда был куда несносней, чем сейчас.
  – Ха! Ты так добр ко мне, Каменный Солдат. – Старый хрыч знал, как меня позлить. – Тебе повезло, – ухмыльнулся он, – несколько твоих сверстников уже обращались недавно ко мне с просьбой о тренировках и тоже мотивировали это предстоящими нам трудностями.
  – Хорошо. – Известно ли ему нечто такое, чего не знаю я? Наверняка известно, и немало. – Когда и где?
  Его ухмылка стала зловещей и обнажила гнилые зубы. Это зрелище заставило меня задуматься, нашла ли Дрема кого-нибудь на должность зубоврачевателя, ставшую вакантной после кончины Одноглазого. Старый дурак не утруждал себя подготовкой учеников.
  «Когда» оказалось на рассвете, а «где» – на немощеной улице возле домика, который Дой делил с Тай Дэем, дядей Тобо, и несколькими местными офицерами-холостяками. Моими товарищами по несчастью оказались Плетеный Лебедь, братья Лофтус и Клетус, наши инженеры и архитекторы, и правящие князь и княжна Таглиоса в изгнании – Прабриндра Дра и его сестра Радиша Дра. Это не имена, а титулы. Даже по прошествии десятков лет я так и не узнал их настоящих имен. А эта парочка не собирается их раскрывать.
  – Где твой приятель Нож? – спросил я Лебедя.
  Некоторое время Нож пробыл военным представителем Дремы в Шеренге Девяти, но я слышал, что его отозвали после смерти Одноглазого. Однако мне на глаза он не попадался.
  – Старина Нож слишком занят, чтобы отвлекаться на пустяки.
  Лофтус и Клетус проворчали что-то под нос, но пояснять не стали. В последнее время я и их редко видел. Я полагал, что они пропадают на строительстве города. Суврин, подошедший как раз вовремя, чтобы услышать их бормотание, энергично закивал:
  – Она точно решила загнать нас до смерти.
  Насчет Суврина я не был уверен. Очень легко представить, как он расхаживает, бесконечно твердя про себя мантру: «Я стану хорошим солдатом, в лепешку расшибусь, а стану».
  – Что ж, старина Нож никогда не был по-настоящему целеустремленным, – добавил Лебедь. – Кроме тех случаев, когда ему поручали резать жрецов. – Похоже, он знал, о чем говорит, хотя смысл его слов не был для меня очевидным.
  – Если добьемся от Шиветьи прямого ответа, то по возвращении нам предстоит серьезная прополка, – заметил Клетус.
  Прабриндра Дра и его сестра подошли ближе, нетерпеливо ожидая новостей с родины. Дрема не считала своим долгом держать их в курсе событий. Все-таки нет у нее дипломатической жилки. Надо будет напомнить, что нам понадобится их дружба, когда пересечем плато.
  Эту парочку красивой не назовешь. И Радиша больше похожа на мать князя, чем на его сестру. Но он томился со мной под землей, пока она скакала верхом на таглиосском тигре и пыталась не отдать поводья Душелов. Здесь они стараются не создавать проблем: князь – потому что был нашим активным противником на поле боя, а княжна – потому что перешла на нашу сторону, когда мы уже справились с последним Хозяином Теней.
  И Дрема помнит об этом.
  Номинально Радиша наша пленница. Ее похитила Дрема. Князья станут орудиями Отряда, если нам удастся вернуться. Они не спорят с этим, но, подозреваю, у них есть свое мнение на сей счет.
  – Раджахарма, – произнес я с легким поклоном.
  Не удержался от соблазна напомнить, куда их привел путь измены: здесь они не могут исполнять свои обязанности перед подданными.
  – Освободитель. – Радиша слегка поклонилась в ответ. Клянусь, она с каждым месяцем становится все скромнее. – Вижу, ты быстро поправляешься.
  – Мне не привыкать. Правда, прыгаю я уже не так далеко и высоко, как прежде. Наверное, старость подкрадывается. Вы и сами хорошо выглядите, – солгал я. – Вы оба. Чем занимаетесь? Я давно вас не видел.
  Прабриндра Дра не ответил. Он так и остался для меня загадкой, молчаливый и невозмутимый со дня нашего воскрешения. Когда-то мы неплохо ладили. Но времена меняются. Никто из нас не остался таким, каким был в годы войн с Хозяевами Теней.
  – Твоя ложь низка, как брюхо змеи, – сказала мне Радиша. – Я старая, уродливая и все еще стыжусь себя… Но ты говоришь то, что моя душа желает услышать. Однако забудь о раджахарме. Этим меня уже не уязвить. Я сама себя казню. Ибо понимаю, что сделала. В то время я полагала, что поступаю правильно. Протектор манипулировала мной, пользуясь моим отношением к раджахарме. Когда мы вернемся, ты увидишь нас совсем иными.
  Раджахарма – обязанность правителя служить своим подданным. Когда это слово произносят государю в лицо или используют как риторическое обращение, оно служит сильным обвинением в некомпетентности.
  Низенькая Радиша – женщина крепкая и упрямая. К несчастью, ей придется одолеть еще более крепкую, упрямую, безумную и почти всемогущую чародейку, если княжна пожелает выполнять свои обязанности, как полагается правительнице.
  Я взглянул на ее брата. У князя не изменилось выражение лица, но я почувствовал, что по сравнению с сестрой он оценивает предстоящие им трудности более трезво.
  Дядюшка Дой шлепнул по чему-то учебным мечом. Громкий звук прервал нашу болтовню.
  – Возьмите шесты. И по моему сигналу начинайте выполнять каду журавля.
  Он не потрудился объяснить новичку, что это означает.
  Лет двадцать назад я наблюдал за упражнениями нюень бао и недолго занимался вместе с ними. Летописцем тогда был Мурген. Гота, Дой и Тай Дэй, брат его жены Сари, жили с ним. И Дой теперь ожидает, что я все вспомню.
  Но помню я лишь то, что када журавля – первый и простейшей из десятков медленных танцев, включающих в себя все формальные позы и движения школы фехтования Доя.
  Старый жрец вел занятие, стоя впереди спиной к ученикам. И хотя был старше любого из нас, двигался с четкостью и грациозностью, граничащей с красотой. Но когда к нам чуть позднее присоединились Тай Дэй и Тобо, оба они превзошли старого наставника. Трудно было не остановиться и не полюбоваться мастерством Тобо.
  По сравнению с парнем я был неуклюжим растяпой, даже когда просто стоял на месте.
  У него все получается так легко!
  Он обладает всеми талантами и навыками, какие только могут понадобиться. Если что и остается под вопросом, так это его характер. Немало хороших людей упорно работало, превращая мальчишку в достойного и справедливого мужчину. Кажется, это им удалось. Но он все еще меч, не проверенный в бою. И искушение еще не шептало ему в ухо.
  Я пропустил шаг и споткнулся. Дядюшка Дой врезал мне тростью по заднице, как подростку-новичку. Лицо осталось бесстрастным, но подозреваю, что сделать это мастеру хотелось очень давно.
  Я постарался сосредоточиться.
  
  12
  Плато Блистающих Камней. Непоколебимый Страж
  
  
  Существо, сидящее на огромном деревянном троне в крепости, что в центре каменной равнины, искусственное. Возможно, его создали боги, воевавшие за плато Блистающих Камней. Или же его творцы – те, кто создал эту плоскость, если они сами не были богами. На сей счет есть множество мнений. Сам же демон Шиветья если и не придерживается фактов, то уж точно их придерживает. Последнему из своих хроникеров он поведал несколько разноречивых версий. Старик Баладита расстался со всякой надеждой установить истину и занялся поисками глубинного смысла в том, что голем соизволил рассказать. Баладита понял, что прошлое – не только чужая территория, но и зал с зеркалами, отражающими потребности душ, наблюдающих из настоящего.
  Абсолютный факт утоляет голод лишь немногих людей. Символ и вера служат остальным.
  Карьера Баладиты в Отряде дублирует его прежнюю жизнь. Он пишет. Когда был копиистом в княжеской библиотеке Таглиоса, тоже писал. Сейчас он номинально военнопленный. Вполне возможно, что старик успел об этом позабыть. Ведь в действительности он сейчас куда более свободен в удовлетворении любопытства, чем в бытность свою царедворцем.
  Старый ученый живет и работает у ног демона, что для историка-гуннита равноценно пребыванию в личном раю. Если историк не слишком ревностно придерживается гуннитской религиозной доктрины.
  Нежелание Шиветьи выдавать категоричные утверждения может иметь причиной осознание своей горькой участи. По его собственному признанию, с большинством богов он встречался лицом к лицу. И воспоминания голема об этих встречах льстят богам еще меньше, чем те, которыми приправлена гуннитская мифология, где лишь считаные божества могут считаться образцами для подражания. Гуннитские боги почти все без исключения жестоки, эгоистичны и не ведают священного смысла раджахармы.
  Высокий чернокожий мужчина шагнул в пятно света, отбрасываемое лампой Баладиты.
  – Узнал сегодня что-нибудь интересное, старина?
  На лампы копииста уходит много масла. Но никто его этим не попрекает.
  Старик не отвечает. Он почти глух и пользуется своей ущербностью на всю катушку. Даже Нож больше не настаивает, чтобы Баладита ходил в наряды по лагерю наравне со всеми.
  Нож повторяет вопрос, однако нос старика остается почти прижатым к странице, на которой пишет рука. Пишет быстро, четким почерком. Нож не понимает букв мудреного духовного письма, кроме нескольких, которые есть и в чуть менее сложном светском алфавите. Нож задирает голову, смотрит в глаза величиной с яйца птицы Рух. Слово «злобные» подходит к ним прекрасно. Даже наивному старому Баладите и в голову не приходило, что демона следовало бы избавить от пытки неподвижностью, выдернув кинжалы, пригвоздившие его конечности к трону. Но ведь Шиветья и сам не просит освободить его. Он терпел тысячи лет. И терпение у него каменное.
  Нож пробует зайти с другой стороны:
  – Из Вороньего Гнезда прибыл гонец. – Нож предпочитает называть базу Отряда местным именем. Оно звучит гораздо драматичнее, чем Форпост или Плацдарм, а у Ножа драматизм в чести. – Капитан рассчитывает вскоре получить сведения о Вратах. Ожидает сдвига на переговорах в Хань-Фи. Мне велено поднять побольше сокровищ. А тебе – заканчивать исследования. Мы скоро выступаем.
  – Знаешь, он легко впадает в скуку, – ворчит копиист.
  – Что? – Нож удивляется, потом сердится: сказанного им старик не услышал.
  – Наш хозяин… – Копиист не отрывает глаз от страницы, иначе их придется долго фокусировать заново. – Ему все быстро надоедает.
  Планы Отряда Баладиту не волнуют. Баладита в раю.
  – А я думал, что мы – новизна, которая его развлекает.
  – Смертные посещали его тысячи раз. Он все еще здесь, а гостей уже нет, кроме тех, кого запомнили камни.
  Плато, будучи старее и неизмеримо медлительнее Шиветьи, может иметь собственный разум. Камень помнит. И камень плачет.
  – Даже их империи давно позабыты. И насколько велик шанс, что на сей раз будет иначе?
  Голос Баладиты звучит опустошенно. И это логично, думает Нож, учитывая тот факт, что старик постоянно заглядывает в бездонную пропасть времени, воплощенную в демоне. Как тут не вспомнить о тщеславии и погоне за ветром…
  – И все же он помогает нам. Более или менее.
  – Только потому, что уверен: других поденок он уже не увидит. Если не считать Детей Ночи, когда они разбудят свою Матерь Тьмы. Шиветья убежден, что мы – его последний шанс на избавление.
  – И чтобы получить его помощь, нам нужно лишь прихлопнуть гнусную богиню, а потом дать ему спокойно помереть. – (Взгляд демона словно пронзал Ножа насквозь.) – Совсем пустяк. Плевое дело, как говаривал Гоблин. – Нож поднял пальцы к бровям, отдавая честь демону, чьи глаза теперь словно затлели раскаленными угольками.
  – Богоубийство. Работа как раз для тебя.
  Нож не понял, то ли это произнес Баладита, то ли мысль демона проникла в его собственную голову. Ему не понравилось то, что эта мысль подразумевала. Уж слишком она напоминала логику Дремы, из-за которой он лишился непыльной работенки в Хань-Фи и возглавил операцию на плато, сменив банкеты и мягкие матрасы на скудный паек и ложе из холодного молчаливого камня, которое он делил лишь с тоскливыми клочковатыми снами, безумным ученым, шайкой воров и чокнутым демоном размером с дом и по возрасту лишь вдвое младше вселенной.
  Всю взрослую жизнь Ножом двигала ненависть к религии. И особое отвращение он испытывал к ее распространителям. Но, учитывая нынешнее местонахождение и род занятий, он был вынужден держать свое мнение при себе.
  Он мог поклясться, что по губам демона скользнула улыбка.
  Нож решил промолчать.
  Он вообще отличался немногословием, полагая, что от болтовни толку не бывает. И верил, что голем подслушивает его мысли. Если только смертные однодневки не наскучили Шиветье до такой степени, что он перестал обращать на них внимание.
  Снова намек на удивление. Нож ошибается – Шиветью интересует каждый шаг любого из братьев Отряда. Шиветья отвел им роль дарителей его смерти.
  – Тебе нужно что-нибудь? – спрашивает Нож старика, касаясь ладонью его плеча. – Пока я не ушел вниз. – Он намеренно идет на контакт, но Баладиту прикосновения не волнуют, что ласковые, что грубые.
  Баладита берет перо в левую руку, разминает пальцы правой.
  – Пожалуй, нужно поесть. Даже не помню, когда в последний раз подбрасывал хворост в костер.
  – Велю принести тебе чего-нибудь.
  Это «что-нибудь» наверняка окажется рисом со специями и големовой манной. Если Нож о чем и сожалел, так это о том, что прожил немалую часть своего века в мире, где большинство населения соединяет с религией вегетарианскую диету, а те, кто этого не делает, обходятся рыбой и курятиной. Нож готов вцепиться зубами в любой конец зажаренной на вертеле свиньи и не останавливаться, пока не дойдет до другого конца.
  Команда Ножа – воры, они же следопыты Отряда – состоит из двадцати шести самых надежных юношей из числа Детей Смерти. Им необходимо быть умными и пользоваться доверием, потому что Дрема желает забрать побольше ценностей из этих пещер и потому что плато не простит ошибок. Шиветья оделил Отряд своей благосклонностью. Шиветья все видит и все знает внутри своей ограниченной Вратами вселенной. Шиветья – душа плато. Никто не может прийти сюда или уйти без его разрешения или как минимум его безразличия. И даже если случится маловероятное и Шиветья не отреагирует на кражу, вору некуда будет бежать, кроме как к Вратам, ведущим в страну Неизвестных Теней. Сейчас это единственные Врата, находящиеся под контролем и нормально работающие. И единственные, которые не убьют вора наверняка.
  Прогулка по большому кругу вокруг грубого трона отнимет немало времени. Зато пол далеко не грубый. Это точная копия плато в масштабе один к восьмидесяти – за исключением столпов памяти, которые были добавлены гораздо позднее людьми, утратившими даже мифологические представления о создателях плато. Сотни человеко-часов ушли на уборку с поверхности круга накопившейся пыли, чтобы Шиветья мог четко видеть каждую деталь своего царства. Трон Шиветьи установлен на приподнятом диске, чей диаметр составляет одну восьмидесятую от диаметра большого круга.
  Десятилетия назад неумелые действия Душелов вызвали землетрясение, повредившее крепость и обезобразившее пол жуткой трещиной. За пределами равнины катастрофа уничтожила города и погубила тысячи людей. Теперь единственным напоминанием о том, что здесь когда-то был провал глубиной в тысячи футов и шириной в десяток ярдов, осталась красная полоса, змеящаяся возле трона. Она ежедневно сужается. Как и Шиветья, механизм, управляющий плато, способен к саморемонту.
  Огромная круглая модель плато приподнята примерно на половину ярда над полом, переходящим в само плато.
  Нож спрыгнул с края диска и подошел к отверстию в полу, где начиналась лестница.
  Эти ступени спускались на многие мили, проходя через естественные и искусственные пещеры. В самом низу лежала спящая богиня Кина, терпеливо дожидаясь наступления Года Черепов и начала цикла Кади – уничтожения мира. Раненая богиня Кина…
  У ближайшей стены зашевелились тени. Нож замер. Кто? Это никак не мог быть кто-то из его людей.
  Или что?
  Ножа пробрал страх. Движущиеся Тени часто предвещали жестокую смерть. Неужели они отыскали лазейку в крепость? Он вовсе не желал однажды вновь стать свидетелем их безжалостного пиршества. И уж точно не хотел оказаться на нем главным блюдом.
  – Нефы, – пробормотал Нож, когда из темноты выскользнули три человекообразные фигуры.
  Он сразу узнал их, хотя никогда прежде не видел. Их вообще почти никто не видел, разве что во сне. Причем в кошмарном. Нефы были поразительно уродливы. Впрочем, они могли носить маску. Несколько описаний совпадали только в одном – в уродливости.
  Нож назвал их вслух:
  – Вашан. Вашен. Вашон.
  Имена, которые Шиветья сообщил Дреме несколько лет назад. Что они означают? И означают ли вообще что-нибудь?
  – Как они сюда попали?
  Крайне важный вопрос. Через эту же лазейку могут пробраться Тени-убийцы.
  Как обычно, нефы попытались что-то сообщить. В прошлом эти попытки неизменно терпели неудачу, но на сей раз послание оказалось вполне ясным. Они не хотели, чтобы Нож спускался по лестнице.
  Дрема, шри Сантараксита и другие, входившие в контакт с Шиветьей, считали, что нефы – искусственные копии существ, создавших плато. Дело рук Шиветьи, уставшего от одиночества и пожелавшего общаться хотя бы с подобиями искусников, сотворивших гигантский механизм плато и проходы между мирами.
  Шиветья утратил желание жить. А в случае его смерти все созданное им тоже исчезнет. И нефы еще не готовы к уходу в небытие, несмотря на бесконечный ужас и тоску существования на равнине.
  Нож беспомощно развел руками:
  – Вам, ребята, нужно тренировать навыки общения.
  Нефы не издали ни звука, но их нарастающее отчаяние стало физически ощутимым. Что вошло в обычай с того раза, когда они впервые привиделись кому-то во сне.
  Нож не сводил с них взгляда. Пытался понять. И задумался над иронией судьбы. Сам он неверующий. Но путь бродяги привел его в мир, полный сверхъестественных существ. И Тобо с Дремой, которых он во всех иных случаях считал надежными свидетелями, утверждают, что собственными глазами видели богиню Кину, которая, согласно мифу, заточена всего в миле у него под ногами.
  Дрема, разумеется, пережила кризис веры. Убежденная веднаитка-монотеистка, она никогда не получала подтверждений, которые эту веру превратили бы в рациональное знание. А гуннитская религия, несмотря на хлипкость косвенных доказательств, лишь сильно затрещала под тяжестью сделанных нами открытий. Гунниты – политеисты, привычные к тому, что их боги существуют в бесчисленных аспектах и воплощениях, формах и обличьях. Более того, в некоторых мифах эти боги даже убивали ближнего или наставляли ему рога. Поэтому гунниты, подобно шри Сантараксите, имеют достаточный запас гибкости для объяснения любого открытия и могут объявлять новую информацию все той же древней божественной истиной, только иначе выраженной.
  Бог есть бог, как ты его ни называй. В Хань-Фи Нож несколько раз видел это изречение, выложенное на стенах мозаичными плитками.
  
  Когда кто-то отходит от Шиветьи, следом увязывается шар, испускающий землисто-коричневое свечение, и сопровождает человека повсюду в безымянной крепости. Шар держится в воздухе чуть выше правого или левого плеча. Он не дает много света, но там, где без него стояла бы кромешная темнота, этого вполне хватает. Шары тоже создает голем. У Шиветьи есть и такие способности, которыми он даже не пользуется, – давно забыл, как это делать. Он вполне мог бы стать второстепенным божеством, не будь пригвожден к древнему трону.
  Нож спустился почти на тысячу ступеней, прежде чем повстречал идущего наверх. Солдат нес тяжелый тюк.
  – Сержант Ван.
  Солдат был измотан подъемом. Ни у кого не хватало сил больше чем на одно такое путешествие в день. Зная, что может не увидеть Вана еще несколько дней, Нож сообщил ему плохую новость:
  – Нам надо тащить все наверх. Она уже почти готова выступать.
  Ван пробормотал то, что обычно бормочут солдаты в ответ на подобные вести, и побрел дальше. А Нож задумался: как Дрема намерена везти гору сокровищ, что уже набралась наверху? Их за глаза хватит, чтобы профинансировать крупную войну.
  Пока спускался еще на тысячу ступеней, он повторил сообщение несколько раз. Нож сошел с лестницы на ярусе, который назвали Пещерой Древних из-за его обитателей. Он часто бывал здесь, навещал друга. Это был ритуал уважения. Корди Мэзер умер. Многие узники пережили долгий плен в магическом оцепенении. А Корди каким-то образом разорвал кокон. И этот успех стоил ему жизни. Мэзеру не удалось найти выход из пещеры.
  Древние Плененные ничего не значили для Ножа или Отряда. Лишь Шиветья знал, кто они такие и как сюда попали. Одно не вызывало сомнений: они прогневили того, кто был способен запереть их здесь.
  Но среди них находились и мертвецы, которые были при жизни братьями Отряда. Очевидно, причиной гибели стала попытка Корди Мэзера их пробудить. Прикосновение к Плененному без соблюдения магических предосторожностей неизменно убивало.
  Нож исполнил свое желание, дал пинка Длиннотени. Этот безумный колдун считался в стране Неизвестных Теней бесценным сокровищем. Именно благодаря ему Отряд стал богатым и многочисленным. И продолжал процветать.
  – Как поживаешь, Хозяин Теней? Похоже, тебе придется посидеть здесь еще.
  Нож полагал, что колдун не способен его услышать. Он не мог вспомнить, улавливал ли какие-то звуки, когда сам сидел здесь в коконе. Хотя Мурген утверждал, что иногда Плененные осознают окружающее.
  – За тебя еще не дали настоящую цену. Ужасно не хочется этого признавать, но ты теперь очень популярен.
  Отроду не отличавшийся щедростью, умением прощать или хотя бы сочувствовать, Нож стоял, уперев руки в бока и разглядывая колдуна. Длиннотень превратился в скелет, едва прикрытый изъязвленной кожей. На лице застыл безмолвный вопль.
  – Наверху знай твердят: «Все зло умирает здесь бесконечной смертью». И часто имеют в виду тебя.
  Неподалеку от Длиннотени сидел другой пленник Отряда, полоумный колдун Ревун. Врезать ему хотелось даже сильнее. Нож не видел никакого смысла в том, чтобы оставлять Ревуна в живых. Этот гаденыш имел на своем счету очень много измен, и не было уверенности, что в заключении исправится его характер. Он уже пережил однажды плен. Продолжавшийся не один век.
  Нет, не нужно Тобо постигать зловещие секреты Ревуна. А обучение парня, как слышал Нож, – единственная причина, по которой этот мерзавец еще жив.
  Зато Мэзеру Нож оказал глубочайшую почесть. Этому человеку он был обязан жизнью. И будь у него выбор, сам бы принял смерть вместо лучшего друга. Корди хотел жить. А Нож считал, что тянет лямку существования лишь по привычке.
  
  Нож продолжил спуск, минуя пещеры с сокровищами, которые выгребали его солдаты, чтобы обеспечить возвращение Отряда домой. Грабеж обещал стать рекордным.
  Нож не имел обыкновения поддаваться эмоциям или приступам паники. Хладнокровие помогло ему, шпиону Отряда, выжить в лагере Длиннотени. Но сейчас, спускаясь все глубже, он уже потел от страха. Его шаги замедлились. Он миновал последнюю изученную пещеру. Теперь внизу лишь заклятый враг, сама Матерь Тьмы. Этот враг будет терпеливо ждать своего часа, даже когда все прочие недруги, рангом пониже, будут отброшены в сторону или уничтожены.
  Для Кины Черный Отряд всего лишь жалкий комар, который раздражающе пожужжал возле уха и улизнул с каплей ее крови. И которому не хватило ума улететь подальше и навсегда.
  Нож пошел еще медленнее. Следующий за ним огонек постоянно тускнел. Если прежде Нож ясно видел на двадцать ступеней вперед, то теперь лишь на десять, причем последние четыре словно окутывались густым черным туманом. Здесь мгла казалась почти живой. И она все уплотнялась, подобно тому как растет давление воды, когда погружаешься в нее все глубже.
  Нож обнаружил, что дышать стало труднее. Он сделал несколько энергичных вздохов и двинулся дальше, преодолевая упорное сопротивление инстинкта. Всего пятью ступеньками ниже из тумана показался серебряный кубок – простая высокая чаша из благородного металла. Это Нож его здесь поставил, отметив самую нижнюю ступеньку, которой удалось достичь.
  Теперь с каждым шагом он словно преодолевал сопротивление жидкой смолы. Тьма давила на него все сильнее. А свет за спиной до того ослаб, что его не хватало даже на следующую после кубка ступеньку.
  Нож часто повторял эти спуски, считая, что упражняет силу воли и храбрость. И каждый раз ему удавалось достичь кубка. Помогала злость – на то, что дальше пройти никак не получается.
  В этот раз он испробовал нечто новое. Бросил в темноту горсть монет, прихваченных в одной из пещер. Рука ослабела, но гравитация не утратила силы, а мрак не смог поглотить звуки. Монеты звенели, скатываясь по лестнице. Но недолго. Вскоре донесся другой звук – похоже, они катятся по полу. Наступила тишина. А потом тонкий голосок где-то вдали прокричал:
  – Помогите!
  
  
  13
  Страна Неизвестных Теней. Путешествие по Хсиену
  
  
  Физическая география страны Неизвестных Теней очень близка к нашему миру. Существенная разница заключается в деятельности людей.
  Однако моральная и культурная топографии у этих миров совершенно различные. Даже нюень бао все еще с трудом устанавливают здесь реальные связи – несмотря на то что у них и у Детей Смерти общие предки. Но нюень бао сбежали от Маричи Мантары Думракши и ему подобных века назад, а затем образовали островок цивилизации, постоянно омываемый чуждыми волнами.
  Хсиен простирается примерно на этих же территориях, которые в нашем мире были известны под названием Тенеземье в те времена, когда для Хозяев Теней все шло хорошо. Дальние пределы Хсиена, где никто из нас так и не побывал, заселены гораздо плотнее тех мест, где мы находимся сейчас. В древние эпохи каждый здешний город был очагом сопротивления Хозяевам Теней. Лишь немногие из городов общались между собой – тогдашние правители всячески ограничивали передвижение. Тем не менее, когда вспыхнуло восстание, везде хватило храбрецов, чтобы обеспечить его успех.
  Бегство последнего Хозяина Теней создало вакуум власти. Вожди сопротивления принялись заполнять его собой. Хсиен так и остался под управлением их потомков, постоянно конфликтующих военачальников, лишь немногие из которых с тех пор мало-мальски усилили свое влияние. Любого, кто начинал набирать силу, разрывали в клочья соседи.
  Шеренга Девяти – анонимный совет старших военачальников, предположительно выдвинутых из девяти провинций Хсиена. Это неправда и никогда не было правдой – хотя мало кому вне Шеренги о том известно. Просто очередная выдумка, поддерживающая нынешнее состояние хаоса.
  Народ верит, что Шеренга Девяти – хунта, из-за кулис контролирующая все и вся. Шеренга очень хочет, чтобы это соответствовало действительности, но реальной власти у нее очень мало. Сама ситуация оставляет очень немного рычагов для навязывания своей воли. Любая попытка хоть что-то изменить автоматически раскроет анонимность кого-то из Девяти. Поэтому они по большей части издают указы и делают вид, будто говорят от имени всего Хсиена. Иногда люди их слушают. А иногда слушают монахов Хань-Фи. Или Судей Времени. Поэтому умасливать нужно всех.
  Черный Отряд внушает страх в основном потому, что это джокер в военной колоде. У него нет обязательств перед местными. В любой момент может пойти куда захочет. Что еще хуже: все уверены, что в нем есть могучие колдуны, помогающие умелым солдатам, которыми командуют опытные командиры и сержанты, отнюдь не склонные к жалости или сочувствию.
  Популярность, которой пользуется Отряд, выросла потому, что он сумел доставить на суд в Хсиен последнего из Хозяев Теней. А для крестьян важен тот факт, что нервные генералы существенно ослабили взаимную грызню – решили дождаться, когда этот непредсказуемый и быстрорастущий монстр отправится на юг.
  Сейчас все официальные и неофициальные правители Хсиена предпочли бы, чтобы Отряд ушел. Слишком уж сильно наше присутствие нарушает привычное состояние дел.
  Я включил себя в состав направляющейся в Хань-Фи делегации, хотя еще не окреп окончательно. Мне уже никогда не стать на сто процентов прежним. Правый глаз видит плохо. Досаждают и свежие шрамы. Никогда не вернется былая подвижность к пальцам правой руки. Но я убежден, что смогу принести пользу в переговорах, касающихся тайны Врат.
  Одна лишь Сари согласна со мной. Но Сари наш министр иностранных дел. Только у нее хватает терпения и такта вести дела с раздробленной на фракции Шеренгой Девяти, для которой одна из главных проблем заключается в том, что наши женщины способны на нечто большее, чем готовить и раздвигать ноги.
  Разумеется, я подозреваю, что из Госпожи, Сари и Радиши только Сари сумеет вскипятить воду и не обвариться. Возможно, и она уже разучилась.
  Отряд, направляющийся к интеллектуальному сердцу Хсиена, – ходячий кошмар, судя по реакции крестьян. И это несмотря на тот факт, что в нашей делегации всего лишь двадцать один человек, включая охранников.
  Ночные приятели Тобо сопровождают нас в таком количестве, что им попросту невозможно постоянно быть невидимыми. Позади извергаются древние страхи и предрассудки, и вот уже волна ужаса обгоняет нас. Люди при нашем приближении разбегаются. Им не объяснишь, что друзья Тобо ведут себя прилично. Предрассудки перевесят любые практические доказательства.
  Будь наша делегация многочисленнее, ее не пропустили бы в ворота Хань-Фи. Даже там, среди интеллектуалов, страх перед Неизвестными Тенями настолько плотный, что его можно резать ножом на ломтики.
  Сари уже давно поняла, что ни Госпоже, ни Одноглазому, ни Тобо не будет позволено войти в обитель знаний. У монахов развилась сущая паранойя насчет чародеев. До сих пор это устраивало Дрему, которая выполняла их пожелания.
  Поэтому никто из этих троих не прошел вместе с нами через нижние ворота Хань-Фи.
  Зато среди нас была странная молодая женщина, называющая себя Шихандини, или коротко – Шихи. Ей не составило бы труда пробудить страсть почти в любом мужчине, не знающем, что перед ним переодетый Тобо. Никто не удосужился объяснить мне, зачем это нужно, но Сари точно что-то задумала. Очевидно, Тобо – для нее козырь, припрятанный в рукаве. Более того, она подозревает, что кое-кто из Девяти копит зловещие амбиции, которые вскоре себя проявят.
  Что? Человек, обладающий властью, вынашивает тайные планы? Быть такого не может!
  Хань-Фи – центр учебы и духовной жизни. Хранилище знаний и мудрости. Монастырь этот чрезвычайно древний, он пережил Хозяев Теней. Он требует к себе уважения всех Детей Смерти во всей стране Неизвестных Теней. Это нейтральная территория, где никто из военачальников не имеет права командовать. Поэтому путники, направляющиеся в Хань-Фи или возвращающиеся оттуда, теоретически неприкосновенны.
  Но теория и практика не всегда ладят друг с другом. Поэтому мы никогда не позволяли Сари ездить без очевидной защиты.
  Хань-Фи построен на склоне горы и возвышается на тысячу белоснежных футов. Самые верхние здания даже не видны снизу, они прячутся в вечных облаках.
  В нашем мире на этом же месте голые скалы расступаются, образуя южный вход на единственный хороший перевал через горы Данда-Преш.
  Человек, чья жизнь прошла на войне, непременно задастся вопросом, не было ли это сооружение изначально крепостью? Несомненно, оно доминирует на этом краю перевала. Я стал высматривать поля, необходимые для пропитания монастырских обитателей. И увидел цепляющиеся за склоны террасы, этакие лестницы для кривоногих великанов. Люди веками носили сюда землю, преодолевая как минимум несколько лиг, – корзина за корзиной, поколение за поколением. Эта работа, несомненно, продолжается и сейчас.
  Шри Сантараксита, Мурген и Тай Дэй встретили нас снаружи, возле украшенных орнаментом нижних ворот. Я давно не видел этих двоих, хотя они приезжали на похороны Готы и Одноглазого. Сам я тогда валялся без сознания.
  Толстый шри Сантараксита больше никуда не ходит и не ездит. Пожилой ученый решил закончить свои дни в Хань-Фи, якобы в роли агента Отряда. Здесь он нашел братьев по духу; здесь его ждут тысячи исследовательских задач. Здесь он встретил людей, столь же страстно желающих учиться у него, как и он у них. Этот корабль обрел наконец свою пристань.
  Сантараксита поприветствовал Дрему, раскрыв объятия:
  – Дораби! Наконец-то! – Старик упорно называл ее Дораби, потому что при знакомстве она представилась этим именем. – Пока ты здесь, обязана увидеть главную библиотеку! Жалкая кучка книг, что была у нас в Таглиосе, ей и в подметки не годится.
  Он оглядел нас, и радость его покинула. Дрема привела с собой грубых мужланов. Которые, как он считал, способны холодной ночью бросить книгу в костер. Парни вроде меня, со шрамами, без нескольких пальцев или зубов и с кожей того цвета, какого в стране Неизвестных Теней прежде не видели.
  – Я приехала сюда не отдыхать, шри, – ответила Дрема. – Так или иначе, но я должна получить информацию о Вратах. Новости, приходящие с той стороны, не радуют. Необходимо привести Отряд в полную боеготовность, пока не стало слишком поздно.
  Сантараксита кивнул, огляделся, не подслушивает ли кто, подмигнул и снова кивнул.
  Плетеный Лебедь задрал голову и спросил у меня:
  – Как думаешь, тебе хватит сил забраться на самый верх?
  – Запросто, если дашь мне пару дней. Кстати, я сейчас даже в лучшей форме, чем был в ту роковую ночь. Сбросил немало лишнего веса и накачал мускулы.
  Но по-прежнему быстро выдыхаюсь.
  – Отлеживайся сколько угодно, старина.
  Лебедь спешился и передал поводья одному из мальчишек, что выбежали нас встречать. Всем было от восьми до двенадцати лет, и все упорно молчали, словно им вырезали голосовые связки. Дети ходили в одинаковых светло-коричневых балахонах. Этих мальчиков еще младенцами отдали в монастырь родители, неспособные их прокормить.
  Встретившие нас мальчики уже миновали какую-то веху на своем пути к монашеству. И вряд ли мы увидим здесь кого-то моложе.
  Лебедь подобрал камень размером с небольшое яблоко.
  – Брошу с вершины, когда поднимемся. Хочу посмотреть, как он станет падать.
  В душе Лебедь остался мальчишкой. Он пускает по воде «блинчики», оказавшись на берегу реки или пруда. И даже пытался обучить меня этой премудрости по дороге в Хань-Фи. Но руки и пальцы у меня уже не те, чтобы состязаться с Плетеным в метании камешков. Даже держать перо уже трудновато.
  Мне не хватает Одноглазого.
  – Смотри не звездани какому-нибудь генералу промеж глаз. Нас и так здесь многие недолюбливают.
  Нас здесь боятся. Хотели бы нами манипулировать, но не могут найти способ. Снабжают провизией, позволяют набирать рекрутов, но при этом надеются, что мы однажды уйдем. Оставив им Длиннотень. А мы умалчиваем о том, что могли бы обойтись и без местного обеспечения, устроив военную кампанию за пределами плато. За четыреста лет для нас стала естественной мысль: всяк, кто имеет с нами дело, должен немного нервничать. И не надо говорить ему того, что он знать не должен.
  Длиннотень. Марича Мантара Думракша. У него есть и другие имена. Ни одно из них не указывает на популярность. Пока военачальники верят, что мы можем доставить его в цепях, они готовы прощать нам все, что угодно. Двадцать поколений их предков взывают к мщению.
  Подозреваю, что приписываемая Длиннотени злобность набирала силу от пересказа к пересказу, а герои, которые его изгнали, выросли в настоящих гигантов.
  Хотя Девять – сами солдаты, они нас не понимают. Отказываются признать тот факт, что они солдаты другой породы, призванные на службу ради целей гораздо менее масштабных, чем наши.
  
  14
  Страна Неизвестных Теней. Хань-Фи
  
  
  Мы с Лебедем стояли в коридоре возле зала, где вскоре должны были начаться наши переговоры с Шеренгой Девяти. Военачальникам понадобилось немало времени, чтобы добраться до Хань-Фи, а затем изменить внешность анонимности ради. За окном мы не видели ничего, кроме тумана. Лебедь так и не бросил камень.
  – Зря я решил, что уже вернулся в форму, – сказал я. – Все тело болит.
  – Говорят, некоторые здесь проводят всю жизнь, перемещаясь лишь на этаж-другой, когда заканчивается послушничество и начинается монашество, – сказал Лебедь.
  – Такие люди уравновешивают тебя и меня.
  Лебедь странствовал меньше моего, но здесь, на краю света, разница в несколько тысяч миль уже не кажется существенной. Я попытался разглядеть каменистую равнину, которую мы пересекли, приближаясь к монастырю, но туман был почти непроницаем.
  – Думаешь о том, что спускаться будет легче? – спросил Лебедь.
  – Нет. О том, что жизнь в такой изоляции сильно сужает кругозор.
  Не говоря уже о ничтожно малом количестве женщин в Хань-Фи. Да и те, что есть, принадлежат к женскому монашескому ордену. Они соблюдают целибат и ухаживают за подаренными младенцами, а также за самыми старыми и больными обитателями монастыря. Остальное его население состоит из монахов; все они бывшие подкидыши; все также дали обет воздержания. Наиболее фанатичные даже делают себя физически невосприимчивыми к плотскому соблазну. Отчего почти все мои братья считают монахов существами даже более жуткими и загадочными, чем ночные приятели Тобо. Ну какому солдату понравится идея расстаться со своим лучшим другом и любимой игрушкой?
  – Узость кругозора может быть такой же силой, как и слабостью, Освободитель, – прозвучало у нас за спиной.
  Мы обернулись. К нам присоединился друг Дремы, Сурендранат Сантараксита. Ученый был облачен в местную одежду и щеголял принятой в Хань-Фи прической, то есть полным отсутствием волос. Но лишь глухой и слепой принял бы его за монаха. Кожа у него темнее, чем у любого из туземцев, а черты лица ближе к моим и Лебедя.
  – Этот туман и узость кругозора помогают монахам избегать мирских привязанностей. И потому их нейтралитет остается безупречным.
  Я забыл упомянуть, что когда-то Хань-Фи оправдывал любого из тех, кто сотрудничал с режимом Хозяев Теней. Сей досадный исторический эпизод был постепенно выжжен кислотой времени и наглой ложью.
  Сантараксита сиял. Он был убежден, что здесь ученому человеку не нужно продаваться власть имущим, чтобы оставаться ученым. И верил, что даже Шеренга Девяти прислушивается к мудрости старших монахов. Где уж ему понять, что если Девять обретут больше власти, то отношение к ним Хань-Фи скоро станет подчиненным.
  Шри Сантараксита славен своим умом и наивностью.
  – Почему? – поинтересовался я.
  – Монахи так слабо осведомлены о жизни остального мира, что не пытаются ему ничего навязывать.
  – И тем не менее Шеренга Девяти предпочитает говорить с миром отсюда.
  Шеренге очень нравится издавать указы, которые остаются не замеченными населением и прочими военными.
  – Да, верно. Так пожелали старейшины. В надежде обрести немного мудрости, прежде чем их власть станет больше чем символической.
  Я промолчал насчет коня, которого можно подвести к воде, но нельзя заставить пить. И не высказался насчет того, насколько целесообразно поддерживать тайную хунту, а не одного сильного правителя или последних аристократов из Судей Времени. Я лишь признал:
  – Похоже, они заботятся о благе Хсиена. Но можно ли доверять тем, кто все поставил на парней, прячущих лица за масками?
  Какая нужда говорить ему, что у Шеренги нет секретов от нас? Редкие из поступков или споров Девяти минуют глаза и уши друзей Тобо. Их личности тоже нам известны.
  Мы действуем исходя из предположения, что Шеренга и прочие военачальники внедрили к нам шпионов. Что, кстати, хорошо объясняет, почему набор рекрутов среди Детей Смерти почти не встречает сопротивления властей.
  Очень многих шпионов распознать нетрудно. Дрема показывает им то, что считает нужным показать. Эта коварная и мстительная ведьмочка наверняка уже придумала, как потом использовать прохвостов.
  Она меня тревожит. В ней тоже накопилась прорва ненависти, но ее личные враги ушли из жизни ненаказанными много лет назад. Однако всегда остается вероятность, что Дрема выберет козла отпущения, а это не пойдет на пользу Отряду.
  – Чего ты хотел? – спросил я Сантаракситу.
  – Ничего особенного.
  На его лице появилась отчужденность. Он друг Дремы, а я нарушил его душевное равновесие. Сантараксита читал мои Анналы. Столько всего пережив на пути сюда по вине Дремы, он так и не примирился с жестокими особенностями нашего образа жизни. И я уверен, что он не пойдет домой вместе с нами.
  – Я надеялся увидеть Дораби до начала переговоров. Это может оказаться важным.
  – Не знаю, где она. Шихи тоже куда-то пропала. Мы договаривались встретиться здесь.
  Местные обычаи запрещают женщине жить в одной комнате с мужчиной. Даже Сари поселили отдельно от Мургена, хотя они законные супруги. А присутствие Шихандини добавило Сари забот. Она хотела отвлечь святых отцов, но не до такой степени, чтобы те повредились умом. Вполне достаточно, если монахи пойдут на пару-тройку мелких уступок. Впрочем, главной задачей Шихи будет вовсе не отвлечение внимания.
  Шри Сантараксита заломил руки, потом сложил их на груди. Его кисти исчезли в рукавах рясы. Я пригляделся: волнуется. Что-то знает. Я посмотрел на Лебедя. Тот пожал плечами.
  В зал вошли Мурен и Тай Дэй.
  – Где они? – спросил Мурген.
  Тай Дэй выглядел встревоженным, но промолчал. Он вообще немногословен. Как жаль, что сестра не учится на его примере.
  Тай Дэй тоже что-то знал.
  – Еще не приходили, – ответил Лебедь.
  – Шеренга Девяти рассердится, – добавил я. – А что, Дрема и Сари затеяли какую-то свою игру?
  Сантараксита нервно попятился:
  – Неизвестные тоже еще не пришли.
  Мои спутники – пестрая компания. Когда появится Дрема, мы будем представлять пять разных рас. Даже шесть, если считать Сантаракситу одним из нас. Дрема верит, что уже одна эта многорасовость устрашит Шеренгу Девяти.
  У нее есть и иные, куда более странные идеи. Не знаю, с чего она решила, будто запугать Шеренгу – хороший способ склонить ее к сотрудничеству. Нам от Девяти нужно лишь разрешение добыть информацию, необходимую для ремонта Врат и прохода через плато. Монахи Хань-Фи готовы поделиться этими знаниями. Чем сильнее мы становимся, тем больше монахам хочется, чтобы мы ушли. Их куда больше страшит распространяемая нами ересь, чем армии, которые мы можем привести сюда.
  Зато эта угроза не дает спокойно спать военачальникам. Но они тоже хотят избавиться от нас: чем сильнее мы становимся, тем более реальную и близкую угрозу представляем для них. И я не виню полководцев за такую логику. Сам бы на их месте так рассуждал. Весь накопленный человечеством опыт учит относиться к вооруженным чужеземцам с подозрением.
  Тут соизволили появиться и женщины. Плетеный Лебедь драматически всплеснул руками и вопросил:
  – И где же вас носило?
  Потом принял другую позу и спросил снова, уже с другой интонацией. Затем с третьей. Лебедь развлекался.
  – Твоя дочь заигрывала с послушниками, которых мы встретили по дороге, – сообщила Сари Тай Дэю.
  Я взглянул на Шихи и нахмурился. Она выглядела эфемерным созданием, а отнюдь не женщиной-вамп. Я моргнул, но впечатление осталось. Я приписал его поврежденному глазу. Шихи куда больше походила на огорченный призрак, чем на замаскированного мальчишку, наслаждающегося своей ролью.
  Для всего Хсиена Тай Дэй считался отцом Шихи, потому что всем было прекрасно известно: у Сари только один сын. Ее брат Тай Дэй так удачно скрытничал, что даже в Вороньем Гнезде местные никогда не задавались вопросом: а ведь редко появляющаяся на людях Шихандини должна была родиться, когда ее отец томился в подземном плену. Никто не догадался также спросить, что стало с матерью девушки.
  Шихи производила впечатление пустоголовой, ее всегда сопровождал шлейф мелких неприятностей, и она считалась опасной лишь для душевного равновесия молодых людей.
  Шихи-призрак обрела плотность. Надула губки. И заявила:
  – Я не флиртовала, отец. Я с ними только разговаривала.
  – Мы тебе запретили разговаривать с монахами. Здесь это закон.
  – Но, отец…
  Едва начавшись, подобные диалоги никогда не прекращались до полного исчерпания темы. У нас могли быть зрители. Но это всегда был спектакль. И весьма неплохой – во всяком случае, для тех из нас, кто не привык общаться с очень молодыми женщинами.
  Шри Сантараксита нашептывал Дреме на ухо. Наверное, сообщил нечто такое, что она хотела услышать, – ее лицо осветилось от радости. Впрочем, она не удосужилась поделиться новостью с отрядным летописцем. Капитаны все одинаковы. Вечно играют, прижимая карты к груди. Кроме меня, разумеется. Я в свое время был образцом открытости.
  Тай Дэй с дочуркой продолжали препираться, пока он не выдал громкую и суровую тираду на языке нюень бао. Шихи нахмурилась и замолчала.
  
  15
  Страна Неизвестных Теней. Тайные правители
  
  
  Древний монах открыл дверь зала. Задача оказалась для него очень трудной. Он поманил нас слабой рукой.
  Я был в Хань-Фи впервые, но догадался о его ранге по рясе – темно-оранжевой с черной окантовкой. Следовательно, это один из четырех или пяти старейшин Хань-Фи. И его присутствие четко говорит о том, что монахов Хань-Фи весьма интересует исход встречи. Иначе дверь открыл бы кто-нибудь среднего ранга и лет шестидесяти, а затем остался бы с нами, распоряжаясь послушниками, которым поручено прислуживать нам и Шеренге Девяти.
  Шри Сантараксита улыбнулся. Возможно, он как-то причастен к тому, что эту встречу сочли очень важной.
  Сари подошла к старику. Поклонилась, пробормотала несколько слов. Тот ответил. Они были знакомы, и монах не относился к ней свысока только потому, что она женщина. Этих священнослужителей не стоит считать глупцами.
  Мы вскоре узнали, какой она задала вопрос. Вся жизнь Детей Смерти состоит из формальностей, они превращают любое публичное событие в сложный ритуал. Но нельзя ли в этот раз сократить церемонию?
  Наверное, люди были не слишком обременены практическими делами под властью Хозяев Теней.
  А нам, варварам, тонкости этикета неизвестны. Дети Смерти сперва задирают носы, а потом вздыхают с облегчением, потому что в присутствии Черного Отряда даже неприятные проблемы решаются быстро.
  Увидев Шихандини, наш хозяин скривился. Он стар, угрюм и узколоб. Но смотрите-ка! Он не настолько стар, угрюм и узколоб, чтобы ослепительная улыбка прелестной девушки не побудила его украдкой подмигнуть в ответ. Вот же шалунишка!
  С древнейших времен враги обвиняют нас в том, что мы сражаемся нечестно, прибегаем к уловкам и изменам. И они правы. Абсолютно правы. Мы не знаем стыда. И, приведя с собой Тобо, чтобы охмурял этих стариков, мы использовали самый грязный из доступных нам трюков. У здешних обитателей сугубо академические знания о женщинах. И охмурить монаха не трудней, чем утыкать слепого стрелами.
  Пожалуй, даже еще проще. Шихи знай порхала по монастырю, никому не уделяя особого внимания и не выказывая азарта, какого я ожидал от Тобо. Я о том, что парням в его возрасте нравится выставлять мудрых старцев дураками. Зная Тобо, я предполагал, что он будет наслаждаться этой игрой, как никогда прежде.
  Мне стало любопытно: что происходит?
  По словам Дремы, она взяла с собой парня, чтобы иметь под рукой чародея. Просто на всякий случай. Поддалась паранойе, которая у нее – у всех нас – развилась за долгие годы общения с коварным миром. А по законам Хань-Фи Тобо не пропустили бы в монастырь, если бы он пришел как есть.
  Ей хотелось, чтобы я в это поверил.
  Тут скрыто нечто большее. Гораздо большее. Я понимаю эту хитрую ведьмочку куда лучше, чем она подозревает. И полностью одобряю ее замыслы.
  – Пойдемте, – сказала Дрема.
  Ей неуютно в Хань-Фи. Это место начинено опасными ловушками – догмами неизвестных нам религий.
  Помещение, куда мы вошли, явно служило для проведения важных церемоний – когда его не предоставляли Шеренге Девяти. Та его часть, где нас ожидали военачальники, могла сойти за алтарь со всеми причитающимися атрибутами. Генералы расположились перед алтарем на подиуме, где высилось пять больших каменных кресел. Присутствовали семеро из девяти. Были заготовлены кресла и для недостающей пары – вероятно, младших членов кворума.
  Все семеро носили маски и причудливые одеяния, что, похоже, было обычаем тайных правителей – а здесь, вероятно, наследием Хозяев Теней, которые и ввели моду на маски и подобные костюмчики. В данном случае все усилия были потрачены напрасно. Но военачальникам незачем об этом знать. Пока незачем.
  У Госпожи талант выяснять настоящие имена людей и добывать сведения об их жизни. Она постигла это искусство в очень суровой школе, где ошибка могла обойтись очень дорого. А потом обучила кое-каким приемчикам Тобо. И тот раскрыл имена членов Шеренги с помощью своих ночных друзей.
  Информация о тех, с кем мы будем вести переговоры, может оказаться весьма полезным подспорьем. Особенно ценна информация, которая способна кое-кого начисто обезоружить.
  Сари уже имела дело с Шеренгой, и генералы успели узнать о ее нелюбви к церемониям. Когда она двинулась вперед, все семеро дружно повернули к ней головы.
  Шри Сантараксита шествовал следом, отставая на три шага. Ему предстояло выступить в роли переводчика. Хотя Дети Смерти и нюень бао некогда говорили на одном языке, долгая разлука и иные обстоятельства сделали общение проблематичным. И Сантараксита вмешается, когда стороны будут использовать одно и то же слово, но с разными значениями.
  Дрема тоже прошла вперед, но осталась ближе к нам, чем к генералам. Она старалась выглядеть приветливой, даже окруженная нераскаявшимися язычниками.
  Сари снова шагнула вперед и спросила:
  – Готова ли Шеренга отменить запрет на доступ к знаниям, необходимым Отряду для ремонта Врат? Вы должны понять, что иначе мы не покинем Хсиен. И мы все еще готовы выдать преступника Думракшу.
  Это предложение она делала Шеренге постоянно. Военачальники желали чего-то большего, но не озвучивали этого желания – хотя наши призрачные шпионы и выяснили, что хунта надеется заручиться нашей поддержкой для резкого усиления своих политических позиций. Генералы даже намекнуть не осмеливались при свидетелях, которые всегда имеются, если переговоры проходят в Хань-Фи.
  Маски повернулись к Сари. Никто не ответил. От этих людей веяло отчаянием. С недавних пор они внушили себе – не имея на то надежных оснований, – что обладают некоторой властью над нами. Вероятно, по той простой причине, что мы ни разу не подрались с кем-нибудь из соседей. Такая драка продемонстрировала бы убийственное неравенство между их и нашими силами. Мы бы сокрушили большинство здешних армий.
  Дрема прошла мимо Сантаракситы, стала возле Сари и на вполне сносном местном диалекте заявила:
  – Я Капитан Черного Отряда. Я буду говорить. – И, обращаясь к генералу в маске, увенчанной головой журавля, продолжила: – Тран Ти Ким-Тоа, ты последний, вставший в Шеренгу. – (Генералы зашевелились.) – Ты молод. Вероятно, не знаешь никого из тех, чья жизнь и боль заново обретут смысл, если Марича Мантара Думракша вернется сюда, чтобы ответить за свои злодеяния. Я это понимаю. Молодость всегда равнодушна к прошлому стариков – пока это прошлое не ляжет на молодые плечи.
  Она сделала паузу.
  Семь обтянутых шелками задниц нервно заерзали, нарушая затянувшуюся тишину шелестом. Мы, братья Отряда, ухмыльнулись, оскалив клыки. Совсем как горные обезьяны возле Плацдарма, когда пугают друг друга.
  Дрема назвала имя новейшего из Девяти. Его личность для остальных восьми не секрет. Они сами его выбрали, когда появилась вакансия. Зато он не будет знать, кто они, – если только кто-то из старших не пожелает назвать ему свое имя. Каждый генерал обычно знает имена лишь тех, кто избран в Шеренгу после него. Назвав новичка, Дрема продемонстрировала угрозу, но угрожала напрямую лишь одному из Девяти.
  – Костоправ, – поманила меня Дрема.
  Я выступил вперед.
  – Это Костоправ. Он был Капитаном до меня и диктатором Таглиоса. Костоправ, перед нами Тран Ху Дан и еще шестеро из Шеренги Девяти.
  Она не уточнила статус этого Трана в Шеренге, но его имя вызвало новую возню.
  Дрема протянула руку к Лебедю:
  – Это Плетеный Лебедь, давний друг Черного Отряда. Лебедь, представляю тебе Тран Ху Дана и еще шестерых из Шеренги Девяти. Тран – распространенная в Хсиене фамилия. И среди Девяти много Транов, но ни один не является кровным родственником другим.
  Представив Плетеного Лебедя, она назвала новое имя – Тран Ху Нханг. Интересно, как эти люди ухитряются различать друг друга? Может, по весу? Несколько членов Шеренги отнюдь не худенькие.
  Когда Дрема назвала последнего из входящих в Шеренгу Транов, Трана Лан-Аня, председатель прервал ее просьбой сделать перерыв для совещания. Дрема поклонилась, ничем более его не провоцируя. Мы знали, что это Фам Ти Ли из Гху-Фи, превосходный генерал, пользующийся у солдат хорошей репутацией, и сторонник объединенного Хсиена; с возрастом он утратил рвение к борьбе. Еле заметным кивком Дрема дала понять, что ей известно и его имя.
  – Как только мы выйдем на плато, у нас пропадет интерес к возвращению в Хсиен, – объявила Дрема.
  Можно подумать, то был секрет, который мы тщательно оберегали. Любой пробравшийся к нам шпион сообщил бы, что мы желаем лишь вернуться домой.
  – Подобно нюень бао, сбежавшим в наш мир, мы пришли сюда лишь потому, что у нас не было выбора.
  Дой не принял бы подобное толкование истории нюень бао. Для него предки были искателями приключений, чем-то вроде первоначального Черного Отряда, ушедшего из Хатовара.
  – Сейчас мы сильны. Мы готовы вернуться на родину. И когда это случится, наши враги содрогнутся.
  Я не поверил этому ни на секунду. Душелов будет только рада встретиться с нами. Добрая потасовка отвлечет ее от рутины. Когда обретаешь абсолютную власть, твоя жизнь лишается всяких красок. В этом убедилась и моя жена в пору становления ее мрачной империи. Будничные дела поглощают правителя целиком.
  Госпожа возненавидела их настолько, что ушла со мной. Но теперь скучает по ним.
  – Нам не хватает лишь знаний для починки Врат, чтобы наш мир не оказался захвачен повелителем Неприкаянных Мертвецов, – добавила Дрема.
  Наши представители обязательно подчеркивают это обстоятельство. Оно остается ключевым во всех заявлениях о наших намерениях. Мы возьмем генералов измором. И они уступят, чтобы больше этого не слышать. Однако их боязнь очередного вторжения из другого мира граничит с паранойей.
  Будь они упрямыми ослами, попытались бы нас переупрямить в надежде, что мы сдадимся и уйдем домой, а Врата развалятся у нас за спиной. Тогда угроза исчезнет навсегда.
  Сила Шеренги кроется в анонимности ее членов. Когда генералы, не входящие в хунту, собираются, чтобы строить планы, их обуздывает вероятность того, что среди них может оказаться один из Девяти. А Шеренга делает каждый раскрытый заговор достоянием гласности, обрушивая на заговорщиков гнев военачальников, без которых было решено обойтись. Это неуклюжая система, но уже много поколений она ослабляет конфликты и затрудняет создание альянсов.
  А Дрема может раскрыть анонимность Шеренги. И если она назовет имена, вмиг воцарится хаос. Мало кому из генералов нравится, когда ограничивают его амбиции, – в узде надо держать других злоумышленников, но только не его.
  Неизвестным не пришлась по вкусу угроза. Те, чьи имена были названы, настолько разгневались, что старому монаху пришлось встать между переговаривающимися сторонами и напомнить о том, где мы находимся.
  Будучи старым солдатом, я быстро прикинул наши ресурсы на случай драки – если у кого-то из генералов не хватит ума от нее воздержаться. Результат меня не ободрил. Наше величайшее достояние в этом зале не присутствовало.
  Куда пропала Шихи? Когда? И почему?
  Надо было мне внимательнее наблюдать за происходящим вокруг. Иной просчет может оказаться фатальным.
  Один из генералов в маске подпрыгнул в кресле, заверещал и шлепнул себя по заднице. Мы разинули рты. Наступила тишина. Генерал кое-как обрел внешнее достоинство. Тишину нарушил звонкий смех. Некий обладатель жужжащих алмазных крылышек метнулся прочь с такой скоростью, что я не успел его толком разглядеть, и вылетел из зала раньше, чем кто-то успел отреагировать.
  – Часть ночных существ уйдет вместе с нами, – пообещала Сари. – Возможно, так много, что Хсиен перестанет быть страной Неизвестных Теней.
  Шри Сантараксита зашептал ей на ухо, что вызвало раздражение генералов и старого монаха. Монаху особенно не нравилось, что наши дамы продолжают угрожать. Но он был осторожен. Отряд задумал нечто новое, и это пугает. Неужели у пришельцев кончилось терпение?
  Весь Хсиен страшится тигра, дремлющего в Вороньем Гнезде. И мы старательно поддерживаем этот страх.
  Когда я снова огляделся, Шихи уже была с нами. Но как?..
  Я присмотрелся, надеясь обнаружить в ее позе или выражении лица какой-нибудь намек на недавнюю чертовщину. И ничего не увидел, кроме каменного безразличия.
  Сари махнула рукой, прося Сантаракситу отойти. Тот заторопился к Дреме, зашептал что-то ей. Дрема кивнула, но ничего не сделала, и старый ученый едва не впал в панику.
  Исчезновение и появление Шихи сделало более чем очевидным то, что осуществляется какой-то план. Очевидным для бывшего Капитана, во всяком случае. И бывшему Капитану никто ничего не сказал заранее.
  Дамы ведут какую-то хитрую игру. Вот почему взяли с собой Шихи – она предоставляет им в этой игре широчайший выбор оружия.
  А меня они убедили, что магия им нужна просто на всякий случай – вдруг кто-то не сдержится и утратит любезность. С людьми, которые имеют дело с нами, такое, увы, происходит слишком часто.
  Радиша и Прабриндра Дра до сих пор сожалеют, что когда-то поддались соблазну и предали нас.
  – Было гораздо веселее, когда плел заговоры и вел себя таинственно я, а не они, – шепнул я Лебедю.
  Первый из Шеренги сказал:
  – Не окажет ли нам любезность Капитан, ненадолго оставив нас? И ты, посол? Я считаю, что мы скоро придем к соглашению.
  
  Пока мы ждали за дверью, Лебедь спросил:
  – Зачем он нас прогнал? После того, что случилось, неужели и правда верит, будто мы не узнаем, что там происходит?
  Краем глаза я заметил движение. Цепочка Теней прошмыгнула вдоль стены, пока я пытался разглядеть их получше. Затем, разумеется, смотреть стало не на что.
  – Наверное, до него еще не дошел весь смысл услышанного.
  Например, тот факт, что кто-то будет слышать каждое его слово, пока Черный Отряд не покинет страну Неизвестных Теней. И сейчас его попытки осуществить какой-либо план заранее обречены.
  – Уходим, – распорядилась Дрема. – Костоправ, Лебедь, хватит молоть языками, топайте.
  – Куда? – осведомился я.
  – Вниз. Домой. Пошли.
  – Но… – Такого я никак не ожидал.
  Хороший трюк в стиле Черного Отряда обычно завершается огнем и кровопролитием, причем большая часть и того и другого достается не нам.
  Дрема зарычала. То был чисто животный звук.
  – Если я Капитан, то я Капитан. И не собираюсь обсуждать свои решения, спорить или просить одобрения у ветеранов. Идем.
  В ее словах был смысл. Когда-то и мне приходилось ставить подчиненных на место. И показывать пример.
  Я пошел.
  – Удачи, – попрощалась Дрема с Сари и направилась к ближайшей лестнице.
  Я последовал за ней. Другие уже топали по древним ступенькам – наверное, лучше вымуштрованные предшественником Дремы. Остались лишь Сари и шри Сантараксита, да еще Шихи ненадолго задержалась возле Сари, словно хотела ее обнять напоследок.
  – Интересно, – заметила Дрема. – Так вжилась в роль, что уже забывает, кто она на самом деле.
  Она говорила с собой, а не с бывшим Капитаном. Я более не нуждался в объяснениях. Я такое уже видел. Дамы вознамерились добыть нужную нам информацию. Сантараксита отыскал ее источник и дал наводку, и теперь наши люди собирают сведения по крупицам. А Тобо сейчас где-то в другом месте, упорно трудится. И один из его призрачных приятелей изображает Шихандини.
  Все это означает, что Дрема подготовилась к поездке лучше, чем я предполагал.
  Человек так много всего пропускает, когда остается не у дел.
  В углах продолжалась возня. На границе зрения упорно что-то мелькало. И всякий раз я ничего не различал, когда смотрел прямо.
  И тем не менее…
  Хань-Фи захвачен. Эта неприступная крепость просвещения взята, а ее обитатели пребывают в неведении. Многие могут вообще ни о чем не узнать – если реальная Шихандини успешно завершит миссию, которую Дрема и Сари поручили Тобо.
  Трудно представить, что можно запыхаться, спускаясь по лестнице. Я все же ухитрился. Эти лестницы теперь казались куда длиннее, чем раньше, когда я по ним неторопливо поднимался. У меня начались судороги. А Сари и Дрема за спиной все покрикивали, подначивали и подталкивали, как будто они мне не в дочери годятся, а в резвые внучки.
  Я немало размышлял о том, что побудило меня составить им компанию. Ведь я слишком стар для таких приключений. В Анналы вовсе не обязательно записывать мельчайшие подробности. И я вполне мог пойти по стопам Одноглазого. «Они отправились в Хань-Фи и раздобыли знания, которые нам были нужны, чтобы починить Врата».
  Где-то наверху басовито загудел колокол. Все промолчали – берегли дыхание; но никаких объяснений не требовалось. Это сигнал тревоги.
  Кто-то из нас допустил ошибку?
  Вероятно.
  Хотя можно предположить и попытку Шеренги Девяти уничтожить мозг Отряда.
  Впрочем, не важно. Я напомнил себе, что в Хань-Фи нет оружия. Что монахи отрицают насилие. Что они всегда подчиняются агрессору, а потом склоняют его на свою сторону мудрыми доводами.
  Да, иногда на это уходит немало времени.
  И все же я не мог успокоиться. Слишком уж долго общался с себе подобными.
  Воздух зашептал и зашуршал, подобно ветерку в листопад. Звуки зародились где-то далеко внизу. Они поднялись к нам и умчались раньше, чем я успел испугаться. Удалось лишь различить промелькнувшие плоские, черные и полупрозрачные силуэты, сопровождаемые холодом и запахом прели, а затем осень устремилась ввысь на поиски приключений.
  Кое-где лестница тянулась по внешнему склону Хань-Фи, куда выходили окна. Из каждого открывался вид на роскошный серый туман, в котором копошились смутные силуэты. Я не вглядывался – не хотелось знакомиться с существами, которым нипочем тысячи футов сырой пустоты под ногами.
  Несколько раз я видел, как сквозь туман вверх или вниз пролетает Шихандини. Однажды она заметила, что я наблюдаю, улыбнулась и помахала трехпалой ручкой.
  А у настоящего Тобо на руках по пять пальцев.
  Зато на протяжении всего спуска я не заметил ни одного обитателя монастыря. Все они были чем-то заняты.
  – Далеко нам еще? – спросил я, задыхаясь и думая о том, сколь удачной была мысль сбросить лишний вес после выздоровления.
  Ответа я не получил. Никто не пожелал сбивать дыхание.
  Путь оказался куда более долгим, чем я надеялся. Впрочем, так всегда бывает при побеге.
  Шихандини, но уже с десятью пальцами, ждала нас с лошадьми и остальными членами делегации. Спотыкаясь от усталости, мы вышли из неохраняемых нижних ворот. Животные и наш эскорт были готовы отправиться в путь. Нам оставалось лишь усесться в седла.
  Тобо останется в обличье Шихи, пока мы не вернемся домой. Детям Смерти незачем знать, что он и есть Шихи.
  – Шри Сантараксита отказался поехать с нами, – сказал Тобо матери.
  – Я и не думала, что он согласится. Ничего, старик сыграл свою роль. Он будет здесь счастлив.
  – Нашел свой рай, – кивнула Дрема.
  – Разрешите поинтересоваться, – пробормотал я. Мне потребовались три попытки и любезный толчок от одного из охранников, чтобы взобраться в седло. – Что мы здесь делали?
  – Воровали, – ответила Дрема. – Мы приехали сюда под предлогом очередной встречи с Шеренгой Девяти. Вывели из себя генералов, назвав некоторые имена, и, пока Шеренга это переваривала, мы стянули книги со сведениями о том, как нам благополучно вернуться домой.
  – Они все еще не хватились, – сообщил Тобо. – Ищут в другом направлении. Я оставил двойников, но они долго не продержатся. Эти существа быстро забывают о порученном деле.
  – Тогда кончай болтать и поезжай, – проворчала Дрема.
  А ведь эта женщина пятнадцать лет вела Анналы. Ей бы следовало лучше понимать нужды коллеги-летописца.
  Нас окружил туман; неестественно плотный, он как будто перемещался вместе с нами. Наверное, Тобо постарался. В тумане мелькали силуэты, но слишком близко они не подходили. Пока я не обернулся.
  Хань-Фи исчез полностью. Он мог быть в тысяче миль от нас или даже вовсе не существовать. Вместо него я увидел тех, кого лучше не видеть, включая несколько черных гончих размером с коня, с высокими массивными плечами, как у гиены. На мгновение, когда они уже теряли цвет и четкость, из тумана вынырнул еще более крупный зверь с головой леопарда, только зеленый. Кошка Сит. Она тоже растворилась в реальности, подобно миражу над раскаленными песками. Последним исчез блеск оскаленных зубов.
  С помощью Тобо мы растворились и сами.
  
  16
  Пустошь. Дети Ночи
  
  
  Нарайян Сингх разжал пальцы, выпустив румел, священный шарф-удавку душилы. Его руки вновь превратились в ноющие артритные клешни. Глаза наполнились слезами. Старик был рад, что темнота скрывает их от девушки.
  – Я еще никогда не убивал животных, – прошептал он, отходя от остывающего трупа собаки.
  Дщерь Ночи не ответила. Ей пришлось очень сильно сосредоточиться и прибегнуть к своим зачаточным магическим талантам, чтобы сбить со следа сов и летучих мышей. Охота на обманников продолжалась уже несколько недель. Десятки неофитов были схвачены, остальные разбежались. Они соберутся вновь, когда охотники утратят к ним интерес.
  Это случилось бы уже давно, но на сей раз таглиосская ведьма, похоже, решила во что бы то ни стало поймать Дщерь Ночи и живого святого обманников.
  Девушка перевела дух.
  – Кажется, они полетели дальше – на юг. – В ее шепоте не было даже намека на торжество.
  – Надеюсь, это была их последняя собака. – Нарайян тоже не испытывал удовлетворения.
  Он протянул руку, легко коснулся девушки. Она не стряхнула его пальцы.
  – Собак на нас еще не натравливали.
  Старик устал. Устал убегать, устал от боли.
  – Что случилось, Нарайян? Что изменилось? Почему мать не отвечает мне? Я все сделала правильно. Но и сейчас не ощущаю ее там.
  «Что, если ее там больше нет?» – мелькнула у Нарайяна еретическая мысль.
  – А вдруг она не может? У нее есть враги не только среди людей, но и среди богов. И один из них мог…
  Девичья рука зажала ему рот. Он затаил дыхание. У некоторых сов слух настолько тонкий, что они смогут уловить его старческое сопение – если Дщерь Ночи не будет начеку.
  – Сова улетела, – прошептала девушка, убирая руку. – Как нам связаться с матерью, Нарайян?
  – Хотел бы я знать, дитя. Хотел бы я знать. Я устал до смерти. Мне нужен тот, кто смог бы меня направлять. Когда ты была маленькая, я думал, что к сему дню ты уже станешь правительницей мира. Что мы уже переживем Год Черепов и триумф Кины, а я получу достойную награду за мою непоколебимую веру.
  – Не начинай и ты.
  – О чем ты?
  – О колебаниях. О сомнениях. Ты должен быть моей нерушимой опорой, Нарайян. Ведь, сколько себя помню, даже когда мои замыслы обращались в прах, у меня была гранитная скала – папа Нарайян.
  Похоже, она в кои-то веки не пыталась им манипулировать.
  Они свернулись калачиком, пленники отчаяния. Ночь, некогда бывшая владениями Кины, ныне принадлежала Протектору и ее приспешникам. И Нарайян с девушкой были вынуждены перемещаться под покровом темноты. Днем их было слишком легко опознать: ее – по очень бледной коже, а его – по физическим недостаткам. Награда за их поимку велика, а деревенские жители всегда бедны.
  Бегство привело этих двоих на юг, в необитаемые пустоши, цепляющиеся за северные подножия Данда-Преша. Населенные земли стали слишком опасны, там теперь каждый – враг. Но ничто не обещало, что пустоши будут дружелюбнее. Тут охотникам еще легче выследить беглецов.
  – Наверное, нам следует оставаться в изгнании, пока Протектор не забудет про нас, – пробормотал Нарайян. – А она забудет. Вспышки чувств у нее всегда яростные, но никогда не длятся долго.
  Девушка не ответила. Она глядела на звезды – наверное, высматривала какое-нибудь знамение. Нарайян мечтает о невозможном и сам это понимает. Они отмечены прикосновением богини. И должны сделать то, что им поручено. Должны выполнить свое предназначение, сколько бы несчастий ни ждало их на этом пути. Должны начать Год Черепов, какие бы страдания ни пришлось им претерпеть самим. Впереди их ждет рай.
  – Нарайян, смотри: в небе на юге…
  Старый обманник поднял глаза и сразу увидел. Клочок неба низко, над самым горизонтом, вдруг смялся и замерцал. Когда мерцание прекратилось, в том месте показалось чужое созвездие.
  – Аркан… – прошептал Нарайян. – Невероятно.
  – Что?
  – Это созвездие называется Аркан. Мы никак не можем его видеть.
  Оно не из этого мира. Нарайян узнал о нем только потому, что был пленником Черного Отряда в то время, когда по поводу этого созвездия шел отчаянный спор. Оно как-то связано с плато Блистающих Камней, где заточена Кина.
  – Наверное, это знамение для нас. – Нарайян был готов ухватиться за любую соломинку. Он кое-как поднялся на усталые ноги, сунул под мышку костыль. – Значит, нам на юг. Там сможем идти днем – некому будет нас увидеть.
  – Я больше никуда не хочу идти, Нарайян, – ответила девушка, но тоже встала.
  День за днем, месяц за месяцем, год за годом они только и делали, что шли, потому что лишь постоянное движение спасало их, давая шанс выполнить священное предназначение.
  Где-то вдалеке ухнула сова. Нарайян не обратил внимания. Он в тысячный раз думал об изменчивости фортуны, столь быстро разрушившей их планы. А ведь несколько лет дела шли так хорошо. Вся его жизнь – череда вот таких внезапных перемен. И если он сумеет удержать остатки своей веры, то вскоре судьба вновь ему улыбнется. Ведь он живой святой. И за все доставшиеся ему лишения и испытания будет заплачено сполна.
  Но он так устал. Все тело болит… Нарайян пытался не думать о том, почему в мире теперь совершенно не ощущается присутствие Кины. Он сосредоточил всю волю на преодолении очередной мучительной сотни ярдов. А когда одержал эту победу, сосредоточился на преодолении следующей сотни.
  
  17
  Страна Неизвестных Теней. Воронье Гнездо
  
  
  Тобо потребовалось десять дней, чтобы научиться всем премудростям и стать мастером по ремонту Врат. И эти десять дней тянулись очень долго, потому что Шеренга Девяти, отвергнув пожелания старейшин Хань-Фи и аристократов из Судей Времени, издала указ, объявив Черный Отряд врагом Детей Смерти. Указ также советовал всем местным военачальникам собрать войска и выступить против нас.
  Эта проблема развивалась медленно. Генералы, наши ближайшие соседи, знали о нас слишком много и даже не пытались что-либо начать. Те, что подальше, дожидались, когда пока первый ход сделает кто-нибудь другой. Многие даже не рискнули провести мобилизацию. И, что характерно для политики Хсиена, поток добровольцев, денег и материалов, помогающий нам стать еще большей угрозой для Детей Смерти, ни на минуту не ослабел.
  Тобо закончил работу над ведущими в Хсиен Вратами через четырнадцать дней после нашего возвращения из Хань-Фи. Несмотря на угрозу войны, Дрема не торопилась. Сари заверила ее, что пройдет несколько месяцев, прежде чем кто-нибудь выступит против нас, – если вообще кто-то выступит. Она утверждала, что генералы попросту не смогут договориться и начать войну в ближайшем будущем. Торопиться нет нужды. Спешка приводит к ошибкам. А ошибки всякий раз выходят нам боком.
  
  За хорошо сделанную работу всегда приходится расплачиваться, – сказал я Суврину.
  Молодому тенеземцу только что сообщили об оказанной ему чести: он должен пересечь плато Блистающих Камней и починить ведущие в наш мир Врата. Тобо как раз закончил его обучать. А сам Тобо не пойдет, потому что не хочет расставаться со своими любимцами.
  – Как твои успехи в чистописании?
  Суврин на несколько секунд уставился на меня: большие круглые карие глаза на большом круглом и смуглом лице.
  – Не особо. Мне нравится в Отряде. Но я не собираюсь провести в нем всю жизнь. Тут хорошая школа, меня многому учат. Да только не мечтаю я о карьере командира наемников.
  Он удивил меня сразу по нескольким пунктам. Мне еще не доводилось слышать, чтобы проведенное в Отряде время описывалось именно таким образом, хотя многие вступали в наше братство с четким намерением дезертировать, как только окажутся подальше от проблем, заставивших их пуститься в бега. И еще я никогда не видел, чтобы человек столь быстро сообразил, чем в далекой перспективе может обернуться предложение стать учеником летописца.
  Ведь должность летописца нередко означает первый шаг к должности Капитана.
  Если честно, то я лишь дразнил парня, но Дрема была о Суврине высокого мнения. И могла сделать такое предложение всерьез.
  – Не скучай на той стороне. И будь начеку. Там, где замешана Душелов, лишней осторожности не бывает. – Я продолжал в том же духе. Выражение терпеливой скуки на лице Суврина и его остекленевшие глаза подсказали, что все это он уже слышал. Я прекратил проповедь. – И услышишь еще сотни раз, пока не отправишься в путь. Старуха наверняка запишет свои наставления на свитке, чтобы ты его читал каждое утро перед завтраком.
  Суврин робко и неискренне улыбнулся:
  – Старуха?
  – Решил испытать это прозвище на тебе. И у меня такое чувство, что оно не приживется.
  – Думаю, на это рассчитывать не стоит.
  Я не ожидал, что наши с Суврином пути снова пересекутся по эту сторону плато. И ошибся. Через считаные минуты после того, как мы расстались, мне пришло в голову, что неплохо бы и старине Костоправу освоить премудрости обращения с Вратами.
  И еще мне пришло в голову, что на это следует получить разрешение Капитана. Но я устоял перед искушением.
  А Госпожа решила, что и ей будет полезно расширить свое образование.
  
  18
  Страна Неизвестных Теней. На юг
  
  
  На дальних склонах напротив Форпоста полыхали костры. Назойливые горные обезьяны давно оттуда смылись. Стаи ворон становились все многочисленнее. Я слышал, что этих птиц где-то прозвали «выбирающими убитых». Шеренга Девяти ухитрилась сколотить разношерстную армию гораздо быстрее, чем это считала возможным наша министр иностранных дел.
  – Наконец-то, – сказал я Мургену, когда мы с ним распивали на двоих кувшин мозговорота. – За Одноглазого!
  Самогонка колдуна таинственным образом вновь и вновь обнаруживалась в разных местах. И мы из кожи вон лезли, чтобы она не досталась солдатам. Крепкие напитки – враги дисциплины.
  – Твоя старушка говорила, что они рискнут что-нибудь предпринять не раньше следующего года. Если вообще рискнут.
  Разумеется, появление недружественной армии не стало для нас сюрпризом. Такое попросту невозможно, когда разведкой командует Тобо.
  – За Одноглазого. Она ведь тоже ошибалась, Капитан. – Язык у Мургена уже заплетался – парень плохо переносит выпивку. – В редких случаях.
  – Да, в редких случаях.
  Мурген отсалютовал чаркой:
  – За Одноглазого! – И покачал головой. – Я ведь люблю эту женщину, Капитан.
  – Угу…
  Ой-ой-ой! Надеюсь, до драки не дойдет. Но я понимал его проблему. Любимая женщина Мургена постарела. Мы провели пятнадцать лет в магическом оцепенении, не состарившись и на минуту. Возможно, это небольшая компенсация от богов за то, что в остальное время они обращались с нами подло. Но Сари, которая для Мургена была дороже жизни, мать его сына, не оказалась в числе Плененных.
  Возможно, это нас и спасло. Потому что она посвятила себя освобождению Мургена. И со временем добилась своего, заодно вызволив меня, мою жену и большинство Плененных. Но Сари состарилась больше, чем на эти пятнадцать лет. Вырос и сын. И даже за четыре года, прошедшие после нашего воскрешения, Мурген не до конца с этим смирился.
  – А ты просто живи, – посоветовал я. – Благодари Одноглазого. Выбрось лишнее из головы. И не думай о будущем. Я сам так живу. – В единицах жизненного опыта у моей жены накопилось несколько веков еще до моего рождения. – Ведь в бытность твою призраком тебе удавалось навещать ее, пусть даже без возможности до нее дотронуться.
  А я живу с десятью тысячами призраков из прошлого моей жены, и мы с ней обсуждали лишь нескольких из всей этой оравы. Она попросту не желает ворошить былое.
  Мурген хмыкнул, буркнул что-то про Одноглазого. Ему было трудно меня понять, хоть я и пытался выговаривать слова четко.
  – Ты никогда не был любителем выпить, верно, Капитан? – спросил Мурген.
  – Нет. Но я всегда был хорошим солдатом. И всегда делал то, что следовало делать.
  – Понял.
  Мы, само собой, сидели на природе, наблюдая за падающими звездами и кострами, обозначавшими вражеский лагерь. Что-то этих костров чертовски много. И куда только глядит разведка? Какой-то гениальный военачальник решил с нами поиграть.
  – Они не нападут, – сказал Мурген. – Так и будут сидеть. Все это показуха для Девяти.
  Я возблагодарил Одноглазого и осушил очередную чарку, а потом задумался, чьи предположения повторяет Мурген – жены или сына? Склонил голову набок, чтобы левый глаз лучше видел. У меня паршивое ночное зрение, даже когда я трезв.
  – Ты даже не представляешь, как им страшно, – сказал Мурген. – Парень каждую ночь нагоняет на них ужас. Пока не тронул и волоска у них на голове, но они ведь не тупицы. Поняли намек.
  Если у тебя по лагерю бродят черные гончие, угощаются из котлов или мочатся в них, а десятки тварей поменьше выдергивают колышки палаток, что-нибудь поджигают и тырят сапоги и дорогие сердцу вещицы, то неизбежно начнутся проблемы с боевым духом у твоих солдат. Они попросту не поверят твоим успокаивающим словам, будь ты хоть семи пядей во лбу.
  – Но суть в том, что если начальство прикажет воевать, то они нападут. – Уж я-то знаю. Я с Отрядом почти всю жизнь. И видел, как люди сражаются в невероятно тяжелых условиях. Но, признаюсь, видел и то, как люди поддаются страху, даже когда условия выглядят идеальными. – За Одноглазого. Он был цементом, который держит нас вместе.
  – За Одноглазого. А знаешь, что сегодня уходит четвертый батальон?
  – Куда?
  – На плато. Возможно, как раз сейчас.
  – Суврин никак не мог успеть с починкой Врат.
  Мурген пожал плечами:
  – За что купил, за то и продаю. Сари сказала это Тобо. А сама узнала от Дремы.
  И опять летописца не привлекли к планированию и принятию решений. Летописец раздражен. В прежней жизни он приобрел богатый опыт подготовки кампаний и управления массами и единицами. Летописец еще может внести свой вклад.
  И в наступивший момент просветления я понял, почему летописца отодвинули в сторону. Из-за той твари, что убила Одноглазого. Месть ей – не сверхзадача для Дремы. Она не желает тратить на это время и ресурсы. Особенно время, которое понадобится на споры со мной и теми, кто думает так же, как я.
  – Может, мне не нужно мстить за Одноглазого? – пробормотал я.
  Мурген не возражал против смены темы. Во всяком случае, он прислушался к собственной душе и сказал:
  – Да о чем ты говоришь? Это должно быть сделано.
  Значит, он со мной согласен. Мне пришло в голову, что он знает Одноглазого дольше, чем любой из нас, за исключением меня. Я все еще считал его новичком, потому что он едва ли не последний из тех, кто присоединился к нам, когда мы служили Госпоже – в том, другом мире, так далеко и давно, что иногда я просто таю, как воск, от тоски по тем скверным временам.
  – Ну, давай опять за Одноглазого. Хотелось бы знать, когда к нам вернутся наши славные деньки.
  – Им не надо возвращаться, Капитан. Они здесь, с нами, просто не бросаются в глаза.
  Я вспомнил пару таких деньков. Но это лишь подтолкнуло меня к размышлениям о том, как могла бы сложиться моя судьба. И судьба Бубу. А когда я смешиваю крепкое пойло с мыслями о дочери, на глаза наворачиваются слезы. И чем старше я становлюсь, тем чаще такое происходит.
  – Не знаешь ли случайно, какая у Дремы стратегия? – спросил я.
  Какая-то у нее наверняка есть. Полагаю, что военное планирование – ее родная стихия. Родная настолько, что Дрема превзошла в этом Радишу и сестру моей жены.
  – Понятия не имею. Я куда больше знал о происходящем, когда был призраком.
  – Ты больше не ходишь во сне?
  – Я излечился. Во всяком случае, в этом мире.
  По-моему, зря. Слабая связь его духа с телом годами была самым мощным оружием Отряда. Как мы выкрутимся, лишившись возможности видеть то, что происходит там, где нас нет?
  К хорошему так быстро привыкаешь.
  В темноте кто-то заверещал. Сперва мне показалось, что меня дразнят, но тут во мрак над долиной устремился огромный огненный шар. А невидимое существо потешалось над солдатами на той стороне.
  – Кувшин пуст, – проворчал я, откидываясь назад и стряхивая в рот последние капли. – Схожу посмотрю, не найдется ли еще одного там, где прятался этот.
  
  19
  Плато Блистающих Камней. Уйти украдкой
  
  
  Дой слегка кивнул, когда мы с Госпожой прошли мимо его дома. Обернувшись минуту спустя, я увидел, что он стоит посреди улицы вместе с несколькими воинами нюень бао. У Доя был его меч, Бледный Жезл. В дальнем конце улицы маячил Тай Дэй, шурин и телохранитель Мургена. Он тоже был вооружен. Если он отправился в путь, то и Мурген вскоре отправится.
  Я настороженно приглядывался к тому, что творилось вокруг. Дело должно быть сделано, пока о нем не узнала Дрема. И пока не скомандовала: «Отставить!» Прямого запрета я ослушаться не смогу.
  Сейчас она и Сари в долине. Тран Ху Нанг пришел туда под белым флагом на переговоры. По моим предчувствиям, он заявит, что Шеренга Девяти решила примириться с реальностью. Генералы никогда не признают, что их армия потерпела поражение, даже не выступив на поле битвы, но факт остается фактом. Воинство попросту испарялось. Солдаты не желали терпеть назойливое внимание Неизвестных Теней.
  Все это было весьма забавно – если только ты не один из Девяти, которому необходимо сохранить репутацию Шеренги, и не ворона, надеющаяся чуток подкормиться. Забавно, но очень кстати. Я уже устал ждать шанса. Желание рассчитаться с монстром Бовок стало очень сильным, хоть я и хорошо его скрывал. Есть у меня и несколько других навязчивых идей, которые я не выставляю напоказ.
  Официально одиннадцатый батальон должен сменить своих предшественников на охране Врат. Реально же он сразу после полуночи пройдет через Врата и направится к крепости в центре плато. Моя же команда проскочит Врата намного раньше и быстро двинется вперед, не оставив Дреме никакой надежды вернуть нас. А Тобо прикроет наши следы.
  Я подал знак, надеясь, что его заметят и передадут по цепочке. Нам нужно действовать энергичнее: Дрема – ведьмочка изобретательная. И если имеется какой-то способ помешать моим планам, то она уже могла о нем догадаться.
  Похоже, в вопросе о судьбе Бовок ее никто не поддержал. У Одноглазого после смерти оказалось гораздо больше друзей, чем при жизни.
  Тобо ждал нас у Врат, хотя ему полагалось присматривать за матерью и Капитаном. Но я еще не успел ничего ему сказать, как он затараторил:
  – У них все нормально. Эту встречу устроила Шеренга, чтобы сохранить лицо. Генералы поняли, что сделали глупость. Предстоит куча церемоний, но признавать они ничего не собираются, даже то, что собрали здесь армию с намерением напасть на нас. А перед уходом выдадут мамочке грамоту, позволяющую Отряду искать и использовать секреты Врат. – Он по-мальчишески ухмыльнулся. – Вряд ли кому-нибудь из них удалось хоть разок выспаться в последние дни.
  – А почему ты здесь?
  – Потому что через Врата проходит моя семья. Разве не так?
  Конечно так. И первым пройду я.
  – Ну пошли.
  Вместе с нюень бао, ветеранами Отряда, моей женой и прочими я поведу на охоту более сорока человек. Поначалу. Если охота затянется, то вряд ли сумею удержать их всех.
  – Разбейте лагерь на первом круге, – напомнил мне Тобо. – Даже если покажется, что вы сможете пройти до темноты еще немало. – Он повернулся к Госпоже. – Это важно. Проследи за этим. Первый круг. Чтобы я смог вас догнать, когда освобожусь.
  – Эй, Костоправ! – окликнул меня Плетеный Лебедь. – Если встанешь здесь и посмотришь направо краешком глаза, то сможешь увидеть нефа. Даже при дневном свете.
  Лебедь находился уже по ту сторону Врат, и голос звучал глуховато, словно издалека. Я одарил Плетеного своим фирменным оскалом:
  – Не забывай о дисциплине.
  Возможно, Шиветья наш союзник и душа плато, но там имеются опасности, с которыми даже ему не справиться. Тени так же голодны, как и прежде. Безопасны лишь дороги и круги. Требуется чрезвычайная осторожность, чтобы случайно не пересечь защитный барьер. Когда такое случается, заложенная в ограждение магия со временем восстанавливает его целостность. Но ты до этого не доживешь и не полюбуешься результатом. От тебя останется лишь высохшая оболочка, и пока ты в нее превратишься, успеешь вдосталь наораться от боли.
  Похоже, в последнее время активность Теней снизилась. Вероятно, Шиветья нашел способ контролировать их. Не исключено, что даже уничтожать. На плато Тени появились относительно недавно. Шиветье они не нужны, и он с радостью от них избавится.
  Чем окажет неоценимую услугу как этим печальным, но смертельно опасных монстров, так и нам. Они наконец-то получат освобождение в смерти. Освобождение, понятное для Шиветьи, который сам страстно к нему стремится.
  Я принялся покрикивать на своих людей:
  – Грузите снаряжение и вперед! Где мулы? Я ведь еще на прошлой неделе прислал их сюда.
  Когда с тобой согласны многие, то можно переправить в нужное место немало припасов, не привлекая лишнего внимания. Я принялся над этим работать, как только убедился, что Дрема мне не союзница.
  – Уймись, – велел Тобо.
  И я смолк. Ошеломленный. Потому что салажонок сказал такое ветерану. И был прав.
  – Иди сюда. Госпожа, ты тоже. – Он сошел с дороги и подвел нас к грубо сколоченному ящику, балансирующему на верхушке зазубренного валуна.
  – Такой же камень лежит у Врат на нашей стороне, – заметил я. – А у твоего отца был бункер там, где здесь растет вон тот куст. Что в ящике?
  В ящике лежали четыре предмета, похожие на цилиндры из черного стекла, длиной в фут и диаметром два дюйма, снабженные на одном конце металлической рукояткой.
  – Это Ключи. Такие же, каким было Копье Страсти. Они вам понадобятся, чтобы зайти на плато и уйти с него. Я сделал новые. Это нетрудно, если знать принцип действия. У Ножа есть один Ключ, у Суврина – два. Один я установил в этих Вратах. Мы его заберем, когда будем уходить. Еще два я дал командирам тех батальонов, что уже ушли. Вы тоже возьмете с собой два, на всякий случай.
  Он вручил нам с Госпожой по цилиндру. Мне Ключ показался тяжелее, чем должен весить предмет такого размера. Рукоятка была серебряной.
  – На плато их надо вставлять в отверстия, правильно? – уточнил я.
  – Совершенно верно. Помните наши занятия? – Спрашивая, Тобо повернулся к Госпоже. Я тоже сидел на тех уроках, но моя жена куда лучше поняла услышанное. Во всем, что хоть как-то связано с магией, на меня можно полагаться только в самом крайнем случае.
  Через Врата потянулась цепочка мулов и людей. Их проверял сержант, наверняка просидевший свои лучшие годы в штабе Дремы. Он хотел занести в список каждого человека, каждое животное, каждую бамбуковую трубку с огненными шарами и все прочие основные предметы снаряжения или вооружения. Нюень бао, формально не считающиеся членами Отряда, стали ему грубить. Я подошел и нагрубил ему сам:
  – Ты задерживаешь всю операцию, сержант. Уйди. Или попрошу Тобо спустить на тебя черную гончую.
  Их стая ошивалась неподалеку. Видеть их, разумеется, не мог никто, но они поднимали изрядный шум, когда грызлись между собой. Что происходило постоянно.
  Угроза произвела желаемый результат. Сержант-бухгалтер смотался так быстро, что мне даже почудился свист рассекаемого им воздуха. Он подаст официальную жалобу, но она попадет в самый конец списка моих проступков.
  Ко мне подошел Тобо. К этому времени почти весь мой отряд уже прошел через Врата. Парень вежливо поклонился отцу. У них с Мургеном взаимная проблема – годы, проведенные отцом в плену, пока сын рос.
  Тобо сообщил мне достаточно громко, чтобы услышал и Мурген:
  – Теперь стоит поторопиться. Мать только что проведала о твоей затее. Она будет молчать – ради памяти Готы. Но когда узнает, что с тобой ушел и отец, то взбеленится и побежит к Капитану.
  Я наградил Мургена суровым взглядом. Значит, ты не сказал старушке, что идешь прогуляться с ребятами?
  И как, интересно, Тобо выяснил, что его мать узнала о моем предприятии?
  Парень щелкнул пальцами, сделал несколько пассов и произнес что-то непонятное, вроде бы ни к кому не обращаясь.
  Вдоль склона заскользили две тени, спускаясь с юго-запада. Они направлялись прямо к нам, но я не видел тех, кто эти тени отбрасывал.
  Тут внезапно захлопали крылья, я ощутил на плечах тяжесть, и когти вроде драконьих впились мне в плечи, едва не разорвав мышцы.
  Вороны.
  – Они лишь выглядят как вороны, – пояснил Тобо. – Никогда не забывай, кто это на самом деле.
  Я содрогнулся. Десятилетиями жил среди этих существ, но они, даже обретя видимость, не стали менее жуткими.
  – Они приняли этот облик по моей просьбе, – продолжал Тобо. – Станут твоими глазами и ушами, если вам придется действовать без меня. У тебя не будет стратегической широты, к которой ты привык, имея дело с моим отцом, но они способны быстро преодолеть несколько сотен миль. Ты получишь серьезное тактическое преимущество: кроме разведки, они обеспечат связь. Только составляй сообщения правильно – ясно, простыми словами и по возможности коротко. Четкий адрес, понятное имя. И обязательно убедись, что они знают, кому это имя принадлежит.
  Я повернул голову направо-налево и краями глаз рассмотрел тех, кто сидел у меня на плечах. Страшновато было видеть так близко эти мощные клювы. На поле боя «выбирающие убитых» первым делом выклевывают именно глаза.
  Одна птица была белой, другая черной. Обе крупнее, чем местная порода ворон. И белая приняла искаженный облик – словно одним из ее родителей была не ворона, а перепуганный голубь.
  – Если тебе понадобится срочно со мной связаться, они легко меня найдут.
  Не сомневаюсь, что вид у меня был мрачный. Тобо ухмыльнулся:
  – И еще я подумал, что они будут отлично смотреться с твоим костюмчиком. Мама рассказала, что у тебя на плечах сидели вороны, когда ты носил доспехи Жизнедава.
  – То были настоящие вороны, – вздохнул я. – И принадлежали они Душелов. У нас тогда было нечто вроде взаимопонимания. Враг моего врага и все такое.
  – Ты ведь прихватил с собой доспехи Жизнедава? И копье Одноглазого? Если что-то здесь оставишь, то уже не сможешь вернуться.
  – Да, прихватил.
  Пышные доспехи Жизнедава не были теми же самыми, что я носил десятилетия назад. Те Дрема и Сари потеряли во время Кьяулунских войн. Наверное, они сейчас у Душелов, в кладовой для трофеев. А нынешние мои доспехи, предназначенные в основном для показухи, изготовлены в лучших оружейных мастерских Хсиена; они носят четкий отпечаток местного стиля. Черные лакированные латы, напоминающие хитин, инкрустированы золотыми и серебряными символами, которые в Хсиене ассоциируются с колдовством, злом и мраком. Есть тут и магические символы власти, в прошлом неразрывно связанные с Хозяевами Теней. Другие принадлежат к той эпохе, когда культ Кины посылал из Хсиена в крестовые походы отряды обманников. И все эти символы наводили ужас – во всяком случае, в мире, где были изобретены.
  Восстановленный для Госпожи доспех Вдоводела смотрелся еще уродливее моего. Знаки на его поверхности имели не столь четкий смысл, зато наводили куда больше жути, потому что Госпожа сама принимала участие в проектировании и изготовлении этих лат. С головой у нее явно не все в порядке.
  Замаскированных под ворон чудищ ей не досталось. Зато она везла несколько резных шкатулок тикового дерева и тонкую стопку рисовой бумаги, на которой пишут монахи в Хань-Фи.
  – Ну, тебе пора. А я прослежу, чтобы вслед за тобой никого не послали.
  Я хмыкнул. Если не считать дядюшки Доя, задержавшегося пошептаться с Тобо, я остался последним из моей команды на хсиенской стороне Врат. Госпожа, когда я к ней присоединился, сжала мою руку и с восторгом сказала:
  – Мы в пути, дорогой. Снова.
  – Снова. – Что-то я не припомню, чтобы хоть раз отправлялся в поход с энтузиазмом.
  – Не хочешь развернуть знамя? – спросил Мурген.
  – Нет, пока не доберемся до плато. Мы здесь дезертиры. И не будем принижать Дрему.
  Тут у меня возникла идея. Если нам удастся добыть подходящую ткань, то можно будет реконструировать старое знамя, с которым Отряд ходил до того, как сменил его на огнедышащий череп Душелов.
  – Хорошо, – сказал мне Дой, проходя через Врата. – Немного мудрости. Очень хорошо.
  Я начал подъем, несколько растерявшись от осознания того факта, что в Отряде, кроме меня, не осталось братьев, помнящих, как выглядело наше первое знамя. Смотрелось оно ненамного веселее нынешнего, зато гораздо более по-деловому. На алом фоне девять повешенных в черных одеяниях и по шесть желтых кинжалов в верхнем левом и правом нижнем углах. В правом верхнем красуется разбитый череп, а в левом нижнем – птица с отрубленной головой в когтях, то ли ворона, то ли орел.
  И не было в Анналах ни малейшего намека на объяснение, когда или почему мы выбрали себе именно такое знамя.
  
  
  20
  Плато Блистающих Камней. Таинственные дороги
  
  
  Сегодня звезды другие, – заметил Плетеный Лебедь, лежа на спине и глядя в небо.
  – Тут все другое, – отозвался Мурген. – Найди-ка Малыша или Глаз Дракона.
  Тут не было и луны. А в стране Неизвестных Теней луна есть всегда.
  Небо над равниной… переменчиво. И на следующую ночь на нем могут засиять совершенно иные созвездия.
  Погода тут обычно сносная. Холодно, конечно, но редко идет дождь или что похуже. Это я знаю по своему опыту. Однако заботит меня вовсе не дождь и не снег.
  По периметру плато равномерно расположены шестнадцать Врат Теней. От каждых к центру, где стоит безымянная крепость, тянется, подобно спице в колесе, каменная дорога, отличающаяся по цвету от камня равнины. Я видел только две из этих дорог. Одна темнее территории, по которой проходит, другая светлее. Через каждые шесть миль расположены большие каменные круги того же цвета, что и дорога. Мы ими пользуемся для стоянок, хотя первоначальное назначение могло быть совершенно иным. С течением столетий плато менялось, ведь люди ничего не оставляют в покое. Когда-то дороги всего лишь соединяли таинственные миры. Теперь они дают путникам защиту после заката. Едва опускается мрак, из укрытий выползают Тени-убийцы.
  Мы сидели на каменном круге, давясь грубым походным ужином, а тлеющие в жаровнях угли слабо вырисовывали десятки черных пятен, вьющихся над невидимым куполом.
  – Пиявки Рока, – пробубнил Мурген, пережевывая хлеб и тыкая пальцем в ближайшую Тень. – Звучит куда лучше, чем Неприкаянные Мертвецы.
  – Что, чувство юмора прорезалось? – спросил Клетус. – Плохой знак.
  – Бойтесь, люди! – добавил его брат Лофтус. – Ужасайтесь! Надвигается конец света.
  – Считаешь, Год Черепов вызовут дрянные шутки?
  – Будь такое возможно, мы бы все померли еще двадцать лет назад – и сейчас ты бы любовался только мордой Кины, – прокомментировал я.
  – Кстати, о мордах. – Госпожа указала в темноту.
  Мы заняли несколько квадратных футов у края круга в том месте, где из него выходила дорога, ведущая к центру плато. Ключ, полученный от Тобо, я вставил в круглое гнездо на границе круга и дороги. Такие гнезда есть в каждом круге. А Ключ запирает дорогу. Он лишает Тени, проникшие через защитный барьер где-нибудь в другом месте, возможности напасть на нас.
  – Нефы, – сказал Мурген.
  Три существа у барьера были ясно видны всем. Двуногие, с уродливыми лицами – другие летописцы высказывали надежду, что это не лица, а маски. Теперь я понял, почему эти люди так писали, хотя при виде нефов у меня появилось сильнейшее впечатление, что я с ними уже знаком. Возможно, встречал в снах. А снов насмотрелся вдоволь, когда был похоронен заживо.
  – Ты с этими ребятами на короткой ноге, Мурген, – сказал я. – Попробуй поговорить.
  – Ага. А поговорив, я улечу к солнцу. – Никому еще не удавалось найти общий язык с нефами, хотя было очевидно, что они страстно желают с нами пообщаться. Слишком уж мы разные.
  – Наверное, наш контакт усилился, ведь теперь мы видим их наяву. Мы же не спим?
  Если верить историческим источникам, нефы являлись людям только в снах. И лишь в последние годы охрана Врат докладывала, что замечает их – примерно так же, как приятелей Тобо.
  Мурген с опаской подошел к барьеру. Я наблюдал за ним. И одновременно краем глаза следил за поведением своих ворон. До самого заката они казались сонными, совершенно безразличными к происходящему. Появление Теней у барьера сделало их беспокойными, почти агрессивными. Птицы шипели, кашляли, издавали множество совершенно не свойственных воронам звуков. Явно шло какое-то общение, потому что Тени им отвечали – хотя явно не так, как того желали вороны.
  У Неизвестных Теней Хсиена есть общие предки с Неприкаянными Мертвецами.
  – Кажется, я понимаю, что они пытаются сказать, – произнес Мурген.
  – Ну так переведи.
  Я заметил, что моя жена пристально наблюдает за нефами. Может, и она их понимает? Но у нее нет опыта общения с духоходцами. Если не считать того, что сама была кем-то вроде них, когда мы сидели в пещере.
  Нет, заслуга тут целиком принадлежит этой троице. Нефы изучали нас достаточно долго, они наконец сообразили, как до нас достучаться.
  – Не хотят, чтобы мы шли дальше, к центру плато. Говорят, нам следует идти другим путем, – сообщил Мурген.
  – Если верить Анналам, нефы уговаривают нас сделать нечто отличное от того, что мы хотим, впервые с тех пор, как кто-то увидел их во сне. Просто до сих пор они не могли выразиться достаточно ясно.
  – Первым их увидел я, – сказал Мурген. – И ты прав. Но я вот чего не могу понять: то ли они желают облегчить нам жизнь, то ли преследуют собственные цели. Оба варианта равнозначны.
  Черная ворона еле слышно зашипела. Предупреждение. Я обернулся. За спиной Мургена возник дядюшка Дой в полном вооружении и застыл в двух шагах, пристально наблюдая за нефами. Через минуту он переместился почти на четверть круга вправо. Потом прошелся туда-сюда, присел на корточки, выпрямился, встал на цыпочки.
  Вскоре к нему подошла Госпожа и тоже осмотрела место под разными углами.
  – Тут есть призрачная дорога, Костоправ.
  Она вернулась и достала Ключ, который дал ей Тобо. Я присоединился к ней на обратном пути. На каменной поверхности круга появилось гнездо для Ключа. Прежде его не было. Я это точно знал, потому что перед привалом обошел весь круг по периметру.
  – Парень просил, чтобы я не позволял тебе тратить зря время, пытаясь его беречь. Возможно, как раз из-за этого, – сообщил Дой.
  – Мурген, тебе известны дороги, пересекающие плато не радиально, а поперек, напрямую?
  – Такие должны быть. Их видела Дрема.
  Теперь и я смутно припомнил нечто из своего первого похода через плато.
  Госпожа уже хотела вставить Ключ в гнездо, но я удержал:
  – Погоди. Впрочем, если ты ничего такого не ощущаешь… Дой, что скажешь? Это не опасно?
  Сейчас Дой был у нас самым квалифицированным специалистом по магии.
  – Вроде все в порядке.
  Не очень-то ободряющий ответ. Но за неимением лучшего…
  Госпожа опустила Ключ в гнездо. Через несколько секунд призрачная дорога облилась золотистым сиянием, с трудом различимым, если смотреть на него прямо. Моим наплечным украшениям это не понравилось. Птицы принялись шипеть и плеваться, а потом слетели и уселись у противоположного края круга, где затеяли перебранку с кем-то большим и темным, ползающим по внешней поверхности барьера.
  – Кажется, они хотят войти в круг, Капитан, – сказал Мурген. – И пересечь его.
  – Да? – Вспомогательная дорога виднелась уже четче, чем главная. – Теперь мы можем выйти напрямую к первому кругу перед Вратами в Хатовар, – пробормотал я и пошел собирать вещи.
  – Не раньше утра, – остановил меня Дой. – Тобо велел переночевать здесь.
  Я огляделся. Очевидно, если и могу заставить кого-нибудь двинуться в путь на ночь глядя, то лишь ценой собственной популярности.
  Хатовар ждал нас несколько веков. И когда взойдет солнце, он никуда не денется. Мой интерес к Лизе Дэле Бовок уходил дальше, чем интерес к этому месту. Я не забыл город под названием Можжевельник, те времена, когда она стала ученицей Взятого по прозвищу Меняющий Облик. Если отложить правосудие на несколько часов, мир от этого не рухнет.
  Я вздохнул, бросил свой мешок и пожал плечами:
  – Тогда после завтрака.
  – Пропусти их, – сказала Госпожа.
  – Нефов? Ты что, шутишь?
  – Мы с Доем справимся, если что.
  Интересно, откуда у нее такая уверенность? Ведь она ничего не знает о нефах. Если только не встречалась с ними в снах.
  Я отвел людей подальше и расчистил нефам путь.
  – Все готовы? Тогда вынимай Ключ, Мурген.
  Интересно, позволит ли ему плато это сделать.
  Дой выхватил из ножен Бледный Жезл – восемь дюймов стали – и закрутил перед собой мулине.
  Ключ вышел из гнезда. Мурген отпрыгнул назад. Нефы рванулись в круг. И помчались через него к боковой дороге и далее по ней, даже не оглянувшись.
  – Ох, не нравится мне это, – пробормотал Лебедь.
  Духоходцы явно торопились, но я, конечно, не ждал, что они так быстро скроются вдали. Да еще и сделаются по пути прозрачными.
  – Вернулись в страну снов, – заключил Плетеный.
  – Полагаешь, если бы я повел вас этой дорогой, мы бы тоже там оказались?
  Дорога уже тускнела. Никто мне не возразил.
  – Сказал же Тобо: здесь стоять, – проворчал Дой.
  
  Середина ночи. Меня что-то будит. Похоже на слабое землетрясение. Над головой танцуют звезды. После нового толчка они замирают. И это уже не те созвездия, что горели, когда я ложился. Совершенно иное небо.
  
  Туда! – показывает Дой.
  Утро. Мы собираемся в путь, и Дой настойчиво предлагает направиться туда, откуда мы пришли.
  – Крепость в той стороне.
  – Мы идем не в крепость, – напоминает Госпожа. – Нам нужен Хатовар.
  – Но ведь это не значит, что мы вынуждены возвращаться?
  Тобо нас так и не догнал. И это меня вовсе не радует.
  – А ты сходи проверь, Костоправ, – предлагает Лебедь. – Много времени не займет.
  Мне надоело спорить, особенно перед всеми. Я не хочу, чтобы мое право руководить стало еще более сомнительным, чем уже есть. У каждого из нас в сердце есть капля вины. Моя – самая большая, потому что я, как никто другой, соблазнился мистикой Отряда.
  – Последую совету Лебедя. – Я указал на нескольких парней, выбирая спутников. – Вы поедете со мной. Седлайте мулов – и в путь.
  И мы отправились, погоняя мулов.
  
  Глазам своим не верю. – И я не верил. Не мог поверить. Мои глаза наверняка лгут.
  Лежа на краю равнины, я смотрел вниз и видел ландшафт, напоминавший Кьяулун и Воронье Гнездо. Но здесь не было бурлящего, возрождающегося из развалин Кьяулуна. Не было крепости под названием Вершина, некогда имевшей башню, откуда Длиннотень высматривал на плато Блистающих Камней тех, кто придет его погубить. Не было там и военного городка с белыми постройками, и аккуратных ступенчатых полей на склонах далекого холма. Я увидел дикую местность, сырую низину. Дикие кусты и корявые деревья подступали почти вплотную к искалеченным Вратам. Строения возле них были единственными признаками людской деятельности, и они лежали в руинах.
  – Не высовывайся, – посоветовал Дой, когда я начал приподниматься.
  Я и сам понимал, что нельзя превращаться в силуэт над горизонтом. А тот, кто знает, чего делать нельзя, совершает роковую ошибку, когда об этом забывает. Вот что мы упорно вколачиваем в голову новобранцам.
  – То, что там джунгли, вовсе не означает, что никто не следит оттуда за нами.
  – Ты прав, я едва не облажался. Никто не хочет угадать, сколько лет этим кустам? По мне, от пятнадцати до двадцати, причем ближе к двадцати.
  – А какая разница? – спросил Мурген.
  – Форвалака прорвалась через Врата девятнадцать лет назад. И сбежала, потому что Душелов была слишком занята, запихивая нас в могилу. А следом за форвалакой увязались Тени…
  – Твоя правда, она смылась не в одиночку.
  – Я тоже так думаю. Тени прошли через Врата следом и смели все, что мы отсюда видим.
  Мурген хмыкнул. Госпожа и Дой кивнули, они представили такую же картину.
  Хатовар. Место, куда я стремился десятилетиями. Ставшее для меня навязчивой идеей. И уничтоженное, потому что у нас не хватило здравого смысла перерезать горло молодой женщине в одном далеком городе очень давно.
  И ценой этого милосердия стала главная роль в театре моего отчаяния.
  Хотя надо признать, что тогда это не казалось нам важным, – мы были очень заняты спасением собственной задницы.
  
  21
  Таглиос. Главнокомандующий
  
  
  Могаба откинулся на спинку кресла и улыбнулся:
  – Не могу не пожелать, чтобы Нарайяну Сингху везло и дальше.
  Расслабленный и умиротворенный впервые за несколько лет, он вспомнил, что означают слова «жизнь хороша». Протектор отсутствует во дворце, где она вечно портит жизнь всем, кто тянет административную лямку. Путешествуя по провинциям, Душелов потакает своей страсти к искоренению религий.
  Услышав имя живого святого обманников, Аридата Сингх вздрогнул. Еле заметно, но вздрогнул. Подозрительная реакция – другие Сингхи даже бровью не повели, разве что произнесли обязательное проклятие в адрес душилы. С этим следует разобраться.
  – Что в городе? – поинтересовался Могаба.
  – Тишина, – ответил Аридата. – Когда Протектора здесь нет и некому выставлять идиотские требования, все успокаивается. Люди слишком заняты, зарабатывают себе на жизнь; им не до бунтов.
  У Гхопала имелось иное мнение. Серые ежедневно патрулировали улицы и переулки.
  – Надписей на стенах появляется все больше. Чаще всего – «Воды спят».
  – И?.. – спросил Могаба негромко, но напряженно.
  – И все остальные тоже: «Все их дни сочтены», «Раджахарма».
  – И?.. – Могаба словно менял личности на манер Душелов – возможно, подражал ее стилю.
  – И та надпись тоже: «Мой брат не отмщен».
  Опять это суровое обвинение, всегда пробуждавшее в Могабе чувство вины за измену Черному Отряду ради собственных амбиций. Ничего хорошего из этого не вышло. Он теперь раб собственного поступка. И наказанием стало перемещение от одного злодея к другому. Словно падшая женщина, переходящая от мужчины к мужчине на долгом пути к самому дну…
  Аридата Сингх, которому не терпелось уйди от разговора о Нарайяне Сингхе и обманниках, вмешался:
  – Один из моих офицеров доложил, что вчера появилась новая надпись: «Тай Ким идет».
  – Тай Ким? Что это? Или кто?
  – Похоже на имя нюень бао, – заметил Гхопал.
  – Но в городе их почти не осталось.
  – С тех пор, как Радишу выкрали прямо из дворца…
  Гхопал смолк. Могаба вновь помрачнел, хотя вина за похищение княжны лежала на серых, а не на армии. Когда это случилось, Могаба находился в провинции.
  – Итак, все лозунги прежние. Но Отряд целиком сбежал через Врата Теней. И погиб на той стороне, судя по тому, что никто не вернулся.
  Гхопал мало знал о мире, лежавшем за пределами привычных ему узких и грязных улочек.
  – А может, кто-то все-таки вернулся, но мы просто не знаем, – предположил он.
  – Нет. Они не возвращались. Иначе бы мы услышали. С тех пор как они ушли, Протектор держит там людей, которые отлавливают Тени.
  Этих людей она заманила к себе на службу ложным посулом научить обращению с Тенями и сделать начальниками в ее будущем предприятии, пока еще тайном.
  Никто из них долго не протянул. Тени оказались умны и настойчивы. Многие сумели вырваться на свободу, обманув неопытных новичков, и успели умертвить своих мучителей, хоть и погибли при этом сами.
  Душелов заботилась о том, чтобы угроза катастрофы постоянно оставалась в силе.
  Могаба закрыл глаза, снова откинулся в кресле, сплел черные пальцы.
  – Мне очень нравится, когда рядом нет Протектора.
  Произнести эти слова небрежно оказалось очень нелегко. У Могабы перехватило горло, а на грудь словно навалилась огромная тяжесть.
  Душелов внушала ему ужас. За это он ее ненавидел. И за это же презирал себя. Ведь он Могаба, главнокомандующий, лучший, умнейший и сильнейший из всех воинов-наров Гиэ-Ксле. А страх – это инструмент, с помощью которого управляют слабыми. И сам Могаба не может его испытывать.
  Он мысленно произнес мантры воина, зная, что выработанные с детства привычки помогут справиться с нервами.
  Гхопал Сингх – функционер. Он очень хорош в роли начальника серых, но он вовсе не прирожденный конспиратор. Именно эти обстоятельства сделали его привлекательным для Протектора. Вот и сейчас он не уловил скрытого смысла в словах главнокомандующего.
  Аридата Сингх был настолько же наивен, насколько красив. Но все же он понял: Могаба дал намек, способный круто изменить их судьбы.
  Могаба поддерживал возвышение Аридаты из-за его восторженного идеализма и наивности в оценке чужих амбиций. «Раджахарма» – вот рычаг, которым можно двигать этого человека.
  Аридата нервно повертел головой. Он знал старую поговорку о том, что во дворце и стены имеют уши.
  Могаба наклонился вперед, зажег от лампы дешевую сальную свечу и поднес огонек к каменной чаше, наполненной темной жидкостью. Гхопал промолчал, хотя использование продуктов животного происхождения оскорбляло его религиозные чувства.
  Содержимое чаши оказалось горючим, и смрадного черного дыма оно давало больше, чем света. Дым поднялся к потолку, затем сполз по стенам и медленно потек сквозь двери. Это сопровождалось жалобным граем невидимых ворон.
  – Нам придется несколько минут полежать на полу, пока дым не рассеется, – сказал Могаба.
  – Ты и правда предлагаешь то, о чем я подумал? – прошептал Аридата.
  – У тебя могут быть иные причины желать этого, – так же тихо ответил Могаба, – но, я думаю, всем нам станет легче жить, если Протектор исчезнет. Особенно выиграют народы Таглиоса. Что скажете?
  Могаба ожидал, что Аридата согласится легко. Солдат серьезно относился к своим обязанностям перед людьми, которым служил. Он кивнул.
  Куда больше Могабу тревожил Гхопал Сингх. У него не было очевидных причин желать перемен. Все серые были шадаритами, а этот культ традиционно имел весьма скромный вес в правительстве. Союз с Протектором наделил шадаритов властью, превосходящей их численность. И вряд ли они охотно согласятся эту власть утратить.
  Гхопал нервно огляделся, совершенно не замечая, как пристально наблюдает за ним Могаба, и выпалил, хотя и шепотом:
  – Она должна уйти! Серые уже давно так думают. Даже Год Черепов не может стать страшнее, чем уже прожитый нами период ее правления. Но мы не знаем, как от нее избавиться. Она слишком могущественна. И слишком умна.
  Могаба расслабился. Значит, серые все же не влюблены в свою благодетельницу. Превосходно.
  – Нет, свергнуть ее невозможно. Она всегда знает, о чем думают все вокруг. Мы парализованы страхом. Она о любом замысле пронюхает за десять секунд. Мы, считай, уже мертвы – только потому, что заговорили об этом.
  – Тогда немедленно вывези семью из города, – посоветовал Могаба, зная о привычке ведьмы истреблять врагов до седьмого колена. – Я много над этим размышлял. И считаю, что достичь цели можно только одним способом: заранее все подготовить и нанести удар прежде, чем она успеет осмотреться и догадаться. Нужно так все устроить, чтобы она вернулась измотанная. Это даст нам необходимое преимущество.
  – В любом случае удар должен быть мощным, точным и совершенно неожиданным, – пробормотал Аридата.
  – Она обязательно заподозрит неладное, – сказал Гхопал. – Вокруг слишком много тех, кто ей верен, потому что без нее им смерть. Они ее предупредят.
  – Не предупредят, если мы не зарвемся. Только мы трое будем знать, что происходит на самом деле. Мы – главные. Можем отдать любой приказ, и никто не станет задавать вопросы. На улицах начались волнения, они все усиливаются. Население ждет от нас ответных действий. Многие ненавидят Протектора, и в ее отсутствие у них развязаны руки. Это дает нам оправдание почти любых действий. Мы используем втемную тех, кто верен Протектору. Предоставим им сделать почти всю работу, и пусть они, как прежде, держат в курсе событий хозяйку. У нее не будет причин что-либо заподозрить, пока не станет слишком поздно.
  Гхопал взглянул на Могабу, как на фантазера, выдающего желаемое за действительное. Может, так оно и есть. Главнокомандующий добавил:
  – Я сказал все, что думаю. И мне некуда бежать.
  Эти-то двое – местные жители, могут затеряться где-нибудь в провинциях. Могабе прятаться негде. И о возвращении в Гиэ-Ксле вот уже двадцать пять лет нельзя даже мечтать. Оставшиеся на родине нары осведомлены о его предательстве.
  – Коли так, мы должны, как прежде, трудиться на благо Протектора, – высказался Аридата. – Пока не создадим капкан, который в один прекрасный день… – Он хлопнул в ладоши.
  – У нас будет единственная попытка, – напомнил Могаба. – Потому что через пять секунд после проигрыша всем нам придется молить о смерти. – Он сделал короткую паузу, разглядывая дым. Тот почти рассеялся. – Так вы со мной?
  Оба Сингха кивнули, но без особого энтузиазма. Понимали, что шансы пережить это приключение крайне малы.
  
  Могаба сидел в своих покоях, глядел на полную луну и гадал о том, не слишком ли легко удалось уговорить Сингхов. Искренне ли они заинтересованы в избавлении Таглиоса от власти Протектора? Или всего лишь подыгрывают, предположив, что Могаба для них сейчас опаснее, чем Душелов?
  Если они притворяются, то правду он узнает лишь в тот момент, когда Душелов вонзит зубы ему в горло.
  Ему предстояло долгое и тесное знакомство со страхом.
  
  22
  Хатовар. Вторжение
  
  
  Лебедь вызвался сопроводить меня к Вратам, но я отказался:
  – Возьму-ка я с собой женушку. Нам редко удается пойти куда-нибудь вместе.
  К тому же рука у нее будет потверже моей, когда дело дойдет до починки Врат. Даже издалека и сверху было видно, что им нужен ремонт.
  Рассмотрев Врата вблизи, я сказал своей ненаглядной:
  – Бовок их почти проломила, когда пробиралась на ту сторону.
  – За ней гнались Тени. Так сказала Дрема, а ей это продемонстрировал Шиветья. Пообещай, что будешь вежлив и не хлопнешь дверью, если они за тобой погонятся.
  – Даже думать об этом не хочу. Мы тут в безопасности? На той стороне за нами никто не наблюдает?
  – Не знаю.
  – Что-что?
  – У меня мало сил здесь, на плато. Жалкая одна сотая от прежних возможностей. А за Вратами я вполне могу сделаться глухой, немой и слепой. И мне останется лишь притворяться.
  – Значит, получается, что Кина жива?
  – Возможно. Если только я не подпитываюсь от Шиветьи или какой-нибудь остаточной дремлющей силы. На плато много таинственных энергий. Они просачиваются туда из разных миров.
  – Но ты полагаешь, что снова черпаешь магическую силу у Кины. Разве не так?
  – Если так, то она не просто спит. Она в коме.
  – Вон там!
  – Что?
  – Кажется, я заметил какое-то движение.
  – Это просто ветер шевелит ветки.
  – Ты так думаешь? Я все же не собираюсь рисковать.
  – Покарауль. А я займусь Вратами.
  
  Мы прошли. В Хатовар. У меня не возникло ощущения, будто я отыскал дорогу в рай. Или будто вернулся домой. Я испытывал разочарование, которого ожидал почти с того момента, когда осознал, что страстное желание найти Хатовар было мне навязано. Врата Кади привели меня в дикие джунгли.
  Клетус и Лофтус принялись разбивать лагерь неподалеку от Врат, чтобы мы могли при необходимости быстро сбежать на плато. А я так и стоял у самых Врат, разглядывая мир, где родился Черный Отряд.
  Именно такое разочарование я и предвидел. Возможно, даже более сильное.
  На затылке шевельнулись волосы. Я обернулся и ничего не увидел, но четко почувствовал: только что через Врата кто-то прошел.
  И тут я уловил краем глаза движение. Нечто темное. Большой и уродливый силуэт.
  Черная гончая.
  Затылка снова коснулся холодок. Потом еще раз.
  Быть может, Тобо все-таки идет к нам?
  Одна из моих ворон, черная, уселась на ближайший валун. Разразившись потоком шипящих звуков, она склонила голову, уставилась на меня желтым глазом и произнесла:
  – На сорок миль вокруг нет обитаемых человеческих поселений. Возле скального массива на северо-востоке лежат заросшие лесом руины города. Есть признаки того, что там время от времени бывают люди.
  Я разинул рот. Чертова птица изъяснялась куда лучше, чем многие из моих спутников. Но не успел я начать разговор, как она снова взмыла.
  Значит, в этом мире есть люди. Но до ближайших минимум три дня пути.
  Упомянутый птицей скальный массив находится там, где в нашем мире стояла крепость Вершина. А руины, вероятнее всего, на том же месте, что и Кьяулун.
  Снова холодок на затылке. Неизвестные Тени продолжают прибывать.
  Я вернулся в лагерь. Братья-инженеры были немолоды, но работали по-прежнему споро. В лагере уже можно жить – пока не начнется дождь.
  А дождя ждать недолго. Видно же, что дожди тут частые гости.
  Горели костры. Кто-то убил дикую свинью, и она жарилась на вертеле, распространяя вокруг восхитительный запах. Ставились палатки. Была организована охрана.
  Дядюшка Дой, назначивший себя караульным начальником, поочередно обходил четыре поста.
  Я подождал, пока Мурген найдет себе какое-то занятие, и поманил Лебедя и Госпожу.
  – Давайте подумаем, что нам делать теперь. – Я взглянул в глаза жене.
  Она поняла, что я хочу узнать, и отрицательно покачала головой.
  В Хатоваре не нашлось источника магической энергии, на котором она смогла бы паразитировать.
  – Я не ожидал увидеть здесь башни из жемчугов и рубинов на золотых улицах, но это нелепость какая-то, – высказался я и взглянул на Доя и Мургена.
  Они пока не проявляли к нам интереса.
  – Пустышку тянем, – фыркнул Лебедь, переходя сразу к сути. – Там, за Вратами, целый мир. И похоже, почти пустой. Как же ты собираешься отыскать в нем монстра-убийцу?
  – Я размышлял и об этом, пока стоял и разглядывал этот мир. И у меня возникло зловещее предчувствие. Но во-первых, известно ли кому-нибудь из вас, что Дрема знает о Хатоваре?
  В свое время Госпожа внесла свой вклад в отрядную летопись. Теперь она старалась быть в курсе того, чем пополняют Анналы ее последователи. Она снова покачала головой и сказала:
  – Судя по тому, что Дрема написала, – немногое.
  Лебедь повертел головой. Поблизости никого не было, и он негромко спросил:
  – Она ничего не писала с тех пор, как вы вернулись, разве не так?
  – И что это означает? – поинтересовался я.
  – А то, что за эти годы Тобо, Суврин и их приятели побывали у большинства Врат. А к Вратам в Хатовар они ходили несколько раз.
  – Откуда знаешь?
  – Подслушал то, что не предназначалось для моих ушей. И я знаю, Суврин и Тобо ходили сюда, когда ты был ранен. Только они двое. А потом, когда мы были в Хань-Фи, Суврин снова здесь побывал. Один.
  – Значит, я прав: нас обманули. Но почему ты раньше об этом не сказал?
  – Это же было связано с Хатоваром. И я думал, ты сам за всем этим стоишь.
  Госпожа хрипловато рассмеялась, и я понял, что она угадала правду.
  – Вот ведь хитроумная ведьма. Ты и правда так думаешь?
  – А чего я не понял? – спросил Лебедь.
  И я пояснил:
  – Думаю, сюда, в Хатовар, мы попали вовсе не потому, что я такой умный и хитрый. Причина другая: Дрема захотела, чтобы мы, старые пердуны, не путались у нее под ногами, когда она прорвется в наш родной мир. Спорю на что угодно, что вся наша армия сейчас идет туда. И никто из нас не задает Дреме вопросы, не лезет с советами и не уговаривает действовать по нашим традициям.
  Лебедь некоторое время молчал, обдумывая мои слова. Потом долго вертел головой, разглядывая тех, кто решил пойти против воли командира ради мести за Одноглазого. Наконец он сказал:
  – Или она действительно настолько изощренная сучка, или мы так давно терлись среди всяческого жулья, что теперь нам повсюду мерещатся махинации.
  – Тобо знал, – возразил я.
  Тобо наверняка в этом замешан. И он позволил отцу и дядюшке Дою пойти с нами…
  – Вот что, подыграю-ка я паранойе и поставлю охрану у Врат с хатоварской стороны. А караульным навру, что некий демон в облике кого-то из наших людей попытается сломать Врата, чтобы выпустить нас из Хатовара.
  Ни Госпожа, ни Лебедь возражать не стали. Лебедь лишь заметил:
  – Ты точно параноик. Думаешь, Сари не размажет Дрему по стенке, когда узнает, что Тай Дэй, Мурген и Дой угодили здесь в ловушку?
  – Я думаю, что мы живем в безумной вселенной. Где способно произойти почти все, что только можно вообразить. Даже самая черная подлость.
  – И зачем тебе все это нужно? – спросила Госпожа.
  – Чтобы убить форвалаку.
  – Мурген заинтересовался нашим разговором, – предупредил Лебедь. – Идет сюда.
  – Хочу сыграть в одну игру. Тобо послал через Врата следом за нами несколько своих питомцев. Давайте сделаем так, чтобы они не смогли вернуться, пока мы не позволим. С их помощью мы отыщем форвалаку. И прикончим.
  
  23
  Плато Блистающих Камней. Безымянная крепость
  
  
  Дрема направилась к крепости в центре плато, потому что не желала слушать советы насчет сокращения пути. И показанные Шиветьей кратчайшие маршруты не заставят ее отказаться от первоначального намерения – изучить основу ее плана завоевания Таглиоса.
  Имелась некая временная сила, превосходящая даже самое могущественное волшебство. Жадность. А Дрема завладела источником того, что для жадности всего дороже, – источником золота. Не говоря уже о серебре, жемчуге и драгоценных камнях.
  Тысячи лет беглецы из многих миров прятали свои сокровища в пещерах под троном Шиветьи. Кто знает почему? Возможно, Шиветья. Но голем ничего не рассказывает – если только рассказанное не помогает ему приблизиться к собственной цели. У Шиветьи разум и душа бессмертного паука. У него нет ни жалости, ни сочувствия, он знает лишь свой долг и свое желание покончить с ним. Он стал союзником Отряда, но никак не его другом. И он мгновенно уничтожил бы Отряд, если бы это пошло на пользу его замыслам. И если бы представилась такая возможность.
  Дрема хотела прикрыть себе спину.
  – Где Нож? – спросила она Баладиту.
  Тот взахлеб рассказывал ей об открытиях, совершенных с тех пор, как она поручила ему эту миссию. Дрему кольнула совесть. И она вспомнила, как Баладита восторгался новыми знаниями, – так давно это было и так далеко отсюда. Но сейчас она отвечает за тысячи людей, и надо выдержать очень жесткий график, не оставляющий времени на простые удовольствия. В подобных случаях она иногда становилась раздражительной и грубой.
  – Он внизу. И вообще редко оттуда поднимается.
  Дрема огляделась в поисках кого-нибудь достаточно молодого, чтобы мог быстро спуститься на милю под землю, и заметила спорящих Тобо и Сари. Зрелище вполне обычное, но в последнее время не столь частое. Они сшибаются лбами с тех пор, как Тобо вошел в подростковый возраст.
  Один из его джиннов спустится куда быстрее, чем пара самых молодых ног.
  – Тобо!
  На лице парня мелькнула досада. Все постоянно от него чего-то хотят.
  Но он не повел себя вызывающе. Никогда так не поступал. Его спокойное, еще не окончательно сформировавшееся лицо приняло безупречно нейтральное выражение. Даже поза никоим образом не выдавала его мыслей. Дреме редко доводилось видеть у кого другого подобную непроницаемость. А ведь Тобо еще так молод.
  Он молчал и ждал, когда Дрема заговорит.
  – Где-то внизу Нож. Передай через кого-нибудь из твоих, что я хочу его видеть.
  – Не могу.
  – Почему?
  – Ни одного здесь нет. Я же объяснял. Неизвестные Тени ненавидят плато, их очень трудно сюда заманить. А большинство из тех, кто здесь оказывается, не желает ничего делать для людей. И такие просьбы их только бесят. У тебя под рукой целый полк. Наверняка найдется солдат, которому больше нечем заняться.
  Ехидный безбожник. Вокруг крепости сейчас прохлаждается тысяча двести солдат, которым предстоит вести караван с сокровищами. А пока они и впрямь бездельничают.
  – Я надеялась на более быстрый способ.
  На пустынном плато у Отряда каждый час на счету, даже несмотря на помощь Шиветьи.
  От Суврина тоже не поступало хороших вестей. Надо было отправить вместе с ним Тобо, в крайнем случае Доя или Госпожу. Того, кто умеет обращаться с Неизвестными Тенями. Уже должно было прийти сообщение как минимум о том, что захвачен плацдарм.
  – Тогда тебе лучше спуститься самой, – посоветовал Баладита. – Потому что с начальством помельче Нож не станет разговаривать.
  – Что? Почему?
  – Потому что слышит зовущие голоса. И ломает голову, что им ответить.
  – Проклятье! – Дрема, что с ней случалось редко, перешла на возмущенную скороговорку: – Упрямец-вредина-неслух-своевольный-болван! Да я его…
  Тобо и Баладита ухмыльнулись. Дрема умолкла. Она вспомнила времена, когда братья Отряда специально выводили ее из себя, желая послушать, насколько изобретательной она станет в выборе ругательств и обещаний всяческих кар.
  – Надо было мне описывать вас такими, какие вы на самом деле, – процедила она. – Не тебя, Баладита. Ты-то человек. – Она метнула в Тобо гневный взгляд. – А насчет тебя я начинаю сомневаться.
  – Для неверующего сойдет, – пробормотал Баладита.
  – Да. Что ж, вас, заблудших душ, куда больше, чем нас, познавших Истину. И я должна быть светочем Божьим в юдоли печали нашей.
  Баладита нахмурился, потом сообразил. Дрема на самом деле иронизировала над своим отношением к тем, кто не разделял ее религиозных взглядов и вместе с другими неверующими составлял население юдоли печали нашей. Которая прежде, когда веднаиты были многочисленней и с большим рвением пытались спасать неверных от вечных мук, называлась царством войны.
  И только уверовавшие получали шанс попасть в царство мира.
  – Тобо, даже не пытайся увильнуть! – рявкнула Дрема. – Ты пойдешь со мной вниз. Так, на всякий случай – если он и правда слышит голоса.
  – Для меня это весьма веский довод, чтобы держаться от него подальше.
  – Тобо!
  – Пойду по твоим стопам, Капитан. Чтобы никто не напал на тебя сзади.
  Дрема нахмурилась. Она так и не привыкла к неформальным взаимоотношениям в Отряде, к внешней непочтительности к командирам, ко всем этим специфическим традициям, сложившимся задолго до того, как она вступила в братство.
  Над чем солдаты не смеялись, на то пеняли. И тем не менее дело делалось.
  Торопливо спускаясь по лестнице, Дрема разминулась с несколькими подчиненными. Все уроженцы Хсиена.
  Ее радовали результаты работы учебного полка. Многие из тех, кто присоединился к Отряду, были отребьем в стране Неизвестных Теней: преступниками и отступниками, бандитами и дезертирами из местных армий; глупцами, решившими, что поход вместе с Солдатами Тьмы станет грандиозным приключением. Теперь же, подтянутые, сильные и уверенные, они смотрелись отлично. И звон металла в бою, который они услышат даже раньше, чем ожидают, станет для них окончательной закалкой.
  Спускаясь, Дрема видела десятки людей, занятых переноской сокровищ наверх. Идущий позади Тобо спросил:
  – Уверена, что не перестаралась с обчисткой гробниц? Мы уже набрали столько, что можем сделать богачами всех солдат.
  Этот факт не ускользнул от внимания некоторых рекрутов с уже запятнанной репутацией. Но искушение легко преодолеть, когда знаешь, что только твой Капитан способен вывести тебя с плато живым и что безжалостные Неизвестные Тени пустятся по твоему следу, если сбежишь уже за Вратами.
  – Нам не одолеть Протектора, имея лишь восемь тысяч солдат, Тобо. Требуется секретное оружие и сосредоточение сил. Золото годится для обеих целей.
  Подчас Тобо беспокоился за Капитана. Когда-то она занималась в библиотеке копированием книг, и через ее руки прошли труды по военной теории. С тех пор нередко можно было услышать от нее выражения вроде «стратегический центр тяжести» и «сосредоточение сил» – от этого собеседник кажется себе невеждой. Тобо это раздражало еще и потому, что ветераны – Костоправ, Госпожа и другие – ничего не имели против. А это означало, что он и впрямь невежда.
  – Здесь мы задержимся, – сообщила Дрема, когда они достигли ледяных пещер с Плененными, и велела идущим за ней: – Вы четверо отнесете наверх двух спящих, Ревуна и Длиннотень. Ревуна мы возьмем с собой, а Длиннотень рабочая бригада доставит в Хсиен на суд. Вы двое останетесь с нами.
  Ледяные пещеры казались застывшими во времени. Здесь как будто ничего не менялось; иней быстро прятал мелкие следы посещений. А мертвых от зачарованных можно было отличить лишь при внимательном осмотре, да и то если знаешь, какие признаки нужно искать.
  – В пещеру не входить, пока мы не позовем, – продолжала Дрема. – Иногда стоит лишь дохнуть на замороженного, чтобы он умер.
  Внимательное исследование показало, что такое уже случалось. А трупами стали как несколько Плененных, так пяток их таинственных предшественников, чье присутствие в пещерах Шиветье еще предстояло объяснить.
  Демон не успел или не пожелал поделиться очень многими знаниями.
  – Нам нужно, чтобы эти двое отправились наверх, не проснувшись, – сказала Дрема Тобо.
  – Я должен их расколдовать. Иначе умрут от первого же прикосновения.
  – Это я понимаю. Но хочу подержать их в таком состоянии, чтобы они не смогли доставить неприятности. Если Длиннотень по дороге проснется, то его некому будет контролировать.
  – Дай мне сделать мою работу.
  Обиделся.
  Дрема расположилась между юным магом и входом в пещеру – на случай, если любопытство солдат одержит верх над здравым смыслом. Ее восхищало, как быстро лед восстанавливает поврежденную паутину, – некоторых спящих стариков окутывала настоящая филигрань. Если не считать пустого пространства после Ревуна, в пещере почти не осталось следов, оставленных в тот день, когда Плененных братьев Отряда освободили. В этой части пещеры пол становился наклонным и сворачивал в сторону, а сама пещера настолько сужалась, что исследователь вынужден был ползти. И если проникнуть достаточно далеко, то попадешь в то место, где в давние времена преследуемый культ обманников спрятал почти все свои святыни. Отряд их уничтожил, уделив особое внимание могущественным Книгам Мертвых.
  
  Отправив спящих колдунов на поверхность, Дрема долго молчала. Потом вместе с Тобо и двумя молодыми солдатами продолжила спуск в подземелье. Ее занимали две проблемы. Первой был непонятный источник бледно-голубого света, просачивающегося сквозь лед в Пещере Древних, а вторую она озвучила так:
  – Где у таглиосской империи стратегический центр тяжести?
  Этот второй вопрос ее интересовал гораздо больше. Первый был лишь данью любопытства. Наверное, ответ прост: свет идет из другого мира.
  – Душелов, – ответил Тобо. – Тут и думать нечего. Если убьешь Протектора, огромный змей останется без головы. Радиша и Прабриндра Дра сразу объявят себя правителями, и на этом все кончится.
  Ну да, как будто и впрямь все так просто.
  – Еще надо будет справиться с главнокомандующим.
  – И с Нарайяном Сингхом. И с Дщерью Ночи. Но Протектор – единственная часть задачи, которую нам не решить с помощью черных гончих.
  Дрема отметила, как дрогнул голос Тобо при упоминании Дщери Ночи. Парень видел ведьму, когда та была пленницей Отряда, еще до бегства в страну Неизвестных Теней. И от Дремы не укрылось, какое ошеломляющее впечатление произвела на него девушка.
  От Капитана мало что укрывается. И она ничего не забывает. И ошибается редко.
  Но в этот раз Дрема допустила грубейшую ошибку, позаботившись о том, чтобы ветераны не совали нос в ее дела.
  
  Дрема обнаружила Ножа, стоящего перед стеной мрака. Он был напряжен, с левой руки свисал фонарь. Было очевидно, что чернокожий пробыл здесь долго: ступени усеяны флаконами из-под лампадного масла. Содержимое этих флаконов предназначалось для Баладиты и тех, кто поднимал наверх сокровища.
  – Нож, в чем дело? – раздраженно вопросила Дрема.
  Нож махнул рукой, требуя тишины:
  – Слушай.
  – Что?
  – Просто слушай. – А когда у Дремы почти иссякло терпение, добавил: – Вот оно.
  И она ясно расслышала далекий крик:
  – Помогите!
  Тобо тоже услышал и вздрогнул:
  – Капитан…
  – Вызывай Кошку Сит. Или черную гончую.
  – Не могу. – Он не смел признаться, что нарушил ее запрет и отправил почти всех черных гончих на помощь Костоправу и Госпоже.
  – Почему?
  – Они откажутся спускаться.
  – Заставь!
  – Нельзя. Они партнеры, а не рабы.
  Дрема пробормотала что-то нехорошее насчет якшания с демонами.
  – Вам не пройти дальше, – ответил Нож на незаданный вопрос. – Я сам тысячи раз пытался. У всего Отряда не хватит мужества, чтобы спуститься еще на одну ступеньку. Я не могу бросить туда даже пустую склянку.
  – А полные у тебя есть? – спросила Дрема.
  – Вон там.
  Дрема взяла три флакона. Два бросила Ножу под ноги и велела:
  – Отойди назад.
  Масло из разбитых склянок не испугается колдовского мрака.
  – Подожги.
  – Что?
  – Подожги масло.
  Нож с заметным нежеланием наклонил фонарь и уронил несколько горящих капель. На ступеньках заполыхало.
  – Проклятье! – взвизгнул Тобо. – Зачем ты это делаешь?
  – А ты погляди, – отозвалась Дрема, заслоняя лицо от жара.
  Мрак не смог одолеть пламя.
  – Всего через две ступеньки начинается пол, – сказал Тобо. – А на нем валяются монеты.
  Дрема опустила руку и прошла мимо Ножа. Тобо последовал за ней. Ошеломленный Нож вновь попробовал спуститься и едва не упал, не встретив ожидаемого сопротивления. Но почему оно вдруг исчезло?
  Нож не сомневался, что, если бы он поджег масло в одиночку, ничего бы не изменилось.
  – Капитан, будь очень осторожна.
  – Помогите!
  Голос зазвучал громче и настойчивей. И теперь он был узнаваем.
  – Капитан, правда, берегись! Уму непостижимо! Он никак не мог выжить.
  – Помогите!
  Крики Гоблина звучали все отчаянней.
  
  
  24
  Хатовар. Нечестивая страна
  
  
  Вот уже четыре дня, как мы в земле обетованной, в стране моей мечты. Мы ничего не обрели. И кое-что потеряли. Старый брат Отряда, по имени Магарыч, мертв. И Чо Дай Чо, он же Джо-Джо – нюень бао, так долго бывший ленивым телохранителем Одноглазого, тоже.
  Тени прикончили их в первую же ночь. Тени-убийцы, сбежавшие с плато Блистающих Камней после того, как форвалака, прорываясь, повредила Врата. Тени, уничтожившие население в этой части Хатовара.
  Когда мы узнали, что они здесь есть, то принялись без особого труда приманивать и уничтожать их. Подобного опыта у нас хватало. Но способ предостережения оказался чрезвычайно неприятным.
  Он мог быть и хуже. Сам факт, что местность возле Врат опустошена, насторожил всех.
  За последующие ночи мы прикончили девять Теней. Негусто, что и говорить. И я уже надеялся, что это хороший знак для остальной части этого мира.
  Их помогали истреблять и черные гончие. Они ненавидели своих неприрученных родственников с плато. И очень их боялись. Хотя эти Тени и казались менее агрессивными по сравнению с теми, которых мы встречали в прошлом.
  Гончие провели дальнюю разведку, но не обнаружили живых людей южнее хатоварского эквивалента Данда-Преша. Зато напали на след форвалаки. Настолько четкий, что мои вороны насторожились: уж не оставлен ли он намеренно?
  – Ты и правда хочешь снова пересечь эти горы? – спросил Лебедь.
  – Он и так уже совершенно измотан, – сказала мне Госпожа. – А ведь мы еще и шагу не сделали.
  – Сейчас бы летучий ковер, – вздохнул я.
  – Сейчас нам бы многое пригодилось. Например, несколько черных жеребцов из Чар. И сотня трубок с огненными шарами не была бы лишней. А ты не захотел украсть коня у Дремы.
  – Я не мог, разве не ясно? Он же последний, Дрема заметила бы пропажу.
  – Зато она не заметила, что рядом нет тебя, меня и прочего помета, выпавшего из гнезда тупоумия.
  – Какой замечательный образ, – прокомментировал Лебедь. – А вот и главные птицы нашей стаи.
  К нам приближались Мурген, Тай Дэй и дядюшка Дой. Как и всем остальным, им хотелось услышать ответ на вопрос: «Что делать дальше?» – который я обещал дать сегодня.
  – Так что будем делать, начальник? – спросил Мурген.
  – Пойдем за форвалакой. Здесь оставаться не можем, Тени истребили почти всю дичь.
  Они убивают все подряд. Даже за насекомых берутся, войдя в раж. А крупных животных не трогают в единственном случае – когда подворачивается возможность высосать жизнь из человека.
  – Думаешь, поэтому она и ушла отсюда? – сказал Мурген.
  Это лишь часть ответа.
  – Ей тоже нужно есть. – Я обвел взглядом спутников и понял, что огонь мести в них пылает уже не столь жарко.
  – Но здесь имеется пища, – возразил Дой. – И ее нетрудно добыть. Я видел диких кабанов и карликовых оленей. Видел кроликов и других грызунов, помельче. Пожелай форвалака остаться в этом мире, с голоду бы не умерла. И еще я скажу, что Тени давно не охотились в этом краю, иначе я вообще не обнаружил бы животных. Должно быть, чудовище воссоединилось со своими союзниками. А Тени не по собственной воле сюда пришли, их послали шпионить за нами.
  – Продолжай, – сказал я.
  – Я изучил оставленные форвалакой следы. Они практически ничего не добавляют к поверхностной картине. Напрашивается вывод: это набег взбесившегося зверя. Но такой ответ мне кажется слишком простым. Чувствую, что за этим кроется нечто большее. Такие мотивы, как безумие и месть, сюда не укладываются. Но если она работает на пару с кем-нибудь из здешних…
  Я размышлял над этим едва ли не с того момента, как вышел из комы. Но мне не хватало информации для подкрепления версии.
  Я хмыкнул:
  – Монстр наверняка знал, что его будут преследовать. У Солдат Тьмы есть репутация. Они уже пытались убить форвалаку по причинам куда менее веским.
  – А Гоблин, как мне помнится, еще и пытался ей помочь. Но не успел – она на него напала.
  – Чтобы добраться до Хсиена, – продолжал Дой, – она должна была пройти через двое Врат. И ведь как-то проведала, что Одноглазый там. К тому же ей было известно, что эти Врата повреждены. Даже если ей предстоял безопасный путь, она не могла не знать, что станет уязвима во Вратах. Но она не пострадала. Далее, расстояние между Вратами чрезвычайно велико для того, кто не получает помощи от Шиветьи. Но у нас нет причин подозревать, что он помогал форвалаке. Отсюда вывод: ей предстояло слишком долгое, голодное, рискованное путешествие – с единственной целью: расправиться над Одноглазым.
  Я взглянул на Госпожу, потом вновь на Доя. Не один я такой умный, оказывается.
  – Понятно. Разумеется, сама она не справилась бы. Без помощи Теней и особенно без пищи. В Хсиене у нее уж точно не было возможности прокормиться. Ее по пятам преследовали гончие.
  – Значит, у нее были помощники, рассчитывавшие на крупное вознаграждение, – подвела итог Госпожа. – Интересно – на какое?
  – Как насчет того, что мы четыре года выковыривали из страны Неизвестных Теней? – предположил Мурген. – Секреты Врат?
  Все кивнули.
  – Но как они могли узнать? – спросил я. – И зачем им нужно, чтобы через Врата никто не мог пробраться? Разве Шиветья не говорил, что поломки такого уровня Врата чинят сами? Тобо и Суврин никогда не находили открытых Врат, разве не так? – Я предположил, что Дой знаком с приключениями Тобо.
  Все взгляды обратились ко мне.
  – Это Хатовар, откуда вышли все Вольные Отряды, – предположил Мурген.
  – Более четырехсот лет назад. Теперь уже ближе к пятистам. Про это здесь могли вообще забыть.
  – Наверное, не забыли.
  – А еще они должны располагать какими-то знаниями о Вратах. Ведь провели же Бовок через эти Врата, затем в Хсиен и обратно, потом снова сюда. И ничего при этом не сломали.
  – Мы можем предположить еще и то, что здесь кто-то умеет управлять Тенями, – добавила Госпожа.
  – Почему?
  – Это следует из того факта, что Бовок добралась до Хсиена и вернулась. А также из того, что мы имели бы здесь дело с гораздо большим количеством Теней, если бы вся их стая прорвалась и опустошила этот мир, когда Бовок впервые прошла через Врата. Дой сказал, что здесь есть дичь. Если бы Тени, которых мы уничтожили, были дикими, то они всю дичь уничтожили бы. Значит, их послали наблюдать за нами.
  – Проклятье! – прорычал я. – Мурген! Когда ты был в Хань-Фи, не слышал ли байки о Хозяине Теней, с которым мы еще не расправились? Уж не предстоит ли нам здесь столкнуться с давно потерянной мамашей Длиннотени?
  – В нашем мире мы рассчитались со всеми Хозяевами Теней. Если здесь кто и окажется, то это будет доморощенный.
  Вполне возможно. Двое из троих, о ком мы позаботились в нашем мире, были именно доморощенными. Одним из них была беглая подручная Госпожи, долгое время считавшаяся мертвой.
  Продолжение разговора привело к выводу, что нас могли заманить в Хатовар специально – как обладателей важных сведений.
  Даже сейчас Госпожа является ценнейшим хранилищем магической информации.
  Я уединился в сторонке со своими воронами. Одной велел отправить Неизвестные Тени на разведку – пусть бегут во все стороны, пока не обнаружат туземцев. Другая полетела к Тобо с подробным и честным отчетом, представив дело так, будто Дрема послала нас в Хатовар и ждет регулярных донесений.
  Я надеялся, что Тобо воспользуется полезным намеком. И что он лишь притворяется, будто знает о Хатоваре слишком мало.
  
  Ни я, ни Госпожа не могли заснуть. Белой вороне не потребовалось много времени, чтобы отыскать людей. В нашу сторону направлялась армия, хотя она пока пребывала по другую сторону гор. Там же обнаружилась и форвалака, сопровождающая семейство колдунов, которые, судя по сообщениям от Тобо, были не кем иными, как всеми признанными повелителями современного Хатовара.
  Эту информацию Тобо почерпнул из непрямого источника. Он проконсультировался с ученым Баладитой, а тот задал наши вопросы демону Шиветье, который молчаливо признался в своей способности наблюдать за событиями в мирах, соединенных посредством плато Блистающих Камней.
  Правил Хатоваром многочисленный, драчливый и энергичный клан колдунов, известных как Ворошки, что было просто-напросто их фамилией. Талантливая кровь основателя клана передалась его потомству. Он обладал фантастическим сексуальным аппетитом, так что ныне Ворошков насчитывается несколько сотен. Их режим жесток, единственная его цель – дальнейшее умножение богатства и власти. После катастрофы, вызванной прорывом форвалаки в Хатовар, Ворошки научились управлять Тенями. И наверняка именно они послали Тени, которых мы уничтожили.
  Кине, или Кади, уже не поклоняются в мире, который называется Вратами Кади. А Детей Кины клан Ворошков истребил.
  Тем не менее ежегодно и примерно в то время, когда обманники отмечают свой Фестиваль Огней, кто-то ухитрялся задушить одного из членов клана и уйти безнаказанным.
  Нельзя было исключить, что Ворошки достаточно хорошо знают свою историю и помнят, что Вольные Отряды Хатовара изначально были миссионерами Матери Тьмы. И эти люди вполне могут опасаться возвращения Разрушительницы.
  
  Мои сверхъестественные союзники получили инструкции ни во что не вмешиваться, кроме тех случаев, когда появлялась возможность уничтожать хатоварские Тени без риска обнаружить нашу тайную силу. Положив голову мне на грудь, Госпожа пробормотала:
  – Кажется, эти Ворошки – плохие люди, дорогой. Такие же плохие, как и те, с кем ты сталкивался прежде.
  – Включая тебя?
  – Настолько плохих, как я, попросту нет. Но про них тебе нельзя забывать. Их целый клан. И они не грызутся между собой. А мои Десять Взятых, даже когда я держала их на самом коротком поводке, пытались вонзить нож друг другу в спину.
  Хоть она и дразнила меня, в ее словах заключался намек. Я обнял ее и сказал:
  – Я вернусь на плато, чтобы не идти на риск столкновения. Мы ведь всегда сможем прокрасться сюда.
  Но мне не доставит радости то, что Бовок и на сей раз удастся уйти.
  Я задремал, размышляя о логике Ворошков. И об этом загадочном мире, однажды пославшем наших предшественников в крестовый поход, цель которого уже давно забылась. Может, Ворошки лишь марионетки Кины? Не могут ли они оказаться еще одним механизмом, с помощью которого Мать Тьмы попытается начать Год Черепов?
  – Нет, – не согласилась Госпожа, когда я высказал эту мысль вслух. – Мы знаем, кому предназначена эта роль.
  – Я даже думать о Бубу не хочу, милая. Я просто хочу спать.
  
  25
  Плато Блистающих Камней. Мститель
  
  
  Гоблин не отрицал ничего:
  – Она каким-то образом сохраняла меня живым. Намеревалась использовать. Но ничего со мной не сделала. Я почти все время спал. И видел мерзкие сны. Наверное, ее сны.
  Голос маленького колдуна звучал чуть громче шепота. И дрожал. Постоянно казалось, что Гоблин вот-вот расплачется. Неукротимый дух, прежде делавший его нашим Гоблином, куда-то подевался.
  Слушатели никак не приветствовали спасенного брата и не давали понять, что он им нужен. Да и не были ему рады, если откровенно. Потому что четыре года проспал рядом с Матерью Тьмы, царицей обманников.
  – Она живет в самом жутком месте, какое только можно вообразить. Там сплошная смерть и разрушение.
  – И безумие, – добавила Сари, не отрывая взгляда от штанов, которые штопала.
  – Где Копье? – спросил Тобо.
  Гоблина уже про него спрашивали. Копье Страсти – душа Отряда. Так же как и Анналы, оно связывает прошлое и настоящее. Оно всегда находилось в Отряде со дня его ухода из Хатовара и вернулось вместе с ним. Оно обладает как символической, так и реальной силой, будучи Ключом к Вратам. И еще оно способно причинять богине жуткую боль.
  Гоблин вздохнул:
  – Остался только наконечник. Внутри Кины, когда я ее проткнул. Она заставила его переместиться сквозь плоть, и теперь он попал в ее лоно.
  Капитан, которой откровенно не нравились эти языческие речи, рявкнула:
  – Может ли кто-нибудь из вас, неверных, это объяснить?! Тобо?
  – Я ничего не смыслю в религии, Капитан. Во всяком случае, не знаю ничего практического.
  – Кто-нибудь?
  Никто из неверных не отозвался.
  Зато у Дремы имелось несколько мыслей по этому поводу. Первая – что Кина не настоящая богиня. Всего лишь чрезвычайно могучее чудовище. И все гуннитские боги и богини не что иное, как могучие чудовища. А истинный Бог только один… Она стояла, не сводя с Гоблина глаз и гадая: может, самый лучший выход – попросту прикончить его?
  Молчание затягивалось. Гоблину было крайне неуютно. Ничего удивительного, учитывая обстоятельства и неспособность толком объяснить, что с ним произошло.
  Ему никто и никогда больше не поверит.
  – У меня есть идея, Тобо, – сказала Дрема.
  Молчание снова затянулось: парень ждал продолжения, а она ждала, когда он спросит, что за идея.
  Глупые игры взрослых.
  – Почему бы нам не отправить Гоблина в Хатовар, чтобы помог Костоправу? – предложила Сари. – Всяко ему будет спокойнее среди старых друзей.
  Дрема метнула в нее неприязненный взгляд. Затем то же самое сделал Тобо. Сари улыбнулась, откусила нитку, убрала иголку:
  – Вот и готово.
  С лягушачьего лица Гоблина сошли жалкие остатки цвета, пережившие подземное заточение. И чем усердней Гоблин старался напустить на себя равнодушие, тем яснее становилось нам, что он не хочет присоединиться к экспедиции в Хатовар.
  Возможно, до смерти боялся новой встречи с форвалакой.
  – Думаю, это отличная мысль, – холодно проговорила Дрема. – Костоправ прислал ворону, просит о помощи. С ним и так пошли все непредсказуемые солдаты и чародеи. Гоблин, ты еще не забыл свое ремесло? Колдовать сможешь?
  Маленький маг грустно покачал головой:
  – Не знаю. Надо попробовать. Но от меня даже в лучшие мои дни было мало толку против настоящего таланта.
  – Решено, ты отправишься по хатоварской дороге. Всем остальным: наши дела здесь закончены, мы выступаем. Тобо, найди братьев Чу Мин, они пойдут с Гоблином.
  Новость о том, что скоро в поход, распространилась быстро. Оставшиеся с нами войска были рады ее услышать. Они слишком долго пробыли в этом неуютном и жутком месте, пока их командиры грызлись из-за пустяков. Да и запасы продовольствия быстро сокращались, несмотря на многолетнюю подготовку.
  
  26
  Хатовар. Преследование
  
  
  Я вернулся, проконсультировавшись с белой вороной.
  – Они уже спустились с гор на нашей стороне перевала.
  – Значит, идут очень быстро, – сделала вывод Госпожа.
  – Гадают, не заподозрили ли мы чего. Им непонятно, почему несколько Теней не вернулись с разведки, а вернувшимся не удалось подобраться близко к нам. Поэтому они оставили пехоту, тяжелую кавалерию и артиллерию позади, чтобы добраться до нас поскорее и сорвать подготовку к сражению, если мы ведем таковую. И еще птица сказала, что они готовят сюрприз, но какой именно – не знает, не сумела подслушать.
  – Не понимаю, почему они попросту не засели здесь, чтобы дождаться нас, – пробормотал Лебедь.
  – Наверное, потому, что в этих краях мало продовольствия, отсюда далеко до мест, где происходят события. Да и не могли они знать заранее, когда мы появимся. А хоть бы и знали. У них на севере целая империя, которой нужно управлять. К тому же, если бы они разбили тут лагерь, мы бы его заметили и не спустились с плато. И еще: думаю, они ожидали, что мы двинемся по следу форвалаки, как только поймем, что здесь произошло. В таком случае можно было бы загнать нас в ловушку севернее Данда-Преша, на знакомой местности и поближе к дому. И я бы попался на эту удочку, кабы не отправил на разведку ворон и черных гончих.
  И даже если не учитывать расстояние, эти места для них полны предрассудков. К тому же в клане Ворошков сменился глава. Некто по прозвищу Старейшина внезапно умер примерно в то время, когда мы вышли на плато. А его преемник, похоже, предпочитает действовать решительно.
  – И ты узнал все это, разговаривая с воронами?
  – Они умны, Лебедь. Умнее многих людей. И разведчики из них отличные.
  – И какая у нас теперь стратегия? – спросил Дой.
  – Будем сидеть. И ждать. Выпустим черных гончих порезвиться, они любят дразнить лошадей.
  Все уставились на меня с раздражением, хорошо знакомым мне по тем временам, когда я был Капитаном и разыгрывал свои карты втемную. Я содрогнулся и заставил себя приоткрыть их:
  – Они послали вперед небольшой отряд легкой кавалерии, чтобы добрался сюда быстрее остальных. И когда наступит ночь, Неизвестные Тени примутся изводить лошадей. Незаметно, разумеется. Мы ведь не хотим их потерять. А Тени покрупнее станут обрабатывать форвалаку, показываясь ей в облике призрака Одноглазого. Я надеюсь, что она бросится вперед, опережая своих приятелей. И тогда мы сможем убить ее и уйти быстрее, чем приятели сюда доберутся.
  Ну вот. Я поделился своими планами. И мне стало паршиво. Возникло ощущение, что теперь, когда я все сказал, что-нибудь обязательно пойдет не так.
  Повисло молчание. Наконец Мурген осведомился:
  – А получится?
  – Да откуда мне знать, черт подери? Спроси меня завтра в это же время.
  – Что делать с Гоблином? – спросила Госпожа.
  – Приглядывать за ним. И не подпускать к копью Одноглазого. – Все это казалось для меня самоочевидным.
  Молчание снова затянулось. Потом Лебедь сказал:
  – Я вот что думаю. Почему бы нам не оставить Гоблина здесь, когда будем уходить?
  – А я думал, он твой друг, – буркнул я.
  – Был. Но мы уже решили, что этот тип не может быть тем Гоблином, которого мы знали. Правильно?
  – Остается шанс, что Гоблин, которого мы знали, все еще у него внутри, ждет освобождения. Как ждали все мы, пока сидели в пещере.
  – А те из нас, кто там не был, не очень-то уверены в тебе.
  – Просто будем считать, что я сторонник мягкого обращения. Будем считать Гоблина Гоблином, пока он не выкинет нечто такое, отчего нам захочется его повесить. И тогда мы его повесим. – Пришлось немного подыграть – от меня этого ждали.
  – Капитан все еще решает кадровую проблему, изгоняя в Хатовар тех, в ком сомневается, – проговорил Мурген.
  – И это смешно? – поинтересовался я, потому что он улыбался.
  – Конечно. В том смысле, что ни тебе, ни мне, ни Госпоже такое даже и в голову не пришло бы, когда командовали мы.
  – Каждый считает себя ехидным критиком. – Я повернулся к Госпоже. – А ты не вздумай проболтаться о том, что не сможешь дать Гоблину пинка, от которого он улетит до самого Хсиена. Я хочу навалить на него такую кучу дел, что ему будет некогда впутываться в неприятности. Но если он поверит, что ему придется балансировать на лезвии ножа, это тоже не помешает.
  – Он и так это знает. Не дурак же.
  – Мы тебе еще долго будем нужны? – поинтересовался Лебедь, тасуя колоду карт.
  Мургену и Тай Дэю тоже не терпелось разделить с ним забаву, к которой мы заново пристрастились в стране Неизвестных Теней.
  – Идите. Все равно нам нечего делать, кроме как ждать. И наблюдать, как дядюшка Дой шныряет вокруг с улиточьими раковинами, словно не в силах допустить, что кто-то способен проявить бдительность и вовремя заметить опасность.
  Именно так Неизвестные Тени пересекли плато и попали сюда. Ну и кто же из моей команды в сговоре с Тобо и Капитаном?
  Однако я не мог ждать вечно. Не намеревался и выступить против солдат Ворошков. Единственный повод к вражде между нами и кланом – их предположение, что Отряд существует только в качестве ресурса, который им предстоит израсходовать.
  Я порицаю такое отношение всякий раз, когда сталкиваюсь с ним.
  
  В ту ночь над Хатоваром стояла полная луна. Я пошел прогуляться в лунном свете. Мои вороны то прилетали, то улетали. Они носились как молнии, пока я не попытался понаблюдать, как они это делают.
  Неизвестные Тени ничуть не менее злобны и опасны, чем их описывает хсиенский фольклор. Им было совсем не трудно раздразнить форвалаку и выманить ее из-под защитного зонтика, созданного колдунами Ворошков.
  
  27
  Тенеземье. Прорыв
  
  
  Капитан подползла к Суврину, пристроилась рядом и приподняла голову ровно настолько, чтобы разглядеть Врата.
  – Мы всего в тридцати милях от твоей родины, Суврин.
  Она уже несколько лет пыталась придумать ему прозвище получше, чем Суврин, что на его родном сангельском языке означало «младший». Но ничего более экзотичного так и не отыскала.
  – Даже меньше. Интересно, помнит ли меня еще кто-нибудь?
  Позади них нетерпеливо ждали тысячи голодных солдат. При переходе через плато слишком много времени было потрачено зря. Дрема постаралась не поддаваться угрызениям совести.
  – Сколько их там? – спросила она.
  Чуть ниже Врат располагался лагерь. Построенный на останках старого лагеря Отряда, он, похоже, стоял здесь уже давно. Все сделано из подручных материалов, но, как говорится, на века. Это характерная черта любых военных сооружений на территориях, где правит Протектор.
  – Пятьдесят шесть человек. В том числе девять женщин и двадцать четыре ребенка.
  – Маловато, чтобы помешать прорыву.
  – Они здесь не для этого. Они вооружены, но это не настоящие солдаты. За дорогой и Вратами не наблюдают, днем почти все работают на полях.
  По берегам ручья у подножия холма виднелось несколько жалких клочков кое-как обработанной земли.
  – Я подумывал о нападении, но решил подождать, пока Тобо к ним не приглядится. Должно быть, на самом деле они здесь из-за Теней.
  – После заката пошлем вниз роту. Она их разоружит и загонит в барак, глазом моргнуть не успеют. – Капитан была недовольна нерешительностью своего выдвиженца.
  – И все же пусть Тобо сперва их проверит. Это правда не помешает. Они всегда оживляются с наступлением темноты.
  – Не поняла.
  – Уже начинаются сумерки. Подожди, сама увидишь.
  – Только не заставляй меня ждать всю ночь, Суврин.
  Дрема отползла назад. Когда добралась до места, где могла встать, не будучи замечена снизу, она так и сделала и подошла к дожидавшейся свите.
  – На нашем пути гарнизон. Небольшой. Хлопот не доставит, потому что нас вроде не ждут. Нужно, чтобы никто из них не сбежал, когда мы пройдем через Врата. Ранмаст, Икбал, вернитесь по дороге назад, займитесь подготовкой к маршу. Проследите, чтобы солдаты поели и проверили оружие. Но без костров – огонь и дым нас выдаст. Возможно, выступим не раньше полуночи, но всем ждать, не расслабляться.
  Вдоль колонны побежали нарочные, передавая ее распоряжения.
  
  Вон там! Видишь? Вот о чем я говорил, – указывал Суврин.
  По бокам от него лежали Тобо и Дрема. Внизу под ними солдаты гарнизона тщательно осматривали местность возле Врат, освещая ее с нескольких направлений различными источниками света.
  – Ищут утечку. Через минуту станет еще интереснее.
  Вскоре трое принесли глиняный кувшин объемом с галлон, с узким горлышком, закрепленный в деревянной раме, которую они прислонили к магическому барьеру, не дающему Теням с плато пробраться через Врата.
  Освещение было ярким, но даже зорким глазам Тобо не хватало света, чтобы разглядеть происходящее. Однако, чем бы эти люди ни занимались, они проявляли чрезвычайную осторожность.
  – Понял! – воскликнул Тобо через десять минут пристального наблюдения. – Они пытаются ловить Тени. Проделали в барьере крохотную дырочку и надеются, что какая-нибудь нетерпеливая Тень пролезет через нее и попадет в кувшин.
  – Они работают на Душелов, – проговорила Дрема.
  Наверное, просто хотела охладить энтузиазм парня. Теперь она поняла причину осторожности Суврина.
  – Разумеется. На кого же еще? Нам надо все обдумать. Если в ее распоряжении целая свора Теней…
  – Уже слишком поздно поворачивать обратно.
  «Ну да, – подумал Суврин. – Будто ты раньше предлагала что-то подобное».
  Дрема перевернулась на спину, потерла лоб левой рукой. На небе сияли звезды ее детства.
  – Я так соскучилась по нашим звездам.
  – Я тоже, – отозвался Суврин. – Немало времени здесь провел, просто любуясь ими.
  – Ты еще не послал через Врата ни одного разведчика.
  – У меня правда не было такой возможности. Не хотел все брать в свои руки и ставить тебя перед фактом. Всяко нужно было первым делом починить Врата, а ночью на ремонт удалось выкроить только час.
  – Но теперь-то они исправны? У нас наверху двенадцать тысяч человек. И не говори, что нужно ждать еще.
  – Можете идти через Врата в любое время.
  – Нефы, – предупредил Тобо.
  Дрема опять легла на живот. Верно: внизу рядом с местными появились духоходцы. Оставшись прозрачными, они подпрыгивали и жестикулировали. Но работающие за барьером никак на это не реагировали.
  – Солдаты не видят их, – пояснил Тобо.
  Нефы оставили попытки пообщаться с ловцами Теней и двинулись вверх по склону, чтобы теперь досаждать наблюдателям на краю плато.
  – Что они пытаются нам сказать? – спросила Дрема.
  – Не знаю, – ответил Тобо. – Я иногда даже слышу их шепот, но до сих пор не научился понимать. Будь здесь отец… Он сам почти духоходец. Думаю, смог бы разобрать хоть немного.
  – Мы можем смело предположить, что они предостерегают нас от какого-то поступка. С того момента, когда кто-то из нас об этом догадался, такие предостережения всякий раз подтверждались. Но мы еще не попадали в беду, делая то, что хотели. Разве не так?
  Ожидание затянулось.
  – Они всегда так себя ведут, – сказал Суврин и перевернулся на спину. – Почему бы нам не поглазеть на падающие звезды?
  – Я пойду вниз, – решил Тобо. – Хочу послушать, о чем они говорят.
  – Во-первых, тебя заметят. А во-вторых, когда это ты успел выучить сангельский?
  – Нахватался у Суврина. Надо же нам было чем-то заниматься в скучных поездках к Вратам. Впрочем, вряд ли эти ребята будут говорить не на таглиосском. Они отобраны из тех, кому Протектор доверяет. Доверяет в том смысле, что держит их семьи в заложниках. А меня не заметят, не беспокойся.
  Дой хорошо его обучил. Спускаясь по склону, Тобо был почти невидим, хоть и не пользовался магией. Ловцы Теней даже ухом не повели. А вот духоходцы разволновались. Затем и несколько ближайших Теней – из тех, что не ползали вдоль дороги вместе с остальными, подстерегая неосторожных солдат, – тоже беспорядочно заметались от укрытия к укрытию. Одна устремилась вверх, юркнула в дырочку и угодила в кувшин.
  Ловцы Теней поздравили друг друга. Они мгновенно запечатали и кувшин, и барьер – последний почти невидимым кусочком бамбука. Тобо ощутил исходящие от этой пробки мощные чары. Душелов не желала, чтобы через отверстие пробрались более сильные Тени.
  Ловцы удовлетворились поимкой одной Тени, собрали свои вещи и ушли.
  – И это все? – спросила Дрема.
  – Я сейчас впервые увидел, как ловят Тень, – пояснил Суврин. – Полагаю, такое случается нечасто.
  Через несколько секунд после ухода тенеловов Тобо прошел через Врата в свой родной мир. Суврин починил их как следует.
  Парень глубоко вздохнул. Прислушался к негромким звукам – это спускалась с плато наша рота. Никто не поднял тревогу, когда он миновал Врата, и когда через них пошли солдаты – тоже. Очевидно, Протектор не опасалась угрозы с юга. Хотя сама несколько раз восставала из могилы, она не ожидала подобного от своих врагов.
  – Воды спят, – проговорил Тобо и начал творить чары, чтобы погрузить тенеловов в глубокий сон. Он научился этому у Одноглазого, а тот стянул заклинание у Гоблина более века назад.
  Мысли Тобо постоянно возвращались к Гоблину.
  Кина – царица обманников. Допустим, она ничего не сделала с колдуном-коротышкой. Но кто в это поверит? А значит, много времени и ресурсов будет потрачено на бесполезную слежку за ним.
  Может, таков ее замысел? Предназначение Гоблина – отвлечь нас? Есть ли способ это выяснить?
  Все верят, что в Тобо живет творческий гений юности. Если кто и способен найти такой способ, то это он.
  
  С круглыми от изумления глазами пленники наблюдали, как с плато по склону марширует батальон за батальоном. Армию такой численности здесь не видели с Кьяулунских войн. В том раунде лавры победителя достались Душелов, потому что Отряд сильно уступал ей по части волшебства.
  Радиша Дра и Прабриндра Дра занимали в параде почетное место – облаченные в имперские одеяния, окруженные десятками таглиосских королевских знамен. Их присутствие было знаком, который Дрема решила дать народу как можно раньше и повторять как можно чаще.
  Разумеется, сейчас это не сработает – никому из свидетелей не дадут разнести весть впереди наступающей армии. Но Дрема решила, что князю и княжне уже пора репетировать свои исторические роли.
  Суврин ушел вперед, как и десятки разведчиков. Солдат Тьмы спустили с поводка, и бедняга Суврин был вынужден бежать впереди – ему поручили закрыть с юга перевал через Данда-Преш. Задача понятная, не требующая специальной подготовки; именно этим он и занимался, когда попал в плен к Дреме, направлявшейся к Вратам, чтобы освободить Плененных.
  Позаботившись о том, чтобы через перевал не поступали слухи с юга, Суврин должен преодолеть Данда-Преш и захватить армейские мастерские на Чарандапраше. Вполне вероятно, что там вообще не окажется гарнизона, если вспомнить об отношении Душелов к своим вооруженным силам.
  Суврин узнает обстановку задолго до того, как доберется туда. Едва открылся путь с плато, Тобо принес оттуда много мешков старых раковин улиток. И невидимые помощники уже разбегаются по территории, прежде известной как Тенеземье. Тобо будет в курсе всего, что разведают его друзья. И Тобо сделает так, чтобы эти существа донесли новости до всех, кого полагается держать в курсе событий.
  Напряжение было велико и продолжало нарастать. Знающие Душелов не сомневались, что рано или поздно ей сообщат о вторжении. И ее ответ наверняка будет молниеносным, яростным, эффектным и непредсказуемым.
  
  28
  Таглиосские территории. Слепое отчаяние
  
  
  Когда девушка разбудила Нарайяна, он застонал, но быстро взял себя в руки. Протектор где-то неподалеку, но не ближе, чем в предыдущие два дня. Отчаянных усилий Дщери Ночи, пользовавшейся талантами, сути которых она не понимала сама, едва хватало на то, чтобы избежать плена. Но каждый день беглецы балансировали на грани. И эта игра не могла тянуться долго. Больше не осталось никаких средств, и если Протектор пустит по следу подвластные ей Тени…
  – В чем дело? – выдохнул Нарайян, подавив боль, терзающую его теперь постоянно.
  – Что-то случилось. Что-то очень серьезное. Я это чувствую, но не знаю, как описать… Словно моя мать проснулась, огляделась и снова заснула.
  Нарайян ничего не понял. Он так и сказал.
  – Это была она. Я знаю. Коснулась меня. – Замешательство сменилось уверенностью. – Она дала мне понять, что все еще находится там. Хочет, чтобы я продержалась. Потому что скоро все изменится к лучшему.
  Нарайян, хорошо знавший родную мать девушки, подозревал, что Дщерь гораздо больше унаследовала от своей тетки. Душелов отличается психической неустойчивостью; вот и настроение Дщери Ночи меняется чуть ли не от дуновения ветерка. Он бы предпочел, чтобы девушке досталось хладнокровие ее матери. Правда, Госпожа подвержена навязчивым идеям. Например, она твердо решила поквитаться с Нарайяном и со всем культом обманников. Даже будучи орудием Кины, она не испытывала к богине ни любви, ни хотя бы уважения.
  – Ты слышал меня, Нарайян? Она там! И не намерена лежать долго.
  – Слышал. И обрадовался не меньше тебя. Но есть чудеса и чудеса. Нам бы сейчас чудо попроще – уйти от Протектора.
  Он указал на небо к западу. Всего в полумиле над заросшим кустами пологим склоном кружила стая ворон.
  У Душелов тоже бывают навязчивые идеи.
  Охота продолжалась уже целую вечность, пока безуспешно. Неужели у Протектора нет других забот? Кто сейчас управляет Таглиосом и вассальными государствами?
  В начале охоты Нарайян был уверен, что Душелов скоро заскучает и займется чем-нибудь другим. Она всегда так поступала. Но в этот раз закусила удила.
  Почему?
  Когда имеешь дело с Протектором, как ответить на этот вопрос? Возможно, она увидела будущее. Возможно, не нашла развлечения поинтересней. Ее мотивы не всегда понятны даже ей самой.
  Вороны теперь веером разлетались на север от точки, где, вероятно, находилась Душелов. Казалось, их привлекла узкая клиновидная часть склона. Они дрейфовали по ветру, почти не взмахивая крыльями, и медленно рассредотачивались. Нарайян и Дщерь Ночи наблюдали за ними, сохраняя полную неподвижность. У ворон острое зрение. И если двое живых святых обманников могут их видеть, то и вороны, в свою очередь, способны заметить людей, коль скоро неустойчивый магический талант девушки даст на мгновение сбой.
  Одинокая ворона спланировала на юго-восток. «Словно пьяная», – подумал Нарайян. И вот уже не видно ни одной черной птицы.
  – Надо идти, – сказал Нарайян. – Пока еще можем. Возможно, вон та дымка на юге – Данда-Преш. Еще неделя – и мы доберемся до гор. А там нас ловить бесполезно.
  Он и сам не верил в свои слова. Девушка это знала.
  
  Дщерь Ночи шла первой. Она была гораздо подвижнее Нарайяна, и ее нередко злила неспособность душилы поспевать за ней. Иногда она осыпала спутника бранью и даже била. Нарайян подозревал, что она бы бросила его, если бы нашла другой источник существования. Но ее жизненные горизонты никогда не простирались далее границ культа, и она понимала, что живой святой имеет гораздо больше влияния на обманников, чем скверно воспитанная мессия, которую пока считают таковой потому лишь, что на нее падает отблеск авторитета Нарайяна.
  Хромота обманника спасла их. Девушка сидела на корточках в кустах, оглядываясь с плохо скрываемым раздражением.
  – Впереди поле, – сказала она. – Большое. Почти негде укрыться. Дождемся темноты или обойдем?
  Очень трудная это задача – сохранять невидимость на открытой местности, свою и спутника.
  Иногда Нарайян задавался вопросом, какой она могла бы стать, если бы выросла с родной матерью. Он не сомневался, что к этому возрасту Госпожа уже превратила бы ее в воплощение темного ужаса. И уже не в первый и даже не в сотый раз посетовал, что в тот день, когда он похитил новорожденную Дщерь Ночи, Кина не позволила ему принести Госпожу в жертву. Если бы эта женщина тогда умерла, ему бы жилось куда легче.
  – Дай-ка взглянуть.
  Нарайян присел. Боль вцепилась клыками в увечную ногу, словно кто-то полоснул по ней тупым ножом. Старик всмотрелся в каменистую пустошь без следов жизни, если не считать корявого обломка древесного ствола посередине, чуть выше пяти футов. В нем чудилось нечто знакомое. Душила не видел его прежде, но не сомневался, что узнает.
  – Не шевелись, – прошептал он. – И дыши пореже. Что-то не так.
  Он замер. Девушка тоже. В подобных случаях она не задавала вопросов. Спутник каждый раз оказывался прав.
  Наконец Нарайян вспомнил. И прошептал:
  – Это Протектор. Она внутри, окруженная иллюзией. Уже прибегала к трюку с пнем. Я об этом слышал в плену у Черного Отряда. Так она устраивала засады, и солдаты предупреждали друг друга об этой уловке. Приглядись к основанию ветки, что дважды изгибается и заканчивается пучком прутьев. Видишь, там прячется ворона?
  – Да.
  – Осторожно отползай назад. Медленно. Что?.. Замри!
  Девушка застыла. И оставалась неподвижной долгие минуты, пока Нарайян не расслабился.
  – Что не так? – шепотом спросила она.
  Ни пень, ни ворона не сделали ничего настораживающего.
  – Там что-то было… – Но Нарайян уже засомневался. Вроде что-то мелькнуло на периферии зрения, но прямой взгляд ничего не дал. – Возле большого красного валуна.
  – Тихо! – Девушка уставилась в другую сторону. – Мне кажется… Ничего не вижу, но чувствую. По-моему, кто-то наблюдает за деревом…
  Низкое рычание за спиной они скорее ощутили, чем услышали.
  За многие годы они развили в себе такую самодисциплину, что сейчас никто даже не моргнул. Мимо рысцой пробежал кто-то большой и темный. Рот у живого святого раскрылся, но из него не вырвался вопль. Девушка прижалась к душиле, не делая резких движений.
  Через прогалину промчалось нечто похожее на ворох лоскутов, вырезанных из незнакомого зверя. Оно совершенно не походило на собаку и имело слишком много конечностей. Но, задержавшись на миг возле ствола, оно задрало ногу и оросило его.
  А затем, разумеется, умчалось. Но осталась Душелов, принявшая собственный облик. И охваченная яростью.
  – Что-то изменилось, – прохрипел Нарайян сквозь боль.
  – Нечто большее, чем моя мать.
  Нечто большее, чем Матерь Тьмы.
  И с этого момента они постоянно чувствовали, что за ними непрерывно наблюдают, хоть и не могли обнаружить никого вокруг себя.
  
  29
  Хатовар. Властелины небес
  
  
  Мои вороны потрудились на совесть. Через час я узнал, что Дрема уже прорвалась в наш родной мир и что форвалака оставила Ворошков и мчится к нам. Я немедленно начал отдавать приказы. Вполне возможно, что до появления Бовок у нас есть несколько часов, но хотелось убедиться, что каждый из моих товарищей уже занял отведенную ему позицию и что все мои ресурсы могут быть пущены в ход немедленно.
  Плетеный Лебедь ходил за мной по пятам, напоминая, что поднятая мной суета – образчик тупого солдафонства, которое так возмущало меня в действиях Дремы.
  – Лебедь, ты хочешь построить себе дом в Хатоваре?
  – Эй, гонцов не убивают!
  Я что-то раздраженно буркнул, затем пошел и отыскал свою благоверную.
  – Нам пора переодеваться. Готовься к спектаклю.
  – О, я всегда была неравнодушна к мужчинам в черном и с птицами на плечах!
  
  Мы завершили приготовления. Десяток уцелевших трубок с огненными шарами разместили на позициях – на мой взгляд, идеально выбранных с тем расчетом, чтобы обрушить на Бовок плотный перекрестный огонь, когда она бросится в атаку. Если это не убьет оборотня, то выгонит на меня, прямо на копье Одноглазого.
  Я ждал схватки, и это было необычно. Хоть я и профессиональный солдат, но не из тех, кто наслаждается процессом убийства.
  Вороны доложили, что монстр уже через час доберется до нас. Людей заблаговременно накормили, чтобы погасить все костры до появления форвалаки. Добытого Доем кабана обглодали быстро. В моей команде мало вегетарианцев.
  Мы с Госпожой и Лебедем убивали время, играя в камень-ножницы-бумагу, когда к нам приблизился Мурген:
  – Здесь Гоблин. Только что подошел к краю плато. С ним двое парней. А ты неплохо выглядишь. – Ему еще не доводилось видеть новые доспехи Жизнедава.
  – Да будут благословенны Капитан и ее бесконечная мудрость, – проворчал я. – Быстро сработано. Надо приглядывать за этим мелким дерьмом. – Словно такие приказы нуждаются в повторении. Я повернулся к Госпоже. – Так что, дать ему дело?
  – Обязательно. Пускай поработает. Одноглазый был его лучшим другом, разве не так?
  – Мурген, когда он сюда спустится и мы с ним поговорим, отведи его туда, где я поставил пару двухдюймовок. Мы не знаем, остались ли в них заряды. Парней, что с ним пришли, отправь назад, пусть прикрывают подступы к Вратам. А сам останься с Тай Дэем и Гоблином.
  Мурген бросил на меня настороженно-холодный взгляд.
  – В случае чего проткни его. Или шарахни по башке. Если он даст повод.
  – Какой, например?
  – Не знаю. Ты взрослый и умный мужчина. Неужели сам не поймешь, что его пора обезвредить?
  – А тебе не кажется, что те двое приставлены к нему как раз с этой задачей?
  Об этом я не подумал. Что ж, вполне вероятно, что Дрема приняла меры предосторожности.
  – Мы можем им полностью доверять?
  – Пока я шел сюда, не успел этого выяснить.
  – Значит, мой приказ в силе.
  
  Я рассматривал Гоблина. В последний раз мы с ним виделись незадолго до того, как я оказался в подземелье. Он сильно постарел.
  – Слышал, что ты дезертировал.
  – Я уверен, что Одноглазый все объяснил.
  Голос остался прежним, но во всем остальном ощущалось некое неуловимое отличие, причинами которого, наверное, было скорее время и измена памяти, чем поселившееся в Гоблине зло. Но моя подозрительность еще никогда меня сильно не подводила.
  Рост Гоблина приближался к нижнему концу шкалы для нормальных людей. Но колдун был относительно широкоплеч, несмотря на то что в последние годы плохо питался. У него почти не осталось волос. И он не улыбался.
  Гоблин выглядел смертельно уставшим, словно с трудом держал накопившийся груз лет, подсчитывать которые стало для него непосильной задачей.
  Мой долгий сон в пещере среди древних старцев тоже нельзя назвать бодрящим.
  – Одноглазый был бесстыжим лжецом. Как мне сказали через пятнадцать лет после самого события, идея принадлежала тебе, а он лишь увязался следом.
  – Капитана это удовлетворило.
  Колдун не спорил и не ехидничал. И это был последний намек, который мне требовался. Этому Гоблину чужд юмор. Серьезная перемена.
  – Рад за нее. Ты прибыл как раз вовремя. Форвалака будет здесь через несколько минут. И на этот раз мы ее убьем. Ты ведь не растерял своих навыков, пока скучал под землей?
  В глубине его глаз что-то шевельнулось – как мне показалось, нечто холодное и злое. Но это вполне могло быть и раздражение человека, на которого внезапно уставилось множество глаз.
  – Капитан?
  Наверняка произнесший это слово – один из настоящих ветеранов Отряда. Все прочие уже отвыкли обращаться ко мне так, хотя многие до сих пор называют Госпожу Лейтенантом, потому что Дрема до сих пор не заполнила эту позицию официально. Большую часть лейтенантской работы выполняет Сари, хотя братом Отряда она не числится.
  И почему мы придаем такое значение подобным мелочам?
  – Что?
  – Там какое-то движение. Вероятно, черные гончие преследуют форвалаку. Значит, она совсем близко.
  – Всем приготовиться! Мурген, покажи Гоблину его пост.
  На ходу я громыхал и звякал. Пусть мои доспехи и выглядят маскарадными, но они боевые и тяжелые.
  – Капитан! – донеслось издалека. – Посмотри туда! – Солдат вышел из укрытия, указывая.
  Я ахнул.
  – Вот дерьмо! – взорвалась Госпожа. – Какого дьявола твои вороны нас не предупредили? – Она стала озираться в поисках укрытия.
  С запада в нашу сторону летели клином три непонятных объекта. Они были замечены на таком удалении, что у нас, несмотря на их скорость, осталось время проследить за приближением. Этот парень с соколиным зрением заработал награду.
  Летевшие допустили оплошность – они выбрали высоту с таким расчетом, чтобы их не заметили Неизвестные Тени. И это позволило нам обнаружить их невооруженным глазом, потому что они четко выделялись на фоне ясного синего неба. Выдался один из тех редких дней, когда природа решает отдохнуть от облаков и дождя.
  – Думай только об оборотне, дорогой, – бросила Госпожа. – Это отвлекающий маневр. Я ими займусь. – Она принялась отдавать приказания, к которым я добавил парочку своих.
  Разумеется, она ошиблась. Как раз форвалака и была отвлекающим маневром для Ворошков, хотя Бовок едва ли сомневалась, что верно обратное. Вот летающие колдуны приблизились – рябящие комки, прилипшие к длинным шестам. Они были укутаны в нечто вроде черного шелка; целые акры ткани развевались позади в воздухе.
  Похоже, они отчего-то возомнили, что мы не можем их увидеть, поэтому совершенно не скрытничали.
  Как только они снизили скорость, я заподозрил, что они хотят скоординировать момент своего прибытия с прибытием форвалаки, – и оказался прав.
  Ком черной ярости взорвался ревом всего в сотне ярдов от нашего самого дальнего поста. Все Неизвестные Тени окружили форвалаку. Именно так, как им полагалось – внезапно, ненадолго и в этой точке.
  Едва форвалака прекратила свой бег и набросилась на призраков, они тотчас растаяли.
  В этот момент она представляла собой отличную мишень.
  И в дело вступили стрелки.
  К сожалению, большинство трубок, что оказались боеспособны, послали пылающие снаряды в хатоварских колдунов. И лишь два малокалиберных бамбуковых шеста нацелились на монстра. Один из них и вовсе подвел, выпустив единственный желчно-зеленый шар. Тот полетел, хаотично виляя, но все же скользнул по боку зверя – как раз вдоль шрамов, оставшихся после наших прежних схваток. Зато второй шест метко влепил ей заряд в плечо.
  Что-что, а визжать форвалака умела.
  Я не сводил с нее глаз. Госпожа непрерывно говорила, держала меня в курсе событий. По ее словам, летающие колдуны получили неприятный сюрприз. И это побудило меня заподозрить, что в отношениях между Лизой Дэлой Бовок и Ворошками честность отнюдь не преобладала.
  Им следовало бы это понять. Всем.
  Ворошки все же не были совсем не готовы к неприятностям. Они окружились защитными чарами, отклоняющими самые легкие из шаров – чаще с пути лидера к двум ведомым. Но эти чары быстро слабели. И колдуны не могли отклонить все шары.
  Я уже принял устойчивую позу, чтобы достойно встретить форвалаку, когда передо мной, но позади оборотня прокувыркался летун. Его черный шлейф пылал. Вопль резко оборвался, колдун врезался в землю где-то правее меня.
  Согласно моему замыслу, форвалака должна была переть на меня и на копье Одноглазого, по пути понеся как можно больше ущерба. Чтобы удлинить черное копье, я вставил его в девятнадцатифутовый бамбуковый шест. Когда копье пронзит Лизу Бовок, стрелки добьют ее огненными шарами. Разумеется, при том условии, что копье не утратило магическую силу после смерти Одноглазого.
  И конечно же, при том условии, что люди с огненными шарами не будут слишком заняты отражением атаки с воздуха.
  Я рискнул быстро оглядеть боевое пространство. Лидер летел обратно, разворачиваясь по широкой дуге. Если он и хотел что-то сделать, то не сделал, потому что вместо нападения был вынужден сосредоточиться на обороне. Оставшийся Ворошк завис, дымясь, в нескольких сотнях ярдов восточнее. Его медленно относило ветром. Похоже, он был жив, но надежно выведен из строя. Прежде чем снова сосредоточиться на форвалаке, я успел заметить, что летун очень медленно набирает высоту.
  На пантеру-оборотня со свистом обрушился град дротиков и стрел. Все наконечники были отравлены на тот случай, если удастся пробить шкуру.
  Чудо из чудес! Немало снарядов застряло в шкуре! Монстр сразу окутался черной дымкой, очертания тела расплылись.
  Госпожа командовала. Ей приходилось много кричать, чтобы стрелки не палили впустую. Нам не пополнить запасов огненных шаров, пока не вернемся в свой родной мир. Половина наших трубок уже опустела. Парни несколько лет не бывали в бою, но дело свое не забыли. Моей жене не пришлось повторять приказы, шары перестали улетать в небо. Зато несколько стрелков воспользовались возможностью перенести огонь на форвалаку. У бедняжки Лизы не осталось друзей.
  Как выяснилось, она была не совсем неуязвимой. Яд подействовал гораздо быстрее, чем я ожидал, и она пьяно зашаталась. Выносливость и живучесть оборотней легендарны. Судя по моему опыту, их превосходила только яростная жизненная сила колдунов, так называемых Десяти Взятых. Из которых до наших дней дотянули лишь Душелов и Ревун. Но вскоре и они отправятся на тот свет.
  Это я решил твердо. У меня большой список тех, кого нужно спровадить в ад.
  Между тем монстр поднялся, очевидно преодолев воздействие огненных шаров и яда. Форвалака собиралась с силами перед броском, чтобы оказаться среди нас. Так она спасется от самого мощного нашего оружия, а сама пустит в ход клыки и когти.
  Я не знаю, что в этот момент попытались сделать колдуны. Могу лишь сказать, что огненные шары вновь полетели вверх, затем земля содрогнулась, как будто в нескольких футах от меня по ней шарахнули молотом весом десять тысяч фунтов. И вот форвалака уже мчится ко мне неуклюжими прыжками, волоча заднюю ногу. В шкуре дымился десяток пробоин, а впереди катился смрад жженого мяса.
  Я бросил взгляд на последнего Ворошка. Его болтало в воздухе.
  Подскочив, Бовок попыталась отбить мою самодельную пику. Но ослабевшая лапа отклонила ее лишь на самую малость. Наконечник пробил шкуру над правым плечом, уже сильно поврежденным, и вонзился в плоть. Я почувствовал, как он наткнулся на кость. Форвалака завизжала. Под ее тяжестью оружие вырвалось из моих рук, хотя я прочно упер конец бамбукового шеста в землю.
  Инерция прыжка развернула зверя. Бовок ухитрилась задеть меня лапой и отшвырнуть в сторону. Приземлившись, она занялась торчащим из ее тела копьем. Доспехи выдержали удар когтей. Несколько секунд я не мог отличить верх от низа, зато голова осталась на шее.
  Я снова завладел бамбуковым шестом, но не копьем. Форвалака извивалась, визжа, рыча и кусая копье, а мои товарищи осторожничали, не желая угодить под удар. Кто-нибудь метал в нее стрелу или дротик, когда это можно было сделать без риска промахнуться.
  Ворошки оставались вне боя. Один горел на склоне восточнее нас. Другой взлетал все выше и выше, волоча за собой шлейф дыма. Последний осторожно кружил – то ли выжидая момент для нападения, то ли просто наблюдая. Всякий раз, когда он пикировал, на него наставляли десяток бамбуковых шестов, суля радушную встречу. Подозреваю, что почти все шесты были пустыми. Но он не мог это проверить без риска получить самый неприятный сюрприз.
  К доспехам Жизнедава прилагался огромный черный меч, похожий на Бледный Жезл дядюшки Доя. Я извлек его из ножен, когда форвалака попыталась приблизиться ко мне. Несмотря на возбуждение и страх, я чувствовал себя довольно глупо. Ведь прошли десятилетия с тех пор, как я брал в руки меч не для уроков фехтования с Доем. А этот клинок был мне совершенно незнаком. Может, он предназначен лишь для показухи и сломается после первого же удара?
  Оборотень заковылял ко мне. От него срикошетил огненный шар. Мелькали дротики и стрелы. Форвалака снова попыталась избавиться от торчащего из раны копья. Все стрелы и дротики через некоторое время выпадали, но только не эта черная штуковина. Она медленно погружалась все глубже.
  Я шагнул вперед, ударил. Конец моего меча рассек левое плечо большой кошке. Она едва заметила эту рану длиной в несколько дюймов – кровотечение через пару секунд прекратилось, порез закрылся у меня на глазах.
  Я ударил вновь вблизи того же места. Потом еще раз. Не от отчаяния. Ее живучесть не была сюрпризом, но раны исцелялись уже не так быстро. А копье все втягивалось. И форвалака, кажется, стала терять волю к победе.
  Крики!
  Уцелевший Ворошк стремительно пикировал на меня. Его защита отклонила сперва взлетающие навстречу огненные шары, потом стрелы. Я заметался, чтобы не оставаться на месте, потом задержался, решив отпрыгнуть, когда колдун окажется достаточно близко. Он взмахнул рукой, словно намереваясь что-то бросить. Но не успел – откуда ни возьмись появилась моя белая ворона и ударила его сзади. В голову. И его подбородок уткнулся в грудь.
  Вряд ли колдун хоть как-то пострадал от удара, зато он на секунду забыл про меня и занялся вороной. Птичка уютно расположилась у него на плече, норовя выклевать глаза.
  Даже вблизи я не смог увидеть его лица. Оно пряталось в складках той же ткани, что окутывала и все прочее.
  Я замахнулся, но не рассчитал скорости колдуна. Лезвие врубилось в бревно, на котором он летел, примерно в футе позади его задницы и вырвалось у меня из рук. Ворошк ударился оземь, подскочил и помчался по широкой дуге на север, непрерывно крутясь вокруг бревна. Платье (или мантия, или что там еще) колдуна развевалось в небесах. От него отрывались лоскуты и медленно падали.
  Форвалака продолжала слабеть. Мои люди осторожно выходили из укрытий и окружали зверя. Госпожа и Дой встали рядом со мной на расстоянии длины меча от оборотня. Они держали обессиливающие фетиши, изготовленные из хвоста и клочков шкуры, которые форвалака оставила, когда убила Одноглазого. Фетиши были особенно эффективны еще и потому, что Госпожа и Тобо заговорили их настоящим именем Лизы Дэлы Бовок.
  – Лебедь, возьми взвод и проверь колдуна, что горит на склоне, – приказал я. – Будь осторожен. Мурген, приглядывай за остальными двумя. – Подбитый Ворошк уже совладал со своим бревном. Он теперь медленно летел в нашу сторону, набирая высоту и приближаясь к оставшемуся в воздухе товарищу. Тот все еще постепенно набирал высоту, но теперь он дрейфовал по ветру; черная мантия кое-где занялась настоящим пламенем.
  – Дорогая, можешь приглядеть за Гоблином? – спросил я.
  Наш таинственно воскресший брат вел себя чрезвычайно тихо, пока семейство Ворошков обменивалось любезностями с Черным Отрядом. Если только я ничего не пропустил, будучи слишком занят.
  – На него нацелены два абсолютно надежных бамбука.
  – Превосходно. Ты ведь наделаешь таких игрушек, когда вернемся домой? Лучшего оружия у нас еще не было.
  – Изготовлю сколько-то, если будет время. Как только моя сестричка узнает о нашем возвращении, на нас навалится куча хлопот.
  Внезапно все кругом залил свет с оттенком яичного желтка. Он поблек быстрее, чем я взглянул вверх и обнаружил, как на том месте, где дымился Ворошк, распустилось облако в виде тысячелучевой морской звезды.
  Другой Ворошк снова летел на север – теперь точно улепетывал. А первый падал на нас, и за ним, дымясь, развевалось черное полотнище. Жердина, на которой летал Ворошк, исчезла. Падение мага казалось ужасно медленным.
  Тем временем на склоне закричал Плетеный Лебедь – ему понадобились носилки.
  – Значит, тот, на склоне, еще жив, – пришла к выводу Госпожа.
  – И у нас есть заложник. Ткните кто-нибудь палкой в эту тварь, наверняка она прикидывается дохлой.
  Перестав сопротивляться, форвалака лежала на боку и сжимала руками древко копья Одноглазого.
  – Руки, – сказал Мурген, когда Дой потыкал в монстра длинным бамбуковым шестом.
  – Руки, – подтвердил я.
  Оборотень менялся. Об этой перемене Лиза так страстно мечтала с тех пор, как мы убили ее хозяина и любовника, колдуна по имени Меняющий Облик. Давным-давно, еще при первом взятии Дежагора.
  – Она умирает. – В голосе Госпожи прозвучало и удивление, и легкое разочарование.
  
  30
  Хатовар. Затем разожгите огонь
  
  
  С неба на нас падал нарастающий вопль. Кувыркающийся Ворошк проломил крышу навеса. Вопль оборвался. Взлетели обломки крыши.
  – Мурген, сходи посмотри, – велел я.
  Когда я снова взглянул на форвалаку, то обнаружил, что к нам присоединился Гоблин. Он пробрался сквозь толпу и склонился над монстром. Оборотень наполовину изменился, густо испещренные шрамами лапы стали женскими руками и ногами. Бовок еще была в сознании, она узнала Гоблина. Коротышка с лягушачьим лицом сказал:
  – Мы пытались тебе помочь, но ты не позволила. Мы могли тебя спасти, но ты напала на нас. Что ж, когда становишься на пути Отряда, приходится платить. – И он протянул руку к копью Одноглазого.
  Гоблина мгновенно обступили. На него направили полдюжины бамбуковых трубок. С плеч сорвали арбалеты.
  Низкорослый колдун несколько раз открыл и закрыл рот. Затем медленно опустил руку.
  Полагаю, предсмертные слова Одноглазого были уже известны всем.
  – Наверное, вам не следовало меня спасать, – пискнул Гоблин.
  – А мы и не спасали, – ответила Госпожа, не вдаваясь в подробности. Она отвела меня в сторону. – Он как-то причастен к тому, что Бовок сейчас так легко умирает.
  Я взглянул на форвалаку:
  – Она еще не мертва.
  – Вообще-то, ей положено быть более живучей.
  – Даже с учетом фетишей и копья Одноглазого?
  Госпожа обдумала мои слова.
  – Возможно. Когда эта тварь околеет, советую позаботиться о том, чтобы до трупа было трудно добраться. Мне не нравится, как Гоблин пялится на нее.
  Да, было что-то в его взгляде, хотя коротышка и не выказывал намерения сделать нечто такое, что спровоцировало бы быстрый и жестокий отклик.
  Показались Лебедь и его солдаты, четверо несли самодельные носилки. Обогнав их, Плетеный пропыхтел:
  – Глянь, кого мы поймали, Костоправ. Глазам не поверишь.
  В этот момент Мурген тоже закричал, требуя носилки. Значит, и второй Ворошк выжил.
  Лебедь оказался прав. На его носилках лежала девушка – в существование таких просто невозможно поверить. Лет шестнадцати, блондинка, воплощение фантазий любого подростка.
  – Дорогая, она настоящая? – спросил я у жены и добавил, обращаясь к Лебедю: – Хорошая работа, Плетеный.
  Он связал девушку и сунул ей в рот кляп, чтобы не смогла воспользоваться простейшими колдовскими трюками.
  – Всем лишним отойти, – приказала Госпожа.
  От одежды, что была на девушке, почти ничего не осталось. А немалое число наших парней сочло бы эту красотку законной добычей – как-никак она напала на нас. Некоторые могли так поступить даже с пленниками мужского пола. Да, они мои братья, но это не делает их менее жестокими.
  Госпожа сказала Лебедю:
  – Отведи Доя на место ее падения, пусть соберет все, что было на ней или при ней. И одежду, и особенно штуковину, на которой она летала. – Обернувшись ко мне, она добавила: – Да, дорогой, она настоящая. Если не считать минимума косметики. Я ее уже ненавижу. Гоблин! Иди сюда и встань так, чтобы я тебя видела.
  Я занялся осмотром девушки, сосредоточившись не на ее свежести и привлекательности, а на светлых волосах и белой коже. Я прочел все Анналы, с самого первого тома – хотя, вероятнее всего, то была его копия, которую от оригинала отделяло несколько поколений, а оригинал был начат даже еще до того, как наши предшественники покинули Хатовар. И эти мужчины не были высокими белокожими блондинами. Так, может, и Ворошки всего лишь очередные пришельцы из другого мира, подобно Хозяевам Теней в моем родном мире и в Хсиене?
  Тут Госпожа сняла шлем – так ей удобнее было грозить мне за излишнее любопытство. И я осознал, что она и сама очень даже белокожая, пусть даже не блондинка.
  Тогда какие основания предполагать, что народы Хатовара однороднее народов моего мира?
  Подоспел Мурген с помощниками и грубыми носилками. Первая девушка почти не пострадала от падения и огня. Второй повезло меньше.
  – Еще одна, – заметил я.
  Этот факт было трудно игнорировать, поскольку одежды на ней оказалось даже меньше, чем на первой.
  – Она помоложе.
  – Но сложена не хуже.
  – Даже лучше, ежели смотреть с того места, где я стою.
  – Сестры, – процедила Госпожа. – Понимаешь, что это означает?
  – Вероятно, то, что Ворошки слишком мало уважают нас как противников, вот и отправили девок, чтобы те потренировались. Но теперь папочки и дедушки проявят к нам более серьезный интерес. – Я позвал людей: – Подойдите, господа.
  Когда все, не занятые делами, окружили меня, я сказал:
  – Вероятно, очень скоро в небе над нами появится не очень дружелюбная публика. Так что снимайте палатки и уводите обоз обратно за Врата. И чем скорее, тем лучше.
  – Думаешь, третий дотянет до армии Ворошков? – спросила Госпожа.
  – Даже не уговаривай поставить на то, что ему это не удастся. Все оптимистичные дети моей мамаши уже полвека как на том свете. – Я взглянул на форвалаку. Она уже вся, кроме головы, превратилась в Лизу Бовок. – Похожа на мифологического зверя, правда?
  Женщина-оборотень еще не умерла. Ее глаза были открыты. И они уже не были кошачьими. Они умоляли. Она хотела жить.
  – Почти не состарилась с нашей прошлой встречи, – сказал я Госпоже.
  Бовок выглядела достаточно молодой и привлекательной – для женщины, чьи лучшие годы ушли на выживание в трущобах самого гнусного города на свете. – Эй, Лохань, возьми Слобо, наберите хвороста и навалите на эту тварь.
  – Я помогу, – вызвался Гоблин.
  – А тебе я вот что скажу. Если рвешься поработать, смастери пару хороших носилок – нам нужно забрать с собой новых подружек.
  – А они выдержат поход? – засомневалась Госпожа.
  – Будь старшая в сознании, наверное, смогла бы ковылять. А вторую нужно как следует обследовать – тогда и пойму, серьезно ли она пострадала.
  – Только смотри, куда будешь тыкать и что мять, старик.
  – Я думал, что в твоем возрасте прорезается юмор получше обычного, старушка. Иль не знаешь, что у каждой профессии свои привилегии? Хирург знает, что нужно мять.
  – Жена тоже.
  – А знаешь, мы с тобой, когда женились, кое-что упустили из виду. Надо было привлечь законника. Лохань! Пока не разведем огонь, смотри, чтобы никто не прикасался к копью. Я сам им займусь. Где мои птички? Пора возвращать черных гончих.
  Мы не можем уйти без них. Гончие будут нашим главным оружием в войне с Душелов. Дреме небось их уже отчаянно не хватает.
  Подошли Лебедь и еще трое. Надрываясь, они несли бревно, на котором летала старшая девушка.
  – Этот чертов дрын весит целую тонну! – пропыхтел Лебедь.
  – Нет! – рявкнула Госпожа, видя, что эта четверка готова бросить свою ношу на землю. – Аккуратно! Не забыли, что стало с другим бревном? А если забыли, то смотрите.
  Она указала на небо. Дым, пыль – или что там еще – висели над нашими головами размытым облаком. Время от времени в нем потрескивали мелкие молнии.
  – Вот так правильно. Гоблин! Дой! Идите сюда, взгляните на эту штуковину.
  – А вы посмотрите на эту, – предложил Лебедь, протягивая черный лоскут.
  На ощупь он напоминал шелк и казался почти невесомым. В моих руках ткань растягивалась, не разрываясь и не утончаясь. А может, мне лишь показалось.
  – А теперь смотри. – Лебедь ткнул в лоскут ножом.
  Проколоть не удалось. Разрезать тоже.
  – Какой практичный фокус, – оценил я. – Наше счастье, что оставались огненные шары. Дорогая, взгляни. Покажи ей, Лебедь. Эй, вы! Хватайте бревно и тащите его через Врата. И пошевеливайтесь! Эти ребята умеют летать. И когда заявится следующая стая, вряд ли им захочется с нами подружиться.
  Впрочем, никому мои подбадривания не требовались. Вверх по склону к Вратам уже двигалась плотная цепочка людей и животных, нагруженных снаряжением. Старшую девушку тоже несли наверх, привязав к сооруженным Гоблином носилкам.
  Когда Лебедь показал Госпоже фокус с тканью, я сказал ему:
  – Пошарь во дворах, может, найдется бревно из сруба или воротный столб, издалека похожий на этот летучий дрын.
  На меня уставились Госпожа, Гоблин и Лебедь. Но я воспользовался своим правом командира и смолчал. Было предчувствие, что Ворошки не смирятся с потерей волшебного бревна. Это мои товарищи могли бы понять, но они бы потребовали объяснений. Осмотрев младшую девушку, я сказал:
  – Переломы, сильные ожоги, проникающие раны, порезы, ссадины и наверняка внутренние кровоизлияния.
  – И? – спросила Госпожа.
  – И поэтому я считаю, что толку от нее будет мало. Она наверняка умрет. Лучше оставить ее здесь, оказав первую помощь. Пусть ею займутся родственники.
  – Ты что, размяк на старости лет?
  – Говорю же, что проблем от нее будет больше, чем проку. Зато ее сестра очень быстро придет в себя. Если поступим гуманно с этой, у местных колдунов будет меньше причин гоняться за нами с нехорошими намерениями.
  – И как они поступят?
  – Не знаю. И не желаю проверять. Я всего лишь принимаю во внимание тот факт, что им удалось переправить Бовок на плато, а потом вернуть сюда, не повредив при этом ни одни Врата. Очень хочется верить, что у них нет средств для аналогичного перемещения целой армии.
  – Были бы у них такие средства, не понадобилась бы атака оборотня с жалкой воздушной поддержкой. Наверняка форвалаке эти переходы удались потому, что она – это она. Ведь однажды она уже проходила через Врата.
  Я взглянул на оборотня. Теперь уже и голова стала головой Лизы Дэлы Бовок. Той самой, что погубила Маррона Шеда тысячу субъективных лет назад. Глаза были закрыты, но она еще дышала.
  Придется это исправить.
  – Сперва отруби ей башку, – велела мне Госпожа. – А потом разожги огонь.
  
  31
  Хатовар. Открытые Врата
  
  
  Ворошки не стали подкрадываться. Они обрушились на нас с северо-запада разъяренным роем. В первой волне их было не менее двадцати пяти.
  Все мои люди уже выбрались за Врата, на склон, но многие Неизвестные Тени не успели вернуться. Перед уходом я разбросал в лесу раковины улиток, чтобы им было где укрыться. Я вызволю их потом, когда суматоха уляжется.
  Рой приближался, волоча огромные развевающиеся полотнища. Хоть и видели Ворошки, что мы уже за Вратами и наши главные силы успели подняться на плато, они все равно снизились и закружились над брошенным лагерем, осыпая его небольшими предметами, которые превращали землю в лужицы лавы, а растения заставляли вспыхивать почти со взрывом. Не уцелела ни одна хижина, ни один загон для животных. Но раненая девушка и погребальный костер форвалаки остались нетронутыми.
  – Рад, что мне не нужно бегать под таким градом, – заметил я.
  Пара Ворошков попыталась обогатить меня подобным опытом, но барьер между Хатоваром и плато легко отбросил их снаряды. А заодно и поглотил магию. Снаряды не взрывались, даже падая на землю.
  – Эти тоже юные, – сказала Госпожа.
  Движение роя выглядело абсолютно хаотичным, но тем не менее никто не сталкивался. Убедившись, что атака оказалась безрезультатной, почти все колдуны приземлились возле раненой девушки.
  Мы стояли по свою сторону Врат и наблюдали, опершись на бамбуковые шесты.
  Во второй волне было лишь трое Ворошков. И показались они через несколько минут после авангарда.
  – А это наверняка вожди, – решила Госпожа. – Они осторожнее молодняка.
  Шлейфы черной ткани у этой троицы выглядели еще внушительней.
  – Старейшины клана, – кивнул я. – А клан совсем не маленький, учитывая величину армии, которую они привели.
  Мои разведчики доложили, что к нам движется более восьмисот человек, не считая Ворошков. Впереди спешил авангард легкой кавалерии, около полусотни всадников. Вполне вероятно, что мы смогли бы их разгромить, не прикрывай их с воздуха такая армада.
  Приземляясь, колдуны ставили свои бревна вертикально, отчего те становились похожи на столбы изгороди, которые не опрокинутся, если не толкнуть.
  Старейшины описали несколько кругов и приземлились. Они долго осматривали раненую девушку и лишь после этого соизволили обратить внимание на нас.
  Я махнул рукой. Все, кто стоял на склоне и глазел на прилетевших, двинулись наверх. И я позволил вождям Ворошков увидеть, что мы уносим другую девушку и ее летающее бревно.
  Мы с моей дражайшей половиной стояли у самых Врат в наших лучших маскарадных костюмах. И я, не сняв шлема, ухмылялся до ушей.
  Среди приземлившихся, пока игнорируемый, но безусловно замеченный, в ревущем пламени догорал безголовый труп нашего старого врага. Я жалел, что мы не можем показать этим ребятам и Копье Страсти. Мои вороны не выяснили, поняли ли Ворошки, кто мы такие.
  – Прошлое всегда возвращается. – Я помахал им и сказал Госпоже: – Пожалуй, самое время откланяться. Их благодарность за заботу о девчонке вряд ли долго протянет.
  – Ты и так слишком увлекся показухой, – упрекнула Госпожа и зашагала вверх по склону.
  А она неплохо смотрится в этих доспехах. И темп для своего возраста держит приличный.
  Вскоре все колдуны смотрели на склон, переговариваясь и указывая на нас. Похоже, то, что мы уносим волшебное бревно, взволновало их гораздо больше, чем пленение второй девушки. Может, она не принадлежала к числу важных персон. А может, соплеменники решили, что она достаточно взрослая и способна о себе позаботиться.
  Один из старших отделился от мельтешащей черной толпы. В руке он держал маленькую книгу. Перевернул несколько страниц, нашел нужную и стал читать вслух, водя пальцем по строкам. Второй старейшина кивнул и озвучил свою часть текста, сопровождая чтение жестикуляцией. Через секунду эстафету принял третий, который делал такие же пассы, но не синхронно с первыми двумя.
  – Это колдовской круг, – сказал я Госпоже. Мы уже догнали на склоне самых медленных из нашей команды. – Быстро сматываемся. – Я сам сделал несколько загадочных жестов. – Если вы что-то задумали, ребята, то пожалеете об этом.
  Троица колдунов повернулась к нам спиной. Полыхнуло так ярко, что я на мгновение ослеп. Когда вернулось зрение, я увидел еще одну многолучевую морскую звезду из коричневато-серого дыма. Только не в небе, а как раз на том месте, где находились Врата. Точнехонько там, где я спрятал трофейное летающее бревно под «забытой» палаткой.
  – Я ведь предупреждал, – пробормотал я.
  – Как ты догадался? – спросила Госпожа.
  – Сам не знаю. Наверное, интуиция. Незамутненная интуиция.
  – Они погубили себя. – В ее голосе звучало чуть ли не сочувствие. – Им нипочем не остановить поток Теней, который хлынет через такую дыру.
  Некоторые из Ворошков уже осознали масштаб разворачивающейся перед их глазами катастрофы. Черные фигурки заметались, как внезапно оказавшиеся на свету тараканы. Бревна взмывали одно за другим, устремляясь на север с такой скоростью, что от мантий отрывались клочки ткани и планировали вниз темными осенними листьями.
  Трое старейшин остались на месте, они глядели на нас. Интересно, что происходит в их головах? Едва ли осмысливается тот факт, что катастрофа – прямое следствие высокомерия Ворошков. Никто из них отродясь не признавал самомалейшей ошибки.
  А еще я не сомневался, что все оставшееся им время будет потрачено на грандиозную склоку и сваливание вины друг на друга. Человеческая натура везде одинакова.
  – О чем ты думаешь? – спросила Госпожа.
  Я спохватился, что уже не иду, а стою и глазею на вождей Ворошков.
  – Просто заглядываю в себя и пытаюсь понять, отчего не волнуюсь так, как волновался бы много лет назад. И почему я теперь гораздо легче распознаю боль, но трогает она меня уже куда меньше.
  – Знаешь, что говорил о тебе Одноглазый? Ты слишком много думаешь. И он был прав. Теперь у тебя нет перед ним моральных обязательств. Так что давай вернемся в наш мир, отшлепаем непослушную дочурку и приструним мою младшую сестричку. – Ее голос резко изменился. – А еще есть Нарайян Сингх. Он мой. Не успокоюсь, пока не доберусь до него.
  Я поморщился под забралом. Бедный Нарайян.
  – У меня осталось тут одно дело.
  – Какое? – насупилась Госпожа.
  – Когда эта троица улетит, схожу за приятелями Тобо.
  Она что-то буркнула и пошла дальше. Ей предстояло позаботиться о том, чтобы выход с плато на дорогу был заперт у нас за спиной и мы не стали жертвами этого взрыва.
  
  32
  Тенеземье. Протектор всего Таглиоса
  
  
  Полная приключений жизнь среди людей, считавших сам факт существования Душелов возмутительным, отточили ее инстинкты выживания до бритвенной остроты. Она ощутила перемену в мире задолго до того, как разобралась, к добру это или к худу. И задолго до того, как осмелилась гадать о ее причине.
  Вначале это было просто ощущение. Постепенно оно превратилось в давление тысяч взглядов. Но Душелов ничего не смогла обнаружить. Вороны тоже ничего не нашли, если не считать случайных и непредсказуемых встреч с двумя преследуемыми обманниками. Но это были уже старые сведения.
  Душелов тотчас прекратила охоту. Снова выйти на след обманников она еще успеет, это будет нетрудно.
  Больше до наступления темноты она ничего не узнала, кроме того, что ее вороны стали чрезвычайно непоседливыми, хуже управляемыми; они нервничают и все сильнее страшатся Теней. Толком объяснить причину своей тревоги они не могли, потому что сами ее не понимали.
  С приближением вечера кое-что прояснилось. Размышления Душелов прервали вороны-посыльные, сообщившие, что нескольких их сестер погубила внезапная болезнь.
  – Покажите.
  Душелов не стала менять облик, чтобы проследовать за птицами к ближайшему пернатому трупику. Подняла его, не снимая перчаток, и осторожно осмотрела.
  Причина смерти была очевидна. Не болезнь, а Тень-убийца. Следы ее деятельности ни с чем не спутаешь.
  Но как такое могло случиться? Ведь ночь еще не наступила. Ее ручные Тени сидят в укрытиях, а бродячих дикарок здесь уже не осталось. Да и не стали бы дикие Тени размениваться на ворон, когда поблизости есть другая добыча – люди. Уж вопли Нарайяна Сингха и своей наглой племянницы Душелов услышала бы раньше воплей любой вороны…
  Кстати, эта птица умерла молча. Да и полдюжины других тоже не издали ни звука. А уцелевшим было что рассказать хозяйке. И заодно они дали понять, что они больше не полетят далеко, не рискнут лишиться ее защиты.
  – Но как я смогу одолеть врага, если не знаю, кто он? И если вы его не разыщете?
  Но от ворон нельзя добиться повиновения угрозами или лестью. По птичьим меркам они гениальны. Им хватило ума сообразить, что каждая погибшая товарка пребывала в полном одиночестве, когда на нее накинулся враг.
  Душелов сперва прокляла ворон, потом успокоилась и убедила самых храбрых птиц, что все же надо вести разведку, пока не стемнело окончательно, группами по три или четыре. А ночью их сменят летучие мыши, совы и прирученные Душелов Тени.
  Наступила темнота. Как верно подметили обманники, Тьма приходит всегда.
  А с темнотой началась и безмолвная, но до ужаса яростная война, в самом центре которой оказалась Душелов.
  Ей пришлось отчаянно отбиваться от неизвестных противников, пока на помощь не пришли ее Тени. Затем, безжалостно жертвуя ими, Душелов контратаковала. И лишь на рассвете она, лишившаяся почти всех сверхъестественных союзников, позволила себе вспомнить об усталости. Зато узнала часть правды.
  Они вернулись. Черный Отряд был уже здесь, с новыми батальонами, новыми союзниками, новыми чарами и, как прежде, без капли жалости в сердцах. Эти солдаты уже не тот Отряд, который она знала в молодости, – они духовные дети хладнокровных убийц из далекого прошлого. Похоже, как ни старайся, но погубить можно лишь людей. Идеал продолжает жить.
  Ха! Вот и закончилась скука в империи.
  Однако бравада не убавила необъяснимого страха Душелов. Черный Отряд сбежал на плато. И теперь вернулся. И наверняка за этим кроется нечто гораздо большее. Нужно допросить Тени, обитавшие на плато в те годы безмолвия. Но это позже. А сейчас надо заняться тем, что Душелов всегда так хорошо удавалось, – выживанием.
  Она здесь одна, в сотнях миль от мест, где можно получить помощь. Ее атакуют существа, не уступающие ей по части воли и чародейского мастерства. Без ручных Теней обнаружить их можно лишь в тот момент, когда они нападают. Эти твари, столь же яростные, как Тени, ей незнакомы. Они гораздо крупнее; они прибыли не из того мира, где раньше обитали ее призрачные рабы. И еще они, похоже, куда умней.
  Каждое существо из тех, кого Душелов уничтожала собственноручно, заражало ее разом и тяжкой печалью, и уверенностью в том, что она сражается с наиболее слабыми представителями этой породы. Она всегда видела яркие образы демонов или полубогов, с которыми ей еще предстоит встретиться.
  И она никак не могла понять, почему происходящее так сильно пугает ее. Ведь эти стычки ничто в сравнении с тысячами опасностей, которым она подвергалась на своем веку. Вспомнить хотя бы могучую темную угрозу, исходившую от Властелина.
  Она до сих пор изредка тосковала по тем мрачным древним временам. Властелин овладел ею и ее сестрой, одну сделал своей женой, а вторую – наложницей…
  Он был невероятно силен и жесток, этот Властелин. Его империя держалась на крови и стали. И Душелов упивалась ее помпезностью, ее зловещим величием. Она никогда не простит свою соперницу, свою последнюю выжившую сестру, за то, что погубила все это. Если хотите, можете винить в смерти Властелина Белую Розу. Но Душелов знает правду. Властелин никогда не пал бы, если бы жена не помогла его свергнуть.
  А кто после воскрешения сестер столь упорно сражался, так ловко плел заговоры, лишь бы Властелин остался в могиле? Его любящая женушка, вот кто!
  Она где-то там, где затаился Черный Отряд. Скоро объявится здесь. Ее подземный плен лишь отсрочил неизбежное – тот роковой момент, когда Госпожа и Душелов встретятся лицом к лицу.
  Накопленный за столетия горький опыт не отучил Душелов закрывать глаза на то, чего ей не хотелось видеть. Она не желала верить, что ее судьба может стать такой же безумно-переменчивой, как и она сама.
  Душелов обладала сверхъестественной способностью восстанавливать силы. Отдохнув несколько часов, она поднялась и пошла на север длинными твердыми шагами. Нынче ночью она соберет армию ручных Теней. И никогда больше не встретит неподготовленной такую угрозу, как накануне ночью.
  Это она себе клятвенно пообещала.
  Ко второй половине дня она обрела прежнюю уверенность. Ее разум уже заглядывал за горизонт нынешнего кризиса и размышлял о том, что необходимо предпринять, чтобы обеспечить себе безопасное будущее.
  Душелов давно свыклась с тем, что с ней могут произойти и происходят ужасные вещи. Но она всегда наслаждалась уверенностью в том, что выйдет живой из любых испытаний.
  
  33
  Хатовар. Уход не с пустыми руками
  
  
  С виду чисто, – сказал Лебедь.
  Мурген и Тай Дэй хмыкнули, соглашаясь. Я кивнул нюень бао. Сейчас Лебедю можно верить, зрение у него – как у пятнадцатилетнего. У меня же один глаз почти слепой, а второй видит недалеко.
  – Дой, а ты что думаешь? Они сбежали? Или возвращаются тайком?
  Лишившись столь ценного союзника, как внезапность, я больше не желал встретиться с Ворошками. Особенно с теми, что постарше. Они, должно быть, сильно обозлены и не откажутся прихватить меня с собой в ад.
  – Улетели восвояси, чтобы подготовиться к нападению. Они знают, что к ним идут ужас и отчаяние, но верят, что достаточно сильны для отражения угрозы – надо лишь не поддаваться панике и напряженно трудиться.
  Наверное, у меня отпала челюсть.
  – Откуда знаешь?
  – Всего лишь упражнение в логике. Давай вспомним то, что нам о них известно – я имею в виду всех колдунов – и что мы знаем о поведении человеческих сообществ. И тогда вывод будет ясен. Это сообщество уже пережило катастрофу вроде сегодняшней, только в меньших масштабах. На случай ее повторения у Ворошков уже подготовлен план действий. Вся эта безлюдная местность, отсюда и до дальних склонов здешнего Данда-Преша, то же самое, что и расчищенная полоса вокруг крепости, ожидающей нападения.
  – Ты меня убедил. Но будем надеяться, они не настолько хорошо подготовлены, чтобы найти нас, когда разделаются с Тенями.
  Впрочем, Врата и прилегающий к ним барьер повреждены столь серьезно, что вряд ли в ближайшие несколько поколений Ворошки смогут потратить на поиски много сил и энергии.
  – Он было и меня убедил, – ухмыльнулся Лебедь, – но вот приближается аргумент, подтверждающий то, что я знал всегда: дядюшка Дой – трепло, каких поискать.
  Из зарослей ниже по склону выбрались шесть черных фигурок. Они шли очень медленно, попарно, разведя руки в стороны. Летающие бревна плыли в воздухе следом за хозяевами, на высоте пояса.
  – Понятия не имею, что за чертовщина там происходит, но пусть Гоблин и Дой будут готовы ко всему, – распорядился я. – Мурген, вы и Тай Дэй заходите с фланга, чтобы можно было накрыть их с фронта и сбоку перекрестным огнем.
  У нас еще имелись три заряженные трубки – в буквальном смысле весь боезапас Отряда. Госпожа сказала, в каждой трубке по два шара. Во всяком случае, она на это надеялась.
  По одному на Ворошка.
  – А ты уверен, что нам нужно собрать все оставшиеся здесь Тени? – спросил Лебедь. – Стоит ли так усложнять себе жизнь?
  – Можно ее облегчить – здесь и сейчас. Но что будет дома, когда на нас насядет Душелов и мы попросим Тобо спустить на нее черных гончих, а никаких черных гончих у него не окажется? И остальные Неизвестные Тени заявят: «Да пошли вы куда подальше! Мы не собираемся подыхать из-за парней, которые даже не попытались привести гончих из Хатовара».
  На это Лебедь лишь буркнул. А Гоблин поинтересовался:
  – Уж не эмоции ли это, Капитан? Я думал, у тебя их давно не осталось.
  – Когда захочу узнать твое идиотское мнение, сморчок, я его из тебя вышибу. Что он лепечет?
  Ворошки остановились, не дойдя до нас. Один из них заговорил. О чудо! Кажется, некоторые слова я разобрал.
  – Повтори-ка, приятель.
  Колдун понял и повторил, выговаривая слова громко и медленно, как в беседе людьми глуховатыми или слабоумными. Или с иноземцами.
  – Что это за звуки? – спросил я. – Вроде среди них встречаются знакомые.
  – Помнишь Можжевельник? – спросил Гоблин. – Похоже, он пытается говорить на тамошнем языке.
  – А что, вполне вероятно. Бовок была родом из Можжевельника. Давай слушай внимательно.
  Гоблин тоже был с нами в Можжевельнике, очень давно. А у меня талант к языкам. Смогу ли вспомнить этот достаточно быстро, чтобы нам с того был какой-никакой прок? До захода солнца осталось не так уж много времени.
  Кое-что из услышанного я все-таки понял, хотя у колдуна был ужасный акцент, а с грамматикой он обращался вообще убийственно, коверкая времена и путая глаголы с существительными.
  Мы с Гоблином по ходу дела сравнивали услышанное и понятое. Наш коротышка никогда не говорил на этом языке хорошо, зато без труда его воспринимал.
  – Что происходит? – возмутился Лебедь.
  Он держал на весу бамбуковый шест. И тот становился все тяжелее.
  – Кажется, они просят, чтобы мы взяли их с собой. Думают, что приближается конец света, и не хотят в этом участвовать.
  Гоблин кивнул, подтверждая мои слова, но сразу добавил:
  – Вот только я бы и на секунду им не поверил. И постоянно считал бы, что их послали шпионить за нами.
  – Правильно, – согласился я. – Я так отношусь почти ко всем.
  Гоблин проигнорировал шпильку и продолжил:
  – Заставь их раздеться. Догола. А мы с Доем осмотрим одежду. Хорошенько осмотрим, как при поиске блох.
  – Ладно. Только я Доя возьму с собой – пусть поможет собирать раковины.
  И я стал перечислять Ворошкам, что им следует сделать, если они действительно хотят уйти с нами. Услышанное им не понравилось. Их подмывало поспорить. Но я не доставил им такого удовольствия, хоть и надеялся заполучить парочку летающих бревен, чтобы Госпожа и Тобо смогли их изучить. Проклятье, а ведь такие штуковины нам и в самом деле не помешали бы.
  – Если не увижу обнаженных тел, то предпочитаю увидеть спины тех, кто уйдет, – заявил я тоном, не терпящим возражений. – В любом случае тот, кто не выберет одно из этих двух, пока я считаю до пятидесяти, умрет на месте, сохранив достоинство. – Язык вспоминался быстро, хотя свое требование я, разумеется, сформулировал не настолько четко, как излагаю сейчас.
  Двое пришельцев – наверное, самые сообразительные – тотчас начали раздеваться. Они оказались такими же светлокожими блондинами, как и девушки, которых мы уже видели, хотя и пунцовыми от смущения и трясущимися от негодования. Я внимательно наблюдал за ними, особо не интересуясь анатомическими подробностями. Меня гораздо больше интересовало иное: сколько решимости они вкладывают в столь унизительную процедуру. Это могло дать намек-другой насчет их искренности.
  Для одной молодой женщины унижение оказалось непомерным. Она дошла до стадии, когда стал очевиден ее пол, но завершить раздевание не смогла.
  – Тогда лучше проваливай, девочка, – сказал я.
  И она не заставила повторять. Прыгнула на свое бревно и рванула прочь.
  Ее дезертирство повлияло и на одного юношу. Он передумал, хотя и успел полностью обнажиться. Я не торопил его, пока он одевался.
  Остались четверо – трое парней и девушка, всем лет по пятнадцать.
  Я помахал рукой, не сомневаясь, что к этому времени Госпожа успела догадаться, что мне понадобится. Она у меня умница. И вскоре двое наших уже спускались по склону с охапками разномастной одежки, в которую предстояло облачиться пленникам.
  Они еще не осознали своего нового статуса.
  Через Врата я их провел по одному, ни на миг не ослабляя бдительности. Я не ждал от них подвоха, но дожить до преклонных лет мне помогла готовность к любым сюрпризам, когда они казались наименее вероятными.
  – Все понимают, что у того, кто пройдет через Врата обратно, будут неприятности? – спросил я у пленников.
  Их еще больше унизило то, что всем, как только они переоделись, связали за спиной руки.
  Парень, кое-как говоривший на языке Можжевельника, сказал что-то про оскорбленное достоинство.
  – Это лишь временно, – заверил я. – Пока несколько наших остаются снаружи. – И перешел на таглиосский: – Мурген, Лебедь и Тай Дэй, держите этих ребят на коротком поводке.
  Бамбуковые шесты рассекли воздух и уставились на пленников. Несмотря на возраст и неотделимый от него цинизм, парни еще способны на энтузиазм. В основном на показной.
  – Если с тобой что-нибудь случится, то от них останутся только мокрые пятна с ногтями, – пообещал Лебедь.
  – Ты хороший человек, Лебедь. Дой, пойдешь первым.
  Старый нюень бао извлек свой меч по имени Бледный Жезл, шагнул через поврежденные Врата в Хатовар и занял там оборонительную позицию.
  – Твоя очередь, Гоблин. – Мургену я дал знак, чтобы он не стеснялся пустить шар через Врата, если там вдруг кто-нибудь появится.
  Дальше все шло скучно. Я прогулялся с мешком по всем местам, где прежде разбрасывал раковины, и собрал их. Те, в которых кто-то спрятался, отличаются от пустых, если взвесить на ладони.
  Пока я пожинал урожай, вернулись мои вороны и доложили, что Ворошки лихорадочно готовятся к наступлению темноты. Ужас и паника распространялись по их миру со скоростью полета бревна.
  С помощью птичек поиски наших призрачных компаньонов намного упростились. Вороны указывали мне, на какие раковины не стоит тратить время и где лежат те, о которых я забыл. Мы вместе вернулись через Врата за час до заката.
  Гоблин все еще изучал ткань, конфискованную у юных Ворошков.
  – Это воистину поразительный материал, Костоправ, – пропищал он. – Кажется, он даже откликается на мысли того, кто его носит.
  – А для нас он безопасен?
  – Думаю, остается совершенно инертным, пока не соприкасается с тем, на кого настроен.
  – Вот и еще задачка для Тобо. Пусть потешится, если выкроит посреди войны время. Сверни ткань и погрузи на мула в голове колонны. Нам пора выступать. – Я сменил язык и сказал приунывшим пленникам: – Сейчас я вас развяжу, по одному, чтобы вы забрали свои бревна. Летать на них вам не дадут. Вы пойдете в конце нашей колонны.
  Пока они выполняли мои указания, я поведал им об опасностях плато. Страх перед Тенями заставил их внимательно меня выслушать. Я попытался внушить им, что неосторожность может погубить не только идиота, нарушившего правила, но и нашу компанию, поэтому пусть не ждут от нас вежливости, если мы сочтем их поведение неприемлемым.
  Я последним из Отряда покинул землю Хатовара! Перед уходом провел краткую церемонию прощания. А может, и экзорцизма.
  Один из двух пленников, способных общаться, – тот, что помоложе, – спросил:
  – В чем смысл того, что ты делал?
  Я попытался объяснить. Он ничего не понял. Вскоре я обнаружил, что он никогда не слышал о Вольных Отрядах Хатовара. Что он ничего не знает об истории своего мира, предшествующей временам, когда его предки захватили власть. И более того, на всю эту историю ему наплевать. Короче, он оказался пустоголовым сопляком. Не сомневаюсь, что собратья недалеко от него ушли.
  Отряд станет для них откровением.
  
  Мы с Госпожой задержались возле Врат у начала дороги. Нужно было проверить, надежно ли восстановлен здесь защитный барьер и не просочатся ли сквозь него Тени.
  Солнце село. Ощущение, возникающее, когда вокруг собирается большое количество Теней-убийц, после наступления темноты все усиливалось. Об их присутствии свидетельствовало нарастающее возбуждение, словно Неприкаянные Мертвецы знали, что у Врат произошли какие-то перемены, хотя эти существа и не могли выйти на разведку днем.
  Небеса над Хатоваром оставались чистыми. Луна взошла как раз перед закатом, и ее серебристого света вполне хватало, чтобы показать начальную стадию вторжения Теней. Ручеек мелких Теней постепенно просачивался сквозь поврежденную границу. Мы услышали визг умирающей свиньи. Все новые Тени спускались по склону к Вратам. Они вроде бы не умели общаться друг с другом, но каким-то образом все больше Теней узнавали о возможности поживиться.
  – Посмотри туда, – сказала Госпожа.
  В небе, иногда мелькая на фоне луны, закружились Ворошки. Вскоре в густых зарослях на склоне появились светлячки.
  – Наверное, это что-то вроде наших огненных шаров.
  Мы тоже поначалу создали огненные шары, чтобы уничтожать потоки мрака, которые Хозяева Теней упорно обрушивали на нас.
  – В любом случае они собираются дать отпор. О, взгляни-ка туда!
  Мы увидели нефов.
  – Духоходцы вышли наружу? Интересно – зачем?
  – Жаль, что мы не можем выпустить с плато все Тени, а потом запереть за ними Врата.
  Полагаю, даже Шиветья со мной согласился бы. Он был не очень-то рад некоторым переменам, случившимся на плато за последнее тысячелетие.
  – Нам пора уходить, – напомнила Госпожа. – А тебе не мешало бы поразмыслить над тем, что мы станем делать с нашими питомцами, когда доберемся до конца пути и у них появится искушение сбежать.
  Да, не мешало бы. Нам вовсе не нужны новые колдуны-психопаты, путающиеся под ногами.
  
  
  34
  Тенеземье. Труды Тобо
  
  
  Тобо закончил расспрашивать черную ворону, которая на самом деле была не птицей, и срочно отправил ее обратно к Костоправу. Свою мать и Дрему с ее обычной свитой он обнаружил за изучением карты территорий севернее Данда-Преша. Женщины пытались найти наиболее удобный путь на север – он пригодится после того, как армия перевалит через горы. Маленькие цветные значки обозначали места, где в последний раз были замечены Протектор и Нарайян Сингх.
  – Какие новости от Костоправа? – спросила Дрема.
  – Дело сделано. Костоправ уже двинулся к нам. Но все оказалось куда необычнее, чем он ожидал. – Тобо пересказал сообщение полностью.
  – Тебе нужно вернуться, – решила Дрема. – Если там прорвется еще одна шайка колдунов, нам придется туго. Мы не можем рисковать.
  – Пожалуй, – неохотно согласился Тобо.
  – Интересно, почему он просто не убил их, завладев летательными приспособлениями и удивительной одеждой?
  – Потому что он так не поступает.
  Не говоря уже о том, что мертвецы не очень-то склонны к сотрудничеству, когда им приходит время поделиться знаниями.
  – Конечно. Он всех отпускает, а потом через тридцать лет устраивает охоту. Но как я смогу двигаться дальше, если тебя не будет рядом?
  – Если Костоправ уже на нашей стороне Врат, то и все Неизвестные Тени тоже. И скоро впереди нас побегут черные гончие. А еще через день-два мы сможем увидеть, что происходит там, где мы пожелаем что-то увидеть.
  Дрема нуждается в такой помощи. Ее заботит все, что происходит там, куда не достает ее взгляд. И ей не станет легче, если напомнить, что практически все люди, включая большинство Капитанов Отряда, прожили свой век куда менее зрячими, чем она.
  Дрема была избалована. Все то время, что она провела с Отрядом, мы так или иначе имели возможность узнавать, что творится вдали от нас. Обычное дело: дайте кому-нибудь что-нибудь во временное пользование – и очень скоро он будет считать, что это принадлежит ему по праву рождения.
  
  Я понимаю, что тебе нужно дождаться Тобо, прежде чем отпустить пленников с плато, – проскрипел Гоблин. – Но почему мы, все остальные, не можем пойти вперед? Мы же не делаем ничего полезного, а просто торчим тут.
  – Вы делаете то, что я вам приказываю. А теперь замолчи, не то получишь кляп в пасть.
  Я и сам сгорал от нетерпения, пока Тобо наконец-то не прибыл. Путешествовал он медленно – у нас больше не было летучих ковров, хотя и оставалась надежда, что Ревун сумеет смастерить парочку, когда его разбудят. (Никто еще не пытался.) А теперь появился шанс овладеть секретом управления летающими бревнами Ворошков.
  Тобо примчался к нам на сверхжеребце, который считал своей хозяйкой Дрему. Когда-то Госпожа, будучи еще владелицей Башни на севере, вывела таких коней для себя, и несколько их попало на юг вместе с Отрядом. Этот остался последним.
  – Сколько такие жеребцы живут, дорогая? – спросил я Госпожу, завидев подъезжающего Тобо.
  – Лет сорок от силы. Этот конь свой век почти прожил.
  – А выглядит молодым. – Хотя жеребец и промчался сорок миль, он вел себя довольно бодро.
  – В те дни я поработала на совесть.
  – И теперь скучаешь по ним?
  – Да.
  Мне она лгать не станет. Или меньше любить меня из-за того, что ей хочется вернуть себе прежнюю красоту и здоровье. Насколько я могу судить, она никогда не сожалела о содеянном – ни о хорошем, ни о плохом. Хотел бы я сам быть таким.
  Тобо спешился у самых Врат. Я провел парня через них, и он сразу принялся за дело, только сперва улыбнулся и помахал отцу и дядюшке Дою. Да еще спросил:
  – У вас пятеро пленных? И все опытные колдуны?
  – Гарантии дать не могу. Вполне может статься, что они полные бездари. Но летают на этих дрынах и одеты в уникальную ткань, которой, по словам Гоблина, можно командовать мысленно. Считай, что насчет осторожности я тебя предупредил.
  – Мы можем с ним общаться?
  – К нам попали два брата, чей отец имел дело с форвалакой, пока она была в Хатоваре. С его помощью Бовок принимала на час-другой человеческий вид, да только продлить этот срок оказалось ему не по силам. Возможно, причина в том, что Меняющий Облик вплел в трансформирующие чары обратную связь. То есть она могла становиться человеком, лишь пока он был жив. Меняющий ей не доверял. И когда Одноглазый его убил, эти чары сработали.
  В любом случае, юные колдуны вертелись рядом с папашей и немного освоили родной язык Бовок. А когда Ворошки взорвали Врата, одному из них пришла в голову блестящая идея: он убедит нас взять его с собой и доставить в безопасное место. Он прихватил нескольких таких же перепуганных друзей и явился к нам, полагая, что мы с форвалакой говорим на одном языке. Парень тешил себя абсурдной идеей: мы почему-то признаем безоговорочное превосходство Ворошков над собой и примем их как почетных гостей. Ему и в голову не приходило, что может быть как-то иначе, потому что никак «иначе» в Хатоваре не бывает. Он наглый, тупой и высокомерный. Да и остальные, похоже, такие же. А братец еще круче – даже разговаривать с нами не желает.
  Тобо недобро улыбнулся, очевидно припомнив похожее отношение к нам хсиенских военачальников:
  – Полагаю, их ждали сплошные разочарования.
  – Точнее не скажешь. Эти детки угодили в невообразимый ад. И я вынужден постоянно напоминать им о том, что они еще живы.
  – Так пошли потолкуем с ними. – Парня возбудил брошенный ему вызов.
  Когда мы подходили к пленникам, я предупредил его:
  – Все они красавцы и красавицы, но я серьезно считаю, что мозгов у них почти нет. Во всяком случае, доходит до них очень медленно.
  Мы остановились в нескольких шагах от блудных детей Хатовара. Они, сбившись в кучку, сидели на корточках возле дороги, по которой уже шли к Вратам, чтобы выйти в наш мир, мулы и солдаты Черного Отряда. Лишь у одной девушки хватило дерзости поднять на нас глаза. У младшей – той, которую мы взяли в плен.
  Она смотрела на Тобо с полминуты. Потом негромко сказала что-то своим. Те тоже уставились на него. Лишь их вожак и его брат расстались со своим врожденным высокомерием. А ведь путешествие было не таким уж долгим и утомительным.
  Кажется, они ощутили в Тобо нечто, неочевидное для меня. И это пробудило в них надежду. Зазвучали непонятные вопросы на их языке.
  – Когда закончат бормотать, скажи им, кто я такой. И можешь не быть абсолютно честным.
  – Небольшое преувеличение не повредит?
  – А когда оно вредило?
  Беседа продлилась дольше, чем я ожидал. Тобо был поразительно терпелив для своего возраста. Он не пожалел усилий, чтобы заставить Ворошков понять: они уже не на земле своих отцов и здесь не важно, кто они такие и кто их родители. И что в нашем мире им придется отрабатывать свой ужин.
  Мы прервались, чтобы перекусить. Лишь Ворошки и их охранники остались у Врат со стороны плато.
  – Восхищен твоим терпением, – сказал я Тобо.
  – Я и сам восхищен. Как же хотелось надавать кое-кому хороших пинков! Но дело не только в терпении. Я старался не пропустить ни слова из сказанного ими и догадаться, о чем они умалчивают. Ты прав, умишком они слабоваты. Впрочем, думаю, причина не в природной тупости, а в том, как их воспитывали. Они понятия не имеют о собственном прошлом. Никакого! Никогда не слышали о Вольных Отрядах, о Копье Страсти. О том, что величайшие чародеи из Хатовара понаставили на плато каменных столпов, хотя им угрожала большая опасность от Теней. Для этих ребят даже слово «Хатовар» – пустой звук, хотя они знают Кади – какого-то очень древнего демона, на которого всем уже давно наплевать.
  – А у тебя самого откуда эти сведения? Я про столбы.
  – Баладита узнал от Шиветьи. А ты заметил, что руны на летающих бревнах почти идентичны тем, что на каменных столпах?
  – Нет, этого я не заметил. Был слишком занят, приглядывая за Гоблином. Коротышка немного говорит на языке Можжевельника. Он постоянно ошивался возле Ворошков, так и норовил пообщаться.
  Тобо пожевал губу, кивнул и ненадолго задумался.
  – Ты не спрашивал, о чем были эти разговоры?
  – Нет. Я этому парню не доверяю, Тобо. Потому что так мне наказал Одноглазый перед смертью.
  – Теперь Гоблину долго никто не будет доверять, Костоправ. И он это знает не хуже, чем любой из нас. Он станет осторожным, каким не был никогда в жизни. Ты его даже не узнаешь.
  – Мы говорим о Гоблине, которого я знаю. Он себя не контролирует.
  – В дерьмо он влипал чаще всего по вине Одноглазого. Подумай об этом, Костоправ. Если он каким-то образом превратился в орудие Кины, то задание у него долгосрочное. Начать Год Черепов или что-то вроде этого. И он не даст себя прикончить из-за ерунды.
  Я хмыкнул. На традиционном уровне такая логика безупречна, но все же слова Тобо меня не убедили. Гоблин – это Гоблин. Я знаю его очень давно. И не все его поступки имеют смысл даже для него.
  – Так что будем делать с Ворошками? – спросил я.
  – Берусь их учить.
  Черт! Мне не понравилось, как он это сказал. Моих охранников Тобо заменил своими приятелями-таглиосцами во главе со старшим сержантом по прозвищу Ходящий-по-Реке, или коротко – Рекоход. Все эти люди бегло говорили на хсиенском и могли общаться на языке нюень бао, а тот, в свою очередь, был двоюродным братом языка, на котором говорят в стране Неизвестных Теней.
  Тобо проинструктировал охранников, затем пленников. Через меня. Объяснил им прозу жизни:
  – Эти люди станут вашими наставниками. Обучат вас языкам и навыкам, необходимым для выживания в этом мире. Расскажут о наших религиях и законах и о том, как мы ладим друг с другом.
  Паренек, переводивший для остальных, возмутился было. Но Рекоход шлепнул его по макушке с такой силой, что свалил наземь. Тобо продолжал:
  – Важно понимать, что вы здесь гости. Своими знаниями платите за выход из Хатовара. Ваша жизнь будет комфортной, насколько это в наших возможностях, но лишь пока от вас есть польза. Мы ведем войну с давними могущественными врагами. И не намерены терпеть тех, кто не желает помогать. А по отношению к тем, кто покажется нам опасным, наше терпение станет особенно коротким. Вы все поняли?
  Тобо подождал, пока я закончу переводить. Я попросил его не спешить с продолжением, чтобы до подростков дошла серьезность ситуации. Молодым всегда нелегко понять, что нечто жестокое и смертельно опасное относится именно к ним. И они склонны согласиться почти на что угодно, лишь бы больше не слышать об этом.
  Затем Тобо попросил перевести вот что:
  – Остаток дня и всю ночь до рассвета можете отдыхать. Завтра начнете интенсивное изучение таглиосского. Пока мы не догоним нашу армию, я буду ехать с вами и помогу чем смогу.
  Вожак снова решил поспорить. Он плохо вслушивался в то, что я переводил. Рекоход врезал ему снова.
  – С этим мы нахлебаемся, – сказал мне Тобо.
  – Вполне возможно, что и с остальными. Эти детишки и дома не очень-то между собой ладили.
  Сменив язык, я сказал пленникам:
  – Если проблемы от вас перевесят пользу, то эти люди вас убьют. А теперь пошли. Кажется, с вами хочет познакомиться нечто съедобное.
  Одна из девушек сказала что-то на своем языке. Захваченная, а не та, что пришла с парнями. И заплакала.
  – Скажи ей, что она не может вернуться домой. Теперь уже слишком поздно, – сказал я.
  – Но все здесь от чего-то бегут, – заметил Тобо.
  – Некоторые, – уточнил я. – Как думаешь, скоро нам удастся где-нибудь присесть? Мне нужно многое записать.
  – Если хочешь присесть надолго, то советую устроить переворот, – рассмеялся Тобо. – Потому что Дрема не успокоится, пока не навалит столько трупов, что из них можно будет складывать защитные валы.
  
  Похоже, ужин Ворошкам понравился. Впрочем, голод – лучшая приправа. Мы начали учить их таглиосским существительным. А Тобо изучал и пленников, и диковины, которые колдуны прихватили с собой. Кажется, летающие бревна впечатлили парня меньше, чем одежда, которую им больше не разрешали носить.
  – В этих бревнах какая-то разновидность магии, с помощью которой Ревун управлял коврами. С ней я разберусь со временем, если обезврежу чары для самоуничтожения бревен, попадающих в чужие руки.
  Я рассказал ему, как взорвались две такие штуковины.
  – Значит, это очень мощная магия. Буду осторожен.
  – С девушками тоже будь осторожен. Кажется, младшая положила на тебя глаз.
  
  Утром мы не смогли разбудить предводителя. Он был жив, но растолкать его не удалось никому.
  – Что ты сделал? – шепотом спросил я Тобо, вообразив, будто тот решил вывести из игры самого упрямого, не лишившись при этом доступа к его бревну и одежде.
  – Я тут совершенно ни при чем.
  После меня парня осмотрела Госпожа.
  – Очень напоминает кому, в которую когда-то впал Копченый, – заметила та.
  Я согласился. Мы считали, что с Копченым поработала Душелов. Но сейчас это никак не могло быть делом ее рук. Неизвестные Тени следили за ней непрерывно. И отогнали бы любых монстров, натравленных ею на нас.
  – Кто-нибудь из твоих невидимых друзей был здесь ночью? – принялся я размышлять вслух. – Может, они что-то заметили?
  – Я спрошу.
  Напустив на себя строгость, я запугал брата отключившегося парня настолько, что тот признался, что способен разговаривать со мной. И я заставил его понять, что нужно привязать занедужившего к бревну. Иначе придется его здесь бросить, когда мы двинемся дальше.
  Всех пленников происшествие жутко напугало.
  – Очень своевременная неприятность, – заметила Госпожа.
  – Да. Но для кого?
  
  35
  Таглиос. Сообщение
  
  
  Могаба ругался негромко, но энергично, грязно и непрерывно. Вороны одна за другой прилетали уже на протяжении часа с лишним, и каждая приносила фрагмент длинного послания от Протектора. Птичьи мозги не могли вместить много текста. А поскольку в пути вороны подвергались бесчисленным опасностям, каждый фрагмент приходилось дублировать.
  Главнокомандующий всегда ненавидел это занятие – собирать такие головоломки, а эта из-за своей величины оказалась головоломнее прежних. Да в целом мире не наберется столько ворон!
  Над сообщением уже корпели двадцать писцов. Некоторые его пункты вскоре стали понятны. Могаба послал за Аридатой Сингхом и Гхопалом Сингхом. Сообщение от Протектора адресовалось и им.
  К тому времени, когда эти двое прибыли, уже было получено достаточно много фрагментов и Могаба узнал самое главное.
  – Они вернулись.
  Аридата аж подпрыгнул и уставился на Могабу:
  – Вернулись? Кто вернулся?
  – Черный Отряд. Протектор его уничтожила. Правильно? Искоренила. Правильно? Но теперь сама говорит, что он вернулся. В соседней комнате до сих пор складывают кусочки.
  – О чем это ты? – спросил Гхопал.
  – От нашей хозяйки поступает огромное сообщение. Она прекратила охоту. Со всех ног бежит домой. Через Врата сюда валит Черный Отряд. Тысячи воинов. Они хорошо вооружены и обучены. С ними новые союзники, Радиша Дра и Прабриндра Дра. А у нас на сотни миль нет войск, чтобы выставить против них. Протектор направляется сюда. И опасается, что вскоре утратит способность наблюдать за ними. Вместе с Отрядом с плато сошли незнакомые нам сверхъестественные существа. Очевидно, это кто-то вроде Теней, но гораздо опаснее, потому что умнее.
  – Отменная осведомленность для того, кто бежит от врага, знающего о его возможностях, – заметил Аридата.
  Его красивое лицо побледнело, а голос слегка охрип.
  – Такая мысль была и у меня. С одной стороны, Душелов – это Душелов. Но с другой, она не может узнать то, чего не увидят ее шпионы.
  Аридата и Гхопал кивнули. Они оставались преданными слугами Протектора, но в душах тлела крамола.
  – То, что враг знаком с возможностями Протектора, – продолжал Могаба, – означает, что он постарается лишить ее этих возможностей. Нам неизвестно, кто ими командует, но логика есть логика. Сперва они постараются ослепить Душелов, потом – лишить связи с нами. И более удачного момента они выбрать не смогли. Она в сотнях миль от ближайших поселений. Не в силах ничего передать быстрее, чем расходятся слухи. И вы прекрасно знаете, что новость о возвращении Радиши и ее брата распространится, как степной пожар.
  – В таком случае я закрою эту часть дворца, – решил Гхопал. – Мы ведь не хотим, чтобы люди побежали в храмы или еще куда и сообщили правду тем, кто повернет ее против нас.
  – Займись.
  Конечно, так будет лучше для невидимых шпионов Протектора. Но с другой стороны, неплохо бы допустить, чтобы кое-какие новости просочились наружу. Таглиос может впасть в хаос. А хаос наделяет возможностями. И отлично маскирует.
  Пожалуй, надо это сделать позже, когда Протектор приблизится к Таглиосу.
  А сейчас необходимо готовиться к сражению с Отрядом. И ждать атаки с любого направления.
  Где они нашли столько солдат? И как обзавелись собственными Тенями? Какие еще козыри прячут в рукаве? А ведь наверняка прячут. Это в их натуре.
  – Нам нужно, чтобы часть новостей просочилась, – сказал Могаба. – Нравится нам это или нет, но предстоит война. Сдаться без сопротивления я не намерен, потому что не переживу последствий.
  Сингхи переглянулись. У главнокомандующего прорезалось чувство юмора?
  – Население боится Черного Отряда, – сказал Гхопал.
  – Разумеется. Но когда он в последний раз одерживал победу? В Кьяулунских войнах мы громили его снова и снова.
  Могаба гордился своим вкладом в триумф Таглиоса. Без его идей, без его планирования не было бы тех побед.
  – Но мы не стерли его с лица земли. Уж таков Черный Отряд: если оставить в живых хоть одного солдата, то вскоре это войско нападет на тебя снова.
  «Мой брат не отомщен». Этот лозунг преследовал Могабу в кошмарных снах. Ему было о чем сожалеть.
  – Как скоро прибудет Протектор? – спросил Гхопал. – Мне нужно подготовиться к встрече.
  – Начиная передавать сообщение, она шла пешком, – ответил Могаба. – Но рано или поздно доберется до курьерской станции и начнет быстро наверстывать время. Если она и впрямь очень торопится, то у нас в запасе два-три дня, не больше.
  Гхопал недовольно хмыкнул.
  Могаба кивнул. Ничто в жизни не дается легко.
  – Она поймала обманников? – спросил Аридата.
  И опять Могабе показалось, что этот Сингх выдал тщательно скрываемый интерес. Возможно, даже личный.
  – Нет. Я ведь сказал, что она прекратила охоту. И хватит об этом. Мы все прекрасно знаем, чем нам нужно заняться. Аридата, срочно предоставь в мое распоряжение весь курьерский батальон. Надо проинструктировать командиров гарнизонов. Если поступят важные новости, я вам немедленно сообщу.
  
  Дожидаясь, когда сообщение примет окончательную форму, главнокомандующий перебирал в памяти все формирования, оценивал компетентность их командиров и надежность солдат. Результат не порадовал. На первый взгляд кажется, что можно сразу пустить в ход ресурсы всей империи. Но Протектор не утруждала себя заботой о боеготовности войск, когда ей не грозила непосредственная опасность. К тому же Душелов не пользовалась популярностью и никогда не стремилась ее приобрести. Она предпочитала править грубой силой.
  Наибольшая угроза – возвращение Прабриндра Дра и его сестры. В пору своего правления князья заслужили уважение народа, а теперь, пройдя через горнило испытаний, они уже без малого святые. Найдутся люди, которые будут славить их как освободителей. Проклятье! Если Костоправ жив, ему вполне могут вернуть прежний титул.
  Появятся дезертиры – как среди высшего начальства, так и среди солдат. Могабу больше тревожили войска. Аристократия и верхушка духовенства, обязанные своим положением Протектору, станут вести осторожную игру. Таглиосу уже преподали несколько болезненных уроков, он знает, какую цену приходится платить за предательство.
  В каком месте лучше всего дать сражение Отряду? И как навязать это сражение, если Отряд намерен уклоняться от серьезных боев?
  Могаба не сомневался, что лучший вариант – навязать врагу генеральное сражение Пока имеющиеся у главнокомандующего войска не начали таять.
  
  36
  Таглиосские территории. Дикие земли
  
  
  Душелов торопливо шагала по берегу речки, глубиной и медлительностью вод напоминающей канал, и искала место для переправы. Она ошиблась в расчетах, решив срезать путь через болота и низины, чтобы добраться до ветхой крепостицы в Ниджхе. Если бы придерживалась дороги, прогулка вышла бы дольше, но и легче – благодаря мостам.
  Когда она сталкивалась с препятствиями, не оставалось иного выбора, как сворачивать наугад. Этой местности она не знала. Шла вслепую, потому что не могла послать на разведку летучих мышей или сов. Этой ночью рядом не будет и Теней. Душелов отослала их вместе с воронами в безопасное место. Она была уверена, что сама может справиться с бродящей вокруг нечистью.
  Позади из воды поднялся некто похожий на лошадь. В ухо зашептал голос, предлагая сесть верхом и поехать дальше. Душелов удостоила доброхота лишь кратким презрительным взглядом. Эти существа хоть и умнее Теней, но ненамного. Ее что, за круглую дуру принимают? Вовсе не нужно быть знатоком хсиенского фольклора, чтобы догадаться: водяной конь утащит на дно.
  Ей было невдомек, что это афанк – скорее кентавр, чем конь. Полчаса спустя она проигнорировала его родственника, этакого гигантского бобра. Затем встретился кто-то крокодилообразный, хотя отсюда было четыреста миль до теплых мест, где могли обитать гигантские рептилии.
  И все эти твари шептали ей. Некоторые даже знали ее настоящее имя.
  Наконец она увидела дощатый мостик, должно быть оставленный редко встречающимися туземцами-конокрадами, обитающими в местных горах. Когда Душелов пошла по нему, из-под настила послышался шепот. Слов она не понимала, но угроза была явной.
  – Если не хочешь, чтобы я переходила, то покажись и сделай что-нибудь, – заявила она, выбрав голос девчушки – сильно встревоженной, но не напуганной.
  И из воды появилось нечто огромное, темное и уродливое. Шкура в светящихся пятнах, зубов слишком много, все торчат из пасти под разными углами. Наверняка у этого чудища серьезные проблемы с принятием пищи.
  Клыкастая пасть распахнулась. Монстр приготовился к броску.
  Душелов взмахнула затянутой в перчатку рукой. Глаза злого духа припорошило искрящейся пылью.
  Он завизжал.
  Душелов спрыгнула с мостика за секунду до того, как он превратился в щепки. Попятилась, наблюдая, как корчится и тает демон. Из-под ее маски полился девичий голосок, он пел веселую песенку:
  – Ах, как весело смотреть на твою погибель…
  
  37
  Таглиосские территории. Где-то севернее Чарандапраша
  
  
  Похоже, Дщерь Ночи и в самом деле расцвела с тех пор, как Душелов прекратила преследование. Нарайяна это тревожило.
  – Ты всегда тревожишься, – упрекнула девушка.
  Она была счастлива. Ее голос обрел музыкальность. Отсветы костра блестели в ее глазах искорками – когда эти глаза не светились красным.
  – Если за нами гонятся, ты боишься, что поймают. Если мы в безопасности, то тебя волнует, что я соответствую облику Дщери Ночи, который ты для меня придумал. Нарайян, Нарайян… папа Нарайян, больше всего на свете мне хочется устроить так, чтобы все это кончилось. Ты давно заслужил покой и отдых.
  Нарайян знал, что это пустые слова. Не будет ему никогда ни покоя, ни отдыха. Но спорить не стал.
  – Тогда давай начнем Год Черепов. Вернется Кина, и мы сможем бездельничать до конца жизни.
  Девушка встрепенулась, на ее лице отразилось удивление. Потом она вздрогнула. И еще пуще побледнела, заставив Нарайяна гадать, как ей это удалось. Ведь она всегда была бледной как смерть.
  Дщерь Ночи устремила взор во мрак, явно встревоженная.
  Нарайян принялся забрасывать костер заготовленной для этого землей.
  – Слишком поздно, – сказала девушка.
  За ее спиной выросла гигантская тень… и растаяла, словно унесенная ветром.
  – Девчонка права, старик, – произнес голос, которого Нарайян не слышал уже несколько лет и надеялся больше не услышать.
  Икбал и Ранмаст Сингхи – не родственники Нарайяна – показались на кромке освещенного костром круга, точно сгустились из тумана. За их спинами виднелись другие – солдаты в кирасах, каких Нарайян никогда не видел. А среди солдат он обнаружил роняющих слюну красноглазых зверей. Эти ему тоже были в диковинку.
  Сердце заколотилось вдвое чаще.
  – Теперь мы знаем, почему моя тетя перестала на нас охотиться, – заметила девушка.
  – Теперь знаете, – согласился Ранмаст. – Черный Отряд вернулся. И мы недовольны. – Этот огромный лохматый шадарит парализовал врагов одним своим видом.
  Икбал Сингх улыбнулся, в его кустистой бороде блеснули безупречные зубы.
  – На сей раз тебе придется иметь дело с матерью и отцом.
  Икбал был почти столь же лохмат и огромен, как его брат, но почему-то внушал меньше страха. Девушка вспомнила, что у него жена и несколько детей. Но… неужели он имеет в виду женщину, которая произвела ее на свет? И родного отца? Они же мертвы.
  Колени обмякли. Она никогда не видела своих настоящих родителей.
  Живой святой от страха так ослаб, что даже не смог подняться. Кина снова решила подвергнуть его испытанию. Но у него не осталось сил, чтобы бороться за свою веру. Он слишком стар и немощен, а вера истерлась до прозрачности.
  Ранмаст подал знак. Солдаты приблизились к костру. Они двигались осторожно, чтобы не оказаться между пленниками и нацеленными на них арбалетами. Руки девушки засунули в набитые шерстью мешки, затем связали за спиной. Ей аккуратно вставили кляп, потом набросили на голову просторный шерстяной мешок. Солдаты знали, что она умеет колдовать.
  Нарайяна усадили на лошадь и привязали к седлу. С ним обращались грубо, потому что торопились. Если бы заставили идти, он бы плелся слишком медленно. С девушкой они вели себя вежливее, но плен есть плен.
  Солдаты не были жестоки, однако девушка не сомневалась, что отношение к ней переменится, когда у них появится свободное время. Молодые воины в позванивающих черных доспехах разглядывали бледную красавицу с откровенным мужским интересом.
  Совсем иначе она представляла себе, как станет женщиной. А представлять начала уже несколько лет назад, и воображение порой не знало удержу.
  
  38
  Таглиосские территории. Данда-Преш
  
  
  Мы находились на самом верху перевала через Данда-Преш, когда до нас добралась весть. И сразу исчезла проклятая усталость, из-за которой я едва волочил свои древние кости, хоть и ухитрялся двигаться во главе колонны. Отойдя в сторону, я глядел на плетущихся мимо изнуренных людей и мулов. И те и другие надеялись, что наши главные силы захватили на Чарандапраше все продовольствие.
  Ворошки погрузились в отчаяние. Тобо шел вместе с ними и пытался учить, преодолевая их изнеможение и апатию. Этим ребятам никогда не приходилось так много топать пешком.
  Летающие бревна дрейфовали следом за ними.
  Наконец на седловине показалась Госпожа. Я подошел к ней и понял, что слухи успели до нее добраться, хотя все мои спутники вроде настолько выдохлись, что уже не желали тратить силы на разговоры. Слух – штука магическая, а может, даже и сверхъестественная.
  Но я все равно сказал ей:
  – Ранмаст и Икбал взяли Нарайяна и Бубу. Они так и шли в нашу сторону, когда Душелов перестала за ними гнаться.
  – Я слышала.
  – Ты так же нервничаешь, как и я?
  – Наверное, больше.
  Некоторое время мы брели рядом. Потом она сказала:
  – Мне так и не довелось побыть матерью. И я совершенно не знаю этой науки. Когда Нарайян похитил девочку, я просто снова стала прежней.
  – Понимаю. Надо постоянно напоминать себе, что нельзя привязываться к ней. Она никогда не будет считать нас отцом и матерью.
  – Я не хочу, чтобы она нас ненавидела. А ведь так и будет. Ведь она всю жизнь прожила Дщерью Ночи.
  Я задумался над словами жены, потом сказал:
  – Когда-то и ты была Госпожой из Чар, другой жизни не знала. Но теперь ты здесь.
  – Теперь я здесь. – Равнодушие в ее голосе обезоружило бы и не такого мужчину, как я.
  Мы с ней достигли того возраста, когда люди слишком долго гадают, как бы все могло сложиться, если бы в прошлом они сделали иной выбор.
  У меня предостаточно поводов для таких сожалений. А у нее, не сомневаюсь, еще больше. Потому что ей приходилось отказываться от чего-то важного гораздо чаще, чем мне.
  Мимо нас, пыхтя, протопал Плетеный Лебедь, на ходу съехидничав насчет стариков, которые всех задерживают. Я спросил:
  – Ребята, вы присматриваете за Гоблином?
  – Он и пернуть не может, чтобы мы об этом не узнали.
  – Ну, уж это наверняка. Вся округа сразу узнает.
  – Мы не дадим ему ничего устроить, Костоправ.
  А вот в этом я не был уверен. Гоблин – скользкая мелкая сволочь. Будь у меня время, я бы сам шел рядом с ним, след в след.
  – Он не сделал ничего подозрительного, – сказала Госпожа.
  – Я в курсе. Но еще сделает.
  – И такое отношение вызывает некоторое сочувствие к нему. Думаю, тебе следует об этом знать.
  – Знаю. Но и предупреждение Одноглазого забыть не могу.
  – Ты сам говорил, что Одноглазый попытается насолить ему даже из могилы.
  – Да-да. Попробую относиться к Гоблину проще.
  – Нам нужно идти чуть быстрее.
  Арьергард уже почти поравнялся с нами.
  – Можем отстать и уединиться где-нибудь между скал.
  – Значит, ты устал меньше, чем думаешь. Давай топай. – Через секунду она добавила: – Поговорим об этом вечером.
  Вот у меня и стимул появился.
  
  39
  Таглиос. Главнокомандующий
  
  
  Пока Могабе удавалось сдерживать самые опасные реакции в бурлящем котле слухов, в который превратился Таглиос. Самым полезным инструментом стала тщательно подбрасываемая полуправда. Шпионы не отрицали, что на юге происходит нечто серьезное. Однако намекали, что это всего лишь бунт, поднятый смутьянами из Тенеземья, которые поддерживали Черный Отряд в Кьяулунских войнах. И теперь они эксплуатируют эту связь с прошлым, пытаясь запугать противников и подбодрить друзей. А никакого Черного Отряда больше нет.
  Город еще не прослышал о Прабриндра Дра и его сестре. А когда забродят такие слухи, Могаба подбросит намек, что за князей себя выдают самозванцы.
  – Все идет даже лучше, чем я ожидал, – сказал главнокомандующий Аридате Сингху. – Никто из начальников гарнизонов не отказался выполнить приказ и вывести войска. Лишь горстка верховных жрецов и аристократов изображает нейтралитет.
  – Хотел бы я знать, сохранится ли такое положение вещей, если мы потеряем Протектора.
  Могаба уже некоторое время сам искал ответ на этот вопрос. У Прабриндра Дра нет законного наследника. Из родни есть лишь сестра, которая годами фактически, хотя и неофициально, правила Таглиосом и его вассалами. В какой-то момент она даже провозгласила себя преемницей брата на княжеском престоле. И хотя местная культура не признает женщин-правителей, Радише вполне могут снова доверить бразды, если брат умрет раньше ее. Но никто не знает, что будет, если брат и сестра умрут разом, – а ведь большинство населения верит, что их уже нет в живых.
  Впрочем, этот вопрос – сугубо умственное упражнение. Власть в Таглиосе принадлежит Протектору.
  Могаба никогда не позволял себе заходить дальше предположений. И никто из отвечавших ему не мог заподозрить их глубинный смысл. А также никто не вызывался поучаствовать в попытке свержения Протектора, хотя ни для кого не было секретом, что практически все жители Таглиоса предпочли бы обойтись без Душелов.
  Связь с ней оборвалась. Воронья популяция в империи драматически сократилась, и до сих пор неизвестно, то ли из-за естественного мора, то ли из-за действий врага. Летучие мыши неспособны доставлять длинные сообщения. Совы не желают этого делать. И никто в Таглиосе не может общаться с Тенями. Это воистину редчайший талант, а Черный Отряд, когда обладал здесь некоторой властью, полностью уничтожил тех, кто этим талантом пользовался.
  Душелов прошлась частым гребнем по Тенеземью, где такие люди родятся. Но как ни старалась, нашла лишь несколько старух и совсем маленьких детей, переживших все войны и иные напасти. Они не имели никаких родственников на юге, не жили здесь до появления Хозяев Теней. И они хранили древнюю легенду о том, что пришли сюда из совершенно другого мира. Эти старухи и малышня не имели ни полезных знаний, ни дарований.
  Когда Могабе удалось выкроить немного времени, он прошел по главной дороге от дворца к южным городским воротам. Стены в Таглиосе строились десятилетиями, оставаясь незавершенными, но комплекс южных ворот, самых главных, уже давно действовал. Пропуская людской поток через это бутылочное горло, государство собирало внушительный налог.
  Могаба искал лучшее место, где можно положить конец Протекторату. Четыре предыдущие экспедиции желаемого результата не дали. Места, которые будто сами напрашиваются, обязательно насторожат Душелов. Она достаточно хорошо изучила человеческую натуру, чтобы понимать: слухи о происходящем на юге обязательно разбудят оппозицию.
  Похоже, на улицах выполнить задуманное никак не удастся. А чем дольше откладывать, тем подозрительнее она будет относиться к своим подручным. И скрыть нервозность им уже не удастся.
  Действовать нужно или в момент ее прибытия в город, или как только она войдет во дворец. Или никогда.
  В третьем случае заговорщики обо всем забудут и снова станут верными псами, чтобы вместе с ней дожидаться нашествия с юга.
  При мысли об Отряде Могаба содрогнулся и едва не поддался искушению отказаться от своей затеи. Душелов стала бы мощным оружием в этой войне.
  Ворота. Южные ворота. Это должно произойти здесь. Они строились именно для такой задачи, правда большего масштаба.
  Во дворце Могабу дожидался Аридата Сингх.
  – Генерал, прибыл гонец. Протектор добралась до Дежагора. Она задержится для инспекции собравшихся там войск, хотя противник, похоже, уже близко.
  Могаба поморщился:
  – Значит, у нас мало времени. Гонец опередил ее ненадолго. – Невысказанным, но понятным остался тот факт, что пора принимать окончательное решение.
  Потом Могаба хмыкнул. Он вдруг понял, что Протектор способна вырвать саму эту возможность из его рук. Ей это как пальцами щелкнуть.
  
  40
  Таглиосские территории. У озера Танджи
  
  
  Мы догнали Дрему на холмах севернее озера Танджи. Госпожа очень спешила. Она знала, что наше появление там ничего не изменит, но ничего не могла с собой поделать.
  Конные егеря Ранмаста Сингха находились где-то впереди. Они были достаточно близко от основных сил, и мы видели костры в их лагере на склонах по ту сторону долины, но недавние проливные дожди затопили овраги и превратили ручьи в реки. Только по этой причине мы и смогли догнать Дрему так быстро. Ее остановило половодье в долине.
  – Это ненадолго, – сказала она. – Если не зарядят новые ливни, вода быстро спадет.
  Я это знал, потому что много лет назад воевал в этих местах с Хозяевами Теней.
  Моя жена пришла в отчаяние и обрушилась на Тобо, который вместе с отцом общался с Сари после долгой разлуки:
  – Ну когда же ты узнаешь об этих проклятых бревнах достаточно, чтобы мы могли ими пользоваться?
  Умей мы летать, небольшое наводнение нас бы не остановило.
  Тобо сказал Госпоже правду, которую ей совсем не хотелось услышать:
  – На это уйдут месяцы, а может, и годы. Если нам так необходимо ускориться, почему бы не разбудить Ревуна и не заставить его сделать несколько ковров?
  Сразу же вспыхнул яростный спор, в котором почти все сочли своим долгом поучаствовать. Гоблин, Дой, Госпожа, Тобо, Сари, Лебедь, Мурген, снова Гоблин. Даже у Тай Дэя был такой вид, будто у него имелось свое ценнейшее мнение, которое он держит при себе.
  До меня вдруг дошло, что Дрема не высказалась. Более того, ее глаза словно остекленели. Она была где-то очень далеко от нас, и мне это сильно не понравилось.
  Все замолчали, один за другим. Нарастало эмоциональное напряжение. Я огляделся в поисках Неизвестных Теней, но никого не увидел. Да что же происходит?
  Тобо заговорил первым:
  – Капитан, что случилось?
  Дрема бледнела. Я уже хотел пойти за лекарской сумкой, но тут Дрема вышла из транса.
  – Тобо! – Ее голос был таким напряженным, что вокруг немедленно повисла тишина. – Ты не забыл переделать Врата, чтобы не рухнули, если Длиннотень умрет?
  Тишина стала звенящей. Мы все затаили дыхание. И уставились на Тобо. Каждый знал ответ, пусть нас там и не было. И никому не хотелось, чтобы этот ответ был правдой.
  – Длиннотень в Хсиене уже столько же, сколько мы здесь. Он человек, старый и больной. Долго не протянет.
  Не сказав ни слова, Тобо начал собираться в дорогу. Застонав, я встал и тоже принялся складывать вещички. По ходу дела Тобо проинструктировал отца и Доя, как обращаться с Ворошками:
  – Пусть они все время чем-нибудь занимаются. Заставляйте их учиться. И держите подальше от Гоблина. Того, что без чувств, придется кормить насильно. Но все равно он вряд ли долго протянет.
  Тобо говорил очень тихо, и я не был уверен, что расслышал последнюю фразу.
  Но юный Ворошк и впрямь ускользал от нас. И я не мог этому воспрепятствовать.
  Я повернулся к Госпоже, которая так и не начала делать то, что следовало сделать.
  – Тебе тоже нужно с нами, – сказал я. – После Тобо ты у нас лучший специалист по Вратам. – И подал ей руку.
  Мурген, как я заметил, не слушал сына. Он тоже собирался в дорогу.
  Лицо Госпожи посуровело. Она оперлась на мою руку, встала и зашагала на север. Теперь костры в лагере Ранмаста не были видны за пеленой дождя.
  Еще несколько человек, включая Лебедя, начали молча готовиться в путь. Никто не называл имен и не приказывал. Те, кому следовало ехать или кто считал, что его присутствие окажется полезным, просто набивали вещами дорожные мешки. Я не слышал ропота. Все происходило почти без слов. Мы слишком устали, чтобы тратить силы на споры.
  Никто не упрекал Тобо. Слепым надо быть, чтобы не видеть, сколько работы навалили на парня – и каждый день наваливают еще. Больше всех в упущении виновата Дрема, ведь она должна была предвидеть и проследить. Капитан всегда заранее составляет список дел. Но она была одержима желанием действовать, пока противник оказывает минимальное сопротивление.
  За это ее тоже нельзя винить. Отряд пока не вступал в бои, а ведь четверть Таглиосской империи уже можно считать разоруженной. И пусть это наиболее отдаленная и малонаселенная четверть, наша стратегия себя оправдывает.
  Богатства, привезенные Дремой с плато, позволят эксплуатировать удерживаемые нами территории намного эффективнее, чем страх, которым Душелов правит на землях, оставшихся под ее властью.
  Разумеется, если Врата рухнут, все это потеряет смысл. Наш мир окажется перед лицом участи куда горшей, чем та, что постигла Хатовар. В отличие от Ворошков, мы не сумеем защититься.
  Тобо не тратил времени на поиски наших последних бамбуковых трубок с огненными шарами. Если ситуация станет совсем отчаянной, эти жалкие несколько зарядов нас не спасут.
  К Вратам мы отправились ввосьмером. Тобо и его отец, я, Госпожа, Плетеный Лебедь и Тай Дэй – потому что Мурген никогда не удалялся от дяди Тобо дальше, чем на бросок камня. И еще два закаленных солдата средних лет из Хсиена, ветераны конфликтов между хсиенскими генералами. Одного мы прозвали Пандой, потому что его настоящее имя звучало довольно похоже. Второго – Призраком из-за цвета его глаз. В хсиенских мифах демоны и призраки всегда зеленоглазы.
  Неизвестные Тени эти мифы подтверждать отказывались. У тех, кого мне удалось увидеть, глаза были более традиционными – красными или желтыми.
  Немало Неизвестных Теней отправились в путь вместе с нами. По ночам, когда ненадолго показывалась робкая луна, окружающая нас местность казалась шевелящимся морем. Сейчас приятели Тобо не возражали против того, чтобы мы их видели.
  Вскоре ко мне вернулись обе вороны. Они почти не показывались с того момента, когда мы прошли через Врата в наш мир.
  – Я послал разведчиков, – сообщил Тобо. – И сам поеду вперед. – Он сидел на спине жеребца Дремы. – А вы как можно скорее двигайтесь следом.
  Он ускакал. Почти все Тени отправились за ним, но с нами осталось достаточное число призрачных охранников, чтобы никакая опасность не застала нас врасплох.
  – Прости, – сказал я Госпоже.
  – В этот раз твоей вины нет, – ответила она безрадостно.
  – Ты еще ничего не получала от Кины?
  – Нет. Лишь несколько редких прикосновений, когда мы были возле Дремы. Очень слабых. И то, наверное, потому, что мы оказались близко к Бубу.
  Проклятье!
  – Как думаешь, успеем?
  – А ты считаешь, Длиннотень станет цепляться за жизнь, зная, что добьется этим только одного – спасет тех, кто его одолел и выдал злейшим врагам?
  Нет, не такой ответ мне хотелось бы услышать.
  
  41
  Низинные таглиосские территории. Неожиданная потеря
  
  
  Ранмаст и Икбал ехали на север медленно, выдерживая скорость, которую их отряд счел приемлемой. Походная жизнь не будет слишком тяжелой, пока их не догонит Капитан. Конечно, она выйдет из себя, потому что егеря не примчались к ней во весь опор. Но ничего, пошумит и успокоится.
  Пленникам не давали возможности наслаждаться жизнью, но и откровенным мучениям не подвергали. Сингхи такого не допустили бы, хоть и знали, что Дрема не стала бы возражать.
  Между Сингхами и темными призраками из Хсиена не был заключен формальный договор, но Неизвестные Тени следовали за людьми постоянно. Они практически не общались. Просто когда отряду что-то грозило, у Ранмаста возникало дурное предчувствие. Проблема была в нем, в его религиозных убеждениях. Эти убеждения запрещали иметь дело с демонами, а свойственный человеку рационализм еще не успел реабилитировать Неизвестные Тени – для Ранмаста они оставались исчадиями Тьмы.
  Сейчас у него как раз и прорезалось то самое дурное предчувствие. Оно быстро крепло. Похоже, беспокойство охватило и Икбала. И некоторых солдат.
  После обмена жестовыми сигналами всадники остановились и спешились. Во все стороны бесшумно разошлись разведчики, а заранее назначенные дневальные отвели лошадей и пленников в узкий придорожный овраг.
  Солдаты из Хсиена отличались спокойствием и терпеливостью. Ранмаст восхищался их умением использовать любое укрытие на равнине, где имелись лишь корявые кусты, валуны и множество оврагов. В одиночку он бы не устроил себе удобный бивуак. Притом что был вдвое крупнее самого большого и на десять лет старше самого старшего из них.
  Минь Бху, один из его лучших солдат, перехватил командира по пути к оврагу, издалека дав знак хранить молчание.
  Минь разгреб листья и на клочке земли пальцем изобразил рельеф лежащей впереди местности, указал примерное местонахождение засады.
  Ранмаст дал сигнал к общему отходу и осмотрелся в поисках ворон или других существ, привычно ассоциируемых с врагом, но никого не заметил.
  – Как они смогли узнать о нашем приближении? – прошептал он, когда отряд удалился на безопасное расстояние. – И сколько их там?
  – Мы не сочли нужным считать, – пожал плечами Минь. – Но и так понятно, что гораздо больше, чем нас. А насчет того, откуда они узнали… С вершины вон того холма видна вся местность, которую мы прошли за последние два дня. А сюда их, наверное, послали проверить, не выберет ли Капитан этот путь на север. – Он указал обратно на юг.
  Даже отсюда были видны поднятая армией пыль и отблески оружия.
  – Тогда для чего засада?
  – Они увидели, что нас немного, и решили захватить несколько пленных.
  – Гм… – Ранмаст осмотрел склон. Не получится ли отплатить противнику той же монетой? Теперь он сожалел, что не установил более тесных отношений с Неизвестными Тенями. – Икбал, что скажешь?
  – Нас меньше, нет смысла драться. Разумнее отступить и сберечь важных пленников. Давай отойдем и дождемся Капитана.
  Икбал был женат, он не любил сильно рисковать. Но, несмотря на это, Икбал был прав. Отступление – единственный разумный вариант.
  – А как они поступят, если мы сунемся в ловушку? – спросил Ранмаст.
  Очень уж хотелось ему добыть парочку «языков», узнать кое-что о планах врага и о том, что думает враг о происходящем.
  – Они видят, что Дрема приближается. Скоро отойдут.
  – Тогда почему я нервничаю все сильнее? – Ранмаст знал: Неизвестные Тени хотят ему что-то сообщить, но он попросту не может их услышать.
  На холмах впереди заржали лошади. Послышалась ругань. Взмыло несколько десятков стрел и приземлилось в том месте, где противник рассчитывал застать врасплох спрятавшихся солдат Черного Отряда. Ни одна стрела не упала близко.
  Цедя под нос проклятия, Ранмаст снова дал своим людям сигнал к отходу. Отряд двинулся назад, спеша оторваться от врага. По всему склону сыпались выпущенные наугад стрелы.
  – Разведка боем, – пробормотал Ранмаст. – Болваны.
  Солдаты Протектора готовы ринуться на любой вскрик или резкое движение. Положение у них выгодное: просто жди, когда противник среагирует и подставит себя под удар.
  В десяти футах от Ранмаста из кустов с воплем выскочил таглиосский солдат. Из его задницы торчала стрела. Ранмаст замер, надеясь, что солдат слишком занят своей раной и не заметит его. Но уже было слышно, как через сухие кусты продираются другие таглиосцы. Нет, схватки уже не избежать.
  У Икбала была при себе бамбуковая трубка. Предполагалось, что это не оружие – ею будет дан сигнал тревоги. В трубке оставался один заряд, причем старый, – нет гарантии, что вообще сработает.
  Икбал, не замеченный солдатом, который увидел Ранмаста, быстро развернулся, держа палец на спусковой скобе.
  Ослепительно-яркий желтый шар пронзил таглиосца насквозь и запрыгал, рикошетя от земли. За несколько секунд он поджег десяток кустов.
  Ранмаст и Икбал побежали. Теперь уже не было смысла предпринимать что-либо иное.
  Они почти добрались до оврага, где укрывались лошади и пленники, когда шальная стрела отыскала на правом бедре Ранмаста незащищенное место. Сингх, кувыркаясь, полетел вниз по склону. Борода спасала лицо, когда он пропахивал кусты, но на сучьях оставались клочья волос. Ранмаст завизжал от боли.
  Икбал остановился, чтобы ему помочь.
  – Уходи! – прорычал Ранмаст. – У тебя Сурувайя и дети.
  Икбал даже не шелохнулся.
  Таглиосские солдаты беспорядочной толпой хлынули по склону, позабыв о дисциплине. Эти офицеры, сержанты и рядовые не имели боевого опыта, их не учили даже элементарным вещам. Они вышли из крепости в Ниджхе, потому что Душелов пообещала им славную победу. Но стоило ситуации чуть обостриться, как они совершенно растерялись.
  Спотыкаясь и волоча ногу, из которой торчал обломок стрелы, Ранмаст брел вперед; Икбал его поддерживал. Они слышали возбужденные крики таглиосских солдат, которые продирались сквозь кусты, быстро настигая.
  Егеря были солдатами, отобранными из тех, кто воевал в Хсиене под командованием местных генералов, кто понял и принял идеологию Отряда. Они устроили засаду. И таглиосцы бежали прямиком в ловушку, словно их подгоняли злобные демоны.
  Результатом стала бойня. Для Черного Отряда это был тактический успех, несмотря на его потери. Под конец егеря увлеклись и нарушили устав, не отступили, воспользовавшись паникой в рядах численно превосходящего противника. Они продолжали сражаться – в надежде, что Ранмаст и Икбал успеют спастись.
  И братья Сингхи спаслись. Но когда подоспела легкая конница, высланная Дремой, которая заметила вспышку и сочла ее за условный сигнал тревоги, большинство егерей уже погибло или получило ранения. Кавалеристы бросились в погоню за таглиосцами и изрубили почти всех отставших и раненых.
  К сожалению, им не удалось отбить Дщерь Ночи.
  Некий смышленый таглиосский офицер понял, кого удалось захватить, и немедленно отправил девушку под конвоем в крепость. Ее выдала бледная кожа.
  Когда зашло солнце, трудно было судить, для какой стороны схватка имела более тяжелые последствия. Отряд потерял крайне важных пленников и несколько ценных солдат. Таглиосцы же потерпели настоящий разгром, а в качестве компенсации получили только хмурую, бледную, грязную, хоть и экзотически красивую, молодую женщину.
  
  42
  Низинные таглиосские территории. После битвы
  
  
  Капитан прибыла через час. Разгневанная, обошла поле боя. Забросала уцелевших егерей вопросами. Из выживших лишь двое не получили серьезных ран. Пленных Дрема подвергла более суровому допросу. Кавалеристы пощадили нескольких таглиосцев, вовремя поднявших руки, – полагали, что эти люди дадут ценные сведения, чтобы спасти свою шкуру.
  Никто из пленных ничего не знал о Дщери Ночи. Никто даже не слышал этого имени.
  Расхаживая по лагерю, Дрема увидела Нарайяна Сингха и дала старому калеке пинка.
  – Исчадие ада! – Повернувшись, она рявкнула: – Почему мы не узнали о засаде вовремя?
  – Неизвестные Тени, наверное, знали, – сказал ей правду кто-то из тех, кто посмелее. – Но их никто не спросил. Только Тобо умеет с ними разговаривать.
  Дрема зарычала, снова врезала Нарайяну и принялась расхаживать туда-сюда.
  – Что нам известно об этой крепости?
  Вперед выступил Нож. Решил выручить остальных – гнев Дремы был ему не столь страшен. Некоторые считали, что Капитан все еще малость побаивается Ножа. А на самом деле Дрема лишь не до конца ему доверяла, хотя в Отряде он пробыл дольше, чем она. Подобно Лебедю и Сари, он не был полноправным братом, не давал присяги. Но он всегда действовал в интересах Отряда.
  – Ее основал прежний Капитан, – ответил Нож. – Когда-то это была военно-курьерская станция. Ее обнесли стенами, чтобы местные не крали лошадей. Позже, в ходе Кьяулунских войн, Душелов расширила крепость и увеличила гарнизон – на тот случай, если враги двинутся на север этим путем. Можно предположить, что сразу по окончании войны она забыла про этот опорный пункт точно так же, как и про другие. Думаю, в гарнизоне сто пятьдесят – двести солдат. Плюс приживалы.
  – Изрядное войско для этих мест.
  – Так и территория большая. И половина гарнизонов на ней уже ликвидирована.
  – Что скажешь о фортификационных сооружениях?
  – Я внутри никогда не был. Но слышал, что крепость надежна только против конокрадов. Наверняка есть каменная стена, потому что камень здесь самый доступный материал. Еще там копали ров, но так и не закончили. Разве вы не этой дорогой бежали на юг? И ты ее не видела?
  – Мы двигались западнее, по старому торговому тракту. Избегали курьерских путей.
  – Можно послать конницу – пусть окружит крепость, пока девушка еще там.
  – Наверное, мы уже опоздали, они отправили гонца за подмогой, – задумчиво сказала Дрема.
  – Пожалуй, больше нет смысла прятаться, – заметил Нож. – Душелов уже наверняка подняла по тревоге всю империю.
  Дрема хмыкнула. Потом послала за кавалерийскими офицерами. Отдав им распоряжения, навестила Ранмаста и Икбала. Эти двое уже двадцать лет были близкими друзьями.
  – Что говорит лекарь? – спросила она Сурувайю, жену Икбала.
  – Оба поправятся. Ведь они шадариты. Сильные мужчины. И хорошо сражались. Боги о них позаботятся.
  Дрема взглянула на Сари, которая помогала перевязывать раненых. Та кивнула. Значит, слова Сурувайи – не только ее благое пожелание.
  – Я тоже помяну их в молитвах.
  Дрема ободряюще сжала плечо Сурувайи и подумала, что таких безупречных женщин просто не бывает. Во всяком случае, в том смысле, в каком мужчины представляют жен. Но она тоже была шадариткой, а ее религия четко распределяла роли для всех членов семьи.
  Дрема задержалась, чтобы поговорить и с детьми Икбала. Они держались стойко. Как им и полагалось, потому что и они остались добропорядочными шадаритами, даром что им довелось побывать в диковинных местах и познакомиться с самыми чудными обычаями.
  Встречаясь с детьми Икбала, Дрема слегка жалела о том, что позабыла о своей женской роли. Но это сожаление всегда было мимолетным.
  – Нож, передай остальным: вся армия еще до заката должна быть у крепости. Не сомневаюсь, что гарнизон сдастся, как только увидит, сколько нас.
  – Ты сама знаешь, что уже давно пора сделать привал, – ответил Нож. – Животным нужно попастись и отдохнуть. Наши обозы растянулись до самого Чарандапраша.
  Люди получали ранения, заболевали или просто не могли выдержать быстрый темп. Это раздражало Дрему, но такова уж проза жизни. Ее армия уменьшилась почти на тысячу человек. И сократится еще больше, если гнать ее без передышки.
  – Самых слабых можно оставить здесь, это будет гарнизон нашего лагеря.
  Тактика такая же древняя, как и сам Отряд. Дрема ни за что не призналась бы, что и сама валится с ног от усталости. И даже не представляла себе, когда ей удастся отдохнуть.
  
  43
  Таглиосское Тенеземье. Врата
  
  
  По-твоему, большой был смысл тащить сюда мою усталую задницу? – спросил я Госпожу.
  В утреннем сумраке едва различались очертания склона, ведущего к Вратам. От того места, где мы провели ночь, нас отделяло немало миль. Эта часть путешествия была из тех, когда целый день стараешься не смотреть вперед, – всякий раз кажется, что не прошел и десяти футов. Далеко слева от нас в туманной дымке укрылись Новый город и нижняя половина разрушенной Вершины. С этими местами нас связывало немало неприятных воспоминаний.
  – О чем ты? – Моя благоверная с утра была такой же усталой и раздражительной, как и я.
  А косточки у нее куда постарше моих.
  – Ну, ведь нас не убили ночью. А это значит, что Врата еще не рухнули. И старина Длиннотень пока держится.
  – Верно.
  – Так разве это не означает, что у Тобо все под контролем? Тогда зачем мы из кожи лезли, чтобы поскорее сюда добраться?
  Госпожа ухмыльнулась. Отвечать не было нужды. Мы пересечем долину, потому что я хочу все увидеть своими глазами. И отобразить это в Анналах. Правильно отобразить. По пути на юг она раз пятьдесят надо мной подшучивала, потому что я все изобретал способ писать, сидя в седле. А ведь Анналы бы только выиграли, если бы я научился вести их на ходу.
  – А ты стареешь, – прощебетала она.
  – Что?
  – Навязчивая мысль о том, сколь многое тебе еще нужно сделать за оставшееся время, – признак старости.
  Я хмыкнул, но спорить не стал. Мне были знакомы такие мысли. Равно как и бессонница, когда я лежал и прислушивался к биению сердца, пытаясь понять, все ли с ним в порядке.
  А вы думаете, что человек моей профессии заключает со смертью мирный договор еще в молодости?
  Мы встретили нескольких местных, пересекая долину, часть которой теперь превратилась в ухоженные поля и пастбища. С нами ни разу дружески не поздоровались. Мы не увидели ни единой приветливой улыбки. Да, никто дерзко не замахивался, но я без труда ощущал неприязнь истерзанного народа. В этих краях уже много лет не было серьезных сражений, но все взрослое население – это те, кто выжил в суровые времена, как уроженцы здешних мест, так и пришлые, избежавшие в других краях еще больших ужасов и поселившиеся на опустошенных землях. И никто не хотел, чтобы зло вернулось.
  Эта территория сильно пострадала во времена правления Длиннотени. Продолжала она страдать и после его свержения. Кьяулунские войны отняли у нее почти все, что не успели отнять войны против Хозяев Теней. А теперь вернулся Черный Отряд. С плато Блистающих Камней, из логова дьяволов. И все были уверены, что снова наступила пора бедствий.
  – Не могу сказать, что осуждаю их, – сказал я Госпоже.
  – Что?
  Я объяснил.
  – А-а… – безразлично протянула она.
  Некоторые убеждения никогда не меняются. Госпожа была могущественной правительницей намного дольше, чем прожила жалкой блошкой в подбрюшье мира. И сочувствие – вовсе не то качество, которое привлекает меня в ней.
  Как оказалось, наша медлительность едва не вывела Тобо из терпения.
  – Я смотрю, эта рухлядь все еще стоит, – сказал я о Вратах.
  Мы с Госпожой достали Ключи и пропустили своих товарищей через Врата. Мургена первым – пусть убедится, что у его сыночка на месте все конечности и пальцы.
  – Стоит, – подтвердил вундеркинд. – Но вероятно, только потому, что Длиннотень все еще на плато.
  – Что? – раздраженно спросила Госпожа. – Мы ведь обещали. И мы в долгу перед Детьми Смерти.
  – Верно, – согласился Тобо. – Но нам не позволят совершить самоубийство. Шиветья знает, что мы забыли обезвредить ловушку Длиннотени, вот и не дает увести его с плато.
  – Откуда знаешь?
  – Я посылал гонцов, и они вернулись с этой новостью.
  Настроение Госпожи она не улучшила.
  – Шеренга Девяти наверняка уже дымится от ярости. А в роли врагов они нам не нужны. Что, если снова надо будет скрываться в стране Неизвестных Теней?
  – Шиветья отпустит Длиннотень, едва мы закончим переделку Врат.
  Мои спутники нервничали. Например, Плетеный Лебедь ходил бледный, вспотевший, приплясывал от нетерпения, а самое главное, что вовсе для него не характерно, молчал. За весь день не произнес ни слова.
  Мысли о Тенях могут свести тебя с ума, если ты хоть раз присутствовал при их нападении.
  – Вы готовы работать? – спросил Тобо меня и Госпожу.
  – Ты что, шутишь? – вскинулся я.
  – Нет, – ответила Госпожа.
  – Мне не закончить в одиночку, – сказал Тобо.
  – А с помощниками, уставшими настолько, что наверняка совершат ошибку? – возразил я. – Меня осенило предвидение. Длиннотень протянет до утра.
  Тобо признал: Длиннотень протянет, Шиветья об этом позаботится. Но все же парень согласился с нами весьма неохотно.
  – Ставьте лагерь, – сказала Госпожа.
  Мургену, Лебедю и остальным давно следовало этим заняться, а не стоять столбом и трястись от страха.
  Когда мы пересекли барьер, Госпожа спросила:
  – Почему Тобо так торопится?
  – Думаю, это может быть связано с Бубу, – усмехнулся я. – Он ее давненько не видел. Дрема говорит, что он втюрился в девчонку по уши.
  Любопытство на лице Госпожи сменилось откровенным ужасом.
  – Надеюсь, что это не так, – пробормотала она.
  – Там были две смазливые девицы из Ворошков, – сказал Мурген. – Возможно, Бубу тут ни при чем.
  
  44
  Тенеземье. Ремонт Врат
  
  
  Духоходцы заявились ночью. Присутствие нефов было настолько мощным, что их увидели даже Лебедь, Панда и Призрак. Я четко слышал, как гости говорят, хотя ни слова не понял.
  Но Тобо и Госпожа все же кое-что из них вытянули.
  За завтраком эти двое о чем-то шептались. Наконец огласили свой вывод: нефы хотят нас о чем-то предупредить.
  – Вы так думаете? – фыркнул я. – Какая свежая интерпретация!
  – Эй! – осадил меня Тобо. – Это связано с Хатоваром.
  – Что, например?
  Парень пожал плечами:
  – Твои предположения на этот счет будут лучше моих. Я там никогда не был.
  – Когда мы в последний раз видели духоходцев, они направлялись в Хатовар, окруженные толпой Теней с плато. Думаешь, увидели там нечто такое, о чем нам следует знать?
  – Думаю. Не догадываешься, что именно они увидели?
  – А ты не просил своих приятелей, Неизвестных Теней, поговорить с нефами? – осведомилась Госпожа.
  – Просил. Не получается. Нефы не могут общаться и с Тенями с плато.
  – Тогда что за проблема была этой ночью у Неизвестных Теней? Черные гончие так носились вокруг, что несколько раз меня будили.
  – Правда? – удивился Тобо. – А я их не заметил.
  Я тоже не заметил. Но я слеп и глух к этим сверхъестественным штучкам. К тому же я хотя бы этой ночью не мучился бессонницей, потому что не прислушивался к сердцу, боясь, что оно остановится.
  – Пора приниматься за работу.
  – Бубу никуда не денется, парень.
  Тобо нахмурился. Потом до него дошло. Он не смутился и не возмутился.
  – Так вы не знаете? Мы ее потеряли. У наших разведчиков была стычка с гарнизоном из Ниджхи. Таглиосцев было намного больше, и они захватили Дщерь Ночи. Дрема выслала кавалерию, чтобы ее отбить.
  Я покачал головой и проворчал:
  – Ничего у нее не выйдет. Теперь ей не хватит и миллиона кавалеристов.
  – Не впадаешь ли ты в пессимизм?
  – Он прав, – поддержала меня Госпожа и перешла на древний северный язык, которого я не слышал с молодости и никогда не понимал полностью.
  Кажется, она декламировала слова песни или стихотворения. Одна строка повторялась, и переводится она примерно так: «Снова и снова судьба встает у нас на пути».
  
  Мы находились с внутренней стороны Врат и упорно трудились. Тобо вносил тончайшие изменения в нити и слои магии, составляющие мистический портал. Обучение, которое я получил, повысило меня до уровня каменщика среднего разряда. Тобо по сравнению со мной был мастером-художником, создающим панорамные гобелены, но не вручную, а на ткацком станке. А я был всего лишь главным завязывателем узелков на ниточках, которые поступали в его станок.
  Даже Госпожа в этом деле оказалась лишь относительно опытным подмастерьем. Но ведь и подмастерья нужны.
  – Спасибо за комплимент, – сказал Тобо, когда я поделился с ним размышлениями. – Но я по большей части как раз и занимаюсь вышивкой и примитивным сращиванием порвавшихся нитей. Целые куски этого гобелена искалечены, и он уже никогда не станет прежним, пусть даже мы сделаем его прочнее, чем был вначале.
  – Но ты сможешь выдрать из него ловушку Длиннотени?
  – Это больше похоже на вскрытие и очистку нарыва… Да, могу. Вообще-то, он поработал очень грубо. Видать, плохо разбирается в устройстве Врат. Зато он знал, что в нашем мире никто не разбирается лучше. А вот о чем он не знал, так это о существовании еще нескольких Ключей.
  – Еще как знал, – возразил я. – Поэтому и послал своего ученика Ашутоша Якшу, чтобы тот пробрался к жрецам нюень бао, в храм Гангеши.
  Тобо сделал вид, что удивился: мол, впервые слышит.
  – Он знал, что у них есть Ключ, и хотел его заполучить. С Ключом Длиннотень смог бы вернуться в Хсиен. Если не знаешь этой истории, то советую расспросить дядю. Потому что Дрема услышала ее именно от него.
  Тобо еле заметно улыбнулся:
  – Что ж, может быть.
  – Что значит «может быть»? – Госпожа прервала работу. – Тобо, не играй в игры Доя. Ты никого не сумеешь одурачить. Я там была – в облике белой вороны. И знаю, о чем он говорил.
  – Значит, это та самая история. Дой много чего Дреме рассказывал. Кое-что, возможно, и правда, но большую часть он попросту высосал из пальца. То, что, по его мнению, может оказаться правдой, потому что укладывается в то, что ему известно. Шри Сантараксита несколько лет изучал архивы в Хань-Фи. История нюень бао в нашем мире мало похожа на ту историю, которую Дою хотелось бы вам внушить.
  – Так какова она на самом деле? – принялся я размышлять вслух. – И лгал он нам или попросту выдумывал?
  – Я знаю немало людей, которые не признались бы в своем невежестве даже при самых очевидных обстоятельствах.
  – Шри Сантараксита считает, – заговорил Тобо, – что наши предки бежали из Хсиена, по одному пробираясь через Врата с помощью тайно изготовленного Ключа. Они пытались сбежать от Хозяев Теней. Предполагалось, что это станет регулярной эвакуацией через плато. Преследуемые верующими в Кади, они обладали организационной структурой, которая имеется и у других религиозных сообществ. Но эти люди не были наемниками или миссионерами. Они не были Вольным Отрядом. Не были бандой душил. Они просто убегали, потому что Хозяева Теней задались целью покончить с их религией. Шри Сантараксита говорил, что жрецы наверняка придумали для своего народа куда более впечатляющую историю – уже после того, как тот прожил в дельте реки несколько десятилетий, кочуя с места на место. Раньше на болотах обитали только беглые таглиосские преступники и несколько далеких потомков душил, которых Райдрейнак пытался стереть с лица земли. Возможно, нюень бао хотели произвести на них впечатление.
  Пока Тобо говорил, его руки ни на секунду не останавливались. Но их движения не имели никакого отношения к словам. Он занимался тем, чего я не мог увидеть.
  – И много ли нам наврал Дой? – Я твердо решил это выяснить, потому что никогда не доверял старому пройдохе.
  – А вот это самое загадочное. Полагаю, он и сам не взялся бы ответить. Дядюшка признался мне, что многое из рассказанного им Дреме было рассказано только потому, что звучало правдоподобно и примерно так, как ей хотелось услышать. Если вдуматься, во всех отношениях, кроме умения обращаться с Бледным Жезлом, дядюшка Дой – отъявленный мошенник. Ведь почти все жрецы верят в то, что проповедуют.
  – Пожалуй, он слишком много общался с Ножом, – сказала Госпожа.
  – Ключ, с помощью которого мои предки пересекали плато, был изготовлен в Хань-Фи, – продолжал Тобо. – Его вернули в Хсиен, чтобы им смогла воспользоваться следующая группа беглецов. Но они не получили такого шанса.
  – Зато раздобыли золотое кайло.
  То был Ключ, который позднее отыскала Дрема и воспользовалась им, чтобы освободить нас, Плененных, из подземелья под крепостью Шиветьи.
  – Наверное, то был Ключ, принадлежавший обманникам, которые прятали Книгу Мертвых еще во времена Райдрейнака. А кайло они держали под храмом Гангеши. У этого храма длинная история. Возвели его в честь великого джанаки. Позднее им завладели гунниты и использовали в качестве убежища. Затем пережившие устроенный Райдрейнаком погром выгнали гуннитов. Но и этим пришлось уйти. Предания нюень бао повествуют о жестоких религиозных войнах, бушевавших в те давние времена. Век спустя гуннитские святые из культа Гангеши начали возвращаться на болота. Со временем большинство нюень бао позабыли о Кади и уверовали в Гангешу. Два поколения назад кайло обнаружили в ходе ремонта храма. Кто-то сообразил, что это важная реликвия. Но до самых недавних пор, пока про кайло не узнал Длиннотень, а затем и Душелов, никто не понимал его истинной ценности.
  – А зачем понадобились паломничества?
  – Изначально предполагалось, что люди из Хсиена будут встречаться с нашими людьми у Врат, чтобы сообщить им новости с родины и провести новую группу беглецов. Но Хозяева Теней про это узнали. Кроме того, мои предки на этой стороне утратили связь с прошлым. В противоположность легенде и в отличие от того, как обстоят дела сейчас, они не испытывали сильного давления снаружи. И для сохранения самобытности нюень бао уже не нужно было так строго придерживаться старинных обычаев и догм. Что бы Дой ни говорил, большинство нюень бао не так уж предано традициям. Многие вообще про них позабыли. Ты сам это видел в Хсиене. Нюень бао совершенно не такие, как тамошние жители.
  Мы с Госпожой переглянулись. Оба не верили, что рассказ Тобо правдивей, чем изложенное ранее Доем. Впрочем, совсем не обязательно, что парень лжет намеренно. Я взглянул на Тай Дэя. Его лицо оставалось непроницаемым.
  – Я частенько задавался вопросом, почему Дой не обнаружил там других идущих по Пути Меча, – сказал я.
  – Ну, это объяснить легко. Их уничтожили Хозяева Теней. Ведь эти люди принадлежали к касте воинов. Они сопротивлялись, пока никого не осталось в живых.
  Я годами размышлял над тем, почему культ поклонников меча развился среди потомков людей, поклонявшихся Кине. Ведь в моем мире эти потомки считают, что проливать кровь нельзя. Ответа я так и не получил. Зато теперь знаю, что его уже никто не получит.
  – Интересно, почему Дрема никогда не обращала внимания на тот факт, что так называемый жрец нюень бао расхаживает с мечом и запросто разделывает людей на отбивные, – сказал я Госпоже.
  – Да, – кивнула она. – На Чарандапраше он рубил обманников десятками.
  Тобо юноша умный. Сообразил, что его версию истории нюень бао мы сочли не более убедительной, чем версию Доя.
  Поди угадай, верит ли он сам в то, что сказал.
  Впрочем, какая разница?
  Госпожа ткнула меня в бок и прошептала:
  – Мурген и Лебедь обратили мое внимание на интересный феномен. Тебе полезно на него взглянуть. Тобо, бросай свои дела, тоже посмотришь.
  Я заподозрил, что увиденное мне вряд ли понравится. Тай Дэй, Мурген и остальные уже спорили о выборе наиболее надежных укрытий.
  Я повернулся. Госпожа вытянула руку. Над краем плато висели три крупные черные точки – летающие Ворошки. Неподвижно, высоко и далеко.
  – Кто-нибудь возьмется угадать, насколько хорошо они нас видят? – спросил я.
  – Они видят лишь, что мы здесь, – ответила Госпожа. – Если только у них нет средств для наблюдения издалека.
  – Что они делают?
  – Полагаю, это разведка. Ведь их Врата разрушены и они могут попасть на плато когда угодно. А днем им ничто не угрожает, пока они в воздухе. Пожалуй, они даже ночью могут не бояться Теней, пока остаются на высоте. Мы ведь не видели, чтобы Тени поднимались над плато выше чем на десять-пятнадцать футов.
  – Думаешь, Ворошки искали нас? Или просто осматриваются?
  – Возможно и то и другое. Они хотят отомстить. А может, подыскивают новый безопасный мир.
  Пока мы разговаривали, Ворошки не сдвинулись с места. Я заметил такие же тройки, повисшие над плато в разных местах, – вероятно, в надежде, что им удастся открыть проход и без нас.
  – Тобо, они могут выбраться за пределы плато?
  – Не знаю. Здесь точно не получится – без моего Ключа. Я установил кое-что. Если попробуют, это их убьет.
  Я восхитился его уверенностью.
  – А если среди них отыщется такой же умный, как и ты? Что помешает им обезвредить твою ловушку, как это сделал ты с ловушкой Длиннотени?
  – Недостаток опыта. И знаний, которые мы добыли в Хань-Фи.
  – А могут они прорваться через Врата в Хсиен? – спросила Госпожа.
  – Не знаю. Форвалаку-то они провели. Наверное, могут проводить и своих людей, только медленно, по одному. Прежде они не пытались. Но и не бывали в столь отчаянном положении. И времени у них в обрез.
  – А Шиветья? Как он к этому относится?
  – Выясню. Через минуту пошлю к нему гонца.
  – А что станет с нашими, которые сейчас с Длиннотенью? – спросил один из хсиенских солдат – кажется, Панда. – Если он все еще на плато? Среди них мой двоюродный брат.
  Тобо медленно и глубоко вздохнул:
  – Моя работа никогда не кончится.
  – Если хочешь что-то сделать, то делай быстрее, – посоветовала Госпожа. – У них есть Ключ. А это риск.
  – Проклятье! Ты права. Капитан, мне нужны твои вороны. Госпожа, пройди за Врата и позови Большеуха и Кошку Сит. Они тебя услышат. Передай, что они мне срочно нужны.
  – Одна чертова проблема за другой, – проворчал я. – И конца этому не видно.
  – Но ты жив, – заметил Лебедь.
  – Не собственные ли аргументы ты топчешь? – Мы развлекались добродушными подначками, пока Тобо отправлял нарочных к Шиветье, к охранникам у Врат в Хсиен, присматривающим за Длиннотенью, и к нашим на север.
  Среди всей этой суматохи Мурген спросил сына:
  – А что мешает этим чудикам просто перелететь через край плато? Я видел, как вороны пролетали туда и обратно.
  Он и сам это постоянно делал, будучи призраком.
  – Вороны могут пересекать границу, потому что они из нашего мира. А ворон из любого другого мира мы не увидели бы, даже если бы они сейчас тут летали. Да, Ворошки могут покинуть плато в любой момент. Но, сделав это, они окажутся в Хатоваре. Чтобы попасть в другой мир, им нужно войти на плато через свои Врата, а выйти через другие. Так устроил Шиветья.
  Ох и хитро же запутано – умом тронуться недолго. Да и как иначе, если реальности накладываются друг на друга, а заправляет этим бессмертный полубог, считающий своим долгом не допустить, чтобы жалкие людишки осознали его зловещие возможности?
  
  45
  Ниджха. Падение крепости
  
  
  Крепость Ниджха удерживало менее полусотни солдат. Многие были ранены, и все поголовно до смерти напуганы ночным нападением Неизвестных Теней.
  Защитникам оказали воинские почести и позволили уйти без оружия, но с семьями и имуществом, которое они смогли взять с собой. Им также посоветовали впредь уступать дорогу, если по ней идет Черный Отряд.
  Сдайся Ниджха хоть чуточку раньше – и Дрема заподозрила бы, что направляется прямиком в капкан. Но она все равно сперва послала в крепость Доя – проверить, не оставила ли там Душелов парочку сюрпризов.
  Не оставила.
  
  Засуньте Нарайяна в такое место, где он не будет меня раздражать, – приказала Дрема, окончательно успокоившись. – Через день-другой я решу, что с ним делать. – Она предпочла бы немедленно передать душилу Костоправу и Госпоже. – Командирам батальонов, полков и бригад, а также всем старшим офицерам собраться через час в здании штаба.
  – Думаешь, там хватит места? – усомнилась Сари. – Я не ожидала, что эта крепость так мала.
  – Я тоже. Хоть мы и знали, что в прошлом это славная курьерская станция. Проклятье! Как бы я хотела, чтобы Тобо сейчас был здесь.
  – И я. – Сари очень переживала, что вся ее родня сейчас так далеко. За годы, прожитые в Хсиене, она успела привыкнуть к тому, что у нее снова есть настоящая семья. – Я тут подумала… стоило ли посылать сразу и Тобо, и Мургена в одно и то же опасное место?
  – Вроде Врат?
  – Хотя бы. Или еще куда-нибудь, где с обоими разом может случиться несчастье.
  Дрема понимала мучения Сари. Злодейка-судьба уже лишила ее двух детей и мужа. Утрата мужа ее не очень огорчала, без него жилось лучше. Но редко можно встретить мать, которая не стала бы вечно скорбеть по своим малышам.
  И все это произошло во время исключительной по жестокости осады Джайкура, или Дежагора, – осады, которая искалечила судьбы столь многих братьев Черного Отряда и навсегда отяготила их души пониманием собственной уязвимости.
  – Хорошая идея, – согласилась Дрема. – Правда, можешь не сомневаться, что мужчины будут против. Вот ты можешь представить, что Ранмаст и Икбал согласятся вести разведку порознь, не чувствуя локоть друг друга?
  Сари вздохнула и медленно покачала головой:
  – Если гунниты правы насчет Колеса Жизни, то я, наверное, когда-то была злодейкой похлеще Хозяина Теней. Потому что нынешняя жизнь не перестает меня наказывать.
  – Тогда позволь мне сказать, что веднаиткой быть еще труднее. Нельзя ни в чем обвинить прежнюю жизнь. И можно попросту сойти с ума, гадая, за что Бог так прогневался на тебя в этой.
  Сари кивнула. Момент слабости прошел, она вновь взяла себя в руки.
  – И ты полагаешь, что мне уже следовало бы смириться с этой жизнью?
  Дрема подумала, что она так и поступила – насколько это удалось, – но не ответила. Не хотелось подталкивать Сари к самокопанию. Душевных сил ей это уж точно не прибавит.
  – Скоро начнется совещание старших офицеров. И мне нужна твоя помощь. Постарайся мыслить шире. Я заново обдумываю наш стратегический план. Расстояния теперь слишком велики для стремительных рывков. Мы быстро слабеем, а враг крепнет. И я хочу выслушать твои соображения насчет смены тактики.
  – Я буду в порядке. А поплакать на чьем-нибудь плече мне время от времени необходимо – просто для того, чтобы жить дальше.
  
  46
  Ниджха. Тьма приходит всегда
  
  
  В Ниджху пришла тьма. А вместе с ней и почти сверхъестественная тишина. Внутри грубых крепостных стен старшие офицеры совещались с Дремой и Сари. Снаружи солдаты готовили ужин, чинили оружие и экипировку, а больше просто спали, вымотавшись за день. Ночного отдыха всегда не хватает, чтобы полностью восстановить силы после долгого перехода.
  Впервые со дня своего освобождения Гоблин обнаружил, что за ним никто не следит. О нем забыли. Некоторое время он не осмеливался в это поверить. Командиры Черного Отряда славятся острым умом. Возможно, его попросту проверяют.
  Но вскоре стало очевидно, что он действительно свободен от всяческой опеки. Этот момент наступил слишком рано и далеко от того места, где Гоблин предпочел бы находиться, но вряд ли ему когда-нибудь подвернется более удачная возможность.
  
  Нарайян встревоженно зашевелился: отчаяние было столь сильным, что душилу ничуть не утешало его собственное, все еще продолжающееся благополучие. Никогда еще Дщерь Ночи не была так далека; никогда еще разлука не была такой долгой. Если он потеряет эту девушку, всякое движение вперед утратит смысл. Надо будет возвращаться к Кине. Больше он уже ничего не сможет сделать.
  Впрочем, остается крайне зыбкий шанс, что живому святому обманников удастся продолжить главное дело его жизни. Да и жив он еще только потому, что захватившие его враги хотят преподнести подарок родителям девчонки.
  Такое с ним уже было.
  Его дни и часы уже сочтены, а вера вновь подверглась суровому испытанию.
  Он услышал слабое шипение, показавшееся знакомым. Но ведь этот звук и в самом деле знаком! Сердце старика заколотилось. Это же опознавательный сигнал душил, пароль, применяемый в темноте, когда движения рук бесполезны. Нарайян откликнулся таким же шепотом. И раскашлялся от усилия.
  Обмен сигналами продолжался, пока Нарайян не убедился, что его отыскал брат по вере.
  – Зачем ты пришел? – спросил он. – Спасти меня невозможно.
  Он использовал тайный жаргон душил, что стало окончательной проверкой. Как минимум это позволяло узнать ранг собеседника. Ранг оказался высок – очень немногим удавалось его достигнуть.
  – Сама богиня послала меня передать тебе ее любовь и благорасположение. Она признательна за все принесенные тобой жертвы. И она заверяет, что награда будет достойной. Знай же: Кина воскреснет гораздо раньше, чем рассчитывают не верящие в ее победу. Знай же: твои усилия и непоколебимая вера сыграли в этом решающую роль. Знай же: ее враги скоро будут захвачены врасплох и уничтожены. Знай же, что она благословляет тебя и ты будешь стоять рядом с ней, когда мы будем праздновать Год Черепов. И знай же, что из всех, кто служил ей когда-либо, даже из многих ее святых, ты был самым любимым.
  
  47
  Врата Теней. Ремонтники
  
  
  Из лагеря, разбитого ниже Врат, бежал поток Неизвестных Теней – Тобо пытался отвести исходящую от Ворошков угрозу. Его особенно волновала судьба тех, кто охранял Длиннотень, пока Шиветья каким-то образом не сообщил ему, что для летающих колдунов они невидимы.
  – И ты ему веришь? – спросила Госпожа. – А если он попытается заключить с Ворошками сделку получше, чем с нами?
  – Что еще за сделка с Ворошками? Мы дадим ему то, чего он хочет. Причем не пытаясь его контролировать и даже почти ничего не прося взамен.
  – Наверняка он думает, что таких хороших сделок не бывает. – Госпожой овладела ее обычная подозрительность.
  – А что стало с золотым кайлом? – спросил я. – С Ключом обманников к Вратам?
  После паузы, в течение которой Тобо решал, что можно нам рассказать, он ответил:
  – Я оставил его у Шиветьи. Он может снова понадобиться, когда придет время убить Кину. Не знаю другого места, где он будет менее досягаемым для тех, кто верит в богиню.
  Тобо обвел нас взглядом, в котором читалась тревога. Парень надеялся умолчать о сделанном. Золотое кайло – у душил чрезвычайно важная реликвия, с помощью которой можно освободить Кину.
  И Тобо боялся, что как минимум один из нас расскажет еще кому-нибудь об услышанном.
  
  Ночь была длинной, но день обещал стать еще длинней.
  Для тех из нас, кто не помогал Тобо, настало тоскливое время. Делать им было совершенно нечего, только играть в карты и гадать, хватит ли жителям Нового города дерзости напасть на нас.
  Панда и Призрак больше наблюдали за игрой. Когда брали карты сами, у них не очень-то хорошо получалось. Тонк – одна из простейших игр, что касается правил, но в ней исключительно важен треп в самом процессе игры. Группа закадычных друзей – совсем не то что группа, в которой игроки с трудом общаются на одном языке.
  Стоит Отряду остановиться на пятнадцать минут, как тут же кто-нибудь садится за тонк. Эта традиция родилась за десятилетия до меня. И проживет очень долго после моего ухода.
  После моего ухода… Я все пытаюсь вообразить, как сложилась бы моя жизнь, если бы я много лет назад покинул Отряд. И не хватает воображения. Признаюсь, выше моих сил было бы бросить все, чем я живу, пусть даже это все – безрадостный тяжкий путь, петляющий по окраинным болотам преисподней.
  Почти весь день я был как зомби, таскал кирпичи для юного каменщика, в то время как моя душа отважно путешествовала по полям несбывшихся возможностей.
  Уже под конец дня я сказал Госпоже:
  – Наверное, мне следовало бы говорить такое чаще. Я люблю тебя и благодарен судьбе за то, что она свела нас.
  Мои слова ее настолько ошеломили, что она даже ответить не смогла. Лебедь и Мурген некоторое время пялились на меня, разинув рты и гадая, уж не решил ли я, что настал мой смертный час.
  
  Ворошки наблюдали за нами непостоянно. Они вели себя осторожно, показываясь ненадолго несколько раз в течение дня. Похоже, обычная самонадеянность им изменила.
  Управившись со своей работой, я спросил Тобо:
  – Что они задумали, по-твоему?
  Мы уже говорили об этом, но я не имел такой привычки – принимать действия колдунов за чистую монету.
  – Они ищут надежду. Что угодно, что дало бы им преимущество. Подозреваю, их мир превратился в ад, какого не вообразить ни одному жрецу. Наверняка там рыщут почти все уцелевшие Тени с плато. И у одинокого клана колдунов, каким бы мощным оружием он ни обладал, нет шансов положить этому конец. Во всяком случае, прежде, чем опустошение мира достигнет масштабов полной катастрофы.
  Когда-то я еще мог посочувствовать Ворошкам и другим обитателям Хатовара. Но сейчас, заглянув себе в душу, обнаружил лишь безразличие.
  – Сколько еще тебе нужно времени на ремонт? – спросила Госпожа.
  Ей не терпелось вернуться на север. По брошенным вскользь фразам я догадался, что она хочет соединиться с нашими главными силами, пока не наступила трагическая развязка. Но чем же она способна помочь? Сейчас ее магии не хватит даже на то, чтобы разжечь костер без кремня и кресала.
  – Не больше десяти минут, – ответил Тобо. – Осталось сплести последнюю веревочку, и мы получим не просто исправные Врата – они будут крепче прежних. Настолько, что случившееся в Хатоваре здесь никак не сможет повториться. Эта веревочка нужна для создания невидимого снаружи кармана мрака. В нем спрячутся наши часовые, Тени-убийцы, готовые броситься на любого, кто попытается пройти через Врата, не получив разрешения от нас или Шиветьи.
  – Неплохо придумано, – одобрил я.
  Госпожа нахмурилась. Она считала, что мы слишком доверяем демону. Похоже, просто не была способна понять, что доверие – лишь незначительная часть уравнения.
  – Через минуту у нас будут гости, – сообщила она.
  Я взглянул вверх. Вдоль склона спускались два Ворошка, паря над старой дорогой, на которой могли бы обрести защиту, если бы не взорвали собственные Врата. Третий держался вдалеке, виднеясь точкой на горизонте; этот взял на себя роль стороннего наблюдателя.
  – Не причинили ли они новые повреждения, пройдя через барьер и оказавшись на дороге? – спросил я.
  Бросив на колдунов взгляд, Тобо ответил:
  – Нет. Думаю, всю дорогу они пролетели на бреющем. А третий следовал за ними на высоте.
  Поразительная глупость, решил я. У парочки, что над дорогой, ни единого шанса вернуться засветло. Или Ворошки думают, что мы защитим их ночью? Если да, то они мечтатели, каких свет не видывал.
  Ворошки опустились в сотне ярдов от Врат и направились к нам с таким видом, словно ходьба – совершенно непривычное для них занятие. Наверняка обладание летающим бревном было в Хатоваре символом высокого положения. Настолько высокого, что ногами такие счастливчики пользовались ни в коем случае не на виду у черни.
  – Сколько еще? – спросила Госпожа у Тобо.
  – Пятнадцать секунд. Потом я немного поработаю для вида – и мы все отступим через Врата. Отцу и другим велено не забывать об осторожности.
  Осторожность – это еще мягко сказано. Уже наготове обширная коллекция метательного оружия. Включая трубку с огненными шарами. Но ее не пустят в ход, пока Ворошки будут оставаться по ту сторону Врат. Огнем можно повредить барьеры. Зато есть стрелы луков и арбалетов, способные пролетать через Врата, хотя нанесенные ими раны через несколько секунд заживут.
  Вряд ли стрелы серьезно помогут нам против этих старых колдунов.
  Даже непрерывно шевелящиеся складки черной ткани не мешали Ворошкам выглядеть толстяками.
  – Готово, – сообщил Тобо. – Надеюсь, все сработает.
  Щелк-щелк-щелк. Вот как быстро мы проскочили через Врата в свой мир. Тобо запечатал проход. Теперь оставалось только ждать.
  – Наверняка среди них отец наших возмутителей спокойствия, – сказал Тобо.
  Возможно. Ворошки, похоже, желают встречи. И надеются, что кто-то из нас говорит на языке форвалаки.
  Они не ошиблись. В той части Черного Отряда, что перебралась сюда вместе с Тобо, находимся мы с Госпожой.
  Но пусть колдуны не радуются. Их племя с нами не любезничало. Поэтому от нас они ничего не получат легко.
  
  48
  Врата Теней. Летающие повелители
  
  
  Оба Ворошка, которые представились как Нашун Исследователь и Первый Отец, говорили на языке Можжевельника. Нашун владел им лучше. Поведение обоих вряд ли вызвало бы улыбку у многих матерей. Я сразу понял, что вежливость и обходительность вне клана они натренировать не удосужились.
  После взаимных представлений я высказал очевидное:
  – Ваш народ навлек на себя крупные неприятности.
  Легко было представить, как Ворошки закрывают глаза и вздыхают под черной тканью.
  – Мы выживем, – заявил старший по чину, не позволив своему голосу звучать зло и высокомерно.
  Но не услышал я в этом голосе и твердости, а потому задумался: верит ли этот человек в то, о чем говорит?
  – Не сомневаюсь, что попытаетесь. У вашего клана впечатляющие возможности. Но вы же понимаете, что для выживания потребуется нечто большее, чем одно лишь изгнание Теней.
  Нашун нетерпеливо махнул затянутой в перчатку рукой:
  – Мы пришли к вам, потому что желаем вернуть наших детей.
  Он говорил достаточно медленно и внятно, чтобы поняла Госпожа. И она издала негромкий удивленный звук – вполне возможно, что и смешок.
  – Вам не повезло. Они нам самим могут пригодиться. И вообще, какой смысл их возвращать?
  Теперь гнев колдунов стал таким плотным, что его можно было пощупать. Тобо это тоже почувствовал:
  – Предупреди их, что любая сила, с помощью которой они попробуют пробиться сквозь Врата, рикошетом ударит по ним. А еще скажи: чем больше упорства они в этом деле проявят, тем сильнее пострадают.
  Слова парня не произвели на гостей впечатления. Но экспериментировать они не стали, припомнив драму, разыгравшуюся у их собственных Врат.
  – Мы готовы к обмену, – сказал Исследователь.
  – И что желаете предложить?
  – На плато остались ваши люди.
  – Попробуйте их захватить. Они небеззащитны. И когда рассеется пыль, вы снова будете собирать мертвых соплеменников. – В этом я не сомневался, потому что Тобо полностью доверял Шиветье. – Вы сильны, но невежественны. Как быки. Вы не знаете плато. Оно живое. И оно наш союзник.
  Теперь я не удивился бы, увидев поваливший у них из ушей дым. Гоблин в старые добрые времена проделывал такой фокус. Но у этих двоих не было чувства юмора.
  И все же отчаянная необходимость одержала верх над гневом.
  – Объясни, – прошипел Нашун.
  – Вы ничего не знаете о плато, но, ослепленные самонадеянностью, верите, будто там нет равных вам силой. А ведь это обиталище богов. Очевидно, вы даже не знаете истории собственного мира. Те, кто стоит сейчас перед вами и кому, как вам кажется, можно безнаказанно угрожать, – духовные наследники солдат, вышедших из Хатовара пятьсот лет назад.
  – То, что происходило до Ворошков, не имеет значения. Однако ты и сам проявляешь невежество.
  – Это имеет значение. Вы чего-то хотите от последнего Вольного Отряда Хатовара. И вам нечего предложить взамен. За исключением, возможно, собственной надменной истории и толики современных знаний.
  Оба колдуна промолчали.
  – Спроси, почему они так хотят вернуть детей, – сказала Госпожа. – Ведь пленники здесь в безопасности.
  Я спросил.
  – Они из нашего клана, – ответил Первый Отец.
  В его голосе чувствовалась искренность и еще нечто такое, что заставило меня поверить.
  – Они далеко отсюда. После встречи с ними мы долго шли на север. Один из них смертельно болен.
  – При детях остались рейтгейстиде. На них можно долететь сюда за несколько часов.
  – Похоже, он говорит всерьез, – сказал я Госпоже. – Вбил себе в голову бредовую мысль, будто достаточно потребовать – и я отпущу малышей, вернув им игрушки. Нет, в Хатоваре Ворошкам точно не приходилось работать, чтобы выжить.
  Исследователь выхватил одно слово из моей фразы:
  – Я уже говорил о вашем невежестве. Так слушай, пришелец. Хатовар – не наш мир. Хатовар был городом Тьмы, где проклятые души поклонялись богине ночи. Это гнездилище зла было стерто с лица земли еще до прихода Ворошков. Его жителей выслеживали и уничтожали. Ныне они позабыты. И такими останутся. Потому что ни одному Солдату Тьмы никогда не будет позволено вернуться.
  Давным-давно, в один праздный день, за десятки лет до того, как превратиться в то, что он есть сейчас, Гоблин напророчил, что я никогда не попаду в Хатовар. Он навсегда останется для меня за горизонтом. Вот я и вообразил, что вступил в Хатовар. А оказалось, это всего лишь мир, где когда-то был Хатовар.
  – Само время сравняло счет. Те, кого послал Хатовар, вернулись. А мир, погубивший Хатовар, обречен.
  – Ты обратил внимание? – спросила Госпожа.
  – На что?
  – Он употребил слово «зло». А мы редко слышали его в этой части мира. Здесь не верят в зло.
  – Эти ребята из нашей части мира. – Я перешел на язык Можжевельника: – Если предоставите нам исчерпывающие сведения о конструкции и работе ваших летающих бревен, а также о материале, из которого изготовлена ваша одежда, мы согласимся вернуть тех, кто вам нужен.
  Госпожа изо всех сил старалась понять ответы. Но и ей это не всегда удавалось.
  Нашун Исследователь не сумел осознать, сколь многого я требую от Ворошков. Он трижды пытался ответить, трижды не находил слов и наконец с немой мольбой повернулся к Первому Отцу. Я не сомневался, что лицо под черной тканью искажено отчаянием.
  – Думаю, вам пора отойти от Врат, – сказал я своим. – Колдуны теряют терпение.
  Я упивался злорадством. Всегда его испытываю, доводя до отчаяния могущественных и властных, вообразивших, будто вселенная создана исключительно для удовлетворения их прихотей.
  – Скоро стемнеет, – сказал я Ворошку. – И тогда выйдут Тени. – Ворошки переглянулись, и я одолжил цитату у Нарайяна Сингха: – Тому, кто имеет дело с Черным Отрядом, надо крепко-крепко запомнить: Тьма приходит всегда.
  Повернувшись к Госпоже, я не увидел на ее лице стопроцентного одобрения.
  – Все могло пройти и лучше, – сказала она.
  – Я позволил чувствам вмешаться. Но этот разговор нас все равно ни к чему бы не привел. Старикашки слишком много думают о себе и слишком мало о других.
  – Тогда можешь расстаться с мечтой о возвращении в Хатовар.
  И тут Ворошки наконец предприняли яростную попытку прорваться через Врата.
  Я их предупреждал. Но они не захотели слушать.
  Результат оказался даже хуже, чем предсказывал Тобо.
  Взрыв безмагии, точно тряпичных кукол, отшвырнул колдунов вверх по склону, к самому краю плато. Каким-то чудом защитный барьер дороги не пострадал. Возможно, об этом позаботился Шиветья.
  Колдуны не подавали признаков жизни, пока мне не надоело за ними наблюдать.
  – Думаю, можно уходить, – сказал я Тобо. – Пожалуй, на сей раз ребята усвоили урок.
  Я больше не оглядывался. Был уверен: Ворошкам в их мире предстоит такое, что они никогда не создадут проблем в нашем.
  Когда мы спускались с холма, я спросил:
  – Не может ли быть у Ворошков и Хозяев Теней нечто общее? Похоже, они стартовали примерно в одно время. И Хозяева Теней в Хсиене тоже пытались обрубить все связи с прошлым. Не получилось это лишь потому, что задача оказалась слишком масштабной. Интересно, что бы мы узнали, потолковав о былом с кем-нибудь из местных крестьян?
  – Могу расспросить Шиветью, – вызвался Тобо. – И пленных.
  Но энтузиазма я в его голосе не услышал.
  
  49
  Ниджха. Место смерти
  
  
  Сари велела принести побольше факелов. Словно яркий свет повернет катастрофу вспять. К тому времени, когда пришла Дрема, бывшую крепостную конюшню освещало уже с полсотни факелов, ламп и фонарей.
  – Задушен? – спросила Дрема.
  – Задушен.
  – Меня так и тянет произнести слово «ирония», но, боюсь, никакой иронии в этом нет. Дой, возле конюшни летала белая ворона Костоправа. Разыщи ее. И еще тут было несколько человек. Некоторым полагалось присматривать за Сингхом. Я хочу знать, что они видели.
  Дрема хорошо представляла, что она услышит от Неизвестных Теней – вариации уже услышанного.
  – И еще я хочу, чтобы эту новость послали на юг, – добавила она.
  Ни одно событие в Черном Отряде не остается незамеченным. Солдаты из Хсиена превосходно это понимали. И принимали как должное. И не совершали глупостей. Зато кто-нибудь иной, не имевший опыта жизни в Хсиене, мог недооценить Неизвестные Тени.
  Минуту спустя Дрема спросила:
  – Гоблина никто не видел? И вряд ли вы знаете, кому было поручено за ним следить?
  – Он был там еще минуту назад, – ответил Рекоход.
  Дрема посмотрела, подумала и процедила:
  – Несомненно, до той самой секунды, когда я решила поговорить с Неизвестными Тенями о том, что они видели.
  Тогда-то он и понял, что его недавние поступки ни для кого не тайна. И что Дрема, общаясь с Тенями, готовит веревку, на которой Гоблин будет повешен.
  – Прикажешь поймать его? Живым взять? – спросил Рекоход.
  – Нет.
  Не сейчас. Не в такой ситуации, когда лучший из находящихся рядом с ней магов – старик, чьего опыта, если не считать мастерства фехтовальщика, не хватит даже, чтобы наслать порчу на человека или животное.
  – Но мне хотелось бы знать, где он.
  Это Дой сможет. Неизвестные Тени с ним общаются. Иногда, под настроение.
  – И срочно усильте охрану Ворошков. По пути сюда Гоблин проявлял к ним живейший интерес. Не хочу, чтобы и с ними случилось что-нибудь нехорошее. Или чтобы они сбежали.
  Ей не пришло в голову усилить охрану коматозного Ревуна. Но на сей раз фортуна оказалась на ее стороне.
  Гоблин, как выяснилось, украл пару быстрых лошадей и кое-какие припасы, а затем выбрался из Ниджхи и направился на север. Выслушав донесение, Дрема едва не разразилась обвинениями в разгильдяйстве. Кто-то напомнил, что колдун-коротышка всегда отличался умением действовать незаметно.
  – Значит, следовало постоянно наблюдать за ним, чтобы лишить этого преимущества, – прорычала Дрема.
  – Я не могу остановить его, не могу манипулировать им, зато могу сильно осложнить ему жизнь, – высказался Дой.
  – Как?
  – Через коней. Черные гончие любят с ними развлекаться. А понадобится вести их на водопой… – Дой злобно ухмыльнулся.
  – Тогда посылай гончих. – Дрема поманила Сари. – В ходе совещания я разрывалась на части. И ждала подсказки, чтобы принять решение. Мы только что ее получили. Все, спешке конец. Мы медленно доберемся до более гостеприимных краев и остановимся там, без проблем сможем себя обеспечить. Дождемся, когда подтянутся отставшие. И объявим призыв добровольцев, желающих поддержать Прабриндра Дра и Радишу.
  Если тут их вообще хоть кто-нибудь помнит.
  – Главное – дождаться моего сына. – Сари была сердита, но и слишком утомлена, чтобы спорить. – Ведь Мурген теперь уже не главное наше оружие.
  – Да, главное наше оружие – Тобо. Всем уже понятно, что без Тобо у нас возникнет куча проблем.
  Сари промолчала. Она устала вести войну, на которой даже те, кого она хотела защитить, отказывались разделить ее тревогу.
  
  50
  Таглиосские территории. Дворец
  
  
  Таглиосская полевая армия медленно собиралась по обе стороны Каменной дороги, в малонаселенной местности, примерно на полпути между Дежагором и укрепленными переправами через реку Майн у Годжи. Вторая, менее мощная армия формировалась у Дежагора, в нее стекались войска из южных провинций. А третья окружала сам Таглиос. Не было причин сомневаться, что Дежагор не сможет отразить натиск армии, которую Черный Отряд привел с собой.
  Могаба ожидал, что противник, спустившись с гор, повернет на запад и продвинется до реки Нагир, вдоль которой пройдет на север, после чего опять двинется на восток и попробует форсировать Майн на одной из второстепенных переправ ниже по течению. Он намеревался измотать врагов непрерывными маршами. И пусть делают что хотят, пока он не захлопнет дверь у них за спиной. Едва они окажутся севернее Майна, он возьмет их в кольцо и начнет медленно его сжимать.
  Главнокомандующий пребывал в хорошем настроении. Таглиос по-прежнему волновался, но до бунта не дошло. А командиры даже самых далеких гарнизонов привели всех своих солдат, куда было велено, хотя до конца месяца в дальних южных краях еще предстояло собрать остатки урожая.
  В такую пору количество дезертиров обязательно возрастает.
  И что самое главное, Протектор держалась в стороне. Ее советы и указания всегда усложняли для Могабы поставленную перед ним задачу. А когда изувеченный ею план с треском проваливался, то виноватым, разумеется, всегда оказывался главнокомандующий.
  Он собрал старших офицеров и своих приближенных, в число которых входил десяток генералов, а также Гхопал и Аридата Сингхи.
  – Похоже, все идет четко по нашему плану, – сообщил Могаба. – Думаю, применив несколько обманных маневров, мы заманим противника к Ведна-Ботскому броду. Жаль, что по-прежнему нет надежной связи с Протектором. Ей не удалось набрать достаточное количество ворон. Их косит какая-то болезнь. Поэтому я получаю от нее сообщения не чаще, чем раз в день. Кроме того, она вынуждена бороться с эпидемией в Пребельбеде.
  Во дворце сейчас не было ни Теней, ни других шпионов Протектора. Но об этом Могаба умолчал. Таглиосцы – прирожденные конспираторы. Пусть они и дальше думают, что за ними могут тайно наблюдать.
  Развиваться должен только его собственный заговор.
  
  Но не только планы изоляции и уничтожения противника занимали главнокомандующего. Он подозревал, что самый важный вопрос должен звучать так: кто является наиболее опасным врагом для Таглиоса?
  Пришествие Черного Отряда настолько встревожило Душелов, что она теперь занята одной лишь этой проблемой. Всяк, кто имеет какой-то вес в таглиосской империи, взволнован до крайности, хотя слухи едва успели сюда добраться, а тех, кто видел Отряд собственными глазами, и вовсе нет. Странным образом прекратилась вечная грызня фракций, причем именно в то время, когда старые противники могли бы воспользоваться ситуацией ради собственной выгоды.
  И еще Могаба поймал себя на том, что все меньше и меньше думает о мерах по устранению Протектора. Он уже одержим желанием уничтожить Черный Отряд. И не просто разгромить, а истребить полностью – до последнего мужчины, женщины, ребенка, лошади, мула, блошки и вошки.
  За десятилетия неудач Могабе въелась в кожу подозрительность – по любому поводу, включая собственное эмоциональное состояние.
  В тот день, когда Могаба решил изменить Протектору, он начал вести дневник, чтобы следить за своими мыслями и эмоциями в последующие напряженные дни. Этот дневник он раскрывал только при ярком дневном свете. И намеревался сжечь его перед тем, как от замысла перейдет к действию, потому что на этих страницах имена тех, кого не хотелось бы выдать в случае провала. Если ему настолько не повезет, что он попадет в руки Душелов живым.
  Позднее, перечитывая дневник, он заметил эволюцию своих мыслей об Отряде. Ускоряющуюся эволюцию. Пугающую.
  И он стал еще подозрительней относиться к своим мыслям и побуждениям.
  После общего совещания, на котором обсуждалась политика империи, Могаба собрал тех, кто отвечал за столицу.
  – Кина снова активна, – прошептал Могаба.
  Гхопал и Аридата вежливо слушали. Он упомянул события, происходившие еще до рождения этих людей, события, о которых они знали лишь понаслышке.
  – Она взялась за старое и постепенно меняет наши предрассудки.
  Собеседники ответили ему непонимающим взглядом.
  – Вы что, плохо историю знаете? Ведь самое загадочное в том, что никто даже не задавался вопросом, почему страну охватил такой ужас. И никто не вспомнил, что всего лишь три года назад о Черном Отряде не было никаких разговоров.
  – Ты клонишь к тому, что богиня душил очень боится Черного Отряда, – заключил Гхопал. – И хочет, чтобы весь мир навалился на него и уничтожил. Даже если придется пролить море крови.
  – Какая любопытная последовательность, – проговорил Аридата. – Если мы одолеем Черный Отряд, то все равно придется потом разбираться с Протектором. Если одолеем и ее, то придется иметь дело с Киной и душилами, чтобы предотвратить Год Черепов. Волна за волной. И конца не видно.
  – Конца не видно, – согласился Могаба. – А я к тому времени успею состариться. – Он начал взращивать в себе гнев едва ли не с того момента, когда решил, что им манипулируют. – Я хочу перечитать кое-какие давние записи. Будьте здесь завтра в это же время.
  Храбрости у главнокомандующего хватало. На следующий вечер он привел Гхопала и Аридату в ярко освещенную комнату. Зачитывая длинные цитаты из Анналов Черного Отряда, чьи копии хранились в дворцовой библиотеке, весьма убедительно доказал, что Кина проснулась.
  – Теперь я тебе верю, – заявил Аридата. – Но хотелось бы знать, какое событие разбудило ее вновь.
  – Гхопал?
  – Я сомневаюсь, что понял. Но полагаю, понимать необязательно. Главное, что понял Аридата. А я доверяю его мудрости.
  – Тогда я буду говорить с Аридатой, а ты внемли. – Могаба усмехнулся.
  Аридата выслушал его предложение и аргументацию. Все это время он хмурился. Гхопала, похоже, рассказанное главнокомандующим ужаснуло, но он молчал. Когда Могаба закончил, Аридата задумался. Затем неохотно кивнул и сказал:
  – У меня есть брат в Дежагоре. Я придумаю повод для поездки туда. Знаю людей, которые выслушают твои доводы – если говорить стану я.
  – Что?
  – Помнишь, как несколько лет назад солдаты Отряда, тайно находившиеся здесь, начали похищать людей? Плетеного Лебедя, Пурохиту и других? Я был одним из похищенных.
  Гхопал захотел узнать почему, а Могаба поинтересовался, как Аридате удалось сбежать.
  – Меня просто отпустили. А похищали только для того, чтобы показать тому, кого захватили раньше. – Аридата набрал в грудь воздуха и выдал свой величайший секрет: – Моему отцу. Нарайяну Сингху. Хотели продемонстрировать ему свою силу.
  – Нарайяну Сингху?! Тому самому Нарайяну Сингху?! Душиле?! – изумился Гхопал.
  – Тому самому. Я ничего не знал. До того дня. Мать говорила нам, что отец умер. Полагаю, она сама в это верила. Хозяева Теней заставили его работать в рабочей команде во время их первого владычества, еще до того, как с севера пришел Черный Отряд. А я был младшим из четырех детей. Уверен, что старшие знали правду. Мой брат Сугрива перебрался в Дежагор и сменил имя. Сестра Кадита тоже сменила имя. Ее муж умер бы от унижения, если бы узнал правду.
  – Ты никогда об этом не говорил.
  – Думаю, ты сам понимаешь почему.
  – О да, это тяжелая ноша для души. – Могаба поймал себя на том, что реагирует на связь Аридаты с обманниками. Это тот самый параноидальный страх, что охватывает любого при упоминании душил. Но вслух он произнес: – Всегда гадал, как эти люди доверяют друг другу.
  – Полагаю, что надо войти в их круг, стать частью целого, чтобы это понять, – ответил Аридата. – Вероятно, основную роль играет их вера в богиню.
  Могаба посмотрел на Гхопала Сингха:
  – Если у серых есть возражения, то я хочу услышать их сейчас.
  Гхопал покачал головой:
  – Обо всем этом будет знать только один серый. Пока. Другие не поймут.
  – Аридата, у тебя есть надежный человек, которому ты сможешь передать командование на время отъезда?
  Городские батальоны не знали, что они участвуют в заговоре по освобождению Таглиоса от Протектора. И было совершенно необходимо поддерживать в казармах жесткий порядок.
  – Есть. Но в наши планы не посвящен никто. Если у тебя появятся необычные просьбы, их придется оправдывать событиями, происходящими в городе.
  Солдаты понимали, что их задача – усмирить горожан, если те разойдутся настолько, что серые не смогут с ними справиться самостоятельно.
  – А провокаций будет достаточно, чтобы обосновать мои просьбы? – спросил Могаба.
  Гхопал улыбнулся, едва не ослепив его блеском. Шадариты гордились своими ухоженными зубами.
  – Удивительно, но с тех пор, как в городе узнали, что Черный Отряд действительно вернулся, надписей на стенах стало меньше. Впечатление такое, словно настоящие сторонники Отряда больше не желают рисковать, а вандалам, которые куда чаще малевали лозунги, вдруг расхотелось, чтобы их связывали с любым реальным ужасом.
  – С ужасом?
  – Ты прав в том, что сказал вчера вечером. В городе нарастает страх перед Отрядом. Совсем как в прежние времена, судя по твоим словам. Я этого не понимаю. Зато страх помогает нам сохранять порядок именно тогда, когда впору ждать хаоса.
  – Если нужны провокации, а злодеи не преподносят их на блюдечке, то не стесняйся создавать их сам. Аридата, ты знаешь, что надо делать. Приступай, и как можно скорее. Пока события не начали развиваться с такой быстротой, что лишат нас всяких шансов.
  Могаба уже оставил надежду застать Протектора врасплох при ее возвращении в город. Вдобавок складывалось впечатление, что она не планирует возвращаться, пока с Черным Отрядом не будет покончено.
  
  51
  Таглиосские территории. В центре империи
  
  
  Душелов, облаченная в черную кожу, обходила укрепленный лагерь на полпути между Годжей и Дежагором. За ней следовал десяток перепуганных офицеров. Каждый мысленно молил о милосердии своего бога или богов. В гневе Протектор могла потягаться с природной катастрофой, и в ее поступках логики было не больше, чем в траектории смерча.
  – Они не сдвинулись с места. Вот уже шесть дней ни шагу. А до этого мчались на север, подобно буре, – мы едва не надорвались, пытаясь их остановить. Чем они занимаются? Отчего такая внезапная перемена?
  Как и всегда при сильном волнении, речь Душелов представляла собой мешанину спорящих голосов. Это еще больше нервировало бредущих следом офицеров. Никто из них прежде не видел Протектора воочию. Действительность оказалась куда страшнее, чем обещали слухи. Душелов жестока и капризна, как и любой бог. Несколько свежих могил неподалеку от лагеря свидетельствуют о том, что она скора на расправу.
  Идущие рядом подхалимы никогда не узнают, что люди, лежащие в могилах, были отобраны на роль покойников только после тщательной проверки. Шпионы выявили тех, кого нельзя было считать преданным слугой Протектората. Каждый подозреваемый признал свою вину. Вдобавок никто из них не показал себя дееспособным руководителем. Высокие должности они получили благодаря родственным или дружеским связям, а не талантам.
  Душелов чистила свой офицерский корпус. И злилась на обстоятельства, мешавшие провести чистку тщательнее. Как выяснилось, офицеры у нее дрянные. Но разумеется, она за это ответственности не несет.
  А насколько хуже было бы офицерство без усилий главнокомандующего? Наверное, она бы увидела толпу кретинов-бездельников. И если бы не Могаба, немного войск удалось бы собрать в этом лагере.
  Но как удержать их здесь? Процент дезертиров пока приемлем, но он понемногу растет. А вдруг на этом и строится расчет врага? Дождаться, когда таглиосская армия сама растает, потому что созревший урожай требует рабочих рук? Двинется ли Отряд потом на север? Такое вполне в его духе. Есть сведения, что у него достаточно денег, чтобы долго обеспечивать себя всем необходимым в полевых условиях.
  В донесениях Могабы звучали и его подозрения насчет этой стратегии. Его же собственный план имел целью отправить противника в долгий обходной путь, который закончится капканом.
  Но Душелов не верила, что есть хоть малейший шанс загнать Черный Отряд в ловушку. Слишком уж хорошо у него действует разведка. Ее же ресурсы тают с каждым днем. На ворон напал мор. Обычные и летучие мыши, крысы и совы не способны преодолевать большие расстояния. И никак не удается раздобыть достаточно ртути, чтобы наполнить магическую чашу, или найти кусок чистейшего хрусталя. Малочисленные Тени напуганы, и она не рискует часто посылать их на вражескую территорию, поэтому каждый раз недосчитывается нескольких. А теперь ее отрезали и от единственного источника новых Теней.
  Душелов взглянула на небо и увидела стервятников, кружащих на севере – над лесом, тянущимся слева направо, насколько хватает глаз. Вдоль опушки текла мелкая река. Давным-давно, вскоре после того, как Черный Отряд потерпел поражение, приведшее к осаде Дежагора, ее сестра одержала здесь небольшую победу над Хозяевами Теней.
  – Пойду посмотрю, что интересного нашли там стервятники.
  Никто не протестовал. А вдруг стервятники пообедают и ею?
  – Сопровождающие мне не нужны.
  Всеобщее облегчение не могло от нее укрыться.
  
  52
  Низинные таглиосские территории. Госпожа ворчит
  
  
  Госпожу трясло от ярости. Даже не припоминаю, была ли она когда-нибудь столь близка к утрате контроля над собой.
  – Ну как они могли такое допустить? Ведь каждую секунду кто-то должен был следить за этим мелким дерьмом!
  Никто не осмелился ответить. Да она и не желала объяснений. Ей хотелось кого-нибудь избить.
  Тобо занимался делом, тихо разговаривал с существами, которых можно увидеть лишь краем глаза. С существами большими и маленькими, похожими на людей и на порождений кошмаров безумца. Гоблина выследят, и ему будут досаждать, если такое вообще возможно, круглые сутки. С этого момента для нашей части Отряда поиски Гоблина – главная задача. Найти и обезвредить – или уничтожить, – пока этот слуга Кины не устроил нам новую пакость.
  Несмотря на долгое отсутствие практики и вопреки своей натуре, Госпожа обрушила смертоносное заклинание на беззащитную сосенку. Дерево сразу начало рассыпаться в труху.
  – Что за чертовщина?! – изумился я. – Вот уж не знал, что ты…
  – Помолчи, дай подумать. – Госпожа сама так опешила, что даже позабыла про Гоблина.
  И я замолчал. Пусть девочка думает, сколько хочет.
  Неужели все это худо оказалось не без добра?
  – Тобо, – обратилась моя не очень-то счастливая в тот момент женушка, – когда пошлешь на север очередного гонца, вели ему узнать, не прихватил ли коротышка один из Ключей к Вратам. Или еще что-нибудь необычное.
  Тобо сделал несколько пассов, потом ответил:
  – Это я уже проверил. Он сбежал, имея при себе только две лошади и седло. Даже без куска колбасы. И сейчас, наверное, жрет насекомых. А единственное необычное заключается в том, что его никто не заметил.
  И эта необычность почти наверняка имеет искусственное происхождение.
  – Потому что?..
  – Потому что его даже сейчас было чертовски трудно заметить. Я рассчитывал, что черные гончие без труда обнаружат его и сядут на хвост. Но ошибся. Он неуловим, как призрак. И каждый их контакт был возможен только потому, что Гоблин движется по выбранному маршруту, не отклоняясь. Гончие могут просто обогнать его и дождаться на дороге.
  – И куда он идет?
  – На север. К перекрестку с Каменной дорогой. Впрочем, он постоянно молчит, поэтому его план неясен.
  Даже после всего произошедшего Тобо сохранил чувство юмора.
  – Как ты ухитрилась разрушить дерево? – спросил я.
  – Хороший вопрос, – задумчиво пробормотала Госпожа. – Но без хорошего ответа. Я никогда не ощущала обостренно присутствие Кины.
  – Думаешь, это как-то связано с Гоблином? Мы ведь не сомневаемся, что Кина поместила в него кусочек себя, иначе он просто не выжил бы.
  – Нет, я бы уже что-нибудь почувствовала. Тобо, ты не заметил в Гоблине ничего зловещего?
  – Конечно заметил, – раздраженно отозвался парень. Мы мешали ему работать. Старики вечно путаются под ногами. – Он уже не был дядей Гоблином. Но и не стал сильнее, чем прежде.
  – Может, это нечто такое, что не проявлялось, пока он не получил возможность убить Нарайяна? – предположил я.
  Наши споры о мотиве убийства все чаще склонялись к тому, что старый Нарайян был уже слишком немощен, чтобы сбежать или принести какую-то пользу Кади, и, будучи оставлен в наших руках, мог под пытками выложить все, что знал. И хотя многие из нас считали его убийство предательством со стороны богини, наши представления о догмах душил позволяли предположить, что он воспринял свою смерть как награду. Удавленный самой богиней, Нарайян отправился прямиком в рай обманников, где, несомненно, получил щедрое вознаграждение за верную службу.
  Когда речь заходит о религии, я делаюсь циничным.
  После паузы, затянувшейся настолько, что я уже решил, будто женушка меня не слышала, она заговорила:
  – А можно просто быть умнее, чем кажешься. Ведь Кина ожидала, что у нас хватит подозрительности следить за каждым вздохом Гоблина. Поэтому она и хотела, чтобы он вел себя совершенно нормально, пока не получит верный шанс сбежать. – Госпожа принялась расхаживать туда-сюда. – Бедный Гоблин. Ведь он по большей части остался самим собой. Наверное, даже честно старался помочь в меру сил старым друзьям. Он так и останется частично Гоблином, но уже пленником внутри собственного тела. – Сочувствие в голосе подсказывало, что ей, возможно, некогда самой довелось испытать подобное.
  – Но это ничего не говорит нам о его цели. Или о цели Кины.
  – Она в тюрьме. И хочет выбраться на свободу. Тут и гадать нечего.
  – Но у нее должен быть грандиозный план. Ведь душой Гоблина она завладела вовсе не для того, чтобы просто метнуть его, как камешек, по глади мирового пруда. Он должен куда-то попасть и что-то там сделать. И если ему это удастся, мы все очень пожалеем.
  Госпожа хмыкнула. Она все еще не отошла от приступа гнева.
  – Он движется на север, – напомнил я. – Что там есть такое, что могло бы заинтересовать Кину?
  Тобо оторвался от разговора со своими любимцами.
  – Бубу… – Его голос был таким же мрачным, как и мои чувства. – Гоблин займет место Нарайяна и возьмет на себя заботу о Дщери Ночи.
  – Да. С той лишь разницей, что он несет в себе большой кусок богини и поэтому станет намного опаснее Нарайяна.
  Госпожа осмотрелась с таким выражением на лице, что мне стало ясно: она без труда видит приятелей Тобо.
  – Как думаешь, моя сестрица захочет выслушать одного из них?
  Повисла такая тишина, что можно было бы расслышать писк комара. Даже животные притихли.
  – Ты что-то задумала? – спросил я.
  – Да. Мы пошлем ей весточку. Расскажем о случившемся с Гоблином. Объясним, что необходимо его остановить. Это настолько же в ее интересах, насколько и в наших.
  – К тому же у нее есть и личные счеты, – напомнил Тобо.
  Я понял его сразу, но Госпоже пришлось пояснить:
  – Она хромает из-за Гоблина.
  – О, конечно. Теперь вспомнила.
  Еще бы не вспомнила! В момент похищения Радиши она тоже была там, наблюдала глазами белой вороны. В ту самую ночь Гоблин ухитрился поймать Душелов в свою ловушку. В результате правая пятка сестры Госпожи получила неизлечимую травму.
  – Сейчас-то она неплохо справляется, – сообщил Тобо. – Ходит в специальном сапоге и укрепляет ногу несколькими специальными заклинаниями. Хромает только при сильном утомлении.
  – Ага. Поэтому наверняка захочет потолковать с Гоблином. Она никогда не любила проигрывать.
  – Просто мысль, – вставил я. – А что произойдет, если Душелов сделает Гоблина своим Взятым? А может, заодно и Бубу? Говорят, бывали случаи, когда она проявляла магическую силу.
  – Сделать из богини рабыню? – засомневалась Госпожа.
  Я вопросительно поднял бровь. Она запротестовала:
  – То, что делала я, было совсем иным. Это чистый паразитизм. Я проникала внутрь, и она не могла от меня избавиться, не навредив себе.
  – И теперь это к тебе отчасти вернулось?
  – Нет, ощущение совсем другое. Тобо, так ты пошлешь гонца к моей сестре или нет?
  – Попробовать могу. Вернее, точно смогу. Запросто. Но главный вопрос в том, захочет ли она его выслушать.
  – Не выслушает – надеру ей задницу.
  До нас не сразу дошло, что она шутит. Очень уж редко это с ней бывало.
  И Тобо занялся делом – составлением длинного послания Душелов.
  – Это рискованно, – снова предупредил я.
  Госпожа лишь хмыкнула. Она превращается в ворчливую старую ведьму.
  
  53
  Таглиосские территории. Лес с призраками
  
  
  Прежде чем войти в лес, Душелов оглянулась:
  – Ну и где же они? – И твердым мужским голосом спросила: – Что случилось со всеми этими подхалимами?
  Другим голосом:
  – Ведь кто-нибудь захотел бы сорвать поцелуйчик.
  Удивленный голос:
  – А они что, всегда хотят?
  – Неужели мы здесь проигрываем?
  – Мне это не нравится.
  – Это уже не доставляет удовольствия. – Капризный детский голос.
  – Мы практически всегда играем на человеческих побуждениях. В этом нет никакого вызова.
  – И даже когда есть вызов, почти невозможно увлечься настолько, чтобы результат волновал.
  Большинство голосов звучали деловито, но устало.
  – Трудно двигаться дальше, подпитываясь лишь стремлением к мести.
  – Трудно быть одиноким, и точка.
  Это замечание вызвало длительное молчание. У Душелов не нашлось подходящего голоса, чтобы описать, чего ей стоит быть тем, кто она есть. Безумные колдуны-убийцы вслух о таком не говорят. Не хнычут оттого, что их никто не любит.
  Заросли вдоль речушки имели четкую границу. Наверное, когда-то эти земли возделывались. Душелов прислушалась. В лесу, шириной чуть больше мили, было поразительно тихо. Сейчас тут полагалось шуметь рабочим командам, заготавливающим дрова и бревна для лагеря. Но их не было. А день отдыха она не объявляла. Что-то спугнуло солдат.
  И все же она не ощущала опасности.
  Однако через мгновение обнаружила присутствие чего-то сверхъестественного.
  Она посмотрела вверх. Стервятники все еще кружили, но уже ниже. Похоже, кружат они над тем существом, присутствие которого она чувствует.
  Душелов осторожно запускала невидимые щупальца все глубже в лес. Когда она сосредотачивалась, все ее чувства чрезвычайно обострялись.
  С таким существом она никогда прежде не сталкивалась. Нечто вроде могущественной Тени, но четко ощущается работа разума. Однако это не демон или другое порождение ада. Он и сродни природе, и как будто принадлежит чужому миру. Но как такое может быть? Он могуч, но движим не злобой. По крайней мере, в настоящий момент. Он не имеет возраста, он бесконечно терпелив, но сейчас слегка на взводе. Он подобен Теням, как те разведчики на юге.
  Душелов максимально расширила все чувства. Это существо ждет ее. Только ее. Оно отогнало всех, кроме стервятников. Нужна осторожность. Несмотря на скуку, вовсе не хочется угодить в гибельную засаду.
  Но никакой засады нет.
  Она зашагала вперед, одновременно наполняя колчан быстродействующими смертоносными заклинаниями. Прищурилась под маской, высматривая существо, пожелавшее встретиться с ней.
  По мере приближения его присутствие ощущалось сильнее, но менее четко. На мгновение даже показалось, что оно вокруг, хотя на самом деле находилось где-то впереди. И когда Душелов пришла туда, где, как подсказывали ее чувства, незнакомцу следовало быть, она никого не увидела.
  Это место оказалось поляной неподалеку от Каменной дороги, на другом берегу мелкой речушки. Она увидела несколько веднаитских могильных знаков и гуннитских мемориальных столбиков с источенными временем молитвенными колесами наверху. Должно быть, это здесь ее сестра сражалась с тенеземской конницей, когда бежала из Дежагора. Во времена отдаленные, когда Душелов еще верила, что Нарайян Сингх – ее друг и защитник.
  Солнечный свет пробивался сквозь листву над головой. Душелов уселась на полусгнившее бревно, торчащее из оплывшего земляного укрепления.
  – Я здесь. Я жду.
  На краю ее зрения кто-то переместился. Кажется, огромный кот. Но повернув голову, она никого не увидела.
  – И что, так будет и дальше?
  – Как и должно быть всегда.
  Казалось, ответ пришел неизвестно откуда, и она даже не поняла, чем услышала его – ушами или сразу мозгом.
  – Чего ты от меня хочешь? – Душелов воспользовалась низким мужским голосом, полным угрозы.
  – Я принес послание от твоего старого друга Костоправа.
  Костоправ не был другом. Наоборот, Душелов была сильно обижена на него. Он не поддался на попытки его обольстить, а потом, когда она попробовала его убить, отказался лежать в могиле. И все же это благодаря ему голова сейчас у нее на плечах. Как раз это мелкое обстоятельство и может быть причиной, по которой послание пришло от его имени.
  – Говори.
  Существо заговорило. Слушая, Душелов силилась разгадать его истинную природу. Найти какую-нибудь зацепку, ухватившись за которую можно было бы его перевербовать.
  Существо заметило ее попытки, но не встревожилось. Не испугалось. Вообще никакой реакции, кроме легкого веселья.
  Когда призрак закончил рассказ, Душелов мысленно повторила его с начала и до конца. Он был правдоподобным, хотя и неполным. Но стоит ли ждать от заклятых врагов откровенности?
  Как она ни старалась, никакого подвоха обнаружить не удалось. Похоже, они действительно встревожены. И эта новость вполне объясняет внезапную смену их стратегии.
  Гоблин захвачен Киной. Нарайян Сингх мертв. Дщерь Ночи сбежала… Да никуда она не сбежала!
  Она в руках ее солдат, на Каменной дороге где-то южнее Дежагора. И почти наверняка ищет возможность дать деру.
  А Гоблин может устроить ей побег.
  Душелов вскочила с трухлявого бревна, позабыв о недавней скуке.
  – Передай Костоправу, что встреча состоялась. Я приму необходимые меры, чтобы исправить ситуацию. Иди! Иди!
  Трепет воздуха. Словно рядом промелькнула убегающая Тень. Существо оставило после себя явственный холодок и смутный образ кого-то невероятно большого и похожего на кошку.
  Невдалеке на Каменной дороге забренчала сбруя, застучали копыта – на юг продвигалась большая кавалькада. Похоже, верблюды. Значит, это не военные, в ее армиях верблюдов нет. Душелов ненавидела этих грязных животных с неисправимо гнусным характером.
  Она пересекла вброд речушку и торопливо направилась к опушке. Из леса она вышла одновременно с караваном, в сотне футов от него. И верно, мирные. Но большинство фургонов, вьючных верблюдов и мулов везет грузы в ее лагерь.
  Караванщики увидели ее. И засуетились в страхе.
  Душелов окончательно забыла о скуке. Она всегда наслаждалась паникой, которой сопровождались ее внезапные появления на людях.
  Когда она отвернулась и поискала в небе стервятников, у нее возникла мысль, что среди купцов и караванщиков мелькнуло знакомое лицо. Аридата Сингх? Здесь? Почему? Она вновь повернулась и всмотрелась, но не увидела Аридату. Наверное, там кто-то похожий на Сингха. А ее пробудившаяся энергия, должно быть, напомнила, что Душелов уже давно не наслаждалась мужчиной. Аридата Сингх, спору нет, мужчина привлекательный, хотя он, похоже, совершенно не подозревает о впечатлении, которое производит на женщин.
  Но об этом еще будет время подумать. После того, как она предупредит Дежагор и вышлет отряд кавалерии, чтобы взять под усиленную охрану племянницу, это упрямое и загадочное дитя.
  Наверняка найдется способ подчинить ее, добавить к арсеналу Протектората ее таланты. Не исключено, что удастся захватить и Гоблина – несмотря на тот факт, что им овладела Кина.
  Гоблин – колдун не из сильных.
  Ах, как сладка месть, когда она свершается после долгого-предолгого ожидания!
  А потом пусть приходит и сучка Ардат со своими псами! Ей придется уплатить немало старых долгов.
  Приближаясь ко рву вокруг лагеря, она обернулась и снова нашла стервятников.
  Птицы разорвали круг, лишь несколько еще оставалось на виду, паря в небе в поисках вкусной тухлятины.
  Душелов отыскала голос, которым не пользовалась с молодости. И этим голоском запела о весне и юной любви – на языке, звучавшем в весну ее жизни, когда в мире еще жила любовь.
  Часовые в лагере перепугались до дрожи.
  
  54
  Таглиосские территории. Нечто в выгребной яме
  
  
  У меня вопрос, – сказал Мурген, когда впереди показалась крепость в Ниджхе. – Кто скажет Дреме, что мы водим шашни с Протектором?
  – Полагаю, никому говорить не нужно, – ответил я. – По крайней мере, представляя дело именно так.
  – Она женщина разумная, – высказалась Госпожа. – Поймет, что мы задумали и почему.
  Тобо рассмеялся. Мурген лишь слабо улыбнулся.
  – Должно быть, вы давно к ней не присматривались, – сказал Тобо. – Или перепутали Дрему, которую я знаю, с кем-то еще.
  – Ничего, переживет, – отозвался я. – Как Душелов собирается перехватить Бубу?
  – У нее выставлена линия пикетов южнее Дежагора. Она растянет эту линию по обе стороны Каменной дороги. Конечно же, Душелов не верит, что я дал ей полную информацию. А я и не дал – она не должна догадаться, насколько хорошо я могу за ней следить. Кстати, она ничего не сказала своим подручным. Думаю, боится потерять офицеров – они разбегутся, испугавшись Кины.
  Какие мы храбрецы! Когда Отряд впервые появился на таглиосской земле, в местной культуре прочно укоренилось правило: не называй богиню по имени, если не хочешь привлечь ее внимание. А когда без имени никак не обойтись, пользуйся ее аватарой из гуннитского мифа – Кади.
  И тот факт, что имя Кины теперь широко используется в повседневной речи, лишний раз говорит о масштабе воздействия, которое Отряд оказал на эту страну за два прошедших десятилетия.
  Как знать, может, не зря мы тогда нагоняли на людей ужас. Ведь мы потрясли здешнюю цивилизацию до основания. И ее будущее не представляется светлым.
  Таглиосцы сами напросились. Ведь мы хотели только одного – пройти через их территорию в Хатовар.
  – Мы еще пару дней не увидим Дрему, – напомнил Тобо. – Сейчас она ведет армию с гор на равнину по южному берегу реки Вилиуош. И преодолевает лишь несколько миль в день. Местность богатая, продовольствия хватает с лихвой. Она объявила набор добровольцев от имени Прабриндра Дра. Князь и его сестра заявили о своем возвращении.
  У меня имелось предчувствие, что они не будут популярны на территории, которую когда-то завоевал для Таглиоса Черный Отряд.
  – А где сейчас Бубу?
  – Почти у линии пикетов Протектора. Идет к Каменной дороге. Черным гончим поручено обеспечить ее поимку.
  – А я думала, она уже поймана, – проворчала Госпожа.
  – Верно. И похоже, сейчас ее все устраивает. Охрана, как я понял, не слишком заботится о ее безопасности.
  Я не удивился, потому что читал Анналы Дремы. У Бубу талант превращать в болванов находящихся рядом мужчин.
  – Тогда и моя сестра должна об этом узнать. Иначе она может получить сюрприз, который никому из нас радости не доставит.
  Мы приближались к стенам крепости. Я сказал:
  – Вам, специалистам, следует тщательно осмотреть это сооружение. Может, наш старый приятель оставил какие-нибудь улики.
  Ответом мне стали мрачные мины. Выдалась возможность отдохнуть, а я говорю о новой работе. И не для себя, а для других. Чтобы сменить тему, я спросил Госпожу:
  – Ты говорила, что Дрема сожгла Книги Мертвых. Они были настоящие? У тебя есть прямые свидетели?
  – Я сама это видела глазами белой вороны. Дрема сожгла все три Книги. Пепел забрал Шиветья и поручил Баладите избавиться от него, раздавая по щепотке тем, кто путешествовал по плато.
  – Да, я сам перевез немало пепла, когда мы с Суврином исследовали плато, – сказал Тобо. – А почему ты заговорил об этом?
  – Да просто старое доброе человеческое любопытство. Считается – и вроде обманники с этим согласны, – что Дщерь Ночи или тот, кто унаследует ее миссию, должны иметь Книги Мертвых, чтобы совершить ритуалы Года Черепов. А раз нет книг, то нет и воскрешения. Я прав?
  Ответа я не получил. Потому что его никто не мог дать – возможно, даже моя сбившаяся с пути дочурка или бедный старый обманник, а теперь покойник Нарайян Сингх.
  – Но ведь старая мерзавка все еще пытается, разве нет? – напомнила Госпожа.
  – Кто бы спорил…
  
  Госпожа и Тобо не нашли в Ниджхе ничего интересного. Гоблин не сбросил кожу и не оставил в укромном месте секретный знак обманников. Он просто сбежал, едва подвернулась возможность и прежде чем кто-то заподозрил, что он может быть причастен к убийству Нарайяна.
  В Ниджхе к нам присоединился дядюшка Дой, а с ним и солдаты, отставшие от армии и собравшиеся здесь. У Дремы не будет проблем с дезертирами. Эти парни не знают никого за пределами Отряда, не говорят на таглиосском или любом другом из местных языков.
  Вместе с ними численность нашей команды перевалила за сотню. С нами не было лишь Призрака и Панды, которым выпала сомнительная честь остаться для слежения за Вратами.
  Закончив поиски улик, Госпожа отвела Доя в уголок и спросила:
  – Где он?
  – Кто?
  – Нарайян Сингх. Что вы сделали с его телом?
  Мы с Тобо переглянулись. Этот вопрос никому из нас не пришел в голову. А ведь не мешало бы убедиться, что задушен именно он. Нарайян Сингх не зря слыл вождем обманников и любимцем Кины.
  Один из раненых, оставленный в гарнизоне Ниджхи, вызвался ответить:
  – Его бросили в старую выгребную яму, а потом засыпали землей и камнями из новой, Госпожа. Новую выкопали по твоему приказанию, господин.
  Я приобрел репутацию блюстителя санитарии еще в первые годы службы в Отряде. У людей, которые под моим чутким руководством следят за своим здоровьем и вовремя избавляются от отходов, куда меньше проблем с болезнями, чем у тех, кто все делает по-своему. Однако некоторых было не переспорить, поэтому я просто отдавал приказы и добивался их выполнения.
  – Откопать, – скомандовала Госпожа.
  Никто не пошевелился, и тогда она вдруг тускло засветилась, начала разбухать и даже отращивать клыки.
  Вот тут-то и кинулись все за лопатами и кирками.
  – Интересное зрелище, – оценил я.
  – Работаю над собой с того дня, как превратила в труху дерево. Энергии отнимает немного, зато впечатляет.
  – Да еще как!
  
  Эксгумация Госпожу удовлетворила. В яме лежал труп. Он имел несомненное сходство с Нарайяном Сингхом, вплоть до покалеченной ноги. И он неестественно хорошо сохранился – если принять во внимание, где его закопали.
  – Итак? – спросил я, когда она зашла настолько далеко, что даже выпотрошила покойника.
  Понятия не имею, что она ожидала обнаружить.
  – Похоже, это он. Учитывая, кому он служил и кто его любил, я почти не сомневалась, что тела мы не найдем. А если найдем, то не тело Нарайяна.
  Если честно, она и не хотела обнаружить Нарайяна. Потому что не желала, чтобы Сингх так легко избежал ее мести.
  – В реальной жизни не хватает драматизма, – сказал я. – Прибереги его, чтобы потом обрушить на Гоблина.
  Она ответила мне зловещим взглядом.
  – Точнее, на того, кто овладел Гоблином. – Настоящий Гоблин сейчас был бы старейшим из моих оставшихся в живых друзей.
  Госпожа разрезала труп Нарайяна на кусочки. И в последующие несколько дней оставляла за собой дорожку из этих кусочков – для насекомых и стервятников. Но голову, сердце и кисти рук она положила в кувшин с уксусом.
  Я не спросил, для чего это нужно и есть ли у нее какой-нибудь план. Из-за бегства Нарайяна от возмездия она пребывала в настроении, не слишком подходящем для светской болтовни.
  Несколько раз я подслушал, как она проклинала то обстоятельство, что в мире не осталось великих некромантов.
  Она еще вытащит Нарайяна из рая или ада и заставит его заплатить за похищение нашей дочери.
  
  К нам пришла младшая из Ворошков – та, которую мы пленили.
  – Седвод умер, – сказала девушка на неплохом таглиосском.
  При этом она смотрела на Тобо.
  Я пошел проверить. Больной действительно скончался. И непонятно из-за чего.
  Пожалуй, и в его смерти можно обвинить лже-Гоблина.
  
  55
  Низинные таглиосские территории. Вдоль Вилиуоша
  
  
  Дрема удивила нас всех. Сперва она взвилась, узнав о нашем общении с Душелов, но большого скандала не устроила.
  – Я к такой ситуации не готова. Тобо, полагаю, ты позаботишься о том, чтобы Протектор не могла наблюдать за нашими действиями?
  – Она видит только то, что мы хотим ей показать. Другими словами, видит не то, что делаем мы, а лишь то, что делают наши общие враги.
  Бубу по-прежнему в плену. Отчаянная попытка сбежать в ту ночь, когда конвой наткнулся на пикеты Душелов, сорвалась, и через день-другой девушку доставят к Протектору.
  Гоблин, передвигавшийся быстрее девушки, быстро ее настигал и, по расчетам Тобо, находился лишь в тридцати милях. Если догонит, то причинит Душелов куда больше хлопот, чем когда-либо причиняла Бубу.
  Размышляя вслух, я сказал:
  – Интересно, не подобным ли образом зарождаются мифы?
  Все посмотрели на меня так, словно им не очень-то хотелось понять, о чем я говорю. Я пояснил:
  – Вот у нас есть группа людей, побывавшая в весьма необычных местах, куда большинство прочих не сможет попасть, даже если захочет. И еще у нас есть близкие родственники, которые ссорятся и даже пытаются убить друг друга.
  – Как трогательно, – хмыкнул Мурген.
  – А мне нравится, – возразил Тобо. – И через тысячу лет меня будут помнить как бога бурь. Или кого-нибудь еще.
  – Скорее «кого-нибудь еще», – сказал его отец. – Как насчет мелкого божка, который производит щебенку?
  Не так давно Тобо застукали, когда он взрывал валуны. Делал он это чисто ради забавы – красиво же летят и свистят камешки. Тобо тогда смутился. Но надо же человеку хоть изредка развлекаться. Сейчас у Отряда развлечений куда меньше, чем в пору моей молодости.
  Я фыркнул:
  – Мы проходили по сорок миль в день. И все время в гору. По снегу. Когда не вязли в болотах.
  – Что?
  – Это я так, понемногу тренируюсь в стариковском брюзжании, пока еще не окончательно одряхлел. А как ты заставляешь камни взрываться?
  – О, это нетрудно. Надо лишь почувствовать камень изнутри. Отыскать в нем воду, сильно ее нагреть. И тогда как бабахнет!
  Отыскать воду. В камне. И тогда бабахнет. Правильно. Я должен был спросить. Я сменил тему:
  – Как успехи у Ворошков?
  Несмотря на занятость, Тобо выкраивал время и на общение с пленниками. Просто поразительно, сколько парень успевает сделать за день.
  Припоминаю, что и у меня была подобная жизнь. В те времена, когда мы топали в гору. Мокрыми окоченевшими ногами.
  – Дядюшка Дой научил их таглиосскому, и теперь они говорят так, словно родились в дельте, под сенью храма Гангеши.
  – Превосходно.
  Разумеется, он шутил.
  – Схватывают на лету. С Шукрат и Магаданом уже можно разговаривать. У Арканы проблемы, но она догоняет. Никто из них не скорбит по Седводу. А его брат Громовол упрямится. Злится оттого, что перестал быть единственным посредником. Ему нравится быть главным. Или что-то вроде того. Но даже он делает успехи.
  – Значит, Громовол у нас – заноза в заднице? Кстати, кто из них кто? Раньше я не слышал их имен.
  – Это потому, что ребята их не раскрывали, надеясь, что клан простит им глупую ошибку и придет на выручку. Они даже сильней, чем гунниты, верят в то, что имя человека может быть использовано против него. Потому что оно связано с душой.
  – А это означает, что Шукрат, Магадан и как там его на самом деле – не настоящие имена.
  – Это их реальные имена в обществе. Рабочие. Но ненастоящие.
  – Никогда не понимал эту концепцию, но научился с ней жить. Так кто из них кто?
  – Шукрат – девушка, что пониже. Та, которая разбилась.
  – И которая теперь пытается разбить твое сердце.
  Тобо не отреагировал. Похоже, способность пропускать мимо ушей подколки как-то связана с магическими способностями.
  – Ледяная королева – это Аркана. Вот ее я точно был бы не прочь растопить. А Магадан – спокойный парень.
  Магадан, по моим прикидкам, станет самым опасным. Если захочет. Он наблюдает, учится, готовится. Не проклинает нас и не грозит подмогой из иного мира.
  – Ты рассказал им, что произошло возле Врат?
  – Они не хотели верить, но все же поверили настолько, что решили представиться. И настолько, что пришли к выводу: им придется надолго стать частью нашего мира.
  – А ты напомнил, что именно об этом они и просили?
  – Конечно. Шукрат даже смогла на этот счет пошутить. У нее отличное чувство юмора для женщины. Которая не просила, чтобы ее прихватили с собой.
  Учитывая его опыт общения с женщинами, я мог понять, почему он пришел к выводу, что слабое чувство юмора может быть как-то связано с полом. У нас лишь жена Икбала улыбалась и шутила редко. Но из всех женщин, связанных с Отрядом, у Сурувайи участь была самой незавидной.
  – Ты видишь только длинные ноги, светлые волосы, большие голубые глаза и монументальные выпуклости.
  Как только придем в обжитые края, надо будет подыскать парню шлюху. Ему двадцать лет, а он все еще девственник.
  С другой стороны, в нынешней ситуации куда похвальнее всячески обуздывать сексуальную энергию. Мы вступаем не в ту эпоху, когда нашему самому талантливому чародею будет позволительно отвлекаться на зов природы.
  Может, найти ему походную спутницу?
  Представляю, что скажет на это его мать.
  – Будущее! – воскликнул я, подняв руку, точно произносил тост. – Заставим Лебедя и Ножа открыть пивоварню или винокурню.
  – Вот чего мне не хватает после кончины Одноглазого, – согласился Мурген.
  – Мысль! А вдруг Гоблина настолько замучит жажда, что он пошлет Кину подальше и соорудит перегонный куб?
  Зря я упомянул Гоблина. Вмиг испортил всем настроение.
  Тем, кто знал прежнего Гоблина, приходилось отражать натиск воспоминаний всякий раз, когда произносилось его имя. Эти воспоминания могут здорово подвести, если доведется встретиться с оборотнем лицом к лицу. Пусть даже они вызовут лишь секундное замешательство.
  Когда понадобится заняться Гоблином всерьез, лучше послать против него людей из Хсиена. Они не станут сентиментальничать.
  Но я не хочу торопить этот день.
  – Тобо, раз уж мы сбросили темп, скажи, что ты собираешься делать с Ревуном, – попросил я.
  С того самого дня, когда мы извлекли из-под земли спящего колдуна и Длиннотень, его таскала и охраняла целая рота пехотинцев. И у этой роты не было других обязанностей.
  – С ним нужно что-то решать. Если Дрема не намерена разбудить его и заключить сделку, то лучше его прикончить. Пока Душелов не узнала, что он у нас, и не выкрала, чтобы самой им попользоваться.
  Меня тревожило, что Дрема не воспринимает Ревуна достаточно серьезно. У нее не было опыта общения с колдуном. А ведь он опасен почти как Душелов. По части безумия даже превосходит ее.
  Ревун не был нашим заклятым врагом, хотя против нас работал гораздо чаще, чем с нами. По натуре он был существом ведомым. Его буквально тянуло на сторону того, кто имел перевес над противником. И обладал Ревун такой мощью, что я предпочел бы видеть его с нами, а не наоборот. А если не с нами, то мертвым.
  – Мы тут немного поспорили. Дрема предпочла бы оставить его шакалам. Мама тоже, если бы не предчувствия. А ты сам знаешь, как сильны предчувствия у женщин из рода Кы.
  – Одно из них свело твоих мать и отца.
  – Поздно рыдать над разлитым молоком, – вмешался Плетеный Лебедь. – А вот не намекнет ли кто-нибудь Дреме, что раз уж она никуда не торопится, то не пора ли нам задержаться где-нибудь на несколько деньков? Мы и так еле ползем, и мне надоело каждый день собирать и разбирать манатки.
  Мы так медленно дрейфовали на север, что в лагере проводили куда больше времени, чем в пути. Мне это позволяло работать над Анналами. Госпожа воспользовалась передышкой, чтобы наполнить несколько фургонов большими бамбуковыми шестами, – позднее она наладит производство усовершенствованных огненных шаров. Тобо обучал Ворошков, я иногда помогал ему. У Магадана обнаружился дар целителя, решено было его развить.
  Аркана все еще оставалась ледяной королевой. Шукрат привыкала к нам все больше. А Громовол решил подружиться со мной – в его голове вызревал какой-то план.
  Тобо хоть и помалкивал, но уже успел освоить основы передвижения на летающих бревнах. Точнее, на одном бревне. Подозреваю, что Шукрат ему помогала. Это ее бревно он тайком уволок среди ночи, по-мальчишески упиваясь приключением.
  
  56
  Низинные таглиосские территории. Поместье Гархавнес
  
  
  За десять дней вдоль Вилиуоша мы прошли всего лишь сорок пять миль. Треть из них покрыли за один день, когда, ко всеобщему изумлению, стало очевидно, что на таглиосских территориях и в самом деле есть те, кто не собирается праздновать освобождение от диктатуры Протектора. Некая коалиция провинциальных аристократов и жрецов сперва пыталась оказать сопротивление, а затем укрылась в поместье под названием Гархавнес. В ходе первого боестолкновения Тобо применил свои таланты, чтобы ослабить волю недругов к сопротивлению, и наши солдаты не успели как следует их вздуть.
  Поместье мы окружили уже в сумерках. Заполыхали пожары. А наружная стена хозяйского дома вскипела темным туманом, когда Неизвестные Тени пошли на штурм.
  Результаты не были очевидны еще несколько часов. Приятели Тобо предпочитают косвенное воздействие. Да еще и под прикрытием темноты.
  Поместье было окружено, и наши костры отбрасывали безобидные тени, пляшущие на его стенах. Я сказал Дреме:
  – Вроде местечко вполне уютное, Капитан. А мы никуда не торопимся. Можем здесь задержаться хотя бы для того, чтобы узнать его название.
  Мое предложение ее не воодушевило.
  – Гархавнес!
  – И тебе не хворать.
  – Гархавнес – название поместья, идиот.
  – Лучшего из всего, что мы до сих пор видели. Не поселить ли нам здесь брата и сестру? Пусть снова привыкают к княжескому образу жизни.
  Боги свидетели, что в Отряде князья были напрочь лишены такой возможности. Мы просто тащили их, как заплечный мешок, – авось когда-нибудь пригодятся.
  – А тебе не надо что-нибудь записать? Или вскрыть парочку нарывов?
  – Сейчас – нет. Я весь в твоем распоряжении и переполнен советами.
  Не успела Дрема сочинить достойный ответ, не содержащий бранных слов, как из поместья появилась небольшая толпа – несколько мужчин, с ними женщины и дети.
  Наш лагерь выглядел весьма впечатляюще.
  Мы и хотели, чтобы он смахивал на стоянку кочующей орды.
  Откуда-то материализовался Тобо с родителями и сказал:
  – Призраки сработали даже быстрее, чем я рассчитывал.
  Он вытянул руку ладонью вниз и что-то прошептал как будто на языке Хсиена. Секунду спустя из окна на втором этаже поместья вырвался дикий вопль. Там сидели два лучника, уже взявшие на прицел беглецов. Один даже ухитрился вывалиться в узкое окошко.
  – Пусть твои приятели нашептывают осажденным, что каждому, кто сдастся до рассвета, мы разрешим забрать личные вещи. Даже позволим ему вернуться домой и никак не обидим, если он присягнет Прабриндра Дра. А тот, кто будет взят живым после восхода солнца, попадет в наши рабочие команды.
  У нас не было рабочих команд. Но они комплектовались в ходе осадной войны из военнопленных и крестьян, не успевших вовремя сбежать. Так что угроза была веской. А братья Черного Отряда давно приобрели репутацию варваров, которым наплевать и на кастовую принадлежность, и на аристократическое происхождение, и на жреческий статус.
  Едва стало ясно, что мы можем защитить беглецов от мести осажденных, как наружу хлынул живой поток. Обычно первыми сдаются солдаты, которых ставят охранять запасной выход, чтобы через него не просачивались дезертиры.
  Как выяснилось, организаторы сопротивления не были в авторитете у своих насильно собранных сообщников.
  Итак, кое-кто не желал расставаться с Протекторатом, но простой люд это не интересовало. С несколькими дезертирами я поговорил и убедился, что они не относятся к числу наших идейных врагов. Их житье-бытье мало зависело от тех, кому принадлежало поместье. Чего нельзя сказать о созревшем урожае.
  Здесь мы вновь убедились, что есть в жизни великая правда.
  На рассвете в поместье вошли наши солдаты. Я все еще спал. Приятели Тобо сеяли панику. Наши люди двигались следом и подчищали. Никто из братьев не погиб, лишь некоторые получили незначительные ранения. В порыве великодушия Дрема передала почти всех пленных аристократов Радише и ее брату – для суда. И лишь тех, на кого Тобо указал как на неисправимых прихвостней Протектора, судили по законам Отряда.
  – Разнеси эту весть по округе, – велела Дрема Тобо. – И можешь преувеличить масштаб нашей победы.
  – Сегодня ночью маленький народец будет нашептывать это каждому спящему на двести миль вокруг.
  
  57
  Низинные таглиосские территории. Воскрешение
  
  
  До сих пор эта провинция имела общие религии с остальными таглиосскими территориями, где большинство населения составляли гунниты. Местный язык был близок к тому, на котором говорят в окрестностях Дежагора. Небольшая практика позволила Дреме его освоить.
  То, что я называл поместьем, скорее напоминало деревню – находящуюся внутри единого здания. Главным строительным материалом послужил необожженный кирпич. Построенные из него стены тщательно оштукатурили, чтобы не размыло дождями. Внутри здания располагалась открытая центральная площадь – как с цистернами для воды, так и с хорошим колодцем. По всему периметру на площадь выходили конюшни и мастерские. Остальную часть здания занимал лабиринт коридоров и комнат, где люди, очевидно, жили, работали и торговали, словно огромное сооружение и в самом деле было чем-то вроде городка.
  – Вылитый термитник, – сказал мне Мурген.
  – Князь и его сестричка почувствуют здесь себя совсем как дома. Такой же воплощенный кошмар, как и дворец в Таглиосе. Только размером поменьше.
  – Хотел бы я знать, чем тут питаются. Запах просто ошеломляющий.
  Ароматы специй плотным облаком заполняли каждый коридор. Но это характерно для любого таглиосского села или города.
  Нас отыскал Тай Дэй. Подумать только, он оставил Мургена на несколько минут без присмотра! Тоже, видать, стареет.
  – Тобо велел передать, что Дрема решила рискнуть и разбудить Ревуна.
  Вот теперь я точно мог сказать, что Тай Дэй встревожен. Столь длинные фразы он произносил лишь несколько раз в жизни.
  
  Дрема решила оформить пробуждение со всей помпой, церемонией и драматургией. После ужина мы собрались там, где прежде был храмовый зал, – когда все хорошо поели и предположительно расслабились. Зал был плохо освещен и обильно уставлен многоглавыми и многорукими идолами, что вовсе не настраивало меня на благодушный лад.
  Никто из этих идолов не изображал Кади, но любой гуннитский идол производит на меня неприятное впечатление.
  Я и сам выступал в роли полубога, появившись в чудовищных доспехах Жизнедава. Удовольствия мне эта роль не доставляла.
  Однако моя дражайшая супруга просто обожает обличье Вдоводела. По любому поводу она готова на несколько часов облачиться в уродливые доспехи и вспомнить старые добрые деньки, когда она была куда большей злодейкой, чем Вдоводелу полагается быть сейчас.
  Роль наша на этом представлении была скромной – сидеть в темном углу и излучать ауру мрачного колдовства. Короче, внушать уважение, пока другие делают дело.
  Тобо пришел просто как Тобо. Даже не счел нужным переодеться в чистые штаны и рубашку. Зато привел своих учеников – Ворошков.
  Остальные зрители состояли из старших офицеров и провинциальных аристократов. Эти последние явились для того, чтобы познакомиться с Прабриндра Дра, а заодно разнюхать, что можно сделать, чтобы избавиться от нашего присутствия.
  Завоеватели приходят и уходят.
  Зал был переполнен. Толпа источала немало тепла. А я прел в доспехах, неподвижно сидя у стены на стуле и держа в правой руке копье Одноглазого. Большего, собственно, от меня и не требовалось.
  Главное – не хлопнуться в обморок у всех на глазах.
  Дрема прекрасно подготовила сцену. Освещение было тусклым, а заранее пущенные слухи дали зрителям понять, что Ревун безумен, как бешеная собака, и что могущество этого чародея не уступает могуществу Протектора.
  Бедный Ревун. Несмотря на его участие в войне с Хозяевами Теней, нынче о нем почти позабыли.
  Ворошки, я заметил, уселись в переднем ряду. Тобо обращался с ними, как с близкими друзьями, особенно с пухленькой веснушчатой блондиночкой. Он болтал с ней, пока Дрема на него не рявкнула и не велела начинать.
  Даже меня процедура пробуждения слегка разочаровала. Тобо обошелся без танцев с бубном и шаманской тарабарщины. Очевидно, считал свою задачу не более интересной, чем работа в конюшне.
  Но для вдумчивого ума его усилия были куда более впечатляющими. Лишь немногие – возможно, только избранные – поняли, насколько Тобо хорош, если даже такую нелегкую задачу выполняет как нечто обыденное.
  Я подумал, что поведение Тобо многое говорит и о его характере. Эго этого парня не нуждается в сильной подпитке.
  Было видно, что трое из четырех Ворошков поняли это сразу. Громовол тоже понял, но он страдал эгоцентризмом.
  Тобо вывел Ревуна из долгого транса за считаные минуты.
  Я не знаю всей биографии этого колдуна. Да это практически невозможно – у таких, как он, всегда темное прошлое. Но я знаю, что Ревун на несколько веков старше Госпожи. Он из тех, кто помог ее мужу Властелину построить на севере империю, рухнувшую примерно в то время, когда изначальный Черный Отряд вышел из Хатовара. Уродство Ревуна, терзающая его боль – наследие тех событий. Равно как и образ мышления, подобный тому, что заставил Душелов объявить себя Протектором.
  Но у этой женщины нет той воли и упорства, той одержимости, что необходимы для создания точной копии древней империи Тьмы.
  Я никогда не видел Ревуна без его многослойного рубища, такого старого, что между кожей нашего пленника и внешним миром образовалась сложная экологическая ниша. Тут и многочисленные беспозвоночные, и плесень, и разнообразнейшие зеленые растеньица.
  Росточком Ревун ниже, чем Гоблин или Одноглазый, но Госпожа утверждает, что так было не всегда.
  
  Когда Тобо закончил, бесформенный комок тряпья протяжно всосал воздух и испустил один из тех воплей, в честь которых его и назвали. В этом звуке было поровну боли и отчаяния. Я вздрогнул, несмотря на жару. Давненько я не слышал стонов Ревуна. И согласен не слышать еще дольше.
  Колдун-карлик сел.
  Звякнули извлекаемые мечи. Опустились наконечники копий. Полдюжины новеньких, недавно изготовленных Госпожой бамбуковых трубок нацелились на Ревуна.
  Но тот больше ничего не сделал. Потому что был дезориентирован, в точности как и мы, когда проснулись.
  Тобо подал знак. Вперед вышел человек с кувшином воды. Ревун испытывает страшную жажду. В ближайшие дни он выпьет ровно столько, сколько ему позволят. Первые из нас, кто проснулся четыре года назад, напивались до блевоты.
  Мы научились дозировать.
  И Ревуна научим. Куда он денется?
  Он открыл рот. Оттуда вырвался жуткий рев. Эту кошмарную привычку он не мог контролировать.
  Когда к колдуну стал возвращаться рассудок, он огляделся, и ситуация ему не понравилась. Он никого не смог узнать сразу. Он спросил: «Сколько времени прошло?» Заговорил на одном из северных языков, настолько древнем, что поняла только Госпожа. Она и перевела вопрос на язык Хсиена, добавив:
  – Он думает, что воскрес в совершенно новой эпохе.
  – Разочаруй его, и побыстрее, – посоветовал я. – У нас мало времени.
  Ревун снова принялся задавать вопросы на различных языках, пытаясь добиться понятного ответа.
  Я наблюдал, как он никнет. Предположил, что проспал слишком долго – даже народы времен его молодости ушли в забвение. Но все же полным идиотом он не стал, а потому узнал доспехи – мои и Госпожи, – хотя они и несколько отличались от оригинала. И вспомнил, кому эти доспехи принадлежали. Ревун обратился к Вдоводелу на том языке, на котором он в свое время общался с Госпожой. Когда-то я умел на этом языке читать, но о смысле произнесенных вслух слов мог лишь догадываться.
  И едва все немного успокоились, как он снова испустил душераздирающий вопль.
  – Общую ситуацию Ревун понял, – объявила Госпожа. – Когда ему объяснят подробности, он, пожалуй, согласится на союз.
  Для ответа жене я выбрал язык Хсиена:
  – За долгое время нашего знакомства Ревун много раз пытался меня убить. Вряд ли мне станет легче, если он окажется на нашей стороне.
  – Что за глупости, дорогой? Мы ведь не обязаны ему доверять. Неизвестные Тени позаботятся о том, чтобы он был верным союзником.
  Ну конечно.
  – И еще ты помнишь его истинное имя. И сообщишь его Тобо.
  – Если придется.
  Я кивнул, подумав, что это весьма удачная идея – открыть Тобо истинное имя Ревуна прямо сейчас. Поскольку Ревун не из боязливых, он не будет ждать, когда опасность исчезнет сама собой.
  Ревун опять страшно заорал.
  Дрема уже закипала, не понимая, что происходит.
  Пока Госпожа объяснялась с Ревуном, я ввел Капитана в курс дела.
  Ревун завыл, и в этом звуке слышалась тоска. Ситуация ему совершенно не понравилась. Но он уже бывал в похожих переделках, а моя благоверная дала ему понять, чем грозит отказ от союзничества.
  Одна из причин, по которым Ревун стал тем, кто он есть, – сильнейшее отвращение к собственной смерти. Не имел он и оснований любить Душелов, которая его похоронила, как она надеялась, навсегда. Да и раньше она несколько раз обращалась с ним весьма жестоко.
  Колдун-карлик снова завыл.
  Я спросил на хсиенском:
  – Тобо, как думаешь, Шиветья может избавить это мелкое дерьмо от привычки орать?
  Иногда эти вопли мешают сосредоточиться.
  – Могу узнать, – пожал плечами Тобо.
  На вопли он почти не обращал внимания, пытаясь расслышать, что Рекоход шепчет Дреме. Пару минут назад Рекохода вызвали из зала. Теперь он вернулся с Суврином и кавалерийским офицером по имени Ти Нанг. Эскадрон Нанга сегодня был отправлен на патрулирование, поэтому я предположил, что произошло нечто важное.
  Дрема кивнула, Рекоход, Суврин и Ти Нанг вышли. Она крикнула что-то вдогонку, но опоздала – ее не услышали. Тогда Дрема переключилась на происходящее, однако я заметил, что прежней сосредоточенности уже нет. Она сидела, ерзала, а потом ее осенило.
  Она наклонилась к Сари и что-то прошептала. Сари вздрогнула, но сразу заулыбалась и приняла заговорщицкий вид. Пожалуй, даже вызывающий.
  Капитан заметно смутилась.
  Госпожа кашлянула, намекая, что настала очередь Жизнедава заговорить с нашим предводителем. И я сказал:
  – Капитан, Ревуну предоставляется честь связать судьбу с Черным Отрядом. Он сделает для нас летающие ковры и поможет с вооружением. Однако я не верю ему ни на грош. И еще его надо держать подальше от Ворошков. – Сказано это было на хсиенском, чтобы Ревун ничего не понял.
  Молодежь угрюмо сидела, зря напрягая слух. Лишь веселушка Шукрат уже достаточно знала таглиосский, чтобы перевести мои слова соплеменникам.
  Вернулись Рекоход и Суврин. С ними пришел высокий красивый мужчина – весь в пыли и крайне утомленный, но бдительный. Он обвел присутствующих внимательным взглядом и, кажется, кое-кого узнал. Даже слегка поклонился Радише.
  Дрема встала, чтобы поприветствовать его. В ее поведении была уважительность – едва уловимая, на грани воображаемой. Дрема явно знала этого человека, но не потрудилась его представить. Пожав гостю руку, вышла вместе с ним из зала, прихватив Сари, Рекохода и еще нескольких, включая Радишу.
  Я тотчас забеспокоился: уж не совершили ли они большую глупость, приведя этого парня в переполненный зал, если разговаривать с ним нужно в тесной компании. Однако никто из присутствующих перешептываться не стал. За исключением тех, кто был с Дремой в таглиосском подполье.
  Может, к нам пришел брат, которого мы там оставили? Или союзник из прошлого?
  Оглядевшись по сторонам, я обнаружил, что все гуннитские идолы явно зашевелились. И это привлекло внимание публики. Тобо делал свое дело, сосредоточенно хмурясь. Его невидимые союзники тоже упорно работали.
  Этот симпатичный парень еще обязательно прославится.
  Секунду спустя Жизнедав впервые за все время зашевелился, а затем резко встал. Наконечник его копья опустился и проколол покрывавшие тельце Ревуна лохмотья. Тот ухитрился подавить рвущиеся из глотки вопли, намереваясь потихоньку смыться. Через мгновение опустился и огромный черный меч Вдоводела, неподвижно повиснув перед глазами Ревуна.
  
  58
  Гархавнес. Генерал-предатель
  
  
  Была глубокая ночь, когда прихрамывающий Ранмаст Сингх вытащил меня из постели. Из настоящей постели. В которой я лежал последний раз сто лет назад. А сейчас – даже рядом с настоящей женщиной. Ранмаст настоял, чтобы и она поднялась. Капитан вызвала нас обоих.
  Когда мы вышли из нашей каморки, Госпожа пробормотала что-то о перестройке командной цепочки. Мы сразу же наткнулись на Мургена. Он ждал Тай Дэя, который не удостоился персональной побудки. Сари я нигде не заметил.
  – Когда вы наконец перестанете ходить друг за другом? – спросил я.
  Тай Дэй преданный телохранитель, каких среди нюень было немного.
  – Вряд ли это когда-нибудь случится, – ответил Мурген. – После смерти Нарайяна ему больше нечем заняться.
  Сын Тай Дэя был убит душилами. И Тай Дэй стоял в очереди желающих вернуть старый должок.
  Обязанность защищать Мургена стала удобным предлогом для обоих мужчин. Мне давным-давно следовало бы это понять. Именно мне, столько лет твердившему об отрядном братстве.
  Подошел Тай Дэй, и мы зашагали вслед за Ранмастом.
  – Сингх, надо бы осмотреть твою ногу. Уж очень медленно заживает.
  – Она заживет быстро, когда я получу настоящий отдых. Похоже, мы здесь задержимся.
  Какой прок от отдыха для того, кто отказывается им воспользоваться?
  Попросить Тобо ввести упрямца в ко́му, что ли?
  Ранмаст привел нас в комнатушку, где едва поместилась бы дюжина человек. Там уже были Дрема и Суврин, Прабриндра Дра с сестрой, Тобо и Сари. А также симпатичный незнакомец.
  – Садитесь, – сказала Дрема. И сразу перешла к сути. – Это Аридата Сингх. – (Сидящая рядом со мной Госпожа поморщилась.) – Аридата командует городскими батальонами Таглиоса. Он, главнокомандующий и Гхопал Сингх, начальник над серыми, составляют триумвират, управляющий Таглиосом в отсутствие Протектора. Аридата сообщил, что они – главная опора Протектора – решили, что пора от нее избавиться.
  – Гхопал Сингх теперь генерал? – проворчал где-то сзади Нож. – У меня он служил паршивым сержантишкой.
  – Протектор гордится своей способностью распознавать выдающиеся таланты, – ответил Аридата.
  Эта парочка разыграла нечто вроде шутки. Наверное, чтобы оценить юмор, необходимо разобраться в ситуации.
  Пока мы сидели и с умным видом и в полнейшем непонимании, Дрема сказала пришельцу:
  – Эти люди пришли, чтобы дать совет. Вот Костоправ, когда-то он был Освободителем. Это Госпожа. А это Мурген. Все они в свое время возглавляли Отряд. Остальных ты помнишь по нашей последней встрече.
  Она не упомянула Тай Дэя, что придало его присутствию оттенок таинственности. Не представила и Прабриндра Дра.
  – Тебя послал Могаба? – спросил я.
  – Я вызвался сам. Потому что ваш Капитан меня знает. И потому что у меня в Отряде нет личных врагов.
  Госпожа шевельнулась. Ей захотелось найти хотя бы одного.
  – Кажется, даже терпение Могабы имеет предел, – сказала Дрема. – И Душелов ухитрилась его обнаружить.
  – У вас давняя неприязнь к главнокомандующему, – заговорил Аридата. – Так вот, хочу вам сообщить, что он не злодей. Да, он человек авантюрного склада, но с годами это качество ослабло. Он понял, что история не внесет его имя в список великих завоевателей. Он не до конца с этим смирился, но понимает, что виноват сам. Совершив предательство в осажденном Дежагоре, он был вынужден служить безумным и невежественным хозяевам. Но речь сейчас не об этом.
  Могаба, Гхопал и Аридата сошлись на том, что необходимо избавить Таглиос от бедствий, которые снова и снова обрушивает на него Протектор. Она подобна смертоносной гнили. Она постепенно уничтожает все, даже нашу религию и культуру. И единственная сила, способная положить этому конец, – Черный Отряд.
  – Ребята, вы можете пришить ее сами, – предложил Мурген. – Она не бессмертна. И она вам доверяет. Насколько способна кому-то доверять. Вы достаточно близки к ней, чтобы…
  – Такой план у нас был еще до вашего возвращения. Но ее нет в городе с самого начала этого кризиса. Все послания к главнокомандующему подтверждают ее намерение преследовать вас до тех пор, пока она не рассчитается лично с каждым офицером и солдатом Черного Отряда. Вы даже не представляете, как она взбеленилась, когда такое множество людей, которым полагалось быть мертвыми, вдруг объявились живыми.
  – Уж поверь, я-то знаю, как это неприятно, – возразила Госпожа. – Я двадцать лет преследовала обманника Нарайяна Сингха. У него было больше жизней, чем у кошки.
  Аридата уловил прошедшее время.
  – Так, значит, живой святой обманников получил свою награду?
  – Он сбежал от меня через единственный выход, который у него оставался, – ответила Госпожа со злостью.
  Словно думала, что Сингх победил ее, прибегнув к наглому обману. Выходит, Нарайяна она ненавидела сильнее, чем мне казалось.
  – Значит, об этой помехе мы можем больше не беспокоиться.
  – Неверно, – вмешалась Дрема, беря нить разговора в свои руки. – Дщерь Ночи все еще жива. А Кина по-прежнему надеется начать Год Черепов. Нет, нельзя нам забывать о Кине и ее приверженцах. Так объясни же мне и моим товарищам, почему мы должны верить тебе, Аридата.
  – Разумеется, я обречен вечно оставаться в тени человека, которого видел лишь раз в жизни, уже будучи взрослым, – видел лишь несколько минут несколько лет назад и в твоем присутствии. Таково наследие обманников. Этот культ убивает доверие. Мой ответ таков: о каждом человеке нужно судить по одному критерию – по его поведению. По его стремлениям и поступкам. А жест доброй воли, который я сейчас делаю, по-моему, весьма красноречив.
  Дрема прервала его:
  – У Аридаты есть брат, он живет в Джайкуре. Под другим именем. И этот брат, чье настоящее имя Сугрива, поможет нам захватить город. Он разведает, через какие ворота лучше войти среди ночи. Мы захватим Джайкур, прежде чем гарнизон успеет опомниться и оказать сопротивление.
  Я уже открыл рот, чтобы возразить, но спохватился и не дал себе сделать глупость. Дрема уже приняла решение, и я могу лишь в меру сил помогать, чтобы все прошло как следует.
  – У Душелов есть армия между нами и Джайкуром. Как я слышал, она превосходит нас численностью.
  – По словам Аридаты, эта армия – не более чем толпа. Частью вооружена молотками, вилами, серпами и тому подобным инвентарем.
  – Стоит отлучиться лет на двадцать, как все рушится к чертям, – посетовал я. – А ведь когда-то я вооружил даже карликов, едва способных дотянуться до маминой ладошки. Куда подевалось все оружие?
  – Когда Протектор захватила власть, – принялся объяснять Рекоход, – настали времена столь суровые, что люди продавали или меняли на пищу почти все, чем располагали. А оружие шло на рынках нарасхват, оно перековывалось на другие вещи.
  – Протектор смотрела на это сквозь пальцы, – добавил Аридата. – В конце концов даже главнокомандующему надоело доказывать ей, что нужно и в мирное время иметь арсеналы. Думаю, она очень скоро поймет, что он имел в виду.
  – Чтобы прощупать оборону Джайкура, совсем не обязательно доверять Аридате или Могабе, – сказала Дрема. – Противник ожидает, что мы повернем на запад, к реке Нагир. И мы это сделаем – для виду. А Нож во главе легкой кавалерии отделится от арьергарда и вернется на восток. Тени найдут дорогу, по которой конница приблизится к Джайкуру незамеченной. Тем временем главные силы снова повернут и направятся к Каменной дороге севернее Джайкура. Этот маневр разворошит осиное гнездо, и Душелов начисто забудет о Джайкуре на несколько дней.
  И зачем только Дрема нас собирала? У нее уже готов план. И весьма разумный, на мой взгляд.
  – У нас есть более срочная проблема, Дрема, – напомнил Тобо. – Ты привела генерала Сингха на церемонию оживления. И его видели в лагере. Среди гостей наверняка есть верные Душелов люди. И кто-то из них мог узнать генерала.
  – Да, это моя ошибка, – признала Дрема. – Готова выслушать предложения, как ее исправить.
  – Я уже работаю над этим. Не могу дать стопроцентную гарантию, что сумею обнаружить и обезвредить всех.
  – Тогда советую подумать над тем, как предупредить остальных заговорщиков в Таглиосе.
  – Гхопал и главнокомандующий не будут застигнуты врасплох, – сказал Аридата. – У Протектора нет возможности опережать слухи о ее продвижении к Таглиосу. Там узнают раньше, чем она прибудет. И то, что она привезет с собой, выдаст ее намерения.
  Я кивнул. Его логика выглядела здравой. Да и нужно быть редкостным пронырой, чтобы перехитрить Могабу. Душелов же теперь не такая. Она приобрела привычку ломиться напролом, потому что долго вокруг нее не было никого сильнее.
  
  Дрема решила изобразить, будто мы намерены остаться здесь на отдых. А Тобо тщательно изучал местность севернее Гархавнеса, иногда даже сам улетал на рекогносцировку вместе с Шукрат.
  Эта парочка уже неразлейвода.
  
  Оставшись с Госпожой наедине, я сказал:
  – Мне это нравится все меньше. Мы союзники с Душелов против нашей дочери и Кины. Мы союзники с предателем Могабой против твоей сестры. И мы союзники с полубогом, который ждет, что в качестве платы за помощь мы его убьем.
  – Тебя послушать, так это настоящий заколдованный круг, – слабо усмехнулась Госпожа.
  – Знаешь, что я тебе скажу? Все это меня пугает.
  Она смотрела в пустоту, дожидаясь объяснения.
  – Я боюсь вообще, не так, как в бою. Боюсь облика, который может принять будущее.
  У меня появились очень скверные предчувствия. Потому что внешне для Черного Отряда все выглядело слишком замечательно.
  
  59
  Центральная армия. Когда прибывают гости
  
  
  Оборотень Гоблин оказался трудной добычей. Задачка на пару дней растянулась на две недели и в конце концов потребовала личного вмешательства Душелов – причем ей, к ее великому раздражению, пришлось действовать под руководством похожего на кошку существа, которое так и не удалось толком разглядеть, равно как и застать врасплох и подчинить себе.
  В палатке Душелов стояла клетка, а в клетке сидела Дщерь Ночи. Это была самая большая и роскошная палатка в лагере. Девушку сперва раздели догола, а затем украсили всевозможными амулетами на цепочках и без. Никому из мужчин не позволяли ее охранять и даже приближаться к палатке. Душелов слишком хорошо знала, как умеют манипулировать мужчинами ее кровные родственницы.
  Хотя девушка делала вид, будто не слушает, Душелов сказала:
  – Я до сих пор не совсем понимаю, как вам со стариком удавалось от меня улизнуть. Но кое-что подозреваю. И такое не повторится. Ты слишком важна для своей мамочки, чтобы бегать на воле.
  Для этой тирады Душелов выбрала голос раздражительного педанта.
  Девушка не отреагировала. Она одиноко пребывала в собственной реальности. Уже не раз она оказывалась пленницей того, кто намеревался ее использовать. Она научилась терпению. Ее час еще настанет. Кто-нибудь тайком проберется в палатку. Или ей назначат впечатлительного охранника. Что-нибудь да случится. Где-нибудь, когда-нибудь, кого-нибудь она влюбит в себя – и заставит освободить.
  Безразличие девушки уязвило Душелов, и та решила причинить ей боль известием, приберегаемым на потом:
  – Знаешь, а он мертв. Твой старик. Нарайян Сингх. Его задушили. А тело бросили в выгребную яму.
  Удар попал в цель. Однако, вздрогнув и метнув в Душелов недобрый взгляд, Дщерь Ночи опустила глаза и вновь приняла позу терпеливого безразличия.
  – Твоя уродливая богиня забыла тебя, – рассмеялась Душелов.
  Теперь девушка ответила ей, заговорив впервые со дня пленения:
  – «Все их дни сочтены».
  Ее слова Душелов восприняла как пощечину. Этим лозунгом подстрекаемые Черным Отрядом мерзавцы дразнили ее годами, малюя его на стенах.
  Душелов схватила плетку и взмахнула ею, но вреда девушке не причинила – помешала клетка.
  У входа в палатку кто-то крикнул, чтобы привлечь внимание Душелов. В этом отношении ее солдаты были прекрасно вымуштрованы и по мелочам ее не беспокоили.
  Выглянув, Душелов увидела группу солдат возле грубых носилок, на которых лежал мертвец. Тело было сильно искалечено, черты застывшего лица искажены гримасой муки. С него слезами стекали капли дождя.
  – Ты! – рявкнула Душелов, выбрав одного из солдат – заляпанного грязью кавалериста, наверняка дежурившего в пикете. – Говори.
  – Этот человек пришел с юга. Дал правильный опознавательный знак. Сказал, что принес для тебя важные известия о предателях, но нам больше ничего не скажет.
  – Он приехал здоровым? Что с ним случилось?
  – Мы уже собрались сопроводить его в лагерь, как вдруг он вскинулся на стременах и закричал. Лошадь встала на дыбы и сбросила его. На земле он дергался, корчился и вопил. А потом умер.
  – О предателях, говоришь?
  Несомненно, до конца войны их наберется немало, и все они получат свое. В такой ситуации предатели плодятся под каждым камнем и кустом.
  – Это все, что он сказал, Протектор.
  – Внесите его в палатку. Быть может, я все-таки сумею узнать от него что-нибудь еще. И поосторожнее там, грязнули.
  Она шагнула в сторону и даже придержала полог. Несколько солдат набрались храбрости и перенесли тело в палатку. В армии Душелов все единодушно считали, что попасться ей на глаза – плохая примета. Шагали они осторожно, стараясь оставлять за собой как можно меньше грязи.
  
  Душелов уже успела частично раздеть труп, разбирая одежду чуть ли не по нитке, когда у входа снова возникла суматоха. Раздраженная, она все же отозвалась – в надежде, что это долгожданная новость о поимке Гоблина.
  Она уже решила выйти, как вдруг краем глаза заметила движение и мгновенно развернулась. На секунду ей почудилось, будто она увидела человечка ростом не выше восьми дюймов, спрятавшегося за трупом.
  Шум снаружи становился все громче и настойчивее. И насчет новости Душелов ошиблась. Солдаты – они всегда ходили группами – вытолкнули одного из своих вперед.
  – Прибыл гонец, Протектор. Враг снова выступил. На запад.
  Значит, Могаба угадал правильно.
  – Когда это произошло?
  – Гонец с депешей будет здесь через минуту, Протектор. У него возникла физиологическая потребность, которую он не смог отложить до встречи с тобой. Но командир приказал, чтобы главную новость тебе сообщили немедленно.
  – Похоже, дождь кончается, – небрежно произнесла Душелов.
  – Да, Протектор.
  – Доставьте сюда гонца как можно скорее.
  – Да, госпожа.
  
  Донесения с юга действительно указывали на то, что отдохнувший Черный Отряд движется на запад, но не тем путем, которого ожидала Душелов. Часть маршрута пролегала по местности, где вообще не имелось дорог.
  – Они наверняка идут в Балихор, причем по кратчайшему пути, – сказала Душелов. – Зачем? Может кто-нибудь сказать мне, что в этом Балихоре такого особенного? – Протектор управляла огромной империей, о которой почти ничего не знала.
  После затянувшейся паузы кто-то робко предположил:
  – Это самая дальняя точка вверх по течению, куда доходят тяжелые баржи. А дальше грузы нужно перекладывать в лодки или на телеги.
  – Там еще какая-то проблема с подводными скалами, – вспомнил другой. – А, точно! Водопад. Освободитель как-то приказал вырыть обходной канал, но проект был заброшен…
  Понадобилось несколько тычков в ребра, чтобы говорящий вспомнил, кто именно запустил строительство гражданских объектов.
  Впрочем, Душелов не отреагировала на имя. Она уже сосредоточилась на мыслях о транспорте.
  После бегства из Таглиоса пять лет назад немалая часть Отряда отправилась на баржах вверх по реке Нагир. Уж не решила ли и новый Капитан двинуться проторенной дорожкой? Или возомнила, что может застать Таглиос врасплох, подойдя со стороны реки, где нет ни стен, ни иных защитных сооружений, а люди в тех бедных краях хранят ностальгические воспоминания о Прабриндра Дра, Радише и даже Освободителе?
  – Кто-нибудь скажет мне, сколько времени нужно барже, чтобы спуститься по Нагиру, пройти через каналы в дельте и добраться вверх по течению до Таглиоса? – спросила Душелов.
  Она знала, что баржа с экипажем из ветеранов может двигаться и днем и ночью, в отличие от пеших или конных солдат.
  Никто не успел дать заслуживающий доверия ответ, как у входа вновь поднялась суматоха.
  Душелов обнаружила, что моросящий дождь прекратился. Тем не менее солдаты, требовавшие ее внимания, были в грязи. Они привезли Протектору подарок.
  – Да что вы говорите? А ведь у меня сегодня даже не день рождения.
  Подарок в облике Гоблина казался совершенно непригодным к употреблению. Он был связан, изо рта торчал кляп, а голову и руки для верности еще и обмотали тряпками. Те, кто взял его в плен, не испытывали ни малейшего желания рисковать.
  – Угодил в одну из моих ловушек, – зло ухмыльнулась Душелов.
  – Да, Протектор.
  Ловушек она расставила сотни, самых разнообразных. Душелов занялась этим, едва стало очевидно, что новая, улучшенная версия Гоблина запросто обводит вокруг пальца ее солдат.
  – Он жив?
  Если Гоблин мертв, то опасение по поводу того, что он позволил себя поймать, переместится далеко вниз в списке ее забот.
  – Твои инструкции были совершенно ясны, Протектор.
  Душелов запомнила лицо сказавшего эти слова. Он замаскировал издевку почтительным тоном. А она предпочитала открытое неповиновение, которое можно подавить, не объясняя другим причину расправы.
  – Снимите с него маску и кляп. И уложите в палатке.
  Дщерь Ночи, как заметила Душелов, настолько заинтересовалась, что даже забыла, что надо притворяться равнодушной.
  Но ведь она не может знать, насколько важен этот коротышка?
  Конечно не может. Напрасные опасения. Девчонка так ведет себя каждый раз, когда в ее присутствии что-то происходит. Надеется узнать что-нибудь полезное.
  Душелов дождалась, когда Гоблин придет в себя, и сказала:
  – А правда, что твои бывшие братья терпеть не могут перебежчиков?
  Гоблин устремил на нее взгляд еще более холодный, мрачный и безбоязненный, чем у Дщери Ночи. И не ответил.
  Душелов приблизилась. Ее маска оказалась всего в футе от его лица.
  – Твои братья обратились ко мне, чтобы я помогла им с тобой рассчитаться, – промурлыкала Душелов.
  Гоблин вздрогнул, но снова промолчал. Потом огляделся.
  И улыбнулся, увидев Дщерь Ночи.
  – Мне рассказали о тебе все, коротышка, – сказала Душелов. – О том, кто ты теперь. Они думают, что я просто тебя прикончу за то, что ты сделал с моей ногой. Они очень желают твоей смерти. – Протектор потерла ладони. – Но я поразмыслила и решила наказать тебя еще более жестоко. – Она захихикала.
  – Все их дни сочтены, – прошептал Гоблин.
  Его голос лишь смутно напоминал голос того человека, который отправился в подземелье, чтобы бросить вызов Матери Тьмы.
  – И у некоторых сочтены точнее, чем у прочих, – уточнила Душелов равнодушным старческим голосом.
  Она взмахнула правой рукой, и полудюймовые лезвия на кончиках пальцев рассекли Гоблину глаза и переносицу. Он взвыл – сперва от удивления, а потом от боли.
  Протектор повернулась к солдатам, доставившим пленника:
  – Принесите клетку. Такую же, как для этого отродья.
  Клетку она заказала заранее – настолько была уверена, что Гоблин от нее не уйдет.
  Кузнец получил заказ еще на три. Для ее сестры, для мужа сестры и для предателя Лебедя.
  Позднее, в Таглиосе, она закажет стеклодуву огромные бутыли, засунет в них пленников и выставит напоказ у входа во дворец. Негодяев будут кормить и поить, пока они не утонут в собственном дерьме.
  Такова кара, которую Властелин в свое время приберегал для самых важных врагов.
  
  60
  Гархавнес. Тобо и Ворошки
  
  
  Ревуна завалили работой. Первый действующий четырехместный летающий ковер он изготовил уже через два дня после того, как солдаты отправились на запад. Гархавнес выглядел заброшенным, хотя нас, оставшихся, хватило, чтобы расквасить несколько носов как-то утречком, когда бывшему хозяину пришла блажь вернуть себе поместье.
  Дрема заказала десяток ковров – от одноместных разведывательных до настоящего монстра, способного, как она надеялась, перевезти двадцать солдат. И кто, интересно, будет ими управлять? Лишь Ревун и Тобо – а возможно, и Ворошки – обладают необходимыми для этого навыками.
  Я потребовал, чтобы в первую очередь была сделана пара ковров среднего размера. Времени на их изготовление уйдет немного, а грузоподъемность сразу позволит найти им полезное применение. И поскольку меня назначили командиром отряда, которому предстоял захват Дежагора, я получил то, что хотел. То есть один ковер.
  Тобо к тому времени разобрался и с летающими бревнами. Теперь, кроме Шукрат, ему помогала и Аркана. Одна из них одалживала Тобо свою снасть, когда ему хотелось слетать к Дреме, что он проделывал по ночам, не желая быть замеченным. Мне его ночные полеты не нравились. Уж слишком много оставалось в поместье потенциально недружественных людей. Включая заложников из главных тутошних родов.
  А вот Магадан с Громоволом не желали предлагать свои услуги, каждый по собственной причине. Я сказал Магадану:
  – Так и подмывает отправить вас домой, чтобы не волноваться о том, что делается у меня за спиной.
  На самом-то деле я не очень волновался. Призрачные друзья Тобо видели все.
  – А я не хочу домой, – ответил Магадан. – Дома больше нет. Я хочу быть свободным.
  – Конечно. Уж вы, Ворошки, показали, на что способны, когда свободны. Я всю жизнь убивал таких, как вы. Тех, кто считает, что их судьба – делать рабов из таких, как я. И как раз сейчас я воюю с одним таким умником. И я не намерен позволить, чтобы он портил жизнь другим.
  Сказанное мной не было абсолютной правдой, но прозвучало неплохо. И Магадан купился. Кое на что. На то, о чем я говорил всерьез. Поверил, что я скорее убью его, чем отпущу на свободу.
  Как раз тогда он и решил, что все-таки имеет смысл вернуться домой. С того дня заговаривал о возвращении при каждой нашей встрече. Тайный народец подтверждал, что парень не кривит душой. Он даже стал уговаривать своих земляков обменять все, что они знают, на наше согласие провести их обратно через плато.
  Госпожа ему не верила. И полагала, что следует прикончить и его, и Громовола, поскольку они могли доставить нам неприятности.
  У моей благоверной очень прямой подход к решению проблем.
  А я иногда замечаю, что сохранившиеся у меня остатки совести чертовски мешают делу.
  Зато Ревун успешно работал над тем, чтобы вычеркнуть свое имя из первой десятки в моем списке дерьмовых личностей.
  Тобо обратился к Шиветье, и голем ответил, что поможет Ревуну избавиться от проблем с воплями и усыханием тела. Шиветья не имел репутации лжеца, поэтому даже Ревун поверил ему. А поверив, вонючий коротышка стал чрезвычайно деловым.
  Но и после этого у нас не было причин доверять его далеко идущим намерениям. Да и у него не имелось причин доверять нам.
  
  Возникла опасная ситуация, – заявила Госпожа Тобо, загнав его в угол. – И она нас рано или поздно укусит, как ручная кобра. Нужно что-то делать.
  – О чем ты? – изумился Тобо. – Что делать с чем?
  – Не с чем, а с кем. С этими Ворошками. Не такие уж они сильные и умные, как мы предполагали, но их четверо, а ты один.
  – Но они же не…
  – Ты уж прости старого циника, – вмешался я, – но Магадан день-деньской твердит, что хочет быть где угодно, только не здесь, не с нами. И как минимум существует вероятность, что он станет проблемой, если не поможем ему вернуться домой. И Громовол тоже со временем станет проблемой, потому что этого требует его натура. А когда ты улетаешь к Дреме или просто катаешься с девочками, мы остаемся здесь одни и можем рассчитывать лишь на помощь Ревуна.
  – Кстати, о полетах, – добавила Госпожа. – Никогда больше не улетай с обеими девушками сразу. Молчи! Ты знаешь только тех женщин, среди которых вырос. Так вот, запомни: Аркана – точная копия Магадана. Но у нее есть оружие, которого у него нет, и она намерена им воспользоваться.
  – Но…
  – Насчет Шукрат я не уверена. Возможно, она и впрямь такая, какой кажется.
  Я согласился. Девчонка вела себя искренне. И тайный народец, по словам Тобо, тоже так считал. У нас пока не имелось причин ей не доверять.
  Тобо не привык спорить с кем-либо, кроме матери, даже когда считал себя правым. Он не желал плохо думать об Аркане, но спорить с нами тоже не видел смысла.
  – Так как же нам их проверить? – не унималась Госпожа. – Ты должен что-нибудь придумать еще до начала похода на Дежагор. Выступив, мы рассредоточимся и станем чрезвычайно уязвимы. А ты проводишь время и с девушками, и с нами, поэтому все четверо Ворошков будут знать, как развиваются события. И строить планы, исходя из этого.
  – Так будет, – подтвердил я, не дав Тобо возможности вставить слово.
  – Ты никогда не бывал в плену, – напомнила Госпожа.
  – Ничего себе шуточка! Да я родился пленником. Пленником пророчества старой женщины, умершей за несколько лет до моего рождения. Пленником ваших ожиданий. Боги, как бы мне хотелось, чтобы Хонь Тэй ошиблась и я родился нормальным ребенком!
  – Нормальных детей не существует, Тобо, – сказал я. – Есть лишь дети, которые притворяются такими удачнее остальных.
  – И еще мое имя. Тобо. Это же детское имя. Почему меня до сих пор им называют? Почему до сих пор не провели ритуал и не дали мне взрослое имя?
  Да, есть у нюень бао такой обычай. И Тобо уже не один год назад отпраздновал соответствующий день рождения.
  – Поговори об этом с дядюшкой Доем, – посоветовала Госпожа. – А пока есть более важные дела. Нож уже выступает. Еще через три дня Дрема повернет на северо-восток, и будет поздно что-либо отменять. Хочу быть уверена, что мы не получим удара в спину в самый разгар событий.
  
  Через час после бурного разговора с нами Тобо пригласил Шукрат полетать. Сам он одолжил бревно у Арканы. Ей это не понравилось. Когда еще час спустя она сказала мне, что Магадан не будет против, если она полетит на его бревне к Шукрат и Тобо, я ответил:
  – Зато я против. Если тебе нужно поговорить с Тобо, то дождись его возвращения.
  Из всех Ворошков Аркана была самой сообразительной. И поняла, что кольцо вокруг них сжимается.
  Вернувшись, Тобо задержался ровно настолько, чтобы забрать Магадана. Тому в первый раз с момента пленения позволили взлететь. Как я и ожидал, восторга он по этому поводу не выказал.
  Возвратились они через полчаса. Одежда Магадана, одолженная у прежних обитателей поместья, превратилась в лохмотья. Выглядел он так, словно получил хорошую взбучку.
  Тобо распорядился запереть Магадана, потом нашел Аркану и улетел с ней.
  Я заметил, что ледяная королева переоделась, сменив конфискованную одежду на прихваченный из дома наряд, в котором выглядела заметно привлекательнее.
  – Уймись, парень! – велела мне Госпожа.
  – Правда хорошо, что тебя я встретил раньше, чем ее?
  Этими словами я заработал не совсем игривый подзатыльник.
  Аркана вернулась еще более потрепанной, чем Магадан. И уже не улыбалась.
  Тобо отправил Аркану к Магадану. И отыскал Громовола.
  Тому вовсе не хотелось лететь с Тобо. Но наш парень настоял. Отсутствовали они недолго. После возвращения Тобо отправил Ворошка к остальным, затем отнес их бревна в главный зал. Мы с Госпожой пришли к нему.
  – И что все это значит? – поинтересовался я.
  – Я устраивал дуэли. Со всеми, кроме Шукрат.
  Я остановил Госпожу, пока она не взялась объяснять – наверняка весьма пространно, – каким боком это могло выйти. Она умеет закатывать скандалы не хуже Сари.
  – Я уверен, что на то имеется причина, – вовремя вставил я.
  – Хотелось выяснить, насколько они опасны.
  – И?
  – Это мошенники. Всю магическую силу они черпают из своих бревен и одежды. А без них даже Шукрат не сильнее Одноглазого, каким он был незадолго до смерти. Громовол примерно равен Дою. Госпожа, тебе даже твоих нынешних магических сил хватит, чтобы справиться с любым из них, кроме Шукрат.
  Я фыркнул:
  – Пожалуй, это объясняет, почему папаше Громовола так не терпелось вернуть деток домой. Значит, таланты большинства Ворошков невелики? Сильных колдунов на весь клан раз-два и обчелся?
  – Такое вполне вероятно. Что касается наших заложников, то они скорее нападут на нас с ножом, а не с магией. – Тобо не увидел на наших лицах готовности принять его версию. – А вам не приходило в голову, что, будь у Ворошков реальная сила, они бы ею воспользовались для попытки к бегству?
  Я понял, что парень огорчен. Ведь он верил, что стал для Ворошков другом. Наши тревоги заставили Тобо подвергнуть эту дружбу испытаниям, и он понял, что она совсем не прочна.
  – По твоим словам, нет необходимости их убивать, чтобы чувствовать себя в безопасности, – подвела итог Госпожа.
  – И это тоже.
  – Ты командуешь Неизвестными Тенями, но узнал это только сегодня?
  Госпожа умеет в чем угодно найти повод для подозрения. Наверное, если мы удалимся на покой и поселимся там, где нас не будут постоянно одолевать заботы, она все равно будет пытать меня о тайных помыслах.
  – Я давно об этом думал, – угрюмо признался Тобо. – Но Тени не могут сообщать о том, чего не слышали. А Ворошки свои слабости не обсуждали. Да они вообще мало разговаривают между собой. Потому что в нынешней ситуации раздражают друг друга.
  – Я в любом случае не хотел бы их убивать, – сказал я. – Правда, Громовола порой хочется хорошенько взгреть.
  – Итак, вопрос решен. Можешь даже их отпустить, если захочешь. Они сами вернутся, как только получат хорошую дозу реальной жизни. А мне позволь поработать с летучими бревнами.
  – Ты наконец разгадал их секрет? – спросила Госпожа. – Сможешь изготовить такие сам?
  – Я научился делать так, чтобы они признавали нового хозяина. Никто из Ворошков понятия не имеет, как делаются бревна. Принцип действия – для них тайна за семью печатями. Я и то знаю больше их, просто потому, что испытал эти штуковины. Но все еще не выяснил, откуда они берут магическую силу. Правда, я не знаю, откуда беру свою. Когда-нибудь разберусь, но дело это долгое и опасное. Потому что бревна начинены ловушками.
  – Жизнь тоже полна ловушек, мальчик, – сказал я.
  Когда мы шли по коридору, Госпожа принялась вслух размышлять о том, сами ли Ворошки изобрели эту магию или украли у гениальных, но беспечных предшественников. Я решил, что меня это не должно волновать, пока Ворошки не делают мою жизнь труднее, чем она есть.
  
  61
  Таглиосские территории. Ночные летуны над Дежагором
  
  
  Три бревна выстроились клином. Тобо летел первым, за его спиной в седле расположился Плетеный Лебедь. Его было не узнать – явно охвачен религиозным экстазом, непрерывно бормочет молитву из одного-единственного слова. Памятуя о его «любви» к высоте, я не сомневался, что он исцарапает Тобо плечи и грудь. А глаза зажмурил с такой силой, что наверняка обеспечил себе судороги до самых лодыжек.
  На двух других бревнах восседали Госпожа и Шукрат. За спиной Госпожи расположился Аридата Сингх. Шукрат везла дядюшку Доя.
  Мурген, Тай Дэй и я делили ковер с Ревуном, чьи вопли заглушались большим стеклянным пузырем, который Госпожа нахлобучила ему на голову. Идея вполне себя оправдала, поэтому мы могли рассчитывать на секретность подлета к цели.
  Мурген и Тай Дэй сопровождали нас только потому, что на этом настояла Сари. Она не желала, чтобы ее дитя отправилось навстречу опасностям со слабым эскортом. Это лишь прибавило нам хлопот, потому что Мургена и Доя предстояло вернуть в Гархавнес до начала рейда. Но Сари устроила форменный скандал, и Дреме пришлось уступить, чтобы не потерять подругу.
  Сари все еще не может вспоминать ужасы осады Дежагора без содрогания.
  Я надеялся, что Мурген и Тай Дэй справятся со страхом высоты. При взлете Мурген вспотел, побледнел, слегка задрожал, и, похоже, у него сперло дыхание. А Тай Дэй лишь погрузился в свои мысли глубже, чем обычно.
  Я поговорил с каждым из них наедине и сказал, что рассчитываю на его помощь. Пусть он в полете присмотрит за товарищем и поддержит его, если эмоциональное напряжение станет слишком сильным. Я давно обнаружил, что подобные ответственные задания помогают братьям пережить сильный стресс.
  Ревун вел ковер вплотную к треугольному строю. Наша стая двигалась на север с такой скоростью, что от сопротивления холодного воздуха на глазах выступали слезы. Мы с Мургеном сидели в задних углах ковра.
  – Уже успел забыть, как не люблю эти полеты, – сказал я ему. – И почему я не послал вместо себя кого-нибудь молодого и шустрого из Хсиена?
  – Потому что ты такой же, как и все бывшие Капитаны Отряда. Нужно сунуть нос в любую дырку и убедиться, что все делается по-твоему.
  Летевший впереди Тобо несколько раз поднял и опустил заслонку красного фонаря. Мы увидели на земле ответное мигание – на пару миль в стороне и гораздо дальше впереди, чем я ожидал.
  Нож взял хороший темп, он уже достиг кольца холмов, окружающих Дежагор. Через час взойдет луна, при ее свете конница сможет пересечь холмы и спуститься по внутренним склонам.
  Мы пролетели над вершинами холмов и увидели редкие огоньки Дежагора. Сбросив скорость почти до нулевой, три бревна сблизились. Аридата объяснял Тобо, что нам нужно сделать.
  – Тебе следовало бы отправиться с Тобо, – сказал я Мургену. – Ты знаешь Дежагор лучше, чем любой из нас.
  – Тот Дежагор, каким он был двадцать пять лет назад, – возможно. Но теперь это новый город.
  И идти должен Аридата. Он был там считаные недели назад.
  При лунном свете различались лишь немногие детали, но, когда мы приблизились, расположение и внешний вид стен и главных зданий практически совпали с моими воспоминаниями о них.
  Бревна перестроились в цепочку. Теперь ее возглавляли Госпожа с Аридатой. Ревун опять пристроился последним. Мы двинулись вперед.
  Десять минут спустя мы приземлились. Еще через пять минут Аридата скрытно привел нас к лавке своего брата.
  Сугрива Сингх оказался копией Аридаты, но ниже ростом и постарше. Он неплохо устроился в жизни, отведя весь нижний этаж своего дома под торговлю; на верхнем – жил с семьей. Никого из его домашних мы не увидели.
  Наше вторжение вызвало глубокое неудовольствие богатенького Сугривы. Среди его любимых овощей вдруг появились десять злодеев, из которых лишь Аридата и пухлая блондиночка не вели себя так, словно им очень хочется зажарить хозяина на вертеле. Ему было что терять, и немало. А при отказе от сотрудничества он бы мог потерять еще больше. Культ душил в Дежагоре ненавидели лютой ненавистью. И даже шепоток о родстве с живым святым обманников мог погубить как Сугриву, так и всех, с кем он хотя бы раз в жизни разговаривал.
  Аридата обошелся без представлений. Сугриве незачем было знать, кто его ночные гости. Но не исключено, что кое-кого из нас он все же узнал.
  – Наш отец мертв, – сообщил брату Аридата. – Его убили несколько недель назад. Задушили.
  Сугрива сразу постарел на десять лет. Он помнил Нарайяна Сингха, который продавал овощи и обожал своих детей – до вторжения Хозяев Теней. Новость поразила его сильнее, чем в свое время Аридату.
  – И в этом нет ничего удивительного? Ты это имел в виду? – выговорил Сугрива сквозь слезы отчаяния, смешанного с болью утраты.
  Ему понадобилось несколько минут, чтобы взять себя в руки.
  Надо отдать Сугриве Сингху должное – он не возроптал против неизбежного. Прекрасно понял, что ему не оставили выбора, и, хотя событиям предстояло развиваться не совсем так, как Аридата обещал ему во время предыдущего визита, он согласился помогать. Ему хотелось покончить со всем этим как можно быстрее, а после молиться о том, чтобы новая городская власть оказалась к нему столь же равнодушна, сколь была прежняя.
  События в любом случае стали развиваться не совсем так, как надеялся Аридата.
  – Вы выбрали не самую удачную ночь, – сообщил Сугрива. – Луна осветит любого, кто рискнет приблизиться к городу.
  – Ты удивишься, брат Сугрива, узнав, что ночь – наш друг, – усмехнулся Тобо.
  – Но я не удивлюсь, молодой человек, если тебе известно, что мой отец тоже верил в это.
  А сын этого отца? Когда мы заявились, Сугрива был недоволен, даже зол, но не растерян. А какой торговец овощами не растеряется, если его разбудят среди ночи? Да еще в городе, где с фанатичным рвением запирают ворота, едва солнце коснется холмов на западе.
  Так ли уж прост и понятен старший брат Аридаты?
  – Мы потревожили тебя только потому, что не знаем, как охраняются ворота, – сказал Аридата.
  – Ты уже говорил. Я все проверил. Каждые ворота охраняет отряд солдат. Западные стерегут тщательнее всех, потому что через них проходит народу больше, чем через трое остальных, вместе взятых.
  Одной из особенностей нынешнего Дежагора было то, что основные ведущие к нему дороги соединялись перед ним на западе, а по остальным почти никто не ходил. Через северные и южные ворота в город попадали только крестьяне.
  – Похоже, восточные ворота захватить и удержать проще, – продолжал Сугрива. К этим воротам вела отдельная дорога, но вдоль нее стояли лишь далекие деревушки. – Охранники у всех ворот – лентяи. Все они не местные. И такие молодые, что не знают, когда на Джайкур нападали в последний раз. – Вместе с дежагорским именем Сугрива принял и местный акцент, и местное название города.
  Восточные ворота создавали проблему: Нож находился к западу от города. Но он опережал график. И если бы поторопился, то успел бы до рассвета.
  – Госпожа, почему бы тебе не отправиться к Ножу и не сказать ему, что брать мы будем восточные ворота?
  – Потому что мне нужно переодеться.
  Вдоводела и Жизнедава тоже пригласили на вечеринку, а то они слишком долго томились без дела. Полминуты спустя Шукрат сказала:
  – Кажется, пора выяснить, можешь ли ты мне по-настоящему доверять, Тобо.
  Я вмешался, не дав парню ответить:
  – Я тоже так думаю. Передай Ножу, чтобы не мешкал. Чем больше ночного времени окажется в нашем распоряжении, тем лучше. А когда начнется дело, мы не сможем долго оставаться незамеченными. Скажи, что мы ждем, когда он подойдет к воротам.
  На веснушчатом личике Шукрат блеснула улыбка. Девушка приподнялась на цыпочки и чмокнула Тобо в щеку. Смелое, очень смелое поведение по меркам этой части мира. Наверное, у Ворошков иные обычаи.
  Девушка отошла, изящно покачивая бедрами. Тобо покраснел, как вареный рак. Я ухмылялся, пока Госпожа не ткнула меня в ребра. Очевидно, я слишком долго любовался тем, что мне демонстрировали.
  – Предлагаю взяться за работу, друзья, – сказал Мурген. – Не хочу даже лишнюю минуту оставаться в этих стенах. – Он неплохо держался, но все же не мог скрыть волнение.
  Тай Дэй чувствовал себя не лучше и имел на то даже более вескую причину. Во время осады здесь погибло много его близких родственников. Каким бы крепким человек ни казался, подобные утраты гложут его душу. Если, конечно, он человек.
  – Он прав, – согласился я. – Начинаем подготовку.
  Главные роли предстояло сыграть мне и Госпоже. Мы уединились в комнатке, где было холоднее, чем в лавке. Пока возились, превращая друг друга в ходячий кошмар, я спросил:
  – Дорогая, ты и правда освоила управление этой штукой?
  – Ничего сложного, главное – не свалиться. А с управлением справится и идиот. Там есть черные рычажки и ползунки, их надо двигать, чтобы подниматься и опускаться, разгоняться и замедляться и так далее. А что?
  – Мне пришло в голову, что и для нас, и для Аридаты будет лучше, если мы вернем его в Таглиос. Слишком давно он отсутствует. Могабе нужно будет предъявить его, когда разойдется новость о сегодняшних событиях.
  Госпожа, не переставая возиться с доспехами, одарила меня взглядом, который я видел очень редко. Как будто рассматривает все тайные закоулки моей души. Иногда это серьезно пугает.
  – Хорошо. Но надо поторопиться, если хочешь, чтобы я вылетела до рассвета.
  – А бревно может преодолеть такое расстояние?
  Я не знал, как работает эта снасть и чем ее надо кормить. Похоже, принцип не тот, что у ковров Ревуна, которым для управления нужен сильный и умелый маг. И ковер требует постоянного внимания к себе, тогда как бревно, подобно лошади, способно некоторое время двигаться заданным курсом самостоятельно.
  – Я уверена, что сможет. Что передать Могабе?
  На ум сразу пришли суровые слова: «Мой брат не прощен», а следом: «Все их дни сочтены».
  Но время еще не настало.
  
  62
  Дежагор. Захват
  
  
  Мой первоначальный план предполагал сделать из нашего вторжения масштабное шоу. Я люблю драматизм в слоновьих дозах: громы, молнии, фейерверки. Но надо было подождать, пока откроются ворота.
  Сперва поднялась тревога на юге, когда вдоль стены пронеслась волна мрака и шепота. Но ни единого всадника часовые не увидели. Они заметили лишь расплывчатые силуэты, разбудившие тайные страхи, заставившие вспомнить мифы о существах куда более таинственных и жестоких, чем любой солдат-завоеватель.
  В городе возникла суматоха, но о нашем присутствии никто не догадался. Дежагор ощутил приближение перемен.
  Громы и молнии начались, когда в ворота хлынула конница Ножа – шестьсот человек в непривычной местному глазу хсиенской броне, которым строго-настрого приказали не открывать своей человеческой сущности, пока город не будет захвачен. Почти все дежагорцы были гуннитами. А гунниты верят в демонов, способных воевать с людьми, людьми же и прикидываясь. К этому времени почти все население прилегающих таглиосских земель уже прослышало, что Черный Отряд взял себе в союзники призраков и прочую нечисть.
  У каждого солдата к спине крепился бамбуковый шест с флажком. Каждое подразделение имело штандарт своего цвета, со своим боевым девизом. Во главе атакующей колонны ехали Жизнедав и Вдоводел. Госпожа помахивала пылающим мечом, а Жизнедав гарцевал с копьем Одноглазого, по которому ползали светящиеся червячки. На плечах у него восседала разномастная компания ворон.
  И, даже несмотря на это, почти весь город продолжал спать.
  По нашим жутким доспехам тоже ползали уродливые огненные червячки. Впереди вышагивали знаменосцы, размахивая огромными знаменами с якобы нашими личными гербами.
  Зеваки, привлеченные вспышками, шумом и стуком копыт, вспоминали старинные предания и с воплями разбегались.
  И все равно почти весь город продолжал спать.
  Дой, Мурген, Тай Дэй и Лебедь остались у ворот вместе со взятыми там заложниками. Аридата укрылся от посторонних глаз в доме своего брата. Высоко над городом кружили Ревун, Тобо и Шукрат. Нахлобученный на голову Ревуна стеклянный колпак успешно глушил вопли. Мы надеялись, что воскрешение колдуна еще какое-то время останется секретом.
  Настоящий фейерверк начался, когда мы добрались до цитадели, где сонный губернатор сдуру решил, будто может отказаться от капитуляции, и подкрепил свой отказ делом.
  Взлетели огненные шары. Ворота цитадели взорвались. В стенах появились дыры. Ее защитники завопили.
  В каждом темном закутке на улицах кто-то шевелился. Сотни диковинных силуэтов, многие из которых становились смутно знакомыми в те мгновения, когда можно было хоть что-то разглядеть, врывались в цитадель через разрушенные ворота, протискивались через дыры в стенах.
  Через несколько секунд за ними последовали Вдоводел и Жизнедав.
  Насмерть перепуганные защитники башни почти не оказали сопротивления. У нас пострадал лишь один болван, ухитрившийся споткнуться о собственную ногу, скатиться по крутой лестнице и сломать руку.
  Мы с Госпожой стояли на крыше цитадели. Лежащий внизу город до сих пор не осознал, что его завоевали.
  – В этот раз было куда легче, чем в прошлый, – сказал я.
  – Как раз в ту ночь мы и зачали Бубу.
  – И она получилась настоящим страшилищем.
  – Не смешно.
  – И в ту же ночь Одноглазый обрел врага, который преследовал нас двадцать лет.
  – Теперь мы заведем новых врагов. Все, мне пора лететь, пока есть малейшая возможность тайно доставить Аридату в Таглиос.
  – Вряд ли сегодня успеешь. Лететь придется с такой скоростью, что ветер сорвет кожу с лица.
  – Спрошу Тобо, может, найдется какое-нибудь средство.
  Мне было трудно поцеловать ее на прощание. Мы еще не успели снять маскарадные костюмы.
  
  63
  Таглиосские территории. Центральная армия
  
  
  Разведчики предупредили Душелов о том, что происходит нечто необычное, и это подтвердило ее подозрения. Призрачные шпионы Протектора не смогли выследить врага. А это означало, что враг не поленился принять меры, чтобы стать как можно более незаметным. Душелов объявила в войсках повышенную готовность и удвоила продолжительность тренировок. А также ускорила свои личные приготовления.
  Когда до лагеря удалось добраться одинокому кавалеристу с вестью о катастрофе в Дежагоре, она уже четырнадцать часов знала о том, что главные силы Отряда, двигавшиеся на запад, изменили направление и теперь идут по линии, отсекающей центральную армию от собранных у Дежагора войск.
  По ее оценкам, эти войска растают за несколько дней. Многие солдаты и офицеры родом из самого города, а остальные теперь намного явственней услышат зов урожая.
  Проклятье, что же там произошло?! Гонцы приносят очень мало подробностей, из их рассказов удалось лишь понять, что город, проснувшись, узнал, что в нем сменилась власть. Захватчики действовали быстро и решительно. Похоже, их разведка поработала блестяще. Не исключено, что была применена мощная магия.
  – Следующая битва не будет такой легкой для них, – пообещала она своим офицерам. – Им придется иметь дело со мной. Они уже давно забыли, чего я стою. Но теперь обязательно вспомнят. – Ее подстегивала злость, а о скуке она давно забыла. Сколько лет уже не ощущала себя такой энергичной и полной ненависти?
  За считаные часы ее новое настроение наэлектризовало всех, кто ее окружал. Офицеры, не сумевшие быстро и сильно наэлектризоваться, были немедленно разжалованы в рядовые.
  
  64
  Дежагор. Осиротевшая армия
  
  
  Потеряв базу в Дежагоре, генералы ошеломленной тающей армии неумело попытались блокировать город – так, чтобы не вызвать в нем экономическую катастрофу. Но через шесть дней пришло известие, что к Дежагору стремительно приближаются главные силы противника.
  У таглиосцев уже случались стычки с захватившей Дежагор кавалерией. Местные не добились успеха, скорее наоборот. А теперь на них обрушится в десять раз больше дисциплинированных, обученных, превосходно вооруженных убийц.
  В первую же ночь треть армии разбежалась под покровом темноты. Оставшихся некие невидимые существа подвергали непрерывной психологической пытке.
  Кровожадное войско с севера так и не появилось. В этом отпала нужда. Все дежагорские солдаты дезертировали из таглиосской армии. А вышедшая из Дежагора конница и без посторонней помощи рассеяла самых стойких из оставшихся.
  
  65
  Таглиос. Дворец
  
  
  После возвращения Аридаты беспокойство Могабы – он даже мысленно не мог произнести слово «страх» – усилилось. Ставки продолжали повышаться. Риск продолжал расти. Дворцовые слуги заметили Госпожу. Пока они еще верят, что видели Протектора, чьи появления и исчезновения всегда были тайными и непредсказуемыми. Но когда-нибудь Душелов подслушает разговоры слуг и решит, что она никак не могла находиться в двух местах одновременно. Не поверит она и в то, что челядь приняла за нее одного из призраков, которые теперь так часто показываются людям на глаза в знаменитом лабиринте дворцовых коридоров.
  – Одолевает искушение бросить все и сбежать, – признался Могаба Гхопалу и Аридате.
  – Да? И куда же ты сбежишь? – спросил Гхопал.
  Если Черный Отряд снова захватит Таглиос и восстановит правящую династию, судьба Гхопала будет решена, как и судьба Могабы. К любому шадариту, связанному с серыми, жизнь повернется своей жестокой стороной.
  – Верно, некуда. – Могаба провел ладонью по макушке. С каждым годом ему становилось все легче брить голову. – Поэтому я напомнил себе о том, чего требует честь.
  Аридата промолчал. После возвращения он стал немногословным. Могаба догадался о причине: Сингх увидел вещи, в правдивость которых ему не хотелось верить. Когда он понял, насколько высоки ставки, его парализовала нерешительность. Он не знает ни единой дороги, ведущей к свету. Куда бы ни свернул, всякий раз оказывается перед очередным лицом мрака.
  А для Аридаты было важно поступать так, как он считал правильным.
  Навестив брата, Сингх твердо решил искупить хотя бы малую часть отцовской вины.
  Аридата был гуннитом, но его характеру гораздо лучше подошла бы религия веднаитов. Он считал, что содеянное надо исправлять в этой жизни, а не в следующей.
  – Новости с юга просто ужасные, – продолжал Могаба. – Черный Отряд почти не встречает сопротивления. У него превосходство в магии, вооружении, выучке солдат, обеспечении и командовании. Не говоря уже о том, насколько хороша его разведка, – мы лишь зря тратим время на попытки сохранить секреты. Выходит, наша судьба и впрямь зависит от того, как скоро Отряд сюда доберется. Протектор его не остановит. Враги будут дергать за ниточки, уязвлять ее самолюбие, щекотать гордость, а в тот момент, когда она решит, что готова нанести смертельный удар, сами внезапно шарахнут ей по голове молотом. Чтобы иметь дело с этими людьми, мало быть просто сильным, умным и изворотливым. Нужна еще и толика безумия.
  – Тогда почему мы не едем в войска и не берем командование на себя? – спросил Гхопал и ухмыльнулся.
  – Ничего смешного тут нет. Причин две. Во-первых, она не хочет, чтобы командовал я. Все еще верит, что мы сумеем зажать Отряд в клещи двумя армиями. Даже не представляю, как такое проделать. А второе, самое главное: находясь рядом с ней, я никак не смогу прятать мысли – и наш план рухнет. Вам двоим может повезти чуточку больше.
  – Несмотря на новость, город удивительно спокоен, – заметил Гхопал.
  Последствия падения Дежагора были очевидными, но почти никто не считал, что опасность грозит непосредственно Протектору. Беспорядков в городе не наблюдалось, однако надписи на стенах стали привычными – в основном прежние угрозы, хотя слово «раджахарма» появлялось чаще, чем прежде. Затем его сменил новый лозунг: «Ты будешь лежать во прахе десять тысяч лет, питаясь только ветром». А еще было замечено предупреждение, которого не видели годами: «Тай Ким идет».
  Никто не знал точно, что это значит. Возможно, не знали даже те, кто писал. Некоторые полагали, что «Тай Ким» – имя на языке нюень бао, в этом случае нечто вроде Ходячей Смерти.
  А если не на языке нюень бао, то смысла еще меньше. Или его вообще нет.
  – Если мы ничем ей не поможем и она потерпит поражение, то как нам тогда защищаться? – спросил Аридата.
  – Скажу прямо: если Протектор проиграет, у тебя не возникнет проблем. У Отряда и княжеского дома к тебе претензий нет. Ты хорошо командовал городскими батальонами. И если в решающий момент не вмешаешься, то потом вполне можешь унаследовать мое дело.
  Аридата пожал плечами:
  – Наверное, вы все это уже обсудили, когда она была здесь.
  – О да. И она сказала, что меня не будут упорно преследовать, если я сбегу прежде, чем они захватят город.
  – Они настолько уверены в победе? – удивился Гхопал. – Считают, что могут обойтись без твоей помощи? А как же я?
  – Да, настолько. Возможно, она даже чересчур уверена. А насчет тебя ничего не говорила. Потому что не знает твоего прошлого. Но намекнула: если у тебя, как ты сам считаешь, имеются причины опасаться возвращения государя, то тебе следует составить мне компанию в ограблении казны и бегстве.
  – Если шадарит дал клятву верности, он ее никогда не нарушит.
  Аридата, который за свою судьбу был спокоен, предложил:
  – Давайте просто делать свое дело. А там посмотрим, какие шансы дадут нам боги.
  – Разумеется, – ехидно отозвался Гхопал. – Ведь Черный Отряд и Протектор могут уничтожить друг друга. Как два сцепившихся рогами горных барана.
  Этот образ заставил всех троих задуматься. А Могаба попытался еще и представить, какой сюжет придумает насмешница-судьба, уже имея для него столь драматичную концовку.
  
  66
  Таглиосские территории. На полпути
  
  
  Ах, до чего же эффектно мы выглядели – десять тысяч солдат, выстроившихся как на параде. Каждый в доспехах. Над каждым ветер развевает личный флажок. У каждого батальона доспехи своего цвета. Все оружие безупречно заточено и начищено. Все лошади ухожены, как перед смотром. Все знамена на месте, все полотнища новые. Мечта любого генерала. Весьма опасная мечта – для врага.
  Войско напротив хотя и превосходило нас численностью втрое, но выглядело так, словно справиться с ним сможет и ребенок. Солдаты все еще носились взад-вперед, отыскивая свое место в строю.
  Несмотря на столь замечательную картину, я и сейчас сомневался в мудрости решения предложить противнику битву – несмотря на всю уверенность наших парней и неуверенность тех, кто принял вызов. Но Дрема желала сокрушить их одним ударом и прогнать Душелов в Таглиос, где события закрутят ее так, что она утратит бдительность и угодит в ловушку, подготовленную Могабой и другими заговорщиками.
  Дрема слишком поверила в то, что все пройдет, как нам хочется. А оберегать спину нужно именно тогда, когда все идет хорошо.
  Но командовал Отрядом не я. Мне оставалось лишь давать советы, а после принятия решения выполнять приказы.
  Тобо верил в успех даже больше, чем Дрема. Не сомневался, что врага надо лишь подтолкнуть и тот сломается. Готов был за это поручиться головой.
  Горны велели приготовиться. Заговорили барабаны, отсчитывая ритм наступления. Тысяча человек остается в резерве. Далеко позади них мы расположили новобранцев. Они окружали Радишу и ее брата, номинально исполняя роль княжеских телохранителей. Бросить их в бой мы могли только от отчаяния.
  Горны пропели сигнал к наступлению. Шеренги двинулись вперед – как по линеечке, нога в ногу. Расположившиеся на флангах Жизнедав и Вдоводел сверкнули ослепительными магическими вспышками и тоже двинулись вперед, но остановились на дистанции, превышающей вражеский выстрел.
  С этой позиции я разглядел, что Душелов выстроила свои войска в три линии, одна за другой, с промежутками в сто ярдов. Первая была самая многочисленная, но солдаты в ней выглядели самыми убогими. Вторая линия смотрелась куда лучше.
  Я понял идею, потому что сам ее применял. Тут главное – уверенность, что задние бойцы не подхватят панику, когда передняя шантрапа побежит с поля боя.
  За третьей линией войск что-то происходило, но она находилась слишком далеко, и я не мог ничего разглядеть.
  Вскоре поле зрения заслонили наступающие солдаты. А потом меня окутала очередная порция чар, скрывая от вражеских глаз, но и самому не позволяя ничего увидеть вдали.
  
  67
  Таглиосские территории. Внутри центральной армии
  
  
  Проделать это будет нелегко, – напомнила Душелов штабным офицерам, вынужденным верить в ее гениальность.
  Ее предыдущая демонстрация силы, имевшая место во времена Кьяулунских войн, помнилась до сих пор.
  Вражеские горнисты просигналили о готовности войска. Зарокотали барабаны.
  – Как только они дадут сигнал к атаке, им будет уже не до слежки за нами, – сказала Душелов.
  Послышался сигнал к атаке.
  – Передать по второй линии: прорыв первой линии предусмотрен планом. Это уловка, и я требую, чтобы вторая линия стояла, когда первая побежит. И напомните там всем, что все удравшие с поля боя обязательно пойдут на корм червям. Затем сообщите третьей линии то же самое насчет первой и второй. Пусть они верят, что я заманиваю противника туда, где смогу уничтожить его магией. И еще я хочу, чтобы резервы переместились на опушку леса. Немедленно.
  – Но это означает…
  – Про лагерь забудьте. Если проиграем это сражение, нам будет не до лагеря. Итак, распределите солдат из резерва вдоль опушки леса, чтобы они перехватывали бегущих и сколачивали из них отряды. Но сперва они понадобятся мне здесь, чтобы перенести моих гостей на северный берег ручья.
  Это вызвало непонимающие взгляды. В ее голосе зазвучал гнев. Тот самый гнев, из-за которого, как всем было прекрасно известно, на кладбище возле лагеря появляются новые могилы. Когда гнев Душелов достигал определенного накала, она даже не позволяла гуннитам сжигать тела казненных и тем самым очищать их души.
  – Выстроить их на опушке! Пусть будут готовы убить любого труса! – Затем спокойным, почти умиротворяющим голосом она добавила: – Если солдаты не смогут собраться и отбросить врага, их генералы после разгрома проживут недолго. – Душелов очень четко представляла, как должно развиваться это сражение. – Более того, умный генерал понимает, что ему нет смысла жить дольше своего знаменосца. Тогда его кончина будет менее болезненной.
  Она готовилась много дней. Но теперь вынуждена сражаться негодным оружием. Поэтому необходим жесточайший контроль.
  – За дело!
  Душелов вышла из палатки и поднялась на наблюдательный помост, откуда просматривалось поле боя. Едва она там расположилась, как противник, все еще парадным строем, врубился в ее передовую линию.
  Бойня оказалась не столь жестокой, как ожидала Протектор. Кажется, противник задался целью расколоть вражеский строй. Бегущих не преследовали. Солдаты Черного Отряда время от времени останавливались, отводили в тыл раненых и смыкали ряды. Такая неторопливость вполне устраивала Протектора – у разбитых батальонов будет больше времени, чтобы собраться на опушке леса.
  Душелов обернулась посмотреть, как из ее палатки выносят клетки с пленниками. Гоблин, чьи глаза уже успели восстановиться, издевательски отдал ей честь. Девушка посмотрела в лицо и улыбнулась.
  Еще раз так сделает – и Душелов отдаст это отродье солдатам: пусть потешатся с ней пару часов. Это собьет с нее спесь.
  Солдаты, несущие клетки, выглядели достаточно спокойными, хотя в лагере уже появились первые перепуганные беглецы.
  Душелов мысленно дала себе затрещину. Ну почему она не позаботилась о том, чтобы беглецы имели возможность беспрепятственно добежать до леса? Надо было убрать палисад вокруг лагеря.
  Впрочем, не важно. В лагере смогут укрыться лишь немногие.
  Она приказала запереть ворота.
  Враг возобновил наступление.
  Вторая линия продержалась дольше, но исход оказался таким же – солдаты побежали, не причинив противнику особого урона.
  На сей раз никто из бегущих в лагерь не попал.
  Противник снова остановился – позаботиться о раненых, заполнить бреши в шеренгах, заменить испорченное оружие и доспехи. Командиры уже с трудом сдерживали кавалеристов, прикрывающих фланги. Душелов предположила, что дисциплина у атакующих даст трещину, как только развалится третья линия таглиосцев.
  Тем идиотам в лесу не стоит считать ворон.
  Душелов спустилась с помоста, когда противник снова просигналил атаку.
  – Их новый Капитан весьма деловита. Но насколько прочно она стоит на ногах?
  Тоже весьма деловито Душелов направилась в лес, где отдала офицерам новые приказы, а затем уединилась в палатке, заранее поставленной там, – якобы убежище и место встреч с гонцами от союзников, которые теперь стараются ее прикончить. В палатку уже принесли Гоблина и Дщерь Ночи.
  Душелов показалось, что пленников развеселило ее появление, как будто минуту назад кто-то из них выдал шуточку, выставляющую ее полной дурой.
  Душелов не обратила на них внимания. Сейчас ее больше заботило, сильно ли встревожилась ее сестра из-за отсутствия магии на поле боя. И если еще минут пятнадцать ни у кого не зародится подозрения…
  
  68
  Таглиосские территории. Пламя на поле боя
  
  
  Когда сверкающий световой туман накрыл Жизнедава, я слез с коня и пересел на летающее бревно, которое мне предстояло разделить с Мургеном. На бревне значилось имя Магадана, написанное буквами языка Ворошков. На левом фланге Вдоводел тоже готовился воспарить вместе с известным энтузиастом высотных полетов Плетеным Лебедем. Все летающие бревна уже были подготовлены к атаке, и каждый снабжен абсурдного вида бамбуковым каркасом для установки многочисленных самодельных приспособлений.
  Где-то далеко в тылу Тобо и Ревун готовились поднять ковер, потрескивающий от тяжести сюрпризов для врага. Крикливый колдун все еще брюзжал себе под нос, потому что его заставили поделиться с Тобо секретами управления ковром.
  Нам предстояло поднять в воздух огромное количество убойных штучек, чтобы пустить их в ход, когда Душелов выдаст свое местонахождение или когда наша атака начнет выдыхаться.
  Последнего не произошло. Бегство передовой линии таглиосцев стало для нас сбывшейся мечтой. Вторая линия продержалась лишь чуть дольше. Третья, состоявшая, очевидно, из лучших войск Протектора, проявила больше упрямства. Я, довольно долго проживший бок о бок с Душелов, понял, почему третья линия имела дополнительную мотивацию: военачальник не принадлежал к числу тех, кто прощает своих солдат.
  Однако вряд ли можно судить за это Душелов: от стоявших ранее над ней она и сама не ждала любви или прощения. В мире, откуда она пришла, такое считалось нормой. Северная империя не терпела ни доброты, ни сочувствия.
  Упорство третьей линии было сломлено уверенностью и четкостью действий наших солдат. Слабодушные уже покидали ряды и бежали к далекой опушке леса, где их кто-то собирал и организовывал заново.
  Едва мы взлетели, внизу прямо перед нами вырос купол ярко-красного света и через несколько секунд угас. Я еще неуклюже набирал высоту, когда второй световой купол, на сей раз карминовый, возник и исчез слева.
  За этим последовало еще пять-шесть вспышек – каждая красноватого оттенка. Через некоторое время я убедился, что взлетел достаточно высоко, и лишь тогда рискнул отвлечься от управления бревном и посмотреть на то, о чем Мурген у меня за спиной бормотал на протяжении всего подъема.
  Какая-то магия покрыла землю кругами равномерной мглы. В этих кругах, ярдов двенадцати диаметром, возникали красные цветы, мгновенно распускаясь из крошечной точки до границы круга, – почти черные в центре и огненно-желтые на краях. С высоты мне были видны только эти внезапно и бессистемно расцветающие хризантемы.
  Что бы там ни происходило, оно было пассивным и не нацеленным на нас. Эту магию противник подготовил заранее, а привело ее в действие наше наступление. И теперь мы за это расплачиваемся.
  А Душелов так и не показалась.
  Далеко слева от меня Госпожа и Лебедь окутались дымом – прикрепленные к их бревну бамбуковые трубки осыпали вражеский лагерь огненными шарами. Десятки попали в цель, но среди нашего войска продолжали распускаться красные круги.
  Я переместился на полмили вперед.
  – Обработай лес, – сказал я Мургену. – Она где-то там. И куда подевались вороны, будь они прокляты? Почему их не бывает рядом, когда они позарез нужны?
  Вороны смылись еще при нашем взлете. Наверное, им не нравилось подниматься слишком высоко.
  Я нигде не замечал признаков работы Неизвестных Теней. Впрочем, и не ожидал увидеть. Почти всех своих приятелей Тобо ночью отослал подальше, ради их безопасности.
  Иногда в момент крайнего нервного напряжения замечаешь странные вещи. Я обнаружил отсутствие ворон близ поля боя. Весьма зловещее отсутствие. Такого еще не случалось на моей памяти.
  Но над лесом уже кружили стервятники.
  Мурген прокричал что-то насчет врага, которого ободрила наша неудача.
  – Тогда кидай шары вдоль опушки, – посоветовал я.
  Но выполнять совет пришлось бы мне самому, потому что для точного бомбометания нужно направить бревно в сторону цели.
  Малышка Шукрат, лучше обученная управлять своей снастью, появилась с востока и промчалась низко над опушкой, поливая огнем таглиосцев. Она почти ни разу не промахнулась.
  Наша наземная атака остановилась. Дрема не отступала, но и не желала встретить новую смертоносную магию.
  Я оценил последствия лишь после приземления. А вернуться пришлось довольно скоро, – исчерпав запас огненных шаров, мы с Мургеном остались не у дел.
  Я без труда представил, как хохочет где-то в лесу Душелов, видя, какой урон причинила нам.
  Таглиосцы провели беспорядочную и неуклюжую контратаку, которая обернулась катастрофой, когда они снова побежали. Магия Душелов не различала своих и чужих, а улавливала лишь направление движения.
  Мы сели далеко в своем тылу. Я перебрался с бревна на лошадь и направился вперед. Колдовство, примененное Душелов, внушало ужас. Место, где распустился огненный цветок, выделялось красным цветом такого темного оттенка, что граничил с чернотой. На границе круга чернота слабела, постепенно уступая место пожухлой траве. Но внутри смерть собрала обильный урожай.
  Там были люди, погрузившиеся в землю – кто по лодыжки, а кто по бедра и глубже. Застывшие на ходу, сохранившие свое место в строю. Но внутри доспехов теперь не теплилась даже искра жизни.
  Кто-то попробовал снять с мертвеца доспехи, но увидел внутри лишь обугленную плоть и кости. По быстрым подсчетам выходило, что мы потеряли от четырехсот до пятисот человек, причем быстрее, чем это можно описать.
  – Тут что-то не так, – сказала я. – Душелов остановилась.
  – Что? – Мурген исследовал смертоносный круг и обнаружил, что теперь он холоден, а его видимая поверхность не толще ногтя. – Ты о чем?
  Позднее, собирая мертвецов, мы обнаружили, что они не погрузились в землю. Под черной поверхностью мы не нашли ничего. Тела и доспехи словно испарились.
  – Вдруг прекратила игру. Ведь она как-то управляла этими кругами, иначе уничтожила бы собственных солдат при первом отступлении. Но теперь предохранитель не действует. Из-за чего?
  Внезапно стервятники над лесом стали быстро снижаться по спирали, словно желали на кого-то напасть.
  – Давай-ка узнаем, чем занята Дрема, – решил я.
  Дрема выслала разведчиков, чтобы определить границы опасной зоны. На наших флангах цветы смерти пока не распускались.
  Стервятники задержались над самыми верхушками деревьев. Но одному захотелось опуститься чуть ниже.
  Золотисто-коричневая лента взметнулась гигантским жабьим языком. Птицу окутало сияние цвета мочи, превратив ее в черный силуэт. И этот силуэт распался на сотни осколков, которые посыпались вниз, как падающие листья.
  Оставшиеся стервятники решили, что их где-то ждут неотложные дела.
  Кажется, никто, кроме меня, не заметил случившегося.
  Да где же мои чертовы вороны?! Ведь я бы мог послать их на разведку, оставив свою драгоценную задницу на безопасной высоте. И какой смысл прикидываться мифическим персонажем, если ты не в силах совершать достойные этого персонажа подвиги?
  Очень скоро над лесом показались Тобо с Ревуном и принялись деловито забрасывать таглиосцев прозаическими зажигательными бомбами.
  Госпожа присоединилась к нам еще до возвращения разведчиков Дремы. У нее при себе имелась карта, которую она уже успела показать Капитану. Даже краткого взгляда хватило, чтобы понять: моя благоверная не тратила времени зря, пока летала. Она нанесла на карту смертоносные круги. И общая картина стала очевидной; мы с легкостью определили, где расположены еще не сработавшие магические ловушки. Если Душелов не подозревала о нашей способности находить такие места с воздуха, то круги смерти предназначались лишь для того, чтобы направить нас туда, где подстерегает нечто еще более опасное.
  Дрема немедленно вызвала командиров батальонов.
  
  69
  Там же. Непредвиденное
  
  
  Некоторое время войска Душелов упорно держали оборону на опушке, но понесли такие тяжелые потери, что мы не сомневались: новая решительная атака наших профессиональных душегубов обратит противника в бегство.
  Очень многие таглиосцы не испытывали желания оставить своих жен вдовами, а детей сиротами. Дрема приказала отпустить всех, кто сложит оружие.
  Таглиосской экономике, которую предстоит унаследовать князю Прабриндра Дра, не пойдет на пользу массовое убийство имперской молодежи. Ведь численность населения только-только восстановилась после опустошительных Кьяулунских войн и сражений с Хозяевами Теней.
  – Итоги далеко не столь удачны, как я надеялась, но я согласна и на такую победу, – заявила Дрема. – Сегодня мы могли выиграть войну.
  В ответ она получила немало изумленных взглядов. Ведь Душелов остается на свободе, и мы ее здорово разозлили. Следует ждать новых неприятных сюрпризов.
  – Но если гнать ее до самого Таглиоса, она не сможет думать ни о чем другом.
  Я напомнил о далеко идущих планах Могабы и добавил:
  – И какие бы приятные пустячки ни нашептывала ему совесть пару месяцев назад, спасение собственной шкуры станет для него главной заботой, когда в дверь постучатся старые враги.
  Дрема было заговорила об Аридате Сингхе, но осеклась.
  Где-то вдалеке полыхнула карминовая вспышка. Тобо вооружился картой Госпожи и заставил ловушку сработать, сбросив на нее бомбу с ковра.
  – Когда Тобо закончит, прогони пленных через эти места, – приказала Дрема Ранмасту Сингху. – Туда и обратно. Не хочу, чтобы там осталась хоть одна исправная мина. Вдруг забредет ребенок?
  Что-то я не заметил, чтобы кругом сновали неразумные дети.
  – А я бы предложил раздобыть парочку таких штуковин для нас. И если переправить одну Могабе, у него будет больше шансов убить Душелов.
  – Она ее почует, – разбила мои мечтания Госпожа. – Сама же делала. И наверняка имеются предохранители, которые не дадут мине сработать против нее.
  В лесу раздались громкие крики. Тобо и Шукрат помчались на них, – возможно, солдатам нужна помощь. Через минуту показался летящий обратно ковер.
  Даже не приземлившись, Тобо крикнул:
  – Нашлась Дщерь Ночи! Она в клетке. Душелов сбежала, а ее бросила.
  Мы с Госпожой переглянулись. Нам в такую удачу совершенно не верилось. Может, девушку сделали приманкой в ловушке, которая стократ опасней других? Вполне возможно. Душелов засеяла для нас поле смерти, причем ухитрилась сделать это так, что Неизвестные Тени ничего не заметили.
  
  70
  Там же. Захват
  
  
  Клетка стояла в полуобвалившейся палатке. Несколько огненных шаров продырявили ткань, но не смогли ее поджечь.
  – Будьте чрезвычайно осторожны, – предупредил я всех. – Если Душелов решила подложить нам свинью, то произойдет это именно сейчас.
  Охранники Дремы оттеснили любопытных солдат. Мы подошли к палатке уже достаточно близко. Госпожа забеспокоилась: ей хотелось все увидеть, но она боялась, что мы попадем в магический капкан.
  Но пока никто никаких капканов не заметил и не ощутил.
  – Проверь все еще трижды, – велела Госпожа Тобо. – А затем проверь еще раз. Ревун, ты тоже этим займись. Где Гоблин? – спросила она и, не получив ответа, подошла к тем, кто обнаружил палатку.
  Все они пребывали в добром здравии, хотя ненадолго задержались в палатке, чтобы прихватить кое-что на память, а уже потом доложили о находке.
  – Где коротышка? Тот, что сбежал в Ниджхе?
  Солдаты пожали плечами. Возможно, не поняли, о ком она спрашивает. Но один храбрец все же ответил:
  – Там есть еще одна клетка. Она повалена и сломана. Может, он смылся?
  Мы с Госпожой переглянулись. Почему Гоблин сбежал без девушки?
  Он не стал бы этого делать.
  – Здесь безопасно, – объявил Тобо.
  Ревун захотел подтвердить его слова, но сорвался на вопль.
  – Тут явно что-то не так, – решил я. – Тобо, пошли твоих невидимых друзей на разведку. Нам очень важно узнать, где сейчас Гоблин и Душелов. И как можно скорее. Нельзя от них отрываться.
  Дрема согласно, хотя и раздраженно, кивнула. Мы с Госпожой осторожно приблизились к палатке.
  Ловушку можно замаскировать под что угодно. Как нас и предупредили, сломанная клетка оказалась пуста. Вторая лежала на боку, дверцей вниз. На ней распласталась красивая женщина. Совершенно нагая.
  Госпожа меня ошеломила, когда едва не бросилась к ней, бормоча что-то о своем несчастном ребеночке. Я успел поймать ее за руку:
  – Спокойно.
  На мой взгляд, тело лежало так, словно ему специально придали позу. И Душелов веками будет хохотать, вспоминая, как заставила нас броситься на верную смерть из-за ребенка, который испытывал к нам чувства не более нежные, чем к лошадям, коровам и прочей скотине.
  Госпожа замерла, но терпения у нее хватило ненадолго.
  – Что?
  – Это не Бубу. Я так думаю.
  – Но ведь это обнаженное тело не может быть иллюзорным? Правда, Гоблин когда-то баловался такими фокусами… Тобо сказал, что никакой активной магии здесь нет.
  Я присел на корточки, кряхтя и слыша треск в коленях, потом просунул руку между прутьями решетки и отвел в сторону темные волосы.
  Затем поманил Госпожу. Она опустилась рядом со мной. Ее колени затрещали так же громко.
  – Посмотри на шею. Я тогда отлично поработал, помнишь? Шрамы почти не видны.
  Я преувеличивал. Шрамы остались уродливые. Но кто станет жаловаться на такие пустяки, если тебе пришили отрубленную голову?
  – Проверь ногу. Какая из них была ранена? Правая, да?
  Я повернул правую ногу женщины. Мы сразу увидели след от раны, нанесенной ловушкой Гоблина, и грубые результаты самолечения.
  – Я ее ненавижу даже больше прежнего, – проговорила Госпожа. – Если забыть о раненой пятке и шрамах, она выглядит точнехонько как в свой девятнадцатый день рождения. Но что с ней?
  – Отсюда не определить. Но заниматься ею я не стану, пока не буду уверен, что это безопасно. Куда подевались Тобо и Ревун? Зови их сюда.
  Ситуация оставалась потенциально взрывоопасной, даже если активной магии в палатке не было. Придя в себя, Душелов будет рвать и метать.
  – Наверное, наше чадо низко оценивает наши умственные способности, если полагает, что мы попадемся на этот трюк.
  Я задумался. Может, мы появились тут раньше, чем она успела полностью подготовить ловушку?
  Вернувшийся Тобо сообщил:
  – Кошка Сит только что обнаружила Душелов на северной опушке леса. Гоблина она держит на поводке. Ей удалось собрать отряд, и они теперь возводят земляное укрепление. – Пялясь на мою свояченицу, он отвлекался все больше и больше.
  Ну разве это не интересный поворот событий?
  – Дщерь Ночи изображает Протектора? – изумилась Дрема.
  Тобо едва не попятился, сообразив, что вожделел женщину старше его на полтысячелетия.
  Госпожа, всегда склонная действовать быстро и решительно, когда ей случалось командовать, заявила:
  – Для нас теперь крайне важен темп. Надо атаковать немедленно. Кем бы она ни была, каждая секунда, потраченная ею на подготовку, обернется для нас новыми потерями и трудностями.
  Дрема не спорила – против правды не попрешь. Она вышла из палатки, чтобы восстановить порядок и возобновить наступление. Мне не понравилось, что таглиосцы, уже дважды разбитые и не имеющие ни достаточной подготовки, ни мотивации, снова готовились к обороне. Но Тобо утверждал, что они занимаются именно этим, а он не склонен к фантазиям. По крайней мере, к фантазиям подобного рода.
  Маловероятно, что таглиосская армия хорошо вооружена. Почти все ее солдаты побросали оружие еще при первом бегстве с поля боя.
  Госпожа сжала мне руку:
  – Ты еще веришь, что мы когда-нибудь увидим ее своими глазами?
  – А ты уже подозреваешь, что она не ближе и не реальнее, чем Хатовар?
  В палатку ворвался Плетеный Лебедь:
  – Это правда? Мы снова поймали Душелов?
  – Новости разлетаются быстро, – буркнул я. – Да, это она. Я уверен. Можешь присоединиться, когда я буду ее осматривать. Для верности.
  Плетеный был к ней ближе, чем я – в ту пору, когда я был ее персональным лекарем. Ему проще найти физические доказательства того, что это хитроумный трюк Душелов. Конечно, если он хоть что-то помнит спустя пять лет.
  Но я не верил, что это уловка. С младшей сестрицей моей благоверной случилось нечто весьма нехорошее. И я понял это еще до начала тщательного осмотра.
  Лебедь тоже осмотрел женщину и хмыкнул. То, как Душелов с ним обращалась, не оставило приятных воспоминаний. Но и особой ненависти к ней он не испытывал.
  – Хорошенько помни, что мерзавка с тобой сделала, Плетеный Лебедь, – посоветовала Дрема. – Я не желаю, чтобы это повторилось. И если у меня возникнет хоть малейшее подозрение, ты об этом сильно пожалеешь.
  Лебедь хотел было вспылить, поклясться, что ведьма больше никогда не охмурит его. Но промолчал. Ведь он всего лишь комок плоти, а плоть не способна мыслить рационально рядом с женщиной, в чьих жилах течет кровь рода Сеньяк.
  Воспоминания говорили сами за себя.
  – Тогда почему бы нам просто не убить ее? – Сквозь его внешнее спокойствие пробивалась уязвленная гордость. – Прямо здесь и сейчас. Ведь это прекрасный шанс покончить с ней навсегда.
  – Мы не можем ее убить, не зная, что с ней сделали Гоблин и Бубу! – рявкнул я, поскольку Госпоже отчего-то не захотелось разочаровывать парня, чья страсть когда-то была направлена на нее.
  Не могло же у моей женушки в таком возрасте проснуться сочувствие? Или дело в родственных узах? Ведь Госпожа и ее сестра друг для друга единственные настоящие враги, все прочие давно ушли в мир иной.
  – Душелов поможет нам не больше, чем это необходимо для нее, но все-таки поможет. А там видно будет.
  Госпожа кивнула. Ее сестра безумна, но это безумие прагматичное.
  Душелов все никак не приходила в себя.
  Я бы ни за что не признался, что мой бодрый настрой сродни веселому посвисту проходящего через ночное кладбище человека. Подозрение, будто с Душелов происходит что-то очень плохое, крепло. Как бы она не умерла. Я видел те же симптомы, что и у ныне покойного Седвода. Но больше никто их не замечал.
  Всех слишком воодушевила возможность вить из нее веревки.
  
  71
  Там же. Горькая правда
  
  
  Некоторое время Госпожа и Лебедь увлеченно пытались привести Душелов в чувство, чтобы она осознала ситуацию и ужаснулась. Потом к ним присоединились Мурген, Тай Дэй, Сари и дядюшка Дой. Все они надеялись добиться от Душелов сотрудничества, но сперва желали досыта насытиться ее страданиями.
  Но Душелов не пошла им навстречу. Она ни на что не реагировала – в точности как бедняга Седвод.
  Где-то в отдалении то возникал, то замирал шум кратких стычек, так и не переходя в гвалт сражения. Наши парни рвались в бой не сильнее, чем их противники. Сложно их винить за нежелание лечь костьми, когда исход войны уже предрешен.
  Подбежал Рекоход:
  – Капитан передает свои наилучшие пожелания и спрашивает, не можете ли вы все срочно к ней прийти? Она в затруднительной ситуации. И просит вашего совета.
  – Будь я проклят, – пробормотал я. – Стоило мне решить, что я перевидал уже все на свете…
  – А что за ситуация? – поинтересовался Мурген.
  Возня вокруг Душелов его не увлекла. И он понимал: когда слово «ситуация» произносится при подобных обстоятельствах, это означает, что его сына скоро попросят прыгнуть в огонь.
  – Мы не можем добить то, что осталось от вражеской армии.
  – А почему бы сейчас не оставить таглиосцев в покое? – сказал я. – Они и так бегут.
  Рекоход проигнорировал мои слова.
  – Ярдов за сто наши солдаты начинают терять интерес к атаке. Те немногие, кто сумел преодолеть страх и приблизиться ярдов на пятьдесят, утверждают, что в голову лезут мысли о том, какие они плохие, раз мешают ей, и что на самом деле они должны помогать ей выполнить ее священное предназначение. Кто такая она – не могут сказать точно, но полагают, что думали о Протекторе, потому что Протектор – это черт, которого они знают и с которым воюют.
  Госпожа поманила меня к себе и прошептала:
  – Я займусь сестрой, а ты бери ковер и бревна. Бомби таглиосских командиров с такой высоты, где чары не действуют.
  – У нас почти закончились огненные шары.
  – Так бросай камни. Или горящие сучья. Что угодно, лишь бы у Бубу появилось желание поскорее смыться. После каждого ее перемещения сколько-то ее солдат выйдут из-под защиты магии. И тогда они сразу поумнеют и пустятся наутек.
  Эти уверенные предсказания намекали на то, что сей эффект Госпоже давным-давно известен.
  – Первым делом пустим в ход стрелы, – распорядился я. – Если бить почти отвесно, она не сможет их отразить. Падая с пятисотфутовой высоты, они убивают не хуже, чем выпущенные в упор. – Мой желудок сжался – ведь я приказывал обстреливать собственную дочь.
  Но все же я почему-то был уверен, что девушка не даст себя ранить. И еще я понимал, что конфликт зародился не сейчас, а в тот далекий день, когда Нарайян Сингх выхватил нашу малышку из рук Госпожи.
  Предложенный мною трюк сработал. Девушка, облаченная в наряд своей тетки, носилась по лесу, таская за собой Гоблина. Мы потратили последние огненные шары и зажигательные бомбы. Неизменные промахи бомбометателей меня не удивили, я с самого начала догадывался, что наши шансы быстро покончить с проблемой и хоть немного отдохнуть ничтожны.
  Парочка пыталась огрызаться. Всякий раз, когда летающая снасть снижалась до определенной высоты, вверх взлетала лента желтовато-коричневого света. Но я упорно гонял противника с места на место и не давал ему как следует прицелиться. Я так и не понял, что было источником этих смертоносных лент.
  И еще я отметил, что девушка, похоже, не подозревает, что гоняющий ее, как зайца, некий тип в уродливых доспехах и есть ее любящий папочка.
  Наши солдаты быстро разобрались в ситуации и воспользовались возможностями, которые им давало перемещение защитного периметра вокруг остатков таглиосской армии.
  Дщерь Ночи не была солдатом, но она действовала быстро и решительно, а советы ей давал человек, воевавший более века.
  Гоблин велел ей атаковать, чтобы хоть как-то использовать солдат, которых она себе подчинила. И она направила острие атаки на Дрему, не обращая внимания на падающие вокруг стрелы и огненные снаряды. Нашим парням ничего не оставалось, как убегать, стараясь при этом поразить ее с предельного расстояния. Ведь любой, кто оказывался слишком близко, внезапно становился перебежчиком и вступал в бой на стороне мессии обманников, даже не понимая, что с ним произошло.
  Бубу было без разницы, сколько ее защитников погибнет, поэтому она могла преследовать нас повсюду, срывая любые наши попытки организоваться и получая нового бойца взамен двух или трех потерянных. Как же страдали наши лучники, целясь в солдат, совсем недавно бывших их товарищами! Девчонке даже едва не удалось снова захватить Душелов.
  А потом Тобо дал маху.
  Он предположил, что его магической силы, дополненной силой Ревуна, хватит, чтобы ошеломить нетренированную девушку, если внезапно напасть на нее, откуда она не ждет. И может быть, он не ошибался. Но Тобо забыл, что ее спутник – не тот Гоблин, рядом с которым он вырос. В этом Гоблине затаилась частица зловещей богини.
  И желтоватая световая лента зацепила ковер буквально за мгновение до того, как Тобо и Ревун собрались показать, на что они способны. Солидный кусок ковра рассыпался черным прахом, а Тобо и Ревун по инерции пролетели вперед на остатках ткани. Они не опасались чар Дщери Ночи, но ничего не успели сделать, чтобы избежать сильнейшего удара о ветви деревьев. Ревун лишь коротко взвизгнул от ужаса.
  Световая лента сыграла роль толчка под локоть в самый ответственный момент. Чары юного и старого чародеев сильно проредили защитников Бубу. Они даже ошеломили и девушку, и Гоблина. Но поскольку сами чародеи, вместо того чтобы сообщить нам об этом, кувыркались в кронах деревьев, мы потеряли шанс воспользоваться преимуществом.
  
  72
  Там же. Спасатели
  
  
  У нас получилось нечто вроде ничьей. Мы не смогли добраться до Гоблина и Дщери Ночи, когда они были наиболее уязвимы. Их приспешники не знали, что мы лишились самого мощного оружия – во всяком случае, временно. Мои вороны, очень удачно вернувшиеся, только уже в роли гонцов от Тобо, сообщили, что Ревун и парнишка остались в живых, но ранены. Прячутся в лесу, в нескольких десятках ярдов от того места, где лежат Дщерь Ночи и Гоблин. Едва оправились после магического удара, и теперь у них есть силы лишь дышать.
  Я попытался сообщить эту новость Дреме незаметно, но Сари была начеку. И через несколько секунд она довела себя до такого состояния, что даже Мурген не смог ее успокоить.
  – Вы должны что-то сделать! – вопила она.
  – Тебя Дщерь Ночи услышит! – рявкнул в ответ Мурген.
  – Вы должны вытащить его оттуда!
  – Помолчи!
  Я был согласен: кто-то должен что-то сделать. И этим кем-то могу стать и я. Но единственную пользу я мог принести, лишь отдав в помощники своих ворон. Те слетали по очереди и сообщили, что Тобо или без сознания, или в бреду. Им не удалось получить от него четких указаний. И они отказывались передать мои приказы Неизвестным Теням. А те уже собрались в таких количествах, что их становилось просто невозможно не заметить, когда резко поворачиваешься или трогаешься с места.
  Мурген встряхнул Сари:
  – Мы не можем до него добраться.
  Она не слушала. Потому что иначе пришлось бы услышать горькую правду.
  Шукрат вышла вперед и сказала:
  – Я могу его привезти.
  Сари умолкла. Даже Дрема перестала собирать остатки нашей армии и обратила внимание на девчонку.
  – Для этого мне нужна лишь моя одежда, – добавила Шукрат. На таглиосском она теперь говорила достаточно свободно, и акцент был почти незаметен. – Она защитит от магии.
  Истерика у Сари мгновенно прекратилась. Мне вовек не понять этой женщины. Думал, услышанное еще больше выведет ее из себя.
  Мы переглянулись. Без Тобо нам не выжить. Слишком жесток этот мир, слишком сильны враги. Необходимо вернуть парня, прежде чем Дщерь Ночи обнаружит, какой подарок богиня удачи бросила к ее ногам.
  – Рано или поздно вам все равно пришлось бы мне поверить, – добавила Шукрат. – По-моему, самое время рискнуть.
  Похоже, не так она глупа, как прикидывается.
  А Тобо ей доверял.
  Я взглянул туда, где Дрема сердито выговаривала Икбалу Сингху и офицеру в сильно помятых хсиенских доспехах. Она услышала слова Шукрат, махнула рукой и кивнула, давая понять, что решение принимать мне. Я знал юных Ворошков лучше, чем она.
  – Хорошо, – сказал я девушке. – Но я полечу с тобой.
  – Как?
  – Надену одежду Громовола…
  Мои слова ее скорее позабавили, чем насторожили. Но она действительно тревожилась за Тобо.
  Будучи одержим такими категориями этики, как лояльность, братские отношения, верность прошлому, я не всегда способен понять гибкость, демонстрируемую людьми в тех или иных нравственных ситуациях. Едва ли на месте Шукрат мне удалось бы с такой легкостью приспособиться к совершенно новым жизненным обстоятельствам.
  – Что, не получится? – понял я.
  – Да. Одежда изготовлена для каждого из нас нарочно… нет, специально. – Акцент у нее был не сильнее моего, но запас слов довольно скромный, вынуждая говорить более простыми фразами, чем ей хотелось бы. – Впрочем, ее может перекроить умелый портной. Правда, этим умениям учатся лет двадцать.
  – Хорошо. Где сложена ваша одежда? В фургоне Тобо?
  Парень обзавелся таким количеством барахла, от магического скарба до всяческих безделушек, что ему потребовался собственный фургон с кучером. Очень уж бережливым уродился, не любил выбрасывать вещи.
  Надеюсь, Тобо не защитил фургон чарами, которые помешают взять то, без чего нам не спасти его задницу.
  
  73
  Там же. Спасение
  
  
  Облаченная в клановую униформу, Шукрат выглядела гораздо внушительнее, чем прежняя симпатичная веснушчатая девчонка, вертевшаяся возле Тобо. Ее одеяние казалось живым и даже обрадованным возвращением к хозяйке. Окутанная черной тканью, Шукрат походила на Неизвестную Тень, решившую сделаться видимой. Голубые глаза блестели.
  – Мы с отцом Тобо пролетим за тобой, сколько сможем, – сказал я ей, хотя она, похоже, в ободрении не нуждалась.
  Шукрат понимала, что если полетит Мурген, то с ним будет и Тай Дэй. А Тай Дэй не доверяет ей ни на грош.
  Впрочем, наши странноватые личные отношения Шукрат не интересовали. И уж тем более она не стала бы говорить на эту тему со старым хрычом вроде меня.
  Шукрат забыла, что в тот день, когда попала к нам в руки, она носила эту самую одежду. И была при этом не одна. Она забыла, что неуязвимых не бывает.
  Чародеи всегда отличаются самоуверенностью. Особенно молодые.
  Те, чья самоуверенность оправданна, остаются в живых и становятся старыми чародеями.
  Следом за нами отправится взвод элитных бойцов, на достаточном отдалении, чтобы не уязвить гордость Шукрат, но достаточно близко, чтобы спасти ее пухленькую попку, если самоуверенность юной чародейки окажется не совсем оправданной.
  Уж ради Тобо я постараюсь, чтобы она хотя бы на день приблизилась к тому, чтобы стать старой чародейкой.
  
  Мурген добыл бамбуковые трубки для себя и Тай Дэя. Дядюшка Дой явился с Бледным Жезлом, сам себя пригласив поучаствовать в игре. Может, он и в несколько раз старше меня, зато все еще проворнее. Вместе со своими учениками Дой крался через искалеченный сражением лес настолько тихо, что я уже встревожился, не оглох ли часом. Мои старые кости заупрямились, и кончилось тем, что я очутился в арьергарде. Все тело упорно напоминало, что я был тяжело ранен, и не очень давно. Впрочем, оно это проделывало почти ежедневно.
  Я не успел снять доспехи Жизнедава. Хотя их хсиенская копия вела себя потише изготовленного Душелов металлического оригинала, я громыхал, как повозка с железным ломом.
  Несмотря на совет Госпожи, я все же прихватил копье Одноглазого.
  Летающее бревно плыло в воздухе следом за Шукрат. На нем восседали мои вороны. Одна указывала направление, вторая была готова отправиться в тыл с новостями или праздничным поздравлением.
  Где-то в мире сегодня наверняка отмечают праздник.
  Судьба позволила мне разглядеть вдалеке Гоблина – явно в отключке, каким он обычно бывал полжизни назад, когда ежедневно напивался вдрызг, придумывая себе праздники. Я перехватил черное копье поудобнее.
  Девушку я тоже заметил. Она уже ходила, но совсем как пьяная в стельку. Мне вспомнилось, как давным-давно я вместе с братом по имени Ворон устроил по поручению Душелов засаду на чародейку Шепот. Ирония судьбы. Тогда эта безумная женщина была нашей нанимательницей. А теперь работает на нас. Точнее, получит возможность работать на нас, если я сумею сохранить ей жизнь. А это может оказаться нелегко.
  Как же больно видеть девушку и старого друга! Жаль, нет у меня оружия, которым я мог бы закончить все здесь и сейчас.
  Копье Одноглазого шевельнулось в руках.
  Я указал на зловещую парочку Мургену и Тай Дэю и прошептал:
  – На обратном пути. Когда вынесем Тобо и Ревуна. – И показал на бамбуковые шесты.
  Мурген изобразил невозмутимость. Тай Дэю даже изображать не пришлось. Насколько я могу судить, его лицо не способно отображать эмоции. Дой кивнул. Дядюшка Дой и неприятная необходимость – друзья неразлейвода.
  – Я сам это сделаю, если ты не сможешь, – сказал я Мургену.
  Солдату необходимо умение окружить сердце каменной стеной.
  Приблизившись еще на несколько шагов, мы ощутили то эмоциональное явление, о котором докладывали солдаты. Но девушка все еще не отошла от шока, поэтому мы сохранили здравость рассудка. Мне пришлось лишь сосредоточиться, чтобы не раствориться в любви к Дщери Ночи.
  Могу представить, насколько хуже обстояло дело, когда она полностью владела всеми своими магическими способностями.
  До Тобо мы добрались без происшествий. Ревун лежал футах в десяти от него и каким-то чудом хранил молчание. Боги иногда играют в поразительные игры…
  Я осмотрел Тобо, прежде чем позволил его трогать. Пульс сильный и ровный, но все тело в порезах и ссадинах, что, конечно, пустяк в сравнении с множественными переломами костей. Да, парень надолго вышел из строя.
  – Он был бы цел, если бы надел вот это, – прошептала Шукрат, показывая на свое одеяние.
  Кажется, оно защищало еще и от чар, – как девушка и обещала, она совершенно не ощутила воздействия эманаций Дщери Ночи.
  Зато все остальные вынуждены были с ними бороться, и эта борьба становилась все труднее, по мере того как Бубу приходила в себя.
  Мы уложили Тобо на грубые носилки и подвесили их к летающему бревну. Ревуна уложили прямо на бревно и привязали. Он пострадал не очень сильно, просто никак не мог прийти в сознание. Лохмотья защитили его лучше всякой брони.
  Но ему придется отыскать какой-нибудь переулок и порыться в выброшенном тряпье. То, что осталось от его «костюма», язык не поворачивался назвать даже лохмотьями.
  Я велел Тай Дэю и Мургену собрать как можно больше обрывков ковра, не привлекая внимания таглиосцев. Вдруг удастся что-нибудь узнать, изучив эти лоскуты? Нам не пойдет на пользу, если у Гоблина и Бубу появятся блестящие идеи насчет повышения мобильности.
  Ревун выбрал как раз этот момент, чтобы очнуться, потянуться и поприветствовать мир добрым воплем. Я зажал латной перчаткой рот этой сволочи, но на секунду опоздал.
  И вокруг нас стали собираться защитнички Бубу. Гоблин тоже очнулся и заозирался в полной растерянности. Кто-то, кому не терпелось закрыть Дщерь Ночи от опасности своим телом, бросился к ней сломя голову. Налетел на нее, свалил с ног, оглушил едва ли не сильнее прежнего.
  Чары любви заметно ослабли.
  Появились шестеро таглиосских солдат. Первые двое мгновенно остановились, увидев меня и Шукрат. Идущие следом наткнулись на них и тоже опешили.
  Дой с юношеским проворством бросился вперед. Бледный Жезл засверкал в танце смерти.
  Появились новые солдаты. Гораздо больше. Мурген и Тай Дэй опустошили бамбуковые трубки, затем выхватили мечи и начали плести стальной гобелен вместе с Доем.
  – Уходи немедленно, – сказала мне Шукрат. – Просто толкай рейтгейстиде, и он полетит перед тобой.
  Тотчас выяснилось, что лететь он будет только вперед, если несколько человек не навалятся и не заставят двигаться тоже по прямой, но уже в другом направлении.
  Однако сейчас мне никто не мог помочь. Родственники Тобо были заняты, шинкуя таглиосскую армию на корм для ворон. А Шукрат играла в прятки с группой таглиосских лучников.
  Когда стрелы достигали ее, она на миг теряла очертания. Черная ткань окутывала ее непроницаемым облаком.
  Внезапно Шукрат выбросила облако поблескивающих обсидиановых чешуек. Хотя ветер дул нам в лицо, облако направилось к таглиосцам, и уже через секунду вражеские солдаты отчаянно бранились, хлопая себя по всему телу и позабыв обо мне.
  Превосходно.
  Я видел, как Гоблин и Одноглазый устраивали друг другу похожие каверзы, обычно с пчелами или осами. Как-то раз один напустил на другого армию муравьев. Почти всю жизнь немалую часть своей изобретательности они тратили на придумывание новых способов досадить друг другу.
  Как мне их теперь не хватает…
  Таглиосцы, которые вольно или невольно стали защитниками мессии обманников, выбрали для этого неудачное время. Родственники Тобо пускали им кровь ручьями.
  И тут проклятый Гоблин подпрыгнул, точно выскочивший из могилы изголодавшийся вампир, и приземлился среди своих солдат. Трое из четырех упали. Доя, Тай Дэя и Мургена расшвыряло, как тряпичных кукол. Казалось, их мечи не способны причинить коротышке даже малейший вред, а самые яростные удары словно встречают пропитанное водой бревно. И ущерба наносят примерно столько же, сколько нанесли бы такому бревну.
  Я вспомнил последние часы Одноглазого и бросился вперед с копьем наперевес. Его наконечник уже светился.
  Лже-Гоблин успел увернуться, и мне не удалось насадить его на копье. Все же я нанес ему рану, которую пришлось бы зашивать, будь он настоящим Гоблином. Его плоть оказалась тверже, чем старый копченый окорок.
  На лице Гоблина отразилось сперва изумление, затем жуткая боль. Копье в моей руке вспыхивало и дымилось. Колдун завизжал, и на мгновение я увидел полные муки глаза настоящего Гоблина.
  Я принял более устойчивую позу и попытался нанести ему смертельный удар.
  Но не смог даже прикоснуться. Коротышка сбежал, охваченный ужасом перед моим оружием. А рана выглядела так, точно в ней уже развилась гангрена.
  На все эти события ушли считаные секунды. Солдаты, которым я велел идти следом за нами, бросились на помощь. Все еще оглушенная, Бубу не смогла повлиять на их способность сражаться. И ребята потащили нас из опасной зоны.
  – Я могу ходить сам! – рявкнул я, хотя сил почти не осталось.
  Я ухватился за летающее бревно и принялся толкать его вперед.
  Солдаты понесли Доя и Тай Дэя. Мурген обвил рукой плечо бойца, который сам ухитрился получить рану.
  Сегодня плохой день для семьи Кы.
  Подбегали все новые наши солдаты.
  Я налег на бревно, стараясь не волноваться. Стычка за моей спиной становилась все ожесточеннее, с обеих сторон прибывали подкрепления. Перевес менялся, по мере того как Бубу обретала силы или слабела. Очевидно, излучение чар любви обходилось ей дорого.
  
  Ненавижу такие бои, – сказал я Дреме, когда она пришла проведать уцелевших.
  К погибшим она упорно не хотела поворачиваться лицом.
  Пришедший в себя Ревун уже расхаживал. Над Тобо трудилась целая команда. Мурген выживет, ему нужно только время. Но у Тай Дэя и Доя время вышло.
  Солдаты живут.
  Я делал все, что мог для Душелов, – в основном когда не видела жена.
  – Можно потерять много людей, ничего при этом не добившись. – Это Дреме легкий намек.
  – Они поняли, что им не победить, и решили отойти на север, пока мы не окружили их полностью. – Никакого разочарования в ее голосе я не заметил. – Как Тобо?
  – Не так плох, как его дядя и Дой.
  – Костоправ!
  – Извини. Мы вышли из игры. Возможно, надолго. Если у Тобо и осталась целая кость, то мне ее найти не удалось. – Я лишь слегка преувеличил. Парень сломал ногу, большой палец на ноге, руку в двух местах и уйму ребер – и вдобавок получил сотрясение мозга. – Может, ты готова выступить против Могабы без Тобо?
  – С такой малочисленной армией против лучших войск противника, возглавляемых их единственным умным командиром? – Дрема имела в виду генерала, с которым сражалась в ходе Кьяулунских войн, но так ни разу и не победила. Она посмотрела на Душелов. – Надеясь, что Ревун выдаст все, на что способен? Пожалуй, нет.
  – Тогда нам лучше вернуться в Дежагор и устроиться там поудобнее. Или двинуться к Годже.
  – Годжа, – мгновенно решила она. – Нам нужно контролировать эту переправу. И бутылочное горло.
  – Могаба вряд ли выступит против нас немедленно. Сперва захочет узнать точную обстановку, а уже потом примет решение. Черт, да он вообще может отказаться от выступления, если мы просветим его насчет Дщери Ночи.
  Дрема согласилась.
  – Если просветим, то он, возможно, найдет шанс сделать что-либо полезное для всех нас. Позаботься о том, чтобы он получил исчерпывающую информацию.
  И как я, интересно, это сделаю?
  Я не стал спрашивать.
  Я опустился на колени возле Душелов. Ее дыхание стало прерывистым. Похоже, она еще больше ослабла.
  – Как Сари?
  – Ничего с ней не случится. Она много лет в Отряде, знает, что никто не уйдет отсюда живым. Даже те, у кого нет серебряной эмблемы. Я тебе сообщу, что она решит насчет похорон.
  Я хмыкнул.
  Дрема ушла, предупредив напоследок:
  – Ты, главное, не дай ее сыну умереть. Не то у нас будут крупные неприятности.
  
  74
  Там же. Мастера по части побегов
  
  
  В какой-то момент заварухи Ворошки решили сбежать. Но еще задолго до побега они заспорили о том, как это проделать и кто из них потом станет главным. И на эту грызню потратили почти все время, когда мы занимались сперва Душелов, а потом Бубу.
  Они так ничего и не решили. После заката атаковали охранников слабеньким заклинанием дезориентации. Громовол убил нескольких – в основном назло Магадану, который велел ему никого не трогать. Оказавшись на свободе, Ворошки принялись искать свои бревна. Аркана и Магадан считали, что гораздо важнее найти одежду, без нее они были почти беспомощны. А Громовола они уже списали. Ворошки успели достаточно хорошо узнать Черный Отряд, чтобы теперь им хотелось оказаться как можно дальше от Громовола и не разделить его участь.
  – Нам нужно прихватить и Ключ от их Врат, – сказала Аркана Магадану. – Иначе не сможем выбраться из этого мира.
  – Если подвернется шанс, прихватим. Но сейчас для нас самое главное – отделаться от этого безумца.
  За несколько месяцев плена Магадан так и не разобрался, что происходит кругом. Слишком уж чуждым был этот мир. Все казалось лишенным смысла.
  Его собственный мир не знал настоящей войны с тех пор, как предки пришли к власти.
  В двухстах ярдах от них Громовол выдал себя, неосторожно попытавшись выкрасть летающее бревно. Прозвучал сигнал тревоги. Через несколько минут лагерь затопила ярость. Обнаружили убитых охранников.
  – Ну что за идиот! – выругалась Аркана. – Нам нужно немедленно сдаться какому-нибудь офицеру. А если побежим, солдаты, которые нас поймают, не станут слушать объяснений.
  – Шукрат…
  – Шукрат теперь с ними. Решила, что ей уже не вернуться домой, поэтому лучше приспосабливаться к этому миру. Наверное, это из-за матери.
  – Что?
  – Из-за матери. У Шукрат мозги набекрень с тех пор, как Первый Отец выгнал ее мать и взял в дом Салтиреву. А здесь дуреха и вовсе потеряла голову из-за Тобо.
  – Согласись, он красавчик.
  – Магадан!.. Вообще-то, да. Во всяком случае, внешность у него экзотическая.
  – Я слышал, что в молодости его мать была одной из самых красивых женщин своего мира. Зато его отец вырос, питаясь только жидким супом.
  Все это время Магадан постепенно удалялся от лагеря. Он не знал, куда идет, но сдаваться не собирался. Такой шанс, как сейчас, может уже не выпасть никогда.
  – Возможно, Шукрат права.
  – В чем?
  – А что, если она только прикидывается? Хочет завоевать их доверие? Тогда в один прекрасный день она может завладеть Ключом и покинуть этот мир.
  – Проклятье!
  – Шукрат этого не сделает. Но почему бы нам самим не применить такую уловку?
  Шукрат понадобилось совсем немного времени, чтобы получить обратно и бревно, и одежду. И она уже стала важной фигурой в Черном Отряде.
  – Ну почему мы об этом не подумали? – пробормотал Магадан.
  – Потому что мы почти такие же глупые, как Громовол, – ответила Аркана. – И слепы ко всему, что не так, как в нашем мире. Шукрат не очень-то умна. Но она поняла: этот мир нам не родной и никогда не станет родным. Я возвращаюсь. А ты поступай как знаешь. Когда стихнет шум, меня найдут на том же месте, где оставили. Я отказалась убегать. И во всем виноват идиот Громовол.
  Ах, дорогая ледяная королева, ты даже не догадываешься, что ни на минуту не оставалась без призора.
  Неизвестные Тени всегда с нами. Имей Тобо такое желание, он бы узнавал о каждом подслушанном ими вздохе. Невидимый народец улавливал эмоции. Он научился понимать смысл сказанного даже намного быстрее нас – тех, кто пользовался для этого словами. И Ворошки больше не могли хранить секреты.
  
  Иногда дьяволу нравится влезать в чужую игру.
  – Возвращайся, – сказал Магадан. – Будь приветливой. Флиртуй. Действуй, как Шукрат. А когда раздобудешь Ключ, разыщи меня. Я отведу тебя домой.
  – Вернись со мной.
  – Не могу. Меня обвинят в том, что натворил Громовол.
  Упомянутый дьявол появился внезапно, выбежав прямо на них. Свет костров падал на его искаженное ужасом лицо. Громовол надеялся распахнуть дверь на свободу, а она оказалась дверью в ад, и по ту сторону всем безразлично, кем он был в своем мире.
  Никто не стал ничего выяснять. Когда солдаты успокоились, оказалось, что Магадан убит, Громовол тяжело ранен, а Аркана несколько раз изнасилована. К душевным травмам добавились физические: у нее была сломана нога и треснуло несколько ребер. Все подробности я позднее узнал от ворон. После того как Тобо вышел из игры, они стали охотнее общаться со мной.
  Солдаты, у которых убивают друзей, ожесточаются. В Отряде без Госпожи и с Капитаном-женщиной серьезной дисциплины быть не может. Наказание было легким и досталось в основном тем, кто насиловал Аркану. На такое смотреть сквозь пальцы было нельзя.
  
  75
  Таглиос. Дворец
  
  
  Могаба еще не знал о катастрофе, постигшей центральную армию, когда обнаружил в своей комнате двух женщин. Госпожу он узнал, а юную блондинку – нет. И предположил, что она тоже колдунья. Желудок от страха сжался в тугой комок, пульс ускорился вдвое. Но внешне полководец своих эмоций не проявил.
  Могабе десятилетиями приходилось их скрывать от всяческих безумцев обоего пола. Безумцы-мужчины канули в прошлое. А безумная женщина, если ему повезет, отправится следом за ними. И Могаба ей поможет, не пожалев усилий.
  Он слегка поклонился:
  – Госпожа. Чем обязан столь неожиданной чести?
  – Несчастьям, разумеется.
  Главнокомандующий бросил взгляд на спутницу Госпожи. Что за экзотическая красота! Таких женщин ему видеть еще не доводилось. Будучи светлокожей и светловолосой, она тем не менее не имела никакого сходства с Плетеным Лебедем. В ней ощущалось нечто чужеродное.
  Она наверняка из тех мест, где Черный Отряд скрывался последние несколько лет.
  – Уверен, вы проделали столь длинный путь не для того, чтобы стоять здесь с загадочным видом.
  – Дщерь Ночи и существо в облике Гоблина каким-то образом вывели Протектора из игры. Девушка переоделась в одежду Душелов и изображает ее. Она погубила девяносто пять процентов твоей центральной армии и теперь направляется сюда, а мы не можем ее преследовать. Мой муж решил, что тебе следует об этом знать. И просил напомнить: Дщерь Ночи живет только для того, чтобы начать Год Черепов. А я добавлю от себя, что Кина существует. Можешь сомневаться в реальности любого другого бога, но только не в реальности Разрушительницы. Она в подземелье. Мы ее видели собственными глазами. И если она вырвется на свободу, то все наши дрязги не будут стоить ломаного гроша.
  Могаба не нуждался в напоминании о том, что Год Черепов станет бойней несравнимо большего масштаба, чем любые зверства Протектора. Душелов – это всего лишь хаос. А Кина – тотальное уничтожение.
  – У нас имеется план нейтрализации Протектора. И он годится ничуть не хуже против того, кто Протектором притворяется. Возможно, даже лучше.
  Могаба не спросил, что стало с Душелов. Ему достаточно было одной надежды на то, что этот этап его жизни завершен.
  – У девушки нет магической силы и отточенных навыков Душелов, зато у нее хватает самобытного таланта. Она каким-то образом окружает себя аурой, заставляющей любого в радиусе ста футов обожать ее и делать все, что ей хочется. Эта способность проявлялась у нее и прежде, но в меньшей степени. Поэтому я опасаюсь, что талант окрепнет, по мере того как Дщерь Ночи будет его изучать и применять.
  – Это плохо. Очень плохо. Она никого не подпустит к себе на дистанцию точного выстрела. А можно как-нибудь это преодолеть?
  – Мы пока такого способа не знаем.
  По реакции блондинки Могаба понял, что слова Госпожи нечестны. Но на ее месте он тоже приберег бы что-нибудь про запас. А способы, известные этим женщинам, наверняка ненадежны. В противном случае гостьи сами воспользовались бы одним из них.
  – Спасибо за предупреждение, – поблагодарил главнокомандующий. – Мы его учтем. Желаете что-то добавить?
  В глубине души он надеялся на примирение. Хотя и знал, что это пустая надежда. Но ведь, как говорится, даже боги мечтают о невозможном.
  
  Могаба изложил факты так, как их услышал. И подчеркнул это обстоятельство.
  – Мы не друзья. Они лишь хотят, чтобы кто-то взял на себя часть трудов по устранению препятствий, мешающих им добраться до нас.
  – Но можно ли им верить? – спросил Гхопал Сингх. – Что, если они лишь подбивают нас напасть на Протектора? А когда мы такую попытку совершим и потерпим неудачу, они на плечах Протектора доберутся до городских ворот как раз в тот момент, когда Таглиос рухнет в хаос.
  – Ведь это мы обратились к ним, Гхопал, – проворчал Аридата. – Вспомни, как мы послали через половину империи весть о том, что хотим избавиться от Протектора. Вспомни, как помогли им захватить Дежагор в знак нашей доброй воли.
  – Ситуация изменилась.
  – Гхопал, – вмешался Могаба, – я немало над этим размышлял. Думаю, они сказали правду. Протектор выбыла из игры. Возможно, ненадолго… да почти наверняка. Она и прежде возвращалась совершенно неожиданно. Но мне, конечно же, не может нравиться то, что эти люди не считают нас серьезными противниками в борьбе более крупного масштаба.
  – Что вполне обоснованно, если подумать об этом без эмоций, – проворчал Аридата.
  – Уверен ли ты, что центральная армия уничтожена? – усомнился Гхопал.
  Даже военная верхушка еще не до конца осознала потерю Дежагора и южной армии, которая цеплялась за город. Многие все еще ждут новостей о том, как отреагировал Дежагор на смену власти. Рады там возвращению князей или возмущены им? Реакция Дежагора наверняка станет образцом для всех остальных городов, переходящих под власть Отряда.
  – Уверен, – ответил Могаба. – Зато я меньше уверен в силе агрессоров после сражения. У меня четкое впечатление, что разгром центральной армии обошелся им недешево.
  – У нас плохая разведка, – сказал Аридата. – С этим надо что-то делать.
  Могаба секунду помедлил с ответом, подавляя сарказм, затем сказал:
  – Готов выслушать предложения.
  Но вдохновение никого не озарило сей же миг.
  – Мы всегда способны на поступок, достойный легенд, – заметил Аридата. – Например, навлечь на свою голову беду, взяв в союзники того, кто хуже заклятых врагов. Того, кто сожрет нас, когда в союзе отпадет необходимость.
  Могаба и Гхопал догадались, что это шутка, но не поняли юмора.
  – Это аллюзия. Или парабола. Или эвфемизм. Что-то в этом роде, – пояснил Аридата. – Помните мифы о Кине? Князья Света то ли создали ее, то ли призвали на помощь в ходе войны с демонами плато. Возможно, для всех стало бы лучше, если бы ракшасы победили.
  – Полагаю, чтобы об этом судить, надо было там находиться. В любом случае нам некого призвать на помощь. Мы предоставлены сами себе. Поэтому нужны идеи. Практичные будут приветствоваться особо. – Судя по этим словам, юмор Могабе был не совсем чужд.
  – Мы можем лишь послать еще больше шпионов и увеличить число курьерских станций, чтобы донесения поступали к нам быстрее, – предложил Гхопал.
  – Да, курьеров у нас всего один батальон. – С полминуты Могаба сидел молча, потом спросил: – Можем ли мы рассчитывать на поддержку жрецов и обывателей? У них было время поразмыслить о возвращении князей. Намерены ли горожане принять их сторону?
  – Мы для них знакомый черт, – ответил Гхопал. – Протектор сделала для города немало хорошего, и лишь горстка прохвостов может рассчитывать на личную выгоду от смены власти. Мы хорошо поработали над устранением друзей Радиши, когда уже невозможно было скрывать, что она похищена, а не просто заперлась, чтобы поплакать в тишине.
  – Так давайте повторим этот трюк, – предложил Могаба. – Убедим город, что мы не потеряли Протектора. Аридата! Ты, кажется, отвлекся.
  – Я все думаю о девушке. О Дщери Ночи.
  – И?..
  – Я видел ее однажды. Пять лет назад. В ней есть нечто такое… Хочется затащить ее в койку. И одновременно хочется ее боготворить. Что угодно делать, лишь бы доставить ей удовольствие. А когда отходишь на достаточное расстояние и понимаешь, что произошло, становится страшно.
  – А ведь она теперь взрослая. – Могаба пересказал услышанное от Госпожи о событиях на юге. – Из-за этой девушки уже погибли сотни людей. Нужно придумать, как убить ее издалека. Изобрести что-нибудь механическое.
  – У меня вопрос, – сказал Гхопал.
  – Задавай.
  – Что это за штуковину ты все время вертишь в руках?
  – Раковина какой-то улитки. Они валяются по всему дворцу. Никто не знает, откуда они берутся, и улиток в них нет. Когда перекатываешь раковину между пальцами, это успокаивает.
  Оба Сингха уставились на Могабу так, словно сочли его поведение крайне странным.
  – Что касается Дщери Ночи, – заговорил наконец Гхопал. – Как насчет яда? В Чор-Багане, на воровском рынке, есть опытные отравители.
  Прожитые годы изменили Могабу. Он отверг предложение, недостойное человека чести… но не сразу.
  
  76
  Таглиосские территории. Очередная легенда о происхождении
  
  
  А как насчет метательного оружия, которое можно применить с безопасной дистанции? – предложил я. – Дьявол меня побери, у нас же есть бревна и ковры! С достаточной высоты просто будем забрасывать ее камнями, пока не пришибем.
  Тут я проявил чрезмерный оптимизм. Ковра у нас не было – после того, как Бубу сбила Ревуна и Тобо. Были лишь рамы и куски ткани для полудюжины ковров, которые Ревун мастерил в перерывах между другими делами.
  Госпожа вперила в меня такой жгучий взгляд, что я испугался, как бы не расплавиться.
  Убийство Бубу не входит в ее список допустимых действий. В этом отношении ее эмоции гораздо сильнее моих, хотя вопрос, как быть с девчонкой, мучит и меня.
  И если в этом отношении для меня нет принципиальной разницы между просто ребенком и моим ребенком, то для Госпожи она огромна. Но моя жена внушила себе, что Бубу можно каким-то образом перевоспитать.
  – Вы теряете время, – сказал Прабриндра Дра.
  Разгром центральной армии Душелов воодушевил князя, и тот поверил, что для возвращения на трон достаточно лишь прийти парадным маршем в Таглиос и крикнуть: «Я вернулся!» Этот человек охотно кинулся в объятия самообмана.
  И не только он.
  Мурген присоединился к нам, когда князь вздумал оспаривать планы Дремы. Ну, это ненадолго, Капитан живо вправит ему мозги и объяснит, кто здесь главный.
  Мурген объявил:
  – Я прочитал очень длинное письмо от Баладиты. Он жив-здоров и наслаждается каждой минутой своей новой жизни, за что передает Дреме огромное спасибо. Причем повторил это несколько раз.
  – А с чего это вдруг старый хрыч затеял с тобой переписываться? – удивился я.
  – Не со мной, мы с ним не знакомы. Письмо адресовано Тобо.
  Дрема, которая уже с трудом сдерживалась, потому что совещание пошло не так, как ей хотелось, проворчала:
  – И ты наверняка посвятишь нас во все любопытнейшие подробности этого письма, хотя нам нужно совсем другое – хорошенько выспаться.
  – Ну, раз настаиваешь… – ухмыльнулся Мурген. Он числился выздоравливающим, не имел постоянной должности в Отряде и потому мог заниматься чем угодно. – Он пишет в основном о пленниках, которых Шиветья держит у себя. О Первом Отце и папаше Громовола. А пленил их главным образом для того, чтобы защитить от Теней. Которых теперь почти не осталось. Они с Ворошками почти полностью уничтожили друг друга. Мне очень жаль.
  Мурген сочувственно пожал плечо Шукрат, и этот жест ни от кого не ускользнул. Мургену нравилась подружка Тобо – если она и в самом деле была его подружкой.
  Интересно, зачем он притащил Шукрат на штабное совещание?
  Сари, разумеется, тотчас ощетинилась не хуже дикобраза. На двести миль вокруг не имелось достойных девушек из племени нюень бао, а сама она вышла за иноземца Мургена по любви, но какое это теперь имеет значение?
  Сари научилась держать себя в руках. На людях. И в присутствии Мургена, который мог ее успокоить и напомнить, что Тобо уже не четыре годика. Но нельзя не учитывать, что все остальные члены ее семьи или погибли, или получили ранения. Она все еще не оправилась от шока настолько, чтобы заняться похоронами своего брата и дядюшки Доя.
  Мурген успокоил ее и сейчас – хватило легкого прикосновения.
  – У тебя есть что-то конкретное? – спросила Дрема. – Или я могу вернуться к размышлениям о том, как нам добиться своих целей не слишком дорогой ценой?
  Лебедь пробормотал что-то девочке, которой пора подлечить нервы хорошей дозой мужской ласки. Дрема оскалилась.
  – А я разве вызывался добровольцем? – пробурчал Лебедь. – Не припоминаю такого. Вот и не лезь ко мне с этим.
  – Ребята, – торопливо заговорил Мурген, – Шиветья сообщил очередную версию происхождения Кины. Сам ее услышал от пленников. Ворошкам было скучно, вот они ее и обсуждали. По этой версии Кину усыпил ее муж. Она никак не желала угомониться, выиграв для богов войну с демонами плато и высосав при этом кровь из всех побежденных. У этой Кины было не четыре руки, а десять. А ее муж, известный в мире Ворошков под именем Чеви, имел четыре руки и здорово смахивал на ту Кину, какую мы знаем. Еще его называли Разрушителем. Но его можно было ублажить и умилостивить, а Кину – никогда.
  Слушатели взволнованно зашептались. В некоторых мифах Кади, одна из менее жестоких гуннитских разновидностей Кины, имела мужа Биму, которого тоже называли разными именами, в том числе и Разрушителем.
  У всех гуннитских богов куча имен. Человеку, не принадлежащему к этому культу, с ними трудно разобраться, потому что вместе со сменой имени меняются и атрибуты бога. Особенно запутывает, когда две разновидности одного и того же божества затевают состязание по пинкам в зад.
  – И какое отношение этот Чеви имеет к происхождению Кины? – поинтересовалась Дрема.
  – Так ведь он-то и устраивал ей всяческие гадости. Например, рубил ее на кусочки и разбрасывал их где попало. Но Кина тоже его убила. А потом оживила.
  – Мурген, я уже подумываю, не послать ли тебя к таглиосцам – пусть еще немного над тобой поработают.
  – Ладно-ладно. У Чеви якобы имелось несколько жен. Но на самом деле только одна – Камундамари. А у нее, естественно, было несколько имен. И очень темная кожа. Другие боги насмехались над ней и называли Чернушкой.
  Интересно. Слова «кади» и «кина» в некоторых таглиосских наречиях означают «черный», хотя общепринятое слово для этого цвета – «сиам».
  – Когда сам Чеви начал ее дразнить, – продолжал Мурген, – она впала в ярость, содрала с себя кожу и превратилась в Гхоури, то есть в Молочно-Белую. А снятая кожа наполнилась высосанной из демонов кровью и стала сперва Каликаусики, а затем Хатхи, что означает Черная.
  – Кина – это коженосец! – воскликнул Суврин, напугав всех.
  Коженосец – демонический ужас, малоизвестный за пределами родины Суврина. Коженосец убивает человека, высасывает его плоть и кости, надевает его кожу и живет вместо него. Подробности тут весьма мерзкие. Мифы о коженосцах я всегда считал примитивным способом объяснить резкие и радикальные изменения человеческого организма, вызываемые загадочными болезнями. А может, тут дело просто в возрастных метаморфозах личности.
  Реплика Суврина напугала и Мургена. Я тоже решил, что наш консультант перегнул палку.
  – Она не в том смысле коженосец, в каком ты это понимаешь, – сказал Мурген.
  А наш Суврин, кажется, парень непростой.
  Монстр, способный похитить подобным способом чью-то личность, – это уже нечто за гранью добра и зла. На своем веку я повидал немало загадочного, жуткого и даже чудовищного. Призрачные друзья Тобо лишь последние в этом списке. Но коженосец – это нечто слишком кошмарное, чтобы быть правдой.
  Как и в вопросе богов, надежных свидетелей их существования не имеется. Речь идет всего лишь о древних мифах. И Суврин коснулся одного из самых сумбурных.
  – Ты уж поверь, Суврин, – сказал я, – если бы коженосцы существовали реально, то Хозяева Теней нашли бы им применение. Представляешь, какое бы получилось оружие?
  – Пожалуй, – неохотно признал Суврин.
  – Все это очень интересно, – проворчала Дрема, – но хватит страшных сказок на ночь. Пусть Мурген договорит. Он ведь когда-нибудь договорит? Очень хочется вернуться к тому, ради чего мы сегодня собрались. – Она погрозила пальцем. – И попробуй только выдать идиотскую шуточку, Лебедь.
  Лебедь поморщился: он уже зарядил лук, но добыча ускользнула. Подумав, он ухмыльнулся. Его время еще придет.
  – Итак, Мурген?..
  – Я почти закончил. По словам Баладиты, почти все основные концепции обеих мифологий согласуются. Однако Кина Ворошков имеет больше атрибутов богини смерти. Например, часто упоминается о том, что она живет на кладбище.
  – Но ведь она и здесь живет на кладбище? – спросил я. – Когда Дрема, Госпожа и особенно ты описывали свои ночные кошмары, помните, как вы говорили об усыпанном костями поле? Возможно, это гуннитское кладбище.
  Гунниты сжигают своих покойников, очищая их души, которые затем становятся в очередь за новым предназначением, то есть за следующей жизнью. Но огненный жар не в силах испепелить самые крупные кости. Если погребальная площадка расположена возле крупной реки, то останки сбрасывают в воду. Но таких мест предостаточно вдали от рек. А кое-где дрова в дефиците. И бедные семьи не могут их купить, даже когда они есть.
  Вот и растут холмы из костей.
  Такие места редко посещает кто-либо, кроме жрецов. Эти люди в желтых рясах поклоняются Маджаяме. На кладбищах они вынуждены преодолевать страх – поговаривают, что Кина и ее шайка демонов обитают как раз под горами костей. Общеизвестно, что Кина в подземелье посреди плато Блистающих Камней ждет Года Черепов, но где гарантия, что это именно так?
  – Сейчас у меня вволю времени для размышлений, – сказал я. – И одна из тем, занимающих мой ум, – почему существует столько противоречивых мифов о Кине. Кажется, я понял причину.
  Мое эго раздувалось от тщеславия. Даже Дрема заинтересовалась вопреки своему характеру. Моя жена, явно менее заинтригованная, сказала: «Ладно, говори». Судя по тону, была уверена, что меня уже не остановить.
  – В те дни Отряд был на службе у…
  – Костоправ!
  – Виноват. Просто хотел проверить, слушаете ли вы. К разгадке меня подтолкнул тот факт, что единой гуннитской доктрины не существует. Да и общей иерархии у гуннитского жречества тоже нет, только местные. Нет центрального арбитра, разделяющего приемлемые и неприемлемые догмы. Кина является субъектом сотен конфликтующих мифов, но в этом она не одинока, таких богов целый пантеон. Выберите любого. Путешествуя от деревни к деревне, вы узнаете, что такой-то носит различные имена, участвует в различных мифах; его путают с другими богами и так далее. И мы видим эти различия, потому что смотрим со стороны. Но ведь до войн с Хозяевами Теней почти никто в этих краях не путешествовал. Поколение за поколением, столетие за столетием люди рождались, жили и умирали на одних и тех же клочках земли в несколько квадратных миль. По стране перемещались лишь немногочисленные торговцы украшениями и шайки душил. А они не разносят идеи. Поэтому каждый миф постепенно мутировал в соответствии с местными условиями и предрассудками. И вот сперва Хозяева Теней, а следом и мы очутились в центре всего этого…
  Мы? Я быстро огляделся и увидел лишь троих, кто вырос не на этом краю света. На мгновение я ощутил себя древним ископаемым, которому здесь нет места, и вспомнил старинное стихотворение, в котором есть примерно такая строка: «Солдаты живут. И гадают – почему?». В смысле, почему именно я из всех тех, кто мыкался с Отрядом в годы моей молодости, все еще жив и трепыхаюсь? Ведь я достоин этого ничуть не больше, чем любой из них. А может, и меньше.
  Когда в голову приходят подобные мысли, обязательно испытываешь вину. И слегка радуешься, что не повезло кому-то другому, а не тебе.
  – Вот в чем суть. Мы путешественники. Поэтому нам все кажется чуждым и противоречивым. Откуда бы мы ни были родом, здесь мы почти все иноземцы. Даже если принадлежим к религиозному большинству. – Я огляделся: судя по всему, и гуннитов среди моих слушателей почти нет. – Короче, это я и хотел сказать.
  – Вот и хорошо, – подхватила Дрема. – А теперь вернемся к практическим проблемам. Что будем делать с Дщерью Ночи и лже-Гоблином?
  – А ведь он фактически и есть коженосец, – заметил Суврин. – Кина напялила его тело на себя, как одежду. – Суврин явно не мог думать ни о чем другом.
  – Дщерь Ночи! – рявкнула Дрема. – Я хочу говорить о Дщери Ночи! А не о Кине. Не о коженосцах. Не о Ворошках-колдунах, не о старых библиотекарях или еще о ком-то. И вот что, Госпожа… Если ты действительно не хочешь убивать Бубу, то придумай, как ее обезвредить. И пусть твоя идея будет более удачной, чем идея о ликвидации. Среди нас только ты позволяешь чувствам влиять на решения.
  
  77
  Возле Годжи. Поиски укрытия
  
  
  Гоблин и девушка ехали верхом, хотя животные сильно нервничали; лошади Гоблина даже пришлось надеть шоры, чтобы она не могла видеть седока. У Гоблина тоже была повязка на сильно травмированных, но уже заживающих глазах.
  Горстка солдат, бежавшая вместе с ними с поля боя, быстро растаяла. Привлеченные любовными чарами, они поначалу шли следом. Но рано или поздно кто-нибудь из них оказывался за пределами действия магии и моментально исчезал.
  Поэтому лишь двое отмеченных печатью Кины пересекли мост в Годже. Когда они выехали на северный берег, рассвет уже окрашивал небо на востоке. Наступило утро следующего дня после разгрома центральной армии Таглиоса. Беглецы загнали насмерть несколько почтовых лошадей, но не смогли опередить молву о катастрофе, постигшей войско.
  – Наши враги здесь уже побывали, – сказал лже-Гоблин. Он хотел, чтобы спутница называла его Кадидас, то есть Раб Кади, но та решительно отказалась. – Этих людей предупредили о твоем приходе и под страхом расправы приказали тебя остановить, но они не осмелятся, потому что принимают тебя за нее.
  А не потому, что она – та, кто она есть на самом деле, – еще опаснее для них.
  Дщерь Ночи изображала Протектора, сочетая высокомерие с мелочностью – качества, совершенно не присущие ее тетке. Подобострастие девушку нисколько не радовало, ведь было ясно, что эти неверные никогда не станут служить Матери Тьмы. А ее саму обязательно попытаются убить, если разоблачат. Этот мир заслуживает Года Черепов.
  Излучаемая девушкой аура помогала беглецам выпутываться из редких конфликтов.
  – Я безумно устала, – простонала Бубу. – Не привыкла ездить верхом.
  – Здесь нельзя останавливаться.
  – А я не могу ехать дальше.
  – Будешь ехать. Пока не окажемся в безопасности. – Голос Кадидаса не оставлял сомнений в том, кто из двоих командует. – Есть святое место, до него не так уж много лиг. Там и отдохнем.
  – Роща Предначертания. – В голосе девушки не слышалось энтузиазма. – Не хочу! Мне там не нравится.
  – Там мы обретем силу.
  – Там нас будут искать в первую очередь. Возможно, в роще уже поджидают солдаты.
  Она знала, что такое маловероятно. Вражеские полководцы еще не готовы объявить своим солдатам, что женщина в черной коже – не Протектор. Зато они могут быстро передвигать фигуры по игровому полю. И способны в любой момент нарушить планы богини.
  – Им уже известно, что мы намерены сделать, – сказала она. – Ведь мы только что об этом сказали.
  – Мы приедем в рощу. Там я буду гораздо сильнее.
  Кадидас дал понять, что на этом спор прекращается.
  Преданность духовной матери не ослабела и сейчас, но девушке не нравилось это существо, несущее в себе частицу Кины. Дщерь Ночи не смела признаться себе, что ей не хватает Нарайяна. Ведь он ее любил. И она его по-своему любила. Теперь ее судьба – тропа одиночества, и куда же она ведет? Похоже, Кадидасу, этой новой руке богини, знакомо только одно чувство – гнев. Он неспособен проявить к спутнице самомалейшую снисходительность и даже признать ее человеческие слабости.
  Она – орудие. И то, что она при этом еще и живое существо, со своими желаниями и чувствами, для Кадидаса лишь помеха, неудобство, повод для раздражения. Не раз девушка слышала жесткий приказ избавиться от этих отвратительных качеств. Или она пожалеет.
  – Нам требуется укрытие, где наша сила возрастет, потому что предстоит очень многое сделать, прежде чем мы начнем ритуал воскрешения, – сказал Гоблин.
  Девушка поняла, что он имеет в виду начало Года Черепов.
  И обратилась в слух, несмотря на сильное желание воспротивиться его решению. Похоже, Кадидас наконец-то соизволил поделиться действительно важной информацией. Этот одержимый коротышка сначала демонстрировал свои честные намерения, а потом командовал, но никогда не откровенничал. Впрочем, эти несколько дней, проведенных вместе, они почти не разговаривали.
  – Но как мы сможем начать Год Черепов? Наш культ уничтожен. Сомневаюсь, что во всем мире наберется хотя бы сотня верящих в нас.
  – Помощников для выполнения священной задачи мы найдем достаточно. Нарайян Сингх хорошо поработал в последние годы. Но прежде чем собирать их, нужно восстановить Книги Мертвых.
  Дщерь Ночи была вынуждена сообщить жестокую правду, которой ее терзали, пока она была пленницей Черного Отряда:
  – Книги Мертвых больше не существуют. Женщина, которая командует нашими заклятыми врагами, сожгла их собственноручно. Даже клочка не уцелело. А монстр, обитающий на плато Блистающих Камней и не дающий моей матери восстать, позаботился о том, чтобы даже их пепел был рассеян по окрестным мирам.
  – Все верно. – Кадидас зловеще ухмыльнулся. – Но книга – это вещь, в которой содержится знание. А знание, содержавшееся в Книгах Мертвых, не утрачено. Оно в самой богине. То, что она хранила, то, что нужно было отправить в этот мир, она поместила в меня.
  – Ты знаешь Книги Мертвых наизусть?
  – Да. Поэтому нам и нужно надежное укрытие. Скрижали бесполезны, пока заперты в моем разуме. Освобожденные, они обретут полную силу. Книги нужны, чтобы жрецы смогли непрерывно петь гимны в процессе воскрешения. Нам нужно торопиться. Поехали.
  И Дщерь Ночи погнала лошадь вскачь. Поразительная весть заставила ненадолго забыть об усталости.
  Священные книги не утрачены!
  И она устыдилась того, что ее вера пусть самую малость, но пошатнулась.
  
  78
  Посередине. Скверная новость
  
  
  Люди суетятся, как в легкой панике. Знакомая картина: пришли новости, и они не из приятных. Наверное, кавалерийский отряд, посланный прощупать оборону Годжи, потерпел серьезную неудачу.
  Я направился к палатке Дремы, не дожидаясь вызова. И пока шел, успел поймать полдюжины слухов, среди них ни одного ободряющего.
  Порождение слухов – единственное дело, с которым даже совершенно необученная армия справляется превосходно.
  Дрема уже совещалась с Суврином, Ранмастом, Рекоходом и несколькими хсиенцами, командирами бригад. Тобо тоже находился в палатке, но плохо соображал, напичканный болеутоляющими снадобьями. Ревун и Шукрат отсутствовали. У Тобо был слегка раздраженный вид, и я предположил, что скверную новость сообщил именно он, но у него уже нет сил, чтобы внести свой вклад в исправление ситуации.
  Я уже махнул на него рукой. Если парню нравится носиться на бревне и трудиться в поте лица, забыв про ушибы и переломы, то я ему выговаривать больше не буду. Пусть этим занимается его чокнутая мамаша.
  Дрема взглянула на меня и на секунду выдала крайнее недовольство. Но тотчас на ее лицо вернулось бесстрастное выражение – следом за мной вошли остальные бывшие Капитаны Отряда. Даже Плетеный Лебедь явился незваным.
  Дрема оказалась в уникальной ситуации. Ни один Капитан в истории Отряда не имел такой свиты из бывших Капитанов, заглядывающих ему через плечо. И хотя никто из нас не лез с требованиями и даже не давал непрошеных советов, Дреме постоянно казалось, будто ее оценивают – достойна ли она занимать столь высокий пост.
  Разумеется, мы оцениваем, хотя, как добропорядочные старые кумушки, делаем это лишь за глаза.
  – Поскольку все, кроме кашеваров и конюхов, уже собрались, полагаю, я могу начать… Нет, здесь Тобо, он расскажет лучше меня.
  Все свалила на мальчишку. Вот же паршивка…
  У Тобо сфокусировался взгляд. Он закрыл глаза, наполнил легкие воздухом и заговорил:
  – Тени следили за Гоблином и Бубу, а это нелегкая задача, даже если знаешь заранее, по какой дороге они поедут. – Парень выглядел жалко: весь в шинах и бинтах, вдобавок привязанный к летающему бревну, он мог пользоваться лишь одной рукой. – Они передвигаются внутри своеобразного облака, состоящего из… как бы это лучше сказать… из божественного мрака и обмана. Но, зная их маршрут, я отправил черных гончих, поручив им усеять дорогу раковинами, и это возымело действие. Кое-кто из невидимого народца подслушал спор между Гоблином и девушкой. – Его негромкая речь лилась быстро, и молчаливые слушатели невольно подались вперед.
  Тобо сделал паузу. При обычных обстоятельствах я заподозрил бы, что это для эффекта. Парень обожает играть на публику.
  Мрачно-торжественным тоном он сообщил:
  – Тварь, что внутри Гоблина, знает Книги Мертвых наизусть. И как только Дщерь Ночи запишет их на бумаге, эти двое начнут ритуал начала Года Черепов.
  Лиса в курятнике! Проклятье!
  Дреме пришлось несколько минут успокаивать аудиторию. Тобо воспользовался заминкой, чтобы отдохнуть. Когда установилось относительное спокойствие, он добавил:
  – Все не так плохо, как кажется. Их только двое. Если убьем хотя бы одного, оживление Кины не состоится. Она пролежит в подземелье до конца нашего века, а то и дольше. И я, как и любой, работавший с Анналами, знаю, что написание книги занимает очень много времени. Даже если ее просто копировать. Я видел Книги Мертвых, перед тем как Дрема их уничтожила. Они были огромными. И Дщерь Ночи должна переписать их без ошибок. Поэтому близкая катастрофа нам не грозит, хотя мы столкнулись с проблемой, которую никогда не предвидели.
  – Если кто-то из твоих приятелей смог подобраться настолько близко, чтобы все это услышать, – вмешался я, – то наверняка ты знаешь, где Гоблин и Дщерь Ночи. И мы можем до них добраться.
  Госпожа и Ревун уже наверняка рылись на затянутых паутиной чердаках своей памяти в поисках древней уловки, которая позволит отвлечь, дезориентировать, ошеломить и уничтожить Гоблина и девушку. Или хотя бы обезоружить, что, разумеется, куда больше устроило бы мою благоверную. Будучи реалистом и прагматиком, она тем не менее тешит себя слепыми иллюзиями, верит, что заблудшую доченьку можно вернуть к мамочке. Хотя, конечно же, никогда этого не признает.
  – Ладно, главный стратег, уничтоживший зло в лице Хозяев Теней, расскажи-ка нам, как ты справишься с той, в кого влюбишься раньше, чем она подойдет на арбалетный выстрел? – поинтересовался Тобо.
  – А парень прав, – подтвердила Госпожа, выжидающе глядя на меня.
  – Но ведь твой шпион в улиточной раковине не влюбился, верно? Он просто сидел и подслушивал, пока не решил, что пора возвращаться к тебе с новостями.
  – И?..
  – Значит, на Неизвестных Теней чары Дщери Ночи не действуют. Или нет?
  – Неизвестные Тени не способны причинить ей серьезный физический вред.
  – Кто не способен? Скрайкер? Черный Шак? Эта огромная прыгающая утка? Ты что, издеваешься?
  – Никоим образом.
  – Так ведь им это и не нужно. Главное – изматывать ее. Не давать ей сна. Сводить с ума. Подталкивать под локоть, когда пытается писать. Короче, оправдывать дурную репутацию, заработанную в Хсиене. Пусть они мочатся ей в чернильницу, прячут перья, заливают бумагу всякой дрянью. Делают так, чтобы еда протухла, а молоко прокисло.
  – И не дают ее мужу исполнять супружеские обязанности в брачную ночь, – вмешалась Дрема. – Ты забрался слишком далеко в будущее, Костоправ. И возможно, выбрал не ту мишень. Ведь это у Гоблина в его уродливой тыкве хранятся Книги Мертвых. Возможно, он обойдется и без Дщери Ночи. А вот она без него наверняка обойтись не сможет.
  Довод, достойный размышления.
  – И он, и она – лишь эфемерные орудия, – заявила вдруг Сари бесцветным пророческим голосом. – И он, и она могут быть заменены. Со временем. И пока Кина не перестанет повторять такие попытки, исходящая с плато угроза останется.
  Все сразу посерьезнели. И все, включая Тобо, уставились на его мать. В поведении Сари было нечто зловещее, словно кто-то забрался в нее и заговорил ее устами.
  Мурген позднее сказал, что она выглядела и говорила в точности как ее бабушка, пророчица Хонь Тэй.
  Сари до смерти перепугала и Мургена, и Тобо. И они дружно принялись ее уверять, что тревога Дремы о Гоблине и Дщери Ночи еще не достигла критической точки.
  
  79
  Таглиосские территории. В движении
  
  
  Дрема подтвердила свое решение сниматься с лагеря. Мы потащились на север, оставив раненых выздоравливать. У Годжи не встретили сопротивления, хотя верные Протектору войска повредили главный пролет большого моста через Майн. С ремонтом наши саперы провозились больше недели. И всю эту неделю Прабриндра Дра и его сестра произносили в Годже речи перед жителями и солдатами. Им удалось завоевать любовь и преданность большинства.
  Князь оказался весьма хорош в общении с людьми, когда мы предоставили ему полную свободу. Он агитировал за свое восстановление на престоле с пылом проповедника. И приобрел особо благосклонных сторонников среди пожилых людей, тоскующих по миру и порядку времен их молодости – до прихода Хозяев Теней и Черного Отряда.
  За исключением небольшого пастбища, где битва была наиболее кровавой, поле на северном берегу, где Отряд одержал знаменательную победу, за прошедшие годы полностью застроили. Раньше здесь была лишь деревушка да сторожевая башня на южном берегу, рядом с бродом, которым можно было пользоваться лишь половину года. А теперь Годжа обещала превратиться в город. Мост, строительство которого началось по моему совету, оказался ценным как для военных, так и для торговцев. И теперь на обоих берегах стояли сильные форты и крупные рынки.
  Девушке и лже-Гоблину надо было бы вылезти из кожи вон, чтобы помешать нам переправиться.
  Мы разбили лагерь в двенадцати милях севернее моста, в дикой местности, совершенно не интересующей крестьян. Едва ли земля здесь годилась на нечто большее, чем выпас скота. А это означало, что для вегетарианцев она бесполезна. Но даже будь она плодородной, сомневаюсь, что ее бы взялись распахивать. Слишком уж близко от святыни обманников – рощи Предначертания.
  Мы оставили князя и его сестру в Годже с большим количеством рекрутов из местных. Дрема решила, что князьям пора вкусить независимости. Капитан была уверена, что они не станут снова плести заговоры против Отряда. Их достаточно часто приглашали на наши военные советы, и они знают, что тайный народ всегда следит за ними.
  Через десять часов после того, как мы стали лагерем, посреди ночи Дрема передумала. Ей захотелось подойти поближе к Таглиосу и расположиться между городом и рощей Предначертания.
  Когда Рекоход принес эту новость, я не спал – писал при свете лампы и приглядывал за нашими ранеными. Некоторые из них неважно переносили поход. Меня особенно волновала Душелов.
  Изменение планов вывело меня из себя гораздо меньше, чем Госпожу, – ее сон был прерван. Слушая ругательства и угрозы, я забеспокоился: уж не снятся ли ей снова кошмары?
  – Я сматываюсь, – прошептал Рекоход.
  – Беги, парень. Чем дальше убежишь, тем целее будешь.
  Госпожа наградила меня таким взглядом, что я подумал: может, крикнуть ему, чтобы меня подождал?
  
  Новый лагерь мы разбили неподалеку от рощи, которая, как я узнал, окружала и скрывала разрастающееся тенеземское кладбище, появившееся после первого вторжения Хозяев Теней на таглиосские территории, еще до появления Отряда. Память об этих войнах почти не сохранилась. Даже я крайне мало знал о них, хотя мы сами воевали в тех краях. Из наших лишь Суврин проявил интерес: он предположил, что на этом кладбище могут лежать один-два его родственника.
  У него еще будет возможность найти эти могилы. Тобо намерена задержаться здесь, пока Тобо и другие раненые не поправятся. Надо набрать и обучать новых рекрутов, разведать подступы к роще Предначертания. Правда, время не пощадило очень многих могильных столбиков, когда-то наспех поставленных тенеземцами.
  Лже-Гоблин и Дщерь тоже оставались на месте, томясь от вынужденного безделья, потому что не имели бумаги и чернил. Не общались они и с обманниками, посещающими священную рощу. Мы не трогали паломников, предоставив Неизвестным Теням следить за каждым их шагом. Живых душил осталось немного, и теперь мы могли выяснить, кто они и где живут.
  Роща Предначертания всегда была зловещим местом, обителью древнего зла. Тайный народец ненавидел ее, но все же пробирался туда ради Тобо.
  Их преданность парню меня пугала, когда я задумывался об этом явлении.
  Громовол и Аркана поправлялись так же быстро, как и Тобо, – то есть поразительно быстро, но не по волшебству. Постигшая Громовола неудача не сбила с него спесь. Аркана по понятным причинам замкнулась.
  Душелов беспокоила меня все больше. Она не только не шла на поправку, но, наоборот, слабела. Спускалась под гору по зловещей тропке, проложенной Седводом.
  Многие были за то, чтобы на этом пути ее не задерживать, а может, отправить туда же Громовола, пока он спит. К Аркане тоже никто не испытывал симпатии, хотя тайный народец оправдал ее во всем, кроме расчетливости и махинаций. Иногда, очень редко, мне даже бывало ее жаль.
  Я помнил одиночество.
  За исключением Громовола, с ней разговаривал только я. А от него девушка отворачивалась всякий раз, когда он открывал рот. В ходе наших нелегких бесед я пытался узнать что-нибудь о ее родном мире и особенно о Хатоваре. Но ей почти нечего было рассказать. Она в полной мере обладала характерным для молодости безразличием к прошлому.
  Шукрат же всячески избегала Арканы. Ей не терпелось врасти в этот мир, стать в нем своей. У меня возникло сильное подозрение, что у себя на родине она была чужой, изгоем – в отличие от Арканы. Возможно, этим и объяснялось отношение Шукрат к соплеменнице.
  
  80
  Таглиосские территории. В лагере
  
  
  Жизнь никогда не бывает похожа на равнинную реку, бегущую по прямому и гладкому руслу. Скорее это горный ручей, срывающийся с круч, ворочающий камни и иногда разливающийся сонной заводью, прежде чем выписать внезапный бурный зигзаг.
  Нечто в этом роде я высказал Госпоже и Шукрат, осматривая Тобо и проверяя, может ли он опираться на сломанную ногу. Сам он не жаловался на самочувствие и становился все более непоседливым. Обычно это признак того, что пациенту и в самом деле лучше, но не настолько, насколько ему хочется верить. Мы находились в моем госпитале для особо важных персон, где лежали также Душелов и Аркана. Шукрат устроила спектакль, она обхаживала Тобо и в упор не видела соплеменницу. Госпожа застыла на коленях возле сестры, обняв ее за талию. Это продолжалось уже почти час. Поначалу я думал, что моя жена медитирует или впала в какое-то состояние вроде транса. А потом я забеспокоился.
  Женщины выглядели как мать и дочь, а не как сестры. Бедная Госпожа. В битвах со временем все люди обречены на поражение. А последние годы были особенно немилостивы к моей любимой.
  Сейчас, когда мы стояли лагерем и нам нечем было заняться, кроме как дожидаться выздоровления раненых, Госпожа приходила к Душелов каждый день. А зачем – сама не могла объяснить.
  Наконец она очнулась, обернулась и задала мучивший ее вопрос:
  – Она умирает?
  – Думаю, да, – признался я. – И я не знаю почему. Очень похоже на болезнь, погубившую молодого Ворошка. Даже не представляю, что тут можно сделать. Ревун тоже не знает.
  Впрочем, крикливый колдун никогда не славился талантами целителя.
  – Наверняка Гоблин с ней что-то сделал, но это не колдовство, – добавил я. – Во всяком случае, не то, которое можно распознать. И не болезнь из известных мне.
  В большинстве армий от дизентерии умирает больше солдат, чем от руки врага. И я горжусь, что в Черном Отряде при мне такого не бывало никогда.
  Госпожа кивнула и снова вгляделась в сестру.
  – Да, тут поработал Гоблин. И нам нужно ее разбудить, чтобы выяснить причину, правда? – Она помолчала. – Ведь этот гаденыш был с нами и в тот день, когда заболел Седвод. Был?
  – Увы, да. – Я передал Тобо заботам Шукрат. – Ты с ним полегче, девочка. Или нам придется поставить для вас отдельную палатку.
  Тобо покраснел, Шукрат расплылась в улыбке. Я повернулся к Аркане:
  – Ну а ты уже готова снова начать карьеру танцовщицы?
  – Для тебя в жизни нет ничего серьезного?
  Она застала меня врасплох. Меня редко обвиняют в таком грехе, как легкомыслие.
  – Абсолютно ничего. Из жизни никто не уйдет живым, так что не стоит относиться к ней без юмора.
  Эти слова любил повторять Одноглазый. Я наклонился к ней и прошептал:
  – Что, уже с утра паршиво? Понимаю, переломы – не шутка. Сам несколько раз кости ломал. Но все же попробуй улыбнуться. Худшее для тебя уже позади.
  В ответ она скривилась. Худшее все еще сидело у нее в голове. К девчонке может не вернуться душевное здоровье. Когда растешь в оранжерейной среде и принадлежишь к знати, тебе даже не вообразить тех ужасов, которые ждут впереди.
  – А ты посмотри на это иначе, детка. Как бы плохо ни было сейчас, всегда может стать еще хуже. Я слишком долго тянул солдатскую лямку, чтобы убедиться: таков закон природы.
  – Да как моя жизнь может стать еще хуже?
  – Сама подумай. Ты могла остаться дома и там погибнуть. Или пройти через ад. Или стать пленницей Отряда, а не гостьей. А это означает, что каждый твой день мог быть таким же мерзким, как тот, когда ты пострадала. Многие наши парни все еще считают, что ты слишком легко отделалась. И это мне напоминает о другом законе природы. Едва ты покидаешь круг людей, согласившихся считать тебя не такой, как все, ты становишься обыкновенным человеком. Просто телом. Для женщины такая ситуация вряд ли приятна. В Черном Отряде командуют женщины, а значит, здесь ты рискуешь гораздо меньше, чем где бы то ни было.
  Аркана ушла в себя, очевидно решив, что я ей угрожаю. Но у меня и в мыслях такого не было. Я просто размышлял вслух. По-стариковски.
  – Если тебе нужно на ком-то отыграться, – сказал я ей, – то поставь Громовола первым в списке.
  
  Она – моя единственная связь с девятью десятыми моей жизни, – проговорила Госпожа. – И единственная связь с моей семьей.
  Да уж, резки повороты у горного ручья.
  – Если каким-то чудом удастся ее спасти, то она, едва оклемавшись, отрежет тебе ноги по колено и заставит плясать на культях.
  Тобо хотел что-то сказать, но я велел ему помолчать. Мы уже несколько раз обсуждали судьбу Душелов, и его мнение было окрашено кровью.
  – Знаю, знаю. Но всякий раз, когда оглядываюсь вокруг, мне кажется, что ушел кто-то еще и мы становимся все более чужды миру.
  – Понимаю. Я сам потерялся во времени после смерти Одноглазого. От моего прошлого ничего не осталось.
  О прошлом теперь напоминает только Мурген. Мы с Госпожой избрали свой путь, мы теперь беженцы, бросившие свое место и время. Хотя почему я так поздно этому удивляюсь? Ведь Отряд всегда был тем, чем он и остается, – сборищем утративших родину и надежду беглецов и изгоев.
  Я вздохнул. Неужели вскоре начну творить себе другое прошлое ради душевной поддержки?
  Я опустился на колени рядом с Госпожой.
  – Вряд ли она протянет больше недели. Мне уже с трудом удается ее кормить. И еще труднее заставить ее удержать съеденное. Но я придумал, как оттянуть ее кончину. И даже, возможно, поставить правильный диагноз.
  Госпожа вгляделась в меня так пристально, что я вздрогнул, припомнив старые времена, когда был ее пленником в Чарах и она направляла на меня Око.
  – Я слушаю.
  Я понял, что даже сейчас она далека от сестры. Всеми ее чувствами руководит эгоизм. Она хочет сохранить жизнь своей безумной родственнице, но исключительно для собственной выгоды.
  – Почему бы не отвезти ее к Шиветье? Мы же знаем, что он может вылечить Ревуна…
  – Это он сказал, что может. Сказал то, что мы хотели услышать.
  И что хотел услышать Ревун. Меня-то здоровье этого огрызка не волнует. На мой взгляд, мир без него станет только лучше.
  Тон Госпожи противоречил ее словам. Во мне вспыхнула искра надежды.
  – Пусть Ревун доделает новый ковер, – сказал я. – Мы слетаем на плато, вылечим Ревуна и выясним, что Шиветья может сделать для Душелов. Но даже если ничего, мы спустим ее в ледяную пещеру, и пусть лежит, пока нам не удастся выяснить, что с ней случилось. Это будет серьезной задачкой для Тобо.
  Я предпочел бы поступить именно так, надеясь, что Госпожа со временем потеряет к сестре интерес. А результат, в сущности, будет таким же, как если бы мы убили Душелов прямо сейчас. Госпожа при таком раскладе может и дальше цепляться за свои семейные корни, внушая себе, что в один прекрасный день вернется к сестрице и оживит ее.
  – Мне нравится эта идея, – согласилась Госпожа. – Узнаю, сколько Ревуну осталось возиться с ковром.
  Я приподнял веко Душелов и не увидел ничего обнадеживающего. Создалось впечатление, что ее внутренняя сущность покинула тело и теперь где-то бродит, потерянная и одинокая. Наверное, Мурген назовет это возмездием.
  Едва Госпожа вышла, Тобо произнес:
  – Ты сказал ей не все, что думал. Я прав?
  – Ну… – Я пожал плечами. – Есть у меня парочка идей. Нужно обсудить с Капитаном.
  И тут Шукрат сказала такое, что лишило ее в моих глазах образа глуповатой блондиночки:
  – А знаешь, ведь Душелов проделала долгий-предолгий путь с севера по той же причине, по какой Госпожа теперь хочет сохранить ей жизнь. Могу поспорить: она могла убить вас всех, когда ей вздумается. Но не хотела. Или хотела недостаточно сильно.
  Я вытаращился на нее. Посмотрел на Тобо. Потом снова на нее.
  Шукрат покраснела. И пробормотала:
  – Ни одна из них так и не научилась говорить: «Я люблю тебя».
  И я ее понял. Вот она, причина, по которой Гоблин и Одноглазый столько лет устраивали друг другу каверзы, небезобидные, но не смертельные, когда были трезвы. Сколько раз я наблюдал подобные отношения среди братьев по Отряду, которые не могли – или не находили в себе смелости – выразить свои истинные чувства.
  – И ни одна из них даже не знает, что это необходимо сказать, – добавил я.
  
  81
  Тенеземское воинское кладбище. Прощание
  
  
  Плетеный Лебедь сунул голову в палатку:
  – Костоправ, Мурген и все, кому интересно. Сари готова проститься с Тай Дэем и дядюшкой Доем.
  «Ну наконец-то», – подумал я, но вслух ничего не сказал. В последнее время мне не раз хотелось выстроить всех нюень бао и как следует выпороть. Они волокли два трупа сто пятьдесят миль и при этом до хрипоты спорили, что с ними делать. Я сдерживался и не вмешивался, но как же подмывало заорать: «Да ведь им уже все равно! Сделайте с ними хоть что-нибудь! Воняют же! И еще как!»
  Но так со скорбящими родственниками покойных, конечно же, не обращаются. Если только человеку не кажется, что у него стало маловато врагов.
  
  Нюень бао приготовили два погребальных костра на возвышении в центре тенеземского воинского кладбища. И хотя людей с болот среди нас осталось совсем немного, они и сейчас разбились на группки приверженцев того или иного – наиболее подходящего, как они считали, – способа похорон.
  Ну кто бы поверил, что погребальный обряд может стать политическим событием? Однако эти люди способны раздуть ссору из чего угодно.
  В случае с Тай Дэем споров, разумеется, было меньше. Сам он если во что-то верил, то лишь в собственную честь. И несгибаемого воина ждало ритуальное прохождение сквозь очистительный огонь, против чего возражало несколько упрямых стариков, считавших такую церемонию чужеземной. Зато дядюшка Дой стал для всех камнем преткновения. Тут сторонники кремации сцепились со сторонниками «открытых» похорон, желавших поднять тело на высокий помост, – и пусть там лежит, пока не останется голый скелет.
  Такой ритуал они считали наиболее подходящим для верховного жреца Пути Меча – хотя никто не мог сказать, как, почему и когда эта идея зародилась. Хсиенцы, многие из которых выросли в монастырях боевых искусств, не слышали о подобной практике. Они своих мертвых предавали земле. А соплеменники Доя твердили, что его предшественников хоронили «открыто», – именно так они хотели поступить с ним сейчас.
  Проходя мимо погребального костра, каждый из нас бросал на дрова пучок травы и сложенный кусочек бумаги с молитвой, которую пламя отправит на небеса вместе с покойным.
  – Наверное, они приняли этот обычай, когда впервые побывали в моей стране, – предположил Суврин. – Некоторые из моих соплеменников хоронили покойников «открыто», особенно когда опасались, что умершего похитит коженосец.
  Опять коженосец. Монстр из тех, которых никто никогда не видел, вроде вампира и оборотня. Ну почему, когда в мире вольно рыщет столько реальных чудовищ, мозоля людям глаза и причиняя огромный вред, находится масса желающих верить в сказки?
  – А разве пламя поработало бы хуже?
  – Кремация была под запретом. Ее не признают даже сейчас, хотя через Данда-Преш прошло уже много северян.
  Я хмыкнул. Наверное, запрет как-то связан с религией, а в религии я редко нахожу логику.
  – Простых людей, бедняков и всех прочих, не представляющих интереса для коженосца, хоронят обычно. Вот так. – Суврин указал на могилы вокруг нас. – А тех, кто может привлечь коженосца, хоронят «открыто». Чтобы монстр не получил хороший кожаный костюм. – Он показал в сторону. – Видишь курганчики? Наверное, в них временно поместили жрецов и Капитанов, чтобы потом устроить им подобающие «открытые» похороны. Это потому, что армия была вынуждена в спешке отступить. И она не вернулась, чтобы заняться мертвецами.
  Я и впрямь разглядел несколько бугров, на которых лежали шесты, кости и тряпки, – наверное, здесь собирались установить погребальные помосты.
  – Похоже, коженосцы не добрались сюда, коли не воспользовались такими подарками.
  Ответом мне был угрюмый взгляд.
  Я так до сих пор не понял, почему Суврин стал фаворитом Дремы и ее вероятным преемником. Но я никогда не понимал и причин, по которым Мурген выбрал Дрему. Однако выбор оказался удачным. Дрема провела Отряд через Кьяулунские войны и период Пленения. А сколько я сам видел удивленно поднятых бровей, когда выбрал Мургена летописцем? И ведь Мурген справился, хотя и сомневался в здравости своего рассудка.
  Вот и Дрема что-то увидела в Суврине.
  А он не соглашается. И упорно твердит, что покинет Отряд. Но я заметил, что он уже упустил несколько замечательных возможностей это сделать.
  Сари по праву ближайшей родственницы Тай Дэя попросила Мургена помочь ей и Тобо бросить факелы в погребальный костер Тай Дэя. И правильно, решил я, хотя старики немного поворчали. Мурген и Тай Дэй очень долго были близки, как братья.
  Но помочь ей зажечь костер Доя Сари попросила только Тобо.
  И даже я отдал честь погибшему мастеру меча, хотя никогда не доверял ему при жизни.
  Госпожа прижалась ко мне слева.
  – Полагаю, тебе стоит признать, что уж сейчас-то он заслуживает доверия, – сказала она, словно прочла мои мысли.
  – Ничего я признавать не обязан. Просто он смылся раньше, чем успел подставить всех нас.
  – Старый дурак – всем дуракам дурак.
  Я не стал возражать. Она выиграет любой спор, просто пережив меня. И я сменил тему:
  – Тебе все еще кажется, что ты становишься сильнее?
  Ей уже давно не удается тянуть из Кины магическую силу. А когда-то воровала столько, что сравнялась с Душелов. По ее мнению, источник иссяк аккурат в тот момент, когда Гоблин ранил богиню.
  И когда Гоблин вернулся в роли орудия Кины, я логично предположил, что магический источник снова доступен. Но я ошибся. Он стал доступен лишь после того, как Гоблин и девушка обосновались в роще Предначертания.
  – Сила возвращается понемногу. – В ее голосе прозвучало нетерпение. – Я уже могу показать парочку балаганных фокусов. – Это означало, что она пока способна лишь уничтожить деревушку, щелкнув пальцами. – Надо подобраться поближе и проверить, работает ли это.
  Я не стал развивать тему, потому что чувствовал волнение Госпожи. Она хорошо держит себя в руках, но если дать ей волю, то с ума меня сведет разговорами о том, в чем я совершенно не разбираюсь.
  Да и я мог отплатить ей той же монетой, рассказывая о своих медицинских теориях или о прошлом Отряда.
  Наш брак определенно заключен на небесах.
  – Не найти ли нам Ревуна после похорон? – спросил я. – Узнать, не заставила ли его моя идея работать над коврами быстрее.
  – Если он сейчас получит то, что он хочет, ему незачем будет оставаться с нами.
  – Да куда ему бежать?
  – Он найдет куда. Всегда находил. А потом его путь обязательно пересекался с нашим.
  – Тогда надо на него надавить, чтобы сделал два или три ковра. А пока он этим занимается, ты, Шукрат, можешь вертеться рядом и изображать ученицу.
  – Я?! Ни за что! Он противный! Воняет! И у него больше рук, чем у гуннитских богов.
  – Он же коротышка, – вставил Тобо, сидя на стуле, который принесли для него, чтобы отдыхал между ритуалами. – Возьми и отшлепай его.
  – А может, он только этого и хочет?
  – Найди кого-нибудь, чтобы носил меня, и я буду рядом, – сказал Тобо девушке. – Ревун меня побаивается. Костоправ, а как мы его назовем, если у Шиветьи он излечится от вопежа?
  – Вонючка – вполне подойдет.
  Пламя погребальных костров выросло, и Тобо стало не до меня. Я тоже замолчал. Пора прощаться. Тай Дэй и Дой никогда не давали присяги Отряду, но в душе они были нашими братьями. Истории их жизни навсегда вплетены в повествовательную ткань Анналов.
  
  82
  С Отрядом. Отправляемся на юг
  
  
  Дрема всегда воспринимала безделье как пустоту, требующую наполнения. И она ни за что не позволила бы десяти тысячам мужиков бить баклуши, если не считать часа-другого, ежедневно отводимого на тренировки.
  А ведь всего в паре миль от нас находился запущенный лес, отчаянно нуждающийся в очистке.
  Если окружить такой лес и приказать солдатам, чтобы продвигались от опушки к центру, не пропуская ни сучка, то можно набрать хворосту для огромных костров.
  К вечеру второго дня весь горизонт заволокло дымом. Дрема вынуждала Гоблина и девушку продемонстрировать, на что они способны.
  Я сомневался в мудрости подобного решения. Дрему вовсе не страшит тот факт, что внутри Гоблина прячется частица Кины. Но Кина неспроста имеет репутацию гнусной твари.
  Вот только командовал Отрядом не я. Да, я мог давать советы, но не приказы. На все мои предостережения Дрема отвечала своей загадочной улыбкой.
  – Ты готов лететь? – спросила Госпожа. – Ревун уже сделал ковер.
  – Торопишься?
  – Сам же говорил, что ей осталась неделя. А это было три дня назад.
  – Верно, говорил. Ковер большой?
  – Места хватит.
  – Я серьезно. На нем должны уместиться шестеро.
  Несколько секунд Госпожа изумленно молчала.
  – Я даже спрашивать не стану, – наконец проговорила она. – Нет, задам только один вопрос: кто?
  – Ты и Душелов. Ревун. Громовол. И Аркана, если захочет.
  – Все еще играешь в игрушки, дорогой?
  – Это не игрушки. Это прогресс. Магадан был самым многообещающим из молодых Ворошков, но ему не хватило ума сделать хорошую карьеру в Отряде. А от Громовола пользы – как от быка молока. Еще немного – и я бы его тоже прикончил. Но если вернем его старым Ворошкам, которых Шиветья держит у себя, то заработаем очко.
  Госпожа нахмурилась.
  – Хоть ты и была величайшим манипулятором в гигантской империи…
  Она наставила палец, и невидимая игла принялась сшивать мне губы. Да, к моей благоверной точно возвращается сила.
  – Тогда я просто объясню, хорошо?
  – И это человек, за которого я вышла!
  Ну, уж какой есть. Я решил не спорить.
  – Так вот, два самых главных Ворошка сейчас на плато. Насколько нам известно, с их родным миром покончено. Точнее, это известно со слов Шиветьи. У них нет будущего, им некуда идти. И доброе отношение может пополнить наши ряды двумя тяжеловесами – в самый подходящий для этого момент.
  – Ты изверг.
  – Стараюсь. Схожу-ка почешу Аркану за ушком.
  – Только попробуй – и утром будешь вспоминать, когда у тебя были первые месячные.
  Так-так… Похоже, это объясняет ее раздражительность. С моей же раздражительностью и так все понятно, ее причина – тупое упрямство тех, кто все старается меня стреножить. Как говорится, почувствуйте разницу.
  И я пошел чесать Аркану за ушком. В переносном смысле.
  
  Громоволу я выбирать не дам, – сказал я девушке. – Для меня это шанс помириться с его папашей – и единственная польза, которую можно получить от идиота. Если оставлю его здесь, он выкинет глупость похлеще прежней. Я уже говорил тебе: своим делом занимаюсь давно. Когда встречаешь такого кретина, как Громовол, нужно найти ему применение или сразу прикончить. На старости лет я стал сердобольным.
  Скептическое выражение на лице Арканы сразу позволило оценить, насколько удачно я впарил ей свою сказочку.
  – А ты особая. И у тебя выбор есть. Если хочешь, можешь вернуться к своим. Или слетать к ним в гости, а потом вернуться с нами. Или остаться здесь и никуда не лететь.
  – Нет уж, я полечу. Не могу упустить такую возможность. И уже там решу, как быть дальше.
  
  Мы вылетели ночью, при полной луне. Госпожа, Душелов, Громовол и Аркана с Ревуном – на новом ковре. Тобо, Шукрат, Мурген и я – верхом на бревнах. Несмотря на возражения Дремы и недолеченные переломы, Тобо настоял на том, чтобы отправиться с нами, потому что не желал расставаться с Шукрат. А Мургену пришлось лететь со мной, потому что Сари сопровождать нас отказалась.
  Юная парочка бесстрашно носилась вокруг нас, поглощенная стрекозиным брачным ритуалом.
  Мы с Мургеном сделали короткую остановку в Дежагоре. Дрема велела узнать, как обстоят дела у Ножа и его армии.
  – Так ты думаешь, у Сари бывают видения? – спросил я, спускаясь к дежагорской цитадели.
  – Что? – отозвался Мурген, занятый собственными мыслями.
  – Помнишь ее припадки материнской любви? Уверен, ей становится все хуже. Вот я и подумал: может, ты замечал у нее какие-нибудь психические расстройства? Или что-нибудь в этом роде?
  – Даже если бы и были, она бы не сказала.
  – Ну и что ты думаешь на этот счет?
  – Может, проблем с психикой у нее и нет, но она явно опасается, что могут начаться.
  – А почему?
  – Когда мы были молоды, она боялась превратиться в свою мать.
  – Иногда Сари становится чертовски раздражительной.
  Но все же она не Гота, не бабушка Троллиха. Тело не причиняет ей сильных страданий. Поэтому теперь она боится превращения в Хонь Тэй. В свою бабку.
  – И?..
  – Может, и превратится. Сходства все больше. А когда Сари на это жалуется, я ей напоминаю, какой спокойной и уравновешенной всегда была Хонь Тэй. Как валун в бурной реке.
  – Но это не помогает?
  – Ни на секунду… Ага, кажется, кто-то заметил наше прибытие.
  Мы не успели опуститься на башню цитадели, а Нож уже вышел нас встречать вместе со своими помощниками.
  – Тени так всполошились, что мы ожидали увидеть Тобо, – сообщил Нож.
  – Вам повезло. Парень ранен, поэтому вместо него к вам прилетели два старых хрыча. Капитан велела справиться, как у вас дела. Так что, если не поскупитесь на выпивку, мы ей доложим, что ты тут отлично поработал и можно не беспокоиться насчет Дежагора.
  – Договорились.
  
  83
  Таглиос. Решение
  
  
  Даже самого зоркого шпиона можно сбить с толку, если знаешь, за чем он наблюдает. Будучи некогда членом Отряда, а затем неоднократно потерпев от него поражение, главнокомандующий понял суть нашей политики секретности. И это понимание сослужило ему хорошую службу в ходе Кьяулунских войн, когда уловки Отряда почти не срабатывали против него.
  Он стоял вместе с Аридатой Сингхом на стене крепости, возведенной на холме чуть южнее Таглиоса, и наблюдал за крупномасштабными войсковыми учениями. С недавних пор солдаты проявляли определенный интерес к повышению своего боевого мастерства. Причиной тому было приближение могучего противника.
  – Они все улетели? – спросил Могаба.
  – За последний час я получил донесения из двух независимых источников. Сразу после восхода луны поднялись ковер и три бревна. Направились на юг. И пролетели настолько близко от дерева, на котором сидел Хабанд, что ему удалось опознать Ревуна, Госпожу, Костоправа, Мургена, мальчишку-чародея и трех светлокожих молодых колдунов, – я их видел в Отряде. Нас они не опасаются.
  – Их должно быть больше.
  – Я уверен, что слухи верны, они многократно подтверждались. Остальные погибли.
  Когда дело касалось Отряда, Могаба отказывался верить очевидному.
  – Куда они полетели?
  – Возможно, что-то случилось в Дежагоре. Или южнее.
  Если южнее, то за Данда-Прешем. Как докладывали Могабе его агенты, власть Протектора уже не признают на территориях, не находящихся под прямым контролем главнокомандующего, хотя и не замечено радости по поводу возвращения князей. Империя отнеслась к ним безразлично – за исключением тех, кому это сулило выгоду. Могаба вспомнил, что так бывало всегда.
  Разговаривая, он поигрывал раковиной улитки, что стало для него почти привычкой. Внезапно, к удивлению Аридаты, он отшвырнул раковину.
  – Пора провести всеармейские полевые учения. Посмотрим, насколько хороша у противника разведка без чудо-мальчика.
  Аридата задал несколько коротких вопросов. Сейчас он командовал дивизией, которая станет левым крылом армии Могабы. Ядром этой дивизии были городские батальоны.
  – Готовься к учениям так, как если бы мы отправлялись сражаться, – приказал Могаба. – Выдай сухие пайки. Но не торопись, мы лишь хотим проверить нашу боеготовность и найти слабые места. Вопросы не поощряй. И я намерен впредь лично выслушивать донесения шпионов.
  Аридата ушел, гадая, что на самом деле задумал Могаба.
  Главнокомандующий вызвал остальных офицеров штаба и соединений. И особенно долго под ярким полуденным солнцем он разговаривал с кавалеристами.
  
  84
  Возле кладбища. Переполох
  
  
  Плетеный Лебедь сунул голову в хижину Дремы, построенную для нее из отборных бревен, позаимствованных в роще Предначертания.
  – Очередной контакт с кавалерией Могабы. Три мили западнее Каменной дороги.
  Такое случалось регулярно. Один из способов, которыми Могаба проверял боеготовность противника. Когда такие проверки учащались, это означало, что Могаба хочет спровоцировать ответные действия.
  Дрема хмыкнула, но не встревожилась.
  – Я немного озабочен, – сообщил Лебедь. – В этот раз они давят сильнее. А поскольку мы ничего не можем узнать от Теней, которые не увязались следом за Тобо, то не знаем, чем сейчас дышит Могаба. Мы так же слепы, как и он.
  – Его главные силы маневрируют под прикрытием кавалерии?
  – У меня создалось такое впечатление.
  – Значит, он снова пытается нагнать на нас панику.
  Таглиосские войска уже дважды выступали на юг и дразнили противника, пока Дрема не контратаковала, после чего поспешно отступали. Таким способом, доводя обстановку почти до боевой, Могаба прививал рекрутам уверенность в своих силах. А сейчас он, несомненно, захочет еще больше сблизить их с противником.
  – Отправь одну бригаду за линию пикетов, пусть наведет там шороху. Вторую бригаду оставь в лагере. Все остальные пусть занимаются обычными делами. Думаю, мы очень скоро дождемся реакции Дщери Ночи.
  Кампания Дремы против мессии обманников и лже-Гоблина очень напоминала ту, которую главнокомандующий вел против нее самой.
  – Мы теперь знаем официальные титулы, которые обманники присвоили этой парочке, – напомнил Лебедь. Эти сведения кто-то из призрачного народца разведал в далеком Ашаране, как раз перед отлетом Тобо. Ашаран, городок на юго-западе, вряд ли мог хоть как-то повлиять на события, разве что через живущую там группу обманников. – Кадидас. Кадидаса.
  Раб Кади. Или Кины.
  – Это одно имя или два?
  – Это женская и мужская формы.
  – Плетеный, эту девушку никто не посмеет назвать рабыней. В ней течет та же кровь, что и в ее матери и тетке. И имя Дщерь Ночи прекрасно ей подходит.
  Лебедь пожал плечами и вышел. По словам Тобо, девушка и Кадидас, мягко говоря, недолюбливают друг друга. И постоянно ссорятся. Более того – кажется, девушка почти рассталась с иллюзиями.
  
  Кавалерия Могабы продолжала тревожить разведчиков и пикеты Дремы. Повсюду вспыхивали стычки. Торговое движение по Каменной дороге практически прекратилось. Крупные отряды кавалерии испытывали стойкость бригады, выдвинутой для прикрытия Отряда. В кавалерии преобладали веднаиты, которые традиционно считались превосходными всадниками. И эти всадники хорошо показали себя в действиях против профессиональной хсиенской пехоты.
  Дрема вывела из лагеря вторую бригаду, оставив в резерве местных рекрутов.
  – Я начинаю беспокоиться, – признался Лебедь Дреме.
  – Это идет по нарастающей. Прежде ты был лишь озабочен.
  – И я о том же. Почему Могаба так упорно заставляет нас поверить, будто готовит прямую атаку? Зачем добивается ответных действий?
  – Хочет увидеть, как мы поступим. Если только не пытается отвлечь от чего-то другого. Существует ли вероятность, что он мог заключить сделку с обманниками?
  – Один из его приспешников – сын Нарайяна Сингха.
  – Аридата Сингх не обманник! – вспыхнула Дрема. – И не сторонник душил.
  – Ладно-ладно, не кипятись.
  Однако уже через несколько секунд стало ясно, что спокойствие сохранить никому не удастся. Неожиданное и смертельно опасное все же произошло.
  Кавалерия Могабы отошла. Ее сменила пехота второй дивизии, по численности равная всей армии Дремы. Таглиосцы двинулись прямо на обороняющихся, тесня их назад. По флангам наступающей линии просачивалась кавалерия.
  Дрема успела разослать гонцов и отдать приказы горнистам еще до того, как стало совершенно ясно, что Могаба ее не просто дразнит.
  – Мы не должны пустить их в лагерь. Любой ценой остановить! – скомандовала она, обращаясь к Лебедю.
  – Я с этим справлюсь, – ответил тот, хотя он и не состоял официально в отрядной иерархии. – Обойдусь рекрутами. А ты хватай всех остальных, кого найдешь.
  И он умчался. Если Могаба захватит лагерь, то завладеет и сокровищами, привезенными с плато. А это будет означать его победу в войне.
  Разыскав хсиенских сержантов, муштровавших рекрутов, Лебедь принялся ликвидировать уже поднявшийся в лагере переполох. Он объявил, что противник начал разведку боем и его солдаты могут попытаться проникнуть в лагерь.
  Собрав новобранцев и выстроив их лицом к врагу, Лебедь послал надежных людей перевезти сокровища в тайник, подготовленный на старом тенеземском воинском кладбище. И еле успел. Атака Могабы оказалась гораздо энергичнее, чем ожидалось. Когда она достигла лагеря, новобранцы долго не продержались. Солдаты Могабы все же пробились в лагерь.
  Однако это не принесло решающего успеха главнокомандующему. Вскоре после того, как его дивизия отвлекла противника на себя, вторая дивизия, выполняя полученный заранее приказ, должна была быстро переместиться восточнее Каменной дороги и перехватить разрозненные части, бросившиеся из рощи Предначертания на помощь Дреме. Но командир этой дивизии, не уверенный в том, что его самого не заманивают в хитроумную ловушку, медлил до тех пор, пока его атака не потеряла все шансы на успех. Вскоре ему придется начинать военную карьеру заново. В компании с многими младшими офицерами.
  На крайнем левом фланге Аридата Сингх начал атаку точно в намеченный срок. Ее первоначальной целью был захват рощи Предначертания. Затем Аридате предстояло наступать на юго-восток, отрезая противнику путь к отступлению. Но не успела дивизия продвинуться далеко вперед, как ее командир получил от Могабы депешу с приказом отойти. Противник уже собрался с силами, ожидалась контратака. И Могаба опасался, что если Дрема обнаружит дивизию Аридаты, то отрежет и уничтожит ее. Ведь Аридата на поле боя еще новичок.
  
  85
  Роща Предначертания. Большой сюрприз
  
  
  Дщерь Ночи была готова выть от скуки – роща Предначертания действовала ей на нервы. Да, жизнь с Нарайяном Сингхом не была идеальной, зато девушка ее понимала. Жизнь с Кадидасом оказалась невыносимой, а сам одержимый коротышка – страшным занудой. От зари до зари мучил ее уроками, почти всегда твердил то, что она уже знала. Лишь изредка он перемежал свои назидания философской чепухой о том, что ей необходимо упорно избавляться от самых цепких клочков своей личности и превращаться в сосуд для Кины, из Дщери Ночи – в Кадидасу.
  Она сидела на ступенях храма обманников, обняв колени и положив на них голову, а Кадидас бубнил свои доводы. Приходили паломники, прибирались в храме и уходили. Девушка не обращала на них внимания. Вспоминала другие времена, когда сидела здесь с папой Нарайяном. Сейчас эти дни казались почти нормальной семейной жизнью.
  Она начала перебирать свои мысли из прошлого, тотчас поймала себя на волнении и удивилась: в чем дело? Она не думала о мужчинах в этом смысле с того дня, как узнала о смерти Нарайяна.
  Кто-то вышел из храма, стал спускаться по ступенькам мимо нее, неся ведро с грязной водой. Послышался глухой удар. Человек с ведром испуганно пискнул и повалился навзничь рядом с девушкой, уставившись на свою мессию изумленными глазами. Она увидела, как в них угасает искра жизни.
  Из груди мужчины торчала стрела, поразившая его точно в сердце. Девушка не заметила цветных меток на древке, обозначающих не только подразделение лучников, но и самого стрелка. Она огляделась. Отовсюду доносились крики и удары. Совсем рядом с ней просвистела стрела и впилась за спиной девушки в ее нового попутчика. Она встрепенулась, попробовала напустить любовные чары, но стрела ударила ее в ключицу. Вторая вонзилась ниже, и девушка сложилась пополам.
  Казалось, Кадидас даже не заметил первых стрел. Но они пронзали его снова и снова. Внезапно повсюду замелькали таглиосские солдаты.
  – Отрубайте головы! – крикнул офицер. – Мы прихватим их с собой. А тела бросьте на свалке костей. Для стервятников.
  Другой офицер быстрыми шагами направился к Дщери Ночи. Все таглиосцы расступались перед ним. Девушка не смогла не заметить поразительную красоту этого человека и сразу вспомнила, что уже видела его несколько лет назад, когда была пленницей Черного Отряда. Его приводили к Нарайяну.
  – Брат мой Аридата, – прошептала она. – Кажется, моя судьба – быть пленницей до самой смерти.
  Она прижимала руки к пронзенному стрелой животу. Чуть выше ее стоял огромный солдат-шадарит, готовый оглушить ее при малейшей попытке сопротивления.
  Таглиосский офицер удивился, но лишь на мгновение. Он понял слова о том, что он ей брат.
  – Ты Дщерь Ночи. А мой долг – сделать так, чтобы не исполнилось твое предназначение.
  Он взглянул на лежащее рядом с ней существо, уже неподвижное. Гоблина он тоже видел в ту ночь.
  – Теперь это Кадидас, – пояснила девушка. – А не тот колдун. Он не мертв. И ты не сможешь его убить. Внутри у него частица богини.
  Аридата дал знак солдатам. Те связали лже-Гоблина и затолкали в мешок, выдернув сперва из него стрелы.
  – На твоем месте я бы на это не рассчитывал.
  – В нем Кина.
  – А если я разрублю его на куски, Бубу? А потом прикажу солдатам разнести их на расстояние в сотню миль и закопать? Я не знал своего отца и уж точно не уважаю его занятия. Пусть так. Но это существо его убило.
  – Как ты меня назвал?
  – Что? Ты имеешь в виду Бубу?
  – Да. Почему ты назвал меня так? – Она заставила себя не смотреть, что делают с убитыми обманниками.
  – Твои мать с отцом и все в Черном Отряде зовут тебя Бубу. Потому что это не столь вычурное имя, как Дщерь Ночи. Давай вставай. Пора уходить. И никаких фокусов. Иначе будет очень больно, потому что мои солдаты очень боятся тебя.
  По телу девушки пробежала дрожь. Удивительно. Она настолько небезразлична родителям, что для нее даже придумали ласкательное имя? Даже Нарайян не осмелился зайти настолько далеко, хоть и был ей предан.
  Несмотря на предупреждение Аридаты, она снова попыталась использовать чары. Ничего не вышло. Она так и не поняла почему. То ли помешал ее страх, то ли Кадидас. Лже-Гоблин уже демонстрировал способность влиять на нее – обычно, когда она не соответствовала установленным им нормам.
  На краткий миг она поверила, что ее пленители и в самом деле изрубят Кадидаса, а куски разбросают по сотням выгребных ям. Но потом заставила себя забыть о личных чувствах. Сейчас не время. Нужно сосредоточиться на том, чтобы она и Кадидас остались в живых и нашли возможность начать свою великую миссию.
  В том же, что такой шанс подвернется, она не сомневалась. Кина найдет способ. Кина всегда его находила. Ведь Кина – это Тьма. А Тьма приходит всегда.
  И девушка подчинилась. Но она ничего не могла поделать с волнением, которое охватывало ее всякий раз, когда к ней приближался красавец-генерал. Однако тот был слишком занят, чтобы обращать на нее внимание. Потому что получил новую задачу.
  
  86
  Возле кладбища. Неразбериха усиливается
  
  
  У них есть еще одна дивизия, где-то восточнее Каменной дороги, – сообщил Лебедь Дреме и ее штабу. – У меня создалось впечатление, что перед ней была поставлена задача обойти нас с тыла. Но она внезапно повернула на север. И мы никогда не узнаем почему, пока не возьмем пленных или не попросим призрачный народец об услуге.
  Тема Неизвестных Теней была теперь самой популярной. Их еще оставалось с нами небольшое число, но добиться от них содействия мы так и не сумели. Тобо, видите ли, не наказал помогать нам в его отсутствие.
  За время совещания настроение ни у кого не улучшилось. Все вымотались, стали нервными и нетерпеливыми. Особенно Дрема. Не имея абсолютно никаких доказательств, она решила, что Могаба снова одержал над ней верх. И что сражение еще не закончено.
  Главнокомандующий так и не разорвал контакта между нашими армиями. Похоже, хотел, чтобы стычки между патрулями продолжались бесконечно.
  – Я считаю, что мы справились, – заявил Лебедь. – Соотношение потерь, несомненно, в нашу пользу.
  – Зато стратегически Могаба наверняка празднует победу, – огрызнулась Дрема. – Он доволен достигнутым.
  Разумеется, она не могла знать, доволен ли Могаба. Зато точно знала, что сама недовольна. Могаба удивил ее вновь.
  Дрема упустила из виду тот факт, что в ходе сражения ей удалось отбить атаку превосходящих сил врага и что Могаба, возможно, маневрировал настолько изощренно, что перехитрил сам себя.
  Зато Лебедь это отметил и сказал:
  – Могаба может вернуться. Как только поймет, что сумел застать нас врасплох и мог бы попросту раздавить, если бы бросил в атаку все силы, отказавшись от хитростей.
  Все закивали. Один из командиров бригад заметил, что на месте врага он атаковал бы снова, даже если бы знал, что противник его ждет. Просто чтобы посмотреть, что из этого получится. И заставить противника все время держать ушки на макушке. Постоянная готовность к отражению натиска за несколько дней психологически изматывает любую армию.
  Вошла Сари. Она опоздала, потому что совещание ее не интересовало. Ни к кому не обращаясь, проговорила:
  – Начинается дождь.
  Это была важная новость, она могла серьезно повлиять на наши планы. Лебедь вышел посмотреть.
  Небо затянули тучи. В воздухе пахло дождем. Но он пока не пошел и вряд ли начнется раньше полуночи. Впрочем, до нее уже недолго. Лебедь вернулся и покачал головой.
  Очень скоро дозор сообщил, что роща Предначертания очищена от обманников.
  – И там нет Дщери Ночи и лже-Гоблина? – встрепенулась Дрема.
  – Мы не нашли их тел, Капитан. А трупов там хватает. И все обезглавленные. Может, эти двое ухитрились сбежать?
  – Возможно. Уж скорее бы Тобо вернулся. Мне осточертело действовать вслепую.
  – Он тебя совершенно избаловал, – заметил Лебедь.
  – А я наслаждалась каждой минутой. Цо Лиен, для твоих разведчиков есть новая работа. Выясни, что там произошло и не сможем ли мы кого-нибудь догнать. Но помни: Могаба очень обрадуется, если мы попадемся в его ловушку.
  – Все приказания будут исполнены в точности, мой Капитан.
  Лебедь фыркнул, услышав цветистый ответ Цо Лиена. Тот был родом из провинции, где стиль речи считался таким же важным, как и суть сказанного. И он был одним из толковых профессиональных офицеров, которые хотели стряхнуть феодальные цепи с Хсиена – в надежде разбогатеть.
  Этим выходцам из страны Неизвестных Теней лучше побеспокоиться о том, как остаться в живых, а не о победе в войне, подумал Лебедь. Потому что их будущее богатство уже в руках Отряда, оно спрятано на этом кладбище.
  
  87
  Плато. Безымянная крепость
  
  
  О, какая настороженность читалась во всех глазах, когда мы с Госпожой открыли Врата! Я даже прошел сквозь них, сделав несколько совершенно необязательных шагов, лишь бы добавить сцене драматизма. А потом мы двинулись дальше и помчались над защищенной с боков дорогой на юг, к обиталищу Шиветьи.
  На сей раз плато было холодным, серым и ветреным, утратив все свое сияние. Торчащие по сторонам дороги столпы казались старыми, усталыми и не очень-то склонными повествовать о славе прошлых лет. Новых столпов я не заметил. А ветер ни разу не стал хоть чуточку теплее, чем сердце ростовщика. Тут и там виднелись пятна снега и льда.
  Тобо высказал идею, что эта погода пришла на равнину из какого-то другого мира, где сейчас холодное время года.
  – Ты думаешь? – усомнился я. – Ведь Хатоварские Врата полностью разрушены.
  Сегодня равнину не будоражило чувство опасности. Может, из-за того, что Теней здесь почти не осталось?
  – А у нас сейчас самый разгар лета, – сообщила Шукрат.
  Я хмыкнул и прибавил скорости своему бревну. Молодежь поспевала за мной без всяких усилий. Я услышал, как позади коротко выругалась Госпожа, когда управляемый Ревуном ковер отстал. Ревун не мог лететь быстрее, потому что ковер по ширине почти равнялся защищенной полосе дороги. Колдуну приходилось соблюдать осторожность.
  
  Когда мы приблизились к крепости Шиветьи, Тобо завопил:
  – Теперь можно подняться и повыше!
  Они с Шукрат взмыли вверх, к солнцу. Точнее, туда, где полагалось бы находиться солнцу, не будь погода столь отвратительной.
  – Не смей! – рявкнул за моей спиной Мурген.
  – Слишком поздно, приятель. Держись. – Я тоже набирал высоту, хотя и не с бесшабашностью бессмертного юнца. Когда Мурген пискнул, я добавил: – Если не нравится летать, слезай и иди пешком.
  Через несколько секунд мы увидели плато Блистающих Камней глазами бога.
  Эта картина предстала перед моим взором впервые, и ее еще никто не описывал. С высоты в полмили плато напоминало пол в главном зале крепости. Это меня не удивило. Зато удивили ее границы.
  В центре каждого из шестнадцати секторов находились Врата. А за каждыми Вратами – свои климат, время года и суток; эти миры становились все более размытыми и нечеткими по мере приближения к точке, расположенной посередине между Вратами.
  – Мы словно смотрим на вселенную изнутри хрустального шара, – пробормотал Мурген.
  – А почему ты никогда не говорил, что сверху плато выглядит именно так?
  – Потому что сам вижу такое впервые. Возможно, из мира призраков его нельзя увидеть сверху.
  С высоты равнина обрела и цвета. Еще никогда она не баловала взор таким разнообразием красок.
  Мимо сверху вниз промчались Тобо и Шукрат, визжа от восторга.
  – Ну все, хватит веселиться, – сказал я, заметив внизу ковер Ревуна, ползущий вдоль дороги, что начиналась у Врат в наш мир.
  Мы влетели в крепость через дыру в крыше. Похоже, эта дыра осталась единственной, так и не исправившей самое себя. Или же демон-страж счел ее более полезной, чем сухой пол. Уж погода его точно не волновала.
  Хотя на дворе стоял день, наш местный агент, почтенный Баладита, дрыхнул. Полагаю, в таком возрасте он спит больше, чем бодрствует.
  К тому времени, когда мы с Мургеном приземлились, Шукрат уже успела сцепиться в яростном споре с Нашуном Исследователем и Первым Отцом. Репликами они обменивались, разумеется, на своем языке, но точный смысл слов не имел значения. Суть ссоры была стара как мир: закоснелое старичье сцепилось рогами со всезнающей молодостью.
  – А здесь попахивает, – заметил Мурген.
  Здесь не попахивало, а воняло. Очевидно, Ворошки ждали, когда слуги за ними уберут.
  – Наверное, Шиветья лишен обоняния. Я бы на его месте не кормил их, пока не научатся за собой подчищать.
  Баладита, как я заметил, свою долю домашней работы выполнял, несмотря на рассеянность и увлеченность ученого.
  Начатая Шукрат и ее родственничками перебранка наконец-то потревожила сон мудрого старца.
  Баладита смахивал на растрепанное старое пугало, отчаянно нуждающееся в смене одежды. Сколько я его помню, он всегда ходил в одних и тех же лохмотьях – почти таких же, как у Ревуна, только укутан был менее плотно.
  Ему не помешало бы близкое знакомство с ножницами, расческой и лоханью теплой воды. Вокруг его головы и лица развевались спутанные пряди жидковатых седых волос. Я не удивился бы, если бы они стали разлетаться клочками по ветру, как семена одуванчика.
  В крепости было жутковато. Мне никогда не удавалось тут расслабиться. Сооружение действовало на мою психику так же, как дядюшка Дой, – вызывая ощущение неправильности. Подозрительной неправильности. Подползающей незаметно.
  Баладита сразу пристал к Мургену и подверг его форменному допросу. Как дела у Дремы? Все ли хорошо у старины Сантаракситы? Чем занят Тобо?
  В этом человеке обитал жучок-летописец. К тому же, хоть он и сам решил остаться здесь, считая такую жизнь интеллектуальным приключением, он скучал по людям.
  Подозреваю, что Ворошки не составили ему интересную компанию. Они наверняка непрерывно жаловались на непонятном языке, и все их попытки общаться сводились лишь к громким воплям.
  Я глянул вверх, прикидывая, когда соизволят прибыть остальные. Затем отошел на несколько шагов в сторону, к внешней границе купола неизвестно откуда исходящего света, освещающего рабочее место Баладиты. И увидел демона Шиветью.
  Мрак вокруг него был теперь глубже, чем мне помнилось. Он смазывал очертания огромного деревянного трона. Пригвожденная к нему серебряными кинжалами человекообразная махина показалась менее объемистой, чем прежде. И я задумался: уж не улучшает ли голем свое телосложение, питая гостей?
  Гостям нужно есть. Шиветья кормил визитеров и союзников, выделяя из своего тела большие грибообразные комки манны. Мне вспомнилось, что на вкус она сладковатая и чуть пряная – как раз настолько, что пытаешься угадать, какая именно специя придает ей такой привкус. Несколько кусочков манны до отказа наполняют человека энергией и резко повышают уверенность в себе. И никто не растолстел, питаясь ею. Как раз наоборот: вкус не очень приятный – и человек ест ее только тогда, когда очень голоден или нездоров.
  Очевидно, Шиветье тоже не суждено остаться толстяком.
  Я заметил, что его огромные красные глаза открыты. Шиветья разглядывал меня с большим интересом, чем я его.
  Голем не говорит вслух. Мы полагаем, что он этого не умеет. Когда у него возникает желание общаться, голос звучит прямо у тебя в голове. Для кого-то услышать его не проблема. Но мне так и не довелось, поэтому описать его я не могу. Если Шиветья и вторгался в мои сны, когда я лежал заколдованный в пещере под ним, то я и этого не припоминаю. У меня о тех годах вообще никаких воспоминаний не сохранилось.
  А вот Мурген и Госпожа помнят. Кое-что. Но рассказывать не желают. Предпочитают, чтобы записанное о Пленении в Анналах говорило само за себя.
  Наверняка в этом не было ничего приятного.
  Из-за полумрака создавалось впечатление, что у Шиветьи собачья или шакалья голова, и это сразу вызывало воспоминания об увиденных в детстве идолах. Полагаю, он и в самом деле был одним из владык подземного мира.
  Огромный глаз закрылся, потом приоткрылся. Демон проявил чувство юмора. Ведь знает, зараза, что это подмигивание на несколько дней лишит меня покоя.
  Кто-то взял меня за руку. Я отвел взгляд от Шиветьи. Прибыла моя благоверная. И в этом тусклом свете она казалась намного моложе и счастливее.
  – Ну наконец-то добрались, – прошептал я.
  – Ревун превращается в робкого старикашку. Вбил себе в голову, что у него может быть будущее.
  – Давай отойдем в ту сторону на полмили и потеряемся на полчасика.
  – Хм… Ты меня искушаешь. Интересно, что на тебя нашло?
  Я щипнул ее пониже спины. Она взвизгнула и вывернула мне руку.
  – Ай! – отреагировал я.
  Оба глаза Шиветьи уставились на меня.
  – Так подобные моменты запоминаются лучше, верно? – сказала Госпожа.
  Я согласился. И несколько пар глаз, наблюдающих за нами со стороны, тоже. Молодежь мы потрясли особенно.
  – Ну что тут скажешь? Жизнь – штука сволочная.
  
  88
  Безымянная крепость. Радости вербовки
  
  
  Склока между Ворошками все тянулась и тянулась, время от времени ненадолго затихая. Я даже подозреваю, что несколько раз наступали моменты, когда у старых хрычей появлялось желание нас наказать, но Шиветья их сдерживал. Тобо не обращал на них внимания – он был занят общением с Баладитой или големом. Последний, кажется, пополнял и без того внушительный арсенал магических возможностей парня.
  Когда у Арканы или Шукрат не выдерживали нервы, девушки отступали туда, где в этот момент находился я, и усаживались на пол, спиной к родственничкам.
  – Они тебя боятся, – пояснила Аркана. – Думают, будто это ты на самом деле великий и ужасный, а Тобо у вас лишь для показухи. И верят, что именно ты уничтожил наш мир.
  – Да ничего я не уничтожал.
  Любопытно: когда Аркана нуждается в защите, у нее почти пропадает акцент.
  – Это знаю я. Это знаешь ты. Возможно, даже они это знают. Но они не хотят, чтобы винили их. В душе они почти такие же плохие, как Громовол и Седвод. Вот уже двести лет быть Ворошком означает быть безупречным. Во всем без исключения.
  – Тогда почему вы ссоритесь?
  – Потому что Шукрат хочет остаться у вас. Потому что Седвод умер без положенных ритуалов. Потому что они не хотят верить, будто Громовол совершил столько идиотских поступков и из-за него погиб Магадан. Когда это известие дойдет до клана, оно вызовет ужасный политический скандал. Ведь отец Магадана – брат Первого Отца, а они ненавидят друг друга.
  Очевидно, уцелевшие Ворошки предпочитали делать вид, что их родня все еще правит в стране, опустошенной Тенями-убийцами.
  – А на тебя-то они за что набросились?
  Аркана вздохнула и уткнулась лицом в колени, чтобы я увидел выражение ее лица.
  – Наверное, за признание, что и мне не хочется возвращаться.
  – Несмотря на все случившееся?
  – Об этом они пока не знают. И незачем им знать.
  – От меня они ничего не узнают. Но Громовол может…
  – Даже Громовол не такой болван, чтобы об этом трепаться. Ведь ему никак не доказать, что не он во всем виноват. По законам нашего народа даже родной отец выгонит его в шею, если всплывет эта история.
  К нам направилась Шукрат, еще не оправившаяся после семейной беседы. Аркана слегка отодвинулась, но больше ничем не дала понять, что признает ее существование. Шукрат тоже не удостоила Аркану взглядом. Она уселась на каменный пол, обняв колени и положив на них подбородок.
  – Ну, что дальше? – поинтересовался я. – Хочешь, я пойду и кого-нибудь вздую, чтобы не смел девочек обижать?
  Шукрат устало рассмеялась:
  – Бить тебе придется десять тысяч раз. Кузнечным молотом.
  – И то лишь для того, чтобы привлечь их внимание, – добавила Аркана.
  Когда девушки сидели рядом, бросалось в глаза их семейное сходство. Разными они выглядели, когда пребывали в вертикальном положении и поддавались порывам своих характеров.
  А ведь девушки правы. Даже гибель родного мира не сорвала со старых валунов мох их косного мышления.
  – Аркана, ты уже пришла в себя? – спросил я. – Не согласишься ли помочь в качестве переводчика?
  Разумеется, я мог бы поговорить со стариками на языке Можжевельника, но почему бы лишний раз не доказать девушке, что она нам полезна?
  Аркана чуть замешкалась. Потом они с Шукрат переглянулись и посмотрели на меня.
  – Я их только слегка подразню, – пообещал я.
  Старые хрычи не давали своим клыкам затупиться, обтачивая их о Громовола. Я, наверное, даже пожалел бы парня, если бы он не наломал такую кучу дров. Его я в наш мир возвращать точно не намеревался. Пусть вынесет все, что сумеет обрушить на него эта парочка.
  – Вы нагрубили моим девочкам, – заявил я Первому Отцу. – И вообще, пора переходить от слов к делу. У кого-нибудь из вас есть желание вернуться домой и посмотреть, что там творится?
  Ни слова в ответ. Только злобные взгляды.
  – Значит, вы и впрямь не знаете, как там обстоят дела… Аркана, детка, они попросту сбежали. А то, что явились за вами, – всего лишь предлог. И теперь, использовав его, не могут вернуться. Спорю на что угодно, что Шиветья не удерживал их тут силой.
  Мне вспомнилось, что их было трое. Третий наверняка отправился обратно. И вполне мог погибнуть по дороге, так и не донеся новости.
  Так эти старые прохиндеи трусы? Все сходится.
  Впервые за несколько поколений Ворошки столкнулись с угрозой, которую нельзя прихлопнуть как комара. И для некоторых из них единственным выходом стало бегство.
  А эти двое не желают возвращаться по той простой причине, что дома кто-то мог уцелеть.
  – Отлучусь на минутку, – сказал я и направился к Тобо.
  Оторвав его от дел, кратко изложил свои выводы.
  – Сколько времени мы здесь еще пробудем? Успею ли я слетать со старыми хрычами к Вратам Хатовара? Нужно своими глазами увидеть, что там натворили Тени.
  Глаза Тобо стали пустыми.
  Я уже собрался пощечинами привести его в чувства, но взгляд снова стал осмысленным, и парень поведал:
  – Шиветья говорит, что это крайне опасно для здоровья. Шиветья говорит, что ты прав насчет Ворошков, они действительно сбежали. Шиветья говорит, что более храбрые члены клана все еще активны. И немало Теней тоже активно. Шиветья говорит, что Врата постепенно зарастают и скоро станут непроходимы. И почти все уцелевшие Тени сейчас находятся по другую их сторону. Шиветья говорит, чтобы мы оставили их в покое. Шиветья говорит: действуй по своему плану. Шиветья говорит, чтобы ты выбросил из головы Хатовар. Тебе туда не попасть. Попытаешься это сделать – погибнешь. Никуда он не денется, пока не будет выполнено все остальное.
  Кто все это сказал, Тобо? Или демон шевелил его губами?
  – Боюсь, у Шиветьи внутри накопилось слишком много вонючего коричневого вещества. Для парня, который никогда не ест.
  – Но разве не логично, что он проявляет легкий эгоизм, указывая нам, в каком порядке следует делать дела? Если учесть величину его вклада в наше дело?
  – Чушь!
  Я пошел к Аркане. На ходу размышлял о том, как можно убить богиню и при этом уцелеть. И не просто уцелеть, но и не отправиться сразу же по темной дорожке следом за ней.
  – Детка, скажи этим старым пердунам, что они полетят вместе со мной в ваш мир. И что я желаю разведать там обстановку. И что мне очень хочется узнать, что осталось от Хатовара.
  Аркана сделала несколько мелких шажков и стала передо мной, спиной к Нашуну и Первому Отцу.
  – Ты это серьезно?
  – Да. Для них – серьезно, – ответил я шепотом, потому что дурень Громовол стал проявлять интерес к нашему разговору.
  Хрычи даже не придумали предлога, чтобы не сопровождать меня в познавательном путешествии. Попросту заявили, что не полетят.
  – А какие у вас планы на будущее? – поинтересовался я. – Шиветья не позволит вам вечно здесь бездельничать.
  Они сразу заподозрили, что их во что-то втягивают. И разумеется, были совершенно правы.
  – В Отряде всегда найдется место для парочки хороших людей, – добавил я. – Или для парочки плохих, если уж на то пошло.
  Насчет трусов и лицемеров я был не столь уверен – хотя возможность завербовать двух чародеев стоила попытки.
  Правда, сразу возникала проблема: если мне удастся охмурить этих прохвостов, то как потом держать их под контролем?
  Похоже, это задачка для Госпожи. Ей постоянно приходилось решать кадровые вопросы, прежде чем в ее жизнь вломился я.
  В черепах у Ворошков заскрежетали жернова, перемалывая вполне естественные мысли: «Пусть Костоправ услышит то, что хочет услышать. Выберемся с этой жуткой равнины. Потом сбежим. Найдем местечко, где еще не слыхали про Ворошков и где нет местных сильных колдунов. Откроем там свою лавочку и сколотим потихоньку новенькую империю».
  Точно так поступили до них Хозяева Теней.
  – Скажи им, что я даю на размышления день-другой, а потом вернусь за ответом.
  Уходя вместе со мной, Аркана сказала:
  – Если они согласятся принять вашу сторону, то проблем у вас будет куда больше, чем с Громоволом.
  – Правда? – Тоном я дал понять: я не такой болван, каким выгляжу. – И как, по-твоему, мы сможем это предотвратить?
  Кое-какие идеи у нее имелись.
  – Поступите с ними так же, как с нами. Пусть разденутся догола. Заберите у них рейтгейстиде и шефсепоке – черную одежду. Не давайте летать, потому что на земле они наиболее уязвимы. Но пообещайте все вернуть, когда докажут, что им можно доверять. А доказывать они могут бесконечно.
  – Умница! Я тебя удочерю. Эй, хитромудрая будущая дочка номер два, ты слышала Аркану. Что думаешь?
  – Думаю, что она права, – неохотно признала Шукрат.
  – Превосходно! Теперь давайте узнаем мнение вашей будущей злой мамаши.
  Мы отыскали Госпожу за чтением. В последние годы Баладита написал биографию Шиветьи – ни больше ни меньше.
  – Дорогая, я решил, что нам просто необходимо удочерить этих замечательных малюток. Они становятся такими же злодейками, какой мы всегда мечтали увидеть нашу Бубу.
  Госпожа наградила меня подозрительным взглядом, решив, что я дурачусь, сохраняя серьезный тон. Ни больше ни меньше.
  – Я слушаю.
  – Начинайте, девочки, – сказал я.
  
  89
  Возле кладбища. Неразбериха нарастает
  
  
  Дрема понимала: мало ожидать, что главнокомандующий сохранит наступательный порыв. Нужно перехитрить его. На сей раз нельзя допустить, чтобы Могаба ее одолел.
  И она создала два независимых штаба, поручив им подготовку операции. Первый состоял из Икбала и Ранмаста Сингхов, Рекохода, Сари, Плетеного Лебедя и других – тех, кто был с Дремой еще с Кьяулунских войн. Она даже вызвала из Джайкура Ножа, потому что тот хорошо знал Могабу, даже побывал в числе его приближенных.
  Во второй она набрала исключительно хсиенских офицеров. Могаба для них был всего лишь жупелом. И о местности они знали только то, что было отражено на картах и о чем доносила разведка.
  Дрема надеялась, что эти два ракурса позволят лучше видеть картину.
  Она не давала конникам засиживаться: отправляла в разъезды, заставляла отгонять разведчиков Могабы, ввязываться в стычки с патрулями противника – старалась определить, где находятся основные силы главнокомандующего.
  Могаба поступал так же. Обе стороны весьма полагались на сведения, получаемые от гражданских. Движение по Каменной дороге значительно сократилось, но не остановилось полностью.
  Каждый штаб выдал несколько возможных вариантов действия противника. Дрема предложила дублерам разработать планы противодействия. Кончилось все тем, что через двое почти бессонных суток ясности у нее имелось не больше, чем вначале.
  И она решила положиться на интуицию. Интуиция помогала лучше всего – во всяком случае, в предыдущих играх с главнокомандующим.
  
  90
  Возле кладбища. Все еще неразбериха
  
  
  Мне совсем не нравится, что все эти уловки помогают противнику больше, чем нам, – заявил Могаба. – Сейчас уже нет сомнений, что он лишился магической поддержки. Но каждый час, затраченный на маневры, приближает момент, когда Отряд вернет себе это преимущество.
  – Разве мы не уступаем по-прежнему при непосредственном столкновении? – спросил Аридата.
  – На уровне «солдат против солдата» – возможно. Но у нас в три раза больше солдат. А противник все еще пытается оборонять линию от рощи Предначертания до позиций вблизи своего лагеря. Для десяти тысяч человек это слишком растянутый фронт.
  Вопросов никто не задавал. Предложений тоже не поступало. Могаба редко спрашивал совета. Собирая своих офицеров, он раздавал указания. А дело подчиненных – обеспечивать выполнение.
  – Возвращаемся к первоначальному плану. Вторая дивизия нанесет удар в центре. Я навяжу бой противнику и удержу его на месте. Сингх, будешь наступать в прежнем направлении, имея прежнюю задачу. Как только выйдешь к ним в тыл, перестроишь дивизию в боевой порядок и двинешься к Каменной дороге. Если остальные сделают свое дело, тебе останется лишь перехватывать беглецов.
  Могаба положил руку на плечо молодого офицера по имени Наренда Нат Сарасвати, отпрыска старинной аристократической семьи. Уже третье поколение Сарасвати шло по военной стезе – еще с первых стычек в войнах с Хозяевами Теней. Два дня назад юноша был еще командиром полка. И когда главнокомандующего разочаровали вялые действия дивизии, благодаря агрессивной натуре у Сарасвати появился шанс блеснуть.
  – Наренда, – заговорил Могаба, – как только я свяжу противника боем, выдвигай всю дивизию вперед на узком фронте вдоль опушки этого леса. – После предыдущего сражения эту дивизию перебросили на правый фланг. – Захвати лагерь. Это будет нетрудно – его обороняют только новобранцы. Когда очистишь лагерь, перестраивайся и наступай так, чтобы ударить в левый фланг, по тылам и резервам. Но не начинай атаку, пока я не сцеплюсь с противником покрепче. И еще одно. Вы оба оставите свои главные знамена у меня. Увидев их, противник решит, что я сосредотачиваю все силы в одном месте.
  Могаба выдержал паузу. Вопросов не последовало. Все это уже обсуждалось и планировалось. Нужно лишь поднять боевой дух.
  – Я вступлю в дело утром, после разведчиков и патрулей. И проследите, чтобы ваши люди были всем обеспечены и хорошо накормлены. Собственноручно задушу офицера, который не позаботится должным образом о своих солдатах.
  Методы главнокомандующего были хорошо известны, однако далеко не все офицеры их одобряли. Коррупция так глубоко въелась в таглиосское общество, что даже после долгого и бурного периода раздоров и мятежей все еще находились начальники, неспособные усвоить, что ограбление подчиненных – не самый приемлемый способ пополнения своих доходов.
  Несмотря на все свои различия, Черный Отряд, Протектор, главнокомандующий и прочие северяне, получившие власть, старались повысить эффективность своих режимов, искореняя воровство и коррупцию. И это, как ничто иное, отчуждало Таглиос от пришельцев.
  – Аридата, постой. Мне вот подумалось, что если все пройдет хорошо, то Сарасвати разобьет врага раньше, чем ты успеешь занять позиции у него в тылу.
  – У меня была мысль выступить ночью, а утром укрыться в роще Предначертания.
  – Хорошая идея. Я к ней кое-что добавлю. Когда выйдешь из рощи, растяни дивизию в длинную цепь, чтобы перехватить как можно больше тех, кто побежит на юг. Меня особенно интересуют люди, которые в свое время ушли в подполье, а пять лет спустя объявились, да еще с новенькой армией.
  – Сделаю все, что в моих силах.
  Могаба зарычал. Такие обещания он ненавидел, они звучали как заблаговременное оправдание неудачи. Впрочем, Аридата не принадлежал к тем, кто оправдывает собственные промахи. Он предпочитал объяснять, почему не могли победить другие.
  
  90
  Там же. Неразберихи еще больше
  
  
  Сегодня решающий день, – сказала Дрема своим командирам. – Я это чувствую.
  Потом она разнесла Костоправа, Тобо и остальных за то, что они так долго не возвращаются. Затем стала отдавать распоряжения. Ей сразу начали возражать, и она рявкнула: – Могаба снова разделит свои силы! И он за это поплатится. А если хотите со мной спорить, то я приму вашу отставку немедленно. У меня найдутся офицеры, которые выполняют то, что им приказано, и при этом помалкивают.
  Несколько часов спустя Могаба объявился почти в точности там, где она его ожидала. Он растянул свои войска широким фронтом, и она некоторое время опасалась, что неправильно предугадала его намерения и он сейчас пойдет в лобовую атаку, навалившись всеми силами. Но атаковал он не столь энергично, как в том случае, если бы ее предположения оказались верны.
  Дрема, в свою очередь, тоже не стала давить. Время еще не настало. Она не желала делать очевидным тот факт, что и она не сконцентрировала свои силы. Дрема продолжала тактику стычек и кратковременных набегов на противника, но отступала всякий раз, когда Могаба отвечал, бросая в бой значительные силы. Ему приходилось продвигаться вперед и потому, что он был вынужден сохранять контакт, и потому, что Дрема отступала, заманивая его в ловушку. Похоже, он сам хотел наступать в этом направлении.
  Когда дивизия Могабы, прежде укрытая за грядой холмов, бросилась вперед на правом фланге, она утратила всякий боевой порядок. От противника ее отделяла почти миля, а ее командир стремился нанести удар быстрее, чем враг успеет отреагировать, и ему было не до красоты наступающих рядов.
  Зато солдаты в разноцветных доспехах, показавшиеся со стороны кладбища, маршировали в безукоризненном боевом порядке. Некоторые несли недавно изготовленные пускатели огненных шаров. И они начали косить наступающую толпу, не дав таглиосцам времени осознать, что на сей раз судьба сдала им крапленую карту с низа колоды. А продержались они так долго только потому, что их было очень много.
  
  92
  Там же. Неразбериха все сильнее
  
  
  Они начинают сопротивляться на своем правом фланге, – сообщил Могабе один из офицеров. – А на левом отходят.
  – Тут что-то не так, – заявил Могаба. – Их должно быть больше.
  – Почему мы на них не давим?
  – Объяви общее наступление. Но в медленном темпе.
  Первое убийственное сообщение поступило всего несколько минут спустя. Дивизия Наренды Сарасвати бежит. Сам Сарасвати погиб. Большинство его офицеров захвачено в плен или тоже убито.
  Еще не успев осознать это известие, Могаба услышал справа звуки горнов и увидел наступающего противника – разноцветные прямоугольные каре, у каждого солдата за спиной флажок. Кавалеристы сметали с пути пехотинцев отбившихся от своих частей солдат Могабы, беглецов и дураков, решивших оказать сопротивление.
  Главнокомандующему хватило секунды, чтобы понять: Дрема решила нанести его второй дивизии удар по почкам, бросив на это свои отборные полки.
  – Атака всеми силами! – приказал он. – В самом быстром темпе! – Если он сумеет двинуть солдат вперед быстрее, чем они осознают опасность, то существует шанс задавить врага численным превосходством. – Эта ведьма все-таки подловила меня. Но в тылу у Дремы находится Аридата. Так что еще посмотрим, кто кого.
  Острие атаки Могаба нацелил на вражеский лагерь. Если ему удастся пробиться за палисад…
  
  93
  Возле рощи Предначертания. Неразбериха нарастает
  
  
  Аридата узнал о развивающейся катастрофе от кавалериста-веднаита, вынужденного бежать в его направлении, огибая с востока поле боя, потому что вражеские разъезды уже перекрыли путь на север. И Аридата сумел выудить правду из мешанины противоречивых донесений. Он приказал дивизии построиться в боевой порядок.
  Ядро дивизии составляли его городские батальоны – хорошо вымуштрованные солдаты, почти ветераны. Через два часа Сингх увидел противника. Интервенты и их союзники из числа местных предателей перемешались в огромной кровавой мясорубке со всеми таглиосскими войсками: и теми, которые сохранили боевой дух, и теми, которые не успели вовремя сбежать. Очевидно, находящаяся в тылу дивизия Сингха не очень-то их беспокоила.
  Атака Аридаты стала для врага почти полной неожиданностью. Что же до ее эффективности… Его солдаты не умели преодолевать страх. И все они знали, что их товарищи из других дивизий уже проиграли сражение и теперь лишь дорого продают свою жизнь.
  
  Обескровленные армии разошлись незадолго до заката. Солдаты обеих сторон в этот день насмотрелись таких ужасов, что под конец перестали мешать врагам, которыми, казалось, овладело единственное желание – уйти, если им не станут мешать.
  Но кто же победил?
  В тот день аргументы у обеих сторон были одинаково вескими. Окончательные выводы предстояло сделать тем историкам, которые станут изучать влияние этой битвы на таглиосское общество и культуру. Она могла стать или ключевым, или рядовым событием – в зависимости от ее политических последствий и реакции населения.
  
  94
  Возле кладбища. Время скорбеть
  
  
  Даже у Дремы не осталось физических и душевных сил, чтобы делать что-либо полезное. Она опустилась на землю возле мертвой лошади, затылком на седло, и погрузилась в волны сумерек и усталости. Она не испытывала волнения даже при мысли о том, что сломала хребет последней таглиосской армии и впервые удержала за собой поле боя. А вот Могаба – если он еще жив – ускользнул.
  Этому настроению немало способствовал тот факт, что вклад Суврина в победу оказался не меньшим. Один лишь Суврин постоянно помнил о третьей таглиосской дивизии. И когда враг появился, этот парень сумел выставить против него свою бригаду. Если бы не хладнокровие Суврина, главнокомандующий теперь праздновал бы победу. Хотя число мертвых и умирающих с обеих сторон наверняка оказалось бы почти равным.
  Суврин сел рядом с Дремой. Оба долго молчали. Впервые за всю жизнь ей захотелось кого-нибудь обнять и чтобы ее тоже кто-нибудь обнял. Но она подавила это желание.
  – Плетеный Лебедь мертв, – сказал наконец Суврин. – Я видел его труп.
  Дрема хмыкнула.
  – У меня такое предчувствие, что придется оплакивать много старых друзей. Я видела, как погибли Икбал и Рекоход.
  – Нет! Только не Икбал! Кто теперь позаботится о Сурувайе?
  – Отряд, Суврин. Разве что она сама захочет нас покинуть.
  И Ранмаст, если он уцелел. По законам шадаритской религии он обязан заботиться о жене погибшего брата.
  – Она одна из нас, а мы своих не бросаем. У нас остались люди, у которых хватит сил нести караул?
  Суврин что-то вопросительно буркнул.
  – Ведь там главнокомандующий, железный Могаба. И если он не свалился с тяжелыми ранами и сумел собрать сколько-нибудь солдат для ночной атаки, то обязательно вернется. Даже если придется все делать самому.
  Суврин несколько раз глубоко и задумчиво вздохнул.
  – У нас немало новобранцев, которые почти не дрались, а лишь прятались на кладбище. Я уже наказал нескольких за то, что грабили мертвецов.
  – Даже если они побегут – не важно. Лишь бы бежали в нашу сторону.
  – Угу.
  – Лебедь… Он так и не нашел свою мечту.
  – Мне он всегда казался обывателем. Плыл по течению. Порой загорался, но никогда по-настоящему не стремился возвыситься и взять судьбу в свои руки. Возможно, он был еще и безнадежным романтиком. В Анналах говорится, что Лебедь когда-то был влюблен в Госпожу. А потом в Протектора. Тут ему повезло намного больше, но он успел пожалеть о таком везении. Думаю, когда-то он вздыхал и по тебе.
  – Мы были друзьями. Просто хорошими друзьями.
  Суврин не стал спорить. Но голос Дремы дрогнул, и этого оказалось достаточно, чтобы собеседник задумался: не было ли когда-нибудь, пусть всего раз или два, чего-то такого, что дало повод для пересудов о Лебеде и Дреме?
  А хоть бы и было. Не его это дело.
  – Мне не следовало ввязываться в драку до возвращения Тобо и остальных.
  – Могаба все равно не дал бы тебе передышки, – возразил Суврин. – Так что не казни себя. Он бы воспользовался их отсутствием и стал тебя упорно преследовать.
  Дрема знала, что это так, но от правды ей не полегчало. Погибло много людей, в том числе ее давних товарищей. А ее задачей было уберечь их.
  И полный масштаб трагедии ей еще предстоит узнать.
  
  95
  Безымянная крепость. Подземелье
  
  
  Выглядит такой умиротворенной, – нараспев проговорила Госпожа.
  Мы стояли возле ее сестры в Пещере Древних. Душелов теперь лежала на том самом месте, где покоилась Госпожа в годы Пленения.
  Я не сразу понял, что Госпожа произнесла эти слова с сарказмом, – такую чепуху обычно говорят на похоронах. Она не сомневалась, что Душелов частично осознает происходящее, но более близко общаться с сестрой не могла.
  – Мы сделали то, ради чего прилетели. Теперь нужно подумать о возвращении в Отряд, – сказал я, хотя еще не одолел соблазна слетать к Вратам Хатовара, пока они не закрылись окончательно.
  И еще я намеревался взглянуть на чудовище, которое играло нашими жизнями и судьбами задолго до того, как мы услышали любое из его имен.
  – Да, – согласилась Госпожа. – Мы не знаем, каких гадостей успели натворить Бубу, Кадидас и Могаба, пока за ними не присматривали Тобо и Ревун.
  – Если Могаба поймет, что Дрема осталась без чародеев, то навалится на нее, как змея на дерьмо.
  – Образ яркий, но бессмысленный.
  Я отметил, что Госпожа не упомянула своего имени вместе с именами Тобо и Ревуна. И тем не менее я сильно подозревал, что теперь она способна выкачивать магическую силу Кины не хуже царицы вампиров. Иногда я гадаю, чем это обернется, когда настанет час расплачиваться с Шиветьей. Она очень не хотела превращаться в нечто старое, морщинистое и седое, слишком похожее на ее мать, которую она едва знала.
  – Просто вспомнил одного нашего сержанта. Это было еще до тебя. Его звали Эльмо. Он любил выдавать необычные фразы.
  – А ты стареешь.
  – Я всю жизнь провел в прошлом, дорогая. Нам пора седлать коней.
  
  В пещеру мы спустились верхом на летающем бревне Ворошков. Какая великолепная замена длиннющей лестнице, когда тебе уже не двадцать лет!
  Госпожа протянула руку, чтобы похлопать сестру по плечу. Обычный безобидный жест.
  – Стой! – рявкнул я так громко, что где-то в глубине пещеры посыпались с потолка ледяные сосульки.
  – Ох… Я не подумала.
  Вдоль стен пещеры тянулись шеренги покрытых ледяной коркой старцев. Никто не знал, что это за люди, кроме, возможно, Баладиты. Почти все они были еще живы. Подобно Душелов, они бежали от какой-то неласковой к ним силы. У некоторых из них – как и у многих моих братьев по отряду, бывших Плененных, – состояние было очень тяжелым. И чтобы убить их, хватило бы любого пустяка. Например, дружеского прикосновения.
  Госпожа направилась к выходу, а я напоследок обвел взглядом население Пещеры Древних. Как всегда, казалось, будто все открытые глаза смотрят на меня. Я посмотрел в невидящие очи Душелов и, сам не знаю почему, подмигнул. Мы с ней старые заговорщики, давно знаем друг друга. С этой женщиной я познакомился даже раньше, чем с ее сестрой, – в давние, полные ужасов времена.
  Может, это была игра света, а может, подшутило надо мной воображение, но мне показалось, что Душелов подмигнула в ответ.
  
  Когда мы вернулись наверх, остальные уже начали собираться в обратный путь. Ревун громко похвалялся перед всеми желающими послушать своей новообретенной способностью молчать. Но я, старый циник, знаю истинную стоимость благодарности. Эта валюта обесценивается с каждым часом.
  Оба старых Ворошка тоже готовились к путешествию. И это означало, что они поддались уговорам Тобо, пока мы с Госпожой находились в подземелье. А еще это означало, что им легче расстаться с колдовскими бревнами и одеждой, чем вернуться в родной мир.
  Получается, из тех мест пришли невеселые новости.
  – Ты понимаешь, что это означает? – спросил я Тобо.
  – Что? – Парень расслабился, флиртуя с Шукрат. Судя по глуповато-счастливым лицам, эта парочка вскоре начнет уединяться в темных углах. Они уже не могут друг без друга.
  И это вряд ли обрадует Сари.
  – Это означает, что нам придется оставить и Громовола. Или убить его. Что будет ошибочным политическим ходом. Но что-то делать с парнем надо, я ни за что не позволю ему вернуться вместе с нами. От него никакой пользы, только проблемы.
  – Я поговорю с Нашуном и Первым Отцом. – Тобо повернулся к Шукрат. – Пойдем, милая.
  «Милая»? Гм…
  
  Цепочка из нескольких летающих бревен спускалась в Пещеру Древних. О, насколько это легче, чем топать пешком вниз и вверх! Старые Ворошки, кутаясь в одолженные лохмотья, восседали за спиной Тобо и Шукрат. Громовол ехал позади Арканы, и это ничуть не мешало ей управлять колдовской снастью.
  Громовол рыдал и умолял, пока всем не осточертели его вопли.
  Я не стану утверждать, что у меня нет сердца. Будь я по-настоящему безжалостным, высказал бы Громоволу все, что думаю о его вредном характере и скверном поведении, после чего куски плохого парня были бы разбросаны по половине мира.
  Я себя ощущал заправским Ворошком. Да и выглядел как Ворошк. И моя благоверная тоже. Заключив со старыми хрычами сделку, мы забрали у них черные волшебные наряды.
  Они отлично дополнят доспехи Жизнедава и Вдоводела.
  Тобо и Шукрат выглядели не менее внушительно – Тобо позаимствовал одеяние у Громовола.
  У нас ушли считаные минуты, чтобы уложить Громовола неподалеку от замерзших трупов моих друзей. Не успели отзвучать его последние мольбы, как я сказал Госпоже:
  – Я собираюсь спуститься на дно этой ямы. Хочу взглянуть на старую мерзавку, которая портит нам жизнь уже полсотни лет.
  – Ты что, рехнулся?! – завопил Тобо. – Не пойду с тобой! Я нервничаю уже оттого, что она так близко.
  – Тогда возвращайся наверх. Шукрат, будь любезна, ответь-ка мне на пару технических вопросов, пока ты еще здесь.
  Черный барьер, приводивший Ножа в отчаяние, снова оказался на месте. Он жутко давил мне на психику, но не стал препятствием для летающего бревна. Лишь слегка шевельнулось одеяние Ворошка, плотнее окутывая меня магической защитой.
  Я уже знал, как называются бревно и черный костюм на языке Ворошков, но не желал произносить эти длинные неуклюжие слова. Боялся язык сломать.
  Барьер остался позади. Сидевшая за моей спиной Госпожа издала забавный тихий звук, как при наших занятиях любовью.
  Открывшаяся сцена была известна нам по описаниям: гигантская подземная полость без явных границ, освещенная чрезвычайно слабым сиянием, льющимся неизвестно откуда. Мы не без труда разглядели распростертую на полу тушу. Эта гора уродливой глянцевитой плоти цвета баклажана не шевелилась, даже не дышала.
  Кину можно было принять за старшую сестру Шиветьи. Она казалась скопищем всех пороков, приписанных всем ее ипостасям за все века ее существования.
  Мои воспоминания о следующих нескольких минутах совершенно ненадежны.
  Почти тотчас огромная лысая голова повернулась в нашу сторону. Рот открылся, обнажив уродливые темные клыки. Кажется, язык был как у змеи или ящерицы. Не припоминаю, чтобы кто-то описывал ее язык именно так, хотя ему и положено быть длинным, чтобы удобнее лакать кровь демонов.
  Глаза богини стали открываться.
  На меня обрушился девятый вал ее воли. А затем в моих глазах померк свет.
  
  Вэтот раз повезло, – сказал Тобо. – Бревно вынесло тебя оттуда.
  Хотелось ответить, что везение тут ни при чем: с помощью подружки Тобо я настроил бревно на самостоятельное возвращение. Но сейчас у меня едва хватало сил, чтобы дышать.
  – Как Госпожа? – пролепетал я.
  – Получше, чем ты. Она спит. Просила передать, чтобы ты тоже отдохнул. Вот, возьми, это манна Шиветьи. Сразу взбодришься, если сумеешь ее проглотить.
  Я с трудом повернул голову и увидел демона.
  Шиветья смотрел на меня. На его плече сидела белая птица. Но не моя ворона. Демон продемонстрировал пару зубов – наверное, решил, что умеет улыбаться. Странно. Что-то я не припомню, чтобы прежде он выказывал какие-то чувства.
  Наверное, успел пошарить в моей голове. Знает, что у меня появилась идея, как прикончить Кину.
  Надеюсь, богиня не успела тоже заглянуть мне в мозги.
  Белая птица хохотнула. Не говорите мне, что вороны этого не умеют.
  Тобо понял: что-то произошло. Но не догадался, что именно. Кажется, мои новые дочурки соображают быстрее, чем он.
  
  96
  Врата Теней. Плохие новости
  
  
  Я стоял у Врат и сплетничал с Пандой и Призраком, которые рассказывали, что такой приятной задачи, как надзор за Вратами, они еще никогда не выполняли. Работенка легкая, местные дружелюбны. И если бы не досаждали гадкие призраки с плато…
  Через Врата прошли Тобо и Шукрат. И почти сразу Тобо в страхе воскликнул:
  – Тут было сражение!
  Секунду спустя он взмыл в небо, направляясь на север. Полетела и Шукрат, медленно догоняя его черный шлейф.
  – Означает ли это, что нам следует волноваться? – спросила Госпожа.
  – Думаю, да. Наверное, шельмец что-то узнал от своих приятелей.
  – И новость оказалась настолько плохой, что он помчался туда сломя голову.
  Если во время нашего отсутствия произошло сражение, то ничего хорошего ждать не приходится.
  – Ты тоже полетишь выяснять, что случилось? – спросила она.
  – Не вижу смысла. – Я ткнул пальцем в сторону ковра, который потрескивал и прогибался под весом тех, кому мы не могли доверять. – Я ведь ничем не могу им помочь. Взгляни-ка туда. – По земле, вдогонку за Тобо и Шукрат, мчалась рябь, это искажалась ткань реальности. – Тайный народец отправился вслед за своим героем.
  – А что здесь делали эти твари?
  – Дожидались Тобо.
  – Но им следовало находиться рядом с Дремой. Какая нам польза от них возле Врат, когда… О, поняла! Им безразлично, полезны они для нас или нет.
  – Вот именно. Им нужен только Тобо. Если они и делают что-то для нас, то исключительно с целью доставить ему удовольствие. И по этой же причине я не вижу ворон, которым положено быть моими наплечными украшениями, посыльными и зоркими глазами. Они вечно забывают свой долг и отправляются на поиски Тобо. Однако готов побиться об заклад, что они вернутся быстрее, чем мы доберемся до Дремы.
  – Тут и спорить не о чем.
  
  Перевалив через Данда-Преш, я направил ковер по курсу, которым шла Дрема. Когда Госпожа спросила, почему я не полетел прямо на север, выжимая из ковра всю дозволенную скорость, я ответил:
  – Вроде я кое-что заметил, когда мы снижались. Надо проверить. Надеюсь, это была игра воображения.
  Но из краткого разговора с охранниками Врат я сделал вывод, что кошмар может стать реальностью.
  Госпожа заинтересовалась, но удержалась от вопросов. Мы можем лететь так быстро, что небольшое отклонение от маршрута не задержит нас надолго.
  Я нашел то, что искал, пролетев вдоль пути, по которому Дрема шла из Гархавнеса, и почти в точности в том месте, где она свернула к Дежагору.
  – Смотри! – указал я Госпоже, заметив быстрое движение в рощице корявых дубов.
  – А что там? – Она ничего не заметила.
  – Нефы.
  – Нефы? Нефы сейчас в мире Ворошков. Заперты в нем.
  – По словам Призрака и Панды – нет. Они сказали, что нефы приходили к ним почти каждую ночь.
  – Да, но как они прошли через Врата?
  – Не знаю. – Я уже вел бревно по спирали, сбрасывая высоту. Снизившись до вершин деревьев, стал выписывать зигзаги, но ничего не заметил. Тогда я снизился еще больше и завилял между стволами.
  Я ничего не обнаружил. Моим спутникам это надоело, и они начали на меня покрикивать.
  Ладно. Тут они правы. Нас ждут дела на севере.
  
  97
  Возле кладбища. Среди мертвецов
  
  
  После сражения прошло больше суток, но лекари по-прежнему работали без отдыха. Раненые все еще лежали длинными рядами, дожидаясь своей очереди, – стонали, кричали, бредили. А некоторые умирали, и их уносила похоронная команда. Как много солдат скончалось в одиночестве среди сотен других, не дождавшись утешения!
  Цена воинской славы.
  Абсолютный ужас. Для меня, во всяком случае.
  Я быстро проверил, соблюдаются ли мои указания насчет очистки и обеззараживания ран. Кое у кого повысятся шансы на выживание, если лекари и их помощники будут скрупулезно придерживаться правил. Когда они измотаны, соблазн схалтурить хотя бы по мелочи почти непреодолим.
  Неподалеку от наших раненых лежали солдаты Могабы. Они предоставлены сами себе, вряд ли дождутся от нас помощи. Я знал, что медикаментов у нас не хватает, так же как и медиков. Не ожидал, что битва будет такой масштабной и что за короткое время мы понесем огромные потери.
  
  Ранмаст Сингх, ковыляя на костылях, отвел меня к Дреме.
  Она выглядела так, словно утратила ориентацию во времени и пространстве. Мне знаком этот стариковский взгляд, потому что я сам многократно побывал в таком состоянии. Она была на грани обморока, потому что в течение всей битвы спала лишь урывками.
  – Ты не можешь делать все сама, Капитан. И от тебя будет гораздо больше пользы, если поручишь работу нам, а сама отдохнешь. А вдруг Могаба сейчас вернется? Ты не сможешь мыслить быстро и четко. Какой из тебя тогда командир?
  Она взглянула на меня раздраженно, но сил на споры у нее не осталось.
  – Насколько я поняла, по пути сюда ты не обогнул мертвых.
  – Я побывал в госпитале.
  Она знала, что первым делом я загляну в госпиталь. А после нашего разговора вернусь туда и предложу скромную помощь, которую можно ждать от старика с покалеченной рукой, почти слепого на один глаз.
  – Значит, тебе еще неизвестно, что не осталось почти никого, кому я могла бы доверить дела. Лебедь мертв, Костоправ. Нож мертв. Икбал Сингх мертв. Рекоход мертв. Добавь к списку Фама Ху Кли, Ли Вана, обоих братьев Чан и твоих старых инженеров, Клетуса и Лофтуса. Открылось огромное число вакансий. Назови любое имя – и тебе почти наверняка ответят, что этот человек убит или ранен. Черт, даже Сари, возможно, погибла. Мы ее еще не нашли.
  – Мы вернулись, – напомнил я, надеясь снять тяжесть вины с ее плеч. – И должен добавить – вернулись успешно. А что Суврин?
  – Суврин уцелел. Это он спас нас от поражения. Мы с ним договорились отдыхать по очереди, пока не убедимся, что Могаба не вернется. А сейчас мы с ним по очереди пытаемся навести порядок.
  Судя по тому, что я уже увидел и услышал, Могаба в ближайшее время не вернется – если только не заявится один. Его солдаты уже навоевались досыта.
  Главнокомандующий уже атаковал бы, найдись у него хоть немного боеспособных войск. Осторожность и медлительность – не те грехи, в которых можно обвинить этого вояку.
  Я услышал голос Тобо, снаружи он обращался к своим призрачным друзьям. Вскоре мы получим исчерпывающие сведения о ситуации в лагере Могабы. А потом тысячи невидимых существ отправятся на поиски Сари и всех остальных пропавших без вести.
  Парень не сидит сложа руки.
  – Мне нельзя было начинать бой до возвращения Тобо, – пробормотала Дрема.
  Я невольно повторил то, что ей уже говорил Суврин:
  – Могаба не дал бы тебе выбора. У него нет наших возможностей в разведке, зато он мастер использовать то, что имеет. Вот в чем наш просчет: мы забыли об этом. Надо было хотя бы сделать вид, что у нас в лагере остался чародей.
  Дрема кивнула:
  – Машешь кулаками после драки. Но спасибо за совет. Я о нем вспомню, когда начну жалеть себя и упрекать за то, что не поступила иначе.
  – Ты странная птичка, Малышка.
  – Что?
  – Извини. У меня не выходит из головы Одноглазый. – Я не стал ей ничего объяснять. Пока я не выпускаю мои гениальные замыслы из черепушки, остается неплохой шанс на то, что Кина не узнает о них и не заставит меня раскаяться. – Что известно о Гоблине и девушке? Были ли боевые действия в роще Предначертания?
  – Пока не знаем. Полагаю, Тобо все выяснит и доложит. И вообще, надеюсь, что после его возвращения жизнь наладится. – Сарказм ей не дался, сил хватило лишь на то, чтобы говорить монотонно.
  – Через несколько минут здесь будут Госпожа и Мурген. Пусть они займутся Тобо, а ты пока отдохни.
  
  Япошел к мертвецам, чтобы попрощаться. Они лежали рядами, дожидаясь похорон. Погода стояла холодная и сырая, поэтому разложение еще не зашло далеко, но все же сильно пахло кровью и внутренностями. Мух было мало – не сезон. А вороны нынче редкость. Стервятники кружили в небе, но садиться не осмеливались, потому что живые устраивали им весьма неласковый прием.
  Когда кто-нибудь опознавал павшего, таглиосские пленные переносили его к ближайшей похоронной команде. Наши новобранцы и пленные в поте лица сооружали погребальные костры, сжигали трупы, копали и заполняли могилы или возводили помосты для тех немногих, кому судьба предназначила покинуть юдоль печали нашей именно таким способом.
  Множество солдат уже обрело вечный покой, но я понял, что, несмотря на прохладное время года, без братских могил для таглиосцев не обойтись. Попросту не хватит времени обеспечить каждому достойные похороны. Даже притом что уже начали подходить гражданские – родственники тех, кто воевал на стороне Могабы, – надеясь опознать и забрать тела своих близких.
  Я задумался: не появились ли уже на плато Блистающих Камней неким мистическим образом новые столпы с ползущими по их поверхности золотыми эпитафиями?
  Ко мне подошел младший офицер из страны Неизвестных Теней. Было видно, что его не радует назначение в похоронную команду. Наверное, проштрафился на поле боя.
  – Господин, – обратился он ко мне, отдав честь так четко, что этого хватило бы для смягчения наказания, – ты мне очень поможешь, если объяснишь, как именно следует хоронить твоих старых товарищей.
  Он отвел меня туда, где собрал нетаглиосцев родом не из Хсиена. Этот пятачок земли заняли мои бывшие братья и несколько нюень бао.
  – Солдаты живут, – пробормотал я. Теперь из тех, кого я впервые увидел на дальнем берегу Пыточного моря, остались лишь Мурген и Госпожа. – Лебедя и братьев-инженеров закопайте на здешнем кладбище. И четко обозначьте могилы – я их потом найду и поставлю достойные надгробия. Эти люди заслуживают большего, чем краткое упоминание в Анналах.
  Интересно, что подумал бы Лебедь, если бы узнал, что ему придется лежать рядом с тенеземцами? В свое время он помог Ножу и Корди Мэзеру многих из них пристроить на этом кладбище.
  О том, какие погребальные обычаи бытуют у соплеменников Ножа, я не имел ни малейшего понятия. Для меня, да и для всех остальных, вообще осталось загадкой, кого он считал соплеменниками.
  – Темнокожего мужчину похороните рядом с Лебедем. Может, они и на том свете останутся друзьями. И наконец обзаведутся пивоварней, о которой всегда мечтали.
  Офицера мои слова озадачили, но от вопросов он воздержался. Солдаты из страны Неизвестных Теней успели привыкнуть к религиозным нелепостям чужого мира. Я зашагал дальше – мимо людей, которых Дрема приняла в Отряд в годы Пленения. Число павших меня встревожило. Пройдет немного времени, и она окажется без своих сверстников точно так же, как я теперь оказался без своих.
  Очень много превосходных солдат из страны Неизвестных Теней тоже лежало сейчас на этой холодной и твердой земле. И, что меня ничуть не удивило, много солдат из местных, присоединившихся к нам недавно. Плохо обученные, они имели минимальные шансы уцелеть в битве.
  Я смотрел на всех этих мертвецов и надеялся, что сегодня Дрема дошла до определенной черты. Что впредь она будет искать решения, которые не потребуют упорного битья лоб в лоб, пока кто-то из противников не рухнет, заработав сотрясение мозга. Впрочем, я не могу винить только ее. Ни одно из известных мне решений Дремы я не смог бы назвать неверным. А тактиком она оказалась куда лучшим, чем был в свое время я.
  
  98
  Севернее кладбища. Могаба соглашается
  
  
  Через двадцать шесть часов после того, как армия Могабы по его приказу оторвалась от противника, главнокомандующий оставил надежду собрать ударный отряд и атаковать, пока в лагере противника царили отчаяние и неразбериха. У него самого в войсках отчаяния и неразберихи было не меньше. Лишь дивизия Аридаты Сингха сохранила боеспособность. В награду ей досталась задача отлавливать дезертиров, собирать по крохам отступающую армию Могабы.
  В основном это были солдаты второй дивизии. В дивизии же Сарасвати, прежде стоявшей на правом фланге, уцелел в лучшем случае один из десяти.
  Вражеская кавалерия по-прежнему действовала очень активно. Похоже, Дрема твердо решила не подпускать Могабу близко.
  Над его головой пронеслись две черные тени, испуская леденящий психический вопль. Инстинкт подсказал Могабе, что за ним наблюдают некие существа, которых он не видит, потому что попросту не успевает заметить. И главнокомандующий понял, что его способности воевать с Отрядом на равных пришел конец.
  Он вызвал нового адъютанта, занявшего эту должность считаные часы назад. Несколько его предшественников остались на поле боя.
  – Приведи ко мне обманников.
  – О великий?
  – Которых генерал Сингх захватил в роще Предначертания.
  Могаба решил предложить душилам сделку. Пусть девушка еще некоторое время изображает Протектора. Если Протектор вскоре покажется где-либо на людях, в Таглиосе будет спокойнее.
  – Эти пленники отправлены на север, господин. По особому распоряжению генерала Сингха, поскольку они, по его словам, представляют большую опасность.
  – Он прав, это наилучшее решение. Мы не хотим, чтобы они попали в руки неприятеля. – На людях Могаба настойчиво твердил, что итог сражения следует считать триумфальным. И ожидал, что офицеры будут поступать так же.
  Могаба ненадолго задумался, оценивая имеющиеся варианты выбора. Ему хватило минуты, чтобы прийти к выводу: наилучшее решение – отход к Таглиосу.
  Ох, как же ему этого не хотелось! Какими бы ни были факты, молва назовет это поражением. Отступление дорого обойдется Могабе.
  Генерал присмотрелся к адъютанту. Он еще не успел ничего узнать о его происхождении и о чертах характера.
  – Ты ведь Тонжон, верно?
  – Тан Джань, о великий. Мой дальний предок по мужской линии был нюень бао. Но вся моя семья – веднаиты.
  – Превосходно. В таком случае у тебя будет возможность обменяться с вражеским Капитаном анекдотами на религиозную тему.
  – О великий?
  – Я посылаю тебя на юг с белым флагом. Заключим перемирие – нам нужно собрать тела павших. – Если главнокомандующий и снискал расположение таглиосцев, то в первую очередь тем, что всегда старался вернуть погибших воинов их семьям для похорон со всеми полагающимися ритуалами.
  Но в этот раз многих придется считать пропавшими без вести. Всех таглиосских мертвецов собрать невозможно.
  – И еще пришли ко мне жрецов. Всех религий, какие у нас есть. – Ему нужен был совет, как поступить с таким количеством тел и так близко от Таглиоса.
  Могаба не сомневался, что Отряд просто зароет чужих мертвецов в одной большой яме и забудет про них.
  
  99
  Возле воинского кладбища. Пропавшие без вести
  
  
  Тобо едва не обезумел от горя. У Мургена состояние было не лучше. Он бродил, натыкаясь на все подряд, запертый в клетке своего внутреннего мира. Я не видел его таким с тех пор, когда он был отрядным летописцем.
  Даже Неизвестные Тени не нашли никаких следов Сари. Пока Тобо точно установил лишь одно: в руки врага она не попала. Таглиосцы ее не искали.
  Сари всегда умела уходить незаметно.
  – Она мертва, – сказала мне Госпожа. – Была ранена, заползла в какое-нибудь укрытие и умерла там.
  Вполне правдоподобная версия. Мы уже обнаружили несколько тел при обстоятельствах, укладывающихся в подобный сценарий. И не только Сари пропала без вести. В каждой роте таких было немало. Большинство наверняка или сбежали, или попали в плен. Однако тайный народец продолжал находить мертвецов в таких местах, где никому из нас и в голову не приходило искать.
  Я надеялся, что простое объяснение Госпожи верно. Меня страшила даже мысль о том, что Сари попала в руки к тем, кто попытается через нее манипулировать Тобо.
  Утешало меня лишь одно: тех, кого такое могло бы заинтересовать, совсем мало. Могаба реабилитирован, Душелов похоронена, Бубу и Кадидас заперты в большой крепости, охраняющей южные подступы к Таглиосу, а ключ от их темницы увезен. Прочие дееспособные злодеи, скажем Ревун или Ворошки, имеют безупречное алиби.
  Все сводилось к тому, что Сари или мертва, или же потерялась и где-то бродит, получив столь серьезную травму, что даже забыла, кто она и где должна находиться.
  Дрема объявила огромную награду за «поимку пожилой женщины из племени нюень бао, разыскиваемую для допроса в связи со шпионажем против агентов Прабриндра Дра». Мурген предоставил ее описание, включающее форму и расположение родимых пятен, не известные никому другому.
  – Все это почти бессмысленно, разве не так? – прошептала моя благоверная. – Люди умирают в самое неожиданное время и по самым неожиданным причинам.
  – Солдаты живут, – пробормотал я.
  – Для тебя эти слова превратились в мантру.
  – Сперва испытываешь вину. И гадаешь, почему он, а не я. Затем радуешься, что погиб он, а не ты. И вот уже снова винишь себя. Солдаты живут. И гадают – почему?
  – Один такой солдат живет, потому что, видят боги, я еще не получила своей заслуженной доли любви. Бросай перо и иди сюда.
  – Интересно, откуда такой аппетит на старости лет?
  – Ха! Встретил бы ты меня четыре века назад…
  
  Могаба перевез Кадидаса и Дщерь Ночи во дворец, – объявил Тобо. – По весьма замечательному совпадению считаные часы спустя Протектор впервые за несколько месяцев показалась на публике. Она была чрезвычайно зла на таглиосцев и обрушила на их головы одно свое коронное наказание. – Он ухмыльнулся. – Вероятнее всего, это как-то связано с надписями на стенах, которые снова начали появляться. Все те же старые добрые лозунги: «Воды спят», «Мой брат не отмщен». Есть и новые, к которым я уже непричастен: «Пролежишь во прахе десять тысяч лет, питаясь лишь ветром». Мне нравится.
  Эти слова привлекли мое внимание. Я их уже когда-то слышал. Впрочем, я все уже когда-то слышал.
  – «Раджахарма» теперь повсюду. Похоже, любой грамотей малюет это слово где попало. Есть еще и «Мадхупрлайя», что переводится как «друг вина». Это популярное прозвище Гхопала Сингха. Кажется, командир серых любит заливать зенки. Но одну надпись я не понял, а она серых бесит даже больше, чем «Мадхупрлайя». «Тай Ким идет». Чепуха какая-то. Все думают, что к этому причастны нюень бао, потому что «тай ким» переводится только с их языка. «Смерть идет». Да только написаны эти слова как имя.
  – Если они означают имя или титул, – сказал я, – то правильнее будет перевести как Ходячая Смерть. Почему бы и нет? Прежде Ходячей Смертью называли переносчика чумы.
  – Гоблин, – решила Госпожа. – Это обманники объявляют о пришествии Кадидаса. То есть мертвеца, который еще ходит благодаря милости или проклятию Кины. И переносчика чумы тоже, если учесть религиозный оттенок.
  – Возможно. – Ее слова Тобо не убедили, и я его не виню.
  У меня у самого возникло ощущение, что тут кроется нечто более зловещее. Правда, ни на чем не основанное. Вероятно, предположение Госпожи окажется правильным.
  Я кивнул примерно в том направлении, где сейчас находилась Дрема:
  – Она что-нибудь говорила о своих планах?
  – Нет, если не считать жалоб на бесконечные конфликты с нашими друзьями из страны Неизвестных Теней. Каждый бригадный командир стонет о том, что ему нужно пополнение. Но никто не желает брать местных новобранцев – в основном из-за языковой проблемы. И в то же время никто не желает, чтобы его бригаду расформировали, а солдатами пополнили другие части.
  Но иного выхода не имелось, и этот факт признавали все. Лучшее решение было достаточно простым. И Дрема нашла его, не советуясь со мной.
  Вместо того чтобы расформировывать свои лучшие ударные войска, она выбрала одно наименее пострадавшее и распределила его солдат среди остальных, сохранив при этом исходные взводы и роты. Для солдата очень важно иметь рядом товарищей, которых знаешь и на которых можешь положиться. А офицеров она, если представлялась возможность, повышала в звании. Командир же расформированной бригады стал ее начальником штаба, получив при этом обещание, что со временем возглавит всех местных новобранцев, сколько бы ни удалось их набрать.
  Максимум результата и минимум ущерба для командирского тщеславия. Очень немногие офицеры остались совершенно разочарованными.
  Жизнь превратилась в управленческую рутину.
  Неужели такое неизбежно приходит с возрастом? И ты больше беспокоишься о нуждах и взаимоотношениях людей, чем о драматических событиях, в которые эти люди вовлечены, о жестокостях, ими совершаемых?
  Да, мы такие. Мы Черный Отряд. Наши грязные дела стоят дешево. Но не надейтесь, что за них можно вообще не платить! Мы вернемся даже из могилы, чтобы подвести баланс в нашей бухгалтерии.
  Как-то днем я озвучил подобные мысли. И Тобо сказал мне:
  – Ты безумный старик.
  – Безумный, как шляпник, – согласился я. – Кстати, о шляпах. Не знаешь, куда подевалась любимица Одноглазого?
  Скоро мне понадобится этот гнусный питомник вшей. Еще как понадобится. Одноглазый предупреждал меня насчет шляпы, но я так привык к ней и так от нее устал, что слушал невнимательно. Зато не пропустил мимо ушей того, что было сказано о замечательном копье Одноглазого. Его следует использовать так, как коротышка задумал давным-давно, когда был намного крепче и здоровее.
  – Возможно, найдется в фургоне с моим барахлом, – ответил Тобо. – А если не там, то среди маминых вещей. – Он скривился – Сари так и не нашли. – Уходя из Хсиена, мы прихватили все вещи – и ее, и бабушки Готы.
  – Нужно разыскать шляпу. Срочно!
  Тобо удивился, но спрашивать не стал. Какой хороший мальчик.
  – Я бы на твоем месте уже готовился в дорогу, – сказал Тобо.
  У меня, ревностного летописца, бумага, чернила, перья и прочее барахло накопилось в таких количествах, что еле влезало в фургон.
  – Дрема предпочла бы остаться здесь, – продолжал парень, – потратить часть казны на набор и обучение рекрутов. Но я ее убедил, что так мы сильнее не станем. События не дают нам передышки. И сейчас в нашем распоряжении гораздо больше магии, чем когда-либо в истории Отряда.
  – Я сам ей это говорил. – И не просто говорил, а разражался тирадами о том, что мы слишком полагаемся на средства, не входящие в традиционный арсенал Отряда.
  – Да, я помню. Но ты ничего не говорил о том, что задерживаться здесь нельзя.
  – Конечно говорил.
  – Нам нужно идти. Потому что люди, которых мы набрали, не в восторге от того, чем они вынуждены заниматься. Необходимо их использовать, пока они управляемы.
  – Вывод?
  – Наступать на Таглиос, пока хватает сил для мощного удара.
  Неужели я слышу интонации всезнайки? Неужели он лучше Капитана знает, что нам следует делать, и намерен доказать это Дреме? Осмелел, оставшись без матери?
  Надо будет приглядывать за пацаном. Он еще не всеми детскими болезнями переболел.
  – Может, ты и прав, – сказал я.
  
  100
  Таглиос. Дворец
  
  
  Доклад Гхопала Сингха не был ободряющим:
  – Надписи повсюду, но мы никак не можем поймать тех, кто их делает. Ситуация гораздо хуже, чем пять лет назад. Сейчас многие на нашей стороне, – казалось бы, так проще выйти на след злоумышленников. Но доносчики лишь городят чушь про демонов, призраков да про существ, которых можно увидеть, только если на них не смотришь.
  Могаба сплел пальцы и оперся на них подбородком:
  – Дело в том, Гхопал, что я собственными глазами видел и демонов, и призраков. Когда я вступил в Черный Отряд, у одного из тамошних колдунов был питомец. Позднее выяснилось, что он наш враг, но важно не это, а то, что он был самым настоящим демоном. И в осажденном Дежагоре часто появлялись призраки. Мы все их видели, хотя почти не обсуждали. Многие считали, что это дело рук колдунов нюень бао.
  – Реальность или нереальность демонов и призраков на ситуацию не влияет, – заметил Аридата Сингх. – Кто бы ни писал лозунги – призраки или ловкие агитаторы, – это не прекращается. А грамотных в Таглиосе хватает, и они рассказывают неграмотным.
  – Так что ты намерен предпринять? – спросил Могаба.
  – Продолжать поиски вандалов, а все остальное игнорировать. Если люди поверят, что мы равнодушны к критике, то и сами перестанут относиться к ней всерьез.
  – Именно это я собирался предложить, – добавил Гхопал. – Народ не больше нашего знает о тех, кто пишет лозунги. А потому и нервничает не меньше нашего.
  Могаба поморщился:
  – В таком случае одобряю. С одной поправкой. Часть этих лозунгов не вписывается в традиционные рамки. «Тай Ким идет». Мы до сих пор не выяснили, что это означает.
  – «Ходячая Смерть идет», – перевел Аридата. – Думаю, имеется в виду спутник Дщери Ночи.
  – По-твоему, это работа обманников?
  – Просто одна из версий.
  – Но «тай ким» – это на языке нюень бао. А я никогда не слыхал о нюень бао, примкнувших к обманникам.
  Гхопал хмыкнул. Эту деталь он упустил.
  – Когда Ходячая Смерть придет, мы сразу об этом узнаем, – решил пошутить Аридата. – Люди начнут умирать.
  – Ну вот, еще один из нас вконец очерствел душой, – отметил Могаба. – Что ж, пока Тай Ким не пришел, нам нужно принять решение насчет наших гостей. Очень непросто удерживать их под контролем, особенно Гоблина, колдуна. Который требует, чтобы его называли Кадидасом. Он помог обмануть толпу, когда девица изображала Протектора. Но у него нет интереса к нашему делу. И он сожрет нас в ту же секунду, когда перестанет считать полезными для своего дела. То есть для приближения конца света.
  Оба Сингха промолчали. Каждый понимал, что в словах главнокомандующего кроется глубинный смысл. О том, что услышат нечто особенно деликатное, они поняли еще в тот момент, когда узнали, что совещаться будут только втроем.
  – Считаю, что необходимо от него избавиться. Пока он не стал слишком уверен в себе.
  – А Дщерь Ночи? – спросил Аридата.
  – Без Гоблина она особой угрозы не представляет.
  Это могло означать, что Дщерь Ночи можно пощадить. Во всяком случае, Аридата предпочел именно такую трактовку.
  – С другой стороны, она уже так далеко зашла, что освобождать ее нет смысла.
  Кожа Аридаты была достаточно светлой, чтобы выдать его смущение.
  – Я имел в виду нечто иное.
  Его выручил Гхопал. Непреднамеренно, поскольку не сумел понять несказанное.
  – Чтобы с ними что-то сделать, сперва надо к ним подобраться. Она заставит полюбить себя так сильно, что мы согласимся отрубить себе пальцы.
  – Должен же быть какой-то способ, – сказал Могаба.
  – Буду рад выслушать предложения.
  – Совершенно очевидно, что она не может внушать такое чувство всякий раз, когда возникает необходимость, иначе Аридате не удалось бы ее пленить.
  – Если только она сама этого не пожелала.
  Могаба со страхом подумал, что предположение может оказаться верным.
  – Сила ее внушения не действует на оружие, – сказал он. – И на яды.
  – Можно попробовать магию, – предложил Гхопал. – Как думаешь, кому-нибудь известны истинные имена этих двоих?
  – Сомневаюсь, что даже наши враги смогли бы этим чего-то добиться, – покачал головой Могаба. – У девушки нет другого имени, кроме Дщери Ночи. А Гоблин и вовсе два существа в одном теле, причем правит этим телом Кина. Тот же, кто знал секреты самого Гоблина, уже мертв. Так что можем сосредоточиться на ловушках и яде.
  – Не хочу накликать беду, – проговорил Аридата, – но должен напомнить, что родители девушки уже недалеко. И наши перспективы выглядят отнюдь не блестящими.
  Могаба расценил эти слова как деликатное предложение обсудить его планы. Но не принял его.
  Не принял потому, что нового стратегического плана у него не появилось. Главнокомандующий был убежден, что его дни сочтены, как утверждали надписи на стенах. Но все то, что делало этого человека Могабой, – как положительное, так и отрицательное – побуждало его продолжать борьбу.
  
  101
  Возле кладбища. Планы
  
  
  После нашего визита к Шиветье Госпожа была очень занята. Сильнее, чем обычно. Несколько раз я натыкался на нее, когда она практиковалась в магии. Я не задавал вопросов. Все же понятно: способность тянуть магическую силу из Кины вернулась к ней в полной мере именно тогда, когда Кадидас овладел Гоблином.
  Госпожа была замкнута, держала чувства под жестким контролем. А поскольку за эти годы я очень хорошо ее узнал, то понял, что она борется за надежду.
  Ее пьянила власть.
  Она отказалась от своих магических способностей – и не только по собственной воле, – чтобы помешать древнему ужасу, своему первому мужу, воскреснуть. А потом сбежала со мной, зная, что, лишившись силы, не выживет в мире, который сама же и создала. Но она помнила, как была Госпожой. И с годами тосковала по своему былому величию все сильнее. А пуще всего, наверное, тосковала в те минуты, когда смотрелась в зеркало.
  
  Михлос Седона, уроженец Дежагора, обходил лагерь, выбирал людей и предлагал им присоединиться к Дреме и Тобо. Михлосу всего шестнадцать, но он сумел очаровать Дрему, и та сделала его мальчиком на побегушках. Улыбчивые самоуверенные красавчики везде ценятся выше, чем гении с постными физиономиями.
  Я и сам был хорошего мнения о Седоне. Он не забыл пригласить меня на вечеринку.
  Лагерь напоминал муравейник. Дрема приказала готовиться к походу на Таглиос. Люди, обладающие необходимым опытом, мастерили детали метательных и осадных орудий, которые будут собраны на месте будущего сражения. Те же, кто такого опыта не имел, изображали тягловых животных. Я недоумевал, зачем Дреме такие хлопоты, ведь мы еще не знаем, возникнет ли в этих средствах нужда. Наверное, она просто хотела, чтобы все были заняты делом.
  Умеют ли птицы фыркать или смеяться? Белая ворона наблюдала за мной, сидя на ложке недоделанной передвижной катапульты. Уверен, она умела и то и другое.
  – Ну что, налеталась? Давно ты здесь?
  Ворона подпрыгнула, но не упорхнула.
  – Будь хорошей птичкой. Я знаю, кто ты и где живешь.
  Ворона рассмеялась. Солдаты, помнившие времена, когда этих тварей летало без счета и они были опасны, остановились на нее поглазеть.
  Ворона полетела в сторону кладбища.
  – Похоже, наш старый приятель Шиветья решил подстраховаться, – проворчал я.
  День стоял холодноватый, зато небо прояснилось. Видимо, Капитан решила, что совещание на свежем воздухе пойдет на пользу всем. Я обошел штабную палатку и присоединился к остальным. Первым заговорил Тобо:
  – Могаба и его приспешники намерены сопротивляться, несмотря на наше преимущество. Оба генерала Сингха полагают, что лучше признать Прабриндра Дра и спасти Таглиос от разрушений, неизбежных при осаде и штурме. Но лояльность для них тоже вопрос гордости и чести. К тому же главнокомандующий – не Протектор. Они считают его своим другом. И пока Могаба прочно стоит на ногах, боюсь, они даже не помышляют о разрыве с ним.
  Это для нас не сюрприз. Не говоря уже о том, что Гхопалу Сингху выбирать не из чего. Поскольку он командир серых, у него нет друзей вне правящей верхушки. Он связал судьбу с Протекторатом, а не с Таглиосом.
  А вот Аридату, несмотря на его участие в недавнем сражении, можно считать аполитичным и преданным Таглиосу. Работа, которую он выполняет, ничем не отличается от работы, которой от него потребовал бы любой правитель. В этом мы были единодушны. А может, попросту искали оправдания Аридате. Он вызывал симпатию у любого, кто с ним общался. И никто не желал ему зла.
  – Довольно об этом! – рявкнула Дрема. – Можно подумать, он не мужчина, а ходячий идеал, за которого все мечтают выдать дочку. Тобо, продолжай.
  – Прошлой ночью генералы решили уничтожить Кадидаса. Колдун и Дщерь Ночи не умеют читать мысли, но опасность они почуяли и нашли способ выбраться из камер. А это означает, кто-то из них оказался сильнее, чем притворялся. Беглецы прячутся где-то в заброшенной части дворца. Серым и княжеской гвардии пока не удалось их разыскать. Кадидас каким-то образом искажает вокруг себя реальность. Даже мои Тени их потеряли. Вскоре после их исчезновения кто-то пробрался на кухню и запасся едой. Затем кто-то проник в кабинет главного инспектора учета и похитил огромное количество бумаги и чернил.
  – Они будут восстанавливать Книги Мертвых! – воскликнул Мурген, впервые после исчезновения Сари проявив эмоции.
  – Очевидно, – согласилась Дрема. – Дело это небыстрое, но они справятся, если мы не вмешаемся. А мы вмешаемся. Сегодня в Таглиос полетит большой десант. Вам предстоит повторить тот же трюк, что и в Джайкуре. Вы должны любой ценой взять в плен Гхопала Сингха и Могабу. Разыскать девушку и Гоблина. Привести к власти Аридату. А потом затаиться. Армия выступит завтра. Как только мы пройдем через городские ворота, я пошлю за Прабриндра Дра.
  Я обвел взглядом окружающих. Никто не посмотрел мне в глаза, все казались смущенными. Как будто каждый подумал: «Дрема совсем сдурела, но пусть ей об этом скажет кто-нибудь другой, не я».
  Уверен, что подобные сценки нередко разыгрываются с участием Могабы. А еще чаще разыгрывались с участием Душелов до ее вынужденной отставки.
  – Все приказания будут исполнены в точности, – пообещал новый начальник штаба Дремы.
  Хотя говорил он на таглиосском, формула ответа уходила корнями в страну Неизвестных Теней.
  Мне не хватало Одноглазого и Гоблина. Любой из них придал бы этому официозному выскочке мистическое ускорение. А может, одарил бы мешочком вшей. Размером с тараканов.
  Золотые были деньки. Жаль только, что юмор у этих ребят был специфический. Пару раз я и сам становился жертвой жестоких розыгрышей.
  Вспыхнул короткий спор о том, брать ли в рейд старших Ворошков. Противники их участия упирали на то, что Тобо может не уследить за таким числом людей, чья лояльность крайне сомнительна. Аркана теперь вроде за нас, но и в этом нет уверенности. Правда, именно она в свое время посоветовала Магадану не дурить. Ревуна мы больше не держим мертвой хваткой. Коротышка почти невидим, с тех пор как перестал через каждые несколько минут напоминать о своем присутствии диким воплем. А старшим Ворошкам, разумеется, можно доверять лишь до того момента, когда они придумают, как смыться. Похоже, они не умнее Громовола.
  – Не будь слишком уверенной только потому, что до сих пор все шло гладко. – Я решил-таки предупредить Дрему. Не только она, но и многие другие взглянули на меня с досадой. – У нас еще очень много шансов наломать дров.
  Я не сомневался, что нарвусь на возражения. Что, если и правда нас отделяют от расплаты с предателем Могабой считаные часы? А еще через пару минут мы захватим Бубу и развеем все надежды обманников? События развивались с прямолинейной неизбежностью едва ли не с первых минут нашего пребывания в стране Неизвестных Теней.
  – Что? – Но вопрос Дрема адресовала не мне, а Тобо.
  – Мы не сможем вылететь раньше полуночи. Потому что нам с Госпожой нужно провести обряд вызова мертвых. Так можно узнать, что случилось с мамой.
  Дреме захотелось возразить, но она мгновенно поняла, что эту битву ей не выиграть. Тобо поступит так, как ему нужно, да еще получив на это благословение Мургена. А спорить перед подчиненными командиру не пристало.
  – Только не провозись всю ночь.
  
  102
  Дворец. О пользе чистоты
  
  
  Могаба поднял раковину, повертел перед глазами.
  – Этих штуковин здесь все больше и больше. Но еще никто не видел живой улитки.
  – Будь это мой дом, я поручил бы слугам навести чистоту, – сказал Гхопал.
  По коридорам разнесся отдаленный треск. Серые и княжеские гвардейцы приступили к сносу некоторых стен, чтобы обманникам было труднее прятаться. В тех же частях дворца, что считались надежно очищенными, каменщики закладывали кирпичами дверные проемы, изолируя целые коридоры. Кроме того, к охоте подключилось несколько личностей, объявивших себя телепатами и ловцами призраков.
  – Пожалуй, ты прав, – согласился Могаба и махнул рукой юноше из своей свиты.
  Парень поклонился и ушел. Вскоре каждый дворцовый слуга уже принимал самое активное участие в генеральной уборке.
  – Наши враги не заставят себя ждать, – сказал Могаба. – Мы ведь не можем принимать гостей в таком бардаке.
  Их разыскал запыхавшийся посыльный. В заброшенных коридорах найдено несколько трупов. На них только набедренные повязки. Похоже, эти люди заблудились в лабиринте, но умерли они от ран, полученных раньше. Обнаружившие их встревожены, потому что тела почти не пострадали от грызунов или обычного разложения.
  – Не делайте с ними ничего, – распорядился Могаба. – Даже не прикасайтесь. Просто замуруйте там, где нашли. – И объяснил Гхопалу: – Наверное, это обманники, пытавшиеся убить Освободителя и Радишу, еще когда ты лежал в пеленках. – Он вздохнул. – Как бы мы ни пытались все ускорить, на поиски беглецов уйдет целая вечность.
  – Но им же надо чем-то питаться.
  – Да, скоро у них закончатся продукты. Я поставлю у всех кухонь постоянную охрану.
  И он добавил – мысленно, потому что самым безопасным способом общения теперь был обмен записками, – что любая еда, легко доступная по ночам, будет отравлена.
  – Продолжай, Гхопал. Днем и ночью. Бери всех, кого можно оторвать от других дел. Обеспечь нашим недругам теплый прием.
  Могаба удалился в свои покои. Там он потратил час на одно из своих увлечений, затем перешел в жилище Протектора, намереваясь отдохнуть. Теперь он спал только в этих покоях, потому что никто, кроме главнокомандующего, не мог пройти через охранные чары, которыми Душелов защитила все двери и окна.
  Ее покои стали его убежищем.
  Шпионы доложили Могабе, что Костоправ и его спутники вернулись в Отряд и доставили новые дьявольские инструменты.
  Теперь уже недолго ждать развязки.
  
  103
  Возле кладбища. Поиски потерянной души
  
  
  Мне уже доводилось бывать рядом с местами, где занимались некромантией и прочей магией высокого порядка, но никогда так близко, как в ту ночь. И я надеюсь никогда не оказаться так близко снова. Ну, или хотя бы добьюсь, чтобы у моей благоверной была страховка на случай, если что-то пойдет не так. Тогда я привяжу длинную веревку одним концом к ее лодыжке, а вторым – к лошади. И если что-то пойдет не так, лошадь получит хорошего пинка.
  А этот сеанс магии не удался. И до его завершения я вдоволь насмотрелся на изобилующее костями место, куда так часто попадали во сне Мурген и Госпожа.
  Запах там стоял тяжелый, но холод оказался еще хуже. Никогда еще я не стучал зубами так сильно. После того как все закончилось, я несколько часов поджаривался у костра, но даже пламя нашего мира почти не имело силы против этой замогильной стужи.
  Нам было так плохо, что в ту ночь мы не отправились в намеченный Капитаном рейд. И даже в следующую ночь. Наверное, и в третью остались бы в лагере, не начни Дрема вслух и публично размышлять, уж не дожидаются ли эти лентяи, когда наступит лето.
  При вызове духа Сари присутствовали Мурген, Дрема и я. Никого больше не пригласили, даже Шукрат, Суврина или друзей Сари. И с самого начала все пошло не так. Едва приступив к ритуалу, Госпожа стала массировать правый висок. Вскоре и я начал улавливать мимолетные проявления того, что не принадлежало нашему миру. Сперва холод, затем запах. И прежде чем я что-то увидел, было несколько моментов, когда мое психическое равновесие становилось не слишком устойчивым.
  По мере того как события отказывались развиваться в нужном направлении, Госпожа тревожилась все сильнее. Дважды начинала ритуал сначала. А под конец, отчаянно устремившись вперед, попала не туда, куда хотела. В результате она сдалась. К этому времени мы успели получить солидную порцию кошмарных снов Кины.
  – Мне очень жаль, – сказала Госпожа Тобо. – Кина пытается добраться до меня через нашу связь. И чем больше сил я откачиваю у нее, тем больше облегчаю ей задачу.
  Паршиво. Госпожа может сделаться невероятно могущественной – и сразу окажется в полном подчинении у богини.
  Будто прочтя мои мысли, Госпожа устремила на меня возмущенный взгляд:
  – Этой суке никогда не подчинить меня!
  Был соблазн напомнить ей, что та, о ком мы говорим, царица обманников. Зачем подчинять, если можно манипулировать? А манипулировать Кина способна целыми народами, даже не просыпаясь.
  Вместо этого я спросил:
  – Мы узнали что-нибудь о Сари?
  Вопрос не улучшил настроения Госпожи.
  – Определенно не то, что узнали бы, если бы старая жирная свинья не решила спутать нам карты. – Случившееся как-то повлияло на психическое состояние Госпожи, она казалась пьяной. – Мы не дозвались Сари, даже не сумели ее почувствовать. Это означает, что результат двоякотолкуемый. – Язык слегка заплетался, и она это сознавала, но все равно упорно употребляла труднопроизносимые слова. – Я считаю, что она мертва. Будь жива, Тобо и его приятели нашли бы ее. От черных гончих никто не в силах укрыться надолго.
  – Солдаты живут, – прошептал я. – И если с ними случается нечто подобное, где справедливость? – Но судьбе на справедливость наплевать. Судьба обожает смеяться над людской болью. – Во всем этом должен быть какой-то смысл…
  – Ты что, Костоправ, на старости лет сделался мистиком? – фыркнула Дрема. – Сам же вечно твердил, что ни в чем нет смысла, кроме того, который мы сами вкладываем.
  – Слова точно мои, что уж тут отпираться. А не развеять ли нам грусть-тоску, надрав Могабе старую задницу?
  Но Дрема дала нам отсрочку, не желая посылать нас на дело, пока мы пребываем в столь унылом настроении. Мы могли стать опасными для самих себя.
  Но мы и потом ее не порадовали. Никому из нас не стало лучше. И в конце концов она отменила все отсрочки и велела нам отправляться.
  Ревун смастерил большой ковер, способный перевозить двадцать пассажиров. Сегодня ночью он вез шестнадцать плюс груз. Среди этих шестнадцати были старшие Ворошки, Мурген и солдаты из Хсиена, обученные на диверсантов. Мурген после неудавшейся попытки Госпожи ходил как зомби. Он случайно услышал ее слова о том, что Сари мертва.
  Я умолял его остаться, но он отказался наотрез и отправился с нами.
  Надо было мне проявить больше упорства. Он будет для нас не помощью, а обузой.
  Тобо пребывал в менее удрученном состоянии. Рядом с ним постоянно находилась Шукрат, и он легче переносил исчезновение матери. Но все же и за ним следовало приглядывать.
  Мы с Госпожой поверх доспехов Жизнедава и Вдоводела напялили еще и черные одеяния Ворошков. Обе мои вороны летели следом. Аркана тоже отправилась с нами, прекрасно понимая, что для нее этот рейд станет проверкой.
  Далеко внизу струился поток темных существ. Началось это сразу после заката.
  Таглиос никогда не спит. И сегодня те, кто окажется на улицах после наступления темноты, получат повод страшиться того, что может в ней таиться. Эй, Могаба! Выгляни в окошко. Тьма приходит всегда.
  Мы еще набирали высоту, когда я подлетел к Госпоже. Дальше мы двигались бок о бок, а позади нас на двадцать ярдов развевались черные шлейфы.
  Сперва мы обсудили, за кем из наших спутников следует приглядывать особо, затем обсудили – в двадцатый раз – неудавшуюся попытку связаться с духом Сари.
  – А я верю, что она там, – настаивала Госпожа, – и так же пытается связаться с нами, как и мы с ней. Но гнусная богиня решила держать нас порознь.
  – Так Кина бодрствует?
  – В гораздо большей степени, чем раньше. Как минимум с того момента, когда к ней спустился Гоблин. А может, еще до того, как мы пришли на плато. Почуяла, что близится ее погибель, и объявила нам войну.
  Еще до того? Гм…
  – У меня имеется вопрос на другую тему. Он уже давно не дает мне покоя, но все никак не удавалось подобрать правильные слова.
  – Вития.
  – Властоманка.
  – Так что у тебя за вопрос, златоуст?
  – Что стало с Тенями Душелов?
  Госпожа ответила непонимающим взглядом.
  – Не прикидывайся. Не могли же твои старые мозги настолько заплесневеть. Она была опытным повелителем Теней. Правда, благодаря стараниям друзей Тобо их у нее оставалось мало. Но ведь наверняка имелся припрятанный на черный день запас.
  – Чернее, чем сейчас, уже некуда, – буркнула Госпожа. Но спорить не стала, а задумалась над моим вопросом. – Ставлю на то, что Неизвестные Тени прикончили всех Теней-убийц. Иначе к нам до сих пор поступали бы сообщения о загадочных смертях.
  – Пожалуй, ты права.
  Чтобы поднять большой переполох, много Теней не нужно. Люди на таглиосских территориях привыкли бояться этой нечисти, веками от нее страдают.
  Но я все же набрал еще высоты и полетел рядом с Тобо и Шукрат. Девчонке это быстро надоело, и она отстала от нас.
  – Не собираюсь вмешиваться в твою жизнь, – успокоил я Тобо и поделился своими опасениями.
  Он согласился с тем, что они небезосновательны.
  – Ладно, узнаю, есть ли у нас повод для тревоги.
  Я сбросил скорость и снова присоединился к Госпоже.
  – Ну и что он сказал?
  – Что проверит.
  – А почему ты не рад?
  – Потому что таким тоном соглашаются с занудой, лишь бы он отстал со своей пустой болтовней.
  
  104
  Таглиос. Вид из окна покоев Протектора
  
  
  Веки Могабы все тяжелели. Он дважды засыпал, потом резко просыпался, в первый раз разбуженный каким-то шумом на улице, а во второй – криками внизу, которые могли означать, что ловцы заметили Кадидаса. Стояли тоскливые предрассветные часы, когда пульс мира бьется с трудом.
  Сегодня ночью они не придут. Не было их и прошлой ночью, и позапрошлой. Возможно, дожидаются полнолуния.
  Что-то темное мелькнуло за окном, из которого Могаба видел большую часть северного фасада дворца, со всеми главными входами. Главнокомандующий затаил дыхание.
  Неизвестным Теням не пробраться в это окно сквозь установленную Протектором защиту. Могаба задышал вновь. Медленно, невидимый в темной комнате, он встал и подкрался к окну.
  Они пришли. Не в то время, когда он ждал, зато в то место. В то самое место, куда каждый раз прибывали их посланники. На верхушку той самой башни.
  Особой радости Могаба не ощутил. Более того, ему даже стало грустно. Все жизни – и их, и его – сошлись именно в этой точке. Он едва не поддался соблазну предупредить их. Крикнуть, что амбициозный болван, совершивший в Дежагоре роковую ошибку, вовсе не желает им такого конца. Но нет. Слишком поздно. Судьба сделала ход. И жестокая игра должна быть доиграна до конца, независимо от чьего-либо желания.
  
  105
  Дворец. Покои главнокомандующего
  
  
  Госпожа шла первой – мрачная, какой она становилась всякий раз, когда изображала Вдоводела. Мне это не нравилось. Первым по лестнице следовало бы спускаться более могучему чародею. Но Тобо был уверен, что ему нужно идти последним. Иначе у Ревуна и Ворошков не хватит решимости участвовать в нашей операции. А Ревун не мог пойти первым, потому что должен был удерживать на месте ковер, пока не сойдут все.
  На лестнице было тесно. Никто не желал оставаться в темноте, хотя лишь Госпожа, Мурген и я помнили те времена, когда мрак был нашим абсолютным врагом. Я старался держаться поближе к Госпоже – в моей дурацкой голове почему-то засела мысль о том, что я обязан ее защищать.
  Шутка космического масштаба.
  До конца лестницы мы добрались без происшествий. И даже своим ужасающим топотом не подняли тревоги.
  – Могаба, наверное, дрыхнет, как невинный младенец. Такой шум и покойника бы поднял, – прошептала Госпожа.
  – Что?
  – Его покои прямо перед нами.
  Я это знал. Перед отлетом мы все отрепетировали. Кое-как. То есть недостаточно тщательно – я был недоволен.
  – Он всегда спал крепко, – напомнил я.
  Это один из его недостатков. А еще буйная энергия, которая бесила даже его собратьев-наров. Но мои слова услышала только ночь. Госпожа уже ушла вперед.
  Кто-то сотворил свет – тусклый шар летел над нашими головами. Он имел непривычный оттенок, и я предположил, что поработал кто-то из Ворошков. Свечение усиливалось, и я чувствовал себя все увереннее.
  – Свет – мой друг, – прошептал кто-то на хсиенском языке.
  В этой фразе угадывался ритуальный ритм. Позднее я узнал, что это из заклинания, отгоняющего Неизвестные Тени, которых не любил никто, кроме Тобо.
  Его приятели тоже были здесь, вокруг нас. И так сильно встревоженные, что это ощутил даже я.
  – Тут что-то странное, – проговорил Тобо. – Я заслал во дворец сотни Теней, но ни одна не откликается. Кажется, их здесь вообще нет.
  Он что-то зашептал в зловещую темноту. Невидимые существа засуетились, заструились вперед, прихватив с собой часть давящего на меня страха.
  Госпожа жестами велела солдатам выдвинуться. Пора штурмовать покои Могабы. Как выяснилось, мы выделили на это больше сил, чем требовалось. Дверь оказалась не заперта. Впрочем, по словам Госпожи, она никогда не запиралась.
  Теперь вперед вышли Госпожа и Шукрат. Они здесь уже бывали, смогут провести нас. Если только хитрый Могаба не переставил мебель.
  За ними следовали солдаты. В дверь прокрались Ворошки и Ревун, потом Мурген. Госпожа и Шукрат яростно заспорили шепотом, кому из них искать в темноте лампу. Кто-то на что-то наткнулся. Кто-то упал. Опять кто-то наткнулся. И сразу же послышалось возмущенное:
  – Вот дерьмо!
  Аркана – на шаг впереди меня – проскользнула в комнату. Тобо за моей спиной повторил это же восклицание и оттолкнул меня в сторону.
  – Да пропусти же, черт тебя дери!
  Громкий треск бьющейся керамики. Я и не знал, что Могаба коллекционер, хотя в этой части света есть замечательные мастера…
  Впереди кто-то завопил.
  Не успели его легкие опустеть, как к первому воплю присоединились другие. Из малокалиберных бамбуковых шестов вылетели огненные шары. И я понял, почему наши люди так запаниковали, что принялись прожигать друг в друге дырки.
  Тени.
  Древнее зло.
  Смертоносные Тени с плато Блистающих Камней. Те самые, власть над которыми дала имя Хозяевам Теней. Те самые, с помощью которых Душелов держала в страхе весь Протекторат, пока здесь не появились союзники Тобо из страны Неизвестных Теней.
  И я узнал ответ на вопрос, который задавал Госпоже и Тобо.
  Кругом воцарился ад. Огненные шары пронзали воздух, находя куда больше жертв, чем изголодавшиеся до безумия Тени. Один из них продырявил мой черный балахон. Ткань словно взвыла от боли, но сразу же окутала меня еще плотнее. В меня ударилась Тень. Черная материя отогнала ее – факт, который я не мог не заметить, несмотря на возрастающий хаос. Ткань отразила и второй шальной шар.
  Я видел, как в Госпожу угодили подряд несколько шаров. И как один из Ворошков пал жертвой Теней.
  Я пытался перекричать это безумие, успокоить всех, но паника оказалась сильнее. Ей поддались даже Госпожа и Ревун.
  Зато Шукрат сумела не потерять головы. Скорчившись в уголке, она прикрылась своим балахоном, создала барьер, непроницаемый как для шаров, так и для Теней.
  Люди едва не дрались, пробиваясь к двери. Ревун прибег к колдовству, отчего полыхнуло так сильно, что ослепило всех, на ком не было защитного одеяния Ворошков, включая самого колдуна-коротышку. Но его усилия пропали зря, и секунду спустя он завопил с еще большим энтузиазмом, чем до лечения.
  – С дороги! – взревел Тобо, отшвыривая меня в сторону.
  В комнате находился его отец.
  Не успел я подняться, как башня затрещала под физической массой невидимых друзей Тобо. Их битва с убийцами-невидимками была краткой, но запоздалой. И вероятно, бессмысленной, потому что огненные шары пожирали Тени заживо. Любые Тени – как Неизвестные, так и пришедшие с плато.
  Я сидел на полу и размышлял, хочется ли мне встать. Теперь в соседней комнате было тихо, если не считать рыданий Арканы. Но встать нужно. Необходимо действовать. Во дворце уже звучат сигналы тревоги. Сейчас к нам явятся люди с острыми инструментами.
  
  Невозможно было понять, кто мертв, кто умирает, а кто лишь легко ранен. Некоторое время в комнате царил мрак.
  Я попросил Тобо посветить. И начал переносить погибших на верх башни. Аркана, Шукрат и друзья Тобо сдерживали дворцовую стражу. Выволакивая тела, я отключил эмоции. В те минуты я не мог себе позволить лишнюю чувствительность.
  – Как мы управимся с бревнами и ковром? – спросил я Тобо.
  Госпожа, оба старших Ворошка, Ревун и Мурген были уже ни на что не годны. Равно как и практически все десантники.
  – Мы с Шукрат возьмем на себя ковер, а вы с Арканой сядете на бревна.
  – Ты слышала, моя новая дочь? – Недавно мне пришлось дать девушке пару пощечин, чтобы вывести ее из шока.
  Но она быстро пришла в себя и теперь перетаскивала убитых и раненых – самообладания у нее оказалось побольше, чем у многих из нас.
  – Знаю. Мне нужны веревки, чтобы связать их.
  – Найди что-нибудь, только быстро. А я привяжу тела.
  Просвистела арбалетная стрела, не причинив никому вреда. Мгновение спустя участок стены в том месте, откуда она вылетела, превратился в облако щебня и пламени.
  Тобо не был расположен шутить.
  – Угони отсюда бревна, – велел я Аркане. – Оставь только мое.
  Она принесла веревку, найденную на ковре. Хорошая девочка эта Аркана. Занимается делом. Как и Шукрат, умеет сосредотачиваться на первоочередных задачах.
  Похоже, хорошие женщины тянутся к Отряду.
  На сигналы тревоги откликнулись княжеские гвардейцы и на диво большое количество серых. И они почему-то не страшились яростной магии Тобо и его призрачных друзей. Храбрые ребята. Среди наших врагов всегда находятся достойные люди.
  Все гуще летели стрелы и дротики. Некоторые находили цель.
  И я задумался: не пора ли пересмотреть принцип, которому я следовал всю жизнь: никогда не оставлять врагу тела павших братьев по Отряду?
  Но я никак не могу улететь без жены. И еще мне нужны старшие Ворошки. Даже если они мертвы.
  
  106
  Дворец. Вид с высоты
  
  
  Могаба не испытывал восторга, следя за гибелью его врагов. Наоборот, он сильно встревожился. Понял, что останутся уцелевшие. Кто-то из них успешно сдерживает гвардейцев и серых, пока остальные уносят на вершину башни раненых и убитых. А это означает, что если Могабе не подвалит удача и оставшихся не успеют перестрелять прежде, чем они скроются, то предстоит еще одна битва. Последняя.
  А в запасе у главнокомандующего больше не осталось трюков.
  Тени не дали желаемого результата, а это доказывает то, о чем Могаба уже давно подозревал: у врага имеется аналогичное оружие. Которое было пущено в ход своевременно.
  Он сам видел, как стрелы луков и арбалетов и даже дротики отскакивают от людей в развевающихся черных одеяниях. Только один из них был ранен.
  При вспышке огненного шара, выпущенного в тот момент, когда ковер поднимался над парапетом, Могаба успел разглядеть доспехи Вдоводела.
  – Госпожа, – прошептал он, охваченный благоговейным страхом.
  Наверное, при той же вспышке блеснули белки глаз или зубы, и это выдало его.
  Когда Могаба перевел взгляд на тех, кто сидел на летающих бревнах, он увидел, что один из них, в доспехах Жизнедава, мчится прямо на него, черным шлейфом заслоняя небо.
  
  107
  Таглиос. Солдаты живут
  
  
  Я увидел за окном Могабу, и меня захлестнула ярость. Я ринулся в атаку, набирая скорость. Но даже в эти мгновения некий уцелевший островок рациональности заставил меня подумать: реально ли то, что я заметил за окном, или же разум заставляет меня видеть Могабу в ком угодно, кому можно причинить такую же боль, какую тогда испытывал я?
  Но даже если Могаба, которого я видел, был галлюцинацией, то она исчезла еще до того, как я врезался в окно.
  Рама не сломалась, а стекло даже не дрогнуло. Мое бревно мгновенно остановилось. А я – нет. Бревно отлетело назад. А я врезался в стекло. И тоже отскочил. И полетел вниз. Успел испустить весьма энергичный вопль, но тут страховочная веревка натянулась, и я повис в десяти футах под бревном.
  Которое продолжало биться в окно. Я попытался взобраться на него по веревке, но не смог, потому что располагал лишь одной здоровой рукой. Подобно грузу на конце большого маятника, я раскачивался в такт движениям бревна. То и дело крепко прикладываясь к дворцовой стене.
  Черная одежда надежно меня защищала, но через некоторое время я все же потерял сознание.
  
  Очнувшись, обнаружил, что все еще болтаюсь под летающим бревном. Земля виднелась всего в нескольких ярдах подо мной, она медленно перемещалась. Похоже, я лечу вдоль Каменной дороги, едва не задевая головы путников. Я попытался извернуться и посмотреть наверх, но не хватило сил. К тому же узел страховочной веревки располагался на спине, чуть выше копчика. Стоило пошевелиться – и меня пронзала боль.
  Я снова потерял сознание.
  Опять очнувшись, я оказался там, где и положено быть людям, – на земле. Какой-то острый кусок камня пытался продырявить мне спину. Кто-то обратился ко мне на одном из хсиенских диалектов, затем повторил то же на скверном таглиосском. Передо мной материализовалось хмурое лицо Арканы.
  – Жить собираешься, папуля?
  – Все тело болит – значит, я жив. Что случилось?
  – Ты поступил очень глупо.
  – И это, по-твоему, новость? – спросил второй голос. Напротив лица Арканы появилось лицо Дремы. – Ты когда сможешь встать, хотя бы ненадолго? Мне нужна кое-какая помощь. Образцовый провал, который вы устроили, едва не вывел нас из игры.
  – И моргнуть не успеешь, начальник. Как только расплету ноги и пристегну пятки к лодыжкам.
  Я попытался встать, потому что хотел отыскать свою жену, и это усилие столкнуло меня обратно в беспамятство.
  
  В следующий раз меня привели в чувство капли дождя на лице. Острая боль во всем теле ослабела, стала ноющей. Мне дали какое-то обезболивающее. Произведя инвентаризацию, я сделал вывод, что заработал изрядное число синяков и ссадин, но избежал переломов и ран.
  Едва я решился на попытку сесть, как взмыл в воздух. После секундной паники до меня дошло, что я лежу на носилках, которые перемещаются куда-то под дождем. И очухался не от моросящего дождя, а оттого, что меня положили на носилки.
  В этот раз я чувствовал себя лучше. И остался в сознании, когда подошла Дрема.
  – Как моя жена? – Мой голос лишь слегка дрогнул.
  – Жива. Но в плохом состоянии. Впрочем, если бы не защитная одежда, ей пришлось бы гораздо хуже. Думаю, выживет. Если заставим Тобо взять себя в руки и помочь.
  Я услышал в ее словах невысказанное предложение поработать.
  – А что за проблема у парня?
  – У него погиб отец. А где в это время был ты?
  – Боялся, что это произойдет, – буркнул я.
  Пора с этой темой завязывать. А то станет больно.
  Похоже, Дрема считала, что у нас нет времени на боль.
  Я начал доверять ее инстинктам.
  – Ты был прав, старик. Солдаты живут. Только трое вырвались из мясорубки невредимыми: Тобо, Аркана и очень везучий солдат по имени Там До Линь. Ревун, Первый Отец, Нашун Исследователь, Мурген и несколько солдат погибли. Все остальные ранены. Тобо считает себя виноватым. Говорит, что должен был провести более тщательную разведку и обнаружить засаду.
  – Понимаю его. В каком состоянии Шукрат?
  – Синяки, ссадины, эмоциональное потрясение. Ее спасла одежда Ворошков, знавшая хозяйку настолько хорошо, что среагировала быстрее, чем одежда Госпожи. Во всяком случае, я так думаю.
  – Мурген тоже мог надеть защитную одежду.
  Но отказался. Идиот.
  После исчезновения Сари в нем почти не осталось бойцовского духа.
  – Я хочу, чтобы ты привел Тобо в чувство. Он нам нужен. И Неизвестные Тени тоже. На месте Могабы я бы уже выслала против нас отряд.
  – Я так не думаю.
  – Он не из тех, кто дожидается подходящего момента, Костоправ. Его девиз: перехватывай инициативу.
  Я мог лишь выставить себя ослом, споря с женщиной, воевавшей с Могабой дольше, чем я его знаю. И прожившей в Таглиосе столько же лет, сколько и я, но позже, чем я. Очевидно, для нее я уже давно один из старых пней, поднимающих шум, чтобы привлечь к себе внимание. За исключением тех случаев, когда ей что-нибудь от меня нужно.
  – Значит, надо сделать так, чтобы Могабе грозила очень серьезная опасность, если с кем-нибудь из нас что-нибудь случится.
  Еще не договорив, я назвал себя болваном. Жизнь Могабы и так на волоске – невозможно сделать его еще тоньше.
  Я позабыл один из основных уроков, полученных от жизни. Старайся мыслить, как противник. Изучай его, пока не научишься думать, как он. Пока не станешь им.
  – И еще ты должен найти себе ученика, – заявила Дрема. – Если намерен и впредь участвовать в смертельно опасных приключениях.
  «В твоем-то возрасте», – подразумевала Дрема, но сказала иначе:
  – Тебе уже не хватает прыти, чтобы лезть в самую гущу событий. Пора малость расслабиться и поделиться секретами ремесла с молодежью.
  Дрема ушла, оставив меня в раздумьях. И кому я должен передать эстафету? Я бы выбрал ее шустрого помощника, Михлоса Седону, но у него имеется один огромный недостаток. Парень не умеет ни читать, ни писать. И нет у меня прорвы времени, которую я мог бы потратить на его образование.
  И тут человек, о котором мне следовало бы подумать, объявился сам.
  – Суврин? Что за блажь пришла к тебе в голову? Ты ведь со дня на день нас покинешь.
  – А может, на меня нашло прозрение? А может, мне необходимо прочесть Анналы, потому что я решил понять мою судьбу?
  – Мне почудилось или ветерок и в самом деле разносит аромат дерьма?
  Будучи старым циником, я решил, что причина такого решения куда более прозаична: Суврин надеется, став отрядным летописцем, забраться в постель к Дреме. Но я не озвучил свою догадку, а просто принял его предложение. И очень скоро взвыл, обнаружив, что сей великолепно образованный молодой человек не умеет ни читать, ни писать на таглиосском, то есть на том языке, на котором Анналы велись последнюю четверть века.
  Госпожа писала свои книги на другом языке. Затем Мурген перевел их, подредактировав, а заодно проделал ту же операцию и с парой моих книг, поновее, не нуждавшихся ни в какой правке.
  – Так ты говоришь, что научишься писать и читать на таглиосском? – поинтересовался я. – Но ведь ты вполне можешь обойтись и без этого.
  – Но я же хочу прочесть Анналы! Священные скрижали Черного Отряда!
  – А когда я умру, ты останешься один – если Дрема не выкроит для тебя время или не поправится Госпожа.
  Я сумел изобразить безразличие, произнося эти слова. Но никого из нас они не убедили.
  Суврин смотрел на меня, ожидая завершающей фразы.
  Но мне нечего было добавить. Кроме одного: ему надо постараться, чтобы у меня хватило здоровья на весь срок его обучения.
  
  Через два дня после того, как Суврин стал моим учеником, Дрема по всей форме назначила его Лейтенантом Черного Отряда и своим преемником.
  
  Мы находились возле той большой безымянной крепости, что стоит на холме и охраняет подступы к Таглиосу со стороны Каменной дороги. Широкую пустошь под холмом разровняли, и теперь войска могли стоять там лагерем или проводить учения, необходимые для победы. А при появлении противника – выйти из города и дать бой.
  Здесь нас тревожили только небольшие отряды веднаитской кавалерии – в основном юнцы, желающие продемонстрировать свою храбрость. Но я посоветовал и Дреме, и Суврину не оставлять в нашем тылу крепость с гарнизоном; Дрему мои советы по-прежнему не интересовали, но сейчас она хотя бы делала вид, будто выслушивает их. Ведь ее стратегия завоевания Таглиоса привела к катастрофе, которую смягчило лишь то обстоятельство, что кое-кому из нас удалось выжить.
  
  108
  Таглиос. Кое-кто у двери
  
  
  Когда мы отбили пробную вылазку гарнизона, комендант крепости, поразмыслив, предложил сдать ее на почетных условиях. Он потребовал отпустить под честное слово его самого и почти всех, кто когда-либо держал оружие в трех соседних округах. На мой взгляд, не такие уж чрезмерные требования, если учесть, что мы собирались вернуть все эти территории Прабриндра Дра, как только сделка будет заключена и князь притащит свою монархическую задницу из Годжи.
  Даже прожив столько лет в реальном мире, Дрема ухитрилась сохранить кое-какие веднаитские понятия о справедливости и несправедливости, совершенно не стыкующиеся с практическими обстоятельствами.
  – Даже если этот Лал Миндрат и в самом деле наихудшее чудовище в человеческом облике со времен Хозяев Теней, ты все же обязана задуматься, во что обойдется всем нам твоя жесткая принципиальность, – сказал я Дреме.
  Очевидно, Лал Миндрат предал кого-то из наших союзников во время Кьяулунских войн. Я даже не слышал о нем до того, как Дрема уперлась рогом, так что наверняка это предательство не имело особых последствий.
  Немалое число друзей Отряда нынче находилось на стороне Протектора. Душелов обладала властью и богатством.
  – Будь гибкой, – посоветовал я. – Но предавай лишь тогда, когда это абсолютно необходимо.
  Она поняла. Воспользовавшись неохотной помощью Тобо и его друзей, мы с комендантом обменялись взаимными обязательствами. С разрешения Дремы гарнизон убрался, и насилия при этом было не больше, чем в тех случаях, когда Лал Миндрат выходил из крепости в окружении своих телохранителей.
  Так Капитан вычеркнула из своего списка мелкого изменника. Временно.
  
  Могаба превратил наш поход на Таглиос в адскую пытку – как минимум для тех, кто находился в разведке, пикетах и авангарде. Его кавалерия трепала нас непрерывно. А когда она становилась особенно настырной, на помощь нашим вылетали я и девушки Ворошки.
  И все же настал день, когда мы увидели южные ворота Таглиоса. В мое время их еще не было, а теперь в обе стороны от ворот тянулась весьма внушительная крепостная стена. Настолько внушительная, что солдаты на ее вершине казались муравьишками. Стена возвышалась могучим известняковым утесом.
  – Ого! А тут произошли кое-какие перемены, – сказал я Дреме.
  Вход в город стал настоящим фортом – выдвинутым из стены, но сливающимся с ней.
  Снизу мне было трудно судить, но я не сомневался, что расположенные внутри форта городские ворота имеют не менее внушительную систему обороны. Дрема хмыкнула:
  – Да, кое-что изменилось с тех пор, как я тут побывала в прошлый раз. Похоже, главнокомандующий ухитрился вытянуть ассигнования у Протектора. Городские стены нарастили на несколько футов. А эта навесная башня… – Она содрогнулась.
  Насколько я знаю городскую политику, общественные работы всегда привлекали воров и взяточников.
  – Наверное, кто-то из казначейства шепнул пару слов Протектору.
  Дрема снова хмыкнула. Мое мнение ее не интересовало. Она наблюдала, как Суврин выстраивает войска перед городской стеной, вызывая противника на битву. Ответа мы не ждали. И не дождались.
  – И на чужую собственность им тоже было наплевать, – заметил я.
  Куда больше, чем внушительность стен, меня поразила полоса расчищенной земли шириной в тысячу футов, тянущаяся вдоль всего их подножия. Чего стоило выселить тех, кто здесь жил? И как государство удерживает их от возвращения?
  – Через несколько месяцев здесь будут поля зерновых и овощных. Видишь сеть тропинок? Это границы участков. Поля возле города начали возделывать вскоре после того, как мы с Сари пришли сюда впервые.
  – Тобо предстоит немало потрудиться.
  Дрема оглядела наши войска. На фоне стен они выглядели отнюдь не грозно. Да и солдаты на этих стенах не казались обеспокоенными.
  – Да, предстоит. Я хочу, чтобы он и девушки сразу нанесли мощный удар всеми имеющимися средствами. Надо ошеломить защитников яростью нашего напора. Он сможет этого добиться?
  – Не могу гарантировать, что он отдастся задаче всем сердцем.
  – А ты? Что говорит твое сердце?
  Я вздохнул.
  – Как у нее дела? – спросила Дрема.
  Ого, еще один важный знак.
  – Честно? Я очень встревожен. Она просто лежит, застряв на полпути между жизнью и смертью. Ей не становится ни хуже, ни лучше. И я уже гадаю, насколько к ее состоянию причастна магическая связь с Киной.
  Говоря это, я сделал над собой немалое усилие. Потому что если Дрема сумеет предвидеть все последствия, то она задумается. А кое-что она ухватила сразу.
  – Если удастся вытащить Тобо из депрессии, уговорю его проверить, не обрела ли Кина над ней контроль. – Мне даже думать не хотелось о том, что Матерь Тьмы может готовить мою жену как запасное средство для побега из древней тюрьмы. Слишком легко представлялось, как я убиваю спящую богиню и освобождаю Шиветью, а после этого вижу, что Тьма возвращается через мою любимую женщину.
  И Матерь Тьмы для этого вовсе не нужна. Моя жена охотно впустила бы в мир собственную разновидность Тьмы.
  А разве все мы не желаем того же?
  – Я не услышала прямого ответа, – проговорила Дрема. – Так могу я рассчитывать, что ты обратишь внимание на стрелы, когда они полетят?
  Мне вспомнилась очень старая фраза, еще из тех лет, когда я был совсем молод.
  – Я солдат. – Я произнес эти слова сперва на языке, на котором говорил тогда, затем повторил Дреме на ее родном дежагорском диалекте. – В последнее время меня отвлекали от этого. Но я все еще жив.
  – Да, солдаты живут. Ты совершил лишь одну ошибку, Костоправ.
  – Не учила бы ты бабушку яичницу жарить.
  Вряд ли до нее дошло. Здесь эта поговорка не в ходу.
  – Что это? – спросила вдруг Дрема, указывая на нечто, поднимающееся над горизонтом.
  – Похоже на большущего воздушного змея.
  
  109
  Таглиос. Оправдания не принимаются
  
  
  Проклятье! Как бы мне этого ни хотелось, Могаба упорно отказывался становиться тупицей. Есть опасность проникновения летающих чародеев? Зато в это время года над городом почти непрерывно дуют ветры. Можно запустить тысяч десять воздушных змеев на плетеных шнурах, которые почти невозможно перерезать, и прицепить к их хвостам отравленные колючки.
  Теперь над Таглиосом нельзя полетать с юношеской беспечностью. Особенно после наступления темноты. Змеи не причинят нам вреда, если надеть мантии Ворошков, зато можно запутаться в шнурах и хвостах и свалиться с бревна. И тогда кому-то придется лететь на выручку. Может быть, даже мне.
  Шукрат научила меня настраивать бревно таким образом, чтобы оно, оставшись без управления, могло вернуться самостоятельно.
  Я отдал приказ.
  И всего несколько часов спустя вернулась Шукрат, обмотанная веревками и утыканная смертоносными колючками. Еще часа два нам пришлось ее освобождать, зато перед этим она очистила небо от десятков воздушных змеев.
  Распутывать ее я поручил Тобо. Я столкнулся с реальной проблемой, выводя его из эмоционального ступора, а Шукрат была для него важна.
  Она, несомненно, считала так же. Едва Тобо закончил ее освобождать – провозившись, по ее мнению, слишком долго, – она шлепнула его ладонью по лбу.
  – Может, хотя бы притворишься, что я тебя еще интересую? А то уже гадаю, не слишком ли я глупа.
  Тобо запротестовал со всем пылом юности. Я замотал головой, пытаясь его предостеречь. Не хватало еще, чтобы он и здесь получил тяжкий удар. Шукрат прервала его, не желая принимать оправдания. После этого я старался не слушать, о чем они говорят.
  Меня восхитило, как быстро и почти без усилий Шукрат овладела таглиосским. Сейчас она говорила практически без акцента. И к любым чужим обычаям она приспосабливалась с той же легкостью.
  Аркане это давалось чуточку труднее, но и она продвигалась в поразительном темпе.
  Подождав, пока Шукрат выскажет свои аргументы, я обратился к парню:
  – Тобо, нам нужно знать, что происходит за этими стенами.
  Он ответил равнодушным взглядом.
  Шукрат легонько ткнула его в бок.
  – Ты должен забыть… – сказал я.
  Он взглянул на меня с неприязнью.
  – Ты должен забыть. Ты ни в чем не виноват.
  Я сомневался, что от моих слов будет прок. Такие эмоции всегда иррациональны. Разум продолжает искать фантастические объяснения, даже зная правду. Если Тобо хочет чувствовать себя виновным в гибели отца и матери, то он будет это делать, оставаясь глухим к любым аргументам; весь здравый смысл во вселенной его не переубедит. Уж я-то знаю, сам несколько раз проходил через такое.
  Да и сейчас я слегка похож на Тобо в том, что касается моей жены.
  – Тобо, это сделал Могаба. Главнокомандующий над таглиосцами. И он за этими стенами.
  Правильно, девочка. Взывай к душевной мгле, к запасам гнева и ненависти. Нам очень нужно, чтобы эти эмоции вызрели в самом могучем чародее, оставшемся в этой части мира.
  
  110
  Таглиос. Несчастья
  
  
  Неизвестные Тени сообщили Тобо, что Могаба и его приспешники успокоились, ожидая нашего ухода. Враги полагали, что вскоре наша армия начнет таять – несмотря на все наше богатство.
  И они могут оказаться правы. Хотя у Дремы осталось еще немало сокровищ, большинство солдат из Хсиена согласились отправиться с нами только на год. Я не сомневался, что немало их останется в Отряде, пока им вовремя платят, но не сомневался и в том, что когда-нибудь тоска по дому начнет сокращать наши ряды.
  
  Мы срезали змеев быстрее, чем Могаба успевал запускать новых. И каждую ночь устраивали парочку налетов, с большой высоты сбрасывая зажигательные бомбы на собственность известных сторонников Протектора, Могабы и серых. Но огонь – союзник жестокий и неуправляемый. В некоторых пожарах гибли и соседние дома. В таких случаях завеса дыма над городом становилась плотнее.
  Повторный ночной налет на жилую часть дворца принес нам весьма неприятную новость. Попытка Могабы захватить наш лагерь возле тенеземского кладбища хотя и привела к тактическому поражению, но тем не менее позволила посланному отряду уйти не с пустыми руками.
  Начальник штаба Дремы решил, что ему нужно самому взглянуть на дворец. Чтобы лучше планировать. Он был человеком обстоятельным. По распоряжению Дремы он и еще несколько избранных осваивали управление летающими бревнами Ворошков. У нас их имелось семь, а регулярно использовалось только пять. Одно из двух простаивающих бревен принадлежало Госпоже. А Дрема терпеть не может, когда ресурсы пропадают зря. Дрема есть Дрема.
  Начальник штаба прихватил на разведку и Михлоса Седону. Михлос оказался самым способным из учеников, хотя возможность тренироваться он получил только потому, что нравился Капитану. А теперь она пожелала узнать, какой из него разведчик. Сама же Дрема не полетела бы ни за что на свете.
  Я тоже отправился, чтобы подстраховать эту парочку. Перед вылетом заставил обоих облачиться в мантии Ворошков. Если нас заметят, то будут обстреливать. Люди Могабы никогда не отказывались от попыток кого-нибудь сбить.
  Хватит одного удачного попадания.
  Михлос Седона по молодости не успел усвоить, что он не бессмертен. И подлетел к врагам слишком близко. Тут-то мы и узнали, чем разжились солдаты Могабы в нашем лагере.
  Темноту пронзил огненный шар. Парень избежал худшего, свесившись набок. Но и скользящего удара хватило, чтобы выбить Михлоса из седла.
  Генерал Чу проигнорировал мой окрик и помчался к Седоне на выручку. И даже подобрался настолько близко, что ухватился за его бревно. Но тут из полудюжины трубок вырвались огненные шары.
  И один из них угодил точнехонько в бревно генерала.
  Оно взорвалось с такой силой, что сдетонировало и второе. А мощности сдвоенного взрыва хватило, чтобы снести целый акр дворца. Словно нога невидимого великана наступила на яичную скорлупу.
  И после этого дворец начал рушиться внутрь, точно карточный домик.
  Сильнейший порыв ветра отшвырнул меня, как пушинку одуванчика. Я тоже не удержался в седле. Болтаясь на веревке, наблюдал, как в развалинах дворца возникают островки пожаров и мечутся в панике уцелевшие солдаты.
  
  111
  Таглиос. Летающая Дрема
  
  
  Теперь мы станем тебя привязывать, папуля, – заявила Аркана, волоча меня на буксире в лагерь.
  Девушка вылетела на обычную расчистку неба, и тут случился взрыв. Помчавшись посмотреть на его результаты, сама едва не свалилась из-за дьявольской болтанки.
  – Просто спусти меня на землю. И поскорее. И желательно перед палаткой Капитана.
  Дрема должна узнать. Немедленно. И кому-то нужно вылететь, чтобы наблюдать за дворцом. Если вся эта проклятая громадина развалилась… Если Могаба и его помощники не пережили взрыва… Если Кадидас и Дщерь Ночи сбежали, воспользовавшись хаосом…
  Во дворце уже вовсю полыхали пожары. На их фоне четко виднелся силуэт городской стены.
  В палатку Капитана сходились офицеры, а я все еще доказывал Дреме, что если она готова действовать, то нельзя с этим медлить. Противник никогда больше не окажется в таком смятении, как сейчас.
  Она согласилась, но отметила, что и у нас далеко не идеальный порядок.
  Капитан решила эту проблему настолько поразительным способом, что я бы ввек до него не додумался.
  Поручив Суврину начать подготовку к штурму, она сказала мне:
  – Отвези меня туда. Покажешь, что произошло.
  – Тебя?
  – Меня. Пока смотреть не на что, я посижу зажмурившись. А перед вылетом положу на седло старое одеяло, чтобы не испачкать твой дрын.
  Я печально покачал головой:
  – Эх, жаль, что с нами нет Лебедя. Какие у вас могли бы получиться замечательные детки! Ладно, пошли.
  – Погоди. Суврин!.. – Дрема дала ему еще несколько распоряжений.
  Ее отсутствие не должно ни на чем сказаться отрицательно.
  – Привяжись как следует, – посоветовал я Дреме. – А то вдруг мне захочется сделать парочку пируэтов.
  Она зарычала, как стая сердитых крыс. И сказала, что, если она свалится, мне надо будет просто лететь дальше.
  – Ладно. Но вернуться домой на буксире, точно сазан на леске, все же лучше, чем вообще не вернуться.
  – Если не боишься помереть от стыда.
  – Когда я остаюсь в живых, мне плевать, красная ли у меня рожа.
  С годами кое-чему учишься. По крайней мере, следует учиться.
  
  Уже над воротами я сообразил, что между вылетами даже не забежал проведать жену. Но не слишком ли я староват, чтобы переживать? За столь короткое время ничего у нее не изменится.
  Подобраться к дворцу близко стало невозможно – над ним полыхало гигантское пламя. Невыносимый жар проникал даже сквозь колдовскую мантию. И чем выше мы поднимались, тем сильнее нас болтало. Ни одного воздушного змея поблизости не осталось.
  Полагаю, Могаба скоро откажется от змеев совсем. Никакого вреда они нам не причинили.
  Дрема так вцепилась в бревно, что побелели суставы. Я всерьез задумался: не понадобится ли нам долото, чтобы разжать ее пальцы после приземления. Тем не менее она ухитрилась произнести вполне нормальным голосом:
  – Ну что там может гореть? Ведь дворец – всего лишь большая куча старых камней.
  Пожар не ограничился дворцом. Занялись и соседние дома. Все близлежащие улицы были забиты людьми, в основном зеваками, которые лишь мешали солдатам, служащим и добровольцам, пытавшимся что-то сделать.
  – Среди них кто-то еще способен соображать, – сказал я Дреме. – Вокруг дворца выставили оцепление.
  Я снизился настолько, что различил Аридату Сингха, который выстраивал солдат в две шеренги: одну – лицом к толпе, чтобы ее сдерживать, а вторую, более плотную, – лицом к дворцу. Солдаты этой линии были и лучше вооружены. Любой выходящий из дворца подвергался тщательному досмотру.
  – Надеюсь, они успели это проделать вовремя и не позволили Кадидасу и девушке сбежать.
  – Поворачивай. Лучшего момента для штурма уже не будет.
  – Ты добыла нужное количество лодок?
  Она напряглась и ответила не сразу:
  – Догадался все-таки.
  – Логика подсказывает, что с теми силами, которыми мы располагаем, штурмовать эти стены бессмысленно. Особенно если Таглиос почти не защищен со стороны реки.
  Наверняка это приходило в голову и главнокомандующему.
  – Легкого пути в город нет вообще, – отрезала Дрема. – А оборона со стороны реки просто не бросается в глаза.
  И она рассказала о забитых в дно сваях и цепях, контролирующих все движение по реке и направляющих его в узкие каналы, отлично простреливаемые катапультами с берега. Баржу с атакующими они превратят в щепки и корм для рыб за пару минут.
  – Я вижу, к чему все идет.
  – Да неужели? Так когда мне атаковать – днем или ночью?
  – Сейчас темно, но к тому времени, когда ты выведешь кого-нибудь на рубеж атаки, солнце уже взойдет.
  – Вези меня обратно. Надо ускорить подготовку.
  
  112
  Таглиос. Осада
  
  
  Гхопал Сингх выглядел ужасно. Опаленная борода, лицо и руки в волдырях, тюрбан потерян. Одежда превратилась в пропахшие дымом лохмотья.
  – Строевой смотр ты не пройдешь, – съязвил Могаба.
  Сингху сейчас было не до шуток.
  – Распространение огня нам удалось остановить. Пожар во дворце прекратится, когда там все выгорит. Зато пожары в городе… Молись, чтобы начался дождь.
  – Везение не всегда оборачивается успехом, верно?
  – Мы никак не могли знать, что случится, если огненный шар угодит в летающую снасть, – угрюмо проговорил Сингх.
  – Конечно не могли. А вот и Аридата. Мрачный, как ворона с порцией плохих новостей. – Могаба взглянул на восток. До рассвета еще не скоро. Ну почему эта ночь тянется так долго? – У тебя правая штанина в саже, Аридата.
  Командир городских батальонов принялся чистить штанину и лишь потом сообразил, что Могаба над ним подшучивает.
  – Они решили воспользоваться суматохой, – сообщил Аридата. – Поступили сообщения о том, что призраки запугивают солдат в районе южных ворот и речных фортов.
  – Они и в самом деле пойдут? – Гхопал никак не мог поверить, что враг начнет штурм Таглиоса столь малыми силами. Он ожидал долгой методичной осады и попыток договориться с недовольными внутри городских стен. – Где?
  – На реке, – предсказал Могаба. – Они успели провести разведку, знают, что там у нас слабая оборона.
  – А может, они лишь хотят, чтобы мы в это поверили?
  – Им нужно время, чтобы собрать штурмовой отряд и вывести его на исходную позицию. Когда начнется атака с воздуха, мы поймем, куда нацелен главный удар. В то место, где, как они полагают, можно добиться успеха.
  Несколько минут спустя пришло донесение: ковер высадил вражеских солдат на стену в полумиле западнее южных ворот. К ним быстро доставили подкрепление. Ни городские батальоны, ни серые не имели в этом районе больших сил. Почти вся вторая дивизия была стянута к берегу реки. Гарнизон барбикана – навесной башни – отбивал атаку в меру своих возможностей.
  Могаба взглянул на восток. Едва рассветет, враг лишится невидимых союзников, а вместе с ними и преимущества. Вот тогда защитники города и воспользуются своим численным превосходством. Десять минут спустя поступило новое сообщение. Пловцы, вооруженные небольшими бамбуковыми трубками, перебили цепи и разрушили заграждения выше по течению. Огненные шары уже падают среди катапульт.
  – Ты был прав, – признал Гхопал. – Штурм начнется со стороны реки.
  – Возможно. Где их колдуны? – Могаба очень хотел это знать. Теперь он понимал, что летать на бревнах могут не только маги. – Пока мы их не обнаружим, нам следует с сомнением относиться к намерению противника начать штурм в каком-то конкретном месте. До сих пор я видел лишь диверсии.
  – Не перебраться ли нам туда? – предложил Аридата.
  – Куда «туда»? Ты готов обещать, что вскоре не начнется очередная атака? Здесь для нас самое лучшее место.
  Могабе вдруг пришло в голову, что за ним наблюдают. И что планы Дремы могут зависеть от его поведения. А его поступки способны направить усилия врага туда, где власти главнокомандующего в тот момент не будет. Он сам бы так поступил на месте врагов и при их возможностях.
  – Мы останемся в центре событий. Надо усилить заслоны у тех помещений дворца, где может находиться девушка. Для этого придется взять часть солдат из оцепления.
  Сотни солдат уже освободились, потому что толпа зевак стала таять, когда жар разбушевавшегося пламени стал нестерпимым. И теперь Могаба может отправить подкрепления туда, где начнется серьезная атака.
  Поступило донесение, что южные ворота подверглись яростному воздушному налету. Огненный град проделал в каменной кладке тысячи дыр. Пробивная способность шаров была потрясающей.
  – В этом и состоит их план, – заметил Могаба. – У Дремы больше желания сражаться, чем было у ее предшественников. В бою она сразу выкладывается полностью, старается ошеломить противника настолько, чтобы он утратил способность реагировать.
  Присмотревшись к соратникам, Могаба понял, что и сейчас тактика Капитана оказалась вполне успешной.
  И никому из Сингхов не хочется выслушать лекцию по боевой психологии. Поэтому Могаба лишь отметил:
  – И она будет сохранять преимущество, пока мы не поймем, какая из пробных атак перерастет в настоящий штурм.
  А этого, как подозревал Могаба, пока не знает и сама Дрема. Вполне возможно, что она лишь старается выяснить, какие из ее инвестиций дадут наибольший доход. Капитаны Отряда никогда не любили напрасно губить своих солдат.
  – Командиры на местах должны сами справляться с возникающими проблемами. Мы вышлем подкрепление только для того, чтобы предотвратить катастрофу. А от вас двоих мне нужна регулярная оценка настроения жителей. Похоже, им пока все равно, но неприятные сюрпризы мне не нужны.
  – Я бы даже сказал, что настроение горожан – в нашу пользу, – произнес Гхопал. – Ведь не мы устроили пожары.
  Могаба взглянул на восток. Небо там слегка посветлело, но радости он не испытал. Гхопал напомнил, какая прорва работы свалится на власть, когда будут отбиты вражеские атаки. В городе, где треть населения и так жила на улицах, пожары еще тысячи людей оставят без крова.
  А может, и в самом деле плюнуть на все и уйти? И пусть Дрема сама расхлебывает эту кашу.
  
  113
  Таглиос. Штурм
  
  
  Мне стало ясно, что Дрема хочет захватить южные ворота. Она перебрасывала в разные места людей и припасы, поручая это тем из нас, кто мог летать, но когда я подвел итог, то понял, что половина ее усилий направлена на полумильный участок стены у барбикана. Сам барбикан сильно пострадал от обстрелов воздуха и в некоторых местах напоминал решето.
  Я был информирован лучше Могабы. Но знал, что он достаточно скоро разберется в ситуации. На любые боевые действия у него имеется отлично натренированный инстинкт.
  А насколько гибко умеет планировать Капитан? Сможет ли она быстро переместить острие атаки, когда Могаба разгадает ее намерения? Этого я не знал. На каком бы уровне наши действия ни планировались, меня к этому не привлекали. Один лишь Суврин представлял общую картину. Но даже насчет него я не был полностью уверен. Когда дело касалось обсуждения замыслов, Дрема становилась такой же скрытной, каким в свое время был и я. И мои предшественники.
  Наверное, это приходит вместе с должностью.
  Когда-нибудь мы об этом пожалеем.
  
  Сразу после полудня, неожиданно ударив со всех сторон, максимально применив поддержку с воздуха и воспользовавшись помощью Тобо, наши войска ворвались в барбикан. Штурмовые отряды пробились внутрь и открыли наружные ворота. Казалось, защитники обречены.
  Могаба не отвечал. Улицы вблизи ворот опустели – горожане сочли, что настал самый подходящий момент разбежаться по щелям. Группы раненых таглиосских солдат отступали в город. Защитники барбикана так и не получили подкрепления. Солдаты второй дивизии уже открыто проклинали своего командира.
  Тут явно было что-то не так. Могаба вел себя слишком пассивно. А ведь он не мог не знать, что необходимо предпринять какие-то шаги до наступления темноты, когда мощь Отряда неизмеримо возрастет за счет Неизвестных Теней.
  Значит, мы делаем именно то, что нужно Могабе, раз он не делает ничего, чтобы нам помешать.
  Да. Можно свихнуться, разгадывая такие парадоксы.
  
  Дрема послала всех, кроме Тобо, к берегу реки, чтобы усилить натиск на тамошние оборонительные сооружения. Очевидно, нам удалось малой кровью захватить там хороший плацдарм, и теперь Капитан хотела его расширить.
  Я начал подозревать, что у Дремы и в самом деле нет четкого плана. По сути, она лишь брала то, что Могаба соглашался ей отдать.
  Час спустя, когда его войска ответили на угрозу со стороны реки, целью атаки вновь стали южные ворота.
  Я надеялся, что она вскоре на что-нибудь решится. Я уже вымотался. А до сумерек оставалось еще несколько часов.
  
  Я с самого начала оказался прав. Она выбрала ворота.
  Поначалу, когда наши солдаты наконец-то ворвались в привратные башни, они подали сигнал, предупреждая Капитана и лейтенанта. Башен было две, и обе предстояло очистить. Защитники одной из них оказались упорными. Тем временем все наши, кто не сражался в другом месте, собрались снаружи, готовые к атаке.
  И вот Дрема дала сигнал к началу штурма. Все офицеры уже получили приказ пробиваться сквозь барбикан и наступать к центру города. Путь им должны будут указывать проводники. Капитан хотела захватить дворец быстро, полагая, что если символическое сердце Таглиоса остановится, то в остальных кварталах мы не встретим серьезного сопротивления. Говорили, что Прабриндра Дра уже едет в Таглиос, чтобы заявить о восстановлении своих прав на княжеский престол.
  Я бы на месте Дремы держал его, готового покрасоваться перед толпой, в кармане. Или даже поручил бы ему возглавить штурм. Но меня уже давно не спрашивают, как поступил бы я на чьем-то месте.
  
  114
  Таглиос. Плохие новости и белая ворона
  
  
  Могаба отреагировал на сообщение о штурме южных ворот равнодушным молчанием. Он не задавал вопросов, лишь посмотрел на запад, прикидывая, сколько дневных часов у него еще осталось. Потом повернулся к Аридате и Гхопалу. Последний слегка кивнул.
  Едва гонец удалился, Могаба спросил:
  – Они продолжают атаку на берегу?
  – По последним донесениям, усилили натиск, – ответил Аридата.
  – Вышли туда подкрепление. Главные силы будут наступать на дворец, при поддержке всей их магии. Наша контратака на берегу имеет отличные шансы на успех.
  – А что мне делать с теми, кто штурмует ворота? – спросил Аридата.
  – Там уже несколько месяцев как все готово. Просто действуй по плану.
  Аридата кивнул, искренне сожалея, что нет никакого способа уменьшить кровопролитие. Он был настроен менее пессимистично, чем главнокомандующий, но опасался, что цена победы окажется слишком высока. Впрочем, победа любой из сторон станет для города катастрофой.
  – Сейчас же возвращайся в штаб, – приказал ему Могаба. – Будешь руководить своими войсками оттуда.
  – Но…
  – Если все закончится плохо и ты окажешься рядом со мной, когда они придут, то с тобой обойдутся слишком сурово. Делай, как я сказал. Гхопал, принимай на себя командование здесь. Никто не должен ни войти во дворец, ни выйти из него. Если врагам удастся добраться до дворца, обязательно сделай так, чтобы они узнали о Кадидасе и Дщери Ночи. Но сам в это не лезь. Информацию лучше всего передать тем двоим, что в жутких доспехах, Вдоводелу и Жизнедаву. Это родители девушки, они к тебе прислушаются. Аридата, почему ты еще здесь? Ты получил приказ.
  – А чем займешься ты? – спросил Гхопал.
  – Подготовкой парочки контратак, которые заставят этих иноземных солдат пожалеть о том, что они пришли сюда оттуда, где родились. – Могаба излучал непоколебимую уверенность.
  На самом деле уверенности у него не осталось ни капли.
  Тем не менее от дворца он удалялся походкой высокомерного завоевателя, сопровождаемый свитой адъютантов и посыльных. На ходу раздавал приказы.
  
  Могаба заметил сидящую на карнизе белую ворону и поманил ее:
  – Садись сюда. – Он похлопал себя по плечу.
  Птица подчинилась, изумив свиту главнокомандующего.
  – Ты та, кого изображаешь? – спросил он.
  
  115
  Таглиос. Особый отряд
  
  
  Есть задания настолько важные, что их нельзя доверить никому, кроме членов семьи. Начальниками подразделений, охранявших южные ворота, всегда становились родственники Гхопала Сингха, хотя они и служили в городских батальонах. Никто из этих людей не решился бы на измену, потому что их прошлое было неразрывно связано с серыми, Могабой и Протекторатом.
  Кроме того, они были достаточно хладнокровны и дисциплинированны, чтобы отступить, не убегая. Вместе со своими сторонниками они готовились к этому дню. С той лишь разницей, что первоначально смертельная западня предназначалась для Протектора.
  
  116
  Таглиос. Произвол судьбы
  
  
  Проход через барбикан изнутри казался лабиринтом, хотя в нем было лишь полдюжины поворотов. Сверху он выглядел не так уж и скверно. Пока из стен не вывалились огромные каменные блоки, преградив путь вперед и назад Дреме, ее штабу и еще десятку человек.
  Падающие блоки запустили скрытые механизмы, первый из которых выбросил град отравленных дротиков. Заржали лошади, раздались проклятия. И едва я направил свое бревно вниз, спеша на выручку к Капитану, из отверстий в стенах выплеснулось горящее масло.
  Вот, значит, как заговорщики намеревались избавиться от Душелов?
  Меня отогнал жар пылающего масла. Даже черное одеяние Ворошков не помогло.
  Дрема ехала в середине колонны. И это означало, что наши войска разрезаны надвое.
  Мощная контратака стала неизбежной. Я набрал высоту и подлетел к оцепеневшей от ужаса Аркане.
  – Не паникуй! Соберись! Отыщи Суврина. Передай, что я взял на себя командование внутри городских стен. Можно сделать лестницы и перебросить остальных солдат через стены, в обход ловушки. Пусть возьмет бревна, предназначавшиеся для осадных машин. Лети! Быстрее!
  Мне не пришлось пощечинами выводить ее из шокового состояния.
  Снова Могаба сдал нам крапленую карту с низа колоды. На сей раз наши шансы на выживание выглядели паршиво.
  Мы обязаны были такое предвидеть. Ведь он сам сказал нам, что готов встретить Душелов. Иногда тебе говорят, а ты не слышишь. Прежде чем приземлиться, я глянул на солнце. Нам необходимо продержаться чуть дольше, чем хватит моего запаса оптимизма.
  
  Это ненадолго, – доказывал я командирам на земле. – Нужно занять такую позицию, чтобы дождаться заката. А как только стемнеет…
  – Неизвестные Тени.
  – Тайный народ!
  Крики. Шальные стрелы.
  – Пошлите роту вдоль стены в этом направлении, – приказал я. – Когда пойдет подкрепление, лестницы должны быть в наших руках.
  Приходилось изображать оптимизм, которого я не испытывал. Я лишь надеялся, что Суврину удастся его половина атаки.
  Никто не посмел бы усомниться в храбрости солдат из Хсиена. Они крепко потрепали городские батальоны. И подкрепления из второй дивизии тоже. К сожалению, солдаты Аридаты и элитные отряды Могабы дали нам достойный ответ. И очень скоро стало ясно, что Дрема откусила больше, чем могла проглотить. У главнокомандующего оказалось достаточно резервов, хотя посылал он их в бой весьма скупо.
  От разгрома нас спасла лишь энергичная поддержка Арканы, Шукрат и Тобо.
  Едва Тобо оправился от умственного паралича, чаша весов стала клониться на нашу сторону. Он вспомнил, что умеет сбрасывать на врага не только камни и горшки с горючей смесью. Стоило парню добавить свои магические таланты к скромным умениям девушек, как на войска Могабы посыпались и ядовитые насекомые, и огненные черви, и лимонно-желтые снежинки, прожигающие и доспехи, и плоть.
  Тем не менее противник наседал на нас до самой темноты.
  Тьма приходит всегда.
  
  117
  Таглиос. Ночь и город
  
  
  Могаба лично возглавил оборону береговых укреплений. Когда он прибыл туда вместе с резервами из второй дивизии, моральное состояние солдат было чрезвычайно скверным. Длинная вереница неудач привела этих бедняг к мысли, что их понапрасну губят в безнадежной войне.
  Главнокомандующий повел своих телохранителей в атаку, причем с такой энергией, что противник вскоре утратил почти все позиции, захваченные в течение дня.
  Здесь враги не имели поддержки с воздуха. Из этого Могаба сделал вывод, что у южных ворот кипит отчаянная схватка.
  Между подразделениями защитников города почти не было связи. Никто не знал, каково положение у других. И лучшее, что оставалось в подобной ситуации, – как можно точнее придерживаться планов и надеяться, что противник добьется не слишком многого, воспользовавшись своим преимуществом.
  На штурм двинулись новобранцы. Но они вступали в бой мелкими группами, и это не дало желаемого результата.
  Остатки атаковавших откатились к баржам, которые утром высадили десант. Баржи понесло вниз по течению – среди набившихся в них солдат было слишком мало здоровых, чтобы грести против течения. Все баржи оказались перегружены, причем одна настолько, что черпала воду при малейшем наклоне. Она недолго оставалась на плаву.
  
  Могаба позволил себе основательную передышку. Он изгнал из головы все мысли, закрыл глаза и подставил разгоряченное тело холодному зимнему воздуху.
  Успокоившись и отдышавшись, он разрешил себе вернуться в реальность.
  Главнокомандующий еще мог развить преимущество. Если он отведет этих солдат к южным воротам и нанесет мощный удар, то защитники города получат шанс пережить ночь. И тогда враги не устоят против того, что будет брошено на них утром.
  Он открыл глаза.
  На ободе сломанного тележного колеса в футе от его лица сидела белая ворона.
  Ворона заговорила.
  Эта птица оказалась гораздо лучшим гонцом и шпионом по сравнению с теми, которых он встречал прежде.
  Могаба долго слушал. И гадал, знает ли о его измене та, что говорит с ним через пернатого посредника.
  
  Главнокомандующий встал, преодолев боль в утомленных мышцах.
  – Сержант Магварт, передай мой приказ офицерам. Собрать всех, кто может ходить. Мы идем на помощь тем, кто обороняет южные ворота.
  
  Воздушная разведка врага заметила их приближение быстрее, чем ловушка успела захлопнуться. Могаба оставил солдат делать свое дело, а сам торопливо направился к дворцу. Добрался до него уже в сумерках. С возвышенности, где он находился, были видны несколько слабеющих пожаров. В разрушенной части дворца тоже кое-где мелькали язычки пламени.
  Его поджидало известие о том, что противник сломал почти всю систему обороны на берегу реки. Во вражеские отряды влились бойцы, которые прежде сражались выше по течению. Штурмующие проявили завидное упорство.
  – Выслать подкрепления? – спросил Гхопал.
  Могаба на минуту задумался. Иноземцы наверняка бьются на пределе своих сил.
  – Да, высылай. Ты хочешь отправить всех твоих людей, которые оцепили дворец?
  – Думаю, так будет лучше всего. Это все, на кого я могу положиться.
  – Пусть их сменят люди Аридаты. А своих пошли на берег. И собери своих братьев и прочую родню. Всех, кто еще жив. Они нужны мне здесь.
  – Что?..
  – Сделай это. Быстро. И прихвати трофейные палки с огненными шарами.
  – Кажется, мы почти все израсходовали.
  – Несколько штук наверняка осталось. И они мне нужны.
  
  Вскоре пошли донесения о том, что противник на обоих плацдармах устраивается на ночь и не намерен продолжать штурм даже при поддержке своих невидимых союзников.
  Главнокомандующий не выказывал страха перед темнотой. И своим примером вдохновлял тех, кто его окружал. Выходит, вражеские призраки и в самом деле способны лишь пугать исподтишка.
  Могаба реорганизовал оборону города, возложив почти всю ответственность на Аридату Сингха. После чего повел Гхопала Сингха и его родственников, вооруженных огнестрельными трубками, к плацдарму на берегу.
  – Что мы делаем? – спросил Гхопал.
  – Это ложное спокойствие, – ответил Могаба. – Сегодня днем они потеряли своего Капитана. Ловушка в воротах сработала превосходно. У них погиб и почти весь штаб. – Он не стал пояснять, откуда у него такие сведения. – Теперь им нужно решить, кто будет командовать и что теперь делать. Возможно, они занимаются этим прямо сейчас. – Он вздрогнул, но сразу сказал себе, что причиной тому зимний воздух.
  Однако Могаба знал, что Костоправ жив. И что Отряд не уйдет. И что преемник Дремы был назначен заранее, а новый Капитан постарается завершить дело, начатое старым.
  
  118
  Таглиос. Новое начальство
  
  
  Я не готов взять командование на себя, – доказывал Суврин.
  – А я для этого слишком стар, – парировал я. – А последний подходящий кандидат сейчас в коме. – Строго говоря, Госпожа была не в коме, но какая разница, если она ничем не могла нам помочь.
  Суврин что-то пробормотал.
  – Дрема выбрала тебя. Она считала, что ты справишься. И дала возможность попробовать себя на этой должности.
  Дрема сама стала немалой частью проблемы. Ее смерть, столь внезапная и жестокая, потрясла всех. Многие из нас до сих пор ходили как в воду опущенные.
  – Если будем тянуть с решением, то дадим Детям Смерти слишком много времени для размышлений. А ведь мы не хотим, чтобы они задались вопросом, как сильно сократилось их число с того дня, когда они оказались по нашу сторону плато.
  Сказав это, я почувствовал отвращение к себе. Именно за такой образ мышления я презирал самых циничных нанимателей Отряда.
  Суврин ненадолго задумался.
  – Мы же не можем скорбеть бесконечно. Нам нужно идти вперед. Или отступить, признав поражение.
  – Это пока под вопросом. Думай. Я пытаюсь связаться с Аридатой Сингхом. Вроде он неплохой человек, и для него Таглиос важнее всего. Возможно, он захочет облегчить участь города.
  – Если сумеешь убедить его, что главнокомандующий не сможет сожрать нас заживо. По сведениям от Тобо, Могаба не очень-то встревожен.
  – Еще встревожится. Как только мы решим нашу проблему, я пошлю девушек на вольную охоту.
  Суврин все еще сохранял мальчишескую пухлость. Пора ему заняться делом и приобрести пиратский облик Капитана.
  И он решил уступить своим тайным мечтам:
  – Хорошо. Я стану Капитаном. Но оставлю за собой право уйти с этой должности.
  – Превосходно. Тогда я сообщу Отряду о твоем решении, а потом задам Могабе трепку.
  Впрочем, моя ненависть к Могабе уже давно не была жгучей. Она стала чем-то вроде дурной привычки.
  – Значит, я теперь Капитан, правильно? И обладаю безраздельной властью?
  – Да, – насторожился я.
  – Тогда вот мой первый приказ: отныне ты не будешь подвергать себя риску.
  – Что?! Но…
  – Костоправ, ты теперь единственный, кто может вести Анналы. Ты единственный, кто способен прочесть большую их часть. Ты не закончил моего обучения и не подготовил никого другого. И я не хочу в последний момент утратить связь с нашим наследием. Следовательно, отныне тебя не будет там, где твоя жизнь подвергается опасности.
  – Ах ты, сукин сын! Обвел меня вокруг пальца! Да как ты посмел!
  – Я Капитан. Потому и посмел. Если понадобится, и охрану приставлю.
  – Не понадобится. – Мистикой Отряда я пропитался, как религией. Не могу не выполнить приказ только потому, что он мне не нравится. Ха-ха! Интересно, сколько я потрачу времени на поиски дорожки в обход этого приказа, если приспичит? – Но мне нужен Могаба.
  – Мы его поймаем. И ты сдерешь с него шкуру, или что ты там хочешь с ним сделать.
  Я вышел из палатки и сообщил, что у нас появился новый Капитан и он вызывает офицеров. Затем отправился на поиски Арканы. У нее есть привычка тратить драгоценную часть жизни на сон.
  Пока я бродил по лагерю и на каждом шагу вздрагивал, потому что невидимые существа носились в ночи повсюду, я понял, что Суврин, сам о том не подозревая, отдал мне приказ невероятной важности. Если я и дальше буду встревать в каждую заварушку, то однажды обязательно погибну и со мной умрет не только умение читать и вести Анналы. Умрет и небольшой план, который я разработал, план выполнения наших обязательств перед Шиветьей.
  Я не делился этим планом ни с кем. И не поделюсь, пока не буду знать наверняка, что умираю.
  Спящая богиня не сможет подслушать слова, не произнесенные вслух.
  
  119
  Таглиос. Посланница
  
  
  Направляемая и маскируемая невидимыми друзьями Тобо, Аркана проникла в штаб Аридаты Сингха незамеченной, хотя прилетела на бревне, облаченная в черное. Генерал был один. За час до этого он свалился от переутомления, и сердобольные подчиненные перенесли его в постель. А затем выставили у двери охрану, чтобы никто не потревожил отдыха Аридаты.
  Аркана влетела в комнату через открытое окно, распластавшись на бревне. Она не слишком нервничала, будучи уверенной, что справится с любыми неприятностями – за то краткое время, которое ей понадобится, чтобы смыться.
  Ей велели улететь при первых же признаках опасности. И она верила в мудрость этого наказа с истовостью неофита.
  Очутившись внутри, она слезла с колдовской снасти и развернула ее передним торцом к окну, чтобы улететь без задержек. Страховочную веревку девушка отвязывать не стала: если не успеет запрыгнуть в седло, или потеряет сознание, или даже ее будут удерживать трое солдат, бревно ее вытащит.
  Она нашла и зажгла лампу. Потом разбудила Аридату Сингха.
  Генерал проснулся не сразу. Он двигался медленно и осторожно, держа руки на виду, понимая, что оказался в опасной ситуации. Возможно, рядом Неизвестные Тени. Ощущение их присутствия было сильным. Потому что они и в самом деле окружали его со всех сторон.
  Сингх сел, скрестив ноги. И задал вопрос одним лишь выражением лица.
  Аркана старалась не смотреть ему в глаза. Ее предупреждали. И она не идиотка вроде Громовола.
  – Капитан хочет знать, получил ли ты письмо от летописца. Капитан хочет знать, готов ли ты избавить Таглиос от затянувшейся осады. – Она выговаривала слова четко, чтобы избежать недопонимания.
  – Конечно готов. Но как я заставлю ваших людей уйти? – Он не узнавал ночного гостя под черным одеянием.
  – Твои солдаты могут сложить оружие.
  Такое предложение, адресованное чужаку, нисколько не взволновало бы Аркану из клана Ворошков. Но здесь и сейчас она была лишь одним из беглецов и наемников. К тому же очень юной, неуверенной в себе. Может, зря Костоправ сказал, что не сомневается в ней?
  Умный старик. Так все устроил, что теперь она скорее рискнет свободой, чем подведет его.
  Таковы все старики. Во всяком случае, старики, которых она знает.
  – Больше всего прочего мне хочется прекратить войну, прежде чем пострадает еще хоть один человек, – признал Аридата. – Но у меня нет власти там, где делается выбор между войной и миром. Я принял на себя обязательства. Я дал слово. Сейчас судьба Таглиоса зависит от главнокомандующего. Если он решит прекратить сопротивление, то я выполню его приказ мгновенно.
  Здесь он замолчал, и его молчание было красноречивее любых слов. То, в чем он признался, тревожило его совесть.
  – Значит, таков твой ответ? – уточнила Аркана, чья уверенность окрепла.
  – Другого я дать не могу. Твой Капитан поймет.
  – Благородство может тебя погубить. И некому будет помолиться за упокой твоей души.
  Аркана улетела раньше, чем Сингх успел понять сказанное ей. Для него это прозвучало как плохой перевод с чужого языка.
  Сингх еще долго не мог заснуть – и вовсе не из-за стойкого подозрения, что в спальне есть кто-то посторонний. Он вновь и вновь мысленно повторял последние слова гостьи и вспоминал своего отца, Нарайяна Сингха. Благороднейшего человека – среди своих единомышленников. А теперь некому помянуть его в молитвах. Разве что его любимая богиня напевает ему колыбельные в своих кошмарных снах.
  А убийца Нарайяна все еще прячется где-то в развалинах дворца.
  
  120
  Таглиос. Тай Ким всегда был здесь
  
  
  Могаба почти не участвовал в сражении. Он сказал Гхопалу:
  – Мой дух рвется в бой, но тело слишком состарилось и устало. Уж лучше я буду сидеть здесь и давать тебе указания.
  Но во дворце он не засиделся, а расхаживал по городу с белой вороной, летавшей для него на разведку, несмотря на таящихся в темноте враждебных призраков. Птица видела их весьма ясно и потому регулярно предупреждала Могабу, когда следует помалкивать.
  Могаба предположил, что эти невидимые существа не очень-то охотно помогают захватчикам, и ворона пояснила, что обитатели призрачного мира полностью преданы лишь одной идее – делать своего хозяина счастливым. А скромную помощь Отряду они оказывают в ответ на пожелания своего мессии Тобо, которому поклоняются почти как богу. Как Тай Киму. А это имя на каноническом языке жрецов, создавших Неизвестные Тени, означает «тот, кто идет с мертвыми».
  – Так ты хочешь сказать, что это не язык нюень бао?
  – Нет, это язык, родственный языку нюень бао – такой, каким он был четыре столетия назад.
  – Значит, Ходячая Смерть – полукровка?
  – Не Ходячая Смерть, а Тот, Кто Идет с Мертвыми.
  Могаба слишком устал, чтобы думать о разнице в смыслах.
  – Разыщи Аридату Сингха, – велел он птице. – Я хочу знать, что он делает.
  Вороне не нравилось, когда ей приказывали. Но она подчинилась.
  Могаба немедленно вызвал Гхопала и спросил:
  – Как ты относишься к этому городу?
  Он знал ответ, но хотел услышать его из уст Сингха.
  – Сам не понимаю, – пожал плечами Гхопал. – Как и все, кто здесь живет, я его и люблю, и ненавижу.
  – Наши враги восстановили командную цепочку. Сейчас они отдыхают. Но возобновят атаку, пока еще достаточно темно для их невидимых союзников. Эту ночь мы продержимся, и у нас останется вполне достаточно сил для контратаки. Мы сможем нанести им серьезный урон, но проклятые колдуны снова их спасут, а когда наступит ночь, их союзники нас прикончат. – Могаба произнес это уверенно, хотя ни разу не видел доказательств того, что Неизвестные Тени способны убить человека. – И еще я полагаю, что разрушения в Таглиосе теперь будут куда значительнее. Рано или поздно обе стороны ослабеют до крайности, и победившая не справится с соперничеством религиозных фракций, не умерит амбиций разбойничьих главарей, жрецов и всех прочих, кто пожелает извлечь выгоду из будущего хаоса. Возможно, мы даже увидим столкновения между приверженцами основных религий.
  Гхопал кивнул, невидимый в темноте. Начальник серых, державший город в ежовых рукавицах, к бандитам был особенно суров. Могаба знал – хоть и не пытался выяснить подробности, – что некое событие в прошлом сделало Гхопала непримиримым врагом нарушителей закона.
  – К чему ты клонишь? – спросил Гхопал.
  – К тому, что если мы и дальше будем так воевать, то войну, быть может, и выиграем, но при этом уничтожим Таглиос. А если проиграем, здесь тоже воцарятся анархия и разруха.
  – И что?
  – А то, что врагам на это наплевать. Они пришли не город завоевывать. Они пришли за тобой и мной. И за Кадидасом. Но прежде всего им нужна Дщерь Ночи.
  Могаба ощутил нарастающее подозрение Гхопала. Ничего, белая ворона вскоре вернется.
  – Думаю, нам лучше уйти, Гхопал. Избавить Таглиос от страданий. Гарнизоны восточных провинций нам верны, там мы сможем продолжить борьбу.
  Гхопал мог бы на это возразить, что у них не будет никаких шансов одолеть армию, засевшую в столице, подкрепленную отрядом чародеев и не испытывающую нужды в деньгах. Он давно знал своего командира. Могаба – упрямый военачальник, и у него нет слабостей, кроме одной: тайной любви к принявшему его городу, любви, которую он проявил уже несколько раз. И Гхопал без труда поверил, что Могаба скорее уйдет из Таглиоса, чем позволит его уничтожить и превратить в памятник своему эго. Нынешний Могаба уже не тот высокомерный юнец, который защищал Дежагор от всех ужасов, что обрушивали на него Хозяева Теней.
  – И куда же мы пойдем?
  – В Агру. Или в Мукру в Аджитстане.
  – Эти города – веднаитские оплоты. И горстку еретиков-шадаритов вряд ли там примут тепло. Особенно если падение Таглиоса подвергнет веротерпимость новым испытаниям.
  – Такое может случиться, – кивнул Могаба. – А может и не случиться.
  – Кроме того, мы не подумали о семьях. – Семейные связи для шадаритов чрезвычайно важны. – У меня есть только родные и двоюродные братья. Но у большинства из них есть жены и дети.
  – Братья могут остаться здесь, сбрить бороды и как можно реже бывать на солнце, – ответил Могаба. – Гхопал, сейчас я поступлю в высшей степени несправедливо. Возложу тяжесть решения на тебя. Остаться и сражаться? Или уйти и пощадить город?
  И, словно ставя точку после слов Могабы, над центром города поднялся огненный гриб. Несколько мгновений он был похож на светящийся изнутри гигантский мозг. На его фоне мелькали летающие силуэты.
  – Передышка закончилась, – проговорил Могаба.
  
  121
  Таглиос. Спящая красавица
  
  
  Я сходил с ума оттого, что был вынужден торчать над нашей территорией и лишь оттуда наблюдать за воздушной атакой на группу зданий, занятых теми, кто упорно сдерживал наше наступление на дворец. Мы принесли в эту часть мира знания о войне, и наши ученики слишком хорошо их усвоили. Эти таглиосцы отказывались уступить даже магии и Неизвестным Теням.
  Кто-то отметил, что солдаты в городских батальонах были в основном веднаитами и шадаритами. Обе религии обещали реки вина и толпы нетерпеливых девственниц любому, кто не вернется из боя. Хотя первоначально все это предназначалось лишь для воинов, павших во славу бога.
  Хотел бы я знать, пришелся ли по вкусу Дреме веднаитский рай?
  Мы пока так и не смогли опознать ее тело. Трупы угодивших в ловушку очень сильно обгорели.
  «Почему бы не обойти этот очаг сопротивления?» – спросил я себя. И понял: нам не дадут это сделать. У них там тщательно продуманная система перекрывающихся оборонительных позиций. Единственный путь к дворцу – сквозь них. Или над ними.
  Над ними мы перебраться могли.
  И перебрались – по двадцать безумно храбрых Детей Смерти зараз, которых возил на самом большом ковре столь же безумно уставший Тобо.
  Неизвестные Тени поддерживали своего приятеля со всех возможных направлений, иногда настолько явно, что я видел их даже с того места, где висел в воздухе, не делая абсолютно ничего полезного для наших ребят.
  Жену я оставил в лагере неподалеку от города. И прошло уже немало времени с тех пор, как я навещал ее в последний раз. Пожалуй, это тоже можно счесть полезным делом.
  Поэтому я оставил своих братьев по Отряду и отправился к жене. А тем временем шло сражение. Которое, вне всяких сомнений, станет совершенно уникальным в списке всех сражений Отряда, а значит, кое-кто просто обязан находиться в самой его гуще и записывать каждый его нюанс.
  Состояние Госпожи не изменилось. Она зависла на полпути между жизнью и смертью. И продолжала разговаривать сама с собой в этом сне. То, что я увидел, не прибавило мне надежд. То, что я услышал, лишь смутило меня. Она бормотала что-то неразборчивое. Слова, которые мне удалось разобрать, не складывались в разумные фразы.
  Несколько минут, проведенных рядом с ней, напомнили мне, почему я всегда сопротивлялся необходимости навещать ее. Сопротивлялся, пока не забывал об отчаянии, которое вызывали эти визиты.
  
  122
  Таглиос. Неизвестные Тени
  
  
  Лишь два неженатых родственника Гхопала решили покинуть город вместе с Могабой и командиром серых. Остальные, семейные люди, предпочли рискнуть и остаться в городе.
  Могаба их понимал. В сумятице, пока завоеватели будут прочесывать кварталы в поисках врагов, десятки его сторонников сменят облик. И вскоре окажется, что многие даже не слышали о серых и уж тем более не участвовали в творимых ими жестокостях.
  – Вот, – сказал Могаба, приведя этих людей к старому покосившемуся причалу, – сойдет и эта. – Он указал на лодку длиной футов восемнадцать, на которой, судя по запаху, привозили в город рыбу еще в прошлом столетии.
  Могаба перебрался на борт. За ним осторожно последовали Гхопал и остальные. К большим водоемам шадариты относились не лучше, чем кошки – к корытам с водой.
  – Отдайте швартовы, – распорядился Могаба. – Ты точно умеешь грести?
  – Умею, но не быстро, – буркнул Сингх.
  Украсть плавсредство удалось легко – удивительно, что довольно большое судно оказалось без присмотра. На нем должно было ютиться минимум одно семейство. Но сегодня весь берег был тих и безлюден, словно прибрежные ночи наполнились невыносимым ужасом.
  Бушевавшая в душе Могабы борьба постепенно стихла. Он напомнил себе, что очень скоро уже нельзя будет менять решения под влиянием своей гордости или высокомерия. Именно они привели его к этому чудовищному итогу. Насколько иными могли бы стать и его жизнь, и весь мир, если бы он сумел обуздать своих бесов в осажденном Дежагоре?
  Вряд ли он был бы сейчас отчаявшимся одиноким стариком, которому и вспомнить-то нечего, кроме верной службы хозяевам, достойным только ненависти и презрения.
  Белая ворона нашла беглецов, когда они пытались разобраться с блоками и талями и поставить залатанный парус. Дул ровный бриз, способный нести судно вверх по течению куда быстрее, чем неуклюжая работа веслами.
  Птица уселась на верхний рей:
  – Что ты делаешь? Я не позволяла покидать город. Почему бежишь? Битва еще не проиграна.
  Шадариты разинули рты. Могаба ударил себя в грудь:
  – Нет! Я выиграл великую войну. Здесь и сейчас. Но теперь я направляюсь туда, где никогда и никому уже не смогу причинить вреда.
  Гхопал переводил взгляд с Могабы на ворону и обратно. До него постепенно доходила суть происходящего. И чем больше он понимал, тем сильнее его охватывали возбуждение и страх.
  Птица умела разговаривать разными голосами, хотя выглядела обыкновенной растрепанной вороной.
  – Разверни лодку к берегу. Немедленно. Неповиновения я не потерплю.
  – Тебе больше меня не запугать, старая шлюха, – ответил Могаба. – Ты уже не властна надо мной. И я не буду твоей игрушкой или марионеткой ни сегодня, ни до конца моих дней.
  – Ты даже не представляешь, как сильно тебе придется об этом пожалеть. Когда вернусь, ты станешь первым в моем списке. Гхопал Сингх, разверни это грязное корыто и… Ай!
  Гхопал ударил птицу веслом. Каркая, хлопая крыльями и теряя перья, она шлепнулась с мачты в вонючую мутную воду.
  – Эта птичка выражалась слишком непристойно, – ухмыльнулся бывший командир серых. Потом порылся в дорожном мешке и хлебнул вина, не обращая внимания на перекошенные физиономии родственников. – Верещи, пока не надоест, каркуша драная! Я теперь сам себе хозяин!
  Поток непрекращающихся птичьих жалоб внезапно иссяк, и в голосе вороны послышался откровенный ужас. Птица в панике захлопала крыльями на вздыбившейся поверхности воды.
  Неизвестно откуда взявшаяся волна опасно накренила лодку. Гхопал от неожиданности выронил бутыль. Его родственник со всего маху обрушил весло на медленно обретающее очертания существо, выбив из него с галлон воды. А тому хоть бы хны.
  – Твою же мать! – ахнул Гхопал, садясь на дно лодки и пялясь в темноту через плечо Могабы. – Это еще что за дьявольщина?!
  На фоне городских пожаров из воды поднималось чудовище. Оно походило на гигантскую ухмыляющуюся утку, чей клюв усеивали зловеще блестящие зубы. И оно было не одно.
  – Боже! – вскричал кто-то из родни Гхопала. – Нас окружают. Кто они?
  Могаба вздохнул. И не сказал, что эти монстры не оставляют после себя свидетелей, способных их описать.
  
  123
  Таглиос. Вороний разговор
  
  
  Аридата Сингх едва успел заснуть, как его правую кисть пронзила боль. Он резко сел и взмахнул рукой. Сперва испугался, что из лампы пролилось масло и сейчас загорится одеяло. Но лампа в комнате не светилась.
  Значит, его кто-то укусил. Или царапнул. И этого кого-то Сингх швырнул через всю комнату к стене – он там копошится и издает неразборчивые цыплячьи звуки. Неужели это вражеское нападение? Аридата позвал часовых.
  Когда комнату залил свет, он обнаружил, что незваный гость – белая ворона. Один из его людей замотал птицу в одеяло. Другой осмотрел руку Аридаты.
  – Эта тварь грязна, генерал. Рану нужно показать врачу.
  – Это не рана, просто царапина. Пусть принесут мыло и горячую воду… Что такое?
  Сверток издавал звуки.
  – Она разговаривает, – пробормотал солдат, до того изумленный, что смог лишь подтвердить очевидное.
  – Закройте окно. Заприте дверь. И будьте готовы ее сбить, когда выпустим.
  Аридата вспомнил, что один из начальников Отряда иногда ходил с воронами на плече. И среди этих ворон была белая.
  Отрезав птице все пути к бегству, Аридата приказал:
  – Выпускайте.
  Ворона выглядела так, словно ее пытались утопить, но передумали и решили ощипать.
  Птица склонила голову направо, потом налево, осмотрела спальню. Она явно старалась обуздать гнев и набраться гордости и достоинства.
  К этому времени Аридата понял, что это не та ворона, которую он видел на плече у Костоправа. Ночная гостья была не такой крупной, зато выглядела более материальной.
  Птица уставилась на Сингха одним глазом, потом другим. По очереди осмотрела охранников. Казалось, она ждет.
  – Если хочешь что-то сказать, приступай, – велел Сингх.
  – Пусть они уйдут.
  – Еще чего! – Аридата жестом велел солдатам встать так, чтобы им было легче поймать ворону.
  – Я не привыкла к…
  – Я тоже не имею привычки выслушивать указания от птиц. Насколько я понял, ты принесла сообщение. Говори. Или сверну тебе шею и займусь своими делами.
  – Ты еще доживешь до того дня, когда пожалеешь об этом, Аридата Сингх.
  И в тот момент, когда голос птицы изменился, Сингх понял, что разговаривает с Протектором. Но ведь враги похоронили ее на плато Блистающих Камней. Или нет?
  – Я жду сообщения. А если буду слышать лишь угрозы, то прикажу Васуде наступить тебе на голову.
  – Хорошо. Аридата Сингх, я назначаю тебя моим наместником в Таглиосе. Могабы и Гхопала больше нет. Я скажу, какие меры ты должен принять…
  – Постой! Главнокомандующий и генерал Сингх убиты?
  – Они пытались совершить большую глупость, но невидимые враги встали на их пути. Поэтому я повышаю тебя в…
  Аридата повернулся к вороне спиной:
  – Джитендра, передай мой приказ всем нашим войскам. Мы прекращаем сражаться и отступаем на исходные позиции. В случае невыполнения приказа единственным оправданием может быть только то, что противник не позволил этого сделать. И отправьте парламентера с известием, что я готов обсудить условия сдачи.
  Белая ворона разразилась потоком брани.
  – Васуда, накрой эту тварь одеялом. Она еще может пригодиться, но сейчас я не хочу выслушивать оскорбления.
  – Если вдруг захочешь, генерал, заведи себе жену.
  
  124
  Таглиос. Песчаная отмель
  
  
  На улицах уже говорили о том, как главнокомандующий пожертвовал собой, чтобы не нарушить клятвы, связывающей его с союзниками, и спасти город от разрушения бунтовщиками и захватчиками. Потрясающе. Мы только-только начали перенимать власть, а люди уже тоскуют по старому доброму Протекторату.
  Пожалуй, их трудно в этом винить. Ведь Прабриндра Дра последний раз видел свою столицу не один десяток лет назад. Пусть относятся к нам как угодно, лишь бы не путались под ногами.
  
  Мы с Тобо летали над дворцом, осматривая руины. Над кучами камней все еще вились дымки. Через каждые несколько часов обрушивалась очередная стена. Треть дворца развалилась полностью – почти вся обитаемая современная часть. Наверное, другие части были возведены из более прочного материала, иначе как объяснить, что они пережили многолетнее запустение?
  Даже в самый разгар сражения Аридата посылал добровольцев из городских батальонов прочесывать руины в поисках уцелевших, чтобы их спасти, и погибших, чтобы доставить их тела безутешным родственникам. Он и сейчас продолжал эту работу, пополнив поисковые отряды солдатами, которые прежде дрались. И теперь повсюду войска сражались с огнем, противником даже более упорным, чем захватчики.
  – Ты правда думаешь, что они все еще где-то здесь? – спросил я Тобо, имея в виду Бубу и Гоблина.
  – Я знаю, что они здесь. Мои Тени их видели. Только не запомнили, как до них добраться.
  – Пусть это покажется странным, но они нужны мне живыми. Без них не смогу выполнить обещание, данное Шиветье.
  Тобо хмыкнул. Я не посвящал его в свои планы. Более того, весь круг посвященных до сих пор состоял из меня одного. И я не собирался ничего менять. Молчание нельзя подслушать.
  – Кажется, Аркана влюбилась.
  Недавно она придумала очередной повод, чтобы посоветоваться с Аридатой Сингхом.
  Тобо опять хмыкнул. Ему уже немного полегчало, но победа не принесла удовлетворения. И он не скоро оправится от потери матери и отца.
  – Не нашлись ли следы Могабы или Гхопала Сингха? – спросил я.
  Аридата сказал, что они мертвы. И что ему сообщила об этом белая ворона. Не совсем надежный свидетель.
  – Они утонули. Пытаясь уплыть вверх по течению. На лодке. Очевидно, лодка перевернулась.
  – Понятно.
  Мой тон заставил Тобо вглядеться мне в глаза. Я, разумеется, не мог видеть выражения его лица – его скрывало одеяние Ворошков. Мое лицо тоже пряталось под черной тканью. Мы носили мантии почти постоянно, потому что многим наша победа не нравилась. Нередко случались инциденты.
  Однако в целом Таглиос с единым мощным вздохом облегчения вернулся к прозе жизни. Мы практически не преследовали тех, кто служил прежнему режиму. А многие горожане, похоже, и вовсе считали, что серые сделали больше хорошего, чем плохого, потому что боролись с преступностью намного упорней, чем с врагами Протектора и главнокомандующего.
  Если же вспомнить историю, то большинству населения всегда было безразлично, кто правит Таглиосом и подчиненными ему территориями. Потому что смена власти редко оказывала серьезное влияние на жизнь горожан.
  Человечество как вид никогда не перестанет меня удивлять. Наступившие перемены должны бы волновать горожан гораздо сильнее. Впрочем, изнутри все выглядит не так, как снаружи.
  В городе продолжала появляться надпись «раджахарма». Есть люди, которые всегда и всем недовольны. Периодически мне на глаза попадалось нечто новенькое: «Тай Ким здесь». Тобо не пожелал говорить на эту тему. А я решил не давить на парня.
  Но это не значит, что загадка перестала меня интересовать. В отношениях Тобо с тайным народом наверняка таится нечто гораздо большее, чем известно нам.
  Я оставил его и стал кружить над дворцом. Наши подразделения уже сменили городские батальоны по его периметру, образовав пестрые линии. Таглиосские солдаты расчищали завалы, особое внимание уделяя тем местам, где друзья Тобо нашли людей. Многие из них были еще живы в уцелевших внутренних комнатах. Теперь их неумолимым врагом была жажда.
  Все шло своим чередом. Но меня точило беспокойство. Не покидало подозрение, что где-то что-то идет не так. Это интуиция ловила намеки подсознания.
  Я полетел прочь от дворца, помахав мелькнувшей рядом Шукрат. Она мчалась к Тобо, слетав в качестве гонца к Прабриндра и Радише, приближавшимся к городу. Когда девушка скрылась из глаз, я прибавил скорости и направился к реке.
  Долетев до границы города, я приступил к поиску, двигаясь вверх по течению. Водная гладь была испещрена лодками – лов не прекратился бы, даже если бы сражение еще продолжалось. Я задал перепуганным рыбакам несколько вопросов, сам толком не зная, что ищу. Прошел достаточный срок, чтобы и тела, и обломки унесло в болотистую дельту.
  А может, не унесло?
  Сразу за поворотом реки вдоль северного берега на несколько миль тянется песчаная коса. Она такая старая, что превратилась в полноценный остров, заросший травой у воды, кустами – на склонах и деревьями – на самых высоких местах. Протока севернее острова узка, мелка и забита илом. В конце этой протоки я увидел перевернутую лодку. Рядом с ней в грязи лежал мертвец. Десяток таглиосцев в набедренных повязках деловито переворачивали лодку, собираясь стащить ее с отмели в воду. Никто не проявлял к трупу ни малейшего интереса. Правда, покойник явно был шадаритом, а все они – гуннитами.
  Стервятникам сразу захотелось оказаться где-нибудь подальше, когда над их головами закружилось черное облако. Двое прыгнули в протоку и поплыли к северному берегу. Остальные поспешили укрыться в зарослях на острове. Еще двое на бегу передумали и свернули к лодке, доставившей их на остров и вытащенной на отмель в сотне ярдов ниже по течению.
  Судя по одежде, мертвый шадарит был офицером серых. Под лодкой я обнаружил второй труп, тоже шадарита. На деревьях неподалеку густо расселись встревоженные вороны. А это уже интересно, потому что ворона уже давно птица редкая.
  Я неторопливо описал над деревьями пару кругов, чтобы отогнать ворон, и лишь после этого осторожно опустился между ветвями. Могабу я опознал только по необычному цвету оставшихся на его теле клочков кожи. А Гхопала Сингха – методом дедукции. Обоих пытали. Безжалостно и долго. Могабу, возможно, несколько дней. Его труп выглядел свежее.
  Я полетел вниз по течению и отыскал своих, а среди них – Аркану.
  – Нам надо поговорить, приемная дочь. – Я ткнул пальцем вверх. – Где-нибудь в небе, под ярким полуденным солнцем.
  Она сразу заметила мою озабоченность и вслед за мной поднялась на тысячу футов. Мы направлялись на юг, словно хотели выяснить, скоро ли прибудет Прабриндра Дра. И точно, далеко на юге уже виднелось внушительное облако пыли.
  – Что случилось? – спросила девушка.
  – Я думаю, что Тобо может выйти из-под контроля. Или почти выйти – что, собственно, одно и то же. Плохо, что рядом с ним нет матери, державшей его в узде. Плохо, что погибли Дрема и Мурген. Может, он уже и взрослый, но все еще нуждается в руководстве. – И я рассказал о том, что обнаружил на острове.
  – Ты же всегда такой скрытный, папочка. С чего вдруг такая откровенность?
  – С того, что я вижу, как ты строишь глазки генералу Сингху. А он был союзником Могабы и Гхопала Сингха. И если Тобо по-настоящему свихнется, то следующим в его списке может стать Аридата Сингх.
  – Но почему ты винишь в случившемся Тобо?
  Я привел ей свои доводы, во многом опирающиеся на мою оценку характера главнокомандующего:
  – Могаба знал, что Аридата хочет избавить Таглиос от штурма и разрушения. Он и сам этого хотел, однако сдаться не мог. Аридате же благородство не позволило бы предать Могабу. Поэтому Могаба и решил устроить все так, чтобы развязать Аридате руки. А Тобо убил Могабу.
  – Ты так и не сказал, почему винишь именно Тобо.
  – Потому что он один мог знать, что делает Могаба. И каким путем он побежит. В ту ночь на реке творилось неладное. Все прибрежные жители почувствовали это и укрылись в городе.
  – Хорошо. Допустим, это так. И что ты собираешься делать?
  – Уже сделал. Велел тебе быть начеку. А теперь полечу проверить, не стало ли моей жене с утра лучше.
  Я знал, что лучше Госпоже не стало. Я уже терял надежду.
  
  125
  Таглиос. Дневная прогулка
  
  
  Я повез Госпожу на пикник. С помощью приемных дочерей. И с тщетной надеждой, что солнце и свежий воздух склонят чашу весов в нужную сторону, хотя даже отчаянные усилия Тобо не разбили сковывающих ее чар. По словам юного чародея, я мог считать себя счастливчиком. На месте Госпожи обычная женщина уже давно была бы мертва. Тобо заверил меня, что здесь мы имеем дело не с теми чарами, которые погубили Седвода и все еще держат мертвой хваткой Душелов. Сам я не видел между ними явной разницы, кроме одного: Госпоже не становилось хуже.
  Лучшее, что смог посоветовать мне Тобо, – задать все вопросы тому, кто эти чары навел. Когда мы его поймаем.
  Девушки оставили меня наедине с женой. Я держал ее за руку и болтал о тысяче мелочей: воспоминания, чаяния, текущие дела. Поделился и тревогой из-за Тобо, что могло оказаться опасным – вдруг кто-то подслушивает?
  Ничего из сказанного мною ей не помогло, да и мне самому нисколько не полегчало. Я уже давно вел серьезную войну с отчаянием.
  Поскрипывая кожей безупречно надраенных доспехов, ко мне подбежал капрал из Хсиена:
  – Капитан передает свои наилучшие пожелания, господин, и просит срочно прибыть во дворец. Кажется, нашлись Кадидас и Дщерь Ночи.
  – Проклятье! Да, лечу. Передай, чтобы без меня ничего не начинали и были очень осторожны: эта парочка чрезвычайно опасна.
  Разумеется, Капитан это знал. Тобо тоже в курсе насчет осторожности. Но напоминание никогда не мешает. А иногда помогает пережить смертельно опасную ситуацию.
  Ко мне уже бежали Шукрат и Аркана.
  – Что случилось? – спросила Шукрат.
  Объясняя, я заметил, насколько лучше девушки стали ладить друг с другом. Раньше ссорились без конца.
  Когда мы втроем приготовились отвезти Госпожу в мою палатку, я спросил Аркану:
  – Хочешь когда-нибудь вернуться домой?
  – Что?
  – Домой. Туда, где родилась. В мир, который я привык называть Хатоваром. Полагаю, я смогу устроить тебе возвращение.
  – Но ведь этот мир уничтожен.
  – Не совсем. Так утверждали Первый Отец и Нашун Исследователь, но то было лишь оправдание трусости.
  – Мне не хочется в это верить.
  – Хорошо. Превосходно. Такими я и предпочитаю видеть моих деток. Скептиками. По словам Шиветьи, твой мир не погиб. Но я не на все сто процентов уверен в искренности нашего демонического друга.
  – А почему не спрашиваешь, не хочу ли и я вернуться? – поинтересовалась Шукрат.
  – Потому что ты хочешь быть там, где Тобо.
  – Ну, это давно не секрет. Кстати, и не преступление. Но я не рабыня своих чувств. И не жди, что я потеряю голову или совершу какую-нибудь глупость из-за любви. Короче, если вы туда соберетесь, дайте знать. Тогда я и решу, чего хочу.
  
  126
  Таглиос. Возвращение королевских особ
  
  
  До дворца я так и не добрался. Шукрат меня опередила и сразу же возвратилась, передав, что мне нужно лететь к южным воротам. В город вот-вот войдет Прабриндра Дра, и Суврин хочет, чтобы хоть кто-то встретил человека, которого мы провозгласили законным правителем Таглиоса.
  Выполняя его указания, я прихватил несколько солдат и офицеров из городских батальонов и направился с ними к воротам, непрерывно ворча. Я полагал, что возвращение князя к родным пенатам станет для него и его сестры огромным разочарованием.
  Таглиосу на них было наплевать.
  По пути я встречал горожан, сообщал им новость и велел поскорее ее распространить.
  Толку от моей суеты было крайне мало. На ведущей к воротам дороге я увидел лишь жалкую кучку зевак, а робкими здравицами князя приветствовали исключительно глубокие старики.
  Ненавижу тратить помпезность и шик понапрасну. Хотя тратить было особо и нечего. Аридата с запозданием прислал военный оркестр. Лучше бы не присылал. И вовсе не потому, что звуки, называемые здесь музыкой, резали мне слух. В конце концов, я половину жизни провел в этой части мира.
  – Эти ребята часто репетируют? – спросил я Аридату.
  – Они были слишком заняты солдатской работой.
  У Аридаты есть качество, которое я очень ценю в командирах. В каждом из подчиненных он в первую очередь видит солдата, а все остальное – малозначительно.
  – Должен тебе сказать, что князь выглядит не очень-то впечатляюще, – заметил Аридата. – Надеюсь, править он умеет лучше, чем держаться на людях.
  Теперь я и сам сомневался, что возвращение князя пойдет Таглиосу на пользу. И город, и его жители очень изменились. И у них с Прабриндра может не оказаться ничего общего.
  Я пожал плечами:
  – Князь стар. И если он не даст Таглиосу то, что ему нужно, то и Таглиос не будет его долго терпеть.
  Когда-то я с князем ладил. Пока он не переметнулся на сторону врага. Будучи офицером под моим командованием, он проявил страсть к учению и стремление поступать наилучшим образом. Поэтому, встретившись с ним у южных ворот, я откровенно сказал, что теперь, когда он вернулся во власть, его главная задача – создать приемлемую для всех линию наследования. Иначе после его смерти наступит хаос. Раджахарма, старина. Так что дело надо сделать.
  В ответ я услышал лишь усталое ворчание. Прабриндра выглядел измученным и равнодушным. Сестра казалась живее, но она была фактически старше брата, потому что не разделила с ним годы Пленения. Не исключено, что она, хоть и младше его по рождению, скончается первой.
  Радиша в любом случае не может стать титулованной государыней. Много лет управляя в отсутствие брата страной, она официально считалась регентом, который замещает законного князя до его возвращения. Ведь Прабриндра Дра был жив, только находился в другом месте. Ни обычаи, ни законы Таглиоса не позволяли женщине править от своего имени.
  Подоспела Аркана с новостями:
  – Кадидас и Дщерь Ночи точно нашлись, папуля.
  Теперь ей нравилось участвовать в наших играх – и она все чаще назначала себя на должность моего личного помощника. Эх, научить бы ее таглиосскому письму… Впрочем, я подозревал, что некоторое отношение к ее нынешнему поведению имеет и частота моих встреч с Аридатой Сингхом. А тот, как я заметил, уже успел оценить внешность моей дочурки, хотя одеяние Ворошков редко облегает фигуру.
  Тобо дождался, когда я доберусь до дворца. Но сделал он это только из вежливости, потому что под развалинами находились моя родная дочь и мой бывший друг.
  Моя родная дочь. Взрослая женщина, которую я никогда не видел. Аркана, которую я знаю меньше года, и то для меня больше дочь, чем Дщерь Ночи. А Нарайян Сингх был для Бубу больше отцом, чем я.
  Аридата уже был на месте, расхаживал с заинтересованным видом. Любопытно, чем вызван интерес? И тут я вспомнил, что он несколько раз видел Бубу, а у женщин есть свойство кружить мужчинам головы, даже не прилагая для этого усилий.
  Я и предположить не могла, что он думает не о ней, а о Кадидасе.
  Князь был недоволен столь холодным приемом… пока не увидел, во что превратился дворец.
  Он издал классический возглас отчаяния. Он застонал. Он даже весьма впечатляюще заскрипел зубами.
  К нему подошел Суврин. Наш толстячок весьма ловко обращался с людьми, когда хотел. Что во все времена считалось крайне полезным талантом для лидера. Я повернулся к Аркане и дал ей особые инструкции. Девушка умчалась в здание, где мы разместили наш штаб и где расположился я сам. Раньше это была казарма серых.
  Численность серых изрядно сократилась. А мы притворялись, будто не замечаем, что в городских батальонах теперь шадаритов куда больше, чем в те времена, когда мы играли с ними в прятки на городских улицах.
  Аридата щедро поделился с Таглиосом своим везением. Но и без того желание отомстить у горожан оказалось куда слабее, чем я ожидал. И направлено оно было на очень немногие конкретные личности.
  
  Увидев развалины дворца, Радиша Дра тоже отреагировала немелодичным воплем. Они с братом застыли как вкопанные и простояли молча несколько минут.
  После чего Радиша разорвала тишину новым горестным стоном.
  – Надеюсь, они не придут к выводу, что во всем виноваты исключительно мы и с нами нужно расквитаться, – сказал я Суврину.
  Вряд ли они окажутся настолько глупы, пережив все, что получили в наказание за измену Черному Отряду. Но, имея дело с августейшими особами, никогда нельзя зарекаться. Они мыслят не так, как обычные люди. Потому что мир обычных людей, похоже, представляется им некой абстракцией.
  Тут и там над развалинами еще курился дым. На наших глазах одна из стен превратилась в кирпичную лавину.
  – Наверное, кладка сильно пострадала при землетрясении, – предположил князь.
  – Что? – Это произошло так давно, что я и забыть успел. – Наверное, так и есть. А Протектор, пока жила во дворце, не потратила и медяка на ремонт.
  Я подошел к нетерпеливо переминающемуся с ноги на ногу Тобо:
  – Так где мои сокровища?
  Как раз в этот момент над нами пронеслась Аркана. Ее черный шлейф развевался и хлопал на ветру. Она везла копье Одноглазого и его кошмарную старую шляпу. Шляпа сохранила характерный запах своего владельца.
  – Там красный флажок.
  Шесты с разноцветными флажками указывали места, где Неизвестные Тени обнаружили под развалинами людей. Красных было два, остальные черные. Возле черных с раскопками можно было не торопиться. Возле второго красного флажка – не того, на который указал Тобо, – кипела бурная деятельность.
  – А что там? – спросил я.
  – Человек десять-двенадцать в одном из хранилищ казны. Мы спускаем им на бамбуковых шестах воду и суп. Этим людям уже бояться нечего.
  – Гм… – Я представил, какие кошмарные сны будут изводить их до конца жизни. – Держи эти вещички наготове, – сказал я Аркане и принялся разглядывать камни вокруг красного флажка. – Тобо, они там в сознании?
  – Думаю, нет.
  – Мне очень не нравится мысль, что у них наготове какая-то пакость и они только и ждут, когда мы их откопаем.
  – Можем не откапывать, – предложил Тобо. – Без воды они умрут.
  – Да, это решение. – Но не из тех, что представляют для меня интерес. Реально пострадает лишь Бубу. – Суврин, можно?
  Когда он кивнул, я подозвал нескольких солдат, ожидавших распоряжений. Если девушка в сознании, то мы наверняка получим дозу ее любовных чар. А значит, последний этап раскопок придется доверить людям в мантиях Ворошков.
  
  Когда дворец начал рушиться, Кадидас и Дщерь Ночи заползли в угол своего убежища. Но они не успели прихватить пищу и воду.
  Как это ни печально, у моей дочки оказались под рукой лампа и запас писчих принадлежностей, и она предприняла героическую попытку продолжить восстановление Книг Мертвых. Возможно, рассчитывала тем самым дать Кине достаточно сил и получить взамен помощь. Больше ей надеяться было не на кого.
  Я много думал о том, что довелось пережить Бубу за без малого четверть века. И что с ней сделали, и кем она себя считала. И любящая часть моей души склонялась к мысли, что избавление от повторного оживления могло бы стать для нее бесценным актом милосердия.
  Но через границу этой мысли я не переступал никогда. Никакие аргументы не убедили бы мою жену в правильности такого решения. Она страстно мечтала обнять маленькую Госпожу.
  Я обнаружил рядом с собой Радишу. Поразительно, насколько сильно она постарела. Даже ходит с тростью.
  – А знаешь, это правда, – проговорила она усталым голосом.
  – Что именно? – уточнил я, хотя знал, что услышу в ответ.
  – Что приход Черного Отряда означает конец Таглиоса. Просто этот конец оказался не таким, каким мы его представляли.
  – А мы всегда хотели только одного – пройти через Таглиос дальше.
  Она с горестным видом кивнула.
  – По-твоему, мы сурово обошлись с Таглиосом? Тогда подумай о том, как повезло Хозяевам Теней.
  – Но вы еще не покончили с Таглиосом, – заметил присоединившийся к нам Прабриндра Дра. – Я узнал о том, что случилось с Госпожой. Как она себя чувствует?
  – Она стабильна. – (Князь тоже входил в число мужчин, некогда влюбленных в мою жену.) – И вы правы. Отчасти. До тех пор, пока люди пытаются нами манипулировать, они будут страдать. Но вам недолго осталось нас терпеть. Мы уже недалеко от того места, куда направлялись. И куда уйдем. – Я шагнул вперед и сказал спасателям сперва на языке Детей Смерти, затем на таглиосском: – Вы уже близко. Уступите место тем, кто защищен. Тобо! Девочки!
  Неподалеку еще одна внутренняя стена поддалась соблазнительному призыву силы тяжести.
  
  127
  Таглиос. И моя детка
  
  
  Солдаты прокопали узкий лаз, через который мог протиснуться один человек. Я попросил фонарь, намереваясь лезть первым, но его перехватил Тобо. Я не стал спорить. Этот парень оснащен лучше меня.
  Едва он сунулся в нору, навстречу ударила струя желтовато-коричневого пламени. Она отразилась от Тобо, угодила в камень и рассеялась. Ох и мощная же штука! Камень расплавился. А одна из срикошетивших струек нашла Прабриндра Дра.
  Результат оказался весьма неприглядным. И хуже того – фатальным.
  – Это все, что у него было, – крикнул из норы Тобо, не подозревавший о несчастье. – Костоправ, помоги мне их вытащить.
  Радиша по-бабьи завыла.
  Тобо мгновенно осознал масштаб катастрофы. Таглиосская империя в настоящий момент не имеет законного правителя. И законного наследника.
  – Придется тебе минутку подождать, – сказал я Тобо. – Князь ранен, я должен срочно оказать ему медицинскую помощь.
  Быть может, нам удастся обмануть народ сказкой, что с правителем все в порядке и он просто не желает появляться на людях. У Душелов этот номер прошел. И у Могабы получилось. Почему бы и нам не повторить уловку?
  К сожалению, свидетелей трагедии было слишком много, хотя Суврин и Аридата мгновенно включились в мою игру, а через несколько секунд к нам присоединилась и Радиша. И даже весьма убедительно пригрозила мне серьезными неприятностями, если ее брат умрет.
  Осознав, какой политический кризис нам угрожает, Тобо совершил ряд отвлекающих маневров. Я едва замечал их, потому что спешил убрать князя подальше от посторонних глаз. За моей спиной замелькали вспышки, по развалинам забегали разноцветные огоньки. С грохотом обвалился большой кусок кирпичной стены. Шукрат уже помогала Тобо вытаскивать Кадидаса.
  Люди Аридаты унесли носилки с князем.
  Позаботившись о Прабриндра, мы с Арканой пробрались через развалины к норе. Я подозвал очередных носильщиков. Существо, только что извлеченное на свет, не казалось опасным – старое ветхое подобие Гоблина. Моего мертвого друга.
  – Они тебе уже нужны? – спросила Аркана.
  – Подожди еще минутку. Тащите его сюда, ребята. На носилках. Полегче. Полегче! Тобо, можешь его разбудить? Всего на секунду? Лишь бы он успел меня узнать и понять, что я делаю.
  – Возможно, хотя и рискованно, – ответил он сдавленным голосом.
  Тобо смотрел на копье Одноглазого и его уродливую шляпу. Ему хотелось верить, что у меня есть способ добраться до Гоблина, запертого внутри Кадидаса. Гоблина, который всегда был ему как родной дядюшка.
  – О черт! – буркнул я. – Погоди! Погоди!
  – Что?
  – Да в голову пришла мерзкая мысль. Ведь Кина может отреагировать через Госпожу, если мы попробуем изгнать дьявола из Гоблина.
  Тобо набрал в грудь ведро воздуха и медленно его выпустил.
  – Не представляю, как ей такое проделать. Но к чему рисковать? Она ведь царица обманников. Шукрат, милая, окажи услугу. В моей комнате маленький ковер. Разбери его и доставь сюда. Мы на нем перевезем эту парочку.
  Шукрат запрыгнула на бревно и умчалась. Дожидаясь ее, Тобо соорудил для Гоблина навес на случай дождя и снова полез в нору. О помощи он не просил, поэтому я остался с Аридатой и Арканой. Внутри у меня все сжималось от волнения – ведь сейчас я впервые увижу Бубу.
  – Пожар под развалинами никак не погаснет. Что там может так долго гореть? – спросил я Сингха.
  – Архивы за пятьсот лет. И все прочее, что принадлежало главному инспектору учета. Нам предстоят интересные открытия, когда мы попытаемся что-нибудь из этого восстановить.
  Симпатяшка Шукрат, очевидно, хорошо знала, где и что лежит в комнате у Тобо. Она вернулась с небольшим ковром даже раньше, чем голова парня показалась из норы. На пару с Арканой она собрала раму и туго натянула на нее ткань.
  Аркана наконец-то набралась храбрости и обратилась к Аридате Сингху сама, и не по какому-то делу:
  – Как думаешь, дождь пойдет?
  Было видно, что ей хочется растаять, подобно куску льда, посыпанному солью. Но она так нервничала, что лишь выдавила эту жалкую фразу, когда уже падали первые крупные капли дождя.
  Совсем еще девчонка.
  Кадидаса к тому времени переложили на ковер. А два солдата – один из Таглиоса, а второй из Хсиена – ухватились за показавшиеся из норы лодыжки…
  – Ты в порядке, папуля? – спросила Аркана, прижавшись к моей левой руке.
  – В точности как Госпожа в день нашей первой встречи.
  Ужасные были времена. Здесь тоже ужасов хватает, но уже совершенно другого сорта.
  – Неужели твоя жена в молодости была жуткой грязнулей?
  – Зато ей не терпелось стать чистюлей. Тобо, сможешь сделать так, чтобы Бубу не очнулась, пока я этого не пожелаю? – Совершенно не хотелось нарваться на ее колдовские штучки. – И впредь будем держать их порознь. Нам не нужно, чтобы они сговорились.
  – Они вообще нам не нужны, и точка, – пробормотал кто-то.
  Я узнал голос Шукрат. Ей совсем не понравилось, как Тобо пялится на Дщерь Ночи. Не очень-то она одобряла и задумчивые взгляды Аридаты Сингха.
  – Костоправ, а ты сам не хочешь очнуться? – спросил меня Тобо. – Хотя бы на минутку? И осмотреть ее? Может, есть раны или переломы?
  Один из городских солдат сказал другому, что у нее вроде все в порядке. Немного мыла и чистая одежка…
  Я никогда не думал, что стану настоящим отцом, и предпочел не расслышать подобные замечания.
  Солдат оказался прав. Моя дочь была красавицей. В точности как ее мать. И, подобно Госпоже, большая часть ее красоты была лишь внешней. Мне пришлось напомнить себе, чтобы не доверял тому, что вижу или хочу чувствовать. Эмоции ненадежны. Они могут оказаться вовсе не моими. Царица обманников еще не вышла из игры.
  Я опустился на колени возле дочери. Эмоции меня переполняли. Я казался самому себе на тысячу лет старше и в тысячу раз слабее. Чтобы прикоснуться к ней, потребовалось напрячь всю волю.
  Кожа у Бубу оказалась холодной. Вскоре я сообщил:
  – У нее много синяков и ссадин, но серьезных повреждений нет. Ничего хронического тоже. Она всего лишь обезвожена. – Всякий раз, когда я к ней прикасался, она вздрагивала, словно я массировал ее кусочком льда. – Поправится, если мы о ней позаботимся. Положите ее рядом с Госпожой.
  – Тогда нужен тот, кто будет за ней присматривать. Причем способный ее контролировать.
  – Я этим займусь.
  – И я.
  Добровольцами вызвались Шукрат и Аркана.
  Однако! Неужели они так боятся соперничества с лежащей без сознания изнуренной женщиной, которая к тому же ничего не знает о мужчинах?
  Готов поспорить, что Тобо ухмыльнулся, когда сказал:
  – Ладно, дамы, составьте себе график дежурств. Костоправ, а что ты хочешь сделать с Гоблином?
  Похоже, Суврина наша возня раздражала. События развивались, не спрашивая совета у нового Капитана Черного Отряда. Но в том, что касалось Кадидаса и Бубу, он не был экспертом.
  – Свяжите его. Займусь им, когда хорошенько отдохну. А за это время кто-то должен пролезть в нору и собрать все каракули Бубу. Лучше, если этим займется кто-нибудь из Хсиена. И неграмотный, чтобы случайно не прочел. Я обо всем позабочусь. Но сейчас иду спать. Устал как собака.
  
  128
  Таглиос. Новый главнокомандующий
  
  
  Меня грызла тревога. Я переминался с ноги на ногу, как пришедший на свадьбу мальчик, которому очень захотелось в туалет. Новый день давно наступил, а я так и не занялся Бубу и Кадидасом. А давать им и их богине передышку – это верный путь к поражению.
  Однако у меня нашлись более срочные дела. Война закончилась, пора выполнить обязательства перед павшими. А огромный город, в котором погибло и немало горожан, следует держать в узде. Недавние несчастья могли вдохновить заговорщиков и криминал.
  Дети Смерти знали, как положено отдавать последний долг павшим товарищам. Басовито рокотали барабаны. Трубы под безоблачным зимним небом каким-то волшебным образом навевали настроение, свойственное хмурому дождливому утру. Четкими колоннами маршировали солдаты в ярких доспехах, тысячи значков трепетали на ветру. На местных это производило изрядное впечатление. Мы провожали Дрему в последний путь с пышностью, на которую она вряд ли могла надеяться при жизни. Мы прощались со многими товарищами по оружию.
  Потом мы стояли в стороне и отдавали соответствующие почести, когда Аридата Сингх распоряжался столь же величественной церемонией прощания с теми, кто сражался на стороне Протектората. А когда она завершилась, мы присоединились к местным солдатам и именитым горожанам на церемонии прощания с Прабриндра Дра.
  Никогда еще мне не доводилось присутствовать на столь грандиозных похоронах. Однако создалось четкое впечатление, что все эти знатные персоны собрались, чтобы подозрительно приглядываться друг к другу, а не скорбеть о кончине правителя, которого они не видели со времен своей молодости.
  Аридата Сингх пользовался у них популярностью. Потому что его уважали уцелевшие солдаты второй дивизии Могабы, серые и командиры ближайших к столице сельских гарнизонов. Аридата Сингх теперь обладал самой большой властью на таглиосских территориях, хотя для ее приобретения сделал очень мало – всего лишь показал себя компетентным руководителем и порядочным человеком.
  Говорят, героев выдвигает время. Иногда судьба даже устраивает заговор, чтобы нужный человек оказался на нужном месте в нужный час. И всего лишь через пару ночей надписи на стенах величали Аридату титулом, раньше принадлежавшим Могабе, – главнокомандующий.
  Осталось последнее испытание – не настроить против себя оккупантов.
  Я старался приглядывать за Тобо, но это очень трудная задача, когда имеешь дело с таким талантливым парнем.
  
  129
  Таглиос. Открытая могила, открытые глаза
  
  
  Многочасовые церемонии меня утомили. Хотелось прилечь где-нибудь и как следует выспаться. Но я не желал дарить Матери Тьмы долгую отсрочку.
  – Вот они, – сказала Аркана на беглом, но скверном таглиосском, указывая на восемь старых деревянных бочек. – Восемь человек по очереди залезали туда и наполняли их бумагами и всем прочим, что здесь нашлось. Каждую бочку я велела закупорить, как только человек вылезал. И делал это неграмотный бондарь.
  – Ты настоящее сокровище, дорогая дочурка. Господа, пора разводить костер.
  Я уже доставил несколько тележек с дровами, купленными у торговца топливом для погребальных костров. Удивительно, что у него оставался запас, если учесть недавние события.
  Все «господа», к которым я обращался, были родом из Хсиена. Они знали только то, что в этих восьми бочках – надежда на жизнь для чудовища куда более кровожадного, чем легендарные колдуны, терзавшие страну Неизвестных Теней. И это все, что им следовало знать.
  Кучу дров мы сложили быстро, распределив бочки между поленьями. Частица моей души скорбела о судьбе, ожидавшей последнее воплощение Книг Мертвых. Ненавижу смотреть, как уничтожают рукописи. Но я даже бровью не повел, когда дрова облили маслом и подожгли огненными шарами.
  Не исключено, что именно Кина внушала мне жалость к Книгам.
  Я стоял возле костра, пока не убедился, что плоды беззаветного труда моей родной дочери полностью поглощены огнем.
  В некоторых мифах Агни, бог огня, – смертельный враг Кины. А в других, где действует ее аватара Разрушительница, – союзник.
  Чем ближе я знакомился с гуннитским пантеоном, тем сильнее в нем запутывался.
  – И что теперь? – задумался я вслух.
  Все, кроме Арканы и нескольких любопытных уличных мальчишек, которые обычно вертятся под ногами на похоронах (местные называют их кингали), уже ушли. Растрепанная белая ворона крутилась поблизости, но ей было нечего сказать. В последнее время она предпочитала держаться рядом, не раскрывая клюва.
  – Пора кого-то будить, папуля. Твою жену, дочь или Кадидаса.
  Я постоял, наблюдая за расчисткой завалов. Сейчас тут работали в основном гражданские, а солдаты следили, чтобы те не украли что-нибудь ценное, если откопают.
  Стены перестали рушиться. Пожары угасли. Жители единодушно считали, что на месте старого дворца следует возвести новый.
  Даже представить не могу, какие сокровища и скелеты могут явиться свету, если этот хаотично строившийся комплекс зданий снесут полностью. Никому не удалось изучить дворец до последнего закоулка. Никому, кроме давно умершего колдуна по имени Копченый.
  Кремация Книг Мертвых привлекла новых кингали, решивших погреться у погребального костра.
  
  Шукрат пыталась пронзить взглядом Аркану. Та, похоже, в свои часы дежурства не следила должным образом за Бубу. Но Аркану не волновало, злится Шукрат или нет.
  Я заметил в состоянии Госпожи перемену. Кажется, моя жена больше не в коме, спит обычным, хотя и очень глубоким, сном. Я распахнул окно. Я свято верю, что свежий воздух полезен для здоровья. Почти тотчас появилась неопрятная белая ворона.
  – И давно это началось? – Я повернулся к Бубу.
  Отмытая, причесанная и хорошо одетая – ну прямо Спящая красавица. Я старался не смотреть на нее подолгу. Это зрелище по-прежнему разрывало мне сердце.
  – Что началось? – Шукрат показала Аркане язык.
  – Храп. Прежде Госпожа не храпела.
  То есть с тех пор, когда ее свалили эти чары. А раньше храпела все время, что я спал рядом с ней. Хоть она и отказывалась мне верить.
  – Перестала, как только мы привезли сюда Дщерь Ночи, – сообщила Шукрат. – Но я не придала этому значения.
  – У тебя не было для этого причин.
  Аркана кивнула:
  – А я и не замечала, что она не храпит.
  На подоконнике хихикнула белая ворона.
  – А в детстве она храпела? – спросил я ее.
  Ворона снова хихикнула. Девочки взглянули на меня, потом на птицу. И поскольку не были дурочками, сразу догадались, что это не просто белая ворона с дурными манерами. А будучи чародейками, вскоре поняли и то, что это настоящая ворона, а не мистическое существо, для которого обычной формой является ее отсутствие.
  – Если допустить, что она спит, то пора бы ей уже проснуться.
  Я прикоснулся к жене, она не отреагировала. Я потряс ее уже не столь нежно. Она застонала, что-то пробормотала, повернулась на бок и подтянула колени к животу.
  – Хватит прикидываться! – рявкнул я. – Подъем!
  Девочки заулыбались, уловив мое облегчение. Теперь она действительно просто спала, пусть уже давно, и могла проспать еще немало.
  – Вставай, женщина. Нас ждет куча работы. Ты и так отоспалась за десятерых.
  – За меня уж точно, – буркнула Шукрат.
  Госпожа приподняла веко. И пробормотала нечто неразборчивое, но подозрительно напоминающее одну из ее любимых утренних угроз.
  – Даже слоновья доза сна ни на йоту не улучшила ее характер, – констатировал я. – Я ей припомню, когда услышу поутру, что она такая злая, потому что не выспалась.
  – Хочешь, вылью на нее ведро холодной воды? – предложила Аркана, умевшая быть и стервозой.
  – Да, купание ей не помешает.
  Госпожа снова зарычала, но на сей раз в неуклюжей попытке изобразить веселье.
  – Не старайся быть хорошей девочкой, – сказал я. – Человеческое тело устроено так, что возвращение из комы в хорошем настроении попросту невозможно.
  За это время в горле у нее пересохло. Когда мы дали напиться, она спросила:
  – Где мы? И сколько я продрыхла в этот раз?
  Я успел потерять счет дням.
  – Недели две, а то и больше, – ответила Шукрат. – Ты отсыпалась за всех нас. Мы были слишком заняты.
  Госпожа осмотрелась и поняла, что не была здесь прежде. Она не могла видеть Бубу с того места, где сидела.
  – Война закончилась, – сказал я. – Можно считать, что мы победили. Аридата Сингх сдался на хороших условиях.
  – И Могаба ему позволил? – удивилась Госпожа, все еще туго соображая.
  – Его больше нет с нами.
  – Мне нужно поговорить с тобой об этом, папуля, – вмешалась Шукрат. – Я побывала на той косе…
  Я жестом велел ей помолчать. Рядом мог находиться кто-нибудь из приятелей Тобо.
  – С нами больше нет очень многих, – продолжил я. – Включая почти всех, кто отправился с тобой в город в ту ночь, когда тебя накрыло. И Дрему мы потеряли, она попала в засаду. Ее сменил Суврин. Он повзрослеет и станет настоящим Капитаном. Пока мы ему помогаем.
  – Не забудь князя и генерала Чу, – добавила Аркана. – И Михлоса. Мне его не хватает.
  – Потому что он ходил за тобой по пятам и вздыхал, как озабоченный кобель, – фыркнула Шукрат. – А ты вертела им как хотела.
  – А кто вилял задницей и строил глазки, когда он оказывался поблизости?
  – Девочки!
  – Что?
  – Я просто ревную. Ну где вы были, когда мне было столько, сколько сейчас вам?
  – Что еще мне нужно знать? – вмешалась Госпожа.
  – Дворец пал. Мы заняли город. Сейчас там командует Аридата Сингх и заставляет Аркану вилять задницей и строить глазки, когда оказывается поблизости. Мы пока не знаем, как решится вопрос с наследованием власти. Бубу и Кадидас у нас, Книги Мертвых уничтожены. Кстати, Бубу в этой комнате, можешь на нее посмотреть. Она красавица.
  – Хочу посмотреть. Но мне не встать без помощи.
  Ворона фыркнула.
  Госпожа уставилась на птицу долгим и суровым взглядом. Потом наградила меня таким же.
  – Как твоя связь с Киной? – поинтересовался я.
  – Что значит – моя связь?
  – Я что, заикаюсь? Она сохранилась? Стала сильнее? Или слабее?
  – А что?
  – А то, что я хочу это знать. Почему ты не отвечаешь?
  Девочки испугались. Выглядели так, будто им захотелось немедленно оказаться подальше отсюда.
  – Она не овладела мной, пока я спала, – если тебя именно это интересует. Но были кошмарные сны. Я как будто целый век провела в плену ее воображения. Правда, она не обращала на меня внимания. У нее на уме нечто другое. – Госпожа едва не скрежетала зубами, выговаривая каждое слово. Ей не хотелось рассказывать. – Но эти кошмары давно прекратились.
  – Ты как-то следила за временем? Я вот думаю… может, что-то из случившегося здесь изменило то, что происходило с тобой там?
  – Следила ли я? Это длилось вечность. А может, мгновение. Кина чувствует время совсем не так, как мы. Но это ее совсем не угнетает. Пойдем, покажешь мне дочурку. Пока я не вырубилась снова.
  Она попыталась встать. Шукрат и Аркана подхватили ее под руки и подняли.
  – Она всегда такая вредная, когда просыпается, папуля? – спросила Аркана.
  – Хочешь войти в нашу семью – привыкай. Это нетрудно, если не принимать слова Госпожи на свой счет.
  Я хихикнул, когда Госпожа поинтересовалась, понравится ли мне, если она прекратит переходить на личности.
  – Сегодня она не очень сварлива.
  Ворона зашипела. Похоже, нисколько не боялась, что Госпожа ее разоблачит. Даже произнесла нечто вроде «сестра, сестра». Именно так над ней издевалась моя жена несколько лет назад, когда смотрела на мир глазами другой вороны.
  Любопытные существа эти белые вороны. Одна из них постоянно ошивалась поблизости от меня еще с осады Дежагора. Думаю, чаще всего ее глазами смотрел Мурген. Но не Шиветья ли решал, чей разум станет управлять птицей? Неужели его сила столь велика, что он способен влиять на происходящее за пределами плато?
  А это объяснило бы очень многое. Возможно, даже трудности с перемещением во времени, которые когда-то испытывал Мурген. Но это также означало бы и то, что Душелов не причастна ко многим преступлениям, которые мы ей приписываем. И я вовсе не уверен, что мне хочется, чтобы это оказалось именно так.
  Птица фыркнула. Словно прочла мои мысли.
  Душелов всегда умела их угадывать.
  – Нет с нами больше и Мургена, – сказал я, когда мы с Госпожой уселись возле дочери.
  – Я это уже поняла. Ты ведь сказал, что мы потеряли очень многих. Наверняка всех тех, на ком не было одежды Ворошков. Правильно?
  – За исключением одного чрезвычайно везучего солдата из Хсиена. Он ухитрился в нужный момент укрыться за нужным человеком. Теперь у Там До есть отрядное прозвище – Счастливчик.
  – Наверное, это наследственное, – пробормотала Госпожа, заставив себя взглянуть на девушку. – Все мои кровные родственницы обречены большую часть жизни проводить в магическом оцепенении и во сне. – Она оперлась на девочек и протянула руку, чтобы коснуться щеки Бубу. – Свою мать я видела только спящей, – проговорила она на языке Драгоценных городов. – Это ведь она дала начало сказкам о Спящей красавице. Но ее прекрасный принц так и не пришел. А пришел мой отец. Его вполне устраивало состояние, в котором она находилась.
  Ничего себе милые детские воспоминания! Каково это – знать, что твоя мать даже не подозревала о твоем рождении?
  А мы еще стонем о том, как жесток современный мир…
  В те давние времена на земле жили исполины.
  Мы сами станем исполинами лет через пятьсот.
  – Так вот какая у нас дочь. – Госпожа не сводила с нее глаз. – Зачатая на поле боя.
  Все чувства ясно читались на лице моей жены. Никогда прежде я не видел ее такой растроганной.
  – Да, это наша дочь.
  – Разбудим ее?
  – Нет. Может быть, позже. Жизнь сейчас и так безумна, не стоит множить неприятности.
  Мои слова не убедили Госпожу. Ей так хотелось начать волнующий диалог с плотью от плоти своей. Я же обнаружил, что напряжение меня отпускает. И вряд ли моими мыслями управляли всяческие «возможно» и «хорошо бы».
  Но все же Госпожа признала, что не стоит будить Бубу, пока рядом для подстраховки не будет стоять Тобо.
  Она еще не совершила никаких глупостей, но все же заставила девочек понервничать.
  
  130
  Таглиос. Кадидас
  
  
  Тобо пришел помочь, когда я будил моего старого друга Гоблина, ставшего против собственной воли кожей для Кадидаса.
  Задача оказалась нетрудной. Тобо снял свои обездвиживающие чары и потряс Гоблина за плечо.
  Я просто стоял рядом. А когда коротышка зашевелился, Тобо отошел в сторону и Гоблином занялся уже я.
  Его веки внезапно поднялись. Но под ними я увидел не глаза старого колдуна Гоблина – я заглянул в два осколка Тьмы. Казалось, эти глаза стремятся втянуть меня в себя.
  Рот Кадидаса открылся, готовый извергнуть нечто подлое, гнусное. И я заслонился от раба Кины драной старой шляпой Одноглазого. Эффект оказался поразительным: Гоблин забился в конвульсиях, словно я припечатал его раскаленной кочергой. Я мгновенно нахлобучил шляпу ему на голову.
  – Поднимай, – бросил я Тобо.
  Он стоял возле кушетки за головой Кадидаса, чтобы тот не смог его увидеть. Я удерживал шляпу на месте, пока Тобо усаживал нашего подопечного.
  – Сработало. Даже лучше, чем я надеялся.
  И лучше, чем надеялся я, уж это точно.
  – Одноглазый всегда преуменьшал свои успехи, когда делал что-либо правильно.
  Глаза Гоблина уже утратили зловещий блеск. Теперь они казались пустыми. Словно в их глубине на тысячу ярдов ничего нет. Скорее даже, он вовсе лишился разума.
  – Давай копье.
  Я взял копье. О боги, как не хотелось доверяться мудрости покойного Одноглазого! Ведь мне предстояло вложить столь мощное оружие в руки дьявола.
  Я стоял перед сидящим Гоблином, поставив копье меж его слегка разведенных ног. Еще плотнее нахлобучил вонючую фетровую шляпу Одноглазого. И только потом положил его ладони на древко и прижал их к инкрустированному серебром черному дереву.
  В глаза колдуна возвращалась жизнь.
  – Не так впечатляет, как наблюдение за родами, но достаточно драматично, – сказал я Тобо. – Даже болвану вроде меня не нужно пояснять, что мы расколдовали настоящего Гоблина.
  Гоблина, страдающего так сильно, что одна лишь Госпожа сможет по-настоящему его понять.
  Я опустился на стул. Тобо помог Гоблину перебраться в кресло с высокой спинкой и расположился рядом на краю кушетки. Гоблин медленно вертел головой, по очереди рассматривая нас. Он плакал. Он не мог произнести ни слова, хотя очень старался. Он протянул руку к Тобо, безмолвно моля о прикосновении.
  – Поаккуратнее со шляпой, – предупредил я. – А то я уже подумываю, не прибить ли ее к голове.
  И еще я подумывал о том, каким замечательным парнем был Одноглазый. Потому что предвидел эту ситуацию и потратил последние годы жизни на то, чтобы сделать возможным спасение друга.
  Я даже на секунду позавидовал Гоблину – ведь у меня никогда не было друга, который пошел бы ради меня на такой подвиг. Потом вспомнил, как Дрема пятнадцать лет готовила спасение Плененных. И теперь – еще и пяти лет не прошло – в живых остались только Госпожа и я. Остальные всплыли вверх брюхом. Улетели с дымом.
  Солдаты живут.
  Дрема ни разу не повела себя так, словно считала, что зря тратит свою жизнь. Но я уверен, иногда такая мысль приходила ей в голову. По отношению к некоторым личностям.
  – Тебе нужно все время держаться за копье, Гоблин, хотя бы одной рукой, – сказал я.
  Мы ведь ничего не сделали, чтобы избавить его от Кадидаса. Всего лишь загнали монстра в глубокую яму, где он затаился. Будет ждать момента, когда сможет выпрыгнуть и снова захватить контроль. Нас отделяет от него лишь жалкий барьерчик. Это чудовище гораздо сильнее Гоблина. И удержать его за этим барьером будет нелегко.
  – И что нам теперь с тобой делать? – спросил я.
  Меня кольнула совесть. Потому что я уже придумал планы, в том числе относительно Гоблина. Планы, способные изменить мир.
  – Что скажешь, Гоблин? Поможешь нам помочь тебе продержаться?
  Гоблин уже чуть лучше владел своим телом. Он смог выдавить слабое «да» и даже кивнуть.
  
  Право принимать любые решения я оставляю за вами, – сказал Суврин и вежливо кивнул Гоблину. – Я почти не знаю этого человека. Правда, наслышан о том, как они с Одноглазым развлекались. Я это к тому, что не смогу быть объективным, даже если постараюсь. Что за дрянью вы обмазали эту гадость, которая у него на голове?
  – Дрянь – клей. А гадость – шляпа. Ты наверняка ее видел на Одноглазом. Старый пердун начинил ее кое-какими чарами, поскольку догадывался, что может случиться.
  – Ты уже говорил.
  – Вот и хорошо. А приклеили мы шляпу для того, чтобы ее нельзя было снять. Никогда. И если бы знали способ, как ему питаться и чесать задницу без помощи рук, то и их приклеили бы к копью Одноглазого.
  Есть нечто такое в должности Капитана, что начисто лишает человека чувства юмора. На Суврина это нечто уже подействовало. Он даже не улыбнулся.
  – Вы узнали от него что-либо полезное? – спросил он. – Еще нет? А когда узнаете?
  – Пока не могу сказать. Он все еще приходит в себя. В буквальном смысле. Не забывай, что все эти шесть лет он был практически мертв. И теперь с трудом вспоминает, как пользоваться телом. Особенно языком. А Кадидас до сих пор у него внутри, жаждет возвращения к власти.
  – А как дела у Госпожи?
  Сейчас жена тревожила меня больше, чем Гоблин. Она вела себя как-то странно. Мне даже казалось, что она превратилась в незнакомую женщину. И возродилась былая озабоченность насчет ее связи с Киной. Ведь богиня – мастер планировать и манипулировать. Она выстраивает многоходовки, рассчитанные на века.
  Но Кина действует медленно. Очень медленно. Вот почему она предпочитает планы, которые созревают годами. А когда удача ускользает из ее рук, она не способна реагировать быстро.
  – Госпожа для меня загадка, – признался я. – Но вполне разрешимая.
  Гоблин что-то прохрипел. Кадидас упорно мешал ему говорить.
  – Ты знаешь что-нибудь о самых важных людях в городе? – спросил Суврин.
  – О нынешних – ничего. Только в общих чертах. Мой тебе совет: не подставляй спину никому из них. Можешь посоветоваться с Ранмастом Сингхом, если он жив. – Ранмаст вполне мог оказаться рядом с Дремой в той засаде. – Или попроси Аридату Сингха одолжить тебе пару советников.
  Что ни говори, а Суврин – особенный Капитан. Не припомню, чтобы другие любили с кем-нибудь советоваться.
  – Нужно продолжить наши занятия, – сказал он мне. – Чтобы я мог изучать Анналы.
  – Для этого необходим мир. Хотя бы на пару лет.
  За этот срок мы успеем воссоздать Отряд.
  Гоблин снова захрипел и кивнул. Он теперь здорово смахивал на щенка.
  – Мне бы с Гоблином потолковать, – сказал я Суврину.
  Когда наш новый командир неохотно вышел, я повернулся к колдуну:
  – Нам нужен способ преодолевать вмешательство Кадидаса.
  Кивок.
  – Вот, правильно, так и будем действовать – на случай, если он контролирует не только твою речь. – Я уставился на коротышку. Он не отвечал, и я спохватился, что не задал вопрос, на который можно ответить «да» или «нет». – Он управляет твоим телом?
  Нет.
  – Вот и прекрасно. Теперь важный вопрос. Находится ли Кадидас в прямом контакте с Киной?
  Нет. Да. Пожатие плечами.
  Мы продолжали игру в тысячу вопросов. Мне все время казалось, что я мечусь в неверных направлениях. Это потому, что Гоблин постоянно хрипел, стараясь заговорить. Но получались от силы один-два осмысленных звука.
  В конце концов, вопреки моей непроходимой тупости, я узнал, что хотел. Кадидас мог общаться с богиней, только когда контролировал тело Гоблина.
  Смысл в этом был. Определенный. Но я не забывал, что Гоблин, которого я сейчас расспрашиваю, по сути лишь дух, не сумевший покинуть тело, умершее, а потом оживленное дыханием богини.
  – Замечательная новость, Гоблин. Слушай, у меня есть план.
  Я все же решился и извлек план из тайника, надеясь, что богиня не может подслушать. Мой замысел полностью зависел от того, насколько хорошо я понимал нашего старого настоящего Гоблина, и основывался на надежде, что он мало изменился за прошедшие два десятилетия. А ведь человек за такой срок способен превратиться в свою полную противоположность, особенно если часть этого срока он пробыл покойником и рабом царицы обманников.
  Насколько я мог судить, Гоблину план понравился, и вроде бы колдун пожелал участвовать в его осуществлении. Похоже, ему не терпелось вонзить копье Одноглазого в самое черное из всех сердец.
  – Я не желаю терять ни минуты. Ты меня понял?
  Кивок. Даже полуразборчивое «да». С энтузиазмом. И с откровенным нетерпением.
  – Скоро вернусь.
  Я считал себя негодяем, потому что не сказал мертвому другу всю правду.
  
  131
  Таглиос. Воздушная разведка
  
  
  Я отыскал Аркану и спросил, не хочет ли она полетать. При этом подмигивал, давая понять, что у нее обязательно должно возникнуть желание прогуляться по небу. Для любопытных добавил, что хочу проверить слухи о том, что к городу движутся верные Протекторату войска. Один отряд якобы переправился через Майн в Ведна-Боте, а второй собирается к востоку от нас, вблизи Мукры в провинции Аджитстан, где Могаба всегда был довольно популярен у местных племен. А поскольку из-за этих слухов многие уже нервничали, никто не удивится тому, что я решил разобраться.
  Именно этим мы и занялись, когда вылетели, потому что разобраться всяко было нужно. А заодно я получил возможность поговорить с Арканой.
  – Я вижу одну большую проблему в твоем плане, – сказала она, выслушав меня. – Что станет с плато и Вратами? Ты спрашивал меня, хочу ли я вернуться домой. Мой ответ – да. Однако оставаться там я не собираюсь. Я лишь хочу увидеть, как обстоят дела сейчас и что изменилось. Похоронить своих покойников, как сказал бы ты. Но ведь твоя задача сильно усложнится, если мне сперва придется слетать туда, потому что потом это станет невозможно.
  – Ты права. И то, что я должен сделать, я должен сделать как можно скорее. Пока не вмешалась Кина. – Если она не предвидела такую возможность. Или не узнала о ней от Гоблина. Или от Шиветьи. Или от Госпожи, которая достаточно умна, чтобы иногда догадываться о моих намерениях. – А главное, пока не догадалась моя жена.
  Мы приближались к реке Майн, направляясь к Ведна-Ботскому броду. К северу от него, вдали от деревушек, виднелись жгутики дыма. Но немногочисленные.
  – Если это армия, то небольшая, – сказала Аркана.
  – И непохоже, что она рвется в бой. До конца дня еще долго, за это время можно было пройти еще немало.
  Эти люди и в самом деле не торопились. А когда мы снизились, чтобы разглядеть их получше, они бросились во все стороны перепуганными тараканами.
  – Кто-то прикрывает задницу, – решил я. – Делает вид, будто выполняет свои обязательства. Эта шайка вряд ли когда-нибудь доберется до Таглиоса.
  Снова набрав высоту, мы некоторое время разговаривали, и не только о том, что нужно сделать. Похоже, Аркана сумела обрести душевное спокойствие и смириться с переменами в своей судьбе. Некоторым это удается сравнительно легко. Другие остаются калеками на всю жизнь. Такие не задерживаются в солдатах. Они становятся бывшими солдатами и заводят тесное знакомство с вином или соком маковых головок.
  Я спросил, как заживает ее нога.
  – Я теперь совсем как старушка, – рассмеялась она. – Могу по ноге предсказывать погоду.
  – Но в остальном порядок?
  – Да.
  – Я хорошо поработал.
  – У тебя большой опыт.
  – На этой службе практики хватает.
  Мы летели обратно в сторону Таглиоса, болтая о всякой всячине, и я подумал, что так было бы и с Бубу, если бы она выросла с родителями. Но зачем себя дурачить? И лгать самому себе? Никакой ребенок не вырастет нормальным – хотя бы как Аркана – у таких родителей, как мы с Госпожой.
  А может, я уже нашел выход. Надо просто усыновлять детей, когда они достаточно взрослые.
  Мы пролетали южнее Таглиоса, намереваясь разведать обстановку в Аджитстане, когда Аркана заметила направляющееся к нам черное облачко.
  – Это Шукрат.
  – Вы помирились? По-настоящему?
  – Да вроде бы. В основном из-за того, что у нас есть только мы. В том смысле, что нас осталось двое. Если бы не это, мы бы даже не разговаривали. Отчасти причиной тому семейные дрязги. Наши родители сделали друг другу немало гадостей. А отчасти причина в нас самих. Уж слишком она смазливая и бесшабашная. Зато если хочет кого-нибудь охмурить, ей достаточно построить глазки. Или споткнуться и прикинуться беспомощной.
  – А ты девушка умная. И от тебя всегда ждали, что ты будешь сама о себе заботиться.
  – Да.
  – Что ж, зато ты вскоре станешь красивее ее. А Шукрат через несколько лет превратится в сплошные веснушки и округлости.
  Мы сбросили скорость, поджидая Шукрат. Она догнала нас и пристроилась рядом со мной.
  – Что случилось, другая дочь?
  – Костоправ, я хочу поговорить с тобой о том, что случилось с теми людьми на острове. Это страшно. Очень страшно. Я правда люблю Тобо.
  Я не сомневался, что после такого признания ее лицо под черной тканью сделалось пунцовым. Она очень легко краснела.
  – Но я не хочу быть рядом с тем, кто способен на такое!
  – Мы все на такое способны, Шукрат. Человека достаточно поместить в нужное место и в нужное время и снабдить его мотивом. И лишь те, кто нас окружает, удерживают нас от таких поступков.
  – О чем ты?
  – О том, что ты дорога Тобо. Возможно, даже намного дороже, чем он хочет признать. Он парень горячий. И именно потому, что он таков, какой есть, он всегда был способен на огромное зло, Шукрат. Понимаешь, никто не стремится и не стремился стать злодеем. Ни Хозяева Теней, ни моя жена или ее сестра, ни даже Ворошки. Но злодеем человека может сделать власть. Потому что тогда уже ничто не помешает ему вытворять все, что он захочет. Ничто, кроме того, что у него внутри. Для Тобо этой сдерживающей силой долгое время были любовь и уважение к родителям. Он каждый день ругался с Сари, но никогда не совершил бы поступок, которым бы ее разочаровал. Когда же она исчезла, его сдерживал отец. Но теперь с нами нет и Мургена. Поэтому остался лишь один человек, чье мнение для Тобо достаточно важно, чтобы он не позволял себе поступать как вздумается.
  Шукрат пришлось на некоторое время задуматься. Вопреки утверждениям Арканы она вовсе не была круглой дурой, просто иногда ей не сразу удавались достаточно сложные выводы.
  – Ты хочешь сказать, что мое отношение к нему может удержать его от повторения таких ужасов?
  – Да, может. Но при условии, что ты ему скажешь: тебе все известно и ты не примешь никаких оправданий такого поступка. Не упрекай, не грози. Выскажи свое мнение четко и ясно, а потом молчи. Не торгуйся. Ты обозначишь абсолютный предел, о котором он всегда должен помнить. И стой на своем. Ты тоже должна постоянно помнить, что такой предел существует.
  Дав ей возможность хорошенько осмыслить услышанное, я перебрался поближе к Аркане и сказал:
  – Глядишь, я еще и стану мастером по части отцовских советов.
  – Языком чесать ты уж точно мастер.
  – Ну спасибо.
  – А если серьезно, то я думаю, что ты прав.
  – Так ты знаешь, о чем она говорила?
  – Она меня предупредила. На тот случай, если я решу охранять генерала Сингха. Вскоре после того, как меня предупредил ты. Пришлось слетать и посмотреть, из-за чего вы так всполошились.
  Мое мнение об этой девочке улучшается каждый божий день.
  
  Войска, собирающиеся близ Мукры, выглядят куда солиднее, чем орда возле Ведна-Боты. И это может стать крупной проблемой, если Аридата, новый главнокомандующий, не сумеет договориться о мире с прежними союзниками Могабы.
  
  132
  Таглиос. Жена и ребенок
  
  
  Госпожа снова сидела возле Бубу. Или все еще сидела. Я пододвинул стул и устроился напротив нее.
  – Хочешь, подменю тебя? Погуляй, разомни ноги. В роте «зеленых драконов» скоро будет рагу из баранины. Только не спрашивай, где они нашли барана в этом безумном городе.
  Она подняла голову. Я заметил на щеках дорожки от слез.
  – Помоги мне, Костоправ. Я все время думаю о том, чего лишил меня Нарайян Сингх. И как одно-единственное событие изменило мою жизнь.
  Оно у всех у нас изменило жизнь. Затронуло каждого в этой части этого мира и еще сотни тысяч как минимум в двух других мирах. Но сейчас Госпожа думает исключительно о себе.
  – Встань, сходи куда-нибудь, – снова предложил я. – Поешь. Полетай. Сегодня чудесный прохладный день. Вот-вот тронется в рост трава и распустятся листья. Полюбуйся природой. Я хочу, чтобы ты окончательно пришла в себя до того, как я улечу. Не смогу оставить тебя одну, пока ты не решишь, что у тебя все в порядке.
  – Куда ты собрался?
  – Через несколько дней закончится контракт у первого набора Детей Смерти. Кому-то из нас нужно проверить путь на юг и через плато. И сказать ребятам у Врат, чтобы собирали продовольствие. Почему бы и тебе не полететь со мной? Развеешься немного.
  – Нет. Не могу. Здесь больше никто не сможет о ней позаботиться.
  Проклятье! Теперь я вижу ее уязвимое место. Дверцу, через которую Тьма постарается до нее добраться. Если еще не добралась.
  Ну и дурак же я! Ведь знаю, как захлопнуть эту дверцу. Навсегда. И только что настроился заняться этим без помех.
  – Сходи к ребятам, поешь рагу. Прогуляйся. И заставь солдат возненавидеть меня за такое счастье, как женитьба на тебе.
  Было время, когда ко мне все именно так и относились. Каждый в Отряде реагировал на Госпожу так, как женщины реагируют на Аридату Сингха. Но это давно в прошлом. И из всех тех братьев по Отряду остался только я.
  Я посмотрел на Бубу, потом на молчаливую белую ворону, сидевшую у распахнутого окна. Похоже, это и впрямь у них семейное.
  В последние дни белая ворона почти неотлучно маячила поблизости, но помалкивала. Я не забывал оглядываться, прежде чем сказать то, что не предназначалось для чужих ушей. Но надо бы скрестить пальцы, чтобы не забыть об осторожности в будущем.
  Госпожа смутилась.
  – Если ты никуда не пойдешь, – пригрозил я, – позову парней, велю держать тебя, а сам отлуплю.
  На мгновение я вновь увидел ту Госпожу, которую любил. Она улыбнулась.
  – Обещаешь? Может, мне даже понравится.
  Когда она ушла, я взял Бубу за руку и предался такому же отчаянию. Ее пальцы были холодны как смерть. Но все же она дышала. Белую ворону это развеселило.
  – Ты стал до неприличия домашним, любовничек.
  Я буркнул что-то в ответ.
  – Знаю, знаю. Ты был таким упрямым, когда находился в моей власти! Пожалуй, интересно будет взглянуть, что случится, если теперь, столько лет спустя, кое-кто скажет, что не очень-то ты и сопротивлялся.
  Я снова буркнул.
  – Что ж, пожалуй, тебя бы это не обрадовало. – И она добавила другим голосом, почти детским, полным сожаления: – А ведь у нас все могло получиться просто здорово.
  Несомненно. Но ничем хорошим это бы не кончилось.
  
  133
  Плато. Опасная игра
  
  
  На юг мы отправились вчетвером. То есть впятером, если считать и драную ленивую ворону, восседающую на конце Гоблинова бревна. Гоблин летел самостоятельно, но его маневры были ограничены буксирной веревкой и страховочными ремнями, каждым из которых он был привязан к одному из спутников. Мы объяснили, что это ради его безопасности, но, даже мертвый, он сохранил достаточно ума, чтобы раскусить наше вранье. Мы не могли допустить, чтобы он сбежал, если Кадидас одержит над ним верх.
  За прошедшее время Гоблин значительно окреп. Он теперь мог ухаживать за собой без посторонней помощи и справляться со многими несложными делами. Его словарь увеличился примерно до тридцати слов. И он уже позволял себе на несколько минут отложить копье Одноглазого, не рискуя разбудить затаившегося демона.
  Мы мчались под голубыми небесами, щеголяя растянувшимися на тридцать ярдов черными шлейфами. Летели так низко, что наводили панику на пасущийся скот, а детишек заставляли бежать с поразительными рассказами к недоверчивым родителям. Девочки распевали песни и улюлюкали, развлекаясь на всю катушку.
  Весна обещает наступить в любую минуту. А с такими детками она может стать новым сезоном приключений.
  С весной начнутся и дожди. Частые яростные грозы промочат все насквозь.
  Я дважды ненадолго отклонялся от маршрута. В первый раз заглянул в Дежагор, где жизнь приобрела некое подобие нормальной и никто не скорбел о кончине одной из самых знаменитых дочерей этого города. За пределами гарнизона хорошо если один из тысячи знал, что Дрема называла Дежагор своим домом.
  Второе путешествие я предпринял с целью найти следы пребывания нефов в тех местах, где, как мне представлялось, я видел их прежде. Но ничего не нашел.
  А поскольку никаких признаков того, что эти духоходцы находятся на плато, не имелось, я почти не сомневался, что видел тогда не настоящих нефов, а нечто иное.
  Тобо предположил, что если мне не померещилось, то встречал я кого-то из его приятелей, примерявших новое обличье.
  Он считал, что некоторые из них занимаются этим просто ради развлечения. Фольклор страны Неизвестных Теней эту мысль подтверждал. Более того, подобные шутки пользовались огромной популярностью.
  Поэтому нефы, скорее всего, не такая серьезная проблема, как я опасался. Но все равно это проблема. Если только они действительно не попали в западню, пробравшись в мир Ворошков.
  Панда, встретивший нас у Врат, лишил меня и этой надежды.
  – Они на плато, Капитан. Являются каждую ночь, все воют и о чем-то умоляют.
  – А вы, ребята, устроились тут как дома.
  Парни успели соорудить целую деревушку с женщинами и домашними животными. И те и другие уже дожидались потомства.
  – Лучшее задание за всю жизнь, Капитан.
  – Что ж, вот ваша лафа и кончилась.
  И я выдал длинную череду приказов. А потом я, мои дочурки, моя приятельница белая ворона и мой мертвый друг пролетели через Врата. И хотя я никого не увидел, все же показалось, что я ощутил присутствие нефов.
  
  Плато пестрело тысячами пятен грязного снега. Ветер намел возле каменных столпов сугробы с западной стороны. Морозный воздух жестоко кусал щеки. Погоду на этой равнине определял какой угодно мир, но только не мой. А выглядела она запущенной, словно ее обитатели перестали следить за порядком.
  Внутри безымянной крепости порядка было побольше. Прежняя вонь отсутствовала, – очевидно, Баладита прибрался, когда улетели гостившие у Шиветьи Ворошки. Но зато теперь попахивало мертвечиной.
  – Нужен свет, – сказал я девочкам.
  Все еще кое в чем соперничая, обе торопливо сотворили пару блуждающих огоньков. Похоже, этому трюку первым делом учится любой начинающий чародей.
  И мы сразу увидели источник запаха. Баладита заснул за своим рабочим столом и уже не проснулся. В холодном сухом воздухе его тело неплохо сохранилось.
  Я опечалился, но не удивился. Баладита был стар еще тогда, когда я только родился.
  Аркана и Шукрат что-то сочувственно пробормотали.
  – Очень некстати, – буркнул я, разглядывая останки копииста. – Я рассчитывал, что он поможет мне поговорить с Шиветьей.
  – Привет, солдатик, – весело произнесла откуда-то из темноты ворона. – Ищешь, где бы хорошо провести время?
  – Ах да, с нами ты, – отозвался я, бродя в поисках масла, чтобы заправить лампу Баладиты. – Еще не все потеряно. Но ничего и не найдено.
  – Что? – пронзительно взвизгнула ворона. Я снова поразился тому, как она ухитряется разговаривать таким количеством голосов, используя для этого горло птицы.
  – Доверие. – Я вспомнил те времена, когда любая ее фраза пугала меня до полусмерти. И решил, что фамильярность порождает… нечто. Общение с этой птицей уже стало почти привычным. – С чего ты вообще решила, что я стану доверять тебе хоть в чем-то?
  Мою храбрость подкреплял тот факт, что Душелов похоронена и пребывает в своеобразной коме.
  – Шиветья не даст мне солгать.
  Да, как же! Можете назвать меня циником, но я вбил себе в голову, что за все эти годы голем вмешивался в нашу жизнь больше, чем Кина. И что его манипуляции невозможно отделить от происков богини. И вообще не исключено, что он такой же прохвост, каким становилась Кина, придумывая уловки для приближения конца света.
  – Ну хорошо. Ты дала мне слово, помнишь? И меня это устраивает. Богиня знает, что мы здесь? И что я задумал?
  – Ее внимание обращено не на вас.
  Девочки тем временем сменили меня, наполняя и зажигая лампы. Хорошие они. Научились о себе заботиться и все делать самостоятельно. И еще они с уважением и восхищением наблюдали, как папочка работает. Или, во всяком случае, гадали, что это на меня нашло, раз я разговариваю с полудохлой вороной. А та мне отвечает, словно разумная.
  – Если научишься читать и писать на таглиосском, – сказал я Аркане, – то сама все поймешь, потому что сможешь прочесть Анналы.
  – Нет уж, папуля, спасибо. Даже не старайся. Я сказала «нет» вчера, снова говорю это сегодня и повторю завтра. Потому что не собираюсь влезать в ваши отрядные дела глубже, чем уже влезла.
  Суврин тоже так говорил, слово в слово. Попал он к нам в плен, а стал Капитаном Отряда.
  – А на меня можешь даже не смотреть, – заявила Шукрат.
  Про Шукрат я не думал. И не стану. А вот из Арканы, пожалуй, летописец получится. Если она согласится попробовать. У нее подходящий характер, чтобы работать в команде.
  – Ну что, сезон вербовки закончен? – осведомилась ворона.
  – Пока. – Я уставился в темноту, стараясь получше разглядеть голема.
  Света не хватало. Но демон вроде спал.
  Или, по крайней мере, не проявлял к нам интереса. И это меня озадачило, потому что я пришел его освободить.
  Я пожал плечами. Безразличие Шиветьи мне не помешает.
  
  Я отвел Гоблина на другой конец огромного зала, где восседал Шиветья, подальше от чужих ушей. Если бы я прихватил с собой лампу, то увидел бы, насколько точно пол в зале отображает все детали плато за стенами крепости.
  – Кина думает очень медленно, – повторил я для Гоблина основные выводы. – Поэтому нам нужно все сделать прежде, чем она сообразит, что мы уже здесь, что собираемся нанести удар и что у нас есть оружие – достаточно мощное, чтобы ее прикончить.
  Копье Одноглазого здесь постоянно мерцало. По нему проворно скользили ниточки света, складываясь в непредсказуемые узоры. Кромки наконечника постанывали, разрезая воздух. Казалось, копье чувствует, что его принесли домой.
  Никто не стал бы спорить, что это копье – шедевр особого рода искусства. И никто не стал бы отрицать, что Одноглазый, создавая этот шедевр, достиг высот вдохновения, каких не видел за всю свою долгую-предолгую, но довольно жалкую жизнь.
  Многие шедевры искусства попадают в категорию «единственный триумф гения своего создателя».
  – Как только мы доберемся по лестнице до черной завесы, Кина осознает опасность. Тебе придется действовать быстро. Разгонись хорошенько, чтобы вонзить копье как можно глубже. Копье Страсти оказалось недостаточно мощным, чтобы ее убить. Но оно для этого и не предназначалось. Зато копье Одноглазого создано специально для богоубийства. Можешь его так и называть – Богоубийца. Ты ведь был рядом с Одноглазым почти все время, пока он работал над копьем. А потом в Хсиене он только им и занимался.
  Гоблин тоже там был. Но тот Гоблин был живым человеком, а не духом, запертым в оболочке из плоти, которую он носил всю жизнь. И этот Гоблин как минимум часть своей псевдожизни был орудием того самого монстра, которого он же собирается убить. Или покалечить. Или хотя бы вывести из себя.
  Сомнения принялись кружить вокруг меня, подобно невидимым друзьям Тобо, но я продолжал говорить, объясняя снова и снова, почему именно он – единственный из нас, кто может нанести удар. И он счел мои доводы убедительными. Или же сам принял такое решение, а надежды и желания остальных для него уже ничего не значили.
  Гоблин уселся на летающее бревно.
  Я подал свое бревно вперед, чтобы увидеть конец Гоблинова бревна с именем прежнего владельца и убедиться, что колдун ничего не перепутал.
  – Тогда вперед, – сказал я. – Я полечу сразу за тобой. Твое бревно настроено так, что вернется само, если ты свалишься.
  Гоблин это знал, потому что видел, как это было с Шукрат.
  – Если у тебя ничего не получится, я быстро подлечу, схвачу тебя и вытащу. Могу прихватить сотню ярдов веревки. Привяжу ее к твоему седлу, а другим концом обвяжу тебя вокруг пояса.
  Гоблин взглянул на меня так, словно подумал: «Напрасно стараешься». Он уже настроился на полет в один конец, убедил себя, что лишь уничтожение собственной плоти избавит его от паразита и позволит обрести покой.
  Всю эту чепуху я сочинял на ходу. Я не знал точно, чего на самом деле хочет Гоблин или чего надеется достичь в той фальшивой жизни, которую ему навязали. У меня не очень-то получалось угадывать мотивы его поступков, еще когда он был жив. Но одно я знал наверняка: он стал калекой. Для него жить без Одноглазого – все равно что без одной руки.
  И он хотел уничтожить Кину. В этом я никогда не сомневался.
  После нашего долгого и трудного спора я с досадой уяснил, что Гоблина не очень интересует эвакуация в том случае, если у него ничего не получится. Но ему требуется дублер, чтобы наверняка довести дело до конца.
  Сам не знаю, почему я потратил столько времени на выяснение и уточнение плана Гоблина. Наверное, потому, что внушил себе: все должно быть проделано исключительно по моему плану. А ведь Гоблин почти все рассказал мне раньше, когда я удосуживался его расспрашивать.
  Поскольку я сам не склонен к самопожертвованию, мне нелегко преодолеть мой цинизм по отношению к тем, кто склонен. Особенно по отношению к Гоблину, который всю жизнь потакал своему эгоизму.
  Гоблин взял копье Одноглазого и повторил то, что я ему уже сказал, но еще не сделал:
  – Пора спускаться, Костоправ.
  И голос его был ясным, как звон колокола.
  Я уселся на бревно. Последняя проверка. Я все еще сомневался, что готов на такой подвиг.
  
  134
  Таглиос. Рекомендуется подавать холодным
  
  
  За Тобо могла приглядывать лишь Госпожа, но она не проявляла к этому занятию особого интереса. За Госпожой мог приглядывать лишь чудо-мальчик. А у него на уме было совсем другое. И слишком многое из этого другого уже было помечено печатью Тьмы.
  Ни Шукрат, ни Костоправ, ни Госпожа не обратили на это внимания. А ночи в городе уже утратили свое традиционное шумное очарование. Кое-кто даже сравнивал новые времена с теми, когда Протектор спускала на город свору Теней-убийц – по столь же загадочной причине, как и та, что позволяет теперь невидимой нечисти шнырять по улицам.
  И тот факт, что сейчас, в отличие от прошлых лет, почти никто не погибал, остался неотмеченным.
  Неизвестные Тени развлекались на всю катушку, запугивая живых. Равно как и Тобо, обнаруживший, что волен поступать, как ему вздумается.
  Но только не в снах.
  В снах Тобо преследовала женщина. Прекрасная нюень бао, казавшаяся воплощением печали.
  Сердцем Тобо понимал, что это его мать – какой она была в молодости, до встречи с его отцом. Обычно она появлялась не одна. Иногда ее сопровождала молодая, еще не сгорбленная бабушка Гота. А иногда другая женщина – всегда спокойная, улыбающаяся, но выкованная из более прочной стали, чем Бледный Жезл – меч дядюшки Доя. Эта женщина – скорее всего, его прапрабабушка Хонь Тэй – всегда молчала. Но один ее неодобрительный взгляд говорил больше, чем сотня слов Сари.
  Переполнявшее Тобо желание мстить оказалось неприемлемым для всех этих женщин, сотворивших и воспитавших его.
  Тобо так и не смог понять, то ли к нему являются духи его предков – а такая возможность полностью укладывалась в религиозные представления нюень бао, – то ли эти женщины созданы некой зараженной совестью частью его сознания. Но наполнившая его Тьма уже стала настолько сильной, что появилось желание избавиться от них.
  Никто из женщин не желал, чтобы за них мстили.
  – Ты лишь навредишь себе, – предупреждал дух Сари. – Если и дальше будешь идти по этому пути, то угодишь в ловушку. Забудь о своей боли. Обними свою истинную судьбу и позволь ей возвысить тебя.
  Хонь Тэй всматривалась в него глазами, похожими на холодные стальные шарики, подтверждая, что он стоит на перепутье. И что ему предстоит сделать выбор, который определит всю его дальнейшую жизнь.
  Разумеется, он сознавал, что слова, произносимые женщинами-духами, да и сами они – почти наверняка метафоры.
  Когда Тобо просыпался, совесть его не тревожила. Поэтому он старался не спать.
  Но недосыпание еще сильнее сказывалось на ясности его суждений.
  Ночной народец неизменно докладывал Тобо одно и то же: Аридата Сингх не покидает своего кабинета. Он работает днем и ночью почти без сна, поставив себе целью сохранить целостность Таглиосской империи. Борьба за предотвращение анархии должна была за считаные дни измотать его и поколебать решимость. Многие на его месте уже принялись бы резать глотки, лишь бы побыстрее восстановился порядок и отступило отчаяние. Аридата же побеждал противников разумными доводами и открытостью. Он ни с кем не вел секретных переговоров. И обязательно называл тех, кто отказывался решать городские проблемы должным образом.
  Имена саботажников становились известны всем. А люди, пережившие осаду и пожары, уже не прощали традиционной грызни фракций и кланов.
  Произошло немыслимое. Нескольких человек из высших каст жестоко избили. В толпе видели шадаритов, поощрявших насилие. Однако никто не задумался об этом событии. А Аридата Сингх, похоже, о нем даже не узнал.
  
  Стояла глубокая ночь, но поток людей, приходивших в казарму городских батальонов, где находился штаб Аридаты Сингха, все еще не иссяк, хотя и превратился в тонкий ручеек. Здание медленно окутывал темный туман. Людей охватывала сонливость. Из тени в тень крались живые Тени. На мгновение то там, то тут проскакивал человечек или зверек, но заметить его не мог уже никто.
  Среди всей этой кутерьмы вышагивал Тобо – настолько усталый, что у него слипались глаза, и настолько уверенный в себе, что не прихватил бревна и не защитился черной тканью. И даже не перепроверил донесения Неизвестных Теней.
  Он войдет, свершит возмездие и уйдет незамеченным. И судьба Аридаты Сингха останется великой и ужасной тайной.
  Невидимый народ ничего не смог ему рассказать о кабинете Аридаты. Туда не удалось проникнуть, потому что окна отсутствовали, а дверь всегда была плотно закрыта. Но часовые перед ней сейчас храпели.
  Тобо толкнул дверь. Слегка скрипнув, она распахнулась. Он вошел, взволнованно дыша, и увидел трех человек: двое спали на стульях, один уткнулся лицом в стол.
  – Плохо, – равнодушно прокомментировал Тобо присутствие потенциальных свидетелей.
  – Совсем плохо, – проговорил Аридата, выпрямляясь за столом.
  Тобо успел лишь услышать шорох за спиной, и тотчас что-то тяжелое ударило его по затылку с такой силой, что треснула кость. Он рухнул во тьму, уже зная, что попал в ловушку, что его предали. Неизвестные Тени рассеялись, чтобы превратить Таглиос в город ночных кошмаров.
  Сари, Гота и Хонь Тэй уже поджидали Тобо на другом берегу сознания. И все три заявили ему, что в случившемся виноват исключительно он сам. Он мог бы этого избежать, просто поступив правильно.
  Его предупреждали. Но он не прислушался.
  Никогда еще Тобо не видел Сари в такой глубокой печали.
  
  135
  Таглиос. Сезон безумия
  
  
  После того как Костоправ улетел, Госпожа несколько дней легко справлялась с искушением. Она постоянно напоминала себе, что нужно лишь продержаться до возвращения мужа. К тому времени Дщерь Ночи уже перестанет быть мессией обманников. И превратится просто в Бубу.
  Рассудок велел Госпоже быть терпеливой. Но эмоции не знают терпения. Эмоции грозили захлестнуть ее с головой. И, несмотря на опыт всей ее долгой жизни, эмоциям удалось одолеть самоконтроль.
  Она сломалась всего лишь через четыре дня.
  
  Госпожа быстро выглянула в коридор, желая убедиться, что ей никто не помешает, затем уселась на стул возле кровати дочери. Отыскала конец цепи чар, не дающих девушке проснуться, и принялась распутывать. Работала она быстро и сноровисто. Все эти четыре дня Госпожа изучала оковы Бубу.
  И чары спали с такой легкостью, как если бы она сплела их сама.
  Госпожа действовала с несвойственным ей наивным волнением. Та ее часть, что закалилась в суровом реальном мире, высмеивала детскую непосредственность другой половины. Таков мир. Ее мир. Реальный мир. И нет оснований ожидать от него чего-то хорошего.
  Глаза Бубу вдруг распахнулись с быстротой механизма. Они оказались того же цвета, что и раньше, но они не были ее глазами. Или глазами Костоправа. Они были холоднее, чем глаза Госпожи в те моменты, когда она совершала самые жестокие поступки. Это были глаза змеи, наги. Или божества. На мгновение Госпожа застыла, подобно мыши, угодившей под взгляд удава. Потом проговорила:
  – Я неисправимый романтик. А романтика – это непоколебимая убежденность в том, что в следующий раз все будет иначе. – И она попыталась перехватить инициативу, пока девушка была еще слишком слаба физически, чтобы действовать.
  Но Госпожи уже коснулась ее влюбляющая аура. Коснулась столь незаметно, что поначалу она этого даже не осознавала. Пока не стало слишком поздно.
  На Госпоже не было одеяния Ворошков. И укрыться от беды ей было негде.
  Где-то внутри ее возникла слабая, медленно нарастающая вибрация. Госпожа видела, как одновременно с усилением этой дрожи Дщерь Ночи наполняется силой богини. И был в этой вибрации оттенок злорадства. Госпожа поняла, что ее нерастраченные материнские чувства были обнаружены и подвергнуты манипуляциям. Очень тонким и очень долгим. Настолько тонким, что она ни о чем не подозревала. И что еще хуже, она оказалась не готова адекватно отреагировать на любую неудачу.
  Тем не менее она обладала железной волей, и для тренировки этой воли у нее были века.
  Имелся лишь один ответный ход.
  Госпожа мгновенно приняла самое жестокое решение в своей жизни. Она будет сожалеть о нем всегда, но сейчас знает, что лишь эта мера оставит наименее болезненные раны.
  Госпожа из Чар веками училась выполнять свои решения, даже самые жуткие, быстро. И столько же времени училась мириться с их последствиями.
  Она вынула из-за пояса вещь, напоминавшую о ее недолгом пребывании в должности Капитана Черного Отряда. Рукоятку кинжала венчал серебряный череп с рубиновым глазом. Этот рубин всегда казался живым. Госпожа медленно подняла оружие, пристально глядя в глаза Дщери Ночи. Ощущение присутствия Кины непрерывно нарастало.
  – Я люблю тебя, – ответила Госпожа на вопрос, ни разу не заданный и живущий лишь в сердце девушки. – И буду любить вечно. Но не позволю тебе погубить мой мир.
  Госпожа могла это сделать, несмотря ни на что. Ей доводилось убивать, еще когда она была моложе дочери, лежащий сейчас под ее ножом. И по менее веским причинам.
  Она ощутила, как в нее прокрадывается безумие. Попыталась сосредоточиться.
  Она могла убить, потому что была абсолютно уверена: ничего лучшего сделать нельзя.
  И Кина, и Дщерь Ночи отчаянно пытались сломить ее волю. Но кинжал неумолимо приближался к груди девушки. А Дщерь Ночи уподобилась загипнотизированной жертве, будучи не в силах поверить, что клинок в руках Госпожи продолжает опускаться.
  Острие коснулось одежды. Пронзило ее, затем – плоть. Коснулось ребра. Госпожа переместила вес тела, чтобы вогнать лезвие между костями.
  Она ничего не успела ощутить. Удар – ей показалось, что он был нанесен по голове справа, – оказался настолько мощным, что отшвырнул ее на несколько футов и впечатал в стену. Сомкнулся мрак. И на мгновение она увидела сон, в котором пыталась задушить свое дитя, а не пронзить кинжалом.
  
  Когда несостоявшуюся убийцу отбросило к стене, Дщерь Ночи ощутила, как ее грудь залило пламя. Она закричала. Но мучительная боль исходила не от раны. Причиной стал черный взрыв в ее сознании, внезапная волна острых осколков, на которые разлетелись тысячи мрачных снов, и скрежет более пронзительный, чем у тысячи острящих мечи точильных камней, и ярость столь безбрежная, кроваво-безумная, что заслуживала имени Пожирательница Миров.
  Этот удар был настолько силен, что и ее подбросил вверх и в сторону. Дщерь Ночи распростерлась поперек неподвижного тела родной матери. Но она этого не знала, потому что потеряла сознание еще до того, как ее телом вновь овладело земное притяжение. В комнате резко запахло кладбищенским тленом.
  
  136
  Безымянная крепость. Богоубийство
  
  
  Гоблин отчаянно рвался вперед вдоль темной лестницы. Я едва поспевал; дважды кричал ему, чтобы летел не так быстро. Хотя на мне было черное одеяние Ворошков, скользящие удары о стены сильно действовали на нервы.
  Мы не добрались даже до ледяной пещеры, где лежала Душелов, когда я не выдержал и крикнул, чтобы он остановился. И – чудо из чудес – на сей раз Гоблин меня услышал. И отреагировал, когда я сказал, что необходимо вернуться.
  – Что? – Его шепот отозвался эхом, точно в старинном склепе.
  – Мы не можем спускаться в темноте. Потому что изобьем себя до потери сознания, прежде чем доберемся. А если и доберемся, то не будем соображать.
  Гоблин издал звук, означающий неохотное согласие. Он и сам испытал парочку весьма неприятных столкновений.
  – Нужно вернуться за лампами.
  И почему я позабыл о столь очевидном? Наверное, потому, что был слишком занят, стараясь учесть все до последней мелочи.
  На лестнице было так тесно, что мы не смогли развернуть бревна. Пришлось двигаться задним ходом. Подъем оказался медленным, неловким и иногда болезненным. А когда мы достигли начала лестницы, ощутили еще большую неловкость.
  Нас поджидали девочки и белая ворона. С таким ехидным видом, что не заметить невозможно. Девочки были одеты по-походному. Аркана помахивала фонарем.
  На мгновение я ощутил совершенно необоснованную тревогу, потому что не прихватил с собой костюм Жизнедава. Он отлично подошел бы к ситуации. Но практической надобности в нем не было никакой.
  Эти доспехи всегда были только костюмом, и ничем иным.
  Шукрат тоже помахала фонарем. И засмеялась.
  – Ни слова! – прорычал я.
  – Разве я что-то сказала?
  – Нет, зато подумала, дражайшая дочурка.
  Она подняла фонарь повыше, чтобы лучше разглядеть, во что я одет. Черная ткань совершала медленные текучие движения, устраняя обширные телесные повреждения.
  – Ты не услышишь от меня ни слова упрека, ветеран. Шукрат уважает старших, даже когда они делают глупости. Но сейчас я рассмеюсь. Только, пожалуйста, не нужно поспешных выводов, не думай, будто я смеюсь над тобой.
  Аркана хохотала еще громче, чем Шукрат. Гоблин издал серию звуков, быстро исчерпав свой словарь.
  – Он прав. Давайте фонари, нам нужно покончить с этим делом.
  Я надеялся, что это последняя мелочь, которую я упустил из виду. Не хватало еще погибнуть из-за моей идиотской забывчивости.
  Гоблин забрал у Шукрат фонарь и снова направился вниз. Теперь он уже не так торопился. Возможно, его жажда мести слабела.
  Я взял фонарь у Арканы. Белая ворона уселась на конец моего бревна. И не успел я сказать, что путешествие в моей компании – не самая удачная идея, как Шукрат зажгла третий фонарь и пришла на помощь Аркане, возившейся с четвертым.
  Девочки ждали нас во всеоружии.
  Я ругал их всю дорогу до ледяной пещеры. Это их только веселило. Мои предостережения они пропускали мимо ушей.
  Белая ворона решила, что Пещера Древних – самое подходящее место, чтобы дождаться нас здесь.
  – Только не прикасайся ни к чему! – вскричал я. – Особенно к себе! – И шепотом добавил: – Ну когда же я научусь держать длинный язык за зубами?
  А ведь это было бы шикарной иронией судьбы, если бы после стольких лет везения Душелов окончательно погибла от прикосновения птицы.
  Гоблин снова заторопился. Я попытался его придержать, но он сказал:
  – С Киной что-то происходит! Она зашевелилась.
  – Твою же мать!
  Пока мы не добрались до черного барьера, сделать что-либо было невозможно. И тут у Гоблина сдали нервы. Он застыл, вспоминая ужасные годы, проведенные по ту сторону преграды.
  – Гоблин! Мы уже почти добрались! Необходимо все закончить, и немедленно!
  Я практически нечувствителен к сверхъестественному, но даже я ощутил близость Кины и ее настороженность. И мы никак не могли быть тому причиной. Ее внимание сосредоточилось на чем-то другом.
  – Давай! – властно потребовал я.
  Позади зашептались встревоженные девочки. Они ощущали гораздо больше, чем было доступно мне.
  – А вы сейчас же возвращайтесь наверх, – велел я. – Гарантирую, что потом скажете мне за это спасибо. Гоблин! Солдаты живут!
  К нему вернулась храбрость. А может, и ненависть. Его лицо окаменело. И он двинулся вперед.
  – Не торопись, – крикнул я вдогонку, когда он преодолел черный барьер. – Девочки, я говорю серьезно. Возвращайтесь немедленно. Кто-то должен остаться в живых.
  И я пробился сквозь жуткий барьер следом за Гоблином, едва не обмарав от страха штаны. Хоть я и велел Гоблину не торопиться, на раздумья времени не было. Как только мы пересекли барьер, Кина насторожилась. И ее медлительность – теперь наш единственный союзник.
  По другую сторону барьера я оказался в небольшой комнате перед входом в тюрьму Кины. Гоблин уже изготовился для атаки. Мне предстояло делать несколько дел одновременно: подбодрять его, готовиться к тому, что вот-вот произойдет, и вносить свою лепту, чтобы план сработал.
  Нужно держать в голове всю картину. Сделать все в свое время, в правильном порядке – именно так, как задумывалось в последние месяцы.
  Едва Гоблин бросился вперед, я пристроил мое транспортное средство на полу у левой стены, затем распластался по стене и мысленно приказал черной мантии закрыть меня и бревно защитным барьером. Потом при тусклом, почти бесполезном свете отыскал нужную страницу в книжке Первого Отца. В своей защите я оставил щелочку, сквозь которую увидел, как Гоблин подскочил к Кине и, к моему удивлению, нацелил копье Одноглазого ей в голову. Я ожидал, что бить он будет в сердце.
  Договорив заклинание, которое должно было уничтожить бревно Гоблина, я замуровал наблюдательную щель. А потом обозвал себя за это последней сволочью.
  Месяцами я упорно искал себе оправдание. И не находил. Но сейчас подлое дело будет сделано. И мне придется с этим жить до конца моих дней.
  Вселенная содрогнулась. Пещера, в которой лежала Кина, была большой, но замкнутой. И продукты этого катаклизма имели единственный выход – лестницу. На меня молотом обрушилась ударная волна.
  Несмотря на множество слоев черного материала, меня расплющило по стене. Вселенная ревела и тряслась. Я поклялся, что если Кина сумеет уцелеть после такого, то я сам поступлю к ней на службу, потому что круче ее только те ребята, которые засунули ее в эту тюрьму. А их уже несколько тысячелетий никто не видел.
  Безумный рев начал стихать, но я с трудом это понял, так как успел оглохнуть.
  Я надеялся, что девочки послушались меня и вернулись.
  Я надеялся, что взрыв не причинил вреда где-то еще. Впрочем, такое маловероятно. В свое время мощное землетрясение раскололо плато, но не повредило ни ледяную пещеру, ни тюрьму Кины.
  
  Я мысленно приказал одеянию Ворошков приоткрыть щелочку. Если Кина уцелела, даже если она еле жива, я вытолкну наружу бревно и взорву его. И если переживу второй взрыв, мне останется лишь надеяться, что я не умру от сердечного приступа или голода, пока одолею подъем в несколько миль.
  Защитная ткань пострадала так сильно, что отреагировала на мою команду минут через десять. Она дергалась, морщилась и ерзала, словно пыталась исцелить себя.
  Получив наконец глазок, я обнаружил, что смотреть не на что. В обители Кины стояло ярчайшее сияние. Возможно, оно ослабевало, но происходило это очень медленно.
  Лишь через полчаса я смог разглядеть какие-то детали, не повредив глаз. Оно и к лучшему. Как раз столько времени понадобилось моему одеянию, чтобы мало-мальски подлечиться и расслабиться, позволив мне отойти от стены.
  Эти мантии сделаны очень умно. Они восстанавливаются достаточно долго, чтобы владелец не совершил второпях какую-нибудь глупость.
  Я вскарабкался на бревно и медленно двинулся вперед, уже сообразив, что моя защита не выдержала бы второго взрыва сразу после первого.
  Сперва я вообще ничего не мог найти. И лишь позднее, когда сияние значительно ослабло, я стал замечать вонзившиеся в различные поверхности фрагменты того, что могло быть костями или зубами. От плоти Гоблина и богини не осталось и следа.
  Я сомневался, что эти кости и зубы могли принадлежать простому смертному. Уж больно мощным вышел взрыв. Даже мощнее того, который уничтожил Врата в мир Ворошков. Или разрушил половину дворца в Таглиосе.
  Гибель Кины каким-то образом увеличила его энергию.
  Мое бревно тоже пострадало, оно двигалось рывками и медленно реагировало на команды.
  Когда сияние еще больше потускнело, на том месте, где лежала Кина, я увидел нечто вроде длинной черной змеи. Если не считать меня, это был единственный не белый предмет во всей пещере.
  Я осторожно приблизился. Это вполне могла быть кость Тьмы, прятавшаяся рядом с сердцем Кины. И я уже приготовился поверить в то, что все увиденное и пережитое здесь не более чем иллюзия.
  Кина – царица обманников.
  А одна из сильных сторон обманников – умение заставить человека сомневаться во всем и не верить никому.
  Черный предмет оказался не змеей, а копьем Одноглазого. Оно на удивление мало пострадало от взрыва, лишь немного погнулось и слегка обуглилось. Да чуть-чуть оплыли от страшного жара металлические инкрустации.
  Ого! Выходит, Одноглазый снабдил эту штуковину еще и искусными защитными чарами.
  Я подобрал копье, проверил, надежно ли привязан к бревну, и приказал ему вернуть меня на исходную позицию.
  
  137
  Таглиос. Меланхоличная жена
  
  
  Мы тащились в небесах, напоминая семейку запаршивевших стервятников. Мое черное одеяние еще не восстановилось полностью. Девочек потрепало даже больше, чем меня. Взрыв настиг их, когда они поднимались по лестнице, и с головы до ног разукрасил синяками.
  Но настоящим чудом следовало бы назвать то, что бревна нас довезли, хотя и пострадали.
  А вот и роща Предначертания, встречающая нас, как мать встречает заблудившихся детей.
  Теперь меня постоянно тревожили зловещие мысли и образы. И заставляли сомневаться в том, что Кина действительно мертва, а не укрылась где-нибудь.
  Шукрат в шутку сказала, что мне теперь следует опасаться отца или мужа Кины: а вдруг они пожелают отомстить? Я не рассмеялся. Мне эта мысль показалась заслуживающей внимания.
  Роща Предначертания была пуста. Точнее, там не было людей. Но в ней уже поселились птицы, а в кустах я заметил и мелких зверушек.
  Это место уже не вызывало мрачных предчувствий. Ни у кого.
  – Мы прикончили ее, – заключил я. – Кины больше нет, и некому терзать миры.
  Девочек это обрадовало меньше меня, но ведь они не прожили всю жизнь в страхе перед наступлением Года Черепов.
  Белая ворона уселась на ветку неподалеку и выщипнула грязное перо.
  – Ты уверен?
  Эта носатая курица развлекалась, щекоча мои страхи. Похоже, нас ждут долгие и неприятные отношения – пока я не сдержу данное Шиветье обещание.
  – Если в этом мире и есть место, где сразу стало бы понятно, выжила ли Кина, то оно именно здесь, – ответил я. – С самого зарождения культа Матери Тьмы этот лес стал ее частицей. Вряд ли она смогла бы отделаться от него, даже если бы захотела.
  – Ну а раз понятно, полетели дальше, – предложила Шукрат.
  – Ей не терпится прибрать к рукам Тобо, – фыркнула Аркана.
  В ответ Шукрат напомнила, как трепетно прощались Аридата Сингх и Аркана, и той вмиг стало не до ехидства.
  – Папуля, а как по-твоему, что означает для Дщери Ночи смерть Кины? – Аркана ступила на тонкий лед, но ее беспокоили взгляды, которые Сингх бросал на мою родную дочь. Она до сих пор не верила, что так реагировал любой мужчина. – Она станет нормальной?
  Шукрат тоже проявила к этой теме внезапный интерес.
  – Не знаю, куколка. Мне и самому это не дает покоя. Ведь она была связана с Киной с момента зачатия. Пожалуй, ей сейчас так же паршиво, как было бы тебе или мне, если бы нам вырвали печенку.
  Однако еще сильнее меня тревожила жена. Для нее утрата связи с Киной будет катастрофой. Лишившись Кины, из которой высасывала магическую силу, она превратится в обычную седую старуху.
  
  Всю дорогу от Врат нас донимала непогода. Постоянно приходилось уворачиваться от ливней и огибать грозовые облака. Это задержало нас более чем на день.
  Теперь, когда до конца пути осталось миль двадцать, мы прибавили скорости, то поднимаясь на высоту, где почти невозможно было дышать ледяным воздухом, то выписывая зигзаги между облачными горами, где нас швыряли и трепали воздушные потоки. Шукрат и Аркана скорее согласились бы умереть, чем угодить в грозу.
  – Представь, что будет, если в тебя попадет молния, – сказала Аркана.
  Представить было несложно. И не было на свете человека, по которому я так сильно соскучился, чтобы ради встречи с ним рискнул лететь сквозь грозу на штуковине, способной в любую минуту взорваться у меня между ног. И я направил ее к земле.
  Мы приземлились в гуннитской деревушке. Жители отнеслись к нам с настороженным уважением, какое оказали бы троице нагов – злобных змеелюдей, согласно гуннитским мифам живущих глубоко под землей, но частенько вылезающих на поверхность, чтобы гадить людям. Правда, это всегда происходит в соседних деревнях, а не там, откуда родом рассказчик.
  Мы не стали красть у них ни младенцев, ни девушек, ни священный скот, ни даже простых овец. Да-да, эти вегетарианцы разводят овец для продажи веднаитам, которые не прочь полакомиться мясом. Удивительная религиозная гибкость, не правда ли?
  Ливень прекратил хлестать вскоре после полуночи. На прощание мы оставили хозяевам столько монет, что у них наверняка появилось желание благословить наши имена. Которые мы ни разу не упомянули.
  
  Молнии уже не сверкали, но не унимался мелкий дождь. Одежда Ворошков помогала не идеально. Я быстро замерз и преисполнился жалости к себе, а моя любимая ворона, перебравшаяся вперед, чтобы укрыться под складкой мантии, погрузилась в такую черную меланхолию, что даже перестала жаловаться.
  Наши казармы я нашел неестественно тихими, а войска – в состоянии повышенной боевой готовности. Повсюду расхаживали вооруженные часовые.
  – Похоже, Суврин опасается нападения.
  – Наверное, что-то случилось.
  – Девочки, вы ничего не ощущаете?
  – Что-то явно не так, – проговорила Аркана. – Только не знаю, что именно.
  – Тогда нужно узнать, и поскорее.
  Мы отсутствовали меньше двух недель. Неужели за этот срок все успело полететь к черту?
  
  Суврин объяснил. Я сдержался и не помчался к Госпоже, не выслушав его до конца.
  – Генерал Сингх держит Тобо в одиночной камере, чтобы к нему не могли пробраться Неизвестные Тени. Увидеться с Тобо он не разрешает никому. Однако мы узнали, что парень ранен.
  – Ну конечно. Иначе его не удержали бы никакие стены. Он что, попытался сделать какую-то глупость?
  – О да. А у меня не было бревен, чтобы его выручить.
  – Теперь есть. Если захочешь с этим возиться. Как Госпожа?
  – Мы не знаем, что произошло. Там никого не было. И мне докладывали довольно давно. В последний раз сообщили, что она в сознании, но очень подавлена и не желает разговаривать. А девушке стало хуже. Ты все сделал, что хотел?
  – Очень многое. И это, вероятно, объясняет то, что случилось с Госпожой и Бубу. – В подробности я вдаваться не стал. – А тут у тебя страшновато.
  – И с каждой ночью все хуже. Друзья Тобо недовольны, и это недовольство растет. Но Аридату они не запугали.
  – Попробуем исправить ситуацию. Но после того, как я увижу жену.
  Или ту, кто была моей женой. Я прихватил с собой Аркану, на всякий случай.
  – Ничего не говори, просто будь рядом и прикрывай меня, – сказал я ей.
  Возле моего дома дежурил солдат, но поставили его не для того, чтобы он никого не впускал или не выпускал. Часовой должен сообщить Суврину, если что-то произойдет. Мы с парнем обменялись кивками. И Аркана жутко расстроилась: солдат не обратил на нее внимания. Я-то считал, что мантия Ворошков не скрывает ее молодости и красоты.
  
  Госпожа сидела за столиком, уставясь в никуда. Перед ней лежал начатый и давно забытый пасьянс. В стоящей рядом лампе заканчивалось масло. Она коптила, потому что фитиль давно следовало подрезать.
  Куда бы ни глядела Госпожа, во взгляде явственно читалось отчаяние.
  Она даже полностью утратила интерес к своей внешности.
  Я положил руку ей на плечо:
  – Дорогая, я вернулся.
  Она отреагировала не сразу. Но, узнав мой голос, резко отстранилась.
  – Это ты, – скорее размышляя вслух, чем разговаривая со мной, произнесла она. – Ты сделал что-то с Киной.
  Лишь в этом «ты» я уловил человеческую эмоцию.
  Я оглянулся на Аркану – она внимательно слушала. Наступил решающий момент.
  – Я ее убил. Потому что это было необходимо.
  Если в ней осталась частица богини, то мои слова должны спровоцировать реакцию.
  И реакция последовала. Но не та, которую я, наверное, предпочел бы.
  Госпожа просто заплакала.
  Я не сказал того, что ей было прекрасно известно, не напомнил, что этот день не мог не настать. А вместо этого спросил:
  – Что с Бубу? Как она это восприняла?
  – Не знаю. Я ее не видела.
  – Что? Ведь перед моим отлетом ты не отходила от нее, даже чтобы поесть.
  Плотину прорвало. Хлынули слезы. Госпожа стала женщиной, какой я ее никогда прежде не видел, – раскрытой до самой глубины, словно лопнувшая перезрелая дыня.
  – Я пыталась ее убить.
  – Что? – не понял я ее шепота.
  – Я пыталась ее убить, Костоправ! Убить собственную дочь! Пыталась изо всех сил, напрягала всю волю. Я приставила кинжал к ее сердцу! И убила бы, если бы мне что-то не помешало.
  – Я знаю тебя. И знаю, что для этого у тебя имелась веская причина. Какая?
  Госпожа заговорила. Взахлеб. Все, годами удерживаемое внутри, хлынуло словесным селем, сметающим все преграды.
  По времени ее попытка совпадала с моментом нападения на Кину. А охватившая Госпожу жажда убийства могла быть вызвана исходящим от Кины страхом. Он же мог вызвать и реакцию Бубу.
  Госпожа еще долго всхлипывала. Я обнимал ее. И боялся за нее. Она погрузилась очень глубоко. А я был балластом на ее пути вниз, во тьму.
  Я ли во всем виноват? Или романтическое лето юности, превратившееся в полную отчаяния дождливую осень старости?
  Аркана хорошая дочь. Она терпеливо стояла в сторонке, пережидая эту эмоциональную бурю. Она делала это ради меня, не вмешиваясь в самые тяжелые минуты жизни моей жены. Когда мы вышли, я от души поблагодарил ее за это.
  – Как думаешь, она сможет стать прежней? – спросила Аркана.
  – Не знаю. Не знаю, как заставить ее захотеть этого. Если такое желание появится, то мне уже не о чем будет беспокоиться. У Госпожи железная воля – было бы на что ее направить. Мне остается лишь любить ее и надеяться, что произойдет нечто такое, что зажжет в ней искру надежды.
  – Не знаю, смогла бы я смириться с полной утратой магической силы. Наверное, руки бы на себя наложила.
  – Девятьсот девяносто девять человек из тысячи проживают свой век, не имея и миллионной доли твоей силы. И ничего, справляются.
  – Но ведь они совершенно не представляют, что это такое. Никто не скорбит об утрате того, чего никогда не имел.
  На это мне возразить было нечем.
  И я не смогу в полной мере понять охватившую Госпожу апатию, потому что мне никогда не было дано ощущать жизнь так, как ощущала ее она – во всех ее мыслимых крайностях. Она же мой образ жизни представляла себе очень даже хорошо.
  И это тоже могло усугублять ее отчаяние.
  
  138
  Таглиос. Утраченное дитя
  
  
  Бубу было хуже, чем Госпоже, – она потерялась внутри себя. Ее охраняли настоящие часовые. Они сказали, что девушка лишь лежит, глядя в пустоту, с того момента, как пришла в сознание. Но у них ни разу не возникло непреодолимого желания прислуживать ей или поклоняться.
  Среди этих часовых оказался шадарит, служивший под началом Дремы еще во времена Кьяулунских войн.
  – О ней заботятся Сурувайя Сингх и ее дети, – сообщил он.
  Меня кольнула совесть. Сурувайя – вдова Икбала Сингха. Дрема его ценила. Я и не знал, что его семья пережила сражения южнее Таглиоса. Я слишком сосредоточился на собственных переживаниях и забыл о благополучии тех, кто зависит от Отряда.
  Дщерь Ночи отмыли, причесали и переодели в чистое. Она сидела в кресле-качалке – весьма необычная вещь в этих краях. За пределами своего сознания Бубу не замечала ничего. Из уголка рта капала слюна на красивое белое сари – лишь чуть светлее, чем ее кожа альбиноски. Кто-то положил тряпочку на то место, куда попадала слюна.
  Кстати, об альбиносах. Белая ворона ухитрилась примчаться сюда быстрее нас с девочками. Но нынче она вела себя очень осторожно, чтобы не рассердить меня.
  Я подслушал в разных местах немало любопытного. И теперь подозревал, что могу основательно повлиять на ее будущее.
  Шиветья оказал нам огромную помощь в обмен на обещание избавить его от бесконечного присмотра за плато Блистающих Камней. И я намеревался сдержать слово. Я стараюсь выполнять все данные Отрядом обещания. Именно этот принцип отличает нас от людей, подобных Радише, предпочитающих обмануть, когда это представляется выгодным.
  Я дважды обошел вокруг Бубу. Она даже не заметила моего присутствия. Я опустился перед ней на колени. Зрачки ее широко раскрытых глаз превратились в точки. Я поводил перед ними пальцем. Никакой реакции.
  Я отошел и задумался. Потом вывел Аркану в коридор, рассказал о том, что хочу предпринять и как она может помочь.
  Мы вернулись к Бубу и птице. Обе выглядели так, словно за все это время даже не шелохнулись.
  Медленно, стараясь не привлекать к себе внимания, мы с Арканой обошли Бубу справа и слева, остановились у нее за спиной и стали ждать.
  Хладнокровие – черта, несвойственная молодости. Время от времени Аркана шевелилась и, услышав шорох собственной одежды, замирала, затаив дыхание.
  Время шло. В конце концов я тоже потерял терпение и подал Аркане знак. Изо всех сил стараясь двигаться бесшумно, она приблизилась к Бубу и опустилась на колени за ее левым плечом. Девушка не могла видеть Аркану, хотя лицо той было настолько близко, что можно было ощутить человеческое тепло. Я занял такую же позицию слева. Мы простояли в неподвижности так долго, что я едва не взвыл от боли в коленях. Мы старались даже не дышать на Бубу. Наконец я кивнул.
  – Coca, coca, – прошептала Аркана так тихо, что я поначалу даже не услышал.
  Настолько тихо, что, даже если бы она нашептывала эти слова кому-то прямо в ухо, их вряд ли можно было бы разобрать.
  Понятия не имею, откуда она взяла эти слова. Я подошел ближе, чтобы Бубу могла почувствовать и мое присутствие. И кивнул.
  – Coca, coca. – Так же тихо, как прежде.
  Кожа на шее Бубу дрогнула. Я улыбнулся Аркане и подмигнул. Уловка сработала.
  – Coca, coca.
  Девушка стала медленно поворачивать голову – ребенок в ее душе не сдержал любопытства.
  Все это время Бубу не притворялась. Просто за глухую стену отчаяния, которой она отгородилась от мира, не могло пробраться нечто обыденное.
  Я встал и отошел, чтобы случайно не попасться девушке на глаза.
  Аркана посмотрела на меня. «Как ты понял, что до Бубу можно достучаться?» – говорил ее взгляд. Я пожал плечами. Наверное, просто интуиция. И убежденность в том, что любопытство девушки можно разбудить, если раздразнить его достаточно хитроумно.
  Но что дальше? Как удержать ее внимание, не дать ей снова уйти в себя?
  Вскоре Бубу уже прекрасно видела и слышала. Но не желала общаться и не отвечала на вопросы.
  У нее не осталось воли к жизни. И я понимал почему. В ее судьбе всегда были только Кина и борьба за освобождение богини. И ничего иного, кроме стремления начать Год Черепов.
  Вошла Сурувайя. Я не видел ее в те дни, когда они с мужем присоединились к Отряду. Возможно, тогда она была красавицей. Сейчас красавицей ее не назвал бы никто. Да и дети не вызывали желания обнять и погладить по головке. Но все они люди хорошие, хотя и невеселые.
  – Тебе удалось ее разбудить! – воскликнула Сурувайя. – Как здорово!
  – И теперь нужно, чтобы она не стала прежней. Есть идеи?
  – Зачем?
  Мы все повернулись к Бубу.
  – Что? – спросил я.
  – Зачем вы влезли ко мне? Зачем освободили? Я не хочу жить. Потому что у меня нет будущего. Теперь не будет ни спасения, ни чудесного возрождения. Год Черепов никогда не настанет.
  Она уже полностью пришла в себя, но осталась мрачной и подавленной. Я опустился перед ней на колени и взял ее за руку, чтобы крепче удерживать в реальном мире.
  – Что это означает? То, что ты сейчас сказала?
  Вопрос ее озадачил. И я несколько минут делал вид, что не понимаю, о чем она говорит. Я надеялся, что, дав ей возможность объяснить, я ее расшевелю.
  Мне еще не доводилось встречать искренне верующего человека, который устоял бы перед искушением поделиться своей конкретной и выстраданной правдой. И Бубу не стала исключением, хотя и взяла медленный старт.
  Я не прерывал ее почти до самого конца. До этого момента она не упомянула ничего такого, чего я не слышал бы прежде в той или иной версии. Но потом…
  – Извини. Кажется, я что-то пропустил. Так ты сказала, что Год Черепов не станет концом мира?
  Бхиджар, старший сын Сурувайи, принес еду и питье. Я попросил его подойти сперва к Бубу. Она жадно выпила кружку воды, потом сказала:
  – Да, это конец мира. Этого мира, какой он сейчас. Это очищение. Время, когда все зло и порок будут сметены с лица земли и лишь души, имеющие истинный шанс на искупление, останутся в Колесе Жизни.
  Я окончательно запутался. Потому что не понял. Я знал, что обманники хотели ускорить приход Года Черепов. Это как раз и было сутью их культа. Я знал, что большинство гуннитов желает противоположного, но верит, что Год Черепов неизбежен. Потому что это одна из Эпох Творения, четвертая по счету, если считать от начала времен. Но сейчас я впервые услышал, что и после него ожидается нечто. И нечто явно положительное.
  – Все зло умирает там бесконечной смертью, – пробормотал я. Потом спросил: – Так ты утверждаешь, что главной задачей Кины было избавление человечества от всяческой швали, чтобы хорошие и праведные смогли попасть в рай?
  Раздраженная моей непонятливостью, она затрясла головой и принялась объяснять сначала.
  – Пусть приведут мою жену, – шепнул я Аркане.
  Я вовсе не такой болван, каким прикинулся в тот вечер перед дочерью, но должен признать, что так и не понял всего, о чем она говорила. Однако я уяснил: Бубу искренне верила в то, что я, уничтожив Кину, лишил мир возможности перейти от нынешней эпохи греха и разврата к эпохе всеобщего блаженства.
  Очевидно, предполагалось, что Кина вновь сожрет всех демонов, только на сей раз это будут демоны в человеческом обличье, превратившие жизнь и историю в камеру пыток.
  А затем Князья Света займутся своим делом, предварительно придумав совершенно новый порядок вселенского искупления грехов. Разумеется, при условии, что они к тому времени где-то выживут.
  Бхиджар привел Госпожу. Увидев, что Бубу пришла в себя, она расплакалась.
  Ошеломленный, я смотрел, как она заняла мое прежнее место, встав на колени перед Дщерью Ночи. И это моя жена?! Это воплощение сопливой сентиментальности и есть та самая Госпожа, некогда одним своим именем нагонявшая ужас на целую империю?!
  Я не прислушивался к ее воркованию. Должен признать, меня смутило такое поведение. Потому что я никогда не подозревал, что в ней таится столь огромный запас чувств. Наедине со мной Госпожа всегда примеряла на себя остатки своего прежнего образа… когда не удалялась во внутренний мир, где упивалась жалостью к себе.
  Дщерь Ночи эта сцена откровенно изумила. Она явно не знала, как себя вести дальше.
  Сурувайя тоже смутилась и торопливо вывела своих отпрысков из комнаты. Мальчики ушли быстро – они были не в силах выдержать слоновьи дозы сентиментальности. А Сурувайя, прежде чем закрыть дверь, взглянула на меня с сочувствием.
  Я хотел попросить у нее воды, но не успел. Пить хотелось нестерпимо, и я пошел следом за ней. У двери споткнулся. Впрочем, физическая неуклюжесть – чепуха. Мой настоящий недостаток – неуклюжесть умственная.
  Выйдя в коридор, я окликнул Сурувайю:
  – Принеси, пожалуйста, воды. Мы еще не напились.
  Она понимающе кивнула. И снова смутилась, на сей раз потому, что оказалась наедине с мужчиной, который не был ее мужем. Я уже хотел сказать ей что-то ободряющее, но тут услышал крик Арканы. Она звала меня.
  Секунда – и я ворвался в комнату.
  В руках у Бубу я увидел румел – шарф-удавку, которым пользовались душилы. И этот румел стягивал горло ее матери. В потемневших глазах моей дочери маячил призрак Кины – он-то, очевидно, и придал ей сверхъестественную силу. Аркана безуспешно пыталась оторвать ее руки от румела, а ведь эта блондиночка весьма сильна.
  Мне не нужно было умереть, чтобы очутиться в аду. У меня имелась секунда – чтобы выбрать, от какой пытки я желаю страдать до конца своих дней.
  Я влепил Бубу пощечину. Она не разжала пальцев. Я ударил со всей силы. Она покачнулась, из носа хлынула кровь, но желтый шарф она не выпустила. Я выхватил кинжал – он всегда при мне, но служит только для приема пищи – и ткнул ей в лицо под левым глазом.
  Она и тогда не остановилась.
  – Это месть Кины, Костоправ, – промолвила белая ворона.
  Какой ад мне понравится больше? Госпожа почти не дышала… Я ударил девушку кинжалом в руку. Из раны даже кровь почти не пошла. Я ударил снова, целясь в локтевой сгиб. Бесполезно.
  Я попытался рассечь ей сухожилия на запястьях. Все это время Аркана силилась оттащить ее, вцепившись сзади, оторвать ее пальцы от шелковой ткани или перерезать румел.
  Я снова ударил – яростно, вложив в удар все свое отчаяние. Голова дернулась, но румела Бубу не выпустила. И тогда я утратил над собой контроль. «Кровь затуманила его взор» – фраза избитая, но очень точная.
  Прежде чем Аркане удалось меня остановить, я успел нанести родной дочери более двадцати ударов кинжалом. Но так и не убил. Однако ее пальцы, державшие шарф-удавку, все-таки разжались.
  Наверное, слишком поздно. Госпожа рухнула на пол, судорожно хватая воздух ртом. Она задыхалась. Я присел и попытался осмотреть ее шею. Похоже, у нее была повреждена гортань.
  Но Аркана не потеряла головы. И позвала на помощь.
  – Откуда у Бубу эта вещь? – спросил я. – У нее не было румела, когда мы улетали на юг. – Ее раздели донага, вымыли и переодели. А уже потом поместили в эту комнату. Значит, румел ей кто-то принес. Тайный обманник. – Нам нужно точно знать, кто входил к ней в комнату.
  Мне очень не хотелось, чтобы виновной оказалась Сурувайя, хотя, по логике, на нее подозрение падало прежде всего. Если забыть о том, что она женщина. Лишь моя жена и дочь – единственные известные нам женщины, допущенные в тайное братство.
  Впрочем, сейчас время великих перемен. А печаль и туповатость Сурувайи могли оказаться притворными.
  Люди назвали этот культ обманниками не зря.
  
  139
  Таглиос. Главнокомандующий
  
  
  Как выяснилось, злодеем оказался не обманник. Он даже не знал, кто такие обманники. То был Бхиджар, сын Сурувайи, которого Бубу приманила любовными чарами, причем обрабатывала мальчишку лишь тогда, когда рядом никого не было. Она отправила его к тайному члену братства душил, и тот передал шарф. Случилось это еще в то время, когда мы возвращались с плато.
  Мальчик получил лишь то наказание, которое Сурувайя сочла для него подходящим. Однако обманник, передавший румел, вскоре отправился следом за своей богиней. В компании нескольких приятелей. Жалости к душилам не будет до тех пор, пока последний из них не умрет.
  
  Пока другие докапывались до истины, я хлопотал возле Госпожи и Бубу. И вскоре понял: моего опыта не хватит, чтобы спасти их. Я вызвал лучших лекарей из страны Неизвестных Теней. И все они повторили то, чего я не хотел услышать.
  Оставалась единственная надежда – магия. А единственным, кто владел необходимыми навыками, был Тобо. Аркана и Шукрат мало чем могли помочь. О целительстве они почти ничего не знали.
  
  Независимо от моих личных мотивов, парень – один из нас. И мы не можем оставить его в таглиосской тюрьме, – сказал я Суврину.
  В характере Суврина оказалось слишком много от политика. Слишком много в том смысле, что ему было проще пожертвовать индивидуумом, чем причинить неудобства коллективу. А сейчас он хотел избежать столкновения с Аридатой Сингхом.
  – Тебе нужно прочесть Анналы, Капитан. И четко усвоить, что значит быть братом Черного Отряда.
  – Может, и прочту. А до тех пор буду вести дела так, как сейчас.
  Я не стал спорить. Иного ответа и не ждал. Выйдя от Суврина, я подошел к Шукрат и покачал головой. А она испытала сонные чары на человеке, которого Суврин ко мне приставил, чтобы я не посмел ослушаться. Чары сработали превосходно.
  И мы с Шукрат отправились на поиски главнокомандующего.
  Аркана любезно согласилась прикрывать нас с воздуха.
  Мы намеревались освободить Тобо.
  У нашего плана имелся существенный недостаток – мы не знали, где держат парня.
  Вот и решили спросить об этом Аридату. Действуя более осторожно, чем Тобо.
  Шукрат расчищала путь сонными чарами. Все началось настолько гладко, что я буквально заставлял себя не думать об изменчивости фортуны и не ждать ловушки.
  Справиться с заснувшим Сингхом оказалось нелегко. Во всяком случае, для старика и двух девушек. Тем не менее мы усадили его на мое бревно и вознеслись к облакам, а потом и еще выше, в направлении луны. Охрана ничего не заметила.
  Я попросил Шукрат разбудить его.
  – Нам надо поговорить, Аридата. А тебе во время разговора дергаться не советую. Потому что до земли почти миля.
  Сингх был не робкого десятка, он быстро взял себя в руки.
  – Что вам нужно?
  – Тобо. Где он? Я спрашиваю, полагаясь на то, что тебе и впрямь небезразлична судьба Таглиоса. И ты догадываешься, что останется от города после нового сражения.
  Сингх промолчал.
  – Ты неплохо справляешься, сидя верхом на тигре, – продолжал я. – Но этот тигр окажется на свободе, если мне придется сбросить твою задницу с такой высоты.
  Предположив, что я не блефую, он задумался.
  – Так ты начнешь новую войну.
  – Это ты ее начнешь.
  – Он пытался меня убить.
  – Такое не повторится, – пообещала Шукрат. – Я собираюсь серьезно поговорить с Тобо. И после нашего разговора он перестанет совершать глупости.
  Она нисколько в этом не сомневалась. И говорила таким тоном, что я понял: Тобо ждет сюрприз.
  – Честно скажу: меня не волнует, начнется между нами новая война или нет, – сказал я. – Меня к этой жизни мало что привязывает, и я могу сжечь Таглиос дотла, глазом не моргнув. В отличие от некоторых, я не люблю этот город. Он не сделал ничего, чтобы добиться моей любви.
  – Если Костоправ тебя убьет, оберегать Радишу будет некому, – добавила Аркана.
  Радиша стала регентом наперекор традициям, этого добился Аридата Сингх. Никто не пожелал спорить с главнокомандующим. Даже в провинциях сопротивление новому порядку слабело, – похоже, никому не хотелось бунтовать из-за каких-то предрассудков, когда во всем остальном дела шли отменно.
  За благополучие Радиши Аркана не дала бы и ломаного гроша. Ей просто хотелось, чтобы Аридата остался в живых после этого маленького приключения.
  – Просто скажи, где сейчас Тобо, – попросил я. – А мы с Шукрат его освободим.
  Я очень медленно и осторожно наклонил бревно. Тут очень вовремя в облаках образовалась брешь, и проникший в нее лунный свет отразился от речной глади. Я давно знал, что Аридата боится высоты, когда ясно видит, какое расстояние отделяет его от земли. А страх высоты – это чувство, неподвластное контролю разума.
  Мы высадили его на северном берегу реки. Аркана осталась с ним. Любопытно, хватит ли у нее храбрости намекнуть на свой интерес к этому красавцу?
  
  140
  Таглиос. Операция на мозге
  
  
  Прежде чем Тобо поможет моим женщинам, мне и лучшим лекарям из числа Детей Смерти предстоит помочь ему с исцелением его проломленной головы. Таглиосские тюремщики и пальцем ради него не шевельнули. Тобо уже прошел две трети пути к одинокой могилке.
  Еще при нем в Отряде не осталось нюень бао. Горстка тех, кто добрался вместе с нами до Таглиоса, очень скоро смылась на свои родные болота.
  Тобо требовалась искусная операция по извлечению из мозга более десяти острых осколков кости. Большую часть работы я выполнил сам, а то, чего я не смог сделать моей покалеченной рукой, сделали коллеги. Операция продолжалась двенадцать часов. И все это время при мне находилась Шукрат. Иногда казалось, что через мое плечо заглядывает дух его покойной матери.
  Я свалился спустя секунду после завершения операции, полностью исчерпав все физические и душевные силы. Кто-то сжалился надо мной и уложил в постель.
  
  141
  Таглиос. Дела семейные
  
  
  Наверное, был уже день. Стоял сезон дождей, и раскаты грома сотрясали старые казармы серых. Шум ливня пожирал почти все прочие звуки. Стало холодно. Когда дождь прекратится, жара вернется. А воздух станет таким жарким и влажным, что можно будет готовить овощи на пару.
  Постепенно ветер усилился настолько, что стены казарм заходили ходуном. Посыпался град, да какой крупный! Скоро на улицах будет полно ребятишек, собирающих ледяной урожай. Некоторые наверняка получат ушибы и ссадины, такое часто случается.
  Появилась Шукрат. Вид у нее был не очень радостный. Следом шла Сурувайя с едой и питьем.
  – Как дела? – спросил я. – Инфекция?
  Шукрат на секунду замялась:
  – О нет. С Тобо все в порядке. Недавно даже пришел в себя на минуту.
  Ясно. Я и без слов понял, в чем проблема. Я вскочил так быстро, что едва не упал.
  – Спокойно! – рявкнула Шукрат. – Спешка до добра не доведет. – И, желая меня успокоить, добавила: – Ты никому не поможешь, если не возьмешь себя в руки.
  Она была права. Старик вроде меня, да еще с такой профессией, за свой век не раз убеждался в справедливости этих слов. С ума может свести не только страх, но и сильное волнение. Отдаваясь чувствам, мы совершаем глупости. И вынуждены расхлебывать их последствия до конца своих дней.
  Я несколько раз глубоко вздохнул и выпил холодной воды. А потом сказал себе, что меня не выбьют из колеи даже наихудшие известия, потому что всю жизнь я имел дело именно с такими.
  – Веди, – велел я Шукрат.
  Солдаты живут. И плохие известия – часть жизни.
  
  У Госпожи и Бубу я застал Аркану и белую ворону. Мимо меня прошмыгнула Сурувайя и выскользнула за дверь, пробормотав на ходу слова благодарности за то, что я избавил ее сына от худших последствий совершенной им глупости.
  Физически я тоже чувствовал себя паршиво. И сюда добирался с помощью трости.
  Обе мои женщины неподвижно лежали на спине, и я не сразу понял, у кого из них наступил кризис. По полочке над кроватью Госпожи взад и вперед расхаживала ворона. Уставшая Аркана скорчилась на стуле возле моей дочери.
  Сначала я подошел к жене.
  Госпожа дышала. Еле-еле. И каждый судорожный вздох давался ей с огромным трудом. Я застонал.
  – Я мог бы сделать ей надрез на горле, – пробормотал я.
  Такая операция может спасти ей жизнь – но нанесет ощутимый ущерб женскому самолюбию. След выглядит весьма непривлекательно.
  Потом я повернулся к дочери – и почувствовал облегчение. И стыд, оттого что облегчение было очень большим.
  Солдаты живут.
  Бубу скончалась. Только что.
  А я опоздал. И меня захлестнула мучительная боль утраты.
  – Рядом с ней все время кто-то был, папуля, – сказала Аркана. – Просто ей не хотелось жить дальше. – Она заставила меня опуститься на стул.
  – О, это я понимаю. Жизнь потеряла для нее смысл. Ведь мы отняли у нее все, что было ей дорого. Но пусть даже я знаю здесь, – я постучал себя по голове, – что она хотела покинуть этот мир… все равно это знание не помешает мне истекать кровью здесь. – Я стукнул себя в грудь. Потом глубоко вздохнул и медленно выдохнул. – Найди Сурувайю, пусть вернется.
  Когда низкорослая шадаритка вошла, я попросил:
  – Купи как можно больше льда.
  Я прикоснулся к Бубу. Она была еще теплой.
  – Зачем? – удивилась Шукрат. – Что ты собираешься делать?
  – Отвезу ее в ледяную пещеру.
  Нам в любом случае предстояло вернуться, чтобы провести Детей Смерти через плато и сдержать данное Шиветье обещание. Так что лучше раньше, чем позже.
  Белая ворона негромко каркнула, привлекая мое внимание.
  – Она первая в моем сердце, – сообщил я вороне. – И если иного способа спасти ее нет, я положу ее там рядом с тобой.
  Сурувайя вышла. Надеюсь, ей удастся купить лед. А если кое-кто не даст ей на это денег, то у меня появится искушение переломать кое-кому кости.
  Я даже думать не стал, как на месте Капитана отнесся бы к подчиненному в моем нынешнем состоянии. Есть бессмертные слова: «Так надо».
  Вскоре принесли первую порцию льда – четверть тонны. Бубу выбрала для смерти очень удачный момент. Мы засыпали ее градинами, обмотали толстыми одеялами и накрепко их сшили. Летающее бревно Госпожи, перенастроенное на подчинение Аркане, выдержит такой вес.
  Меня грыз червь сомнения. Не терпелось перевезти девушку под спасительные своды пещеры, пока природа не взяла свое. И в то же время не хотелось покидать Тобо и жену: вдруг им станет хуже, а я не смогу помочь?
  – Можешь на меня положиться – сделаю все, чтобы Тобо поправился, – заверила Шукрат. – А как только он окрепнет, заставлю его помочь Госпоже. Если ты к этому времени не вернешься. А теперь иди. И делай то, что надо сделать.
  – Пойдем, папуля, – позвала Аркана. – Когда наберем высоту, лед будет таять медленнее.
  – Да. Шукрат… если что-то пойдет не так. Раздобудь побольше льда и лети к нам. Может, Шиветья сумеет помочь.
  Перед отлетом я зашел к Суврину и рассказал ему о своих планах, чтобы он знал, как следует поступить, если судьба распорядится так, что Костоправ уже не вернется.
  До безымянной крепости лететь долго даже при попутном ветре. А когда тебя грызет тревога за самого дорогого попутчика, путь кажется бесконечным. От белой вороны толку никакого – если не считать ее аварийным запасом продовольствия. Аркана – дочурка исполнительная и помогает мне даже больше, чем я прошу, но она еще слишком молода. Почти все, искренне сказанное, кажется наивным и даже глупым. Впрочем, мне трудно вспомнить то время, когда и я был таким же молодым, азартно мчался по жизни и верил, что правда и справедливость обязательно восторжествуют.
  Но свои мысли я держал при себе. После всего, что ей довелось пережить, Аркана вовсе не заслуживала, чтобы ее кипучий оптимизм вступил в неравный бой с моим горьким цинизмом.
  Возможно, юное легкомыслие служит ей своеобразной защитой. И оно еще поможет избежать преждевременных ударов судьбы. Я знал людей, подобных ей, – тех, кто живет лишь настоящим.
  
  142
  Плато Блистающих Камней. Горькие десерты
  
  
  Вскоре после того, как мы уложили Бубу в Пещере Древних, всего в нескольких ярдах от ее тетки, ко мне в голову полезли жуткие мысли.
  Прежде всего меня встревожило то, что глаза лежащей неподалеку Душелов непрестанно следили за мной, пока мы вносили и укладывали девушку, а Аркана творила магическое оцепенение. Это были глаза белой вороны.
  Паранойя проникает глубоко.
  Душелов управляла птицей. И она прекрасно знала заклинания, необходимые для того, чтобы запереть кого-нибудь в ледяной пещере – или освободить пленника. Она могла освободить себя.
  Когда эта мысль поразила меня, вороны поблизости не было. Иначе она поняла бы, что я догадался о такой возможности. Но я успел взять себя в руки.
  Я долго стоял, залитый слабым холодным светом, исходящим неизвестно откуда. Стоял, глядя в никуда, ничего не замечая. Моя девочка… Как трудно поверить.
  – Я никогда не знал тебя, дорогая. – По щеке скатилась слезинка.
  Я вспоминал всех безжалостных людей, с которыми свела меня жизнь, и гадал, что они подумали бы, увидев сейчас этого плаксивого старика.
  Они могли бы позавидовать мне – ведь я дожил до старости.
  Откуда-то прилетела белая ворона и уселась мне на правое плечо, шлепая крыльями по лицу.
  – Демон тебя побери!
  Прежде она не позволяла себе таких вольностей.
  Не знаю, долго ли я упивался жалостью к себе, пока меня не растормошила птица. Гораздо дольше, чем мне показалось. Птица вернула меня в мир суровых испытаний и жестокой боли.
  – Аркана! Нам нужно возвращаться. Немедленно.
  Когда мы доберемся до Таглиоса, моя разлука с Госпожой продлится уже больше недели.
  Но ей предстояло продлиться еще дольше.
  Аркана не откликнулась.
  – Аркана?
  Ее здесь не было.
  И бревен не было тоже.
  Эмоции – убийцы рассудка.
  В тревоге за своих женщин я забыл, что моя приемная дочь – одна из Ворошков, не обделенных мозгами. И она сама сказала, что будет дожидаться подходящего момента.
  Похоже, этот момент наступил. А в пещере остались только я и растрепанная белая птица.
  Я не назвал бы Аркану совсем бессердечной. Да, она прихватила Ключ от Врат, чтобы старик-инвалид не смог уйти с плато, но не заставила его топать по лестнице до самого верха. Мне нужно было одолеть только часть пути. Мое бревно она оставила на ступенях, обеспечив себе пару часов форы. Ровно столько, чтобы я не успел ее догнать.
  
  Манна Шиветьи быстро приедается, хотя, отведав ее, первые несколько часов чувствуешь себя превосходно. Жалость к себе и самоедство – горькие десерты. А старейший и дражайший враг в облике белой вороны – далеко не идеальный партнер в заточении.
  Когда гнев остыл, а страх растаял, я взял бумагу, перья и чернила из запасов Баладиты и принялся за обновление Анналов.
  Время здесь не ощущается, поэтому не знаю, как долго я провозился. Наверное, на самом деле даже меньше, чем мне показалось. Я уже начал тревожиться: никто не прилетел узнать, почему мы не вернулись. Я боялся и иного: не означает ли это, что прилететь некому? И скорее всего, прилететь не смогут Тобо и Госпожа.
  Но Шукрат-то здорова. Почему же ее нет?
  Не имея иных собеседников, я поймал себя на том, что все чаще обращаюсь к вороне. И все чаще для того, чтобы одолеть копящееся отчаяние. Шиветья наблюдал за нами со своего огромного деревянного трона, несомненно забавляясь моей бедой. А меня самого забавляла Душелов.
  Она знала, как выбраться из ледяной пещеры. У нее просто-напросто не было рук. А я не мог этому нарадоваться.
  В заточении я спал уже пять или шесть раз, когда вернулись нефы. Сначала в моих снах.
  
  143
  Безымянная крепость. Сны с демоном
  
  
  Душелов не давала мне забыть, что она общается с демоном. И что в теле белой вороны она фактически не более чем инструмент Шиветьи. Эта информация не казалась мне достойной внимания до тех пор, пока меня не навестили Вашен, Вашан и Вашон.
  Прежде я не был к ним особенно восприимчив. Гораздо лучше знал их по описаниям, чем по личным впечатлениям. И теперь понял, почему это было именно так.
  Их уродливость вторгалась в мои сны, но лишь как ощущение присутствия чего-то чуть более конкретного, чем Неизвестные Тени. Золотистое сияние жутких звериных масок, замеченное краем глаза, и краткие фрагменты слов, с помощью которых нефы пытались что-то сообщить, – вот и все, что я вспоминал, просыпаясь, – потный, дрожащий от ужаса.
  Смотревшие на меня глаза Шиветьи казались веселыми как никогда.
  Но вскоре я узнал, что его веселье имеет пределы.
  Я дал ему обещание. Он мог заглянуть в мое сознание и убедиться, что я намерен его сдержать. Но он мог понять и то, что я намерен тянуть с выполнением обещания, пока не устрою окончательно свою жизнь.
  Он терпел десять тысяч лет. Но сейчас его терпение дало трещину.
  Я осознал это во сне. В ту ночь, когда нефы едва не пробились в мой разум, сны внезапно наполнились чем-то огромным, невидимым, проникшим в них с той же легкостью, с какой кит проплывает сквозь стаю дельфинов. Это нечто надвигалось, подобно тьме, но не казалось зловещим. Просто ощущение чего-то необъятного и неторопливого.
  Я знал, кто это, и догадался, что он пытается установить мысленный контакт, как и с теми, кто был до меня. Но мой разум окружала прочная оболочка. И мысли проникали сквозь нее с трудом.
  Хорошо, что уже нет Гоблина и Одноглазого. Они потешались бы надо мной часами.
  
  Однако прошло несколько ночей, и мое сознание превратилось в решето. Мы с Шиветьей принялись болтать, как старые друзья за партией в тонк. Белая ворона оказалась не у дел, потому что услуги переводчика мне больше не требовались. Наверное, демон мог вступить в контакт с кем угодно, пустив в ход грубую ментальную силу.
  Я учился у голема, как до меня учился Баладита. Я узнавал все больше и больше, проникая внутрь сознания демона, где прошлое почти неотличимо от настоящего. Где хранились чудесные живые картины истории плато и миров, которые оно соединяет, – с теми подробностями и деталями, которые Шиветья пожелал в свое время запомнить. Я многое узнал о Черном Отряде. Демон избрал Отряд орудием своего избавления очень давно, задолго до того, как Кина решила сделать Госпожу своим шпионом в лагере врага и утробой, которой предстояло породить Дщерь Ночи – орудие ее собственного освобождения. Задолго до того, как любой из нас хотя бы задумался о препятствиях, ожидающих Отряд на пути в Хатовар. Но выбор Шиветьи оказался удачнее, чем у Кины. Богиня не сумела достаточно хорошо изучить характер Госпожи. А та была слишком упряма и эгоистична, чтобы долго служить чужим целям.
  Нас осталось всего семеро, когда у меня возникло непреодолимое желание пройти изначальным путем Отряда. А теперь из тех семи остался лишь я.
  Солдаты живут.
  Черный Отряд ныне в руках Суврина. Такой, какой он есть. Сейчас, по сведениям Шиветьи, он движется на юг, утолив жажду мести, и намерен пересечь плато, чтобы попасть в страну Неизвестных Теней. Лишь малочисленные таглиосцы, дежагорцы и сангельцы будут тосковать там по нашему миру. Отряд станет новым явлением в новом мире. А пухленький Суврин – его творцом.
  В Черном Отряде никогда не было долгожителей, и никто не успевал увидеть, какие огромные перемены навязывает время войску, твердо намеренному не расставаться со своим прошлым.
  Когда мои мысли начинали бродить по унылым болотистым равнинам, Шиветья наполнял мою голову весельем. Потому что все эти перемены были ничтожно малыми по сравнению с тем, что видел он на своем веку. А видел он, как приходили и уходили империи, цивилизации, народы и целые расы. Он помнил самих богов, уродливых строителей плато и всех могущественных существ, которые посещали эту равнину и перестраивали его владения, а затем вновь уходили в небытие. Он даже помнил времена, когда был в безымянной крепости не один, когда его преданность долгу заставила товарищей прибить его к трону, чтобы не помешал им дезертировать.
  И еще я наконец-то понял, что творилось с Мургеном давным-давно, когда ему становилось так трудно цепляться за свое место во времени. Тут сыграли роль и безумие Мургена, и вмешательство Душелов – это было в те дни, когда Душелов обнаружила способ проникновения на плато, – и Мурген понятия не имел о том, что происходит, но за всем этим стоял Шиветья, тщательно готовивший свое освобождение. Голем, разумеется, воспринимает время совсем не так, как мы. Если мы не требуем его внимания здесь, в настоящем, то он перемещается в любое желаемое место и время, скорее заново переживая события, чем вспоминая их.
  Боги, как я ему завидовал! Он знал историю шестнадцати миров. И мог не просто ее изучать и интерпретировать, но и жить в ней – было бы желание и настроение.
  У меня имеется вопрос. Причем вопрос чрезвычайной важности, если я собираюсь освободить демона. И его ответ должен меня удовлетворить, если он желает, чтобы я выполнил условия нашего соглашения.
  Что случится с плато, когда Шиветья перестанет им управлять?
  
  144
  Безымянная крепость. Рассказ Арканы
  
  
  Шиветья никогда не обладал могуществом Кины, зато мыслил чертовски быстрее. У спящей богини ушли годы, чтобы нанести миру удар и породить истеричную паранойю по отношению к Черному Отряду. Шиветье же на составление плана потребовалась всего неделя. Он справился бы и быстрее, если бы не наткнулся на ту, чей разум был окружен еще более толстым барьером, – на Шукрат.
  С Тобо демон решил не связываться. Прежде Тобо был его приятелем, но недавнее поведение парня намекало на потенциально опасные изъяны характера.
  До Шукрат наконец-то дошло, что причина затянувшегося отсутствия Арканы и ее любимого приемного папочки – какая-то проблема. Однако, даже обеспокоившись, она не хотела покидать Тобо. У Детей Смерти он был гораздо менее популярен, чем у Неизвестных Теней. И люди из Хсиена могли не приложить все усилия для того, чтобы Тобо выжил.
  Его выздоровление затягивалось. И этому отнюдь не помогало то, что армия выступила в поход.
  Шиветья мог показать мне, как Отряд продвигается на юг. И он это делал регулярно. Но я не хотел смотреть на Госпожу. Моя жена оказалась в еще более тяжелом состоянии, чем Тобо. Я ничем не мог ей помочь, и это нагоняло на меня такую тоску, что я предпочитал не находиться там, где меня настигала боль. Иногда неведение – наилучший способ страдать. В тех случаях, когда ничего нельзя исправить.
  И еще я тревожился за Аркану.
  Юная блондиночка сбежала, как и обещала. Сбежала на родину, в мир Ворошков. И воспользовалась Ключом, с помощью которого мы попали на плато. Разрушенные Врата в мир Ворошков практически полностью восстановились, потому что этого пожелал Шиветья.
  В родном мире Арканы война с Тенями все еще велась, но нерегулярно. Тени понесли огромный урон, уцелела лишь одна из десяти. Ворошки пострадали столь же сильно, их мир был практически уничтожен. Но среди крестьян нашлось немало желающих пережить вторжение, и они взялись за дело с таким энтузиазмом, что нынче на плато отыскать Тень почти невозможно.
  Тени убивают. Они предпочитают людей, но накидываются и на любое живое существо. Даже на мокрицу и слизня, живущих под камнями. Люди умны, они находят способы пережить ночь. А прочая живность этого не умеет.
  Немногие уцелевшие в мире Ворошков голодали. Лишившись почти всего рабочего скота, они не могли пахать и сеять. Часть скота съели Ворошки – клан не собирался страдать наравне с чернью.
  Аркана прилетела туда, увидела все своими глазами и приняла окончательное решение. Это не то, чего ей хочется.
  Но она слишком промедлила с возвращением.
  Ее заметили и поймали уцелевшие родственники. Отняли бревно и мантию. И она стала пленницей своего клана, который видел в ней только родильную машину.
  После катастрофы с Вратами у Ворошков осталось очень мало женщин детородного возраста.
  Аркану избрали на роль царицы-матки нового роя Ворошков.
  Чтобы выжить, ей пришлось подчиниться. Она еще дождется удобного момента для бегства. Дяди отобрали у нее Ключ от Врат, но они не знают, что это за вещь. А она не скажет. Эти люди без колебаний оставили бы опустошенный по их же вине мир и отправились на поиски нового. Завоевать чужой мир куда проще, чем привести в порядок собственный.
  Хорошо, что поврежденные Врата способны восстанавливаться по воле Шиветьи, однако это может означать и то, что неисправные Врата остались такими из-за его нежелания с ними возиться. А ведь Тобо и Суврин, обследовав плато, сообщили, что все прочие Врата в той или иной степени повреждены.
  Нынче Шиветья не расположен встречать гостей.
  – У меня еще есть несколько незавершенных дел, – сообщил я ему.
  Поскольку мой разум давно перестал быть для голема тайной, он это уже знал. И немного терпения у него осталось.
  
  145
  Плато Блистающих Камней. И тут вернулась Шукрат
  
  
  Шукрат прилетела, когда я спал, и спустилась в крепость через дыру в крыше. К этому времени я уже настолько прочно был связан с Шиветьей, что знал: она отправилась в путь, никого не уведомив. Тут же заявилась моя подружка белая ворона и сделала за Шукрат черное дело – разбудила меня. Я сел, вознаградив птицу парой грубых фраз.
  – Просто стараюсь помочь. Ведь мне по твоей милости нечем заняться.
  – Зато теперь и ты знаешь, как тюрьма сокращает возможности. Все идет своим чередом, и ничто не меняется. Но мы и сейчас можем остаться друзьями, согласна? Привет, красавица-дочурка. Наконец-то я тебя дождался.
  Шукрат выглядела усталой, но готовой действовать.
  – Так что случилось, папуля? Где Аркана?
  – Аркана съехала с катушек, сбежала домой и теперь по уши в дерьме. – Я рассказал ей все подробно.
  – Однако!.. – отреагировала Шукрат.
  – Послушай, ведь и ты можешь стать самой популярной девушкой в городе, если дашь им шанс.
  – Попробовать они могут. Да только потом сильно пожалеют. Я ведь с Тобо не в игрушки играла – кое-чему научилась. Но откуда ты все знаешь про Аркану, раз она украла у тебя Ключ? Ты ведь не мог слетать на разведку.
  – А мы с Шиветьей теперь дружим. Да и чем тут еще заниматься, дожидаясь, когда твоя легкомысленная дочка задумается, уж не случилось ли чего с ее папулей?
  – Вижу, ты еще и много написал.
  – У меня осталось мало времени, дочка, – открыл я секрет, которым никогда не делился даже с женой. – Мне так долго и так часто везло, что по закону вероятности запас везения может в любой момент закончиться. И осталось лишь одно-единственное дело, ради которого я готов рискнуть. Поэтому я намерен привести все дела в порядок, пока что-нибудь не случилось. Я хочу знать, что дал Отряду все, что он мог у меня попросить, и даже немного сверх.
  Мысль о том, что времени осталось совсем немного, все больше беспокоила меня с тех пор, как мы вернулись из страны Неизвестных Теней. А когда я очутился в безымянной крепости, эта мысль превратилась в навязчивую идею.
  Пока мы разговаривали, Шукрат деловито разгружала свое бревно. Сбросив большой дерюжный мешок с грохотом щебенки, она сказала:
  – Дай мне отдохнуть, а потом полетим спасать задницу нашей дурехи. И вовсе не потому, что меня так уж волнует ее судьба. Просто хочу сделать приятное папуле.
  – Понимаю. И ценю. Как знать, может, и она когда-нибудь выручит тебя.
  – О да, я бы не отказалась.
  – Что в мешке?
  Сперва ей не хотелось отвечать, но потом она поняла, что молчать нет смысла.
  – Раковины улиток. Тобо не хотел, чтобы я летела без защиты. Он за меня волнуется.
  – Как он?
  – Когда лучше, когда хуже. Но чаще хуже. И в смысле физического здоровья, и в смысле душевного. Это меня пугает. Никто не может сказать, выживет ли он. А если выживет, то сохранит ли рассудок. Боюсь, все это теперь зависит от его матери.
  – Что? Сари вернулась?
  – Нет. Она точно мертва. Но ее дух, а заодно духи ее матери и бабушки следуют за Тобо по пятам. Когда его треплет лихорадка, они тут как тут. Тобо говорит, что они с ним разговаривают и все время упрекают. А ему это не нравится. Но я считаю, что ему давно пора к ним прислушаться. Потому что жар и тряска начинаются всякий раз, когда он делает нечто такое, что его матери не понравилось бы, будь она жива. Даже если это какая-нибудь мелочь – например, забыл почистить зубы.
  – Ты и правда веришь, что его преследуют эти женщины?
  – Не важно, верю ли я, папуля. Главное, что он в это верит. Даже когда у него проходит жар и в голове проясняется, он упорно твердит, что мать намерена оставаться с ним до тех пор, пока он не перестанет нуждаться в ее опеке. Тогда она обретет свободу и воссоединится с Мургеном. Тобо просто бесит, когда ему заявляют, что он еще сопливый мальчишка и его дурное поведение не дает матери отдохнуть. А Сари, очевидно, тоже раздражает его незрелость, потому что ей надоело торчать здесь и нянчиться со взрослым оболтусом.
  – И почему мне кажется, что ты чего-то недоговариваешь?
  – Потому что ты прав. Есть кое-что еще. Тобо думает, что у этих женщин может кончиться терпение. И боится, что они утащат его с собой.
  – То есть убьют?
  – Нет! Как можно убить родное дитя? Не убьют, а возьмут с собой. Извлекут из тела. Так же, как покидал свое тело Мурген. С той лишь разницей, что Тобо не позволят вернуться. И если такое произойдет, то его тело через какое-то время умрет. Прежде чем ты скажешь, что Сари не даст родному сыну умереть, вспомни, что этот дух – уже не та Сари, которую ты знал. Эта Сари побывала на той стороне, среди духов, которые там уже очень давно. И как минимум один из этих духов предвидел различные варианты будущего Тобо еще до того, как Мурген и Сари встретились.
  У меня создалось впечатление, что Шукрат поверила во все это не меньше, чем Тобо.
  – Хорошо. Отдыхай, малышка. А я пока придумаю для нас план.
  Взгляните-ка на меня. Крутой мужик. Старее древности, хромой, один глаз почти не видит, одна рука короче другой, умеет читать и писать, но, несмотря на все это, – крутой мужик.
  
  146
  Мир Ворошков. Крепость Рукнавр
  
  
  За Вратами в мир Ворошков наблюдали с той стороны. Дяди Шукрат надеялись, что она тоже отыщет дорогу домой, и им не терпелось заполучить еще одну производительницу.
  Мы не таились от наблюдателей. Но к Вратам прилетели ночью. Чтобы отвлечь часовых, Шукрат запустила через Врата несколько весьма необычных спутников.
  Тобо не смухлевал, когда дал ей в помощники своих невидимых друзей. Мне он, помнится, подсунул парочку якобы ворон, которые постоянно где-то шлялись и которых я месяцами не видел. Зато ей он подарил несколько самых крупных и умных Теней, готовых ее защищать и делать все, что она прикажет.
  Черные гончие принялись наводить страх на двух дозорных, не позволяя им добраться до бревен. А мы тем временем прошли через Врата и тоже приняли участие в веселье. Неизвестные Тени здорово перепугали Ворошков, но Шукрат все же сумела их усыпить.
  И очень скоро мы поняли причину.
  – Да они же совсем дети! – воскликнул я, раздевая одного из них. – Этому от силы лет двенадцать.
  Тот, которого раздела Шукрат, оказался еще младше.
  – Эти двое – самые юные из семьи Тологев. Да, хреновые тут дела, раз папаша послал к Вратам детей, когда вокруг все еще рыщут Тени.
  А я подумал, что это нам лишь на руку. Чем реже мы будем встречать Ворошков, тем лучше.
  Мальчишек мы оставили у Врат, подняв на деревья и привязав для их же безопасности. Бревна и мантии мы у них конфисковали.
  
  Летели мы долго, потому что не рисковали передвигаться днем. По дороге Шукрат показала мне руины Хатовара. Желания их исследовать не возникло, да и некогда было.
  Во мне уже начинались изменения. Но я велел им подождать, пока не освобожу Аркану.
  Белая ворона издевалась надо мной и обвиняла в том, что я изменял Госпоже. Она отказывалась верить, что я этого не делал. Я уже давно перестал с ней спорить. Она все еще злилась, потому что не сумела отбить меня у сестры.
  Аркану держали в небольшой крепости, которую Ворошки называли Рукнавр. Держась над самой землей, мы подлетели к ней примерно на милю и стали дожидаться полуночи, дрейфуя среди крон деревьев, которые были старыми еще во времена падения Хатовара. Под вечер мы выставили десяток ловушек для Теней, которые Шукрат смастерила, воспользовавшись инструкциями Шиветьи. Впрочем, когда она выпустила Неизвестные Тени, нужда в ловушках отпала.
  По моей просьбе Шукрат поговорила с Неизвестными Тенями и еще раз убедилась, что они ясно поняли: нам предстоит столкнуться с людьми, имеющими богатый опыт борьбы с порождениями Тьмы. Преимущество наших Теней перед Тенями-убийцами состоит в том, что они не просто сгустки голода и ненависти. Неизвестные Тени хитры, коварны, проворны и способны думать. Хотя, к сожалению, с трудом понимают пользу совместных действий.
  – Как думаешь, не лучше ли нам отправиться туда днем, когда все будут отдыхать? – спросил я.
  – Не так уж они и бдительны. Здесь давно не было инцидентов с Тенями.
  – Откуда ты знаешь?
  – Просто знаю. Наши уже так близко, что я могу ощущать их чувства.
  Вероятно, это означает, что она уже успела пошептаться с Неизвестными Тенями.
  – Гм… А они не могут ощутить, что ты рядом?
  – Нет. Потому что я одна. И одета. И потому что они не задавались такой целью – найти меня.
  – Понятно. – Если наши невидимые помощники тут ни при чем, то здесь, наверное, нечто похожее на мое общение с Шиветьей. – Птичка, обрати внимание. – Я решил пустить в ход все ресурсы. А белая ворона была ресурсом ценным. – Так где моя другая дочурка, Шукрат? Расскажи как можно точнее, моей пернатой подружке нужно знать, как туда пробраться.
  Ворона каркнула так отчаянно, словно увидела забравшуюся в ее гнездо змею. И стала протестовать настолько энергично, что ночная живность вокруг нас испуганно затихла.
  – Хорошо, что здесь никто не понимает таглиосского. Ты чего раскаркалась? Вспомни, сколько раз уже пробиралась туда, где тебя не ждали.
  Ворона пробормотала нечто в том смысле, что тогда все было иначе. Разница в основном сводилась к тому, кто кем командовал. Однако она понимала, что я теперь очень тесно связан с Шиветьей, а от голема в значительной степени зависит, выйдет ли она когда-нибудь из Пещеры Древних. И выйдет ли вообще. Поэтому, навозмущавшись, ворона сообщила, что готова действовать.
  Я попросил Шукрат как можно точнее описать крепость Рукнавр изнутри. Справилась она не очень хорошо, потому что не была там уже лет десять. Так что вороне придется искать Аркану самой.
  – Просто скажи, что мы идем, и пусть она приготовится, – проинструктировал я ворону. – И еще пусть она усыпит всех, кого сможет.
  Ворона улетела. Мы ждали. Я смотрел на небо и думал, что оно выглядит еще более странно, чем в стране Неизвестных Теней. Очевидно, тут нет большой луны. Во всяком случае, я не видел ее ни сегодня, ни во все прошлые ночи. Зато по небу носились десятки мелких лун – самая большая из них была раз в пять меньше привычной мне. Все они весьма деловито то восходили, то опускались за горизонт. Когда я спросил о них Шукрат, она принялась нахваливать местную уникальную разновидность астрологии, учитывающую перемещения всех этих лун. Но даже после многолетних наблюдений луны до сих пор подбрасывают астрологам сюрпризы.
  – Однажды, когда я была еще маленькой, две луны столкнулись. С тех пор орбиты всех прочих лун тоже изменились. А с неба несколько лет дождем падали обломки. Всего в сотне миль отсюда упал довольно приличный кусок. Я тогда была в Джанклдесаге – это еще миль восемьдесят в ту сторону, – но даже там царил кошмар. Земля тряслась, а грохот стоял такой, точно наступил конец света. В небе всю ночь полыхал огонь. Очень напоминало взрыв рейтгейстиде, только в миллион раз сильнее. В земле образовалась огромная яма. Теперь там нечто вроде озера.
  Из темноты вынырнула белая ворона:
  – Все готово.
  – Это оказалось проще, чем ты ожидала?
  Птица что-то угрюмо буркнула.
  – Веди нас, о бесстрашный пернатый разведчик!
  
  Дальше все прошло весьма прозаично. Ворошков в Рукнавре жило лишь трое или четверо. Сам удивляюсь, как я не предвидел, что они поведут себя чисто по-человечески и скроют от остальных возвращение Арканы, дорожа скромным преимуществом, которое давал им контроль над ценной родильной машиной.
  Мы оставили бревна снаружи, возле незастекленного окна в конце коридора. В здании было слишком тесно, чтобы летать. Ворона провела нас к комнате Арканы. Решеток мы не увидели, зато на стуле возле ее двери сгорбился спящий охранник – не Ворошк. Здесь предпочитали делать вид, будто Аркана не пленница, а гостья.
  Едва мы вошли, девушка повисла у меня на шее:
  – Я знала, что ты придешь!
  – Точно знала?
  – Ну, надеялась. Ты не обиделся? Извини. Я повела себя как дура. Я лишь хотела… Я должна была… Спасибо! Спасибо! Спасибо!
  – Может, поговорим потом, когда выберемся? Я для чего посылал птицу? Чтобы ты приготовилась.
  Обиженная ворона вылетела в единственное окошко.
  Аркана торопливо собрала вещички. Их оказалось немного.
  – Вот только я не знаю, где мои рейтгейстиде и шефсепоке.
  – Мы прихватили для тебя запасные.
  Все шло хорошо, пока мы не приготовились по очереди вылететь в окно. И тут в коридоре появилась девочка, протирая заспанные глаза. Наверное, ее разбудил какой-то шум. Она секунду пялилась на нас, потом обмякла – кто-то напустил на нее сонные чары.
  Через некоторое время она проснется и все расскажет – если только не страдает лунатизмом.
  Когда мы уже летели на юг, я спросил Аркану:
  – Ты беременна?
  Она не обиделась.
  – Нет. Они еще не успели договориться, кто будет первым. Однако стоило моему настроению измениться, как кто-нибудь обязательно лез ко мне в комнату. Словно воображали себя неотразимыми красавцами. Я им наставила столько синяков! Даже до Громовола уже дошло бы, что ему ничего не светит, – но эти ребята были настоящими оптимистами.
  Она успела пообщаться с порядочными людьми и научилась давать отпор парням, полагавшим, что девушка – легкая добыча.
  – Наверное, нам нужно поблагодарить какого-нибудь бога за эту небольшую услугу.
  – Лучше поблагодари Аркану – за то, что не стала терпеть это дерьмище.
  – Ах ты, мой нежный цветок!
  
  Вскоре после рассвета Шукрат заметила далеко позади семь или восемь черных точек, ползущих по небу.
  – За нами погоня, папуля.
  Я обернулся:
  – Если поднимемся чуть выше, то сможем сохранить разрыв до самых Врат.
  Девочки согласились.
  – В Рукнавре не было столько Ворошков, – добавила Аркана. – Наверное, они вызвали подмогу из Джанклдесага или Драсиврада. От всей семьи осталось в живых человек пятнадцать-шестнадцать.
  – Хочу на всякий случай спросить. Если нас все-таки догонят, кто-нибудь из вас будет возражать против применения силы?
  Аркана взглянула на меня с досадой. Мы летели уже несколько часов, но она так и не успела полностью облачиться в черную мантию, отобранную у часового возле Врат. Трудно одеваться, сидя верхом на бревне, которое летит на бреющем, чтобы тебя не заметили, и огибает верхушки деревьев. Не говоря уже о том, что необходимо убедить одежду, которая все еще считает себя принадлежащей тому мальчику.
  – И как ты собираешься это проделать, папуля? – спросила она с закономерным недоверием.
  – Так же, как с Киной. Но вам придется назвать их имена.
  У меня была при себе книжка Первого Отца. Я уже достаточно овладел языком Ворошков, могу произнести код самоподрыва любого из следующих за нами бревен. Если буду знать, кого нужно превратить в облако пыли.
  – Не делай этого. Если можно.
  Я помедлил с ответом:
  – Если ты смогла их простить, смогу и я.
  – Они не успели сделать мне ничего плохого.
  Они бы сделали, но я не стал развивать эту мысль. Девочки слишком великодушны, и вряд ли это пойдет им на пользу. Летящие за нами колдуны не пощадили бы их, будь у них такая возможность. Я знаю натуру этих людей. Сам когда-то был таким.
  И все же, когда девочки не видели, я не отказал себе в удовольствии: произнес код бревна Арканы. Чем это кончилось, не знаю – мы находились слишком далеко от Рукнавра. Надеюсь, ничем. Потому что уже потом вспомнил про ту девочку в коридоре.
  Некоторое время меня будет терзать совесть.
  Преследователи сократили дистанцию, причем опасно. Это выяснилось, когда мы достигли Врат. Мне пришлось понервничать: Ключ не желал срабатывать. Наверное, я слишком торопился.
  – И что теперь? – спросила Шукрат, когда разгневанные мужчины и голые мальчики могли лишь осыпать нас проклятиями с той стороны барьера.
  – Вам, пожалуй, лучше вернуться в Отряд. Я останусь здесь, у Шиветьи. Есть работа, которую я должен сделать. И обещание, которое должен сдержать.
  Мы молчали, пока не подлетели к безымянной крепости. И тогда Шукрат спросила:
  – А как же Госпожа?
  – Если ее здоровье позволяет, можете привезти ее ко мне. Помогу ей, чем смогу. А если нет, оставьте ее в покое. Ее главная проблема в том, что она сама должна исцелить себя.
  Девочки взглянули на меня так, словно я превратился в зловонного монстра, который пробирается на ферму и рвет горлышко беззащитным кроликам.
  – Послушайте, я люблю свою жену. Очень люблю, просто не могу вам как следует объяснить. Но факт в том, что ничем, кроме любви, я ей помочь не могу. Она безумна. По любым меркам, кроме ее собственных. И изменить это не в моих силах. Если бы вы почитали Анналы, то сами бы все поняли.
  – Опять ты за свое? – ухмыльнулась Аркана.
  На этот раз она вывела меня из равновесия.
  – Вообще-то, нет. Сейчас я не вербую летописца себе на замену, а пытаюсь объяснить мое отношение к жене.
  Но знаю ли я сам, как отношусь к ней? Даже через столько лет? И – что, наверное, еще важнее – знает ли она?
  Однако чем ближе мы подлетали к безымянной крепости, тем все менее важными мне казались эти вопросы.
  
  147
  Безымянная крепость. Я откладываю перо
  
  
  Я стоял перед демоном Шиветьей, омываемый его мягким нетерпением. Мне самому не терпелось. Но меня все еще удерживала мирская суета.
  Эта часть гуннитской философии обоснована солидно. Прежде чем человек сможет подняться хотя бы на нижний уровень духовной сосредоточенности, ему необходимо научиться полному отрешению от житейских страстей. От всех без исключения, раз и навсегда. Иначе всегда отыщется хотя бы одно архиважное дело, которое необходимо завершить, прежде чем двинуться вперед.
  Для меня таким последним делом стало спасение Госпожи. Моей жены. Она продолжала балансировать на краю бездны. Мне уже было ясно, что единственное лекарство для нее – желание продолжать борьбу за себя. И белая ворона со мной согласилась.
  – Позволь мне с ней поработать, – попросила птица. – Десять минут – и я ее так разозлю, что она будет готова горы вдребезги разнести, чтобы поймать меня и дать взбучку.
  – Не сомневаюсь. Но мне нравится все как есть. Кроме одного: насколько это затянулось.
  Похоже, поход на юг займет у Суврина целую вечность. Хотя сейчас Отряд идет гораздо быстрее, чем мы шли на север. Теперь никто не пытается его остановить.
  Я убивал время, путешествуя по бескрайним просторам памяти Шиветьи – но избегая всего, что относилось к Хатовару. Этот десерт я намерен был приберечь до тех пор, когда меня ничто не будет отвлекать. И тогда я смогу насладиться каждой вкусовой ноткой.
  Через некоторое время я уступил неизбежному и послал девочек за Госпожой. Как знать, а вдруг мой здоровенный приятель, восседающий на деревянном троне, сможет дать мне парочку дельных советов. И тогда Госпожа получит от меня такого пинка, что придет наконец в себя.
  
  Не успели девочки вылететь через дыру в крыше, как объявились нефы. Злые, готовые лезть в драку. Я не мог с ними общаться, поэтому и мое настроение вскоре стало таким же мерзким. И я отправился искать копье Одноглазого. Уж если оно прикончило богиню, то сможет сбить спесь и с трех навязчивых занудливых призраков.
  Но Шиветья меня остановил. Он пообещал, что сумеет их успокоить, объяснив, чем мы тут занимаемся. Его освобождение не погубит нефов. Более того, они вступят в новую фазу своего существования. И получат работу, обслуживая плато Блистающих Камней. Которое уже накопило десятки проблем, требующих особого внимания. Прибрать, расчистить и так далее.
  Теперь нас с Шиветьей соединяла настолько тесная связь, что я мог увидеть плато его глазами, стоило только пожелать. А если приложить чуть больше усилий, то и весь мир. Некоторое время я наблюдал, как девочки мчатся на север, время от времени развлекаясь воздушными пируэтами.
  Я поспал несколько часов. А может, неделю. Проснувшись, взял лампу и подошел к трону. Покалеченной рукой я придерживал копье Одноглазого. Какое-то время мы с Шиветьей смотрели друг на друга.
  – Пора? – спросил я. И добавил: – Как думаешь, мы готовы справиться без кинжалов? Да? Тогда последнее маленькое дело. Мне надо написать записку девочкам.
  Записка обернулась письмом. Ничего удивительного – разве летописец, взявшись за перо, сможет остановиться?
  
  Очень четкая мысль. Ты уже закончил? И уверен, что других дел у тебя не осталось?
  – Пора.
  Из темноты выплыли нефы, вечные претенденты на общение со мной. Сейчас они казались гораздо более материальными, чем когда-либо прежде. И в этот раз я им очень нравился.
  Я отложил перо.
  
  148
  Плато Блистающих Камней. И Дочери Времени
  
  
  Огоньки мы заметили издалека. Что это? На плато не бывает огней. Мы поднялись на тысячу футов. Но к тому времени все погасло. Остался лишь свет, бьющий из дыры в куполе над тронным залом демона. Пока мы подлетали, пропал и он.
  Потом мы были слишком заняты, опуская Госпожу и Тобо через отверстие в куполе, и все прочее вылетело у нас из головы. С рейтгейстиде трудно управляться, если тот, кто на нем сидит, не помогает.
  Спустившись, мы увидели лишь одинокую масляную лампу, горящую на столе того старика – ученого из Таглиоса. Костоправ оставил записку. Вот ведь сообразительный старикан – написал он ее на нашем языке. Не очень грамотно, но мы все поняли.
  Пожалуй, у него и в самом деле имелась способность к языкам, о чем он частенько твердил.
  Аркана взяла лампу и зажгла пару факелов. И мы отправились на поиски Костоправа.
  – Знаешь, – сказала она, – он нас всегда дразнил, но очень скоро я стала относиться к нему так, словно он мой отец.
  Мы никогда с ней не разговаривали о наших настоящих отцах. Иначе поссорились бы.
  – Да. Он оберегал тебя. Может, даже больше, чем ты знаешь.
  – И тебя.
  Мы нашли Костоправа сидящим возле деревянного трона.
  – Эй! Он еще дышит.
  – Похоже… О черт, смотри! А кинжалов-то в демоне нет.
  Они валялись разбросанные по полу.
  И тут глаза демона открылись, глаза Костоправа тоже, и вид у обоих был весьма смущенный, и только теперь до меня по-настоящему дошло, о чем написал нам Костоправ. Это не было какое-то запутанное религиозное прощальное послание, он просто не смог подобрать правильные слова и объяснить, что они с демоном договорились поменяться телами. Тогда Шиветья станет смертным и проживет еще столько, сколько протянет тело Костоправа, а Костоправ превратится в большого, старого и мудрого морского дракона, плывущего по океану истории. Так оба они окажутся на небесах. И нефы будут счастливы. И плато уцелеет. И белая ворона будет ругаться, сидя на плече Костоправа. А нам с Арканой предстоит постоянно выяснять, кому из нас вести Анналы. Потому что мы терпеть не можем писать.
  
  Поэтому мы меняемся местами. Когда эта бродяжка отходит от своего ненаглядного Тобо, она берется за перо и делает свою часть работы.
  Кстати, она не заметила – наверное, потому, что слишком для этого тупа, – что Госпожа выздоравливает. Недавно я видела, как наша подопечная пускает малюсенькие огненные шарики. Думаю, если бы она придумала какой-нибудь способ заниматься любовью с огромным монстром, то проделывала бы это трижды в день. Потому что именно от него к ней течет ручеек магической силы. Наверное, это лучший и самый многозначительный подарок, который она когда-либо от него получала. Ведь теперь она способна стать всем, чем захочет. Быть может, даже снова превратится в молодую, прекрасную и романтически печальную Госпожу из Чар.
  Но тогда ей придется выпустить на волю Душелов. Просто для того, чтобы сохранить в мире равновесие.
  Интересно, прав ли он был, когда говорил, что через тысячу лет мы можем стать богами, о которых будут помнить все?
  И еще мне интересно, как он поступит с дочерью. Со своей родной дочерью. Я думаю, она безнадежна – потому что у нее у самой нет надежды. Но еще я думаю, что если надежду для нее можно найти, то папуля это сделает.
  Суврин места себе не находит. Он хочет слетать к Вратам, ведущим в Хсиен. Этот парень – не Аридата Сингх, но, возможно, сойдет и он.
  Пожалуй, уже пора взглянуть на наш новый мир. На Воронье Гнездо. На страну Неизвестных Теней. Шукрат говорит, что ей нравятся эти названия, потому что они звучные. И кажутся ей названиями родного мира.
  А по-моему, родной мир – это то, что я ношу в себе. Я улитка с домиком внутри.
  Все, дальше пускай пишет Шукрат. Теперь очередь этой ябеды и лентяйки.
  
  Бесконечный ветер метет горную равнину. Он шепчет, пролетая над серыми камнями, несет с собой пыль из далеких миров, вечно подтачивающую мемориальные столпы. Здесь еще осталось несколько Теней, но они слабы, робки и безнадежно затеряны на просторах плато.
  Это своего рода бессмертие.
  Память – своего рода бессмертие.
  Ночью, когда ветер спит, а над блистающими камнями царит тишина, я вспоминаю. И все оживают снова. Солдаты живут. И гадают – почему?
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"