Мир Франсиско Гарсии Ромеро был сведен к двум ощущениям: свету и боли.
Свет исходил от голой, опутанной проволокой стоваттной лампочки в его карцере без окон размером четыре на восемь футов.
Всегда обжигающий, он превратил и без того душное помещение в тесную духовку и давным-давно лишил Франциско всякого представления о времени суток. Это ограничивало его сон прерывистыми минутами то тут, то там, когда он прикрывал глаза рукой, пока их не свело судорогой, и он пошевелился, что снова подставило его лицо резкому яркому свету. Его блеск выжег его сетчатку. Свет обнажил каждую отметину на его обнаженном теле, каждый синяк, каждый порез, каждый комариный укус, каждую язву с абсолютной рельефностью, обнажая жалкую оболочку мужчины и отца, которым он когда-то был.
Истощенный и грязный, он скорчился на грязном бетонном полу своей камеры в тюрьме строгого режима Куивик án, без матраса, одеяла или даже бетонной кровати, на которой можно было бы спать. До сих пор это был хороший день, потому что дыра в полу, где он справлял нужду — когда он мог собрать и энергию для этого, и силу духа, чтобы справиться с причиняемой болью, — еще не была переполнена. Кроме того, ему удалось проглотить чашку водянистого, непонятного супа и горсть риса, которые были розданы несколькими часами ранее.
Но скрежет двери его камеры, когда она была отперта, означал, что время подошло к концу.
“¡Número treinta y cinco, salga!” Один из одетых в усталую форму охранников пролаял приказ. С тех пор как здесь началось его задержание, охранники обращались к нему только по номеру — тридцать пять.
Франциско дополз до двери и вышел в коридор, где двое мужчин схватили его за плечи и рывком поставили на ноги, не обращая внимания на его стон от боли, когда его плечо было вывернуто назад. Они прижали его к стене и обыскали — казалось бы, бесполезный жест, поскольку он уже был голым, который должен был унизить и еще больше унизить его. Франциско ждал, расставив ноги, гадая, какая пара будет сопровождать его на этот раз. Сегодня был лишь случайный осмотр его ягодиц, так что, должно быть, это были охранники номер три и четыре, как он их называл. Другая пара охранников, Первый и Второй, проявляли неприятный интерес к определенным частям его анатомии и использовали любую возможность, чтобы мучить его концами своих дубинок или другими предметами.
Убедившись, что у него нет при себе никакой контрабанды, двое охранников подтолкнули его по коридору к зоне для допросов. Как он делал каждый раз, когда это случалось, Франциско прошептал свою обычную литанию:
“Padre nuestro, que estás en los cielos, Santificado sea tu Nombre.
Venga tu reino,
Hágase tu voluntad,
En la tierra como en el cielo…. ”
Он всегда старался закончить Молитву Господню, прежде чем один из охранников заставит его замолчать или войдет в комнату для допросов. Он верил, что если бы он мог это сделать, это дало бы ему внутреннюю силу противостоять всему, что они запланировали для него. И точно так же, как и в любой другой раз, когда его приводили в эти маленькие комнаты, часть его задавалась вопросом, сломается ли он на этот раз под бесконечными пытками и расскажет ли им все, что знал.
Ковыляя по коридору, он пытался игнорировать вспышки боли в своем избитом теле. Болело все, от сильной пульсации в его неправильно зажившем плече, поврежденном во время его самого первого допроса и избиения, до жгучей боли в прямой кишке из-за почти постоянной диареи в сочетании с разорванными мышцами сфинктера и возникшей в результате инфекции, вызванной содомизмом несколькими неделями ранее. Нападение исходило не от охранников, а от силовика "совета заключенных” — попечителей, наделенных ограниченными полномочиями начальником тюрьмы, — когда они узнали, что он планирует голодовку в знак протеста против бесчеловечных условий.
Эти, наряду с многочисленными другими травмами, были постоянным напоминанием о каждой минуте, которую он провел здесь, а также о том, чего у него лишились с самой первой ночи в плену - не только его ограниченной свободы снаружи, но и его достоинства, здоровья и свободы воли.
С тех пор, как много лет назад его подняли с постели глубокой ночью и провели через ошеломляющую череду тюрем, допросов, пыток и голодания, Франсиско цеплялся за слабую надежду, что его освободят или, по крайней мере, позволят предстать перед судом за его предполагаемые преступления. Но по мере того, как дни растягивались в недели, а затем и месяцы, и он терпел почти ежедневные избиения, лишение элементарных человеческих потребностей и другие психические и физические пытки, Франциско понял, что его не спасут. В отличие от других, таких как поэт Армандо Вальядарес, который получил международное признание за жестокое обращение, которому он подвергся, Франсиско был всего лишь одним из сотен политических заключенных низшего звена, попавших в шлифовальные круги правительства, безжалостно подавлявшего основные права человека — то, за что он боролся каждый день.
Теперь, когда его заключение растянулось на шестой или седьмой месяц — он не был уверен точно, сколько это продолжалось, — Франциско потерял надежду когда-либо снова увидеть внешний мир. Он не видел свою жену и сына по меньшей мере три месяца и даже не был уверен, что они знают, где он находится, поскольку его несколько раз переводили, прежде чем он оказался в Quivic án. Все, что он мог сейчас сделать, удержать в голове одну рациональную мысль. Что бы ни случилось, он никогда бы не предал своих товарищей, которые все еще борются за освобождение Кубы от коммунистической диктатуры. Это была единственная цель, за которую он все еще цеплялся — даже при том, что он не мог быть уверен, учитывая его полуосознанное состояние от часа к часу, что он уже не сделал этого.
Следователи, безусловно, изо всех сил пытались сломить его. Они перевели его из душной камеры в комнату с кондиционером и оставили его там на несколько часов, прежде чем допросить, когда он едва мог отвечать сквозь стучащие зубы. Побои и недоедание были ужасными, но именно в течение третьего месяца они были ближе всего к тому, чтобы сломить его.
Как раз в тот момент, когда он смирился с жестокими условиями содержания, к нему в камеру пришли охранники и сказали, что его освобождают. Они позволили ему помыться и побриться, накормили прилично, затем сопроводили его к главным дверям тюрьмы. И там, когда до свободы оставалось всего несколько ярдов, к нему подошел начальник тюрьмы и сказал, что это была ошибка, что он возвращается в свою камеру. Потребовалось трое охранников, чтобы силой затащить его обратно в камеру в тот день. Его избили за сопротивление им, и в ту ночь его снова избили другие заключенные, которые подозревали, что он заключил какую-то сделку с правительством, чтобы предать их.
С того дня Франциско сопротивлялся своим похитителям, насколько это было возможно, но он неуклонно слабел. Он был на грани того, чтобы рассказать им все, что мог, лишь бы выбраться из своего карцера, получить какую-нибудь медицинскую помощь, даже просто получить голую бетонную кровать для сна. Его единственным утешением было то, что если они когда-нибудь сломают его, он не сможет им многого рассказать.
Его винный магазин, в основном с пустыми полками, был местом передачи сообщений между ячейками сопротивления, но он никогда не знал, кем на самом деле были контакты, кроме человека, который завербовал его много лет назад. Франциско не был правительственным информатором, но, очевидно, кто-то в одной из тех камер, которые он обслуживал, был.
Охранник номер три открыл дверь комнаты для допросов и вошел, сопровождаемый Франциско, который ввалился внутрь, спотыкаясь, чему способствовал толчок со стороны охранника номер четыре. Комната выглядела как любая другая комната, в которой его допрашивали. Дребезжащий кондиционер обдувал холодным воздухом его разгоряченную кожу, а в центре комнаты стояли стандартные два стула и маленький столик. Что, однако, отличалось, так это мужчина, сидевший в кресле по другую сторону стола.
Он был высокопоставленным членом Революционных вооруженных сил Кубы, по крайней мере, майором, судя по его эполетам.
Он был выше обычного кубинского солдата. Даже сидя, он нависал над столом. Черты его лица тоже были необычными. У него не было обычного темно-карамельного цвета, присущего большинству людей. Цвет его кожи был на несколько тонов светлее, почти кофе с молоком. Франсиско думал, что он мулат, возможно, отчасти африканец, но нос у него был не широкий, а узкий и длинный, почти патрицианский. И его глаза, которые смотрели на заключенного с обычным целеустремленным рвением, были обычного светло—голубого цвета, а не ожидаемого темно-кариго.
Двое охранников вытянулись по стойке смирно и отдали честь. Мужчина, сидящий в кресле, отрывисто, но небрежно отсалютовал им.
“Оставьóненос”.
Приказ об уходе заставил охранников в замешательстве переглянуться. “Мэр?” спросил один, подтверждая подозрения Франциско относительно ранга этого человека.
Майор махнул рукой на дверь. “Оставьте нас”, - снова приказал он.
“Но, сэр, все допросы должны проводиться под наблюдением в случае нападения со стороны заключенного”, - сказал охранник.
Майор откинулся на спинку стула. “Как вы можете видеть, этот человек не представляет для меня угрозы. Я хочу допросить его наедине.
Сейчас.” Добродушное выражение лица застыло в мгновение ока.
“Или я должен сообщить об этом неповиновении вашему начальству?”
“Нет, сэр!” Двое мужчин снова отдали честь и ушли, закрыв за собой дверь.
Франциско дрожал от холода, не в силах отвести глаз от этого человека, который держал его жизнь в руке в черной перчатке.
“Пожалуйста, сядьте. Ты, должно быть, слаб после всего, что тебе пришлось пережить ”. Майор отодвинул свой стул и встал, заставив Франциско съежиться, напрягшись в ожидании первого удара.
“Нет, нет. Проходите, садитесь, пожалуйста”. Высокий мужчина снял пальто со спинки стула и медленно направился к Франциско, протягивая его, как матадор, приближающийся к нервничающему быку. Он накинул его на плечи истощенного человека, затем подвел его ко второму креслу и мягко усадил его.
“Спасибо—спасибо тебе”. Франциско завернулся в лацканы пиджака и закутался в ткань.
Майор не вернулся на другую сторону стола, а обошел его и встал за спиной Франциско. “Нет, это я должен благодарить тебя, Франсиско Гарсия Ромеро. Вы пережили агонию, которая сломила бы сотню меньших людей, и все же вы не купили себе никакого утешения, предоставив даже крупицу информации о контрреволюционерах, которые досаждают нашей великой нации. Однако у всех людей есть свои пределы, мой друг, и я боюсь, что мои начальники достигли своего.”
Странный выбор слов заставил Франциско начать поворачиваться, чтобы посмотреть на майора, но в этот момент он увидел тень, возвышающуюся над ним, и последнее, что он почувствовал, был удар в основание шеи, а затем милосердная темнота.
Удар молотком по шее Франциско сломал его второй и третий позвонки, в результате чего кусок кости вошел внутрь, повредив спинной мозг. Шок, нанесенный его нервной системе, убил его до того, как болевой импульс достиг своего конечного пункта назначения.
Майор расслабил переплетенные руки и осмотрел заключенного, удовлетворенный тем, что тот сломал ему шею и убил его как можно безболезненнее и быстрее. Повернувшись спиной к двери, он быстро осенил тело крестным знамением и низко наклонился к уху мужчины.
“Люди благодарят вас за ваше самоотверженное служение. О вас вспомнят, когда наша нация станет по-настоящему свободной”.
Он подошел к двери и постучал в нее, оглядываясь через плечо на тело, распростертое на столе. “Vaya con Dios, amigo.”
Кейт Кокран сделала сальто в воздухе, сохраняя достаточный контроль, чтобы подстроиться под падение и перекатиться вместе с ним, а не шлепнуться на мат спиной. Поднявшись, она немедленно приняла оборонительную позу, ноги на ширине плеч, слегка согнуты, руки прижаты к бокам, кулаки сжаты на талии костяшками вверх, готовая либо нанести удар, либо заблокировать.
За ее спиной раздался взрыв смеха. Кейт повернулась, держа кулаки наготове, чтобы противостоять мужчине, который только что отправил ее в полет через комнату.
“Боже мой, боже мой, разве ты не выглядишь крутым”. Мужчина был на целую голову выше нее, весь худощавый, с жилистыми мышцами. Его иссиня-черные волосы были коротко подстрижены, что делало невозможным схватку в драке — как она уже обнаружила.
Он смотрел на нее веселыми темно-карими глазами, которые не упускали ни одной детали их окружения.
“Кейт, я не учу тебя драться в додзе. Чему я вас учу — ну, по крайней мере, пытаюсь — так это тому, как выжить на улице. Чистая борьба на понижение, где никто не собирается ждать, пока ты займешь позицию. К тому времени, когда вы будете готовы, нападающий уже выведет вас из строя или убьет.”
“Для этого у меня есть ты, помнишь?” Она медленно шагнула к нему, сохраняя равновесие в центре тяжести, ожидая, когда он снова набросится.
“Что ж, давай предположим для этого упражнения, что я уже дерусь с двумя — нет, пусть это будут трое других парней, а ты сама по себе”. Его белые зубы сверкнули в тонкой, как бритва, усмешке, и Кейт поняла, кто победит в схватке трое на один со стоящим перед ней мужчиной — Джейкоб Маррс, ее телохранитель и инструктор. “Теперь расслабь свою стойку лошади и, ради бога, стой так, как будто ты идешь по улице, а не какой-нибудь статист из фильма о кунг-фу”.
Кейт выпрямилась и опустила руки по бокам, разжимая кулаки. Она направилась к Джейку, всю дорогу поддерживая зрительный контакт, игнорируя захватывающий вид, открывавшийся из окон таунхауса от пола до потолка на горизонт Ман-хаттан на западе. Пот заливал ее золотисто-зеленые глаза.
Она подошла к нему на расстояние фута, но ничего не произошло. Развернувшись на каблуках, Кейт зашагала обратно через комнату, готовая к удушающему удару сзади, или хватанию за свои платиново-светлые волосы, или любому из дюжины других возможных нападений. По-прежнему ничего. Краем глаза она посмотрела на него, Джейк все еще стоял там в свободных штанах и джи-джи без рукавов, положив руки на бедра, как будто он был высечен из камня.
Кейт со вздохом обернулась, чтобы спросить, спаррингуют они или позируют, но обнаружила, что ее тренер уже в движении. Размахивая руками, как атакующие кобры, он сделал один большой шаг вперед и схватил ее за руку. Инстинктивно она отступила назад, используя его инерцию, чтобы вывести его из равновесия.
Схватив его за воротник солдатской одежды правой рукой, она потянула его дальше вниз, в то время как ее правая нога выбила из-под него его вытянутую левую ногу. Джейкоб дернулся вперед, и Кейт направила его падение на землю, подняв кулак, чтобы продолжить ударом в висок—
Но Джейк не лежал неподвижно, как жертва хорошего удара ногой.
Вместо этого он поднял ноги и направил их ножницами к ее голове. Он поймал ее между своих мускулистых бедер и рванул вперед, швыряя на землю. Прежде чем она смогла отползти, он был на ней, прижимая ее плечи к мату и откидываясь назад так, что его вес почти раздавил ее живот, но не совсем.
“Здесь два урока. Одна, самая важная вещь, которую я пытаюсь вам привить, - это всегда ожидать нападения, потому что в тот момент, когда вы этого не сделаете, в тот момент, когда вы ослабите свою защиту, именно тогда ваш противник нанесет удар ”. Джейк наклонился вперед, его лицо оказалось в нескольких дюймах от ее. “Во-вторых, почему, черт возьми, ты не пытаешься сбежать прямо сейчас?”
Кейт выгнула спину так высоко, как только могла, надеясь сбросить его с себя достаточно, чтобы освободить руку, но его вес был слишком велик.
Он просто расслабился и успокоился, заставляя ее опуститься обратно на мат. Он перенастроил ногу для лучшего удержания, и Кейт удалось высвободить левую руку и немедленно двинуть локтем вниз, к его паху. Джейкоб заблокировал удар низким предплечьем как раз перед тем, как он мог бы вступить в болезненный контакт.
“Лучше. Давай попробуем это снова, и я покажу тебе еще пару способов выйти из этого положения —”
“Ого, я чему-то помешал, потому что я определенно мог бы вернуться позже”.
Голос, раздавшийся в дверях тренажерного зала, заставил Кейт и Джейкоба повернуть головы. Придя в себя первой, Кейт свободной рукой просунула руку между ног Джейка и схватила его за промежность, одновременно проскальзывая под его ногами. Испуганно взвизгнув, Джейкоб приподнялся на коленях, позволяя ей вынырнуть из-под него и развернуться, обнаружив, что он готов принять ее с небольшой, но искренней улыбкой на лице.
В дверном проеме стояла домработница Кейт, Арминда Тодд, которая жила с ней, держа в руках стопку сложенных полотенец и улыбаясь от уха до уха. Будучи на пару дюймов выше своего работодателя, она была стройной и гибкой, в то время как Кейт была более мускулистой и подтянутой. Она переминалась с ноги на ногу, теребя свои волосы длиной до талии, в настоящее время заплетенные в толстую косу, которая, завиваясь, спускалась ей на плечо.
“Все в порядке, Минди, мы просто спарринговали. На данный момент мы закончили ”, - сказала Кейт.
Джейк встал и протянул руку. Кейт приняла это настороженно, ожидая, что он попробует еще один маневр по уничтожению. Однако, оказавшись на ногах, он просто отпустил ее.
“Я собираюсь пойти в душ”, - сказал Джейк. Он прошел мимо Минди, прихватив полотенце, когда проходил мимо. Кейт заметила, как студент колледжа проводил ее взглядом, когда он выходил из комнаты, и изобразила свой самый неодобрительный взгляд, когда молодая женщина обернулась.
“Что?”
Кейт покачала головой. “Не думай о том, о чем, я знаю, ты думаешь”.
Глаза Минди расширились от шока. “Мне просто — нравится смотреть, как он уходит, вот и все”.
“Пока это все, что ты делаешь, у нас все в порядке”. Кейт была не из ревнивых, а Джейкоб даже близко не подходил к тому типу мужчин, которые могли бы ее заинтересовать. Однако хорошенькая маленькая Минди, которой было всего двадцать лет и которая обычно была мудра не по годам во многих вопросах, казалось, питала слабость к немногословному телохранителю. Из-за необычных отношений между ними троими Кейт хотела убедиться, что Минди не сделала ничего такого, о чем она могла бы пожалеть позже.
Она не беспокоилась о Джейке. Он понимал правила и не собирался нарушать ни одно из них ни для кого, будь то офицер, гражданское лицо или что-то еще. Как он любил говорить, “Это не фильм "телохранитель" с Костнером, а реальная жизнь, и между ними огромная разница”.
Лучший способ напомнить Минди об этом - вернуть ее мысли к работе. “Я полагаю, вы зашли сюда не только для того, чтобы доставить полотенца?” Спросила Кейт.
“О, точно. Ты получил два сообщения. Одно от мистера
Тилман, — Минди скривила свое хорошенькое личико, когда произнесла имя Кейт, которая скоро станет бывшим мужем, - по поводу некоторых бумаг, которые ты должна была подписать, и запланировала эту телефонную конференцию, чтобы обсудить дополнительные условия.”
Кейт закатила глаза. “Отлично, он, вероятно, хочет обсудить разделение выходных в коттедже Хэмптонс. Кто-то должен напомнить ему, что это он мне изменял, а не наоборот ”. Заметив сочувствующий взгляд Минди, она пожала плечами. “Неважно, снова мысли вслух. Хорошо, я вернусь к нему — когда-нибудь в ближайшее время. Пожалуйста, скажи мне, что у тебя есть что-то более неотложное, чем это ”.
“Другое сообщение от Джуди”.
У Кейт сработала внутренняя антенна. Джуди Берджес была связующим звеном между Кейт и ее начальством — мужчинами и женщинами, возглавлявшими 59—ю палату, - и различными руководителями подразделений и агентами по всему миру.
“Что она сказала?”
“Я спросил, не хочет ли она подождать, пока я заберу тебя, но она пробормотала что-то о твоем недомогании и просто попросила передать это сообщение. Она была очень конкретна, как всегда.” Минди разгладила смятый листок бумаги и протянула его Кейт. На нем аккуратным почерком были написаны две строчки: "Свяжитесь, как только получите это".
Неприятности в раю.
Хотя это звучало мило, Кейт сразу поняла, что имела в виду Джуди. “Парадайз” было их нынешним кодовым названием Кубы, и неприятности означали, что что-то случилось с их активом там. Не говоря ни слова, она взяла у Минди полотенце и вытерла ей лицо и шею, затем накинула его на плечи, направляясь в свой домашний офис.
Когда Кейт была назначена директором Room 59, таунхаус, в котором она жила, был подметен и расчищен агентством, и в каждую комнату были внесены изменения, особенно в эту. Придвинув свой стул к столу со стеклянной столешницей, Кейт надела очки с микроэмиссионным экраном, позволяющие ей выходить в Интернет не только по беспроводной сети, но и без клавиатуры. Точными движениями глаз она выбрала, куда хотела пойти, и моргнула, чтобы активировать программы. Она быстро вошла в систему и отправила страницу Джуди.
Джуди Берджес была непревзойденным дипломатом. Завербованная на дипломатической службе Англии, она была единственным человеком, не считая теневых руководителей агентства, который работал в "Комнате 59" с момента ее создания. Как всегда, она выглядела безупречно, начиная с ее гладких, мелированных каштановых волос, собранных в простой шиньон, и заканчивая безупречным темно-синим брючным костюмом. Кейт разгладила свой помятый живот и поблагодарила свою счастливую звезду за то, что ее можно увидеть только от шеи.
“Рад тебя видеть, Кейт”. Наступила едва заметная пауза. “Надеюсь, я ничему не помешал?”
Кейт ругала себя за предположение, что Джуди не заметит ничего необычного. “Вовсе нет. Я как раз тренировался, когда получил твое сообщение ”.
“Естественно”. Ее резкий тон ясно дал понять, что Джуди думает об оправдании Кейт. “Вы получили мое послание. За последние семьдесят два часа наш агент в Парадайзе не произвел ни одного из своих сбросов. Учитывая слухи о растущей нестабильности там, есть опасения, что он был скомпрометирован. Руководители хотели бы, чтобы через час был представлен ситуационный отчет и предлагаемый план действий.
Я загрузил всю необходимую информацию для вас.
Должен ли я ожидать вас в конференц-зале в восемь тридцать?”
“Тогда и увидимся”. Кейт прервала связь и на мгновение откинулась назад, глубоко вздохнув и хмуро уставившись в стену. Она знала так же хорошо, как и Джуди, что они должны работать вместе, но это не означало, что они должны нравиться друг другу.
Кейт гордилась своей работой, но она не могла избавиться от ощущения, что утонченная мисс Берджес иногда считала ее не более чем прославленным менеджером среднего звена только потому, что она пришла к своей должности благодаря работе по анализу разведданных в ЦРУ. Кейт прекрасно осознавала разницу в своем нынешнем положении. Если я облажаюсь в этом бизнесе, погибнет не только оперативник.
Еще сотни, может быть, тысячи могли бы умереть вместе с ним, подумала она.
Кейт открыла экран обмена мгновенными сообщениями, как обычно, обнаружив Минди онлайн.
“Привет, как дела?” Минди напечатала в ответ на приветствие Кейт.
“Сегодня утром только кофе и простой рогалик — долг зовет”.
“Сию минуту”.
“И передай Джейку, что я буду на конференции по крайней мере до девяти”.
“Ты получил это”.
Поднявшись, Кейт прошла в примыкающую хозяйскую ванную.
Сбросив gi, синий пояс, белые хлопчатобумажные брюки и нижнее белье, Кейт вошла в душ, уже анализируя и отбрасывая планы и возможности. Предполагая, что он действительно был скомпрометирован, и учитывая текущее состояние острова, пойдут ли они на внедрение, чтобы получить реальную информацию, или просто списать его со счетов и двигаться дальше? Если первое, то у кого есть необходимая подготовка? Она просматривала досье в уме, пока не появился вероятный кандидат. Маркус был бы идеальным выбором, если он закончил с той миссией в стране крупного рогатого скота.
Черт, все должно было пройти не так, подумал Маркус, глядя на накачанного метамфетамином байкера, размахивающего метровой ржавой железной трубой.
“Говорю вам, ребята, у нас в доме завелась гребаная крыса, и мы все смотрим на него прямо сейчас!”
Робби “Хорс” Дженкинс содрогнулся от убежденности в своих подпитываемых наркотиками подозрениях. Байкер был долгосрочным пользователем—
в его случае прошло несколько лет, и его лицо и тело показали разрушительные последствия его зависимости. Его слова вырывались из-за гниющих зубов, а губы, как и все остальное лицо, были покрыты струпьями - побочный продукт постоянной жажды и плохой гигиены, вызванной метамфетамином у наркоманов. Его конечности дрожали от повреждения нервной системы, но хватка на трубе была твердой, как камень. Резкий запах, исходящий от грязных джинсов, футболки и замызганного кожаного жилета байкера, навел Маркуса на мысль о летнем времени на ранчо его крестного отца в Техасе, где мертвые коровы раздувались и лопались от жары. Будь у него выбор, он бы предпочел понюхать одну из этих вонючих туш, чем лошадь в данный момент.
Маркус поправил повязку на своих вьющихся черных волосах и ухмыльнулся. “Эй, Лошадь, теперь полегче. Может, Терри и крыса, а может, и нет, но прежде чем мы вынесем суждение, давайте послушаем его версию этой истории, а?”
Хорошей новостью было то, что Хорс не подстрекал остальных членов своей банды избивать или убивать Маркуса. Плохая новость заключалась в том, что он направлял психоз других, вызванный наркотиками, на их аптеку. Тощий длинноволосый парень, вытянувший обе руки перед собой, потратил два семестра обучения химии в колледже на изготовление партий самого сильного метамфетамина в мире, который Ангелы Смерти распространяли среди ничего не подозревающих студентов колледжа и закоренелых наркоманов по всей территории четырех штатов.
В связи с тем, что правительство расправилось с базовыми ингредиентами для приготовления наркотика, трубопровод для псевдоэфедрина из Азии затопил северо-запад Тихого океана в течение прошлого года. Назначенный 59-й комнатой отслеживать поток обратно к его источнику, Маркус был одет в те же джинсы и кожаную куртку, которые были на нем, когда он впервые проник в "Ангелов" двумя месяцами ранее, прокрадываясь вверх по цепочке командования. Он изо всех сил старался не думать о том, что ему пришлось сделать, чтобы попасть туда — служить мускулами, пока Ангелы получали свои поставки и платежи, стоять в стороне и беспомощно наблюдать, как байкеры распространяют свою химическую смерть, внутренне кипя от гнева, когда он видел, как дети, у которых вся жизнь впереди, обменивают все это на коварную, смертельную зависимость. Он прошел через это, сосредоточившись на цели, а не на средствах, используемых для достижения цели, и, наконец, он завоевал достаточно доверия, чтобы Ангелы привели его к источнику.
Они находились на переоборудованном складе на пустынных равнинах Монтаны, их лаборатории по производству наркотиков, производственной базе и следующем звене в цепочке через Тихий океан. Но его потенциальной связи с поставщиком чуть было не проломили голову, потому что их чокнутый лидер был на грани паранойи.
“Ради Христа, послушай Смута, чувак. Я ни на кого не настучал ”. В то время как Хорс и остальные Ангелы воняли, как грязное белье месячной давности, маринованное в поту и пиве, Маркус чувствовал страх, сочащийся из пор Терри за десять футов.
Хорс резко повернул голову, дикие глаза уставились на Маркуса. “Да? Почему ты заступаешься за него, чувак? Может быть, ты тоже в этом замешан. У вас с ним удачная сделка? Продайте нас всех и захватите власть сами!” Он двинулся к Маркусу, держа трубку перед собой, как оранжевую бейсбольную биту.
Хотя Маркус знал по крайней мере четыре способа обезоружить Хоса, шесть способов вывести его из строя и больше способов, чем он мог сосчитать, убить его, это было последнее, чего он хотел. “Черт возьми, нет, чувак, я с тобой, ты это знаешь. Просто говорю, что ты хочешь немного подумать, прежде чем закрывать нашего повара. Он волшебник с камнем, вот и все. Пройдет много времени, прежде чем мы снова найдем кого-нибудь, кто так хорошо готовит, понимаешь? ” И если ты размажешь его мозгами по стене, моя связь прервется вместе с ним, подумал Маркус.
“Да... Да, возможно, ты прав....” Сказал Хорс.
Особенность наркоманов, употребляющих метамфетамин, заключалась в том, что их зависимость была настолько сильной, что, если их можно было отвлечь от хода мыслей на несколько секунд, они часто забывали, что делали в первую очередь, поскольку гложущая потребность давала знать о своих требованиях. Маркус ждал. Хорс начал опускать свою трубку.
“Почему бы тебе не прокатиться на этом М-поезде и не расслабиться?”
Маркус расслабил плечи и руки, выдохнул и покачал головой в притворном неодобрении по поводу выходок байкера.
К сожалению, Терри, который все еще был достаточно умен, чтобы не использовать свой собственный продукт, в тот самый момент сложил два и два. “Срань господня, Хорс, вот почему он спрашивал о нашем поставщике прошлой ночью и добивался встречи! Гладкий не хочет брать верх — он чертова крыса!”
На мгновение все замерли, включая Маркуса, который сохранял самообладание, даже когда его разум переключился на перегрузку. Не могу поверить, что панк, бросивший колледж, только что раскрыл мое прикрытие — и это после того, как я спас его задницу.
Прежде чем он смог сказать хоть слово, все повернулись и уставились на него. И так же быстро, как ярость Хорса рассеялась, он развернулся и бросился в атаку, его осунувшееся лицо исказилось маской ненависти, труба была поднята над головой, чтобы размозжить череп другого человека.
Вместо того, чтобы пригнуться или увернуться с дороги, Маркус шагнул вперед, чтобы встретить дикий выпад байкера, выбросив вперед ногу в ковбойском ботинке, нанося передний удар прямо в грудь Хорса. Каблук врезался во впалые ребра наркомана с тошнотворным хрустом, и Маркус почувствовал, как два из них сломались под его ногой. От внезапного удара Хорс перегнулся через ногу Маркуса, и труба опустилась достаточно медленно, чтобы Маркус успел поймать ее и вывернуть из рук рухнувшего байкера.
Оттолкнувшись от внезапно обмякшего тела Хорса, Маркус выставил правую ногу и опустил трубу по диагональной дуге, блокируя удар другого Ангела справа от себя и ломая мужчине руку. Он закричал и упал на колени, а Маркус продолжал поворачиваться, выслеживая свою следующую цель. Он видел, как Терри бросился в глубину склада, но между ним и аптекарем все еще стояли четверо наркоманов.
С хрипящей лошадью на земле и другим байкером, стонущим и хватающимся за сломанную руку, у Маркуса было всего несколько секунд, пока остальные не собрались и не бросились на него. Он снова выхватил трубу по широкой дуге, удерживая их на расстоянии, но увидел, что они готовятся к атаке, поэтому двинулся первым.
Подойдя к парню слева от него, он сделал ложный выпад в голову байкера. Когда мужчина вздрогнул и откинулся назад, Маркус провел трубой по колену Ангела. Панк с воем упал, схватившись за раздробленный сустав, его дни верховой езды надолго закончились.