Аннотация: Жиль Денисон был потрясен, когда, проснувшись, оно обнаружил, что находится в дорогом отеле в Осло, а из зеркала на него глядит незнакомец. Похищенный из своей квартиры в Лондоне, он превращен в знаменитого ученого, доктора Гарольда Фельтхэма Мейрика. Вынужденный привыкать к своей новой личности (включая знакомство с дочерью) и играть роль, навязанную ему похитителями, он отправляется в опасное путешествие из Норвегии в Финляндию, а оттдуда – в советскую Россию.
---------------------------------------------
Десмонд Бэгли
Канатоходец
Глава 1
Жиль Денисон спал. Он лежал на спине; его правая рука, согнутая в локте, со сжатыми в кулак пальцами, прикрывала лоб трогательным и бессильным жестом человека, который хочет защититься от удара. Его дыхание было ровным, но частым, однако постепенно, когда сознание начало возвращаться к нему, как бывает с каждым, кто совершает ежедневное маленькое чудо воскресения из сна, вдохи стали более глубокими и размеренными.
Под сомкнутыми веками задвигались зрачки. Денисон вздохнул, убрал руку со лба, повернулся на другой бок и зарылся лицом в подушку. Через несколько секунд его веки вздрогнули, затем приоткрылись, и он сонно уставился на стену рядом с кроватью. Еще через минуту он глубоко вздохнул, наполнив легкие воздухом до отказа, лениво вытянул руку и взглянул на часы.
Было ровно двенадцать.
Он нахмурился и встряхнул часы, потом поднес их к уху. Ровное тиканье говорило о том, что механизм работает; взглянув на циферблат еще раз, Денисон убедился, что секундная стрелка движется по кругу обычными размеренными скачками.
Внезапно он рывком сел в постели и опять посмотрел на часы. Его встревожило не время: полдень ли, полночь – какая, в сущности, разница, а сознание того факта, что это были не его часы. Он всегда носил старую "Омегу", подарок отца к его двадцатипятилетнему юбилею. Теперь же на его запястье красовался роскошный "Пакет Филип" в золотом корпусе с кожаным ремешком. Денисон носил свои часы на гибком стальном браслете.
Наморщив лоб, он постучал ногтем по стеклу циферблата, поднял голову и испытал еще одно потрясение. Он никогда не бывал в этой комнате раньше.
Сердце гулко заколотилось у Денисона в груди. Он шевельнул рукой и ощутил под пальцами прохладу шелковой ткани – оказывается, он спал в пижаме. Обычно Денисон спал голым под простыней: пижама стесняла его, и он не раз говорил, что не видит смысла в том, чтобы спать одетым.
Денисон еще не вполне проснулся, поэтому первым его побуждением было снова лечь в постель и подождать, пока этот сон не закончится и он не проснется у себя в комнате. Однако естественная потребность настойчиво напоминала ему, что пора сходить в туалет. Раздраженно покачав головой, он отбросил в сторону одеяло – не такое, к каким он привык, а стеганое атласное, того фасона, который начинал входить в моду на континенте.
Он спустил ноги с постели и сел, разглядывая свою пижаму. "Я в госпитале, – внезапно подумал он. – Должно быть, со мной произошел несчастный случай". Память, однако, подсказывала ему совсем иное. Он лег в постель в своей собственной квартире в Хемпстэде. Все было в абсолютном порядке, за исключением, может быть, пары лишних стаканчиков на сон грядущий. Эта лишняя пара стаканчиков вошла у него в привычку после того, как умерла Бет.
Его пальцы машинально поглаживали мягкий прохладный шелк. Нет, он все-таки не в госпитале – на больничной одежде не бывает таких излишеств, как монограмма на нагрудном кармане. Денисон наклонил голову, пытаясь прочесть буквы, но монограмма была сложной и вычурной, и ему не удалось ее разобрать.
Он медленно встал, обвел взглядом комнату и вдруг понял, что находится в отеле. В углу на решетчатой полке стояли дорогие кожаные чемоданы – такие полки для багажа можно увидеть только в отеле. Сделав три шага, он провел рукой по блестящей кожаной поверхности чемодана. На этот раз ему без труда удалось прочесть инициалы, вытисненные на верхней крышке, – Г. Ф. М.
Мучительно заныла голова – следствие вчерашней выпивки. В горле пересохло. Денисон огляделся и заметил еще одну кровать, убранную и накрытую покрывалом, пиджак, небрежно висевший на спинке стула, несколько мелких мужских безделушек, разбросанных в беспорядке на туалетном столике. Он хотел было подойти к столику, но давление в мочевом пузыре стало невыносимым, и ему пришлось отправиться на поиски туалета.
Повернувшись, он проковылял в небольшой холл. Одна его стена была отделана деревянными панелями, – распахнув дверцу, Денисон увидел гардероб, полный различной одежды. Он снова повернулся и толкнул дверь, раскрывшуюся в непроглядную темноту. Он пошарил по стенке, щелкнул выключателем, и в ванной зажегся свет.
Стоя перед унитазом, он пытался понять, что так встревожило его, когда он включал свет, и вскоре до него дошло, что выключатель перевернут: чтобы зажечь свет, ему пришлось нажать снизу вверх, а не сверху вниз, как в Англии.
Спустив воду, он повернулся к умывальнику. На стеклянной полке стояли два стаканчика, запечатанные прозрачной бумагой. Взяв один из них, он сорвал гигиеническую обертку, наполнил стаканчик холодной водой и с жадностью принялся пить. С того момента, как он проснулся, прошло не более трех минут.
Денисон поставил стаканчик на полку и почесал уголок левого глаза, который почему-то побаливал. Затем он посмотрел в зеркало, висевшее над умывальником, и впервые в жизни испытал леденящий ужас.
Глава 2
Когда Алиса прошла через зеркало и цветы обратились к ней на человеческом языке, она не ощутила ничего, кроме слабого удивления, однако любой психолог не преминул бы заметить: "Если цветок заговорит с человеком, то этот человек узнает, что такое ужас".
Так было и с Жилем Денисоном. Увидев в зеркале невероятное, он быстро отвернулся и склонился над унитазом. Его вывернуло наизнанку, но спазмы, раз за разом сотрясавшие его тело, не вынесли наружу ничего, кроме желтоватой слизи. Скривившись от напряжения, он снова взглянул в зеркало, и последние остатки разума покинули его.
Когда он пришел в себя, то понял, что сидит на кровати, крепко вцепившись в подушку обеими руками. В его мозгу с механической настойчивостью повторялось одно и то же утверждение: "Я – Жиль Денисон! Я – Жиль Денисон! Я – Жиль Денисон..." Эти три слова гудели, как колокол, угрожая расколоть голову изнутри.
Наконец его дыхание немного успокоилось, и он смог отвлечься от бессмысленного повторения формулы его тождества самому себе. Прижавшись щекой к подушке, он громко заговорил, черпая уверенность в знакомых звуках собственного голоса. Он заявлял – сначала невнятно, затем все тверже: "Я – Жиль Денисон. Мне тридцать шесть лет. Прошлой ночью я лег в постель у себя дома. Я немножко набрался, это верно, но не до такой степени, чтобы забыть обо всем. Я помню, как ложился спать – это было сразу после полуночи".
Он нахмурился и продолжил:
"В последнее время я изрядно поддавал, но я не алкоголик, – значит, это не белая горячка. Тогда что же это? – он поднял левую руку и неуверенно дотронулся до щеки. – Что это за чертовщина?"
Он медленно приподнялся и сел на краю постели, собираясь с духом, чтобы снова пойти в ванную; он знал, что должен это сделать. Когда он встал, все его тело затряслось крупной дрожью, и ему пришлось подождать, пока она не утихла. Затем он, едва переставляя ноги, вошел в ванную и снова оказался лицом к лицу с незнакомцем в зеркале.
Лицо, глядевшее на него, было старше его собственного лица – Денисон пришел к выводу, что так выглядеть может человек лет сорока пяти. Жиль Денисон носил усы и аккуратно подстриженную бородку, а незнакомец был чисто выбрит. У Жиля Денисона была великолепная густая шевелюра, а жидковатые волосы незнакомца заметно редели у висков. У Жиля Денисона не было, как пишется в паспортных данных, "особых примет", а левую щеку незнакомца пересекал старый шрам, начинавшийся от виска и тянувшийся через скулу к уголку рта. Левое веко было слегка опущено – из-за шрама или по какой-то другой причине. Справа на подбородке виднелась маленькая коричневая родинка.
Если бы изменения ограничились только этим, то Денисон не был бы так испуган, но главное открытие состояло в том, что его новое лицо было совершенно другим. Денисон втайне гордился своим орлиным профилем. Для того, чтобы описать профиль незнакомца, прилагательное "орлиный" было бы самым неподходящим. Лицо было обрюзгшее, круглое, с бесформенным носом; внизу имелся небольшой, но вполне заметный двойной подбородок.
Денисон разинул рот, чтобы взглянуть на зубы незнакомца, и увидел на коренных зубах золотые коронки. Он сомкнул губы и глаза одновременно и некоторое время стоял неподвижно: дрожь во всем теле возобновилась. Открыв глаза, он быстро отвел их в сторону и посмотрел на свои руки, вцепившиеся в край умывальника. Руки тоже изменились: кожа выглядела более старой, а ногти подстрижены так коротко, словно незнакомец имел привычку обкусывать их. На подушечке большого пальца правой руки имелся еще один старый шрам, а верхние суставы указательного и среднего пальцев пожелтели от никотина.
Денисон никогда не курил.
Не поднимая головы, он вернулся в спальню, опустился на кровать и вперил взгляд в глухую стену. Все его существо содрогалось в попытках утвердить свою индивидуальность, в мозгу пылали слова: "Я – Жиль Денисон!" Дрожь началась снова, но он поборол ее и невероятным усилием воли отшатнулся от края пропасти, за которым начиналось безумие.
Собравшись с силами, он встал и подошел к окну: звуки, доносившиеся с улицы, будили в нем какие-то странные ассоциации. Он услышал невозможный звук – звук, всколыхнувший воспоминания далекого детства. Отодвинув занавеску, он посмотрел на улицу.
Внизу с лязгом двигался трамвай – живой памятник канувшей в прошлое эпохи транспорта. Дальше, за перекрестком, залитым ярким солнечным светом, виднелись сады, площадка для оркестра и открытое кафе, где люди ели и пили под разноцветными зонтиками. За садами просматривалась другая улица, заполненная оживленным потоком машин.
Еще один трамвай проехал мимо, и взгляд Денисона на мгновение задержался на маршрутной табличке, но надпись была на незнакомом ему языке. В трамвае было необычно и другое: глаза Денисона сузились, когда он увидел два одноэтажных вагона, сцепленных вместе. Он вгляделся в вывески магазинов на противоположной стороне улицы – слова были ему совершенно непонятны.
Снова разболелась голова. Денисон задернул занавеску, защитив глаза от слепящего солнца, и вернулся в приятный полумрак комнаты. Он подошел к туалетному столику и посмотрел на разбросанные предметы – массивный золотой портсигар, изящная зажигалка, бумажник, дорожный несессер и кучка мелочи.
Усевшись на стул, Денисон включил настольную лампу и взял маленькую серебряную монетку. Профиль, вычеканенный на ней, принадлежал цветущему человеку со скульптурным носом, чем-то напоминавший римского императора. Внизу шла простая надпись: OLA.V.R. Денисон перевернул монету и увидел гарцующую лошадь и слова: 1 KRONE. NORGE.
Норвегия!
У Денисона снова закружилась голова, и он согнулся пополам от внезапной рези в желудке. Отбросив монетку, он уперся локтями в стол, спрятал лицо в ладонях и просидел так некоторое время, пока не почувствовал себя лучше – ненамного, но все же лучше.
Затем он взял бумажник и быстро опустошил его, складывая содержимое кучкой на краю стола. Отметив отличное качество бумажника, он отложил его в сторону и принялся за изучение документов. Сверху лежала английская водительская лицензия, выданная на имя Гарольда Фельтхэма Мейрика, проживающего в Липскотт-Хауз, неподалеку от Брэкли, графство Букингемшир. Взглянув на подпись владельца, Денисон ощутил холодок, от которого у него зашевелились волосы на затылке. Имя ему было незнакомо, но почерк был его – в этом он был совершенно уверен.
Он взял ручку с золотым пером, оглянулся в поисках бумаги, но ничего не нашел. Открыв ящик стола, он вытащил папку с писчей бумагой и конвертами. На некоторых конвертах значился адрес: HOTEL CONTINENTAL, STORINGS GATA, OSLO.
Его рука дрожала, когда он подносил ручку к бумаге, но ему удалось достаточно четко вывести свою подпись: "Жиль Денисон". Взглянув на знакомые завитки и изгибы, он почувствовал себя неизмеримо лучше, а затем поставил другую подпись: "Г. Ф. Мейрик". Он взял водительское удостоверение и сравнил подписи, получив подтверждение тому, что уже знал: подпись на удостоверении была сделана его собственной рукой.
То же самое относилось и к толстой книжечке дорожных чеков агентства Кука. Денисон пересчитал их – девятнадцать чеков по пятьдесят фунтов, всего девятьсот пятьдесят фунтов. Если он и в самом деле стал Мейриком, то с деньгами у него все в порядке. Головная боль усилилась.
Кроме дорожных чеков, в бумажнике лежала дюжина визитных карточек с инициалами Мейрика и толстая пачка норвежских бумажных денег, которые Денисон не стал пересчитывать. Сложив все на столе, он сжал ладонями пылавшую голову. Хотя он совсем недавно проснулся, но его томили усталость и опустошенность. Он знал, что над ним по-прежнему висит угроза безумия. Легче всего было бы свернуться калачиком на постели, отвергнув то чудовищное и невозможное, что произошло с ним, и погрузиться в сон с надеждой проснуться в Хемпстэде, за тысячи миль отсюда.
Денисон приоткрыл ящик стола, засунул в щель два пальца и с силой задвинул ящик другой рукой. Вскрикнув от боли, он вытащил ушибленную руку и увидел красные, налившиеся кровью отметины на пальцах. Его глаза наполнились слезами от боли, и, баюкая больную руку, он уже твердо знал, что это не сон.
Но если это не сон, то что же это? Денисон лег спать одним человеком, а проснулся другим, в другой стране. Секундочку! Это не совсем правильно. Он проснулся все тем же Жилем Денисоном – Гарольду Фельтхэму Мейрику принадлежали лишь внешность и вещи.
Денисон собирался продолжить эту мысль, когда неожиданный спазм в желудке заставил его вздрогнуть, и он внезапно понял, почему он чувствует себя таким усталым и разбитым. Он был чудовищно голоден. Кривясь от боли, он встал, снова пришел в ванную комнату и заглянул в сливное отверстие унитаза. Он помнил, что его буквально выворачивало наизнанку, однако ему не удалось извергнуть из себя ничего, кроме нескольких капель желудочного сока. А ведь вчера вечером он плотно поужинал. Нет, здесь определенно что-то не так.
Вернувшись в спальню, Денисон немного помешкал возле телефона, а затем ощутил внезапный прилив решимости и снял трубку.
– Будьте добры обслужить меня, – сказал он. Собственный голос показался ему хриплым и незнакомым.
В трубке что-то щелкнуло.
– К вашим услугам, – произнес мужской голос по-английски с незнакомым акцентом.
– Я хотел бы поесть, – сказал Денисон, взглянув на часы: было около двух. – Легкий ленч.
– Сэндвичи? – спросил голос.
– Что-нибудь в этом роде, и большую чашку кофе.
– Да, сэр. Ваш номер?..
Денисон не знал, в каком номере он находится. Он быстро оглянулся и на низком кофейном столике, стоявшем возле окна, увидел то, что вполне могло быть ключом от номера. К кольцу была прикреплена увесистая латунная табличка с номером.
– Номер 360, – сказал Денисон.
– Очень хорошо, сэр.
– Вы не могли бы принести мне газету? – продолжал Денисон, вдохновленный успехом.
– Английскую или норвежскую, сэр?
– И то и другое, по одному экземпляру.
– "Таймс"?
– Да, и любую местную газету. Когда вы придете, я, вероятно, буду в ванной. Оставьте еду и газеты на столе.
– Хорошо, сэр.
Денисон облегченно положил трубку. Рано или поздно ему придется встречаться с людьми лицом к лицу, но он не испытывал желания приступить к этому немедленно. Рано или поздно ему придется задать массу вопросов, но нужно какое-то время, чтобы прийти в себя.
Он снял со стула шелковый халат и прошел в ванную, где трусливо завесил зеркало полотенцем. После непродолжительной возни с непривычными кранами он наполнил ванну горячей водой и снял пижаму. Ему сразу же бросился в глаза липкий пластырь на его левой руке; он хотел было снять его, но вовремя остановился, спросив себя, хочет ли он увидеть то, что находится под пластырем.
Он залез в ванну и погрузился в теплую воду, постепенно расслабляясь и лениво размышляя о том, почему он так устал за каких-то два часа. Он услышал, как открылась входная дверь; из спальни донесся звон фаянсовой посуды. Затем дверь захлопнулась. Выждав еще некоторое время, Денисон вылез из ванной и начал вытираться.
Сидя на пробковом стульчике, он внезапно наклонился вперед и посмотрел на свою левую голень. Там виднелся бледно-голубой шрам, размерами и формой напоминавший апельсиновую косточку. Денисон помнил, когда это случилось: ему было восемь лет, и он упал вместе со своим первым двухколесным велосипедом.
Подняв голову, он громко рассмеялся. Воспоминание о шраме было памятью Жиля Денисона, а сам этот маленький шрам был частью его тела и не мог принадлежать этому ублюдку – мистеру Гарольду Фельтхэму Мейрику.
Глава 3
Норвежское представление о легком ленче было довольно своеобразным – об этом свидетельствовал громадный поднос, заставленный различными закусками. Денисон с удовлетворением оглядел их перед тем, как приступить к еде. Находка шрама невероятно обрадовала его и даже подвигла на то, чтобы побрить лицо Мейрика. Мейрик был старомоден и пользовался безопасной бритвой в комплекте с кисточкой для бритья из барсучьей шерсти. Прохаживаясь бритвой по незнакомым чертам, Денисон с непривычки дважды порезал щеки – свои или Мейрика? – и поэтому его лицо, когда он раскрыл газету, было украшено двумя окровавленными полосками туалетной бумаги.
На лондонской "Таймс" и норвежской "Афтенпостен" значилась одна и та же дата – 9 июля. Денисон глубоко задумался, не успев поднести ко рту кусок ржаного хлеба с селедкой. Его последние воспоминания сохранили лишь то, что он, Жиль Денисон, лег спать вечером 1 июля... нет, 2 июля, поскольку это было после полуночи.
Из его жизни каким-то образом выпала целая неделя.
Он провел пальцами по левой руке и нащупал пластырь. С ним что-то сделали. Денисон не знал, кто это сделал и по какой причине, но собирался узнать – и тогда, Бог свидетель, этот человек заплатит ему сполна. Во время бритья он внимательно рассмотрел свое лицо. Шрам на левой щеке выглядел в точности, как рубец от старой раны, но Денисон не ощущал его, когда прикасался к нему. Однако он не мог, как ни старался, смыть или соскрести шрам – следовательно, это был не просто искусный грим. То же самое относилось и к родинке на правой стороне подбородка.
С носом и щеками, а также с двойным подбородком также произошло нечто непонятное. Они были неприятными, словно резиновыми, на ощупь, но Денисон, никогда не страдавший от излишнего веса, не знал, нормально это или нет. На лице Мейрика пробилась короткая щетина, которую Денисон сбрил в ванной, однако залысины на висках были совершенно чистыми – тот, кто поднимал линию волос, сделал это во всяком случае не с помощью бритвы.
Единственной частью лица, не претерпевшей изменений, остались глаза – те же самые серо-зеленые глаза, которые Денисон каждое утро видел в зеркале. Тем не менее их выражение немного изменилось из-за опущенного левого века. Внешний угол левого глаза слегка саднил, но Денисон не смог разглядеть ничего, кроме крохотной темной точки, которая могла иметь и естественную природу.
С жадностью поглощая пищу, он просматривал "Таймс". Мир, похоже, как и всегда, вращался толчками вокруг своей привычной политической оси. Ничего из ряда вон выходящего не произошло, поэтому Денисон отложил газету и задумался, прихлебывая из чашки черный кофе. Кому могло понадобиться похитить человеческую душу, преобразить ее телесно, дать ей новое имя и поместить в роскошный отель в столице Норвегии?
Нет ответа.
Еда взбодрила Денисона, и он почувствовал потребность действовать. Так как у него покуда не было желания встречаться с людьми, он решил исследовать владения Мейрика. Открыв гардероб, он выдвинул ящики, и в одном из них, под кучей нижнего белья, обнаружил большой дорожный бумажник. Денисон выложил его на стол, расстегнул застежку-молнию и принялся изучать содержимое.
Первой вещью, которую он увидел, был британский паспорт. Описание владельца и подпись под фотографией были выполнены рукой Денисона. Лицо, глядевшее с фотографии, принадлежало Мейрику, о котором в паспорте говорилось, что он "государственный служащий". Да, тот, кто проделал эту шутку, предусмотрел все до мелочей.
Он перелистал страницы паспорта и наморщил лоб, обнаружив всего лишь одну въездную визу. Sverige? Может ли это означать "Швеция"? Если это так, то он прибыл в Швецию через местечко под названием Арланда; число узнать не удалось из-за смазанного штампа. Раскрыв паспорт на последней странице, Денисон обнаружил, что дорожные чеки были выписаны месяц назад на общую сумму 1500 фунтов стерлингов. Так как максимальная сумма для туристов составляла 300 фунтов, то Г. Ф. Мейрих, похоже, въехал в страну в качестве бизнесмена.
Из кармашка бумажника Денисон извлек кредитную карточку "Америкэн Экспресс", украшенную все той же фальшивой подписью. Некоторое время он задумчиво смотрел на нее, постукивая ногтем по столу. С такой карточкой он мог получить деньги или дорожные чеки в любой части света; с ее помощью он мог бы купить себе авиабилет в Австралию, возникни у него внезапное желание эмигрировать. Карточка предоставляла полную свободу действий, если только не будет признана утратившей силу в центральном офисе компании.
Денисон переложил ее в маленький бумажник, где лежало водительское удостоверение. Этот маленький кусочек пластика лучше иметь под рукой в случае необходимости.
У Мейрика был обширный гардероб: одежда для отдыха, для деловых встреч, несколько вечерних костюмов со всеми аксессуарами. Денисон обнаружил маленькую коробочку, полную мелких ювелирных украшений – запонок, колец, булавок для галстуков, – и осознал, что держит в руке вещи общей стоимостью не менее тысячи фунтов. Если "Пакет Филип" на его запястье стоил хоть пенни, то он стоил и все 500 фунтов. Г. Ф. Мейрик был состоятельным человеком. Интересно, на каком государственном поприще он смог так преуспеть?
Денисон решил переодеться. Стояла солнечная погода, поэтому он выбрал широкие брюки и светлый пиджак спортивного покроя. Одежда отлично сидела на нем, как будто была сшита по мерке. Он осмотрел себя в большом зеркале, встроенном в дверь гардероба. У него мелькнула безумная мысль, что зеркало, возможно, тоже было сделано по мерке. Мир снова поплыл перед глазами, но Денисон вспомнил о маленьком шраме на левой голени и взял себя в руки.
Рассовав по карманам новоприобретенную собственность, он направился к двери с ключом в руке. Когда дверь открылась, табличка, висевшая на ручке с другой стороны, сорвалась и упала на пол. Денисон поднял ее и прочитал: VENNLIGST IKKE FORSTYRR – ПРОСЬБА НЕ БЕСПОКОИТЬ. Перед тем как запереть дверь, он положил табличку на полку в гардеробе; он отдал бы многое, чтобы узнать, кто ее повесил.
Он спустился в лифте вместе с парочкой оживленно ворковавших американских матрон в голубых париках. "А вы уже побывали в Вигланд-Парке? Столько статуй – я не знала, куда и глядеть". Лифт остановился, двери раскрылись с мягким шипением, и американки ринулись навстречу новым впечатлениям.
Денисон механически вышел вслед за ними в коридор и некоторое время стоял возле лифтов, собираясь с силами перед первым непринужденным выходом на сцену.
– Мистер Мейрик... Мистер Мейрик, сэр!
Он повернул голову. Портье за конторкой приветливо улыбался ему.
– В чем дело? – спросил Денисон, облизнув неожиданно пересохшие губы.
– Вы не могли бы расписаться здесь, сэр? Обычная формальность: счет за ленч в ваш номер.
Денисон посмотрел на протянутую ручку и положил на конторку ключ от номера. Взяв ручку, он с нажимом написал "Г. Ф. Мейрик" и подтолкнул листок обратно. Он уже собирался отойти, когда портье, повесивший ключ на доску, снова окликнул его.
– Ночной портье поставил вашу машину на место, сэр. Вот ключ.
Денисон протянул руку и взял ключ с табличкой на кольце. Взглянув на табличку, он прочел название агентства по прокату автомобилей и номер машины.
– Благодарю вас, – он откашлялся.
– Простудились? – осведомился портье.
– Почему вы так думаете? – осторожно спросил Денисон.
– У вас голос изменился.
– Да, грудь немного побаливает, – признался Денисон.
Портье улыбнулся.
– Ночная прохлада – коварная вещь, сэр.
Денисон решил рискнуть.
– Вы не помните случайно, в какое время я вчера вернулся в отель?
– Вы пришли сегодня, сэр. Ночной портье сказал, что было около трех часов утра, – портье одарил Денисова широкой улыбкой. – Неудивительно, что сегодня вы решили как следует выспаться.
"Неудивительно! – подумал Денисон. – Еще как удивительно!"
– Я хотел бы кое о чем вас спросить, – обратился он к портье. – Вчера мы с другом поспорили по поводу даты моего приезда в Осло. Как ни странно, я не мог вспомнить, когда я зарегистрировался здесь. Вы не могли бы посмотреть?
– Разумеется, сэр.
Портье повернулся к картотеке и пробежал пальцами по карточкам. Денисон взглянул на свой новый ключ. Благоразумное правило – писать на табличке номер машины; возможно, теперь он сможет найти ее. Со стороны ночного портье тоже было очень любезно поставить его автомобиль на место, – но где, черт побери, находится это место?
Портье повернулся к нему.
– Вы зарегистрировались у нас восемнадцатого июня, сэр. Ровно три недели назад.
Денисон ощутил острый приступ тошноты.
– Благодарю вас, – машинально сказал он и медленно пошел прочь по коридору. Увидев стрелку, указывающую путь к бару, он посмотрел в ту сторону и увидел прохладное слабо освещенное помещение. Несколько человек пили за столиками или сидя у стойки. Бар казался тихим и спокойным местом. Денисон, испытывавший отчаянное желание немного поразмыслить, двинулся туда.
– Пиво, пожалуйста, – сказал он, когда бармен подошел к нему.
– Светлого, сэр?
Денисон кивнул с отсутствующим видом. 18 июня. Он считал, что потерял неделю жизни, но тогда каким же образом, черт возьми, он мог зарегистрироваться в отеле "Континенталь" в Осло три недели назад? Как, ради всего святого, как он мог оказаться в двух местах одновременно?!
Бармен поставил перед ним кружку пива и ушел. Денисон попытался вспомнить, чем он занимался 18 июня, и вскоре обнаружил, что это сложная задача. Три недели – достаточно долгий срок. Где вы были в шесть часов вечера 18 июня? Неудивительно, что людям бывает так трудно доказать свое алиби. Денисон никак не мог привести мысли в порядок: они ускользали от него и метались во всех направлениях независимо от его воли. Когда вы в последний раз видели вашего отца? Чушь!
На дальней окраине сознания забрезжила какая-то смутная мысль. Эдинбург! Семнадцатого июня он был в Эдинбурге, а восемнадцатого уехал за город – отдохнуть после тяжелой работы. Все утро он провалялся в постели, днем играл в гольф; вечером пошел в кино, потом пообедал в Сохо и приехал в Хемпстэд поздней ночью.
Он обедал в Сохо как Жиль Денисон примерно в то же самое время, когда он же обедал в норвежском отеле, но уже в качестве Гарольда Фельтхэма Мейрика. Как это может быть? Что это означает?
Провожая взглядом цепочки пузырьков, поднимавшихся кверху в толще янтарной жидкости, он вспомнил, что так и не притронулся к пиву. Он поднял кружку и сделал большой глоток: пиво было холодным и освежающим.
На данный момент было две вещи, которые удерживали его от безумия: первая – шрам Жиля Денисона на голени Г. Ф. Мейрика и вторая – изменившийся голос Мейрика, о котором упомянул портье. Какой же из этого следует вывод? Судя по всему, было два Мейрика: один зарегистрировался в отеле 18 июня, а второй – он сам – был доставлен в номер Мейрика сегодня утром. Почему, каким образом – это пока несущественно. Нужно просто принять это как свершившийся факт.
Он выпил еще пива и уперся подбородком в ладонь, ощутив неприятное покалывание в нижней челюсти. Он потерял неделю жизни. Возможно ли сделать столь сложную пластическую операцию за неделю? Денисон прибавил эту проблему к своему списку.
Что теперь делать? Разумеется, можно пойти в британское посольство и рассказать обо всем. Денисон представил себе как будут развиваться события.
"Чем можем служить, мистер Мейрик?"
"Начнем с того, что я не Мейрик и не знаю, кто он такой. Меня зовут Жиль Денисон, я был похищен в Лондоне неизвестными лицами. Мою внешность изменили с помощью пластической операции и оставили меня в номере отеля в Осло с кучей денег и неограниченным кредитом. Вы можете мне помочь?"
Денисон расплатился кучкой мелочи из кармана пиджака и вышел из бара. Заметив в дальнем конце холла табличку с надписью "Гараж", он вышел через боковую дверь, спустился вниз по бетонной лестнице и оказался на подземной автомобильной стоянке. Он сверился с номером на табличке и двинулся вдоль первого ряда автомобилей. Его машина стояла у самого края – большой черный "мерседес". Он открыл дверцу.
Первой вещью, которую он заметил, была кукла, лежавшая на сиденье водителя: странная маленькая вещица, сделанная из грубо обработанного дерева и веревки. Тело куклы было образовано пеньковой веревкой, скрученной в спираль и выпущенной вниз наподобие хвоста. Ног, в сущности, не было, а голова представляла собой гладко отполированный деревянный шарик с острым носиком-колышком. Глаза и кривой рот были нарисованы чернилами, а спутанные волосы состояли из той же пеньковой веревки, раздерганной на отдельные волокна. Маленькая фигурка имела странный и почему-то отталкивающий вид.
Денисон поднял куклу и обнаружил под ней сложенный листок бумаги. Развернув его, он с трудом разобрал корявый почерк: "Ваша Драммен Долли будет ждать вас в Спиральтоппене. Раннее утро, 10 июля".
Он нахмурился. Десятое июля наступит завтра, но где находится Спиральтоппен и кто такая – или что такое – эта Драммен Долли? Он посмотрел на уродливую маленькую куклу. Она лежала на сиденье водителя, словно кто-то специально оставил ее там для Мейрика. Подбросив куклу на ладони, Денисон засунул ее в карман пиджака. Карман неуклюже оттопырился, но какая разница, в конце концов? Это чужой пиджак. Записку Денисон убрал в бумажник.
Машина была совсем новой, спидометр показывал около пятисот километров пробега. Денисон обнаружил несколько скрепленных листков – документация по аренде машины. Судя по записи, Г. Ф. Мейрик взял эту машину пять дней назад – факт абсолютно бесполезный для Денисона. Больше в машине ничего не нашлось.
Денисон запер автомобиль и вышел из гаража через эстакаду, оказавшись на улице с другой стороны отеля. Все было непривычным, начиная с правостороннего движения и кончая незнакомыми надписями и фирменными знаками на вывесках магазинов. Познания Денисона в норвежском языке сводились, по существу, к одному слову – seal, которое, будучи полезным на дружеской вечеринке, вряд ли могло помочь ему в практических вопросах.
Ему требовалась информация, и он нашел информацию в небольшом книжном магазине возле перекрестка. Внутри стоял стенд с картами, из которых он выбрал карту центрального Осло, карту Осло и его пригородов и дорожную карту Южной Норвегии. Прибавив к ним путеводитель по городу, он расплатился за покупку деньгами из толстой пачки норвежской валюты, лежавшей в бумажнике Мейрика. Про себя он решил пересчитать деньги, как только окажется в своем номере.
Он вышел из магазина с намерением вернуться в отель, где можно будет не торопясь изучить карты и сориентироваться. Возле перекрестка он остановился и взглянул на угол здания – туда, где обычно висит табличка с названием улицы. Табличка была на месте: Roald Amundsens Gata.
– Гарри!
Он повернулся к отелю, но кто-то крепко ухватил его за локоть.
– Гарри Мейрик! – в голосе слышался гнев.
Рыжеволосой, зеленоглазой женщине, остановившей его, было на вид около тридцати лет. Весь ее облик выражал негодование: губы были плотно сжаты, на щеках выступили пунцовые пятна.
– Я не привыкла к тому, чтобы меня дурачили, – резко сказала она. – Где вы пропадали все утро?
У Денисона бешено застучало в висках, но он вовремя вспомнил высказывание портье по поводу его голоса.
– Я простудился, – через силу выдавил он. – Я лежал в постели.
– Есть вещь, которая называется телефон, – сердито сказала она. – Его изобрел Александр Грэхэм Белл – не припоминаете такого?
– Я принял снотворное и отключился, – запротестовал Денисон. Какой-то частью рассудка он отметил, что это, возможно, чистая правда. – Кажется, я переборщил с дозой.
Выражение ее лица немного изменилось.
– Голос у вас и впрямь простуженный, – признала она. – Что ж, может быть, я прощу вас, – в ее английском чувствовался легкий американский акцент. – Это обойдется вам в хорошую выпивку, мой дорогой.
– Пойдем в отель, – предложил Денисон.
– Сегодня слишком хороший денек, чтобы сидеть под крышей. Прогуляемся до Studemterlumden, – женщина взмахнула рукой, указывая на разноцветные зонтики и зеленый сад за трамвайной линией.
Покорно следуя за ней через улицу, Денисон чувствовал себя зайцем, загнанным в ловушку, но он понимал, что если хочет разобраться в личности Мейрика, то ему предоставлен шанс, который нельзя упустить. Несколько лет назад на улице к нему подошла женщина, очевидно, знакомая с ним, хотя он не имел ни малейшего представления о том, кто она такая. В разговоре, происходящем в такой ситуации, рано или поздно наступает момент, после которого уже невозможно дать обратный ход и честно признаться, что не знаешь собеседника. В тот раз Денисон с честью вышел из положения, поддерживая бессмысленную беседу в течение получаса, и тепло попрощался со своей спутницей. Он и по сей день не знал, как ее зовут. Он мрачно подумал, что тот случай должен послужить хорошей репетицией для сегодняшнего экзамена.
– Сегодня утром я видела Джека Киддера, – сказала женщина, когда они шли через улицу. – Он спрашивал о вас.
– Как он поживает?
Она рассмеялась.
– Как и всегда – превосходно. Вы же знаете Джека. – Само собой, – буркнул Денисон. – Старый добрый Джек.
Им с трудом удалось отыскать свободный столик в летнем кафе. При других обстоятельствах Денисон извлек бы для себя массу удовольствия от общения с хорошенькой женщиной в незнакомом городе, но сейчас его внимание было сосредоточено на более важных проблемах. Они сели друг против друга; Денисон положил пакет с картами на край столика.
Одна из карт выскользнула из пакета, и незнакомка поддела ее хорошо наманикюренным ногтем.
– Что это такое?
– Карты, – тупо ответил Денисон.
– Карты чего?
– Карты города.
– Осло? – се изумление было неподдельным. – Зачем вам понадобились карты Осло? Не вы ли недавно хвастались, что знаете Осло лучше, чем Лондон?
– Я купил их для друга.
"Мейрик хорошо знает Осло; вероятно, часто ездит сюда, – мысленно отметил Денисон. – Держись подальше от сплетен и местных тем. Могут возникнуть новые проблемы".
– Ах, вот оно что, – она потеряла интерес к этому предмету.
Денисон столкнулся с еще одной трудностью особого рода. Он не знал, как зовут женщину. Поскольку в разговоре люди нечасто называют друг друга по имени, то шансов на случайный успех было немного. Может быть, спросить напрямик или залезть в ее сумочку и поискать паспорт?
– Дайте мне сигарету, дорогой, – попросила она.
Похлопав себя по карманам, Денисон вспомнил, что оставил портсигар и зажигалку в номере отеля. Он никогда не курил, поэтому ему просто не пришло в голову положить их в карман вместе с другими принадлежностями Мейрика.
– Мне очень жаль, – выдавил он. – Сегодня я сижу без сигарет.
– Боже правый! – она покачала головой. – Великий профессор Мейрик бросил курить? Теперь я действительно верю, что от курения заболевают раком.
"Профессор!"
Денисон снова воспользовался преимуществами своего Мнимого недомогания.
– Я попробовал выкурить одну с утра, но она воняла соломой. Похоже, придется временно воздержаться от курения, – он протянул руку. – Взгляните на эти никотиновые пятна и представьте себе, на что похожи мои легкие.
Она покачала головой с насмешливым видом.
– Это все равно что низвергнуть с пьедестала статую национального героя, – сказала она. – Мне так же трудно представить себе Гарри Мейрика без сигареты, как Париж без Эйфелевой башни.
К столику подошла официантка. Денисов посмотрел на свою спутницу и вопросительно приподнял бровь.
– Что будем пить?
– Как обычно, – она с безразличным видом раскрыла свою сумочку.
Денисон нашел спасение в неожиданном приступе кашля. Судорожно прижимая к губам носовой платок, он услышал, что незнакомка делает заказ, и закашлялся с новой силой. Когда официантка отошла, он сунул платок в карман.
– Действительно скверный кашель, Гарри, – сказала женщина. – Похоже, вы правы: пора отложить в сторону раковые палочки. С вами все в порядке, мой дорогой? Может быть, вам лучше вернуться в постель?
– Все в порядке.
– Вы уверены? – настаивала она.
– Совершенно уверен.
– Узнаю голос прежнего профессора Мейрика, – ехидно заметила она. – Всегда и во всем уверен.
– Не надо называть меня профессором, – раздраженно сказал Денисон. Это был нейтральный ход, вполне безопасный в том случае, если Мейрик и впрямь был профессором, и полезный, если собеседница пыталась грубо прощупать его. Англичане никогда не отличались излишней щепетильностью в использовании профессиональных титулов. К тому же этот выпад мог спровоцировать ее на какое-нибудь полезное замечание по поводу обстоятельств жизни Мейрика.
Он добился немногого.
– Находясь на континенте, поступай, как принято на континенте, – туманно заметила она.
Денисон перешел в наступление.
– Мне это не нравится.
– Вы типичный британец, Гарри. – Денисону показалось, что в ее голосе прозвучал сарказм. – Впрочем, так и должно быть.
– Что вы хотите этим сказать?
– Бросьте, вы же прекрасно все понимаете. Никто не чтит британские обычаи более свято, чем иностранцы, затратившие массу усилий для того, чтобы обосноваться в Англии. Где вы родились, Гарри? Где-нибудь в Центральной Европе? Извините, мне не следовало об этом спрашивать, – смущенно добавила она. – Я иногда веду себя как стерва, но вы сегодня тоже какой-то странный.
– Это от таблеток. Я всегда плохо переносил барбитураты; сейчас, например, у меня болит голова.
– У меня есть аспирин, – она открыла сумочку.
Официантка, похожая на валькирию, поставила на стол поднос с пивом.
– Сомневаюсь, что аспирин хорошо сочетается с пивом, – сказал Денисон, взглянув на бутылки. О таком заказе он бы подумал в последнюю очередь: незнакомка была совершенно не похожа на любительницу пива.
– Как вам будет угодно, – она с треском захлопнула сумочку.
Официантка выставила на стол две бутылки пива, два бокала, прибавила пачку сигарет, что-то неразборчиво пробормотала и выжидающе взглянула на Денисона. Денисон вынул бумажник и протянул ей купюру в сто крон, уповав на то, что две бутылки пива и пачка сигарет не могут стоить дороже. Господи, ведь он даже не знает стоимость здешних денег! Все это напоминало прогулку по минному полю с завязанными глазами.
Денисон облегченно вздохнул, когда официантка молча отсчитала ему сдачу из кожаной сумочки, скрытой под ее передником. Он умышленно оставил деньги на столе, чтобы незаметно пересчитать их.
– Вам не следовало платить за мои сигареты, Гарри, – сказала рыжеволосая незнакомка.
Он улыбнулся и потянулся к бутылке с пивом.
– Сегодня я угощаю.
– Значит, сами бросили курить, но готовы покупать отраву другим? – она рассмеялась. – Не слишком нравственно, а?
– Я не поборник строгой морали, – сказал Денисон, надеясь, что это правда.
– Что верно, то верно, – согласилась она. – Кстати, меня всегда интересовали ваши общие взгляды. Кем вы себя считаете, Гарри, – агностиком, атеистом или, может быть, даже гуманистом?
У Денисона наконец начало складываться какое-то представление о Мейрике. Ему задавали вопросы, но это были наводящие вопросы. Он был совсем не прочь вступить в философскую дискуссию – замечательная, безопасная тема.
– Во всяком случае, я не атеист, – заявил он. – Я всегда считал, что верить в небытие, чего бы то ни было, значительно сложнее, чем верить в его бытие. Меня можно назвать агностиком, ибо "я знаю, что ничего не знаю". Это, между прочим, не входит в противоречие с гуманизмом.
Продолжая говорить, Денисон взял со столика банкноты и мелочь и механически пересчитал их. Затем он прибавил к сдаче цену двух бутылок пива, мысленно сравнив ее с ценой пива в отеле, и получил приблизительную стоимость пачки сигарет. У него сложилось впечатление, что кружка пива в роскошном отеле стоит значительно дороже двух бутылок пива в летнем кафе.
– В прошлое воскресенье я ходила в церковь, – задумчиво сказала женщина. – Вы ее знаете: английская церковь в Моллергата.
Денисон кивнул.
– Честно говоря, я не вынесла оттуда ничего для души. Думаю, в следующий раз стоит сходить в американскую церковь, – она нахмурилась. – Где у нас американская церковь, Гарри?
Нужно было что-то сказать.
– Разве не рядом с посольством?
– Ну конечно! – ее лицо прояснилось. – Между Биг-де-Алле и Драмменс-Вейен. Забавно, не правда ли? Американская церковь – и в двух шагах от британского посольства. Логичнее было бы поставить ее возле американского посольства.
Денисон отхлебнул пива.
– Да, пожалуй, – рассеянно сказал он, не слыша собственных слов. Даже невинная квазитеологическая беседа изобиловала скрытыми ловушками. Нужно было как-то выйти из положения, пока не стало по-настоящему жарко.
В душу Денисона внезапно закралось леденящее душу подозрение. Кем бы ни были те, кто оставил его в номере отеля, снабдил деньгами, одеждой, всем необходимым для жизни и массой излишеств, – эти люди вряд ли оставили его без присмотра. Кто-то должен следить за ним, иначе вся операция теряет смысл. Не разумно ли будет предположить, что эта рыжеволосая особа, беспокоящаяся за свою бессмертную душу, попросту приставлена к нему надзирателем? Вряд ли можно придумать лучший способ держать его под контролем.
Она протянула ему сигарету.
– Вы уверены, что не хотите курить?
– Абсолютно уверен, – Денисон покачал головой.
– Должно быть, это поразительно – иметь такую силу воли.
Денисону хотелось отдохнуть от этой изнурительной гонки в тумане, где каждый следующий поворот мог оказаться более опасным, чем предыдущий. Он снова закашлялся и вытащил из кармана носовой платок.
– Извините, – пробормотал он. – Думаю, вы правы. Мне лучше отлежаться в постели. Не возражаете, если я оставлю вас?
– Конечно, нет, – в ее голосе звучало неподдельное участие. – Может быть, вам нужен врач?
– Вряд ли. К завтрашнему утру я буду в полном порядке, – Денисон встал. – Не надо меня провожать, – быстро добавил он, заметив, что женщина тоже поднялась с места. – Отель совсем рядом.
Он взял со стола пакет с картами и сунул носовой платок обратно в карман. Его спутница поглядела ему под ноги.
– Вы что-то уронили, – она быстро наклонилась. – О, да это же Спиральная Куколка!
– Что? – неосторожно спросил Денисон.
Она удивленно взглянула на него.
– Вы же сами показывали их мне в Спиралене на прошлой неделе. Вы смеялись над ними и называли их дешевкой для туристов, разве не помните?